М. Енговатова. Ульяновская песня в истории русской
advertisement
М. Енговатова. Ульяновская песня в истории русской фольклористики // Музыкальный фольклор. Труды. Вып. XV. М., 1974. С. 129-150. Песенная культура русского народа привлекает к себе внимание большого числа музыкантов-собирателей и исследователей, особенно в последнее время. Это можно объяснить высокой художественной ценностью народно-песенного искусства. Одним из плодотворных видов исследования является изучение отдельных песенных стилей. В настоящее время оно ведется довольно интенсивно, но тем не менее музыкальный фольклор многих областей Поволжья, Сибири и других районов России недостаточно изучен. Собирание русских народных песен имеет старые богатые традиции. Многие области имеют свою историю собирания народной песни в XVIII—XIX веках и богатый накопленный материал. Изучение этих материалов может дать чрезвычайно много ценного для представлений о музыкальном прошлом данной местности, для понимания процесса становления народной песни. Оно может плодотворно сказаться на сегодняшней работе музыкантов. Результаты работы собирателей прошлого, их хорошие традиции в значительной степени ориентируют собирателя «на местности», становятся частью его теоретической базы. Кроме того, изучение собирания в прошлом имеет определенный исторический интерес. К сожалению, работ на эту тему пока почти нет, хотя потребность в этом существует. Настоящий очерк ставит задачей осветить основные этапы собирания песен в Ульяновской области (в прошлом Симбирской губернии). Следует заметить, что этот вопрос освещался уже раньше в печати в статьях доцента УГПИ имени И. Н. Ульянов, П. С. Бейсова [1]. Но эти статьи преследовали популяризаторские цели и потому имели специфический характер. Кроме того, в них не затрагивались вопросы собирания и изучения музыкального фольклора. Еще совсем недавно Ульяновская область (Симбирская губерния) [2] была «terra incognita» в художественной практике и науке со стороны музыкально-песенных богатств. Эта неизученность, несомненно, объясняет интерес, возникший к данной местности и ставший одной из объективных причин экспедиций ГМПИ имени Гнесиных в Ульяновскую область. Экспедиции продолжаются вот уже семь лет, и за это время собран большой материал -- свидетельство богатой песенной и поэтической культуры. Безусловно, Симбирская губерния должна была представлять интересный объект для собирателя. Местоположение губернии — Поволжье — издавна известно своей поэтической и песенной народной культурой. История края богата событиями. Дважды в XIII веке прошли здесь отряды татаро-монголов. Позднее эти места входили в состав Казанского ханства. Лишь в XIV веке русские начали прочно укрепляться на Волге, строить крепости-города. Нижегородское княжество основывает здесь Курмыш (1372)—первый город в этом крае. Русская миграция простиралась сначала до реки Алатыря, а в годы царствования Ивана Грозного начала разрастаться. Тогда же стали строиться острожки для защиты от нападений вольницы, которая всегда держалась на Волге. В конце XVI века, в связи с закреплением крестьян за помещиками, наблюдается усиленное бегство сюда непокорной части крестьян из центральной России, пополнявшей ватаги волжской вольницы. Эти места помнят восстание Степана Разина, который в 1670 году пытался взять город Симбирск. Побывал здесь и его знаменитый сподвижник Федор Шелудяк, донской казак, руководитель восстания в Астрахани в 1672 году. В XVIII веке дважды прошел через этот край Емельян Пугачев. Сохранилось много данных о том, что и симбирцы активно включались в освободительную борьбу и усмирять их было нелегко. «Мощная волна народного недовольства улеглась не сразу,— писал Д. Н. Садовников.— Помещики, опасаясь за свою жизнь, явились мстителями за прежние беды во всеоружии своей власти. Многие усадьбы стали местом пыток и казней. Пугачевцам резали уши, их били плетьми, вешали, как в былое время разинцев. Пощады не было. По всей Волге сызранцы до сих пор слывут под именем ухорезов» [3]. Основную массу населения Симбирской губернии составляли крестьяне. Главным их занятием было земледелие. Вместе с тем, край этот, обладающий великолепными природными условиями, давал широкие возможности для развития различных промыслов. Среди отхожих промыслов хочется отметить бурлачество. Симбирская губерния поставляла до шести тысяч бурлаков и крючников [4] для Волги и Суры. Естественно, что все эти социальные явления должны были заинтересовать собирателей своей обличительной направленностью. Особый интерес для собирателя может представлять и этнография этого края. Русское население пришло сюда из разных концов России: с Дона, из Белоруссии, Владимира, Москвы и т. д. [5]. Среди поселенцев — добровольцы и ссылавшиеся за непокорность. Русское население встречалось здесь с исконными жителями данных мест: мордвой, чувашами, татарами и другими народностями. В процессе общения перемешивались и сливались песенные репертуары и манеры разных народов и областей. Впоследствии на этой основе и возник тот местный песенный стиль, который сохранился доныне. Слова В. Варенцова: «Разнообразие говоров, обычаев и нравов, поверий и обрядов, конечно, должно было отразиться и в песнях... Песни эти своим поэтическим содержанием обнимают всю Россию и выражают народную жизнь во всем ее разнообразии» [6],— в полной мере можно отнести к симбирским песням. Концентрация разнообразного материала в одном месте— обстоятельство, которое должно было стимулировать собирание песен в этой местности. И действительно, симбирский песенный фольклор привлек к себе внимание довольно рано. Уже в 1838 году в «Симбирских губернских ведомостях» появился первый призыв «спешить с собиранием этих драгоценных остатков старины, приметно исчезающих из памяти народа с переменою его нравов и обычаев» [7]. Но через тридцать лет после этого местный этнограф М. Арнольдов писал: «Наша губерния так мало исследована, что везде есть неистощимый источник для изучения» [8]. В 60—70 годы в печати появились негативные оценки песенного творчества губернии. В предисловии к своему сборнику «Великорусе в своих песнях, обрядах...» П. В. Шейн писал: «Названные места [автор имеет ввиду Среднее Поволжье.