Маркс, Дарвин и Гулд — революция эволюции
advertisement
Маркс, Дарвин и Гулд — революция эволюции Лоренцо Эспозито и Эмануэле Куллора У истоков «Происхождения видов» . . . . . . . . . . . . Эволюция как идеология . . . . . . . . . . . . . . . . . . Роль градуализма . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Восхождение парадигмы . . . . . . . . . . . . . . . . . . Первые трещины в парадигме . . . . . . . . . . . . . . . . Теория прерывистого равновесия: революция в биологии Диалектика и наука . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Роль Стивена Джея Гулда . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1 5 8 10 12 13 15 16 У истоков «Происхождения видов» 1 Множество Пробелов в летописи ископаемых — реальность. Гулд, Публикация этой теории полностью изменила мир эволюционной биологии: основа синтетической теории эволюции, традиционной парадигмы эволюционной биологии с 1930-х, годов была подорвана. Теория прерывистого равновесия не порвала с основным ядром дарвинистской эволюции — изменчивостью и естественным отбором — но совершенно перевернула образ нашего мышления о естественной истории: от ритма эволюции до роли, играемой естественным отбором. Диалектический материализм исходит из того, что материя, фундаментальная основа в нашем понимании, всегда находится в движении, всегда в состоянии изменения. Однако, изменения происходят не постепенно, а как результат медленного накопления количества, которое в определенный момент, производит качественный прыжок. Мы можем ясно видеть этот процесс в работе физического и биологического мира, и также в человеческих обществах. Революции — редкие события, кажущиеся возникающими ниоткуда, но на самом деле, они — неожиданные прыжки, подготовленные долгим накоплением с виду незначительных событий. То, как развивается природа и общество показывает, что для эффективного анализа естественной и человеческой истории мы не можем полагаться на метод статистического исследования разрозненных фактов. Наоборот, мы должны основываться на диалектическом методе, который разбирает каждое одиночное событие в динамическом процессе изменения. Гулд не считал себя марксистом, хотя он знал и использовал марксизм, но его противники всегда обвиняли его в том, что он был марксистом. Это потому, что его теория порвала с традиционным взглядом — медленной, постепенной эволюции, чего-то, что хорошо укладывается в господствующую идеологию, защищающую капитализм как систему, где уровень жизни постоянно повышается. Связи между господствующими теориями и идеологией правящего класса неизбежны, так как ученые не могут изолировать себя от классовой борьбы, идущей в обществе. Борьба идей всегда отражает, даже если и не напрямую, столкновение противоборствующих социальных интересов и перспектив. Поэтому, не случайно, что для того, чтобы достичь более глубокого понимания, как эволюционирует природа, Гулд и Элдридж были вынуждены порвать с традиционной парадигмой, что было также негласным политическим заявлением об обществе. Теория «прерывистого равновесия» не только заимствовала идеи из диалектического материализма но, более того, чрезвычайно обогатило его, открыв его важность для понимания не только жизни Homo sapiens, но всей жизни на Земле. У истоков «Происхождения видов» Есть величие в этом взгляде на жизнь. Чарльз Дарвин, К тому моменту, когда в 1859 году Чарльз Дарвин опубликовал свой шедевр, 2 Лоренцо Эспозито и Эмануэле Куллора «Происхождение видов путём естественного отбора», множество попыток представить эволюционное видение жизни уже предпринимались Дидро, Мопертюи, Бюффоном и другими, но все они были построены на умозрительных рассуждениях. Ни один из этих ученых не сделал достаточно наблюдений и экспериментальных свидетельств в поддержку идеи эволюции. Только великий зоолог ЖанБаптист Ламарк разработал полноценную модель естественной эволюции, основанной на использовании и неиспользовании органов и на метафизической «виталистической» силе, двигающей жизненные формы вперед. Факт остается фактом, что идея мира, в котором виды созданы Богом изначально была доминирующей. Лестница существ — идея о том, что Бог поместил всех животных и растения на фиксированной лестнице от низких к высшим формам была общепринятым объяснением разнообразия жизни. После возвращения в 1836 году из пятилетнего кругосветного путешествия на Бигле, Дарвин стал известен коллекциями животных и растений, переданных в Лондон, но что более важно, он собрал основные сведения, которые он смог использовать для развития теории естественного отбора. Даже поверхностное чтение его знаменитых записных книжек доказывает, что Дарвин пришел к своей идее не одним махом, но через последовательные приближения. В 1838 году Дарвин прочел знаменитое «Опыт о законе народонаселения», в котором Мальтус разъяснял, что «Население, когда не подвержено ограничению, увеличивается в геометрической прогрессии. Средства к существованию увеличиваются лишь в арифметической прогрессии» — жесткий закон, который принуждает животных и человека бороться за свою жизнь. Эта идея хорошо согласовалась с идеологией, которая предполагала стремление рабочих и крестьян к лучшей жизни неестественным. Какой смысл повышать качество жизни этих людей, если их неизбежно истребит голод? Согласно этому воззрению, сама природа обрекает большинство людей на смерть или голод, не общество. Любая попытка изменить этот простой факт считалась бессмысленной. Хотя идея Мальтуса была очень полезна для правящего класса Британии, она также помогла Дарвину сформулировать теорию естественного отбора. На самом деле, Дарвин провел близкую аналогию между производимым в каждом поколении количеством детенышей и малым количеством взрослых, достигающих репродуктивного возраста. Аналогия между способностью природы отбирать особи и человеческой способностью к селекции в процессе одомашнивания довершила теорию. «Происхождение видов путем естественного отбора» — наиболее важная работа в истории биологии. Как написал Феодосий Добжанский: «Всё в биологии становится понятным, только в свете эволюции». Ядро дарвинистской теории очень простое: существует естественная вариация в отношении