файл - вестник антропологии

ISSN 2311-0546
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ЭТНОЛОГИИ И АНТРОПОЛОГИИ имени Н.Н. МИКЛУХО-МАКЛАЯ
ЦЕНТР ПАЛЕОЭТНОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ
ПОСВЯЩАЕТСЯ 170-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ
ДМИТРИЯ НИКОЛАЕВИЧА АНУЧИНА
ВЕСТНИК
АНТРОПОЛОГИИ
№ 3 (25)
Москва
2013
Редакционная коллегия
Васильев С.В. (гл. редактор), Герасимова М.М.,
Лейбова Н.А., Пежемский Д.В., Халдеева Н.И.,
Харламова Н.В., Хить Г.Л.
Редакционный совет
Васильев С.В., Година Е.З., Зубов А.А.,
Спицын В.А., Хартанович В.И.,
Чистов Ю.К., Яблонский Л.Т.
Выпускающий редактор
Герасимова М.М.
Адрес редакции:
119991 Москва, Ленинский проспект, 32А
Федеральное государственное бюджетное учреждение науки
«Ордена Дружбы народов Институт этнологии и антропологии
им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук»
Тел.:
(495) 954 93 63
(499) 125 62 52
E-mail: otdantrop@yandex.ru
http://www.iea.ras.ru/cntnt/levoe_meny/publikacii/vestnik_antropologii.html
Журнал издается при поддержке
Научно-просветительского Центра палеоэтнологических исследований
Вестник антропологии / Ин-т этнологии и антропологии
им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН. М.: ИЭА РАН, 1996. –.–
Вестник антропологии. 2013. № 3(25). 133 с.
В журнале публикуются статьи и материалы по физической антропологии, а также смежным
естественным и гуманитарным наукам. Журнал предназначен для антропологов, этнологов,
археологов и всех, интересующихся проблемами происхождения человека, его макро- и
микроэволюции, изменчивости человеческого организма во времени и пространстве.
Публикуемые материалы не обязательно отражают точку зрения редколлегии
Журнал включен в систему РИНЦ
Выходит 4 раза в год
© Авторы статей, 2013
© Институт этнологии и антропологии РАН, 2013
© Центр физической антропологии ИЭА РАН, 2013
ISSN 2311-0546
RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES
N.N. MIKLUKHO-MAKLAI INSTITUTE OF ETHNOLOGY AND ANTHROPOLOGY
THE PALEOETHNOLOGY RESEARCH CENTER
TO DMITRY NIKOLAEVICH ANUCHIN
170TH BIRTHDAY ANNIVERSARY
BULLETIN
OF ANTHROPOLOGY
№ 3 (25)
Moscow
2013
Editorial team
Vasilyev S.V. (editor in chief), Gerasimova M.M.,
Leybova N.A., Pezhemsky D.V., Khaldeeva N.I.,
Kharlamova N.V., Heet G.L.
Editorial board
Vasiliev S.V., Godina E.Z., Zubov A.A.,
Spitsyn V.A., Khartanovich V.I.,
Chistov Yu.K., Yablonsky L.T.
Executive editor
Gerasimova M.M.
Editorial address:
119991 Moscow, Leninsky Prospekt, 32A
Federal State Institution of Order of Friendship of Peoples
N.N. Miklukho-Maklai Institute of Ethnology and Anthropology Russian Academy of Sciences
Tel.: +7 10 (495) 954 93 63,
+7 10 (495) 125 62 52
E-mail: otdantrop@yandex.ru
http://www.iea.ras.ru/cntnt/levoe_meny/publikacii/vestnik_antropologii.html
Journal publishing is supported by The Paleoethnology Research Center
Bulletin of anthropology / N.N. Miklukho-Maklai Institute of Ethnology and Anthropology RAS.
М.: IEA RAS, 1996 –.–
Bulletin of anthropology. 2013. № 3(25). 133 p.
Author’s materials do not necessarily reflect the views or opinions of the editorial board
© Authors, 2013
© Institute of Ethnology and Anthropology RAS, 2013
© Department of Physical Anthropology IEA RAS, 2013
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
Содержание
8 От редколлегии
10 Дмитрий Николаевич Анучин (биографический очерк)
I. Общие проблемы
антропологии
12 Бунак В.В.
[Антропология в 1920-е годы]
22 Пестряков А.П., Григорьева О.М.
Краниологические типы Африканского континента
37 Тутельян В.А., Никитюк Д.Б., Николенко В.Н.,
Чава С.В., Миннибаев Т.Ш.
Реализация антропометрического подхода в клинической медицине: перспективы и реалии
II. Палеоантропология
и этническая история
44 Васильев С.В., Боруцкая С.Б.
К палеоантропологии айнов
52 Герасимова М.М.
К вопросу о происхождении балкарцев и карачаевцев
72 Иванов А.В.
Антропологический этюд к раннехристианской истории
Херсонеса
78 Комаров С.Г.
Ногайцы степного Предкавказья по данным краниологии
III. Междисциплинарные исследования
89 Пежемский Д.В., Мацковский В.В.
О датировке кладбища у Никольского собора на Ярославовом
Дворище в Великом Новгороде
IV. Публикация 100 Китов Е.П., Хохлов А.А.
материалов
Новые краниологические данные переходного этапа от эпохи бронзы к раннему железному веку с территории Южного
Зауралья
107 Васильев С.В., Боруцкая С.Б.
Палеоантропологический анализ погребений из Кашинского
Кремля (раскоп Воскресенский 1)
121 Пежемский Д.В.
Новые краниологические материалы по позднесредневековому
населению Пскова
Хроника антропо- 127 Герасимова М.М
логических событий
К 20-летию Кабинета антропологии им. академика В.П. Алексеева
133 Список сокращений
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
Contents
8 Editorial
10 Dmitry Nikolaevich Anuchin (biographical essay)
I. General problems
of physical anthropology
12 Bunak V.V.
[Anthropology in the 1920s]
22 Pestryakov A.P., Grigorieva O.M.
Cranial types of the African continent
37 Tuteljan V.A., Nikitjuk D.B., Nikolenko V.N.,
Chava S.V., Minnibaev T.Sh.
Realization of the anthropometric approach in the clinical medicine:
perspectives and reality
II. Paleoanthropology
and ethnic history
44 Vasilyev S.V., Borutskaya S.B.
On Ainu paleoanthropology
52 Gerasimova M.M.
On the origins of Balkars
72 Ivanov A.V.
Anthropological sketch on the early Christian history of Chersonesos
78 Komarov S.G.
Nogai of steppe Ciscaucasia according to craniology data
III. Interdisciplinary
research
89 Pezhemsky D.V., Matskovsky V.V.
On the dating of St. Nicholas Cathedral cemetery on Yaroslav Courtyard
in Novgorod the Great
IV. Raw data 100 Kitov E.P., Khokhlov A.A.
publication
Bronze to Early Iron Age transition from the south Trans-Ural region:
new craniological data
107 Vasilyev S.V., Borutskaya S.B.
Paleoanthropological study of burials from Kashin Kremlin
(Voskresensky 1 site)
121 Pezhemsky D.V.
New craniological data on the late medieval Pskov population
Chronicle 127 Gerasimova M.M.
To 20th anniversary of the Cabinet-museum of academician V.P.
Alekseev
133 Abbreviation list
Дмитрий Николаевич Анучин
(27 августа 1843 — 4 июня 1923)
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 8–9
Редколлегия «Вестника антропологии» посвящает очередной, сентябрьский
выпуск журнала 170-летию со дня рождения Дмитрия Николаевича Анучина.
Жизненному пути этого великого ученого, анализу его работ и, главное, его роли, как организатора науки, посвящены
многочисленные специальные исследования. Для сложившейся историографии
характерна высокая оценка творчества и
организаторской деятельности Дмитрия
Николаевича, особенно в области физической антропологии, как самостоятельной науки, являющейся мировоззренческим и координирующим началом в
системе наук о человеке. Именно в связи с
его научной деятельностью в литературу
вошло понятие «анучинской триады»,
включающее антропологию, археологию
и этнографию, отражающее широту интересов ученого и ярко характеризующее
то направление научной мысли, которое
является отличительной чертой российской антропологии. Им была определена
предметная область антропологии в пору
ее становления, стал разрабатываться
понятийный аппарат, были сформулированы задачи и методы нашей науки,
развиты подходы к синтезу естественнонаучных и гуманитарных знаний, основы
которых были заложены его учителем —
А.П. Богдановым.
Невзирая на имеющуюся обширную
литературу, посвященную Д.Н. Анучину,
редколлегия решила предварить содержание выпуска краткой биографической
справкой о жизненном пути исследователя, стоявшего у истоков отечественной
антропологической науки. Как известно,
Д.Н. Анучин впервые в России организовал университетское преподавание антропологии. Его ученики — это первое
поколение российских профессиональных антропологов. Среди них самым талантливым, внесшим гигантский вклад
в развитие современной физической антропологии, был В.В. Бунак. Поэтому совершенно уместно переиздание старой
статьи Виктора Валериановича о том, как
он видел антропологию в конце «анучинского периода» ее развития. Продолжает
рубрику Общие проблемы антропологии совместная статья А.П. Пестрякова и
О.М. Григорьевой, посвященная анализу
метрических характеристик мозгового
черепа населения Африканского континента. Равным образом представляется
уместной в этом разделе и публикация
работы Д.Б. Никитюка с соавторами о
применении антропометрического подхода в клинической медицине. Отрадно
видеть, что классические для нашей науки методы внедряются в другие области
знаний и исследовательские практики.
Раздел Палеоантропология и этническая история открывает совместная
статья С.В. Васильева и С.Б. Боруцкой
об исследовании черепов и длинных ко-
ОТ РЕДКОЛЛЕГИИ
стей айнов из коллекции Музея Человека
в Париже. Изучение айнов началось в
отечественной науке именно с работы
Д.Н. Анучина 1876 г., и после работ М.Г.
Левина конца 1950-х годов — это первые в нашей литературе новые авторские материалы по айнам. В статье М.М.
Герасимовой, кроме общих этногенетических рассуждений о происхождении
балкарцев, содержатся новые краниометрические данные. В работе А.В. Иванова
представлены крайне любопытные новые
материалы эпохи раннего средневековья
из Херсонеса, позволяющие обсуждать
историю христианизации «варварского» населения Крыма и процессы формирования антропологического состава
византийского города. В статье С.Г. Комарова приведен широкий в территориальном и хронологическом отношении
сравнительный анализ всех имеющихся
на сегодняшний день краниологических
данных по ногайцам.
Новая рубрика Междисциплинарные
исследования полностью отвечает сути
любых антропологических работ, которые не могут быть осуществлены вне
хронологических, географических, социальных, этнических или экологических
критериев группировки человеческих сообществ, то есть вне той сáмой «анучинской триады». Она открывается статьей
Д.В. Пежемского и В.В. Мацковского о
датировке, в том числе современными
9
методами дендрохронологии, средневекового кладбища в Великом Новгороде,
первые палеоантропологические материалы из которого были получены еще
в 1930-е гг. и существенно пополнены в
настоящее время.
Раздел Публикация материалов продолжается краниологическими данными
Е.П. Китова и А.А. Хохлова о населении
Южного Зауралья эпохи перехода от
поздней бронзы к раннему железному
веку, статьей С.В. Васильева и С.Б. Боруцкой, представляющей первые материалы по населению г. Кашина (Тверская
область), материалами Д.В. Пежемского
по краниологии позднесредневекового
населения г. Пскова.
В рубрике Из истории науки мы публикуем статью М.М. Герасимовой о Кабинете антропологии имени академика
В.П. Алексеева, в связи с 20-летием со дня
его основания.
Продолжая заложенные Д.Н. Анучиным традиции и ориентируясь на возрастающий читательский интерес к истории
человечества «Вестник антропологии»
освещает актуальные проблемы физической антропологии, археологии и этнологии, а также расширяет тематику
публикаций, приглашая к сотрудничеству
представителей смежных гуманитарных
и естественных наук.
Редколлегия
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 10–11
УДК 572
Дмитрий Николаевич Анучин
(биографический очерк)
Дмитрий Николаевич Анучин родился 27 августа 1843 г. в Санкт-Петербурге
в семье служащего и крепостной крестьянки. В 1854 г. он поступил в Ларинскую гимназию, где его любимым предметом была география. Вскоре, в 1857 г.
умирают один за другим его родители и
брат Александр. Из родных у него остается только старший брат Михаил, который и взял на себя обязательства по его
воспитанию и образованию. Дмитрий
успешно окончил гимназию и в 1860 г.
поступил в Петербургский университет
на историко-филологический факультет.
Однако вскоре, из-за болезни, он вынужден был прервать обучение и по настоянию врачей уехать лечиться в Германию
и Италию. Вернувшись в Россию, в 1863 г.
он поступает на естественное отделение
физико-математического факультета
Московского университета. В университете Д.Н. Анучин изучал зоологию позвоночных под руководством профессора
С.А. Усова. В 1867 г. он окончил университет, но при кафедре оставлен не был. На
следующий год он женился на крестьянке
Анне Агеевне Ушаковой. У супругов было
восемь детей, трое из которых умерли в
младенчестве.
В течение трех лет Д.Н. Анучин занимался самостоятельно и ходил в университет на лекции. В 1871 г. С.А. Усов
предлагает ему занять место ученого секретаря Общества акклиматизации жи-
вотных и растений. На следующий год
Д.Н. Анучин сдает экзамен на степень
магистра. Это было единственной перспективой для него в науке и жизни в
целом. Он писал тогда своему брату: «Если я занимался в своей жизни скольконибудь чем-нибудь, то это зоологией и
антропологией. Заняться чем-нибудь
другим мне уже трудно и непривычно.
Этими же предметами я занимался охотно и кое-что читал. С другой стороны,
я вряд ли к чему-нибудь способен, чем
к кабинетному занятию». В 1876 г. он
опубликовал первую свою крупную работу по антропологии — «Материалы для
антропологии Восточной Азии. Племя
айнов», написанную под руководством
А.П. Богданова.
В 1876 г. Д.Н. Анучин стал действительным членом Общества любителей
естествознания, антропологии и этнографии (ОЛЕАЭ), которое было создано
при Московском университете в 1863 г.
по инициативе А.П. Богдановым и при
поддержке наиболее прогрессивной профессуры. Изначально оно состояло из
молодых ученых, главным образом, учеников и соратников А.П. Богданова, которому на тот момент было всего 29 лет.
Уже в 1864 г. А.П. Богданов учреждает
Антропологический отдел в ОЛЕАЭ и
вносит предложение о необходимости
собирания антропологических и этнографических коллекций. Это решение стало
ДМИТРИЙ НИКОЛАЕВИЧ АНУЧИН (БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК)
основой будущей Антропологической
выставки, прошедшей с большим успехом и резонансом в московском Манеже
в 1879 г. Также по инициативе А.П. Богданова в Московском университете была открыта кафедра антропологии. Для
руководства ею был выбран Д.Н. Анучин, для чего ОЛЕАЭ командировало его
на 2 года за границу, для подготовки к
преподаванию антропологии. В Европе
Д.Н. Анучин пробыл с декабря 1879 по
январь 1879 г. Именно в эти годы он слушал лекции П. Брокá по анатомии приматов и краниологии, П. Топинара — по
морфологии и физиологии рас, Г. Мортилье — по археологии, Р. Вирхова — по
антропологии.
По возвращении из заграничной
стажировки, в 1879/1880 учебном году
Д.Н. Анучин начал читать первый в России факультативный курс физической
антропологии. Несмотря на жизненные
трудности, в 1880 г. он защитил магистерскую диссертацию под названием «О некоторых аномалиях человеческого черепа
и преимущественно об их распределении
по расам». В августе 1883 г. Д.Н. Анучин
писал брату: «…состою, по-прежнему,
доцентом и движения вперед не чаю, а
возможно, что при введении нового университетского устава останусь за штатом.
Кроме того, преподаю еще в одном институте и занимаюсь несколько литературным трудом, всего этого только хватает
на пропитание семьи, которая состоит,
по-прежнему, со мною из шести душ».
Кафедра антропологии просуществовала
недолго и в 1884 г. была закрыта в соответствии с новым уставом университета.
Однако Д.Н. Анучин возглавил созданную им кафедру географии и этнографии
на историко-филологическом отделении
11
и оставил за собой лекции по антропологии для студентов-естественников.
В конце 1880-х — начале 1890-х гг. выходят в свет основные антропологические
и этнографические труды Д.Н. Анучина.
В 1889 г. он получает золотую медаль Русского географического общества и ученую
степень доктора географии без защиты
диссертации. В 1898 г. в знак признания
его научных заслуг Петербургская Академия наук избрала Д.Н. Анучина действительным членом. Не имея возможности
проживать в Санкт-Петербурге, через
несколько лет он отказался от этого почетного звания.
Октябрьская революция 1917 г. нарушила привычный уклад жизни ученого,
хоть он и был далек от политики. По
воспоминаниям В.В. Богданова, — «Дмитрий Николаевич в эти годы не раз стоял
в очередях, разыскивая съестные продукты по рынкам, выстаивал в пяти-шести
местах в день в учреждениях с десятком
им добытых мандатов и удостоверений
на предмет неуплотнения его в квартире,
выдачи заработного пайка и т.п.».
Однако уже в 1919 г. происходит
давно задуманное Д.Н. Анучиным разделение кафедры географии и антропологии на две самостоятельные. Он решил возглавить кафедру антропологии
и этнографии. В 1922 г. по инициативе
Д.Н. Анучина создается два института — Антропологический и Географический. Уже пожилой ученый становится
директором обоих учреждений. Этому
суждено было продолжаться недолго, не
дожив нескольких месяцев до своего 80тилетия, Дмитрий Николаевич Анучин
скончался 4 июня 1923 г.
Очерк подготовлен
С.В. Васильевым
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 12–21
ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ АНТРОПОЛОГИИ
УДК 572
[Антропология в 1920-е годы]1
БУНАК В.В.
(† 1979)
Антропология1— естественная история человека, учение о месте, занимаемом
человеком в ряду животных, об особенностях физического строения человека
и его породах (расах), о явлениях изменчивости его типа. Рассматривая человека
как зоологическую особь, антропология
все же не может быть определена как
одна из глав зоологии (по аналогии, например, с орнитологией, ихтиологией и
т.п.). С одной стороны, породы человека
представляют собой в зоологическом отношении гораздо более тесную группу,
чем отряды или даже роды одного семейства — физические различия между
людьми сравнительно невелики и относительны. С другой стороны, антропология,
стремясь дать законченное естественнои1
Настоящая публикация является переизданием статьи В.В. Бунака «Антропология», опубликованной в 1928 г. во 2-м томе «сталинской»
Большой медицинской энциклопедии (издававшейся под ред. Н.А. Семашко). Статья хорошо
отражает состояние физической антропологии
сразу по завершении «анучинского периода» — ее
структуру и методы, определявшиеся в 1920-е гг.
цели и задачи, формулировку проблематики, что
и позволило нам дать этой работе новое название.
При переиздании все особенности текста сохранены без изменения, редактированию подверглась
только пунктуация, были раскрыты сокращенные
слова, произведена дополнительная разбивка
на абзацы, внесены небольшие исправления (в
основном — в именах) и по требованиям стиля
были изъяты мизерные фрагменты фраз; кроме
того была удалена часть списка литературы в
силу того, что указанные в нем издания сильно
устарели. Ред.
сторическое учение о человеке и уделяя
большое место вопросам сравнительной анатомии и филогении человека, эмбриологическим и палеонтологическим
данным, изучению наследственности и
влияния среды, является комплексом нескольких отделов биологических наук,
изучающих человека и объединяемых
единством и своеобразием метода и целевой установки. В отличие от близкой по
своему предмету науки — описательной
анатомии человека, которая является наукой нормативной, то есть изучает строение человека вообще, его норму, — антропология, как наука типологическая, не
знает единой нормы строения человека,
а оперирует с множественными нормами, соответствующими каждая особому
типу — расовому, возрастному, половому,
социально-культурному и т.д.
История антропологии
Антропология как самостоятельная
дисциплина могла развиться лишь после того, как наука обогатилась фундаментальными фактами, относящимися
к анатомии, общей биологии, народоведению. Поэтому до XVIII в. история
антропологии в значительной степени
совпадает с историей перечисленных выше наук, хотя уже в классической древности были заложены основы для развития
знаний по естественной истории человека. У Аристотеля в «Истории животных»
[АНТРОПОЛОГИЯ В 1920-Е ГОДЫ]
сформулировано представление о принадлежности человека по его физической
организации к миру животных и дано
законченное рассмотрение особенностей
строения человека как зоологической особи. У Гиппократа находится первое описание физических различий в пределах человеческого рода. В трактате «О воздухах,
водах и местностях» он описывает типы
жителей различных климатических зон,
равнинных и горных областей известного
в его эпоху мира — травянистые степи
Скифии производят коренастых, тучных
людей с темными волосами, горные области — высокорослых крепких людей и т.д.
Здесь нашла себе выражение идея о могущественном влиянии внешних условий на
физические особенности и о передаче по
наследству приобретенных свойств (хотя
у этого же автора можно найти и иное
мнение по данному вопросу). В трудах
Геродота содержится описание внешнего
облика и образа жизни главнейших племен, известных древнему миру. Для дальнейшего развития антропологии большое
значение имели труды Галена, римского
врача и анатома, жившего во II в. и своими вскрытиями обезьян положившего
начало точной описательной анатомии
человека. В новый период европейской
истории, кроме оживления интереса к
произведениям античных мыслителей, существенными для развития антропологии
оказались два обстоятельства:
1) начавшаяся эра заокеанских путешествий, познакомившая европейских
ученых с племенами Америки, южной
Африки, дальней Азии и давшая первые
попытки классификации человеческих
рас (Бернье, 1684 г.);
2) значительный прогресс анатомии
после того, как стало возможным производить вскрытие человеческих трупов
(Везалий, XVI в.).
Много ценных наблюдений антропологического характера было сделано
Леонардо да Винчи и Дюрером. Однако оформление антропологии как науки
отно сится лишь к XVIII в. Сочинение
Э. Тайсона «Орангутанг, или Homo silvestris, или анатомия пигмея в сравнении
13
с анатомией обезьян и человека» положило ясное начало сравнительной анатомии
человека. В 1735 г. появился капитальный
труд Линнея «Система природы». Здесь
человеку отводится уже вполне определенное место в системе животных. Линней выделил отряд приматов, или высших млекопитающих, в котором, наряду
с летучими мышами, лемурами, обезьянами, выделяет семейство Homo, составляющееся из родов «человек разумный»
(Homo sapiens), или «собственно человек» и «человек лесной или пещерный»,
объединяющий известных уже в то время
оранга и шимпанзе. Линней пытался дать
и дальнейшее подразделение «рода Homo
sapiens», описывая разновидности американскую, африканскую, азиатскую, европейскую и наряду с ними группы «дикий
человек» и «чудовищный (аномальный)
человек». Современник Линнея Бюффон в своей многотомной «Естественной
истории, общей и частной», отказываясь
от систематического применения линнеевских терминов «вид», «род», и давая последовательные описания разных групп
животных, установил, что все они связаны многочисленными неуловимыми
переходами. Он допускал изменчивость
видов и происхождение одних форм от
других, и первый применил термин «раса» к человеку2 (раньше термином «раса»
обозначались только породы домашних
животных). XVIII в. обогатил антропологию конкретными знаниями о вариации
строения человека, приведение которых
в законченную научную систему является
заслугой Блуменбаха. Его труд «О природных различиях человеческого рода»
(«De generis humani varietate nativa») является основой всей последующей антропологии. В нем дается характеристика
положения человека среди других животных, и отдельные породы человека рассматриваются как разновидности одного
вида, образование которых аналогично
формированию рас домашних животных;
2
Как теперь известно, первым термин «раса» по отношению к человеку применил в 1684 г.
французский врач и путешественник Франсуа
Бернье (1620–1688). Ред.
14
В.В. БУНАК
дается также систематический анализ антропологических вариаций (окраски покровов, формы волос, роста, пропорций
тела и т.д.). Отмечая физиологические
факторы образования этих вариаций под
влиянием особенностей климата, питания и т.д., Блуменбах занимает, однако,
крайне осторожную позицию в вопросе
о наследовании приобретенных свойств.
Описывает выделенные им пять разновидностей человеческого рода — кавказскую, монгольскую, эфиопскую, американскую, малайскую, с их детальными
подразделениями. Другим классическим
трудом Блуменбаха было описание его
коллекций черепов человеческих рас,
долгое время служившее фундаментом
расовой краниологии.
Начало XIX в. ознаменовалось в антропологии дискуссией по вопросу о едином или множественном происхождении
человеческих рас от животных форм, а
вместе с тем спором о существе расовых
особенностей и значении природных отличий и внешних воздействий. Дискуссия приобрела далеко не научный характер, так как полигенизм был использован
без всяких теоретических оснований для
рабовладельческих теорий европейских
колонизаторов и американских плантаторов. Все же и те и другие авторы оставили
после себя более или менее обширные и
систематические трактаты по антропологии и обогатили ее рядом новых фактов,
относящихся к отдельным человеческим
племенам.
Сравнительно-анатомические данные
были пополнены Кювье, Эт. Жоффруа
Сент-Илером и др. Для общего теоретического освещения проблемы эволюции
человека большое значение имели труды
Ламарка. Из всех отраслей антропологии
наибольшее развитие в первой половине
XIX в. получила краниология (Мортон,
Ван-дер-Ховен, Ретциус). Тогда же получает широкое распространение и сам
термин «антропология», но употреблялся
он в ином смысле, чем в настоящее время. У Аристотеля и в XVI в. (Хундт) этот
термин относился к науке о психических
свойствах человека, позднее — у немец-
ких философов (Кант и др.) — к разным
отделам философии, этики, эстетики и
т.п. Французские энциклопедисты понимали под антропологией всю совокупность наук о человеке. Лишь Брокá
окончательно придал антропологии значение синонима естественной истории
человека, правда, в широком смысле,
включающем и народоведение. В своих
теоретических работах Брока исходил из
учения Дарвина, оказавшего огромное
влияние на дальнейшее развитие антропологии. Брока открыл новую эпоху в науке о человеке, разработав заново почти
все области антропологии, в частности, ее
методы. Он положил в основу измерения
и описания вариаций строения человека
определенный план, охватывающий все
существенные свойства, точно разработал приемы, инструментарий, номенклатуру, методы обработки собранных данных. Его «Инструкции по антропологии»3
и «Инструкции по краниометрии»4 являются основой современной антропологической методики. В 1859 г. Брока
основал Парижское антропологическое
общество, различные издания которого
способствовали окончательному оформлению антропологии как науки. Им же
была основана свободная Антропологическая школа; при ней впоследствии образовалась особая Антропологическая
лаборатория. Одним из сподвижников
Брока был Топинар, которому принадлежит капитальный труд «Элементы общей
антропологии» (1885 г.).
Вторая половина XIX в. ознаменовалась созданием учения об ископаемом
человеке. До того времени господствовало мнение, что человек появился лишь в
современную геологическую эпоху. Уже
3
Имеются в виду «Общие инструкции для
антропологических исследований и наблюдений
(пер. в франц. А. Богданова) // Известия Императорского Общества любителей естествознания,
антропологии и этнографии. Т. 2. М., 1865. Ред.
4
Имеются в виду «Instructions craniologiques
et craniometriques de la Sosiete d’Anthropologie de
Paris redigees» [Paris, 1875], опубликованные на
русском языке как «Антропологические таблицы
для краниологических и кефалометрических вычислений» [М., 1879]. Ред.
[АНТРОПОЛОГИЯ В 1920-Е ГОДЫ]
в середине XIX в. Буше де Перт открыл в
отложениях ледникового периода кремни
со следами обработки их человеком, но
только постепенно укрепилось убеждение, что они, действительно, представляют собой каменные орудия, приготовленные человеком, жившим одновременно с
вымершими животными в ледниковый
период. Изучение ископаемого человека и
его деятельности оформилось как особый
отдел антропологии — палеоантропология. Преемником и продолжателем Брока
в Парижской антропологической школе
был Мануврие, автор исследований об относительном весе мозга, об особенностях
строения костей, о пропорциях тела, о
росте, об ископаемых и древних черепах
и многих других. В области изучения человеческих рас в целом нужно отметить
труды Деникера, давшего в книге «Человеческие расы» незаменимую сводку
всех положительных знаний по этому
вопросу, имевшихся к началу XX в. Из
остальных французских антропологов
нужно отметить Ваше де Ляпужа, одного
из основателей «социальной антропологии», изучавшего антропологические
особенности различных социальных
классов. Сиго положил начало антропологическому изучению конституции
человека. Из английских антропологов
следует назвать сподвижника Дарвина —
Гексли, разработавшего сравнительную
анатомию человека и давшего оригинальную классификацию человеческих
рас. В начале XX в. в Лондоне создалось
особое, основанное Пирсоном, направление — «биометрическое», заключающееся в применении строго статистических
методов к изучению типов и углубившее
представление о сущности вариаций.
Школа Пирсона оказала большое влияние
на антропологию и генетику. В Германии
антропология разрабатывалась во второй
половине XIX в. большим числом анатомических институтов и специальных
музеев. Из крупных работников в области
антропологии следует назвать Э. Геккеля,
Вейсбаха, Ранке, Р. Вирхова (основателя
Берлинского антропологического общества и редактора его изданий, автора мно-
15
гочисленных антропологических работ),
Фрича, Вальдейера, Штида, фон Лушана,
Швальбе. Недавно скончавшийся Р. Мартин5 в значительной степени дополнил,
уточнил и улучшил методику Брока.
Трактат Р. Мартина «Учебник антропологии в систематическом изложении»
является в настоящее время главнейшим
и авторитетнейшим руководством в антропологии. Видные современные немецкие антропологи (Моллисон, Шлагенхауфен, Э. Фишер), а в известной мере и
все современные антропологи, являются
прямыми или косвенными учениками
Мартина. Ряд крупных исследователей
и авторитетных работников в области
антропологии можно назвать и в других
европейских странах. В последнее время
антропологические общества и кафедры
основываются и во внеевропейских странах (Япония, Корея, Австралия и т.д.).
В США после войны между Северными и
Южными штатами появились обширные
антропометрические исследования Гульда, долгое время бывшие классическими;
аналогичное исследование американских
солдат было произведено и после мировой войны. По изучению африканских
рас многое сделано Боасом, Грдличкой, по
генетике — Давенпортом, по сравнительной морфологии — Уайльдером.
В России антропология начала развиваться, если не считать трудов путешественников XVIII в., давших кое-какие
сведения о физическом типе народов Сибири и Туркестана, лишь в середине XIX
в., с вступлением в Академию наук известного натуралиста К.Э. Бэра, написавшего несколько работ по антропологии
и содействовавшего пополнению анатомического музея антропологическими
коллекциями. Усилия Бэра в Петербурге
остались, однако, на долгое время без
продолжателей. Реальным началом антропологии, как науки, в России нужно
считать основание в Москве, по инициативе профессора зоологии А.П. Богданова, Антропологического отдела
5
Рудольф Мартин скончался в Мюнхене 11
июля 1925 г. Ред.
16
В.В. БУНАК
Общества любителей естествознания,
антропологии и этнографии (1864 г.).
Богданов перевел на русский язык Инструкции Брока и издал составленные
Брока вспомогательные таблицы для антропологических вычислений, долгое
время бывшие единственными в Европе.
Объединил в Обществе ряд заинтересовавшихся антропологией ученых, начал
печатание антропологических трудов,
подготовил и провел Антропологическую выставку, коллекции которой, пожертвованные Московскому университету, положили начало организации
Антропологического музея. 6 Богданов
начал изучение древнего населения Москвы и напечатал ряд работ о его типе.
Им были добыты средства для основания
в Московском университете кафедры
антропологии и был намечен кандидат
для занятия ее. Это был Д.Н. Анучин,
обогативший антропологию вообще, и
русскую науку в частности, рядом первоклассных работ, в том числе работой об
аномалиях черепа и о вариациях длины тела. Анучин значительно пополнил
Антропологический музей, превратив
его в одно из крупнейших учреждений
этого рода. Под его руководством дело
антропологического изучения народов
России начало успешно развиваться, и
результаты его составили внушительную
серию изданий Антропологического отдела, в которых были описаны едва ли
не все главнейшие племена Европейской
и Азиатской России, а также появился
ряд общих антропологических работ. В
большей или меньшей связи с Антропологическим отделом [ОЛЕАЭ] в 1880-х
и 1890-х гг. появился ряд антропологических исследований по анатомии и по
антропометрии. Из них нужно упомянуть труды проф. Зернова, гигиениста
проф. Эрисмана, давшего образцовое в
свое время исследование физического
развития рабочих, д-ра Дементьева — на
ту же тему и др. В Петербурге профессо6
Ныне — Научно-исследовательский Институт и Музей антропологии им. Д.Н. Анучина
МГУ. Ред.
ром анатомии Таренецким было основано Антропологическое общество при
Военно-Медицинской академии; он дал
ряд краниологических работ по разным
племенам России. Выпущены были несколько томов трудов общества с работами целого ряда лиц. В 1890-х гг. в СанктПетербургском университете велись занятия по антропологии проф. Петри,
автором ряда антропологических работ
и учебника по антропологии. С 1888 г.
открылось Антропологическое общество
при Санкт-Петербургском университете,
выпустившее ряд изданий и развившее
значительную деятельность под руководством сперва профессора Малиева,
потом — Ф.К. Волкова, известного исследователя украинской антропологии и
этнографии. Во многих провинциальных
городах также велись антропологические
исследования, в Томске — Чугуновым, в
Казани — Малиевым, в Дерпте — Штида
(до его перехода в Кенигсберг), ученики
которого представили ряд ценных антропологических диссертаций.
Методы антропологии
Можно различать три рода антропологических методов: 1) методы получения объектов, подлежащих изучению,
2) методы установления антропологических свойств собранных объектов, 3)
методы обработки собранных данных.
Единичные объекты могут представлять
для антрополога самостоятельный интерес (то есть не как часть целого) лишь
в исключительных условиях (ископаемые кости, какие-либо малоизвестные
аномалии, очень редкие или, напротив,
очень типичные сочетания признаков).
Обычно антропология, как типологическая наука, имеет дело с группой однородных объектов. В зависимости от рода
изучаемых особенностей (возрастных,
племенных, профессиональных и т.п.)
группа должна быть одинакова по возрасту (конечно, также и полу), племени,
профессии, территории и т.д. Смешение в одну группу разных типов недопустимо, число объектов в группе и само
разделение их на группы должны быть
[АНТРОПОЛОГИЯ В 1920-Е ГОДЫ]
различны в зависимости от изучаемого свойства. Объектами, подлежащими
изучению, одинаково являются живые
люди и трупный материал. Как трупы в
целом, так и отдельные части их, черепа и прочие кости, мозг, внутренности,
мышцы, покровы — кожный, волосяной и пр. Антропологическое значение
они приобретают постольку, поскольку относятся к определенному территориальному, возрастному, племенному
и т.д. типу и образуют более или менее
многочисленную группу, позволяющую
установить этот тип. Для изучения коллективов живых особей исследователь
должен обращаться, в зависимости от
задач и условий работы, в те или иные
медицинские учреждения, школы, фабрики, воинские части и т.д. Для получения мертвого материала главнейшими
источниками служат раскопки древних
погребений или оставленных кладбищ.
Чтобы доставить материал, представляющий научную ценность, раскопка,
упаковка и транспортировка материала должны производиться продуманно.
Другим источником служит коллекционирование материала и препарирование
трупов в моргах, секционных залах и т.п.
Некоторые образцы, например образцы
волос, можно коллекционировать, [беря
их] и у живых особей; при этом должны
быть применены целесообразные методы
препарирования, монтировки, консервирования и музейного хранения. Во
многих случаях для антропологического
изучения служат не сами объекты, а их
воспроизведения в виде фотографий,
слепков или масок-отпечатков. Антропологическая фотография приобретает
за последнее время все большее значение
и требует специального изучения. Свойства, подлежащие установлению, определяются природой объекта и задачами его
изучения. Сами же методы установления
свойств в общей форме заключаются в:
1) глазомерной оценке, 2) определении
путем сравнения с моделями, 3) измерении; вспомогательным методом является:
4) графическое воспроизведение. В основу каждого из этих методов современная
17
антропология кладет ряд принципов,
имеющих целью обеспечить сравнимость
полученных результатов (см. [что такое]
антропометрия). Методы обработки антропологического материала в настоящее
время основываются на принципах вариационной статистики.
Подразделение антропологии
По Бунаку, наиболее целесообразным
представляется подразделение антропологии на:
1) зоологическую антропологию
(Бро ка), содержащую сравнительную
анатомию отдельных групп приматов,
срав нительную эмбриологию и палеоант ропологию (сравнительную анатомию ископаемых форм в связи с палеоэтнологией или учением об ископаемой
первобытной культуре);
2) сравнительную морфологию человека — общее изучение вариаций отдельных органов и организма в целом в
пределах человеческого типа и в зависимости от разных факторов (пола, возраста, племени, места обитания, профессии и т.д.), то есть типологию человека,
или то, что Мартин называет специальной антропологией, а современные
французские ученые — морфологической антропологией;
3) описательную антропологию или
систематику человеческих рас;
4) биологию человека, изучающую
изменчивость и эволюцию человеческого
рода, взаимодействие среды и наследственности (акклиматизация, метисация,
селекция типов и т.п.);
5) функциональную антропологию
(французских авторов), включающую
сравнительную физиологию и психологию человеческих типов, и
6) прикладную антропологию.
Главнейшие проблемы
антропологии
В зоологической антропологии в настоящее время твердо установлено, что
человек и крупные человекообразные
обезьяны представляют собой одну довольно тесную систематическую груп-
18
В.В. БУНАК
пу — подотряд.7 Что касается отношения
этой группы к приматам, то строение зубов (бугорки коренных зубов), плацента,
отчасти череп, сближают ее до известной
степени с широконосыми обезьянами,
ряд других признаков — с обезьянами
собакообразными. Единого мнения об
относительной близости этих групп не
существует. Совокупность эмбриологических и палеонтологических данных
убеждает, что предки человека на известной стадии обладали четвероногим хождением, более сильно развитым рельефом
черепа и т.д. Взгляды Клаача и других
авторов, выводивших человека от примитивных прыгающих двуногих форм,
не нашли себе широкого признания. Не
существует единого мнения также и относительно эпохи и места происхождения человека, отношения известных ископаемых типов к современным. Одну
из главнейших проблем типологической
морфологии человека составляют законы
роста. В систематике человеческих рас в
настоящее время господствует воззрение Джуффрида-Руджери, по которому
человеческие расы в период первоначальной дифференциации различались
между собой как отдельные виды одного
рода, но, вследствие скрещивания всех,
даже далеких типов, утратили ясную обособленность, превратились в разновидности. Таким образом, разновидности
представляют, в сущности, несколько
утратившие свои особенности виды, а
их совокупность, то есть все современные расы в целом, представляет собой то,
что в систематике называется сборным
видом (species collectiva). От общего корня человеческого рода дифференциация
шла в нескольких различных направлениях, и различные группы остановились
на разных ступенях этой специальной
эволюции. Законченных, наиболее специализированных типов (вариететов), по
Штрацу — архиморфных типов, обычно
принимают 3 или 4: африканский, азиатский, европейский. Некоторые допускают
7
На сегодняшний день большинством исследователей признается, что это — таксон уровня
надсемейства (superfamilia). Ред.
еще американский, другие же считают
его не особым типом, а частично — как
бы менее специализированным азиатским, то есть метаморфным типом, частично — метисным. Первоначальные
стадии дифференциации — протоморфные группы — ныне сохранились лишь в
виде остатков (палеорас или проторас).
Они принадлежат к более ранним формациям и были оттеснены позднейшими
метаморфными и архиморфными расами.
Такого рода схема принимается большинством современных антропологов,
однако, не всеми. Во всяком случае, она
требует конкретизации с более основательным изучением многих примитивных
народностей. До сих пор нет единогласного мнения, можно ли в бушменах видеть
древнейшее население Африки, одного ли
типа так называемые пигмеи Африки и
Азии, в каком отношении они находятся
к примитивным волнистоволосым народам Индонезии.
Неясно многое и в антропологии Европы. Для некоторых рас общепринято,
что они имеют общее происхождение с
населением Северной Африки (евроафриканцы); вероятно участие и другого
типа — евроазиатского в составе населения Европы, но до сих пор нет единого
мнения относительно родственных отношений многих европейских разновидностей. В антропологии славянского населения Русской равнины большую проблему
представляет отношение современных
типов к древнейшему населению.
В последнее время вновь усиленно
дебатируется вопрос о метисации человеческих рас. Мнение о неблагоприятном влиянии метисного происхождения
усиленно защищается одними учеными,
оспаривается другими. Возможное неблагоприятное влияние метисации, как
таковой, при изучении метисов далеких
рас, трудно отделимо от недостатков,
создаваемых меньшей способностью к
акклиматизации. В этом признаке человеческие типы существенно различны.
Значение естественного отбора (селективные факторы в детской и взрослой
смертности, отбор типов по профессиям
[АНТРОПОЛОГИЯ В 1920-Е ГОДЫ]
и т.д.) составляет другую, также недостаточно разрешенную проблему, во всем ее
объеме поставленную Пирсоном.
Физиологическая антропология до
сих пор еще только в зачатке.8 Динамо- и
спирометрические исследования нуждаются в значительном усовершенствовании инструментария и пока дают лишь
довольно общие характеристики групп.
По отношению ко многим свойствам еще
только намечаются подходы для выделения типов. Большие успехи в последнее
время сделало изучение крови, в частности, агглютининов, которые можно
рассматривать как проявление одного из
важных функциональных свойств. Если
вопрос о расовом значении этого признака до сих пор еще не вполне решен,
то характерные типовые различия в этом
признаке уже твердо установлены. Проблемы физиологической антропологии
связываются с морфологическими.
Прикладное значение
антропологии
Целый ряд разработанных в теоретической антропологии методов и теорий
получил уже практическое применение.
В терапевтической и профилактической
диагностике, в педологии, для определения типа конституции и для учета
физического развития отдельных групп
широко пользуются антропометрическими измерениями. Они же должны лечь,
по-видимому, в основу при определении
шаблонов для фабричного изготовления предметов массового потребления
(обуви, головных уборов, костюмов). 9
Этот метод был широко применен в по8
Сейчас, в начале XXI в., физиологическая
антропология представляет собой фундаментальную антропологическую дисциплину, разработанную в достаточной мере [см.: Гудкова
Л.К. Популяционная физиология человека: Антропологические аспекты. М.: Изд-во ЛКИ, 2008.
313 с.]. Ред.
9
Данное направление — антропологическая
стандартизация — особенно бурно развивалось
в 1930–1970 гг. и имело общегосударственное
народно-хозяйственное значение [см., например:
Проблемы размерной антропологической стандартизации для конструирования одежды. М.:
Легкая индустрия, 1978. 256 с.]. Ред.
19
следнюю войну в Америке (а также и в
СССР для военного обмундирования).
Необходимость антропологического
контроля над ходом развития детей в
школах и прохождением курса физической культуры требует сознательного
применения антропологии, что повело
в Америке к созданию особых кафедр
педологической антропологии. Развивающаяся все более практика профессионального отбора неизбежно должна
включить в себя ряд антропологических
определений пригодности субъекта к той
или иной работе. Здесь важны различные
свойства — длина тела (рост), сложение
и конституция, пропорции тела, физическая сила и ряд специальных признаков в отдельных профессиях. В судебнополицейской практике для установления
личности уже давно пользуются антропологическими признаками определения
тактильных узоров пальцев и т.д.
Организация посемейных исследований может успешно развиваться лишь
на базе теоретической антропологии.
С этим связан ряд вопросов метисации,
акклиматизации, переселения и т.д. Не
может быть сомнения в том, что антропологической науке предстоит сыграть
большую практическую роль в высокоорганизованном обществе будущего, но
и в настоящее время, помимо огромного
просветительского значения, она содействует прямо и косвенно разрешению
многих актуальных практических проблем. Еще Вирхов считал антропологию
базой научной медицины и утверждал,
что научно-мыслящий врач должен быть
антропологом. В той же мере это можно
сказать относительно педагога и многих
других практических деятелей.
Постановка изучения
антропологии
Как наука сравнительно молодая антропология занимает в высшей и средней
школе положение, неравноценное с другими естественными науками. Специальные кафедры антропологии существуют
далеко не во всех университетах. Их 4 в
Германии, 3 в Англии, по 2 в Швейцарии
20
В.В. БУНАК
и Испании, по одной в Чехии, Австрии,
Венгрии, Португалии, Голландии. Только в Италии и Польше специальные кафедры антропологии имеются почти во
всех университетах. Имеются они также
во внеевропейских странах, в США — во
многих университетах. Во Франции и
Бельгии специальных антропологических кафедр нет, но в Антропологической
школе и при Музее естественной истории
ведется очень серьезное и систематическое преподавание, и командируемые
правительством в колонии врачи, административные и военные агенты, миссионеры, а равно и многие другие лица
обычно прорабатывают соответствующие дисциплины. Несмотря на сравнительно небольшое количество специальных кафедр, преподавание антропологии
(в целом или частичное) ведется, однако,
в большей части университетских городов Европы — в виде доцентских или
приват-доцентских курсов, семинаров
и т.д. Чаще всего — при кафедрах анатомии, иногда — при кафедрах географии,
зоологии, биологии, геологии или даже
на медицинских факультетах при тех или
иных клиниках. Все специальные кафедры и многие иные учреждения являются
центрами более или менее интенсивной
антропологической научной работы, о
чем свидетельствует постоянно растущая
библиография специальных антропологических публикаций, исходящих не
только из специальных, но и смежных
научных институтов, особенно анатомических, биологических и др. Существенную роль, как исследовательские учреждения, играют также музеи как специальные, так и общие, многие из которых
содержат ценнейшие антропологические
собрания. Из них широкую известность
в этой области имеют: в Лондоне — Royal
College of Surgeons, в Париже, Брюсселе,
Вене — Антропологические отделы музеев естественной истории, в Берлине
и Гамбурге — музеи народоведения, в
Мюнхене, Праге, Риме, Флоренции, Болонье — музеи при антропологических
институтах, в Вашингтоне при Смитсоновском институте. Имеются и специ-
альные исследовательские институты по
антропологии (не преподавательские) в
Берлине, Париже, Варшаве и т.д. Антропологические научные общества имеются во всех странах, во многих даже по
несколько. Почти все они издают особые
публикации. Главнейшие периодические
издания, перечисленные в нижеследующем списке, конечно, далеко не исчерпывают всех антропологических публикаций, а тем более общих и специальных
биологических и медицинских журналов,
где появляются антропологические работы. В 1920 г. основан Международный
антропологический институт, имеющий
отделения в большей части европейских
стран, и Центральное бюро — в Париже.
Институтом созываются каждые 3 года
конгрессы.
В СССР специальные антропологические кафедры имеются при следующих четырех университетах: в Москве (1-й МГУ),
Ленинграде, Ташкенте и Владивостоке. В
Казани, Иркутске и в Харькове имеются
кафедры антропологии и этнографии (или
географии). Кроме того, преподавание
антропологии, обычно частичное, ведется
при многих специальных ВУЗах — институтах физической культуры, педагогических и медицинских институтах или
факультетах. При последних — на кафедрах анатомии или социальной гигиены.
Очередной вопрос о введении в план медицинского образования основательного
курса антропологии до сих пор не получил разрешения. Имеются и специальные
исследовательские антропологические институты в Москве (при 1-м МГУ), Харькове (научно-исследовательская кафедра), в
Киеве — при Украинской Академии наук.
Исследовательская работа ведется также
в музеях и научных антропологических
обществах.
Главнейшие антропологические музеи: Московского университета, занимающий одно из первых мест среди европейских учреждений этого рода, и Музей
антропологии и этнографии Академии
наук. Антропологические коллекции в
меньших размерах имеются и во многих
других музеях, центральных и местных,
[АНТРОПОЛОГИЯ В 1920-Е ГОДЫ]
ведущих также исследовательскую работу и печатающих в своих изданиях антропологические работы.
Главнейшие научные общества: Антропологический отдел Общества лю бителей естествознания, антропологии и
этнографии в Москве, Медико-антропологическое общество в Ленингра де, аналогичное общество в Ростове-на-Дону.
Новейшая антропологическая литература сосредоточена в следующих периодических изданиях: «Journal of the Royal
Anthropological Institute of Great Britain
and Ireland», «Man», «Publications of Galton Eugenic Laboratory», «Biometrica» (английские издания). Французские издания: «Revue anthropologique», «Bulletins
et Mémoires de la Société d’Anthropologie
de Paris», «L’Anthropologie». На немецком
языке: «Archiv für Anthropologie», «Zeitschrift für Morphologie und Anthropologie»,
«Anthropologischer Anzeiger», «Archiv für
21
Rassen- und Gesellschaftsbiologie», «Mitteilungen der anthropologischen Gesellschaft in Wien», «Zeitschrift für Ethnologie»,
«Prehistorische Zeitschrift». В Италии: «Atti
della Società di Antropologia di Roma»,
«Archivio per l’Antropologia e l’Etnologia».
В Польше: «Kosmos», «Serya antropologiczna naukowego Towarzystwa imema
Kopermka» (Lwow). B CША: «Journal of
Physical Anthropology», «American Anthropologist», «Publications of the Eugenic
Record Office». В СССР: «Русский антропологический журнал». В перечисленных
изданиях можно найти значительную
часть антропологических публикаций
последнего времени, а в виде рефератов,
рецензий или, по крайней мере, ссылок
и библиографий в них упомянуты почти
все антропологические работы.
Публикация подготовлена
Д.В. Пежемским
[Anthropology in the 1920s]
BUNAK V.V.
(† 1979)
This publication is reprint of the article «Anthropology» of V.V. Bunak, published in 1928 in the 2nd volume
of Great Medical Encyclopedia (ed. N.A. Semashko). The article accurately reflects the state of the physical
anthropology immediately after «Anuchin’s period». It focuses on the physical anthropology’s structure and
methods defined during the 1920s, its goals, objectives and issues. That’s why the article gained new title. The
article was reprinted almost unchanged with minimal correction. Publication was edited by D.V. Pezhemsky.
Key words: physical anthropology, history of anthropology, Bunak.
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 22–36
УДК 572.74
Краниологические типы
Африканского континента
А.П. ПЕСТРЯКОВ, О.М. ГРИГОРЬЕВА
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
По специальной краниологической программе рассматривается краниологическая дифференциация близкого к современности населения транссахарской части Африки. Подавляющая часть населения Африки относится к панойкуменному краниологическому
типу тропидов, т.е. населению с относительно небольшой величиной черепной коробки,
по форме длинной, узкой и относительно высокой.
В центральной части Африки встречаются популяции пигмеев, которые почти не
отличаясь от соседних негрских популяций по форме черепной коробки, но имеют исключительно малую величину мозгового черепа — минимальную на этом континенте.
Некоторая часть земледельческого населения Центральной Африки в этом отношении
не отличается от пигмеев. Подобные краниосерии мы выделяем в локальный краниологический тип пигмеоидов.
От основного массива африканских краниологических серий заметно отличаются
также бушмены (краниологический тип капоидов). Они имеют череп заметно меньше,
чем у большинства других африканских краниологических типов, а по форме значительно
более низкосводный. Подобную форму имеют и изученные земледельческие популяции
Восточной Африки. Эти черты выводят их из краниологического типа тропидов. Их мы
выделяем в локальный краниологический тип капоидов.
Краниосерии кочевых скотоводов Восточной и Южной Африки имеют крупные размеры черепной коробки, по форме долихокранной и высокосводной.
Ключевые слова: физическая антропология, палеоантропология, краниология, краниологический тип, Африка.
Введение
Настоящая работа посвящена краниологической дифференциации современного населения Африки, с особым вниманием к транссахарской части континента.
Статья является продолжением исследований, посвящённых панойкуменному
обзору распространения различных краниологических типов современного населения. В этом отношении Африка, как
прародина древнейшего человечества,
представляет значительный интерес.
Работа выполнена при поддержке ПФИ РАН
грант «Изменчивость антропологического облика населения Центральной России от древности
до позднего средневековья на сравнительном
фоне окружающих территорий» и РФФИ грант
«Решение проблемы этногенеза славян на основе
палеореконструкции популяций Центральной и
Восточной Европы» № 12-06-00153-а.
