Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима
advertisement
Исследование заместителя директора Института международных исследований МГИМО (У) В.И. Мизина посвящено актуальной теме международной политики – проблеме нераспространения ракетных технологий и боевых средств. Данные системы являются одним из ключевых средств доставки оружия массового уничтожения, включая ядерное. Надежные гарантии от распространения таких видов вооружений, их попадания в руки «несистемных» проблемных государств и международных террористических образований (при обеспечении законных прав государств на создание систем космических запусков) лишали бы оснований аргументацию сторонников развертывания систем противоракетной обороны, в том числе и таких, которые в России рассматриваются как угроза эффективности национального потенциала ядерного сдерживания. Рассматриваются также вопросы укрепления международно-правового режима ракетного нераспространения, включая перспективу разработки соглашения (по типу Договора о нераспространении ядерного оружия) об ограничении производства и обладания определенными типами ракетных систем. Рецензент – А. В. Загорский, профессор МГИМО (У). Институт международных исследований МГИМО (У) МИД России Виктор Мизин Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля Москва МГИМО-Университет 2009 Институт международных исследований МГИМО (У) МИД России Виктор Мизин Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля Москва МГИМО – Университет 2009 УДК 327 ББК 66.4 М58 Серия: «Книги и брошюры ИМИ». Том 10. Редакционная коллегия серии: А.И. Подберезкин, А.А.Орлов, В.М.Сергеев. Редактор серии В.И. Шанкина. Техн. секретарь серии Е.П.Конюхова. М58 Мизин В.И. Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля / Институт международных исследований – М.: МГИМО – Университет, 2009. – 88 С. (Книги и брошюры ИМИ). ISBN 978-5-9228-0558-2 Исследование заместителя директора Института международных исследований МГИМО (У) В.И. Мизина посвящено актуальной теме международной политики – проблеме нераспространения ракетных технологий и боевых средств. Данные системы являются одним из ключевых средств доставки оружия массового уничтожения, включая ядерное. Надежные гарантии от распространения таких видов вооружений, их попадания в руки «несистемных» проблемных государств и международных террористических образований (при обеспечении законных прав государств на создание систем космических запусков) лишали бы оснований аргументацию сторонников развертывания систем противоракетной обороны, в том числе и таких, которые в России рассматриваются как угроза эффективности национального потенциала ядерного сдерживания. Рассматриваются также вопросы укрепления международно-правового режима ракетного нераспространения, включая перспективу разработки соглашения (по типу Договора о нераспространении ядерного оружия) об ограничении производства и обладания определенными типами ракетных систем. Рецензент – А. В. Загорский, профессор МГИМО (У). УДК 327 ББК 66.4 М58 © Виктор Игоревич Мизин, 2009 © МГИМО (У) МИД России, 2009 ISBN 978-5-9228-0558-2 Содержание 1. Введение. ……………………………………….................................4 2. Краткая история ракетного распространения и РКРТ как режима контроля за ним……………......................10 3. Иранский синдром………………………………..........................18 4. Корейский узел……………………………………..........................23 5. Российская ракетная промышленность и РКРТ...............25 6. Экспортный контроль - ракетная составляющая…...........29 7. Ракетное распространение сегодня....................................31 8. Угроза ракетного распространения в контексте новых задач по нераспространению ОМУ и борьбы с терроризмом и возможные пути ее нейтрализации….........44 9. Необходимость новых подходов.........................................50 10. Будущее режима. Новый договор?....................................54 11. Проблематика ракет средней дальности и будущее Договора по РСМД................................................58 12. Заключение........................................................................75 13. Примечания........................................................................80 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 1. Введение 4 Проблематика нераспространения ракет и ракетных технологий, привлекавшая существенное внимание политиков и экспертов в 1980–90-х годах, в последнее время оказалась несколько на периферии международных отношений, будучи как бы заслоненной событиями на «Большом Ближнем Востоке» и в целом – борьбой с международным терроризмом. Тем не менее, она остается одной из центральных тем комплекса вопросов нераспространения, так как речь идет о предотвращении «расползания» по миру возможностей и средств для гарантированной доставки к цели оружия массового уничтожения. В целом в период после окончания «холодной войны», с уходом противостояния двух мировых систем и «центрального» ядерного сдерживания из эпицентра мировой политики, вопросы нераспространения оружия массового уничтожения (ОМУ) и критических технологий, включая «ракетный» аспект, наряду с задачей предотвращения доступа к ним террористических, экстремистских группировок и «внесистемных» государств становятся ключевыми проблемами обеспечения глобальной безопасности, безопасности ведущих стран мира, включая и Россию. Проблема контроля за их надлежащим использованием осложняется тем, что у целого ряда государств с нестабильными или агрессивными режимами сохраняются намерения и теоретические возможности по доступу к т. н. критическим товарам и технологиям или созданию собственных потенциалов ОМУ. Тематика ракетного распространения имеет свою специфику, затрудняющую действенное международно-правовое решение проблемы. При этом, если над созданием (не говоря уже об эвентуальном применении) ядерного оружия довлеет своего рода морально-этическое «табу», да и сложность и стоимость его реальной разработки являются запретительно высокими для большинства «проблемных» стран мирового «Юга», приобретение ракетных потенциалов, в том числе и большой дальности, под предлогом создания собственных космических носителей, представляется вполне легитимной и достижимой целью для немалого числа так называемых молодых государств. Для многих лидеров развивающихся стран ракетное оружие стало как бы психологическим символом военной мощи и Виктор Мизин национального достоинства, демонстрирующим готовность к защите собственных военно-политических интересов. В области ракетного нераспространения наиболее остро обозначилась основная дилемма нераспространения ОМУ в целом – несоответствие прав наиболее развитых и мощных в военном отношении «старых», индустриально развитых мировых держав, и новых претендентов на роли региональных центров силы. Все еще не получила решения философская проблема – должны ли сегодня искусственно быть уравнены права, возможности и обязанности всех государств мира, включая их доступ к передовым технологиям – вне зависимости от характера их режимов, и, соответственно, потенциальной угрозы для безопасности ведущих стран мира. Суть современной парадигмы нераспространения состоит в постановке барьера на пути дальнейшего расползания возможностей по созданию ОМУ, прежде всего в проблемных и нестабильных странах «третьего мира», в обмен на предоставление мировым сообществом этим развивающимся государствам гарантий безопасности и льготных услуг по обеспечению доступа к высоким технологиям. В этой связи проблематика нераспространения имеет крайне политизированный характер. При этом многие государства выражают сомнения в эффективности и международной легитимности нераспространенческих норм. С конца прошлого столетия Россия, стоявшая у истоков многих таких режимов, играла ведущую роль в совершенствовании международных механизмов нераспространения. Значение нашей страны как фактора повышения действенности этих международных договоренностей будет возрастать по мере того, как глобализация вовлекает все новые государства в процессы оборота и приобретения критических товаров и технологий, многие из которых могут быть использованы для создания ОМУ и средств его доставки. Россия как ведущая мировая держава обладает крупнейшими запасами таких материалов, а также знаниями и экспертизой в данной области. Поэтому соответствующие российские объекты и специалисты могут представлять интерес для международных террористических группировок и «проблемных» режимов. В то же время российские эксперты и организации обладают немалым опытом по обеспечению сохранности и надлежащего контроля за такими материалами 5 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 6 и технологиями, который может и должен быть использован для повышения как эффективности отечественной системы экспортного контроля, так и создания реально функционирующей международной системы по предотвращению утечки ОМУ. Решение этой проблемы способствовало бы не только укреплению международной безопасности и безопасности России, но и усилению ее позиций на рынках передовой высокотехнологичной продукции, прежде всего в области экспорта мирных ядерных, ракетно-космических, химических и био- и нанотехнологий. Одновременно обеспечивалась бы сохранность и разрабатывались методы надежного обращения с критическими технологиями внутри страны, повышалась действенность национальной системы экспортного контроля. Россия, проявляя особую заботу об укреплении своей мировой репутации как сторонника демократизации международных отношений и их «динамической стабилизации», особое внимание обращает на то, чтобы осуществление строгого соблюдения всеобъемлющих режимов контроля за ОМУ и критическими технологиями не приводило к ущемлению законных интересов безопасности государств, к закреплению монополии индустриально развитых держав на развитие передовых технологий, к произвольному использованию проблемы нераспространения для оказания Западом давления на политику молодых развивающихся государств, а также России и ее союзников. Отсюда, как представляется, всепроникающий «дуализм» российского подхода к ракетному нераспространению: приверженность ему в декларациях и официальных заявлениях, плохо скрываемый «великодержавный» скептицизм со стороны заинтересованных ведомств и откровенная враждебность на уровне большинства предприятий оборонно-промышленного комплекса (ОПК), в особенности, не вписавшихся в международные проекты по сотрудничеству или торгующих с явно антизападными режимами. Можно утверждать, что именно эта «комплексность» российского подхода – наряду с зачастую откровенно негативным отношением со стороны ведущих «ракетных» держав мира – и затрудняет принятие действительно эффективных мер, которые позволили бы добиться решительной нейтрализации угрозы глобального ракетного распространения. Виктор Мизин В то же время, российская сторона в своих дипломатических усилиях продолжает делать ставку на поиск возможности нейтрализации угроз распространения через укрепление международных режимов нераспространения и контроля над вооружениями, развития и внедрения широкого комплекса мер доверия и региональной безопасности, заявления о желательности подключения к решению этих задач «потенциала ООН». Речь, таким образом, идет о столкновении по существу двух широких концепций обеспечения международной безопасности и стратегической стабильности в ее наиболее критических «узлах». С одной стороны – линии на развитие диалога, «демократизацию» международных отношений, политикодипломатические методы, превознесение роли ООН как универсального форума государств, укрепление универсальных режимов нераспространения и контроля над вооружениями, терпеливое убеждение и вовлечение бывших «парий» в систему международных связей (традиционная дипломатическая риторика Москвы, благосклонно разделяемая ныне Пекином и большинством стран Европы). С другой – курс на создание нового механизма защиты интересов наиболее развитых стран мира – через ревизию Ялтинской системы, отказ от не всегда «работающих», морально устаревших международно-правовых механизмов (вроде «стагнирующей» ООН), попытки опираться, в конечном счете, лишь на военную силу, угрозу ее применения, предпочитая «кнут прянику» (основа «контрраспространенческой» философии, весьма близкой неоконсерваторам, нынешним лидерам Республиканской партии США). Следует отметить, что декларативная «миротворческая» политика если и не оказывалась эффективной в прошлом, то всегда приносила Москве определенные пропагандистские дивиденды, в том числе в плане укрепления ее авторитета в глазах международного либерального и разоруженческого экспертного сообщества, не говоря уже о большинстве режимов «третьего мира», даже не связанных с Россией клиентскими отношениями. Наряду с этими конфликтами относительно методов обеспечения соблюдения норм нераспространения, в том числе и ракетного, в контексте общего поддержания международной безопасности, острые разногласия между Москвой и Вашингтоном существуют и по вопросу об угрозах, их источниках, 7 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 8 характере и интенсивности. Это не может не сказываться на общей эффективности международных режимов нераспространения ОМУ и ракетных средств их доставки. Российские ученые и стратеги подразделяют меры по нераспространению на две основные категории: «пассивные» (которые близки к «классическому» нераспространению, то есть преимущественно превентивным мерам) и «активные» (более близкие к противодействию распространению). Первая группа включает следующие меры: – дальнейшее укрепление режимов нераспространения; – новые шаги в области ядерного разоружения, включая полное запрещение испытаний ядерного оружия; – политические меры для устранения стимулов обладания ОМУ, включая уменьшение напряженности и урегулирование конфликтных ситуаций в различных регионах мира через дипломатические усилия; – совершенствование системы гарантий МАГАТЭ, укрепление и гармонизация национальных систем экспортного контроля; – меры по пресечению распространения научных знаний и экспертизы в области ОМУ и ракетных систем его доставки; – создание социально-экономических условий, препятствующих выезду соответствующих специалистов в третьи страны. Во вторую группу входят «активные меры»: – совместное политическое противодействие ядерных держав «ядерным амбициям» третьих стран; – взаимный обмен информацией, полученной через национальные технические средства; сотрудничество разведслужб различных стран; установление международного режима «открытого неба»; создание общих баз данных; – применение экономических и правовых санкций против нарушителей режима нераспространения; – использование угрозы применения военной силы (даже ядерного оружия) против нарушителей в качестве одной из форм осуществления нового варианта доктрины сдерживания применительно к нераспространению; – разработка вариантов и сценариев поведения ядерных держав в случае, если эта форма сдерживания не сработает, то есть вариантов прямого использования военной силы; – совместный поиск технологий дистанционного разоружения (которое обезвреживает или делает небоеспособными ядерные боезаряды, в случае если они окажутся в руках террористов). Виктор Мизин К данному перечню мер относится и создание тактической системы противоракетной обороны в регионах. Очевидно, что все эти меры способны работать лишь в комплексе. Например, государственная система экспортного контроля, как показывает опыт, не является панацеей. Сам по себе экспортный контроль не может полностью остановить распространение оружия массового поражения. Кроме того, строгий экспортный контроль во многих случаях стимулирует создание подпольного производства или же поиск альтернативных источников приобретения соответствующих материалов и технологий. Как показала практика, наиболее эффективным путем укрепления национальной системы экспортного контроля является сотрудничество государственных органов с частным бизнесом. В Германии и Японии внедрена, например, система «самоконтроля» частных фирм, в которых назначается лицо, материально и уголовно ответственное за соблюдением данной фирмой правил экспортного контроля. Внедрение подобной системы в России представляет собой важнейшую задачу. Россия считает дипломатические усилия приоритетным направлением реализации политики нераспространения ОМУ, ракет и ракетных технологий. Эти методы доказали свою эффективность прежде всего в плане предотвращения распространения ядерного оружия. Достаточно вспомнить примеры ЮАР, Украины, Белоруссии, Казахстана, Аргентины, Бразилии, Алжира, наконец, Республики Кореи. В любом из этих случаев перспектива выгоды сотрудничества с промышленноразвитыми странами перевешивала возможные военнополитические преимущества, которые эти страны получили бы в результате создания ОМУ. Огромную роль здесь сыграла превентивная дипломатия и экономические стимулы. 9 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 2. Краткая история ракетного распространения и Режим контроля за ракетными технологиями (РКРТ) как режима контроля за ним 10 Для России ракетное нераспространение, по крайней мере, в недавнем прошлом – тема традиционно весьма чувствительная как источник постоянных политических провокаций и придирок в ее адрес, что-то сродни вопросам о соблюдении прав человека или о том, кто явился инициатором развязывания «холодной войны» и тогдашней гонки вооружений. Пожалуй, мало за что Москва подвергалась такой интенсивной дипломатической критике, как за действительные или мнимые поставки ракетных систем и технологий (наряду с другими видами технологий ОМУ) в «третий мир». Насколько острой тема ракетного распространения является для «новой» России, особенно в свете устранения Договора по противоракетной обороне (ПРО)? Исторически, в отличие, например, от Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), СССР не был жизненно заинтересован в безусловном сдерживании расползания ракет, особенно оперативной и тактической дальности. В этой связи его реальное участие в усилиях по имплементации РКРТ или даже создании нового режима ему на смену оказалось несколько запоздалым. В мире существует довольно ограниченное число государств – источников передовых ракетных технологий. Россия как наследница СССР, в ходе гонки вооружений эпохи «холодной войны» создавшего одну из самых развитых ракетных промышленностей в мире, считается среди западных экспертов чуть ли не родоначальником глобального ракетного распространения. От такой политики она, по мнению ряда западных экспертов, якобы не полностью отказывается и поныне 1. Для российской же военно-политической элиты ракетнокосмический потенциал является ценным национальным достоянием, символом мощи и исторических свершений государства. Россия и Китай – пока что единственные ядерные державы, которые могут ответить на агрессию США или стран НАТО с применением межконтинентальных баллистических ракет (МБР) (возможности КНДР можно здесь не рассматривать в качестве серьезной угрозы). При этом Россия остается Виктор Мизин единственным государством, способным нанести массированный многовариантный ответный ядерный удар по США. Историческую роль России в распространении боевых ракет и их технологий можно попытаться проследить по этапам в подходе Москвы к проблематике ракетного нераспространения и международным усилиям по его обеспечению. После того, как СССР добился в середине 1970-х годов, как считалось советским руководством, примерного ракетноядерного паритета с США и обеспечил себе безусловный контроль над обретенной им в результате противостояния с Западом в «холодной войне» сферой влияния, в Кремле стали рассматривать поставки ракетной техники, как и современных вооружений в целом, в качестве еще одного инструмента обеспечения лояльности стран-клиентов, прежде всего среди развивающихся государств. Разработанный в Советском Союзе на базе трофейных немецких технологий ракетный комплекс оперативнотактической дальности «Скад-В» (изделие Р-300 или позже Р-17) считается символом ракетного распространения, своего рода автоматом Калашникова в глобальной ракетной гонке вооружений. (Впрочем, как и этот автомат, основанный на технологических решениях немецкого «Sturmgewehr-44» конца Второй мировой войны2, данный ракетный комплекс представляет собой глубокую доработку немецкой «Фау-2»). Созданные в результате копирования и развития этой системы в 1970-х годы ракетные потенциалы легли в основу ракетных программ ряда стран «третьего мира», практически инициировали ракетное распространение – после того, как они вместе с ракетами «Луна-М» («Frog-7») были переданы в рамках военной помощи наиболее доверенным союзникам Москвы на Ближнем Востоке, а также КНДР. Одновременно зенитноракетный комплекс «С-25» («SA-2») стал модифицироваться в ракету класса «земля-земля» («CSS-8») в КНР, а затем в Индии и Ираке3. Еще ранее, в конце 1950-х годов, Китаю были предоставлены некоторые советские технологии ракет средней дальности4. Следует подчеркнуть, что Советский Союз поставлял ракетные средства только наиболее близким союзникам; при этом передавались исключительно готовые системы и запчасти к ним. «Скад-В» в 1970-х годах, когда такие поставки начались, являлся устаревшей системой. Более современные ракетные 11 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 12 комплексы типа «Точка» поставлялись наиболее доверенным «клиентам» на Ближнем Востоке, где советская сверхдержава оказалась в патовой ситуации с США в долгосрочном противоборстве за влияние на один из ключевых геополитических районов мира. Такие поставки, видимо, не представляли чрезмерной угрозы интересам США, в свою очередь не препятствовавших разработке боевых ракетных потенциалов в своей собственной сфере влияния. Аналогичным образом они поставляли в этот период ракетные средства своим союзникам или закрывали глаза на создание там собственных ракетных систем (например, в Израиле, Южной Корее, Тайване или ЮАР). Содействовали развитию национальных программ в развивающихся странах в 1960-е годы Франция и Германия. И если в результате копирования и «доводки» исходной базой многих собственных ракетных систем в странах «третьего мира», прежде всего противостоящих США и их региональным союзникам, стал «Скад-В», то в этом – лишь признание относительной простоты и доступности для воспроизводства конструкции этой ракеты. Вряд ли за этим скрывается целенаправленный расчет советских стратегов. Менее всего лидеры СССР желали стимулировать распространение ракетных технологий в «третьем мире» – хотя бы потому, что это подрывало монополию на будущие рынки сбыта ракетной продукции и таким образом лишало Москву важнейших рычагов обеспечения влияния там. Главное же – в Кремле опасались перспективы быть против желания втянутыми в военные конфликты или новую острую конфронтацию с США из-за безрассудных, авантюристических акций некоторых советских клиентов в «третьем мире». Поэтому вряд ли оправданно ставить СССР в качестве «пролиферанта» в один ряд с Китаем, КНДР и рядом других развивающихся стран, ныне извлекающих коммерческую выгоду из ракетного экспорта. В целом можно утверждать, что тот период «холодной войны» представлял собой определенную эпоху стабильности и все же отличался известной предсказуемостью. Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД) перекрыл возможность для СССР производить ракетные системы средней дальности, а следовательно, и поставлять их своим союзникам (что оставило Китай монополистом в данной области). Виктор Мизин Так продолжалось до накопления некой критической массы к началу 1980-х годов, когда присутствие СССР в «третьем мире» возросло в максимальной степени. В Кремле стали подумывать об участии военных в операциях за рубежом для закрепления и удержания сфер влияния не только в традиционных приграничных регионах, но и на удаленных плацдармах, например в Африке и Латинской Америке. (Все это, естественно, привычно оправдывалось необходимостью противостояния глобальной экспансии американского империализма). В тот период рейгановская администрация перешла к политике жесткого силового противостояния СССР в сочетании с целенаправленным дипломатическим давлением на Москву по наиболее болезненным для советского режима темам. В этом контексте режим контроля за ракетными технологиями (РКРТ) был создан в 1987 году как своего рода неформальная договоренность стран-экспортеров по обмену информацией и координации национальной лицензионной деятельности в целях противодействия распространению ракетной техники (подразумевалось, главным образом советской), прежде всего в жизненено важном для США и НАТО регионе Ближнего и Среднего Востока5. С самого начала РКРТ мыслился в качестве своего рода продолжения и фактора укрепления ДНЯО в плане создания механизма сдерживания распространения наиболее опасных средств доставки ЯО6. В Руководящих принципах Режима говорится, что «РКРТ охватывает системы доставки для всех ОМУ и применим он в отношении таких систем вооружения, как баллистические ракеты, беспилотные летательные аппараты, крылатые ракеты, беспилотные средства и средства с дистанционным управлением». Там же подчеркивается, что РКРТ не имеет целью препятствовать осуществлению национальных космических программ при условии, что такие программы не способствуют созданию систем доставки ОМУ. Обязательства, которые существуют в рамках РКРТ, обязательны для всех стран-участниц, при этом все решения принимаются на национальном уровне. Парадоксально, но, как и Китай, СССР не был вовлечен в переговоры о создании РКРТ, начавшиеся с конца 1970-х годов. В определенном смысле советская дипломатия находилась в привилегированном положении, имея возможность резко критиковать РКРТ за его очевидные изъяны и несоответствие реалиям «нового мирового порядка», в то же время, не будучи 13 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 14 членом данного, как считали в Москве, «закрытого клуба» стран-поставщиков. Интересно, что в силу своих довольно широких ограничений, распространявшихся на баллистические ракеты и беспилотные летательные аппараты с дальностью 300 км и полезной нагрузкой 500 кг (то есть направленных на недопущение экспорта потенциальных носителей «типичных» ядерных боезарядов), РКРТ не слишком радикально затрагивал интересы советского экспорта, так как Москва по геополитическим и коммерческим причинам никогда не была заинтересована в поставках наиболее совершенных ракетных систем. В соответствии с традицией того времени СССР выдвинул в 1987 году собственную, во многом запросную, концепцию ракетного нераспространения, направленную если не на создание альтернативы, то на сдерживание процессов имплементации и универсализации положений РКРТ. Советская сторона считала, что РКРТ должен быть заменен новой универсальной организацией с глобальным охватом по типу МАГАТЭ. При этом, в то время как распространение ракет должно было ограничиваться, сотрудничество мирной ракетно-космической направленности (где СССР тогда осознавал свои явные преимущества) поощрялось бы. Такой подход явился результатом лоббирования связанных с ВПК кругов (все еще сохранявших определенное влияние на внешнюю политику и в период правления М. Горбачева). В основе этой позиции лежали опасения по поводу того, что неукоснительное следование нормам РКРТ подорвет экспортные возможности советской ракетно-космической промышленности, ставя ее в невыгодное положение по сравнению с западными конкурентами. В этот период российской стороной были сформулированы фактически основные моменты критических замечаний в адрес РКРТ, которые поныне разделяются многими либеральными экспертами в мире. Среди этих тезисов: • РКРТ не является всеохватывающим международноинституционализированным режимом по типу Договора о нераспространении ядерного оружия (ДНЯО), это всего лишь внутренняя договоренность о координации политики ряда ведущих экспортеров ракетной продукции, очень похожая на картельное соглашение, а потому и вызывающая подозрения Виктор Мизин в «третьем мире» как средство обеспечения стратегических и технологических преимуществ ведущих ракетных держав. • Его положения должны одинаково распространяться как на поставщиков, так и получателей ракетной техники и технологий – с одинаковой системой мер контроля для обеих групп. • Режимом должны охватываться не только баллистические ракеты, беспилотные летательные аппараты, но и крылатые ракеты, а возможно и боевые самолеты-носители ОМУ. • Режим должен включать систему мер контроля, а также определенный механизм мер укрепления доверия и более развитую систему обмена данными между всеми его членами без изъятия. • Режимом не предусмотрена система поощрительных или компенсационных мер за следование его рекомендациям для стран, добровольно отказывающихся от приобретения ракетных систем. Кроме этого, в первоначальном подходе российской стороны в конце 1980-х годов содержались даже требования о запрете тактического ядерного оружия (ТЯО) с дальностью до 500 км, а также о придании Договору по РСМД глобального характера. В 1988 году советская сторона предложила снизить ограничиваемую РКРТ дальность систем до 100 км, а их полезную нагрузку – до 200 кг, распространив экспортные ограничения также на поставки ракет ПВО. Характерно, что и сегодня многие ведущие эксперты на Западе и в России проявляют интерес к подобным идеям как пути дальнейшего повышения эффективности РКРТ. Особое внимание СССР уделял вопросу об открытости процессов внутри РКРТ и равенству обязательств, пытаясь обеспечить поставкам внутри Варшавского договора равный статус с обменами в области ракетной техники между странами НАТО. Все поставки космической техники Москва предлагала осуществлять под эгидой Международной космической организации, идею которой выдвинула в 1986 году. К сожалению, все эти предложения были отвергнуты американской стороной, которая была больше заинтересована в выяснении состояния системы экспортного контроля в Советском Союзе, а также в раскрытии деталей отдельных поставок из СССР и имеющихся у российской стороны данных о ракетных программах других государств. В конечном счете, все эти аргументы российской стороны относительно 15 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 16 недостатков РКРТ и ущерба для национальной безопасности в случае вступления в него были преодолены в результате переговоров. Свою роль в этом непростом для Москвы шаге сыграли продвигаемая тогдашним руководством концепция «нового мышления» во внешней политике и личный вклад М. Горбачева и Э. Шеварднадзе. Но главным оказались, как представляется, экономические аргументы в пользу присоединения к режиму. США весьма умело поставили Москву перед необходимостью выбора между продолжением прежней советской практики фактически убыточных поставок ракетных систем своим клиентам в «третьем мире» и возможностью выхода на новые возможности работы на международных рынках высоких технологий, речь шла прежде всего о перспективах рынка космических запусков, которые тогда, под влиянием первоначального геостратегического «романтизма» ельцинского периода, представлялись весьма многообещающими. Следующий этап развития имиджа российской «ракетной угрозы» и взаимоотношений Москвы с РКРТ совпал по времени с распадoм СССР. Эра относительной «стабильности и предсказуемости» противостояния двух мировых систем отошла в прошлое с распадом Советского Союза в 1991 году. Таким образом, начался новый период в развитии российского военного потенциала и российского вклада в ракетное нераспространение. Ключевой целью американской администрации в этот период стало пpедотвращение угрозы «расползания» бывшего советского потенциала ОМУ, в том числе eгo попадания в руки террористических и агрессивных режимов. Призванная не допустить подобного развития программа Нанна-Лугара по совместному уменьшению угрозы довольно успешно была реализована на территории бывшего Советского Союза, обеспечив, в частности, и контролируемую ликвидацию излишков ракетных носителей СНВ в соответствии с ранее заключенными договоренностями между СССР и США. Хотя этот период можно классифицировать как эру тревог и потрясений, даже западные эксперты признают, что в эти годы не зафиксировано ни одного случая серьезной утечки советских ракетных или ядерных технологий военного предназначения. К счастью, катастрофический сценарий относительно возможной дезинтеграции, т.н. «гидры» советского ракетно-ядерного комплекса, так и не реализовался7. Виктор Мизин В это же время, получившие неожиданную свободу внешнеэкономической деятельности предприятия бывшего советского ВПК занялись хаотическим маркетинговым проталкиванием своей продукции на зарубежных рынках в попытке обеспечить столь необходимое из-за практической ликвидации государственного оборонного заказа постоянное финансирование. Эта ситуация усугублялась практическим отсутствием государственных регулирующих механизмов, которые находились лишь в стадии становления, а также атмосферы коррумпированности, постоянной перетряски и без того слабого госаппарата, отсутствия четких внешнеполитических ориентиров. В какой-то степени эти опасные тенденции проявились и при заключении «Главкосмосом» сделки с Индией на поставку криогенных разгонных ракетных двигателей для индийского космического носителя «GSLV». Обвинив Россию в нарушении положений РКРТ (членом которого Москва в 1992 году не являлась), США добились в 1993 году прекращения поставок в Индию. Заодно в Вашингтоне впервые обеспечили довольно пристальный «мониторинг» российской аэрокосмической промышленности, по мнению ряда российских экспертов, привязав ее (через принятие в члены РКРТ и установление квот на космические запуски) к американским ракетно-космическим программам8. Однозначные американские обвинения в нарушении норм РКРТ, членом которой Россия не была, и желание Москвы стать полноправным, «цивилизованным» партнером Запада в результате американского дипломатического маневра привели к отказу российского руководства от сделки в обмен на допуск к международному рынку космических запусков. Таким образом, обозначились пределы свободы маневра России в области внешнеэкономической деятельности, которую Советский Союз когда-то вел фактически без оглядки на мнение Запада. В то же время предоставление возможности на запуск американских космических аппаратов, хотя и с введением антидемпинговых квот (снятых в 2000 году), а также развитие широкой кооперации в данной области фактически позволило сохранить российскую космическую отрасль. Кроме того, данная многоходовая комбинация привела к вхождению России в РКРТ в октябре 1995 года9. Прием России в члены Режима был также обусловлен принятием новой национальной системы экспортного контроля в 1993 году и введением соот- 17 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля ветствующих национальных контрольных списков на экспорт ракетной техники и технологий. Эти списки затем регулярно обновлялись, а по многим позициям были даже более жесткими и детализированными, нежели документы РКРТ. 3. Иранский синдром 18 Вступление в РКРТ ознаменовалось ожесточенной борьбой внутри российских ведомств, многие представители которых cчитали присоединение к Режиму неоправданной уступкой американскому нажиму. Отказ от «криогенной сделки» до сих пор заставляет многих российских специалистов-ракетчиков, особенно «советско-консервативного» толка, утверждать, что никакого ракетного распространения как проблемы международной безопасности не существует как таковой. На самом деле, по их мнению, за настойчивыми действиями США по «пресечению» ракетного распространения из России кроются устремления американских компаний, стремящихся выдавить Россию с перспективных мировых рынков вооружений и высокотехнологичной продукции. Особенно заметной темой в этом контексте стали обвинения американской стороны в адрес России относительно якобы имеющей место помощи со стороны Москвы или отдельных российских организаций иранским ракетным программам10. Такой вывод содержался, в частности, в докладе «комиссии Рамсфелда» об угрозе распространения баллистических ракет 1998 года. Там недвусмысленно отмечался фактор российской помощи в плане ускорения иранской ракетной программы и делался вывод о способности Ирана в связи с этим создать МБР через пять лет после принятия такого решения (позднее, впрочем, подвергнутый сомнению многими экспертами)11. Прежде всего, речь шла об участии в создании на основе российских технологий систем «Шехаб-3» (на основе доработки северокорейской «Нодон-1», дальность 1 300 км) и «Шехаб-4» (свернутой программы создания якобы космического носителя, дальность до 2000 км, как утверждается, на основе технологий «СС-4» /«Р-12»/). По утверждениям американских экспертов, начиная с 1989 года, в Иране работали в качестве консультантов почти 200 российских специалистов из 12 институтов. Вашингтон ввел в 1998 году санкции в отношении 10 российских компаний (сначала «Главкосмоса», НИИ Виктор Мизин графита, НИИ «Полюс», «Eвропалас-2000», ИНОР, MOСO и Балтийского государственного технического университета, а затем MAИ, Московского университета тонкой химической технологии им. Д.И. Менделеева и НИKИЭT им. Доллежаля), часть из которых впоследствии были сняты. Позднее ФГУП «Росвооружение», ФСБ и директор НИИ «Росавиакосмоса» Ю. Коптев были также обвинены в поставке запрещенных ракетных технологий в Иран12. Против НИИ «Росавиакосмоса» были введены санкции по статье 6 Акта о нераспространении Ирана, объективно затруднившие российско-американское сотрудничество по МКС13. Ряду предприятий, например МГТУ им. Баумана, НПО «Труд» или ЦАГИ, построившему специальную аэродинамическую трубу по контракту с иранской «Шахид Хемат индастриал груп», удалось избежать санкций. Проведенное в России расследование, однако, не выявило нарушений. В каждом конкретном случае, как выяснилось, речь шла либо об обсуждении перспектив будущего сотрудничества (еще до этапа составления контракта), либо о проектах, не подпадающих под ограничения международных запретительных списков в области экспортного контроля, либо всего лишь об обучении иранских студентов. Это дало повод целому ряду российских экспертов и официальных лиц высказывать тезис о том, что в данном случае имела место попытка политического давления, а в чем-то – и недобросовестной конкуренции со стороны лоббистов американских аэрокосмических фирм. Если и искать источники появления в Иране технологий «СС-4», то целесообразнее, видимо, было бы обратиться не к сотрудникам МАИ вроде героя статьи «Вашингтон пост», проработавшего 10 лет по контракту в Тегеране Вадима Воробья, а к специалистам КБ «Южное» из украинского Днепропетровска, где этот комплекс был создан и, вероятно, имеется вся проектная документация на него. Вместе с тем, параллельно с расследованием американских обвинений в России в 1998 году были приняты меры по укреплению национальной системы экспортного контроля. Из России в 1997 году были выдворены переводчик иранского посольства и член иранской военной делегации, замеченные в попытках получения доступа к ракетным технологиям и специалистам. Были пресечены намерения иранской промышленной группы «Санам» разместить на НПО «Труд» заказ по 19 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 20 изготовлению узлов к ракетному двигателю под видом газоперекачивающего оборудования. Деятельность группы «Санам» на территории России запрещена. Прекращена деятельность группы специалистов МАИ по разработке в целях дальнейшей передачи Ирану материалов в области ракетных технологий. Ряд российских фирм, созданных с явными целями гражданами Таджикистана или бывшими сотрудниками российских ракетных предприятий, были уличены в попытках контрабанды критических технологий в Иран, например специальных сталей и сплавов. В то время российское руководство заверяло в готовности принять необходимые меры для недопущения случаев нарушения РКРТ в будущем. Проблема сотрудничества с Ираном неоднократно обсуждалась на уровне президентов России и США. По итогам саммита 1998 года было создано семь рабочих групп по экспортному контролю. Тем не менее, значительного продвижения в данном направлении не наметилось. Возможно, сказалось общее изменение внешнеполитических акцентов внешней политики Москвы в сторону «защиты интересов государства», проявившееся со второй половины 1990-х годов. Значительно расширив свое военно-техническое сотрудничество с Ираном после выхода из обязательств по так называемому «джентельменскому соглашению Гор – Черномырдин» в конце 2000 года, Россия тем не менее заявила, что стремится поставлять в Иран лишь «оборонительные системы» вооружений и намерена при развитии этих связей четко придерживаться своих международных обязательств и национального законодательства в области экспортного контроля. В данном случае американские обвинения сводились уже не к полученным, видимо, агентурным путем, не совсем точным разведанным, а ставились шире. Речь шла о требовании прекратить любые связи России с Ираном в ядерной и военно-технической области в целом, даже не противоречащие каким-либо нормам международного права и режимов нераспространения, исключительно на основании того, что тегеранский режим считается США недружественным и агрессивным, поддерживающим международный терроризм. Тем не менее, соответствующими ведомствами в России было сочтено, что геополитические и экономические выгоды от развития военнотехнического сотрудничества с Ираном перевешивают риски временного конфликта по этому поводу с США. Виктор Мизин Ясно, что – особенно в свете продвижения российскими властями курса на возрождение величия страны, ее государственной мощи и проведения независимого и сбалансированного внешнеполитического курса – усилия США, направленные на прекращение сотрудничества России с Ираном были и будут обречены на неудачу. Российская сторона, очевидно, будет готова продолжать консультации по данной теме, одновременно жестко отводя обвинения в свой адрес. Естественно, что не будет допускаться нарушений положений РКРТ. Тем не менее, в будущем гипотетически не исключено и начало поставок современных вооружений Тегерану, например комплексов «С-300» и даже «Искандер», если в Москве сочтут это политически целесообразным. В любом случае США не смогут возместить России те финансовые средства, которые Москва теоретически может потерять в случае прекращения военно-технического сотрудничества с Тегераном, имеющего сегодня для российской внешней политики и существенное геополитическое значение в плане поддержания дружественных отношений с важным южным исламским соседом и укрепления позиций среди мусульманских стран. Более того, довольно неуклюже пробрасываемые в прошлом с американской стороны «идеи» – перейти к расширенной поставке России современных технологий ПРО и систем раннего предупреждения о ракетном нападении в ответ на отказ от развития военно-технического взаимодействия с Ираном вряд ли окажутся привлекательными для российского военно-политического руководства. Российская военно-политическая элита, учитывающая умонастроения подавляющей части населения, которое видит страну возрождающейся мощной и влиятельной мировой державой с богатейшими ресурсами и глобальным будущим, весьма негативно будет реагировать на любые попытки внешнеполитического диктата или давления. США в возрастающей степени не рассматривается в массовом сознании в России в качестве дружественной, а тем более союзной державы. Уступка американскому нажиму по Ирану была бы интерпретирована в российской элите и массовом сознании аналогично приравниванию России к какойнибудь зависимой от Запада стране типа «лимитрофной», по мнению ряда экспертов, Украины (которую Вашингтон допустил в РКРТ только в 1998 году и только после того, как 21 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 22 Киев отказался от крупной выгодной сделки объемом около 400 млн долларов на поставку турбин для строительства атомной станции в Иране). Возобновление санкционной политики США способно лишь подтолкнуть российских лидеров использовать лозунг о «неподверженности давлению» американского «партнера» как доказательство независимости внешней политики РФ. Тем более, в конкретном случае с Ираном, несмотря на настойчивую постановку этой проблемы, американской стороне (якобы в целях защиты источников информации) все еще не удается предметно доказать, что с российской стороны (даже в 1990-х годах) действительно имело место нарушение положений ракетного экспортного контроля. При этом, по утверждениям американских источников (взять хотя бы доклад ЦРУ об источниках ракетной угрозы от 2003 года), помощь российских организаций Ирану в ракетных разработках продолжается и поныне14. В 2005 году в английских газетах появились сообщения со ссылкой на источники в западных спецслужбах, что бывшие российские военные якобы помогли Ирану получить технологии производства ракет с дальностью действия более 3,5 тыс. км, способных нести ядерную боеголовку. По этим данным, в 2003 году Россия выступила в качестве посредника на переговорах по экспорту ракетных технологий между КНДР и Ираном. После этого Тегеран стал якобы регулярно получать через Россию секретные ракетные технологии. В ответ на эти обвинения тогдашний министр обороны РФ С. Иванов заявил, что Россия является ответственным партнером МАГАТЭ и «кровно заинтересована» в соблюдении режима нераспространения ядерных технологий. «Никогда никем не зафиксированы даже попытки нарушить Россией своих обязательств», – отметил российский чиновник. По его мнению, страны Запада долго пытались критиковать Россию за строительство АЭС в иранском Бушере. «Поскольку аргумент с Бушером исчерпан, видимо, кому-то хочется сочинить очередную галиматью», – съязвил министр. Он напомнил, что несколько лет назад один европейский консорциум поставил в Пакистан газовую центрифугу для обогащения урана, после чего она попала в Иран. «Поэтому я хочу задать риторический вопрос: кто у нас занимается распространением?», – спросил С. Иванов. Министр иностранных дел России С. Лавров по- Виктор Мизин советовал поинтересоваться у иностранных журналистов, «что они писали о том, кто из западных коллег помогал Ирану развивать эту ядерную программу». По его мнению, если углубиться в историю, то «будет гораздо больше вопросов, адресованных западным компаниям». В то же время глава МИД РФ призвал не пытаться получить из ситуации какую-либо политическую выгоду, а сосредоточиться на общей задаче «обеспечения нерушимости режима нераспространения»15. В то же время, очевидно принципиальное отличие сотрудничества с Ираном от попытки контрабанды партии российских гироскопов в Ирак, сорванной еще в 1995 году. В случае с «иракским скандалом» имели место явные нарушения российского законодательства. Тем не менее, расследование ФСБ было закрыто и виновные – сотрудники частной российской фирмы «ТАСМ», вступившие в сговор с иракским посредником, не понесли наказания. Были зафиксированы попытки и вступления в контакт, и получения технологий двойного применения от ведущего российского производителя ракетных двигателей – предприятия «Энергомаш» (к нему в связи с попыткой получить технологии двигателя «РД-214» для СС-4 проявили интерес и иранские эмиссары)16. В западной, особенно английской прессе, муссировались утверждения о якобы имеющихся контактах иракских военных с Москвой по практически всему спектру современных вооружений, включая в частности и ракетные системы ПВО17. 4. Корейский узел Ракетно-ядерные вооружения играют важную роль в планах руководства КНДР по спасению режима и решению задач «объединения Родины». С середины 1990-х годов в КНДР началась разработка межконтинентальных носителей «Тепходон-1» с дальностью 2 500 км и «Тепходон-2» – 7 000 км. 31 августа 1998 года с полигона Мусудан-Ри был запущен первый космический ракетоноситель, который вывел на околоземную орбиту северокорейский спутник. В 2000 году Пхеньян объявил мораторий на запуск баллистических ракет, однако испытания двигателей и разработка новых моделей продолжились. В 2006 году КНДР отказалась от моратория. 5 июля того же года в течение суток было произведено семь пусков ракет, одна из которых была дальнего радиуса действия, а остальные — малой и средней 23 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 24 дальности. Мировое сообщество призвало Пхеньян вернуться к мораторию. В 2007 году КНДР продолжила испытания тактических ракет, заявив, что они не являются баллистическими. 5 апреля 2009 года был произведен неудачный запуск ракеты «Ынха-2» (гражданской версии МБР «Тэпходон-2») со спутником связи. Как до, так и после запуска многие специалисты подозревали, что КНДР испытывает боевую баллистическую ракету. 