— М. Е.], очень скудны остатками древней эпической поэзии», «Только обрядовые песни сохранили свежесть и полноту чувства»,— утверждал М. Арнольдов. Подобные оценки песенного симбирского материала с одной стороны необоснованно отвергали самобытность местного фольклора, с другой— препятствовали его изучению и, тем самым, их опровержению. Вместе с тем, в литературе прошлого века мы встречаем очень интересные упоминания о симбирских песнях, которые позволяют предположить их яркую самобытность. П. В. Анненков в «Провинциальных письмах» так передает свое впечатление от симбирской песни: «Потом ямщик выпрямился, передвинул шапку на правое ухо, свистнул, прикрикнул на лошадей и на весь лес запел мужицкую песню. И окрестность дрогнула от этой песни... Чудно неслась в одушевленном сумраке веселая песнь ямщика, дробясь на множество отголосков и, как водопад, встречающий груду камней на своем пути, разлетаясь на мелкие пресекающие звуки» [9]. В. А. Соллогуб в своих «Воспоминаниях», рассказывая о переправе через Волгу у Симбирска, писал: «Вдруг наш атаман затянул протяжную, точно задушевную, заунывную песнь, и в ответ ему громко гаркнул с гиканьем хор гребцов, забубенно, разудало, но оканчивая каждое колено продолжительным аккордом, постоянно застрявшим и намекающим на что-то дальнее, таинственное, невыразимое» [10]. И все-таки положение дел было таково, что уже в двадцатые годы нашего века (почти через сто лет с начала собирания материалов в Симбирской губернии) профессор Казанского государственного университета Н. В. Никольский писал: «Местный край представляет почти непочатый угол для наблюдений» [11]. Обратимся непосредственно к истории собирания. Как известно, записывание русских народных песен в России началось еще в XVIII веке. Это было связано с интенсивным развитием культуры и общественно-политической жизни. Борьба творческих направлений в литературе и музыке вокруг вопросов реализма и народности поставила фольклор в центр внимания. Фольклор используется для создания литературных и музыкальных произведений. Начинаются первые записи и издания народных песен. К тому же времени относится и первая постановка вопроса о фольклоре как искусстве народа крепостнической России, обличающем крепостной строй. Это было сделано великим русским писателем-революционером А. Н. Радищевым в «Путешествии из Петербурга в Москву». Материалы для этого произведения А. Н. Радищев собирал и в Симбирской губернии. Можно предположить, что он должен был соприкоснуться с песенной народной культурой края и эти впечатления, наряду с другими, получили отражение в его произведении. Никаких других более конкретных сведений о собирании песен в Симбирском крае в XVIII веке мы не имеем, так как собирательская работа велась в это время в городах, в основном в столицах, где жили крупные писатели и музыканты. Второй крупный этап собирания песен в России начался в тридцатые годы прошлого века. Это было связано с подъемом русской общественной жизни, ростом национального самосознания. Тридцатые-сороковые годы — расцвет русской культуры, возникновение классических школ в литературе и искусстве (Пушкин, Глинка). Борьба классицизма и романтизма в литературе того времени — по сути дела борьба за самобытность русского искусства. И важную роль при этом сыграл ранний русский романтизм с его склонностью к фантастике, архаике, идеализации старины, с одной стороны, и революционным пафосом Радищева, Рылеева и юного Пушкина, с другой. Романтики старались пробудить интерес к жизни родного народа, его истории, его живому творчеству: сказкам, легендам, песням. В дальнейшем Гоголь, Пушкин, Глинка, Даргомыжский поставят перед изучением народного творчества более серьезные задачи: раскрыть существенные черты национального русского характера через его искусство. В этот период записывание поэтических текстов начинает производиться от крестьян в полевых условиях, что резко положительно влияет на качество записи: расширяется круг жанров и тем песен, складываются научные методы собирательской работы. В процессе этой работы в России выросла целая плеяда замечательных собирателей. Особенностью этого периода является то, что фольклорная работа тесно связана с литературой. Собиранием песен занимаются, в основном, писатели и поэты. Поэтому неудивительно, что обратившись к первому периоду собирания песен в Симбирской губернии мы встречаем прежде всего имена трех известных литераторов того времени: Н. М. Языкова, Д. П. Ознобишина и П. В. Киреевского. Н.М.Языков (1803—1846) --известный русский поэт, друг Пушкина, симбирский дворянин в начале 30-х годов стал во главе собирательской работы в Симбирской губернии. Обращение его к собирательству было естественным результатом его глубокого интереса к народной поэзии. Языков считал, что в результате собирания образцов народной поэзии литература обогатится неоценимыми сокровищами, что всему просвещенному миру «будет дано чистое, верное, золотое зеркало всего русского» [12]. Его интерес к народной песне возник под влиянием Пушкина, и в 1831 году у него, раньше чем у П. В. Киреевского, возникает идея создания сборника русских народных песен. Н. М. Языков стал замечательным организатором собирательской работы. На родине, в симбирской губернии, Н. Языков почти ничего не записывал, но он привлек к делу собирания свою семью и родственников. Собирали: Н. А. Языков, Е. П. Языков, А. М. Языков, П. М. Языков, П. М. Бестужева, Ек. М. Хомякова, Д. А. Валуев. Общими усилиями Языковы создали огромную коллекцию фольклорных записей, главным образом, исторических и лирических песен. В 1833 году все эти материалы начали поступать к П. В. Киреевскому. Брат Н. М. Языкова, Алексей Михайлович,— выдающийся собиратель своего времени, один из первых начал записывать в Среднем Поволжье. Он открыл в этих местах эпическую поэзию, записал ценные и редкие варианты былин, собрал множество исторических песен. Ему принадлежит богатейшая коллекция народной лирики. Чрезвычайно интересной фигурой является другой брат Н. М. Языкова, Петр Михайлович,— видный ученый своего времени. Историк и этнограф, он обладал широким научным кругозором и испытал влияние прогрессивных идей своего времени. Некоторое время П. М. Языков стоял во главе собирательской работы. Он был одним из первых в России, кто начал записывать фольклор крестьянских войн и восстаний. Им сделаны в Симбирской губернии уникальные записи песен о Пугачеве (в том числе известной «Судил тут граф Панин...»). Впоследствии Пушкин, собирая пугачевские материалы, беседовал с П. М. Языковым и писал о нем как о человеке «чрезвычайно замечательном». Собирательская деятельность Языковых особенно интенсивно развивается в 30-е годы, когда Николай Михайлович поселился в Симбирске. В письме