Наяпитеки. Происхождение человека

advertisement
Леонард Ибраев
Наяпитеки
Происхождение
Человека
УДК 572
ББК 28.72
И 13
Леонард И.Ибраев. Наяпитеки. Происхождение
человека. М. Изд. ”Стринг”, – 2009 -10. –124 с., ил.
Изд. 5-е, + доп.
ISBN 978-5-91716-035-1
Новая теория происхождения человека. Наши прямые предки – не волосатые, маломозглые и неуклюжие на
земле обезьяны, как предполагается по Дарвину, а бесшерстные большеголовые и двуногие прибрежные полуводные наяпитеки. Они обитали несколько миллионов лет
назад, в плиоцене, по берегам рек, ручьев и озер в полусаванной предгорной местности, бродили по мелководью,
часто ныряли и плавали и питались ловлей и собиранием
раков, лягушек, моллюсков, черепах, птичьих яиц, прибрежных ягод, фруктов и других плодов, корений и насекомых и использовали для ловли и вскрытия раковин и
панцирей расколотую гальку, палки и кости.
КТК 18.6 / 74.5
УДК 572
ББК 28.7
ISBN 978-5-91716-035-1
© Леонард Иванович Ибраев
2
Резюме
Новая теория происхождения человека от
плиоценовых прибрежных обезьян – полуводных полуназемных наяпитеков, бесшерстных, большеголовых и двуногих, противостоит как традиционному Ч. Дарвина - представлению человеческих
предков волосатыми, маломозглыми и неуклюжими на земле лесными выходцами в саванну, так и
скандальной “водной гипотезе” М. Вестенхёфера –
А. Харди, выведению людей из морских или приморских амфибиозных “голых обезьян”.
Наяпитеки обитали четыре - два миллиона
лет назад, в плиоцене, не в лесу и не на взморье, а
по берегам рек, ручьев и озер в полусаванной предгорной местности, бродили по берегу и мелководью,
нередко ныряли и плавали и питались ловлей и собиранием раков, лягушек, застрявшей на мели рыбы, черепах, моллюсков, грызунов, птичьих яиц,
прибрежных ягод, фруктов и других плодов, корней
и насекомых и использовали для ловли и вскрытия
раковин и панцирей расколотую гальку, палки и
кости.
Наяпитековая теория антропогенеза имеет
хорошее доказательство – актуалистическое, – данными морфофизиологии, одонтологии, приматологии, этологии, экологии и прямое – палеоантрополо3
гическое – интерпретацией существующих материальных остатков ископаемых предков людей.
Она дает объяснение противоречий и нерешенных проблем существующих симиальных концепций антропогенеза, показывает причины и процесс формирования человека: причины перехода
животных предков людей к двуногому прямохождению, обращения к труду, обесшерстения, ортогнатизма, уменьшения зубов и передних конечностей, развития губ, щек и биологических предпосылок речи, большей близости к современному человеку ранних гоминоидов, чем поздних, и другие.
Показана связь формирования человека, его
морфофизиологии, языка и мышления с прогрессом
в орудиях и способах производства, потребления и
социализации.
4
Парадоксы антропогенеза
Происхождение людей от антропоидных обезьян
подтверждается сходством их анатомии, физиологии,
этологии, иммунологии и генетической структуры, а
также нескончаемыми находками костных остатков
предположенных еще в XIX веке Э. Геккелем промежуточных ископаемых существ – “питекантропов” (букв. “обезьянолюдей”) и в целом не вызывает
в современном естествознании сомнений.
Однако при всем том в симиальной гипотезе антропогенеза остается немало серьезных противоречий
и загадок, нередко замалчиваемых, или используемых
антидарвинистами, или вовсе не замечаемых.
С одной стороны, уже сходство человека и обезьян по их морфофизиологии, поведению и мимике с
древности наводило мыслителей – от Протагора и
Демокрита до Дидро, Гельвеция и Ламарка – на догадку об их родстве и заставило еще в XVIII веке
объединить их в один отряд приматов.
Ныне методы молекулярной гибридизации – мера
восстановления (ренатурации) двойной спирали ДНК
из ее фрагментов, взятых из разных организмов, следовательно, мера их комплементарности, показывают
высокую степень фенетического родства приматов и
по строению генов (Molecular anthropology …, 1976;
Фридман Э.П., 1979, с.203-204). Биология установила
5
одинаковость (гомологичность) более чем на 95% их
генных локусов и белкового состава организма.
Правда, это мало что доказывает, ибо генóм человека по количеству и составу генов, увы, почти не
отличается от генома не то, что шимпанзе, но и мыши. Но не считать же, что люди произошли непосредственно от мышей? Получается абсурд, или, как деликатнее назвал эту ситуацию в генетике академик Л. Л.
Киселев (2004, № 4, с.42-48), “парадокс”. Или не гены
определяют морфологию организмов? Но тогда почему же, несмотря на почти тожество их геномов, организмы бывают столь радикально отличны друг от
друга? Современная теория в генетике, получается, в
чем-то существенном упрощенна и пока не видит
выхода из этого противоречия.
Доказательнее другие сравнения.
Иммунологическое (серологическое) сравнение
показывает близкое родство человека с шимпанзе и
гориллами по крови – сходству реакции на нее антигенов эритроцитов других животных и даже по группам крови.
Приспособление большинства приматов к древесной жизни, лазанию по ветвям, отысканию и срыванию плодов и подбиранию насекомых развили у
них пятипалые хватательные конечности – с исключительно высокой подвижностью, обеспечиваемой наличием ключицы и несращенностью друг с
другом лучевой и локтевой кости, благодаря этому
их свободным вращением относительно друг друга.
Хотя у обезьян ключица много меньше и тоньше человеческой, но унаследована еще от их мезозойских
предков – насекомоядных.
У большинства обезьян хватательными являются
даже все четыре лапы.
6
В человеческом организме сохраняются свидетельства передвижения его предков по деревьям путем брахиации – раскачивания на длинных передних
лапах и бросков тела с ветви на ветвь, с дерева на дерево на удивительно (для нас) большие расстояния.
Таков папиллярный узор из кожных гребешков на ладонях и ступнях, ширина плеч, особенности мышц
груди и перекрест волокон широчайшей мышцы спины, увеличивающий силу подтягивания тела. Как устанавливают доскональные сравнительно-морфологические исследования (Юровская В.З., 1973), такой
же перекрест мышц есть у каоты, гиббона, шимпанзе, но отсутствуют у низших узконосых обезьян.
Цепкость кистей лап создается развитыми пальцами и противопоставлением первого – большого
пальца остальным. Такое строение обезьяньих лап,
несомненно, является предпосылкой развития из них
человеческих рук, когда приматы спустились на землю и стали передвигаться на задних конечностях.
Разнообразное импровизационное передвижение
в сложном трехмерном пространстве древесных крон
и головокружительные прыжки и броски с ветви на
ветвь вызывали постоянную необходимость точно
определять
расстояния,
чувственно-двигательно
предвидеть и сообразовывать результаты своих действий, а потому усиленное развитие зрения, увеличение зрительной и теменной кинестетической коры головного мозга, изменение формы морды, ее укорочение и расположение под углом (базикринальным) к
позвоночнику, увеличение глаз, сближение и обращение вперед глазниц, наложение полей зрения и, таким
образом, получение объемного бинокулярного (стереоскопического) зрения – восприятие глубины пространства и положения в нем предметов и преоблада7
ние его над обонянием, поскольку на деревьях пахучие следы остаются малыми пятнами, разделенными
большими расстояниями, и издали не воспринимаемы.
Такое зрение и передние лапы дали им беспрецедентную точность движений и способность к ощупыванию, доставанию, срыванию, удару, сдвигу, обламыванию, хватанию, собиранию, удержанию, раскалыванию, поддеванию, просовыванию и многим
другим манипуляциям с предметами, совершенно не
доступным для других животных.
Дневному образу жизни антропоидов соответствует цветность их зрения, – наличие в сетчатке колбочек, желтого пятна (macula lutea) и центральной
ямки (fovea centralis).
Однако при всей глубине сходства, с другой стороны, столь же несомненно существенное отличие
человека от его современных ближайших животных
родственников.
