Текст диссертации - НИИ Фармакологии им. В.В.Закусова

Федеральное государственное бюджетное научное учреждение
«Научно-исследовательский институт фармакологии имени В.В. Закусова»
На правах рукописи
ШИМШИРТ АЛЕКСАНДР АЛЕКСАНДРОВИЧ
РОЛЬ НЕЙРОСТЕРОИДНОЙ СИСТЕМЫ
В РЕАЛИЗАЦИИ ДЕЙСТВИЯ
ДИАЗЕПАМА, АФОБАЗОЛА И МЕКСИДОЛА
14.03.06. – фармакология, клиническая фармакология
ДИССЕРТАЦИЯ
на соискание ученой степени
кандидата биологических наук
Научный руководитель:
доктор биологических наук,
Калинина Татьяна Сергеевна
Москва – 2015
ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
6
Глава 1. Обзор литературы
13
1.1 Роль нейростероидной системы в ЦНС
19
1.2 Биосинтез и метаболизм нейростероидов
22
нейростероидной
системы
с
ГАМКА–
26
нейростероидной
системы
с
НМДА–
30
1.5 Взаимодействие нейростероидной системы с серотониновой
31
1.3
Взаимодействие
рецепторной системой
1.4
Взаимодействие
рецепторной системой
рецепторной ситемой
1.6 Взаимодействие нейростероидной системы с σ1-рецепторной
32
системой
1.7 Взаимодействие нейростероидной системы с гипоталамо-
35
гипофизарно-адреналовой системой
1.8 Участие нейростероидной системы в развитии тревожных
37
расстройств
1.9 Терапевтический потенциал нейростероидов. Нейростероидоге-
38
нез как мишень для создания новых анксиолитиков
1.10
Экспериментальные
модели
оценки
анксиолитического
46
эффекта
Глава 2. Материалы и методы
49
2.1 Экспериментальные животные
49
2.2 Изученные вещества
49
2.3 Дизайн исследования
50
2.4 Методика «открытое поле»
53
2.5 Методика «приподнятый крестообразный лабиринт»
54
2.6 Оперантная методика лекарственной дифференцировки
55
2.7 Моделирование состояния острого стресса при помощи
57
«вынужденного плавания»
2
2.8 Определение концентрации нейромедиаторных моноаминов в
58
структурах головного мозга крыс Wistar
2.9 Статистическая обработка полученных результатов
59
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЙ
60
Глава 3. Изучение эффектов анксиолитиков на тревогу, вызванную
60
введением малых доз коразола у грызунов
3.1 Анализ поведенческих реакций, вызванных
введением
61
3.2 Анализ поведенческих реакций, возникающих при совместном
63
коразола, у грызунов в тесте «открытое поле»
введении коразола и анксиолитиков у грызунов в тестах «открытое
поле» и «приподнятый крестообразный лабиринт»
3.3
Эффекты
анксиолитиков
на
интероцептивные
эффекты
69
Глава 4. Изучение влияния блокады синтеза нейростероидов на
73
коразола у крыс Wistar
поведенческие реакции грызунов
4.1
Влияние
блокады
МТБ18
и
нарушения
метаболизма
73
прогестерона на ориентировочно-исследовательскую реакцию и
уровень тревожности у грызунов
4.2 Изучение интероцептивные эффекты финастерида у крыс,
обученных
лекарственной
дифференцировке
77
«коразол-
физиологический раствор»
Глава 5. Влияние различных этапов синтеза нейростероидов на
79
эффекты анксиолитиков
5.1 Влияние функциональной активности циклооксигеназы на
88
ориентировочно-исследовательскую реакцию у мышей BALB/c в
тесте «открытое поле»
Глава 6. Особенности влияния ингибиторов метаболизма прогестерона
92
и анксиолитиков на поведенческие реакции мышей BALB/c после
вынужденного плавательного стресса в тесте «открытое поле»
Глава 7. Сравнительное изучение влияния ингибиторов ГАМКА-рецеп3
98
торов и нейростероидогенеза на концентрациию нейромедиаторных
моноаминов в структурах головного мозга крыс Wistar
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
104
ВЫВОДЫ
113
ПРАКТИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ
115
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
116
4
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
НС – нейростероид
БД – бензодиазепин
Аф – афобазол
Мк – мексидол
Кр – коразол
Инд – индометацин
Фин – финастерид
НПВС – нестероидное противоспалительное средство
МТБ 18 - митохондриальный транслокационный белок (18 кДа)
ОИР – ориентировочно-исследовательская реакция
Коир – коэффициент ориентировочно-исследовательской реакции
ОП – тест «открытое поле»
ПКЛ – тест «приподнятый крестообразный лабиринт»
ЛкД – методика «лекарственная дифференцировка»
ГАМК – гамма-аминомасляная кислота
НА – норадреналин
3-МТ – 3-метокситирамин
ДА – дофамин
ДОФУК – 3,4 диоксифенилуксусная кислота
5-ОИУК – 5-оксииндолуксусная кислота
5-ОТ – 5-окситриптамин
НМДА – N-метил-D-аспартат
σ-1 – сигма-1
COX – циклооксигеназа
PPARγ - рецепторы активации пролиферации пироксисом типа γ
seipin-nKo - сеипин накаутированные мыши
5
Актуальность исследования. Согласно эпидемиологическим данным
не менее 500 млн. человек в мире страдает той или иной формой психического
заболевания,
несущего
за
собой
негативные
последствия
не
только
медицинского, но и социального характера. Течение аффективных расстройств,
в частности тревожных, сопряжено с риском утраты трудоспособности,
коморбидностью с другими патологиям и существенными
бюджетными
затратами на их лечение (Kessler, 2007). Несмотря на то, что стандартные
схемы инициирующей терапии анксиолитиками бензодиазепинового ряда (БД)
с
последующим
зарекомендовали
поддерживающим
себя
как
лечением
эффективные,
антидепрессантами
существует
ряд
факторов,
ограничивающих их применение. При приеме БД может наблюдаться развитие
толерантности, ослабление когнитивных показателей, синдром отмены при
прекращении длительных курсов. Для ингибиторов обратного захвата
серотонина характерен
длительный период применения до достижения
клинического эффекта. В связи с этим, актуальность создания эффективных
противотревожных препаратов, лишенных выше обозначенных побочных
эффектов,
и
изучение
механизмов
противотревожного
действия
фармакологических веществ не теряет своей остроты (Nutt, 2002).
В ФГБНУ «НИИ фармакологии имени В.В. Закусова» разработаны и
внедряются в лечебную практику оригинальные лекарственные препараты,
противотревожное действие которых реализуется при взаимодействии с
мишенями, отличными
от классических БД. Афобазол (Аф), селективный
анксиолитик с нейропротективным действием, является лигандом сигма-1(σ1)рецепторов
(Середенин,
2009).
В
лечебной
практике
в
качестве
анксиолитического, ноотропного и нейропротективного средства широко
применяется антиоксидант мексидол (Мк), психотропные свойства которого
объясняются способностью оказывать мембраностабилизирующее действие
(Воронина, 2009). Аф и Мк, не имея прямого аффинитета ни к одному из сайтов
ГАМКА-рецептора, тем не менее, препятствуют обусловленному стрессом
6
снижению связывания бензодиазепинов. Точные механизмы подобного
влияния препаратов на ГАМКА рецептор не установлены.
В настоящее время сформировалось понимание фундаментальной роли
системы эндогенных нейростероидов (НС) в патогенезе аффективных
расстройств, нарушениях адаптивных реакций организма в условиях стресса.
Так, у пациентов с депрессивно-тревожными заболеваниями наблюдаются
изменения концентраций НС в спинномозговой жидкости (Finn, 2006). Синтез
НС в ЦНС, преимущественно в лимбических структурах (гиппокампе,
миндалевидном
комплексе)
митохондриального
и
гипоталамусе,
транслокационного
белка
инициирует
18кДа
активация
(МТБ18).
МТБ18
связывается с холестеролом (холестерин-эфиром) и транспортирует его в
митохондрии, где под действием фермента P450SCC из холестерола образуется
нейростероидный предшественник прегненолон, который после выхода
из
митохондрии в цитоплазму глиальной или нейрональной клетки проходит
каскад превращений с образованием ряда НС, в том числе позитивных и
негативных лигандов ГАМКА-рецепторов. Одними из основных ферментов
нейростероидогенеза
являются
5α-редуктаза
и
3α-гидроксистероидная
оксидоредуктаза, участвующие в образовании агониста ГАМКА-рецептора
аллопрегнанолона.
В эксперименте блокада основных этапов синтеза НС
может быть достигнута при введении селективного лиганда МТБ18 PK11195,
индометацина
(Инд),
гидроксистероидной
селективно
ингибирующего
оксидоредуктазы,
или
активность
финастерида
3α(Фин),
ингибирующего активность 5α-редуктазы (MacKenzie, 2013).
В течение последних 10 лет функциональная активность МТБ18
представляет интерес в качестве мишени при разработке новых лекарственных
средств терапии тревожно-депрессивных
расстройств. За рубежом были
синтезированы и изучены лиганды МТБ18 FGIN-1-27, XBD173 (эмапунил), для
которых установлена связь их анксиолитической активности с облегчающим
эффектом в отношении биосинтеза аллопрегнанолона. В настоящее время в
качестве анксиолитика применяется лиганд МТБ18 и ГАМКА-рецептора
7
этифоксин,
эмапунил
находится
на
этапе
клинических
исследований
(Rupprecht, 2009).
Несмотря на то, что появляется все больше экспериментальных и
клинических данных, подтверждающих значение нейростероидогенеза
в
формировании психоэмоциональных реакций, исследования роли отдельных
принципиальных этапов синтеза НС в механизме действия анксиолитиков, в
том числе и известных препаратов, малочисленны.
Целью
настоящей работы является изучение роли функциональной
активности МТБ18 и основных ферментов метаболизма прогестерона в
реализации эффектов препаратов с разным механизмом анксиолитического
действия.
Для достижения указанной цели были поставлены следующие задачи:
1.
Изучение влияния диазепама, афобазола и мексидола на тревогу,
вызванную введением малых доз коразола.
2.
Изучение особенностей тревожных реакций, вызванных селективной
блокадой МТБ18,
у мышей с различным фенотипом эмоциональной
реакции на стресс.
3.
Изучение особенностей тревожных реакций, индуцированных нарушением
метаболизма
прогестерона
при
ингибировании
5α-редуктазы
финастеридом и 3α-гидроксистероидной оксидоредуктазы индометацином,
у крыс и мышей.
4.
Изучение механизмов реализации тревоги, вызванной нарушением
нейростероидогенеза селективной блокадой 5α-редуктазы, по сравнению с
тревогой, вызванной ингибированием ГАМКА-рецепторов на модели
лекарственной дифференцировки.
5.
Сравнительное изучение влияния функциональной блокады ГАМКАрецепторов
и
нарушения
метаболизма
прогестерона
на
уровень
нейромедиаторных моноаминов в структурах головного мозга крыс Wistar.
6.
Изучение влияния блокады МТБ18 и метаболизма прогестерона на
эффекты диазепама, афобазола и мексидола.
8
7.
Изучение
влияние
нарушения
нейростероидогенеза
при
остром
плавательном стрессе на поведение мышей, эффекты диазепама и
афобазола.
Научная новизна. Впервые показано, что селективная блокада МТБ18 и
нарушение основных этапов метаболизма прогестерона, подобно ослаблению
функциональной
активности
ГАМКА-рецептора,
приводит
к
снижению
ориентировочно-исследовательской реакции (ОИР) у грызунов разных видов
(крысы, мыши) и мышей с альтернативными фенотипами эмоциональной
реакции на стресс. Выявлены межлинейные различия во влиянии нарушения
синтеза НС на поведение у мышей: сопоставимое по степени выраженности
усиление тревожных реакций
регистрируются у мышей BALB/с при
фармакологической блокаде МТБ18, а у мышей С57Bl/6 – при ингибировании
5α-редуктазы. На модели лекарственной дифференцировки установлено (ЛкД),
что финастерид частично воспроизводит интероцептивные эффекты коразола
(Кр), что свидетельствует о наличии общих звеньев в механизме тревожных
реакций,
вызванных
снижением
активности
5α-редуктазы
и
тревоги,
обусловленной неконкурентным антагонистом ГАМКА-рецепторов. Впервые
показано, что нарушения метаболизма прогестерона вызывают изменение в
содержании моноаминов и их метаболитов в стриатуме, гиппокампе, коре
больших полушарий, но не прилежащем ядре или гипоталамусе у крыс Wistar.
Наибольшее влияние оказывает снижение функциональной активности 5αредуктазы, изменяющей содержание дофамина и норадреналина, метаболизм
дофамина и серотонина. Блокада 3α-гидроксистероидной оксидоредуктазы
изменяет метаболизм дофамина и серотонина, а функциональное снижение
активности ГАМКА-рецепторов - только дофамина. Впервые установлено, что у
мышей BALB/с на эффекты афобазол оказывает влияние функциональная
активность МТБ18 и 5α-редуктазы, на анксиолитические свойства диазепама
(Дз) - 5α-редуктазы.
Методология
физиологические,
и
методы
исследования. В
фармакологические,
9
работе
нейрохимические
и
применялись
генетические
методы
исследования
врожденных
и
млекопитающих (крысы и мыши).
приобретенных
форм
поведения
При моделировании отклонений от
нормального процесса нейростероидогенеза применяли фармакологические
агенты, оказывающие избирательное ингибирующее действие в отношении его
определенных этапов. Анализ нарушений нейростероидогенеза был выполнен
на уровне организма животного при оценке поведенческих реакций и
биохимическом уровне при оценке содержания моноаминов и их метаболизма в
структурах головного мозга. Сравнительное изучение механизмов тревожных
реакций, обусловленных снижением функциональной активности ГАМКАрецепторной системы и фармакологической блокадой ферментов метаболизма
прогестерона,
выполнено
на
уровне
организма
в
условиях
метода
лекарственной дифференцировки (ЛкД) и при использовании нейрохимических
методов. Экспериментальные результаты обработаны при использовании
современных методов статистического анализа.
Научно-практическая значимость. Данные о способности селективного
блокатора 5α-редуктазы финастерида и блокатора 3α-гидроксистероидной
оксидоредуктазы индометацина при системном введении вызывать нарушения
поведения
у
грызунов,
а
также
изменять
уровни
нейромедиаторных
моноаминов и их метаболизма в структурах головного мозга животных
указывают, на то, что при назначении финастерида и индометацина по прямым
показаниям в клинической практике следует учитывать гормональный фон
пациентов,
особенно
посттравматических
при
наличии
состояний.
тревожных
Результаты
реакций,
исследования
депрессий
и
существенно
расширяют представление о роли НС в реализации свойств анксиолитиков, в
том числе и тех, для которых не показаны прямые лиганд-рецепторные
взаимодействия с МТБ18 (афобазол). Данные о роли активности ферментов
метаболизма
прогестерона
(5α-редуктазы
ЦНС)
для
анксиолитического
эффекта диазепама указывают на то, что активность 5α-редуктазы в ЦНС может
являться звеном в патогенетическом механизме резистентности к терапии БД и
мишенью
для
потенциальных
анксиолитиков
10
для
решения
проблемы
лекарственной резистентности к БД. Полученные результаты указывают на
необходимость дальнейшего изучения эффективности афобазола и мексидола
как средств коррекции эмоциональных расстройств, индуцированных приемом
индометацина. Результаты исследования позволяют рекомендовать проведение
клинического
изучения
взаимодействия
афобазола
с
препаратами,
ингибирующими активность 5α-редуктазы (финастерид и др.).
Связь
с
планами
НИР.
Диссертация
выполнена
в
рамках
фундаментальной тематики ФГБНУ «НИИ фармакологии имени В.В. Закусова»
«Изучение механизмов эндо- и экзогенной регуляции функций ЦНС.
Разработка новых оригинальных нейропсихотропных средств» и гранта РФФИ
№ 13-01596.
Основные положения, выносимые на защиту.
1.
Селективная блокада МТБ18 и нарушение основных этапов
метаболизма
прогестерона
подобно
снижению
функциональной
активности ГАМКА-рецептора приводит к ослаблению ориентировочноисследовательского поведения и усилению тревожных реакций у
грызунов.
2.
Нейрохимические
изменения,
вызываемые
функциональным
снижением активности ГАМКА-рецепторов и нарушением метаболизма
прогестерона, различаются, прежде всего, по степени вовлеченности
системы нейромедиаторных моноаминов. Наиболее глубокие изменения в
метаболизме нейромедиаторных моноаминов оказывает ингибирование
5α-редуктазы, одного из основных ферментов, определяющих содержание
прогестерона в ЦНС.
3.
Состояние системы нейростероидогенеза оказывает существенное
влияние на реализацию эффектов как классических (диазепама), так и
атипичных (афобазола, мексидола) анксиолитиков.
4.
У мышей BALB/с анксиолитический эффект афобазола и диазепама
зависит от функциональной активности 5α-редуктазы, функциональное
11
состояние МТБ18 также оказывает влияние на анксиолитическое действие
афобазола.
5.
Реализация анксиолитических эффектов афобазола и диазепама в
меньшей
степени
сопряжена
с
функциональной
активностью
3α-
гидроксистероидной оксидоредуктазы по сравнению с активностью 5αредуктазы.
Личный вклад автора. Автор является исполнителем всех этапов
проведенного исследования: поиска и анализа научной литературы, проведения
экспериментальной работы, обработки результатов, их статистического
анализа, формулирования положений и выводов, подготовки публикации по
материалам диссертации.
Апробация. Результаты работы представлены на 5-ой Международной
конференции «Биологические основы индивидуальной чувствительности к
психотропным средствам», Москва, 2010; the 11th ECNP Regional Meeting of
European College of Neuropsychopharmacology, Санкт-Петербург, 2011; the 6th
European Congress of Pharmacology, Granada, 2012; IV съезде фармакологов
России «Инновации в современной фармакологии», Казань, 2012; the 15th
Biennial Meeting of European Behavioral Pharmacology Society, La Rochelle, 2013;
6-ой Международной конференции «Биологические основы индивидуальной
чувствительности к психотропным средствам», Москва, 2015, the 16th Biennial
Meeting of European Behavioral Pharmacology Society, Verona, 2015.
Публикации. Результаты работы опубликованы в 3 статьях в журналах,
рекомендованных ВАК Минобрнауки РФ, и в 9 тезисах в материалах
российских и международных научных конференций.
Объем и структура диссертации. Диссертация изложена на 139
страницах, содержит разделы: введение, обзор литературы, материалы и
методы исследования, результаты исследований и их обсуждение, выводы,
список литературы, включающий 24 отечественных и 247 зарубежных
источника. Работа иллюстрирована 17 таблицами и 12 рисунками.
12
ГЛАВА 1. ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ
Мировая
статистика
свидетельствует,
общества и ряд социально-экономических
что
усложнение
структуры
факторов спровоцировали в
последнее время рост тревожных расстройств и других психических
заболеваний (аффективные расстройства) у населения. По расчетным данным
не менее 500 млн. человек в мире страдают различными
психическим
расстройствами (Alonso and Lèpine, 2007; Kessler 2007). Во многих странах 3040% людей с ограниченными возможностями утратили трудоспособность
вследствие
психических
расстройств
(Girolamo
and
Reich,
1995).
Эпидемиологические прогнозы свидетельствуют, что в будущем масштабы
этой проблемы, весьма вероятно, возрастут в связи с влиянием разного рода
факторов, в том числе и таких, как рост продолжительности жизни лиц с
психическими
расстройствами
и
инвалидность,
а
также
увеличение
контингента пожилых людей, среди которых особенно высок риск нарушений
психики.
Тревожные расстройства составляют одну из наибольших категорий
аффективных
расстройств. Основными симптомами этих расстройств
являются: беспокойство, страх, утомляемость, расстройство концентрации,
раздражительность, мышечное напряжение и расстройство сна.
В России
6–7 % населения страдает депрессивными и тревожными расстройствами
(Ротштейн и соавт., 2005). Согласно мировой статистике в течение жизни
какое-либо тревожное расстройство возникает у 10,4-28,8% населения, а
показатель заболеваемости за год составляет в среднем около 18% среди лиц
старше 18 лет (Martin, 2007).
Депрессивные
и
тревожные
расстройства
неблагоприятные последствия медицинского,
влекут
за
собой
личностного и социального
характера. Согласно многочисленным эпидемиологическим исследованиям,
проведённым в странах Западной Европы (Alonso et al., 2004) и Соединённых
Штатах
Америки
расстройства
(США)
являются
(Kessler
группой
and
Merikangas,
психических
13
2004),
расстройств
тревожные
с
наиболее
длительной продолжительностью течения заболевания и наиболее ранним
дебютом (11 лет) (Kessler et al., 2005). У молодых пациентов коморбидность
тревожного расстройства является важным прогностическим показателем,
который предопределяет более тяжелое течение депрессии, хронизацию
заболевания, увеличение суицидального риска, более длительный курс лечения
и снижение эффективности лечения, такие же взаимосвязи наблюдаются и при
заболеваниях в среднем и пожилом возрасте (Clayton, 1991; Corywell et al.,
1992; Eatin and Ritter 1998). Помимо ассоциированного течения с депрессией,
тревожные расстройства сопровождаются другими заболеваниями: астмой,
опухолевыми процессами, гипертонической болезнью, мигренью, болезнями
желудочно-кишечного тракта (Roy-Byrne et al., 2008).
Ряд наблюдений показывает, что величина бюджетных затрат по лечению
аффективных расстройств в ряде государств составляет значительную
величину государственных ассигнований. Согласно Greenberg и соавт. (1999) за
период с 1990 по 2000 гг. бюджетные затраты и экономические потери,
связанные с проявлениями острых тревожных расстройств, в США составили
более 42 млрд. долларов. Аналогичные по величине результаты были получены
в ходе статистических исследований в странах Западной Европы (AndlinSobocki et al., 2005). Данные показатели свидетельствуют о необходимости
выработки наиболее оптимальных подходов к лечению
аффективных
расстройств и предотвращению развития их неблагоприятных социальных и
экономических последствий. Одним из таких подходов является поиск
лекарственных
препаратов,
позволяющих
обеспечить
эффективную,
безопасную психофармакотерапию, не ухудшающую качество жизни больных.
Проблема эффективной и безопасной фармакотерапии тревожных
расстройств является одной из ведущих в неврологии и психиатрии. Сложность
патогенеза и разнообразие клинических проявлений предполагает серьёзный
подход к выбору лекарственного средства с целью лечения вышеупомянутых
состояний. Учитывая определяющую роль γ-аминомасляная кислота (ГАМК)ергических
механизмов
в
формировании
14
синдрома
тревоги,
базовая
лекарственная терапия тревожных расстройств, особенно на начальном этапе,
основывается на применении лекарственных средств, воздействующих на
ГАМК-нейромедиаторную систему. Основная терапия острой фазы тревожных
расстройств основывается на применении «классических» анксиолитиков
бензодиазепиновой природы (БД). Назначение БД длительное время считалось
и
продолжает
являться
одним
из
лучших
методов
кратковременной
фармакологической коррекции аффективных расстройств (Costa and Guadotti,
1996; Bandelow et al., 2008; Baldwin et al., 2005; Rudolph et al., 2006).
БД, связываясь со специфическим бензодиазепиновым сайтом ГАМКрецепторного комплекса, стимулируют ГАМК-ергическую медиацию и процесс
центрального
торможения.
Таким
образом
БД
реализуют
своё
анксиолитическое и антифобическое действие, что позволило на этапе их
внедрения в клиническую практику в 1960-х годах добиться значительных
успехов в лечении тревожных расстройств различной этиологии. Также ряд БД,
например, диазепам, используется в качестве эталонных препаратов сравнения
в различных методиках при экспериментальном изучении и поиске новых
анксиолитических препаратов (Незнамов и соавт., 2006; Воронина и Середенин,
2006).
Несмотря на выраженный терапевтический потенциал БД, использование
препаратов
бензодиазепиновой
природы
связано
с
риском
развития
нежелательных побочных эффектов, таких как развитие толерантности,
«синдрома отмены», когнитивных нарушений (Nutt et al., 2002).
Ввиду
вероятности появления данных реакций, в настоящее время в терапии острых
аффективных расстройств наметилась тенденция в назначении пациентам БД
короткими курсами, не более 2-4 недель (Bandelow et al., 2008).
Длительная поддерживающая и
терапия
тревожных
расстройств
профилактическая медикаментозная
основывается
на
применении
антидепрессантных препаратов. В основе механизма действия современных
антидепрессантных
препаратов
лежит
коррекция
нейромедиаторных
нарушений в работе серотонинергической и норадренергической систем
15
головного мозга. Из группы антидепрессантов в клинической практике широко
используются ингибиторы моноаминоксидазы, неселективные и селективные
блокаторы
обратного
нейронального
захвата
моноаминов,
агонисты
моноаминовых рецепторов, мелатонинергические препараты (Schatzberg et al.,
2003).
Вместе с тем, назначение психотропных препаратов данной группы
сопряжено с вероятным развитием ряда факторов, ограничивающих их
применение. Так, согласно ряду литературных источников, первичное
назначение
антидепрессантных
клинически
доказанной
препаратов,
эффективностью,
обладающих
выраженной
предполагает
достижение
лекарственного ответа у 50-70% пациентов не менее чем через 3-4 недели
периода
«ожидания»
принимающих
после
начала
антидепрессанты,
лечения.
наблюдается
У
25-50%
состояние
пациентов,
лекарственной
резистентности, что является весомым лимитирующим терапевтическим
фактором (Anderson et al., 2000; Schatzberg et al., 2003).
Таким
образом,
основными
неблагоприятными
проявлениями
традиционной фармакотерапии тревожных расстройств являются: 1) развитие
толерантности
к анксиолитическому эффекту, 2) синдром
отмены при
прекращении терапии после продолжительных курсов, 3) ослабление под
действием широко применяемых препаратов, в частности бензодиазепинов,
когнитивных показателей, 4) длительный период применения до достижения
клинического
эффекта.
Актуальность
создания
эффективных
противотревожных лекарственных средств, лишенных выше обозначенных
побочных эффектов, и изучения механизмов их действия не теряет своей
остроты. В последнее время эти изыскания привели к созданию анксиолитиков
нового
поколения
небензодиазепиновой
природы,
которые
сочетают
противотревожное действие с отсутствием негативного воздействия на память,
с минимальным риском лекарственной зависимости (афобазола, мексидола,
стрезама и др.).
16
Афобазол – селективный анксиолитик небензодиазепиновой природы,
производное
2-меркаптобензидиазона.
На
современном
этапе
афобазол
относится к подгруппе мембранных модуляторов ГАМКА-рецепторного
комплекса. По данным in vitro известно, что, не являясь
бензодиазепинового
сайта
ГАМКА-рецепторов,
афобазол
лигандом
препятствует
развитию мембранозависимых изменений в ГАМКА-рецепторах, наблюдаемых
при формировании эмоционально-стрессовой реакции и
приводящих к
снижению доступности БД участка для лиганда (Середенин и соавт, 1998). В
экспериментах exvivo методом радиолигандного анализа было показано, что
афобазол является лигандом σ-1- и мелатониновых
MT1, МТ3 рецепторов
(Середенин и Воронин, 2009).
Противотревожное действие афобазола было установлено у грызунов с
различным фенотипом эмоционально-стрессовой реакциив тестах: наказуемого
поведения «конфликтная ситуация», «приподнятый крестообразный лабиринт»
(ПКЛ), «открытое поле» (ОП) (Яркова, 2012).
Клинические наблюдения свидетельствуют об эффективности афобазол в
терапии генерализованного тревожного расстройства (Мельникова и соавт.,
2007; Незнамов и соавт., 2001), стрессиндуцированных адаптационных
расстройств, при психосоматических патологиях в кардиологии и акушерскогинекологической практике (Булдакова, 2006). В ходе сравнительного изучения
эффективности афобазола и эталонного БД диазепам при генерализованном
тревожном расстройстве было показано, что афобазол вызывает более
стабильную
и
гармоничную
положительную
динамику
снижения
выраженности проявлений заболевания, демонстрируя большую по количеству
пациентов величину ответа на лечение. Афобазол не показал развития
побочных эффектов, характерных для терапии классическими БД (Аведисова и
соавт., 2006).
Другим
отечественным
атипичным
анксиолитическим
препаратом,
лишенным неблагоприятных побочных реакций БД, является мексидол.
Мексидол, сукцинат 2-этил-6-метил-3-оксипиридина, обладает множественным
17
спектром
фармакологических эффектов и мультифокальным механизмом
действия.
Эффекты
мембранотропные,
мексидола
включают:
антиоксидантные,
анксиолитические,
способность
модулировать
мембаносвязанные белки и рецепторы, оказывая восстанавливающее влияние
на нейромедиаторный баланс (Воронина, 2001).
Механизм анксиолитического действия мексидола, по-видимому, также
связан с модулирующим влиянием на активность ГАМК-рецепторного
комплекса. В ходе анализа механизмов противотревожных эффектов было
установлено, что мексидол не обладает способностью связываться с ГАМКрецепторами. Однако, данный препарат способен усиливать связывание
диазепама с бензодиазепиновым сайтом ГАМК-рецептора, тем самым
опосредованно модулируя его активность (Voronina and Seredenin, 1988).
В экспериментальной методике конфликтной ситуации у крыс было
показано, что мексидол обладает анксиолитической активностью, повышая
число наказуемых взятий воды, не вызывая при этом эффектов седации и
миорелаксации (Воронина, 2009).
Мексидол показал клиническую эффективность в лечении
психоэмоциональных
реакций
на
стресс,
коррекции
острых
невротических
и
неврозоподобных расстройств, абстинентного синдрома, комплексной терапии
острых и хронических нарушений мозгового кровообращения
(Воронина,
2009).
В настоящее время сформировалось понимание фундаментальной роли
системы эндогенных нейростероидов не только в развитии и созревании
нервной системы (ЦНС), но нарушений нейростероидогенеза в формировании
аффективных расстройств (Frye et al., 2009). Описан ряд клинических
наблюдений, свидетельствующих о развитии
состояний
у
определённых
групп
депрессивных и тревожных
пациентов
с
эндокринопатиями
и
нарушениями процесса синтеза нейростероидов, возникающего в процессе
приёма ряда нестероидных противовоспалительных средств (индометацина,
диклофенака и др.) и антиандрогенов (финастерида) (Finn et al., 2006; Morgan et
18
al., 2010). Учитывая подобные наблюдения и основываясь на данных о роли
нейростероидогенеза в формировании психоэмоциональных реакций (Frye et
al., 2009), одной из современных экспериментальных задач становится
изучение участия нейростероидной системы в механиме действия классических
(бензодиазепиновых) и селективных (небензодиазепиновых) анксиолитиков, а
также поиск веществ, влияющих на систему нейростероидогенеза, не вызывая
при этом нежелательных побочных эффектов, характерных для анксиолитиков
бензодиазепинового ряда и антидепрессантных препаратов.
1.1. Роль нейростероидной системы в ЦНС.
Термин ‘нейроактивный стероид’ (НС), впервые использованный в 1981
году французским физиологом
Etienne Baulieu, определяется как вещество
стероидной природы, синтезируемые в головном мозге из холестерола или
предшественников стероидных гормонов. Головной мозг, как и гонады,
надпочечники или плацента, является нейроэндокринным органом, в котором
координированное взаимодействие стероидогенных энзимов в нейронах и
клетках глии обеспечивает метаболизм периферических стероидных веществ в
НС или их синтез de novo независимо от
периферической секреции. НС
оказывают как интракринные эффекты, являясь медиаторами внутриклеточных
изменений,
так
и
паракринные
или
нейротрансмиттерные,
вызывая
биологический ответ в смежных клетках. Классические механизмы действия
НС включают в себя связывание с специфическими соответствующими им
внутриклеточными рецепторами, расположенными в ядрах клеток головного
мозга, и модуляцию процессов транскрипции и трянсляции РНК (Osterlund et
al., 2000). Воздействие НС на мембранные рецепторы клеток головного мозга
вызывает быстрое изменение возбудимости нейронов, а также опосредованную
модуляцию нейротрансмиттерных ионных каналов или другие способы
передачи нервного импульса или транспортных веществ (Herd et al., 2007;
Schlichter et al., 2006). Таким образом, НС характеризуются способностью
модулировать активность центральной нервной системы (ЦНС) путём
19
регулирования синаптической передачи нервного импульса на различные
мишени. Наиболее выраженное воздействие НС оказывают на ГАМКАрецепторы; также эффекты НС могут реализовываться посредством влияния
наN-метил-D-аспартата
(НМДА),
α-амино-3-гидрокси-5-метил-4-изокса-
золпропионовой кислоты (АМРА), каинатные, глициновые, серотониновые,
σ-1, никотиновые и ацетилхолиновые рецепторы
(Rupprecht and Holsboer,
2001).
Задолго
до
формирования
понимания
значимой
роли
НС
в
нейрофизиологии было отмечено, что ряд синтетических веществ стероидной
природы обладает седативными свойствами и обнаруживает протективную
активность у животных и человека (Selye, 1941), что привело к созданию
синтетического анестетика стероидной структуры, альфаксалона (Child et al.,
1971). Было показано, что некоторые стероидные гормоны, особенно
прогестерон,
вырабатываемый
яичниками,
и
дезоксикортикостерон,
минералокортикоидный гормон коры надпочечников, аналогично альфаксалону
обнаруживают седативные и противосудорожные свойства (Gyermek et al.,
1967). Данные эффекты возникают быстро и не соотносятся с классическими
представлениями о влиянии стероидных гормонов на их мишени в тканях.
Более того, такие стероидные вещества как альфаксалон, не обладая
гормональной активностью,
модулируют нейрональную возбудимость в
характерном, но не идентичном, барбитуратом виде. Это наблюдение
приобрело ещё большее значение, когда было обнаружено, что прогестерон и
дезоксикортикостерон
являются
предшественниками
эндогенных
НС,
соответственно, аллопрегнанолона (3-альфа,5-альфа-тетрагидропрогестерон,
3α,5α-THP) и аллотетрагидродезокси-кортикостерона (THDOC), и обладают
подобными альфаксалону эффектами, реализуемыми преимущественно через
систему ГАМК (Akk et al., 1997).
Прогестерон
и
его
нейростероидные
производные
играют
фундаментальную роль в обеспечении трофических процессов, которые в свою
очередь имеют центральное значение в развитии и функционировании ЦНС в
20
течение всей жизни организма. У половозрелых грызунов прогестерон
участвует в формировании полового и социального поведения. Прогестерон
оказывает стимулирующее влияние на цикличность и продолжительность
полового поведения путём воздействия на вентральную область покрышки
среднего мозга. Эти эффекты осуществляются посредством влияния 3α,5α-THP,
деривата прогестерона, на различные нейротрансмиттерные субстраты (Frye et
al. 2006; Frye and Vongher 1999). Помимо влияния на формирование полового
поведения, прогестерон и 3α,5α-THP обеспечивают нейрогуморальную основу
процесса спаривания. Процесс спаривания индуцирует нейростероидогенез и
синтез
3α,5α-THP de novo в среднем мозге и гипоталамусе, структуре
головного мозга, которая отвечает за формирование и течение социальных,
когнитивных и эмоциональных процессов (Frye and Rhodes 2006; Miczek et al.,
2002).
В пубертатный период и в зрелом возрасте у людей изменения уровня
3α,5α-THP могут носить определяющий характер в формировании социальных
связей и семейных отношений (Frye and Rhodes, 2006). Социальные
взаимоотношения носят важное физиологическое значение для формирования
психического и физического здоровья человека. Потеря социальных и
семейных связей, особенно для лиц пожилого возраста, является одним из
наиболее существенных факторов риска развития психоэмоциональных
заболеваний. Однако, нейробиологические и поведенческие механизмы,
определяющие патогенез этих патологий, остаются во многом неясными.
Понимание основополагающих
механизмов
формирования аффективных
расстройств позволит обеспечить их адекватную корректирующую терапию.
1.2.
Биосинтез и метаболизм нейростероидов.
Синтез нейростероидов в мозге является консервативным свойством
позвоночных и обнаружен у рыб, амфибий, птиц, млекопитающих. ГАМКА–
модулирующие НС являются А-кольцевыми метаболитами прогестерона,
дезоксикортикостерона
и
тестостерона.
21
Вещества
стероидной
природы
синтезируются преимущественно гонадами, надпочечниками, плацентой и
плодными оболочками. ГАМКА-рецептор активные формы НС образуются
последовательно посредством ферментов 5α-редуктазы, 3β-гидроксистероиддегидрогеназы,
3α-гидроксистероидной
оксидоредуктазы.
Этот
процесс
происходит преимущественно в периферических тканях. Различают два
различных типа изоферментов 5α-редуктазы. Первый тип 5α-редуктазы
локализуется в основном в клетках печени. Второй тип доминирует в тканях,
являющихся мишенями для андрогенов, таких как предстательная железа и
семенники.