к Языкову Киреевский подводит итоги этого собирательства на известном этапе: всего собрано тысяча текстов, из них пятьсот «наилучших», по его собственному выражению, присланы Языковыми [13]. Разнообразная и плодотворная деятельность Языковых — одна из ярких страниц в истории русской фольклористики XIX века. Но, пожалуй, не менее интересной была деятельность другого собирателя — симбирского поэта Д. Ознобишина. Он был одним из пионеров-собирателей симбирской губернии. Как и у Н. Языкова интерес к фольклорному собирательству возник у него, вероятно, под влиянием Пушкина [14], а также под влиянием Киреевских (кружок которых он посещал). Уже в 20-е годы он публикует в альманахе «Урания» малороссийские песни, записанные им в Сызранском уезде Симбирской губернии. Даже это первое выступление чрезвычайно симптоматично для его деятельности. В отличие от многих собирателей своего времени, Ознобишин интересуется не только русскими, но и песнями других/народов: он записывал чувашские, мордовские, татарские песни. К середине 30-х годов собирательская деятельность Ознобишина приобретает систематический характер. Большая часть песен относится к 30-40-м годам. В архиве Ознобишина хранятся песни, записанные в самых различных местах. Основную же часть собранного им материала составляют песни Симбирской губернии. Итогом собирательской деятельности Ознобишина должен был стать сборник народных песен, который он начал готовить к печати. «Рукопись этого сборника под названием «Русские песни» состоит из шести тетрадей. Название последнего раздела — «Песни Симбирской губернии Самарского уезда» [15]. Большую часть коллекции Ознобишина составляют лирические песни. В этом, вероятно, проявились чисто профессиональные интересы поэта. Возможно, он предпочитал этот жанр народной поэзии как наиболее близкий по теме профессиональному искусству, любил лирические песни как Пушкин, называвший их «элегиями», или как другие их современники, которые писали стихи в народнопесенной манере, послужившие впоследствии основой песен и романсов. Во всяком случае, обратив внимание на лирическую поэзию, Ознобишин тем самым проявил яркую индивидуальность собирателя. Роль Д. П. Ознобишина в истории собирания симбирской песни значительна. Им было собрано более ста текстов, обогативших дополнивших представление о русской народной поэзии. Ознобишин — также один из первых корреспондентов П. В. Киреевского, который отметил его в предисловии к изданию «Русских народных песен». К сожалению, материалы Ознобишина стали известны лишь недавно. Некоторые баллады из его собрания опубликованы в 1936 году в сборнике «Русская баллада». Большая часть материалов — лишь в 1967 году С. И. Минц в «Литературном наследстве». Значительная роль в деле собирания и ведущая в деле публикаций Симбирского словесного фольклора принадлежит П. В. Киреевскому. Человек энциклопедического образования, принадлежавший к цвету столичной дворянской интеллигенции, он был одним из первых, кто понял боевое значение фольклора и повел упорную борьбу за него. «Собирательская работа Киреевского по своему размаху, по широте охвата, по результатам превосходит все, что делалось в то время в этом направлении в западной Европе» [16]. Киреевский вовлек в число собирателей чуть ли не всех литераторов «от Пушкина до Гоголя» [17]. После смерти Пушкина Киреевский особенно близко сходится с Н. Языковым как самым верным помощником в деле собирания. Зимой 1837—1838 годов он посещает Симбирск. Здесь вместе с Н. М. Языковым и А. Хомяковым публикует в «Прибавлениях» Симбирских Губернских ведомостей знаменитую «Прокламацию». В это время А. М. Языков пишет: «Приезд Киреевского оживил собирание песен, многие дремавшие деятели снова очнулись и сделали зависящие от них распоряжения» [18]. Большое количество словесно-поэтического материала, записанного в Симбирском крае и опубликованного в собрании П. В. Киреевского, говорит о богатой поэтической культуре губернии, о высоком художественном уровне и жанровом разнообразии, богатстве содержания, широком круге образов. В «Истории русской фольклористики» М. К. Азадовский указывает, что «материалы из Симбирской губернии занимают выдающееся место в собрании Киреевского как по своей художественной ценности, так и по их историческому значению» [19]. К сожалению, материалы собрания Киреевского остались в то время неизвестными широким кругам, так как их публикация, за исключением духовных стихов и некоторых единичных текстов, практически началась в 60-е годы XIX века и закончилась уже в советское время. Говоря о деятельности Киреевского, Языкова, Хомякова, Валуева и других, нельзя обойти стороной вопрос об их принадлежности к далеко не прогрессивному течению славянофильства. Славянофилы, как известно, отчасти примыкали к насаждавшейся в то время теории официальной народности, что имело отрицательные последствия, особенно в поздний период развития этого течения в русской культуре. Но в области фольклористики славянофилы сыграли положительную роль: это были публицисты, исследователи, собиратели и организаторы. Немаловажно и то, что первый период русской фольклористики сложился до формирования взглядов славянофилов. Итак, первый этап собирания песен Симбирской губернии, охватывающий 20—40 годы XIX века, оказывается чрезвычайно плодотворным. Губерния находится в центре собирательской деятельности в России. Ни в какое другое время мы не встретим подобных масштабов работы, известной ее централизации, такого богатства собранного материала. Работа ведется на высоком для того времени уровне: применяется научный метод записи текста, паспортизация, приводится комментарий, помещаются сообщения об изменениях напева, искажениях текста. Материалы этого периода и тогда имевшие огромную ценность, приобретают еще большее значение с течением времени как основа для исторического изучения симбирского фольклора. Возможно в 30—50 годы шло накопление материала и другими путями. Как известно, в 1848 году организуется Русское Географическое общество, которое создало «обширную сеть корреспондентов во всех губерниях России» [20]. Можно предполагать деятельность его корреспондентов и в Симбирской губернии. Не исключено, что в эти годы собиранием занимались и местная интеллигенция, интерес к фольклору у которой могла пробудить работа Языковых. Публикаций симбирской песни в это время в местной печати мы не находим. Второй период собирания песен начинается в 60-е годы. Эти годы совпадают с новым этапом развития