Протокол № 19 (31.08.09 г.) Обсуждение § 21 - Начну со сравнения. При чтении Ортеги-и-Гассета («Человек и люди») возникает неслучайная, по-видимому, ассоциация понятия присутствия (dasein) Хайдеггера и понятия радикальной реальности испанского мыслителя. Оба философа прорываются к самой непосредственной, исходной точке отношения к миру. К бытию можно добраться лишь идя от вот-бытия. Перепрыгнув da, сразу упускаешь sein. Ведь бытие «везде», в том числе (и прежде всего) «здесь». В чём привилегия этого места для начала пути к смыслу бытия? Почему присутствие (dasein) «прежде всего»? Это единственное освещённое, открытое место, «расщелина» бытия. Ортега-и-Гассет отличает радикальную (непосредственную) реальность и опосредованную – символическую. И к понятию «мир» Хайдеггер идёт от присутствия, так как в противном случае его фундаментальная структура (бытие-в-мире) упускается. Так Декарт, идя от «протяжённости», куда затем «вставляется» присутствие, теряет феномен мира. Мир проясняется лишь как окружающий мир, как обстоятельства дела, причём – целостность этих обстоятельств. Изначальность дела для обоих философов. Вопрос «Что это такое?» изначально носит практический смысл: «Для чего это нужно?» Причём здесь подразумевается изначальность не хронологическая, а онтологическая. Все характеристики этого «нечто» (пример с молотком) находятся в зависимости и объединяются в его «для чего». Это, конечно, не связано напрямую с 21-м параграфом, но мне хотелось бы лишний раз вспомнить об этих фундаментальных вещах прежде, чем заняться обсуждением того, как Декарт перепрыгивает феномен мира. - Отклоняясь от темы, хотел бы напомнить, что пора вообще заняться рефлексией: мы давно не обсуждали протоколы заседаний. - Пожалуй. Есть резон в таком случае сделать перерыв в чтении книги и обсудить последние протоколы. Но давайте займёмся параграфом № 21. - Декарт перескакивает «через феномен мира» (95). Это не означает, что он забывает о мире или не говорит о нём. Хайдеггера не устраивает сам подступ Декарта, из-за которого мир упускается неизбежно. С одной стороны, Декарт опирается на древние представления о бытии (Платон, Аристотель). Но, с другой стороны, он переводит традиционную онтологию на язык математической физики, что придаёт старому мировоззрению строгую научную форму в отличие от античной философии или средневековой схоластики. - Автор схватывает как самое существенное в онтологии Декарта понятие субстанции – «всегда-длящееся остающееся» (96), или «постоянное наличие». При этом остаётся неясным, непродуманным то, почему именно постоянство пребывания оказывается более фундаментальным, нежели изменчивость, подвижность бытия. Это что-то вроде предрассудка. - То, что постоянство объявляется чем-то исходным как само собой разумеющееся? - Принимается как данность. - Но ведь дальше приводится резон Декарта: чувства ненадёжны для познания, так как они говорят лишь о полезности и вредности вещей, а не раскрывают их природу (Первоначала философии, 2, 3). Причём это очень близко к интеллектуальному миру неподвижных сущностей на фоне суеты фантомов чувств, как это понимал Платон. - Но при таком разграничении само понятие разума рассматривается как именно та способность, которая схватывает что-то неизменное в изменчивом. - Аж в ХХ веке Гуссерль говорит о сущности теоретической установки как способности выявлять во множестве вариаций инвариантное. Так что Декарт жил, Декарт жив, Декарт будет жить. Картезианская установка берётся как современная теоретическая. - При этом важно, что инвариантное трактуется как более ценное по сравнению с вариациями. - Более надёжное. - А мне приходит на ум ассоциация с понятием имагинативного абсолюта у Голосовкера. Все образы мифологической и художественной фантазии как раз пронизаны стремлением преодолеть изменчивость бытия. - Хайдеггер не отрицает самой дифференциации пребывающего и изменчивого, он лишь против придания большей важности первому как автор книги «Бытие и время», где союз «и» имеет соединительное значение. - А я не знаю, связывает ли Декарт чувственную изменчивость бытия со временем. - Здесь пока не будем об этом, чтоб не уйти слишком в сторону. [Вообще-то Декарт говорит о времени так же, как и о пространстве, переводя длительность на язык измерения]. Но вот что даёт пример определения твёрдости Декартом, который фигурировал и в предыдущем параграфе? Он абстрагируется от «чувства твёрдости» [как ненадёжного], переводя всё на язык физики: твёрдость = сопротивление = неизменность места относительно догнавшей вещи. Это механическое истолкование твёрдости комментируется Хайдеггером: «Твёрдости и сопротивления вообще не оказывается, если нет сущего с бытийным образом присутствия или по меньшей мере живого» (97). Иными словами, твёрдость невозможно понять в обход «чувства твёрдости», что пытается сделать Декарт. - По сути здесь Декарт уравнивает человека [забирая у него внутреннее измерение] и вещь, переключаясь на их [сугубо внешние] отношения. - Твёрдость [как исходно ощущение] подменяется сопротивлением материалов, переводится на язык геометрии, механики. - Точно! И человек – один из материалов. При таком подходе то, что Хайдеггер называет dasein, а Бибихин – присутствием, оказывается не просто ненужным, а даже мешающим научной строгости. Для науки такая позиция была крупным завоеванием, ведущим к будущим успехам, но вот для философии... - Сужение взгляда. - Упущение феномена мира. Правда, там автор делает