3α-гидроксистероидная
оксидоредуктаза
также
широко
распространена в периферических тканях. Благодаря липофильным свойствам и
способности
проникать
через
гематоэнцефалический
барьер
НС,
синтезированные в периферических тканях, поступают в структуры головного
мозга и оказывают влияние на его функции (Robel et al., 1997; Schumacher et al.,
1996). Кроме наличия в периферических тканях, ключевые ферменты
нейростерноидогенеза также присутствуют непосредственно в головном мозге
(Mensah-Nyagan et al., 1999). Благодаря этому синтез НС из стероидных
предшественников происходит в головном мозге. У человека м-РНК,
кодирующая тип 1 5α-редуктазы, была обнаружена в образцах тканей
кортикального
и
субкортикального
белого
вещества,
гипоталамуса,
полученных у пациентов, страдающих эпилепсией (Stoffel-Wagner, 2001). При
этом уровень экспрессии данного фермента в нейрональных и глиальных
клетках головного мозга человека в 100 раз ниже такового в тканях печени.
Наличие типа 2 5α-редуктазы не было идентифицировано в головном мозге у
людей. Что касается фермента 3α-гидроксистероидной оксидоредуктазы, то
было охарактеризовано три изоформы данного энзима. Хотя изофермент типа
2 считается основным, отвечающим за биосинтез НС (Khanna et al., 1995), было
идентифицировано значительное количество генов, кодирующие протеины,
связанные с 3α-гидроксистероидной оксидоредуктазой, а также показано, что
за формирование нейроактивных тетрагидроксистероидов из 5-α-дегидросоставляющих отвечает множество других
22
второстепенных ферментов.
Активность
3α-гидроксистероидной
оксидоредуктазы
была
выявлена
в
гипофизе, гипоталамусе, среднем мозге, лимбических структурах, включая
миндалевидное тело (амигдала) и гипоталамус. Помимо участия в превращении
стероидных гормонов в НС головной мозг способен самостоятельно
синтезировать стероидные гормоны, включая прогестерон, de novo через
классические пути стероидного синтеза. Астроциты и нейроны мозга
экспрессируют фермент, расщепляющий боковую цепь холестерина (P450SCC),
который конвертирует холестерол в прегненолон, промежуточный метаболит,
необходимый для синтеза всех гормональных стероидов (Zwain et al., 1999).
Более того, 3β-гидроксистероид-дегидрогеназа, фермент, отвечающий за
превращение прегненолона в прогестерон, был обнаружен в виде протеина и
мРНК в тканях головного мозга крыс (Guennoun et al., 1995). Таким образом,
головной мозг обладает достаточным количеством ферментов для insitu синтеза
прогестерона из холестерола. Аллопрегнаналон обнаруживается в мозге после
адренал- и гонадэктомии или после фармакологической супрессии секреторных
функций половых желёз и надпочечников (Cheney et al., 1995), тем самым
свидетельствуя о том, что синтезированный в головном мозге in situ
прогестерон
может
конвертироваться
в
аллопрегнанолон.
Хотя
ферментативные этапы синтеза НС охарактеризованы довольно чётко, остаётся
довольно мало известно о регуляторных механизмах нейростероидогенеза.
Определяющим этапом нейростероидогенеза является реакция, катализируемая
ферментом P450SCC, локализованным на внутренней мембране митохондрий.
Однако уровень синтеза прегненолона зависит
активности самого P450SCC, а
внутренней
в большей степени не от
от величины транспорта холестерола к
митохондриальной
мембране,
которая
обеспечивается
митохондриальным транслокационным белком (18кДа) (МТБ18).
МТБ18 (ранее известный как периферический бензодиазепиновый,
митохондриальный
рецептор)
митохондриальной
мембране,
-
рецептор,
регулирует
находящийся
транспорт
на
внешней
холестерола
в
митохондрию, начальный этап нейростероидогенеза. МТБ18 был описан более
23
30 лет назад как сайт, связывающий БД в периферических тканях (Braestrup and
Squires, 1977). В последующем МТБ18 были обнаружены не только в
периферических, но и в ненейрональных тканях головного мозга (Verma and
Snyder, 1989; Gavish et al., 1992). Плотность МТБ18 в стероидогенных тканях,
особенно надпочечниках, больше, чем в тканях почек, сердца, гонад и матки.
Помимо
непосредственного
участия
в
регуляции
нейростероидогенеза,
активность МТБ18 играет весомую роль в регуляции механизмов клеточного
дыхания, иммунологических реакций, апоптоза, адаптационных процессов в
ответ на стрессогенное воздействие, синтеза половых гормонов и других
эндокринологических
нейродегенеративных
процессов,
патогенеза
развития
ряда
расстройств (болезнь Альцгеймера, Паркинсона),
психоэмоциональных нарушений (Gavish et al., 1999).
МТБ18 является гетеромерным комплексом, состоящим по меньшей мере
из трех различных субъединиц (субъединицы молекулярной массой 18 кДа,
связывающую
изокинолиновые
производные,
связывающую бензодиазепиновые производные, и
субъединицы
32
кДа,
субъединицы 30 кДа),
ионного канала и аденин-нуклеотидного трансмиттера. Papadopoulos и соавт.
(1997) показали, что изокинолины, связывающиеся с МТБ18, специфически
взаимодействуют с 18 кДа субъединицей, тогда как МТБ18-специфические
бензодиазепиновые лиганды связываются с сайтом, состоящим из ионного
канала и 32 кДа субъединицы (Snyder et al., 1990). В исследованиях,
касающихся топографии МТБ18 в митохондриальных мембранах МА-10
клетках Лейдига,
было отмечено, что 18 кДа субъединица МТБ18 состоит из
кластеров, объединяющих 6 единиц, ассоциированных с одной единицей таким
образом, чтобы образовывать структуры, называемые «одной порой».
Обладая высокой аффиностью к холестеролу, МТБ18 обеспечивает
транспорт холестерола внутрь митохондрии из внутриклеточного матрикса, где
под действием фермента P450SCC из холестерола образуется прегненолон.
Последний транспортируется из митохондрий в цитоплазму глиальной или
нейрональной клетки, где затем подвергается каскаду превращений по трём
24
независимым
путям
метаболизма:
с
образованием
прогестерона,
дегидроэпиандростерона и сульфатных производных прегненалона (Shüle et al.,
2011). В ходе одного из этих
путей под действием фермента 3β-
гидроксистероидной дегидрогеназа прегненолон превращается в прогестерон,
прогестерон — в аллопрегнанолон последовательно под влиянием 5αредуктазы и 3α-гидроксистероидной оксидоредуктазы (рис. 1.1).
Рис. 1.1. Схема нейростероидогенеза (модифицированная по Rupprecht
и Holsboer, 1999).
Прегненалон
а
‐
аз
3β ген
о
др
ги
де
Холестерол
Прегненалона сульфат
Дезоксикортикостерон
5α‐редуктаза
5α‐дегидро
дезоксикортикостерон
НАДФ‐Н
НАДФ+
НАД‐Н
НАДФ+
Прогестерон
5α
‐ре
ду
кт
аз
а
21β‐гидроксилаза
ДГЭА
ДГЭАС
Андростендион
Эстрон
Тестостерон
5α‐ДГП
3α‐гидроксистероид
оксидредуктаза
НАДФ‐Н
НАДФ+
3α,5α‐тетрагидро
дезоксикортикостерон
НАД‐Н
НАДФ+
17β‐эстрадиол
Аллопрегнанолон
(3α,5α‐тетрагидропрогестерон)
25
1.3.
Взаимодействие
нейростероидной
системы
с
ГАМКА-
рецепторной системой.
Эффекты
нейроактивных
стероидов,
включая
седативные,
анксиолитические, противосудорожные, реализуются путём взаимодействия
НС с системой ГАМКА-рецепторов (Ruprecht, 2003). Многочисленные
исследования обнаружили, что некоторые эндогенные НС, такие как
метаболиты прогестерона: 5α-прегнан-3α-ол-20-он (аллопрегнанолон), 5βпрегнан-3β-ол-20-он (5β3α-THPROG) и диоксикортикостерона (DOC): 5αпрегнан-3αβ21-диол-20-он
(5α3α-THDOC),
обладают
свойствами
аллостерических модуляторов ГАМКА-рецептора (Barker et al., 1987).
ГАМКА-рецепторы обеспечивают основную тормозную нейромедиацию в
ЦНС и являются мишенью ряда клинически значимых фармакологических
веществ, включая классические анксиолитики, анестетики, противосудорожные
препараты (Olsen and Sieghart, 2009). Этот подтип ионотропных ГАМКрецепторов
имеет
пентаметрическую
структуру,
компоненты
которой
регулируются активностью центрально расположенного анионного (хлорного)
канала. К настоящему времени идентифицировано 19 субъединиц (α 1-6, β 1-3,γ
1-3, δ, θ, π, ρ 1-3), которые разделяются на подкгруппы в зависимости от
аминокислотного состава (Olsen and Sieghart, 2008, 2009). Эти субъединицы
обладают различными уровнями экспрессии и экспрессируются в 20-30
различных изоформах в ЦНС млекопитающих (Fritschy and Brunig, 2003; Olsen
and Sleighart, 2008). Субъединичный состав определяет фармакологические и
биофизические свойства ГАМКА-рецептора, особенности которого зависят от
расположения
в
ядрах
головного
мозга
(синаптического
или
внесинаптического) (Olsen and Seighart, 2009). Изоформы ГАМКА-рецептора,
включающие γ2 субъединицу, в комбинации с α и β встречаются в различных
структурах головного мозга (Wisden et al., 1992) и преимущественно
локализованы внутри синапса, где они отвечают за фазовые реакции
ингибирования ГАМК (Farrant and Nusser, 2005). δ-содержащие ГАМКАрецепторы
представляют
более
распространённый
26
профиль
структур,
преимущественно располагаясь в мозжечке, таламусе,
зубчатой извилине
медиальной и нижней поверхности полушария большого мозга, полосатом теле
и коре, где они располагаются только на пери- и экстрасинаптических
поверхностях и отвечают за тоническое ингибирование (Farrant and Nusser,
2005).
Чувствительность ГАМКA рецепторов к нейростероидной модуляции
определяется рядом факторов, включая субъединичный состав рецептора,
реакции фосфорилирования и локальный метаболизм (Belelli and Lambert,
2005). В исследованиях с рекомбинантными рецепторами обнаружено, что δГАМКA
рецепторы
значительно
более
чувствительны
к
модуляции
эндогенными стероидами, чем содержащие γ2. Вместе с тем преимущественное
взаимодействие НС с δ-ГАМКA рецепторами сочетается со свойствами
частичного агонизма.
ГАМК
активизирует
гиперполяризацию
рецепторного
открытие
хлорных
каналов,
вызывая
ГАМКA-рецепторов, которая предотвращает
потенциала
под
влиянием
деполяризации,
развитие
вызванной
возбуждающим стимулом. Существует два типа ингибирования передачи
нервного импульса, реализуемых через ГАМКА-рецепторы: синаптическое
(фазовое) и внесинаптическое (тоническое). НС обладают способностью
модулировать как синаптические, так и внесинаптические ГАМКA рецепторы.
Фазовое ингибирование возникает вследствие активации синаптических γ2–
субъединичных рецепторов путём перемежающегося выброса значительного
количества
ГАМК
из
пресинаптических
терминалов.
Тоническое
ингибирование модулируется путём постоянной активации δ-субъединичных
рецепторов: локализованных в синаптической щели, под влиянием низких
концентраций
окружающих
рецепторы
синаптической
ГАМК.
δ-
субъединичные ГАМКА рецепторы обнаруживаются на дендритах гранулярных
клеток
зубчатой
извилины
гиппокампа,
что
подтверждает
важную
функциональную роль этих рецепторов. В отличие от синаптических
рецепторов, которые фазово активизируются милимолярными концентрациями
27
ГАМК, высвобождаемой из аксональных терминалов ГАМК-ергических
нейронов,
экстрасинаптические
ГАМКА-рецепторы
активизируются
остаточным количеством после вторичного захвата ГАМК. Тоническое
торможение играет важную роль в обеспечении
уровня возбудимости
нейронов гиппокампа путём регулирования базового уровня возбудимости
(Reddy and Rogawski, 2002; Akk et al.,2009).
В 1984 году Harrison и Simmonds впервые показали, что алфоксалон
усиливает ГАМК-ергические реакции путём влияния на ГАМКА-рецепторы
(Harrison and Simmonds, 1984). Модулирующие эффекты НС возникают
вследствие связывания с изолированными сайтами на ГАМКА-рецепторах,
расположенных на трансмембранных доменах α- и β-субъединиц (рис. 1.2). При
этом считается, что нейростероидные сайт отличается от сайтов, с которыми
связываются другие лиганды: ГАМК, БД и барбитураты (Hosie et al., 2007).
Несмотря на то, что непосредственная локализация нейростероидного сайта на
ГАМКА-рецепторах остаётся неизвестной, было показано, что M1 домен в αсубъединице играет ключевую роль в модуляции НС (Hosie et al., 2009).
Последние исследования показали, что в составе ГАМКА рецептора
присутствует по меньшей мере три нейростероидных сайта: 1) непосредственно
активизируемый аллопрегнанолоном, 2) аллостерически усиливающий выброс
ГАМК под влиянием аллопрегнанолона, 3) связывающий и реализующий
антагонистические эффекты сульфатных производных НС (прегненалона
сульфата) (Lambert et al., 2003; Hosie et al., 2007). Электрофизиологические
исследования подтверждают, что НС в низких наномолярных концентрациях
действуют как позитивные модуляторы ГАМКА-рецепторной функции (Wetzel
et
al.,
1999).
НС
флунитразепама,
усиливают
агониста
специфическое
бензодиазепиновых
рецепторное
связывание
рецепторов,
мусцимола,
агониста ГАМК-сайта, и ингибируют связывание проконвульсанта t-бутилбициклоортобензоата,
неконкурентного
антагониста
ГАМКА-рецепторов.
Усиление активности хлорного канала ГАМКА-рецептора под действием НС
происходит благодаря увеличению частоты и продолжительности
28
его
проводимости (Hosie et al., 2007). НС обеспечивают «открывание» ионного
канала, увеличивая анионный поток, приводя к усилению ингибиторной
ГАМК-ергической трансимиссии. Эти эффекты возникают при нормальных
физиологических концентрациях НС, обеспечивая постоянную модуляцию
ГАМКА-рецепторов. В целом эффекты НС, реализуемые через ГАМК-систему,
обеспечиваются воздействием на синаптические и внесинаптические ГАМКАрецепторы. В высоких концентрациях (> 10 мкмоль), НС способны
непосредственно активизировать ионные каналы ГАМКА-рецепторов (Lambert
et al., 1995). Это свойство обеспечивает схожесть НС с барбитуратами, но не
бензодиазепинами (Rho et al., 1996). Эти прямые взаимодействия имеют
фармакологическое значение при экзогенном введении НС, но, вероятно, не
связаны с влияниями НС при низких нормальных концентрациях.
Несмотря
модуляторов
на
хорошо
изученные
ГАМКА-рецепторов,
эффекты
было
НС
установлено,
как
что
позитивных
некоторые
эндогенные НС обладают ингибирующим влиянием на ГАМКА-рецепторы (рис.
1.3). Прегненалона сульфат и дегидроэпиандростерона сульфат обладают
способностью
блокировать
ГАМКА-рецепторы
в
микромолярных
концентрациях (Majewska, 1992). Эти вещества действуют как неконкурентные
антагонисты ГАМКА-рецепторов, воздействуя на сайт, отличающийся от сайта,
с
которым
связываются
аллопрегнанолон
и
аллотетрагидродеокси-
кортикостерон (Majewska et al., 1990). НС-опосредованное негативное
модулирующее влияние на ГАМКА-рецепторы обеспечивается уменьшением
проводимости
ионного
канала.
Прегненалона
сульфат
присутствует
в
структурах головного мозга в относительно высоких, по сравнению с другими
НС, концентрациях и образуется в ходе локального нейростероидогенеза
(Malayev et al., 2002).
29
Рис. 1.2
Схема нейростероидной модуляции ГАМКА-рецептора
(модифицировання по Reddy, 2004).
1.4.
Взаимодействие
нейростероидной
системы
с
НМДА-
рецепторной системой.
Помимо непосредственного влияния на ГАМКА-рецепторы сульфатные
НС могут взаимодествовать с аминокислотными рецепторами, включая
AMPA/каинатные и N-метил-D-аспартат (НМДА-тип) глутаматные рецепторы.
Взаимодействие НС с НМДА рецепторами заключается вих потенциации (Irwin
et al., 1994). Позитивная модуляция наиболее выражена в отношении NR2А и
NR2B-субъединичных НМДА рецепторов (Malayev et al., 2002). Механизм
данного влияния не известен и, вероятно, не связан с влиянием на глициновый
модулирующий
сайт.
Негативная
нейростероидная
модуляция
НМДА
реализуется через NR2C- и NR2D-субъединичные рецепторы.
Модулирующее влияние НС на НМДА-рецепторы было выявлено в
электрофизиологических исследованиях (Bowdy, 1993) и при измерении
НМДА-индуцированного повышения внутриклеточных концентраций Ca2+ в
нейрональных клеточных культурах. НС селективно потенцируют НМДАопосредованную деполяризацию в нейрональных клетках спинного мозга
30
цыплят, одновременно ингибируя ГАМК, глициновый, отличный от НМДА
ответ. Прегненалона сульфат и его производные потенциируют повышение, в
то время как прегнанолона сульфат вызывает снижение внутриклеточных
концентраций Ca2+ (Irwin et al., 1994). Было показано, что прегненалона сульфат
способен потенцировать НМДА-медиируемое повышение внутриклеточных
концентраций Ca2+в
Модулирующую
кортикальных нейронах цыплят
активность
прегненалона
(Fahey et al., 1995).
сульфата
связывают
с
его
способностью повышать парциальное время открытия НМДА-активируемых
ионных каналов, увеличивая частоту их открытия и продожительность
нахождения в таком состоянии. Учитывая присутствие прегненалона сульфата
и дегидроэпиандростерона сульфата в различных структурах мозга и их
нейромодулирующие свойства, было показано, что эти НС способны
параллельно антагонизировать тормозную активность ГАМКА рецепторов и
потенцировать эффекты НМДА-рецепторов, оказывая просудорожное действие
(Friess et al., 2000) (рис. 1.3).
1.5. Взаимодействие нейростероидной системы с серотониновой
рецепторной системой.
Серотонинергические
нарушения
нейротрансмиссии
в
различных
регионах головного мозга являются одними из основных патофизиологических
причин развития депрессии и тревожных расстройств (Nordquist and Oreland,
2010).
Серотонин
участвует
в
реализации
ряда
физиологических
и
поведенческих процессов как: обучения, агрессии, реакции на стресс,
эмоциональных реакций (Ressler and Nemeroff 2000). Серотонин (5-НТ) –
метаболит L-триптофана, преобразованный триптофан гидроксилазой в 5гидрокситриптофан (5-HTP), декарбоксилированный последую в серотонин
ароматической декарбоксилазой (Strüder and Weicker, 2001). За процесс
обратного захвата 5-HT отвечает специфический транспортный белок.
Появление
лекарственых
средств,
ингибирующих
транспортный
белок
обратного захвата 5-HT, стало важным этапом фармакотерапии психических
31
расстройств. Ингибиторы обратного захвата серотонина тормозят захват
серотонина в пресиноптические терминали нейронов, увеличивая таким
образом концентрации 5-HT в синаптической щели и удлинняя его активность
в отношении постсинаптических рецепторов. Из 18 охарактеризованных
подтипов серотониновых рецепторов ЦНС (Raymond et al., 2001) подтипы 1А,
2А и 2С преимущественно участвуют в регуляции тревоги и эмоциональных
реакций (Toth, 2003). Антидепрессант флуоксетин, селективный ингибитор
обратного
захвата
серотонина,
обладает
способностью
модулировать
нейростеройдогенез в головном мозге (Pinna et al., 2006). Исследования Steiner
и соавт. (1995)
и Suetal. (1997) показали, что флуоксетин ослабляет ряд
симптомов, сопровождающих предменструальное дисфорическое расстройство,
развитие которого коррелирует с функциональной активностью половых
гормонов яичников, включая прогестерон. Флуоксетин способен повышать
концентрацию аллопрегнанолона в структурах головного мозга у крыс (Uzunov
et al., 1996) и в цереброспинальной жидкости и плазме у пациентов,
получавших специфическое лечение данным антидепрессантом (Uzunova et al.,
1998). Более того, Griffin и Melon (1999) продемонстрировали, что флуоксетин
способен
увеличивать
выработку
аллопрегнанолона
концентрации его предшественника,
путём
увеличения
5α-дигидропрогестерона, воздействуя
непосредственно на активность 3α-гидроксистероидной оксидоредуктазы.
Учитывая
тот
факт,
что
аллопрегнанолон
является
позитивным
аллостерическим модулятором ГАМКА-рецепторов, можно предположить, что
блокада обратного захвата серотонина является важным фактором в
купировании патологических проявлений тревоги, страха, панических и
эмоциональных нарушений.
1.6. Взаимодействие нейростероидной системы с σ-1-рецепторной
системой.
Многочисленными исследованиями была продемонстрирована широта
фармакологических и физиологических эффектов, реализуемых посредством σ32
1-рецепторов и их лигандов. Были получены результаты относительно участия
данных
рецептров
в
процессах
нейропротекции,
дифференцировки и пролиферации,
апоптоза,
клеточной
потенциации инозитоловых и НМДА-
рецепторов, стимуляции нейронов гиппокампа, регуляции памяти, обучения,
обеспечении эмоциональных функций, лекарственной зависимости (Maurice et
al., 2002; Sabeti and Gruol 2008; Fontanilla et al., 2009; Hayashi et al., 2009).
Данные о локализации σ-1-рецепторов на ассициированной с митохондриями
мембране эндоплазматического ретикулума клеток головного мозга указывает
на предполагаемую роль этих рецепторов в транспорте холестерола внутрь
митохондрий, начального этапа синтеза НС (Hayashi, 2010). Кроме того, НС
рассматриваются как вероятные эндогенные лиганды σ-1-рецепторов (Monnet
and Maurice, 2006). О возможных перекрестных фармакологических реакциях
НС и σ-1 рецепторов свидетельствуют антидепрессантные и анксиолитические
эффекты, обнаруживаемые при антагонизме НС с лигандами σ-1 рецепторов. Su
и соавт. (1988)
впервые описали способность стероидных производных, в
особенности прогестерона, ингибировать σ-рецепторы в гомогенатах головного
мозга и селезёнки. Было показано, что прегненалон, дегидроэпиандростерон и
их сульфатные производные действуют как агонитсты σ-1 рецепторов, тогда
как прогестерон является их антагонистом (Monnet et al., 1995; Bergeron and
Debonnel, 1997; Maurice and Privat, 1997) (рис. 1.3). Прегненалона и
дегидроэпиандостерона
сульфат,
в
отличие
от
прегненалона
и
дегидроэпиандостерона, способны дозозависимо, аналогично агонисту σ-1рецепторов (+)-SKF-10,047, ослаблять стрессорные анксиогенные реакции у
мышей.
Эффективность
(+)-SKF-10,047
обратимо
коррелирует
концентрацией эндогенного прогестерона (Noda et al.,2000).
ослаблялись
сигма-1
антагонистом
NE-100.
Phan
и
с
Эти эффекты
соавт.
(1999)
продемонстрировали, что эндогенные НС, в особенности прогестерон, могут
непосредственно модулировать σ-1-опосредованное поведение. В частности
было показано, что агонисты σ-1-рецепторов усиливают когнитивные функции,
при этом нарушение синтеза НС вызывает уменьшение количества σ-133
рецептороных связывающих сайтов в коре больших полушарий и гиппокампе
(Phan et al., 1999). Применение трилостана, блокирующего активность
фермента 3β-гидроксистероидной дегидрогеназы и нарушающего синтез
прогестерона, приводит к накоплению прегненалона и незначительному
повышению количества σ-1-рецептороных связывающих сайтов. При этом
финастерид, блокирующий активность 5α-редуктазы,
вызывает повышение
уровня прогестерона и снижает количество σ-1-рецепторных связывающих
сайтов. Введение финастерида и трилостана, не оказывает влияние на
сниженное введением дизоцилпина, антагониста σ-1-рецепторов, когнитивных
реакций у мышей в тестах «чередующееся поведение», «пассивное избегание»,
ПКЛ. Антиамнестические эффекты
PRE-084, σ-1-агониста, были более
выражены в группе животных, которым вводился трилостан. В группе с
финастеридом подобных изменений отмечено не было (Phan et al., 1999). Выше
описанное
экспериментальное
наблюдение
свидетельствует
о
модифицируюшем влиянии НС на экспрессию σ-1-рецепторов и участии
последних в нормализации когнитивных функций.
Рис. 1.3 Схема влияния НС на ГАМКА-, НМДА-, сигма-рецепторы
(модифицированная по González-Uzano et al., 2013).
34
1.7.
Взаимодействие
нейростероидной
системы
с
гипоталамо-
гипофизарно-адреналовой системой.
Важным адаптационным
механизмом поддержания гомеостаза и
ответной реакции организма млекопитающих на стрессогенное воздействие
является конкуррентное модулирующее влияние нейростероидной системы и
лигандов σ-рецепторов на гипоталамо-гипофизарно-адреналовую систему
(ГГАС). Активность ГГАС находится под нейромедиаторным контролем
амигдалы (миндалевидное тело) и гипоталамуса. Стрессогенные факторы,
воздействуя на структуры амигдалы, стимулируют активность гипоталамуса,
выброс адренокортикотропного гормона (АКТГ) гипофизом и выработку
кортизола,
дезоксикортикостерона
Аллотетрадезоксикортикостерон
посредством
А-кольцевых
(DOC)
(THDOC)
редуктаз,
надпочечниками.
синтезируется
которые
из
участвуют
кортизола
в
синтезе
аллопрегненанолона из прогестерона. Однако в отличие от аллопрегнанолона,
который обнаруживается в структурах головного мозга даже после адренал- и
гонадэктомии, THDOC синтезируется исключительно в надпочечниках (Purdy
et al., 1991).
В последующем, после прекращения стрессорного воздействия,
кортизол связывается с глюкокортикоидными и минералокортикоидными
рецепторами в гипоталамусе и по принципу отрицательной обратной связи
тормозит гипоталамическую активность, восстанавливая таким образом
нейроэндокринное равновесие.
Острое стрессорное стимулирующее воздействие вызывает быстрое
повышение концентрации THDOC и аллопрегнанолона в структурах головного
мозга и плазме, достигающей пиковых значений в 15-30 нмоль (Purdy et al.,
1991; Reddy and Rogawski, 2002). Острое стрессорное воздействиеу крыс,
вызываемое электроболевым раздражением лап, вынужденным плаванием,
двуокисью
углерода,
провоцирует
повышение
концентраций
аллопрегнанолона, THDOC, достигающих пиковых значений через 10-30 мин
(Barbaccia et al., 1996). Стресс-индуцированный нейростеройдогенез оказывает
влияние
на
судорожную
активность
35
головного
мозга.
Протективные
антиконвульсантные эффекты при остром стрессогенном воздействии могут
быть связаны с синтезом нейростероидных веществ в периферических тканях и
непосредственно в головном мозге. Было показано, что стресс-индуцированное
повышение судорожных порогов и уровня THDOC не наблюдается у
адереналэктомированных животных, свидетельствуя о прямой корреляции
между вероятностью судорог и концентрацией THDOC, вырабатываемого в
надпочечниках (Reddy and Rogawski, 2002). Несмотря на экспериментальные
данные о противосудорожных эффектах THDOC, полученные у грызунов, ряд
наблюдений свидетельствует о стрессогенном потенциировании судорожных
приступов у пациентов с эпилепсией (Temkin and Davis, 1984; Frucht et al.,
2000). Одним из возможных объяснений дуалистического влияния стресса на
судорожные пороги является изменение баланса между выработкой и
концентрациями
антиконвульсантных
(аллопрегнаналона
и
THDOC)
и
просудорожных (прогестерона сульфата и дегидроэпиандростерона сульфата)
НС или других факторов (кортикотропный гормон) (Reddy, 2006).
У
пациентов
с
депрессивными
и
тревожными
расстройствами
наблюдается нарушение механизма отрицательной обратной связи в отношении
гипоталамуса с патологически выраженной активностью ГГАС (Rybakowski
and Twardowska, 1999). Патологическое по продолжительности и силе
стрессорное
воздействие
является
одним
из
значимых
факторов,
инициирующих и сопровождающих течение ряда расстройств психики. Было
показано,
что
провоцирующими
психологические
факторами
стрессогенные
дебюта
тревожных
факторы
являются
состояний.
Стресс-
индуцированный выброс нейростероидных веществ является эндогенным
механизмом поддержания физиологического гомеостаза ГГАС (Barbaccia et al.,
1996; Tait et al., 2002). Naert и соавт. (2007) было показано, что
дегидроэпиандростерон
позитивное
и
модулирующее
дегидроэпиандростерона
воздействие
на
сульфат
ГГАС,
оказывают
которое
может
осуществляться через систему σ-1-рецепторов (van Broekhoven and Verkes,
2003), а также ГАМКА- и НМДА-рецепторные механизмы (Whitnall, 1993).
36
1.8. Участие нейростероидной системы в развитии тревожных
расстройств.
Многочисленные данные литературы свидетельствует о нарушении
синтеза нейростероидных веществ как об одном из основных этиологических
факторов развития тревожных
аллопрегнанолон
и
расстройств. Такие
тетрагидродеоксикортикостерон
нейростероиды как
(THDOC)
в
ряде
экспериментальных наблюдений показали анксиолитическую активность (Eser
et al., 2008; Maguire et al., 2005). В поведенческих тестах на грызунах был
показан противотревожный эффект прогестерона (Reddy and Kulkarni, 1997).
При введении прогестерона людям у мужчин и женщин было выявлено его
седативно-анксиолитическое
действие
(Soderpalm
et
al.,
2004).
В
экспериментальных работах установлено, что индуцированные введением
аллопрегнанолона и прогестерона противотревожные эффекты могут быть
блокированы пикротоксином (Reddy and Kulkarni, 1998), свидетельствуя об
участии
ГАМКА-рецепторов
в
реализации
анксиолитических
свойств
нейростеройдов. Также анксиолитические свойства были продемонстрированы
при применении синтетических аналогов аллопрегнанолона (Vanover et al.,
2000). Введение флуоксетина, антидепрессанта и специфического блокатора
обратного захвата серотонина, дозозависимо увеличивает концентрацию
аллопрегнанолона в головном мозге, преимущественно в обонятельных
луковицах, полосатом теле и фронтальной коре (Uzunov et al., 1996),
свидетельствуя об участии системы синтеза НС в реализации анксиолитических
и антидисфорических эффектах флуоксетина.
Снижение концентрации
аллопрегнанолона,
НС и позитивного
модулятора ГАМКА-рецепторов, было обнаружено в цереброспинальной
жидкости и структурах головного мозга у пациентов с аффективными и
тревожными расстройствами, такими как депрессия, посттравматический
стресс-синдром, продеменструальное дисфорическое расстройство психики,
шизофрения (Rasmussen et al., 2006; Ströhle et al., 2002; Marx et al., 2009; Amin et
al., 2007). В наблюдениях с экспериментально индуцированными паническими
37
атаками уровни аллопрегнанолона у пациентов с эпизодами панических атак в
анамнезе были ниже, чем в группах здорового контроля (Sthröle et al., 2003),
что свидетельствует о патофизиологической роли нарушения синтеза НС в
развитии тревожных расстройств.
Сульфатные производные прегненолона и дегидроэпиандростерона
обладают анксиогенными эффектами (Reddy and Kulkarni, 1997). Было
установлено, что прегненолон оказывает бифазное действие у мышей в
условиях ПКЛ, оказывая анксиогенное действие в высоких и вызывая
анксиолитический эффект в низких дозах (Melchior and Ritzmann, 1994).
1.9. Терапевтический потенциал нейростеройдов. Нейростероидогенез
как мишень для создания новых анксиолитиков.
Многочисленные экспериментальные данные и клинические наблюдения
свидетельствуют об участии НС в качестве одних из ключевых биохимических
медиаторов формирования и развития различных аффективных расстройств и
патологических нарушений психики. Модулирующее влияние НС в отношении
ГАМК-ергической
нейротрансмиссии
было
подтверждено
в
различных
экспериментальных моделях (Gasior et al., 1999). Эндогенные метаболиты
прогестерона
3α,5α-тетрагидропрогестерон
(аллопрегнанолон)
и
3α,5β-
тетрагидропрогестерон оказывают выраженный анксиолитический эффект у
грызунов в тестах «тёмная-светлая камера», ПКЛ (Rodgers and Johnson, 1998),
«оборонительное закапывание» (Picazo and Fernandez-Guasti, 1995), «зеркальная
камера» (Reddy and Kulkarni, 1997), «ультразвуковая вокализация» (Zimmerberg
et al., 1994; Vivian et al., 1997). Выраженное анксиолитическое действие НС
наблюдалось в методиках конфликтной ситуации у крыс:
«питьвой
конфликтный тест» (Vanover et al., 1993), «оперантное наказание» (Brot et al.,
1997).
Терапевтический потенциал НС был продемонстрирован у пациентов с
рядом патологий, в частности с эпилепсией (Patil et al., 2012). Однако,
синтезированные в организме НС имеют ряд лимитирующих их действие
38
факторов. В первую очередь, НС быстро метаболизируются, что ограничивает
их биодоступность (Reddy, 2010). Кроме того НС могут конвертироваться в
вещества, действующие на рецепторы стероидных гормонов, оказывая тем
самым нежелательные эффекты (Rupprecht et al., 1993). Ввиду этих
ограничительных факторов был создан ряд синтетических НС. Одним из
примеров является ганаксолон, синтетический аналог аллопрегнанолона (Reddy
and Woodwart, 2004; Kerrigan et al., 2000). Эффективность ганаксалона была
показана на экспериментальных моделях инфантильных спазмов (Kerrigan et
al., 2000), катаментальной эпилепсии (Reddy and Rogawski, 2000), коразолиндуцированных судорог (Garison et al., 2000) и киндлинга (Reddy and
Rogawski, 2010). Клинические испытания ганаксалона показали эффективность
препарата в отношении снижения частоты эпилептических приступов у детей и
взрослых (Laxer et al., 2000). Параллельно с достаточно выраженным
клиническим эффектом в ходе клинических испытаний ганаксолона был
обнаружен ряд нежелательных побочных эффектов, таких как сонливость и
эметический синдром (Nohria and Giller, 2007). Модулирующее влияние на
функцию ГАМК рецепторов было выявлено также у другого синтетического
НС – альфаксолона (Lambert et al., 1995). Противотревожные эффекты
альфаксалона обнаруживаются в тесте ПКЛ, «конфликтной ситуации» у крыс
(Britton et al., 1991).
Стероидный анестетик минаксалон в лабораторных исследованиях
обнаруживал выраженное седативное влияние, вызывая снижение двигательной
активности у мышей в тесте ПКЛ (Marshall et al., 1997). Однако клинические
испытания минаксолона продолжены не были из-за обнаруженных токсических
реакций (McNeill et al., 1981).
Нейростероидогенез и препараты, влияющие на их синтез, могут являться
перспективной фармакологическим инструментом в терапии тревожных
расстройств. В экспериментальных и клинических работах было установлено,
что
селективные
лиганды
МТБ18,
обеспечивающего
начальный
этап
нейростеройдогенеза, FGIN-1-27 (Auta et al. 1993), AC-5216 (Kita et al., 2009),
39
XBD173 (Rupprecht et al., 2009) стимулируют биосинтез НС в головном мозге и
предположительно
оказывают
анксиолитическое
действие
посредствам
активации ГАМКА-рецпторов. В тестах на животных этифоксин (Varleye et al.,
2005)
и
имидазопуридина
ацетамид
(Serra
et
al.,
1999)
показали
анксиолитическую активность, например в питьевом конфликтном тесте
Вогеля у крыс. Verleye и Gillardin (2004) в поведенческих тестах у грызунов
описали
анксиолитические
эффекты
этифоксина,
небензодиазепинового
транквилизатора и позитивного модулятора ГАМКА-рецепторного комплекса,
который широко применяется в терапии тревожных расстройств и острой
реакции на стресс (Servant et al., 1998). Verleye и соавт. (2005) было показано,
что этифоксин неконкуретно ингибировал связывание лиганда PK11195 с МТБ
18 в препаратах переднего мозга, полученных от интактных самцов крыс. У
адреналэктомированных кастрированных крыс этифоксин в анкиолитических
эффективных
дозах
повышал
концентрации
прегненолона,
5α-
дегидропрогестерона и аллопрегнанолона в сыворотке крови и головном мозге.
Соединение
ХBD173, ранее называвшееся АС-5216,
вызывало
выраженные противотревожные и антидепрессантные эффекты в конфликтном
тесте Вогеля у крыс, тестах «светлая-тёмная камера» и «социального
взаимодействия» у мышей, тесте «вынужденное плавание» по Parsolt у крыс
(Kita et al., 2004).