русской культуры. В 60—70 годы она приобретает огромное значение в мире. Среди деятелей культуры этого времени имена писателей, художников и композиторов — крупнейших представителей русского реализма: Н. Некрасов и Л. Толстой, М. Салтыков-Щедрин и Г. Успенский, композиторы «Могучей кучки» и художники-передвижники. Внимание к народному творчеству становится более пристальным, осваиваются его глубинные пласты. Собирательская работа того времени тесно связана с деятельностью русских революционных демократов. В 60-е годы Чернышевский, Добролюбов и другие часто выступают в печати, в частности, на страницах журнала «Современник», где в рецензиях и статьях освещают вопросы исследования в области народного творчества: критикуют идеалистический подход к фольклору, формулируют задачи изучения. Революционные демократы пропагандировали фольклорную работу как часть общей этнографической деятельности, что характерно для того времени, когда происходит отмежевание фольклористики от литературы и опора ее на этнографию. На их призывы откликнулись широкие круги молодой интеллигенции. В России наблюдается бурный подъем этнографической работы. Образуются новые общества (Общество любителей русской словесности, Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии). Этнографическая работа приобретает систематический характер. Это находит свое отражение в Симбирской губернии. В это время в «Симбирских губернских ведомостях» появляется большое число статей. В некоторых из них описываются народные обряды, приводятся тексты песен, народные поверья и сказания, публикуются пословицы и поговорки. Стало привычным включать фольклорный материал в общеэтнографические описания. Публикации эти, конечно, не носили систематического характера и были предназначены для популяризации русских народных обычаев и творчества народа. Необходимо отметить относящуюся к этому времени деятельность местного Губернского статистического комитета. В выпущенных им сборниках «Материалы для истории и статистики Симбирской губернии» (1866-—1867 гг., 1—4 выпуски) и «Симбирском сборнике» (1870, т. 2) публикуются фольклорные материалы местных собирателей-этнографов В. Юрлова, Ауновского, Извощикова, Петровского и других. Основная заслуга этих, публикаций в их оперативности. В центре внимания собирателей обрядовая поэзия, и в частности, свадебные песни. Среди публикаций — первые описания свадебных обрядов (разных сел и народов — русского и мордовского). Большой удельный вес свадебных песен в коллекциях того времени перекликается с картиной современного бытования русской народной песни в Ульяновской области. Записи этого периода в какой-то степени дополняют материалы 40-х годов мордовскими текстами, изысканиями из архивов (в этом отношении очень интересна публикация В. Юрловым пяти песен из рукописного сборника XVIII века, найденного им в Симбирске [21]), описанием обрядов и обычаев крестьян. И все-таки уровень собирательской работы в Симбирской губернии в то время оставался неудовлетворительным. Его основной недостаток — растворение фольклористики в этнографии. Мы знаем, что и Чернышевский, и Добролюбов также настаивали на обращении к этнографии, но они призывали делать это с новых позиций — они требовали давать живые ответы на многочисленные вопросы о современной жизни и уровне развития народных масс. Публикации симбирских фольклористов, к сожалению, не отвечают этим требованиям. Не будучи специалистами в этой области, и не обладая эрудицией и глубоким чутьем собирателей прошлого поколения, они публикуют материал, который, за редким исключением, является случайным и довольно инертным. Масштабы работы в этот период значительно сократились. До сих пор речь шла о собирании поэтического материала. Что касается музыкальной фольклористики, то в эти годы в работе музыкантов-собирателей наблюдается решительный перелом. Это связано с тем, что в это время воспитывается принципиально новое отношение к русской народной песне. Во-первых, она понимает уже как единое художественное целое текста и напева. Во-вторых, возникает новое отношение к отбору песен, к способам записи и гармонизации. И потому сразу вспыхивает интерес к песне крестьянской традиции, собирательство перемещается в деревню. В крестьянской мелодике композиторы видят могучий стимул развития национальной музыки. Формированию таких взглядов на русскую песню значительно способствовали первые статьи Одоевского, Серова. Вехой в истории собирания музыкального материала явился сборник замечательного русского музыканта М. А. Балакирева «40 русских народных песен». Шесть песен из этого сборника записаны от жителей Симбирской губернии. Записи производились Балакиревым в экспедиции Волжской пароходной кампании, целью которой было найти и записать бурлацкие песни. Общаясь с бурлаками и другими сезонными волжскими рабочими, Балакирев столкнулся и с крючниками села Промзино Алатырского уезда Симбирской губернии. От них он записал шесть великолепных песен. Три из них Балакирев определяет как протяжные: «Как за двором, двором батюшкиным» (№ 4), «Солнце закаталось за темные леса» (№ 10), «Эко сердце, эко бедное мое» (№ 23), а три — как хороводные: «Молодка-молодка» (№ 14), «Катенька веселая» (№ 22), «Как по лугу, по лужочку» (№ 33). Для истории собирания песен в Симбирской губернии материалы сборника Балакирева представляют огромную ценность. Они свидетельствуют о высокой музыкальной культуре населения и демонстрируют характерные для нее явления. Прежде всего это наличие нескольких разных манер в областном стиле. Так, например, песни №№ 4, 23 приближаются к северному стилю, № 14 близок южной манере исполнения, № 33 выдержан в духе среднерусской традиции. Песни, записанные Балакиревым, имеют характерные признаки музыкального стиля, наблюдаемого нами сейчас: богатство мелодических попевок и мелодического развития, характерные «ульяновские» синкопы, типичное терцовое двухголосие, наличие унисонного пения. Очень близко современному пению и виртуозное сольное мужское исполнение. Песни даны в фортепианном сопровождении, в котором ощущается бережное и чуткое отношение к народной песне. Итак, можно говорить о том, что музыкальные записи из Симбирской губернии появляются довольно рано, уже в первой антологии русской народной песни, ставшей классическим образцом для будущих собирателей и оказавшей огромное влияние на дальнейшее развитие русской классической музыки. Напевы из этого сборника были использованы многими композиторами. Своими