Когда хиты были шлягерами. О переводе

Анализ практики
Когда хиты были шлягерами
О переводе «легкого жанра»
И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Невеселые и не слишком привлекательные персонажи Чехова – Чебутыкин в «Трех
сестрах» и еще герой в рассказе «Володя
большой и Володя маленький» – задумчиво
и непонятно повторяют: «Тарарабумбия».
Что это: просто бессмыслица, набор звуков? Откуда они это взяли?
Это звонкое непонятное словечко взято из песенки, которую начиная с 1890-х гг.
можно было слышать с граммофонных
пластинок. Петь ее могли на разных языках: на русском, на французском, а также
на английском. Родилась песенка где-то в­
Америке; автор ее доподлинно неизвестен
(историки джаза утверждают, что она восходит к песнопениям, употреблявшимся
во время религиозных негритянских собраний, то есть корни ее уходят в музыку
Африки). Говорили о чернокожей певичке
в салуне в Сент-Луисе, потом песенка появилась в 1891 г. в Бостоне, в составе ревю
“Tuxedo” («Смокинг»), где ее пела уже другая артистка, – встраивать готовый номер
в новое представление было обычным делом – но везде зал с энтузиазмом подхватывал жизнерадостный припев. Так или
иначе, в том же 1891 г. права на исполнение
этой песни в Европе приобрела у антрепренера бостонского ревю Г.Дж. Сэйерса
певица и танцовщица Лотти Коллинз и
увезла ее в Лондон, в мюзик-холл «Тиволи»
на Стренде. Там песню ждал бурный
успех, причем Лотти
Коллинз не только
пела ее, но и танцевала. Танец, сочиненной самой исполнительницей,
был
чем-то вроде канкана:
взлетали юбки, мелькали ножки. Один
посетитель описывал
это так: «Она вертелась, кружилась, изгибалась, извивалась
и закручивала свое гибкое, мускулистое
тело сотней невероятных способов».
Текст песни, сочиненный неким
Р. Мор­тоном, тогда звучал так:
A sweet tuxedo girl you see,
A queen of swell society,
Fond of fun as fond can be
When it's on the strict Q.T.
I'm not too young, I'm not too old,
Not too timid, not too bold,
Just the kind you'd like to hold,
Just the kind for sport I'm told.
Chorus:
Ta-ra-ra Boom-de-re! (sung eight times)
I’m a blushing bud of innocence,
Papa says at big expense,
Old maids say I have no sense,
Boys declare I’m just immense.
33
М о с т ы № 3 ( 4 3 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Переводя культуру
Before my song I do conclude
I want it strictly understood
Though fond of fun, I’m never rude,
Though not too bad I’m not too good
Chorus
J'suis une jeune fille de bonn' famille
À la frimouss' vive et gentille
Qui r'çut un' bonne éducation
Au couvent d'la Visitation
On m'app'lait la grand' déchiquetée
Vu qu'au lieu d'écouter la leçon
D'suivre attentivement la dictée
J'disais à la pionn' sans façon:
Tha-ma-ra-boum-di-hé (bis)
Vot' bahut j'l'ai dans l'nez
La grammair' ça m'fait suer
Tha-ma-ra-boum-di-hé (bis)
Chahuter, chahuter
N'y a qu'ça pour bien s'porter
À seize ans, j'étais une bell' blonde
On m'fit fair' mon entré' dans l'monde
D'abord j'restais les yeux baissés
Mais d'c'manège-là j'eu vite assez
Aux jeu's gens j'lançais force œillade
Puis au milieu d'tous j'disais “Dis donc
Dans un bal faut d'la rigolade
J'vas vous apprendre l'rigodon:
Tha-ma-ra-boum-di-hé (bis)
Mon p'tit sans t'épater
Comm' moi faut gigoter
Tha-ma-ra-boum-di-hé (bis)
Chahuter, chahuter
N'y a qu'ça pour bien s'porter” и т.д.
Сочетание куплета, исполнявшегося
от имени «хорошей девочки» – папиной
дочки, – и лихого безумного припева с
канканом приводило публику в восторг.
Популярный номер в исполнении Лотти
Коллинз в следующем сезоне был встроен в постановку на той же сцене оперетты
Э. Одрана «Мисс Хелиетт» и долго держался в репертуаре. Ноты с текстом (несколько
смягченным, дабы не слишком эпатировать почтеннейшую публику) расходились
большими тиражами.
В том же 1891 г. номер перелетел ЛаМанш и исполнялся в кабаре «Амбассадор»
в Париже (по-французски припев звучал
“Tha-ma-ra-boum-di-hé”), но главный успех
во Франции пришелся на исполнение этой
песни в знаменитом кабаре «Фоли-Бержер»
молоденькой тогда певицей и экзотической танцовщицей Полэр (настоящее имя
Эмили Бушар). Полэр славилась страстностью и экстравагантностью своей сценической манеры – а также фантастически
тонкой талией (41 см)
при весьма пышном
бюсте (97 см), – ею
восхищались поклонники, ее рисовали художники, в том числе
Анри Тулуз-Лотрек.
Впереди ее ждала блестящая
будущность
певицы, танцовщицы,
киноактрисы и роковой женщины. А пока
Полэр в изображении восемнадцатилетняя
Полэр
исполняла
Тулуз-Лотрека
свой номер на слова
Ф. Лемона, где еще более подробно рассказывалась история «девушки, хорошей (почти) во всех отношениях»:
Так или иначе, песня стала символом
belle epoque – «развеселых 1890-х». Ее исполняли множество певиц и куплетистов
в кабаре Парижа и пабах Лондона, играли
популярные оркестры, ее записывали на
грампластинки. До сих пор кинематографисты и писатели используют эту песенку, чтобы обозначить дух эпохи, ставшей
известной как fin de siècle – конец века.
Причем иной раз их не смущает даже некоторая историческая неточность: так, в
1965 г. британские кинематографисты выпустили фильм “A Study in Terror” из сериала про Шерлока Холмса на тему, которой
так не хватает всем любителям героя Конан
Дойла: Холмс против Джека-Потрошителя.
Фильм открывается сценой в истендском
пабе, где певица с упоением исполняет
“Ta-ra-ra-boom-de-ay!”, а уличные девицы дружно подхватывают припев вместе
со своими подгулявшими кавалерами, не
34
Переводя культуру
Образ подвыпившего гуляки, присевшего на каменную тротуарную тумбу и рассуждающего о своей несчастной судьбе – но
под лихую заводную музыку, – немедленно
пришелся по душе русской публике. И вот
уже под пером чуткого к звукам и настроениям эпохи А.П. Чехова «тарарабумбия»
становится не просто цитатой из песенки,
а средством характеристики персонажа: в
рассказе «Володя большой и Володя маленький» пошляк-любовник отвечает на
страстные признания чужой жены, лениво
вполголоса напевая: «Тара... ра... бумбия...
Тарара.. бумбия!». Рассказ опубликован в
1893 г., то есть всего через два года после
появления номера на парижской сцене. Это
же бессмысленное слово будет твердить и
невеселый пошляк Чебутыкин в пьесе «Три
сестры» (1901), причем он явно вспоминает
не только первое слово припева, но и следующие строчки.
Продолжали выходить огромными тиражами пластинки с развеселой мелодией,
она слышалась из раструбов граммофо-
Самое удивительное, что эти куплеты
должны были, по мысли автора, символизировать восьмидесятые годы XIX века, когда куплеты выродились в тупое, унылое, по
инерции, обличительство чего угодно – от
тещи до Думы. (Вон и Чебутыкин, напевая
«Тарарбумбию», перемежает ее словами:
«Не все ли равно… Все равно! Все равно!»).
Так стала восприниматься «Тарара­бум­
бия» в России. Так песня, ставшая в Европе
символом настроений конца века, гривуаз­
но­­го канканчика на вулкане, превра­ти­лась
в России в символ тупой, пошлой бессмыс­
лицы.
Переводоведы культурологического
направления могут хищно потеоретизировать об особенностях «русского менталитета». Но дело куда проще. Что было бы,
если бы нашелся мастер, который перевел
35
М о с т ы № 3 ( 4 3 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
нов по всей стране. Но в памяти русских
людей – особенно людей искусства – «тарарабумбия» осталась в первую очередь
символом бессмысленности и пошлости
жизни. Так это словечко вспоминают Саша
Черный в «Рассказах для больших», Илья
Эренбург в «Необычайных похождениях
Хулио Хуренито», Сергей Эйзенштейн в
своих мемуарах. А поэт и неподражаемый
стилизатор Борис Садовской, задумав в
1916 г. цикл «История куплета», написал
такой пародийный вариант текста:
Тарарабумбия, Сижу на тумбе я, Домой не двинусь я – Там теща ждет меня.
Боюсь изгнания, Волосодрания. Такая участь суждена, Когда ученая жена! Тарарабумбия, Здесь не Колумбия: Здесь наши гласные Во всем согласные. Дела доходные, Водопроводные. Все нам полиция решит, Покуда Дума крепко спит. ведая, что некоторым из них не суждено
дожить до утра. И это при том, что ДжекПотрошитель оставил по себе страшную
славу летом 1888 г., то есть за три года до
появления песни на сценах Лондона.
В России песня стала известна почти сразу. Причем о ее английской славе, а
тем более об американских корнях никто
не думал: для русских это была песенка из
французских кабаре, гимн парижского полусвета, последний крик моды мировой
столицы развлечений. У песни немедленно
появился русский текст – впрочем, совсем
непохожий на то, что пели в Европе, и «в
мужском образе» (автор не установлен):
Тарарабумбия,
Сижу на тумбе я,
Сижу невесел я
И ножки свесил я.
Тарарабумбия,
Сижу на тумбе я,
И горько плачу я,
Что мало значу я...
М о с т ы № 3 ( 4 3 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Переводя культуру
Вероятно, эта историческая справка была
призвана оправдать обращение исполнителей к такому безыдейному, «не созвучному
эпохе» материалу. (Не помогло: в фильме
1955 г. «Дело Румянцева» «Домино» становится музыкальным лейтмотивом преступного мира).
На самом деле этот вальс впервые прозвучал не в «демократическом Берлине»,
а во Франции. Эту песню, написанную в
1950 г. французским композитором Луи
Феррари на слова Жака Планте, сначала
исполнял популярный певец Андре Клаво.
Чтобы показать, как далеко автор русского
текста В. Зубин отошел от оригинала, приведем французский текст припева:
Domino, Domino,
Le printemps chante en moi, Dominique,
Le soleil s'est fait beau,
J'ai le cœur comme un' boite à musique.
J'ai besoin de toi,
De tes mains sur moi,
De ton corps doux et chaud.
J'ai envie d'être aimée Domino.
бы пикантную, задорную песенку так же
пикантно и задорно? Как бы восприняли
ее тогда?
