Document 2078750

Популярность идеи «воина» демонстрирует, насколько сильным архетипом
она является. Она говорит о замечательных качествах, которые так же редки, как
баскетболисты-пигмеи: сила воли, которую нельзя сломать, дисциплина, позволяющая
превращать мечты в реальность, способность подниматься с непоколебимой
уверенностью после бесчисленных падений, преданность сражению не только за
собственные цели, но и за все и всех заслуживающих помощи. Воин не просто говорит,
«как все должно быть устроено», а действует, воплощая свои идеалы. Быть воином
значит обладать силой и стремлением реализовывать свою мечту.
Боевые искусства, как и любой другой путь, могут перенести людей в тысячи
разных мест. Все зависит от направления, выбранного человеком, который идет по
пути. Боевые искусства можно использовать для чего-то, ни для чего или для всего.
Мы получаем ровно столько воды, сколько поместится в нашей чаше. Как джинн в
волшебной лампе, боевые искусства могут дать нам лишь то, что у нас хватит смелости
пожелать.
Даниэль Болелли «На пути воина. Философия и мифология боевых искусств»
В серии “Путь воина” выходят книги:
Даниэль Болелли
На пути воина. Философия и мифология боевых искусств
Рик Л. Винг
Боевые искусства: классический трехсекционный цеп
Венди Палмер
Интуитивное тело. Мудрость и практика айкидо
Стэн Врубель
Айкидо — искусство самопознания: как достичь освобождения
Брюс Францис
РеволюЦИя. Используйте исцеляющую силу своей жизненной энергии
Все книги издательства можно заказать по телефонам Интернет-магазинов:
8 800 100 05 56 (Ozon.ru)
8 800 555 08 63 (Labirint.ru)
8 800 333 07 082 (Read.ru)
ДЛЯ РЕГИОНОВ ЗВОНКИ БЕСПЛАТНЫЕ!
УДК 796.011:796.85
ББК 88.4
Б79
Защиту интеллектуальной собственности и прав
ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ГРУППЫ «ВЕСЬ» осуществляет
агентство патентных поверенных «АРС-ПАТЕНТ»
DANIELE BOLELLI.
On the Warrior's Path:
Philosophy, Fighting, and Martial Arts Mythology
Перевод с английского О. П. Бурмаковой
Дизайн обложки П. Е. Бинюкова
Б79
Болелли Д.
На пути воина. Философия и мифология боевых искусств. —
СПб.: ИГ «Весь», 2011. — 176 с. — (Путь воина).
ISBN 978-5-9573-2066-1
Некоторые люди, как занимающиеся боевыми искуствами, так и
не имеющие к ним отношения, полагают, что происходящее в спортивном зале мало соотносится со всеми остальными сферами жизни.
Однако, по мнению Даниэля Болелли, боевые искусства — это нечто
большее, чем собрание боевых приемов; они представляют собой путь к
развитию тела, духа и сознания. В книге «На пути воина» автор «вписывает» боевые искусства в широкую панораму окружающей нас реальности, связывая тонкую философию с боями без правил, Ницше с
Брюсом Ли, радикальный даосизм и буддизм со «Звездными войнами», традиционные боевые искусства с баскетболом и культурой американских индейцев.
Популярность идеи «воина» демонстрирует, насколько сильным
архетипом она является. Она говорит о замечательных качествах,
которые так же редки, как баскетболисты-пигмеи: сила воли, которую нельзя сломать, дисциплина, позволяющая превращать мечты
в реальность, способность подниматься с непоколебимой уверенностью после бесчисленных падений, преданность сражению не только
за собственные цели, но и за все и всех заслуживающих помощи. Воин
не просто говорит, «как все должно быть устроено», а действует, воплощая свои идеалы. Быть воином значит обладать силой и стремлением реализовывать свою мечту.
Тематика: Спорт/Боевые и спортивные единоборства/
История и техника боевых искусств
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой
бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.
© 2003, 2008 by Daniele Bolelli
ISBN 978-5-9573-2066-1
© Перевод на русский язык, издание на русском
ISBN 978-1-5839-4219-2 (англ.)
языке. ОАО «Издательская группа „Весь“», 2011
Оглавление
Посвящение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
7
Благодарности . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
8
Предисловие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
10
Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
11
Гл а в а 1 . Тело как храм . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
16
Гл а в а 2 . Больше, чем боевое, больше, чем искусство. Боевые
искусства и изменение сознания . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
26
Гл а в а 3 . В компании самурая-кочевника и китайского поэта-воина.
Стратегии боевых искусств в повседневной жизни . . . . . 34
Гл а в а 4. Принцесса и воин, инь и ян. Женское в боевых искусствах
44
Гл а в а 5 . Воинские рит уалы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В додзё . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Практика. Когда я помню, кто я, проблем не возникает . . . .
Учитель. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Оружие . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ката и форма . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Стили (часть первая) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Стили (часть вторая). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
52
52
53
55
57
59
61
62
Гл а в а 6 . Боевые искусства, кино и мифы . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
64
Гл а в а 7. Шесть архетипов воина . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Самурай . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ниндзя . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Искатели . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Отшельник . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ронин . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Воин племени. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
73
73
75
77
78
79
80
Гл а в а 8 . Воин как бод хисатва . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
83
Гл а в а 9 . Создание порядка из хаоса. Типология стилей боевых
искусств . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Модель . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Перформативные стили . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
93
94
95
95
6
Даниэль Болелли. На пути воина
Внутренние стили . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Оружейные стили . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Стили самозащиты . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Единоборства . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Захватные . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Ударные . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Смешанные единоборства. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Заключение. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Литература . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
97
100
102
105
105
107
109
110
111
Гл а в а 1 0 . Найти Буд ду в к летке. Трудный союз между
философией боевых искусств и боями без правил . 113
Литература . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 122
Гл а в а 1 1 . Эпистемологический анархизм. Философия джит-кун-до 123
Введение . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 123
Не новое, но новое . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 126
Отказ от китайской традиции . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 127
Если встретишь Будду, убей его: аллергия на авторитеты . 131
Стили боевых искусств как идеологическая тюрьма: свобода
от «принадлежности» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 133
Отсутствие пути как путь: эпистемологический анархизм Ли 137
Простота . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 140
Философия идет в кино (и рассыпает на себя попкорн) . . 142
Джит-кун-до как архетип боевого искусства шестидесятых 145
Литература . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 146
Гл а в а 1 2 . Священное и мирское: боевые виды спорта
как атлетическая философия . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 148
Гл а в а 1 3 . О потерянной дружбе, боевых искусствах, Ницше
и самосовершенствовании . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 160
Посвящение
Элизабет Хэн
Благодаря боевым искусствам я встретил женщину намного прекраснее, чем любая идеальная женщина, которую могло породить мое
склонное к преувеличениям воображение. Она присутствовала в первый же день моего преподавания боевых искусств. Поскольку у меня
меньше моральных ограничений, чем у жука, я немедленно и бессовестно начал за ней ухаживать — самое мудрое решение, которое я
принял в своей жизни. С тех пор моя жизнь полностью изменилась.
Каждый день я просыпаюсь, смотрю ей в глаза и узнаю что-нибудь
новое о красоте, страсти и радости.
Если бы боевые искусства больше ничего мне не дали, то встречи
с ней уже было бы более чем достаточно, чтобы оправдать все часы,
недели, месяцы и годы, которые я потратил на тренировки.
Нет достаточно выразительных слов, чтобы поблагодарить тебя за
то, что я чувствую, и поэтому я буду краток и постараюсь выразить
все поцелуями и массажами.
Благодарности
С
лово «благодарность» не выражает в полной мере безумную признательность, которую я испытываю к тем людям, которых хочу
сейчас поблагодарить.
Во-первых и в главных, Франко Болелли и Глорию Маттионни. Они
научили меня, как быть тем, кто я есть (несмотря на то, что если бы
им пришлось давать показания в суде, они отвергали бы всякую ответственность). Я не мог бы оказаться в лучших руках. Они не только прекрасные родители, но и два мастера жизни. Я обязан им всем,
а может даже и большим.
Спасибо бабушке и дедушке за то, что они такие замечательные.
(И, кстати, сейчас подходящее время, чтобы попросить еще кусочек
тирамису: пожалуйста, ба-а!)
Моим учителям боевых искусств: Доминику Стефано (художнику,
серферу, сорвиголове, черному поясу в четырех разных стилях и другу; я думал, что такие учителя, как он, бывают только в мечтах), Ларри Викелю, Дэниелю и Джонатану Вангам, Тиму Картмеллу (который
является лучшим бойцом из тех, с кем мне доводилось встречаться),
Дэвиду из D. G. Boxing, Эдди Мартинесу, и всем остальным, которые
научили меня чему-то, пусть даже мы виделись всего один день (особенно большая благодарность Майку и Гейнеру из Sawtelle Judo, Цзяну Хао-Цюаню, бессмертному Монтерей-Парк и Паоло Антонелли).
Моим друзьям по боевым искусствам Роберто Бономелли, Клаудио Реголи, Трит Во, Лео Хирай, Колья Фух, Фелиции Федерико, Аллу
Херрера и Вилларду Форду.
Хулио Пересу и Джеймсу Уэдделлу.
Памяти Шеннон Ричардсон и Рэя «Бегущего медведя» Аллена.
Трою Джонсону за то, что он отличный парень, и за то, что дал
мне мою первую преподавательскую работу.
Ричарду Гроссинджеру, Джессу О’Брайену, Анастасии Мак-Ги и
Эрин Виганд из North Atlantic Books.
Ричарду Строцци Хеклеру, моему «потерянному» брату-близнецу.
Джеффу Хендриксу за прекрасную обратную связь и помощь в
редактировании.
Всем, кто мне когда-либо улыбался.
Благодарности
9
Алессандре Чирикоста и Бруно Дорелла.
Пьетро, Ароне и Рокко.
Лоренцо Черубини за его песню «Mi Fido di Te», которая в неожиданном сочетании с «Адажио» Альбинони стала саундтреком для написания главы «О потерянной дружбе, боевых искусствах, Ницше и
самосовершенствовании».
Тому и Алексе Роббинс. Я вас люблю, ребята. Ничего не делая,
просто оставаясь собой, вы напоминаете мне о том, как я хочу жить.
Кстати, много благодарностей за то, что направили меня к Икку, моему новому герою и философской ролевой модели.
Джону (или Ли?) Шредеру, Андреа Зингони и Марине Маттриони.
И Элизабет (эй, вернись на страницу посвящения, жадина, ты свою
долю уже получила!).
Предисловие
Р
остки этого текста появились в книге, которую я опубликовал в своей родной Италии в 1996 году, когда мне было двадцать два года
(вот что бывает, когда у тебя долго нет девушки...). По причинам, которые выходят за пределы моего понимания, книга немедленно стала
классикой, любимой мастерами боевых искусств и теми, кто ими совсем не интересовался. То, что должно было стать простым переводом
с итальянского на английский, вскоре обрело собственную жизнь, и
результат вы сейчас держите в руках. Хотя я пытался как можно точнее придерживаться написанного ранее, прошло слишком много лет,
и я слишком изменился, чтобы оставить книгу такой, какой она была.
Поэтому некоторые главы сильно переделаны, а другие совершенно
новы. Точнее говоря, первые восемь глав этой книги — переработанная и переведенная версия оригинальной итальянской книги, главы с
девятой по одиннадцатую написаны сразу на английском для первого
издания книги «На пути воина» в 2003 году, а последние две главы созданы для второго издания. Главы с девятой по одиннадцатую отличаются от основной части тем, что в них сочетается свободный и дикий
стиль, характерный для остальной части книги, с более академическим
подходом. Вот почему в этих главах, в отличие от остальных, есть ссылки
на литературу и отдельная библиография. К сожалению, академический
мир считает, что если что-то временами написано легко, а не на невнятном жаргоне, понятном только четырем пыльным ученым, разбросанным по всему миру, и имеет какое-то отношение к реальной жизни,
то такая работа не является серьезной. Я приношу извинения тем ученым, которые придерживаются этой точки зрения, но боюсь, что мне
придется потрясти ваши академические гробы, потому что я искренне
считаю, что веселье — это не антитеза серьезности, но антитеза скуке.
Успех первого издания «На пути воина» и работа редактора North
Atlantic Books Анастасии Мак-Ги — силы, стоящие за появлением этого второго издания, с его двумя совершенно новыми главами (двенадцатая и тринадцатая). С точки зрения стиля и тем в этих главах я
возвращаюсь к своим корням в более личном и прямом смысле. Я искренне надеюсь, что вы, мои читатели, получите при чтении столько
же удовольствия, сколько получил я при написании этой книги.
Введение
Все техники, унаследованные от моих учителей, когдато воспринимались как совершенно новые. Теперь они
стали средствами развития жизни и знания... а не способами бросать и бить людей.
МОРИХЭЙ УЭСИБА
Е
сли вы не верите, что боевые искусства имеют какое-то отношение к
ритуалам американских индейцев, серфингу, глобализации, романам
Тома Роббинса, судьбе мира, красоте природы и человеческому способу
восприятия реальности, докажите, что я неправ — дочитайте до конца.
На философской книге о боевых искусствах много не заработаешь. Многие специалисты по боевым искусствам скорее позволят
отбить себе пальцы молотком, чем прочитают книгу без картинок, а
большинство образованных и чувствительных людей не видят связи
между своей жизнью и боевыми искусствами. Но именно поэтому я и
взялся писать эту книгу. Непросвещенное общество склонно подталкивать нас к специализации в одной сфере (в лучшем случае в двух)
и к тому, чтобы забыть об остальном мире. Есть блестящие ученые,
которые не умеют сделать массаж прекрасной женщине; художники,
которые не способны бегать по горам; бизнесмены, которые не представляют, как играть с детьми; домохозяйки, которые не умеют стрелять из лука. Поощряется ограничение талантов, так как оно ведет к
абсолютному успеху всего в одном роде деятельности, позволяет не
рассеивать энергию и посвятить себя четко определенной карьере. Так
рождаются эксперты, и умирает жизнь. Эти цели подходят конвейеру, а не человеку. Специализация — это духовная болезнь, заразное
заболевание личности, от которого трудно укрыться. Она заставляет
нас ограничивать диапазон выбора и подвергать свое глобальное видение вивисекции настолько, что даже самый экстатический опыт теряет жизнь и магию. Это все равно, что убить великолепное животное
лишь для того, чтобы поместить его в музей.
Только в синтезе самых разных сфер знания жизнь раскрывается в
полную силу. Сейчас, во времена глобализации и падения национальных идентичностей это особенно верно. Эпоха специализации закончилась. Сочетание разных аспектов жизни, которые на первый взгляд мало
12
Даниэль Болелли. На пути воина
связаны друг с другом, станет главным талантом двадцать первого века.
Это время атлетической философии; философии, выкованной мускулами и сердцем; философии, рожденной союзом тела и ума, прагматизма
и утопии, нежной чувствительности и воинской целеустремленности.
Боевые искусства — не исключение. Пока они ограничены только
«посвященными», это не более чем гетто. Серое. Маленькое. Ограниченное. Без сюрпризов. Без целей. В его пределах не выживет ни одно великое видение. Только тогда, когда боевые искусства становятся частью
большой картины, мы видим их полный потенциал и красоту. Традиционно боевые искусства шли рука об руку с акупунктурой, массажем,
медициной, религией и даже с изящными искусствами — живописью,
поэзией, изготовлением бонсаев, оригами и чайными церемониями.
Но когда я говорю о большой картине, то имею в виду не только это.
Вместо того чтобы оставаться в рамках отдельного измерения,
боевые искусства должны быть продолжением нашего образа жизни, философии, воспитания детей, работы, которой мы посвящаем
столько времени, отношений, которые мы создаем, и решений, которые принимаем каждый день. Я, скорее, стану бодаться со взрослым
быком, чем наступать на ньюэйджевский подход к боевым искусствам.
Однако обладание холистическим видением — это не синоним искусственности, характерной для движения нью эйдж. Холистический
подход долгое время был частью истинной природы боевых искусств.
Гичин Фунакоши, создатель карате сётокан, говорил, что карате дополняет дух. Боевые искусства — это нечто большее, чем просто навыки
боя. Это средства формирования характера, выковывания личности.
Посвятив всю свою жизнь занятиям кун-фу, Джимми Г. Ву заявил:
«Искусство кун-фу не в победе или поражении, а в создании человеческого характера... Кун-фу не важно, важны люди».
Я не сомневаюсь, что на заре боевых искусств главной целью была
победа над противником самым эффективным способом. Но затем
алхимия боевых искусств постепенно стала задевать струны глубоко
в душах многих, преобразовывая живые военные машины в поэтов,
художников и философов. Конечно, боги боевых искусств немало повеселились. Подобно фокусникам, они засунули в волшебную шляпу
боевые навыки, а вынули способ проживания жизни: изменение себя
и мира путем соматической дисциплины.
В кругах занимающихся боевыми искусствами, как и в популярной культуре, вокруг концепции «пути воина» идет много разговоров.
Основная идея такова: боевые искусства являются не просто методами
переламывания костей, а путями самосохранения и построения характера. Однако слово «воин» используется в стольких областях, помимо оригинального, порой кровавого, контекста, и ему придается так
Введение
13
много разных значений, что трудно пользоваться им и не выглядеть
глупо. И все же иногда ошибочная популярность идеи «воина» демонстрирует, насколько сильным архетипом она является. Она говорит о
замечательных качествах, которые так же редки, как баскетболистыпигмеи: сила воли, которую нельзя сломать, дисциплина, позволяющая превращать мечты в реальность, способность подниматься с непоколебимой уверенностью после бесчисленных падений, преданность
сражению не только за собственные цели, но и за все и всех заслуживающих помощи. Воин не просто говорит, «как все должно быть
устроено», а действует, воплощая свои идеалы. Быть воином значит
обладать силой и стремлением реализовывать свою мечту.
Серфинг на волнах в двадцать четыре фута, подъем в горы без
страховки — наверное, это приносит похожие результаты. Боевые искусства — это один из путей, а не единственный. У них нет монополии над телом или духом. Баскетбол, барабаны, тяжелая атлетика —
существуют сотни физических способов духовной трансформации. То,
как ударник группы Grateful Dead Микки Харт подходит к барабанному бою — это путь воина. То, как Фил Джексон тренировал сначала
Chicago Bulls, а затем Los Angeles Lakers — это стратегия столь же тонкая и глубокая, как стратегия величайших мастеров меча. Пешеходные
одиссеи, предпринятые немецким визионером Вернером Херцогом,
воплощают дух боевых искусств больше, чем поступки многих мастеров. На один и тот же пик можно подняться сотнями разных дорог.
Тем не менее, на Земле не так много вещей, которые так прямо и
непосредственно разбираются с конфликтами, как боевые искусства.
В отличие от других, чисто словесных философских систем, философия боевых искусств — это не просто интеллектуальное занятие, и
ее дары нельзя получить лишь из чтения, размышлений, разговоров
или раздумий. Это атлетическая философия, которая воспринимается
мышцами в той же мере, что и разумом. В отличие от других атлетических дисциплин, боевые искусства — это не просто спорт, в котором победа определяется зарабатыванием наибольшего числа очков,
и не форма искусства, которая ценится только благодаря своим эстетическим качествам, и не только навык, который приносит осязаемые
дары силы, гибкости и ловкости.
Боевые искусства приводят нас к первобытным вещам. В воинских
искусствах на кон ставится физическое благополучие. Страх насилия,
страх оказаться жертвой преобладающей физической силы, страх, который испытывают мужчины, женщины и животные, когда более сильный и опасный хищник выбирает их своей жертвой — с этими силами
играют боевые искусства. Это рано или поздно переживает всякий, кто
жил, живет и будет жить на свете. Даже в относительно безопасном
14
Даниэль Болелли. На пути воина
обществе, даже среди людей, которые могут никогда не столкнуться
с насилием, его присутствие всегда очень живо. Неважно, насколько
мы умны и утончены, в глубине сознания все равно таится вопрос, что
делать, если мы столкнемся с физической силой, которая не обладает
здравым смыслом, не прислушивается к добрым словам и не остановится перед мягкостью. От школьных площадок до брачного насилия,
от темных ночных переулков до личных кошмаров — таковых арен,
на которых перспектива физического конфликта делит человечество
на испуганных жертв или бойцов, больше, чем можно перечислить.
Сама физическая природа существования такова, что невозможно
полностью избежать этого первобытного страха. Можно его игнорировать, можно прожить полную жизнь, ни разу с ним не сталкиваясь.
Но этот страх, каким бы тихим и спящим он ни был, все равно всегда
в нас живет. В ходе боевой практики мастер боевых искусств смотрит
в глаза собственному страху. Он бросает ему вызов каждый раз, когда
вступает в бой. Каждое сражение — это битва с собственными ограничениями и слабостями. Как доктор заражает пациента болезнью, чтобы тот выработал антитела и получил иммунитет против этой самой
болезни, так в боевых искусствах используется насилие малого масштаба, чтобы развить у практиков иммунитет против страха насилия.
Физическая агрессия — самое драматичное, очевидное и страшное воплощение конфликта — инструмент, который используется в боевых
искусствах для тренировки и избавления от всякого страха конфликта.
В тот момент, когда страх начинает терять свою хватку, каждое
мгновение повседневного существования становится более мирным и
радостным: с наших плеч снимают огромный вес. Только тогда безмятежность может в танце войти в нашу жизнь. Благодаря уверенности,
выработанной в ходе тренировок, эта безмятежность поселяется глубоко, и ей мало угрожает страх конфликтов, устных или физических. Мастер боевых искусств не болтает о духовности, а приводит ее в действие.
Упс, я только что обронил волшебное слово «духовность». Многие
мастера боевых искусств кажутся влюбленными в мистический ореол,
окружающий их практику, а другие мастера называют все, сколько-либо
связанное с духовностью, пустым суеверием. Обе группы делают большую ошибку. Они рассматривают духовность как нечто странное, эзотерическое, далекое от повседневной жизни. Они считают ее своего рода
далеким измерением, окутанным облаками тайн и благовоний, никак не
связанным с повседневными аспектами жизни. Забывая, что истинная
духовность не аскетична и не противоречит жизни, и ее сторонники, и
противники называют «духовным» все отдаленное и отделенное от материального мира. Но духовность совершенно не такая. Это квинтэссенция жизни. Это способ просыпаться, ходить, улыбаться, танцевать.
Введение
15
Духовностью обладают те, кто не удовлетворен простым выживанием, а хочет превратить повседневный опыт в источник наслаждения.
В этом свете духовность боевых искусств — это область не исключительно восточной традиции, которая породила многие воинские стили. Знаменитый тибетский монах Чогьям Трунгпа, говоря о буддистском учении о Шамбале, сказал прекрасные слова: «Учения о Шамбале
основаны на идее, что простая человеческая мудрость может помочь
решить мировые проблемы. Эта мудрость не принадлежит ни одной
культуре или религии, и не приходит только с Запада или Востока. Скорее это традиция человеческого воинства, которая существовала во
многих культурах, во многие времена, на протяжении всей истории».
Те же слова можно отнести и к боевым искусствам. Не обязательно
быть азиатом, чтобы заниматься боевыми искусствами, как не обязательно быть индейцем, чтобы оценить силу ритуала посещения парной. Важен характер, а не происхождение. Однажды мне довелось послушать Уоллеса Черного Лося, знахаря из племени лакота, который
говорил о религии американских индейцев, выражая практически те
же мысли, что и Трунгпа. Есть то, что нельзя заточить в пределы географических или расовых границ. Это пути, открытые любому, чье
сердце бьется ради чего-то большего, чем простая инерция.
Боевые искусства, как и любой другой путь, могут перенести людей в тысячи разных мест. Все зависит от направления, выбранного
человеком, который идет по пути. Боевые искусства можно использовать для чего-то, ни для чего или для всего. Мы получаем ровно
столько воды, сколько поместится в нашей чаше. Как джинн в волшебной лампе, боевые искусства могут дать нам лишь то, что у нас
хватит смелости пожелать.
Глава 1
Тело как храм
...наше тело — это позвоночное млекопитающее,
и наши души — в дикой природе.
ГЭРИ СНАЙДЕР
В
тот день во всей провинции Хунань ветер соблазнял волосы на танец. Но монахов это не беспокоило, потому что они решили проблему в корне. В день принятия буддизма они обрезали волосы, так что
даже буря не могла нарушить порядок у них на головах. Куда больше
их беспокоила улыбка на губах учителя. Монахи нервно обменивались
недоуменными взглядами. Никто не чувствовал себя в безопасности,
когда Бодхидхарма улыбался. С тех пор, как этот пугающий индус пришел с юга, он уже несколько раз нарушал течение духовной жизни монахов. Его улыбка всегда предвещала грядущее эмоциональное землетрясение. Что еще можно было ожидать от человека, породившего дзен?
А что же сам Бодхидхарма? Он не мог не улыбаться. Вид монахов,
онемевших от холода, пытающихся защититься от укусов ветра, закутавшись в халаты, вызывал у него сильное веселье. Они выглядели как
мокрые щенки. Вот они, люди, которые тратят всю свою энергию на поиски просветления — и небольшая гроза заставляет их бежать в укрытие.
Будущие святые, которым не хватает силы, чтобы сопротивляться холоду. Их дух отражал их тела: слабые, сутулые, неуклюжие. Они забыли, что
внутри плоти прорастают семена тех же сил, которые заставляют оленя
прыгать по горам, тех же сил, которыми пользуются тигры на охоте и
птицы в полете. Они были так заняты изучением сутр, что забыли о той
сутре, что написана в теле. Как люди, которые ходили как ревматичные
библиотекари, могли мечтать стать буддами? Улыбка Бодхидхармы стала
шире. Он знал, что нужно сделать с этими монахами. Он задаст им самый
сложный и непонятный коан. То, что до сих пор оставалось монополией
пьяных крестьян, солдат и безжалостных бандитов, станет главной дисциплиной храма. Больше не будет сутулых монахов — их место займут
воины духа. Дисциплина, которая выковывает одновременно душу и тело:
боевые искусства. Храм Шаолинь больше никогда не будет прежним.
Даже мир никогда не был бы прежним, если бы западных пророков посетило то же откровение, которое миф приписывает Бодхидхарме. Представьте, как Иисус Христос проповедовал бы после заня-
Глава 1. Тело как храм
17
тий тайцзицюань. Вся западная культура, наверное, оказалась бы совершенно другой. Никакой войны между телом и духом. Никакого
перетягивания каната между душой, стремящейся к небесам, и телом,
приковывающим ее к земле. Вместо того чтобы тратить энергию на
споры с телами и с природным миром, можно позволить духовности
и чувственности танцевать рука к руке.
Не думаю, что будет преувеличением сказать, что бо«льшая часть
человеческих проблем порождается плохими отношениями с телом.
Я полностью согласен с мастером тайцзи Яном Цзюньмином, который пишет, что мир нуждается в Конфуции не меньше, чем в идеальном плане восстановления мировой экономики. Социологи, политики
и религиозные лидеры считают непонимание и стресс, составляющие
бол« ьшую часть современного общества, результатом неправильного выбора и отсутствия ценностей. Я считаю, что корень всего этого намного глубже. Ценности и решения порождаются способом дыхания. Правильное дыхание и умение слышать голос мышц — искусства, которым
нужно учить в школах. Но, к сожалению, божественное вмешательство
пока не поставило Бодхидхарму во главе министерства образования.
В основе нашего образования лежит суицидальная двойственность. Алан Уотс писал так:
Физическая культура — фундаментальная дисциплина жизни, но на практике ее презирают, пренебрегают ею и преподают ее интеллектуально, потому что истинное намерение наших школ — внедрение ценностей хитрости
и расчета, которые приносят деньги... Образовательные учреждения выпускают физических варваров... они не знают, как превратить деньги в физическое удовольствие. Их никогда не учили выращивать растения и животных в пищу, готовить, шить одежду и строить дома, танцевать и дышать, заниматься йогой для поиска своего истинного центра, заниматься любовью.
А Ницше, единственный истинный поэт-воин немецкой философии, добавляет: «Простое укрощение мыслей и чувств ничего не
дает... сначала нужно убедить тело».
Мы застряли в системе, которая посвящает всю силу разуму и
лишь мимоходом уделяет внимание телу. Перед нами — ловушка, из
которой невозможно выбраться. Когда нас просят выбирать между
двумя разными путями, подразумевается, что можно следовать только
одним. Либо ученый, либо атлет. Либо творчество, либо прагматизм.
Но идея, что если мы хотим одного, то должны отказаться от другого — одно из самых ужасных человеческих заблуждений. Бодхидхарма
прекрасно это знал. Что хорошего выйдет из философии, созданной
людьми с сутулыми спинами и ссохшимися телами? Что хорошего
сделают люди, которые никогда не танцевали при лунном свете и не
18
Даниэль Болелли. На пути воина
прыгали в реку на рассвете? Действительно живой человек не согласится на менее чем полный спектр переживаний.
Но заботиться о своем теле недостаточно. Есть много способов заботиться о теле, которые немногим лучше, чем полное отсутствие заботы. Многие из тех, кто регулярно ходит в спортзал и тренируется, как и
многие мастера боевых искусств, обращаются со своими телами как с
неодушевленными объектами, машинами, которые надо настраивать.
Они тренируют мышцы, но ничего не узнают о своем теле. Забота о
теле становится всего лишь обязанностью, которую на нас накладывают гедонистические поверхностные капризы или заповеди заботы
о здоровье. Но гармония между телом и душой не имеет отношения к
одержимости фитнесом. Тело — это не продукт. Это опыт. Физическое
здоровье и сила — прекрасные побочные эффекты, но не конечные
цели. Настоящая цель направлена не столько на внешний вид человека, сколько на его характер. Свойственный нам тип физического сознания и отношения, которые мы поддерживаем со своим телом, влияют
на нашу личность как минимум в той же мере, что и книги, которые
мы читаем. Я знаю людей, которые от природы сильны, здоровы и гибки, но не осознают этого. Их тела обладают мудростью, о которой они
сами не подозревают. Они как маленькие гномы, которые управляют
своим телом из комнатки внутри — пленники в собственной голове.
Обладание совершенным телом не так важно, как освоение навыка прислушиваться к его голосу. Во время тренировки, когда рациональный разум замедляет течение мыслей, тело начинает раскрывать
свои секреты. Сознание свободно путешествует от одного мускула к
другому и открывает доступ силам, неизвестным тем, кто не может
выйти за пределы мыслительной деятельности. На несколько минут
или на несколько часов социальная идентичность остается позади.
Имена, профессии, идеи лишаются всякой важности. Единственное,
что имеет значение — это поток энергии, которая нас окружает. Сила
взрослого животного, ничем не отличающаяся от силы быка, волка
или ягуара. Дикое существо, осознающее жизненную силу, пульсирующую в каждой клетке кожи. Это не просто физический опыт, но и
духовный. Он преображает тело и характер.
Личность тех, кто знает, как вступить в контакт с этим измерением,
меняется даже в повседневной жизни, во время обычного состояния
сознания. Меняются движения. Меняется манера говорить. Меняется способ взаимодействия с жизнью. Когда вы знаете интенсивность
этой силы, вас постоянно окружает ореол уверенности. Есть огромная разница между теми, кто ощущает свою силу только посредством
разума, и теми, кто ощущает ее и в теле. У человека, который знает,
что под его кожей живет дикий волк, меньше причин бояться реаль-
Глава 1. Тело как храм
19
ности. Тело становится источником уверенности. С помощью тела
можно обнаружить внутреннюю силу, которая поможет нам преодолеть практические и духовные ограничения. Даже когда сила разума
сомневается, тело может предоставить осязаемое доказательство.
В боевых искусствах все начинается с тела. Сначала человек с ним
знакомится, а затем постепенно обретает с ним близость. Тело превращается в лучшего союзника духа, а чуть позже дух и тело становятся одним целым. Окна чувств моются до блеска. Во время сражения анализировать некогда. Внезапно мы оказываемся в ситуации, в
которой рациональное мышление имеет меньше смысла, чем приглашение на обед к племени каннибалов. Очутиться в этом измерении
одновременно прекрасно и страшно. Это пространство, в котором все,
чему нас учили в школе, не имеет ни малейшего значения. Ни логика,
ни разум не помогут — они слишком медлительны. Останавливаться, чтобы подумать, недопустимо. Все происходит быстрее, чем разум
успевает среагировать. Паникующий разум покидает нас, как только
понимает, что ничего не может сделать для контроля над ситуацией.
На этом этапе мудрость тела начинает танцевать. Интенсивность
тренировки включает сигнал тревоги, и все пять чувств выходят из
летаргического состояния. Подобно антеннам, они ловят каждый
сигнал, который путешествует по воздуху, чтобы сократить лишние
доли секунды во времени реакции. Удар рассекает воздух, и тело отходит со своей траектории. Но если тело невосприимчиво, сражение
закончится за считанные секунды.
Вспоминая свой опыт работы дзюдокой*, Микки Харт сравнивает
мастера боевых искусств с тигром: «Вы когда-нибудь смотрели в глаза
тигру? Первое, что вы немедленно чувствуете — это то, что тигр прямо
перед вами, все двести килограммов, сосредоточенных на том, чтобы
обратить на вас максимум внимания. Он не отвлекается, не колеблется, просто спокойно и властно созерцает». Стопроцентное присутствие
в здесь и сейчас — это талант, свойственный истинному мастеру боевых искусств. Занимаясь боевыми искусствами, мы учимся ощущать
это присутствие, вызывать и развивать его, делать частью самих себя.
Когда мы умеем входить в это измерение по собственной воле, то получаем возможность свободного доступа к огромному источнику силы.
Как будто у нас есть внутренняя кнопка. В какой бы ситуации вы не
оказались, нажмите ее, и... Бум! Вы здесь, живой, сознающий, полный
энергии, со всей интенсивностью и концентрацией. Все отвлекающие
факторы исчезли по мановению руки. Всего секунду назад нас одо* Японский иероглиф «ка» аналогичен русскому суффиксу «-ист». Дзюдока — дзюдоист. — Здесь и далее примеч. ред.
20
Даниэль Болелли. На пути воина
левали усталость и слабость; в следующий момент мы оказываемся
в центре высоковольтной энергии, превращаемся из Кларка Кента
в Супермена даже без помощи телефонной будки. Это не метафора
и не преувеличение. Любой, кто это испытал, знает, о чем я говорю.
Благодаря физической природе боевых искусств мы не можем себе
лгать. Нет нужды в том, чтобы кто-то говорил нам, двигаемся мы механически или полностью присутствуем в моменте. Когда вы оказываетесь в нем, то знаете об этом. Каждый жест служит подтверждением
наших чувств. Но боевые искусства — лишь один из тысяч методов
использования этой силы. Когда вы знаете, как нажимать на кнопку,
то можете сделать это в любой момент, в додзё* или за его пределами. Нет необходимости в такой интенсивности двадцать четыре часа
в сутки. Энергия всегда доступна. Это огонь, который не всегда горит
открыто, но под кожей постоянно тлеют угли. Любой достаточно чувствительный человек может ощутить его вибрацию. Как только вы
входите в комнату, то сразу чувствуете, кто является индивидуальностью с ног до головы, а кто никогда не прислушивался к голосу тела.
Те, кто никогда не обращался со своим телом как с храмом, не представляют, как много упускают. Лягушка на дне колодца видит лишь
один лучик света и считает, что это все небо. То же происходит и с
теми, кто потерял адрес своего тела. Жизнь течет вокруг них, но они
этого не осознают. Они видят и чувствуют только шумное и чрезмерное. Их восприятие притуплено до кататонии. Может быть, в детстве
кто-то подложил им в витамины прозак. С другой стороны, разум у
них всегда гиперактивный, он слишком захвачен неостановимым потоком мыслей, чтобы обратить внимание на экстаз, танцующий прямо
у них перед носом. Они как сомнамбулы, даже не осознают, что находятся в плену собственного сна. Они не знают, каково жить в теле, которое служит не просто машиной, переносящей мозг из одного места
в другое. Даже способность любить и ощущать любовь ограничена,
если притуплено восприятие. Боевые искусства — это один из методов, который может научить тело заново пробуждать сонные чувства.
Те, кому хватает ума не усыплять их снова в конце занятия, видят, как
их повседневная жизнь наполняется музыкой.
Не обязательно путешествовать в экзотические места, закидываться наркотиками или ездить на скорости в полторы сотни километров
* Додзё (ш. «Место, где находят путь») — изначально это место для медитаций и других духовных практик в японском буддизме и синтоизме. Позже, с
одухотворением японских боевых искусств этот термин стал употребляться и
для обозначения места, где проходят тренировки, соревнования и аттестации в
японских боевых искусствах.
Глава 1. Тело как храм
21
в час, чтобы получить исключительно сильные ощущения. Когда все
пять чувств пробуждены, каждое ощущение становится сильным. Запах земли после летней грозы. Объятия возлюбленного. Просторное
небо над головой. Маленькие впечатления, которые могли бы миновать сознание, не оставив следа, становятся посланиями неизмеримой
красоты. Несколько дней назад я видел, как на цветочной клумбе вылупился утенок. Ничего необычного. Ничего грандиозного. Всего лишь
первые мгновения в жизни утенка. Но я наблюдал за ним почти час, захваченный сценой. Люди проходили мимо, не замечая, что происходит
буквально у них под носом. Я не мог не улыбаться. Может быть, они
бы не заметили, даже если бы среди цветов танцевала танго греческая
богиня. Их восприятие не готово отмечать ничего, кроме строго необходимого. Всегда в движении. Всегда в спешке. Они передвигаются
под стеклянным куполом, который защищает их на пути от дома до
офиса и изолирует от окружающего чувственного мира. Красота, принесенная в жертву на алтаре эффективности. Пустая трата потенциала.
Но если вы остановитесь и прислушаетесь, тело расскажет все, что
вам нужно знать. Чувствительное тело возвращает жизни ее естественную интенсивность. Будь то наступление великолепного рассвета или
опасность, поджидающая за углом — вы немедленно это почувствуете.
Десять справочников по психологии поведения не научат тому, что может раскрыть один взгляд. Тело человека — это самый большой источник информации, который можно вообразить. Посмотрите на людей
тридцать секунд и вы интуитивно поймете то, что их друзья узнали за
годы знакомства. Чтение языка тела — это не результат практики и не
техника, которой можно научиться. Это нечто, что происходит естественно, когда разум и тело не сражаются друг с другом. Интуитивные
откровения, как сны, нужно чувствовать, а не толковать. Осознаете
вы это или нет, но каждый человек излучает определенную вибрацию.
Все переживания жизни, все эмоции, которые человек когда-либо испытывал, вытатуированы на коже. Квинтэссенция человека раскрывается в каждом его жесте. Собаке нужно всего несколько секунд обнюхать человека, чтобы решить — облаять его, проигнорировать или
запрыгать, размахивая хвостом. Неправильное восприятие — единственная причина, почему людям нужно больше времени. Это не магия — было бы оскорбительно думать, что чихуахуа обладает большей
магией, чем человек — нужно всего лишь держать глаза открытыми.
Когда я нахожусь в равновесии с самим собой, то при встрече с
совершенно незнакомыми людьми многое знаю об их жизнях еще до
того, как нас представят друг другу. Я смотрю в их глаза и как будто
читаю открытую книгу. Иногда даже видеть не обязательно. Кто-то
говорит у меня за спиной, и тона его голоса достаточно, чтобы я знал,
22
Даниэль Болелли. На пути воина
какой это человек. За многие годы мои интуитивные догадки подтверждались столько раз, что глупо было бы считать их совпадениями.
Но это не повод раздувать собственное эго. На самом деле, я не желаю считать это моей личной способностью. Любой, кто обращает внимание на свое восприятие, способен на то же самое. Пять чувств работают вместе и порождают шестое. Я никогда не думал, что умение видеть
сердце человека — это что-то исключительное или магическое. Единственное, что меня удивляет — то, что так много людей этого не делает.
Но, возможно, мне не стоит так удивляться. Может быть, нет ничего странного в том, что люди, которые добровольно соглашаются
проводить треть суток взаперти в офисе, посвящая себя занятиям, к
которым часто не испытывают никакой любви, теряют способность
«чувствовать». Может быть, в этом нет ничего странного. Слабое осознание тела — это симптом более глубокой болезни, физической, духовной и социальной одновременно. Как мастер боевых искусств, который превосходно освоил технику, но которому недостает мудрости,
чтобы знать, когда ее использовать, так западная культура держит в
руках технический потенциал, способный превратить планету в рай, но
не имеет представления, как им насладиться. Вместо того чтобы обогащать повседневную жизнь, все более и более сложные технические
изобретения становятся способом увести нас дальше от тел и природы.
В век виртуальной реальности, повсеместно протянутой паутины
и растущей нематериальности работы усердная практика боевых искусств может казаться бесполезным анахронизмом. Но, возможно, сегодня такие дисциплины, как боевые искусства, нужны еще больше,
чем в прошлом. Мы больше не живем в обществе, где для того, чтобы
принести домой еду, приходится полагаться на скорость и мышцы, чтобы догнать быка и подолгу бежать по лесу. Сегодня многие проводят по
восемь часов в день, сидя за столом или перед компьютером, и принуждают свое тело к неестественной неподвижности. Ум перерабатывает,
а тела инертны. Все больше завися от нематериальных форм технологий, мы обрекаем тело на подчиненное положение. Мы отстраняемся
от него. Мы забываем о его магии. Мы забываем о его силе. Неравновесие между виртуальным и физическим «Я» растет с каждым днем.
В таком контексте боевые искусства могут быть способом обратить эту тенденцию вспять, или, по крайней мере, уменьшить причиняемый ею вред. Во время занятий рациональный разум отдыхает.
Даже посреди большого города, после многих часов нагрузки на мозг,
мы снова можем обнаружить дикую природу тела и ощутить пульсирующую в мышцах энергию жизни. Боевые искусства использовались как противоядие против всевластия разума. Многие техники
медитации направлены на достижения тех же результатов, но часто
Глава 1. Тело как храм
23
они полагаются на относительно пассивные методы, которые лишь
частично задействуют тело. Из-за этого расслабление становится всего лишь умственным усилием («Сейчас я должен расслабиться»), а не
естественным физическим процессом, и порождает скорее паранойю,
чем гармонию. Боевые искусства, напротив, указывают на то, что индивидуальная гармония начинается только с тела человека.
Однако боевые искусства — это всего лишь оазис в пустыне,
одинокий голос, который противостоит преобладающим в обществе
течениям. Эта ситуация — не просто результат принятия сидячего
образа жизни, но также следствие доминирования над коллективной
душой философий и религий, которые предпочитают абстрактную
метафизику физической природе переживания. Не нужно далеко
ходить, чтобы увидеть признаки этого. Достаточно включить радио
или телевизор. В прессе тело демонстрируется преимущественно в
негативных образах: кровь жертв террористических атак, подробные репортажи о последствиях смертельных заболеваний, чувства
преступников, приговоренных к смерти, в момент казни, сцены разорения страны, истерзанной войной, угасание недоедающих детей.
Мы вспоминаем о теле только тогда, когда оно болит. Оно изображается как источник страданий, как негативная сущность, которая
приносит людям боль и проблемы.
В качестве альтернативы идее «тело равно боль» пресса предлагает
другие образы тела, прекрасно дополняющие первый набор — тело
как дорогая машина, как искусная работа, как роскошный товар, не
более чем рыночный продукт. Если оно вам не нравится, всегда можно изменить его с помощью пластической хирургии. Если мотор теряет силу, добавьте кардиостимулятор. Является ли целью здоровье
или эстетика, но именно внешнее вмешательство технологий решает
все наши проблемы: это скрытое послание мы слышим каждый день.
Нет никакого осознания тела, и оно явно не рассматривается как часть
«Я». Оно лишь немного больше, чем одежда, которую мы выбираем
на день, нечто, что всегда можно преобразовать согласно нынешней
моде (если у вас достаточно денег). Именно это и происходит, когда
люди слишком долго верят в трансцендентальную философию.
Века Аристотеля, Платона и Декарта проложили путь к упадку
тела. Бол« ьшая часть культуры нашей планеты пронизана восприятием
природы и тела через линзы механистического представления о реальности. Декартовское «мыслю, следовательно существую» определяет
наши тела всего лишь как функцию мышления, тем самым превращая физический мир в бесплодную пустошь. Мы выбрали следовать
за Кантом по дороге «прогресса» и науки вместо того, чтобы сидеть у
костра на пару с Гэри Снайдером и объезжать прерии вместе с Чер-
24
Даниэль Болелли. На пути воина
ным Лосем. Большая ошибка. Сам Гэри Снайдер говорит следующее:
«Иномирная философия в итоге приносит больше вреда планете (и
человеческой душе), чем боль и страдания — те самые экзистенциальные условия, которые они пытаются превзойти».
Вероятно, еще большее влияние, чем догмы научных философий,
оказал мрачный призрак многочисленных религий, которые посадили зерна отрицания тела. Доктрины отвержения, согласно которым
жизнь — это грех, требующий искупления.
Эти доктрины порождаются страхом быть в полной мере живым.
В их глазах земля — это не более чем юдоль слез, место страданий, вынужденная остановка на пути в лучший мир. Тело — это тяжкая ноша,
которая приковывает нас к земле, препятствие на пути к раю. Между
телом и душой нет гармонии, более того — они представляют собой
антитезис, начала, постоянно воюющие друг с другом. Естественная
пульсация здорового тела считается источником опасных искушений.
Но искупление, усмирение плоти и подавление самого себя — это добродетели тех, кто однажды обжегся об огонь и с тех пор предпочитает сидеть в темноте; тех, кому не хватает смелости сказать жизни
«да»; тех, у кого нет глаз, чтобы насладиться танцем нимф, или ушей,
чтобы услышать, как бьется сердце леса.
Пренебрежение телом, словно врагом — первый шаг на пути к
наихудшим извращениям. Духовное и экологическое разрушение выросло из семян этой школы мышления. Если земля — не более чем
место перехода, которое дано нам в пользование, зачем беспокоиться
о том, хорошо ли мы с ней обходимся? Несколько тысячелетий под наставлениями этих религий оставили тяжелую отметину: вырубленные
леса, повсеместное загрязнение, подавленная сексуальность, атомные
бомбы, беспорядочное разрушение других народов и видов.
Слова Чогьяма Трунгпы попадают точно в цель.
Когда люди теряют связь с природой, с небом и землей, они не знают, как
ухаживать за окружающей средой и как управлять своим миром — а это
одно и то же. Люди одновременно разрушают экологию и друг друга. С этой
точки зрения исцеление общества идет рука об руку с исцелением личной,
стихийной связи с осязаемым миром.
Философии, религии и плохие привычки укоренились настолько глубоко, что большинство больше не может найти способ установить связь с собственным телом. Иногда они пробуют грубые и часто
контрпродуктивные способы, боль и мазохистские дисциплины — ранят себя, чтобы почувствовать себя живым. Но это всего лишь оборотная сторона физического подавления, от которого они пытаются
убежать. В этом поиске нет гармонии или красоты, только отчаяние.
Глава 1. Тело как храм
25
Нам нужно нечто другое: способ очищения характера от мусора,
в котором мы его утопили, способ напомнить нам, что тело — это не
тюрьма, а священный храм, который нельзя купить за деньги или получить благодаря технологиям. Превратите свое тело в храм, и природа станет с вами говорить. Она вернет вас в более дикое, более подлинное состояние. Природа — это не просто имя, которым мы называем то, что не успели покрыть бетоном и асфальтом. Это жизнь без
страха, без чувства вины; жизнь без рабства искусственных правил
общества, которое потеряло центр. Люди много говорят об экологии
и необходимости замедлить кризис глобальной экосистемы, но невозможно решать проблемы природы, пока мы не найдем природу в себе.
И невозможно найти собственную природу, не пройдя через тело. Самое здоровое, экологичное и духовное действие, которое можно совершить — заново открыть энергии тела. Человек, который знает, что тело
и дух — это части друг друга, ни в ком не нуждается, чтобы помнить,
что он живой, и у него нет причин нарушать экологическое равновесие. Только небо у него над головой, только земля у него под ногами.
Его тело — это единственный дом. Это единственное, что никогда его
не покинет, единственное, что ему действительно принадлежит. Такой
человек — угроза любой форме установившегося авторитета. Волк,
которого нельзя укротить. Он не подчиняется ничьим приказам и не
принимает догмы, потому что в нем уже есть все, что ему необходимо для жизни. Когда потоки силы текут по венам вашего тела, зависимость от внешних факторов сводится к минимуму. Уверенность следует за каждым вашим движением, и с ней приходит удовольствие от
общества животных, гор и деревьев, потому что вам не кажется, что
это враждебное окружение. Это великолепное, восхитительное переживание. Чистая эйфория. Я уступлю слово Вернеру Херцогу: «Шаг мой
уверен. И теперь земля дрожит. Когда я иду, идет бык. Когда я отдыхаю,
отдыхает гора». Ему вторит мастер дзен Доген: «Если вы сомневаетесь
в том, что горы могут ходить, то не знаете, что можете ходить сами».
Глава 2
Больше, чем боевое,
больше, чем искусство
Боевые искусства
и изменение сознания
Стрельбой из лука занимаются не только для того, чтобы поразить цель; мечник размахивает мечом не ради
того, чтобы превзойти противника; танцор танцует не
для того, чтобы выполнять ритмичные движения телом.
Сначала разум должен настроиться на Бессознательное.
Д. Т. СУДЗУКИ
П
утешествие начинается с пути внутрь. Внутренняя химия тела —
это кладезь сюрпризов. И ученые, и мистики сходятся на том,
что люди, как правило, используют только часть своего генетического потенциала. Большинство людей живет на комфортном расстоянии от своего тела. Поскольку они обращают на него мало внимания,
их чувства приглушены и могут воспринимать только наиболее очевидные стимулы. Будучи людьми, мы проводим так много времени
в своих собственных головах, что часто забываем путь наружу. Мы
находимся в том же состоянии, что и бабуин, пытающийся играть на
рояле. Наше оборудование оказывается слишком сложным, чтобы мы
смогли разобраться, что с ним делать. Наши тела — это королевство
потерянных континентов и неведомых земель. Колумб, Ливингстон,
Стенли, Марко Поло и Нил Армстронг — простые бойскауты по сравнению с исследователями внутреннего пространства. Первый шаг по
открыванию дверей восприятия и ощущению запаха тайны — пробудить пять чувств из онемения, в котором они обычно пребывают.
Когда чувства пробуждаются, люди говорят об измененном состоянии сознания, но на самом деле в сознании не меняется ничего.
Единственное настоящее изменение — сон, в который мы часто позволяем погружаться своим чувствам. Возвращение их к жизни —
единственное естественное действие, которое вы можете совершить.
Мы как будто определяем запуск мотора как «измененное состояние»
только потому, что считаем нормальным, когда он выключен. Интерес,
Глава 2. Больше, чем боевое, больше, чем искусство
27
который многие люди испытывают к «сверхъестественным» явлениям — результат нехватки глубокого знания о том, что такое природа.
Есть много способов, которые могут приблизить нас к экстазу: всепоглощающий огонь творческой страсти, звук племенных барабанов,
которые выводят слышащих за пределы рационального мышления,
аскетическое умерщвление тела, тантрическая сексуальность, шаманские ритуалы, влюбленность, адреналиновый транс соревнований, наркотическая ласка галлюциногенов, Джерри Гарсиа, торжественно представляющий на сцене последнюю версию Элевсинских мистерий, голоса леса на рассвете, танцы до тех пор, пока вы не забываете, кто вы, и
остается только танец. И, естественно, боевые искусства. Экстаз — это
не далекое и недостижимое измерение. Он прямо перед вами, всего в
нескольких шагах ото сна чувств. Как говорил Уильям Блейк: «Если бы
двери восприятия были чисты, все предстало бы человеку таким, как
оно есть — бесконечным». Чудо обыденной реальности раскрывается
тем, у кого есть глаза, чтобы его увидеть, и уши, чтобы его услышать.
