Социальное рыночное хозяйство и правовой порядок Германии
advertisement
К. В. Нёрр Социальное рыночное хозяйство и правовой порядок Германии Человек имеет обыкновение проводить границы, воздвигать заборы и стены, но только для того, чтобы создавать двери и ворота, через которые он может проникать на чужую терри­ торию. Дом, который он себе строит, еще далеко не готов, а он уже выглядывает в окно, чтобы оглядеть строение сосе­ да. Каждое понятие, которое определяется, границы которого проводятся, представляет собой такой дом, здание, в котором человек пытается устроиться поудобнее, но каждое понятие открывается и вовне, наружу, чтобы не потерять из виду и соседние понятия. Целью нашей метафоры является подчер­ кивание того факта, что понятия экономики и права не изо­ лированы и во многих аспектах соотносятся друг с другом. 1. К концепции хозяйственного порядка Конечно, было бы полезным составить каталог этих аспек­ тов и их некоторым образом упорядочить, т. е. привести в систему. Как бы мы ни решили такую задачу, отношению между экономикой и правом как порядками, без сомнения, причиталось бы важное место. Как известно, речь здесь идет о теме, которая с начала Нового времени принадлежит к важнейшим политическим и научным проблемам независимо от того, понимается ли она абстрактно, как в фундаменталь­ ных концепциях порядка политической экономии, или кон­ кретно, применительно к определенному, исторически суще­ ствующему порядку. С течением времени абстрактный проект подпитывается из исторического опыта, и наоборот, конкрет­ ный порядок регулируется или должен регулироваться аб­ страктной системой идей, так что в мире идей до неразличи­ мости переплетаются индукция и дедукция, причины и след­ ствия. Все эти явления затрагивают социальное рыночное хозяй­ ство, т. е. экономический строй, которым мы займемся далее. Правда, следует напомнить о том, что мы не имеем дела с системой идей в духе отточенной теории, которая удовлетво240 ряла бы методологическим требованиям строгой научности, какой бы методологический критерий мы ни применяли. На это уже часто указывалось, причем акцент в первую очередь делался на особой исторической ситуации 1948 г., которая привела к тому, что социальному рыночному хозяйству была предоставлена зеленая улица и оно могло демонстрировать успех за успехом; на фоне экономического «чуда» в некоторой степени отступила на задний план потребность в теоретиче­ ском обосновании. Это экономико-политическое объяснение имеет много положительных сторон, но оно неполно; нам необходимо отыскать также и причины, которые лежали в области теоретического развития самой концепции социаль­ ного рыночного хозяйства. Если мы это сделаем, то мы смо­ жем также немного почувствовать духовную позицию, кото­ рая до сегодняшнего дня проявляется в концепции социаль­ ного рыночного хозяйства. 2. Мюллер-Армак и идея историчности человека У социального рыночного хозяйства, так сказать, много от­ цов, но никто не оспаривает, что главная роль в его экономи­ ко-политическом осуществлении принадлежит Людвигу Эрхарду, а в концептуальном развитии — Альфреду МюллеруАрмаку. Мюллер-Армак, профессор экономики, а позднее за­ меститель министра в федеральном Министерстве экономики, вскоре после окончания второй мировой войны дал определе­ ние понятия социального рыночного хозяйства в одном из своих трудов. Если мы отвлечемся от работ по антицикличе­ ской политике, то увидим, что экономическое и метаэкономическое мышление Мюллера-Армака, по крайней мере в вей­ марский период, когда Мюллер-Армак заканчивал свое научное образование, развивалось, в первую очередь, вокруг проблем в исследованиях капитализма, связанных с именем Вернера Зомбарта. Статья Мюллера-Армака о теории капитализма (опубликована в 1932 г.) не была бы достойна упоминания, если бы в ней для объяснения некоторых законов истории не использовались определенные концепции философской антро­ пологии, которая только что была обоснована Максом Шелером и Хельмутом Плесснером. При этом Мюллера-Армака сравнительно мало интересовала естественнонаучная или на­ турфилософская сторона нового учения; в гораздо большей 241 степени в центре внимания находилась культурная определен­ ность человека, вытекающая из самой его сущности неизбеж­ ность культуры, культурных целей и воздействий («естествен­ ная искусственность» Плесснера). Но так как формы культу­ ры не зафиксированы заранее, а развиваются во времени и в пространстве, то антропологическое объяснение приводило к концепции историчности человека, конкретной историчности, которая дает ему возможность найти путь к самому себе. Эта историчность противостоит законам