25 мая 2009 года в КНДР было проведено испытание ядерного взрывного устройства и параллельно осуществлен запуск ракеты «земля-воздух». Успехи корейского ракетостроения заставляют экспертов искать «иностранный след», обвиняя в помощи КНДР и российских ракетчиков. Еще в 1992 году была сорвана и попытка отправки в КНДР партии из 32 российских ученых-ракетчиков из ракетного центра им. Макеева из Миасса. Ранее там разрабатывались модификации «Скад-В», а затем оттуда якобы переданы в КНДР технологии конверсионного космического носителя «Зыбь» («СС-Н-6») на базе одноступенчатой жидкостной баллистической ракеты подводной лодки (БРПЛ) «Р-27». ФСБ была вскрыта нелегальная сеть на территории России по переправке в Северную Корею специалистов-ракетчиков, деятельность которой контролировалась генерал-майором из посольства КНДР в Москве18. Согласно концепциям ряда американских экспертов, СССР ориентировочно в 1972–1975 годах поставил в КНДР в целях изучения конструкции и обучения личного состава несколько ракетных комплексов «Скад-В»19. Кроме того, российские специалисты, хотя и находящиеся в КНДР в личном качестве, могли якобы в конце 1970-х – начале 1980-х годов с использованием полученных от арабских стран таких ракетных комплексов «Скад» принимать участие в их доводке и создании на их основе прошлого века целого семейства новых северокорейских ракетных систем: «Хвасон-5» на основе «Скад-В», затем «Хвасон-6» («Скад-С») и «Нодон» («Скад-D»)20. Существует, хотя и не находящая серьезной поддержки в экспертном сообществе, гипотеза о том, что модификация с тремя ступенями запущенной в августе 1998 года в сторону Японии двухступенчатой северокорейской ракеты средней дальности «Тепходон-1» (представляющей собой ракету «Нодон», надставленную на «Скад») имеет параметры российской системы ОТР «Точка» («СС-21»)21. Виктор Мизин Утверждения о якобы продолжающейся помощи со стороны отдельных российских специалистов не прекращаются и по настоящее время. Так, в 2003–2004 годах были опубликованы сообщения о том, что Северная Корея при помощи специалистов из ракетного КБ им. Макеева испытывает отличающиеся от ракет «Тепходон» мобильно-дорожную ракету и БРПЛ средней дальности с радиусом до 4 000 км на основе все той же советской системы «Р-27» ( «SS-N-6»)22. В 2005 году со ссылкой на анонимные источники в западных разведслужбах появились утверждения о том, что российские военные помогли Ирану получить технологии производства ракет «Тепходон-2» с дальностью 3 500 км и более, разработанные якобы на основе «Р-27», которые были применены для создания под их руководством перспективной иранской ракеты «Шехаб-5»23. Естественно, что все эти утверждения категорически отрицаются российской стороной. КНДР подвергается серьезному осуждению в СБ ООН, однако продолжает развивать свои программы создания ракетноядерного оружия24. При этом, совершенствование ракеты «Тепходон» и создание космического носителя «Ынха-2» пока что нельзя признать прорывом к созданию испытанной МБР25. Тем не менее, темп и определенная успешность этих работ – с учетом в целом весьма отсталого уровня северокорейской экономики – заставляют западных экспертов и представителей разведсообщества продолжать спекулировать на тему источников возможной помощи КНДР извне в овладении этими критическими технологиями. И на сегодняшний день неизвестно, какое количество российских специалистов в области ОМУ осталось работать в этой стране. 5. Российская ракетная промышленность и РКРТ Как бы то ни было, и «иранское», и «иракское» «дела» (наиболее серьезные обвинения в адрес Москвы на сегодняшний день) не дают каких-либо оснований утверждать, что российское государство стояло за фактами нарушения норм ракетного распространения. Даже американская сторона признает, что речь шла лишь о попытках отдельных «частных» или «независимых» российских организаций наладить выгодные 25 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 26 внешнеэкономические контакты для своей, не находящей сбыта на внутреннем рынке продукции или в целях личного обогащения – то есть государственные организации России в этом не замешаны. В принципе такие случаи попыток нарушения национального экспортно-контрольного законодательства могут иметь место в любой, даже самой развитой стране. В любом случае речь идет о «делах давно минувших дней», поскольку новых конкретных фактов у самых радикальных сторонников теории ведущей российской роли в распространении ракет в нарушение РКРТ не находится. В то же время, после нелегкого политико-дипломатического взаимодействия с США вокруг вопроса о якобы имевших место фактах помощи иранской ракетной программы Кремль принял решение не допускать поводов для подобных казусов в будущем. Анализируя на примере России наиболее оптимальные пути борьбы с угрозой распространения критических товаров и технологий, в том числе и ракетных «ноу-хау», следует, прежде всего, видеть их, так сказать, экономическую первопричину. У ракетного распространения, как и распространения ОМУ в целом, существуют два рода побудительных причин. Во-первых, это факторы политического характера – заинтересованность в получении систем и технологий со стороны получателя и желание поставщика получить нового клиента, а следовательно, объект влияния. Играет свою роль, естественно, и стремление получить за счет создания ракетного потенциала своего рода «серебряную пулю», добиться создания в регионе имиджа сильного в военном отношении государства, обеспечить сдерживание потенциальных агрессивных устремлений соседних стран и присутствующих в данном районе мира крупнейших мировых держав. Существует и важная экономическая составляющая для поставщика – заинтересованность ракетно-космической отрасли в продвижении своей продукции на внешние рынки. Хотя после распада Советского Союза Россия сохранила лишь около 40 % его промышленного и человеческого потенциала, возможности российского военно-промышленного комплекса остаются весьма существенными. Можно утверждать, что в случае целенаправленных устойчивых инвестиций российские мощности по производству вооружений, прежде всего ракетно-ядерных, могут быть довольно быстро восстановлены до советского уровня. Виктор Мизин В настоящее время поступления от экспорта российского оружия являются третьим по важности после нефтегазового комплекса и поставок цветных металлов источником твердой валюты в страну. Вот почему попытки обуздания потенциального ракетного распространения из России (наряду со сдерживанием экспорта обычных вооружений) со стороны США в конечном счете затрагивают основы российского национального военного строительства. Постановка в Вашингтоне вопроса о необходимости отказа Москвы от военно-технического сотрудничества с рядом проблемных для США стран, прежде всего Ираном, в конечном счете ведет к снижению политического веса России в этих регионах. Российская ракетная промышленность, как и ОПК в целом, пoдвержена глубокому кризисному процессу. В отличие от авиационной отрасли ей не удалось наладить успешное экспортное сотрудничество. Наиболее успешно идет продвижение экспортных контрактов на поставку комплексов ПВО различных модификаций (бесспорным лидером российского экспорта спецтехники является концерн «Алмаз-Антей») и крылатых ракет морского базирования тактической дальности. Пока не имеется заказов на поставку ракетных баллистических систем «земля-земля» типа «Точки» или «Искандера». Процесс создания чисто оборонных холдингов, в том числе и в ракетной сфере, затянулся. Наиболее успешным из них можно признать «Тактические ракетные вооружения». Только ряд предприятий космической отрасли смогли обеспечить себе выживание и развитие за счет участия в международной космической станции (МКС) и крупных международных контрактах. Недавняя проверка предприятий ОПК выявила неутешительные факты. Практически каждое третье имеет признаки банкротства. «Финансово-экономическое состояние только 36 стратегических организаций ОПК можно признать устойчивым. Около 30 % организаций имеют признаки банкротства», – отмечал глава «Ростехнологии» С. Чемезов.Такие цифры показала проверка 440 предприятий (из них 340 – предприятия ОПК), акции которых были переданы этой госкорпорации. По мнению С. Чемезова, запас прочности и выживаемости ОПК заканчивается. До сих пор не перечислены авансовые средства на выполнение гособоронзаказа. «Заканчивается февраль, а большинство предприятий «оборонки» и всех предприятий, выполняющих 27 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 28 гособоронзаказ, до сих пор не получили конкретных ассигнованных и расписанных финансовых ресурсов», – отмечал в Госдуме вице-премьер С. Иванов. Общая сумма кредиторской задолженности компаний, входящих в госкорпорацию «Ростехнологии», уже достигла на сегодняшний день 625 млрд руб. Предлагаемые российскими банками условия неприемлемы для предприятий ОПК. Все это теоретически сохраняет возможноcти для бесконтрольного экспорта. Тем не менее, нынешний российский госаппарат предпринимает все усилия по недопущению такой гипотетической возможности, усилению контролируемости и управляемости ракетно-космической отрасли, поскольку весьма озабочен поддержанием складывающейся в последние годы репутации России как одного из мировых гарантов соблюдения режимов нераспространения. В теории все эти усилия российского руководства должны подготовить некогда ведущую отрасль к последующей реальной приватизации. Однако, видимо, еще не скоро можно будет увидеть полностью эффективно работающие частнокапиталистические, независимые, действующие по законам мирового рынка российские «Боинги», «Локхид Мартины» или «Рейтеоны», особенно в ракетно-космической сфере. Большинство руководителей российского ОПК по-прежнему придерживаются убеждения, что только государственная собственность в их секторе позволит стране сохранить потенциал оборонной отрасли, а реальная приватизация и передача предприятий в руки частных владельцев и акционеров (как это имеет место в ведущих странах мира) по печальному опыту 1990-х годов грозит ее полным исчезновением. Это отчасти верно, поскольку в стране до сих пор существует весьма специфический тип капитализма, отсутствует ответственный класс независимой буржуазии и соответствующее законодательство, которое не только охраняло бы права частной собственности, но и обеспечивало безусловную ответственность государства перед частными поставщиками по контрактам. Как бы то ни было, легко прогнозируются серьезный спад и волна банкротства в российском ОПК, которые должны привести к отмиранию нежизнеспособных наследников его былой советской мощи. Вместе с тем, данная тенденция укрупнения – даже в рамках специфического российского «госкапитализма» на неосоветский лад, если она реально наберет силу, – благо- Виктор Мизин творно скажется на будущем российской ракетно-космической отрасли, в том числе и в плане резкого снижения угрозы нелегального экспорта запрещенной продукции. 6. Экспортный контроль – ракетная составляющая Россия располагает весьма развитой национальной системой экспортного контроля, имеет соответствующую законодательную базу, прежде всего закон 1999 года «Об экспортном контроле», заложивший правовую основу для дальнейшего совершенствования национальной системы, а также ограниченные списки товаров и технологий, запрещенных к экспорту, создана система органов исполнительной власти в этой области. Регулярно обновляются экспортно-контрольные списки, принимаются постановления об усилении контроля за поставками товаров и услуг двойного назначения, имеющих отношение к оружию массового уничтожения и ракетным средствам его доставки. Первый вариант ракетного экспортно-контрольного списка был введен президентским указом в январе 1993 года еще до официального присоединения страны к РКРТ и с тех пор неоднократно расширялся и дополнялся. С августа 2001 года действует президентский указ № 1005 o принятии списка оборудования, материалов и технологий, которые могут использоваться в производстве ракетного оружия и на которые распространяются экспортные ограничения. В январе 1998 года принято Постановление № 57 Правительства России, предусматривающее дополнительные меры по предотвращению передачи зарубежным странам товаров и услуг двойного применения, имеющих отношение к ОМУ и ракетным средствам его доставки, то есть введена система т.н. «всеобъемлющего контроля» за экспортом любой чувствительной продукции, независимо от ее включения в контрольные списки. В Уголовный кодекс внесены дополнительные статьи, предусматривающие наказания за нарушения правил экспортного контроля. Однако российские органы экспортного контроля очень часто оказываются самым слабым «игроком» в схватке влиятельных ведомств и мощных лоббистских интересов. Минэкономразвития России зачастую сложно проводить 29 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 30 свою политику, оказывать давление на другие влиятельные ведомства. Самое уязвимое место российского экспортного контроля – это по-прежнему налаживание этой деятельности в рамках разветвленной системы отдельных российских предприятий, производящих критические технологии, так называемая «внутрифирменная» система экспортного контроля (методологическое руководство по созданию такой системы принято ВЭК еще в мае 1998 года), а также таможенный контроль за непересечением запрещенными товарами российской границы. Предстоит добиться и эффективного пресечения т.н. «неосязаемой передачи технологий» в области ОМУ и ракетных средств его доставки. Здесь требуется масштабные инвестиции, широкий приток высококвалифицированных кадров специалистов. Необходимо, как и в 1990-е годы, продолжать уделять приоритетное внимание совершенствованию системы экспортного контроля, в том числе и на базе широкого сотрудничества с западными странами, не ограничиваясь «победными реляциями» о наличии и функционировании такой современной системы в России. Вместе с тем, с консолидацией военно-политической элиты и стабилизацией государственного аппарата, укреплением «вертикали власти» – в целом такие примеры «броуновского движения» независимых экономических единиц в поиске источников быстрого получения прибыли исчезли. Предприятия сегодня – в отличие от ельцинской эпохи – поставлены под довольно жесткий контроль государственных структур. К несомненной заслуге администрации В. Путина следует отнести укрепление всей вертикали экспортного контроля, что привело к резкому снижению обвинений в адрес Москвы. Президент В. Путин лично уделял значительное внимание данной проблематике, поставив на заседаниях Совета безопасности РФ по этому вопросу в 2001 и 2003 годах задачу активизации и укрепления российской системы экспортного контроля. Эта линия продолжилась и при Д. Медведеве. 20 февраля 2004 года подписан очередной указ Президента РФ № 230 «О внесении изменений в Список оборудования, материалов и технологий, которые могут быть использованы при создании ракетного оружия и в отношении которых установлен экспортный контроль». В настоящий момент наиболее крупные или вызывающие озабоченность контракты в области критических технологий Виктор Мизин реализуются лишь с санкции и под постоянным контролем Кремля – как и во времена СССР. В рамках общей консолидации российской государственной машины лозунгом российских аппаратчиков стал девиз «У нас все хорошо!», отрицающий наличие каких-либо серьезных недостатков в российской системе экспортного контроля или факты серьезных нарушений РКРТ и национального законодательства в области ракетного экспортного контроля26. Таким образом, любые западные обвинения рассматривались и рассматриваются как злонамеренные провокационные измышления, продиктованные корыстными политическими мотивами и желанием устранить с рынка умелого, опасного конкурента. Российские официальные лица и находящиеся под их влиянием неправительственные организации в последние годы придерживаются линии на отстаивание эффективности национальной системы экспортного контроля и в целом незыблемости приверженности России международным нормам нераспространения. Они, в частности, подчеркивают, что для России ракетное распространение представляет-де даже большую опасность нежели для Запада в силу географического расположения страны, лежащей вблизи потенциальных или существующих источников ракетно-ядерной угрозы27. 7. Ракетное распространение сегодня В настоящее время 18 стран имеют на вооружении баллистические ракеты с дальностью больше 300 км, три из них – США, Россия и Китай – обладают межконтинентальными баллистическими ракетами (МБР) с дальностью более 5 500 км. Ракетами тактической и оперативно-тактической дальности (до 1 000 км) обладают 33 государства, у семи государств – Китая, Индии, Ирана, Израиля, Пакистана, КНДР и Саудовской Аравии – имеются ракеты средней дальности (1 000 – 3 000 км), а у Китая – еще и промежуточной дальности (3 000 – 5 500 км)28. Между тем, к концу 1990-х годов выявилась неэффективность РКРТ, оказавшегося неспособным предотвратить, не взирая на очевидные успехи в сдерживании распространения и укрепление его авторитета и расширение членского состава, разработку ракетных потенциалов такими «проблемными» 31 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 32 государствами, как Ирак, Иран и Северная Корея. Несмотря на то, что в ряде стран (в Аргентине, Бразилии, ЮАР, а также в результате санкций СБ ООН – в Ираке) военные ракетные программы были ликвидированы и арсеналы таких ракет уничтожены, усилия по дальнейшей детализации ограничений Режима все еще отставали от потребностей практики и не затрагивали наиболее «злостных нарушителей» норм ракетного нераспространения. До начала 2003 года у ведущих западных экспертов сохранялись серьезные сомнения в отношении намерений саддамовского режима в Ираке придерживаться наложенных СБ ООН ограничений по непроизводству ракет с дальностью свыше 150 км. В принципе все ракетопроизводящие страны можно разделить на три категории. В первую входят лидеры в области ракетных технологий – «старые» ракетные государства – постоянные члены СБ ООН, а также Израиль. В основном ее члены являются (кроме, разумеется, Китая) демократическими странами и признанными активными «игроками» мировой политики и локомотивами экономического развития. Их ракетные программы можно с известной натяжкой считать самостоятельными, хотя они и развиваются на основе постоянной технологической и научной подпитки со стороны мировых центров ракетостроения – США и России (в последнем случае играют роль и отдельные украинские специалисты). Среди данной группы выделяется Китай – динамично развивающееся государство, стремящееся за счет активной политики по закупке ракетных вооружений и их воспроизводству собственными силами превратиться в мощную глобальную военную державу. В данной группе только Китай можно отнести к серьезным факторам распространения ракетной техники и технологий, причем в глобальном масштабе. Китай является наиболее агрессивным экспортером ракетных систем (в основном средней дальности) и крайне заинтересован в приобретении российских и западных технологий для ускорения модернизации своих МБР и БРПЛ. К данной категории можно отнести и Индию – традиционного конкурента Пекина за геостратегическое влияние в Азии, в настоящее время стремящуюся разработать практически весь спектр ракетно-ядерного оружия, включая планы создания МБР «Агни» с дальностью 5 000 км и «Сурья» с дальностью от 8 000 до 12 000 км. Виктор Мизин Ко второй категории относятся государства, не имеющие активных программ по созданию ракетных средств доставки, но в принципе обладающие такими возможностями и претендующие на роль региональных лидеров. В настоящее время к этим странам можно отнести с определенными оговорками Южную Корею, Аргентину, Бразилию, Турцию, ЮАР и ряд других государств, в основном придерживающихся взвешенной внешней и военной политики и имеющих в целом демократические режимы. И, наконец, третья категория – это проблемные страны, представляющие наибольшую угрозу с точки зрения ракетного распространения. К ним относятся прежде всего Иран, Северная Корея, а также Пакистан, Сирия и ряд других арабских государств. Ракетная техника фактически у всех трех категорий государств создавалась на основе заимствования технологий и готовых систем у двух бывших лидеров мировых военнополитических блоков – США и России (в свою очередь запустивших свои ракетные программы на основе германских разработок 1940-х года). Впоследствии – по схеме своего рода «дерева» – данные вооружения появились у соответствующих союзных и зависимых государств этих двух держав: Китая – для Советской России и Франции и Великобритании – для США, а затем попали и к менее контролируемым странам-клиентам, например Северной Корее в случае России и, скажем, Тайваню – в случае США29. Параметры современного ракетного распространения подробно описаны в открытой литературе30. Анализ конкретного, зачастую противоречивого фактологического материала позволяет сделать вывод о сформировании своего рода «черного интернационала» основных ракетных «пролиферантов», тесно сотрудничающих в создании различных видов ОМУ и их ракетных носителей, прежде всего Ирана, Северной Кореи и Пакистана, а также в меньшей степени Сирии. Ранее, до 2003 года в эту группу «наивысшего распространенческого риска» входили Ирак и Ливия, а также до определенного периода – Йемен и Египет. Тем не менее, данные открытых источников свидетельствуют о том, что в последние годы не происходит лавинообразного увеличения числа собственных ракетных программ в странах «третьего мира». Современная динамика ракетного распростра- 33 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 34 нения имеет скорее инерционный, нежели взрывной характер. Даже в условиях фиаско военной операции США в Ираке, бумерангом ударившей по кредитоспособности американской доктрины «контрраспространения», в сегодняшнем мире найдется немного стран, желающих развивать собственные потенциалы ОМУ и ракетных носителей для него и хотя бы теоретически стать очередной целью «контрраспространенческой» акции сверхдержавы. Пример Ливии свидетельствует о том, что отказ от ракетных программ способен принести государству «третьего мира» определенные внешнеполитические дивиденды, а возможно и серьезные гарантии безопасности со стороны ведущих государств мира, а также адресную международную финансово-экономическую помощь. Тем не менее, на рубеже 2000-х годов ситуация с распространением в мире несколько обострилась. В 1998 году провели подземные ядерные испытания и затем официально заявили о своем новом, ядерном статусе Индия и Пакистан. В 2003 году стали известны факты тайной передачи пакистанским ученым-ядерщиком технологий и оборудования для обогащения урана КНДР, Ирану и Ливии. В том же году о выходе из ДНЯО заявила КНДР. Линия Северной Кореи, пытавшейся обосновать «интересами национальной безопасности» необходимость форсирования ракетно-ядерной программы, оказала негативное воздействие на международные усилия в области нераспространения и серьезно обострила геополитическую ситуацию в Азии. Вызовом нераспространенческим режимам явилось нежелание Ирана аргументированно убедить мировое сообщество в отсутствии военной направленности его ядерной программы. Таким образом, к началу 21-го века в непосредственной близости от российских границ сформировалась своего рода дуга ракетно-ядерной нестабильности. Индия, Пакистан, Иран, КНДР наращивают свои арсеналы, что объективно подталкивает их соседей к затяжной гонке вооружений. Милитаризация и тем более «нуклеаризация» Азии в обозримом будущем может превратиться из потенциальной в реальную угрозу международному миру и безопасности России. В июне 1994 года бывший министр обороны Российской Федерации П. Грачев, характеризуя изменения ядерной политики в свете новой военной доктрины России, отметил, что геополитическое пространство России и ее ближайших Виктор Мизин соседей с юга охвачено плотным полукольцом стран, принадлежащих к неофициальному «ядерному клубу» и образующих зону «ядерного риска». Он признал, что доктрина применения ядерного оружия первыми, сформулированная в военной доктрине редакции 1993 г., среди прочих вещей предназначена для сдерживания возможных «распространителей» ядерного оружия, которые могут угрожать России. В декабре 1994 года главком РВСН России, а затем министр обороны РФ И. Сергеев заявил, что решение задачи сдерживания по отношению к любому потенциальному противнику выдвигает дополнительные требования к ракетным войскам стратегического назначения, в том числе необходимость обладать способностью к нанесению ударов по широкому набору целей за самое короткое время. Трудно отрицать, что сегодня цели нераспространения должны достигаться путем целого комплекса новых мер, включая военно-силовые. В этой связи представляют интерес взгляды российских военных. Как и американские военные, в российском Генщтабе также высказывают свою озабоченность проблемой распространения ОМУ и рассматривают ядерное оружие в качестве возможного средства противодействия этому процессу. Решение этой проблемы связано, очевидно, с прекращением и гарантированным невозобновлением ракетных программ по существу исключительно в трех проблемных государствах. Два из них являются фактически международными «париями» с деспотическими режимами: обскурантистско-теократическим – в случае Ирана и неосталинистско-коммунистическим – в случае Северной