Устное народное творчество — основа духовной и

1974; Медриш Д. О поэтике волшебной сказки //Проблемы русской и зарубежной литературы.— Волгоград, 1971.
4. Каверин В. Много хороших людей и один завистник. Легкие шаги.— Собр. соч. —
В 5-ти т. М., 1965.— Т. 5.
5. Немухинские музыканты. Летающий мальчик //Каверин В. Сказки.— М., 1971. (В дальнейшем — Немухинские музыканты); Виткович В., Ягдфельд Г. День чудес.—Л., 1961; Ротенфельд Б. Трое в королевстве заводных человечков. — Иркутск, 1973; Успенский Э. Вниз по
волшебной реке.— М., 1972.
.
6. Горький А. М. Художественные произведения в 20-ти т.—М., 1969.—Т. 4.—
С. 177—178.
7. Немухинские музыканты, с. 471.
8. Там же.
9* Там же, с. 428.
10. Там же, с. 467—468.
11. Там же, с. 474.
Т. А. ЕКИМОВА (Челябинский университет)
ФОЛЬКЛОРИЗМ А. ПЛАТОНОВА
Й ПРОБЛЕМА ОБРАБОТКИ НАРОДНЫХ СКАЗОК
Устное народное творчество — основа духовной и художественной
культуры. Не случайно каждый народ стремился сберечь эту культуру,
тщательно собирая, записывая, сохраняя произведения народного творчества.
Но смысл и значение это художественное наследие имеет только тогда,
когда оно служит современному человеку, когда современная культура
осмысливает его как основу, когда в творчестве художника ощущается «связь
времен» и фольклоризм его творчества становится своеобразным оценочным
материалом истинной художественности.
Фольклоризм творчества Андрея Платонова, хоть и был рожден эпохой,
ее литературными устремлениями, по своему специфическому выражению
носит ярко индивидуальный характер. Наверное, поэтому Платонову
приходилось в свое время принимать обвинения в антинародности1, а поиски
им национальной самобытности человека в свое время были названы даже
реакционными2. В настоящее время ученые признают своеобразие фольклоризма А. Платонова и считают," что «лучшие произведения А. Платонова
рождены народным миропониманием, исходя из него и возвращаются к нему
в идеале»3. В чем же своеобразие фольклоризма А. Платонова? JI. Шубин
назвал Платонова интеллигентом, который так и не вышел из народа4, имея
в виду глубинные, прочные исконные связи Платонова с народом, его
мышлением, его языком, его культурой. И фольклоризм творчества писателя
особый.
Если в настоящее время это понятие в основном предполагает
сознательное обращение писателя к фольклору и фольклорной эстетике5, то
применительно к творчеству А. Платонова вряд ли можно ограничиться
подобным пониманием фольклоризма. У Платонова не только сознательная
ориентация на стилистику народной поэзии, но и свободное, естественное,
идущее из глубины души, даже чисто механическое — потому что в памяти,
на языке — употребление словесных оборотов, синтаксических конструкций,
близких к народной речи или прямо взятых из нее. Фольклоризм А. Платонова качественно однороден, не зависим от жанра, будь то сказка, роман,
Повесть, если они о жизни' народа и передают народное мироощущение.
Фольклоризм творчества Платонова связан не столько с элементами стиля,
сколько с идеями писателя, видящего идеалы будущего в народном
представлении о счастье, гармонии мира и т. д. и делающего эти народные
представления о мире и человеке одним из краеугольных камней своей
.82
собственной философии, своего собственного представления о мире
и человеке.
Для Платонова обращение к народной сказке, к фольклору — не уход от
современности, а подключение к литературе, к ее способу, методу
постижения, понимания и изображения современного мира, современного
человека, его психологии, его эстетических, и этических представлений
другой эстетической системы — фольклора, ибо без него теряется представление об истоках культуры, истории, психологии нации. По Платонову, идеал
счастья был также выработан и воплощен в фольклоре: «Народ, именно
благодаря своему практическому и массовому познанию действительности,
находится всегда наиболее близко к реальной и наиболее глубокой,
объективной истине жизни»6.
Выяснению своеобразия фольклоризма Платонова помогают народные
сказки, обработанные им в соответствии с пониманием задач художника,
обращающегося к фольклору.
Платонов идет своим, оригинальным путем к обработке народной сказки7.