морфологических, физиологических или поведенческих черт среди особей в популяции; эти черты наследуемы; особи с чертами, помогающими репродукции сохраняются через поколения. Это выливается в прогрессивную эволюцию всей популяции. Словами Дарвина: «Благодаря этой борьбе вариации, сколь угодно слабые и происходящие от какой угодно причины, если только они сколько-нибудь полезны для особей данного вида в их беско- У истоков «Происхождения видов» 3 нечно сложных отношениях к другим органическим существам и физическим условиям их жизни, будут способствовать сохранению таких особей и обычно унаследуются их потомством»1 Эти заключения следовали не из спекуляций, а из тщательных наблюдений и свидетельств ископаемых, ботаники, зоологии и других областей. Основные идеи Дарвина были подтверждены тысячами и тысячами различных наблюдений. То, что жизненные формы эволюционируют — самая надежно подтвержденная и важная черта природы. «Происхождение видов»Ядро дарвинистской теории очень просто, но следствия теории были революционны. Если Коперник и Галилей вынесли человечество из центра физического мира, теория Дарвина разбила идею, что человечество — вершина биологического мира. Более того, его теория избавилась от какоголибо целесообразного и телеологического видения природы. За эволюцией не стоит никакой «разумный замысел» и никакой Божественный проект. Она просто происходит. Среда тихо формирует особи на базе их случайных вариаций. Адаптации возникают как следствие жизни, то есть в борьбе растений и животных за выживание. Как написал Дарвин: «Я вполне убежден, что виды не неизменны и что все виды, принадлежащие к тому, что мы называем одним и тем же родом, — прямые потомки одного какого-нибудь, по большей части вымершего вида, точно так же как признанные разновидности одного какогонибудь вида — потомки этого вида.»2 Такми образом, одна и та же теория объясняет два, на первый взгляд противоречивых процесса: с одной стороны, сохранение наиболее благоприятных черт поколение за поколением; с другой — взрыв разнообразия от единого предка как следствие естественного отбора и «выживания наиболее приспособленных» (т.е. индивидов с наиболее благоприятными для репродукции чертами). Из этого дисбаланса между большим числом потомков и ограниченными ресурсами возникает борьба за выживание. Таков источник естественного отбора. В этом взгляде видообразование и вымирание имеют диалектические соотношения: виды с менее совершенными чертами прогрессивно обрекаются на исчезновение, открывая пространство в окружающей среде в процессе непрерывного изменения. Это пространство будет заполнено новыми видами, вышедшими из исчезновения прежних. Согласно взглядам Дарвина, исчезновение является условием существования новых развивающихся видов. По Дарвину, это медленный и постепенный процесс: все виды постепенно становятся новыми видами. Стивен Гулд в конечном счете определил это постепенное и медленное представление об эволюции, как «филетический градуализм». При всем своем величии, у «Происхождения» было два основных недостатка. Прежде всего, Дарвин делал неоднозначные утверждения о том, как виды образуются. Действительно, Дарвин объяснял, что популяция особей развивается в новый вид путем естественного отбора медленно, постоянно, незаметными измене1 Ч. Дарвин, «Происхождение видов», Часть III, «Борьба за существование» же 2 Там 4 Лоренцо Эспозито и Эмануэле Куллора ниями. Дарвин признавал, что географическая изоляция маленьких групп особей может играть определенную роль в возникновении новых видов, но лишь незначительную. Подобный градуалистический взгляд на эволюцию повлиял на общую идеологию градуализма во всех сферах жизни: natura non facit saltus [Природа не делает скачков] — лежит в основе любого политического, социального, культурного и научного мышления во всех эпохах, которые пытаются отрицать возможность изменения общества. В теории естественной эволюции, градуализм требует наличия непрерывной цепи промежуточных этапов в виде окаменелостей, чего никогда не было найдено. Сам Дарвин объяснял отсутствие промежуточных окаменелостей трудностями в процессе окаменения, но реальные окаменелые свидетельства, которыми мы располагаем, показывают нам, что некоторые виды оставались неизменными в течении миллионов лет. Кроме того, каковы различия между вариациями и как из них возникают новые виды? Новые виды кажутся растворенными в море вариаций: хорошо выраженная вариация — это зарождающийся вид. В двух словах, мы можем видеть, что дарвиновская парадигма эволюции носила революционный характер, но в то же время ей мешала идеологическое препятствие в виде градуалистического понимания естественной истории. Дарвин дополнил свою книгу в следующей редакции, ответив на эту критику. Например, мы можем прочесть такие слова, объясняющие, что развитие глаза происходило постепенно, медленно эволюционируя, путем естественного отбора:Чарльз Дарвин «Разум мне говорит: если можно показать существование многочисленных градаций от простого и несовершенного глаза к глазу сложному и совершенному, причем каждая ступень полезна для ее обладателя, а это не подлежит сомнению; если, далее, глаз когдалибо варьировал и вариации наследовались, а это также несомненно; если, наконец, подобные вариации могли оказаться полезными животному при переменах в условиях его жизни — в таком случае затруднение, возникающее при мысли об образовании сложного и совершенного глаза путем естественного отбора, хотя и непреодолимое для нашего воображения, не может быть признано опровергающим всю теорию»3 И далее: «Замечу только, что если самые низшие организмы, у которых не найдено нервов, способны воспринимать свет, то кажется вполне возможным, что известные чувствительные элементы их саркоды могли концентрироваться и развиться в нервы, одаренные этой специальной чувствительностью»4 Второй недостаток заключается в том, что Дарвин, создавая свою теорию, не знал точно как характеристики передаются следующему поколению. Это основа теории, базирующейся на естественном отборе, потому что одним из ее основных элементов было наличие различий между особями и возможность передачи изменений следующему поколению. Без этих двух пунктов, эволюция не может существовать. 