Кореи, пользующимися поддержкой лишь узкого круга традиционных покровителей и союзников. Режим в Пакистане, пытающийся сохранять свою приверженность международной антитеррористической коалиции, является крайне нестабильным вследствие сохраняющейся внутренней угрозы исламского экстремизма, которую удается сдерживать лишь путем значительных усилий с опорой на военную поддержку США. Наибольшую угрозу представляют ракетные программы Северной Кореи, обладающей, несмотря на общую отсталость, довольно развитым инженерно-технологическим потенциалом. Он позволяет ей продолжать разработки на основе ранее полученной от СССР ракеты «Скад» и китайских систем и агрессивно выходить с ними на мировые рынки, являясь фактически веду- 35 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 36 щим поставщиком морально устаревших боевых ракет для всего развивающегося мира31. В этих странах северокорейскими специалистами помимо поставок готовых систем проводится строительство местных производственно-сборочных предприятий и объектов инфраструктуры, оказывается военно-техническая помощь в овладении основными навыками в области ракетных технологий. Так, в 1991 году Сирия, используя финансовые средства, полученные от Саудовской Аравии за участие в антииракской коалиции, приобрела более 150 ракет SS-1D «Скад-C» и порядка 20 ПУ для них. При этом такая экспертиза в ракетной области в рамках существующего своего рода «черного картеля» международных «пролиферантов» обменивалась на пакистанские ядерные технологии, украденные подпольной сетью Абдул Кадыр Хана в международной организации ЮРЕНКО, а финансовые средства поступают от Ирана. Как отмечается в сохраняющем свою аналитическую ценность докладе СВР от 1993 года: «Основу северокорейского потенциала средств доставки составляют баллистические ракеты малого радиуса действия типа «Фрог-5» и «Фрог-7», приобретенные КНДР в СССР в конце 1950-х годов, усовершенствованные ракеты «Скад-Б» также советского производства и их северокорейские модификации «Скад-С»32. Несмотря на попытки выйти (на основе глубокой доводки технологий «Скад» и ряда китайских ОТР) на уровень создания межконтинентального ракетного носителя «Тепходон-2Х», по мнению большинства международных специалистов, создание МБР лежит за рамками технологических возможностей нынешнего северокорейского режима. Все усилия северокорейских конструкторов-ракетчиков, по имеющимся данным, пока что не выходят за рамки соединения вместе ступеней «Скадов» и производных систем (clustering) и постановки друг на друга состоящих из них ступеней (staging), что вряд ли поможет создать надежно работающую МБР. Тем не менее, данная программа, а также совершенствование ракет серии «Нодон» на настоящий момент представляет основную глобальную угрозу в плане ракетного распространения. Как отмечается в докладе «Интернэшнл крайсис груп», КНДР имеет более 320 готовых к применению мобильных ракет «Нодон». (Они созданы на основе устаревших советских «Скад-С» и были размещены на боевых позициях в 1997–1998 годах). «Нодон» может нести боеголовку весом до 700 кг. Эти Виктор Мизин ракеты способны поражать цели на большей части Японии, на всей территории Южной Кореи, на значительной части российского Дальнего Востока и северо-восточного Китая33. Иран, когда-то отстававший от Северной Кореи в технологиях ракетостроения, обладает сегодня довольно развитой инфраструктурой индустриальных предприятий, превратившись – после нейтрализации амбиций саддамовского Ирака – в ведущего претендента на создание собственных ОМУ и ракетных систем в регионе Ближнего и Среднего Востока и Западной Азии. Первые 4 ПУ ракетного комплекса 9К72 «Скад-В» и 54 ракеты 8К14Э советского производства были поставлены Ливией и Сирией в 1985–1986 годах и использованы в «войне городов» против Ирака. Однако, несмотря на значительные финансовые вложения, общий уровень производственной культуры остается все же невысоким. Иран зависит в освоении технологий серийного производства баллистических и крылатых ракет от поддержки Китая, Северной Кореи и Пакистана, а также, возможно, от не подтвержденного продолжающегося участия на индивидуальной основе специалистов-ракетчиков из России и Украины. В основном производятся неуправляемые ракеты и системы залпового огня, а также ракеты семейства «Скад» по северокорейской лицензии. На данный момент начато развертывание в войсках ОТР «Шехаб-3» с дальностью до 1 500 км и забрасываемым весом около 1 000 кг, способной поражать цели в Израиле и американские вооруженные силы в районе Персидского залива. Остальные амбициозные проекты по продолжению этой «серии» жидкотопливных ракет с увеличением ее дальности (якобы космический носитель «Шехаб-4» с дальностью более 2 000 км и перспективная твердотопливная БРСД «Шехаб-5» с дальностью 5000 км, а также МБР «Шехаб-6/Косар» – до10 000 км) практически на время заморожены, по крайней мере, их полетных испытаний не производится. Тем не менее, еще в 1998 году по указанию аятоллы Али Хаменеи были созданы «ракетно-космические войска», для которых начата разработка твердотопливной ракеты «Фатех А-110», способной нести боезаряд с ОМУ. Соединения элитного Корпуса стражей исламской революции с 2003 года оснащаются якобы серийно производимой с 2002 года ракетой «Шехаб-3»34. Российские эксперты, как и их западные коллеги, в основном полагают, что в настоящее время Иран не представляет 37 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 38 ракетно-ядерной угрозы для Европы. Для создания такого потенциала высокоточных мобильных систем повышенной боеготовности Тегерану, по оценкам специалистов, потребовалось бы от 10 до 15 лет. Кроме того, любая ракетная атака на США и их союзников по НАТО влечет неминуемый и в принципе оправданный, даже с точки зрения общепринятой сегодня на Западе пресловутой «политической корректности», ответный удар. У Ирана нет и в ближайшие годы – с учетом уровня развития его ядерной программы и квалификации специалистовядерщиков – не предвидится компактного ядерного боезаряда, которым можно было бы снарядить такие ракетные системы. Сам по себе переход к производству высокообогащенного ядерного материала (а для этого требуется окончательно порвать связи с МАГАТЭ и выслать его инспекторов) был бы сигналом для международного сообщества, после которого оно было вынуждено применить к Тегерану самые жесткие меры принуждения. В последние годы, с 1988 по 2008 год, Иран, очевидно, за счет иностранной помощи и заимствований технологий, обеспечив развитие необходимой инфраструктуры, успешно провел испытания целой серии новых ракетных систем. После появления «Шехаба-1» в 1988 году, уже через десять лет (после прекращения разработки системы «Шехаб-4» в октябре 2003 года), была испытана система «Шехаб-3». Затем еще через шесть лет появился принципиально новый «Шехаб-3В», а в 2008 году – ракета «Гадр» и (на базе боевой ракеты «Шехаб-3/4», следовательно, его двигатели работают на штатных компонентах топлива ракеты «Нодонг» /т.е. «Скада»/) трехступенчатый (!) космический носитель «Сафир». Его усовершенствованный двухступенчатый вариант (весьма схожий с северокорейской ракетой «Пэктусан») в начале февраля 2009 года вывел на низкую околоземную орбиту первый малогабаритный иранский спутник «Омид»35. Бурные темпы прогресса иранской ракетной программы, в принципе делающие возможным разработку собственной МБР уже в течение ближайших 5-10 лет, опровергают выводы совместного доклада российских и американских ученых «Иранский ядерный и ракетный потенциал», опубликованного в мае 2009 года Институтом «Восток-Запад»36 о том, что к настоящему времени возможности, как по модернизации установленных на этой ракете двигателей, так и по увеличению Виктор Мизин запаса их топлива, практически выбраны, и Ирану потребуется до 15 лет для создания МБР, которую он и не хочет создавать. Даже если самим иранским ракетам пока и не хватает мощности для превращения в межконтинентальную баллистическую ракету, Иран показал, что вполне готов для создания полноценных МБР. Стремление авторов доклада приуменьшить промышленные и технологические возможности современного Ирана вполне понятно. И для его российских участников, и для имеющего весьма неоднозначную репутацию в США профессора Т. Постола было важно привести дополнительные аргументы, чтобы лишить противников Ирана, а следовательно, и сторонников создания системы противоракетной обороны в Европе для парирования этой угрозы, оснований для поддержки новых систем и районов ПРО. Между тем, иранская ракетная программа – о чем свидетельствует целая серия испытаний различных ракетных систем – развивается в последнее время весьма успешно по масштабам страны «третьего мира» (с ограниченными возможностями, но неограниченными амбициями стать региональным лидером). Иранцам удалось практически повторить опыт Индии по созданию целой гаммы боевых ракет — причем без официальной поддержки ведущей ракетной державы. Решена задача создания твердотопливного ракетного двигателя, которая в свое время доставляла столько трудностей американским и советским разработчикам – при том, что в их странах имелись гораздо более развитые промышленные и научно-технологические инфраструктуры. Видимо, сказалось умение иранских организаций находить и добывать нужные технологии, информацию и специалистов по всему миру. Очевидный важный фактор – тесное сотрудничество с ракетчиками из КНДР (хотя уже сегодня иранские ученики во многом превосходят северокорейских «учителей»). В результате «российский след» (в частности, передача технологии советской ракеты «СС-4»)37, о котором столько говорили в США в середине 1990-х годов, оказался как бы забытым. Практически устранены основания для выдвижения претензий к Москве в плане передачи каких-то ракетных технологий Ирану. Иранские ученые и конструкторы (пусть и при поддержке отдельных специалистов на индивидуальной основе) сделали страну динамично развивающейся ракетно- 39 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 40 космической державой, которая вполне способна создавать межконтинентальную систему первого поколения. Она, по расчетам Д. Уилкенинга из Стэндфордского университета, с учетом массо-габаритных характеристик уже имеющихся твердотопливных систем вроде «Седжил» и динамики их совершенствования, вполне способна достигать не только Израиля, но и большей части Европы и европейской России. Если иранцам удастся добиться прогресса в обогащении урана и работах по плутонию, то, несмотря на все заверения и «фетвы», у них создастся непреодолимый стимул перейти к работам по созданию ядерного оружия на ракетных носителях. Это представляло бы прямую угрозу и безопасности России. В этой связи российским экспертам не следует привычно отмахиваться от вероятности такого развития и стремиться пренебрежительноснисходительно оценивать иранские возможности. Пакистан имеет наименее развитую индустриальнотехнологическую и научную базу для создания ракетного оружия. Испытания баллистической ракеты «Хатф-3» на основе китайских ракет класса «М» были начаты в 1997 году в ответ на аналогичные программы Индии и целиком зависят от помощи Китая и Северной Кореи. Как потенциальные носители пакистанского ядерного оружия (30–50 боезарядов, по оценкам экспертов, то есть примерно в 2-4 раза меньше, чем у Индии) развернуты ракеты меньшей дальности. Их радиус действия – 80, 300 («Хатф-3 или «Гязнави»), 600, 750 и 800 км, имеются ракеты средней дальности (с радиусом 1 300, 1 500, 2 000 и 2 500 км), часть из которых уже принята на вооружение пакистанской армии. Испытана двухступенчатая твердотопливная БРСД «Шахин-2» («Хатф-6») (2 500 км) с разделяющимися боеголовками и разрабатывается «Гаури-1» («Хатф-5») (до 1 500 км). Создается ракета «Гаури-3» повышенной дальности. В ней используются полученные Пакистаном, по утверждениям западных экспертов, технологии северокорейских ракет «Тепходон-1», «Тепходон-2» и «Нодон»38. Ограниченное число основных проблемных стран в области угрозы ракетного распространения позволяет, хотя бы теоретически, ставить задачу сдерживания и в перспективе – полной нейтрализации дальнейшего «расползания» ракетных технологий за счет скоординированного применения мировым сообществом комплекса мер политико-дипломатического и экономического характера. Речь идет о возможности начала Виктор Мизин диалога с этими странами с целью добиться от них обязательства по прекращению разработки боевых ракет в обмен на определенные военно-политические гарантии безопасности и «пакты о ненападении» со стороны ведущих держав мира, а также оказание широкой экономической помощи и предоставление Западом и Россией передовых научных достижений и технологий. Такое развитие возможно, разумеется, только как результат серьезных изменений в традиционных подходах самих ведущих держав. Но только такие шаги способны предотвратить все еще гипотетически сохраняющуюся возможность применения силы в ответ на угрозу развитым странам Запада от непримиримо настроенных по отношению к ним и разрабатывающих собственные ОМУ и ракетные средства его доставки государств-«изгоев» и негосударственных экстремистских структур. Следует ожидать, таким образом, что уже в ближайшее десятилетие иранские специалисты будут в состоянии создать достаточно надежные боевые ракетные комплексы с дальностью у верхней границы ракет радиуса средней дальности (то есть 3 000 км, как это определяют в Пентагоне) и вплотную подойдут к испытаниям межконтинентальной баллистической ракеты (то есть с дальностью свыше 5 500 км). Уже сегодня иранские ракетные средства, в особенности перспективные системы, способны поражать цели не только на Ближнем Востоке, но и в значительной части континентальной Европы и южных регионов России. Если нынешний темп ракетно-космических программ Ирана будет выдержан на сегодняшнем уровне, то уже к 2020 году Тегеран вполне будет способен получить собственную МБР и современные средства космического запуска. Все это позволит разработать носитель для ядерной боеголовки (если работы по обогащению урана и плутониевой программы будут успешными, иранское руководство не устоит перед соблазном создания ядерного оружия, а ведущие ядерные державы окажутся неспособными такое развитие событий предотвратить). Если такой прогноз в отношении ракетных программ Ирана и КНДР реализуется, это поставит под вопрос эффективность сдерживающих возможностей режима РКРТ и практически сделает невозможным его превращение в реально действующий, юридически обязывающий договор (по типу ДНЯО) об ограничении ракетных систем и технологий. Однако в настоя- 41 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 42 щий момент, несмотря на принятие соответствующих резолюций СБ ООН, а также деятельность рабочих групп ведущих стран мира по иранской и корейской проблематике (пресловутых «шестерок»), не просматривается реальных инструментов, которые могли бы повлиять на Пхеньян и Тегеран и добиться свертывания их ракетно-ядерных программ. При этом даже американские военные специалисты пришли к убеждению о бесперспективности военных сценариев, которые могли бы устранить вероятность создания ракетно-ядерных потенциалов у этих двух проблемных государств. В этом плане, для предотвращения развития событий по негативному сценарию многое будет зависеть от единства действий и скоординированности подходов постоянных членов СБ ООН, «большой восьмерки», а также наличия взаимопонимания на данном направлении между Москвой и Вашингтоном. В конечном счете, успех в деле сдерживания распространения ядерного оружия и ракетных средств его доставки и укрепления соответствующих международно-правовых режимов зависит от уровня взаимодействия и взаимопонимания России и ведущих западных государств, прежде всего США. Нельзя допустить, чтобы проблемные государства пытались играть и использовать в своих интересах разногласия и различия в подходах, которые появляются у ведущих держав мира, прежде всего между нами и западными партнерами. Тематика распространения ОМУ и боевых ракет настолько важна для нашей национальной безопасности, что не может становиться заложницей какого-либо очередного кризиса или напряженности в наших взаимоотношениях с ведущими контрагентами по «пятерке» СБ ООН и «большой восьмерке». Очевидно, что иранская и северокорейская ракетноядерная проблематика будет продолжать оставаться в центре нашего диалога с США по тематике глобальной безопасности и нераспространения ОМУ. Здесь нам было бы полезно не дать американцам навязывать свою повестку дня, а, перехватив инициативу, выступить с собственными предложениями. Разумеется, такие предложения должны не ограничиваться «внешнеполитическим пиаром», а намечать прагматические компромиссные шаги по выходу из тупика на данном направлении. Инициативная, изобретательная линия российской дипломатии по сдерживанию ракетно-ядерного распространения способствовала бы дальнейшему укреплению внешнеполити- Виктор Мизин ческого имиджа Москвы как ключевого гаранта глобальной безопасности, надежного, предсказуемого и конструктивного партнера, что, в конечном счете, обеспечивало бы продвижению наших приоритетов по глобальной повестке дня. Сдерживание ракетно-ядерных амбиций Ирана и КНДР объективно устраняло бы основания для развертывания позиционного района ПРО США в Европе или вокруг нее в будущем, или расширения американского сотрудничества по противоракетному направлению с Японией и Южной Кореей, т. е. американской ПРО как таковой. Кроме того, важно закреплять фактически уникальные возможности России как посредника, имеющего хорошие рабочие контакты не только с западными партнерами, но и традиционно с Ираном и КНДР. Это, однако, не означает, что мы должны принимать все аргументы западных партнеров или поддаваться шантажу Пхеньяна и Тегерана. Если ведущим державам мира, включая Россию, не удастся выдвинуть идею и создать какие-либо механизмы по типу ad hoc, которые взяли бы под контроль соответствующие северокорейские и иранские программы, то с большой долей вероятности можно предсказать появление уже в следующие 10-15 лет двух новых государств с ракетно-ядерным потенциалом. Этого не случится лишь в том случае, если КНДР или Иран войдут в спираль глубокого системного социально-экономического кризиса, который, в конечном счете, приведет не только к утрате ресурсов для создания систем ракетно-ядерного оружия, но и к коллапсу режимов в обеих этих странах. Вместе с тем, оказавшись на грани подобного кризиса, правящие режимы обоих государств могут, наоборот, на короткое время интенсифицировать работы по созданию «ракетно-ядерного щита» как гаранта выживания режимов и невмешательства мирового сообщества в их внутренние дела. Для парирования такого опасного развития событий необходима реально работающая действенная совместная российско-американская структура по типу рабочей группы, в которой происходили бы обмен мнениями относительно оценки существующих и перспективных угроз в области распространения, выработка методов и путей их нейтрализации, а также велось согласование совместных политико-дипломатических подходов. 43 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 8. Угроза ракетного распространения в контексте новых задач по нераспространению ОМУ и борьбы с терроризмом и возможные пути ее нейтрализации 44 Очевидно, что приобретение на международных рынках или у стран-покровителей (доноров) таких возможностей, технологий и ноу-хау может способствовать многократному сокращению временного промежутка, необходимого потенциальным «проблемным» странам-нарушителям для разработки или существенной модернизации их собственных ракетных потенциалов и оснащения их боезарядами с ОМУ. Такая перспектива несет прямую угрозу всем демократическим промышленно развитым государствам, в первую очередь активно противостоящим международному терроризму, пытающимся сдерживать поддерживающие его агрессивные режимы или, тем более, в одностороннем порядке стимулировать процессы в направлении демократизации в «третьем мире». Распространение ракетных технологий подрывает авторитет созданного для противодействия этой угрозе ведущими странами-поставщиками Режима контроля за ракетными технологиями (РКРТ) и других нераспространенческих режимов, прежде всего ДНЯО39. Ясно, что и в нынешней, несколько приглушенной форме ракетное распространение подрывает международную и региональную стабильность и усилия по снижению напряженности в отдельных районах мира40. Хотя террористы, судя по имеющимся данным, рассчитывают получить доступ прежде всего к биологическому или радиологическому оружию, угроза завладения ими ракетными системами вооружений сохраняется. При этом недопустимы и утечка или бесконтрольное распространение всех типов ракетного вооружения, даже не охватываемых в настоящий момент РКРТ, например переносных зенитноракетных комплексов, а также не только технологий разрекламированных как символы военной мощи и технического прогресса баллистических ракет, но и таких систем меньшей дальности, как беспилотные летательные аппараты (БПЛА) или крылатые ракеты первого поколения (к которым уже, по сведениям разведслужб, проявляют интерес террористы). Возникновение на пороге нового тысячелетия новой всеобъемлющей угрозы в виде применяемого международным Виктор Мизин исламским экстремизмом в рамках концепции асимметричных боевых действий т.н. «супертерроризма» (то есть практически неконтролируемого и крайне амбициозного использования всевозможных технических средств, включая и ОМУ, для ведения широкомасштабной «цивилизационной» войны с нанесением катастрофического ущерба против ведущих западных стран и России) заставило последних пересмотреть всю систему взглядов на обеспечение национальной безопасности. Как считают ряд экспертов, новые угрозы объективно способствовали не только снижению значения традиционных доктрин ядерного сдерживания, но и изменению отношения к угрозе распространения ОМУ. Основной угрозой теперь стало появление ОМУ уже не у отдельных государств, а в распоряжении плохо контролируемых и кажущихся неуловимыми международных негосударственных образований – различных исламистских террористических сетей типа пресловутой «АльКайды» и ее региональных ответвлений, «Хeзболлы» и «Хамас», «Бригад мучеников Аль-Аксы», ваххабитских сепаратистов на Северном Кавказе и т.п. Появление этих новых еще плохо понимаемых, неявных и не поддающихся традиционным военным стратегиям Запада игроков на мировой арене (а в борьбе с асимметричными угрозами безопасности Запад в прошлом почти всегда проигрывал, будь то во Вьетнаме, Латинской Америке или на Ближнем Востоке) привело к созданию своего рода кризисной ситуации в концептуальных подходах ведущих стран мира к выстраиванию оптимальных схем противодействия глобальному распространению ОМУ и пресечения попыток доступа к нему со стороны непримиримых экстремистских организаций. При этом, если ранее боевые ракеты рассматривались как потенциальные носители боезарядов ОМУ, то в последнее время к этой опасности прибавилась и возможность использования баллистических ракет, а также крылатых ракет и беспилотных летательных аппаратов (БПЛА) с обычными боезарядами для нападения на объекты особой важности. Очевидно, что атака с помощью довольно примитивных БПЛА любого типа (и даже легких самолетов, управляемых камикадзе) или крылатых ракет первого поколения на химические заводы, АЭС, склады ГСМ, хранилища ядовитых материалов и ОМУ, дамбы, высотные здания и т.