Взаимоотношения Л.Толстого и русских композиторов его

Н.В. Френкель
ВЗАИМООТНОШЕНИЯ Л. ТОЛСТОГО И РУССКИХ
КОМПОЗИТОРОВ ЕГО ВРЕМЕНИ.
ВОЗЗРЕНИЯ ПИСАТЕЛЯ НА ИХ ТВОРЧЕСТВО
Мнения Толстого о музыке всегда были пристрастными. Его суждения о композиторах, их произведениях могут показаться в чем-то односторонними и даже парадоксальными, но о них никогда не скажешь, что они равнодушны.
Толстой говорил о том, что его занимало и тревожило всю жизнь. «От гениального художника, - пишет Ромен Роллан, - никто не вправе требовать, чтобы он был беспристрастным критиком. Когда Вагнер или Толстой рассуждают о Бетховене или
Шекспире, это они не о них говорят, а о самих себе, о том, что они считают для себя
идеалом» (1).
Отношения Л.Н.Толстого к русским и зарубежным композиторам обусловлено тем
же своеобразным, толстовским, восприятием и пониманием музыки.
нения Толстого о музыке всегда были пристрастными. Его суждения о
композиторах, их произведениях могут показаться в чем-то односторонними и даже парадоксальными, но о них никогда не скажешь, что
они равнодушны.
Толстой говорил о том, что его занимало и тревожило всю
жизнь. «От гениального художника, - пишет Ромен Роллан, - никто не
вправе требовать, чтобы он был беспристрастным критиком. Когда Вагнер или Толстой
рассуждают о Бетховене или Шекспире, это они не о них говорят, а о самих себе, о
том, что они считают для себя идеалом» (1).
Отношения Л.Н.Толстого к русским и зарубежным композиторам обусловлено
тем же своеобразным, толстовским, восприятием и пониманием музыки.
М
31
Н.В. Френкель
Обращаясь к документальным источникам - дневникам Толстого, его переписке,
воспоминаниям современников, близко знавших писателя, материалам по истории
музыкальной культуры, биографии ряда композиторов,- можно заметить, что
Л.Н.Толстой в своих суждениях о музыке опирался в основном на творчество зарубежных композиторов, таких как Бетховен, Моцарт, Вагнер, Шопен и другие. Их имена
упоминаются и в его художественных произведениях.
В то же время о творчестве русских композиторов сказано очень и очень мало.
И это несмотря на то, что Толстой был современником П.И.Чайковского, Н.А. Римского-Корсакова, М.П.Мусоргского, А.П.Бородина, С.В.Рахманинова. Столь поразительные факты заставляют нас прийти к парадоксальному, на первый взгляд,
выводу:
Лев Толстой - величайший писатель земли русской, талантливейший реалист и
психолог, «не знал» и, может быть, поэтому «не любил» русской музыки. Во всяком
случае, по сравнению с музыкой зарубежных классиков. Ни один русский композитор
не был ни разу назван им в числе любимых композиторов (между тем как о своих
музыкальных пристрастиях Толстой говорил многократно). Ни единым словом писатель не обмолвился о таких шедеврах, написанных в его время, как оперы
М.Мусоргского «Борис Годунов» (1869), «Хованщина» (1886). Без внимания были
оставлены им симфонии «Пятая» (1888) и «Шестая»(1893) П.И.Чайковского, его
оперы «Евгений Онегин» (1878), «Пиковая дама» (1890); проигнорировал Толстой и
оперы «Царская невеста»(1899), «Садко»(1897), «Золотой петушок»(1906)
Н.А.Римского-Корсакова, «Князь Игорь» А.П.Бородина (1892), Первый фортепианный
концерт (1891) и оперу «Алеко» (1893) С.В.Рахманинова… Не хотелось бы думать,
что такая музыка была бы не принята и не оценена по достоинству Львом Толстым.
Остается лишь предполагать, что он именно не знал многих произведений, созданных
его гениальными современниками. Может быть, поистине, «большое видится на расстоянии».