3 Ч. Дарвин, «Происхождение видов», Глава VI, Трудности теории же 4 Там Эволюция как идеология 5 В «Происхождении» Дарвин оставил открытым этот вопрос и несколькими годами позже опубликовал эссе озаглавленное «Изменение животных и растений в домашнем состоянии», в котором он говорил о «предварительной теории пангенезиса». Согласно этой теории, черты передаются от каждой конкретной точки в теле и накапливаются в гонадах: потомки всего-лишь продукт смешивания характеристик родителей, а не, как мы теперь знаем, является продуктом случайной генетической перестановки перед слиянием половых клеток. Ясно, что согласно этой предварительной теории пангенезиса, случайное возникновение благоприятных вариаций не может быть унаследовано в полном объеме потомками, а размывается при перемешивании. Естественному отбору нечего было бы сохранять. Наше понимание механизма наследования зависит главным образом от работы Грегора Менделя. Сегодня мы знаем, что есть четкий механизм через который наследуются черты. Работа Менделя, опубликованная в 1865 году, в основном прошла незамеченной. Дарвин получил работу Менделя, но никогда не открывал ее. Однако, с первой публикации работы Менделя, особенно после открытия структуры ДНК в 1959 году, проблемы поднятые «Происхождением видов» были в основном решены. Сегодня по-прежнему существует много открытых вопросов в программе эволюционных исследований, но все они начинают от дарвинистского ядра эволюции — естественного отбора. Проведено много исследований, позволяющих понять, как определять виды, филогенетические отношения, понимать ископаемую летопись, интерпретировать ритм и темп эволюции в естественной истории Земли, и более всего, естественную историю человечества. Это — крупный скачок вперед для нас, и сегодня это позволяет нам сказать, что эволюция — факт. Без этого громадного скачка вперед, представленного теорией эволюции, было бы невозможно понимать связи между всеми группами жизни на планете и нашей собственной истории. Если только, конечно, вы не верите, что высшее существо закопало кучу ископаемых костей динозавров только чтобы поиграть в игры с человечеством! Со времен публикации «Происхождения», биология и наука в целом никогда более не была прежней. Теория эволюции путем естественного отбора несет в себе глубокое диалектическое значение: сохранение через разнообразие — это великолепная демонстрация диалектического характера, того чему следует природа. Маркс и Энгельс немедленно признали революционные следствия из этой теории, указывая в то же время, ограничения, налагаемые идеологией, негласно лежащей за ней. Эволюция как идеология Дарвин абсолютно великолепен! Энгельс, Молодой класс капиталистов, сражаясь против старых правящих классов, использовал идеологическое оружие индивидуализма, личных амбиций и достоинств: они заслужили власть, потому что они лучше, умнее, чем другие. По мнению буржуа, преследуя свои собственные интересы, человек улучшает самого себя и об- 6 Лоренцо Эспозито и Эмануэле Куллора щество в целом. Конкуренция хороша для всех. В Средние века конкуренция среди знати, зачастую основанная на экономических причинах, всегда идеологически поддерживалась соображениями морали (рыцарская честь и тому подобное). Теперь, в новорожденном буржуазном обществе, конкуренция стала просто средством, с помощью которого человек мог сделаться лучше, то есть, обогатиться и преуспеть. Старая пессимистическая максима Homo Homini Lupus (человек человеку волк) обрела новый смысл: что каждый предприниматель имеет моральное право сокрушать своих конкурентов. Тем самым он помогает всему человечеству. Как мы видим, буржуазные идеологи не заимствовали идею «борьбы за существование» у натуралистов, совсем наоборот. Буржуазия навязала натуралистам эту идеологическую перспективу. В этом контексте эволюция была приемлема, ведь она была зеркалом общества, как отмечает Гулд: «Теория естественного отбора — творческое применение принципов экономики Адама Смита к биологии: естественный баланс и порядок определяется не контролем извне и свыше (от господа), и не законами, непосредственно действующими на систему в целом: он возникает из борьбы между индивидами за свою выгоду».5 Таким образом, конкуренция влечет прогрессивное и постепенное улучшение общества. Какой изумительный инструмент пропаганды для растущего капиталистического класса! Право сильного так же действует в джунглях, как и в обществе. Критика идеологий и теорий правящих классов с первых дней была основной задачей марксизма, абсолютно необходимой, чтобы придать ясность зарождающемуся рабочему движению. Основатели научного социализма посвятили всю свою жизнь изучению главных открытий естественных и социальных наук, оценивая научное и политическое значение новых идей. Новые идеи Дарвина были в их числе. Поистине примечательно, насколько быстро Маркс и Энгельс поняли как важность учения Дарвина, так и его пределы. Это потому, что в действительности они поняли реальность эволюции еще раньше Дарвина. Например, в 1844 году Маркс писал: «Generatio aequivoca (самозарождение) является единственным практическим опровержением теории сотворения. Легко, конечно, сказать отдельному индивиду то, что говорил уже Аристотель: Ты рожден твоим отцом и твоей матерью; значит, в случае с тобой соединение двух человеческих существ, т. е. родовой акт людей произвел человека. Ты видишь, стало быть, что человек и физически обязан своим бытием человеку. Значит, ты должен иметь в виду не только одну сторону — бесконечный прогресс, в силу которого ты продолжаешь спрашивать: кто породил моего отца? кто породил его деда? и т. д.»6 Нет нужды говорить, что в то время Маркс был не более чем радикальным философом, упрощенно понимавшим вопросы эволюции. Но отсюда видно, что основатели научного социализма всегда были заинтересованы этой темой. Когда в 1859 году в свет вышли несколько сот копий «Происхождения видов», одну из них 5 С.Дж.Гулд, 6 К.