Есть вещества, слова, действия и переживания, которые могут
вытрясти чувства из летаргии. Хотя к этому могут привести сотни
разных методов, правда и то, что многие из них требуют огромных
усилий или сложной организации. Некоторые зависят от событий, не
подлежащих нашему контролю, а другие — всего лишь временные
пути, которые могут выпустить нас в космос на несколько часов, но
не меняют повседневное сознание.
Боевые искусства — один из ряда многих методов, которые помогают установить связь с потенциалом восприятия. Во время занятия боевыми искусствами мы возвращаемся к первобытной простоте. Нам не нужны наркотики, предметы или посторонние вещества.
Мы остаемся наедине со своим телом. Не нужно ждать, пока что-то
произойдет; мы сами заставляем все происходить. Это как дзенская
стрельба из лука или скалолазание: мы используем тело как приставную лестницу на внутренние небеса. Чем больше мастер боевых искусств настроен на свое тело, тем более эффективным бойцом он будет. Избавляясь от лишних долей секунды во времени реакции, оттачивая рефлексы, учась чувствовать тонкие изменения в равновесии и
намерениях противника, бойцы начинают прислушиваться к голосу
чувств. Сама физическая природа тренировки заставляет их так делать. Если мастеру хватает мудрости не оставлять только что приобретенные навыки в додзё, мастера боевых искусств смогут использовать «пробужденные» чувства для того, чтобы испытать более тонкие
состояния сознания в ходе повседневной жизни.
Очевидное возражение только что появилось у меня в голове,
остановив меня прежде, чем я перейду к восторженному воспеванию
28
Даниэль Болелли. На пути воина
боевых искусств. Если боевые искусства действительно открывают
свободный доступ к обители экстаза, то почему лица большинства
мастеров выглядят так, словно воплощают строки Блейка: «Тот, чье
лицо не излучает света, никогда не станет звездой»? Хотя я очень люблю боевые искусства, но не настолько безумен, чтобы считать, что их
практики достаточно, чтобы преодолеть все ограничения личности
человека. Так же правда и то, что связь между расширением сознания
и боевыми искусствами не так очевидна, как то, что я описывал до сих
пор. Нет, я не солгал. Связь есть и, наверное, у всех на виду. Но для
того, чтобы найти сокровища боевых искусств, нужно знать, что искать. Человек может провести всю жизнь, занимаясь боевыми искусствами, но никогда не увидит ширину горизонтов, которые они раскрывают. Многие не увидели бы бриллиант, если бы он блестел прямо
перед ними. Поскольку у всех разные характеры и разные ожидания,
все, в конце концов, находят в боевых искусствах разные ответы.
Я уверен, что многим мастерам легче было бы поджарить собственную мать, чем увидеть связь между расширенным состоянием сознания и боевыми искусствами. Но если бы мы открыли глаза и разумы,
то смогли бы это понять. Психоделические состояния (под которыми
я подразумеваю не вызванный наркотиками уход от реальности, но
естественное расширение нашего восприятия реальности) и боевые
искусства легко могут идти рука об руку. Бодхидхарма и Тимоти Лири
обнаруживают, что они — близнецы, разлученные при рождении.
Внутренние боевые искусства, такие как тайцзицюань, пакуа,
ксинг-и и айкидо, говорят на языке психоделического тела. Что может быть более психоделическим, чем способность почувствовать,
как противник будет нападать, прежде чем он сделает хоть одно движение? Что может быть более психоделическим, чем мастер айкидо,
настолько контролирующий свою внутреннюю энергию, что может
мягко улыбаться, пока два клона Шварценеггера тщетно пытаются
сдвинуть его с места? А как же течение ци, невидимой энергии, которая дает жизнь всему живому? Ци, даосская идея, которую тщетно
желает подвергнуть изучению западная наука; дыхание бога, забытое
в смертном теле; кошмар законов физики; дзенский воин нашей воли;
топливо в моторах Вселенной.
Мало найдется настолько психоделических идей, как концепция
ци. Все внутренние искусства основаны на развитии энергии, которую
нельзя увидеть, прикоснуться или воспринимать никакими чувствами.
Для фундаменталистов от науки описания ци звучат как мистическая
ересь, сверхъестественное изобретение живого воображения. Природа
ци неуловима. Никакие научные инструменты до сих пор не научились
ее улавливать. Ци, как истинное Дао, можно воспринимать, но нельзя
Глава 2. Больше, чем боевое, больше, чем искусство
29
анализировать в лаборатории. С точки зрения мастеров внутренних
боевых искусств, акупунктуристов, докторов традиционной китайской
медицины и массажистов шиацу, ци совсем не сверхъестественна. Она
используется каждый день, чтобы сделать эти виды искусств эффективными. Ци — нечто настолько же естественное, как кровь и дыхание. Как и у крови, и у дыхания, у ци есть свой цикл обращения. Это
бесконечный источник энергии для любого, кто умеет к ней подключаться. Несмотря на то, что думают многие, сила не в стволе ружья
(извините, господин Мао), но внутри нас. По словам ее поклонников,
наша ци потенциально может сделать больше, чем любая технология.
Наука отрицает то, что не может объяснить, а по мнению религии, любой опыт, выходящий за пределы понимания — это неопровержимое доказательство существования Бога (если мы проснулись
в хорошем настроении) или дьявола (если день начат не с той ноги).
Лично я не верю в ци, но и не отказываюсь от веры в нее. Я нахожу
веру любого рода дешевой по самой своей природе. В конечном счете
то, во что я верю или не верю, не имеет значения. Вера только закрывает мой разум от разнообразия возможностей. Что касается ци, то
мир боевых искусств, к сожалению, полон шарлатанов, которые зарабатывают на жизнь, выдумывая дикие истории про силу ци. Однако
это не значит, что всю концепцию ци нужно отвергать как фантазию.
Я так часто видел то, в возможность чего никогда не поверил бы,
что более чем готов держать разум открытым идее, будто в наших
телах живут силы, которые мы не можем в полной мере понять. Мое
определение невозможного так часто опровергается внешними событиями, что это лишает меня всякой уверенности в том, что возможно, а что нет. Например, однажды во время выступления учитель боевых искусств подставил горло и попросил меня нанести мой лучший
удар. За несколько дюймов до контакта моя рука потеряла половину
исходной силы. Я как будто пытался ударить его через воду. Однако в
момент соприкосновения в ударе все равно было достаточно энергии,
чтобы сбить нормального человека с ног. Но я с большим успехом мог
бы пытаться пробить рукой бетонную стену. Его горло казалось родственником Великой Китайской стены. Он улыбнулся, поблагодарил
меня и продолжил демонстрацию, как будто ничего не произошло.
Была ли эта демонстрация фокусом или нет, мне узнать не дано; но
она точно помогает мне держать разум открытым.
Фольклор боевых искусств полон историй о деяниях, от которых
законы физики краснеют от стыда, и о людях, которые могли бы соревноваться с мастерами джедаями из «Звездных войн». К примеру,
способность ощутить грядущее нападение — это не продукт фантазии Джорджа Лукаса. Скорее, это талант, который спасал жизни мно-
30
Даниэль Болелли. На пути воина
гим воинам на протяжении столетий. Конечно, мастеров, которые
хвастаются такими способностями, гораздо больше, чем тех, кто на
самом деле может продемонстрировать их в действии. Однако есть и
несомненные примеры, например, история о японском мастере кэнджуцу, рассказанная в «Геккен Содай». Этот мастер мирно отдыхал в
своем саду в компании нескольких доверенных учеников, но внезапно подскочил с тревожным видом и начал осматривать территорию
в поисках врага. Не найдя никакой видимой угрозы, он в волнении
удалился к себе. Когда ученики стали спрашивать, в чем причина его
странного поведения, он ответил, что тренировки позволяют ему почувствовать нападение прежде, чем оно станет материальным, и до
сих пор эта способность никогда его не подводила. Отдыхая в саду, он
почувствовал присутствие враждебной силы, но не видел ничего, что
подтвердило бы его подозрения, и теперь пытался понять, что произошло. Тогда один из учеников стал покаянно извиняться: в саду он
подумал, как легко было бы напасть на учителя, пока тот не ожидает
нападения. Поэтому предчувствие мастера оказалось верным.
В мире китайских боевых искусств есть стиль кун-фу, который
является идеальным синтезом между эффективностью в бою и изменением сознания. Подкрепляемый свободной интуицией, он оказался превосходной дисциплиной для мастера боевых искусств, который в детстве упал в бочку с текилой и поднялся на измерение алкогольной нирваны. Это стиль пьяницы. В одной из многих версий
мифа о его появлении рассказывается о мастере, который, несмотря
на огромные таланты, не мог продвинуться дальше в развитии. Хотя
он много тренировался и всеми способами пытался выучить уроки,
которые давал ему учитель, но оставался на месте. Все его усилия казались тщетными, и просвета не предвиделось. Однажды вечером
он поддался раздражению, пошел в таверну и начал пить безо всяких ограничений. Пока он занимался опустошением бутылок, кто-то
из его одноклассников отправился к учителю и рассказал, что видели, как ученик бесчестит его школу публичным пьянством. Учитель
в ярости немедленно отправился в таверну, намереваясь преподать
ученику хороший урок. Но духи-покровители пьяных приготовили
для него сюрприз. Пьяный ученик защищался с поразительным мастерством. Освобожденный от уз рационального разума, он двигался
с естественной грацией. Каждый раз, когда казалось, что он вот-вот
потеряет равновесие, в самый последний момент он восстанавливался
и атаковал самым неожиданным образом. Неспособный следовать иррациональной стратегии этого алкогольного танца, учитель потерпел
поражение. Протрезвев, ученик понял, что создал новый стиль кун-фу.
Стиль пьяницы далек от того, чтобы обращаться перед тренировкой
Глава 2. Больше, чем боевое, больше, чем искусство
31
к помощи бутылки; он пытается привести практиков в духовное состояние свободы от ограничений разума. Если бы Шут из карт Таро
был мастером боевых искусств, то работал бы в стиле пьяницы. Быстрые перемены ритма и направления предназначены для того, чтобы
удивить и смутить противника. Нестабильная фантазия стиля пьяницы подрывает интеллектуальные схемы врага. Открытие и закрытие.
Инь и ян. Боец-«пьяница» должен постоянно переходить между разными состояниями сознания: от эйфорической легкости опьянения
к ясности мышления, необходимой для того, чтобы атаковать в подходящий момент. Изменения постоянны и беспрерывны. Если боец
слишком рационален, то становится предсказуемым. Если он уходит
слишком далеко в измененное состояние разума, то теряет точность.
Эффективность физического применения стиля пьяницы зависит от
постоянного переключения между крайностями.
Относительно недавний и более надежный пример кажущегося
сверхъестественным восприятия, достигнутого благодаря занятиям боевыми искусствами — это создатель айкидо, Морихэй Уэсиба.
Пытаясь объяснить, почему его так трудно ударить даже противнику,
вооруженному мечом, Уэсиба заявил: «Это легко. Все дело в ясности
ума и тела. Когда противник нападал, я видел вспышку белого света
размером с камешек, летящую перед мечом. Я ясно видел, что туда,
где мерцает белый свет, немедленно последует меч. Мне нужно было
только избегать потоков белого света».
Легко, правда? Не только видеть, но и получать видения безо всякой помощи химических реакций Альберта Хофмана*. Быть настолько
созвучным своему восприятию и настолько сосредоточенным на себе,
чтобы уметь почувствовать тончайшие вибрации повседневной реальности: видеть невидимое, чувствовать то, что нельзя познать. Очевидно, что это не достигается за день или даже за год практики боевых
искусств. Не существует никакого «простого и быстрого метода стать
мастером джедаем за десять простых уроков». Развитие талантов, неизвестных нормальному человеку — путь, который занимает годы, и
которым могут следовать лишь немногие.
Однако нет необходимости восходить на Олимп боевых искусств,
чтобы открыть для себя их потенциал расширения восприятия. Распространено мнение, что изменение сознания с помощью боевых
искусств — это таинственный эзотерический феномен, доступный
только величайшим мастерам внутренних искусств. Это бесконечно
далеко от истины. Не нужны визионерские способности Уэсибы для
* Альберт Хофман — швейцарский химик и литератор, широко известный
как создатель ЛСД.
32
Даниэль Болелли. На пути воина
того, чтобы увидеть, что в руках хорошего учителя практически любой тип боевых искусств может стать средством расширения сознания. Способность использовать свои тела для того, чтобы произвольно
переходить между разными состояниями сознания, реализуется с тех
пор, как мы делаем первый шаг в школе боевых искусств. Например,
во время сражения, когда адреналин начинает танцевать под кожей,
совершенно необходимо сохранять спокойствие и ясность разума,
чтобы справиться с ситуацией. Глубокое дыхание позволяет контролировать течение адреналина и регулировать нашу внутреннюю химию. Очень простое действие (в теории простое, конечно) — расслабленность посреди напряжения и хаоса — это пример манипуляции
сознанием, которая рано или поздно удается большинству приличных
мастеров боевых искусств.
Однако поддержание спокойствия перед лицом нападения — это
не единственный способ игры со своими эмоциями ради достижения
остроты во время спарринга. Если позволить адреналину взорваться,
это может быть не менее эффективным методом: с варварским ревом
и молниями в глазах мы становимся воплощением боевой ярости и
позволяем своей энергии ошеломить противника. Эмоциональная
атмосфера в школе боевых искусств может меняться настолько стремительно, что бойцам необходимо изменять свое сознание, чтобы соответствовать ситуации. Только что комната выглядела как тибетский
монастырь в тихий день, пока мастера старались очистить разумы и
отпустить ненужное напряжение — а в следующую секунду начинается спарринг, и она превращается в храм бога войны.
Бывают моменты, когда я предпочел бы постучаться головой о гору,
чем продолжать тренировку. Например, мало что может превзойти по
болезненности и скуке необходимость долгое время удерживать стойку лошади (по-китайски ма бу: одна из самых распространенных стоек, использующихся практически во всех боевых искусствах). Она используется как тренировочное упражнение для медитаций стоя и для
развития равновесия, но это предмет самых страшных кошмаров ваших ног. Это камера пыток для квадрицепсов. Должен признать, что
увидеть большой психоделический потенциал в состоянии, когда ноги
готовы подать в преждевременную отставку, а разум блуждает, пытаясь найти что-нибудь, чтобы отвлечься от боли, нелегко. Однако психоделический потенциал есть, и не нужно быть мазохистом, чтобы его
увидеть. Для того чтобы долго держаться, нужно уметь перенести разум куда-нибудь еще, за пределы тела, подальше от острых зубов боли.
Можно продолжать стоически страдать на каждой тренировке, каждый раз, когда снова наступает время ненавистной стойки лошади, или
можно использовать ее для того, чтобы научиться произвольно пере-
Глава 2. Больше, чем боевое, больше, чем искусство
33
носить свое сознание. Боль и усталость выматывают тело до тех пор,
пока рациональный разум, нисколько не заинтригованный происходящим, не решит прогуляться, оставляя нам изучение других состояний сознания. Вот тогда можно по-настоящему приступить к игре. Без
разума, напоминающего об ограничениях, тело обнаруживает новые
источники энергии. Оно больше не слушается команд рациональности, а танцует под ритм естественной чувствительности. Оно начинает
двигаться под руководством иного рода мудрости. Мы делаем все правильно и даже не задумываемся об этом. Не остается ни следа усталости.
Однако все эти примеры — не более чем несколько капель в океане.
Мы как будто находимся в середине огромной мандалы. Ее центр — это
наше тело, а вокруг находятся сотни разных стилей боевых искусств,
каждый из которых состоит из тысяч техник, которые прокладывают
пути к такому же множеству внутренних направлений. Решаем ли мы
лишь поцарапать поверхность боевых искусств или перейти прямо к
их сердцу — это зависит от открытости нашего сознания. Путей явно
хватает, нужно только пройти по ним внутри собственного тела.
Глава 3
В компании
самурая-кочевника
и китайского
поэта-воина
Стратегии боевых искусств
в повседневной жизни
О
н не идеальный кандидат для Нобелевской премии мира. Он не из
тех людей, которых вы хотели бы видеть претендентами на руку
вашей дочери. Может быть, и не стоит обращать внимания на неприятные сплетни, которые утверждают, что он никогда не видел ванну
вблизи, и может быть, мы даже сумеем проигнорировать то, что он считает подходящей темой для застольной беседы графическое описание
отрубленных голов и потоков крови. Однако если он решит проверить
остроту клинка, могут возникнуть проблемы. Говорят, что тот день, когда в школе учили сочувствию, он прогулял. Если бы на каждого побежденного врага у него находился друг, он был бы окружен вниманием.
Но дружба и любовь никогда не шли с ним рядом. Высшим его достижением в возрасте между тринадцатью и тридцатью годами были дуэли с шестьюдесятью разными мечниками — шестьюдесятью людьми,
которые после встречи с ним перестали вносить вклад в перенаселение
Японии. Нет, он явно не из последователей Ганди. Его зовут Миямото
Мусаси, и он один из самых известных самураев в истории Японии.
Другой человек, который сегодня постучит в нашу дверь, совсем на
него не похож. Его имя было легендой более двух тысяч лет, но история
его жизни окутана тайной. У нас есть только имя — Сунь-цзы — и невнятное описание китайского генерала, который жил во времена войн.
Воин-даос, который не знал поражений на поле боя — стратегические
способности делали его неуязвимым. Но в отличие от Мусаси, Сунь-цзы
не искал личных достижений, записанных кровью других, и не видел в
сражениях единственный смысл своей жизни. «Искусство войны», ма-
Глава 3. В компании самурая-кочевника и китайского поэта-воина
35
ленькая книга, которая обеспечила ему почетное место в раю боевых искусств — это не библия для фанатиков войны. От названия на обложке
до слова «Конец» на последней странице эта книга рассказывает о войне,
но воинское искусство можно рассматривать всего лишь как повод для
серии уроков о жизни. Как все хорошие даосы, Сунь-цзы был мастером
парадоксов. Суть «Искусства войны» можно с равным успехом применять как к военному делу, так и ко всем прочим аспектам жизни. Мусаси и Сунь-цзы совершенно не похожи друг на друга, но и «Книга пяти
колец» Мусаси, и «Искусство войны» Сунь-цзы — это истинные шедевры, которые учат, как участвовать в конфликте, чтобы жить без конфликтов: это не просто стратегия боевых искусств, а стратегия жизни.
В повседневной жизни мы никогда не обходимся без конфликтов.
Они следуют за нами на каждом шагу. Физические сражения — не
более чем самая зрелищная и наглядная форма конфликта. Осознаем мы это или нет, но каждый день мы сталкиваемся с несколькими
конфликтами. Глупость утверждает, что физическое сражение — это
всего лишь физическое сражение, и что стратегия боевых искусств не
служит никакой иной цели, как поражению оппонента. Однако достаточно двузначного IQ, чтобы понять, что цель гораздо важнее. Выйти
победителем из тысяч сражений и стать богом военной эффективности — не такой уж хороший результат, если в конце концов вас победит ваша собственная жизнь. Если бы стратегия боевых искусств
годилась только для боевых искусств, можно было бы взять «Книгу
пяти колец» и «Искусство войны» и смыть их в унитаз. (Я падаю на
колени и молю у духа Сунь-цзы прощения за это кощунство. Просить
прощения у Мусаси бессмысленно, так что даже пытаться не буду.)
Сражение — это ритуальная форма, которая указывает на более широкие конфликты. Поэтому истинное понимание стратегии сражения
означает понимание того, как принимать реальность, а не терпеть ее.
Считаю ли я, что жизнь трудна и тяжела, и нужно постоянно сражаться, чтобы не пасть под ее напором? Вовсе нет. Проживать жизнь так,
словно это вечное сражение — признак не мудрости, а паранойи. Философия боевых искусств предлагает делать ровно противоположное.
Мышцы расслаблены, на губах улыбка. Тем, кто понимает природу конфликта, не нужно постоянно сражаться. Сунь-цзы прекрасно
суммирует основы искусства войны, говоря, что те, кто побеждает за
счет сражения, не обладают подлинным мастерством. Им обладают
те, кто побеждает без сражения. Это источник стратегии боевых искусств. Бао-цзы, еще один знаменитый философ войны, пишет: «Мудрец побеждает до сражения, а невежде приходится сражаться, чтобы
победить», а Уэсиба добавляет: «Решение проблем до того, как они
появятся — вот путь воина».
36
Даниэль Болелли. На пути воина
Конечно, все это звучит очень хорошо, но один вопрос заставляет
остановиться. Даже самые тупые клиенты отдела лоботомии не возражали бы против того, чтобы получить максимальные результаты с
минимальными усилиями, но как отойти от теории и применить эти
принципы на практике? Стратеги боевых искусств часто становятся
резки, когда дело доходит до подробных объяснений, но в одном они
все сходятся: сила во взгляде. Пронзительный взгляд проникает за завесу интеллектуальных спекуляций, и мы оказываемся лицом к лицу с
сущностью вещей. Наблюдение и знание — близкие друзья. Одно порождает другое. Доверие раскладам Таро или чтению по ладони, изучение звезд и рассматривание хрустальных шаров — все это подпорки
для тех, кто не научился наблюдать. Для того чтобы проложить курс
действий, не нужны маги, медиумы или экстрасенсы. У реальности
нет секретов от того, кто может пронизать ее взглядом.
Книга будет таинственной и непознаваемой ровно до тех пор,
пока мы пытаемся читать ее с закрытыми глазами. Достаточно открыть глаза и начать читать, и все тайны откроются. Реальность ничем
не отличается. Стратегия боевых искусств начинается с того, что вы
осматриваетесь и читаете состояние вещей. Если бы больше людей
доверяли своему восприятию, то священникам и гуру нью эйджа не
нашлось бы работы. Способность наблюдать так же проста, как и редка, потому что большинство людей предпочитает верить во что угодно, кроме самих себя. Боец-стратег, напротив, принимает решения не
на основании посторонних мнений — он выбирает смотреть прямо
в сердце вещей. Осознание — наше лучшее оружие, оно куда важнее
силы и гибкости — динамичное осознание, которое может смотреть
одновременно в настоящее, будущее и прошлое.
Человеческая глупость — это колодец, глубина которого никогда не прекращает меня изумлять. Я получаю лишнее подтверждение
этому, когда вижу, как искусство решения конфликтов используется
не для улучшения качества наших отношений, а для того, чтобы помочь дальнейшим разборкам менеджеров, погруженных в корпоративные битвы. В последние несколько лет среди акул делового мира
стало модно подтачивать зубы работами Сунь-цзы и Мусаси. В США,
как и в Японии, корпорации даже спонсируют семинары, на которых
«Книга пяти колец» и «Искусство войны» используются как учебники для роста продуктивности и победы над врагами-конкурентами.
Эмоциональное манипулирование другими для достижения цели —
распространенная практика среди менеджеров-«самураев». Однако
они не изобрели ничего такого, чего не знали бы религиозные и политические лидеры, а также множество людей, на которых мы натыкаемся в повседневной жизни. Они достаточно умны, чтобы вопло-
Глава 3. В компании самурая-кочевника и китайского поэта-воина
37
тить свои мечты в реальность, но недостаточно умны, чтобы уметь
по-настоящему мечтать. Мало что может быть хуже, чем обладать
талантом, но потратить его не на те цели.
Однако их мелочность не делает их менее опасными. Когда способность играть с эмоциями других и находить нужные слова в нужное
время оказывается в руках людей, чьи сердца нечисты, это все равно,
что метафорический безумный ученый получает контроль над станцией запуска атомных ракет. Мягкость и благие намерения ничем не
помогут нам защититься от их нападения. Даже мышцы и отвага не
спасают от тех, кто может манипулировать разумом. Если мы не распознаем в нападающем врага, шансы защититься падают до нуля. «Прочитать» их сердце — единственный способ не попасться в ловушку.
Согласно сложному танцу причины и следствия, дальнозоркость
сменяется абсолютным кругозором. Если мы заранее знаем, в какую
сторону может развернуться текущая ситуация, то можем решать проблемы до того, как они возникнут. Так умение читать намерения других
людей помогало мне решать потенциально опасные ситуации, не прибегая ни к какой грубой силе. Однажды, много лет назад, я только что
вышел из школы боевых искусств после вечерней тренировки, и ко мне
подошел большой человек (или карликовая гора). В его словах не было
ничего угрожающего. «Каким видом боя занимаешься?» — спросил
он, но у меня внутри зазвенел колокол, предупреждающий о грозящей
опасности. «Кун-фу сан-су», — ответил я. «Думаешь, эффективно?» —
спросил он. Действуя на чистом инстинкте, не зная на самом деле, почему, я ответил: «Не знаю. Сегодня у меня было первое занятие, так что я
ничего толком не знаю о бое». Явно разочарованный моим ответом, он
потерял интерес ко мне и пошел задавать те же вопросы другому бойцу,
который вышел следом за мной. Едва услышав ответ, он врезал моему
однокласснику по лицу. Плохая идея. Его цель, не испытывая христианского порыва подставить другую щеку, немедленно отреагировала,
научив гиганта, что неразумно начинать драку с людьми, которые полжизни тренируются для боя. Подобрав обломки гиганта, одноклассник
сказал мне, что ему уже несколько раз приходилось защищаться от атак
задир, которые пытались подкрепить свое эго, избивая мастеров боевых
искусств. Не то чтобы его это особенно беспокоило. Мой одноклассник
был из тех людей, которые не станут избегать драки. Я не разделял его
энтузиазма к изменению лиц и амбиций местных задир и предпочитал
избегать драк, заранее распознавая признаки надвигающейся угрозы.
«Чувствовать» намерения других людей, когда для понимания нет
места — отнюдь не особый талант, доступный лишь просветленным
мастерам. Только плохие отношения с собственным восприятием и нехватка уважения к собственной интуиции могут лишить вас этого фун-
38
Даниэль Болелли. На пути воина
даментального оружия. Века строгого рационализма и скептической философии со временем подрывают нашу естественную чувствительность.
Часто одержимость справедливостью и объективностью в любых
обстоятельствах превращает разум в трибунал. Мы хотим получить
осязаемые доказательства и объективные подтверждения, чтобы поверить в то, что и так знаем. К сожалению, интуиция не объективна и
не предоставляет никаких доказательств. Она передвигается слишком
быстро для логического анализа. Рациональное понимание приходит
на финишную прямую много часов спустя (если вообще до нее добирается) только для того, чтобы подтвердить то, что уже сообщила
интуиция. Если бы в тот вечер возле школы я остановился и засомневался в верности своего восприятия, то получил бы разве что крепкий
и вполне осязаемый удар по носу, или в лучшем случае мне пришлось
бы бороться с разъяренной карликовой горой.
Понимание сердцем прежде понимания разумом дается трудно
только в том случае, если мы позволяем себе поддаться картезианской паранойе. Считая интуицию талантом настолько необходимым,
что его нельзя приносить в жертву капризам логики, даосский текст
«Книга равновесия и гармонии» (думаю, не только стилю нью эйдж
свойственны громкие названия) говорит: «Суждение и осознание, приходящие только после того, как событие произошло, не заслуживают
называться пониманием». Поэтому способности воинов-стратегов заключаются в восприятии того, что еще не проявилось: осознание всего вокруг, в том числе того, что еще не выступило наружу.
Однако этот талант полезен не только философам боевых искусств.
Ни в каком другом поле опыта естественный ритм вещей не признается
настолько важным, как в человеческих отношениях. Ощущая эмоции
тех, кто находится перед вами, еще до того, как произнесено хотя бы
одно слово, мы оказываемся в положении, позволяющем избегать бесполезных конфликтов. Мы как будто идем по минному полю, вооружившись картой, на которой подробно показано, где находятся мины.
Нет риска наступить на одну из них по ошибке. Принюхавшись к эмоциональной атмосфере, мы заранее знаем, когда говорить, а когда лучше
помолчать, когда быть крутым, а когда мягким. Это не экспресс-курс
диванной психологии. Скорее, это самые основы знания себя и других для того, чтобы получить максимальные результаты при помощи
минимальных усилий. Применение правильных средств в неправильное время приводит только к катастрофе. Даже вызванные самыми
благими намерениями самые мягкие и приятные слова могут вызвать
конфликты и непонимание, если произнесены в неподходящее время.
В боевых искусствах распознавание ритма событий означает разницу между победой и поражением. Если мы распознаем ту долю се-
Глава 3. В компании самурая-кочевника и китайского поэта-воина
39
кунды, в которую защита противника находится на самом низком
уровне, то легкая победа окажется доступна. Сунь-цзы пишет так:
«Лучший командир нападает, когда неумелый все еще планирует».
В данном случае параллель между жизнью и военными искусствами
прямая. Когда мы пользуемся подходящим моментом, все приходит
легко и разрешается наилучшим образом без необходимости с чемто бороться. Но если мы не знаем, как прочитать ритм вещей, неправильный выбор и пустая трата энергии всегда стучатся к нам в дверь.
Мастер боевых искусств, который научился чувствовать сердце оппонента за считанные секунды, может увидеть то, чему никогда не научит никакой диплом по психологии. Как, взглянув в глаза человеку,
понять его суть — опыт, которому не научишься из книг.
Мастер боевых искусств — это мастер настроений, художник внутренних состояний, дирижер оркестра эмоций. Мусаси писал: «Когда
вы поняли науку боевых искусств, не остается ничего, что вы не смогли бы увидеть». Те, кто знает всю глубину динамики конфликта, могут
выбирать, даже когда кажется, что выбора нет. Большинство людей всю
жизнь движется на автопилоте. Происходящие события воздействуют
на эмоции, а эмоции, в свою очередь, контролируют поведение. Эмоции вызывают реакцию, которая заставляет другие эмоции вызывать
другую реакцию, которая... Они оказываются подсознательными пленниками жестокого кармического цикла. В этом контексте эмоции —
это не результат выбора, а автоматическая реакция. Доктор аккуратно
ударяет молоточком по колену, и нога дергается в ответ. Многие проживают жизнь, осознавая ее не больше, чем собака Павлова. Постоянно манипулируемые внешними стимулами, такие люди оказываются
заложниками в руках событий, выходящих за пределы их контроля.
Это история быка и матадора. Теоретически разъяренный бык
весом под триста килограммов должен безо всяких сложностей растоптать в пыль маленького человечка, который выглядит так, словно
вышел с примерки у модного портного. Даже вооруженный острым
куском металла в открытом конфликте матадор не может соревноваться с грубой силой быка. Но на стороне матадора умение, которое
оборачивает ситуацию в его пользу. Матадор умен. (Может быть, не
стоит называть умным человека, который зарабатывает на жизнь сражениями с коровами, но, тем не менее...) Матадор выходит на арену
с абсолютной ясностью сознания, и у него есть стратегия, а у быка
нет никакой альтернативы, кроме как нападать прямо, следуя приказам своей ярости. В то время как матадор использует эмоции своего
противника-быка себе на пользу, бык просто реагирует на его провокации. В этом конфликте побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто
знает, как эмоционально контролировать противника.
40
Даниэль Болелли. На пути воина
Мастер боевых искусств делает то же самое. Как доктор бьет в нужную точку, чтобы получить определенную физиологическую реакцию,
так мастер боевых искусств задевает определенные эмоциональные
струны, тем самым манипулируя реакциями противника. Например,
страх. Учитель дзюдо, работавший с Микки Хартом (барабанщиком
группы Grateful Dead), говорил ему: «Люди думают, что ты чокнутый...
Во время боя ты так сосредоточен, что пугаешь их. Их страх — это
могущественное оружие. Научись его использовать». Последовав его
совету, перед началом нескольких первых поединков в своей карьере
Харт смотрел на противников глазами «Бешеной курицы» и повторял мантру: «Ты мой». Противники, порой имевшие больше боевого
опыта, попадались в ловушку нервозности и забывали о своем техническом превосходстве, тем самым давая Харту много легких побед.
Однако страх — это только одна из эмоций, которые можно использовать, чтобы определить судьбу поединка. Мусаси раздражал своих противников, являясь на дуэли с опозданием. Если подкрепить эго
противника, изобразив слабость и создав у него впечатление, что победа будет легкой, он может стать чересчур уверенным и неосторожным.
С другой стороны, демонстрация полной расслабленности и уверенности в себе во время первых атак может запугать противника и лишить
его всякого чувства безопасности. Раздражать, отвлекать, смущать —
вот только несколько способов доминировать в конфликте, используя
эмоции людей. Создания определенного состояния сознания достаточно, чтобы контролировать тех, кто не знает другого пути, кроме реакции
на стимулы. Мастер боевых искусств, который научился распознавать
и использовать состояния сознания, обладает превосходным оружием.
Однако ограничивать это умение полем боя — все равно, что обладать творческим талантом и использовать его для того, чтобы стать
корпоративной акулой. Те, кто знает, как играть с эмоциями и с реакциями, которые вызывают эти эмоции, находятся в положении, в
котором можно отключить автопилот и взяться за руль собственной
жизни. Они перестают быть шахматными фигурами, которые передвигаются действиями других людей. Свободные от автоматических
реакций, они не прыгают, когда другие махают у них перед носом
красным флагом. Они контролируют себя.
Значит ли это, что я превозношу модель человека, среднего между
Гегелем и Терминатором? Холодного, хитрого, бесчувственного, контролирующего человека, который не знает, что такое отдаваться на волю
страстей? Утверждаю ли я, что эмоции — это слабость, и что мы должны от них избавиться ради стерильного автоматического сознания? Конечно, нет. «Автоматическое» всегда беспомощно реагирует на внешние
стимулы. Расширение диапазона выбора — полная противоположность
Глава 3. В компании самурая-кочевника и китайского поэта-воина
41
автоматизму. Именно это и означает распознавание эмоций и умение
на них играть. Вместо того чтобы поддаваться течению чужих слов и
действий, мы можем выбирать, по какому пути следовать. Перестать
быть беззащитным не значит стать бесчувственным. Мы просто перестаем быть быком, судьба которого — проигрывать. Вместо того чтобы вслепую бросаться на противника, мы можем выбрать, как реагировать. Мы можем выбрать больше не попадаться в ловушку провокаций,
а взамен выпотрошить матадора, отправив его в рай для побежденных
матадоров, или пригласить его на романтический вечер на Карибах.
Обнаружив, что мы вольны выбирать, мы становимся архитекторами собственной жизни. Мы становимся одновременно художником и шедевром. Игра начинается с наблюдения за собственными
естественными реакциями на события, которые происходят в повседневной жизни. Это вовсе не плохой психоаналитический приход.
Напротив, это самый прямой способ освободиться от наиболее очевидных ограничений характера и возродиться в новой коже. Есть ли
хоть доля жизни в том, что вы собираетесь сделать? Какой эффект
создадут ваши слова и действия? Прежде чем действовать, достаточно остановиться на несколько секунд и найти ответы на эти вопросы, чтобы заранее знать, как мы повлияем на ситуацию, в которой
находимся. Так вы учитесь побеждать без боя.
Говорят, что когда два тигра дерутся, один умирает, а другой всю
жизнь обречен носить глубокие шрамы. Прямой конфликт редко бывает полезным даже для «победителя». Слишком много усилий, слишком
много энергии, потраченной зря. Конфликт, из которого один выходит победителем, а другой побежденным — это худший способ получить желаемый результат. У проигравшего остаются дурные чувства, и
конфликт сеет семена обиды: сухое дерево, брошенное в кармический
огонь конкуренции и мести.
В известной истории рассказывается о трех людях, которые хотели
перейти ущелье, где жила дикая лошадь. Лошадь славилась дурным
характером и яростной территориальностью. Любой, кто пытался
перейти ущелье, встречался с ее копытами. Первый из троих был хорошим бойцом и бегуном. Как только лошадь его увидела, то бросилась на него, но благодаря своим умениям он сумел отбиться от всех
атак и перебежать ущелье. Усталый и вымотанный, он остановился на
другой стороне, чтобы посмотреть, как справятся остальные. Второй,
обладавший большим умом, заметил тропинку между камней, которая
пролегала слишком высоко, чтобы копыта лошади смогли до нее достать. Он прошел по ней и без проблем оказался на другой стороне, а
лошадь смотрела на него, кипя яростью и раздражением. К удивлению
двух других, третий не попытался пройти по дорожке, найденной пред-
42
Даниэль Болелли. На пути воина
шественником. С абсолютным спокойствием и легкостью он просто
спустился в каньон. Он прошел всего в нескольких шагах от лошади,
но она не стала нападать. Она просто тихо фыркнула и позволила ему
уйти. Создав приятную эмоциональную ситуацию, третий без усилий
получил результат, ради которого двум другим пришлось попотеть.
В большинстве племенных обществ любое решение, в котором не
пришли к консенсусу все, не принимается. Если для достижения определенного результата приходится вступать с кем-то в конфликт, сделана
ошибка. Даосизм, философская душа многих стилей боевых искусств,
рассматривает открытый конфликт как последний выбор после того,
как все остальные не подошли. Можно перейти ущелье без боя. Чаще
всего есть способ договориться даже с самыми агрессивными людьми
и получить результат, который оставит обоих удовлетворенными. Наблюдайте, из чего они исходят, и постарайтесь встретить их на полдороге, чтобы найти позитивное решение для раздражающей в остальном
ситуации. Если они не чувствуют, что на них нападают и их критикуют,
а наоборот, ощущают, что их принимают, большинство людей расслабляется и внезапно открывается тому, что мы собираемся им сказать.
Конечно, есть и такие, для кого счастливое завершение — не вариант. Такие люди гибки как Берлинская стена и открыты диалогу как
ворчливый инквизитор. Однажды мне выпала сомнительная честь
заслужить внимание двух нацистов-скинхедов, которые собирались
снять мне голову с плеч, потому что им не нравилось, как я выгляжу.
После быстрой оценки ситуации диапазон вариантов выглядел весьма ограниченным. Обычно хорошие манеры не приносят успеха в общении с людьми, у которых на футболках нарисованы солдаты СС в
полной форме. Кроме того, драка с двумя парнями, которые не очень
боятся, что их ранят, если в ответ они ранят тебя сильнее — не самая
блестящая идея. И мягкость, и резкость, наверное, не помогли бы мне
избежать драки, из которой никто не ушел бы целым. Поскольку казавшаяся неизбежной драка мне не нравилась, я сделал единственное,
чего они не ожидали. Притворившись, что не заметил их враждебность, я начал изображать самого реднекового реднека* на планете.
Громко излагая взгляды, которые Гитлер посчитал бы несколько консервативными, я увидел у них в глазах полное непонимание. Они собирались побить парня со слишком длинными волосами, а он выдал
серию стереотипов, на фоне которых их идеология казалась глубокой
и сложной! Возможно, впервые в жизни они встретили человека, ко* Реднеки (англ. rednecks, в буквальном переводе — «красношеие») — жаргонное название жителей глубинки США. Соответствует русскому «деревенщина», но в оригинале может применяться и как ругательное слово наподобие русского «жлоб», и как гордое самоназвание.
Глава 3. В компании самурая-кочевника и китайского поэта-воина
43
торый был явно и поразительно тупее их самих. Этого они точно не
ожидали. Я продолжал болтовню несколько минут, пока двое нацистов, ошеломленных и смущенных от удивления, на время забыли о
своих враждебных намерениях. Прежде чем расстаться с ними, я получил от двух джентльменов указание дороги, а один даже предложил
мне жевательную резинку: лучший результат, который я мог получить
в неприятной ситуации. Если вызов не стоит того, чтобы его принимать, перенаправить агрессию других — хороший способ избежать
того, чтобы тратить энергию на бесполезные конфликты.
Однако психологическое фехтование стратегией боя работает только при одном условии: если у вас очень много уверенности в себе.
Вспомните, как Майкл Джордан выходит на баскетбольное поле. Все в
нем — манера двигаться, взгляд, интонации — говорит, что он владеет этим полем. Игра еще не началась, но он уже психологически в ней
доминирует. Конечно, легко быть уверенным, когда обладаешь умениями Джордана, но технические навыки помогают только до определенного этапа. Есть много игроков с превосходной техникой, которые
никогда не поднимутся выше уровня хороших игроков, потому что
у них нет силы, сияющей у Джордана в глазах. Майкл Джордан, Будда и лучшие воины обладали той же пугающей уверенностью в себе:
способностью побеждать прежде, чем произнесено хотя бы одно слово или предпринято хотя бы одно действие. Этот навык порождается
осознанием того, что бояться нечего. Если вы не откажетесь от своей
силы и достоинства, никто не сможет их у вас отнять.
Мало что создает такое глубокое ощущение уверенности в себе, как
боевые искусства. Занимаясь ими, вы знаете, что если добрые слова и
мягкость подведут, а хорошая стратегия не позволит избежать конфликта, вы готовы открыто встретиться со всем, с чем столкнетесь. Даже если
все идет не так, и конфликт неизбежен, скорее всего, у вашего противника проблем будет больше, чем у вас. Как животные нападают, когда
чуют страх и слабость, так люди могут подсознательно чувствовать силу
других и, вероятно, будут избегать конфликтов с теми, кого наполняет
глубокая уверенность в себе. Без внутренней силы бойца очень трудно
оставаться спокойным в достаточной мере, чтобы предложить альтернативные варианты. Предложение мира, сделанное человеком, который не боится конфликта, обладает весом, которого никогда не будет
у мира, рожденного страхом. Если у вас нет этого веса, даже лучших
способностей к диалектике будет недостаточно. Умение воина доминировать в конфликте — это лучшая гарантия того, что он избежит конфликта. Для того чтобы жить в мире, нужна сила выиграть войну. Это
не формула, которую легко применить, и не техника, которую можно
освоить. Это то, что люди видят, когда смотрят вам в глаза. Это энергия,
танцующая у вас под кожей. Это человек, которым вы выбираете быть.
Глава 4
Принцесса и воин,
инь и ян
Женское в боевых искусствах
К
ак все старые добрые сказки, эта тоже начинается со слов
«Давным-давно...» Это один из величайших вселенских мифов,
который рассказывали наши предки у костра из поколения в поколение. Это история о воине, который ради спасения прекрасной принцессы должен сразиться с захватившим ее чудовищем, из-за которого
другие герои-претенденты пришли к безвременной кончине. Детали
мифа меняются в разных версиях и в разные эпохи. Чудовище может
быть драконом средневековых сказок или злодеем западных фильмов.
Эту историю пересказывали сотнями разных способов, но суть ее не
меняется. Осознавали это авторы разных версий мифа или нет, но в
этой истории содержится ключ к одному из космических архетипов
первобытной энергии жизни.
Что?! Ты хочешь сказать, что один из самых необходимых секретов существования можно найти в этой старой, скучной, затрепанной
сказке? Именно. Величайшие мифы вселенной передаются из века в
век не потому, что они забрались на вершину списка бестселлеров
раннего палеолита и как-то умудрились продержаться там с тех самых пор. Если миф распространяется во времени и пространстве, то
потому, что что-то в нем касается сердец людей. Такой миф — это не
просто история. Это откровение о том, чем мы могли бы стать, если
бы нам хватало смелости реализовать свой потенциал. Миф, с которым мы имеем дело — это не сказка, предназначенная исключительно
начинающим воинам и капризным леди. Он обращен ко всем людям.
Воин, дракон и принцесса — это символические образы энергий, с которыми люди имеют дело ежедневно. Каждому приходится сталкиваться
с вызовом дракона. Дракон приходит в форме всех проблем, с которыми мы встречаемся в повседневной жизни. Это сила, которая постоянно стоит между нами и реализацией всех наших желаний. Наши страхи,
лень, согласие на посредственность питают пламя дракона. Каждый раз,
когда у нас в голове мелькает «хотел бы я, да не могу», дракон побеждает.
Глава 4. Принцесса и воин, инь и ян
45
Те, кто не умеет быть воинами, не могут не поддаваться проблемам,
которые мешают их пути, и вынуждены бессильно наблюдать, как разбиваются их мечты. Воину нужна сила и воля, чтобы выйти вперед и
бросить вызов дракону. Герой этой истории (и бесчисленного множества других легенд) — воин, потому что мягкости и добросердечности
недостаточно, чтобы поразить чудовище, препятствующее движению
к цели. Дракон не отойдет только потому, что мы сказали «пожалуйста». Герой должен быть экспертом в искусстве войны, чтобы победить
в этом конфликте. Герой — это чистая энергия ян. Настойчивость,
сила, смелость, непреклонная воля и боевые навыки бога посреди битвы — вот инструменты воина. Это качества, которые отличают его от
обычных людей. И без них никто не сможет освободить принцессу.
Другие отказываются от вызова, потому что им не хватает храбрости посмотреть опасности в глаза, или потому что их отталкивают
боевые способности дракона и его кажущаяся неуязвимость, но воин
не боится вступить в битву, и у него есть все боевые навыки, чтобы
победить. Если воин — это концентрат энергии ян, то принцесса —
абсолютный инь. Принцесса в этой истории — не второстепенный
персонаж и не привлекательный повод для героя продемонстрировать
свои таланты. Ее роль не менее важна, чем роль воина. Она — все,
чем воин не является. Чувствительность, творческая сила, мягкость,
способность мечтать и испытывать радость от каждой грани существования. Если воин — это мастер войны, то она — художник мира.
Воин спасает ее от дракона, но именно она приносит счастье в жизни
воина, потому что воин умеет сражаться, но она умеет жить. Вопреки
распространенному мнению, воин и принцесса — это не отдельные
сущности, а энергии, которые дополняют друг друга. Баланс в человеке, мужчине или женщине, устанавливается тогда, когда достигается
гармония между этими двумя противоположностями.
Одна из трагедий человечества заключается в том, что большинство людей потеряли способность (или никогда ею не обладали) быть
воинами и принцессами и согласились оставаться лишь тенью того,
чем могли бы быть. Одна из трагедий боевых искусств заключается в
том, что хотя большинство мастеров помнит о духе воина, принцесса оказалась потеряна по дороге. В большинстве случаев атмосфера в
школах боевых искусств пропитана тестостероном. Часто преобладает климат вызывающего мачизма. Это не просто результат того, что
большинство мастеров боевых искусств — мужчины. Не хватает не
только присутствия женщин, но и присутствия равновесия между так
называемыми «мужскими» и «женскими» качествами. Слишком много ян, слишком мало инь. Демонстрация крутости, твердые мышцы и
варварские крики занимают центральное положение, а развитие урав-
46
Даниэль Болелли. На пути воина
новешенной личности забывается в раздевалке. Больше всего внимания обращают на самые грубые аспекты фигуры воина. Способность
поразить противника за минимальное время, победы на соревнованиях и развитие монументального эго — это цели многих практиков.
Однако если бы эти цели (которые до определенной степени могут
быть легитимными) были единственными, то между уличным задирой и мастером боевых искусств не было бы особой разницы. Философия, искусство, мягкость и духовность должны быть в центре внимания мастера боевых искусств не меньше, чем технические навыки
боя. В отличие от простого уличного бойца, который умеет только
выбивать из других дух, мастер боевых искусств должен быть живым
синтезом силы воина и женственной чувствительности.
С незапамятных времен женщины часто полагались больше на
оружие, чем на физическую силу. Помимо того, что мужчины от природы получают куда больше мышечной силы, чем женщины, многие
религиозные и культурные условности сговорились выражать крайне
негативное суждение о любой женщине, которая пыталась развивать
«мужские» качества, такие как силу и навыки боя. Женщины, беззащитные и слабые, должны были оставаться в своем углу, красиво выглядеть и зависеть от помощи физически превосходящих их мужчин.
Маленького мальчика, который борется с друзьями, хвалят, а девочку
за то же самое стыдят. Ограничивая доступ женщин к тренировочным инструментам физической силы, такого рода культурные условности усиливали природные различия между мужчинами и женщинами и ставили женщин на второстепенное положение. Мир физической
силы должен был быть (как пел Джеймс Браун) «миром мужчин». То,
что такое незнание собственной физической силы влияло на независимость женщин, эмоциональную самостоятельность и самооценку,
было более-менее намеренным побочным продуктом учений, религий и
философий, которые не принимали сильных и решительных женщин.
Рассмотрим, например, иудео-христианскую традицию, в которой
женщины появляются из ребра одинокого мужчины, чтобы развлечь
его и избавить от скуки. В такой традиции сила и решительность женщин, очевидно, становятся не просто бесполезными — они совершенно противоречат той самой цели, ради которой женщины созданы.
Не стоит становиться независимым и уверенным в себе существом,
единственная цель бытия которого — развлекать мужчину и быть
готовым слушаться его приказов.
Практика боевых искусств может предложить женщинам самые
революционные инструменты, чтобы противостоять такого рода культурным традициям. Благодаря боевым искусствам женщины получают
возможность вступить в контакт со своей давно подавляемой энерги-
Глава 4. Принцесса и воин, инь и ян
47
ей ян и физической силой, не превращаясь в андрогинные машины,
накачанные стероидами. Вера в собственную способность защитить
себя и сражаться, принятие других ролей, кроме добычи или жертвы,
отталкивает страхи. Когда вы знаете, что способны сровнять с землей
больших и сильных мужчин, что-то внутри вас наконец может расслабиться, потому что когда вы знаете полную меру своей силы, вам не
приходится устраивать представление, чтобы доказать свою ценность.
Если вы умеете сражаться, мир — это выбор. Так женщины могут
перестать видеть себя слабыми и беззащитными и телом, и характером.
Боевые искусства (как ничто в мире, пожалуй) учат быть воином,
потому что боевые искусства — превосходное физическое средство,
которое позволяет человеку воплощать теоретические принципы пути
воина. Любому уважающему себя живому существу нужно быть воином. Я рискну довести мысль до крайности и сказать, что очень трудно наслаждаться полнотой жизни, не став воином.
Разумеется, я не предлагаю прекрасным леди и невинным детям
превращаться в кровожадных варваров, готовых порубить соседей на
куски. Для того чтобы стать воином, не нужно учиться избивать других. Путь воина не обязательно лежит через практику боевых искусств.
Многие из тех, кто никогда не видел и даже не слышал о додзё и не
сражался с другими, кроме как в компьютерных играх, тем не менее
активно практикуют путь воина, иногда даже не осознавая этого. Мой
отец, например, относился к моей страсти к боевым искусствам с тем
же энтузиазмом, который проявляет вегетарианец перед перспективой
поездки на бойню. Однако он научил меня применению пути воина в
повседневной жизни больше, чем какой-либо мастер боевых искусств.
Обязательный атрибут воина — отказ отдавать свою силу. Семья, друзья, учителя, политические партии, церкви, банды... список
желающих вмешиваться в наши решения длиннее, чем я могу перечислить. Однако независимо от благих намерений, никакая форма
дрессировки нам не поможет: ни догмы политических и религиозных властей, ни эмоциональное давление близких. Именно поэтому
необходим воин. Став достаточно сильными, чтобы не давать ничем
и никому нами управлять, физически и эмоционально, мы становимся по-настоящему свободными. Без этого нас в любой момент может
раздавить внутреннее давление.
Солдат, как и любой другой подчиненный тоталитарных сил —
это антитеза духа воина. Воин съедает армию на завтрак, потому что
воин — это индивидуальность, а армия состоит из чисел и «да, сэр», в
ней характер и индивидуальность подавляются необходимостью подчиняться военной машине. Воин не идет умирать в войне, в которую
не верит. В то время как суть хорошего солдата — бездумное послу-
48
Даниэль Болелли. На пути воина
шание и подчинение приказам, природа воина — выбирать даже тогда,
когда кажется, что вариант только один. Воин — сам себе начальник.
Он индивидуалист в лучшем смысле этого слова. Он следует советам
всех, кто может его убедить, и отдает сердце и душу тем, кто может
коснуться его сердца, но никто не может ему приказать или заставить
его действовать против воли. Воин — это бунтарь, который отказывается вручать свою судьбу всякому высшему авторитету.