Он считал, что обрабатывать народные сказки должен не ученый,
а художник.
В подходе к обработке народной сказки у Платонова была целая теория..
Главной особенностью народной сказки Платонов считал ее способность
к обновлению, к жизни. Каждьи^ рассказчик — соавтор сказки, он может,
внося в нее что-то свое, значительное изменить ее смысл или сюжет.
Писатели, благодаря своей «селекционной» работе по выискиванию,
и закреплению в современной, литературной форме наилучших вариантов
народных сказок, не только «реанимируют» умирающую старую сказку, но
дают ей вторую жизнь, обогащая ее, и «силой своего творчества... придают ей
то окончательное, идеальное сочетание смысла и формы, в которой сказка
остается пребывать надолго и навсегда»8.
По Платонову, народная сказка дальнейшее свое развитие получает под
пером профессионального писателя, поэта; так оформляется ее окончательный вариант, и на этом она завершает эволюцию. Итак, Платонов признает
право писателя на свой вклад в народную сказочную традицию. .Подобные
рассуждения органичны для Платонова. Все его художественное творчество — это утверждение ценности отдельной человеческой личности. «Вез
меня народ неполный»,— говорит герой расказа «Жена машиниста».
Писатель, пересказывая по-своему народную сказку, по Платонову, также
приобщается к народному творчеству, складывает сказку вместе с народом
и поэтому имеет полное право на творческий подход, изменяя что-то,
обогащая варианты, приближая сказку к современности, т. е. по сути
«является соавтором сказки».
В отношении русских сказок Платонова мнения разошлись9. Критики
после публикации сказок сразу отметили как недостаток нарушение
Платоновым сказочной традиции: вольное обращение с сюжетом, сказочным
чудом («Безручка»), осовременивание сказок («Умная внучка»); излишняя
психологизация («Финист — ясный сокол»), некоторые лингвистические
просчеты (употребление устаревших слов и выражений, диалектизмов и пр.).
А. Нечаев увидел в русских сказках Платонова нарушение стилевой манеры,
которая «уводит пересказ за пределы сказки». Сказка в пересказе Платонова
теряет эпичность и «начинает звучать как рассказ»10 по мотивам народных
сказок. Существует и противоположное мнение, утверждающее, что писатель
не нарушает сказочных традиций, а дает их в своих пересказах вслед за
тенденциями развития современной народной сказки11.
Так что же здесь: нарушение сказочной традиции или развитие ее?
Наверное, категорично ответить словом «да» или «нет» нельзя. Необходимо
уяснить, что дало сказке активное вмешательство писателя в ее традиционную поэтику?
83
И*
В, П. Аникин, высоко оценивая работу Андрея Платонова над русским
сказочным фольклором, видит своеобразие в том, что «Платонов приблизил
обработку сказки к той грани, за которой следует перемещение в область
чистой литературы»12. Видит новаторство Платонова в этом и В. Васильев.
«Народная художественность обогатилась новой, книжной эстетикой, но не
уничтожилась ею, а как бы возвысилась за ее счет, обретя жизненность
и реальность»13. Нарушение Платоновым народно-поэтических сказочных
традиций он связывает не с разрушением фольклора, а с поисками новых
возможностей традиционной русской сказки: она легко усваивает стиль
бытового рассказа и психологической повести. Чем это объясняется:
имманентными свойствами народной сказки или индивидуальной манерой
писателя?
Когда мы говорим о фольклоризме писателя, то имеем в виду не только
сказки. О национальных истоках творчества Платонова свидетельствует все
его художественное наследие. Причем цельность художественного мира
Платонова связывает ранние его рассказы с последними художественными
опытами-сказками.
Художественное своеобразие творчества Андрея Платонова состоит
в стремлении изобразить мир в неких абстрактных, общих контурах. Это
характерно и для публицистических произведений, и для произведений
малой формы — рассказов, сказок, и для больших произведений («Ювенильное море», «Котлован», «Чевенгур»). Эта абстрактная модель мира строится
на контрастных силах, на противопоставлении разных жизненных начал
(революционная действительность и незрелость классового сознания людей,
строительство счастливого социалистического строя и голодные люда,
передовые идеи нового общества и неграмотность и т. д.), гротеске — отсюда
перебивка тонов («юродивая» фраза Платонова).
