Жажда бытия во мне сильней страданий

«Власть книги: библиотека, издательство вуз». 2015. Вып. 15
Имена и даты
«… ЖАЖДА БЫТИЯ ВО МНЕ СИЛЬНЕЙ СТРАДАНИЙ РОКОВЫХ …»
К 200-летию со дня рождения М.Ю. Лермонтова
Гнеушева Римма Дмитриевна,
кандидат филологических наук,
доцент кафедры русского языка
и литературы ШРМИ ДВФУ,
Блинова Линда Александровна,
преподаватель русского языка
и литературы Евро-азиатского
лицея ДВФУ
С 28 января по 7 февраля
1837 года Михаил Лермонтов
пишет стихотворение «Смерть
поэта», заканчивающееся гневными строками, обращѐнными к
«царям земным»:
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда – всѐ молчи!..
Эпиграфом к этому стихотворению стали строки из
трагедии Жана де Ротру «Венцеслав» в переделке Александра
Жандра. В них звучит призыв к праведному царскому суду:
Отмщенья, государь, отмщенья!
Паду к ногам твоим:
Будь справедлив и накажи убийцу...
Однако в стихотворении молодой поэт не верит в
справедливость царского суда и царской власти, о чѐм
свидетельствуют 16 последних строк. В этом же году Лермонтов
создаѐт поэму «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого
опричника и удалого купца Калашникова». В.Г. Белинский писал,
что «поэт от настоящего мира не удовлетворяющей его русской
жизни перенѐсся в еѐ историческое прошедшее, подслушал биение
его пульса, проник в сокровеннейшие и глубочайшие тайники его
духа, сроднился и слился с ним всем существом своим, обвеялся
его звуками, усвоил себе склад его старинной речи... и, как будто
современник этой эпохи, принял условия еѐ грубой и дикой
общественности... – и вынес из неѐ вымышленную быль, которая
достовернее всякой действительности, несомненнее всякой
истории».
Эта оценка поэмы глубоко справедлива. Действительно, в
1837 году, как бы принимая знамя русской поэзии из рук
убиенного Пушкина, юный поэт заявил о себе как зрелый и
глубокий художник, народный в самом высоком значении этого
слова.
За недолгие 13 лет творчества Лермонтовым была создана
жемчужная россыпь удивительных творений, и когда мы читаем
их, то поражаемся многогранности создавшего их поэта,
сумевшего за столь малый срок увидеть и воплотить
http://www.dvfu.ru/web/library/almanah-vlast-knigi
«Власть книги: библиотека, издательство вуз». 2015. Вып. 15
разнообразнейшие стороны нашего бытия. Справедливо сказал
Ираклий Андроников о собрании его творений: в них нашли
отражение и «старинный сказ «Песни про царя Ивана
Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова»
и простая речь бородинского ветерана; тихая молитва о
безмятежном счастье любимой женщины, которая принадлежит
другому, и горечь разлуки с родиной; холодное отчаяние,
продиктовавшее строки «И скучно, и грустно…», и нежный
разговор с ребѐнком; беспощадная ирония в обращении к богу и
ласка матери, напевающей песню над младенческой колыбелью;
трагическая мысль «Думы» и страстный разговор Терека с
Каспием; горестная память о погибшем изгнаннике и гневная
угроза великосветской черни, сокрушительная страсть Мцыри –
призыв к борьбе, к избавлению от рабской неволи, и сладостная
песня влюбленной рыбки; пустыни Востока, скалы Кавказа,
желтеющие нивы России, призрачный корабль, несущий по
волнам океана французского императора, слезы заточѐнного и
страстный спор о направлении поэзии...»1.
И всѐ же, несмотря на такое разнообразие его поэзии,
казалось бы, роднившее его с Пушкиным, прав, наверное,
Белинский, сказавший, что «нет двух поэтов, столь существенно
различных, как Пушкин и Лермонтов». Лермонтов родился на 15
лет позднее Пушкина, а пережил его только на четыре года.