Ответственность — это слово, с которым связано множество неверных представлений. Оно напоминает мне о мантре некоторых
школьных учителей-садистов. Обычно любой, кто не продал душу в
рабство экономически безопасной, но эмоционально удушающей работы, обвиняется в безответственности. Ложь. Большая ложь. Быть
ответственным — это не значит приносить свою свободу в жертву на
алтаре обязанности. Это значит делать все, чтобы сделать свою жизнь
достойной своей мечты. Квинтэссенция воина — принесение обета
верности собственным идеалам.
Однажды, в четырнадцать лет, я жарился на солнце на пустынном
пляже, и меня постигло самое простое, прямое и революционное откровение, которое я только мог представить: мы сами создаем обстоятельства. Все, что мы видим, к чему прикасаемся, находится рядом,
потому что мы это принимаем. Наши дома, состояние физических тел,
друзья, работа — все это результаты сделанного нами выбора. Помня
об этом, мы можем превратиться в художников жизни.
Каждый день, везде, куда мы смотрим, нам говорят, что если мы
хотим добиться успеха, то должны перестать гоняться за утопическими идеалами и вместо этого согласиться на более скромные цели. Мы
так часто слышим это послание, что в итоге начинаем в него верить
и устанавливаем пределы своему диапазону возможностей. Смирение становится нашим богом. Мы берем каждый пример того, как события разворачиваются не так, как мы хотели, и используем его как
неопровержимое доказательство того, что жизнь трудна и ее невозможно изменить. Если бы мы только нашли достаточно уверенности,
чтобы перестать поклоняться навязанным самим себе ограничениям,
то смогли бы преобразить свою жизнь и стать такими людьми, которыми хотим быть. Нет никакой награды в конце несчастливой жизни. Реальность часто блокирует путь ловушками и препятствиями, и
именно поэтому нам нужен воин.
Миф о воине предназначен не только тем, кто интересуется сражениями, но всем живым существам. Все сталкиваются с конфликтом
между реальностью и своими желаниями. Лишенные мировоззрения
воина оказываются бессильными после первых же нескольких поражений. Без воина мы оказываемся в руках судьбы. Наши решения ли-
Глава 4. Принцесса и воин, инь и ян
49
шены силы. В то время как многим людям достаточно простого выживания, воин создает для себя возможность выбирать свою судьбу.
Он не ждет в надежде, что что-нибудь произойдет, а заставляет происходить нужное. Конечно, мысль о том, что все зависит от нашего
выбора, способна испугать. Намного проще передать эту ответственность кому-нибудь другому. Есть нечто успокаивающее в том, чтобы
передавать другим свою силу выбора и затем иметь право обвинять
их в том, что все пошло не так. Если мы не чувствуем в себе сил справиться с задачей, жаловаться всегда проще, чем создавать.
Однако это путь труса, а не воина. Воин не жалуется и не обвиняет
других в каждой проблеме. Воин принимает всю ответственность. Он
не ищет оправданий своим неудачам. Например, в баскетбольном матче
возникают моменты, когда хорошие игроки отходят на задний план, и
выступает воин. Когда остается десять секунд на часах, и решается результат матча, воин хочет держать мяч в руках. Когда все давление сосредотачивается на тебе, страх кричит в ушах — тогда можно увидеть дух
воина в действии. Мне вспоминаются Майкл Джордан, Коби Брайант
и Майк Д’Антони (лучший итальянский игрок в баскетбол). Даже если
до сих пор игра шла плохо, они устали, и защитники дышат им в шею,
они хотят мяч. Легко позволить кому-нибудь другому принять на себя
все давление и ответственность, но если случится поражение, воины
предпочитают, чтобы оно было результатом их собственных действий.
Джордан, Коби и Д’Антони могут делать ошибки, как все люди, но разница в том, что они не перестают излучать чувство полной уверенности. Вот почему, когда наступают трудные времена, им хватает смелости и решительности сделать решающий бросок — и часто успешно.
Бояться нормально. Все боятся неудач и их последствий. Часто мы
прячем свои страхи, потому что чувствуем себя неспособными с ними
справиться, но так страх начинает давить на нас изнутри, управляя
нашим поведением, а мы этого не осознаем. Страх устанавливает границы, которые не имеют к нам отношения. Воин не боится бояться.
Он принимает страх, смотрит ему в глаза и бросает ему вызов. Отказаться быть заложником в руках своих страхов — это поступок воина.
Из всего вышеизложенного должно быть очевидно, что я не
недооцениваю развитие качеств воина. Но что тогда? Если предоставить воина самому себе, жизнь превращается в поле боя. Ницше пишет: «Свобода от чего? Как будто это имеет значение... Но ваши глаза
должны ярко говорить мне: свобода для чего?» Если мы развили силу
воли и характера воина, но все еще игнорируем мягкость, нежность
и любовь, что мы получаем? Может быть, мы сумеем освободиться
от всех внешних тиранов, но если мы тираны для самих себя, то попрежнему закованы в цепи. Если сила воина не идет рука об руку с
50
Даниэль Болелли. На пути воина
милосердием и добротой принцессы, воин оказывается не более чем
эффективным убийцей (если брать образ воина в широком смысле).
В любом случае, он может быть богом в сражениях с проблемами, но
неспособен дарить жизнь. Он завоевывает свободу, но не знает, как ее
использовать. Вот почему политические революции неизбежно проваливаются. Избавившись от угнетения и диктатуры, революционеры
часто теряют цель существования. Когда у них появляется власть решать, как управлять своей жизнью, они больше не знают, что делать.
Пока был тиран, которого нужно было убить, все соглашались друг
с другом, и жизнь выглядела относительно простой. Но когда тиран
умер, и наступает время не жаловаться или сражаться, а создавать, начинаются большие проблемы. Воевать легко. Мир намного сложнее.
Слишком занятые сражениями для того, чтобы развивать свои сердца
и любовь к жизни, многие революционеры превращаются в угнетателей, потому что так и не получили поцелуй принцессы, не научились
у нее, как проживать жизнь в красоте. В индуистской мифологии говорится, что в одиночестве Шива может только разрушать. Он обладает невероятной силой в сражении, и нет врага, человека или бога,
который смог бы ему противостоять. Он может побеждать армии и
завоевывать королевства, но ничего не способен создать. Только получив благословение богини, Шива может создавать. Ее женская энергия дает ему способность дарить жизнь. Без нее Шива — как воин,
который не освободил принцессу.
Воин, который не знает мягкости, так же далек от завершенности,
как принцесса, которая не знает силы. Не все могут быть чувствительными, поэтичными и добрыми, но если мы не знаем, как при этом быть
воином, любой тупой задира может растоптать нашу доброту и поэтическую чувствительность. У принцессы крылатое сердце, бесценное
воображение и способность делать повседневную жизнь волшебной,
но как только у нее на пути появляется препятствие, она застревает, совершенно неспособная его преодолеть. Она умеет мечтать, но не знает,
как идти по миру. Поскольку она неспособна защищать собственное
пространство, то становится легкой добычей для дракона. Страх следует за ней на каждом шагу. Это тот же страх, который испытывают
маленькие животные, которые знают, что при столкновении с хищником не смогут с ним справиться. Вопрос не только в мышцах, но и в
мировоззрении. Этот страх — не только страх физического столкновения. Он уходит намного глубже. Это тревога, которая порождается
недостаточной уверенностью в себе, недоверием собственной способности справляться с проблемами. Часто люди с поразительными творческими способностями и с необычайной чувствительностью страдают больше других, потому что их таланты не приносят практических
Глава 4. Принцесса и воин, инь и ян
51
результатов, и им не хватает силы воина, чтобы бороться, пока они не
преодолеют все обстоятельства. Но когда в сердце человека творческая нежность принцессы живет рядом с характером воина, обычные
ограничения теряют силу, и человек способен вести в танце жизни.
Союз между мужским и женским — это союз между силой и волей.
Принцесса — это вестник сердца. Ей не нужно увеличительное
стекло, чтобы увидеть разницу между реальной жизнью и пластиковой имитацией. Она напоминает, что мы отнюдь не часть телеаппаратуры или офисной мебели. Она заставляет нас мечтать и дрожать от
страсти, демонстрирует, что жить среди красоты — наше право и обязанность, и что соглашаться на что-то меньшее, чем счастье — калька для посредственности. Творческая сила принцессы контрабандой
поставляет нам образы, украденные из жизни, прожитой в лучшем
из миров. Направляя силу на служение своим мечтам, воин помогает
превратить эти видения в реальность. С громким ревом он избавляется от всех препятствий, чтобы открыть путь, на котором наши жизни
станут шедевром, созданным счастливым богом.
Некоторые из самых легендарных воинов, населяющих Олимп боевых искусств, прославились не только своими легендарными подвигами в сражениях, но также безмятежностью духа. Оставшиеся описания их похожи: спокойные, расслабленные, мирные люди с искренней любовью к жизни. Они шли по пути воина, потому что нужно
обладать непокорным духом, чтобы суметь жить за пределами конфликтов, но когда они достигали цели, интенсивность воина уступала
место мягкости. Как писал Ницше: «Я стал тем, кто благословляет и
говорит „Да“; и я долго сражался за это и был бойцом, чтобы однажды освободить свои руки для благословения».
Они держат силу воина наготове на случай необходимости, но свободны от жесткости, свойственной тем, кто никогда не снимает броню.
Наверное, идеальный пример — Морихэй Уэсиба, основатель айкидо.
Как заявляет он сам: «Путь воина — это создание гармонии». В нем
женское и мужское объединялись так, что гарантировали ему неограниченный доступ к царству счастья. Принцесса вызывала улыбку на
лице воина. Столетиями многие другие мастера боевых искусств так
же, как Уэсиба, были не просто воинами, но и поэтами, целителями,
художниками — индивидуальностями, полными радости и тепла, вдохновленными глубоким чувством любви к жизни. Нет противоречия в
том, чтобы обладать силой воина и нежностью чувств. Сердце воина
не предназначено для того, чтобы обносить его забором из колючей
проволоки. Оно мягко. Это главная причина становиться воинами:
для обладания достаточной силой для того, чтобы превратить чувствительность в источник радости, а не страдания.
Глава 5
Воинские ритуалы
В додзё
Существуют места, в которых линейное время не имеет никакой
власти. Места, в которых тревоги и проблемы можно оставить у двери,
и где голос глубочайшего осознания нашептывает на ухо душе. Священные пространства, в которые мы приходим, чтобы найти себя, и
из которых уходим измененными и восстановившимися.
Некоторые из народов американских индейцев говорят, что парная — это чрево Земли. Входящие в нее погружаются в очищающую
купель, которая смывает пыль повседневной жизни. Когда люди выходят из темноты и жара парной, то видят мир новыми глазами, с невинностью только что возродившихся существ.
Парная, собор, священная гора, храм, додзё боевых искусств... в
этих местах магическая сущность пронизывает воздух, как будто законы, которые обычно нами управляют, исчезают, и все становится
возможным. Именно здесь, вдалеке от социальных условностей, от
спешки ритма, который нам на самом деле не свойственен; вдалеке
от мнений других людей, от проблем, которые у нас, как мы считаем,
есть — именно в таких местах за пределами времени наша истинная
природа говорит с нами и учит нас жить.
В более-менее буквальном переводе с японского додзё — это «место, где находят путь», или, избавившись от поэтических украшений,
«место просветления». По этим словам нетрудно понять, что для занимающихся боевыми искусствами додзё представляет собой нечто
большее, чем физическое здание для занятий. Это церемониальный
центр, где человек сталкивается со своими слабостями и растит зерна
своей силы. Интенсивность тренировки не позволяет брать с собой
в додзё повседневные проблемы и требует такой сосредоточенности,
что в сознании не остается места для того, чтобы отвлекаться и преследовать разные цепочки мыслей. Входя в додзё, вы словно входите
в иное измерение, где ваша социальная идентичность не имеет значения и является лишь бесполезным препятствием.
Как человек, который участвует в ритуале парной, сначала останавливается перед входом, чтобы пройти очищение дымом горящего
Глава 5. Воинские ритуалы
53
шалфея, так мастер боевых искусств, прежде чем пересечь невидимую
линию, которая отделяет додзё от остального мира, останавливается у
дверей и выполняет традиционное приветствие (кланяется или прижимает правый кулак к левой ладони, в зависимости от традиции),
тем самым объявляя о переходе из нормального состояния сознания
в церемониальное пространство. После того, как граница пересечена, начинается обряд. Боец снимает одежду, которую носит в повседневной жизни, и надевает церемониальный костюм, соответствующий случаю: ги для дзюдо, доспех для кэндо или одну из шелковых
униформ северокитайских боевых искусств. Каким бы ни был выбор, психологический эффект один и тот же. Как футболисты перед
игрой или воины перед боем раскрашивают лицо боевыми цветами,
так боец в додзё подает своему сознанию сигнал, что наступает время настроиться на другую частоту. Для того чтобы подчеркнуть это
изменение сознания, в начале урока мастер додзё, в котором я тренировался некоторое время, закрывал вход, задернув большую завесу, и
велел ученикам оставить общество за порогом.
В течение пары часов занятия мы встречаемся с таким количеством
символов и ритуальных действий, что любому антропологу хватило
бы на целую жизнь. Додзё — это одно из немногих нерелигиозных
мест в нашем обществе, где взрослые дают себе разрешение достичь
прямого контакта с мифом. В додзё человек может ощутить принципы и идеи собственными мускулами и прийти в контакт с архетипом
воина социально приемлемым способом.
П р а к т и к а. Когда я помню, кто я,
проблем не возникает
Когда солнце обжигает землю, сияя во всю мощь, и засуха вытягивает энергию из всех водных потоков, полинезийские шаманы
отправляются в путь. Они проходят много миль вверх по течению,
вдоль сухого русла реки, пока не приходят к устью. Там они садятся,
наклоняются к пересохшему горлу родника и начинают рассказывать
реке историю ее рождения. Прислушиваясь к истории, река вспоминает свою природу. И делая первый шаг на обратном пути, шаман уже
слышит голос бегущей воды.
Вообще-то ни один полинезийский шаман такого не делал —
только в воображении моего отца. Он написал этот рассказ много лет
назад. Если я правильно помню, он был очень коротким, всего на
несколько строк длиннее моего пересказа, но глубоко меня поразил.
Не потому, что сильно отличался от всего остального, что писал отец,
54
Даниэль Болелли. На пути воина
но также потому, что, прочитав его, я почувствовал, что прикоснулся к вопросу огромной важности. Шаману нужно только напомнить
реке о ее природе, и тогда не остается засухи, которая смогла бы помешать ей течь. То же самое происходит и с людьми. Никакой мастер
и никакой метод не могут дать нам то, чем мы уже не обладаем. Единственное, что нам может помочь — это стимул, который напоминает
о том, кто мы есть на самом деле.
Западная философия могла бы сказать, что это старая сократовская идея знания как памяти, но в данном случае Сократ не изобрел
ничего, что уже не было бы известно шаманским культурам. На протяжении тысяч лет наши предки порождали ритуалы, главной целью
которых было вернуть нас в контакт с духом и «вспомнить» себя. Ни
одна река не течет все время без остановки, и ни один человек не присутствует в своей жизни полностью сто процентов времени. Взлеты и
падения — естественные части опыта, которых нельзя избежать. Но
главное — это знание о том, как быстро найти стимул, который поможет заново настроиться на жизненный потенциал. Как сказал основатель айкидо Морихэй Уэсиба: «Я все время теряю равновесие, но
восстанавливаю его так быстро, что вы не видите, как я его теряю».
Занятия боевыми искусствами — это ритуал, который помогает
мне вспомнить, кто я. Воспоминание о том, кто я — единственное, что
мне по-настоящему нужно, но это бесконечное занятие, потому что забыть очень легко, и не менее легко не осознать, что я забыл. Возможно,
наши идеи, слова и мнения остаются прежними, но внутренний свет
гаснет. Мы остаемся теми, кем были, всего лишь не такими яркими,
страстными, живыми — меньше той личности, которой были раньше. Когда такое происходит, нам нужно пережить ощущения, которые
снова повернут выключатель. Посещение занятий в додзё три-четыре
раза в неделю может быть вариантом таких ощущений.
Я уверен, что стимулом может быть практически все, но мне не
нравится покоиться в руках судьбы. Вот почему меня естественным
образом привлекает постоянство и дисциплина боевых искусств. Ах!
Я написал в одном предложении два слова, за которые отец бы от
меня отрекся, особенно учитывая, что я пришел к ним, начиная с написанного им рассказа. «Постоянство» и «дисциплина» — ужасные
слова. Они звучат как боевой клич бригады стахановцев. Язык действительно иногда забывает ухаживать за музой поэзии, но в данном
случае лучше избегать привередливости. Я обращаюсь за помощью к
Чогьяму Трунгпе: «Под дисциплиной мы подразумеваем не нечто неприятное или искусственное, навязанное извне. Скорее наша дисциплина — это органический процесс, который естественным образом
развивается из нашего собственного опыта... Для него [воина] дисци-
Глава 5. Воинские ритуалы
55
плина — это не требование, а удовольствие». А Дэн Миндао добавляет: «Дисциплина — это свобода и спутник воображения. Дисциплина
дает возможность стать тем, чем вы хотите быть».
Регулярную практику такой дисциплины, как боевые искусства,
можно сравнить с подметанием полов. Это не то, что можно сделать
один раз, достичь результата и забыть. Каждый день пыль накапливается снова и скоро опять покроет пол. Только регулярная практика позволяет избежать этого. В отличие от тех переживаний, которые ярко
горят, но случаются только время от времени, сила боевых искусств —
в повторении. Когда мы начинаем наслаждаться тренировками, постоянство перестает быть скучной обязанностью, которая выполняется для
того, чтобы достичь отдаленной цели. Тренировка — это удовольствие
само по себе. Мы предвкушаем, как проведем два часа в церемониальном пространстве додзё. Даже физическая эффективность боевых искусств зависит от постоянства. Некоторые движения, повторяющиеся
сотни раз, становятся частью естественных рефлексов настолько, что
выполняются совершенно инстинктивно, без вмешательства всякой
рациональной мысли. Тело помнит даже тогда, когда разум затуманен.
Учитель
Чтобы авторитет уважали, он должен быть уважаемым.
ТОМ РОББИНС
В додзё учитель — это глава дома, дирижер симфонии, неопровержимый лидер. За ним остается последнее слово по поводу всего, что
происходит в додзё, но также на нем лежит огромная ответственность:
он — тот канал, через который проходят красота и эффективность
вековой традиции. Если он плохо учит, ученики освоят плохую технику и мировоззрение, и в свою очередь передадут эти ошибки следующим поколениям. На его характер и способности опирается судьба искусства, которое он представляет. Если учитель делает слишком
много ошибок, искусство растворяется и вскоре теряется: огромная
ноша на плечах всего одного человека.
Много лет огромная важность, которая присваивалась фигуре учителя, держала меня на расстоянии от боевых искусств. Я уже бросил
баскетбол, потому что у меня была аллергия на отношение тренеров.
Каждый раз, когда один из них повышал голос, орал на меня или пытался давать приказы, которые я не одобрял, я прикладывал все усилия, чтобы продемонстрировать им, куда они могут засунуть свои
приказы, а потом продолжал играть по-своему. (Удачи Дэннису Род-
56
Даниэль Болелли. На пути воина
ману!) Насколько я помню, мне всегда было свойственно сопротивление перед лицом любой формы власти. Я никогда не мог с уважением
смотреть в глаза тем, кто подчинял свою индивидуальность послушанию учителю и затем вслепую следовал его методам. Большую часть
времени у тех, кто с обожанием смотрит на «учителя» и превозносит
его благодетели, очень низкая самооценка. Когда я встречаюсь с теми,
кого почитают как таких учителей, первое желание у меня обычно —
бросить им вызов и свергнуть с пьедестала.
Я любил боевые искусства еще до того, как начал ими заниматься,
но слишком часто слышал о том, как учителя обращаются с учениками
с максимальной строгостью, но безо всякого уважения. Годами я продолжал искать учителя, который был бы совместим с моим характером.
Вскоре после начала поисков мне стало очевидно одно: намного проще быть хорошим мастером боевых искусств, чем хорошим учителем.
Я встречал людей с поразительными физическими способностями,
людей, которые называли себя самыми разными почетными званиями
(сэнсэй, сифу, учитель, гранд-мастер и даже великий гранд-мастер), но
среди толпы с громкими именами очень немногие были теми учителями, которые заслуживали так называться. Даже если они не были авторитарными нео-наци, которых я ненавидел, у одних имелись лишь поверхностные познания об искусстве, другие оказывались настоящими
экспертами, но не имели представления, как учить тому, что они сами
знали, а третьим недоставало терпения, мягкости и харизмы истинного
лидера. Мне все время вспоминались слова Уильяма Блейка: «Орел никогда не терял столько времени, как когда решил поучиться у вороны».
Наконец, однажды я переступил порог додзё и понял, что нашел то,
что искал. За четыре года я посетил сотни школ и встречался со многими знаменитыми мастерами, но никогда не испытывал настолько ясного чувства. Всего десять учеников тренировались под наблюдением
улыбающегося гиганта. Я никогда не видел, чтобы настолько большой
человек двигался с такой гибкостью. Грация и сила были ясно видны в
каждом его движении. Присмотревшись, я понял, что он не такой уж
большой, всего около ста восьмидесяти восьми сантиметров и девяноста пяти килограммов, но благодаря своей интенсивности казался
намного больше. Он был здесь на все сто процентов. Его присутствие
наполняло всю комнату. Ему не нужно было, чтобы ученики ему кланялись или называли учителем. Вместо этого все называли его по имени, и он обращался с учениками как с друзьями: именно тот учитель,
которого я искал, которого я мог бы по-настоящему уважать. Это не
то уважение, которое порождается искусственной дисциплиной, принуждающей властью или великой славой. Самое глубокое уважение
вызывает человек, его личность, его пример.
Глава 5. Воинские ритуалы
57
Меньше чем через год после того, как я начал у него заниматься,
учитель женился и решил отойти от дел. И мне опять пришлось искать наставника. Но к этому моменту я попался. Искусство завораживало меня настолько, что я не мог перестать заниматься, несмотря
ни на что. Кроме того, мои поиски не потребовали много времени,
потому что за тот год я узнал вот что: преследовать романтическую
иллюзию о том, каким должен быть учитель — нездоровая практика.
Никакой учитель не сможет сравниться с идеализированным всезнающим и всемогущим, сочувственным, но требовательным архетипом.
Учитель — не более чем проводник, который передает ученикам дар
физической техники, и при отсутствии идеального учителя ученики
могут стать учителями для самих себя.
Оружие
В мгновение, когда выпускается стрела,
открывается истинная природа человека.
ДЗЕНСКАЯ
ПОСЛОВИЦА
Физические предметы — это неорганическая материя, лишенная
личности или жизненной энергии. Они не дышат. Они не говорят. Они
не обладают бьющимся сердцем. У них нет характера или эмоций. В
западной культуре принято рассматривать физические предметы как
нечто инертное и неодушевленное.
Но что знает западная народная мудрость о предметах? Слышали
ли они звук шаманского барабана? Видели ли, как индийские знахари
молятся с трубкой на все четыре стороны света? Проводили ли ночь в
кузнице японского кузнеца, наблюдая, как среди огненных искр рождается традиционный меч? Есть предметы, которые являются не просто инструментами, и более чем произведениями искусства — предметы, созданные из того же материала, из которого появляются легенды.
Держа их в руках, вы чувствуете, как их сила течет по вашим пальцам.
«Инертный» — последнее слово, которым их можно описать. Я видел предметы, в которых жизни было больше, чем во многих людях.
Особенная энергия, которая вибрирует в некоторых предметах, не
ускользнула от внимания воинов прошлого. Как для некоторых индейских племен трубка — это традиционный алтарь, посредством которого они общаются со вселенной, так оружие воина — это его самые
доверенные спутники, физическое продолжение его характера. Меч,
копье, жезл, пара ножей-бабочек, дубинки кали, лук и стрелы: каждый
из этих видов оружия изготавливается из разных материалов и обла-
58
Даниэль Болелли. На пути воина
дает собственной формой, использованием и историей. Но самое большое значение имеют разные духовные качества каждого вида оружия.
У каждого своя энергия, отличающая его от других. В зависимости от
того, какое оружие выбирает воин, он вступает в контакт с разными
силами. Это можно ощутить, едва взяв оружие в руки. Стрельба из лука
требует сочетания внутреннего покоя и полной сосредоточенности.
Жезл — это оружие тех, кто не хочет проливать крови, оружие странствующих монахов: сильное, но не откровенно жестокое. Тренировка с
дубинками кали, напротив, погружает меня в состояние откровенной
резкости, в котором не предлагают, не просят милости и не достигают удовлетворения, пока не увидят осязаемых признаков разрушения.
Не только разные типы оружия пробуждают разные типы энергии, но каждое отдельное оружие заряжено собственной силой: во
всем мире нет пары совершенно одинаковых мечей. Именно поэтому
воина и его любимое оружие соединяет очень сильная связь. Они становятся неразделимыми, как будто обладают одной и той же жизненной силой. Меч, например — это душа самурая. Он представляет его
путь жизни и его кодекс чести. Это воплощение бусидо. То же относится и к королю Артуру и его мечу. Вынув меч из камня, Артур стал
королем: Эскалибур в то же время являлся живым символом идеалов
благородства и сердца Камелота.
Поскольку изготовление такого оружия требует не только материала, рождение оружия — это не просто искусство и технология, но также религиозный ритуал. Прежде чем выковать меч, японские кузнецы
очищают себя, кузницу и все рабочие инструменты. В некоторых индейских племенах для того, чтобы сделать меч, воин временами зовет на
помощь друзей, и они вместе молятся, чтобы наделить предмет силой.
Затем меч украшают в соответствии с видением своего будущего носителя. Когда работа закончена, приходит знахарь и благословляет его.
Человек, который изготавливает оружие своими руками, может
зарядить его собственной энергией. Все часы, в которые создатель с
религиозным рвением предается работе, наполняют предмет энергией, неведомой продуктам массового производства. Поэтому в лучшем
из миров мастер боевых искусств должен сделать своими руками по
крайней мере одно из используемых оружий. Это глубокий опыт, который радикально преображает точку зрения на материальный мир.
Невозможно сравнить ощущение, которое я испытываю, когда держу
свой жезл, и то, что я чувствую, держа любое другое оружие, которое
может быть технически лучше, но при этом безлико.
Использование традиционного оружия — необходимая часть
практики боевых искусств. Почти любой стиль боевых искусств включает изучение некоторых видов оружия, а есть такие искусства, как
Глава 5. Воинские ритуалы
59
кюдо, путь лучника, и кэндо, путь меча, полностью посвященные изучению единственного вида оружия. В древние времена практика с
оружием была направлена на максимальную эффективность, потому
что от этого зависело выживание воина. Но в наши дни, когда никто,
очевидно, не будет ходить с самурайским мечом на поясе или защищаться от нападения копьем, изучение оружия имеет ценность, выходящую за пределы самозащиты. Изучая то, как использовать одно
из традиционных оружий так, словно это естественное продолжение
рук, мастера осваивают глубокое восприятие пространства и расстояния. Или же работа с оружием может стать медитацией в движении,
пронизанной невероятной красотой: подобно дзенскому коану, в котором если вы не обращаете достаточного внимания на оружие, то
ударитесь, но если слишком сильно об этом волнуетесь, то лишитесь
силы, грации и гибкости. Практика с настоящим клинком, даже в стенах контролируемой среды, такой как додзё, и с использованием всех
мер предосторожности, даже у самых рассеянных мастеров приводит
к монашеской концентрации.
Но сегодня главная функция традиционного оружия, пожалуй,
мифологическая. Учась его использовать, мы приходим в контакт с
историческим прошлым и с силой мифов. Как учит Дамбо, сила, позволяющая летать, заключена действительно не в волшебном пере.
Она внутри нас. Верно также, что почитание объекта больше, чем человека, который его держит — это начало фетишизма, но оружие —
это символическое напоминание о духе пути воина.
Ката и форма
Для драки нужно двое, но что происходит, когда один боец хочет
сразиться сам с собой? При отсутствии противника из плоти и крови
можно пригласить поиграть воображаемых бойцов. Формы (в японских боевых искусствах ката) — это условная последовательность
движений и техник боя, которые мастер отрабатывает в одиночку, рассекая воздух ударами, адресованными невидимым врагам. В английском языке есть выразительное название, подходящее формам: «бой с
тенью». Практика форм распространена среди практически всех стилей боевых искусств. В каждом искусстве есть свои. Будь то чудеса
акробатики в формах вушу, чистая сила ката в карате или медленная
гладкость форм тайцзицюань, сущность не изменится. Любая форма
представляет собой фундаментальные принципы и основы искусства.
Наблюдая за тем, как мастер выполняет формы, становится легко
понять, почему боевые искусства называются «искусствами». Даже
60
Даниэль Болелли. На пути воина
нетренированный взгляд видит гибкую красоту формы. Она выглядит как боевой танец. Для того чтобы заворожиться этим зрелищем,
наблюдателю не нужно быть мастером или понимать предназначение
каждого движения. Но кажущееся безусильной выполнение формы —
это результат многих часов практики. Запоминание всех движений —
только первый этап тренировки форм. После этого начинается настоящая работа. Необходимо обращать внимание на каждую деталь.
Как в притчах дзена, вначале боец действует инстинктивно, не
осознавая в полной мере, что он делает, и результатом становится поверхностная форма без вкуса, ритма и интенсивности. По словам китайских мастеров, «у нее нет кун-фу». Затем, долго тренируясь и оттачивая каждую технику, боец осознает каждое движение и узнает все
мельчайшие секреты, которые делают форму приятной глазу. Теперь
его форма быстрая, сильная, зрелищная. Ритм завораживает, движения совершенны, и наблюдатели с энтузиазмом хлопают, видя, как
много боец работал, чтобы достичь этой цели. Но чего-то все равно
не хватает. По-прежнему нет настоящего кун-фу. По-прежнему слишком много мыслей и тревоги о том, чтобы все сделать правильно. Боец
прогибается под весом этого знания. В форме слишком явно присутствует память о трудностях тренировки. Слишком много пота, слишком много усилий. На этом этапе он эксперт, изучил все необходимое;
теперь настало время забывать, а вернее, вспоминать, не вспоминая.
Как пишет Лао-цзы: «Понимая все знание, можешь ли ты отринуть
разум?» Как в те времена, когда он ничего не знал о форме, боец возвращается к инстинктивным действиям. Не грубому инстинкту того,
кто ничему не учился, но инстинкту того, кто, научившись, превзошел
выученное. Естественные легкие движения, с точностью до миллиметра, не выдающие ни тени усилия: концентрат силы и грации. Наконец у него «есть кун-фу». Теперь у формы есть дух.
Для того чтобы выполнить идеальную форму, мастер забывает
обо всем остальном и настраивается на энергию формы. Он как будто
опустошает свой разум, чтобы интерпретировать роль. В некоторых
китайских боевых искусствах названия движений не просто их описывают. Они — пророческие послания, которые подсказывают мастеру, какой тип энергии ему нужно призвать, поэтические прозрения, о
которых нужно медитировать перед занятием. Они носят такие названия, как «черный дракон поворачивает хвост», «герой срубает гору»,
«белки выходят из гнезд», «прости, если я не пойду за тобой», «поднимание иголки со дна моря», «дитя поклоняется Будде», «яростный
тигр спускается с горы», «герой устраивает вечеринку».
Мало что учит сосредотачиваться на здесь и сейчас так, как формы. Формы — это одинокие ритуалы, посвященные достижению фи-
Глава 5. Воинские ритуалы
61
зического и духовного совершенства. Когда форма жива, осознание,
тело и разум объединяются. Глаза горят огнем. Если вы испытываете
это ощущение, то знаете, что форма будет совершенной еще до того,
как пошевелили хоть одним пальцем.
Стили (часть первая)
Может быть, я слишком много читаю сказки. Меня учили, что боевые искусства — это физическая и философская практика, направленная на то, чтобы сделать людей лучше. Но прочитав много книг и
журналов, складывается впечатление, что многие мастера проводят
куда больше времени в ссорах между собой, чем за улучшением своего характера. Повсюду царит раскол, и смысл будо потерян в личной
конкуренции, борьбе за власть, сражениях ассоциаций за право носить
титул единственного истинного представителя того или другого вида
искусства. Обвинения друг друга в некомпетентности, попытки испортить чужую репутацию, заявление, что любой стиль, кроме их собственного, неэффективен и бесполезен — практики, весьма распространенные среди мастеров боевых искусств. Эта привычка настолько
широко привилась, что избежать подобных противоречий очень нелегко. Даже мастера первого класса, даже люди в остальном чувствительные и умные позволяют себе увлечься этими словесными сражениями.
Однако, к сожалению, эта болезнь не ограничивается боевыми
искусствами. Она была распространена в разные времена в разных
местах и глубоко укоренилась в любых видах переживаний и опыта. Кажется даже, что чем больше в том или ином опыте жизни и
красоты, тем больше он будет притягивать догмы, противоречия и
конфликты, всегда находясь под угрозой того, что вызовет эффекты,
противоположные духу, в котором он рожден. Среди американских
индейцев я видел исключительных людей, которые тратят время на
разжигание мелкой зависти и на резкую критику друг друга; знахарей, захваченных местными вендеттами; солнечных танцоров, которые днем молятся телом и душой, а вечером ввязываются в склоки,
сплетни и оскорбления. Люди, у которых хватило бы энергии изменить мир, теряются в расколах и сектантстве. Грустно и жалко видеть, как тратится впустую такой потенциал.
То же самое происходит в боевых искусствах и в любой другой сфере деятельности: мы больше времени тратим на отравление собственного характера в спорах, чем на созидание. Разные стили боевых искусств следуют примеру, который сотни лет подавали разные религии.
Представители почти всех религий (как и практикующие почти каж-
62
Даниэль Болелли. На пути воина
дого стиля боевых искусств) утверждают, что только они знают Путь,
владеют Методом, имеют эксклюзивную телефонную линию в офис
Бога. Последователи разных религий, как последователи разных боевых
искусств, считают тех, кто выбрал другой путь, «неверными». Во имя
идеологии появляются враждебные фронты и фракции. Это результат
смеси догмы и эгоцентризма: агрессивный фанатизм, который не переносит выбор, не укладывающийся в его систему мышления. Часто
взгляды бойцов пронизаны аналогичной ханжеской нетерпимостью.
Но к счастью, есть не меньше мастеров боевых искусств, которые
не испытывают никакой склонности к такого рода мышлению «священной войны»; люди, которые не собираются сужать свой кругозор до
стычек между конкурирующими бандами и которые не хотят превращать боевые искусства в поле сражения между «нами» и «ими». Любовь
к искусству, которым они занимаются, не затмевает в их глазах красоту
других стилей. Любое искусство обладает особенной энергией, которой
нет ни у какого другого стиля. Разные виды боевых искусств — не более чем пути на вершину горы. Останавливаться по дороге и рассуждать, какой путь лучше — отличный способ вообще свернуть с пути.
Буддистский монах однажды сказал: «Если встретишь Будду, убей
его». Вдохновленный той же богоборческой страстью, Брюс Ли отринул догматизм, который часто царствует в некоторых традиционных
школах, и создал собственный стиль боевых искусств. Как дзенский
монах, Ли понимал, что слепое следование устоявшемуся методу —
не лучший способ развивать собственный потенциал. После того, как
метод даст тебе все, что может предложить, бесполезно сохранять к
нему привязанность. Следуя Будде, не станешь Буддой. Однако визионерство и анархический синкретизм Брюса Ли не противоречат
традиционным стилям — не более, чем дзен противоречит буддизму.
Философия дзена и Брюса Ли просто стряхивает традицию, когда она
теряет дух и становится догматической. Синкретизм и традиция —
противоположные лица Дао, которые уравновешивают друг друга.
Стили (часть вторая)
Тема сегодняшнего урока — «Синкретизм и обмен информацией
как парадигмы знания в эпоху глобализации». Его проведут профессора Фрэнк Шемрок, Морис Смит и Цуёши Косака. Вопреки тому, что
вы могли представить, я не приглашаю вас войти в пыльный университетский зал и послушать лекцию, которую читают такие же пыльные
ученые, у которых мозги стали слишком тяжелыми из-за накопления
бесполезной информации и нехватки солнечного света. Нет, сегодняш-
Глава 5. Воинские ритуалы
63
ний урок пройдет в восьмиугольнике, окруженном железной клеткой,
где лучшие мастера боевых искусств на планете бросают другу другу
вызов в соревновании, в котором мало правил и много адреналина.
Добро пожаловать в мир мультикультурных сражений, где знание —
это не теория и не повод для дебатов, а пот, техника, мышцы и сердце.
Когда в начале девяностых две главные североамериканские организации смешанных боевых искусств — такие как Ultimate Fighting
Championship (UFC) и Extreme Fighting (EF) — предложили мастерам
перестать хвастаться умениями и доказать свои идеи в открытом всем
соревновании, эксперты практически каждого стиля боевых искусств
прыгнули в круг, чтобы защитить честь своего стиля. «Какой стиль
окажется лучшим?» — вопрос, который занимал всех.
Спустя годы соревнований ответ ясен и сопровождается шоком и
неверием. Никакой стиль не оказывается лучшим. Напротив, эксперты в одном конкретном стиле часто находят печальный конец на алтаре мирового знания. Специалистов, которые посвящают всю жизнь
изучению единственного вида искусства, регулярно повергают воины
синтетического стиля, мастера, которые берут лучшее из нескольких
стилей и сочетают все по-своему. Брюс Ли, который тридцать лет проповедовал, что преданность одному стилю — это болезнь, наверное,
улыбается во весь рот.
Среди всех бойцов UFC и EF никто не может рассказать об этом
лучше, чем Шемрок, Смит и Косака. Трудно найти лучший пример
преобладания синкретизма в эпоху глобализации, чем их союз. До
своего знакомства все трое уже славились исключительными боевыми талантами. Афроамериканец Морис Смит уже был чемпионом по
тайскому боксу и экстремальному бою. Японец Косака носил черный
пояс четвертой степени в дзюдо, и у него за плечами было несколько
лет побед. И всего через шесть месяцев занятий борьбой-греплингом
Фрэнк Хуарес Шемрок, молодой человек, происходящий от коренных
американцев и мексиканцев и усыновленный ирландской семьей, начал завоевывать мир боевых искусств, побеждая любого противника,
который вставал у него на пути. Неудовлетворенные своими успехами, эти трое решили объединить свои таланты и учиться друг у друга. Результат превзошел все ожидания. Смит стал чемпионом UFC в
тяжелом весе благодаря техникам партерного боя, которые перенял у
Косаки и Шемрока. В свою очередь, благодаря урокам Смита, Косака
оказался всего на шаг дальше от этого титула, а Шемрок ушел на покой непобежденным чемпионом в среднем весе. Тем, кто все еще верит, что у специалистов есть будущее, стоит проверить свои теории
на союзе профессоров боевого синкретизма.
Глава 6
Боевые искусства,
кино и мифы
П
ять минут мучительно плохой актерской игры, а потом начинается
то, чего мы ждали: варварские крики, удары с прыжка и раскидываемые по залу тела. Поскольку рано или поздно все хорошее заканчивается, за этой сценой следует еще одна жалкая попытка следовать давно
потерянному дальнему родственнику приличного сценария. Однако не
стоит волноваться. Хромающий диалог скоро закончится, и нас снова
порадуют сценой, в которой раненый, но торжествующий герой избавляется от дюжины уродливых злодеев благодаря своим боевым талантам. Следуя неуверенными шагами за плохо слепленным сюжетом про
месть и бои насмерть, фильм так и будет чередовать несколько минут
игры с несколькими минутами эффектных боев, пока не пойдут титры.
Добро пожаловать в прекрасный мир фильмов о боевых искусствах.
Давайте перейдем к видеоиграм. В качестве аперитива можно начать с «Шак-фу», игры о чемпионе-баскетболисте Шакиле О’Ниле,
который попадает на межпланетные соревнования по боевым искусствам и вынужден полагаться на свое искусство шак-ки-до, чтобы
победить пеструю толпу ведьм-вудуисток и инопланетных монстров.
А главным блюдом будет «Мортал комбат», где параллельные вселенные сходятся для соревнования, в котором участвуют ниндзя, амазонки, чародеи и мутанты, и в котором лучшее зрелище — это слетающая
с плеч голова побежденного противника.
Если отрубание голов вам не по вкусу, давайте обратимся к старому доброму печатному слову — к журналистике. Мачистские позы
и угрожающие выражения лиц, которые, вероятно, должны продемонстрировать мужественность и крутость бойцов, преобладают на
обложках большей части журналов о боевых искусствах. Содержание
этих журналов часто немногим лучше. Кое-где можно найти полезную информацию. Однако для того, чтобы до нее добраться, приходится перерывать статьи о конкурирующих федерациях, которые
соревнуются за статус единственной организации, легитимно представляющей тот или иной стиль, или о «мастерах», которые большую
часть своей энергии тратят на то, чтобы подпортить друг другу ре-
Глава 6. Боевые искусства, кино и мифы
65
путацию, или о самозваных «машинах смерти», которые хвастаются
своим умением ломать кости.
Мне кажется, или не помешало бы улучшить образ боевых искусств в общественном мнении? Такое впечатление, что внимание
прессы привлекают только самые показушные и жестокие аспекты
боевых искусств. Практически невозможно найти даже след от повседневной реальности практики боевых искусств. Более глубокие
грани искусства потеряны. Вспомните, например, фильмы. Хотя не
все картины о боевых искусствах так плохи, как те, что я описывал
выше, но невозможно отрицать, что философия и тонкая красота искусства плохо демонстрируются на экране.
Очевидно, часть проблемы — в зрелищной природе индустрии развлечений. Не только создатели фильмов и видеоигр, но и новостная пресса
знают, что для того, чтобы захватить переменчивое внимание аудитории,
ей нужно дать что-нибудь громкое, взрывающееся и зрелищное. К сожалению, так получается, что прекрасный философский подход к жизни не
особенно зрелищен. Покой не зрелищен. И реальность боевых искусств в
повседневной жизни тысяч практиков тоже не особенно зрелищна. Они
могут быть глубокими, сильными и неописуемо прекрасными, но плохо передаются на экране. Насилие, действие и яростные бои, напротив,
полностью соответствуют требованиям. Они выразительны, шокирующи и идеально подходят для того, чтобы удовлетворить вуайеристским
потребностям пассивной аудитории. Они притягивают внимание зрителя так, как философия никогда не сумеет. Поэтому боевые искусства
хорошо выглядят на экране только тогда, когда готовы казаться цирком
с кричащими акробатами или вариацией на тему вестерна без оружия.
Печальной стороной публичного имиджа боевых искусств является
то, что пресса и телевидение — это главный источник информации о
боевых искусствах для преобладающего большинства людей. Вероятно,
именно поэтому время от времени порог школ боевых искусств переступают странные люди. В их набитых стереотипами головах есть четкие ожидания о том, какими должны быть боевые искусства, и они собираются брать уроки, чтобы воспроизвести то, что видели на экранах.
Среди желающих записаться и заплатить деньги есть два очень разных типа людей. С одной стороны, есть кандидаты в машины смерти,
которые хотят добавить боевое мастерство к своему и без того раздутому эго. С другой стороны, присутствуют и те, кого соблазняет одна
из второстепенных тем в жанре фильмов о боевых искусствах, которую я до сих пор не упомянул: ореол духовности, окружающий азиатские боевые искусства. Состоящий преимущественно из диалогов,
повторяющих фразы из дешевых предсказаний, этот поджанр захватывает тех, кто испытывает стремление к какому-нибудь духовному
66
Даниэль Болелли. На пути воина
опыту, каким бы поверхностным он ни был. Слишком много раз посмотрев телесериал Дэвида Каррадайна «Кун-фу», кандидаты в мирные воины вступают в школы боевых искусств, надеясь научиться у
мудрого азиатского учителя, как развивать мистические силы ци, и в
то же время противостоять нападающим. Хотя со второй категорией
романтичных безумцев иметь дело куда приятнее, чем с первой, они
одинаково плохо понимают и представляют природу боевых искусств.
Помимо того, что они не понимают цели практики боевых искусств,
представители обеих категорий ничего не знают и о физических техниках, использующихся в боевых искусствах. Они посмотрели достаточно
гонконгских боевиков, чтобы верить, что знают, как выглядит хороший
бой. К сожалению, они забывают о том, что боевые техники, которые
показывают в кино, часто имеют мало отношения к настоящим боевым искусствам. В кино техники выбираются ради зрелищности, а не
эффективности. Я желаю удачи тем, кто пытается победить в уличном
бою с помощью ударов с ноги и акробатических движений в воздухе. Привычные к показушным техникам, которые используют бойцы
в фильмах, они недоумевают, когда увиденное в школе оказывается
не похоже на движения, которые выполняет Киану Ривз в «Матрице».
Но хватит жаловаться, Болелли. Оставь нас в покое и дай наслаждаться шоу. Фильмы есть фильмы. Если хочешь реализма, смотри на
реальность и сэкономь на билете.
И правда. Я признаю свою неправоту и перестану жаловаться на
стереотипные образы боевых искусств, создающиеся в масс-медиа.
В конце концов, жалобы и критика, даже самые заслуженные, ничего
не исправляют и быстро всем надоедают. Хотя некоторые изображения
боевых искусств действительно могут вызывать бесконечное непонимание, но проблема эта касается только тех, кто ожидает реализма от
развлекательной продукции. Фильмы для этого не предназначены. Однако фильмы могут вдохновлять и заинтересовывать. Фильмы служат
мощным инструментом, захватывающим аудиторию, стимулирующим
ее сердце и помещающим ростки желания в ее разум.
Давайте еще раз рассмотрим пример фильмов о боевых искусствах. Если они сделаны из такого бесполезного и нереалистичного
мусора, то почему завораживают так много людей? Потому ли, что
они полны действия и зрелищности? Конечно, это одна из причин,
но далеко не все. Хотя я не верю, что популярность — это хороший
показатель глубины, но подозреваю, что даже в случае самых плохих
и убогих фильмов категории Б роль играет нечто более глубокое. Фигурное катание и прыжки с трамплина — тоже зрелищные и полные
действия виды спорта, но они не пользуются такой популярностью,
и никто не собирается создавать целый посвященный им жанр кино.
Глава 6. Боевые искусства, кино и мифы
67
Фильмы о боевых искусствах говорят на языке не просто зрелищном, но сильном. Архетипичный герой таких фильмов — это воин,
чье мастерство в физических боях позволяет ему подняться с нижних
уровней пищевой цепочки. Бой — это его форма искусства. Это важная
деталь. Как знает любой успешный продюсер, режиссер или писатель
(включая таких мэтров, как Шекспир и авторы Ветхого Завета), насилие — как и секс — это самый древний и универсальный язык. Оно
распространено во всех обществах. Оно присуще самой ткани жизни.
В зависимости от своих боевых способностей (и кулинарных предпочтений), любое животное на Земле выполняет роль либо хищника, либо
жертвы. Практически все животные дерутся, и более того — даже клетки в их телах сражаются с вирусами и бактериями. Ни один обладатель
физического тела не может полностью игнорировать язык насилия.
По собственному выбору или нет, всем приходится иметь с ним дело.
Помимо физических столкновений, символические формы сражения между реальностью и желаниями человека — это всеобщий
хлеб насущный. Физическое насилие, с которым имеет дело герой
боевиков — это самый драматический пример того, что все испытывают в повседневной жизни: конфликта. Конфликты с друзьями, возлюбленными, людьми, которые подрезают вас на дороге. Внутренние
конфликты со своей ленью, слабостью и нехваткой дисциплины. Конфликт между желаниями и возможностями. Конфликт между мечтами и закрытыми дверями. Конфликт между идеалами и поведением.
Гераклит был прав, когда сказал, что конфликт — это корень всего.
Помимо предоставления дешевого развлечения, героические сражения в боевиках привлекательны, потому что напоминают о наших
собственных сражениях и приносят драгоценное вдохновение. Игра
обычно начинается с торжества зла без всякой надежды на горизонте.
Но когда кажется, что все потеряно, сильные моральные принципы в
сочетании со смелостью и готовностью действовать заставляют его
вставать на защиту тех, кто не может постоять за себя. Те же качества,
без которых герой не добьется успеха на экране — те же добродетели
сильной воли, упорства и нежелания сдаваться ни при каких обстоятельствах — нужны нам в собственной борьбе. Герои кинобоевиков
сильны и уверены, когда вокруг них все напуганы. Они умеют сохранять надежду посреди отчаяния, бросают вызов перед лицом превосходящих сил. Там, где слабый человек сдался бы после первых же
неудач, которые практически всегда ожидают героев боевиков, они
сохраняют сосредоточенность и упорствуют. Неважно, с какими препятствиями они сталкиваются — они не умирают. Их можно сбить с
ног, и часто так и бывает, но с пути их не собьешь. Каждый раз они
падают на землю, пораженные, залитые кровью, и каждый раз нахо-
68
Даниэль Болелли. На пути воина
дят в себе силы встать. Без этих качеств героя постигла бы преждевременная кончина, и счастье оказалось бы недостижимым.
Вероятно, именно поэтому герои боевиков нравятся стольким людям. Привлекательный антураж, нереалистичные истории и быстрое
действие — это красочные элементы, которые нужны, чтобы зрители не заснули. Но в сердце фильма о боевых искусствах — каким бы
плохим он ни был — лежит этот путь за силой, путешествие героя
ради развития качеств, которые позволят избавиться от всех препятствий на дороге к счастью. Вот почему даже если фильм неприлично плох, его просмотр все равно приносит пользу — он напоминает
о качествах, которые мы хотим воплотить. В этом смысле герой боевика выступает как модель и вдохновение для повседневной жизни.
Осознают они это или нет, но это одна из тех сил, что притягивают
зрителей и усаживают их перед экраном. К сожалению, многие зрители
испытывают восторг, пока фильм идет, но как только два часа развлечения заканчиваются, они забывают о героических добродетелях и возвращаются к своему жалкому «Я». И поэтому я все недоумеваю: какой смысл
вдохновляться чем-то, если ничего не собираешься с этим делать? Разница между пассивным развлечением и реальной жизнью не могла бы быть
больше. Однако она не обязательно должна быть такой. Фильмы, как и
практику боевых искусств, можно рассматривать как ритуалы для того,
чтобы вступить в контакт с уважаемыми нами героическими качествами и помочь вспомнить о священном огне, который дремлет внутри нас.
Конечно, умение рассматривать фильмы о боевых искусствах как
священные ритуалы не дается легко. Уровень качества многих из них
настолько низок, что их трудно смотреть без смеха. Однако не все так
плохи. Вопреки тому, на что я намекал в начале главы, среди них есть
действительно хорошие фильмы. Например, «Кулак легенды» с китайским чемпионом по ушу, ставшим актером, Джетом Ли — прекрасный
ремейк одного из фильмов, сыгравших самую большую роль в популяризации жанра фильмов о боевых искусствах («Китайского связного»
Брюса Ли). Фильм основан на исторических событиях, и его действие
происходит во время японской оккупации Китая в первой половине
двадцатого века. Описывается история легендарной школы кун-фу, на
которую напали японские захватчики. Помимо прекрасных съемок и
того, что фильм добавляет остроты оригинальному сюжету, привлекательности «Кулаку легенды» добавляет превосходная игра Джета Ли в
роли спокойного, но исключительно уверенного героя. Некоторые сцены выделяются как примеры боевой поэзии. В одной из сцен фильма
сюжет замедляется достаточно, чтобы показать прекрасные образы
боевого братства — Джет Ли и его любимый партнер по тренировкам
после кровавой ссоры снова встречаются, чтобы поговорить вечером
Глава 6. Боевые искусства, кино и мифы
69
у огня. Их разум занимают трудные решения, которые им скоро придется принять, но они начинают показывать друг другу техники, над
которыми работали, и скоро забывают обо всем, поглощенные чистой
радостью тренировки. Несмотря на то, что сцена эта коротка, она становится прекрасным окном в мир боевых искусств и лучше отражает
его дух, чем любая зрелищная сцена боя.