п. по последствиям в принципе вполне сравнимы с применением ОМУ малой мощности или радиологического и 45 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 46 радиационного оружия. Террористам, в особенности с учетом образовательного уровня, который можно спрогнозировать по психологическому портрету типичного современного исламистского боевика, будет весьма непросто изготовить надежно функционирующую баллистическую ракету. По мнению экспертов, им было бы гораздо проще овладеть технологиями производства примитивных крылатых ракет и БПЛА (причем не обязательно специально созданных для военных целей)41. Используя даже не глобальные навигационныe системы типа НАВСТАР, ГЛОННАС или «Галлилео», a коммерчески доступные средства наведения, например, приборы глобального спутникового позиционирования «GPS», их можно превратить в эффективные средства массового террора и применять, в частности, против западных городов, транспортных средств и вооруженных сил антитеррористической коалиции42. Для создания такого оружия отнюдь не требуется овладения новейшими технологиями наведения, двигателестроения или миниатюризации компонентов крылатых ракет, которые имеются лишь у 3-4 наиболее развитых стран мира43. В то же время, даже такие технически несложные системы крылатых ракет и БПЛА будут представлять существенные трудности с точки зрения их отслеживания, перехвата и ликвидации потенциального ущерба от их применения. Даже такие ведущие страны мира, как США, сегодня не так надежно прикрыты от атаки с применением крылатых ракет44. Согласно Национальной разведывательной оценке США 2002 года, наиболее вероятным является применение ОМУ по территории США не в качестве боезарядов МБР, а с использованием судов, грузовиков, самолетов и других средств, таких как крылатые ракеты и ударные (оснащенные оружием) БПЛА. При этом крылатые ракеты являются даже более предпочтительным видом носителя ОМУ из-за их сравнительно низкой стоимости, относительной доступности их приобретения, большей надежности и точности45. Неслучайно, видимо, все три наиболее проблемные страны-«пролиферанта» ведут активные работы по созданию крылатых ракет первого поколения, в основном на основе советской ракеты «П-15» и ее китайских «клонов» «Silkworm» HY-2. Следует признать, что вероятность использования террористами БПЛА и крылатых ракет, хотя и существует, но все же, не сопоставима с угрозой задействования ими более про- Виктор Мизин стых и доступных средств, прежде всего конвенциональных вооружений, иногда превосходящих по наносимому ущербу (при применении определенным образом против определенных объектов) даже последствия применения технически несовершенных средств ОМУ. Вместе с тем, даже малая доля реальности применения таких средств грозит настолько катастрофическими последствиями для гражданского населения, что требует надежного перекрытия всех возможных каналов доступа современных международных экстремистов к технологиям и материалам ОМУ и любым средствам их доставки. Все это делает жизненно необходимыми дальнейшие усилия по ужесточению контроля за экспортом технологий, применимых для производства даже примитивных БПЛА и крылатых ракет, как в рамках укрепления соответствующих положений контрольных списков Приложения РКРТ в развитие начатого на встрече участников Режима в Варшаве в 2002 году процесса, так и другими путями, например совершенствуя методику реализации Инициативы по безопасности в области распространения (ИБОР) и других контрраспространенческих программ46. Помимо угрозы «супертерроризма», которую ряд экспертов считает все же чрезмерно акцентированной, особyю опасность представляет стремление ряда «несостоявшихся» или «псевдогосударств» на Ближнем и Среднем Востоке и на Дальнем Востоке с агрессивными антидемократическими, репрессивными режимами завладеть в результате утечки товаров, технологий и услуг из промышленно развитых стран (в том числе, и через дружественные им страны, например Китай или Пакистан) ракетными носителями для доставки ОМУ, с тем чтобы угрожать своим соседям по региону или противостоять, как они считают, «неоколониалистскому» давлению крупных держав Запада. Собственно, для парирования возможного использования создаваемых этими режимами ракетных потенциалов (даже в условиях преобладания угрозы «традиционного» терроризма, еще не располагающего ОМУ) США и разрабатывают систему ограниченной территориальной ПРО47. (Эту программу многие российские военные эксперты, наряду с их китайскими коллегами и некоторыми европейскими специалистами, рассматривают как задуманную в конечном счете для «обнуления» потенциалов ядерного сдерживания Москвы и Пекина, 47 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 48 лишения их эффективной возможности ответного удара и окончательного установления американской военной гегемонии в мире, и заявляют о необходимости задействования «асимметричных» контрмер). При этом, российские военные специалисты, как правило, весьма скептически относятся к серьезности угрозы, исходящей от разработки ракетных систем в странах «третьего мира», заявляя о несоизмеримости масштабов контрмер в рамках американской программы ПРО и возможностей конкретных режимов по созданию действительно эффективных средств, в частности межконтинентальных баллистических ракет или высокоточных крылатых ракет повышенной дальности. Еще одним потенциальным каналом распространения критических технологий является декларируемое право всех государств на мирное освоение космического пространства как всеобщего достояния человечества48. До сих пор экспертами не найдено эффективных путей различения технологий МБР и космических ракет-носителей, несмотря на некоторые явные отличия в технологиях возвращаемых головных частей и систем управления полетом. В то же время, очевидно, что ведущим космическим державам мира, к которым сегодня присоединился и коммунистический Китай, будет весьма непросто убедить все остальные страны (а среди них и новых региональных лидеров, например Аргентину, Бразилию, Южную Корею или Индонезию) отказаться от развития собственных программ создания таких средств для запуска в космическое пространство, сохранив эту монополию и, соответственно, возможности доминирования на мировом рынке запусков за немногими нынешними лидерами49. Япония и Бразилия, например, уже стоят практически на пороге превращения в космические державы, что в случае Токио создает теоретические предпосылки по созданию собственных МБР в случае неблагоприятного развития ситуации на Корейском полуострове. Отдельную проблему с точки зрения РКРТ представляет вывоз за рубеж (даже под постоянным контролем государствапроизводителя) и возможность обеспечения доступа к технологиям космических носителей, в частности в рамках международных программ типа «Морской старт» или конверсионных носителей на основе бывших МБР и БРПЛ типа систем «Днепр», «Рокот» или «Старт»50. Виктор Мизин Наконец, очевидно, что по мере реализации глубоких сокращений стратегических ядерных сил (СЯС) ведущих стран мира значение обеспечения надежного контроля за ростом ракетных арсеналов в остальных странах мира будет только возрастать. В прямой связи с проблемой предотвращения появления ракетных потенциалов у «проблемных» государств находится и вопрос о параметрах, направленности и масштабах развертывания будущих систем ПРО, а стало быть – и о будущем соревновании в наращивании наступательных или оборонительных систем между ядерными державами. Проблематика распространения ракет и ракетных технологий является, таким образом, крайне многофакторной и многослойной. Помимо темы противоракетной обороны (как стратегической, так и на отдельных ТВД) ракетное нераспространение напрямую связано с угрозой размещения оружия в космосе и с вопросами развития рынка коммерческих космических запусков, распространения «мирных» ракетнокосмических технологий и международного сотрудничества в этой области, а также конкурентной борьбы на мировых рынках национальных ракетопроизводящих отраслей, зависящих от расширения экспорта этой продукции. В силу этой взаимосвязи с огромным числом ключевых проблем мировой политики и экономики ракетное распространение, как и весь комплекс глобальных нераспространенческих 49 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля проблем, – тема крайне политизированная, затрагивающая жизненно важные интересы ведущих держав мира, прежде всего США, их партнеров по НАТО, а также крупнейших развивающихся государств – Китая, Индии и России. Именно Россия в последние годы выступает в качестве одного из наиболее активных сторонников наращивания международных усилий по перекрытию каналов распространения ракетно-ядерных вооружений и других видов ОМУ и одновременно – против использования этой острой темы в целях внешнеполитической пропаганды рядом держав Запада, и прежде всего США. 9. Необходимость новых подходов 50 Испытание северокорейской ракеты средней дальности «Тэпходон-1» (с дальность порядка 2 500 км) в июле 1998 года, ставшее своего рода водоразделом в развитии процессов регулирования ракетного распространения. Это событие подчеркнуло необходимость выработки более действенного, юридически обязательного универсального международного режима, который строго контролировал бы распространение ракет. В то же время, оно предоставило новые аргументы сторонникам разработки новой системы ПРО, активизировавшимся к концу президентского срока Б. Клинтона. Усилия клинтоновской администрации, вступившей в переговоры с Пхеньяном, увенчавшиеся соглашением о приостановке летных испытаний в 1999 году, в результате жесткого подхода сменившей ее республиканской администрации не возобновлены по нынешний день. Не удалось серьезно продвинуться и в рамках многосторонних дипломатических усилий. На данный момент руководство КНДР вновь пытается шантажировать мировое сообщество и прямо угрожает США и Южной Корее. Однако многие эксперты сомневаются в действенности санкций против северокорейского режима и заявляют о невозможности военной операции или смены режима там. Разобщенность Москвы и Вашингтона в трактовке ключевых проблем ПРО и стратегической стабильности, к сожалению, негативно сказалась и на консолидации международноправовых усилий по продвижению задачи противодействия ракетному распространению. В эпоху администрации Дж. Буша в американской военно-политической элите все большее влияние стали получать воззрения о неэффективности Виктор Мизин «пассивных» методов ограничения ракетного распространения через дальнейшее отлаживание международно-правовых механизмов. Ставка делалась на необходимость перейти к активным «контрраспространенческим» мерам военного характера, в частности ускорению работ по созданию системы ПРО, ориентированной для прикрытия от подобного рода угроз. В этой связи довольно скептически рассматривались усилия по поиску решения проблемы на международных форумах. Россия была всего лишь одной из двух стран, поддержавших в 2000 году идею создания экспертной группы ООН по подготовке исследования о ракетах во всех их аспектах, заключительный доклад которой был выработан в июле 2002 года51. В нем приведена информация по истории ракет, современному состоянию программ в разных странах, о действующих договоренностях и новых инициативах в этой области. Российская дипломатия в 1996–2001 годах продолжала затяжные «арьергардные бои» за спасение Договора по ПРО. В ходе этих усилий, к сожалению, не увенчавшихся успехом во-многом из-за превращения ПРО в своего рода фетиш у части политической элиты США, российской стороной был выдвинут целый ряд инициатив по обеспечению международной политико-дипломатической поддержки своей позиции. Хотя и не приведя к какому-либо практическому результату, эти инициативы способствовали, как и в былые советские времена, объединению вокруг позиции Москвы значительного числа развивающихся государств, недовольных вызывающе «имперской» политикой Вашингтона. К числу таких инициатив, зачастую носящих откровенно пропагандистский характер (в стиле ранее внесенной в ООН советской концепции «Всеобъемлющей системы международной безопасности»), относится и предложение о разработке Глобальной системы контроля за нераспространением ракетных технологий (ГСК), впервые выдвинутое Б. Ельциным на встрече «восьмерки» в июне 1999 года и официально внесенное на Конференции по рассмотрению действия ДНЯО в Нью-Йорке в 2000 году. Имелось в виду, что ГСК состояла бы из трех основных блоков. • Во-первых, предлагалось создание многостороннего режима транспарентности в отношении пусков ракет, который мыслился как мера укрепления доверия. Этот механизм основывался бы на российско-американской договоренности от- 51 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 52 носительно уведомлений о ракетных пусках. (Учрежденный по этому соглашению в Москве Центр обмена данными от систем раннего предупреждения и уведомления о пусках ракет, позволявший нейтрализовать потенциальную угрозу случайных или несанкционированных пусков российских и американских ракет, а также контролировать такие пуски любыми другими странами, предоставлял бы технические возможности для создания базы данных, которую затем можно будет использовать в контексте многосторонних договоренностей о пусках, производимых государствами мира). • Во-вторых, ГСК предусматривала предоставление позитивных гарантий безопасности государствам, которые отказывались бы от собственных национальных ракетных программ. • В-третьих, проводились бы многосторонние консультации по проблематике ракетного нераспространения. Таким образом, ГСК представляла собой «всеобъемлющий» пакет политико-дипломатических мер, направленных на предотвращение распространения ракет и ракетных технологий с конечной целью создания глобального режима в этой сфере52. При этом, в задачи ГСК входило бы создание международноправового инструментария, который отсутствовал в РКРТ: разработка стимулов к соблюдению норм нераспространения, направление странами уведомлений о планируемых запусках ракет и космических носителей. Предлагались в российской инициативе и гарантии в области безопасности и укрепления режима нераспространения ракет, а также набор дипломатических и экономических поощрительных мер для стран, которые отказываются от использования ракетных носителей в качестве средств доставки ОМУ. В определенном смысле ГСК стала идейным продолжением более ранней инициативы президента Ельцина от января 1992 года под названием «Глобальная система защиты», также направленной на противодействие американским планам создания системы ПРО53. Инициатива о ГСК все еще не снята с обсуждения. Между тем, ее выдвижение в контексте борьбы с американскими планами создания ПРО почти автоматически обеспечило негативную реакцию со стороны ведущих западных стран. Неудивительно, что направленная против тогдашней американской позиции по ПРО инициатива о ГСК получила поддержку со Виктор Мизин стороны таких стран, как Иран, Индия, КНДР и ряда других государств, многие из которых стремились к созданию своих собственных ракетных арсеналов54. ГСК, к тому же, страдает столь присущим еще «дежурным» советским дипломатическим инициативам «для галочки» всеохватностью, желанием втиснуть в текст все запросные моменты позиции российских военных и ВПК и совершенно не учитывает реакцию потенциальных партнеров (будучи, видимо, скорее заранее рассчитанной на неприятие ими). «Диалектика» российского подхода привела к тому, что выступая против американской программы создания ПРО, России пришлось включиться в активную поддержку мер по обеспечению ракетного нераспространения, с тем чтобы доказать достаточную эффективность политико-дипломатических методов нейтрализации этой угрозы по сравнению с мерами по активному «контрраспространению» с применением военной силы. Тем не менее, некоторые эксперты рассматривали российское предложение как маневр с целью снижения привлекательности Международного кодекса поведения по предотвращению распространения баллистических ракет, выдвинутого Канадой в 1999 году («Гаагский кодекс поведения») в итоге многомесячных усилий по поиску компромиссов и активно обсуждавшегося на встречах РКРТ в 2000–2001 годах. Кодекс призывает государства-участники к максимально возможной открытости и сдержанности при разработке, испытаниях и развертывании баллистических ракетных систем и принятию таких мер транспарентности, как предоставление ежегодных заявлений о таких программах, а также уведомлений о планируемых пусках баллистических ракет и космических носителей. Основными целями этого международного Кодекса поведения являются: • обеспечение доверия и транспарентности в отношении программ баллистических ракет (БР) и космических ракетносителей (КРН), в т.ч. на основе регулярных сообщений об испытательных пусках ракет; • признание государствами, принявшими Кодекс, того факта, что приверженность разоруженческим и нераспространенческим нормам и полное их соблюдение укрепляет доверие в отношении мирных намерений государств; 53 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля • обязательство со стороны государств, принявших Кодекс, не оказывать содействие каким-либо программам БР в странах, которые, возможно, разрабатывают ОМУ, используя способы, несовместимые с нормами, установленными договорами по разоружению и нераспространению. Российский подход к Кодексу с самого начала отличался определенной двойственностью. С одной стороны, Москва поддерживала усилия по его согласованию, в частности, с тем чтобы привлечь на свою сторону поддержку государств, не входивших в РКРТ, за то, чтобы придать этому кодексу юридически обязательный характер, чего, однако, не произошло. С другой стороны, Россия постоянно продвигала тезис о необходимости сужения рамок Кодекса и перевода основных проблем нераспространения на двухстороннюю основу. По мнению ряда ведущих экспертов, принятый документ не свободен от весьма существенных недостатков55. Кодекс является далеко не всеобъемлющим режимом, а лишь сводом неких «политически обязывающих» рекомендаций и принципов. Его действие, в отличие от РКРТ, не распространяется на крылатые ракеты и беспилотные летательные аппараты. Он не требует сдержанности в отношении космических носителей, использующих аналогичные с МБР технологии, хотя, как РКРТ, и предусматривает для государств возможности использовать преимущества, которые предоставляет освоение космического пространства. Тем не менее, Кодекс, вероятно, представлял собой единственно возможное на данный момент решение. Его разработка позволила привлечь к конкретным усилиям по согласованию параметров ракетного нераспространения такие «проблемные» государства, как Китай, Индию, Пакистан и Израиль, а на определенном этапе и Иран. 10. Будущее режима. Новый договор? 54 Хотя формально инициативу о ГСК и можно развивать и дорабатывать параллельно Кодексу (их элементы перекликаются), было бы полезнее и логичнее сосредоточиться на дальнейшем развитии Кодекса, дабы избежать распыления сил. При этом могли бы быть учтены и российский интерес к разработке так называемых негативных гарантий безопасности Виктор Мизин для государств, воздерживающихся от ракетных программ, и к задачам развития технологического сотрудничества. Однако более радикальным шагом представляется сосредоточение усилий над новым документом, разработанным, возможно, на основе Кодекса, то есть (смоделированном по типу ДНЯО) глобально и юридически обязывающем режиме , закрепленном в международном Договоре (Конвенции) о нераспространении ракет и ракетных технологий. В этом документе содержались бы конкретный набор определений и терминов, очерчивающих его охват, четкие права и обязанности участников, недвусмысленную систему мер доверия и транспарентности, а также механизм контроля и проверки. На первом этапе такой документ представлял собой лишь международно-правовую кодификацию основных положений РКРТ, принятую как большинство договоров по разоружению под эгидой ООН и открытую к подписанию в ее стенах. По существу, речь шла бы о разработке еще одной международной конвенции по экспортному контролю, на этот раз в области ограничения поставок определенных видов ракет и ракетных технологий. В будущем в рамках имплементации этого соглашения можно было бы поставить вопрос о некотором ужесточении пороговых ограничений РКРТ. Скажем, можно было бы пойти на снижение лимитов по дальности ракетных систем, разрешенных к экспорту с 300 до 150 км, а забрасываемого веса – с 500 до 200 кг. Очевидно, что на этом первом этапе не ставилась бы задача отказа от какого-либо класса ракетных систем, а лишь о контроле за их оборотом, что, прежде всего, касалось бы ведущих производителей ракетной техники и «проблемных» государств – нынешних «пролиферантов». В будущем, тем не менее, не исключен и вариант более далеко идущих мер. В частности, можно было бы предложить глобализацию запрета на ракеты средней и меньшей дальности (РСМД), в течение ряда лет предлагаемую рядом экспертов, а также запрет на создание новых видов и типов и на полетные испытания определенных типов ракет. В отличие от Кодекса новая Конвенция предусматривала бы ужесточение контроля за экспортом крылатых ракет и БПЛА и международным оборотом связанных с ними технологий. Главным рычагом по повышению привлекательности возможной центральной идеи в будущем «глобальном» договоре о ракетном нераспространении на смену РКРТ могла бы стать 55 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 56 концепция отказа от ракетной компоненты большой дальности в вооруженных силах стран «третьего мира». Этот непростой шаг можно было бы стимулировать, предложив, во-первых, гарантии безопасности со стороны ведущих мировых держав, а также значительные финансовые инвестиции в эти государства. Такая широкомасштабная экономическая помощь, как в случае с противодействием Запада советскому коммунистическому влиянию в недалеком прошлом, в рамках своего рода гигантского по размаху нового «плана Маршалла» размывала бы социально-экономическую основу недовольства в отношении демократического «Севера» и способствовала созданию в «третьем мире» ориентированной на мирное поступательное развитие в сторону демократизации, избавление от метастаз исламского экстремизма прослойки населения и связанной с ней экономической базы. В этой связи в дальнейшем следовало бы предложить создание международного консорциума, в том числе и под эгидой ООН, однако реализуемого ведущими державами мира. Данная международная организация в обмен на обязательство государств не создавать определенные виды ракетной техники осуществляла бы для них запуск космических аппаратов на льготных условиях. Учреждение такого консорциума было бы сопряжено с принятием постоянными членами СБ ООН, а возможно, и членами «группы восьми» индустриальных государств обязательств о гарантиях безопасности странам-членам Конвенции и участникам ДНЯО. Такой консорциум под патронажем ведущих стран мира, например «группы восьми» или «евротройки», Китая и России был бы наделен широкими правами, вплоть до осуществления своего рода протектората над ракетными программами соответствующих государств. Он вел бы все работы в «проблемных» странах по ракетным технологиям и исследованиям и по их прекращению и невозобновлению под строгим контролем. Взамен им стимулировался бы приток в эти государства новых технологий и инвестиций в не связанные с ОМУ сектора экономики и осуществлялась бы гарантия от силовых акций со стороны, например, США. Подобная схема применима и для обеспечения действенности ДНЯО в ядерной области. Таким образом, одновременно обеспечивалось бы строгое соблюдение ДНЯО и международных норм ракетного нераспространения. Виктор Мизин Россия как один из глобальных гарантов и ключевых участников международных режимов нераспространения могла бы выступить с инициативой разработки данной конвенции в развитие РКРТ, ГСК и Кодекса поведения в области ракетного нераспространения и предложить его основные положения (их несложно разработать на базе уже имеющегося при согласовании Кодекса интеллектуального задела и дебатов о будущем РКРТ). Данная инициатива могла бы стать одной из главных тем, продвигаемых российской дипломатией, – до и после обзорной конференции по ДНЯО 2010 года. В то же время, эту идею уместно обговаривать и в двустороннем формате с ведущими международными партнерами России. Российская дипломатия – с учетом ее традиционных отношений с такими ключевыми с точки зрения разработки Конвенции игроками, как Индия, Китай, Северная Корея, Иран, Сирия и, разумеется, США и «евротройка» – находится в наиболее выигрышной ситуации по сравнению с любой другой державой или международной организацией в плане аргументированного обоснования данной инициативы и убедительной демонстрации ее приемлемости и выгодности для каждой группы государств или отдельных стран. В частности, в диалоге с индийскими партнерами следовало бы акцентировать недискриминационный характер инициативы о конвенции по ракетному экспортному контролю, ее отличие, например, от ДНЯО, тот факт, что она практически не затрагивает ракетные программы Индии и ее стратегические интересы. В контактах с представителями Китая можно было бы отметить, что Россия не будет предлагать в контексте учреждения будущего консорциума жестких ограничений на наращивание ракетных потенциалов до завершения ряда китайских программ создания СЯС. Можно предположить, что в духе подходов, зафиксированных в ДНЯО (хотя они и вызывают критику у развивающихся стран), предлагаемые в будущем ограничения на развитие ракетных потенциалов не будут распространяться на «пятерку» постоянных членов СБ ООН. Вопрос о дальнейшем развитии международно-правовой базы ракетного нераспространения стал бы важной темой развивающегося российско-американского партнерского диа- 57 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля лога по центральным проблемам глобальной безопасности и стратегической стабильности. Даже если данная инициатива о разработке «ракетной конвенции» на нынешнем этапе и не встретит серьезной поддержки, сам факт ее выдвижения российской стороной будет, несомненно, способствовать укреплению имиджа России как ведущей мировой державы-гаранта и сторонника международных режимов нераспространения ОМУ. 11. Проблематика ракет средней дальности и будущее Договора о РСМД 58 Отдельная тема ракетного нераспространения – проблематика ракет средней дальности (500–5 500 км). Договор о РСМД в течение продолжительного времени был словно «забыт» даже в экспертном сообществе, поскольку, как казалось, успешно решил поставленную задачу полной ликвидации целого класса ракетных систем у бывших главных военно-политических оппонентов в мире. Вместе с тем, как бы само собой подразумевалось, что другие страны сохраняют право иметь подобные системы. Среди них в первую очередь следует отметить Китай (РСМД Китая, см. Таблицу 1) с его ракетами средней дальности, составляющими основу ударной ядерной мощи НОАК, а также Индию (РСМД Индии, см. Таблицу 2), Пакистан, Ирак (при Саддаме Хусейне) и Иран, быстрыми темпами наращивающие свои ракетные потенциалы56. Целый ряд стран мира имеет на вооружении ракеты малой дальности, несколько – ракеты промежуточной (свыше 100 км) дальности и лишь немногие «избранные» обладают баллистическими ракетами межконтинентальной (свыше 5 000 км) дальности. На Ближнем и Среднем Востоке, в Южной и Северо-Восточной Азии и в Восточной Европе около 25 государств имеют системы малой дальности. У большинства из них они представлены различными модификациями советских ракет «Скад-В» («Р-17») с дальностью около 300 км. Небольшое число стран располагают системами дальностью 600–700 км, включая китайские «DF-15», индийскую «Aгни-1», пакистанскую «Шахин-1» и различные модификации «Скадов» у Египта, Сирии, Ирана и КНДР. Виктор Мизин Таблица 1. РСМД Китая Типы ракет Пусковые установки Количество ракет Примерная дальность, км DF-4/CSS-3 МБР 10–14 20–24 5,470+ DF-3/CSS-2 РСД 6–10 14–18 2,790+ DF-21/CSS-5 Mod 1/2 РСД 34–38 19–50 1,770+ JL-1 SLBM БРПЛ 10–14 10–14 1,770+ DF-11/CSS-7 ОТР 100–120 435–475 300 M-7 (CSS-8 ОТР Всего 150 160–196 498–581 Источник: Минобороны США. У пяти государств – Индии, Израиля, КНДР, Ирана и Пакистана – развернуты ракеты промежуточной дальности. При этом, КНДР имеет одноступенчатые ракеты «Нодонг» с дальностью 1 000 км. Эта система послужила основой для создания иранской ракеты «Шехаб-3» и пакистанской «Гаури». Израиль разработал двухступенчатую ракету «Джерико-2» с дальностью около 1 400 км, а такие ракеты, как пакистанская «Шахин-2», индийская «Агни-2», китайская «DF-21A» и северокорейская «Тепходон-2» имеют дальность более 2 000 км. Индия работает над ракетой «Агни-3» с дальностью 3 000–5 000 км57. Многие эксперты считают в этой связи, что будущие конфликты в «третьем мире» будут вестись главным образом с применением таких систем. Они же будут представлять основную угрозу для стран Запада и России в ближайшем будущем58. Между тем, у мирового сообщества уже имеется неплохой исторический опыт ограничения гонки вооружений в этом классе ракетных систем. 