Известно, что Толстой крайне редко бывал в русской опере: современники вспоминают всего лишь несколько оперных представлений, на которых они видели писателя. В их воспоминаниях указывается, что Лев Николаевич был на премьере оперного
спектакля «Русалка» и сидел в ложе вместе с Даргомыжским, но о своем впечатлении он никому ничего не сказал, в том числе и композитору (2). На симфонических
концертах Лев Николаевич также почти не бывал и, таким образом, самые значительные оперные и симфонические произведения русских композиторов прошли мимо
него. В числе камерных произведений Лев Николаевич несколько раз слышал разные
по жанру пьесы для фортепиано, а также дуэты и трио для фортепиано со струнными
инструментами. Вообще, из русской музыки он неплохо знал лишь фортепианные
пьесы и романсы.
Оказался Толстой совершенно глух к русской реалистической музыкальной
школе, ставшей уже к 70-м годам XIX века ведущей в русском музыкальном искусстве.
Он «не любил» Мусоргского, был безразличен к Даргомыжскому, затевал «громадные
32
Н.В. Френкель
споры» о путях искусства с Римским-Корсаковым, не пошел слушать оперу
Чайковского «Евгений Онегин», удивлялся, если ему вдруг что-то нравилось у
Аренского и Скрябина.
В 1858 году он слушал оперу Глинки «Жизнь за царя» (1836) и его восхитил
хор. «Хор прекрасен» - записал он в дневнике. Но впоследствии даже о Глинке отзывался критически, считая его «порочным, чувственным человеком». «Конечно, - спешил он прибавить, - я признаю его достоинства. В музыке его столько мелодии, поэзии» (3). Но это была скорее уступка общему мнению. Признавал Толстой в творчестве Глинки лишь романсы, которые неоднократно просил спеть Т.А.Кузьминскую,
исполнявшую их, по воспоминаниям современников, превосходно.
Толстому было совершенно чуждо искусство и эстетические взгляды одного из
влиятельных в то время музыкальных направлений - «Могучая кучка». Впрочем, и произведения «кучкистов» Толстой мало знал. Смешно сказать, что не «Снегурочка» или
«Садко» Н.Римского-Корсакова, не «Хованщина» М.Мусоргского, «Князь Игорь» или
«Богатырская симфония» А. Бородина произвели сильное впечатление на
Л.Н.Толстого, а всего лишь романс М.Балакирева «Слышу ли голос твой…» тронул его
и заставил прослезиться. Кстати, по свидетельству Н.А.Римского-Корсакова, Толстой
даже и не знал имени композитора, сочинившего этот романс (4).
Не принимал Толстой и идею программности музыкального творчества, на основе которой создавалась практически вся талантливейшая русская музыка 2-ой половины XIX века, пополнившая собой сокровищницу не только русского, но и мирового
музыкального искусства. Толстой упрекал композиторов, опиравшихся при создании
своих произведений на программу, в нарочитости, неискренности их творчества. Он
даже советовал Чайковскому отказаться от оперного творчества. Конечно же, нельзя
говорить о негативном отношении Толстого к русскому музыкальному искусству. Это
было бы несправедливо по отношению к писателю. Ведь несмотря на то что Лев
Николаевич, по словам его старшего сына, «не увлекался русской музыкой», «произведения некоторых композиторов он очень ценил»(5) и при случае просил исполнить ту или иную пьесу Рахманинова, Аренского, Рубинштейна или романсы Глинки,
Чайковского. К тому же с некоторыми композиторами Лев Николаевич установил тесные дружеские и творческие отношения, часто встречался с ними, спорил о музыке.
Зимой 1876 года в Москве у Николая Рубинштейна Толстой познакомился с
Петром Ильичом Чайковским. Лев Николаевич хотел слышать музыку Чайковского, и
Рубинштейн устроил для него музыкальный вечер в Московской консерватории.
Исполнялись камерные и вокальные произведения, то есть произведения именно тех
жанров, которые были особенно понятны и дороги Толстому. Концерт произвел на него
сильное впечатление. Больше всего ему понравилось Анданте из Первого квартета
Петра Ильича. «Может быть, никогда в жизни я не был так польщен и тронут в моем
авторском самолюбии, - вспоминал Чайковский об этом вечере, - как когда Лев
Толстой, слушая Анданте моего квартета и, сидя рядом со мной, залился слезами» (6).