истории, потому что для них будущее задано заранее и, таким образом, уже завершено. Историчность же, напротив, складывается миг за мигом, ее никто не может предугадать, будущее открыто. Из историч­ ности вытекает, и это важно для нашей темы, возможность действия, свободного и ответственного действия, и даже долг человека действовать во всех областях, в том числе и в обла­ сти экономики, так что экономика предстает перед нами как сфера творческого осмысленного действия (что бы под этим ни понималось, в том числе самим Мюллером-Армаком). Идею историчности Мюллер-Армак развивал и в другом направлении. Во время войны он опубликовал книгу о стилях хозяйствования. Концепция стиля должна была служить син­ тетическому рассмотрению истории; наш автор ссылался здесь на Макса Вебера и Зомбарта (тогда как имя Артура Шпитофа не упоминалось). Стремясь к синтетическому исследованию, Мюллер-Армак включал в анализ стилей хозяйствования и культурно-исторические аспекты. Он старался найти единое выражение, характерный облик эпохи. Если обратиться к вопросу, как следует объяснять развитие экономических сти­ лей, то следует исключить онтологические толкования, так как они не удовлетворяют требованиям историчности стилей. Скорее, следовало рассмотреть условия данной эпохи, пред­ ставления о ценностях и, не в последнюю очередь, действия и людей этого времени. В целом речь у нашего автора шла о гуманитарном и духовно-историческом подходе к эпохам эко­ номической истории, так что ему было нетрудно представить в качестве главной побудительной причины для возникнове­ ния и смены стилей хозяйствования религию, религиозное мировоззрение. Существенно то, что Мюллер-Армак не оста­ новился на историческом рассмотрении, а после войны пере­ нес понятие стиля и на социальное рыночное хозяйство. Этим он преследовал двойную цель, так сказать внутреннюю и внешнюю: внутреннюю, поскольку весь хозяйственный поря242 док в целом должен был определяться едиными принципами; внешнюю, поскольку идею стиля не следует ограничивать одним лишь хозяйственным порядком, а она должна достичь всех частей общего порядка: государства, общества, права, духовной и культурной жизни — повсюду должны использо­ вать принципы, ценности и цели. В обоих случаях идее стиля придавалось динамическое, обращенное в будущее качество; стиль не устанавливается сам собой, а должен быть сформи­ рован: и здесь — историческая задача, которую нам следовало бы выполнить. Эта идея стиля имела определенное родство с теоремой взаимозависимости порядков, значение которой под­ черкивал Вальтер Ойкен, но последняя была сформулирована значительно уже и в основном была ориентирована на потреб­ ности и задачи государства. 3. Двойной смысл концепции рыночного хозяйства Такова философская или, если мы не хотим забираться так высоко, «субфилософская» рамка, в которой существовала идея социального рыночного хозяйства и рыночного хозяй­ ства вообще. Известно, что для последнего была разработана теория в строгом смысле, корни которой восходят к Адаму Смиту и классической политической экономии. Но эта теория могла воспринять национальные особенности, как в Германии после 1945 г., где в рамках ордо-либерализма рыночная тео­ рия была соединена с идеей политики порядка, а государству была предписана задача создать такой правовой порядок, чтобы функционирование рынка и конкуренции были бы га­ рантированы и прежде всего защищены от возникновения и распространения экономической власти. Речь идет об идеях, разработанных совместно экономи­ стами-теоретиками (прежде всего Вальтером Ойкеном) и юри­ стами (Франц Бём). С ними Мюллер-Армак мог без труда согласиться, так как его концепция историчности, будь то в антропологическом или в синтетическо-гуманитарном вариан­ те, заключала в себе побуждение к действию, к сознательному формированию хозяйственного порядка. Но как это соотноси­ лось с теорией рынка как таковой? Здесь мы подходим к двойному смыслу концепции соци­ ального рыночного хозяйства, который был ей присущ от истоков до сегодняшнего дня, хотя его не часто отмечают 243 (вероятно, потому что он слишком открыто лежит на поверх­ ности). Речь идет о значении и роли рынка. С одной стороны, он имеет одну-единственную цель, а именно — создавать и увеличивать общественный продукт. С этой целью координи­ руются действующие на рынке индивидуальности. Они долж­ ны действовать свободно, так как только таким образом зна­ менитый пирог (который потом надо разделить) может до­ стичь по возможности наибольшего размера. Этому учит опыт, и в этом можно увидеть закон природы. (С антрополо­ гической точки зрения рынок — это часть «природы».) Тео­ рии