Сказка с ее стремлением к философскому и социальному обобщению,
к притчевости, несомненно, по духу близка платоновскому миру.
Герои Платонова — люди, ощущающие свое единство с миром —
с природой, историей. По Платонову, «это единственная, по-настоящему
гуманистическая возможность жизни, достойной величия человека»14. Эта
идея нерасторжимости мира проходит через все творчество писателя.
Человек и мир, человек в мире — вот каковы философские и социальные
проблемы в произведениях Платонова. Человек социальных низов,
с затемненным классовым сознанием, но непременно пытающийся понять
мир, философски его объяснить и узнать, в чем «вещество существования»,—
герой Платонова. Старая жизнь исковеркала его судьбу, нарушила связи
с миром и другими людьми, обрекла на тусклое существование, но и такой
человек имеет право на счастье, на определение собственного пути в жизни.
Так традиционный сказочный мотив путешествия в поисках правды, счастья
или смысла существования становится сюжетной основной многих
произведений Платонова: «Усомнившийся Макар», «Луговые мастера»,
«Чевенгур» и др.
Таким образом, правомерными оказываются утверждения критиков,
увидевших в творчестве Платонова национальную определенность (Ф. Сучков) и «лицо Иванушки из сказки с ясными, спокойными глазами: «Всему он
свой, близкий, и не поймешэ -т- он ли вышел из этих трав, облаков, деревьев,
или они из него»1 \
Сказовая манера Платонова, мотивы и традиции сказочного фольклора
уже проявились в раннем его художественном творчестве, более того,
тяготение писателя к сказовому стилю связано не только с жанрами, формой
повествования его произведений, ориентацией на фольклор и фольклорное
сознание, но и с литературными устремлениями тех лет. Поиски нового
литературного героя, новых литературных форм, способов изображения
84
этого героя привели к фольклору, его поэтике, ибо уровень сознания
и мышления этого героя был именно фольклорным.
Как пишет С. Г. Бочаров, сказовость, «устранение автора в пользу чужого
слова» было литературной тенденцией1* (см. произведения И. Бабеля,
Ю. Олеши, Н. Заболоцкого, А. Неверова, Артема Веселого, Вс. Иванова,
М. Зощенко). И если сказ часто подвергался критике, когда индентифицировали героя, от .имени которого ведется повествование, и писателя (здесь
можно говорить не только о Платонове, но и о Зощенко), то совершенно
органично воспринимается сказовая манера Платонова со всеми «платонизмами», метафорами и т. д. в русских народных сказках, обработанных
им. Стиль Платонова, вызывающий недоумение и раздражение у критика
в рассказах и повестях, здесь оказался единственно возможным и раскрыл
все богатство и красоту языка Платонова, уходящего корнями глубоко
в народную речь и народное красноречие и в народное сознание. В этом
смысле вполне оправдана позиция Платонова, не отделявшего себя от своего
героя, ощущавшего всю нерасторжимую связь с народом, и понятна
убежденность писателя в праве быть сказителем, хранителем и продолжателем народной сказочной традиции.
Для Платонова сказка — прежде всего воплощение народной мудрости
и носитель социально-классового чувства: «Что царю в обиду, то народу
в поучение» («Мррока»).
В отличие от народной, сказка А. Платонова — с разветвленным сюжетом
и обстоятельствами жизни героя — это не только путь к героическим
подвигам, в которых герой побеждает чудовищ, злодеев, разбойников,
сколько жизненный путь с горем и радостями, неудачами и счастьем;
и события, составляющие жизнь героя и сюжет сказки — это чаще всего
обыкновенные дела и поступки: войны, свадьбы, рождение детей, их
воспитание, знакомство с миром и нравственным кодексом общества людей:
«Однако,— думает Иван,— как сделать, чтоб не вредить человеку до смерти,
а научить его еще прежде: пусть жив будет и знает» (сказка «Иван-чудо»).
Стержень сюжета народной сказки А. Платанов оставляет нетронутым,
но он обрастает рядом новых эпизодов, отсутствовавших в сказке народной.
Писатель свободно обращается со всем русским сказочным фольклором,
видя в нем материал для создания новой сказки. (Еще В. Я. Пропп писал, что
«в сказке каждая часть может изменяться независимо от других частей»10).