Принципиально различны уже способы их передвижения (локомоции).
Человеческие ноги велики и сильны – явно в приспособлении к перемещению наземному, хотя и не
очень быстрому, но совсем не пригодны для хватания
ветвей, как делают рукообразные стопы обезьян. Вся
костно-мышечная система человека, его чересчур
большие и негибкие ноги и слабые руки явно не пригодны для быстрого лазанья и скачков по деревьям
путем раскачивания и свидетельствуют, что брахиация была у наших отдаленных предков, но, вопреки
Ч.Дарвину (т.5, с.269), невозможна для ближайших
животных предков.
Человек обрел руки благодаря тому, что встал на
ноги. Но почему он встал на ноги?
8
Да, двуногость (bipedalism) не дает преимуществ в
саванне. Наоборот, перемещение на четырёх лапах –
четвероногий ход там легче и быстрее, а потому безопаснее двуногого. Не говоря уж о всяких физических
недугах, следствиях нашего прямохождения, таких
как варикозное расширение вен, повреждение хряща в
колене, межпозвоночные болезни диска и др., от которых в жизни раньше или позже страдает почти каждый человек.
Более того, как показывает современная палеонтологическая летопись, в эволюции от обезьяны к
человеку нашей двуногости предшествовал период
четвероногого передвижения. Так что ближний предок наших наяпитековых предков был вовсе не лесным брахиационером в кронах деревьев, а уже саванным четвероногим. (О чём здесь нам уместней поведать подробнее дальше). Совсем не случайно, наши
детки “ходить на ножках”, то есть на одних “задних
конечностях” не могут до целого года и больше. Ничего подобного совершенно неизвестно среди потомства бабуинов и других церкопитековых обезьян.
Таким образом, должна была быть весьма веская
причина, вынудившая наших предков перейти к такому трудному и эксцентричному способу перемещения
– балансированию всего на двух лапах.
Со времен Ламарка переход обезьян к двуногому
прямохождению принято объяснять иссушением
климата в конце миоцена и вытеснением тропических
лесов саванной (См. Нестурх М.Ф., 1970, Рогинский
Я.Я., Левин М.Г., 1979).
Но почему же обезьяньи предки людей, слезая с
деревьев, не опустились на все четыре лапы, как полуназемные мартышки, макаки, мандрилы и наземные
павианы, гелады и другие четвероногие обезьяны, но
9
выбрали столь странный способ передвижения? Несмотря на то, что четвероногий ход намного легче и
быстрее. Максимальная скорость бега для человека,
даже для чемпионов, всего каких-то ~ 25-30 км/час, а
у четвероногих легко превосходит 60 км/час, – не
удивительно, что он используется всеми нынешними
наземными церкопитековыми обезьянами. Почему же
наши предки выбрали такой странный – самый трудный и медленный способ передвижения?
Разве не удивительно, что все другие наземные
приматы: павианы, гелады (Theropitecus), гусары
(Erythrocebus) – передвигаются на всех четырех лапах? Даже у ведущих полуназемную – полудревесную жизнь шимпанзе и горилл передние лапы длиннее задних, стопа остается хватательной, с большим
торчащим в сторону пальцем; ноги кривы, широки,
колени полусогнуты, мышцы ягодиц, бедер, голени и
икры слабы, – отчего их походка косолапая: они прыгающее ковыляют, сутуло полусогнутые, раскачиваясь из стороны в сторону и опираясь на тыльный
край согнутой кисти.
Почему ни одна другая форма обезьян, ни древесных, ни церкопитековых, не перешла к двуногому
хождению?
Наземное двуногое существование делает людей
странным исключением из остальных современных
приматов, хотя это отличие столь важно, что глубоко
перестраивает все их костно-мышечное строение
(Хрисанфова Е.Н., 1978; 1987, Харрисон Дж., Уайнер
Дж. и др., 1979).
Объясняется ли ортоградность потребностью в
расширении кругозора для ориентировки в окружающей местности: люди выпрямились, чтобы дальше
видеть поверх высокой травы саванн, – как часто
10
предполагают (Бунак В.В., с.28-29)? Но ведь такая
потребность есть у большинства млекопитающих.
Долгое время у нас наиболее основательным казалось Энгельсово объяснение: прямохождение – результат трудовой деятельности, занятости передних
лап палкой или камнем (Маркс К., Энгельс Ф., Соч.,
т.20, с.486-488; БСЭ, т.2, с.99).
Однако почему одни обезьяны перешли к систематическому использованию и изготовлению орудий
и труду, а другие нет? Почему, например, не очеловечились ближайшие родичи людей – шимпанзе, которые тоже миллионы лет обитают преимущественно на
земле, стадами и часто применяют палки для добывания меда из пчелиных гнезд, ловли муравьев и термитов, бросают камни и палки в леопарда?
Продолжающиеся с 1924 гг. находки в Южной и
Восточной Африке костных останков ископаемых человекообразных приматов – австралопитеков (от
лат. australis – южный + греч. pithekos – обезьяна)
(Сводки: Якимов В.П., 1966; Pilbeam D., 1975; Алексеев В.П., 1978, Зубов А.А., 1987, Ламберт Д., 1991)
поразили: человекообразное строение костей их стопы, голеностопного сустава и таза, сдвинутое положение затылочного отверстия черепа, незначительность затылочного гребня (torus occipitalis) и, стало
быть, слабость затылочной мускулатуры и свободная
балансировка головы на шее свидетельствуют об их
выпрямленном двуногом передвижении.
Наконец, в 1974 г. в Летоли (Танзания) в слое
окаменевшего вулканического пепла древностью
свыше 3,5 млн. лет были обнаружены сами следы
стоп прямоходящего двуного существа, должно
быть, австралопитека.
11
Эти открытия потрясли традиционные представления о происхождении человека. Как морфология
ископаемых презинджантропов, так и сами следы
двух стоп показали, что двуногое вертикальное хождение началось не 700 тыс. лет назад, а – по датировке радиоизотопным калий-аргоновым анализом окружающих пород – на миллионы лет раньше, в конце
плиоцена, когда еще не было орудий, и, следовательно, на миллионы лет предшествовало труду.
И это надо было предвидеть. Без сомнения, труд
привел к совершенствованию прямохождения, но
прямохождение – предпосылка освобождения передних конечностей для труда.
Тогда откуда же прямохождение? – возвращается
вопрос.
Сходство человеческой стопы со стопой макак и
павианов и значительное отличие от стопы брахирирующих антропоидов, скрученность (торзион) бедренной кости человека и наземных обезьян, некоторые примитивные черты во внутреннем строении человеческого черепа, почек, аорты и другие особенности привели некоторых исследователей (французского антрополога М Буля, 1913; Г.А. Бонч-Осмоловского, 1954 и др.) даже к идее о происхождении
человека от каких-то вымерших четвероногих мартышкообразных, которую в свое время резко критиковали, и, тем не менее, вынуждены были счесть “основанной на веских сравнительно-морфологических,
экологических, онтологических и других фактах”, так
что её “нельзя исключить, хотя нельзя признать доказанной.” (Бунак В.В., 1980, с.67).
Но, конечно, и церкопитекоидная гипотеза не
раскрывает причин прямохождения, а только переносит вопрос с одних форм на другие.
12
Отличие людей от ныне живущих человекообразных обезьян так существенно, что заставляет многих антропологов прийти к заключению:
1) Современные обезьяны – не предки людей, а
боковые ветви; их сходство возникло конвергентно,
вследствие происхождения от какого-то общего еще
более древнего предка.
2) Древесный предок человека – заблуждение.
Люди произошли не от древолазящих обезьян, а от
наземных приматов, вымерших ещё в неогене.
(См: Боросковский П.И., 1979; Бунак В.В., 1980;
Алексеев В.П., 1983; Feustel R, 1980; Wolpoff M., 1980).
Однако люди существенно отличны также и от
ископаемых антропоидов, в том числе и от питекантропов (“Homo erectus”) с их длинными руками,
низким вытянутым черепом, огромными челюстями,
зубами и толстым надбровным валиком, – обстоятельство, давно толкающее некоторых известных палеонтологов к гипотезе происхождения человека не от
обезьян и даже не от питекантропов, которых они
считают тупиковыми боковыми родственниками, а от
предшествующих им существ, еще в неогене обладавших прямохождением, руками и другими человеческими чертами, – так называемых “эоантропов”
Г.Осборна и “пресапиентов” Г Хеберера и А.Валлуа.