Согласно нашим более ранним статьям, расовая классификация населения
Земли, принятая различными антропологами-расоведами и основанная на
изучении живых популяций, должна
отделяться от собственно краниологической классификации, базирующейся
на изучении ископаемых останков (черепов). Из-за принципиального различия наборов признаков, по которым
проводится антропологическая дифференциация, между этими системами не
может быть полного совпадения [Пестряков, Григорьева, 2004, с. 87]. Также
естественно, что все антропологические
классификации отличны и от принятых
в науке этнических и лингвистических
схем дифференциации народов. Это следует иметь в виду, при рассмотрении
КРАНИОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ АФРИКАНСКОГО КОНТИНЕНТА
нашего анализа краниологического материала.
Согласно наиболее распространённой
в отечественной антропологии расовой
классификации [Рогинский, Левин, 1978]
большая часть населения транссахарской
Африки относится к негрской расе (по
нашей краниологической классификации — это западные тропиды). Народности койсанской лингвистической семьи
(бушмены, готтентоты и др.) относят к
южноафриканской (бушменской) малой
расе (по нашей краниологической классификации — это капоидный краниологический тип), а пигмеев Африки относят
к центральноафриканской (негрилльской)
малой расе.
Материалы и методы
Краниологический анализ выполнялся по методикам, принятым авторами настоящей статьи, которые наиболее кратко характеризуют тотальные
абсолютные размеры и основную форму
черепной коробки изучаемых серий, как
советовал профессор В.В. Бунак [Бунак,
1922]. Согласно предварительным исследования, выполненным нами ранее,
население Африки в целом принадлежит
к одному из трёх панойкуменных (в настоящее время наиболее распространённых) краниологических типов — к тропидам [Пестряков, 1995; Пестряков, Григорьева, 2004]. Однако это были именно
предварительные исследования, которые
позволили лишь отнести основное население Африки к тропидам и выделить из
всего африканского массива населения
капоидов (койсанов по языку — этносы
бушменов и готтентотов) как особый
локальный краниологический тип, отличный от тропидов, в том числе и от
негроидов.
Как обычно, в подобных исследованиях мы использовали данные по 10 метрическим параметрам. Четыре из них
характеризуют абсолютную величину черепной коробки: её наибольшие продольный, поперечный и высотный (от ba) диаметры, т.е. признаки № 1, 8, 17 бланка Р.
Мартина и ОРВ (общая ростовая величи-
23
на) — параметр, получаемый векторным
сложением величин этих трёх диаметров,
по формуле: ОРВ = (12 + 82 + 172)1/2. Остальные параметры описывают её форму —
два первых стандартно часто используются в краниологии — это черепной
указатель (ЧУ), и высотно-поперечный
указатель (ВПУ); четыре последующих
обычно используются авторами настоящей статьи — указатель долихоидности
(УД), брахиоидности (УБ), гипсиоидности (УГ) и степень сферичности (СС).
Величины УД, УБ и УГ вычисляются единообразным способом. Это средние геометрические отношения каждого из трех
названных диаметров черепной коробки
к двум оставшимся (в %%). Например,
УД = 100 * [(1 2/(8 * 17)] 1/2, и т.п. Три этих
указателя можно объединить в обобщающем параметре (СС), который указывает степень сферизации черепной
коробки и рассчитывается по формуле:
СС = (200 – УД + УБ + УГ) : 3 Он показывает, в какой мере форма черепной коробки
приближается к сфере.
В таблице 1 даны среднегрупповые
величины изучаемых нами краниологических признаков по сборным мужским
сериям Африки, разделённой на традиционные крупномасштабные африканские
регионы (n — число черепов в серии).
Данные по основным диаметрам черепа
здесь взяты из работы И. Рибот [Ribot,
2003], остальные параметры рассчитаны
авторами статьи.
Результаты и обсуждение
Из таблицы 1 видно, что черепа капоидов (бушменов) и пигмеев заметно
выделяются из основного африканского
массива своей малой абсолютной величиной (ОРВ равна 259,2 и 256,6, соответственно, при среднеафриканской 262,5).
Но по форме черепа названные серии
резко отличаются: у капоидов он удлинённый (параметр УД), долихокранный
и здесь самый низкосводный (минимальные величины параметров ВПУ и УГ),
у пигмеев — более укороченный, мезокранный и более высокосводный. Самые
крупные черепа фиксируются в Южной и
24
А.П. ПЕСТРЯКОВ, О.М. ГРИГОРЬЕВА
Таблица 1
Среднегрупповые величины параметров серий, обобщённых
по крупномасштабным регионам
Регион, серии
n
1
8
17
ОРВ
ЧУ
ВПУ
УД
УБ
УГ
СС
Западная Африка
243
181,0 135,6 135,4 263,6 74,9
99,8 133,6 86,6
86,4
79,8
Центральн. Африка
143
179,5 136,4 134,9 262,8 76,0
98,9 132,3 87,7
86,2
80,5
Южная Африка
102
186,3 135,6 136,5 267,8 72,8 100,7 136,9 85,0
85,9
78,0
Восточная Африка
199
184,0 132,5 129,3 261,0 72,0
97,5 140,6 85,9
82,8
76,0
Африканский Рог
49
181,2 133,3 133,2 261,5 73,6
99,9 136,0 85,8
85,7
78,5
Северная Африка
30
185,2 138,5 135,0 267,8 74,8
97,5 135,4 87,6
84,3
78,8
капоиды
63
180,8 134,7 127,9 259,2 74,5
95,0 137,8 88,5
82,0
77,6
пигмеи
9
175,4 134,8 130,0 256,6 76,9
96,4 132,5 89,3
84,5
80,5
932
182,1 134,6 132,8 262,5 73,9
98,7 136,2 86,6
84,8
78,4
Африка суммарно
Северной Африке. Самые удлинённые (по
величине параметра УД) черепа на территории Восточной Африки. Они почти
такие же низкосводные, как капоиды (по
величине УГ), что может быть следствием
примеси капоидов в популяциях данной
территории Африки.
На рис. 1 представлена дендрограмма,
иллюстрирующая взаимные таксономи-
ческие положения этих суммарных краниологических серий.
Наиболее тесный кластер образуют
серия Африканского Рога и суммарная
африканская серия. К этому объединению
примыкает кластер Западной и Центральной Африки, а затем — кластер серий
Южной и Северной Африки. Отдельный
кластер образуют черепа населения Вос-
Ɂɚɩ. Ⱥɮɪɢɤɚ
ɐɟɧɬɪ. Ⱥɮɪɢɤɚ
Ⱥɮɪɢɤɚɧɫɤ. Ɋɨɝ
Ⱥɮɪɢɤɚ ɜɫɹ
ɘɠɧ. Ⱥɮɪɢɤɚ
ɋɟɜ. Ⱥɮɪɢɤɚ
ȼɨɫɬ. Ⱥɮɪɢɤɚ
ɤɚɩɨɢɞɵ
ɩɢɝɦɟɢ
0
2
4
6
8
10
12
14
Linkage Distance
Рис. 1. Дендрограмма таксономических расстояний сборных серий регионов Африки
по 10 изучаемым параметрам
25
КРАНИОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ АФРИКАНСКОГО КОНТИНЕНТА
собой, объединены нами в одной таблице. Исходные данные взяты из соответствующей литературы. Серии нага и барибо (Бенин), сереро (Сенегал), ашанти
(Гана), краниосерии из Габона (близ устья
р. Конго), тетела (Заир, нижнее течение
р. Конго) — из статьи Шамла [Chamla,
1954] и работы Алексеева [Alexejev,1973].
Краниосерия Камеруна из статьи Дронтшилова [Drontschilow, 1913], серия басуку
из юго-восточного Заира и серия пигмеев
из работы Рибот [Ribot, 2003], в таблице
означена — пигмеи (R.), серия догонов и
очень маленькая серия пигмеев (3 мужских черепа) из работ Хауэлса [Howells],
в таблице означена — пигмеи (H.).
Как следует из таблиц 1 и 2 очень малой величиной черепной коробки выделяются здесь две краниосерии пигмеев
(ОРВ = 256,6 – 258,3), но с ними сходна также серия басуку из юго-восточной части
государства Заир (Конго), с ещё меньшей
её величиной (ОРВ = 255,8). Это позволяет
выделить среди основной массы негроидов Африки (панойкуменный краниологический тип тропидов) локальный краниологический тип пигмеоидов, к которому
видимо принадлежат не только пигмеи,
точной Африки и капоидов (бушмены и
готтентоты). В наибольшем отдалении от
всех оказались (как и можно было предположить) пигмеи.
Такова картина, когда учитываются
все наши параметры. Иначе расположены
группы на дендрограмме (рис. 2), когда
учитываются лишь параметры формы
черепа.
Здесь суммарная африканская серия
наиболее близка к серии Северной Африки, а серия Африканского Рога к южноафриканской. К этому общему кластеру
примыкает кластер, объединяющий серии
Западной и Центральной Африки, а затем
серия пигмеев. От этого большого кластера отделено объединение серий Восточной Африки и капоидов.
Далее будем анализировать изменчивость наших признаков внутри отдельных регионов, используя данные по конкретным краниосериям, среди которых
не представлены здесь серии Африканского Рога, а самая северная транссахарская серия сереро (Сенегал) примыкает к
Западной Африке.
Краниосерии Западной и Центральной Африки, как наиболее близкие между
Ɂɚɩ. Ⱥɮɪɢɤɚ
ɐɟɧɬɪ. Ⱥɮɪɢɤɚ
ɘɠɧ. Ⱥɮɪɢɤɚ
Ⱥɮɪɢɤɚɧɫɤ. Ɋɨɝ
ɋɟɜ. Ⱥɮɪɢɤɚ
Ⱥɮɪɢɤɚ ɜɫɹ
ɩɢɝɦɟɢ
ȼɨɫɬ. Ⱥɮɪɢɤɚ
ɤɚɩɨɢɞɵ
1
2
3
4
5
Linkage Distance
6
7
8
Рис. 2. Дендрограмма таксономических расстояний сборных серий регионов Африки
по параметрам формы черепа (ЧУ, ВПУ, УД, УБ, УГ)
26
А.П. ПЕСТРЯКОВ, О.М. ГРИГОРЬЕВА
Таблица 2
Среднегрупповые величины параметров краниосерий
Западной и Центральной Африки
Серия
1
8
17
ОРВ
ЧУ
ВПУ
УД
УБ
УГ
СС
нага и бариба
187,0
129,0
134,0
263,8
69,2
103,6
142,2
81,5
86,3
75,2
сереро
192,0
134,0
136,0
270,8
69,7
101,4
142,2
82,9
84,8
75,2
ашанти
183,0
131,0
135,6
262,7
72,0
103,0
137,3
83,2
87,6
77,8
догоны
178,0
137,3
132,4
260,9
77,2
96,5
132,1
89,5
84,7
80,7
камерунцы
180,1
138,8
135,0
264,4
77,1
97,3
131,6
89,0
85,4
80,9
Габон
180,0
136,0
136,1
263,5
75,6
100,1
132,3
86,9
87,0
80,5
тетела
179,0
138,0
134,2
262,9
77,4
97,0
131,5
89,0
85,4
81,0
басуку
178,2
128,7
130,9
255,8
72,2
101,7
137,3
84,3
86,4
77,8
пигмеи (H.)
177,0
130,3
135,7
258,3
73,6
104,1
133,1
84,1
89,3
80,1
пигмеи (R.)
175,4
134,8
130,0
256,6
76,9
96,4
132,5
89,3
84,5
80,4
Число серий
10
10
10
10
10
10
10
10
10
10
Средняя
181,0
133,8
134,0
262,0
74,1
100,1
135,2
86,0
86,2
79,0
Сигма
5,07
3,80
2,18
4,38
3,18
3,07
4,26
3,09
1,52
2,31
ɧɚɝɚ ɢ ɛɚɪɢɛɚ
ɚɲɚɧɬɢ
ɫɟɪɟɪɨ
Ƚɚɛɨɧ
ɬɟɬɟɥɚ
ɤɚɦɟɪɭɧɰɵ
ɞɨɝɨɧɵ
ɩɢɝɦɟɢ (R.)
ɛɚɫɭɤɭ
ɩɢɝɦɟɢ (H.)
0
5
10
15
Рис. 3. Дендрограмма таксономических расстояний серий таблицы 2
по всем изучаемым параметрам
20
27
КРАНИОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ АФРИКАНСКОГО КОНТИНЕНТА
но и некоторые негрские серии гумидной
зоны тропической западной Африки.
Противоположный полюс в данном
регионе — максимальный размер черепа (ОРВ = 270,8), фиксируется у сереро
Сенегала в максимальном географическом удалении от юго-восточного Заира.
Относительно большой абсолютной величиной черепной коробки (параметр
ОРВ = 262,7 – 270,8) и долихокранностью
(ЧУ = 69,2 – 72,0) отличаются представленные в таблице краниосерии северозапада изучаемого региона (сереро, ашанти, нага и бариба), за исключением догонов. Напротив, краниосерии Нижней
Гвинеи и бассейна реки Конго имеют,
как правило, меньшую общую величину
черепной коробки (параметр ОРВ), по
форме более укороченной и тяготеющей
к мезокрании.
Для этого региона характерна большая межгрупповая дисперсия параметров абсолютной и относительной длины
черепной коробки, значительно меньшая — ширины, при малой величине дисперсии для абсолютных и относительных
величин высоты. Сильно здесь варьирует
на межгрупповом уровне и черепной указатель — от ультрадолихокрании у нага,
бариба и сереро (ЧУ = 69,2 – 69,7) до выраженной мезокрании у пигмеев, тетела,
догонов и др. (ЧУ = 76,9 – 77,4). Величина
межгрупповой дисперсии этого признака — σ = 3,18.
Очень удачно иллюстрирует таксономические взаимосвязи изучаемых серий
нижеследующая дендрограмма.
На рис. 3 выделяются два кластера:
один состоит из серий северо-запада тропического пояса Африки транссахарской
Африки, кроме догонов, другой из серий Нижней Гвинеи и бассейна р. Конго,
включая пигмеев (юго-восток тропического пояса Западной Африки). В последний кластер, однако, входит серия
догонов из северо-западного региона (северная излучина р. Нигер).
В таблице 3 представлены те же краниосерии, что и таблице 2, кроме пигмеоидов, которые отличаются исключительно малой величины их черепной
коробки.
Исключение краниологических серий
пигмеоидов мало изменило общую картину изменчивости наших признаков в
этом регионе. По-прежнему в межгрупповом отношении наиболее вариабельна
абсолютная и относительная величины
Таблица 3
Среднегрупповые величины параметров
краниосерий Западной и Центральной Африки без пигмеоидов
Серия
1
8
17
ОРВ
ЧУ
ВПУ
УД
УБ
УГ
СС
нага,бариба
187,0
129,0
134,0
263,8
69,2
103,6
142,2
81,5
86,3
75,2
сереро
192,0
134,0
136,0
270,8
69,7
101,4
142,2
82,9
84,8
75,2
ашанти
183,0
131,0
135,6
262,7
72,0
103,0
137,3
83,2
87,6
77,8
Габон
180,0
136,0
136,1
263,5
75,6
100,1
132,3
86,9
87,0
80,5
тетела
179,0
138,0
134,2
262,9
77,4
97,0
131,5
89,0
85,4
81,0
камерунцы
180,1
138,8
135,0
264,4
77,1
97,3
131,6
89,0
85,4
80,9
догоны
178,0
137,3
132,4
260,9
77,2
96,5
132,1
89,5
84,7
80,7
7
7
7
7
7
7
7
7
7
7
Средняя
182,7
134,9
134,8
264,1
74,0
99,8
135,6
86,0
85,9
78,8
Сигма
5,08
3,71
1,33
3,14
3,64
2,96
4,94
3,39
1,11
2,68
Число серий
28
А.П. ПЕСТРЯКОВ, О.М. ГРИГОРЬЕВА
ɧɚɝɚ ɢ ɛɚɪɢɛɚ
ɚɲɚɧɬɢ
ɫɟɪɟɪɨ
Ƚɚɛɨɧ
ɬɟɬɟɥɚ
ɤɚɦɟɪɭɧɰɵ
ɞɨɝɨɧɵ
0
2
4
6
8
10
12
14
16
18
20
Linkage Distance
Рис. 4. Дендрограмма таксономических расстояний серий таблицы 2
по всем изучаемым параметрам, без пигмеоидов
продольного диаметра черепа, далее идёт
соответствующая вариабельность поперечного диаметра. Намного менее варьируют величины параметров связанных
с высотником (17, ВПУ и особенно УГ).
Нижеследующая дендрограмма, построенная на данных таблицы 3 (рис. 4), дают
точно такую же картину (за вычетом
серий пигмеоидов), что и дендрограмма
на рис. 3.
Здесь также как и на предшествующей дендрограмме выделяются те же два
кластера: 1) краниосерии северо-запада
и Верхней Гвинеи и 2) краниосерии Нижней Гвинеи, бассейна реки Конго и серия
догонов. Это позволяет в дальнейшем
Таблица 4
Средние величины краниосерий Восточной Африки
Серия
1
8
17
ОРВ
ЧУ
ВПУ
УД
УБ
УГ
СС
тейта (Кения)
183,9
129,6
130,8
260,2
70,5
100,9
141,2
83,6
84,7
75,7
Уганда
183,5
133,4
127,7
260,3
72,7
95,9
140,6
87,2
81,7
76,1
Танганьика
180,8
130,4
129,4
257,8
72,1
99,2
139,2
85,3
84,3
76,8
хуту (Руанда)
184,7
134,8
126,4
261,3
73,0
93,7
141,5
88,3
80,1
75,6
масаи (Танзания)
189,0
138,0
139,0
272,2
73,0
100,7
136,5
85,1
86,1
78,2
ангони (Малави)
184,3
134,6
137,0
266,2
73,0
101,8
135,7
84,7
87,0
79,8
6
6
6
6
6
6
6
6
6
6
Средняя
184,4
133,5
131,7
263,0
72,4
98,7
139,1
85,7
84,0
77,0
Сигма
2,66
3,10
5,15
5,29
0,99
3,21
2,48
1,73
2,63
1,66
Число серий
29
КРАНИОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ АФРИКАНСКОГО КОНТИНЕНТА
ɬɟɣɬɚ (Ʉɟɧɢɹ)
Ɍɚɧɝɚɧɶɢɤɚ (ɫɛɨɪɧ.)
ɍɝɚɧɞɚ (ɫɛɨɪɧ.)
ɯɭɬɭ (Ɋɭɚɧɞɚ)
ɦɚɫɚɢ (Ɍɚɧɡɚɧɢɹ)
ɚɧɝɨɧɢ (Ɇɚɥɚɜɢ)
2
4
6
8
10
12
14
16
18
Linkage Distance
Рис. 5. Дендрограмма таксономических расстояний серий таблицы 3
по всем изучаемым параметрам
разделять эти серии на две группировки:
негроиды Западной Африки и негроиды
Центральной Африки. К последней примыкают краниосерии пигмеоидов.
Краниосерии Восточной Африки.
Данные по тейта Кении и сборной серии
Танганьики взяты из статьи Элизабет
Китсон [Kitson, 1931], по сборной серии
из Уганды — из статьи Горни [Gorny,
1957], масаев — из работы Хеннеберга и
Стейна [Henneberg, Steyn, 1993], хуту —
статья Рибот [Ribot, 2002], ангони — статья Шрубсалла [Shrubsall, 1899].
На этой территории, в резком отличие от данных по Западной и Центральной Африке, в межгрупповом отношении
наиболее вариабельным оказались величины, связанные с высотным диаметром
черепной коробки (17, ВПУ, УГ). Черепной указатель здесь варьирует исключительно мало, всегда оставаясь в рамках
долихокрании (σ = 0,99, а среди западнои центральноафриканских серий σ = 3,18).
Среди представленного материала бросаются в глаза своей большой величиной
черепа серии ангони (ОРВ = 266,2) и, осо-
бенно, масаев (ОРВ = 272,2). В этих же
сериях черепа по форме сравнительно короткие (УД = 135,7 и 136,5), и высокосводные (УГ = 87,0 и 86,1), а у остальных серий
этого региона значительно более гипокранные (ОРВ = 257,8 – 261,3), по форме более удлинённые (УД = 139,2 – 141,5)
и значительно более низкосводные
(УГ = 80,1 – 84,7).
Таксономические расстояния этих серий ниже иллюстрирует дендрограмма
(рис. 5).
Картина полностью соответствует
данным таблицы 3. Масаи и ангони образуют свой кластер, а оставшиеся 4 серии
другой. Причём наиболее близки между
собой серии хуту (Руанда) и сборная серия Уганды, к ним присоединяется кластер серии тейта из Кении и сборной
серии Танзании (Танганьики). Здесь хорошо проявляются две закономерности.
Первая — наиболее крупноголовы скотоводы масаи и ангони, другие (более
мелкоголовые) серии представлены в
основном земледельцами. Вторая закономерность — население Уганды и Руанды
30
А.П. ПЕСТРЯКОВ, О.М. ГРИГОРЬЕВА
ɬɟɣɬɚ (Ʉɟɧɢɹ)
Ɍɚɧɝɚɧɶɢɤɚ (ɫɛɨɪɧ.)
ɍɝɚɧɞɚ (ɫɛɨɪɧ.)
ɯɭɬɭ (Ɋɭɚɧɞɚ)
ɦɚɫɚɢ (Ɍɚɧɡɚɧɢɹ)
ɚɧɝɨɧɢ (Ɇɚɥɚɜɢ)
2
4
6
8
10
12
14
16
18
Linkage Distance
Рис. 6. Дендрограмма таксономических расстояний серий таблицы 3
по параметрам формы
(хуту), образующие отдельный кластер
являются в значительной мере обитателями лесных тропиков Восточной Африки,
они территориально ближе к гумидной
зоне Центральной Африки, а кенийцы
(тейта) и танзанийцы (другой кластер)
в основном жители более аридной зоны
восточноафриканской саванны.
Вторая закономерность особенно
хорошо проявляется при рассмотрении
кластрограммы, построенной только по
параметрам формы этих серий (рис. 6).
Здесь более «лесные» краниосерии
(хуту и угандийцы) образуют отдельный
кластер от «саванновых» серий (земледельцы Кении и Танзании) и скотоводов
масаев и ангони. И здесь скотоводы масаи и ангони и ближе друг к другу, чем к
остальным сериям.
Краниосерии Южной Африки, территории расположенной южнее р. Замбези.
Соответствующие данные взяты из
следующих литературных источников.
Бушмены и готтентоты из статьи Элизабет Китсон [Kitson, 1931], другая серия
бушменов из материалов Хауэллса [Howells], зулу, сото и коса — из Райтмайра
[Rightmire, 1970], ещё одна группа зулу
из работы Хауэллса [Howells], краниосерия берега Мозамбика между р. Лимпопо
и р. Замбези и серия кафров — из статьи Шрубсалла [Shrubsall, 1899], серии
палеобушменов Рит-Ривера и Абрахамстауна (XV–XVI в.в.) — из Хеннеберга и
Стейна [Henneberg and Steyn, 1993].
На территории Южной Африки межгрупповая изменчивость признаков сходна с таковой для Восточной Африки и
отличается от Западной и Центральной её
частей. Наиболее изменчивы параметры,
связанные с высотой черепной коробки
(17, ВПУ, УД). Здесь также хорошо заметна большая разница в величине черепной коробки (ОРВ варьирует от 254,4 у
бушменов, до 271,9 у кафров). Черепной
указатель изменяется мало, лишь в сериях бушменов слегка зашкаливая верхнюю
границу долихокрании.
Наиболее крупноголовыми оказались, как в Восточной Африке, серии бантуязычных скотоводов — зулу, коса, сото
31
КРАНИОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ АФРИКАНСКОГО КОНТИНЕНТА
Таблица 5
Средние величины краниосерий Южной Африки
1
8
17
ОРВ
ЧУ
ВПУ
УД
УБ
УГ
СС
Мозамбик
185,1
133,1
129,4
262,2
71,9
97.3
141,2
86,0
82,4
75,8
зулу (H.)
185,1
134,1
133,7
264,9
72,5
99,7
138,4
85,3
85,1
77,3
зулу (R.)
186,3
135,2
134,4
266,6
72,6
99,4
138,2
85,4
84,7
77,3
Сото
187,2
133,3
131,9
265,0
71,2
98,9
141,2
84,8
83,5
75,7
Коса
188,1
135,7
132,0
266,9
72,1
97,3
140,5
86,1
82,6
76,1
Кафры
190,1
137,4
137,4
271,9
72,3
100,2
138,4
85,0
85,1
77,2
бушмены (H.)
178,4
133,6
122,5
254,4
75,0
91,8
139,6
90,5
79,4
76,8
бушмены (K.)
179,3
135,7
126,9
258,2
75,7
93,5
136,6
90,0
81,4
78,2
готтентоты
184,0
133,4
131,8
262,7
72,5
98,8
138,8
85,7
85,1
77,3
Рит-Ривeр
182,0
135,0
128,0
260,3
74,2
94,8
138,5
88,4
81,7
77,2
Абрахамстаун
185,0
136,0
127,0
262,4
73,5
93,4
140,8
88,7
80,1
76,0
11
11
11
11
11
10
11
11
11
11
Средняя
184,6
134,8
130,5
263,2
73,1
96,8
139,3
86,9
82,8
76,8
Сигма
3,56
1,38
4,19
4,69
1,39
3,11
1,48
2,09
2,05
0,80
Серия
Число
Ɇɨɡɚɦɛɢɤ
ɫɨɬɨ
ɤɨɫɚ
ɡɭɥɭ (H.)
ɡɭɥɭ (R.)
ɝɨɬɬɟɧɬɨɬɵ
ɤɚɮɪɵ
ɛɭɲɦɟɧɵ (H.)
ɛɭɲɦɟɧɵ (K.)
Ɋɢɬ-Ɋɢɜeɪ
Ⱥɛɪɚɯɚɦɫɬɚɭɧ
0
5
10
15
Linkage Distance
Рис. 7. Дендрограмма таксономических расстояний серий таблицы 4
по всем изучаемым параметрам
20
32
А.П. ПЕСТРЯКОВ, О.М. ГРИГОРЬЕВА
Таблица 6
Средние величины краниологических серий Восточной и Южной Африки
1
8
17
ОРВ
ЧУ
ВПУ
УД
УБ
УГ
СС
Мозамбик
185,1
133,1
129,4
262,2
71,9
97,3
141,2
86,0
82,4
75,8
зулу (H.)
185,1
134,1
133,7
264,9
72,5
99,7
138,4
85,3
85,1
77,3
зулу (R.)
186,3
135,2
134,4
266,6
72,6
99,4
138,2
85,4
84,7
77,3
Сото
187,2
133,3
131,9
265,0
71,2
98,9
141,2
84,8
83,5
75,7
Коса
188,1
135,7
132,0
266,9
72,1
97,3
140,5
86,1
82,6
76,1
Кафры
190,1
137,4
137,4
271,9
72,3
100,2
138,4
85,0
85,1
77,2
бушмены (H.)
178,4
133,6
122,5
254,4
75,0
91,8
139,6
90,5
79,4
76,8
бушмены (K.)
179,3
135,7
126,9
258,2
75,7
93,5
136,6
90,0
81,4
78,2
готтентоты
184,0
133,4
131,8
262,7
72,5
98,8
138,8
85,7
85,1
77,3
Рит-Ривeр
182,0
135,0
128,0
260,3
74,2
94,8
138,5
88,4
81,7
77,2
тейта (Кения)
183,9
129,6
130,8
260,2
70,5
100,9
141,2
83,6
84,7
75,7
Уганда
183,5
133,4
127,7
260,3
72,7
95,9
140,6
87,2
81,7
76,1
Танганьика
180,8
130,4
129,4
257,8
72,1
99,2
139,2
85,3
84,3
76,8
хуту
184,7
134,8
126,3
261,3
73,0
93,7
141,5
88,3
80,1
75,6
масаи
189,0
138,0
139,0
272,2
73,0
100,7
136,5
85,1
86,1
78,2
ангони
184,3
134,6
137,0
266,2
73,0
101,8
135,7
84,7
87,0
79,8
Абрахамстаун
185,0
136,0
127,0
262,4
73,5
93,4
140,8
88,7
80,1
76,0
17
17
17
17
17
17
17
17
17
17
Средняя
184,5
134,3
130,9
263,2
72,8
97,5
139,2
86,5
83,2
76,9
Сигма
3,18
2,15
4,43
4,74
1,27
3,08
1,82
2,00
2,26
1,13
Серия
Число
и, особенно, кафры (ОРВ у них варьирует
от 264,9 до 271,9). Наиболее гипокранны
бушмены (ОРВ = 254,5 – 258,2) и ранние
(XV–XVI в.в. н.э.) бушмены Рит-Ривера и
Абрахамстауна (ОРВ = 260,3 – 262,4). Промежуточное положение здесь заняли серии готтентотов и населения Мозамбика
(ОРВ = 262,7 и 262,2, соответственно).
Взаимосвязь изучаемых групп иллюстрирует нижеследующая дендрограмма, где
данные по группам зулу и бушменов из
работ Хауэллса, отмечены буквой H, зулу
Райтмайра — R., бушмены Китсон — К.
Здесь выделяется кластер краниологи ческих серий современных и более
ранних бушменов — по хозяйственному
укладу охотников и собирателей. Осталь-
ные серии образуют противоположный
кластер, при этом скотоводы готтентоты
(койсаны по языку, как и бушмены) оказываются ближе к зулу.
Учитывая сходство дихотомического
краниологического деления серий Южной Африки с таковым на территории
Восточной Африки, можно рассматривать их вместе.
На нижеследующей дендрограмме
(рис. 8) хорошо видно дихотомическое
деление краниологических серий этой
таблицы.
Здесь нижний кластер объединяет
краниосерии всех скотоводов, а верхний — земледельцев и собирателей Восточной и Южной Африки.
33
КРАНИОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ АФРИКАНСКОГО КОНТИНЕНТА
Ɇɨɡɚɦɛɢɤ
ɍɝɚɧɞɚ (ɫɛɨɪɧɚɹ)
ɯɭɬɭ (Ɋɭɚɧɞɚ)
Ⱥɛɪɚɯɚɦɫɬɚɭɧ
ɛɭɲɦɟɧɵ (K.)
Ɋɢɬ-Ɋɢɜeɪ
ɛɭɲɦɟɧɵ (H.)
ɬɟɣɬɚ (Ʉɟɧɢɹ)
Ɍɚɧɝɚɧɶɢɤɚ (ɫɛɨɪɧ.)
ɡɭɥɭ (H.)
ɡɭɥɭ (R.)
ɝɨɬɬɟɧɬɨɬɵ
ɫɨɬɨ
ɤɨɫɚ
ɚɧɝɨɧɢ (Ɇɚɥɚɜɢ)
ɤɚɮɪɵ
ɦɚɫɚɢ (Ɍɚɧɡɚɧɢɹ)
0
2
4
6
8
10
12
14
16
18
20
Linkage Distance
Рис. 8. Дендрограмма таксономических расстояний серий Восточной и Южной Африки,
по всем параметрам
Чтобы представить краниологическую дифференциацию населения Африки по данным 27 серий, использованных
в настоящей статье, мы объединили их
согласно доминирующему типу их хо-
зяйства и сходству характеристик их черепной коробки, выявленных всем предшествующим анализом. В нижеследующей таблице 7 даны характеристики этих
объединений.
Таблица 7
Средние межгрупповые величины параметров объединений изученных
краниологический серий Африки
Объединения серий
n
1
8
17
ОРВ
ЧУ
ВПУ
УД
УБ
УГ
СС
земледельцы
Западной Африки
4
185,0 132,8 134,5 264,6
72,0
101,1 138,5
84,3
85,9
77,2
земледельцы
Центральной Африки
4
179,3 135,4 134,1 261,7
75,6
90,0
133,2
87,3
86,1
80,1
земледельцы
Восточной Африки
5
183,6 132,3 128,7 260,4
72,0
97,4
140,7
86,1
82,6
76,0
скотоводы Восточной
и Южной Африки
8
186,8 135,2 134,7 267,1
72,4
99,6
138,5
85,3
84,9
77,4
собиратели-пигмеи
2
176,2 132,6 132,8 257,5
75,3
100,3 132,8
86,7
86,9
80,3
собиратели-бушмены
4
181,2 135,1 126,1 258,8
74,6
93,4
89,4
80,7
77,1
138,9
34
А.П. ПЕСТРЯКОВ, О.М. ГРИГОРЬЕВА
ɡɟɦɥɟɞɟɥɶɰɵ Ɂɚɩ. Ⱥɮɪɢɤɢ
ɫɤɨɬɨɜɨɞɵ ȼɨɫɬ.ɢ ɘɠ. Ⱥɮɪɢɤɢ
ɡɟɦɥɟɞɟɥɶɰɵ ȼɨɫɬ. Ⱥɮɪɢɤɢ
ɫɨɛɢɪɚɬɟɥɢ - ɛɭɲɦɟɧɵ
ɡɟɦɥɟɞɟɥɶɰɵ ɐɟɧɬɪ. Ⱥɮɪɢɤɚ
ɫɨɛɢɪɚɬɟɥɢ - ɩɢɝɦɟɢ
2
4
6
8
10
12
14
Linkage Distance
Рис. 9. Дендрограмма таксономических расстояний серий, разделённых
по изученным регионам и типу хозяйства Африки (по всем изучаемым параметрам)
Рассчитанная по этим данным дендрограмма (рис. 9) хорошо иллюстрирует
сходство и различие краниологических
типов выделенных подразделений и проливает свет на генезис их формирования.
Здесь, как и на всех наших дендрограммах, земледельцы Восточной Африки, оказались близки к краниосериям
бушменов, представителям присваивающего типа хозяйства аридной зоны Восточной и Южной Африки. Земледельцы
Центральной Африки, зоны тропических дождевых лесов (Нижняя Гвинея
и бассейн р. Конго), оказались близки к
пигмеям этого региона, а земледельцы
Западной Африки (Западного Судана и
Верхней Гвинеи) неожиданно оказались
очень сходными с сериями кочевников
Восточной и Южной Африки.
Из всего этого можно сделать следующие важные предварительные выводы.
1. Существуют серьёзные краниологические отличия между исконным
населением (степень его древности по
нашим данным установить невозможно)
Западной и Центральной тропической
Африки — где доминируют (или доминировали) дождевые или листопадные леса,
с одной стороны, и исконным населением
Восточной и Южной Африки — зоны с
господством открытых саванновых ландшафтов, с другой стороны.
2. Видимо в зоне тропических лесов
Западной и, особенно, Центральной Африки долгое время господствовал краниологический тип близкий к современным
пигмеям: мелкоголовый, с относительно
укороченной формой черепной коробки
и склонностью к мезокрании, в то время
как для подавляющего числа африканских
краниологических серий характерна выраженная долихокрания. Недаром сохранившие пигмейские популяции рассеяны
в настоящее время от Камеруна на западе
до лесов Итури на востоке. В дальнейшем
с этим краниологическим типам смешивались пришедшие с севера, со стороны
суданской саванны более крупноголовые, высокосводные и долихокранные
популяции. Этот метисный вариант стал
господствующим среди земледельцев (видимо также и среди скотоводов) в этой
части Африки. Первичный мелкоголовый
пигмеоидный краниологический тип сохранился в виде реликтов лишь среди
собственно пигмеев — охотников и со-
КРАНИОЛОГИЧЕСКИЕ ТИПЫ АФРИКАНСКОГО КОНТИНЕНТА
бирателей тропических лесов Африки
и некоторых земледельцев бассейна р.
Конго, вроде племени басуку.
3. В восточноафриканской и южноафриканской саванне господствующий
краниологически тип был близким к таковому бушменов. Здесь он сохранился
не только у бушменов, но доминирует до
настоящего времени среди большей части
земледельческого населения Восточной,
и частично, Южной Африки. Главной
отличительной чертой его является удлинённая форма черепной коробки при
малой её величине (почти такой же как
у пигмеев) и низкий свод черепа. Последнее совершенно не характерно для
панойкуменного краниологического типа
тропидов. Следовательно, этот вариант
следует выделить в особый локальный
краниологический тип, который мы называем капоидным.
4. Совершенно иначе выглядят в краниологическом отношении скотоводыкоровопасы восточноафриканской и южноафриканской саванны. Это наиболее
крупноголовое население транссахарской
Африки. Для их черепов характерна максимальная высота свода и выраженная
долихокрания. Последняя, впрочем, характерна для тропидов в целом и для подавляющей части населения Африки в частности. Эти, пришедшие с севера кочевники
сыграли значительную роль в становлении
культурного и антропологического облика
населения всей транссахарской Африки.
Но особенно заметен их след в Восточной
и Южной Африке. Подобно номадам Евразийской степи, захватившим в своё время
территорию от Монголии до Паннонии,
воинственные кочевники распространили своё влияние от Восточного Судана
до саванн Южной Африки. Составляя
численно меньшую часть по сравнению
с местными земледельческими этносами,
они политически обычно господствовали
над ними. Яркий пример этого — взаимоотношения между скотоводами тутси и
земледельцами хуту в Руанде. Подобные
же кочевники-скотоводы в Южной Африке наиболее упорно сопротивлялись
европейской колонизации.
35
5. Авторы статьи отдают отчёт в том,
что это представленная схема диахронной
изменчивости краниологических типов
транссахарской Африки является лишь
рабочей гипотезой, которая требует дальнейшей доработки и уточнения. Необходимо расширить число привлечённых в
анализ краниологических серий, и провести определённый внутригрупповой
анализ некоторых из них.
Литература
Бунак В.В. Основные морфологические черты
черепа человека и их эволюция // Русcкий антропологический журнал. 1922. Т.12. Кн. 1/2. C. 4–54.
Пестряков А.П. Расы человека в краниологической классификации населения тропического
пояса // Современная антропология и генетика и
проблема рас у человека. М., 1995. C. 43–90.
Пестряков А.П., Григорьева О.М. Краниологическая дифференциация современного населения
// Расы и народы. Ежегодник, №30. М.: Наука, 2004.
C. 86–131.
Рогинский Я.Я., Левин М.Г. Антропология. М:
Высшая школа, 1978. 528 с.
Alexejev V.P. Craniological material from New
Guinea, Indonesia and the Malayan peninsula // Anthropologie. 1973. Vol. XI. P. 201–248.
Chamla M.-C. Etude Craniometrique des Nago
et des Bariba (Dahomey) // Bulletins et memoires de
la Societe d'anthropologie de Paris. Ser. X. 1954. T. 5.
№ 3–6, P. 254–300.
Drontschilow K. Metrische Studien an 93 Schädeln
aus Kamerun // Archiv fur Anthropologie. Bd. XL.
1913. P. 161–183.
Gorny S. Crania Africana: Uganda. Wroclaw:
Polska Akademia Nauk, 1957. P. 10–37.
Henneberg M., Steyn M. Trends in Cranial Capacity and Cranial Index in Subsaharan Africa during
the Holocene // American Journal of Human Biology.
1993. Vol. 5. P. 473–479.
Howells W.W. W.W. Howells’ Craniometric Data
// URL: http://konig.la.utk.edu/howells.htm (дата обращения: 17.03.2013).
Kitson Elisabeth. A Study of the Negro Skull with
Special Reference to the Crania from Kenya Colony //
Biometrikа. 1931. Vol. 23. No. ¾. P. 271–314.
Ribot I. Craniometrical analysis of Central and
East Africans in relation to history. A case study based
on unique collections of known ethnic affiliation // Anthropologica et Praehistorica. 2003. V.114. P. 25–50.
Righmire G.P. Bushman, Hottentot and South African Negro crania studied by distance and discrimination // American Journal of Physical Anthropology.
1970. Vol. 33. P. 169–196.
Shrubsall F. A Study of A-bantu sculls and crania
// The Journal of the Anthropological Institute of Great
Britain and Irelan. 1899. Vol. 28. No.1/2. P. 55–94.
36
А.П. ПЕСТРЯКОВ, О.М. ГРИГОРЬЕВА
Cranial types of the African continent
A.P. PESTRYAKOV, O.M. GRIGORIEVA
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
The differentiation of the close to modern population of the trans-Saharan part of Africa is described
with the help of the special craniological program in this article. The bulk of African population belongs to the
panoecumene cranial type — tropids, i.e. to the population with a relatively small size of the braincase, with a
long, narrow and relatively high shaped.
There are populations of pygmies which are very similar to their African neighbors regarding the shape of
the skull in the Central part of Africa. However, thy have the smallest braincase on this continent. In this regard
some part of the agricultural population of Central Africa does not differ from pygmies. Such craniological
series we identify as the local cranial type — pygmeoids.
The Bushmen (Capoid cranial type) differ markedly from the majority of African cranial series. Their skull
is significantly smaller than majority of the other African cranial types and has much more lower vault. The
studied agricultural populations of Eastern Africa also have such skull shape. These traits output them from
the tropids cranial type. We identify them as local сapoid cranial type.
The craniological series of nomadic herdsmen of Eastern and Southern Africa are characterized by the
large size of the braincase, with dolichocranial and high-vaulted shape.
Key words: physical anthropology, paleoanthropology, craniology, cranial type, Africa.
List of tables and figures
Table 1. Mean group cranial parameters of the series generalized by the large-scale Africa regions along
with capoids and pigmies.
Table 2. Mean group cranial parameters of the series from West and Central Africa.
Table 3. Mean group cranial parameters of the craniological series from West and Central Africa without
pigmeoids.
Table 4. Mean parameters of the craniological series from East Africa.
Table 5. Mean parameters of the craniological series from South Africa.
Table 6. Mean parameters of the craniological series from East and South Africa.
Table 7. Mean intergroup cranial parameters of the associations (by the regions studied and the type of
farming) of the craniological Africa series studied.
Fig.1. Dendrogram showing taxonomic distances between summarized series from Africa regions based
on 10 cranial parameters studied.
Fig. 2. Dendrogram showing taxonomic distances between series from table 2 based on skull shape
parameters.
Fig. 3. Dendrogram showing taxonomic distances between series from table 2 based on all parameters
studied.
Fig. 4. Dendrogram showing taxonomic distances between series from table 2 based on all studied
parameters, without pigmeoids.
Fig. 5. Dendrogram showing taxonomic distances between series from table 3 based on all parameters
studied.
Fig. 6. Dendrogram showing taxonomic distances between series from table 3 based on skull shape
parameters.
Fig. 7. Dendrogram showing taxonomic distances between series from table 4 based on all parameters
studied.
Fig. 8. Dendrogram showing taxonomic distances between series for East and South Africa based on all
parameters studied.
Fig. 9. Dendrogram showing taxonomic distances between series separated by the regions studied and the
type of farming in Africa (plot is based on all parameters studied).
Контактная информация:
Пестряков Александр Петрович
Григорьева Ольга Михайловна
labrecon@yandex.ru
Contacts:
Pestryakov Alexander Petrovich
Grigorieva Olga Mikhailovna
labrecon@yandex.ru
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 37–43
УДК 611-018 (053)
Реализация антропометрического подхода
в клинической медицине: перспективы и реалии
В.А. ТУТЕЛЬЯН, Д.Б. НИКИТЮК, В.Н. НИКОЛЕНКО,
С.В. ЧАВА, Т.Ш. МИННИБАЕВ
Россия, Москва, Первый Московский государственный медицинский университет
им. И.М.Сеченова
Антропометрический метод может быть продуктивно и эффективно использован в
клинической медицине. Об этом свидетельствуют многочисленные публикации и диссертационные исследования последних лет. Метод прост, его применение не требует
особенно сложных навыков. Поэтому он должен пропагандироваться и рекомендоваться
к широкому применению.
Ключевые слова: медицинская антропология, антропометрический метод, конституция,
соматотип, клиническая медицина
Введение
Проблемы конституции человека находятся в сфере интересов как теоретической, так и клинической медицины.
Традиционные методы антропометрического анализа удачно дополняются при
этом высокотехнологичными методами
исследования, такими как биоимпедансометрия, компьютерная оптическая топография и др. [Жуков, 2005], позволяя
объективно оценивать компонентный
состав тела человека и другие его морфологические особенности [Никитюк,
Поздняков, 2007; Никитюк, Букавнева,
Поздняков, 2007]. Востребованность антропологического подхода отражена и
широким использованием в научной литературе термина «конституциология»,
под которым понимается раздел медикобиологических знаний, направленный на
изучение различных аспектов конституции человека.
Целью исследования явился анализ
современных представлений об использовании антропометрического подхода
для изучения вопросов клинической медицины.
По современным представлениям под
термином «конституция» понимается целостность признаков организма, связан-
ных с особенностями его реактивности
и темпами индивидуального развития
[Мороз, Никитюк, Никитюк, 1998]. Морфологическим «паспортом» конституции
служит соматический тип (соматотип)
человека. Единой, общепринятой классификации конституциональных типов до
настоящего времени не существует.
Обсуждение результатов
В России при оценке конституциональной принадлежности взрослых мужчин обычно используют схему В.В. Бунака, в соответствии с которой различают
три основных типа: грудной, мускульный,
брюшной и неопределенный соматотипы
[Бунак, 1941].
Данные о количественном распределении различных конституциональных типов, полученные при соматометрическом исследовании 104-х практически здоровых мужчин 17-35-летнего
возраста, показали, что грудной соматотип определяется в 30,4% случаев,
мускульный — в 28,9%, брюшной — в
19% и неопределенный — в 21,7% случаев [Владимирова, 2001]. Обычно также
различают четыре промежуточных подтипа (грудно-мускульный, мускульногрудной, мускульно-брюшной и брюшно-
38
В.А. ТУТЕЛЬЯН, Д.Б. НИКИТЮК, В.Н. НИКОЛЕНКО, С.В. ЧАВА, Т.Ш. МИННИБАЕВ
мускульный), где на первое место выставляется доминирующий компонент
[Мартиросов, Николаев, Руднев, 2006].
Наиболее типичными признаками грудного типа является умеренное развитие
мускулатуры, скелета и жира в сочетании
с сильным развитием грудной клетки;
мышечного — мощное развитие мускулатуры и костей при слабом или среднем
развитии жира; брюшного — слабое развитие мускулатуры и костей и сильное —
жировой массы.
Наиболее удачной и широко используемой схемой женских конституций является схема, предложенная И.Б. Галантом, в соответствии с которой выделяют
семь типов конституции, сгруппированных в три категории — лептосомные, мезосомные и мегалосомные конституции
[Галант, 1927]. Лептосомные конституции представлены астеническим и стенопластическим типами. Астенический тип
характеризуется худым телом, плоской,
удлиненной грудной клеткой, узким тазом, длинными ногами, слабым развитием мускулатуры, скелета, жировых масс.
Стенопластический тип несет значительную часть признаков астенического типа
(узкосложенный тип), но характеризуется
лучшим развитием мышечной и жировой
тканей. Среди мезосомных конституций
выделяют пикнический и мезопластический типы. Пикнический тип характеризуется умеренным или повышенным
жироотложением, укороченными конечностями, цилиндрической грудной клеткой, округлым животом, широким тазом,
четко выраженным ромбом Михаэлиса.
Мезопластический тип характеризуется
наличием приземистой коренастой фигурой, умеренно развитой мускулатурой с
выраженными мышечными сухожилиями, развитым скелетом, умеренным жироотложением. В группе мегалосомных
конституций выделяют атлетический,
субатлетический и эурипластический
типы. Атлетический конституциональный тип характеризуется исключительно
развитыми мускулатурой и скелетом.
Слабым развитием жира, волосяным покровом по мужскому типу, мужскими
чертами лица. Субатлетический тип —
это высокие стройные женщины, крепкого сложения при умеренном развитии
мускулатуры и жира. Эурипластический
тип («тип тучной атлетички») характеризуется сильным развитием жира при выраженных особенностях атлетического
типа в строении скелета и мускулатуры
[Никитюк, Чтецов, 1983]. Имеются данные о количественном распределении
различных конституциональных типов,
полученных при антропометрических
исследованиях 249-ти 17-42-летних практически здоровых женщин, жительниц
г.Новосибирска [Порошина, 2000]. Согласно этим данным, представители атлетического соматотипа выявляются в
31% случаев, мезопластического — в 22%,
эурипластического — в 19%, субатлетического — в 15%, стенопластического — в
10%; пикнический и астенический соматотипы выявляются с минимальной
частотой (по 1% случаев).
Для каждого конституционального
типа у мужчин и женщин разработаны
свои качественные и количественные
(бальные) критерии, позволяющие проводить их дифференцировку [Клиорин,
Чтецов, 1979]. Как у мужчин, так и у женщин в практике антропометрических исследований часто (до 30% случаев) выделяют неопределенный тип, когда по
набору признаков нельзя выявить какойлибо из перечисленных типов [Никитюк,
Чтецов, 1983].
Для оценки соматотипа у детей
школьного возраста используют обычно
методику В.Г. Штефко и А.Д. Островского, в соответствии с которой различают четыре основных типа конституции:
астеноидный, торакальный, мышечный
и дигестивный, а также переходные типы [Штефко, Островский, 1929]. В настоящее время использование этой схемы
считается допустимым и оправданным и
при исследованиях детей дошкольного
возраста [Панасюк, 1975]. Так, для детей
астеноидного типа типичны удлиненные
конечности, уплощенная и вытянутая
сверху вниз грудная клетка, острый подгрудинный угол, сутулая спина, резкое
РЕАЛИЗАЦИЯ АНТРОПОМЕТРИЧЕСКОГО ПОДХОДА В КЛИНИЧЕСКОЙ МЕДИЦИНЕ: ПЕРСПЕКТИВЫ И РЕАЛИИ
выступание лопаток, впалый или прямой живот, часто О-образные ноги, малая массивность скелета, слабое развитие мускулатуры и жировой клетчатки
[Дарская, 1975]. При торакальном типе у
детей отмечаются цилиндрическая грудная клетка, прямой подгрудинный угол,
прямые живот и спина (при взгляде в
профиль), умеренно развитые мышечный
и жировой компоненты, малая массивность (грацильность) скелета, прямые
ноги. При мышечном типе определяются
цилиндрическая округлая по всей длине грудная клетка, тупой подгрудинный
угол, прямые спина и живот, хорошо
развитые скелетные мышцы, умеренное
жироотложение и развитие скелета, ноги
чаще прямые, реже — Х- или С-образные.
Дигестивный тип телосложения детей характеризуется конической формой грудной клетки, укороченной и расширенной
книзу, наличием выпуклого и округлого
живота, прямой спины, массивностью
скелета, хорошо развитым мышечным
компонентом, повышенным жироотложением [Дарская, 1975]. Данные относительно частоты распределения различных
конституциональных типов в детском
возрасте (практически здоровые дети
6-ти лет, 544 человека) показали, что среди мальчиков астенический тип выявляется в 27,9% случаев, торакальный — в
24,4%, мышечный — в 21,6%, дигестивный — в 10,2%, промежуточный (сочетание признаков двух типов) — 10,2%,
неопределенный тип — 4,1% [Панасюк,
1975]. У девочек цифровое распределение
вышеуказанных соматотипов следующее:
12,2, 31,9, 22,2, 19,6, 9,6 и 3,8%.
Преимущественное большинство
исследований, выполняемых в рамках
конституционального анализа, основывается на вышеуказанных схемах конституциональной диагностики. Доказано, что
люди различной соматотипологической
принадлежности отличаются нормой реакции на внешние для организма воздействия [Никитюк и др., 2011]. Многочисленными исследованиями доказана
взаимосвязь между особенностями телосложения и реактивностью организма, об-
39
меном веществ, эндокринными показателями, индивидуально-психологическими
качествами личности, что указывает на
роль соматотипа как основы конституциональной диагностики [Никитюк, Жаворонкова, 2008]. Так, известно, что процессы роста и развития при разных соматотипах рассогласованы по времени. При
астении (лептосомии, долихоморфии) эти
процессы хронологически растянуты, что
позволяет рассматривать астеноидность
как маркер замедленного роста и созревания организма [Никитюк, 1978]. При
дигестивном типе (гиперстении, брахиморфии), напротив, эти процессы «спрессованы» по времени, ускорены [Никитюк,
1989]. Отличаются друг от друга по темпам роста тела в длину, срокам созревания организма и представители других
соматотипов. Так, комплексное антропометрическое обследование 477-ми практически здоровых юношей в возрасте 1721 лет (измерение обхватных размеров,
калиперометрия и др.) показало, что для
представителей грудного и неопределенного соматотипов характерен активный
рост тела в длину до 21-го года. У юношей
мускульного и брюшного типов телосложения рост тела в длину заканчивается в
17-19-летнем возрасте [Анисимова, 2004].