История переселения «Тарарабумбии»
в Россию выводит на тему, которая кому-то
покажется несерьезной: перевод «легкого
жанра», песен эстрадного репертуара. Мы
расскажем об истории их перевода в России
на примерах, возможно, самых памятных
читателям образцов.
***
В обращении переводчиков-песен­
ников со словесным материалом существовало три подхода. Текст подлинника либо
полностью заменялся стихами собственного сочинения (что вообще нельзя считать переводом), либо переводился весьма
вольно (степень вольности бывала разной),
либо делался довольно точный перевод (насколько можно добиться точности в поэтическом переводе, да еще предназначенном
для вокала, когда приходится соотносить
ритм, открытые и закрытые звуки, благозвучность отдельных слогов и пр.).
Пример первого подхода – вездесущий
в 1950-е гг. шлягер «Домино»:
Домино... Домино...
Прочь отбросьте все ваши печали!
Домино... Домино…
Мы танцуем с тобой в этом зале.
Видишь, друг родной,
Снова я с тобой.
Домино... Домино...
Это счастье стучится в окно!..
Вальс «Домино» пользовался огромным успехом не только в СССР. В англоязычных странах его пели такие известные исполнители, как Бинг Кросби, Тони
Мартин, Дорис Дей. И слова английского
текста песни тоже не слишком напоминали
французский оригинал:
Domino, Domino,
You're an angel that heaven has sent me,
Domino, Domino,
You're a devil designed to torment me.
When your heart must know
That I love you so,
Tell me why, tell me why,
Why do you make me cry, Domino.
На пластинке 1954 г., где этот вальс исполняется на русском и немецком языках,
певец Г.В. Романов сначала торжественно
объявляет: «В демократическом
Берлине/ Впервые
этот вальс звучал./
И все поют его отныне,/ Ведь всюду
он любимым стал».
(На пластинке указано, что это «немецкая
песня»).
Отчасти такое вольное обращение с
оригиналом объясняется тем, что это вальс.
Чаще всего подобная участь постигала
тексты песен, написанных в определенных
танцевальных жанрах: фокстроты, танго,
чарльстоны и т.п. Текст тут выступает не
как носитель самостоятельного смысла,
а лишь как способ усилить настроение,
создаваемое музыкой. Точность передачи
36
Переводя культуру
девушки, в распоряжение героя предоставляется лишь припев (хотя традиционно всю
песню исполняет мужской хор). В переводе – диалог между «надолго уезжающим»
солдатом и его подружкой. Причем та ведет
себя совсем не так, как героиня оригинала.
Если покинутая англичанка готова умереть
от любви (“Oh! dig my grave both wide and
deep,/ Put tombstones at my head and feet”),
ее русско-американская подруга по несчастью настроена более решительно:
Вернись, попробуй, дорогой,
Тебя я встречу кочергой,
Пинков таких в дорогу надаю –
Забудешь песенку свою!
Прекрасный пример третьего подхода –
точный перевод – песня, в свое время не
менее популярная. Снова киноподтверждение: ее исполняет в фильме «Зимний вечер в Гаграх» кумир эстрады 1950-х Алексей
Беглов (Е. Евстигнеев) как воспоминание о
юности:
Раз пчела, в теплый день весной
Свой пчелиный покинув рой,
Полетела цветы искать
И нектар собирать.
А внизу по траве густой
За ней гусеница с тоской
Все ползет, устремив свой взор
На пчелу и простор.
Снова, мягко говоря, неточность.
Песня не американская и не солдатская. Ее
текст был впервые опубликован в 1883 г. в
Англии – в сборнике студенческих песен
У. Хилла (некоторые исследователи, правда, считают ее традиционной застольной
песней корнуоллских шахтеров). Песня известна в Англии и сейчас. И начало ее вместе с припевом в оригинале выглядит так:
There is a tavern in the town,
And there my dear love sits him down,
And drinks his wine 'mid laughter free,
And never, never thinks of me.
Chorus:
Fare thee well, for I must leave thee,
Do not let the parting grieve thee,
And remember that the best of friends
Must part, must part.
Да, с 1957 г., когда эта песня впервые появилась в переводе Ю. Цепина на русский,
в СССР она стала шлягером. Написана она
была в 1954 г., ее автором и первым исполнителем был известный тогда французский
певец Анри Сальвадор. Вот как выглядят
первые два куплета в оригинале:
Une abeille un jour de printemps
Voletait, voletait gaiement
Sur la rose bruyère en fleur
Dont si douce est l'odeur.
Au pied de la bruyère en fleur
Une pauvre chenille en pleur
Regardait voler dans le ciel
La petite et son miel.
Как видим, внешне исходная ситуация
сохранена: герой гуляет с друзьями в кабаке
и объявляет любимой девушке, что собирается ее покинуть. Но, во-первых, в переводе герой по воле переводчика превращается в солдата («Когда солдаты пьют вино,/
Подружки ждут их все равно»). Во-вторых,
в оригинале повествование ведется от лица
1 В экранизации пьесы Л. Зорина «Покровские
ворота» словами припева этой песни прощается с очередной подружкой Костик. Признак исторической
достоверности: события пьесы происходят в то время,
когда эта песня была у всех на слуху.
37
М о с т ы № 3 ( 4 3 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
содержания ни к чему, можно обойтись и
без пере­водчика.
Примером второго подхода – воль­­ный
перевод – может служить «Американская
солдатская песня», памятная многим людям, выросшим в послевоенные годы
(ее исполнял Ансамбль песни и пляски Советской армии под управлением
А.В. Александрова):
Нашел я чудный кабачок,
Вино там стоит пятачок,
С бутылкой там сижу я на окне,
Не плачь, милашка, обо мне!
Будь здорова, дорогая,
Я надолго уезжаю
И, когда вернусь, не знаю,
А пока – прощай!1
М о с т ы № 3 ( 4 3 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Переводя культуру
Какому же из этих способов отдавали
грамзаписи переводных песен приходитпредпочтение в тот или иной период сущеся немного. Арии из иностранных опер и
ствования эстрады?
оперетт нередко записывали и издавали
Поскольку судить об эстрадном реперотдельными пластинками, но в восприятуаре можно лишь по дошедшим до нас затии слушателей они все равно оставались
писям, историю эстрады можно разделить
частями крупных произведений. Да и сами
на граммофонный (до 1917 г.), патефонный
переводы, конечно, делались не для запи(1920–1960-е гг.) и магнитофонный (1970–
си, а для сцены, так что эти случаи в нашей
1980-е гг.) периоды. Разумеется, деление
статье мы не рассматриваем. Что касается
это условно: в одно время с магнитофонами
граммофонных шлягеров легкого жанра
существовали и пластиночные проигрывав чистом виде, крайне любопытна истотели, патефоны уживались с уже забытым
рия английской песни “It’s a long way to
сейчас звуковоспроизводящим устройст­
Tipperary”:
вом – микифоном и т.п.
Up to mighty London came
Но мы пишем не истоAn Irish lad one day,
рию эстрады, не историю
All the streets were paved with gold,
So everyone was gay!
звукозаписи, а историю
Singing songs of Piccadilly,
перевода для эстрады. За
Strand, and Leicester Square,
этими условными обо'Til Paddy got excited and
значениями стоят три
He shouted to them there:
этапа проникновения заChorus:
рубежного
репертуара
в Россию – каждый со
“It’s a long way to Tipperary,
It’s a long way to go.
своими особенностями,
It’s a long way to Tipperary
которые так или инаМикифон (портативный
To
the sweetest girl I know!
че сказались на методах
граммофон)
Goodbye Piccadilly,
перевода.
Farewell Leicester Square!
Еще одна оговорка. Часто в качестве
It’s a long long way to Tipperary,
самостоятельных песен на эстраду попаBut my heart’s right there.”
дали отдельные номера из музыкальноPaddy wrote a letter
драматических произведений: оперетт,
To his Irish Molly O’,
мюзиклов. Так, песенка, которую мурлыSaying, “Should you not receive it,
чет Остап Бендер в «Двенадцати стульях»
Write and let me know!
(«Раньше это делали верблюды, /Раньше
If I make mistakes in ‘spelling’,
так плясали батакуды, /А теперь уже танцуMolly dear”, said he,
ет шимми целый мир»), – это номер из опе“Remember it’s the pen that’s bad,
ретты И. Кальмана «Баядерка», который
Don’t lay the blame on me.”
часто вставлялся в концертные программы
Chorus
и записывался на граммофонных пластинMolly wrote a neat reply
ках. Рассматривать перевод таких номеров
To Irish Paddy O’,
в отрыве от перевода всего либретто было
Saying, “Mike Maloney wants
бы неправильно, поэтому к подобному маTo marry me, and so
териалу мы обращаться не будем.
Leave the Strand and Piccadilly,
Or you’ll be to blame,
***
For love has fairly drove me silly,
Первые граммофонные записи в Рос­
Hoping you’re the same!”
сии были сделаны в самые последние годы
XIX века. На ранний период российской
Chorus
38
Переводя культуру
Отвечает другу Мэри: «Мало писем шлешь.
Ничего, что плохи перья, будешь ты хорош!
39
М о с т ы № 3 ( 4 3 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Второе рождение на русском языке эта
песня пережила в 1944 г., когда после успешной высадки союзников в Нормандии отношения СССР с Англией и США, пожалуй,
без натяжек можно было назвать теплыми.
На пике союзнической дружбы в нашей
стране записали несколько иностранных
песен, и в их числе – «Типперери» (исполняет Елена Петкер). На этот раз слова совсем другие. Если
в варианте 1914 г.,
как и в оригинале,
поется о простом
пареньке из провинции, который
попал в столицу,
то в новом переводе
Самуила
Болотина и «деревня», и «столица
шумная» вместе
отождествляются
с «Англией родной», а герой песни находится, видимо, на
фронте. Он, как и в 1914 г., пишет письмо
домой, по-прежнему у него плохие чернила
и перо, но теперь в русском тексте приведен
и ответ, приходящий от «крошки Мэри». И
вообще, несмотря на прочие изменения,
«любовная линия» оригинала в этом переводе проявлена четче:
Падди пишет самой лучшей девушке своей:
«Коль письмо мое получишь, сообщи скорей,
Если есть в письме ошибки – дело не хитро,
Здесь чернила очень липки, очень скверное перо.
Припев:
Путь далекий до Типперери,
Путь далекий домой,
Путь далекий до крошки Мэри
И до Англии родной.
До свиданья, мой Пикадилли,
До свиданья, Лестер-сквер,
Где мы весело с девчонками бродили,
Где так скучно теперь.»
Написал ее в
1912 г. артист и
автор популяр­
ных песен Джек
Джадж, как рассказывают – на
основании одной
случайно услышанной фразы,
за ночь, на спор.