Маркс, Палец панды Экономические и философские рукописи 1844 года. Третья рукопись Эволюция как идеология 7 купил Энгельс. И за считаные дни он понял, что наука изменилась навсегда. Еще более примечательно, однако, что Энгельс также сумел сразу обнаружить слабые стороны дарвинизма. Он писал: «Вообще же Дарвин, которого я как раз теперь читаю, превосходен. Телеология в одном из своих аспектов не была еще разрушена, а теперь это сделано. Кроме того, никогда еще не было столь грандиозной попытки доказать историческое развитие в природе, да и к тому же еще с таким успехом. С грубым английским методом приходится, понятно, мириться».7 Маркс и Энгельс также признали, что во многих аспектах Дарвин использовал подход, близкий к историческому материализму. Маркс писал в предисловии ко второму изданию «Капитала», что с его точки зрения «. . . развитие экономической формации общества рассматривается как естественно-исторический процесс». На похоронах Маркса Энгельс, обобщая достижения своего друга и товарища, сказал: «Подобно тому, как Дарвин открыл законы развития органического мира, Маркс открыл законы развития человеческой истории,»8 Дарвин, со своей стороны, был напуган интересом Маркса к его идеям, как видно из ответа Марксу с благодарностью за присылку копии «Капитала».9 В последующие годы Маркс и Энгельс всегда защищали Дарвина от критиков. Но они также сознавали, что слабые места дарвинизма используются для поддержки капитализма, став частью господствующей идеологии. Маркс, например, писал Энгельсу: «Примечательно, что Дарвин в мире животных и растений узнает свое английское общество с его разделением труда, конкуренцией, открытием новых рынков,„изобретениями“ и мальтусовской „борьбой за существование“. Это — гоббсова bellum omnium contra omnes (война всех против всех) и напоминает Гегеля в „Феноменологии“, где гражданское общество предстает как „духовное животное царство“, тогда как у Дарвина животное царство выступает как гражданское общество».10 Тот факт, что Дарвин был, мягко говоря, не радикален, плохо сказался на его теории. Капиталистическая идеология сковала развитие теории эволюции. Это было особенно ясно в случае с градуализмом. Для Маркса и Энгельса было очевидно, что градуализм не имеет ничего общего с эволюцией. В письме к Энгельсу Маркс цитирует малозначительного ученого той эпохи именно потому, что он отвергал градуализм: «Очень хорошая книга, которую я пошлю тебе (. . . ) это П. Тремо, „Происхождение и видоизменение человека и других существ“, Париж, 1865. При всех замеченных мной недостатках, эта книга представляет собой весьма значительный прогресс по сравнению с Дарвином (. . . ) Прогресс, — у Дарвина чисто случайный — здесь вытекает с необходимостью, на основе периодов развития земного шара. Вырождение, которого Дарвин не может объяснить, здесь объясняется просто; так же просто объясняется быстрое ис7 Письмо Энгельса Марксу, 12 декабря 1859 года Энгельс, Речь на могиле Карла Маркса. Кладбище Хайгейт, Лондон, 17 марта 1883 года 9 Письмо Дарвина Марксу, октябрь 1873 года 10 Письмо Маркса Энгельсу, 18 июня 1862 года 8 Фридрих 8 Лоренцо Эспозито и Эмануэле Куллора чезновение чисто переходных форм сравнительно с медленным развитием вида, так что пробелы палеонтологии, которые Дарвину мешают, здесь необходимы».11 «Специалистам», то есть профессиональным биологам и эволюционистам, потребовалось еще столетие, прежде чем они смогли принять эту идею, как мы увидим, говоря о Гулде. И не случайно. Градуализм играл немалую роль. Эволюцию можно было принять, лишь подогнав её под теорию постепенности. Дарвин инстинктивно понимал это, а его эпигоны — и политически. Роль градуализма Удивительно сложные структуры и поведения не являются результатом осознанного творения. Мы больше не нуждаемся в боге для понимания чуда жизни. С одной стороны, это значит, что человек является не особым видом, сотворенным богом, а лишь животным среди животных, как, например, отметил Гексли в «Месте человека в природе», подчеркивая сходство человеческого эмбриона с обезьяньим, и т.д. Таким образом, религия навсегда утратила право заниматься «объяснением» мира. Именно поэтому священнослужители всевозможных толков ненавидят Дарвина. Но с другой стороны, дарвинизмом прикрываются при защите капитализма: невидимая рука действует как в природе, так и в обществе, и потому человеческое вмешательство тщетно. Однако такая аналогия необоснована. Все животные борются за выживание при помощи инструментов, данных им эволюцией. Так случилось, что для выживания человеческого вида наши предки развили язык, сознание, сотрудничество, или, одним словом, планирование . Первым отличием ранних людей от других прямоходящих человекоподобных обезьян была именно способность планировать: они планировали охоту, планировали строительство своих жилищ, планировали свое будущее. Им приходилось, поскольку это было необходимо для выживания. Именно действия с видением конкретной цели являются отличительной человеческой чертой. Как отметил Маркс: «Паук совершает операции, напоминающие операции ткача, и пчела постройкой своих восковых ячеек посрамляет некоторых людей-архитекторов. Но и самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска, он уже построил ее в своей голове. В конце процесса труда получается результат, который уже в начале этого процесса имелся в представлении человека, т. е. идеально».12 Таким образом, огромный прогресс, который осуществил Дарвин при отвержении идеи о некой невидимой руке, руководящей изменениями в мире природы, не означает, что человечество обречено на жизнь в анархическом обществе, то есть на капитализм. Мы понимаем законы производства, и это является существенным нашим отличием от других животных. Второй пункт заключается в том, что все меняется. Меняются животные, виды появляются и исчезают. Этот аспект также был перенесен в область общественно11 Письмо 12 К. Маркса Энгельсу, 7 августа, 1866 года Маркс. Капитал, глава VII. Том 23 стр. 18 Роль градуализма 9 го анализа, поскольку с его помощью консолидируется идея о том, что капитализм является прогрессивной системой. Однако проблема в том, что если общество эволюционирует и ничто не вечно, то и капитализм тоже обречен. Таким образом, отношения буржуазной идеологии с эволюцией противоречивы. Именно поэтому они выдвинули такой взгляд на историю, в