Тип телосложения ассоциирован также
с уровнем некоторых макроэлементов
крови. Показано, что уровень кальция,
неорганического фосфора и активность
щелочной фосфатазы крови у юношей
астенического типа телосложения достоверно ниже, чем при грудном типе
[Там же]. Напротив, у юношей грудного типа телосложения регистрируются
самые низкие значения концентрации
креатинина и общего белка в сыворотке
крови; при мускульном соматотипе уровень креатинина достоверно выше, чем у
представителей других соматотипов.
В литературе описана также связь
между типом телосложения и рядом
функциональных показателей. В частности, астеноидность соматотипа у детей
школьного возраста сопровождается лучшим развитием зрительно-двигательной
памяти, а дигестивность соматотипа —
40
В.А. ТУТЕЛЬЯН, Д.Б. НИКИТЮК, В.Н. НИКОЛЕНКО, С.В. ЧАВА, Т.Ш. МИННИБАЕВ
проприоцептивно-двигательной памятью [Никитюк, 1989]. Вместе с тем, при
диагностике различных нозологических
форм, прогнозировании их течения, разработке мер профилактики до настоящего времени конституциональный подход
почти не учитывается. Обычно используется среднестатистический подход к индивидуумам, без учета их индивидуальных конституциональных особенностей,
обуславливающих предрасположенность
к некоторым заболеваниям пищеварительной, эндокринной систем, другим нозологическим формам [Крамерова, 1991].
Поэтому не теряют актуальности исследования по выявлению особенностей соматотипа, маркирующих склонность к
конкретным заболеваниям. Данные по
этим вопросам в научной литературе,
однако, немногочисленны и отрывочны.
Определенный научный интерес имеют
данные соматометрического и клинического обследования школьников 9-10
классов (122 мальчика, 140 девочек). Они
указывают на то, что хронический гастрит и гастродуоденит наиболее редки
при астеноидном типе телосложения (6%
детей), максимальны — при дигестивном
типе конституции (42% детей); эффективность терапии при этом также меньше, чем при других конституциональных
типах [Бережков и др., 1991]. При обследовании 254-х школьников показано, что
хроническая патология пищеварительной
системы (хронический фарингит, гастрит,
дуоденит) наиболее часто выявляется у
детей дигестивного (39,9%) и мышечного
(25,2%) типов телосложения [Крамерова,
1991]. Автор установила, что положительная динамика лечения (длительные ремиссии, выздоровление) наиболее часто
(у 54,2 %) определяется при мышечном
типе конституции, а отрицательная (в
виде рецидивирующего течения) — при
дигестивном типе (52,8% детей данного
соматотипа). Вызывают интерес данные
соматометрии и соматотипирования
535-ти мужчин и женщин 17-35-летнего
возраста с заболеваниями органов пищеварения (хронический гастрит, язвенная
болезнь желудка и двенадцатиперстной
кишки) [Полисмак, 2005]. Было установлено, что эти нозологические формы
наиболее часто (в 27,6%) встречаются у
представителей неопределенного типа.
Обращает на себя внимание факт низкой
встречаемости астенического типа конституции (1,3%) при хроническом гастрите и язвенной болезни (у здоровых людей,
вне зависимости от пола, данный тип выявляется в 2,5% случаев). Представители
грудно-мускульного типа среди мужчин
с хроническим гастритом и язвенной болезнью желудка и двенадцатиперстной
кишки определяются достоверно реже
(2,6%), чем среди практически здоровых
людей (6%).
Комплексное антропометрическое
обследование мужчин и женщин зрелого
возраста (всего 355 наблюдений, НИИ
питания РАМН) позволило выявить антропометрические маркеры возможного
развития ожирения различной степени
[Никитюк, Букавнева, Поздняков, 2007;
Тутельян и др., 2008]. В частности, было
показано, что у женщин ожирение 1-й
степени наиболее часто наблюдается при
мезосомной конституции (пикническом
соматотипе). Ожирение 2-й и 3-й степеней — при мегалосомной конституции (эурипластическом соматотипе), а у
мужчин — при брюшном соматотипе. У
женщин, по данным этих авторов, антропометрическими маркерами, указывающими на малую вероятность развития
ожирения (на фоне сердечно-сосудистой
патологии) являются астенический, стенопластический, пикнический и субатлетический соматотипы, а у мужчин —
мускульный соматотип. Эффективность
диетотерапии при ожирении по наблюдениям В.А. Тутельяна также обусловлена
конституциональной принадлежностью
[Тутельян и др., 2008]. У мужчин 2-го
периода зрелого и пожилого возрастов
доказана ее максимальная продуктивность при брюшно-мускульном соматотипе, наименьшая эффективность —
при брюшном соматотипе. У женщин
установлена большая эффективность при
пикническом соматотипе, по сравнению с
эурипластическим.
РЕАЛИЗАЦИЯ АНТРОПОМЕТРИЧЕСКОГО ПОДХОДА В КЛИНИЧЕСКОЙ МЕДИЦИНЕ: ПЕРСПЕКТИВЫ И РЕАЛИИ
Д.Б. Никитюк и Н.С. Букавнева
сформулировали на основании антропометрических исследований маркеры,
указывающие на малую вероятность
алиментарного истощения, и которыми у женщин 2-го периода зрелости и
в пожилом возрасте (122 наблюдения)
являются пикнический, мезопластический, субатлетический, эурипластический соматотипы. Дефицит массы тела,
по данным этих авторов, наблюдается,
как правило, при стенопластическом соматотипе [Никитюк, Букавнева, 2007].
Клинико-антропометрические параллели
выявлены и у больных циррозом печени
[Шапошникова, Нефедов, Шапошникова,
1991]. При изучении антропометрических показателей у больных (возраст 1856 лет) с морфологически доказанным
циррозом печени было выявлено, что у
мужчин с данной патологией преобладает астеноидно-торакальный тип (49,4%
больных), у женщин — дигестивный тип
(57,3%). Вместе с тем, существенных отличий в массе и длине тела у больных и в
группе контроля (300 человек, практически здоровые люди) не отмечено.
Значительный научный интерес имеет вопрос о конституциональной предрасположенности к различной патологии
эндокринных желез, поскольку нарушение уровня гормонов в крови не может
не влиять на морфогенез. В этом плане
определенное значение имеют результаты соматотипирования 26-ти женщин с
аутоиммунным тиреоидитом (возраст
больных 17-35 лет) [Вартанова, 2003]. Для
сравнения было проведено соматотипирование 369-ти практически здоровых
людей аналогичного возраста. Показано,
что преобладающее число женщин с аутоиммунным токсическим тиреоидитом
(33,4%) относятся к атлетическому типу
(у практически здоровых он определяется
в 12,4%), в то время как среди здоровых
женщин преобладающим (33,4%) является пикнический тип.
Установлены прямые корреляционные
зависимости между соматотипом женщин
и рядом осложнений беременности и родов (угроза прерывания беременности,
41
анемия, гестозы, фетоплацентарная недостаточность, гипоксия плода при родах и
др.) [Шатрова, 2004]. Данные обследования 137-ми беременных женщин (в сроки
беременности 8-10 недель) с проведением
соматотипирования (33,6% женщин —
астенический соматотип, 50,4% — нормостенический и 16,0% — пикнический
соматотип) позволили сделать ряд важнейших практических рекомендаций,
выделив группы риска по осложнениям
беременности и родов. У женщин пикнического типа, в частности, анемия 2-й
степени отмечается в 68,2% случаев, при
нормостеническом типе — в 2,8%, при
астеническом типе — в 6,5%. Гестозы выявляются у 63,6% женщин пикнического
типа, в 27,5% — при нормостеническом
и в 17,4% случаев — при астеническом
соматотипе. Угроза прерывания беременности диагносцирована в 40,5% случаев
при пикническом типе, в 18,8% — при
нормостеническом и в 21,7% случаев —
при астеническом соматотипе. Напротив,
астенический тип является предрасполагающим к развитию кольпита и бактериального вагиноза (69,7% женщин), гестационного пиелонефрита (13%), внутриутробного инфицирования плода (32,6%),
что достоверно (в 2-3 раза) выше, чем у
женщин других типов телосложения.
Заключение
Резюмируя, следует отметить, что тип
конституции может рассматриваться не
только как предрасполагающий, но и как
прогностический в отношении развития
ряда заболеваний. Адекватная конституциональная диагностика, являясь относительно несложным методическим
приемом, позволяет выделять группы
риска при целом ряде соматических заболеваний, переходить в итоге от профилактики вообще к групповой и индивидуальной профилактике. Вместе с тем,
проведенный анализ показывает, что вопросы конституционально-генетической
предрасположенности различной патологии должны целенаправленно изучаться,
что имеет существенные научные и практические перспективы.
42
В.А. ТУТЕЛЬЯН, Д.Б. НИКИТЮК, В.Н. НИКОЛЕНКО, С.В. ЧАВА, Т.Ш. МИННИБАЕВ
Литература
Анисимова Е.Н. Антропометрические характеристики и биохимические показатели крови
юношей различных типов телосложения. Автореф. дисс. … канд. мед. наук. Красноярск, 2004.
25 с.
Бережков Л.Ф., Бондаренко Н.М., Зутлер А.С.
и др. Динамика состояния здоровья детей школьного возраста и типы конституции // Конституция
и здоровье человека. Материалы 4-го Всесоюзного
симпозиума, посвященного 125-летию кафедры
детских болезней. Л., 1991. С. 4–8.
Бунак В.В. Антропометрия. М.: Учпедгиз,
1941. 368 с.
Вартанова О.Т. Характеристика анатомических компонентов соматотипа здоровых людей
жителей юга России юношеского и первого периода зрелого возраста и при дисфункции некоторых
эндокринных желез. Автореф. дисс. … канд. мед.
наук. Волгоград, 2003. 22 с.
Владимирова Я.Б. Конституциональные особенности сердца мужчин в норме и при гипертрофии левого желудочка. Автореф. дисс. … канд.
мед. наук. Красноярск, 2001. 18 с.
Галант И.Б. Новая схема конституциональных типов женщин // Казанский медицинский
журнал. 1927. № 7. С. 23–34.
Дарская С.С. Техника определения типов
конституции у детей и подростков // Оценка
конституции у детей и подростков. М.: Медгиз,
1975. С. 45–50.
Жуков СЮ. Типы телосложения у детей и подростков по данным компьютерной оптической
топографии. Автореф. дисс. … канд. мед. наук.
Новосибирск, 2005. 17 с.
Клиорин А.И., Чтецов В.П. Биологические
проблемы учения о конституции человека. М.:
Наука, 1979. 349 с.
Крамерова А.Ф. Динамика гастроэнтерологической патологии у детей и подростков с разными
типами конституции // Конституция и здоровье
человека. Материалы 4-го Всесоюзного симпозиума, посвященного 125-летию кафедры детских
болезней. Л., 1991. С. 77.
Мартиросов Э.Г., Николаев Д.В., Руднев С.Г.
Технологии и методы определения состава тела
человека. М.: Наука, 2006. 247 с.
Мороз В.М., Никитюк Б.А., Никитюк Д.Б.
Теория и практика интегративной антропологии.
Киев-Винница: Здоровь'я, 1998. 303 с.
Никитюк Б.А. Факторы роста и морфофункционального созревания организма. М.: Наука,
1978. 123 с.
Никитюк Б.А. Адаптация, конституция и
моторика // Теория и практика физической культуры. 1989. № 1. С. 40–42.
Никитюк Б.А., Чтецов В.П. Морфология
человека. М.: Изд-во МГУ, 1983. 320 с.
Никитюк Д.Б., Букавнева Н.С., Поздняков
А.Л. Методические подходы к использованию
комплексных антропометрических методов исследования в клинической практике // Вопросы
питания, 2007, вып. 6. С. 13–16.
Никитюк Д.Б., Жаворонкова И.А. Соматотипологические и дерматоглифические признаки конституции как маркеры системной организации физического развития у студентов //
Морфологические ведомости. 2008. Вып. 3–4. С.
117–119.
Никитюк Д.Б., Поздняков А.Л. Применение
антропометрического подхода в практической
медицине: некоторые клинико-антропологические
параллели // Вопросы питания. 2007. Вып. 4.
С. 26–31.
Никитюк Д.Б., Чава С.В., Азизбекян Г.А.,
Абрамова М.А. Оценка морфологических характеристик у спортсменов разной специализации и квалификации // ВкА. 2011.Вып. 20.
С. 147–151.
Панасюк Т.В. Оценка конституции детей дошкольного возраста // Оценка конституции у
детей и подростков. М., 1975. С. 61–68.
Полисмак О.В. Характеристика анатомических компонентов соматотипа лиц юношеского и
первого периода зрелого возраста в норме и при
некоторых заболеваниях органов пищеварительной системы. Автореф. дисс. … канд. мед. наук.
Волгоград, 2005. 20 с.
Порошина Н.И. Анатомо-антропологическая
характеристика женщин при эндокринной форме
бесплодия. Автореф. дисс. … канд. мед. наук. Новосибирск, 2000. 18 с.
Тутельян В.А., Гаппаров М.Г., Батурин А.К.
и др. Использование метода комплексной антропометрии в клинической практике для оценки
физического развития и пищевого статуса здорового и больного человека. Учебно-методическое
пособие. М.: Арес, 2008. 48 с.
Шапошников А.В., Нефедов В.И., Шапошников
С.А. Антропометрические показатели у больных
циррозом печени и хроническими гепатитами //
Конституция и здоровье человека. Материалы
4-го Всесоюзного симпозиума, посвященного
125-летию кафедры детских болезней. Л., 1991.
С. 70.
Шатрова О.В. Особенности внутриутробного развития и функционального состояния плода
у женщин разных соматотипов. Автореф. дисс. …
канд. мед. наук. Красноярск, 2004. 22 с.
Штефко В.Г., Островский А.Д. Схема клинической диагностики конституциональных типов.
М.-Л.: Госмедиздат, 1929. 123 с.
РЕАЛИЗАЦИЯ АНТРОПОМЕТРИЧЕСКОГО ПОДХОДА В КЛИНИЧЕСКОЙ МЕДИЦИНЕ: ПЕРСПЕКТИВЫ И РЕАЛИИ
43
Realization of the anthropometric approach in the clinical medicine:
perspectives and reality
V.A. TUTELJAN, D.B. NIKITJUK, V.N. NIKOLENKO,
S.V. CHAVA, T.SH. MINNIBAEV
Russia, Moscow, I.M. Sechenov First State Medical University
The anthropometric method can be used productively and efficiently for needs of the clinical medicine.
A lot of scientific papers and modern theses attest to it. This method is simple; it does not require complicated
skills. As the result the anthropometric approach should be promoted and strongly recommended for clinical
investigations.
Key words: medical anthropology, anthropometric method, constitution, somatotype, clinical medicine.
Контактная информация:
Тутельян Виктор Александрович
Никитюк Дмитрий Борисович
dimitrynik@mail.ru
Николенко Владимир Николаевич
Чава Светлана Валерьевна
swetlana.chava@yandex.ru
Миннибаев Талгат Шайдуллинович
minnibaev@mma.ru
Contacts:
Tuteljan Victor Aleksandrovich
Nikitjuk Dmitry Borisovich
dimitrynik@mail.ru
Nikolenko Vladimir Nikolaevich
Chava Svetlana Valerievna
swetlana.chava@yandex.ru
Minnibaev Talgat Shaidullinovich
minnibaev@mma.ru
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 44–51
ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИЯ И ЭТНИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
УДК 572.7
К палеоантропологии айнов
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
Россия, Москва, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
В статье описывается 11 айнских черепов и отдельные разрозненные кости скелетов
из коллекции Музея Человека в Париже. В этой сборной серии представлены черепа с
о.Сахалин и о.Хоккайдо. Учитывая немногочисленность краниологических и остеологических данных по айнам, изученный по полной программе материал значительно пополнит наши знания об этом загадочном народе.
Ключевые слова: айны, Сахалин, Хоккайдо, краниология, остеология, палеопатология.
Введение
Поскольку данный выпуск журнала
посвящен Д.Н. Анучину, со дня рождения которого в сентябре этого года исполнилось 170 лет, и одна из первых его
работ по антропологии была посвящена
именно айнам [Анучин, 1876], мы решили
опубликовать свои небольшие, предварительные исследования по краниологии
и остеологии айнов, сделанные на материалах, хранящихся в Музее Человека в
Париже.
Напомним, что в распоряжение
Д.Н. Анучина поступили два скелета и
череп из сборов Общества любителей
естествознания. Работа Д.Н. Анучина
содержала исторический обзор изучения
айнов, этнографические сведения и разбор существовавших в то время гипотез
их происхождения. Д.Н. Анучиным было
высказано несколько предположений,
получивших развитие в позднейших исследованиях, в частности о южных связях
айнов и о наличии в Восточной Азии
антропологического типа с сильно развитым волосяным покровом, генетически
не связанного с европеоидами. Широкое
использование Д.Н. Анучиным исторических, этнографических и лингвистических данных при анализе антропологи-
ческих материалов положило начало направлению, получившему впоследствии
название «Анучинской триады». Это направление характерно для отечественной палеоантропологии при решении
этногенетических проблем [Левин, 1958,
с. 17–18]. Высокую оценку получило и
остеологическое исследование, послужившее, по словам М.Г. Левина, образцом
исследований подобного рода, оказавшим
влияние на развитие остеометрической
методики в России и на формирование
представлений о группо разграничительном значении отдельных особенностей
скелета.
Айны — один из самых загадочных и
интересных народов Земного шара. Сейчас они довольно компактно проживают на острове Хоккайдо в Японии, хотя
когда-то населяли Курильские острова и
остров Сахалин. Антропологический тип
айнов занимает особое место в систематике расовых типов человечества. Представление о генетическом родстве айнов с
типами экваториального расового ствола,
как писал 55 лет тому назад М.Г. Левин —
крупный отечественный исследователь
дальневосточных народов, в том числе и
айнов, — наиболее соответствует современному состоянию расовой систематики
К ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИИ АЙНОВ
[Там же, с. 305]. Большинство физических
антропологов относит айнов к малой курильской расе. Эта раса считается промежуточной между большой монголоидной
и большой австрало-негроидной расами.
М.Г. Левин полагал, ориентируясь на собственные соматологические, правда не
очень многочисленные материалы, что
если исключить у айнов значительную и
сравнительно позднюю монголоидную
примесь, то комплекс «австралоидных»
признаков, сближающий их с полинезийцами, выступает еще более отчетливо.
Краниологические материалы более
значительны по объему. Прежде всего, это
данные А.И. Таренецкого о 55-ти черепах
из Южного Сахалина [Tarenetzky, 1890,
1893]. Впоследствии эта же серия была
изучена Т.А. Трофимовой, а затем, по
более полной программе, — Г.Ф. Дебецем,
присовокупившим к ней еще несколько
черепов [Трофимова, 1932; Дебец, 1951]. В
результате эта сборная серия насчитывает 41 мужской и 25 женских черепов, хранящихся в фондах МАЭ, НИИМА МГУ
и ВМА. Кроме того, черепа сахалинских
айнов, происходящие из отдельного кладбища у с. Рореи на восточном побережье
острова, были исследованы японским
антропологом Хираи — 21 мужской и 17
женских черепов [Hirai, 1927; цит. по: Левин, 1958]. Айны Хоккайдо представлены
сборной серией Коганеи (Koganei), серией
ХIX в. из с. Отосибе (Cakakibara) и сборной серией Хауэллса (Howelles) [Чебоксаров, 1982]. Сборная серия Каганеи из
различных мест о.Хоккайдо насчитывает
87 мужских и 64 женских черепа, а серия
из Отосибе — 37 мужских и 44 женских
черепа.
Материал
В данной работе представлены предварительные результаты изученных нами
11-ти черепов айнов с о. Сахалин и о.
Хоккайдо — 3 черепа принадлежали женщинам, 8 черепов — мужчинам, а также
ряд разрозненных длинных костей посткраниальных скелетов. Черепа из Японии
попали в Музей Человека из коллекции
Стинакерса (Steenackers), а черепа с Са-
45
халина из коллекции Лаббе (Paul Labbe)
в конце XIX в.
Череп № 10167 происходит из провинции Кусиро, Йесо (Kusiro, Yeso), он
принадлежал женщине, умершей в 1838
г. в тюрьме. Два других черепа привезены
с о. Сахалин. Череп женщины № 17053 —
из местонахождения Сиянцы. Это старое
название города Долинска. В 1884 г. на месте Сиянчи, смотрителем поселений Корсаковского округа Ивановым было основана русская деревня, которая сначала
называлась Сиянцы. В названии Сиянча
(Сианча) «Сиан» переводится как «главная река», «ча» — как «речной берег». То
есть название означало, что селение располагалось на берегу главной реки. Если
посмотреть на карту, то видно, что город
располагается в месте слияния рек Долинка и Большой Такой при впадении их
в реку Найбу. Найбу, в переводе с айнского означает «устье реки». Интересно, что
Найбу имела и второе название — Онненай, что в переводе с айнского означает
«старая река». Затем Сиянцы переименовали в Галкино-Враское по фамилии
Рис. 1. Женский череп с о. Сахалин.
Музей Человека в Париже, № 17055
46
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
начальника Главного тюремного управления России М.Н. Галкина-Враского.
С 1905 по 1945 гг., в японский период,
город назывался Отиай. Он был освобожден войсками 2-го Дальневосточного
фронта 25 августа 1945 г. Современное
название город получил в 1946 г. Третий
череп — № 17055 — найден во время раскопок в городе Корсаков.
Мужских черепов нами было изучено
восемь. Три черепа происходят из Японии — №№ 24948, 10165, 10166 привезены
из провинции Немуро, Йесо (Nemouro,
Yeso). Остальные пять черепов привезены в Париж с о. Сахалин. Три из них происходят из раскопок в городе Корсаков,
один — из местонахождения Сеянцы, и
еще один — из местонахождения Тихменский (Тихменевский; пост близ современного города Поронайска, ныне не
существует).
Результаты краниологического
исследования
Начнем рассмотрение краниологических характеристик с черепов, принадлежавших женщинам (табл. 1). Ниже
дается суммарное описание мозговой
коробки женских черепов. Форма черепной коробки при взгляде сверху пентагоноидная (пятиугольная) — наибольшая
ширина черепа сдвинута назад и падает
на заднюю треть. Довольно сильно развиты лобные и особенно теменные бугры. Именно их развитие и определяет
пятиугольную форму мозговой коробки. Череп айнских женщин может быть
описан как укороченный и относительно
широкий — брахикранный. Исключение
составляет череп № 17055, который является мезокранным. Высотно-продольный
указатель большой и свидетельствует о
гипсикрании. В категорию метриокранных черепов они попадают по высотнопоперечному указателю. Оба показателя
говорят об относительно высоком черепе
(за исключением черепа № 17055). Лоб
прямой и визуально довольно узкий. Абсолютные размеры наименьшей и наибольшей ширины лба входят в категорию малых и средних соответственно.
По лобно-поперечному указателю череп
мезоземный (среднеузколобый). Лобноскуловой указатель большой. Развитие
надпереносья оценивается в 2 балла по
шестибальной шкале Брока. Надбровные
дуги (тип I) — едва заметные возвышения
справа и слева от глабеллы. Небольшие
сосцевидные отростки характерны для
женских черепов, имеют длину около 1,5
см и оцениваются баллом 1–2. Затылок
среднеширокий. Однако череп № 17055
имеет узкий затылок, а у двух других —
затылок относительно широкий.
Обратимся к суммарному описанию
лицевого скелета женских черепов. Лицевая часть черепа среднеширокая и средневысокая, по верхнелицевому указателю
мезенная (верхний отдел лица средний).
Однако по показателям верхней высоты
лица разброс велик. У черепа № 17055
очень низкое лицо, а у черепа № 17053 —
очень высокое. Углы горизонтальной
профилировки относятся к категории
больших, то есть лицо слабо профилировано, уплощено, особенно на верхнем
уровне. Краниофациальный вертикальный указатель имеет значение, близкое
к средним значениям для Homo sapiens,
то есть имеется тенденция к сочетанию
высокого лица и низкой мозговой коробки. Наоборот, краниофациальный
поперечный указатель достаточно мал,
что говорит о сочетании узкого лица и относительно широкой мозговой коробки.
Орбиты высокие и относительно неширокие (гипсиконхные). Верхний край
орбиты заостренный. Форма верхнего
края глазниц округлая. В абсолютных
размерах нос средний или низкий и широкий (хамеринный), что подтверждается и величиной носового указателя.
Угол выступания носа в целом малый.
Исключением является череп № 17053,
у которого этот угол достаточно велик.
Симотический и максиллофронтальный
указатели входят в категорию малых и
очень малых, что говорит о довольно
малой высоте переносья.
Зигомаксиллярная область среднеузкая, грацильная. Нижний край грушевидного отверстия — anthropina, то есть
47
К ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИИ АЙНОВ
Таблица 1
Метрические характеристики женских черепов айнов
Название признака, № по Р Мартину
10167
17053
17055
X
S
175
141
135
99
88
121
118
110
105
115
103
117
129
119
–
91
69
–
101
92
50
25
40
39
177
143
132
103
93
120
124
111
110
96
99
124
109
119
134
102
73
–
106
98
52
26
40
36
165
128
122
84
88
113
105
99
105
103
88
126
117
103
112
94
54
92
95
90
42
27
35
33
172,3
137,3
129,7
95,3
89,7
118
115,6
106,7
106,7
104,7
96,7
122,3
118,3
113,7
123
95,7
65,3
92
100,7
93,3
48
26
38,3
36
6,4
8,1
6,8
10,0
2,9
4,4
9,7
6,7
2,9
9,6
7,7
4,7
10,1
9,2
15,6
5,7
10,0
–
5,5
4,2
5,3
1,0
2,9
3,0
144
146
151
147
3,6
139
133
–
136
4,2
SC(57) Симотическая ширина
9
8
8
8,3
0,6
SS Симотическая высота
MC(50) Максиллофронтальная ширина
2
21
2
20
1,5
18
1,8
19,7
0,3
1,5
MS Максиллофронтальная высота
7
6
5
6
1,0
FC Глубина клыковой ямки (справа)
5
–
–
15
–
–
–
–
3
9
53
24
36
120
96
51
3
9
45
6
35
98
92
47
3,7
9
49
15
35,5
109
94
49
1,2
0,0
5,7
9,0
0,7
15,6
2,8
2,8
–
–
27
27
–
–
–
80,6
77,1
95,7
–
75,0
30
12
80,8
74,6
92,3
54,5
74,5
21
12
77,6
73,9
95,3
48,2
60,0
25,5
12
79,7
75,2
94,4
51,4
69,8
6,4
0,0
1,7
1,7
1,9
4,5
8,5
50,0
50,0
64,3
54,8
8,3
22,2
97,5
25,0
90,0
18,8
94,3
22,3
2,7
93,9
3,8
1 Продольный диаметр
8
17
5
9
10
11
12
29
30
31
26
27
28
45
40
48
47
43
46
55
54
51
52
77
Поперечный диаметр
Высотный диаметр
Длина основания черепа
Наименьшая ширина лба
Наибольшая ширина лба
Ширина основания черепа
Ширина затылка
Лобная хорда
Теменная хорда
Затылочная хорда
Лобная дуга
Теменная дуга
Затылочная дуга
Скуловой диаметр
Длина основания лица
Верхняя высота лица
Полная высота лица
Верхняя ширина лица
Средняя ширина лица
Высота носа
Ширина носа
Ширина орбиты от mf
Высота орбиты
Назомолярный угол
 Zm’ Зигомаксиллярный угол
– Высота изгиба скуловой кости (по Ву)
– Ширина скуловой кости (по Ву) (справа)
75(1) Угол выступания носа
71а
65
66
67
69
69(1)
69(3)
Наименьшая ширина ветви нижней челюсти
Мыщелковая ширина
Угловая ширина
Передняя ширина
Высота симфиза
Высота тела нижней челюсти
Толщина тела нижней челюсти
8:1
17:1
17:8
48:45
48:46
54:55
Черепной указатель
Высотно-продольный указатель
Высотно-поперечный указатель
Верхний лицевой указатель
Верхний среднелицевой указатель
Носовой указатель
SS:SC Симотический указатель
52:51 Орбитный указатель
48
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
Таблица 2
Метрические характеристики мужских черепов айнов
№ по Мартину
24948
17056
17052
17051
17046
17054
10165
10166
Х
S
1
8
17
5
9
10
11
12
29
30
31
26
27
28
40
45
48
43
46
55
54
51
52
SC
SS
MC
MS
77
 Zm’
FC
h изгиба скулы
Ширина скулы
71а
65
66
67
69
69(1)
69(3)
75(1)
8:1
17:1
17:8
45:48
48:46
54:55
SS:SC
52:51
189
140
–
–
98
120
–
–
118
112
–
133
127
–
–
–
–
111
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
74,1
–
–
–
–
–
–
–
191
140
–
–
–
–
–
–
111
114
94
120
129
127
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
–
73,3
–
–
–
–
–
–
–
185
139
141
102
93
118
118
108
109
114
112
125
124
133
102
133
70
99
89
49
23
38
34
6
4
19
7
149
124
4
8
52
35
117
100
46
40
34
12
21
75,1
72,6
101,4
52,6
78,6
46,9
66,7
89,5
176?
134
–
–
–
–
–
–
103
109
–
114
120
–
–
–
77
–
–
56
26
37
35?
–
–
–
–
–
–
–
–
–
32
–
83?
48
32
29
12
–
76,1
–
–
–
–
46,4
–
94,6
193
139
132
109
94
112
126
107
109
113
98
122
125
121
116
142
76
105
104
52
27
41
34
7
4
18
10
148
131
3
10
54
40
113
109
48
39
34
13
14
72,0
68,4
94,9
53,5
73,1
51,9
57,1
82,9
192
143
140
106
100
118
130
108
115
116
107
128
127
128
107
137
71?
108
96
50
23
42
35
7
3
18
7
143
129
3
12
49
42
119
105
52
35
34
14
14
74,5
72,9
97,9
51,8
73,5
46,0
42,8
83,3
186
140
145
108
97
118
130
113
114
114
–
129
125
–
112
142
69
106
100
50
25
39
32
5
2
18
6
153
129
3
11
53
39
121
112
52
38
32
13
–
75,3
77,9
103,6
78,6
69,0
50,0
40,0
82,1
190
142
143
110
99
125
132
108
113
118
96
128
130
114
106
144
71
110
101
53
27
44
36
9
4
21
7
144
128
4
12
58
38
122
101
48
–
33
13
20
74,7
73,5
100,7
49,3
70,3
50,9
44,4
81,8
187,8
139,6
140,2
107,0
96,8
118,4
127,2
108,8
111,5
113,8
101,4
123,6
125,8
124,6
108,6
139,6
72,3
106,5
98,0
51,7
25,2
40,2
34,3
6,8
3,4
19,0
7,4
147,4
128,2
3,4
10,6
53,2
37,7
118,4
101,7
49,0
36,8
32,7
12,8
17,3
74,4
73,5
99,7
51,2
72,9
48,7
50,2
85,7
5,5
2,7
5,0
3,2
2,8
3,8
5,6
2,4
4,6
2,7
7,7
7,9
3,0
7,3
5,5
4,5
3,3
4,3
5,8
2,6
1,8
2,6
1,4
1,5
0,9
1,2
1,5
4,0
2,6
0,5
1,7
3,3
3,6
3,6
10,2
2,4
3,3
2,0
0,8
3,8
1,3
3,5
3,4
2,1
3,7
2,6
11,3
5,2
К ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИИ АЙНОВ
боковые края грушевидного отверстия
непосредственно переходят в нижний
край, имеющий острую форму. Нижняя
челюсть со средне развернутыми углами
и мыщелками, средним по высоте и массивным телом.
Таким образом, описание краниологических характеристик на женских черепах
ярко показывает нам их принадлежность
к промежуточной курильской расе. Именно этот тип характеризуется сочетанием
монголоидных и австрало-негроидных
параметров. Характеристики, которые
мы трактуем как монголоидные — это
слабая горизонтальная профилировка,
слабое выступание носа и малая высота
переносья. Австралоидность достаточно
хорошо просматривается на низком и
очень широком носе. Череп с Сахалина
№ 17053 по своим характеристикам более
похож на череп из Японии под № 10167,
чем на череп № 17055, найденный во время раскопок в городе Корсаков. Череп №
17055 существенно отличается от двух
других женских черепов не только своими значительно меньшими размерами
мозговой коробки, но и иным соотношением ее дуговых и хордовых размеров, значительной разницей в указателе
выступания лица, малой высотой лица,
чрезвычайно уплощенного на верхнем
уровне, и крайне широким и очень плоским носом.
Теперь дадим описание мозговой коробки мужских черепов (табл. 2). Форма
черепной коробки при взгляде сверху
пентагоноидная (пятиугольная) — наибольшая ширина черепа сдвинута назад и падает на заднюю треть. Довольно
сильно развиты лобные и особенно теменные бугры. Череп айнских мужчин
может быть описан как удлиненный и
относительно узкий — долихокранный.
Высотно-продольный указатель большой,
свидетельствует об ортокрании. В категорию акрокранных черепов они попадают
по высотно-поперечному указателю. Оба
показателя говорят об относительно высоком черепе. Лоб покатый и визуально
среднеширокий. Абсолютные размеры
наименьшей и наибольшей ширины лба
49
входят в категорию средних. По лобнопоперечному указателю череп мезоземный (среднеузколобый). Лобно-скуловой
указатель малый. Развитие надпереносья
оценивается в 3–4 балла по шестибальной
шкале Брока. Надбровные дуги (тип II) —
глабеллярное возвышение соединяется с
надбровными дугами. Сосцевидные отростки имеют вид, характерный для мужчин — около 2 см в длину и оцениваются
баллом 2. Затылок среднеширокий, однако, череп № 10165 имеет очень широкий
затылок.
Опишем лицевой скелет мужских черепов. Лицевая часть широкая и высокая,
по верхнелицевому указателю мезенная
(верхний отдел лица средний). Однако по
показателям верхней высоты лица черепа
№ 17051 и № 17046 имеют очень высокое
лицо. Углы горизонтальной профилировки относятся к категории больших, то
есть лицо уплощено, особенно на верхнем этаже. Самые слабо профилированные лица были у индивидов № 17046 и
№ 10165. Краниофациальный вертикаль-
Рис. 1. Мужской череп с о.Сахалин. Музей
Человека в Париже, № 17046
50
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
ный указатель имеет значение, близкое к
среднему, то есть наблюдается тенденция
к сочетанию высокого лица и низкой
мозговой коробки. Краниофациальный
поперечный указатель очень большой,
что говорит о сочетании широкого лица и относительно широкой мозговой
коробки.
Орбиты средневысокие и относительно неширокие (мезоконхные). Однако
на черепах № 17052 и № 17051 орбиты
довольно высокие. Форма верхнего края
глазниц прямоугольная. В абсолютных
размерах нос средний по высоте и ширине (мезоринный), это же подтверждается
и величиной носового указателя. Угол
выступания носа в среднем очень малый.
Симотический и максиллофронтальный
указатели входят в категорию малых и
средних, что говорит о незначительной
высоте переносья. Зигомаксиллярная область широкая и массивная. Нижний край
грушевидного отверстия — anthropina.
Нижняя челюсть с развернутыми углами
и мыщелками, средним по высоте и массивным телом.
Невзирая на то, что нами рассматривались характеристики суммарной серии,
объединяющей черепа как сахалинских,
так и хоккайдских айнов, сигмальные
отклонения не выходят за пределы нормальной изменчивости, и рисуют нам
некий обобщенный «портрет». На мужских черепах также отчетливо видны
признаки монголоидности — слабая горизонтальная профилировка, слабое выступание носа и малая высота носовых
костей, довольно широкие скулы. Встречаются также достаточно высоколицые
индивиды. В отличие от брахикранных
женщин, у мужчин преобладает долихокрания. Нос не такой низкий и широкий,
как у женщин. Возможно, отмеченные
отличия отражают смешанный характер
серии, поскольку в литературе имеются
отчетливо сформулированные представления, что особенности сахалинских айнов можно объяснить влиянием нивхов,
а хоккайдских — японцев [Левин, 1958,
с. 252, 259].
Результаты исследования
остеологического материала
В нашем распоряжении было некоторое количество отдельных костей
рук и ног. Плечевые и бедренные кости
в целом характеризуются средней или
повышенной массивностью, лучевые и
большеберцовые кости — довольно массивны.
Прижизненная длина тела мужчин,
рассчитанная по длине костей ног, составила 166–171 см, а рост женщин соответствовал 146,6–154,6 см. Полученные
данные несколько противоречат имеющимся в литературе сведениям о длине
тела айнов, равной у мужчин 160,0 см, и
женщин — 147,3 см [Там же, табл. 36].
Мышечный рельеф в целом выражен
слабо. Несколько сильнее развит рельеф
плечевых костях мужских индивидов,
особенно гребни большого и малого бугорков, к которым прикрепляются мышцы, приводящие в движение плечевой
сустав.
Основной патологией черепов являются проблемы с наружным слуховым
проходом: опухоли стенок, сужение прохода, пороз барабанной пластинки, порозистый гиперостоз ее верхней части.
Кроме того, можно отметить патологические изменения зубо-челюстного аппарата (эмалевая гипоплазия, одонтогенный
остеомиелит, пародонтоз, прижизненная
потеря зубов), частое искривление носовой перегородки, несколько случаев
присутствия cribra orbitalia — маркера заболеваний крови. Остальные патологии
носили единичный характер, причем нередко связанные с возрастом. Заметных
патологий на костях посткраниального
скелета обнаружено не было.
Заключение
Итак, позволим напомнить утвердившиеся в литературе представления
о значительных отличиях айнского краниологического типа среди других групп
народов Амура и Сахалина: айны отличаются наиболее выраженным общим
прогнатизмом, менее плоским лицом,
51
К ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИИ АЙНОВ
сочетающимся со слабо выраженными
клыковыми ямками, сравнительно высоким черепом. А также — о ясно выраженных отличиях краниологических
серий сахалинских айнов от серий с о.
Хоккайдо [Там же, с. 94, 252]. Вновь изученные черепа айнов из Музея Человека
в Париже показали, что эти отличия не
имеют стойкой тенденции, что черепа
обнаруживают разнообразные сочетания
признаков, характерных для монголоидов и австралоидов, и что настало время
перейти от суммарных сопоставлений к
изучению популяционной или локальной
изменчивости краниологического типа
айнов.
Авторы выражают искреннюю признательность сотрудникам парижского
Музея Человека и в особенности хранителю антропологических коллекций
Филиппу Менесье за предоставленную
возможность работы с материалом.
Литература
Анучин Д.Н. Материалы для антропологии
Восточной Азии. I: Племя айнов // Известия ОЛЕАЭ. Т. XX: Труды антропологического отдела.
Кн. 2. Вып. I. М., 1876.
Дебец Г.Ф. Антропологические исследования в Камчатской области // ТИЭ, новая серия.
Т. XVII. М.: Изд-во АН СССР, 1951. 263 с.
Левин М.Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока //
ТИЭ, новая серия. Т. XXXVI. М.: Изд-во АН СССР,
1958. 359 с.
Трофимова Т.А. К айнской проблеме // АЖ,
1932, № 2. С. 88-99.
Чебоксаров Н.Н. Этническая антропология
Китая (Расовая морфология современного населения). М.: Наука, 1982. 301 с.
Tarenetzky A. Beitrage zur Craniologie der Ainos
auf Sachalin // Memoires de L’Academie Imperiale des
Sciences de St.-Petersbourg. Serie VII, t. 37, № 13.
St.-Petersbourg, 1890.
Tarenetzky A. Weitere Beitrage zur Craniologie der bewohner von Sachalin–Aino, Giljaken und
Oroken // Memoires de L’Academie Imperiale des
Sciences de St.-Petersbourg, Serie VII, t. 41, № 6.
St.-Petersbourg, 1893.
On Ainu paleoanthropology
S.V. VASILYEV, S.B. BORUTSKAYA
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
Russia, Moscow, Lomonosov Moscow State University
This article describes 11 Ainu skulls and some isolated bones of Ainu skeletons from the collection of the
Musée de l’Homme in Paris. This series includes skulls from Sakhalin and Hokkaido. Taking into account the
scarcity of cranial and osteological data on Ainu studied material add significantly to our knowledge of this
mysterious people.
Key words: Ainu, Sakhalin, Hokkaido, craniology, osteology, paleopathology.
List of tables and figures
Table 1. Cranial dimensions of Ainu skulls (male).
Table 2. Cranial dimensions of Ainu skulls (female).
Fig. 1. Skull of Ainu man from Sakhalin. Musée de l’Homme, Paris, inventory № 17046.
Fig. 2. Skull of Ainu woman from Sakhalin. Musée de l’Homme, Paris, inventory № 17055.
Acknowledgements
Authors express gratitude to the Musée de l’Homme staff and especially to Philippe Mennecier for assistance
in work.
Контактная информация:
Васильев Сергей Владимирович
Боруцкая Светлана Борисовна
vasbor1@yandex.ru
Contacts:
Vasilyev Sergey Vladimirovich
Borutskaya Svetlana Borisovna
vasbor1@yandex.ru
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 52–71
УДК 572.7
К вопросу о происхождении балкарцев
М.М. ГЕРАСИМОВА
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
В статье анализируются краниологические материалы с территории Северного Кавказа,
датирующиеся от эпохи бронзы — раннего железа и до средневековья, памятники которого можно увязать с предками современных балкарцев. Автор приходит к выводу о
том, что имеющийся материал не выявляет ни аланской, ни тюркской компоненты в ходе
формирования антропологических особенностей балкарцев.
Ключевые слова: палеоантропология, краниология, Северный Кавказ, этногенез, балкарцы, карачаевцы, аланы, тюркоязычные кочевники
Введение
Огромный ареал распространения
тюркских языков, широко представленных на Кавказе, в Восточной Европе,
Средней Азии, Казахстане и в Сибири,
продолжительность и активность ассимиляционных процессов в ходе расселения
древних тюрок, породили чрезвычайное
антропологическое разнообразие тюркоязычных народов. Достаточно вспомнить, что на тюркских языках говорят
азербайджанцы, европеоидные по своим антропологическим особенностям,
и якуты — яркие представители монголоидной расы.
В этой связи определенный интерес
представляет этногенез и этническая
история двух родственных горских народов Северного Кавказа, у которых,
несмотря на единый язык и общность
культуры, отсутствует общее самоназвание. Письменные источники, позволяющие нам определить время появления этнических названий этих народов,
относятся к первой четверти XVII в. Они
свидетельствуют о расселении в горах
Северного Кавказа не менее чем двух
тюркских групп — карачаевцев и балкарцев. Причем балкарцами в то время
обозначали лишь жителей Балкарского
ущелья реки Восточный Черек [Волкова, 1973, с. 88 и сл.]. В настоящее время
население, проживающее в ущельях рек
Малка, Бизинги, Холлам, Чегем и местности Балкар, и известное под именем
балкарцев, еще в XIX в. не имело общего
самоназвания. Многие авторы полагают,
что этот факт, как и отсутствие единого
карачаево-балкарского самосознания,
был вызван участием в их этногенезе различных тюркских родоплеменных групп,
также не имевших общего самоназвания,
их последующей географической изоляцией и территориальной разобщенностью.
Современные балкарцы и карачаевцы по своим антропологическим особенностям обнаруживают между собой
наиближайшее сходство, и входят, наряду с чеченцами, ингушами, осетинами и представителями горно-грузинских
групп, в круг популяций понтийского
антропологического типа, с той или иной
степенью выраженности кавкасионских
особенностей [Абдушелишвили, 1994,
с. 34–39]. Дерматоглифические данные
также свидетельствуют о близости балкарцев и карачаевцев [Хить, 1986]. По
данным краниологии балкарцы традиционно считаются яркими представителями
кавкасионского антропологического типа
[Алексеев, 1967б, 1973, 1974, с. 26]. Определенная антропологическая близость
современных балкарцев и карачаевцев
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ
[Алексеев, 1974; Абдушелишвили, 1994],
а также близость их бытовой культуры
и тюркская языковая принадлежность
создали в кавказоведении традицию рассматривать эти народы вкупе, как один
народ [Алексеева Е.П., 1963, 1971; Лавров, 1969; Волкова, 1973, 1989]. Между
тем, такому взгляду противоречат данные лингвистики, свидетельствующие о
существенном влиянии огузских племен
на становление карачаевского диалекта и
о доминировании в балкарском диалекте
кипчакского начала [Акбаев, 1963; Баскаков, 1969; Суюнчев, 2001]. Следовательно,
и исторические судьбы этих народов могли складываться по-разному.
Проблемы этногенеза и этнической
истории карачаево-балкарцев, живущих,
в отличие от других тюркоязычных народов, не на равнине или в предгорье, а
на высоте более полутора тысяч метров,
неоднократно служили предметом различного рода исследований и породили
немало гипотез [Лавров, 1969; Волкова,
1973; Батчаев, 1988, 1992]. Однако эта тема изучена недостаточно. К сожалению,
и в антропологическом плане это одни из
наименее изученных народов Северного
Кавказа.
Почти полвека тому назад В.П. Алексеев пришел к выводу о существовании
на территории Карачая и Балкарии местного субстрата, связанного, скорее всего,
с населением, говорившем на одном из
картвельских языков. Он опирался в своих построениях на данные о лексических
схождениях между карачаево-балкарским
и кавказскими языками, на данные топонимики, выявляющие древний дотюркский пласт в карачаево-балкарском
языке, и этнографические материалы,
позволяющие включить Карачай и Балкарию в центрально-кавказскую этнографическую область. В качестве конкретных представителей этого субстрата
В.П. Алексеев называл сванов [Алексеев,
1960, 1974]. Действительно, длительные
этнокультурные связи балкарцев и карачаевцев со сванами иллюстрируется
обширным этнографическим материалом [Робакидзе, Харадзе, 1960; Волкова,
53
1974; Батчаев, 1986]. К сожалению, на
современном этапе изученности вопроса довольно трудно определить, какие
из сванских элементов появились как
следствие этногенетических процессов,
а какие — в результате обычных культурных связей со Сванетией [Батчаев,
1986, с. 18–19]. Кроме того, существуют
свидетельства о прямых переселениях некоторых сванских фамилий в Балкарию,
ухода балкарцев в Сванетию и взаимных
эпизодических миграций этих народов
[Волкова, 1973, с. 89, 91].
Безусловному принятию этой гипотезы В.П. Алексеева препятствовало и
препятствует, с моей точки зрения, несколько моментов. Это, прежде всего:
1) недостаточная изученность современных балкарцев и карачаевцев, не
позволяющая составить представление
о территориальном распределении их
антропологических вариантов;
2) априорное распространение на
карачаевцев характеристик краниологического типа балкарцев, основанных на
одной незначительной по численности
локальной серии;
3) полное отсутствие краниологических материалов по карачаевцам и сванам.
Однако идея эта оказалась плодотворной, была подхвачена и в различных
модификациях распространена целым
рядом археологов [Алексеева Е.П., 1963,
1971; Батчаев, 1986; Гадло, 1994; Мизиев,
1971].
Начиная с 60-х гг. прошлого века, на
основе археологических, лингвистических и этнографических материалов было
с большей или меньшей очевидностью
показано наличие в этногенезе карачаевцев и балкарцев субстратных историкогенетических слоев — горского, иранского (сармато-аланского) и тюркского.
В самом общем виде этногенез этих двух
народов рисуется следующим образом.
Древнейшая субстратная основа материальной и духовной культуры тюркоязычных балкарцев и карачаевцев, также как
ираноязычных осетин и кавказоязычных
вайнахов, которая может быть прослеже-
54
М.М. ГЕРАСИМОВА
на археологически, в настоящий момент
не вызывает сомнений и традиционно
связывается с кобанской культурой, как
наиболее яркой и хорошо изученной.
Иранский пласт фиксируется в осетинокарачаево-балкарской этнокультурной
общности. Критерием принадлежности
их культур к кругу аланских древностей
служит сходство с соответствующими
элементами культуры осетин. Эта общность рассматривается как отражение
аланской доминанты в процессе формирования этих народностей. Тюркское
«наследие», как правило, связывается
с продвижением в горы кипчаков (половцев). Судя по всему, собственно им
и было предопределено образование на
Северном Кавказе тюркских языковых
анклавов — Балкарии и Карачая [Батчаев,
1986; Гадло, 1994]. Поскольку в литературе дискутируется вопрос, представляют ли тюрки-кочевники (известные
как кипчаки на Северном Кавказе и в
Закавказье, как куманы европейских источников, половцы — русских летописей)
один этнический массив или различные
общности, встает вопрос: кто же принял
участие в тюркизации предков каждого
из этих народов?
В представлениях о соотношении
тюркских, аланских и северокавказских
субстратных компонентов в этничности и
культуре балкарцев и карачаевцев много
неясного и спорного. Особенно сложное
для интерпретации явление представляет
собой тюркский компонент, его истоки и
время появления на Кавказе, а также —
антропологический облик носителей новой языковой среды. Предположение о
том, что тюркизация местного населения
затронула лишь язык и культуру и не сопровождалась биологическим вкладом
тюрок в генофонд этих народов, также
далеко не доказано.
Таким образом, решение проблем этногенеза балкарцев и карачаевцев представляет собой именно тот случай, когда
только антропологические данные могут
стать индикаторами конкретных переселений людей и возникновения брачных
контактов. После этих общих соображе-
ний рассмотрим, какие антропологические данные могут быть использованы
для реконструкции процессов этногенеза
и этнической истории одного из этих народов, именно — балкарского народа.
Проблема субстрата
До сих пор, за исключением немногих работ [см., например: Батчаев,1986]
в качестве субстратной традиционно рассматривается кобанская культура. Однако идея кобанского субстрата,
как единственно возможного, встречает
возражения со стороны антропологических особенностей носителей кобанской
культуры, которые в настоящий момент
изучены достаточно подробно. Краниологические материалы из кобанских могильников (Верхняя Рутха, Кобань, Уллубаганалы, Гастон Уота и Тли) сформировали
наше представление о внешнем облике
носителей кобанской культуры: это выраженная долихокрания, крайне узкий
лицевой скелет, высокий и узкий сильно
выступающий нос [Дебец, 1948; Алексеев,
1974; Алексеев, Гохман, 1984; Тихонов,
1996; Герасимова, 2004]. Таким образом,
характеристики краниологических особенностей носителей кобанской культуры
существенно отличаются от особенностей
современных представителей народов
центральных предгорий Кавказа (табл. 1).
Они противоречат постулируемой и развиваемой в свое время В.П. Алексеевым
идее широколицести и брахикрании древних автохтонов центральных предгорий
Кавказа — гипотезе в значительной степени умозрительной, однако нашедшей
широкое признание в археологической
среде. Гипотезе этой в настоящий момент
противоречит, главным образом, полное
отсутствие палеоантропологических находок такого плана. Укоренившееся представление о субстрате, как о единственно
кобанском наследии, требует поисков в
более широком временном и культурном
диапазоне. Хотя, надо признать, что даже
расширение ареала кобанской культуры
на горные районы Кавказа [Техов, 1980,
1981] в антропологическом плане не меняет ситуации. Черепа из знаменитого
55
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ
Таблица 1
Морфометрические данные о мужских черепах кобанской культуры
Могильники
1.
8.
17.
9.
45.
48.
54.
55.
52.
51.
Верхняя Рутха
194,5
139,6
139,3
96,2
128,5
75,5
23,5
50,0
31,0
40,0
Верхний Кобан
190,2
145,4
144,0
108,0
123,0
–
21,0
55,0
33,0
–
Уллубаганалы
183,9
137,7
135,4
96,8
127,0
66,3
25,2
51,2
34,8
44,4
Гастон Уота
184,6
138,0
129,0
95,0
126,3
68,3
21,8
50,6
31,2
39,6
Тли
186,6
137,8
133,0
97,8
131,0
73,6
22,9
53,6
32,2
41,2
Тлийского могильника обнаруживают тот
же типологический комплекс признаков,
что и из кобанских могильников Северной Осетии.