высокими художественными достоинствами привлекли их внимание и сибирские напевы [22]. Казалось бы, материалы сборника Балакирева могли направить внимание музыкантовсобирателей на Симбирскую губернию. Но этого не произошло, и следующих музыкальных публикаций пришлось ждать почти сорок лет. Семидесятые годы — период, продолжающий традиции собирания поэтического материала 60-х годов. Их особенностью является то, что в собирательскую работу включаются такие известные деятели фольклористики как Д. Н. Садовников и П. В. Шейн. В творчестве их и подобных им собирателей происходит обособление фольклористики от этнографии. Материалы, записанные Шейном, вошли в собрание Киреевского и, впоследствии, в антологию А. И. Соболевского. Кроме того, записанные тексты Шейн опубликовал в собственных сборниках [23]. Среди местных публикаций — первые записи Д. Н. Садовникова (1847—1883)—известного собирателя, почти вся деятельность которого связана с Симбирской губернией [24]. Особенно интересны его публикации детских песен [25]. Садовникову принадлежат одни из первых высказываний о характере симбирских напевов. Публикуя интересную былину времен татарщины, записанную в 1877 году у столетней песенницы, он характеризует «протяжный горемычный напев» ее, близкий, по его мнению, напевам колыбельных песен. В дальнейшем мы наблюдаем значительное снижение уровня собирательного дела. 80—90 годы не вносят ничего примечательного в собирание и изучение симбирских песен. Число местных публикаций значительно снижается. Симбирская губерния выходит из поля зрения фольклористов. Почему же это произошло? Это связано с общей обстановкой реакции в России во время царствования Александра III. В искусстве того времени — период брожения. Возникает теория «искусства для искусства», и в связи с этим — отход от проблем народности. Среди интеллигенции упадочные настроения, ярким выразителем которых явилась поэзия Надсона. В фольклористике господствует историческая школа, ставившая определенные задачи перед собирателями. Стремление к воссозданию истории русского народного творчества сделала центром их внимания жанр былины. Соответственно этому, собирательская деятельность этого периода сосредотачивается на Севере. Симбирская губерния, как и другие губернии Поволжья, заселенные относительно поздно, не могла интересовать многочисленных представителей и последователей исторической школы. Отголоском прошлых тенденций воспринимается очень интересная публикация Н. Сурина и других «Народная песня Симбирской губернии» [16], которая содержит 103 текста песен различных жанров, в том числе и последних в Симбирской губернии записей былин [27]. Начало века — время приближения больших социальных перемен, это чувствовали наиболее чуткие собиратели. В это время заметно обнаруживает себя интерес к современным процессам творчества народа. И хотя новые жанры народного творчества: частушка, патриотическая песня, фабричная, рабочая, революционная песня — возникают значительно раньше, еще в 70—80 годы, только сейчас они начинают играть ведущую роль в народной жизни, знаменуют собой отживание старых устоев, формирование нового народного мировоззрения. Собиратели через современный фольклор стремятся соприкоснуться с реальной жизнью и понять нужды и запросы народа. Характерной в этом отношении является публикация В. Новикова «О чем поет Волга» [28], в которой приводятся тексты песен рабочего люда. Эти песни звучат отголосками деревенского разорения, земледельческого горя, в них слышны озлобленность рабочих, откровенно революционные настроения. В числе этих песен две рекрутские частушки из Симбирска. Частушки вообще чрезычайно интересуют музыкантов и собирателей-филологов того времени. Музыканты охотно используют свежий интонационный слой народной музыки. Литераторов частушка интересует как новый и самый оперативный жанр народного искусства, непосредственнее всего отражающий народные настроения сложной эпохи. И не странно, что на довольно долгое время частушка стала центром внимания собирателей. Первые публикации симбирских частушек принадлежат В. Симакову [29]. Эти новые веяния в фольклористике становятся как бы связующим звеном между дореволюционным периодом и советской эпохой. Большое количество обнародованного поэтического материала и великолепные образцы сборника Балакирева могли направить внимание собирателей и на запись напевов. К сожалению, среди передовой интеллигенции Симбирского края не нашлось энтузиастов-музыкантов, способных записать напевы. Музыкальные образцы местного народного творчества появляются в печати в начале XX века. Почти все они сделаны в экспедициях РГО в конце XIX века. Одна из публикаций этого общества — сборник И. В. Некрасова и Ф. И. Истомина «50 песен русского народа» [30] содержит 11 записанных в Симбирской губернии напевов. Сборник создан в целях пропаганды и популяризации русской песни, а потому все песни даны в авторской хоровой обработке, что значительно снижает уровень публикации, так как обработки академичны и не отвечают подлинному духу русского народного многоголосия. Остальные немногочисленные публикации принадлежат: А. Лядову (один напев, записанный в той экспедиции 1897 года Некрасовым и Истоминым) [31], С. М. Ляпунову [32]. (Экспедиция РГО в 90-х годах прошлого века, в составе которой был композитор Ляпунов, затронула Симбирскую губернию весьма значительно). Наконец, в сборнике Е. Линевой [33] помещена единственная запись симбирской песни с помощью фонографа. Это очень интересный вариант «Дубинушки», записанный в тех же местах, где собирал Балакирев, тоже от крючников села Промзино. Несколько особняком стоит публикация двенадцати симбирских напевов, принадлежащая члену Московской этнографической комиссии при Обществе любителей естествознания, антропологии и этнографии А. Л. Маслову [34]. Во-первых, это самое крупное собрание симбирских песен (и в этом его ценность), во-вторых, как некоторое полное целое, она представляет собой типичное явление того времени и демонстрирует профессиональный уровень собирателей того времени. Публикация имеет много положительных моментов: широкий жанровый диапазон — свадебные, исторические, лирические, трудовые, игровые песни — обстоятельно записанные тексты. Но в то же время нельзя не заметить и недостатков. Музыкальный материал неполноценен: отсутствие многоголосия, публикация только одной строфы делает невозможным наблюдение вариантного развития напева, а также неуверенное обращение с ритмикой песни (злоупотребление неизменными размерами). Поэтому среди опубликованных симбирских напевов до сих пор непревзойденными образцами являются балакиревские записи. Всего в дореволюционный период было обнародовано 35 симбирских напевов. Что же касается собственно изучения народного творчества Симбирской губернии в дореволюционный период, то можно говорить лишь о зарождении такового. Оно представлено лишь отдельными попытками разобраться в огромном материале. Это первые высказывания в местных публикациях 60—70 годов о состоянии собирательского дела, о музыкальном быте губернии, о характере бытования песен, первая жанровая классификация песен (особенно в собраниях Киреевского, Шейна, Соболевского), комментарии к текстам в рукописях Ознобишина, единичные высказывания о характере напевов песен. Это были первые шаги на пути изучения симбирских материалов, и они подлежат критической оценке с точки зрения современной науки. Наблюдения собирателей были мало связаны с острыми проблемами того времени, имели подчас характер механической фиксации фактов. Самым досадным является отсутствие систематического изучения симбирской песни. В первые годы советской власти делались неоднократные попытки собирания и некоторой систематизации поэтического фольклора области, хотя еще долгое время область как самостоятельный этнографический район не была предметом изучения. Одна из первых попыток была осуществлена уже в 20-е годы, когда в 1923 году в Казани, по инициативе преподавателя Казанского университета Н. И. Масленникова возник кружок по изучению Ульяновской губернии. Он объединил всех студентов-ульяновцев, учившихся в Казани. Работой этнографической секции кружка руководил профессор Н. В. Никольский. За время своего существования кружок выпустил три сборника под названием «Край Ильича» (в 1926, 1927 и 1928 годах). В них публиковался фольклорный материал: частушки, запись свадебного обряда. Нетрудно заметить, что работа кружка велась в духе старых традиций: фольклорная работа тесно связывалась с обще-этнографическим обследованием, в центре внимания — жанры крестьянской песни старой традиции. Обширная сеть корреспондентов на местах также напоминает нам формы работы XIX века. Роль казанского кружка в деле собирания песен в Ульяновской области очень важна: это была первая попытка систематического собирания и публикации материалов в советское время. 20-е годы — знаменательный период в фольклористской работе. Происшедшие коренные революционные перемены в жизни народа ставят новые задачи перед советскими собирателями. В этот период преодолевается инерция старых традиций, значительно расширяется объект собирания. Внимание собирателей направлено и на городскую песню, романс, частушку, песни гражданской войны, революционные песни, песни каторги и ссылки. Материалы из Симбирской губернии также отражают этот процесс. В эти годы выходят три сборника частушек с симбирскими текстами [35]. В 30-е годы начинается составление текстовых тематических сборников. Причем тематика многих сборников отличается социальной остротой: крепостное право, народная сатира, появляются первые своды песен крестьянских войн и восстаний. Интерес к этой теме закономерен: раньше она была под запретом, не освещалась в печати. Обращение к ней воспринимается как возрождение традиций Пушкина, который был основоположником собирания пугачевского фольклора, «считал бунтарскую линию в русском фольклоре центральной и основной» [36]. В некоторые из этих сборников входят симбирские материалы. Это сборники А. Н. Лозановой «Народная песня о Степане Разине» [37], «Песня и сказания о Разине и Пугачеве» [38], «Пугачев в Среднем Поволжье и Заволжье» [39]. В них входили уже опубликованные материалы, большей частью из собрания П. В. Киреевского. Ценным вкладом в дело изучения симбирских материалов явились комментарии Лозановой к песням: моменты анализа текстов, сравнение с другими вариантами, комментарии исторического характера. Подобным же изданием является и сборник «Народные песни о крестьянских войнах и восстаниях» А. Д. Соймонова, вышедший позднее, в 50-е годы. Симбирские песни вошли также в следующие сборники: «Волга в песнях и сказаниях» [40], «Чапай» [41]. В это же время, в 30-е годы, в советской фольклористике разрабатываются и другие проблемы. В частности, проблемы современного состояния жанров фольклора, их исторического развития в прошлом. В этой связи осуществляется целый ряд повторных обследований. В основном, они охватывают районы Севера: исследователи идут по путям Рыбникова и Гильфердинга, Б. и Ю. Соколовых, Е. Линевой. Аналогичной была экспедиция 1935 года под руководством В. М. Сидельникова в бывший Симбирский край, в состав которого входила в то время и территория Ульяновской области. Задача экспедиции была сформулирована так: «проследить сдвиги в сознании и быту волжской деревни» [42]. Поэтому путь экспедиции лежал по исследованным в прошлом веке местам — левобережью Волги, т. е. по районам, где записывал Д. Н. Садовников, Языковы и другие. Фиксировался только поэтический материал. За 20 дней члены экспедиции записали около двух тысяч произведений. Особенно интересным оказался Чердаклинский район, любопытнейшее «фольклорное гнездо», не уступающее по живучести песенной и сказочной традиции Северу [43]. Не только богатство поэтического материала отмечает В. М. Сидельников, но и высокую музыкальную культуру: «Характерно, что в Чердаклинском районе почти отсутствует жестокий романс и бытует традиционная крестьянская лирическая песня» [44]. К сожалению, Симбирские материалы этой экспедиции опубликованы в очень небольшом количестве [45]. Второй экспедицией, побывавшей в районах Ульяновской области, была уже музыкальная. В 1939 году Кабинет народной музыки МОЛГК им. П. И. Чайковского направил группу собирателей в Куйбышевскую область. Экспедицией руководил сотрудник консерватории П. Н. Зимин. В состав группы входили студенты консерватории. Члены экспедиции записывали песни в Чердаклинском и Николо-Черемшанском районах Ульяновской области, входивших тогда в состав Куйбышевской. В архивах кабинета хранятся записи 38 ульяновских песен. Материал не расшифрован. Итак, изучение поэтического народного творчества Ульяновской области велось фольклористами Казани, Куйбышева, Москвы. Работа не замирала и на месте. Центром ее стал Ульяновский государственный педагогический институт им. И. Н. Ульянова. Преподаватель института П. С. Бейсов публиковал с 1943 года в местных газетах статьи, в