59 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля Таблица 2. РСМД Индии ТИП Дальность, км Мощность БГ, кг Притхви I (P-I) 150 800 Притхви II 250 500 Притхви III 350 500 КР Сагарика 750 500 Агни Ib 800 1 000 Агни II 2 000–2 500 1 000 Источник: СИПРИ. 60 В феврале 1987 года в результате давления сторонников контроля над вооружениями Советский Союз согласился «расцепить» достижение договоренности о ракетах средней дальности в Европе с вопросом о соблюдении Договора по ПРО. Таким образом, СССР пересмотрел свой традиционный подход, предусматривавший одновременное (в неразрывной диалектической связи) продвижение на трех направлениях переговоров в отношении систем стратегических наступательных вооружений (СНВ), ПРО и РСМД, которые являлись органическими составляющими военной угрозы для Советского Союза. Такой подход отражал желание М. Горбачева и сторонников его политической линии как можно быстрее добиться значимых результатов на затяжных переговорах по разоружению. Летом 1987 года СССР, опять же в результате принятия аргументов «разоруженческого лобби» в экспертном сообществе, к удивлению американских партнеров внес новое предложение – так называемый «глобальный двойной нуль», то есть согласился на уничтожение всего спектра ядерного оружия средней дальности (свыше 500 км), включая такие свои ракеты, развернутые в азиатской части страны. Это позволило довольно быстро выйти на договоренность о полной ликвидации ракет средней дальности. Договор о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (Договор по РСМД) был подписан 8 декабря 1987 года в Вашингтоне Генеральным секретарем ЦК КПСС М. Горбачевым и президентом США Р. Рейганом и вступил в силу 1 июня Виктор Мизин 1988 года. В соответствии с ним Советский Союз ликвидировал все ракетные комплексы «Пионер» («СС-20», «РСД-10»), а также ракеты «Р-12» («СС-4») и «Р-14» («СС-5») и оперативнотактические ракеты наземного базирования, дальность которых превышала 400 км. Таким образом, впервые в истории начался процесс реального ядерного разоружения – произошла ликвидация целого, довольно широкого, класса ракет. Был сделан первый конкретный шаг к устранению завалов «холодной войны» и существенному снижению уровня стратегической военной угрозы и ядерного противостояния, частично начатого реализацией процесса ограничения стратегических вооружений (ОСВ) в области ограничения стратегических вооружений. Договор стал первым прорывом в деле разоружения после неудачи переговоров в Рейкьявике, где Москве и Вашингтону не удалось преодолеть разногласия и недоверие и договориться об уничтожении ядерного оружия. По свидетельствам российских экспертов-атомщиков и военных экспертов, к концу 1980-х годов Советский Союз обладал примерно 45 тыс. ядерных боезарядов (США считали, что их у СССР было около 30 тыс.)59. США имели тогда более 33 тыс. ядерных боезарядов и, кроме того, могли в случае усиления международной напряженности ускоренно изготовить еще порядка 10 тыс. подобных боеприпасов. В будущей глобальной ядерной войне, таким образом, можно было предвидеть применение всеми сторонами более 100 тыс. различных ядерных боезарядов. Прорыв в сфере разоружения в конце 1980-х годов в принципе объективно назрел. Можно утверждать, что ядерное противостояние между СССР и США при президенте Р. Рейгане достигло наивысшей точки со времен Карибского кризиса. Получили распространение крайне опасные стратегии превентивного, внезапного или «ограниченного» ядерных ударов, затяжной ядерной войны «до победного конца» и т.п. Обе стороны прилагали огромные и крайне дорогостоящие усилия по снижению до минимума времени на предупреждение о начале ядерного удара60. Осознание перспективы возможного уничтожения всего живого на планете, в том числе в результате неправильной оценки действий другой стороны или технического сбоя, требовало срочных шагов, чтобы отвести мир от ядерной пропасти. Примечательно в этой связи, что первый 61 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 62 шаг был сделан не в области стратегических вооружений, а в отношении систем средней дальности, которые тем не менее представляли серьезную угрозу безопасности СССР. По Договору стороны обязались не производить, не испытывать и не развертывать баллистические и крылатые ракетные системы средней и меньшей дальности наземного базирования61. В соответствии с Договором по РСМД, Советскому Союзу предстояло ликвидировать 809 своих ракет средней дальности, в том числе 654 новейшие ракеты «Пионер» («СС-20», «РСД-10») с тремя ядерными боеголовками каждая, а также 155 более старых ракет «Р-12» и «Р-14», 957 ракет меньшей дальности «ОТР-22» и «ОТР-23» и 80 крылатых ракет «РК-55». Американцы, в свою очередь, должны были уничтожить 846 своих ракет, в том числе 234 системы, развернутые (в количестве 120 единиц) в качестве своего рода их ответа на «СС-20» – ракеты «Першинг-2», которые представляли существенную стратегическую угрозу для СССР, прежде всего, вследствие крайне малого «подлетного времени»: «Першинги-2» могли достигать Москвы за 6-8 минут и уничтожить важнейшие стационарные объекты советского военно-политического руководства еще до того, как оно смогло бы отдать приказ об ответном ударе, что, безусловно, резко меняло стратегический баланс62. Стороны выполнили условия этого Договора с опережением согласованного графика уничтожения, ликвидировав 2 692 ракеты, пусковые установки этих ракет, связанные с ними вспомогательные сооружения и оборудование, районы развертывания, ракетные операционные базы и ракетные вспомогательные объекты63. Договор по РСМД предусматривал беспрецедентные прежде меры открытости и доверия. Вопрос о контроле крайне важен для понимания всей сложности реализации концепции «глобального нуля» по РСМД. В соответствии с п. 3 статьи IX Договора СССР и США в течение месяца после вступления его в силу представили друг другу обновленные данные по состоянию на дату его вступления в силу – 1 июня 1988 года. Взаимные инспекции должны были проводиться в войсках и на ракетных производствах не только в СССР и США, но и в ФРГ, Великобритании, Италии, Бельгии и Нидерландах, где располагались американские ракетные базы. За время реализации Договора инспекционные группы СССР провели Виктор Мизин около 250 инспекций ракетных объектов в США и в Европе, а американские – около 530 инспекций на территории СССР. По сей день группа американских военных инспекторов продолжает работать на Воткинском ракетном завод, где производятся внешне похожие на «СС-20» межконтинентальные баллистические ракеты «Тополь-М». Ракеты «СС-20» под непосредственным контролем инспекционных групп США уничтожались методом пуска и подрыва на полигоне Капустин Яр. Процесс уничтожения ракет, пусковых установок и другой инфраструктуры был завершен в мае 1991 года. Договор по РСМД был бессрочным, однако стороны могли выйти из него, если бы пришли к выводу о наличии угрозы их «жизненным интересам». Россия как правопреемница СССР связана его положениями. Вряд ли окрыленные успехами разрядки и реализации «нового мышления во внешней политике» в конце 1980-х годов советские архитекторы разоружения могли представить себе, что Договор по РСМД станет заложником новой напряженности между Москвой и Западом в первое десятилетие 21-го века. Еще при демократической администрации Б. Клинтона в Вашингтоне стали проявляться тенденции по «переосмыслению» подходов США к проблемам разоружения и стратегической стабильности. Но только при администрации Дж. Буша-младшего американцы твердо встали на путь подрыва всего процесса контроля над вооружениями. В этой связи необходимо отметить, что первоначальная реакция в Москве на беспрецедентный слом Соединенными Штатами всей системы международно-правового контроля над вооружениями и устранение таких важнейших соглашений, как Договор по ПРО, Договор по запрещению ядерных испытаний, СНВ-2, рамочное соглашение СНВ-3, соглашение о разграничении стратегической и тактической систем ПРО, Договор о прекращении производства делящихся материалов в военных целях и др. была более-менее спокойной. По мере укрепления экономических позиций России и ее роли в мировых делах, это отношение стало меняться. Москву все больше стало беспокоить «менторство» Запада и попытки навязывать России «двойные стандарты», игнорировать наши законные интересы, в том числе и в сфере безопасности. 63 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 64 Несмотря на принятые Москвой меры по преодолению наследия «холодной войны», непротиводействию распаду Варшавского договора, сокращению обычных вооружений и вооруженных сил в Европе и в рамках двусторонних соглашений с США по стратегическим ядерным силам, а также в одностороннем порядке со стороны США и НАТО не было, по мнению российских военно-политических кругов и экспертного сообщества, предпринято адекватных ответных или встречных шагов. Наоборот, НАТО продолжила процесс своей географической экспансии, вплотную подойдя к границам России. Сохранение этого военно-политического альянса с существующей у него наступательной военной доктриной, по мнению российских военных, потребует коренной перестройки российского военного планирования и принципов строительства Вооруженных Сил России, включая изменение российской ядерной стратегии64. У Москвы все более складывалось впечатление, что, говоря о «стратегическом партнерстве» с Россией, США на самом деле стремились загнать ее в геополитический угол. Особенно опасным становится в этой связи реализация планов НАТО по включению в альянс Грузии и Украины. Видимо, стремлением экспертов Генштаба ВС РФ найти новые аргументы для воздействия на администрацию Дж. Буша и можно объяснить желание «припугнуть» ее выходом из Договора по РСМД. В определенных кругах российской оборонной промышленности данный Договор всегда рассматривался как символ «предательства» интересов России. Особое негодование, в частности, вызвал отказ горбачевского руководства в «инициативном» порядке от ракеты «Ока» СС-23 («ОТР-23») с дальностью, формально не подпадавшей под ограничения Договора по РСМД, но вызывавшей «озабоченность» у США65. Это решение было принято лично М. Горбачевым при поддержке министра иностранных дел Э. Шеварднадзе, несмотря на вполне отчетливое сопротивление военных и Политбюро66. Кроме того, в соответствии с п. 6 статьи II Договора, к ракетам меньшей дальности относятся баллистические и крылатые ракеты наземного базирования, дальность которых равна или более 500 км и не превышает 1 тыс. км. Ясно, что, если, например, на ракете «Искандер» уменьшить полезную нагрузку, она сможет в соответствии с законами баллистики получить дальность и более 500 км. То есть по существу До- Виктор Мизин говор по РСМД мешает нашим военным разрабатывать новые системы для новых задач, в то время как у других стран (помимо США) руки развязаны. В частности, заявленное президентом Д. Медведевым в послании Федеральному собранию с подачи Генштаба ВС РФ намерение разместить комплексы «Искандер» в Калининградской области имеет смысл, только если их дальность будет увеличена до 500 и более километров. В то же время, весьма недальновидными представляются предложения ряда военных экспертов внести поправки в Договор по РСМД в соответствии с его статьей XVI. Речь идет об идеях разрешить охватываемые Договором системы в неядерном оснащении. Такая мера почти наверняка будет крайне негативно встречена в США, поскольку там опасаются размывания и вскрытия Договора и появления у России нового класса неядерных ракет промежуточной дальности. Более того, такие новые правила засчета крайне трудно проконтролировать, а это будет вести к новым подозрениям и взаимным претензиям. Не случайно у российских военных вызвали серьезную озабоченность планы США по оснащению ракет «Трайдент» для антитеррористических миссий обычными боезарядами в рамках программы «Глобального удара». Нам самим не выгодно появление средств с большой точностью наведения у США и их союзников. Поэтому при обдумывании ответных шагов нам важно не давать нашим оппонентам поводов для обвинения России в несоблюдении Договора по РСМД. Озабоченность и разочарование российской военной элиты односторонними шагами администрации Дж. Буша по выхолащиванию переговорного процесса в области сокращения вооружений и укрепления международной безопасности в ее военном компоненте были в прошлом вполне понятны и логичны. Такая линия США, естественно, не могла не сказаться на двусторонних отношениях. В Москве с явным раздражением встречались любые американские шаги, которые укрепляли опасения в том, что в Вашингтоне Москву не считают равноправным стратегическим партнером и не готовы реально уважать наши жизненно важные национальные интересы. Впервые российская сторона заявила о возможности «аннулирования» Договора по РСМД в июне 2000 года, когда президент В. Путин, впрочем, в довольно мягкой форме, обозначил вариант выхода из него в ответ на выход США из Договора по ПРО. 65 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 66 В январе 2005 года тогдашний министр обороны С. Иванов в ходе визита в США также, по сообщениям западной прессы, упомянул о такой возможности67. На это заявление российского министра его американский коллега Д. Рамсфелд якобы сказал, что «это его не беспокоит»68. Правда, эта версия, появившаяся на страницах «Файнэншл таймс», отрицалась тогда и в Минобороны России, и в Пентагоне. Представитель американского военного ведомства заявил, что «Соединенные Штаты являются одной из сторон, подписавших Договор, и он служит осуществлению военных задач». В Пентагоне отметили, что США «будут защищать» этот Договор. В Минобороны РФ, со своей стороны, тогда дали понять, что в ходе официальных переговоров С. Иванова с Д. Рамсфелдом вопрос о возможности выхода из Договора по РСМД не поднимался. Тогда западные эксперты не исключали, что «зондаж» С. Иванова о возможности выхода Москвы из Договора по РСМД, является ответом на расширение НАТО на Восток, а также «возможную угрозу со стороны Китая»69. Тем не менее, позднее, выступая 8 февраля 2007 года в Думе, С. Иванов назвал подписание Договора по РСМД «большой ошибкой». 19 февраля командующий ракетными войсками стратегического назначения генерал-полковник Н. Соловцов пошел еще дальше, пригрозив, что российские ракеты могут быть нацелены на любые объекты американской системы противоракетной обороны в Европе. Он не угрожал ввести координаты этих целей в российские системы наведения ракет, однако такое намерение было очевидно. Тогдашний начальник Генштаба ВС РФ Ю. Балуевский 15 февраля 2007 года подтвердил возможность такого сценария. По его словам, хотя Договор между Москвой и Вашингтоном имеет бессрочный характер, «но возможность выхода из него существует, если одна из сторон предоставит убедительные доказательства о необходимости выхода. Сегодня такие убедительные доказательства есть». В качестве причин, побуждающих Россию учитывать возможность выхода из Договора, генерал назвал активную разработку баллистических ракет средней дальности странами «третьего мира» и развертывание комплексов противоракетной обороны США в Европе. «То, что сегодня они делают, создавая третий позиционный район ПРО в Европе, не поддается никакому объяснению», – заявил тогда начальник Генерального штаба70. Дальнейшее развитие Виктор Мизин ситуации, по словам генерала, будет зависеть от действий США в области создания системы ПРО. Ю. Балуевский также выразил сожаление в связи с тем, что «Россия, выполнив договор по РСМД, потеряла многие системы такого оружия, которые были уникальные». 10 февраля 2006 года о проблеме проектирования и производства ракет средней и меньшей дальности в странах «третьего мира» упомянул в своей знаменитой речи на Конференции по вопросам политики безопасности в Мюнхене В. Путин. 12 октября 2007 года он поставил вопрос о возможности выхода из Договора по РСМД в зависимость от поведения других стран. По мнению Ю. Соломонова, бывшего директора и генерального конструктора Московского института теплотехники, являющегося на сегодня головным разработчиком российских баллистических ракет, возобновить производство баллистических ракет средней дальности (БРСД) технически возможно. По его словам, «мы готовы к возможному производству БРСД и интеллектуально, и нашими производственными мощностями. Но решение об этом должно принять политическое руководство страны. Вопрос очень серьезный, поскольку задеваются интересы США и других стран Запада. Все это нужно хорошо продумать». Позднее заявления о возможности выхода России из Договора по РСМД были повторены представителями Минобороны71. Министр иностранных дел России С. Лавров в свою очередь уточнил, что решение о выходе из Договора пока не принято. «Мы просто констатировали ситуации. …Обе стороны выполняют этот договор но ситуация развивается достаточно интенсивно в том плане, что ни одна другая страна таких обязательств на себя не брала и каких-то ограничений не имеет». «Все больше государств создают ракеты такого радиуса, – подчеркнул глава МИД России. – Мы уже не первый раз обращали на это внимание, просто как на факт». По его словам, «мы обязаны учитывать развитие стратегической ситуации вокруг наших границ и, делая это, определять, какие меры необходимо принять, чтобы на практике иметь возможность поддерживать стратегическую стабильность»72. Из приведенных выше выдержек из заявлений представителей российского политического и военного руководства видно, что окончательного решения о судьбу Договора по 67 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 68 РСМД пока не принято, хотя вполне очевидно, что наш выход из него не является чем-то невозможным, и такая идея прочно закрепилась в умах российской военно-политической элиты. Тем самым можно предположить, что дискуссия вокруг этого Договора продолжается, что дает нам возможность изложить собственное мнение на этот счет. На наш взгляд, Договор по РСМД ни при каких обстоятельствах не должен быть заложником эмоций и спонтанных решений. Самим нам не следовало бы мостить дорогу к слому Договора, поскольку это было бы большой политической ошибкой, способной серьезно сковать возможности по возвращению разоруженческого процесса в нормальное, конструктивное русло. Существенным образом подрывался бы традиционный авторитет России как одного из «столпов» и интеллектуальных лидеров международного процесса разоружения и контроля над вооружениями. А у него сегодня все больше сторонников в мире. Согласившись на выход из Договора, мы в определенной степени оказались бы «в одной лодке» с натовскими военно-политическими «ястребами», даже подыграли бы их линии – без каких-либо политических дивидендов для себя. При проведении нашей внешней политики нам не следует слепо копировать американские эскапады, как бы отвергая известный принцип: «что позволено Юпитеру, не позволено быку». Кроме того, как отмечают (впрочем, сейчас малочисленные) умеренно-либеральные политологи, реализация подобных заявлений на практике нанесла бы скорее вред безопасности страны. Наш выход из Договора по РСМД стал бы «превосходным подарком» государствам ЕС, с которыми Россия стремится расширить партнерство и призывает трансформировать НАТО. А если иметь в виду еще и периодические упоминания о новейшем российском ядерном оружии, которого нет ни у кого, то это прямой вызов Западу в целом73. Действительно, одно дело заявлять о возможности возобновления производства «ОТР-10», их не пошедших в серию последних модификаций («Пионер-3», «Скорость») или новой системы на этой базе со сходными задачами и совсем другое – наши реальные возможности. Для такой программы, реализация которой потребует немало лет, может просто не хватить финансовых средств. Ведь Виктор Мизин хорошо известно,что, несмотря на очевидное желание улучшить положение дел и осуществляемые программы правительства в этой сфере, уровень реального оснащения российской армии крайне низок, несравним с ведущими странами НАТО. Воткинский завод ежегодно срывает планы по поставке МБР «Тополь» – сегодня основы нашего стратегического сдерживания – и до сих пор не приступил к производству только что испытанной «РС-24», а тут еще новая нагрузка в виде задачи по производству «на потоке» сотен новых БРСМД в дополнение к уже непосильным для серийного выпуска ОТР новых типов. Пока что не удается приступить и к массовому производству новых ракет «Искандер» с дальностью 280 км, созданных на замену «Оке» (мы их имеем лишь одну бригаду). Кроме того, надеясь на новые программы перевооружения, следует учитывать и сдерживающий фактор нынешнего финансового кризиса, который грозит затянуться и существенно ограничить наши возможности. Разумеется, можно, в конечном счете, изыскать для этого необходимые средства, сократив расходы на социально-экономические нужды, но это уже означало бы возврат к крайне милитаризованной экономике советского типа. Надо просчитывать и ответные возможные контрмеры наших западных оппонентов. В свое время стремление заключить Договор по РСМД диктовалось императивом отвести от страны угрозу со стороны сотен высоко мобильных и неуязвимых, стратегических по существу для СССР, средств «первого удара», накрывавших все советские центры управления и силы сдерживания вплоть до дуги Мурманск – Горький – Батуми. Причем хорошо известно, что появление «Першингов-2» у наших границ было во многом спровоцировано нашей собственной недальновидной, не просчитанной на перспективу линией: усиливать давление на европейских и азиатских союзников США в ответ на угрозу размещенных на их территориях многочисленных ядерных средств передового