Музыканты в тот вечер играли отлично. «Видно было, что играя так удивительно хоро-
33
Н.В. Френкель
шо, они старались для очень любимого человека» (7)*. Чайковский подарил Толстому
свою композицию «Буря» и «Зимние грезы» и некоторые другие свои пьесы для фортепиано. Толстому понравились «Зимние грезы», что же касается «Бури», то, может
быть, именно этот подарок и подал Толстому мысль изобразить в «Анне Карениной»
Левина «в концерте», где исполнялась фантазия «Король Лир в степи», которую герой
напрасно силился понять. Но у него ничего не получалось: он слушал именно музыку
и старался понять, что она говорит, между тем, она желала не говорить, а изображать.
Толстой хотел поговорить с Чайковским о музыке, потому что «полюбил его
талант». Хотел говорить «смело», видимо, не отказываясь от мысли повлиять на
Чайковского в духе своих определенных музыкальных идей. Он защищал перед ним
преимущества «Моцартовско-Гайдновского» направления в музыке, а не «БетховеноШумано-Берлиозовского искусственного, ищущего, неожиданного». «Сколько я недоговорил с вами! Недоговорил, потому что «некогда было». Я никогда не получал такой
дорогой для меня награды за мои литературные труды, как в этот чудный вечер» ( 8 ).
Но Чайковский не был во всем согласен с Толстым. Суждения писателя о
Бетховене показались ему тогда обидным для музыканта парадоксом, как впоследствии многим казалось парадоксальным его суждение о Шекспире. «Между прочим, писал Чайковский, - он (Толстой) любил отрицать Бетховена и прямо выражал сомнение в его гениальности. Это уже черта совсем не свойственная великим людям: низводить до своего понимания всеми признанного гения - свойство ограниченных людей»
(9). Чайковский также высказался прямо и смело.
Чтобы объяснить свою мысль, Толстой послал Чайковскому сборник народных
песен и былин Кирши Данилова: «Это удивительное сокровище в ваших руках»,- писал
композитору Лев Николаевич. Он надеялся, что Чайковский примется за песни, обработает их в «Моцартовско-Гайдновском роде». Но песни, присланные Толстым, не
вызвали у Чайковского большого воодушевления. «Искренне благодарен вам за пересылку песен. Я должен вам сказать откровенно, что они записаны рукой неумелой и
носят на себе разве следы своей первобытной красоты. Самый главный недостаток,
это что они втиснуты искусственно и насильственно в правильный, размеренный
ритм… Кроме того, большинство этих песен тоже, по-видимому, насильственно записаны в торжественном до-мажоре, что опять-таки не согласно со строением настоящей русской песни»(10). Толстой, пожалуй, и согласился бы с Чайковским, что песни
записаны рукой неумелой. Он потому и предлагал ему «обработать их», говорил: «Это
сокровище в ваших руках». Но Чайковский отклонил его предложение. «Вообще, присланные вами песни не могут подлежать правильной систематической обработке…»
(11). Толстой был огорчен неудачей, и переписка оборвалась. По мнению
С.Л.Толстого, отношения между Л.Н.Толстым и П.И.Чайковским прекратились вскоре
и потому, что «Чайковский разочаровался, не найдя в Толстом того властителя дум,
которого он думал встретить», а отчасти еще и потому, что «Петр Ильич вообще избегал людей, не близко ему знакомых» (12). «Я вынес одно убеждение, - писал
Чайковский в одном письме к Н.Ф. фон Мекк, - что Толстой - человек несколько пара-
34
Н.В. Френкель
доксальный, но прямой, добрый, по-своему даже чуткий к музыке, но все-таки знакомство его не доставило мне ничего, кроме тягости и мук, как и всякое знакомство» (13).
Несмотря на некоторое разочарование после личного знакомства, Чайковский, прочтя
«Смерть Ивана Ильича», напишет в одном письме: «Более чем когда-либо убеждаюсь,
что величайший из всех художников-писателей, когда-либо бывших, есть Толстой»
(14).