По другой версии, Джадж написал текст еще
в 1909 г. в соавторстве с Гарри
Дж. Джадж с нотами
Уильямсом,
а
“It’s a Long Way to Tipperary”
через три года заключил пари, уже имея в виду написанное.
Несмотря на вполне мирные слова, эту
песню принято считать солдатской; особенно широкую популярность она приобрела
с началом Первой мировой войны. Вскоре
о «Типперери» стали узнавать в странах –
союзницах Великобритании. В декабре
1914 г. в России ее под названием «Далеко
до моей деревни» записал довольно известный тогда Николай Монахов. Автор перевода неизвестен, слова такие:
Парень молодой в столицу шумную попал,
Золотые горы там увидеть он мечтал,
Дни и ночи веселясь, он время проводил,
Хотя он с сожалением порою всё твердил:
Припев:
«Далеко до моей деревни,
Где меня всё зовет.
Далеко до моей деревни,
Где меня дружочек ждет!
Прощай, о столица!
Расстаюсь с тобой!
В край родимый, милый, ненаглядный
Я рвусь всей душой!»
Вздумал парень сочинить красавице письмо:
«Если не получишь ты посланья моего,
Этому виной перо плохое, так и знай,
Но не сердись и поскорее ты мне отвечай!»
Припев
М о с т ы № 3 ( 4 3 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Переводя культуру
Сватает в меня влюбленный старый
Мак-Маллон,
Прогнала я Мак-Маллона, шлю тебе большой поклон!
Припев по-английски
Колоти побольше бошей, Падди милый мой!
Чем побьешь ты бошей больше, тем скорей придешь домой!
Скоро, скоро в Лестер-сквере я к тебе прильну,
Милый Падди, будет Мэри вспоминать лишь про войну.»
Припев по-английски
сти поэтому «Типперери» с таким задором
стали распевать воевавшие во Франции
ирландские стрелки, чем и объясняется ее
скорый экспорт. В переводе Болотина, как
было отмечено выше, и столица, и провинция отождествлены с Великобританией, с
отечеством в целом. Дело только в том, что
к 1944 г. Ирландия уже четверть века была
независимым государством. При этом в
антигитлеровскую коалицию она не вступала, объявив нейтралитет и воздерживаясь от участия в любых боевых действиях
на стороне англичан. Не исключено, что
переводчик просто не сопоставил эти факты, а может быть он исходил из той поговорки, что из песни словa не выкинешь.
Это, очевидно, не помешало ему наполовину ее переписать, но так уж получается,
что вне зависимости от любых метаморфоз
сюжета, песня узнается по заглавному слову. Читатель, наверное, согласится, что без
Типперери, как ни крути, уже совсем не то.
Дополнительную путаницу вносит в
перевод то, что ирландка Мэри на французский манер называет немцев «бошами»
(презрительное обозначение немцев во
Франции, как у нас «фрицы»). И получает
предложение руки и сердца, как видно, от
шотландца Мак-Малона. Такой вот песенный мультикультурализм.
Уже в 1945 г. появилось еще одно исполнение «Типперери» по-русски: вышла пластинка Ансамбля песни и пляски
Советской армии им. А.В. Александрова,
солист Олег Разумовский. Перевод в основе
тот же самый, но без вставок по-английски
(Петкер несколько раз поет припев на языке оригинала) и с существенными изменениями. Первый куплет и припев совпадают
(разве что в припеве «крошка Мэри» заменена на «милую Мэри». Расхождения начинаются дальше:
Далеко от Типперери, от любимой я,
Но душой с тобою, Мэри, милая моя,
Дни боев остались сзади, сдался подлый вождь,
Ты же, если любишь Падди, значит Падди подождешь!
Припев
Другу Падди пишет Мэри: «Мало писем шлешь.
Ничего, что плохи перья, был бы ты хорош.
Я люблю тебя ужасно, Падди, милый мой,
Наше будущее ясно – скоро ты придешь домой!»
Припев
***
Первая волна песенного импорта в
России приходится на годы нэпа. Легкий
жанр правил бал. Патефон стал неизменной принадлежностью красивой жизни.
Репертуар соответствующий. В фельетоне «Московские ассамблеи» (1929 г.)
И.А. Ильф и Е.П. Петров описывают типичные столичные вечеринки:
Любопытно, что в обоих вариантах нового перевода возникает смысловая нестыковка. В дореволюционном переводе все
получилось логично. Типперери – место
на юге Ирландии, и откуда же еще, если не
оттуда, мог приехать в Лондон персонаж,
выведенный как собирательный образ британского провинциала? Наверное, отча-
Все известно заранее. Известно, что
у Блеялкиных всегда прокисший салат,
но удачный паштет из воловьей печенки.
Известно, что скупые Вздохи, основываясь
на том, что пора уже жить по-европейски,
не дают ужина и ограничиваются светлым
чаем с бисквитом «Баррикада». Также известно, что Марковы придут с граммофон40
Переводя культуру
Варшава упомянута не случайно. За
дав­ностью лет теперь редко вспоминают о том, что многие знаменитые русские
песни и вправду произошли из Польши.
В межвоен­ные десятилетия и особенно в
тридцатые годы эстрадная музыка в этом
молодом государстве переживала небыва­
лый расцвет. Польская музыка легкого жанра быстро обретала популярность за пре­де­
лами страны: как Западной Европе, так и в
СССР. В нашу страну иностранные плас­
тин­ки попадали обычно полулегально, но
мелодии были так хороши, что их перезаписывали с сильно измененным при переводе
русским текстом. Мешало если не прямое
идеологическое несоответствие, то, пожалуй, чрезмерная стилистическая близость
к эмигрантской и буржуазно-мещанской
среде, неприемлемая по тогдаш­ним понятиям игривость, или же, наоборот, слишком заметная интимность и меланхолия.
Последнее относится прежде всего к
танго. Положение одного из главных музы­
каль­ных символов предвоенных лет наряду с такими шлягерами, как «На улице
дождь» Генри Химмеля, прочно занимает
«Утомленное солнце». В России наиболее известно советское исполнение Павла
Михайлова под названием «Расставание»
(осень 1937 г., в сопровождении оркестра
Александра Цфасмана). Именно оно звучит в нескольких кинофильмах, а также во
всемирно известном мультфильме Ю. Нор­
ш­тейна «Сказка сказок».
Родилось это танго примерно за год до
того, как оно зазвучало в СССР в исполнении джаз-ансамбля Цфасмана. Музыку написал один из ведущих композиторов тех
лет Ежи Петерсбурский3. Петерсбурский
также написал мелодии песен «Синий платочек», «Золотой огонек» и многих других
шлягеров. Первый, польский, вариант танго называется “To ostatnia nedziela” («Это
Отечественные исполнители тоже
были не прочь включить что-нибудь вроде
«Их фаре» в свои программы, но к концу
1920-х гг. Главный репертуарный комитет
Наркомпроса РСФСР и Всероссийская
ассоциация пролетарских музыкантов
(ВАПМ), засучив рукава, взялись за искоренение «легкого жанра (“цыганщина”,
жестокие романсы, фокстрот, лжереволюционная халтура) как вида нэпманской
музыки»2. Какая уж там «маленькая штучка», если, согласно репертуарному указателю Главреперткома за 1931 г., были запрещены к исполнению даже известная песня
«Хаз-Булат удалой», романс Шереметева
на слова А.С. Пушкина «Я вас любил» и
фокстрот М.И. Блантера на слова В. Масса
«Джон Грей» («Джон Грей был всех смелее»). Понятно, что о полноценном переводе песенных текстов в таких условиях
говорить не приходилось. Чаще всего от
зарубежного материала оставалась лишь
мелодия, текст просто-напросто писался
заново.
В одной из глав романа Ильфа и
Петрова «Двенадцать стульев», не вошедшей в окончательный вариант книги, появляется композитор-халтурщик Ибрагим:
Композитор Ибрагим существовал милостями своей сестры. Из Варшавы она
присылала ему новые фокстроты. Ибрагим
переписывал их на нотную бумагу, менял
название «Любовь в океане» на «Амброзия»
или «Флирт в метро» на «Сингапурские
ночи» и, снабдив ноты стихами Хунтова,
сплавлял их в музыкальный сектор.
3 В свое время он закончил Варшавскую консерваторию, затем учился в Вене у клас­­си­­чес­кого пианиста Артура Шнабеля, а на стезю легкой музыки его
направил прозор­ливый автор знаменитых оперетт
Имре Каль­ман. Россияне 1930-х гг. шути­ли: «Музыка
Петерсбурского – слова Московс­кого».
2 Довести до конца борьбу с нэпманской музыкой. Второй сборник статей.– М.: Государственное
музыкальное издательство, 1931. – с. 5.
41
М о с т ы № 3 ( 4 3 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
ными пластинками, и известно даже, с какими. Там будет вальс-бостон «Нас двое в
бунгало», чарльстон «У моей девочки есть
одна маленькая штучка» и старый немецкий
фокстрот «Их фаре мит майнер Клара ин ди
Сахара», что, как видно, значит: «Я уезжаю
со своей Кларой в одну Сахару».
М о с т ы № 3 ( 4 3 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Переводя культуру
последнее воскресенье») – по
щалось». Спокойный пейзаж
первым словам припева. Автор
уходящего знойного дня будто
слов – поэт-песенник Зенон
подсказывает героям стихотФридвальд, на них и писал муворения нужные слова: хватит
зыку композитор. Для записи
страстей и метаний, все конпесню впервые исполнил изчено. Таково и несколько отвестный артист эстрады тех лет
страненное, умеренное, хотя
Мечислав Фогг. Некий юноша
и очень теплое исполнение
назначает последнее свидание
Михайлова.
своей возлюбленной, которая
На музыку “To ostatnia
намерена оставить его ради
nedziela” по-русски писали
богатого и удачливого сопери другие тексты; существуют
ника. Несчастный сетует на
записи Клавдии Шульженко
украденное счастье и умоляет
«Песня о юге» (1939 г., сл.
возлюбленную подарить ему
Асты Галлы) и «Листья падаЕжи Петерсбурский
еще одно, последнее воскреют с клена» (1938 г., сл. Андрея
сенье. Тема незамысловатого
Волкова) квартета в составе А.
произведения Фридвальда не блещет ориАкимова, П. Нечаева, Н. Семерницкого и
гинальностью, однако пластинка Фогга
Н. Словинского. С польским оригиналом
имела огромный успех и столь же мощное,
обе записи объединяет только мелодия, и с
по воспоминаниям современников, чуть
переводческой точки зрения они интереса
ли не магическое воздействие на публине представляют.