базирования. Сегодня США в принципе обладают и технологическими, и бюджетными возможностями вновь ответить нам развертыванием сотен уже новейших средств средней дальности в Европе и Азии. Вряд ли такая перспектива в наших интересах. Более того, для усиления единства в блоке сегодня это может быть сделано не только в виде тысяч крылатых ракет на над- 69 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 70 водных кораблях и подлодках у берегов России, но и путем размещения наземных средств на территории традиционно негативно настроенных к нам государств Балтии и Восточной Европы, что еще более сокращает подлетное время и время на предупреждение. Ясно, что наш возможный выход из РСМД и слом Договора об обычных вооруженных силах в Европе (ДОВСЕ) только подтолкнут Западную Европу к новому витку «холодной войны» и вновь, как и прежде, когда Россия пыталась «вбить клин» в единство натовских стран, только сильнее сплотят европейских членов Альянса вокруг США перед лицом вновь обозначившейся традиционной «угрозы с Востока». Выход из Договора лишь ускорит темп работ по созданию европейской и азиатской систем ПРО с участием союзников США. Тем более что в военно-стратегическом плане у нас уже достаточно средств – кстати, помимо традиционно предусмотренного в советской военной доктрине перенацеливания туда наших МБР и БРПЛ – для нейтрализации нынешних и планируемых к развертыванию натовских объектов, которые могут нам потенциально угрожать в Европе. Это тысячи все еще не ликвидированных боезарядов «тактического» ядерного оружия, размещенных в том числе и на авиационных носителях, включая бомбардировщики «Ту-22М» (в западной классификации – «Бэкфайр»), а в недалеком будущем перспективные ОТР «Искандер», которые можно оснастить и ядерными боеголовками и разместить на передовых рубежах, при этом существенно увеличив их дальность – вплоть до разрешенного Договором по РМСД нижнего предела в 500 км. Существующие «Искандеры» с дальностью 280 км до будущих американских баз ПРО в Польше и Чехии не достают. Однако теоретически можно увеличить их дальность до 500 и даже 2 500 км – в этом, вероятно, один из побудительных мотивов к выходу из Договора. Впрочем, его можно обойти, передав ракеты с такими возможностями третьей стране, например Белоруссии. Правда, это будет означать недвусмысленный возврат к ситуации военного противостояния образца 1980-х годов со всеми вытекающими последствиями. Видимо поэтому угрозы слома Договора мало кого в Европе серьезно испугали, и наши разъяснения на этот счет на Конференции по разоружению были фактически проигнорированы. Виктор Мизин Очевидно, осознание опасных последствий подобных «прожектов» как с точки зрения безопасности, так и внешнеполитического имиджа страны возобладало, и в Москве стали приглушать угрозы выхода из Договора по РСМД, отрабатывая назад в политико-дипломатическом плане. На 62-ой сессии Генеральной Ассамблеи ООН по случаю 20-летия документа Россия и США выступили с совместным заявлением, в котором подчеркивалось значение Договора по РСМД74. (По иронии, это последовало через два дня после высказывания главкома российских РВСН 22 октября 2007 года о том, что у Москвы имеется все необходимое для производства таких ракет). Стороны призвали все страны присоединиться к Договору, сделав его многосторонним документом, запрещающим ракеты средней и меньшей дальности для всех государств мира. Понятно, что этот призыв вряд ли предусматривал немедленное начало переговоров по данной инициативе. Ведь для таких ведущих разработчиков ракетных систем в развивающемся мире, как Китай, Индия, Пакистан, КНДР или Иран это означало бы фактический отказ от основного ударного компонента их военной мощи. Если бы это произошло, отпала бы сама собой и необходимость или предлог для развертывания новых американских систем ПРО. С другой стороны, для самих стран-«отказников» потребовались бы крайне убедительные гарантии безопасности со стороны ведущих держав мира. Сама по себе идея интернационализации Договора по РСМД не нова. Она обсуждалась в сообществе западных специалистов по контролю над вооружениями чуть ли не с самого момента подписания Договора75. Такой договор был бы недискриминационным в том узком смысле, что он предусматривал бы одинаковые для всех стран мира обязательства по отказу от определенного класса ракетных систем. Разумеется, глобальный запрет на РСМД сочетал бы в себе позитивные стороны и преимущества Договора по РСМД и Договора о нераспространении ядерного оружия, а также Режима контроля за ракетными технологиями . В отличие от РКРТ такой возможный договор накладывал бы на все государства одинаковые обязательства отказаться от определенного типа ракетных систем – без выделения, как это имеет место сегодня в ДНЯО или РКРТ, какой-либо их «при- 71 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 72 вилегированной» группы, которой позволено иметь что-то, запрещенное для всех остальных. Для реализации этой идеи, естественно, потребовались бы большие подготовительные усилия. Прежде всего, необходимо было бы добиться единого мнения по предмету договора всех наиболее влиятельных государств мира, а не только России и США, с тем чтобы начать кропотливую разъяснительную работу среди стран «третьего мира». Вполне понятно, что такие страны, как Китай, Индия, Пакистан или Иран скорее всего отказались бы войти в число участников нового договора об универсальном запрете РСМД во всем мире. В качестве временной меры на первом этапе им можно было бы предложить запрет на летные испытания новых ракет. Для повседневного руководства процессом ликвидации во всемирном масштабе сразу после подписания договора хотя бы рядом ключевых государств (например, членами ядерной «пятерки» или «большой восьмерки») необходимо создание новой международной организации или международного секретариата для контроля за ходом реализации данного договора, решения разноплановых вопросов, относящихся к соблюдению всего комплекса обязательств по нему, а также для согласования дополнительных мер по повышению его действенности. Она могла бы в определенной мере стать международным аналогом предусмотренной двусторонним Договором по РСМД Специальной контрольной комиссии (СКК), а также, в какой-то степени, – российского и американского центров по уменьшению ядерной опасности. По примеру Организации по запрещению химического оружия (ОЗХО) можно предположить, что для этого потребуется несколько сотен миллионов долларов. Собрать эти средства с учетом традиционного нежелания государств тратиться на создание новых международных структур в области контроля над вооружениями будет крайне непросто, к тому же в условиях нынешнего мирового финансового кризиса. Тем не менее, это не должно сдерживать усилий, связанных с реализацией идеи глобального договора по РСМД. Такой орган, прежде всего, должен будет заняться выявлением подпадающих под запрет систем у государств мира. Для этого недостаточно одного анализа уже имеющейся инфор- Виктор Мизин мации – необходимо проведение миссий по сбору фактов на местах дислокации и проверке исходных данных. Придется разработать и новые процедуры уничтожения ракет, головных частей, включая боезаряды (обычного оснащения) и приборные отсеки, пусковых контейнеров, пусковых установок и транспортных средств для ракет, а также вспомогательных сооружений в определенных международных центрах по уничтожению. Сделать это необходимо таким образом, дабы не вызвать протесты общественности в связи с угрозой безопасности при ликвидации ракет методом пуска и опасности для окружающей среды при их ликвидации методом подрыва. Отдельная проблема – как поступать с боеголовками, содержащими боезаряды с ОМУ, если таковые будут находиться на вооружении стран-участников. Очевидно, что у многих государств «третьего мира», переживающих затяжной социально-экономический кризис развития, не найдется средств на цели ликвидации. Следовательно, потребуется создание донорского Фонда на цели реализации договора при новой организации. Еще более крупные средства потребуются для создания всемирной системы проверки, инспекций на местах и мониторинга на объектах в целях невозобновления запрещенной деятельности. Механизм контроля за выполнением даже двустороннего Договора у имеющих огромный опыт в этом плане России и США крайне сложен. Процедуры многостороннего контроля также должны, очевидно, включать предоставление уведомлений об инспекциях, их подтверждение, предоставление планов полетов инспекционных групп, их утверждение, объявление вида и места инспекции, установления ограничений на перемещение инспекторов, обеспечение их доставки к месту инспекции и обратно, проведение самих инспекций и выполнение послеинспекционных процедур и т. п. Для этого потребуется высокопрофессиональный и хорошо обученный корпус международных инспекторов, который еще предстоит подготовить. Ему предстоит осуществлять проверку в случае заключения договора практически в любой точке земного шара. Помимо прогнозируемых финансовых сложностей у «глобального нуля» по РСМД имеются и другие серьезные негативные стороны. 73 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 74 Как известно, далеко не все ракетные комплексы, создаваемые сегодня в странах «третьего мира», укладываются в промежуток 500 – 5 000 км. В этот диапазон не входят разрабатываемые в развивающихся странах главным образом на основе бывшей советской ракеты «Скад» («Р-17») и ее «клонов» ракеты с дальностью около 300 км. А именно с них, как правило, начинаются программы создания ракетного оружия в «третьем мире», представляющие главную опасность с точки зрения ракетного распространения. Таким образом, обозначилась как бы «мертвая зона» между порогом, введенным РКРТ (все больше стран даже в «третьем мире» признают эти ограничения) и 50километровым нижним пределом Договора по РСМД. Кроме того, как вполне очевидно, такой договор никак не охватывал бы не только системы меньшей дальности, но и крылатые ракеты воздушного и морского базирования (а на сегодняшний день угроза их распространения в «третьем мире» стоит наиболее остро)76, а также самолеты-носители, беспилотные летательные аппараты и такие вооружения, как противоспутниковое оружие или системы ПРО и ПВО. В этой связи более широко охватывающая идея о «полном нуле»77, полной ликвидации ракетных систем, хотя бы баллистических ракетных систем, в том числе и с обычными боеголовками, представляется более логичной. Естественно, что для нее потребуется разветвленная международная система контроля и проверки, не говоря уже о политической воле руководства большинства государств мира. Нам не следует пугаться выдвижения такой инициативы. Во-первых, формулирование этого предложения явится лишь броским внешнеполитическим лозунгом и отнюдь не потребует немедленной ликвидации ракетного потенциала. В этом предложении есть что-то сродни идее «безъядерного мира», которая сегодня приобретает все больше сторонников78. Особенно сильна ее поддержка в США, где эту идею разделяют не только в кругах профессионалов-разоруженцев, но и в политической элите, в ее поддержку в качестве одного из своих приоритетов выступает президент США Б. Обама. В этой связи нам не стоит бояться связывать себя таким обязательством. Оно не означает немедленного разоружения и уничтожения нашего ядерного потенциала – единственно эффективного средства сдерживания и защиты страны на сегодняшний день – точно так же, как наша подпись под документом Виктор Мизин о т.н. программе «13 практических шагов» на Конференции по рассмотрению действия ДНЯО в 2000 году79 или наши обязательства по статье VI ДНЯО не означали обязательства немедленно приступить к реализации безъядерного статуса для России. В то же время, недвусмысленная поддержка Москвой идей безъядерного, «безракетного» мира только прибавила авторитета нашим внешнеполитическим позициям В сентябре 1991 года СССР и США уже заявили о встречной готовности уничтожить свой арсенал баллистических ракет меньшей дальности (в диапазоне от 110 до 500 км), обеспечив и глобальный характер такой меры. Таким образом, призыв к запрету баллистических ракет мог бы вновь привлечь внимание к нашим разоруженческим предложениям, предлагая более логичный и всеобъемлющий режим в недалеком будущем. От идей универсализации Договора по РСМД нам было бы вполне логично перейти к инициативам о разработке масштабного документа о ракетном нераспространении и запрещении баллистических и крылатых ракет во всем мире (более далеко идущим шагом представляется сосредоточение работы над новым документом), согласованным, возможно, на основе Кодекса, глобальном и юридически обязывающем режиме нераспространения, закрепленном в международном Договоре (Конвенции) о нераспространении ракет и ракетных технологий, о чем говорилось в разделе 10. 12. Заключение Рассматривая возможные пути укрепления комплекса норм глобального нераспространения, в том числе в его самом слабом звене – ракетном, следует признать, что в нынешней международной обстановке не следует рассчитывать на быстрое продвижение к созданию глобального режима по типу ДНЯО, который мог бы придти на смену РКРТ. Не оправдались благодушные надежды на то, что все государства мира, объединенные в ООН, составят некую дружную демократическую семью народов, которая откажется от гонки вооружений и займется мирным строительством процветающих обществ, в том числе с использованием ядерной энергии в мирных целях под эгидой МАГАТЭ – в духе известной концепции «Атом для дела мира» или развитием ракетных технологий для мирного освоения космоса. Мир по-прежнему остается 75 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 76 расколотым на противостоящие группировки, и, фактически, несмотря на риторические призывы к примату роли ООН или «многополярности», во-многом напоминает ситуацию в международных отношениях 19-го века, времен Венского конгресса, характеризующуюся доминированием «концерта» нескольких ведущих держав. Отдельные «несостоявшиеся» или «проблемные» государства действуют по гоббсовскому принципу «война против всех», затрачивая все свои доступные ресурсы на гонку вооружений. ДНЯО, а тем более неформальная договоренность типа РКРТ (в силу органически присущих им недостатков) не смогли предотвратить запуска тайных программ создания ракетно-ядерного оружия в целом ряде таких «антисистемных» режимов, которые ранее являлись клиентами или союзниками Советского Союза, а затем все чаще стали именоваться на Западе государствами-«париями» или «изгоями». Имеются и иные объективные пределы в достижении будущих целей совершенствования Кодекса или любого другого нового документа в его развитии – прежде всего, интересы каждой крупной ракетной державы, давление в пользу расширения экспортных позиций национальной ракетно-космической отрасли, учитывая которые, Москва на деле исходит из тех же предпосылок, что и США или Франция. Степень активности участия России в усилиях на данном направлении будет, очевидно, зависеть от направленности и интенсивности реализации всей совокупности будущих внешнеполитических векторов Kремля, от того, насколько жизненно важной в системе внешнеполитических и безопасностных приоритетов будущей российской элитой будет воспринята проблема нераспространения ОМУ. Процесс совершенствования международно-правовой базы сдерживания ракетного распространения находится в настоящее время, как бы, в состоянии «динамического равновесия». С одной стороны, развивающиеся страны, в частности, не желающие установления каких-либо серьезных ограничений на свои ракетные программы, не могут не быть удовлетворены тем, что уже принятый ракетный Кодекс, по крайней мере, в настоящем его виде, не накладывает на них каких-либо обязательств и не предусматривает санкций за чрезмерную активность в приобретении или распространении ракетных технологий. Виктор Мизин С другой стороны, ведущие ракетные державы мира, хотя на словах и выражают сдержанную поддержку Кодекса, в то же время их вполне устраивает отсутствие в Кодексе какихлибо радикальных мер, которые затрагивали бы их ракетные арсеналы или же экспортные поставки данной техники или технологии. В целом, несмотря на известное напряжение международной системы безопасности в связи с сохраняющейся угрозой международного терроризма, ситуация в области глобального нераспространения в настоящий момент остается более-менее стабильной. На настоящий момент практически не осталось государств, которые одновременно отвечали бы следующим четырем критериям, сочетание которых требует принятия немедленных мер военного воздействия или эффективных санкций против них: 1) наличие тоталитарного или избыточно авторитарного режима, систематически грубо нарушающего права человека; 2) агрессивный характер внешней и военной политики, претензии на роль регионального лидера, в том числе с использованием создаваемых массированных военных потенциалов, включая арсеналы ОМУ; 3) крупные запасы природных ресурсов, продажа которых позволяет расходовать достаточные средства на программы создания ОМУ; 4) радикальный антидемократический курс, ярко выраженное неприятие ценностей демократической цивилизации, гражданских свобод, олицетворяемых ведущими странами мира – членами «группы восьми», что предоставляет идеологическое оправдание для разработки ОМУ в качестве средства противодействия силовому давлению глобального «Севера». Ведущие ракетные державы, в том числе и Россия, видимо, считая, что отдали достаточную дань многосторонней дипломатии, явно предпочитают на деле двусторонние усилия. В частности, для России наиболее приемлемым сейчас в плане реального противодействия угрозе ракетного распространения в контексте контрраспространенческих мер является развитие и расширение объема взаимного обмена информации о ракетных пусках и ракетном распространении в развитии двусторонних соглашений с Соединенными Штатами Америки. Именно США в российской военно-политической элите продолжают считаться наиболее важным партнером по проблематике безопасности. В этой связи наиболее ощутимых сдвигов в решении 77 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля вопросов ракетной проблематики в ближайшее время, видимо, следует ожидать именно на российско-американском «треке». В частности, в двустороннем формате возможно предметное рассмотрение наиболее реалистичных шагов по дальнейшему совершенствованию Кодекса поведения в ракетной области и возможности разработки новой Конвенции на этот счет; рассмотрение возможных мер доверия в ракетной области и организации обмена данных, в том числе и с использованием двустороннего Центра обмена данными; дальнейшая проработка путей укрепления стратегической стабильности и уменьшения уровней ядерного противостояния, возможностей сотрудничества в продвижении будущих совместных программ по ПРО. Мощным стимулом к этому может стать отнюдь не исключенный компромиссный прорыв по проблемам ПРО – СНВ, достижение масштабного двустороннего соглашения на ведущихся сейчас российско-американских переговорах по согласованию нового документа на замену Договора о сокращении стратегических наступательных вооружений (СНВ-1). Это было бы вполне в духе нового зрелого партнерства с Западом по ключевым проблемам мирового развития и способствовало бы наполнению российско-американского диалога по вопросам безопасности конкретным содержанием. 78 Виктор Мизин Список сокращений БРПЛ Баллистическая ракета подводной лодки БПЛА Беспилотный летательный аппарат ГСК Глобальная система контроля за распространением ракетных технологий Договор по РСМД Договор по ликвидации ракет средней и меньшей дальности ДНЯО Договор о нераспространении ядерного оружия Договор о ЗПРМ Договор о запрещении производства расщепляющихся материалов для ядерного оружия Договор о СНВ Договор о сокращении стратегических наступательных вооружений Договор о СНП Договор о сокращении стратегических наступательных потенциалов ДОВСЕ Договор об обычных вооруженных силах в Европе ДОСВ-1, 2 (3) ОЗХО Договор об ограничении стратегических вооружений (между Советским Союзом и США) Организация по запрещению химического оружия ОМУ Оружие массового уничтожения МБР ПРО Противоракетная оборона РГЧ ИН Разделяющаяся головная часть с боеголовками индивидуального наведения РКРТ Режим контроля за ракетными технологиями СЯС Стратегические ядерные силы ТЯО Тактическое ядерное оружие ИБОР Инициатива по безопасности в области распространения 79 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 13. Примечания 1 CIA. Unclassified Report to Congress on the Acquisition of Technology Relating to Weapons of Mass Destruction and Advanced Conventional Weapons, 1 July through 31 December 2003 (http://www.cia.gov/cia/reports/721_reports/ july_dec2003.htm);Blank Stephen. Russia as Rogue Proliferator. “Orbis”. Vol. 44, № 1. Winter 2000. Р. 94-95, 100. http://en.wikipedia.org/wiki/Sturmgewehr_44 O «Скаде» см.: Zaloga Steven. Ballistic Missiles in the Third World: Scud and Beyond. “International Defense Review”. № 21, November 1988. Р.1423–1427. 4 В сентябре 1956 г. СССР согласился продать Китаю две ракеты «Р-1» с дальностью 270 км и соответствующую техническую документацию. За этим последовали ракета «Р-2» («SS-2») с дальностью 590 км и первая советская БРПЛ «Р-11ФM». Позднее китайскими студентами в Москве была получена документация на ракету «Р-5» (модернизированная «Р-2») и на БРСД «Р-12» («SS-4»), что сделало возможным создание первой китайской ракеты «DF-1». См.: Lewis John W and Di Hua. China`s Ballistic Missile Programs. «Technologies, Strategies, Goals. International Security». Fall 1992. V.17. № 2. 2 3 Nolan Janne.Trappings of Power. Р. 22. Документы РКРТ включали Руководящие принципы и содержащиеся в Техническом приложении контрольные или ограничительные списки технологий и товаров, поставки которых подлежали запрету. Они подразделены на два вида. В первый (Категорию I) входят технические средства, включающие законченные ракетные системы и беспилотные летательные аппараты, которые способны доставлять полезную нагрузку не менее 500 кг на дальность 300 км и более, их подсистемы, материалы, а также связанные с ними технологии разработки и производства (предусмотрена возможность взаимозачета веса полезной нагрузки и дальности). В Категорию II входят технические средства, включающие законченные ракетные системы, оборудование, материалы и технологии, не включенные в Категорию I, но обладающие техническими показателями, позволяющими использовать их для создания систем доставки ОМУ. Наиболее вероятным вариантом решения вопросов о поставках технических средств Категории I будет отказ в таких поставках. В целом передача подпадающей под положения РКРТ техники возможна лишь при получении гарантий со стороны получателей и после консультаций с другими членами РКРТ. 7 Термин бывшего министра обороны США Уильяма Перри: Perry William. Pursuing a Strategy of Mutual Assured Safety, Remarks delivered by Secretary of Defense William Perry and excerpted questions and answers at the National Press Club. Washington. 5 January, 1995 (http://www.defenselink.mil/speeches/1995/ s19950105-perry.html). 5 6 80 8 Arunachalam V.S. Desire and Denial : The Nullification of Cryogenic Rocket Motor Technologies to India; ; “GSLV”. Federation of American Scientists Space Policy Project (http://www.fas.org/spp/guide/india/launch/gslv.ht)m ; Neelam Jain. Russia Transfers Advanced Technology to India Despite U.S. Pressure. Executive News Service, UPI. 15 March, 1994. 9 О «криогенном контракте» см. также: Pikayev Alexander, Spector Leonard, Kirichenko Elina and Gibson Ryan. Russia, the U.S. and the Missile Technology Control Regime. Adelphi Paper. № 317. London, IISS, 1998. Виктор Мизин 10 Eisenstadt Michael. Russian Arms and Technology Transfers to Iran: Policy Challenges for the United States, Arms Control Today, March 2001; Shaffer Brenda. Partners In Need: The Strategic Relationship of Russia and Iran. Policy Paper. The Washington Institute for Near East Policy. May 2001.Karp Aaron. Lessons of Iranian Missile Programs for US Nonproliferation Policy. Nonproliferation Review. SpringSummer, 1998. Р.17-35; Wehling Fred .Russian Nuclear and Missile Exports to Iran. Nonproliferation Review. Winter 1999. Р.134-143; Russian Nuclear and Missile Exports to Iran, CNS Issue Brief on WMD in the Middle East (http://cns.miis.edu/ research/wmdme/russiran.htm); CNS NIS Nuclear Profiles Database.Russian Missile Exports to Iran compiled by Fred Wehling and Scott. Parrish (http://cns.miis.edu/ research/summit/irmiss.ht; http://cns.miis.edu/research/wmdme/iran.htm; http:// www.house.gov/science/sokolski_071399htm). 