Хотя фильмы Брюса Ли теперь уже сильно устарели, они ответственны за многие стереотипы, которые потом использовались жанром фильмов о боевых искусствах, и не демонстрируют в полной
мере философскую глубину, на которую был способен Ли. Но, тем не
менее, в них есть сильные моменты. Интенсивность Ли в сочетании с
периодическими благословениями от богини философии заставляет
меня время от времени к ним возвращаться.
Из недавних фильмов исключительно важен «Крадущийся тигр,
затаившийся дракон», что бы вы ни думали о страсти китайцев к летающим персонажам, состоящим в плохих отношениях с законами
физики. Этот фильм смело вывел боевые искусства из ниши фильмов
категории Б и представил их в необычном художественном антураже.
Противоречивый и неординарный, «Крадущийся тигр, затаившийся дракон» показывает необычную сторону традиционных характеров героев-бойцов. Бойцы-женщины, влюбленные в чувствительных
монгольских изгоев, драки в полете над бамбуковыми деревьями, водопадами и озерами, суровые бойцы, которые борются с тяжестью
слишком многих правил и неразделенной любовью. Нравится вам
этот фильм или нет, но поразительная чувствительность режиссера
Энга Ли к завораживающим поэтическим образам подняла качество
фильмов о боевых искусствах на несколько отметок.
Кстати о кинематографических гениях: только вернувшись назад во
времени, можно найти другой редкий пример сценария фильма о боевых искусствах в руках режиссера, которого поцеловала муза. В 1942 году,
вскоре после того, как Брюс Ли выбрался из чрева матери, и задолго до
того, как жанр фильмов о боевых искусствах вообще сформировался,
человек, который станет богом японского кинематографа, заявил о своем дебюте фильмом о боевой карьере одной из ранних легенд дзюдо кодокан. «Гений дзюдо», фильм Акиры Куросавы, основанный на истории
жизни знаменитого дзюдоиста Сиро Сайго — одна из редких жемчужин,
в которой сочетается великолепное использование камеры и тема боевых искусств. Для тех отважных кинодиссидентов, которых не пугают
субтитры и черно-белое изображение, «Семь самураев» — еще один из
шедевров Куросавы, который посвящен фольклору боевых искусств.
Изолированные и далеко отстоящие друг от друга, эти примеры
выделяются своей уникальностью. Это оазисы счастья среди творче-
70
Даниэль Болелли. На пути воина
ской пустыни, которая порождает бол« ьшую часть фильмов о боевых
искусствах. Однако это не мешает мне копаться в мусоре в поисках
нескольких хороших сцен боя. Напротив, я с радостью погружаюсь в
причудливый мир фильмов категории Б, где сделали себе имя фильмы
о боевых искусствах. На самом деле я хочу воодушевляться и вдохновляться. Если мне удается заглушить голос критики достаточно, чтобы
испытать эти чувства при просмотре самых плохих и низкокачественных фильмов на планете — пусть будет так. Я не жалуюсь. В этом случае умничать неразумно. В конце концов, фильм — это только средство
достижения цели. Лучше я преисполнюсь страсти и мотивации после
глупого фильма, чем вообще их не почувствую. Меня устраивает все,
что работает. Пока я могу избегать становиться жертвой цинизма, мне
все равно удается получать нужный результат. Конечно, иногда это совершенно невозможно. Многие фильмы о боевых искусствах просто
слишком плохи, чтобы их выносить. Но если я могу себе это позволить, то стараюсь оставить интеллектуальный вкус дома и не стесняюсь того, что меня вдохновляют плохие фильмы. Хорошо скрытый и
замаскированный, миф все равно живет даже в самых плохих фильмах
Ван Дамма. Вот почему мой аппетит к мифам насыщается закусками
Марка Дакаскоса, салатами Чака Норриса и горячим Стивена Сигала.
Однако миф о воине, лежащий в основе боевых искусств, находится не только в фильмах, соответствующих узкому определению
«фильмы о боевых искусствах». Оригинальная трилогия «Звездных
войн» служит хорошим примером. «Звездные войны», «Империя наносит ответный удар» и «Возвращение джедая» — три фантастических
фильма, полных спецэффектов, добрых и злых роботов, инопланетян
всех форм и мастей и имперских кораблей, которые сражаются с мятежниками. Но это не все. Это также три фильма о боевых искусствах,
сосредоточенные на воинском мифе гораздо больше, чем многие традиционные фильмы на эту тему. Персонажи Йоды и Оби Ван-Кеноби
построены по архетипу боевых мастеров-даосов. «Сила», невидимая
энергия, которая дает жизнь всему, и которую можно использовать
как источник огромной силы, взята прямо из концепции ци, которая
существует в фольклоре азиатских боевых искусств. Боевая и философская подготовка рыцарей-джедаев имеет некоторые параллели с
теми школами боевых искусств, в которых формирование цельной
личности идет рука об руку с развитием боевых способностей.
«Женский бой» — недавний независимый фильм сценариста и
режиссера Карин Кусамы. Сюжет строится вокруг Дианы Гузман,
прекрасно сыгранной Мишель Родригес. Если вы преданно следуете
иудео-христианской традиции и считаете, что женщины появились
на свет, потому что добрый Господь решил развлечь Адама, не гово-
Глава 6. Боевые искусства, кино и мифы
71
рите об этом Диане Гузман. Защиты единственного Бога будет недостаточно, чтобы удержать ваши кости в одном месте. Диана Гузман
не из тех девушек, которые покупают женские журналы и читают, как
пользоваться макияжем, когда садиться на диету и где покупать модную одежду. Она не Мэрилин Монро, весь мир которой вращается вокруг завоевания мужчин. Она не дама в беде, которую должен спасти
герой истории. Она не чирлидер, которая стоит в сторонке и поддерживает эго героя. Она — латиноамериканский подросток с огнем в
глазах, которую раздражает убожество школьной жизни и злит весь
мир, которая бросает вызов всему и всем, чтобы научиться боксировать. Ее история — чистый мускулистый эпос. Смотреть, как она потеет и сражается одну тренировку за другой — это значит быть свидетелем решимости и стальной дисциплины, которые требуются от
бойца. Весь фильм Диана рвется вперед, не оправдываясь за ошибки
и не принимая ответа «нет». Хотя фильм посвящен боксу, но говорит
на языке, который должен быть прекрасно знаком любому мастеру
боевых искусств и любому, кому хватает смелости формировать собственный характер и прокладывать собственную судьбу.
Параллели между боевыми искусствами и такими фильмами, как
«Звездные войны» и «Женский бой», провести несложно. Но придется немного развернуть определение, чтобы счесть фильмами о боевых
искусствах «Конана-варвара» (вероятно, самый индивидуалистический
фильм в истории и наверняка единственный, в котором сочетаются цитаты из Ницше, Чингисхана и безымянных воинов-апачей) или диснеевскую «Мулан». Но если перевести взгляд с буквы боевых искусств на дух
того, что такое боевые искусства на самом деле, увидеть это несложно.
Воинский миф ест и дышит у костров боевых искусств, но не ограничен ими. Воинский миф говорит скорее о священном огне, горящем под
кожей, чем об исполнении экзотических техник боя. Любой, кто выносит на экраны такого рода дух, снимает фильм о сущности боевых искусств, показываются в нем бои или нет. По-моему, хорошие фильмы
о боевых искусствах далеко не всегда повествуют о боевых искусствах.
К сожалению, воинский миф не слишком популярен среди более
чувствительных любителей кино. Он считается мачистской фантазией, годной только для неандертальцев, у которых мускулов больше, чем
мозгов, и рассматривается некоторыми (особенно женщинами) как дешевое развлечение для лишенных фантазии людей. Я считаю, что это
большая ошибка. От «Властелина колец» до Брюса Ли, от «Большой
среды» до Куросавы, от «Звездных войн» до пещерной росписи охотников палеолита, воинский миф был неотъемлемой частью человеческой природы. Детали истории и качество рассказа могут меняться,
но сердце всегда одно и то же. Близорукость значительной части евро-
72
Даниэль Болелли. На пути воина
пейской культурной и политической мысли называет фигуру сильной
личности феноменом правых. Хотя американская культура не так поляризована делением на правых и левых, как европейская (возможно
потому, что многие американцы совершенно не разбираются в политике), но такой образ мысли до определенной степени пронизывает и
некоторые составляющие американской мысли. Движимые благими
намерениями, многие занимающиеся йогой, питающиеся тофу политически корректные пацифисты стали так же критично рассматривать
воинский миф как фантазию правых. Они утверждают, что истории о
могучем герое — фантазии правых. Магические культуры и рыцарские
сказки — фантазии правых. Ницше и Толкиен — правые. Смелость и
дерзость — добродетели правых. Любая форма индивидуализма присуща правым. Правый культ силы и воли. Правые стремятся к утопии
и осмеливаются бежать от скучных повседневных обязательств. Правой называется любая фантазия, подвергающая сомнению ограничения окружающей реальности. Однако называть все это фантазиями
правых — глупое суеверие посредственной и жестко рациональной
идеологии, которая ошибочно приписывает правым идеи красоты,
которые не имеют никакого отношения к политическим доктринам.
Воинский миф не относится ни к какой политической идеологии.
Он предназначен для всех. Воинский миф запечатлен в нашей ДНК много лет назад, задолго до появления категорий правых и левых. Мифы —
не более чем грани человеческого опыта. Если фигура сражающегося
героя настолько глубоко закрепилась в воображении наших предков
и не перестала нас завораживать до сих пор, то это потому, что она говорит на языке, который хорошо понятен нашей душе. Миф говорит
о нашей жизни. Он нужен нам так же, как кислород и вода, потому что
воздух и пища питают тело, но миф поддерживает в живых характер.
Очень часто мы рассматриваем фильмы, музыку и книги как формы
развлечений, предназначенных для того, чтобы добавить немного красок в нашу повседневную жизнь, времяпрепровождение, в котором мы
играем роль зрителей. Несколько часов интриги, и все. Но миф не хочет
быть воспринятым пассивно, и уж конечно он не хочет, чтобы его изучали и анализировали. Он жаждет, чтобы им жили. Технические детали
книги, песни или фильма не так уж важны. Важно то, может ли книга,
песня или фильм вдохновить нас на следование нашим величайшим надеждам и напомнить о том, что Ницше называл «героем, сокрытым в
душе». Такова функция мифа. Он напоминает нам о мечтах. Он напоминает нам о том, кем мы хотим стать, чтобы не оказалось, что однажды в
2037 году мы откроем глаза и поймем, что много лет жизни утекло, а мы
так и не жили, мы не реализовали свои видения, никогда не переживали ничего, что стоило бы написать золотыми словами по голубому небу.
Глава 7
Шесть архетипов
воина
Ш
есть лиц мифа о воине. Люди, которые жили там, где история
превращается в эпическую поэзию, вышедшие за пределы времени, которое можно было бы измерить часами и календарями. Шесть
костюмов в гардеробе бога сражений. Все еще есть места, где можно
услышать, как ветер рассказывает об их подвигах. На холмах вокруг
реки Литтл-Бигхорн не перестают звучать барабаны тысяч охотников
шайен и лакота. Глаза воинов, которые обратились в прах сотни лет
назад, все еще сияют в тумане гор Ига. Столетние следы покрывают
пол буддистского храма в провинции Хэнань. Там в воздухе разлита магия, магия, которая нашептывает вам в уши и пробирается под
кожу. Магия земель, которые не забыли то, что видели. Но духи тех,
кто сражался за свои идеалы, живут не только в этих местах. Их искры есть в сердцах любого человека, который знает, каково это —
жить как воин. Шесть воинов, которые посетят нас сегодня — это
вдохновляющие фигуры: мифологические образы, на которые можно медитировать. Я считаю их Старшими Арканами Таро боевых искусств. Шесть архетипичных энергий. Шесть способов действовать в
конфликтной ситуации. Если мы готовы их принять, то каждый принесет два дара, предлагая источники своей энергии и предупреждая
о своих слабостях. Для тех, кто умеет читать между строк учебников
истории, это шесть учителей пути воина.
Самурай
Есть вещи, ради которых стоит потерять все, вещи, которые стоят больше, чем слава, чем власть, чем любое богатство; вещи, которые отличают нормальных людей от тех, чью волю не могут сломить
внешние события. Два меча и доспех не сделают человека самураем.
Даже великих воинских талантов и принадлежности к известной семье
воинов недостаточно. Дело не в технике или наследии. Самурай — это
тот, кто выковывает свой дух согласно путям бусидо.
74
Даниэль Болелли. На пути воина
Нет достаточно выразительных слов, чтобы определить, что такое
бусидо для самурая. По сравнению с ним бледнеют клятвы вечной
любви между влюбленными и преданность священника Богу. Любовь
может закончиться, а умирающая вера — смениться новой. Бусидо — это совсем другое. Бусидо — это душа самурая, его живое сердце, которое наделяет силой каждый его поступок. Японские самураи
прошлого жили согласно рыцарскому кодексу поведения, в котором
не оставалось пространства для компромиссов. Никаких «но», никаких «если». Бусидо не допускает исключений. Самураев учили с самого юного возраста не играть со своими принципами. Одна ошибка,
всего один момент слабости, когда честь оказывается под малейшим
сомнением, и тут же на горизонте появляется харакири. Двенадцать
дюймов стали, которые нужно воткнуть себе в живот в жесте ритуального самоубийства — это очень убедительный аргумент. Поэтому
вполне естественно, что люди, которые говорили «извините, ошибся» методом харакири, очень серьезно относились к своим идеалам.
Вопреки некоторым стереотипам, самураи — не мазохисты и не
самоубийцы. Как и все остальные люди, самурай любит жизнь, но для
него разница в том, что жизнь без чести не стоит того, чтобы жить.
Повседневная жизнь предоставляет много возможностей столкнуться
с людьми, которые все время прячутся и ищут оправданий. Люди, которым не хватает смелости, чтобы рискнуть хотя бы долей своей безопасности и последовать своим идеалам. Люди без гордости и характера.
Рядом с тем, кто готов следовать своим идеалам любой ценой, можно
ощутить достоинство, не поддающееся описанию. В глазах самурая
видна та искренность, которая неизвестна живущим в поисках алиби: искренность человека, который не может лгать себе, придумывая
оправдания. Невероятно сильная воля и непоколебимая решимость
никогда его не оставляют, потому что любой вопрос для него — вопрос жизни и смерти. Первая же ошибка становится последней.
Самурай не забывает. Он не просит ни у кого помощи, но готов
укротить бури ради тех, кто ему доверился. Человек, который протягивает к нему руку, получает союзника, готового умереть, чтобы возвратить услугу. Предать того, кто отдал ему свое сердце, для самурая
невозможно. Даже сила законов и письменных контрактов бледнеет
в сравнении с его словом, потому что законы можно обойти хитростью, а контракты — нарушить, но его слово священнее самой жизни.
Самурай — это больше, чем могущественный воин. Он — воплощение глубины чувств, превосходящей японскую историю и культуру.
Он — символ целостности, силы и красоты, которые доступны любому человеку, обладающему смелостью быть верным самому себе.
Но как все лекарства, даже бусидо может превратиться в яд, если
им злоупотреблять. Исторически большинство самураев были дале-
Глава 7. Шесть архетипов воина
75
ки от благородных романтических фигур. Для значительной их части полная преданность кодексу чести превратилась в одержимость
и фанатизм. Доспех стал важнее человека: никаких улыбок, никакого
чувства юмора. Они были настолько одержимы совершенством, что
забывали дышать. Расслабьтесь, парни. Не обязательно быть такими
жесткими, чтобы сохранить свою честь. Их наполняла такая сильная
страсть, что они готовы были умирать за свои идеалы, но при этом у
них не было страсти жить по-настоящему.
Когда самурай теряет равновесие, сила превращается в жесткость, а
бусидо — в тюрьму. Честь перестает быть качеством исключительной
личности и превращается в фашистское извращение. Даже верность
тем, кто доверился самураю, становится оправданием для убийц на
службе феодалов и угнетающей социальной системы. Солдат с догмами вместо чувств. Это искажение правил, порабощение людей, которые их создали, превращение их в слуг машины смерти, без права на
человеческие качества. Нелегко удерживать хрупкое равновесие между
высокой духовной силой с одной стороны и потерей человечности с
другой. Уэсиба написал прекрасные слова, которые напоминают самураям об изначальном смысле бусидо: «Истинное значение слова
„самурай“ — тот, кто служит и подчиняется силе любви».
Ниндзя
Очень далеко от самурая по своим убеждениям находится ниндзя. Его силы и слабости полностью противоположны самурайским.
Ниндзя вне закона, он анархист и богоборец. Философский конфликт
между ниндзя и самураем — это универсальная тема как в феодальной Японии, так и среди героев Гомера. Аякс — самурай. Одиссей —
ниндзя. Аякс, несокрушимая гора, полный гордости и неудержимой
силы, готовый сражаться лицом к лицу с целой армией. Улисс, воин
сумрака, наносит удар в ночной темноте и исчезает до рассвета. Ему
не нужно сражаться в самом пекле, чтобы продемонстрировать свою
смелость. Бесшумный и невидимый, он добивается того, что не могут
сделать десять тысяч воинов, атакующих напрямую.
Ниндзя не признает авторитет и законы, чуждые его сердцу. «Я их
не создавал, — заявляет он, — я под ними не подписывался. Поэтому
я не должен по ним жить». Самурай смотрит на ниндзя с презрением, считая его не более чем ночным хищником, лишенным чести и
морали. Но самурай неправ. Дело не в том, что у ниндзя нет морали.
Он просто не связан правилами, высеченными в камне. Источники
его морали — в парадоксальных волнах даосизма. Он не использует
76
Даниэль Болелли. На пути воина
серию заранее составленных догматичных правил, и ему, как изгоям
Тома Роббинса, не нужно сверяться со справочником хорошего поведения, чтобы решить, что делать.
Ниндзя выбирает выбирать. Ни человеческие, ни божеские законы
не могут выбирать за него. Сталкиваясь с событиями жизни, он остается открытым и гибким. Легенды рассказывают, что ниндзя рождались в семейных кланах, обитавших в горах, далеко от центрального
правительства, в маленьких общинах, которые отринули общественный порядок, чтобы посвятить себя созданию автономной культуры.
Философия ниндзя — как говорится в мифах — родилась при встрече
неких изгнанных китайских воинов-шаманов и групп японских семей,
которые не хотели жить в преобладающем феодальном обществе. Из
синкретизма некоторых аспектов тибетской тантры, даосских текстов
об искусстве войны и йогических техник, принадлежавших тайным
буддистским сектам, они создали образ жизни, радикально отличавшийся от идеалов средневековой Японии. Когда общество решило растоптать стиль жизни этих горных мистиков, ниндзя использовали свои
умения, чтобы защититься, и превратились в непобедимых воинов.
Ниндзя сражались не ради славы, и у них не было репутации, которую нужно было бы защищать, поэтому их мало волновала необходимость использовать все возможные средства, чтобы защитить свои
семьи и образ жизни. Если бы ниндзя боролись в открытую против
врага, который значительно преобладал численностью, то их бы раздавили. Поэтому ради победы ниндзя без колебаний переписали правила игры. Никакого ненужного риска. Никакой глупой бравады. Сделай
все нужное и исчезни прежде, чем тебя найдут. Физическая и психологическая партизанская война была способом ведения боя для ниндзя.
В мифе о ниндзя рассказывается как о культурных героях, мистических людях вне закона, племенных робин гудах. Но есть и историческая реальность. Благодаря огромной эффективности ниндзя
лорды нанимали всех, чьи моральные ограничения были слабее, чем
верность, в качестве тайных агентов, которые использовались для задач, выходивших за пределы этических ограничений самурая. Однако грань между человеком вне закона и преступником не стоит легко
переступать. Один нарушает законы общества, но верен собственному кодексу чести. У другого нет никакой чести, и он готов сделать
что угодно ради материальной выгоды. Ниндзя из мифов — борцы
за свободу, сподвигнутые глубоким философским видением вселенной — не всегда находили воплощение в настоящих исторических
ниндзя, которые часто были не более чем беспринципными убийцами, для которых успех оправдывал любые средства. Тонкий даосский
релятивизм первых для вторых стал релятивизмом абсолютным. Грань
Глава 7. Шесть архетипов воина
77
между гибкостью мистика и цинизмом преступника — то, что стоит
между темной и светлой сторонами ниндзя.
Ниндзя и самурай — это противоположные полюса идеальной
антитезы, но оба они черпают воду из глубоких источников силы, оба
способны превратиться в ужасных мутантов, ничуть не похожих на
изначальные великолепные образы. Скрываясь в философском лесу
где-то на полпути между идеалом самурая и идеалом ниндзя, находится воин, который знает, как избежать рабства моральных императивов, не превращаясь в наемника, лишенного достоинства.
Искатели
Как сказал бы король Артур, «ныне снова должен я отправиться со
своими рыцарями на защиту того, что было, и мечты о том, что могло
быть». Романтизм, которым окружен миф о группе мистических героев,
сражающихся со злом во имя добра, всегда порождал легендарные фигуры. Это и шаолиньские монахи-воины, и рыцари Круглого стола, и джедаи, и члены Братства Кольца. Они услышали призыв, ответили на него
и встретились. Поиск объединил их в духовное братство искателей силы.
Принадлежность к племени искателей — всегда результат выбора. Никто не рождается шаолиньским монахом или рыцарем Круглого стола. Для того чтобы стать одним из них, нужно услышать
призыв. Это один из самых классических воинских мифов, которые
касались сердца коллективного воображения: элитная группа героев,
объединенная общей целью.
Подобно истинным воинам-рыцарям, группа искателей выполняет две задачи. С одной стороны — их внутренний поиск, цель которого — Грааль личного просветления; постоянный поиск самосовершенствования, который заставляет их не соглашаться на цели, о которых
обычные люди только мечтают. С другой стороны — путь воинствующего бодхисатвы. В Махапаринирвана-сутре написано: «Если просветленные существа практикуют повседневную терпимость и потому не
останавливают злых людей, позволяя им преумножать зло... то эти просветленные существа на самом деле демоны, а не просветленные существа». Среди монахов и рыцарей эта идея находит широкую поддержку. Во многих частях света никто не видит противоречия в том, чтобы
посвятить себя духовности душой и телом и в то же время сражаться
со всевозможными формами зла. Напротив, в этом случае борьба со
всем, что нарушает естественную гармонию жизни — это прямое следствие духовного видения мира. Боевые искусства были не более чем
продолжением духовности. Религия, философия, целительные техники
78
Даниэль Болелли. На пути воина
и боевые искусства — все это было ветвями одного и того же дерева,
предназначенного для того, чтобы улучшить общее качество жизни.
Но призрак ханжеского фанатизма стучится в дверь. Сочетание
чувства религиозного долга и боевых инстинктов может проложить
путь к очень нездоровым тенденциям. Образ миссионера с библией
в одной руке и винтовкой в другой — одно из фундаментальных извращений, порожденных плохим сочетанием духовности и воинской
философии. Нет ничего хуже, чем готовность отрубать головы только
потому, что ты считаешь это миссией, порученной тебе богом. Считая, что их путь — единственно верный, и что любой, кто ему не следует — посланник сил зла, религиозные воины часто не стесняются
убивать тех, кто выбирает другие ценности. Буддистская мудрость
шаолиньских монахов и поэтическая сложность рассказчиков саги
о короле Артуре не дали им стать жертвами фундаменталистского
безумия. Но христианские крестовые походы, исламские бомбистысамоубийцы и ученики преподобного Джонса напоминают нам о том,
что происходит, когда искатели сбиваются с пути.
Отшельник
Отшельнику посвящается всего несколько строк, потому что ему не
нравится многословность. Если бы существовала церковь боевых искусств, отшельники были бы ее святыми. О них известно очень мало. Их
окружают тайны. Но у истоков многих боевых искусств стоит фигура
отшельника. Он появляется на заре, еще до того, как у стиля начинается
история. Его история туманна, как появление призрака, который передает сокровища знания, прежде чем снова исчезнуть. История начинается
только после того, как странствующий воин наткнется на одного из таких
лесных мистиков, разделит на несколько лет одиночество отшельника,
став его учеником, а потом вернется в мир, чтобы учить новому знанию.
В китайской военной традиции отшельником часто оказывается
одинокий даос, который живет в горах в обществе животных и стихий. Природа учит его путям просветления и бессмертия. Наблюдая
за схватками диких животных, он изучает техники боя, неизвестные
людям. Мирские дела не имеют для него значения, потому что он отошел от истории, чтобы танцевать с вечностью. Он живет в параллельном мире, который не следует законам человеческого общества. Он
больше не принадлежит к тому, что принято считать человечеством.
Это его дар и опасность. В шаманской истории говорится, что ученикам, которые научились переходить из человеческого тела в тело
оленя, очень легко разучиться возвращаться на человеческий уровень.
Глава 7. Шесть архетипов воина
79
Часто отсутствие опыта заставляет их забыть купить обратный билет.
Шаманы говорят, что в сознании оленя нет желания возвращаться в
человеческое тело, так что плохо подготовленные ученики застревают в
нем навсегда. Отшельника, который теряет равновесие, ожидает опасность подняться так высоко, что он забудет о земле. Слишком большая сила ослепляет. Вместо того чтобы учиться передвигаться между
двумя мирами, он отправляется в одну сторону, в нирвану, где нет места для мягких объятий прекрасной женщины или концерта Pearl Jam.
Ронин
В словаре говорится, что ронин — это самурай, у которого нет
лорда. Но ронин как архетип — это символ более широкий, не ограниченный японской историей и традицией. Это универсальный образ.
Каждая эпоха и каждая культура видела дух ронина, принимавший
те или иные формы. Горный человек, охотник, который живет в одиночестве еще до того, как земли Северной Америки стали штатами.
Рыцарь, меч которого подчиняется не приказам короля, но приказам
своего сердца. Свободный стрелок, которому никто не доверяет, но
которого все хотят видеть на своей стороне. Даже хакеры, компьютерные ковбои, которые странствуют по прериям киберпространства.
Рембо — ронин, как и Фицкаральдо*. Воин-странник, который нигде
не задерживается настолько, чтобы пустить корни. Он предлагает свои
услуги тому, кто больше заплатит, а затем уходит по другой дороге.
Это путешественник-анархист в лучшем случае и наемник в худшем.
Ницше писал: «...нужно носить в себе еще хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду». Ронину эти слова не нужны, потому что хаос — его естественный образ жизни. Он не из тех людей,
которые могут жить рутиной повседневной работы и ездят по выходным отдыхать с семьей. Не стоит ожидать, что он будет вовремя
платить залог за дом. Точнее сказать, он не знает, что такое дом. В его
ДНК — гены гения и зверя. Хаос его духа — это солнце, которое освещает его жизнь, и проклятие, которое может его уничтожить.
В любой момент его могут найти мертвым в переулке после драки между пьяными контрабандистами, но с той же вероятностью он
* Фицкаральдо — герой одноименного фильма Вернера Херцога (1982),
фанатик-меломан, жаждущий поставить оперу в дебрях Латинской Америки, где
он и обитает в начале двадцатого века. Фильм получил премию за лучшую режиссуру в Каннах. Основан на реальных событиях и является самым масштабным и эпическим полотном режиссера.
80
Даниэль Болелли. На пути воина
может оказаться во главе империи. Шанс играет с его судьбой в кости.
Только что казалось, что нет ничего настолько отвратительного, что
он не сделал бы за достаточную плату. В следующий момент он готов
отказаться от целого состояния, превосходящего самые безумные мечты, ради опасного идеалистического предприятия. Невозможно предсказать, каким будет его следующий ход. Единственное, что можно гарантировать — рядом с ним никто не будет скучать.
Ронин — это метеор воинской традиции. У него нет истории или
родителей, и его никто никогда не учил. Сказать, что он независим, будет
мягким эвфемизмом. Он создает себя: споры грибов, прилетевшие на
Землю из дальнего космоса. Он живет в мире, посреди действия, но более одинок, чем самый одинокий отшельник в горах. Его сердце никому не принадлежит, и он слишком странный, чтобы за ним кто-нибудь
следовал. Никакое рациональное существо не последует за ним, чтобы
танцевать на канате, растянутом над пропастью. Но он не останавливается, не задумывается и не строит планы. Без мыслей и страха ронин
танцует всего на шаг от пропасти.
Воин племени
25 июня 1876 года, штат Монтана. Тысячи воинов шайен и лакота
вышли навстречу колонне солдат, которые собирались на них напасть.
Они смяли строй и лишили их всякого воинского энтузиазма. Пока на
холмах индейцы преследовали последних убегающих солдат, на сцене
появилась другая угроза. Вторая группа, почти из трехсот солдат, вышла из ущелья на другой стороне и собиралась напасть на женщин,
стариков и детей, оставшихся в полностью беззащитном лагере. Почти
беззащитном. Четыре воина шайен, которые не участвовали в первом
сражении, все еще были в лагере. Нескольких секунд хватило, чтобы
понять, что тысячи воинов на холмах не смогут прийти вовремя и защитить лагерь от нападения. Четыре воина посмотрели на лагерь, который всего через несколько минут превратится в бойню, посмотрели
в глаза друг другу и без колебания взялись за оружие. Они вскочили
на коней и поскакали навстречу двумстам шестидесяти трем кавалеристам генерала Кастера. Их непрерывный огонь замедлил продвижение солдат, и остальным воинам хватило времени, чтобы спуститься
с холмов на полном галопе и разом растоптать Кастера.
Быть воином племени нелегко. Ваши действия приносят мало выгоды, мало власти и богатства, никакой личной пользы, которая оправдала бы риск, ожидающий воина. Если нет материального стимула, что
же тогда заставляет человека заглушить голос собственного инстин-
Глава 7. Шесть архетипов воина
81
кта выживания? Что заставило этих четверых броситься в бой против
двухсот шестидесяти трех человек? Ответ можно найти в одной из песен солнечного танца, которую исполняют до сих пор, летом, во время самого важного ритуала племен североамериканских равнин, когда
мужчины прокалывают грудь и танцуют четыре дня без еды и воды.
Ойяте янипикта ча
(Чтобы) люди жили
Лека му вело
(Я делаю это)
Сила воина в племенных обществах приходит от его народа.
Воин — это щит, защищающий целое племя. Он охотится для тех,
у кого нет никакой еды. Он защищает тех, кто слишком слаб, чтобы
делать это самостоятельно. Никто, даже самый смелый воин, не свободен от страха. Но есть вещи намного важнее, чем страх и смерть.
Есть племя. Когда воин вспоминает про свой народ, страх разжимает
свою хватку. Говорят, что Бешеный Конь, один из самых знаменитых
героев племени лакота, несколько раз направлял коня навстречу десяткам врагов, чтобы спасти раненого друга. Такие вещи трудно понять
людям, которые посвящают больше времени зарабатыванию денег,
чем развитию дружбы; людям, которые являются частью общества,
забывшего, что люди по природе своей есть племя.
Иррациональный интерес, который многие люди, не являющиеся
индейцами, питают к американским индейцам, выходит — по крайней мере в некоторых случаях — за пределы фольклора об орлиных
перьях, боевой раскраске и экзотических именах. Это стремление к
более человечному образу жизни, не управляемому ритмом производства. Нет часов, которые говорят, когда есть, когда спать или развлекаться. Нет пробок по дороге в офис. Офис — это леса и прерии,
места, которые сейчас затопили тысячи туристов, платящих деньги,
чтобы провести там выходные.
А есть еще племенная структура, которая выходит за пределы
того, что мы называем дружбой. Люди, которые знают тебя с рождения, которые готовы за тебя умереть, готовы отдать все, что у них
есть, если тебе что-то понадобится. Пока есть один, едят все. Давай
и получай, давай и получай. Бо«льшую часть человеческой истории
все народы по всему миру жили племенами. Одиночество, отчуждение, желание общности, которые сегодня мучают миллионы людей — прямой результат того, что мы потеряли ключ к племенному
образу жизни. Любой, у кого есть живое сердце, знает, что у нас в
груди бьется эхо ностальгии по племени.
82
Даниэль Болелли. На пути воина
Но даже у воина племени — как и у племенных обществ в целом —
есть темная сторона. Опасность племени состоит в том, что оно лишает возможностей, изолирует от остального мира, создает мышление «мы против них», основанное на том, в какой группе рождается
человек. Воина может настолько захватить то, что происходит в его
племени, что он не будет видеть ничего за пределами собственного
лагеря. Любой, кто не является частью племени, рассматривается как
потенциальный враг. Если ты не с нами, ты против нас. Более того,
само племя может быть удушающей силой, которая усиливает консенсус, подозрительно рассматривая поток новых идей и отторгая тех, кто
осмеливается мыслить иначе. Величайшая задача воина племени —
познать секреты сознания одновременно племенного и космического.
Глава 8
Воин как бодхисатва
С
колько бы удовольствия мне не доставляли занятия боевыми искусствами, периодически возникают одни и те же вопросы. Почему
мы сражаемся? Что мы ищем в боевых искусствах? Ради чего мы тренируемся? Какой первобытный зов заставляет наши тела и умы проходить через сотни часов тренировки? Да, занятия боевыми искусствами
могут быть исключительно увлекательными и приятными. Но действительно ли мы ищем немного развлечений и удовольствий? В большинстве случаев, к сожалению, так и есть. Цель многих людей — научиться
драться, чтобы победить свои страхи и немного развить уверенность
в себе. Некоторые просто скучают и ищут хобби, чтобы отвлечься от
монотонности своей жизни. Выстроить из своего тела храм, посвященный здоровью и силе — цель тех, кто зависит от фитнеса и физического благополучия. Еще часть завораживает эстетическая красота,
и они хотят творить поэзию движениями тела. Находятся и такие, для
кого боевые искусства — это внутренний путь саморазвития, направленный на изучение того, как жить в покое и мире, без конфликтов.
Я надеюсь, что не покажусь высокомерным, но я считаю, что даже
лучшие из этих целей — не более чем дополнительные бонусы. Хотя они
являются основными целями тренировок для девяноста девяти процентов мастеров, но я не могу видеть в них что-то большее, чем инструменты, которые нужны перед тем, как начнется настоящая игра. Очевидно,
что все эти варианты легитимны и существенны. Изменить характер,
чтобы стать лучше в повседневной жизни — уже куда больше, чем основная масса людей мечтает получить. Я никогда не написал бы предыдущие главы, если бы не испытывал огромного уважения к людям, которые обращаются к боевым искусствам с этими намерениями. Но мне
кажется, что главное в чем-то большем. Идеализм? Наверное. Но зачем
соглашаться на меньшее, если можно дотянуться до много большего?
Когда мы придали форму телу, которое двигается с грацией и силой, где бы оно ни было — когда мы пришли в мир с самими собой,
наш разум очищен, и мы ощущаем реки внутренней силы и любви к
жизни, текущей в наших венах — почему мы должны выбирать вернуться в мир с девяти до пяти и направить всю эту энергию в асептическую безжизненную среду, лежащую в сотнях миль от нашей вну-
84
Даниэль Болелли. На пути воина
тренней красоты? Разве сокровища, которые мы нашли на пути, служат только для того, чтобы сделать нас эффективнее в работе, а наше
существование — лишь немного более приятным? Внутренняя сила,
сила воли и уверенность, которыми обладают мастера боевых искусств,
лучше используется для чего-то более радикального, чем просто помощь в повседневной жизни. Я осознаю, что делаю шаг в направлении, в котором готовы идти немногие мастера боевых искусств. Но
мое видение говорит мне, что если путь воина не порождает духовную революцию, которая перевернет весь наш подход к жизни, то мы
можем его просто выкинуть.
Я люблю боевые искусства. Я люблю их силу. Я люблю их красоту.
Я люблю слышать звук, который издает сердце воина... бум... бум... бум...
им движет не инерция, но страсть. Каждый удар вторит магии одиночества. Я люблю романтику легенд о воинах. Я люблю то, как каждый
воин борется с собственными границами. Я люблю то, как он улыбается, когда встречается с тем, что нормальные люди называют невозможным. Отвага воина не имеет отношения к демонстрации мачизма
или риторике футбольных тренеров. Это смелость взять судьбу в свои
руки и стать лидером собственной жизни, и это я люблю больше всего.
Путь воина — это не хобби, не коллекционирование боевых техник и физических упражнений. Это способ проснуться, ходить, пить,
думать, действовать. Тот, кто помнит, как быть воином только в рамках школы — вовсе не воин. Мастер меча Сейзан писал: «Додзё — это
фон, повседневная жизнь на первом месте. Поэтому глупо думать, что
достаточно хорошо себя вести только в додзё». Если наш способ быть
воином ограничен практикой боевых искусств, то мы мало чему научились. Развитие воинских добродетелей — это не частичная занятость: герой два часа в додзё, а потом возвращается к жизни без магии. Повседневная жизнь — вот настоящее поле боя.
Боевые искусства неважны. Важно то, кто мы и кем хотим стать.
Важны наши мечты, идеалы, жизни, то, какого рода людьми мы хотим быть. Для того чтобы по-настоящему идти по пути воина, нужно мысленно вернуться к тому времени, когда мы не стыдились своих
грез; когда реальность еще не разрушила наши амбиции; когда наши
желания еще были слишком сильными, чтобы их можно было подавить, а дух отказывался сдаваться; когда мы еще не были докторами,
бизнесменами или юристами, а хотели быть героями, лидерами, бодхисатвами. Первый шаг на пути к тому, чтобы стать воинами — снова
прикоснуться к своим мечтам.
Несколько лет назад я разговаривал с журналистом об итальянской книге, одним из авторов которой являюсь («День мифологии»).
Во время интервью меня спросили, имеет ли фигура героя значение в
Глава 8. Воин как бодхисатва
85
сегодняшнем мире, есть ли в современной культуре место для таких
людей, как Будда, Бешеный Конь или рыцари Круглого стола. В тот момент вопрос не показался мне особенно глубоким, и я оставил его без
достойного ответа. Только теперь, через несколько лет, я осознал важность этого вопроса и нашел ответ, который хотел бы дать тогда. Считать, что фигура героя принадлежит прошлому или царству романтических сказок — самая большая ошибка, которую мы можем сделать.
Откройте глаза и посмотрите в любую сторону. Признаки повсюду. Достаточно сделать глубокий вдох, чтобы почувствовать запах отчаяния. Каждый день разрушается очередной кусок планеты, на которой мы живем. Голос земли рассказывает о вырубленных лесах, о
вымирании сотен видов, о перенаселении, об исчезновении природных ресурсов, о ядах, отравляющих воздух, которым мы дышим, и
воду, которую пьем. Экологическое состояние земли как будто пришло из апокалипсических кошмаров библейского пророка, который
проснулся в особенно плохом настроении.
Но это всего лишь отражение нашего внутреннего кризиса. Ни
одна экосистема не повреждена так сильно, как сердца и души людей.
Разрушение — это продукт потерянного, раненого духа, который забыл, как жить. Мы разрушаем все, что переходит нам дорогу, потому что не помним, как созидать. Мы стали заложниками в руках той
самой системы, которую построили. Мы посвящаем бо«льшую часть
своей жизни работе, которая не дает нам мечтать или радоваться. Мы
немного умираем каждый день, соглашаясь пожертвовать своими желаниями в обмен на пустые утешения и экономическую безопасность.
Занимая наше время и заполняя внутреннюю пустоту, материализм
выступает в качестве анестетика. Но от самых бедных до самых богатых среди нас любой, кто работает ради чего-то меньшего, чем ежедневная ласка экстаза жизни — не более чем раб. Есть миллиарды рабов, рабов, которые контролируют политическую судьбу целых наций,
и рабов, которые знамениты и обожаемы другими рабами.
Хотя богатство, слава и власть могут быть приятны, но в конечном
итоге они мало что значат. Если наш повседневный опыт — это не
источник счастья, то мы все еще пленники собственного существования. Нас воспитали в обществе несчастливых людей, которые забыли
о красоте жизни; таким образом, мы посвящаем себя логике выгоды
и накопления, надеясь, что на деньги можно купить мечты. Школы и
университеты скармливают нас чудовищу, замучивая до смерти скукой уроков, лишенных жизни и тепла, ограничивая природную творческую силу и готовя нас к тому, чтобы быть поглощенными мрачными социальными структурами. Часто наша дружба, наши отношения, наши семьи и даже дома, в которых мы живем, и пища, которую
86
Даниэль Болелли. На пути воина
мы едим — это отражения убогой жизни, в которой мы оказываемся
заточены, кошмары спящих богов.
Смущение, неуверенность и саморазрушение — это хлеб насущный
для миллионов людей. Каждый день зерна несчастья и печали прорастают в душах миллионов. Каждый день насилие, алкоголь и наркотики
разрушают столько же людей, сколько и скука, отсутствие творчества,
бессмысленность и поверхностность жизни, которая течет без вспышек. Каждый день посредственность и обида находят путь в души людей. Они постепенно душат нас, заставляя забыть о своей собственной
природе и превращая нас в винтики конвейера, который производит печаль и разрушение — тени нашего божественного потенциала.
Любой может увидеть, что мы живем в больном обществе. Но распознать болезнь недостаточно. Как говорит Будда в знаменитой басне
о стреле, анализ болезни не так важен, как поиски лекарства. Жалобы
на положение вещей — распространенное занятие. Но у кого из нас
есть смелость и сила воли для того, чтобы держаться за свои мечты,
когда все говорит, что надо сдаться? У кого есть страсть и творческая
сила, чтобы переделать свой подход к жизни? Мы окружены цинизмом и отрицанием. Нет мастеров-джедаев, которые провели бы нас по
пути, только масса лиц, на которых вырезаны морщины поражения.
Мы остаемся в одиночестве, лицом к лицу с реальностью, и никто не
помогает нам развивать воина, скрытого в душе.
Средний уровень уверенности в себе настолько низкий, что он должен подняться на вершины Гималаев, чтобы дотянуться до пупка гнома; но даже если бы это было не так, изменить судьбу мира — нелегкая
задача. Многие даже не пытаются за нее взяться, а предпочитают сдаваться без борьбы. Масштабы задачи лишают смелости даже лучших
из людей. Столкнувшись с таким гигантским предприятием, мы немедленно осознаем все ограничения своей индивидуальности. Трудности,
встающие на пути, заставляют нас чувствовать себя маленькими и бессильными. Муравьи-камикадзе, которые пытаются остановить танк.
Все усилия кажутся тщетными. Но если мы не хотим присоединиться к
рядам живых мертвецов, которые просто терпят свою жизнь, то лучше
перестать жаловаться и ожидать, что кто-то другой найдет решения.
Сегодняшнее человечество обладает потенциалом превратить эту
планету в рай и жить среди красоты, и точно так же обладает потенциалом разрушить себя, Землю и все живое. Ставка в этой игре —
наше индивидуальное существование и существование человечества
в целом. Картина, которую я описал, не особенно привлекательна, но
предназначена не для того, чтобы вызвать депрессию или пропагандировать фатализм. Отказ смотреть на проблемы ничего не решает. Нормально смотреть чудовищу в глаза. Если мы притворяемся,
Глава 8. Воин как бодхисатва
87
что не видим их, только потому, что боимся не соответствовать, мы
просто признаем свое поражение. Проблемы существуют вокруг нас.
Большие проблемы. Огромные. Всеобъемлющие. Ужасные. Проблемы,
для которых нет очевидного решения. Поверхностный девиз «все к
лучшему» — это простой выход, как и пессимизм тех, кто пожимает
плечами и перечисляет все причины, почему ничего нельзя сделать.
То, что мы успешно флиртуем с саморазрушением, и что о нем
мало кто беспокоится — признак, не вызывающий энтузиазма. Но
давайте не забывать, что предназначения не существует. Игра все еще
идет. Прямо сейчас — время поднять головы и показать силу своего
видения. Пока дух воина живет в сердце хотя бы у одного из нас, танец продолжается. Принять ответственность — это не значит продемонстрировать свои мышцы или потеряться в видениях мессианского
всемогущества. Героизм — это не подростковая утопия и не риторика западного кино, а вопрос чувствительности. Это ответ жизни «да».
Это значит, что вы сами создаете счастье, делаете все возможное, чтобы жить в гармонии и распространять гармонию среди окружающих.
Годами голос обиды шептал у нас в ушах. Если внимательно прислушаться, можно слышать его эхо все время, пока мы пытаемся воплотить
свои мечты. Мы обречены на ту же судьбу, что и шекспировские короли — во сне в наши уши вливают смертельный яд. Нам дают дозу подсознательных депрессантов с младенчества: поток бетона на бутоны нашей судьбы. Это не прямое нападение, а постоянное жужжание, которое
воздействует на нас изнутри. Выбери реалистичные цели. Снизь ожидания. Будь практичен. Почему ты не делаешь все так, как остальные?
Все, что поднимается, должно опуститься. Не проси слишком многого.
Не переступай границы. Не лети слишком высоко. Не экспериментируй. Неизведанные территории опасны. У тебя нет опыта, только мечты. Это только утопия, реальный мир другой. Ты считаешь себя особенным? У тебя не получится. Ты просто идеалист. Мы простые, несовершенные люди и должны довольствоваться своей долей. Некоторые
вещи происходят только в сказках, в реальной жизни все по-другому.
Мы слышим эти слова, более или менее прямо, из разных источников каждый день своей жизни. Любая попытка экспериментировать с другими стилями жизни сталкивается с насмешками и презрением. Нам говорят, что следование призыву, который предлагает нам
прожить жизнь мечты, означает тяжелую жизнь, огромные лишения
и — как будто этого недостаточно — практически никаких шансов на
успех. Мы слышим, что преследование идеалов и утопий — это занятие безумцев, потерявших связь с реальностью, редких людей, которые платят большими жертвами и живут в одиночестве, отрезанные
от реального мира. В лучшем случае они — приятные, но безответ-
88
Даниэль Болелли. На пути воина
ственные мечтатели, которые не знают, что пора вырастать, и продолжают играть, притворяясь героями. Они также говорят, что единственный истинный героизм — героизм того, кто тяжело трудится и
обеспечивает семье экономическую стабильность. Истинный герой не
теряется в фантазиях, но подчиняется реальности, ставит перед собой
скромные цели, которые после многих лет усилий могут гарантировать безопасность и спокойствие нормальной жизни.
Чушь. Полная, ужасная, невероятная чушь. Нет ничего героического в принятии нездоровой концепции нормальности. Если окружающая реальность требует, чтобы вы посвятили себя скучной работе и приняли жизнь без сюрпризов, нет ничего благородного или
мудрого, чтобы прикладывать усилие для подчинения. Быть частью
системы, которая поддерживает дисгармонию и ничего не делает для
изменения порядка вещей — это признак не умеренности, а посредственности. Не соглашайтесь на такой жалкий низкий идеал.
Лидер в первую очередь является лидером для самого себя. Отказ
стать частью болезни и желание быть по-настоящему живым — вот
что делает нас особенными и необычными. Полиция нормальности
считает исполнение своих грез безответственным, но я думаю, что
нет никого более ответственного, чем те, кто отправляется на поиски
лучшей жизни. Нет особой ответственности в том, чтобы оставаться привязанным к материальной безопасности, которую обеспечивает несчастливая жизнь. Повторять чужие ошибки из страха сделать
ошибки больше — это не смелость и не ответственность, а просто трусость. Название одной из книг индийского мистика Ошо Раджниша —
«Будь реалистичным, планируй чудо». Истинная ответственность заключается в том, чтобы следовать подобным прекрасным парадоксам. Ответить на призыв — это не крайняя жертва, поскольку мы не
жертвуем ничем по-настоящему значительным. Может быть, страшно
выходить за пределы границ, проведенных обществом, и выбираться
на неизведанную территорию, рискуя экономической безопасностью
и социальной репутацией. Но если мы выбираем не рисковать, то в
конце концов платим более высокую цену. Единственная настоящая
жертва — не отвечать на зов, потому что только там, за пределами
границ, которыми мы ограничиваем себя, находится лучшая жизнь.
Нужно быть человеком с непоколебимым духом, чтобы избежать
негативной дрессировки, которая загоняет нас в клетку. У хороших
людей в этой игре нет шансов. Нежным душам с благими намерениями не хватает силы, чтобы оказать сколько-нибудь серьезное сопротивление. Только воины со священным огнем в глазах обладают силой, чтобы встать на ноги после того, как нас сбивают снова и снова.
Именно в этот момент мастера боевых искусств вступают в игру. За
Глава 8. Воин как бодхисатва
89
боевыми техниками скрываются инструменты для перековывания характера. Как скульптор создает шедевр, начиная с грубого камня, так
мастера боевых искусств могут высечь духовных воинов из своей личности. Черты, которые необходимы для того, чтобы сопротивляться
своим ограничениям и не бояться сражений — именно то, что можно развить благодаря боевым искусствам. Практики боевых искусств
можно использовать не только сами по себе, но и как тренировочную
площадку для подготовки к настоящей игре.
Но давайте сделаем еще один шаг. Бодхисатва — одна из самых замечательных фигур буддистского пантеона. В отличие от тех, кто достигает просветления и восходит в высшие реальности существования,
оставляя позади материальный мир, бодхисатва спускается на землю,
чтобы использовать свою силу на пользу всех живых существ. Он не
знает ответы на все вопросы, он не мессия, который клянется, что спасет мир. Он — спокойный воин, осознающий свои силы и готовый их
использовать. У некоторых племен американских индейцев есть похожие идеи. Они говорят, что воинская обязанность — заботиться обо
всех и обо всем. Как бодхисатвы достигли осознания, которое позволяет
им делать нечто необычное, так у воинов есть сила делать то, что другие не могут. Поэтому их обязанность — поделиться своим талантом.
Сила природной стихии не поможет, если вы не знаете, для чего
ее использовать. Украсть у богов огонь страсти и творчества, чтобы
осветить свою жизнь — это только первый шаг на пути, но не конечная точка. Страсть и творчество — не наша частная собственность,
не наши личные игрушки. Они — искры, которые зажигают костер
в лагере большого племени. Иметь талант и не развивать его — это
преступление, но развивать его, не делясь плодами с другими, может
быть еще хуже. В своей высшей форме путь воина — это путь бодхисатвы: он использует свой талант на службе высшего предназначения.
Выковывание духа и характера может занять много лет, но это
только подготовка к настоящему сражению. Многие тренируются и
готовятся, двигаясь по пути воина, но никогда не узнают или просто
забывают, к какому сражению они готовятся. Сражение происходит
прямо перед ними, но они этого даже не осознают. Маленькие психодрамы повседневной жизни отвлекают их настолько, что они лишаются глобального видения, и заставляют их забыть, почему они вообще
отправились в дорогу путем воина.
Сражение идет против интеллектуальных ограничений, отупения,
близорукости. Против обиды, жадности, грусти. Против всех тех сил,
которые отделяют людей от счастья. Воин не идет в сражение только
ради себя. Воин сражается за всех и вся. Он считает судьбу всей планеты своим личным делом. Будучи воином, вы получаете оружие, ко-
90
Даниэль Болелли. На пути воина
торым обладает очень мало людей: уверенность в себе, как у дикого
животного, дух, который нельзя сломить, спокойствие того, чьи корни
уходят настолько глубоко, что мелкие события не могут его поколебать. Если вы не измените мир, то его не изменит никто. Изменение
мира не имеет отношения к альтруизму или к попыткам быть добрым
самаритянином. В конечном счете, поскольку все связано со всем, помощь другому означает помощь себе. На высшем уровне нет разницы
между эгоизмом и альтруизмом. Это кармическая игра в пинг-понг.
Все наши поступки возвращаются к нам же.