ку. Шлягер не обошла стороной и дурная
Не меньше, чем «Утомленное солнце»,
слава. Известно, что под это танго стрелязнаменит фокстрот «У самовара». Он тоже
лись жертвы неразделенной любви, и напоявился в Польше, в 1929 г. Задорную и
ряду с венгерской песней Режё Шереша
прекрасно запоминающуюся музыку на«Мрачное воскресенье» (1933 г.) его инописала начинающий композитор Фаина
гда называют «танго самоубийц». А в годы
Гордон (Квятковская), а бесхитростный
Второй мировой войны близкий коллега
текст – директор варшавского театраПетерсбурского Артур Гольд вместе со своварьете Анджей Власт. Песню исполнил
им небольшим оркестром оказался в числе
Тадеуш Фалишевский. Фаина Квятковская
заключенных Треблинки и вплоть до гибезатем переложила песню на русский язык,
ли в 1943 г. был вынужден исполнять «Это
и в последующие годы появились запипоследнее воскресенье», когда его соотечеси Арполина Нюмы, Петра Лещенко и
ственников гнали на смерть.
Леонида Утесова4.
В лаконичном русском тексте Иоси­
Польский оригинал выглядит так:
фа Альвэка сохранилась лишь общая тема
Znów jest maj, ten sam,
расставания влюбленных. Отличается и
Kasztany kwitną znów ogromnie.
ситуация, и настроение, по-другому рабоNaplewat' mnie tam!
тает эффект присутствия. Персонаж уже
Ja jedno wiem i jedno pomnę:
не обращается к возлюбленной с мольбой
Pod samowarem siedzi moja Masza,
о последнем свидании, но без отчаяния,
Ja mówię «tak», a ona mówi «nie».
лишь с легкой грустью рассказывает об их
Jak w samowarze kipi milość nasza,
немногословной встрече на закате у моря.
Ja gryzę pestki, ona na mnie klnie.
В русском переложении появляется пейзаж, чего в польском оригинале не было:
4 В последнем случае – в обработке под танго«Утомленное солнце / Нежно с морем профокстрот, на этикетке автором слов значится
В.И. Лебедев-Кумач.
42
Переводя культуру
(«Любовь тебя погубила») в исполнении
того же Фалишевского. Подробнее о творчестве Власта и Квятковской, а также об
истории «Синего платочка» и «Золотого
огонька» можно прочитать в замечательной
книге А. Железного о развитии грамзаписи
в России «Наш друг – грампластинка».
В связях польской и русскоязычной довоенной эстрады также нельзя не отметить
роль Петра Лещенко. Именно он исполнил
по-русски песни на музыку Оскара Строка
(«Черные глаза», «Скажите, почему» и др.)
и Марка Марьяновского («Татьяна» и др.),
ставшие бессмертными шлягерами. В тридцатые годы он гастролировал и записывался
в Риге, Берлине, Лондоне, Вене, Бухаресте,
в румынском тогда Кишиневе. Посещая в
бесконечных разъездах Варшаву, Лещенко
успевал ознакомиться с новинками местной эстрады, и лучшие из них оказались в
его репертуаре. Русский текст в вольном
переводе на основе польского чаще всего
писал сам. Благодаря ему по-русски зазвучали песни «Сердце мамы», «Андрюша»,
«Гармошка», «Всё за любовь я прощаю» и
др., а в начале вышеупомянутой «У самовара» появились два новых куплета.
Przyszli, wzięli nam
Firanki, szubę, stół i łóżko.
Naplewat' mnie tam,
Bo ja o jednym myślę duszko.
Русский вариант Квятковской в два
раза короче, остались всего две средние
строфы:
У самовара я и моя Маша,
А на дворе совсем уже темно.
Как в самоваре, так кипит страсть наша.
Смеется хитро месяц нам в окно.
Маша чай мне наливает,
И взор ее так много обещает.
У самовара я и моя Маша
Вприкуску чай пить будем до утра!
В более или менее точном переводе сохранились только две строчки, а в остальном здесь, как и в случае предыдущей
песни, поддержана только ситуативнотематическая общность.
Власту и Квятковской принадлежит и
другое знаменитое танго. По-русски оно
называется «Аргентина», а впервые появилось под названием «Miłość cię zgubila»
Просто цитата
(Окончание следует)
☛ со стр. 24
(Окончание)
10. Переводчик обязан уважать законные интересы лиц и учреждений, использующих перевод,
рассматривая как nрофессиональную тайну все
сведения, какие он может получить, работая над
вверенным ему переводом.
7. Он должен, кроме того, быть широко образован, достаточно хорошо знать предмет, о котором
идет речь, и воздерживаться от работы в незнакомой ему области.
8. В своей профессиональной работе переводчик воздерживается от всякой нечестной конкуренции; в частности, он не должен соглашаться на
оплату ниже той, которая предусмотрена законом,
особыми постановлениями, обычаем или же решением его профессиональной организации.
11. Являясь «вторичным» автором, nереводчик
берет на себя особые обязательства по отношению
к автору оригинала.
12. Он не должен делать перевод, не имея на то
разрешения автора оригинала или владельца оригинала, а также должен уважать все другие права
автора.
9. Вообще он не должен ни искать работы, ни
соглашаться на работу на условиях, унизительных
для него или для его профессии.
43
М о с т ы № 3 ( 4 3 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Potem nagle po całusku
Wydziela do herbaty na prikusku.
Pod samowarem siedzi moja Masza
I jak herbata tak naciąga mnie!
Переводя культуру
Когда хиты были шлягерами
О переводе «легкого жанра» .
(Окончание)*
И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Он обращается к публике с типичными
эстрадными пошлостями и затем начинает
свой «концерт» с «американского» номера,
как громко называет «маэстро» самый расшантанный фокстрот, тупой, меха­ни­ческий,
но насыщенный той кабацкой «спецификой»,
по которой истосковались московские нэпманские мамаши и дочки. Дальше следует
экскурс в «национальную» музыку – русскую,
еврейскую, украинскую – неподражаемая
смесь наглости и цинизма. Прикрываясь
словами (это, мол, старый быт), Утесов смакует типичные для старых песен элементы,
чем и приводит в неописуемый восторг
обывательские души1.
Весной 2015 г. исполнится 120 лет со дня
рождения Леонида Утесова (1895–1982).
Леонид Осипович в представлении не нуждается: советскую эстраду многих десятилетий и довоенный кинематограф без него
невозможно представить.
В конце 1920-х гг. Утесов создал первый
в СССР джазовый оркестр – «Теа-джаз»,
которым руководил вначале совместно с
трубачом Яковом Скоморовским. С самого начала этот музыкальный коллектив во
главе с Утесовым стремился оживить свои
выступления и приблизить их к публике,
подвергая своеобразной, в духе времени
карнавальной, театрализации (отсюда и
название). При всей развлекательности,
это был сложный, синтетический жанр с
тщательно продуманными программами.
Важное место отводилосчь и импровизации. Публика в долгу не осталась: успех
нового оркестра превзошел самые смелые
ожидания, лучшие программы месяцами
шли при аншлаге, контракты многократно
продлевались. Репертуар в те годы был самый разнообразный: от старых городских
песен, осовремененных в джазовой манере,
до новых зарубежных шлягеров.
Как в кривом зеркале, отразились утесовские программы в злопыхательских отзывах Российской ассоциации пролетарских музыкантов (РАМП):
Из истории литературы известно, что
в глухоте и недалекости с рецензентами
РАПМа могли состязаться разве что их
коллеги из Российской ассоциации пролетарских писателей.
Репертуар Утесова с годами менялся,
как менялась и эпоха. С наступлением более суровых времен «Теа-джаз» переименовали в Государственный эстрадный оркестр
РСФСР. Через много лет Леонид Осипович,
шутя, прибавлял к этому названию: «девичья фамилия – джаз...». Многие песни оркестра стали бессмертными шлягерами, некоторые остались малозамеченными, были
также записи, блиставшие всего несколько
лет. Однако с точки зрения истории перевода и биографии «кочующих» текстов оди-
* Начало – «Мосты» №3(43) 2014.
1 Цитата приводится по книге Г. Скороходова
«Леонид Утесов. Друзья и враги». –М.: Олимп, 2007.
20
Переводя культуру
Az der rebe Elimelekh
iz gevorn zeyer freylekh,
iz gevorn zeyer freylekh Elimelekh,
hot er oysgeton di tfilen
un hot ongeton di briln
un geshikt nokh di fidlers di tsvey.
Un di fidldike fidlers
hobn fidldik gefidlt,
hobn fidldik gefidlt hoben zey.
На уровне описания ситуации русский
перевод вполне эквивалентен; усилено звукоподражание. Что касается автора русского текста, то «Полонский» – это поэтесса
и переводчица Елизавета Григорьевна
Полонская (1890–1969). Утесова с ней
познакомил не кто иной, как Михаил
Зощенко, который ее знал еще по литературной группе «Серапионовых братьев».
Есть мнение, что текст Моше Надира
восходит к старинной английской песенке
“Old King Cole”:
наково интересны как знаменитые номера,
так и подзабытый репертуар.
Вот, например, «Дядя Эля». Неуныва­ю­
щий заглавный герой для хорошего настроения то зовет в гости скрипачей и трубачей,
а то заводит на граммофоне «старинные
новинки». Песня записана в 1940 г. в остроумной аранжировке: под конец оркестр
внезапно замедляет темп, раздаются слова
Утесова: «Накрути граммофон!», и песня
завершается снова в быстром темпе.
Приведем для наглядности первый
куплет:
Old King Cole was a merry old soul
And a merry old soul was he;
He called for his pipe, and he called for his bowl
And he called for his fiddlers three.
Every fiddler he had a fiddle,
And a very fine fiddle had he;
Oh there's none so rare, as can compare
With King Cole and his fiddlers three.
Если добрый дядя Эля
В сердце чувствовал веселье,
В сердце чувствовал веселье
Дядя Эля.
Он снимал свой сюртучонко,
Надевал на лоб шапчонку,
Вызывал тогда он скрипачей.
И скрипачи пилили-лили,
Скрипачи пиликалили,
Скрипачи пилили-лили, скрипачи.
Тема переводных песен Утесова тесно
соприкасается с затронутой в первой части
статьи историей о судьбе польских шлягеров. В 1945 г. вышла утесовская пластинка
«Второе сердце». Это чуть ли не единственный пример «переезда» из Польши именно военной песни. Русский текст написал
Евгений Долматовский:
На этикетке указано: «Муз. Пустыль­
ника, перев. Полонского». Но история
песни говорит о другом. Появилась она намного раньше, а Пустыльник скорее всего,
лишь выполнил аранжировку: существует
заграничная пластинка «Пате» 1920 или
1918 г., на которой эту песню с похожей мелодией на идише исполняет Замуэль (Сэм)
Зильбербуш. А текст („Der Rebe Elimelekh“)
принадлежит еврейскому поэту и драматургу Моше Надиру. В оригинале граммофона, конечно, нет: в гостях у ребе играют
на скрипках, барабанах и цимбалах.