Приведенные материалы, вкупе с ранее опубликованными данными более
позднего времени с территории Северного Кавказа [Абдушелишвили, 1964,
1966, 1975; Алексеев, 1974, Гаджиев, 1975],
свидетельствуют, что матуризованный
широколицый и брахикранный вариант
обнаруживается в немногих случаях и
связан, как правило, не с автохтонами, а
со степными культурами эпохи бронзы и
скифо-сарматского времени.
Иранизация
Иранизация горского населения,
сформировавшая сармато-аланский историко-генетический слой, может быть
прослежена на палеоантропологическом
материале из могильников поздне сарматского и раннеаланского времени.
К сожалению, из 84-х памятников этого
периода, учтенных М.П. Абрамовой в
центральных районах Северного Кавказа,
от бассейна Верхней Кубани до бассейна
Сунжи, в распоряжении антропологов
поступил лишь незначительный материал из могильников Узун-Кол, БайталЧапкан, Задалиск и нескольких более ранних — Чегемского и Нижне-Джулатского
[Алексеев, 1974; Герасимова, 1997; Герасимова, Яблонский, 1989]. Эти, единственно
серийные палеоантропологические материалы сарматского и сармато-аланского
времени с территории Северного Кавказа, происходят с территории западной
локальной группы Центрального Пред-
кавказья [по: Абрамова, 1997]. Из более
северных районов, в частности Ставрополья, имеются две небольших серии из могильников Айгурский-2 и Золотаревка-1
[Герасимова, Калмыков, 2007]. Кроме того, имеются две небольшие серии из Затеречья — из могильников Брут-2, Беслан и
Заманкул [Герасимова, Суворова, Фризен,
2008].
Вариации отдельных признаков всех
изученных черепов не выходят за пределы изменчивости европеоидных форм, но
фиксируются как очень узколицые, так и
более матуризованные формы (табл. 2).
При взгляде на таблицу видно, что сравниваемые серии образуют два блока: с
малой и большой черепной коробкой.
Первый блок состоит из могильников
Чегем, Узун-Кол, Байтал-Чапкан, Беслан.
Их черепной модуль варьирует от 149
до 153. Бесланские черепа отличаются
наименьшим черепным модулем и малой
величиной скулового диаметра, обнаруживая по этим признакам сходство с черепами из Узун-Кола и Байтал-Чапкана.
Интересно, что в могильнике Брут-2 не
было отмечено случаев искусственной
деформации мозговой коробки, в то время как в ближайшем к нему могильнике
Беслан, напротив, деформация — обычное явление. Еще большее своеобразие
обнаруживает серия из Заманкула, для
которой характерна, прежде всего, брахикрания, за счет значительной ширины
мозговой коробки, наибольшей среди
всех рассматриваемых серий. До недавнего времени, своими особенностями — выраженной брахикранией, минимальной
величиной продольного и максимальной
56
М.М. ГЕРАСИМОВА
Таблица 2
Сравнительные морфометрические данные о мужских черепах
сармато-аланского времени
Могильники
1.
8.
17.
9.
45.
48.
55.
54.
52.
51.
Чегемский (n=4)
179,0 140,3 133,0
95,8
132,7
68,7
53,3
23,7
33,9
41,5
Нижний Джулат (n=4)
172,0 145,0 148(1) 99,2
137,3
71,5
51,0
24,9
33,2
45,0
Узун-Кол (n=3)
175,5 133,0 148,0
94,0
129,5
72,3
50,7
26,3
36,0!
42,8
Байтал-Чапкан ( n=2)
177,0 137,0 136,0
98,5
129,0
67,0
48,5
25,5
33,0
42,3
Задалиск (n=5)
187,3 146,3 139,4 100,5 134,8
70,6
52,4
24,8
33,0
42,9
Айгурский-2 (n=3)
185,7 146,0
101,6 133,0
65,7
50,7
26,4
32,7
43,4
Золотаревка-1 (n=7)
189,7 142,1 136(1) 102,1 137,6
68,8
52,2
24,1
34,9
44,1
Беслан
179,2 134,4 136,3
99,3
130,5
69,1
52,3
24,7
33,4
41,2
Брут-2
185,5 134,0
94,0
131,5
64,5
45,0
25,7
34,0
41,1
Заманкул
183,3 152,6 133,0 103,7 136,6
72,3
50,3
24,2
32,7
40,8
–
–
величиной поперечного диаметров, абсолютно и относительно широким лицом, очень широкими орбитами — из
общей совокупности северокавказских
серий раннего железного века выпадала
нижнеджулатская серия. В материалах
из Нижне-Джулатского могильника мы
видели яркое свидетельство проникновения на Северный Кавказ какой-то чужеродной группы населения, характеризующейся иным антропологическим
типом, не свойственным основной массе
населения Северного Кавказа рассматриваемой эпохи [Герасимова, Яблонский,
1989; Герасимова, 2004]. Теперь возможные аналогии серия из Нижнего Джулата
найдет с серией из Заманкула, но последнюю отличает бóльшая массивность, как
мозгового, так и лицевого скелета. До настоящего времени аналогии таким черепам обнаруживались в Северной Осетии
в более позднее время, и их связывали с
автохтонным населением [Герасимова,
Суворова, Фризен, 2008]. Анализ внутригрупповой изменчивости относительных
размеров в сборной серии, в частности
верхнелицевого, носового и орбитного указателей, показал определенное
сосуществование морфологически различающихся вариантов, высоколицых и
низколицых, широконосых и узконосых,
наблюдаемых в пределах отдельных мо-
гильников. Однако малая численность
серий не дает нам среди этого морфологического разнообразия с уверенностью
выделить устойчивые краниологические
комплексы и привязать их к определенным археологическим реалиям.
К настоящему времени тезис о смешанном происхождении населения Центрального Предкавказья сарматского времени, основанный на археологических
материалах, представляется бесспорным.
Дискутируются вопросы о путях и этапах
иранизации этого населения, в связи с
чем встает вопрос об особенностях археологической культуры и антропологическом облике населения степных, более
северных, восточных и южных районов.
Однако обсуждение этих проблем выходит за рамки настоящей статьи.
Огромное морфологическое разнообразие, насколько позволяет понять такой немногочисленный материал, делает
возможным предположение о том, что
оно, скорее всего, отражает факт самого начала биологического смешения и
вовлечения в него пришлых групп различного происхождения. При этом некая
нивелировка культуры, так называемая
«сарматизация» [Абрамова, 1993], регистрируемая археологическими источниками, вероятнее всего предшествовала
брачным контактам.
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ
Аланский пласт
Хорошо прослеживаемые археологические свидетельства иранских проникновений в кавказоязычную среду определили начало важного процесса формирования в центральной части Северного
Кавказа, на территории Северной Осетии и Кабардино-Пятигорья, основного
ядра алано-осетинской народности. Конец I тыс. н.э. и первая половина II тыс.
на Северном Кавказе характеризуются
культурной интеграцией относительно
нестойких племенных и территориальных объединений в результате действия
политических и экономических причин.
Эта интеграция, происходившая под
знаком аланской доминанты, привела к
образованию ряда народностей, ставших впоследствии основой для формирования современных народов Северного
Кавказа. Однако, немногочисленность
краниологических материалов раннего
средневековья, и тем более — раннего
железного века, делает проблему определения антропологических особенностей
северокавказских алан весьма далекой
от разрешения. Бытующее в литературе
представление о характерной для алан
Северного Кавказа сопряженности типа
погребального сооружения (катакомба)
и антропологического типа (узколицесть
и долихокрания) в настоящее время не
является бесспорным. Аланская археологическая культура, существовавшая на
Северном Кавказе в течение тысячелетия,
в различные периоды своего существования и в локальных вариантах отличалась
рядом местных особенностей, вероятнее
всего за счет контактов с местным населением различной интенсивности [Гадло,
1979; Батчаев, 1986; Кузнецов, 1992, 1997;
Абрамова, 1997].
Краниологические серии средневекового времени представляется возможным разделить на две последовательные
группы, рубежом между которыми будет
XIII в. Это был век огромных социальных
потрясений, разрушения устоявшихся
традиций и уклада жизни, массовой гибели людей, связанных с разгромом Ала-
57
нии монголами. Все это не могло пройти
бесследно, не отразиться на процессах
этно- и расообразования.
Имеющиеся в нашем распоряжении
краниологические серии домонгольского времени в географическом отношении распределены крайне неравномерно
(табл. 3.1). Из серий, которые можно было
бы связать с этногенезом балкарцев или
карачаевцев, существует одна единственная выборка из погребений VI–VII вв. на
городище Хумара (раскопки Х.Х. Биджиева, 1980 г.), которая происходит из
Карачая. Эти черепа обладают удлиненными пропорциями мозговой коробки,
узким и высоким лицом и сближаются с
сериями из Черкесии и другими материалами, которые традиционно считаются
принадлежащими пришлому аланскому
или более древнему местному населению Кавказа [Ходжайов, 2005, с. 550].
При взгляде на таблицу видно, что серии,
ассоциируемые с аланским и адыгским
этносами, кроме черепов из Верхнего
Чир-Юрта, обнаруживают между собой
значительное типологическое сходство и
близость одних серий к другим по разным
наборам признаков. Для оценки степени
морфологической специфичности этих
серий был применен метод суммарного
сопоставления по Пенроузу. Наибольшее
число малых расстояний обнаруживается
между группами, которые можно соотнести с адыгским или аланским этносами
[Герасимова, 1996, 1997]. Кроме близких
связей между сериями, ассоциируемыми
с аланским, осетинским, ингушским и
адыгским этносами, была выявлена морфологическая специфичность раннесредневековых серий из могильников Херх,
Сиони, Сба, Едыси, Венис-Квеба, принадлежащих местному горскому населению.
Это позволяет признать, что горское население уже в конце I — начале II тыс.
обнаруживало тот комплекс признаков,
который ассоциируется с кавкасионским
антропологическим типом и который
свойственен, как считается, балкарцам.
Хотя суммарные сопоставления позволяют проследить аланскую доминанту
58
М.М. ГЕРАСИМОВА
Таблица 3.1
Сравнительные морфометрические данные о мужских черепах
раннесредневекового времени (VI–XIII вв.)
Могильники
1.
8.
17.
9.
45.
48.
51.
52.
54.
55.
1. Задалиск
187,3 146,5 139,4 100,5 134,8
70,6
42,9
33,0
24,8
52,4
2. Балабанка
181,6 138,1 137,0
97,4
130,9
70,0
41,3
31,5
23,9
50,4
3. Гамовское
183,6 140,5 136,5
96,6
133,4
71,9
42,3
32,4
24,2
51,6
4. Казазово I
189,8 139,0 136,2
97,8
132,8
66,7
41,0
32,0
26,0
50,8
5. Мощевая Балка
187,9 141,4 138,1 100,7 134,4
71,6
42,9
33,0
25,0
53,2
6. Дуба-Юрт
189,7 138,8 138,1
99,7
132,8
70,8
42,2
31,6
24,5
52,8
7. Казазово II
185,3 141,6 137,6
98,4
130,4
70,2
42,3
33,1
23,9
52,5
8. Змейская
181,4 144,4 137,3
97,8
136,1
70,7
41,8
31,7
25,6
51,8
9. Адиюх
183,6 141,3 133,3
97,0
131,9
74,4
43,4
33,2
24,3
52,0
10. Сиони I
184,4 148,8 136,0 100,2 146,0
72,0
43,3
33,8
25,5
52,0
11. Ванис-Квеба
176,0 146,2 134,2
99,9
136,3
69,0
41,2
34,0
24,9
52,4
12. Херх
180,2 147,5 134,2
99,5
138,5
69,0
42,5
33,0
25,7
53,2
13. Едыси
183,8 154,0 134,8 100,8 141,3
76,0
44,2
31,9
25,5
51,2
14. Сба
181,1 147,7 134,4 101,1 139,4
72,3
43,0
33,5
25,7
53,2
15. Сиони II
181,4 142,9 137,8 102,9 139,1
71,5
43,2
34,6
24,7
53,2
16. Ильичевское гор.
186,8 141,7 139,3
98,3
136,3
74,5
42,5
35,5
25,4
54,6
17. Узунтала
186,1 136,9 138,1
99,7
129,6
70,8
40,4
33,8
24,0
50,4
18. Дегва
182,4 138,1 135,5
96,7
129,8
70,8
40,4
31,2
23,4
51,2
19. Гоцатль
179,0 148,0 134,0
92,0
140,5
69,5
43,1
33,1
22,9
50,0
20. Миатли
175,7 152,5 132,0
97,0
137,0
73,7
43,6
35,2
24,2
53,3
21. Верхний Чир-Юрт
177,5 141,7 135,8
96,3
135,7
70,7
41,8
32,6
25,2
51,9
22. Хумара
177,3 135,8 141,0
97,8
131,5
72,3
43,8
36,8
24,5
53,0
в формировании физических особенностей адыгов, осетин, ингушей довольно определенно [Герасимова, 1996, 1997,
2004], для большей доказательности мной
был использован метод главных компонент1. Набор признаков для анализа ограничен десятью. Угловые размеры были
мною исключены, поскольку они имеют
вес, главным образом, при диагностике
рас первого порядка, а все рассматриваемые серии, за небольшим исключением, принадлежат к европеоидной расе,
1
Пользуюсь случаем выразить благодарность С.Ю. Фризену за техническую помощь в
проведении анализа.
ее кавкасионскому и понтийскому вариантам. Что касается серий с монголоидной примесью, подробно описанных
В.П. Алексеевым [Алексеев, 1974; Алексеев, Гохман, 1984], то они представляют
определенный интерес в связи с ролью
тюркоязычных групп, в частности половцев, в этногенезе балкарцев, и будут
рассмотрены отдельно.
Для межгруппового анализа были использованы лишь мужские выборки. Первая и вторая главные компоненты (далее — ГК) описывают около 56% общей
изменчивости (табл. 3.2). Наибольшие
нагрузки по первой ГК несут поперечный диаметр, скуловая ширина, высота
59
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ
Таблица 3.2
Факторные нагрузки на признаки в компонентном анализе
раннесредневековых серий (VI–XIII вв.); мужские черепа
Признаки
ГК I
ГК II
ГК III
ГК IV
1. Продольный диаметр
–0,302
0,579
0,428
0,501
8. Поперечный диаметр
0,770
–0,455
0,310
0,056
–0,267
0,801
–0,216
0,064
0,384
0,655
0,378
–0,075
45. Скуловая ширина
0,777
–0,263
0,347
–0,054
48. Верхняя высота лица
0,604
0,091
–0,325
0,585
51. Ширина орбиты
0,814
–0,010
–0,234
0,338
52. Высота орбиты
0,499
0,266
–0,667
–0,320
54. Ширина носа
0,462
0,405
0,587
–0,287
55. Высота носа
0,594
0,549
–0,225
–0,235
Собственное число
3,350
2,226
1,590
0,962
% объясняемой изменчивости
33,5
22,3
15,9
9,6
17. Высотный диаметр
9. Наименьшая ширина лба
Рис. 1. Результаты кластеризации данных о краниологических сериях
раннего средневековья (VI–XIII вв.); мужские черепа
Примечание: номера серий соответствуют номерам в табл. 3.1
60
М.М. ГЕРАСИМОВА
Таблица 4.1
Сравнительные морфометрические данные о мужских черепах
позднего средневековья (XIV–XVII вв.)
Могильники
1.
8.
17.
9.
45.
48.
51.
52.
54.
55.
23. Дзивгис 15
179,3
140,6
131,2
96,2
130,1
67,2
42,4
32,0
23,8
49,8
24. Дзивгис 18
179,3
142,8
132,1
96,0
130,8
65,9
41,2
32,4
24,6
49,4
25. Дзивгис 21
182,4
141,9
134,7
97,5
136,7
70,7
43,0
33,0
24,8
51,1
26. Дзивгис 3
177,3
139,9
131,1
94,2
131,3
68,6
41,5
32,5
25,6
50,5
27. Верхний Кобан
182,2
146,5
135,8
101,0
137,2
70,6
41,8
33,5
24,0
53,5
28. Моздок
177,3
153,3
141,0
96,5
137,7
73,5
43,3
32,7
25,1
54,2
29. Джимара
183,5
140,7
132,9
97,5
134,6
71,8
43,3
32,7
24,0
52,4
30. Махческ
184,4
144,6
134,4
99,0
135,6
73,7
42,0
33,7
25,1
53,3
31. Мацута
184,4
143,2
132,8
99,2
134,9
70,5
42,2
33,7
24,7
52,5
32. Уакац
182,6
143,7
131,4
97,4
134,8
72,3
42,3
33,8
24,0
52,5
33. Лац
183,2
144,2
135,0
98,8
135,8
71,6
41,5
34,4
25,3
52,4
34. Кели I
185,2
142,7
131,4
97,9
134,7
73,0
41,7
33,9
24,0
52,5
35. Кели II
175,2
142,0
135,8
99,0
132,8
67,7
41,7
33,0
23,9
50,0
36. Жинвали I
187,7
139,7
134,4
97,0
136,3
74,9
42,9
33,9
25,0
53,0
37. Жинвали II
178,6
146,3
135,4
98,9
135,0
68,5
42,8
33,9
24,*
53,2
38. Сиони III
181,6
151,1
136,8
104,0
138,4
71,8
43,6
34,9
26,0
54,9
39. Шатили
183,0
148,7
136,8
100,7
138,9
71,4
43,9
34,6
25,9
52,8
40. Верхний Джулат
185,6
146,8
137,1
99,3
137,4
76,0
43,1
33,1
25,8
54,3
41. Нижний Джулат
185,6
152,0
133,5
100,4
144,1
73,6
43,9
32,9
26,4
55,9
42. Курноят
182,3
144,3
137,2
100,3
134,4
72,4
43,4
34,4
25,7
52,2
43. ВерхнийЧегем
184,0
150,0
132,5
98,5
138,7
72,8
42,2
32,5
25,2
55,0
44. Кызбурун III
186,7
139,2
132,2
95,2
134,6
72,2
41,8
32,8
24,3
52,0
45. Глебовка
176,5
141,7
138,5
97,8
128,7
71,5
41,9
32,5
24,0
53,0
46. Новороссийск
187,3
142,7
134,0
100,7
132,5
68,0
42,0
30,5
26,0
52,0
47. Жане II
184,0
140,6
134,4
101,0
134,6
75,6
44,2
35,5
26,5
53,8
48. Ново-Кувинский
178,8
141,1
138,3
97,5
133,0
74,1
42,4
33,8
24,9
52,0
49. Кубина
177,0
149,5
138,0
97,2
138,5
71,8
42,9
33,8
25,7
51,8
50. Жано
183,3
145,0
136,0
99,3
132,7
70,7
42,2
30,7
25,0
49,7
51. Нижний Архыз
189,4
141,4
132,3
97,2 132,0(1) 70,0
42,0
34,0
25,0
53,0
52. Горячеводский
183,0
137,9
136,0
95,9
128,9
70,0
42,5
31,7
25,0
50,3
53. Каррас
184,1
141,7
137,1
97,6
134,1
69,5
43,0
31,3
26,2
52,0
54. Маджары
179,9
147,3
135,2
97,4
136,4
72,6
42,8
31,4
25,1
51,5
55. Сумбатль
182,4
143,1
131,9
98,1
135,3
71,7
42,2
33,3
25,5
52,1
Примечание: нумерация продолжает последовательность серий, приведенную в табл. 3.1;
Серии №№ 23–25, 27, 34, 35, 39, 42, 44 исследованы автором настоящей статьи [Герасимова, 1994, 1996,
1997, 2003, 2004], № 26 — А.В. Шевченко [1986], №36–37 — Асланишвили [1977]; №38 — Джавахишвили
[1966], № 55 — А.Г. Гаджиевым [1975], остальные данные взяты из работ В.П. Алексеева [1963, 1974];
серии №№ 23 — 33 происходят с территории Осетии, №№ 34–35 — Ингушетии, №№ 36–39 — Горной
Грузии, №№ 40–44 — Кабардино-Балкарии, №№ 45–47 — Черноморского побережья, №№ 48–51 — Черкесии, №№ 52–53 — Пятигорья, № 54 — Ставрополья; № 55 — Дагестана.
61
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ
лица и ширина орбиты, то есть выделяются группы, отличающиеся не только
брахикранией и широколицестью, но и в
целом крупными размерами. Вторая ГК
выделяет длинноголовые, в целом менее
гиперморфные группы, с широким лбом
и, что самое значимое, — высоким сводом. Третья ГК, описывающая почти 16%
изменчивости, определяется в основном
шириной носа (впрочем, коэффициент
не достигает уровня статистической значимости). Построенная на основе данного анализа дендрограмма выделяет два
больших кластера. В один, объединивший наибольшее число выборок, входят
серии, связанные в большей или меньшей степени с аланским и адыгским этносами. Во второй кластер объединены
некоторые горские группы из Осетии и
Дагестана (рис. 1). К сожалению, палеоантропологического материала, который
хотя бы предположительно можно было
бы связать с балкарским этносом, на этом
временном отрезке в нашем распоряжении нет.
Посмотрим, как в этом плане обстоят
дела в более позднее время — позднее
средневековье и время, близкое к современности. К сожалению, пестрота этни-
ческой карты северокавказских народов,
как в прошлом, так и в настоящем, постоянная нестабильность и подвижность
этно-территориальных границ [Анчабадзе, Волкова, 1993] затрудняют постулировать генетические связи между хронологически разновременными группами
на одной и той же территории. Поэтому,
для позднесредневековых серий представилась нецелесообразной группировка материала в серии по территориальному принципу и попытка установить
диахронные связи «предок–потомок»
на одной территории. Из имеющегося в
литературе материала были вычленены
серии по отдельным могильникам с территории Адыгеи, Кабардино-Балкарии,
Ставрополья, Черкесии, Южной и Северной Осетии, Горной Ингушетии, Горной
Грузии, Дагестана. Из всей совокупности
анализируемых данных только материалы из Курноята, Верхнего Чегема и Кызбуруна III ассоциируются в литературе с
балкарским этносом (табл. 4.1).
Предпринятый компонентный анализ
серий XIV–XVII вв. показал, что ГК I и II
описывают около 60% общей изменчивости (табл. 4.2). Первая ГК представлена
широкоголовыми, широколобыми, шиТаблица 4.2
Факторные нагрузки на признаки в компонентном анализе
позднесредневековых серий (XIV–XVII вв.); мужские черепа
Признаки
ГК I
ГК II
ГК III
ГК IV
1. Продольный диаметр
0,310
0,817
0,336
–0,016
8. Поперечный диаметр
0,668
–0,467
0,017
–0,530
0,365
–0,741
0,007
0,377
17. Высотный диаметр
0,625
0,025
0,109
–0,088
45. Скуловая ширина
9. Наименьшая ширина лба
0,842
–0,010
–0,023
–0,383
48. Верхняя высота лица
0,739
0,193
–0,233
0,295
51. Ширина орбиты
0,724
–0,133
0,154
0,375
52. Высота орбиты
0,442
0,259
–0,701
0,241
54. Ширина носа
0,579
0,022
0,600
0,268
55. Высота носа
0,838
0,176
–0,172
–0,180
Собственное число
4,081
1,590
1,084
0,967
% объясняемой изменчивости
40,8
15,9
10,8
9,7
62
М.М. ГЕРАСИМОВА
Рис. 2. Результаты кластеризации данных о краниологических сериях
позднего средневековья (XIV–XVII вв.); мужские черепа
Примечание: номера серий соответствуют номерам в табл. 4.1
роколицыми формами с крупными размерами высоты лица и высоты носа. Вторая ГК выделяет длинноголовые формы с
низким сводом мозговой капсулы. Третья
ГК, описывающая почти 11%, в основном
дифференцирует группы с низкими орбитами. По данным анализа была построена
дендрограмма (рис. 2). Из краниологических серий, собранных на территории
Кабардино-Балкарии, наиболее далеко
от всей совокупности отстоит Нижний
Джулат, что естественно, поскольку, мы
знаем, что эта серия принадлежит, вероятнее всего, предкам тюркоязычных
ногайцев [Алексеев, 1974]. Три названных
выборки, которые связываются с предками балкарцев, попадая в разные кластеры,
ни разу не попали в группировки, в той
или иной степени связанные с аланским
этносом. Серия из Курноята — в одном
кластере с серией из Моздока. Серия из
Кызбурун III обнаруживает близость с
серией из Маджар, что также вполне объяснимо из археологического контекста
золотоордынского происхождения этих
памятников и наличия в обеих сериях
монголоидной примеси.
Таким образом, роль аланского компонента в сложении антропологических
особенностей балкарцев на имеющихся
материалах не прослеживается, в отличие от аланской доминанты в формировании морфологических особенностей не только осетин, но и некоторых
других средневековых северокавказских
народностей. Видимо, эту роль можно
ограничить культурным воздействием,
что отразилось в сохранении некоторых
культурно-этнографических традиций,
свойственных аланам.
Тюркский пласт
Тюркский компонент в этногенезе
балкарцев ассоциируется у разных авторов с отдельными группами болгар, половцев или тюркизированных алан. Большинство исследователей рассматривает
проблему в аспекте контактов тюрок с
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ
ираноязычной аланской средой, местный
кавказский субстрат не рассматривается.
Причины победы в одном случае иранского (Осетия), а в другом (Балкария, Карачай) тюркского языков над местными
языками не обсуждаются.
Определенный интерес в связи с исторически засвидетельствованным фактом
проникновения тюркоязычных групп в
горные районы Северного Кавказа представляют антропологические свидетельства наличия на Северном Кавказе, в
частности в Дагестане, групп населения
с монголоидной примесью [Алексеев,
1974; Алексеев, Гохман, 1984]. О раннем
проникновении болгар, возможно, свидетельствуют материалы из могильника
Верхний Чир-Юрт. Этот могильник, содержащий три типа погребений (катакомбы, грунтовые могилы, занимающие
особый участок на кладбище, и могилы
с подбоем), позволяет проследить на археологическом материале этническую
неоднородность населения Присулакской низменности. Для серии характерно наличие преимущественной лобнотеменной деформации высокого типа,
характерной для черепов из аланских
могильников, преобладающим типом
погребального обряда были катакомбы,
также традиционно ассоциируемые с аланами. К сожалению, немногочисленность
недеформированных черепов в краниологической серии из этого могильника
(всего 4 мужских и 3 женских черепа) не
позволила рассмотреть отдельные группы, связанные с тем или иным обрядом
[Кондукторова, 1967]. Но по данным А.Р.
Гаджиева именно в грунтовых могилах
были найдены черепа с монголоидной
примесью [Гаджиев, 1965]. На основе наличия на некоторых черепах отдельных
монголоидных особенностей при общей
европеоидности серии Т.С. Кондукторова
в очень осторожной форме приписывает
этот могильник не местному, а пришлому
населению, может быть савирам. Не исключая факт раннего проникновения отдельных групп монголоидного происхождения в равнинные районы Дагестана,
В.П. Алексеев категорически отрицает в
63
этой серии наличие монголоидных черт. С
его точки зрения антропологический тип
погребенных в Верхнем Чир-Юртовском
могильнике не имеет ничего общего с
антропологическим типом, свойственным гуннам (савиры — одно из гуннских
племен). Он близок к кавкасионскому
антропологическому типу и, таким образом, можно считать, что могильник
принадлежит местному населению.
К сожалению, в нашем распоряжении нет палеоантропологического материала ни XI в., когда в Кисловодской
котловине фиксировалось скопление
болгарских древностей [Гадло, 1994], ни
более позднего времени, когда местное
население вступило в контакт с новыми
пришельцами — кипчаками, или половцами. В антропологической литературе
отсутствует также единая точка зрения
на характер антропологических особенностей половцев. Большинство исследователей предполагают европеоидный
облик половцев, но для такого суждения
есть только косвенные доказательства.
Опубликованная А.В. Шевченко половецкая серия черепов из Нижнего Поволжья, из курганов XI–XIII вв. [Шевченко,
1980], незначительно отличается от серий
кочевнических черепов из Нижнего и
Среднего Поволжья неопределенной этнической принадлежности [Дебец, 1948;
Яблонский, 1987; Газимзянов, 2001]. Имеется также две небольшие сборные серии
дозолотоордынского и золотоордынского
времени из Северного Причерноморья,
определяемые как половецкие, для которых характерна брахикрания, широколицесть и небольшая монголоидная
примесь, увеличивающаяся с ходом времени [Круц, 2003]. Всем этим кочевническим сериям свойственна неоднородность расового состава и большая или
меньшая доля монголоидной примеси.
Морфологическое разнообразие этих
материалов не исчерпывается наличием
европеоидных и монголоидных черепов,
а определяется наличием черепов со смешанным комплексом признаков. Таким
образом, наряду с констатируемой механической смесью и наличием черепов
64
М.М. ГЕРАСИМОВА
явно монголоидного типа, мы имеем дело
с результатом долгого биологического
смешения различных групп кочевнического населения разного происхождения.
Существенную формообразующую роль
в сложении антропологических особенностей тюркских кочевников южнорусских степей сыграл брахикранный мезоморфный европеоидный компонент с
заметной монголоидной примесью, так
называемый «зливкинский тип», хорошо
представленный в могильниках салтовомаяцкой культуры [Наджимов, 1955]. На
данный период времени, с учетом наших
знаний и наличествующего палеоантропологического материала, мы не можем
соотнести отдельные выделяемые комплексы краниологических признаков с
какими либо из тюркских этнонимов, в
особенности половцев по их антропологическим особенностям.
О кочевническом населении XII–
XIV вв. с плоскостной части Предкавказья можно судить по весьма немногочисленной серии из курганов у Моздока [Алексеев, 1974]. Черепа отличаются
очень широкой и короткой мозговой коробкой, широким и довольно высоким,
уплощенным лицом и слабо выступающим носом. По мнению В.П. Алексеева,
степень уплощенности лица и переносья,
а также степень выступания носа, сближает их с метисными формами, характерными для казахских или киргизских
популяций, то есть групп тюркского или
монгольского происхождения.
Значительную, возможно, определяющую роль в кипчакско-половецком продвижении в горы сыграло засвидетельствованное письменными источниками
в середине XIII в. половецко-аланское
сближение в составе Золотой Орды,
приведшее к тюркизация равнинных
алан. Судя по археологическим данным,
оно приняло массовый характер в XIV
в., когда опустевшая Северокавказская
степь стала заселяться адыгскими (кабардинскими) группами, мигрантами из
Нижнего Прикубанья [Лавров, 1969; Батчаев, 1986; Гадло, 1994]. Представление
о физических особенностях населения
Кабардино-Балкарии этого времени дают нам две краниологические серии из
мусульманских погребений XIV–XV вв.
Одна из них происходит из погребений
на территории древней мечети на городище Нижний Джулат. Несмотря на то, что
равнинная Алания почти обезлюдела, на
городище продолжалась жизнь, и было
зафиксировано возрождение аланской
керамики на традициях домонгольского
времени [Батчаев, 1980]. Однако население Нижнего Джулата этой поры — явно
не кавказского облика. В.П. Алексеев был
склонен объяснять монголоидную примесь в составе этой популяции влиянием тюркоязычных племен, составивших
основу современных ногайцев [Алексеев,
1974].
Вторая серия была получена из мусульманских захоронений в верхних, золотоордынских слоях XIV в. городища
Кызбурун III (раскопки В.М. Батчаева,
1977 г.). По устному сообщению автора
раскопок существует высокая степень
вероятности считать эти погребения половецкими. Изученная мной небольшая
серия из 5-ти мужских черепов, исходя
из средних, характеризуется большим
продольным и средней величиной поперечного диаметров, мезокранной, средневысокой мозговой коробкой со среднешироким лбом и среднешироким затылком. Лицевой скелет характеризуется
мезоморфией, некоторой горизонтальной
уплощенностью лица на верхнем уровне,
несколько пониженным углом выступания носовых костей сравнительно с
другими северокавказскими сериями. За
суммарной в общем маловыразительной
характеристикой скрывается значительное морфологическое разнообразие и
наличие, по крайней мере, двух противоположных вариантов. Два черепа имеют клиногнатное лицо с большим углом
выступания носа, два других, напротив,
имеют плоское лицо и малый угол выступания носовых костей, в категории
малых и очень малых величин (табл. 5).
При относительном сходстве половецких
серий из степного Приднепровья и Нижнего Поволжья, серия из Кызбуруна III,
65
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ
Таблица 5
Сравнительные морфометрические данные о половецких сериях; мужские черепа
№ по
Мартину
Степи Украины
[Круц, 2003]
Поволжье
[Шевченко, 1980]
Кабардино-Балкария,
Кызбурун III
1. Продольный диаметр
180,6 (15)
180,3 (18) 179,8 (10)
186,7 (4)
8. Поперечный диаметр
150,1 (15)
151,8 (17) 150,3 (10)
139,2 (5)
17. Высотный диаметр
133,7 (12)
133,5 (13)
133,4 (9)
132,2 (5)
45. Скуловой диаметр
140,5 (12)
142,3 (15) 142,7 (11)
134,6 (5)
48. Верхняя высота лица
75,4 (10)
76,7 (15)
75,6 (12)
72,2 (5)
77. Назомалярный угол
142,9 (8)
144,9 (13) 146,3 (11)
142,2 (5)
 Zm’ Зигомаксиллярный угол
131,7 (7)
130,9 (12) 132,9 (11)
130,2 (4)
Название признака
75(1). Угол выступания носа
27,2 (6)
23,9 (9)
30,4 (11)
26,0 (5)
8:1. Черепной указатель
83,8 (13)
83,3 (15)
83,5 (10)
79,4 (4)
происходящая из городских погребений
и представляющая собой механическую
смесь, значительно отличается от них
более крупным продольным диаметром,
тенденцией к долихокрании, более узким
и низким лицом. Однако наличие явно монголоидных черепов в половецкой
серии XIV в. может быть истолковано,
как аргумент связи «монголоидности»
с тюркоязычным населением, что подтверждает гипотезу В.П. Алексеева о происхождении монголоидной примеси в
составе адыгов XIV–XVI вв. в результате
контакта с половцами [Алексеев, 1974].
Из степного Предкавказья происходит еще одна серия из погребений XIV–
XV вв. на средневековом городище Маджары (Ставрополье). Антропологические
особенности населения этого города рассматривались специально в связи с легендой о происхождении балкарцев от населения этого города. Краниологическая
серия была изучена В.П. Алексеевым, который счел ее достаточно однородной,
дал ей суммарную характеристику и нашел ей аналогии в целом, не рассматривая
составляющие компоненты [Алексеев,
1967а, 1974]. Население Маджар при общем европеоидном облике сохраняло в
своем составе монголоидную примесь,
что было характерно для населения других золотоордынских городов. Сам факт
присутствия монголоидной примеси в
маджарской серии заставляет, как считал
В.П. Алексеев, с большим сомнением отнестись к предположению о генетической
связи современных балкарцев с «маджарцами». Новые краниологические материалы из Маджара, обработанные вкупе
с прежними, показали, напротив, смешанный характер этой серии, что более
адекватно характеристикам городского
населения [Евтеев, 2003]. Один из выделенных вариантов, европеоидный брахикранный матуризованный, ассоциируется А.А. Евтеевым с местным кавказским
населением. Монголоидный компонент в
составе маджарской серии сближается с
комплексом, являющимся одним из составляющих в выборках из Кайбельского
и Зливкинского могильников.
В отличие от вышерассмотренных
материалов, высокую вероятность увязки с местным населением имеет серия
из Верхне-Чегемского могильника в
Кабардино-Балкарии (раскопки Г.И. Ионе, 1960 г.), датируемого в довольно широких пределах. Наиболее убедительной
кажется его датировка XIII–XIV вв. Серия
состоит из 4-х мужских и 4-х женских черепов. Опираясь на метрические данные,
приведенные в монографии В.П. Алексеева, дадим более подробную характеристику этой серии, поскольку в его работе
этим данным было уделено буквально несколько слов при обсуждении материалов
66
М.М. ГЕРАСИМОВА
из Херха [Алексеев, 1974]. На основании
увеличения черепного указателя в этих
двух сериях делается вывод о наличии
комплекса признаков, который может
быть сближен с широколицыми и круглоголовыми европеоидами Северного
Кавказа. Мужские черепа отличаются при
очень большой величине поперечного
диаметра средней, на границе с большой,
величиной продольного диаметра средневысокой брахикранной мозговой коробки, со средненаклонным широким лбом.
Лицо, однако, более широкое, средней
высоты со среднеширокими и средневысокими орбитами с высоким и среднешироким носом. Симотический и дакри-
Таблица 6
Морфометрическая характеристика черепов из Курноятского могильника
Название признака,
№ по Мартину
1. Продольный диаметр
8. Поперечный диаметр
17. Высотный диаметр
5. Длина основания черепа
9. Наим. ширина лба
10. Наиб. ширина лба
11. Ширина основания
12. Ширина затылка
8:1. Черепной указатель
9:8. Лобно-теменной указ.
45. Скуловой диаметр
48. Верхняя высота лица
43. Верхняя ширина лица
46. Средняя ширина лица
55. Высота носа
54. Ширина носа
51. Ширина орбиты
52. Высота орбиты
48:45. Лицевой указатель
54:55. Носовой указатель
52:51. Орбитный указатель
77. Назомалярный угол
 Zm’ Зигомаксилл. угол
SS. Симотическая высота
SC. Симотическая ширина
DS. Дакриальная высота
DC. Дакриальная ширина
32. Угол наклона лба
72. Общий лицевой угол
74. Альвеолярный угол
75(1). Угол выступ. носа
Мужские черепа
Женские черепа
X
Min
Max
X
Min
Max
182,3 (10)
144,3 (10)
137,2 (10)
103,3 (10)
100,3 (10)
124,3 (10)
125,3 (10)
109,8 (10)
79,13 (10)
69,64 (10)
134,4 (10)
72,4 (8)
105,4 (10)
96,0 (10)
52,2 (10)
25,7 (10)
43,4 (10)
34,4 (10)
52,8 (8)
49,3 (8)
79,13 (8)
136,5 (5)
125,0 (5)
4,36 (9)
9,25 (9)
12,65 (8)
20,00 (8)
85,1 (10)
85,9(8)
87,4 (7)
31,5 (8)
177
139
128
100
93
117
120
105
74,7
64,9
122
64
102
91
47
23
42,0
29,5
47,9
45,1
70,2
134
115
2,5
6,7
10,9
17,1
78
81
85
24
187
154
145
109
111
134
132
114
83,2
73,9
146
81!
112
102
56
29
48,0
39,5
66,4
55,1
92,9
142
133
6,2
11,5
14,8
25,7
90
88
90
30
180,0 (4)
138,2 (4)
131,5 (4)
96,2 (4)
99,0 (4)
118,5 (4)
121,7 (4)
107,0 (4)
76,8 (4)
69,6 (4)
127,2 (4)
71,5 (4)
103,7 (4)
91,5 (4)
53,5 (4)
24,2 (4)
42,1 (4)
34,1 (4)
56,1 (4)
45,2 (4)
80,9 (4)
138,3 (3)
124,3 (3)
4,20 (4)
8,92 (4)
13,2 0 (4)
20,15 (4)
86,4 (4)
86,6 (4)
87,3 (3)
32,0 (3)
168
137
129
92
93
112
117
105
70,0
67,3
123
67
102
89
50
23
40,0
31,0
53,6
42,3
76,2
133
122
2,7
8,4
11,5
17,0
83
85
82
24
14
147
133
109
104
125
129
110
79,8
73,5
132
78
105
96
59
25
45,0
37,0
59,3
50,0
87,8
145
127
6,0
9,8
14,5
23,5
89
89
93
37
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ
альный указатели попадают в категорию
больших величин, как и угол выступания
носовых костей. Горизонтальная уплощенность лица малая на обоих уровнях.
Женские черепа характеризуются средней величиной продольного и большой
величиной поперечного диаметров, брахикранией и высоким сводом мозговой
коробки. Лицевой скелет отличается мезоморфией, средней величиной размеров
носа и орбит, резко выраженной горизонтальной профилировкой и большим
углом выступания носа. В связи с этой
характеристикой становится понятным
объединение серии из Верхнего Чегема,
выявленное методом главных компонент,
с серией из Верхнего Кобана, принадлежащей местному горскому населению
Северной Осетии (рис. 2).
Другая краниологическая серия,
определенно увязываемая с местным этническим пластом, происходит из раскопок И.М. Мизиевым плиточных могил
Курноятского могильника в с. Верхняя
Балкария [Мизиев, 1971]. Серия была
изучена В.П. Алексеевым и опубликована
[Алексеев, 1980]. Впоследствии этот материал, хранящийся в Нальчике, был мною
просмотрен заново, было измерено еще
4 женских и 3 мужских черепа из этого
могильника. Хотя могильник датировался в широком диапазоне XIII–XVII вв., в
серию попали черепа из погребений XV–
XVII вв. В.П. Алексеев диагностировал
здесь значительную ширину лицевого
скелета, сочетающуюся с сильной выраженностью европеоидных признаков
и тенденцией к расширению мозговой
коробки, и отмечал большое сходство
курноятской серии с серией из Черекских
склепов XVII–XIX вв., принадлежащих
балкарцам [Алексеев, 1980]. Суммарная
мужская серия из Курноятского могильника характеризуется средней величиной
продольного диаметра, средней, на границе с большой, величиной поперечного
диаметра, большой высотой мезокранной мозговой коробки с широким лбом
и среднешироким затылком. Лицевой
скелет средней ширины, как в скулах, так
и на среднем уровне, средней высоты, со
67
среднешироким и средневысоким носом
и широкими средневысокими орбитами.
Носовые косточки высокие, среднеширокие, угол выступания носа значительный
(табл. 6).
По сравнению с данными В.П. Алексеева, суммарная серия мужских черепов,
обнаруживая тот же комплекс признаков,
более узколица (абсолютно и относительно) при одинаковой высоте лица,
а угол выступания носовых костей при
его значительной величине все же меньше. Среди вновь измеренных черепов
три несколько выпадают из общей совокупности. Из погребения 17а — малым
продольным диаметром, низким лицом,
большой уплощенностью его и небольшим углом выступания носа. Из погребения без № (утрачен) — своим малым
скуловым диаметром, очень высоким,
клиногнатным лицом с высоким и широким выступающим носом и низкими
орбитами. Череп из погребения 10 характеризуется максимальными в серии
величинами широтных размеров (признаки по Р. Мартину — № 8, 9, 10, 11, 45,
43). Женские черепа, их всего 4, в среднем
характеризуются очень большой длиной,
средней шириной и большой высотой
мозговой коробки с очень широким лбом
и широким затылком. Лицевой скелет
средней ширины. Высота лица большая,
у одного из черепов она достигает группового максимума для женщин. Нос высокий, средней ширины, угол выступания
носовых костей достигает очень больших
величин. Женские черепа явно европеоидного облика.
Кроме того, мной были измерены два
женских черепа из раскопок В.М. Батчаева в 1977 г. в с. Холлам. Автором раскопок
захоронения определенно увязываются
с балкарскими. Они были сделаны в каменных ящиках, один из которых был с
крестом. Эти женские черепа отличаются
от курноятских, обнаруживая между собой большое сходство в размерах мозговой коробки и лицевого скелета. Для них
характерна небольшая черепная коробка
долихокранной формы, средней высоты
узкое, хорошо профилированное лицо
68
М.М. ГЕРАСИМОВА
со средневысоким сильно выступающим
носом. Эти черепа представляют другой,
более грацильный европеоидный вариант
(табл. 7).
Таблица 7
Морфометрическая характеристика
женских черепов из Холламского
могильника
№ признака по
Мартину
Х (n)
№ признака по
Мартину
Х (n)
1.
174,5 (2)
77.
137,2 (2)
8.
132,0 (2)
 Zm’
122,0 (2)
17.
129,5 (2)
SS.
4,75 (2)
5.
94,5 (2)
SC.
10,0 (2)
9.
91,0 (2)
DS.
12,0 (2)
10.
111,0 (2)
DC.
18,9 (2)
11.
117,0 (2)
32.
90 (1)
12.
100,5 (2)
72.
87,5 (2)
45.
119,5 (2)
74.
89,0 (2)
48.
66,0 (2)
75(1).
32,0 (2)
43.
95,0 (2)
8:1.
75,6 (2)
46.
89,0 (2)
9:8.
68,6 (2)
55.
47,0 (2)
48:45.
55,4 (2)
54.
22,9 (2)
54:55.
48,7 (2)
51.
39,8 (2)
52:51.
76,6 (2)
52.
30,5 (2)
Население XVII–XIX вв. может быть
охарактеризовано на основе лишь одной
небольшой серии черепов из склепов Черекского ущелья, собранных К.Х. Беслекоевой, обработанных и опубликованных
В.П. Алексеевым. Это всего 11 мужских
и 8 женских черепов [Алексеев, 1974].
Исходя из опубликованных метрических
характеристик, мужская серия отличается брахикранной мозговой коробкой при
средней величине продольного и высотного диаметров и большой величине поперечного. Широкий крутой лоб, широкий затылок дополняют характеристику
мозгового отдела черепа. Лицо очень широкое, особенно по кавказскому масштабу, не только в скулах, но и на верхнем,
назомалярном уровне. Верхняя высота
лица средняя, по верхнелицевому указателю лицо скорее низкое. Высота и ширина носа средней величины, также как
и орбит. Уплощенность лица на уровне
назиона и на зигомаксиллярном уровне
малая. Нос выступает значительно, носовые косточки среднеширокие и очень высокие. Женские черепа характеризуются
средней, на границе с малой, величиной
продольного диаметра, средней величиной поперечного и высотного диаметров,
широким лбом и среднешироким затылком брахикранной мозговой коробки. Таким образом, мы можем с уверенностью
говорить о том, что обе части выборки
(мужская и женская) из черекской серии
характеризуются комплексом признаков,
свидетельствующих о ее принадлежности
к европеоидной расе, одному из ее брахикранных вариантов.
Заключение
Сравнение метрических характеристик трех серий, уверенно увязываемых с
этногенезом балкарского народа — XIII–
XIV вв. (Верхний Чегем), XV–XVII вв.
(Курноят) и XVIII–XIX вв. (Черек) — показывает отличия, которые не могут быть
объяснены с точки зрения эпохальных
изменений. Курноятская серия в значительно меньшей степени обнаруживает
сходство с «современной» балкарской
серией, нежели серия из Верхнего Чегема.
Создается впечатление, что особенности
средневековых серий, принадлежащих
балкарцам, отражают не столько временную динамику формирования антропологических особенностей народа, сколько
локальную изменчивость антропологических особенностей населения различных
ущелий Балкарии.
Исходя из имеющегося материала,
можно предполагать лишь то, что тюркизация не сопровождалась очевидной
сменой населения. Несмотря на то, что
в современном северокавказском населении, вопреки исторически засвидетельствованным фактам проникновения
тюркоязычных групп в его среду, не обнаруживается сколько-нибудь ощутимая монголоидная примесь, мы не можем
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ
отрицать ее присутствия у средневекового населения и, таким образом, вынуждены признать наличие этнических
связей северокавказского населения с
миром кочевников южнорусских степей. Представляется вероятным, что в
формировании морфологических особенностей балкарцев наряду с местным
брахикранным широколицым матуризованным вариантом европеоидной расы
(кавкасионским) принял участие также
европеоидный мезоморфный брахикранный «зливкинский» вариант, сыгравший
формообразующую роль в сложении антропологических особенностей тюркских
кочевников. Поскольку большинством
исследователей установлена наибольшая
гетерогенность кавкасионского варианта
по сравнению с другими, выделенными
на территории Кавказа, вполне вероятно,
что он включает в себя, наряду с местными локальными вариантами, характеризующимися определенной спецификой,
те или иные особенности, свойственные
мигрантам, в частности — тюркам. С другой стороны, морфологическое типологическое сходство средневековых серий
из Верхне-Чегемского, Курноятского и
Черекского могильников с территории
Кабардино-Балкарии и их существенное
отличие от средневековых моздокской,
нижнеджулатской и маджарской серий
говорит о том, что присутствие в Балкарии отдельных представителей или групп
центральноазиатского происхождения в
золотоордынское и постзолотордынское
время не сыграло значительной роли в
формировании антропологических особенностей его населения более позднего
времени. Биологическое смешение если
и имело место, то носило спорадический
характер.
Литература
Абдушелишвили М.Г. Антропология древнего
и современного населения Грузии. Тбилиси, 1964.
208 с.
Абдушелишвили М.Г. К краниологии древнего и современного населения Кавказа. Тбилиси,
1966. 134 с.
Абдушелишвили М.Г. Антропологические
взаимоотношения населения Грузии и Северного
69
Кавказа в период освоения производства железа
// Материалы к антропологии Кавказа. Вып. 4.
Тбилиси: Мецниереба, 1975. С. 41–42.
Абдушелишвили М.Г. Антропология древних и современных народов Кавказа // Народы
Кавказа. Антропология, лингвистика, хозяйство.
М., 1994.
Абрамова М.П. Центральное Предкавказье
в сарматское время (III в. до н.э. — IV в. н.э.). М.,
1993. 172 с.
Абрамова М.П. Ранние аланы Северного Кавказа III–IV вв. н.э. М.: ИА РАН, 1997. 165 с.
Акбаев Ш.Х. Фонетика диалектов карачаевобалкарского языка: Опыт сравнительного и
сравнительно-исторического изучения. Черкесск,
1963. 166 с.
Алексеев В.П. Некоторые проблемы происхождения балкарцев и карачаевцев в свете данных
антропологии // Материалы научной сессии по
проблеме происхождения балкарского и карачаевского народов (22–26 июня 1959 г.). Нальчик,
1960. С. 312–333.
Алексеев В.П. Антропологический состав
средневекового города Маджара и происхождение балкарцев и карачаевцев // Ученые записки Кабардино-Балкарского научно-исследовательского института. Сер. ист. Вып. 25. Нальчик,
1967а. С. 158–171.
Алексеев В.П. К краниологии населения равнинных районов Кабардино-Балкарии. // Ученые
записки Кабардино-Балкарского научно-исследовательского института. Сер. ист. Вып. 25. Нальчик, 1967б. С. 177–191.
Алексеев В.П. Происхождение народов Кавказа. Краниологическое исследование. М.: Наука,
1974. 320 с.
Алексеев В.П. К палеоантропологии Кабардино-Балкарии эпохи позднего средневековья //
Археология и вопросы древней истории Кабардино-Балкарии. Вып.1. Нальчик, 1980. С. 96–111.
Алексеев В.П. О структуре и древности кавкасионского типа в связи с происхождением народов Центрального Кавказа // Кавказ и Восточная
Европа в древности. М., 1973. С. 98–102.
Алексеев В.П., Гохман И.И. Антропология азиатской части СССР. М.: Наука, 1984. 208 с.
Алексеева Е.П. Древняя и средневековая история Карачаево-Черкесии. Вопросы этнического и
социально-экономического развития. М.: Наука,
1971. 355 с.
Алексеева Е.П. Карачаевцы и балкарцы —
древний народ Кавказа. Черкесск, 1963.
Анчабадзе Ю.Д., Волкова Н.Г. Этническая
история Северного Кавказа XVI–XIX века / Материалы к серии «Народы и культуры». Вып. XXVII.
Кн.1. М.: ИЭА РАН, 1993. 266 с.
Асланишвили В.О. К антропологии населения
предгорной полосы Восточной Грузии в среднефеодальное время // Археологические изыскания.
70
М.М. ГЕРАСИМОВА
Материалы научной сессии молодых исследователей. Тбилиси, 1977.
Баскаков Н.А. Введение в изучение тюркских
языков. Изд. 2-е. М., 1969.
Батчаев В.М. Из истории традиционной
культуры балкарцев и карачаевцев. Нальчик,
1986. 152 с.
Волкова Н.Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. М., 1973. 208 с.
Волкова Н.Г. Этнический состав населения
Северного Кавказа в XVIII-XX в. М., 1974. 276 с.
Волкова Н.Г. Этнокультурные контакты народов горного Кавказа в общественном быту (XIX —
начало XX века) // Кавказский этнографический
сборник. Вып IX. М., 1989. С. 159–215.
Гаджиев А.Г. Происхождение народов Дагестана (по данным антропологии). Махачкала,
1965. 232 с.
