УДК 167/168 М.В. Савостьянова, доцент, канд. филос. наук Таврический национальный университет ул. Ялтинская, 4, г. Симферополь, Украина, 95001 E-mail: sgm_s@mail.ru ПОНЯТИЕ ИСТИНЫ В ФИЛОСОФИИ И МЕТОДОЛОГИИ НАУКИ ХХ В. Рассматриваются современные тенденции в понимании истины в естественных и гуманитарных науках, причины и следствия мировоззренческой доминанты науки. В ХХ в. выдвигались разные парадигмы изучения понятия истины в науке. Главными темами стали возможность реконструкции исторической динамики знания и неустранимость социокультурных детерминант познания. Вводились интегральные понятия, ориентирующие на социокультурный подход к проблеме оснований научного знания. Возрождался интерес к метафизическим (философским) измерениям науки. От проблем структуры научного знания анализ сместился к проблемам его роста, при этом были оспорены кумулятивистские модели развития науки. Встал вопрос о соотношении науки и иных форм рациональности, о возможности интернализма и экстернализма как подходов к реконструкции развития научного знания. Важное значение приобрели понятия “неявного знания”, “парадигмы”, “темы”, “идеалов естественного порядка”, “традиции”, “социальной образности”, “исторических ансамблей”, “научной картины мира”, “стиля научного мышления”. На рубеже 70-80 гг., стали более внимательны к более детальному обсуждению проблемы концептуальных каркасов и т.п. Однако уже в работах К. Поппера, С. Тулмина, И. Лакатоса и особенно П. Фейерабенда приводится множество философских, методологических, логических и социологических аргументов, направленных на опровержение сциентистского утопизма. Они показали, что вопреки устоявшемуся в общественном сознании мнению наука не имеет оснований претендовать на особый, исключительно высокий статус абсолютного знания и на наиболее полное воплощение идеала рациональности по сравнению с иными формами знания [1]. Сегодня назрела необходимость нового понимания мировоззренческой роли науки и, соответственно, осознание того, каким содержанием в современной науке наполнено ее основное понятие – «истина». Философия и методология науки настоятельно требует разведения понятий «факт» и «истина». Без этого становится невозможным адекватное понимание роли науки как социокультурного феномена. 2 Необходимы новые подходы к пониманию структуры научной теории. Предыдущие попытки выявили коммуникативную и конструктивную нагруженность науки, а структура оказывается весьма нежестким образованием (М. Розов, А. Липкин, А. Печенкин). Стремление к реабилитации проблемы единства научного знания реанимируют поиски единого языка наблюдения и привилегированной позиции наблюдателя в естествознании (Е. Мамчур), единого событийного языка, обнаруживающего родство с обыденным языком и образующего основу специализированных физикоматематических языков (В. Буданов). Восполнению структурного единства науки служит обоснование взаимодействия между ее эмпирической и логической составляющими, с одной стороны, и ее ценностными предпосылками и идеалами – с другой (Е.Черткова). Естественным следствием из этого становится своеобразный синтез эпистемологии и культурологии. На понятии «истина» базируется картина мира, мировоззрение как культуры, так и отдельного человека. Парадокс заключается в том, что именно наука в ХХ в. поставила это понятие под сомнение в процессе развития эмпирической, фактической, методологической и теоретической базы. В результате исследования мы пришли к выводу о необходимости прагматического анализа теории, кардинально отличающегося как от сциентизма, так и от мистицизма и антиинтеллектуализма. В конце ХХ в. произошло неожиданное примирение теологов и ученых в отношении непознаваемости тайны бытия и основанием, как ни странно, стали новые тенденции в философии и методологии науки в отношении понятия «истина» и возможности ее достичь посредством научной рациональности. Проблема современной науки заключается в том, что понятие истины практически отсутствует в философско-методологической литературе о науке последних десятилетий. Однако до недавнего времени считалось, что научное знание дает нам более или менее адекватную (а зачастую – абсолютно адекватную) картину действительности и в этом смысле истинно. Хотя еще И. Кант говорил о том, что сама объективная действительность нам не дана и можно говорить лишь о соответствии знаний данным