Но проще приучить снежного человека к серфингу, чем найти людей, которые осмеливаются на большие мечты. У меня аллергия на людей, которые начинают со слов «Я немногого хочу...», и я часто чихаю,
потому что такие люди повсюду. Каждый из нас их знает. Может быть,
они умны, может, талантливы, но у них есть проблема. Они маленькие. У них маленькие мысли. У них маленькие мечты. Они — то, что
происходит с людьми, когда бог-садовник пытается вырастить бонсай
из человека. Можно подумать, что над их амбициями работала команда японских инженеров, специализирующихся на миниатюризации.
Они пигмеи души. Фанаты минимализма. Диванные художники; нью
эйджеры; игроки, которые, стоит игре разойтись, боятся взять в свои
руки мяч, который определит ее исход; провалившиеся бизнесмены,
которые превращаются в мастеров рейки. (Извините, если последний
пример вам кажется неуместным, но я хотел уколоть мастеров рейки.)
Слишком боязливые, чтобы всем сердцем следовать своему видению,
они соглашаются стать тенью того, чем могли бы быть.
Даже некоторые из лучших людей, которых я знаю, живут по принципу «я немногого хочу». Удовлетворенные счастливым островком,
который они создали для себя посреди океана окружающей дисгармонии, они наблюдают за жизнью с места в зале. У меня так много
друзей, которые выбрали подобную жизнь, что меня это больше не
шокирует. Тем не менее, я все равно считаю, что такое отношение —
одна из главных причин распространенности посредственности. Часто для творческих людей красота их внутреннего мира может стать
препятствием. Они слишком захвачены субъективными переживаниями, чтобы научиться танцевать в физическом мире. В результате они
ограничиваются развитием своего духовного мира, и так самые чувствительные люди оставляют управление коллективной реальностью
самым равнодушным. Прагматики без горизонта или мечтатели, отрезанные от реального мира. Эта дихотомия одновременно мазохистская
и опасная. Принимать ее все равно что совершать духовное харакири.
Только серфер эмоций может залечить эту трещину, которая разрывает потенциал людей и сердце планеты. Тот, кто умеет пользо-
Глава 8. Воин как бодхисатва
91
ваться равновесием между волнами инь и ян. Поэт-воин. Самурайхиппи. Последний образ — это не просто метафора, а корень того
рода людей, которые умеют переписывать правила игры. Стереотипы
шантажируют нас и пытаются убедить, что мы можем быть только
одним: либо прагматиками, либо визионерами, либо романтиками,
либо реалистами, либо художниками, либо атлетами. Если мы покупаемся на эту идею и попадаемся в ловушку четко определенных ролей, то в итоге соглашаемся на очень низкий уровень того, кем можем
быть. Специалисты без глобального видения. Только части счастливых
божеств, которыми забываем быть.
Напротив, самурай-хиппи — это совершенное Дао. Это милый самурай, который улыбается и плавно танцует в лунном свете. Это надежный, организованный хиппи, который вовремя приходит на любую встречу, и которому хватает ясности ума, чтобы управлять экономической империей. Самурай-хиппи — то, о чем инь и ян говорят
за ужином. Это синтез между чувствительностью и эффективностью.
Рецепт мистической чувственности и дзенских мышц. Вы думаете, я
шучу? Я позволяю пароксизмам парадоксов сбить меня с пути? Вовсе
нет. Хиппи-самурай — это союз двух архетипов, которые не должны
были бы казаться новыми мастерам боевых искусств. Художник и
воин: мастер боевых искусств. Хиппи, который игнорирует кодекс чести и боевую силу самурая — пленник собственных ограничений, как
и самурай, который не умеет расслабляться, шутить, играть с детьми
или забываться в смехе, когда играет на банджо под звездами. Один
без другого — в лучшем случае карикатура. Столкнувшись со сложностью современного мира, стереотипы артистического хиппи не от
мира сего и вечно враждующего со всеми самурая, живущего только
ради сражений с любым, кто переходит ему дорогу, в лучшем случае
устарели, а в худшем — просто жалки. Всему миру необходимо воскрешение воинского духа, но слепое копирование старых моделей —
не решение. Быть воином сегодня труднее, чем когда-либо, потому
что нет готовой формулы, которой можно было бы следовать, чтобы
сопротивляться растущей сложности нашего времени.
Нам нужна новая алхимия. Новый воин может родиться только
из беспорядочного синтеза, от таких неожиданных союзов, как между
хиппи и самураем. Это не вопрос сражения с врагом, абсолютным злодеем, который в стиле фильмов о Джеймсе Бонде угнетает весь мир.
Это было бы проще, но реальность намного сложнее. Поверхностность
и посредственность убивают больше людей, чем самая безжалостная
тирания. Быть воином сегодня — значит сражаться с этими силами,
которые пытаются нас раздавить, и в то же время иметь сильное видение. Поиски нового образа жизни — это способ вести сражение. Зада-
92
Даниэль Болелли. На пути воина
ча не в том, чтобы уничтожить кого-то или что-то. Задача в созидании.
Воин — это мастер разрешения конфликтов, а именно конфликт стоит между нами и исполнением желаний. Но для того, чтобы выкупить
себя и мир от депрессивного образа жизни, воин должен сделать больше, чем просто бороться с любыми возникающими обстоятельствами.
Для того чтобы уметь прикоснуться к сердцу проблемы, нужно воображение, которое заново изобретает мир. Враг, который держит нас в
плену — это не человек, не политическая партия, не религия (несмотря
на то, что люди, политические партии и некоторые религии, несомненно, вносят свой вклад); скорее проблема во всей социальной структуре,
которую мы создали. Может быть, на более глубоком уровне это наш
взгляд на жизнь: необходимость подлинной духовности, наши отношения с природой, то, как мы используем технологию, работа, которой
мы посвящаем столько времени, дома, в которых мы живем, дружба,
которую поддерживаем. Это места, в которых идет сражение. Огромное сердце, дар синтеза и глядящие вдаль глаза — вот наше оружие.
Мы начали говорить о боевых искусствах, а закончили судьбой
мира в наших руках. Мы пришли к этому не потому, что заблудились
на пути, но потому, что если мы действительно следуем духу боевых
искусств, то неизбежно здесь оказываемся. «Путь воина — установление гармонии», — писал Уэсиба. Боевые искусства — это лук и стрелы.
Цель — создание гармонии вне и вокруг нас. Есть много других средств
попасть в цель, потому что быть воином — это, в сущности, состояние
ума. Человек может быть воином сотнями разных способов. Боевые
искусства — это прекрасный способ выковать качества, которые необходимы для любого серьезного предприятия, но точно не единственный. Если мы хотим получить шанс на успех в воссоздании мира вокруг, то не можем позволить различиям нас разделить. Мы должны это
жизни, земле и самим себе. Если мы этого не сделаем, то кто сделает?
Глава 9
Создание порядка
из хаоса
Типология стилей боевых искусств
Т
ем верным читателям, которые досюда добрались, я выражаю глубочайшую благодарность за то, что вы разделили со мной несколько часов своей жизни. Именно потому, что вы были такими благодарными слушателями, я чувствую, что должен извиниться перед вами за
то, что собираюсь сделать. Глава, которую вы сейчас прочитаете, на
самом деле не имеет отношения к остальной части книги. Если до сих
пор она вам нравилась, сейчас вы можете передумать. Вы увидите, что
мой писательский стиль пропал. В некоторых отчетах утверждается,
что его видели лениво потягивающим текилу на мексиканском пляже.
Другие говорят, что слишком много часов в школе под допросом у тайной академической полиции загнали его в глубокую депрессию, и теперь
он бродит по кампусу Калифорнийского университета и неконтролируемо бормочет. (Если найдете его, то, пожалуйста, будьте добры, верните его законному владельцу. За вознаграждение. Я по нему очень скучаю!)
Также отсутствуют всякие попытки связать боевые искусства с более
широким контекстом. Эта глава начинается с боевых искусств, продолжается боевыми искусствами и заканчивается боевыми искусствами.
Ссылки на любые другие стороны жизни — которыми полна остальная
часть книги — в этой главе находят не больше симпатии, чем музыкант стиля кантри в Гарлеме. Я мог бы долго продолжать список того,
чего не хватает в этой главе, но час нынче поздний, и я боюсь, что мне
пора начать рассказывать вам, о чем же все-таки эта глава, и почему
я решил включить ее в книгу, несмотря на все недостатки.
После многочисленных дискуссий я осознал, что большинство людей,
которые не занимаются боевыми искусствами, имеют весьма причудливые представления о природе разных типов боевых искусств. Однако
наиболее удивительно было понять, что тысячи занимающихся боевыми
искусствами людей имеют не менее размытое представление. Поэтому
и появилась эта глава. Она предназначается как средство от путаницы,
которая возникает у многих по поводу стилей боевых искусств, и стре-
94
Даниэль Болелли. На пути воина
мится предложить аналитическую основу для понимания корней разных стилей. Из соображений ясности для этой задачи я выбрал простой,
деловой и лишенный изысков стиль письма. Столкнувшись с радостной
перспективой того, что мне будут платить за курс лекций в Калифорнийском университете об истории, философии и практике восточных
боевых искусств, я написал эту главу в попытке помочь своим ученикам
лучше разобраться в мире боевых искусств в целом. Я надеюсь, что эта
работа поможет и вам. Если же нет, я повторно приношу свои извинения и рекомендую просто перелистать страницы до следующей главы.
Введение
Дзюдо, айкидо, карате и кэндо. Шаолинь, вин-чунь, «Белый журавль»
и хунгар. Силат, кали, чой-ли-фат и таэквондо. Иайдо, самбо, хапкидо
и хварангдо. А также западный бокс, греко-римская борьба, свободная
борьба, шуай цзяо, джиу-джитсу, тайцзицюань, пакуа, хсинг-и, муайтай, кэнджуцу, кюдо, сават, кунтао, сумо, ицюань, стиль пьяницы, кобудо. Этот боевой ритм — только верхний слой названий существующих
стилей боевых искусств. Достаточно посмотреть на страницу боевых
искусств в местных «Желтых страницах», чтобы осознать поразительное разнообразие форм боевых искусств. Непосвященных (а часто и
посвященных) это разнообразие ошеломляет и путает. Ведь у большинства людей две руки и две ноги, зачем столько разных школ, которые
учат, как избивать противника-человека? Что отличает один стиль от
другого? Чем один стиль лучше другого? Какая между ними разница?
Множество мастеров боевых искусств никогда не задавали себе эти
вопросы, а если и задавали, то проглатывали упрощенные эгоистичные
вопросы учителей (обычно выглядящие как «мы делаем так, потому
что это лучший способ, а они делают по-другому, потому что лучше не
умеют») и никогда не задумывались глубже. Удовлетворив свое любопытство, эти мастера практикуют выбранный стиль, очень мало зная о
стоящей за ним теории и истории и практически ничего — об истории
и тренировочных методах других стилей. Пойдите в любую школу, задайте несколько вопросов, и быстро станет очевидно, что невежество
в отношении других стилей для мастеров боевых искусств — норма.
Эта глава — попытка прояснить, что означают границы между
разными стилями. Я видел немало аналитических моделей, в которых стили боевых искусств группируются по признаку географического происхождения, физическим характеристикам, философскому
направлению, а также по нескольким другим параметрам (обзор нескольких наиболее известных моделей см. в Donohue, 1994). Хотя некоторые из этих моделей — результат искреннего стремления создать
Глава 9. Создание порядка из хаоса
95
ясность в хаотическом мире боевых искусств, я не нахожу их полностью удовлетворительными. Поэтому я составил собственную модель,
которую опишу на следующих страницах. Я ставил перед собой две
цели. Во-первых, я хотел дать инструмент, который поможет бойцам,
желающим разобраться, как один стиль соотносится с остальными.
Во-вторых, я предлагаю эту модель желающим заняться боевыми искусствами, чтобы они могли принимать более информированные решения о выборе стиля, соответствующего их потребностям. Что включает обучение определенному стилю? Какие аспекты подчеркивают разные стили? Что можно ожидать от обучения тому или другому стилю?
В предлагаемой модели стили боевых искусств разделены на несколько простых категорий по двум критериям: на какой цели сосредоточен стиль, и какие методы тренировки в нем предпочитают. Это
не идеальная модель, а лишь одна из возможных. Она хорошо подходит мне самому и помогла мне лучше понять боевые искусства.
Я надеюсь, что она поможет и вам.
Модель
Согласно этой модели, все стили боевых искусств можно разделить на следующие пять категорий.
1.
2.
3.
4.
5.
Перформативные стили
Внутренние стили
Оружейные стили
Стили самозащиты
Единоборства
Захватные
Ударные
Смешанные
Прежде чем я перейду к объяснению этих категорий, должен предупредить, что они не исключают друг друга. Большинство стилей может относиться сразу к нескольким категориям, но в большинстве
случаев они сосредотачиваются на одном из этих пяти аспектов.
Перформативные стили
Перформативные стили — это те виды боевых искусств, в которых
основное внимание сосредоточено на эстетической привлекательности
исполнения. В этих стилях обучение реалистичным техникам боя вто-
96
Даниэль Болелли. На пути воина
рично, если вообще присутствует. Большая часть тренировок строится
вокруг выполнения движений, похожих на боевые, наиболее красивым
способом. Перформативные стили — это не боевые искусства в прямом
смысле слова, они сочетают гимнастику и боевые движения, создавая то,
что точнее будет назвать «боевым танцем». Стили, относящиеся к этой
категории, обычно зрелищны и демонстративны, требуют исключительных атлетических способностей и крайне нереалистичны с точки зрения боя. Именно по этим характеристикам они идеально подходят для
изображения боевых искусств в кино, потому что хореографы выбирают боевые техники не за эффективность, а за зрелищность на экране.
Современное ушу, китайский стиль, развившийся в двадцатом
веке на основе бывших боевых стилей — пожалуй, лучший пример
перформативного искусства. В то время как во всех традиционных
китайских стилях ученики выполняют формы (фиксированные последовательности приемов, которые делаются в одиночку, без живого
противника) в сочетании с другими методами обучения, современное
ушу сосредоточено практически исключительно на улучшении эстетического качества форм. Занятие ушу — это тренировки в первую и
главную очередь ради красоты.
Поскольку исторически школы боевых искусств были плодородной
почвой для мятежных групп, сочетавших боевую подготовку с оппозицией центральному правительству, коммунистическое правительство,
которое правило Китаем в пятидесятых, попыталось предотвратить
формирование тренированной оппозиции в стране. Поэтому, а также в рамках сопротивления всему наследию «старой» культуры, оно
проводит политику гонений на традиционные боевые школы кун-фу.
В ходе угнетения боевых искусств коммунистическое правительство
также поощряло переход от боевых стилей к спонсируемому государством, менее угрожающему, демонстративному современному ушу. За
ними последовали многие другие стили кун-фу, и хотя они сохраняют
название прежних боевых стилей, но точно так же практически полностью переключили внимание на отработку форм (которая может включать рукопашные формы, формы с оружием и спарринговые формы,
являющиеся заранее спланированными последовательностями ударов). Поэтому большинство китайских боевых искусств в настоящее
время относятся к категории перформативных стилей [Miller, 1994].
Еще один стиль, который может попасть под определение перформативного — это капоэйра. Появившаяся в Бразилии в среде африканских рабов, капоэйра всегда выполняется под музыку. Причина
этого, согласно популярной теории — то, что практики капоэйры отрабатывали боевые техники, но для того, чтобы избежать внимания
надсмотрщиков, которые вряд ли это одобрили бы, маскировали тре-
Глава 9. Создание порядка из хаоса
97
нировки под танец. Поэтому капоэйра выглядит как боевой танец, в
котором сочетаются удары и акробатические движения под звуки беримбау и других бразильских инструментов. В настоящее время, конечно, еще можно найти капоэйристов, которые знают, как использовать
этот стиль для сражений, но внимание большинства школ капоэйры
сместилось с эффективности боевой техники на создание красивого
и увлекательного танца [Almeida, 1986; Capoeira, 1995].
Капоэйра и современное ушу — два примера того, как боевые стили (которыми все стили боевых искусств были в свое время) могут
превратиться в нечто иное, когда меняется культурный и исторический контекст. Несмотря на то, что капоэйра, современное ушу и большинство типов кун-фу — стили, которые лучше всего соответствуют
определению перформативных стилей, акцент на эстетической подаче
присущ нескольким другим стилям — от тайцзицюань до некоторых
форм карате — на тренировках которых хотя бы до определенной степени ставится цель «хорошо выглядеть».
Внутренние стили
Часто во многих кругах боевых искусств — особенно среди практиков тайцзицюань, хсинг-и, пакуа и айкидо — некоторые стили называют «внутренними», в отличие от остальных, «внешних». Хотя реалистичность этой классификации можно обсуждать, но эти термины достаточно популярны, чтобы заслуживать некоторого внимания.
Согласно распространенной теории, так называемые внутренние
стили опираются на развитие силы ци, полученной благодаря упражнениям на дыхание и равновесие, а также медитациям стоя и сидя.
Внешние стили опираются на более видимые формы силы, на грубую силу и большую скорость. Когда человек выходит за пределы относительно сложной задачи — объяснить, чем именно должна быть
сила ци, то принципы внутренних искусств ничем не отличаются от
принципов любого хорошего боевого стиля. Идеи использования
слабостей противника, непротивления силой превосходящей силе и
расчета больше на правильную технику и хорошую динамику тела,
чем на мышечную силу, имеют к внутренним искусствам не больше
отношения, чем к здравому смыслу [Cartwell, 1997]. Например, японские искусства дзюдо и джиу-джитсу, которые редко классифицируют
как внутренние, основаны на той же самой теории [Kano, 1986; Kirby,
1983]. Поэтому за исключением большего акцента на несколько неясной теме развития ци трудно найти теоретические отличия между
внутренними стилями и всеми остальными.
98
Даниэль Болелли. На пути воина
Другая сложность возникает из-за исторического происхождения
внутренних стилей. До конца девятнадцатого-начала двадцатого века
никакие боевые стили не называли внутренними. Только когда мастер
пакуа Чен Тин Хуа образовал союз с учителями хсинг-и и тайцзицюань, они начали использовать слово «внутренний» для описания
своих стилей. Особенно активно это делал один из самых известных учеников Чен Тин Хуа, Сун Лу Тан, который опубликовал эту
классификацию в серии популярных книг [Henning, 1997; Sun 1993].
Несколько десятилетий спустя некоторые стали определять айкидо
как такой же внутренний стиль, поскольку его особенное внимание
к развитию ки (китайское написание ци) и философская направленность, как считалось, делают стиль ближе к китайским внутренним
искусствам, чем к старой школе джиу-джитсу.
Независимо от того, что ни теория, ни история не предлагают достаточно оснований для того, чтобы классифицировать какие-то искусства
как внутренние, в настоящее время существуют большие различия в
целях и методах обучения между так называемыми внутренними стилями и всеми остальными боевыми искусствами. В идеальном самоисполняющемся пророчестве, в результате долгих повторений мысли, что
такие стили, как тайцзицюань, пакуа, хсинг-и и айкидо, отличаются от
остальных, их практика и направление изменились настолько, что теперь они действительно отличаются. Хотя изначально эти стили создавались как эффективные формы боя (достаточно только задуматься
о репутации таких замечательных бойцов, как Уэсиба в айкидо, Чен
Тин Хуа в пакуа, Куо Юн Шеен в хсинг-и и Ян Лу Чан в тайцзицюань),
но в настоящее время им редко обучают в расчете на сражения. Внимание перенеслось на поддержание здоровья, медитации, философию
и осознание тела. Достаточно только представить знакомую картину,
как пожилые дамы медленно выполняют движения формы тайцзицюань, чтобы оценить, насколько далеко эти стили ушли от реалий боя.
В большинстве школ основную часть обучения стилям тайцзицюань, пакуа и хсинг-и составляют дыхательные упражнения, другие
упражнения ци на равновесие и гибкость, медитации стоя, а главное — формы, выполняющиеся для улучшения здоровья и физического состояния человека. Реже некоторые из этих школ включают толчки ладонями (упражнение, предназначенное для увеличения
чувствительности), формы с оружием и некоторые боевые приемы,
выполняющиеся с партнером. Только в тех редких школах, где этим
стилям учат как полноценным боевым искусствам, есть соревновательная подготовка, например, полноконтактный спарринг. Однако
в преобладающем большинстве школ время, посвященное техникам
самозащиты, очень ограничено, а спарринга практически не бывает.
Глава 9. Создание порядка из хаоса
99
Точно так же обучение искусству айкидо не включает спарринг и
другие соревновательные игры. Вместо этого практика сосредоточена
на основных упражнениях (в том числе на перекатах и падениях) и
приемах, которые выполняются с сотрудничающим партнером. В некоторых случаях включаются формы с оружием, но на них редко делается акцент. Важно отметить, что в большинстве школ айкидо, как и в
школах китайских внутренних искусств, техники отрабатываются не
ради эффективной самозащиты, а для того, чтобы научить осознанию
собственной энергии и энергии других. Об этом свидетельствует то,
что такие мощные боевые инструменты, как удары головой, локтем,
коленом, выдавливание глаз, удушающие захваты, партерный бой* и
удары с ноги преподаются редко.
Причины таких разительных перемен, того, что эти стили дошли
от исходной формы до нынешней, несколько сложны. Если говорить
о китайских стилях, то китайская традиция секретности и нежелание
многих учителей делиться всеми боевыми познаниями с учениками
привели к тому, что значительная часть боевой подготовки умерла
вместе с ними и не была передана следующему поколению. Другой
фактор — начало коммунистического режима и его политики угнетения эффективных боевых искусств. При коммунистическом правлении китайские боевые искусства превратились из боевых стилей в
перформативные и внутренние, ставящие перед собой цели, которые
государство считало желательными, например, физическую подготовку и поддержание здоровья [Miller, 1994].
В случае айкидо преображение произошло во многом благодаря
характеру основателя айкидо, Морихэя Уэсибы. Склонный к мистике,
подверженный сильному влиянию религиозной секты омото, Уэсиба
оказался сильно встревожен Второй мировой войной, и после нее начал
уменьшать количество внимания, уделявшееся боевой подготовке, и подчеркивать важность осознания энергии и философии. С точки зрения
Уэсибы, айкидо должно было стать физическим средством для покоя и
установления хороших отношений между людьми, а не техникой боя. Это
изменение в подходе Уэсибы заставило айкидо дальше отойти от школ
джиу-джитсу, в которых оно зародилось, и заявить о себе как совершенно ином виде боевых искусств [Stevens, 1987; Uesiba, 1984; Uesiba, 1991].
* Партер (фр. parterre — на земле) — термин, использующийся в разных
видах борьбы, который означает борьбу в положении лежа. Этот термин присутствует, в частности, в дзюдо, самбо, японском и бразильском джиу-джитсу. Партер по отношению к борьбе стоя вторичен, так как нет ни одного единоборства,
в котором борьба начинается из положения лежа. Это можно объяснить тем, что,
во-первых, человеку не свойственно передвигаться на коленях или ползком, вовторых, до партера в реальном поединке может и не дойти.
100
Даниэль Болелли. На пути воина
Из-за смены направления такие стили, как айкидо, тайцзицюань,
хсинг-и и пакуа, привлекали и продолжают привлекать очень своеобразных поклонников: людей эпохи нью эйдж, пацифистов, которые
не хотят иметь ничего общего с брутальными сражениями, пожилых
людей, желающих заботиться о своем здоровье, и философски настроенных людей — теперь это основные клиенты школ внутренних
стилей (а также самые активные читатели книг о боевых искусствах).
Хотя это действительно привело к тому, что данные стили практически вымирают как эффективные формы боевой подготовки, но это
не значит, что они — всего лишь разбавленные реликты былой славы. Просто их цели теперь изменились. Попытка развить в практиках
более сбалансированную личность и преимущества, которые создает
для здоровья низкое кровяное давление, лучшее равновесие и осанка,
и снижение уровня стресса — свойства, которые не стоит списывать
со счетов. Возможно, внутренние искусства — не лучший выбор для
тех, кто ищет эффективный боевой стиль, но, тем не менее, они занимают важную нишу в мире современных боевых искусств.
Оружейные стили
Как следует из названия, оружейные стили — это те виды боевых
искусств, в которых основную роль играет тренировка с оружием.
В более древние времена практически все боевые искусства были оружейными, поскольку бо«льшая часть боевых стилей была направлена
на выживание на поле боя или самозащиту в мире, где почти каждый
человек имел оружие. Только в те времена и в тех местах, где ношение
оружия находилось под запретом, в центре внимания оказывались
рукопашные техники. В остальных случаях ни один человек в здравом уме не стал бы полагаться на рукопашную технику, если находилось оружие. Вопреки тому, что происходит сейчас, рукопашный бой
был небольшой ветвью боевых систем, которые сосредотачивались в
основном на обучении владению оружием [Draeger, 1973].
В наши времена картина полностью изменилась. За исключением
солдат, которые до сих пор тренируются с оружием гораздо больше,
чем без него, бо«льшая часть занятий боевыми искусствами происходит среди гражданских, которым не требуется выживание на поле боя.
Кроме того, во многих странах существуют строгие ограничения на
хранение оружия, и возможны строгие законодательные меры при его
применении даже для самозащиты. Это заставило переключить внимание боевых искусств с тренировок с оружием на рукопашный бой.
Несмотря на эти радикальные перемены, многие боевые стили
все еще включают тренировку с оружием как второстепенный ком-
Глава 9. Создание порядка из хаоса
101
понент программы. Бол« ьшая часть стилей кун-фу (включая перформативный стиль современного ушу), несколько корейских искусств,
айкидо и отдельные школы джиу-джитсу посвящают часть времени
обучению работе с оружием. Однако несмотря на некоторые заметные
исключения, качество обучения и опыт работы с оружием часто позорно низки. Без реализации в качестве единоборства и за пределами
сферы реалистичной самозащиты (когда вам приходилось сражаться
с верховым пьяным соседом с копьем, используя любимую алебарду?),
тренировки с оружием обычно проходят чисто символически. Реалистичные техники могут быть давно потеряны, и вместо них преподаются оружейные формы, выбранные за эстетическую привлекательность. В большинстве случаев когда преподаются настоящие техники,
они редко соответствуют определению эффективности.
Однако существуют и другие стили, которые либо в первую очередь, либо полностью посвящены тренировкам с оружием. Западное
фехтование — современная спортивная форма боя с мечом, раньше
использовавшегося европейскими воинами — и окинавское искусство
кобудо, стиль, основанный на техниках и сельскохозяйственных инструментах, использовавшихся местным населением после того, как
японские завоеватели запретили им владеть традиционными видами
оружия — два самых известных оружейных стиля. Японские искусства
кэндо, иайдо и кюдо — прекрасные примеры современных оружейных стилей, адаптированных из старых стилей боя мечом и стрельбы
из лука, которые в древности практиковались японскими самураями.
Кэндо, путь меча — это современная спортивная версия японского
фехтования, которая требует практики техник и спарринга с живым
противником, при этом надевается защитный доспех и используется
бамбуковый меч. Иайдо — это еще один стиль, использующий меч, но,
в отличие от кэндо, он не включает спарринг с противником. Вместо
этого он сосредоточен на отработке ката, предназначенных для того,
чтобы освоить навыки, которыми раньше пользовались самураи, чтобы достать меч из ножен и выполнить потенциально смертельный
удар за минимальное время [Draegar and Smith, 1969]. Кюдо — это
современная версия японской стрельбы из лука, в которой до сих пор
используется традиционный длинный лук, она часто практикуется в
сочетании с изучением дзена [Herrigel, 1953].
В числе нескольких других боевых искусств, которые все еще посвящают значительную часть времени и внимания тренировкам с
оружием — практически неизвестное индийское искусство калариппаятту, японское искусство ниндзюцу, а также несколько южноазиатских боевых стилей [Draegar and Smith, 1969]. Самый популярный из
них — это, наверное, филиппинский стиль, известный как кали (или
эскрима). Хотя кали включает тренировку без оружия, но больше всего
102
Даниэль Болелли. На пути воина
этот вид единоборства известен использованием короткого оружия,
особенно короткого меча и ножа, одной и двух палок и кинжалов разных размеров и форм. В отличие от большинства других оружейных
стилей, которые сейчас совершенно анахронистичны с точки зрения
реалистичной боевой подготовки (так как мечи, копья, алебарды и
луки нынче мало где используются), кали все еще учит практическим
навыкам. Короткие палки, дубинки и ножи — это самые полезные для
самозащиты виды оружия в мире, за исключением пистолетов. Поэтому практичность и реализм преподаваемых техник в кали подчеркивается намного больше, чем в других оружейных искусствах. Для
того чтобы добиться этого, тренировки кали основаны на отработке
техник с партнером и на полноконтактном спарринге с защитным
оборудованием [Inosanto, 1980]. За исключением кали, большинство
других оружейных стилей направлены на иные цели, чем реалистичная боевая подготовка, например, на эстетичную подачу, культурное
значение, передачу этнического наследия и спортивные соревнования.
Стили самозащиты
Говоря просто, стили самозащиты — это виды боевых искусств,
которые направлены в первую очередь на развитие боевых навыков,
которые работают в реальном сражении. Хотя определение может показаться прямолинейным, но это не так. На самом деле спортивные
единоборства (дисциплины, которые учат сражаться в спортивной
ситуации, ограниченной многочисленными правилами, сужающими
диапазон боевых техник) часто дают превосходные навыки, которые
можно использовать для самозащиты. Однако главная цель этих стилей — научить сражаться в рамках спортивных мероприятий. Чистые стили самозащиты, напротив, оценивают важность подготовки к соревнованиям как второстепенную (если вообще уделяют им
внимание), а вместо этого фокусируются на подготовке к защите
против нападения на улице.
В числе самых узнаваемых стилей самозащиты — большинство
школ японского джиу-джитсу, китайские стили вин-чунь и кун-фу
сан-соо (оно же тсой ли хо фут хун), индонезийский силат, джит-кундо Брюса Ли, корейское хапкидо и, возможно, хварангдо. Несколько
других стилей кун-фу, айкидо и карате утверждают, что тоже принадлежат к этой категории, но нужно быть осторожным в оценке того,
насколько они эффективны, потому что есть огромные различия в
качестве методов тренировки, которые используются теми, кто заявляет, что учит надежной самозащите.
Глава 9. Создание порядка из хаоса
103
Поскольку в стилях самозащиты преподаются потенциально разрушительные приемы, направленные во все цели и не ограниченные
правилами, требует ответа один вопрос. Как достигается этот результат и одновременно обеспечивается безопасность учеников? Поскольку преподавание этих техник в формате «без правил» может привести
к серьезным физическим повреждениям, стили самозащиты вынуждены прибегать к другим тактикам. В числе самых распространенных
методов обучения — практика конкретных техник, выполняющихся
с ограничениями на партнере; парные формы, в которых ученики выполняют заранее спланированную последовательность атак и защит;
спонтанный свободный формат, в котором ученик произвольно сочетает приемы, защищаясь от атакующего партнера; и иногда разные
типы ограниченного правилами спарринга, аналогичного использующегося в единоборствах [Cartmell, 1997].
Каждая из этих форм обучения имеет свои преимущества и недостатки, но в сочетании друг с другом они должны помочь бойцам развить необходимые навыки самозащиты без физических повреждений,
к которым привело бы участие в настоящей схватке. Потенциально
смертоносные приемы нельзя практиковать безопасно с несотрудничающим противником, потому что очень легко зайти слишком далеко
и нанести серьезный вред партнеру по тренировке. Поэтому приемы
сначала отрабатывают с сотрудничающим партнером, который позволяет использовать свое тело для обучения верному выполнению.
Конечно, это основной метод в любом стиле самозащиты, без которого дальнейшее обучение было бы невозможно. Однако он имеет
очевидные ограничения. Во-первых, партнер полностью сотрудничает
с нами и, по сути, позволяет выполнить прием, что может не сработать
при проведении на полной скорости против несотрудничающего противника. Поэтому трудно понять, будет ли тот же самый прием работать
на практике или нет. Более того, поскольку эта тренировка не спонтанна, то не помогает решить одну из главных проблем, с которыми люди
сталкиваются в реальном бою: они замирают и пытаются вспомнить,
какой прием применять, и никак не могут адаптироваться к текущей ситуации. Ведь в контексте тренировки мы заранее знаем, как противник
будет нападать, и как мы должны реагировать. Это совсем не похоже на
реальность, где мы не знаем, как пойдет нападение, и поэтому не знаем,
как на него отвечать. То, что человек умеет выполнять приемы в школе,
не значит, что он сумеет вспомнить и применить эти приемы в нужный
момент, когда его переполняет адреналин от неожиданного нападения.
Парные формы дают дополнительное преимущество, сочетая последовательность приемов, но возникает та же проблема: приемы подобраны заранее, и партнер не сопротивляется.
104
Даниэль Болелли. На пути воина
После того, как освоено достаточно основных техник, необходимый
следующий шаг — спонтанный свободный формат боя, в котором противники реагируют на неожиданное нападение незапланированными
приемами. К сожалению, такого рода тренировка распространена не
так широко, как следовало бы ожидать. Кун-фу сан-соо — один из стилей, который, по моим сведениям, использует этот формат в большинстве тренировок. У такого формата есть огромное преимущество, он
делает применение приемов спонтанным и немедленным, без остановки и обдумывания. Поскольку противник сотрудничает и оказывает
минимальное сопротивление, можно отрабатывать все виды техник,
включая потенциально смертельные, с любыми целями. Недостаток
в том, что поскольку противник на самом деле — не дающий сдачу
настоящий противник, а сотрудничающий партнер, то невозможно
проверить, будут ли эти приемы работать против агрессора, который
серьезно намерен причинить вред.
Поскольку большинство стилей самозащиты основывают тренировки на описанных выше методах, то, несмотря на то, что технически они
совершеннее единоборств, они все же не так эффективны. Хотя никто
не знает, будут ли работать эти методы против сопротивляющегося противника, но успешное использование приема в ходе полноконтактного
спарринга с противником, который пытается тебя победить и атакует,
дает конкретное доказательство идеального выбора времени и силы.
Это говорит о том, что два подхода должны быть не альтернативой друг
другу (как мы увидим вскоре, у единоборств есть свои недостатки), но
им следует друг друга дополнять. Поскольку реальность ничем нельзя
заменить, нужно использовать все методы, которые воспроизводят реальные условия, в то же время поддерживая безопасность, и тогда тренировка будет максимально эффективной. На самом деле любая форма тренировки в боевых искусствах — это отдаленное приближение к
реальности, и поэтому у каждой есть свои сильные и слабые стороны.
Несколько систем самозащиты сочетают разные подходы к тренировкам, но результаты не всегда идеальны. В большинстве случаев стили самозащиты посвящают основное внимание конкретным приемам,
формам и, возможно, свободному дружескому спаррингу. Однако если
они переходят к спаррингу, то, поскольку этому виду тренировок уделяется меньше внимания, чем, скажем, в единоборствах, уровень оказывается намного ниже. Очень распространен случай школ кун-фу, в
которых отрабатывают красивые формы и крайне изысканные приемы,
а потом надевают перчатки и занимаются исключительно неумелым
кикбоксингом. Я не хочу сказать, что сочетание «чистой» самозащиты
и единоборств невозможно — многие школы успешно это делают —
но совершенное равновесие не так распространено, как хотелось бы.
Глава 9. Создание порядка из хаоса
105
Единоборства
Единоборства — это виды боевых искусств, которые сосредотачивают свою работу на разных формах спарринга. В центре внимания
этих стилей — участие в спортивных мероприятиях. Философская
сторона боевых искусств, самозащита, поддержание здоровья и другие
факторы, которые важны в других стилях, здесь являются второстепенными элементами подготовки (если вообще присутствуют). Как
говорилось ранее, у спарринга есть недостаток — в нем используется
ограниченное число приемов против ограниченного набора целей (некоторые из целей, наиболее эффективных для самозащиты, запрещены из соображений безопасности). Но также предлагается бесценный
опыт применения приемов в полную силу против отбивающегося противника, что в точности воспроизводит происходящее в реальности.
В Древней Греции единоборства были лучшим моментом Олимпийских игр. В то время практиковали три вида единоборств: кулачный бой, борьбу и панкратион, которые различались тем, какие использовались приемы — захваты (борьба), удары (кулачный бой) или
их сочетание (панкратион) [Poliakoff, 1987]. Поскольку многие современные единоборства следуют тому же разделению, я буду рассматривать эти три вида единоборств по отдельности.
Захватные
Захватные системы — это те виды единоборств, которые сосредоточены на бросках и перехватах или партерном бое (который, в зависимости от системы, может включать щипки, удушение и болевые приемы).
Примеры таких систем — дзюдо кодокан, сумо, бразильское джиу-джитсу,
китайское шуайцзяо, русское самбо и западные системы греко-римской
и свободной борьбы. В дополнение к ним есть много форм этнической
борьбы (от Монголии до Африки, практически в каждой стране мира
есть та или иная форма) и эклектические системы, основанные на некоторых из наиболее популярных стилей борьбы, перечисленных выше.
Разница между этими стилями заключается в правилах. Самое
важное отличие — посвящена ли система исключительно захватам и
броскам, но не включает партерный бой (как сумо, шуайцзяо и монгольская борьба), или использует и то, и другое (как дзюдо, бразильское
джиу-джитсу, самбо и западная борьба). В первой группе побеждает
спортсмен, который сумел выполнить идеальный бросок, не потеряв
равновесие. Во второй группе, в зависимости от системы, можно победить благодаря идеальному броску, прижав противника к полу, или
в результате подчинения (болевого приема или удушения) в партере.
106
Даниэль Болелли. На пути воина
Другое важное отличие связано с количеством одежды на спортсменах в ходе соревнований (так как за одежду можно ухватиться для
облегчения броска, используемые захваты зависят от униформы). Вот
разделение по основным характеристикам для некоторых стилей.
Дзюдо. Дзюдоисты носят тяжелую куртку, которая называется ги, и за
нее хватаются при бросках и упоре в партере. Бо«льшая часть бросков идет
через бедро, руками, с протягиванием, также есть жертвенные броски (в которых боец добровольно ложится на землю, чтобы повергнуть противника).
В дзюдо не рекомендуется хватать противника за ноги для броска (техника,
распространенная в свободной борьбе). В партере дзюдоисты стараются
прижать противника спиной к полу, придушить его разными способами или
провести болевой прием (разрешены только болевые приемы на локтевой
сустав) [Kano, 1986; Takagaki, 1957].
Сумо. Сумоисты полагаются на броски и толчки. Победа происходит, когда
противник выталкивается из круга или повергается наземь. Во время матчей
одежда практически не носится, не допускаются болевые и удушающие захваты.
Бразильское джиу-джитсу. Эта новая форма джиу-джитсу (созданная в
двадцатом веке) специализируется на партерном бое. Бойцы носят дзюдоистское ги. Матчи начинаются стоя, но скоро бросок (обычно более простой и менее эффектный, чем в дзюдо) переводит сражение в партер, где
применяются болевые и удушающие захваты. Допустимы болевые захваты
практически на любом суставе, кроме пальцев.
Шуайцзяо. Бойцы в шуайцзяо носят легкую куртку (намного тоньше, чем
в дзюдо). Поэтому на них меньше одежды, за которую можно тянуть, как делают дзюдоисты, и им приходится ближе подходить друг к другу. Шуайцзяо
не включает партерный бой, а сосредотачивается исключительно на сильных
бросках и толчках, в том числе на захватах суставов [Liang, 1997; Weng, 1984].
Самбо. Самбо — это эклектичная система, соединяющая дзюдо, грекоримск ую и свободную борьбу с этническими формами русской борьбы. Игроки носят легкие куртки и полагаются на броски и партерный бой.
В партере удушающие захваты не разрешаются, но допустимы болевые захваты практически на всех суставах (в том числе на щиколотках и коленях)
[Anderson & B, 1999].
Западная борьба. Борцы носят легкую униформу, которую трудно ухватить д ля броска. Поэтому они предпочитают либо хватать за ноги, чтобы
сбросить противника на землю, либо поднимать тело и бросать его. В партере борцы стремятся прижать противника к полу, но не могут применять
удушающие или суставные захваты. Главное различие между греко-римской
и свободной борьбой — то, что греко-римская борьба не позволяет атаковать ноги противника или использовать свои ноги для выполнения броска,
а в свободной это допустимо.
В числе полезных аспектов системы захватов с точки зрения реалистичного боя то, что в реальности очень трудно удержать противника на расстоянии, необходимом для удара, и вскоре за первыми
Глава 9. Создание порядка из хаоса
107
ударами следует клинч*. Поэтому захватные системы дают бесценное преимущество — учат комфортно себя чувствовать в плотном
контакте с противником.
Партерная борьба — это особенно хорошая форма тренировки,
потому что, в отличие от боя стоя, где у любого, даже нетренированного человека есть инстинктивное представление, что делать, она полностью осваивается при обучении. Поэтому, а также потому, что вы можете оказаться на земле, хотите вы этого или нет, человек, у которого
есть представление о партерной борьбе, имеет преимущество перед
тем, кто о ней ничего не знает. Недостаток чрезмерной специализации
на партерной борьбе в том, что оказаться на земле — самоубийство
в ситуации столкновения с несколькими противниками, потому что
пока вы разбираетесь с одним поверженным противником, его стоящие друзья могут наступить вам на голову.
Броски — вероятно, самый важный компонент захватной системы, который нужно освоить ради реалистичного сражения. Поскольку значительное большинство сражений заканчивается в клинче, то
если вы можете выполнить бросок, вероятность успеха значительно
увеличивается, потому что тяжелое падение на асфальт может выбить
дух из самых крепких противников. Более того, в ситуации множества противников вы можете обездвижить одного сильным броском
и тут же перейти к его соседу.
Одна из проблем захватных тренировок с точки зрения реалистичного боя — то, что некоторые правила прививают дурные привычки,
которые могут оказаться очень опасны в реальной ситуации. Например, когда в дзюдо и западной борьбе боец поворачивается в партере лицом вниз, чтобы его не прижали спиной к полу, он подставляет
противнику голову и шею. Конечно, в реальной ситуации этого делать
ни в коем случае нельзя.
Ударные
Ударные системы — это те виды единоборств, которые сосредоточены на одной или более из следующих граней боя: удары руками
и ногами, локтями и коленями. В числе самых известных примеров
этих систем западный бокс, кикбоксинг, муай-тай, сан-шу, таэквондо,
сават, полноконтактное и точечное карате.
Как и в случае захватных систем, ударные системы различаются по
правилам, которым следуют. Также ударные системы, как и захватные,
* Клинч — запрещенный прием, когда противники, сблизившись, захватывают друг друга руками.
108
Даниэль Болелли. На пути воина
сосредотачиваются только на определенной части боя и отрабатывают
именно ее для использования в соревнованиях. С этой точки зрения
они являются не полными боевыми системами, а, скорее, видом спорта. Однако они все равно могут дать реалистичную боевую подготовку,
потому что помогают преодолеть страх противника, который нападает
в полную силу. С точки зрения боевого реализма, чем меньше у спорта правил, тем он полезнее. Имея это в виду, рассмотрим правила, использующиеся в нескольких наиболее известных видах ударных стилей.
Западный бокс. В боксе атлеты носят толстые перчатки, и допускаются
только удары определенной частью руки по верхней части тела противника (за исключением задней стороны шеи). Хотя у тренировок по боксу есть
много преимуществ, главная проблема в том, что он создает ложное ощущение дистанции в реальной боевой ситуации (где могут применяться удары ногами) и использует всего несколько инструментов.
Муай-тай. В муай-тай допускаются удары ногами, локтями и коленями по
верхней и нижней частям тела противника (за исключением паха, который
запрещен для нападения во всех ударных единоборствах, вместе с несколькими другими участками тела). Благодаря немногочисленности ограничений
муай-тай — один из самых жестких в тренировке видов ударных единоборств,
но также один из самых реалистичных.
Кикбоксинг. Разные организации кикбоксинга следуют разным правилам,
но чаще всего кикбоксинг позволяет удары ногами и запрещает удары локтями и коленями, использующиеся в муай-тай. Некоторые организации по кикбоксингу также не позволяют удары ногами по ногам противника. Во многих
случаях соревнования по полноконтактному карате следуют тем же правилам,
что и по кикбоксингу. Одна из главных проблем с правилами кикбоксинга —
то, что ради зрелищности и привлекательности техники в нем поощряются
высокие удары ногами (которые в реальной ситуации очень рискованны) и запрещаются менее зрелищные, но более эффективные низкие удары ногами.
Точечное карате. Хотя разные организации используют разные правила,
но в большинстве форм точечного карате от атлетов требуется остановить
удар перед непосредственным прикосновением в полную силу (в некоторых случаях прикосновения вообще запрещены). Поэтому спорт зависит
в основном от оценок техник судьями. Вероятно, это один из самых безопасных ударных видов спорта, но также наименее реалистичный, потому
что не дает получить опыт проверки приемов в полную силу и может создавать ложное ощущение расстояния, потому что человек на самом деле
никогда не ударяет по цели.
Сан-шу. Китайская версия кикбоксинга, которую лучше всего охарактеризовать как смешанную систему, потому что в ней допускаются и удары, и
броски, но поскольку у захватов в ней очень ограниченная роль (нет борьбы
в партере и клинчей дольше, чем на три секунды), она считается преимущественно ударной. В соревнованиях по сан-шу участвуют представители всего разнообразия видов китайских боевых искусств. Сан-шу допускает удары
ногами по верхней и нижней частям тела противника, но не допускает удары
локтями и коленями. Броски разрешаются только тогда, когда выполняются
Глава 9. Создание порядка из хаоса
109
в течение трех секунд клинча с противником. Вероятность броска под держивает реалистичность тренировок сан-шу, потому что отучает от высоких
ударов, которые противник может перехватить и использовать для ответного
броска. Отсутствие ударов локтями и коленями делает сан-шу безопаснее
муай-тай, но менее реалистичным.
Таэквондо. Таэквондо, теперь являющееся олимпийским видом спорта,
сосредоточено преимущественно на высоких ударах и требует в дополнение к стандартным перчаткам носить защиту на груди. Хотя это исключительно зрелищный вид спорта, но пред лагая сосредотачиваться на высоких ударах, таэквондо развивает опасные привычки, потому что в реальной
боевой ситуации высокие удары часто приводят к потере равновесия или
противодействию противника.
В целом у ударных систем есть свои слабые и сильные стороны.
Один из самых положительных аспектов — то, что большинство реальных сражений начинается на дальней дистанции, когда ударные
навыки оказываются очень полезны. Умение сильно бить может позволить остановить драку в самом начале. Кроме того, не менее важно
умение принимать удар, потому что это позволяет не замирать после
удара (что, несмотря на заявления об обратном, может произойти
даже с лучшими бойцами).
В числе негативных аспектов ударных систем то, что человеческая рука не очень крепка. Удары, наносимые на ринге под защитой
толстых перчаток, редко повреждают руки, но удары голой рукой в
ситуации самозащиты могут причинить столько же вреда бьющему,
сколько и тому, кого ударили. Хотя удары открытой рукой, локтями
или коленями относительно безопасны, но удар сжатым кулаком может привести к перелому. Поэтому в ситуации самозащиты не стоит
слишком полагаться на такие удары.
Другой, более значимый недостаток ударной системы с точки зрения реалий боя — то, что очень трудно удержать противника на расстоянии, необходимом для того, чтобы ударные навыки оказались полезны. Очень часто, когда первый обмен ударами не приводит к потере сознания, драка переходит в клинч, и в этом положении захватные
приемы оказываются полезнее, чем ударные.
Смешанные единоборства
Как в Древней Греции был панкратион, так и сейчас существует несколько современных единоборств, которые допускают и захватные, и
ударные техники. Китайское сан-шу, хотя и является преимущественно ударным стилем — один из таких вариантов. В девяностых в мире
единоборств произошла революция, вызванная популяризацией боев
110
Даниэль Болелли. На пути воина
без правил, таких, как Абсолютный бойцовский чемпионат* и экстремальные бои. После того, как эти соревнования доказали, что лучшие
бойцы — это те, кто умеет выполнять и захваты, и удары, появилось
много эклектических школ боевых искусств, которые сочетали оба
вида приемов. В их числе: бразильское вале-тудо, шутфайтинг, сан-шу,
боевое шуайцзяо, спортивное джиу-джитсу и бесчисленные недавно
созданные системы. Их объединяет то, что эти единоборства стремятся
избежать ограничений систем, полагающихся только на захваты или
на удары. Из-за того, что требуется огромное количество тренировок,
сопровождающихся потенциальной опасностью, смешанными единоборствами занимаются в основном только очень увлеченные атлеты.
Заключение
Я отправлял эту книгу в печать с некоторыми колебаниями. Одна из
причин — то, что все модели, основанные на определениях и категориях,
по природе своей неточны. Категории в реальности никогда не бывают
такими жесткими, как в теории. То, что на бумаге выглядит как строго
разделенные категории, в реальном мире может перекрываться. Кроме
того, я всегда с подозрением относился к тем, кто слишком беспокоится из-за категорий и определений. Такое аналитическое стремление часто убивает красоту переживания, сводя его к набору мертвых формул.
Однако пока человек осознает ограничения любой теоретической модели, я считаю, что он может использовать эту модель как очки, через
которые лучше видно то, что иначе кажется размытой реальностью.
Кроме того, из-за моих личных вкусов и из-за того, что я считаю
природой боевых искусств, я подчеркивал важность реалистичной боевой подготовки. Однако это ни в коем случае не единственный критерий полезности боевого искусства. Поэтому вам может подходить
тот или иной стиль в зависимости от ваших личных целей. Например,
стиль может быть прекрасным средством для поддержания здоровья,
но если вы обращаетесь к боевым искусствам в поисках других целей,
внимание к поддержанию здоровья может вас разочаровать. Проблема не в стиле и не в вас — просто неудачный выбор.
Конечно, ситуация становится сложнее, когда тот или иной стиль
претендует на то, что следует одновременно нескольким целям. Учи* Ultimate Fighting Championship (русск. Абсолютный бойцовский чемпионат) — спортивная организация, базирующаяся в Лас-Вегасе и проводящая бои
по смешанным правилам (также известные как ММА — от англ. Mixed Martial
Arts) как в США, так и в других странах.
Глава 9. Создание порядка из хаоса
111
тель может говорить: «Наш стиль прекрасно подходит для поддержания здоровья, учит прекрасным навыкам самозащиты, хорошо подходит для соревнований, и у него есть сильная философская основа».
Это заявление проблематично не потому, что ложно (хотя иногда так
и есть), но потому, что в нем не говорится вся правда. При условии
ограниченности времени любой стиль сосредотачивает внимание на
одних аспектах за счет других. Хотя на словах могут реализовываться разные цели, но каждая школа неизбежно специализируется на
одном аспекте больше, чем на других; поэтому будущим ученикам
нужно уметь читать между строк и определять, на каких целях школа по-настоящему сосредотачивается. У каждого стиля есть сильные
и слабые стороны. Это неизбежно. Поэтому, вместо того чтобы искать
утопический идеальный стиль, у которого есть только сильные стороны, и нет слабых, нужно спросить себя, удовлетворяет ли баланс сильных и слабых сторон в определенном стиле его потребностям или нет.
Еще одно соображение, которое нужно учитывать — то, что боевые искусства преподаются и изучаются живыми людьми из плоти и
крови. У стиля могут быть определяющие характеристики, но учителя
и ученики их подчеркивают или приглушают. Например, хотя айкидо
не уделяет много внимания самозащите, но есть практики айкидо, которые учат реалистичной самозащите с весьма приличными результатами. Аналогично этому западный бокс мало похож на то, что считают глубоко философским стилем, но конкретный инструктор может
придать своим занятиям философский оттенок, который выходит за
рамки стереотипных проповедей учителей более «духовных» стилей.