Чье-то сердце оборвалось – так любить оно
хотело.
Чье-то сердце загрустило – и за войском
полетело.
Шел солдат своей дорогой, сердце бедное
приметил,
Взял его в походный ранец и пошел сквозь
дождь и ветер.
21
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Тот же куплет в оригинале:
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Переводя культуру
Шел солдат войне навстречу через лес и через поле.
Часто шел со смертью рядом: у солдат такая доля.
Но солдат всегда смеялся, смело шел сквозь пламя боя:
Ведь в своем походном ранце сердце он имел второе!
В 1930-х гг. Т. Сикорская занимала
ключевой пост с точки зрения влияния
на тексты песен советской эстрады: она
была редактором песенных текстов Муз­
лита. Супруги особенно активно переводили песни в конце 1940-х – 1950-х гг.,
причем с самых разных языков: с албанского («Цветок»), румынского («Будет
счастье или нет», «Девушка с Дуная»,
«Мой друг»), венгерского («Что бежишь
ты от меня»), чешского («Музыканты»),
грузинского
(«Сулико»),
испанского
(«Голубка», «Простая девчонка»), итальянского («Солнечный город»), французского
(«Лягушка»), немецкого («Марш пятого
полка»). Особое место в этом ряду занимают переводы с английского: от ставших
песенной классикой «Бомбардировщиков»
(“Coming In on a Wing and a Prayer” – «На
честном слове и на одном крыле») до знаменитой песни С. Фостера “Oh! Susanna”.
Методы их перевода были разнообразны – от довольно точного воспроизведения оригинала до вольных импровизаций
на его тему. Сравним два их перевода. Вот
как перевели Болотин и Сикорская начало
песни И. Берлина “This Is the Army ” из одноименного ревю, поставленного в 1943 г.
на Бродвее (после чего Берлин по распоряжению президента Г. Трумена был удостоен медали «За заслуги»):
Это сильно сокращенный, частичный
перевод польской песни “Serce w plecaku”,
написанной в 1933 г. офицером польской
армии Михалом Зелинским на другую
мелодию:
Z piersi młodej się wyrwało,
W wielkim bólu i rozterce
I za wojskiem poleciało,
Zakochane czyjeś serce.
Żołnierz drogą maszerował,
Nad serduszkiem się użalił,
Więc je do plecaka schował
I pomaszerował dalej.
Вероятно, Долматовский, который ра­
ботал военным корреспондентом и много­
кратно бывал на фронте, услышал ее от польских солдат «Армии людовой». В Польше
она весьма популярна и в наши дни.
***
Некоторые более известные песни
Утесова, например «Кейзи Джонс» (второе название – «Песня об американском
штрейкбрехере»), на русском языке зазвучали благодаря супругам переводчикам
Самуилу Борисовичу Болотину (1901–1970)
и Татьяне Сергеевне Сикорской (1901–1984).
О них стоит рассказать отдельно.
This is the Army, Mister Jones!
No private rooms or telephones.
You had your breakfast in bed before
But you won't have it there any more.
This is the Army, Mister Green!
We like the barracks nice and clean.
You had a housemaid to clean your floor
But she won't help you out any more.
Здесь вы в казарме, мистер Ред!
Здесь телефонов личных нет.
Завтрак в постели и в кухне газ –
Эти блага теперь не для вас!
Здесь вы в казарме, мистер Грин!
Здесь нет паркетов и перин.
Чистить бараки, любезный друг,
Вам придется без помощи слуг!
Т.С. Сикорская и С.Б. Болотин
22
Переводя культуру
They asked me how I knew
My true love was true.
Oh, I of course replied
Something here inside
Cannot be denied.
They said, someday you'll find
All who love are blind.
Oh, when your heart's on fire
You must realize
Smoke gets in your eyes.
Да,
Тот, кто был влюблен,
Знал прекрасный сон –
Тот, кто был любим,
Знает, что любовь
Тает словно дым...
Пластинку с этой популярной шуточной песней (как говорили современники,
«в стиле Беранже») привез в Москву один из
делегатов КИМа – Коммунистического интернационала молодежи. И именно так она
попала в руки Александра Безыменского:
самого революционного поэта, члена большевистской партии с дореволюционным
стажем, бывшего члена Российской ассоциации пролетарских писателей (РАПП),
сурово отрицавшей «непролетарскую» литературу, автора песен «Молодая гвардия»
и «Комсофлотский марш», певца тракторных заводов и гидроэлектростанций.
Несмотря на свой истовый партийный подход к искусству, пролетарский поэт не смог
устоять перед обаянием лукавой песенки
и уговорил Утесова включить ее в новую
программу джаз-оркестра с, казалось бы,
неподходящим названием «Песни моей
Родины»: дескать, пусть она на контрасте
докажет, что когда представители буржуазного общества уверяют себя и других, что
у них все хорошо, верить им
нельзя. Возможно, что эта
идея исходила от оставшегося неведомым кимовца. Для
большей
убедительности
Безыменский сам перевел
песенку на русский язык,
причем справился с этим
блестяще, сохранив не только ритм, размер и общую
сюжетную линию, но и ярко
Дым
Вьется пеленой,
Сердце влюблено –
Знает ли оно,
Кто был избран им?
Все скрывает дым...
***
Вообще в отношении близости текста
перевода к тексту оригинала в патефонную эпоху наблюдался большой разброс:
от точного, практически эквилинеарного
соответствия до полной самостоятельности
русского текста, написанного на модную
мелодию.
Примером максимальной точности
может служить песня «Все хорошо, прекрасная маркиза», знакомая всем
в исполнении Леонида Утесова и
его дочери Эдит в сопровождении
джаз-оркестра Утесова. Что это
песенка переводная, французская,
сомнений у слушателей никогда
не возникало. Ее сочинил в 1935 г.
известный французский джазмен
и руководитель джаз-оркестра Рэй
Вен­тура на стихи Поля Мизраки,
Шарля Паскье и Анри Аллана.
23
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
А с другой стороны – популярная песня
Дж. Керна на слова О. Харбаха “Smoke Gets in
Your Eyes” (в переводе Болотина – «Дым»):
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Переводя культуру
выписав каждый отдельный эпизод. Дело в
том, что прежде чем уйти в революцию, в
свои юные годы будущий комсомольский
поэт успел закончить гимназию в городе
Владимире и даже поучиться в Киевском
коммерческом институте, а это подразумевало неплохой уровень владения несколькими иностранными языками. Публика
немедленно влюбилась в песню, рефрен ее
стал поговоркой, причем ее пропагандист-
«Все хорошо, прекрасная маркиза»
Музыка Р. Вен­тура Слова П. Мизраки, Ш. Паскье и А. Аллана
Allô, allô, James, quelles nouvelles?
Absente depuis quinze jours,
Au bout du fil je vous appelle,
Que trouverai-je à mon retour?
Алло, алло, Джеймс, какие вести?
Давно я дома не была,
Пятнадцать дней, как я в отъезде,
Ну, как идут у нас дела?
Tout va très bien, Madame la Marquise,
Tout va très bien, tout va très bien,
Pourtant, il faut, il faut que l'on vous dise,
On déplore un tout petit rien:
Un incident, une bêtise,
La mort de votre jument grise,
Mais, à part ça, Madame la Marquise,
Tout va très bien, tout va très bien!
Все хорошо, прекрасная маркиза,
Дела идут, и жизнь легка,
Ни одного печального сюрприза,
За исключеньем пустяка:
Так, ерунда, пустое дело,
Кобыла ваша околела,
А в остальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!
.....
.....
Allô, allô, Lucas, quelles nouvelles?
Notre château est donc détruit!
Expliquez-moi, car je chancelle,
Comment cela s'est-il produit?
Алло, алло, Люка, сгорел наш замок,
Ах до чего мне тяжело,
Я вне себя, скажите прямо,
Как это все произошло?
Eh bien voila, Madame la Marquise,
Apprenant qu'il était ruiné,
A pein' fut-il rev'nu de sa surprise
Que M'sieur l'Marquis s'est suicidé,
Et c'est en ramassant la pell'
Qu'il renversa tout's les chandelles,
Mettant le feu à tout l'château
Qui s'consuma de bas en haut,
Le vent soufflant sur l'incendie,
Le propagea sur l'écurie,
Et c'est ainsi qu'en un moment
On vit périr votre jument!
Mais, à part ça,
Madame la Marquise,
Tout va très bien,
Tout va très bien!
Узнал ваш муж, прекрасная маркиза,
Что разорил себя и вас,
Не вынес он подобного сюрприза
И застрелился в тот же час.
Упавши мертвым у печи,
Он опрокинул две свечи,
Попали свечи на ковер,
И запылал он, как костер,
Погода ветреной была,
Ваш замок выгорел до тла,
Огонь усадьбу всю спалил,
И в ней конюшню охватил,
Конюшня запертой была,
А в ней кобыла умерла,
А в остальном, прекрасная маркиза,
Все хорошо, все хорошо!
24
Переводя культуру
На самом деле эта песня, хотя и основанная на народных напевах, имеет автора. Она была написана очень давно, примерно в 1860 г., испанским композитором
Себастьяном Ирадье, после поездки на
Кубу, и сразу стала чрезвычайно популярна
в Испании, Мексике, а также во Франции
и во многих других странах. За почти сотню
лет ее успели исполнить сотни певцов на
самых разных языках, чему способствовала
не только чрезвычайно привлекательная и
выразительная мелодия, которая постепенно преобразовалась из хабанеры в танго, но
и трогательная история о двух влюбленных,
разлученных морем, и о голубке – воплощении их любви. Пора было появиться и
русскому варианту песни. Только вот незадача: в русском тексте в образе голубки к
любимому моряку летит девушка, а он нежно ласкает птицу, отыскавшую в бурном
море его корабль. А в исходном испанском
варианте (а также французском, итальянском и прочих) – все наоборот: девушка
остается на берегу и ждет, не прилетит ли
на ее окошко птица с обещанной весточкой
от милого.
***
Нередко авторы русского текста просто
шли по пути наименьшего сопротивления и
упрощали сюжетную линию песни до более
привычной русскому слушателю. В начале
1950-х гг. миллионными тиражами расходилась пластинка, на которой Клавдия
Шульженко пела кубинскую песню
«Голубка» с русским текстом С. Болотина
и Т. Сикорской:
Когда
Из родной Гаваны отплыл я вдаль,
Лишь ты
Угадать сумела мою печаль.
Заря
Золотила ясных небес края,
И ты
Мне в слезах шепнула, любовь моя:
«Где б ты ни плавал,
Всюду к тебе, мой милый,
Я прилечу
Голубкою сизокрылой.
Парус я твой
Найду над волной морскою,
Ты мои перья
Нежно погладь рукою!»
О, голубка моя!