опыта, которые существенно зависят от нашей собственной рассудочной деятельности. Проблемы с понятием истины начали возникать в науке в конце XIX – начале ХХ вв. Этому было несколько причин. Во-первых, пересмотр фундаментальных представлений классической науки о материи, пространстве и времени с появлением квантовой механики и теории относительности. Классическая механика оказалась просто ложной концепцией, предыдущие теории оказались неистинными в строгом смысле этого слова (хотя до сих пор она остается в науке как частный случай, когда речь идет о небольших скоростях и макропроцессах). Во-вторых – разработка логико-семантического аппарата в трудах Г. Фреге, Б. Рассела, Л. Витгенштейна. Для теории истины это имело даже большее значение, чем изменение научных представлений о мире. В конечном счете, проблемы истины стали рассматривать в отношении отдельных элементов знания – предложений и теорий (своеобразный «квантовый подход»). Обнаружилось, что понятие истины применимо далеко не ко всем предложениям, которые могут быть использованы наукой (выводы школы А. Тарского, его работа «Понятие истины в формализованных языках»). В конечном счете, логические позитивисты из-за трудности верификации всех частных случаев вообще отбросили понятие истины, поставив на его место понятие частного подтверждения. К. Поппер «облегчил» задачу относительно выявления истины в науке, введя понятие фальсификации: подтверждение не может быть окончательным, но опровержение всегда окончательно. Из его выводов получается, что мы не можем с уверенностью указать на истину, но мы можем с уверенностью обнаружить ложь и отбросить ее. Получается, что истина недоступна, доступно только обличение лжи. Тогда на чем же базируется наша непоколебимая уверенность в правоте науки? На соответствии теории фактам? На проверяемости в опыте? На возможности практического применения выводов науки на практике? Однако и здесь все не так просто. Культурологический вывод современной науки весьма неожидан: с методологической точки зрения противоречие между теорией и фактом вовсе нельзя рассматривать как свидетельство ложности теории. Вспомним хотя бы теорию относительности Эйнштейна. Там мы столкнемся именно с таким противоречием. И тем не менее она верна. В случае столкновения теории с фактом можно лишь констатировать противоречие, но чем оно обусловлено – ложностью теории или некорректностью факта – сказать нельзя. Характерно, что у методологов науки ХХ в. Т. Куна, С. Тулмина, И. Лакатоса и др. понятие истины не встречается, а П. Фейерабенд прямо объявляет истину зловредным монстром, который должен быть изгнан из науки и философии, подобно другим чудовищам, которыми разум пытается ограничить человеческую свободу. Свободу в чем? В приспособлении, практическом освоении мира исходя из текущих потребностей жизнедеятельности человека? В ХХ в. для науки обнаружилась недостаточность общефилософских ответов на многие вопросы. Выяснилось, что эмпирическая проверка или техническое применение способны дать лишь частичное подтверждение теории. Но этого совершенно недостаточно, чтобы утверждать, что теория 4 дает адекватное отражение реальности. Наука ХХ века утверждает совершенно парадоксальный с точки зрения здравого рассудка факт: можно вполне успешно практически действовать, т.е. получать все новые подтверждения, даже на основе ложных представлений, а ложные представления вполне могут подтверждаться «фактами» – т.е. результатами наблюдения, опыта, эксперимента. Острота дихотомии «истина-ложь» снимается. Практика как критерий истины и учение о соотношении абсолютной и относительной истины перестают «работать» на том уровне анализа, к которому пришла философия науки в ХХ веке. Научная теория опирается на абстрактные понятия и величины, создает систему идеализированных объектов, часто весьма далеких от реальности. Так создаются современные теории. Поэтому сложно говорить о соответствии научных теорий действительности, т.е. об их истинности. У нас остается лишь одно – говорить о соответствии фактам, результатам экспериментов, о подтверждении и проверке, а это разные вещи. В науке ХХ века понятие истины оказывается попросту излишним. Общие рассуждения об истине и практике становятся неэффективными. Тезис «Практика – критерий истины» ушел в прошлое вместе с XIX в. Некоторые философы ставят вопрос об отказе от понятия истины, считая использование этого понятия признаком мифологического мышления. Однако, как справедливо отмечает А.