Некоторые специалисты и ныне не исключают
такой вероятности, сомневаясь только в возможности
ее подтверждения ископаемыми данными. (См: Григорьев Г.П., 1977, с. 89-91).
Однако откуда взялись сами пресапиенты? Почему обрели человеческие черты?
На это у сторонников пресапиентной гипотезы
нет ответа. Разве что необходимая для такого подхода
13
замена естественного отбора на предопределенную
телеологическую эволюцию (“аристогенез” или творческую “ретроградацию” Г. Осборна).
Но если человек развился не из известных понгидов, как ныне живущих, так и ископаемых, – то из кого же? Какими были эти животные предки человека?
Какой вели образ жизни? Это до сих пор неизвестно.
Последние, второй половины 20 – начала 21 века,
палеоантропологические открытия в Африке создали
еще более парадоксальную ситуацию: найденные Л.,
М. и Р. Лики и другими исследователями в Олдувайском ущелье, а также возле озера Туркана (Рудольфа),
реки Омо и в других местах кости существ, названных
ими Homo habilis ("человек умелый"), или “презинджантроп”, оказались, по почти общепринятым оценкам, имеющими древность около 2,4 - 1,5 миллионов
лет и, во всяком случае, современниками австралопи14
теков, но морфологически они значительно ближе к
человеку (Homo sapiens) и употребляли в качестве
орудий расколотую гальку. (См: Leakey M., Leakey R.,
1978, р. 89, 131; Алексеев В. П., 1983, с.211; Семенов
Ю.И., 1983, с.335-336, 1989, с.44-88, Зубов А.А., 1987,
Ламберт Д., 1991, Марков А.В., 2009.).
Как же так?
Эти более ранние гоминоиды во многих отношениях ближе к современному человеку, чем более
поздние питекантропы, с их длинными руками, огромными зубами и надбровным валиком, и – настолько, что со времен А.Валлуа, Г.Осборна и Г.Хеберера
многие известные палеоантропологи отказываются
признавать в последних человеческого предка.
Как в одной и той же экологической нише в одно
и то же время могли миллионы лет сосуществовать
столь разные формы антропоидов, как австралопитеки
грацильные (Australopithecus africanus) и массивные
(“могучие”) (Austr. robustus) в Южной Африке, еще
более крупные “зинджантропы” (Austr. или – Parantropus boisei и P. aethiopicus) в Восточной Африке,
A. garhi в Эфиопии и несравненно более прогрессивные хабилисы?
Австралопитеки и хабилисы были одинаково
прямоходящими, со значительным объемом мозга – в
среднем соответственно 520 и 650 см3 – и сосуществовали миллионы лет.
Почему же австралопитеки остались неизменными и около миллиона лет назад вымерли, но так и не
обратились к труду, хотя они миллионы лет были полупрямоходящими, употребляли мясо и часто использовали палки и кости?
15
Долгое время считали, что “ведущим фактором”
в превращении обезьян в человека было ухудшение
условий жизни в ледниковую пору и переход от растительной пищи к мясной. Но, по давним наблюдениям экологов (Vare J. De, Washborn S.L., 1963; Лавик
Ван Гудолл, Дж., 1974; Файнберг Л.А., 1980, с.70-78),
павианы и шимпанзе тоже нередко охотятся на мелких животных и едят мясо. Австралопитеки грацильные по всем признакам миллионы лет употребляли в
основном мясную пищу, но, так и не превратившись в
людей, вымерли.
Но в происхождении человека остается много
ещё и другого загадочного и неясного.
При опасности птицы взмывают в воздух, копытные убегают, обезьяны укрываются на деревьях
или скалах. Как животные предки людей при медлительности передвижения и отсутствии иных орудий,
кроме жалких палок и камней, спасались от хищников, к тому же нередко нападающих стаями, особенно
львы, волки, гиены, шакалы, собаки?
От этого неприятного вопроса не отмахнуться
обычной ссылкой на пример антропоидных шимпанзе: как-то же они выживают? – не обращая внимание,
что полудревесные шимпанзе, избегают открытой
саванны, а держаться возле деревьев и в опасности
быстро взбираются на них, на что люди мало способны.
М.Ф.Нестурх (с.79, 129) и Б.Ф.Поршнев откровенно признаются, что не в силах представить себе
это. Б.Ф.Поршнев (1974, с.352) вынужден даже предполагать прямо фантастическую картину: спасение
наземных приматов с помощью "интердикции" – знакового общения с хищниками (уж не уговорами ли?)
16
или пристальным "гипнотизирующим взглядом":
"хищные не могут долго выдержать взгляд человека".
К нерешенным проблемам антропогенеза относятся также таинственные причины утраты людьми
шерстяного покрова, хотя даже в тропиках по ночам
холодно и все обезьяны сохраняют шерсть. Для
обезьян совершенно необычно крайнее поредение
шерсти на теле, но характерные для людей волосы на
темени, подбородке, лобке и подмышками. Откуда эта
шапка длинных волос на голове человека, роскошная
густая грива, какой нет ни у одной обезьяны?
Проницательная Красная Шапочка пришла в недоумение от странных зубов Серого Волка - бабушки.
Но гораздо удивительнее человеческие зубы: если
предки человека были охотниками и питались мясом,
то почему его челюсти и зубы слабы для сырого мяса, а кишечник относительно тела почти вдвое длиннее, чем у плотоядных? Притом челюсти значительно
уменьшены уже у презинджантропов, хотя они огнем
не пользовались и размягчить на нем пищу не могли.
Чем же питались человеческие предки?
Каковы функциональные причины различий между зубами человека и других приматов?
В строении зубов у обезьян и людей есть общее:
смешанному разнообразию питания приматов соответствует отсутствие у них однородной специализации зубов (гомодонтности); наоборот, у них есть зубы
всех видов: резцы, клыки, премоляры и моляры (коренные) – для растирания пищи (гетеродонтность).
Но в строении зубов и челюстей обезьяны и человека есть столь существенные различия, что они
давно стали признаками для определения вида и классификации ископаемых приматов. Однако каковы
функциональные причины этих различий? Объясне17
ния для большей их части до сих пор нет (Зубов А.А..
1966, с. 378-381), поскольку питание большинства
приматов считается одинаковым: всеядные.
Малые размеры лица и особенно челюстей человека по сравнению с головой в целом, конечно, облегчают речь; но их уменьшенность, небольшие зубы,
редуцированные клыки, отсутствие на темени костного стреловидного продольного (сагиттального) гребня
и соответственно слабость челюстной мускулатуры
делают жевательный аппарат людей слишком слабым
для мяса.
Среди современных обезьян совсем немногие насекомоядны или, как гориллы, растительноядны.
Большинство – всеядны: питаются плодами, листьями, насекомыми, яйцами птиц, иногда мясом мелких
животных – и отношение длины кишечника к длине
тела у них равно 6,8. Если обезьяньи предки людей
были охотниками – мясоедами, то почему у людей
такой длинный кишечник: отношение к длине тела
равно 5,6, – что почти вдвое больше, чем у плотоядных (3,7) и такие слабые для мяса челюсти и зубы?
Как объяснить это противоречие?
Может быть, ослабление челюстей – результат
размягчения пищи огнем? Но челюсти значительно
уменьшены уже у олдувайских хабилисов, а клыки
редуцированы уже у австралопитековых, хотя ни те,
ни другие не употребляли огня.
И почему у людей такие слабые клыки? Разве
они не дают преимуществ в той же охоте и поедании
мяса?
Вслед за Дарвиным обычно считают, что люди
пользовались орудиями и огнем – и клыки им стали
не нужны. Английский антрополог К.Джолли верно
подметил в этом объяснении замкнутый круг: чтобы
18
были нужны орудия, клыки уже должны быть маленькими. Да и при орудиях клыки не помешали бы.
Сам Джолли усматривает причину в употреблении предлюдьми семян злаков, разжевыванию которых клыки мешали. Однако павианы, шимпанзе и
другие современные обезьяны любят зерно, но клыки
им не мешают.