В тесте «социальное взаимодействие» у мышей
анксиолитическое действие XBD173 ингибировалось введением трилостана
(ингибитор 3β-гидроксистероидной дегидрогеназы), финастерида (ингибитор
5-редуктазы) и пикротоксина (анатагонист ГАМКА-рецепторов), в то время
как противотревожная активность бензодиазепинов ингибировалась только
введением пикротоксина, свидетельствуя об участии МТБ18-опосредованного
нейростеройдогенеза в реализации анксиолитических эффектов XBD173 у
мышей (Kita and Furukawa, 2008). Rupprecht и соавт. (2009) показали, что
XBD173 оказывает положительное модулирующее влияние на ГАМКАрецепторы в срезах головного мозга путём стимуляции синтеза НС, ранее
ингибированного введением финастерида (Rupprecht et al., 2009). Кроме того,
40
анксиолитические свойства XBD173 были показаны в тесте «социального
взаимодействия» и ПКЛ. Данные эффекты подавлялись введением PK11195,
селективного блокатора МТБ 18 (Rupprecht et al., 2009). Анксиолитические
свойства XBD173 были подтверждены в экспериментах с лактат- или CCK4индуцированными тревогой у грызунов (Rupprecht et al., 2009). В отличие от
бензодиазепинов XBD173 не обнаруживал седативных эффектов, симптомов
синдрома отмены или привыкания (Kita et al., 2009; Rupprecht et al., 2009).
Другие
бензил)
лиганды
ацетамид
МТБ18,
N-(4-хлоро-2-феноксифенил)-N-(2-изопропокси-
(DAA1097),
N-(2б5-диметоксибензил)-N-(5-флуоро-2-
феноксифенил) ацетамид (DAA1106) и MPIGA, показали противотревожные
эффекты в тестах «тёмная-светлая камера» и ПКЛ (Costa et al., 2011). В
клинических экспериментах у пациентов с паническими атаками
XDB173
вызывал выраженный терапевтический эффект, не приводя к развитию седации
и синдрома отмены (Rupprecht et al., 2009).
Ряд БД, таких как Дз и мидазолам, не только реализуют свой эффект
через усиление активности ГАМКА-рецепторов, но и обладают способностью
потенциировать
нейростеройдогенез
посредствам
непосредственного
воздействия на активность МТБ 18 (Rupprech et al., 2010; Tokuda et al., 2010).
Мидазолам, применяемый в клинической практике для потенцирования
анестезии, вызывает повышение концентрации НС и существенно тормозит
процесс долговременной потенциации в пирамидальных нейронах головного
мозга крыс (Tokuda et al., 2010). Финастерид, ингибитор 5α-редуктазы, и 17РА
(17-фенил-3α5α-андрост-16-ен-3-ол),
селективный
антагонист
ГАМКA-
рецепторов, снижают активность мидозалама. Клоназепам, БД анксиолитик и
противосудорожный препарат, не понижает уровень нейростеройдогенеза и не
влияет на долговременную потенциацию. Однако, при совместном введении
клоназепама с
FGIN (агонист МТБ18) или экзогенным аллопрегнанолоном
наблюдаются изменения аналогичные эффектам мидазолама
(Tokudа et al.,
2010). Эти наблюдения свидетельствуют о том, что эффективность ряда
клинически значимых БД может быть связана не только с потенциацией
41
ГАМКА-ергических функций, но и с активацией системы МТБ18.
В эксперименте снижение содержания эндогенного аллопрегнанолона
может быть вызвано путем введения соединения
РК11195, селективного
блокатора МТБ18, или специфических блокаторов ферментов метаболизма
прогестерона (трилостана, индометацина, финастерида) (Longone et al., 2011;
Sarkar et al., 2011; MacKenzie et al., 2013).
PK11195, производное изохинолина карбоксамида, является лигандом
изокининового сайта МТБ18 у ряда видов млекопитающих (Golani et al., 2001;
Veenman and Gavish, 2000).
В большинстве случаев PK 11195 проявляет
антагонистическую активность в отношении МТБ18, ингибируя процесс
нейростеройдогенеза (Mizoule et al., 1985; Matsumoto et al., 1994). При введении
PK11195 непосредственно в зону вентральной покрышки крыс было отмечено
снижение концентрации аллопрегнанолона в структурах среднего мозга,
которое
сочеталось
двигательной
с
активности
усилением
в
тревожного
центральной
зоне
поведения:
ОП,
снижением
уменьшением
продолжительности нахождения в открытых рукавах ПКЛ, падением уровня
коммуникативности в тесте «зоосоциальное взаимодействие» (Frye et al., 2009).
Просудорожные свойства РК11195 были отмечены при его совместном
введении с субконвульсантными дозами пикротоксина и стрихнина, при этом
подобных эффектов не наблюдалось при комбинированном введении РК11195
с пентилентетразолом (КР) (File, 1984).
У мышей Swiss PK11195, аналогично финастериду и индометацину,
существенно
понижает
судорожные
пороги
и
антагонизирует
противосудорожные эффекты БД анксиолитика мидазолама. Эти эффекты
могут косвенно свидетельствовать о том, что антиконвульсивные свойства
мидазолама зависят от его способности связываться с МТБ18 в качестве
агониста. При совместном введении с клоразепамом РК11195 не обладает
способностью оказывать просудорожное действия (Dhir and Ragowski, 2011).
Нестероидные противовоспалительные средства (НПВС) в настоящее
время широко применяются в медицинской практике,
42
20% стационарных
больных
назначают
НПВС.
Индометацин
(производное
индолуксусной
кислоты) является одним из наиболее мощных НПВС. Однако, назначение
этого препарата ограничивают его нефротоксические, гастротоксические и
нейротоксические реакции. Особый интерес представляют клинические
сообщения о развитии тревожных расстройств
послеродовом периоде и у
у женщин в раннем
пожилых пациентов при приеме индометацина
(Clunie et al., 2003; Hoppman et al., 1991). В качестве предполагаемых
механизмов нарушений эмоциональной сферы у этих пациентов авторы
приводят повышение реактивности организма на изменения дофаминовой
системы ЦНС, усугубляемое подавлением активности простагландинов, а так
же структурное сходство индометацина с серотонином (Hoppman et al., 1991).
Вместе с тем, данные экспериментальной фармакологии свидетельствуют о
наличии
у индометацина специфической ингибирующей активности в
отношении 3α-гидроксистероидной оксидоредуктазы (Reddy and Rogawski,
2002; Griffin and Mellon, 2001). В настоящее время считается установленным
фактом, что системное введение индометацина снижает концентрацию
аллопрегненалона,
являющегося положительным модулятором ГАМКА
рецепторов, локализованных в гиппокампе, таламусе, сером веществе
водопровода и др (Griffin and Mellon, 2001). В ряде литературных источников
сообщается о способности ингибиторов метаболизма прогестерона ослаблять
действие новых анксиолитических веществ небензодиазепиновой структуры
(этифоксина, АС-5216) в условиях ПКЛ или в тесте «зоосоциальных
взаимодействий» у грызунов, что авторы приводят в качестве одного из
доводов в пользу участия нейростероидного компонента в механизме действия
этих веществ (Kita and Furukawa, 2008; Ugale et al., 2007). Следует отметить,
что в этих экспериментах системное введение только индометацина не
вызывало усиления тревожности животных (Ugale et al., 2007). Анксиогенные
эффекты индометацина на поведение крыс в условиях теста ОП, ПКЛ,
«реакции замирания» и «зоосоциального взаимодействия» регистрировали при
введении индометацина непосредственно в
43
структуры головного мозга
(гиппокамп или
область вентромедиальной покрышки) (Frye and Eddinger,
2004; Frye et al., 2008).
Финастерид широко используется в клинической практике для лечения
доброкачественной
гиперплазии
предстательной
железы
у
человека,
андрогенетической аллопеции у мужчин и гирсутизма у женщин. В основе
терапевтического эффекта финастерида лежит его способность ингибировать
активность
фермента
5-α-редуктазы
преимущественно
II-типа,
конвертирующего тестотестрон в дегидротестерон (Andersson et al., 1991).
Помимо этого 5-α-редуктаза I- и II-типов обеспечивает важные этапы
нейростероидогенеза: превращение прогестерона и дезоксикортикостерона в
дегидропрогестерон
и
дегидродезоксикортикостерон,
образование
аллопрегнанолона. В исследованиях in vitro было показано, что ингибирующая
активность финастерида у человека в отношении 5-α-редуктазы II-типа в 100раз более селективна, чем в отношении I-типа (Kenny et al., 1997). У грызунов
(мышей и крыс) финастерид обладает ингибирующим влиянием в отношении
двух изоформ 5-α-редуктазы (Thigpen and Russel, 1992; Azzolina et al., 1997).
В ряде клинических наблюдений описано, что применение финастерида у
больных
с
андрогенетической
аллопецией
и
гирсутизмом
может
сопровождаться появлением нежелательных психоэмоциональных расстройств:
депрессивного состояния, тревоги и интенсивных проявлений неуместных
эмоций (Altomare and Capella, 2002; Ciotta et al., 1995). Анксиогенные эффекты
финастерида при системном и интрагиппокампальном введении
были
отмечены у крыс в тесте ОП, «вынужденное плавание» (Frye and Walf, 2002,
2004). Подобные реакции наблюдались у грызунов при непосредственном
введении финастерида в амигдалу (Walf et al., 2005). В экспериментах при
совместном введении финастерида с прогестероном у крыс показано, что
финастерид блокирует прогестерон-индуцированное повышение концентрации
аллопрегнанолона в коре больших полушарий. Также было установлено, что
финастерид
снижает
повышающегося
под
уровень
влиянием
кортикального
этанола,
44
ослабляя
аллопрегнанолона,
противосудорожное
последнего при остром введении (VanDoren et al., 2000). Предварительное
введение финастерида антагонизирует анксиолитические и антидепрессантные
эффекты этанола у крыс в тестах ПКЛ и «вынужденное плавание» (Hirani et al.,
2002; 2005).
Финастерид
моделируемого
у крыс подавляет противосудорожные эффекты гормон-
эструса,
что
свидетельствует
об
участии
метаболитов
прогестерона (аллопрегнанолона) в реализации антиконвульсантных влияний
эстрального цикла. Frye и Bayon (1998) было установлено, что выраженность
судорожных реакций, вызванных введением каиновой кислоты, обратно
пропорционально коррелировала с уровнем аллопрегнанолона у крыс с
искусственно моделируемым эструсом и беременностью, физиологической
беременностью.
Финастерид
вызывал
выраженное
снижение
уровня
аллопрегнаналона, повышая уровни судорожных порогов у животных (Frye and
Branon,
1998).
У
самцов
мышей
финастерид
антагонизировал
противосудоророжные эффекты прогестерона и флуоксетина, повышающих
уровень аллопрегнанолона, на модели пентилентетразол-индуцированных
судорог (Kokate et al., 1998; Ugale et al., 2004). У псевдобеременных самок
крыс,
использующихся
для
экспериментального
моделирования
катамениальной эпилепсии и характеризующихся повышенным уровнем
прогестерона, финастерид существенно повышал судорожные пороги к
введению пентиленттетразола (Reddy et al., 2005). Электрофизиологическими
методами и в тесте ПКЛ было установлено, что введение финастерида у
псевдобеременных грызунов снижало чувствительность к БД (Smith et al.,
1998).
Основываясь
на
выше
изложенных
фактах
клинических
и
экспериментальных наблюдений, следует отметить, что финастерид является
весьма важным фармакологическим инструментом изучения взаимодействия
нейростероидной
патологических
и
ГАМК-рецепторной
состояний
поведения,
механизмов развития тревоги и депрессии.
45
систем,
анализа
моделирования
нейрофизиологических
1.10. Экспериментальные модели для изучения анксиолитических
препаратов.
В
настоящее
время
в
фармакологии
используется
значительное
количество различных экспериментальных валидизированных методик оценки
тревожного состояния у грызунов. Большинство из них основываются на
внешнем воздействии на объект исследования (помещение в открытое
пространство,
болевая
стимуляция,
яркое
освещение,
прямое
или
опосредованное присутствие хищника) или внутренней стимуляции (состояние,
вызванное введением фармакологического агента), которые провоцируют
развитие тревоги у животного. Эти методики, в том числе ОП, оценивают
проявления «физиологической», «нормальной» или «state» тревоги, которая
возникает у исследуемого объекта как физиологическая реакция спонтанно в
определённый
момент
времени
или
усиливается
под
воздействием
определённого анксиогенного стимула (Lister et al., 1990). Однако, помимо
оценки «нормальной» тревоги, в последние годы наблюдается повышенный
интерес и активное внедрение в экспериментальную практику моделей
изучения «патологической» или «trait» тревоги. В отличие от «state» тревоги,
«trait» тревога не меняется в своих проявлениях в зависимости от качества и
продолжительности
анксиогенного
стимула,
являясь
отличительной
характеристикой индивидуума. Модели изучения «патологической», «trait»
тревоги предполагают изучение анксиогенных реакций у грызунов с различным
фенотипом проявления психо-эмоциональных реакций или генетически
нокаутированных линий с повышенной тревожностью. Моделирование «state»
и
«trait»
тревоги
используется
для
выяснения
механизмов
развития
аффективных расстройств, экспериментального поиска новых и изучения
анксиолитического эффекта существующих противотревожных препаратов
(Belzung and Griebel, 2001). В частности в ОП было показано, что эффекты Дз и
Аф отличаются у мышей с противоположным фенотипом эмоциональнострессовой реакций (Яркова, 2012).
46
В экспериментальной психофармакологии в качестве моделей изучения
тревожных
состояний
активно
используются
линии
грызунов,
характеризующиеся альтернативным типом эмоциональности. Подобные
животные проявляют повышенный уровень тревожности, что является
характерной чертой линии, обусловленной множественными генетическими и
фенотипическими факторами.
Моделями патологической, «trait» тревоги у
крыс являются инбредные линии Wistar-Kyotu (Goto et al., 1990), Roman
(Chauoloff et al., 1994), Sardinian (Colombo et al., 1995). Инбредная линия мышей
BALB/c
характеризуется
фенотипом
повышенной
психо-эмоциональной
реакции и стресс-индуцированным падением связывающей способности
бензодиазепинового участка ГАМКА-рецепторов (Яркова, 2012). В тесте
«светлая-тёмная камера» мыши линии BALB/c показывают выраженное
тревожное поведение, выражающееся в снижении локомоторной активности и
неофобии, что существенно отличается от поведения грызунов других
инбредных (C57BL/6, C3H, CBA, DBA/2, NZB, SJL) и аутбредных (NMRI,
Swiss) линий (Belzung et al., 1993; Misslin and Cigrang, 1986). Установлено, что
у мышей линии BALB/c аффинность БД-рецепторного сайта ГАМК в
структурах головного мозга существенно выше, чем у грызунов линии C57BL/6
(Hode et al., 2000; Яркова, 2012). В то время как у C57Bl/6 отмечается большая
плотность БД-сайта, чем у BALB/c (Chaupothier et al., 1991; Robertson 1976).
Электроболевое
раздражение
конечностей
вызывает
усиление
оборота
дофамина в префронтальной коре у мышей BALB/c в большей степени чем у
C57BL/6 (Herve et al., 1979). Кроме того, животные линии BALB/c
характеризуются особенной чувствительностью к действию анксиолитических
веществ. Диазепам оказывает выраженное противотревожное действие у
BALB/c, в отличие от мышей С57BL/6 (Griebel et al., 2000; Яркова 2012).
Следует отметить, что анксиолитический эффект Аф в тесте ОП выявляется у
мышей линии BALB/c, а не у С57Bl/6 (Яркова, 2012). Низкие дозы
флумазенила,
инверсного
агониста
БД-рецепторного
сайта,
оказывают
анксиолитическое действие у мышей BALB/c (Belzung et al., 2000). Налоксон,
47
антагонист опиатных рецепторов, блокирует противотревожные эффекты БД у
мышей линий Swiss и C57BL/6, не оказывая подобного действия у BALB/c, что,
вероятнее, связано с особенностями κ-опиатных рецепторов у данной линии
грызунов (Belzung and Dubreuil, 1998). Показано, что по сравнению с C57BL/6,
мыши BALB/c являются более чувствительной моделью для изучения
просудорожных эффектов инверсного агониста БД-рецепторов, β-карболин-3карбоксилата (b-CCM) (Desforges et al., 1989). В тесте «выученного
предпочтения места», являющегося моделью для изучения подкрепляющих
свойств
лекарственных
подкрепляющее
действие
веществ,
у
амфетамин
мышей
вызывал
С57BL/6,
положительное
оказывая
при
этом
противоположный эффект у животных BALB/c (Belzung et al., 2000). Выше
перечисленные экспериментальные наблюдения о межлинейных различиях
мышей BALB/c и C57Bl/6, характеризующихся альтернативными фенотипами
эмоционально-стрессовой
реакции,
обусловили
преимущественное
использование в данной экспериментальной работе линий BALB/cв качестве
модели изучения «патологической», «trait» тревоги, связанной с нарушениями
функционирования нейромедиаторных систем, а также участия этих систем в
реализации эффектов новых анксиолитиков.
48
ГЛАВА 2. МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ
2.1. Экспериментальные животные
В работе было использовано 96 самцов крыс стока Wistar массой 200-250
г, 600 самцов мышей линии BALB/c и 230 самцов мышей линии C57Bl/6
массой
25-30
мг
(Центральный
питомник
лабораторных
животных
«Столбовая», Московская область). Животных содержали в стандартных
клетках в условиях естественного светового режима при свободном доступе к
стандартному гранулированному корму с добавлением овощей, кефира.
Поскольку обучение крыс условнорефлекторному навыку (в методике ЛкД)
различения веществ осуществляли на основе питьевой мотивации, соблюдали
определенный питьевой режим, в соответствии с которым вода была доступна
животным в течение 38 ч в неделю. Поведенческие эксперименты проводились
с 13 до 21 ч. Содержание животных соответствовало правилам лабораторной
практики и Приказу МЗ и СР РФ от 23 августа 2010 г. № 708н «Об
утверждении правил лабораторной практики». При проведении экспериментов
были приняты меры, исключающие излишние физические страдания или
повреждения животных. В каждую экспериментальную группу входило от 6 до
30 животных.
2.2. Изученные вещества.
В опытах по изучению ОИР и локомоторной активности были
использованы
следующие
вещества:
1)
анксиолитики:
5-этокси-2-[2-
(морфолино)-этилтио] бензимидазола дигидрохлорид - афобазол (0,5, 1, 5 мг/кг,
субстанция, НИИ Фармакологии имени В.В. Закусова) – за 40 мин до
тестирования; 2-этил-6-метил-3-гидроксипиридина сукцинат - мексидол (150
мг/кг, субстанция, НИИ Фармакологии имени В.В. Закусова) – за 40 мин до
теста; классический бензодиазепиновый анксиолитик - диазепам (1, 5 мг/кг,
раствор 5 мг/мл, Nycomed, Австрия) – за 30 мин до теста; 2) для нарушения
синтеза НС применяли: антагонист транслокационного белка, селективный
блокатор нейростероидогенеза - PK11195 (5 мг/кг, субстанция, Sigma Aldrich,
49
США) – за 60 мин до тестирования; ингибитор 3α-гидроксистероидной
оксидоредуктазы,
фермента
метаболизма
5β-дигидропрогестерона
в
аллопрегненалон, - индометацин (5, 10 мг/кг, субстанция Sigma Aldrich, США)
–
за
30-40
мин
до
теста;
ингибитор
5-α
редуктазы,
фермента
нейростероидогенеза, - финастерид (5, 7,5, 15, 25 мг/кг, субстанция, Sigma
Aldrich, США) – за 30 мин до тестирования; 3) в качестве эталонного
фармакологического агента, вызывающего тревожные реакции у животных и
человека, антагонист ГАМКА-рецепторов - коразол (15, 20, 30 мг/кг,
субстанция pentylenetetrazole, Sigma Aldrich, США) – за 15 мин до
тестирования; 4) в качестве предшественника НС применяли прегненолон (3βгидроксипрегн-5-ен-20-он, 20 мг/кг, субстанция, Sigma Aldrich, США) – за 3040 мин; 5) с целью контроля эффектов ингибирования циклооксигеназы на
противотревожное действие афобазола использовали диклофенак – (10 мг/кг,
субстанция, Sigma Aldrich, США) за 40 и 120 мин до тестирования.
Исследуемые вещества вводили внутрибрюшинно (в/б) в суспензии с Twin-80
(SigmaAldrich, США). Мышам вводили дозы исследуемых фармакологических
веществ в объеме 0,1 мл на 10 г массы, крысам – в объеме 0,2 мл на 100 г
массы. Контрольные группы животных получали физиологический раствор
(физ. р-р) за 30 мин до тестирования.
2.3. Дизайн исследования.
Экспериментальная
работа
была
выполнена
согласно
дизайну,
состоящему из двух этапов (рис. 2.1). На первом этапе были изучены
тревожные реакции у грызунов различных видов и фенотипов эмоциональнострессовой реакции при блокаде ГАМКА-рецепторов коразолом и основных
этапов нейростероидогенеза с применением специфических блокаторов
PK11195, финастерида и индометацина в тестах ОП, ПКЛ.
Далее было
проведено изучение влияния ингибиторов синтеза прогестерона на уровень
нейромедиаторных моноаминов в сравнении с изменениями, вызываемыми
коразолом, в структурах головного мозга крыс Wistar. Также был осуществлён
50
сравнительный анализ интероцептивных эффектов коразола и финастерида в
условиях модели лекарственной дифференцировки у крыс Wistar. Следует
отметить, что в экспериментах были использованы мыши инбредной линии
BALB/c,
являющиеся
моделью
генетически
детерминированной
«патологической – trait тревоги» и методика ОП, позволяющая оценивать
«физиологическую – state тревогу».
На втором этапе исследования было изучено влияние блокады ГАМКАрецепторов,
а
также
участие
нейростероидной
системына
фоне
фармакологической и физиологической манипуляции уровнем нейростероидов
в реализации эффектов анксиолитических препаратов. Проведена оценка
влияния диазепама, афобазола, мексидола на интероцептивные эффекты КР у
крыс Wistar, обученных лекарственной дифференцировке «коразол-физ. р-р».
Изучение эффектов противотревожных препаратов (диазепама, афобазола)
фоне блокады МТБ 18 и предшественника нейростероидов (прегненолона) при
блокаде 5α-редуктазы финастеридом проводилось на мышах линии BALB/c. У
мышей BALB/c и С57Bl/6 были оценены эффекты диазепам, афобазола и
мексидола на фоне блокады метаболизма прогестерона финастеридом и
индометацином. Было изучено влияния острого плавательного стресса, как
инструмента физиологической манипуляции нейростероидогенезом, на ОИР
мышей BALB/c и эффекты анксиолитиков диазепама и афобазола в
зависимости от времени после факта острого стресса (рис. 2.1).
51
Рис. 2.1 Дизайн-схема экспериментальной работы
52
2.4. Методика «открытое поле».
Оценка ОИР грызунов проводилась в тесте ОП. ОП широко используется
в качестве экспериментальной методики оценки физиологической, «stait»
тревоги.
ОП
является
валидизированной
методикой
оценки
действия
анксиолитических препаратов (Choleris et al., 2001; Prut and Belzung, 2003).
В эксперименте на мышах установка ОП представляла собой квадратную
площадку со стороной 40 см, огражденную вертикальными стенками высотой
22 см. Площадка
была разделена на 25 одинаковых квадратов. В 9-ти
центральных квадратах располагались 16 отверстий диаметром 2 см.
Для
крыс использовали площадку размером 60×60 см с 9 квадратами и 16
отверстиями в полу диаметром 4 см. Освещенность площадки составляла 300
лк в эксперименте на мышах и 150 лк – в опытах на крысах.
Перед
помещением в установку мыши находились в темноте в течение 20-30 мин,
крысы – в помещении с освещением 5 лк в течение 30 мин. Регистрировали
горизонтальную двигательную активность у стенок площадки (Ц+П) и в ее
центральной части (Ц), вертикальную активность и число обследованных
отверстий в полу установки в течение 2 мин, при суммировании параметров
определяли коэффициент ОИР (Коир). Также определяли индекс тревожности
(Ц/Ц+П) по изменению соотношения активности в центральной части
установки к сумме активностей в центре и на периферии и фиксировали число
животных, осуществлявших полный переход в центральные квадраты.
Количество актов пересечения секторов, вертикальных стоек являются
преимущественно критериями локомоторной активности, в то время как
исследовательская активность преимущественно оценивается по частоте
заглядывания в отверстия в полу установки (норковый рефлекс). Увеличение
параметров двигательной и исследовательской активности свидетельствует
онизком уровни тревоги. Количество актов пересечения центральной зоны
установки и продолжительность нахождения в ней являются также фактором
оценки тревожного состояния. Повышение количества актов пересечения
53
центральной зоны характеризует низкий уровень тревожности (Griebel and
Blanchard, 2001).
2.5. Методика «приподнятый крестообразный лабиринт».
Тест
ПКЛ
является
широко
использующейся
экспериментальной
моделью изучения физиологических и нейрохимических основ тревоги,
скриннинга анксиолитических веществ и оценки поведенческих особенностей
различных фенотипов эмоционально-стрессовой реакции у
лабораторных
животных (Bourin et al., 2007).
В опытах на крысах была методика ПКЛ для оценки поведения животных
согласно Pellow и соавт. (1985). Лабиринт представляет собой перекрещенные
полоски размером 50 х 10 см два противоположных отсека имеют
вертикальные стенки высотой 40 см. Лабиринт приподнят от пола на 50 см. В
месте перекрестка плоскостей находится центральная платформа 10х10 см.
Крыс помещали на центральную площадку хвостом к открытому рукаву.
Регистрировалось время, проведенное животными в открытых рукавах, число
заходов в открытые и закрытые рукава. Общее время наблюдения для каждого
животного составляло 5 мин. В качестве критерия анксиолитического действия
использовали
показатель
времени,
проведенного
в
открытых
рукавах
установки. Число пересечений центральной платформы (общее число заходов в
темный и светлый рукава лабиринта) использовали для оценки влияния
соединений на двигательную активность крыс Wistar.
В опытах на мышах была использована модифицированная методика
ПКЛ по Lister (1987). Лабиринт представляет собой перекрещенные полоски
размером 5 х 45 см, два противоположных отсека имеют вертикальные стенки
высотой 30 см. Лабиринт приподнят от пола на 30 см. В месте перекрестка
плоскостей находится центральная платформа 5 х 5 см. Животное помещали на
центральную площадку хвостом к открытому рукаву. Регистрировалось время,
проведенное животными в открытых рукавах, число заходов в открытые и
закрытые рукава. Общее время наблюдения для каждого животного составляло
54
5 мин. В качестве критерия анксиолитического действия использовали
показатель времени, проведенного в открытых рукавах установки. Число
пересечений центральной платформы (общее число заходов в темный и
светлый рукава лабиринта) использовали для оценки влияния соединений на
двигательную активность мышей.
2.6. Оперантная методика лекарственной дифференцировки.
Метод был использован для сравнительного изучения эффектов
классических (диазепам) и селективных (афобазол, мексидол) анксиолитиков
на интероцептивные эффекты коразола, а также изучения интероцептивных
эффектов финастерида в сравнении с эффектами коразола в условиях ЛкД у
крыс Wistar при использоваии оперантного раежима FR10. Рефлексы у
животных начинали вырабатывать после 48-часовой водной депривации
одновременно в 6-ти камерах Скиннера (фирмы Lafayette Instrument Со, США)
в условиях автоматизации эксперимента при использовании персонального
компьютера по программе ABETII (фирмы Lafayette Instrument Со, США). В
процессе обучения ЛкД в качестве дифференцируемых стимулов использовали
коразол (20 мг/кг) и физиологический (контрольный) раствор.
Первый этап формирования ЛкД состоял в предварительной выработке
базового оперантного поведения, на основе которого крыс обучали собственно
условнорефлекторному
навыку
различения
веществ.
При
выработке
дифференцировки в условиях непрерывного подкрепления оперантных реакций
(режим фиксированного отношения – 1 (FR1), каждое нажатие на один из двух
рычагов рассматривается в качестве законченного условно – рефлекторного
акта (т.е. каждое нажатие на рычаг подкреплялось 1 единицей подкрепления). В
данном случае первые два сеанса обучения осуществляли при инъекции
контрольного раствора, что позволяло животным изучить экспериментальную
камеру и усвоить простейший оперантный навык в состоянии нормы. Для
дальнейшего обучения отбирали только тех животных, которые в течение
первых
двух
сеансов
тренировки
получали
55
не
менее
50-ти
единиц
подкрепления в течение 15-минутного периода, что соответствует частоте не
менее 3 нажатий на рычаги в минуту. Затем переходили к обучению крыс
реакции альтернативного выбора рычагов в зависимости от инъекции
контрольного раствора или психотропного вещества, включая первые два
сеанса на фоне действия контрольного раствора в общую последовательность
чередования дифференцируемых стимулов. Обучение животных осуществляли
в течение 15 мин ежедневно 5 раз в неделю.
При формировании оперантного поведения FR10 крысы получали
питьевое подкрепление при осуществлении 10 последовательных нажатий на
любой один из двух рычагов. Выработку рефлекса FR10 осуществляли
поэтапно: животных последовательно обучали в режимах FR1, FR2, FR4, FR6,
FR8 и FR10 (т.е. 1 единицу подкрепления предъявляли при 1, 2, 4, 6, 8 и 10
нажатиях на рычаг). Критерием перехода к следующему оперантному режиму
служило получение животным не менее 50-ти единиц подкрепления в течение
сеанса обучения, что служило основой увеличения частоты оперантных
реакций при переходе от одного режима оперантного обучения к следующему.
При поэтапном обучении животных оперантному поведению FR10 тренировки
проводили в течение 25 мин ежедневно 5 раз в неделю. По достижении
крысами в условиях режима FR10 частоты оперантных реакций не менее 20
нажатий/мин переходили к собственно формированию ЛкД.
Параметрами
оценки
воспроизведения
интероцептивных
эффектов
тренировочных и тестовых комбинаций являлись:
1) средний по группе % выборов рычага, соотнесенного в процессе
обучения с инъекцией тренировочного препарата;
2) % крыс, осуществляющих выбор рычагов, ассоциируемых с каждым из
дифференцируемых стимулов.
При достижении стабильного результата обучения ЛкД проводилось
заместительное тестирование финастерида или антагонизм анксиолитиков с
коразолом. Коразол вводился за 15 мин до тестирования. Финастерид (5, 25
мг/кг) вводили за 40 минут до теста. В тесте на антагонизм диазепам (1 мг/кг)
56
вводили за 20 мин, афобазол (1, 20 мг/кг) за 30 мин, мексидол (100 мг/кг) за 40
мин до коразола. Время тестовой сессии составляло от 2 до 5 минут.
2.7.
Моделирование
состояния
острого
стресса
при
помощи
«вынужденного плавания».
Острый стресс, возникающий вследствие вынужденного плавания, часто
используется в экспериментальных моделях по изучению поведенческих
эффектов психоактивных веществ (Briones-Aranda et al., 2005).
В данной экспериментальной работе острое стрессогенное воздействие
моделировалось при помощи вынужденного плавания. Мыши BALB/c
помещались на 10 мин в плексигласовый
цилиндрический сосуд (46 см
высотой, 20 см диаметром), наполненный водой (25±2°С) до глубины 30 см.
Непосредственно
после
плавания
животные
вынимались
из
ёмкости,
вытирались бумажным полотенцем и помещались в клетки (37°С).
Группы животных, которых не подвергали стрессу:
1. Мыши, которым вводили физ. р-р, диазепама, афобазол, PK11195
или комбинации PK11195 c анксиолитиками.
Группы животных, подвергнутых стрессу:
2. Мыши, которые получали физ. р-р через 15 мин после стресса;
3. Мыши, которым через 60 мин после стресса вводили физ. р-р или
афобазол;
4. Мыши, которым через 24 ч после стресса вводили физ. р-р,
диазепам, афобазол, PK11195 или PK11195 c анксиолитиками.
У всех групп ОИР оценивалась в стандартном тесте ОП (рис. 2.2).
57
Рис. 2.2. Общая схема эксперимента по оценке влияния острого
стресса, вызванного вынужденным плаванием, на ориентировочноисследовательскую реакцию у мышей BALB/c.
2.8.
Определение концентрации нейромедиаторных моноаминов в
структурах головного мозга крыс Wistar.
Опыты проводились на самцах белых крыс стока Wistar (весом 200-250 г).
Индометацин (15 мг/кг), финастерид (15 мг/кг) и коразол (20 мг/кг) вводили
внутрибрюшинно за 30 и 15 мин соответственно.
В качестве контроля
использовали физиологический раствор. Уровень моноаминов определяли во
фронтальной коре, гипоталамусе, прилежащем ядре, стриатуме и гиппокампе.
Содержание моноаминов (норадреналина (НА), дофамина (ДА), серотонина) и
их метаболитов: ДА – 3,4-диоксифенилуксусной кислоты (ДОФУК), 5окситирамина (5-ОТ), гомованиловой кислоты (ГВК), 3-метилтирамина (3-МТ);
серотонина (5-НТ) – 5-оксииндолуксной кислоты (5-ОИУК) определяли во
фронтальной коре, гипоталамусе, прилежащем ядре, стриатуме и гиппокампе
методом
высокоэффективной
электрохимической
детекцией.
жидкостной
Животные
хроматографии
декапитировалось.
(ВЭЖХ)
На
с
льду
извлекались структуры мозга, которые затем подвергались замораживанию
жидким азотом и взвешиванию. Выделенные структуры мозга размельчали в
ручном гомогенизаторе в 20 объемах 0,1 н НClO4 с добавлением в качестве
внутреннего стандарта диоксибензиламина (ДОБА) в количестве 0.5 нмоль/мл.
58
Пробы центрифугировали при
10 000 g в течение 10 мин. Надосадочную
жидкость в количестве 20 мкл фильтрата наносили на аналитическую колонку
Ultrasphera
C18,
методoм
прямой
инъекции.
Содержание
моноаминов
определяли на хроматографе LC-304T (BAS, West Lafayette, США) с
инжектором Rhedyne 7125. НА, ДОФУК, ДА, ГВК, 5-ОИУК и 5-ОТ разделяли
на термостатируемой колонке, при 25oС с использованием в качестве
подвижной фазы 0,1 М цитратно-фосфатного буфера, содержащего 0,3 мМ
октансульфоната натрия, 0,1 мМ ЭДТА и 9% ацетонитрила (рН 3,0).
Определение
моноаминов
и
их
метаболитов
осуществляли
стеклоуглеродном электроде при потенциале +0,85 В против
на
Аg/AgCl
электрода сравнения. Скорость потока подвижной фазы составляла 0,7 мл/мин
(Мирошниченко и соавт., 1988).
2.9.
Статистическая обработка полученных результатов.
Статистическая обработка результатов экспериментов проводилась с
помощью программы BioStat 2009. Экспериментальные данные представлены в
виде средних значений с учетом стандартной ошибки среднего отклонения
(mean±S.E.M.) После проверки на нормальность распределения по критерию
Шапиро-Уилка достоверность отличий между группами определяли по методу
однофакторного или многофакторного дисперсионного анализа (АNOVA),
используя в качестве анализируемых факторов применение фармакологических
агентов, их комбинаций, наличие или отсутствие стресса и использование
альтернативных инбредный линий мышей. Для параметров, исчисляемых в %,
применяли метод оценки для
выборочных долей вариант, что является
аналогом точного критерия Фишера (Урбах Ю.В., 1964). В эксперименте были
использованы группы животных численностью от 6 до 30.
59
РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЙ
Глава 3. Изучение эффектов анксиолитиков на тревогу, вызванную
введением малых доз коразола, у грызунов.
Коразол – хорошо известное в клинической и экспериментальной
психофармакологии
вещество,
являющееся
эталонным
анксиогенным
препаратом (Lal and Emmett-Oglesby, 1983; Fielding and Lal, 1979). Коразол –
неконкурентный антагонист ГАМКА-рецепторов, снижающий активность
ГАМК-ергической системы (Sejima et al., 1997).
Коразол, применявшийся в качестве антидота при передозировке
барбитуратами, в научной литературе изначально описывался как препарат,
обладающий преимущественно просудорожными свойствами. Однако в
последующем было обнаружено, что коразол обладает способностью вызывать
у
человека
развитие
тревоги
и
панические
атаки
при
введении
в
субконвульсантных дозах (Schenberg et al., 2001; Rodin and Colhound, 1970). В
экспериментальной фармакологии анксиогенные свойства коразола нашли
применение при моделировании тревожных состояний у грызунов (мышей и
крыс) в тестах ПКЛ (Benjamin et al., 1997), ОП (Zienowicz et al., 2007; Galani and
Patel, 2010), конфликтной ситуации Вогеля (Gusti et al., 1991; Bennett et al.,
1982). Также в дозе (50 мг/кг, в/б), превышающей анксиогенную в несколько
раз, коразол провоцирует развитие панических состояний у крыс (Schenberg et
al., 2001).