Л.Никифоров, отказ от понятия истины привел бы к крушению логической стороны нашего мышления, так и не устранив основных противоречий [2, с. 225]. Кроме того, в таком случае теряется смысл понятия «познание». Теряются этические, моральные, онтологические оси, константы, но без их наличия невозможно движение общества (и личности) вперед. Чем становится знание, если оно не несет в себе истины? Инструментом приспособления человека к среде? Инструментом для предсказания феноменов и разработки новых технологий? Люди так упорно отстаивают свои взгляды и убеждения, потому что считают их истинными. Человечество не раз уже меняло научную картину мира, но вывод, сделанный методологией современной науки ошеломляет – даже на основе ложных теорий и представлений возможен прогресс. Что остается человеку в этом мире относительности? Однозначно, что-то должно быть абсолютным, что-то должно быть истинным. Но наука сама уже отказалась от своих претензий на истину. Альберт Эйнштейн говорил: «Ни одна теория не может претендовать на бесконечную область применения. Она верна только в своей, весьма ограниченной области». Кроме того, несовершенство знаний сегодняшнего дня обязательно обнаруживается в будущем. И человечество уже это знает. То, что на сегодняшний день является абсолютной истиной (потому что пока мы не можем указать на те пункты, в которых она неверна или неполна), в будущем будет сметена новой теорией. Получается, что в науке одно заблуждение сменяется другим? Физика Аристотеля, Ньютона, квантовая физика, физика неравновесных систем… Но до ХХ в. в течение тысячелетий человечество жило и развивалось, руководствуясь ложными концепциями, и все-таки добилось грандиозных успехов. Всякая истина становится заблуждением после того, как обнаружится ее относительный характер. Только после того, как выяснилась ее ограниченность, те люди, которые продолжали поддерживать и пропагандировать ее, стали тормозить развитие познания. Когда относительная истина становится заблуждением? Когда появляется новая теория, которая помогает нам увидеть несовершенства старой. Нужно, чтобы появилась новая теория и была признана истинной. Далеко не всегда для этого необходимы новые факты. Появление новых фактов еще не разрушает старой теории. Ее разрушает появление полноценной новой. В фактах в 21 в. нет недостатка. Есть и всегда был дефицит теорий и новых концепций. Когда они появляются, меняется парадигма, стиль мышления, методы исследования и на основании даже уже имеемых фактов делаются совершенно новые выводы. Ничего подобного не происходит, пока не появляется новая полноценная теория. Даже если вдруг обнаружатся «аномальные» факты, не вписывающиеся в предыдущую теорию, только это обстоятельство ее еще не разрушит. В признании истинности теории немаловажную роль играет ее своевременность, объективные проблемы общества. Если бы истинность определялась только объектом, то одно и то же было бы истинным для всех. В этом смысле естественнонаучные истины более интерсубъективны, чем гуманитарные. Этим же объясняется эмоциональная безразличность естественнонаучной истины. Они не вызывают в человеке эмоционального подъема, отклика, желания бороться за них. В общественной, гуманитарной области отношение к истине совсем иное. Некоторые люди психологически не способны согласиться с какимито утверждениями и теориями, поэтому разрабатывают противоположные теории. Зачастую определенные взгляды закрепляются социумом, обществом, господствующей идеологией, тиражируются и пропагандируются через образовательные институты, средства массовой информации, что усиливает эффект человеческой гордыни и дает человеку ложное представление, что его картина мира создана им самим благодаря его собственным способностям к анализу информации. Однако его картина мира создана для него другими. Только очень немногие способны преодолеть ее ограничения и 6 разобраться в чем-то самостоятельно. Обычно это происходит только в результате самостоятельного творческого поиска в какой-либо области, научного, художественного, литературного или какого-то иного вида творчества. В определении гуманитарной истины всегда есть оценочный момент. Когда мы признаем истинным некоторое утверждение, то часто неявно присоединяем к этому