котором эволюция и даже революция предстают положительными явлениями только до капитализма, и никак не после его наступления. Словами Маркса, «[законы капитализма] — вечные законы, которые должны всегда управлять обществом. Таким образом, до сих пор была история, а теперь ее более нет»13 . Капитализм — это конец истории и человеческой эволюции. Проблема в том, что эволюция не останавливается. Так, хоть они и допустили эволюцию до человеческой жизни даже при капитализме, то только под видом постепенных, неуловимых изменений в незначительных частях жизни, ведь фундамент, на котором покоится общество, то есть буржуазная собственность на средства производства со всеми вытекающими последствиями, должен считаться вечным. Градуализм — это не мелкий аспект эволюции, который признают одни ученые и отвергают другие, это единственный способ примирения эволюции и капитализма. Именно поэтому теория Гулда играет важнейшую роль, как мы увидим далее. Буржуазные идеологи — не единственные, кто неверно истолковал дарвинизм. Об идее «борьбы за выживание» ультралевый философ Паннекук писал, что «дарвинизм — это научное доказательство неравенства», и потому считал его в сущности антисоциалистическим.14 Демонстрируя свое непонимание вопроса, он заявил следующее: «Социализм стремится избавиться от конкуренции и борьбы за существование. Но дарвинизм утверждает, что эта борьба неизбежна и является естественным законом всего органического мира. Такая борьба не только естественна, но и полезна». На деле же он опровергал Мальтуса или социальный дарвинизм, но никак не теорию эволюции Дарвина. Между прочим, идеологические оправдания классового неравенства не были новы; их история прослеживается до известной Апологии Менения Агриппа, или даже до месопотамских текстов, написанных шесть тысяч лет назад. Паннекук же ни слова не говорит о той маленькой нестыковке, что, с другой стороны, борьба может быть классовой, и что эволюция может означать преодоление как естественных, так и социальных структур современности. Именно поэтому, несмотря на все попытки выгодно использовать теорию эволюции, реакционеры того времени ненавидели Дарвина, Гексли и др. Что касается градуализма, известнейший теоретик Социалистического интернационала Карл Каутский признавал градуализм, поскольку он сочетался с его реформистским понятием о социальной эволюции . Это не случайность. Сродни капитализму, который принимает теорию эволюции только при условии ее ограничения градуализмом, то же самое имеет место и в реформизме, который является идеологическим выражением сил буржуазии в рабочем движении. Так, медлен13 К. 14 А. Маркс. Нищета философии. Том 4, стр. 142 Паннекук. Марксизм и дарвинизм 10 Лоренцо Эспозито и Эмануэле Куллора но, постепенно, без революционных скачков, капитализм превращается в социализм, подобно тому, как один вид превращается в другой. В действительности так не обстоят дела ни с видами, ни с общественными формациями. Вновь мы видим всю значимость научного опровержения градуализма, которое великолепно осуществил Гулд. Восхождение парадигмы Дарвиновская программа исследований, доминировавшая в естественных науках в XX в., именуется «современный эволюционный синтез» — название, указывающее на возникшее в 1930-х гг. объединение основ теории Дарвина — случайной вариации и естественного отбора — с познаниями в области генетики. Впервые эволюция обогатилась полным пониманием механизмов, регулирующих вариации и наследственность. За время, прошедшее с издания «Происхождения видов» до появления современного эволюционного синтеза, биология выявила, что признаки обоих родителей передаются согласно точным математическим законам, проработанным Георгом Менделем, отцом современной генетики. Последствия этого внушительны: выяснилось, что признаки, выработанные родителями в течение жизни, не передаются потомству, и что эволюция животных и растений — не следствие простой адаптации к условиям окружающей среды на основе применения или неприменения органов. Напротив, подтвердилось обратное — окружающая среда сама «выбирает» случайные изменения. На этом основании теория Дарвина стала парадигмой практически полного всемогущества естественного отбора: черты, адаптации и поведения непосредственно формируются естественным отбором. Эта парадигма воплотилась в современном эволюционном синтезе: Рональд Фишер, Сьюэл Райт, Феодосий Добржанский, Эрнст Майр и Джордж Гейлорд Симпсон были основными деятелями плодотворной исследовательской программы, которая за более чем сорокалетний период превратила теорию эволюции из серьезной гипотезы в неоспоримый научный факт. Каждый из этих ученых внес большой вклад в различные области исследования эволюции. В своей знаменитой работе «Генетическая теория естественного отбора» Фишер предлагает доказательство того, что генетическая основа эволюции распространяется и на те признаки (как, например, рост), которые ранее не считались менделевскими. Прежде ученые считали, что такие черты, как рост, не зависят от конкретных генов, как, например, цвет волос. Фишер опроверг это: гены, кодирующие рост, работают точно так же, как и остальные, повинуясь тем же законам. Мы умеем предсказывать частоту передачи генов. Это было первым успехом современного эволюционного синтеза. Сьюэл Райт развил теорию Фишера открытием дрейфа генов. Этот механизм дополняется естественным отбором и объясняет потенциальную возможность случайного возникновения (или исчезновения) определенных характеристик при смене поколений. В видении Райта, популяция может делиться на субпопуляции, которые в результате дрейфа генов постепенно осваивают новые территории и распространяются в силу своих «положительных» признаков. Другими словами, Восхождение парадигмы 11 теория Райта — это математическая модель прогнозирования медленных и постепенных изменений, воплотившаяся в современном эволюционном синтезе. Великий генетик Феодосий Добржанский проделал важный шаг вперед в области нашего понимания того, чем является вид. Его самая известная работа «Генетика и происхождение видов», написанная в 1937 г., впервые дополнила эволюционную биологию единым определением вида. Это понятие известно как «биологическое определение вида» и основывается на механизмах воспроизводства: вид — это группа фертильных и репродуктивно независимых индивидов. Словами Добржанского: «Виды — это мельчайшие отдельные группы организмов, чье свободное спаривание с другими группами предотвращается теми или иными изолирующими физиологическими механизмами».15 Индивиды, принадлежащие к разным видам, разделены определенными изолирующими механизмами, например несовместимость гениталий, гамет, периодов фертильности, стерильность потомства и т.