Будь со мною, молю,
В этом синем и пенном просторе,
В дальнем чужом краю...
Si a tu ventana llega
Una Paloma,
Trátala con cariño
Que es mi persona.
Cuéntala tus amores,
Bien de mi vida,
Corónala de flores
Que es cosa mia.
Ay ¡chinita que sí!
Ay ¡que dame tu amor!
Ay ¡que ven te conmigo,
Chinita, adonde vivo yo!
Причем трудно сказать: то ли переводчик не понял, как в оригинале распределены роли, то ли решил, что обращение
«О голубка моя!» более уместно по отношению к девушке.
Впрочем, смена ролей – с мужской на
женскую и наоборот – это частое явле-
2 Об истории песни «Утомленное солнце» мы немного рассказывали в первой части статьи.
25
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
О, голубка моя!
Как тебя я люблю,
О, как ловлю я за рокотом моря
Нежную песнь твою!
ское значение, кажется, волновало слушателей меньше всего.
Конечно, с переводными песнями в
СССР выступал не только Утесов и его
оркестр, но и другие эстрадно-джазовые
коллективы. Это и оркестр Александра
Цфасмана, в сопровождении которого
Павел Михайлов исполнил, например,
«Утомленное солнце»2, и оркестр Алексея
Семенова, с которым выступали Клавдия
Шульженко и Владимир Коралли, ансамбли Якова Скоморовского, Эдди Рознера и
др. К сожалению, рассказать о них подробнее в пределах одной статьи не получится.
А ведь со многими их записями связаны
любопытные переводческие истории.
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Переводя культуру
ние в мире эстрадной и камерной песни.
Красивую мелодию хочется спеть и певцу,
и певице, и если для этого нужно немного
переменить текст, то это делается без труда, как, например, в упомянутой в первой
части статьи «Американской солдатской
песне». А как быть, если текст песни в оригинале совсем не годится в качестве основы для перевода, но мелодия очень уж хороша? Разумеется, нужно просто написать
новые слова и петь на языке своей страны,
а из иностранного прошлого песенки можно заимствовать какое-нибудь эффектное
слово для припева, вроде «тарарабумбии».
В первой половине ХХ века, когда дело защиты авторских прав на музыку и тексты
песен находилось в зачаточном состоянии,
это делалось легко, и вот уже американские
джаз-оркестры распевали «рррусскую» песню, начинавшуюся с загадочного возгласа
“Mochi Chernya, California!”, а Эдит Пиаф
пела на испано-французском языке: « La
Paloma, adieu... »
Такова и судьба «Кукарачи». Про­ис­
хож­дение этой народной мелодии, как говорят сами испанцы, теряется в глубине
веков: утверждают, что она звучала еще во
времена испанской реконкисты, то есть в
XV в. Так или иначе, всеобщую известность
эта песенка в стиле «корридо» приобрела в
начале ХХ в. в Мексике, где ее пели, импровизируя куплеты на злобу дня, – примерно
как в русских частушках или бесконечно
обновляющейся песне «Яблочко». Иногда в
ней речь шла о победах в освободительной
борьбе народной армии Панчо Вильи, иногда о каких-то уже совсем забытых событиях мексиканской жизни, но всегда сохранялся бодрый, жизнерадостный рефрен:
ке, остается гадать слушателям: так можно
было дразнить практически кого угодно.
В 1934 г. на экраны вышел американский фильм-вестерн о мексиканской революции «Да здравствует Вилья» ( “Viva
Villa!”, в советском прокате «Капитан армии свободы»), где звучала эта мелодия.
К 1935 г. в распоряжении советских меломанов была пластинка, на которой английский джаз-оркестр под управлением Гарри
Роя играл эту мелодию в ритме румбы, слегка припевая по-английски: “La Cucaracha,
La Cucaracha! Sing no matter where you are.//
La Cucaracha, La Cucaracha!//Try it on your
old guitar”, – то есть от исходного текста
осталась только «кукарача». Публика была
готова к тому, чтобы услышать эту песню
на русском языке – причем необязательно
в связи с мексиканскими революционерами. И вот в 1938 г. появились пластинки с
записью песни «Кукарача» в исполнении
примадонны Московского театра оперетты, блистательной Клавдии Новиковой.
Песня получилась яркая, а темперамент
исполнительницы превращал ее в маленький спектакль:
Я с досады чуть не плачу...
У меня в груди вулкан:
Он сказал мне «Кукарача» –
Это значит таракан!
Пусть смугла, черна гитана,
Уж таков судьбы закон.
Так зачем же в «таракана»
Ты так долго был влюблен?!...
За кукарачу, за кукарачу
Я отомщу.
Я не заплачу, нет не заплачу,
Но обиды не прощу!
Коль соперницу я встречу,
Ссору с ней не завяжу.
Я ни слова не отвечу,
Даже «дура» не скажу.
Не к лицу мне быть трещоткой
И драчливой, как коза.
Просто я твоей красотке
Выцарапаю глаза.
За кукарачу, за кукарачу
Я отомщу.
И проведу, и одурачу,
Как я только захочу!
La cucaracha, la cucaracha
Ya no puede caminar
Porque no tiene
Porque le falta
La patita principal.
– а то и “Porque no tiene, porque le falta
marijuana pa fumar”. Кто был тот «хромой
таракан» (или «таракан, недообкурившийся марихуаной»), о котором поется в песен26
Переводя культуру
И буду, наверно, сыта я
Денек или два, а затем
И все остальное доем».
....................
Но слопать живьем, как селедку,
Акула кита не могла:
Не лезет он в жадную глотку –
Для этого глотка мала.
Китом подавилась акула
И, лопнув по швам, потонула.
Песня впервые прозвучала в 1938 г. в
исполнении джаз-оркестра Л.О. Утесова.
Слушателям того времени было ясно, что
«Акула» – эстрадный памфлет: отзыв на
столкновение Красной армии с японской
императорской армией на озере Хасан в
июле 1938 г.3 Притом «Акула» был частью
***
Бывали в истории советской эстрады
и случаи, когда зарубежный песенный материал использовался в пропагандистских
целях, причем идеологические намерения
переработчиков и исполнителей были куда
очевиднее, чем «политическая» подоплека
перевода песни «Все хорошо, прекрасная
маркиза». Разумеется, для этого требовалась либо полная замена, либо значительная перелицовка исходного текста.
Едва ли не самый казусный случай
архи­вольного обращения с оригиналом –
песня «Акула» на мотив известной еще с
XIX в. шотландской народной песни “My
Bonnie Lies Over the Ocean”. В русском
варианте лирическая песня становится
лукаво-издевательским джазовым вальсом
на слова С.Я. Маршака:
Обложка книги С.Я. Маршака «Акула, Гиена
и Волк» (с иллюстрациями Кукрыниксов).
На Дальнем Востоке акула
Охотой была занята:
Злодейка-акула дерзнула
Напасть на соседа-кита.
«Сожру половину кита я,
3 Чтобы у слушателей никаких сомнений на этот
счет не возникало, пластинка с «Акулой» в исполнении джаз-оркестра Э. Кемпера (1940 г.) была снабжена этикеткой, воспроизводящей гравюру Хокусая.
27
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Текст песни написал поэт Юрий Дан­
ци­гер. В творческом содружестве с поэтом
и драматургом Д. Долевым он был автором
известных песен на музыку М. Блантера:
«Молодость» («Потому что у нас каждый
молод сейчас, в нашей юной прекрасной стране!»), «Краснофлотская» («Якорь
поднят...»), «Синьорина» на музыку
В. Соколова, «Курьер за счастьем» на музыку Б. Фомина и других; его песни были
в репертуаре Л. Утесова и К. Шульженко.
Вместе с Д. Долевым и И. Стравинским
Ю. Данцигер был также соавтором либретто оперетты на исторический сюжет
«Тишайший», поставленной в Москве
в 1933 г. (правда, без большого успеха).
Испанско-латиноамериканская тематика
была в моде в 1930-е гг.: патефонные пластинки на все голоса пели о Фраскитах,
Челитах и Синьоритах. Среди них уверенно заняла свое место русская «Кукарача»,
с восторгом сменившая традицию революционного куплета на роль гимна коммунальных домохозяек.
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Переводя культуру
езжает к отцу со своими двумя детьми. В
результате ряда сюжетных поворотов барон вынужден примириться с ужасным для
него фактом <...> Музыка принадлежала
И. Дунаевскому. Особенно удались романсы «О, помоги» негра-дирижера Вудлейга,
романс «Под черной кожей» на слова
Д’Актиля и колыбельная для оркестра4.
большого стихотворения Маршака «Акула,
гиена и волк. Сказка для больших и маленьких», где три упомянутых представителя
фауны изображают соответственно японских милитаристов, итальянских фашистов
и немецких нацистов.
По сравнению с такими культурногео­графическими кульбитами (скачок из
Шотландии в Японию), эволюция песни
Ф. Алерта на слова Э. Лесли “The Moon Was
Yellow” выглядит еще не таким членовредительством. В оригинале текст песни был
таков:
В практике Утесова это не единственный случай. В 1943 г., по его словам:
На музыку из американской кинокартины «Три мушкетера» я исполнял сатирическую песенку «Гитлеровский вор» (русский текст И. Фрадкина), а на французский
народный мотив – язвительные куплеты
«О предательстве маршала Петэна» (слова
В. Дыховичного)5.
The moon was yellow, and the night was young.
A smile brought us together, and I was wond’ring whether
We’d meet again someday.
Более интересный с переводческой точки зрения случай – «Песня американского
безработного», прозвучавшая в программе
джаз-оркестра Утесова в 1952 г. Снова воспоминания Утесова:
The moon was yellow, and a song was sung.
That vocal inspiration gave me the inclination
To give my heart away.
Возможно, американские авторы немало удивились бы, если бы узнали, что
в русском переводе эта сентиментальная
песенка стала обличением расовой дискриминации. В русском переложении (слова А. Д’Актиля, 1936 г.) она называлась
«Негритянская любовь»:
В трагической «Песне американского
безработного» композитора Джерома Керна
(аранжировка Г. Узинга) звучала тема трудового народа США. Здесь рассказывалось
о том, как бывший солдат стал безработным. Доведенный до отчаяния, он, однако,
не просит милостыню, но гневно требует
для себя лучшей, вполне заслуженной им
доли. Он разочарован, обманут, и, вероятно,
только подчиняясь силе, пойдет защищать
интересы американских капиталистов6.
Под черной кожей еще краснее кровь,
Еще белее слезы, еще светлее грезы,
Еще сильней любовь.
Когда мечтами я улетаю вдаль,
За ночью голубою, тогда одной тобою,
Полна моя печаль.
Психологическая мотивировка, предложенная Утесовым, вполне оправдана
применительно к его музыкальной и исполнительской интерпретации этой песни.