удалось со всех сторон проанализировать свободу участ­ ников рынка, разобрать ее по косточкам, смоделировать, оп­ тимизировать, так что возник знаменитый homo oeconomicus, наш экономико-теоретический гомункулус, без которого не обойтись и социальному рыночному хозяйству. С другой сто­ роны, рынок не изолированный феномен, и даже его теорети­ ки «живут не рынком единым». Если рыночную экономику (еще без социального атрибута) противопоставить другой аль­ тернативе — бюрократически регулируемой экономике, то она, при всей инструментальности и функциональности, обес­ печивает остаток свободы и человеческого достоинства, как выразился Мюллер-Армак. Но в этом случае понятие homo oeconomicus более не употребляется, а понятие свободы ры­ ночной экономики меняет свой смысл. (С антропологической точки зрения рынок принадлежит теперь области «культу­ ры».) Снова и снова можно заметить, что в работах как сторонников, так и критиков рыночной экономики понятия рынка, свободы, как, впрочем, и индивидуализма, употребля­ лись то в одном, то в другом значении и, пожалуй, намеренно покрывались туманом. 4. Четыре значения «социального» в социальном рыночном хозяйстве Но мы не будем дальше рассматривать эту двусмысленность, а обратимся теперь к эпитету «социальное» в понятии соци­ ального рыночного хозяйства. Политическое значение опреде­ ления было ясно после 1945 г.: задача состояла в том, чтобы перевести «командную» экономику военного и послевоенного времени в нормальные экономические отношения. Но эти неполитические круги могли представить себе нормальную 244 экономику лишь в формах государственно регулируемой эко­ номики, так что меньшинство (прямо-таки незначительное), которое хотело ввести систему рыночного хозяйства, должно было позаботиться о концепциях и программах, которые мог­ ли лишить остроты обвинения, выдвигаемые по традиции против рыночной экономики; все эти точки зрения потом были объединены под понятием «социальное». При ближай­ шем рассмотрении мы можем выделить четыре признака, или круга вопросов, которые скрываются за понятием социаль­ ного. К одному примыкают представления, которые мы обозна­ чили как метаэкономические или субфилософские; следова­ тельно, антропологические свойства человека, его культурное и историческое предназначение, идея стиля как смыслового и ценностного целого, пронизывающего все человеческие поряд­ ки, и так далее. Например, на так называемой второй фазе социального рыночного хозяйства, к которой с 1959 г. стре­ мились Мюллер-Армак и Эрхард, в центре внимания стояло положение человека в окружающей его среде и необходимость осмысленно обустраивать эту окружающую среду; но термин «окружающая среда» был взят здесь не из экологического, а из антропологического словаря, и, таким образом, он отно­ сился и к явлениям цивилизации вообще и к общественным отношениям в общем или в частности. Кстати, у других эко­ номистов-теоретиков, которые занимались проблематикой со­ циального рыночного хозяйства, таких как Вильгельм Рёпке и Александр Рюстов, мы наталкиваемся на метаэкономиче­ ские, трансцендирующие принципы рынка идеи, хотя они выросли на другой философской почве. Во-вторых, с понятием социального связывается представ­ ление о всеобъемлющей общественной политике, которая так­ же относится ко второй фазе истории развития социального рыночного хозяйства. Общественная политика должна занять свое место рядом с экономической политикой, не вступая, конечно, с ней в противоречие (это шло вразрез с идеей стиля). Общественная политика может быть скромной, но стремиться к великим целям, она может прорываться к но­ вым берегам и перекраивать старое. Примерно таким был идеал «сформированного общества», который предлагал Эр­ хард в бытность свою Федеральным канцлером (19631966 гг.), идеал, обогащенный элементами идеологии общно­ сти, которая, по крайней мере в Германии, имела сомнитель245 ное прошлое (и которая сегодня, в шкуре кроткого ягненка импортированного коммунитаризма, снова встречается апло­ дисментами). На третье значение социального мы наталкиваемся тогда, когда речь идет о таких секторах экономики, для которых все равно по каким причинам правила рыночной экономики или вообще не могли использоваться, или действовали лишь в ограниченной степени. Сюда относятся, например, область трудовых отношений, сельское хозяйство, жилищное хозяй­ ство, а также и денежно-кредитная сфера. Этот перечень более или менее покрывается списком так называемых исключений из сферы действия Закона против ограничений конкуренции, принятого в 1 9 5 7 г . (и с тех пор многократно изменявшегося). Этот закон рассматривается в некоторой степени как