которых освещал вопросы истории собирания, анализировал устное народное творчество области. Темы этих выступлений в печати разнообразны: Ленин в произведениях родного края, Гончаров и народное творчество края, народный сказ Ульяновской области. В статье «Фольклор нашей области» [46] Бейсов пишет о том, что институтом проделана значительная работа. В работу вовлечены студенты института и учителя школ. Обследованы и изучены рукописные фонды областного архива, Дома книги, Краеведческого музея. Учтены и использованы документы центральных архивов, полностью обследована местная периодическая печать. На протяжении ряда лет велось собирание, пропаганда и популяризация устного народного творчества через печать и радио. К 1950 году институтом было закончено, в основном, составление первой книги «Устное народное творчество Ульяновской области». В нее должны были войти былины, исторические песни, сказки, лирические песни. (Речь идет, разумеется, только о поэтическом материале). Предполагаемое издание не осуществилось. Все более поздние материалы, касающиеся народного творчества, опубликованные в печати в 1950—1960 гг. связаны с самодеятельностью края. В местной периодической печати появляется ряд статей, посвященных самодеятельным народным коллективам. Среди них привлекают внимание напевы трех песен старой традиции из репертуара Чумакинского народного хора [47]. К сожалению, записаны они довольно примитивно. Но сам факт существования этих песен в репертуаре самодеятельного коллектива примечателен. Музыкальные публикации ульяновских песен в советское время исчерпываются этими тремя напевами и одной песней из сборника В. Захарова [48]. Таким образом, и в советское время музыкальное богатство народных песен Ульяновской области оставалось никому не известным. Те немногочисленные записи, что были сделаны экспедицией МГК имени Чайковского лежат в архиве, а публикацию трех песен более чем за 50 лет, разумеется, нельзя принимать в расчет. Наряду с педагогическим институтом собиранием народной песни отчасти занимались и другие местные организации, в частности — Дом народного творчества. При участии руководителя местного народного хора, организованного в 50-х годах, А. И. Федякина в течение нескольких лет производились записи в различных районах. Но уровень собирательской работы был крайне неудовлетворительным. Запись велась непрофессионально: нет паспортизации материалов, отсутствуют тексты песен, качество магнитной записи во многих случаях делают расшифровку невозможной. Серьезным шагом вперед в деле собирания и изучения ульяновских-симбирских песен явилась деятельность Института имени Гнесиных, начавшего в 1966 году систематические экспедиции в область. Организация их не была случайной. К этому времени многие области уже получили свои областные сборники (Воронежская, Кировская, Смоленская, Красноярский край, Брянская, Курская и др.). Между тем, Поволжье к 60-м годам было почти не изучено. Институт имени Гнесиных несколько раньше начал изучение Верхнего Поволжья (Калининской и Ярославской областей). Обращение к Ульяновской области — центральной в Среднем Поволжье — было поэтому закономерным. Задачи, которые ставил перед экспедициями Кабинет народной музыки — возможно более полное общее обследование областей, составление своеобразного музыкального атласа. С 1966 года по настоящее время регулярно проводятся экспедиции в область. В них принял участие 21 человек (студенты факультета ИТК и дирижеры народного хора). Руководит экспедициями известный фольклорист В. И. Харьков. За семь лет экспедиции обследовали 16 из 20 районов области. Во многих районах собиратели бывали неоднократно. Записано около полутора тысяч песен самых различных жанров. Причем, записывались не только русские, но и песни других народов [49]. Это большое собрание песен — прекрасная основа для систематического изучения народного искусства области. Материал экспедиций уже сейчас является предметом изучения. Он лег в основу дипломных рефератов студентов института. Эти работы посвящены вопросам исполнительской манеры и музыкальной стилистики песен под углом зрения обследования районов. Работа, проводимая кабинетом, — значительная и очень ценная. В масштабе охвата районов, песенных жанров и пластов, в обилии материала ощущается преемственность этой работы с лучшими традициями прошлого. Но необходимо отметить и недостатки в работе собирателей: область обследована пока еще весьма неравномерно (лучше других — южный и заволжский районы, недостаточно — северные районы области, граничащие с Мордовией, где в прошлом веке записывались великолепные тексты). Имеет смысл и повторная запись в тех селах, где записывали собиратели прошлого: Языковы, Ознобишин, Садовников, что пока еще не делалось. Одной из задач будущих экспедиций может стать также выяснение очень важного вопроса о взаимоотношении песенных культур разных народов, проживающих на территории области. Несмотря на богатство коллекции ульяновских песен, приходится отмечать все-таки неполный охват жанров: мало обращается внимания на современную народную песню (в частности, на частушку), нет записи трудовых бурлацких песен [50]. Очень привлекательно желание найти былины (мысль эта не кажется нереальной. Кабинет народной музыки имеет записи былин, сделанные в 1971 году в Волгоградской области). Плодотворной и интересной явилась деятельность Ульяновского отделения Всероссийского хорового общества. Благодаря энтузиазму его сотрудников В. В. Чихалева и 3. И. Ингор в конце 1970 года в Ульяновске и области состоялись публичные концерты народных певцов. Работники общества выявили в области несколько самобытных коллективов с интересным репертуаром, с разнообразными творческими манерами и продемонстрировали широкой общественности богатство песенной культуры края. Этот опыт пропагандистской работы является беспрецедентным для Ульяновской области. Он имел широкий общественный резонанс и, отчасти, повлиял на дальнейшее изучение песен края. Так например, некоторые последующие экспедиции института имени Гнесиных были направлены по следам этих выступлений. Итак, местная песенная культура находится в процессе освоения материалов и их изучения. Перспективы собирательской работы кажутся сегодня весьма определенными. Центром ее стал ГМПИ имени Гнесиных, который осуществляет эту работу в тесной связи с деятельностью местных организаций: ДНТ, Хорового общества, Русского народного хора (руководитель В. Баранов — выпускник института). Результатом