Интерпретативное переводоведение: пушкинская «Метель» глазами Шакарима Кудайбердиева Г.И.Исабекова, старший преподаватель кафедры казахской и мировой литературы ЮКГПИ Анализ перевода и переводческой деятельности в современных исследованиях до сих пор остается спорным и зачастую интуитивным процессом, а сама переводческая деятельность (как особый вид речевой деятельности) все еще находится на стадии совершенствования и самоутверждения. До последнего времени общими проблемами переводоведения наиболее продуктивно занимались представители лингвистической теории перевода, которые указывали на решающее значение именно этой теории. Например, И.Левый [6] рассматривает перевод как трансляционный фрагмент лингвистики, Л.С.Бархударов вписывает этот вид деятельности в рамки макролингвистики и прикладного языкознания [1], уравнивая переводоведение с сопоставительной лингвистикой текста. Такова же и общая ориентация работ Н.Т.Федоренко [10] и Л.Е.Черкасского [11]. Узколингвистический подход, на наш взгляд, не может претендовать на роль основного компонента переводоведения, так как не охватывает всего комплекса проблем перевода (отсюда и дискуссия между «лингвистами» и «литераторами» в переводоведении). Целесообразными в этом плане представляются концепции перевода Н.Н.Ревзина и В.Ю.Розенцвейга и рассуждения Ю.А.Сорокина [8] о создании единой модели процесса перевода, которая позволила бы описать не только интерлингвистический, но и интерсемиотический, интерсемантический аспекты перевода. При помощи такой модели становится возможным решать вопрос, что происходит в процессе перевода, а не то, как надо переводить, так как «наука, стремящаяся описать перевод как процесс, должна быть не нормативной, предписывающей, а исследовательской, теоретической» [8]. Вслед за упомянутыми исследователями, мы рассматриваем процесс перевода как некоторые «каналы переключения» произведения из одного языка (культуры) в другой. При этом любой реальный процесс перевода проходит множество этапов, характер которых в первую очередь зависит от индивидуальности переводчика и специфики переводимого произведения. Шакарим Кудайбердиев является видным представителем поэтической школы великого казахского поэта-реалиста Абая Кунанбаева. С разницей в три десятилетия (Абай обогатил казахов переводами поэзии А.Пушкина в конце 80-х годов XIXв.) Шакарим приступил к переводам произведений русских классиков А.С.Пушкина и Л.Толстого. Так, Шакарим Кудайбердиев стал первым переводчиком повестей А.Пушкина “Дубровский” и “Метель” на казахский язык. Последователь Абая, Шакарим отлично представлял себе те трудности, которые его ждут в переводческой работе. Пушкинская сжатая, точная и ясная проза, с ее короткими фразами и простым синтаксисом, основанная на долголетней и упорной работе поэта над своим стилем, относительно легко поддавалась передаче на казахский язык. Само название художественного произведения является именем собственным (артионим, библионим, идеоним) [11]. Эта ономастическая единица входит в специфический ряд с его характерными признаками [7], и нередко в ней 1 фиксируется имя главного персонажа или название места действия, что создает определенный фон повествования: “Дубровский”, “Евгений Онегин”, “Полтава”, “В Сибирь”. В названиях произведений А.С.Пушкина наблюдается характеристика места или времени действия, особые условия его протекания: “Пир во время чумы”, “Станционный смотритель”, “Метель”. Создавая художественное произведение, писатель стремится подобрать такое название, которое бы отражало тему произведения и было в определенной степени функциональным и целесообразным. Переводчик, взявший на себя труд передать содержание произведения на другом языке, руководствуясь известной заповедью “не навреди”, стремится не только максимально приблизить текстперевод к оригиналу в отношении адекватности смысла и стиля, но и добиться наиболее точной трансформации его названия. При этом учитывается и смысловая характеристика слов, и особенности их звучания. В данной статье мы предлагаем материал, отражающий работу Ш.Кудайбердиева над переводом повести А.С.Пушкина “Метель”, уделяя основное внимание подбору эквивалента к названию произведения. Перевод названий требует творческого подхода, значительных усилий, длительных поисков, так что будет правомерным утверждение о том, что удачное название способствует повышению интереса к чтению переводной литературы. В ряде случаев удачный перевод названия художественного произведения это достоинство переводчика, плод его индивидуальной творческой работы, языковых поисков и находок. Как русскому, так и казахскому языку свойственны богатые возможности номинативного выбора. Здесь возможно авторское изобретательство, проявление индивидуальности, творческий подход к использованию необходимой языковой модели. Ключевой смысловой моделью повести А.С.Пушкина является слово “метель”, которое вынесено в название. На казахский язык оно, по К.