Гаджиев А.Г. Древнее население Дагестана: по
данным краниологии. М.: Наука, 1975. 128 с.
Гадло А.В. Этническая история Северного
Кавказа IV–X вв. Л.: Изд-во ЛГУ, 1979. 216 с.
Гадло А.В. Этническая история Северного
Кавказа X–XIII вв. СПб.: Изд-во СПбГУ, 1994.
238 с.
Газимзянов И.Р. Население Среднего Поволжья в составе Золотой Орды по данным краниологии (реконструкция этногенетических процессов). Автореф. дисс. … канд. ист. наук. М., 2001.
34 с.
Герасимова М.М. Палеоантропология Северной Осетии в связи с происхождением осетин //
ЭО, 1994, № 3. С. 51–62.
Герасимова М.М. Краниологические материалы к этногенезу северокавказских народов // ВкА.
Вып. 2. М.: ИЭА РАН, 1996. С. 156–167.
Герасимова М.М. О генеалогических взаимоотношениях кавкасионской и понтийской рас
(на краниологическом материале) // Единство и
многообразие человеческого рода. Ч. 2. М.: ИЭА
РАН, 1997. С. 606–654.
Герасимова М.М. Краниология средневекового населения Куртатинского ущелья (Северная Осетия) по материалам из могильника у
с. Дзивгис // ВкА. Вып. 10. М.: ИЭА РАН, 2003.
С. 57–74.
Герасимова М.М Население Северного Кавказа в раннем железном веке // ВкА. Вып. 11. М.:
ИЭА РАН, 2004. С. 76–86.
Герасимова М.М., Калмыков А.А. Палеоантропологические исследования погребений лолинской культуры // ВкА. Вып. 15. Ч. II. М.: ИЭА
РАН, 2007. С. 246–255.
Герасимова М.М., Суворова Н.А., Фризен С.Ю.
Исследование палеоантропологических материалов раннего средневековья из Северной Осетии в
связи с происхождением алан // ВкА. Вып. 16. М.:
ИЭА РАН, 2008. С. 84–99.
Герасимова М.М., Яблонский Л.Т. К вопросу
о среднеазиатско-северокавказских этнических
связях в сарматское время // Лингвистическая
реконструкция и древнейшая история Востока.
Ч. 3. М., 1989.
Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР /ТИЭ,
новая сери. Т. IV. М.-Л.: Изд-во АН СССР,1948.
391 с.
Джавахишвили Э.Н. Сионская краниологическая серия // Абдушелишвили М.Г. К краниологии
древнего и современного населения Кавказа. Тбилиси, 1966. С. 89–133.
Евтеев А.А. Население золотоордынского
города Маджара по данным краниологии // ВкА.
Вып. 10. М.: ИЭА РАН, 2003. С. 91–103.
Кондукторова Т.С. Антропологическая характеристика черепов из Верхнего Чир-Юртовского
могильника в Дагестане // ВА. Вып. 25. М., 1967.
С. 117–129.
Круц С.И. Антропологическая характеристика ногайцев XVI–XVIII вв. // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного
Кавказа. Вып. IV: Антропология ногайцев. М.: Памятники исторической мысли, 2003. С. 206–239.
Кузнецов В.А. Очерки истории алан. Владикавказ: Ир, 1992. 390 с.
Кузнецов В.А. Иранизация и тюркизация
Центральнокавказского субрегиона // Памятники предскифского и скифского времени на юге
Восточной Европы /МИАР. Вып. 1. М., 1997.
С. 153–176.
Лавров Л.И. Карачай и Балкария до 30-х годов
XIX в. // Кавказский этнографический сборник.
Т. 4. М., 1969.
Мизиев И.М. Средневековые каменные ящики
в Верхней Балкарии // СА, 1971, № 4. С. 242–250.
Наджимов К. О черепах Зливкинского могильника // КСИЭ. Вып. XXIV. М.: Изд-во АН
СССР, 1955. С. 66–74.
Суюнчев Х.И. Фонетика карачаево-балкарского литературного языка // Карачаевцы и балкарцы: язык, этнография, археология, фольклор.
М., 2001.
Техов Б.В. Тлийский могильник. Т. I. Тбилиси:
Мецниереба, 1980. 196 с.
Техов Б.В. Тлийский могильник. Т. II. Тбилиси: Мецниереба, 1981. 136 с.
Тихонов А.Г. Новые данные к антропологии
населения кобанской культуры (по материалам
могильника Уллубаганалы) // ВкА. Вып. 1. М.,
1996. С. 74–96.
Хить Г.Л. Расовый состав населения СССР
по материалам дерматоглифики // Расы и народы.
Вып. 16. М.: Наука, 1986. С. 31–43.
Ходжайов Т.К. Краниологическая характеристика раннесредневекового населения Хумаринского городища (Карачаево-Черкесия) // Хазары
/Под ред. В.Я. Петрухина и др. / Евреи и славяне.
К ВОПРОСУ О ПРОИСХОЖДЕНИИ БАЛКАРЦЕВ И КАРАЧАЕВЦЕВ
Т. 16. Иерусалим — М.: Гешарим/Мосты культуры,
2005. С. 545–561.
Шевченко А.В. Антропологическая характеристика средневекового населения низовьев Волги
(по краниологическим материалам из могильника
Хан-Тюбе) // Исследования по палеоантропологии и краниологии СССР /СМАЭ. Т. XXXVI. Л.:
Наука, 1980. С. 139–168.
Шевченко А.В. К краниологии Предкавказской Алании X–XII вв. н.э. (по материалам рас-
71
копок Змейского могильника 1981–1983 гг.) //
Этнокультурные проблемы бронзового века Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1986.
Яблонский Л.Т. Социально-этническая структура золотоордынского города по данным археологии и антропологии (монголы в средневековых
городах Поволжья) // Герасимова М.М., Рудь
Н.М., Яблонский Л.Т. Антропология античного и
средневекового населения Восточной Европы. М.:
Наука, 1987. С. 142-236.
On the origins of Balkars
M.M. GERASIMOVA
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
Cranial materials from the North Caucasus area which monuments can be linked to the ancestors of
modern Balkars are studied in this article. Materials are dated from the Bronze Age to Early Iron Age and to the
Middle Ages. The author concludes that the material available does not reveal any Alan or Turkic component
during the formation of the anthropological composition of the Balkars.
Key words: paleoanthropology, craniology, North Caucasus, ethnogenesis, Balkars, Karachays, Alans,
Turkic-speaking nomads.
List of tables and figures
Table 1. Morphometric data of male skulls of Koban culture.
Table 2. Comparative morphometric data of male skulls of the Sarmatian-Alan age.
Table 3.1. Comparative morphometric data of male skulls of the Early Middle Ages (VI–XIII cc.).
Table 3.2. PCA factor loadings; Early Middle Ages male skulls (VI–XIII cc.).
Table 4.1. Comparative morphometric data of male skulls of the late Middle Ages (XIV–XVII cc.).
Table 4.2. PCA factor loadings; Late Middle Ages male skulls (XIV–XVII cc.).
Table 5. Comparative morphometric data on Polovets series; male skulls.
Table 6. Cranial dimensions and indices of skulls from Kurnoyat burial ground.
Table 7. Cranial dimensions and indices of female skulls from Khollam burial ground.
Fig. 1. Cluster analysis results. Cranial series of the Early Middle Ages (VI–XIII cc.); male skulls.
Fig. 2. Cluster analysis results. Cranial series of the Late Middle Ages (XIV–XVII cc.); male skulls.
Контактная информация:
Герасимова Маргарита Михайловна
gerasimova.margarita@gmail.com
:
Contacts:
Gerasimova Margarita Mikhailovna
gerasimova.margarita@gmail.com
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 72–77
УДК 572;904
Антропологический этюд
к раннехристианской истории Херсонеса
А.В. ИВАНОВ
Украина, Севастополь, Национальный заповедник Херсонес Таврический
В публикации рассматриваются находки искусственно деформированных черепов в
раннехристианских погребениях некрополя Херсонеса. Факты подобных находок исследователи объясняют присутствием в составе населения города позднеримского — раннесредневекового времени варварского компонента, связанного своим происхождением
с сарматами и аланами, которые расселились на территории Крымского полуострова в
первых веках н.э. На основании анализа антропологического материала автор высказывает ряд предположений о характере формирования раннехристианской общины Херсонеса. И полагает, что особый интерес проповедь нового учения могла вызвать именно
у жителей города, относительно недавно инкорпорированных в городскую общину и
не столь глубоко связанных с традиционными религиозными воззрениями населения
греко-римского города.
Ключевые слова: искусственная деформация черепа, Херсонес, христианство
Введение
В сентябре 655 г. в Херсонесе скончался ссыльнопоселенец папа римский Мартин (в последствии канонизированный
Св. Мартин Исповедник). Как свидетельствуют источники, близкие по времени к
этому событию, — Анастасий Библиотекарь, «Мартирий Св. Мартина», «Схолия
к мартирию братьев Евпрепия и Феодора» — тело усопшего было погребено на
кладбище при чтимом (reverendissimum)
загородном храме Богородицы Влахернской, стоящем среди святых могил (positus in tumulis sanctorum) [Бородин, 1991,
с.175]. Это прямое свидетельство существования к VII в. устойчивой местной
традиции, определяющей данный участок
некрополя как почитаемое христианское
кладбище.
Вероятно, привлекательность данного участка для погребений жители города связывали с памятью о месте упокоения христианских мучеников Святых епископов Херсонских. В агиографических источниках после описания
гибели Евгения, Агафодора и Елпидия
содержится глухое упоминание о погребении их на восточной окраине города
[Могаричев и др., 2012, с. 136]. Место
упокоения мучеников должно было привлечь и первых последователей нового
вероучения, возможно гонимых согражданами, в массе своей достаточно долго
остававшихся приверженцами традиционных языческих культов [Сорочан,
2004, с. 211–232].
Данный некрополь исследован в
основном К.К. Косцюшко и Р.Х. Леппером в 1902–1903 и 1906–1907 гг. [Сорочан, 2005, с. 1044-1052]. Первоначальная
версия о том, что некрополь полностью
принадлежал ранним христианам, не подтвердились. Погребения совершались
здесь с античного времени, а первые
христианские погребальные комплексы
появляются здесь не ранее IV в. Высказывалось мнение, что с конца IV в., в
течение последующего столетия, здесь
сосуществуют захоронения по христианскому и языческому обрядам [Якобсон,
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД К РАННЕХРИСТИАНСКОЙ ИСТОРИИ ХЕРСОНЕСА
1959, с. 251; Херсонес Таврический.., 2004,
с. 589–590]. Атрибуция собственно раннехристианских погребений в условиях
еще не устоявшейся обрядности достаточно проблематична: их выделяют по
целому комплексу прямых и косвенных
признаков — отгороженным локулам,
светильникам с соответствующей символикой, отдельным экземплярам надгробий и надписей. Кроме того, атрибуция
осложняется многократным ограблением погребальных комплексов. Однако
можно с уверенностью говорить, что на
рассматриваемом участке некрополя сосредоточена половина склепов с раннехристианской росписью [Херсонес Таврический.., 2004, с. 564; Фомин, 2011, с.
95-96]. Пик использования некрополя
приходится на V–VI вв., то есть на период
христианизации города [Фомин, 2011, с.
131-140]. На рубеже V–VI вв. здесь возводится первый христианский храм, по
мнению исследователей — один из первых в Херсонесе в целом (впрочем, он
имел простейшие архитектурные формы
и был очень небольших размеров). В течение не более чем столетия, прошедшего
со времени строительства, его заменяют
первой версией сохранившегося крестообразного храма — мемория [Сорочан,
2007, с. 158-169].
Материал
В 2005–2006 гг. на некрополе Херсонеса, в непосредственной близости от
загородного храма, был отрыт и исследован ряд новых погребальных комплексов,
датируемых рубежом IV и V вв., и принадлежавших представителям раннехристианской общины города [Туровский,
Филиппенко, 2006, с. 28]. В данном случае
атрибуция погребальных сооружений не
вызывала сомнений ввиду наличия в
склепе № 1 полихромной росписи, а в
склепе № 2 — многочисленных рисунков
и граффити, выполненных на штукатурке, содержащих христианскую символику, а также — грекоязычных надписей
соответствующего содержания. Склеп №
73
3, имеющий со склепом № 1 общий дромос, также, наверняка, может быть отнесен к раннехристианским погребальным
комплексам.
Из всех склепов был собран и, по возможности, определен костный материал.
Его сохранность уже в силу естественных
причин была плохой, кроме того, на нем
пагубно сказалось ограбление склепов
мародерами, предшествовавшее систематическому исследованию памятников,
что позволило сделать лишь весьма общие выводы. При этом в процессе обработки антропологического материала
мы обратили внимание на присутствие
индивидов с искусственно деформированными черепами.
Фрагмент черепной крышки деформированного черепа, принадлежавшего
мужчине зрелого возраста, был взят с
пола погребальной камеры склепа № 1.
В склепе № 2 сохранилась лобная кость
черепа подростка или молодой женщины,
также имеющая характерные признаки
искусственной деформации. Одновременно, уже в ходе предварительного обследования камеры склепа № 3, была получена
серия из семи черепов, из которых пять
были искусственно деформированы.
Во всех случаях наблюдался так называемый высокий вариант циркулярной
искусственной деформации (по классификации Е.В. Жирова), в сущности —
единственный, встречающийся на территории Крыма [Жиров, 1940, с. 81–82;
Иванов, 2003а, с. 80]. Хорошо наблюдаются морфологические последствия воздействия давящих повязок на кости черепа — предвенечный валик, позадивенечное вдавление и характерная деформация
теменных и затылочной костей.
Обсуждение результатов
С начала исследования некрополя
Херсонеса описано не менее 44-х погребальных сооружений различной конструкции, содержавших около 90 костяков с искусственной деформацией
черепа (рис. 1). Для сравнения, всего на
74
А.В. ИВАНОВ
Рис. 1. Скульптурная реконструкция лица жителя Херсонеса с искусственной деформацией
головы, выполненная В.Е. Рудаковым по черепу №25 5539/2 [по В.В. Бобину, 1957]
некрополе Херсонеса изучено около 2000
погребальных сооружений I вв. н.э. —
раннего средневековья [Кадеев, 1981,
с. 121–122; Зубарь, 1982, с. 118]. Хронологически дифференцировать эти находки
сложно, но в большинстве случаев можно говорить о III–V вв. Находки прежних
лет дополняют не менее 14-ти деформированных черепов (включая фрагментированные), зафиксированных автором.
Исследователи едины во мнении, что
появление на некрополе Херсонеса погребений с деформированными черепами, связано с проникновением в состав
городского населения сармато-аланского
компонента [Зубарь, 1976, с. 43–44; 1987,
с. 45–46, 118]. Доля их общины в составе
городского населения представляется
невысокой, сам факт находок деформированных черепов рассматривается как
важный этноопределяющий признак.
Наряду с ним анализировались данные
о специфических деталях погребального
обряда, отмеченные менее чем в 10% погребений [Кадеев, 1981, с. 121–122; Зу-
барь, 1982, с. 45]. Следует отметить, что
в могильниках Юго-Западной Таврики
позднеримского — раннесредневекового
времени доля погребенных с деформированными черепами составляет от 10%
до половины выборок [Иванов, 2003б,
с. 78–79]. Большинство находок деформированных черепов в Херсонесе связано с участками некрополя у Южных стен
города и при Карантинной бухте. Отдельные находки отмечены на западном
некрополе1. Встречались погребальные
комплексы, содержавшие исключительно
деформированные черепа, но чаще всего
деформанты присутствуют в погребениях вместе с черепами, соответствующими
морфологической норме.
Связь деформированных черепов
с христианскими погребальными комплексами на некрополе Херсонеса удается установить достаточно редко. В свое
время факт находки такого черепа в по1
Сводки находок деформированных черепов из некрополей Херсонеса см.: Якобсон, 1959,
с. 256, Сорочан, 2005, с. 214–216.
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД К РАННЕХРИСТИАНСКОЙ ИСТОРИИ ХЕРСОНЕСА
гребении склепа № 620 (1896 г.), трактуемом как христианское (по находке
пряжки с крестом) вызвало удивление
К.К. Косцюшко-Валюжинича: «Совместное погребение члена этой загадочной народности с греками христианами составляет немаловажное открытие». Позже
деформированный череп был обнаружен
среди множества скелетов в склепе № 797,
также определяемом как христианский
[Якобсон, 1959, с. 256–257]. Три деформированных черепа происходят из склепа
рядом с предполагаемой усыпальницей
святого Василия при западной базилике [Производство.., 1893, с. 14; Якобсон,
1959, с. 256]. Еще один костяк с деформированным черепом, был найден среди
позднейших погребений, совершенных
на полу склепа № 2 (1937 г.), имевшего на
стенах изображениям крестов [Тахтай,
1948, с. 34].
Отметим, что наши находки деформированных черепов на участке некрополя у загородного храма также не первые.
К.К. Косцюшко отметил присутствие деформированных черепов в двух погребальных комплексах непосредственно на
территории загородного храма (№ 1960,
№ 1595) и еще один череп был обнаружен в переотложенном состоянии (рис. 2)
[Якобсон, 1959, с. 256]. Позже, при доследовании памятника, О.И. Домбровский
выявил два костяка с деформированными черепами в могилах «Г» и «Д» — непосредственно под цемянковым полом малой церкви, предшествовавшей постройке монументального крестообразного
храма. Костяк из могилы «Г» определен
как принадлежавший женщине 40-50 лет.
Еще один женский череп из того же захоронения имел признаки монголоидности
[Домбровский, 1993, с. 313, 316].
На фоне изложенного факт обнаружения значительного количества деформированных черепов в погребениях наиболее древнего и престижного христианского некрополя раннесредневекового
Херсонеса представляется достаточно
показательным. Прежние и новые наход-
75
Рис. 2. Деформированный череп из раскопок
некрополя со «святыми могилами», найденный К.К. Косцюшко-Валюжиничем в 1905 г.
ки деформированных черепов в раннехристианских погребальных комплексах
добавляют любопытные детали к истории
формирования общины, в которой уже на
раннем этапе присутствовали не только
греки, но и обращенные представители варварского населения полуострова,
представители относительно немногочисленной группы горожан связанных
своим происхождением с сарматами и
аланами. Консервативность херсонеситов и приверженность их традиционным
религиозным культам хорошо известна
[Зубарь, Павленко, 1988, с. 46-47, 74-76].
Исходя из этого, можно предположить,
что на раннем этапе христианизации Херсонеса проповедь нового учения вызывала больший интерес у представителей
негреческой общины города, которые
относительно недавно инкорпорировались в городское сообщество и не имели
глубоких связей с греко-римской культовой традицией, а возможно и испытывали отчужденное отношение со стороны
«старожильческого» населения.
76
А.В. ИВАНОВ
Заключение
Сама практика искусственной деформации черепа наблюдается в Херсонесе
едва ли до VII в. Ее изживание связывается рядом авторов именно с христианизацией [Сорочан, 2005, с. 219]. Однако,
рассматривая Крымский полуостров в
целом, следует отметить, что искусственная деформация продолжает встречаться
в общинах христианского, а позже и исламизированного населения Юго-Западной
Таврики вплоть до нового времени [Иванов, 2003б, с. 72-79]. При этом возникает
вопрос: наблюдаем ли мы столь длительное сохранение архаичной культурной
традиции, восходящей к рубежу эр, в
среде собственно крымского населения
или данная практика привносилась на
территорию полуострова неоднократно
с появлением новых групп мигрантов,
возможно связанных с Северокавказским
регионом [Иванов, 2003а, с. 86]?
Применительно же к позднеримскому — ранневизантийскому Херсонесу,
скорее, следует говорить о факте ассимиляции группы «инородческого» населения под мощным влиянием культурной
среды византийского города, при этом
христианизация выступает отнюдь не как
ее главная причина.
Литература
Бобин В.В. Искусственно деформированные
черепа, найденные при раскопках в Крыму // Труды кафедры нормальной анатомии и гистологии
с эмбриологией Крымского государственного
мединститута. Симферополь: КГМИ, 1957. С.
46–74.
Бородин О.Р. Римский папа Мартин I и его
письма из Крыма // Причерноморье в средние
века. Вып. 1. М: МГУ, 1991. С. 173–175.
Домбровский О.И. Архитектурно-археологическое исследование загородного крестообразного храма Херсонеса // МАИЭТ. Симферополь,
1993. С. 289–318.
Жиров Е.В. Об искусственной деформации головы // КСИИМК. Вып.VIII. М.-Л., 1940. С. 81–88.
Зубарь В.М. Про сарматьский елемент у пiзньоантичному Херсонесi // Археологiя, 1976, вип. 20.
С. 30–31.
Зубарь В.М. Некрополь Херсонеса Таврического в I–IV вв. н.э. Киев: Наукова думка, 1982.
140 с.
Зубарь В.М. Этнический состав населения
Херсонеса Таврического (по материалам некрополя) // Материалы к этнической истории Крыма.
Киев, 1987. С. 78–105.
Зубарь В.М., Павленко Ю.В. Херсонес Таврический и распространение христианства на Руси.
Киев: Наукова думка, 1988. 205 с.
Иванов А.В. О практика искусственной деформации головы на территории Крымского полуострова // ВкА. Вып. Х. М., 2003а. С. 75–90.
Иванов А.В. О практике искусственной деформации головы у различных групп населения
позднесредневековой Таврики // Восток — Запад:
Межконфессиональный диалог. Севастополь,
2003б. С. 72–79.
Кадеев В.И. Херсонес Таврический в первых
веках нашей эры. Харьков, 1981. 143 с.
Могаричев Ю.М., Сазанов А.В., Саргсян Т.Э.,
Сорочан С.Б., Шапошников А.К. Жития епископов Херсонских в контексте истории Херсонеса
Таврического // Нартекс. Byzantina Ukrainensis. Т.
1. Харьков, 2012. 416 с.
Производство археологических раскопок в
Херсонесе // ОАК за 1891год. СПБ., 1893. 345с.
Сорочан С.Б. К вопросу о датировке интерпретации херсонесского загородного монастыря Богоматери Влахернской // ХСб. Вып.13. Севастополь, 2004. С. 211–232.
Сорочан С.Б. Византийский Херсон (вторая
половина VI — первая половина Х вв.). Очерки
истории и культуры. Ч. 1-2. Харьков: Майдан,
2005. 1642 с.
Сорочан С.Б. К вопросу о датировке раннего
и позднего храма Богоматери Влахернской в византийском Херсоне // Laurea. К 80-летию профессора В.И. Кадеева. Харьков, 2007. С. 158–169.
Тахтай А.К. Раскопки Херсонесского некрополя в 1937 году // ХСб. Вып. IV. Симферополь:
Крымиздат, 1948. С. 19–43.
Туровский Е.Я., Филиппенко А.А. Отчет об
археологических исследованиях у загородного
храма в 2006 г. // Научный архив НЗХТ. Д. № 3856.
36 л.
Фомин М.В. Погребальная традиция и обряд
в византийском Херсоне (IV–IX вв.). Харьков:
Коллегиум, 2011. 289 с.
Херсонес Таврический в середине I в. до н.э. —
VI в. н.э. Очерки истории и культуры. Харьков,
2004. 729 с.
Якобсон А.Л. Раннесредневековый Херсонес //
МИА СССР. Вып. 63. М., 1959. 393 с.
АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД К РАННЕХРИСТИАНСКОЙ ИСТОРИИ ХЕРСОНЕСА
77
Anthropological sketch on the early
Christian history of Chersonesos
A.V. IVANOV
Ukraine, Sevastopol, National Preserve of Tauric Chersonesos
The article considers the findings of the artificially deformed skulls from the early Christian burial of
Chersonesos necropolis. Researchers explain the existence of such finds through the presence of barbaric
component in the town population of the Late Roman-Early Medieval time. The origin of mentioned component
is associated with the sarmatians and alans, who settled on the Crimean peninsula in the first centuries AD.
Based on anthropological material analysis the author makes a number of assumptions about the nature of the
formation of the early Christian communities Hersonissos. The author also believes that the doctrial preaching
could have risen the special interest exactly among the recently incorporated into the urban community
inhabitants and who was not deeply connected with the traditional religious views of the population of the
graeco-roman town.
Key words: artificial cranial deformation, Chersonesos, Christianity.
List of figures
Fig. 1. Sculptural reconstruction of Chersonesos resident with artificially deformed head. Author –
V.E. Rudakov, the skull number 25 5539/2 [by V.V. Bobin, 1957].
Fig. 2. Deformed skull from the excavations of the necropolis with «holy graves» found by K.K. KostsyshkoValyuzhinich in 1905.
Контактная информация:
Иванов Алексей Валериевич
ivav@yandex.ru
Contacts:
Ivanov Aleksey Valerievich
ivav@yandex.ru
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 78–88
УДК 572.7
Ногайцы степного Предкавказья
по данным краниологии1
С.Г. КОМАРОВ
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
Данная статья представляет собой исследование трех групп предкавказских ногайцев в
сравнительно-морфологическом аспекте. На основании данных об особенностях строения черепов проведено сопоставление характеристик изучаемых групп как в рамках ногайского населения Северокавказского региона, так и в более широком географическом
и хронологическом масштабе.
Ключевые слова: палеоантропология, краниология, ногайцы, Предкавказье, степь, Золотая
Орда.
Степи Предкавказья в эпоху средневековья были территорией расселения
различных групп кочевников. В конце
I тыс. н.э. в западных предгорьях Кавказского хребта появляются печенеги
[Ковалевская, 1981, с. 93]. В начале II
тыс. приазовская степь стала одним из
районов половецких кочевий [ФедоровДавыдов, 1966, с. 148]. С середины XIII в.
Предкавказье стало подвластным Улусу
Джучи — огромному государству, включившему в себя обширные пространства
от Казахстана на востоке до Приднестровья на западе. Основным населением Золотой Орды, и прежде всего ее
степной части, оставались покоренные
половецкие племена [Федоров-Давыдов,
1981, с. 231]. Эпоха монгольского владычества характеризуется началом формирования новых кочевых образований на
основе разных групп номадов дозолотоордынского времени. К XV в. половцыкипчаки престали быть самостоятельной
этнической единицей, растворившись
в общем котле многочисленных народностей монгольского государства и став
основой для сложения татар, казахов,
узбеков и ногайцев [Федоров-Давыдов,
1966, с. 248].
1
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 12-31-01338.
В конце XIV в. из Улуса Джучи выделилась Ногайская Орда. Со второй половины XVI в. в результате постоянного
продвижения на запад ногайского населения в степях Предкавказья образуется
большое количество кочевых улусов, и
эта территория постепенно стала рассматриваться как часть Большой Ногайской
Орды [Трепавлов, 2002, с. 421]. Кроме того, к 1560-м гг. на Северо-Западном Кавказе сложилась Малая Ногайская Орда,
или Казыев улус. С этого времени в предкавказских степях появляются крупные
массивы ногайского населения [Там же,
с. 62]. В XVI–XVII вв. часть степной зоны
Предкавказья, некоторые земли Приазовья, Причерноморья, горные области по
Кубани, Зеленчукам, Баксану, Тереку становятся территорией кочевания и оседания разных групп ногайцев [Анчабадзе,
Волкова, 1993, с. 37].
В XVIII в. в пределах образованной
в 1780-х гг. Кавказской губернии проживали 3 группы ногайцев — кизлярская, моздокская и бештовская [Там же,
с. 41–42]. В 1793 г. территория, населенная ногайцами, была разделена на три
приставства, находившихся в ведении
генерал-губернатора на Кавказе. Позднее, в 1822 г., в соответствии с «Уставом
для управления магометанами, в Кавказской области кочующих», с учетом
НОГАЙЦЫ СТЕПНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ ПО ДАННЫМ КРАНИОЛОГИИ
расселения отдельных родовых групп,
было образовано четыре приставства:
Калаусо-Джамбойлуковское, КалаусоСаблинское (с 1830 г. — Калаусо-Саблинское и Бештаво-Кумское), Ачи кулак-Джамбойлуковское и караногайское
[Кужелева, 1964, с. 201–202]. В составе
северокавказских ногайцев фиксируются
различные внутриэтнические группы:
едишкульцы, едисанцы, каспулатовцы,
джамбойлуковцы, караногайцы [Анчабадзе, Волкова, 1993, с. 125].
Краткий исторический очерк показывает, что этногенетические процессы,
приведшие в конечном итоге к формированию ногайцев в виде современного
северокавказского народа, были весьма
сложными. Палеоантропологическое исследование позволит выяснить, в какой
мере многогранность этногенеза отразилась на морфологических особенностях
ногайцев предкавказских степей. Сравнительный анализ краниологических
характеристик ногайских групп будет
способствовать накоплению данных о
физическом облике близкого к современности населения Северокавказского
региона.
Материалом для предлагаемой работы
послужили три краниологические серии
из Предкавказья, относящиеся к ногайцам завершающего этапа их этногенеза.
Одна из них — сборная, вошедшие в нее
черепа происходят из могильников Лебеди I, Греки II, Малаи I и Останний, расположенных в Краснодарском крае, в степях
Восточного Приазовья [Комаров, Чхаидзе, 2013]. Две другие две серии получены в
результате раскопок курганов Ипатово-3
[Герасимова, 2003] и Барханчак-2 [Там же;
использовались повторные измерения
С.Г. Комарова] на территории Ипатовского района Ставропольского края. Все
три выборки датированы одинаково — в
пределах XVIII — XIX вв.
Обратимся к сопоставлению краниологических особенностей исследуемых
черепов (табл. 1). Сравнительный анализ
выявляет, прежде всего, существенное
отличие серии приазовских ногайцев из
могильников Краснодарского края от
79
двух выборок с территории Ставрополья
по величине продольного и поперечного
диаметров и их соотношению. Приазовские черепа суммарно характеризуются
долихокранией при большом продольном
диаметре и средней ширине мозговой коробки. Поперечно-продольный указатель
в ставропольских сериях существенно
выше за счет меньшей длины и, соответственно, большей ширины черепа. Значение указателя для черепов из Ипатово-3
находится на верхней границе мезокрании, серия из кургана Барханчак-2 характеризуется уже умеренной брахикранией. Величина высотного диаметра от
ba также различается в трех сериях: для
ипатовских черепов она малая, для приазовских — средняя, в барханчакской же
выборке высота свода большая.
Примечательно, что ощутимо меньшая величина поперечного диаметра приазовской серии не сочетается с явными
отличиями от ставропольских выборок
по другим широтным признакам черепной коробки. Так, наибольшая ширина
лба у приазовских и ипатовских черепов
попадает в одну и ту же категорию размеров — средних по мировому масштабу; по величине аурикулярной ширины
указанные выборки практически идентичны, а по ширине затылка приазовская
серия и вовсе превосходит ипатовскую.
Значением трех названных признаков
барханчакские черепа превосходят две
другие серии.
Лицевой скелет приазовских и ипатовских черепов высокий, а барханчакская серия отличается очень большой
высотой лица. Величиной скулового
диаметра среднешироколицая серия из
могильников Краснодарского края уступает широколицым ставропольским выборкам. По средней ширине лица серии
демонстрируют однородную картину:
значение признака весьма схоже и попадает в категорию больших величин
во всех трех случаях. Орбиты в сравниваемых сериях также имеют схожие величины: во всех случаях они широкие, в
двух выборках из трех — средневысокие
(только приазовские черепа с малой вы-
80
С.Г. КОМАРОВ
Таблица 1
Сравнительная характеристика ногайских серий с территории Предкавказья;
мужские черепа
Название признака, № по Р. Мартину
Могильники
Краснодарского края
Ипатово-3
Барханчак-2
n
x
n
x
n
x
1. Продольный диаметр
14
188,7
25
181,0
6
182,0
8. Поперечный диаметр
7
136,6
25
144,3
5
148,4
17. Высотный диаметр от ba
8
134,2
25
128,8
5
136,8
5. Длина основания черепа
7
106,9
25
100,7
5
105,5
9. Наименьшая ширина лба
15
92,4
25
94,8
6
95,8
10. Наибольшая ширина лба
9
118,0
25
119,4
6
123,2
11. Ширина основания черепа
5
129,7
25
130,2
5
133,6
12. Ширина затылка
10
112,1
25
111,4
5
115,3
8:1 Черепной указатель
7
73,8
25
79,9
5
82,0
17:1 Высотно-продольный указатель от ba
7
72,5
24
71,2
5
74,9
17:8 Высотно-поперечный указатель от ba
6
98,0
25
89,4
4
94,2
45. Скуловой диаметр
3
133,8
24
138,6
4
137,3
48. Верхняя высота лица
10
73,6
23
75,3
3
77,8
43. Верхняя ширина лица
12
103,3
25
106,1
5
108,7
46. Средняя ширина лица
8
101,3
24
100,5
4
100,5
55. Высота носа
14
52,8
22
55,1
5
55,7
54. Ширина носа
10
24,5
22
24,5
5
27,6
51. Ширина орбиты от mf
13
43,4
23
43,0
5
44,3
52. Высота орбиты
14
33,0
23
35,1
5
34,4
FC. Глубина клыковой ямки
14
4,6
21
3,9
5
3,6
MC. Максилло-фронтальная ширина
9
18,6
23
19,0
4
20,9
MS. Максилло-фронтальная высота
9
6,1
23
6,8
4
6,2
SC. Симотическая ширина
10
8,4
25
7,5
5
10,0
SS. Симотическая высота
10
3,7
25
3,9
5
4,3
54:55. Носовой указатель
9
46,0
22
44,6
5
49,8
52:51. Орбитный указатель
12
76,0
23
81,7
5
77,5
SS:SC Симотический указатель
10
43,6
25
53,7
5
43,7
75(1). Угол выступания носа
7
23,6
17
25,4
3
31,0
13
141,7
25
141,9
6
141,1
7
124,0
22
132,2
4
131,9
77. Назо-малярный угол
zm’ Зиго-максиллярный угол
НОГАЙЦЫ СТЕПНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ ПО ДАННЫМ КРАНИОЛОГИИ
сотой орбиты несколько выбиваются из
общего ряда).
В характеристиках носовой области
лицевого скелета сравниваемых групп
наблюдается ощутимая разница. Симотическая ширина в приазовской серии
средняя, в ипатовской — малая. Высота
переносья в названных выборках средняя, причем абсолютное значение признака почти одинаковое. Барханчакская
серия отличается от двух других широким и высоким переносьем. В этой связи неудивительны различия в степени
выступания носовых костей по отношению к вертикальной плоскости лицевого скелета; большой угол характеризует
барханчакские черепа, средний — черепа
ипатовской и приазовской серий.
Глубина клыковой ямки в приазовской серии средняя, в то время как у черепов ставропольских серий значение признака малое. Величина назо-малярного
угла удивительно схожа во всех трех
случаях. Исследуемые группы ногайцев
характеризовались умеренной профилировкой верхнего яруса лицевого скелета.
Ситуация с зиго-максиллярным углом
иного рода: от ставропольских серий со
средним значением признака существенно отличается приазовская выборка с
очень резкой профилировкой нижнего
уровня лица.
Сравнительная характеристика серий
позволяет выявить различия в расовой
диагностике трех групп ногайского населения. Ногайцы, оставившие могильники
в Восточном Приазовье, имели в целом
европеоидный облик. Группа калаусских
ногайцев, использовавших в качестве
кладбища курган Ипатово-3, четко определяется как смешанная, сочетающая в
краниологическом комплексе европеоидные и монголоидные элементы [Герасимова, 2003, с. 46]. При этом важно отметить,
что, несмотря на наличие в ипатовской
серии европеоидных и монголоидных
черепов, большинство индивидов характеризовалось мозаичным распределением
основных расово-диагностических признаков. Этот факт свидетельствует о том,
что морфологический комплекс группы
81
сформировался в результате метисационных процессов, вероятно, на основе
смешения местного, предкавказского европеоидного населения и представителей
монголоидных кочевых племен [Там же,
с. 44, 68].
С группой ногайцев, представленных
серией из кургана Барханчак-2, дело, на
мой взгляд, обстоит сложнее. С одной
стороны, очень высокий и широкий (по
величине всех трех широтных признаков)
лицевой скелет, неглубокая клыковая ямка в сочетании с брахикранной мозговой
коробкой, казалось бы, говорит о выраженном южносибирском краниологическом комплексе [см.: Дебец, 1934, с. 142].
С другой стороны, характеристики носовой области лицевого скелета — большой
в мировом масштабе угол выступания
носовых костей, широкое и высокое переносье — препятствуют однозначному
отнесению группы к кругу смешанных
форм в южносибирском варианте. К тому
же визуальный анализ позволяет выявить
в серии некоторое преобладание европеоидного компонента. Видимо, мы имеем
дело с группой, происхождение которой
также связано с миксацией европеоидов
и монголоидов.
М.М. Герасимова справедливо предположила, что морфологические различия ипатовской и барханчакской серий
могут быть отражением разной родовой
принадлежности погребенных в этих
могильниках, «поскольку курганы, как
правило, представляли собой родовые
усыпальницы» [Герасимова, 2003, с. 68].
Возможно также, что наблюдаемая ситуация в некоторой степени является следствием малочисленности барханчакской
выборки.
Таким образом, краниометрические
данные позволяют сделать вывод о различиях, иногда весьма существенных, в
морфологическом облике разных групп
предкавказских ногайцев. Предыдущими
исследованиями уже было показано отсутствие между ними близкого сходства
по совокупности краниометрических характеристик [Комаров, Чхаидзе, 2013,
с. 23–25].
82
С.Г. КОМАРОВ
Следующий этап исследования является попыткой выяснить, могут ли
краниологические особенности трех исследуемых групп считаться схожими на
фоне морфологического разнообразия
позднесредневековых ногайцев и населения предшествующей эпохи — золотоордынского времени. С этой целью был
проведен сравнительный анализ, источниковую базу которого составили данные о строении мужских черепов 18-ти
краниологических серий. На рисунке 1
представлена географическая локализация археологических объектов, из которых происходят включенные в анализ
черепа.
Наиболее западные группы ногайского этнополитического объединения
представлены черепами из могильника в
г. Комрат в Молдавии [Комаров, 2013а] и
из захоронений с территории пограничья
Молдавии и Одесской области Украины [Комаров, 2012а]. Физический облик
ногайцев, проживавших на территории
современной Украины, характеризуют четыре серии: из могильников Херсонской
области [Круц, 2003], северного Крыма
[Там же], Запорожской области [Круц,
2003; Комаров, 2011] и из Балковского
кургана [Круц, 2003]. Таким образом, в
сравнительном анализе ногайцы представлены девятью сериями (с учетом трех
предкавказских).
Из серий золотоордынской эпохи
были также выбраны девять. Пять из
них соотносятся с оседлым населением
Предкавказья и Северного Кавказа: это
черепа из могильника на поселении «Жукова» [Батиева, 2011] и три городские
выборки — из Маджара [Алексеев, 1967;
Евтеев, 2003], Нижнего Джулата [Алексеев, 1974] и Верхнего Джулата [Алексеев,
Рис. 1. Локализация археологических памятников, из которых происходят
использованные в сравнительном анализе краниологические серии
Примечание: 1 — Комрат; 2 — могильники пограничья Молдавии и Украины; 3 — могильники Херсонской области; 4 — могильники Северного Крыма; 5 — Балковский курган; 6 —
могильники Запорожской области; 7 — могильники Краснодарского края; 8 — Ипатово-3;
9 — Барханчак-2; 10 — Тягинка; 11 — могильники Нижнего Подонья; 12 — «Жукова»; 13 —
могильники Ставрополья; 14 — Кривая Лука, Никольское; 15 — курганы Букеевской степи;
16 — Маджары; 17 — Верхний Джулат; 18 — Нижний Джулат.
83
НОГАЙЦЫ СТЕПНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ ПО ДАННЫМ КРАНИОЛОГИИ
Ʉɨɦɪɚɬ
Ɇɨɝ-ɤɢ ɩɨɝɪɚɧɢɱɶɹ Ɇɨɥɞɚɜɢɢ ɢ ɍɤɪɚɢɧɵ
ɂɩɚɬɨɜɨ-3
ȼɟɪɯɧɢɣ Ⱦɠɭɥɚɬ
Ɇɨɝ-ɤɢ Ɂɚɩɨɪɨɠɫɤɨɣ ɨɛɥɚɫɬɢ
Ɇɚɞɠɚɪɵ
Ʉɭɪɝɚɧɵ Ȼɭɤɟɟɜɫɤɨɣ ɫɬɟɩɢ
Ɇɨɝ-ɤɢ Ʉɪɚɫ ɧɨɞɚɪɫɤɨɝɨ ɤɪɚɹ
ɀɭɤɨɜɚ
Ɇɨɝ-ɤɢ ɏɟɪɫ ɨɧɫɤɨɣ ɨɛɥɚɫɬɢ
Ʉɪɢɜɚɹ Ʌɭɤɚ, ɇɢɤɨɥɶɫ ɤɨɟ
Ɍɹɝɢɧɤɚ
ɇɢɠɧɢɣ Ⱦɠɭɥɚɬ
Ɇɨɝ-ɤɢ ɇ. ɉɨɞɨɧɶɹ
Ɇɨɝ-ɤɢ ɋɬɚɜɪɨɩɨɥɶɹ
Ɇɨɝ-ɤɢ ɋ. Ʉɪɵɦɚ
Ȼɚɥɤɨɜɫ ɤɢɣ ɤɭɪɝɚɧ
Ȼɚɪɯɚɧɱɚɤ-2
6
8
10
12
14
16
18
20
Рис. 2. Результат кластеризации краниологических серий,
использованных в сравнительном анализе
Беслекоева, 1963]. Остальные четыре используемых в анализе серии оставлены
кочевниками. Самая западная из них получена в результате раскопок кладбища у
с. Тягинка [Дебец, 1934; использовались
повторные измерения С.Г. Комарова]. Ее
выбор обусловлен локализацией памятника: Тягинка расположена фактически
в центре обширной территории, на которой находятся известные ногайские могильники Молдавии и Украины. Другие
краниологические материалы номадов
золотоордынской эпохи происходят из
могильников Нижнего Подонья [Батиева,
2010], Ставрополья [Герасимова, 2003; неопубликованные данные М.М. Герасимовой, Л.Т. Яблонского и Д.В.1Пежемского2],
Астраханской области — из курганных
групп Кривая Лука и Никольское [сборы
Л.Т. Яблонского; использовались измерения С.Г. Комарова]. Указанные могильни12
Выражаю благодарность М.М. Герасимовой, Л.Т. Яблонскому и Д.В. Пежемскому за возможность использования неопубликованных
данных.
ки географически близки предкавказским
кладбищам ногайцев, что дает основания
для поиска преемственности краниологических комплексов населения региона. Наконец, последняя серия золотоордынских кочевников оставлена группой,
использовавшей в качестве могильника
курганы в Букеевской степи [Комаров,
2012б]. Предыдущими исследованиями
было показано, что эта группа по комплексу краниологических особенностей
находит близкие аналогии с приазовскими ногайцами [Там же, с. 53].
Сравнительный анализ осуществлен
с использованием двух методов многомерной статистической обработки данных — кластерного и канонического дискриминантного анализов. Кластерный
анализ на основе матрицы евклидовых
расстояний выполнен в программе Statistica 7.0, канонический анализ проведен
с помощью программы, разработанной
Б.А. Козинцевым (1991). Факторные нагрузки были пересчитаны в программе
Statistica 7.0. Набор признаков в обоих
84
С.Г. КОМАРОВ
случаях одинаков: продольный, поперечный и высотный от ba диаметры мозговой коробки, наименьшая ширина лба,
скуловой диаметр, верхняя высота лица,
ширина и высота орбиты, ширина и высота носа, угол выступания носовых костей, оба угла горизонтальной профилировки лицевого скелета и симотический
указатель.
Графический результат кластерного
анализа выявляет наличие двух групп серий с равной численностью (рис. 2). Анализ состава каждого кластера позволяет
сделать вывод, что в один из них вошли
преимущественно европеоидные черепа,
в другой — соответственно, большей частью монголоидные.
Посмотрим, какое положение занимают выборки предкавказских ногайцев
на фоне привлеченных к сравнению материалов. Серия из кургана Ипатово-3
проявляет близкое сходство с черепами
ногайцев из могильников на территории
пограничья Молдавии и Украины и, в
несколько меньшей степени, с черепами из г. Комрат. Ближайшей аналогией
серии приазовских ногайцев может считаться выборка, оставленная жителями
золотоордынского поселения «Жукова».
Зафиксированное сходство, однако, несколько условно, учитывая расстояние
между сериями на дендрограмме. Ипатовская и приазовская серии расположились в «европеоидном» кластере. Третья
предкавказская выборка — из кургана
Барханчак-2 — попала в «монголоидный»
кластер и объединена в одном субкластере с черепами из Балковского кургана и из могильников Северного Крыма.
Видимо, место бараханчакской серии на
дендрограмме обусловлено, в первую очередь, крупными размерами черепов.
Очевидно, что в масштабе ногайского
этнополитического объединения население Предкавказья не характеризуется
единым комплексом краниологических
особенностей.
Теперь обратимся к результатам канонического анализа. Первая каноническая
переменная (далее — КП) описывает более 61,6 % межгрупповой изменчивости,
вобрав в себя большинство признаков,
по которым проводился сравнительный
анализ (табл. 2).
Таблица 2
Значения канонических переменных
в анализе сравниваемых групп
Название
признака
Продольный
диаметр
Поперечный
диаметр
Высотный
диаметр от ba
Наименьшая
ширина лба
Скуловой
диаметр
Верхняя высота
лица
Ширина орбиты
от mf
Обозначение
признака
КП I КП II КП III
1.
–0,41 –0,34
0,05
8.
0,81
0,59
0,09
17.
–0,49
0,53
0,26
9.
0,24
0,75
–0,01
45.
0,81
0,30
–0,03
48.
0,50
–0,12
0,58
51.
0,55
–0,26
0,46
Высота орбиты
52.
0,60
–0,22
0,23
Ширина носа
54.
0,33
0,23
0,71
Высота носа
55.
0,65
–0,19
0,44
Угол выступания
75(1). –0,65 0,37 0,30
носа
Назо-малярный
77.
0,77 0,03 –0,23
угол
Зиго-максиллярzm’ 0,88 0,32 0,10
ный угол
Симотический
SS:SC –0,08 –0,22 –0,09
указатель
Суммарный процент
61,62 26,86 11,52
общей дисперсии
Максимальные нагрузки на такие
признаки, как углы горизонтальной профилировки, угол выступания носовых
костей, поперечный и скуловой диаметры следует трактовать как однозначное
свидетельство того, что КП I дифференцирует серии по комплексу основных
расово-диагностических признаков, разграничивающих европеоидные и монголоидные популяции. КП II отражает межгрупповую изменчивость по наименьшей
ширине лба и высотному диаметру. От-
85
НОГАЙЦЫ СТЕПНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ ПО ДАННЫМ КРАНИОЛОГИИ
ка. «Европеоидный полюс» представлен
черепами из могильника на поселении
«Жукова», что неудивительно, учитывая
четкое отнесение мужской части группы
к кругу европеоидных форм [Батиева,
2011, с. 165]. Монголоидные особенности
строения черепа в наибольшей степени
выражены у двух кочевых групп золотоордынской эпохи, представленных сериями из Тягинки и из курганных групп
Кривая Лука и Никольское. Названные
серии суммарно характеризуются комплексом морфологических особенностей
южносибирской расы.
Вновь посмотрим, как расположились
серии предкавказских ногайцев на фоне
привлеченных к сравнению материалов.
Серия приазовских ногайцев из могильников Краснодарского края по значениям первой КП занимает промежуточное
место между черепами из могильника на
поселении «Жукова» и выборками из се-
носительно низкий (по сравнению с КП
I) процент объясняемых различий между
выборками позволяет считать КП II гораздо менее информативной. Поэтому
при анализе взаимного расположения
серий в пространстве первых двух КП
(рис. 3) основное внимание будет уделено именно сущности расовых различий.
Иными словами, в данном случае имеет
первостепенное значение положение выборок по отношению друг к другу по оси
абсцисс, в то время как различия в расположении на графике относительно оси
ординат не существенны.
Нагрузки на признаки со стороны
КП I раскрывают закономерность в локализации объектов: левая часть графика
должна содержать выборки с максимально выраженными европеоидными краниологическими комплексами, в то время
как в правой части будут сосредоточены
серии «наиболее» монголоидного обли1,5
13
4
16
1,0
12
11
17
9
3
Ʉɉ II: 26,86% (+9.; +17.)
0,5
18
10
0,0
5
14
6
-0,5
2
15
8
-1,0
-1,5
7
1
-2,0
-2,5
-4
-3
-2
-1
0
1
2
Ʉɉ I: 61,62% (+<zm´; +8.; +45.; +77.; -75(1); +55.; +52.; +51.; +48.)
3
Рис. 3. Взаимное расположение краниологических серий в пространстве двух первых КП
Примечание: 1 — Комрат; 2 — могильники пограничья Молдавии и Украины; 3 — могильники Херсонской области; 4 — могильники Северного Крыма; 5 — Балковский курган; 6 —
могильники Запорожской области; 7 — могильники Краснодарского края; 8 — Ипатово-3;
9 — Барханчак-2; 10 — Тягинка; 11 — могильники Нижнего Подонья; 12 — «Жукова»; 13 —
могильники Ставрополья; 14 — Кривая Лука, Никольское; 15 — курганы Букеевской степи;
16 — Маджары; 17 — Верхний Джулат; 18 — Нижний Джулат.
86
С.Г. КОМАРОВ
верокавказских городов — Верхнего Джулата и Маджара. Результат проделанного
анализа свидетельствует о том, что группа, оставившая могильники в Краснодарском крае, в масштабе всего ногайского
этнополитического конгломерата характеризуется наибольшей концентрацией
европеоидных особенностей. Из ногайских выборок самое близкое положение
к приазовской серии занимают черепа
из могильников Запорожской области и,
что удивительно, серия из Балковского
кургана. Относительно близкое взаимное расположение серий из могильников
Краснодарского края и Запорожской области предсказуемо, учитывая, во-первых,
европеоидные характеристики запорожских черепов [Круц, 2003, Комаров, 2011],
а во-вторых, принимая во внимание уже
выявленное ранее морфологическое
сходство двух групп [Комаров, Чхаидзе,
2013, с. 25]. Ситуация же с черепами из
Балковского кургана выглядит несколько
неожиданной ввиду расовой диагностики группы, оставившей могильник: С.И.
Круц зафиксировала «большýю долю монголоидности» и сделала вывод о преобладании в серии черепов южносибирского
типа [Круц, 2003, с. 227, 228].
Ногайцы, хоронившие своих умерших
в кургане Ипатово-3, морфологически
наиболее близки группе, которая оставила могильники в пограничье Молдавии и
Украины; в этом случае мы имеем четкое
подтверждение результата кластерного
анализа. Кроме того, от ипатовской серии
по КП I совершенно неотличима другая
ногайская выборка — из могильников
Херсонской области. Считаю очень важным отметить то обстоятельство, что три
указанные ногайские серии совокупностью значений расово-диагностических
признаков весьма схожи с тремя выборками золотоордынского населения.
Расположение на графике, в частности,
нижнеджулатских черепов в некотором
смысле воскрешает проблему поиска истоков морфологического своеобразия
ногайских групп. В этой связи уместно
вспомнить позицию В.П. Алексеева, считавшего могильник на городище Нижний
Джулат оставленным предками ногайцев
[Алексеев, 1974, с. 29–30]. Результат канонического анализа не противоречит такой
точке зрения, однако стоит признать, что
проблема такого рода требует специального рассмотрения и может быть решена
только с накоплением краниологических
материалов. Две другие группы золотоордынского населения — оставившие
могильники в Нижнем Подонье и на территории Ставрополья — как нельзя лучше подходят на роль возможных предков
ногайских групп. Географическая близость нижнедонских и ставропольских
могильников монгольского времени и
кургана Ипатово-3 может служить весомым аргументом для выявления непосредственной преемственности краниологических комплексов золотоордынских
кочевников и, по крайней мере, одной из
групп предкавказских ногайцев.