В зависимости от учителя, уроки тайцзицюань могут сосредотачиваться на поддержании здоровья (как большинство занятий тайцзицюань),
перфомансе (при подготовке к красивым выступлениям на соревнованиях в стиле ушу), самозащите (если инструктор — один из немногих подчеркивающих эффективность в бою) или соревнованиях (если
подготовка идет преимущественно к рукопашным соревнованиям).
Хотя я считаю, что эта модель может быть полезна, но необходимо
помнить, что модели — это теоретические инструменты, которые помогают лучше увидеть реальность. Сами по себе они реальностью не являются.
Литерат ура
Almeids B. Capoeira: A Brazilian Art Form. Berkeley: North Atlantic Books, 1986.
Anderson S., Jackues B. The Development of Sambo in Europe and America // Journal of Asian Martial Arts, Vol. 8#2, 1999.
Capoeira N. The Little Capoeira Book. Berkeley: North Atlantic Books, 1995.
Cartmell T. Principles, Analysis, and Application of Effortless Combat Throws. Pacific
Grove: High View Publications, 1996.
112
Даниэль Болелли. На пути воина
Cartmell T. Internal vs. External: What Sets Them Apart? // San Soo Journal, Vol.
4#1, 1997.
Cartmell T. From Combat to Sport: Origins and Development of the Martial Arts //
San Soo Journal, Vol. 3#2, 1997.
Demura F. Bo: Karate Weapons of Self-Defense. Burbank: Ohara Publications, 1976.
Donohue J., Taylor K. The Classification of the Fighting Arts // Journal of Asian Martial Arts, Vol. 3#4, 1994.
Dreager D., Smith R. W. Comprehensive Asian Fighting Arts. Tokyo: Kodansha International, 1969.
Dreager D. Classical Budo. New York: John Weatherhill, Inc., 1973.
Dreager D. Classical Bujutsu. New York: John Weatherhill, Inc., 1973.
Dreager D. Modern Bujutsu and Budo. New York: John Weatherhill, Inc., 1974.
Henning S. E. Chinese Boxing: The Internal Versus External Schools in the Light of
History and Theory // Journal of Asian Martial Arts, Vol. 6#3, 1997.
Herrigel E. Zen in the Art of Archery. London: Routledge & Kegan Paul Ltd, 1953.
Inosanto D. The Filipino Martial Arts. Los Angeles: Know Now, 1980.
Kano J. Kodokan Judo. New York: Kodansha International, 1986.
Kirby G. Jujitsu: Basic Techniques of the Gentle Art. Santa Clarita (CA): Ohara Publications, 1983.
Liang S-Y., Ngo Т. D. Chinese Fast Wrestling for Fighting: The Art of Sang Shou Kuai
Jiao. Jamaica Plain: YMAA Publication Center, 1997.
Maliszewski M. Spiritual Dimensions of the Martial Arts. Rutland: Charles E. Tuttle
Company, 1996.
Miller D. Martial Arts Taught in the Old Tradition (Part I) // Pa Kua Chang Journal,
High View Publications, Vol. 4#4, 1994.
Miller D. Martial Arts Taught in the Old Tradition (Part II): The Deterioration of
the Complete Martial Arts System // Pa Kua Chang Journal, High View Publications, Vol. 4#5, 1994.
Poliakoff M. B. Combat Sports in the Ancient World: Competition, Violence, Culture.
New Haven: Yale University Press, 1987.
Reid H., Croucher М. The Way of the Warrior. London: Eddison/Sadd Editions
Limited, 1983.
Stevens J. Abundant Peace: The Biography of Morihei Ueshiba, Founder of Aikido.
Boston: Shambala, 1987.
Stevens J. The Sword of No-Sword. Boston: Shambala, 1988.
Sun L. T. Xing Yi Quan Sue: The Stady of Form-Mind Boxing. Pacific Grove (CA):
High View Publications, 1993.
Takagaki S., Sharp H. E. The Techniques of Judo. Ruthland (Vermont): Charles E.
Tuttle Company, 1998 (1957).
Ueshiba K. The Spirit of Aikido. New York: Kodansha International, 1984.
Ueshiba M. Budo: Teaching of the Founder of Aikido. New York: Kodansha International, 1991.
Weng D. Fundamentals of Shuai Chiao: The Ancient Chinese Fighting Art. Taipei
(ROC): Chinese Culture University, 1984.
Глава 10
Найти Будду в клетке
Трудный союз между философией
боевых искусств и боями без правил
Так мы узнали, что сражение —
это не то, что мы думали.
ДЖИМ БРАУН
...Он [Абсолютный бойцовский чемпионат] взывает
к низшему общему знаменателю нашего общества.
СЕНАТОР
ОТ
АРИЗОНЫ ДЖОН МАК-КЕЙН
Только глупцы не ценят парадоксы.
ТОМ РОББИНС
В
современной истории боевых искусств очень мало событий, которые вызвали бы такой шум, как появление так называемых боев без
правил. (Я говорю «так называемых», потому что после нескольких экспериментов все организации, спонсировавшие бои без правил, поторопились добавить более строгие правила, тем самым превратив соревнования в то, что можно более точно, хотя и менее громко, назвать
«бои с кучей правил».) Ни один серьезный мастер боевых искусств не
может позволить себе оставаться равнодушным перед лицом того,
что радикально меняет облик боевых искусств. С первого платного
показа Абсолютного бойцовского чемпионата в 1993 году мастера боевых искусств разделились на два лагеря: тех, кто считал соревнования
без правил убогим примером кровавого предательства истинного духа
боевых искусств, и тех, кто принимал этот феномен как давно необходимую революцию, которая возвращает боевые искусства обратно в
соответствующий контекст. В разные времена я выступал на стороне обоих лагерей и в итоге пришел к мысли, что нравятся они мне или
нет, но это слишком интересная тема, чтобы ее упустить.
Миролюбивые монахи-буддисты в их горных убежищах. Старые
мудрые азиатские учителя, передающие тайное знание самым достойным ученикам. Школы боевых техник, пронизанные духовно-
114
Даниэль Болелли. На пути воина
стью. Боевая эффективность, идущая рука об руку с развитием более цельной и уравновешенной личности. Воины-святые, которые в
духе Уэсибы могут победить массивных противников и не вспотеть,
и в то же время заявляют, что «Путь Воина — это путь установления
гармонии» [Uesiba, 1992]. Обо всем этом я думал, когда собирался
заняться боевыми искусствами.
Затем в 1993 году я включил телевизор, чтобы посмотреть самый
известный турнир без правил между мастерами боевых искусств всех
стилей и народов, и моему романтичному воображению пришлось
просить тайм-аут. На экране монументальные массы мускулов и не
менее масштабные эго сражались друг с другом в клетке соревнования,
в котором кровопускание и хороший вкус присутствовали в неравных
долях (я оставляю вам право догадываться, чего было больше). Уже через несколько секунд после начала схватки между чемпионом по савату
Жераром Гордо и борцом сумо Тейлой Тули все имевшиеся представления о боевых искусствах вылетели у меня из головы — как только
зуб Тули вылетел у него изо рта. Остаток вечера был ничем не лучше. Что произошло со старой доброй духовностью боевых искусств?
Я, мягко говоря, недоумевал. Однако в этом я был в хорошей компании. Если бы мастера не предпочитали дешевые консультации боксерской груши вниманию психотерапевтов, показ первого соревнования
смешанных боевых искусств отправил бы их тысячами навещать врачей.
Соревнования, которые я смотрел, стали началом революции боевых
искусств. После них никакие убеждения не останутся несомненными,
никакие освященные временем традиции — нетронутыми, никакие священные образы не сохранят свое место. Все популярные стереотипы о
природе боевых искусств должны были вот-вот поменяться. Соревнования без правил со временем заставят много школ — по крайней мере,
достаточно смелые или достаточно глупые, чтобы не прятать головы в
песок — серьезно пересмотреть свои тренировочные методологии и
представления о боевой эффективности. Газеты будут сравнивать сражения смешанных боевых искусств с гладиаторскими представлениями (если что, это был не комплимент). Ларри Кинг с CNN посвятит им
передачу. Многие государства примут запрещающие их законы, а Канада даже станет арестовывать бойцов. Республиканский сенатор устроит
кампанию за их запрет. Бои смешанных боевых искусств стали сенсацией. Благодаря им боевые искусства вырвались из своей ниши и стали
заигрывать с переменчивым вниманием широкой аудитории, и тысячам мастеров пришлось переоценить все, что им казалось известным
о занятиях, которым они посвящали так много своего времени и пота.
Но давайте по порядку. Прежде чем погрузиться в философские
вопросы о природе боевых искусств, которые поднимают бои смешан-
Глава 10. Найти Будду в клетке
115
ных боевых искусств, нужно короткое отступление в историю феномена, чтобы лучше понять, о чем именно идет речь.
Видеоигры и фильмы играли с этой идеей задолго до того, как реальность решила ее воплотить. Что случится на соревнованиях, открытых всем стилям боевых искусств и практически не ограниченных
правилами, за исключением выдавливания глаз и ударов в пах? Каждый
стиль заявляет, что он лучший, так каким будет результат, когда только один сможет подтвердить это заявление? Кто выйдет победителем?
Идея проверки и доказательства качества разных боевых стилей витала
в воздухе с тех пор, как боевые искусства стали приобретать популярность на Западе, но в современной истории никогда не реализовывалась.
Не то чтобы у этого вида соревнований не было знаменитых предков. Во времена первых Олимпийский игр в Древней Греции панкратион (единоборство, сочетающее захваты и удары в формате с минимумом ограничений) был самым важным спортивным событием
[Poliakoff, 1987]. В Китае соревнования лей-тай, на которых бойцы
бросали друг другу вызов на бой без правил на высоких платформах,
проводились еще незадолго до воцарения коммунистического режима.
Однако в западном мире двадцатого века никто еще не осмеливался указать на блеф мастеров боевых искусств и пригласить их поставить кости и репутацию на кон в соревнованиях, открытых всем
стилям. Это было вопросом времени.
Время наступило в ноябре 1993 года. В числе людей, ответственных за соревнования, были члены клана Грейси, семьи бразильских
бойцов, которые научились джиу-джитсу у японских эмигрантов в
первой половине столетия и частично модифицировали стиль после того, как проверили его в сотнях уличных боев и соревнований.
В Бразилии Грейси были легендой, но, переехав в США, они быстро
обнаружили, что их репутацию не пропустили на таможне. В воображении американцев слова «азиатские» и «боевые искусства» никогда не оказывались далеко друг от друга. Лучшими бойцами были загадочные азиатские мастера, чье тайное знание ни с чем нельзя было
сравнить. Даже в маленьких городках среднего запада местные реднеки слышали о восточных боевых искусствах. Но бразильские боевые
искусства? Бразилия была землей самбы и стрингов. Землей футбола
и стремительно исчезающих амазонских джунглей. Землей карнавалов и пляжей, полных фигуристых женщин всех цветов, которые не
любят одежду. В головах многих на этом Бразилия и заканчивалась.
Оттуда приходило много хорошего, но только самые образованные
американские бойцы знали о капоэйре, бразильском стиле, сочетающем боевые приемы и танец. Северная Америка была не готова воспринимать всерьез бразильских мастеров боевых искусств.
116
Даниэль Болелли. На пути воина
Более того, при попытке продать свое искусство в США Грейси
ожидало еще одно препятствие. Американцы знали из фильмов, что
боевые искусства не только азиатские, но еще и зрелищные и красочные. Им представлялись бойцы, которые расправляются с противником ударами с прыжка и акробатическими движениями. Поскольку
Грейси ничего этого не предлагали — их стиль сосредотачивался в
основном на малозрелищных приемах партерного боя — они не соответствовали ожиданиям. Уставшие от ряда попыток сделать себе имя
в сообществе боевых искусств, Грейси обратились к методу, который
сделал их известными в Бразилии: стали бросать вызов всевозможным мастерам, чтобы доказать свое превосходство.
Однако на этот раз, вместо того чтобы подрубать эго дерзких бойцов на задних дворах и позволить голосу улиц разносить их славу,
Грейси обратились прямо к платному телевидению. Какой способ рекламировать боевой стиль — стиль, который, будучи не азиатским и
не зрелищным, противоречит всему, что люди знали о боевых искусствах — может быть лучше, чем выиграть соревнования, открытые
всем стилям и показывающееся тысячам зрителей?
Желание Грейси проявить себя было первым ингредиентом в рецепте. Добавьте к этому удачную встречу с промоутером схваток. Досыпьте очень зеленые наличные и маркетинговые расходы телепродюсера. И, наконец, посыпьте все творческим гением Джона Милиуса
(человека, который написал сценарий «Апокалипсис сегодня» и режиссировал «Конана-варвара»), и самое большое событие в истории
современных боевых искусств готово к выпуску.
Когда 1993 год был уже готов закрыть календарь, прошел первый
Абсолютный бойцовский чемпионат. Восемь бойцов из разных дисциплин встретились друг с другом в соревнованиях на выбывание в
восьмиугольной клетке. Следуя ожиданиям клана и вопреки ожиданиям публики, Ройс Грейси, самый маленький человек на ринге, быстро
выиграл соревнования и поразил мир боевых искусств. Доказывая,
что везение не сыграло особой роли в его успехе, Грейси выиграл два
из трех следующих выпусков Абсолютного бойцовского чемпионата.
Восстановив свою репутацию — и доходы — до прежнего уровня,
Грейси откланялись и покинули Абсолютный бойцовский чемпионат,
пока конкуренты не начали подстраиваться под их стиль. Однако даже
без первого короля чемпионат продолжался. Он захватил воображение публики и начал то, что нелегко было остановить.
В течение следующих нескольких лет этот чемпионат породил
полномасштабную революцию в боевых искусствах. Сначала успех
стиля партерной борьбы Грейси заставил многих мастеров пересмотреть свои представления об эффективности в бою. С каждым новым
Глава 10. Найти Будду в клетке
117
матчем становилось все очевиднее, что бойцы, которые умели только бить, но не знали, как играть на земле, регулярно сбрасывались в
партер, где с ними быстро расправлялись. Это осознание отправило
многих бойцов обратно к школьной доске в стремлении восполнить
недостатки своего стиля. Очень скоро партерного боя стало недостаточно. Работавшие ударами научились захватам, а работавшим захватами пришлось освоить удары. Результатом стало воплощение теории
Брюса Ли, согласно которой у всех боевых стилей есть слабые стороны, и только перекрестная тренировка может создать цельных бойцов.
Таким образом, во многих школах лицо боевых искусств изменилось,
и различия между стилями боя стали размываться.
Как быстро сообразили промоутеры, не все внимание к Абсолютному бойцовскому чемпионату было положительным. Тысячи
людей, занимавшихся боевыми искусствами или нет, пришли в отвращение от грубой эстетики этих боев. Привыкшие к плавной хореографии фильмов о боевых искусствах, в который герой-воин без
усилий расправляется с несколькими нападающими, выполняя техники одновременно безупречные и зрелищные, они были шокированы
пониманием того, какими грубыми бывают настоящие схватки. Для
нетренированного взгляда в этих сражениях не было совсем ничего
эстетически привлекательного.
Однако это была не самая большая проблема Абсолютного бойцовского чемпионата. Возмущаясь моральным разложением взрослых людей, добровольно сражающихся за деньги, в разных уголках
мира вспыхнули крестовые походы за запрет чемпионата (и подобных ему, таких как экстремальные бои, которые поторопились воспроизвести стиль соревнований Абсолютного бойцовского чемпионата). Такого рода бои провозглашались доказательством близящегося
конца западной цивилизации. Многие государства приняли законы,
запрещающие бои без правил. Республиканский сенатор из Аризоны
Джон Мак-Кейн официально заявил: «...некоторые из них настолько
жестоки, что вызывают тошноту... Они взывают к низшему общему знаменателю нашего общества. Я считаю, что для них у нас нет
места» [Shamrock, 1997].
Надо признать честно: бои Абсолютного бойцовского чемпионата
действительно были довольно жестоки. Насколько жестоки? Скажем,
например, если бы чемпионат сотрудничал с американским Красным
крестом, в США всем бы хватало крови для переливаний. Однако
все бойцы уходили на своих двоих, никто ни разу не приблизился
к потере жизни, и не зафиксировано ни одно калечащее повреждение. К сожалению, то же самое нельзя сказать о любимом спорте
Мак-Кейна — боксе. Конечно, как и многие его коллеги, Мак-Кейн
118
Даниэль Болелли. На пути воина
не понаслышке знаком с лицемерием и не испытывает сомнений,
порицая бои без правил и в то же время поддерживая бокс, спорт,
который прямо или косвенно привел к смерти сотен бойцов только
в последние несколько десятилетий. Часть шума вокруг Абсолютного бойцовского чемпионата на самом деле исходила от людей из
индустрии бокса, которые боялись, что потеряют деньги из-за более
интересного конкурента. Мораль служила всего лишь хорошим прикрытием для сбора общественной поддержки.
Несмотря на суровый образ «отсутствия правил», бои Абсолютного бойцовского чемпионата оказались намного безопаснее бокса.
Неслучайно в древнегреческой Олимпиаде борьба считалась самым
безопасным из боевых видов спорта, а панкратион занимал второе
место, в то время как кулачный бой признавался самым опасным из
трех [Poliakoff, 1987]. Хотя очевидно низкому IQ Мак-Кейна это недоступно, но причина этому проста. Боксеры носят перчатки и тем
самым уменьшают вероятность того, что им придется прекратить
бой из-за разбитых рук, но в конечном счете получают невидимые
повреждения мозга.
Более того, человек по своей природе не так глуп, как я иногда
думаю. (Частичным оправданием моей ошибки может послужить то,
что перед написанием этой главы мне пришлось послушать записи
выступлений Мак-Кейна.) Никому, кроме мазохистов, не нравится
стоять лицом к лицу с противником и обмениваться ударами. После
первого обмена ударами люди обычно сцепляются в клинче, часто
оказываются на земле, и если у них есть подходящие навыки, то переходят к удушающим и болевым приемам. В контексте единоборства
после применения подчиняющего приема проигрывающая сторона
может постучать по полу, признавая поражение, и уйти проигравшим, но целым. В боксе же противники, войдя в клинч, вынуждены
разойтись и начать снова бить друг друга.
В любом случае, со временем в Абсолютном бойцовском чемпионате согласились ввести больше правил, чтобы успокоить критиков и
власти, и таковые соревнования были приняты как легитимный вид
спорта. (Обвинения в разрушении западной цивилизации и не такое
могут сделать.) Поэтому сейчас соревнования боев без правил делятся на раунды и весовые категории, запрещают больше техник, чем
допускают, и требуют от участников носить какие-нибудь перчатки.
Общественное мнение, республиканские сенаторы и пьяные журналисты были, однако, не единственными, кого поразили такие бои.
Тысячи мастеров боевых искусств были ошеломлены этим событием
и пытались понять, что с ним делать. Одним оно с самого начала понравилось. Другим оно не понравилось или показалось оскорблени-
Глава 10. Найти Будду в клетке
119
ем духа боевых искусств. Третьи застряли посредине, как правильные
христианские девочки, которых разрывает напряжение между выполнением десяти заповедей и желанием поддаться сладкому чувству, пробегающему по спине, когда язык парня занимается географическим
исследованием территорий вокруг украшенных крестиками шеек.
Многие мастера боевых искусств считали Абсолютный бойцовский
чемпионат разрушением боевой морали, однако втайне смотрели бои
при любой возможности. Прости меня, Отче, ибо я согрешил, но должен признаться, что и я был в их числе.
Помимо мотивации догматов инструкторов, которые все теряли из-за популярности боев без правил (потому что то, чему они
учили, никогда бы не сработало на соревнованиях), моральное возмущение имело серьезные философские причины. Бойцовский чемпионат демонстрировал самые низкие, самые примитивные аспекты
боевых искусств. Это была кровавая битва, которая даже не пыталась оправдываться священными принципами философии боевых
искусств, которой нас учили. Это были бои за деньги, выигрыш любой ценой, развитие монументального эго. Это не имело никакого
отношения к выковыванию лучшей личности или к духовности боевых искусств. Это был абсолютный тестостероновый мачистский
приход. Войди в восьмиугольник и с помощью боевых искусств
докажи, что ты самый крутой.
Мы реагировали на это отвращением. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп. Теперь ты знаешь, как бить людей в клетке. Этим, конечно, стоит гордиться. Это делает тебя лучше? Это делает тебя здоровее? Это помогает в повседневной жизни? Ради этого ты столько часов тренируешься? Чтобы быть потным, суровым социопатом, который ломает
кости и может запугать любого потенциального противника? И это
все? Если так, то очень печально. Любой дурак в трех метрах от тебя
с пистолетом в руках может разнести всю твою крутость вдребезги.
Единственная причина, по которой я не присоединился к хору,
обвинявшему Абсолютный бойцовский чемпионат в разрушении
западной цивилизации — то, что я считал, что разрушать там особенно нечего, а если бы и было что, я глубоко верил в право людей делать со своей жизнью все, что они хотят. Если тебе нравится
драться в клетке — вперед.
Несмотря на это малообещающее начало, мои взгляды постепенно изменились. Боюсь, что сейчас я напишу то, что прогонит от
меня самых мягкосердечных, добрых, философски настроенных читателей. (Я также боюсь, что уже потерял читателей-республиканцев
из-за предыдущих комментариев по поводу Мак-Кейна.) Но я рискну закончить эту главу в одиночестве и признаюсь в ужасной истине.
120
Даниэль Болелли. На пути воина
Нет, я не превратился в кровожадного неандертальца, интерес которого к боевым искусствам сводится к умению ломать кости соседям. (Хотя то, что пока я это пишу, мой сосед слушает самую ужасную
музыку, которую экспортировали на север от Тихуаны, не помогает.)
И да, я все еще считаю, что философский компонент боевых искусств — это самая интересная и удовлетворительная их часть. Однако я не могу притворяться, что забыл, что в конечном итоге боевые
искусства нужны для сражений. Все психологические и философские
преимущества, которые дает боевая подготовка — это побочные продукты (прекрасные и неописуемо ценные, но все же побочные) подготовки к бою. Желание освободиться от очень человеческого страха
столкнуться с противником, намеренным сорвать нам головы с плеч —
это изначальный источник философской и интеллектуальной подготовки боевых искусств. Встреча с этим страхом и поиск способов
его преодолеть — вот что соединяет духовное измерение и то, что в
конечном итоге является всего лишь способом избиения людей.
Несмотря на заявления об обратном, именно так произошло так
называемое «духовное» измерение боевых искусств. Оно пришло не от
миролюбивых «духовных» людей, которые думают ньюэйджевые мысли у себя в гостиной. Оно пришло не от бродячих монахов, ищущих
давно потерянный адрес нирваны. Это слишком возвышенное представление о духовности и о человеческой истории. Хотя день, когда
я перестану наслаждаться красотой противоречий — это день, когда
я добровольно приглашу гнома в железных башмаках потанцевать у
меня на языке, но я не могу представить, чтобы такие люди решили
заниматься таким потным и брутальным делом, как боевые искусства.
Тратить драгоценное время и энергию на то, чтобы научиться ломать
конечности другим людям — навык, который вряд ли будет уместен
в резюме хорошего пацифиста.
Нет, духовное измерение боевых искусств породили совсем другие люди. Оно пришло от бойцов, которых пугала смерть от руки
врага. Зная, что страх только парализует и делает слабее, эти мастера
должны были найти способ укротить свой разум и победить страхи, чтобы дать себе лишний шанс выжить на поле боя [Westenbrook,
1999]. Дзенские медитации, например, — инструмент, который использовали многие японские самураи, чтобы страх смерти не лишил
их силы посреди битвы [Suzuki, 1959; Maliszewski, 1996]. Случайным
результатом стало то, что у некоторых из этих воинов хватило мудрости осознать, что интеллектуальные тренировки помогают не только не погибнуть в бою (что само по себе хорошее начало), но и, заглушая голос страхов, ведут к обогащению повседневной жизни. Вся
прекрасная философия, которая сейчас делает существование тысяч
Глава 10. Найти Будду в клетке
121
мастеров боевых искусств намного приятнее — это побочный эффект встречи со своим страхом в бою.
Более того, если учитывать, что бои без правил — это не общая
цель боевых искусств, а лишь одна возможная часть, то что с ними
не так? Пока что большинство мастеров склонны слишком много говорить о том, как работал бы их стиль, если бы им действительно довелось его использовать. Без проверки реальностью каждый может
делать красочные заявления, не боясь необходимости подтверждать
свои слова действиями. Без условий для проверки легко соскользнуть
в страну фантазий и потерять нить того, что на самом деле работает, а
что нет. Вот почему мир боевых искусств полон шарлатанов, которые
говорят намного больше, чем делают. В числе причин, почему бои без
правил задевают многих мастеров, есть и то, что чемпионат заставляет их доказывать свои теории на практике. Своим великолепным
эмпирическим подходом Абсолютный бойцовский чемпионат говорит: «Давайте играть честно. Хватит разговоров. Посмотрим, что ты
на самом деле можешь сделать».
Конечно, спорт, даже такой экстремальный, как бои без правил —
это не настоящий бой. Сражение один на один на ринге — не то же
самое, что сражение на улице. Однако если эффективность является одной из целей ваших занятий боевыми искусствами (хотя это не
обязательно, потому что боевые искусства могут служить многим
другим целям), то соревнования типа бойцовского чемпионата (или
более мягкие формы спарринга) прекрасно подходят для проверки
своих способностей при столкновении со страхами.
Тем не менее, я не утверждаю, что чемпионаты такого типа — на
которых бойцы сталкиваются со своими страхами в наиболее экстремальных условиях, но все еще в рамках разумной безопасности — это
глубоко духовные события. Считайте меня предубежденным и поверхностным, но, скажем, ветеран Абсолютного бойцовского чемпионата
Танк Эббот, пьющий пиво, дерущийся на улицах и гордо провозглашающий себя членом многочисленной, но малоуважаемой категории,
которая широко известна как белая шваль, не кажется мне особенно
духовной личностью. Я также не утверждаю, что для того, чтобы получить доступ к более глубоким аспектам боевых искусств, нужно рисковать своим физическим благополучием и входить в клетку для боев
без правил. Однако я перешел от первоначального ханжеского негодования из-за стиля таких боев и больше не думаю, что эти соревнования —предательство истинного духа боевых искусств. Возможно, любимое место Будды было не в клетке, но я не исключал бы возможность
найти его там. В конце концов, он дискриминировал гораздо меньше
понятий, чем предпочитают думать большинство «духовных» людей.
122
Даниэль Болелли. На пути воина
Литерат ура
Homer. The Illiad of Homer (translated by Richard Lattimore). Chicago: University
of Chicago Press, 1961 [1951].
Lee B. Liberate Yourself from Classical Karate // Black Belt magazine. Burbank:
Ohara, 1971
Lee B. The Tao of Jeet Kun Do. Burbank: Ohara, 1975.
Maliszewski M. Spiritual Dimensions of the Martial Arts. Rutland: Charles E. Tuttle
Company, 1996.
Poliakoff M. B. Combat Sports in the Ancient World: Competition, Violence, Culture.
New Haven: Yale University Press, 1987.
Robbins T. Fierce Invalids Home from Hot Climates. New York: Bantam Books, 2000.
Shamrock K., Hanner R. Inside the Lion’s Den: The Life and Submission Fighting
System of Ken Shamrock. Boston: Charles E. Tuttle Co., Inc, 1997.
Suzuki D. T. Zen and Japanese Culture. New York: Pantheon Books, 1959.
Uesiba M. The Art of Peace: Teachings of the Founder of Aikido (ed. John Stevens).
Boston: Shambala, 1992.
Westbrook A., Ratti O. Secret of the Samurai: A Survey of the Martial Arts of Feudal
Japan. Edison (NJ): Castle Books 1999 [1973].
Глава 11
Эпистемологический
анархизм
Философия джит-кун-до
...тому, кому нужны приказы, не нужен он сам. Разбивайте, разбивайте старые скрижали, любители знания!
ФРИДРИХ НИЦШЕ
[Я] человек, который не желает ничего большего, чем
ежедневно терять какое-нибудь успокаивающее верование, который ищет и находит свое счастье в таком ежедневном все большем освобождении разума.
ФРИДРИХ НИЦШЕ
Я должен изобретать собственные системы, иначе окажусь в рабстве чужих.
«НОВЫЙ
У И Л Ь Я М Б Л Е Й К (ЦИТИРУЕТСЯ ПО КНИГЕ
ТОМА РОББИНСА)
ПРИДОРОЖНЫЙ АТТРАКЦИОН»
Введение
С его смерти в 1973 году прошло почти тридцать лет, но ни один
мастер боевых искусств не сумел приблизиться к тому, чтобы получить
хотя бы половину его популярности. Его наследие не исчезло из памяти, а по-прежнему вызывает массовый энтузиазм. Его изображение,
замершее во времени в результате преждевременной смерти, снова и
снова печатается на обложках журналов по всему миру. Давно прошли дни, когда он практически в одиночку изменил взгляд на азиатских
американцев в США, дал китайцам огромный заряд уверенности в
себе и открыл дорогу в Голливуд другим азиатским актерам. Прошли
те дни, когда на его фильмах спекулянты делали состояние, продавая
билет вместо двух баксов за сорок пять, или когда в некоторых странах его фильмы отзывались из кинотеатров, чтобы избежать пробок
[Little, 1996]. Однако судя по сохранности его славы, несколько прошедших десятилетий просто превратили этого человека в нечто большее.
Даже сейчас он — святой-покровитель журналов о боевых искусствах.
124
Даниэль Болелли. На пути воина
В черные дни, когда финансовое будущее выглядит мрачно, журналу
достаточно посвятить центральную статью выпуска ему, чтобы снова
поднять продажи. В публичном сознании он был не просто мастером
боевых искусств. Он был Мастером. Для бесчисленного множества людей по всему миру его имя стало символом боевых искусств в целом.
Конечно, речь идет о Брюсе Ли. Если бы мне были нужны дополнительные доказательства, недавний опыт напоминает, насколько далеко
распространилась слава Ли. В данном случае завкафедрой Калифорнийского государственного университета в Хейуорде порекомендовал
мне провести курс лекций «Брюс Ли: американская икона». Само по
себе это предложение, исходящее от серьезного ученого из уважаемой
академической организации, который не проявляет личного интереса
к боевым искусствам, говорит о многом. Ли сумел заворожить самых
разных людей по самым разным причинам.
По той же причине, по которой западные фильмы привлекают
миллионы зрителей, роль Ли как сурового одинокого героя, который
борется с встречающейся ему несправедливостью, оказалась привлекательной для многих сегментов публики. Однако Ли добавил к этой
роли эстетическую красоту и философскую глубину, которой не хватало большинству боевиков про Дикий Запад. Так он сумел заинтриговать даже тех людей (в том числе значительное число женщин), которых отталкивала чрезмерная демонстрация оружия, тестостерона и
мачизма. Нельзя отрицать, что актерская карьера Ли строилась вокруг
избивания людей, но у него было нечто, что отличало его от остальных.
У него был стиль. Когда дрались другие, зрители видели только драку.
Когда дрался Ли, это была поэзия в движении. Боевое, но искусство.
Однако популярность Ли у публики не сделала его популярным
среди серьезных ученых боевых искусств, которые видели в нем не
более чем источник вдохновения для тысяч ужасно плохих фильмов
про боевые искусства. В этом смысле очень показательно полное отсутствие статей про Брюса Ли в Journal of Asian Martial Arts, одном из
(если не единственном) изданий для высококачественных научных работ по боевым искусствам. В конце концов, когда любой дурак, ничего
не понимающий в боевых искусствах, может процитировать каждую
строчку из фильмов Брюса Ли, можно понять, почему эксперты решают
считать работу Ли поверхностным примером популярной культуры.
Однако по моему мнению, это большая, большая ошибка. В отличие от всех остальных актеров с железным прессом и показушными ударами, которые по истечении своих пятнадцати минут славы не
стоят и минуты нашего времени, Ли может предложить кое-что еще.
Хотя я, конечно, не считаю, что популярность — это хорошая мера
глубины, но то, что Ли обожают легионы фанатов из нескольких поко-
Глава 11. Эпистемологический анархизм
125
лений, многих из которых не интересуют боевые искусства, указывает
на то, что его привлекательность основана на чем-то более глубоком,
чем увлеченность публики азиатскими боевыми стилями.
Ключ к разгадке того, что это может быть, находится в основании
могильного камня Ли. Там на камне выгравирована одна фраза, оставленная его друзьями и учениками: «Твой пример продолжает вести
нас к личному освобождению». Это утверждение вряд ли появится
на надгробии Ван Дамма (приношу свои извинения, что выбрал уколоть его) или практически любого другого актера и бойца. Если бы
Брюс Ли был просто одним из атлетов или голливудских знаменитостей, то я искренне сомневаюсь, что он смог бы вдохновить или привести кого-либо к чему-либо, тем более — к личному освобождению.
Тех, кого он касался, вдохновляло вовсе не очарование кинозвезды.
О том, что это было, можно прочитать в словах вдовы Ли, Линды Ли
Кэдвелл: «Что было у Брюса Ли, что продолжает завораживать людей
на всех дорогах жизни? Я считаю, что это была глубина его личной
философии, которая подсознательно или еще как-то проецируется с
экрана и из его работ» [Little, 1996].
То же чувство выражают комментарии учеников Ли. Баскетболистсуперзвезда Карим Абдул-Джаббар, который изучал боевые искусства
под руководством Ли и появился в одном из его фильмов, говорит:
«В первую очередь он был учителем. Он учил философии и стремился
распространять знания и мудрость. Вот почему он так воспринимал
устоявшиеся традиции боевых искусств» [там же]. Ему вторит мастер
тайцзицюань Дэниэл Ли, также ученик Брюса Ли: «У него был другой
подход к обучению боевым искусствам. С Брюсом мы изучали философию, потому что философия была его всеобъемлющей темой и направлением. Он действительно был моим наставником, показывавшим
связь между философией и боевыми искусствами. Они неразделимы»
[там же]. Помимо комментариев людей, которые хорошо его знают,
хороший показатель преданности Ли философским изысканиям — его
личная библиотека, состоящая из более чем две с половиной тысячи
книг (в основном по философии и боевым искусствам).
Если эти доказательства недостаточно убедительны, и идея Брюса
Ли как философа все еще кажется натянутой, то нам нужно только рассмотреть концепции в основе джит-кун-до, созданного им стиля, чтобы
увидеть, насколько неотъемлема философия от боевых искусств. Вместо
того чтобы ограничиться созданием нового стиля боевых искусств со
строгим набором уникальных форм и техник, джит-кун-до рекомендует избавиться от стилей в пользу постоянного процесса индивидуальных изысканий, направленных на поиски техник и методов обучения,
которые лучше всего соответствуют потребностям. Каждый раз, ког-
126
Даниэль Болелли. На пути воина
да мастер джит-кун-до находит что-нибудь эффективное или решает,
что какая-то техника ему не подходит, то он легко может ее поменять.
С этой точки зрения джит-кун-до представляется не просто новым боевым искусством в традиционном смысле слова, а философским принципом, который применяется к боевым искусствам. Создание боевого искусства, основанного на таком антиавторитарном,
практически анархичном мышлении, указывает, что у Ли может быть
больше общего с философами — Фейерабендом, Лао-цзы, Кришнамурти, чем с работниками развлекательной индустрии, такими как
Джеки Чан, Саммо Хун или Жан-Клод Ван Дамм.
Не новое, но новое
Хотя до сих пор в этой главе развивалась идея, что философия Ли
может быть его величайшим достижением, но если мы хотим быть
абсолютно честны, то нам придется признать и то, что обычно не хотят признавать приверженцы учения Ли. Он не придумал никаких
особенно оригинальных философских идей. Вся философия, которую
он так страстно излагал, происходит из работ других людей. Если бы
кто-нибудь рассказал Лао-цзы и Чжуан-цзы про концепции роялти
и копирайта, то полумифологические авторы самых знаменитых даосских работ, а также их наследники купались бы в золоте, поднимая
бокалы с лучшим шампанским в память Ли. На самом деле значительная часть идей, широко популяризированных Ли, берется прямо из
даосских источников. Даже эмблема, выбранная Ли для символа джиткун-до — это немного измененная версия даосского символа инь-ян.
Помимо даосизма, в число наиболее очевидных источников философии Ли входят дзен-буддизм (который тоже отчасти вдохновлен даосскими идеями) и работы современных философов (например, Кришнамурти и Алана Уотса). Даже если мы ограничиваемся
только полем боевых искусств, подход Ли не очень нов. Например,
его идея освобождения от неестественных ограничений правил стиля была высказана на много десятилетий раньше, одним из великих
китайских мастеров начала двадцатого века, создателем И-Цзина, Ван
Син Чаем [Cartmell, 1998].
Утверждая, что на философском уровне Ли по сути ничего не создал, противоречу ли я своему изначальному утверждению и, пользуясь приемом сократовской логики, теперь выступаю за противоположную позицию? Вовсе нет. Парадоксы — это сущность даосизма, а
поскольку мы имеем дело именно с даосизмом, не стоит удивляться,
когда мы сталкиваемся с кажущимся противоречием.
Глава 11. Эпистемологический анархизм
127
Утверждение, что кто-то сделал большой философский вклад, хотя
явно не записал ни одной оригинальной философской идеи, не так абсурдно, как кажется. Например, Алан Уотс, которого некоторые считают одним из самых важных философов двадцатого века и который
стал одним из больших источников вдохновения для Ли, тоже не изобрел ничего нового. Его книги (которые я настоятельно рекомендую
всем, кто еще не имел удовольствия их прочитать) практически полностью основаны на идеях даосизма и буддизма. Однако несмотря на
то, что они полны заимствований, в его работах прекрасно передается
сущность даосизма и буддизма совершенно новыми, оригинальными
способами. Хотя тема и выводы в книгах Уотса не новы, но свежесть
стиля, аналогии, анекдоты и примеры вдыхают в них новую жизнь. Более того, то, каким образом Уотс адаптировал даосскую и буддистскую
философию к западному менталитету — прекрасная иллюстрация
творческого подхода в философии.
Аналогичным образом Брюс Ли взял старые идеи и применил их
новыми оригинальными способами. Он взял даосизм и буддизм и применил их к полному конкуренции, движимому эгоизмом миру кинематографа, к боевым искусствам и к собственной повседневной жизни.
В процессе он радикально изменил восприятие азиатской культуры на
Западе и вдохновил многих мастеров боевых искусств изучать философское измерение их физической практики. В шестидесятых и начале
семидесятых философская позиция Ли, популяризированная в его работах и фильмах, была антиавторитарной пощечиной догмам и застоявшейся традиции, которая преобладала в практике боевых искусств
на Западе. Хотя, как видно из вышесказанного, Брюс Ли был не первым, кто бросил вызов догматизму некоторых школ боевых искусств,
но он был заметнее и радикальнее всех своих предшественников и потому оказался в более сильном положении, почему и сумел повлиять на
преобладающее восприятие практики и философии боевых искусств.
До сих пор мы говорили о том, как философия Ли заслуживает
нашего внимания. В оставшейся части главы мы рассмотрим идеологических контекст, породивший джит-кун-до, и теоретические принципы, на которых основан этот стиль.
Отказ от китайской традиции
Раньше я отмечал, что Ли основал свою философию на даосских
и буддистских источниках, и у читателей может сложиться ошибочное впечатление, что подход Ли соответствует китайской традиции.
Нет ничего более далекого от истины. Без сомнения, даосизм и буд-
128
Даниэль Болелли. На пути воина
дизм сильно повлияли на китайскую культуру. Китайская медицина,
например, полностью основана на даосских идеях [Maciocia, 1989].
Предположительно, Бодхидхарма, мифологический отец шаолиньского
кун-фу, был индийским монахом, которому также приписывают распространение дзен-буддизма в Китае. До того, как из-за коммунизма
найти полностью функционирующий религиозный храм стало так же
маловероятно, как увидеть гигантскую панду, танцующую на улицах
Пекина, даосские и буддистские монастыри наполняли страну. Однако
формы даосизма и буддизма, вокруг которых собиралось множество
последователей на протяжении значительной части китайской истории — это не те формы даосизма и буддизма, которые вдохновили Ли.
Большинство исследователей азиатских религий отличают ранний
философский даосизм, который представлен в таких классических
текстах, как Дао Дэ Цзин и работы Чжуань-цзы, от поздних форм
популярного даосизма, который предоставляет основы большей части китайской народной религии [Smith, 1991; Wright, 1959]. Изящная поэзия, прекрасные парадоксы и практически полное отсутствие
интереса к богам характерны для философского даосизма, который
лег в основу философии Ли. Ритуалы, молитвы богам, алхимические поиски бессмертия и попытки призывать на помощь духов
характерны для популярных форм религиозного даосизма, который
практикует бо«льшая часть китайцев.
Подобным образом собственное учение Будды, которое предпочитал Ли, было куда более бескомпромиссным, чем учения, которые
передаются в большинстве форм китайского популярного буддизма.
Например, Будда предлагал людям искать истину в себе, а не следовать
указаниям религиозных авторитетов, и работать ради собственного
спасения, не полагаясь на богов, молитвы или ритуалы [Smith, 1991].
Китайский популярный буддизм, напротив, подчеркивает важность
молитв, ритуалов, поклонения Будде и бодхисатвам и послушанию
вершине религиозной иерархии [Wright, 1959].
Очевидно, что любовь Ли к философскому даосизму и к более радикальным аспектам учения Будды имеет мало отношения к разведенным и упрощенным формам даосизма и буддизма, которые предпочитает большинство. Поэтому его философские взгляды скорее расходятся с китайской традицией, чем соответствуют ей.
Более того, есть еще один элемент, который отделяет подход Ли от
китайской традиции. На китайскую мысль оказало большое влияние
еще одно философское течение, куда больше противоречащее взглядам Ли, чем популярные формы даосизма и буддизма. Я говорю о
конфуцианстве. В то время как философский даосизм и буддизм, принятые Ли, могут быть тонкими и парадоксальными, конфуцианство
Глава 11. Эпистемологический анархизм
129
предлагает безопасность точных формул и простых прямолинейных
правил. Для понимания философского даосизма нужна большая чувствительность. Конфуцианству очень легко следовать. Философский
даосизм смеется над жесткими законами. Конфуцианство их почитает. Конфуцианская идеология диктует правила приличного поведения,
устанавливает взаимные, но неравные обязательства между членами
семьи, регулирует отношения между гражданином и государственными властями и следит за каждым возможным аспектом общественной
жизни. Другими словами, сама модель китайского общества была и
до сих пор насыщена конфуцианством.
Подчеркивая интеллектуальные добродетели и презирая все физическое, как недостойное ученого, конфуцианство в первую очередь
ответственно за то, как низко ценились боевые искусства всего несколько десятилетий назад среди образованных высших классов, и
за то двойственное отношение, которое китайское общество в целом
испытывает к мастерам боевых искусств [Miller, 1993]. Кроме того,
благодаря своему почитанию старых традиционных путей и превозношению любви к родителям, послушанию старших и почитанию предков, конфуцианство наполнило китайскую мысль глубоко
консервативными тенденциями.
В философии Ли нельзя найти и следа конфуцианства. Наоборот,
как мы вскоре увидим, Ли был явным противником самых догматических аспектов китайской традиции, почитаемых конфуцианством.
Отрицая конфуцианство и выбирая антиавторитарную позицию философского даосизма, Ли присоединялся к обитателям окраин, изгоям, диссидентам, отверженным китайской культуры. На самом деле,
хотя некоторые принципы философского даосизма заняли место в
китайской культуре, из-за своей радикальности он привлекает только меньшинство, что отделяет его от традиций, на которых основана
бо«льшая часть китайского общества.
Один из ярких примеров сопротивления Ли конфуцианским идеалам
очевиден еще до того, как мы заглядываем в содержание его философских работ. Согласно конфуцианским стандартам, Ли совершил непростительный грех. Он признал за собой авторство джит-кун-до. Даже если
бы принципы джит-кун-до не были бы такой полной противоположностью конфуцианству, само признание за собой авторства нового подхода к боевым искусствам неприемлемо по конфуцианским стандартам.
Поскольку западное общество высоко ценит индивидуальную инициативу и инновационное мышление, западные читатели могут удивиться: как признание авторства своего творения можно рассматривать негативно? Однако в китайских боевых искусствах к инновациям
редко относятся хорошо. Создание чего-то нового неизбежно предпо-
130
Даниэль Болелли. На пути воина
лагает, что человек, по крайней мере, в чем-то отходит от традиции.
А традиция — именно то, что превозносит конфуцианство. Путь предков — согласно конфуцианству — это лучший путь. Поэтому любое
отступление от традиций, передающихся с древнейших времен, может только сделать все хуже. С точки зрения конфуцианства, созидание означает потерю совершенства древних путей.
Поэтому среди китайских мастеров, желающих создать новое искусство, было принято маскировать его под более традиционное и
приемлемое. Вместо того, чтобы заявлять о своем авторстве, нужно
было приписать новый стиль старому уважаемому источнику. Если
стилю приписываются знаменитые родоначальники, то шансы получить хороший прием увеличиваются. Как древнегреческие поэты часто приписывали свои творения Гомеру, самому известному и любимому греческому поэту (тем самым выбирая личную анонимность, но
повышая вероятность того, что прославятся их творения), так китайские мастера боевых искусств часто делали вид, что научились новому стилю у таинственного потомка одного из мифологических героев
пантеона китайских боевых искусств.
Например, когда в семнадцатом веке Чи Лонг Фен начал учить
хсинг-и, то сказал, что выучил этот стиль по манускрипту, написанному Ю Феем, легендарным генералом двенадцатого века, который
разбивал армии китайских врагов с севера (www.shenwu.com). Точно
так же, когда в конце девятнадцатого века Тунг Хай Чуань создал искусства пакуа чан, он заявил, что научился этому стилю у тайной секты безымянных даосов, обитающих в горах (хорошая замена известному имени) [Miller, 1993]. Позднее, когда Као И-Шен изменил программу пакуа, добавив элементы других стилей, он тоже рассказывал
историю о том, как научился новой версии у некоего таинственного
отшельника-даоса. (Если верить всем этим историям, то количество
таинственных отшельников-даосов составляет большинство населения Китая.) [Miller, 1994]. Даже то, что, несмотря на полное отсутствие
доказательств, тайцзицюань часто приписывают даосу Чан Сан Фену,
а шаолиньское кун-фу — Бодхидхарме, это, вероятно, вызвано желанием приписать создание нового стиля мифологическому персонажу.
Рассмотрев все эти примеры, можно оценить значение отказа Ли
представить свое творение в традиционной форме. Если бы Ли исчез
на несколько лет, а позднее рассказал, что учился у старого даоса, то
подчинился бы культурно одобряемому способу введения инноваций.
Признав же свое авторство, он отверг важность наследия, даже не притворялся, что следует традиции, и потому бросил вызов освященной
временем традиции. Представляя джит-кун-до, он был двадцативосьмилетним актером, который жил в США, прошел всего несколько лет
Глава 11. Эпистемологический анархизм
131
формального обучения у признанного мастера и не имел лицензии на
преподавание. Однако он утверждал, что следовать старым путям бесполезно, и что его собственный подход намного лучше. Вряд ли эти комментарии помогли понизить давление у последователей конфуцианства.
Если встретишь Будду, убей его:
аллергия на авторитеты
Если перейти от того, как именно Ли представил джит-кун-до, к непосредственному содержанию стиля, то вероятность вызвать энтузиазм у конфуцианцев становится еще меньше. Философия Ли доходит до
провозглашения войны против консервативных, догматических тенденций, поддерживаемых конфуцианцами. Показательный пример подхода
Ли — этот отрывок из статьи, написанной им для журнала Black Belt.
К сожалению, большинство учеников в боевых искусствах — конформисты.
Вместо того, чтобы учиться полагаться на себя и самовыражаться, они слепо
следуют указаниям наставников, больше не чувствуют себя одинокими и находят безопасность в массовом подражании. Продуктом такого подражания
становится зависимый разум. Независимое изучение, которое необходимо
для настоящего понимания, приносится в жертву. Посмотрите на классы боевых искусств, и вы увидите множество рутинных исполнителей, трюкачей,
бесчувственных роботов, почитателей прошлого и прочих — последователей
и продолжателей организованного отчаяния» [Lee, 1971].
Как очевидно из этого отрывка, Ли считал, что нельзя научиться,
просто следуя предлагаемой другими формуле. Вместо того чтобы почитать пути предков и принимать их выводы как абсолютную истину, Ли поощряет сомневаться во всем и выяснять все самостоятельно.
В то время как конфуцианцы ценили послушание и конформизм, Ли
подчеркивал творческую силу и свободу. Как писал сам Ли: «Искусство живет там, где царит полная свобода, потому что там, где ее нет,
не может быть и творчества» [Lee, 1975]. Преданность индивидуальной свободе и силе привела Ли к тому, что он оказался в оппозиции
любой традиции, которая требует некритичной верности власти.
В поисках самоосвобождения у Ли было много образцов для подражания. Философский даосизм, несомненно, один из них. «Чем больше табу и ограничений в мире, тем хуже становятся люди» [Lao Tsu,
1989] — один из многих боевых кличей даосизма против авторитета,
который несколько раз повторяет в своих книгах и статьях Ли.
Индийский философ Джидду Кришнамурти — еще один источник вдохновения Ли. С рождения считавшийся мессией, Кришнамур-
132
Даниэль Болелли. На пути воина
ти вырос среди обожания и почитания членов религиозной организации, которая считала, что он — спаситель, которого они ждали.
Однако когда Кришнамурти вырос, то распрощался с их мессианскими грезами, отринул эту роль и предложил людям стать спасителями для самих себя. За поступки и антиавторитарное мировоззрение Ли называл Кришнамурти одним из главных источников своего
философского влияния [Lee, 1975].
Еще одна ролевая модель Ли — Будда. Рожденный сыном короля,
стоящий на вершине индуистской социальной лестницы, Будда отверг
все это, чтобы сердцем и душой отдаться аскетическим практикам индуизма. Когда эти практики не принесли ему желанного результата, Будда без колебаний отринул индуистскую традицию и сошел с избитой
дорожки. Его успешные попытки достичь просветления за пределами
рамок традиции убедили его, что слепая преданность старым способам — препятствие на пути к освобождению. С тех пор Будда распространял поразительный огонь религии, в которой нет строгих авторитетов. Предполагая, что у богов есть занятия поважнее, чем играть с
людьми, и что брахманы и их старые ритуалы не могут помочь людям
достичь нирваны, Будда пошел поперек некоторых из основных верований индуистского общества. И как будто этого мятежа против статускво недостаточно, Будда также нарушил другую социальную условность,
принимая в ученики женщин и людей из низших социальных классов.
Еще более революционным было то, что Будда не просил людей
верить в него, но поощрял их искать истину в себе. С его точки зрения, вера никого не освобождает. Освободить может только прямой
опыт. Поэтому Будда представлял себя скорее проводником, который указывает путь, чем королем, который насаждает закон. Слова,
которые считаются его последними, «Трудись ради своего спасения»,
идеально выражают совет людям доверять самим себе больше, чем
всем внешним авторитетам [Smith, 1991]. Большинство форм буддизма, созданные после смерти Будды, пригасили антиавторитарный
аспект его послания, потому что были просто слишком экстремальны
и слишком пугающи для большинства людей. Брать ответственность
за собственную жизнь и принимать все решения в одиночку намного
труднее, чем следовать установленным путем. Нужно больше отваги,
чем большинство людей может надеяться получить. Именно поэтому людям оказывается намного проще почитать Будду и превратить
его в очередной объект поклонения, чем следовать его примеру и
прокладывать собственный путь [Smith, 1991].
Одно из нескольких религиозных течений, которые не игнорируют эти тяжелые аспекты послания Будды — дзен-буддизм. Предупреждая учеников об опасности догматизма и предлагая им сомневаться
Глава 11. Эпистемологический анархизм
133
в авторитетах, дзенское утверждение «если встретишь Будду, убей его»
парадоксальным образом выражает больше почтения к примеру Будды, чем любые молитвы, которые читаются в других школах буддизма. Поскольку дзен — это одна из немногих школ буддизма, которая
активно подчеркивает свободу от слепого поклонения, то не должно
удивлять, что работы Ли полны отсылок к дзену.
