а. п. чехов и индивидуальность

ПИСАТЕЛЬ И ЕГО ИДЕЯ
Л. А. Волошина
А. П. ЧЕХОВ И ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ
А. П. Чехов – писатель, творчество которого не имело однозначной оценки, как среди современников, так и в наше время. Имея широкую читательскую аудиторию, он, наверное, не мог бы при этом
похвастаться, что читатель в полной мере понимает его. Есть такие
произведения-загадки. Внешне все просто и понятно, и в то же время
не дает покоя какое-то странное неуютное ощущение, после их прочтения. Кажется, сюжет понятен и прост, а текст лаконичен и ясен,
но в то же время происходит это странное движение внутри души.
Таковы произведения А. П. Чехова. В. Я. Брюсов в своем «Дневнике»
записал слова Розанова В., сказанные им по этому поводу в 1902 году:
«Хорош тот писатель, читая которого неловко словно тебя оголили; я
это чувствовал, читая Чехова»1.
Среди современников А. П. Чехова были не только явные противники или сторонники его творчества, но и те, кому с течением
времени удалось изменить свою точку зрения. К таким относился и
критик В. В. Розанов, который сам поначалу подозревал, что Чехов
воспевает только «внешнее место» (внешний мир) и думает, что это
все, что нужно человеку. Отчасти, подобную задачу ставил перед
собой и сам Антон Павлович, который писал в 80-е годы, что задача
художника не быть судьей своим персонажам, а быть только свободным свидетелем, а жизнь вокруг изображать беспристрастно и объективно.2
Однако, любой художник, изображающий жизнь, это, прежде
всего, – индивидуальность. А художественное произведение не может быть простым отражением жизни, но является отражением жизни, увиденной глазами этой индивидуальности, воспринятой ее
умом. Подтверждение этому можно найти в письмах, написанных
Чеховым несколько позднее. В них он пишет, что у любого автора
есть своя цель, которой пропитана, как соком каждая строчка. «Вы
1
2
Брюсов В. Дневник. – М., 1927.
Чехов А.П. Полн. собр. соч. и писем. Т. XIII. – М., 1948. С. 118–119.
109
кроме жизни, какая есть, чувствуете еще ту жизнь, какая должна
быть, и это пленяет Вас».1
Эта же точно мысль, высказанная несколько иначе, содержится и
у Розанова в статье «Наш Антоша Чехонте». Отмечая манеру писателя, критик пишет, что Чехов довел до виртуозности обыкновенное
изображение обыкновенной жизни. Его произведение «без героизма» и все как бы «стелется по земле». Описывая эту простую русскую
музыку произведений А.П.Чехова, Розанов, в то же время, отмечает,
что в этой музыке всегда звучала струна, «по которой мы знали, что
есть край иной».2
Творческую индивидуальность писателя нельзя рассматривать
только, как его индивидуальную авторскую манеру. Индивидуальность человека, понимаемая в конце XIX века, как высшая сущность в
нем, и должна проявляться, в первую очередь, в этом ощущении им
возвышенного. Странно об этом писать, когда произведения Антона
Павловича – сплошь изображение невыразительных персонажей в
невыразительном интерьере. Да, действительно, творчество Чехова,
на первый взгляд, пессимистично, нельзя назвать его жизнеутверждающим писателем. Пессимизм, последовательно проведенный до
конца, может перерастать в трагизм и религию. Разочарования отлетают в «область миражей» и открывается Царство Вечного Покоя.3
Все что так отличает чеховскую прозу, изображение ужаса обыденности, есть не что иное, как методологический прием. Он позволяет нам лучше понять героя. Подобная манера изображения персонажей обладает неким медитативным эффектом. Читая все эти подробности незначительного, как бы уже не вникаешь в смысл, а только погружаешься в эту атмосферу. Ощущение некой зачарованности
настигает тебя совершенно неожиданно. Такой момент может припомнить каждый в своей биографии. Это момент высшего ощущения тоски или бессмысленности происходящего, за которым следует
странное ощущение отрешенности. Это всего лишь миг, но, повидимому, именно тогда и происходит встреча реальности и вечности.
Подобный невнятный момент переживания ирреальности
ощущает и читатель одновременно с персонажами произведений
Антона Павловича. Героиня рассказа «В родном углу» приходит к
выводу, что надо жить той жизнью, которая суждена тебе и не ждать
лучшей, которой и не бывает. «Очевидно, счастье и правда сущест-
1
2
3
Там же. С. 446.
Розанов В.В. Мысли о литературе. – М., 1989. С. 303.
Белый А. Символизм как миропонимание. – М., 1994. С. 527.