Некоторый сдвиг на графике ипатовской, херсонской и молдавско-украинской
серий влево по отношению к обозначенным золотоордынским черепам свидетельствует о том, что если кочевники
монгольской эпохи и были предками ногайских групп, то «менее монголоидный»
морфологический комплекс ногайцев мог
сформироваться, только будучи «разбавленным» европеоидным компонентом. При этом важно учитывать мнение
М.М. Герасимовой: краниологический
комплекс современных ногайцев «образовался в результате взаимодействия …
тюркоязычных кочевых племен с местным европеоидным населением Предкавказья, различным по происхождению и
своим морфологическим особенностям»
[Герасимова, 2003, с. 68]. Вероятно, разные краниологические характеристики
как европеоидного, так и монголоидного
субстратных компонентов привели к тому, что позднесредневековое ногайское
население столь разнородно, причем как
в пределах конкретных групп, так и в масштабе всего этнополитического объединения [Комаров, 2013б, с.17–18; Комаров,
Чхаидзе, 2013, с. 25].
Наконец, черепа из кургана Барханчак-2, согласно полученному результату,
НОГАЙЦЫ СТЕПНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ ПО ДАННЫМ КРАНИОЛОГИИ
находят ближайшие аналогии в морфологическом комплексе трех ногайских
групп, обитавших на территории Украины и представленных сериями из могильников Херсонской области, Северного
Крыма и Балковского кургана.
Взаимное расположение приазовской,
ипатовской и барханчакской серий на
фоне всех включенных в сравнительный
анализ групп позволяет подтвердить вывод об отсутствии близкого морфологического сходства предкавказских ногайцев. Этот факт представляется особенно
интересным, учитывая, что в XVIII в.
этнических различий между ногайскими группами Северного Кавказа не существовало [Анчабадзе, Волкова, 1993,
с. 41]. По всей вероятности, зафиксированные различия в физическом облике
могут отражать разное происхождение
конкретных групп, равно как и различную историческую судьбу отдельных родовых подразделений ногайского этнополитического объединения.
Подведем итоги исследования. Предкавказские ногайцы не характеризуются
единым комплексом краниологических
особенностей. Зафиксированные морфологические различия между тремя
группами позволяют говорить о разном
их происхождении. Вероятно, сложение
физических особенностей ногайцев Северного Кавказа, или, по крайней мере,
каких-либо отдельных групп, произошло
не без влияния населения региона предшествующей эпохи — золотоордынского
времени. Сложные внутри- и внешнеполитические обстоятельства привели к тому, что, несмотря на отсутствие видимых
этнографических различий, в антропологическом плане ногайцы представляли
собой крайне разнородную этнополитическую общность.
Литература
Алексеев В.П. Антропологический сос тав
сред невекового города Маджара и происхождение балкарцев и карачаевцев // Ученые записки Кабардино-Балкарского научно-исследователь ского института. Вып. 25. Нальчик, 1967.
С. 158–171.
87
Алексеев В.П. Происхождение народов Кавказа. Краниологическое исследование. М.: Наука,
1974. 320 с.
Алексеев В.П., Беслекоева К.Х. Краниологическая характеристика средневекового населения
Осетии // МИА СССР. № 114. М., 1963. С. 107–121.
Анчабадзе Ю.Д., Волкова Н.Г. Этническая
история Северного Кавказа XVI–XIX века / Материалы к серии «Народы и культуры». Вып. XXVII.
Кн.1. М.: ИЭА РАН, 1993. 266 с.
Батиева Е.Ф. Материалы к антропологии
нижнедонского населения эпохи Золотой Орды // Человек: его биологическая и социальная
история: Труды международной конференции,
посвященной 80-летию академика В.П. Алексеева
(Четвертые Алексеевские чтения). Т. 1. М., 2010.
С. 130–138.
Батиева Е.Ф. Антропологические материалы
из могильника XIII–XIV века средневекового поселения «Жукова» // ВкА. Вып. 19. М.: ИЭА РАН,
2011. С. 161–168.
Герасимова М.М. Краниология калаусских
ногайцев // Материалы по изучению историкокультурного наследия Северного Кавказа. Вып.
IV: Антропология ногайцев. М.: Памятники исторической мысли, 2003. С. 36–68.
Дебец Г.Ф. К характеристике остеологических
особенностей южносибирской расы // АЖ. 1934.
№3. С. 142–150.
Евтеев А.А. Население золотоордынского
города Маджара по данным краниологии // ВкА.
Вып. 10. М.: ИЭА РАН, 2003. С. 91–103.
Ковалевская В.Б. Северокавказские древности // Степи Евразии в эпоху средневековья. М.:
Наука, 1981. С. 83–97.
Комаров С.Г. Краниологическая дифференциация ногайцев XVI–XVIII вв. // ВкА. Вып. 19.
М.: ИЭА РАН, 2011. С. 221 — 231.
Комаров С.Г. Краниологические материалы
позднего средневековья с территории бывшего
Тираспольского уезда Херсонской губернии //
Кадырбаевские чтения — 2012. Материалы III
международной конференции. Актобе, 2012а.
С. 457–462.
Комаров С.Г. Население Букеевской степи в
эпоху Золотой Орды по данным краниологии //
Вестник Калмыцкого института гуманитарных
исследований РАН, 2012б, №4. С. 45–57.
Комаров С.Г. К краниологии позднесредневекового степного населения Приднестровья (по
материалам из г. Комрат) // Вестник Московского
университета. Серия XXIII. Антропология. 2013а,
№2. С. 114–123.
Комаров С.Г. Население степей Восточной
Европы II тысячелетия по данным краниологии.
Автореферат дисс. … канд. ист. наук. М., 2013б.
26 с.
Комаров С.Г., Чхаидзе В.Н. Ногайцы Восточного Приазовья по данным краниологии // Вест-
88
С.Г. КОМАРОВ
ник Челябинского государственного университета. Сер.: История. Челябинск, 2013. С. 17–27.
Круц С.И. Антропологическая характеристика ногайцев XVI–XVIII вв. // Материалы по
изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. IV: Антропология ногайцев. М.: Памятники исторической мысли, 2003.
С. 206–239.
Кужелева Л. Ногайцы (из истории ногайцев XVIII – начала XX веков) // Ученые записки
Института истории, языка и литературы имени
Г. Цадасы. Т. XIII. Серия историческая. Махачкала, 1964. С. 194–229.
Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М.:
Восточная литература, 2002. 752 с.
Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной
Европы под властью золотоордынских ханов. М.:
Изд-во МГУ, 1966. 276 с.
Федоров-Давыдов Г.А. Монгольское завоевание и Золотая Орда // Степи Евразии в эпоху
средневековья. Серия: Археология СССР. М.:
Наука, 1981. С. 229–236.
Nogai of steppe Ciscaucasia according to craniology data
S.G. KOMAROV
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
Three groups of Ciscaucasian Nogai were studied in this article in comparative-morphological aspect.
Based on cranial data mentioned groups were compared both with Nogai population of the North Caucasus
region and with series of the wider geographical and chronological scale.
Key words: paleoanthropology, craniology, Nogai, Ciscaucasia, steppe, Golden Horde.
List of tables and figures
Table 1. Comparative characteristics of the Nogai cranial series from the Ciscaucasia; male skulls.
Table 2. Canonical analysis factor loadings.
Fig. 1. Map of the archaeological sites of the cranial series used in the comparative analysis. Notes: 1 —
Comrat, 2 — burial grounds on the border of Moldova and Ukraine, 3 — burial grounds of Chersonesos region,
4 — burial grounds of North Crimea, 5 — Balkovsky burial mound, 6 — burial grounds of Zaporozhia Oblast,
7 — burial grounds of Krasnodar Krai, 8 — Ipatovo-3, 9 — Barkhanchak-2, 10 — Tyaginka, 11 — burial grounds
of Lower Don region, 12 — «Zhukova», 13 — burial grounds of Stavropol Krai, 14 — Krivaya Luka, Nikolskoe,
15 — burial mounds of Bukeyev steppe, 16 — Madzhari; 17 — Verkhny Dzhulat, 18 — Nizhny Dzhulat.
Fig. 2. Cluster analysis results, comparative cranial series.
Fig. 3. Canonical analysis results, comparative cranial series.
Контактная информация:
Комаров Сергей Геннадьевич
snirrrr@mail.ru
Contacts:
Komarov Sergey Gennadievich
snirrrr@mail.ru
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 89–99
МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ
УДК 902; 903
О датировке кладбища у Никольского собора
на Ярославовом Дворище в Великом Новгороде1
Д.В. ПЕЖЕМСКИЙ
Россия, Москва, НИИ и Музей антропологии МГУ им. М.В. Ломоносова
В.В. МАЦКОВСКИЙ
Россия, Москва, Институт географии РАН
В статье рассмотрены археологические материалы, позволяющие обоснованно говорить о датировке кладбища у Никольского собора на Ярославовом Дворище в Великом
Новгороде. С 1930-х гг. и до настоящего времени данный некрополь дает ценный палеоантропологический материал, не раз обсуждавшийся в антропологической литературе.
Вопрос о его точной датировке чрезвычайно важен для понимания динамики изменений
антропологического состава населения Великого Новгорода в переломный период — присоединения к Московскому государству и уничтожения его политической самостоятельности. Комплексный анализ, опирающийся на данные стратиграфии, вещеведения и
дендрохронологии, позволяет датировать наиболее ранние погребения у Никольского
собора концом XV — началом XVI вв. и полностью отнести их к «московскому периоду»
в истории Великого Новгорода.
Ключевые слова: археология, стратиграфия, дендрохронология, вещеведение, Великий
Новгород.
Введение
Палеоантропологическое изучение
Великого Новгорода началось еще в довоенную пору, когда выдающийся отечественный антрополог Николай Николаевич Чебоксаров изучил серию черепов из
двух городских кладбищ, полученную в
ходе раскопок А.В. Арциховского 1930-х
гг. Одна краниологическая выборка происходила из кладбища у церкви Ильи на
Славне, вторая — из раскопа V у Никольского собора на Ярославовом Дворище
[Арциховский, 1949а, 1949б]. Результаты
своих измерений Н.Н. Чебоксаров предоставил для фундаментальной сводной
работы Г.Ф. Дебеца «Палеоантропология СССР», которая была завершена в
1939 г., но вышла в свет только после
Исследование частично выполнено при
финансовой поддержке гранта Президента РФ
№ МК-7354.2013.5.
Великой Отечественной войны [Дебец,
1948]. В то же время краниологические
данные по городскому населению Новгорода Н.Н. Чебоксаров опубликовал и сам
[Чебоксаров, 1947]. В недавнем прошлом
к этим антропологическим материалам
удалось обратиться одному из авторов
настоящей статьи [Пежемский, 2004]. Ранее в научный оборот были введены результаты обработки черепов из раскопок
Вл.В. Седова на Ярославовом Дворище в
1996–1997 гг. [Пежемский, 2000].
Ярославово Дворище — один из важнейших историко-топографических и
градостроительных элементов Великого
Новгорода. Первые научные его описания
относятся еще к середине XIX в. [Куприянов, 1860]. Как свидетельствуют письменные источники, до конца XV в. оно
называлось Ярославль, или Княж двор.
Если использовать только прямые свидетельства ранних новгородских летописей,
90
Д.В. ПЕЖЕМСКИЙ, В.В. МАЦКОВСКИЙ
то первое упоминание о Ярославле дворе
будет относиться к 1208 г. [Новгородская
первая летопись.., 1950, с. 50, 247]. Доминантой Ярославова Дворища является
Никольский собор — одна из выдающихся русских святынь, жемчужина древнерусской архитектуры, первый в нашей
истории храм, посвященный Николаю Чудотворцу, выстроенный в 1113 г. князем
Мстиславом Владимировичем († 1132).
Степень археологической изученности Ярославова Дворища на данном этапе
не может быть оценена однозначно. С
одной стороны, оно неоднократно привлекало к себе внимание историков и археологов, здесь проводились достаточно
масштабные археологические работы. С
другой — бóльшая часть исследований
была проведена в период, когда современная методика работ находилась еще в стадии становления. В частности это было
время, когда у археологов отсутствовал
такой важный инструмент познания как
дендрохронология. В силу различных причин практически все раскопы Ярославова
Дворища бегло и недостаточно подробно
проанализированы и скудно опубликованы. Дальнейшая работа и новые великие
археологические открытия 1950–1970-х
гг. затмили собой результаты раскопок
на Дворище и не позволили вернуться к
их анализу [Арциховский, 1955; Колчин,
Янин, 1982].
Целенаправленные археологические
изыскания были организованы в восточной части Ярославова Дворища Управлением государственных новгородских
музеев в 1937 г., когда были изучены раскопы I и II. Затем работы Новгородского
музея продолжились в западной части
Дворища [Строков, Богусевич, Мантейфель, 1938; Строков, Богусевич, 1939;
Строков, 1939а, 1939б, 1940, 1945; Каргер,
1947; Арциховский, 1949б].
В 1938–1939 гг. работы в восточной
части Дворища — у стен Никольского собора — проводила Новгородская археологическая экспедиция ГАИИМК–МГУ–
ГИМа, руководимая А.В. Арциховским.
За два года было изучено еще восемь
участков [Монгайт, 1938; Арциховский,
1949б]. Для рассматриваемой темы важно
отметить, что именно тогда, на раскопе
V, были выявлены погребения, позволившие руководителям работ отнести открытую часть кладбища к XVI в.
Большие археологические работы, в
данном случае связанные с реставрацией
Николо-Дворищенского собора, были
осуществлены здесь в 1996–1997 гг. Вл.В.
Седовым. Его шурфы, в конечном итоге,
составили сплошную полосу изученной
площади, опоясывавшей храм с юга и востока, вплотную примыкавшей к древним
стенам (этот раскоп, по согласованию с
Вл.В. Седовым, обозначен нами как Дворищенский XVII). Площадь его — около
95 м2, мощность слоя — до 3,0 м. Здесь
также были обнаружены многочисленные погребения (более 60-ти, в том числе
кирпичные гробницы), изучены нижние
части стен собора, его плинт и фундаменты, а также зачищены дубовые лаги,
на которых он сооружен. В этот период
археологических исследований стало очевидно, что погребения у Никольского собора датируются не только XVI–XVII в.,
но и XVIII в. — скорее всего, первой его
половиной.
Постановка проблемы
Как показывает опыт работ по комплексному источниковедению, точные
датировки погребальных комплексов в
древнерусском городе важны не только
для археологической науки, но и (не в
меньшей степени!) для исторической антропологии [Янин, 1988]. Хронология городских христианских кладбищ — это вообще большая историко-археологическая
проблема, особенно когда они многослойные, и существуют на одном месте
долгое время.
В процессе анализа краниологических материалов, происходящих с территории Великого Новгорода, выяснилось,
что главная проблема при изучении антропологического состава его населения
заключается в правильной датировке
конкретных серий черепов [Пежемский,
1998, 2000, 2002, 2004; Ершевский, Пежемский, 1997]. Дело в том, что в конце
О ДАТИРОВКЕ КЛАДБИЩА У НИКОЛЬСКОГО СОБОРА НА ДВОРИЩЕ В ВЕЛИКОМ НОВГОРОДЕ
XV — начале XVI в., во второй половине
XVI и начале XVII в. Великий Новгород
переживал очень серьезные политические и социальные потрясения, существенно влиявшие на процессы движения населения. Без верного понимания
хронологической позиции разных краниологических коллекций, разобраться
в этих процессах практически невозможно. В случае же с кладбищем у Никольского собора дело осложняется тем, что
церковный участок существовал здесь с
первой половины XII в. и теоретически
мог содержать погребения всех последующих периодов, тем более что за все
время исследований здесь было изучено
более 400 захоронений.
Важной задачей остается уточнение
датировки материала из старых раскопок
А.В. Арциховского, переданного на хранение в Государственный музей антропологии (ГМА, ныне — НИИ и Музей
антропологии МГУ); инв. №№ 8825–8845,
10312–10317 [Алексеева, Ефимова, Эренбург, 1986, с. ].
На новом этапе археологического
изучения территории у Никольского собора нами ставилась, в том числе, и задача уточнения датировок различных
объектов современными методами. С
выявлением на Ярославовом Дворище
влажных органогенных культурных напластований, хорошо сохраняющих древесину, которая оказалась пригодной для
дендрохронологического анализа (особенно детали погребальных конструкций
нижнего яруса кладбища), появилась надежда на получение точных датировок.
Последнее обстоятельство, к сожалению,
осложнялось тем, что новгородская дендрохронологическая шкала имеет известный разрыв, приходящийся на часть эпохи позднего средневековья [Тарабардина,
2004, 2007]. Вновь изученные у Никольского собора погребения, судя по всему,
относились как раз к периоду хиатуса
дендрошкалы, и задача получения датировок по гробовищам несколько лет была
трудновыполнимой.
Стоит отметить, что впервые в славяно-русской археологии погребальные
91
комплексы (деревянные гробы) были датированы дендрохронологическим методом в 2006 г. происходили из раскопок в
Старой Руссе [Торопова, Торопов, Пежемский, Самойлов, 2007].
Результаты и их обсуждение
Десятилетие, прошедшее со времени
капитальной реставрации храма и раскопок 1996–1997 гг., показало, что вокруг
него сформировалась неблагоприятная
гидрологическая ситуация, оказывающая
серьезное воздействие на сохранность
фресковой живописи и стеновых кладок
начала XII в. Причины переувлажнения
памятника скрывались в отсутствии современной дренажной системы и чрезмерно мощном культурном слое, закрывавшем стены Никольского собора почти
на 2 м (через них происходил капиллярный подсос влаги).
В 2007 г. начался новый цикл археологических исследований Ярославова
Дворища. Спасательные археологические работы здесь инициировал Новгородский музей-заповедник в лице Генерального директора Н.Н. Гринёва. В ходе
подготовки к этим работам перед нашим
научным коллективом были поставлены
две задачи: 1) понижение грунта вокруг
Никольского собора на уровень дневной
поверхности XII–XIII вв. и 2) подготовка
«ложа» для сооружения новой дренажной
системы. Попутно с этими мероприятиями появилась возможность решить еще
одну задачу — экспозиционную. Полное
раскрытие экстерьера древнего храма
позволило бы продемонстрировать его
истинные пропорции.
Основные научные результаты работ
2007–2009 гг. оказались значительными
[Хорошев, Пежемский, Степанов, 2010;
Рыбина, Пежемский, Самойлов, Курбанова, 2011; Рыбина, Пежемский, Курбанова,
2012; Пежемский, 2012]. В соответствии
с поставленными задачами нами было
произведено понижение уровня грунта
вокруг Никольского собора на площади
более 1000 м2 — к югу и востоку от его
стен, на расстояние 8-ми и более метров.
В строительном развале XVIII в. выяв-
92
Д.В. ПЕЖЕМСКИЙ, В.В. МАЦКОВСКИЙ
лено большое количество фрагментов
монументальной живописи начала XII в.
Исследован некрополь XVI–XVIII вв. Обнаружено более 350 погребений, часть из
которых была перекрыта традиционными для Новгорода каменными плитами.
Плиты изготовлены из известняка, очень
качественно вытесаны, но не имеют декора и надписей. Данный тип погребальных памятников ранее датировался исключительно XIV–XV вв. Новые находки
позволили расширить эту датировку, что
отчасти объясняет малочисленность в
Новгороде намогильных плит «московского» типа. Столь «архаичные» объекты
впервые удалось зафиксировать in situ
над погребениями XVI–XVII вв.
Коллекция индивидуальных археологических находок, собранная на Дворище
в 2007–2009 гг., составляет более 2,5 тысяч предметов, изготовленных из различных материалов (дерева, бересты, кости,
кожи, черного и цветных металлов, камня, глины, кости и пр.). Однако характерная особенность находок именно этой
части Дворища состоит в том, что вещей,
надежно датирующихся XI–XIV вв. здесь
просто единицы. Чуть лучше представлены находки XV в., однако, их также очень
немного. Эта ситуация полностью соответствует данным раскопок 1930-х гг.
Доба вим, что изученная нами дворищенская коллекция нательных крестов,
в особенности происходящих не из слоя
кладбища, а непосредственно из погребений, совсем не содержит форм, которые
могли бы быть отнесены к какому бы то
ни было периоду раннего или развитого
средневековья. Все ставрографические
находки относятся к XVI (редко) и второй половине или концу XVII – началу
XVIII века.
В ходе нового этапа археологических
работ на Ярославовом Дворище нами была повторно выявлена дренажная система,
изготовленная из массивных деревянных
труб, зафиксированная в 1930-е гг. В соответствии с уровнем знаний тех лет она
считалась водопроводом и датировалась
XI в. [Арциховский, 1949б, с. 165–166;
Медведев, 1956, с. 208–227]. Позднее, с
привлечением материалов Нерéвского
раскопа, А.Ф. Медведеву удалось доказать, что подобные сооружения были дренажами, объединенными в крупные водоотводные системы [Колчин, Янин, 1982,
с. 19.]. Наши исследования показали, что
дворищенская дренажная система была
сооружена не в XI веке, а около 1422 г. К
материалам Ярославова Дворища метод
дендрохронологии был применен впервые, исследования проводились О.А. Тарабардиной в Лаборатории ЦООАИ Новгородского музея-заповедника.
В силу того, что цикл работ 2007–2009
гг. напрямую коснулся участков, изученных А.В. Арциховским в 1930-е гг. (нами
были зафиксированы границы большинства его раскопов), наибольший интерес
для рассматриваемой темы представляют
IV-й, V-й, VI-й (1938 г.) и VIII-й (1939 г.)
раскопы.
Дворищенский IV раскоп располагался в 9,5 м к югу от Никольского собора.
Размеры — 8 × 12 м, площадь — 96 м 2,
мощность слоя — до 3,4 м, местами — до
4,1 м. Судя по индивидуальным находкам,
как их интерпретирует А.Л. Монгайт, на
раскопе были обнаружены остатки кузнечной и сапожной мастерской. Кроме
того, были найдены: «водопровод», датированный концом XI — началом XII в.,
дренажные и канализационные сооружения, многочисленные индивидуальные находки из металла, кости, кожи,
дерева и других материалов [Монгайт,
1938; Каргер, 1947; Арциховский, 1949б;
Медведев, 1956]. В данном случае для
нас важно обнаружение «водопровода»,
который был выявлен также и в ходе наших раскопок.
Как уже было сказано, система дренажных труб Ярославова Дворища была дендрохронологически датирована
О.А. Тарабардиной 1422 г. [Хорошев, Пежемский, Степанов, 2010]. Датировав дворищенскую дренажную систему, удалось
существенно продвинуться и в понимании времени начала функционирования
кладбища у Никольского собора. Дело в
том, что все до единого погребения, располагающиеся близ системы, лежат над
О ДАТИРОВКЕ КЛАДБИЩА У НИКОЛЬСКОГО СОБОРА НА ДВОРИЩЕ В ВЕЛИКОМ НОВГОРОДЕ
дренажной трубой 1422 г., иногда прямо
на ней, хорошо перекрывают это сооружение своими самыми нижними ярусами
и нигде не перерубают его. Впрочем, это
не удивительно. Как установлено О.А. Тарабардиной, дворищенская дренажная
система функционировала еще в XVIII в.
и новгородцы были заинтересованы в
том, чтобы как можно дольше сохранять
трубу в рабочем состоянии. Таким образом, стало очевидно, что изучаемое нами
кладбище сформировалось не ранее первой половины XV в., по крайней мере, на
участках с древним дренажом.
Дворищенский V раскоп располагался
за апсидами Никольского собора, в 5,5 м
к востоку от них. Размеры — 4 × 12 м, с
прирезкой к востоку, площадь — 53 м2,
мощность слоя — до 3,3 м, в случае с
материковой ямой, вмещавшей срубподызбицу, — до 4,7 м. На раскопе были
обнаружены строительные прослойки
разного времени, остатки вымостки из
костей животных и деревянных настилов,
дренажные сооружения и «водопроводная» труба, многочисленные индивидуальные находки из разных материалов
и погребения XVI–XVII вв. [Монгайт,
1938; Каргер, 1947; Арциховский, 1949б;
Медведев, 1956]. Черепа из этого раскопа,
как уже указывалось, сохраняются в НИИ
и Музее антропологии МГУ. Датированы
погребения были по монетам. Как теперь
известно, они относятся к самому концу XV — началу XVI вв. (определения
П.Г. Гайдукова). Открытым остался лишь
вопрос о связи монет с погребальными комплексами. Разрешить его можно
только в процессе специальных исследований, сейчас же, с учетом опыта работ
на новгородских позднесредневековых
кладбищах, можно предположить, что
монеты происходят не из погребений, а
из культурного слоя вокруг них, из заполнения могильных ям (которые на Дворищенском раскопе практически никогда
не читаются).
Дворищенский VI раскоп располагался
к югу от Никольского собора, в 2 м к востоку от раскопа IV. Размеры — 4 × 6 м, площадь — 24 м2, мощность слоя — до 3,3 м.
93
На раскопе были обнаружены дренажные
трубы, уже исследованные в раскопах IV
и V, а также индивидуальные находки из
разных материалов [Каргер, 1947; Арциховский, 1949б; Медведев, 1956].
Дворищенский VIII раскоп располагался к югу от Никольского собора, примыкая с запада к раскопу VI, а с севера
к раскопу IV. Размеры — 4 × 12 м, с прирезкой к северу, площадь — 58 м2, мощность слоя — до 3,2 м. Здесь были обнаружены: дренажная труба, изученная
на раскопах IV, V и VI, многочисленные
индивидуальные находки из металла,
кости, кожи, дерева и других материалов [Каргер, 1947; Арциховский, 1949б;
Медведев, 1956]. В ходе работ на этом
раскопе был обнаружен «помост» величиной 0,22 × 0,75 × 2,15 м, сложенный на
известковом растворе из трех рядов кирпича (формат 5,5 × 11 × 25 см). Некоторое
время он ассоциировался с вечевой посадничьей «степенью». Версия эта совершенно справедливо была оставлена, и
только изредка повторяется в литературе
[см., например: Андреев, 1984]. Недавно
нами был проведен специальный анализ,
в результате которого данное сооружение было признано остатками разрушенной гробницы XVI–XVII вв. [Пежемский,
2012].
Кроме того, в раскопе VIII вдоль
южной стены собора была выявлена
валунная кладка, интерпретированная
А.В. Арциховским как парадная «княжеская дорога». Данная интерпретация
существенно повлияла на понимание
того, как функционировала территория
Ярославова двора к югу от храма [Арциховский, 1949б, с. 170, рис. 10в]. Повторное выявление этой валунной выкладки
в 2007 г. позволило распознать в ней полуразобранные фундаменты каменной
пристройки к Никольскому собору (притвора или галереи). Первое время сущность найденного и его хронологическая
позиция была непонятна и нам, так как
изучаемое кладбище сильно «переработало» стратиграфию культурных отложений и, в первую очередь, — строительных прослоек. В 2008 г. на Дворищенском
94
Д.В. ПЕЖЕМСКИЙ, В.В. МАЦКОВСКИЙ
XVIII раскопе была сделана прирезка к
югу, которая позволила выйти за границы
кладбища и изучить непотревоженные им
культурные напластования. Здесь впервые очень хорошо фиксировались слои
пожаров, вероятно второй половины или
конца XVII в., строительные прослойки,
одна из которых однозначно была связана с разрушением южной пристройки
Никольского собора, фундаменты которой и были выявлены в 1939 и 2007 гг.
Строительные материалы (фрагменты
кирпича и известковый раствор) в купе с фрагментами фресок, осмотренных
В.Д. Сарабьяновым, позволили отнести
южную пристройку собора к началу или
первой половине XIV в. Следовательно,
разрушение ее, в том числе до такой степени, когда погребениями были «выбиты»
верхние ряды валунов из фундаментных
рвов, стоило относить к значительно более позднему времени — не ранее XV в.
Здесь, с южной стороны Никольского собора, был изучен ряд погребений в
деревянных гробах и колодах антропоморфной формы. Часть из них залегала
во влажном темно-коричневом слое, благодаря чему и удалось проследить конструктивные особенности большинства
гробовищ. По аналогии с каменными антропоморфными гробами, в том числе ладьевидной формы, такие находки можно
было бы датировать XIV–XV вв. [Сережникова, Пежемский, 2009]. Однако совсем
недавно позднесредневековое кладбище,
по целому комплексу источников узко
датированное XVII в., было исследовано
в Ярославле (раскопки А.В. Энговатовой). Большая численность погребений
позволила составить достоверное представление об изменчивости форм деревянных гробовищ, среди которых оказались и антропоморфные погребальные
конструкции.
В силу упоминавшегося хиатуса в
новгородской дендрошкале некоторое
время не удавалось датировать части деревянных конструкций гробовищ из наших раскопок. Используя иные реперные
шкалы, мы попытались продвинуться в
данном направлении исследований.
Методика дендрохронологического
анализа и его результаты
Все исследованные дендрохронологические образцы представляют собой
поперечные спилы с досок стенок и дна
гробов2.1Обработка образцов проводилась в соответствии с общепринятыми
методическими требованиями дре весно-кольцевого анализа [Шиятов и др.,
2000; Cook, Kairiukstis, 1990]. Перед измерением образцы были отшлифованы для
увеличения контрастности годичных
колец, размечены по 10, 50 и 100 лет и
измерены по двум радиальным направлениям, перпендикулярным касательной к годичным кольцам так, чтобы угол
между направлениями измерений превышал 90° [Stokes, Smiley, 1968]. Измерения
ширины годичных колец произведены в
лаборатории Института географии Российской академии наук (ИГ РАН) под
бинокулярной лупой на полуавтоматической установке LINTAB с точностью
0,01 мм [Rinn, 1996]. С помощью перекрестной датировки, выполненной в программе Rinntech TSAPWin, определялась
дата годичного кольца в одном радиусе образца относительно другого, затем
радиусы усреднялись, и производилась
перекрестная датировка различных образцов. Проверка качества перекрестного датирования, поиск ложных и выпадающих колец проводились с помощью
программы COFECHA [Holmes, 1983].
Перекрестно датированные друг относительно друга образцы объединялись
в единую «плавающую» (не имеющую
календарной даты) хронологию, представляющую собой среднее значение
ширины измеренных годичных колец
в каждый год. Календарная датировка
была получена с помощью перекрестного датирования плавающей хронологии,
включающей все образцы, относительно
дендрохронологической шкалы для Вологодской области (1085–2009 гг.) [Соломина и др., 2011; Карпухин, Мацковский,
2
Исследование частично выполнено при
финансовой поддержке гранта Президента РФ
№ МК-7354.2013.5.
О ДАТИРОВКЕ КЛАДБИЩА У НИКОЛЬСКОГО СОБОРА НА ДВОРИЩЕ В ВЕЛИКОМ НОВГОРОДЕ
в печати]. Использовались статистические характеристики, рассчитываемые в
программе Rinntech TSAPWin:
– коэффициент синхронности (Gkl,
Gleichlaeufigkeit) [Колчин, Битвинскас,
1972, с. 88],
– коэффициент корреляции Пирсона
(CC, Cross Correlation),
– индекс перекрестного датирования
(CDI, Cross-Dating Index) [Rinn. 1996],
– t-критерий Стьюдента для сглаженных и не сглаженных серий (TV, TVBP,
TVH) [Baillie, Pilcher, 1973].
Проверка датировок осуществлялась по новгородской дендрохронологической шкале (1102–1460 гг.) [Колчин,
Черных, 1977; Тарабардина. 2004], скорректированной относительно древеснокольцевых хронологий из южной Финляндии, привязанных к живым деревьям.
Новгородская дендрошкала была получена из Международного банка древеснокольцевых данных (International Tree
Ring Data Bank) [http://www.ncdc.noaa.
gov/paleo/treeinfo.html].
Все исследованные доски были изготовлены из сосны обыкновенной (Pinus
sylvestris L.). Перекрестное датирование
образцов позволило построить «плавающую» дендрошкалу длиной 191 год. При
сопоставлении «плавающей» хронологии,
включающей все датированные образцы,
с дендрохронологической шкалой для Во-
95
логодской области (рис. 1) были получены
следующие статистические характеристики: коэффициент синхронности — 61%,
TV — 4,4, TVBP — 7,7, TVH — 8,1, CDI —
48. Их высокие значения позволяют с
уверенностью датировать исследованный
дендрохронологический материал в календарном отношении. Кроме того, высокие статистические показатели говорят
в пользу возможности использования
вологодской дендрошкалы для датирования материала из Новгородской области,
по крайней мере, для рассматриваемого
временного интервала. Преимущество
вологодской дендрохронологической
шкалы состоит в ее длине — 925 лет, а
также в непрерывности покрываемого
периода — 1085–2009 гг. Последнее обстоятельство чрезвычайно важно в силу
известного разрыва в новгородской дендрошкале, приходящейся на часть эпохи
позднего средневековья [Тарабардина,
2004, 2007].
Результаты дендрохронологического
анализа оказались принципиальными
для понимания начального периода функционирования кладбища у Никольского
собора (табл. 1, рис. 2). Перекрестное
датирование образцов позволило определить относительные даты внешних колец досок и, как следствие, соотнести
во времени их порубочные даты. Здесь
нужно оговориться, что датировки внеш-
Рис. 1. Датировка плавающей хронологии, составленной из всех образцов (черный) по дендрошкале для Вологодской области (серый); указана датировка последнего кольца
96
Д.В. ПЕЖЕМСКИЙ, В.В. МАЦКОВСКИЙ
Таблица 1
Исходные данные о дендрообразцах и их датировка
Код
образца
Происхождение
образца
Количество
годичных
колец
Разница датировок
внешних колец по
двум радиусам (лет)
Календарная
дата внешнего
кольца
N01A 1
Дворищенский ХХ раскоп,
погребение 344, пласт 11-12
(сев. стенка гроба)
62
21
1492
N02A 1
Дворищенский XIX раскоп,
погребение 365, пласт 12б
142
1
1480
N02A 2
Дворищенский XIX раскоп,
погребение 371, пласт 14
85
10
1514
N02A 3
Дворищенский XIX раскоп,
погребение 368, пласт 13
(дно гроба)
160
1
1513
N02A 4
Дворищенский XX раскоп,
погребение 354, пласт 12
149
20
1473
N02A 5
Дворищенский XIX раскоп,
погребение 370, пласт 13
68
0
1512
N02A 6
Дворищенский XX раскоп,
погребение 348, пласт 11
127
3
1450
N02A 7
Дворищенский XIX раскоп,
погребение 364, пласт 12б
(дно гроба)
139
9
1470
Рис. 2. Перекрестная датировка древесно-кольцевых образцов; указаны код образца
и датировка последнего кольца
О ДАТИРОВКЕ КЛАДБИЩА У НИКОЛЬСКОГО СОБОРА НА ДВОРИЩЕ В ВЕЛИКОМ НОВГОРОДЕ
них колец мы считаем за порубочную
дату лишь условно, так как подкоровое
кольцо, скорее всего, было утрачено при
изготовлении досок. Таким образом, приведенные датировки могут быть на несколько лет древнее реальной порубочной
даты. Косвенно о наличии подкорового
кольца может говорить совпадение датировок внешних колец двух измеренных
радиусов (или их небольшое различие),
так как стесать при изготовлении доски
большое и одинаковое число годичных
колец с двух сторон представляется маловероятным. Этот признак также нами
измерен (табл. 1), он позволяет определить, что наибольшую вероятность иметь
близкую к порубочной дате датировку
внешнего кольца имеют образцы N02A
1, 2, 5 и 6. Образцы N01A 1 и N02A 5, согласно статистическим критериям, датированы менее надежно, чем остальные,
так как их длина невелика — 62 и 68 лет
соответственно.
Обратим внимание, что два образца
отнесены нами к 1450 и 1470 гг. Формально это еще период новгородской независимости. Однако возьмемся утверждать,
что погребения № 348 и № 364, так же как
и все остальные, относятся уже к ранней поре «московского» периода. Дело не
только в том, что нами получены даты,
максимально близкие к порубочной дате,
однако отличающиеся от нее в сторону
совсем небольшого удревнения. Не стоит
забывать и о вторичном использовании
древесины при сооружении гробовищ,
которая может быть древнее погребального комплекса на десятки лет.
Заключение
Комплексный анализ имеющихся в
нашем распоряжении материалов, опирающийся на данные стратиграфии, вещеведения и дендрохронологии, позволяет
уверенно датировать наиболее ранние
погребения кладбища у Никольского собора на Ярославовом Дворище самым
концом XV – началом XVI вв. и полностью относить их уже к «московскому
периоду» в истории Великого Новгорода.
Этот результат чрезвычайно важен для
97
понимания динамики изменений антропологического состава населения Великого Новгорода в переломный период
уничтожения его политической самостоятельности.
Литература
Алексеева Т.И., Ефимова С.Г., Эренбург Р.Б.
Краниологические и остеологические коллекции Института и Музея антропологии МГУ. М.:
Изд-во МГУ, 1986.
Андреев В.Ф. Княжеский двор в древнем Новгороде // Новгородский исторический сборник.
Вып. 2 (12). Л., 1984. С. 114–126.
Арциховский А.В. Новгородская экспедиция //
КСИИМК, вып. XXVII. М.-Л., 1949а. С. 113–122.
Арциховский А.В. Раскопки восточной части
Дворища в Новгороде // Материалы и исследования по археологии древнерусских городов, т. I —
МИА СССР, № 11. М.-Л., 1949б. С. 153–176.
Арциховский А.В. Археологическое изучение
Новгорода // Труды Новгородской археологической экспедиции, т. I — МИА СССР, № 55. М.,
1956. С. 7–43.
Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР // ТИЭ,
новая серия. Т. VII. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1948.
390 с.
Ершевский Б.Д., Пежемский Д.В. Череп из
Андреевского раскопа г. Новгорода // Прошлое
Новгорода и Новгородской земли. Материалы научной конференции, 11–13 ноября 1997 г. Великий
Новгород, 1997. С. 45–54.
Каргер М.К. Основные итоги археологического изучения Великого Новгорода // Советская
археология, т. IX. М.-Л., 1947. С. 137–170.
Карпухин А.А., Мацковский В.В. Абсолютная
генерализированная дендрохронологическая шкала бассейнов рек Шексны и Сухоны (1085–2009 гг.)
// РА (в печати).
Колчин Б.А., Битвинскас Т.Т. Современные
проблемы дендрохронологии // Проблемы абсолютного датирования в археологии. М., 1972.
Колчин Б.А., Черных Н.Б. Дендрохронология
Восточной Европы. М., 1977.
Колчин Б.А., Янин В.Л. Археологии Новгорода
50 лет // Новгородский сборник. 50 лет раскопок
Новгорода. М., 1982. С. 3–137.
Куприянов И.К. Ярославово Дворище в Новгороде и находящиеся в нем церкви с их достопримечательностями // Памятная книжка Новгородской губернии на 1860 г. Новгород, 1860.
Медведев А.Ф. Водоотводные сооружения
и их значение в благоустройстве Новгорода Великого // Труды Новгородской археологической
экспедиции, т. I — МИА СССР, № 55. М., 1956.
С. 208–227.
98
Д.В. ПЕЖЕМСКИЙ, В.В. МАЦКОВСКИЙ
Монгайт А.Л. Раскопки 1938 года на Ярославовом дворище в Новгороде // Историк-марксист,
1938, № 6. С. 192–195.
Новгородская первая летопись старшего и
младшего изводов /Под ред. А.Н. Насонова. М.-Л.,
1950.
Пежемский Д.В. Погребения Троицкого
XI раскопа // Новгород и Новгородская земля:
История и археология. Вып. 12. Новгород, 1998.
С. 138–153.
Пежемский Д.В. Новые материалы по краниологии позднесредневековых новгородцев //
Народы России: от прошлого к настоящему. Антропология. Ч. II. /Отв. ред. Т.И. Алексеева. М.:
Старый сад, 2000. С. 95–129.
Пежемский Д.В. Материалы к антропологии
городского населения Новгорода Великого XI–
XIII вв. // На путях биологической истории человечества /Отв. ред. А.А. Зубов, Г.А. Аксянова. Ч. I.
М.: ИЭА РАН, 2002. С. 179–187.
Пежемский Д.В. Краниологические материалы из раскопок А.В. Арциховского 1936–1938 и
1952 гг. // Новгородские археологические чтения — 2. Великий Новгород, 2004. С. 106–113.
Пежемский Д.В. Археологический облик «вечевых» площадей Великого Новгорода // Споры о
новгородском вече: междисциплинарный диалог.
Материалы круглого стола (Европейский университет в Санкт-Петербурге, 20 сентября 2010 г.).
СПб.: ЕУСПб, 2012. С. 162–186.
Пежемский Д.В., Сережникова Д.С. Ладьевидные саркофаги Великого Новгорода // Великий
Новгород и Средневековая Русь: Сборник статей:
К 80-летию академика В.Л. Янина. М.: Памятники
исторической мысли, 2009. С. 200–219.
Рыбина Е.А., Пежемский Д.В., Курбанова М.П.
Исследования на Ярославовом Дворище в Великом Новгороде // АО 2009 года. М.: ИА РАН,
2012.
Рыбина Е.А., Пежемский Д.В., Самойлов К.Г.,
Курбанова М.П. Исследования на Ярославовом
Дворище в Великом Новгороде // АО 2008 года
М.: ИА РА Н, 2011.
Соломина О.Н., Мацковский В.В., Жуков Р.С.
Дендрохронологические «летописи» «Вологда» и
«Соловки» как источник данных о климате последнего тысячелетия // Доклады Академии наук.
2011. Том 439. № 4. С. 539–544.
Строков А.А. Дохристианский могильник
(По данным археологических раскопок на Ярославовом дворе) // Новгородский исторический
сборник. Вып. 6. Новгород, 1939а. С. 51–53.
Строков А.А. Отчет о раскопках древнерусского водопровода // Новгородский исторический
сборник. Вып. 6. Новгород, 1939б. С. 16–21.
Строков А.А. Раскопки на Ярославовом дворе в 1940 году // Новгородский исторический
сборник. Вып. 8. Новгород, 1940. С. 3–17.
Строков А.А. Раскопки в Новгороде в 1940 г.
// М.-Л., 1945. С. 65
Строков А.А., Богусевич В.А. Археологическое исследование Новгорода. Новгород, 1939.
Строков А.А., Богусевич В.А., Мантейфель
Б.К. Раскопки на Ярославовом Дворище // Новгородский исторический сборник. Вып. III–IV.
Новгород, 1938. С. 183–210.
Тарабардина О.А. Дендрохронология Новгорода. История изучения и перспективы развития.
// Ежегодник Новгородского государственного
объединенного музея-заповедника 2003. Великий
Новгород, 2004. С. 143–148.
Тарабардина О.А. Дендрохронология средневекового Новгорода: по материалам археологических исследований 1991–2005 гг. Дисс. ... канд. ист.
наук. М., 2007. 202 с. // РГБ ОД, 61 07-7/1114.
Торопова Е.В., Торопов С.Е., Пежемский Д.В.,
Самойлов К.Г. Археологические исследования у
церкви Св. Георгия в Старой Руссе в 2006 году
// Новгород и Новгородская земля: История и
археология. Вып. 21. Великий Новгород, 2007.
С. 68–81.
Хорошев А.С., Пежемский Д.В., Степанов
А.М. Новые исследования на Ярославовом Дворище в Великом Новгороде // АО 2007 года. М.:
ИА РАН, 2010. С. 61–63.
Чебоксаров Н.Н. Ильменские поозеры // ТИЭ,
новая серия. Т. I. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1947.
Шиятов С.Г., Ваганов Е. А., Кирдянов А.В.,
Круглов В.Б., Мазепа В.С., Наурзбаев М.М., Хантемиров Р.М. Методы дендрохронологии. Часть
I. Основы дендрохронологии. Сбор и получение древесно-кольцевой информации: Учебнометодич. пособие. Красноярск, 2000.
Янин В.Л. Некрополь Новгородского Софийского собора. М.: Наука, 1988. 240 с.
Baillie, M.G.L., J.R. Pilcher A simple cross-dating
program for tree-ring research // Tree-Ring Bulletin.
1973. Vol. 33. P. 7–14.
Cook E.R., Kairiukstis L.A. Methods of Dendrochro nology: Applications in the Environmental
Sciences. Dordrecht; N. Y., 1990.
Holmes R. L. Computer-Assisted Quality Control
in Tree-Ring Dating and Measurement // Tree-Ring
Bulletin. 1983. Vol. 43. P. 69–78.
Rinn F. TSAP. Version 3.0. Reference manual.
Computer program for time series analysis and
presentation. Heidelberg, 1996.
Stokes M.A., Smiley T.L. An Introduction to TreeRing Dating. Chicago, 1968. 73 p.
О ДАТИРОВКЕ КЛАДБИЩА У НИКОЛЬСКОГО СОБОРА НА ДВОРИЩЕ В ВЕЛИКОМ НОВГОРОДЕ
99
On the dating of St. Nicholas Cathedral cemetery
on Yaroslav Courtyard in Novgorod the Great
D.V. PEZHEMSKY
Russia, Moscow, Research Institute and Museum of Anthropology MSU
V.V. MATSKOVSKY
Russia, Moscow, Institute of geography RAS
The article describes the archaeological evidence for the dating of the cemetery at St. Nicholas Cathedral
in Yaroslav Courtyard. From the 1930s and up to date this necropolis provides a valuable paleoanthropological
material, which has been discussed in the anthropological literature. The question of its precise dating is
extremely important for the understanding of the dynamics of the changes in anthropological composition
of the population of Novgorod the Great in a crucial period — during its accession to the Moscow state and
the destruction of its political independence. Complex analysis based on stratigraphy, dendrochronology and
rheology data dates the earliest burial at St. Nicholas Cathedral to late XV - early XVI centuries («Moscow
period» in the history of Novgorod the Great).
Key words: archaeology, stratigraphy, dendrochronology, rheology, Novgorod the Great.
List of tables and figures
Table 1. Initial data on the dendrochronology sampling and its dating.
Fig. 1. Floating chronology dating composed of all samples (black) on dendroscale for Vologda region
(gray); dating for the last ring is given.
Fig. 2. Cross dating tree-ring samples, sample code and dating for the last ring are given.
Контактная информация:
Пежемский Денис Валерьевич
pezhemsky@yandex.ru
Мацковский Владимир Владимирович
matskovsky@gmail.com
Contacts:
Pezhemsky Denis Valer’evich
pezhemsky@yandex.ru
Matskovsky Vladimir Vladimirovich
matskovsky@gmail.com
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 100–106
ПУБЛИКАЦИЯ МАТЕРИАЛОВ
УДК 572
Новые краниологические данные переходного
этапа от эпохи бронзы к раннему железному веку
с территории Южного Зауралья1
Е.П. КИТОВ
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
А.А. ХОХЛОВ
Россия, Самара, Поволжская государственная социально-гуманитарная академия
Переходный этап от эпохи бронзы к
раннему железному веку на большой территории степной полосы Евразии остается белым пятном или, как назвал его А.В.
Епимахов в одной из своих статей, «Темными веками» эпохи бронзы Южного
Зауралья [Епимахов, 2010]. Именно в этот
период происходит переход к принципиально новому, кочевому образу жизни
населения степи.
На рубеже II–I тыс. до н.э. на территориях Южного Зауралья и сибирскоказахстанских степей ситуация в экологическом отношении становится нестабильной. Наравне с увеличением гумидизации
в районах Южного Зауралья, увлажнение
достигло пика к началу VIII в. до н.э. [Иванов, Чернянский, 2000; Демкин и др., 2000].
В соседних областях степного природного
пояса, напротив, продолжается аридизация [Иванов, Луковская, 1997]. Эти палеоэкологические события, несомненно,
повлияли на подвижность населения этого
большого региона. Носители традиционно
скотоводческих культур были вынуждены
либо искать способы к переадаптации
хозяйственно-промысловой деятельности,
либо — новые земли с более благоприятными экологическими условиями. Из1
Работа выполнена при поддержке гранта
Президента РФ МК-3947.2013.6 (Палеоантропология и ан-тропоэкология населения эпохи
бронзы — средневековья в степной полосе Южного Урала и Казахстана).
вестно, что как минимум в начале VII в. до
н.э. в Южном Зауралье появляются группы типичных кочевников, связываемые
с сакским культурно-хронологическим
горизонтом.
Антропологический материал с территории Южного Зауралья рубежа эпохи
бронзы и раннего железного века (далее —
РЖВ) крайне немногочислен. В литературе были описаны лишь морфологические
особенности индивидов из двух погребений курганной группы Верблюжьи Горки,
раскопанных в Карталинском районе на
юге Челябинской области [Костюков, Ражев, 2004]. Череп из погребения 1 кургана
2 выражено долихокранный, низкосводный, имеет мезоморфное и достаточно
профилированное по горизонтали лицо,
абсолютно средневысокие орбиты, узкий
и сильно выступающий нос. По заключению Д.И. Ражева он типично европеоидный [Там же, с. 135].
К переходному времени (возможно,
к заключительному этапу эпохи бронзы)
относятся антропологические материалы из двух погребений, полученных в
результате раскопок А.В. Епимахова в Еткульском районе Челябинской области на
р. Чумляк2.1Оба мужских черепа из кур21
Антропологический материал из того же
могильника, полученный в результате раскопок
Н.М. Меньшенина, был обработан сотрудником
Отдела антропологии Института этнографии АН
СССР Г.В. Рыкушиной, но опубликован не был;
костные материалы не сохранились.
НОВЫЕ КРАНИОЛОГИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПЕРЕХОДНОГО ЭТАПА ОТ ЭПОХИ БРОНЗЫ К РАННЕМУ ЖЕЛЕЗНОМУ ВЕКУ
101
Таблица 1
Индивидуальные данные черепов переходного времени от эпохи бронзы
к раннему железному веку из Южного Зауралья
муж
1
муж
2
муж
3
муж
4
муж
5
жен
6
1. Продольный диаметр
191,0
194,0
170,0
181,0
180,0
164,0
8. Поперечный диаметр
134,0
146,0
147,0
154,0
154,0
137,0
17. Высотный диаметр
130,0
148,0
140,0
147,0
130,0
121,0
20. Ушная высота
110,0
124,0
115,0
122,5
–
106,0
5. Длина основания черепа
104,0
114,0
100,0
100,0
104,0
92,0
9. Наименьшая ширина лба
102,0
105,0
90,0
96,0
97,0
93,5
10. Наибольшая ширина лба
117,0
126,0
116,0
–
119,0
111,0
11. Ширина основания черепа
132,0
132,0
122,0
143,0
140,0
117,0
12. Ширина затылка
109,0
119,0
111,0
112,0
130,0
103,0
25. Сагиттальная дуга
–
398,0
349,0
365,0
343,0
332,0
26. Лобная дуга
–
140,0
121,0
122,0
120,0
124,0
27. Теменная дуга
–
136,0
120,0
131,0
115,0
106,0
28. Затылочная дуга
–
122,0
108,0
112,0
108,0
102,0
29. Лобная хорда
–
122,0
–
109,5
109,0
108,0
30. Теменная хорда
–
123,0
107,0
115,5
104,0
96,0
31. Затылочная хорда
–
96,0
–
92,0
91,5
87,0
40. Длина основания лица
101,0
108,5
95,0
101,0
–
97,0
43. Верхняя ширина лица
110,0
113,0
101,0
108,0
109,0
101,0
45. Скуловой диаметр
135,0
–
–
149,0
146,0
122,0
46. Средняя ширина лица
96,0
103,0
84,0
98,5
104,0
87,0
47. Полная высота лица
110,0
129,0
112,0
122,0
126,0
104,0
48. Верхняя высота лица
70,0
77,0
71,0
75,5
77,0
64,0
51. Ширина орбиты
44,5
45,8
–
42,9
42,1
40,0
41,0
43,6
–
–
39,7
38,4
52. Высота орбиты
34,5
34,0
33,0
36,6
31,3
30,6
54. Ширина носа
23,4
28,5
24,3
23,3
22,0
22,0
55. Высота носа
51,2
54,6
53,0
55,3
54,2
48,0
60. Длина альвеолярной дуги
–
57,0
–
57,5
59,0
53,0
61. Ширина альвеолярной дуги
–
44,0
–
63,0
70,5
58,0
SC. Симотическая ширина
6,8
9,2
–
3,3
6,5
6,1
SS. Симотическая высота
4,3
5,9
–
1,2
5,0
4,9
DC. Дакриальная ширина
22,0
–
–
–
20,3
16,3
DS. Дакриальная высота
13,0
–
–
–
11,7
10,2
–
3,8
7,0
6,1
3,4
7,5
Признак
51а. Ширина орбиты от d
FC. Глубина клыковой ямки
102
Е.П. КИТОВ, А.А. ХОХЛОВ
Таблица 1 (окончание)
муж
1
муж
2
муж
3
муж
4
муж
5
жен
6
–
–
–
22,5
18,5
27,4
32. Угол наклона лба
83,0°
81,0°
82,0°
79,0°
75,0°
86,0°
GM/FH Угол профиля лба от g
71,0°
71,0°
74,0°
69,0°
62,0°
82,0°
33(4). Угол перегиба затылка
–
118,0°
127,0°
121,0°
–
–
72. Общий лицевой угол
83,0°
85,0°
85,0°
76,0°
92,0°
82,0°
74. Угол альвеолярной части
–
83,0°
76,0°
70,0°
85,0°
60,0°
75. Угол наклона носовых костей
–
46,0°
–
40,0°
54,0°
51,0°
75(1). Угол выступания носа
30,0°
39,0°
–
36,0°
38,0°
31,0°
77. Назомалярный угол
138,0°
137,0°
–
156,0°
143,0°
145,0°
 Zm’ Зигомаксиллярный угол
126,0°
127,0°
121,0°
127,0°
135,0°
132,0°
70,2
75,3
86,5
85,1
85,6
83,5
17:1. Высотно-продольный указ.
