файл - вестник антропологии

ISSN 2311-0546
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ ЭТНОЛОГИИ И АНТРОПОЛОГИИ
имени Н.Н. МИКЛУХО-МАКЛАЯ
ВЕСТНИК
АНТРОПОЛОГИИ
№ 1 (23)
Москва
2013
Редакционная коллегия
Васильев С.В. (гл. редактор), Герасимова М.М.,
Лейбова Н.А., Пежемский Д.В., Халдеева Н.И.,
Харламова Н.В., Хить Г.Л.
Редакционный совет
Васильев С.В., Година Е.З., Зубов А.А.,
Спицын В.А., Хартанович В.И.,
Чистов Ю.К., Яблонский Л.Т.
Выпускающий редактор
Лейбова Н.А.
Адрес редакции:
119991 Москва, Ленинский проспект, 32А
Федеральное государственное бюджетное учреждение науки
«Ордена Дружбы народов Институт этнологии и антропологии
им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук»
Тел.: (495) 954 93 63
(499) 125 62 52
E-mail: otdantrop@yandex.ru
http://www.iea.ras.ru/cntnt/levoe_meny/publikacii/vestnik_antropologii.html
Вестник антропологии / Ин-т этнологии и антропологии
им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН. М.: ИЭА РАН, 1996. –.–
Вестник антропологии. 2013. № 1(23). 141 с.
В журнале публикуются статьи и материалы по физической антропологии, а также смежным
естественным и гуманитарным наукам. Журнал предназначен для антропологов, этнологов,
археологов и всех, интересующихся проблемами происхождения человека, его макро- и
микроэволюции, изменчивости человеческого организма во времени и пространстве.
Публикуемые материалы не обязательно отражают точку зрения редколлегии
Журнал включен в систему РИНЦ
Выходит 4 раза в год
© Авторы статей, 2013
© Институт этнологии и антропологии РАН, 2013
© Центр физической антропологии ИЭА РАН, 2013
ISSN 2311-0546
RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES
N.N. MIKLUKHO-MAKLAI
INSTITUTE OF ETHNOLOGY AND ANTHROPOLOGY
BULLETIN
OF ANTHROPOLOGY
№ 1 (23)
Moscow
2013
Editorial team
Vasilyev S.V. (editor in chief), Gerasimova M.M.,
Leybova N.A., Pezhemsky D.V. Khaldeeva N.I.,
Kharlamova N.V., Heet G.L.
Editorial board
Vasiliev S.V., Godina E.Z., Zubov A.A.,
Spitsyn V.A., Khartanovich V.I.,
Chistov Yu.K., Yablonsky L.T.
Executive editor
Leybova N.A.
Editorial address:
119991 Moscow, Leninsky Prospekt, 32A
Federal State Institution of Order of Friendship of Peoples
N.N. Miklukho-Maklai Institute of Ethnology and Anthropology Russian Academy of Sciences
Tel.: +7 10 (495) 954 93 63,
+7 10 (495) 125 62 52
E-mail: otdantrop@yandex.ru
http://www.iea.ras.ru/cntnt/levoe_meny/publikacii/vestnik_antropologii.html
Bulletin of anthropology / N.N. Miklukho-Maklai Institute of Ethnology and Anthropology RAS.
М.: IEA RAS, 1996 –.–
Bulletin of anthropology. 2013. № 1(23). 141 p.
Author’s materials do not necessarily reflect the views or opinions of the editorial board
© Authors, 2013
© Institute of Ethnology and Anthropology RAS, 2013
© Department of Physical Anthropology IEA RAS, 2013
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23)
Содержание
7 От редколлегии
Наши юбиляры
9 Cергею Васильеву – 50!
15 Список основных печатных работ С.В. Васильева
I. Этническая
антропология
и генетика человека
20 Аксянова Г.А.
Происхождение кетов по данным антропологии: история вопроса,
новые материалы
59 Спицына Н.Х., Спицын В.А.
Репродуктивная компенсация как фактор, способствующий релаксации и изменению интенсивности отбора у человека
II. Палеоантропология
и этническая история
67 Герасимова М.М.
Древние черепа с территории Чукотки
85 Ходжайов Т.К., Ходжайова Г.К.
Формирование антропологического состава городского населения Средней Азии
99 Комаров С.Г.
Население Западного Предкавказья XVIII–XIX вв.: адыги или
ногайцы?
III. Публикация 108 Васильев С.В., Боруцкая С.Б.
материалов
Палеоантропологический материалы из погребений в г. Кострома
(пр-т Текстильщики, 3)
IV. Из истории 115 Строкина А.Н.
науки
Вспоминая Олега Михайловича Павловского
Хроника антропо- 119 Впервые книга по антропологии получила литературную премию
имени Александра Беляева
логических событий
Критика и 122 Указатель статей и материалов, опубликованных в научном альманахе «Вестник антропологии» (1996–2012)
библиография
141 Список сокращений
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23)
Contents
7 Editorial
Anniversaries
9 Sergey Vasilyev 50th Jubilee
15 List of works of S.V. Vasilyev
I. Ethnic anthropology
and human genetics
20 Aksyanova G.A.
The origin of Kets according to anthropological data:
the background and new materials
59 Spitsyna N.Kh., Spitsyn V.A.
Reproductive compensation as a factor promoting the relaxation and
change of intensity of selection at the human populations
II. Paleoanthropology
67 Gerasimova M.M.
Ancient skulls of the Chukotka area
85 Khodzhayov T.K., Khodzhayova G.K.
Formation of the anthropological composition of the urban population
of Central Asia
99 Komarov S.G.
Western Ciscaucasia population of XVIII–XIX centuries: Аdyghe or
Nogai?
III. Raw data
publication
IV. On science history
Chronicle
Review and
bibliography
108 Vasilyev S.V., Borutskaya S.B.
Paleoanthropological data from burial ground of Kostroma (prospect
Tekstilschiki, 3)
115 Strokina A.N.
Remembering Pavlovsky O.M.
119 For the first time a book in anthropology got the Aleksander Belyaev
literature prize
122 Bulletin of Anthropology publications index (1996–2012)
141 Abbreviation list
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
Дорогие читатели!
Редколлегия «Вестника антропологии» сообщает об изменении формата
нашего издания. Напомним, что решение
основать собственный печатный орган
было принято Отделом антропологии
Института этнологии и антропологии
РАН в конце 1995 года. Инициатива создания «Вестника антропологии» полностью принадлежала С.В. Васильеву, который вот уже 17 лет является его главным
редактором. Всё это время «Вестник»
готовился к печати исключительно силами немногих сотрудников Отдела и
выходил форме научного альманаха — в
среднем два раза в год. Сама идея нового периодического издания, полностью
посвященного проблемам физической
антропологии, появилась в достаточно
сложное десятилетие постсоветского периода, отмеченное острыми общественными потрясениями. Воплощение ее в
реальность происходило на фоне положения отечественной науки. В то время
единственное в нашей стране специализированное издание — журнал «Вопросы антропологии» — выходило в свет
крайне редко и фактически прекратило
свое существование. «Вестник антропологии» в течение многих лет оставался
ведущим периодическим изданием по
физической антропологии. За этот период его печатный формат и дизайн обложки несколько раз менялись. Сначала,
до 10-го выпуска он выходил в формате
A5, который хорошо отражал идею научного альманаха и соответствовал «эпохе
ротапринта». Начиная с 11-го номера
(в печатном формате А4) можно говорить об эволюции «Вестника антропологии», о превращении его в периодический
2013.
№ 1(23)
журнал, что увенчалось выходом 16-го
номера в формате «истинно академического» издания. Теперь, когда появились
иные требования времени, когда любому
периодическому изданию необходимо
быть более доступным, широко распространяемым и конкурентоспособным,
мы переходим на издательский формат
регулярного научного журнала (запланированная периодичность — 4 раза в
год). При этом наше издание полностью
сохраняет преемственность и сквозную
нумерацию (с 23-го выпуска нумерация
будет включать и циклические номера
годового тома, соответствующие кварталам). Предполагается сохранить все
основные, уже традиционные рубрики
«Вестника», и, конечно же, создать новые. Так, например, стала очевидной необходимость появления рубрики Публикация материалов. Информационный
взрыв, сопровождающий науку в последние десятилетия, зачастую не позволяет
своевременно и полноценно проанализировать собранный антропологами материал, он накапливается «в столе», что
не дает возможности даже ближайшим
коллегам своевременно узнать о нем,
использовать в каких-то сравнительных
исследованиях и сводных работах. Мы
уверены, что новая рубрика позволит
многим авторам ввести в научный оборот ценнейшие данные, при этом отложив их комплексный анализ до удобного
для себя времени.
Редколлегия надеется, что в своем
новом виде журнал «Вестник антропологии» будет еще более востребованным
у своей аудитории, а также сможет привлечь широкий круг читателей.
Редколлегия
Сергей Владимирович Васильев
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23)
с. 9–14
Сергею Васильеву – 50!
Заведующему Центром физической
антропологии Института этнологии и антропологии РАН, ответственному редактору Вестника антропологии ИЭА РАН,
Сергею Владимировичу Васильеву исполнилось 50 лет. На моих глазах произошло
становление и развитие Сергея Владимировича и в серьезного исследователя,
и в прекрасного, не побоюсь этого слова,
руководителя и организатора науки. Он
заведует нашим Отделом (ныне — Центром) чуть более десяти лет.
Будучи в то время самым молодым
членом нашего профессионального сообщества с уже достаточно сложившимися традициями, межличностными взаимоотношениями и исследовательским
опытом и потенциалом, Сергей сумел
создать крепкий коллектив единомышленников, которых связывают не только
профессиональные интересы и общее
дело, но и товарищеские, дружеские узы.
Его организаторские способности выразились в том, что он с самого начала
занял позицию, что «старые кадры — это
опора и богатство Отдела», что дальнейшая жизнь его не должна происходить
за счет рокировки старшего и младшего
поколений. В результате наш Отдел стал
прирастать молодыми сотрудниками и
аспирантами, а старшие коллеги — защищать докторские диссертации при всяческой поддержке и заинтересованности
Сергея Владимировича. В Отделе наряду
с традиционными направлениями стали
интенсивно развиваться новые. В настоящее время Центр физической антропологии Института этнологии и антропологии РАН, руководимый С.В. Васильевым,
единственный научный центр в системе
Российской Академии Наук (не считая
МАЭ в Петербурге), который по своим
научным достижениям и творческому потенциалу может быть соотнесен с целым
научно-исследовательским институтом.
В Отделе уже на протяжении 18 лет ежегодно, а иногда и по два раза в год выходит альманах «Вестник антропологии»,
инициатором создания которого еще в
1995 г. выступил Сергей Владимирович,
и выпуски серийного издания «Доисторический человек». В Отделе созданы
все условия для того, чтобы старшее поколение сотрудников могло реализовать
себя в написании и публикации монографий, в известной мере подводящих итоги
многим из научных разработок, как это
блистательно было продемонстрировано
книгами А.А. Зубова, почти ежегодными
выходами в свет монографий Т.К. Ходжайова и т.д. Как заведующего Отделом,
Сергея Владимировича отличает внимательное, доброжелательное, весьма демократичное, я бы даже сказала, дружеское
отношение к молодежи, ведь он и сам молод (особенно с позиций пишущего этот
текст). Он всячески способствует их научному и служебному росту и формирует
10
СЕРГЕЮ ВАСИЛЬЕВУ – 50!
В Кунсткамере (МАЭ РАН)
с черепом гориллы
With gorilla skull in Kunstkamera (MAE RAS)
совместными усилиями со «стариками»
чувство преданности науке и коллективу.
Хочу отметить, что этому способствует
проведение научных конференций и заседаний, посвященных памяти наших
Учителей, которые регулярно организуются в нашем Отделе.
Мне кажется, что многие черты Сергея Владимировича — его трудолюбие,
ответственность, уважение к старшим —
были заложены его семьей. Сергей родился 28 марта 1963 г. в маленьком провинциальном городке Лихославль недалеко от Твери. Его мать, Валентина
Ивановна, была зоотехником. Красивая,
умная, энергичная женщина, мать двоих
сыновей, она верхом на лошади целые
дни, с рассвета до заката, проводила на
работе. Отец, Владимир Александрович,
по профессии шофер, преподавал водительское дело в училище города и, как
мог, воспитывал сыновей. Видимо, он
был очень добрым человеком, поскольку сыновья скорее побаивались матери,
чем его. Об этом свидетельствует такой
эпизод, о котором как-то рассказал сам
Сергей Владимирович. Он был пойман
отцом на какой-то мальчишеской шалости и отец ему предложил на выбор:
или пожаловаться матери или в течение
недели мыть посуду. Естественно, была
выбрана посуда. С ранних лет мальчики,
старший Саша и Сережа были приучены
к всякого рода домашней работе, тем
более, что лето они проводили в деревне, где у них были свои обязанности. В
1970 г. Сережа пошел в школу, которую
закончил в 1980 г. Учился он легко. Я думаю, природный ум и блестящая память
помогали Сергею учиться. И Валентина
Ивановна приучала своих мальчиков к
чтению. Я помню, что в 90-е годы, уже
когда Сергей Владимирович работал в
Отделе, она приезжала в Москву и привозила ему огромные пачки книг в его
домашнюю библиотеку. После окончания
школы в 17 лет он начинает самостоятельную жизнь и работает в сельской
школе-восьмилетке учителем биологии.
В 1981 г. Сергей был призван в армию.
Это было тяжелое время, третий год шла
Афганская война, и Сергей после «учебки» угодил именно в Афганистан. О том,
что он был участником войны в Афганистане, мы узнали случайно, по тому
лишь, что у него был бесплатный проезд
в городском транспорте. Сергей никогда
ничего о своей службе в армии не говорил, лишь однажды обмолвился, что не
любит фильмы о войне, так как сам пережил, что товарищи гибнут рядом. А ведь
он был в десантно-штурмовой бригаде, и
психика многих и многих мальчишек после этих перипетий сдает. По окончании
службы, по настоятельному совету Валентины Ивановны, в 1983 г. поступил на
подготовительное отделение МГУ, а затем
на биологический факультет. Учиться
ему нравилось, и повторюсь, блестящая
память и природный ум делали обучение
достаточно легким. Надо сказать, что работая в Институте этнологии и антропологии, и будучи даже доктором исторических наук, Сергей Владимирович один
из немногих исторических антропологов,
который продолжает оставаться биоло-
11
СЕРГЕЮ ВАСИЛЬЕВУ – 50!
гом. А вот на кафедру антропологии, по
его словам, он попал случайно, поскольку предполагал учиться на зоолога позвоночных. И способствовала этому преподаватель кафедры В.А. Шереметьева, к
которой Сергей Владимирович сохранил
теплое и уважительное отношение. На
кафедре в то время еще читал «Введение
в антропологию» Я.Я. Рогинский. Личность Я.Я. Рогинского, что не удивительно, произвела на Сергея сильное впечатление, и он считает его и в последствие
А.А. Зубова своими учителями. После
3-го курса Сергей едет в экспедицию с
Н.А. Дубовой для изучения современного населения по традиционной для
того времени программе, куда входил забор крови и ее исследование по системе
АВ0 и резус-фактор. Для этого Сергей
посещал станцию переливания крови,
где изучил эти программы, и получил
свидетельство, разрешающее ему брать
кровь из пальца. Экспедиция исследовала туркменскую диаспору в Ставрополье
(в поселках Ипатово и Шарахалсун) и
молокан в Азербайджане. Спустя много
лет результаты этой экспедиции были
опубликованы в совместной с Н.А. Дубовой статье.
Возможно потому, что Валентина
Ивановна была зоотехником, и Сергей с
малолетства наблюдал животных, а возможно влияние его будущей супруги,
Светланы Боруцкой, также студентки
кафедры антропологии, занимающейся
приматологией и поведением обезьян, диплом и кандидатская диссертация Сергея
были посвящены этологии обезьян. Он
замечательно, с большим юмором, рассказывает о своих работах в Сухумском
заповеднике и его филиале в Колтушах и
Ленинградском зоопарке. Преддипломная практика в Ленинграде не прошла
бесследно и в другом плане. Все свободное от наблюдений над обезьянами время
Сергей посвятил планомерному изучению сокровищ Эрмитажа. Вот откуда у
него такое прекрасное знание творчества
импрессионистов. (Вообще, удивляют его
знания в областях, напрямую не связанных с профессиональной деятельностью.
С батаками острова Самосир
(озеро Тоба, Суматра)
With Bataks on the Samosir island (Lake Toba, Sumatra)
Например, в истории древнего Египта).
Результатом его наблюдений стала дипломная работа по поведению обезьян под
руководством М.А. Дерягиной. В 1989 г.
он поступает в аспирантуру и продолжает свои исследования в области приматологии.
Уложившись в трехгодичный срок, что
свидетельствует об умении организовать
свою работу, трудоспособности и целеустремленности, пройдя апробацию диссертации, Сергей встал перед дилеммой
трудоустройства. Это было очень трудное
время, страна испытывала огромные социальные потрясения, развал Советского
Союза, локальные военные столкновения
и т.д. После различных попыток найти
свое место и работать согласно полученной специальности, в 1993 г. он поступает
в Институт этнологии и антропологии
РАН. Сначала в должности младшего научного сотрудника, а затем — научного сотрудника. Тогда же он защищает в
НИИ антропологии МГУ кандидатскую
диссертацию по теме «Сравнительный
12
СЕРГЕЮ ВАСИЛЬЕВУ – 50!
анализ коммуникации у представителей
различных таксонов приматов» и становится кандидатом биологических наук по
специальности «антропология».
Сергей активно включается в жизнь
Отдела антропологии, который к этому
времени получает в свое распоряжение
полуподвальное помещение на ул. Вавилова, в доме 37А. Сюда свозятся все палеоантропологические материалы, принадлежавшие Г.Ф. Дебецу, Т.А. Трофимовой,
Н.Н. Мамоновой, В.П. Алексееву, М.С. Великановой, хранившиеся в различных
подвальных помещениях, абсолютно непригодных для работы. Материалы эти
были частично изучены, частично находились даже в нераспечатанных ящиках,
часто подвергались затоплению. Именно
тогда Сергей показал себя с самой лучшей
стороны, хотя работа эта была не из приятных. Особенно пострадали материалы
Хорезмской экспедиции, которые мы с
Сережей переупаковывали, чистили, отмывали, восстанавливали этикетки, расставляли на полки.
Защитив кандидатскую диссертацию,
Сергей стал искать приложения своих
сил и способностей в новой для него области. Хотя информация о внутренней
организации стадной жизни у обезьян и
изучение различных способов передачи
информации у них — единственный источник для реконструкции предпосылок
возникновения звуковой и кинетической
речи у представителей древних гоминид,
т.е. тематики, представляющей значительный интерес для исторической антропологии (в том объеме и тех границах,
которые были очерчены В.П. Алексеевым в его работе «Историческая антропология» 1979 г. издания) возможности
наблюдения над приматами в то время
почти исчезли. Естественно, наиболее
близкими проблемами оказались про-
28 марта 2013 г. День рождения. Остров Флориана. Галапогосские черепахи
28 march 2013. Sergey Vasilyev’s birthday. Island Floriana. Galapogos tortoise
13
СЕРГЕЮ ВАСИЛЬЕВУ – 50!
блемы антропогенеза. К тому времени
вопросами антропогенеза в Отделе занимался фактически один А.А. Зубов, хотя
в мировой науке это было время бурного
развития этой отрасли антропологического знания. И время кардинальных изменений во взглядах, имевших эффект
маятника. У А.А. Зубова возникло желание конкретизировать морфологические характеристики отдельных этапов
родословной человека и создать авторские, отечественные схемы классификации семейства гоминид и рода Homo. Он
предложил эту тему Васильеву. Тогда же
были определены и методы ее решения. В
1996 г. Сергей Владимирович поступает в
дневную докторантуру ИЭА РАН, успешно ее заканчивает и принимается в штат
ИЭА РАН на должность ведущего научного сотрудника. В 1999 году, в марте, в
возрасте 36 лет он защищает докторскую
диссертацию по теме «Дифференциация
плейстоценовых гоминид». Значительное
место в решении поставленных диссертантом проблем занимает разработанная
им система краниотригонометрических и
описательных признаков.
А.А. Зубов, бывший к тому времени
уже в течение 25 лет бессменным заведующим Отделом и изрядно уставший от
этой нагрузки, рассматривает Сергея Владимировича как свою смену, и через три
года после защиты им докторской предлагает его кандидатуру на рассмотрение
Отдела. При почти всеобщем одобрении
в марте 2002 г. Васильев был назначен на
должность и.о. заведующего Отделом, а
осенью того же года утвержден в должности Ученым Советом ИЭА РАН.
В тяжелые 90-ые многие сотрудники Отдела для того, чтобы выжить, активно занимались преподавательской
деятельностью. Сергей Владимирович
вел несколько спецкурсов в Университете Российской Академии Образования
(УРАО) сначала в должности доцента, а
затем профессора. В это время им было
написано очень хорошее учебное пособие по возрастной и конституциональной
антропологии. К сожалению, небольшие
тиражи того времени сделали эту книгу
На развалинах храма Байон
(Камбоджа, Ангкор)
On the ruins of the Bayon temple (Cambodia, Angkor)
библиографической редкостью. Сергей
Владимирович умеет говорить о сложном
очень просто, умеет удерживать внимание аудитории, его всегда интересно слушать. В этом я убедилась лично на двух
его лекциях, прочитанных для учителей.
Что нового с профессиональной точки
зрения я могла услышать, если мы с ним
коллеги и находимся в тесном профессиональном контакте? Тем не менее, я с большим удовольствием и интересом прослушала лекции, в очередной раз удивляясь,
как легко, просто, доступно он говорит
о сложных проблемах, например, о разрешающих возможностях генетических
исследований для таксономии и систематики ископаемых форм. В настоящее
время свою преподавательскую деятельность Васильев осуществляет чтением
спецкурсов на кафедре антропологии
биологического факультета МГУ.
В последнее время Сергей Владимирович, как и многие палеоантропологи,
уделяет много внимания изучению краниологии средневекового и близкого к
14
СЕРГЕЮ ВАСИЛЬЕВУ – 50!
современности населения России в связи
с широкомасштабными новостроечными
археологическими раскопками. Скорее
всего, это делается по необходимости,
немногочисленный отряд антропологов
Отдела едва успевает выезжать в поле
и обрабатывать поступающий массовый палеоантропологический материал.
Средняя Азия, Казахстан, Кавказ — эти
территории уже имеют своих исследователей. Васильеву досталась европейская
часть России. Но проблемы этнической
истории и этногенеза народов интересуют его в меньшей степени. Он продолжает оставаться биологом. Интересы его
лежат в другой области. Его интересует
изменчивость краниологических и краниотригонометрических характеристик
и их комплексов в мировом масштабе, их
зональность и территориальная приуроченность. Он не замыкается в рамках
исторической антропологии, а наряду с
изучением древних ископаемых форм человека он изучает краниологические коллекции индейцев, пигмеев, экваториалов
в музеях Нью-Йорка и Парижа. Даже
его многолетние исследования в Фаюме палеоантропологических материалов
из некрополя, датируемого в диапазоне
от греко-римского времени до раннекоптского, интересуют его не столько с
точки зрения этнической антропологии,
сколько с точки зрения особенностей
формообразовании при метисации различных в расовом отношении исходных
компонентов. Безусловный интерес для
него представляют возможности антропологического изучения останков исторических деятелей и их идентификации.
Здесь можно вспомнить попытки поисков останков Ивана Сусанина, работу
над царскими женскими погребениями
в Московском Кремле, или исследования
в Египте: в Гизе погребальной камеры
жреца фараона Хефрама, или в Луксо-
ре — останков министра иностранных
дел одного из фараонов 18-й династии.
За время работы в нашем Институте
С.В. Васильев возглавил около 40 проектов и грантов, причем, всегда старался, чтобы как можно больше сотрудников Отдела принимало в них участие.
Именно коллегиальность отличает стиль
руководства Васильева. Заинтересованность делами старших коллег, делами и
успехами молодых сотрудников и аспирантов, желание создать им как можно
более комфортные условия работы —
этот стиль работы самый плодотворный,
самый продуктивный для развития науки
в целом, является характерным для нашего Центра не без активного содействия
С.В. Васильева.
Следует сказать еще об одном увлечении Сергея Владимировича: он любит
путешествовать, но не просто как турист
(этот жанр тоже имеет место), а как исследователь земель и народов, некогда
недоступных отечественным антропологам эпохи «железного занавеса». На свой
страх и риск вместе со своей супругой,
Светланой Борисовной Боруцкой, тоже
антропологом, они побывали на Борнео,
на Галапагосских островах и у индейцев
Эквадора.
Оканчивая свои небольшие заметки о
Сергее Владимировиче Васильеве в связи
с его 50-летием, хочу сказать, что он очень
добрый и веселый человек, и я ценю его
и за эти качества. Возможно, именно они
позволяют ему быть хорошим семьянином и отцом своих маленьких дочекдвойняшек, несмотря на все жизненные
проблемы (у кого их нет!?) и находить в
себе силы успешно руководить Отделом.
И я от себя и от всех сотрудников Отдела
желаю Сергею Владимировичу доброго
здоровья, удачи в делах и счастья в личной жизни!
М.М. Герасимова
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23)
с. 15–19
Список основных печатных работ С.В. Васильева
Монографии
1. Основы возрастной и конституциональной антропологии. М.: Изд-во РОУ, 1996. 216 с.
1. Покаяние. Материалы правительственной комиссии по изучению вопросов, связанных
с исследованием и перезахоронением останков
Российского Императора Николая II и членов его
семьи. М.: Выбор, 1998. 288 с. (в соавт. со Звягиным
В.Н., Алексеевой Т.А., Зубовым А.А., Лебединской
Г.В., Рыкушиной Г.В., Королевым В.В., Березовским
М.Е., Григорьевой М.А., Нариной М.В.).
2. Васильев С.В. Эволюционная морфология
нижней челюсти человека. М.: Старый сад, 1998.
172 с. (в соавт. с Герасимовой М.М.)
3. Дифференциация плейстоценовых гоминид. М.: Изд-во УРАО, 1999. 152 с.
4. Homo sungirensis. Верхнепалеолитический
человек: экологические и эволюционные аспекты
исследования. М.: Научный мир, 2000. 468 с. (в
соавт. с Бадер Н.О., Алексеевой Т.И., Бужиловой
А.П., Медниковой М.Б., Козловской М.В., Герасимовой М.М., Зубовым А.А., Сулержицким Л.Д.,
Хрисанфовой Е.Н., Харитоновым В.М., Никитюком Б.А., Лебединской Г.В.).
5. Антропология ногайцев // Материалы по
изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. IV. М.: Памятники исторической мысли, 2003. 243 с. (в соавт. с М.М.
Герасимовой, Г.В. Рыкушиной, Д.В. Пежемским,
Н.А. Суворовой, Н.А. Дубовой, Г.Л. Хить и др.).
6. Антропологический словарь. М.: Классикс
Стиль, 2003. 328 с. (в соавт. с Алексеевой Т.И.,
Ару тюновым С.А., Бахолдиной В.Ю. и др.).
7. Доисторический человек. Биологические
и социальные аспекты. М.: Оргсервис-2000, 2006.
204 с. (в соавт. с Зубовым А.А., Герасимовой М.М.,
Боруцкой С.Б., Кожиным П.М., Халдеевой Н.И.).
8. Проблемы происхождения бипедии гоминид. М.: Ассоциация Экост, 2007. 128 с. (в соавт. с
Боруцкой С.Б.)
9. Доисторический человек. Морфология и
проблемы таксономии. Часть 2. М.: Оргсервис –
2000, 2010. 214 с. (в соавт. с Зубовым А.А., Боруцкой С.Б., Халдеевой Н.И.).
10. Доисторический человек. Морфология и
таксономия Нариокотоме III. Часть 3. М.: ИЭА
РАН, 2012. 176 с. (в соавт. с Зубовым А.А., Боруцкой С.Б., Халдеевой Н.И., Герасимовой М.М.,
Харламовой Н.В.).
Статьи
11. Формы коммуникации у обезьян и этапы происхождения речи // Поведение приматов
и проблемы антропогенеза. М.: МОИП, 1991.
С. 15–26 (в соавт. с Дерягиной М.А.)
12. Акустические формы общения // Этология
приматов. М.: изд. МГУ, 1992. С. 106–114.
13. Этологический подход в изучении невербальной коммуникации у человека и шимпанзе //
Биологические науки. 1992. № 6. С. 7–13 (в соавт.
с Самохваловым В.П., Дерягиной М.А.).
14. Антропогенетическая характеристика
русских села Ивановка Исмаиллинского района
Азер байджана // Российский этнограф. 1993.
№ 14. С. 223–235 (в соавт. с Н.А. Дубовой, Б.Н. Казаченко).
15. Формы общения у приматов и происхождение языка человека // Язык в океане языков.
Вып.1. Сибирский хронограф. Новосибирск, 1993.
С. 60–86 (в соавт. с М.А. Дерягиной).
16. Изучение коммуникации у шимпанзе //
Бюлл. МОИП. 1994. Т. 99. Вып. 2. С. 3–9 (в соавт. с
Дерягиной М.А., Силаковым В.Л., Ждановой И.В.,
Савиной Н.В.).
17. Половой диморфизм невербального поведения больных шизофренией и шимпанзе //
Acta Psychiatrica. Psychologica, Psychoterapeutica
et Ethologica Tavrica. 1995. V. 2. № 3. С. 137–146
(в соавт. с Дерягиной М.А., Самохваловым В.П.,
Коробовым А.А., Хренниковым О.В.).
16
ОСНОВНЫЕ НАУЧНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ С.В. ВАСИЛЬЕВА
18. Коммуникация и социальный статус у макака лапундера (macaca nemestrina) // ВкА. Вып. 1.
1996. С. 5–40.
19. Надорбитная область ископаемых гоминид // ВкА. Вып. 1. 1996. С. 232–278.
20. Программа курса «Возрастная и конституциональная антропология». М.: Изд-во РОУ, 1996.
19 с.
21. Тригонометрия лицевого скелета ископаемых гоминид // ВкА. Вып. 2. 1996. С. 227–245.
22. Сравнительный анализ коммуникации и
локомоции некоторых антропоидов (эволюционный подход) // ВкА. Вып. 2. 1996. С. 246–268 (в
соавт. с Боруцкой С.Б.).
23. Тригонометрия мозговой коробки ископаемых гоминид // Новые методы – новые подходы
в современной антропологии. М., 1997. С. 68–81.
24. Сексология. Программа курса. М.: Изд-во
РОУ, 1997. 8 с.
25. Зигомаксиллярная область ископаемых гоминид (измерительные и описательные признаки)
// ВкА. Вып. 3. 1997. С. 110–125.
26. Морфологические особенности нижнепалеолитических находок Кооби Фора KNM ER 3733
и Сангиран 17 (Питекантроп VIII) // ВкА. Вып. 3.
1997. С. 35–47.
27. Зигомаксиллярная область ископаемых
гоминид (индексы) // ВкА. Вып. 4. 1998. С. 83–94.
28. Теория эволюции и таксономия плейстоценовых гоминид. Часть 1. Теория антропогенеза
и видообразование // ВкА. Вып. 4. 1998. С. 5–17.
29. Теория эволюции и таксономия плейстоценовых гоминид. Часть 2. Таксономия // ВкА.
Вып. 5. 1998. С. 87–100.
30. Биологический возраст развивающегося
человека // Вестник УРАО. Вып. 2. 2000. С. 30−44.
31. Типология ростовых нарушений в антропологических исследованиях // ВкА. Вып. 7. 2001.
С. 199−218 (в соавт. с Бабаковым О.Б., Боруцкой С.Б.).
32. К вопросу о тайне «золотого гроба» // История и культура древнего и раннехристианского
Египта. М.: ИВ РАН, 2001. С. 35−44.
33. Антропологическая характеристика населения, захороненного в некрополе Гонур-Депе
// В.И. Сарианиди. Некрополь Гонура и иранское язычество. М.: 2001. С. 105−132 (в соавт. с
Бабаковым О.Б., Рыкушиной Г.В., Дубовой Н.А.,
Пестряковым А.П., Ходжайовым Т.К.).
34. Human skeletal remains from the necropolis
of Gonur−Depe // In V. Sarianidi. Necropolis of Gonur and iranian paganizm. Moscow, 2001. Р. 219−240
(with Babakov O.B., Rykushina G.V., Dubova N.A.,
Pestryakov A.P., Khodjaiyov T.K.).
35. Онтогенез коммуникации шимпанзе (в
связи с некоторыми проблемами антропогенеза)
// На путях биологической истории человечества.
Т. 1. М., 2002. С. 57–98 (в соавт. с Боруцкой С.Б.).
36. Sahelanthropus tchadensis. Недостающее
звено? // ВкА. Вып. 8. 2002. С. 122–133.
37. Предварительный анализ посткраниальных
скелетов двух взрослых индивидов памятника
Маяк // Контактные зоны Евразии на рубеже эпох.
Материалы археологической экспедиции СОИКМ
им. П.В. Алабина и Международной конференции.
Самара, 2003. С. 28–32 (в соавт. с Боруцкой С.Б.).
38. Происхождение, формирование и расселение Homo sapiens по Земному шару // Контактные зоны Евразии на рубеже эпох. Материалы
археологической экспедиции СОИКМ им. П.В.
Алабина и Международной конференции. Самара,
2003. С. 42–47.
39. Антропологическое исследование раннесред невековых коптов из файюмского оазиса,
Египет (по материалам могильника Вади Наклун)
// Интеграция археологических и антропологических исследований. Сборник научных трудов.
Омск: Изд-во «Наука-Омск», 2003. С. 273–275.
40. Антропология. Программа курса. М.: Издво УРАО, 2003. 12 с.
41. Экологические и таксономические аспекты
ранних этапов антропогенеза // Экология древних
и современных обществ. Вып. 2. Доклады конференции, Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 2003.
С. 216–218.
42. Палеодемография Усть-Иерусалимского
могильника (г. Болгар, Татарстан) // Экология
древних и современных обществ. Вып. 2. Доклады
конференции, Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН,
2003. С. 218–220 (в соавт. с Газимзяновым И.Р.).
43. Информационный подход к проблеме
происхождения речи // Горизонты антропологии.
Труды Международной научной конференции
памяти академика В.П. Алексеева. М.: Наука, 2003.
С. 149–152.
44. Orrorin tugenensis. Проблема происхождения бипедии // ВкА. Вып. 10. 2003. С. 24–39 (в
соавт. с Боруцкой С.Б.).
45. К антропологии народов Крыма // Тюркские народы Крыма. Серия «Народы и культуры».
М.: Наука, 2003. С. 420–423 (в соавт. с Т.К. Ходжайовым).
46. Проблемы ранних этапов антропогенеза //
Российская наука о человеке: вчера, сегодня, завтра. Материалы международной научной конференции. Вып. 2. Санкт-Петербург, 2003. С. 41–43.
47. Некоторые аспекты остеологии погре бений Усть-Иерусалимского могильника (г. Болгар)
// Древность и средневековье Волго-Камья.
Материалы Третьих Халиковскик чтений. Казань–
Болгар, 2004. С. 31–32 (в соавт. с Боруцкой С.Б.).
48. Палеодемографические показатели УстьИерусалимского могильника (г. Болгар) // Древность и средневековье Волго-Камья. Материалы
Третьих Халиковскик чтений. Казань-Бол гар,
2004. С. 38–40 (в соавт. с Боруцкой С.Б., Газимзяновым И.Р.).
49. Палеодемография населения Сусанинского
района Костромской области XVII века по данным
могильника Исупово // Рукопись депонирована в
ОСНОВНЫЕ НАУЧНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ С.В. ВАСИЛЬЕВА
ВИНИТИ 21.07.2004, №1282-В2004. 9 с. (в соавт. с
Боруцкой С.Б., Новиковым А.В.).
50. Виктор Валерианович Бунак: патриарх отечественной антропологии // Выдающиеся отечественные этнологи и антропологи XX века. М.:
Наука, 2004. С. 233–260 (в соавт. с М.И. Урысоном).
51. Палеоэкология коптского средневекового
населения Файюма (Египет) // Научный альманах
кафедры антропологии. Вып.2. М.: МГУ, 2004. С.
62–81 (в соавт. с Боруцкой С.Б.).
52. Палеолит Кавказа: ретроспектива антропологических находок // ВкА. Вып. 11. 2004. С.13–20.
53. Эволюционная морфология скелета моротопитеков. Совокупность проблем // ВкА. Вып. 11.
2004. С. 28–37 ( в соавт. с Боруцкой С.Б.).
54. Из истории формирования антирасистской
идеологии в отечественной антропологии // Расы
и народы. Вып. 30. М.: Наука, 2004. С. 5–14 (в
соавт. с Герасимовой М.М.).
55. Палеоантропология населения Костромской области XVII в.: по материалам могильника
Исупово // Расы и народы. Вып. 30. М.: Наука,
2004. С. 249–267 (в соавт. с Боруцкой С.Б.).
56. Удивительная палеоантропологическая
находка в Юго-Восточной Азии // ВкА. Вып. 12.
2005. С. 22–29 (в соавт. с Зубовым А.А.).
57. Морфологическая адаптация к бипедии
и проблема полового диморфизма у грацильных
австралопитеков // ВкА. Вып. 12. 2005. С. 30–36 (в
соавт. с Боруцкой С.Б.).
58. Яков Яковлевич Рогинский. Гений — это
управляемое разумом безумие // ВкА. Вып. 12.
2005. С. 145–158.
59. Оценка морфологических адаптаций к
ортоградности преавстралопитековых форм и
австралопитеков // Рукопись депонирована в
ВИНИТИ 26.12.2005, №1732-В2005, Биологический
факультет МГУ. М., 2005. 15 с. (в соавт. с Боруцкой
С.Б.)
60. Палеоантропологический анализ позднезолотоордынских погребений Казанского Кремля
// Научный альманах кафедры антропологии. Вып.
3. М.: МГУ, 2005. С. 125–156 (в соавт. с Боруцкой
С.Б., Газимзяновым И.Р., Харламовой Н.В.).
61. Ан т р опологи че ские сви де тельс тв а
древнейших миграций человека // Этнокультурное
взаимодействие в Евразии. Книга 1. М.: Наука,
2006. С. 48–68 (в соавт. с Зубовым А.А.).
62. Антропология Средней Азии в палеолите
// ВкА. Вып. 13. 2006. С. 31–35 (в соавт. с Ходжайовым Т.К.).
63. Комплексная палеоантропологическая
реконструкция находок из могильников Сайгатинский IV и VI // ВкА. Вып. 13. 2006. С. 55–63
(в соавт. с Нечвалодой А.И., Карачаровым К.Г.,
Ражевым Д.И.).
64. Комплексное исследование костных останков двух человек из погребения в алтарной части
храма Спаса Нерукотворного Образа в Андронниковом монастыре в Москве // ВкА. Вып. 13. 2006.
17
С. 64–89 (в соавт. с Никитиным С.А., Зубовым А.А.,
Лебединской Г.В., Боруцкой С.Б., Брюсовой В.Г.,
Никоноровой Е.В., Молчановым В.Ф., Крутовой
М.С. и др.).
65. Новые данные о мезолитических находках
из Крыма: остеология, физическая адаптация
палеопатология // Позднекайнозойская геологическая история севера аридной зоны. Материалы
международного симпозиума Азов/Ростов-наДону, 2006. С. 293–298 (в соавт. с Боруцкой С.Б.).
66. На пути миграционных процессов: переднеазиатский полиморфизм среднеплейстоценовых
гоминид // Позднекайнозойская геологическая
история севера аридной зоны. Материалы международного симпозиума Азов/Ростов-на-Дону,
2006. С. 298–302.
67. Краниотригонометрия в расоведении:
первый опыт // ВкА. Вып. 14. 2006. С. 256–262 (в
соавт. с Галеевым Р.М.)
68. Реконструкция физического типа и стрессовых влияний на население оставившее могильник на Большом Оленьем острове (Баренцево
море) // Первобытная и средневековая история
и культура европейского севера: проблемы
изучения и научной реконструкции. Соловки,
2006. С. 376–381 (в соавт. с Боруцкой С.Б.).
69. Анализ пропорций скелетов Усть-Иерусалимского могильника //Историко-археологические исследования Поволжья и Урала. Материалы III Халиковских чтений, г. Болгар, 27–30
мая 2004 г). Казань, 2006. С. 409–418 (в соавт. с
Боруцкой С.Б.).
70. Новые данные по антропологии древних
коптов Файюмского оазиса Египта // Научный
альманах кафедры антропологии. Вып. 4. М.:
МГУ, 2006. С. 134–152 (в соавт. с Боруцкой С.Б.,
Нечвалодой А.И.).
71. Проблемы таксономии переходных и
метисных форм ископаемых гоминид Передней
Азии // Научный альманах кафедры антропологии.
Вып. 5. М.: МГУ, 2006. С. 147–159.
72. Палеоантропология средневековых коптов
файюмского оазиса // Некоторые актуальные
проблемы современной антропологии. СПб., 2006.
С. 62–65 (в соавт. с Боруцкой С.Б.).
73. Проблема метисации в эволюции человека
(морфология и генетика) // Северная Евразия
в антропогене: человек, палеотехнологии,
геоэкология, этнология и антропология. Том 1.
Иркутск, 2007. С. 90–99.
74. К вопросу о палеоантропологии крымских
неандертальцев. Возобновление исследований //
ВкА. Вып. 15. Часть 1. 2007. С. 101–104 (в соавт. с
Боруцкой С.Б., Степанчуком В.М.).
75. Палеодемографические и палеопатологические аспекты исследования детских погребений Усть-Иерусалимского могильника (г. Болгар) // ВкА. Вып. 15. Часть 2. 2007. С. 413–418 (в
соавт. с Боруцкой С.Б., Газимзяновым И.Р.).
76. Лицо фараона // ВкА. Вып. 15. Часть 2.
2007. С. 439–450.
18
ОСНОВНЫЕ НАУЧНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ С.В. ВАСИЛЬЕВА
77. Комплексная палеоантропология Дмитров ского некрополя XVIII века г. Липецка //
Верхнедонской археологический сборник. Вып. 3.
Липецк–Санкт-Петербург, 2007. С. 289–312 (в
соавт. с Боруцкой С.Б.).
78. Проблемы антропогенеза в трудах В.П.
Алексеева // Человек в культурной и природной
среде. Труды третьих антропологических чтений.
М.: Наука, 2007. С. 94–97 (в соавт. с Герасимовой
М.М.).
79. Новые археологические и антропологические данные исследования могильника на большом Оленьем острове Кольского залива Баренцева
моря // Человек в культурной и природной среде.
Труды третьих антропологических чтений. М.:
Наука, 2007. С. 130–138 (в соавт. с Шумкиным В.Я.,
Хартановичем В.И., Боруцкой С.Б., Колпаковым
Е.М., Мурашкиным А.И.).
80. Большой Олений остров (Баренцево море):
физические нагрузки и маркеры стресса у древнего арктического населения // Путь на Север.
Окру жающая среда и самые ранние обитатели
Арктики и Субарктики. М., 2008. С. 152–160 (в
соавт. с Боруцкой С.Б.).
81. Гейдельбергский человек: кто, где, когда //
Труды II (XVIII) Всероссийского археологического съезда. Том 1. Суздаль, 2008. С. 42–45.
82. Палеоантропологические материалы из
Фофановского могильника (Забайкалье) эпохи
неолита-энеолита // Труды II (XVIII) Всероссийского археологического съезда. Том 1. Суздаль,
2008. С. 198–201 (в соавт. с Герасимовой М.М.,
Боруцкой С.Б.).
83. Антропологические свидетельства адаптационных возможностей древних египтян // Актуальные направления антропологии. Сборник,
посвященный юбилею академика РАН Т.И. Алексеевой. М., 2008. С. 72–76 (в соавт. с Ива новым С.В.).
84. Палеоантропология населения среднего
Подонья эпохи бронзы // Роль естественнонаучных
методов в археологических исследованиях.
Барнаул, 2009. С. 196–198 (в соавт. с Боруцкой
С.Б., Тюриным Р.А.).
85. Пять выводов о том, как человек разумный
пришел в Европу и куда делись неандертальцы
// Древнейшие миграции человека в Евразии.
Новосибирск, 2009. С. 77–88.
86. О роли гейдельбергского человека в
эволюции Homo sapiens // Вестник Московского
университета. Серия XXIII. Антропология. № 4.
2009. С. 83–87.
87. Штрихи к портретам исторических персоналий. Возможности физической антропологии //
Этнопанорама. 2009. Вып.1–4. С. 28–37.
88. Неандертальцы: формирование, расцвет
и… // Этнографическое обозрение. 2010. Вып. 5.
С. 44–51.
89. Палеоантропологическое исследование
Фо фановского могильника (Забайкалье) эпохи
неолита – энеолита // Древние культуры Монго-
лии и Байкальской Сибири: материалы международной научной конференции. Улан-Удэ: Издво Бурят. гос. ун-та, 2010. С. 61–66 (в соавт. с
Герасимовой М.М., Боруцкой С.Б).
90. Методика сбора и первичной обработки
палеоантропологического материала // Методы
наук о Земле и Человеке в археологических
исследованиях: комплекс учеб. метод. материалов/
Новосиб. гос. ун-т, Ин-т археолог. и этногр. СО
РАН. Новосибирск, 2010. С. 306–343 (в соавт. с
Боруцкой С.Б.)
91. Homo floresiensis – миф или реальность //
Первоначальное освоение человеком континентальной и островной части Северо-Восточной
Азии. Материалы международного симпозиума.
Южно-Сахалинск, 2010. С. 195–202.
92. Краниологический полиморфизм верхнепалеолитических Homo sapiens в связи с проблемой
неандерталоидно-сапиентной метисации // Эволюция жизни на Земле: Материалы IV Международного симпозиума, 10–12 ноября 2010 г. Томск:
ТМЛ-Пресс, 2010. С. 583–585.
93. Антропологические исследования палеолитических находок из Средней Азии: факты
и интерпретации // Вестник Каракалпакского
госуниверситета им. Бердаха. Вып. 1–2. Нукус,
2010. С. 41–46 (в соавт. с Ходжайовым Т.К., Мамбетуллаевым М.М.).
94. Антропологическое исследование Фофоновского могильника (Забайкалье) эпохи неолита
и ранней бронзы // ВкА. Вып. 18. 2010. С. 113–127
(в соавт. с Герасимовой М.М., Боруцкой С.Б., Фризеным С.Ю., Жамбалтаровой Е.Д.).
95. Ранненеолитические погребения Фофоновского могильника (по данным археологии и
палеоантропологии) // Древние культуры Монголии и Байкальской Сибири. Вып. 2. Иркутск: Издво ИРГТУ, 2011. С. 90–96 (в соавт. с Герасимовой
М.М., Боруцкой С.Б., Фризеном С.Ю., Жамбалтаровой Е.Д.).
96. Сравнительный анализ остеологии населения эпохи ранней бронзы Северного Прикаспия
и Нижнего Подонья // Взаимодействие культур
народов Прикаспия. Элиста: Изд-во КГУ, 2011.
С. 42–50 (в соавт. с Боруцкой С.Б., Афанасьевой
А.О.).
97. Новые антропологические находки эпохи
камня из Израиля // Ученые записки СПбГМУ им.
Академика И.П. Павлова. Том XVIII. № 2. 2011.
С. 38–39.
98. Процесс заселения человеком Евразии
(взгляд антрополога) // Тверской археологический
сборник. Вып. 8. Том I: Материалы IV Тверской
археологической конференции и 12-го заседания
научно-методического семинара «Тверская земля
и сопредельные территории в древности». Тверь:
ООО «Издательство Триада», 2011. С. 20–38 (в
соавт. с Зубовым А.А.).
99. Палеоантропологическое исследование
первопоселенцев г. Липецка (XVIII в.) // Актуальные вопросы антропологии. Вып. 6. / Институт
ОСНОВНЫЕ НАУЧНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ С.В. ВАСИЛЬЕВА
истории НАН Беларуси. Минск: Беларуская навука, 2011. С. 396–419 (в соавт. с Боруцкой С.Б.).
100. Morphology and taxonomy of the fossil
hominid in Western Asia // Characteristic Features of
the Middle to Upper Paleolithic Transition in Eurasia.
Ed.by A.P. Derevianko, M.V. Shunkov. Novosibirsk:
Publ. Departament of the Institute of Archaeology
and Ethnography SB RAS, 2011. P. 198–206.
101. Эволюция коммуникативной системы
приматов в связи с проблемой происхождения
речи // Фундаментальные и прикладные аспекты
медицинской приматологии. Материалы второй
международной научной конференции. 8–10
августа 2011 г. Сочи-Адлер, 2011. Т. 2. С. 222–232.
102. Комплексное палеоантропологическое
исследование населения, оставившего средневековый могильник Исупово (Костромская область)
// Беларускае Падзвінне: вопыт, методыка і вынікі
палявых і міждысцыплінарных даследаванняў: зб.
навук. Прац міжнар. навук.-практ. канф., Полацк,
21–23 красав. 2011 г.: у 2 ч. Ч. 1. / Полацкі дзярж. ун-т;
пад агульн. рэд. Д.У. Дука, У.А. Лобача. Нваполацк:
ПДУ, 2011. С. 5–13 (в соавт. с Боруцкой С.Б).
103. Сравнительный анализ показателей
посткраниального скелета и палеопатологий древнего и близкого к современности населения Кольского полуострова в связи с экологической адаптацией // Вестник Московского университета.
Серия XXIII. Антропология. № 4. 2011. С. 41–54
(в соавт. С Боруцкой С.Б., Хартановичем В.И.).
104. Paleoanthropology of Aboriginal Tasmanians from the problem of their origin perspective
// Materials Dual Symposia The17th International
Symposium: Suyanggae and her neighbours & The 5th
Annual meeting of the Asian Palaeolithic Association.
Krasnoyarsk, 2012. P. 43–50.
105. Данные к реконструкции стратиграфического и планиграфического контекста антропологических находок из слоя III и IIIа Заскальной
VI (Колосовской) // Stratum. Культурная антропология и археология. В начале начал. Санкт- Петербург, Кишинев, Одесса, Бухарест. № 1. 2012.
С. 111–127 (в соавт. со Степанчуком В.Н., Боруцкой С.Б).
106. Палеоантропологическое исследование
айнов // Древние культуры Монголии и Байкальской Сибири. Улаанбаатар, 2012. Том 2. С. 583–589
(в соавт. с Боруцкой С.Б.).
107. Антропологические исследования палеолитических находок из Средней Азии // История
и археология Приаралья. Нукус, 2012. С. 23–30 (в
соавт. с Ходжайовым Т.К.).
19
108. Три сюжета об идентификации исторических личностей методами физической антропологии // Известия Иркутского государственного
университета. Серия: Геоархеология. Этнология.