110
вуют где-то вне жизни…».1 Не случайно за этой фразой следует многоточие. Чехов как бы дает понять, что в момент глубокого разочарования, когда героиня смиряется со своей судьбой, что-то происходит
еще, мгновенно и неуловимо. И следом, мы уже читаем: «Надо не
жить, надо слиться в одно с этой роскошной степью, безграничной и
равнодушной, как вечность, с ее цветами, курганами и далью, и тогда будет хорошо…».2
Это может показаться странным, для творчества такого писателя
как Чехов, но очень часто он упоминает в своих произведениях о
вечности. Именно это чувство вечности в человеке, погруженном в
зло, неправду, неустроенность мира, вырывает его из среды всего
этого преходящего. Это интуиция о высшем, о своей нетленной частице.
Герой рассказа «Дама с собачкой» Гуров, говорит, что никогда
не верил тому, что видел, он предполагал, что под покровом тайны,
как под покровом ночи, проходит его настоящая, самая интересная
жизнь. Каждое личное существования держится на тайне…».3
Именно эта тайна в человеке, всегда светлая, одновременно радостная и печальная от несовместимости ее с миром дольним – главное в персонажах Чехова. Разница лишь в том, что одни понимают
ценность ее и принимают и хранят ее, как нечто очень дорогое, хотя
и тревожное. Другие же отказываются от этого дара в силу разных
обстоятельств. Каждый имеет эту тайну в себе и для себя, но писатель дает понять, что это индивидуальное и неповторимое одновременно является принадлежностью общества. Липе и ее матери, героиням рассказа «В Овраге» примерещилось вдруг на минуту, «что в
этом громадном, таинственном мире, в числе бесконечного ряда
жизней и они сила, и они старше кого-то».4
Есть еще одна особенность в произведениях А. П.Чехова, которая снова доказывает, что он писал именно об индивидуальности, а
не просто о человеке из общества. Все его герои, без исключения, нацелены на счастье, как не парадоксально это звучит. И это очень
реалистично, так как в действительности цель человека – счастье.
Конечно, счастье понимает каждый по-своему, если мы говорим
только о реалистическом его понимании. Но что есть счастье в истинном смысле, изначальном понимании этого слова? Конечно, дать
ответ на вопрос об истине не под силу смертному. Это действительно
то, что не может осуществиться в этом мире, но знание об этом, ин1
Чехов А.П. Собр. соч.: В 12 т. Т. 9. – М., 1985. С. 213.
Там же.
3
Там же. С. 334.
4
Там же. С. 360.
2
111
туиция о счастье живет в человеке. И это тайное знание об истине
принадлежит естественно нетленной сущности человека – его индивидуальности.
Чеховские герои пытаются найти счастье в реальном мире, окружая себя вещами, близкими людьми; ставя перед собой конкретные цели и добиваясь их. Но мы видим, что автор заранее знает о
каждом – здесь на грешной земле счастье недостижимо. Однако, оно
есть, персонажи произведений Чехова чувствуют это, особенно в моменты слияния с дивной природой земли; или в те моменты самоотречения, когда кажется, что-то неведомое подхватывает тебя над
бездной и утешает. «И как ни велико зло, все же ночь тиха и прекрасна, и все же в божьем мире правда есть и будет, такая же тихая и
прекрасная, и все на земле только ждет, чтобы слиться с правдой, как
лунный свет сливается с ночью».1
Человек у Чехова это индивидуальность. Но что же происходит
с этой индивидуальностью, погруженной в атмосферу всего исключительно внешнего, причем, внешнего очень неустроенного, лживого, бездуховного. Антон Павлович был писателем своего времени,
его реализм, хотя и символический, все же был реализмом, задача
которого показать современный ему мир. Его герои очень часто оказываются в ситуациях типичных для того времени. Как созвучен
здесь писатель другим мыслителям своего времени, которых тоже
волновала проблема взаимосвязи индивидуальности и общества.
Когда читаешь сборник «Вехи», посвященный революционной
интеллигенции, то часто наталкиваешься на схожих с чеховскими
персонажей, которые жили яркой жизнью, имели устойчивое мировоззрение. Но вот произошла революция, надежды не оправдались.
Человек оказывается в очень похожей ситуации, когда рушится мировоззрение, а самого человека, его сущности – уже и нет. Ее замещали эти идеи, которым он всецело доверял. Гершензон, в одной из
статей пишет, что у интеллигенции начала XX века обостренный
интерес к внешней жизни, что их интересует все общественное, но
при этом отсутствует интерес к своей внутренней интимной жизни,
своему истинному Я. Это Я может и должно жить в обществе, интересоваться обществом, служить ему, но оно не принадлежит обществу и не в коем случае не должно в нем растворяться.2
Индивидуальность в произведениях А.П.Чехова часто и есть такая, потерявшаяся, близкая к своему полному исчезновению индивидуальность. Отсюда так много драматизма и даже трагизма в про1
2
Там же. С. 363.
Вехи: Сборник статей о русской интеллигенции. – М., 1990. С. 102.