Бектаеву, может быть переведено как “боран” (‘вьюга, занос, метель’) [2]. В указанном слове содержится основная информация об условиях, в которых оказались герои произведения. Удачная передача названия повести настолько важна для Шакарима Кудайбердиева, что автор перевода считает нужным подчеркнуть устами самого героя сложность обстановки, в которой тот оказался: Шадринге түн болға соң тағы жүрдi, Шанасы қерға кiрiп аударылды Жөндеп алып тағы да айдаса да тұшық тупсiз боран аудастыды [5]. Такой подход свидетельствует, что название повести “Метель” нельзя было оставить непереведенным или передать приблизительно, а значит, необходим абсолютный казахский эквивалент. Под понятием “абсолютный эквивалент” мы подразумеваем такой вариант называния на другом языке, который отвечает следующим требованиям: – между русским названием и его казахским переводом должен быть явный семантический параллелизм; – оба названия должны быть стилистически равнозначны; – при переводе может быть выигрышным тот вариант, который близок к русскому названию по звуковому оформлению. Почему же Шакарим Кудайбердиев остановился на выборе дефиниции “боран” при наличии синонимов ‘даул’, ‘бұрқасын’? Использование двуязычных 2 словарей позволило убедиться, что указанные лексические единицы можно считать идеографическими синонимами: бұрқасын вьюга, метель; даул буря, ураган, шквал, тайфун. Правомерным будет предположение, что автор перевода выбирает из синонимического ряда “боран” с учетом количества слогов и звукового оформления казахского слова. Ведь если вслушаться в звучание русского слова “метель”, то нетрудно заметить его внутренний ритм, соотносящийся с природным динамическим явлением. В нем слышится размашистый гул, связанный с первым слогом, затем приглушенное затишье, передаваемое согласным “т”, и снова повышение звука: ме-тель, -ме-тель / ′ /. В одном ряду с ним находятся родственные слова “мести”, “метелица”, “разметать”. Слово “бұрқасын” звучит несколько растянуто, как бы спокойно, в нем три слога, что в какой-то мере нарушает ритмику. “Буран”, по М.Фасмеру, ‘ураганный ветер с метелью; вост.-тюрк., казах. boran’. Наличие только звонких согласных создает особое его звучание, а соответствие количества слогов и места ударения русскому слову “метель” позволяет переводчику сохранить ритм оригинала, при этом вписав его в метрические границы стиха. Как видим, большое значение Шакарим Кудайбердиев придает звуковому оформлению эквивалента. Читатель, носитель определенного языка, реагирует (может быть, подсознательно) не только на смысловое содержание слова, но и на составляющие его звуки. В психолингвистике вполне доказательной является мысль о восприятии звуков на основе их характеристик, таких, как ‘темные’ и ‘светлые’, ‘мягкие’ и ‘жесткие’, ‘гладкие’ и ‘шершавые’, ‘большие’ и ‘маленькие’ и т.п. [4]. Идеальным следует считать вариант, при котором качественно совпадает звуковая характеристика перевода и оригинала. И поэтому синоним бұрқасын не воспринимается автором как абсолютный. Анализ перевода названия произведения А.С.Пушкина “Метель” показывает, что Шакарим Кудайбердиев выбрал наиболее удачный эквивалент, использовав слово “боран”: оба слова содержат одинаковое количество звуков; совпадает количество слогов; совпадает место ударения; казахское слово “боран” согласуется с ритмикой стиха, слово звучит ясно, оно “наполнено” природным звучанием и удобно для произношения. С точки зрения семантики оба названия в буквальном смысле отражают явление природы, но русскоязычный читатель, располагая синонимы “метель” и “буран” с учетом градационной характеристики, укажет на более высокую степень явления в слове тюркского происхождения. Заслугой переводчика следует считать и передачу слова как символа, дающего представление о душевном состоянии героя. Таким образом, вариант перевода названия пушкинской повести “Метель” казахским эквивалентом “Боран” является оптимальным, передающим состояние душевного смятения героев, оказавшихся в сложной ситуации. Шакарим Кудaйбердиев остался верен себе и в переводе всего содержания указанного произведения, передав его идейный замысел и продемонстрировав бережное и осторожное отношение к тексту оригинала. Литература 1. Бархударов Л.С. Очерки по теории перевода. – М.,1968. 2. Бектаев Қ. Қазақша-орысша сөздік және Орысша-қазақша сілтеме сөздік. – Түркістан – Шымкент, 1995. – С. 62 3 3. Даль В.И. Толковый словарь живого русского языка. Т.2. – М., 1955. 4. Журавлев А.П. Основы этносемантики. – М., 1987. 5. Қудайбердиев Ш. Шығармалары (Өлендер, дастандар, қарасөздер). – Алматы: Жазушы, 1988. – С. 454-462 6. Левый И. Искусство перевода. – М.,1974. 7. Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. Т. 2. Л.: Наука, 1977. С. 259 264. 8. Сорокин Ю.А. Интерпретативное переводоведение. – Ульяновск, 2000. 9. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М.: Прогресс, 1964. 10. Федоренко Н.Т. Проблемы перевода и истолкования текста.// Избр. произведения. – М.,1987. 11. Черкасский Л.Е. Русская литература на Востоке. Теория и практика перевода. – М.,1987. 4