д. Его же словами: «... производство гибридного потомства между двумя отдельными группами может быть предотвращено отсутствием полового влечения между индивидами, физической несовместимостью органов воспроизводства (гениталий или цветковой структуры), различиями в структуре или физиологии половых клеток, различиями в периодах спаривания и экологиях родителей. Даже если гибрид произведен, он может быть слишком слаб, чтобы достигнуть полового созревания или стерилен в силу непроизводства функционирующих гамет».16 Эта теория значительно подкрепила основы современного эволюционного синтеза, т.е. то, что эволюция, как показал Дарвин за много лет до этого — это медленный и постепенный процесс. Гены и генетика придают этой теории математическую основу, и выходит, что виды формируются по одному и тому же принципу: «Только при наличии изолирующих механизмов различные организмы могут сосуществовать в одной местности, производить новые формы, на основе которых может происходить прогрессивная эволюция, или дифференцироваться и специализироваться для пользования различными «нишами» в экономике природы».17 Эти строки позволяют нам понять, что сердцем современного эволюционного синтеза была экстраполяция механизма микроэволюции до макроэволюции: другими словами, считалось, что постепенное изменение генных частот в течение поколений, то есть основа формирования новых видов, также является основой формирования более высоких таксонов, таких, как рыбы, амфибии, рептилии, птицы и млекопитающие. Современный эволюционный синтез полагал, что действует только один механизм и эволюция происходит постепенно; что все то, что мы не обнаруживаем в виде ископаемых, является всего лишь следствием затруднений в процессе фоссилизации. 15 Ф. Добржанский. What is a species?, 1937 г. же 17 Там же 16 Там 12 Лоренцо Эспозито и Эмануэле Куллора Труд Джорджа Гейлорда Симпсона «Темпы и формы эволюции», изданный в 1944 г., был одной из основных работ, объяснявших это постепенное толкование эволюции. В этой книге Симпсон отрезюмировал экстраполяцию микроэволюции до макроэволюции и подчеркнул, что в основном эволюция происходит в виде равномерной и постепенной филетической трансформации всей родословной. Такое толкование именуется «анагенез» или «филетический градуализм». Современный эволюционный синтез был огромным шагом вперед для теории Дарвина. Его биологическое определение видов действительно и по сей день, хотя ученые предлагают и анализируют другие варианты формирования видов. Однако первые трещины пошли по синтезу не на почве его положений о генетических и биологических механизмах формирования видов — его основы подрывались в свете новых палеонтологических данных и в отношении его положений о механизме географического распространения видов. Первые трещины в парадигме После того, как теория в целом признается верной, она проходит через этап, когда она подвергается сомнениям. Так случилось и с современным эволюционным синтезом, и с теориями прерывистого равновесия. С 1930-х по 1950-е гг. господствующая парадигма дополнялась открытиями в области генетики: парадигма эволюции как постепенного изменения генных частот подкрепилась работами и анализом Фишера и Добржанского. Однако бок о бок с триумфами шли проблемы, и стали появляться новые толкования. В упомянутой ранее книге Симпсона «Темпы и формы эволюции», которая хоть и является великолепной работой в полном соответствии с палеонтологией современного эволюционного синтеза, была выдвинута идея о том, что темп и форма эволюции — не одно и то же. Самое важное: Симпсон признал, что летописи окаменелостей свидетельствуют о разных ритмах эволюции. Однако научное сообщество многие годы игнорировало эту идею. Первую существенную брешь в парадигме пробила работа «Зоологический вид и эволюция» орнитолога Эрнста Майра, опубликованная в 1963 г. Майр был одним из важнейших эволюционных биологов всех времен. Он был зоологом, тропическим орнитологом и, прежде всего, первооткрывателем аллопатрической теории видообразования, основанной на данных, собранных им за долгие годы орнитологической работы. Эта теория произвела революцию в нашем понимании того, как образуются виды. И Майр осознавал ограниченность синтеза: «В результате генетики рассматривали эволюцию всего лишь как изменение генных частот в популяциях, совершенно пренебрегая тем фактом, что эволюция состоит из двух одновременных но вместе с тем отдельных феноменов — приспособления и диверсификации».,.18 По Майру, новый вид формируется в результате географического отделения небольшой группы от основной части популяции: эта малая популяция осваива18 E. Mayr, «Speciational Evolution or Punctuated Equilibria», цитируется по Somit and Peterson, «The dynamics of evolution»,1992 Теория прерывистого равновесия: революция в биологии 13 ет новую местность и может ускоренно эволюционировать. Со временем исходная и дочерняя популяции уже не могут давать общее потомство. Словами Майра: «Основным нововведением моей теории был тезис о том, что наиболее быстро эволюционные изменения происходят не в многочисленных популяциях, обитающих на больших территориях, как утверждает большинство генетиков, а в маленьких дочерних популяциях».19 И далее: «. . . моим выводом было то, что существенная реорганизация генофонда намного легче осуществима в маленькой дочерней популяции, нежели в иных популяциях».20 Это было неявное отрицание филетического градуализма, разработанного Симпсоном. Аллопатрическое видообразование не отвергало биологического понятия вида Добржанского, основанного на изолирующих механизмах и объединении популяций взаимной фертильностью, но встроило его в