Как мы вскоре увидим, антиавторитарные идеи, которые выдвигались вышеназванными источниками, помогли Ли сформировать подход к боевым искусствам, который шел по иному пути, чем обычное
преподавание и практика боевых искусств на Западе. Помимо отрицания многих формальностей, окружающих практику боевых искусств
(например, сложные поклоны, использование специальных униформ,
иерархию додзё, практически религиозное преклонение перед инструктором и многие другие ритуальные компоненты, которые характерны
для некоторых школ боевых искусств в США), Ли обращается к еще
более фундаментальным методологическим вопросам. Один из них —
то, что мастера того времени воспринимали как должное и никогда
не выражали сомнений: сама концепция отдельных стилей боевых искусств со своими правилами и методологиями обучения.
Стили боевых искусств как идеологическая
тюрьма: свобода от «принадлежности»
Любой, кто когда-либо занимался боевыми искусствами, рано или
поздно наверняка оказывался участником бесконечных дискуссий о
преимуществах и недостатках того или иного стиля боя. Такие дискуссии нередко быстро превращаются в полномасштабные споры, в
которых практики каждого стиля защищают преимущества своего
стиля, в то же время отрицая достоинства других. Как религиозные
фундаменталисты утверждают, что все духовные пути, кроме их собственного («истинной веры»), ошибочны, так мастера боевых искусств
часто играют в игру «мой стиль лучше твоего» и пытаются настаивать,
что они правы, а все остальные — нет.
По словам Брюса Ли, приверженцы того или иного стиля боевых
искусств, независимо от того, к какому стилю они принадлежат, неправы. Ли утверждал, что, заменив личную интуицию и надежные
принципы на абсолютные законы, равные для всех, все стили превращают частичные истины в единственную Истину и потому не видят
полного объема возможных истин. Следующая подборка цитат, взятых из работ Ли, дает четкое представление об очень противоречивом
отношении Ли к стилям боевых искусств.
134
Даниэль Болелли. На пути воина
Стили... разделяют людей, потому что в каждом есть собственная доктрина, и затем доктрина становится их святым писанием, которое невозможно изменить. Но если стилей нет, если вы просто говорите: «Вот он я,
человек — как я могу выразить себя целиком и полностью?», если вы можете это сделать, то не будете создавать стиль, потому что стиль — это
кристаллизация [Lee, 1975].
Однажды выученный определенному методу, однажды изолированный в
ограничивающем сценарии, практик сражается с противником через экран
сопротивления — он «выполняет» свои стилизованные блоки, слушает собственные крики и не видит, что на самом деле делает противник [там же].
Классические формы притупляют творчество, задавливают и ограничивают чувство свободы. Вы больше не «существуете», а только «делаете»,
без ощущений [там же].
Когда вашей жизни грозит опасность через долю секунды, разве вы говорите: «Дайте проверю, что моя рука на бедре, а стиль правильный»? Когда ваша жизнь в опасности, разве вы спорите о методе, который будете использовать, спасая себя? Откуда эта двойственность? [там же].
Посредственный мастер слепо следует своему сэнсэю и сифу и перенимает его манеру. В результате его действия и, что важнее, его мышление становится механическим. Его реакции становятся автоматическими, следуют установленным схемам, и он сам оказывается близоруким и
ограниченным [Lee, 1971].
Можно представить, что много лет назад какой-то мастер боевых искусств
обнаружил частичную истину. В течение всей своей жизни он сопротивлялся
искушению организовать эту частичную истину, хотя среди людей распространена склонность искать безопасность и уверенность. После его смерти
ученики взяли «его» гипотезу, «его» постулаты, «его» склонности и «его» метод и превратили их в закон. Затем изобретаются впечатляющие символы
веры, величественные церемонии, жесткая философия и сценарии, и так
далее, пока не появляется институт. Так то, что появилось как интуитивное
откровение одного человека, своего рода личная гибкость, превратилось в
затвердевшее, зафиксированное знание в сочетании с организованными,
классифицированными реакциями, изложенными в логической последовательности. Тем самым верные последователи с благими намерениями превратили знание не только в святилище, но и в гробницу, в которой похоронили мудрость основателя [там же].
Все стили требуют приспособления, пристрастности, отрицания, порицания и много самооправдания. Решения, которые они должны давать, становятся причиной проблем, потому что ограничивают и мешают естественному
росту и ставят препятствия на пути к настоящему пониманию. Разделяющие
по своей природе, стили держат людей на расстоянии друг от друга вместо
того, чтобы объединять их [там же].
Как видно, Ли не питал особой любви к традиционным школам боевых искусств. Прежде чем перейти к рассмотрению того, за
какую методологию он выступает вместо следования устоявшимся
«стилям», стоит задержаться на минуту и рассмотреть революцион-
Глава 11. Эпистемологический анархизм
135
ные последствия его критики самой концепции «стиля». Подвергая
сомнению верность мастеров их школам сражений (карате, джиуджитсу, кун-фу, айкидо, дзюдо и множество других стилей и ветвей
боевых искусств), Ли не просто предлагал методологические изменения. Он сражался с одной из самых могущественных сил в человеческой истории: с чувством идентичности.
Он как будто подвергал сомнению верность людей своей стране или религии. Человек не должен сомневаться в таких вещах. Это
непатриотично и кощунственно. Обычно групповая идентичность
подкрепляется страстной приверженностью общему набору убеждений и единством мнений среди ее членов. Сомнение в основных
убеждениях, на которых основана группа (будь то религиозная секта, политическая организация, уличная банда или школа боевых искусств) — это как минимум опасная угроза общему чувству идентичности, а то и отсутствие проявления субординации и предательство. Ли пошел еще дальше. Он не просто критиковал основные
убеждения какой-то конкретной группы. Он подверг сомнению саму
идею принадлежности к какой бы то ни было группе. По его словам, присоединение к группе, построенной вокруг фиксированного
набора правил и верований, создает менталитет «мы против них»,
вызывая бесконечные расколы и бесполезные конфликты с теми,
кто сражается под другими флагами.
Если мы остановимся и попробуем проверить гипотезу Ли на примерах из человеческой истории, результаты получатся пугающие. Расизм, массовый захват в рабство людей с другим цветом кожи, охота
на ведьм, инквизиция, политическое преследование идеологических
диссидентов, войны уличных банд, «священные» войны, оправдываемые религиозными различиями, войны из-за этнической гордости,
войны, участники которых не понимали причин конфликта, но все
равно сражались за свою страну... Количество жертв и страданий,
которые вызывает склонность людей к сражениям из-за кажущихся
различий, трудно подсчитать.
Источником всего этого кровопролития очень часто оказывается
стремление людей принадлежать и быть частью группы. Обещание общей мечты и общей идентичности — одна из главных причин популярности церквей, уличных банд и всех остальных эксклюзивных организаций. «Твои мечты — это наши мечты», — убеждает голос группы.
«Мы понимаем тебя, потому что мы такие же, как ты. Мы тебя защитим.
Мы будем любить тебя как одного из нас. Мы все — большая семья.
Ты можешь на нас положиться. Мы всегда будем с тобой. Если у тебя
возникнут сомнения, мы сможем тебя утешить и дать все ответы. Если
ты будешь играть по нашим правилам, то никогда не будешь один».
136
Даниэль Болелли. На пути воина
Очень мало людей, которым не понравятся такие слова. Как знает
любой хороший демагог, который хочет собрать много последователей, яркая мечта, флаг и набор символов — это идеальные магниты,
вокруг которых могут собираться люди, чтобы избежать страха одиночества за счет того, что у них возникает сильное чувство идентичности. Сталкиваться с трагедиями жизни в одиночку, наполняться
неуверенностью и не иметь никого, на кого можно было бы опереться — этого мало кто хочет. А если есть тот, кто принимает решения за
нас, дает ответы на все вопросы и позволяет чувствовать себя частью
чего-то большего, чем мы сами — это идеальное лекарство для тех,
кому нужно руководство (то есть практически для каждого человека,
чье чувство уверенности в себе не идеально).
Поскольку не бывает концепции «мы», если нет «они», что представляет антитезу всего, за что «мы» выступаем, групповая идентичность неизбежно строится на оппозиции чему-либо. Неслучайно патриотизм всегда оказывается сильнее во время войны. (Неудивительно, что с точки зрения Ли патриотизм, как и любые другие ценности,
подчеркивающие власть группы над личностью, находится в числе
болезней, от которых нужно избавляться.) [Там же]. Существование
общего врага — это топливо для огня группового чувства идентичности. Вероятно, именно поэтому человеческая история в любой части
мира полна идеологически обоснованного кровопролития.
Подвергая сомнению концепцию верности тому или иному конкретному стилю, Ли взял быка групповой идентичности за рога и бросил вызов разумности человеческого желания принадлежать. Зачем
принадлежать одной школе мысли, спрашивает Ли, если это только
разделяет нас на противоборствующие фракции и не дает увидеть истину с разных точек зрения? Успокаивающее чувство идентичности,
как предполагает Ли, не более чем удобная тюрьма, которая отгораживает нас от интенсивности нефильтрованного опыта. Она защищает нас не только от многих жизненных опасностей и сомнений, но
и от экстаза и красоты. С помощью предрассудков и догматов большинство организаций формируют качество наших переживаний, заставляют нас смотреть на жизнь через линзы идеологической формы
туннельного зрения и, в конце концов, ограничивают диапазон выбора. Слишком боящиеся нести бремя самостоятельного выбора многие люди прячутся за безопасностью группы, которая дает все ответы.
Однако по словам Ли, это способ прятаться, но не жить.
Наверное, Ли согласился бы с тибетским мастером медитаций
Чонгьямом Трунгпой, который сказал: «Ключ к сути воина... не бояться того, кто ты есть» [Trungpa, 1988]. Бесстрашная готовность делать ошибки в процессе принятия собственных решений, свободных
Глава 11. Эпистемологический анархизм
137
от догм — единственный путь, за который выступал Ли. Поэтому его
вызов школам боевых стилей нужно рассматривать не просто как изменение методологии, а как вызов тому, что люди больше всего боятся делать: отказ подчиняться силе любого внешнего авторитета и
принятие на себя полной ответственности лидера собственной жизни.
Отсутствие пути как путь:
эпистемологический анархизм Ли
В отличие от подхода, который исповедовали многие школы боевых
искусств, Ли утверждал, что искусство должно служить человеку, а не
человек — искусству [Maliszewski, 1990]. Одно из самых его знаменитых высказываний звучит так: «Человек, живая и творческая личность,
всегда намного важнее, чем любой существующий стиль» [Lee, 1971].
На практике это означало радикальное отступление от методологии,
которую обычно использовали школы боевых искусств. Вместо того
чтобы следовать стандартному распорядку устоявшегося стиля, Ли начал выступать за форму перекрестных тренировок, направленную на
то, чтобы выбрать лучшее из разных стилей боевых искусств. Таким
образом Ли отступил от стиля вин-чунь, которому учился в Гонконге
у Ип Мана, и основал свой собственный «не-стиль» — джит-кун-до.
Большинство величайших инноваторов в истории боевых искусств
тренировались в нескольких стилях и создавали новые, перенимая техники, упражнения и идеи из разных источников и соединяя их в новые
системы. Однако Ли пошел на шаг дальше. Вместо того чтобы основывать новый стиль, он создал множество разногласий, потому что предположил, что мастер должен постоянно развиваться в процессе изучения
нового, но его находки никогда не кристаллизуются в конечный продукт.
Хотя в последние несколько лет популярность боев без правил
убедила многих мастеров в необходимости занятий разными стилями, в конце шестидесятых, когда Ли впервые заговорил об этом, идею
перекрестных тренировок принимали с трудом. Для того, чтобы понять, почему подход Ли вызвал такие конфликты, нужно помнить, что
большинство школ боевых искусств того времени (как и многие сегодняшние школы) выступали за то, чтобы никогда не менять стиль,
в котором работали. Они считали, что поскольку стиль усовершенствовали великие мастера древних времен, то любое изменение искусства будет высокомерной ошибкой, которая обязательно снизит
его эффективность. Только точно повторяя упражнения, следуя указаниям, доставшимся от мастеров, человек может надеяться приблизиться к их непревзойденному уровню.
138
Даниэль Болелли. На пути воина
Как конфуцианство подчеркивало важность повторения путей
предков без всяких изменений, так многие школы боевых искусств
считали идею изменения хотя бы части своих тренировок предательством традиции, на которой основывался их стиль. Учитывая, что среди многих бойцов преобладала эта философия, можно представить,
какой эффект оказало публичное отрицание традиционных стилей,
сопровождавшееся такими утверждениями: «Классический человек —
это скопище рутины, идей и традиций. Когда он действует, то переводит всякий живой момент в понятия древности» [Lee, 1975].
В то время как конфуцианство и большинство школ боевых искусств проповедовали тщательный консерватизм чистоты прежних
путей, Ли считал, что сама попытка что-то сохранять убивает всякую чистоту, которая могла там быть прежде. Как четко говорится
в даосизме, только изменяющаяся и текущая вода может оставаться
чистой. Когда она неподвижна, то неизбежно превращается в болото. Считая, что та же аналогия применима и к человеческим делам,
Ли полагал, что любая привязанность к прошлому мешает жить
в настоящем. «Для того чтобы понимать и жить сейчас, — писал
он, — все вчерашнее должно умереть» [там же]. Вторя писателямдаосам, Гераклит, один из самых известных досократовских греческих философов, непреклонно заявлял, что все постоянно меняется
[Wheelwright, 1959].
Развивая эту мысль, Ли утверждал, что ни одна четкая формула
не может отразить поток существования. То, что работало вчера, может не сработать сегодня. Мастера древности открыли один способ
сражаться, но не обязательно единственный или даже лучший. Разные обстоятельства требуют разных подходов. Поэтому Ли считал,
что лучше бесконечный процесс проб и ошибок, чем превращение
интуиции одного дня в неизменный закон. Развитие в учениках способности адаптироваться к любой ситуации было для Ли гораздо более осмысленным, чем обучение их фиксированному методу боя. Следующие цитаты, явно вдохновленные даосскими текстами, идеально
выражают дух революционной методологии Ли.
Как могут существовать методы и системы для того, чтобы прийти к чемуто живому? Если цель статична, фиксирована, мертва, то может быть путь,
определенная дорога — но не к живому. Не сводите реальность к статичному,
чтобы потом изобретать методы до нее добраться [Lee, 1975].
Истинное наблюдение начинается тогда, когда человек отказывается от
готовых сценариев, а истинная свобода выражения начинается тогда, когда
человек находится вне систем [Lee, 1971].
Знание зафиксировано во времени, а познание постоянно продолжается. Знание приходит из источника, из накопления, из выводов. А познание —
это движение [Lee, 1975].
Глава 11. Эпистемологический анархизм
139
Джит-кун-до предпочитает бесформенность, потому что тогда может принимать любую форму, а поскольку в джит-кун-до нет стиля, оно сочетается
с любыми стилями. В результате джит-кун-до использует все методы, но ни
одним не сковано, использует все техники и средства, которые позволяют
выполнить задачу [там же].
Как видно из этих фраз, джит-кун-до — это не организованная
система, а лаборатория, в которой можно проверить теории и техники
боя. Ученики могли экспериментировать с ними без необходимости
следовать какому-то одному методу, если только сами этого не желали. Слова, начертанные вокруг символа джит-кун-до — это девиз
методологии Ли: «Использовать отсутствие пути как путь; отсутствие
ограничений как ограничение» [Little, 1996].
Вскоре после смерти Ли Пол К. Фейерабенд, один из самых провокативных западных философов последней половины двадцатого века,
выпустил интригующую книгу, которая должна была потрясти научный и философский истеблишмент того времени. Книга с выразительным названием «Против метода» — это манифест, в котором к науке
применяются те же идеи, которые Ли выражал в сфере боевых искусств
[Feyerabend, 1975]. В книге Фейерабенд нападает на картезианский метод, на котором основана бол« ьшая часть западной науки. Утверждая,
что большинству ученых, слепо преданных исключительно ограничивающей методологии, не достает гибкости, необходимой для действительно открытого научного мышления, Фейерабенд вторит мнению Ли
о классических мастерах боевых искусств. Они оба, по сути, прямо заявляют, что строгое соблюдение конкретной методологии ограничивает интуицию, подавляет индивидуальность и сужает мышление людей,
а не расширяет его. Хуже того, эти методологии слишком ограничены
собственными правилами, чтобы уметь охватить что-либо кроме маленьких частичных истин. Ли и Фейерабенд предлагают заменить такое безнадежно негибкое мышление эпистемологическим анархизмом.
Признавая, что у любого метода есть сильные и слабые стороны,
эпистемологический анархизм — это исключительно открытый подход,
который готов принимать любой метод, который обещает привести к
желаемому результату. Благодаря этому эпистемологический анархизм
использует сильные стороны метода, не будучи ограниченным его слабостями. Как в даосизме утверждается, что правила необходимы только тем, кто слишком глуп, чтобы самостоятельно сделать правильный
выбор, так в эпистемологическом анархизме говорится, что абсолютные законы — это препятствие истинному пониманию. Хотя руководство может быть полезно, но абсолютные законы ограничивают гибкость человека в решении того, что подходит в той или иной ситуации.
Очевидно, что такая свобода подходит не каждому. Как признавалось в конфуцианстве, на свободе глупые люди обязательно принима-
140
Даниэль Болелли. На пути воина
ют глупые решения, и поэтому важно, чтобы они следовали законам,
управляющим их поведением. Однако эпистемологические анархисты,
как и даосисты, вероятно, согласились бы со словами Уильяма Блейка: «Один закон для льва и для быка — это угнетение» [Blake, 1975].
Абсолютные законы становятся не более чем тюрьмой для людей с
острым умом и могущественным видением. Именно для таких людей эпистемологический анархизм Ли, развивая идею «использовать
отсутствие пути как путь», предлагает свою открытую четырехэтапную методологию (с которой Фейерабенд, несомненно, соглашался).
1.
2.
3.
4.
Изучи собственный опыт.
Освой полезное.
Отринь бесполезное.
Добавь то, что исключительно твое [Little, 1996].
В этом наборе советов Ли отдает всю силу человеку. Эпистемологический анархизм не пытается подменить один метод другим. Вместо этого он дает человеку свободу находить собственные методы и
предлагает ему изменять их по собственному желанию, если спустя
какое-то время открытие перестает приносить желаемые результаты.
В книге «Так говорил Заратустра» Ницше написал прекрасную
декларацию эпистемологического анархизма: «„Это — теперь мой
путь, — а где же ваш?“ — так отвечал я тем, кто спрашивал меня о
„пути“. Ибо пути вообще не существует!» [Nietzsche, 1892]. Даже Будда предлагал своим последователям находить истину самостоятельно,
не полагаясь ни на что и ни на кого, даже на его собственное учение
[Smith, 1991]. В том же духе писал Ли: «...джит-кун-до — это всего
лишь название, ярлык, который можно использовать как паром: а на
другом берегу его нужно сбросить — не стоит нести его на спине» [Lee,
1971]. Так Ли сопротивлялся искушению превратить свои откровения
в догматы, преуменьшал свою важность как учителя и поощрял людей
выдвигать собственные теории и становиться собственными учителями. На самом деле сущность эпистемологического анархизма, которую
он излагал, заключается в создании собственного метода из кусочков,
взятых из разных источников и соединенных в новом формате.
Простота
Хотя ключевые слова «не-метода» Ли — творчество, гибкость и
синтез, но он признавал опасность неограниченных экспериментов.
Будучи готовым черпать идеи из разных источников, мастер джит-
Глава 11. Эпистемологический анархизм
141
кун-до может оказаться завален множеством информации и не сможет использовать имеющиеся инструменты с пользой. Вместо того,
чтобы быть скованным одним методом, боец джит-кун-до теряется
в множестве разных идей и техник. Постоянное отрицание традиционных методов может превратиться в новую догму. Хуже того, боец
джит-кун-до может настолько увлечься техническим разнообразием,
которое предлагает процесс выбора из разных источников, что превратится в коллекционера. Так он, в сущности, меняет одну тюрьму
на другую. Отсутствие границ так же парализует, как гнет множества правил. Слишком большой выбор может сбить с пути тех, кто
не смог выбрать, что полезно, а что нет.
Для того чтобы избежать этой ошибки, Ли опять обратился к даосизму. За несколько тысяч лет до этого времени Лао-цзы написал:
«Обучение заключается в повседневном накоплении; практика Дао
заключается в повседневном избавлении» [Lao Tzu, 1989]. Следуя этому принципу, Ли придумал правило, которое предназначено для того,
чтобы избежать ошибки бессмысленного накопления. В одной из наиболее цитируемых его фраз он напоминает своим последователям, что
«вершина развития стремится к простоте» [Lee, 1975].
Поскольку поэзия Лао-цзы не тратит времени на объяснения, то
для того, чтобы объяснить эту концепцию, Ли использовал иллюстрацию, популяризированную дзен-буддизмом. Согласно этой доктрине, знание приходит в три этапа. Прежде чем происходит какоелибо обучение, люди невежественны и потому просты. Когда они
начинают учиться, то избавляются от невежества, становятся образованными и осознают тонкие детали жизни. На этом этапе они
становятся очень сложными интеллектуальными существами. Их
знания обширны, но давят на них. Спонтанность и невинность теряются в обмен на эти знания. Для многих это конец путешествия.
Накопленное знание отделяет их от простых и невежественных людей, и поэтому они продолжают накапливать все больше и больше.
Это ошибка многих интеллектуалов, а также последователей джиткун-до, одержимых разнообразием.
Дзен и даосизм идут другим путем. Они отпускают накопленный тяжелый и лишний интеллектуальный багаж и возвращаются
к простоте. Однако есть глубокая разница между первоначальной
простотой невежества и той простотой, к которой они стремятся.
Первой недостает знания. Вторая приобрела знание, но продвинулась дальше накопления и теперь им не скована. Ли поощрял
своих последователей направить силы на эту глубокую и богатую
простоту, а не на накопление.
142
Даниэль Болелли. На пути воина
Философия идет в кино
(и рассыпает на себя попкорн)
Основные принципы философии Ли, которые анализируются в
этой главе, можно найти во множестве письменных источников: его
собственных книгах, книгах о нем, интервью, статьях и даже некоторых из оставленных им заметок. Однако учитывая, что Ли приобрел
мировую славу в основном как актер, любое обсуждение его философии, которое хотя бы мельком не касается того, каким образом эта
философия проявляется в фильмах, будет неполным. Для того чтобы
заполнить этот пробел, давайте обратимся к тому, как идеи Ли проявлялись (или не проявлялись) в его фильмах.
В целом фильмы — это не лучшее средство распространения философских идей. Фильмы о боевых искусствах тем более малоизвестны своей философской глубиной. Быстрое действие и впечатляющие
трюки — вот стандарт жанра, в котором сюжет часто оказывается
всего лишь условностью для демонстрации боевых сцен. Поскольку
аудитория обычно смотрит эти фильмы не ради тонкого интеллектуального содержания, продюсеры экономят на приличных сценаристах, раз за разом воспроизводя один и тот же сюжет. В таких фильмах боги, которые должны следить за судьбой семьи героя, уходят в
вечный отпуск, потому что семья всегда оказывается убитой или покалеченной. Типичный сюжет выглядит так: герой истории благополучно занимается своими делами и не хочет сражаться, пока его не
заставляет злодей, который похищает (оскорбляет, насилует, пытает)
учителя (возлюбленную, родителя, предка, домашнее животное) героя,
тем самым давая ему повод искать мести. На этом этапе герою приходится либо участвовать в неизбежных и смертоносных соревнованиях по боевым искусствам, организованных злодеем, либо просто
превратиться из идеального кандидата на Нобелевскую премию мира
в машину смерти и не останавливаться, пока он не совершит отмщение в последней катарситической схватке со злом.
Фильмы Брюса Ли, послужившие моделью жанра, не избежали приведенного выше описания. От соревнований до убитых близких, четыре
фильма Ли (пять, если считать посмертную «Игру смерти») содержат
все определяющие элементы фильмов о боевых искусствах. Философии же среди действия как будто не хватает. Например, для того, чтобы найти хоть какие-то признаки философской жизни в первых двух
фильмах Ли, «Кулак ярости» и «Китайский связной» (также известный
как «Большой босс»), нужно очень плодовитое воображение. Для того
чтобы объяснить полное отсутствие философского содержания в работах человека, настолько погруженного в занятия философией, нуж-
Глава 11. Эпистемологический анархизм
143
но помнить, что в 1971 году Ли все еще не был особенно известен как
актер. Поэтому логично предположить, что у него не было возможности повлиять на сценарии первых двух фильмов. А как только он приобрел большую славу, в его фильмах появилась философия. В следующих (и последних) двух фильмах, «Возвращение дракона» и «Выход
дракона», между схватками проглядывают элементы философии Ли.
В «Возвращении дракона» его несогласие с идеологическим догматизмом проявляется в дружеском споре с другим китайцем. В этом
коротком диалоге Ли смеется над патриотическим отказом друга изучать карате, потому что это иностранное искусство. Близорукому патриотизму приятеля Ли противопоставляет открытый подход, готовность «брать полезное» из любого доступного источника. Хотя диалог не приводит к просветлению, но представляет пример попыток
Ли ввести в свои фильмы более глубокие темы.
В финальном сражении «Возвращения дракона» Ли снова вводит
небольшой философский элемент. Как все герои фильмов, он начинает схватку с поражения. Однако в этот момент, в отличие от героев других фильмов, которые полагаются только на силу воли, чтобы
вернуться и победить, Ли меняет стиль боя в соответствии с ситуацией. Его противник ограничен одной формой боя и поэтому не может измениться. Отсутствие гибкости оказывается для него фатальным, и Ли окончательно разбивает противника. В этой сцене даосская
идея способности изменяться в соответствии с обстоятельствами и
отсутствия формы ради того, чтобы принимать любую форму — это
ключи к победе Ли в схватке, начавшейся не в его пользу: прекрасное
применение принципов джит-кун-до.
Если в «Возвращении дракона» Ли осторожно начал вводить философские темы, то в «Выходе дракона» он подлил в огонь еще больше философского топлива. В самом начале фильма Ли находится в
храме и учит боевым искусствам юного ученика. В этом диалоге используется много дзенских высказываний (например, парафраз знаменитого «мудрец показывает на луну, но дурак смотрит на палец»)
и подчеркиваются дзенские идеи, например, необходимость полагаться на интуицию больше, чем на абстрактную рациональность. Всего
несколько минут спустя Ли воспроизводит известную самурайскую
историю об «искусстве сражаться, не сражаясь». В точности следуя
японской истории, которая, как утверждается, основана на исторических событиях, персонаж Ли путешествует на корабле в компании
высокомерного мастера боевых искусств, который хочет попрактиковаться в своих умениях на пассажирах. Когда мастер грубо спрашивает,
каким стилем он занимается, Ли отвечает: «Ты можешь называть его
искусством сражаться, не сражаясь». Затем он принимает брошенный
144
Даниэль Болелли. На пути воина
вызов с одним условием. Поскольку его стиль нельзя правильно применять в замкнутом пространстве, бой должен пройти на соседнем
острове. Жаждущий сражения, противник соглашается и спрыгивает в маленькую шлюпку. Ли немедленно отталкивает ее от корабля,
тем самым избавляясь от навязчивого противника без необходимости с ним сражаться. После этой прекрасной демонстрации применения философии к сражению оставшаяся часть фильма посвящена
уже знакомым клише, из которых составлено большинство фильмов
жанра. Очевидно, Ли планировал добавить больше философского материала, но эти сцены вырезали из страха, что они окажутся слишком
сложными для аудитории [Little, 1996].
Еще больше доказательств желания Ли включать философию в
свои картины есть в фильме, в котором он совсем не играл. Основанный на рассказе, написанном Ли и несколькими из самых знаменитых
его учеников (актером Джеймсом Кобурном и сценаристом Стирлингом Силлифантом), «Молчаливая флейта» — возможно, самый необычный фильм о боевых искусствах в истории. Хотя боевые сцены
в нем исключительно плохи, но философская часть заслуживает похвалы. Отсылки к Гераклиту, к буддистским и даосским идеям наполняют сюжет, построенный вокруг поисков мудрости и самопознания.
Хотя о качестве работы можно поспорить, «Молчаливая флейта» —
это, несомненно, смелый проект и манифест собственной философии
Ли. Посвящение Ли в начале фильма явно демонстрирует его желание
сделать философию большой частью своих фильмов:
Перед смертью легендарный Брюс Ли помог создать фильм, который отражает не только дух боевых искусств, но и часть духа философии дзен, согласно которой он жил. Он осознавал, что фильм с такой динамикой вызовет
противоречия, особенно среди тех, кто не знаком с дзенскими убеждениями.
Но именно эта уникальность, по его мнению, и должна привлечь зрителей...
Этот фильм посвящается покойному Брюсу Ли [Circle of Iron, 1979].
Хотя, как видно из немногочисленности этих примеров, нельзя
сказать, что фильмы Ли полны философских диалогов, но в то же
время видно, что по мере того, как Ли приобретал славу и популярность, философия занимала все большее место в его работах. Если
бы его жизнь и актерская карьера не пришли к такому преждевременному завершению, то можно предположить, что он использовал
бы свою растущую популярность для того, чтобы сделать философию центральной частью своих картин. Если бы это произошло,
вероятно, весь жанр фильмов о боевых искусствах развивался бы
иначе. Хотя мне трудно представить Ван Дамма в дзенских сценариях (и снова прошу у него прощения за то, что все время поминаю),
Глава 11. Эпистемологический анархизм
145
и хотя я сомневаюсь, что много людей захотели бы платить деньги, чтобы посмотреть фильмы, где мало насилия и много философии, ранняя смерть Ли оставляет нам много неотвеченных вопросов
о том, что могло бы произойти.
Джит-кун-до как архетип
боевого искусства шестидесятых
В изучении философии временами недооценивают важность контекста, в котором появились на свет идеи. Например, если бо«льшая
часть философии Ли почерпнута из азиатских источников тысячелетней давности, можно догадаться, что контекст, в котором он жил, не
способствовал формированию его философских взглядов. Это допущение логично, но, как часто бывает с логикой, совершенно неверно.
По своим философским позициям джит-кун-до — это квинтэссенция боевых искусств шестидесятых. Дело не только в том, что именно в шестидесятых Ли сформулировал основные концепции своего
нового подхода к боевым искусствам. Джит-кун-до в форме боевых
искусств воплощает многие дикие революционные идеи, характерные для шестидесятых. Если мы пытаемся совершить невозможное и
представить джит-кун-до созданным и популяризированным в более
конформистском культурном контексте, например, в пятидесятых, то
немедленно видим, как искусство Ли неизбежно связано с экстремальным и страстным духом западного побережья Америки шестидесятых. Можно ли представить, как идеи Ли принимают в Южной Дакоте,
скажем, в 1952 году? Забудьте о популярности героя. Противостоящий
патриотизму, организованной религии, либеральным взглядам — Ли
очень повезло бы, если бы его не линчевали, как только он открыл рот.
В любом контексте, кроме шестидесятых, Ли обвинили бы в том,
что он — неблагодарный отступник, и предложили бы идти туда, откуда он пришел. Как могут свидетельствовать Джордано Бруно и тысячи сожженных за ересь и ведовство, много раз в истории человечества люди горели на кострах за куда меньшую критику установившейся власти. В большинстве стран и в течение большей части истории
человечества либертарианские взгляды Ли сочли бы недопустимой
угрозой религиозным или политическим силам, и с ним немедленно
и жестоко расправились бы.
Однако в шестидесятых все обстояло совсем иначе. И те, кому шестидесятые нравились, и те, кому не нравились, сходятся на том, что
это было, пожалуй, самое бурное десятилетие двадцатого века, и что
оно радикально изменило сознание и убеждения Америки. С полити-
146
Даниэль Болелли. На пути воина
ческой точки зрения, это было время антивоенного движения и движения за гражданские права. Тогда, как грибы после дождя, возникали
сотни организаций в радикальной оппозиции к правительству. С культурной точки зрения, тысячи людей разочаровались в евроцентричном мировоззрении, в убеждении, что западная культура лучше всех,
и начали искать ответы в других местах. Немедленную популярность
приобрели азиатские религии и философии. Традиционные ценности подвергались сомнениям и критике. «Оспаривай авторитеты» —
концепция, которую особенно любил Ли — стала одним из любимых
слоганов десятилетия. Сексуальная революция потрясла пуританские
ценности, которые до сих пор управляли отношением большинства
американцев к сексуальности. Открыто проводились свободные и неограниченные эксперименты со всем, от наркотиков до идеологии. От
музыки до кинематографии, все формы искусства пережили огромный всплеск творчества. Это было десятилетие быстрых и больших
перемен. Воздух наполняло чувство возможностей.
Во времена, когда никакие формы традиционных авторитетов не
обходятся без критики, вполне естественно, что даже область боевых
искусств должна была пережить радикальные изменения. Именно в
этом восприимчивом контексте появился Ли с его радикальной формой даосизма и дзена. Крайне необычная биография Ли (межрасовый
брак с молодой белой женщиной, готовность учить всех независимо
от расы, победа в сражении с китайским мастером, которого отправили заставить Ли перестать делиться «секретами» боевых искусств с
не-китайцами, то, что он так и не получил официальную лицензию на
преподавание) в сочетании с его не менее нетрадиционной философией и публичной ролью актера позволило ему стать тем человеком,
который внес дух шестидесятых в мир боевых искусств. Поэтому философию джит-кун-до можно рассматривать как дар (или проклятие,
в зависимости от точки зрения) алхимического сочетания даосизма,
дзен-буддизма, антиавторитарной культуры шестидесятых и личности Брюса Ли. Соглашаемся мы с подходом Ли или нет, но его пример
остается открытым приглашением делать одну из самых здоровых вещей, которые возможны для любого человека, занимается он боевыми
искусствами или нет: сомневаться в своих убеждениях.
Литерат ура
Blake W. The Marriage of Heaven and Hell. London and New York: Oxford University Press, 1975.
Cartmell T. Martial Arts Revolutionary: Wang Xiang Zhai Part I // Journal of Chinese Martial Arts. Clearwater (FL): p. 3–5, March-April 1998, Vol. 3#14.
Глава 11. Эпистемологический анархизм
147
Cartmell T. Martial Arts Revolutionary: Wang Xiang Zhai Part II // Journal of Chinese Martial Arts. Clearwater (FL): p. 15–16, July-August 1998, Vol. 3#16.
Chuang Tzu. The Complete Works of Chuang Tzu (transl. Burton Watson). New York:
Columbia University Press, 1968.
Donohue J. J. Warrior Dreams: The Martial Arts and the American Imagination.
Westport: Bergin & Garvey, 1994.
Feyerabend P. K. Against Method: Outline of an Anarchist Theory of Knowledge. Atlantic Highlands (NJ): Humanities Press, 1975.
Heraclitus, of Ephesus. The Cosmic Fragments. (ed. G. S. Kirk). Cambridge (England): University Press, 1975.
Krishnamurti J. The Collected Works of Krishnamurti. San Francisco: Harper and
Row, 1980.
Krishnamurti J. The First and Last Freedom. New York: Harper, 1954.
Krishnamurti J. The Only Revolution. New York: Harper and Row, 1970.
Lao Tzu. Tao Te Ching. (transl. John C. H. Woo). Boston: Shambala Dragon Editions, 1989.
Lee B. The Tao of Jeet Kun Do. Burbank: Ohara, 1975.
Lee B. Liberate Yourself from Classical Karate // Black Belt magazine. Burbank:
Ohara, 1971.
Little J. The Warrior Within. Lincolnwood: Contemporary Books, 1996.
Maciocia G. The Foundation of Chinese Medicine: A Comprehensive Text for Avupuncturist and Herbalist. New York: Churchill Livingstone, 1989.
Maliszewski M. Spiritual Dimensions of the Martial Arts. Rutland: Charles E. Tuttle
Company, 1996.
Miller D. The origins of Pa Kua Chang: Part II // Pa Kua Chang Journal, High View
Publications, Vol. 3#2, January/February 1993.
Miller D. Martial Arts Taught in the Old Tradition (Part II): The Deterioration of
the Complete Martial Arts System // Pa Kua Chang Journal, High View Publications, Vol. 4#5, 1994.
Nietzsche F. Thus Spoke Zaratuthstra. Translated by Walter Kaufmann. New York:
Random House, 1995.
Robbins T. Another Roadside Attraction. New York: Bantam Books, 1971.
Smith H. The World’s Religions. San Francisco: HarperSanFrancisco, 1991 [1958].
Trungpa Chogyam. Shambala: The Sacred Path of the Warrior. Boston: Shambala
Dragon Editions, 1988.
Wheelwright P. Heraclitus. New York: Oxford University Press, 1959.
Wright A. F. Buddism in Chinese History. Stanford: Stanford University Press, 1959.
Глава 12
Священное и мирское:
боевые виды спорта
как атлетическая
философия
Если вы спросите Лао-цзы [о духовности], он засмеется. Если вы будете говорить о духовности, он может дать
вам пощечину, может выкинуть вас и сказать: «Иди в другое место. Не приходи ко мне с такими глупостями».
Почему? Потому что как только вы говорите «духовность»,
вы разделяете жизнь на материальное и духовное — а он
стремится к целому и полному... Вы видите людей, которые считают себя духовными; в их глазах вы видите порицание. Не приближайтесь к ним, они ядовиты; в самом
их дыхании — опасность и инфекция. Бегите от них! Как
только к вам приближается духовный человек, бегите как
можно быстрее, потому что он болен. Он глубокий невротик, он шизофреник, потому что разделил жизнь на две, а
жизнь — это неделимое целое; ее нельзя разделить.
БХАГВАН ШРИ РАДЖНИШ
Л
етний вечер в корпусе физкультуры главного кампуса колледжа в
Южной Калифорнии. Проходя по коридорам, я заглядываю в одну
из открытых дверей. Два десятка одетых в ги практиков карате сётокан стоят на коленях на полу в монашеской тишине. Они выстроены в
иерархическом порядке, от белых до черных поясов. У них безупречная осанка. Буквально можно услышать, как падает иголка. Это одновременно красиво и жутко. В центре комнаты, перед поразительно послушной группой, выступает сэнсэй. Над черным поясом выпирает
внушительный живот. У него глубокий голос, и видно, что ему нравится слушать самого себя. Он отмеряет слова медленно, временами
подчеркивает их, следя, чтобы никто в аудитории не пропустил ни звука. Нереальная тишина возвращается в конце каждого предложения.
Его тон очень серьезный. Тема его монолога — философия карате. Он
приводит много цитат из высказываний родоначальника карате сётокан, Гитина Фунакоси. С огромным чувством собственной важности
он говорит о «духовности пути воина». Ухватив суть, я иду дальше.
Глава 12. Священное и мирское...
149
Всего через несколько дверей вот-вот начнется другое занятие боевыми искусствами, но разница с предыдущим классом очевидна. Здесь
практикуют бразильское джиу-джитсу. Ученики свободно растягиваются и болтают о любимых порнозвездах. Разгорается жаркая дискуссия между фанатами Дженны Джеймсон и Теры Патрик. Конфликтующие стороны подробно анализируют ее актерскую игру в предположительно потерянном бриллианте кинематографии под названием
«Папина дочка имеет Беверли-Хиллз». Пока идут эти увлекательные
интеллектуальные дебаты, инструктор лежит в углу и явно борется с
последствиями очень измененного состояния сознания. Один из его
учеников уважительно выражает беспокойство о благополучии своего наставника и спрашивает, как тот себя чувствует: «Что с тобой, чувак? Выглядишь как дерьмо» — его точные слова. Не пытаясь отрицать
очевидное или стыдиться, инструктор принимается рассказывать подробную историю о том, как провел вечер, поглощая все виды алкоголя,
известные людям и нелюдям. «Я проснулся мордой в задницу Джо, а
рядом валялась пьяная стриптизерша, которая отрубилась в обнимку
с моей собакой». Вдохновленный этой возвышенной историей, класс
начинает тренировку, но сначала инструктор громко отрыгивает, и
звук раскатывается по комнате. Не больше девяти метров отделяет эту
комнату от той, где мастер сётокан проповедует духовность боевых
искусств, но с тем же успехом мы могли бы быть в другой вселенной.
Когда начинается физическая часть урока, разница между двумя
занятиями только увеличивается. Мистер Сётокан всеми силами пытается соответствовать архетипичному образу мастера боевых искусств:
превосходная копия мистера Мияги, только без акцента. Некоторые
техники, очень красивые, но вряд ли работающие в условиях настоящего сражения, описываются в мельчайших подробностях. Объяснения подчеркиваются ссылками на авторитеты, такие как мастера карате окинаван дней славы этого искусства. Ученики издают мощное кийя
на каждом втором движении, а потом делают паузу, чтобы проанализировать свою технику в еще бо«льших подробностях. Очевидно, что
они внимательно обдумывают каждый шаг, который делают в додзё.
На занятии бразильским джиу-джитсу инструктор очевидно демонстрирует, что свято верит — слово «чертов» является неотъемлемым компонентом любого правильного английского предложения
(например: «Когда твой противник в чертовой верхней стойке, ты в
одном шаге от того, что он тебя раздраконит к чертям. Поэтому тебе
надо что-то делать чертовски быстро, или он накидает тебе в лицо до
чертиков. Так что толкни его по чертовым бедрам и двигай вбок, вот
так, чтобы освободиться...»). Уважение к авторитетам выражается в
том, что родоначальника бразильского джиу-джитсу, Хелио Грейси,
150
Даниэль Болелли. На пути воина
одобрительно называют в ходе урока «чертовым ушлым хоббитом»,
который мог побеждать куда более крупных противников.
Урок карате представляет собой картину элегантности и самодисциплины, уважения и самоограничения. Урок бразильского джиуджитсу — бесконечная последовательность пинков и грязных шуток,
пота и тестостерона. На карате беспокоятся о том, под каким углом
должны располагаться локти во время ката — семьдесят пять градусов
или девяносто. На джиу-джитсу соревнуются в том, кто кого задушит
до потери сознания. Если бы я проходил мимо этих комнат, когда только начинал заниматься боевыми искусствами, то не колебался бы ни
минуты. Я немедленно превратился бы в одного из поклонников пузатого мастера сётокан. Сейчас я могу понять обе группы, но мне намного комфортнее с татуированными потными животными из класса
джиу-джитсу. Если вы гадаете, почему, я вам сочувствую. Поскольку
мои нынешние варварские наклонности могут показаться многим из
вас странными, я приложу все силы, чтобы объяснить.
Обычно большинство новичков к боевым искусствам притягивают довольно очевидные причины. Их эго мечтает о славе и силе. Они
грезят, как будут побеждать обидчиков ударами с прыжка и другими
крутыми движениями, а все самые красивые женщины в округе будут
вздыхать и таять от обожания перед такой демонстрацией военного
мачизма. (Грезы юных гетеросексуальных женщин-бойцов явно сильно
отличаются...) Однако здравый смысл подсказывает, что со временем
начинают происходить немалые изменения, которые трансформируют
личность преданного делу практика и делают его более уверенным, более скромным, менее послушным эго, менее заинтересованным в том,
чтобы разбивать противникам головы, и больше — в развитии жизненной философии. Это алхимическая магия, которую многие приписывают занятиям боевыми искусствами. Мой опыт был несколько иным...
С самого начала я посвятил себя боевым искусствам, потому что
меня завораживала их красота и философия. Применение дзена и даосизма к боевым искусствам интересовало меня намного больше, чем
такие вульгарные цели, как избиение противника. Начало моего пути
выглядело очень похоже на конечные цели других. Я был чувствительным, идеалистичным и «духовным», что бы ни значило это богатое
смыслами слово. Теперь же я — варвар, который засыпает, когда ктонибудь начинает рассуждать о философии боевых искусств, и просыпается только тогда, когда пора потеть и драться. Мне раньше нравилась поэзия основателя айкидо Морихэя Уэсибы — которую я, кстати,
люблю до сих пор — но теперь я чаще цитирую девиз самозваных «вонючих социопатов с палками», собачьих братьев: «Чем жестче контакт,
тем выше сознание». Наверное, по дороге что-то пошло сильно не так.
Глава 12. Священное и мирское...
151
Большинство людей считает, что традиционные боевые искусства,
такие как айкидо, карате, кун-фу и так далее, по сути своей лучше с точки зрения «духовности» и развития личности, а спортивные единоборства — смешанные боевые искусства, бокс, борьба, муай-тай, дзюдо, бразильское джиу-джитсу и другие — могут быть эффективны, но подходят
только для грубиянов, интересующихся исключительно победами на
соревнованиях. Распространенные стереотипы утверждают, что традиционные боевые искусства основаны на глубокой философии, которая
ведет к развитию характера и целостности человека. Те же стереотипы
утверждают, что спортивные единоборства основаны на одержимости
победами в соревнованиях и раздувании эго и лишены всякой философской глубины. Хотя реальность, очевидно, намного сложнее любого
стереотипа, приведенное выше описание уроков свидетельствует, что
иногда стереотипы основаны на настоящих отличиях. Но, несмотря на
отличия, я все равно не согласен с тем якобы существующим различием,
что классические боевые искусства приводят к тому, что ученики становятся лучше как личности, а в спортивных единоборствах участников заботит только победа над внешним противником и раздувание эго.
Должен признать, что понимание спортивных единоборств как возможного пути к самосовершенствованию не всегда очевидно. Самосовершенствование — далеко не первое слово, которое приходит на ум,
когда я думаю о девяностокилограммовом парне в татуировках с головы до ног, который пытался задушить меня в ходе борьбы пару часов
назад. Для большинства практиков спортивные единоборства действительно нужны ради эго и адреналина. Но в глубине души я чувствую,
что то же самое можно сказать о большинстве практиков традиционных боевых искусств (минус значительное количество адреналина).
По моему опыту, одно из главных отличий заключается в том, что
многие мастера классических боевых искусств намного лучше скрывают свое эго. Вместо того чтобы открыто демонстрировать грубость,
резкость и эго, они притворяются умнее, глубже и «духовнее», потому
что знают, как произносить правильные слова. Они красиво говорят,
но когда я их слушаю, меня наполняет смутное неуютное чувство, которое я испытываю в обществе продавцов автомобилей и религиозных
проповедников. Их практика — сплошное эго, но это тонкий вид эго,
прикрытый вуалью видимого смирения и мудрости. Вокруг некоторых
практиков традиционных боевых искусств мне не хватает воздуха, и
кажется, что надо немедленно выйти подышать, потому что как только
они начинают говорить о «духовности» боевых искусств, эго у них так
раздувается, что остается мало места для всего остального. Я чую отчаянную жажду восхищения окружающих. Это неуверенность, замаскированная под снисходительную уверенность в себе, тот же нездоровый
152
Даниэль Болелли. На пути воина
воздух, которым окружены начинающие художники, которые гордятся
своей «артистичностью». Если вы настоящий, то не нужно это так рекламировать. На самом деле вообще не нужно ничего рекламировать.
Это приходит естественно, потому что является частью вашей личности. А они до сих пор прикладывают слишком много усилий, слишком
много думают, слишком много смотрят на себя со стороны; все симптомы выдают то, что эти люди очень далеки от того, на что претендуют. Вполне вероятно, что они этого даже не осознают. Возможно, им
не хватает осознанности и смелости по-настоящему заглянуть внутрь
себя и признаться самим себе, что их духовная поза — всего лишь игра.
Каково же решение? С одной стороны — грубые, пьяные тестостероном варвары единоборств, а с другой — чрезмерно интеллектуальные, духовные искатели традиционных боевых искусств. И все? Выбирать можно только между разными видами эгоманьяков? Печальная
и пугающая дихотомия между одинаково печальными стереотипами?
Во многих случаях, боюсь, так и есть. Но очевидно, что боевые искусства могут быть не только способом порадовать эго.
У меня крайняя аллергия на все виды дуализма. Когда я слишком
много минут нахожусь в обществе интеллектуалов, то обычно фантазирую о том, как сжигаю библиотеки и уничтожаю все столпы так называемой высокой культуры. Я не могу дождаться возможности улизнуть,
пробежать несколько миль и стряхнуть всю пыль, которой надышался
в обществе этих людей. Все их знания — только противоположность
невежества. Это не огонь, который горит у них в глазах и заставляет
их сиять. Это не энергия, смех и мудрость. Нет, это только кучка теорий и чересчур усложненных концепций; извращенная многословная
игра для зануд, которым серьезно нужно пожить вне книжек. Но когда меня окружают люди, которых ни в жизнь не застанешь за книгой,
и которые размахивают своей антиинтеллектуальностью как добродетелью, то я внезапно начинаю скучать по своим друзьям-занудам.
Я полностью согласен с философами даосизма, которые презирали
невежество, потому что... ну... оно невежественное, и презирали интеллектуальное знание, потому что оно слишком запуталось в сетях
идеалов, чтобы ценить реальность. Даосизм, как и жизнь, превосходит
и то, и другое. Как пишет мастер дзен Нансен: «Дао не принадлежит
ни знанию, ни незнанию. Знание — это ложное понимание. Незнание — это слепое невежество». Истинное же знание можно найти за
пределами всех противоположностей. Оно одновременно физическое
и интеллектуальное. Оно одновременно очень смешное и смертельно
серьезное. Оно исключительно утонченное и в то же время простое.
В одном из самых известных высказываний Брюса Ли с привкусом
даосизма он пишет: «Вершина развития стремится к простоте». Вез-
Глава 12. Священное и мирское...
153
десущая дуалистическая ментальность научила нас проводить жесткую границу между кажущимися противоположными сущностями.
Глубокое или поверхностное. Мужское или женское. Духовное или
физическое. Суровое или нежное. Прагматичное или творческое. Но
если мы хотим избежать плохих стереотипов, то нужно только заменить «или» на «и». Объединяйте то, что большинство людей держит
по отдельности, и целый новый мир станет возможным.
В мире боевых искусств, как и в любой другой сфере, большинство людей стремятся воплощать все возможные стереотипы.
Причина проста: намного легче следовать сценарию, чем развивать
собственные осознание и гибкость. Но хотя этот жалкий дуализм
и типичен, верно также и то, что есть много исключений из этого
правила, как среди мастеров традиционных боевых искусств, так и
среди занимающихся единоборствами.
Я уже слышу возмущенное восклицание, которым меня перебивают: «Что? Можно понять, что ты признаешь, что хоть не все традиционные мастера окажутся великими людьми, но многие ими станут. Но ты хочешь сказать, что с тем же успехом можно развивать
характер и целостность в злом и потном мире единоборств?» Хотя я
искренне считаю, что если начинаешь вести долгие диалоги с голосами в голове, то пора волноваться, но мне кажется важным ответить
на этот вопрос. Короткий ответ — «Конечно, да». Поскольку говорливый голосок этим, наверное, не заглушишь, позвольте мне развить
этот шизофренический разговор.
Любой стиль — это не более чем сосуд. Любой боевой стиль или
физическая дисциплина превращается в путь роста личности не благодаря поэтической красоте цитат основателей или их намерениям.
Важно то, что вы в него вкладываете. В правильных руках практика
самых грубых и жестоких единоборств может стать глубоко духовной.
А иначе даже самый благородный и традиционный стиль превращается не более чем в ньюэйджевый культ для бесформенных эгоманьяков,
которые слишком много говорят и слишком мало потеют. Качество
эмоций, переживаемых в додзё, определяет не стиль, а занимающийся
им человек. Все сводится к отношению, с которым вы выходите на мат.