конституция свободной рыночной кон­ куренции, которая, однако, не должна распространяться на «исключения». Таким образом, наша экономическая систе­ ма лишь наполовину формируется рыночной конституцией, а другую половину формируют другие экономические нормы, которые можно обозначить собирательным понятием «органи­ зованный» способ хозяйствования. Наконец, слово «социальный» подразумевает обществен­ ную заботу и помощь тем частям населения, которые либо совсем не могут принимать участие в рыночном процессе, либо могут принимать ограниченное участие по причинам, связанным с возрастом и здоровьем, недостаточной возмож­ ностью трудоустройства и т. д. Социальный — употребляется здесь, таким образом, в смысле социального обеспечения. Если мы рассмотрим по порядку все эти признаки поня­ тия социального и аспекты, заключенные в этом понятии, то легко можно заметить, что вокруг, так сказать, твердого ядра рыночных структур образовалась зона государственных мер, которую едва ли можно обозреть и еще менее возможно про­ контролировать. Таким образом, социальное рыночное хозяй­ ство представляет собой гибкую пластичную, способную к изменению концепцию. По прошествии полувека существования этого понятия у него, конечно, сложилась собственная история, но это в высшей степени изменчивая история, история полная риска и конфликтов такого масштаба, что понятие почти отступило на край своего существования. Здесь мы прежде всего имеем в виду наступление кейнсианства, достигшего своей кульми246 нации в пору, когда Шиллер был министром экономики (1966-1972 гг.), когда рыночный порядок был перевернут концепцией глобального регулирования, которое следовало проводить силами общества, обращаясь к науке, и которое путем изменения ст. 109 Основного закона было даже защи­ щено в конституционно-правовом отношении. Другие голоса, правда, придерживаются того мнения, что установление сис­ темы глобального регулирования не означало разрыва в исто­ рии развития социального рыночного хозяйства, а находи­ лось в рамках логики ее основной концепции, по которой политику регулирования конъюнктуры следует рассматри­ вать как необходимое условие рыночного хозяйственного по­ рядка. 5. Иррелевантность понятия социального рыночного хозяйства для системы права Как мы видим, понятие социального рыночного хозяйства было развито после второй мировой войны, но наш правовой порядок в той части, в какой он соприкасается с фигурами и структурами социального рыночного хозяйства, как правило, старше и восходит к последней трети XIX века. Если мы рассмотрим отношения между участниками рынка, т. е. «ры­ ночное» начало социального рыночного хозяйства, то мы име­ ем дело в основном с двумя большими кодификациями част­ ного права: с Гражданским кодексом 1896 г. и Торговым кодексом 1897 г. (причем последний базируется на более старом кодексе, Всеобщем германском торговом кодексе 1861 г.). Эти кодексы в большой степени отмечены либераль­ ным пониманием экономики, но все же нельзя забывать, что большинство находящихся там правил имеют чисто техниче­ скую природу и, следовательно, лишены философского, по­ литического и вообще любого принципиального содержания. Эта техничность объясняет, почему кодексы или их части могут быть пересажены в совершенно другие культуры. К примеру, они служили образцом для кодексов Китая в 1929(31) г. Техничностью объясняется и то, что кодексы упот­ реблялись даже в социалистических и коммунистических го­ сударствах, например Гражданский кодекс в ГДР до 1975 г. Законодательная традиция в Германии восходит к XIX веку не только применительно к области рынка, но и к социальной 247 сфере — напомним лишь о знаменитом Бисмарковском зако­ нодательстве о социальном страховании 80-х гг. Уже в тот период начинается рост организованной экономики, которая все шире распространялась наряду с рыночной экономикой. Конечно, часы законодательства никогда не останавливаются, и вот после 1945 г. обновляются части старого фонда и созда­ ются совсем новые законодательные нормы. В качестве при­ мера из области правового регулирования рынка назовем За­ кон об акционерных обществах 1965 г.; в качестве примеров законодательных мер, которые относятся как к рыночной, так и к социальной сфере (в проанализированных выше значени­ ях), назовем уже упомянутый Закон против ограничений кон­ куренции 1957 г. или организацию обеспечивающего стабиль­ ность стоимости денег Бизнесбанка в этом же году. Наконец, в качестве новейшего примера в социальной сфере можно назвать введение в этом году страхования по обеспечению ухода, которое было вызвано изменением возрастной структу­ ры населения. Это лишь небольшая подборка