Целью настоящего раздела работы послужило изучение поведенческих
эффектов
коразола,
классического
сравнительный
(диазепама)
и
анализа
селективных
особенностей
(афобазола
и
влияния
мексидола)
анксиолитиков на тревогу, вызванную введением коразола у крыс стока Wistar,
мышей инбредных линий BALB/c, C57Bl/6 в условиях тестов ОП, ПКЛ и
модели ЛкД.
Коразол вводили крысам в дозах 15, 20 (мг/кг) и мышам обоих линий 30 мг/кг за 15 мин до оценки его эффектов в ОП. Афобазол (0,5, 1, 5 мг/кг) и
мексидол (150 мг/кг) вводили за 40 минут, а диазепам (1, 5 мг/кг) за 30 мин до
60
исследования ОИР в тестах ОП и ПКЛ. В комбинации с коразолом инъекция
анксиолитика предшествовала введению антагониста ГАМКА-рецепторов.
Контрольной группе животных вводили физиологический раствор.
Данный раздел работы выполнен совместно с Волковой А.В.,
Королёвым А.О., Кудрящовым Н.В (Кудряшов и соавт., 2015). Результаты
настоящего раздела были представлены на IV съезде фармакологов России
«Инновации в современной фармакологии», Казань, Россия, 18-21 сентября
2012; освещены в статье «Изучение анксиолитических свойств нового
производного пиразоло[C]пиридина ГИЖ-72» (Эксп. и клин. фармакол., 2015).
3.1.
Анализ
поведенческих
реакций,
вызванных
введением
коразола, у грызунов в тесте «открытое поле».
Коразол у крыс стока Wistar при введении в дозах 15 и 20 мг/кг оказывал
анксиогенное действие, которое выражалось в снижении показателей ОИР в
тесте ОП (P≤0,01) (табл. 3.1). У мышей инбредной линии BALB/c коразол (30
мг/кг)
вызывал
уменьшение
величины
горизонтальной
активности,
обследования отверстий и Коир в тесте ОП (P≤0,05). У мышей C57Bl/6 в тесте
ОП при введении коразола (30 мг/кг) отмечалось выраженное снижение
параметров локомоторной и исследовательской активности по сравнению с
контрольной группой животных (P≤0,05; 0,01) (табл. 3.1).
Таким образом, селективная блокада ГАМКА-рецепторов коразолом у
грызунов разных видов и генотипов, определяющих противоположный тип
реагирования на стресс, выражается в усилении тревожного поведения в
условиях теста ОП.
При введении коразола у
мышей инбредной линии
BALB/c и крыс стока Wistar отмечается падение Коир на 50%, мышей C57Bl/6 –
на 25% по сравнению с контрольной группой животных.
61
Таб. 3.1 Влияние коразола на поведение грызунов в тесте «открытое
поле».
Вещество/
Доза
Кол-во жив.
мг/кг
Горизонтальная Вертикальная
активность
активность
Обследование
Коэф. ОИР
отверстий
Крысы Wistar
Физ. р-р.
-
30,4±2,3
6,8±1,0
3,5±0,5
41,9±3,3
15
20,3±1,9
2,8±0,4
2,1±0,3
25,3±2,2
**
**
**
**
15,8±1,8
2,0±0,4
3,9±0,5
21,2±1,7
**
**
(N=34)
Коразол
(N=18)
Коразол
20
(N=18)
**
Мыши BALB/c
Физ. р-р.
-
20,6±1,9
0,6±0,2
3,3±0,4
24,4±1,9
30
10,1±2,4
0,4±0,3
1,1±0,4
11,6±2,5
**
**
(N=23)
Коразол
(N=8)
**
Мыши C57Bl/6
Физ. р-р
-
52,5±3,3
9,2±1,0
4,3±0,9
65,9±4,6
30
41,7±2,6
4,5±1,1
1,8±0,3 **
49,8±3,3
*
**
(N=11)
Коразол
(N=7)
*
Примечание: N – количество животных в группе *, ** - P≤ 0,05; 0,01
отличие от физ. р-ра (по ANOVA).
62
3.2 Анализ поведенческих реакций, возникающих при совместном
введении коразола и анксиолитиков у грызунов в тестах «открытое поле»
и «приподнятый крестообразный лабиринт».
У крыс Wistar
при совместном введении диазепама (1, 5 мг/кг) и
коразола (20 мг/кг) диазепам оказывал различное влияние на параметры ОИР в
зависимости от дозы. Диазепам (1 мг/кг) полностью восстанавливал структуру
ОИР. В то время как эффект диазепама (5 мг/кг) отличался от дозы
анксиолитика в 1 мг/кг по параметру вертикальной активности, которая не
восстанавливалась и была ниже аналогичного показателя у группы животных,
получавших физиологический раствор (P≤0,01) (табл. 3.2). Афобазол (0,5 мг/кг)
при совместном введении с коразолом не оказывал анксиолитического
действия. В дозе 1 мг/кг афобазол увеличивал в 2 раза показатель вертикальной
активности, в 1,5 раза - число обследованных отверстий, Коир, сниженные
введением антагониста ГАМКА-рецепторов (P≤0,01) (табл. 3.2). Повышение
дозы афобазола до 5 мг/кг сопровождалось снижением в 2 раза горизонтальной
активности и Коир по сравнению с группой крыс, получавших инъекция физ.
р-ра (P≤0,01) (табл. 3.2). Следует отметить, что афобазол корректировал
вертикальную активность, сниженную введением коразола, в дозе 1 и 5 мг/кг, а
диазепам – только в дозе 1 мг/кг. Совместное применение коразола
и
мексидола (100 мг/кг) сопровождается снижением в 3,5 раза параметра
величины обследований отверстий по сравнению с группой животных,
получавших инъекцию коразола (P≤0,05). Кроме того в данной группе
животных отмечалось уменьшение параметров вертикальной активности,
обследования отверстий и Коир относительно группы физ. р-ра (P≤0,01) (табл.
3.2). В тесте ПКЛ афобазол (1 мг/кг) увеличивал в 3 раза параметр времени
нахождения крыс Wistar
в светлом рукаве лабиринта, сниженный после
введении коразола (15 мг/кг) (P≤0,05) (табл. 3.3).
Таким образом, можно заключить, что доза 1 мг/кг для афобазола и
диазепама является оптимальной для восстановления ОИР, нарушенной
введением коразола (20 мг/кг) у крыс Wistar.
63
Табл. 3.2. Особенности влияния диазепама, афобазола на нарушение
поведения, вызванное введением коразола, у крыс Wistar в тесте
«открытое поле».
Вещество/
Кол-во
животных
Физ. р-р.
(N=34)
Коразол
(N=18)
Диазепам+
Коразол
(N=10)
Диазепам+
Коразол
(N=7)
Афобазол+
Коразол
(N=9)
Афобазол+
Коразол
(N=10)
Aфобазол+
Коразол
(N=7)
Мексидол+
Коразол
(N=7)
Доза
мг/кг
Горизонтальная
активность
Вертикальная
активность
Обследование
отверстий
Коэф. ОИР
-
30,4±2,3
6,8±1,0
3,5±0,5
41,9±3,3
20
15,8±1,8
**
26,9±5,0
##
2,0±0,4
**
5,6±1,6
##
3,9±0,5
21,2±1,7
**
37,5±7,4
##
35,5±11,5
##
2,7±1,2
**
2,50±1,05
40,7±13,5
##
18,8±4,0
**
3,0±1,0
**
2,55±0,67
24,3±5,2
**
1+20
5+20
0,5+20
5,0±1,3
#
1+20
20,5±2,7
**
3,8±0,5
**##
5,4±1,0
**##
29,7±3,3
**##
5+20
14,9±2,4
**
4,2±1,4
**##
2,8±0,9
21,9±4,2
**
150+20
11,1±2,4
0,8±0,4
**
1,1+0,5
**#
13,3±3,1
**
Примечание: N – количество животных в группе; #,## - P≤0,05; 0,01
отличие от коразола; *,** - P≤ 0,05; 0,01 отличие от физ. р-ра (по ANOVA)
64
Табл. 3.3 Влияние афобазола на тревожные реакции, вызванные
коразолом, у крыс Wistar в тесте «приподнятый крестообразный
лабиринт».
Вещество/
Кол-во
животных
Физ. р-р
(N=10)
Коразол
(N=10)
Афобазол +
Коразол
(N=10)
Доза,
мг/кг
15
1+15
Время нахождения
в светлом рукаве
(сек)
30,9±7,1
Количество
переходов в
светлый рукав
1,4±0,2
Общее количество
переходов
14,3±1,5
**
107,3±21,3
*#
1,1±0,3
1,5±0,3
2,1±0,4
3,1±0,9
1,9±0,5
Примечание: N – количество животных в группе; #,## - P≤0,05; 0,01
отличие от коразола; *,** - P≤ 0,05; 0,01 отличие от физ. р-ра (по ANOVA).
У мышей линии BALB/c анксиолитическое действие диазепам (1 мг/кг)
выражалось в увеличении по сравнению с группой мышей, получавших
инъекцию физ. р-ра, всех регистрируемых составляющих ОИР. При инъекции
коразола (30 мг/кг) через 30 мин после диазепама (1 мг/кг) сохранялись
повышенные по сравнению с физ. р-ом уровни горизонтальной, вертикальной
активностей (P≤0,01). Вместе с тем при совместном введении диазепама и
коразола наблюдалось ещё более выраженное, чем при введении только
коразола, уменьшение числа обследованных отверстий (P≤0,05). Несмотря на
снижение этого параметра, Коир не отличался от такового при введении одного
диазепама (табл. 3.4).
Таким образом, диазепам (1 мг/кг) сохранял анксиолитические свойства
при комбинированном введени с коразолом (30 мг/кг) у мышей BALB/c в ОП.
Афобазол (1 мг/кг) вызывал повышение горизонтальной активности,
количества вертикальных стоек и суммарного показателя Коир (P≤0,01).
Афобазол (1 мг/кг) при совместном введении с коразолом (30 мг/кг) усиливал
анксиогенные эффекты последнего у мышей BALB/c. Данный феномен
выражался в более чем 5-ти кратном снижении горизонтальной активности,
полном подавлении вертикализации, а также уменьшении Коир в 2 раза по
65
сравнению с группой мышей, которым вводили коразол (P≤0,01) (табл. 3.4).
Мексидол (150 мг/кг, в/б) не изменял поведения мышей в тесте ОП. Мексидол
(150 мг/кг) при введении с коразолом (30 мг/кг) не восстанавливал параметры
ОИР у мышей BALB/c в тесте ОП (табл. 3.4).
Таким образом, афобазол (1 мг/кг) не только не компенсировал усиление
тревожных реакций, вызванных коразолом (30 мг/кг), но и потенциировал
поведенческие эффекты блокады ГАМКА-рецепторов.
Табл. 3.4 Особенности влияния диазепама, афобазола, мексидола на
нарушение поведения, вызванное введением коразола, у мышей BALB/c в
тесте «открытое поле».
Вещество
Физ. р-р.
(N=23)
Коразол
(N=8)
Диазепам
(N=10)
Диазепам +
Kоразол
(N=10)
Афобазол
Доза
мг/кг
-
Горизонтальная
активность
20,5±1,9
Вертикальная
активность
0,5±0,2
Обследование
отверстий
3,3±0,4
Коэф. ОИР
30
10,1±2,4
**
31,9±1,9
**
37,5±6,9
**##
0,4±0,3
1,1±0,4
**
3,6±0,3
**
0,9±0,3
&**
11,6±2,5
**
44,0±1,5
**
44,0±6,2
**##
1
32,3±2,6
**
3,3±0,5
**
2,4±0,4
38,0±3,0
**
1+30
2,3±0,9
**##
0±0
2,5±0,5
#
4,8±1,3
**##
150
19,8±1,8
1,1±0,4
2,0±0,2
23,9±1,5
150+30
8,1±1,8
**
1,2±0,4
1,8±0,6
11,1±2,4
**
1
1+30
(N=22)
Афобазол +
Коразол
2,9±0,3
**
2,0±0,5
**##
24,4±1,9
(N=10)
Мексидол
(N=10)
Мексидол +
Коразол
(N=10)
Примечание: N – количество животных в группе; *,** - P≤ 0,05; 0,01
отличие от физ. р-ра; & - P≤ 0,05 отличие от диазепама; #,## - P≤ 0,05; 0,01
отличие от коразола (по ANOVA).
66
Как и в предыдущих экспериментах Ярковой и соавт. (2012), в настоящей
работе
у
мышей
C57Bl/6
диазепам
(1
мг/кг)
вызывал
снижение
ориентировочно-исследовательской активности в тесте ОП (P≤0,01). Афобазол
(1 мг/кг) не обнаруживал анксиолитических свойств. Мексидол (150 мг/кг) так
же не проявлял анксиолитического действия (табл. 3.5).
При сочетании диазепама (1 мг/кг) с коразолом (30 мг/кг) не отмечалось
изменения параметров ОИР по сравнению с группой мышей, которым вводился
один коразол. Таким образом, у мышей С57Bl/6 диазепам (1 мг/кг) не только не
обладает анксиолитическим действием, но и не компенсирует поведенческие
нарушения, индуцированные снижением функциональной активности ГАМКАрецепторов.
Афобазол (1 мг/кг) восстанавливал сниженную коразолом (30 мг/кг)
горизонтальную двигательную активность (P≤0,05; 0,01) (табл. 3.5). При этом
афобазол не влиял на число обследований отверстий, но провоцировал падение
количества вертикальных стоек (P≤0,05) (табл. 3.5). В отношении Коир
афобазол полностью восстанавливал данный показатель до контрольных
значений при предварительном введении с КР (P≤0,01) (рис. 3.1).
Таким
образом,
афобазол
(1
мг/кг),
не
оказывая
собственного
анксиолитического действия у мышей C57Bl/6, предотвращал усиление
тревожных реакций, наблюдаемых при введении коразола.
Мексидол (150 мг/кг, в/б) восстановливал параметр вертикальной
активности и Коир, сниженные введением коразола (рис. 3.1), (табл. 3.5).
Таким образом, способность анксиолитиков корректировать нарушения
поведения, вызванные малыми дозами коразола, зависит от фенотипа
эмоционально-стрессовой реакции грызунов. Афобазол у крыс Wistar и мышей
линии С57Bl/6 восстанавливал большинство
поведенческих нарушений,
вызванных функциональной блокадой ГАМКА-рецепторов. У мышей BALB/c
афобазол потенцеировал тревогу, индуцированную коразолом.
67
Таб. 3.5 Особенности влияния диазепама, афобазола, мексидола на
нарушение поведения, вызванное введением коразола, у мышей C57Bl/6 в
тесте «открытое поле».
Вещество
Физ. р-р
Доза
Горизонтальная
Вертикальная
Обследование
Коэф. ОИР
мг/кг
активность
активность
отверстий
-
52,5±3,3
9,2±1,0
4,3±0,9
65,9±4,6
30
36,1±4, 5
*
0,5±0,2
**
1±0,3
**
37,6±5,2
*
1
35,0±2,4
3,0±0,9
1,5±0,8
39,8±4,1
**
**
**
**
29,9±3,7
3,0±0,6
1,1±0,5
34,0±4,0
*
**
**
1
49,0±4,9
6,8±1,5
2,0±0,5
57,7±5,9
1+30
58,0±6,4 #
3,0±0,8
1,8±0,7
62,8±6,9
&**
*
(N=11)
Коразол
(N=7)
Диазепам
(N=8)
Диазепам +
1+30
Коразол
(N=7)
Афобазол
**
(N=8)
Афобазол +
Коразол
(N=8)
Мексидол
150
44,4±5,2
6,4±1,1
2,5±0,3
53,4±6,4
150+30
48,7±2,9
3,7±1,3
1,4±0,5
53,8±3,6
(N=9)
Мексидол+
**##
Коразол
*#
(N=10)
Примечание: N – количество животных в группе; *,** - P≤ 0,05; 0,01
отличие от физ. р-ра; & - P≤ 0,05 отличие от афобазола; #,## - P≤ 0,05; 0,01
отличие от коразола (по ANOVA).
68
Рис. 3.1 Влияние анксиолитиков на коэффециент ориентировочноисследовательской реакции в условиях сниженной ГАМКА-рецепторной
функции в тесте «открытое поле» у мышей BALB/c и C57Bl/6.
Примечание: По оси Y – величина Коир в % у мышей, получавших
инъекцию физ. р-р; --- - физ. р-р; *,** - P≤ 0,05; 0,01 отличие от физ. р-ра; #,## P≤ 0,05; 0,01 отличие от коразола (по ANOVA).
3.3. Эффекты
анксиолитиков на интероцептивные эффекты
коразола у крыс Wistar.
Интероцептивные дифференцировочные (стимульные) свойства коразола,
как модулятора тревожного состояния, были изучены и охарактеризованы
впервые в 1979 году (Lal, 1979). В последующем пентилентетразол стал широко
применятся в различных вариациях методики
анксиолитических
ЛкД не только для оценки
эффектов веществ на модели вызванной снижением
ГАМКА-ергической функции мозга тревоги, но также исследования роли
ГАМКА-рецепторного
звена
в
реализации
анкиолитического
конкретного вещества небензодиазепиновой структуры и/или
эффекта
степени
вовлеченности других рецепторных систем или нейрохимических путей во
взаимодействие с ГАМКА-рецепторами при формировании
тревоги (Junget al., 2002; Glennon 2011).
69
или коррекции
Методика формирования ЛкД «коразол-физиологический раствор»
освещена в статье в статье «Изучение анксиолитических свойств нового
производного пиразоло[C]пиридина ГИЖ-72» (Эксп. и клин. фармакол., 2015).
В настоящем исследовании было проведено сравнительное изучение
влияние анксиолитиков (диазепама, афобазола, мексидола) на интероцептивные
эффекты коразола в условиях ЛкД у крыс Wistar при использоваии оперантного
режима FR10. В тестах диазепам (1 мг/кг) вводили за 60 мин до сессии,
афобазол (1, 20 мг/кг) и мексидол (100 мг/кг) - за 40 мин.
В условиях метода ЛкД было установлено, что при совместном введении
диазепама (1, 5 мг/кг) и коразола (20 мг/кг) крысам, обученным ЛкД «коразол
20 мг/кг-физ. р-р», наблюдается полный дозозависимый антагонизм диазепама
с
интероцептивными
эффектами
коразола
по
всем
регистрируемым
параметрам. При использовании комбинации коразола и диазепама в дозе 5
мг/кг % выборов рычага, ассоциированного с применением антагониста
ГАМКА-рецепторов, составил в среднем по группе всего лишь 24% по
сравнению с введением только коразола (P≤0,001). Рычаг, ассоциированный с
коразолом, выбирался в 10% всех случаев. При этом ни одно животное не
выбирало рычаг, ассоциированный с коразолом (рис. 3.2).
При предварительном введении афобазола (1 мг/кг) не регистрировалось
изменения интероцептивных эффектов коразола, в то время как афобазол в дозе
20 мг/кг снижал долю выбора ассоциированных с коразолом рычагов до 71,4%
(на 20% по сравнению с коразолом, P≤0,01) и до 30% крыс, осуществляющих
выбор в пользу коразола. Афобазол (20 мг/кг), введённый крысам, обученным
ЛкД «коразол 20 мг/кг – физиологический раствор», вызывал частичное
замещение ингибитора ГАМКА-рецепторов (P≤0,01) (рис. 3.3 A).
В тесте на антагонизм с интероцептивными свойствами коразола
мексидол (100 мг/кг) оказывал более глубокий эффект, снижая долю
адекватных введению коразола оперантных реакций до 55%, и лишь 40%
животных выбирали рычаги, соответствующие применению коразолом (рис.
3.3. А, Б). Вместе с тем, на крысах Wistar в комбинации с коразолом мексидол
70
снижает частоту оперантных реакций на 70% (до 1,9±0,7 нажатий/мин) по
сравнению с коразолом (1,3±0,5) или физ. р-ром (1,2±0,3), что может
свидетельствовать о седативном действии комбинации. Эти результаты
позволяют предположить, что подавление ОИР при использовании комбинации
«мексидол+коразол» в тесте ОП у крыс также является индикатором
седативного действия.
Таким образом, замещение афобазолом (20 мг/кг) коразолом оказывает
дозозависимое ингибирующее действие в отношении интероцептивных
эффектов коразола (20 мг/кг) у крыс Wistar, обученных ЛкД в оперантном
режиме FR10, но уступает по величине диазепаму. Результаты настоящего
раздела работы свидетельствуют о влиянии антиоксидантной системы на
эффекты коразола, что согласуется с данными литературы (Воронина и соавт.,
2005). Мексидол (100 мг/кг) оказывает более выраженное действие по
сравнению с афобазолом (20 мг/кг) на интероцептивные эффекты коразола, но
также уступает диазепаму.
Рис. 3.2 Влияние диазепама (1, 5 мг/кг, в/б) на интероцептивные
эффекты
коразола (20 мг/кг, в/б) у крыс, обученных лекарственной
дифференцировке «коразол-физ. р-р».
Примечание: По левой оси Y представлена средняя по группе доля
выборов (%) рычагов, соотнесенных с инъекциями коразола (20 мг/кг, в/б); по
правой оси Y представлен % крыс, выбирающих рычаг, адекватный коразолу.
** P≤0,01 по сравнению с коразолом (20 мг/кг, в/б) (точный критерий Фишера)
71
Рис. 3.3. Влияние веществ на интероцептивные эффекты коразола (20
мг/кг, в/б) у крыс, обученных лекарственной дифференцировке «коразолфизиологический раствор».
А - Влияние веществ на среднюю по группе долю (%) выборов рычагов, ассоциируемых с
инъекцией коразола (20 мг/кг, в/б); параметр представлен по оси Y.
Б - Влияние веществ на долю (%) крыс, выбирающих рычаг, адекватный коразолу; параметр
представлен по оси Y.
Примечание:--- - критерий выбора физ. р-ра, которому на графике
соответствует
20%
и
коразолу,
которому
соответствует
80%;
*,** P≤0,05;0,01 по сравнению с коразолом (20 мг/кг) (точный критерий
Фишера).
72
Глава 4.
Изучение влияния блокады синтеза нейростероидов на
поведенческие реакции грызунов.
Для
изменения
использовали
индометацин
нормального
соединение
(ингибитор
процесса
PK11195
синтеза
(селективный
3α-гидроксистероидной
эндогенных
блокатор
НС
МТБ18),
оксидоредуктазы),
финастерид (ингибитор 5α-редуктазы). На первом этапе была изучена роль НС
системы на поведение крыс Wistar и мышей инбредных линий С57Bl/6, BALB/c
c
различным фенотипом эмоционально-стрессовой реакции при блокаде
основных
этапов
нейростероидогенеза
с
применением
специфических
блокаторов PK11195, финастерида и индометацина в тестах ОП, ПКЛ. При
исследовании роли НС системы в реализации эффектов анксиолитиков у
мышей BALB/c и С57Bl/6 были оценены эффекты диазепама, афобазола и
мексидола на фоне блокады метаболизма прогестерона финастеридом и
индометацином. Результаты настоящего раздела работы были освещены в
статье «Нейростероидогенез и ориентировочно-исследовательское поведение
грызунов» (Калинина и соавт., 2014) и представлены на «The 6th European
Congress of Pharmacology», Granada, Spain, 2012.
4.1 Влияние блокады МТБ18 и нарушения метаболизма прогестерона
на ориентировочно-исследовательскую реакцию и уровень тревожности у
грызунов.
У крыс Wistar ингибиторы метаболизма прогестерона, финастерид и
индометацин, в изученных дозах вызывали сопоставимое между собой (на 3641%) снижение вертикальной активности,
без изменения горизонтальной
двигательной активности и распределения локомоции между центральной и
периферической частями установки (табл. 4.1). В тесте ПКЛ финастерид (7,5
мг/кг) вызывал у крыс Wistar уменьшение в 3 раза времени нахождения
животных в светлой зоне, в 3,5 раза снижение количества переходов и в 2 раза
активности в светлой зоне лабиринта по сравнению с группой животных,
получавших физ. р-р (P≤0,05; 0,01).
При этом индометацин (15 мг/кг) не
73
провоцировал выраженных изменений поведения крыс по сравнению
с
группой контрольных животных (табл. 4.2).
Интактные мыши инбредных линий BALB/cи C57Bl/6 различались по
своей исследовательской активности: Коир для первых составил 23,2±1,8, для
вторых – 66,9±5,6 (Р≤0,01), что согласуется с данными литературы (Longone et
al. 2011). Большинство мышей обеих групп, получавших физиологический
раствор, осуществляли выходы в центральную часть ОП, но вместе с тем
различие между линиями по данному параметру составило 17% (P≤0,01) (табл.
4.1). Системное применение селективного блокатора МТБ РК11195 (5 мг/кг) у
мышей линии BALB/c вызывало снижение всех регистрируемых параметров
ОИР по сравнению с показателями контрольных животных. Финастерид (15
мг/кг) уменьшал горизонтальную и вертикальную активности и не оказывал
влияния на число обследованных отверстий по сравнению с контрольной
группой животных (табл. 4.1). Индометацин (10 мг/кг) оказывал ингибирующее
действие в отношении горизонтальной активности животных, но тем не менее
подобно финастериду снижал Коир в 2 раза по сравнению с контролем (табл.
4.1). У мышей BALB/c при введении РК11195 снижение Коир сочеталось с
уменьшением в 4 раза % животных, выходивших в центральную часть
установки, по сравнению с инъекцией физ. р-ра (табл. 4.1). При селективной
блокаде МТБ18 также отмечали увеличение тревожности, что проявлялось в
уменьшении соотношения двигательной активности животных в центральной и
периферической частях установки ОП (табл. 4.1). Таким образом, полученные
результаты свидетельствуют о снижении ОИР у мышей BALB/c при
фармакологическом
нарушении
всех
исследуемых
этапов
метаболизма
прогестерона. Селективная блокада функциональной активности МТБ18 при
системном введении PK11195
приводит к более глубокому подавлению
поведенческой активности в тесте ОП по сравнению с нарушением
ферментативной
активности
гидроксистероидной
5α-редуктазы
дегидрогеназы
–
финастеридом
индометацином.
или
3α-
Селективное
ингибирование активности МТБ18 у мышей C57Bl/6 вызывало уменьшение
74
горизонтальной активности и Коир. Финастерид (15 мг/кг) снижал все
регистрируемые параметры поведения в тесте ОП, вызывая наибольшие по
сравнению с действием PK11195 изменения в отношении центральной
горизонтальной
активности.
Индометацин
уменьшал
горизонтальную
активность и число обследованных отверстий, не оказывая влияния на
вертикальную активность мышей C57Bl/6 (табл. 4.1). Депримирующее действие
финастерида сочеталось со снижением % животных, осуществлявших выход
в центральную часть установки, и уменьшением индекса тревожности.
Ослабление исследовательского поведения, вызванное применением PK11195
или индометацина, не сопровождалось уменьшением активности животных в
центральной части установки. Результаты, свидетельствующие о снижении
исследовательского поведения и усилении тревожных проявленийпри введении
PK11195 или ингибиторов метаболизма прогестерона у мышей и крыс,
согласуются с данными экспериментальной литературы об анксиогенных
эффектах индометацина, финастерида или PK11195 у крыс в условиях моделей
оценки тревожных реакций ОП, ПКЛ, при оценке реакции замирания и
зоосоциальных взаимодействий при введении блокаторов нейростероидогенеза
непосредственно в структуры мозга (гиппокамп и область вентромедиальной
покрышки) (Kalinin, 2011; MacKenzie et al. 2013). Известно, что при системном
применении
PK11195,
регистрировали
трилостана,
ингибирование
индометацина
анксиолитических
или
финастерида
свойств
селективных
лигандов МТБ18 этифоксина и эмапунила (MacKenzie et al. 2013; Ugale et al.
2008). Таким образом, результаты настоящего исследования демонстрируют,
что селективная блокада МТБ18, как и ингибирование ферментов метаболизма
прогестерона вызывают снижение поведенческой активности у грызунов
независимо от вида и типа эмоционально-стрессовой реакции. Вместе с тем, во
влиянии различных этапов нейростеройдогенеза установлены межлинейные
различия: у мышей BALB/c наибольшее усиление тревоги наблюдается при
селективной блокаде активности МТБ18, в то время как у мышей C57Bl/6 - при
селективном снижении активности 5α-редуктазы.
75
Табл. 4.1. Влияние ингибиторов метаболизма прогестерона на
ориентировочно-исследовательскую реакцию грызунов в тесте ОП.
Число
обследованных
отверстий
Коир
%
животных,
выходящих
в центр
0,8±0,4
21,5±1,5
3,7±0,3
*
0,7± 0,3
17,4±1,0
100
(10/10)
100
(10/10)
3,4±0,7
*
1,1± 0,3
16,6±1,9
*
100
(10/10)
1,7±0,3
23,2±1,8
1,1±0,3
**
0,6±0,1
**
1,2±0,2
**
1,5±0,3
5,6±0,7
**
11,6±1,4
**#
88
(57/65)
20
(4/20)**
55
(11/20)**
1,6±0,8
1,4±0,4
10,9±2,0
**#
38
(3/8)**
Мыши C57Bl/6
18
8,8±1,6
х
17
6,8±1,5
7,7±0,9
х
9,1±1,3
100
(37/37) х
100
(10/10)
55
(11/20)**#
100
(10/10)
Горизонтальная активность Вертикальная
Ц,
Ц+П,
Ц/(Ц+
актив
П)х
ность
100, %
Вещ-во/
Кол-во
жив
До
за,
мг/
кг
Физ. р-р
(N=10)
Финастерид
(N=10)
Индометацин
(N=10)
-
1,8±0,3
14,9±1,2
5
1,5±0,3
13,1±0,9
11
5
1,5±0,3
12,2±1,5
12
-
4,1±0,8
19,8±1,4
5
0,2±0,1
**
2,1±0,5
**#
3,4±0,5
**
9,6±1,4
**#
6
**
22
1,4±0,1
**
7,9±1,9
**#
18
Физ. р-р
(N=65)
PK11195
(N=20)
Финастерид
(N=20)
Индометацин
(N=8)
Физ. р-р
(N=37)
PK11195
(N=10)
Финастерид
(N=20)
Индометацин
(N=10)
15
10
-
15
1,5±0,1
**
53,8±4,8
х
31,8±3,8
*
26,0±5,1
**
10
5,8±1,1
*
35,3±1,3
**
5
9,7±1,5
х
6,6±1,4
Крысы Wistar
12
5,8±0,9
Мыши BALB/c
21
1,5±0,3
8
**
4,1±0,8
**
1,3±0,3
*
66,9±5,6
х
44,1±6,2
*
31,6±5,9
**
17
6,2 ±0,9
2,6±0,5
**
44,0±1,7
**
Примечание: N - количество мышей в группе; Ц – горизонтальная
активность в центральной части установки; П - горизонтальная активность в
периферической части установки; Ц/(Ц+П)х100 (%) – индекс тревожности,
уменьшение которого свидетельствует об усилении тревожности мышей; хотличие от BALB/c, которым вводили физ. р-р, при P≤ 0,01; *,** отличие от
физ. р-ра при P<0,05; 0,01; #, ## - отличие от PK11195 при P≤0,05; 0,01 (по
ANOVA, точный критерий Фишера для Ц/(Ц+П)×100%).
76
Табл. 4.2 Влияние ингибиторов метаболизма прогестерона на
поведение крыс Wistar в тесте «приподнятый крестообразный лабиринт».
Вещество/ Кол-во жив.
Доза,
Время в светлом
Кол-во
Общее кол-во
мг/кг
рукаве (сек)
переходов в
переходов
светлый рукав
Физ. р-р (N=10)
-
30,2±3,9
2,2±0,2
4,2±1,2
Финастерид (N=6)
7,5
8,8±2,0 **
0,6±0,2 *
1,8±0,5 *
Индометацин (N=6)
15
45,8±10,5
3,0±0,3
4,8±1,7
Примечание: N - количество крыс в группе; *,** - P≤0,05; 0,01 отличие
от физ. р-ра (по ANOVA).
4.2 Изучение интероцептивных эффектов финастерида у крыс,
обученных лекарственной дифференцировке «коразол – физиологический
раствор».
В данном разделе экспериментальной работы было проведено изучение
интероцептивных эффектов финастерида (5, 25 мг/кг) в сравнении с эффектами
коразола (20 мг/кг) на модели ЛкД у крыc Wistar при использовании
оперантного режима FR10.
В
ходе
финастерид
заместительного
тестирования
было
установлено,
что
(5, 25 мг/кг, в/б) дозозависимо частично воспороизводит
стимульные свойства коразола у самцов крыс Wistar (рис. 4.3), что
свидетельствует о
различии механизмов тревоги, вызванной коразолом и
финастеридом, но указывает на наличие общих звеньев. Этот результат
согласуется с наблюдениями других авторов о разной динамике формирования
лекарственной дифференцировки «коразол – физ. р-р» у самцов и самок, что
связывают с участием НС в механизме интероцептивных эффектов коразола
(Jungetal. 1999, 2000).
77
Рис. 4.3 Интероцептивные эффекты финастерида (5, 25 мг/кг) в
заместительном тестировании у крыс, обученных ЛкД «коразол-физ. р-р»
в оперантном режиме FR10.
Примечание: --- - критерий выбора физ. р-ра, которому на графике
соответствует 20%, и коразол, которому соответствует 80%; По оси Y - %
оперантных реакций, адекватных введению коразола (20 мг/кг); ** - отличие от
коразола при P≤0,01 (точный критерий Фишера).
78
Глава 5 Влияние различных этапов синтеза нейростеройдов на
эффекты анксиолитиков.
В настоящем исследовании было изучено влияние этапов синтеза
нейростеройдов
в реализации эффектов анксиолитических препаратов. У
мышей инбредной линии BALB/cэффекты анксиолитиков (диазепам, афобазол)
оценивали на фоне блокады МТБ18 и предшественника нейростероидов
(прегненолона) при блокаде 5α-редуктазы финастеридом в тесте ОП. У мышей
BALB/c и С57Bl/6 были оценены эффекты диазепама, афобазола и мексидола
на фоне блокады метаболизма прогестерона финастеридом и индометацином в
тестах ОП, ПКЛ. Результаты настоящего раздела работы были освещены в
статье «Изучение влияния диазепама на тревожные реакции у мышей,
вызванные индометацином» (Шимширт и соавт., 2012).
У мышей инбредной линии BALB/c при совместном введении блокатора
МТБ18 PK11195 (5 мг/кг) и анксиолитика диазепама (1 мг/кг) наблюдалось
восстановление параметров двигательной и исследовательской активности по
сравнению с группой животных, получавших инъекции PK11195. Также
отмечалось увеличение
% животных, выходящих в центр установки, и
соотношения между локомоторной активностью в центре и по периферии ОП,
что указывает на способность диазепама сохранять своё противотревожное
действие на фоне блокады МТБ18 (p≤0,01) (табл. 5.1).
Диазепам (1 мг/кг) не восстанавливал параметры ОИР, сниженные при
введении
финастерида (15 мг/кг) у мышей
BALB/c, в том числе и
соотношение активности животных в центральной части ОП (табл. 5.1).
При совместном введении диазепама (1 мг/кг) и индометацина (5, 10
мг/кг) было установлено, что БД повышает величину двигательной активности
мышей BALB/c в центре и по периферии ОП, а также суммарный показатель
Коир (Р≤0,01). Диазепам в комбинации с индометацином (10 мг/кг) оказывал
анксиолитическое действие, увеличивая практически в 2 раза процент
животных, выходящих в центральную часть установки ОП по сравнению с
группой мышей, которым вводили физ. р-р (табл. 5.1).
79
У мышей BALB/c афобазол (1 мг/кг) не восстанавливал параметры ОИР,
сниженные введением блокатора МТБ18 PK11195 (5 мг/кг).
При
комбинированном
введении
афобазола
(0,5;
1,0
мг/кг)
и
финастерида (15 мг/кг) отмечалось усиление анксиогенных эффектов блокатора
5α-редуктазы на поведение животных. Так,
афобазол (1 мг/кг) вызывал
снижение двигательной активности мышей в центральной и периферической
части ОП, уменьшение величины
Коир в 3 раза по сравнению с группой
мышей, которым вводили финастерид (P≤0,01) (табл. 5.1).
При совместном введении афобазола (1 мг/кг) и индометацина (5 мг/кг)
были выявлены анксиолитические эффекты афобазола, проявляющиеся в
повышении
параметров
центральной
и
периферической
локомоции,
вертикальной активности и обследования отверстий относительно группы
индометацина. Кроме того параметры достоверно отличались от аналогичных
показателей в контрольной группе мышей BALB/c, получавших инъекцию физ.