Антропология. Иркутск, 2012. № 1. С. 246–265.
109. Антропологическое исследование костных останков великого князя Андрея Боголюбского: спустя 70 лет // Вестн. Московского университета. Сер. XXIII. Антропология. 2012. № 4.
С. 54–69 (в соавт. с Герасимовой М.М., Боруцкой
С.Б., Халдеевой Н.И.).
110. Роль ранних миграций в процессах видообразования внутри рода Homo // Мегаструктура евразийского мира: основные этапы формирования. М., 2012. С. 19–22 (в соавт. с Зубовым
А.А., Халдеевой Н.И.).
111. Морфологические особенности находки
Samrong Sen (неолит Камбоджи) // ВкА. Вып. 22.
2012. С. 55–60 (в соавт. с Харламовой Н.В.)
112. Остеометрическая характеристика населения г. Полоцк XVII–XVIII вв. // ВкА. Вып. 22.
2012. С. 190–197 (в соавт. с Боруцкой С.Б.).
113. Проблемы таксономии и морфология
образца Нариокотоме III (Homo ergaster) // VIII
Всероссийское совещание по изучению четвертичного периода: «Фундаментальные проблемы
квартера, итоги изучения и основные направления
дальнейших исследований». Ростов-на-Дону:
Издательство ЮНЦ РАН, 2013. С. 94–96 (в соавт.
с Боруцкой С.Б.).
114. Батаки: эссе к фотографии // Известия
Иркутского государственного университета.
Серия: Геоархеология. Этнология. Антропология.
Иркутск. 2013. № 1 (2). С. 259–261.
115. Обзор антропологических находок эпохи
камня Юга России и сопредельных территорий:
факты мнения и интерпретации // Население
Юга России с древнейших времен до наших дней.
Ростов-на-Дону: Издательство ЮНЦ РАН, 2013.
С. 15–23.
116. Палеоантропологическое исследование
энеолитических захоронений из местонахождения
Васильевский кордон 17 (Липецкая область) //
Население Юга России с древнейших времен до
наших дней. Ростов-на-Дону: Издательство ЮНЦ
РАН, 2013. С. 48–51 (в соавт. со Свиридовым А.А.,
Боруцкой С.Б.).
117. Антропологические исследования палеолитических находок из Средней Азии: факты
и интерпретации // История и археология Турана.
№1. Самарканд, 2013. С. 27–34 (в соавт. с Ходжайовым Т.К.).
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23)
с. 20–58
ЭТНИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ И ГЕНЕТИКА ЧЕЛОВЕКА
УДК 572.029; 572.77
Происхождение кетов по данным антропологии:
история вопроса, новые материалы
Г.А. АКСЯНОВА
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
В статье представлены новые статистические разработки по расовой морфологии и
одонтологии кетов. Сравнение с аборигенными популяциями Сибири и зарубежной Азии
подтверждает их антропологическое своеобразие по каждой системе признаков. Енисейский антропологический тип кетов является разновидностью переходных европеоидномонголоидных вариантов, характерных для большинства автохтонов Западной Сибири.
Рассмотрены предложенные в литературе варианты таксономического положения енисейского типа, в том числе вопрос о так называемой американоидности. Для совокупности
промежуточных антропологических комплексов, локализованных в пространстве от
области Уральских гор до реки Енисей, от северных районов Алтае-Саянского нагорья
до полуострова Ямал, автор статьи предлагает использовать термин «уральско-алтайская
группа типов (раса)». Прародина кетов надежно связывается по рассмотренным материалам с северными районами Южной Сибири. Многомерное шкалирование по комплексу
расоводиагностических признаков обнаруживает ясную картину сближения подкаменнотунгусских кетов с шорцами, хакасами и северными алтайцами — тубаларами. Особой биологической близости с сино-тибетскими и австроазиатскими народами здесь не
установлено, но параллели в одонтологии есть с характеристикой тюру (чуру) — группы
горных индонезийцев из южного Вьетнама. Тибетцы столь же далеки от кетов по расовой
характеристике, как северные китайцы и дунгане.
Ключевые слова: коренные народы Сибири, кеты, этногенез, физическая антропология,
одонтология, «американоидность», уральская раса.
Введение
Кеты — один из коренных малочисленных народов таежной полосы Сибири,
компактный ареал расселения которого сейчас находится преимущественно
в Туруханском и Эвенкийском районах
Красноярского края. Современные самоназвания народа кет, мн. ч. денг — человек, люди, а также остык, мн. ч. остыган’ — остяк, остяки; названия остяки,
енисейские остяки и енисейцы относятся
к категории устаревших этнонимов. Кетский язык (с 1980-х гг. единственный)
представляет енисейскую семью языков.
Разная степень владения кетским языком
в начале XXI в. не превышала 20% общей
для этноса численности и была характерна главным образом для старшей возрастной группы [Казакевич, Хелимский,
2002; Казакевич, 2005].
В 1897 г. численность кетов составляла
837 человек, в 1989, 2002 и 2010 гг. — 1084,
1494 и 1219 чел. соответственно. В этом
составе определенно есть значительное
число потомков национально-смешанных
браков с селькупами, хантами, эвенками,
русскими и другими народами [Народы
Сибири…, 1994; Соколова, Степанов, 2007;
Кривоногов, 2003; perepis2010.ru] (рис. 1).
Цель настоящего исследования —
анализ таксономического положения антропологического типа кетов и проблемы
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
21
Кеты подкаменские; южный диалект (2005 г.)
Кеты туруханские,
северный диалект
(2009 г.)
Кеты-метисы (2000-е гг.)
(юноша – кеты+селькупы+русские; женщина –
кеты+эвенки; мужчина – кеты+селькупы)
Рис. 1. Фотопортреты современных кетов (фото О.А. Казакевич)
его генезиса. Задача исследования — введение в научный оборот новых материалов по расовой морфологии и одонтологии кетов. Предметом изучения стала изменчивость признаков физической внешности и зубной системы в автохтонных и
несмешанных с европейцами этнических
группах азиатского монголоидного ареала. Объект исследования — популяции
елогуйских и подкаменнотунгусских кетов XIX–XX вв. Источниками послужили
архивные и опубликованные материалы
разных лет по измерению мужских выборок кетов, краниологическая коллекция
для изучения морфологии постоянной
смены зубов, а также литературные сведения и полевые материалы автора в качестве сравнительных данных.
История изучения кетов
и постановка проблемы
Специалисты довольно подробно
изучили антропологические особенности кетов — одного из коренных малочисленных народов Сибири, живущего
в настоящее время в низовьях Енисея.
Хорошо известны материалы, которые
собраны В.И. Анучиным в 1905–1906 гг.,
обработаны и опубликованы Н.А. Синельниковым [1911]. Здесь были представлены суммарные выборки мужчин и
женщин «енисейских остяков» с обширной территории от Канска (Красноярска)
до Туруханска (быв. Енисейская губ.).
Это дореволюционное издание содержит
индивидуальные данные по многим размерам тела и головы, по пигментации
волос и глаз; оно иллюстрировано фотографиями (рис. 2). Н.А. Синельников
пришел к выводу о принадлежности кетов «…к монгольской расе, причем ближе
всего…они стоят к северным тунгусам».
Кроме того, отмечалось заметное сходство с якутами, сойотами (тувинцами),
астраханскими калмыками. С другими
«енисейскими инородцами» — кызыльцами, качинцами, бельтирами — кеты
тоже сближались, но крайняя малочисленность сравнительных материалов не
позволяла тогда видеть в данной тенденции надежный результат. В среднем
для мужчин-кетов, по материалам начала ХХ в., был характерен низкий рост
(158,7 см при очень выраженном половом диморфизме в 15 см), широкая голова средней длины (159 мм и 191 мм),
22
Г.А. АКСЯНОВА
Рис. 2. Фотопортреты кетов («енисейцев») начала XX в. по материалам В.И. Анучина
(из работы: Синельников, 1911)
выраженная брахикефалия (головной
указатель 83%), «средняя упитанность
или худоба тела». Цвет кожи смуглый,
волосы темные, густые, прямые или волнистые, жесткие или «средние», цвет глаз
преобладает карий, но встречаются серые и серо-зеленые оттенки (24% у мужчин), брови густые и широкие, борода и
усы очень слабо развиты, лицо короткое,
широкое, лоб покатый, надбровье сильно развито, прогнатизм редок, скулы не
очень выступают, нос обычно средней
ширины, «резко отграниченный, прямой
и нередко горбатый», «прорезы глаз»
чаще открытые, чем узкие, эпикантус
отмечен в основном у женщин, губы
«крупные, уши не очень оттопыренные»,
часто с приросшей мочкой. Любопытны
комментарии проф. Д.Н. Анучина (фактического лидера антропологии в России
и редактора этого издания). В своем предисловии он критикует использование
лингвистических терминов в антропологической номенклатуре («арийцеподоб-
ный» и «тюркоподобный» типы в словаре
полевого исследователя). Высказанная
Д.Н. Анучиным позиция достаточно
прочно закрепилась в отечественном
расоведении, но нуждается в постоянном напоминании. Другая же реплика
профессора, как показало прошедшее
столетие, оказалась ошибочным демографическим прогнозом: «При издании
признано было необходимым иллюстрировать его рядом портретов енисейцев с
фотографий того же В.И. Анучина. Сравнение этих портретов с описательными
и измерительными данными может дать
более наглядное представление о типе
енисейских остяков, представляющих
собою одно из обреченных на вымирание
загадочных племен нашей сибирской
окраины» [Синельников, 1911, с. IV].
Угроза исчезновения кетов как особой
этнической группы существовала и ранее: в XVI – начале XVII вв. в левобережье среднего Енисея на них нападали,
уводили женщин и детей тунгусы, пере-
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
правлявшиеся через Енисей. Закрепление русских в этих районах Сибири, по
мнению историков, в то время сыграло
важную роль в сохранении кетоязычного
населения [Бродников, 2002]. Однако к
концу XX в. масштабные процессы межэтнического смешения и перехода во
всех сферах общения на русский язык,
по всей видимости, приобрели у кетов
необратимый характер.
В советское время единственно надежными антропологическими результатами долго оставались предвоенные
материалы и межгрупповые сравнения
Г.Ф. Дебеца [1947], описавшего по современной расоводиагностической программе мужчин-кетов р. Елогуй в низовьях
Енисея. Физический тип кетов характеризовался этим автором как низкорослый
(158,1 см), брахикефальный (головной
указатель 82,2%), темнопигментированный, со слабым развитием бороды, ниже
среднего развитой складкой верхнего века и повышенной частотой эпикантуса
(24,0%), умеренной уплощенностью лица
при хорошо выступающем носе и повышенной в регионе частотой выпуклых
спинок (15,2%). Как и в дореволюционных материалах, в качестве характерных
особенностей отмечены наклонный лоб и
развитое надбровье — этим кеты, по данным разных исследователей, отличаются
от всех соседних народов.
Американский антрополог Алеш
Грдличка и этнографы писали о визуальном сходстве некоторых сибирских народов с американскими индейцами [Долгих,
1929, 1934; Островских, 1929; Левин, 1958;
Hrdlička, 1925, 1942]. Такое впечатление о
физическом типе кетов, при сравнении с
селькупами и хантами, может быть вызвано увеличенной частотой у них темных и тугих волос, выпуклой спинки носа
и повышенного переносья одновременно
с ослабленным развитием бороды. Подобно мнению Б.О. Долгих о палеоазиатском происхождении нганасан, визуально
напоминающих ему лица американских
индейцев, Г.Ф. Дебец видел в морфотипе
енисейцев (кетов) сохранение древнего
монголоидного комплекса, поэтому «кет-
23
ский тип» называл «американоидным».
Позднее он назвал его же «енисейским»
и объединил вначале с североазиатскими
монголоидами, а потом с промежуточной
между европеоидами и монголоидами
уральской группой типов [Дебец, 1947,
1948, 1951]. Правомерный отказ от этнического наименования антропологического комплекса определяется приоритетным в расовой номенклатуре географическим принципом. Несовпадение места
кетов в классификациях у разных авторов
обусловлено изменившимся взглядом
исследователей на таксономическое положение уральского типа/расы: до 50-х
гг. ХХ века в нем видели составную часть
северных монголоидов. Глубинная связь
уральского типа именно с восточным
стволом отражена в известной классификации человеческих рас В.В. Бунака [1956,
1980], тогда как по схеме Дебеца [1958],
составленной им при участии М.Г. Левина
и Н.Н. Чебоксарова, урало-лапоноидная
раса формируется вследствие древней
метисации больших рас.
Проблему «американоидности» у народов Азии в последние годы анализировал А.Г. Козинцев [2004; Козинцев и др.,
2003], опираясь на широкую статистическую базу по краниометрическим и краниоскопическим маркерам. Этот автор
пришел к выводу об отсутствии специфического «американоидного» сдвига
у большинства современных (включая
кетов) и древних сибирских групп; выявлены только два исключения — хакасысагайцы и население окуневской культуры эпохи бронзы.
С 1940 г. в этнической антропологии
распространено мнение о близости североямальских тундровых ненцев с кетами
(по сборам С.А. Шлугера и В.И. Анучина). Таксономически это выразилось у
С.А. Шлугера [1940] отнесением характеристики ненецких популяций западносибирской тундры к таксону «кетский тип»,
который в свою очередь рассматривался
как вариант южносибирской расы. Ранее мы тоже склонялись к таксономическому объединению тундровых ненцев
и кетов (выборка Г.Ф. Дебеца), опираясь
24
Г.А. АКСЯНОВА
при этом на суммарные показатели уровня монголоидности [Аксянова, 1976]. На
это последовали критические замечания
И.И. Гохмана [1982].
Действительно, большинство исследователей советского периода не присоединились полностью к выводу С.А. Шлугера
о таксономическом единстве антропологического типа кетов и азиатских тундровых ненцев, причем и в отношении
других северосамодийских популяций —
лесных ненцев, энцев, нганасан [Алексеев, 1955, 1971; Золотарева, 1974; Хить,
1982; Дремов, 1984; Аксянова, 1992а, 2003;
Аксянова, Золотарева, 1992]. К раннему
тезису г.Ф. Дебеца [1948] о близости тундровых ненцев и кетов как особого енисейского типа в составе монголоидной
североазиатской малой расы присоединился А.Н. Багашев [1998, 2003; Багашев,
Ражев, 2009], опираясь уже на результаты
многомерного статистического анализа
при изучении краниологических материалов. М.Г. Левин [1950, 1951, 1958, 1962]
рассматривал енисейский вариант/тип
в составе уральского типа, при этом не
исключал участия в его формировании
катангского монголоидного компонента и
европеоидов Южной Сибири. Точку зрения о включении енисейского типа кетов
в состав уральской расы поддержал оригинальными разработками по черепным
сериям А.Г. Козинцев [2004], акцентируя
протоморфный характер уральского комплекса в целом. Очевидно, что для кетов
не характерно близкое сходство с представителями какого-то одного народа.
Из автохтонных групп равнинной части
Западной Сибири они сближаются с ненцами и чулымцами, некоторыми селькупскими и восточнохантыйскими группами
по доле монголоидного компонента, который маркируется разными системами антропологических признаков [Дебец, 1947;
Дремов, 1984; Козинцев, 1988; Аксянова,
2003; Аксянова и др., 2004]. Краниоскопический анализ по более широкому кругу
этносов выявил сближение кетов прежде
всего с тюркоязычными группами Западной Сибири, северного Алтая и Хакасии
[Моисеев, 2000].
В 1960-е годы состоялись замечательные события, которые существенно расширили представления об антропологических особенностях кетов. Во-первых,
И.И. Гохман пополнил коллекцию черепов
елогуйских кетов, изучил ее и опубликовал результаты [Гохман, 1963]. Во-вторых,
в течение двух полевых сезонов под его
руководством работала комплексная антропологическая экспедиция, которая
обследовала несколько территориальных групп кетов и северных, тазовскотуруханских селькупов. Результаты этих
работ опубликованы в коллективной
монографии, где подробно изложены к
тому же сведения по истории антропологического изучения кетов, по этнической истории современных популяций,
по языку и мифологии кетов [Кетский
сборник, 1982]. Из антропологических
программ в ней представлены разработки
по краниологии, расовой соматологии и
морфологии тела, дерматоглифике, группам крови. Оригинальным стало привлечение к сравнению материалов не только
по народам Сибири, но и по народам Восточной и Юго-Восточной Азии (китайцы, тибетцы, вьеты). Такое сравнение
давало возможность оценить реальность
не только языковых, но и генетических
контактов предков современных кетов с
восточно- и южноазиатскими монголоидными популяциями. Тем самым впервые
анализировалось соответствие антропологических данных выводам лингвистов
о сино-тибетском направлении связей
в енисейских языках. По мнению ряда
авторов сборника, прежде всего самого
И.И. Гохмана, некоторые краниологические, морфологические и серологические
характеристики кетов дают основания
допускать наличие южного («южноазиатского») компонента в качестве наиболее раннего в генеалогической истории
енисейского антропологического типа.
Опираясь на совокупность данных нескольких систем антропологических признаков, этот исследователь пришел к заключению о формировании физических
особенностей популяций современных
кетов в результате длительной и раз-
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
носторонней метисации на территории
Южной, а позднее и Западной Сибири.
«Поэтому генеалогически енисейский тип
не может быть вариантом уральской расы. В расовой классификации он должен
занимать самостоятельное место в одном
ряду с уральской и южносибирской расами» [Гохман, 1982, c. 80]. Аналогичное
предложение, но в отношении североалтайского типа, было внесено А.Р. Кимом
[1986] по результатам диахронного краниологического изучения популяций в
предгорьях Алтая.
Как следует из гипотезы В.В. Иванова
и В.Н. Топорова [1964], некоторые предковые популяции кетов были частью южносибирской праенисейской культуры и,
вероятно, входили в состав евразийского культурно-языкового союза. А.А. Романчук [2012] рассмотрел материалы по
антропологии кетов в контексте гипотезы восточноазиатской прародины синокавказской макросемьи языков.
Установлено в результате исследований современного населения, что комплекс енисейского типа имеет несколько
локальных вариантов и характеризуется
преобладанием монголоидных черт, слабее выраженных в подкаменнотунгусской группе. Формирование енисейского
типа наиболее вероятно происходило на
территории Южной Сибири. Гипотеза
значимого влияния более южных (восточно- и южноазиатских монголоидных)
генетических связей нуждается, по нашему мнению, в дополнительной статистической аргументации для классического
расового комплекса признаков, а также
для зубных маркеров, ранее практически
неизученных. Антропологический материал документирует нарастание доли
селькупской примеси для северных локальных групп кетов. С другой стороны,
и в составе северных селькупов надежно
фиксируются генетические контакты с
кетами. В районах компактного проживания кеты в среднем значительно ближе к селькупам, чем к эвенкам [Кетский
сборник, 1982].
Из приведенного обзора литературных данных видно, что взгляды исследо-
25
вателей на таксономическое положение
енисейского антропологического типа,
характерного для кетов, достаточно разнообразны. В нем видят: 1) вариант промежуточной между большими расами
уральской группы типов (то же «расы»
или «типа»), что традиционно является наиболее распространенной точкой
зрения [Дебец, 1947, 1951; Хить, 1982;
Левин, 1958; Перевозчиков, 1998; Спицын, 2006; Аксянова, 2001; Козинцев,
2004]. При этом в качестве основного
механизма формирования уральской
расовой общности часть ученых рассматривает не метисацию, а сохранение протоморфной комбинации особенностей;
2) самостоятельный сибирский вариант
смешанного происхождения [Рогинский,
Левин, 1978], который таксономически
равнозначен другим промежуточным
европеоидно-монголоидным расовым
типам Сибири — уральскому и южносибирскому [Гохман, 1982]; 3) западный
енисейский вариант в составе североазиатских монголоидов [Багашев, 2003].
Надо заметить, что промежу точные
антропологические комплексы обычно
имеют неоднозначные таксономические
решения, даже в пределах одной системы
признаков. Эта ситуация объективна, но
крайне затрудняет понимание расогенетических выводов коллегами из смежных
дисциплин.
Расхождение в выводах ученых относительно таксономического положения физического типа кетов — яркий
пример тех сложностей, которые возникают на пути типологической оценки переходных, в данном случае уралоюжносибирских комплексов. При этом
сам факт выделения енисейского типа
кетов по классическим расовым характеристикам внешности является все
же устоявшейся позицией. В других
этнических группах Западной Сибири
присутствие данного типа допускается в качестве компонента (у северных
селькупов и азиатских ненцев). Практически у большинства исследователей
сформировалось мнение о его промежуточном европеоидно-монголоидном
26
Г.А. АКСЯНОВА
статусе как итоге древней метисации1.
М.Г. Левин [1958, c. 54], останавливаясь
на проблеме «американоидных» типов в
населении Сибири и Дальнего Востока,
присоединился к мнению Н.Н. Чебоксарова и Т.А. Трофимовой [1941] о разной
природе данных комбинаций — эволютивной к востоку от Енисея, метисной к
западу от этого рубежа: «Понятия «американоидный тип», «американоидные
черты» требуют в каждом конкретном
случае раскрытия вкладываемого в них
содержания, а соответствующие термины — четкого определения». Что касается кетов, то отсутствие специфической
близости енисейцев и американских индейцев статистически хорошо доказано
А.Г. Козинцевым [2004] в ходе широкого
диахронного сравнения черепных серий
аборигенов Азии и Америки.
Материалы и методы
Материалами для антропологического изучения кетов послужили три
независимых вида источников: 1) отчет
Ф. Душа о полевом исследовании подкаменнотунгусских кетов в 1921 г.; 2) опубликованные материалы отечественных
исследователей советского периода по
характеристике современных популяций
кетов, народов Сибири, Китая, Тибета и
Вьетнама (унифицированная методика и
программа расовой соматологии); 3) краниологическая серия кетов XIX–XX вв.,
где изучена морфология зубной системы
по широкой авторской программе. Таким образом, рассмотрены материалы
по двум независимым и научно апробированным методикам, широко используемым в области этнической антропологии. Индивидуальные данные сведены к
среднегрупповым характеристикам, про1
Взгляд на природу енисейского антропологического типа, включаемого в уральскую группу типов («расу»), зависит у разных авторов от
их приоритетов относительно природы самой
уральской (или урало-лапоноидной) общности,
чье формирование сводят часто к упрощенной,
альтернативной форме «метисация/протоморфность». Комплексный подход к данной проблеме,
с учетом антропологии и генетики кетов, наиболее развернуто представили Г.Ф. Дебец [1947] и
В.А. Спицын [2006].
ведены межгрупповые статистические
сравнения по комплексам признаков (попарные биологические расстояния, относительные отклонения от выбранной
популяции, факторный анализ (кластеризация, многомерное шкалирование и
главные компоненты); использовались
компьютерные программы Excel, Statistica 6.0.
Результаты и обсуждение
Переходим к краткому изложению
результатов собственных исследований.
1. Архивные материалы по антропологии кетов и эвенков района Подкаменной Тунгуски
В 1997 г. в библиотеке Красноярского
краевого краеведческого музея сотрудницей музея Т.М. Рейс были обнаружены
аккуратные полевые листы с описанием
внешности 55 подкаменнотунгусских кетов («енисейцев-остяков») и 10 сымских
эвенков («тунгусов»), в основном мужчин. Полевое исследование проведено
летом 1921 г. венгерским антропологом
Ф. Душем, который в те годы был сотрудником этого музея («Музей Приенисейского края»). Бывший военнопленный
Франц Францевич Душ оказался случайным жителем Красноярска. Сотрудничая
с музеем на протяжении нескольких лет,
в ноябре 1920 г. он поступил на службу в
качестве научного сотрудника по отделу
антропологии. У себя на родине Ф. Душ
преподавал естествознание и географию
в Будапештской гимназии, а кроме того,
учился и работал у профессора Тёрёка
(1842–1912) в Институте антропологии
Будапештского университета. Уже на
следующий год своей работы в Красноярском музее Ф. Душ, имея при себе небольшой набор инструментов, совершает
поездку к устью Подкаменной Тунгуски
с целью изучения остяков и тунгусов.
В ноябре 1921 г. на коллегии музея он
выступил с сообщением об экспедиции,
представив сведения о росте и головном
указателе в изученных им выборках. Сохранился протокол этого заседания [Рейс
и др., 2011; Kovdcs, Reisz, 2009].
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
Рукописный документ Душа содержит
данные об имени и фамилии обследованного лица (православном и традиционном), о возрасте обследованных, некоторых родственных связях (отец, сын,
брат), а также методическое описание
баллов описательных признаков внешности. Довольно обширная программа, которая частично сопоставима с современной, включает 19 абсолютных размеров
в основном на голове и 20 описательных
признаков, некоторые характеристики
взаимного расположения зубов. Полевые
материалы Ф. Душа оставались прежде
необработанными, хотя представляют
определенный научный интерес в методическом и расогенетическом отношении. Это единственные в науке данные,
которые позволяют корректно сравнить
подкаменнотунгусских кетов и сымских
эвенков, поскольку собраны одним автором, по единой программе и в один
27
полевой сезон. Интересна именно эта территориальная группа кетов, т.к. более северная группировка из бассейна р. Елогуй
сильно смешана с тазовско-туруханскими
селькупами. Три расоведческих вопроса
могут быть рассмотрены дополнительно к
другим источникам в связи с этими материалами: развитие методики антропологического описания физической внешности человека, степень сходства соседних
этнолингвистических групп, надежность
выделения характерных типологических
комплексов (для кетов — значительное
выступание носа с наличием выпуклой
спинки, для эвенков — брахикефалия,
темная пигментация, относительно низкое лицо и повышение переносья).
По приведенным в полевых листах
Ф. Душа индивидуальным значениям
мною произведен расчет вариационных
рядов измерительных признаков и вычисление частот баллов описательных
Таблица 1
Краткая антропологическая характеристика кетов и эвенков по данным Ф. Душа
(мужские выборки, 1921 г.)
Признак
Численность
Параметры
Средний возраст, лет
Кеты
Эвенки
50
9
X±S
37,4 ± 11,5
44,3 ± 14,7
158,8 *
–
Продольный диаметр головы, мм
188,3 ± 6,3
188,4 ± 3,4
Поперечный диаметр головы, мм
155,8 ± 4,6
157,0 ± 4,2
82,8 *
83,3
Окружность головы, мм
564,0 ± 12,3
563,8 ± 12,9
Длина корпуса от вертекса, мм
587,7 ± 40,8
667,0 ± 73,6
Длина корпуса от глабеллы, мм
523,6 ± 40,5
612,6 ± 70,3
Высота лобно-теменная, мм **
64,1
54,5
Высота свода от ушного отверстия, мм **
132,2
120,0
Высотно-продольный указатель, %
70,2
63,7
Высота головы от ротовой щели, мм
204,7
195,4
Скуловой диаметр, мм
146,6 ± 4,6
149,3 ± 3,8
Высота лица морфол. (от переносья), мм
124,7 ± 5,8
125,2 ± 7,5
85,1
83,9
106,1 ± 4,7
107,3 ± 4,0
Длина тела, см
Головной указатель, %
Лицевой указатель, %
Наименьшая ширина лба, мм
28
Г.А. АКСЯНОВА
Таблица 1 (окончание)
Признак
Кеты
Эвенки
Лобно-скуловой указатель, %
72,4
71,9
72,2 ± 4,2
76,1 ± 6,2
Фацио-фронтальный указатель, %
68,0
70,9
Высота нижней челюсти, мм **
52,5
49,1
Высота носа (от переносья), мм
53,0 ± 3,9
53,2 ± 2,9
Ширина носа, мм
35,9 ± 2,6
39,6 ± 4,7
67,7
74,4
Выступание носа, мм
21,2 ± 1,7
18,0 ± 1,7
Цвет волос, % черных/(из них иссиня-черных)
88,0/(12,0)
77,8/(11,1)
Цвет глаз, % темных / светлых
42,0 / 12,0
100,0 / 0,0
1,30 **
2,00
Цвет кожи, % светлой
86,0
77,8
Наклон лба, ср. балл (1-сильный)
1,82
2,22
Развитие надбровья, ср. балл (1-слабое)
1,81
1,44
Эпикантус, % наличия
10,0
66,7
32,7 / 4,1
77,8 / 0,0
Верхняя высота лица, мм
Носовой указатель (от переносья), %
Цвет глаз, ср. балл
Рост бороды, % отсутствует / средняя
Рост бороды, ср. балл
1,71
1,22
94,7%
100,0%
0,90
0,75
Форма лица, % продолговатое / короткое
10,0 / 38,0
0,0 / 55,6
Форма лица, % скуластое / с зауженной нижней
челюстью
79,2 / 10,4
88,9 / 11,1
Мочка уха, % сильно приросшая
24,0
44,4
Рот, % широкий
16,0
22,2
Губы, % обе губы не толстые
78,0
88,9
Нос, % спинка приплюснута вся
66,0
100,0
Нос, % относительно профилированного
30,0
0,0
16,7 / 6,3
55,6 / 0,0
Зубной прикус, % верхнего типа
90,0
100,0
Зубная прогнатия, %
0,0
0,0
38,8
есть
25,0
нет
Развитие усов, % редкие
Развитие усов, ср. балл (3-сильное)
Профиль спинки носа, % вогнутый /
выпуклый
Скученные передние зубы на любой челюсти, %
Кариес зубов
Примечание. * Сведения о длине тела есть только в протоколе заседания (данные предоставлены коллегой из Красноярска Т.М. Рейс). Индивидуальные вариации признаков у мужчин кетов по протоколу:
рост 149,2–168,3 см, головной указатель 76,8–88,1%. Лиц малого и ниже среднего роста 56% и 40%,
выраженных брахикефалов и гипербрахикефалов 22% и 24%, максимальная по встречаемости когорта
лиц с Ic = 80,1–83,3%, мезо- и долихокефалы (80–75%) составили 12% и 4% выборки.
** Вычислены как производные абсолютных размеров; все средние баллы рассчитаны мною в соответствии с современной программой по методическому пособию В.В. Бунака [1941].
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
признаков (табл. 1). Полученная выборка
включает, судя по фамилиям, представителей двух фратрий северных кетов, в
основном потомков земшаков и богденцев: Толстых, Верных (указание — «шаман»), Лямич, Коротких, Буняев, Кокушкин, Тапков, Сутлин, Холявин, Балбин,
Тиганов. Фамилии «тунгусов»: Боярин,
Хивигин, Лихачов, русского имени не
имеет (21 год). Обследованные на Подкаменной Тунгуске эвенки кочевали в
бассейнах рек Сым и Дубчес (в документе — Дупчес).
Статистическая обработка материалов показывает, что различия между двумя аборигенными этническими группами
по большинству признаков значительные
и выявляют более выраженную монголоидность эвенков («тунгусов»). Однако
монголоидные особенности в физической внешности кетов («остяков») также
проступают отчетливо. По сравнению
с эвенками они менее брахикефальны,
менее широколицы и широконосы, но
более высокосводны, мезогнатны, относительно более широколобы, имеют более
выступающий и заметно более профилированный нос, более редкий эпикантус,
немного сильнее развитые бороду и усы,
более светлые глаза при относительном
потемнении волос, менее скуластое лицо,
более наклонный лоб и развитое надбровье, менее тонкие губы, более скученное расположение зубов. Длина тела
у мужчин-кетов — 158,8 см, вероятно,
при большей длине ноги по сравнению
с эвенками. М.Г. Левин, опираясь на полевые материалы В.И. Анучина по кетам
и Г.Ф. Дебеца по западным эвенкам, выделяет похожий ряд дифференцирующих
эти общности признаков: у кетов более
сильный рост бороды, более светлая пигментация, более низкое и сильно профилированное лицо, более сильное выступание носа [Левин, 1962, c. 120]. Этот
автор связывал такой тренд с участием
в формировании кетов европеоидного
компонента из Южной Сибири и монголоидного катангского типа.
Исходя из современных знаний географии антропологических типов, можно
29
сказать, что выборка кетов, полученная
Ф. Душем, характеризуется более южным,
чем у эвенков, умеренно монголоидным
сибирским комплексом черт, тяготеющим к таежным районам верховьев Оби
и Енисея.
2. О расогенетических связях енисейского типа кетов
Вопрос об антропологических параллелях в комплексах физических особенностей кетов и монголоидных народов
Восточной и Юго-Восточной Азии до сих
пор не рассматривался на расовосоматологическом материале и с применением
статистических методов. Однако возможность такая сейчас имеется, т.к. нашими
специалистами, работавшими по унифицированной программе, обследованы многие группы азиатских монголоидов. Большая статистическая дистанция
между антропологическими комплексами
с удаленных территорий способствует
снижению влияния фактора субъективизма в определениях признаков, прежде
всего описательных. В рамках классической методики, характеризующей физическую внешность, более благоприятной
ситуации для подобного сравнения не
предвидится. Для целей расогенетической
реконструкции енисейского типа надежнее опираться на характеристику подкаменнотунгусских кетов. Эта локальная
группа во второй половине ХХ столетия,
очевидно, сохраняла в наиболее чистом
виде исходный генофонд кетоязычного
населения. Методически сопоставимыми
в данном случае являются только материалы И.И. Гохмана [1982]. Набор признаков, по которому проведен анализ,
определялся именно этой публикацией
(табл. 2). Для всех групп данной таблицы рассчитано отклонение от кетской
выборки, значения признаков в которой
приняты за нулевые. Колебания измерительных признаков приведены в долях
внутригрупповой сигмы, описательных —
в абсолютных процентных разницах (рис.
3а, б–14а, б). Эти отклонения суммированы и представлены на графиках (рис.
15а–в). По сумме описательных признаков
30
Г.А. АКСЯНОВА
Таблица 2
Сравнительная антропологическая характеристика кетов и других азиатских
этнических групп (мужские выборки)
Признак
Кеты
Средний возраст, лет
Длина тела, см
Головной указатель, %
Модуль головы, мм
Скуловой диаметр, мм
Морфол. высота лица
(от ниж. края бровей), мм
Лицевой указ. морф.
(от н. края бров.), %
Ширина носа, мм
Носовой указатель
(от ниж. края бровей), %
Толщина обеих губ, мм
Среднее нормирован. отклонение от кетов по измерит. призн.
Черные волосы, %
(№ 27, 4, 5 по Фишеру)
Темные глаза, %
(№ 1–4 по Бунаку)
Светлые глаза, %
Низкое переносье, % (балл 1)
Плоский поперечный профиль
спинки носа, % (балл 1)
Вогнутая спинка носа, %
Выпуклая спинка носа, %
Извилистая спинка носа, %
Высокая верхняя губа, %
(балл 3)
Выступание верхней губы, %
(балл 1 — прохейлия)
Толстая верхняя губа, %
(балл 3)
Толстая нижняя губа, %
(балл 3)
Среднее абсолютное отклонение от кетов по описательным
признакам, %
40,8
155,8
83,4
170,7
144,4
33,5
158,2
79,5
172,5
140,0
нет дан.
163,7
82,4
172,1
145,2
161,6
79,1
169,9
142,7
161,3
81,1
171,4
144,6
36,9
160,0
79,4
171,3
143,5
35,3
157,5
82,7
171,6
147,8
129,0
127,7
133,0
130,9
131,5
130,9
130,0
89,3
91,2
91,6
91,7
90,9
91,2
88,0
36,9
36,4
38,7
36,3
36,7
37,1
39,0
60,2
63,4
65,2
61,7
61,9
61,2
63,3
13,0
14,9
16,3*
15,9*
15,3*
16,4
15,3
0,00
0,52
0,61
0,54
0,39
0,45
0,41
100,0
83,6
90,3
88,2
91,5
92,3
91,9
58,3
45,9
75,6
52,1
76,0
62,2
50,9
4,2
12,0
14,7
32,8
0,0
28,3
2,2
10,2
0,7
29,0
0,0
28,2
0,4
48,9
25,0
9,8
18,0*
21,0*
7,7*
10,3
7,0
45,8
8,4
8,3
67,2
3,3
19,7
36,8
12,4
5,7
31,4
8,6
11,4
16,3*
12,3*
10,1*
25,6
7,7
15,4
38,5
1,8
3,5
37,5
32,8
42,7
34,8
нет дан.
28,1
42,2
60,0
62,3
57,3
37,7
63,7*
59,0
74,2
0,0
1,6
20,4
5,8*
3,9*
18,4
20,0
16,7
27,9
30,6
17,2*
26,0*
42,1
41,6
0,00
11,08
9,36
6,23
10,56
10,74
13,06
Уйгуры
Тюру
Признак
Численность
Средний возраст, лет
Длина тела, см
Головной указ., %
Ханты Тубалары Шорцы Хакасы Чулымцы Ненцы
нет дан. нет дан.
Эвенки Вьеты Тибетцы Китайцы Дунгане
75
95
нет дан. 41,8
157,1 158,8
84,0
80,7
1514*/97¤
1
41,3
166,9*
78,9*
215
119
105
31
36,5
165,3
80,4
33,2
168,4
79,5
33,6
167,7
85,8
49,2
157,2
79,4
31
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
Таблица 2 (окончание)
Признак
Эвенки Вьеты Тибетцы Китайцы Дунгане
Уйгуры
Тюру
119
105
31
75
95
1514*/97¤
172,0
168,8
171,7*
169,9
171,0
171,9
168,0
133,2
124,5
127,0*
136,4
132,7
130,9
127,1
Лицевой указ. морф.
(от ниж. края бровей), %
90,4
89,8
88,5*
95,0
92,0
89,5
91,5
Ширина носа, мм
36,8
38,7
нет дан.
36,8
38,0
37,0
40,0
Носовой указатель
(от ниж. края бровей), %
60,8
66,8
66,1*
57,6
64,0
62,4
69,8
Толщина обеих губ, мм
15,2
20,2
нет дан.
17,8
17,3
17,4
17,4
Среднее нормирован. отклонение от кетов по измерит. призн.
0,30
0,80
0,74
0,77
0,76
0,58
0,86
Черные волосы, %
(№ 27, 4, 5 по Фишеру)
87,0
100
100
99,5
98,9
98,8
100,0
Темные глаза, %
(№ 1–4 по Бунаку)
90,6
98,9
98,0
99,1
63,0
62,6
93,5
Светлые глаза, %
(№ 9–12 по Бунаку)
1,3
0,0
0,0
0,0
1,9
1,6
0,0
Низкое переносье, % (балл 1)
78,4
65,3
43,3
58,1
56,3
11,5
77,4
Плоский поперечный профиль
спинки носа, % (балл 1)
29,7
12,6
56,7
52,1
нет дан.
нет дан.
41,9
Вогнутая спинка носа, %
18,9
29,5
24,7
15,4
13,4
12,0
41,9
Выпуклая спинка носа, %
10,8
7,3
16,5
25,6
4,2
12,3
12,9
Извилистая спинка носа, %
5,4
0,0
21,7
11,6
2,1
2,7
3,2
Высокая верхняя губа, %
(балл 3)
27,4
18,0
24,7
40,0
5,1
2,8
71,0
Выступание верхней губы, %
(балл 1 — прохейлия)
94,5
89,0
38,1
74,9
18,9
13,4
93,3
Толстая верхняя губа, %
(балл 3)
11,0
56,0
22,6
17,2
6,7
4,7
63,3
Толстая нижняя губа, %
(балл 3)
19,2
69,2
40,2
38,1
18,4
8,5
56,7
Среднее абсолютное отклонение от кетов по описат. признакам
17,47
24,43
19,19
18,80
17,50
16,10
25,45
Численность
Модуль головы, мм
Морфол. высота лица
(от ниж. края бровей), мм
215
Источники: Кеты Подкаменной Тунгуски [Гохман, 1982]; эвенки Подкаменной Тунгуски [Дебец, 1951];
тубалары суммарно, шорцы суммарно, хакасы суммарно [Ярхо, 1947]; ханты юганские, чулымцы, ненцы тундровые [суммарно европейские и азиатские], тюру [данные автора]; вьеты северные [данные
И.М. Золотаревой, см. Аксянова, Золотарева, 1989; Аксянова, 2002]; тибетцы штата Карнатака, Индия,
описат. призн. [Алексеев, 1986]; дунгане, уйгуры Казахстана [Исмагулов, 1982]; китайцы северные
[Чебоксаров, 1982, табл. 25].
Примечание: ¤ Средний возраст указан только по данным В.П. Алексеева. * Цифры получены из других
источников: по тубаларам — данные автора, по шорцам и хакасам — Алексеева, 1984, по тибетцам —
взвешенные средние результаты III-й Датской экспедиции (цит. по Чебоксаров, 1982, табл. 66). Стандартные сигмы: длина тела — 5,9 см, головной указатель — 3,1%, модуль головы — 5,5 мм, скуловой
диаметр — 5,1 мм, морфологическая высота лица — 6,5 мм, лицевой указатель — 4,7%, ширина носа —2,7 мм, носовой указатель (бр.) — 6,0%, толщина губ — 4,0 мм.
32
Г.А. АКСЯНОВА
3
2
1
0
Толщина губ
Нос. ук. бр.
Ширина носа
Лицевой ук.
Морф.h лица
Скул.d
Модуль гол.
Головной ук.
-2
Длина тела
-1
КЕТЫ
ШОРЦЫ
Рис. 3а. Сравнение шорцев с кетами по измерительным соматологическим признакам
(отклонения в долях сигмы)
80
60
40
20
0
-20
Толстая н.г.
Толстая в.г.
Прохейлия
Высокая в.г.
Извил.нос
Выпуклый нос
Вогнутый нос
Плоск.сп.носа
Низкое перен.
Светлые глаза
Темные глаза
-60
Черные волосы
-40
КЕТЫ
ШОРЦЫ
Рис. 3б. Сравнение шорцев с кетами по описательным соматологическим признакам
(отклонения в %)
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
3
2
1
0
Толщина губ
Нос. ук. бр.
Ширина носа
Лицевой ук.
Морф.h лица
Скул.d
Модуль гол.
Головной ук.
-2
Длина тела
-1
КЕТЫ
ХАКАСЫ
Рис. 4а. Сравнение хакасов с кетами по измерительным соматологическим признакам
(отклонения в долях сигмы)
80
60
40
20
0
-20
Толстая н.г.
Толстая в.г.
Прохейлия
Высокая в.г.
Извил.нос
Выпуклый нос
Вогнутый нос
Плоск.сп.носа
Низкое перен.
Светлые глаза
Темные глаза
-60
Черные волосы
-40
КЕТЫ
ХАКАСЫ
Рис. 4б. Сравнение хакасов с кетами по описательным соматологическим признакам
(отклонения в %)
33
34
Г.А. АКСЯНОВА
3
2
1
0
Толщина губ
Нос. ук. бр.
Ширина носа
Лицевой ук.
Морф.h лица
Скул.d
Модуль гол.
Головной ук.
-2
Длина тела
-1
КЕТЫ
ЧУЛЫМЦЫ
Рис. 5а. Сравнение чулымцев с кетами по измерительным соматологическим признакам
(отклонения в долях сигмы)
80
60
40
20
0
-20
Толстая н.г.
Толстая в.г.
Прохейлия
Высокая в.г.
Извил.нос
Выпуклый нос
Вогнутый нос
Плоск.сп.носа
Низкое перен.
Светлые глаза
Темные глаза
-60
Черные волосы
-40
КЕТЫ
ЧУЛЫМЦЫ
Рис. 5б. Сравнение чулымцев с кетами по описательным соматологическим признакам
(отклонения в %)
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
2
1
0
Толщина губ
Нос. ук. бр.
Ширина носа
Лицевой ук.
Морф.h лица
Скул.d
Модуль гол.
Головной ук.
-2
Длина тела
-1
КЕТЫ
НЕНЦЫ
Рис. 6а. Сравнение тундровых ненцев с кетами по измерительным соматологическим
признакам (отклонения в долях сигмы)
80
60
40
20
0
-20
Толстая н.г.
Толстая в.г.
Прохейлия
Высокая в.г.
Извил.нос
Выпуклый нос
Вогнутый нос
Плоск.сп.носа
Низкое перен.
Светлые глаза
Темные глаза
-60
Черные волосы
-40
КЕТЫ
НЕНЦЫ
Рис. 6б. Сравнение тундровых ненцев с кетами по описательным соматологическим
признакам (отклонения в %)
35
36
Г.А. АКСЯНОВА
3
2
1
0
Толщина губ
Нос. ук. бр.
Ширина носа
Лицевой ук.
Морф.h лица
Скул.d
Модуль гол.
Длина тела
-2
Головной ук.
-1
КЕТЫ
ХАНТЫ
Рис. 7а. Сравнение юганских хантов с кетами по измерительным соматологическим
признакам (отклонения в долях сигмы)
80
60
40
20
0
-20
Толстая н.г.
Толстая в.г.
Прохейлия
Высокая в.г.
Извил.нос
Выпуклый нос
Вогнутый нос
Плоск.сп.носа
Низкое перен.
Светлые глаза
Темные глаза
-60
Черные волосы
-40
КЕТЫ
ХАНТЫ
Рис. 7б. Сравнение юганских хантов с кетами по описательным соматологическим
признакам (отклонения в %)
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
3
2
1
0
Толщина губ
Нос. ук. бр.
Ширина носа
Лицевой ук.
Морф.h лица
Скул.d
Модуль гол.
Головной ук.
-2
Длина тела
-1
КЕТЫ
ТУБАЛАРЫ
Рис. 8а. Сравнение тубаларов с кетами по измерительным соматологическим признакам
(отклонения в долях сигмы)
80
60
40
20
0
-20
Толстая н.г.
Толстая в.г.
Прохейлия
Высокая в.г.
Извил.нос
Выпуклый нос
Вогнутый нос
Плоск.сп.носа
Низкое перен.
Светлые глаза
Темные глаза
-60
Черные волосы
-40
КЕТЫ
ТУБАЛАРЫ
Рис. 8б. Сравнение тубаларов с кетами по описательным соматологическим признакам
(отклонения в %)
37
38
Г.А. АКСЯНОВА
3
2
1
0
Толщина губ
Нос. ук. бр.
Ширина носа
Лицевой ук.
Морф.h лица
Скул.d
Головной ук.
Длина тела
-2
Модуль гол.
-1
КЕТЫ
ЭВЕНКИ
Рис. 9а. Сравнение эвенков Подкаменной Тунгуски с кетами по измерительным
соматологическим признакам (отклонения в долях сигмы)
80
60
40
20
0
-20
Толстая н.г.
Толстая в.г.
Прохейлия
Высокая в.г.
Извил.нос
Выпуклый нос
Вогнутый нос
Плоск.сп.носа
Низкое перен.
Светлые глаза
Темные глаза
-60
Черные волосы
-40
КЕТЫ
ЭВЕНКИ
Рис. 9б. Сравнение эвенков Подкаменной Тунгуски с кетами по описательным
соматологическим признакам (отклонения в %)
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
3
2
1
0
Толщина губ
Нос. ук. бр.
Ширина носа
Лицевой ук.
Морф.h лица
Скул.d
Модуль гол.
Головной ук.
-2
Длина тела
-1
КЕТЫ
УЙГУРЫ
Рис. 10а. Сравнение уйгуров Казахстана с кетами по измерительным соматологическим
признакам (отклонения в долях сигмы)
80
60
40
20
0
-20
Толстая н.г.
Толстая в.г.
Прохейлия
Высокая в.г.
Извил.нос
Выпуклый нос
Вогнутый нос
Плоск.сп.носа
Низкое перен.
Светлые глаза
Темные глаза
-60
Черные волосы
-40
КЕТЫ
УЙГУРЫ
Рис. 10б. Сравнение уйгуров Казахстана с кетами по описательным соматологическим
признакам (отклонения в %)
39
40
Г.А. АКСЯНОВА
3
2
1
0
Толщина губ
Нос. ук. бр.
Ширина носа
Лицевой ук.
Морф.h лица
Скул.d
Модуль гол.
Головной ук.
-2
Длина тела
-1
КЕТЫ
ДУНГАНЕ
Рис. 11а. Сравнение дунган Казахстана с кетами по измерительным соматологическим
признакам (отклонения в долях сигмы)
80
60
40
20
0
-20
Толстая н.г.
Толстая в.г.
Прохейлия
Высокая в.г.
Извил.нос
Выпуклый нос
Вогнутый нос
Плоск.сп.носа
Низкое перен.
Светлые глаза
Темные глаза
-60
Черные волосы
-40
КЕТЫ
ДУНГАНЕ
Рис. 11б. Сравнение дунган Казахстана с кетами по описательным соматологическим
признакам (отклонения в %)
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
3
2
1
0
Толщина губ
Нос. ук. бр.
Ширина носа
Лицевой ук.
Морф.h лица
Скул.d
Модуль гол.
Длина тела
-2
Головной ук.
-1
КЕТЫ
ТИБЕТЦЫ
Рис. 12а. Сравнение тибетцев с кетами по измерительным соматологическим
признакам (отклонения в долях сигмы)
80
60
40
20
0
-20
Толстая н.г.
Толстая в.г.
Прохейлия
Высокая в.г.
Извил.нос
Выпуклый нос
Вогнутый нос
Плоск.сп.носа
Низкое перен.
Светлые глаза
Темные глаза
-60
Черные волосы
-40
КЕТЫ
ТИБЕТЦЫ
Рис. 12б. Сравнение тибетцев с кетами по описательным соматологическим
признакам (отклонения в %)
41
42
Г.А. АКСЯНОВА
3
2
1
0
Толщина губ
Нос. ук. бр.
Ширина носа
Лицевой ук.
Морф.h лица
Скул.d
Модуль гол.
Длина тела
-2
Головной ук.
-1
КЕТЫ
КИТАЙЦЫ
Рис. 13а. Сравнение северных китайцев с кетами по измерительным соматологическим
признакам (отклонения в долях сигмы)
80
60
40
20
0
-20
Толстая н.г.
Толстая в.г.
Прохейлия
Высокая в.г.
Извил.нос
Выпуклый нос
Вогнутый нос
Плоск.сп.носа
Низкое перен.
Светлые глаза
Темные глаза
-60
Черные волосы
-40
КЕТЫ
КИТАЙЦЫ
Рис. 13б. Сравнение северных китайцев с кетами по описательным соматологическим
признакам (отклонения в %)
43
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
3
2
1
0
Толщина губ
Нос. ук. бр.
Ширина носа
Лицевой ук.
Морф.h лица
Скул.d
Модуль гол.
Длина тела
-2
Головной ук.
-1
КЕТЫ
ВЬЕТЫ
Рис. 14а. Сравнение северных вьетов с кетами по измерительным соматологическим
признакам (отклонения в долях сигмы)
80
60
40
20
0
-20
Толстая н.г.
Толстая в.г.
Прохейлия
Высокая в.г.
Извил.нос
Выпуклый нос
Вогнутый нос
Плоск.сп.носа
Низкое перен.