68,1
76,3
82,4
81,2
72,2
73,8
17:8. Высотно-поперечный указ.
97,0
101,4
95,2
95,5
84,4
88,3
9:43. Фронто-малярный указатель
92,7
92,9
89,1
88,9
89,0
92,6
40:5. Указатель выступания лица
97,1
95,2
95,0
101,0
–
105,4
48:45. Верхнелицевой указатель
51,9
–
–
50,7
52,7
52,5
52:51. Орбитный указатель
77,5
74,2
–
85,3
74,3
76,5
54:55. Носовой указатель
45,7
52,2
45,8
42,1
40,6
45,8
61:60. Альвеолярный указатель
–
77,2
–
109,6
119,5
109,4
SS:SC. Симотический указатель
63,2
64,1
–
36,6
76,9
80,3
59,1
–
–
–
57,6
62,6
65. Мыщелковая ширина
124,0
134,0
115,7
129,5
131,5
114,0
66. Угловая ширина
100,0
111,0
91,0
108,0
113,0
89,0
67. Передняя ширина
–
52,5
47,6
51,5
51,5
46,0
69. Высота симфиза
–
38,0
29,8
36,5
36,0
29,0
69(1). Высота тела
–
34,0
29,2
35,5
33,0
29,0
69(3). Толщина тела
–
16,4
10,7
15,0
15,0
16,1
–
40,0
30,6
43,0
38,5
35,0
–
70,0
69,0
–
–
77,0
Надпереносье
–
5,0
3,0
5,0
5,5
3,0
Затылочный бугор
–
1,5
1,5
0,0
1,5
0,5
Сосцевидный отросток
–
2,5
1,5
2,5
3,0
2,0
Передненосовая ость
–
4,0
3,0
3,0
5,0
2,0
Признак
Sub.Nβ Высота изгиба лба
8:1. Черепной указатель
DS:DC. Дакриальный указатель
71а. Наименьшая ширина ветви
С. Угол выступания подбородка
Примечание: 1 – Верблюжьи Горки, кург. 2, погр. 1 (по: Костюков, Ражев, 2004, с. 146); 2 –Шатрово I,
кург. 5, яма 2; 3 – Шатрово I, кург.5 , яма 3; 4 – курган у с. Чернобровка; 5 – Иртяш XIV, кург. 2, погр. 2;
6 – Кумкуль, кург. 3.
НОВЫЕ КРАНИОЛОГИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПЕРЕХОДНОГО ЭТАПА ОТ ЭПОХИ БРОНЗЫ К РАННЕМУ ЖЕЛЕЗНОМУ ВЕКУ
гана 5 могильника Шатрово I нецелые,
соответственно, неполна и их морфологическая характеристика (табл. 1). По
изученным признакам можно заключить,
что они сходны только по поперечному
диаметру мозговой коробки, высокому
своду, средневысокой орбите и углам
верти кальной профилировки. Первый
череп заметно крупнее как по размерам
мозговой части, так и лицевой, по форме
он мезокранный, имеет более выраженный макрорельеф, выделяется широким
носом. Он имеет высокое и хорошо профилированное по горизонтали лицо,
сильно выступающий нос, очень высокое
переносье. По комплексу признаков —
европеоидный. Второй череп из этого же
кургана 5 (яма № 2) отличается гипербрахикранией, узким лбом, меньшим по
широтным и высотным размерам лицо,
более резко профилирован на среднем
уровне, имеет очень глубокую клыковую ямку. Можно сказать, что в расовом отношении он также европеоидный.
Рассматривая оба черепа необходимо
отметить, что черепа не имеют общих
морфологических черт, что указывает
на разные физические особенности их
носителей.
Следует отметить, что черепа из Шатрово I, относящиеся к переходному времени от эпохи бронзы к раннежелезному веку, как и изученный ранее череп
из группы курганов Верблюжьи Горки,
определяются как европеоидные, но все
они морфологически различаются. Скорее всего, они представляют население,
имевшее разные генетические истоки,
поиск которых затруднен вследствие единичности этих находок и вероятности
проявления индивидуальной изменчивости. Также, видимо, их разные морфологические особенности можно объяснить и разным периодом существования
вышеперечисленных могильников. Так,
в литературе давно рассматривается вопрос о разделении зауральского позднебронзового века на две части. И в данном
случае материалы из могильника Шатрово I можно отнести к первой фазе, притом, что указанные нами материалы из
103
могильника Верблюжьи Горки относятся
к «переходным» [Епимахов, 2010, с. 47].
Антропологических материалов, относимых к раннему этапу раннего железного века, также немного. В нашем распоряжении имеется всего 3 скелета. Они
происходят из следующих могильников
сакского периода:
– Чернобровка (исследован отрядом
А.Д. Таирова в Чесменском районе Челябинской области);
– Иртяш XIV, курган 2, погребение 2
(исследован отрядом А.Г. Гаврилюка
в Каслинском районе Челябинской области);
– Кумкуль, курган 3 (исследован отрядом С.Г. Боталова и М.Л. Плешанова
в Аргаяшском районе Челябинской области).
Эти три черепа раннего периода РЖВ
(VII–VI вв. до н.э.) также происходят из
разных могильников. Череп из могильника Иртяш XIV принадлежал мужчине
зрелого возраста. Его мозговая коробка
характеризуется средним продольным,
очень большим поперечным и малым
высотным диаметрами, по указателю —
гипербрахикранная. Основание очень
широкое. Лобная кость среднеширокая,
но узкая относительно верхней ширины
лица, наклонная. Макрорельеф развит
значительно в области надпереносья и
в сосцевидной части, затылочный бугор
развит умеренно. Лицевой отдел крупный, очень большой по скуловому диаметру и большой по верхней высоте, при
этом уплощенный на обоих горизонтальных уровнях, в вертикальной норме —
ортогнатен. Орбиты низкие как абсолютно, так и относительно. Нос очень малый
по ширине, лепторинный по указателю,
в профиль выступает сильно. Носовые
косточки очень узкие и высокие по симотическим показателям. Нижняя челюсть
массивная, характеризуется большими
величинами признаков. В целом данный
череп по комплексу черт можно оценить
как европеоидный, с небольшой примесью монголоидности.
Мужской череп из кургана у с. Чернобровка по ряду признаков сходен с чере-
104
Е.П. КИТОВ, А.А. ХОХЛОВ
пом из погребения 2 кургана 2 могильника Иртяш XIV — по тотальным размерам
мозговой коробки и лицевого отдела, по
широтным размерам лба и основания
черепа, размерам орбиты и носа, углу выступания носовых костей, по признакам
нижней челюсти и развитию макрорельефа. Имеются, однако, и достаточно
очевидные отличия. Мозговой отдел этого черепа очень высокий, абсолютно и
относительно высокими оказываются
орбиты. Носовые косточки достаточно
резко сужены к основанию, их абсолютные симотические размеры очень малые,
а указатель средний. Лицевой отдел значительно уплощен на верхнем уровне за
счет низкого расположения точки nasion,
а на среднем уровне, напротив, сравнительно профилированный. В целом морфологический комплекс признаков — европеоидный.
Женский череп из Кум-Куля (курган
3) характеризуется малыми размерами
мозговой коробки и очень малыми —
лицевого отдела, умеренно развитым
макрорельефом. Череп брахикранный,
с низким сводом, среднешироким и прямым лбом. Лицевой отдел мезогнатный,
альвеолярная часть прогнатная. Горизонтальный профиль умеренный. Нос
абсолютно и относительно узкий, выступает в профиль сильно, в симотическом
сечении — широкий и очень высокий.
Клыковая ямка глубокая. В целом этот
череп можно назвать европеоидным, при
этом обращают на себя внимание низкий
свод и горизонтальная уплощенность лицевого отдела, что может подразумевать
небольшую примесь монголоидности.
Все эти три черепа VII–VI вв. до н.э.
имеют некоторые черты сходства: брахикрания, узкий и сильно выступающий в
профиль нос, уплощенный горизонтальный профиль, прогнатия альвеолярной
части. Можно отметить также сходство
между собой мужских черепов по выраженности гиперморфии. Женский череп
в этом отношении малый, но по ряду
указателей сближается именно с черепом
из Иртяшского могильника.
Сравнение между собой имеющихся
черепов раннежелезного века и финального периода эпохи бронзы показывает, в
первую очередь, содержание в первой выборке определенной доли европеоидности, при наличии на двух черепах следов
незначительной монголоидности, чего в
хронологически более ранней выборке
не прослеживалось. В целом «сакская»
группа устойчиво выделяется брахикранией и умеренной горизонтальной профилировкой лица. Все эти морфологические особенности свидетельствуют о
том, что генезис «сакского» населения,
оставившего могильники на территории
Южного Зауралья, не связан с населением предшествующего финального этапа
эпохи бронзы.
Конечно, на сегодняшний день сложно выявить конкретные генетические
связи населения Зауралья с какой-либо
территориальной сакской группой, имеющей в своем составе индивидов с наличием монголоидной примеси. Однако почти
всеми исследователями отмечается, что
монголоидность имеет связь с «восточным импульсом» в общем, и в частности с территорией Синцзяна или Алтая
[Исмагулов, 1970; Гинзбург, Трофимова,
1972; Алексеев, Гохман, 1984; Исмагулова,
Бейсенов, 1996; Яблонский, 1996; Итина,
Яблонский, 1997; и др.]. В нашем случае
наиболее важным является сравнение
населения Зауралья с синхронным населением Центрального Казахстана, что
подтверждается и близостью археологического инвентаря ранних кочевников
Зауралья с инвентарем тасмолинской
культуры [Таиров, 2007].
К сожалению, сравнение наших материалов с тасмолинскими осложнено
теми же обстоятельствами, что и в случае сравнения их с предшествующими
по времени. В первую очередь — из-за
немногочисленности опубликованных
антропологических сведений о населении тасмолинской культуры [Исмагулов,
1970]. Эти данные, а также новые, которые находятся в работе с перспективой
выхода отдельной публикации (Китов,
НОВЫЕ КРАНИОЛОГИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ ПЕРЕХОДНОГО ЭТАПА ОТ ЭПОХИ БРОНЗЫ К РАННЕМУ ЖЕЛЕЗНОМУ ВЕКУ
неопубликованные материалы), говорят
о крайней неоднородности населения
этой культуры. Предварительно можно
сказать, что в них встречаются черепа не
только монголоидные и европеоидные, но
и имеющие смешанные характеристики,
что предполагает выход, как минимум
части их носителей из Центральной Азии.
Пути проникновения этого населения с
территории Синцзяна, вероятно, проходили через Джунгарскую впадину. Вполне
возможно, что данный процесс сопровождался его биологическими контактами с
местным населением, оставившим памятники бегазы-дандыбаевкого типа.
Так как население, оставившее могильники Чернобровка, Иртяш XIV (кург.
2, погр. 2) и Кумкуль (кург. 3) в Южном
Зауралье, не связано с населением предшествующего времени, — финального
этапа эпохи бронзы, и не находит аналогов среди индивидов переходного периода от эпохи бронзы к раннему железному
веку, то можно предположить, что формирование физического облика населения Зауралья на раннем этапе РЖВ, возможно, связано с притоком населения,
оставившего памятники тасмолинской
культуры в Центральном Казахстане.
Пока представленные нами палеоантропологические сведения, включая результаты сравнительного анализа, следует
воспринимать как предварительные.
Литература
Алексеев В.П., Гохман И.И. Антропология
Азиатской части СССР. М.: Наука, 1984. 208 с.
Гинзбург В.В., Трофимова Т.А. Палеоантропология Средней Азии. М.: Наука, 1972. 371 с.
105
Демкин В.А, Алексеев А.О., Демкина Т.С.,
Алексеева Т.В., Песочкина Л.С. Палеоэкология
степей Волго-Уралья в древности и средневековье
// Взаимодействие и развитие древних культур
южного пограничья Европы и Азии. Саратов,
2000. С. 233-237.
Епимахов А.В. «Темные века» эпохи бронзы
Южного Зауралья // РА, 2010, № 2. С. 39–50.
И в а н о в И . В , Л у к о в с к а я Т. С . Р о л ь
пространственно-временных изменений экологических условий евразийских степей в развитии
древних культурно-исторических областей //
Эпоха бронзы и раннежелезный век в истории
древних племен Южноуральских степей. Материалы международной научной конференции.
Часть 2. Саратов, 1997. С. 79-86.
Иванов И.В., Чернянский В.В. Вопросы археологического почвоведения и некоторые результаты палеопочвенных исследований в заповеднике Аркаим // Археологический источник и
моделирование древних технологий. Челябинск,
2000. С. 3-16.
Исмагулов О. Население Казахстана от эпохи
бронзы до современности (палеоантропологическое исследование). Алма-Ата: Наука, 1970. 238 с.
Исмагулова А.О., Бейсенов А.З. К изучению
антропологического типа населения Центрального Казахстана раннекочевнического времени
// 100 лет гуннской археологии. Номадизм: прошлое, настоящее в глобальном контексте и исторической перспективе. Гунский феномен. Тезисы
докладов Международной конференции. Ч. I.
Улан-Удэ, 1996. С. 110–115.
Итина М.А., Яблонский Л.Т. Саки Нижней
Сырдарьи (по материалам могильника Южный
Тагискен). М.: РОССПЭН, 1997. 187 с.
Костюков В.П., Ражев Д.И. Погребения из
курганной группы Верблюжьи Горки и некоторые
проблемы перехода от эпохи бронзы к раннему
железному веку в Южном Зауралье // Вестник
ЧГПУ. Сер. 1: Исторические науки. Челябинск,
2004. С. 129–149.
Таиров А.Д. Кочевники Урало-Казахстанских
степей в VII–VI вв. до н.э. Челябинск, 2007. 274 с.
Яблонский Л.Т. Саки Южного Приаралья (археология и антропология могильников). М.: ИА
РАН, 1996. 185 с.
106
Е.П. КИТОВ, А.А. ХОХЛОВ
Bronze to Early Iron Age transition from the south Trans-Ural region:
new craniological data
E.P. KITOV
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
A.A. KHOKHLOV
Russia, Samara, Samara State Academy of Social Sciences and Humanities
Bronze to the Early Iron Age transition of the wast Eurasian steppe zone remains is poorly understood.
However, this period is characterised by the transformation of the lifestyle of the people from sedentary to
nomadic lifestyle. The study reviews all available (though small in number) craniological materials of that
period from the Transural region.
Key words: palaeoanthropology, craniology, raw data, Early Iron Age, Trans-Urals.
List of tables
Table 1. Individual data on skulls of the transitional period from the Bronze Age to the Early Iron Age of
the Southern Trans-Urals.
Контактная информация:
Китов Егор Петрович
kadet_eg@mail.ru
Хохлов Александр Александрович
khokhlov_aa@mail.ru
Contacts:
Kitov Egor Petrovich
kadet_eg@mail.ru
Khokhlov Alexander Alexandrovich
khokhlov_aa@mail.ru
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 107–120
УДК 572
Палеоантропологический анализ
погребений из Кашинского Кремля
(раскоп Воскресенский 1)
С.В. ВАСИЛЬЕВ
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
С.Б. БОРУЦКАЯ
Россия, Москва, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
В 2012 г. нами было проведено палеоантропологическое исследование
скелетных останков, происходящих из
погребений, найденных на территории
Кремля города Кашин Тверской области
(раскоп Воскресенский 1, 2012 г., автор
раскопок — м.н.с. отдела археологических
исследований Тверского Государственного Объединенного Музея С.Е. Андреев).
Результаты определения пола, возраста
и особенностей скелетов индивидов из
относительно целых и разрушенных погребений приведены в таблице 1. Датировка — 17–18 вв.
Таблица 1
Результаты определения пола, возраста и особенностей скелетов индивидов
из погребений Кашинского Кремля (ракоп Воскресенский 1)
№ индивида
№ погребения
Пол
Возраст
(в годах)
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
1
2
3
1
2
3, инд. 1
ребенок
муж
муж
5–6
25–30
40–45
4
3, инд. 2
муж
35–40
5
4
муж
40–45
Без патологий.
–
У правой плечевой кости имеется значительный
гиперостоз на дельтовидной шероховатости и
гребнях обеих бугорков. Вероятны надрывы или
особое укрепления структур прикрепления соответствующих мышц. Признаки сильного ушиба
правой большеберцовой кости сзади, немного
выше середины имеется костная опухоль.
Прижизненный рост — 173,5 см
Несильный пародонтоз. На левой локтевой кости
в нижней четверти имеется опухоль, окруженная
периоститом, образовавшаяся в результате вероятного сильного ушиба.
Одонтогенный остеомиелит в левой верхней челюсти, прободение в гайморову полость. При жизни утрачены все правые верхние большие и малые
коренные зубы, некоторые левые моляры и резцы.
Искривлена влево носовая перегородка. Редукция
диплое теменных костей. Несильный периостит
нижней половины костей голени (скорее всего, от
частого переохлаждения в ходе, вероятно, специфической трудовой деятельности).
Прижизненная длина тела — 166,6 см
108
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
Таблица 1 (продолжение)
№ индивида
№ погребения
Пол
Возраст
(в годах)
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
6
5
муж
40–45
7
8
6, инд. 1
6, инд. 2
жен
муж
20–25
35–40
9
7, инд. 1
муж
40–45
10
7, инд. 2
ребенок
14–15
11
12
13
14
8, инд. 1
8, инд. 2
9, кв. А11
9, кв. А10
ребенок
муж
муж
муж
5–6
25–30
25–30
40–45
15
16
17
18
10
10, кв. В11-12
11
13
муж
муж
муж.
муж
30–40
30–35
45–50
30–40
19
14, кв. Б11
муж
45–50
20
15
жен
35–40
Пародонтоз. Утрачены при жизни многие верхние
моляры. Небольшая эмалевая гипоплазия (признак
голодания в детстве). Сильная и специфическая
стертость верхних зубов (косо внутрь).
Прижизненный рост — 164,1 см
Cribra orbitalia (признак заболеваний крови).
На левой большеберцовой кости медиально и
латерально — следы ушибов; здесь же — периостит
(воспаление надкостницы).
Прижизненный рост — 176,3 см
Сращение (анкилоз) 4 и 5 поясничных позвонков
и прирастание их к крестцу. Слева на них — значительный лигаментоз (окостенение связок). У всех
позвонков возрастная деформация тела, сильные
краевые разрастания. У нижних грудных позвонков — признаки остеохондроза. Все эти изменения
позвоночника могли также быть связаны (вместе с
возрастными изменениями) с особыми физическими нагрузками. Заросший перелом со смещением
правой лучевой кости. Правая плечевая кость
имеет межмыщелковое отверстие.
Прижизненный рост — 167,6 см
Остеопороз в венечных и лучевых ямках плечевых
костей.
Признаки гидроцефалии.
–
–
Признаки гонартроза (артроза коленного сустава) I–II степени на бедренных и большеберцовых
костях.
Прижизненный рост — 171,7 см
–
–
–
На правой бедренной кости имеются признаки
надрыва сухожилий медиальной и латеральной
широких мышц (головкой четырехглавой мышцы
бедра) с последующим их частичным окостенением.
Признаки сильного ушиба левой надбровной дуги.
На правой плечевой кости имеются признаки сильного артроза и артрита плечевого сустава.
У левой локтевой кости на теле спереди пониже
середины — значительная опухоль, — результат
сильного ушиба.
Прижизненный рост — 161,8 см
21
21, инд. 1
кв. В11
21, инд. 2
кв. В11
21, инд. 3
кв. В11
жен
30–35
муж
30–40
ребенок
15–16
22
23
–
–
–
ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПОГРЕБЕНИЙ ИЗ КАШИНСКОГО КРЕМЛЯ
109
Таблица 1 (продолжение)
№ индивида
№ погребения
Пол
Возраст
(в годах)
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
24
21-22
кв. В14
муж
20–25
25
26
23, кв. А11
23, кв. Б12
муж
муж
30–35
35–40
27
28
29
24, кв. ГД11
26
27, кв. Г11
жен
муж
муж
20–25
20–25
35–40
30
30, кв. А13
муж
40–45
31
31, кв. А12
муж
50+
32
32, кв. А10-11
муж
50+
33
34
32
34
муж
муж
45–50
35–40
35
35, кв. ЕЖ10
жен
40–45
36
36, кв. АБ11
муж
50+
37
37, кв. БВ14
инд. 1
муж
40–45
38
37, кв. БВ14
инд. 2
жен
40–45
У левой большеберцовой кости имеется опухоль
тела посередине медиально, вокруг несильный
периостит, свидетельствующий о небольшом воспалительном процессе. Опухоль является результатом сильного ушиба.
Прижизненный рост — 170,5 см
Первый правый верхний моляр сгнил до корней.
На всех зубах — сильнейший зубной камень.
Прижизненный рост — 158,8 см
–
Заросший перелом левой локтевой кости, примерно посередине тела, без смещения, образование
значительной костной мозоли.
Рост при жизни — 165,5 см
На поясничных позвонках имеются признаки лигаментоза (окостенения некоторых связок).
Некоторая редукция диплое теменных костей.
Кариес левого нижнего первого моляра. Второй,
соседний, моляр сгнил до корня. Прижизненная
потеря нескольких больших коренных зубов.
Остеохондроз нижних грудных позвонков.
Прижизненный рост — 174,6 см
–
Краудинг (разворот) нижних резцов и клыков. Пародонтоз. Утрачен при жизни первый правый нижний моляр. Артрит правых грудино–ключичного и
ключично–акромиального суставов. Окостенел и
прирос к грудине хрящ первого левого ребра.
Cribra orbitalia (признак заболеваний крови). Утрачены при жизни все нижние моляры и премоляры.
Остеомиелит правой большеберцовой кости, имеются признаки крупного гнойника. Кость сильно
утолщена.
Прижизненная длина тела 152,8 см
Возрастная деформация тел, краевой порозистый
гиперостоз, лигаментоз, остеохондроз нижних
грудных и верхних поясничных позвонков. У лучевых костей — пороз нижнего конца. У бедренных
костей — значительный гиперостоз, с костными
наростами обеих губ шероховатой линии бедра.
Вероятен надрыв сухожилий некоторых приводящих и широких мышц. Признаки подвывиха,
или даже вывиха правого тазобедренного сустава
(надрыв внутрисуставной связки), пороз в обеих
вертлужных впадинах.
Прижизненный рост — 165,4 см
На правой шероховатой линии бедра — признаки надрыва нижней части латеральной широкой
мышцы и средней части медиальной широкой
мышцы бедра. Артроз тазобедренный суставов.
Прижизненный рост — 174,2 см
–
110
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
Таблица 1 (продолжение)
№ индивида
№ погребения
Пол
Возраст
(в годах)
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
39
40
37а
38, кв. ВГ13-14
муж
муж
20–25
40–45
41
38а, кв. Б13
муж
35–40
42
43
жен
муж
40–45
30–35
44
39а, кв. А10
39а, разрозненные кости
40, кв. БВ15
Прижизненный рост — 165,1 см
Cribra orbitalia (маркер заболеваний крови). Пародонтоз.
Прижизненный рост — 169,1 см
Имеют место сильный пародонтоз, значительный
зубной камень на резцах и клыках, кариес верхнего правого второго моляра. На теменных костях
спереди отмечается редукция диплое.
Прижизненная длина тела 162,9 см
Прижизненный рост — 163,9 см
–
муж
40–45
45
41
муж
45–50
46
47
48
49
42
43, кв. ВГ13
44
45, кв. Г13
ребенок
жен
муж
муж
11–12
35–40
35–40
35–40
50
46, инд. 1
жен
20–25
51
52
53
46, инд. 2
47
48
ребенок
муж
муж
14–15
35–40
45–50
54
49, кв. БВ12
муж
45–50
55
56
57
50, кв. Б10
51
52
муж
ребенок
муж
35–40
5–6
35–40
58
53, кв. Г13
жен
35–40
Сгнил до корней правый нижний второй премоляр
(вероятно, — следствие кариеса).
Рост при жизни — 171,7 см
У правой плечевой кости — признаки надрыва
сухожилия большой грудной мышцы с последующим его частичным окостенением. На правой
бедренной кости — черты надрыва подвздошно–
бедренной связки — крупные экзостозы на бугорке
межвертельной линии. Также, вероятно, был надрыв сухожилия длинной приводящей мышцы.
–
Прижизненная длина тела 157,9 см
Прижизненный рост — 172,0 см
На плечевых костях — признаки надрыва
плече–лучевых мышц, возможно, и супинаторов.
Заросший перелом правой локтевой кости, со смещением и деформацией. Заросшая трещина с образованием костной мозоли в районе межкостного
края у правой лучевой кости. Пороз на лучевой
бугристости (вероятно, была травма и бицепса).
Рост при жизни — 162,1 см
Краудинг (поворот) резцов, эмалевая гипоплазия
(маркер недоедания в детстве).
–
–
Метопический шов (в верхней половине лобной
чешуи).
При жизни утрачены все нижние большие и малые
коренные зубы. Сильно изогнут назад нижний конец локтевых костей, что может свидетельствовать
о перенесенном в детстве рахите.
Прижизненный рост — 163,5 см
–
–
Еще при жизни утрачены все нижние большие
коренные зубы (моляры).
Прижизненная длина тела 169,0 см
Небольшая эмалевая гипоплазия.
Прижизненный рост — 158,7 см
ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПОГРЕБЕНИЙ ИЗ КАШИНСКОГО КРЕМЛЯ
111
Таблица 1 (продолжение)
№ индивида
№ погребения
Пол
Возраст
(в годах)
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
59
54
муж
30–35
60
55
муж
30,35
61
62
63
56, кв. Г12
57
58, кв. ВГ12
ребенок
ребенок
муж
3–4
10–12
30–35
64
65
66
67
68
69
59, кв. ГД12
60
61
62
65
66, кв. Д5
ребенок
муж
муж
муж
ребенок
муж
3–4
40–45
40–45
30–35
13–14
35–40
70
67, кв. Е7
ребенок
12–14
71
68, кв. ДЕ10
муж
30–35
72
69, инд. 1
жен
25–30
73
69, инд. 2
муж
35–40
74
70
муж
30–35
75
76
71, кв. А9
72, кв. А9
муж
муж
40–45
40–45
77
78
73, кв. А9
73а, кв. А9
инд. 1
муж
муж
30–35
25–30
Пародонтоз. При жизни утрачены левые нижние
моляры. Остеохондроз нижних грудных позвонков. Ушиб правой большеберцовой кости выше
середины, медиально–сзади (утолщение кости,
периостит). А также остепороз в области малоберцовой вырезки.
Прижизненный рост — 167,7 см
Прижизненная потеря всех зубов, редукция альвеолярных дуг.
–
–
На нижних зубах — значительный зубной камень.
Прижизненный рост — 167,1 см
–
–
Прижизненная длина тела 170,7 см
Прижизненный рост — 165,1 см
–
Заросший перелом со смещением латеральной
части левой ключицы.
Имеются эмалевая гипоплазия (признак недостаточности питания во время развития постоянных
зубов и нехватки витаминов) и cribra orbitalia (признак заболеваний крови).
На теле левой большеберцовой кости медиально,
пониже середины — опухоль кости, образовавшаяся в результате ушиба. Вокруг опухоли и на ней —
периостит (воспаление).
Прижизненный рост — 182,1 см
Наличие III вертела на левой бедренной кости.
Прижизненный рост — 150,9 см
На правой большеберцовой кости немного выше
середины на переднем и медиальном краях и между ними отмечаются признаки сильного ушиба, с
образованием обширной опухоли. Имеет место и
периостит. На медиальной стороне тела, вероятно,
был перелом кости — трещина. Здесь имеется и
костный нарост. На правой малой берцовой кости
примерно посередине также имеются признаки
сильного ушиба — значительное утолщение кости.
Пороз в вертлужных впадинах. Необычно высокое
крыло подвздошных костей.
Прижизненный рост — 176,7 см
–
Периостит (воспаление надкостницы) обеих большеберцовых костей.
Прижизненный рост — 164,4 см
–
Прижизненная длина тела — 172,3см
112
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
Таблица 1 (продолжение)
№ индивида
№ погребения
Пол
Возраст
(в годах)
79
73а, кв. А9
инд. 2
жен
40–50
80
73б, кв. А9
муж
81
82
83
74, кв. Б9
75
76, БВ-9
ребенок
муж
муж
84
85
77, кв. ГД9
78, кв. А9
жен
жен
86
Яма 56
ребенок
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
муж
Скопление костей человека в
кв. В11
Кв. Д12, заребенок
хоронение
Кв. ГД 10-13
муж
инд. 1
Кв. ГД 10-13
инд. 2
муж
Кв. Г9 бровка
муж
муж
Разрозненные
кости у погр.
41, инд. 1
жен
Разрозненные
кости у погр.
41, инд. 2
муж
Кв. В11 переотложение
инд. 1
муж
Кв. В11 переотложение
инд. 2
жен
Разрозненные
кости ПСБ
инд. 1
Разрозненные ребенок
кости ПСБ
инд. 2
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
Перелом шейки бедра, со смещением, последующим срастанием и образованием снизу шейки
крючкообразного костного нароста.
40–45 У левой плечевой кости имеется межмыщелковое
отверстие (аномалия). На анатомической шейке
присутствует остеопороз.
5–6
–
40–45 Прижизненная длина тела — 172,2 см
40–45 При жизни утрачены почти все коренные зубы.
Слева на верхней челюсти — одонтогенный остеомиелит.
40–50 –
30–35 Прижизненный рост — 169,0 см
Разрозненные кости
9–10
–
мес.
40–50 Небольшой артроз коленных суставов (I–II
степень), возрастная деформация поясничных позвонков.
2–3
–
35–40
30–35
30–35
На правой локтевой кости примерно посередине
со стороны межкостного края — опухоль кости, — результат ушиба. Пороз вокруг вертлужных
впадин.
Прижизненный рост — 180,1 см
На бедренных костях на шейке спереди — крупный
плоский костный нарост. Возможно, из–за подвывиха тазобедренных суставов. На правой большеберцовой кости — значительный гиперостоз линии
камбаловидной мышцы.
Прижизненный рост — 172,9 см
–
–
30–40
–
40–45
–
30–35
–
30–35
–
6–7
–
30–35
ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПОГРЕБЕНИЙ ИЗ КАШИНСКОГО КРЕМЛЯ
113
Таблица 1 (продолжение)
№ индивида
№ погребения
Пол
Возраст
(в годах)
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
98
Кв. А12 (11?)
муж
45–50
99
Разрозненные
кости, кв. Г13,
слой 129
Разрозненные
кости, БВГ1213
Разрозненные
кости, балласт.
Инд. 1
Разрозненные
кости, балласт.
Инд. 2
Разрозненные
кости, балласт.
Инд. 3
Развал костей,
кв. В13
Разрозненные
кости, кв. А12
муж
25–30
муж
30–35
На левой бедренной кости снизу сзади — периостит и пороз — признаки воспалительного процесса.
Кариес второго правого нижнего моляра, — сгнил
практически до корней.
Прижизненный рост — 176 см
–
жен
50+
–
муж
40–50
–
муж
40–45
–
муж
35–40
Прижизненный рост — 177,2 см
жен
25–30
муж
муж
40–45
45–50
На большинстве зубов имеется эмалевая гипоплазия (признак недоедания в детстве). Кроме того,
утрачены при жизни оба левых нижних премоляра.
Остеопороз в вертлужных впадинах.
При жизни утрачены почти все зубы.
муж
30–35
–
муж
35–40
Кариес верхнего левого третьего моляра. Одонтогенный остеомиелит в области верхних левых
первого и второго моляров. На левой бедренной
кости оссифицировалось сухожилие короткой
приводящей мышцы, по–видимому, в результате
травмы. Костный нарост на шейке бедра спереди.
Признаки артроза I–II степени левого коленного
сустава.
Прижизненный рост — 167,9 см
–
100
101
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
113
114
115
116
Кв. В14, пл. 19
Разрозненные
кости, кв. Г11
инд. 1
Разрозненные
кости, кв. Г11
инд. 2
Разрозненные
кости, кв. ГД9
Номер утерян
муж
Развал костей
жен
в кв. Г10
Разрозненные ребенок
кости, яма 64
Разрозненные ребенок
кости, кв.
В12-14
Яма 29, XX в. ребенок
Инд. 1
Яма 29, XX в.
муж
Инд. 2
Яма 29, XX в.
муж
Инд. 3
30–35
25–30
6–7
14–15
Метопический шов.
Метопический шов. Эмалевая гипоплазия (признак недостаточности питания в детстве).
7–8
–
25–30
–
35–40
–
114
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
Таблица 1 (продолжение)
№ индивида
117
118
119
120
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
134
№ погребения
Пол
Разрозненные ребенок
кости ПСБ,
инд. 1
Разрозненные ребенок
кости ПСБ,
инд. 2
жен
Разрозненные
кости ПСБ,
инд. 3
муж
Разрозненные
кости, Б9,
инд. 1
муж
Разрозненные
кости Б9,
инд. 2
Разрозненные ребенок
кости Б9,
инд. 3
муж
Разрозненные
кости, яма 23,
инд. 1
муж
Разрозненные
кости, яма 23,
инд. 2
муж
Разрозненные
кости в районе
погр. 54, инд. 1
муж
Разрозненные
кости в районе
погр. 54, инд. 2
муж
Разрозненные
кости в районе
погр. 54, инд. 3
жен
Разрозненные
кости в районе
погр. 54, инд. 4
Перезахоронежен
ние, инд. 1
Перезахоронемуж
ние, инд. 2
муж
Захоронение в
кв. В14 номер
не читается
жен
Разрозненные
кости ПСБ,
инд. 1
муж
Разрозненные
кости ПСБ,
инд. 2
Разрозненные ребенок
кости ПСБ,
инд. 3
Возраст
(в годах)
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
7–8
–
13–14
–
40–50
–
35–40
–
45–50
–
5–6
–
40–45
–
40–50
–
40–45
–
35–40
–
30–35
–
25–30
–
30–35
Эмалевая гипоплазия (признак недоедания в детстве).
–
30–40
30–35
25–30
Эмалевая гипоплазия (голодание в детстве). Локтевые кости снизу изогнуты и несут в себе черты
вероятно перенесенного в детстве рахита.
Прижизненный рост — 174,1 см
–
40–45
Зубной камень. Значительный пародонтоз.
5–6
–
ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПОГРЕБЕНИЙ ИЗ КАШИНСКОГО КРЕМЛЯ
115
Таблица 1 (продолжение)
№ индивида
№ погребения
Пол
Возраст
(в годах)
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
135
Развал костей,
инд. 1
Развал костей,
инд. 2
Разрозненные
кости у ямы
57, инд. 1
Разрозненные
кости у ямы
57, инд. 2
Разрозненные
кости у ямы
57, инд. 3
Разрозненные
кости, кв. АД
Разрозненные
кости в р-не
погр. 39, кв.
БВ14, инд. 1
Разрозненные
кости в р-не
погр. 39, кв.
БВ14, инд. 2
Разрозненные
кости, яма 12,
кв. ВГ 12-13
Разрозненные
кости, яма 14а,
14б, 14в, инд. 1
Разрозненные
кости, яма 14а,
14б, 14в, инд. 2
Разрозненные
кости, яма 14а,
14б, 14в, инд. 3
Разрозненные
кости, яма 14а,
14б, 14в, инд. 4
Следы перезахоронения
в кв. ГВ 14,
инд. 1
Следы перезахоронения
в кв. ГВ 14,
инд. 2
Следы перезахоронения
в кв. ГВ 14,
инд. 3
Следы перезахоронения
в кв. ГВ 14,
инд. 4
муж
45–50
ребенок
6–7
Метопический шов в верхней части лобной кости.
Утрачены все моляры.
–
жен
25–30
ребенок
6–8
ребенок
1,5–2
Признаки рахита на длинных костях.
ребенок
14–15
–
муж
50+
–
муж
35–40
–
муж
30–35
Искривлена вправо носовая перегородка.
ребенок
7–8
–
муж
40–50
–
муж
30–35
–
муж
35–40
Cribra orbitalia (маркер заболеваний крови).
муж
50+
–
жен
30–35
–
муж
40–45
–
жен
35–40
–
136
137
138
139
140
141
142
143
144
145
146
147
148
149
150
151
Кариес первого левого и второго правого нижних
моляров.
–
116
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
Таблица 1 (продолжение)
№ индивида
№ погребения
152
В коробке с
погр.1, инд. 1
В коробке с
погр.1, инд. 2
Разрозненные
кости с погр.
40, инд. 1
Разрозненные
кости с погр.
40, инд. 2
Разрозненные
кости из большой коробки,
инд. 1
Разрозненные
кости из большой коробки,
инд. 2
Разрозненные
кости из большой коробки,
инд. 3
Разрозненные
кости из большой коробки,
инд. 4
Разрозненные
кости, кв. В 12,
пл.19
Разрозненные
кости, кв. В
7-8, инд. 1
Разрозненные
кости, кв. В
7-8, инд. 2
Разрозненные
кости, кв. В 11,
пл. 20
Разрозненные
кости, кв. В 8,
пл. 17
Разрозненные
кости, кв. В 8
Разрозненные
кости, кв. Б 10,
пл. 200-220
Разрозненные
кости, кв. ЕЗ
10-15
Разрозненные
кости, кв. Б 8,
пл.8
153
154
155
156
157
158
159
160
161
162
163
164
165
166
167
168
Пол
Возраст
(в годах)
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
ребенок 9мес.–1 –
год
ребенок
2–3
–
ребенок
2–3
–
ребенок 6–9 мес. –
ребенок
7–8
–
ребенок
6–7
–
ребенок
14–15
Пороз шейки бедра спереди.
ребенок
17–18
–
жен
25–30
–
муж
35–40
–
ребенок
11–13
–
ребенок
7–8
–
ребенок
ок. 1 г.
–
ребенок
16–17
–
жен
40–45
–
ребенок
13–14
–
ребенок
1,5–2
–
ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПОГРЕБЕНИЙ ИЗ КАШИНСКОГО КРЕМЛЯ
117
Таблица 1 (продолжение)
№ индивида
№ погребения
Пол
Возраст
(в годах)
169
Разрозненные
кости, кв. ДЕЖ
10
Разрозненные
кости, кв. Е 1013, пл.21
Разрозненные
кости, кв. БВ
10-11, слой
19,18, инд. 1
Разрозненные
кости, кв. БВ
10-11, слой
19,18, инд. 2
Разрозненные
кости, кв. БВ
10-11, слой
19,18, инд. 3
Разрозненные
кости, кв. В
7-8, инд. 4
Разрозненные
кости, кв. ВГ
12-13 из могил
50-55
Разрозненные
кости, балласт.
Кв. АК 10-15,
инд. 1
Разрозненные
кости, балласт.
Кв. АК 10-15,
инд. 2
Разрозненные
кости, балласт.
Кв. АК 10-15,
инд.3
Разрозненные
кости, балласт.
Кв. АК 10-15,
инд. 4
Разрозненные
кости, балласт.
Кв. АК 10-15,
инд. 5
Разрозненные
кости, балласт.
Кв. АК 10-15,
инд. 6
Разрозненные
кости, балласт.
Кв. АК 10-15,
инд. 7
ребенок
16–18
–
ребенок
5–6
–
жен
18–20
–
муж
50+
–
ребенок
7–8
–
муж
45–50
Эмалевая гипоплазия (признак недостаточности
питания в детстве).
ребенок
2–2,5
–
ребенок
1,5–2
–
170
171
172
173
174
175
176
177
178
179
180
181
182
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
ребенок
ново- –
рожденный
ребенок
ново- –
рожденный
ребенок 3–6 мес. –
ребенок
ново- –
рожденный
ребенок
2–3
–
ребенок
2,5–3,5
–
118
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
Таблица 1 (окончание)
№ индивида
№ погребения
Пол
Возраст
(в годах)
183
Разрозненные
кости, балласт.
Кв. АК 10-15,
инд. 8
Разрозненные
кости, балласт.
Кв. АК 10-15,
инд. 9
Разрозненные
кости, балласт.
Кв. АК 10-15,
инд. 10
Разрозненные
кости, балласт.
Кв. АК 10-15,
инд. 11
Разрозненные
кости, инд .1
Разрозненные
кости, инд. 2
ребенок
10–11
–
ребенок
15–17
–
ребенок
3–4
–
жен
50+
–
жен
20–25
–
ребенок
6–7
–
184
185
186
187
188
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
В общей сложности было определено 188 индивидов. Из них — 100 мужчин, 31 женщина, 52 ребенка до 15 лет,
для 5 скелетов молодых людей старше
15-ти, но младше 20-ти лет, пол определить не удалось. Соотношение мужчин и
женщин — 76:24 — выглядит странным.
Конечно, можно предположить, что в
детстве умирали в основном девочки, и
именно поэтому до взрослого состояния
дожило так мало женщин, но причины
такой предполагаемой ситуации в исследуемой популяции людей из позднесредневекового г. Кашин нам не понятны.
Возможно, совершенно случайно получилось, что в раскопанной части некрополя были похоронены именно мужчины.
Дальнейшие раскопки могут несколько
изменить картину соотношения по полу.
Возможно так же, что существует иная
причина подобного соотношения по полу
в данной группе.
По стандартной краниологической
программе нами было изучено 23 черепа,
18 из которых принадлежали мужчинам
и 5 — женщинам. Наиболее важные измерения и указатели, характеризующие
форму черепа и его составляющих, приведены в таблице 2 (мужские черепа).
Череп исследованных жителей Тверской области может быть описан как
среднеукороченный и широкий, мезокранный. Форма сверху в большинстве
случаев сфеноидная. Череп высокий по
высотно-продольному указателю (гипсикрания). В то же время, он является
средним по абсолютной величине высотного диаметра, что подтверждается средним высотно-поперечным указателем
(метриокрания). Вообще, большинство
абсолютных размеров мозговой коробки
попадает в категорию средних, за рядом
нескольких исключений. Например, наименьшая и наибольшая ширина лба имеют большие значения.
Лицевая часть черепа мезогнатная,
среднеширокая и средневысокая, по верхнелицевому указателю — мезенная. Углы
горизонтальной профилировки входят в
категорию малых, то есть лицо по европеоидным меркам хорошо профилировано.
Орбиты низкие и среднеширокие (мезоконхные). В абсолютных размерах нос
средний (мезоринный). Нижняя челюсть
с широко развернутыми углами и мыщелками, низким и массивным телом.
Женские черепа статистически не обрабатывались, поскольку их было мало.
119
ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ ПОГРЕБЕНИЙ ИЗ КАШИНСКОГО КРЕМЛЯ
Таблица 2
Краниометрические характеристики мужских черепов из Кашинского Кремля
(раскоп Воскресенский 1)
№
Признак
n
X
S
1. Продольный диаметр
18
184,2
6,2
8. Поперечный диаметр
18
143,5
7,8
18
139,0
6,1
5. Длина основания черепа
18
104,8
3,8
9. Наименьшая ширина лба
18
100,8
3,8
10. Наибольшая ширина лба
18
125,4
6,6
11. Ширина основания черепа
18
127,8
6,9
12. Ширина затылка
18
112,1
4,2
45. Скуловой диаметр
16
137,4
6,6
40. Длина основания лица
18
101,8
4,2
48. Верхняя высота лица
18
71,1
4,2
47. Полная высота лица
6
120,7
3,8
43. Верхняя ширина лица
17
110,1
4,0
46. Средняя ширина лица
18
101,1
4,9
55. Высота носа
18
51,4
2,8
54. Ширина носа
18
25,7
1,5
51. Ширина орбиты от mf.
18
40,3
1,3
52. Высота орбиты
18
32,8
2,0
77. Назо-молярный угол
16
138,1
3,7
 Zm’ Зиго-максиллярный угол
18
128,6
5,9
9
33,6
2,3
65. Мыщелковая ширина
4
126,5
1,7
66. Угловая ширина
4
111,8
6,7
67. Передняя ширина
5
48,6
3,9
69. Высота симфиза
6
33,7
1,6
69(1). Высота тела
9
33,1
2,1
69(3). Толщина тела
9
13
1,8
18
77,9
4,2
48:45 Верхний лицевой указатель
16
51,9
3,5
48:46 Верхний среднелицевой указатель
18
70,2
4,6
54:55 Носовой указатель
18
50,1
2,4
52:51 Орбитный указатель
18
81,5
5,4
17. Высотный диаметр
71а. Наименьшая ширина ветви
8:1 Черепной указатель
120
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
Для мужчин и женщин данной группы
был вычислен прижизненный рост, для чего мы воспользовались формулами Дюпертюи и Хеддена [Алексеев, 1966]. Средний
рост для мужчин составил 170,4 см, при
размахе вариаций от 162,1 см до 182,1 см.
Средняя прижизненная длина тела женщин оказалась равной 159,2 см, при вариациях от 150,9 см до 169,0 см. Таким образом, мужчины характеризовались самым
разным ростом, от роста ниже среднего —
до высокого. Рост женщин был в основном
средним и ниже среднего, и лишь в одном
случае — немного выше среднего.
Были выявлены следующие наиболее
частые патологии и травмы скелетов:
1. Пороз верхней стенки глазницы
(cribra orbitalia), который является маркером заболеваний крови, прежде всего
анемии.
2. У населения, оставившего исследуемый могильник, отмечается высокий
процент таких заболеваний челюстнозубного аппарата, как пародонтоз, одонтогенный остеомиелит, кариес, зубной
камень, прижизненная потеря зубов. Повидимому, эти заболевания эндемичны и
вызваны недостатком в воде и пище некоторых веществ (кальция, йода), недостатком витаминов в рационе питания.
3. Замечено несколько случаев эмалевой гипоплазии, ассоциирующейся с
голоданием в детстве.
4. Отмечено несколько случаев изогнутости длинных костей, вероятно, связанных с заболеванием рахитом в детстве
(причина, в первую очередь, — нехватка
витаминов, особенно витамина D).
5. Описано несколько наблюдений
остеохондроза нижних грудных и поясничных позвонков; но, скорее всего,
это не показатель для всей группы, так
как большинство скелетов были сильно
фрагментарны.
6. У довольно большого числа индивидов обнаружены заросшие переломы
длинных костей, признаки ушиба костей
конечностей, а также надрыва сухожилий
мышц. Однако мы склонны предполагать
бытовой характер этих травм.
Paleoanthropological study of burials from Kashin Kremlin
(Voskresensky 1 site)
S.V. VASILYEV
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
S.B. BORUTSKAYA
Russia, Moscow, Lomonosov Moscow State University
The raw paleoanthropological data on the Kashin Kremlin burial ground (XVII–XVIII cc.) is presented.
In 2012 during archaeological excavations headed by Andreev S.A. the remains of 177 individuals were
found. 77 individuals has been studied. Sex and age determination, skeleton morphology specifics and soma
paleopathology aspects along with the craniometric data are given here.
Key words: paleoanthropology, physical anthropology, paleopathology, Kashin, craniology, urban
population, raw data.
List of tables
Table 1. The results of the sex-age determination and skeleton morphology specifics of individuals from
the burials of Kashin Kremlin (Voskresensky 1 site).
Table 2. Craniometric data on men skulls from the burials of Kashin Kremlin (Voskresensky 1 site).
Контактная информация:
Васильев Сергей Владимирович
Боруцкая Светлана Борисовна
vasbor1@yandex.ru
Contacts:
Vasilyev Sergey Vladimirovich
Borutskaya Svetlana Borisovna
vasbor1@yandex.ru
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 121–126
УДК 572
Новые краниологические материалы
по позднесредневековому населению Пскова1
Д.В. ПЕЖЕМСКИЙ
Россия, Москва, НИИ и Музей антропологии МГУ им. М.В. Ломоносова
До сего дня население1средневекового
Пскова было представлено в антропологической литературе лишь сборной серией черепов XIV–XVI вв., обработанной и
опубликованной С.Л. Санкиной. Материалы эти происходят из обширных раскопок В.Д. Белецкого в Довмонтовом городе
и у Нововознесенской церкви [Санкина,
1995, 2000а, 2000б]. Они представляют
собой смешанную и, судя по всему, чрезвычайно разнородную выборку. В настоящее время анализ результатов, полученных в ходе раскопок Довмонтова города,
позволяет, пусть и предположительно,
подкорректировать датировку этой краниологической серии. Вполне обоснованно можно усомниться, что к XIV в. относится так уж много черепов (если они
вообще попали в выборку). Кроме того,
совершенно нельзя исключить наличие
1
Палеоантропологические исследования в
г. Пскове систематически ведутся автором работы
с 2001 г., практически ежегодно проводится комплексная антропологическая экспертиза новых
материалов, получаемых коллективом псковских
археологов, с результатами которой можно ознакомиться в приложениях к их полевым отчетам
(см. Архив Института археологии РАН). За прошедший период была сделана серия научных докладов: «Антропологическое своеобразие средневекового Пскова (предварительное сообщение)»
(08.04.2002, Научный семинар «Археология и
история Пскова и Псковской земли», г. Псков,
рук. В.В. Седов); «Антропологическая дифференциация средневекового населения Великого Новгорода и Пскова» (16.12. 2003, Новгородский семинар кафедры археологии МГУ, рук. В.Л. Янин);
«К антропологии населения Пскова X–XI вв.»
(03.04.2006 г., LII научный семинар «Археология
и история Пскова и Псковской земли», г. Псков,
рук. Б.Н. Харлашев) и другие, опубликованы результаты большой палеодемографической работы
[Пежемский, 2010], однако автор осознает, что публикация первичных морфометрических данных
затянулась и пытается исправить эту ситуацию.
у многочисленных храмов Довмонтова
города погребальных комплексов XVII в.
Таким образом, характеризуя материал,
опубликованный С.Л. Санкиной, стоит
говорить в основном о XV–XVI вв., или
даже о XV–XVII вв.
Фонд краниологических материалов,
представляющий позднесредневековых
псковичей, был существенно пополнен
мною в 2001 г., когда удалось изучить
черепа из Петровского IV раскопа (работы Б.Н. Харлашова, 2000 г.) и из раскопа у церкви Богоявления с Запсковья
(работы Е.В. Салминой, 2001 г.). Первые
представляют население XV в. сельской
округи Пскова и в данной публикации не
рассматриваются. Мужские черепа из Богоявленских раскопов публикуются здесь
впервые, данные по ним предварительны
(табл. 1), так как имеется возможность
пополнить серию после завершения реставрационных мероприятий.
Кроме того, мною была измерена небольшая выборка черепов из довольно
обширного кладбища псковского городского Медведева Златоустовского монастыря (раскопки А.В. Михайлова у дома
Масона, 2002 г.). Данные по ним также
предварительны (табл. 1) и приводятся
в качестве сравнительного материала к
основной краниологической серии, публикуемой в настоящей статье — материалам из Петровского VIII раскопа (работы Б.Н. Харлашова, 2007 г.), представляющим собой скелетные останки псковичей,
погребенных в северной галерее церкви
Иоанна Милостивого.