р-ра (P≤0,01). Афобазол восстанавливал показатели суммарнойгоризонтальной
двигательной активности, Коир и % животных, выходивших в центр,
сниженные при введении индометацина (10 мг/кг). Однако % соотношения
центральной
активности
к
суммарной
горизонтальной
двигательной
активности, показатель горизонтальной активности в центре в группе
комбинированного применения афобазола (1 мг/кг) и индометацина (10 мг/кг)
меньше аналогичных показателей в группе животных, получавших только
ингибитор
3α-гидроксистероиднойоксидоредуктазы
или
животных,
получавших афобазол (P≤0,05) (табл. 5.1).
Мексидол (150 мг/кг) при введении с финастеридом (15 мг/кг) оказывал
анксиолитический эффект в ОП у мышей BALB/с, повышая параметры общей
двигательной активности, вертикализации и Коир по сравнению с группой,
получавших блокатор 5α-редуктазы (P≤0,05; 0,01). Наблюдалось выраженное
противотревожное действие Мексидола на фоне комбинации с индометацином
(10 мг/кг), характеризующееся в повышении показателей общей локомоции,
Коир, % мышей, перемещавшихся в цент установки ОП, по сравнению с
80
группой индометацина (P≤0,05; 0,01). Следует отметить, что при совместном
введении мексидола и индометацина (10 мг/кг) в 2 раза увеличивалась
величина центральной двигательной активности мышей по сравнению с
таковой как в группе физ.р-ра, так и в группе мексидола (P≤0,05; 0,01) (таб.
5.2).
Экзогенный прегненолон (20 мг/кг) вызывал поведенческую активацию
в тесте ОП, повышая в 1,5 раза величину суммарной двигательной активности и
Коир по сравнению с группой физ. р-ра, без изменения % мышей
линии
BALB/c, посещающих центральную часть установки ОП (P≤0,05; 0,01). Вместе
с тем, введение эндогенного предшественника нейростероидов на фоне
финастерида
(15
мг/кг)
приводило
к
более
глубокому
подавлению
ориентировочно-исследовательского поведения животных по сравнению
с
применением одного финастерида. Эти результаты могут свидетельствовать о
потенциирующем действии прегненолона в отношении тревожного поведения,
вызванного ингибированием 5α-редуктазы финастеридом (табл. 5.2).
У мышей линии BALB/с при оценке тревожных реакций реакций в тесте
ПКЛ на фоне комбинированного введения индометацина (10 мг/кг) с
диазепамом (1 мг/кг) или афобазолом (1 мг/кг) отмечалось увеличение времени
нахождения грызунов в светлом рукаве лабиринта по сравнению с группой физ.
р-ра (табл. 5.2). Это свидетельствует о сохранении противотревожного
действия анксиолитиков (афобазола и диазепама) на фоне блокады 3αгидроксистероидной оксидоредуктазы.
У мышей линии C57Bl/6 комбинированное введение диазепама (1 мг/кг)
и
финастерида
(15
мг/кг)
обнаруживало
тенденцию
к
уменьшению
горизонтальной двигательной активности и Коирпо сравнению финастеридом.
У животных в группе совместного введения веществ отмечалось двухкратное,
по сравнению с группой применения финастерида, снижение величины
соотношения между локомоторной активностью в центральной части и по
периферии ОП, что указывает на потенциацию Дз тревожного поведения,
вызванного финастеридом (P≤0,01) (табл. 5.3).
81
В
группе
C57Bl/6,
получавших
последовательные
инъекции
индометацина (10 мг/кг) и Дз (1 мг/кг), наблюдалось падение всех показателей
ОИР по сравнению с группой физ. р-ра. Основные изменения коснулись
двигательной активности в центре и соотношения между центральной и
периферической
локомоцией,
которые
при
комбинированном
введении
диазепама и индометацина в 3,6 раза ниже по сравнению с показателями
группы индометацина (P≤0,01). При этом на величина Коир уменьшилась в 1,7
раза (P≤0,01) (табл. 5.3).
Установлено, что при совместном введении финастерида и афобазола
наблюдалось
повышение
двигательной
активности
мышей
C57Bl/6
в
центральной зоне, соотношения между величинами центральной и суммарной
двигательной активности (в 2,5 раза), % животных, посетивших центр ОП, по
сравнению с финастеридом (P≤0,05, 0,01). Анксиолитическое действие
афобазола при комбинации с индометацином (10 мг/кг) выражалось в
повышении величины Коир на 15% по сравнению с группой индометацина
(P≤0.05) (табл. 5.3). Следует отметить, что анксиолитические эффекты
афобазола у мышей линии С57Bl/6 обнаруживались при комбинированном
применении
с блокаторами синтеза прогестерона, но не выявлялись при
изолированном введении анксиолитика (табл. 5.3).
Мексидол
(150
мг/кг)
в
данном
исследовании
не
оказывал
противотревожного действия на поведение мышей C57Bl/6 в ОП. Эффекты
мексидола (150 мг/кг) в комбинации с ингибиторами синтеза аллопрегнанолона
у мышей C57Bl/6 проявлись в повышении параметров ОИР. В группе
совместного введения анксиолитика и индометацина наблюдалось возрастание
суммарной двигательной активности, обследования отверстий и Коир по
сравнению с группой ингибитора 3α-гидроксистероидной оксидоредуктазы.
Мексидол увеличивал долю центральных передвижений животных по
отношению к общей локомоции, сниженную при введении финастерида
(P≤0.01) (табл. 5.3).
82
Таким образом, у самцов мышей С57Bl/6 афобазол (1 мг/кг) и мексидол
(150 мг/кг), в отличие от диазепама (1 мг/кг) способны корректировать
нарушения
метаболизма
исследовательского
прогестерона.
поведения,
Особенностью
вызванные
этих
ингибированием
препаратов
является
селективный анксиолитический эффект в отношении активности в центральной
части ОП, выявляемый при функциональной инактивации 5α-редуктазы.
Учитывая
экспериментальные
данные,
полученные
in
vitro,
о
способности афобазола и его метаболитов связываться с σ-1–, MT1, MT3 –
мелатониновыми рецепторами (Середенин и Воронин, 2009), а также
основываясь на данных литературы о наличии функциональной связи σ-1рецепторов с НС и фундаментальной роли нейростероидной системы и
мелатонина в реализации нейрофизиологических процессов (регуляции
тревоги, эмоциональности, реакций на стресс и патогенезе аффективных
расстройств), было проведено сравнительное изучение эффектов влияния
мелаксена (синтетического аналога эндогенного мелатонина) и прегнанологна
(синтетического аналога НС аллопрегнанолона) на поведенческие реакции
мышей линий C57Bl/6 и BALB/c в ОП.
Мелаксен (3; 10 мг/кг, в/б; субстанция, Melavit, США) вводился одной
группе мышей BALB/c в период с 13 до 15 часов и второй группе – вечером с
19 до 21 часа. У мышей линии C57Bl/6 мелаксен (0,1; 3; 10 мг/кг, в/б) вводился
в дневное время (12-15 часов). В качестве НС использовался прегнанолон (20
мг/кг, в/б; субстанция, Sigma Aldrich, США), являющийся прегнанолон
позитивным модулятором НС сайта ГАМКА-рецепторов.
Показано, что мелаксен (3; 10 мг/кг) снижал Коир в дневное и вечернее
время у мышей BALB/c (рис. 5.1). У мышей C57Bl/6 мелаксен (0,1; 1; 3 мг/кг)
вызывал уменьшение всех показателей ОИР (рис. 5.2). При этом прегнанолон
(20 мг/кг) оказывал анксиолитический эффект у мышей BALB/c, увеличивая
показатель Коир на 30% по сравнению с группой контрольных животных
(P≤0,05) (рис. 5.2). Эти результаты согласуются с данными о влиянии
прегнанолона на поведение мышей в ОП (Pinna, 2006).
83
Таким
образом,
в
серии
экспериментов
не
было
обнаружено
особенностей влияния синтетического аналога мелатонина на ОИР у мышей
линий Balb/c, C57Bl/6, которые имели бы феноменологическое сходство с
эффектами афобазола, ранее полученными в данной работе. При этом эффекты
прегнанолона имели общность проявлений с анксиолитиком.
Рис. 5.1 Влияние мелаксена и прегнанолона на ориентировочноисследовательскую реакцию мышей BALB/cв тесте «открытое поле».
Примечание: По оси Y – величина Коир в % у мышей, получавших
инъекцию физ. р-р; --- - физ. р-р; *,** - P≤ 0,05 отличие от физ. р-ра (точный
критерий Фишера).
Рис. 5.2 Влияние мелаксена на ориентировочно-исследовательскую
реакцию мышей С57Bl/6 в тесте «открытое поле».
Примечание: По оси Y – величина Коир в % у мышей, получавших
инъекцию физ. р-р; --- - физ. р-р; *,** - P≤ 0,05 отличие от физ. р-ра (точный
критерий Фишера).
84
Табл. 5.1 Влияние нарушений нейростероидогенеза на эффекты
анксиолитиков в тесте «открытое поле» у самцов мышей BALB/c.
Вещ-во/
Кол-во жив
Физ. р-р
(N=65)
PK11195
(N=20)
Финастерид
(N=20)
Индометацин (N=8)
Диазепам
(N=10)
PK11195 +
Диазепам
(N=10)
Финастерид
+ Диазепам
(N=10)
Индометацин+
Диазепам
(N=8)
Индометацин +
Диазепам
(N=10)
Афобазол
(N=10)
PK11195 +
Афобазол
(N=8)
Финастерид
+ Афобазол
(N=10)
Финастерид
+ Афобазол
(N=10)
Индометацин+
Афобазол
(N=6)
До
за
мг/
кг
Горизонтальная
активность
Вертикальная
активЦ/(Ц+ ность
П)х
100,
%
21
1,5±0,3
Ц
Ц+П
-
4,1±0,8
19,8±1,4
5
0,2±0,1
**
2,1±0,5
**
1,4±0,1
**#
7,5±0,8
**
4,7±1,1
##
3,4±0,5
**
9,6±1,4
**
7,9±1,9
**#
37,5±2,8
**
26,4±2,8
##
6
**
22
15+
1
2,5±1,2
5+1
Число
КОИР
обследованных
отверстий
%
живых,
выходящих
в центр
1,7±0,3
23,2±1,8
1,1±0,3
**
0,6±0,1
**
1,6±0,8
1,2±0,2
**
1,5±0,3
17
#
3,0±0,4
**
1,8±0,3
#
2,5±0,4
**
2,3±0,5
#
5,6±0,7
**
11,6±1,4
**#
10,9±2,0
**#
43,5±3,8
**
31,3±2,8
**##
12,6±3,4
*
20
0,4±0,3
1,1±0,7
14,1±3,6
**
5,5±1,0
**
28,7±5,2
**##
19
0,4±0,2
2,2±0,7
31,4±5,5
**##
10+
1
9,1±4,1
**##
42,5±7,1
**##
23
1,7±1,0
2,3±0,7
44,8±6,7
**##
70
(7/10)
##
1
6,1±1,2
**
0,4±0,3
**
29,7±2,8
**
4,0±0,6
**
21
1,9±0,5
2,5±0,3
9
**
0,9±0,4
**
1,4±0,4
34,1±2,6
**
6,3±1,2
**
90
(9/10)
25(2/8)
*
15+
0,5
3,6±0,8
12,4±1,5
*
28
0,6±0,3
**
1,5±0,4
14,8±1,8
*
15+
1
0,7±0,5
**##
@@
12,0±2,
2
**##
2,8±1,5
**##
@@
44,5±5,9
**##
17
@
0,5±0,2
**
1,0±0,5
4,3±1,7
**##@@
27
#
2,0±1,0
3,5±0,8
**##
50,0±7,2
**##
100
(10/10)
#
40
(4/10)
*@
100
(6/6)
15
10
1
5+1
5+1
5+1
18
22
85
1,4±0,4
88
(57/65)
20
(4/20)**
55
(11/20)*
38
(3/8)**
90
(9/10)
90
(9/10)
##
40
(4/10)
**
88
(7/8)
Таблица 5.1 – продолжение
Индометацин +
Афобазол
(N=10)
Мексидол
(N=10)
Финастерид
+Мексидол
(N=10)
Индометацин +
Мексидол
(N=10)
Прегненолон
(N=10)
Финастерид
+ Прегненолон
(N=10)
10+
1
1,9±0,6
##
29,7±5,2
*##
6
**#
2,1±0,8
1,5±0,2
33,3±5,6
*##
60
(6/10)
#
150
3,6±0,5
17,4±2,8
19
1,3±0,4
1,5±0,3
20,2±2,6
15+
150
3,5±0,7
#
12,9±1,1
**
23
2,8±0,6
##
1,8±0,4
16,9±1,0
*#
90
(9/10)
70
(7/10)
10+
150
8,7±1,9
**##
25,4±3,0
##
38
#
1,1±0,5
1,6±0,4
28,2±3,2
##
100
(10/10)
##
20
5,9±2,6
31,6±7,9
**
19
2,0±1,1
1,4±0,5
35,1±8,0
**
70
(7/10)
15+
20
0,3± 0,2
**▫▫
1,9±0,7
**▫▫
16
0,3±0,1
**▫▫
1,3±0,3
**▫▫
3,7± 0,9
**▫▫
20
(2/10)
▫▫
Примечание:N – количество животных в группе; *,** - P≤0,05; 0.01
отличие от физ. р-ра; #,## - P≤0,05; 0,01 отличие от PK11195, финастерида,
индометацина (соответственно); ▫,▫▫ - P≤0,05; 0,01 отличие от прегненалона (по
ANOVA).
Табл. 5.2 Влияние блокады 3α-гидроксистероидной оксидоредуктазы
на эффекты анксиолитиков в тесте «приподнятый крестообразный
лабиринт» у самцов мышей BALB/c.
Вещество/
Кол-во жив
Доза,
мг/кг
Физ. р-р (N=9)
Диазепам (N=6)
Афобазол (N=6)
Индометацин(N=6)
Индометацин+
Диазепам (N=6)
Индометацин+
Афобазол (N=6)
1
1
10
10+1
10+1
Время в светлом
рукаве
(cек)
12,8±3,9
65,5±1,6 **
48,5±24,2 **
22,7±14,2
104,0±45,4
*##
48,3±21,3
*#
Кол-во переходов
в светлый рукав
Общее кол-во
переходов
0
1,3±0,4
0,8±0,3
0,2±0,1
1,2±0,5
4,2±1,8
8,3±1,7
6,0±2,3
6,0±2,2
5,7±2,2
0,8±0,4
6,7±2,0
Примечание: N - количество мышей в группе; *,** - P≤0,05; 0,01 отличие
от физ. р-ра; #,## - P≤0,05; 0,01 – отличие от индометацина (по ANOVA).
86
Табл. 5.3 Влияние нарушений нейростероидогенеза на эффекты
анксиолитиков в тесте «открытое поле» у самцов мышей С57Bl/6.
Вещество/
Кол-во жив
До Горизонтальная активность
за
Ц
Ц+П
Ц/(Ц+
мг/
П)х
кг
100, %
Вертикальная
активность
Число
обследованных
отверстий
КОИР
-
9,7±1,5
53,8±4,8
18
8,8±1,6
7,7±0,9
66,9±5,6
5
6,6±1,4
17
6,8±1,5
9,1±1,3
15
1,5±0,1
**
31,8±3,8
*
26,0±5,1
**
8
**
4,1±0,8
**
1,3±0,3
*
44,1±6,2
*
31,6±5,9
**
%
животных,
выходящих
в центр
100
(37/37)
100
(10/10)
55
(11/20)*
Индоме10
тацин
(N=10)
Диазепам
1
(N=10)
Финасте15
рид+
+1
Диазепам
(N=7)
Индоме10
тацин +
+1
Диазепам
(N=7)
Афобазол
1
(N=10)
Афобазол+
1+
Финасте-рид 15
(N=7)
Индоме10
тацин +
+1
Афобазол
(N=10)
150
Мексидол
(N=10)
Финасте-рид 15+
150
+Мексидол
(N=7)
10+
Индоме150
тацин +
Мексидол
(N=10)
5,8±1,1
*
35,3±1,3
**
17
6,2±0,9
2,6±0,5
**
44,0±1,7
**
100
(10/10)
5,8±1,3
**
0,7±0,4
**
32,3±5,2
**
19,7±6,5
**
18
4
** &&
5,3±1,4
**
5,4±1,5
4,6±1,3
**
1,1±0,1
42,2
**
25,3±7,6
**
80
(80/10)
43
(3/7)
1,7±0,4
**&&
36,4±2,9
*
5
** &&
2,8±0,7
**&
1,0±0,2
**&
38,9±3,0
**
100
(7/7)
8,7±1,7
48,4±4,5
19
7,9±2,5
6,9±2,8
63,2±6,2
6,3±1,3
**&
31,6±3,7
**
20
&&
4,2±1,4
**
1,1±0,4
**
37,4±4,7
**
8,1±1,5
42,7±1,4
21
5,8±1,0
2,7±0,4
51,3±1,6
&&
100
(10/10)
100
(7/7)
&&
100
(10/10)
8,3±1,5
44,3±3,9
19
7,4±2,2
6,3±2,2
58,0±5,0
3,0±0,4
**
16,9±1,9
**
18
&&
1,3±0,6
**
1,0±0,3
**
18,7±2,2
**
90
(9/10)
100
(10/10)
6,9±0,9
47,2±2,2
&&
20
6,3±0,9
4,6±0,
6&&
57,8±3,3
&&
100
(10/10)
Физ. р–р
(N=37)
PK11195
(N=10)
Финастерид
(N=20)
Примечание: N - количество мышей в группе; *,** - P≤0,05; 0,01 отличие
от физ. р-ра;
#,## -
P≤0,05; 0,01 отличие от PK11195, финастерида,
индометацина (соответственно) (по ANOVA).
87
5.1.
Влияние функциональной активности циклооксигеназы на
ориентировочно-исследовательскую реакцию у мышей BALB/c в тесте
«открытое поле».
Ранее
полученные
в
ходе
данного
исследования
результаты
о
способности индометацина вызывать тревожное поведение у грызунов и его
влиянии
на
эффекты
селективности
анксиолитиков
ингибирующего
гидроксистероидную
были
рассмотрены
действия
оксидоредуктазу.
с
индометацина
Вместе
с
тем,
позиции
на
боле
3α-
широко
индометацин известен как нестероидноге противовоспалительное средство с
механизмом
неизбирательного
ингибиторования
COX-1,
2
и
синтеза
простагландинов (Clunie et al., 2003). Участие системы циклооксигеназы в
развитии тревожных реакций остается мало известным. Для понимания этого
вопроса в настоящем исследовании было проведено изучение влияния другого
неселективного
ингибитора
циклооксигеназы,
участие
которого
в
нейростероидогенезе в настоящее время не установлено, на ОИР мышей. В
качестве этого ингибитора был использован диклофенак.
Диклофенак – НПВС, производное фенилуксусной кислоты. Механизм
действия диклофенака основан на неизбирательном ингибировании COX-1, 2.
Помимо
хорошо
зарекомендовавшего
себя
в
клинической
практике
противовоспалительного и анальгезирующего эффектов диклофенак обладает
рядом побочных действий, в том числе может способствовать развитию
аффективных состояний (депрессии, тревоги, гипомании и параноидального
расстройства)
у
пациентов
старческого
возраста
и
лиц,
имеющих
гормональные нарушения, или с психическими заболеваниями в анамнезе
(Aygünetal., 2012). Существует несколько гипотез о возможном механизме
развития данных патологических состояний на фоне приёма НПВC:
1)
нарушение синтеза простагландинов приводит к кататоническим состояниям,
выбросу норадреналина в синапсах, модификации постсинаптических эффектов
ряда нейромедиаторов и изменениям в проводимости нейронов; 2) ингибируя
синтеза простогландинов, НПВС могут стимулировать дофаминергическую
88
активность; 3) изменение уровня
предшественников
полиненасыщенных жирных кислот,
простогландинов,
вызывает
нарушение
выброса
серотонина, катехоламинов, ацетилхолина (Aygünetal., 2012; Mirhadi, 2011;
Liuetal., 2006).
В литературе эффекты совместного применения НПВС
(диклофенака и др.) и анксиолитиков (диазепама) описаны лишь в единичных
эксперимнтальных исследованиях. В работе Almaghour и соавт. (2010) было
показано, что неселективные и селективные ингибиторы СOX-1 существенно
снижают седативные эффекты (на 65-70%) БД анксиолитика диазепама у
мышей SwissAlbino и крыс Wistar.
Целью данной серии экспериментов послужило изучение влияния
диклофенака
и
его
комбинации
с
афобазолом
на
ориентировочно-
исследовательское поведение мышей BALB/c в тесте ОП.
Инъекция афобазола (1 мг/кг) выполнялась за 40 мин до тестирования.
Диклофенак (10 мг/кг) вводился за 40 или 120 мин до тестовой сессии.
Установлено, что через 40 мин после введения диклофенака (10 мг/кг) у
мышей BALB/c наблюдалось уменьшение горизонтальной двигательной
активности в центральной части установки ОП без значимых изменений других
регистрируемых параметров (P≤0,01) (таб. 5.4). В данном случае избирательное
влияние диклофенака на локомоторную активность мышей в центральной части
ОП может указывать на его анксиогенное действие. Через 120 мин диклофенак
(10 мг/кг) угнетал двигательную активность мышей, снижая параметры не
только центральной локомоции, но и число горизонтальных перемещений
вдоль стенок установки по сравнению с группой физ. р-ра (P≤0,01) (таб. 5.4).
Таким
образом,
фармакодинамика
диклофенака
(10
мг/кг)
характеризовалась усилением его психотропных эффектов у мышей BALB/c в
тесте ОП в зависимости от интервала времени после однократного применения
препарата. Через 40 мин после введения диклофенака наблюдалось усиление
только тревожных реакций без изменений Коир, а через 120 мин – развитие
седативного действия и уменьшение Коир в два раза по сравнению с группой
контрольных животных (табл. 5.4).
89
Афобазол
(1
мг\кг)
полностью
восстанавливал
центральную
локомоторную активность животных, измененную диклофенаком (10 мг/кг),
при регистраци ОИР через 40 мин после введения НПВС (P≤0,01).
При
регистрации поведения через 120 мин после введения диклофенака (1 мг/кг)
афобазол (1 мг/кг) не выявлял способности повышать параметры, сниженные
введением НПВС (P≤0,05) (табл. 5.4).
Имеющиеся
литературные
данные
об
избирательном
влиянии
неселективных и селективных ингибиторов COX-1, но не COX-2, на
снотворные эффекты диазепама
и результаты клинических наблюдений о
развитии аффективных состояний у пациентов на фоне приёма НПВС
позволяют высказать предположение о задействованности COX-2 в реализации
центральных механизмов регулирования тревожности, отличных от ГАМКопосредованного. Это предположение также косвенно подтверждается рядом
экспериментальных работ, установивших вовлечённость COX-2 в модуляции
глутаматергической нейротрансмисии в ЦНС (Bazan, 2001; Müller and Schwartz,
2006).
Как указано выше, результаты, выявившие у диклофенака (10 мг/кг)
способность снижать показатели ОИР и активность мышей
BALB/c в
центральной части установки ОП, свидетельствуют о наличии у этого НПВС
способности усиливать тревожные реакции, что согласуется с клиническими
наблюдениями. Установлено, что помимо ингибируещего влияния на COX-1, 2
диклофенак ингибирует рецепторы активации пролиферации пироксисом типа
γ (PPARγ). Известно, что пироксисомы участвуют в регуляции окислительновосстановительных процессов, пролиферации и ряда других функций в
эукариотических клетках (Adamson et al., 2002; Gelman et al., 1999). В
экспериментах на seipin-nKo накаутированных мышах было показано, что
отсутствие PPARγ приводит к развитию тревожных состояний и аффективных
расстройств (Zhou et al., 2014). Можно предположить, что отличия
эффективности афобазола при комбинированном введении c диклофенаком у
мышей BALB/c в тесте ОП в различные временные интервалы связаны с
90
многонаправленным действием диклофенака и поэтапным «включением»
механизмов, выявленных у этого НПВС. Схожесть в эффектах афобазола при
совместном применении
с индометационом и диклофенаком не позволяет
исключить задействованности нейростеройдогенеза, возможно, при участии
COX-системы, в реализации психотропных эффектов диклофенака.
Табл. 5.4 Влияние диклофенака и афобазола на поведение мышей
BALB/c в тесте «открытое поле».
Вещ-во/Кол-во До
жив-ых
за,
мг
/кг
Физ. р-р (N=8)
Афобазол
(N=5)
1
Физ. р-р (N=8)
Диклофенак
(N=5)
Диклофенак+
Афобазол
(N=8)
10
Физ. р-р (N=8)
Диклофенак
(N=8)
Диклофенак+
Афобазол
(N=8)
10
+1
10
10
+1
Горизонтальная
Вертика
активность
льная
активЦ
Ц+П
Ц/
ность
(Ц+
П)х
100,
%
5,9±1,2 28,5±1,5
21
1,0±0,5
7,2±1,5 40,2±2,5
18
1,0±0,63
*
Через 40 мин
4,6±1,4 27,5±1,3
17
1,5±0,5
0,2±0,2 23,2±0,9 0,9
0,2±0,2
**
**
5,9±1,2 26,5±2,4
22
1,4±0,7
##
&
##
6,4±1,1
1,3±0,7
**&&
0,9±0,3
**&&
26,3±1,8
12,1±1,5
**&&
10,1±2,5
**&&
Через 120 мин
24
0,8±0,2
11
0,8±0,5
*
9
0,8±0,3
*
Число
обследованных
отверстий
Коир
% животных,
выходящих в
центр
1,9±0,3
3,0±0,6
31,2±2,9
44,2±3,0
100(8/8)
100(5/5)
1,7±0,4
1,0±0,4
30,2±2,7
24,4±3,4
2,1±0,6
30,6±3,8
&
100(8/8)
20(1/5)
**
75(6/8)
##**
2,1±0,2
1,8±0,5
29,1±3,2
14,5±2,5
**
13,3±2,6*
*&&
100(8/8)
38(3/8)
**
25(2/8)
**
1,6±0,5
Примечание: N - количество мышей в группе; *,** - P≤0,05, 0,01 –
отличие от физ. р-р; #,## - P≤0,05, 0,01 – отличие от диклофенака; &,&& P≤0,05, 0,01 – отличие от афобазола (по ANOVA).
91
Глава
6
Особенности
влияния
ингибиторов
метаболизма
прогестерона и анксиолитиков на поведенческие реакции мышей BALB/c
после вынужденного плавательного стресса в тесте «открытое поле».
В экспериментах на крысах было показано, что острый стресс,
провоцируемый хендлингом, электрошоковым воздействием, вынужденным
плаванием и вдыханием углекислого газа, вызывает снижение плотности и
аффинности ГАМКА-рецепторов (Biggio, 1984; File et al. 1993). Изменения
ГАМКА-рецепторных функций на фоне острого стресса связывают с
изменениями:
в
процессе
фосфорилирования
рецепторных
субъединиц
(McDonald et al., 1998; Nusser et al., 1999), синтеза и выброса ГАМК (File et al.,
1993), и в концентрациях нейростероидных аллостерических модуляторов.
Впервые взаимосвязь между острым стрессорным воздействием и уровнем НС
была установлена Purdy и соавт. (1991). Было показано, что вынужденное
плавание
вызывает
прогестерона
и
зависимое
его
от
времени
метаболитов,
повышение
концентраций
аллопрегнаннолона
и
аллотетрагидродезоксикортикостерона, в головном мозге и плазме крови крыс
(Barbaccia et al., 1996, 1997; Biggio et al., 1996). Было продемонстрировано, что
концентрации эндогенных НС, аллопрегнанолона и аллотетрагидродезоксикортикостерона, увеличиваются в течение часа после острого плавательного
стресса (Purdy et al., 1991; Vallee et al., 2000; Reddy and Rogawski, 2002).
Barbaccia и соавт. установили, что острое вдыхание углекислого газа (СО2)
крысами в течение 1 минуты вызывает повышение функциональной активности
ГАМКА – нейронов коры головного мозга через 5 минут после воздействия, с
последующей нормализацией показателей через 60 минут. При этом
концентрации кортикального аллопрегнанолона максимально повышалась
через
30
минут
после
экспозиции
углекислым
газом
до
величин,
потенцирующих активность ГАМКА-рецепторов (Pinna et al., 2000). Также
экспериментальные наблюдения с применением электроболевого раздражения
и ингаляций СО2 показали, что уровень кортикостерона в плазме крови
92
повышается на 320% и 58% через 10 и 30 минут после воздействия
соответственно. Данные изменения свидетельствуют о стресс-индуцированной
активации гипатоламо-гипофизарно-надпочечниковой системы.
Ряд наблюдений указывает, что плавательный стресс способен изменять
противосудорожные эффекты бензодиазепиновых анксиолитиков, повышать
судорожные пороги у грызунов в ответ на действие ГАМКА-негaтивных
судорожных агентов (Park et al., 1993; Deutsch et al., 1990). В работе BrionesAranda и соавт. (2005) показано, что 15-минутное вынужденное плавание у
мышей инактивирует анксиолитический эффект диазепама, введенного через 24
часа после стрессогенного воздействия. При этом в работе Peričić и соавт.
(2007) говорится о том, что эффекты диазепама в комбинации с острым
плавательным стрессом не зависят от времени после стрессогенного
воздействия.
Неоднозначность и ограниченное количество данных о влиянии острого
плавательного стресса на эффекты анксиолитиков послужили основанием для
изучениядействия острого стресса на эффекты диазепама и афобазола, а также
выявления роли МТБ18 в данных условиях. В данной серии экспериментов
острое стрессогенное воздействие моделировалось при помощи вынужденного
плавания.
В исследование было включено 4 группы мышей BALB/с:
Группы животных, которых не подвергали стрессу:
1. Мыши, которым вводили физ. р-р, диазепама, афобазол, PK11195
или комбинации PK11195 c анксиолитиками.
Группы животных, подвергнутых стрессу:
2. Мыши, которые получали физ. р-р через 15 мин после стресса;
3. Мыши, которым через 60 мин после стресса вводили физ. р-р или
афобазол;
4. Мыши, которым через 24 ч после стресса вводили физ. р-р,
диазепам, афобазол, PK11195 или PK11195 c анксиолитиками.
У всех групп ОИР оценивалась в стандартном тесте ОП.
93
Острый плавательный стресс у мышей через 15 мин провоцировал
усиление тревожного поведения, выражавшееся в угнетении ОИР по
сравнению
с
группой
интактного
контроля.
Через
1
час
после
плаваниянаблюдалось снижение суммарной двигательной активности, при этом
отмечалось резкое, 2-х кратное падение количества животных, посетивших
центральную зону ОП (P≤0,05; 0,01). Через 24 часа после острого стресса
плаванием регистрировали повышение Коир, увеличение процента животных,
выходящих в центр установки, и доли центральной двигательной активности по
отношению к общей локомоции по сравнению с группой интактного контроля
(P≤0,01) (рис 6.1).
При введении PK11195 (5 мг/кг) не стрессированным мышам
наблюдалось
уменьшение
отношения
распределения
центральной
и
периферической двигательной активности в 4 раза по сравнению с группой физ.
р-ра (таб. 6.1). Во временном промежутке через 24 часа после стресса
анксиогенные эффекты селективного блокатора МТБ18 PK11195
обнаруживались.
У
мышей
этой
группы
по
сравнению
с
не
группой
нестрессированного PK11195, помиомо других составляющих ОИР, в 5 раз
возрастала величина соотношения центральных передвижений к общей
локомоторной активности и в 4 раза увеличивался, % животных, посетивших
центральную часть ОП
(P≤0,01). Это указывает на отсутствие усиления
тревожных реакций, которые наблюдались при введении PK11195 не
стрессированным мышам, через 24 после острого плавательного стресса (табл.
6.1).
Через 24 часа после острого стресса диазепам (1 мг/кг) вызывал двухкратное повышение показателей центральной, общей двигательной активности
и Коир по сравнению со стрессированным и не стрессированным контролем
(P≤0,05; 0,01). Диазепам (1 мг/кг), введённый через 24 часа после стресса на
фоне блокады МТБ18 PK11195 (5 мг/кг), сохранял свои анксиолитические
свойства, что выражалось в повышении величин всех регистрированных
параметров оценки ОИР по сравнению с группой стрессированного, не
94
стрессированного конроля и PK11195 после стресса (P≤0,01) (таб. 6.1). Но при
этом через 24 ч после острого стресса активирующее ОИР действие диазепама
ослабляется при блокаде МТБ18 (табл. 8), что указывает на то, что существует
определенная зависимость эффекта БД от связанной с острым стрессом
активности МТБ18.
Афобазол (1 мг/кг), введенный через 1 час после острого стресса
плаванием, не оказывал влияния на ОИР мышей BALB/c в ОП и тем самым не
проявлял своих анксиолитических свойств (табл. 6.1). Однако, через 24 часа
после острого стресса, афобазол (1 мг/кг) проявлял свое противотревожное
действие, приводя к повышению показателей центральной двигательной
активности и Коир, что отличалось от аналогичных величин в группе
интактного и стрессированного контролей (P≤0,05; 0,01) (таб. 6.1).
В группе не стрессированных мышей при введении PK11195 (5 мг/кг) и
афобазола
(1
мг/кг),
противотревожный
свойства
анксиолитика
не
обнаруживались. Тогда как через 24 часа после стресса и на фоне блокады
МТБ18 афобазол (1 мг/кг) оказывал анксиолическое действие, которое
выражалось в повышении показателей центральной и общей двигательной
активности,
Коир
по
сравнению
с
группами
не
стрессированного,
стрессированного контролей и PK11195 (P≤0,05; 0,01) (таб. 6.1).
Таким образом, острый плавательный стресс изменяет поведение мышей
BALB/c в тесте ОП, уменьшая ОИР через 1 час после воздействия, через 24
часа наблюдается рост доли центральной двигательной активности и
восстановление показателя Коир. Эффекты диазепама не зависят от времени
после
стрессорного
воздействия.
Афобазол
не
проявляет
свою
анксиолитическою активность через 1 час после вынужденного плаванья и
оказывает анксиолитическое действие через 24 часа. На фоне блокады МТБ18,
посредством введения PK11195, у стрессированных мышей BALB/c через 24
часа возрастает доля центральной двигательной активности по сравнению с
группой стрессированного PK11195. Противотревожное действие Дз через 24
часа после острого стресс-воздействия не зависит от блокады синтеза НС. При
95
этом афобазол через 24 часа после вынужденного плаванья оказывает
выраженное анксиолитическое действие на поведение мышей BALB/c,
несмотря на блокаду МТБ18.
Экспериментально установлено, что острый плавательный стресс у
грызунов влияет на динамику плотности МТБ18 не только в периферических
органах нейростероидогенеза (надпочечниках, почках), но и отделах головного
мозга (гипоталамусе, гиппокампе). В частности было показано, что через 1 час
после острого плавания у животных плотность МТБ18 в гипоталамусе падает
на 70% и возрастает на 50% через 24 часа (Avital et al., 2001). С учётом того, что
по данным Середенина и соавт. (2009) афобазол является лигандом σ-1рецепторов,и основываясь на результатах экспериментов Hayashi (2011),
выявивших участие σ-1-рецепторов в переносе холестерола в митохондрии и
сопряженность
с
активностью
МТБ18,
можно
предположить,
что
анксиолитический эффект афобазола может реализовываться через функцию
облегчения транспорта холестерола в митохондрии, взаимодействием с МТБ18
и последующим синтезом НС.
Рис. 6.1. Влияние времени после острого плавательного стресса на
ориентировочно-исследовательскую
реакцию
мышей
BALB/св
тесте
«открытое поле».
Примечание: По оси Y – величина Коир в % у мышей, получавших
инъекцию физ. р-р; ---- величина Коир в группе нестрессированного контроля,
принятая за 100%; *,** - P≤ 0,05; 0,01 отличие от физ. р-ра (точный критерий
Фишера).
96
Табл. 6.1. Влияние острого плавательного стрессогенного
воздействия на эффекты ингибиторов метаболизма прогестерона и
анксиолитиков в тесте «открытое поле» у мышей BALB/c.