Однако в Америке ее оригинал – “Brother,
Can You Spare a Dime” – имеет другую историю. И воспринимается несколько иначе.
Начать с того, что песня была написана в годы Великой депрессии и в США
Перевод песни предназначался для постановки комедии немецких драматургов
Г. Кадлебрегера и Р. Пресбера «Темное
пятно». Ставивший эту пьесу ансамбль
Утесова превратил ее в «джаз-спектакль».
По словам самого Утесова:
Содержание оказалось подходящим
<…> Дочь чопорного немецкого аристократа, карикатурно воплощающего в себе
уродливые стороны дворянской спеси,
больше всего боящегося темного пятна в своей родовитой семье, выходит в
Америке замуж за негра-адвоката и при-
4 Л.О. Утесов. С песней по жизни. – М.:
Искусство, 1961. – с. 168–169. Стоит вспомнить, что
фильм А. Александрова «Цирк», где обыгрывается та
же коллизия, вышел на экраны тоже в 1936 г.
5 Там же, с. 185.
6 Там же, с. 195.
28
Переводя культуру
тофонах с компакт-кассетами, а о кабинетных аппаратах, совмещавших в лакированном деревянном корпусе радиоприемник
и механизм для записи и воспроизведения звука при помощи магнитной пленки, намотанной на бобины. Переносные
пленочные
магнитофоны-чемоданчики
были редкостью и употреблялись в основном журналистами. Впрочем, появление
магнитофонов ничуть не пошатнуло популярность грампластинок. Более того, в
Советском Союзе даже появилась новая
разновидность грамзаписи – «музыка на
костях» (или «на ребрах»). Умельцы собирали сами или приспосабливали для своих
целей рекордеры – аппараты для нанесения на пластиковый диск звуковой дорожки (в курортных городах такая техника
применялась для изготовления «звуковых
открыток» с приветами отдыхающих своим
друзьям) – и с их помощью копировали дефицитные иностранные диски, купленные
у «фирмачей»-спекулянтов, на подручный
материал – старые рентгеновские снимки.
«На ребрах» распространялась недоступная
советским слушателям западная музыка, в
первую очередь песни группы «Битлз».
Once in khaki suits, gee, we looked swell
Full of that Yankee Doodly Dum
Half a million boots went slogging through Hell
And I was the kid with the drum.
Say, don’t you remember? They called me ‘Al’
It was ‘Al’ all the time.
Why don’t you remember? I’m your pal
Say buddy, can you spare a dime?
Я страдал за вас в смертельном бою,
Газ ядовитый жег глаза.
Я на танки лез в пешем строю.
Родине честь и краса!
Вы мне говорили: «Терпи, солдат!
Храбрым воином будь!»
Вы ж мне говорили, что я ваш брат.
Дайте мне хоть что-нибудь!
Но когда песня, известная в США по
крайней мере с 1932 г., звучит в СССР в
1952 г. (годы «холодной войны»), складывается впечатление, что речь в ней идет не
о Великой депрессии, а о страданиях безработных в Америке после Второй мировой7.
***
В конце 1960-х – начале 1970-х гг. наступила «магнитофонная» эпоха. Разумеется,
сначала речь шла не о портативных магни7 В некоторых сетевых источниках (судя по всему, с
учетом свидетельства Г. Скороходова в уже упомянутой
книге), автором текста назван В.И. Стенич (Сметанич) –
замечательный переводчик, впервые познакомивший
отечественных читателей с произведениями Дж. Джойса
и Дж. Дос Пассоса (заслуживающий больше, чем куцая
статья в «Википедии», где не учтено и половины бумажных источников, касающихся его личности и биографии).
Дожить до 1952 г. Стенич при всем желании не мог: он
был репрессирован и погиб в заключении в 1938 г.
«Музыка на костях»
Впрочем, несколько раз в год телезрители могли услышать голоса иностранных
певцов или даже увидеть их выступления и
на экранах своих телевизоров: в передаче
«Кабачок “13 стульев”» (шла в эфире почти
ежемесячно с 1966 по 1980 г.) и в программе
29
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
вызывает память именно о них. Автором
­му­зыки считается Джей Горни, автором текста ­– Э. Харпберг (Горни утверждал, что
мелодия основана на колыбельной, которую его бабушка, еврейка, эмигрировавшая
из России, напевала ему в детстве). В США
песня вошла в репертуар таких классиков
эстрады, как Эл Джолсон, Руди Вэлли,
Бинг Кросби.
Перевод интересен тем, что содержательная сторона оригинала передана болееменее точно. Сравните:
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Переводя культуру
стиле поп или диско: их могли исполнять ВИА (вокально-инструментальные
ансамбли), выступавшие на советской
эстраде. В 1970-е гг. их было уже немало:
«Песняры», «Поющие гитары», «Цветы»,
«Земляне», «Самоцветы» и многие другие.
Это были профессиональные коллективы,
в состав которых входили исполнителиинструменталисты и певцы с хорошими
голосами. Им, разумеется, тоже было необходимо получить разрешение худсовета на
включение в свой репертуар каждого номера, но здесь была своя хитрость. Сочинение
собственных песен участниками ВИА не то
чтобы запрещалось, но не поощрялось (это
допускалось лишь в самодеятельных коллективах и в ансамблях авторской песни);
вся музыка, кроме народной, должна была
быть произведением проверенных членов
Союза композиторов СССР – но в таком
случае полагалось перечислять им авторский гонорар с каждого исполнения песни.
Однако был и второй вариант: с одобрения
худсовета можно было исполнять музыку
зарубежных композиторов, и при этом гонорар платить не требовалось. Оставалось
обзавестись русским текстом.
Именно по такому пути построения
репертуара пошел ВИА «Поющие гитары»,
возникший в начале 1970-х. Он исполнял
десятки песен, позаимствованных с дисков французских, итальянских, американских, английских и прочих музыкантов.
Впрочем, надо честно сказать, что и сами
эти музыканты часто заимствовали мелодии и аранжировки друг у друга. К тому
времени для этого появился красивый термин: кавер-версия песни (от английского
cover version). Возьмем всего несколько примеров. Одним из первых хитов ансамбля
«Поющие гитары» стала «Синяя песня» на
слова Альберта Азизова, исполненная ими
в 1969 г. Музыка принадлежит американским музыкантам Джеку Келлеру и Хэнку
Хантеру; первым исполнителем в 1959 г.
стал певец и композитор Нил Седака, песня
называлась “One Way Ticket (to the Blues)”.
Русский текст трудно назвать переводом
Пан Ведущий (за кадром): – Пани Моника вместе
с Мирей Матье поет песню «Вертится земля».
«Мелодии и ритмы зарубежной эстрады»
(нерегулярно, от 3 до 10 раз в год, с 1977 по
1984 г.). В «Кабачке» под фонограммы зарубежных исполнителей, главным образом, из
социалистических стран, танцевали и синхронно открывали рот актеры и актрисы,
игравшие роли посетителей кабачка, «панов» и «пани». «Мелодии и ритмы» включали в себя записи выступлений эстрадных
певцов из разных стран, полученные советским ТВ по каналам «Интервидения» и
«Евровидения», фрагменты передач ТВ ГДР,
Польши, Болгарии, Чехословакии и других
соцстран, и даже номера певцов из стран
капитализма (Джо Дассена, Мирей Матье,
Демиса Руссоса, ансамблей «АББА», «Бони
М» и других). В любом случае, песни звучали без перевода, но в начале каждого номера голос диктора (или «пана Ведущего»),
перекрывая музыку и пение, сообщал краткое содержание песни и имя исполнителя:
«Песня “Кафе трех голубей” о встрече двух
влюбленных, которая осталась в их памяти
на всю жизнь. Поет Джо Дассен». Видимо,
с такими аннотациями, иногда передававшими текст песни весьма приблизительно
или даже неточно, песни проходили отбор
худсовета (любители того же Джо Дассена
помнят, что песня « Les Champs-Elysées »
появилась в советском радиоэфире под названием «Ах, эта Лизель!»).
Был и еще один способ легально донести до публики модные мелодии в
30
Переводя культуру
Choo choo train
Tuckin' down the track
Gotta travel on it
Never comin' back
Ooh оoh. Got a one way ticket to the blues.
Bye bye love
My babe is leavin' me
Now lonely tear drops are all that I can see.
Ooh оoh. Got a one way ticket to the blues.
Gonna take a trip to lonesome town
Gonna stay at heartbreak hotel.
A fool such as I
There never was.
I cry my tears away…
Синий-синий иней лег на провода,
В небе темно-синем синяя звезда, у-у, у-у
Только в небе, в небе темно-синем.
Синий поезд мчится ночью голубой.
Не за синей птицей – еду за тобой, у-у, у-у
За тобою, как за синей птицей.
Ищу я лишь ее, мечту мою,
И лишь она одна мне нужна.
Ты, ветер, знаешь все, ты скажешь, где
Она, она, где она?
Облака качнутся, поплывут назад.
Только б окунуться в синие глаза, у-у, у-у
Лишь в твои глаза мне окунуться.
В любом случае, русский вариант песни зажил собственной жизнью; ее позже
(под названием «Синий иней») исполняли и другие советские ВИА: «Мелодия»,
«Здравствуй, песня!» и т.д. Не повредило ее
популярности и то, что в 1978 г. британская
группа «Ирапшн» (“Eruption”) выпустила свою, более ритмичную и энергичную
кавер-версию “One Way Ticket”, занявшую
верхние строчки в европейских и американских хит-парадах и показанную по советскому телевидению. Не исключено, что совет-
Oh, there’s never been a woman
who could treat me like you do
Who could trample on my pride
and play around as much as you
Well you really shake my mind up
with your cheating and your lies
Till at last I make my mind up
and I turn to say goodbye
Say goodbye
31
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
ские меломаны полагали, будто иностранцы
перепевают песню советского ансамбля.
Еще более запутанная родословная у
«Песенки велосипедистов» (русский текст
П. Ватника), которую «Поющие гитары»
начали исполнять в 1968 г., признавая в ней
переработку песни английской группы “The
Tremeloes” “Suddenly You Love Me” (1968).
Трудно было человеку
Десять тысяч лет назад,
Он пешком ходил в аптеку,
На работу, в зоосад.
Он не знал велосипеда,
Слепо верил в чудеса,
Потому что не изведал
Всех достоинств колеса,
Колеса...
Солнце на спицах,
Синева над головой,
Ветер нам в лица,
Обгоняем шар земной.
Ветры и версты,
Убегающие вдаль,
Сядешь и просто
Нажимаешь на педаль.
Даль-даль-даль-даль (4 р.)