Если бы единоборства начинались и заканчивались соревнованиями, очками и турнирами, они бы меня не очень интересовали. Соревнования — это весело, но не настолько, чтобы долго удерживать
мое внимание. Однако спорт может быть глубже, чем победа в соревновании. Неслучайно отец современных японских боевых искусств,
основатель дзюдо Дзигоро Кано, преобразовал искусство джиу-джитсу,
добавив к традиционным тренировкам и направлениям мировоззрение и методологию современного спорта. С точки зрения Кано,
154
Даниэль Болелли. На пути воина
поощрение спортивного применения традиционных боевых искусств
не разбавляло их, а улучшало. Кано твердо верил, что спорт и искусство вместе могут создать нечто более величественное и прекрасное,
чем по отдельности. Для него спорт был лишь формой образования,
позволяющей выковывать характер и делать людей лучше.
Очевидный вопрос, который задают многие: «Как?» Как животное
потение и участие в жестоких соревнованиях может быть формой образования? Каким образом умение душить, щипать, пинать и бросать
другого человека в ходе атлетического соревнования должно улучшать
характер? Работы Кано по этому вопросу не очень помогают. Он, повидимому, считал, что это очевидно. Но многим его ученикам было
не очевидно, потому что он снова и снова жаловался, что большинство людей не понимает суть дзюдо. И поэтому вопрос остается без
ответа. Как может такое брутальное занятие, как единоборства, служить путем к самосовершенствованию? Я не могу претендовать на
то, что знаю мысли Кано и понимаю, что он имел в виду, но у меня
есть свои ответы, и может быть, старый добрый Кано с ними согласился бы. В любом случае, с его благословением или без него, поехали.
Соревновательный аспект боевых искусств — игровая площадка,
на которой мы можем посмотреть в лицо своим страхам. Страх, вероятно, больше, чем что-либо другое, сдерживает нас во всех сферах
жизни. Страх — это демон, который побеждает вас изнутри. Он заставляет вас защищаться, вызывает неуверенность и в качестве компенсации делает вас агрессивнее по отношению к другим, чем вы были
бы без него. Именно страх заставляет вас бояться того, кто вы и кем
хотите быть. Страх позволяет другим неприятным гостям поселиться
у вас в душе. Стыд, неадекватность, чувство, что с вами что-то не так —
это близкие друзья страха. Страх открывает двери тому, что индейский поэт Джон Труделл называет «тремя цепями: вина, грех и стыд».
Любой, кем управляет страх, всегда ищет, кого бы обвинить. Страх делает вас более уязвимыми перед авторитетами, которые очень хотят
рассказать, как вам проживать свою жизнь. Священники, диктаторы
и другие паразиты процветают только там, где есть сильный страх.
Страх делает вас более склонным к тому, чтобы подчиниться стадному мышлению. Слишком напуганные, чтобы прокладывать собственный путь, вы следуете по пути догматов, по которому идут все вокруг.
Страх заставляет вас быть осторожнее и не раскрывать свое сердце,
потому что вас слишком пугает боль. Другими словами, страх — это
сила, которая превращает вас в тень того, чем вы можете быть.
Мало что заставляет нас посмотреть в глаза страху так, как это делает сражение. Ямамото Цунэтомо, автор одной из классических работ
бусидо, «Хагакурэ», четко говорит, что боевые приемы и навыки — не
Глава 12. Священное и мирское...
155
более чем побочные продукты сущности самурая. По его словам, суть
самурая в способности быть стойким при угрозе смерти в бою. Вот
что стоит за тренировкой бойца. Сражение позволяет победить страх
не потому, что мы достигаем такого технического совершенства, что
нам не страшна никакая угроза. Напротив. Каким бы умелым воином
вы не стали, страх всегда будет стучаться в дверь. Соревнование в единоборствах учит тому, что как бы хороши вы ни были, всегда найдется кто-нибудь лучше или удачливее. Неважно, сколько вы готовитесь,
все равно осознаете, что все проигрывают. Все умирают. В конце концов, никто не уйдет. Это самое важное, чему нас могут научить единоборства. Они забирают все иллюзии неуязвимости и учат, как смиряться с поражением. Даже если вы каким-то чудом окажетесь самым
бесстрашным и лучшим бойцом на свете, и никто никогда не сможет
вас поразить, ваши враги за пределами ринга — старость, болезнь и
смерть — вас догонят. Никто не уйдет. Никаких исключений.
Жизнь несправедлива. И что? Смиритесь с этим. Неважно, как вы
пытаетесь этого избежать, вам все равно причинят боль. Контроль —
всего лишь еще одна иллюзия. В конечном счете мы ничего не контролируем. На самом деле, это не совсем так. У нас есть до определенной степени контроль над единственной вещью: над тем, как мы
будем реагировать, когда материализуются наши глубочайшие страхи.
Как пишет Ямамото Цунэтомо в «Хагакурэ», «в числе прочего, путь
самурая требует осознать, что что-то может произойти в любой момент, что станет испытывать глубину его решимости, и днем и ночью
он должен разбирать свои мысли и готовиться к действию. В зависимости от обстоятельств он может победить или проиграть. Но избежание бесчестия — соображение отдельное от победы или поражения... Самурай-ветеран думает не о победе или поражении, а просто
сражается безумно и до смерти». Вся подготовка самурая была заключена в постижении умения умирать. И эта песня смерти — именно
то, что так красиво изображают на экране фильмы «300 спартанцев»,
«Последний самурай» или «Бесстрашный».
Если рассматривать единоборства с этой точки зрения, то хотя
победить в бою, несомненно, лучше, чем проиграть, настоящий урок
заключается не в результате соревнования, а в том, как принять результат. В качестве иллюстрации вспоминается бой 2006 года между
японской звездой Цуёши Косакой и одним из самых мощных бойцов
в смешанных боевых искусствах, новозеландцем Майком Хантом. Косака не смог сбросить Ханта в партер, где у него было преимущество, и
ему пришлось драться с ним именно в той области, где Хант его превосходил — в диапазоне кикбоксинга. Снова и снова Хант осыпал его
костоломными ударами рук и ног. Всем было очевидно, что против-
156
Даниэль Болелли. На пути воина
ники нисколько не равны. Но для Косаки все это не имело значения.
Как будто не замечая боли, он продолжал рваться вперед, навстречу
шквалу обрушивавшихся на него ударов. Падая, он каждый раз поднимался снова. Он смотрел в глаза шторма и ни секунды не боялся. Спустя пятнадцать минут рефери сжалился и остановил схватку. С точки
зрения соревнований, Косака проиграл, в этом сомневаться не приходится. Но этот матч был не просто спортом. Это была одна из самых
героических картин, когда-либо виденных на ринге. Окровавленный,
избитый, покрытый синяками, Косака не позволил страху победить
себя, и это величайший результат, которого может добиться боец.
Отношения со страхом отделяют единоборства от прочих видов
боевых искусств и от миллионов других чисто художественных или
духовных дисциплин. Победа над страхом — это не тот урок, который
могут предложить своим ученикам многие боевые искусства. Можно
всю жизнь выполнять ката и не выучить его. Обучение формам или
работа с сотрудничающим партнером могут создать острое осознание,
позволить двигаться с поразительной красотой и, может быть, даже
развить ценные боевые навыки, но они не могут заставить нас посмотреть в лицо своим страхам. Во время ката и партнерской тренировки
страх недостаточно силен. Хотя это ценные тренировочные методы,
они угрожают недостаточно, чтобы вызвать страх. Не возникает никакого чувства опасности, когда мы отрабатываем хореографические
последовательности приемов или работаем с партнером, который не
сопротивляется. В единоборствах же страх присутствует практически
физически рядом с вами и вашим противником. Вы к нему прикасаетесь, дышите им, чувствуете его присутствие. Конечно, следует осознавать реальность: единоборства — это не война. Это даже не настоящая драка, потому что хотя бы некоторые правила соблюдаются. Тем
не менее, это относительно безопасный — или более безопасный, чем
большинство альтернатив — способ посмотреть в лицо страху. Вы смотрите через ринг и видите, как кто-то собирается оторвать вам голову.
Противник потел и тренировался много месяцев и теперь приложит
все усилия, чтобы порвать вас на части. Он вложит все свое умение,
весь опыт, всю энергию в попытку — в зависимости от вида единоборства — выбить из вас дух, или поднять над землей и бросить головой
вниз, или задушить до потери сознания. Если это вас не нервирует, вы
намного крепче, чем я когда-нибудь буду, и я, наверное, зря все это говорю, потому что вы никогда не встречались со страхом. Но для большинства людей сражение с человеком, который собирается причинить
больше боли, чем вы готовы выдержать — это пугающая перспектива.
Этот опыт учит бойцов отказаться от привязанностей. Выходя на
бой, нельзя иметь привязанности. Слишком много привязанности к
результату, слишком много внимания к тому, что подумает аудитория,
Глава 12. Священное и мирское...
157
пока вы обнажаете душу на ринге, и вы умрете. Привязанность поднимает уровень тревожности. Мысль, что реальность может оказаться не
такой, какой вы хотите ее видеть, сделает вас слишком напряженным,
нервным и невнимательным. Привязанность питает страх. А когда страх
вами завладевает, то становится трудно дышать, живот сводит, и мышцы
застывают. Противник вас еще не коснулся, но вы уже широкими шагами
идете навстречу своему поражению. Парадоксально, но только когда вас
больше не волнует победа или поражение, когда вы уже готовы оставить
все, что у вас есть, на ринге, и когда мысль о смерти вас ничуть не беспокоит, тогда вероятность победы и выживания намного увеличивается.
Без привязанности нет страха, а если у вас нет страха, вам остается только встретить противника. Конечно, проигрыш все равно вполне вероятен, но его намного легче избежать, чем если бы вас парализовал страх.
Ринг — это место, где страх попытается растоптать ваш дух. Но
хотя это может быть трудно, научиться, как разбираться с ним на
ринге — только первый шаг. Многие атлеты-единоборцы забывают забрать это мировоззрение с собой в повседневную жизнь, чтобы
ослабить хватку страха во всех остальных аспектах существования.
Страх неудачи, страх отторжения, страх открыться другому человеку,
даже страх смерти начинают терять власть над вами. Вы больше не
боитесь того, кто вы, вы принимаете жизнь без сожалений, без навязанных ограничений, вы свободны. Вооруженный смелостью и готовностью рисковать, вы не позволяете страху лишить вас того, что вы
больше всего цените. Только когда вы готовы все это потерять, жизнь
раскрывается во всей своей красоте. И именно потому, что единоборства обитают по соседству с логовом страха, они могут так многому
научить о жизни за пределами ринга.
Хотя я искренне считаю, что большинству практиков далеко до
этих целей, но и традиционные боевые искусства, и единоборства
могут служить сосудами для расширения сознания, хотя очень поразному. Тем не менее, на текущем этапе жизни я предпочитаю путь,
предлагаемый единоборствами. В будущем это может измениться, но
сейчас я хочу меньше слов и больше дела. Несмотря на то, что существует много исключений, во многих кругах традиционных боевых
искусств у меня уши вянут от болтовни, философии, которая порождается не мышечным опытом, а сидением за «разговорами» о боевых
искусствах. Сейчас мне нужно что-то укоренившееся в совершенно
земной реальности чистых эмоций, мышц и пота. Эстетическая красота и монашеская дисциплина — прекрасные качества, но не для
меня, не сейчас. Мне нужна практика — простая, прямая и искренняя. Я хочу отойти как можно дальше от жесткости, которая возникает из-за следования строгому протоколу, от попыток соответствовать
образу того, какой должна быть духовная практика.
158
Даниэль Болелли. На пути воина
Сейчас меня привлекает в единоборствах то, что они представляют собой чистый опыт. Как только прозвонил колокол, все наши философии перестают быть пустыми словами, их нужно применять на
практике. Спарринг заставляет не принимать себя слишком серьезно.
Он дает безжалостную и честную обратную связь о твоих умениях.
Эго опасно, когда его приходится регулярно испытывать. А спарринг
служит для эго садовником. Он обрезает все лишние сорные растения
и питает и укрепляет хорошие ростки.
Типичная поговорка бойцов: «Чем больше я тренируюсь, тем
больше мне везет». Очень верно, а я бы еще добавил: «Чем меньше я
тренируюсь, тем лучше себе кажусь». Эго может расти только тогда,
когда не приходится соответствовать тому ореолу, который ты создал
вокруг себя. Каждый раз, когда я слишком долго не сражаюсь, то начинаю верить, что я намного лучше в бою, чем на самом деле, потому
что мои представления о бое не портят суровые факты.
Бойцы, которые не участвуют в спарринге — все равно что люди, которые годами мастурбируют, но не занимаются сексом с другими. Эту не
слишком тонкую аналогию мне подсказал один из моих главных учителей, Тим Картмелл. Брюс Ли сравнивал боевые искусства без спарринга
с плаванием без воды, но я думаю, что Картмелл имел в виду что-то другое. Однако реальность одинакова. Если вы не испытываете непосредственно то, о чем говорите, то все теории — бесполезные рассуждения.
Без спарринга боевые искусства выглядят как форма организованной религии: века споров о том, какой способ лучше и у кого находятся
ключи к истине. Радость спарринга состоит в том, что он предлагает
вполне конкретный и практичный способ проверить имеющиеся теории. Я могу только пожелать, чтобы организованные религии выясняли свои различия на ринге. Верить в догматические сказки, которые
рассказывают учителя, можно только до тех пор, пока их не нужно
проверять. Но когда физическая реальность боя демонстрирует, что
теории не работают, приходится возвращаться за парту и переоценивать предыдущие выводы. Никогда не получается зачерстветь в своих
убеждениях, потому что следующий бой ждет за углом.
В этом красота единоборств. Под их крылом философия боевых
искусств развивается естественно, как продолжение сражений, проходящих на ринге. Без соревновательного выхода, без проверки своих
сил с живым противником, философия превращается в догму, а духовность остается абстрактной. Истинная духовность боевых искусств
проявляется в их совершенно физической природе, в противостоянии
страхам и опасности, в том, чтобы поставить на кон все.
Очевидно, что в боевых искусствах есть много больше, чем просто сражения. Сражения без философии — это занятие для драчунов.
Философия без сражения — только интеллектуальная игра. Дуализм
Глава 12. Священное и мирское...
159
людей, которые подчеркивают только «боевое» или только «искусство»,
упускает суть. Это не просто так называется боевыми искусствами.
Хотя я соглашусь с тем, что большинство людей, занимающихся единоборствами, соответствуют стереотипу тех, кто интересуется только эго и победой любой ценой, но единоборства потенциально могут предложить противоядие против излишней интеллектуальности,
которой страдают более традиционные круги. С этой точки зрения
единоборства и традиционные стили могли бы дополнять друг друга.
Я не думаю, что единоборства подходят всем. Я даже не думаю,
что они необходимы всем, кто занимается боевыми искусствами.
И конечно, я не хочу утверждать, что любой, кто не испытывает к
ним склонности, в чем-то хуже. Традиционные боевые искусства посвоему хороши. Все действительно зависит от человека. Полный тестостерона парень легко адаптируется к единоборствам, но, вероятно, не слишком вырастет как личность, потому что для него это измерение уже освоено. В свою очередь, если бы я весь день занимался
тайцзицюань, то прекрасно проводил бы время, но в каком-то смысле
это было бы лишним. Если бы я занимался только этим, то стал бы
еще больше тем, кем являюсь сейчас, потому что моя личность и так
немного слишком даосская. В моей природе очень много инь. Может
быть, слишком много. Гибкость ума, избегание конфликтов, рассеивание агрессивности, движение по течению — все это дается мне естественно. Если бы я посвятил себя исключительно искусствам, которые
развивают эти качества, то как будто не выходил бы из дома: мне было
бы приятно, комфортно, безопасно, но никакого роста. Мне нужно
добавить своей личности остроты. Мне нужна напористость, жесткость, действие. У некоторых с самого начала слишком много этих качеств, и им нужно ровно противоположное. Не все должны следовать
одним и тем же рецептам. Все меняется от случая к случаю. В отличие
от фашистов, которые хотят навязать одну модель всем, я считаю, что
разным людям нужны разные пути. Более того, иногда даже одному
человеку нужны разные пути на разных этапах жизни. Вместо того
чтобы тратить время на споры о том, какая формула лучше, и становиться защитниками одной конкретной догмы, любой приличный
человек, занимающийся боевыми искусствами, может использовать
свою энергию более разумно, последовав хорошему даосскому совету
и создав собственное сочетание противоположностей: нежность и суровость, гибкость и железная воля, поэтичность и практичность, священное и будничное, женское и мужское. Точные пропорции каждой
смеси зависят только от вашего вкуса и от ситуации. Очевидно, что в
такой попытке объединить то, что стереотипы требуют держать отдельно, разумно соединить и то, что могут предложить классические
боевые искусства и единоборства.
Глава 13
О потерянной дружбе,
боевых искусствах,
Ницше и самосовершенствовании
«Зачем так тверд? — сказал однажды древесный уголь
алмазу. — Разве мы не близкие родственники?»
Зачем так мягки? О братья мои, так спрашиваю я вас:
разве вы — не мои братья?
Зачем так мягки, так покорны и уступчивы? Зачем так
много отрицания, отречения в сердце вашем? Так мало
рока во взоре вашем?
Ф Р И Д Р И Х Н И Ц Ш Е «ТАК
ГОВОРИЛ
ЗАРАТУСТРА»
Как будто его мысли слишком для него велики.
PEARL JAM
П
очему боевые искусства? Ты выглядишь таким мягким и расслабленным. Что тебя привлекает в сражениях? Мне много раз задавали эти
вопросы. Я задавал себе эти же вопросы так же часто, и всегда оставалось ощущение, что целого дня не хватит, чтобы на них ответить — так
много находилось причин. Каждый раз я делал все, что мог, чтобы найти
какое-то внятное объяснение, и в остальной части книги объясняются
многие из мотиваций моего романа с боевыми искусствами. Но одна из
самых глубоких причин, глубочайшее и первородное стремление, которое толкнуло меня в руки боевых искусств, ни разу не упоминалось.
Я пришел к ним из-за потерянной дружбы. Я пришел к ним, потому
что слишком хорошо знал то одиночество, которое разбивает человеку
сердце. Я пришел к ним, потому что темные эмоции, эмоции слишком
сильные, чтобы выражать их в обычной жизни, кипят в моей крови.
Я пришел к ним, потому что не хотел закончить как старый добрый Фридрих Ницше — мягкосердечный псих, который слишком долго смотрел
в бездну и держал в руках огонь, слишком сильный для своего разума.
Если вы не видите связи между маловероятными элементами, которые образуют название этой главы, и если вы гадаете, почему должны
Глава 13. О потерянной дружбе, боевых искусствах...
161
как-то заботиться о единственном и неповторимом Даниэле Болелли
и его социальной жизни, я вас не виню. Наверное, вы не одиноки. Но
если вы настроены это узнать, то присоединяйтесь, и я сплету для вас
эту крайне парадоксальную нить.
Всегда, сколько я себя помнил, я был человеком племени. Я как
будто однажды лег спать, довольный и счастливый, в своем лагере, а
потом внезапно проснулся и... где мой вигвам? Где мое племя? Несмотря на то, что мой жизненный опыт не имеет никакого отношения к
племенному, но всегда, сколько себя помнил, я испытывал эту тягу к
жизни с единомышленниками, к тому, чтобы быть частью сообщества,
племени. То, что численность принадлежащих к бандам и церквям
(иногда мне не удается увидеть между ними разницу) не снижается,
говорит о том, что не я один это чувствую. У «Ангелов Ада» и заново
рожденных христиан больше общего, чем можно заподозрить. То, что
одни по воскресеньям поклоняются Иисусу, а другие разбивают пивную бутылку об голову, прежде чем вскочить на «харлей» — несущественная разница. Члены обоих сообществ жаждут чувства товарищества и человеческого контакта, который порождается причастностью
к тесной группе. Все остальное — мелочи. Я мог бы найти миллион
антропологических причин этой реакции. Девяносто девять процентов времени существования человечества мы жили маленькими племенами охотников и собирателей. Мы так устроены. Это заложено в
нашей общей ДНК. Мы на это настроены. Отсутствие чувства общности лежит в основании неврозов и отчужденности, характерных
для повседневного опыта большинства людей. Независимо от причин,
суть в том, что выстраивание крепких отношений с другими — одна
из основных человеческих потребностей. Жизнь просто намного веселее, когда на твоей стороне люди, полные страсти. В той или иной
степени все испытывают эту потребность. По неизвестным причинам
я с самого начала чувствовал ее острее.
Так в чем твоя проблема, Болелли? Ты общительный тип, которому нужен человеческий контакт. И что? И какое отношение это имеет к боевым искусствам? Терпение, пожалуйста, терпение. Я до этого
дойду, честно. Может быть, понадобится некоторое время, но я дойду.
Часть проблемы вызвана тем, что для того, чтобы ощущать контакт
с людьми, нужны люди. Кажется просто, да? И хотя вокруг хватает двуногих существ, которые могут говорить (и слишком много это делают)
и пользоваться сверхсложными технологиями, настоящих людей найти трудно. Чтобы не показаться совсем уж ханжой и наглецом, честно
признаюсь, что мое определение «настоящего человека» исключительно личное. Я стараюсь не осуждать других, и я не такой фашист, чтобы считать, что мои умственные категории — это объективные фак-
162
Даниэль Болелли. На пути воина
ты, по которым нужно классифицировать всех людей, но факт остается фактом: глядя в глаза большинству людей, я ничего не чувствую.
Бо«льшая часть дружеских отношений, которые были у меня или
которые я видел у других — это лишь поверхностные отражения маленьких людей. Чаще всего это «ситуативная» дружба. Ситуативная что?
Большинство людей испытывают потребность в каком-нибудь социальном взаимодействии, но слишком ленивы, чтобы развивать настоящую
дружбу, поэтому обращаются к ее дешевой имитации. Вы уже куда-то
ходите учиться, или работаете в офисе, или посещаете спортзал, или занимаетесь любым другим делом, поэтому выбираете наименее раздражающего человека в своем окружении и делаете его своим другом. Вам
все равно приходится с ним встречаться, так что можно удовлетворить
свои социальные потребности, не тратя лишнего времени и сил. Когда
вы заканчиваете школу, меняете работу или перестаете заниматься, наступает время попрощаться с другом, потому что нужно слишком много
энергии, чтобы поддерживать отношения с тем, с кем вам не обязательно встречаться, и вы переходите в новую ситуацию и, соответственно,
к новому другу. Просто, удобно, легко. А еще лучше — начать романтические отношения, тогда партнер станет для вас всем, будет удовлетворять ваши социальные, эмоциональные и сексуальные потребности,
все в одном комплекте. Когда отношения заканчиваются, наступает
паника, потому что девяносто девять процентов вашего социального
мира исчезло, и нужно найти ему замену немедленно! Нравится им это
признавать или нет, но именно так живет огромное количество людей.
Сценарий, который я описал, может быть усредненным, но даже
хорошие, умные, приятные люди, обходящие остальных на голову, на
мой вкус слишком поверхностны. Может быть, как говорит Ницше,
«невинно все ничтожное в своем ничтожестве», поэтому я их не виню,
но оказываюсь слишком большим, чтобы соответствовать этим отношениям. У меня конечности поломаются, если я попытаюсь влезть
в такую маленькую форму. Их эмоциональный диапазон так далеко не дотягивается. Он идет от «минус один», когда им грустно, до
«плюс один», когда они счастливы и любят жизнь. Мой диапазон —
от «минус десять» до «плюс десять». Делает это меня лучше, чем они?
Нет. Просто больше. У них эмоции чихуахуа, а у меня — волка. Они
прекрасные бонсаи, а я — горная сосна. Чихуахуа и бонсай не виноваты в том, что они такие, какие есть, как не виноваты в том и волк,
и сосна. Просто им трудно сопоставить себя со мной, потому что я
знаю, каково быть таким маленьким, но они никогда не пробовали
быть такими большими. Нетрудно найти друзей, когда ты чихуахуабонсай, потому что таких, как ты, много. Гораздо труднее, когда ты
волк-сосна, потому что таких, как ты, изначально немного. А те, кто
Глава 13. О потерянной дружбе, боевых искусствах...
163
есть, чаще всего слишком травмированы эмоционально от работы с
опасно сильными чувствами, о которых никто из их друзей и семьи
не имеет ни малейшего представления.
Возможно, именно поэтому я часто испытываю чувство непереносимого одиночества даже среди людей, которым я нравлюсь, и которые испытывают ко мне исключительно теплые чувства — ощущение, которое заставило меня задаваться неизбежным вопросом: «Что
со мной не так?» Может быть, именно поэтому меня всегда привлекали романтические монстры: Призрак Оперы, Кинг-Конг, Дракула —
кажущиеся неуязвимыми существа, которые обладают темными силами, превосходящими обычных людей, но в то же время с сердцем
чувствительным и хрупким, как у маленьких девочек.
Я клянусь, что очень старался быть нормальным, притворяться
мирным и неугрожающим. Но чем больше я старался, тем более очевидно всем было, что я не такой, как они. Я никак не мог это понять.
Мне казалось, что я всего лишь веселый щенок, который хочет поиграть. Однако я все время слышал, что людям я нравлюсь, но преимущественно на расстоянии, что я слишком яркий, слишком пугающий, чтобы быть со мной рядом. Хуже того, я раз за разом слышал,
что я «глубокий», и это меня бесконечно бесило, потому что — что
это, черт возьми, значит? Глубокий по сравнению с чем? Я человек,
я живой. Вот и все. Я не пью на ужин кровь девственниц. Я не сплю
в гробу. Я не превращаюсь в летучую мышь или волка (хотя должен
признать, что я довольно волосатый, испытываю редкую нелюбовь к
чесноку, говорю со странным европейским акцентом и не очень люблю яркий солнечный свет... но это, наверное, к делу не относится).
Из написанного выше, наверное, создается образ одинокого отшельника в горах или какого-нибудь социального урода, который запирает дверь, выключает телефон и обнимается с игровой приставкой. Это очень далеко от истины. Во многом я последний человек, в
котором вы бы заподозрили такие чувства. Многие очень приятные
люди считают меня своим другом, и мне легко общаться с другими.
Я веселая обезьянка, которая много смеется и практически со всеми
ладит. Просто всего этого для меня недостаточно. То, что я хорошо
умею играть, не значит, что мне эта игра нравится.
У меня случались моменты, которые показывали, какой может
быть жизнь. Моменты глубокой связи с другими, когда все сходится,
и когда радость разделения этого опыта с другими затмевает все на
свете. Моменты несдержанного смеха до боли в животе и наслаждения. Моменты, которые остаются у меня в памяти как вспышки жизни, украденные с лучшего уровня бытия. Однако ключевое слово —
моменты. На самом деле девяносто девять и девять процентов людей,
164
Даниэль Болелли. На пути воина
с которыми я их разделял, через секунду неизбежно возвращались к
своему приятному, но маленькому «Я». Внезапно что-то сдвигается, и
бум... все кончено. Двери снова закрылись. Снова и снова мой разум
отказывался признавать произошедшее. Ведь веселье только начиналось... Неужели мои спутники уже устали? Эти моменты позволяли
мне попробовать радость бол« ьшую, чем когда-либо испытают другие.
Но все равно трудно довольствоваться меньшим, если ты уже попробовал настоящее. Эти моменты — призыв, который соблазняет создавать в повседневной жизни что-то более величественное.
Я потратил множество энергии, наивно пытаясь вернуть тех, кто
ненадолго проснулся рядом со мной, а потом снова уснул. Мысль, что
они, возможно, не хотят отвечать на призыв, слишком меня шокировала, чтобы принимать ее. Нажимая на педаль изобретательности, я
думал, что они плохо его слышат. Я стучал к ним в двери, улыбаясь
и принося послание призыва, требуя, чтобы они проснулись. Никаких признаков жизни. Какое-то время я стучал. Потом стал звонить в
двери, колотить в гонг, бить в двадцать семь африканских барабанов.
Я кричал им в ухо и вытряхивал их из кровати. Я дорого заплатил за
свою ошибку. Но это была только моя ошибка. Если ждешь, что осел
побежит как чистокровный жеребец, не осел виноват, что он не может. Как говорилось на прекрасной табличке, которую я как-то видел на чьей-то двери: «Не пытайся учить свинью петь. Ты потратишь
время и разозлишь свинью». С моими друзьями все было в порядке. Они были приятными и умными. Они ничего не портили, и если
могли помочь, то помогали. Это немало, в конце концов. Приятные
люди, в этом нет сомнений. Но в глазах у них не так уж много света,
и, конечно, не стоило рассчитывать, что они будут делать жизнь вокруг лучше и веселее, творить нечто прекрасное. Я не говорю ни о чем
странном и эзотерическом. Просто более интенсивная жизнь, более
сильная, более сердечная и волевая. Но лень, праздность, бесконечный список оправданий нежеланию меняться и глубокий страх боли
управляли их жизнями, как управляют жизнями большинства людей
на Земле. Они не стремились к еще несотворенному миру, их не питал внутренний огонь. Хорошие люди — просто не то, что я искал.
Иногда мне попадались люди, которые встречались с теми же чистыми эмоциями, с которыми играл я. Слишком чувствительные, чтобы быть нормальными и вписаться в окружающее болото, они часто
проводили начало жизни, катаясь по волнам эмоций, которые оставляли их избитыми и потрепанными, и гадали, почему никто из окружающих не воспринимает мир так, как они. Честно говоря, всем людям, которые когда-либо вызывали у меня интерес, рано или поздно
приходилось разбираться с проблемами и чувствами, которые угрожа-
Глава 13. О потерянной дружбе, боевых искусствах...
165
ли их душевному равновесию и потрясали их до самого сердца. Интенсивная гиперчувствительность — это благословение и проклятье.
Если вы можете найти равновесие, ощущение большего эмоционального диапазона дает возможность почувствовать на своей коже все,
что чувствуют все остальные, и еще больше. Если вы можете плыть
по этим гигантским волнам, не теряя равновесия, то получите доступ
к силе, неведомой обычным людям. Если нет — вы утонете в океане
эмоций, слишком сильных для вашего сердца и разума. Быть нормальным на этом этапе не вариант. Вы почему-то родились на вершине
этой гигантской волны. Единственный вопрос — сможете ли вы по
ней катиться, или опуститесь на дно океана и станете кормом для рыб.
Именно такой расклад судьба сдала Фридриху Ницше. Его книга
«Так говорил Заратустра» — одна из самых сильных работ в истории
западной философии — не из тех книг, которые легко читать. Как пишет Ницше: «Из всего написанного люблю я только то, что пишется
своей кровью... Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не
читали, а заучивали наизусть. В горах кратчайший путь — с вершины на
вершину; но для этого надо иметь длинные ноги. Притчи должны быть
вершинами: и те, к кому они обращаются, — большими и рослыми».
Вы либо бывали там и кожей чувствуете, о чем он пишет, либо читать
«Заратустру» для вас пустая трата времени. Вы все равно не поймете,
о чем он говорит, потому что «Заратустра» — это не философская система под одной обложкой. Это не загадка, которую нужно решить, и
не собрание концепций, которые нужно понять. «Заратустра» — это
кровь, пот и слезы. Это радость, танец и смех. Ницше играет на канате,
натянутом над пропастью между гениальностью и безумием. Если вы
там никогда не танцевали и не смотрели бездне в глаза, не пытайтесь.
Вот почему ученые-академики, которые пытаются «объяснить»
Ницше, выглядят так жалко. Прежде чем они успевают что-нибудь
сказать, становится понятно, что они не понимают. Достаточно посмотреть на них, и лица скажут все необходимое. Они там никогда не
были. Они никогда не чувствовали в сердце нечто настолько сильное,
что это их разорвет, если не выпустить наружу. И эти жалкие маленькие люди считают, что могут читать лекции про Ницше. Фу. Поднимитесь на гору. Сражайтесь с демонами и танцуйте с богинями. Потом
вернитесь, и мы поговорим про Ницше. До тех пор лучше оставьте
Ницше в покое и продолжайте играть с ручными мыслителями, которые больше подходят для превращения философии в игру для зануд, у которых слишком много времени.
Корень «Заратустры» — смесь безудержной радости, которая хочет,
чтобы ее разделили, и мучительного одиночества, потому что Ницше
не находит никого, чтобы ее разделить. Хотя бо«льшая часть книги —
166
Даниэль Болелли. На пути воина
это история непокорной силы, воли и счастья, все время возникает
ощущение отчужденности. «...Все меньше поднимающихся со мною на
все более высокие горы», — в какой-то момент легко говорит Ницше.
И дальше: «Холод одиночества заставляет меня дрожать». Это холод,
который не может растопить никакое количество взаимных приятностей и вежливых улыбок. Может быть, Ницше окружали люди, которым он был дорог, но у них не было того, что нужно, чтобы встретиться с ним взглядом. Единственное, что они могли сделать — недоуменно улыбаться и качать головой. О, Фридрих, почему ты такой
яркий? Зачем так сильно? Почему ты не можешь быть как все? Но он
не такой, как все. Сотни миль отделяют его от людей, стоящих в той
же комнате. Такой уж он есть. Как он говорит, «среди людей будешь ты
всегда диким и чужим — диким и чужим, даже когда они любят тебя».
Ницше не был начинающим мессией в поисках последователей.
Он не хотел тащить за собой трупы. Он хотел найти равных, друзей,
живых спутников, которые осмелятся подняться на те же пики, что
и он. Ницше просто хотел танцевать, но мало кто мог поддерживать
заданный им ритм. Даже лучшие из его близких все равно были бесконечно далеко. Обращаясь к солнцу, Заратустра говорит: «Великое
светило... ты, глубокое око счастья, к чему свелось бы счастье твое,
если бы не было у тебя тех, кому ты светишь!.. Ну что ж! Они спят
еще, эти высшие люди, в то время как я уже бодрствую: это не настоящие спутники мои! Не их жду я здесь в горах моих».
И все равно никто не пришел. В конце концов, он жил в Германии
в конце девятнадцатого века; в воздухе витали очень тяжелые вибрации. Ницше танцевал под музыку, настолько обогнавшую его время
и обстоятельства, что никто не знал, как его понимать. С кем он мог
поделиться, если никто не чувствовал то, что чувствовал он? Если бы
он жил в других обстоятельствах, то стал бы совсем другим человеком. Без того негативизма, которым он порой злоупотреблял. Без раздражающего отношения к женщинам. Без немецкой тяжести, которая его притягивала к земле. Представьте, как Ницше греется у костра
после дня серфинга под калифорнийским солнцем. Представьте, как
он играет на электрогитаре с Red Hot Chili Peppers. Представьте, как
он занимается тайцзицюань в секвойном лесу. Представьте, как он
устраивает вечеринки в борделях и кабаках с саке в Японии вместе с
дзенским мастером Икку «Бешеное облако», человеком, который по
уровню интенсивности без проблем встал бы рядом с Ницше. Тогда
для старого доброго Фридриха все обернулось бы совсем иначе.
А может, и нет. Хотя, несомненно, есть времена и места более восприимчивые к тому, каким был и что чувствовал Ницше, чем Германия
конца девятнадцатого века, но все равно подавляющее большинство
Глава 13. О потерянной дружбе, боевых искусствах...
167
людей во все времена и во всех местах лишены того, что позволяет им
испытывать определенные эмоции. Даже сейчас Ницше был бы странным животным, которое охотится далеко от исхоженных дорожек, по
которым бродит большинство людей. Во все времена, во всех местах,
подобные ему — меньшинство, которому приходится смиряться с
тем, что они являются странными мутантами в море нормальности.
Везде и всегда большинство людей оказывается неподходящими
партнерами по танцу для Фридриха. Они либо слишком нормальные,
чтобы услышать ритм, либо слишком дисфункциональные, чтобы
уметь ему следовать. По той или иной причине это отсутствие партнеров по танцу и свело Ницше с ума.
Эй, Болелли, не хочу тебя отвлекать, но это вроде бы книга про боевые искусства? Все это ужасно интересно и все такое, но к чему ты ведешь? Ладно, нетерпеливые вы мои. Переходим к боевым искусствам.
После того, как я много раз постучался головой о стенку, гадая,
как так получается, что хороших людей вокруг меня устраивали их
вполне посредственные жизни, после пролития крови и разбивания
сердца, я пришел к простому решению. К черту всех. Я устал ждать и
тянуть людей за собой в надежде, что они пойдут следом. Я иду сам.
Если по дороге кого-нибудь встречу — отлично. Если нет — по крайней мере, буду наслаждаться плодами своего личного путешествия.
Именно тогда я обратился к боевым искусствам, чтобы избежать
судьбы Ницше. Мне было нужно что-то, что помогло бы не взорваться от интенсивности. Первое, что привлекло меня к боевым искусствам — их интенсивность. Если нежный любовный пикник под солнцем не для меня, так дайте мне хотя бы боевой пыл. Я жаждал бросить
всего себя на линию огня. В этом не было ничего интеллектуального.
Никакие слова и концепции не вставали между чистыми эмоциями и
реальностью. Я все равно каждый день сражался со своими демонами. Я решил, что умение драться физически поможет мне направить
часть этой энергии в новое русло. Я уже испытывал столько боли,
что радовался возможности исследовать путь, на котором боль была
бы физической, а не эмоциональной. Кроме того, в моей личности и
так было слишком много инь. Слишком чувствительный, витающий
в облаках. Мне была полезна острота, которая приходит от изучения
такой земной и богатой тестостероном среды, как боевые искусства.
Я немедленно влюбился в занятия. Боевые искусства стали для
меня конкретным инструментом самосовершенствования. Первое, что
меня поразило (помимо кулаков партнеров по тренировке) — это то,
как бой учил меня меньше скулить и больше действовать. Меньше сидеть в углу и созерцать пупок, размышляя об огромных несправедливостях жизни, и больше погружаться в реальность, прыгая в середину
168
Даниэль Болелли. На пути воина
схватки. Если слишком много думать о проблемах, то начинаешь воспринимать себя слишком серьезно, а из этого растет жалость к себе
и депрессия. Боевые искусства этого не терпят. Свалился на землю?
Соберись, тряпка, и поднимайся. Никаких объяснений, никаких извинений, просто начинай сначала.
Боевые искусства заставили меня закрепить несколько здоровых
привычек. Дисциплина, решительность, гибкость и постоянная переоценка стратегии, умение смеяться над своими провалами; все это
совершенно необходимо, чтобы двигаться по пути, и к тому же очень
нужно для того, чтобы развить сильную сбалансированную личность.
Награда приходит немедленно. Улучшение техники было ощутимо.
Я чувствовал его мышцами. Я испытывал глубокую радость, которая
приходит, когда попотеешь над любимым делом. Радость работы над
собой, оттачивания и совершенствования характера, как художник
работает над шедевром. И наконец, радость от того, что становишься
больше. Чувство самореализации, которое она вызывает, неописуемо.
Люди вокруг меня заметили перемены. Я не только стал практичнее мыслить (что никогда не было моей сильной стороной), но и
гораздо меньше зависел от других людей и внешних обстоятельств.
Я меньше нуждался и больше был доволен собой. Боевые искусства
стали путем, который учил меня быть самому себе лучшим другом
благодаря дисциплине и самосовершенствованию. Проповедую ли
я мрачное мировоззрение, подчеркивая умение положиться на себя?
Возможно. Но простите мне это. В детстве я слишком часто смотрел
кино «Конан-варвар». Фильм открывается словами отца Конана, который говорит своему девятилетнему сыну: «Ты не можешь доверять
никому в мире. Ни мужчинам. Ни женщинам. Ни животным». Затем
он указывает на только что скованный меч и добавляет: «Ему ты можешь доверять». Посмотрите эту сцену пятьдесят семь раз и потом
скажите, не будет ли у вас желания слишком сильно подчеркивать необходимость полагаться только на себя.
Это не означает совсем мрачного взгляда на человечество, при котором единственный источник радости — ты сам. То, что нельзя полагаться на других, потому что большинство из них подведет, не значит, что нужно исполняться желчи или развивать комплекс превосходства. Акулы кусаются. Люди подводят. Так устроен мир. Никаких
сюрпризов, никакого осуждения. Если ты не ждешь от людей, что они
будут чем-то иным, то причин для разочарования не будет. И временами могут даже встречаться интересные исключения.
Я пытаюсь вести себя с встречающимися людьми так, словно они
могут быть самыми замечательными существами на свете. Я не буду
держать их на расстоянии, потому что боюсь, что они окажутся хуже,
Глава 13. О потерянной дружбе, боевых искусствах...
169
чем я ожидаю. Мысль о том, чтобы не подпускать их близко, потому что
они могут меня ранить, не вызывает у меня сочувствия. Во-первых, я
не думаю, что они могут меня ранить. Во-вторых, даже если и могут —
ну и что. Такова жизнь. Вставай и пробуй снова. Поэтому я ожидаю, что
они окажутся настоящей швалью, но даю им все возможности доказать
обратное. Если оказывается, что мои предчувствия были верны, меня
это не удивит, потому что я не ожидал большего. Если они окажутся
лучше, чем я представлял, будет приятный сюрприз. В любом случае я
в выигрыше. Становиться циничным, подлым или разочарованным —
поведение обиженного ребенка. Я стараюсь не оставлять для этого места в голове. Не допускать нытья и жалоб. Быть реалистичным не значит, что нельзя быть счастливым. Мне не нравится позволять чьей-то
посредственности влиять на мои взгляды. Как говорят о стиле дзен
Икку, «радость среди страдания — признак школы Икку».
Как я старался продемонстрировать в других главах книги, я не
считаю боевые искусства единственно возможным путем для достижения этих результатов. Но для меня они подошли. И если я стану
развивать эту мысль дальше, то добавлю, что хотя многие практики
могут стать средством для самосовершенствования, не все рождаются равными. Может быть, мои личные предпочтения затмевают суждение, но я склонен к тем занятиям, в которых большую часть времени нужно потеть. Приготовление пищи, садоводство, медитация и
миллион других дисциплин могут принести прозрения и привести к
преображению личности. Но, по крайней мере, для меня в них чегото не достает. Художественные проекты — прекрасно. Без вопросов.
Страсть, которую музыкант может перевести в звук, живописец —
в краски, а писатель — в слова, совершенно реальна. Она сильна и может оставить прекрасный след, который коснется сердец слушателей,
зрителей и читателей. Это великолепно, но Ницше был талантливым
писателем, что не помешало ему сойти с ума.
В данном случае показателен пример Морихэя Уэсибы, создателя
айкидо. У Уэсибы, как и у Ницше, личность была сильнее, чем требовалось. Он страдал от сильнейших перепадов настроения, классического маниакально-депрессивного психоза. Сегодня его ничто не может остановить, он король вселенной. На следующий день вся боль
и страдания мира прибивают его к полу, и он едва может дышать.
Единственное, что помешало ему присоединиться к Ницше на дне
бездны — полная преданность физическим упражнениям. Ключ? Пот.
Можно говорить вечно, или прекрасно писать, или сочинять великую музыку, но ноты и слова не могут в полной мере воплотить
эмоции размером с Годзиллу. Если вы их когда-нибудь переживали,
то знаете, о чем я говорю. Может быть, вы в ужасном настроении.
170
Даниэль Болелли. На пути воина
Все идет не так. У вас на плечах вес всего мира. Вы думаете о своих
проблемах, говорите о них, продумываете их заново. Чем больше вы
это делаете, тем больше они на вас давят. Хотя все, чего вы хотите —
нырнуть вниз головой в огромную вазу с самым жирным мороженым
на свете, и упражнения — последнее, о чем вы думаете, но как-то вам
удается убедить себя заняться теми упражнениями, которые вам нравятся. В следующие пару часов весь ваш мир сводится к напряжению
и расслаблению мышц, сердце бьется в невероятном ритме, и вы потеете. Много, много пота. А когда все заканчивается... ну, сначала вы,
я надеюсь, идете в душ... а потом понимаете, что что-то изменилось.
Ваши проблемы никуда не делись. Они такие же большие и страшные,
как были раньше, но вы чувствуете себя иначе, и ваше отношение к
ним меняется. Они больше не раздавливают вас и не перехватывают
дыхание. Вы снова смотрите на них свежим взглядом и, может быть,
даже чувствуете, что можете с ними разобраться.
Это не интеллектуальный процесс. В ходе интенсивной тренировки вы с потом избавились от напряжения, стресса, страха и раздражения, которые вас парализовывали. Потение — один из процессов, с
помощью которого тело очищается от токсинов. А тело не различает
физические и умственные токсины. Для тела они одинаковы. Именно
поэтому у меня мало общего с людьми, которым не нравятся занятия,
заставляющие как следует попотеть.
Если сильные эмоции не находят пути наружу, они разорвут вас
изнутри — опасность, от которой многие люди защищены, потому
что у них нет сильных эмоций. Но если они у вас есть, то слов, искусства и миллионов других нефизических путей может оказаться недостаточно, чтобы выпустить их все. Очевидно, что писательства было
недостаточно, чтобы уберечь Ницше от одиночества и не дать ему
переступить черту. Такой путь, как боевые искусства, возможно, не
помог бы Ницше ощутить бо«льшую связь с людьми, почувствовать
себя понятым или любимым. Но он дал бы физический выход эмоциям слишком сильным, чтобы оставаться невыраженными или выражаться только в словах. Интересно было бы увидеть, что бы произошло, если бы он нашел такой выход. Это одна из главных причин,
почему я целую землю в благодарность за день, когда боевые искусства взяли меня под крыло.
Для читателей, которые хотят со мной связаться, мой e-mail:
bodhi1974@yahoo.com. В зависимости от количества сообщений, которые мне придут, вполне вероятно, что я не смогу давать долгие и
подробные ответы, потому что мне все еще нравится жить на расстоянии от компьютерного экрана. Но я обещаю, что отвечу хотя бы
коротким сообщением, чтобы поблагодарить за письмо. Если за неделю вы не получили ответ, это значит, что ваше письмо не дошло.
Литературно-художественное издание
Болелли Даниэль
НА ПУТИ ВОИНА
Философия и мифология боевых искусств
Подписано в печать 27.04.2011.
Формат 70  100 1/16. Печ. л. 11. Тираж 1000 экз. Заказ
.
Налоговая льгота — общероссийский классификатор продукции ОК-005-93, том 2;
953130 — литература по философским наукам, социологии, психологии.
Издательская группа «Весь»
197101, Санкт-Петербург, a/я 518.
E-mail: info@vesbook.ru
Посетите наш сайт: http://www.vesbook.ru
Вы можете заказать наши книги:
в России («Книга — почтой») по адресу издательства:
197101, Санкт-Петербург, a/я 518,
или на сайтах www.vesbook.ru, http://точка24.рф
в Германии
+ 49 (0) 721 183 1212.
+ 49 (0) 721 183 1213.
atlant.book@t-online.de
www.atlant-shop.com
в Белоруссии
+10 (37517) 242 0752.
+10 (37517) 238 3852
в Украине
магазин EZOP.UA
+38 (044) 578 2454
www.ezop.ua
Отпечатано в ОАО «ИПК „Ульяновский Дом печати“»
432980, г. Ульяновск, ул. Гончарова, д. 14.
Путь волхва
СЕРЕБРЯНСКИЙ Ю. А.
ISBN 978-5-9573-2091-3
Юрий Серебрянский — эксперт и тренер по славяно-горицкой
борьбе, Казачьему Спасу, системе Кадочникова, славянской системе оздоровления «Здрава»; автор более 10 бестселлеров, посвященным боевым искусствам и йоге.
«Боевая магия славян. Путь волхва» — первая литературнохудожественная книга Юрия Серебрянского.
В древности путь восхождения к вершинам мудрости начинался с овладения боевыми искусствами, принципами бесконфликтного существования, почитания родных, богов, осознания своей
связи с миром.
На фоне исторических событий дохристианской Руси в книге,
которую автор определяет как «славянский обучающее-прикладной
экшен», рассказывается о методах и принципах обучения воинским
искусствам, раскрывается тайна мудрости волхвов. Главная задача, которую поставил перед собой автор — передать опыт многих
поколений мудрецов и воинов читателю. Поэтому некоторые расхождения с общепринятыми фактами истории следует воспринимать как литературный прием: мир, представленный в книге, фантастичен и удивителен, и случиться в этом мире может все что
угодно.
Книга будет интересна как любителям исторического фэнтези,
так и приверженцам языческих традиций, а также адептам русских
боевых искусств.
Добрые вести
Издательство «ВЕСЬ»
БОЕВАЯ МАГИЯ СЛАВЯН
ЩЕВЦОВ А. А.
ISBN 978-5-9573-1837-8
Александр Шевцов в течение многих лет изучал древнюю магию
мазыков — старцев из Ивановской области, сохранивших магические традиции русских коробейников — офеней. Свои знания
и опыт, полученные во время обучения, автор изложил в книгах.
Сам он начал обучаться боевому искусству любков с 1989 года, а
позже получил разрешение от стариков-мазыков рассказывать о
нем людям.
Любки — вид единоборств, «мировоззрение, которое помогало выживать и жить в наслаждении нашим предкам». Как говорили
старики-мазыки, любки к ним пришли от скоморохов.
В книге описаны и объяснены основные понятия этого боевого
искусства — такие как «удар», «хватка», «смоление», «позволение».
Книга будет интересна не только бойцам и мастерам боевых
искусств, но и психологам, философам и всем, кто ищет себя, кто
пытается себя познать, и тем, кому не безразлична судьба России.
Добрые вести
Издательство «ВЕСЬ»
РУССКИЙ БОЙ НА ЛЮБКИ
Очерки этнопсихологии
ЩЕВЦОВ А. А.
ISBN 978-5-9573-1838-5
Александр Шевцов в течение многих лет изучал древнюю магию
мазыков — старцев из Ивановской области, сохранивших магические традиции русских коробейников — офеней. Свои знания
и опыт, полученные во время обучения, автор изложил в книгах,
одна из которых — посвященная русской этнопсихологии — предлагается вашему вниманию.
Будучи этнографом, Шевцов собрал множество материалов о
традициях мазыкских старцев. Эти знания стали ему доступны благодаря тому, что он был прямым потомком старцев из Тропы — так
обобщенно называли они свои знания, магию. Тропа Троянова —
Млечный путь, путь на Небеса, путь Руси.
Неспешный повествовательный ритм книги погружает читателя
в мир такой родной, и в то же время такой незнакомой, таинственной русской народной культуры. Авторские размышления, рассуждения, вопросы, на которые не так просто найти ответы, переплетаются с зарисовками реальных событий. В книге рассказывается
об обучении магии и работе с сознанием, народном магическом
пении и плясках, кресении — огненном очищении сознания...
Книга предназначена как для этнографов, лингвистов, психологов, так и всех, кто интересуется древней русской магией, народной
психологией, русскими традициями самопознания.
Добрые вести
Издательство «ВЕСЬ»
ЗАПОВЕДНОЙ
ТРОПОЮ РУСИ
Основа русской народной
психологии
ЩЕВЦОВ А. А.
ISBN 978-5-9573-1839-2
Александр Шевцов в течение многих лет изучал древнюю магию мазыков — старцев из Ивановской области, сохранивших магические традиции русских коробейников — офеней. Свои знания
и опыт, полученные во время обучения, автор изложил в книгах.
В книге раскрываются знания мазыков о хитрой науке — науке
думать, науке самопознания. Автор последовательно передает их
учение о Духе, душе, теле, сознании и др.; использует офенскую
лексику — жива, мостошь, лествица...
«Самопознание самоценно, потому что любые усилия приобрести что-то сверх обычных своих возможностей однажды приводят к вопросу: и зачем это? Все когда-нибудь исчерпывается
и уходит однажды, как бы сильно оно нас ни занимало. Вечным
остается только вопрос: кто я?».
Книга предназначена для всех, кому важен поиск самого себя,
понимание своего пути, кто стремится разобраться в том, что значит думать, кто хочет стать Хозяином своей жизни.
Добрые вести
Издательство «ВЕСЬ»
УЧЕБНИК
САМОПОЗНАНИЯ