Вещ-во/
Кол-во жив
До Горизонтальная активность
за,
Ц
Ц+П,
Ц/(Ц
мг/
+П)х
кг
100,
%
Число
обследованных
отверстий
-
4,9±1,1
Без вынужденного плаванья
17,3± 1,4
24
2,6±1,0 1,6±0,3
1
7,5±0,9
**
6,1±1,2
**
0,2±0,1
**
4,7±1,1
37,5±2,9
**
29,7±2,8
**
3,4±0,5
**
26,4±2,8
22

0,4±0,3
**
Физ. р-р
(N=10)
Диазепам
(N=10)
Афобазол
(N=10)
PK11195
(N=20)
PK1119+
Диазепам
(N=10)
PK11195+
Афобазол
(N=8)
5
+
1
5
+
1
Физ. р-р(N=10)
-
3,7±1,3
Афобазол
(N=10)
1
2,8±1,1
Физ. р-р
(N=34)
PK11195
(N=9)
Диазепам
(N=10)
Афобазол
(N=9)
PK11195+
Диазепам
(N=10)
PK11195+
Афобазол
(N=9)
Вертикальная
активность
1
5
-
5,7±0,9
5
3,8±0,9

9,3±1,9
**^
9,5±1,1*
*^
6,2±2,0
#
1
1
5
+
1
5
+
1
10,2±1,3
**##^^
КОИР
% животных,
выходящих в
центр
21,6±1,4
43,5±3,8
**
34,1±2,6
**
5,6± 0,7
**
31,3±2,8
**
85
(17/20)
90
(9/10)
90
(9/10)
20
(4/20)**
90
(9/10) 
21
3,0±0,4
**
1,9±0,5
2,5±0,4
**
2,5±0,3
6
**
17
1,1±0,3
**
1,8±0,3
1,2±0,2
**
2,3±0,5




4,0±0,6
**
9
0,9±0,4
**
1,4±0,4
6,3± 1,2
**
25
(2/8)*
2,0±0,5
13,1± 3,3
*
16,7± 3,4
40 (4/10)**
Через 1 час после стресса
10,9±2,1 *
26
1,2±0,4
14,1±3,6
20
0,4±0,1
Через 24 часа после стресса
23,9± 2,2
32
2,1±0,3
*
15,6±3,3
30
1,0±0,4


50,0±5,1
21
4,3±0,8
**^^
34,2±2,1
28
3,2±0,9
**
34,6±5,8
18
2,8±0,9
**##
34,6±3,3
*##^
29
*
0,8± 0,3
2,2±0,4
3,0±0,5
29,2±2,3
**
2,0±0,4 18,4± 2,6
^
2,0±0,6 56,3±5,0
**^^
4,8±0,4 42,3±2,8
**
**^^
2,4±0,4 39,8±5,1
**^@
4,0±0,7
41,7±3,8
*##^
60
(6/10)
85
(28/34)
89
(8/9)
90
(9/10)
100
(9/9)
80
(8/10)
100
(9/9)
Примечание: N – количество животных в группе; *,** - P≤0,05, 0,01отличие от интактного физ. р-р; ^,^^ - P≤ 0,05, 0,01 - отличие от стрессированного физ. р-ра; #,## - P≤0,05, 0,01 – отличие от PK11195 после стресса;
&,&& - P≤0,05, 0,05 - отличие от афобазола; @,@@ - P≤0,05, 0,01- отличие от
диазепама; , - P≤0,05, 0,01 – отличие от PK11195 без стресса (по ANOVA).
97
Глава 7. Сравнительное изучение влияния ингибиторов ГАМКАрецепторов и нейростероидогенеза на концентрацию нейромедиаторных
моноаминов в структурах головного мозга крыс Wistar.
Имеются экспериментальные указания на то, что НС оказывают важное
выраженное воздействие на активность не только ГАМКА-рецепторов, но и на
глутаматные, серотониновые, каинатные, глициновые,
σ- и никотиновые
ацетилхолиновые рецепторы (Rupprecht and Holsboer, 2001). Изменение
концентраций моноаминов (дофамина, серотонина, норадреналина) и ряда НС
наблюдается при аффективных расстройствах различного спектра (Blier and De
Montigny, 1998). Таким образом, следует ожидать, что нарушения процесса
синтеза эндогенных НС могут вызывать изменения в содержании и/или
метаболизме
нейромедиаторов.
Вместе
с
тем,
эффекты
селективных
ингибиторов нейростероидогенеза на содержание моноаминов в головном
мозге грызунов не изучены. Учитывая вышеописанные факты, оценка влияния
веществ, изменяющих синтез НС, на уровень нейромедиаторов в различных
структурах головного мозга является весьма перспективной экспериментальной
задачей.
Целью данной серии экспериментов послужило изучение влияния
коразола, финастерида и индометацина на уровень нейромедиаторов в
структурах головного мозга
крыс. В качестве пассивного контроля
использовали физ. р-р. В качестве активного контроля использовали коразол,
вызвающий в экспериментальных условиях усиление тревожных реакций, а при
клиническом применении – панические атаки (Jung et al., 2002).
Опыты проводили на самцах белых крыс стока Wistar. Индометацин (15
мг/кг), финастерид (15 мг/кг) и коразол (20 мг/кг) вводили внутрибрюшинно за
30 мин до декапитации. Уровень моноаминов определяли во фронтальной коре
и гипоталамусе, прилежащем ядре, стриатуме и гиппокампе, структурах
лимбической системы головного мозга, отвечающей за формирование
мотиваций, эмоций, поведенческих реакций (Heuvel and Sporns, 2013).
98
Установлено,
что
функциональная
блокада
ГАМКА-рецепторов
вызывает снижение уровня 3-метилтирамина (3-МТ), метаболита дофамина, во
фронтальной коре и стриатуме (на 62 и 25% соответственно) (таб. 7.1; 7.4)
(P≤0,05;
0,01).
В
гиппокампе
крыс
Кр
повышал
уровень
3,4-
диоксифенилуксусной кислоты (ДОФУК) на 11% в сравнении с контрольной
группой животных (таб. 7.5) (P≤0,01). Также отмечалась тенденция к
увеличению
соотношения
3,4-диоксифенилуксусная
кислота/дофамин
(ДОФУК/ДА) в гиппокампе, что свидетельствует об усилении метаболизма
дофамина
(таб.
7.5).
В
других
изучаемых
структурах
изменений
в
концентрациях моноаминов обнаружено не было (таб. 7.2; 7.3).
Индометацин
оксидоредуктазы,
(15
мг/кг),
фермента
ингибитор
метаболизма
3α-гидроксистероидной
5β-дигидропрогестерона
в
аллопрегненалон, на 68% понижал уровень 3-МТ во фронтальной коре крыс
стока Wistar (P≤0,01) (таб. 7.1). В стриатуме индометацин вызывал повышение
концентраций
основного
метаболита
серотонина,
5-оксииндолуксусной
кислоты (5-ОИУК) на 28%, при этом снижая соотношение ДОФУК/ДА на 12%
(P≤0,01) (табл. 7.4). Кроме того, в гиппокампе под действием индометацина
отмечалось падение уровня 5-ОИУК (на 17 %, P≤0,05), наблюдалась тенденция
к
снижению
концентраций
дофамина
(ДА)
и
повышению
величины
соотношения ДОФУК/ДА (таб. 7.1). Таким образом, нами было отмечено, что в
отличие от Кр при введении индометацина наблюдаются изменения в
метаболизме не только дофамина, но и серотонина. При этом изменения были
зарегистрированы в тех же структурах, что в группеКр.
Наибольшее влияние на концентрацию нейромедиаторных моноаминов
оказывало введение финастерида (15 мг/кг). Так, елективный ингибитор 5αредуктазы, ключевого фермента нейростероидогенеза, вызывал падение уровня
норадреналина, изменений содержания которого не отмечалось при введении
Кр и индометацина, на 29%
(P≤0,01) во фронтальной коре (таб. 7.1),
уменьшение содержание дофамина в гиппокампе (56%, p≤0,05) (таб. 7.5),
снижение на 12% параметров соотношения ДОФУК/ДА и повышение на 16%
99
величины
соотношения 5-ОИУК/5-окситриптамин в стриатуме (таб. 7.4)
(P≤0,01).
Установлено, что при введении ингибитора 5α-редуктазы в
гиппокампе наблюдалось существенное повышение соотношений ДОФУК/ДА
(147%, P≤0,01) и гомованилиновая кислота/ДА (54%, P≤0,05) (таб. 7.5).
В экспериментальной работе Chimakurthy и Talasia (2010) было
показано, что КР (20 мг/кг) у крыс Wistar при внутрибрюшинном введении
вызывает падение уровней норадреналина в гиппокампе и гипоталамусе, также
наблюдается падение уровней дофамина в коре больших полушарий,
гипоталамусе, гиппокампе и Варолиевом мосте. Это согласуется с результатами
настоящего исследования, в котором
было обнаружено, что КР изменяет
концентрации метаболитов дофамина во фронтальной коре, стриатуме,
гиппокампе. К сожалению, в литературных источниках отсутствуют данные об
изменениях содержания нейромедиаторных моноаминов на фоне введения
блокаторов нейростероидогенеза.
Таким образом, полученные в данной серии экспериментоврезультаты
свидетельствуют, что наиболее выраженные нарушения в концентрациях
нейромедиаторов были выявлены при введении финастерида. Ингибитор 5αредуктазы провоцировал падение уровней норадреналина во фронтальной коре,
изменял концентрации метаболитов серотонина и дофамина в гиппокампе и
стриатуме. Считается, что именно вышеописанные структуры отвечают за
реализацию поведенческих и когнитивных функций, ориентирование и
пространственную
память,
пищедобывающее
поведение,
формирование
условных рефлексов, эмоциональную активность (Van den Heuvel and Sporns,
2013). Эти результаты согласуются с ранее полученными данными об
угнетении
финастеридом
ориентировочно-исследовательской
реакций
грызунов в тестах ОП, ПКЛ. При этом из всех изученных веществ, влияющих
на систему синтеза НС, наиболее выраженное действие в отношении спектра
нейромедиаторов и количества структур, в которых были установлены
изменения, оказывал именно финастерид.
100
Несмотря на схожесть поведенческих эффектов Кр и блокаторов
нейростероидогенеза (индометацина, финастерида) у крыс, проведённые в
данном исследовании опыты по изучению концентраций нейромедиаторов в
структурах
головного
мозга
показали,
что
вышеописанные
вещества
характеризуются разными по степени участия моноаминов нейрохимическими
механизмами влияния. Вместе с тем отмечается вовлечённость одних и тех же
структур головного мозга в реализации этих воздействий. Представляется
интересным тот факт, что сходство, обнаруженное между Кр и финастеридом
по
задействонности
структур
головного
мозга
и
изменений
уровней
нейромедиаторов, согласуется с ранее полученными данными в методике ЛкД
о наличии общих звеньев в механизме тревожных реакций, вызванных
снижением активности 5α-редуктазы и тревоги, обусловленной блокадой
ГАМКА рецепторов.
Табл.
7.1
Влияние
коразола,
финастерида,
индометацина
на
содержание нейромедиаторов в фронтальной коре крыс Wistar.
Вещество/
Кол-во жив.
(N)
НА
ДОФ
УК
ДA
5ОИУК
ГВК
3MT
5-HT
ДОФУ
К/ ДА
ГВК/
ДА
5-ОИУК/
5ОТ
Физ. р–р
(N=8)
0,84
±
0,07
0,12
±
0,03
0,40
±
0,04
0,75
±
0,06
0,07
±
0,01
0,02
±
0,01
2,79
±
0,26
0,33
±
0,06
0,19
±
0,04
0,27
±
0,01
Коразол
15 мг/кг
(N=8)
0,68
±
0,06
0,16
±
0,02
0,40
±
0,03
0,84
±
0,02
0,11
±
0,02
2,92
±
0,12
0,39
±
0,04
0,28
±
0,03
0,29
±
0,01
Индометацин
15 мг/кг
(N=7)
0,67
±
0,07
0,15
±
0,01
0,39
±
0,06
0,75
±
0,05
0,08
±
0,02
0,010
±
0,002
*
0,008
±
0,003
2,88
±
0,20
0,44
±
0,05
0,20
±
0,03
0,26
±
0,01
Финастерид
15 мг/кг
(N=7)
0,59
±
0,05
**
0,17
±
0,04
0,37
±
0,06
0,79
±
0,07
0,27
±
0,13
0,08
±
0,05
2,91
±
0,07
0,45
±
0,08
0,77
±
0,39
0,27
±
0,02
Примечание: N – количество животных в группе; *,** - P≤0,05, 0,01 –
отличие от физ. р-р (по ANOVA).
101
Табл. 7.2 Влияние коразола, финастерида, индометацина на
содержание нейромедиаторов в гипоталамусе крыс Wistar.
Вещество/
Кол-во жив.
(N)
Физ. р–р
(N=8)
НА
ДОФ
УК
ДA
ГВК
3MT
5-HT
2,45
±
0,27
5ОИУ
К
2,46
±
0,22
5,73
±
0,70
0,33
±
0,03
Коразол
15 мг/кг
(N=8)
6,15
±
0,65
Индометацин
15 мг/кг
(N=7)
Финастерид
15 мг/кг
(N=7)
ГВК/
ДА
5-ОИУК/
5ОТ
5,95
±
0,58
ДОФ
УК/
ДА
0,14
±
0,01
0,28
±
0,12
0,05
±
0,03
0,10
±
0,03
0,42
±
0,02
0,37
±
0,04
2,67
±
0,24
2,60
±
0,15
0,23
±
0,12
0,02
±
0,01
6,30
±
0,37
0,14
±
0,01
0,08
±
0,04
0,42
±
0,017
5,50
±
0,50
0,33
±
0,05
2,54
±
0,42
2,25
±
0,14
0,11
±
0,04
0,03
±
0,01
5,66
±
0,5
0,15
±
0,04
0,05
±
0,02
0,41
±
0,021
5,48
±
0,47
0,32
±
0,03
2,38
±
0,28
2,32
±
0,17
0,17
±
0,02
0,03
±
0,01
5,38
±
0,45
0,14
±
0,02
0,08
±
0,01
0,44
±
0,03
Табл. 7.3 – Влияние коразола, финастерида, индометацина на
содержание нейромедиаторов в прилежащем ядре крыс Wistar.
Вещество/
Кол-во жив.
(N)
НА
ДОФ
УК
ДA
5ОИУ
К
ГВК
3MT
5-HT
ДОФУ
К/ ДА
ГВК/
ДА
5-ОИУК/
5ОТ
Физ. р–р
(N=8)
2,58
±
0,42
4,87
±
0,67
39,47
±
5,09
2,20
±
0,19
1,96
±
0,23
0,27
±
0,04
5,53
±
0,74
0,120
±
0,005
0,05
±
0,003
0,43
±
0,03
Коразол
15 мг/кг
(N=8)
2,49
±
0,30
5,64
±
0,67
41,57
±
4,45
2,60
±
0,23
2,37
±
0,32
0,57
±
0,38
5,83
±
0,25
0,140
±
0,006
0,06
±
0,004
0,44
±
0,024
Индометацин
15 мг/кг
(N=7)
3,79
±
0,93
3,68
±
0,31
27,75
±
2,57
2,09
±
0,25
1,43
±
0,23
0,27
±
0,12
4,54
±
0,50
0,140
±
0,020
0,05
±
0,006
0,4
±
0,04
Финастерид
15 мг/кг
(N=7)
3,26
±
0,83
4,73
±
0,52
41,88
±
8,44
2,20
±
0,18
2,18
±
0,55
0,21
±
0,06
4,97
±
0,31
0,12
±
0,01
0,05
±
0,08
0,44
±
0,03
102
Табл. 7.4 Влияние коразола, финастерида, индометацина на
содержание нейромедиаторов в стриатуме крыс Wistar.
Вещество/
Кол-во жив.
(N)
Физ. р–р
(N=8)
НА
ДО
ФУК
ДA
5-ОИ
УК
ГВК
3MT
5HT
Коразол
15 мг/кг
(N=8)
0,08
±
0,02
0,09
±
0,03
4,17
±
0,20
4,79
±
0,26
54,01
±
2,47
55,72
±
3,98
1,63
±
0,08
1,82
±
0,11
3,72
±
0,20
4,04
±
0,23
2,62
±
0,18
2,76
±
0,20
Индометацин
15 мг/кг
(N=7)
0,23
±
0,16
3,93
±
0,26
60,31
±
2,42
3,74
±
0,31
Финастерид
15 мг/кг
(N=7)
0,06
±
0,02
3,73
±
0,30
53,99
±
2,68
2,08
±
0,09
**
1,66
±
0,11
0,43
±
0,02
0,32
±
0,04
**
0,43
±
0,04
3,57
±
0,24
0,47
±
0,06
2,30
±
0,21
2,99
±
0,19
ДОФ
УК/
ДА
0,08
±
0,003
0,09
±
0,01
0,07
±
0,003
**
0,070
±
0,003
*
ГВК/
ДА
5-ОИУК/
5ОТ
0,070
±
0,003
0,070
±
0,004
0,62
±
0,02
0,67
±
0,04
0,060
±
0,003
0,71
±
0,05
0,070
±
0,003
0,73
±
0,04
*
Примечание: N – количество животных в группе;*,** - P≤0,05, 0,01 –
отличие от физ. р-р (по ANOVA).
Табл. 7.5 Влияние коразола, финастерида, индометацина на
содержание нейромедиаторов в гиппокампе крыс Wistar.
Вещество/
Кол-во жив.
(N)
Физ. р–р
(N=8)
Коразол
15 мг/кг
(N=8)
Индометацин
15 мг/кг
(N=7)
Финастерид
15 мг/кг
(N=7)
НА
ДОФ
УК
ДA
0,86
±
0,08
0,78
±
0,07
0,15
±
0,01
0,20
±
0,01
**
0,13
±
0,02
0,15
±
0,06
0,79
±
0,14
0,16
±
0,01
0,69
±
0,09
0,22
±
0,03
0,08
±
0,00
5
0,07
±
0,01
*
5ОИУ
К
1,36
±
0,06
1,35
±
0,04
ГВК
3-MT
5-HT
ГВК/
ДА
5-ОИУК/
5ОТ
1,82
±
0,11
1,86
±
0,10
ДОФ
УК/
ДА
1,47
±
0,25
2,53
±
0,51
0,04
±
0,01
0,04
±
0,01
0,020
±
0,006
0,03
±
0,01
0,30
±
0,04
0,43
±
0,15
0,76
±
0,03
0,74
±
0,03
1,14
±
0,03
*
0,01
±
0,004
0,018
±
0,007
1,71
±
0,25
2,03
±
0,28
0,18
±
0,05
0,73
±
0,1
1,42
±
0,06
0,03
±
0,01
0,020
±
0,004
1,83
±
0,09
3,62
±
0,55
**
0,46
±
0,06
*
0,78
±
0,03
Примечание: N – количество животных в группе; *,** - P≤0,05, 0,01 –
отличие от физ. р-р (по АNOVA).
103
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Нейростероидная
нейрофизиологических
адаптационные
система,
систем
механизмы
являясь
одной
позвоночных
реагирования
из
интегративных
животных,
организма
на
обеспечивает
стрессогенное
воздействие, формирование аффективных расстройств у человека (Frye et al.,
2006). Нейробиологические и поведенческие механизмы, определяющие
патогенез этих патологий, остаются во многом неясными. Одним из возможных
инструментов изучения вовлеченности нейростероидной системы в механизмах
формирования тревожных реакций является оценка эффектов нарушения
нейростроидогенеза и изучение поведенческих реакций у грызунов на моделях
оценки “физиологической” и “патологической” тревоги, которые были
использованы в данной работе (Rupprecht et al., 2009).
В настоящей работе было показано, что селективное фармакологическое
ингибирование
ключевых
звеньев,
определяющих
нейростероидогенез,
изменяет ОИР, в том числе уcиливает тревожные реакции у грызунов.
Установлено, что избирательное снижение функциональной активности
МТБ18, рецептора, инициирующего синтез нейростероидов, приводит к
подавлению исследовательского поведения у мышей с различным уровнем
тревожности в стандартном тесте оценки “физиологической” тревоги ОП.
Аналогичные эффекты были обнаружены при введении специфических
ингибиторов ферментов метаболизма прогестерона, 5α-редуктазы и 3αгидроксистероидной
оксидоредуктазы,
обеспечивающих
модулирующих прегнановых нейростероидов
синтез
ГАМКА-
(аллопрегненолона и др.), в
тестах ОП и ПКЛ. Было отмечено, что при введении селективного ингибитора
5α-редуктазы
финастерида
и
блокатора
3α-гидроксистероидной
оксидоредуктазы индометацина наблюдается угнетение ОИР у грызунов не
зависимо от вида и типа генетически детерминированного типа реагирования
на стресс. Однако, качество проявлений этих поведенческих реакций, которые
можно охарактеризовать как тревожные, у мышей инбредной линии BALB/c
104
максимально выражено при функциональной блокаде МТБ18, а у мышей линии
C57Bl/6 – при ингибировании 5α-редуктазы. Вышеописанные особенности
поведенческих реакций грызунов феноменологически проявлялись сходным
образом с
таковыми, наблюдаемыми при введении животным антагониста
ГАМКА-рецепторов пентилентетразола (коразола), который в субсудорожных
дозах широко используется в экспериментальной психофармакологии для
модуляции тревожных состояний (Garison et al., 2001).
Впервые
было
показано,
что
введение
ингибиторов
синтеза
прогестерона оказывает влияние на уровни моноаминов коре больших
полушарий и в стриатуме, гиппокампе, которые считаются важными
структурами лимбической системы, отвечающей за формирование мотиваций,
эмоций и поведенческих реакций (Van den Heuvel and Sporns, 2013). Следует
отметить, что наибольшее воздействие на уровни моноаминов оказывает
финастерид,
который
изменял
метаболизм
дофамина,
серотонина
и
норадреналина в вышеописанных структурах.
Несмотря на то, что для прогестерона показаны интероцептивные
дифференцировочные стимульные свойства (Stewart et al., 1967), изучение
механизмов действия НС на основе методологии ЛкД является редким
направлением в экспериментальной психофармакологии (Glennon, 2011). В
настоящем исследовании при оценке общности механизмов реализации
тревоги, вызываемой блокадой ГАМК-А-рецепторов и ингибированием 5αредуктазы финастеридом, в условиях модели ЛкД у крыс Wistar, было
выявлено, что финастерид дозозависимо и частично замещает интероцептивные
свойства коразола. Эти данные свидетельствуют о частичном «перекрытии»
(«overlap») механизмов тревожных реакций, вызываемых введением коразола и
финастерида, что однако не означает их
полного совпадения. Полученные
результаты согласуются с данными Jung и соавт. (2002) о том, что
интероцептивные стимульные свойства коразола различаются у самок и самцов
крыс Wistar, что указывает на зависимость от НС.
105
Терапевтический потенциал НС был продемонстрирован у пациентов с
рядом патологий, в частности с эпилепсией, паническими атаками и другими
тревожными расстройствами (Patil et al., 2012). Селективные лиганды МТБ18,
обеспечивающего начальный этап нейростеройдогенеза, FGIN-1-27 (Auta et al.
1993), AC-5216 (Kita et al., 2009), XBD173 (Rupprecht et al., 2009), стимулируют
биосинтез НС в головном мозге, которые, как полагают, оказывают
анксиолитическое действие посредством положительной модуляции ГАМКАрецепторов. В клиническую практику внедрены препараты c выраженной
анксиолитической активностью этифоксин и производные имидазопиридина,
механизм действия которых
реализуется через систему
эндогенных
нейростероидов (Verley et al., 2005). Однако, синтезированные аналоги
эндогенных НС имеют ряд лимитирующих их действие факторов, в частности
низкую биодоступность. В связи с этим, перспективным направлением
фармакотерапии тревожных расстройств может стать создание препаратов,
влияющих на систему НС, и изучение её участия в механизме действия
успешно применяющихся в клинической практике анксиолитиков.
В данном исследовании на мышах инбредной линии BALB/c, которую
использовали в качестве одной из моделей изучения «патологической тревоги»,
было показано, что диазепам проявляет своё анксиолитическое действие при
совместном введении с ингибитором 3α-гидроксистероидной оксидоредуктазы
(индометацин) или блокатором МТБ18 (PK11195), но не восстанавливает
параметры ОИР, сниженные введением финастерида. Следует отметить, что
афобазол не восстанавливает параметры ОИР, сниженные введением блокатора
МТБ18. Мк при введении с финастеридом оказывает анксиолитический эффект.
При комбинированном введении афобазола
и финастерида отмечалось
дозозависимое усиление эффектов блокатора 5-α-редуктазы на поведение
животных. Аналогичные по вектору проявления эффекты наблюдались при
совместном введении афобазола и коразола. Эти особенности согласуются с
результатами, полученными в условиях метода ЛкД, указывающими на
возможные общие звенья в механизмах тревожных реакций, индуцируемых
106
коразолом и финастеридом. Инверсию активирующего эффекта в отношении
ОИР мышей BALB/c также наблюдали и при совместном введении
предшественника
ГАМКА-модулирующих
прегнановых
нейростероидов
прегненолона с блокатором 5α-редуктазы. Представленные в литературе
данные о влиянии экзогенного применения прегненолона или его сульфатных
производных на уровень тревожности в эксперименте in vivo не однозначны,
поскольку сообщается как об анксиолитическом, так и анксиогенном действии
предшественника нейростероидов. Считается, что сульфатные производные
прегненолона и дигидроэпиандростерона являются негативными модуляторами
ГАМКА-рецепторов и/или активируют глутаматные NMDA рецепторы, что
может
объяснять
анксиогенные
эффекты
при
системном
применении
прегненолона (Reddy et al., 1997; Petrovic et al., 2009). В данном исследовании
прегненолон не только не обнаруживал анксиолитического действия на фоне
применения финастерида, но как и афобазол, усиливал анксиогенные эффекты
ингибитора 5α-редуктазы. Наиболее вероятным объяснением этих результатов
может являться то, что при ингибировании 5α-редуктазы, приводящей к
увеличению
концентрации
прогестерона,
при
введении
прегненолона
метаболизм последнего должен смещаться в сторону образования ГАМКАнегативных метаболитов. Учитывая совокупность фактов, заключающихся в
феноменологичеcкой общности влияния совместного введения прегненолона
или афобазола с финастеридом на ОИР мышей ВALB/c, можно предположить
возможное
наличии
у
афобазола
механизма
действия,
реализуемого
посредством регуляции процесса нейростероидогенеза.
Следует отметить, что σ-1 рецепторы, лигандом которых является
афобазол, могут быть функционально связаны с системой синтеза эндогенных
нейростероидов. Кромк того,
некоторые
предположительных
эндогенных
экспериментальные
исследования
НС рассматривают в качестве
лигандов
этих
свидетельствуют,
рецепторов.
что
Так,
прегненолон,
дегидроэпиандростерон и их сульфатные производные действуют как агонисты
σ-1 рецепторов, тогда как прогестерон является их антагонистом. (Monnet et al.,
107
1995; Bergeron and Debonnel, 1997; Maurice and Privat, 1997). Однако, в научной
литературе данные о профиле влияния
НС на дифференцировочные
стимульные свойства коразола отсутствуют.
Мексидол оказывал более глубокое по сравнению с афобазолом
ингибирующее действие
на интероцептивные эффекты коразола, что
согласуется, с одной стороны, с данными об ослаблении анксиолитического
эффекта мексидола бикукулином (Воронина, 2009), а с другой стороны с
частичной генерализацией интероцептивных эффектов коразола при замене его
этим селективным блокатором ГАМКА-рецептора (Калинина, 2008). Вместе с
тем, на крысах Wistar в комбинации с коразолом мексидол снижает частоту
оперантных реакций на 70% по сравнению с коразолом или физ. р-ром, что
может свидетельствовать о седативном действии комбинации. Эти результаты
позволяют предположить, что подавление ОИР при использовании комбинации
«мексидол+коразол» в тесте ОП у крыс также может являться индикатором
седативного действия.
Способность афобазола или мексидола ослаблять индуцированную
коразолом тревогу зависит от типа эмоционально-стрессовой реакции
организма, и в ряде случаев вектор этого эффекта противоположен тому, что
наблюдается в эксперименте в отсутствии функциональной блокады ГАМКАрецепторов. Совокупность данных, свидетельствующих о
проанксиогенного
действия
коразола
от
вида
грызунов
независимости
и
фенотипа
исследовательского поведения в тесте ОП и определяющем влиянии типа
эмоционально-стрессовой реакции на направленность влияния изучаемых
препаратов на эффекты коразола, согласуются, с одной стороны, с ведущей
ролью функциональной активности ГАМКА-рецепторной системы в регуляции
уровня
тревожности
грызунов,
а
с
другой
стороны
подтверждают
экспериментально полученные результаты о сопряжении ГАМКА-рецепторов с
нейрохимическими системами (Sarkar, 2011), активность которых
обеспечивать индивидуальные особенности реагирования на стресс.
108
может
Учитывая роль НС, как физиологического регулятора реагирования
организма на стресс, и обнаружение у ряда НС модулирующего влияния на
ГАМКА-опосредованную
нейротрансмиссию,
послужило
основой
для
дальнейшего изучения роли НС в физиологических процессах развития
стрессогенных тревожных реакций (Verleye et al., 2005). В экспериментах на
крысах было показано, что острый стресс, например, имеющий место при
вынужденном плавании, вызывает снижение плотности и аффинности МТБ18
(Biggio, 1984; File et al. 1993). Острый плавательный стресс сопровождается
изменением плотности МТБ18: через 30-60 мин после плавательного стресса
регистрируют уменьшение числа МТБ18 в гиппокапме, а через 24 – увеличение
в 2 раза (Barbaccia et al., 1996, 1997; Biggio et al., 1996; Reddy and Rogawski,
2002). Изменения в концентрацентраций НС в структурах головного мозга
может оказывать влияние на фармакологические эффекты анксиолитиков,
формирование
эмоциональных
состояний
и
поддержание
нейрофизиологического гомеостаза в ответ на острое стрессорное воздействие.
Известно, что вынужденное плавание также вызывает зависимое от времени
повышение концентраций прогестерона и его метаболитов, аллопрегнаннолона
и аллотетрагидродезоксикортикостерона, в головном мозге и плазме крови
крыс.
Концентрации
эндогенных
НС,
аллопрегнанолона
и
аллотетрагидродезокси-кортикостерона, увеличиваются в течение часа после
острого плавательного стресса (Purdy et al., 1991; Vallee et al., 2000; Reddy and
Rogawski, 2002).
Результаты, полученные в настоящем исследовании об уменьшении
ОИР мышей BALB/c через 1 час и увеличении ОИР через 24 часа после острого
стресса, вызванного процедурой вынужденного плавания, могут быть связаны с
изменением баланса стресс-индуцированных ГАМК-модулирующих НС. Это
предположение согласуется с данными ряда литературных источников, в
которых
продемонстрировано,
что
концентрации
эндогенных
НС
(аллопрегнанолона и др.) возрастают после острого плавательного стресса в
ЦНС (Purdy et al., 1991; Vallee et al., 2000; Reddy and Rogawski, 2002).
109
В серии экспериментов по изучению влияния острого стресса на эффекты
анксиолитиков в зависимости от времени после вынужденного плавания было
показано, что анксиолитический эффекты диазепам не зависел от времени
после острого стресса у мышей BALB/c. Афобазол же не проявлял свою
анксиолитическою активность через 1 час после острого стресса, но оказывал
анксиолитическое действие через 24 часа. Эти результаты свидетельствуют о
зависимости анксиолитических эффектов афобазола от факта и времени после
острого стрессогенного воздействия. На фоне блокады МТБ18 при введении
PK11195,
как
средства
фармакологической
манипуляции
процессом
нейростеройдогенеза, у стрессированных мышей BALB/c через 24 часа
возрастала двигательная активность в центральной части уставноки. При этом
афобазол через 24 часа после вынужденного плавания оказывал выраженное
анксиолитическое действие на поведение мышей BALB/c, несмотря на блокаду
МТБ18. Считается установленным фактом, что острый плавательный стресс у
грызунов способен влиять на динамику плотности МТБ18 в отделах головного
мозга. С учётом того, что по данным Середенина и соавт. (2009) афобазол
является
лигандом
σ-1-рецепторов
и
основываясь
на
результатах
экспериментов Hayashi (2011), указывающих на возможное участие σ-1рецепторов в переносе холестерола в митохондрии в сопряжении с
активностью МТБ18, можно предположить, что анксиолитический эффект
афобазола может быть связан с облегчением транспорта холестерола,
субстарата синтеза НС, в митохондрии.
Ряд НПВС, таких как индометацин и диклофенак, могут способствовать
развитию аффективных состояний у пациентов пожилого возраста и лиц
сгормональными нарушениями или аффективными расстройствами в анамнезе
(Onger et al., 2004). В настоящем исследовании установлено, что в тесте ОП
диклофенак способен снижать суммарные параметры ОИР через 120 мин после
введения и избирательно ослаблять центральную локомоторную активность у
мышей BALB/c через 40 мин, что можно трактовать как тревогу. Помимо
влияния
на
COX-1,
2
диклофенак
110
ингибирует
рецепторы
активации
пролиферации пироксисом типа γ (PPARγ), функциональные нарушения
которых приводят к развитию тревожных состояний и аффективных
расстройств (Zhou et al., 2014). Можно высказать предположение, что отличия
эффективности афобазола при комбинированном введении c диклофенаком у
мышей BALB/c в тесте ОП в различные временные интервалы связаны
поэтапным
«включением»
Феноменологическая
применении
механизмов,
схожесть
эффектов
выявленных
у
афобазола
этого
при
НПВС.
совместном
с индометационом и диклофенаком не позволяет исключить
задействованности
нейростеройдогенеза
в
реализации
негативных
психотропных эффектов диклофенака.
Разработка препаратов, оказывающих влияние на процесс синтеза
эдогенных НС, становится перспективным направлением фармакотерапии
аффективных расстройств. Установлено, что ряд селективных лигандов МТБ18
(FGIN-1-27, AC-5216, XBD173 и др.), проходящих клиническое исследования
их терапевтического потенциала, и широко используемый в клинической
практике анксиолитик этифоксин реализуют своё действие посредством
влияния на систему НС (Auta et al. 1993; Kita et al., 2009; Varleye et al., 2005;
Rupprecht et al., 2009).
Полученные данные указывают на необходимость учёта гормонального
статуса пациентов, в частности при наличии тревожных реакций, а также при
назначении по прямым показаниям лекарственных средств (финастерида,
индометацина, диклофенака), изменяющих нейростеройдогенез. Кроме того,
обнаруженные особенности влияния анксиолитиков (диазепама, афобазола,
мексидола) на поведенческие реакции грызунов с различным фенотипом
эмоционально-стрессовой
реакции
при
совместном
введении
с
вышеописанными препаратами могут послужить основанием для дальнейшего
изучения задействованности нейростероидной системы в реализации эффектов
противотревожных препаратов и оптимизации их применения у различных
групп пациентов.
Результаты исследования свидетельствуют о том, блокада 5α-редуктазы
111
оказывает более глубокое влияние на развитие тревожных реакций грызунов по
сравнению с инактивацией МТБ18 или 3α-гидроксистероидной оксидоредуктазы, и вызывает более выраженные нейрохимические изменения в ЦНС
по сравнению с блокадой
3α-гидроксистероидной оксидоредуктазы или
ГАМКА рецепторов. Выше изложенное позволяет рассматривать 5α-редуктазу в
качестве перспективной мишени для разработки новых лекарственных средств
терапии аффективных расстройств.
112
ВЫВОДЫ
1.
Нарушение
нейростероидогенеза
вызывает
ослабление
ориентировочно-исследовательской реакции и усиление тревожного поведения
у грызунов разных видов (мышей и крыс) и генотипов (мышей инбредных
линий BALB/c и C57Bl/6), что имеет сходство с нарушениями, возникающими
при снижении функциональной активности ГАМКА-рецепторов.
2.
Селективная блокада митохондриального транслокационного белка
18 кДа при использовании PK 11195 (5 мг/кг) приводит к усилению тревожных
реакций у мышей BALB/c, тогда как у мышей С57Bl/6 аналогичное по глубине
эффекта усиление тревоги наблюдается при ингибировании 5α-редуктазы
финастеридом (15 мг/кг).
3.
Финастерид (25 мг/кг) частично воспроизводит интероцептивные
эффекты коразола (20 мг/кг), что свидетельствует о наличии общих звеньев в
механизме реализации тревожных реакций, вызванных снижением активности
5α-редуктазы и блокадой ГАМКА-рецепторов.
4.
Нарушение метаболизма прогестерона вызывает более глубокие
нейрохимические изменения в структурах головного мозга по сравнению с
блокадой ГАМКА-рецепторов: финастерид (15 мг/кг) изменяет метаболизм
норадреналина,
серотонина
и
дофамин,
содержание
норадреналина
и
дофамина; индометацин (15 мг/кг) изменяет метаболизм дофамина и
серотонина, коразол (20 мг/кг) – только метаболизм дофамина.
5.
У мышей BALB/c анксиолитический эффект афобазола (1 мг/кг)
зависит от функциональной активности митохондриального транслокационного
белка 18 кДа и
гидроксистероидной
5α-редуктазы, но не зависит от активности 3αоксидоредуктазы,
а
противотревожное
действие
диазепама (1 мг/кг) зависит только от активности 5α-редуктазы. У мышей
С57Bl/6 афобазол (1 мг/кг) и мексидол (150 мг/кг), но не диазепам (1 мг/кг),
корректируют
нарушения
поведения,
вызванные
гидроксистероидной оксидоредуктазы или 5α-редуктазы.
113
инактивацией
3α-
6.
У мышей BALB/c блокада ГАМКА-рецепторов не оказывает
влияние на проявление анксиолитических свойств
диазепама (1 мг/кг) и
ослабляет противотревожное действие афобазола (1 мг/кг). У мышей С57Bl/6
при блокаде ГАМКА-рецепторов проявляются анксиолитические свойства
афобазола, но не диазепама и мексидола.