Светлые глаза
Темные глаза
-60
Черные волосы
-40
КЕТЫ
ВЬЕТЫ
Рис. 14б. Сравнение северных вьетов с кетами по описательным соматологическим
признакам (отклонения в %)
44
Г.А. АКСЯНОВА
1
вьеты
дунгане
чулымцы
1
Среднее "-" отклонение (доли сигмы)
ханты
1
тибетцы
шорцы
ненцы
1
хакасы
0
китайцы
тубалары
0
0
0
эвенки
КЕТЫ
0
уйгуры
-0
-0
0
0
0
1
1
1
1
Среднее "+" отклонение (доли сигмы)
Рис. 15а. Среднее отклонение этнических групп от кетов по комплексу измерительных
признаков внешности
18
дунгане
уйгуры
16
тибетцы
хакасы
Среднее - отклонение, %
14
12
ханты
китайцы
эвенки
вьеты
10
шорцы
чулымцы
8
ненцы
тубалары
6
4
2
КЕТЫ
0
-2
-10
0
10
20
30
40
50
Среднее + отклонение, %
Рис. 15б. Среднее отклонение этнических групп от кетов по комплексу описательных
признаков внешности
45
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
26
вьеты
24
22
тибетцыкитайцы
дунгане
Описательные признаки (%)
20
эвенки
18
уйгуры
16
ненцы
14
хакасычулым ханты
тубалары
12
10
8
шорцы
6
4
2
0
КЕТЫ
-2
0.0
0.2
0.4
0.6
0.8
Измерительные признаки (доли сигмы)
Рис. 15в. Среднее отклонение этнических групп от кетов по комплексу соматологических
признаков внешности
0.4
вьеты
китайцы
0.3
Dimension 2
0.2
0.1
чулымцы
эвенки
ханты
ненцы
хакасы
0.0
КЕТЫ
-0.2
уйгуры
шорцы
-0.1
тубалары
дунгане
тибетцы
-0.3
-0.4
-2.0
-1.5
-1.0
-0.5
0.0
0.5
1.0
1.5
2.0
Dimension 1
Рис. 16. Положение кетов в системе антропологических типов азиатских народов
(многомерное шкалирование; по признакам табл. 2)
46
Г.А. АКСЯНОВА
вычислено, кроме того, евклидово расстояние в радианах: кеты — другая группа: 0,738 (шорцы), 0,769 (хакасы), 0,804
(чулымцы), 0,847 (ненцы), 0,855 (ханты),
0,872 (тубалары), 0,914 (эвенки), 1,009
(уйгуры), 1,150 (дунгане), 1,171 (тибетцы),
1,182 (китайцы), 1,307 (вьеты).
По комплексу признаков сравнительной таблицы 2 проведен факторный
анализ методом многомерного шкалирования. На рисунке 16 выборка подкаменнотунгусских кетов определенно
группируется с шорцами, хакасами и тубаларами при максимальном удалении от
тибетцев, китайцев и вьетов. Включение
в анализ выборки тюру из южного Вьетнама — группы индонезийского антропологического типа, не изменяет общей
диспозиции групп, т.к. по расоводиагностическому комплексу они удалены от
кетов не меньше, чем вьеты.
Здесь впервые по расоводиагностическому комплексу черт выявлены статистические и типологические соотношения
подкаменнотунгусских кетов с 13 этнотерриториальными азиатскими группами.
Последние представляют разные антропологические типы и языковые семьи. Подтверждается ряд фактических выводов
комплексного исследования 1960-х годов
[Кетский сборник, 1982]: заметная удаленность кетов от всех групп, наибольшее
сближение их с урало-алтайскими антропологическими вариантами этнических
групп Западной и Южной Сибири, особенно с шорцами, тубаларами, суммарной
группой хакасов (по материалам А.И. Ярхо). В любых вариантах сопоставления
наиболее удаленными от кетов являются
физические комплексы народов зарубежной Азии (северных китайцев, дунган,
тибетцев, вьетов и тюру, в меньшей степени — уйгуров), что позволяет думать
об отсутствии значимых генетических
контактов носителей енисейского типа с
восточными и южными монголоидами.
В то же время специфичность кетов на
рассмотренном фоне этнических групп не
столь значительна, чтобы выделять свойственный этому народу енисейский антропологический тип из состава промежуточ-
ной между европеоидами и монголоидами
уральской группы типов, понимая ее как
многовариантную уральско-алтайскую
переходную общность западносибирского ареала. Положение енисейского типа в
классификации правомерно рассматривать
в едином таксономическом пространстве
с автохтонами предгорной части Западной Сибири, с признанием существенной
роли южносибирского (алтае-саянского)
антропологического компонента в его составе. Подкаменнотунгусские кеты в значительной мере сохраняют физические
особенности населения северной части
Алтае-Саянского нагорья, в настоящее
время тюркоязычного. Сино-тибетские
параллели в их языке обусловлены, по
всей видимости, преимущественно внебиологическими связями древних популяций. Вопрос о северокавказских параллелях2 в антропологии кетов специалистами никогда не рассматривался ввиду
безусловной принадлежности енисейского
типа к сибирскому кругу промежуточных европеоидно-монголоидных форм с
преобладающей долей восточного компонента.
3. Одонтологическая характеристика
кетов
Морфология зубной системы в современных популяциях кетов практически
не изучена, что в наши дни уже скорее исключение, чем правило для автохтонного
населения России. А.А. Зубовым [1973]
опубликованы только полевые определения Ю.Д. Беневоленской всего по двум
признакам: редукция верхнего латерального резца (1,2%) и бугорок Карабелли
(6,5%).
В определенной мере белое пятно
заполняется данными по краниологической коллекции Музея антропологии
и этнографии РАН в Санкт-Петербурге
(сборы И.И. Гохмана и С.И. Вайнштейна), которая просмотрена мною в 1990 г.
по широкой программе в рамках исследований по Западной Сибири. Впервые
2
Данная концепция выдвинута по лингвистическим данным [Старостин, 1982; ссылка на
эту точку зрения см. Казакевич, Хелимский, 2002;
Казакевич, 2005].
47
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
Dimension 2: уменьш. длины М3 верхнего
2.0
1.5
1.0
0.5
0.0
КЕТЫ
сельк. Кеть
-0.5
-1.0
-1.5
-1.5
-1.0
-0.5
0.0
0.5
1.0
1.5
2.0
2.5
3.0
Dimension 1: уменьш. размеров М1 и М2
Рис. 17. Соотношение 22-х этнолокальных групп Обь-Иртышья по размерам постоянных
моляров (многомерное шкалирование; краниологические серии татар, хантов и селькупов)
Селькупы
Ханты
Татары
Манси
Кеты
Алдыган, РЖВ
0.0
0.2
0.4
0.6
0.8
1.0
1.2
1.4
1.6
евклидово расстояние
Рис. 18. Кластеризация этнических групп Западной Сибири
по размерам постоянных моляров
1.8
48
Г.А. АКСЯНОВА
данные по основным признакам введены
в научный оборот как сравнительные к
характеристике ненцев [Аксянова, 2003].
Здесь эти же материалы дополнены размерами коронок постоянных моляров и
более широким спектром описательных
признаков в суммарных выборках южных
селькупов, восточных хантов, манси, сибирских татар (табл. 3, 4). Коллекция кетов включает черепа с разных территорий,
в основном из елогуйской группы; она
датируется XIX–XX вв. (n=27, в т.ч. один
более ранний череп, который хранится
в Кабинете антропологии Томского гос.
университета) и состоит из 12 мужских, 9
женских и 6 детских индивидов.
На фоне западносибирских серий кеты характеризуются увеличенной длиной
и шириной первых двух моляров, хотя по
мировому масштабу группа остается в
границах микродонтизма. При сравнении
локальных популяций по размерам зубов
кеты ближе всего к выборке селькупов
среднего и верхнего течения р. Кеть, т.е.
географически приближенных к ним. Но
в совокупности среднеэтнических выборок они стабильно занимают удаленную
от всех позицию (рис. 17, 18). При суммировании описательных и размерных характеристик зубной системы установлено
сближение кетов не только с селькупами
Кети, но и с популяциями контактных
территорий Среднего Приобья: с одной
из северных подгрупп южных селькупов
«Обь (могильник Мигалка), Парабель,
Васюган» и с хантами Ваха; из древних
серий к ним приближены окуневцы Минусинской котловины, но в целом достаточно далекие от кетов [Аксянова и др.,
2004; Рыкушина, 2007].
Дополнительно в таблице 3 приведены результаты сравнения кетов по
размерам моляров с тремя древними
сериями: кулайская культура Томского Приобья (Алдыган, РЖВ; Аксянова
и др., 2004), сборная по Юго-Восточной
Азии (мезолит-РЖВ; Matsumura et al.,
2011), сборная по Эстонии [Limbo, 2011].
При всей условности такого сравнения
можно допустить, что кетская серия по
диаметрам коронок М1 и М2 немного
ближе к эстонской и алдыганской сериям,
что подтверждают и значения попарных
расстояний по Евклиду (табл. 3, рис. 19).
Одонтометрия помещает кетов в североевразийский контекст, возможно — древних уральцев.
КЕТЫ,
19-20 вв.
вв.
КЕТЫ,
XIX–XX
АЛДЫГАН, Зап. Сибирь, РЖВ
ЭСТОНИЯ сборная, РЖВ
ЮВА сборная, мезолит-РЖВ
Рис. 19. Диаметры коронок М1 и М2 у кетов
и в древних сериях Евразии (по табл. 3)
49
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
Диаметры коронок постоянных моляров у народов Западной Сибири
(краниологические серии; оба пола)
Группа, серии XV–XX вв.
Номер радиуса на рис. 19
1. Селькупы суммарно
2. Ханты суммарно
3. Манси суммарно
4. Кеты елог.+подкам.
5. Татары суммарно
6. Кулайская к-ра, Алдыган
7. Юго-Вост. Азия
мезолит-РЖВ
8. Эстония, конец РЖВ
Группа, серии XV–XX вв.
Номер радиуса на рис. 19
1. Селькупы суммарно
2. Ханты суммарно
3. Манси суммарно
4. Кеты елог.+подкам.
5. Татары суммарно
6. Кулайская к-ра, Алдыган
РЖВ (Томское Приобье)
7. Юго-Вост. Азия мезолитРЖВ
8. Эстония, конец РЖВ
Признак на коронке
верхние зубы:
М1 длина
М1 ширина
М2 длина
М2 ширина
нижние зубы:
М1 длина
М1 ширина
М2 длина
М2 ширина
Результаты сравнения:
Число близких к кетам
величин (+/– 0,3 мм),
без учета М3
Расстояние по Евклиду
ЮВА
Алдыган
Кеты
Эстония РЖВ
Таблица 3
М1 MD
М1 VL
М2 MD
М2 VL
М3 MD
М3 VL
Объем
выборки
1
10,24
10,40
10,10
10,60
10,38
10,80
2
10,96
11,05
10,80
11,10
10,90
10,80
3
9,23
9,30
9,20
9,60
9,23
9,90
4
10,67
10,73
10,50
10,90
10,57
10,60
8,27
8,20
8,20
8,40
8,29
8,90
10,02
9,97
9,70
10,20
9,92
9,60
361–222
171–77
48–8
19–7
422–197
10–3
10,43
11,68
9,49
11,66
нет
нет
172–140
10,30
11,30
9,60
11,20
9,00
10,70
М1 MD
М1 VL
М2 MD
М2 VL
М3 MD
М3 VL
145–74
Объем
выборки
5
10,69
10,71
10,80
11,10
10,83
6
10,54
10,51
10,20
10,70
10,50
7
10,22
10,26
10,10
10,50
10,14
8
10,17
10,14
9,70
10,20
9,97
9,84
9,86
9,70
9,50
9,84
9,67
9,74
9,40
9,60
9,51
361–222
171–77
48–8
19–7
422–197
10,70
10,80
10,50
11,00
10,60
9,80
10–3
11,58
10,84
10,82
10,33
нет
нет
172–140
9,90
10,40
9,60
145–74
11,00
10,20
10,50
Алдыган
Кеты
Эстония
РЖВ XIX-XX вв. РЖВ
10,8
10,6
10,3
10,8
11,1
11,3
9,9
9,6
9,6
10,6
10,9
11,2
10,7
10,8
10,5
11,0
11,1
10,7
10,5
10,2
6
Алдыган
1,88
0
11,0
10,2
10,5
9,9
7
Кеты
1,15
1,06
0
Эстония
1,19
1,62
0,75
0
Условные обозначения: MD, VL — длина и ширина коронки.
В гр. 7 включены средние по странам Юго-Восточной Азии и южному Китаю, рассчитанные нами по
Matsumura et al., 2011. В гр. 8 включены средние по 4 скелетным сериям РЖВ с территории Эстонии
по: Limbo, 2011.
50
Г.А. АКСЯНОВА
Краудинг
I2
Диастема
I1 – I1
Редукция
I2 (б. 2, 3)
Гиподонтия
I2
Лоп-ть I1
(б. 2,3)
Лоп-ть I2
(б. 2, 3)
Бугорок
Карабелли
M1 (б. 2–5)
Редукция
hy М2 (3+,3)
Косой
гребень М1
М16
69–6
1,4
9,2
1,7
1,4
16,7
62,5
33,4
32,2
43,3
6,3
Ханты
189–35
суммарно
1,6
8,9
1,9
3,8
25,9
48,4
13,1
45,0
45,8
10,3
3
Татары
464–81
суммарно
0,2
2,5
0,5
1,9
29,8
64,1
20,3
41,7
52,4
13,5
4
Селькупы
434–62
суммарно
0,5
11,6
1,2
1,2
27,8
54,5
15,2
37,7
38,3
14,3
5
Кеты елог.
+ подкам.
4,0
0,0
0,0
0,0
33,3
60,0
33,4
26,3
30,0
42,9
1
Манси
суммарно
2
М2
6 буг.
М2
4+3 буг.
M1
dtc
M1
dw
M1
tami
M1
2med II
M1
1eo(3)
Р1
2 корня
М1
3 корня
М2
1 корень
1
6,3
0,0
83,3
8,3
22,7
18,2
8,3
29,4
51,5
38,5
17,5
0,0
37,5
2
14,5
0,0
75,2
17,5
19,7
4,5
18,1
35,1
54,5
51,6
21,7
6,9
31,6
3
12,0
5,7
73,2
22,8
25,8
4,3
14,2
36,1
41,6
36,9
17,8
5,7
27,5
4
5,0
2,7
62,5
17,3
23,9
5,9
14,0
33,3
50,6
48,5
16,6
1,0
31,1
5
0,0
16,7
38,9
23,1
38,9
6,7
20,0
70,0*
62,5
70,6
21,1
5,0
22,2
М2 затек
эмали
(б. 5, 6)
М2 затек
эмали
(б. 5, 6)
М1
4+3 буг.
25–3
№
группы
№
группы
Группа,
серии
XV–XX вв.
n max–min
Таблица 4
Частота 30-ти зубных фенов в суммарных этнических выборках Западной Сибири
(в %; краниологические серии)
№ группы
M1
1 pr (II)
M1
2 ео t
M2
fa
M2
2 me (III)
M1
T end
M2
2´ med
M2
D end
1
33,3
15,8
61,9
25,0
22,2
37,5
0,0
2
32,1
29,4
64,6
28,6
38,6
37,9
2,6
3
26,5
21,9
61,4
40,7
44,4
32,2
2,6
4
27,4
20,9
61,2
56,5
35,6
51,7
3,1
5
20,0
50,0
72,7
20,0
33,3
55,6
14,3
Примечания: * Значение фена 1ео (тип 3) у кетов условно принято за 70% вместо 100%, учитывая маленькую численность (5 наблюдений) при известном мировом максимуме в суммарной выборке монголов
73,2% (по данным: Зубов, Золотарева, 1980).
В описательной части традиционной
одонтологической программы характеристика кетской выборки, по имеющимся
немногочисленным данным, очень своеобразна и мозаична по расовым градиентам (табл. 4). Здесь отчетливо преобладает монголоидный компонент централь-
ноазиатского генезиса. Именно этим
объясняется сочетание высокой частоты
дистального гребня (23%), коленчатой
складки (39%), лирообразной формы первой борозды эоконуса/параконуса (1 ео/
ра 100%) с высоким уровнем дифференциации как нижних моляров (М1 6 бугор-
51
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
ГК 2 (28,8%) - нижМ1_4, М2_4, +shov, нижМ1_6буг, Cara,
2.0
2
кеты 19-20вв
1
1.5
1.0
20
0.5
0.0
3
4
5
6
10
19
17
18 16
7
8
9
11
-0.5
-1.0
12
15
13
21
-1.5
14
-2.0
-2.5
-2.0
-1.5
-1.0
-0.5
0.0
0.5
1.0
1.5
2.0
2.5
ГК1 (25,9%) +dtc, dw, нижМ1_6 буг., - Cara
Рис. 20. Взаимное положение групп по традиционному набору
зубных признаков (главные компоненты).
Примечание: 1 — тувинцы степные, 2 — телеуты, 3 — шорцы горные, 4 — хакасы суммарно, 5 —
кызыльцы, 6 — теленгиты, 7 — тубалары, 8 — казахи, 9 — ненцы лесные, 10 — ненцы тундровые
суммарно, 11 — чулымцы, 12 — селькупы р.Чая, XV–XIX вв., 13 — селькупы р.Чулым, XVI–XIX вв.,
14 — ханты восточные и южные суммарно, XVII–XX вв., 15 — ханты сев. и вост. суммарно (данные
А.И. Дубова), 16 — манси сев. и зап., XVIII–XX вв., 17 — манси сев. совр., 18 — татары тоболо-иртышские совр., 19 — татары томские совр., 20 — ханты сев. р.Сыня, 21 — таджики суммарно
ков — 43%), так и верхних (бугорок Карабелли 33%). Редукция коронок моляров
слабая: четырехбугорковые М1 отсутствуют, М2 — 39%, редуцированные формы
гипоконуса на М2 составляют всего 26%.
Все показатели говорят о прочной монголоидной основе одонтологического типа
кетов. С морфологией дистального гребня (горизонтальный его вариант) связано
повышение частоты одонтоглифического признака 2 med (II), что наблюдается
также в сериях сибирских татар, хантов
и селькупов. В то же время очевидно и
ослабление монголоидного комплекса,
т.к. процент резцов лопатообразной формы, одного из ведущих диагностических
признаков, повышен весьма умеренно
(33%), что объединяет кетов с южными
селькупами и рядом западносибирских
тюрков (татары, алтайцы-тубалары, хакасы, чулымцы).
При суммарном сопоставлении по
традиционному набору зубных описательных черт кеты отчетливо занимают
изолированное положение среди монголоидных групп (рис. 20). Если же включить в суммарный анализ еще одонтоглифические признаки, то хорошо выявляется объединение кетов с самодийскими
народами Западной Сибири — южными
селькупами и ненцами на графике отклонения выборок от условной средней
популяции евразийской контактной зоны (рис. 21). Как южные, так и северные
самодийцы определенно имеют в своем
генофонде южносибирский компонент,
что и определяет их сближение с кетской
выборкой.
52
Г.А. АКСЯНОВА
Рис. 21. Сравнение этнических групп по комплексу традиционных и одонтоглифических
маркеров зубной системы
По данной системе антропологических маркеров кеты не показали специфического сближения с американоидами.
Между современными кетами и аборигенами Америки наблюдаются существенные различия в таксономически важной комбинации частот лопатообразных
резцов (очень высоких у индейцев: от
70–75%), дистального гребня (сниженной
по монголоидному масштабу в выборке индейцев — менее 12–15%), бугорка
Карабелли (низких у индейцев — менее
10%).
Среди представленных в таблице 5
южноазиатских монголоидных групп
только горные индонезийцы южного
Вьетнама — тюру — однотипны с анализируемой кетской серией по ряду зубных
признаков: у тюру так же резко снижена
лопатообразность резцов в сочетании с
высокими значениями остальных восточных маркеров и высокой для монголоидов частотой бугорка Карабелли. Эта
фенотипическая параллель соотносится
с наблюдениями краниологов об определенном сближении характеристик западносибирских и южноазиатских монголоидов, что проявляется в грацилизации черепа, тенденции к прогнатизму,
специфичности в узоре черепных швов.
В.А. Дремов [1997] объяснил это конвергентным развитием расового комплекса
на окраинах азиатского монголоидного
ареала; А.Г. Козинцев [2004] видит в том
же феномене отражение общей протоморфной основы. Главное в данном случае, что оба автора не связывают антропологическую параллель с миграциями
населения (рис. 22).
Морфологический зубной комплекс
в то же время ясно указывает на генетические связи кетов с географически
близким к нему тюркоязычным населением Южной Сибири — с одной стороны,
и с представителями уральской группы
типов — самодийцами Западной Сиби-
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
53
Таблица 5
Основные одонтологические характеристики у кетов и в сравнительных группах (в %)
Группа
1. Кеты XIX–XX вв.
2. Ненцы тундровые
суммарно
3. Ненцы лесные азиатские
4. Ненцы тундровые +
лесные азиатские
5. Ханты южные + восточные XVII–XX вв.
(рр. Согом, Салым,
Балык, Васюган, Вах)
6. Селькупы р. Таз
7. Селькупы нарымские
XV–XX вв. (рр. Чая,
Чулым, Кеть, Тым,
Парабель, Васюган,
Обь_ Мигалка)
8. Эвенки западные
9. Чулымцы XVI–XIX вв.
10. Кызыльцы XIX–XX вв.
11. Шорцы горные
12. Алтайцы-тубалары
13. Алтай-кижи
14. Алтайцы-теленгиты
15. Хакасы суммарно
16. Тувинцы степные
суммарно
17. Тувинцы-тоджинцы
18. Казахи суммарно
19. Монголы сумм. 4 гр.
20. Индейцы г. Ареналь
(Перу)
21. Вьеты северные
22. Тхай белые (Вьетнам)
23. Тюру (Вьетнам)
shov I1
dtc
(2+3)
dw
M1 6
М2
Cara M1
2med
tami
M1 4 M2 4
1 ео (3)
(II)
(2-5)
∑3,3+
33,3
23,1 38,9 42,9
33,4
0,0
38,9
20,0
6,7
26,3
100,0
(N=5)
48,6
8,8 23,7
6,6
19,2
3,3
57,2
15,1
3,0
58,7
н.д.
55,9
12,9 21,6
8,3
15,9
5,6
42,3
16,2
5,5
41,8
н.д.
49,0
9,1 23,6
6,7
18,9
3,5
55,5
15,1
3,2
56,8
н.д.
25,9
17,5 19,7 10,3
13,1
14,5
75,2
18,1
4,5
45,0
35,1
42,5
16,1 50,0 10,7
15,3
3,2
33,3
14,5
1,2
68,2
66,7
27,8
17,3 23,9 14,3
15,2
5,0
62,5
14,0
5,9
37,7
33,3
61,5
32,9
48,5
58,7
26,8
50,7
48,1
33,8
10,2
15,6
21,7
10,3
11,5
20,0
14,5
11,5
15,8
8,7
9,4
26,1
9,8
10,0
14,3
9,3
15,3
13,4
20,7
18,7
25,0
23,3
24,0
28,5
3,9
11,0
10,1
0,7
1,6
0,8
4,3
2,6
35,9
70,0
75,0
47,4
52,6
29,9
50,3
23,4
23,2
н. д.
н. д.
19,7
15,7
25,0
28,8
12,0
2,8
3,9
3,2
9,4
7,5
7,9
3,7
1,6
57,4
37,4
40,2
56,0
55,1
55,1
45,5
80,4
45,8
н.д.
н.д.
40,2
40,9
43,1
47,3
н.д.
65,1
17,1 31,2 19,4
32,2
4,8
19,1
10,6
10,7
54,4
н.д.
62,9
49,6
86,4
4,0 42,0 40,0
20,4 24,4 13,8
28,6 40,8 36,3
30,0
25,2
24,9
0,0
2,3
0,0
30,9
65,8
17,9
12,0
14,3
3,6
24,0
7,1
4,3
60,3
51,1
63,0
н.д.
51,6
73,2
73,0
11,6 46,1 31,0
7,0
0,0
17,0
17,1
10,3
46,2
65,7
80,4
54,3
24,2
28,6 43,6 25,7
28,9 31,8 20,4
28,6 32,1 23,2
12,1
22,5
38,3
0,0
2,0
1,8
31,7
19,1
25,0
7,3
21,9
19,6
7,0
4,3
5,0
44,6
52,1
47,4
65,9
72,7
57,1
31,6
21,8
18,7
17,8
32,1
32,4
18,0
29,2
Примечание: н. д. — нет данных; суммарные группы ненцев, хантов, нарымских селькупов, монголов —
взвешенные средние.
Источники: группы 1–5, 7, 9–11, 23 — материалы автора: Аксянова, 1987, 1991, 1992б, 2002, 2003 и новые
материалы; 6, 8 — Дубов, 1987; 12–14 — Халдеева, Аксянова, 1992; 15–17 — Халдеева, 1979, 1984; 18 —
Исмагулов, Сихимбаева, 1989; 19 — Зубов, Золотарева, 1980; 20 — Зубов, 1979; Зубов, Халдеева, 1989; 21,
22 — Аксянова, Зубов, Золотарева, 1986.
Условные обозначения: shov I1 (2+3) — лопатообразность I1 (баллы 2+3), dtc — дистальный гребень
тригонида М1, dw — коленчатая складка метаконида М1, M1 6 — шестибугорковые М1, Cara M1 (2-5) —
бугорок Карабелли на М1 (баллы 2-5), M1 4 и M2 4 — четырехбугорковые М1 и М2, 2 med (II) — место
впадения 2-й борозды метаконида на М1, tami — внутренний средний дополнительный бугорок на М1,
М2 ∑3,3+ — сильно редуцированные формы коронки М2 (тип по Дальбергу), 1 eo (3) — лирообразная
(тип 3) форма 1-й борозды эоконуса (то же “параконуса”) на М1.
54
Г.А. АКСЯНОВА
Тюру, южный Вьетнам (фото автора, 1978 г.)
Кеты (по: Синельников, 1911)
Рис. 22. Молодые матери аборигенов юго-восточной и северной Азии
ри, с другой. Можно сказать, что кеты
занимают самостоятельную таксономическую нишу среди обско-енисейских автохтонных этносов по размерам моляров
и частотам зубных фенов, обнаруживая
и некоторые юго-восточные параллели в
одонтологическом типе.
Заключение
Анализ новых материалов по антропологии кетов подтверждает автохтонное
для территории Сибири происхождение
этого народа, преимущественную локализацию его предковых палеопопуляций,
вероятнее всего, в Кузнецкой и Минусинской котловинах с прилегающими районами, смежное проживание с древними
тюрками и самодийцами при возможных
генетических контактах между ними, некоторое сближение с селькупами, значительную антропологическую удаленность
от других современных соседей — эвенков. Расоводиагностический комплекс, характеризующий кетов, ближе всего к типам смешанного урало-южносибирского
генезиса (урало-алтайского по А.И. Ярхо).
Самостоятельность енисейского антропологического типа кетов не вызывает
сомнений, а его рассмотрение в составе
уральской (уральско-алтайской) расовой
общности допустимо как один из вариантов промежуточного таксономического
континуума между западноевразийским
(европеоидным) и восточноевразийским (монголоидным) ареалами. Система выявляемых для енисейского типа
таксономических связей дополнительно
укрепляет наше мнение о правомерности
объединения большинства промежуточных европеоидно-монголоидных (то же
«монголоидно-европеоидных») антропологических комплексов западносибирского региона в один таксон «уральскоалтайская группа типов» («раса»). Значительное увеличение доли южносибирского расового компонента на юге этого
ареала, связанное очевидно с тюркским
влиянием, в целом переходный характер
автохтонных антропологических комплексов в горнотаежной и минусинской
зоне определяет разнообразие классификаций, объективно сложившееся в науке
двадцатого столетия. В частности, выделяемая А.Н. Багашевым западносибирская раса является характерным ядром
более широкого по составу уральскоалтайского расового таксона.
Антропологические сведения находятся в соответствии с данными топонимики и этнографии о двухкомпонентности культуры кетов, о проживании
их предков в горнотаежной полосе Южной Сибири [см. Алексеенко, 1980, 2005;
Вайнштейн, 1951, 1954].
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
Литература
Аксянова Г.А. Ненцы. Расово-морфологическая
характеристика по данным соматологии и одонтологии в связи с их этногенезом. Автореф. дис. …
канд. биол. наук. М., 1976. 24 с.
Аксянова Г.А. Одонтологическое исследование в Горной Шории // Полевые исследования
Института этнографии, 1983. М.: Наука, 1987.
С. 98–105.
Аксянова Г.А. Одонтология // Тюрки таежного
Причулымья: (популяция и этнос). Томск: Изд.
Том. ун-та, 1991. С. 200–209.
Аксянова Г.А. Расовая характеристика ненцев
// Материалы к антропологии уральской расы.
Уфа, 1992а. С. 71–97.
Аксянова Г.А. Одонтология нганасан // Нганасаны. Антропологическое исследование. Вып.
II. М.: ИЭА РАН, 1992б. С. 226–265.
Аксянова Г.А. 100 народов Российской Федерации: численность и расселение, язык, религия,
традиционные занятия, антропологические особенности (справочные материалы). М.: Старый
сад, 2001. 62 с.
Аксянова Г.А. Итоги антропологических исследований во Вьетнаме // На путях биологической истории человечества. Т. II. М.: ИЭА РАН,
2002. С. 125–198.
Аксянова Г.А. Соматология. Одонтология //
Этнография и антропология Ямала. Новосибирск,
2003. С. 200–292, 292–344.
Аксянова Г.А., Боброва А.И., Яковлев Я.А. Могильник Алдыган — некрополь раннего железного века кулайской культуры // Вестник антропологии. Вып. 11. 2004. С. 54–75.
Аксянова Г.А., Золотарева И.М. Этническая
антропология Вьетнама: расогенетический аспект //
Расы и народы. Вып. 19. М.: Наука, 1989. С. 48–66.
Аксянова Г.А., Золотарева И.М. Антропологический тип современных нганасан (исследование взрослого населения) // Нганасаны. Антропологическое исследование. Вып. I. М.: ИЭА РАН,
1992. С. 31–113.
Аксянова Г.А., Зубов А.А., Золотарева И.М.
Этническая одонтология Вьетнама как источник
изучения взаимодействия монголоидных и экваториальных форм в Юго-Восточной Азии // СЭ.
1986. № 4. С. 46–57.
Алексеев В.П. К краниологии нганасанов //
КСИЭ. 1955. Вып. 24. С. 57–65.
Алексеев В.П. Лесные ненцы (соматологические наблюдения) // ВА. 1971. Вып. 39. С. 61–75.
Алексеев В.П. Протоморфные монголоиды
Внутренней Азии и заселение Америки // Расы и
народы. Вып. 15. М.: Наука, 1986. С. 78–89.
Алексеева Т.И. Антропологические особенности современных тувинцев. Кефалометрия и
кефалоскопия // Антропо-экологические исследования в Туве. М.: Наука, 1984. С. 75–114.
Алексеенко Е.А. Кетская проблема // Этногенез народов Севера. М.: Наука, 1980. С. 118–140.
55
Алексеенко Е.А. Основные этапы этнической
истории // Народы Западной Сибири. Ханты.
Манси. Селькупы. Ненцы. Энцы. Нганасаны. Кеты. М.: Наука, 2005. С. 641–647.
Багашев А.Н. Антропологические общности:
их систематика и особенности расообразовательных процессов // Очерки культурогенеза народов
Западной Сибири. Т. 4. Расогенез коренного населения. Томск, 1998. С. 303–327.
Багашев А.Н. Краниология // Этнография и
антропология Ямала. Новосибирск: Наука, 2003.
С. 344–359.
Багашев А.Н., Ражев Д.И. Надымский городок. Палеоантропологическое исследование //
Вестник археологии, антропологии и этнографии.
2009. № 11. С. 111–124.
Бродников А.А. Присоединение к Русскому государству левобережья Среднего Енисея // Вестн.
Новосиб. гос. ун-та. Серия: История, филология.
Т. 1. Вып. 3: История. Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск: Изд. НГУ, 2002. C. 5–13.
Бунак В.В. Антропология. Практический
курс. М.: Учпедгиз, 1941. 368 с.
Бунак В.В. Антропометрия. М.: Учпедгиз,
1941. 368 с.
Бунак В.В. Человеческие расы и пути их образования // СЭ. 1956. № 1. С. 86–105.
Бунак В.В. Род Homo, его возникновение и последующая эволюция. М.: Наука, 1980. 329 с.
Вайнштейн С.И. К вопросу об этногенезе
кетов // КСИЭ. 1951. Вып. XIII. С. 3–7.
Вайнштейн С.И. Чум подкаменнотунгусских
кетов // КСИЭ. 1954. Вып. XXI. С. 39–43.
Гохман И.И. Материалы к антропологии елогуйских кетов // КСИЭ. 1963. Вып. 28. С. 100–113.
Гохман И.И. Введение. Глава 1. Заключение
// Кетский сборник. Антропология, этнография,
мифология, лингвистика. Л.: Наука, 1982. С. 7–42,
77–84.
Дебец Г.Ф. Селькупы. (Антропологический
очерк) // ТИЭ. Нов. сер. Т. II. 1947. С. 103–145.
Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР // ТИЭ.
Нов. сер. Т. IV. 1948. 392 с.
Дебец Г.Ф. Антропологические исследования
в Камчатской области // ТИЭ. Нов. сер. Т. XVII.
1951. 262 с.
Дебец Г.Ф. Опыт графического изображения
классификации человеческих рас // СЭ. 1958. № 4.
С. 74–94.
Долгих Б.О. Население полуострова Таймыра
и прилегающего к нему района // Сев. Азия, 1929.
Кн. 2. С. 49–76.
Долгих Б.О. Кеты. Иркутск; М.: Гос. изд-во,
1934. 134 с.
Дремов В.А. Расовая дифференциация угорских и самодийских групп Западной Сибири по
данным краниологии // Проблемы антропологии
древнего и современного населения севера Евразии. Л.: Наука, 1984. С. 106–132.
Дремов В.А. Население Верхнего Приобья в
эпоху бронзы. (Антропологический очерк). Томск:
Изд. Том. ун-та, 1997. 259 с.
56
Г.А. АКСЯНОВА
Дубов А.И. Одонтологическая характеристика
хантов, селькупов и эвенков // Полевые исследования Института этнографии. М.: Наука, 1983. М.:
Наука, 1987. С. 106–110.
Золотарева И.М. Антропологическая дифференциация восточных самодийцев // Антропология и геногеография. М.: Наука, 1974. С. 215–231.
Зубов А.А. Этническая одонтология. М.: Наука, 1973. 190 с.
Зубов А.А. «Восточный зубной комплекс» у
населения тихоокеанского побережья Перу // XIV
Тихоокеанский конгресс. СССР, Хабаровск, авг.
1979 г. Т. II. М.: Тихоокеанская науч. ассоциация,
1979. С. 194–195.
Зубов А.А., Золотарева И.М. Монголы в мировой систематике одонтологических типов // ВА.
Вып. 64. 1980. С. 69–88.
Зубов А.А., Халдеева Н.И. Одонтология в современной антропологии. М.: Наука, 1989. 232 с.
Иванов В.В., Топоров В.Н. Лингвистические
вопросы этногенеза кетов в связи с проблемой
вхождения их в циркумполярную область. М.:
Наука, 1964. 12 с. (Доклады VII МКАЭН. Москва,
август 1964 г.).
Исмагулов О. Этническая антропология Казахстана. Алма-Ата: Наука, 1982. 232 с.
Исмагулов О., Сихимбаева К.Б. Этническая
одонтология Казахстана. Алма-Ата: Наука Казахской ССР, 1989. 238 с.
Казакевич О.А., Хелимский Е.А. Кетский язык
// Языки народов России. Красная книга. М.: Academia, 2002. С. 93–98.
Казакевич О.А. Кетский язык // Языки и
культуры: Языки народов Севера. Интернетресурс ИЭА РАН, 2005 г. http://lingsib.iea.ras.ru/
ru/languages/
Кетский сборник. Антропология, этнография,
мифология, лингвистика. Л.: Наука, 1982. 256 с.
Ким А.Р. Антропологический состав и вопросы происхождения коренного населения северных
предгорий Алтая. Автореф. дис. … канд. ист. наук.
М., 1986. 17 с.
Козинцев А.Г. Этническая краниоскопия. Расовая изменчивость швов черепа современного
человека. Л.: Наука, 1988. 166 с.
Козинцев А.Г. Кеты, уральцы, «американоиды»: интеграция краниологических данных //
Палеоантропология. Этническая антропология.
Этногенез. К 75-летию Ильи Иосифовича Гохмана.
СПб.: МАЭ РАН, 2004. С. 172–185.
Козинцев А.Г., Громов А.В., Моисеев В.Г. Новые
данные о сибирских «американоидах» // Археология, этнография и антропология Евразии. 2003.
№ 3 (15). С. 149–154.
Кривоногов В.П. Кеты: десять лет спустя
(1991–2001). Красноярск: КГПУ, 2003. 200 с.
Левин М.Г. Антропологические типы Сибири
и Дальнего Востока // СЭ. 1950. № 2. С. 53–64.
Левин М.Г. Древние переселения человека в
северной Азии по данным антропологии // Проис-
хождение человека и древнее расселение человечества. ТИЭ. Нов. сер. Т. 16. 1951. С. 469–497.
Левин М.Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока //
ТИЭ. Нов. сер. Т. 36). 1958. 360 с.
Левин М.Г. О некоторых вопросах этнической
антропологии Северной Сибири // ВА. 1962. Вып.
12. С. 115–121.
Моисеев В.Г. Антропологические связи кетов
(по данным краниоскопии) // Интеграция археол.
и этнографич. иссл. Владивосток; Омск: Дальневосточный гос. техн. ун-т, 2000. С. 97–99.
Народы Сибири и Севера России в XIX веке
(этнографическая характеристика). М.: ИЭА РАН,
1994. 272 с.
Островских П.Е. К вопросу «о населении Таймырского полуострова» // Северная Азия, 1929.
Кн. 2. С. 77–82.
Перевозчиков И.В. Опыт нумерической классификации сибирских монголоидов // Народы
России. Антропология. Часть 1. М.: Старый Сад,
1998. С. 58–70.
Рейс Т.М., Ковач Л., Вандор А. Ференц Душ —
венгерский военнопленный, первый антрополог
Красноярского краевого краеведческого музея //
IX Конгресс этнографов и антропологов России.
Тезисы докладов. Петрозаводск, 4–8 июля 2011.
Петрозаводск: Карельский науч. центр РАН, 2011.
С. 268.
Рогинский Я.Я., Левин М.Г. Антропология. М.:
Высшая школа, 1978. 528 с.
Романчук А.А. Восточноазиатская гипотеза
сино-кавказской прародины в свете данных физической антропологии и археологии: к постановке
проблемы // Stratum plus. 2012. № 1. С. 303–329.
Рыкушина Г.В. Палеоантропология карасукской культуры. М.: ИЭА РАН, 2007. 198 с.
Синельников Н.А. Енисейские остяки по наблюдениям и измерениям В.И. Анучина // Изв.
Имп. ОЛЕАЭ. Т. CXXIV / Тр. антропологич. отдела. Т. XVIII. Вып. I. М., 1911. 30 с.
Спицын В.А. Проблема формирования уральского антропологического типа с позиций современной генетики // Вестник антропологии. Вып.
14. 2006. С. 14–21.
Старостин С.А. Праенисейская реконструкция и внешние связи енисейских языков // Кетский сборник. Антропология, этнография, мифология, лингвистика. Л.: Наука, 1982. С. 144–237.
Соколова З.П., Степанов В.В. Коренные малочисленные народы Севера. Динамика численности по данным переписей населения // Этнографическое обозрение. 2007. № 5. С. 75–95.
Халдеева Н.И. Хакасы // Этническая одонтология СССР. М.: Наука, 1979. С. 194–204.
Халдеева Н.И. Одонтологический тип тувинцев и его положение в кругу популяций восточного одонтологического ствола // Антропоэкологические исследования в Туве. М.: Наука,
1984. С. 195–209.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ КЕТОВ ПО ДАННЫМ АНТРОПОЛОГИИ: ИСТОРИЯ ВОПРОСА, НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ
Халдеева Н.И., Аксянова Г.А. Значение СТРанализа для практики одонтологической классификации смешанных популяций (на примере алтайских групп) // Новое в методике и методологии
антропол. исслед. М.: ИЭА РАН, 1992. С. 183–210.
Хить Г.Л. Дерматоглифика // Кетский сборник. Антропология, этнография, мифология,
лингвистика. Л.: Наука, 1982. С. 69–77.
Чебоксаров Н.Н. Этническая антропология
Китая. М.: Наука, 1982. 300 с.
Чебоксаров Н.Н., Трофимова Т.А. Антропологическое изучение манси // КСИИМК. Вып. IX.
1941. С. 28–36.
Шлугер С.А. Антропологический тип ненцев
(самоедов) в связи с вопросами этногенеза народов Севера. Дис. … канд. биол. наук. М., 1940. 123 с.
(Рукопись. Архив НИИ антропологии МГУ).
Ярхо А.И. Алтае-Саянские тюрки. Абакан:
Хакоблнациздат, 1947. 148 с.
57
Kovács L., Rejsz T.M. Egy hadifogoly – antropológus tanár: Dús Ferenc (1888–1945) // Anthrop. Közl.,
2009. V. 50. P. 81−99.
Hrdlička A. The origin and antiquity of the American Indians. Washington DC: Government Printing
Office, 1925. 14 p.
Hrdlička A. Crania of Siberia // Amer. J. Phys.
Anthrop., 1942. V. 29. No 4. P. 435–481.
Limbo J. The tooth size in the end of the Estonian
iron age // Papers of Anthropology XX, 2011. P. 241–
250.
Matsumura H., Domett K.M., O'Reilly D.J.W. On
the origin of pre-Angkorian peoples: perspectives
from cranial and dental affinity of the human remains
from Iron Age Phum Snay, Cambodia // Anthropol.
Science, 2011. V. 119. No. 1. P. 67–79.
perepis2010.ru / Национальный состав населения Российской Федерации.
The origin of Kets according to anthropological data:
the background and new materials
G.A. AKSYANOVA
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
Given in this article a new statistical study of the Ket living near Podkamennaya Tunguska River is based
on the physical and dental anthropology data. When compared to the native populations of Siberia and foreign
Asia their distinctness was confirmed by both programs (somatology and odontology). Yenisei anthropological
type of Kets is a kind of the transitional Caucasoid-Mongoloid variants that are common to the most indigenous
populations of Western Siberia. Different versions proposed in the literature regarding the taxonomic status of
the Yenisei type are examined including the problem of so-called Americanoidness of Kets. The author proposes
to refer the term “Ural-Altaic group of types (race)” to the set of intermediatry anthropological complexes
localized from the Urals to the Yenisei River and from the northern regions of the Altai-Sayan highlands
to the Yamal Peninsula. On the considered materials ancestral homeland of Kets is reliably connected with
northern region of Southern Siberia. The results of the multidimensional scaling using a set of the physical
distinctive racial traits shows closeness of the studied sample of Kets with Shors, Khakas and the northern
Altai people — Tubalars. In this study the biological affinity with the Sino-Tibetan and Austroasiatic peoples
have not been identified except for dental parallels with Austronesian mountain group Tyuru (Churu) from
southern Vietnam. According to used physical anthropology data Tibetans stand as far from Kets as northern
Chinese and Dungan.
Key words: indigenous peoples of Siberia, Kets, ethnogenesis, physical anthropology, dental anthropology,
Americanoidness, Uralic race.
List of tables and figures
Table 1. Brief anthropological characteristics of Kets and Evenki according F. Dousch (man samples,
1921).
Table 2. Comparative anthropological charac teristics of Kets and other asian ethnic groups (man
samples).
Table 3. Crown diameters of permanent molars among the peoples of Western Siberia (skull series, both
sexes).
Table 4. Frequency of 30 dental phenes in total ethnic samples of Western Siberia (%; skull series).
Fig. 1. Portrait photos of the modern Kets . (Photographer O.A. Kazakevich ).
Fig. 2. Portrait photos of Kets (“yeniseitsy”) in early XX century, V.I. Anuchin materials (source: Sinelnikov,
1911).
58
Г.А. АКСЯНОВА
Fig. 3a. Сomparison of Shor with Kets in metric somatological traits (deviation — SD values).
Fig. 3b. Сomparison of Shor with Kets in descriptive somatological traits characteristics (deviation — %).
Fig. 4a. Сomparison of Khakases with Kets in metric somatological traits (deviation — SD values ).
Fig. 4b. Сomparison of Khakases with Kets in descriptive somatological traits (deviation — %)
Fig. 5a. Сomparison of Chulyms with Kets in metric somatological traits (deviation — SD values).
Fig. 5b. Сomparison of Chulyms with Kets in descriptive somatological traits (deviation — %)
Fig. 6a. Сomparison of tundra Nenets with Kets in metric somatological traits (deviation — SD values).
Fig. 6b. Сomparison of tundra Nenets with Kets in descriptive somatological traits (deviation — %).
Fig. 7a. Comparison of Yugansk Khanty with Kets in metric somatological traits (deviation — SD values).
Fig. 7b. Comparison of Yugansk Khanty with Kets in descriptive somatological traits (deviation — %).
Fig. 8a. Comparison of Tubalars with Kets in metric somatological traits (deviation — SD values).
Fig. 8b. Comparison of Tubalars with Kets in descriptive somatological traits (deviation — %).
Fig. 9a. Comparison of Evenki from Podkamennaya Tunguska with Kets in metric somatological traits
(deviation — SD values).
Fig. 9b. Comparison of Evenki from Podkamennaya Tunguska with Kets in descriptive somatological traits
(deviation — %).
Fig. 10a. Comparison of Kazakhstan Uighurs with Kets in metric somatological traits (deviation — SD
values).
Fig. 10b. Comparison of Kazakhstan Uighurs with Kets in descriptive somatological traits (deviation — %).
Fig. 11a. Comparison of Kazakhstan Dungan with Kets in metric somatological traits (deviation — SD
values).
Fig. 11b. Comparison of Kazakhstan Dungan with Kets in descriptive somatological traits (deviation — %).
Fig. 12a. Comparison of Tibetans with Kets in metric somatological traits (deviation — SD values).
Fig. 12b. Comparison of Tibetans with Kets in descriptive somatological traits (deviation — %).
Fig. 13a. Comparison of northern Chinese with Kets in metric somatological traits (deviation — SD
values).
Fig. 13b. Comparison of northern Chinese with Kets in descriptive somatological traits (deviation — %).
Fig. 14a. Comparison of northern Viet with Kets in metric somatological traits (deviation — SD values).
Fig. 14b. Comparison of northern Viet with Kets in descriptive somatological traits (deviation — %).
Fig. 15a. Average deviation of the ethnic groups from Kets in the complex of the appearance metric
traits.
Fig. 15b. Average deviation of the ethnic groups from Kets in the complex of the appearance descriptive
traits.
Fig. 15c. Average deviation of the ethnic groups from Kets in the complex of the somatological traits.
Fig. 16. Kets position in the system of the physical types of Asian peoples (multidimensional scaling,
descriptive traits).
Fig. 17. Relation of the 22 ethnolocal Ob-Irtysh groups by the size of the permanent molars (multidimensional
scaling; skull series of Tatars, Khanty and Selkups).
Fig. 18. Cluster analysis results on permanent molars sizes of the average ethnic samples of Western
Siberia.
Fig. 19. Crown diameters of M1 and M2 in Kets and ancient series of Eurasia (table 3).
Fig. 20. Relative position of the studied groups on traditional set of the dental traits (PCA).
Legend: 1 — steppe Tuvans, 2 — Teleuts, 3 — mountain Shors, 4 — Khakas, total, 5 — kyzyltsy, 6 —
Telengits, 7 — Tubalars, 8 — Kazakhs, 9 — forest Nenets, 10 — tundra Nenets, total , 11 — Chulyms, 12 —
Selkups of the Chaya River, XV–XIX cc., 13 — Selkups of the Chulym River, XVI–XIX cc., 14 — eastern and
southern Khants, total, XVII–XX cc., 15 — northern and eastern Khants, total (Dubov A.I. data), 16 — northern
and western Mansi, XVIII–XX cc., 17 — northern modern Mansi, 18 — Tobol-Irtysh modern Tatars, 19 —
Tomsk modern Tatars, 20 — modern Khunts of the Synya River, 21 — Tajik, total.
Fig. 21. Comparison of the ethnic groups on the complex of the traditional and odontogliphics markers
of the dental system.
Fig. 22. Young mothers of the Aboriginals of the Southeastern and northern Asia.
Контактная информация:
Contacts:
Аксянова Галина Андреевна
gaksyanova@gmail.com
Aksyanova Galina Andreevna
gaksyanova@gmail.com
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23)
с. 59–66
УДК 314(470+571)
Репродуктивная компенсация как фактор,
способствующий релаксации и изменению
интенсивности отбора у человека
Н.Х. СПИЦЫНА,
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
В.А. СПИЦЫН
Россия, Москва, Медико-генетический научный центр РАМН
Анализ данных о младенческой смертности в регионах РФ в последние десятилетия
выявил новые характерные особенности в воспроизводстве народонаселения. Авторы
полагают, что падение младенческой смертности является проявлением действия репродуктивной компенсации на популяционном уровне.
Изучено распределение фенотипических и генных часто-системы α1-антитрипсина
среди коренных жителей Памира, проживающих на больших высотах. Обследованные
киргизы Мургаба включают в своем составе преимущественно монголоидный компонент,
население долины р.Хуф на Западном Памире антропологически относится к южным
европеоидам. У киргизов (N=102) выявлены следующие частоты генов PI: M1=0.6961;
M2=0.2108; M3=0.0539; Z=0.0245; I=0.0049; S=0.0049; N=0.0049; у памирцев Хуфа (N=122):
M1=0.7910; M2=0.0943; M3=0.0984; Z=0.0082; I=0.0041; S=0.0041; у памирцев Пастхуфа
(N=38): M1=0.7237; M2=0.1579; M3=0.1053; Z=0.0132.Одновременное биодемографическое
обследование в популяции Мургаба показало, что в браках лиц, где один из супругов является носителем редкого варианта PI, отмечено статистически значимое увеличение благоприятных исходов беременностей (снижение выкидышей и мертворождений), а также
низкое число умерших детей. Результаты свидетельствуют о возможной репродуктивной
компенсации, способствующей поддержанию генетического разнообразия по генам PI.
Ключевые слова: отбор, дифференциальная плодовитость, смертность, репродуктивная
компенсация, релаксация, α1-антитрипсин.