примеров — можно сказать, что теория и практика социального рыночного хозяйства, в отличие от определенных течений либерализма в прошлом и настоящем, не выдвигает принципиальных воз­ ражений против государственной активности, во всяком слу­ чае тогда, когда она осуществляется в формах парламентского закона. Итак, старое и новое в нашем правовом порядке сталки­ ваются друг с другом, но юридической науке и практике, в общем и целом, удалось сгладить исторические волны и обеспечить и развить единство правопорядка, т. е. системы соответствия норм и их интерпретаций. К основным феноме­ нам новейшей немецкой истории относится то, что глубокие политические разломы 1918, 1933, 1945 гг. не привели к подобным разломам в области культуры, о чем свидетель­ ствует также и правовой порядок. Имея предпосылкой это единство, или, лучше, стремление к единству, которое, есте­ ственно, присутствует в каждом правовом порядке, установ­ ленном на научной основе, можно задать вопрос, внесла ли концепция социального рыночного хозяйства вклад в сис­ тематическое устройство нашего правового порядка. Нет со­ мнения, что жизнь человека, поскольку речь идет о правовых связях и отношениях, в преобладающей части происходит в тех областях, которые следует отнести к социальному рыноч­ ному хозяйству. Не следует ли в таком случае признать соци248 альное рыночное хозяйство точкой зрения, которой следует предоставить решающее влияние на правовую систему? Но такое однозначное заключение не было сделано. В понятий­ ном отношении социальное рыночное хозяйство никогда не было релевантно для правовой системы. Не было и нет при­ знанной теории, которая оформила бы социальное рыночное хозяйство в качестве идеала правовой системы в социальноэкономической сфере. Понятие социального рыночного хозяйства даже не явля­ ется или является лишь в незначительном объеме устойчи­ вым, типическим аргументом в юридической науке и судебной практике. Какого-либо переплетения или синтеза, который рассмотрел бы совокупность правовой системы и социального рыночного хозяйства, не произошло. Было бы интересно разобраться в причинах этого негатив­ ного состояния. Мы можем высказать здесь лишь несколько соображений. Как представитель экономической науки, так и юрист ищут некоторой философской или субфилософской опоры, но философская антропология или синтетическая идея стиля произвели на юриспруденцию и судебную практику лишь незначительное впечатление. Для социального рыночного хо­ зяйства, как мы видели, было скроено, возможно, слишком широкое платье, так что в нем смогли найти свое место самые разнородные идеи и реальности, но по этой причине едва ли возможно отнести понятие de lege lata к критике правовой науки, а понятие de lege ferenda — к критике правовой по­ литики. В нашей системе права, вопреки всем напластовани­ ям, основополагающим принципом является дихотомия меж­ ду общественным и частным правом, но если мы хотим вни­ мательно рассмотреть социальное рыночное хозяйство как целое или его большие подразделения, то эта дихотомия нам только мешает. Также, если мы обратимся к рыночному ядру социального рыночного хозяйства, перед нами встанут прин­ ципиальные различия, я напомню только о homo oeconomicus, который представляет собой необходимую вымышленную фигуру, для того чтобы объяснить и систематизировать беско­ нечное количество отношений, какие вызывает рынок, в то время как юрист, даже применительно к явлениям рынка, при всей необходимой типизации, в решении каждого единич­ ного случая имеет дело с конкретным человеком как таковым (это различие можно выразить и абстрактно, с помощью ан249 тологической пары методологического и субстанционального индивидуализма). Говоря по-другому: ученый-экономист мо­ делирует, работа юриста начинается там, где прочие более не являются равными. 6. Социальное рыночное хозяйство и Федеральный Конституционный Суд: решение об инвестиционной помощи Но есть и еще причина, которую мы хотим рассмотреть не­ сколько внимательнее. При всей широте и открытости опре­ деления социального рыночного хозяйства не следует упу­ скать из вида то, что в это понятие встроено представление об общей структуре, о виртуальном порядке, который, правда, никогда не примет завершенную форму, но всегда будет вдох­ новлять мысли и поступки людей. Как только такой социаль­ но-экономический порядок принимает застывшие формы, в государстве, которое по своему разумению воплощает идею свободной демократии, ставится вопрос об отношении к по­ литической конституции, будь она неписаной или изложен­ ной в хартии, как это имеет место в Германии. Мы можем здесь говорить о конституционном вопросе, который