оценку: данное утверждение справедливо, желательно, несет в себе добро и благо. В содержание истины включается не только идея соответствия объекту, но еще и идея соответствия субъекту – его высшим ценностным представлениям. Часто мы склонны считать правдой некоторое утверждение просто потому, что оно отвечает нашим представлениям о должном и справедливом, о возможных тенденциях развития общества. В итоге наша деятельность способна изменять социальную реальность таким образом, что наша правда станет ей вполне адекватна. Мир общественных отношений творится самими людьми. Отстаивая правду, пропагандируя ее, люди, по сути дела, борются за реализацию того социального мира, в котором им хотелось бы жить. За всем этим лежит стремление к самоорганизации субъекта, к утверждению его ценностных представлений и идеалов. Борясь за правду, он борется за себя, за жизнь, которую он считает наиболее достойной. Далее рассмотрим прагматический аспект следования той или иной концепции, картине мира, исходным в ней посылкам, учитывая, что научная истина относительна, а соответственно – относительно любое описание мира, в том числе научное. Для развития культуры дальше (как и раньше) человеку нужна точка опоры. Если исторически культура, а в наше время главным образом — научно-техническая, являлась неоспоримым авторитетом с точки зрения описания мира, то происходило это, пожалуй, не столько из-за «позитивного» характера ее исследовательских методов, сколько из-за подспудного «гуманизма», который она взращивает и которому благоприятствует. Наука абстрагируется от всякой мистики, имея дело с логическим упорядочением эмпирии, поэтому в своей сути она методологически атеистична. Важно отметить включенность понимания науки и особого статуса научной рациональности в современной культуре в контекст понимания человека как творца и преобразователя мира, свойственного гуманизму. Только в этом контексте было возможно обожествление науки как обожествление силы человеческого разума, что заставило П. Фейерабенда потребовать “отделения государства от науки — этого наиболее современного, наиболее агрессивного и наиболее догматического религиозного института [3, с. 450]. На науку возлагаются такие задачи и с нею связываются такие надежды, которые она ни при каких условиях и усилиях выполнить не может и по природе своей не должна. Вера в науку без правильного осознания ее смысла оборачивается иррациональным суеверием. Это было особенно характерно для раннепозитивистского сциентизма, когда наука прямо провозглашалась О. Контом новой формой религии, в которой вера в Бога заменяется верой в силу человеческого познания. Фактически вся духовная культура человечества держится на вере и наука – не исключение. Наука верит в истинность своих выводов, но хуже всего – в полноту создаваемой ею картины мира. Однако фактически наука, какими бы методами не пользовалась, представляет собой более или менее удачный комплекс эмпирии и логики. Научные открытия – только артефакты этой веры, воплощенной в форму. Верить же можно только в то, что человек полагает истинным, то, что он считает истинным или то, что считает истинным его время, та социокультурная традиция, в которой он воспитан и живет. Появление нового метода в науке фактически является новой точкой зрения, новым подходом к проблеме. И от того, каков этот метод, будет зависеть результат исследования, а при смене парадигмы – научная картина мира. Методами же зачастую являются базовые положения принятых фундаментальных теорий. В ХХI в. сложилась ситуация, когда наука взяла на себя функции основного поставщика истин о мире. При этом она не подчиняется ни авторитету религии, ни философии, ни искусства. Это в значительной мере обусловлено тем, что с накоплением знаний развивается узкая специализация и происходит тот самый разрыв двух культур – естественнонаучной и гуманитарной, о котором еще в 1964 г. говорил Чарльз Сноу. В результате естественная наука, не зная закономерностей общественных, политических, психологических процессов не вполне может учесть последствия своих открытий, а гуманитарии оказываются некомпетентны в области тех закономерностей, которые имеют место в мире, а также ограничены в методологии собственных исследований. Они продолжают задавать вопросы, ответы на которые давно уже существуют в естествознании. Например, один из «вечных» вопросов – познаваем ли мир. Не будет преувеличением сказать, что на основе научного мировоззрения базируется жизнь современного общества. Человечество в эпоху постмодерна стоит перед проблемой определить место разума среди других объектов, а по большому счету – определить роль и реальные функции науки и ее методологии в постижении мира (мы сознательно избегаем здесь термина «в познании»). Этому предшествовала абсолютизация выводов науки и ее методологии. Для решения обозначенной проблемы нам понадо- 8 бится обратиться, если можно так выразиться, обратиться к бытию идей, бытию истины в науке, поскольку в существующей культурной реальности воздействие именно науки на мировоззрение современного человека определяет все остальное. Для мировоззрения эпохи или человека всегда характерно то, что эта эпоха или человек считает главной силой, главным двигателем жизни и духа, какая область духовной культуры находится в центре этого мировоззрения. Это или наука, базирующаяся на практическом разуме, или религия как выражение тоски по вечности, или искусство, как выражение человеческих чувств. В этом проявляется диалектика имманентного и трансцендентного, человеческого и сверхчеловеческого, духовного и материального в жизни, как человека, так и общества. В разные эпохи доминируют главным образом тот или иной предмет познания (Бог, человек с его чувствами и социальной жизнью, природа как поставщик благ для человека – «не храм, а мастерская»), тот или иной способ получения знания. Уже давно прошли те времена, когда наука отстаивала перед церковью свое право на существование и право своих открытий на истину. С эпохи Нового времени она обрела свою самостоятельность. Тема соотнесения научного знания и религии стала больше темой богословов, чем ученых. Две ветви – духовная и рациональная – разделились. Наука пошла своим путем, религия своим. С развитием науки, появлением новых научных методов, развитием научной куртины мира меняется мировоззрение целых народов. Именно с этим связана десакрализация знаний человека о мире. Меняется этика, ценности, цели. Производными этого процесса стали новые явления в искусстве, литературе, общественных отношениях. Человечество как бы вошло в период абсолютной свободы разума. Теперь оно пожинает плоды собственной свободы. Мы видим необходимость проанализировать механизмы роста научного знания, появления новых теорий, смены научных парадигм и, как следствие этого, смены представлений о мире, человеке, его возможностях. Мы вынуждены признать, что в ХХI в. нам не обойтись без анализа роста научного знания, потому что именно научная картина мира сегодня определяет все, ее диктат, вольный или невольный, присутствует в мировоззрении, как когда-то определяющей была религиозная картина мира. Но эти времена давно прошли. Эпоха веры сменилась эпохой разума, и мы не можем игнорировать этот факт. Прежде всего, обратимся к методу получения знаний о мире в науке. Источником знаний о мире в науке является опыт, эксперимент, наблюдение. Анализ и синтез, произведенные разумом с принятой в денный момент позиции (по сути – использование того или иного метода), довершает дело и рождается научная теория. Казалось бы, в науке все проверяемо и доказуемо, на первый взгляд. Однако не все так просто. С ростом научного знания растет количество принятых допущений. Это означает, что очень многие положения, к которым пришли до него, ученым лично не проверяются, а принимаются в качестве аксиомы (в настоящее время проверить лично все основания построения научной теории не представляется возможным, в частности, еще и потому, что многие исследования ведутся на стыке нескольких наук). Таким образом, многие положения, являющиеся исходными в теории, изначально принимаются на веру. И это считается нормальным в науке уже с конца XIX века. Это называется аксиоматическим методом. Человечество заблудилось в поисках истины. Средствами науки она неустановима. Это, в свою очередь, ведет к кризису в культуре, в духовной жизни, этической неопределенности в действиях человека и общества. Но, на наш взгляд, у человека остался способ выхода из кризиса – рациональная оценка прагматического аспекта той или иной теории, картины мира, принятой за истинную. Здесь мы как бы даем разуму возможность поверить в то или иное описание мира. Мы не призываем к слепой вере (да это и невозможно после того