Введение
Антропогенетический анализ показателей отбора в популяциях основан
на изучении разных сторон сложнейшего процесса адаптации к конкретным
экологическим условиям среды, а также
обсуждении действия сил, способствующих релаксации и изменению интенсивности отбора [Terrenato et. al., 1979, p. 398;
Динамика популяционных генофондов,
2004, с. 492; и др.]. Одним из факторов,
противодействующих отбору, является
репродуктивная компенсация — фактор,
влияющий на фертильность и, соответственно, на количество родов у женщин.
Это явление особенно ярко проявляется в случаях неблагоприятных исходов
беременностей. Семьи, в которых есть
больной ребенок с той или иной формой
тяжелой наследственной патологии или
семьи потерявшие ребенка, имеют свои
особенности в планировании количества
потомков, выражающееся в его увеличении вне зависимости от репродуктивных
установок, преобладающих в популяции.
Под репродуктивной компенсацией понимается восстановление размера семьи,
имеющей неблагоприятные исходы беременностей, по меньшей мере, до среднепопуляционного размера, а зачастую и
превышающее его.
Социальный прогресс и успехи современной медицины значительно улучшают
качество жизни и снижают смертность во
всех возрастных группах населения. Так,
применяющиеся в последние десятилетия
60
Н.Х. СПИЦЫНА, В.А. СПИЦЫН
методы вспомогательных репродуктивных технологий: программы ЭКО (экстракорпоральное оплодотворение), ПЭ
(перенос эмбрионов), ИКСИ (внутрицитоплазматическая инъекция сперматозоида) позволили иметь потомство многим
бесплодным парам. Однако во врачебной
практике почти сразу же возникла совершенно новая проблема здоровья так
называемых «пробирочных детей», поскольку у них существует определенный
риск, связанный с генетическим здоровьем самих родителей, возникновения
аберраций кариотипа в процессе осуществления вспомогательных репродуктивных
технологий и т.д. Также нельзя полностью
исключить вероятность негативных последствий для плода форсированной гормональной терапии, сопровождающей
процесс получения гамет при суперовуляции [Глинкина, Бахарев, 2003, с. 24; Курило, 2003, с. 36]. Таким образом, с одной
стороны — в случае нормальной плодовитости у потомства, в будущем можно
прогнозировать некоторый рост частоты
наследственной патологии в популяциях.
С другой стороны — при наследовании
сложностей с репродукцией, частота ее в
новом поколении будет искусственно поддерживаться на определенном уровне с
помощью современных вспомогательных
репродуктивных технологий.
Исследователями констатируется
значительное снижение интенсивности
естественного отбора, на постнатальных стадиях онтогенеза, особенно выраженное в урбанизированных, индустриально высокоразвитых группах. В
них отмечаются низкие значения компоненты дифференциальной смертности Im и высокие — дифференциальной
плодовитости If. Таким образом, именно
вклад дифференциальной плодовитости
определяет тотальную величину отбора I
[Кучер, Курбатова, 1986, с. 497; Спицына,
2006, с. 136]. По мнению генетиков, последствия происходящей релаксации отбора в современном населении в будущем
проявятся в росте генетического груза
популяции [Фогель, Мотульски, 1990, с.
298; Курбатова , 2004, с. 497; и др.].
Ингибитор протеиназ PI (альфа-1антитрипсин) и репродуктивная компенсация. Система α 1 -антитрипсина
(α1–АТ) или ингибитора протеиназ (PI)
вызывает повышенный интерес исследователей вследствие обнаружения его
наследственной недостаточности, а также
установленным фактом связи с хронической обструктивной болезнью легких
(эмфиземой) [Laurell, Erikson, 1963, p. 132;
Erikson, 1964, p. 197; 1965, p. 5].
К настоящему времени обнаружено
свыше 50 электрофоретически проявляющихся аллелей локуса PI [Kamboh, 1985,
p. 135]. В сводке, представленной этим
автором, приводятся следующие варианты PI, отличающиеся низким уровнем
белка α1–АТ для гомозигот (концентрация его выражена в % от нормального
уровня типа PIM): Нуль = 0 %; МНЕЕ=2;
MNIC=10; MMAL=12; Z=15; P=30; S=60;
I=68; W=70%. Однако наибольший практический интерес представляют разновидности PIZ и PIS, поскольку они с полиморфной частотой представлены в европейских популяциях (S ≈ 5 %; Z≈1%).
Имеет место также градиент измерения генных частот PI*Z и PI*S, показывающий максимальную концентрацию
первого из них в Северной Европе, а второго — на юге континента. Существуют
сведения, согласно которым один из 1000
европейцев является носителем генотипов PIZZ или PISZ, ассоциирующихся с
клинически проявляющейся недостаточностью α1–АТ [Laurell, 1975, p. 213].
Патофизиологические изменения при
дефиците этого белка объясняются действием двух различных механизмов. Первый из них связывается с недостаточностью этой протеиновой фракции в плазме, что служит причиной повреждения
чувствительных тканей, в особенности
легких, поскольку существуют неадекватные защитные свойства против действия
протеазной активности. Полагается, что
другой механизм, объясняющий патологическое состояние носителей дефицитных форм α1–АТ, обусловлен накоплением аберрантного белка Z в печени. Лица,
обладающие вариантом Z, имеют двойной
РЕПРОДУКТИВНАЯ КОМПЕНСАЦИЯ КАК ФАКТОР, СПОСОБСТВУЮЩИЙ РЕЛАКСАЦИИ…
риск развития легочной и печеночной патологии, тогда как субъекты, являющиеся
носителями таких вариантов, как PIS или
PIНуль, ассоциирующийся лишь с низкой
концентрацией α1–АТ, имеют только некоторую склонность к развитию у них,
например, эмфиземы [Kamboh, 1985, p.
135]. К наиболее выраженным следует
отнести ассоциации, прослеживаемые
между дефицитными вариантами PI и
хронической обструктивной болезнью
легких, а также циррозом печени [Laurell,
Erikson, 1963, p. 132]. Лица, много курящие и обладающие при этом генотипом
PIZZ, заболевают эмфиземой в сравнительно молодом возрасте (до 40 лет) и
умирают в среднем на 20 лет раньше некурящих. В меньшей степени низкая концентрация α1–АТ ассоциируется с рядом
других заболеваний: ревматоидным артритом, болезнью Вебера–Христиана, почечной патологией, панкреатитом, анкилозирующим спондилитом, фиброзным
альвеолитом [Fagerhol, Cox, 1981, p. 1].
Появилось также сообщение о причастности недостаточности α1–АТ к простудным заболеваниям в целом [Martin et al.,
1973, p. 395]. Однако за исключением легочной и печеночной патологии, данные
о взаимосвязи аномалий α1–АТ с другими
формами патологических состояний противоречивы. Распространено мнение, что
люди с низким уровнем этого белка могут
быть более склонными к образованию в
их организме иммунных комплексов или
некоторые ткани их организма оказываются в большей степени подверженными действию освобождающихся при
воспалительном процессе протеаз [Kamboh, 1985, p. 135]. В этом контексте представляет интерес недавнее сообщение о
значимо более высокой частоте редких
вариантов PI у новорожденных с нарушениями развития и их матерей [Шурхал и
др., 1987, с. 1691].
Несмотря на доказанность ассоциации аллелей, подобных PI*Z и PI*S, с рядом патологических состояний, частота
кодируемых ими продуктов достаточно
высока и проявляется на полиморфном
уровне в большинстве европейских по-
61
пуляций [Kamboh, 1985, p. 135]. Факт
присутствия с ощутимой частотой в популяциях этих, казалось бы, вредных аллелей наводит на мысль о гипотетическом
преимуществе некоторых из них, что способствует стабильности их концентраций
в разных группах населения. В этой связи
было высказано мнение о существовании
такого механизма в отношении фактора PI*Z [Fagerhol et al., 1969, p. 2; 1972,
p. 277]. Исследователи наблюдали эксцесс
детей у матерей, обладающих аллелем Z,
и выдвинули гипотезу, согласно которой увеличение протеазной активности
при этом может приводить к усилению
миграционной способности сперматозоидов, возможно, за счет уменьшения
вязкости содержимого цервикального
канала шейки матки. Некоторые авторы
нашли избыток концентрации фактора
S в многоплодных браках [Clark, Martin,
1982, p. 171]. В функциональном отношении также считается, что уровень α1–АТ
увеличивается под влиянием эстрагенной стимуляции, достигая величин, в 2-3
раза превышающих норму в последнем
триместре беременности. После родов
содержание α1–АТ возвращается к норме через 2-3 недели. Поскольку α 1–АТ
является ингибитором спермакрозина,
то было высказано предположение, что
низкий уровень белка может сочетаться
с повышенной плодовитостью; эта гипотеза была подтверждена фактом увеличения вариантов PI у женщин, имеющих
большое количество детей [Уорд, Уичер,
1981, с. 151]. Кроме того, α1–АТ обнаружен в клетках стромы яичников, принимающих участие в созревании Граафовых
фолликулов и формировании желтого
тела [Breit et al., 1985, p. 365]. Все эти обстоятельства, учитывая наследственный
полиморфизм α1–АТ, могут иметь отношение к обеспечению различий в репродуктивной функции. Другим гипотетическим механизмом, обеспечивающим
селективное преимущество аллеля PI*Z,
может служить наблюдающаяся избирательная его передача от одного из родителей [Frants, Erikson, 1980, p. 199]. Нарушение сегрегации редких аллелей PI
62
Н.Х. СПИЦЫНА, В.А. СПИЦЫН
было установлено также в работах А.В.
Шурхала [Шурхал и др., 1987, с. 1691].
Наконец, некоторые авторы приходят к
заключению, что сохранение дефицитных
фенотипов PI не является следствием нарушения сегрегации [Suarez, Pierce, 1983,
p. 19]. В итоге вопрос о механизме (или
механизмах) поддержания в популяциях
полиморфных частот аберрантных форм
α1–антитрипсина требует своего дальнейшего рассмотрения.
Были поставлены и последовательно решены следующие задачи: 1) представить информацию о распределении
фенотипических и генных частот локуса
PI среди представителей двух различных в этническом и расовом отношении
групп (киргизов и памирцев), живущих
в экстремальных условиях высокогорья
Памира; 2) продемонстрировать аргументы в пользу гипотезы о существовании
особого механизма, способствующего
сохранению в популяциях с ощутимой
частотой «неблагоприятных» в медикогенетическом отношении аллелей PI.
Материалы и методы
1. Проведено комплексное исследование биодемографических особенностей естественного движения народонаселения РФ на основе данных текущей
статистики, переписей населения РФ,
собственных материалов, собранных в
городах Сыктывкар, Казань, Саранск, Чебоксары, Ставрополь, в сельских группах
Тверской области, среди бурят, эвенов
и коряков Камчатки. Рассчитаны уровни акушерской патологии и пропорции
абортов в исследованных популяциях.
Применен классический метод расчета
индексов потенциального отбора [Crow,
1958, p. 12], а также его модификация,
позволяющая количественно определить
величину социального контроля репродукции [Спицына, 2006, с. 110].
2. Осуществлен анализ комплекса
биодемографических данных и генетикоантропологических материалов, полученных в ходе экспедиции 1984 г. В работе
представлены данные по высокогорным
популяциям Памира: таджики-памирцы,
проживающие в кишлаках Пастхуф
(среднегорье, 2000 м над уровнем моря),
Хуф (высокогорье, 3000 м) Рушанского
района и киргизы совхоза Мургаб (высокогорье, 3600 м, районы пастбищ на
высоте 4200 м) Мургабского р-на ГБАО
Таджикистана.
Идентификация генотипов PI в образцах сыворотки крови обследованных взрослых осуществлялась с помощью изоэлектрофокусирования (ИЭФ)
в стандартных пластинах фирмы LKB
(Англия) для изучения системы PI, а также в тонкослойных полиакриламидных и
агарозных гелях в градиенте pH 4–6. Для
лучшей идентификации зон PI использовался цвиттерионный сепаратор ACES.
Результаты и обсуждение
Анализ данных о младенческой смертности в регионах России выявил новые
характерные особенности в воспроизводстве народонаселения. С 1994 г. впервые отмечено снижение младенческой
смертности в Казани, начавшееся с 10,5 %
(с 20,9 до 18,7 умерших детей в возрасте
до 1 года на 1000 родившихся живыми).
Оставаясь достаточно высокой в сравнительном аспекте, динамика отражает
характерную тенденцию последних лет.
Коэффициенты младенческой смертности в РФ в 1994, 1995, 1996, 1997, 1998,
1999, 2000, 2001, 2002, 2003, 2004, 2011
годах составили: 20,1, 18,1, 17,2, 16,5, 16,9,
15,3, 14,6, 13,3, 12,5, 10,2, 8,14 и 7,1 соответственно [Население и условия жизни
в странах СНГ, 2002; Население России.
2003–2004, 2006; Росстат, 2011].
Однако эти данные о снижении
младенческой смертности, приходятся на самые сложные годы социальноэкономических реформ в стране, в то
время как снижение показателей младенческой смертности, как правило, отмечается в странах с высоким уровнем жизни
и качеством медицинского обслуживания
населения. В 2010 г. в Швеции, например,
эта величина составляла 2,75, в Японии —
2,79, в Канаде — 5,04, в Германии — 3,99,
во Франции — 3,33, в США — 6,26, в России (в 2012 г.) — 7,3 умерших детей до 1
63
РЕПРОДУКТИВНАЯ КОМПЕНСАЦИЯ КАК ФАКТОР, СПОСОБСТВУЮЩИЙ РЕЛАКСАЦИИ…
рождаемостью и смертностью. В этих
условиях падение младенческой смертности является, на наш взгляд, проявлением защитного действия репродуктивной
компенсации на популяционном уровне
[Спицына, 2006, с. 140]. Более известны
в истории человечества примеры, вследствие масштабности проявления, связанные с восстановлением численности
населения после войн, разрушительных
природных катастроф, эпидемий и пандемий, сопровождавшихся огромными
человеческими потерями.
Исходные материалы, характеризующие генетическое разнообразие в обследованных популяциях горцев Памира,
по распределению фенотипов и генных
частот системы PI для определения эффектов репродуктивной компенсации
представлены в таблице 1.
года на 1000 родившихся живыми [CIA
World Factbook, 2010]. На фоне социальных перемен в РФ, начиная с 1990 г., система здравоохранения переживала особые трудности. В этих условиях, наблюдающаяся тенденция снижения показателей
младенческой смертности, выступает в
роли явления, происходящего не «благодаря», а «вопреки» положению в системе
охраны материнства и детства. Снижение
младенческой смертности обусловлено
действием естественного популяционного механизма сохранения численности
в условиях критической демографической ситуации. Популяция ведет себя не
просто как некая абстрактная совокупность жителей города или страны, она
предстает как единый, живой, высокоорганизованный организм, отвечающий
на изменившиеся условия, связанные с
Таблица 1
Распределение субтипов и генных частот системы PI в популяциях Памира
Параметр
Генотип
M1M1
M1M2
M1M3
M1Z
M1I
M1S
M2M2
M2M3
M3M3
M2I
M2N
ZZ
∑
χ2
Частота генов*
* M1
*M2
*M3
*Z
*I
*S
*N
киргизы Мургаба
No
Ne
51
27
8
3
1
1
6
3
–
–
1
1
102
49,42
29,93
7,66
3,48
0,70
0,70
4,53
2,32
–
–
0,21
0,06
–
8,193
0,69608 ± 0,03220
0,21078 ± 0,02856
0,05392 ± 0,01581
0,02451 ± 0,01083
0,00490 ± 0,00489
0,00490 ± 0,00489
0,00490 ± 0,00489
памирцы Пастхуфа
No
Ne
21
6
6
1
–
–
2
2
–
–
–
–
38
19,19
8,68
5,79
0,72
–
–
0,95
1,26
–
–
–
–
–
2,468
0,72368 ± 0,05129
0,15789 ± 0,04183
0,10526 ± 0,03520
0,01316 ± 0,01307
–
–
–
Примечание: * — частота генов; No — наблюдаемое; Ne — ожидаемое.
памирцы Хуфа
No
Ne
80
13
17
2
–
1
3
3
2
1
–
–
122
76,33
18,19
18,98
1,58
–
0,79
1,08
2,26
1,18
0,09
–
–
–
7,218
0,79098 ± 0,02603
0,09426 ± 0,01871
0,09836 ± 0,01906
0,00820 ± 0,00577
0,00410 ± 0,00409
0,00410 ± 0,00409
–
64
Н.Х. СПИЦЫНА, В.А. СПИЦЫН
Таблица 2
Эффекты репродукции в группах семей лиц, обладающих редкими и обычными
вариантами PI в популяциях Мургаба и Хуфа
Показатели дифференциальной плодовитости и смертности
Вариант PI
Популяция
(число лиц)
Мургаб
Хуф
Редкий
(N=5)
Обычный
(N=39)
P
Редкий
(N=6)
Обычный
(N=42)
P
беременности
живые
дети
умершие
дети
Выкидыши
мертворождения
22/4,4
18/3,6
3/0,6
–
–
252/6,46
–
144/3,69
<0,05
66/1,69
>0,05
37/0,95
<0,05
3/0,07
<0,05
57/9,5
46/7,67
6/1,0
5/0,83
–
370/8,81
–
276/6,57
>0,05
55/1,31
>0,05
39/0,93
>0,05
–
–
Примечание: числитель — абсолютное значение показателя в группе; знаменатель — среднее значение
показателя, приходящееся на одну женщину.
Данные материалы ясно демонстрируют, что наблюдаемые значения фенотипических частот удовлетворительно
соответствуют теоретически ожидаемым
согласно равновесию Харди–Вайнберга
(χ2). Наибольшее разнообразие вариантов
PI было найдено в популяции Мургаба.
При сопоставлении частот аллелей PI с
данными литературы обращает на себя
внимание близость изученной популяции
киргизов ко многим группам Центрального и Южного Китая, Кореи, Японии, Таиланда [Kamboh, 1985, p. 135]. В частности
повышенная частота гена PI*. Между тем,
концентрация этого фактора в изученных
европейских популяциях не превышает 18
%. Другой отличительной чертой киргизской популяции является наличие в ней
высокой частоты фактора PI*Z. Этот ассоциирующийся с различной патологией
тип α1–АТ представлен преимущественно
в Европе, причем максимальных значений
его концентрация достигает на севере
континента. Столь же высока его пропорция у киргизов Мургаба (0,0245), при
этом один изученный субъект оказался
гомозиготным (ZZ) по соответствующему
аллелю. Иная структура распределения
факторов PI отмечается в исследованных
изолятах Западного Памира. Как и предполагалось, эти популяции отличаются
меньшим набором вариантов α1–АТ и по
соотношению аллельных частот оказались близки к европеоидам. Тем не менее
население Хуфа имеет некоторые специфические особенности, выражающиеся в
понижении пропорций обычных субаллелей М2 и М3 (табл. 1). Таким образом,
этническая группа западных памирцев,
антропологически тяготеющая к народам Ближнего Востока и Южной Индии,
по характеру распределения факторов PI
существенно отличается от последних,
приближаясь к населению Западной и
Северной Европы.
Далее была предпринята попытка
охарактеризовать возможный механизм,
поддерживающий частоты аберрантных
аллелей на полиморфном уровне в популяциях рассматриваемого региона. В таблице 2 приводятся данные о различиях в
отношении репродуктивной способности
в двух когортах: а) в семьях лиц с редкими и б) с обычными вариантами PI.
Немногочисленность обнаруженных
аберрантных вариантов, кодируемых
редкими аллелями данного локуса, не
позволила применить один из основных
принципов анализа фактора плодовитости: проведение его в группе индивидов,
вышедших из репродуктивного возраста.
Поэтому в данную выборку были вклю-
РЕПРОДУКТИВНАЯ КОМПЕНСАЦИЯ КАК ФАКТОР, СПОСОБСТВУЮЩИЙ РЕЛАКСАЦИИ…
чены взрослые лица без учета возрастной характеристики. Посредством метода преобразования Фишера–Энскомба
сравнивались соотношения числа живых детей, умерших детей, выкидышей
и мертворождений к общему числу беременностей в обеих когортах. Такой
подход оказался корректным в связи с
существованием в рассматриваемых этнических группах традиций нерегулируемой рождаемости, когда имеет место
естественный характер репродукции. Так,
в двух обследованных популяциях общей
численностью 1535 человек отмечен всего
один случай искусственного прерывания
беременности. В Мургабе, как явствует из
таблицы 2, выявлены достоверные различия между выделенными когортами по
указанным медико-генетическим показателям. В семьях, в которых один из супругов является носителем редких генов PI,
зафиксировано достоверное увеличение
благоприятных исходов беременностей
и низкая постнатальная смертность. Статистически значимых различий между
сравниваемыми группами в отношении
числа умерших детей к общему числу
беременностей между обеими сравниваемыми группами не установлено. В кишлаке Хуф сравнение семей субъектов с
редкими и обычными вариантами PI не
обнаруживает статистически значимых
различий. Итак, полученные в работе
данные (применительно к населению
Мургаба), подтверждают предположения о том, что функциональные различия
типов α1–АТ могут приводить к физиологическим сдвигам, следствием которых
будет являться дифференцировка индивидов по репродуктивной способности
и появление эффекта репродуктивной
компенсации [Fagerhol et al., 1969, p. 2;
Breit et al., 1985, p. 365].
Для буряток, с многоплодием в акушерском анамнезе, свойственно увеличение частот редких аллелей TF*C3 системы
трансферрина и PI*Z системы ингибитора протеиназ (альфа-1-антитрипсина) по
сравнению с контролем, где пропорции
этих факторов не достигают уровня полиморфизма [Спицына, 2006].
65
Возрастания частоты неблагоприятного фактора PI*Z у буряток с многоплодием, полностью соответствуют результатам об увеличении частоты этого и других
редких аллелей PI у коренного населения
восточного Таджикистана на высокогорном плато Мургаб.
Выводы:
1. Анализ данных о младенческой смертности в регионах России выявил эффект
репродуктивной компенсации в РФ на
популяционном уровне.
2. Выявленный в работе механизм репродуктивной компенсации, связанный с
повышенной фертильностью индивидовносителей неблагоприятных генов системы PI, является одним из факторов
поддерживающих генетическое разнообразие в высокогорных группах.
Литература
Глинкина Ж.И., Бахарев В.А. Генетические
проблемы репродукции // Офиц. Катал. «Репродукция человека». М., 2003. С. 23–25.
Динамика популяционных генофондов. М.:
Наука, 2004. 617 с.
Курило Л.Ф. Генетическая регуляция половой
дифференцировки // Андрология и генитальная
хирургия. 2003. № 2. С. 30–36.
Кучер А.Н., Курбатова О.Л. Популяционногенетическое исследование дифференциальной
плодовитости в городском населении // Генетика.
1986. Т. 22. № 2 .С. 304–311.
Росстат, 2011. Сайт Федеральной службы государственной статистики [Электронный ресурс].
Режим доступа: http://www.gks.ru/
Спицына Н.Х. Демографический переход в
России. Антропогенетический анализ. М.: Наука,
2006. 211 с.
Уорд А.М., Уичер Дж.Т. Иммунохимия в клинической и лабораторной практике. М.: Медицина, 1981. 186 с.
Фогель Ф., Мотульски А. Генетика человека.
Т. 2. М.: Мир, 1990. 378 с.
Breit S.N., Waleefield D., Robibson I.P., Luckhurst E.,
Clark P., Penny R. The role of α1-antitrypsin deficiency
in the pathogenesis of immune disorders // Clin.
Immunol. Immunopath. 1985. V. 35. P. 363–380.
CIA World Factbook, Central Intelligence Agency.
The Work of Nation, ISSN 1553-8133. 2010.
Clark P., Martin N. G. An excess og the PiS allele
in dizygotic twins and their mothers // Human Genet.
1982. V. 61. P. 171.|
Crow J.F. Some possibilities for measuring selection
intensities in man // Human Biol. 1958. V. 30. P. 1–13.
66
Н.Х. СПИЦЫНА, В.А. СПИЦЫН
Erikson S. Pulmonary emphysema and α1-antitrypsin deficiency // Acta med. Scand. 1964. V. 175.
P. 197.
Erikson S. Studies in α1-antitrypsin deficiency //
Acta med. Scand. 1965. V. 432 (177 Suppl.). P. 5.
Fagerhol M.K., Gedde-Dahl Jr. T. Genetics of
Pi serum α1-antitrypsin // Human Heredity. 1969.
V. 19. P. 3.
Fagerhol M.K. The serum α1-antitrypsin polymorphism // Proceedings of the IV-th International
Congress on Human Genetics /Eds. Grouchy, Ebling,
Henderson. Amsterdam: Excepta Medica, 1972. P. 277.
Fagerhol M.K., Cox D.W. The PI polymorphism.
Genetic biochemical and clinical aspects of human
α1-antitrypsin // Advances in Human Genetics / Eds.
Harris H., Hirschhorn K. N. L.: Plenum press, 1981. P. 1.
Frants R.R., Eriksson A.W. PiM subtypes of α1antitrypsin in isolate studies // Population Structure
and Genetic Disorders /Eds. Eriksson A.W., Forsius
H.R., Nevanlinna H.L.: Acad. Press, 1980. P. 199.
Kamboh M.I. Biochemical and genetics aspects
of human serum α1-protease inhibitor protein // Dis.
Markers. 1985. V. 3. P. 135.
Laurell C.B., Eriksson S. The electroforetic alpha1globulin pattern of serum in alpha1-antitrypsin
deficiency // Scand. J. Clin. Lab. Invest. 1963. V. 15.
P. 132.
Laurell C.B., Sveger T. Mass screening of newborn
Sweden infants for α1-antitrypsin deficiency // Amer.
J. Human Genet. 1975. V. 27. P. 213.
Martin J.P., Vandeville D., Ropariz C. PiB a new
allele of α1-antitrypsin genetic variants // Biomed.
Express. 1973. V. 19. P. 395.
Suarez B.K., Pierce J.A. α1-antitrypsin-deficient
phenotype is not maimtained by segregation distortion
// Amer. J. Phys. Anthropol. 1983. V. 62. P. 19.
Terrentano L., Ulizzi L., San Martini A. The
effects of demographic transition on the opportunity
for selection: Changes during the last century in Italy
// Amer. J. Phys. Anthropol. 1979. V. 42. P. 391–399.
Reproductive compensation as a factor promoting the relaxation
and change of intensity of selection at the human populations
N.Kh. SPITSYNA
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
V.A. SPITSYN
Russia, Moscow, Research Centre for medical genetics RAMS
The analysis of the data about infantile death rate in different regions of Russian Federation’s last
decades has revealed new prominent features in population reproduction. Authors believe that
falling of infantile death rate is display of action of reproductive compensation at population level.
The distribution of the phenotype of α1-antitrypsin among Pamir’s aborigenes localized at high
altitudes was studied. The Kirgizes of Murgab studied include mainly the mongoloid component
in their composition. Populations of the Khuf river in West Pamir anthropologically belong to
South caucasoids. The following frequencies of PI genes have been registered in Kirgizes (N=102);
M1=0.6961, M2=0.2108, M3=0.0539, Z=0.0245, I=0.0049, S=0.0049, N=0.0049; in the Khuf
population (N=122) M1=0.7910, M2=0.0943, M3=0.0984, Z=0.0082, I=0.0041, S=0.0041; in
the Pastkhuf population (N=38): M1=0.7237, M2=0.1579, M3=0.1053, Z=0.0132. Simultaneous
biodemographic investigation in the Murgab population shoved that couples, with one of the
partners carrying the rare variant of PI demonstrated statistically significant increase in successful
outcomes of pregnancies. The same cohort has displayed lover infant mortality rates, the absence
of miscarried fetus and stillborn babies. Our results point to the possible existence of a mechanism
of reproductive compensation serving to uphold the genetic diversity of PI genes.
Key words: selection, differential fertility, differential mortality, reproductive compensation,
relaxation, α1-antitrypsin.
List of tables
Table 1. Distribution of the subtypes and the gene frequencies of the PI system in Pamir populations.
Table 2. Effects of the reproduction in the families of the persons with rare and common variants of the
PI in Murghab and Hufa populations.
Контактная информация:
Спицына Наиля Хаджиевна
Спицын Виктор Алексеевич
nailya.47@mail.ru
Contacts:
Spitsyna Nailya Khadjievna
Spitsyn Victor Alekseevich
nailya.47@mail.ru
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23)
с. 67–84
ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИЯ И ЭТНИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ
УДК 572.71
Древние черепа с территории Чукотки
М.М. ГЕРАСИМОВА
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
В статье публикуются данные о двух черепах с побережья Чукотки, происходящих из раскопок Н.Н. Диковым древних эскимосских могильников в 1963 г., и обсуждаются в связи
с этими находками проблемы формирования антропологических особенностей эскимосского краниологического типа, его временных и территориальных вариаций, их генеалогических взаимоотношений и некоторые вопросы этнической истории эскимосов.
Ключевые слова: физическая антропология, краниология, эскимосы, Чукотка.
Памяти моих Учителей,
М.Г. Левина и Г.Ф. Дебеца
Введение
При разборке старых коллекций в
Кабинете антропологии им. академика
В.П. Алексеева ИЭА РАН мной были обнаружены два черепа из сборов Н.Н. Дикова на побережье Чукотки в 1963 г. Они
сопровождались машинописной описью
за подписью этого исследователя, на которой рукой Г.Ф. Дебеца было написано,
что датировка находок произведена на
основании типологии гарпунов. Один
из черепов происходит из погребения на
левом берегу р. Чегитун, второй — из Чинийского могильника, открытого в 1961
г. Д.А. Сергеевым в бухте Чини [Диков,
1974]. Оба черепа хорошо датируются по
найденным с ними в погребениях гарпунам, первый — культурой бирнирк–туле,
второй — древнеберингоморской культурой, которые ассоциируются с эскимосской этнической общностью. Напомню, что древнеберингоморская культура
датируется последними веками I тыс. до
н.э. — первыми веками I тыс. н.э., бирнирк — IV–V вв., а культура туле появляется на рубеже X–XI вв. н.э., и в основном
распространена на всем побережье Американского Севера до Восточной Гренландии. На Азиатском побережье она
имеет незначительное распространение.
Присланные в 1965 г. Г.Ф. Дебецу черепа,
по неизвестным для нас обстоятельствам,
не были им изучены и опубликованы.
Данные об этих черепах представляют
значительную научную ценность, поскольку конкретные этапы истории формирования антропологического состава
населения таежных и тундровых районов
Восточной Сибири, в частности СевероВостока Азии, плохо изучены. Оба эти
черепа дают прекрасный повод вновь
обратить наше внимание на проблему
происхождения эскимосского антропологического типа и этногенеза эскимосов,
проблему, которой на краниологическом
материале после безвременно ушедших
М.Г. Левина и Г.Ф. Дебеца практически
никто вплотную не занимался [Левин,
1947, 1958, 1960, 1964; Дебец, 1951, 1975,
1986]. Исключением здесь являются немногие работы четы Алексеевых, в которых эти вопросы, так или иначе обсуждались [Алексеев, 1967; Алексеев, Балуева,
1976; Алексеев, Трубникова, 1989; Алексеева, 1999, 2003]. К обсуждению этих работ
и их анализу с позиций сегодняшнего дня
обратимся ниже, а сейчас позволим себе
кратко изложить достаточно известные
вещи, без напоминания которых утрачивается логика настоящей статьи.
68
М.М. ГЕРАСИМОВА
Рис. 1. Женщина с ребенком. Провиденский
р-он Чукотского нац. округа, с. Сиреники.
1972 г. Архив Института этнологии
и антропологии РАН
Общие сведения об эскимосах и их
антропологических особенностях
В антропологическом плане эскимосы являются яркими представителями
арктической расы (рис. 1, 2). Эскимосы
характеризуются большими размерами
лица, тенденцией к прогнатизму, темной
кожей, очень темной окраской волос и
глаз, максимальной жесткостью волос
головы, относительно слабой выраженностью монголоидных особенностей в
строении верхнего века, несколько повышенным развитием третичного волосяного покрова по сравнению с континентальными монголоидами. Все эти признаки ведут не в Сибирь, а в Восточную
Азию. По сравнению с представителями
континентальной ветви монголоидный
комплекс признаков у них выражен в
несколько ослабленном виде: чуть выше переносье, менее плоское лицо, чуть
меньше частота эпикантуса. Но прямые,
исключительно жесткие и темные волосы, темная кожа, выраженная прохейлия, толстые губы сближают эскимосов с
восточными и южными монголоидами,
вместе с которыми они образуют тихоокеанскую ветвь большой монголоидной
расы [Чебоксаров, 1947]. Тем не менее,
чуть ли не до середины прошлого века в
литературе существовала точка зрения
о так называемом «эскимосском клине»,
разделяющем «монголоидных» эскимосов и «американоидных» палеоазиатов (в
частности, чукчей) и индейцев. Первая и
убедительная попытка критики «теории
клина» на краниологическом материале
была предпринята М.Г. Левиным [Левин,
1949]. Располагая значительно бóльшим
краниологическим материалом, а также
собственными соматологическими данными по чукчам и эскимосам, Г.Ф. Дебец
решительно присоединился к точке зрения М.Г. Левина о том, что у чукчей «американоидные» особенности выражены
не более отчетливо, нежели у эскимосов
[Дебец, 1951, с. 110, 120].
Хотя расовое единство эскимосов выявляется достаточно отчетливо не только
данными морфологического анализа, но
и исследованиями групп крови [Левин,
1959; Lunghlin, 1957], в отдельных, достаточно изолированных друг от друга
и хронологически различных, группах
эскимосов наблюдаются значительные
отличия в краниологических характеристиках. Краниологические и соматологические наблюдения говорят о том, что
физический тип эскимосов не вполне
Рис. 2. Эскимос. Фото из архива Кафедры
антропологии МГУ
ДРЕВНИЕ ЧЕРЕПА С ТЕРРИТОРИИ ЧУКОТКИ
однороден. Выделяются, как минимум,
два варианта — восточный (или гренландский), характеризующийся резко выраженной долихокранией, высокоголовостью и очень узким носом, и западный
(или берингоморский) с умеренной брахикранией, более низким черепом и не
столь узконосый. Эскимосы выделяются
среди других монголоидных групп своей
узконосостью, они наиболее «специализированы» по этому признаку, особенно
гренландские эскимосы. По вопросу о генезисе и таксономическом соотношении
двух вариантов, восточного (гренландского) и западного (берингоморского),
существует несколько точек зрения. Характерные особенности гренландского
варианта ряд авторов рассматривает, как
следствие влияния специфических условий обитания и относительной изоляции. Берингоморский вариант, как менее
специализированный, рассматривается
как более древний [Hrdlicka, 1945; Дебец, 1951]. Другие авторы склонны рассматривать сохранившийся именно в
Гренландии, долихокефальный узконосый тип восточных эскимосов в качестве
древнего [Левин, 1958; Stewart, 1959]. В
целом, древние серии Чукотки оказались
ближе к сериям современных эскимосов
Гренландии и Лабрадора, чем к сериям современных чукотских эскимосов. В древности гренландский тип был представлен
и на Аляске, и на Чукотке. Сопоставление черепов из древних погребений с современными сериями показывает более
широкое распространение в древности
долихокранного типа, что является аргументом в пользу его большей древности
по сравнению с мезокефальным западным [Левин, 1958, 1964]. При оценке различий между отдельными локальными
группами эскимосов, полагал М.Г. Левин, следует иметь в виду, с одной стороны, влияние длительной изоляции, а
с другой — процессы метисации. При
смешении изолированных частей одной
популяции могут происходить изменения
формы головы и сдвиг в сторону брахикефализации, вызванные изменениями отдельных признаков [Бунак, 1951]. Именно
69
среди западных групп эскимосов процессы смешения отдельных групп протекали более интенсивно, чем в восточных
районах.
Как показывает очень краткий и беглый обзор отечественной литературы
40–60-х гг. прошлого века, в ту пору в
известной мере были освещены вопросы,
связанные с положением арктической расы в системе монголоидных типов, доказана несостоятельность теории «эскимосского клина», выделены локальные типы
в составе арктической расы, подтверждена существующая в мировой литературе
точка зрения о двух антропологических
вариантах, встречающихся среди эскимосов — «западного» (азиатского) и восточного (гренландского), не обнаруживающих, однако, строгой географической
локализации, показана значительная близость различных географически удаленных эскимосских групп. Однако, вопрос
о соотношении этих вариантов, который
напрямую связан с этногенетическими
проблемами происхождения эскимосов, остается открытым. Его решение
во многом связано с состоянием палеоантропологических источников, происходящих с территории распространения
эскимосских культур. На азиатском побережье раскопки древних эскимосских
поселений и могильников практически
не производились, а на американском эти
данные имеют ряд существенных пробелов, в частности, материалы А. Грдлички,
очень приблизительно датированы и плохо атрибутированы. Только в конце 50-х
гг. ХХ в. два замечательных отечественных антрополога, М.Г. Левин и Г.Ф. Дебец,
разрабатывавшие, в том числе и проблемы этногенеза народов северо-востока
Азии, получили палеоантропологические
материалы из эскимосских могильников
Чукотки. Я имею в виду раскопки удивительно интересных, уникальных по
богатству инвентаря и палеоантропологическим сборам могильников Уэлен и
Эквен. Кроме того, Г.Ф. Дебец получил
возможность изучить материал из могильников на мысе Хоуп, Ипиутак и Тигара (Аляска). Несмотря на введенные в
70
М.М. ГЕРАСИМОВА
научный оборот краниологические материалы большой численности, количество
изученных памятников на азиатском побережье по-прежнему невелико. Поэтому
любой, даже единичный материал из раскопок древних эскимосских могильников
представляет для палеоантропологии исключительный интерес.
Описание материалов
Мужской череп (левый берег р. Чегитун, погребение 1) характеризуется длинной, очень узкой и высокой мозговой
коробкой, среднешироким лбом, среднешироким основанием черепа и среднешироким затылком. Лобная и теменная
хорды — в категории средних значений, а
затылочная — в категории очень больших.
Высота изгиба лба большая, а высота изгиба затылка очень большая. Угол лба от наТаблица 1
Метрические характеристики мозговой
коробки черепов из сборов Н.Н. Дикова
на побережье Чукотки
Признаки
Чегитун ♂ Чини ♀
1. Продольный д.
190
181
8. Поперечный д.
126!
128
17. Высотный д. от в
140
134
20. Высотный д. от ро
117
113
9. Наим. ширина лба
99
96
10. Наибол. ширина лба
106
112
5. Дл. основания
104
97
32. Угол лба nas-met
90
87
11. Ушная ширина
123
122
12. Ширина затылка
109
106
29. Лобная хорда
111
114
30. Теменная хорда
114
113
31. Затылочная хорда
105
99
Высота изгиба лба
26,4
28,5
Высота изгиба затылка
31,8
25,2
77
81
Угол лба gl-met
Таблица 2
Индексы мозговой коробки черепов
из сборов Н.Н. Дикова
Признаки
8:1. Черепной указатель
Чегитун ♂ Чини ♀
66,3
70,7
17:1. Высотно-продольный указ.
73,7
74,0
17:8. Высотно-поперечный указ.
111,1
104,7
(29+30+31):1 Сумма
трех хорд
178,4
181,3
11:8. Аурикулярнопоперечный указ.
97,6
95,3
12:9. Затылочно-лобный
указатель
110,1
110,4
78,6
75,0
9:8. Лобно-поперечный
указатель
зиона прямой, то есть очень большой, а от
глабеллы — средний. Величина черепного
указателя выходит за рамки группового
минимума, череп резко долихокранный.
Высотно-продольный указатель говорит
об ортокрании, а высотно-поперечный —
о резко выраженной акрокрании. Величина указателя выходит за рамки группового максимума (по Г.Ф. Дебецу). Лобнопоперечный диаметр — в категории
очень больших величин (эуриметопный),
а затылочно-лобный — на границе малых и средних величин (табл. 1, 2). Форма
черепа сверху — узко-эллипсоидная, со
стороны затылка — крышевидная.
Характеристика черепа может быть
дополнена следующим: лицо очень широкое в скулах и на верхнем уровне, широкое — на среднем, средневысокое (70 мм),
относительно низкое по эскимосскому
масштабу, с очень широкими и высокими
орбитами, невысоким и узким по абсолютным размерам носом. Для данного черепа фиксируется очень большая ширина
и большая длина альвеолярной дуги, средней длины широкое небо с torus palatinus.
Общий лицевой угол — в категории малых величин, угол выступания носа также
малый. Уплощенность лица на верхнем
горизонтальном уровне составляет 145°,
71
ДРЕВНИЕ ЧЕРЕПА С ТЕРРИТОРИИ ЧУКОТКИ
Таблица 3
Метрические характеристики лицевого
скелета черепов из сборов Н.Н. Дикова
Признаки
Чегитун ♂ Чини ♀
45. Скуловой диаметр
144
132
40. Дл. основания лица
107
97
48. Верх. высота лица
70
67
43. Верх. ширина лица
112
108
46. Ср. ширина лица
104
102
60. Дл. альвеол. дуги
57?
51
61. Шир. альвеол. дуги
70
62
62. Длина нёба
47
44
63. Ширина нёба
44
38
55. Высота носа
50
49
54. Ширина носа
24,5
23,0
51. Ширина орбиты
44,0
41,0
51а Ширина орбиты от d
42,5
–
52. Высота орбиты
35,2
33,0
Хорда fmo-fmo
103,0
97.2
Высота над fmo-fmo
16,2
13,8
Зиго-максилл. хорда
105,1
101,1
Высота ss над zm хордой
25,2
16,8
DC. Дакриальная хорда
21,2
DS. Дакриальная высота
на нижнем — 129°. Клыковая ямка не выражена. Рельеф черепа развит средне. Поперечный фацио-церебральный указатель
выходит за групповой максимумом, а вертикальный фацио-церебральный — в категории малых величин. Лобно-скуловой,
верхнелицевой и верхний среднелицевой
указатели — малые, носовой и орбитный — средней величины, а нёбный указатель — большой. Указатель выступания
лица — большой, то есть лицо прогнатно.
Симотический и дакриальные указатели — в категории малых и очень малых
величин (табл. 3, 4). Таким образом, с
одной стороны, перед нами череп с ярко
выраженными особенностями арктической расы по классификации Н.Н. Чебоксарова и Г.Ф. Дебеца [Чебоксаров, 1947;
Дебец, 1951]. С другой стороны, он обТаблица 4
Индексы лицевого скелета черепов
из сборов Н.Н. Дикова
Признаки
45:8. Поперечн. фациоцеребральный
Чегитун ♂ Чини ♀
114,3
104,7
50,0
50,0
9:45. Лобно-скуловой
указатель
68,7
72,7
40:5. Указатель выступания лица
102,9
100,0
19,3
48:45. Верхний лицевой
указатель
48,6
50,7
7,9
7,0
48:46. Верхний среднелицевой указ.
62,5
65,6
SC. Симотическая хорда
4,1
4,2
54:55. Носовой указатель
49,0
46,9
SS.Симотическая высота
0,8!
2,3
52:51. Орбитный указатель
80,0
80,5
77. Назомалярный угол
145,1
148,5
zm. Зигомаксиллярный
угол
DS:DC. Дакриальный
указатель
37,3
36,3
128,9
143,3
SS:SC.Симотический
указатель
19,5!
54,7
61:60. Челюстно-альвеолярный указ.
122,8
121,6
63:62. Нёбный указатель
93,6
86,4
72. Общий угол лица
80
85
75(1) Угол выступания
носа
22
17
48:17. Вертикальн.
фацио-церебральный
72
М.М. ГЕРАСИМОВА
ладает определенной морфологической
специфичностью, в частности — средней
высотой лица при его значительной ширине, невысоким носом, и гораздо более
плоским переносьем (табл. 5).
Второй, женский череп, происходит из
могильника в бухте Чини (погребение 8).
Он также имеет длинную и очень узкую
мозговую коробку, высотный диаметр которой от базиона больше ее ширины, на
границе с очень большими значениями,
широкий лоб, высота изгиба которого
находится в категории очень больших величин, широкое основание черепа и среднеширокий затолок. Лобная и теменная
хорды — в категории очень больших и
больших размеров, а затылочная — в категории очень малых. Угол лба от назиона
почти прямой, то есть очень большой, а
от глабеллы — средний. Величина черепного указателя очень малая, но все-таки
больше, чем у вышеописанного мужского черепа, череп резко долихокранный.
Высотно-продольный указатель средней
величины, а высотно-поперечный свидетельствует о резко выраженной акрокрании. Лобно-поперечный диаметр — в
категории очень больших величин (эуриметопный), а затылочно-лобный — средней величины. Форма черепа сверху —
эллипсоидная, со стороны затылка —
крышевидная (табл. 1, 2). Лицевой скелет
развит в ширину, скуловой диаметр — в
категории больших величин, а верхняя и
средняя ширина лица — очень больших.
Лицо средневысокое, со средневысоким
Таблица 5
Метрические характеристики и указатели древних черепов
с территории Северо-Восточной Азии
Признаки
Усть-Бельский ♂ Диринг-Юрях ♂ Родинка II ♀ Чегитун ♂ Чини ♀
1. Продольный диаметр
185
188,8 (4)
187
190
181
8. Поперечный диаметр
137
151,3 (4)
138
126
128
8:1. Черепной указатель
74,1
80,2 (4)
73,8
66,3
70,7
17. Высотный диаметр
137
132,1 (4)
132
140
134
95
99,3 (4)
95
99
96
100,0
87,3 (4)
95,7
111,1
104,7
45. Скуловой диаметр
140
147,3 (4)
139
144
132
48. Верхняя высота лица
82
80,0 (4)
74
70
67
58,6
54,7 (4)
53,2
48,6
50,7
55. Высота носа
59
61,0 (3)
54
50
49
54. Ширина носа
25
26,3 (3)
22,0
24,5
23,0
54:55. Носовой указатель
42,4
43,1 (3)
40,7
49,0
46,9
52. Высота орбиты
35
35,1 (4)
40,0!
35,2
33,0
77. Назомалярный угол
149
144,4 (4)
142
145,1
148,5
zm. Зигомаксиллярный
угол
142
143,0 (3)
142
128,9
143,3
SC. Симотическая ширина
7,5
8,7 (2)
8,3
4,1
4,2
SS. Симотическая высота
2,5
2,8 (2)
2,2
0,8
2,3
16
14,5 (2)
7
22
17
9. Ширина лба наименьшая
17:8. Высотно-поперечн.
указ.
48:45. Верхнелицевой указ.
75(1). Угол выступания носа
ДРЕВНИЕ ЧЕРЕПА С ТЕРРИТОРИИ ЧУКОТКИ
и узким носом, со средними значениями
высоты и ширины орбиты. Длина альвеолярной дуги, длина и ширина нёба —
средней величины, а ширина альвеолярной дуги — большая. Общий лицевой
угол большой, угол выступания носа малый. Горизонтальная уплощенность лица
на верхнем уровне составляет 148,5°, на
нижнем — 143,3°. Лицо равномерно уплощено на обоих уровнях. Клыковая ямка
визуально не фиксируется. Поперечный
фацио-церебральный указатель выходит
за групповой максимумом, а продольный
фацио-церебральный — в категории средней величины. Лобно-скуловой указатель
средней величины, а верхнелицевой и
верхний среднелицевой указатели — малые, носовой и орбитный — малой величины, а нёбный указатель — средний.
Указатель выступания лица — средний.
Симотическая хорда и высота — очень
малая и малая, указатель — в категории
больших величин. Напротив, дакриальная хорда малая, а высота очень малая,
указатель — в категории малых величин
(табл. 1–4). Опять перед нами, с одной
стороны, череп с ярко выраженными особенностями арктической расы по классификации Н.Н. Чебоксарова и Г.Ф. Дебеца,
с другой, он, как и мужской череп, обладает определенной морфологической
специфичностью. При средней высоте
его лицо имеет значительную ширину и
равномерную сильную уплощенность на
обоих горизонтальных уровнях, и гораздо более плоское переносье, то есть черты
байкальского антропологического типа.
Место описанных черепов среди других древних черепов с территории таежных областей Восточной Сибири и Чукотки. Для понимания начальных этапов
формирования арктической расы важное
значение имеет палеоантропологическая
находка с крайнего Северо-Востока Азии
из Усть-Бельского могильника на р. Анадырь, датируемого II тыс. до н.э. Могильник был оставлен древними охотниками
на дикого оленя и рыболовами, культура
которых к этому времени распространилась по всей Чукотке и далеко на запад и
восток от нее [Диков, 1958, 1961]. Череп
73
Рис. 3. Реконструкция лица по черепу
из Усть-Бельского могильника.
Автор Г.В. Лебединская
из Усть-Бельского могильника был изучен
И.И. Гохманом [Гохман, 1961; Алексеев,
Гохман, 1984]. По этому черепу Г.В. Лебединской была сделана реконструкция
внешнего облика (рис. 3).
В морфологическом типе этого древнего насельника Чукотки сочетались
черты арктических и сибирских континентальных монголоидов. При больших
размерах лицевого скелета, что характерно для континентальных монголоидов,
череп имеет слабо выступающие носовые
кости, мезогнатность лицевого скелета,
долихокранную высокую мозговую коробку с крышеобразным сводом, что характерно для арктических монголоидов
(табл. 5). Надо заметить, что метрические
характеристики, приводимые исследователем этого черепа, И.И. Гохманом, не
столь выразительны, сколько визуальное знакомство с этим черепом или его
фотографией. Например, среднеширокий
по своим абсолютным значениям нос
действительно производит впечатление
74
М.М. ГЕРАСИМОВА
узкого на фоне очень высокого лица. Такое мозаичное сочетание черт байкальского и арктического типов — что это,
проявление недифференцированности
монголоидной расы или результат метисации? Мозаичное сочетание признаков
различных рас монголоидного ствола
обнаруживают также черепа, найденные Ю.А. Мочановым в погребениях на
р. Диринг-Юрях, притоке р.Лена. Морфологические комплексы этих черепов
крайне своеобразны. В их краниологических особенностях диагностируются
специфические черты крупных расовых
подразделений современного населения
Сибири — арктической, байкальской и
центральноазиатской рас в исходной,
слабо дифференцированной форме. Брахикрания мозговой коробки с широким
лбом сочетается с большой высотой черепа (на самом деле, высота черепа —
средняя — курсив мой, М.Г.). Широкое,
ортогнатное и крайне высокое лицо с
очень узким носом и слабо выступающими носовыми костями равномерно
уплощено на верхнем и среднем уровнях.
Среди современных черепов ближайшие
аналогии мы можем найти с черепами
якутов и черепами представителей арктической расы с широким, ортогнатным,
равномерно уплощенным на обоих горизонтальных уровнях, очень высоким
лицом с очень высоким и относительно
узким носом [Gochman, Tomtosova, 1983;
Алексеев, Гохман, 1984]. О раннем формировании черт арктической расы на
северо-востоке Азии говорят также морфологические характеристики черепа из
неолитических слоев стоянки Родинка II,
в устье р.Колымы, аналогичные с точки
зрения авторов таковым у усть-бельского
черепа [Гохман, Томтосова, 1983]. И, наконец, в бассейне средней Колымы в
приустьевой части р.Каменки (66° с.ш.)