112
изведениях писателя. И все же Розанов был прав, когда писал о том,
что Чехов спасает Человека именно как сущность. Критик пишет:
«“Быть человеком” важнее, чем быть “сытым человеком”, и даже
“нравственным человеком”, “добрым человеком”».1Что это как не
индивидуальность? Писатель в своих рассказах еще и еще раз показывает нам, что происходит с индивидуальностью, сосредоточившейся только на внешнем мире.
Если В. Розанов считает Чехова гуманистом, то у Л. Шестова он –
певец безнадежности, который в течение всей своей 25-летней литературной деятельности только и делал, что «теми или иными способами убивал человеческие надежды». 2 В качестве примера он приводит рассказ «Скучная история», где его особенно раздражает изображение жизни интеллигентного человека, который постепенно
превращается в чудовище. Самое же невыносимое для Шестова это
подробность изложения ужасных сцен жизни героя. Философ недоумевает, зачем надо кричать о такой неприглядности на весь мир,
«мало ли скучных историй на свете?». А может быть Чехов как раз и
кричит, потому что, таких историй стало очень уж много. Может и
нужно кричать, когда видишь, что человек, проживший свою жизнь
хорошо (герой «Скучной истории»), вдруг, в конце пути теряет себя,
а может, уже и потерял. Он в ужасе не столько от убийственных обстоятельств, сколько оттого, что не видит себя в тот момент. А момент этот непростой, это момент, когда человеку необходимо собраться с мыслями и найти самого себя у смертного порога.
Л. Шестов не видит в произведениях А. П. Чехова идеала, к которому нужно стремиться. Но ведь не всегда все можно увидеть с
первого взгляда. В рассказах писателя «все не так»: в них нет главного
героя, положительные персонажи – либо смешны, либо плохо кончают. Мир пошлости – зачастую главный герой его произведений.
Во многих художественных произведениях конца XIX – начала
XX веков чувствуется это неприятие окружающей действительности
творческой индивидуальностью. В одних случаях – это смех, сквозь
слезы (как у Чехова), в других – уход в себя (как у поэтовсимволистов). Индивидуальность художника первой ощущает нарушение гармонии. Сам же Антон Павлович писал о себе в минуты
отчаяния, что у него уже нет мировоззрения, идеи, а остались какието разрозненные мысли. Но мы не можем согласиться с этим утверждением. Мировоззрение у Чехова все-таки было, иначе он не почувствовал бы так остро состояние окружающего мира. Мировоззре1
2
Розанов В.В. Мысли о литературе. – М., 1989. С. 304.
Шестов Л. Творчество из ничего (А. П. Чехов) // www.vehi.net/shestov/chehov.html
113
ние – отличительная особенность любой индивидуальности. Она
может иногда не находить себя в окружающем мире, страдать от
этой несовместимости; но эти страдания тоже свидетельствуют о том,
что индивидуальность еще жива.
Писательское Я страдало оттого, что, будучи творческой личностью и одновременно человеком своего времени, оно не видело того
мира, который был бы достоин изображения. «Творчество из ничего» – назвал свою статью Л. Шестов, и здесь оказался прав. Окружающий в ту пору Чехова мир, напоминал собой это бессмысленное,
пошлое и пугающее «ничто», угрожающее человеческой индивидуальности.
В. М. Камнев
ИСТОРИОСОФИЯ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО
Темы утопии и конца истории постоянно занимают внимание
Достоевского и вторгаются почти в каждое его произведение. «Записки из подполья» и «Зимние заметки о летних впечатлениях»,
«Преступление и наказание» и «Подросток», «Сон смешного человека» пронизаны утопическими и эсхатологическими видениями, и,
наконец, в «Братьях Карамазовых» эти темы разворачиваются в «Легенде о великом Инквизиторе». «Раз человечество отречется поголовно от Бога (а я верю, что этот период – параллель геологическим
периодам – совершится), то само собою, без антропофагии, падет все
прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и
наступит все новое. Люди совокупятся, чтобы взять от жизни все, что
она может дать, но непременно для счастья и радости в одном только
здешнем мире. Человек возвеличится духом божеской, титанической
гордости и явится человекобог. Ежечасно побеждая уже без границ
природу, волею своею и наукой, человек тем самым ежечасно будет
ощущать наслаждение столь высокое, что оно заменит ему все прежние упования наслаждений небесных. Всякий узнает, что он смертен
весь, без воскресения, и примет смерть гордо и спокойно, как бог. Он
из гордости поймет, что ему нечего роптать за то, что жизнь есть
мгновение, и возлюбит брата своего уже безо всякой мзды. Любовь
будет удовлетворять лишь мгновению жизни, но одно уже сознание
ее мгновенности усилит огонь ее настолько, насколько прежде расплывалась она в упованиях на любовь загробную и бесконечную».
Так говорит черт Ивану Карамазову, вернее, цитирует Ивану его
собственные мысли. Так размышляет и сам Достоевский. Герои Дос-
114