Неизвестно происхождение выступающего носа с
повернутыми почему-то вниз ноздрями. “До сих пор
никому еще не удавалось удовлетворительно объяснить функциональную значимость этой области в
рамках морфологии человека”. (Алексеев В.П., 1983,
с.193). Как правило, антропологи считают его приспособлением к климату, – необходимостью согревания воздуха в изогнутых каналах носа для защиты от
переохлаждения.
Но почему же нос мало выпукл у монголоидов,
давно заселивших суровую Сибирь, но выступает у
негроидов в их жарком африканском климате?
Не имеет общепринятого объяснения также возникновение у людей подбородочного выступа, отсутствующего у обезьян. (См: Рогинский Я.Я., Левин
М.Г., 1978, с.111-112).
Наконец, по каким причинам так укоротились и
ослабели передние конечности людей по сравнению с
обезьяньими лапами? Более сильные руки дают явные
преимущества в охоте и труде, особенно с примитивными орудиями; следовательно, руки не могли ослабеть в филогенезе гоминид; это должно было произойти еще у животных предков людей. Но почему?
Мы уж не говорим об общеизвестных кричащих
противоречиях, – таких как бóльшая физическая близость к современному типу людей более ранних го19
миноидов, чем поздних, или генетически невероятная
быстрота (как обычно полагают, за 4-5 тысячелетий)
превращения питекантропа в современного человека
(Homo sapiens), появления кроманьонцев и многое
другое.
В чем причина такого множества загадок в морфологии и происхождении человека?
Столь многочисленные тайны и тотальная дискуссионность в реконструкции исходной формы человека свидетельствуют о том, что в современной
теории антропогенеза есть какой-то крупный фундаментальный пробел.
20
Наяпитеки
Мне думается, многие противоречия и неясности
в понимании антропогенеза устраняются выдвинутой мною в 1985 г. его наяпитековой теорией.
Непосредственными предками людей были вовсе
не волосатые, маломозглые и неуклюжие на земле
выходцы из леса, как по Ч.Дарвину предполагается в
традиционной теории, именуемой ныне “саванной”, а
прибрежные полуводные – полуназемные обезьяны,
голые, большеголовые и двуногие. Назовем их (по
имени речных нимф – наяд в греческих мифах)
наяпитеками (Pithecus naias).
Береговые обезьяны обитали в неогене по берегам
рек, ручьев, озер и других пресноводных водоемов в
полусаванной предгорной местности и вели полуводную жизнь.
Причиной двуногости наяпитеков и был прежде
всего полуводный образ жизни. Вода просто принуждает встать на задние лапы и выпрямиться. Переходя
вброд водоёмы, все приматы и сегодня встают на задние конечности.
Но я не стал бы категорически утверждать, что
невозможна никакая иная причина. Австралопитеки
встали на задние лапы, пусть широко разведённые и
короткие, короче передних, и ходили полусогнуто,
сутуло и неуклюже, но встали, видимо, вдали от воды,
21
одни – в саванне, другие – в сухом разреженном тропическом лесе. Стало быть, были возможны и иные
принуждающие обстоятельства: например, занятость
передних лап раздроблением костей, собиранием
плодов с кустов, откапыванием съедобных корений и
клубней и т. п.
Но у наяпитеков постоянное прямохождение привело к утолщению, усилению и удлинению нижних
конечностей, превратив их именно в ноги, специализированные на перемещение и мало на что иное пригодные.
Тяга древних гоминид к воде понятна – тут открывалась богатейшая трофическая ниша: по берегам
сочные растения, ягоды, фрукты, водоплавающие
птицы и их яйца, приходящая на водопой дичь, на
мелководье – изобилие раков, лягушек, моллюсков и
других беспозвоночных, черепах, рыб.
Ух, ты! Как устоять перед таким райским искусом? А голод не тётка. Есть захочешь – будешь и на
двух лапках балансировать. Это и в наши времена успешно демонстрирует всякое зверье – от собак до
тигров. И не только они.
Разумеется, нашим предкам не дано было знать
открытое сегодняшней наукой, что водная живность
ещё и богата жирными кислотами, чрезвычайно важными для работы мозга, как насыщенного особой жировой тканью. Но эмпирически испытанная ими сытность водной добычи не могла их не привлекать.
Они бродили по берегу и мелководью, каменистому, илистому или песчаному, нередко ныряли и плавали и питались ловлей и собиранием раков, застрявшей на мели рыбы, лягушек, черепах, моллюсков,
ящериц, грызунов и других мелких животных, птичьих
22
Потерянный рай наяпитеков
23
яиц, прибрежных ягод, фруктов и других плодов, корений и насекомых и использовали для ловли и
вскрытия раковин и панцирей и других своих операций расколотую гальку, палки и кости.
Такая пища наиболее близка к традиционной для
приматов и наиболее им доступна. И сегодня случаи
охоты на крабов в устье рек отмечены у зеленых
мартышек Южного Сенегала, хотя в основном те обитают и питаются на деревьях мангрового леса, а также
у яванских макак (Macaca fascicularis) Индокитая,
Малакки и Малайского архипелага, именуемых за это
крабоедами. Иногда они используют для охоты даже
камни.
Впрочем, в подобном поведении обезьяны не исключение. Оно встречается даже у некоторых морских животных. Современные каланы – североамериканские морские выдры питаются крабами, морскими
звездами, рыбой, моллюсками, а их панцири разбивают камнями. Лежа в воде на спине, они кладут их на
камень у себя на груди, и колотят, как по наковальне,
другим камнем, взятым зубами.
Иногда любимый камень они даже таскают под
мышкой.
Прежнее древесное существование развило у наяпитеков гибкие и цепкие пятипалые лапы, ловкие
пальцы, цветное бинокулярное зрение, исключительную пространственную координацию движений, увеличенную затылочную зрительную и теменную кинестетическую кору головного мозга, стало быть, сообразительность, – хорошо подготовило их к такому
способу прибрежной жизни, какую не ведет ни одно
другое животное.
24
Необходимость расщеплять раковины и панцири
и наличие, как говориться, под рукой обкатанных водой камней – гальки естественно привело береговых
обезьян к использованию этих камней и палок или
костей, – и не только для разбивания раковин, панцирей и скорлупы, но и для их метания в лягушек, рыб,
птиц, рептилий, раскапывания нор мышей, землероек
и других мелких животных, выкапывания съедобных
корней, клубней и т.п.
Сперва орудиями служили камни, палки и кости
просто подобранные; потом наяпитеки перешли к отбору наиболее удобных, заостренных и, наконец, к их
изготовлению: тот же стереотип раскалывания камнями раковин и панцирей был перенесен на сами камни для получения у них острых и рубящих краев.
Разумеется, наяпитеки существенно отличались от
других антропоидов и от современных людей, – особенно по уровню развития мозга, строению челюстей,
лица и анатомической способности к речевой артикуляции, но, тем не менее, из всех приматов они были
наиболее близки к современному человеку и явились
его прямыми предками.
Но и для современных людей подобный наяпитековый образ жизни в подходящих природных условиях вполне возможен – и некоторые племена поныне
его ведут.
Например, так живет на Филиппинском острове
Минданао в горах, среди довольно редких джунглей,
тихое маленькое племя тасадеев, – в два-три десятка
человек.
Они достаточно благополучно выживают, ловя в
мелкой речушке моллюсков, крабов, головастиков и
рыб, собирая в окрестных зарослях птичьи яйца, личинки, клубни ямса, орехи и другие корни и растения,
25
и не зная иной одежды, кроме листьев на поясе, а ночуют в пещере, – хотя имеют язык, очень нежны друг
с другом, используют каменные орудия и умеют сноровисто в пять минут добыть трением огонь. (Их описали и даже засняли Чайт Э., Браун Д.М., 1978, с.135145)
Морфологически тасадеи, конечно, вполне люди
(Homo sapiens), но какой-то прихотью исторических
обстоятельств возвращенные к примитивному способу обитания наяпитеков, – для нас как в доказательство его возможности.
Впрочем, они не исключение. Время от времени
аналогично промышляют многие другие туземные
группы на индонезийских островах и в устьях рек на
северном океанском побережье Австралии.