на стоянке Каменка II найдено захоронение ымыяхтахской культуры, содержавшее останки троих детей и датируемое
II тыс.до н.э. Анализ краниологических
данных позволил сделать вывод о сочетании признаков байкальского варианта
североазиатской континентальной мон-
голоидной и арктической рас. Наиболее близкие аналогии обнаруживаются
с усть-бельским черепом. Отмечаемая
мозаичность краниологических и одонтологических признаков обусловлена,
скорее всего, метисационными процессами [Шпакова, 2001].
Наиболее представительный палеоантропологический материал с территории Чукотки принадлежит предкам
эскимосов, охотникам на морского зверя.
Он датируется гораздо более поздним
временем, чем вышеописанные находки
и представлен сериями, полученными
при раскопках могильников Уэлен и Эквен, демонстрирующих разные стадии
древнеэскимосской культуры, последняя
из которых смыкается с культурой эскимосов, близкой к современности — 2-я
половина II тысячелетия н.э. [Арутюнов,
Сергеев, 1969, 1975]. Палеоантропологический материал из Уэленского могильника, как я уже упоминала, был изучен
М.Г. Левиным, из Эквенского — Г.Ф. Дебецем [Левин, 1960, 1964; Дебец, 1975].
В таблице 6 приведены краниометрические характеристики арктической расы
[по Чебоксарову, 1947], древних черепов с
территории Восточной Сибири и Чукотки
и черепов из эскимосских могильников
Уэлен и Эквен. Мужской череп из могильника на р.Чегитун и женский череп
из Чинийского могильника, при всем своем своеобразии, обнаруживают большее
сходство с сериями более древних черепов, нежели с современными черепами
науканской или чаплинской серии. Отличаются они существенно от всех рассматриваемых черепов очень низким для
эскимосских серий лицом.
Генеалогические взаимоотношения
между восточными и западными эскимосами. Выяснение этих взаимоотношений — отнюдь не праздный вопрос. Он
напрямую связан с проблемой генезиса
арктической расы и этногенеза эскимосов. Материал из Уэленского могильника, в раскопках которого непосредственное участие принимал М.Г. Левин, был
первым и единственным с территории
Чукотки, который позволил ярко про-
75
ДРЕВНИЕ ЧЕРЕПА С ТЕРРИТОРИИ ЧУКОТКИ
Таблица 6
Сопоставление эскимосских черепов с территории Чукотки с характеристиками
арктической расы [по Чебоксарову, 1947]
Признаки
Арктическая
раса
Чегитун ♂ Чини ♀
Уэлен ♂, ♀
Эквен ♂, ♀
1. Продольный диаметр
180,7–192,4
190
181
189,3
182,5
192,2
182,8
8. Поперечный диаметр
134,3–142,6
126
128
134,3
129,2
134,2
129,3
8:1. Черепной указатель
69,8–79,0
66,3
70,7
70,9
71,0
70,0
70,7
17. Высотный диаметр
132,9–141,1
140
134
139,0
130,3
139,1
132,6
93,3–102,8
111,1
104,7
103,5* 106,6* 107,7* 103,6*
72,6–75,2
73,7
74,0
73,4*
71,4*
72,4*
72,5*
94,2–96,9
99
96
96,5
92,5
97,4
92,8
77,0–79,0
90
87
84,8
86,9
83,4
84,1
137,9–144,8
144
132
140,8
129,7
140,9
130,5
74,0–79,4
70
67!
75,5
69,7
76,4
70,7
48:17. Верт. фацио-церебр.
указ.
53,0–58,4
50,0
50,0
53,9
53,2
55,3
53,6
48:45. Верхнелицевой указатель
51,3–56,6
48,6
50,7
53,7
50,4
54,3
54,2
77. Назомалярный угол
145,0–146,6
145,1
148,5
145,0
144,8
144,8
145,4
80,5–86,3
80
85
88,0
87,2
85,5
85,2
52:51. Орбитный указатель
81,4–84,9
80,0
80,5
82,5
82,9
79,4
81,0
54:55. Носовой указатель
42,6–47,6
49,0
46,9
44,9
45,9
43,8
46,3
SS:SC. Симотический указ.
34,7–42,5
19,5
54,8
37,4
33,9
42,9
34,4
75(1). Угол носа
14,8–24,7
22
17
22,5
19,2
19,2
19,9
17:8. Высотно-поперечный
указ.
17:1. Высотно-продольный
указ.
9. Наим. ширина лба
32. Угол лба
45. Скуловой диаметр
48. Верхняя высота лица
72. Угол лица
иллюстрировать теоретические построения исследователя. Статистически достоверно было показано, что по основным
расоводиагностическим признакам краниологический тип древнего населения
побережья Берингова пролива близок к
краниологическому типу современных
эскимосов Гренландии и отличается от
типа черепов современных азиатских
эскимосов. Значительная древность резко долихокранного типа азиатского побережья представляет собой новый и
весьма существенный аргумент в пользу того, что и в западной части территории расселения эскимосов этот тип
предшествовал мезокранному «запад-
ному» типу [Левин, 1964]. Публикация
материалов Г.Ф. Дебеца по Уэленскому
и Эквенскому могильникам (осуществленная уже после его кончины) была
посвящена рассмотрению трех проблем:
каковы взаимоотношения между восточными и западными эскимосами, каковы
взаимоотношения между эскимосами и
алеутами и каковы взаимоотношения
между эскимосами, сибирскими монголоидами и американскими индейцами
[Дебец, 1975]. Меня в связи с темой статьи, безусловно, в наибольшей степени
интересуют генетические, временные и
территориальные взаимосвязи в среде
эскимосской этнической общности.
76
М.М. ГЕРАСИМОВА
Г.Ф. Дебец полагал, что особенности
черепов из могильников Уэлен и Эквен
дают основание для заключения о глубокой древности сочетания признаков,
характерного для эскимосов и других
представителей арктической расы. Лицо
шире мозговой коробки, узкой, длинной
и высокой и имеющей со стороны затылка крышевидную форму. В наиболее выраженной форме этот тип представлен у
гренландских эскимосов. К сожалению, не
все так очевидно. Прежде всего, черепа из
древнеэскимосских погребений на Чукотке отличаются от современных чукотских
эскимосских черепов из Наукана, и не
похожи на черепа чаплинских эскимосов.
В такой же мере древнее население Аляски, представленное двумя сериями из
могильников на мысе Хоуп, могильником
Ипиутак, древность которого полторы
тысячи лет, и из могильника Тигара, древность которого не более пяти веков, а
принадлежность прямым предкам современных эскимосов не вызывает сомнений,
демонстрируют существенные различия.
По данным Г.Ф. Дебеца (публикация также осуществлена спустя годы после его
кончины силами его учениц И.М. Золотаревой и М.С. Великановой, в 1986 г.) у
ипиутакских черепов не выражены характерные эскимосские особенности —
преобладание ширины лица над шириной
черепа и высокий череп. По этим особенностям они отличаются от тигарцев, а
также современных центральных и восточных эскимосов. В меньшей степени —
от современных западных, азиатских.
Серия же из Бирниркского могильника
на мысе Барроу демонстрирует картину противоположную — длинноголовый
вариант предшествовал мезокранному.
Таким образом, собственно эскимосский
тип уже существовал в ипиутакское время на Чукотке (Уэленский и Эквенский
могильники), и на Аляске на мысе Барроу
в бирниркское время, то есть позднее не
более чем на десяток поколений, явно
недостаточных для формирования различий между ними. Но на Чукотке «гренландский» вариант (Эквен и Уэлен) предшествует западному варианту (могильник
Наукан). На мысе Барроу (Бирниркский
могильник) направление отличий сходно с наблюдаемым на Чукотке, а на мысе
Хоуп западный антропологический вариант (могильник Ипиутак) является более
древним, чем гренландский (могильник
Тигара) [Дебец, 1975, 1986].
Г.Ф. Дебец разделял одно время точку
зрения А. Грдлички, что более древним
является мезокефальный тип, сохранившийся у аляскинских эскимосов и
претерпевший у восточных, гренландских эскимосов значительные изменения
вследствие приспособления к условиям
Арктики [Hrdlička, 1945]. В последствии
Г.Ф. Дебец, учтя данные по могильникам
Ипиутак и Тигара, оставил вопрос открытым [Дебец, 1986]. Остается он открытым
и поныне.
В.П. Алексеев, в совместной работе
с Т.С. Балуевой, обращался к этим материалам в связи с полученным им новым
материалом по науканским эскимосам и
необходимостью рассмотреть морфологическую дифференциацию эскимосских
популяций на территории Американской
и Азиатской Арктики [Алексеев, Балуева,
1976]. Предпринятый В.П. Алексеевым
количественный анализ подтвердил выделение в составе эскимосов западного
(или берингоморского) варианта и восточного (или гренландского). Кроме того,
им были выделены четыре субварианта — гренландский, канадский, аляскинский и азиатский. Оказалось к тому же,
что эскимосы Чукотки почти вдвое больше дифференцированы, чем эскимосы
Канады или Гренландии. Для эскимосов
вообще характерна глубокая морфологическая дифференциация, большая, чем,
например, между финно-угорскими или
кавказскими народами, но там выделяется несколько локальных рас, в то время
как эскимосы принадлежат к одной локальной расе [Алексеев, Балуева, 1976].
Кроме того В.П. Алексеевым был сделан
вывод, который лично у меня вызывает
возражения, о том, что наибольшие различия наблюдаются между территориально удаленными группами (азиатскими
и гренландскими) и уменьшение этих
77
ДРЕВНИЕ ЧЕРЕПА С ТЕРРИТОРИИ ЧУКОТКИ
Таблица 7
Изменчивость признаков мозговой коробки, скулового диаметра
и ширины носа в различных древних и современных группах эскимосов, ♂
Название серии
1.
8.
17.
1:8.
45.
54.
183,3
143,1
136,8
78,1
142,3
25,2
181,8
140,7
135,0
77,6
137,5
24,4
Уэлен, Чукотка [Левин, 1960]
189,3
134,3
139,3
70,9
140,8
24,3
Эквен, Чукотка [Дебец, 1975]
192,2
134,2
139,1
70,0
140,9
24,0
П-ов Лаврентия [Грдличка]
182,6
140,5
136,4
76,9
140,5
24,7
Юго-Запад Аляски [Грдличка]
182,9
140,3
135,7
76,7
140,6
24,7
П-ов Сьюарда [Грдличка]
186,2
136,7
137,9
73,4
140,5
23,6
Мыс Барроу, Аляска [Грдличка]
187,6
137,8
136,6
73,5
141,4
23,6
Бирнирк, Мыс Барроу [Грдличка]
189,7
133,4
141,3
70,3
140,9
23,7
Мыс Хоyп [Грдличка]
182,8
138,2
138,6
75,6
142,4
24,0
Иппиутак, Мыс Хоyп [Дебец, 1986]
182,7
139,1
133,0
76,2
137,6
24,3
Тигара, Мыс Хоyп [Дебец,1986]
186,1
137,4
139,9
73,9
142,2
24,0
Сев. побережье и о-ва [Грдличка, Фишер-Моллер] 188,0
138,6
138,3
73,7
141,6
23,0
П-ов Лабрадор, Канада [Стьюарт]
187,2
134,6
135,5
71,9
135,8
22,6
Западная Гренландия [Грдличка, Фюрст, Ханзен]
188,6
135,0
138,3
71,5
139,8
23,0
Восточная Гренландия [Фюрст, Ханзен]
187,8
133,3
138,9
71,1
137,9
22,9
Наукан, Чукотка [Дебец, 1951; Алексеев, Балуева,
1976]
Чаплино, Чукотка [Дебец, 1951; Алексеев,
Балуева, 1976]
Примечание: жирным шрифтом выделены древние серии.
различий фиксируется между территориально близкими. В таблице 7 приведены
характеристики, взятые мной из работ
Г.Ф. Дебеца и В.П. Алексеева, по которым
локальные серии различаются в рамках
единого эскимосского типа [Дебец, 1951,
1975, 1986; Алексеев, Балуева, 1976, Алексеев, 2008]. Это высота черепа, черепной
указатель, ширина черепа, скуловой диаметр и ширина носа. Гренландскому типу
соответствует ширина мозговой коробки,
меньшая, чем ее высота и ширина лица.
На Аляске и у азиатских эскимосов череп
более широкий и менее длинный. В целом
древние серии Чукотки ближе к сериям
современных эскимосов Гренландии и
Лабрадора, чем к сериям современных
чукотских эскимосов. В древности гренландский тип был представлен и на Аляске, и на Чукотке. Таким образом, как мне
кажется, приведенные цифры говорят о
том, что распределение вариантов эскимосского антропологического типа во
времени и пространстве не дает определенных указаний ни на их древность, ни
на генетические взаимоотношения.
Для более взвешенного рассмотрения вопроса о соотношении различных
антропологических вариантов эскимосов наибольший интерес представляют,
естественно, хорошо датированные палеоантропологические серии. И здесь мы
сталкиваемся с большими проблемами.
Во-первых, краниологический материал
из старых раскопок на американском побережье и островах, в основном изученный А. Грдличкой, не имеет точной датировки. Автор ограничивался разбивкой
материала на «древние» и «поздние» погребения. В частности, с какой культу-
78
М.М. ГЕРАСИМОВА
Таблица 8
Данные о мужских черепах эскимосов с мыса Хоуп [по: Левин, 1958; Дебец, 1951, 1986]
№ по
Март.
по: Левин, 1958
Мыс Хоуп
Мыс Хоуп
древние
поздние
по: Дебец, 1951
Мыс Хоуп
?
Мыс Хоуп,
мог-к Ипиутак
182,8
138,2
138,6
75,6
75,0
142,4
36,2
41,6
53,8
24,0
163
182,7
139,1
133,0
76,2
76,2
137,6
36,1
43,7
54,8
24,3
36
А. Грдличка, 1942
1.
8.
17.
8:1.
48.
45.
52.
51.
55.
54.
N
184,4
140,9
141,1
76,4
77,1
143,8
35,7
40,2
54,3
24,4
32
184,0
138,6
139,0
75,3
75,2
143,1
36,4
40,2
53,6
23,9
131
рой связаны погребения, происходящие с
мыса Хоуп, или других местонахождений,
не ясно. В таблице 8 на примере данных о
черепах с мыса Хоуп показано насколько
сложно оперировать данными А. Грдлички. Сравниваются данные этого главного
специалиста по краниологии эскимосов,
приводимые М.Г. Левиным и Г.Ф. Дебецем
[Левин, 1958; Дебец, 1951], и данные Г.Ф.
Дебеца о черепах из могильников Ипиутак и Тигара у того же мыса [Дебец, 1986].
Что за черепа вошли в серию «древних
черепов» А. Грдлички? Не ясна также археологическая атрибутика погребений на
мысе Барроу. Древние погребения связаны, вероятнее всего, с культурой бирнирк,
а с каким временем и с какой культурной
традицией связаны «современные» — не
указано [Левин, 1958, примечания на с.
229, 235]. Во-вторых, сама классификация
протоэскимосских и эскимосских культур и схемы преемственности их разными
авторами видятся различно. И, в-третьих,
к сожалению, на Чукотке не найдены следы протоэскимосских культур, сравнимых по своей древности с культурами
индепенденс и саккак в Гренландии или
предорсет и дорсет в Канаде, древность
которых — не менее 3–4,5 тыс. лет, при
том что в Гренландии и Канаде отсутствуют палеоантропологические материалы,
относящиеся к этим культурам.
Мыс Хоуп,
мог-к Тигара
Дебец, 1986
186,1
137,4,
139,8
73,9
76,3
142,2
36,1
45,6
55,0
24,0
112
К вопросу
об этногенезе эскимосов
Эскимосская культура выделяется
из числа культур соседних этнических
групп, во-первых, ее ориентацией на
морской промысел (каяк, поворотный
гарпун, жировая лампа), но главное —
своей мобильностью и умением быстро
приспосабливаться к меняющимся условиям природной среды, переходить от
преимущественно морского промысла
к преимущественно сухопутной охоте и
наоборот. О ее гибкости, адаптабельности в освоении обширных пространств
Арктики свидетельствуют многообразные формы охоты на животных: на открытой воде, с кромки льда, через продушины во льду, полыньи и т.д. Именно
способностью к высокой культурной
приспособляемости можно объяснить
известный факт перехода части эскимосов от развитого китобойного промысла,
вследствие возникших неблагоприятных
условий для него в XVII–XVIII вв., к охоте на оленя-карибу и к рыболовству во
внутренних водоемах [Файнберг, 1964,
1967, 1980]. Дифференциация эскимосской этнической общности выразилась
в разделении языка на две ветви — юпик
и иннупик — в течение первого тысячелетия н.э. В последующие века племена,
говорившие на юпик, жили достаточно
ДРЕВНИЕ ЧЕРЕПА С ТЕРРИТОРИИ ЧУКОТКИ
изолированно друг от друга, что способствовало возникновению нескольких его диалектов. Племена, говорившие
на иннупик и обитавшие в Арктической
Америке, сохранили большую языковую
и культурную близость. В ходе многочисленных подвижек населения, челночных миграций, повторных переселений
на огромных прибрежных территориях,
растянувшихся на тысячи километров,
образовались более 20-ти эскимосских
диалектов. Причем некоторые диалекты близлежащих поселков различаются
не менее чем находящихся на далеких
расстояниях. Примером тому могут служить диалекты чаплинских, сиренекских
и науканских эскимосов Чукотки.
Как ни странно, уникальный для
решения проблемы происхождения и
формирования антропологического типа эскимосов материал, происходящий
из эскимосских могильников Уэлен и
Эквен, не получил заслуживающего резонанса в отечественной антропологической литературе. В обширной сводке по
Восточной Сибири и Дальнему Востоку,
авторы ее, В.П. Алексеев и И.И. Гохман,
материалам из этих могильников посвятили всего несколько строк: «Изучение
палеоантропологического материала,
осуществленное М.Г. Левиным [1964] и
Г.Ф. Дебецем [1975], показало, что антропологический тип, характерный для
современных эскимосов и в меньшей степени чукчей, полностью сложился уже 2
тыс. лет назад и что истоки его следует
искать в более раннее время». И далее:
«Сравнение краниологических серий
эскимосов и чукчей с сериями рубежа
новой эры (видимо имеются в виду серии
из вышеназванных могильников — курсив
мой, М.Г.) позволяют установить генетическую преемственность населения
крайнего северо-востока Сибири на протяжении двух тысячелетий» [Алексеев,
Гохман, 1984, с. 63, 131]. Этой же точки
зрения придерживалась Т.И. Алексеева,
видя в антропологических особенностях
черепов из этих могильников сохранение
на всем протяжении их функционирования единого антропологического типа и
79
отсутствие значимых морфологических
различий в этих сериях. Т.И. Алексеева
объясняла это единство действием естественного отбора, способствовавшего
сохранению данного типа, как наиболее
адекватного среде обитания — экстремальным арктическим условиям [Алексеева, 2003, 2008, с. 326]. Однако, как
показывает все предшествующее изложение, в этих жестких условиях обитали
также и представители иных вариантов
арктической расы, о чем свидетельствуют отличия, например, науканской и чаплинской серий.
Надо сказать, что все исследователи, и
М.Г. Левин и Г.Ф. Дебец, и В.П. Алексеев и
Т.И. Алексеева, рассматривали материал
суммарно, не разбивая его на культурнохронологические группы. Следуя схеме,
предложенной С.А. Арутюновым и Д.А.
Сергеевым, которые настаивали на последовательной смене культур — древнеберингоморской, бирнирк, пунук, и видели
в них единую культурную линию преемственности, было вполне возможно рассмотрение всего краниологического материала в целом. Но не следует забывать,
что есть и другие схемы преемственности
и развития эскимосских культур. Есть
точка зрения, что древнеберингоморская
культура развивается непосредственно в
пунукскую, а оквикская и бирниркская
составляют особый эволюционный ряд.
Как один из авторов раскопок Уэленского
могильника Н.Н. Диков полагал, что этот
могильник следует рассматривать не просто как родовое кладбище, а как серию
разновременных родовых кладбищ, разделенных достаточными промежутками
времени для того, чтобы факты предыдущего их использования были забыты. В
частности, на Уэленском могильнике им
обнаружены погребения по другому обряду, в скорченном положении, в сопровождении инвентаря бирниркского типа
[Диков, 1964]. К сожалению, рассмотрение палеоантропологического материала
по культурно-хронологическим периодам
до сих пор не было проведено.
Насчет происхождения эскимосского
народа существует много теорий, рас-
80
М.М. ГЕРАСИМОВА
хождения в которых связаны с точками
зрения на время и место формирования
этой этнической общности. Часть исследователей, особенно отечественных, склоняется к мысли, что корни эскимосской
культуры находятся в Азии [Левин, 1958;
Сергеев, 1974; Арутюнов, Сергеев, 1969,
1975]. Другая — придерживается точки
зрения, что формирование эскимосской
этнической общности происходило на
широкой прибрежной и островной территории от Алеутских островов до Гренландии [Чард, 1962; Oswalt, 1967; Bandi,
1969]. Сходные взгляды по вопросу о месте сложения эскимосской культуры и
путях ее последующего распространения
были высказаны и рядом отечественных
археологов и этнографов [Васильевский,
1977, 1974; Диков, 1964, 1971, 1972, 1979;
Файнберг, 1967, 1980].
В последние годы А.П. Пестряковым
предпринята попытка на основании разработанной им краниологической классификации [Пестряков, 1987, 1995, 1997]
рассмотреть генезис и возможные пути
расселения предков эскимосов, исходя из
характеристик только абсолютных размеров и формы их черепной коробки
[Пестряков, Григорьева, 2003]. Поскольку различия антропологических вариантов арктической расы, эскимосского
древнего и современного населения в
основном касаются строения черепной
коробки, эта работа должна представлять
определенный интерес. А.П. Пестряковым было проанализировано 13 современных эскимосских мужских серий, в
географическом порядке — с юго-запада
на северо-восток, в направлении, как полагает автор, исторического расселения
эскимосов: могильники Чукотки, затем
могильники на о-ве Св. Лаврентия и о-ве
Куннивак, могильники на р.Кускоквим и
р.Юкон, могильник Головин Бей на п-ове
Сьюарда, могильник на мысе Хоуп и мысе
Барроу, могильники на о-ве Баффинова
Земля и Гренландии. Территориальная
вариабельность краниологических характеристик современных эскимосов указывает на их направленную изменчивость
по многим обобщенным параметрам,
предлагаемым А.П. Пестряковым для характеристики формы мозгового черепа
[Пестряков, Григорьева, 2003, табл. 2].
Не слишком выраженная, но все-таки
имеющая место, тенденция наблюдается
для абсолютных величин черепной коробки: продольный диаметр — наибольший в Западной Гренландии, а наименьший — у чаплинских эскимосов (но и на
р.Кускоквим), высотный — самый низкий
в Чаплино и опять-таки в могильнике
Кускоквим. Авторы исследования, тем
не менее, делают вывод, в какой-то мере
перекликающийся с уже имеющимся в
литературе [см.: Алексеев, Балуева, 1976],
что эскимосские черепа в направлении с
запада на восток и по абсолютной величине и по форме делаются более длинными,
узкими и высокими. Причем современные серии явно обнаруживают особенности ростовых процессов, характерные для
смешанных (метисных) групп. А поскольку древние черепа, из могильников Уэлен
и Эквен, а также с мыса Барроу (почемуто проигнорированы данные Г.Ф. Дебеца
о ипиутакской серии) отличаются в том
же направлении, что и наиболее восточные от наиболее западных современных
эскимосских серий, то авторы приходят
к выводу о том, что это проявление гетерозиса. Из этого следует, что первые
волны эскимосов, заселявших Арктику,
то есть наиболее удаленные от Берингии
на восток, имеют значительно большую
«тропидную» (по классификации А.П.
Пестрякова) примесь, чем последующие,
имеющие большую генетическую связь
с континентальной Азией, исконно заселенной «голарктидами». Вывод этот,
достаточно аргументированный и к тому
же находящий подтверждение в расовой
соматологической систематике, к сожалению, достаточно общий, и мало что
дающий для реконструкции этнической
истории эскимосов. А.П. Пестряков использует для своих построений древние
серии с территории Азиатской и Американской Арктики, которые не древнее
начала новой эры. Между тем, есть очень
веские доказательства заселения одного из самых удаленных от территории
ДРЕВНИЕ ЧЕРЕПА С ТЕРРИТОРИИ ЧУКОТКИ
Азиатской Берингии районов обитания
эскимосов около 4,5 тыс. лет назад. Речь
идет о носителях культуры индепенденс
1 и саккак (согласно радиоуглеродным
датировкам время существования культуры саккак охватывает интервал от 4000
до 2700 лет назад). Носители этих культур — палеоэскимосские первопоселенцы — обладали технологией, сложность
и высококачественность которой не была
превзойдена ни одной из позднейших
восточно-арктических эскимосских культур. Именно это и определило быстрое
заселение Гренландии, где они жили в
течение не менее полутора тысяч лет изолированно, без существенных контактов
с иными народами, общение с которыми могло бы дать толчок к каким-либо
изменениям [Гроннов, 1997]. Для протоэскимосских культур Американской
Арктики было характерно сохранение
значительных элементов континентальной культуры над зарождающейся культурой морских зверобоев, более медленное ее формирование по сравнению с
популяциями, оставшимися на западном
побережье Аляски или переселившимися позднее на Чукотку [Файнберг, 1980,
с. 239].
Единственные наиболее древние памятники азиатских эскимосов — это погребения древнеберингоморской культуры могильников Уэлен и Эквен. Касательно древнеберингоморской культуры Н.Н.
Диковым были приведены серьезные аргументы в пользу того, что это не чисто
эскимосская культура, а результат синтеза собственно эскимосской, проникшей
на Чукотку с Аляски в I тыс. до н.э. и
неэскимосских континентальных культур
Чукотки, прежде всего усть-бельской.
Помимо преобладания в каменном инвентаре древнеберингоморской культуры элементов усть-бельской, антропологический тип населения усть-бельской
культуры, наряду с археологическими
данными, — сильный аргумент в пользу этой гипотезы. Однако большинство
исследователей придерживается точки
зрения С.А. Арутюнова и Д.А. Сергеева,
полагающих к тому же, что древнеберин-
81
гоморская культура является древнейшей
из известных ныне эскимосских культур,
исключая таким образом из эскимосского
ряда многие древние культуры Американской Арктики. Лично мне импонирует
точка зрения Л.А. Файнберга, который,
не акцентируя внимания на смешанном
характере древнеберингоморской культуры, считает ее достаточно поздним
локальным, безусловно, очень ярким,
этапом в этнической истории Чукотки.
К сожалению, проливая свет на многие
вопросы последующих этапов этнической истории Чукотки, материалы этой
культуры, в силу поздней ее датировки,
не могут решить вопроса о происхождении эскимосской культурной общности
[Файнберг, 1980, с. 227–240].
Назрела настоятельная необходимость вновь рассмотреть весь палеоантропологический материал из могильников Уэлен и Эквен. К тому же в настоящее время были предприняты новые
широкие раскопки при исследовании
древнего поселения и могильника Эквен,
которые находятся на побережье Берингова пролива, и поселения Пайпельгак,
в устье р.Чегитун на берегу Ледовитого
океана [Днепровский, 2007], откуда происходит один из рассматриваемых мною
черепов.
Заключение
Утверждение о том, что в антропологическом типе эскимосов на основании
другой классификации выявлена значительная примесь «тропидного» краниологического типа, подтверждает установившееся представление о принадлежности эскимосов к тихоокеанской ветви
большой монголоидной расы. Однако
распределение антропологических типов эскимосской этнической общности
во времени не дает нам (увы!) определенных указаний ни на их древность,
ни на генетические взаимоотношения
этих типов. Поэтому, распределение антропологических типов в пространстве
обширнейшей зоны обитания эскимосов в значительной степени зависит от
очень внимательного анализа археоло-
82
М.М. ГЕРАСИМОВА
гических памятников, отражающих ход
многочисленных подвижек населения,
челночных миграций, повторных переселений на огромных прибрежных
территориях, растянувшихся на тысячи
километров. Решение вопросов этнической истории эскимосов, прочерченной
весьма пунктирно, во многом зависит от
решения вопросов о субстратных явлениях в культуре, языке и особенностях
физического типа эскимосов. Ответы на
эти вопросы, а именно о размерах и характере происходивших в Субарктике и
Арктике миграций, их роли в формировании антропологических особенностей
отдельных территориальных и языковых
групп эскимосов, нам может дать палеоантропологический материал. Для
американских эскимосов роль субстрата
играла, возможно, палеоэскимосская
культура ипиутак, этническая принадлежность которой, однако, не очевидна [Рейни, 1958]. Для азиатского ареала
роль субстрата принадлежит, видимо,
усть-бельской культуре.
Существует представление, что наблюдаемая этнографами и археологами
мозаичность древнеэскимосской этнокультурной традиции, обусловленная
существованием в среде морских зверобоев Чукотки устойчивых общностей,
осознающих свое отличие от других таких же групп, существенно повышала
их шансы на выживание в экстремальных условиях [Арутюнов, Сергеев, 1975;
Бронштейн, 2007; Днепровский, 2007].
Например, проработанные до деталей,
жестко регламентированные, стилистические и функциональные стандарты,
характерные для гренландских культур
индепенденс и саккак, запечатленные в
сложной технологии и характере использования каменного сырья, способствовали поддержанию единства и сохранению
индивидуальности эскимосского общества как единого целого [Гроннов, 1997,
с. 208]. Возможно, что высокий уровень
морфологической дифференциации арктической расы и специфичности отдельных локальных групп эскимосов способствовал тому же.
Литература
Алексеев В.П. К краниологии азиатских эскимосов (материалы к этногенезу) // Записки Чукотского краеведческого музея. Вып. 4. Магадан,
1967. С. 22–26.
Алексеев В.П., Балуева Т.С. Материалы по
краниологии науканских эскимосов (К дифференциации арктической расы) // СЭ. 1976. № 1.
С. 84–100.
Алексеев В.П., Гохман И.И. Антропология
Азиатской части СССР. М.: Наука, 1984. 208 с.
Алексеев В.П., Трубникова О.Б. Некоторые
проблемы таксономии и генеалогии азиатских
монголоидов (краниометрия). Новосибирск: Наука, 1984. 129 с.
Алексеева Т.И. Древнее и современное население Берингии // Горизонты антропологии. Труды
Межд. научной конференции памяти академика
В.П. Алексеева М.: Наука, 2003. С. 367–370.
Алексеева Т.И. Некоторые вопросы этногенеза и адаптации к окружающей среде // Антропоэкология Северо-Восточной Азии: Чукотка,
Камчатка, Командорские острова. М.: ТАУС, 2008.
С. 323–327.
Арутюнов С.А., Сергеев Д.А. Древние культуры азиатских эскимосов (Уэленский могильник)
М.: Наука, 1969. 206 с.
Арутюнов. С.А, Сергеев Д.А. Проблемы этнической истории Берингоморья. Эквенский могильник. М.: Наука, 1975. 240 с.
Бронштейн М.М. Эквен и Пайпельгак глазами этнологов // Мир арктических зверобоев:
шаги в непознанное. Каталог выставки. М.: ГМВ,
2007. С. 26–47.
Бунак В.В. Структурные изменения черепа в
процессе брахикефализации // Труды V Всесоюзного съезда анатомов, гистологов и эмбриологов.
Л.: 1951. С. 116–120.
Васильевский Р.С. Происхождение и древняя
культура коряков. Новосибирск: Наука, 1971.
252 с.
Васильевский Р.С Древние культуры Тихоокеанского севера. Новосибирск: Наука, 1973. 267 с.
Васильевский Р.С. Древние культуры Тихоокеанского севера: (Истоки, адаптация и эволюция
приморских культур): Автореф. дис. … докт. ист.
наук. Новосибирск, 1974. 32 с.
Гохман И.И. Древний череп с Чукотки // Записки Чукотского краеведческого музея. Вып. 2.
Магадан, 1961. С. 14–18.
Гохман И.И., Томтосова Л.Д. О времени формирования арктической расы // Краткие содержания докладов научной сессии, посвященной
основным итогам работы в десятой пятилетке.
Ленинград: МАЭ, 1983. С. 7–9.
Гроннов Б. Палеоэскимосские первопоселенцы в Западной Гренландии // Человек заселяет
планету Земля. Материалы симпозиума «Первичное расселение человечества». М.: РАН, 1997.
С. 201–210.
ДРЕВНИЕ ЧЕРЕПА С ТЕРРИТОРИИ ЧУКОТКИ
Дебец Г.Ф Антропологические исследования
в Камчатской области // ТИЭ, нов. сер., т. XVII.
М.-Л, 1951. 262 с.
Дебец Г.Ф. Палеоантропологические материалы из древнеберингоморских могильников Уэлен
и Эквен // Арутюнов С.А., Сергеев Д.А. Проблемы
этнической истории Берингоморья. Эквенский
могильник. М.: Наука,1975. С. 198–240.
Дебец Г.Ф. Палеоантропология древних эскимосов (Ипиутак, Тигара) // Этнические связи
народов севера Азии и Америки по данным антропологии. М.: Наука, 1986. С. 6–148.
Диков Н.Н. Древнейшее прошлое Чукотки и
задачи его изучения // Записки Чукотского краеведческого музея. Вып. 1. Магадан, 1958. С. 5–11.
Диков Н.Н. О раскопках Усть-Бельского могильника по данным 1958 г. // Записки Чукотского краеведческого музея. Вып. 2. Магадан, 1961.
С. 4–14.
Диков Н.Н. Новые данные по археологии
северо-востока Сибири. М.: Наука,1964. 6 с.
Диков Н.Н. Древние культуры Камчатки и
Чукотки. Новосибирск: НГУ, 1971. 48 с.
Диков Н.Н. Новые данные к истории эскимосской культуры // Краеведческие записки. Вып. IX.
Магадан, 1972. С. 107–111.
Диков Н.Н. Чинийский могильник. Новосибирск: Наука, 1974. 167 с.
Диков Н.Н. Древние культуры Северо-Восточной Азии: Азия на стыке с Америкой. М.: Наука, 1979. 354 с.
Днепровский К.А. Древние эскимосские памятники, исследованные Чукотской археологической экспедицией // Мир арктических зверобоев:
шаги в непознанное. Каталог выставки. М.: ГМВ,
2007. С. 15–25.
Левин М.Г. К антропологии эскимосов // СЭ.
Вып.VI–VII. М.–Л., 1947. С. 216–223.
Левин М.Г. Краниологические типы чукчей и
эскимосов // Сб. МАЭ. Т. Х. М.–Л., 1949.
Левин М.Г. Этническая антропология и проблемы этногенеза народов Дальнего Востока //
ТИЭ. Нов.сер. Т. XXXVI. М.–Л., 1958. 358 с.
Левин М.Г. Новые материалы по группам
крови у эскимосов и ламутов // СЭ. 1959. № 3.
С. 98–115.
Левин М.Г. Древнеэскимосский могильник в
Уэлене // СЭ. 1960. № 1. С. 139–148.
Левин М.Г. Об антропологическом типе древних эскимосов // Современная антропология /
ТМОИП. Т. XIV. М., 1964. C. 262–269.
Пестряков А.П. Дифференциация большой
монголоидной расы по данным генерализованных тотальных размеров черепной коробки //
Историческая динамика расовой и этнической
дифференциации населения Азии. М.: Наука,
1987. 51–67.
Пестряков А.П. Расы человека в краниологической классификации населения тропического
пояса // Современная антропология и генетика и
проблема рас у человека. М.: ИЭА, 1995. 43–90.
83
Пестряков А.П. Географическая и хронологическая изменчивость тотальных размеров и формы мозгового черепа на территории СССР //
Единство и многообразие человеческого рода.
Ч. 1. М.: ИЭА, 1997. С. 243–281.
Пестряков А.П., Григорьева О.М. Изменчивость черепной коробки эскимосов в процессе
их исторического расселения // Древние цивилизации Старого и Нового Света: культурное
своеобразие и диалог интерпретаций. М.: Изд.
Ипполитова, 2003. С. 159–165.
Рейни Ф. Археология Американской Арктики
// СЭ. 1958. № 2. С. 55–62.
Сергеев Д.А. Проблемы этнической истории
северо-восточного побережья Азии. Автореф.
дисс. … докт. ист. наук. М., 1974. 36 с.
Файнберг Л.А. Общественный строй эскимосов и алеутов. М: Наука, 1964. 267 с.
Файнберг Л.А Население Гренландии во II
тыс. до н.э. — I тыс.н.э. // От Аляски до Огненной
Земли. М.: Наука, 1967. С. 202–211.
Файнберг Л.А Происхождение эскимосов
и алеутов / Этногенез палеоазиатских народов
Северо-Восточной Азии // Этногенез народов
Севера. М.: Наука, 1980. С. 227–240.
Чард Ч. Происхождение хозяйства морских
охотников северной части Тихого океана // СЭ.
1962. № 5. С. 94–99.
Чебоксаров Н.Н. Основные направления расовой дифференциации в Восточной Азии // ТИЭ.
Нов. сер. Т. II. М.–Л., 1947. С. 24–83.
Шпакова Е.Г. Антропологическая характеристика детского погребения поздненеолитического
времени со стоянки Каменка II // Археология,
этнография и антропология Евразии. 2001. № 2.
С. 140–153.
Bandi H.-G. Eskimo prehistory. College: University of Alaska Press; distributed by University of
Washington Press, Seattle, 1969. 226 p.
Gochman I., Tomtosova L. The anthropological
composition of the population of the Eastern Siberia
in the light of the latest paleoanthropological finds in
Yakutia. Studies in ethnography and anthropology.
Part 1. Moscow, 1983. P. 57–67.
Hrdlička A. Crania of Siberia // Amer. Journal of
Phys. Anthrop. 1942. Vol. 29. № 4. Р. 435–481.
Hrdlička A. The Aleutian and Commander Islands and their inhabitants. Philadelphia, 1945. 630 p.
Laughlin W.S. Blood groups of the Anaktuvuk
Eskimos, Alaska // Anthropological Papers of the University of Alaska. 1957. № 6. Р. 5–15.
Laughlin W. Eskimos and Aleuts: their origins and
evolution // Science. 1963. V. 142 (3593). P. 633–645.
Oswalt W. Alaskan Eskimos. San-Francisco,
1967. 297 p.
Steward T.D. Skeletal remains from the Vicinity
of Point Barrow, Alaska / Ford J.A. Eskimo prehistory
in the vicinity of Point Barrow, Alaska // Anthropological Papers American Museum of Natural History.
V. 47. Part.1. New York, 1959. P. 245–255.
84
М.М. ГЕРАСИМОВА
Ancient skulls of the Chukotka area
M.M. GERASIMOVA
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
The data on two skulls from the coast of Chukotka is presented in this article. The skulls originated
from the excavation of ancient Eskimo burial grounds headed by N.N. Dickov in 1963. The formation of the
anthropological features of the Eskimo craniological type, its variations in time and territory, their genealogical
relationships and some issues of the Eskimo ethnic history are discussed in connection with these findings.
Key words: physical anthropology, craniology, Eskimo, Chukotka.
List of tables and figures
Table 1. Metric data on the facial skeleton of the skulls gathered by N.N. Dikov on the coast of Chukotka.
Table 2. Braincase indices of the skulls gathered by N.N. Dikov.
Table 3. Metric data on the facial skeleton of the skulls gathered by N.N. Dikov.
Table 4. Indices of the facial skeleton of the skulls gathered by N.N. Dikov.
Table 5. Metric characteristics and indices of the ancient skulls from the North-East Asia.
Table 6. Comparison of the Eskimo skulls from Chukotka with the characteristics of the arctic race (by
Cheboksarov, 1947).
Table 7. Variability of the braincase traits, zygomatic diameter and nose width in various ancient and
modern Eskimo groups, ♂.
Table 8. Data on men skulls from Cape Hope (by: Levin, 1958; Debets, 1951, 1986).
Fig. 1. Woman with child. Providensky district, Chukot National Area, Sireniki village. 1972. Archives of
the Institute of Ethnology and Anthropology RAS.
Fig. 2. Eskimo. Photo courtesy of the Department of Anthropology, MSU.
Fig. 3. Facial reconstruction of the skull from Ust-Belsky burial ground. Author — G.V. Lebedinskaya.
Контактная информация:
Contacts:
Герасимова Маргарита Михайловна
gerasimova.margarita@gmail.com
Gerasimova Margarita Mikhaylovna
gerasimova.margarita@gmail.com
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23).
с. 85–98
УДК 572.71
Формирование антропологического состава
городского населения Средней Азии
Т.К. ХОДЖАЙОВ
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
Г.К. ХОДЖАЙОВА
Статья посвящена сравнительному краниологическому исследованию двух уникальных
многослойных памятников Средней Азии: северного — Миздахкана и южного — Старого Термеза. Некрополи этих городищ функционировали в течение последних двух тысяч
лет. Исследование динамики краниометрических признаков и их комплексов выявило
общность и своеобразие процессов формирования антропологического состава этих
двух городских популяций на фоне всего городского населения Средней Азии от эпохи
античности до современности.
Ключевые слова: Средняя Азия, Миздахкан, Старый Термез, палеоантропология, краниология.
Введение
В данной работе нами использованы
все краниологические материалы, принадлежащие городскому населению Средней Азии, охватывающие длительный
хронологический период (два тысячелетия). Материалы античного периода
были получены из некрополей Северной Бактрии, Хорезма, Согда, Чача. Привлекались серии раннего, развитого и
позднего средневековья, а также серии,
близкие к современности, из Хорезма,
Кердера, Согда (Южного, Центрального и
Западного), Бактрии–Тохаристана, Чача,
Маргианы–Парфии, Ферганы, из Таласской и Чуйской долин [Гинзбург, Трофимова, 1972; Кияткина, 1976; Бабаков, 1988;
Ходжайов, 1980, 1987; Ягодин, Ходжайов,
1970 и др.]. За последние 20 лет они пополнились новыми краниологическими
сериями из городов Пап, Андижан, Бухара, из трех новых объектов Миздахкана,
Куюккалы, Шахрухии и др. [Ходжайов,
2007; Ходжайов, Мамбетуллаев, 2008;
Ходжайов, Турабеков, 2008; Ходжайов,
Мустафакулов, Ходжайова, 2012]. Также
были собраны обширные материалы по
дерматоглифике и одонтологии современного населения [Ходжайова, 1997, 2007].
Проблеме формирования антропологического состава населения протогородов и городов Среднеазиатского Междуречья была посвящена коллективная
работа, к сожалению, не опубликованная
[см. рукопись: Ходжайов, Ходжайова,
Громов, Чистов, 2002]. Авторы в данной
работе сочли целесообразным проведение раздельного хронологического анализа процессов формирования и функционирования протогородских и городских центров, начиная с эпохи энеолита
и вплоть до XX в. — энеолит и бронза,
античность, средневековье (три этапа)
и современность. Как и предполагалось,
наиболее полноценные результаты дало
именно такое дифференцированное исследование погребальных памятников,
оставленных городским и сельским населением.
Новый, большой по численности, материал позволил расширить географические и хронологические рамки предыдущих исследований. Предыдущие работы
в основном были посвящены отдельным
памятникам, что не позволяло проследить общую картину формирования населения городских центров и своеобразие процессов урбанизации в различных
86
Т.К. ХОДЖАЙОВ, Г.К. ХОДЖАЙОВА
Рис. 1. Географические и историко-культурные области Средней Азии:
I — Левобережье Амударьи, II — Устюрт, III — Низовье Амударьи, IV — Низовье Сырдарьи,
V — Зарафшанская долина, VI — бассейн средней Сырдарьи, VII — Ферганская долина,
VIII — Верховье Амударьи, IX — Памир, X — Притяньшанье
географических и историко-культурных
областях региона. Ощутимое увеличение
числа краниологических серий позволило
заполнить определенные лакуны, имевшиеся из-за малой представительности
их при дифференциации по периодам
(рис. 1). Благодаря новым материалам,
появилась возможность изучить процессы формирования морфологического
облика населения отдельного города в
длительном хронологическом аспекте —
на протяжении двух тысячелетий.
Материалы и методы
В данной работе представлены результаты исследования антропологиче-
ских особенностей населения двух городов Среднеазиатского междуречья,
один из которых расположен на севере
(Миздахкан), другой — на юге (Старый
Термез). Первая серия состоит из 195 черепов (107 мужских и 88 женских), вторая — из 267 черепов (176 мужских и 91
женский). Каждая из этих серий включает
материалы, полученные из нескольких
некрополей. Следует подчеркнуть, что
крупные городские центры (Бухара, Старый Термез, Миздахкан, Пап, Дальверзинтепа и др.) представлены именно сериями из нескольких некрополей. Такие
коллекции, будучи довольно редкими,
являются ценными, так как позволяют
Таблица 1
Численность мужских черепов и серий из городских некрополей Миздахкана,
Старого Термеза и Средней Азии
Период
Эпоха
Датировка
Миздахкан
(М)
Термез
(Т)
Ср. Азия
(СА)
Численность черепов и серий
I
II
Античность
Раннее средневековье
Перв. века – V в.
VI–VIII вв.
6
31
10
42
103(10)
415(17)
III
Развитое средневековье
IX–XII вв.
13
83
145(13)
IV
Позднее средневековье
XIII–XIV вв.
41
36
79(7)
V
Близкая к современности
Всего
XVI – п.п. XX в.
16
107(7)
5
176(11)
591(18)
1433(65)
ФОРМИРОВАНИЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО СОСТАВА ГОРОДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ СРЕДНЕЙ АЗИИ
судить о более полном морфологическом,
возможно и этническом, разнообразии
этих палеопопуляций.
Серии изучались раздельно по следующим периодам:
I — античность
(первые века н.э. – V в.);
II — раннее средневековье
(VI–VIII вв.);
III — развитое средневековье
(IX–XII вв.);
IV — позднее средневековье
(XIII–XIV вв.);
V — эпоха, близкая к современности
(XVI–XX вв.).
В тех же хронологических рамках был
исследован краниологический материал
из всех городских погребальных комплексов Средней Азии (табл. 1). Он содержит 65 серий, общей численностью 1433
мужских черепа, из которых 11 серий
принадлежит Старому Термезу, 7 — Миздахкану. Динамика изучаемых признаков
рассматривалась в масштабе изменчивости всего населения Средней Азии.
Краткая характеристика погребальных памятников Старого Термеза и Миздахкана. В эпохи античности и раннего
средневековья выявлено несколько различных погребальных обрядов в Старом
Термезе. Присутствуют специально построенные погребальные сооружения.
В качестве некрополей использовались
также уже нефункционирующие буддийские центры и храмы. Возможно, это было
связано с тем, что еще не сформировался
единый устоявшийся обряд захоронения.
С эпохи развитого средневековья начали
преобладать захоронения на специальных кладбищах, которые стали впоследствии единственными. Такие традиции
сохранились и до современности.
В Миздахкане погребения изначально
осуществлялись по специальному зороастрийскому обряду и были вторичными
захоронениями в оссуариях и бытовых
сосудах (хумах). В развитом и позднем
средневековье, как и в Старом Термезе,
здесь происходит трансформация погребальных традиций. Зороастрийские
обычаи исчезают, и появляется новый
87
тип погребения — трупоположение в цистах (на первых этапах — из сырцового,
а затем — из обожженного кирпича). Захоронения проводились на специальных
кладбищах, что также сохранилось до
сегодняшнего дня. Таким образом, погребение покойников в разные исторические
периоды проводилось в соответствии с
господствовавшими идеологическими и
религиозными воззрениями, а также в
зависимости от социального статуса и этнической принадлежности погребаемых.
Анализ и сравнение краниологических серий проводились по двум программам — большой (22 краниометрических
признака) и малой (11 признаков). В данной работе мы остановимся на короткой
программе (табл. 2). Программа включает
следующие признаки и указатели: скуловой диаметр (45.), верхняя высота лица
(48.), назомалярный угол (77.), зигомаксиллярный угол (zm’), угол выступания
носа (75(1).), верхнелицевой указатель
(48/45.), черепной указатель (8/1.), носовой указатель (54/55.), орбитный указатель от d (52/51а.), дакриальный (DS/DC)
и симотический (SS/SC) указатели.
Результаты и их обсуждение
Черепной указатель. Величины черепного указателя оказались примерно
равными для эпохи античности в обоих сравниваемых группах — в пределах долихо-мезокрании. В развитом и
позднем средневековье указатель выше в
Миздахкане, что свидетельствует о преобладании в серии брахикранных форм.
Население Старого Термеза, напротив,
характеризуется меньшими значениями
его, особенно, в позднем средневековье,
когда преобладают мезокранные формы
(рис. 2). К последнему периоду в Старом
Термезе резко увеличивается величина
черепного указателя. В результате такой
трансформации население обоих городов
в эпоху, близкую к современности, становится брахикранным.
Динамика изменений черепного указателя в Миздахкане и Старом Термезе,
за исключением последнего периода, не
имеет сходства с общей тенденцией, вы-
88
Т.К. ХОДЖАЙОВ, Г.К. ХОДЖАЙОВА
8/1 Черепной указатель
86
84
82
80
М
78
Т
76
СА
74
72
70
MТС/I
MТС/II
MТС/III
МТС/IV
MТС/V
Рис. 2. Динамика черепного указателя в Миздахкане, Старом Термезе и Средней Азии
Примечание: здесь и далее МТС/I — МТС/V: М — Миздахкан (I–V периоды),
Т — Старый Термез (I–V периоды), С — Средняя Азия (I–V периоды)
45.Скуловой диаметр
138
136
134
М
132
Т
130
СА
128
126
124
MТСА/I
MТСА/II
MТСА/III
МТСА/IV
MТСА/V
Рис. 3. Динамика скулового диаметра в Миздахкане, Старом Термезе и Средней Азии
48.Верхнелицевой диаметр
78
76
74
М
72
Т
70
СА
68
66
64
MТСА/I
MТСА/II
MТСА/III
МТСА/IV
MТСА/V
Рис. 4. Динамика верхней высоты лица в Миздахкане, Старом Термезе и Средней Азии
ФОРМИРОВАНИЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО СОСТАВА ГОРОДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ СРЕДНЕЙ АЗИИ
явленной для прочих городов Средней
Азии. В Старом Термезе изменчивость
этого указателя обнаруживает определенное сходство с общей тенденцией в эпохи
раннего и развитого средневековья, он
не изменяется. Затем у среднеазиатского
городского населения в целом он остается
постоянным (в пределах брахикрании),
а в Старом Термезе — резко уменьшается в эпоху позднего средневековья до
долихо-мезокрании. Однако к современности он повышается более чем в два раза
(до брахикрании), превышая значения
по всем городам. Следовательно, здесь
имеют место резкие разнонаправленные
трансформации мозгового отдела черепа
у населения изучаемых городов, начиная
с IX в. и до современности.