ставится к социально-экономическому порядку. В XIX веке вопрос еще не поднимался, но в Веймарской конституции 1919 г., впервые в Европе, ему было уделено огромное внимание. Конституция 1949 г., Боннский основной закон, так или иначе обошла этот вопрос, — здесь нет ре­ гулирования социально-экономического порядка как целого. Правда, этим еще не все сказано, потому что наряду с текстом конституции возникла обширная, буйно разросшаяся его ин­ терпретация, которой не представило бы труда наверстать то, что было упущено в самом тексте, но толкователи воздержа­ лись, они также проявили нерешительность в конституцион­ ной трактовке социально-экономического порядка как целого, воплощенного теперь в понятии социального рыночного хо­ зяйства. Социальное рыночное хозяйство не закреплено в кон­ ституции, и конституция нетвердо в нем уверена. Если мы выше говорили, что понятие социального рыночного хозяй­ ства не стало релевантным для системы права, то в еще более значительной степени это относится к конституции и ее ин­ терпретации. 250 Эту сдержанную, дистанцированную позицию институт, интерпретирующий конституцию, т. е. Федеральный Консти­ туционный Суд, выразил достаточно рано, в первые годы своего существования, и больше не отступал от этой линии за прошедшие с тех пор сорок лет. В решении Федерального Конституционного Суда речь шла о конституционности Феде­ рального закона 1952 г., который вменял в обязанность про­ мышленным предприятиям уплатить в совокупности милли­ ард марок, чтобы покрыть потребность в капиталовложениях угольной, горнодобывающей и других бедствовавших отра­ слей промышленности (Закон об инвестиционной помощи). Различные предприятия, обязанные уплатить эти взносы, подавали жалобы в Конституционный Суд, которые были отклонены. Предприятия ссылались на то, что инвестицион­ ная помощь не соответствовала существующему социальноэкономическому порядку, т. е. социальному рыночному хо­ зяйству; далее они утверждали, что хотя законодатель и мо­ жет регулировать рыночную экономику, но средства, которые он использует для этого, должны быть «соответствующими рынку», чего применительно к инвестиционной помощи не наблюдалось. Оба аргумента были отвергнуты судьями. Социальное рыночное хозяйство по Основному закону яв­ ляется возможным, но ни в коем случае не единственно воз­ можным порядком. Законодатель в рамках Основного закона может принять и другое решение. Отсюда само собой подра­ зумевалось, что законодатель не привязан к соответствующе­ му рынку политическому инструментарию. Понятия «учиты­ вающий потребности рынка» или «сочетающийся с рынком» были очерчены Мюллером-Армаком и другими представите­ лями теории социального рыночного хозяйства, чтобы обо­ значить в широком пространстве, которое они оставили зако­ нодателю, границу, которая должна была обеспечить твердое ядро рыночных структур. Юрист может понять, почему Федеральный Конституци­ онный Суд решил не использовать понятие «соответствующий рынку», поскольку речь здесь идет о понятии, происходящем из экономической теории и подверженном всем угрозам, ко­ торые приносят с собой различие и переменчивость экономи­ ческих учений. Но дело обстоит по-другому, если попытаться обосновать причины того, почему суд безапелляционно дистанцировался от понятия социального рыночного хозяйства. Внешнюю при251 чину можно увидеть в том, что в Основном законе был мето­ дически недостаточно разработан тот тезис, что экономиче­ ской конституцией страны является социальное рыночное хо­ зяйство, и поэтому суд не посчитал нужным разобраться с этим тезисом. Более глубокая причина заключалась, вероятно, в лично­ сти судей, которые тогда приняли решение: все они были взращены в экономической системе, которая носила отпеча­ ток организованной, а не рыночной конкурентной экономики; ренессанс рыночной экономики, начавшийся в 1948 г., казал­ ся им чуждым. Им был незнаком ордо-либеральный вариант идеи рынка. Они не могли утешиться и тем обстоятельством, что, как мы видели, в сферу «социального» в социальной рыночной экономике попадают и организованные методы хозяйствова­ ния. Доказательством того, что судьи продолжали мыслить в духе организованной экономики, является подчеркивание идеи общности. Они дословно заявляли, что образ человека в Основном законе — это не образ изолированного суверенного индивида; Основной закон, скорее, разрешает напряжения индивид—общество в духе общественной зависимости и об­ щественной связанности личности, не затрагивая при этом ее самоценности. Ссылка на врастание индивида в общество, которая до сегодняшнего дня постоянно повторялась в судо­ производстве Федеральным