новую теорию, поставив при этом вопрос: новые виды образуются из целых популяций, которые изменяются, или из меньших дочерних популяций? Теория прерывистого равновесия: революция в биологии Когда Стивен Джей Гулд и Нильс Элдридж опубликовали в 1972 г. работу «Прерывистое равновесие: альтернатива филетическому градуализму», они поставили новый вопрос: если географическое видообразование Майра верно, то какие это имеет последствия для скорости эволюции? Словно бомба, этот вопрос «взорвал» научные дебаты. Гулд и Элдридж опрокинули взгляды современного эволюционного синтеза, применив географическое видообразование Эрнста Майра к толковании летописей окаменелостей. Как они объяснили: «Теория аллопатрического (или географического) видообразования предлагает иное толкование палеонтологических данных. Если новые виды образуются с большой скоростью в малых, периферийных и изолированных популяциях, то версия о неверно датированных последовательностях окаменелостей оказывается несостоятельной. Новые виды развиваются не на той же территории, что их предки».21 Такой взгляд на эволюцию не оставляет места для недостающих звеньев. Пробелы в летописях окаменелостей отражают географическое видообразование, происходившее в течение поколений. Летописи окаменелостей также свидетельствуют о периодах застоя, в котором пребывают дочерние популяции после адаптации к новой среде обитания. Как подчеркивают Гулд и Элдридж: «Основной концепцией аллопатрического видообразования является то, что новый вид возникает только тогда, когда маленькая (местная) популяция оказывается изолированной на окраине географического распространения ее исходной популяции. Эти местные популяции называются «периферийный изолят». Периферийный изолят превращается в 19 Там же же 21 S. J. Gould and N. Eldredge, «Punctuated Equilibria: an alternative to phyletic gradualism», 1972 20 Там 14 Лоренцо Эспозито и Эмануэле Куллора новый вид при том условии, что у него развиваются изолирующие механизмы, предотвращающие возобновление переноса генов на случай, если эта новая форма вновь столкнется со своими предками в будущем. Вследствие аллопатрической теории новые виды не возникают на том месте, где жили их предки».22 В теории Гулда и Элдриджа эволюция продвигается от количественного накопления к качественным скачкам, о чем ясно свидетельствуют летописи окаменелостей. Это стало новым толкованием естественной истории нашей планеты: иными словами, это придало эволюции новые темп и форму. Кроме того, прерывистое равновесие охватывает и предшествующие теории биологических видов и географических видов — не полностью отвергая их, а применяя к этим понятиям диалектических подход. Малые дочерние популяции и разные ритмы, засвидетельствованные летописями окаменелостей — вот составляющие этой революционной теории. Словами самих ученых: «Короче говоря, мы противопоставляем постулаты и прогнозы аллопатрического видообразования и соответствующие заявления филетического градуализма, озвученные ранее: 1) Новые виды возникают в результате разделения родословных; 2) Новые виды развиваются очень быстро; 3) Из малой субпопуляции исходного вида образуется новый вид; 4) Новый вид образуется в очень маленькой части географического распространения исходного вида — в изолированной области на периферии ареала. Из этих четырех утверждений следуют два важных вывода: 1) В любой местной секции, содержащей исходный вид-предок, происхождение вида-потомка должно отражаться в летописи окаменелостей в виде резкого морфологического различия между этими двумя формами. Это различие свидетельствует о миграции ареала-предка (. . . ) 2) Многие различия в летописях окаменелостей реальны, т.е. они отражают действительный ход эволюции, а не фрагменты неполной летописи».23 После публикации первой работы Гулда и Элдриджа, их часто обвиняли в отвержении основ дарвинизма. Напротив, они основательно укрепили теорию Дарвина. Теория прерывистого равновесия основана на естественном отборе, поскольку на нем же основаны географическое видообразование и биологическая теория видов. Новые условия (к примеру, потенциальное отсутствие хищников в новой среде), в которых оказывается дочерняя популяция, ускоряют ритм ее эволюции. Гулд и Элдридж объясняют, что летописи окаменелостей отражают как эпизоды ускорения естественного отбора, так и стабильность видов в течение продолжительных периодов времени. Много лет спустя, на основе новых открытий в механизмах эволюции, Гулд и Элдридж перенесли дарвиновскую основу естественного отбора из области популяций в сферу видов. Стоит отметить, что теория прерывистого равновесия несовместима с экстраполяцией микроэволюции до макроэволюции, которая имеет место в современном эволюционном синтезе: формирование таксонов, от растений до животных, проходит в соответствии с иными механизмами, которые нельзя объяснить как всего лишь микроэволюцию, происходящую в масштабе популяций. Эти механизмы включают в себя естественный отбор, но не 22 Там 23 Там же же Диалектика и наука 15 ограничиваются им. Это плюралистический взгляд на эволюцию, основанный на принципе эмерджентных свойств. Диалектика и наука «Нельзя также оставить без внимания тот факт, что один из нас изучил марксизм, в буквальном смысле слова, на отцовском колене». Гулд, За считанные годы теория прерывистого равновесия породила много дебатов в палеонтологии и эволюционной биологии и доказала свою ценность как интерпретации ископаемых находок. Например, традиционная синтетическая теория эволюции отводила слишком много времени на образование различных типов. Гулд иронически подчеркивал: «Таким образом, Дарем попытался оценить возраст общей родословной вторичноротых, складывая виды один к одному в духе филетического градуализма. Он определяет среднюю „продолжительность вида“ в 6 млн. лет и оценивает, что 100-600 таких продолжительностей, вытянутых в линию, достигают общих предков ранне- и среднекембрийских иглокожих. Идя еще дальше, он помещает общих предков вторичноротых „чуть более чем за миллиард лет до начала кембрия“ — возраст заметно больший, чем большинство щедрых оценок, теперь предлагаемых для появления эукариотической клетки».24 Как мы