влечь в нее, а дальше ... мость и успеваемость.

влечь в нее, а дальше остается только контролировать посещаемость и успеваемость.
Второй вариант прост в осуществлении лишь в более крупных
вузах, обладающих достаточным количеством оборудованных для
разного рода деятельности помещений, финансовых средств и кадровых ресурсов. Для местных вузов это тяжело осуществимо, так
как чувствуется нехватка всего вышеперечисленного, и тогда роль
куратора в учебной группе резко возрастает.
Стоит отметить, что весь потенциал кураторства на данный момент не раскрыт и сама система мало изучена. Кураторство требует
всестороннего исследования с учетом современного развития педагогической и психологической науки, реалий современного мира.
Влияние кураторства на успеваемость студентов университета в частности и на качество профессионального образования в целом
очевидна, однако при таком большом количестве факторов, влияющих на них (в том числе личностных), необходимо более глубокое
изучение данного вопроса.
Е. В. Овчинникова
Образование мусульман: взгляды государственных деятелей
Российской империи второй половины XIX – начала ХХ в.
Во второй половине XIX в. происходит присоединение к Российской империи обширных территорий, населенных мусульманами.
Вследствие этого ислам становится предметом особого внимания в
имперской политике самодержавия. Мусульманское население России стало настолько значительным, что к середине 60-х гг. XIX в. мусульмане стали второй по численности после православия
конфессией в стране. В связи с этим на повестку дня встал вопрос о
выработке целостной политики и организации системы образования в
отношении мусульман России.
Е. И. Воробьева в своем диссертационном исследовании отмечает, что, признавая силу религиозных мусульманских убеждений, центральные власти Российской империи в конце XIX в. смотрели на
«мусульманский вопрос» только как на религиозную проблему и не
были склонны придавать ей политическое значение (Воробьева Е.И.
Мусульманский вопрос в имперской политике Российского самодержавия: вторая половина XIX в. -1917 г. СПб., 1999). Согласно этим
представлениям религиозные убеждения, если их не задевать, могли
и не быть препятствием политике интеграции.
Гораздо более опасными в это время в политическом отношении
в правительственных кругах считались национальные идеи, которыми
319
российские мусульмане, по мнению Министерства внутренних дел,
еще «не были заражены». Поэтому в тот период центральные власти
не видели оснований опасаться каких-либо затруднений, по крайней
мере, относительно большинства мусульман, считая их вполне лояльными подданными. Исходя из этого в политике по отношению к мусульманам власти пытались избегать всего, что могло бы показаться
посягательством на их религиозные убеждения.
Д. Ю. Арапов в своей монографии отмечает, что в «Петербурге и
на местах, особенно там, где проживало значительное количество мусульман, в 60–70гг. XIX в., шел постоянный процесс обсуждения линии мусульманской политики монархии Романовых, и, прежде всего,
форм и методов организации структуры управления их духовной жизнью или отказа от ее создания в тех или иных регионах» (Д.Ю. Арапов, 2009).
В данной статье рассматриваются различные позиции государственных деятелей Российской империи на образование мусульман.
Наиболее толерантная точка зрения на «мусульманский вопрос»
принадлежала министру финансов империи (1893–1903) С. Ю. Витте.
Он, в отличие от большинства царских чиновников, был сторонником
более гибкого и прагматичного курса этноконфессиональной политики
империи. Но даже он, признавая мусульман, равноправными поданными империи, не предлагал уравнять ислам в правах с православием.
25 октября 1900 г. С. Ю. Витте готовит секретное «заключение», в
котором излагает свою позицию в отношении мусульман и, в частности, отмечает: «Несомненно, надо поддержать ряд мер по отношению
к мусульманам таких, целесообразность коих должна быть признана и
оправданна: предложение о необходимости развития среди подрастающего поколения правильного (европейского) образования, которое
одно… может постепенно дать место убеждению, что вошедшая в
шариат ненависть ко всему вне ислама была порождением давно минувших условий быта и деятельности» (Записка С.Ю. Витте по «мусульманскому вопросу» 1900 г. (Публ. Д. Ю. Арапова) // Сб. Рус. истор.
о-ва. Т.7. (155). С. 204–206).
Обер-прокурор Святейшего синода К. П. Победоносцев, негативно относившейся к исламу, 2 марта 1905 г. в письме к императору указывал
на
возможные
негативные
последствия
введения
веротерпимости: «…задумывается предоставление свободы мусульманской пропаганде. Это дело страшное. Ислам – громадная сила, ни
на минуту не опускающая своего оружия…» (Из черновых бумаг
К.П. Победоносцева // Красный архив, 1926. Т.V. С. 204). Однако его
позиция по вопросам о русской школе среди магометан была схожа с
позицией министра финансов империи (1880–1887) Н. Х. Бунге. Последний считал, что национальная политика империи должна быть
подчинена «исключительно интересам государства» (Шепелев Л.Е.