Конституционным Судом (но она, как мы видели, встречалась не только там, аив эрхардовском сформированном обществе), эта ссылка принадлежала к устой­ чивым выражениям, которые постоянно использовались для оправдания организованной экономики с конца XIX века. 7. «Экономическая конституция» и Федеральный Конституционный Суд: решение об участии рабочих и служащих в управлении Но попыткой объяснить сдержанность интерпретаторов кон­ ституции по отношению к социальному рыночному хозяйству наша тема не исчерпывается. Как было упомянуто, идея рынка и конкуренции в нашем экономическом порядке была специфи­ ческим образом сформулирована представителями ордо-либерализма, и не в последнюю очередь юристом Францем Бёмом, который применил понятие «конституция» к принципам и 252 структурам рыночного хозяйства и, таким образом, ввел по­ нятие экономической конституции, которую, как и определен­ ную государственную конституцию, должен принять суверен. Такая экономическая конституция вступила в жизнь на­ ряду с политической, но если политическая конституция представляла собой поле, где специалисты по государственно­ му и конституционному праву могли вести свои интерпретаторские битвы, то экономическая конституция осталась во власти представителей экономической теории, в лучшем слу­ чае — юристов, специалистов по частному праву. Толковате­ ли конституции зорко следят за тем, чтобы ни с кем не делить свои области труда и свою власть. Антипатия, которая возни­ кла по отношению к понятию экономической конституции, позднее несколько уменьшилась, но она принесла вред поня­ тию социального рыночного хозяйства, поскольку в фунда­ мент последнего входило наряду с рынком и конкуренцией также и понятие экономической конституции. В этом недове­ рии по отношению к чужим богам до сего дня ничего не изменилось, хотя тем временем экономическая теория про­ писала сам Основной закон, а именно упомянутую выше ст. 109. В соответствии с ее вторым параграфом федерация и земли применительно к бюджету должны учитывать требова­ ния «общеэкономического равновесия», критерий, который намеренно не уточняется учредителями конституции, чтобы держать его открытым для новых познаний экономической теории «как компетентной дисциплины», по выражению Фе­ дерального Конституционного Суда (это явление можно было бы назвать макроэкономическим конституционализмом). Но это вторжение экономической теории в текст консти­ туции осталось изолированным феноменом и не помогло ей стать принятой при дворе коронованных особ — толкователей конституции. Ордо-либеральному учению и его понятию эко­ номической конституции макроэкономическая частичка в тексте конституции также не принесла пользы. На примере решения об участии рабочих в управлении предприятием от 1979 г. можно показать, какой прием нахо­ дит наше понятие у конституционных судей, которые, правда, его временами сами употребляют, но не обосновывают им никаких решений. Это, пожалуй, самое известное постанов­ ление, которое до сих пор выносил Федеральный Конституци­ онный Суд по основным вопросам экономического порядка. Речь шла о конституционности принятого в 1976 г. Закона об 253 участии в управлении предприятием, по которому, грубо го­ воря, в акционерных компаниях с более чем 2000 работающих по найму в наблюдательном совете собственники и работа­ ющие по найму должны быть представлены равным числом мест (часть представителей работающих при этом выдвигается профсоюзами); председатель назначается акционерами, и в патовых ситуациях ему дается второй голос. Многие предпри­ ятия и союзы направляли жалобы на этот закон в Конститу­ ционный Суд, но они не приносили успеха. Жалобщики опи­ рались на заключение экспертов, которые пытались опериро­ вать нашим понятием экономической конституции (точнее формулировка звучала: «институциональные связи экономи­ ческой конституции»), с которым следует соизмерять закон; далее в заключение говорилось примерно в том же духе о порядке и защите экономических, правовых, конституцион­ ных и трудовых свобод, прав и гарантий. Оба раза в тради­ циях гуманитарной методики эксперты отвергали интерпре­ тацию, основанную на отдельных статьях текста конститу­ ции, и аргументировали на уровне всестороннего цельного рассмотрения норм и их системы. Но и эта новая окраска понятия экономической конституции не снискала милости в глазах суда (который вообще-то не был полностью чужд этому методу); подчеркивая первичность исходного пункта консти­ туции, судьи отвергли всякий более общий подход. Неудиви­ тельно, что заключение экспертов не включало в аргумента­ цию наряду с экономической конституцией и понятие соци­ ального рыночного хозяйства. Хотя в ходе дебатов об участии в управлении теоретики социального рыночного хозяйства высказались против участия в управлении в том виде, в каком оно было закреплено в законе, им трудно было оспорить утверждение, что участие в управлении легко можно было бы уложить в представления, которые связываются с понятием «социального» в социальном рыночном хозяйстве. 