В конце октября 1893 года, узнав, что Чайковский умер, Лев Николаевич писал
в письме жене: «Мне очень жаль Чайковского, жаль, что как-то между нами, мне
казалось, что-то было. Я у него был, звал к себе, а он, кажется, был обижен, что я не
был на «Евгении Онегине». Жаль, как человека, с которым что-то было чуть-чуть
неясно, больше еще, чем музыканта. Как это скоро, и как просто, и натурально, и
ненатурально, и как мне близко» (15). Из этого письма видно, что Лев Николаевич,
находясь в Москве, одновременно с Чайковским, хотел возобновить свое знакомство
с ним. Из писем и из дневника Чайковского видно, почему это знакомство не возобновилось.
Ту же участь непонимания, несближения с Львом Толстым «разделил» с
П.И.Чайковским и другой великий русский композитор - Н.А.Римский-Корсаков.
Причиной жестоких споров, приведших к разладу между композитором и писателем,
было искусство, музыка; также речь зашла и о красоте - «этой «гниющей», «зловонной», по мнению Толстого, «язве на искусстве» (16). Говорили собеседники и о том,
что Толстой ненавидит Бетховена за его порывы, но что до сих пор он «никак не может
вполне отрешиться от шопеновской музыки, - обстоятельство, которое его несказанно
удручает»(17)
«А я наоборот, - возразил Римский-Корсаков, страшно счастлив, что не только
Шопена, но и Бетховена боготворю и ни минуты в том не раскаиваюсь» (18).
Толстой безоговорочно настаивал на том, что действительно хорошее произведение искусства должно быть прежде всего простым и ясным, чтобы его одинаково
могли понять и «кучер» и «барин». Когда же Римский-Корсаков стал говорить Льву
Николаевичу о том, что раз он сам признает, что искусство облагораживает и возвышает душу человека и что возвышать можно только вверх, а не вниз, что его «Детство»
и «Отрочество», «Война и мир», «Анна Каренина» поразительно художественные создания, и, однако, они и не просты и преисполнены красоты, Толстой, по словам
Римского-Корсакова», его и слушать не стал, говорил, что он глубоко презирает себя
за свои романы, да и вообще их ни во что не ставит» ( 19 ).
Больно и обидно было Римскому-Корсакову сознавать, что Толстой «совершенно
не следит за современной музыкой: оперы «Садко» не видел, ненавидит Вагнера, очевидно, вовсе не зная его…» ( 20 ).
«Около половины первого ночи, - вспоминал один из очевидцев встречи писателя с композитором, - когда Римские-Корсаковы стали прощаться, Лев Николаевич
вышел их провожать и, уже стоя в прихожей, в ответ на извинения Надежды
Николаевны, что они, быть может, его обеспокоили, изрек: «Полноте, мне было очень
35
Н.В. Френкель
интересно сегодня лицом к лицу увидеть мрак». «Эти слова, - сказал РимскийКорсаков, - я намереваюсь выгравировать на память на золотой дощечке и поставить
перед собою на письменном столе для вящего назидания. Зато книгу его об искусстве
я уж наверно читать не буду. Воображаю, сколько в ней будет наговорено всякого вздора и сколько она причинит вреда в среде современной молодежи и без того совершенно сбитой с толку и вообще мало интересующейся искусством»( 21).
Нам кажется странным и трудно объяснимым столь резкое отчуждение
Л.Н.Толстого от величайших, признанных всем миром создателей музыки редчайшей
по своей красоте, мелодичности, силе воздействия на чувства человека… Опираясь
на документальные факты, мы все-таки склонны считать, что Л.Н.Толстой не знал
многих произведений и П.И.Чайковского, и Римского-Корсакова, и других талантливых
русских композиторов.
Ну, а если предположить, что Л.Толстой услышал бы, к примеру, Шестую симфонию Чайковского, его же «Манфреда», «Ромео и Джульетту», «Фатум»? Неужели
эта музыка, воплощающая в себе глубокие, неподдельные человеческие страсти, чувства была бы воспринята писателем-психологом как «ложь художественная»? Думаем,
что нет. Скорее всего, реакция Льва Николаевича на музыку позднего Чайковского
была бы подобна своеобразному его восприятию музыки позднего Бетховена: стремление оградить свой внутренний мир от потрясений. А именно эмоциональное потрясение заставляет испытывать музыка Чайковского, Мусоргского, проникает глубоко в
душу и искусство Римского-Корсакова, , Бородина, Рахманинова, Калиникова.