320
«Загробные заметки» Н.Х. Бунге // Археологический ежегодник за
1969 г. М., 1971. С. 242–243). В своем труде «Загробные заметки»,
созданном в последние годы жизни, Н. Х. Бунге четко сформулировал
свою позицию относительно вопроса о русских школах для мусульман: «Очень трудно правильное разрешение вопроса о русской школе
среди магометан, потому что у них вся грамотность, вся наука и весь
гражданский быт основан на Коране. Очевидно, что русская школа не
может быть магометанской. Правительство не может принять на себя
преподавание Корана и пропаганду его учений ни на арабском, ни на
русском языке. Оно может только требовать преподавания в мектебе
и медресе, кроме Корана и русской грамоты, но все внимание должно
быть обращено на то, чтобы мусульмане признали превосходство
русской школы и чтобы они убедились, что дело идет не об обращении магометан в христианство, а о том, чтобы сделать их полноправными гражданами государства, к которому они принадлежат. Можно
надеяться, что такой прием, скорее всего, послужит к одолению мусульманского фанатизма» (Бунге Н.Х. Загробные заметки (Публ.
Л.Е. Шепелева) // Родина. 2000. №1-2. С.148).
Достаточно осторожной тактики в реализации правительственной
политики по «мусульманскому вопросу» придерживался один из последних крупных государственных деятелей в истории Российской
империи П. А. Столыпин. По его убеждению, имперское правительство не могло и не должно было допустить, чтобы мусульманское население под руководством людей антигосударственно настроенных
воспитывалось в том направлении, которое неминуемо приведет его
к полному культурному отчуждению от господствующих в государстве,
к исканию национальных идеалов вне своего государства, к попиранию первейшей по своей важности идеи о целостности государственного тела.
Все это побудило П. А. Столыпина подготовить специальную
записку от 15 января 1911 г., в которой он четко обозначил ряд
«правительственных мер, которые должны были наладить» более
«рациональную постановку управления мусульманскими массами
со стороны имперской власти». Первостепенное значение в этой
записке премьер-министра России было придано роли в «мусульманском деле» организации «русского просвещения». П. А. Столыпин
особенно подчеркивал то, что русская школа «как воспитательница народа» является «неотъемлемым и одним из драгоценных достояний государства». Ключевые места, по его мнению, должны
были в этом процессе иметь начальный этап обучения, распространение среди детей из мусульманских семей русского языка и
сближение их на «почве любви к общему Отечеству» (Образование,
наука и производство. Актуальные проблемы гуманитарных и социальных наук. М., 2001. Т. IV. С.18).
321
Одновременно первый министр империи категорически выступал против смешения общеобразовательных и мусульманских конфессиональных учебных заведений и настаивал на необходимости
«подчинить сделавшуюся автономною мусульманскую школу руководительству и надзору правительственной власти». По его мнению,
русская администрация не должна была уклоняться от «наблюдения за тем, какое положение в дальнейшем дано будет мусульманским конфессиональным школам и какого направления они будут
держаться». Премьер-министр империи был твердо убежден в необходимости для России поставить «преподавание религиозных предметов мусульманского вероучения» только «по определенной
программе, вырабатываемой авторитетными представителями и утверждаемой министром внутренних дел» (В данном случае царские
чиновники ориентировались на советы по «учебным делам», которые
давались наиболее консервативно настроенными мусульманскими
духовными лицами).
С целью оградить мусульманскую школу от «враждебных государству влияний» П. А. Столыпин считал необходимым оставить в
силе распоряжение императора Николая I (1848) о запрете работы в
ней «иностранных подданных» и использования в учебном процессе
рукописных и печатных «зарубежных учебников и руководств». С точки
зрения премьера, в «исламских делах» должна была заметно возрасти контрольная роль имперского Министерства народного просвещения и его инспекторских служб.
В января 1910 г. П. А. Столыпин в специальном циркуляре выразил недовольство тем, что среди инородцев наблюдается стремление
к культурно-просветительскому развитию «на почве их исключительно
национальных интересов». Председатель Совета министров предложил губернаторам впредь отказывать в регистрации «каких бы то ни
было инородческих обществ».
В 1911 г. межведомственное совещание по вопросам инородческих и иноверческих школ, организованное при Министерстве народного просвещения, выразило надежду, что с введением всеобщего
начального обучения отпадет необходимость в частных начальных
училищах с преподаванием на родном языке (Дякин В.С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (начало ХХ в.) // ВИ,
1996. № 11-12. С. 47).
11 января 1911 г. П. А. Столыпин направляет циркуляр губернаторам, в котором требует резко ужесточить меры наказания за тайное обучение, таким образом, возобновляется борьба с «тайными»
школами (Власть и реформы. От самодержавия к советской России.