Ныне наяпитеки не существуют именно потому,
что давно эволюционировали в людей.
Что ж, пусть так: подобные полуводные - полуназемные существа возможны.
Однако если теперь их не существует, то как в таком случае нам убедиться, что наяпитеки существовали и именно они были нашими предками?
26
Актуалистическое доказательство
наяпитековой теории
происхождения человека
Доказательством нарисованной картины антропогенеза служат ее следствия, дающие объяснение
морфофизиологических особенностей человека, разрешение множества противоречий современных концепций его происхождения и предсказания новых направлений и географии поиска древних гоминоидов и
гоминид.
Адаптация в полуводной нише и к занятости передних лап добыванием пищи воспрепятствовала наяпитекам опуститься на четвереньки и принудила к
прямохождению. А дно мелководий, часто мягкое,
потребовало больших плоских ступней.
Кстати, подобная же необходимость – приспособление к передвижению по болотистым мезозойским лесам привела к полувыпрямлению первых двуногих на планете – некоторых хищных динозавров,
хотя в отличие от динозавров листоядных им не требовалось тянуться к древесным кронам.
Надо думать, древесные предки прибрежных
обезьян, как все приматы, были шерстисты. Об этом
свидетельствует обычное обилие волосяных луковиц
в коже человека. Однако полуводное существование
под палящим тропическим солящем, от которого посреди реки уже не может защитить ни тень прибреж27
ных деревьев, но и ни вода, часто достающая лишь по
колено или по щиколотку, а потом – переохлаждение
от мокрой шерсти в тени привели наяпитеков к утрате шерстяного покрова, точнее – к редукции волос, сделало их обычно столь тонкими и короткими,
что невооруженным глазом мало различимыми. На
темени же, реже окунаемом в воду и особенно страдающем от солнца, волосы, наоборот, даже выросли
в настоящую шапку – как укрытие головы от солнца.
Предвижу сомнение: отчего же не утратили волосяного покрова норки, бобры, выдры, каланы, ондатры, некоторые виды медведей и многие другие животные, тоже полуводные? Действительно, их мех,
наоборот, стал даже прочнее и приобрел способность
слабо намокать или совсем не смачиваться. Однако
экологические условия и образ жизни подобных животных существенно иные: они либо целиком погружаются в воду, либо, вылазя на берег, имеют возможность спрятаться в тени или тепле, да и обитают часто
в холодном климате, а не бродят, как наяпитеки, по
мелководью на открытой местности на тропическом
солнцепеке.
Ныряние развило у наяпитеков рефлекторное замедление частоты сердцебиения (брадикардию) – при
погружении в воду, хотя, разумеется, не столь сильное, как у китовых. Впрочем, некоторая малая брадикардия наблюдается также и у других млекопитающих, вполне сухопутных, таких, как собаки.
Таким образом, многие морфофизиологические
особенности, притом, как видим, важнейшие, отличают людей от их признанных ближайших “родственников” – человекообразных обезьян, “антропоидов”, но неожиданно сближают с водными млекопи28
тающими. Неужели бобры или дельфины – тоже наши
антропоидные родственники?
Первыми на это странное обстоятельство обратили внимание в 1923 и 1942 годах немецкий патологоанатом М. Вестенхёфер (M. Westenhöfer) (похоже, не
без влияния национал-социалистической враждебности к Англии с её Ч. Дарвиным) и в 1960 году английский морской биолог А. Харди (A. C. Hardy).
Их поразили замеченные ими у людей некоторые
существенные сходства с водными животными:
обесшерстение кожи, подкожный жир, ушная раковина не заостренная, как у обезьян, а округлый завиток,
сходства в строении селезёнки, почек и др., – и они
выдвинули похожее объяснение этой водной адаптации людей – предположение “водной фазы” в эволюции “дочеловеческих приматов”.
М. Вестенхёфер отважился на допущение жизни
наших предков “в открытом море” и их подобие
“амфибиям – таким, как саламандры”, а, по А. Харди,
наши предки были приморские обезьяны, обитавшие в
конце плиоцена на песчаных берегах “в лагунах тропических морей ”(pp. 642-645), – так наз. акватическая гипотеза “водной обезьяны” (“aquatic ape”).
Как видим, догадка акватистов о гидрогенности
многих особенностей человеческого организма весьма
основательна.
Однако буйная фантазия анатома и маринисткая
увлеченность океанолога привели их к идее морского
или приморского поселения человеческих предков и к
чрезмерному уподоблению их морским млекопитающим, даже таким полностью водным, как дельфины,
киты, тюлени и другие ластоногие. И это несмотря на
29
то, что ни у каких морских млекопитающих двуногий
ход (бипедализм) как будто бы не известен.
Пионеры маринизма были хотя и не антропологи:
первый – патологоанатом, второй – исследователь
зоопланктона и китов антарктических морей, смутно
представлявший условия “тропических морей”; но
всё-таки как-никак профессиональные биологи, почему и выступали они с похвальной осторожностью в
сознании недостаточности своих оснований – в форме
всего лишь “логических гипотез” или даже вопрошаний перед какой-нибудь не очень учёной аудиторией
водного клуба в Брайтоне: “Не был ли человек в прошлом более водным?” – и с надеждами на будущие
“дополнительные подтверждения” своей догадки.
Даже со странной робостью: по уверению самого А.
Харди, он пришел к своей спорной мысли ещё лет
тридцать назад, но боясь испортить себе научную
карьеру, огласил её, лишь став академиком, в 1960
году, да и то просто в клубе с последующим журнальным пояснением своего выступления.
Их дерзкие идеи учёные ортодоксы встретили как
положено – с необходимым в науке скептицизмом.
Но с одной стороны, преувеличения самих отцов
маринизма, а с другой стороны, собственное увлечение уже их последователей “объяснительной силой”
идеи, а также понятный недостаток компетенции у
многих из них, таких как английская поэтесса и TVсценарист Элейн Морган или хотя бы даже “врач общей практики” M. Верхаген (Verhaegen) и многие
другие энтузиасты, толкал их на всякие нелепости,
вплоть до смешной трактовки кожных складок между
пальцами у людей атавизмами плавательных перепонок, или идеи водных рóдов, или отождествления
подводной задержки дыхания ныряльщиками с регу30
ляцией дыхания китами и ластоногими, хотя те при
погружении не задерживают дыхание, а, наоборот,
изгоняют воздух из легких, но запасают кислород в
крови и в миоглобине мышц.
С характерным безоглядным апломбом любителей
такие акватисты, ударяясь в конкретику, игнорировали многочисленные фактические детали, обсуждение
квалифицированных мнений экспертов и сложный
теоретический анализ противоречий в накопленных
материалах, и в итоге нагородили немало попаданий
впросак, чем порядком дискредитировали идею и посеяли к ней предубеждение среди академических авгуров, естественно, раздраженных вторжением в их
святилище возмутительной ереси профанов, да ещё с
покушением на их положение и престиж. Тем самым
борцы за идею открыли снобам поле для просмеивания их водных промахов, а также, особенно вначале,
как водится, поле для защиты от ахинеи позой высокомерного игнорирования недостойных того, чтобы
такие маститые светила, как они, воспринимали её
всерьез.
И не без основания. Морская гипотеза, в самом
деле, сводится преимущественно к сравнительной
анатомии водных и наземных млекопитающих, но
уходит от их анализа и от известных палеоантропологии окаменелых следов антропогенеза и осталась без
палеонтологических доказательств, а их амфибиозные приморские и “морские обезьяны” превратились в
фантастические и неуловимые призраки.
Публикации маринистов быстро обрели популярность среди студентов и ученых – неспециалистов, но
ни одну из них не принимали ни в одном научном
журнале по антропологии или смежным дисциплинам, оставляя аутсайдера прозябать где-то на границе
31
псевдонауки и веры. И самым разящим оружием критиков было торжествующее уличение: «А где же ископаемые окаменелости ваших водных обезьян?»
И это требование обращало маринистов в смущенное отступление.