К сожалению, музыкальное искусство этих композиторов прошло мимо
Л.Толстого и не оставило заметного следа в его творчестве.
В 1900 году в Ясную Поляну приехал Сергей Васильевич Рахманинов. Его единственная встреча с Львом Толстым оказалась неудачной. И, как обычно, камнем преткновения стала музыка Бетховена. Спустя несколько лет, Сергей Васильевич в разговоре с И.Буниным будет вспоминать: «Играл я Бетховена. Есть такая вещица с лейтмотивом, в котором звучит грусть молодых влюбленных, вынужденных расстаться.
Кончил. Все вокруг в восторге, но хлопать бояться, смотрят - как Толстой? А он сидит
в сторонке, руки сложил сурово и молчит. И все притихли, видят - ему не нравится…
Ну, понятно, я от него бегать стал. Но к концу вечера вижу: старик прямо на меня идет.
«Вы, - говорит, - простите, что я вам должен сказать: нехорошо то, что вы играли». Я
ему: «Да ведь это не мое, а Бетховен». А он: «Ну и что же, что Бетховен? Все равно
нехорошо. Вы на меня не обиделись?» Тут я ему ответил дерзостью: «Как же я могу
обижаться, если Бетховен может оказаться плохим?» Ну и сбежал. Меня туда потом
приглашали, и Софья Андреевна потом звала, а я не пошел. До тех пор мечтал о
Толстом, как о счастье, а тут все как рукой сняло! И не тем он меня поразил, что
Бетховен ему не понравился или это я играл плохо, а тем, что он такой, как он был,
мог обойтись с молодым, начинающим, впавшим в отчаяние, так жестоко! И не пошел.
… Теперь бы побежал к нему, да некуда» (22).
36
Н.В. Френкель
В том же году в Москве у Толстого был Ф.Шаляпин и довольно много ему пел.
Но и это посещение было неудачным: «…удивительное пение Шаляпина не произвело на него (Л.Толстого) особенного впечатления. Шаляпин пел что-то Мусоргского,
который никогда на Льва Николаевича не производил впечатления, «Судьбу»
Рахманинова, показавшуюся ему фальшивой (слова Апухтина он назвал отвратительными), что-то Шуберта и Шумана и чудесную русскую песню «Ночь». Шаляпин не был
в этот раз особенно «в ударе», но пел все-таки чудесно, и я думаю, - писал
А.Б.Гольденвейзер, - что пение его мало дошло до Льва Николаевича отчасти из-за
выбора вещей, а главное, из-за того, что Лев Николаевич был не в духе» (23).
Лев Толстой сам позднее говорил: «Не нравится мне концертный репертуар
Шаляпина. «В 12 часов по ночам», «Возвратился ночью мельник», «Блоха». Это мелодекламация, а не музыка» (24). Единственно сильное впечатление произвели на
Толстого только две-три русские песни, которые «чудесно спел Шаляпин».
Вообще, относительно пения Толстой говорил: «На меня это соединение двух
искусств никогда не действовало. Всегда слушаешь только музыку, а на слова не обращаешь внимания» (25). В этом отчасти, наверное, кроется причина того, почему пение
Шаляпина не произвело на Толстого большого впечатления. Когда Шаляпин пел у
Толстого, он выбирал для исполнения преимущественно такие романсы, в которых
слова имели более существенное значение. Но этого-то и не нужно было Л.Толстому.
Знакомство с музыкой Аренского, Ребикова, Рубинштейна, Глазунова, Танеева,
Скрябина также не смогло оказать на писателя заметного влияния. Тем более, что
некоторые из них (в том числе - Скрябин, Танеев, Аренский) являлись представителями новых, «декадентских» течений в музыке, к которым Толстой относился с большим
и нескрываемым недоверием. Но с некоторыми композиторами «рубежа веков» Лев
Николаевич был дружен и интересовался их творчеством, хотя и мало что любил из
их музыки.
Незадолго до своей смерти, поздней осенью 1905 года, в Ясную Поляну приехал
Аренский, к которому Лев Николаевич всегда относился с теплотой и участием.