уже отметили, у всех ученых есть идеология, которая стимулирует их работу. Проблема в том, что они не знают о ней. Гулд и Элдридж сознавали, что они никогда не смогли бы создать свою теорию без определенной концепции общества. Правда, с годами Гулд затушевал политические следствия своей теории в условиях всеобщего отступления левых интеллектуалов. Однако теория двух этих ученых опрокинула традиционное представление об эволюции с диалектических позиций. Гулд и Элдридж всегда обсуждали прямые и косвенные связи между доминирующей идеологией и наукой. В 1981 году Гулд написал одну из работ, полностью посвященных этой проблеме, „Ложное измерение человека“. Это замечательный пример того, как доминирующая идеология способна затуманивать умы ученых. Но еще в 1977 году Гулд и Элдридж подчеркивали, что «Известный афоризм, приписанный Линнею — natura non facit saltum 25 — может отражать некоторое биологическое знание, но оно также представляет перенос на биологию порядка, гармонии и непрерывности, которую европейские властители надеялись сохранить в обществе, уже затронутом призывами к фундаментальным социальным переменам».26 В 1977 они отдали прямую дань уважения Марксу и Энгельсу, которую стоит процитировать полностью: 24 S. J. Gould and N. Eldredge, «Punctuated equilibria: the tempo and mode reconsidered», 1977 не делает прыжков 26 Там же 25 природа 16 Лоренцо Эспозито и Эмануэле Куллора «Карл Маркс, который восхищался Дарвином и однажды заявил, что „Происхождение видов“ составляет „естественнонаучную основу для всех наших взглядов“, высказался в известном письме к Энгельсу (1862): „Примечательно, что Дарвин в мире животных и растений узнает свое английское общество с его разделением труда, конкуренцией, открытием новых рынков, „изобретениями“ и мальтусовской „борьбой за существование“. Это — гоббсова bellum omnium contra omnes 27 и напоминает Гегеля в „Феноменологии“, где гражданское общество предстает как „духовное животное царство“, тогда как у Дарвина животное царство выступает как гражданское общество„. „Мы упоминаем это не ради того, чтобы дискредитировать Дарвина, но дабы указать, что даже величайшие научные успехи имеют свой культурный контекст — и отметить, что градуализм был частью культурного контекста, а не природы“. „Альтернативные концепции изменений имеют солидную философскую родословную. Законы диалектики Гегеля, истолкованные в духе материализма, стали официальной „государственной философией“ многих социалистических стран. Эти законы изменений явно прерывисты, как приличествует теории революционного преобразования человеческого общества. Один закон, особенно подчеркнутый Энгельсом, говорит о „преобразовании количества в качество“. Он предлагает, что изменения происходят в ходе резкого скачка после медленного накопления противоречий, которым стабильная система сопротивляется, пока не будет вынуждена стремительно перейти в иное состояние. Нагревайте воду, и она в конечном счете закипит. Угнетайте рабочих всё больше, и получите революцию”.28 Роль Стивена Джея Гулда Вся жизнь Стивена Джея Гулда как ученого была посвящена развитию дарвиновской теории эволюции и обогащению ее диалектическим методом. Одна статья не может охватить весь его вклад в науку, но мы хотим отметить, что ему удалось подтвердить диалектический характер природы не идеологически, но найти этот характер в природе как таковой. Критикуя слабые теоретические выкладки Лассаля, Маркс говорил: «Тут он к своему огорчению увидит, что одно дело — путем критики впервые довести науку до такого уровня, чтобы ее можно было представить диалектически, и совсем другое дело — применить абстрактную, готовую систему логики к туманным представлениям о такой именно системе»29 . Теория прерывистого равновесия — такое достижение, теория, которая не навязывает диалектику природе, но честно приходит к выводу, что невозможно понять эволюцию без диалектики. Ученые не могут изолироваться от общества. Хотя многие из них практикуют здоровый, но грубый реализм, они уязвимы для господствующей идеологии. Это очевидно: в классовом обществе науку контролирует правящий класс. Это означает контроль над финансированием, над образованием, над кадрами и карьерой, над информацией и СМИ. Не случайно, недавнее обнаружение бозона Хиггса связывалось с упоминанием бога («открыта частица бога»), как будто между ними есть 27 война всех против всех же 29 Письмо Маркса Энгельсу от 1 февраля 1858 года 28 Там что-то общее. Точно так же представление о развитии, основанном на постепенных изменениях в последовательностях генов, использовалось для проталкивания идеи, будто все определено генами: социальные различия, бедность, безработица, неграмотность и так далее. Богатые преуспевают в жизни, потому что они наиболее приспособлены управлять, так же как цари природы в животном мире! Однако, пусть большинство ученых считает, будто они могут обойтись без идеологических и политических идей, а другие принимают статус-кво, есть также и мыслители, которые в итоге своих исследований приходят к марксизму. Энгельс много лет назад сказал, что наука работает диалектически. Правящий класс не может принять этого, поскольку диалектика означает революцию как в природе, так и в обществе. Теория прерывистого равновесия, придавая фундаментальную важность внезапным изменениям в природе, то есть, революциям, является прямой атакой на господствующую идеологию. Это прекрасно понимают те буржуазные идеологи, которые пытаются преуменьшить ее важность и резко критикуют Гулда и Элдриджа. Революции — редкие случаи как в природе, так и в обществе, но они знаменуют начало новых эпох. Именно поэтому анализ революций — важнейшая задача науки, говорим ли мы о Земле, животных или человечестве. Заслуга Стивена Джея Гулда в том, что он понимал это и не страшился революций. Благодаря ему наши познания в эволюции животного мира серьезно шагнули вперед. Как марксисты, мы гордимся тем фактом, что он достиг этого под влиянием марксистской мысли. Храбрые интеллектуалы помогают нам понять мир, в котором мы живем. Рабочий класс, вооруженный революционными идеями, должен изменять его. Марксистская Тенденция www.1917.com 16 января 2014 г.