оговорку: может, Декарту зря приписывается замах на весь мир. Может, он и не имел в виду ничего такого... - Ему якобы «подсовывается» то, что он принимал внутримирное сущее за мир (98). - Но ведь Декарт назвал свой трактат «Первоначала философии», так что он как раз и стремился к универсальной точке зрения, охватывающей всё бытие, а не всего лишь его «регион». - Отношение Декарта к чувственному познанию понятно, а вот как Хайдеггер трактует чувства? Не являются ли для него чувства чем-то вторичным по отношению к каким-то более изначальным («бытийным») моментам? - Наверное, само деление человека на такие различные стороны, как разум и чувства, вторично, не является исходным. Но для Декарта то, что дают чувства, «онтологически иррелевантно» (96), – вот что важно здесь для автора, который подразумевает более изначальную, чем чувства, рассудок и их разница, распахнутость «вот». - Тут всплывают аксиологические проблемы, когда вещь «штемпелюется в благо» (99). - Видимо, вряд ли Хайдеггер вообще отвергает ценности, но он упоминает «добавку ценностных предикатов» к наличному бытию (99), принципиально извращающую проблематику. - Наверное, речь идёт о вещах, которые изучаются с точки зрения своего «устройства», из которого выводятся их ценности. - У Хайдеггера, насколько я понимаю, само понятие ценности вторично, производно от исходного понятия подручности. В горизонте «для» и могут возникнуть «ценности». Аксиология [современная Хайдеггеру и известная ему: Виндельбанд, Риккерт] понимает ценности «в себе», а Хайдеггер как раз это отвергает. - Хайдеггер отвергает понимание ценностей как «объективных» свойств вещей. - И везде в книге фундамент критики – невозможность перескочить desein. Попытки такого перескакивания приводят к различного рода фантомам, пустым абстракциям вместо феноменов. И такие висящие в воздухе, пришедшие ниоткуда онтологии подвергаются критике. - Ценности превращаются в наличные определённости вещи. Причём как нечто готовое и неизменное. - О чём бы ни шла речь, исходный пункт dasein (присутствие) всегда на прицеле, всегда не теряется из виду. - Декарт «берёт» мир как что-то лежащее перед ним, уходя сам по ту сторону. Это неизбежно овеществляет мир. И мы до сих пор так мыслим, не растворяясь в мире, выводя себя по ту сторону. - В качестве трансцендентального субъекта. - И в этом основа познания как отношения к миру, находящемуся всецело за пределами меня. Но у Хайдеггера принципиально нет такого разбиения на я (субъект) и мир (объект). - Но как раз мы именно так привычно мыслим. Поэтому Декарт предстаёт как вполне современный мыслитель. Ему читатель втайне сочувствует, симпатизирует. [Декарт, философ 17 века, ближе, привычнее нам, чем Хайдеггер, философ 20 века]. Вот что лично для меня делает чтение этой книги захватывающим. - Он и говорит прямо о Декарте: «сегодня ещё обычная онтология». - Хайдеггер соглашается с тем, что Декарт считает протяжённость одной из основных характеристик мира. Но как подходить к анализу пространства? - Человек, как и любая другая вещь, оказывается частью пространства. Отсюда и такая геометрическая интерпретация твёрдости. - Человек-то ещё ладно. Это небольшое упущение. А вот то, что сам мир топологизируется, редуцируется к пространству, – для Хайдеггера ни в какие ворота. Пространство – свойство мира. а не наоборот. Если мы в поисках мира пойдём по пути этой протяжённости. то мы будем хватать лишь внутримирное сущее, никогда не увидев мир [что и делает наука]. К пространственности присутствия и мира Хайдеггер идёт через анализ подручности. Это означает, что весь предыдущий анализ подручности разворачивается теперь в сторону топологической проблематики. А вот почему здесь в названии появляется слово «герменевтическое»? Разве до этого анализ dasein не носил герменевтического характера? - Может, здесь наиболее ясно сталкиваются безучастный подход к миру (научная отстранённость) и «участный», говоря языком Бахтина? И второй как раз герменевтический. Он высвечивается как раз на фоне своей противоположности. - Пожалуй. Хайдеггер отмежёвывает философию от науки. - И как раз философия и оказывается участным мышлением [можно вспомнить что означает само это слово «философия»]. Это участие в движении к смыслу, некое беспокойство, открытость, проблемность самого бытия [а не чисто интеллектуальная проблема]. - Способ обсуждения предмета становится релевантным самому предмету. Вот откуда важность появившегося слова «герменевтика». - Без высвечивания «как» и «откуда» невозможно подойти к «что», в то время как наука должна строго выводить из игры все «субъективные» моменты. - Ещё важно понятие круга: мир окружает, а не стоит «перед» созерцателем. Это напоминает о фундаментальной структуре dasein как бытия в мире. И к пространству мы можем подойти не иначе как через dasein. - В названии следующего параграфа обращает на себя внимание то, что сразу за пространство мира Хайдеггер не хватается. Он идёт к ней через пространственность внутримирно подручного. И в этом проявляется последовательность подхода – строго от dasein. - Пора подвергнуть рефлексии прочитанное. Мне, например, чтение этой книги даёт не столько новые сведения, сколько опыт дисциплины мысли. Меняется сама структура мышления. И это философия, которая совершается прямо здесь и сейчас, актуальная философия. - Тут ещё важна установка разговора. Книга, которую мы читаем, не должна восприниматься как оракул, слова которого мы усваиваем – и только.