Толстой любил его за естественную простоту и своеобразие. Из композиторов, создающих «новую музыку», по мнению писателя, Аренский - музыкант. «Он прост, мелодичен, но однообразен в хорошем смысле, как Шопен, то есть характерен - сейчас его
узнаешь»(26).
Как-то Лев Николаевич заметил про понравившуюся ему вещь Аренского: «Это
течет из родника. Я люблю, когда чувствуешь, что он имеет что сказать и высказывает как умеет, - от души. А вот другие - чувствуешь, что выдумывают»( 27 ).
К таким, кто «выдумывает», Толстой относил С.И. Танеева. Уж слишком сильна
была у этого композитора страсть к эффектам. Того требовала новая музыка: «Был у
меня Танеев, играл свой квартет, и для меня все в нем - и аллегро и скерцо - все шум,
и только. Они, правда, толкуют об этом, находя одно лучше, другое хуже; но что это
за музыка, которая доставляет удовольствие лишь тем, кто ее делает? Я, конечно, не
беру на себя смелость судить об этом, но я много слышал, сам играл, занимался, и на
37
Н.В. Френкель
меня эта новая музыка не производит ровно никакого впечатления» (28). Толстой был
страстным противником чрезмерной гармонизации произведений и поклонялся «бесконечной мелодии»: «…возьмите арию Баха с едва заметной гармонизацией и дайте
ее гармонизировать Танееву. Он туда понасует гамм вверх и вниз, двойных контрапунктов, самых хитрых аккордов, и что же получится?» (29).
Сетовал Толстой на то, что мало ценят слушатели музыку Рубинштейна: «…он
был последний из крупных композиторов, в нем есть и старое и новое. После него
пошло декадентство. Когда Танеев играл свои композиции, я ничего не понимал, что
это такое» (30).
Вообще, музыку Рубинштейна Толстой ценил за искренность и задушевность.
Она почему-то напоминала ему поэзию 60-х годов. «В чем же сходство? – спрашивали его. – В шумливости, прямолинейности? – Нет, нет, не могу выразить, быть может,
это воспоминание молодости: в какой-то задушевности» (31) .
В то же время Толстой упрекал Рубинштейна за то, что в его произведениях
часто появляются отзвуки чужого. «Этот - хороший исполнитель, переиграл массу
хороших вещей, и у него постоянно в собственных произведениях являются воспоминания, отзвуки чужого» ( 32).
Образцом беспристрастности суждений Толстого о композиторах может служить
его отзыв о прелюдии Скрябина: «Очень искренне, искренность дорога. По одной этой
вещи можно судить, что он (Скрябин) - большой художник. Не правда ли?» ( 33 ). И
ведь говорил он это, как вспоминает В.Ф.Булгаков, - «о Скрябине, о декаденте
Скрябине, о Скрябине - музыкальном новаторе» ( 34 ).
Как видим, пристрастность Льва Николаевича не помешала ему оценить истинное произведение искусства. Думается, что так было бы со многими музыкальными
произведениями, если бы Толстой смог их услышать и глубоко прочувствовать.
Рассмотренный нами очень бегло парадокс восприятия Л.Толстым русской музыкальной культуры 2-ой половины XIX века, безусловно, является не единственным его
парадоксом.
Хорошо известно, что Толстой не мог достигнуть полного синтеза ни в своей
философии, ни в своей жизни. Можно сказать, что и в его эстетической системе тоже
нет единства. Второй «музыкальный» парадокс Толстого заключается в том, что он,
будучи великим реалистом и оказывая своим творчеством прямое влияние на все
современное искусство, в музыке превыше всего ставил идеалы романтической эпохи.
В своих музыкальных пристрастиях Толстой сохранял верность именно тем идеалам и идеям, которые сложились в его представлении еще в 40-е годы. Напомним,
что музыкальное воздействие Льва Николаевича в детстве основывалось на музыке
зарубежных композиторов-романтиков: Моцарта, Гайдна, Шопена, раннего Бетховена.