Не все органично в сказках Платонова. Когда Платонов пытается
дописать, продолжить сюжет народной сказки за счет обстоятельств
и понятий, близких современному человеку, это не достигает своей цели, ибо
в идейно-содержательном плане несет интонации дидактики, назидания,
поучения, а в эстетическом отношении нарушает законы народной сказочной
поэзии, в частности, законы сюжетостроения сказки, например, финал
сказки «Умная внучка». В сказке появляются длинноты, ничем не
мотивированные, и сказка теряет свою смысловую и сюжетную завершенность.
Сюжет осложняется за счет введения диалогов, описания портретов
и внутреннего состояния героев, часто это дается в формах чисто книжных.
Это явный отход от фольклорной сказочной традиции в сторону психологической повести.
Повествование в сказках обрастает рядом деталей и подробностей,
имеющих эстетический, социальный или философский смысл.
Многомерный мир А. Платонова не умещается в рамках сказочных
пространственно-временных канонов: в его сказках человек всегда в единении с миром. Он для него и макромир — с другими царствами и народами,
с великими морями и горами, и микромир — родная земля, свой дом, своя
земля. Но между ними единство, основа которого — человек, его жизнь, его
труд, его отношение к этому миру. И нет у Платонова деления на мир иной
85
и мир свой, как в народной сказке: все его герои, и чудесные персонажи в том
числе, живут в одном мире, и в этом мире действуют единые социальные
и нравственные законы.
Герои Платонова сохраняют связь с традиционными типами народных
сказок: солдат, бедная девушка, умная внучка, царь, но это уже люди с резко
определенными характерами и собственными именами.
Изменения в характере героя связаны с обогащением его кругозора,
с постижением им определенного комплекса нравственно-этических норм
и социально-общественных понятий, а также — с проверкой собственного
характера, утверждением ценности собственной личности, что происходит
в противопоставлении темным силам и преодолении их.
Есть и дурак в сказке, но это не традиционный сказочный дурак: дурак
живет при войске и, хоть и называют его дураком, он далеко не дурак. Он дает
солдату совет, а .в случае неудачи у него есть оправдание: «...я в дураках
хожу — какой с меня спрос». Это скорее тип шута, известный скорее
литературе, нежели устному народному творчеству («Безручка»).
Социально или нравственно униженные и обездоленные герои в соответствии с народной сказочной традицией получают в финале иную судьбу
(«Безручка», «Иван-чудо»).
Платоновская сказка, в отличие от народной, которая идейно и сюжетно
завершена, завершив повествования сюжетно, может кончиться на
тревожной ноте («Умная внучка», «Безручка»).
Углубление и осовременивание социального смысла, обнажение социальных противоречий до антагонизма, откровейный бунт против царя, святая
вера в человека, в его возможности — вот что вносит А. Платонов в идейное
содержание народных сказок.
Но если в рассказах и повестях Ацдрея Платонова действуют герои,
которые только пробуждаются для новой жизни, «восстанавливают» свою
личность, разрушенную социально несправедливым обществом, учатся
думать, говорить и впервые философски осмысливают «вещество существования» и свое место в жизни, то в сказках у Платонова герои твердо стоят на
ногах и знают, что им надлежит делать. Открытие ими смысла жизни и своего
пути в нем — не конечная точка сюжета, а начальная. Идея преобразования
жизни, очень дорогая Платонову, хорошо укладывается в рамки условносказочных сюжетов. Жалкая душа просыпающегося человека претерпевает
сказочные превращения: человеку в сказке Платонова открывается главная
тайна — смысл его существования, и отныне его путь имеет цель —
и одухотворен высокими идеалами, борясь за которые, он совершает свои
героико-сказочные подвиги. А мир Платонова — это и традиционный мир
русской сказки, где правят добро и справедливость, добродетель и мудрость,
и реальный, земной мир, где ценятся добрые сердца и больше надеются на
работяющие, «золотые руки», настойчивость, поэтому человек в сказках
Платонова осознает не только свою связь с окружающим миром, но и свою
власть над ним. Отсюда добрый светлый тон повествования и юмор, который,
несомненно, имеет народные истоки, ибо весь пронизан народным духом
и отражает народное мировосприятие.
Его герои значительно приближены к реальной жизни за счет введения
деталей, подробностей, конкретизирующих, индивидуализирующих их
жизнь, быт, поведение, психологию, речь. Они мотивируют их поступки,
объясняют повороты в судьбе, т. е., стремясь приблизить сказку к реальной
жизни, Платонов сближает ее поэтику с поэтикой литературы, две
эстетические системы сосуществуют в пределах одного произведения —
сказки.