оригинала: сохранилась только тема путешествия на поезде, и возможно, что «синяя» тема навеяна английским словом “the
blues”, которое, впрочем, обозначает отнюдь не цвет, а меланхолическое настрое­
ние. В русском варианте, наоборот, царит
надежда и оптимизм:
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Переводя культуру
но в последний момент песня им разонравилась и они отказались выпускать сингл.
Тогда Кристи наложил на эту минусовку
собственный вокал – и песня в 1970 г. стала первой в хит-парадах целых 26 стран, и
держалась там очень долго. Текст Кристи,
написанный от имени солдата (неясно какой войны), мечтающего отправиться в
свой родной город на Желтой реке, пришелся очень по душе поколению антивоенных протестов. Кавер-версии “Yellow
River” исполняли тогда и спохватившиеся «Тремелос», и молодой Элтон Джон,
и многие другие артисты. Неутомимому
Джо Дассену, французу с американским
паспортом, его постоянный автор текстов
П. Деланоэ написал на эту мелодию песню
« L'Amerique ». Французский текст тоже о
стремлении поскорее отправиться в прекрасную страну мечты – в Америку.
So long boy you can take my place Got my papers, I’ve got my pay So pack my bags and I’ll be on my way
To Yellow River Put my guns down the war is won Fill my glass high the time has come I’m going back to the place that I love –
Yellow River Mes amis, je dois m’en aller
Je n’ai plus qu’à jeter mes clés
Car elle m’attend depuis que je suis né
L’Amérique
J’abandonne sur mon chemin
Tant de choses que j’aimais bien
Cela commence par un peu de chagrin
L’Amérique
Suddenly you love me
and your arms are open wide
Suddenly there’s nothing
that could tear you from my side
Every time it happens as I turn to walk away
Suddenly you love me
and I know I’ve gotta stay...
А еще была песня на ту же мелодию на
французском языке (« Siffler sur la colline »,
французский текст П. Деланоэ), которую
в 1969 г. записал Джо Дассен. Но на самом
деле автором и первым исполнителем этой
песни является итальянский композитор
и певец Рикардо дель Турко, у него песня
называется «Спокойный человек» (“Uno
Tranquillo”) и написал он ее в 1967 г.
Un milione o cento lire cosa valgono non so
una stanza od un castello differenza non ce n’è
una rosa un ciclamino sono fiori e niente più
ma col sole o con la pioggia la mia strada
so dov'e
so dov’è...
А советская публика услышала от ВИА
«Поющие сердца» совсем другой текст. Его
написал в то время еще начинающий поэтпесенник Илья Резник. Возможно, под воздействием оглушительного успеха двухсерийного мультфильма «Малыш и Карлсон,
который живет на крыше» (1968, 1970) по
книге Астрид Линдгрен поэт написал песню «Толстый Карлсон»:
Есть герой в мире сказочном
Он смешной и загадочный.
На крыше дом, ну а в нем живет он –
Толстый Карлсон.
Per uno tranquillo uno tranquillo come me
tutto è niente in fondo ma che differenza fa:
l'unico problema è tenerti accanto a me
spero che ti basti uno tranquillo come me.
Zai zai zai zai (4x) ...
Похожая картина, и почти с теми же самыми участниками, сложилась вокруг песни “Yellow River”, сочиненной в 1969 г. английским музыкантом и певцом Джеффом
Кристи. Кристи предложил ее той же
группе «Тремелос», они записали музыку,
32
Переводя культуру
ние залихватской песенки ”Ta-ra-ra Boomde-re” в «кавер-версию» в виде исповеди
российского меланхолика, ответить на этот
вопрос, можно, пожалуй, так.
Пословицу «Из песни слова не выкинешь» нельзя считать непререкаемой истиной. Главное в песне – не словесная, а
музыкальная ткань. За удачную, запоминающуюся мелодию слушатель простит даже
нелепый, даже безграмотный текст. Но,
кажется, не было случая, чтобы текст, будь
он хоть трижды гениален, заставил слушателей и исполнителей полюбить песню,
неудачную в музыкальном отношении.
Напомним, что в обращении с текстом
при перенесении песни на инокультурную
почву мы выделили три подхода: полная
замена, вольное переложение или болееменее точный перевод.
Последние два подхода начинают преобладать в те времена, когда культура, породившая песню, и культура принимающая в силу каких-то внешних причин идут
на сближение: в таких обстоятельствах
песня воспринимается не потребительски (было бы подо что потанцевать или
что попеть), а как целостное культурное
явление, где текст неотделим от музыки.
Поэтому не стоит удивляться, что песня
“It’s a Long Way to Tipperary” переводилась
дважды – в 1914 г. (редкий случай перевода в «граммофонную эпоху») и тридцать лет
спустя: в обоих случаях Россия и Англия
оказывались странами-союзницами. И не
случайно довольно точный перевод песни
А. Сальвадора « L'Abeille Et Le Papillon »
был сделан в 1957 г., когда в Москве проводился шестой Международный фестиваль молодежи и студентов. В этот период
полноценные переводы песен вообще стали появляться гораздо чаще.
Но и при полной замене текста выбор
переработчика не так уж произволен. Ему
никуда не уйти от таких особенностей каждой песни, как свойственный ей ритм, тональность, мелодия и др. А уж когда они в
совокупности позволяют отнести песню к
определенному музыкальному жанру (танго, чарльстон и т.п.), переработчики чаще
Несмотря на казалось бы детское содержание песни, под нее было славно танцевать
на дискотеках, и никакой репертуарный
комитет точно не мог придраться к такому
тексту: книга А. Линдгрен, тем более в виде
советского мультфильма, идеологических
опасений не вызывала. К тому же эту песню
через пару лет записал и грузинский детский ансамбль «Мзиури» («Солнышко»),
состоявший из одних девочек, которые так
трогательно пели и сами себе аккомпанировали на гитарах и клавишных.
Но у советской публики, в отличие от английской или французской, была еще одна
потребность: она привыкла иметь возможность не только слушать песни, но и подпевать им. Причем подпевать хотелось тексту
оригинала – впрочем, хотелось не до такой
степени, чтобы изучить иностранный язык;
да такое намерение было бы и идеологически небезопасно. Неожиданным компромиссным решением стало (неофициальное)
сочинение русских текстов, фонетически
приближенных к звучанию самой броской
части песни – припеву. И вот бразильская
самба “Bate forte o tambor” превращается в
«Мальчик хочет в Тамбов», “Felicita!” известного итальянского дуэта становится
основой пародии «Ты мне не чета! Я учусь в
институте советской торговли...», в трагическом “What Can I Do?” группы «Смоки» публике слышится «Водки найду...», а “Yellow
River” перепевается пародийной группой
«Унесенные ветром» (правда, уже в 1990-х)
так: «Ехал Томас из Таллина, ехал с девушкой Моникой // Ехал в поезде; в нем стояла холодрыга. // Дальше, следуя логике,
Томасу нужно к Монике // Но она его не
пускала – ела рыбу! // Ела рыбу, ела рыбу
старательно, увлекательно, // Ела рыбу, ела
рыбу, внимательно, обаятельно...».
***
Если после этого обзора вернуться к вопросу, насколько закономерно превраще33
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Малыши просят Карлсона:
«Рассмеши нас, пожалуйста.
К нам в окно залети и спой нам,
Толстый Карлсон!»
М о с т ы № 4 ( 4 4 ) 2 0 1 4 • И.В. Зубанова, С.В. Бранд, В.К. Ланчиков
Переводя культуру
всего заимствуют идеи для нового текста
из того тематического репертуара, который
закрепился за этим жанром в принимающей культуре. Достаточно услышать танго
Петерсбурского “To ostatnia nedziela” – и
круг тем и сюжетов, подходящих к такой
мелодии, возникнет сам собой.
Вторжение же инородных тем при переработке текста неизбежно сказывается
на музыкальной ткани песни. Когда песня
“My Bonnie Lies Over the Ocean” превратилась в сатирическую аллегорию «Акула»,
распевная лирическая мелодия стала исполняться как бойкий вальс. А русский
текст «Кукарачи» явно не располагает к
тому, чтобы исполнять ее в темпе румбы,
как оригинал.
Угадать жанр «Тарарабумбии», даже
не понимая иноязычного текста, можно
без труда: кафешантанная шансонетка.
Ассоциации, которые навевала такая мелодия, были недвусмысленные: или комические куплеты, или сюжеты донельзя
скоромные (вроде песенок популярной в
начале ХХ в. Минны Мерси, которые сегодня запросто получили бы клеймо «18+»).
Неизвестный русский переработчик
всего-навсего сделал из фривольной песенки комические куплеты. Произошел жанровый сдвиг – но в рамках кафешантанной
традиции.
А что персонаж оказался такой невеселый, так ведь и тут сказалась традиция.
Подобные музыкальные монологи комических неудачников звучали в кафешантанах,
варьете и кабаре не раз – причем не только
в России. Достаточно вспомнить хорошо
известную песню американского композитора С. Хейна на слова Б. Берта “When
You're All Dressed Up And No Place To Go”
(1913). Кстати, само название песни стало
крылатым выражением.
Так может, песни и не нужно переводить? В конце концов, среди текстов немало и таких, которые – как бы это помягче? – худо­жественным открытием не станут
(разве что перевод окажется лучше оригинала). Но разве проиграл советский слуша­
тель оттого, что в переводе «Маркизы»
А. Безы­менский великолепно передал
изящ­ное галльское лукавство, а С. Болотин
и Т. Сикорская в «Бомбардировщиках» –
лихость и вместе с тем ответственность
американских военных летчиков?
Но то были мастера.
В этом заключается еще одна причина
того, что полная замена текстов песен оказалась предпочтительнее. Перевод песен, что
ни говори, – разновидность поэтического
перевода. Пусть это и не высокая поэзия,
для ее перевода тоже надо иметь своеобразный талант: мастерски владеть техникой
стиха, уметь создать легкий текст, который
будет идеально ложиться на легку­ю музыку,
прекрасно артикулироваться, – и при этом
не упускать из виду, что это перевод.
Но, кажется, среди переводчиков работа в легком жанре воспринималась как
«порочащая связь». Е. Полонская (слуша­
тель­ница литературного семинара К. Чу­
ков­ского и переводческого семинара
М. Лозинского) не слишком афишировала свое авторство перевода «Дяди Эли».
О том, что автором перевода «Песни американского безработного» был В. Стенич,
сохранились только подозрения. Да и автор перевода «Маркизы» А. Безыменский,
кажется, в свои собрания сочинений этот
перевод не включал.
«Легкий жанр».
Для переводчиков – легкий ли?
P.S. В работе над статьей авторы пользовались материалами замечательного сайта
Russian Records (http://www.russian-records.
com/index.php). Приносим его создателям
глубочайшую благодарность.
When you're all dressed up and no place to go,
Life seems weary, dreary, and slow.
My heart has ached and bled
for the tears I've shed
When I'd no place to go
unless I went back to bed.
34