СПб., 1996. С. 570-571).
4 августа 1911 г. П. А. Столыпин подготовил еще одну записку
«Об образовании курсов по исламоведению и об издании журнала
322
для изучения мира ислама», которая была направлена в Совет министров. В данном документе П. А. Столыпин подчеркивал крайнюю
важность задачи организации «системного» наблюдения «за проявляющимися в мусульманском мире течениями не только в пределах
империи, но и в других государствах» и постановку анализа «миропонимания [и] правовой психики мусульманского населения». Поэтому, по его мнению, встал вопрос об «организации особых курсов
для изучения мусульманства и... связанных с ним языков, ради национальной подготовки административных деятелей, которым возрастающие мусульманские дела были бы действительно доступны
для всестороннего понимания». Премьер-министр империи также
предлагал создать посвященное «миру ислама» русское периодическое издание и опубликовать ряд пособий по мусульманскому
праву.
Близкой к точке зрения П.А. Столыпина на мир ислама придерживался еще один из старейших сановников империи – Д.А. Милютин.
Генерал-фельдмаршал придавал «исламскому фактору» немалую
роль в жизни империи.
Д.А. Милютин полагал, что использование одних лишь «мер насилия» малоэффективно и рекомендовал изыскивать более гибкие
способы и пути воздействия на мусульманскую среду. Важнейшую
роль здесь, по его мнению, должна была сыграть система образования, особенно умелое решение «школьного вопроса», прежде в
сфере начального образования. В связи с этим Д.А. Милютин писал
в 1911 г.: «Невежественных мулл... следовало полностью устранить
от дела просвещения... главною правительственною мерою должно
стать устройство особых заведений для подготовления [светских
преподавателей] мусульманских школ». Важнейшими условиями
отбора таких будущих педагогов (как из числа мусульман, так и русских) фельдмаршал считал не только знание русского и «туземных»
языков, но и наличие непременной «благонадежности в нравственном направлении соответственно русским интересам государственным». Критерий абсолютной «лояльности» по отношению к
существующему государственному строю Д.А. Милютин полагал
обязательным и для «магометан», зачисляемых на учебу в высшие
учебные заведения империи.
После убийства П.А. Столыпина в сентябре 1911 г. его преемником на посту министра внутренних дел стал его близкий соратник
А.А. Макаров. Их позиции по «мусульманскому вопросу» и твердое
убеждение в необходимости «сдерживать» ислам практически совпадали. Это подтверждает, например, представленная Макаровым в
августе 1912 г. в Совет министров записка по исламу, которая и по
содержанию, и по духу совпадала с предшествующими столыпинскими «представлениями» (РГИА. Ф.821. оп.133, д.469, л.358-362 об.
323
Изд.: «Во всем мусульманском мире наблюдается чрезвычайный
подъем религиозного и национально-культурного самосознания».
Министерство внутренних дел и «мусульманский вопрос». (Публ.
Д.Ю. Арапова) // Источник. 2002. №1. С. 60–66). Выполняя завет
П.А. Столыпина, А. А. Макаров способствовал открытию с января
1912 г. журнала «Мир ислама». Его ответственный редактор – выдающийся русский востоковед В. В. Бартольд.
Проанализировав взгляды ведущих государственных деятелей
Российской империи в конце XIX – начале ХХ в., правомерно сделать вывод о том, что светские власти, унаследовав с XVIII в. традиции веротерпимости и прагматичной политики, не считали
религиозный вопрос государственной проблемой и потому не были
склонны участвовать в религиозной борьбе с исламом. Их исламский проект включал в себя «сближение» мусульман с русскими через светское просвещение и русский язык. Не отказываясь
официально от православных приоритетов, в практической политике по
отношению к мусульманам правительство делало ставку на русский
язык и приобщение мусульман к государственной школе. Это направление выразилось в создании особых начальных школ для мусульман, учреждении русских классов при мектебе и медресе, во
введении экзаменов по русскому языку для кандидатов на мусульманские духовные должности, в установлении правительственного контроля за религиозными школами мусульман.
Н. Л. Сайфутдинова
Организация проектной деятельности студентов
в образовательных учреждениях
среднего профессионального образования
В настоящее время в образовательных учреждениях, реализующих программы среднего профессионального образования, в
целях повышения качества предоставляемых образовательных услуг активно используются различные педагогические технологии.
В многообразии технологий и методов обучения наиболее универсальным и эффективным представляется метод учебного проекта – система обучения, при которой учащиеся приобретают
знания в процессе планирования и выполнения постоянно усложняющихся практических заданий – проектов.
По К.М. Кантору, проект – это проявление творческой активности человеческого сознания, через который осуществляется деятельностный переход от небытия к бытию. Н.Ю. Пахомова говорит,
что учебный проект с точки зрения учителя – это дидактическое
324