Будучи современниками, Пушкин и Лермонтов отразили в своей
поэзии черты разных эпох в жизни России. 15 лет, на первый
взгляд, не очень значительный промежуток времени, но, если
принимать во внимание бурное развитие русского самосознания в
данную эпоху, станет очевидным, что такая дистанция очень
значительна.
В 1822 году двадцатитрѐхлетний Пушкин, сравнивая свою
судьбу изгнанника с уделом вольных птиц, призывал своих
современников в стихотворении «Узник»:
1
Андронников И. Образ Лермонтова. М. : Советская энциклопедия, 1981. С. 1920.
...Давай улетим!
Мы вольные птицы; пора, брат, пора!
Туда, где за тучей белеет гора,
Туда, где синеют морские края,
Туда, где гуляем лишь ветер... да я!
Через 15 лет двадцатитрѐхлетний Лермонтов, находясь в
почти аналогичной ситуации, в одноимѐнном стихотворении
говорит совершенно иное:
Одинок я – нет отрады:
Стены голые кругом,
Тускло светит луч лампады
Умирающим огнѐм;
Только слышно: за дверями,
Звучно-мерными шагами
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой.
В 1825 году уже двадцатишестилетний Пушкин, завершая
цикл своих «Подражаний Корану», создаѐт стихотворение об
усталом путнике, долго блуждавшем в пустыне и нашедшем
наконец живительный источник:
И чудо в пустыне тогда совершилось:
Минувшее в новой красе оживилось;
Вновь зыблется пальма тенистой главой;
Вновь кладез наполнен прохладой и мглой.
Через 15 лет в том же возрасте Лермонтов пишет сходное по
ситуации стихотворение «Три пальмы», завершающееся
совершенно другой тональностью:
Но только что сумрак на землю упал,
По корням упругим топор застучал,
И пали без жизни питомцы столетий!
Одежду их сорвали малые дети,
Изрублены были тела их потом,
И медленно жгли их до утра огнѐм.
http://www.dvfu.ru/web/library/almanah-vlast-knigi
«Власть книги: библиотека, издательство вуз». 2015. Вып. 15
В 1826 году двадцатисемилетний Пушкин пишет
стихотворение «Пророк», заканчивающееся призывом жечь сердца
людей глаголом высшей правды:
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.
Через 15 лет двадцатисемилетний Лермонтов пишет
одноимѐнное глубоко трагическое стихотворение, где как будто
продолжает разговор, начатый Пушкиным:
С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.
Эти далеко не полные сопоставления характеризуют
глубокое различие двух эпох, определившее и различие в
мироощущении двух великих русских поэтов. Определяя грани
лермонтовской поэзии, справедливее всего сказать, что чувство
одиночества было для Лермонтова неизбежным и сообщало его
поэзии характер глубоко трагический.
Но было бы неверно утверждать, что Михаил Лермонтов был
лишь мрачным отрицателем жизни. Пафос отрицания в его поэзии
содержал в себе не менее мощный пафос утверждения высокого
идеала свободной человеческой личности, сам же он писал: «Так
жизнь скучна, когда боренья нет».
Белинский верно угадал в «охлаждѐнном и озлобленном
взгляде на жизнь» горячую и страстную веру Лермонтова в
достоинство человека и безудержную жажду жизни. Этот разлад
между миром «приличьем стянутых масок» и жгучим желанием
свободы и счастья лишь усиливает трагический характер его
мощной поэзии. В его отрицании – призыв к преодолению
жизненных преград, в его едких и гневных характеристиках
пустого света – страстное желание видеть свободную и красивую
личность. И в этом гражданственность его поэзии, еѐ великая
человечность и одновременно еѐ современность.
«Высочайшим юношей вселенной» назвала Лермонтова в
одном из своих стихотворений Белла Ахмадулина. Она очень
тонко уловила потребность поэта в любви, которой ему так не
хватало в жизни. Еѐ обращение к нему наполнено нежной
любовью:
Стой на горе! Я по твоим следам
найду тебя под солнцем, возле Мцхета.
Возьму себе всем зреньем, не отдам,
и ты спасен уже, и вечно это.
http://www.dvfu.ru/web/library/almanah-vlast-knigi