В.Стасов относил их творчество к «чистой музыке прежних периодов». Именно к
этому направлению принадлежал Л.Толстой как мыслитель и критик. Читая отзывы
уже позднего Толстого о музыке, нельзя не обратить внимания на постоянные
сравнения русских композиторов с Моцартом, Шопеном, Вагнером…
38
Н.В. Френкель
В поздние годы, когда в мировоззрении писателя произошли перемены, его
музыкальные пристрастия остались прежними. И музыка в первую очередь именно
Шопена, Шумана, Моцарта, Генделя, Мендельсона, Бетховена и других зарубежных
композиторов продолжала звучать в доме Толстых в Москве и в Ясной Поляне,
доставляя Льву Николаевичу и наслаждение, и чувство восторга и умиления, а также
заставляя его негодовать и противиться ее воздействию. Русская классика еще,
видимо, должна была ждать своего часа.
Конечно, по-разному можно относиться к тому, что Толстой говорил и писал о
русской и зарубежной музыке. Но самый предмет его любви и размышлений неизменно будет привлекать каждого, кто обращается к изучению его многогранной личности
и творческому наследию. И речь здесь идет не только о литературе, музыке или
искусстве в общем его значении, а об истории русской мысли и ее художественном
содержании и развитии.
Ссылки на литературу
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
Роллан Р. Жизнь Толстого. Собр.соч. в 14 тт. Т. II. – М., 1954. – С.301.
Лев Толстой и музыка. Хроника. Нотография. Библиография / Сост. З.Г.Палюх и
А.В.Прохорова. – М., 1977. – С.58.
Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого. – М., 1959. – С.166.
Ястребцев В.В. Н.А.Римский-Корсаков. Воспоминания. Т.2 (1898-1908).- М.,
Музгиз,1960. – С.6.
Толстой С.Л. Музыка в жизни моего отца // В кн.: Очерки былого.- Тула, 1966.С.390.
Толстой С.Л. Лев Толстой и Чайковский // В кн.: История русской музыки в
исследованиях и материалах. – М., 1924. – С.117.
Там же. – С.118.
Там же.
Толстой С.Л. Музыка в жизни моего отца // В кн.: Очерки былого.- Тула, 1966.С.391
Лев Толстой и музыка. Хроника. Нотография. Библиография / Сост. З.Г.Палюх и
А.В.Прохорова. – М., 1977. – С.100.
Там же. – С.111.
Толстой С.Л. Музыка в жизни моего отца // В кн.: Очерки былого.- Тула, 1966.С.391
Вайдман П.Е. Чайковский и Толстой: еще раз о встрече двух художников // В кн.:
Толстой – это целый мир. – М.,2004. – С.152.
Там же. – С.153.
Толстой С.Л. Лев Толстой и Чайковский // В кн.: История русской музыки в
исследованиях и материалах. – М., 1924. – С.124.
Ястребцев В.В. Н.А.Римский-Корсаков. Воспоминания. Т.2 (1898-1908).- М.,
Музгиз,1960. – С.7.
39
Н.В. Френкель
17.
18.
19.
20.
21.
22.
23.
24.
25.
26.
27.
28.
29.
30.
31.
32.
33.
34.
Там же.
Там же. – С.8.
Там же. – С.9
Там же.
Там же. – С.10.
Воспоминания о Рахманинове. – М.,1967. Т.1. – С.208,209.
Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого. – М., 1959. – С.57.
Гусев Н.Н., Гольденвейзер А.Б. Лев Толстой и музыка. – М.,1953. – С.51.
Лев Толстой и музыка. Хроника. Нотография. Библиография / Сост. З.Г.Палюх и
А.В.Прохорова. – М., 1977. – С.122
Там же. – С.205.
Там же.
Литературное наследство. Л.Н.Толстой. Т. 37/38. – М., АН СССР, 1939. – С.463
Там же.
Там же. – С.448.
Там же. – С.451.
Там же.
Булгаков В.Ф. Л.Н.Толстой в последний год его жизни. – М., 1957. – С.285.
Там же.
Литература
1.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
8.
9.
10.
11.
12.
13.
14.
15.
16.
17.
Алексеев М. Бетховен в русской литературе // История русской музыки в исследованиях и материалах. - М., 1927.
Альтман М. У Льва Толстого. – Тула, 1980.
Апостолов Н.Н. Живой Толстой. – М., 1928.
Бабаев Э.Г. Толстой об искусстве. – Тула, 1966.