Таким образом, А. Платонов при обработке русских народных сказок
выступает не просто рассказчиком, он как бы пересоздает сказку, изменяя ее,
нарушая ее традиции.
86
Следование фольклорной поэтике, с одной стороны, и книжные приемы
изображения героя и действительности, взятые Платоновым из бытовой
и психологической прозы, свободный стиль повествования — явная оппозиция фольклору, с другой стороны,— все говорит о том, что перед нами новое
явление, появившееся в процессе обработки русской народной сказки
писателем, и, наверное, можно вести речь не столько о литературной
обработке, сколько о создании новой сказки, отличной от фольклорной,
т. е. о сказке литературной.
Типология жанров у Платонова — вопрос в литературоведении неразработанный. Исследователи отмечают похожесть романов, повестей, рассказов,
сказок по способу организации сюжета* повествования, авторского
присутствия. Е. А. Яблоков говорит о неком философском метажанре,
вбирающем в себя элементы многих жанровых образований17.
Сказка не избежала подобной участи.
Сказка Платонова — тот жанр, в котором ярко проявилось все
«платоновское»: философско-поэтическое освещение жизни, стремление
к обобщенности и концентрация этой обобщенности, глубокая вера
в торжество нравственных начал, в чудо преображения жизни и социально
забитого человека, надежда на восстановление гармонии в мире. Так сказка
отражает своеобразие мироощущения писателя и его глубинные связи
с фольклором и жизнью русского народа.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. См.: Гурвич А. А. Платонов / / Красная новь.— 1937.— кн. 10.
2. См.: Мессер Р. Попутчики второго призыва / / Звезда.— 1930.— № 4.
3. Васильев В. Андрей Платонов.— М., 1982.— С. 175.
4. Шубин Л. Поиски смысла отдельного и общего существования.— М., 1987.
5. Далгат У. Б. Литература и фольклор.— М.: Наука, 1918.— С. 15.
6. Цит. по кн.: Васильев В. Андрей Платонов.— С. 174.
7. Об истории обработки народных сказок писателями, начиная с XVIII в., и различных
приемах литературного редактирования см.: Об изданиях сказок для детей.— М., 1955.
8. Платонов А. Сказки русского народа / / Огонек.— 1947.— № 26.— С. 24.
9. См. рецензии Пушкарева А. Н., Нечаева А.
10. Нечаев А. О народных сказках в детской литературе / / О б изданиях сказок для детей.—
С. 44.
11. Кредов А. И. А. Платонов в работе над сборником сказок «Волшебное кольцо» / / '
Творчество Платонова: Статьи и сообщения.— Воронеж, 1970.
12. Аникин В. Писатели и народная сказка / / Русские сказки в обработке писателей.— М.э
1970.— С. 15.
13. Васильев В. Андрей Платонов. Указ. соч. С. 176.
14. Фоменко Л. П. К вопросу о концепции героя в повести А. Платонова 20-х гг.//
'Творчество Платонова.— Воронеж, 1970.— С. 52.
15. Бочаров С. «Вещество существования». Выражение в прозе / / Проблемы художественной формы социалистического реализма: В 2-х тт.— Т. 2.—М.: Наука, 1971.
16. Пропп В. Я. Трансформация волшебных сказок / / Пропп В. Я. Фольклор и действительность.— М., 1976.— С. 155.
17. Яблоков Е. А. О поэтике романа «Чевенгур» в связи с платоновской концепцией мира / /
Проблемы взаимодействия метода, стиля и жанра в литературе,—Свердловск, 1989.
Г. А. ГУБАНОВА (Челябинский институт культуры и искусства)
ФОЛЬКЛОР И ФОЛЬКЛОРИСТИКА:
СОВРЕМЕННАЯ ИНФОРМАЦИОННАЯ СИТУАЦИЯ
Специалисты, занимающиеся научными исследованиями, будь то ученый,
преподаватель вуза, аспирант, неизбежно сталкиваются с проблемой
библиографического поиска необходимой литературы. Легким он будет или
затруднительным, быстрым или займет много времени» зависит от того,
насколько рационально организована библиографическая служба в данной
отрасли знания.
87