дальнейшей работы должно стать всестороннее исследование этого заповедника песенной культуры. В этом отношении большую пользу должен принести сборник песен Ульяновской области, готовящийся к печати. А сейчас, знакомство с материалом позволяет сделать первые выводы о музыкальном быте и песенной культуре области. Безусловным является наличие богатой песенной культуры, стойкость песен старой традиции, высокие поэтические и музыкальные их достоинства, жанровое разнообразие. Местный стиль, являясь разновидностью среднерусской традиции, обладает своеобразием: наличием высокой тесситуры, сочетанием сказовости и распевности, оригинальными приемами распевания, обилием ярких мелодических попевок, ритмической остротой. Но стиль ульяновских песен неоднороден. В разных районах, селах, да и просто у отдельных певцов мы встречаем некоторые элементы стиля, перекликающегося с северной традицией, а иногда — и с донскими казачьими песнями. Вопросы изучения стиля являются предметом отдельного исследования. Подытоживая беглый обзор истории собирания ульяновской песни, мы видим, что она собирается и изучается почти полтора века. Каждое поколение собирателей подходило к народной песне со своими взглядами, запросами, интересами - сообразно тенденциям времени. Сейчас, оценивая их деятельность, мы должны учесть все достоинства и недостатки их работы и направить свою мысль на поиски наиболее плодотворных методов дальнейшего собирания и изучения ульяновских песенных богатств. Примечание 1. Бейсов П. С. Устное народное творчество Ульяновской области. // Литературный Ульяновск. 1949. № 3. С. 164—175; Бейсов П. С. Фольклор нашей области. // Ульяновская правда». 1950. 16 июля. 2. Границы Ульяновской области и Симбирской губернии полностью не совпадают. Часть районов (например, Заволжье) входила одно время в состав Самарской губернии, другая часть, напротив, отошла после революции к Мордовии (район реки Суры). При всем том, ядро Ульяновской области и Симбирской губернии — одни и те же районы. Это позволяет сейчас говорить о песнях, народном творчестве Симбирской губернии — Ульяновской области. 3. Русская старина. Кн. 9. 1876. С. 172—173. «Фома дворовый» (публикация и пояснение Д. Н. Садовникова). 4. Крючник — человек, «таскающий кулья и тяжести с помощью крюка, для укрепы и подъема, носильщик» (Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. 1881, Изд. Вольфа, с. 208). 5. Арнольдов М. Несколько слов о нашей народной поэзии. // Симбирские губернские ведомости. 1867. № 114. 6. Баренцев В. Сборник песен Самарского края. Спб, 1862. с. VI-VII. 7. «Прокламация» П. В. Киреевского и Н. М. Языкова. // СГВ. 1838. № 14. 8. Арнольдов М. Несколько слов о нашей народной поэзии. 9. Анненков П. В. Провинциальные письма. Сочинения. Спб, 1877. С. 74-75. 10. Соллогуб В. А. Воспоминания. М.; Л.: Academia, 1931. С. 324. 11. Никольский Н. В. Сущность и значение этнографии местного края. // Край Ильича. Сб. 1. 1926, с. 18. 12. Литературное наследство. Т. 79. М.; Л., 1968. С. 339-346. 13. Письма П. В. Киреевского к Н. М. Языкову. Ред. М. Азадовского. М.; Л., 1935. Письмо от 14 октября 1833 года. 14. Оба поэта были в 1827 г. сотрудниками журнала «Московский вестник». 15. Литературное наследство. Т. 79. М.; Л., 1968. С. 513—521. 16. Азадовский М. К. История русской фольклористики. М., 1958. С. 26. 17. Там же. С. 34—35. 18. Литературное наследство. Т. 79. М.; Л., 1968. С. 9. 19. Азадовский М. История русской фольклористики. С. 335. 20. Чичеров В. И. Русское народное творчество. МГУ, 1959. С. 47. 21. Юрлов В. Народная песня. // Материалы для истории и статистики Симбирской губернии. Вып. 4. Симбирск, 1867. С. 102-105. 22. Балакирев М. А. Увертюра «1000 лет», Чайковский П. И. Опера «Опричник», Направник Э. «Народные танцы для оркестра», Бларамберг П. Опера «Тушинцы». Кроме того, эти песни обработаны: П. И. Чайковским для фортепиано в 4 руки, для хора или оркестра А. Рубцом, Яичковым, Петровым, Р. Карниным. 23. Шейн П. В. Русские народные песни. М., 1870; Шейн П. В. Великоросс в своих песнях, обрядах, обычаях... М., 1898. 24. Д. Н. Садовников известен, в основном, как собиратель сказок, многие из которых записаны в Симбирской губернии. 25. СГВ. 1874. № 46. 26. В память 10-летия Симбирской губернской ученой архивной комиссии. Симбирск, 1906. 27. Эти былины записаны от крестьянина, который в детстве был поводырем у нищих-слепцов. Поэтому нельзя говорить определенно о принадлежности их к местной традиции. 28. Русские ведомости. 1912. № 196. 29. Частушки (про войну, немцев, австрийцев, Вильгельма, казаков, монополию, рекрутчину, любовные и т. д.). Петроград, 1916. Впоследствии, уже в 1927 г. В. Симаков опубликовал еще один сборник «Коротушки», в который также вошли симбирские тексты. 30. 1902 год. 31. Лядов А. Песни русского народа. М., 1959. № 46. 32. Ляпунов С. Русские народные песни, ор. 10, изд. Циммерман. №№ 8, 11, 14, 15. 33. Линева Е. Великорусские песни в народной гармонизации. Спб, 1904, 1909. 34. Маслов А. Л. Песни с Поволжья. // Труды Музыкально-этнографической комиссии. Известия ИОЛЕАЭ.Т. СХIII. Т. 15. СПб., 1906. 35. Симаков В. И. Сборник двухстрочных частушек (страданий). М., 1927. Левитан С. Комсомол в частушках. // Комсомол в деревне. М.; Л., 1926. Захаров-Мэнский Н. Частушки. Из материалов, собранных газетой «Беднота». // Огонек. 1926. № 183. 36. Азадовский М. К. История русской фольклористики. М., 1958. С. 246. 37. Народная песня о Степане Разине. Нижневолжское издательство, 1928. 38. Песня и сказания о Разине и Пугачеве. М., Academia, 1935. 39. Пугачев в Среднем Поволжье и Заволжье. Куйбышев, 1947. 40, Волга в песнях и сказаниях./ Составитель И. Дворецкова. Саратов, 1937. 41. Сборник народных песен, сказок, сказов и воспоминаний. Составитель В. М. Паймен. 1938. 42. Волжский фольклор. / Составители В. М. Сидельников, В. Ю. Крупянская. М., 1937. 43. Там же. С. 16. 44. Волжский фольклор. 45. Волжский фольклор. / Составители В. М. Сидельников, В. Ю. Крупянская. М., 1937. А также единичные тексты в некоторых тематических сборниках, например: Акимова Т. В. Сказы и песни о Чапаеве. М., 1938. 46. Ульяновская правда. 1950. 16 июля. 47. Акимов А. Чумакинский колхозный хор. Ульяновск, 1956. 48. Хор имени Пятницкого. Сто русских народных песен. Запись В. Захарова. М., 1958. № 6. 49. Очень интересны записи студента ГМПИ им Гнесиных В. Бакке латышских песен в Кузоватовском районе. 50. Несколько трудовых песен записано в Сурском районе А. А. Баниным.