7.
Анксиолитические свойства диазепама (1 мг/кг) у мышей BALB/c
сохраняются независимо от периода (1 час и 24 часа) после острого
плавательного стресса. В отличие от диазепама, анксиолитические свойства
афобазола
(1 мг/кг) не выявляются через 1 час после острого стресса, но
усиливаются через 24 часа после стресса.
114
ПРАКТИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ
1.
Полученные в диссертационной работе
селективного
блокатора
3α-гидроксистероидной
5α-редуктазы
оксидоредуктазы
данные о способности
финастерида
и
блокатора
индометацина
при
системном
применении вызывать нарушения поведения у грызунов, а также изменять
уровни нейромедиаторных моноаминов и их метаболизма в структурах
головного мозга животных указывают на то, что в клинической практике при
назначении финастерида и индометацина по прямым показаниям следует
учитывать гормональный фон пациентов, особенно при наличии тревожных
реакций, депрессий и посттравматических состояний.
2.
Экспериментальные
результаты
о
коррекции
поведенческих
нарушений, вызванных индометацином, при использовании диазепама или
афобазола,
указывают
на
целесообразность
дальнейшего
клинического
исследования эффективности этих анксиолитиков в качестве средств коррекции
эмоциональных расстройств, индуцированных приемом индометацина.
3.
Данные о влиянии длительности периода после острого стресса на
анксиолитический эффект анксиолитика, полученный при изучении афобазола,
следует учитывать при доклиническом изучении свойств и механизмов
действия
новых
потенциальных
противотревожных
веществ
небензодиазепиновой структуры.
4.
Результаты, полученные в настоящей диссертацинной работе,
позволяют рекомендовать проведение клинического изучения взаимодействия
афобазола
с
лекарственными
средствами,
ингибирующими
активность
5α-редуктазы (финастеридом и др.), у лиц, получающих эти препараты по
прямым показаниям.
115
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Аведисова, А.С. Новый анксиолитик афобазол при терапии
генерализованного тревожного расстройства (результаты сравнительного
исследования с диазепамом) [Текст] / А.С. Аведисова, В. О. Чахава, Ю. Э. Лесс
[и др.] // Психиат. и психофармакотер. (экстравыпуск). — 2006. — С. 13-16.
1.
Булдакова, Н.Г. Психофармакотерапия в кардиологии [Текст] / Н.
Г. Булдакова // Рус.мед. журн. — 2006. — Т. 14, № 16. — С. 8-10.
2.
Васильева А.В., Полторак С.В., Поляков А.Ю. и др. Применение
Афобазола в комплексном лечении расстройств адаптации // Психиат. и
психофармакотер. (экстравыпуск). — 2006. — С. 24-26.
3.
Воронина, Т.А. Антиоксидант Мексидол.
Основные эффект и
механизм действия [Текст] / Т. А.Воронина // Психофармакология и
биология. Наркология. - 2001.- № 1.- С. 2–12.
4.
Воронина, Т.А. Мексидол: основные нейропсихотропные эффекты
и механизм действия [Текст] / Т.A. Воронина //Фарматека. - 2009.- № 6.- C. 2831.
5.
Воронина, Т.А. Перспективы поиска новых анксиолитиков [Текст] /
Т. А. Воронина, С. Б. Середенин // Эксп. клин.фармакол.- 2002.- № 5.- C. 4-17.
6.
Гудашева, Т.А. Стратегия создания дипептидных лекарств [Текст] /
Т. А. Гудашева // Бюллетень экспериментальной биологии и медицины. – 2011.
- № 7. – С. 8-16.
7.
Калинина, Т.С.
Сравнительное изучение особенностей
формирования лекарственной дифференцировки мексидола и феназепама
[Текст] / Т. С. Калинина, Т. А. Воронина, Е. В. Петрянина // Экспериментальная
и клиническая фармакология. – 2005. - Т. 68, № 5. – С. 7-10.
8.
Калинина, Т.C. Интероцептивные эффекты психотропных
препаратов : автореф. дис. докт. мед.наук: 14.00.25 / Калинина Татьяна
Сергеевна. – М., 2008. – 42 c.
9.
Калинина,
Т.С.
Нейростероидогенез
и
ориентировочноисследовательское поведение грызунов [Текст] / Т. С. Калинина, А. А.
Шимширт, Н. В. Кудряшов [и др.] // Эксп. и клин. фармакол. — 2014. — Т. 64,
№ 2. — С. 3-7.
10.
Кудряшов, Н.В. Изучение анксиолитических свойств нового
производного пиразоло[C]пиридина ГИЖ-72 [Текст] / Н. В. Кудряшов, Т. С.
Калинина, А. А. Шимширт [и др.] // Эксп. и клин. фармакол. — 2015. — Т. 78,
№ 11. — С. 3-6.
11.
116
Мирошниченко, И.И. Различия в механизмах ауторецепторной
регуляции биосинтеза и высвобождения дофамина в подкорковых структурах
мозга крыс [Текст] / И. И. Мирошниченко, В. С. Кудрин, К. С. Раевский //
Фармакология и Токсикология. – 1988. - №2. – С. 26-29.
12.
Мельников, В.А. Афобазол: новый селективный анксиолитик
небензодиазепинового ряда при терапии тревожного генерализованного
расстройства и неврастении [Текст] / В. А. Мельников, Л. М. Деляновская, В. Е.
Шинкарчук. // Таврич. журн. психиат. — 2007. — Т. 11, № 2. — С. 59-65.
13.
Незнамов, Г.Г. Новый анксиолитик Афобазол: результаты
сравнительного
клинического
исследования
с
диазепамом
при
генерализованном тревожном расстройстве [Текст] / Г. Г. Незнамов, C. A.
Сюняков, Д. В. Чумаков [и др.] // Психиат. и психофармакотер.
(экстравыпуск).- 2006.- C. 17-23.
14.
Незнамов, Г.Г. Результаты клинического изучения селективного
анксиолитика Афобазола [Текст] / Г. Г. Незнамов, С. А. Сюняков, Д. В.
Чумаков [и др.] // Эксп. и клин.фармакол. — 2001. — Т. 64, № 2. — С. 15-19.
15.
Расстройства личности: Каталог публикаций ВОЗ [Текст] / G.
DeGirolamo, J. H. Reich. – М. : Медицина, 1995.
16.
Ротштейн, B.Г. Теоретический аспект эпидемиологии тревожных и
аффективных расстройств [Текст] / В.Г. Ротштейн, М. Н. Богдан, М. Е. Суетин
// Психиатрия и психофармакотерапия.- 2005.- № 2.- P. 32–43.
17.
Руководство по экспериментальному (доклиническому) изучению
новых фармакологических веществ/ В.П. Фисенко (ред.).- М: Ремедиум, 2000.398 c.
18.
Середенин,
С.Б.
Фармакогенетическая
концепция
анксиселективного эффекта [Текст] / C. Б. Середенин, T.A. Воронина, Г.Г
Незнамов [и др.] // Вестник РАМН.- 1998.- № 11.- C. 3-9.
19.
Середенин, С.Б. Фармакология нового анксиолитика афобазола
[Текст] / C. Б. Середенин, М. В. Воронин // Экспериментальная и клиническая
фармакология.- 2009.- № 1.- C. 3-11.
20.
Серов, В.Н. Транквилизаторы в акушерско-гинекологической
практике [Текст] / В. Н. Серов, И. И. Баранов И.И. // Рус.мед. журн. — 2006.
— Т. 14, № 16. - С. 3-7.
21.
Чекина, К.С. Анализ бензодиазепиновой рецепции умышей линий
C57Bl/6 и Balb/c в зависимости от типа стрессирующего воздействия [Текст] /
К. С. Чекина, М. А. Яркова, С. Б. Середенин // Биллютень экспериментальнйо
биологии и медицины. – 2009. – Т. 148. - № 10. - С. 408-410.
22.
117
Шимширт, А.А. Изучение влияния диазепама на тревожные
реакции у мышей, вызванные индометацином [Текст] / А. А. Шимширт, Т. С.
Калинина, Т. А. Воронина // Российский биотерапевтический журнал. – 2012. –
Т. 11, № 1. – С. 45-46.
23.
Яркова,
М.А.
Фармакогенетический
анализ
феномена
стрессиндуцированного падения бензодиазепиновой рецепции: автореф. дис.
докт. мед.наук: 14.03.06 / Яркова Милада Альнордовна. – М., 2012. - 47 c.
24.
Adamson, D.J. Diclofenac antagonizes peroxisome proliferator-activated
receptor-gamma signaling [Текст] / D. J. Adamson, D. Frew, R. Tatoud [и др.] //
Mol Pharmacol.- 2002.- № 61(6).- P. 2002.
25.
Akk, G. The influence of the membrane on neurosteroid actions at
GABA-A receptors [Текст] / G. Akk, D. F. Covey, A. S. Evers [идр.] //
Psychoneuroendocrinology.- 2009.- № 9, suppl.1.- P. 59–66.
26.
Alonso, J. Overview of key data from the European Study of the
Epidemiology of Mental Disorders (ESEMeD) [Текст] / J. Alonso, J. Lépine // J
Clin Psychiatry.- 2007.- № 68.- P. 3–9.
27.
Alonso, J. Prevalence of mental disorders in Europe: results from the
European Study of the Epidemiology of Mental Disorders (ESEMeD) project [Текст]
/ J. Alonso, M. C. Angermeyer, S. Bernert S [и др.] // Acta Psychiatr Scand Suppl.2004.- № 109.- P. 21–27.
28.
Altomare, G. Depression circumstantially related to the administration of
finasteride for androgenetic alopecia [Текст] / G. Altomare, G. L. Capella // J
Dermatol.- 2002.- № 29.- P. 665–669.
29.
Amin, Z. The interaction of neuroactive steroids and GABA in the
development of neuropsychiatric disorders in women [Текст] / Z. Amin, G. F.
Mason, I. Cavus [и др.] // J Psychopharmacol.- 2007.- № 21.-P. 414-420.
30.
Anderson, I.M. Evidence–based guidelines for treating depressive illness
with antidepressants: a revision of the 1993 British Association for
Psychopharmacology guidelines [Текст] / I. M. Anderson, D. J. Nutt, J. F. Deakin //
J. Psychopharmacol.- 2000.- № 14.- P.3–20.
31.
Andersson, S. Deletion of steroid 5á-reductase 2 gene in male pseudohermaphroditism [Текст] / S. Andersson, D. M. Berman, E. P. Jenkins [и др.] //
Nature.-1991.- № 354.- P. 159–161.
32.
Andlin-Sobocki, P. Cost of anxiety disorders in Europe [Текст] / P.
Andlin-Sobocki, H. U. Wittchen // Eur Neurol.- 2005.- №12.- P. 39-44.
33.
Ator, N. A. Drug discrim- ination analysis of endogenous neuroactive
steroids in rats [Текст] / N. A. Ator, K. A. Grant, R. H. Purdy [идр.] // Eur. J.
34.
118
Pharmacol.- 1993.- № 241.- P. 237– 244.
Ator, N. A. Selectivity in the generalization profile in ba- boons trained
to discriminate lorazepam, benzodiazepines, barbiturates, and other
sedative/anxiolytics [Текст] / N. A. Ator, R. R. Griffiths // J. PET.- 1997.- №282.P.1442–1457.
35.
Auta, J. Participation of mitochondrial diazepam binding inhibitor
receptors in the anticonflict, antineophobic and anticonvulsant action of 2-aryl-3indoleacetamide, and imidazopyridine derivatives [Текст] / J. Auta, A. Romeo, A.
Kozikowski [и др.] // Journal of Pharmacology and Experimental Therapeutics.1993.- № 265.- P. 649–656.
36.
Avital, A. Acute and repeated swim stress effects on peripheral
benzodiazepine receptors in the rat hippocampus, adrenal, and kidney [Текст] / A.
Avital, G. Richter-Levin, S. Leshiner [и др.] // Neuropsychopharmacology. – 2001.Vol. 25, № 5. – P. 669 – 678.
37.
Aygün, D. Toxiety of non-steroidal anti-inflammatory drugs: a review
on melatonin and diclofenac sodium association [Текст] / D. Aygün, S. Kaplan, E.
Odaci [и др.] // Histo Histopathol. – 2012. – Vol. 27, № 4. – P. 417-436.
38.
Azzolina, B. Inhibition of rat á-reductases by finasteride: Evidence for
isozyme differences in the mechanism of inhibition [Текст] / B. Azzolina, K.
Ellsworth, S. Andersson [и др.] // J Steroid Biochem Mol Biol.- 1997.- № 61.- P. 55–
64.
39.
Baldwin, D. S. British Association for Psychopharmacology. Evidencebased guidelines for the pharmacological treatment of anxiety disorders:
recommendations from the British Association for Psychopharmacology [Текст] / D.
S. Baldwin, I. M. Anderson, D. J. Nutt [и др.] // J. Psychopharmacol.- 2005.- № 19.P. 567-596.
40.
Baldwin, H.A. Antagonistic effects of caffeine and yohimbine in animal
tests of anxiety [Текст] / H. A. Baldwin, A. L. Johnston, S. E. File // Eur J
Pharmacol.- 1989.- № 159.- P. 211–215.
41.
Bandelow, B. World Federation of Societies of Biological Psychiatry
(WFSBP) guidelines for the pharmacological treatment of anxiety, obsessivecompulsive and post-traumatic stress disorders - first revision [Текст] / B. Bandelow,
J. Zohar, E. Hollander [и др.] // World J. Biol. Psychiatry.- 2008.- № 9.-P. 248-312.
42.
Barbaccia, M.L. Stress-induced increase in brain neuroactive steroids:
antagonism by abecarnil [Текст] / M. L. Barbaccia, G. Roscetti, F. Bolacchi [идр.] //
Pharmacol. Biochem. Behav.- 1996.- № 54.- P. 205–210.
43.
44.
Barbaccia, M.L. Time-dependent changes in rat brain neuroactive steroid
119
concentrations and GABAA receptor function after acute stress [Текст] / M. L.
Barbaccia, G. Roscetti, M. Trabucchi [и др.]// Neuroendocrinology.- 1996.- № 63.P.166–172.
Barker, J.L. Potentiation of gamma-aminobutyric-acid-activated chloride
conductance by a steroid anaesthetic incultured rat spinal neurons [Текст] / J. L.
Barker, N.L. Harrison, G. D. Lange [и др.] // J Physiol.- 1987.- №386.- P. 485–501.
45.
Barlow, D.H. Unraveling the mysteries of anxiety and its disorders from
the perspective of emotion theory [Текст] / D. H. Barlow //Am Psychol.- 2000.- №
55.- P. 1247-1263.
46.
Bazan, N. G. COX-2 as a multifunctional neuronal modulator [Текст] /
Nature Medicine // 2001.-№ 7.-P. 414-415.
47.
Belelli, D. Neurosteroids: endogenous regulators of the GABAA
receptor [Текст] / D. Belelli, J. J. Lambert // Nat. Rev.Neurosci.- 2005.- № 5.- P.
565–575.
48.
Belzung, C. Differences in drug-induced place conditioning between
BALB/c and C57Bl/6 mice [Текст] / C. Belzung, S. Barreau // Pharmacol Biochem
Behav.- 2000.- № 65.- P. 419–423.
49.
Belzung, C. Flumazenil induces benzodiazepine partial agonist-like
effects in BALB/c but not C57BL/6 mice [Текст] / C. Belzung, A. M. Leguisquet, F.
Crestani // Psychopharmacology.- 2000.- № 148.- P. 24–32.
50.
Belzung, C. Measuring normal and pathological anxiety-like behavior in
mice: a review [Текст] / С. Belzung, G. Griebel // Behav Brain Res.- 2001.- № 125.P. 141–149.
51.
Belzung, C. Naloxone potentiates the anxiolytic but not the amnestic
action of chlordiazepoxide in C57BL/6 mice [Текст] / C. Belzung, D. Dubreuil //
Behav Pharmacol.- 1998.- № 9.- P. 91–98.
52.
Bergeron, R. Effects of low and high doses of selective sigma ligands:
further evidence suggesting the existence of different subtypes of sigma receptors
[Текст] / R. Bergeron, G. Debonnel // Psychopharmacology (Berl.).- 1997.-№129.P.215–224.
53.
Bindra, D. An evaluation of defecation and urination as measures of
fearfulness [Текст] / D. Bindra, W. R. Thompson // Journal of Comparative and
Physiological Psychology.- 1953.- № 46.- P. 43-45.
54.
Biggio, G. Stress and beta-carbolines decrease the density of low affinity
GABA binding sites; an effect reversed by diazepam [Текст] / G. Biggio, A. Concas,
M. Serra [и др.] // Brain Res.- 1984.- №1.- P. 13-18.
55.
120
Blier, P. Possible serotoninergic mechanism underlying the
antidepressant and anto-obssesive-compulsive disorders responses [Текст] / P. Blier,
C. de Montigny // Biol Pschiatry. – 1998.- № 44. – P. 313-323.
56.
Blanchard, D. C. Mouse defensive behaviors: Pharmacological and
behavioral assays for anxiety and panic [Текст] / D. C. Blanchard, G. Griebel, R. J.
Blanchard // Neuroscience and Biobehavioral Reviews.- 2001.- № 25.- P. 205-218.
57.
Bowen, C. A. An investigation of endogenous neuroactive steroidinduced modulation of ethanol’s discriminative stimulus effects [Текст] / C. A.
Bowen, R. H. Purdy, K. A Grant // Behav. Pharmacol.- 1999.- № 10.- P.297–311.
58.
Bowly, M.R. Pregnenolone sulfate potentiation of N-methyl-D-aspartate
receptor channels in hippocampal neurons [Текст] / M.R. Bowly // Molecular
Pharmacology.- 1993.- № 43.- Р. 813–819.
59.
Briones-Aranda, A. Alterations in GABAergic function following forced
swimming stress [Текст] / A. Briones-Aranda, L. Rocha, O. Picazo // Pharmacol.
Biochem. Behav.- 2005.- №80 (3).- P. 463-470.
60.
Britton, K. T. Anxiolytic activity of steroid anesthetic alphaxalone
[Текст] / K. T. Britton, M. Page, H. Baldwin [и др.] // J. Pharmacol. Exp. Ther.1991.- № 258.- P. 124 –129.
61.
Britton, K.T. Anxiolytic activity of steroid anesthetic alphaxalone
[Текст] / K. T. Britton, M. Page, H. Baldwin [и др.] // J. Pharmacol. Exp. Ther.1991.-№ 258.- P. 124 –129.
62.
Brot, M. D. The anxiolytic-like effects of the neurosteroid
allopregnanolone: interactions with GABA(A) receptors [Тест] / M. D. Brot, Y.
Akwa, R. H. Purdy [и др.] // Eur. J. Pharmacol.- 1997.- № 325.- P. 1–7.
63.
Caille, D. Befloxatone, a new reversible and selective monoamine
oxidase-A inhibitor. Pharmacological profile [Текст] / D. Caille, O. E. Bergis, C.
Fankhauser [и др.] // J Pharmacol Exp Ther.- 1996.- № 277.- P. 265–277.
64.
Carobrez, A.P. Ethological and temporal analyses of anxiety-like
behavior: the elevated plus-maze model 20 years on [Текст] / A. P. Carobrez, L. J.
Bertoglio // Neurosci Biobehav Rev. 2005.- № 29.- P. 1193–1205.
65.
Chaouloff, F. Paradoxical differences in animal models of anxiety
among the Roman rat lines [Текст] / F. Chaouloff, N. Castanon, P. Mormede //
Neurosci Lett.- 1994.- №182.- P. 217–21.
66.
Chapouthier, G. Genetic difference in sensitivity to beta-carboline:
evidence for the involvement of brain benzodiazepine receptors [Текст] / G.
Chapouthier, D. Bondoux, B. Martin [и др.] // Brain Res.- 1991.- №553.- P. 342–
346.
67.
121
Cheney, D.L. Gas chromatographic-mass fragmentographic quantitation
of 3a-hydroxy-5a-pregnan-20-one (allopregnanolone) and its precursors in blood and
brain of adrenalectomized and castrated rats [Текст] / D. L. Cheney, D. Uzunov,
E. Costa [и др.] // J Neurosci.- 1995.- №15.- P. 4641–4650.
68.
Choleris, E. A detailed ethological analysis of the mouse open field test:
effects of diazepam, chlordiazepomide and an extremely low frequency pulsed
magnetic field [Текст] / E. Choleris, A. E. Thomas, M. Kavaliers [и др.] //
Neuroscience and Biobehavior reviews.- 2001.- № 25.- P.235-260.
69.
Ciotta, L. Clinical and endocrine effects of finasteride, a 5á-reductase
inhibitor, in women with idiopathic hirsutism [Текст] / L. Ciotta, A. Cianci, A. E.
Calogero [и др.] // Fertil Steril.-1995.- № 64.- P. 299–306.
70.
Chimakurthy, J. Effects of curcumin on pentylenetetrazole-induced
anxiety-like behaviors and associated changes in cognition and monoamine levels
[Текст] / J.Chimakurthy, M. Talasila // Psychology&Neuroscience. – 2010.- Vol. 2,
№ 2. – P. 239-244.
71.
Clayton, P.J. Follow-up and family study of anxious depression [Текст] /
P. J. Clayton // American J. of Psychiatry.- 1991.- № 148.- Р. 1512–1517.
72.
Clunie, M. Psychiatric side effects of indomethacin in parturients
[Текст] / M. Clunie, L.-A. Crone, L. Klassen [и др.] // Canadian Journal of
Anesthesia.- 2003.- № 50, suppl. 6.- P. 586-588.
73.
Colombo, G. Sardinian alcohol-preferring rats: a genetic animal model
of anxiety [Текст] / G. Colombo, R. Agabio, C. Lobina [и др.] // Physiol Behav.1995.- № 57.- P. 1181-1185.
74.
Coryell, W. Anxiety syndromes as epiphenomena of primary major
depression: outcome and familial psychopathology [Текст] / W. Coryell, J. Endicott,
G. Winokur // American J. of Psychiatry.- 1992.- № 149.- P. 100–109.
75.
Costa, E. Benzodiazepines on trial: a research strategy for their
rehabilitation [Текст] / E. Costa, A. Guidotti // Trends Pharmacol. Sci.- 1996.- №
17.- P. 192-200.
76.
Cryan, J.F. The ascent of mouse: advances in modelling human
depression and anxiety [Текст] / J. F. Cryan, A. Holmes // Nat Rev Drug Discov.2005.- № 4.- P.775–790.
77.
Desforges, C. Carboline-induced seizures in mice: genetic analysis
[Текст] / C. Desforges, P. Venault, R. H. Dodd [идр.] // Pharmacol Biochem Behav.1989.- № 34.- P. 733 –737.
78.
Deutsch, S. I. Discriminative stimulus properties of midazolam are
shared by a GABA-receptor positive steroid [Текст] / S. I. Deutsch, J. Mastropaolo
79.
122
// Pharmacol. Biochem. Behav. – 1993.-№ 46.- P. 963–965.
Deutsch, S. I. Profound stress-induced alterations in flurazepam's
antiseizure efficacy can be attenuated [Текст] / S. I. Deutsch, R. B. Rosse, J. A.
Huntzinger [и др.] // Brain Res.- 1990.- №1.- P. 272-276.
80.
Dhir, A. Role of neurosteroids in anticonvulsant activity of midazolam
[Текст] / A. Dhir, M. A. Ragowski // British journal of Pharmacology.- 2012.- №
165.- P. 2684-2691.
81.
Diagnostic and statistical manual for mental disorders – DSM–IV (4th
ed.).– Washington.- American Psychiatric Association.- 1994.
82.
Differential anxiolytic effects of neuroactive steroids in the mirrored
chamber behavior test in mice Brain Research.- 1997.- №752.-P. 61–71.
83.
Eaton, W. W. Distinguishing anxiety and depression with field survey
data [Текст] / W. W. Eaton, C. Ritter // Psychological Medicine.- 1998.- № 18.- P.
156–166.
84.
Eser, D. Neuroactive steroids as endogenous modulators of anxiety
[Текст] / D. Eser, T. C. Baghai, C. Schüle [ и др. ] // Current Pharmaceutical
Design.- 2008.- №14.- P. 3525–3533.
85.
Espejo, E.F. Effects of weekly or daily exposure to the elevated plusmaze in male mice [Текст] / E. F. Espejo // Behavioural Brain Research.- 1997.- №
87.- P. 233-238.
86.
Fahey, J.M. Pregnenolone sulfate potentiation of NMDA-mediated
increases in intracellular calcium in cultured chick cortical neurons/ J. M. Fahey, D.
G. Lindquist, G. A. Pritchard GA [и др.] // Brain Research.- 1995.- №669.- Р. 183–
188.
87.
File, S. E.Pro- and anti-convulsant properties of PK 11195, a ligand for
benzodiazepine binding sites: development of tolerance [Текст] / S.Е. File // British
Journal of Pharmacology.- 1984.- № 83.- P. 4871-476.
88.
File, S. E. The interplay of learning and anxiety in the elevated plusmaze [Текст] / S. E. File // Behav. Brain Res.- 1993.- № 58.- Р. 199-202.
89.
Finn, D.A. A new look at the 5alpha-reductase inhibitor finasteride
[Текст]/ D.A. Finn, A. S. Beadles-Bohling, E. H. Beckley [и др.] // CNS drug Rev.2006.- № 12.-P. 53-76.
90.
Friess, E. Dehydroepiandrosterone - a neurosteroid [Текст] / E. Friess,
T. Schiffelholz, T. Steckler [и др. ] // Eur J Clin Invest.- 2000.- № 30.- P.46–50.
91.
123
Fritschy, J. M. Formation and plasticity of GABAergic synapses:
physiological mechanisms and pathophysiological implications [Текст] / J. M.
Fritschy, I. Brunig // Pharmacol Ther.- 2003.- № 98.- P. 299–323.
92.
Frucht, M.M. Distribution of seizure precipitants among epilepsy
syndromes [Текст] / M. M. Frucht, M. Quigg, C. Schwaner [и др.] // Epilepsia.2000.- № 41.- P. 1534–1539.
93.
Frye, C.A. Changes in progesterone metabolites in the hippocampus can
modulate open field and forced swim test behavior of proestrous rats [Текст] / C. A.
Frye, A. A. Walf // Horm Behav.- 2002.- № 41.- P. 306–315.
94.
Frye, C.A. Exploratory, anti-anxiety, social, and sexual behaviors of rats
in behavioral estrus is attenuated with inhibition of 3β,5β-THP formation in the
midbrain ventral tegmental area [Текcт] / C. A. Frye, J. J. Paris, M. E. Rhodes //
Behav Brain Res.- 2008.- № 193, suppl. 2.- P. 269–276.
95.
Frye, C.A. Hippocampal 3á,5á-THP may alter depressive behavior of
pregnant and lactating rats [Текст] / C. A. Frye, A. A. Walf // Pharmacol Biochem
Behav.- 2004.- № 78.- P. 531–540.
96.
Frye, C.A. Incresing 3α,5α-THP following inhibition of neurosteroid
biosynthesis in the ventral tegmental area reinstates anti-anxiety, social, and sexual
behavior of naturally recetive rats [Текст] / C. A. Frye, J. J. Paris, M. E. Rhodes //
Reproduction.- 2009.- № 137, suppl. 1.- P. 119-128.
97.
Frye, C.A. Testosterone's metabolism in the hippocampus may mediate
its anti-anxiety effects in male rats [Текст] / C. A. Frye, L. E. Edinger // Pharmacol
Biochem Behav.- 2004.- № 78, suppl. 3.- P. 473-481.
98.
Frye, C.A. 3α-hydroxy-5α-pregnan-20-one in the midbrain ventral
tegmental area mediates social, sexual, and affective behaviors [Текст] / C. A. Frye,
M. E. Rhodes, S. M. Petralia [и др.] // Neuroscience.- 2006.- № 138.- P. 1007–1014.
99.
Frye, C.A. 3α,5α-THP in the midbrain ventral tegmental area of rats and
hamsters is increased in exogenous hormonal states associated with estrous cyclicity
and sexual receptivity [Текст] / C. A. Frye, J. M. Vongher // J Endocrinol Invest.1999.- №22.- P. 455–464.
100.
Frye, C.A. Increasing of 3α,5α-THP following inhibition of neurosteroid
biosynthesis in the ventral tagmental area reinstates anti-anxiety, social, and sexual
behavior of naturally receptive rats [Текст] / С. A. Frye, J. J. Paris, M. E. Rhodes //
Reproduction.- 2009.- № 137.- P. 119-128
101.
Gasior, M. Acute and chronic effects of the synthetic neuroactive
steroid, ganaxolone, against the convulsive and lethal effects of pentylenetetrazol in
seizure-kindled mice: comparison with diazepam and valproate [Текст] / M. Gasior,
102.
124
J. T. Ungard, M. Beekman [и др.] // Neuropharmacology.- 2000.- № 39.- P. 1184–
1196.
Gasior, M. Neuroactive steroids: potential therapeutic use in
neurological and psychiatric disorders [Текст] / M. Gasior, R. B. Carter, J. M. Witkin
// Trends Pharmacol. Sci.- 1999.- № 20.- P. 107–112.
103.
Gatto, G. J. Attenuation of the discriminative stimulus effects of ethanol
by the benzodiazepine partial inverse agonist Ro 15-4513 [Текст] / G. J. Gatto, K. A.
Grant // Behav. Pharmacol.- 1997.- №8. P.139–146.
104.
Gavish, M. Enigma of peripheral benzodiazepine receptor [Текст] / M.
Gavish, E. Bachman, R. Shoukrun [и др] // Pharmacological reviews.- 1999.- № 51.Р. 629-650.
105.
Gelman, L. An update on the mechanisms of action of the peroxisome
proliferator-activated receptors (PPARs) and their roles in inflammation and cancer
[Текст] / L. Gelman, J. C. Fruchart, J. Auwerx // Cell Mol Life Sci.- 1999.- № 55 (67).- P. 932-943.
106.
Glennon, R.A. Drug discrimination: application to medical chemistry
and drug studies / R.A. Glennon, edit. - New Jersey: John Wiley and Sons., Inc.,
Hoboken, 2011.
107.
Golani, I. Hormonal regulation of peripheral benzodiazepine receptor
binding properties is mediated by subunit interaction [Текст] / I. Golani, A.
Weizman, S. Leschiner [и др.] // Biochemistry.- 2000.- № 40.- P. 213–222.
108.
Goto, S.H. Comparison of anxiety measured in the elevated plus-maze,
open-field and social interaction tests between spontaneously hypertensive rats and
Wistar EPM-1 rats [Текст] / S. H. Goto, I. M. Conceicao, R. A. Ribeiro [идр.] //
Braz J Med Biol Res.- 1993.- № 26.- P. 965–969.
109.
Grech, D. M. The discriminative stimulus effects of muscimol in rats
[Текст] / D. M. Grech, R. L. Balster / Psychopharmacology.- 1997.- № 129.- P.339–
347.
110.
Griebel, G. Behavioral effects of acute and chronic fluoxetine in WistarKyoto rats [Текст] / G. Griebel, C. Cohen, G. Perrault [и др.] // Physiol Behav.1999.- № 67.- P. 315–320.
111.
Griebel, G. Differences in anxiety-related behaviours and in sensitivity
to diazepam in inbred and outbred strains of mice [Текст] / G. Griebel, C. Belzung,
G. Perrault [и др.] // Psychopharmacology.- 2000.- № 148.- P. 164 –170.
112.
Griffin, L.D. Biosynthesis of the neurosteroid 3{alpha}-hydroxy-4pregnen-20-one (3{alpha}HP), a specific inhibitor of FSH release [Текст] / L. D.
Griffin, S. H. Mellon // Endocrinology.- 2001.- № 142, suppl. 11.- P. 4617-4622.
113.
125
Griffin, L.D. Selective serotonin reuptake inhibitors directly alter
activity of neurosteroidogenic enzymes [Текст] / L. D. Griffin, S. H. Mellon // Proc.
Natl. Acad. Sci. U.S.A.- 1999.- № 96.- P. 13512–13517.
114.
Gyermek, L. Some effects of progesterone and related steroids on the
central nervous system [Текст] / L. Gyermek, G. Genther, N. Fleming // Int J
Neuropharmacol.- 1967.- № 6.- P. 191–198.
115.
Hall, C.S. Emotional behavior in the rat. Defecation and urination as
measures of individual differences in emotionality [Текст] / C. S. Hall // Journal of
Comparative Psychology.- 1934.- № 18.- P. 382-403.
116.
Handley, S.L. Effects of alpha-adrenoreceptor agonists and antagonists
in a X- maze-exploration model of ‘fear’-motivated behavior [Текст] / S. L. Handley,
S. Mithani // Naunyn-Schmiedeberg’s Arch Pharm.- 1989.- № 327.- P. 1–5
117.
Harrison, N.L. Modulation of the GABA receptor complex by a steroid
anesthetic [Текст] / N. L. Harrison, M. A. Simmonds // Brain Research.-1984.- №
323.- P. 287–292.
118.
Hayashi, T. Cholesterol at the endoplasmic reticulum: roles of the sigma1 receptor chaperone and implications in human diseases [Текст] / T. Hayashi,
Tsung-Ping Su // Subcell Biochem.- 2010.- № 51.- P. 381–398.
119.
Herd, M.B. Neurosteroid modulation of synaptic and extrasynaptic
GABA(A) receptors [Текст] / M. B. Herd, D. Bellelli, J. J. Lambert // Pharmacol
Ther.- 2007.- № 116.- P. 20-34.
120.
Herve, D. Difference in the reactivity of the mesocortical dopaminergic
neurons to stress in the BALB/c and C57 BL/6 mice [Текст] / D. Herve, J. P. Tassin,
C. Barthelemy [и др.] // Life Sci.- 1979.- № 25.- P. 1659 –1664.
121.
Herzog, A.G. Progesterone therapy in women with epilepsy: a 3-year
follow-up [Текст] / A. G. Herzog // Neurology.- 1999.- № 52.- P. 1917–1918.
122.
Herzog, A.G. Seizure exacerbation associated with inhibition of
progesterone metabolism [Текст] / A. G. Herzog, C. A. Frye // Ann Neurol.- 2003.№ 53.- P. 390–391.
123.
Hirani, K. Behavioral action of ethanol in Porsolt’s forced swim test:
Modulation by 3á-hydroxy-5á-pregnan-20-one [Текст] / K. Hirani, R. T. Khisti, C.
T. Chopde // Neuropharmacology.-2002.- № 43.- P. 1339–1350.
124.
Hirani, K. Evaluation of GABAergic neuroactive steroid 3á-hydroxy-5ápregnane-20-one as a neurobiological substrate for the anti-anxiety effect of ethanol
in rats [Текст] / K. Hirani, A. N. Sharma, N. S. Jain [и др.] // Psychopharmacology
(Berl).- 2005.- № 180.- P. 267–278.
125.
126
Hode, Y. Hypoexpression of benzodiazepine receptors in the amygdala
of neophobic BALB/c mice compared to C57BL/6 mice [Текст] / Y. Hode, C.
Ratomponirina, S. Gobaille [и др.] // Pharmacol Biochem Behav.-2000.- № 65.- P.
35–38.
126.
Hogg, S. A review of the validity and variability of the elevated plusmaze as an animal model of anxiety [Текст] / S. Hogg// Pharmacol Biochem Behav.1996.- № 54.- P. 21–30
127.
Hoppman, R.A. Central nervous system side effects of nonsteroid antiinflammatory drugs [Текст] / R. A. Hoppman, J. G. Peden, S. K. Ober // Arch Intern
Med.- 1991.- № 151.- P. 1309-1313.
128.
Hosie, A. Conserved site for neurosteroid modulation of GABA-A
receptors [Текст] / A. M. Hosie, L. Clarke, H. da Silva [и др.] //
Neuropharmacology.- 2009.- № 56:149–154 (2009).
129.
Hosie, A.M. Neurosteroid binding sites on GABA-A receptors [Текст] /
A. M. Hosie, M. E. Wilkins, T. G. Smart// Pharmacology and Therapeutics.- 2007.№ 116.- P. 7–19.
130.
Irwin, R.P. Steroid potentiation and inhibition of N-methyl-D-aspartate
receptor-mediated intracellular Ca2+ responses: structure-activity studies [Текст] / R.
P. Irwin, S. Z Lin, M. A. Rogawski [и др.] // J Pharmacol Exp Ther.- 1994.- № 271.P. 677–682.
131.
Johnston,
A.L.
Profiles
of
the
antipanic
compounds,
triazolobenzodiazepines and phenelzine, in two animal tests of anxiety [Текст] / A.
L. Johnston, S. E. File // Psychiat Res.- 1988.- № 25.- P. 9.
132.
Kenny, B. Pharmacological options in the treatment of benign prostatic
hyperplasia [Текст] / B. Kenny, S. Ballard, J. Blagg [идр.] // J Med Chem.- 1997.№ 40.- P. 1293–1315.