Поэтому хотя выведение людей от “земноводных
обезьян” нашло среди теоретиков антропогенеза некоторых авторитетных сторонников (у нас, например,
Д.В. Панфилов, с. 305-307), а иные из них: Д. Пилбим
(Pilbeam D., 1987), Б. Вуд (Wood B.A. 1987), К. Хант
(Hunt H. D. 1994), Ф. Тобиас (Tobias P. V.) и другие –
со временем даже стали называть старую “саванную”
теорию устарелой, тем не менее гипотеза Вестенхёфера – Харди не получила общего признания в науке.
Не помогла даже ее воодушевленная поддержка в
1989 г. известным шведским биологом Я. Линдбладом, автором популярных в Европе телесериалов о
жизни животных.
Однако смелый публичный напор дилетантов на
поразительные факты, их задиристые и упрямые вызовы специалистам объяснить общественности эти
странные различия между людьми и обезьянами, провозглашенными тем не менее “человекообразными”
(антропоидами) и родственниками наших предков, а,
с другой стороны, непонятные сходства людей с водными млекопитающими, всё же вынуждали антропологов старой школы что-то бормотать в ответ – хотя
бы невразумительно, – а их уязвлённость своим бессилием заставляла искать эти объяснения.
В конце концов, в 1987 г. в голландском городе
Валкенбурге была организована конференция для
дискуссии между сторонниками и противниками теории – с публикацией материалов: The Aquatic Аре:
Fact or Fiction? Valkenburg, 1991. С тех пор подобные
32
дебаты проводились многократно. В итоге первоначальные “морские” версии “акватической теории”
были отвергнуты как бездоказательные и фантастические спекуляции, но наземные полуводные концепции
начала антропогенеза признаны достойными дальнейших исследований в палеоантропологии – и ныне эти
водные и другие “экологические факторы” эволюции
давно фигурируют даже в учебниках для студентов,
как, например, у кембриджского профессора и академика Р. Фоли (Foley R., 1995, 2009), популярного британского популяризатора Р.Левина (Lewin R., 2003,
2005) или калифорнийского профессора и академика
Ф.К. Хауэлла (Howell, F. C., 1996).
Таким образом, можно констатировать, что морская версия антропогенеза по Вестенхёферу – Харди
не выдержала проверки и уже уходит, но идея наших
полуводных – полуназемных предков по существу
стала в мировой науке почти общепризнанной.
Наяпитековая теория дала анализ и объяснение
вышеописанных противоречий и нерешённых проблем («загадок») существующих симиальных концепций антропогенеза, показывая его факторы и процессы в органическим соединении в доказательствах актуалистического подхода с интерпретацией традиционных в палеоантропологии эмпирических исследований ископаемых окаменелостей.
Беда маринистов не просто в отсутствии доказательств. Беда маринистов серьёзнее, она в том, что их
“пляжные” приморские обезьяны невозможны.
В тропиках морские побережья и лиманы всюду,
где есть влага, зарастают непроходимыми мангровыми лесами со сплошным частоколом ходульных и
воздушных корней. Притом мангры не только вплот33
ную подходят к воде, но и уходят от берега далеко в
море, покрывая даже всю полосу приливов (литораль), и не оставляют обезьянам иного выхода, кроме
как либо уйти в море, либо влезть на деревья.
Свободные песчаные или скалистые берега в
тропиках есть там, где нет пресной воды или чересчур сильны прибои, но тогда каким образом обезьяны
могли бы здесь утолить жажду, частую и сильную на
экваториальном солнцепеке? И чем бы они кормились
здесь в штормовую погоду, которая может длиться
днями, неделями и даже месяцами?
Как видим, на взморье такие обезьяны не смогли
бы выжить. Закономерно, что никаких полуназемных
млекопитающих, подобным речным норкам и бобрам,
в приморье вообще не существует. Море слишком сурово, чтобы терпеть половинчатость. Тюлени, моржи,
каланы, ламантины, котики и другие ластоногие, и
еще больше киты и дельфины вынуждены были целиком уйти в море и только некоторые их виды ненадолго выбираются на берег для отдыха и родов.
Таким образом, предками людей были обезьяны,
во-1) не приморские, а именно приречные и приозерные, – как об этом догадался также и Я. Линдблад, –
правда, тоже так и не увидев палеонтологических
свидетельств своих “икс-питеков” (с. 89-90).
Хотя, понятно, временами эти приречные обезьяны могли заходить промышлять и на взморье, однако
на участках, обеспеченных пресной водой, то есть
вблизи устьев рек и ручьев, и свободных от мангр и в
хорошую погоду, где к тому же им меньше досаждали
отгоняемые ветром кровососущие двукрылые.
В частности, видимо, ничто не мешало наяпитекам селиться возле устьев рек и ручьев на берегах небольшого внутреннего Афарского моря (ныне солё34
ная пустыня в Эфиопии), избавленного от значительных приливов - отливов, следовательно, от мангровых
лесов и защищенного горами от океанских штормов, а
также на берегах солёных и щелочных озёр вдоль Великой рифтовой долины Восточной Африки.
Повышенное содержание в их рыбе, моллюсках,
устрицах, мидиях и других продуктах йода и хлорида
натрия (поваренной соли), должно быть, и обусловило
сегодняшнюю повышенную потребность в них человеческого организма, а его почки наделило способностью лучше выводить эти соли, чем могут почки у наземных обезьян. Надо полагать, оттого-то недостаток
йода приводит у людей к гипофункции щитовидной
железы, а она – к рыхлости мышечной ткани, отечности кожи, задержке роста костей, волос, умственной
отсталости, даже кретинизму, а также, предполагаю, –
рассеянному склерозу.
Кстати, и палеонтологические китообразные –
предки Archeaoceti и другие – произошли от наземных
млекопитающих вероятнее всего в пресных водах, а
уж оттуда переселились в море…
Во-2) человеческие предки были обезьяны вовсе
не водные, а лишь полуводные и, значит, полуназемные.
А это принципиально важно, избавляет нас от акватических преувеличений и передержек и открывает
необходимые доказательства наяпитеков.
Так, – соответственно – не то, что у наших обезьяньих предков, но даже у современных людей шерсть
утрачена не полностью, а, как мы отмечали (см. с.28),
лишь редуцирована, а нередко весьма заметна волосатость тела, особенно у мужчин. Полностью же шерсть
утратили не полуводные, а именно полностью водные
киты и ластоногие, которым для охоты нужна высо35
кая скорость плавания, а благодаря их значительным
размерам отношение площади поверхности их тела к
его объему мало и потеря тепла медленнее.
В холодных краях полуводные млекопитающие,
такие, как тюлени или моржи, утратив шерсть, заменили ее подкожным жиром. Вот почему оголение
кожи и у предков людей тоже дополнилось развитием
подкожного жира, – как у кабанов, бегемотов, носорогов и других полуводных млекопитающих жаркого
климата. Хотя, разумеется, у людей (притом уже у
новорожденных, то есть независимо от диеты) такой
жировой слой не столь толст, однако все же существенно толще, чем у павианов и других сухопутных
обезьян. Конечно, подкожный жир – это в первую
очередь запас питательных веществ, а теплоизолятор
неважный, однако в тропическом климате сильный
изолятор наяпитекам и не требовался.
Сверх того, функции защиты от перегрева на
солнце служило увеличение количества эккриновых
потовых желез в коже человека – до двух-пяти миллионов, – уникальная плотность, горазда больше, чем
у остальных приматов, и до сих пор не находила в антропологии объяснения, – а также потемнение кожи
под солнечными лучами – загар, вызываемый усиленным образованием особого пигмента – меланина, и
предохраняющим от перегрева кровеносные сосуды,
лежащие глубже под кожей.
Испарение пота при высоких температурах ведет
к охлаждению тела – и благодаря ему человеческий
организм способен выдерживать чудовищную тропическую жару в 40-50° С, однако – при достаточно сухом и ветреном воздухе. Здесь еще одно свидетельство, что наши предки были обитателями именно полусаванн, ибо высокая влажность тропических лесов
36
приводит людей к тепловому удару даже при более
низких температурах.
Давно уже Р.В.Ньюмен (Newman R.W.,1970) обратил внимание на такое многозначительное обстоятельство – то, как исключительно трудно переносят
люди обезвоживание – жажду, и заключил отсюда,
что наши животные предки зависели от небольшого
по объему, но частого питья, и связал эту потребность
с обильным потоотделением в приспособление к
сильной солнечной радиации на открытой местности.