8. Социальное рыночное хозяйство и конституция государства: гармония под управлением толкователей конституции Из всего сказанного следует, что понятийная связь между социальной рыночной экономикой и государственной отсут­ ствует. 254 В этом отношении хозяйственный порядок и конституци­ онный порядок противостоят друг другу на некотором рассто­ янии. В той мере, в какой все сферы системы права должны соизмеряться с конституцией, противостоят друг другу также и социальное рыночное хозяйство, и правовой порядок в це­ лом. Этот результат не затрагивает, конечно, отдельных ин­ ститутов, в которых хозяйственный и правовой порядки пол­ ностью совпадают или дружески соприкасаются. Количество этих сфер не так мало, но речь прежде всего идет о предпо­ сылках, имеющих основополагающее значение для обоих по­ рядков. Если мы рассматриваем идею рынка в социальном рыночном хозяйстве, нам нужно только вспомнить о том, что свобода экономической деятельности и свобода распоряжения средствами производства и его результатами относятся к основным условиям рыночной экономики; но на этих услови­ ях основывается и система частного права, эти свободы при­ знаются конституцией и ее толкователями (они принадлежат к основным правам в духе цитированного решения Федераль­ ного Конституционного Суда об участии в управлении). Если вследствие упомянутого выше двойного смысла концепции рыночной свободы в поле нашего зрения попадает не только функционально-экономическое, но и субстанциональное со­ держание этого понятия свободы, то и идея рынка, с одной стороны, и материальное понятие правового государства, вы­ раженное в Основном законе, с другой стороны, имеют общее идейно-историческое происхождение. Если же мы обратимся к сфере или сферам «социального» в социальном рыночном хозяйстве, то напрашивается сравне­ ние с концепцией социального государства, развитой на базе Основного закона. Хотя существуют противоположные пред­ ставления о том, какие требования выдвигает принцип соци­ ального государства, можно прийти к соглашению по немало­ му числу вопросов регулирования, которые, в свою очередь, совпадают со многими представлениями о постулатах соци­ альной рыночной экономики. Но все же наши замечания не должны производить впе­ чатления безоблачной гармонии. Не следует забывать прежде всего, что основные права, которые, хоть и связаны истори­ чески с идеями естественного права и свободы, изменили свой характер благодаря введению в текст конституции, потому что теперь они, как и все другие статьи конституции, были представлены искусству толкования профессиональных юри255 стов. Они, как например свобода собственности, изменились настолько, что их, пожалуй, нелегко было бы узнать их ав­ торам. Таким политически и институционально легализованным толкованиям концепция социального рыночного хозяйства не­ много может противопоставить, потому что у нее отсутствует не только экономическая, но и соответствующая юридическая теория, которая своими силами разработала бы самостоятель­ ное понятие собственности. Другими словами, если мы обнаруживаем гармонию, то дирижерами являются толкователи конституции, но так как последние отказывают концепции социального рыночного хо­ зяйства в доступе к конституции, то получившаяся в резуль­ тате гармония звучит достаточно непривычно на слух пред­ ставителей теории социального рыночного хозяйства. ЛИТЕРАТУРА Currie D. P. The Constitution of the Federal Republic of Germany : Chicago; London : The University of Chicago Press, 1 9 9 4 . Hallett G. The Social Economy of W e s t Germany. New York : St. Mar­ tin's Press, 1 9 7 3 . Giersch H. Liberal Reform in W e s t Germany // Ordo. 1 9 8 8 . Vol. 38. Giersch H., Paque K.H., Schmieding H. The Fading Miracle: Four Decades of Market Economy in Germany. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 1 9 9 2 . Peacock A., Willgerodt H. (Eds.). Germany's Social Market Economy : Origins and Evolution. London : Macmillan, 1 9 8 9 . (Published for the Trade Policy Research Centre). Vinberg V. "Ordnungstheorie" as Constitutional Economics: the German Conception of a „Social Market Economy" // Ordo. 1 9 8 8 . Vol. 39. Wuensche H. F. (Ed.). Standart Texts on the Social Market Economy : (Ludwig Erhard Stiftung). Stuttgart; New York: Gustav Fischer, 1982.