Погребальные комплексы, изученные
Е.В. Салминой на Запсковье, у церкви Богоявления, датируются в широких преде-
122
Д.В. ПЕЖЕМСКИЙ
Таблица 1
Краниометрическая характеристика средневекового населения Пскова;
мужские черепа
Признак, № по Р. Мартину
цер. Богоявления
с Запсковья (n=7)
Медведев Златоустовский м-рь (n=7)
Мозговой отдел черепа
X
S
X
S
1. Продольный диаметр
184,4
6,5
183,9
6,1
8. Поперечный диаметр
142,6
3,9
145,3
3,0
8:1. Черепной указатель
77,5
4,6
79,1
1,6
17. Высотный диаметр
134,0
4,3
137,1
3,9
17:1. Высотно-продольный указатель
72,7
2,5
74,6
1,1
17:8. Высотно-поперечный указатель
94,0
4,6
94,4
1,9
9. Наименьшая ширина лба
98,0
3,7
96,9
3,9
9:8. Лобно-поперечный указатель
68,7
3,1
66,7
2,5
45. Скуловой диаметр
131,9
3,4
133,5
4,8
45:8. Поперечный фацио-церебральный указ.
92,5
4,1
91,7
3,8
48. Верхняя высота лица
69,9
3,2
71,1
2,5
48:45. Верхний лицевой указатель
53,0
2,4
53,2
2,2
51. Ширина орбиты от mf
41,5
1,7
41,5
1,0
52. Высота орбиты
32,6
1,5
31,2
1,6
55. Высота носа
50,8
1,5
50,4
1,5
54. Ширина носа
24,7
1,4
25,4
2,5
52:51. Орбитный указатель
78,7
4,7
75,1
3,3
54:55. Носовой указатель
48,5
2,1
50,4
4,1
Лицевой отдел черепа
лах XVI–XVIII вв. [Колпакова, Салмина,
2003]. Однако можно предположить, что
в представляемую выборку попали по
большей части (или даже исключительно)
черепа XVI–XVII вв.
Краниологическая выборка из кладбища Медведева Златоустовского монастыря («дом Масона») должна быть датирована, как и все кладбище — втор. пол.
XVI–XVIII вв. [Михайлов, 2004].
Погребения, изученные в северной
галерее церкви Иоанна Милостивого, что
в Петровском конце, представляют собой
археологические комплексы исключительной важности, как для археологии, так
и для палеоантропологии. Они хорошо
делятся на группы (ряды или семейные
участки), относительно узко датируют-
ся — XVII веком и содержат останки людей, почти наверняка связанных близкородственными связями [Харлашов, 2009].
Разработка этих материалов до крайности
перспективна. Пока же ограничимся публикацией краниометрических данных по
мужской части выборки (табл. 2)2. Относительно недавно мною была завершена
работа по палеодемографии кладбища
церкви Иоанна Милостивого [Пежемский, 2010]. Один из основных выводов
заключается в том, что данный комплекс
погребений содержит, в первую очередь,
захоронения пожилых глав семейств и
их жен, в могилы которых подзахорани2
Пользуясь случаем, выражаю глубочайшую
признательность и благодарность Т.А. Макрицкой
за техническую помощь в изучении материала.
123
НОВЫЕ КРАНИОЛОГИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ ПО ПОЗДНЕСРЕДНЕВЕКОВОМУ НАСЕЛЕНИЮ ПСКОВА
Таблица 2
Морфометрическая характеристика мужских черепов, происходящих
из галереи церкви Иоанна Милостивого в г.Пскове
Признак, № по Р.Мартину
n
X
S
1. Продольный диаметр
20
180,6
7,6
8. Поперечный диаметр
20
143,6
6,3
8:1. Черепной указатель
20
79,6
3,8
17. Высотный диаметр
19
135,8
7,1
17:1. Высотно-продольный указатель
19
75,3
3,7
17:8. Высотно-поперечный указатель
19
94,6
4,7
20. Ушная высота
19
116,6
5,1
5. Длина основания черепа
19
101,4
3,8
9. Наименьшая ширина лба
20
97,5
3,3
9:8. Лобно-поперечный указатель
20
68,0
2,4
10. Наибольшая ширина лба
20
123,4
5,6
9:10. Широтный лобный указатель
20
79,1
2,1
11. Ширина основания черепа
20
126,3
4,2
12. Ширина затылка
20
112,4
4,8
29. Лобная хорда
20
111,6
5,2
30. Теменная хорда
20
113,4
7,3
31. Затылочная хорда
20
95,5
4,6
45. Скуловой диаметр
20
135,0
5,6
45:8. Поперечный фацио-церебральный указ.
20
94,1
3,9
40. Длина основания лица
17
98,8
4,5
48. Верхняя высота лица
19
70,1
6,0
48:45. Верхний лицевой указатель
19
52,0
3,9
47. Полная высота лица
10
119,3
10,9
43. Верхняя ширина лица
20
105,9
3,3
46. Средняя ширина лица
20
95,8
5,3
60. Длина альвеолярной дуги
15
54,1
2,5
61. Ширина альвеолярной дуги
14
61,7
2,7
51. Ширина орбиты от mf
20
42,2
2,1
52. Высота орбиты
20
33,0
2,2
55. Высота носа
20
51,0
3,1
54. Ширина носа
20
25,2
1,8
52:51. Орбитный указатель
20
78,3
4,9
54:55. Носовой указатель
20
49,5
3,8
SC. Симотическая ширина
20
9,1
2,2
124
Д.В. ПЕЖЕМСКИЙ
вались самые младшие члены семейной
общины, следовательно, выборка не полна. По ней невозможно реконструировать
демографические особенности группы в
целом. Тем не менее, в краниологическом
и остеологическом отношении это одна из
самых больших псковских палеоантропологических серий.
Таким образом, с учетом вводимых в
научный оборот краниологических материалов, позднесредневековое население
Пскова представлено теперь в антропологическом отношении четырьмя локальными выборками — из Довмонтова
города, из Запсковья и две с территории
Окольного города — из церкви Иоанна
Милостивого в Петровском конце и из
Иоанно-Златоустовского монастыря.
Все черепа изучены по стандартной
краниометрической программе в соответствии с традициями, сложившимися в
отечественной палеоантропологии [Алексеев, Дебец, 1964; Martin, 1928].
Мужская часть краниологической выборки из церкви Иоанна Милостивого
(на данный момент n = 20) характеризуется средними размерами подавляющего большинства размеров черепа. При
этом форма мозговой капсулы не только средних размеров (включая высоту
от базиона), но и средних пропорций,
то есть — мезокранная. Отличительные
черты морфологического комплекса этой
выборки заключаются в большой высоте
свода от порионов, большой корональной
ширине лба, большой ширине затылка и
низких орбитах, как абсолютно, так и относительно. Анализ показателей дисперсии позволяет говорить о том, что серия
несколько неоднородна — почти 2/3 от
общего числа признаков характеризуется
повышенной дисперсией. Пока трудно
объяснить, почему целый ряд признаков
при этом характеризуется пониженными
значениями показателей дисперсии. Это
длина основания черепа и длина основания лица, наименьшая ширина лба и
указатели, в которых этот признак участвует, верхняя ширина лица, ширина
альвеолярной дуги, затылочная хорда и
ширина основания черепа. Из всего на-
бора краниометрических индексов таким
свойством обладает лишь носовой указатель, причем исходные размеры — высота и ширина носа — такой тенденции не
показывают.
Краниологическая выборка из церкви Иоанна Милостивого в Петровском
конце превосходит другие псковские выборки по значениям большинства размеров черепа, особенно ярко это видно
при сравнении ее с серией из Довмонтова
города, где исключительно все краниометрические характеристики меньше, кроме
ширины переносья.
Если обратиться к сравнению между
собой всех четырех псковских позднесредневековых краниологических серий,
то окажется, что наиболее отличной от
всех можно назвать серию из Медведева
Златоустовского монастыря (см. табл. 1).
Она имеет черты мозаичного сходства с
другими выборками, в особенности — с
выборкой из Петровского конца. В целом
же эти черепа обладают целым рядом
очень специфических для жителей Пскова черт — самым широким мозговым
черепом, самым высоким сводом (по соответствующему указателю, кстати, это
не столь явно), самым абсолютно и относительно узким лбом, и самым узким относительно ширины черепа лицом. При
этом лицо еще и самое высокое среди всех
четырех выборок. Кроме этого монастырская выборка обладает самыми низкими
орбитами и самым широким носом, как
по абсолютным значениям признаков, так
и по соответствующим указателям.
Краниологическая серия из Запсковья
в целом характеризуется большим сходством с сериями из Петровского конца
и Довмонтова города, в особенности — с
последним, что вполне логично, учитывая максимальную территориальную близость мест, из которых они происходят.
Единственное серьезное отличие выборки из Запсковья, сближающее ее со столь
отличной монастырской выборкой, —
очень крупные размеры поперечного и,
особенно, продольного диаметров черепа
(по последнему признаку она превосходит все другие псковские материалы).
125
НОВЫЕ КРАНИОЛОГИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ ПО ПОЗДНЕСРЕДНЕВЕКОВОМУ НАСЕЛЕНИЮ ПСКОВА
Таблица 3
Сравнительные краниометрические данные
по населению Пскова XV–XVII вв.; мужчины
Признак, № по Р.Мартину
XV–XVI вв.
[Санкина,
2000]
XVII в.
[Пежемский,
наст.раб.]
n=51
n=20
178,8
141,2
79,0
133,7
74,9
94,9
100,2
96,9
68,6
180,6
143,6
79,6
135,8
75,3
94,6
101,4
97,5
68,0
1,09
1,64
0,61
1,35
0,44
0,25
1,24
0,49
0,65
130,6
92,8
69,0
52,9
41,2
31,7
50,0
24,6
77,1
49,0
9,4
135,0
94,1
70,1
49,4
42,2
33,0
51,0
25,2
78,3
49,5
9,1
3,05**
1,36
0,96
1,93
2,24*
2,39*
1,31
1,17
0,85
0,47
0,53
Мозговой отдел черепа
1. Продольный диаметр
8. Поперечный диаметр
8:1. Черепной указатель
17. Высотный диаметр
17:1. Высотно-продольный указ.
17:8. Высотно-поперечный указ.
5. Длина основания черепа
9. Наименьшая ширина лба
9:8. Лобно-поперечный указатель
Лицевой отдел черепа
45. Скуловой диаметр
45:8. Попер. фацио-церебральн. указ.
48. Верхняя высота лица
48:45. Верхний лицевой указатель
51. Ширина орбиты
52. Высота орбиты
55. Высота носа
54. Ширина носа
52:51. Орбитный указатель
54:55. Носовой указатель
SC. Симотическая ширина
t-критерий
Стьюдента
Примечание: * достоверно при р=0,05; ** достоверно при р=0,01.
Проведем более детальное и объективное сравнение двух наиболее представительных по численности псковских
краниологических серий — с территории
Довмонтова города [Санкина, 2000а, с.
13–15; 2000б, с. 10–11, 14–15] и из церкви
Иоанна Милостивого (табл. 3). Сравнение проведено и эмпирически, и при помощи t-критерия Стьюдента. Результат
оказался любопытным. Несмотря на то,
что выборка С.Л. Санкиной сборная и
видимо очень смешанная, она довольно
адекватно отражает морфологические
особенности позднесредневековых псковичей. Дело в том, что по нашим данным
эта выборка неотличима от выборки из
церкви Иоанна Милостивого. Единственные достоверные отличия ограничивают-
ся здесь скуловым диаметром (разница
между двумя сериями черепов по этому
признаку велика, фактически: узкое лицо — против среднеширокого), шириной
и высотой орбиты. Эти различия можно
будет объяснить после того, как дисперсная выборка С.Л. Санкиной будет разделена на локальные выборки и проанализирована более пристально.
Таким образом, несмотря на определенное морфологическое разнообразие,
зафиксированное нами в позднесредневековом Пскове, можно говорить о едином мезоморфном и мезокранном антропологическом типе, свойственном его
населению XVI–XVII вв., для которого
характерны большая высота свода от порионов, большая корональная ширина
126
Д.В. ПЕЖЕМСКИЙ
лба, большая ширина затылка и низкие
во всех отношениях глазницы. Выделяющаяся в настоящее время по своим краниометрическим признакам выборка из
Медведева Златоустовского монастыря
пока не может существенно повлиять
на наши представления об антропологическом облике псковичей, так как с
пополнением данных ее описание будет
уточнено.
Литература
Алексеев В.П., Дебец Г.Ф. Краниометрия. Методика антропологических исследований. М.:
Наука, 1964. 128 с.
Колпакова Ю.В., Салмина Е.В. Раскопки у
церкви Богоявления с Запсковья в городе Пскове в
2001 году: погребальный обряд и инвентарь XVI–
XVIII вв. // Тверь, Тверская земля и сопредельные
территории в эпоху средневековья. Вып. 5. Тверь,
2003. С. 63–71.
Пежемский Д.В. Половозрастная структура
населения Петровского конца средневекового
Пскова // Археология и история Пскова и Псков-
ской земли. Семинар имени академика В.В. Седова: Материалы 55-го заседания. Псков: ИА РАН,
2010. С. 47–55.
Михайлов А.В. Некрополь Медведева Златоустовского монастыря в Пскове // Археология и
история Пскова и Псковской земли. Материалы 50
научного семинара. Псков, 2004. С. 117–123.
Санкина С.Л. Антропологический состав и
происхождение средневекового населения Новгородской земли. Автореф. дисс. ... канд. ист. наук.
СПб., 1995. 20 с.
Санкина С.Л. Антропологический состав
средневекового населения Новгородской земли //
Народы России: от прошлого к настоящему. Антропология. Ч. II. М.: Старый сад, 2000а. С. 5–65.
Санкина С.Л. Этническая история средневекового населения Новгородской земли по данным
антропологии. СПб.: Дмитрий Буланин, 2000б.
109 с.
Харлашов Б.Н. Археологические раскопки
церкви Иоанна Милостивого в Пскове // Археология и история Пскова и Псковской земли. Материалы LIV заседания семинара имени академика
В.В. Седова. Псков, 2009. С. 187–197.
Martin R. Lehrbuch der Anthropologie in systematischer Darstellung. Bd. 1. Jena: Gustav Fischer,
1928. 578 s.
New craniological data on the late medieval
Pskov population
D.V. PEZHEMSKY
Russia, Moscow, Research Institute and Museum of Anthropology MSU
The article presents new cranial materials of XVII century from the excavations of the Church of St. John
the Merciful in Pskov (leaded by B.N. Kharlashev, 2007). The results of preliminary comparative analysis of
Pskov inhabitants (men) are given. Student’s t-test showed no differences between new and previous data.
Anthropological features of late medieval Pskov inhabitants are described in details for the first time.
Key words: paleoanthropology, craniology, Pskov, urban population, Middle Ages.
List of tables
Table 1. Cranial measurements of Pskov medieval population; male skulls.
Table 2. Morphometric characteristics of male skulls from the gallery the Church of St. John the Merciful
in Pskov.
Table 3. Comparative cranial data on Pskov population XV–XVII cc.; male skulls.
Контактная информация:
Пежемский Денис Валерьевич
pezhemsky@yandex.ru
Contacts:
Pezhemsky Denis Valer’evich
pezhemsky@yandex.ru
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
с. 127–133
ХРОНИКА АНТРОПОЛОГИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ
УДК 572
К 20-летию Кабинета антропологии
им. академика В.П. Алексеева
М.М. ГЕРАСИМОВА
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
В этом году исполнилось двадцать
лет, как при Отделе физической антропологии Института этнологии и антропологии РАН существует Кабинет-музей
им. академика В.П. Алексеева. Он был
открыт в марте 1993 г. при значительном
содействии директора Института — Валерия Александровича Тишкова и при поддержке председателя Музейного совета
при Президиуме РАН Татьяны Ивановны
Алексеевой. К этому времени возникла
настоятельная необходимость сохранения и приведения в порядок всего того огромного материала, который был
собран сотрудниками Отдела за 50 лет
его существования. Напомню, что Отдел
(ранее — Сектор антропологии, затем —
Отдел антропологии, ныне — Отдел физической антропологии) был организован в
Москве по инициативе первого директора
Института этнографии АН СССР (ныне — Институт этнологии и антропологии
РАН) С.П. Толстова в октябре 1943 г.
В Отдел тогда пришли работать почти
все крупные антропологи Москвы, среди
которых были такие лидеры, как В.В. Бунак, Г.Ф. Дебец, М.Г. Левин, Т.А. Трофимова. Отдел возглавил В.В. Бунак, который
руководил им до 1948 г., когда его сменил
на этом посту заместитель директора Института — М.Г. Левин. В 1950 г. в Отделе
под руководством М.М. Герасимова была
организована Лаборатория пластической
реконструкции. Первыми ее сотрудницами стали Н.Н. Мамонова, Т.С. Сурнина и
Г.В. Лебединская (в 70-х гг. Лаборатория
вышла из состава Отдела и стала самостоятельным подразделением Института).
Через аспирантуру в Отделе была организована подготовка высококвалифицированных специалистов, первыми из
которых, оставшимися в нем работать,
были будущий академик В.П. Алексеев, И.М. Золотарева, М.С. Великанова.
В конце 50-х гг. в Отдел пришли молодые
сотрудники — В.К. Жомова, М.М. Герасимова, Г.М. Давыдова, в начале 60-х —
А.А. Зубов, в последствие возглавивший
Отдел, и Г.Л. Хить. Позднее ряды сотрудников пополнились уже их аспирантами — А.П. Пестряковым, Н.И. Халдеевой,
Н.А. Дубовой, Г.В. Рыкушиной, Г.А. Аксяновой, Н.А. Долиновой. Появилось новое направление исследований — демографическая генетика, осуществляемое
Н.Х. Спициной. С 1976 г., в течение 25-ти
лет, руководство Отделом осуществлял
А.А. Зубов, в 2002 г. заведующим стал
С.В. Васильев. За время его руководства
Отдел значительно пополнился молодыми сотрудниками — одонтологами и краниологами — Н.А. Суворовой, Н.В. Харламовой, С.Ю. Фризеном, Е.П. Китовым,
Р.М. Галеевым, С.Г. Комаровым.
Возвращусь ко времени организации
Кабинета им. В.П. Алексеева. Его создание
позволило достойно оформить и сделать
доступным для изучения все научное богатство Отдела. Серии древних черепов и
костей скелетов, отдельные разрозненные
черепа, соматологические бланки, восковые отпечатки зубов, образцы волос,
отпечатки ладоней и стоп, фотопортреты,
собранные в экспедициях, личные архивы — все это было собрано из различных
подвалов, глубоких, темных, периодичес-
128
М.М. ГЕРАСИМОВА
ки затопляемых, чаще всего не приспособленных не только для работы, но и для
хранения материалов. Начался разбор
и систематизация кол лекций, увенчавшийся созданием во многом уникального
антропологического собрания.
Кабинет ставил себе целью сохранение и изучение того огромного материала
по соматологии, краниологии, остеологии, дерматоглифике и одонтологии, который был накоплен за все годы существования Отдела, начиная с послевоенных
лет. Научная информационная ценность
собранных коллекций представлялась и
представляется чрезвычайной, а их дальнейшая разработка в свете новых теоретических концепций и новых методических
приемов — весьма перспективной.
В настоящий момент структура и объем фондов Кабинета им. В.П. Алексеева
выглядят следующим образом:
1. Коллекция отпечатков ладоней,
пальцев рук и стоп на бумажных носителях — 892 серии, представляющие большинство народов бывшего СССР и некоторых народов мира; данные по 67,5 тыс.
человек (мужские и женские выборки).
2. Коллекция древних черепов и
скелетов различной степени полноты и
сохранности, датирующихся от эпохи
мезолита до эпохи позднего средневековья — 2 тыс. ед. хранения.
3. Коллекция отпечатков зубов нижней и верхней челюстей — 320 этнотерриториальных групп, 21 тыс. восковых
слепков.
4. Коллекция образцов волос представителей различных народов бывшего
СССР — 3760 образцов.
5. Коллекция авторских скульптурных реконструкций облика ископаемых
людей (работы М.М. Герасимова, Н.Н. Мамоновой, К. Ришкуции, Л.Т. Яблонского,
А.И. Нечвалоды, Р.М. Галеева) — 40 ед.
хранения.
6. Коллекция слепков черепов ископаемых гоминид — 10 ед. хранения (личные приобретения сотрудников).
7. Коллекция костных патологий —
20 ед. хранения.
8. Архивные материалы:
а) краниометрические бланки — 130
серий черепов;
б) соматологические бланки (расовая
программа) — 30 тыс. бланков;
в) личные архивы В.В. Бунака, Г.Ф. Дебеца, М.М. Герасимова, Т.С. Сурниной,
М.С. Великановой, И.М. Золотаревой,
Н.Н. Мамоновой и других бывших сотрудников Отдела — более 300 папок.
Кроме того в Кабинете имеется обширная библиотека, которая начала формироваться со времени его образования.
Основу ее составили книги из собраний
В.В. Бунака, Г.Ф. Дебеца, М.М. Герасимова, а также книги из личных собраний
действующих сотрудников.
Позволю себе краткую характеристику некоторых наиболее интересных фондов, которыми располагает Кабинет.
Дерматоглифический фонд
Прежде всего, это одна из крупнейших
в мире и единственная в России коллекция
отпечатков ладоней и пальцев рук, а также
и стоп, столь представительная по объему
и разнообразию (вполне вероятно, что
она и не имеет аналогов в мировом антропологическом пространстве). Коллекция
дерматоглифических отпечатков целенаправленно собиралась с начала 60-х гг. силами Г.Л. Хить и Н.А. Долиновой, а также
участниками других экспедиций, где сбор
дерматоглифических отпечатков входил в
программу изучения тех или иных народов
и их этно-территориальных групп. Пополнение коллекции продолжается и по сей
день. Имеется электронный каталог этой
коллекции. Каталог организован в алфавитном порядке, все народы объединены
в группы по территориальному принципу.
Например, народы Европы (белорусы, венгры, вепсы, греки, карелы, коми, латыши,
литовцы, лопари, мари, мордва, русские,
татары, удмурты и т.д.); народы Кавказа
и Передней Азии (абхазы, аварцы, агулы,
аджарцы, адыгейцы, азербайджанцы, арабы, армяне, балкарцы грузины, ингуши,
иранцы, евреи, кабардинцы и т.д.); народы Средней Азии, Сибири и Дальнего
Востока, популяции Индии, популяции
Мали (Африка), Кубы — всего 446 серий
(992 выборки). Общий объем — 67,5 тыс.
отпечатков. Результаты оцифровки 50-ти
дерматоглифических серий и покадровая
опись частично выложены на сайте электронного фотоархива ИЭА РАН.
К 20-ЛЕТИЮ КАБИНЕТА АНТРОПОЛОГИИ ИМ АКАДЕМИКА В.П. АЛЕКСЕЕВА
Краниологический и
остеологический фонд
С самого начала работы Отдела происходил сбор палеоантропологического
материала, ставший особенно интенсивным в связи с развертыванием в стране
широкой сети археологических раскопок.
Объем коллекций был бы значительно
большим, если бы не печальные события 90-х гг., когда подвалы и полуподвалы, служившие хранилищами наших
собраний, в спешном порядке освобождались от невыгодных арендаторов. Часть
коллекций тогда была утрачена безвозвратно. К счастью, сохранились серии
черепов эпохи бронзы из Южной Сибири
(могильник Черновая), эпох энеолита
и бронзы из Средней Азии (материалы
Хорезмской экспедиции, собранные и
изученные Т.А. Трофимовой, Ю.А. Дурново, Л.Т. Яблонским), материалы эпох
неолита, бронзы и средневековья из Прибайкалья и Забайкалья (сборы Н.Н. Мамоновой и М.М. Герасимовой), некоторые
материалы Г.В. Рыкушиной, собранные
в Красноярской экспедиции. Имеются
небольшие серии античного времени
из Северного Причерноморья (сборы
М.М. Герасимовой). Наиболее крупные
краниологические коллекции происходят
из Поволжья, из средневековых могильников Волжской Болгарии и Золотой Орды (сборы Н.М. Рудь и Л.Т. Яблонского).
Материалы М.С. Великановой, собранные
в Молдавии, позволили ей составить целую «палеоантропологическую летопись»
Прутско-Днестровского междуречья,
основанную на многочисленных разновременных сериях, датирующихся временем от эпохи бронзы и кончая поздним
средневековьем. Значительные коллекции палеоантропологического материала,
также эпох бронзы — средневековья, происходят с территории Северного Кавказа
(сборы М.М. Герасимовой, А.Г. Тихонова
и С.Ю. Фризена).
Относительно недавно в Кабинет поступили палеоантропологические материалы из древнерусского г.Дмитрова (из
раскопок А.В. Энговатовой).
Остеологические материалы представлены крупными сериями из средневековых могильников Поволжья и Север-
129
ного Кавказа, отдельными небольшими
материалами из разрозненных могильников эпохи бронзы, раннего железного
века и средневековья, и материалами из
старых раскопок послевоенных лет, которые требуют своей атрибуции.
Кроме того, Кабинет располагает уникальными материалами эпохи мезолита,
раннего неолита и бронзы:
– мезолитический череп без нижней
челюсти и некоторые кости посткраниального скелета из погребения на стоянке Песчаница (культура веретье, Каргополье);
– череп и кости посткраниального
скелета эпохи финального мезолита из
погребения на стоянке Нижняя Джилинда (Сивакон I, на р. Витим);
– череп и кости посткраниального
скелета из погребения на стоянке Беренде ево болото (неолит, Ярославская
область);
– черепа и посткраниальные скелеты
из неолитического могильника Фофаново (Забайкалье);
– небольшая палеоантропологическая серия из Монжуклы-Тепе (конец
V тыс. до н.э., Южная Туркмения);
– черепа из могильника Тумек-Кичиджик (кельтеминарская и куюсайская
культуры, Северная Туркмения);
– серия эпохи бронзы из могильника
Кокча-3 (тазобагъябская культура; Южное Приаралье).
Одонтологический фонд
Начало систематическим сборам
одонтологических материалов было положено А.А. Зубовым в 1965 г., собравшим
первую серию слепков зубов казахов. На
основе разработанной им методики сбора
и обработки полученных данных были
проведены массовые исследования по
этнической одонтологии различных этнотерриториальных групп населения СССР
и ряда зарубежных стран, например, Индии, Перу, Финляндии. Коллекция состоит из отпечатков зубов верхней и нижней челюстей на восковых носителях и
была сформирована благодаря усилиям
А.А. Зубова, Н.И. Халдеевой, Н.А. Дубовой, Г.А. Аксяновой, Г.В. Рыкушиной,
Н.А. Лейбовой (Суворовой). Представлены следующие народы:
130
М.М. ГЕРАСИМОВА
– Восточная Европа — русские, карелы, вепсы, лопари, марийцы, коми, удмурты, татары, мишари, кряшены, мордва, чуваши, башкиры;
– Кавказ — армяне, грузины, осетины, азербайджанцы, абхазы, адыгейцы,
ногайцы, некоторые группы Дагестана;
– Западная Сибирь — ненцы, нганасаны, долганы, селькупы, ханты, манси,
западносибирские татары;
– Южная Сибирь, Алтай — алтайцы,
тувинцы;
– Восточная Сибирь, Дальний Восток, Камчатка и Чукотка — якуты, буряты, эвенки, эвены, нанайцы, ульчи, орочи,
нивхи, удыгейцы, коряки, чукчи, эскимосы, русские Сибири;
– Средняя Азия — туркмены, таджики, киргизы, памирцы, курды, белуджи,
арабы;
– народы зарубежных стран — венгры Закарпатья, финны Финляндии, вьетнамцы, монголы, эфиопы, малийцы, индейцы Перу, некоторые группы Индии.
Имеется каталог одонтологических серий восковых отпечатков зубов. Он организован в алфавитном порядке, содержит
данные по 320-ти этно-территориальным
группам.
Коллекция образцов волос составлена из сборов Г.Ф. Дебеца, М.Г. Левина,
И.М. Золотаревой, Г.М. Давыдовой и
В.К. Жомовой. Включает образцы срезов
волос более чем 30-ти различных этнотерриториальных групп, в том числе русских Псковского Поозерья, народов Севера, Дальнего Востока, Сибири, Кавказа,
немцев Алтая. Имеется незначительный
материал по близнецам, собранный по
инициативе В.В. Бунака. Эта коллекция
требует разборки, каталогизации и ждет
своих исследователей.
Архивные материалы
Соматологические бланки. Экспедиции Н.Н. Чебоксарова к дунганам и
уйгурам, Якутская, Амуро-Сахалинская,
Среднеазиатская, Саяно-Алтайская экспедиции М.Г. Левина, Северо-Восточная,
Балтийская, Дагестанская, Киргизская и
Афганская экспедиции Г.Ф. Дебеца дали
огромный, в настоящее время невосполнимый материал, и заполнили крупные
«белые пятна» на антропологической карте нашей страны и сопредельных территорий. Только одна Русская экспедиция под
руководством В.В. Бунака представлена
17-ю тыс. бланков и 5-ю тыс. фотографий. Позднее коллекция соматологических бланков была пополнена сборами
И.М. Золотаревой, впервые исследовавшей по расовой программе бурят, юкагиров, северных якутов, нганасан, энцев,
разные группы монголов, вьетов и тайских
групп Вьетнама. В течение нескольких полевых сезонов работали экспедиции под
руководством В.П. Алексеева в Южной
Сибири, на Чукотке и Камчатке, давшие
бесценный материал по антропологии
аборигенного населения этих регионов.
К настоящему моменту в Кабинете
создан каталог соматологических (кефалометрических) бланков (пилотная
версия), содержащий данные о 808-ми
этно-территориальных группах (103
папки, около 62-х тыс. индивидуальных
бланков). Здесь имеются данные по следующим народам: алтайцы, арабы, белуджи, буряты, вьетнамцы, долганы, иронии,
казахи, киргизы, удмурты, хакасы, ханты,
чукчи, эвены, эвенки, энцы, юкагиры,
ягнобцы, якуты. С каталогом предстоит
дальнейшая работа: объединение групп
по этнической принадлежности и нахождение недостающей информации о
группе (например — год, исследователь,
название экспедиции и т.д.).
Краниометрические бланки. Эта часть
архива бланков включает материалы, измеренные Т.А. Трофимовой, Н.Н. Мамоновой, Н.М. Рудь, М.М. Герасимовой,
М.С. Великановой и др.
Особенно хочется отметить блок краниологических бланков В.В. Седова, содержащий результаты измерения более
чем 400 средневековых черепов, происходящих из земель Великого Новгорода (эти
бланки, судя по всему, были переданы
еще Г.Ф. Дебецу, под руководством которого В.В. Седов осваивал краниологию).
Особую ценность среди всех фондов
Кабинета представляют научные архивы
наших Учителей — В.В. Бунака, Г.Ф. Дебеца и М.М. Герасимова.
Архив В.В. Бунака довольно обширный, но, к сожалению, далеко не полный.
К 20-ЛЕТИЮ КАБИНЕТА АНТРОПОЛОГИИ ИМ АКАДЕМИКА В.П. АЛЕКСЕЕВА
Он также был частично утрачен из-за периодических затоплений подвальных помещений, где хранился некоторое время.
Помимо соматологических бланков и фотоматериалов, он содержит данные о посемейных исследованиях, машинописные
рукописи отдельных статей В.В. Бунака с
авторской правкой, расширенный вариант последней книги великого Мастера
«Род Homo», переписку. Это собрание
ждет своего исследователя и представляет собой неиссякаемый источник для
историков науки.
Архив М.М.Герасимова в наибольшей
степени пострадал от перипетий жизни:
часть архива погибла в блокадном Ленинграде, часть была утрачена в годы эвакуации, а большая часть погибла в результате
многочисленных подтоплений подвалов,
в которых обитала Лаборатория в течение
20-ти лет своего существования, вплоть
до смерти ученого. Погибли многие материалы, касающиеся разработки метода
пластической реконструкции лица по
черепу, в частности рентгенографические
снимки. В настоящий момент архив М.М.
Герасимова содержит фотоматериалы —
иллюстрации к его публикациям, авторские альбомы, демонстрирующие процесс
создания портретов ископаемых людей
и исторических деятелей. Сохранились
некоторые материалы по криминалистике и методике восстановления лица по
черепу. Архив содержит также неопубликованную машинописную рукопись по
археологии и палеоантропологии каменного века, русский вариант книги «Я ищу
лица», изданной в Германии и т.д. Важной
частью собрания является значительное
число вырезок из газетных и журнальных
статей о М.М. Герасимове (1950–1970-х
гг.), переданных в Кабинет В.П. Сомовым,
который ранее подготовил публикацию
этих материалов [Сомов, 1973].
Архив Г.Ф. Дебеца был приведен в
порядок И.М. Золотаревой и М.С. Великановой, его ученицами. Именно они
сформировали его фонд по тематическому принципу. Опись делится на разделы:
ПА — палеоантропология, ДБ — древнеберингоморская культура, ФР — физическое развитие, АТ — материалы к
131
«Атласу», РС — старые работы и материалы (в основном опубликованные), НС —
Новосибирск, РН — рукописи неопубликованные, ДА — работы других авторов,
ПД — поздние добавления, АФ –антропологические исследования в Афганистане.
Нумерация дел сквозная, внутри разделов есть внутренняя нумерация (ПА-1, 2,
3… ДБ-1, 2… и т.д.). В настоящий момент
архив Г.Ф. Дебеца представлен 133-мя
единицами хранения (197 папок).
Рассмотрим наиболее интересные и
информативные разделы, материалы которых представляют не только историографический интерес. Они могут стать
импульсом и объектом для новых исследований.
Раздел «Палеоантропология» (ПА)
стоит из 32-х папок, в которых содержится 63 дела. Этот раздел содержит рукописные и машинописные тексты ко
второму, значительно дополненному по
сравнению с изданием 1948 г. варианту книги «Палеоантропология СССР»,
так и не вышедшему в свет, — введение,
историко-археологические очерки по
всем эпохам, описание палеоантропологии отдельных регионов и т.д. Кроме
того, подсчеты, таблицы и разработки
краниометрических критериев для разграничения европеоидов и северных
монголоидов, данные о горизонтальной
профилировке, высоте переносья, ПФЦ
и УЛС по всему Земному шару, распределение серий по категориям признаков,
пересчет размеров деформированных
черепов и т.д. Значительное место в разделе занимают сводные таблицы и бланки измерений черепов. Так, в различных
папках раздела ПА содержится более 900
краниологических бланков.
Раздел «Древнеберингоморская культура» (ДБ) содержит 10 папок, в которых
содержатся материалы исследования черепов и посткраниальных скелетов из
эскимосских могильников Тигара и Ипиутак на Аляске (495 краниологических
бланков), из могильников Уэлен и Эквен
на Чукотке (174 бланка) и многочисленные таблицы остеологических данных,
разработочные данные по кранио- и остеометрии, варианты текстов и т.д.
132
М.М. ГЕРАСИМОВА
Раздел «Физическое развитие» (ФР)
содержит 10 папок, в которых сохраняются отдельные тексты докладов и статей
о физическом развитии древних народов,
разработки формул определения длины
тела, массы тела (веса), условного показателя объема скелета (УПОС), расчеты, графики, таблицы, материалы по
остеологии, индивидуальные измерения
и таблицы средних данных.
Раздел АТ — материалы к «Атласу» —
состоит из 10-ти папок, содержащих 14
дел. Эта часть архива Г.Ф. Дебеца содержит материалы к изданию «Атласа»,
который, как предполагалось, должен
был представить обобщающие данные
по палеоантропологии, краниологии современного населения, соматологии —
результатам исследований, посвященных
антропологическому составу населения
СССР. Здесь находятся тексты, в которых
изложены принципы составления атласа,
антропологические признаки, техника их
измерений и описаний, оценки субъективизма в методических приемах разных
авторов, результаты коннексии их материалов. Кроме того, имеются таблицы,
расчеты, многочисленные графики и т.д.
Раздел НС представляет чрезвычайный интерес, поскольку содержит результаты работы Г.Ф. Дебеца в Новосибирске,
где хранились значительные палеоантропологические материалы из раскопок,
главным образом — А.П. Окладникова.
Это краниологические и остеологические
бланки (860 ед. хранения) по материалам
из различных могильников Восточной и
Южной Сибири. Большинство серий не
опубликовано до сих пор и требует своего
включения в научный обиход.
Даже такое мимолетное знакомство с
архивом Г.Ф. Дебеца открывает перед молодыми исследователями широкое поле
для приложения новых методов изучения
и интерпретации тех материалов, которые содержит архив этого замечательного
исследователя.
Кроме охарактеризованных архивных
собраний в Кабинете также сохраняются
значительный архив Н.Н. Мамоновой,
небольшие архивы Т.С. Сурниной, Н.М.
Рудь и других сотрудников Отдела.
Библиотека Кабинета имеет четко
выраженный специализированный профиль (эволюционная антропология, палеоантропология, дерматоглифика, одонтология и соматология). Важнейшую ее
часть составляет литература по смежным
дисциплинам — археологии, этнографии,
палеогеографии, генетике. Она содержит
1286 названий, не считая периодики на
русском и иностранных языках. Отдельно
выделены раритетные издания, начиная
с периода формирования антропологии
в России, в частности — первая русская
монография по палеоантропологии [Богданов, 1867], большинство выпусков Известий Императорского Общества любителей естествознания, антропологии
и этнографии (ОЛЕАЭ), все выпуски
«Русского антропологического журнала» (1900–1916 гг.), переводные издания
иностранных авторов начала прошлого
века и т.п. Отдельную графу составляют
учебники и методические пособия по
антропологии. Имеется каталог авторефератов диссертаций, защищенных по
антропологии, археологии и этнографии
(220 названий).
Поскольку Кабинет им. В.П. Алексеева не имеет своего штатного расписания,
все, что делается в Кабинете — делается
силами сотрудников и аспирантов Отдела, и поэтому он составляет одно органичное целое с Отделом физической
антропологии ИЭА РАН.
Все изложенное выше, как мне кажется, придает Кабинету, а, следовательно, и
Отделу, статус школы антропологических
знаний, сохраняющей традиции классической антропологии, поддерживающей
в то же время поисковый эксперимент,
новые направления исследований, новые
методы и интерпретационные подходы.
Литература
Богданов А.П. Материалы для антропологии
курганного периода в Московской губернии // Известия ОЛЕ. Т. IV, вып. I. М., 1867. 176 с.
Сомов В.П. Библиография М.М. Герасимова //
Антропологическая реконструкция и проблемы
палеоэтнографии. Сборник памяти М.М. Герасимова. М.: Наука, 1973. С. 153–164.
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 3(25)
Список сокращений
АЖ — Антропологический журнал. М.
ВА — Вопросы антропологии. М.
ВкА — Вестник антропологии. М.
КСИИМК — Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории
материальной культуры. М.–Л.
КСИЭ — Краткие сообщения Института этнографии АН СССР. М.
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР. М.-Л.
МОИП — Московское общество испытателей природы
СМАЭ — Сборник Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого. М.–Л.
СЭ — Советская этнография. М.
ТМОИП — Труды Московского общества испытателей природы. М.
ТИЭ — Труды Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая АН СССР. М.–Л.
ПРАВИЛА ОФОРМЛЕНИЯ МАТЕРИАЛОВ,
направляемых в журнал «Вестник антропологии»
К публикации в журнале «Вестник антропологии» принимаются статьи, краткие сообщения (в том числе о недавних
научных мероприятиях — симпозиумах,
конференциях, семинарах, круглых столах) и материалы иного рода, освещающие
различные проблемы физической антропологии, а также смежных гуманитарных
и естественных наук. Редколлегия особо
заинтересована в статьях по методологии
и методике антропологических исследований, в издании первичных антропологических данных, обобщающих работ,
материалов по истории науки. Из круга
смежных наук предпочтения будут отдаваться исследованиям по общей экологии,
демографии, антропогенетике, медицинским аспектам биологии человека, палеогеографии и палеоклиматологии. Не менее
важными будут сочтены исследования по
общим вопросам этнологии и этнографии,
статьи историко-археологического плана,
важные для понимания конкретных проблем палеоантропологии (по вопросам
генезиса и исчезновения культур, древних
миграций, хронологии и стратиграфии тех
или иных археологических памятников/
культур).
Материалы, направляемые в журнал
«Вестник антропологии», должны быть
оформлены в соответствии с правилами,
принятыми в издании.
К рукописи необходимо приложить
сопроводительное письмо для Редколлегии,
в котором подтверждается, что материалы ранее не публиковались и не сданы в
печать в ином издании. Представленное
исследование должно быть проведено и
описано с учетом требований биоэтики.
В сопроводительном письме нужно также
указать: название статьи, анкетные данные
автора(-ов) и полный список представленных файлов (текстов, таблиц, иллюстраций).
Анкетные данные автора(-ов) обязательно должны включать: фамилию, имя и
отчество на русском и английском языках,
название(-я) учреждения(-й), которое(ые) представляет(-ют) автор(-ы) на русском и английском языках, должность(-и),
учёную(-ые) степень(-и), звание(-я),
Ф.И.О. научного руководителя (для студентов, магистрантов и аспирантов), контактный номер телефона(-ов), почтовый
адрес(-а) и e-mail (который будет указан в
конце публикуемого материала в качестве
контактной информации).
Статья должна содержать резюме на
русском и английском языках (объем —
не более 300 слов), 5–7 ключевых слов на
русском и английском языках и перевод на
английский язык названия статьи. Максимальный объем текста: 1 печатный лист —
40 тыс. знаков. Редколлегия «Вестника антропологии» приглашает к сотрудничеству
авторов, готовых издавать тексты больших
объемов в жанре «монографии в журнале»
(на договорных условиях).
ПРАВИЛА ОФОРМЛЕНИЯ МАТЕРИАЛОВ
Материалы принимаются только в
электронном виде. Редактор: Microsoft
Word (формат *.doc, *.rtf). Фотографии и
рисунки принимаются в форматах *.jpg,
*.eps, *.tif, разрешение — не менее 600 dpi.
Шрифт: Times New Roman, кегль — 12,
интервал — 1,5 (для основного текста);
кегль — 10, интервал — 1 (для русского и
английского резюме, ключевых слов, содержания таблиц, примечаний и сносок).
Поля — 2 см с каждой стороны. Абзац —
без отступа.
В начале статьи необходимо указать
код универсальной десятичной классификации (УДК).
Рекомендуемая структура текста: Введение, Постановка проблемы, Материалы и методы, Результаты и их обсуждение, Заключение, Литература. Названия
разделов желательно выделить жирным
шрифтом. Прочие способы выделения
текста не приветствуются (за исключением
курсива). Не допускается использование
разрядки, табуляции, принудительного
переноса.
Таблицы, рисунки и подписи к ним (на
русском и английском языках) принимаются в виде самостоятельных файлов. Место
их расположения в основном тексте лучше
всего выделить цветом. В качестве знака
десятичного разделителя использовать
запятую.
Ссылки на литературу приводятся в
квадратных скобках, где через запятую
даются фамилия автора (без инициалов!)
и год издания. Кроме того необходимо
указать страницы, если ссылка касается
многостраничного источника или в случае дословной цитаты. Полные выходные
135
данные цитируемых работ приводятся в
разделе Литература. Работы одного автора разных лет издания даются в хронологическом порядке. Работы одного автора, изданные в один год, помечаются
буквами. Все работы в списке литературы
приводятся на языке оригинала в алфавитном порядке, в первую очередь — на
кириллице, затем — на латинице и других
алфавитах. Список литературы оформляется в соответствии с требованиями ГОСТ
Р 7.0.5–2008. Обращаем внимание на то,
что в каждом случае должны быть указаны
издательства или издающие организации,
а также количество страниц в монографии
или страницы, если ссылка касается статьи
в журнале/сборнике.
При написании текста следует пользоваться общепринятыми сокращениями:
г. (город), с. (село), пос. (поселок), р.
(река), оз. (озеро), др. (другие), т.п. (тому
подобное), т.д. (так далее), км (километр),
м (метр), см (сантиметр), мм (миллиметр);
для прочих сокращений должны быть приведены расшифровки.
При указании датировок тысячелетия
и века должны быть обозначены римскими цифрами, слова «тысячелетие» и «век»
сокращаются — тыс. (I тыс. до н.э.), — в.
(V в. до н.э., XX в.), при указании временного интервала — двойное «в.» (X–XII вв.).
Десятилетия указываются следующим образом: 30-е гг. XX в.
Рукописи, оформленные не по требованиям, приниматься к печати не будут!
Редколлегия журнала
«Вестник антропологии»
Материалы принимаются по адресу:
119991 Москва, Ленинский проспект, 32А
19 этаж, каб. 1917
Центр физической антропологии ИЭА РАН
или по электронной почте:
otdantrop@yandex.ru
physanthrop@iea.ras.ru
136
ПРИМЕР ОФОРМЛЕНИЯ СТАТЬИ
УДК 572.77; 569.9
Исследование находок зубов
на верхнепалеолитической стоянке Пушкари–I1
Н.И. Халдеева, А.А. Зубов, Н.В. Харламова
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
В.И. Беляева
Россия, С.-Петербург, С.-Петербургский государственный университет
Проведено изучение второго верхнего премоляра (Р2) и постоянного второго верхнего моляра (М2), найденных на верхнепалеолитической стоянки Пушкари–I. Одонтологический комплекс М2 отличается мозаичностью с компонентами архаики, отдельными
неандертальскими чертами, заметными редукционными тенденциями и особенностями европеоидной специализации. По результатам одонтометрического графического
анализа оба зуба из Пушкарей–I занимают срединную позицию в поле распределения
верхнепалеолитических находок.
Ключевые слова: одонтология, палеоантропология, антропогенез, верхний палеолит,
Украина.
Введение. Приводится общее вступление, характеризуются цели и задачи представленной работы, ее актуальность и новизна.
Постановка проблемы. Приводится краткий обзор литературы по теме и формулируется проблема, на решение которой направлено исследование.
Материалы и методы исследования. Дается описание материалов используемых в
исследовании и методы, с помощью которых исследование было проведено.
Результаты и их обсуждение. Излагаются результаты исследования.
Пример:
Одонтометрические характеристики верхнего второго премоляра (Р2) и верхнего
второго моляра (М2) сопоставлялись с параметрами аналогичных зубов по другим находкам с использованием бивариантных корреляционных графиков (табл. 1).
Таблица 1
Одонтометрические характеристики P2и M2
P2
MD VL
№
Находка
1
Пушкари-I
6,8
2
Sinanthropus
pekinensis
7,9
1
Авторы
10,2 Халдеева и др.,
в печати
11,3 Weidenreich,
1937 (суммарн.
данные)
Находка
MD
Пушкари–I
10,5
Табун 1
10,0
Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект № 11-71-00086)
M2
VL
Авторы
12,1 Халдеева и др.,
в печати
11,5 Халдеева, неопубл. данные
ПРИМЕР ОФОРМЛЕНИЯ СТАТЬИ
137
Для сравнения по мезиодистальным (MD) и вестибулолингвальным (VL) диаметрам на вторых верхних левых молярах (М2) рассматривались объекты: 1) Пушкари I;
2) Табун 1 [Халдеева и др., в печати]; 3) Кафзех 9 [там же]; 4) Амуд 1 [Copa et al., 2005];
5) Сен-Сезер [Халдеева и др., в печати]; 6) Ля Кина [там же].
8,6
12
8,4
8,2
13
5
8,0
6
2
7,8
7,6
24
7,4
3
4
15
10
9
11
7,2
MD, ìì
14
7,0
23
6,8
17
8
2 2
6,6
7
1
16
21
18
6,4
20
19
9,4
9,6
6,2
25
6,0
5,8
8,6
8,8
9,0
9,2
9,8
10,0
10,2
10,4
10,6
10,8
11,0
11,2
11,4
VL, ìì
Рис. 7. Бивариантный график для второго верхнего моляра (М2) Пушкари–I
Примечание: Обозначение групп приведено в таблице 1.
На рисунке 7 представлены результаты сравнительного анализа для М2. Размах
вариаций величин диаметров заметно выше по сравнению с данными для Р2 (8,5–11,5
и 10–14). В центре графического поля находится относительно компактный кластер, в
границы которого попадают Пушкари I и большинство сравниваемых объектов со средними и большими метрическими показателями коронки М2.
Заключение. Содержит обобщения, новые положения или результаты, которые были
получены (или подтверждены) в ходе работы.
Литература
Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР // ТИЭ. Новая серия. Т. IV. М.–Л., 1948. 391 с.
Дмитренко С.В., Краюшкин А.И., Сапин М.Р. Анатомия зубов человека. М.: Медицинская книга, 2000. 196 с.
Зубов А.А. Одонтология. Методика антропологических исследований. М.: Наука,
1968. 199 с.
Зубов А.А. Некоторые данные одонтологии к проблеме эволюции человека и его рас
// Проблемы эволюции человека и его рас. М.: Наука, 1968. С. 5–123.
Пазинич В.Г. Условия соотношения культурных слоев средне- и верхнепалеолитических стоянок с валунным суглинком в бассейнах Десны и среднего Днепра. URL: http://
www.arheolog-ck.ru/Desna_paleolit.pdf.
Шпакова Е.Г. Одонтологические материалы периода палеолита на территории Сибири // Археология, этнография, антропология Евразии. 2001. Вып. 4(8). С. 64–76.
ПРИМЕР ОФОРМЛЕНИЯ СТАТЬИ
The research of teeth finds from Upper Paleolithic site Pushkari-I
(Ukraine)
N.I. KHALDEYEVA, A.A. ZUBOV, N.V. KHARLAMOVA
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
V.I. BELYAEVA
Russia, Saint-Petersburg, Saint-Petersburg State University
A morphologic investigation of the second upper premolar (P2) and the second upper
permanent molar (M2) from the Upper Paleolithic site Pushkari–I was carried out. The dental
morphologic complex is characterized by a mosaic type with archaic components, some
neanderthal traits, noticeable reductional tendencies and some features of the europeoid
specialization. According to the graphic odontometric analysis both teeth occupy a middle
position within the field of distribution of the Upper Paleolithic findings, shifting themselves
towards the later ones.
Key words: odontology, paleoanthropology, human evolution, Upper Paleolithic, Ukraine.
List of tables and figures
Table 1. Mesiodistal and vestibule-lingual measurements on the second upper premolar
(PU2) and upper molar (MU2)
Fig.7. Bivariate plot of the second upper molar (MU2) dimensions for Pushkari–I and other
specimens
Notes: For legend see table 1.
Положение о рецензировании статей
Все статьи, поступившие в редакцию научного альманаха «Вестник антропологии» подлежат обязательно рецензированию.
Рецензентом может быть специалист (доктор или кандидат наук), имеющий
наиболее близкую к теме статьи научную специализацию. Рецензентом не может
быть соавтор статьи. Если статья написана аспирантом, то рецензентом не может
быть научны руководитель автора исследования.
Авторы могут самостоятельно представить в редколлегию две рецензии вместе
со своей статьей.
Рецензирование, организуемое редколлегией, проводится анонимно.
Рецензенту предоставляются правила оформления статей для автора и бланк
рецензии. Рецензия должна содержать в себе вывод о пригодности статьи к публикации.
Если рецензия содержит рекомендации по исправлению и доработки статьи, ответственный секретарь серии направляет автору/авторам соответствующий раздел
с предложением учесть рекомендации при подготовке нового варианта статьи или
аргументировано их опровергнуть.
Окончательное решение и публикации статьи принимается редколлегией альманаха и фиксируется в протоколе заседания редколлегии.
Не допускаются к публикации:
- статьи, оформленные в несоответствии с правилами оформления статей, авторы которых отказываются от технической доработки статей;
- статьи, авторы которых не отвечают на критические комментарии и рекомендации рецензентов и редакционной коллегии относительно научного содержания
работы.
После принятия редколлегией решения о допуске статьи к публикации ответственный секретарь серии информирует об этом автора и указывает сроки
публикации.
В случае отказа в публикации статьи редакция направляет мотивированный
отказ.
Научное издание
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ
2013. № 3(25)
Утверждено к печати
Институтом этнологии и антропологии
им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН
Подписано в печать 30.09.2013. Формат 70×108/16
Бумага офсетная. Печать офсетная.
Усл. печ. л. 12,25. Тираж 300 экз.
Цена договорная
Журнал отпечатан в типографии:
«Студия печати Галины Золотовой»
392032, г. Тамбов, Кленовая 24
e-mail: studiapechati@bk.ru