Правда, такую среду он видел просто в саваннах, хотя очевидно, что необходимое сочетание вынужденного нахождения на солнцепеке и постоянного наличия рядом воды обеспечивают только обитание на саванных или полусаванных водоемах.
Волосы у наяпитеков остались только под мышками, – видимо, как защита от слипания и трения кожи при движении рук; а на темени, реже окунаемой в
воду, волосы даже выросли в густую шевелюру. Остальные человекообразные обезьяны, хотя и обитают
в тропиках, но прямое действие солнца переносят
плохо и в полдень вынуждены прятаться в тени.
У самок наяпитеков волосы на голове стали еще
гуще и крепче, поскольку, думается, служили не только укрытием от солнца, но еще и постромками для
младенцев. У современных обезьян маленькие детеныши висят на матери, вцепившись в ее шерсть.
Борода и усы наяпитековых самцов имеют иную
структуру и функцию, не лежат, а топорщатся. Своей
жесткостью и местоположением они напоминают осязательные волосы – предупредители, важные для человеческих предков, когда они, наклонившись, промышляли в прибрежных зарослях. Низшие четвероногие обезьяны, кормящиеся в кустарниках, тоже имеют
37
подобное: на мордочке, над глазами, на нижней челюсти и носу, – по 4- 5 пучков осязательных волос,
толще и длиннее обычных, – вибриссы. Притом такие
пучки есть и у высших обезьян, правда, меньше, –
всего по два-три.
Однако наяпитековым самкам, на плечах и шее
которых сидели младенцы, могущие в зарослях пострадать и погибнуть от шипов и колючек, естественный отбор запретил охотиться в кустах, не наградив
бородами, но одарил смешным сегодня неодолимым
инстинктивным ужасом перед мышами, термитами,
тараканами и прочей когда-то лакомой мелюзгой.
Разумеется, адаптация к полуводной жизни не
могла не повлиять на особенности также и размножения наяпитеков.
Не случайно среди приматов у людей половые
органы самые длинные – мужские и самые глубокие –
женские. Так определил естественный отбор. Когда
они были короче, вода смывала семя – и детей с их
наследованием не оставалось.
Обычный способ спаривания людей «лицом к лицу» обычен среди водных млекопитающих, таких как
бобры или киты. Тогда как позу чисто наземных животных – со спины – естественный отбор для воды
отбраковал. Как догадались акватисты, в воде при наклоне самки вперёд она рисковала просто захлёбнуться и такие гены передать по наследству не могла.
А поскольку до изобретения – обретения сдерживателей страсти: одежды и стыда – предстояли ещё
миллионы лет, такое печали, должно быть, приключались часто – и вместе с бедняжками утонул и «скотский» рефлекс.
38
В условиях полуводной жизни у самок наяпитеков молочные железы превратились в выступающие
груди, наполненные особой жировой тканью. Это
может быть объяснено необходимостью в воде, часто
холодной, сохранять молоко для младенцев тёплым.
Из всех современных приматов груди характерны исключительно для людей. У самок наземных животных
молочные железы обычно расположены не на груди, а
на животе. Но у обезьян молочные железы переместились подальше от нижних лап, активных чересчур
опасно для младенца, но ближе к контролирующей
ситуацию голове, таким образом, на грудную клетку,
но представляют собой лишь маленькие соски без выступающих мягких пузырей жировой клетчатки.
Наяпитековое происхождение человека объясняет и многие другие особенности его исходной этологии и морфологии.
В частности, понимание наяпитекового происхождения людей едва ли оставит у биологов их нынешнее удивление перед недавно открытым фактом: иммуннохимически человек похож на свинью. Их этология близка. Не оттого ли не какой-то иной, а именно свиной инсулин спасает диабетиков?
Надо думать, этой полуводной жизнью наших
предков объясняется другой удивительный феномен,
обнаруженный в последние годы – способность человеческих младенцев к лёгкому научению в раннем
возрасте умению плавать – даже раньше, чем ходить.
Притом люди способны плавать без усилий, а отдыхая, лежать на воде без движения, нырять и плавать
под водой. Да ещё в некоторой мере способны к бескислородному (анаэробному) окислению углеводов
для получения энергии – с выделением в кровь молочной кислоты, – особенно заметной у тренирован39
ных пловцов и ныряльщиков - собирателей жемчуга
(Борисов В.И., Яблоков А.В., с. 158).
Разве такая водная свобода человека не означает,
что водная стадия в эволюции человека была? Попробуйте собаку, лошадь или иное чисто наземное
млекопитающее научить нырянию и прочим водным
искусствам – и коренная разница между ними и человеком в приспособленности к воде станет очевидной.
Однако вопреки пропагандистам водных обезьян
у людей новорожденные плавать не умеют, – точно
так же, как у наземных млекопитающих, а всего лишь
бурно барахтаются, но не способны поднять голову
над водой, чтобы не захлебнуться. Это отсутствие у
человека врожденной способности плавать, повидимому, свидетельствует, что водная фаза в филогенезе наших обезьяньих предков была не первой.
Тем не менее, люди – пловцы явно слишком медленные, чтобы, как норки, тюлени или дельфины,
вплавь гонятся за рыбой. Уподобление человеческих
предков подводным охотникам – преувеличение акватизма. Плаванье наяпитекам было нужно не для погони, а только для поиска и хватания водной пищи.
Особенно впечатляет такое отличие человека, как
“опущенность гортани”.
Чисто наземные млекопитающие обычно могут
одновременно пить воду и дышать, не захлёбываясь,
благодаря тому, что их оба входных канала: 1) для
пищи и воды – пищевод (соединяет рот с желудком) и
2) для воздуха – дыхательное горло (через его верхнюю часть – гортань соединяет нос с лёгкими) – оба
канала обычно разделены нёбом, а на его мягком
конце – замыкающей кольцевой мышцей (сфинктером), так что дыхательный тракт не выходит в рот, а
лишь к носу. Эта разделенная двуканальность и по40
зволяет им одновременно и дышать, и пить. Зато для
блеянья, рычания, лая и издания других звуков они
должны расслаблять сфинктер, чтобы гортань опускалась в ротовую полость.
Но человек не может одновременно и дышать, и
пить, поскольку вода попадает в лёгкие, и он захлёбывается, – так как у него нет сфинктера и задняя мягкая часть нёба открыта всегда. Начиная с трёхмесячного возраста, его гортань находится не в носовой
полости, а всегда опущена в горло, под корень языка,
в глотку, – так что оба канала всегда соединены, что
и превращает для человека глотание в довольно
сложное действие, требующее управления мозгом, и
создает риск при спешке поперхнуться и даже захлебнуться от попадания воды или пищи в дыхательное
горло и лёгкие; а нередко становится даже причиной
смерти от удушья.
Но тогда в чем же адаптивная функция этой опасной анатомической аномалии человека? В старой антропологии это не находит приемлемого объяснения.
Но загадка сразу объясняется, стоит учесть, что
подобная же опущенная гортань свойственна многим
водоплавающим млекопитающим: выдрам, тюленям,
дельфинам и другим китовым. Она позволяет им при
нырянии, чтобы не захлебнуться, закрывать трахею и
проплывать под водой большие расстояния, а вынырнув на поверхность, хватать ртом быстрые глубокие
вдохи воздуха, насыщая лёгкие, кровь и миоглобин
мышц кислородом.
Необходимость расщеплять раковины и панцири,
раскапывать корни и норы естественно привели береговых обезьян к использованию этих разбросанных
вокруг галек, палок и костей в качестве орудий для
добывания пищи. Отсюда гибкие, ловкие пальцы, ру41
ки и глазомер человеческих предков, намного превосходящих в этом остальных обезьян. Даже шимпанзе не способны ни разбить, ни сколько-нибудь далеко
и метко бросить камень. И никакие усилия экспериментаторов не заставили шимпанзе использовать камень в качестве орудия для обработки палок, нужных
для доставания приманок.
Нырянием можно объяснить особенности человеческих глаз, в частности, часто встречающуюся у
людей врожденную предрасположенность к близорукости, хотя она, конечно, отличается от постоянной
миопии рыб и других подводных обитателей.