Скуловой диаметр. Величина скулового диаметра в Миздахкане значительно увеличивается к эпохе развитого
средневековья, затем в такой же степени
уменьшается к современности (рис. 3).
Абсолютные размеры этого признака в
Старом Термезе, начиная от эпохи античности до позднего средневековья, намного меньше, чем у населения Миздахкана.
В первые четыре периода он остается
постоянным и увеличивается только к современности. Таким образом, если брать
по периодам, и размеры, и тенденции
разные, однако они выравниваются к современности. Следует отметить, что по
сравнению с общегородской динамикой,
сходства в изменениях этого признака у
населения двух этих городов мало. Однако есть сближение в динамике в первом и
последнем периодах.
Верхняя высота лица. Значительные
размеры верхней высоты лица характерны для эпохи античности и раннего средневековья в Миздахкане, они остаются
постоянными. Величина ее сильно уменьшается в эпоху развитого средневековья
и почти не изменяется до современности
(рис. 4). В Старом Термезе абсолютные
размеры высоты лица во все периоды
значительно меньше, чем в Миздахкане,
особенно в раннем средневековье. Величина этого признака значительно уменьшается от эпохи античности к раннему
89
средневековью, и не изменяется с VII по
XIV вв. Она повышается в эпоху позднего
средневековья, уменьшаясь к современности. Интересно, что верхняя высота
лица у городского населения Средней
Азии в целом изменяется гораздо меньше
по эпохам, чем в изучаемых городах, она
остается на постоянном уровне. Размеры
ее близки к таковому в Миздахкане в
третий и пятый периоды, и к величинам,
найденным в Старом Термезе — в первый
и четвертый.
Верхнелицевой указатель в Миздахкане в основном повторяет тенденции
высоты лица, но отличается уменьшением от первого периода к третьему, и
некоторым увеличением от третьего к
пятому периоду. В эпоху античности у
населения Миздахкана лицо высокое
и узкое, в раннее средневековье оно
уменьшается, но остается, как и в эпоху
античности, лептопрозопным. В развитом средневековье резкое уменьшение
высоты лица и увеличение его ширины
приводит к мезопрозопным пропорциям, которые сохраняются до современности (рис. 5).
В Старом Термезе верхнелицевой указатель остается постоянным (в пределах
мезопрозопии), от эпохи античности до
развитого средневековья не изменяется.
Далее он увеличивается к позднему средневековью до лептопрозопных значений,
а к современности уменьшается — лицо
становится снова мезопрозопным.
В целом наблюдается примерно одинаковая тенденция уменьшения данного указателя к современности в обоих
городах. Лицо становится сравнительно
широким и низким (в пределах мезопрозопии). Сравнение с общей тенденцией
по всем городам показывает сходство в
динамике в начальные три периода (от
античности до развитого средневековья)
со Старым Термезом, а в четвертом и пятом — с Миздахканом. У всего населения
Средней Азии лицо становится выше и
ýже до развитого средневековья, далее
оно находится в пределах мезопрозопии.
Носовой указатель в Миздахкане увеличивается от античности до раннего
90
Т.К. ХОДЖАЙОВ, Г.К. ХОДЖАЙОВА
48/45. Верхнелицевой указатель
59
58
57
56
55
54
53
52
51
50
49
М
Т
СА
MТС/I
MТС/II
MТС/III
МТС/IV
MТС/V
Рис. 5. Динамика верхнелицевого указателя в Миздахкане, Старом Термезе и Средней Азии
54/55.Носовой указатель
52
51
50
49
48
47
46
45
44
43
42
М
Т
СА
MТС/I
MТС/II
MТС/III
МТС/IV
MТС/V
Рис. 6. Динамика носового указателя в Миздахкане, Старом Термезе и Средней Азии
52/51a.Орбитный указатель (d)
91
90
89
88
87
86
85
84
83
82
81
80
М
Т
СА
MТС/I
MТС/II
MТС/III
МТС/IV
MТС/V
Рис. 7. Динамика орбитного указателя в Миздахкане, Старом Термезе и Средней Азии
91
ФОРМИРОВАНИЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО СОСТАВА ГОРОДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ СРЕДНЕЙ АЗИИ
средневековья, уменьшается к развитому
средневековью с дальнейшим понижением к современности, в пределах мезоринии (рис. 6). В Старом Термезе данный
указатель также уменьшается от эпохи
античности к раннему средневековью и
постепенно увеличивается до позднего,
совпадая со значением его в Миздахкане. В последующий период отмечается
значительное понижение носового указателя, но он остается в пределах мезо- и
лепторинии.
Величины указателя, вычисленные
для всего городского населения, находятся в пределах средних значений (мезоринии) до развитого средневековья. Затем
он превышает значения для Миздахкана
и Старого Термеза, но в тех же пределах.
Динамика изменений носового указателя
совпадает с общей среднеазиатской кривой, начиная с этого периода до развитого
средневековья — с Миздахканом. Затем
тенденция изменений становится ближе
к показателям для населения Старого
Термеза.
Орбитный указатель от d. Величины
орбитного указателя в течение трех первых периодов в обоих городах остаются
постоянными, в пределах мезоконхных
форм. В последующие периоды и до современности указатель постепенно увеличивается в Миздахкане и доходит до
гипсиконхных форм (рис. 7). В Старом
Термезе напротив наблюдается умень-
шение данного указателя от развитого
к позднему средневековью и увеличение его к современности, однако также в
пределах мезоконхных форм.
Такие мезоконхные формы, при определенных вариациях в величинах указателей, преобладают и при рассмотрении
в масштабе всех городов Средней Азии.
Однако динамика изменений данного
указателя по Средней Азии несколько
отличается, но в последние два периода
совпадает с динамикой в Миздахкане.
Назомалярный угол. Величины назомалярного угла в Миздахкане, находясь в пределах европеоидных значений
в эпоху античности, постепенно увеличиваются к современности до смешанных
европеоидно-монголоидных форм. В Старом Термезе во все периоды он гораздо
меньше, чем в Миздахкане и в масштабе
всей Средней Азии (рис. 8). Он несколько
увеличивается в эпоху развитого средневековья, достигая смешанных форм к современности. Тенденции такие же, как в
Миздахкане, за исключением эпохи позднего средневековья.
При сравнении с динамикой изменений этого угла для всей Средней Азии
можно отметить определенное и большее
сходство по горизонтальной профилировке лица с Миздахканом. Исключением является последний период, когда он
становится более близким к населению
Старого Термеза.
77. Назомалярный угол
144
142
140
М
138
Т
136
СА
134
132
130
MТС/I
MТС/II
MТС/III
МТС/IV
MТС/V
Рис. 8. Динамика назомалярного угла в Миздахкане, Старом Термезе и Средней Азии
92
Т.К. ХОДЖАЙОВ, Г.К. ХОДЖАЙОВА
ZM.Зигомаксиллярный угол
132
131
130
129
128
127
126
125
124
123
122
М
Т
СА
MТС/I
MТС/II
MТС/III
МТС/IV
MТС/V
Рис. 9. Динамика зигомаксиллярного угла в Миздахкане, Старом Термезе и Средней Азии
DS/DC. Дакриальный указатель
70
60
50
М
40
Т
30
СА
20
10
0
MТС/I
MТС/II
MТС/III
МТС/IV
MТС/V
Рис. 10. Динамика дакриального указателя в Миздахкане, Старом Термезе и Средней Азии
SS/SC. Симотический указатель
60
50
40
М
Т
30
СА
20
10
0
MТС/I
MТС/II
MТС/III
МТС/IV
MТС/V
Рис. 11. Динамика симотического указателя в Миздахкане, Старом Термезе и Средней Азии
93
ФОРМИРОВАНИЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО СОСТАВА ГОРОДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ СРЕДНЕЙ АЗИИ
Зигомаксиллярный угол. Размеры этого угла в Миздахкане, будучи большими в
античности, обнаруживают значительные
изменения в течение всего средневековья,
особенно раннего, когда он резко уменьшается (рис. 9). В последующие периоды
он увеличивается, а в период, близкий
к современности, достигает значений,
характерных для первого периода. В Старом Термезе его величины меньше, чем
в Миздахкане, за исключением раннего
и позднего средневековья. В целом он не
обнаруживает значительных изменений
во времени, увеличивается к современности. Все вариации данного угла находятся
в пределах, характерных для европеоидных групп — лицо сильно профилировано как на верхнем, так и на нижнем
уровнях. Сравнение этих тенденций с изменениями зиго- и назомалярных углов,
характерных для всего городского населения Средней Азии, показывает большее
сходство с населением Миздахкана.
Дакриальный и симотический указатели. Оба указателя на протяжении двух
тысячелетий имеют средние и высокие
значения у населения двух изучаемых
городов. Различий почти нет, отмечается
тенденция к постепенному увеличению
их размеров до позднего средневековья,
особенно в Старом Термезе, и некоторому уменьшению к современности (рис. 10,
11). Отмеченные тенденции совпадают с
изменениями в Средней Азии в целом.
Во все периоды значения указателей
по всем городам выше, чем у исследуемого населения. Тенденция изменений
ближе к тому, что мы наблюдаем в Старом
Термезе, за исключением первого периода. Таким образом, изменения размеров
переносья и спинки носовых костей, а
также их выступания, незначительные.
Надо отметить, что уменьшение этих показателей в последний период свидетельствует о внедрении в облик городских
популяций некоторой монголоидной
примеси.
Угол выступания носа. Данный признак в Миздахкане постепенно увеличивается от эпохи античности до развитого
средневековья и уменьшается к современности. В Старом Термезе он медленно
увеличивается на протяжении всех исследуемых периодов (рис. 12). В этот период
тенденция в обоих городах одинаковая,
однако, она становится противоположной в последующий период. В эпохи от
позднего средневековья до современности величины угла выступания носа в
обоих выборках уменьшаются. Динамика
изменений данного признака в Старом
Термезе более близка к общегородской
динамике, нежели к той, которая отмечена для Миздахкана.
По нескольким размерам и указателям в Старом Термезе фиксируется «плато» для эпох от античности до раннего
средневековья. Это может быть связано с
75(1).Угол выступания носа
40
35
30
25
М
20
Т
15
СА
10
5
0
MТС/I
MТС/II
MТС/III
МТС/IV
MТС/V
Рис. 12. Динамика угла выступания носа в Миздахкане, Старом Термезе и Средней Азии
94
Т.К. ХОДЖАЙОВ, Г.К. ХОДЖАЙОВА
Таблица 2
Сравнительные данные по краниологическим сериям из городских некрополей Миздахкана,
Старого Термеза и Средней Азии. I–XX вв. Мужчины
Серии
8/1
45
48
48/45
54/55
52/51a
77
<ZM
DS/DC SS/SC
75(1)
1
78,6
131,6
76,0
57,9
48,4
85,4
138,7
130,0
51,2
44,6
28,6
2
77,0
134,7
76,2
56,6
50,8
85,2
138,5
125,1
53,6
48,5
31,3
3
84,1
136,8
71,9
52,6
49,0
85,3
140,1
127,8
56,9
49,5
33,4
4
82,7
135,0
73,1
54,0
48,3
86,7
141,1
128,2
58,6
48,4
31,9
5
81,7
133,5
72,4
54,3
47,5
89,6
142,7
131,0
54,4
46,7
27,0
6
77,5
129,5
73,0
54,5
48,5
86,7
134,3
125,9
48,5
41,0
27,5
7
80,2
129,0
69,0
53,9
47,0
86,6
137,0
125,1
57,5
50,5
28,7
8
80,2
129,0
69,0
53,9
47,0
86,6
137,0
125,1
57,5
50,5
28,7
9
76,0
129,8
71,3
55,2
47,9
84,2
134,9
126,8
62,3
53,6
32,1
10
84,1
132,8
69,4
52,2
45,2
88,3
140,6
127,6
57,9
37,8
30,3
11
79,2
132,2
72,0
54,5
48,0
86,0
137,3
126,5
54,9
51,9
29,3
12
79,4
132,8
71,4
53,8
48,9
84,6
138,2
128,4
55,8
50,6
28,0
13
80,1
131,8
72,2
54,8
47,2
83,7
138,6
127,6
58,4
51,7
30,9
14
80,4
133,1
71,5
53,7
49,1
85,5
138,4
127,6
57,7
54,7
32,8
15
81,8
133,0
71,6
53,8
48,0
87,0
141,1
131,3
52,6
45,6
24,3
4
1
3
2
2
15
5
6
Var2
1
4
12
0
3
11
1314
-1
10
9
-2
7
8
-3
-4
-3
-2
-1
0
1
2
3
4
5
Var1
Рис. 13. Положение мужских серий из Миздахкана, Старого Термеза и Средней Азии в пространстве двух главных компонент (ГК I: 8/1, 48/45, 52/51a, 77 (33,06%); ГК II — 48, DS/DC
(25,62%); обе ГК — 58,68%
Примечание: 1–5 (Миздахкан, I–V периоды), 6–10 (Старый Термез, I–V периоды);
11–15 (Средняя Азия, I–V периоды)
ФОРМИРОВАНИЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО СОСТАВА ГОРОДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ СРЕДНЕЙ АЗИИ
95
Рис. 14. Дендрограмма по результатам компонентного анализа. Обозначение см. на рис.13
Таблица 3
Элементы главных компонент
для мужских серий из Миздахкана,
Старого Термеза и Средней Азии. I–XX вв.
Признаки
ГК I
ГК II
ГК III
ГК IV
8/1
0,888
-0,109
0,340
-0,113
45
0,326
0,409
0,815
-0,184
48
-0,420
0,840
0,235
-0,093
48/45
-0,663
0,564
-0,136
0,212
54/55
-0,586
0,514
0,431
-0,136
52/51a
0,762
0,161
-0,348
-0,156
77
0,759
0,365
0,439
0,181
<ZM
0,530
0,546
0,132
0,557
DS/DC
0,013
-0,774
0,465
0,253
SS/SC
-0,505
-0,395
0,463
0,460
75(1)
-0,299
-0,375
0,726
-0,331
Собственное число
3,636
2,819
2,327
0,872
Общая дис33,056
персия (%)
25,624
21,156
7,926
тем, что четыре серии IV–VI вв. из этого
города являются хронологически промежуточными между этими периодами. Нами они отнесены к эпохе раннего средневековья. Возможно, поэтому на графиках
в указанный отрезок времени по многим
признакам и указателям изменения не
обнаруживаются.
Для проведения межгруппового анализа по 11-ти краниометрическим признакам был применен метод главных
компонент (далее — ГК; табл. 2). На ГК
I и II приходятся 58,7% общей изменчивости. Наиболее значимыми по первой
ГК оказались черепной, верхнелицевой,
орбитный указатели и мезомалярный
угол, а по ГК II — верхняя высота лица и
дакриальный указатель (табл. 3).
Наиболее близкими оказались античные серии из Миздахкана и Старого Термеза, а также раннесредневековая серия
из Миздахкана. Этот кластер отличается
от общей среднеазиатской серии этого
периода (рис. 13, 14).
Надо отметить, что сборные серии —
от эпохи античности до позднего средневековья — за исключением последней
общегородской серии за номером 15,
очень близки друг к другу, располагаются в отдельном кластере и находятся
в плоскости двух компонент в центре
поля. Серия из Старого Термеза эпохи
позднего средневековья объединилась с
этими сериями (рис. 13). Однако по ГК
II она отличается от них высоким лицом
и малой величиной дакриального указателя. Она удалена от других термезских
96
Т.К. ХОДЖАЙОВ, Г.К. ХОДЖАЙОВА
серий, особенно от последней, близкой к
современности (рис. 14).
Серии развитого и позднего средневековья из Миздахкана, которые оказались
очень близкими между собой, располагаются отдельно от серий двух первых
периодов и находятся между сборными
городскими сериями четырех первых периодов и тремя близкими к современности (№№ 5, 10, 15). Миздахканские серии
развитого и позднего средневековья обладают такими особенностями как брахикрания, малая величина верхнелицевого
и орбитного указателей и более уплощенное лицо на верхнем уровне.
Серии из Старого Термеза занимают
в плоскости главных компонент разное
положение. Как было показано, античная термезская серия близка к античной
и раннесредневековой сериям из Миздахкана. Очень близкими оказались серии из Старого Термеза, относящиеся к
эпохам раннего и развитого средневековья, которые довольно обособлены и
располагаются между позднесредневековой выборкой и выборкой, близкой к
современности. Две последние занимают
крайнее положение по ГК I. В то же время
они отличаются также от миздахканских,
располагаются на самом удаленном расстоянии от них.
Заключение
В эпохи античности и раннего средневековья в Миздахкане население характеризуется чертами восточносредиземноморской расы (долихо- и мезокрания,
узкое и высокое лицо, сильно выступающий нос). Такие же морфологические
особенности характерны и для населения
Старого Термеза эпохи античности. В
эпоху развитого и позднего средневековья население Миздахкана имеет черты расы Среднеазиатского междуречья
(брахикрания, относительно широкое и
средневысокое лицо с ослабленной горизонтальной профилировкой).
Население, оставившее некрополи
на юге Средней Азии (Старый Термез),
будучи близким, как уже отмечалось, в
античную эпоху по морфологии чере-
па к населению севера (Миздахкан), с
раннего средневековья уже отличается
от него. Оно сохраняет черты, сформировавшиеся в период развитого средневековья. Антропологический облик
населения Старого Термеза в позднем
средневековье, видимо, изменяется в
сторону сближения с физическими особенностями всего населения Средней
Азии. Эта же тенденция сохраняется у
населения, близкого к современности.
Из всех пяти сравниваемых периодов,
с одной стороны, близкими между собой оказались серии эпохи античности
и раннего средневековья (один тип), с
другой — развитого и позднего средневековья (другой тип). Серия последнего
периода особенно близка к северным
(Миздахкан), в меньшей степени — к
южным (Старого Термеза).
Таким образом, изученный краниологический материал и его сравнение
со всем массивом городского населения
Средней Азии разных исторических эпох
выявляет следующее. В эпоху античности
больших различий в морфологии населения северного и южного городов не
отмечается. В составе его, как в Миздахкане, так и в Старом Термезе, отмечено
присутствие массивных и грацильных
типов, которые различаются по размерам
головы и лица, а также указателям лицевого скелета. В основном преобладают
грацильные представители восточносредиземноморского типа при малочисленности массивных индивидов.
В Старом Термезе, как и в других городах Бактрии, в эпоху правления юэчжей увеличивается доля матуризованного европеоидного типа. Однако в отличие от матуризованного северного, на
юге его появление связано с внедрением
европеоидных кочевников в городскую
среду [Ходжайов, 1981]. В то же время
местное земледельческое население в Бактрии остается грацильным, как и в эпоху
бронзы. Процессы расогенеза в античности на севере и юге особых различий
не имели, основное население было восточносредиземноморского типа. Однако
внедрившийся в состав городского насе-
ФОРМИРОВАНИЕ АНТРОПОЛОГИЧЕСКОГО СОСТАВА ГОРОДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ СРЕДНЕЙ АЗИИ
ления матуризованный компонент имел,
видимо, разное происхождение.
В эпоху раннего средневековья в
основном остаются также грацильные
формы, в меньшей степени матуризованные. В этот период впервые на севере
и юге проявляется определенная дифференциация городского населения по
краниометрическим показателям.
Можно констатировать, что в средневековье продолжается процесс формирования городских популяций как специфических общностей со своими особыми
путями развития и морфологическими
особенностями. Как и в предыдущий период, городское население обнаруживает
меньший размах изменчивости, что свидетельствует о большой интенсивности
метисационных процессов в городах. Гомогенизация антропологического облика
населения отмечается как на севере (Миздахкан), так и на юге (Старый Термез).
В развитом и позднем средневековье отмечается приход в южные города (Старый Термез) нового населения с
морфологическими особенностями восточносредиземноморской расы из соседних регионов — Афганистана, Северной Индии, северо-восточного Ирана.
В то же время в Миздахкане наблюдается противоположная картина: именно
в афригидо-саманидский и, особенно,
хорезмшахский периоды происходит
приток брахикранного, сравнительно
широколицего населения с примесью
монголоидных черт.
В составе населения Старого Термеза
с IX в. ярче проявляются европеоидные
черты, а в Миздахкане — европеоидные,
но с ощутимой примесью монголоидных.
Следовательно, за такой длительный отрезок времени население северных и южных городов претерпело резкие разнонаправленные трансформации морфологии
головы и лица, особенно начиная с IX в.
до современности.
Северное и южное городское население отличается друг от друга более
значительно, чем городское население
Средней Азии в целом. Обнаруженные
различия между Миздахканом и Старым
97
Термезом укладываются в масштаб изменений изученных показателей по городским популяциям Средней Азии. В то
же время выявляются как сходство, так
и различия в формировании антропологического облика городского населения
на севере и юге этого региона в течение
двух тысячелетий. Популяции Старого
Термеза, видимо, претерпели гораздо более существенные трансформации, чем
все остальное городское среднеазиатское
население.
Литература
Бабаков О. Средневековое население Туркменистана (по материалам антропологии). Ашхабад:
Ылым, 1988. 301 с.
Гинзбург В.В., Трофимова Т.А. Палеоантропология Средней Азии. М.: Наука, 1972. 371 с.
Кияткина Т.П. Материалы по антропологии
Таджикистана. Душанбе: Дониш, 1976. 187 с.
Ходжайов Т.К. К палеоантропологии древнего
Узбекистана. Ташкент: Фан, 1980. 166 с.
Ходжайов Т.К. Палеоантропология Средней
Азии и этногенетические проблемы. Диссертация
на соискание ученой степени доктора исторических наук. М., 1981. 435 с.
Ходжайов Т.К. Этногенетические процессы в
Средней Азии в эпоху средневековья (Антропологические исследования). Ташкент: Фан, 1987. 207 с.
Ходжайов Т.К. Население позднефеодальной
Бухары. М., 2007. 260 с.
Ходжайов Т.К., Ходжайова Г.К., Чистов Ю.К.,
Громов А.В. Формирование антропологического
состава городского населения Среднеазиатского
Междуречья. Рукопись (грант РГНФ, № 99-0000180а). М., 2002. 131 с.
Ходжайов Т.К., Турабеков М. Раннесредневековые археолого-антропологические материалы
из некрополя Миздахкан // История и материальная культура Каракалпакстана. Вып. 2. Нукус:
Изд-во НГУ, 2008. 22 с.
Ходжайов Т.К., Мамбетуллаев М.М. Раннесредневековый некрополь Куюккала. М., 2008.
423 с.
Ходжайова Г.К. Этническая дерматоглифика
Узбекистана. Диссертация на соискание ученой
степени доктора исторических наук. Ташкент,
1997. 335 с.
Ходжайова Г.К. Дерматоглифика народов
Средней Азии. М., 2007. 307 с.
Ходжайов Т.К., Мустафакулов С.И., Ходжайова Г.К. Старый Термез (к антропологии населения
Бактрии–Тохаристана). Актобе, 2012. 253 с.
Ягодин В.Н., Ходжайов Т.К. Некрополь древнего Миздахкана. Ташкент: Фан, 1970. 246 с.
98
Т.К. ХОДЖАЙОВ, Г.К. ХОДЖАЙОВА
Formation of the anthropological composition
of the urban population of Central Asia
T.K. KHODZHAYOV
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
G.K. KHODZHAYOVA
The article is devoted to a comparative study of two unique craniological multilayer Sites of Middle
Asia: northern and southern Northern — Mizdakhkan and southern — Old Termez. Necropolis of these
settlements were used during the last two thousand years. The research of the dynamics of craniometric traits
and complexes revealed affinity and diversity of the processes of morphological structure formation of these
two urban subpopulations on the background of the total urban population of Central Asia from Antiquity to
the present.
Key words: Central Asia, Mizdahkan, Old Termez, paleoanthropology, craniology.
List of tables and figures
Table 1. Number of the men skulls and series from the urban necropolis of Mizdakhkan, Old Termez and
Central Asia.
Table 2. Comparative data on skull series from the urban necropolis of Mizdakhkan, Old Termez and
Central Asia. I–XX centuries. Men.
Table 3. PC elements of the men series of Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia. I–XX centuries.
Fig. 1. Geographical, historical and cultural areas of Central Asia:
I — the left bank of the Amu Darya River, II — Usturt, III — the lower course of the Amu Darya River,
IV — the lower course of the Syr Darya River, V — Zarafshan Valley, VI — basin of the middle Syr Darya River,
VII — Ferghana Valley, VIII — the upper course of the Amu Darya River, IX — Pamir, X — Pritianshan.
Fig. 2. Dynamics of the cranial index in Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia.
Note: hereinafter MTS / I — MTS / V: M — Mizdakhkan (I–V periods), T — Old Termez (I–V periods),
C — Central Asia (I–V periods).
Fig. 3. Dynamics of the zygomatic diameter in Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia.
Fig. 4. Dynamics of the upper facial height in Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia.
Fig. 5. Dynamics of the upper face index in Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia.
Fig. 6. Dynamics of the nasal index in Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia.
Fig. 7. Dynamics of the orbit index in Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia.
Fig. 8. Dynamics of the nazo-malar angle in Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia.
Fig. 9. Dynamics of the zygomaxillar angle in Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia.
Fig. 10. Dynamics of the dacryal index in Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia.
Fig. 11. Dynamics of the symotic index in Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia.
Fig. 12. Dynamics of the nasofacial angle in Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia.
Fig. 13. PCA of the men series of Mizdakhkan, Old Termez and Central Asia.
(PC I: 1/8, 48/45, 52/51a, 77 (33,06 %); PC II: 48, DS/DC (25,62%); both PC — 58,68 %.
Note: 1–5 ( Mizdakhkan, I–V periods), 6–10 ( Old Termez, I–V periods ), 11–15 (Central Asia, I–V
periods).
Fig. 14. Dendrogram based on the component analysis results. Legend — see Fig. 13.
Контактная информация:
Contacts:
Ходжайов Тельман Касимович
Ходжайова Гульшира Кутузовна
telmkas@yandex.ru
Khodzhayov Telman Kasimovich
Khodzhayovа Gulshira Kutuzovna
telmkas@yandex.ru
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23).
с. 99–107
УДК 572.9
Население Западного Предкавказья XVIII–XIX вв.:
адыги или ногайцы?1
С.Г. КОМАРОВ
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
В работе представлена аргументация к этнической атрибуции археологических памятников Восточного Приазовья XVIII–XIX вв., основанная на результатах краниологического
исследования. Изучение сборной серии черепов, полученной из четырёх могильников
(Лебеди I, Греки II, Малаи I, Останний), свидетельствует в пользу их ногайского происхождения. Таким образом, данные палеоантропологии добавляют аргументы сторонникам соотнесения памятников именно с ногайцами, но не с адыгами.
Ключевые слова: ногайцы, адыги, краниология, степи, Восточное Приазовье, Предкавказье, Золотая Орда.
В предлагаемой работе проводится
краниологическое исследование материалов XVIII–XIX вв. из могильников,
расположенных в Восточном Приазовье — регионе, который маркирует западные границы Предкавказья. Изучение
морфологических особенностей группы,
оставившей рассматриваемые памятники, служит делу накопления данных по
палеоантропологии степей Восточной
Европы. Материалы, хронологически
близкие к современности, представляют
собой ценный исторический источник,
зачастую позволяющий вносить весомый
вклад в реконструкцию расо- и этногенетических процессов изучаемых территорий [Герасимова, 2003, с. 36].
Материалы и методы
В основе исследования лежит краниологическая серия, полученная в результате археологических работ СевероКавказской экспедиции в Краснодарском
крае в 1970-1980-е гг. (автор раскопок —
А.Н. Гей). Черепа происходят из четырёх
могильников: Лебеди I (1979 г.), Греки II
(1981 г.), Малаи I (1981 г.) и Останний
(1985 г.). Общая численность материалов
составляет 26 черепов, из которых 20
1
Работа выполнена при финансовой поддержке РГНФ (проект № 12-31-01338 (1а)).
мужских и 6 — женских. Погребения топографически соотносятся со степными
курганами и окружающим их пространством. Однако необходимо подчеркнуть,
что речь идёт о грунтовых могильниках,
и курганы в данном случае были лишь
удобными обозначениями кладбищ [Чхаидзе, 2012, с. 49].
Исследователи данных могильников
не раз высказывались об этнической принадлежности населения, их оставившего. На этот счёт есть две точки зрения:
указанные памятники относятся либо к
адыгам, либо к ногайцам [Гей, 1980, с. 102;
Гей и др., 1987, с. 132]. Однако существуют
основания утверждать, что кладбища с
большей вероятностью оставлены именно
ногайцами. В пользу такого мнения свидетельствуют данные археологии: на обширной территории степей Восточной Европы
зафиксированы погребения ногайцев, совершённые по аналогичному мусульманскому погребальному обряду (Ипатово-3
и Барханчак-2 в Ставропольском крае,
Бердянский курган в Запорожской области, могильники Херсонской области).
Кроме того, известно, что в XVIII — сер.
XIX вв. в Прикубанье кочевало несколько
объединений ногайцев, в то время как
адыги проживали в Закубанье [Калмыков
и др., 1988, с. 35–36; Алексеева, 1971, с. 204;
100
С.Г. КОМАРОВ
Федоров, 1982, с. 95, 118]. Наконец, в связи с топографией могильников уместно
вспомнить ногайский обычай, согласно
которому погребения располагались на
возвышенностях, чтобы сократить путь
правоверного погребенного в рай [Ярлыкапов, 2001, с. 188–189].
Данные краниологического изучения
материалов позволят выявить специфику морфологических особенностей населения, с которым связаны могильники
Восточного Приазовья. Сопоставление
комплексов краниологических признаков
изучаемой серии и других групп, относящихся, в частности, к ногайцам и адыгам,
возможно, добавят аргументы в пользу
той или иной точки зрения относительно этнической атрибуции памятников. К
сравнительному анализу были привлечены 27 краниологических серий (ссылки
на исследователей и первоисточники см. в
подрисуночных подписях). Имеющиеся в
нашем распоряжении выборки ногайских
черепов происходят с довольно обширной
территории — от Северо-Западного Причерноморья до Предкавказья. Наиболее
западные группы ногайцев представлены
сериями из Комрата в Молдавии и бывшего Тираспольского уезда — сегодняшнее пограничье Молдавии и Одесской
области Украины. Ногайцы Северного
Причерноморья известны нам по материалам из могильников в Херсонской области, Северном Крыму, из Балковского кургана в Запорожской области и из
Бердянского кургана и могильника у с.
Троицкое в той же области. Краниология ногайцев Предкавказья изучена на
основе двух серий из курганов в Ставропольском крае: Ипатово-3 и Барханчак-2.
Адыги представлены пятью сериями. Две
из них характеризуют облик шапсугов
и натухайцев — субэтнических групп
в составе адыгского этноса. Три другие
серии являют собой выборки из курганов XIV–XVI вв. разных территорий: с
Черноморского побережья, из Черкесии
и из окрестностей Пятигорска. Остальные
привлечённые к сравнению материалы
отражают краниологическую специфику
населения Золотой Орды. Из всего масси-
ва имеющихся в распоряжении палеоантропологов серий нами выбраны только
14. Четыре из них географически близки
к Восточному Приазовью: они происходят
из Маджара, Верхнего Джулата, Нижнего
Джулата и из могильников в Нижнем Подонье. Другие десять золотоордынских серий определены их исследователями либо
как европеоидные, либо как смешанные
по составу, с небольшой монголоидной
примесью. Это материалы из западных
пределов Улуса Джучи: Старый Орхей в
Молдавии, Мамай-Сурка в Запорожской
области, Маяки в Донецкой области; с
территории Нижнего Поволжья — Селитренное, Водянское, Царевское городища, Нижняя Студенка; из северных районов распространения влияния Золотой
Орды — Новохарьковский могильник в
Воронежской области; из Приаралья —
Миздахкан. Кроме того, нами привлечена
серия из курганов Букеевской степи, из
междуречья Волги и Урала, характеризуемая, в отличие от других кочевнических
выборок, европеоидными чертами.
Исследование краниологических
материалов проводилось в соответствии с
традиционной для отечественной антропологии программой [Алексеев, Дебец,
1964]. Одномерная статистическая обработка проведена с помощью программы
Microsoft Exel 2007. Для межгруппового
анализа мы прибегли к кластерному анализу в пакете программ Statistica 8.0 и
компонентному анализу с использованием программы Б.А. Козинцева (1991).
Результаты и их обсуждение
Обратимся к краниометрической характеристике исследуемых материалов
(табл. 1).
Мужские черепа долихокранны: при
большом продольном диаметре ширина мозговой коробки малая. Индивидуальный уровень исследования помимо
четырёх долихокранных выявляет два
мезокранных черепа и один — брахикранный. Значение высотного диаметра
от базиона находится в пределах средних
величин, в то время как высота свода
черепа от порионов очень большая. Наи-
101
НАСЕЛЕНИЕ ЗАПАДНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ XVIII–XIX ВВ.: АДЫГИ ИЛИ НОГАЙЦЫ?
Таблица 1
Морфометрическая характеристика черепов из могильников Восточного Приазовья
Название признака
1. Продольный диаметр
8. Поперечный диаметр
17. Высотный диаметр от ba
20. Высотный диаметр от po
5. Длина основания черепа
9. Наименьшая ширина лба
10. Наибольшая ширина лба
11. Ширина основания черепа
12. Ширина затылка
8:1 Черепной указатель
17:1 Высотно-продольный ук-ль от ba
17:8 Высотно-поперечный ук-ль от ba
20:1 Высотно-продольный ук-ль от po
20:8 Высотно-поперечный ук-ль от po
40. Длина основания лица
45. Скуловой диаметр
48. Верхняя высота лица
43. Верхняя ширина лица
46. Средняя ширина лица
55. Высота носа
54. Ширина носа
51. Ширина орбиты от mf
52. Высота орбиты
FC Глубина клыковой ямки
MC Максилло-фронтальная ширина
MS Максилло-фронтальная высота
SC Симотическая ширина
SS Симотическая высота
48:45 Верхний лицевой указатель
54:55 Носовой указатель
52:51 Орбитный указатель
SS:SC Симотический указатель
72. Общий лицевой угол
73. Средний лицевой угол
74. Угол альвеолярной части
75(1) Угол выступания носа
77. Назо-малярный угол
<zm´ Зиго-максиллярный угол
Мужские черепа
n
x
min
max
Женские черепа
s
n
x
min max
s
14 188,7 177,0 203,0 7,83 5 177,5 172,5 183,0 4,74
7 136,6 126,0 146,5 7,95 6 134,4 126,0 141,0 5,02
8 134,2 119,0 149,5 10,47 3
6 126,3 119,0 133,0 5,02 3
13 141,7 130,6 152,4 7,84 6
–
–
–
90,9
115,8
–
109,1
75,9
–
–
–
–
–
–
–
100,0
–
49,1
–
41,7
32,8
–
17,0
–
9,4
3,4
–
–
80,6
37,4
–
–
–
–
139,6
–
–
–
86,0
112,0
–
102,0
68,9
–
–
–
–
–
–
–
97,5
–
48,0
–
39,8
29,8
–
14,4
–
7,5
2,3
–
–
75,6
22,8
–
–
–
–
134,6
–
–
–
95,5
118,0
–
112,5
80,1
–
–
–
–
–
–
–
103,5
–
50,0
–
43,0
35,9
–
18,8
–
11,3
4,2
–
–
84,1
47,7
–
–
–
–
144,1
–
–
–
3,28
2,87
–
4,10
4,61
–
–
–
–
–
–
–
2,26
–
0,85
–
1,36
2,36
–
2,19
–
1,64
0,82
–
–
3,97
11,51
–
–
–
–
3,39
7 124,0 112,4 135,4 7,51 2
–
–
–
–
7 106,9 100,0 117,0 6,39 2
15 92,4
83,0 100,0 5,07 6
9 118,0 106,0 131,0 7,11 4
5 129,7 120,0 142,0 8,57 3
10 112,1 105,0 120,0 4,30 5
7
73,8
7 72,5
6
98,0
5 68,3
4 88,9
66,7
4 102,4 95,0
3
82,4
6,12 5
66,5 79,9 5,32 3
80,7 116,8 11,95 3
65,6 69,8 1,65 3
82,4 97,8 7,12 3
110,0 6,13 1
–
–
–
–
67,0 81,5 5,74
12 103,3 98,0 110,0 4,36
8 101,3 92,5 110,5 6,53
10 73,6
1
3
6
3
14 52,8
48,0
60,0
4,44 4
10 24,5
14 33,0
14 4,6
22,6
40,8
30,9
1,2
27,0
46,6
37,0
6,6
1,27
1,71
1,96
1,46
2,55 4
13 43,4
3
6
5
3
9
18,6
15,7
21,7
9
6,1
10
8,4
3,2
5,3
2,3
–
9,5 1,99 3
12,1 2,28 4
6,8 1,47 4
–
– –
10 3,7
3 –
46,0
40,3
49,6
3,53 3
12 76,0
9
69,6
33,3
78
82
84,9
56,2
84
91
5,02
7,78
2,58
4,11
68,3
55
79
9,91 1
7 23,6
10
32
7,52 2
10 43,6
4 81,0
4 85,8
4
4
4
1
1
102
С.Г. КОМАРОВ
Рис. 1. Результат кластеризации краниологических серий; мужские черепа
Примечание: 1 — Старый Орхей [Великанова, 1993]; 2 — Мамай-Сурка [Литвинова, 2004]; 3 —
Маяки [Ходжайов, Швецов, 2011]; 4 — Маджары [Алексеев, 1967, Евтеев, 2003]; 5 — Нижний
Джулат [Алексеев, 1974]; 6 — Верхний Джулат [Алексеев, Беслекоева, 1963]; 7 — Селитренное
[Яблонский, 1987]; 8 — Водянское [там же]; 9 — Царевское [Залкинд, 1972; Яблонский, 1987];
10 — Нижняя Студенка [Евтеев, 2007]; 11 — Миздахкан [Ходжайов, 1970]; 12 — Новохарьковский
могильник [Алексеева, Козловская, 2002]; 13 — Могильники Нижнего Подонья [Батиева, 2010];
14 — Курганы Букеевской степи [Комаров, 2012а]; 15 — Комрат [Комаров, 2013]; 16 — Могильники бывшего Тираспольского уезда [Комаров, 2012б]; 17 — Могильники Херсонской области
[Круц, 2003]; 18 — Могильники Северного Крыма [там же]; 19 — Балковский курган [там же];
20 — Бердянский курган, могильник у с. Троицкое [Круц, 2003, Комаров, 2011]; 21 — Могильники
Восточного Приазовья; 22 — Ипатово-3 [Герасимова, 2003]; 23 — Барханчак-2 [Герасимова, 20031];
24 — адыги причерноморской группы [Алексеев, 1974]; 25 — адыги пятигорской группы [там же];
26 — адыги черкесской группы [там же]; 27 — шапсуги [там же]; 28 — натухайцы [там же].
меньшая ширина лба средняя. Основание
черепа длинное и широкое. Ширина затылка большая.
Лицевой скелет значительно развит в
высоту. Ширина лица средняя на верхнем
уровне и большая — на зигомаксиллярном. Средняя высота носа при большой
его ширине дает лепторинный указатель.
Характеристики переносья — высота,
ширина и симотический указатель — не
выходят за границы средних значений.
1
В предлагаемой работе использованы измерения автора.
Орбиты низкие и широкие, по указателю
мезоконхные. Горизонтальная профилировка лица средняя на верхнем уровне и
резкая на уровне передних зигомаксиллярных точек. Клыковая ямка среднеглубокая.
Женские черепа мезокранные: их продольный диаметр так же, как в случае
мужских черепов, попадает в категорию
больших значений, но поперечный диаметр средний. На индивидуальном уровне наблюдаем неоднородную картину: по
два черепа характеризуются долихокранной и мезокранной формой, один череп
НАСЕЛЕНИЕ ЗАПАДНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ XVIII–XIX ВВ.: АДЫГИ ИЛИ НОГАЙЦЫ?
брахикранен. Особенностью женских
черепов можно считать исключительно
большую высоту свода: три наблюдения
по этому признаку свидетельствуют о
существенном превышении верхней границы наиболее часто встречаемых величин. Наименьшая ширина лба средняя.
Затылок широкий.
Лицевой скелет может быть охарактеризован только на индивидуальном
уровне. Высота и ширина лица средняя.
Высота носа средняя. Переносье средней ширины при большой высоте. Орбиты средневысокие. Назомалярный угол
свидетельствует о резкой профилировке
верхнего уровня лицевого скелета.
К сожалению, плохая сохранность
материала не позволяет судить о многих
важных размерах черепа. Тем не менее,
полученных данных вполне достаточно
для проведения расовой диагностики населения, оставившего могильники. Значения основных таксономически ценных
признаков, подкреплённые результатом
визуального анализа серии, свидетельствуют о европеоидном строении черепов
исследованной группы. Наличие нескольких черепов с монголоидной примесью не
меняют общую картину.
С целью определения места рассматриваемой группы в массиве населения
Восточной Европы II тысячелетия, используем кластерный анализ. Сопоставление групп проведено по 14-ти краниометрическим признакам: продольный
(1.), поперечный (8.) и высотный (17.)
диаметры, наименьшая ширина лба (9.),
скуловой диаметр (45.), верхняя высота
лица (48.), ширина (51.) и высота (52.)
орбиты, ширина (54.) и высота носа (55.),
симотическая высота (SS), угол выступания носа (75(1)), назомалярный (77.) и
зигомаксиллярный углы.
Дендрограмма, отражающая классификацию серий по данным анализа,
фиксирует наличие двух совокупностей
объектов.
Меньшая совокупность состоит из
двух кластеров. Первый из них выявляет близость характеристик исследуемой
103
серии из Восточного Приазовья и двух
групп ногайцев — из Комрата и из Запорожской области (Бердянский курган
и могильник у с. Троицкое). Примыкая
к этим трем объектам, несколько обособленное положение занимают кочевники Букеевской степи. Второй кластер
объединяет четыре из пяти групп адыгов
(кроме группы, происходящей из Черкесии) и две золотоордынские серии — из
Новохарьковского могильника и Нижней
Студенки.
Вторая совокупность, также подразделяясь на два кластера, объединяет
бóльшее число серий. В первом кластере
находятся две золотоордынские серии —
из Нижнего Джулата и могильников
Нижнего Подонья, а также группа ногайцев из Херсонской области. Второй кластер также делится на две разновеликие
общности, одна из которых несколько
отдаляет от остальных объектов две ногайские серии — из Балковского кургана
и из кургана Барханчак-2, и выборку
золотоордынского населения Верхнего
Джулата. Вторая общность состоит из
двух групп. Один кластер свидетельствует о близости краниометрических характеристик населения нижневолжских
городских центров и двух объединений
ногайцев (серии из бывшего Тираспольского уезда и из кургана Ипатово-3).
Второй кластер представлен пятью сериями Золотой Орды, адыгами из Черкесии
и ногайцами с территории Северного
Крыма.
Наибольшую значимость в этой классификации для нас представляют два
обстоятельства. Первое — наибольшая
близость населения, оставившего могильники в Восточном Приазовье, и двух
групп ногайцев. Второе — обособление
адыгов. Компактное расположение серий из курганов Черноморского побережья, из окрестностей Пятигорска, а
также относящихся к шапсугам и натухайцам, свидетельствует о едином краниологическом комплексе, характерном
для этих групп. Иные морфологические
особенности проявляют адыги, оставив-
104
С.Г. КОМАРОВ
шие курганы на территории Черкесии.
Своими характеристиками они сближаются с золотоордынским оседлым, и в
первую очередь городским населением,
в составе которого отмечена небольшая
монголоидная примесь. Это находится
в полном соответствии с утверждением
В.П. Алексеева о наличии монголоидного
компонента у населения Черкесии XIV–
XVI вв. [Алексеев, 1964, с. 216].
Ногайские материалы, за исключением серий из Запорожской области (Бердянский курган и могильник у с. Троицкое) и Комрата, разбросаны по кластерам,
что является дополнительным свидетельством смешанного происхождения большинства групп ногайцев [Комаров, 2011,
с. 231].
Итак, кластерный анализ позволяет считать, что население, оставившее
могильники XVIII–XIX вв. в Восточном
Приазовье, всё-таки ближе к ногайцам,
чем к адыгам. Однако попадание в один
большой кластер адыгских и ногайских
черепов вместе с исследуемой серией стимулирует нас выявить сущность краниометрических различий указанных групп.
С этой целью воспользуемся компонентным анализом. В основу сравнения были
положены те же признаки, что и в кластерном анализе.
Две первые главные компоненты (далее — ГК) описывают в сумме почти 59%
межгрупповой изменчивости (табл. 2).
Наиболее значимыми в ГК I (42,1% общей дисперсии) стали скуловой диаметр,
назомалярный угол, зигомаксиллярный
угол, симотическая высота, высота орбиты, верхняя высота лица, угол выступания носа. Это означает, что основные различия в масштабе сравниваемых групп
сводятся к характеристикам, играющим
ключевую роль в разграничении европеоидных и монголоидных популяций.
Отрицательные знаки нагрузок на симотическую высоту и угол выступания
носа подтверждают это утверждение. ГК
II не выявляет статистически значимых
нагрузок на признаки, несмотря на довольно высокий процент объясняемой
изменчивости (16,8%). В то же время ГК
III, не сильно отличаясь от второй процентом общей дисперсии (13,2%), дает
существенную нагрузку на ширину лба.
Этот факт делает более приемлемым построение графика расположения серий в
пространстве ГК I и ГК III (рис. 2).
Полученный график показывает существенные различия краниологических
комплексов в сериях, составляющих на
дендрограмме большой кластер, куда
входит и исследуемая выборка. Шесть
серий (четыре адыгские и две золотоордынские — из Нижней Студенки и Новохарьковского могильника) занимают
крайнее положение, свидетельствующее о
наибольшей выраженности у этих групп
европеоидного краниологического комплекса. Серии второй части кластера (из
Восточного Приазовья, ногайцев Комрата и Запорожской области и кочевников
Таблица 2
Факторные нагрузки на признаки в
компонентном анализе
№ признака
по Р. Мартину
I ГК
II ГК
III ГК
1.
–0,083
0,601
–0,180
8.
0,661
–0,126
0,677
17.
–0,584
0,488
0,511
9.
–0,276
0,192
0,829
45.
0,818
–0,054
0,386
48.
0,747
0,532
–0,105
51.
0,577
0,625
–0,034
52.
0,762
0,227
–0,020
54.
0,286
0,586
–0,055
55.
0,662
0,517
–0,130
SS.
–0,774
0,296
0,183
75(1).
–0,714
0,234
0,288
77.
0,804
–0,318
0,071
 zm’
0,785
–0,348
0,324
5,894
2,356
1,848
42,097
16,826
13,203
Собственное
число
Общая дисперсия (%)
НАСЕЛЕНИЕ ЗАПАДНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ XVIII–XIX ВВ.: АДЫГИ ИЛИ НОГАЙЦЫ?
105
Рис. 2. Расположение краниологических серий в пространстве ГК I и ГК III
● — золотоордынские серии; — ногайские серии; — адыгские серии
Примечание: 1 — Старый Орхей; 2 — Мамай-Сурка; 3 — Маяки; 4 — Маджары; 5 — Нижний Джулат;
6 — Верхний Джулат; 7 — Селитренное; 8 — Водянское; 9 — Царевское; 10 — Нижняя Студенка; 11 —
Миздахкан; 12 — Новохарьковский могильник;13 — Могильники Нижнего Подонья; 14 — Курганы
Букеевской степи; 15 — Комрат; 16 — Могильники бывшего Тираспольского уезда; 17 — Могильники
Херсонской области; 18 — Могильники Северного Крыма; 19 — Балковский курган; 20 — Бердянский
курган, могильник у с. Троицкое; 21 — Могильники Восточного Приазовья; 22 — Ипатово-3; 23 —
Барханчак-2; 24 — адыги причерноморской группы; 25 — адыги пятигорской группы; 26 — адыги
черкесской группы; 27 — шапсуги; 28 — натухайцы.
Букеевской степи) занимают на графике
обособленное положение, демонстрируя
по сравнению с адыгами бόльшие значения нагрузок на признаки ГК I и меньшую — на ширину лба.
Все ногайские серии, по сравнению
с Запорожской (Бердянский курган, могильник у с. Троицкое), проявляют в той
или иной степени сдвиг в сторону монголоидности. Это в очередной раз говорит
о смешанном составе большинства групп
в массиве ногайского этнополитического
объединения. И все же по признакам,
играющим основную дифференцирующую роль в масштабе сравниваемых серий, европеоидные характеристики населения Восточного Приазовья скорее
тяготеют к ногайским выборкам, нежели
к адыгским.
Основные выводы данного исследования сводятся к следующему:
1. Изученная серия из Восточного
Приазовья оставлена европеоидным населением, без заметных следов монголоидной примеси.
2. Результаты проведенного краниологического исследования могут служить
дополнительным аргументом в пользу ногайской атрибуции могильников Восточного Приазовья, из которых происходит
изученный материал XVIII–XIX вв.
3. Население Восточного Приазовья
XVIII–XIX вв. по краниологическим особенностям близко к ногайцам из Запорожской области (оставившим Бердянский курган и могильник у с. Троицкое)
и Северо-Западного Причерноморья (могильник в Комрате). Кроме того, в числе
106
С.Г. КОМАРОВ
наиболее схожих с исследуемым населением оказываются золотоордынские
кочевники Букеевской степи.
Благодарность. Пользуюсь случаем принести искреннюю благодарность
В.Н. Чхаидзе за археологическую атрибуцию черепов изученной серии и введение
в круг археологических и общеисторических проблем, связанных с населением
Приазовья XVIII–XIX вв.
Литература
Алексеев В.П. Краниологические типы населения Северного Кавказа // Современная антропология. ТМОИП. Т. XIV. М.: Изд-во МГУ, 1964.
С. 208–218.
Алексеев В.П. Антропологический сос тав
средневекового города Маджара и происхождение балкарцев и карачаевцев // Ученые записки
Кабардино-Балкарского научно-исследовательского института. Вып. 25. Нальчик, 1967. С. 158–171.
Алексеев В.П. Происхождение народов Кавказа. Краниологическое исследование. М.: Наука,
1974. 320 с.
Алексеев В.П., Беслекоева К.Х. Краниологическая характеристика средневекового населения
Осетии // МИА СССР. № 114. М., 1963. С. 107–
121.
Алексеев В.П., Дебец Г.Ф. Краниометрия. Методика антропологических исследований. М.:
Наука, 1964. 127 с.
Алексеева Е.П. Древняя и средневековая история Карачаево–Черкесии. Вопросы этнического и
социально–экономического развития. М.: Наука,
1971. 355 с.