Берс Ст.А. Мои воспоминания о графе Л.Н.Толстом. – Смоленск, 1893.
Бернштейн Н. Музыка и Лев Толстой // «Нева», - СПб, 1908.
Боткин В.П. Статьи по литературе и искусству. – СПб, 1891.
Боткин В.П. И.С.Тургенев. Неизданная переписка 1851-1869.-М.-Л.,1930
Булгаков В.Ф. Л.Н.Толстой в последний год его жизни. – М., 1957.
Вайдман П.Е. Чайковский и Толстой: еще раз о встрече двух художников // В кн.:
Толстой – это целый мир. – М., 2004
Вблизи Толстого. Корреспонденции Андре Бонье в “Temps” . Публ. В.Я.Лакшина //
Лит.наследство. Толстой и зарубежный мир. Кн.2, т.75, 1965.
Воспоминания о Рахманинове. – М., 1967, т.I.
Гольденвейзер А.Б. Вблизи Толстого. – М.,1959.
Горький М. Собрание сочинений, т.14, - М., 1951.
Гусев Н.Н., Гольденвейзер А.Б. Лев Толстой и музыка. – М., 1953.
Гусев.Н.Н. Два года с Л.Н.Толстым. 1907 – 1908. – М., 1928.
Гусев Н.Н. Летопись жизни и творчества Льва Николаевича Толстого, т. I, 18281890.- М., 1958; т.II, 1891-1910. – М., 1960.
40
Н.В. Френкель
18.
19.
20.
21.
22.
23.
24.
25.
26.
27.
28.
29.
30.
31.
32.
33.
34.
35.
36.
37.
38.
39.
40.
41.
Заславский Д.Н. Музыкальные соблазны Л.Толстого // «Музыка и революция»,
1928, № 9 (33).
Из записной книжки Саца // Илья Сац. – М.-Пг., 1923.
Кашкин Н. Л.Н.Толстой и его отношение к музыке // В сб.: О Толстом. Изд.3.,т. I ,М., 1911.
Кремлев Ю. Взгляды Толстого на музыку // В кн.: Избранные статьи. – Л.,1969.
Кузьминская Т.А. Моя жизнь дома и в Ясной Поляне. – Тула, 1964.
Ландовска В. О Толстом // «Русская музыкальная газета», 1908, № 30-31.
Лев Толстой и музыка. Хроника. Нотография. Библиография / Сост. З.Г.Палюх и
А.В.Прохорова. – М., 1977.
Ливанова Т. Моцарт и русская музыкальная культура. – М.,1956.
Маймин Е.Н. Лев Толстой. Путь писателя. – М.,1984.
Машенко Н.М. Музыка и живопись в творчестве писателей. – Киев, 1985.
Роллан Р. Жизнь Толстого. Собр. соч. в 14 тт. Т. II. – М.,1954.
Срезневский В.И. Георг Кизеветтер, скрипач петербургских театров // В сб.:
Толстой 1850-1860. Материалы и статьи. – Л., 1927.
Стасов В.В. Статьи и заметки. – М., 1952.
Толстой Л.Н. Полное собр.соч. в 90 тт. – М., 1928-1958.
Толстой Л.Н. Что такое искусство? // Собр.соч. в 8 тт. Т. VIII. – М.,2006.
Толстой И.Л. Мои воспоминания. – М., 1969.
Толстой С.Л. Музыка в жизни моего отца // В кн.: Очерки былого. – Тула, 1966
Толстой С.Л.
Музыка в жизни Л.Н.Толстого // Лев Николаевич Толстой.
Юбилейный сборник. – М.-Л., 1928.
Толстой С.Л. Лев Толстой и Чайковский // В кн.: История русской музыки в исследованиях и материалах. – М., 1924.
Чайковский М.И. Жизнь П.И.Чайковского, т. I. – М., 1903.
Чайковский П.И. Переписка с Н.Ф. фон Мекк. – М., 1935, т.II.
Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. Т.I. - СПб., 1893.
Эйгес И. Воззрение Толстого на музыку // В кн.: Эстетика Льва Толстого. –
М.,1929.
Яснополянские записки. Вып.2. – М.,1923.
41