133.
Kerrigan, J.F. Ganaxolone for treating intractable infantile spasms: a
multicenter, open-label, add-on trial [Текст] / J. F. Kerrigan, W. D. Shields, T. Y.
Nelson [и др.] // Epilepsy Res.-2000.- № 42.- P. 133–139.
134.
Kessler, R. C. The global burden of anxiety and mood disorders: putting
the European Study of the Epidemiology of Mental Disorders (ESEMeD) findings
into perspective [Текст] / R. C. Kessler // J Clin Psychiatry.- 2007.- № 68, suppl. 2.P. 10–19.
135.
Kessler, R.C. Lifetime prevalence and age-of-onset distributions of
DSM-IV disorders in the national comorbidity survey replication [Текст] / R.C.
Kessler, P. Berglund, O. Demler, R. Jin [и др.] // Arch Gen Psychiatry.- 2005.- №
62.- P. 593–602.
136.
127
Kessler, R.C. The national comorbidity survey replication (NCS-R):
background and aims [Текст] / R. C. Kessler, K. R. Merikangas // Int J Methods
Psychiatr Res.-2004.-№ 13.- P. 60–68.
137.
Khanna, M. Substrate specificity, gene structure, and tissue-specific
distribution of multiple human 3a-hydroxysteroid dehydrogenases [Текст] / M.
Khanna, K. N. Qin, R. W. Wang [и др.] // J Biol Chem.- 1995.- № 270.- P. 20162–
20168.
138.
Kita, A. Antianxiety and antidepressant-like effects of AC-5216, a novel
mitochondrial benzodiazepine receptor ligand [Текст] / A. Kita, H. Kohayakawa, T.
Kinoshita [и др.] // Br. J. Pharmacol.- 2004.- № 142.-1059–1072.
139.
Kita, A. Involvement of neurosteroids in the anxiolytic-like effects of
AC-5216 in mice [Текст] / A. Kita, K. Furukawa // Pharmacol. Biochem. Behav.2008.- № 89.- P.171–178.
140.
Kita, A. Lack of tolerance to anxiolysis and withdrawal symptoms in
mice repeatedly treated with AC-5216, a selective TSPO ligand [Текст] / A. Kita, T.
Kinoshita, H. Kohayakawa [и др.] // Progress in Neuropsychopharmacology &
Biological Psychiatry.- 2009.- № 33.- P. 1040–1045.
141.
Kokate, T.G. Finasteride, a 5á-reductase inhibitor, blocks the
anticonvulsant activity of progesterone in mice [Текст] / T. G. Kokate, M. K. Banks,
T. Magee [и др.] // J Pharmacol Exp Ther.- 1999.- № 288.- P. 679–684.
142.
Kurt, M. The effects of sertraline and fluoxetine on anxiety in the
elevated plus-maze test in mice [Текст] / M. Kurt, A. C. Arik, S. Celik [и др.] // J
Basic Clin Physiol Pharmacol.- 2000.- № 11.- P. 173–180.
143.
Lambert, J. J. Neurosteroids and GABAA receptor function [Текст] / J.
J. Lambert, D. Belelli, C. Hill-Venning [и др.] // Trends Pharmacol. Sci.- 1995.- №
16.- 295–303.
144.
Lambert, J.J. Neuroactive steroids and GABAA-receptor function
[Текст] / J. J. Lambert, D. Belelli, C. Hill-Venning [идр.] // Trends in
Pharmacological Sciences.- 1995.- № 16.- P. 295–303.
145.
Lambert, J.J. Neurosteroid modulation of GABAA receptors [Текст] / J.
J. Lambert, D. Belelli, D. R. Peden [и др.] // Progress in Neurobiology.- 2003.- №
71.- P.67–80.
146.
Laxer, K. Assessment of ganaxolone’s anticonvulsant activity using a
randomized, double-blind, presurgical trial design [Текст] / K. Laxer, D. Blum, B.
W. Abou-Khalil [и др.] // Epilepsia.- 2000.- № 41.- P. 1187–1194.
147.
Lister, R.G. Ethologically-based animal models of anxiety disorders
[Текст] / Pharmacol Ther // 1990.- № 46.- P. 321–340.
148.
128
Lister, R.G. The use of a plus-maze to measure anxiety in the mouse
[Текст] / R.G. Lister // Psychopharmacology (Berl). 1998.- № 92.- P. 180–185.
149.
Liu, X. Nonsteroidal antiinflammatory drugs and decreased risk of
advanced prostate cancer: modification by lymphotoxin alpha [Текст] / Х. Liu, S. J.
Plummer, N. L. Nock [и др.] //Am J Epidemiol.-2006.- № 1, suppl. 64.- P.984–989.
150.
Longone, P. Neurosteroids as neuromodulators in the treatment of
anxiety disorders [Текст] /P. Longone,F. Michele, E. D’Agati[идр.] // Front.
Endocrinol. (Lausanne).- 2011.- № 2, suppl.55.- P. 1-9.
151.
MacKenzie, G. Neurosteroids and GABAergig signsling in health and
disease [Текст] / G. MacKenzie, J. Maguire // Biol. Mol. Concepts.- 2013.- № 4,
suppl.- P. 29-42
152.
Maguire, J.L. Ovarian cycle-linked changes in GABA-A receptors
mediating tonic inhibition alter seizure susceptibility and anxiety [Текст] / J. L.
Maguire, B. M. Stell, M. Rafizadeh [и др.] // Nature Neuroscience.- 2005.- № 8.P.797–804.
153.
Majewska, M.D. The neurosteroid dehydroepiandrosterone sulfate is an
allosteric antagonist of the GABAA receptor [Текст] / M. D. Majewska, S.
Demirgoren, C. E. Spivak [и др.] // Brain Res.- 1990.- № 526.- P. 143–146.
154.
Malayev, A. Inhibition of the NMDA response by pregnenolone sulphate
reveals subtype selective modulation of NMDA receptors by sulphated steroids
[Текст] // A. Malayev, T. T. Gibbs, D. H. Farb // Br J Pharmacol.- 2002.- № 135.- P.
901–909.
155.
Marshall, F.H. Development of tolerance in mice to the sedative effects
of the neuroactive steroid minaxolone following chronic exposure [Текст] / F. H.
Marshall, S. C. Stratton, J. Mullings [и др.] // Pharmacol. Biochem. Behav.- 1997.№ 58.- P. 1–8.
156.
Martin, P. Epidemiology of anxiety disorders [Текст] / P. Martin //
Dialogues in Neuroscience.- 2007.- № 5.- P.281-298.
157.
Marx, C.E. Proof-of-concept trial with the neurosteroid pregnenolone
targeting cognitive and negative symptoms in schizophrenia [Текст] / C. E. Marx, R.
S. Keefe, R. W. Buchanan [и др.] // Neuropsycopharmacology.- 2009.- № 34.- P.
1885-1903.
158.
Maurice, T. SA4503, a novel cognitive enhancer with sigma1 receptor
agonist properties, facilitates, NMDA receptor dependent learning in mice [Текст] /
T. Maurice, A. Privat // Eur. J. Pharmacol.- 1997.- №328.- P. 9–18.
159.
McDonald, B.J. Adjacent phosphorylation sites on GABA receptor beta
subunits determine regulation by cAMP-dependent protein kinase [Текст] / B. J.
160.
129
McDonald, A. Amato, C. N. Connolly [и др.] // Nat Neurosci.- 1998.- № 1.- P. 2328.
Melchior, C. L. Pregnenolone and pregnenolone sulfate, alone and with
ethanol, in mice on the plus-maze [Текст] / C. L. Melchior, R. F. Ritzmann //
Pharmacology Biochemistry and Behavior.- 1994.- № 48.- P. 893–897.
161.
Mensah-Nyagan, A. G. Neurosteroids: expression of steroidogenic
enzymes and regulation of steroid biosynthesisin the central nervous system [Текст] /
A. G. Mensah-Nyagan, J. L. Do-Rego, D. Beaujean [и др.] // Pharmacol Rev.- 1999.№ 51.- P. 63–89.
162.
Mirhadi, K. Effect of phenybutazone on pentylenetetrazole-induced
seizure in mice [Текст] / K. Mirhadi // American Journal of Animal and Veterinary
Sciences.- 2011.- № 6 (4).- P. 135-145.
163.
Miczek, K.A. Social and neural determinants of aggressive behavior:
pharmacotherapeutic targets at serotonin, dopamine and gamma-aminobutyric acid
systems [Текст] / K. A. Miczek, E. W. Fish, J. F. De Bold [и др.].
Psychopharmacology (Berl).- 2002.- № 163.- P. 434–458.
164.
Monnet, F. P. Neurosteroids, via sigmareceptors, modulate the
[3H]norepinephrine release evoked by N-methyl-D-aspartate in the rat hippocampus
[Текст] / F. P. Monnet, V. Mahé, P. Robel [и др.] // Proc. Natl. Acad. Sci. U.S.A.1995.- №92.- P. 3774–3778.
165.
Monnet, F.P. The sigma1proteinas a target for the non-genomic effects
of neuro(active)steroids: molecular, physiological, and behavioral aspects [Текст] /
F. P. Monnet, T. J. Maurice // Pharmacol Sci.- 2006.- № 100.- P. 93–118.
166.
Morgan, M.L. Neuroactive steroids after estrogen exposure in depressed
postmenstrual women treated with sertraline and asymptomatic postmenstrual women
[Текст] / M. L. Morgan, A. J. Rapkin, G. Biggio [и др.] // Arch Womens Ment
Health.- 2010- №13.- Р. 91-98.
167.
Mudium, R. Effect of combination diazepam and diclofenac sodium on
carrageenan induced inflammation in rats and mice [Текст] / R. Mudium, N. Vijaya,
D. Nagaveni [и др.] // Asian Journal of Biochemical and Pharmaceutical Research.2012.- № 2, vol. 2.- P. 1-12.
168.
Muller, N. The cyclooxygenase-2 inhibitor celecoxib has therapeutic
effects in major depression: results of a double-blind, randomized, placebo
controlled, add-on pilot study to reboxetine [Текст] / N. Muller, M. J. Schwarz, S.
Dehning [и др.] // Molecular Psychiatry.- 2006.- №11(7).- P. 680-684.
169.
Naert, G. Neuroactive steroids modulate HPA axis activity and cerebral
brain-derived neurotrophic factor (BDNF) protein levels in adult male rats [Текст] /
170.
130
G. Naert, T. Maurice, L. Tapia-Arancibia [и др.] // Psychoneuroendocrinology.2007.- № 32.- P. 1062–1078.
Noda, Y. Neurosteroids a meliorate conditioned fear stress: an
association with sigma receptors [Текст] / Y. Noda, H. Kamei, Y. Kamei [и др.] //
Neuropsychopharmacology.- 2000.- №23.- P. 276–284.
171.
Nohria, V. Ganaxolone [Текст]
Neurotherapeutics.- 2007.- № 4.- P. 102–105.
172.
/
V.
Nohria,
E.
Giller
//
Nordquist, N. Serotonin, genetic variability, behaviour, and psychiatric
disorders – a review [Текст] / N. Nordquist, L. Oreland // Ups J Med Sci.- 2010.- №
115.- P. 2–10.
173.
Nusser, Z. A new approach to estimate the number, density and
variability of receptors at cerebral synapses [Текст] / N. Nusser // Eur J Neurosci.1999.- №11, suppl. 2.- P. 745-752.
174.
Nutt, D.J. Generalized anxiety disorder: comorbidity, comparative
biology and treatment [Текст] / D. J. Nutt, J. C. Ballenger, D. Sheehan [и др.] // Int J
Neuropsychopharmacol.- 2002.- № 5.- P. 315-325.
175.
Olsen, R.W. GABAA receptors: subtypes provide diversity of function
and pharmacology [Текст] / R. W. Olsen, W. Sieghart // Neuropharmacology.2009.- № 56.- P. 141–148.
176.
Olsen, R.W. Subtypes of γ- aminobutyricacid A receptors: classification
on the basis of subunit composition, pharmacology, and function [Текст] / R. W.
Olsen, W. Sieghart // Pharmacol Rev.- 2008.- № 60.- P.243–260.
177.
Osterlund, M.K. Estrogen receptor (ER) messenger ribonucleic acid
(mRNA) expression within the human forebrain: distinct distribution pattern to ER
mRNA [Текст] / M. K. Osterlund, J. A. Gustafsson, E. Keller [и др.] // J Clin
Endocrinol Metab.- 2000.- № 85.- P. 3840–3846.
178.
Papandopoulos, V. Peripheral benzodiazepine receptor in cholesterol
transport and steroidogenesis [Текст] / V. Papadopoulos, H. Amri, N. Boujrad [и др.]
// Steroids.- 1997.- № 62.-P.21–28.
179.
Park, T.J. Swim stress selectively alters the specific binding of a
benzodiazepine antagonist in mice [Текст] / T. J. Park, A. Hitri, L. G. Lukacs [и др.]
// Pharmacol Biochem Behav.- 1993.- № 2.- P. 299-304.
180.
Patil, C.Y. Neuroactive steroids and their role in epilepsy [Текст] / C. Y.
Patil, S. A. Jadhav, S. M. Doifode, M. S. Baig // International Journal Basic Clinical
Pharmacology.- 2012.- № 1, suppl. 3.- P. 150-159.
181.
182.
Pellow, S. Validation of open: closed arm entries in an elevated plus131
maze as a measure of anxiety in the rat [Текст] / S. Pellow, P. Chopin, S. E. File
[идр.] // J Neurosci Meth.- 1985.- № 14.- P. 149–167.
Peričić, M. Interaction of diazepam and swim stress [Текст] / M. Peričić,
D. S. Strac, J. Vlanić // Brain Res.- 2007.- № 1184.- P. 81-87.
183.
Petrovic, M. Pregnenolone sulfate modulation of N-methyl-D-aspartete
receptors is phosphorylation dependent [Текст] / M. Petrovic, M. Sedlacek, M.
Horak [и др.] // Neuroscience. - 2009. - № 160. – P. 616-628.
184.
Phan V-L. Modulation of steroidal levels by adrenalectomy/castration
and inhibition of neurosteroid synthesis enzymes affect σ1 receptor-mediated
behavior in mice [Текст] / V-L. Phan, T.-P. Su, A. Privat [и др.] // European Journal
of Neuroscience.- 1999.- Vol 11.- P. 2385-2396.
185.
Picazo, O. Anti-anxiety effects of progesterone and some of its reduced
metabolites: an evaluation using the burying behavior test [Текст] / O. Picazo, A.
Fernandez-Guasti // Brain Res.- 1995.- № 680.- P.135–141.
186.
Pinna, G. Fluoxetine and norfluoxetine stereospecifically and selectively
increase brain neurosteroid content at doses that are inactive on 5-HT reuptake
[Текст] / G. Pinna, E. Costa, A. Guidotti // Psychopharmacology (Berl.).- 2006.-№
186.- P. 362–372.
187.
Preston, K. L. Subjective and discriminative effects of drugs [Текст] / K.
L. Preston, G. E. Bigelow // Behav. Pharmacol.-1991.- № 2.- P.293–313.
188.
Prut, L. The open field as a paradigm to measure the effects of drugs on
anxiety-like behaviors: a review [Текст] / L. Prut, C. Belzung // Eur. J. Pharmacol.№ 463.- P. 3–33
189.
Purdy, R.H. Stress-induced elevations of gamma-aminobutyric acid type
A receptor-active steroids in the rat brain [Текст] / R. H. Purdy, A. L. Morrow, P. H.
Jr Moore [идр.] // Proceedings of National Academy of Sciences USA.- 1991.- №
88.- P. 4553–4557.
190.
Rasmusson, A.M. Decreased cerebrospinal fluid allopregnanolone levels
in women with posttraumatic stress disorder [Текст] / A. M. Rasmusson, G. Pinna, P.
Paliwal [идр] // Biol Psychiatry.- 2006.- № 60.- P. 704-713.
191.
Raymond, J.R. Multiplicity of mechanisms of serotonin recep- tor signal
transduction [Текст] / J. R. Raymond, Y. V. Mukhin, A. Gelasco A [и др.] //
Pharmacol. Ther.- 2001.- № 92.- P. 179–212.
192.
Jung, M.E. The discriminative stimulus effects of pentylenetetrazol as a
model of anxiety: recent developments [Текст] / M. E. Jung, H. Lal, M. B. Gatch //
Neurosci Biobeh Rev. – 2002. –№ 4. – P. 429-439.
193.
132
Reddy, D.S. Anxiolytic activity of progesterone in progesterone receptor
knockout mice [Текст] / D. S. Reddy, B. W. O’Malley, M. A. Rogawski //
Neuropharmacology.- 2005.- № 48.- P. 14–24.
194.
Reddy, D.S. Differential anxiolytic effects of neurosteroids in the
mirrored chamber behavior test in mice [Текст] / D. S. Reddy, S. K. Kulkarni //
Brain Res.- 1997.- № 752.- P. 61–71.
195.
Reddy, D.S. Enhanced anticonvulsant activity of ganaxolone after
neurosteroid withdrawal in a rat model of catamenial epilepsy [Текст] / D.S. Reddy,
M. A. Rogawski // J Pharmacol Exp Ther.- 2000.- № 294.- P. 909–915.
196.
Reddy, D.S. Ganaxolone suppression of behavioral and electrographic
seizures in the mouse amygdala kindling model [Текст] / D. S. Reddy, M. A.
Rogawski // Epilepsy Res.- 2010.-№ 89.- P. 254–260.
197.
Reddy, D.S. Ganaxolone: a prospective overview [Текст] / D. S. Reddy,
R. Woodward // Drugs Future.- 2004.- № 29.- P. 227–242.
198.
Reddy, D.S. Neurosteroids: endogenous role in the human brain and
therapeutic potentials [Текст] / D. S. Reddy // Prog Brain Res.- 2010.- № 186.- P.
113–137.
199.
Reddy, D.S. Physiological role of adrenal deoxycorticosterone-derived
neuroactive steroids in stress- sensitive conditions [Текст] / D. S. Reddy //
Neuroscience.- 2006.- № 138.- P. 911–920.
200.
Reddy, D.S. Proconvulsant effects of neurosteroid pregnenolone sulfate
and dehydroepiandrosterone sulfate in mice [Текст] / D. S. Reddy, S. K. Kulkarni //
European Journal of Pharmacology.- 1998.- № 345.- P. 55–59.
201.
Reddy, D.S. Stress-induced deoxycorticosterone-derived neurosteroids
modulate GABAA receptor function and seizure susceptibility [Текст] / D. S. Reddy,
M. A. Rogawski // The Journal of Neuroscience.- 2002.- № 22, suppl. 9.- P. 37953805.
202.
Reddy, D.S. The effects of neuroactive steroids on acquisition and
retention of a modified passive-avoidance learning task in mice [Текст] / D. S.
Reddy, S. K. Kulkarni // Brain Research.- 1998.- № 791.- P.108–116.
203.
Ressler, K.J. Role of serotonergic and noradrenergic systems in the
pathophysiology of depression and anxiety disorders [Текст] / K. J. Ressler, C. B.
Nemeroff // Depress. Anxiety.- 2000.- №12.- P. 2–19.
204.
Rho, J.M. Direct activation of GABA-A receptors by barbiturates in
cultured rat hippocampal neurons [Текст] / J. M. Rho, S. D. Donevan, M. A.
Rogawski // The Journal of Physiology.- 1996.- № 497.- P. 509–522.
205.
133
Robel, P. Neurosteroids: biosynthesis and function [Текст] / P. Robel, E.
E. Baulieu // Crit Rev Neurobiol.- 1995.- № 9.- P. 383–394.
206.
Robertson, H.A. Benzodiazepine receptors in ‘emotional’ and ‘non
emotional’ mice: comparison of four strains [Текст] / H. A. Robertson // Eur J
Pharmacol.-1979.-№56.- P. 163-166.
207.
Rodgers, R.J. Animal models of anxiety: an ethological perspective
[Текст] / R. J. Rodgers, B. J. Cao, A. Dalvi [и др.] // Braz J Med Biol Res.- 1997.- №
30.- P. 289–304.
208.
Roy-Byrne, P.P. Anxiety disorders and comorbid medical illness [Текст]
/ P. P. Roy-Byrne, K. W. Davidson, R. C. Kessler [и др.] // Gen Hosp Psychiatry.2008.- № 30.- P. 208–225.
209.
Rudolph, U. GABA-based therapeutic approaches: GABAA receptor
subtype functions [Текст] / U. Rudolph, H. Möhler // Curr. Opin. Pharmacol.- 2006.№ 6.- P. 18-23.
210.
Rupprecht, R. Neuroactive steroids in neuropsychopharmacology
[Текст] / R. Rupprecht, F. Holsboer // Int. Rev. Neurobiol.- 2001.- № 46.- P. 461–
477.
211.
Rupprecht, R. Neuroactive steroids: mechanisms of action and
neuropsychopharmacological
properties
[Текст]/
R.
Rupprecht
//
Psychoneuroendocrinology.-2003.- № 28.- P. 139–168.
212.
Rupprecht, R. Progesterone receptor-mediated effects of neuroactive
steroids [Текст] / R. Rupprecht, J. M. Reul, T. Trapp [и др.] // Neuron.- 1993.- №
11.- P. 523–530.
213.
Rupprecht, R. Translocator protein (18 kD) as target for anxiolytics
without benzodiazepine-like side effects [Текст] / R. Rupprecht, G. Rammes, D. Eser
[идр.] // Science.- 2009.- № 325.- P. 490–493.
214.
Rupprecht, R. Translocator protein (18 kDa) (TSPO) as a therapeutic
target for neurological and psychiatric disorders [Текст] / R. Rupprecht, V.
Papadopoulos, G. Rammes [и др.] // Nat. Rev. Drug Discov.- 2010.- №9.- P. 971–
988.
215.
Rybakowski, J.K. The dexamethasone/corticotropin-releasing hormone
test in depression in bipolar and unipolar affective illness [Текст] / J. K. Rybakowski,
K. Twardowska // J. Psychiatr.- 1999.- № 38.- P. 363–370.
216.
Sarkar, J. Neurosteroidogenesis is required for the physiological
response to stress: role of neurosteroid-sensitive GABAA receptors [Текст] / J.
217.
134
Sarkar, S. Wakefield, G. MacKenzie [и др.] // J Neurosci.- 2011.- № 31, suppl. 50.P. 198-210.
Schatzberg, A.F. Manual of Clinical Psychopharmacology / A. F.
Schatzberg, J. O. Cole, C. DeBattista 4th ed.- Washington DC: American Psychiatric
Publishing, Inc, 2003.- 42.
218.
Schlichter, R. Fast nongenomic effects of steroids on synaptic
transmission and role of endogenous neurosteroids in spinal pain pathways [Текст] /
R. Schlichter, A. F. Keller, M. De Roo [и др.] // J Mol Neurosci.- 2006.- № 28.- P.
33–51.
219.
Schumacher, M. Development and regeneration of the nervous system: a
role for neurosteroids [Текст] / M. Schumacher, P. Robel, E. E. Bavliev // Dev
Neurosci.- 1996.- № 18.- P. 16-21.
220.
Selye, H. Anaesthetic effects of steroid hormones [Текст] / H. Selye //
Proc Soc Exp Biol.- 1941.- № 46.- P. 116–121.
221.
Serra, M. 2-Phenyl-imidazo[1,2-a]pyridine derivatives as ligands for
peripheral benzodiazepine receptors: stimulation of neurosteroid synthesis and
anticonflict action in rats [Текст] / M. Serra, P. Madau, M. Chessa [и др.] // Br. J.
Pharmacol.- 1999.- №127.- P.177–187.
222.
Servant, D. Treatment of adjustment disorder with anxiety: efficacy and
tolerance of etifoxine in a double-blind controlled study [Текст] / D. Servant, P. L.
Graziani, D. Moyse [и др.] // J. Encephale.- 1998.- № 24.- P. 569–574.
223.
Shelton, K. L. Ethanol drug discrimination in rats: Substitution with
GABA agonists and NMDA antagonists [Текст] / K. L. Shelton, R. L. Balster //
Behav. Pharmacol. 1994.-№ 5.- P.441–450.
224.
Shüle, C. Review: Neuroactive steroids in affective disorders: target for
novel antidepressant or anxiolytic drugs? [Текст] / C. Shüle, D. Eser, C. Bachai [и
др.] // Neuroscience.- 2011.- №191.- P.55-77.
225.
Silva, M.T.A. Anxiogenic-like effect of acute and chronic fluoxetine on
rats tested on the elevated plus-maze [Текст] / M. T. A. Silva, C. R. R. Alves, E. M.
M. Santarem // Braz J Med Biol Res.- 1999.- № 32.- P. 333–339.
226.
Smith, S.S. Withdrawal from 3á-OH-5á-pregnan-20-one using a
pseudopregnancy model alters the kinetics of hippocampal GABAA-gated current
and increases the GABAA receptor á4 subunit in association with increased anxiety
[Текст] / S. S. Smith, Q. H. Gong, X. Li [и др.] // J Neurosci.- 1998.- № 18.- P. 75–
84.
227.
135
Snyder, S.H. Molecular mechanisms of peripheral benzodiazepine
receptors [Текст] / S. H. Snyder, M. W. McEnery, A. Verma // Neurochem Res.1990.- № 15.- P.119–123.
228.
Soderpalm, A.H. Administration of progesterone produces mild
sedative-like effects in men and women [Текст] / A. H. Soderpalm, S. Lindsey, R. H.
Purdy [и др.] // Psychoneuroendocrinology.- 2004.- № 29.- P.339–354.
229.
Van den Heuvel, M. Network hubs in the human brain [Текст] / M. van
den Heuvel, O. Sporns // Trends in Cognitive Sciences. – 2013. – Vol 17, № 12. – P.
683-696.
230.
Steiner, M. Fluoxetine in the treatment of premenstrual dysphoria.
Canadian Fluoxetine/Premenstrual Dysphoria Collaborative Study Group [Текст] /
M. Steiner, S. Steinberg, D. Stewart [и др.] // N. Engl. J. Med.- 1995.- № 332.-P.
1529–1534.
231.
Stewart, H. State-dependent learning produced with steroids [Текст] / H.
Stewart, W. H. Krebs, E. Kaczender // Nature.- 1967.- № 267.- P.1223–1224.
232.
Stoffel-Wagner, B. Neurosteroid metabolism in the human brain [Текст]
/ B. Stoffel-Wagner // Eur J Endocrinol.- 2001.- № 145.- P. 669–679.
233.
Ströhle, A. GABAA receptor-modulationg neuroactive steroid
composition in patients with panic disorder before and during paroxetine treatment
[Текст] / A. Ströhle, E. Romeo, F. di Michele [и др.] // Am J Psychiatry.- 2002.- №
159.- P. 145-147.
234.
Strüder, H.K. Physiology and pathophysiology of the serotonergic
system and its implications on mental and physical performance [Текст] / H.
K.Strüder, H. Weicker // Part I. Int. J. Sports Med.- 2000.- №22.- P. 467–481.
235.
Su, T.P. Fluoxetine in the treatment of premenstrual dysphoria [Текст] /
T. P. Su, P. J. Schmidt, M. A. Danaceau [и др.] // Neuropsychopharmacology.1997.- № 16.- P. 346–356.
236.
Su, T.P. Steroid binding at sigma receptors suggests a link between
endocrine, nervous, and immune systems [Текст] / T. P. Su, E. D. London, J. H. Jaffe
// Science.- 1988.- №240.- P. 219–221.
237.
Tait, G.R. Neuroactive steroid changes in response to challenge with the
panicogenic agent pentagastrin [Текст] / G. R. Tait, K. McManus, F. Bellavance [и
др.] // Psychoneuroendocrinology.- 2002.- № 27.- P.417–429.
238.
Temkin, N.R. Stress as a risk factor for seizures among adults with
epilepsy [Текст] / N. R. Temkin, G. R. Davis // Epilepsia.- 1984.- № 25.- P.450–456.
239.
240.
Thigpen, A.E. Four-amino acid segment in steroid 5á-reductase 1
136
confers sensitivity to finasteride, a competitive inhibitor [Текст] / A. E. Thigpen, D.
W. Russell // J Biol Chem.- 1992.- № 267.- P. 8577–8583.
Tokuda, K. Midazo- lam inhibits hippocampal long-term potentiation
and learning through dual central and peripheral benzodiazepine receptor activation
and neu- rosteroidogenesis [Текст] / K. Tokuda, K. A. O’Dell, Y. Izumi [и др.] // J
Neurosci.- 2010.- №30.- P. 788–795.
241.
Toth, M. 5-HT1A receptor knockout mouse as a genetic model of
anxiety [Текст] / M. Toth // Eur J Pharmacol.- 2003.- № 463.- P. 177–184.
242.
Treit, D. A comparison of buspirone and chlordiazepoxide in the shock
probe burying test for anxiolytics [Текст] / D. Treit, M. Fundytus // Pharmacol
Biochem Behav.- 1998.- № 30.- P. 1071–1075
243.
Ugale, R. R. Neurosteroid allopregnenalone mediates anxiolytic effect of
etifoxine in rats [Текст] / R. R. Ugale, A. N. Sharma, D. M. Kokare [и др.] // Brain
Research.- 2007.- № 1184, suppl. 12.- P. 193-201.
244.
Ugale, R.R. Essentiality of central GABAergic neuroactive steroid
allopregnanolone for anticonvulsant action of fluoxetine against pentylenetetrazoleinduced seizures in mice [Текст] / R. R. Ugale, N. Mittal, K. Hirani [и др.] // Brain
Res.- 2004.- № 10.- P. 102–111.
245.
Uzunov, D.P. Fluoxetine-elicited changes in brain neurosteroid content
measured by negative ion mass fragmentography [Текст] / D. P. Uzunov, T. B.
Cooper, E. Costa [и др.] // Proc. Natl. Acad. Sci. U.S.A.- 1996.- № 93.- P. 12599–
12604.
246.
Uzunova, V. Increase in the cerebrospinal fluid content of neurosteroids
in patients with unipolar major depression who are receiving fluoxetine or
fluvoxamine [Текст] / V. Uzunova, Y. Sheline, J. M. Davis [и др.] // Proc Natl Acad
Sci USA.- 1998.- № 95.- P. 3239–3244.
247.
Vallée, M. Quantification of neurosteroids in rat plasma and brain
following swim stress and allopregnanolone administration using negative chemical
ionization gas chromatography/mass spectrometry [Текст] / M. Valée, J. D. Rivera,
G. F. Koob [и др.] // Anal Biochem.- 2000.- № 1.- P. 153-166.
248.
Van Broekhoven, F. Neurosteroids in depression: a review [Текст] / F.
Van Broekhoven, R. J. Verkes // Psychopharmacol (Berl.).- 2003.-№ 165.- P.97–110.
249.
Van Oekelen, D. 5-HT2A and 5-HT2C receptors and their atypical
regulation properties [Текст] / D. Van Oekelen, W. H. Luyten, J. E. Leysen // Life
Sci.- 2003.-№ 72.- P. 2429–2449.
250.
VanDoren, M.J. Neuroactive steroid 3á-hydroxy-5á-pregnan-20-one
modulates electrophysiological and behavioral actions of ethanol [Текст] / M. J.
251.
137
VanDoren, D. B. Matthews, G. C. Janis [и др.] // J Neurosci.- 2000.- № 20.- P.
1982–1989.
Vanover, K. E. Discriminative stimulus effects of the endogenous
neuroactive steroid pregnanolone [Текст] / K. E. Vanover // Eur. J. Pharmacol.1997.- №327.- P. 97–101.
252.
Vanover, K.E. Characterization of the anxiolytic properties of a novel
neuroactive steroid, Co 2-6749 (GMA-839; WAY-141839; 3α, 21-dihydroxy-3βtrifluoromethyl-19-nor-5β-pregnan-20- one), a selective modulator of γ-aminobutyric
acidA receptors [Текст] // K. E. Vanover, S. Rosenzweig-Lipson, J. E. Hawkinson [и
др.] // Journal Pharmacology and Experimental Therapeutics.- 2000.- № 295.- P.
337–345.
253.
Veenman, L. Peripheral benzodiazepine receptors: their implication in
brain disease [Текст] / L. Veenman, M. Gavish // Drug Dev Res.- 2000.- № 50.- P.
355–370.
254.
Verleye, M. Effects of etifoxine on stress-induced hyperthermia,
freezing behavior and colonic motor activation in rats [Текст] / M. Verleye, J. M.
Gillardin // Physiol. Behav.- 2004.- № 82.- P. 891–897.
255.
Verleye, M. The anxiolytic etifoxine activates the peripheral
benzodiazepine receptor and increases the neurosteroid levels in rat brain [Текст] /
M. Verleye, Y. Akwa [и др.] // Pharmacol. Biochem. Behav.- 2005.- № 82.- P. 712–
720.
256.
Verma, A. Peripheral type benzodiazepine receptors [Текст] / A. Verma,
S. H. Snyder // Annu Rev Pharmacol Toxico.- 1989.- № 29.- P.307–322.
257.
Vivian, J.A. Ultrasonic vocalizations in rat pups: modulation at the
gamma-aminobutyric acidA receptor complex and the neurosteroid recognition site
[Текст] / J. A. Vivian, H. M. Barros, A. Manitiu [и др.] // J. Pharmacol. Exp. Ther.1997.- №282.-P. 318–325.
258.
Vorgan, M.L. Neuroactive steroids after estrogen exposure in depressed
postmenopausal women treated with sertraline and asymptomatic postmenopausal
women [Текст] / M. L. Vorgan, A. J. Rapkin, G. Biggio [идр.] // Arch Womens
Ment Health.- 2010.- № 13.- P.91-98.
259.
Voronina, T.A. Analysis of the mechanism of psychotropic action of 3hydroxypyridine derivative [Текст] / T. A. Voronina, B. B. Seredenin // Ann Ist
Super Sanita.- 1988.- № 24.- P. 461–466.
260.
Walf, A.A. Inhibiting 5á-reductase in the amygdala attenuates
antianxiety and antidepressive behavior of naturally receptive and hormone-primed
ovariectomized rats [Текст] / A. A. Walf, K. Sumida, C. A. Frye //
261.
138
Psychopharmacology (Berl).- 2005.- P. 1–10.
Walf, A.A. The use of the elevated plus maze as an assay of anxietyrelated behavior in rodents [Текст] / A. A.Walf, C. A. Frye // Nat Protoc.- 2007.- №
2.- suppl. 2.- P. 322-328.
262.
Walsh, R.N. The open-field test: a critical review [Текст] / R. N. Walsh,
R. A. Cummins // Psychological Bulletin.- 1973.- № 83.- P. 482-504.
263.
Wetzel, C.H. Bidirectional effects of the neuroactive steroid
tetrahydrodeoxycorticosterone on GABA-activated Cl−currents in cultured rat
hypothalamic neurons [Текст] / C. H. Wetzel, H. Vedder, F. Holsboer [и др.] //
Journal of Pharmacology.- 1999.- № 127.- P. 863–868.
264.
Whitnall, M.H. Regulation of the hypothalamic corticotropin-releasing
hormone neurosecretory system [Текст] / M. H. Whitnall // Prog. Neurobiol.- 1993.№40.- P.573–629.
265.
Wieland S. Anxiolytic and anticonvulsant activity of a synthetic
neuroactive steroid Co 3-0593 [Текст] / S. Wieland, J. Belluzzi, J. E. Hawkinson [и
др.] // Psychopharmacology (Berl).- 1997.- № 134.- P. 46–54.
266.
Wieland, S. Comparative behavioral characterization of the neuroactive
steroids 3 alpha-OH, 5 alpha-pregnan-20-one and 3 alpha-OH, 5 beta-pregnan-20-one
in rodents [Текст] / S. Wieland, J. D. Belluzzi, L. Stein [и др.] //
Psychopharmacology (Berl.).- 1995.-№ 3.- P. 65–71.
267.
Wisden, W. The distribution of 13 GABAA receptor subunit mRNAs in
the rat brain [Текст] / W. Wisden, D. J. Laurie, H. Monyer [и др.] //J. Neurosci.1992.- № 12.- P. 1040–1062.
268.
Zhou, L. Lack of seipin in neurons results in anxiety and depression-like
behaviors via down regulation of PPARγ [Текст] / L. Zhou, J. Yin, C. Wang [и др.]
// Hum Mol Genet.- 2014.- Vol. 23, № 15. – P. 4094-4102.
269.
Zimmerberg, B. Reduction of rat pup ultrasonic vocalizations by the
neuroactive steroid allopregnanolone [Текст] / B. Zimmerberg, S. A. Brunelli, M. A.
Hofer // Pharmacol. Biochem. Behav.- 1994.- № 47.- P. 735–738.
270.
Zwai, I.H. Neurosteroidogenesis in astrocytes, oligodendrocytes, and
neurons of cerebral cortex of rat brain [Текст] / I. H. Zwain, S. S. Yen //
Endocrinology.- 1999.- № 140.- P. 3843–3852.
271.
139