Алексеева Т.И., Козловская М.В. Антропологический облик населения // Новохарьковский
могильник эпохи Золотой Орды. Воронеж: Изд-во
ВГУ, 2002. С. 111–123.
Батиева Е.Ф. Материалы к антропологии
нижнедонского населения эпохи Золотой Орды
// Человек: его биологическая и социальная история: Труды международной конференции, посвященной 80-летию академика РАН В.П. Алексеева
(Четвертые Алексеевские чтения). М., 2010. Т. 1.
С. 130–138.
Великанова М.С. Антропология средневекового населения Молдавии (по материалам памятника Старый Орхей). М.: Наука, 1993. 260 с.
Гей А.Н. Работы Понурского и Цимлянского
отрядов Северокавказской экспедиции // Археологические открытия 1979 года. М., 1980. С. 102–
103.
Гей А.Н., Сатеев О.И., Ульянова О.А. Работы в
зоне Понуро-Калининской оросительной системы
// Археологические открытия 1985 года. М., 1987.
С. 132–133.
Герасимова М.М. Краниология калаусских
ногайцев // Материалы по изучению историкокультурного наследия Северного Кавказа. Выпуск
IV: Антропология ногайцев. М.: Памятники исторической мысли, 2003. С. 36–68.
Евтеев А.А. Население золотоордынского
города Маджара по данным краниологии // ВкА.
Вып. 10. 2003. С. 91–103.
Евтеев А.А. Антропологические материалы
из Могильника Нижняя Студенка-I // Археология
Восточно-Европейской степи. Вып. 5. Саратов,
2007. С. 221–237.
Залкинд Н.Г. Краниологические материалы
из Нового Сарая (Сарай Берке) // Человек: его
эволюция и внутривидовая дифференциация.
ТМОИП. Т. 43. М.: Изд–во МГУ, 1972. С. 162–166.
Калмыков И.Х., Керейтов Р.Х., Сикалиев А.И.
Ногайцы. Историко-этнографический очерк. Черкесск: Ставропольское кн. Изд-во, 1988. 232 с.
Комаров С.Г. Краниологическая дифференциация ногайцев XVI–XVIII вв. // ВкА. Вып. 19.
2011. С. 221–231.
Комаров С.Г. Население Букеевской степи в
эпоху Золотой Орды по данным краниологии //
Вестник Калмыцкого института гуманитарных
исследований РАН. 2012а. № 4. С. 45–57.
Комаров С.Г. Краниологические материалы
позднего средневековья с территории бывшего
Тираспольского уезда Херсонской губернии //
Кадырбаевские чтения — 2012. Материалы III
Международной конференции. Актобе, 2012б.
С. 457–462.
Комаров С.Г. К краниологии позднесредневекового степного населения Приднестровья (по
материалам из г. Комрат) // Вестник Московского
университета. Серия XXIII. Антропология. 2013.
№ 2. С. 114–123.
Круц С.И. Антропологическая характеристика ногайцев XVI–XVIII вв. // Материалы по
изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. IV: Антропология ногайцев. М.: Памятники исторической мысли, 2003.
С. 206–239.
Литвинова Л.В. Антропологiчна характеистика населення Нижнього Поднiпровя доби
середньовiччя (за матерiалами могильника Мамай
Сурка) // Археологiя. 2004. № 2. С. 68–78.
Федоров Я.А. Историческая этнография Северного Кавказа. М.: Изд–во МГУ, 1983. 125 с.
Ходжайов Т.К. Население Миздахкана по данным антропологии // Ягодин В.Н., Ходжайов Т.К.
НАСЕЛЕНИЕ ЗАПАДНОГО ПРЕДКАВКАЗЬЯ XVIII–XIX ВВ.: АДЫГИ ИЛИ НОГАЙЦЫ?
Некрополь древнего Миздахкана. Ташкент: Фан,
1970. С. 169–246.
Ходжайов Т.К., Швецов М.Л. Археология
и антропология населения Подонцовья эпохи
Золотой Орды (по материалам могильников у
с. Маяки на Северском Донце) // Археологические записки. Вып. 7. Ростов-на-Дону, 2011.
С. 178–196.
Чхаидзе В.Н. Погребения ногайцев в Восточном Приазовье и их степные параллели // Проблеми археології Подніпров’я. Днiпропетровськ:
Вид-во ДНУ, 2012. С. 49–58.
107
Яблонский Л.Т. Социально-этническая структура золотоордынского города по данным археологии и антропологии (монголы в средневековых
городах Поволжья) // Герасимова М.М., Рудь
Н.М., Яблонский Л.Т. Антропология античного и
средневекового населения Восточной Европы. М.:
Наука, 1987. С. 142–236.
Ярлыкапов А.А. Похоронно-поминальный
обряд степных ногайцев в прошлом и настоящем (XIX – 80-е годы XX века) // Среднеазиатский этнографический сборник. Вып. IV. М., 2001.
С. 182–197.
Western Ciscaucasia population оf XVIII–XIX сenturies:
Adyghe or Nogai?
S.G. KOMAROV
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
The article deals with the reasoning of the ethnic attribution of the archaeological sites of Eastern Priazovye
(XVIII–XIX centuries) which is based on the craniological study results. The series of assembled skulls from
four burial grounds (Lebedi I, Greki II, Malai I, Ostannii ) was studied. The study results suggest its Nogai
origin. Thus, the paleoanthropology data added arguments in favor of the attribution of the sites to Nogai, not
to Adyghe.
Key words: Nogai, Adyghe, craniology, steppes, East Priazovye, Ciscaucasia, Golden Horde.
List of tables and figures
Table 1. Morphometric characteristics of the skulls from the burial grounds of the Eastern Priazovye.
Table 2. Component analysis factor loadings.
Fig. 1. Cluster analysis results. Men skulls series.
Legend: 1 — Staryi Orhei [Velykanova, 1993], 2 — Mamay-Surka [Litvinova, 2004], 3 — Maiaki [Hodzhayov, Shvetsov, 2011], 4 — Majari [Alekseev, 1967; Evteev, 2003], 5 — Nizhny Dzhulat [Alekseev, 1974],
6 — Verkhny Dzhulat [Alekseev, Beslekoeva, 1963], 7 — Selitrennoe [Jablonski, 1987], 8 — Vodyanskoe [ibid],
9 — Tsarevskoe [Zalkind, 1972; Yablonsky, 1987], 10 — Nizhnyaya Studenka [Evteev, 2007], 11 — Mizdakhkan
[Hodzhayov, 1970], 12 — Novokharkovsky burial ground [Alekseeva, Kozlovsky, 2002], 13 — burial grounds
of the Lower Podonie [Batieva, 2010], 14 — mounds of the Bukeyev steppe [Komarov, 2012a], 15 — Comrat
[Komarov, 2013], 16 — burial grounds of the former Tiraspol county [Komarov, 2012b], 17 — burial grounds of
the Kherson oblast [Cruz, 2003], 18 — burial grounds of the Northern Crimea [ibid], 19 — Balkowsky mound
[ibid], 20 — Berdyansky mound, burial ground at Troitskoe village [Cruts, 2003, Komarov, 2011], 21 — burial
grounds of the Eastern Priazovia, 22 — Ipatovo 3 [Gerasimova, 2003], 23 — Barkhanchak 2 [Gerasimova, 2003],
24 — Circassians of the Prichernomorie group [Alekseev, 1974]; 25 — Circassians of the Pyatigorsk group [ibid],
26 — Circassians of the Circassian groups [ibid], 27 — Shapsugs [ibid], 28 — Natukhais [ibid].
Fig. 2. PCA of the skull series. ●– the Golden Horde series ; — Nogai series ; — Circassians series.
Legend — see Fig.1.
Контактная информация:
Комаров Сергей Геннадьевич
snirrrr@mail.ru
Contacts:
Komarov Sergey Gennadievich
snirrrr@mail.ru
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23)
с. 108–114
ПУБЛИКАЦИЯ МАТЕРИАЛОВ
УДК 572
Палеоантропологические материалы
из погребений в г. Кострома
(пр-т Текстильщики, 3)
С.В. ВАСИЛЬЕВ
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
С.Б. БОРУЦКАЯ
Россия, Москва, Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
Материал происходит из раскопок А.В. Гороховой в 2012 г. . Исследовано 17 регулярных захоронений, зачастую нарушенных. Погребальные комплексы фиксировались
на участках А-Г/6-10. Сохранность регулярных погребений отмечается только в кв.
А-Г/6-8 и части кв. Г/9-10, в остальной части, на участках А-Г/8-10 останки были перемешаны и располагались хаотично наложенными, раскинутыми не в анатомическом
порядке в однородном массиве слоя пестроцвета. Датировка захоронений — XVI–
XVIII вв. Все захоронения осуществлены по обряду ингумации, по христианским
канонам. Раскоп располагался на территории бывшего Анастасинского монастыря.
В январе 2013 года было проведено палеоантропологическое исследование погребенных в этом могильнике. Результаты определения пола, возраста и особенностей
скелетов индивидов из регулярных (определенных) и нерегулярных погребений приведены в таблице 1.
Таблица 1
Результаты определения пола, возраста и особенностей скелетов индивидов
из погребений могильника в г. Кострома (пр-т Текстильщики, 3)
№ индивида
№ погребения
Пол
Возраст
(в годах)
1
2
3
4
1
2
3
4
ребенок
ребенок
муж
жен
6–7
10–11
50+
40–45
5
6
жен
50+
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
Редукция диплоэ свода.
Сribra orbitalia. Отсутствуют зубы верхней и нижней челюстей, редукция альвеолярных отростков.
Сзади размыт и деформирован левый затылочный
мыщелок. Длина тела 157 см.
Несильный артрит левого височно-челюстного
сустава. Отсутствуют все верхние зубы, редукция
альвеолярного отростка. Гиперостоз заднего края
большого затылочного отверстия и затылочных
мыщелков. Значительный гиперостоз и утолщения
в области слуховых отверстий. На нижней челюсти
частично отсутствуют моляры. Длина тела 155,2 см.
ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ ИЗ ПОГРЕБЕНИЙ В Г. КОСТРОМА (ПР-Т ТЕКСТИЛЬЩИКИ, 3)
Возраст
(в годах)
№ индивида
№ погребения
6
7
7
8
9
8
9
10
не определён
ребенок
жен
жен
10
11
муж
40–50
11
12
жен
20–25
12
13
жен
40–45
13
14
15
14
15
17
ребенок
жен
муж
12–13
40–45
60+
Пол
109
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
не определён
5–6
35–40
40–45 Пародонтоз, cribra orbitalia.
Краудинг нижних клыков и резцов, кариес на левом M2, небольшая гипоплазия на верхних резцах.
Длина тела 159,8 см.
Эмалевая гипоплазия на нижних молярах, зубной
камень на нижних премолярах и молярах. Небольшой пародонтоз. Перелом ключицы. Длина тела
155,7 см.
Длина тела 159,4 см.
Утрачены все зубы, кроме левого M2. Окостенение
левой шило-подъязычной связки. Длина тела 165,3
см.
Разрозненные кости II раскоп.
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
13 (засыпка),
муж
инд.1
13 (засыпка), ребенок
инд.2
Переотложен- ребенок
ное погребение, пласт 1
жен
Переотложенное погребение, пласт 2
муж
ЮЗ часть раскопа кв. 7-10
АГ
10 (засыпка)
жен
Кв.7-10 АГ,
жен
инд.1
Кв.7-10 АГ,
жен
инд.2
Кв.7-10 АГ, ребенок
инд.3
Кв.Г10
жен
Кв. 7-10
ребенок
(АГ/7-8, 3 пл)
Кв. 7-10,
жен
яма 1, инд. 1
Кв. 7-10,
жен
яма 1, инд. 2
Кв. 7-10,
жен
яма 1, инд. 3
35–45
Длина тела 188,2 см.
10–12
1–3 мес.
20–30
40–50
30–40
Рахитично изогнуты большеберцовые кости, особенно левая. Периостит на латеральной поверхности
тела большой берцовой кости. Длина тела 160 см.
50+
35–40
5–6
30–40
11–12
20–25
55–60
30–35
Пародонтоз, cribra orbitalia.
110
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
№ индивида
№ погребения
30
Кв. 7-10,
яма 1, инд. 4
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
Пол
Возраст
(в годах)
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
муж
45–50
Вероятно воспаление твердой оболочки мозга, в
задней части теменных костей круглый след снаружи и разрушенная компакта внутри.
Кв. 7-10,
жен
30–35
яма 1, инд. 5
Кв. 7-10,
жен
50+
яма 1, инд. 6
Кв. 7-10, яма 1, жен
45–50
инд. 7
Кв. 7-10, яма 1, ребенок
6–7
инд. 8
Кв. 7-10, яма 1, жен
30–35
инд. 9
Кв. 7-10, яма 1, ребенок До 1 года
инд. 10
Кв. 7-10, яма 1, муж
30–35
инд. 11
Кв. 7-10, яма 1, жен
40–45
инд. 12
Кв. 7-10, яма 1, жен
45–50
инд. 13
Кв. 7-10, яма 1, жен
60+
инд. 14
Кв. 7-10, яма 1, муж
40–45
инд. 15
Кв. 7-10, яма 1,
инд. 16
Кв. 7-10, яма 1,
инд. 17
Кв. 7-10, яма 1,
инд. 18
Кв. 7-10, яма 1,
инд. 19
Кв. 7-10, яма 1,
инд. 20
Кв. 7-10, яма 1,
инд. 21
Кв. 7-10, яма 1,
инд. 22
Кв. 7-10, яма 1,
инд. 23
Кв. 7-10, яма 1,
инд. 24
Кв. 7-10, яма 1,
инд. 25
жен
20–25
ребенок
3–5 мес.
жен
50+
муж
50+
жен
35–40
ребенок
3–4
ребенок
11–12
жен
35–40
ребенок
12–14
жен
35–40
Рахитичные изменения на большеберцовых костях
и сильный периостит. Длина тела 168,2 см.
Кариес на M3, метопический шов на глабелле.
Пародонтоз, одонтогенный остеомиелит, cribra orbitalia. Сильный ушиб тела в нижней трети спереди
правой локтевой кости. Мазоли, наросты, периостит на локтевой кости, артроз локтевого сустава.
Периостит левого бедра медиально сверху предположительно вследствие ушиба.
На плечевой левой кости межмыщелковое отверстие.
Эмалевая гипоплазия, отсутствуют левые верхние
моляры.
Артроз правого плечевого сустава (шлифовка на
головке снизу). Здесь же артроз локтевого сустава.
Несколько мелких остеом на лобной кости.
Метопический шов, искривленная носовая перегородка.
ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ ИЗ ПОГРЕБЕНИЙ В Г. КОСТРОМА (ПР-Т ТЕКСТИЛЬЩИКИ, 3)
№ индивида
№ погребения
Пол
Возраст
(в годах)
52
Кв. 7-10, яма 1,
инд. 26
жен
45–50
53
Кв. 7-10, яма 1,
инд. 27
муж
40–50
54
Кв. 7-10, яма 1, ребенок
инд. 28
111
Примечание
(патологии скелета, аномалии и др.)
На правой ключице подозрение на остеосаркому в
области прикрепления дельтовидной и трапециевидной мышц. На плечевых костях межмыщелковое отверстие.
2–2,5
Разрозненные кости. III раскоп
55
Инд.1
муж
30–40
Периостит посередине тела большеберцовой кости
медиально предположительно вследствие ушиба,
периостит у медиального края по всей длине, костная шишка 1,5х0,7 поближе к переднему краю.
56
Инд.2
жен
25–35
Ушиб локтевой кости припухлость в нижней трети
тела.
57
Инд.3
муж
40–50
Изогнутая медиальная часть тела как следствие рахита.
58
Инд.4
муж
50+
Остеопороз шейки и ямки головки левого бедра.
Краудинг нижних резцов, пародонтоз.
59
Инд.5
жен
50+
60
Инд.6
муж
45–50
Небольшой зубной камень.
61
Инд.7
муж
30–40
Эмалевая гипоплазия. Пародонтоз, небольшой миелит, отсутствуют левые нижние моляры.
62
Инд.8
жен
45–50
63
Инд.9
жен
50+
64
Инд.10
ребенок
2–3
65
Инд.11
ребенок
1–1,5
66
Инд.12
жен
45–50
67
Инд.13
жен
30–35
Метопический шов.
68
Инд.14
жен
30–35
Уплощенная шишка над левым надбровьем лобной
кости.
69
Инд.15
жен
45–50
Большой размер ямки головки 1х1,5 см. с гиперостозом по краям. Небольшой поростоз на шейке
спереди.
70
Инд.16
ребенок
12–13
71
Инд.17
жен
18–20
Эмалевая гипоплазия на резцах.
72
Инд.18
жен
40–45
Пародонтоз, крибра альвеолы, отсутствуют первые
нижние моляры
73
Инд.19
ребенок
6–7
74
Инд.20
муж
40–45
Сribra orbitalia, искривление вправо носовой перегородки, на зубах нижней челюсти зубной камень,
кариес.
75
Инд.21
жен
35–40
Эмалевая гипоплазия, небольшой пародонтоз.
76
Инд.22
жен
50–60
77
Инд.23
жен
16–18
Кариес на левом М2.
Длина тела 163,7 см.
112
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
Краниология
Нами было изучено по стандартной
краниологической программе 7 черепов,
3 из которых принадлежали мужчинам
и 4 — женщинам. Наиболее важные измерения и указатели, характеризующие
форму черепа мужчин и его составляющих, приведены в таблице 2.
В среднем череп исследованных жителей Костромы XVI–XVII веков может
быть описан как среднеукороченный и
широкий, мезокранный, форма сверху
в большинстве случаев овоидная. Череп
по абсолютным размерам высокий. Вообще, большинство абсолютных размеров мозговой коробки попадают в кате-
Таблица 2
Краниометрические характеристики
мужских черепов из Костромы
(пр-т Текстильщики, 3)
Таблица 3
Краниометрические характеристики
женских черепов из Костромы
(пр-т Текстильщики, 3)
№
Признак
N
X
S
1 Продольный диаметр
3
181,7
9,2
8 Поперечный диаметр
3
142,3
2,1
17 Высотный диаметр
3
136,3
7,4
5 Длина основания
черепа
9 Наименьшая ширина
лба
10 Наибольшая ширина
лба
11 Ширина основания
черепа
12 Ширина затылка
3
103,0
7,2
3
96,7
5,0
3
128,0
3,6
3
124,3
5,5
3
113,3
45 Скуловой диаметр
3
№
Признак
N
X
S
1 Продольный диаметр
4
169,0
4,1
8 Поперечный диаметр
4
139,8
3,5
17 Высотный диаметр
4
133,0
2,9
4
98,8
1,5
4
97,5
3,4
4
122,3
3,9
4
125,8
5,6
7,1
5 Длина основания
черепа
9 Наименьшая ширина
лба
10 Наибольшая ширина
лба
11 Ширина основания
черепа
12 Ширина затылка
4
110,5
1,7
131,0
3,6
45 Скуловой диаметр
3
127,0
5,3
40 Длина основания лица 3
100,0
2,6
40 Длина основания лица 4
90,8
4,0
48 Верхняя высота лица
3
67,0
3,0
48 Верхняя высота лица
4
65,5
4,4
43 Верхняя ширина лица
3
103,3
5,1
43 Верхняя ширина лица
4
104,5
3,3
46 Средняя ширина лица 3
95,0
2,0
46 Средняя ширина лица 4
94,8
2,4
55 Высота носа
3
50,0
5,6
55 Высота носа
4
51,0
1,8
54 Ширина носа
3
24,0
1,0
54 Ширина носа
4
24,0
2,2
51 Ширина орбиты от мф. 3
39,3
3,5
51 Ширина орбиты от мф. 4
39,8
1,0
52 Высота орбиты
3
30,3
4,0
52 Высота орбиты
4
32,5
1,9
77 Назо-молярный угол
3
139,7
1,5
77 Назо-молярный угол
4
136,5
2,4
<zm Зиго-максиллярный
угол
8/1 Черепной указатель
2
129,0
1,4
4
124,8
3,4
3
78,5
5,0
<zm Зиго-максиллярный
угол
8/1 Черепной указатель
4
82,7
2,4
48/45 Верхний лицевой
указатель
48/46 Верхний среднелицевой указатель
54/55 Носовой указатель
3
51,1
1,6
3
50,9
1,9
3
70,4
4,4
4
69,2
4,6
3
48,5
6,5
48/45 Верхний лицевой
указатель
48/46 Верхний среднелицевой указатель
54/55 Носовой указатель
4
49,6
3,2
52/51 Орбитный указатель
3
76,9
4,1
52/51 Орбитный указатель
4
81,8
5,1
ПАЛЕОАНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ МАТЕРИАЛЫ ИЗ ПОГРЕБЕНИЙ В Г. КОСТРОМА (ПР-Т ТЕКСТИЛЬЩИКИ, 3)
горию средних, за рядом нескольких
исключений. Например, наименьшая и
наибольшая ширина лба имеют большие
значения.
Лицевая часть черепа мезогнатная,
среднеширокая и средневысокая, по верхнелицевому указателю - мезенная. Углы
горизонтальной профилировки входят
в категорию малых, т.е. лицо по европеоидным меркам хорошо профилировано.
Орбиты низкие и среднеширокие (хамеконхные). По абсолютным размерам нос
средний (мезоринный).
Череп исследованных жительниц
Костромы XVI–XVII веков может быть
описан как укороченный и широкий, брахикранный, форма сверху в большинстве
случаев овоидная. Череп высокий в абсолютных размерах. Вообще, большинство
абсолютных размеров мозговой коробки
попадают в категорию средних, за рядом
нескольких исключений. Например, ширина затылка и ширина основания черепа
имеют большие значения.
Лицевая часть черепа мезогнатная,
среднеширокая и средневысокая, по верхнелицевому указателю — мезенная. Углы
горизонтальной профилировки входят
в категорию очень малых, т.е. лицо по
европеоидным меркам хорошо профилировано. Орбиты низкие и среднеширокие
(хамеконхные). В абсолютных размерах
нос средний (мезоринный).
Таким образом, женщины практически не отличаются от мужчин по морфологии черепа, кроме склонностью к
брахикрании.
В общей сложности было определено
77 индивидов. Из них — 16 мужчин, 41
женщина, 19 детей до 15 лет, для 1 скелета
возраст и пол определить не удалось. Соотношение мужчин и женщин — 28,1:41,9
выглядит странным, однако такое соотношение соответствует историческим
данным о том, что исследуемый некрополь был при женском монастыре.
113
Для мужчин и женщин группы был
вычислена длина тела, для чего мы воспользовались формулами Дюпертюи и
Хеддена [Алексеев, 1966]. Длина тела у
мужчин определена только для трех индивидов и составила: 165,3 см, 168,2 см,
188,2 см. Средняя длина тела женщин
оказалась равной 158,7 см, при вариациях от 155,2 см до 163,7 см, то есть она в
основном была средней и ниже средней,
и лишь в одном случае — немного выше
средней.
Были выявлены следующие наиболее
частые патологии и травмы скелетов.
1. Пороз верхней стенки глазницы
(cribra orbitalia), которая является маркером заболеваний крови, прежде всего
анемии.
2. Высокий процент таких заболеваний челюстно-зубного аппарата, как пародонтоз, одонтогенный остеомиелит,
кариес, зубной камень, прижизненная
потеря зубов. По-видимому, эти заболевания эндемичны и вызваны недостатком в воде и пище некоторых веществ
(кальция, йода), недостатком витаминов
в рационе питания.
3. Отмечено несколько случаев эмалевой гипоплазии, ассоциирующейся с
голоданием в детстве.
4. Отмечено несколько случаев изогнутости длинных костей, вероятно, связанных с заболеванием в детстве рахитом
(причина, в первую очередь, — нехватка
витаминов, особенно витамина D).
6. У большого числа индивидов обнаружены заросшие переломы длинных
костей, признаки ушиба костей конечностей, а также надрыва сухожилий мышц.
Однако мы более склонны предполагать
бытовой характер этих травм.
Литература
Алексеев В.П. Остеометрия. Методика антропологических исследований. М.: Наука, 1966.
249 с.
114
С.В. ВАСИЛЬЕВ, С.Б. БОРУЦКАЯ
Paleoanthropological data from burial ground of Kostroma
(prospect Tekstilschiki, 3)
S.V. VASILYEV
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
S.B. BORUTSKAYA
Russia, Moscow, Lomonosov Moscow State University
The raw paleoanthropological data on the Kostroma urban population (XVI–XVIII cc.) is presented.
During archaeological excavations headed by Gorokhova A.V. 17 burials was found on the territory of the
former Anastasinsky monastery in 2012. 77 individuals has been studied. Sex and age determination, skeleton
morphology specifics and somе paleopathology aspects along with the craniometric data are given here.
Key words: paleoanthropology, physical anthropology, paleopathology, Kostroma, urban population, raw
data.
List of tables and figures
Table 1. The results of the sex-age determination and skeleton morphology specifics of individuals from
the burials in Kostroma (prospect Tekstilschiki, 3).
Table 2. Craniometric data on male skulls from the burials in Kostroma (prospeсt Tekstilschiki, 3).
Table 3. Craniometric data on female skulls from the burials in Kostroma (prospeсt Tekstilschiki, 3).
Контактная информация:
Contacts:
Васильев Сергей Владимирович
Боруцкая Светлана Борисовна
vasbor1@yandex.ru
Vasilyev Sergey Vladimirovich
Borutskaya Svetlana Borisovna
vasbor1@yandex.ru
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23).
с. 115–118
ИЗ ИСТОРИИ НАУКИ
УДК 572
Вспоминая
Олега Михайловича Павловского1
А.Н. СТРОКИНА (МАЛАХОВА)
Мы учились на кафедре антропологии, тогда ещё биолого-почвенного факультета, в 1950-х годах. Все были более
или менее равны, любознательны, поразному способны, одинаково бедные,
хотя мы этого не знали, и всегда немного
голодные. Но нам повезло. Мы учились у
известных, можно сказать великих антропологов. Михаил Антонович Гремяцкий
читал курс анатомии человека и антропогенеза, вёл практикум «Зубы». Невысокого роста, со смешинкой в глазах, с
большим портфелем в руке. Яков Яковлевич Рогинский читал расоведение, так
тогда назывался этот предмет. Любил нас
и много с нами общался. Я бы сказала,
1
Павлóвский Олег Михайлович (12.06.1936–
08.01.2010), выдающийся отечественный антрополог, ученик Т.И. Алексеевой, вместе с нею и
группой единомышленников сформировавший
новую антропологическую дисциплину — физиологическую антропологию; наибольший вклад
внес в изучение проблем биологического возраста, в частности — антропологических аспектов
физиологии старения, утвердил взгляд на инволютивные процессы как на неотъемлемую часть
онтогенеза человека, что позволило ему создать
особое научное направление — геронтологическую антропологию (герантропологию); автор
целого ряда оригинальных разработок в области
антропоэкологии, в том числе — комплексной
программы изучения возрастного остеоморфного статуса человека и теоретической концепции
«собственного времени»; стоял у истоков возрождения гальтоновского метода обобщенного
фотопортрета.
он был тёплым преподавателем. Пётр
Николаевич Башкиров читал морфологию. Говорил громко, отрывисто, глядя
поверх наших голов. Удивлялся, когда мы
хорошо отвечали. Спрашивал: «Откуда
Вы это знаете?». Мы отвечали, что это
он нам рассказывал. «Да?» — удивлённо
спрашивал он и расплывался в добрейшей улыбке. Он много с нами возился,
именно возился, объяснял, растолковывал, правил наши рефераты. Михаил Фёдорович Нестурх увлечённо рассказывал
о приматах, называл себя «дядей Мишей»
и «обезьяньим папой». Максим Григорьевич Левин был очень красив. Мне никогда не надоедало смотреть на него. Он
увлечённо читал этнографию. Все читали
по-разному, но всегда интересно. С утра
мы приходили на кафедру и слушали,
слушали, слушали, часто расспрашивали,
и тогда лекция превращалась в беседу.
В группе нас было 7 человек, мальчиков двое — Олег Голубев (Павловский) и
Володя Волков-Дубровин. Олега воспитывал его дед, известный в Тамбове врач,
и поэтому Олег по окончании курса взял
фамилию деда «Павловский». Наши мальчики всегда были вместе, и на занятиях, и
в общежитии.
Олег отличался учтивостью, великодушием, заботливостью, предоставлял
стул, уступал дорогу. Учился легко. Получил красный диплом. Его очень любил
Я.Я. Рогинский, выделял среди нас, часто
116
А.Н. СТРОКИНА
Стоят слева направо: Г.Л. Хить, Т.И. Алексеева, Н.С. Смирнова, Л.К. Гудкова;
сидят Е.Д. Кобылянский, О.М. Павловский. Россошь, Воронежская область (1960 г.).
Фото из личного архива Е.Д. Кобылянского
Standing left-right: G.L. Heet, T.I. Alekseeva, N.S. Smirnova, L.K. Gudkova; sitting E.D. Kobylyansky,
O.M. Pavlovsky. Rossoshy, Voronezhskaya oblast (1960). Photo courtesy of E.D. Kobyliansky
беседовал с ним. Яков Яковлевич был
научным руководителем студенческого
кружка, а я — его председателем от студентов, поэтому я довольно часто общалась с ним. Как-то Яков Яковлевич сказал
мне, глядя в сторону Олега, который стоял от нас поодаль: «Как жаль, что у меня
нет сына».
Олег был художественной натурой,
тонкий, разносторонний. Он прекрасно рисовал. Если бы не антропология,
он мог бы стать успешным художником.
Рисовал быстро, точно схватывал образ,
никогда не переделывал рисунка. Он рисовал всегда и везде. Во время занятий
он рисовал авторучкой (тогда шариковых
ручек не было), реже — карандашом. Помоему, больше всего ему нравилась тушь.
У меня сохранился рисунок, подаренный мне Олегом в день моего рождения.
На небольшом кусочке ватмана тушью
нарисован мой профиль, да так точно
передана моя ортогнатность, что ни у
кого не возникало сомнения, что это мой
портрет.
Я помню, что все поздравительные
плакаты в институте, пригласительные
билеты, дружеские шаржи рисовал Олег.
Он никогда не отказывался от этой работы. Самое главное, он не мучился муками творчества — образ приходил к нему
мгновенно.
Одно время мы ездили в санаторий
«Узкое». Там после болезни долечивался
М.Г. Левин, там же он читал нам лекции
по этнографии. Была зима, снежная и
морозная. Однажды мы промерзшие плелись к зданию санатория. Один Олег был
в восторге, глядя на огромные ели, укутанные снегом, на строения санатория,
как будто шапками прикрытые снегом.
Было светло от снега, сине-белые морозные облака прикрыли солнце. Небо было
красиво и даже немного зловеще. Вдруг
ВСПОМИНАЯ ОЛЕГА МИХАЙЛОВИЧА ПАВЛОВСКОГО
117
«3 мушкетера»: В.П. Волков-Дубровин, Е.Д. Кобылянский, О.М. Павловский (1960 г.).
Фото из личного архива Е.Д. Кобылянского
«3 musketeers»: V.P. Volkov-Dubrovin, E.D. Kobyliansky, O.M. Pavlovsky (1960).
Photo courtesy of E.D. Kobyliansky
Олег, глядя на облака, воскликнул: «Смотрите, я вижу пурпур среди облаков!» Мы
не видели, а Олег видел. Когда я попадаю
в зимний лес, я часто вспоминаю эту реакцию Олега, смотрю в морозное небо и
ищу в нём пурпурные краски.
Будучи студентом, он играл в студенческом университетском театре. Мы
ходили на его спектакли. Я помню его
в роли учёного, который ставит на себе
эксперимент, вводит себе какую-то инфекцию, а потом вакцину… Это была
трагическая роль. Нам нравилось, мы
гордились им.
И ещё Олег любил животных, особенно кошек. Он обожал кошек, уважал их
звериную натуру. В доме у них всегда жил
кот. Однажды, когда кот пропал, ушёл, и
они его не нашли, в Институте был траур.
После этого случая ему принесли в Институт крохотного котёнка. Была зима.
Олег принёс ящичек, заботливо обшитый
ватином, посадил туда котёнка, тепло
укрыл и только тогда повёз домой.
Олег Михайлович любил застолья и
вообще ценил вкусную еду. Любил готовить сам. Он активно участвовал в наших
институтских посиделках.
Нравился ли Олег женщинам? Очень,
и многим. Да и сам увлекался. Он был
трижды женат и каждый раз по любви.
Последняя жена, намного моложе его,
трогательно ухаживала за ним. Он ей
отвечал тем же. Помню, мы втроём были
месяца полтора в Крыму, обследовали
колхозников богатейшего колхоза. Условия были барские, но работы было много. Мы жили в соседних комнатах. Рано
утром первым вставал Олег и приносил
нам в постель горячий вкусно заваренный чай.
Его литературные пристрастия? Он
любил фантастику, увлекался ею. Думаю,
что он читал и другие книги. Но у него
было стремление быть оригинальным,
118
А.Н. СТРОКИНА
О.М. Павловский О.М. Pavlovsky
отличаться от других. Мне кажется, что
у него было скрытое чувство неудовлетворённости, не собой, а статусом. Может
быть, он чувствовал, что может сделать
большее, а это было не востребовано, может быть, он ждал бóльшего признания, а
его было недостаточно со стороны коллег,
особенно старших коллег. Способности и
таланты Олега Михайловича воспринимались как само собой разумеющееся.
Я не ставила перед собой задачу рассказать об Олеге Павловском как об учёном. Мне хотелось рассказать о наиболее
ярких и интересных сторонах его души.
Поэтому я не буду говорить о его научных
достижениях. Об этом свидетельствует
большое количество разнообразных печатных работ, поездки в многочисленные
экспедиции, участие в конференциях и
съездах. Олег Михайлович Павловский
оставил заметный след в антропологии,
привнеся в неё новое направление исследований. Об этом могут рассказать и
написать его ученики и коллеги.
Олег Павловский был яркой запоминающейся личностью. Забыть его невозможно…
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23).
с. 119–121
ХРОНИКА АНТРОПОЛОГИЧЕСКИХ СОБЫТИЙ
Впервые книга по антропологии
получила литературную премию
имени Александра Беляева
Александр Александрович является
ведущим специалистом в вопросах антропогенеза и общей теории эволюции.
В течение многих лет он занимается не
только научной, но и просветительской
деятельностью, в познавательной форме
знакомит читателя с последними открытиями и находками костных останков
предков человека, формирует представления о месте человека в мире и его происхождении.
В премированной книге «Колумбы
каменного века. Как заселялась наша планета» автор, подобно Шерлоку Холмсу,
распутывает клубок детективной истории человечества — истории освоения
человеком земного шара.
Литературная премия, названная
в честь русского советского писателяфантаста Александра Романовича Беля-
В мае 2013 года в «Сколково» состоялось торжественное вручение лауреатского диплома Беляевской премии Александру Александровичу Зубову за книгу
«Колумбы каменного века. Как заселялась
наша планета» (М.: АСТ-Пресс, 2012) в
номинации «За лучшую оригинальную
научно-художественную книгу года».
120
ХРОНИКА
121
ХРОНИКА
ева, была основана в 1990 году
Секцией научно-художественной
и научно-фантастической литературы Ленинградской писательской организации Союза
писателей СССР. Она является
очень почетной, не имеет денежной составляющей, состоит из
нагрудной медали и диплома.
Ее первыми лауреатами стали
Аркадий и Борис Стругацкие за
фантастический роман «Град обреченный». Тем более приятно,
что сотрудник нашего Института
занял место в ряду столь выдающихся писателей и мыслителей
нашего времени.
Редколлегия
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23).
с. 122–140
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ
Указатель статей и материалов, опубликованных
в научном альманахе «Вестник антропологии»
(1996–2012)
Выпуск 1. 1996
Васильев С.В. Коммуникация и социальный статус у макака лапундера (macaca
nemestrina)
Боруцкая С.Б. Сравнительный анализ локомоции и морфологии скелетов конечностей обезьян
Тихонов А.Г. Новые данные к антропологии населения кобанской культуры (по
материалам могильника Уллубаганалы)
Газимзянов И.Р. Антропология населения Волжской Булгарии золотоордынского
периода и некоторые вопросы этногенеза татар Среднего Поволжья
Хохлов А.А. Новые краниологические материалы эпохи неолита с территории
лесостепного Поволжья в связи с проблемой происхождения уральской расы
Негашева М.А. Конституциональные особенности строения лица и головы у
мужчин и женщин
Хить Г.Л., Долинова Н.А. Биологические и исторические корреляции признаков
дерматоглифики
Боруцкая С.Б. Онтогенез локомоторного поведения макака лапундера
Негашева М.А., Пурунджан А.Л. Опыт построения размерной типологии лица и
головы
Васильев С.В. Надорбитная область ископаемых гоминид
5–40
41–73
74–96
97–120
121–141
142–160
161–185
186–208
209–231
232–278
Выпуск 2. 1996
Конференция, посвященная 90-летию со дня рождения Г.Ф. Дебеца
7–11
Великанова М.С. У каждого из нас оставался в душе и памяти свой Георгий Фран- 12–29
цевич
Дебец Г.Ф. Некоторые итоги четырех сезонов антропологических исследований во 30–52
всех провинциях Афганистана
Дубова Н.А. Антропология белуджей Туркменистана
53–83
Чистов Ю.К. К проблеме происхождения антропологического типа современного 84–105
населения Южной Аравии
Перевозчиков И.В. К проблеме эпохальной изменчивости строения черепа у на- 106–110
селения Северной Евразии
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Хить Г.Л., Долинова Н.А., Козлов А.И., Вершубская Г.Г. Угры Оби и уральская раса:
дерматоглифический аспект
Хохлов А.А. К вопросу об «особой евразийской формации»
Громов А.В. Палеоантропология населения Южной Сибири эпохи бронзы по
данным краниоскопии
Герасимова М.М. Краниологические материалы к этногенезу северокавказских
народов
Тихонов А.Г. Cравнение различных методов реконструкции параметров физического типа
Членова Н.Л. Датировка кургана Аржан в Туве и его место в системе культур
«скифского мира»
Зубов А.А. Иерархия факторов антропогенеза
Хрисанфова Е.Н., Лебединская Г.В., Булыгина Е. Ю. Морфологический и таксономический анализ древнейшего плейстоценового человека Европы из пещеры
Араго (Франция)
Беневоленская Ю.Д. Морфологические проявления феномена смешения на черепе
человека и неандертальская проблема
Васильев С.В. Тригонометрия лицевого скелета ископаемых гоминид
Боруцкая С.Б., Васильев С.В. Сравнительный анализ коммуникации и локомоции
некоторых антропоидов (эволюционный подход)
Халдеева Н.И. Антропоэстетика – новое направление антропологических исследований
Аксянова Г.А. Памяти Дремова
123
111–128
129–146
147–155
156–167
168–180
181–194
195–206
207–215
216–226
227–245
246–268
269–280
281–284
Выпуск 3. 1997
Зубов А.А. Динамика процесса сапиентации на территории Евразии
Хрисанфова Е.Н. Неандертальская проблема: новые аспекты и интерпретации
Васильев С.В. Морфологические особенности нижнепалеолитиче-ских находок
Кооби Фора KNM ER 3733 и Сангиран 17 (Питекантроп VIII)
Харитонов В.М., Бацевич В.А. Находки ископаемых гоминид на территории Восточной Европы и сопредельных регионов Азии
Пестряков А.П. Эволюция мозгового черепа рода Homo
Васильев С.В. Зигомаксиллярная область ископаемых гоми- нид (измерительные
и описательные признаки)
Чалян В.Г., Мейшвили Н.В., Бутовская М.Л. Роль самок в функционировании сообществ у павианов гамадрилов: 1. Иерархия доминирования самок в условиях
Гумистинского заказника
Чалян В.Г., Мейшвили Н.В., Бутовская М.Л. Роль самок в функционировании сообществ у павианов гамадрилов: 2. Влияние экологических факторов на развитие
отношений мать–детеныш
Боруцкая С.Б. Сравнительный анализ локомоторного поведения приматов
Филипченко Ю.А. Что такое Евгеника
Бунак В.В. Евгенические опытные станции, их задачи и план работы
Кольцов Н.К. Генеалогия Ч. Дарвина и Ф. Гальтона
Герасимова М.М., Васильев С.В., Дубова Н.А. Четвертые чтения памяти профессора
В.В. Бунака
7–17
18–34
35–47
48–72
73–109
110–125
126–136
137–145
146–176
177–193
194–213
214–226
227–238
124
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Выпуск 4. 1998
Васильев С.В. Теории эволюции и видообразования у человека
Дубова Н.А., Созинова Н.Д. Антропологический подход к характеристике заболеваемости
Дерябин В.Е. О методиках многомерного таксономического анализа в антропологии
Халдеева Н.И. Сравнительные антропоэстетические исследования в России
Васильев С.В. Зигомаксиллярная область ископаемых гоминид (индексы)
Галушкин С.К. Поиск таксономически значимых признаков на жевательной поверхности коронок премоляров
Саливон И.И. Межпоколенная изменчивость некоторых структурных особенностей черепа у населения Беларуси в свете эпохальных процессов
Пежемский Д.В., Рыкушина Г.В. Человек из Нижней Джилинды I (предварительное сообщение)
Гончарова Н.Н. Этногенетические связи народов Северной Азии по данным молекулярной гибридизации ДНК
Членова Н.Л. К вопросу о центральноазиатской гипотезе происхождения скифов:
дата оленных камней Монголии
Долинова Н.А., Сегеда С.П., Цветкова Н.Н. Новые данные по дерматоглифике
Русских
5–16
17–29
30–67
68–82
83–93
94–102
103–114
115–135
136–148
149–168
169–177
Выпуск 5. 1998
Терновский В. Дорогой Михаил Михайлович!
Дебец Г.Ф. Михаилу Михайловичу Герасимову 60 лет
Никитюк Б.А. Интегративные подходы в творчестве Михаила Михайловича Герасимова (к 90-летию со дня рождения, 1907–1970)
Герасимова М.М., Медведев Г.И. Жизнь и деятельность Михаила Михайловича
Герасимова
Ларичев В.Е. Большое видится на расстоянии (документы истории открытия и
первых лет раскопок Мальты)
Герасимов М.М. Восстановление лица по черепу
Лебединская Г.В. Школа антропологической реконструкции профессора М.М.
Герасимова
Балуева Т.С., Дерябин В.Е. Изучение расовой и половой специфики внутригрупповых корреляций размеров лица, используемых при антропологической
реконструкции
Никитин С.А. Антропологическая реконструкция в судебно-медицинской практике (дальнейшее развитие метода)
Дегтярев А.М. К вопросу о пластическом восстановлении лица по черепу (по
материалам Бюро СМЭ ГУЗАМО)
Чусова Е.А., Касаткин М.В. Коллекция скульптурных антропологических реконструкций М.М. Герасимова и его учеников в фондах Государственного Биологического музея (ее использование в экспозиционной и просветительной работе)
7
8–9
10–11
12–26
27–40
41–46
47–58
59–69
70–75
76–80
81–86
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
125
Выпуск 6. 1999
Наши юбиляры
Хрисанфова Е.Н. Посткраниальный скелет в эколого-популяционном анализе
современного и ископаемого человека
Боруцкая С.Б. Теории происхождения двуногости гоминид
Дерябин В.Е. Многомерное качественное антропологическое изучение современных народов Кавказа. Часть I
Дерябин В.Е. Многомерное качественное антропологическое изучение современных народов Кавказа. Часть II.
Хеапост Л. Генетическая дивергенция эстонцев
Хохлов А.А. Краниологические материалы ранней и начала средней бронзы самарского Заволжья и Оренбуржья
Батиева Е.Ф. Антропология срубно-абашевских погребений междуречья Дона
и Чира
Халдеева Н.И. Результаты многомерного шкалирования в антропоэстетических
исследованиях
Пежемский Д.В. Возникновение идеи пластического воспроизведения лица на
черепе
Нарышкин А.В. Морфофизиологический подход к систематизации типологии
акцентуаций характера и психопатии
Назарова А.Ф. Генетические данные к проблеме дифференциации северных монголоидов и америндов на территории Евразии
Урысон М.И. Выдающийся российский антрополог (К 110-летию со дня рождения
профессора М.А. Гремяцкого)
Батиева Е.Ф. Антропологическая коллекция РГУ
Памяти Т.С. Сурниной
Памяти Б.А. Никитюка
Памяти Ю.Г. Рычкова
7–10
11–20
21–38
39–58
59–78
79–96
97–129
130–139
140–150
151–163
164–204
205–215
216–220
221–225
226–228
229–231
232–238
Выпуск 7. 2001
Наши юбиляры
9–21
Бацевич В.А., Павловский О.М., Харитонов В.М. Опыт хронобиологического ана- 22–31
лиза ископаемых гоминид
Бахолдина В.Ю. Последние находки в Южной и Восточной Африке в связи с про- 32–36
блемой древнейших гоминидных адаптаций
Дробышевский С.В. Опыт морфологического и таксономического анализа неко- 37–62
торых постнеандерталоидных форм Восточной Европы
Хить Г.Л., Долинова Н.А. Дерматоглифика балтийских финнов
63–86
Балабанова М.А. Краниоскопическая характеристика сарматов
87–94
Мовсесян А.А., Кочар Н.Р. Древнее население Армении и его участие в формиро- 95–115
вании армянского этноса (по данным о неметрических признаках на черепе)
Батиева Е.Ф. Новые материалы по антропологии Нижнего Подонья
116–124
Пежемский Д.В. Палеоантропологические материалы со средневекового поселения 125–130
Прость (Приильменье)
Марфина О.В. Особенности и тенденции современных демографических про- 131–136
цессов в Беларуси
126
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Веселовская Е.В. Сообщение о скульптурной реконструкции неолитического человека (Западный Казахстан)
Звягин В.Н., Нарина Н.В., Иванов Н.В. Компьютерное исследование краниофациальных отношений с помощью методики «количественного словесного портрета»
Тихонов А.Г. Сравнение различных алгоритмов канонического анализа применительно к антропологическим данным
Шпак Л.Ю. Дерматоглифика средних и основных фаланг: новые данные и перспективы исследования
Томашевич Т.В. О роли краниометрических характеристик в появлении дискретно
варьирующих признаков
Васильев С.В., Бабаков О., Боруцкая С.Б. Типология ростовых нарушений в антропологических исследованиях
Саливон И.И., Полина Н.И. К вопросу о возрастных нормативах адаптационного
потенциала в период формирования организма
Бужилова А.П. Анемия у древнего населения как один из индикаторов окружающей среды: анализ остеологических маркеров
Вторые Алексеевские антропологические чтения
Валентика Михайловна Кондик
137–142
143–155
156–165
166–175
176–198
199–218
219–226
227–236
237–254
255
Выпуск 8. 2002
Наши юбиляры
Зубов А.А. Пределы прогресса Homo sapiens и критерии совершенства биосистем
Ершова Г.Г. К проблеме самоорганизации антропосистемы (в свете программы,
предложенной В.П. Алексеевым)
Боруцкая С.Б. Анализ некоторых признаков тазовых костей приматов – представителей разных локомоторных специализаций
Бахолдина В.Ю., Гуревич В.Л. Область глазниц в таксономической диагностике
узконосых и широконосых приматов
Герасимова М.М. Метрические и описательные характеристики нижней челюсти
полуобезьян
Васильев С.В. Sahelantropus tchadensis. Недостающее звено?
Иванов Н.В., Звягин В.Н., Нарина Н.В. Определение ракурсного соответствия
между черепом и фотопортретом при идентификации личности методом фотосовмещения
Халдеева Н.И. Антропоэстетика
Кравченко Г.С. Система связей некоторых полей теменной доли большого мозга
человека
Диденко Э.Б. Прибор для оценки степени развития мускулатуры как признака
функциональной конституции
Аксянова Г.А., Рожанская Е.А. Антропологические доклады на IV Конгрессе этнографов и антропологов России (г. Нальчик, сентябрь, 2001 г.)
Герасимова М.М., Дубова Н.А. V Бунаковские чтения «Теория антропологии и ее
методы: истоки и развитие» и Международная Конференция «Антропология на
пороге III тысячелетия (итоги и перспективы)»
Антропологические публикации за 2000 г. (подготовил Д.В. Пежемский)
7–20
21–35
36–74
75–97
98–104
105–121
122–132
133–146
147–155
156–166
167–173
174–180
181–208
209–218
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
127
Выпуск 9. 2002
Долинова Н.А., Хить Г.Л., Балуева Т.С. Дерматоглифика аборигенного населения
крайнего Северо-Востока России
Ходжайов Т.К. К вопросу формирования антропологических особенностей узбеков
Бужилова А.П., Масленникова А.А., Куликов Е.Е., Лебедева И.А., Полтараус А.Б.
Материалы к вопросу о ритуальной декапитации в Крымском Приазовье: антропологическая и генетическая экспертиза костных останков античного времени
Нечвалода А.И. Новые краниологические материалы эпохи железа степного
Приуралья из Яковлевского курганного могильника
Варзарь А.М. Палеоантропологический материал из Сакаровского неолитического
могильника
Саливон И.И. Конституциональные особенности формирования размеров головы
и лица у школьников г. Минска в последние десятилетия ХХ столетия
Дерябин В.Е. К вопросу о связях свойств телосложения и размеров головы и лица
Полина Н.И. Динамика изменения профиля сенсорно-моторной асимметрии у
минских школьников в 1990-е годы
Хеапост Л. Карин Марк (к 80-летию со дня рождения)
Пежемский Д.В. 100-летний юбилей Пантелеймона Ивановича Зенкевича
Ирина Михайловна Золотарева
7–30
31–41
42–54
55–81
82–117
118–132
133–161
162–168
169–179
180–181
182–188
Выпуск 10. 2003
Отделу антропологии ИЭА РАН 60 лет
5–7
НИИ и Музею антропологии МГУ 80 лет
8–12
Наши юбиляры
13
Зубов А.А., Гохман И.И. Некоторые одонтологические данные по верхнепалеоли- 14–23
тической стоянке Мальта
Васильев С.В., Боруцкая С.Б. Orrorin tugenensis. Проблема происхождения бипе- 24–39
дии
Зубов А.А., Гохман И.И. Некоторые дополнительные одонтологические данные 40–44
в связи с описанием костных останков человека с палеолитической стоянки Самарканд
Боруцкая С.Б. Сравнительный анализ пропорций конечностей полуобезьян в 45–56
связи с особенностями локомоции
Герасимова М.М. Краниология средневекового населения Куртатинского ущелья 57–74
(Северная Осетия) по материалам из могильника у с. Дзивгис
Иванов А.В. О практике искусственной деформации головы на территории Крым- 75–90
ского полуострова
Евтеев А.А. Население золотоордынского города Маджара по данным кранио- 91–103
логии
Козак А.Д., Шультц М. Исследование следов воспалительных заболеваний средне- 104–114
го уха и околоносовых пазух у представителей древнерусского населения Киева
Суворова Н.А. Дерматоглифика иргизо-камеликских башкир
115–136
128
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Дерябин В.Е. Интегративный показатель полового созревания, основанный на
изменчивости вторичных половых признаков
Хрисанфова Е.Н. Критические этапы гормональной перестройки в онтогенезе
человека: опыт конституционального подхода
Дерябин В.Е., Негашева М.А., Паристов А.В. Изучение связей между морфологическими и психологическими признаками на примере московских студенток
Ражев Д.И. Погрешность измерения длинных костей и реконструкция ширины
плеч
Воронцова Е.Л. Определение пола по грудине человека
Лебединская Г.В. Опыт сопоставления краниологических и соматологических
характеристик. Разработка программы
Казаченко Б.Н. Язык старорусской системы мер
Молодежная конференция «Актуальные проблемы антропологии: преемственность и новые подходы» (Москва, 1–2 апреля 2003 г.)