11 Executive Summary of the Report of the Commission to Assess the Ballistic Missile Threat to the United States (http://www.house.gov/hasc/ testimony/105thcongress/BMThreat.htm). 12 Russian-Iranian cooperation pursues only peaceful, civilian goals. Press Release. №10, 5 March, 1998 (http://www.fas.org/news/russia/1998/pr3_5.html). Russia: Missile Exports To Iran: Component (http://www.nti.org/db/nisprofs/russia/ exports/rusiran/comp.htm). 13 Squassoni Sharon and Smith Marcia S. The Iran Nonproliferation Act and the International Space Station: Issues and Options. Congressional Research Service, CRS Report for Congress. 2 March, 2005. Р. 5-6. 14 CIA. Unclassified Report to Congress on the Acquisition of Technology Relating to Weapons of Mass Destruction and Advanced Conventional Weapons, 1 July through 31 December, 2003 (https://www.cia.gov/library/reports/archivedreports-1/jan_jun2003.pdf). 15 Министр Иванов вновь был резок в выражениях. Он отверг обвинения в адрес РФ о передаче Ирану ядерных технологий. Интерфакс, 17 октября 2005 (http://www.newsru.com/russia/17oct2005/ivanov.html). 16 Washington Post. March 29, 1999; Scott Ritter. Endgame: Solving Iraq problem –Once and For All. New York, Simon & Schuster, 1999. Р.177. 17 Scott Ritter.Endgame: Solving Iraq problem –Once and For All. New York, Simon & Schuster, 1999. Р.177. Harrison David. Russian spies told Saddam how Bush would justify war. Daily Telegraph. 20 April 2003 (http://www.telegraph.co.uk/ news/main.jhtml?xml=/news/2003/04/20/wirq120.xml). Evans Michael. Saddam seeks Russian missile deal, London Times, August 14, 2000. Berry Jessica. Iraqis Step Up Secret Russian Weapons Trade. Daily Telegraph. 25 February 2001. Karp Aaron. Lessons of Iranian Missile Programs for US Nonproliferation Policy. Nonproliferation Review. Spring-Summer 1998. Р.17-35; Wehling Fred. Russian Nuclear and Missile Exports to Iran. Nonproliferation Review. Winter 1999. Р.134-143; Russian Nuclear and Missile Exports to Iran, CNS Issue Brief on WMD in the Middle East (http:// cns.miis.edu/research/wmdme/russiran.htm); CNS NIS Nuclear Profiles Database. Russian Missile Exports to Iran. Сompiled by Fred Wehling and Scott Parrish (http:// cns.miis.edu/research/summit/irmiss.htm); http://cns.miis.edu/research/wmdme/ iran.htm; http://www.house.gov/science/sokolski_071399htm; Eisenstadt Michael. Russian Arms and Technology Transfers to Iran: Policy Challenges for the United States. Arms Control Today. March 2001; Shaffer Brenda. Partners In Need: The Strategic Relationship of Russia and Iran. Policy Paper. The Washington Institute for Near East Policy. May 2001. 81 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 18 Russian Scientists Accused of Wanting to Help North Korea Become a Nuclear Power. Moscow News. 2 April 1993; Defense Workers Tried To Go to DPRK, JPRS-TND-93-005. 12 February 1993. Р. 14-15; Tkachenko Evgeniy. ITAR-TASS (Moscow). 10 February 1993, in DPRK Reportedly Sought Russian Scientists To Modernize Missiles, FBIS-SOV-92-026, 10 February 1993. Р. 11-12; Agafonov S. Izvestiya. 15 June 1994; UPI, 10 February 1993, in Executive News Service, 10 February 1993; Itar-Tass, 24 February 1993, in FBIS-SOV-93-035, 24 February 1993. Р.11-12; Armed Forces. Journal International. April 1993. Р.9. Itar-Tass. 24 February 1993; in FBIS-SOV-93-035. 24 February 1993. Р.11-12; Breen Michael. Washington Times. 19 February 1993. Р. A1, A6. Washington Times. 17 November 1993. Р. A15. Gordon Michael R. New York Times. 12 December 1993. Р.1, 20. Washington Post. 17 February 1993. Р. A2. 19 См. , например, фактологическую справку, подготовленную американскими экспертами под руководством д-ра Д. Пинкстона для Интернетсайта «Инициативы Нанна-Тернера» по нераспространению : http://www.nti. org/e_research/profiles/NK/Missile: Wright D.C. and Kadyshev T. An Analysis of the North Korean Nodong Missile. Science & Global Security. Vol. 4 (forthcoming). Р. 129ff. 20 Schmucker Robert H. 3rd World Missile Development—A New Assessment Based on UNSCOM Field Experience and Data Evaluation, paper for the 12th Multinational Conference on Theater Missile Defense. Edinburgh, Scotland. 1-4 June 1999. 21 Mann Jim.N. Korean Missiles Have Russian Roots, Explosive Theory Suggests. Los Angeles Times. 6 September, 2000 (http://www.fas.org/news/dprk/2000/ dprk-000906-12.htm; Gertz Bill.Russia Sells Missile Technology to North Korea. Washington Times. 30 June 2000. 22 Bermudez J. North Korea deploy new missiles. «Janes Defence Weekly» . 4th August 2004 )(http://www.janes.com/defence/news/j...40802_1_n.shtml). New DPRK Missile Has 5,000-km Range. «The Yomiuri Shimbun». May 17, 2007 (http:// www.yomiuri.co.jp/dy/world/20070517TDY03002.htm); Spencer Richard. N Korea ‘Tests New Missile in Iran. «Daily Telegraph». 17 May 2007. 23 Couglin C. Russians help Iran with missile threat to Europe Daily Telegraph,16th October 2005. 24 Security Council Condemns Democratic People’s Republic of Korea’s Missile Launches, Unanimously Adopting Resolution 1695 (2006). United Nations Security Council. Department of Public Information, News and Media Division. New York. 15 July 2006 (http://www.un.org/News/Press/docs/2006/sc8778.doc.htm). 25 http://www.gazeta.ru/news/lastnews/2009/04/05/n_1348816.shtm Vick Charles P. Taep'o-dong 2 (TD-2), NKSL-X-2, 2007 (http://www.globalsecurity. org/wmd/world/dprk/td-2.htm0; http://www.reuters.com/article/worldNews/ idUSTRE52C1NG20090313). 26 Хромов Г. О режиме контроля за ракетами и ракетными технологиями. Лекция в МФТИ от 10 марта 2004 г. (http://www.armscontrol.ru/course/ lectures04a/gkh040310.htm). 82 27 См.: http://www.scrf.gov.ru/News/2000/12/25.htm Интервью тогдашнего зам. секретаря Совета Безопасности РФ генерал-майора О.Чернова. 28 Cirincione Joseph. A Much Less Explosive Threat. Washington Post. March 10 2002. Р. 3; The Missile Threat: An Intelligent Assessment. Proliferation Виктор Мизин Brief. Vol. 3. № 2. 10 February 2000 (http://www.ceip.org/files/publications/ proliferationbrief 302.asp); Countries Possessing Ballistic Missiles, Table was prepared by Todd Sechser of the Carnegie Non-Proliferation Project (http://www.ceip.org/files/publications/BallisticMissileChart.asp). 29 См. такой граф-«дерево» в : Karp Aaron. Ballistic Missile Proliferation. The Politics and Technics. Stockholm International Peace Research Institute. Stockholm, 1995. Р.118. Хотя приведенная там схема-граф описывает передачу технологий систем наведения, на наш взгляд, она применима и к ракетному распространению в целом. См., например: Ежегодник СИПРИ за 2004 г. Приложение 12Д. Wright David and Kadyshev Timur. The North Korean Missile Program: How Advanced Is It? Arms Control Today. April 1994. Р. 9-12. 32 Служба внешней разведки РФ. Новый вызов после «холодной войны»: распространение оружия массового уничтожения. Москва, 1993. С. 94. 33 North Korea: Getting Back to Talks.Asia Report. № 169. June 18 2009 (http:// www.crisisgroup.org/home/index.cfm?id=6163&l=1). 34 Андреев А., В. Ушаков В. Иран предостерегает и вооружается. «Новые Известия». 20 мая 2004. С. 6. 35 Rubin U. America's new space rivals. Washington Times (http://www. washingtontimes.com/news/2009/mar/20/americas-new-space-rivals/). Еще раньше в октябре 2005 года ракетой-носителем «Космос-3М» был запущен миниспутник «Сина-1» весом около 160 кг, изготовленный на российском ПО «Полет». Запуск космического зонда с помощью собственно иранской ракеты был произведен в январе 2007 года, а в феврале того же года состоялся суборбитальный полет спутника выведенного ракетой «Шехаб-3А». 36 Iran’s Nuclear and Missile Potential. A Joint Threat Assessment by U.S. and Russian Technical Experts. May 2009, Р. 12-17 (http://docs.ewi.info/JTA.pdf). 37 Nemets A. V., Kurz R.W. The Iranian Space Program and Russian Assistance. The Journal of Slavic Military Studies. Vol. 22. Issue 1. January 2009. 30 31 38 Bermudez J. Lifting the lid on Kim’s nuclear workshop. “Jane Defense Weekly”. 27 November 2002. 39 Материалы по РКРТ, см.: - National Intelligence Council, Foreign Missile Developments and the Ballistic Missile Threat through 2015, Unclassified Summary of the National Intelligence Estimate, 2002. - Central Intelligence Agency, Unclassified Report to Congress on the Acquisition of Technology Relating to Weapons of Mass Destruction and Advanced Conventional Munitions, 1 January Through 30 June 2201, January 2002. - Central Intelligence Agency, The Acquisition of Technology Relating to Weapons of Mass Destruction and Advanced Conventional Munitions: July-December 1996, June 1997. - Committee on National Security, House of Representatives, Challenges Posed by Russia to United States National Security Interests, 13 June 1996. - US Congress, Office of Technology Assessment, , Proliferation and the Former Soviet Union, US Government Printing Office, Washington DC, September 1994. - US Congress, Office of Technology Assessment, Proliferation of Weapons of Mass Destruction: Assessing the Risks, US Government Printing Office Washington, DC, 1993. 83 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля - US Congress, Office of Technology Assessment, Technologies Underlying Weapons of Mass Destruction, US Government Printing Office, Washington, DC, 1993. - US Department of Defense, Office of the Secretary of Defense, Proliferation: Threat and Response, 1997. - US Department of Defense, Office of the Secretary of Defense, Report on Nonproliferation and Counterproliferation Activities and Programs, US Government Printing Office, Washington DC, May 1994. - Bailey Kathleen C. Can Missile Proliferation Be Reversed? Orbis, Winter 1991. - Bailey Kathleen C. Doomsday Weapons in Hands of Many: The Arms Control Challenge of the 1990, Urbana Champaign: University of Illinois Press, 1991. - Beck Michael , Bertsch Gary and Khripunov Igor . Export Control Policy: Development in Russia, Center for East-West Trade Policy. University of Georgia, Athens, Georgia, 1993. - Bertsch Gary, Cupitt Richard and Steven Elliott-Gower- Eds., International Cooperation on Nonproliferation Export Controls, University of Michigan Press, Ann Arbor, 1994. - Bertsch Gary and Grillot Suzette, Eds., Arms on the Market: Reducing the Risk of Proliferation in the Former Soviet Union, Routledge. New York, 1998. - Bowen Wyn.The Politics of Ballistic Missile Non-proliferation , Basingstoke: Macmillan Press; New York : St. Martin's Press, 2000. - Carus W. Seth. Ballistic Missiles in Modern Conflict, Praeger. New York, 1991. - Carus W. Seth. Cruise Missile Proliferation in the 1990s. Praeger, Westport, 1992. - Fetter Steve. Ballistic Missiles and Weapons of Mass Destruction: What Is the Threat? What Should be Done? “International Security”16, Summer 1991. - US National Academy of Sciences with Russian Academy of Sciences, DualUse Technologies and Export Administration in the Post Cold War Era. 1 April 1993. - Genin Vlad , ed., The Anatomy of Russian Defense Conversion, Vega Press, Walnut Creek, 2001. - Harvey J. , еd., Assessing Ballistic Missile Proliferation and Its Control, Center for International Security and Arms Control, Stanford, CA, 1991. - Hurewitz Barry. Non-Proliferation and Free Access to Space: The Dual-Use Dilemma of the Outer Space Treaty and the Missile Technology Control Regime. “Berkeley Technology Law Journal”. Spring 1994. - Hurewitz Barry. Non-Proliferation and Free Access to Space: The Dual-Use Dilemma of the Outer Space Treaty and the Missile Technology Control Regime. “Berkeley Technology Law Journal”. Spring 1994. - Karp Aaron. Ballistic Missile Proliferation. The Politics and Technics, Stockholm International Peace Research Institute, Stockholm, 1995. - Kirichenko Elena. The Evolution of Export Control System in the Soviet Union and Russia, in : Gary Bertsch, Richard Cupitt and Steve Elliott-Gower, Eds., International Cooperation on Nonproliferation Export Controls. University of Michigan Press, Ann Arbor, 1994. - Kortunov Sergey. National Export Control System in Russia, “Comparative Strategy”. 13 May 1994. Р. 231-238. 84 Виктор Мизин - K. Scott McMahon and Dennis M. Gormley. Controlling the Spread of LandAttack Cruise Missiles. American Institute for Strategic Cooperation, Marina del Rey, CA, January 1995. - Mahnken Thomas and Hoyt Timothy.The Spread of Missile Technology to the Third World. Comparative Strategy. October 1990. - Mahnken Thomas. The Arrow and the Shield: The US Response to Ballistic Missile Proliferation. The Washington Quarterly. Winter 1991. Р.189-203. - Mistry Dinshaw. Containing Missile Proliferation: StrategicTechnology, Security Regimes, and International Cooperation in Arms Control, University of Washington Press, 2003. - Nagler Robert, Ed., Ballistic Missiles Proliferation, An Emerging Threat, System Planning Corporation. Washington, DC, 1992. - Navias Martin S. Ballistic Missile Proliferation in the Middle East. Survival 31. May-June 1989. Р. 225-239. - Navias Martin. Going Ballistic: The Build-Up of Missiles in the Middle East, Survival, Spring 1994. Р. 177-179. - Nolan Janne. Trappings of Power: Ballistic Missiles in the Third World. Brookings Institution, Washington, DC, 1991. - Pikayev Alexander, Spector Leonard, Kirichenko Elina and Gibson Ryan. Russia, The U.S. and the Missile Technology Control Regime, Adelphi Paper 317, London, IISS,1998. - Potter William and Jencks Harlan, Eds., The International Missile Bazaar: the New Suppliers Network. “Westview Press”. Boulder, 1994. - Shuey R. et al. Missile Proliferation: Survey of Emerging Missile Forces, Congressional Research Service. Washington DC, February 1989. - Spector Leonard with Smith Jacqueline. Nuclear Ambitions: The Spread of Nuclear weapons.1989-1990. “Westview Press”. Boulder, 1990. - Spector Leonard and Foran Virginia. Preventing Weapons Proliferation: Should the Regimes Be Combined? A Report of the Thirty-third Strategy for Peace, US Foreign Policy Conference sponsored by the Stanley Foundation, Airlie House Conference Center, Warrenton. Virginia, 22-24 October 1992. - Speier Richard H. A Nuclear Nonproliferation Treaty for Missiles? Chapter 3 in : Henry Sokolsk, Ed. Fighting Proliferation: New Concerns for the Nineties, The Nonproliferation Policy Education Center,Washington, D. C. Air University Press,Maxwell Air Force Base, Alabama. January 1996. - Idem, Russia and Missile Proliferation, Statement by Richard H. Speier, Independent Consultant on Proliferation before the Subcommittee on International Security, Proliferation, and Federal Services of the Committee on Governmental Affairs U.S. Senate, 5 June 1997 (http://www.fas.org/spp/starwars/congress/1997_h/ s970605s.htm). - Tikhonov Valentin. Russia’s Nuclear and Missile Complex: The Human Factor in Proliferation, Carnegie Endowment for International Peace. Washington, DC, 2001. - Roberts Brad. Weapons Proliferation and World Order: After the Cold War, Boston Kluwer Law International, The Hague, 1996. - Zaloga Steven. Ballistic Missiles in the Third World: Scud and Beyond. International Defense Review. № 21. November 1988. Р.1423-1427. - Zaloga Steven. Target America: The Soviet Union and the Strategic Arms Race, 1945-1964, Presidio, Novato, CA, 1993. 40 Aaron Karp. The Spread of Ballistic Missiles and the Transformation of Global Security. Nonproliferation Review. Fall-Winter 2000. Р. 114. 85 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 41 Gormley Dennis M. Dealing with the Threat of Cruise Missiles, Adelphi Paper 339 (Oxford: Oxford University Press for IISS, 2001), chapter 1. 42 Gormley Dennis M. UAVs and Cruise Missiles as Possible Terrorist Weapons, in James Clay Moltz, ed., New Challenges in Missile Proliferation, Missile Defense, and Space Security, Occasional Paper № 12 (Monterey, CA: Monterey Institute’s Center for Nonproliferation Studies, 2003). Р. 3-9. 43 Инженер из Новой Зеландии продемонстрировал возможность создать крылатую ракету за 5 000 долларов. См. его сайт: http://www.interestingprojects. com/cruisemissile/ 44 Gormley Dennis Enriching Expectations: 11September’s Lessons for Missile Defence, Survival. Vol. 44. № 2. Summer 2002. Р. 19-35. 45 Pincus Walter.U.S. Alters Estimate of Threats, Non-Missile Attacks Likelier, CIA Says. Washington Post. 11 January 2002. Р. A1. 46 Gormley Dennis M. and Speier Richard. Controlling Unmanned Air Vehicles: New Challenges. “The Nonproliferation Review”. Vol. 10. № 2. Summer 2003. Р. 66-79. 47 Countries Possessing Ballistic Missiles, Table prepared by Todd Sechser of the Carnegie Non-Proliferation Project (http://www.ceip.org/files/publications/ BallisticMissileChart.asp). Одно из первых упоминаний о чрезмерной раздутости ракетной угрозы из «третьего мира»: The Third World Missiles Fall Short. The threat from Third World missiles has been grossly exaggerated. Вy Lumpe L. , Gronlund L. and Wright D. “The Bulletin of Atomic Scientists”. March 1992. Р. 30. 48 Hurewitz B. Non-Proliferation and Free Access to Space: The Dual-Use Dilemma of the Outer Space Treaty and the Missile Technology Control Regime. Berkeley Technology Law Journal Issue 9:2, Spring 1994. 49 Mahnken Thomas., Why Third World Space Systems matter. «Orbis». Fall 1991. Р. 565. 50 Proliferation Threats and Missile defense developments, Hearing before the Military Procurement Subcommittee joint with Military research and development Subcommittee of Committee on National Security, 104th Congress, 2nd session, 14 Apri 1995, 29 February, 7 and 21 March, 18 and 20 June, 27 September 1996. Р.79. 51 Док. ООН A57/229, 23 July 2002, UN Secretary General, the report of the Panel of Governmental Experts on the issue of missiles in all its aspects. 52 Pikayev Alexander . Global Control System: Too Comprehensive? April 2001 (http://www.ceip.org/files/Publications/PikayevGlobalControlSystem. asp?from=pubauthor). http://www.fas.org/nuke/control/abmt/text/b920617m.htm Efimov Andrey. New Challenges to the International Non-Proliferation Regime and Nuclear Suppliers Group. Yaderny Kontrol. № 3. May-June 2000. Р. 55. 55 Smith Mark.On Thin Ice: First Steps for the Ballistic Missile Code of Conduct. “Arms Control Today”. Vol. 32. № 6. July-August 2002; Nartker Mike. Code of Conduct Ineffective, Experts Say.”Global Security Newswire”. 15 February 2002. 56 См.: док. ООН A/57/229, Вопрос о ракетах во всех его аспектах. Апрель 2003. 57 См.: Cirincione Joseph. A Much Less Explosive Threat. «Washington Post». March 10 2002. Р. 3; The Missile Threat: An Intelligent Assessment. «Proliferation 53 54 86 Виктор Мизин Brief». Vol. 3. № 2. February 10, 2000 (http://www.ceip.org/files/publications/ proliferationbrief 302.asp); Countries Possessing Ballistic Missiles, Table prepared by Todd Sechser of the Carnegie Non-Proliferation Project (http://www.ceip.org/ files/publications/BallisticMissileChart.asp). 58 См.: таблица - http://www.missilethreat.com/missilesoftheworld/pageID.134/ default.asp 59 Об этом впервые заявил глава Минатома В. Михайлов на конференции США в 1988 г. 60 См. об этом: Ярынич В. Оценка гарантии. М.: МГИМО, 1994. 61 Rueckert George L., Global Double Zero: The INF Treaty from Its Origins to Implementation, Westport, CT 1993. 62 См.: Договор по РСМД. «Вестник МИД СССР», 1988. № 10. С. 8. 63 Генерал-лейтенант Медведев В. И . Российско-американские переговоры по разоружению. Лекция в МФТИ от 8 октября 2003 г.(http://www.iss. niiit.ru/pub/pub-37.htm http://www.iss.niiit.ru/pub/pub-37.htm). 64 Открытая часть военной доктрины модернизации ВС РФ, 2 октября 2003 (http://lenta.ru/articles/2003/10/02/doctrine/). 65 В 1989 г. было уничтожено более 200 ракет и 106 пусковых установок «ОТР-23». Без армии нет страны! «Московский журнал». № 2. Февраль 2000 (http://www.rusk.ru/Press/Mosk_jour/00/Mj2/mj2_l.htm); Петров В. Создатель непревзойденного оружия. Независимое военное обозрение. 24 октября 1996 г. (Вскоре после уничтожения «Оки» США приняли на вооружение армейский тактический ракетный комплекс ATACMS, позволяющий, в том числе, доставку ядерных боезарядов на дальность до 450 км и приступили к созданию ракеты «MGM-137» с дальностью до 500 км. В России на базе «ОТР-23» создан новый комплекс «Искандер» с более совершенными тактико-техническими параметрами). 66 Ахромеев С. , Корниенко Г. Глазами маршала и дипломата. М.: Международные отношения, 1992. С. 131-133. 67 Богданов В. Утечка ниоткуда в никуда. (Как одна газетная статья может поставить под сомнение истинные намерения целого государства Российская газета). № 3718 ,12 марта 2005 г. 68 Dinmore Guy, Sevatopulo Demetri and Wetzel Hubert. Russia Confronted Rumsfeld With Threat to Quit Key Nuclear Treaty,”Financial Times”. 9 Mar 2005. Р. 1; Scrapping Medium-Range Ballistic Missiles a Mistake-Ivanov-1,”RIA Novosti”. 7 Feb 2007; Sevastopoulo Demetri , Buckley Neil and Dombey Daniel. Russia Threatens to Quit Arms Treaty.”Financial Times”. 15 Feb 2007 (www.ft.com). 69 Gottemoeller R. Looking Back: INF Treaty. «Arms Control Today». June 2007 (http://www.armscontrol.org/act/2007_06/LookingBack). 70 http://www.lenta.ru/news/2007/02/15/rsmd/ 71 http://lenta.ru/news/2006/08/28/rsmd/ 72 http://www.prime-tass.ru/news/show.asp?id=663811&ct=news 73 Арбатов А. Шаг ненужный и опасный. НВО. № 7 (513). 2-15 марта 2007 г. Генерал-майор Дворкин В. Будущее ядерных сил в тисках топорной дипломатии. Время ломать стереотипы, постепенно отказываясь от состояния взаимного ядерного сдерживания. НВО, 4 августа 2005 г. 74 См. : http://www.state.gov/r/pa/prs/ps/2007/oct/94141.htm 87 Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля 75 См.: Adelman Kenneth. Curing Missile Measles."Washington Times”. 17 April 1989. Р. D1;How to Limit Everybody's Missiles,"New York Times”. 7 April 1991; Bailey Kathleen C. Rushing to Build Missiles."Washington Post”. 6 April 1990. Р. A15; Bailey Kathleen C. Can Missile Proliferation Be Reversed? “Orbis”. № 1. Winter 1991. Р. 5-14. 76 Gormley Dennis M. Missile Contagion: Cruise Missile Proliferation and the Threat to International Security , Praeger Security International. “Westport”. CT, 2008. 77 Holton J. Jerome, Lumpe Lora, Stone Jeremy J. Proposal For a Zero Ballistic Missile Regime, Science and International Security Anthology, AAAS, Washington, 1993. Р. 379-396 (http://www.fas.org/asmp/library/articles/zerobal93.html); Revisiting Zero Ballistic Missiles - Reagan's Forgotten Dream. FAS Public Interest Report. May-June 1992; Lumpe L. Zero Ballistic Missiles and the Third World. “Arms Control” Vol.14 (1). April 1993. Р. 218-223;Frye A. Zero Ballistic Missiles. “Foreign Policy”. № 88. Fall 1992. Р. 12-17. 78 Shultz George P. , Perry William J., KIissinger Henry A., Nunn Sам . Toward a Nuclear-Free World. «World Street Journal». January 15, 2008 (http://online.wsj. com/public/article_print/SB120036422673589947.html); Daalder Ivo, Lodal Jan. The Logic of Zero. Toward a World Without Nuclear Weapons. “Foreign Affairs”. Vol. 87. № 6. November-December 2008. 79 См.: документ NPT/CONF. 2000/28 (Parts I and II) (http://www.un.org/ russian/events/npt2005/13steps.pdf). Издается при поддержке Центра интернет-политики МГИМО (У) МИД России Отпечатано в отделе оперативной полиграфии и множительной техники МГИМО (У) МИД России 119218, Москва, ул. Новочеремушкинская, 26 Заказ №516. Тираж 300 экз. Подписано в печать 08.10.2009. 88 Исследование заместителя директора Института международных исследований МГИМО (У) В.И. Мизина посвящено актуальной теме международной политики – проблеме нераспространения ракетных технологий и боевых средств. Данные системы являются одним из ключевых средств доставки оружия массового уничтожения, включая ядерное. Надежные гарантии от распространения таких видов вооружений, их попадания в руки «несистемных» проблемных государств и международных террористических образований (при обеспечении законных прав государств на создание систем космических запусков) лишали бы оснований аргументацию сторонников развертывания систем противоракетной обороны, в том числе и таких, которые в России рассматриваются как угроза эффективности национального потенциала ядерного сдерживания. Рассматриваются также вопросы укрепления международно-правового режима ракетного нераспространения, включая перспективу разработки соглашения (по типу Договора о нераспространении ядерного оружия) об ограничении производства и обладания определенными типами ракетных систем. Рецензент – А. В. Загорский, профессор МГИМО (У). Институт международных исследований МГИМО (У) МИД России Виктор Мизин Россия и РКРТ: эволюция подхода и будущее режима контроля Москва МГИМО-Университет 2009