исторического пути, который прошло человечество). Мы говорим о сознательном выборе, который предполагает ответственность за настоящее и за будущее, как человека, так и культуры. Что означает прагматический анализ той или иной концепции или теории? Ясное представление, всесторонний анализ того, к чему нас приведет следование данному описанию мира как истинному, что даст это государству, обществу, культуре, отдельному человеку. Необходимо понимание того, почему отвергается или принимается та или иная теория, то или иное описание мира? Кем отвергается (или принимается)? И зачем? Ни одна картина мира не пассивна, она предполагает действие. Мы действуем, исходя из какого либо представления, из мировоззрения. К каким последствиям нас приведут те или иные ответы на вопросы: Кто мы? Куда идем? Именно это мы имеем ввиду под прагматическим анализом теории, ибо это все, что нам остается в силу невозможности научным путем окончательного установления истины (хотя разум всегда претендовал на окончательность своих выводов, такова его природа). Заметим, что мы говорим в данном случае не о безосновательности выводов (оснований всегда будет достаточно), а о сознательной ответственности. В настоящее время особенно остро возникает ощущение, что человечество оказалось перед необходимостью выбора пути, анализа пройденного. Думается, что в его арсенале, как никогда в истории человечества, достаточно для этого средств. 10 Мы не можем не согласиться со словами М. Хайдеггера, что “действительность, внутри которой движется и пытается оставаться сегодняшний человек, все более определяется тем, что называют западноевропейской наукой” [4, с. 239]. Поэтому и разочарование в культуре более всего осознается как разочарование в науке, и не только в ее способности или неспособности решать определенные стоящие перед человеком задачи, но и в науке как особом способе отношения человека к миру, т.е. к научной рациональности. Антиинтеллектуализм и иррационализм, полезные своей критикой сциентизма и техницизма, не могут выдвинуть реальной позитивной программы сохранения и дальнейшего развития цивилизации. Постмодернизм способен лишь к высвечиванию и усилению царящего духовного хаоса. То, что можно предложить для выхода из кризиса – это осознание личной ответственности, основанной на критическом анализе оснований, предпосылок и условий человеческой деятельности во всех её сферах, а также прояснения связи определенных практических принципов с определенным мировоззрением. Необходим семантический и прагматический анализ теории, метода, концепции и пр., анализ фундаментального основания теории (базовые посылки картины мира, парадигмы, внутри которой строится и развивается теория, базовые мировоззренческие, аксиологические, смысловые, целеполагающие принципы науки). Нуждаются в специальном изучении социальные, культурные, мировоззренческие, экономические, политические факторы, способствовавшие историческому развитию науки, становлению научного мировоззрения как доминирующего, а в последствии – кризису науки, ее методологии, возникновению глобальных проблем человечества. Необходимо прояснить в какой взаимосвязи, взаимообусловленности находятся картина мира, метод, цель, смысл, ценности науки, возникающих научных теорий и методов. Каковы культурологические перспективы использования той или иной картины мира, теории или метода исследования? Необходимым также представляется провести исторический анализ того, к чему привело культуру базирование науки на тех или иных посылках, истинах, типах рациональности, целях, задачах. Почему они вообще были поставлены? Необходимость в такой постановке вопроса возникает, прежде всего, потому, что теорий, аргументов, фактов, методов, типов рациональности в науке много, и интеллектуальный выбор наиболее перспективного, в связи с новым пониманием истины в философии и методологии науки конца ХХ – начала ХХI вв., сильно затруднен. Библиографический список 1. Касавин И.Т. Теория познания в плену анархии / И.Т. Касавин. — M.: Наука, 1987. — 325 с. 2. Никифоров А.Л. Философия науки: История и методология / А.Л. Никифоров. — М.: Дом интеллектуальной книги, 1998. — 276 с. 3. Фейерабенд П. Избранные труды по методологии науки / П. Фейерабенд. — М.: Наука, 1986. – 565 с. 4. Хайдеггер М. Время и бытие / М. Хайдеггер. — М.: Прогресс, 1993. – 335 с. Поступила в редакцию 13.02.2004 г.