137–158
159–175
176–197
198–203
204–211
212–223
224–261
262–269
Выпуск 11. 2004
К 70-летию Александра Александровича Зубова
Зубов А.А. Территориальные и таксономические границы вида Homo neanderthalensis
Васильев С.В. Палеолит Кавказа: ретроспектива антропологических находок
Зубов А.А., Ходжайов Т.К. Палеолитическая стоянка Сельунгур (антропологическое исследование)
Боруцая С.Б., Васильев С.В. Эволюционная морфология скелета моротопитеков.
Совокупность проблем
Хить Г.Л. Дерматоглифика народов Поволжья и Приуралья
Долинова Н.А. Новые данные по дерматоглифике русских и коми
Аксянова Г.А., Боброва А.И., Яковлев Я.А. Могильник Алдыган – некрополь раннего железного века кулайской культуры
Герасимова М.М. Население Северного Кавказа в раннем железном веке
Ходжайов Т.К. Новые краниологические материалы эпохи неолита, энеолита и
бронзы среднего и верхнего Зарафшана
Боруцкая С.Б. Палеоантропологическое исследование погребений УстьИерусалимского могильника г. Болгар (Татарстан)
Иванов А.В. Этнические процессы в Юго-Западной Таврике X–XIII вв. и антропологические характеристики населения городских центров региона
Халдеева Н.И. Методологические аспекты антропоэстетики
Дерябин В.Е. Многомерные методы исследования межгрупповой вариации у
детей
Чемеков Р.Д. Половой диморфизм зубных дуг человека
(внутригрупповые и межгрупповые вариации)
5–7
8–12
13–20
21–27
28–37
38–48
49–53
54–75
76–86
87–101
102–107
108–113
114–119
120–414
142–144
Выпуск 12. 2005
К юбилею Маргариты Михайловны Герасимовой
Зубов А.А. Древность Homo sapiens в Азии
5–11
12–21
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Зубов А.А., Васильев С.В. Удивительная палеоантропологическая находка в ЮгоВосточной Азии
Васильев С.В., Боруцкая С.Б. Морфологическая адаптация к бипедии и Проблемы
полового диморфизма у грацильных австралопитеков
Хить Г.Л. Дерматоглифика народов Памира
Яблонский Л.Т. К антропологической характеристике населения Южного Приуралья позднесарматского времени (по материалам могильника Покровка-10)
Круц С.И. Антропологический состав сельского населения Восточного Крыма в
скифское время (по материалам могильника Фронтовое - I)
Ходжайов Т.К. Средневековые краниологические материалы из Астраханской
Области
Боруцкая С.Б. Палеопатология поздненеолитического могильника на Большом
Оленьем острове Баренцева моря
Кравцова О.А., Газимзянов И.Р., Аскарова А.Н. Молекулярно-генетический анализ
ДНК из костных останков захоронений Среднего Поволжья
Негашева М.А. Сравнительный анализ морфологических параметров студенческой молодёжи Москвы и московской области
Кривицкий В.В. Комплексная оценка физического развития студентов первого
года обучения в вузе
Диденко Э.Б. К вопросу о понятии и формулировке понятия конституция Человека
Воронцова Е.Л. Морфологический анализ грудин человека методом главных
компонент
Чемеков Р.Д. Внутрипопуляционная изменчивость размеров и формы зубных дуг
у человека
Зубов А.А. М.Г. Левин – антрополог
Васильев С.В. Яков Яковлевич Рогинский. «Гений – это управляемое разумом
безумие»
129
22–29
30–36
37–44
45–55
56–75
76–97
98–105
106–114
115–121
122–127
128–131
132–136
137–139
140–144
145–158
Выпуск 13. 2006
К юбилею Генриетты Леонидовны Хить
Герасимова М.М. Костенковские погребения: итоги, проблемы и перспективы
изучения спустя полвека
Герасимова М.М. Осевой скелет, плечевой пояс и стопа человека из верхнепалеолитического погребения Костенки 14 (Маркина Гора) на Среднем Дону
Васильев С.В., Ходжайов Т.К. Антропология Средней Азии в палеолите
Фризен С.Ю., Боруцкая С.Б. Антропологические материалы Ивановского курганного могильника Южного Приуралья савроматского времени
Аскарова А.Н., Кравцова О.А.Определение половой принадлежности некоторых
скелетов из раскопок у села Сиделькино (Самарской области) и у села Ивановка
(Оренбургской области)
Колпина А.В. Погребения из некрополя городища Бузок (краниология)
Васильев С.В., Нечвалода А.И., Карачаров К.Г., Ражев Д.И. Комплексная палеоантропологическая реконструкция находок из могильников Сайгатинский IV и VI
5–12
13–23
24–30
31–35
36–45
46–47
48–54
55–63
130
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Никитин С.А., Васильев С.В., Зубов А.А., Боруцкая С.Б, Лебединская Г.В. и др. Комплексное исследование костных останков двух из погребения в алтарной части
храма Спаса Нерукотворного Образа в Андронниковом монастыре в Москве
Дерябин В.Е. Схема телосложения детей в периоде раннего и первого детства,
основанная на изменчивости размеров тела
Бескина М.В., Дерябин В.Е., Негашева М.А. О соматическом смысле индекса массы
тела
Федотова Т.К. Об эпохальной акселерации, адаптивных стратегиях и лептосомном телосложении
Зубов А.А. Георгий Францевич Дебец – о систематике гоминид
Яблонский Л.Т. Г.Ф. Дебец и российская школа палеоантропологии
Хить Г.Л. Антропологические исследования Г.Ф. Дебеца в Средней Азии и Афганистане
64–89
90–112
113–120
121–148
149–150
151–154
155–159
Выпуск 14. 2006
К юбилею Виктора Валериановича Бунака
Спицын В.А. Проблема формирования уральского антропологического типа с
позиций современной генетики
Батиева Е.Ф. Население Танаиса в эпоху великого переселения народов
Бужилова А.П. Неолитическое население юго-восточной Европы на примере
группы из Сакаровки (Молдавия)
Козак А.Д., Шультц М. Проказа в древнерусском Киеве по данным палеопатологии
7–13
14–21
22–27
28–33
34
Медникова М.Б. Данные антропологии к вопросу о социальных особенностях и 41–51
образе жизни населения восточного бассейна р. Маныч в эпоху бронзы (по материалам могильника Чограй IX)
Литвинова Л.В. Население эпохи средневековья Юга Украины (по материалам 52–66
грунтовых могильников XII – начала XV вв.)
Рудич Т.А. Население Черняховской культуры Украины по материалам антропо- 61–67
логии
Назарова Т.А. Тавры в составе населения античного Херсонеса
68–73
Нечвалода А.И., Куфтерин В.В. Палеоантропология Николаевского курганного 74–81
могильника эпохи бронзы и железа
Добровольская М.В., Зенкевич Ю.Э. Элементы скелетной конституции и особен- 82–89
ности реконструированных физических нагрузок населения Прикубанья эпохи
бронзы
Потехина И.Д. Биоархеологические реконструкции первобытного населения
контактных зон юга Восточной Европы
90–97
Ражев Д.И. Случаи черепных травм средневекового населения Западной Сибири 98–101
Рыкун М.П., Тур С.С. Краниологические материалы афанасьевской культуры Гор- 102–108
ного Алтая в палеоэкологическом аспекте исследования
Спицына Н.Х., Балинова Н.В. Генетика репродуктивных процессов. Исследования 109–114
в популяциях бурят
Тегако Л.И., Марфина О.В., Гурбо Т.Л., Дунай В.И. Антропологические особенности 115–123
населения пограничных районов Беларуси
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Марфина О.В. Характер демографических процессов и межэтнических контактов
в районах белорусского пограничья
Ходжайов Т.К. Антропологический состав населения позднефеодальной Бухары
(предварительные результаты)
Хохлов А.А. О краниологических особенностях населения ямной культуры
Северо-Западного Прикаспия
Шереметьева В.А. К проблеме эволюции монголоидной расы (Сибирь)
Гольцова Т.В., Осипова Л.П. Динамика процессов метисации в современных популяциях коренных жителей Сибири
Фризен С.Ю., Яблонский Л.Т. Краниологические материалы из могильника у д.
Прохоровка
Юсупов Р.М. Палеоантропология Южного Урала в гунно-сарматское время
Киньябаева Г.А. Семейно-брачные формы у башкир в условиях трансформации
системы жизнеобеспечения
Евтеев А.А. Половой диморфизм в краниологической серии из некрополя Селитренного городища
Боруцкая С.Б. Некоторые показатели остеологии населения ямной культуры эпохи
бронзы Северного Прикаспия
Година Е.З., Задорожная Л.В., Пурунджан А.Л., Степанова А.В., Хомякова И.А.
Новые мигранты в России – миграционные процессы в Саратовской области и
их влияние на соматические особенности детского населения
Панасюк Т.В. Онтогенез пропорций тела в метисной и «чистой» северосомадийских популяциях Евразии
Бец Л.В., Юнес В.В. Морфогормональные соотношения в перипубертатном периоде онтогенеза человека
Гурбо Т.Л. Физическое развитие детей 4–7 лет, проживающих в различныхрегионах Беларуси
Полина Н.И. Типологическая изменчивость функциональных признаков у школьников белорусов и потомков от межнациональных браков
Саливон И.И. Сравнительная характеристика телосложения белорусов и потомков
от межнациональных браков
Федотова Т.К. Функциональные нормы роста современных детей Москвы в свете
процессов эпохальной акселерации
Пасеков В.П. О принципах качественного анализа согласованности изменений
количественных признаков
Шпак Л.Ю. Опыт применения дерматоглифики медиальных и проксимальных
фаланг кисти в изучении групповой изменчивости
Галеев Р.М., Васильев С.В. Краниотригонометрия в расоведении: первый опыт
Бахолдина В.Ю. Частные системы краниофациальных признаков как инструмент
изучения палеоантропологической дифференциации
Ражев Д.И., Святова Е.О. Опыт описания и интерпретации множественных переломов ребер (при палеоантропологическом анализе)
Пестряков А.П., Григорьева О.М. Использование корреляционного и регрессионного анализов в целях изучения однородности краниосерий и типологии ростовых процессов черепной коробки
Беневоленская Ю.Д. Модель многолинейного формирования и многолинейного
характера эволюции рода Homo (по данным краниоморфологии)
131
124–130
131–135
136–146
147–152
153–159
160–167
168–173
174–178
179–186
187–192
193–206
207–210
211–216
217–221
222–230
231–236
237–243
244–251
252–255
256–262
263–267
268–282
283–291
292–304
132
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Харитонов В.М. Природа морфологического типа верхнеплейстоценовых гоми- 305–310
нид Передней Азии
Балахонова Е.И. Первая комплексная антропологическая экспедиция в Северо- 311–317
Западную Сибирь 1867–1869 гг.
Jaan Kasmel, Tiiu Kasmel. Professor D.G. Balk – founder of teaching of anthropology at 318–324
the University of Tartu (The former Imperial University of Dorpat) in 1802
Выпуск 15. 2007
Часть I
Яблонский Л.Т. М.М. Герасимов: жизненный путь и творчество (основные вехи)
Герасимова К.М. «Жизнь с волшебником»
Ларичев В.Е. «Дух исканий» (первые шаги Михаила Михайловича Герасимова в
изучении древних культур Северной Азии)
Ташкенбаев Н.Х. Вклад М.М. Герасимова в развитие палеолитоведения Узбекистана
Кожин П.М. Дарующий вечность (портрет в Евразийской истории)
Герасимова М.М. Пластическая реконструкция – иллюстрация или инструмент
познания?
Бужилова А.П. Антропологические портреты исторических личностей: иллюстрация или независимый источник?
Грехова Л.В. Коллекции из раскопок М.М. Герасимова в собрании Государственного Исторического музея
Касаткин М.В., Авчухова А.П. Наследие М.М. Герасимова и развитие его идей в
Биологическом музее им. К.А. Тимирязева
Харитонов В.М. Критерии таксономического ранга отличий морфологических
вариантов австралопитеков
Зубов А.А. Антропология о месте и времени возникновения рода Homo
Беневоленская Ю.Д. Гипотеза гибридного формирования рода Homo в свете преемственности идей в отечественной антропологии
Понс де Леон М.С., Голованова Л.В., Дороничев В.Б., Романова Г.П., Золликофер
К.П.Е. Компьютерная реконструкция новорожденного неандертальца из Мезмайской пещеры
Степанчук В.Н. Динамика ресурсов жизнеобеспечения и освоение территории
юга Восточно-Европейской равнины в среднем палеолите
Боруцкая С.Б., Васильев С.В., Степанчук В.Н. К вопросу о палеоантропологии
крымских неандертальцев. Возобновление исследований
Шерстобоева А.П. «Неандертальская проблема»: пути решения (по данным палеоантропологии и генетики)
Байгушева В.С., Титов В.В. Природная среда и условия жизни охотников на зубров в Приазовье
Грибченко Ю.Н., Куренкова Е.И. Роль циклов рельефообразования в расселении
позднепалеолитических сообществ на Восточно-Европейской равнине
Чубур А.А. Поселенческая стратегия человека в верхнем палеолите бассейна
Десны
9–15
16–20
21–27
28–30
31–36
37–44
45–51
52–54
55–62
63–65
66–77
78–85
86–93
94–100
101–104
105–112
113–119
120–127
128–136
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Галимова М.Ш. Реконструктивные возможности технологического и трасологического подходов к изучению кремневых индустрий (на примерах из первобытной
археологии Волго-Камья)
Сатаев Р.М., Сатаева Л.В. Перспективы поиска памятников раннего палеолита
на Южном Урале
Нехорошев П.Е. Березовский разрез 1 – новый верхнепалеолитический памятник
на Юго-Востоке Западной Сибири
Астахов С.Н. Нижний Иджир I – стоянка или одинокой жилище?
Бердникова Н.Е., Воробьева Г.А. Особенности природных и культурных процессов
в финале плейстоцена в Прибайкалье
Антипина Н.В. Галечные изделия археологических памятников бассейна р. Алдан
Кирьянов Н.С. Основные типы резцов палеолитических памятников бассейна р.
Алдан (Дюктайская культура Северо-Восточной Азии)
Кольцов Л.В. О некоторых процессах в мезолите Северной Европы
Ошибкина С.В. Человек эпохи мезолита и его природное окружение (по материалам культуры веретье)
Добровольская М.В. Реконструкция особенностей питания мезолитического
населения Северной Европы (по результатам изотопного и микроэлементного
анализов)
Потехина И.Д. Энеолитическое население Юга Восточной Европы: новые антропологические материалы
Печенкина Е.А. Зубные патологии в популяциях неолитического Китая бассейна
реки Хуанхе
133
137–143
144–147
148–151
152–156
157–164
165–170
171–172
173–178
179–188
189–196
197–203
204–235
Часть II
Батиева Е.Ф. Палеодемография Подонья и Приазовья (эпоха бронзы)
Герасимова М.М., Калмыков А.А. Палеоантропологические исследования погребений лолинской культуры
Сатаев Р.М., Гимранов Д.О. Животные в погребальном обряде срубно-алакульского
населения Южного Приуралья по материалам из раскопок кургана 7 Николаевского могильника
Нечвалода А.И., Куфтерин В.В. Опыт палеоантропологического изучения кремированных скелетных останков (по материалам кургана 7 Николаевского могильника)
Ходжайов Т.К., Матбабаев Б.Х., Мустафакулов С.И. Историко-культурные связи
населения Ферганской долины (по данным антропологии и археологии)
Медникова М.Б. Данные антропологии к реконструкции условий жизни алтайских
афанасьевцев
Чуев Н.И., Китов Е.П. Археолго-антропологическое изучение древнего населения
Синьцзяна эпохи бронзы по материалам могильников в районе озера Лобнор
Литвинова Л.В. Демографическая структура населения скифской культуры по
материалам могильника Мамай Гора)
Иванов А.В. Антропологический материал из некрополя на Северном берегу
Херсонеса Таврического
Афанасьева А.О. Анализ случая комплексной травмы у кочевника III–IV вв.н.э.
236–245
246–255
256–259
260–263
264–271
272–283
284–291
292–299
300–308
309–313
134
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Балабанова М.А. Половозрастная структура и краниология населения второй
половины II–IV веков нашей эры (по материалам могильников Астраханского
Поволжья)
Фризен С.Ю., Нечвалода А.И. Краниология раннекочевого населения Западного
Казахстана
Китов Е.П., Фризен С.Ю. Краниологические материалы раннесарматского времени из курганного могильника Талдысай I (Западный Казахстан)
Рыкун М.П. Специфика повреждений черепов из некрополей каменской культуры
Лазаретова Н.И. Изменчивость посткраниального скелета погребенных из
могильников разных этапов тагарской культуры южной части ХакасскоМинусинской котловины
Санкина С.Л. О скандинавском присутствии на Русском Севере: могильник
Куреваниха-2 (древнерусские погребения)
Панова Т.Д. История изучения некрополя Вознесенского собора Кремля
Суворова Н.А. Одонтологическая характеристика средневекового населения г.
Дмитрова Московской области
Козак А.Д. К вопросу о реконструктивных возможностях диагностики заболеваний у древнего населения Украины (на примере Киева и Переяслава)
Рудич Т.А. Население Левобережной Украины в древнерусское время (по материалам могильника Переяслав-Хмельницкий)
Назарова Т.А. Антропологическая коллекция из раскопок позднесредневекового
могильника у с. Малый Маяк
Боруцкая С.В.,. Васильев С.В., Газимзянов И.Р. Палеодемографические и палеопатологические аспекты исследования детских погребений Усть-Иерусалимского
могильника (г. Болгар)
Харламова Н.В. Одонтологический материал XVI–XVIII вв. из христианских погребений Казанского Кремля
Ходжайов Т.К., Громов А.В. Палеодемография средневекового населения Южного
Приаралья
Никитин С.А. Дальнейшее развитие метода антропологической реконструкции.
Восстановление глаза
Васильев С.В. Лицо фараона
Пестряков А.П., Григорьева О.М. К вопросу исторической изменчивости краниотипов человечества
Кравцова О.А., Аскарова А.Н., Газимзянов И.Р. Методы анализа древней ДНК в
антропологии. Итоги и перспективы
314–325
326–343
344–348
349–357
358–362
363–370
371–377
378–393
394–399
400–406
407–412
413–418
419–425
426–432
433–438
439–450
451–466
467–228
Выпуск 16. 2008
Тельману Касимовичу Ходжайову – 70 лет
Халдеева Н.И., Зубов А.А., Харламова Н.В. Одонтологическая характеристика
крымских неандертальцев – Заскальная VI-72 и VI-78
Шпанский А.В., Боруцкая С.Б., Васильев С.В. Таранная кость палеолитического
человека из Томского Приобья
Герасимова М.М. Черепа неолитического времени из колелктивных погребений
бассейна р. Мёз (Маас) в Арденнах (Бельгия)
5–10
11–22
23–30
31–43
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Хохлов А.А., Мимоход Р.А. Краниология населения степного Предкавказья и Поволжья в посткатакомбное время
Китов Е.П., Хохлов А.А. Палеоантропология срубно-алакульского времени Южного Урала
Герасимова М.М., Суворова Н.А., Фризен С.Ю. Исследование палеоантропологических материалов раннего средневековья из Северной Осетии в связи с происхождением алан
Хить Г.Л. Мордва в дерматоглифической систематике населения Восточной Европы
Гусева И.С. О наследовании пальцевых узоров человека
Спицына Н.Х. Генетико-демографические особенности репродуктивной структуры популяции Саранска
Давыдова Д.С., Дерябин В.Е. Об антропологических вариантах в составе японцев
середины ХХ века
Мишкова Т.А. Биомпедансный анализ состава тела юношей и девушек в связи с
конституциональной принадлежностью
Дерябин В.Е., Ширкин С.В. О сравнительной пригодности прямолинейной и аллометрической моделей для описания формы связей размеров тела взрослых и
детей школьного возраста
Григулевич Н.И. Традиции винопития и здоровье популяции
Строкина А.Н. Из истории словарей
IN MEMORIAM
135
44–70
71–83
84–99
100–108
109–117
118–122
123–136
137–143
144–157
158–166
167–172
173–174
Выпуск 17. 2009
Всероссийская научная конференция с международным участием «Историческая
антропология сегодня», посвященная 80-летию со дня рождения академика В.П.
Алексеева и 65-летию Отдела физической антропологии ИЭА РАН (Москва, 5–7
октября 2009)
Резолюция
Яблонский Л.Т. От антропологии Бунака и Дебеца, исторической антропологии
Алексеева к биоархеологии Jane Buikstra: путь куда?
Шерстобоева А.П. Историческая антропология в трудах академика Валерия Павловича Алексеева
Ефимова С.Г. Монография В.П. Алексеева «Происхождение народов Восточной
Европы»: взгляд из XXI века
Рыкун М.П. Эпистолярное наследие ученых как ценный источник по истории отечественной онтропологии (письма В.П. Алексеева к Н.С. Розову 1950–1980 гг.)
Харитонов В.М. Географическая дивергенция и систематика гоминид в работах
академика В.П. Алексеева
Зубов А.А. Homo helmei Dreyer, 1935: эволюционные и таксономические аспекты
Грибченко Ю.Н., Куренкова Е.И. Проблемы хронологии и природные условия обитания и расселения мустьерского человека в Северной Евразии
Боруцкая С.Б., Васильев С.В., Жамбалтарова Е.Д. Палеоэкологические исследования Фофановского могильника
Кашибадзе В.Ф., Насонова О.Г. Одонтологические данные эпохи бронзы к истории
формирования фенофонда населения Восточной Европы
6–11
12–13
14–19
20–25
26–32
33–49
50–55
56–60
61–81
82–86
87–93
136
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Худавердян А.Ю. О взаимосвязях населения Армянского нагорья, Восточной
Европы, Центральной Азии и Сибири в эпоху бронзы: по данным краниоскопии
и одонтологии
Боруцкая С.Б., Афанасьева А.О. Остеологическое и палеопатологическое исследование населения ямной культуры эпохи бронзы Ростовской области
Солодовников К.Н. Антропологические материалы афанасьевской культуры: к
проблеме происхождения
Зубова А.В. Антропологический состав населения новосибирского локального
варианта кулайской культуры
Ходжайов Т.К., Ходжайова Г.К. Дальверзинский наус: к антропологии населения
кушанской Бактрии (часть I)
Герасимова М.М., Лейбова (Суворова) Н.А. Палеоантропологические материалы из
могильников Чоон-Капка и Борижары (Южный Казахстан) эпохи Кангюя
Назарова Т.А. Брахикранное население в Юго-Западном Крыму
Рудич Т.А. Состав населения Среднего Приднепровья (Правобережье) в эпоху
Киевской Руси по данным краниологии
Долженко Ю.В. Характеристика древнерусского населения Чернигова по
дискретно-варьирующим признакам на черепе
Харламова Н.В. Одонтологические исследования средневекового населения Саратовского Поволжья: Нижняя Студенка I
Пестряков А.П., Григорьева О.М. Краниология автохтонного населения и проблема первоначального заселения Америки
Саливон И.И. Изменения на протяжении ХХ столетия сроков полового созревания
и конституциональные особенности репродуктивного периода у белорусок
Саливон И.И., Марфина О.В. Половозрастная изменчивость индекса массы тела
у населения Беларуси
Халдеева Н.И., Лейбова (Суворова Н.А.). Особенности восприятия мужского роста
в разных этнотерриториальных группах. Модели антропоэстетики
Хить Г.Л. Дерматоглифика тюркоязычных народов Евразии: двадцать лет спустя
Широбоков И.Г. Частота радиальных узоров: новый дерматоглифический признак и его таксономическое значение для дифференциации популяций Старого
Света
Помазанов Н.Н. Влияние брачной структуры на некоторые антропологические
признаки городской молодежи Центральной Беларуси
94–107
108–116
117–135
136–147
148–154
155–163
164–177
178–191
192–206
207–210
211–223
224–229
230–238
239–253
254–263
264–275
276–280
Выпуск 18. 2010
Наталия Ивановна Халдеева. Слово о юбиляре
Наталия Ивановна, Наташа, Наташенька…
Юбилей Генриэтты Леонидовны Хить. Антропология и жизнь
К Юбилею Александра Петровича Пестрякова
Леониду Теодоровичу Яблонскому 60 лет
Александру Александровичу Хохлову – 50 лет!
Герасимова М.М. Метрическая характеристика нижних челюстей высших антропоидов (шимпанзе, гориллы и оранга)
Боруцкая С.Б. Пропорции конечностей у антропоидов
Герасимова М.М. О нижних челюстях австралопитековых
6–8
9–10
11–12
13–14
15
16
17–31
32–40
41–49
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Пулянос Н.А. О месте петралонца среди архантропов
Халдеева Н.И., Харламова Н.В., Зубов А.А. Сравнительное одонтологическое исследование «классических» западноевропейских неандертальцев
Ходжайов Т.К., Ходжайова Г.К. Дальверзинский наус: к антропологии населения
кушанской Бактрии (часть II)
Солодовников К.Н. Еще раз о морфологической характеристике населения эпохи
бронзы Восточного Туркестана (могильник Гумугоу, Синьцзян)
Васильев С.В., Герасимова М.М., Боруцкая С.Б., Фризен С.Ю., Жамбалтарова Е.А.
Антропологические исследования Фофановского могильника (Забайкалье) эпохи
неолита и ранней бронзы
Саливон И.И., Фризен С.Ю. Палеоантропологическое исследование сельского населения Беларуси XVIII–XIX вв
Галеев Р.М. Краткий обзор краниометрических исследований в физической антропологии
Хить Г.Л. Первичные факторы дерматоглифической дифференциации аборигенного населения Евразии
Халдеева Н.И., Лейбова (Суворова) Н.А. Исследование эстетических предпочтений
вариантов внешности в молодежных группах Москвы и Казани
Шпак Л.Ю. Некоторые морфофункциональные и психологические параметры
адаптационных возможностей московских школьников
Тегако Л.И., Жавнерчик Е.Н. Исследование репродуктивного здоровья семьи как
основного фактора воспроизводства и адаптации населения
Ефимова С.Г. Туркестанский край на I Антропологической выставке 1879 г. в
Москве
Пежемский Д.В., Герасимова М.М. К 70-летию создания скульптурного портрета
Ярослава Мудрого по его черепу
Строкина А.Н. Михаил Антонович Гремяцкий – просветитель и анатом
Хить Г.Л. Михаил Антонович Гремяцкий – штрихи к портрету
Рыкун М.В. Дрёмов Владимир Анатольевич. К 70-летию со дня рождения
Яблонский Л.Т. Штрих-пунктир
Памяти Жомовой Валентины Куприяновны
Памяти друга
Невосполнимые утраты
Памяти Гинтаутаса Чесниса
137
50–59
60–87
88–108
109–112
113–127
128Ц–135
136–142
143–155
156–165
166–176
177–179
180–188
189–201
202–214
215–219
220–222
223–231
232–233
234
235–238
239–240
Выпуск 19. 2011
Ефимова С.Г. Изобразительные материалы к истории Танну-Тувинской экспедиции 1926 г. Под руководством В.В. Бунака
Рыкун М.П. Из истории отечественной антропологии. Переписка В.В. Бунака и
Н.С. Розова (1936–1966)
Кожин П.М. Начальные этапы формированияродственных и социальных коллективов в свете представлений проф. В.В. Бунака об эволюции человека и его
сознания (на путях решения загадок пигмалиона)
Зубов А.А. Миграционные процессы и видообразование внутри рода Homo
Харитонов В.М. Географическая дивергенция гоминид плейстоцена в аспекте
дивергенции краниометрических признаков
7–13
14–24
25–31
32–36
37–47
138
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Халдеева Н.И., Харламова Н.В., Зубов А.А. Одонтологическая характеристика находки KNM WT 15000 (Нариокотоме III)
Грибченко Ю.Н., Беляева В.И., Куренкова Е.И. Археология и палеогеография палеолитических стоянок Пушкаревской группы (р. Десна)
Кедун И.С., Чубур А.А. Новая палеоантропологическая находка в Среднем Подесенье: геологический и археологический контекст
Халдеева Н.И., Беляева В.И., Зубов А.А., Харламова Н.В. Исследование зубов верхнепалеолитической стоянки Пушкари I
Яблонский Л.Т. Кризис концепции этногенеза?
Герасимова М.М. К вопросу о происхождении ямной культуры
Солодовников К.Н., Рыкун М.П. Материалы к антропологии пахомовской культуры
эпохи бронзы Западной Сибири
Радзюн А.Б., Казарницкий А.А. Остеометрическая характеристика населения
скифского времени из могильника Аймырлыг
Китов Е.П., Хохлов А.А. Палеоантропология могильника Соленый Дол (Южное
Зауралье)
Пежемский Д.В. Полоцкие кривичи и дреговичи по данным краниологии: сравнительные аспекты исследования
Батиева Е.Ф. Антропологические материалы из могильника XIII–XIV века средневекового поселения «Жукова»
Долженко Ю.В. Неметрические признаки на человеческих черепах из могильника
времен казачества – Стайки
Рудич Т.А. К вопросу об антропологическом составе населения древнерусского
города (по материалам из раскопок Галича)
Гончарова Н.Н. Формирование антропологического разнообразия средневековых
городов: Ярославль, Дмитров, Коломна
Помазанов Н.Н. Морфотипологические особенности мозгового отдела черепов из
краниологических серий X–XIII вв. с территории Беларуси
Комаров С.Г. Краниологическая дифференциация ногайцев XVI–XIX вв.
Калмина О.А., Иконников Д.С. Патологические изменения костей из погребений
г. Пензы
48–60
61–76
77–84
85–95
96–103
104–111
112–129
130–138
139–145
146–160
161–168
169–181
182–201
202–216
217–220
221–231
232–237
Выпуск 20. 2011
Бужилова А.П., Бердиева (Казеева) А.Ю. Морфологический анализ мужских и
женских выборок чукчей (экологический аспект)
Дубова Н.А. К антропологии современных бахтиар
Пестряков А.П., Григорьева О.М. Некоторые данные по краниологии населения
японских островов
Мастерова И.В., Ретинская М.В., Буравцова Е.А., Ретинский Б.В. Классификация
клиновидных дефектов. Этиология и патогенез
Калмин О. В., Зюлькина Л. А. Половые различия кранио-фациального комплекса
и процессов редукции жевательного аппарата у жителей г. Пензы и пензенской
области
Калмин О.В., Зюлькина Л.А., Иконников Д.С. Патологические изменения зубов в
антропологическом материале мордовских могильников верхнего Посурья
7–14
15–22
23–35
36–37
38–41
42–46
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Жавнерчик Е.Н. Временная динамика уровня физического развития и здоровья
новорожденных Минской области
Федотова Т. К., Боровкова Н.П. Изменчивость размеров тела новорожденных в
связи с некоторыми биосоциальными факторами
Кучма В.Р., Скоблина Н.Я., Милушкина О.Ю., Бокарева Н.А., Ямпольская Ю.А.
Лонгитудинальные исследования показателей физического развития школьников
г. Москва (1960-е, 1980-е, 2000-е гг.)
Зорина Д.Ю. Связь между цинковым статусом и физическим развитием детей и
подростков
Годовых Т.В. Онтогенетические трансформации физического развития детской
популяции Чукотки
Саливон И.И. Формирование структурных показателей головы и лица у школьников г. Минска (лонгитудинальное исследование 1982–1991 гг.)
Марфина О.В. Основные показатели физического развития детей и молодежи
Беларуси и сопредельных территорий
Пузаткина Е. А., Николаев В.Т. Особенности конституции и состава тела у девушек 17–18 лет по данным антропометрии и биоимпедансометрии
Лапшина Н. Е., Негашева М. А., Синева И. М. Секулярный тренд и региональные
особенности показателей кистевой динамометрии у юношей и девушек городов
Москвы, Архангельска и Минска
Тегако Л.-И., Блох М.Б. Статистический и теоретико-информационный анализ
маркеров руки в психологической конституции
Чернышева Ф.А., Исламова Н.М. Особенности пальцевой дерматоглифики кисти
у лиц из разных сфер профессиональной деятельности
Кокоба Е.Г. Динамика морфофизиологических показателей абхазов на протяжении
30 лет
Махалин А.В. Особенности конституции спортсменов-самбистов Горного Алтая
Никитюк Д.Б., Чава С.В., Рожкова Е.А., Азизбекян Г.А., Типикин И.С., Абрамова М.А. Оценка морфологических признаков у спортсменов разной специализации и квалификации
139
47–51
52–62
63–70
71–78
79–84
85–97
98–104
105–112
113–117
118–123
124–131
132–142
143–146
147–151
Выпуск 21. 2012
Зубов А.А. Современное состояние проблемы первоначального заселения Европы
человеком (по данным антропологии)
Герасимова М.М. HOMO ERGASTER и HOMO HEIDELBERGENSIS (результаты
исследований материалов, хранящихся в Музее Человека в Париже)
Иванов А.В. Антропологические находки эпохи бронзы из раскопок Севастопольской археологической экспедиции
Пежемский Д.В. Первые палеоантропологические материалы из Старой Руссы
Харламова Н.В. Тверское население XVI–XX веков по данным краниологии
Pařízková J., Sedlak P., Dvořáková H. Changes of adiposity and motor performance in
preschool children during last decades
Алексанянц Г.Д., Гричанова Т.Г. Оценка гармоничности физического развития
детей 3–6 лет
К юбилею Лидии Ивановны Тегако
Памяти Татьяны Сергеевны Балуевой
4–9
10–29
30–36
37–48
49–58
59–64
65–69
70–79
80–81
140
УКАЗАТЕЛЬ СТАТЕЙ И МАТЕРИАЛОВ АЛЬМАНАХА «ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ» (1996–2012)
Выпуск 22. 2012
Строкина А.Н. Об историчности и поэтичности анатомической терминологии
Веселовская Е.В., Балуева Т.С. Новые разработки в антропологической реконструкции
Ошибкина С.В. Процесс колонизации Севера Восточной Европы в мезолите
Харламова Н.В., Васильев С.В. Морфологические особенности находки Samrong
Sen (неолит Камбоджи)
Рыкун М.П. Население каменской культуры в среде скифо-сибирского мира
Фризен С.Ю., Фризен О.И. Предварительные итоги исследования остеологических
материалов Бесланского могильника
Яблонский Л.Т. Череп человека в процессе идентификации личности (методы и
проблемы)
Сегеда С.П. Разгаданные и неразгаданные загадки саркофага Ярослава Мудрого
Пясецки К. Применение модифицированного метода Герасимова для идентификации останков Николая Коперника
Козак А.Д. К палеобиографии киевского губернатора С.И. Сукина (1736–
1740 гг.)
Беликов А. В., Гончарова Н.Н. Анализ изобразительного канона античной скульптуры антропологическими методами
ТегакоЛ.И. Некоторые результаты изучения белорусско-польского пограничья в
свете этногенеза славян
Герасимова М.М. Палеоантропология восточных славян эпохи средневековья
(через призму взглядов Т.И. Алексеевой и В.В. Седова)
Емельянчик О.А. Антропологический состав средневекового сельского населения
Полоцкой земли по данным краниологии
Пежемский Д.В. Антропологический состав средневекового населения бассейна
Западной Двины
Китов Е.П. Предварительное сообщение об одонтологических особенностях населения Белоруссии (по материалам могильника Горы)
Боруцкая С.Б., Васильев С.В. Остеометрическая характеристика населения г. Полоцк XVII–XVIII вв.
Наши юбиляры
Инесса Ивановна Саливон
Юлия Абрамовна Ямпольская
8–21
22–42
43–54
55–60
61–70
71–77
78–84
85–91
92–99
100–113
114–133
134–140
141–160
161–173
174–183
184–189
190–197
198–207
208–209
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23)
Список сокращений
АЖ — Антропологический журнал. М.
ВА — Вопросы антропологии. М.
ВкА — Вестник антропологии. М.
КСИИМК — Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории
материальной культуры. М.–Л.
КСИЭ — Краткие сообщения Института этнографии АН СССР. М.
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР. М.-Л.
МОИП — Московское общество испытателей природы
СМАЭ — Сборник Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого. М.–Л.
СЭ — Советская этнография. М.
ТМОИП — Труды Московского общества испытателей природы. М.
ТИЭ — Труды Института этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая АН СССР. М.–Л.
ПРАВИЛА ОФОРМЛЕНИЯ МАТЕРИАЛОВ,
направляемых в журнал «Вестник антропологии»
К публикации в журнале «Вестник антропологии» принимаются статьи, краткие сообщения (в том числе о недавних
научных мероприятиях — симпозиумах,
конференциях, семинарах, круглых столах) и материалы иного рода, освещающие
различные проблемы физической антропологии, а также смежных гуманитарных
и естественных наук. Редколлегия особо
заинтересована в статьях по методологии
и методике антропологических исследований, в издании первичных антропологических данных, обобщающих работ,
материалов по истории науки. Из круга
смежных наук предпочтения будут отдаваться исследованиям по общей экологии,
демографии, антропогенетике, медицинским аспектам биологии человека, палеогеографии и палеоклиматологии. Не менее
важными будут сочтены исследования по
общим вопросам этнологии и этнографии,
статьи историко-археологического плана,
важные для понимания конкретных проблем палеоантропологии (по вопросам
генезиса и исчезновения культур, древних
миграций, хронологии и стратиграфии тех
или иных археологических памятников/
культур).
Материалы, направляемые в журнал
«Вестник антропологии», должны быть
оформлены в соответствии с правилами,
принятыми в издании.
К рукописи необходимо приложить
сопроводительное письмо для Редколлегии,
в котором подтверждается, что материалы ранее не публиковались и не сданы в
печать в ином издании. Представленное
исследование должно быть проведено и
описано с учетом требований биоэтики.
В сопроводительном письме нужно также
указать: название статьи, анкетные данные
автора(-ов) и полный список представленных файлов (текстов, таблиц, иллюстраций).
Анкетные данные автора(-ов) обязательно должны включать: фамилию, имя и
отчество на русском и английском языках,
название(-я) учреждения(-й), которое(ые) представляет(-ют) автор(-ы) на русском и английском языках, должность(-и),
учёную(-ые) степень(-и), звание(-я),
Ф.И.О. научного руководителя (для студентов, магистрантов и аспирантов), контактный номер телефона(-ов), почтовый
адрес(-а) и e-mail (который будет указан в
конце публикуемого материала в качестве
контактной информации).
Статья должна содержать резюме на
русском и английском языках (объем —
не более 300 слов), 5–7 ключевых слов на
русском и английском языках и перевод на
английский язык названия статьи. Максимальный объем текста: 1 печатный лист —
40 тыс. знаков. Редколлегия «Вестника антропологии» приглашает к сотрудничеству
авторов, готовых издавать тексты больших
объемов в жанре «монографии в журнале»
(на договорных условиях).
ПРАВИЛА ОФОРМЛЕНИЯ МАТЕРИАЛОВ
Материалы принимаются только в
электронном виде. Редактор: Microsoft
Word (формат *.doc, *.rtf). Фотографии и
рисунки принимаются в форматах *.jpg,
*.eps, *.tif, разрешение — не менее 600 dpi.
Шрифт: Times New Roman, кегль — 12,
интервал — 1,5 (для основного текста);
кегль — 10, интервал — 1 (для русского и
английского резюме, ключевых слов, содержания таблиц, примечаний и сносок).
Поля — 2 см с каждой стороны. Абзац —
без отступа.
В начале статьи необходимо указать
код универсальной десятичной классификации (УДК).
Рекомендуемая структура текста: Введение, Постановка проблемы, Материалы и методы, Результаты и их обсуждение, Заключение, Литература. Названия
разделов желательно выделить жирным
шрифтом. Прочие способы выделения
текста не приветствуются (за исключением
курсива). Не допускается использование
разрядки, табуляции, принудительного
переноса.
Таблицы, рисунки и подписи к ним (на
русском и английском языках) принимаются в виде самостоятельных файлов. Место
их расположения в основном тексте лучше
всего выделить цветом. В качестве знака
десятичного разделителя использовать
запятую.
Ссылки на литературу приводятся в
квадратных скобках, где через запятую
даются фамилия автора (без инициалов!)
и год издания. Кроме того необходимо
указать страницы, если ссылка касается
многостраничного источника или в случае дословной цитаты. Полные выходные
143
данные цитируемых работ приводятся в
разделе Литература. Работы одного автора разных лет издания даются в хронологическом порядке. Работы одного автора, изданные в один год, помечаются
буквами. Все работы в списке литературы
приводятся на языке оригинала в алфавитном порядке, в первую очередь — на
кириллице, затем — на латинице и других
алфавитах. Список литературы оформляется в соответствии с требованиями ГОСТ
Р 7.0.5–2008. Обращаем внимание на то,
что в каждом случае должны быть указаны
издательства или издающие организации,
а также количество страниц в монографии
или страницы, если ссылка касается статьи
в журнале/сборнике.
При написании текста следует пользоваться общепринятыми сокращениями:
г. (город), с. (село), пос. (поселок), р.
(река), оз. (озеро), др. (другие), т.п. (тому
подобное), т.д. (так далее), км (километр),
м (метр), см (сантиметр), мм (миллиметр);
для прочих сокращений должны быть приведены расшифровки.
При указании датировок тысячелетия
и века должны быть обозначены римскими цифрами, слова «тысячелетие» и «век»
сокращаются — тыс. (I тыс. до н.э.), — в.
(V в. до н.э., XX в.), при указании временного интервала — двойное «в.» (X–XII вв.).
Десятилетия указываются следующим образом: 30-е гг. XX в.
Рукописи, оформленные не по требованиям, приниматься к печати не будут!
Редколлегия журнала
«Вестник антропологии»
Материалы принимаются по адресу:
119991 Москва, Ленинский проспект, 32А
19 этаж, каб. 1917
Центр физической антропологии ИЭА РАН
или по электронной почте:
otdantrop@yandex.ru
physanthrop@iea.ras.ru
144
ПРИМЕР ОФОРМЛЕНИЯ СТАТЬИ
УДК 572.77; 569.9
Исследование находок зубов
на верхнепалеолитической стоянке Пушкари–I1
Н.И. Халдеева, А.А. Зубов, Н.В. Харламова
Россия, Москва, Институт этнологии и антропологии РАН
В.И. Беляева
Россия, С.-Петербург, С.-Петербургский государственный университет
Проведено изучение второго верхнего премоляра (Р2) и постоянного второго верхнего моляра (М2), найденных на верхнепалеолитической стоянки Пушкари–I. Одонтологический комплекс М2 отличается мозаичностью с компонентами архаики, отдельными
неандертальскими чертами, заметными редукционными тенденциями и особенностями европеоидной специализации. По результатам одонтометрического графического
анализа оба зуба из Пушкарей–I занимают срединную позицию в поле распределения
верхнепалеолитических находок.
Ключевые слова: одонтология, палеоантропология, антропогенез, верхний палеолит,
Украина.
Введение. Приводится общее вступление, характеризуются цели и задачи представленной работы, ее актуальность и новизна.
Постановка проблемы. Приводится краткий обзор литературы по теме и формулируется проблема, на решение которой направлено исследование.
Материалы и методы исследования. Дается описание материалов используемых в
исследовании и методы, с помощью которых исследование было проведено.
Результаты и их обсуждение. Излагаются результаты исследования.
Пример:
Одонтометрические характеристики верхнего второго премоляра (Р2) и верхнего
второго моляра (М2) сопоставлялись с параметрами аналогичных зубов по другим находкам с использованием бивариантных корреляционных графиков (табл. 1).
Таблица 1
Одонтометрические характеристики P2и M2
P2
MD VL
№
Находка
1
Пушкари-I
6,8
2
Sinanthropus
pekinensis
7,9
1
Авторы
10,2 Халдеева и др.,
в печати
11,3 Weidenreich,
1937 (суммарн.
данные)
Находка
MD
Пушкари–I
10,5
Табун 1
10,0
Работа выполнена при поддержке РГНФ (проект № 11-71-00086)
M2
VL
Авторы
12,1 Халдеева и др.,
в печати
11,5 Халдеева, неопубл. данные
ПРИМЕР ОФОРМЛЕНИЯ СТАТЬИ
145
Для сравнения по мезиодистальным (MD) и вестибулолингвальным (VL) диаметрам на вторых верхних левых молярах (М2) рассматривались объекты: 1) Пушкари I;
2) Табун 1 [Халдеева и др., в печати]; 3) Кафзех 9 [там же]; 4) Амуд 1 [Copa et al., 2005];
5) Сен-Сезер [Халдеева и др., в печати]; 6) Ля Кина [там же].
8,6
12
8,4
8,2
5
8,0
13
6
2
7,8
7,6
24
7,4
4
11
7,2
MD, ìì
14
7,0
23
6,8
17
8
2 2
6,6
20
19
9,4
9,6
15
9
7
1
16
21
6,4
3
10
18
6,2
25
6,0
5,8
8,6
8,8
9,0
9,2
9,8
10,0
10,2
10,4
10,6
10,8
11,0
11,2
11,4
VL, ìì
Рис. 7. Бивариантный график для второго верхнего моляра (М2) Пушкари–I
Примечание: Обозначение групп приведено в таблице 1.
На рисунке 7 представлены результаты сравнительного анализа для М2. Размах
вариаций величин диаметров заметно выше по сравнению с данными для Р2 (8,5–11,5
и 10–14). В центре графического поля находится относительно компактный кластер,
в границы которого попадают Пушкари I и большинство сравниваемых объектов со
средними и большими метрическими показателями коронки М2.
Заключение. Содержит обобщения, новые положения или результаты, которые были
получены (или подтверждены) в ходе работы.
Литература
Дебец Г.Ф. Палеоантропология СССР // ТИЭ. Новая серия. Т. IV. М.–Л., 1948. 391 с.
Дмитренко С.В., Краюшкин А.И., Сапин М.Р. Анатомия зубов человека. М.: Медицинская книга, 2000. 196 с.
Зубов А.А. Одонтология. Методика антропологических исследований. М.: Наука,
1968. 199 с.
Зубов А.А. Некоторые данные одонтологии к проблеме эволюции человека и его рас
// Проблемы эволюции человека и его рас. М.: Наука, 1968. С. 5–123.
Пазинич В.Г. Условия соотношения культурных слоев средне- и верхнепалеолитических стоянок с валунным суглинком в бассейнах Десны и среднего Днепра. URL: http://
www.arheolog-ck.ru/Desna_paleolit.pdf.
Шпакова Е.Г. Одонтологические материалы периода палеолита на территории Сибири // Археология, этнография, антропология Евразии. 2001. Вып. 4(8). С. 64–76.
ПРИМЕР ОФОРМЛЕНИЯ СТАТЬИ
The research of teeth finds from Upper Paleolithic site Pushkari-I
(Ukraine)
N.I. Khaldeyeva, A.A. Zubov, N.V. Kharlamova
Russia, Moscow, Institute of Ethnology and Anthropology RAS
V.I. Belyaeva
Russia, Saint-Petersburg, Saint-Petersburg State University
A morphologic investigation of the second upper premolar (P2) and the second upper
permanent molar (M2) from the Upper Paleolithic site Pushkari–I was carried out. The dental
morphologic complex is characterized by a mosaic type with archaic components, some
neanderthal traits, noticeable reductional tendencies and some features of the europeoid
specialization. According to the graphic odontometric analysis both teeth occupy a middle
position within the field of distribution of the Upper Paleolithic findings, shifting themselves
towards the later ones.
Key words: odontology, paleoanthropology, human evolution, Upper Paleolithic, Ukraine.
List of tables and figures
Table 1. Mesiodistal and vestibule-lingual measurements on the second upper premolar
(PU2) and upper molar (MU2)
Fig.7. Bivariate plot of the second upper molar (MU2) dimensions for Pushkari–I and other
specimens
Notes: For legend see table 1.
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ.
2013.
№ 1(23)
Положение о рецензировании статей
Все статьи, поступившие в редакцию научного альманаха «Вестник антропологии» подлежат обязательно рецензированию.
Рецензентом может быть специалист (доктор или кандидат наук), имеющий
наиболее близкую к теме статьи научную специализацию. Рецензентом не может
быть соавтор статьи. Если статья написана аспирантом, то рецензентом не может
быть научны руководитель автора исследования.
Авторы могут самостоятельно представить в редколлегию две рецензии вместе
со своей статьей.
Рецензирование, организуемое редколлегией, проводится анонимно.
Рецензенту предоставляются правила оформления статей для автора и бланк
рецензии. Рецензия должна содержать в себе вывод о пригодности статьи к публикации.
Если рецензия содержит рекомендации по исправлению и доработки статьи, ответственный секретарь серии направляет автору/авторам соответствующий раздел
с предложением учесть рекомендации при подготовке нового варианта статьи или
аргументировано их опровергнуть.
Окончательное решение и публикации статьи принимается редколлегией альманаха и фиксируется в протоколе заседания редколлегии.
Не допускаются к публикации:
- статьи, оформленные в несоответствии с правилами оформления статей, авторы которых отказываются от технической доработки статей;
- статьи, авторы которых не отвечают на критические комментарии и рекомендации рецензентов и редакционной коллегии относительно научного содержания
работы.
После принятия редколлегией решения о допуске статьи к публикации ответственный секретарь серии информирует об этом автора и указывает сроки
публикации.
В случае отказа в публикации статьи редакция направляет мотивированный
отказ.
Научное издание
ВЕСТНИК АНТРОПОЛОГИИ
2013. № 1(23)
Утверждено к печати
Институтом этнологии и антропологии
им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН
Подписано в печать 29.05.2013. Формат 70×108/16
Бумага офсетная. Печать офсетная.
Усл. печ. л. 12,95. Тираж 300 экз.
Цена договорная
Журнал отпечатан в типографии:
«Студия печати Галины Золотовой»
392032, г. Тамбов, Кленовая 24
e-mail: studiapechati@bk.ru