Вода не столь прозрачна, как воздух, и сквозь ее
толщу далеко видеть невозможно. Поэтому рыбы, раки и другие подводные животные близоруки. Миопия
и рыбий способ аккомодации – посредством перемещения хрусталика вперед или назад, ближе к сетчатке,
– конвергентно развились даже у ластоногих и еще
больше у китов и дельфинов: уплощение глазного яблока по оптической оси, сильно преломляющая шаровидность хрусталика, редуцированность ресничных
(целлиарных) мышц и нередко венозного синуса
склеры (шлеммова канала). (См: Белькович В.М., Дубровский Н.А., с. 36; Андреев Ф.В., с.117-130)
Разумеется, наяпитеки проводили под водой не
столь много времени, и адаптивное изменение глаз у
них не могло быть значительным; но почему же всетаки люди – единственное, казалось бы, чисто наземное и нуждающееся в далеком зрении существо, у которого столь часта предрасположенность к близорукости, притом не только вследствие неблагоприятных
условий зрения, что было бы естественно, но и врожденная, унаследованная?
42
У всех человеческих новорожденных преломляющая сила глаза без малого в полтора раза больше,
чем у взрослых с нормальным зрением; и если тем не
менее новорожденные отличаются некоторый гиперметропией, то вследствие еще большей короткости
глаза по оптической оси.
Регуляция внутриглазного давления (офтальмотонуса, tensio oculi) посредством выделения из ресничного тела в глаз особой водянистой влаги и ее оттока через склерозный синус дополняется у человека
некоторой (разумеется, меньшей, чем у ластоногих и
дельфинов) выраженной способностью компенсировать перемены внешнего гидростатического давления
на глаза наполнением кровью артериальных сосудов
их задней камеры, ведущему к покраснению глаз от
ныряния.
Обычно думают, что плачут только люди, а остальным млекопитающим слезы не ведомы. Но это не
так. Глаза как раз водных и полуводных животных:
тюленей, нерп и других – начинают слезиться на суше, когда они раздражены сухостью и пылью воздуха:
выделение слез специальными железами служит для
очищения поверхности глаз и смачивания их конъюнктивной оболочки. Должно быть, подобный рефлекс у людей и был перенесен также на неприятные
раздражения эмоциональные.
Необходимость выскабливать из раковины и пережевывать скользкое пружинистое тело моллюска,
удерживать его и свободно перемещать во рту обусловила важнейшие одонтологические отличия гоминид от обезьян – по строению зубов, которые давно
служат признаками для определения вида и класси-
43
фикации ископаемых, но до сих пор не получили объяснения.
У обезьян клыки существенно длиннее остальных зубов и при сомкнутой челюсти верхние клыки
находят на нижние зубы, а нижние торчат вверх в
промежутках между верхними зубами (в диастемах) и по сторонам. Напротив, важнейшее отличие
зубов гоминид от обезьяньих – отсутствие торчащих
над остальными зубами клыков, но крупные коренные
зубы – свидетельствуют: пищу надо было перетирать,
но не нужно было раздирать и рвать, поскольку это
было не твердое растение и не мясо.
Очевидно, для поедания мягкого и скользкого
моллюска или даже рыбы такие клыки наяпитекам
были ни к чему: моллюск не рвется. Хуже того, торчащие клыки явно мешали бы выскрести содержимое
раковины. Вот почему у предков людей клыки укоротились и приняли лопаткообразную форму.
По этой же причине – в отличие от гориллы или
орангутанга – и остальные передние зубы у гоминид
тоже не жевательные, а скребки и резцы – прямые
плоские лопаточки, нужные для выскабливания раковины, откусывания и удерживания откушенного.
44
У обезьян зубы расположены не дугой, а по сторонам четырехугольника двумя параллельными рядами и со всех трех сторон эту выступающую вперед
челюсть – пасть окружают щели губ, так что в них
даже сбоку удобно засовывать растительную пищу
или мясо, но скользкое тело моллюска или рыбы при
попытке его разжевать в эти щели вываливается. У
человека же челюсть подковообразная, зубы расположены по параболической дуге, а ротовое отверстие
короткое и находится только спереди – у резцов, а
сбоков затянуто щеками, не позволяющими скользкой пище ускользнуть.
Сверх того, трудность разжевывания пружинистого моллюска или рыбы привела к дополнению
движений челюстей вверх - вниз ещё и вращательными, а также к увеличению количества бугорков на
коренных зубах с четырех до пяти и к замене режущих первых нижних премоляров на двухбугорчатые.
У обезьян небо узкое, вытянутое вперед, плоское
и гладкое, а у человека – выгнутый свод, оставляющий свободное пространство для движений языка,
которые сперва служили перемещению моллюска или
рыбы под моляры при жевании, а впоследствии –
вторичная функция – создали возможность языковой
артикуляции речевых звуков.
В результате челюсть прибрежных обезьян стала
короче и шире. Укорочение челюсти и расширение ее
задних концов в стороны, а также выпрямление передних зубов и редукция жевательного аппарата,
включая альвеолярный отросток, привели к поднятию и выступлению вперед носа и нижней передней
части челюсти – подбородка, что способствовало общему увеличению объема ротовой полости, создав
45
значительное углубление в челюсти для помещения в
нем языка и его более свободных движений.
Кроме того, поднятость и выпяченность человеческого носа с повернутыми вниз ноздрями, видимо,
защищала ноздри наяпитеков от солнечной радиации
сверху при ходьбе с выпрямленным телом и от попадания в носоглотку встречного тока воды при плавании и нырянии. Отсюда же опущение гортани к носоглотке, характерное для водных млекопитающих.
Человеческие губы отличаются большой подвижностью, укороченностью, толщиной и способностью
плотно смыкаться, не пропуская в рот воду при плавании и нырянии. Другие сухопутные млекопитающие, чтобы не захлебнуться
во время плавания, вынуждены задирать голову высоко
над водой, к тому же из-за
шерсти сильно намокают,
зябнут и по всему поэтому
плавать не любят.
Именно в описанном гоминидном направлении намечаются некоторые из
морфологических изменений
у экзотических теперь носатых обезьян семейства мартышкообразных:
носачей,
ринопитеков и симиасов – в Юго-Восточной Азии.
Хотя в целом носачи, разумеется, никак не относятся к предкам людей, поскольку обитают в лесах и
большую часть времени проводят на деревьях, питаясь листьями и плодами, к тому же в лесах болотистых и мангровых, и не употребляют орудийно ни
камней, ни палок.
46
Тем не менее, поскольку они все же вынуждены
временами пробираться через болота под деревьями
по топкой земле на задних лапах, то те у них вдвое
больше передних – с длинной плоской стопой. По тем
же обстоятельства носачи прекрасно плавают и ныряют, проплывая под водой до 12 метров, – и у них
нос, комично вытянутый, у некоторых – точно огурец, а тело малошерстное и жирное. А длинный хвост
служит им всего лишь рулем при прыжках на деревьях и не цепок.
Похоже, близки к носачам были ископаемые антропоморфные обезьяны, найденные в слоях верхнего
миоцена Северной Италии, – прятавшиеся в заболоченных лесах, – ореопитеки, размером с шимпанзе, с
длинным черепом, выступающими носовыми костями
и сочетанием некоторой способности к брахиации и
двуногого хождения, – это 12 млн. лет назад!
В воде наяпитеки смогли найти также спасение
от хищников, перед которыми первоначально, до появления у них оружия, они были бессильны даже в
стаде. Их спасали береговые обрывы, перекаты, омуты, островки, утесы, прибрежные деревья, заросли
тростника и осоки.
Что касается крокодилов, то их опасность в обыденном представлении северян преувеличена.
Прежде всего, эти устрашающие рептилии не
столь прожорливы, как принято думать. Даже у молодых быстро растущих крокодилов меню состоит главным образом из улиток, водяных насекомых и личинок, а взрослым особям, дремотно взвешенным в теплой воде, корма требуется очень мало, всего ~ 0,5%
от их собственного веса в сутки.
На мелководьях быстрых предгорных рек, как раз
наиболее промысловых для наяпитеков, эта родня
47
динозавров вообще не водится. А в тихих глубоких
местах крокодилы охотятся большей частью на рыбу,
птицу и всякую мелочь, а на крупных млекопитающих, и то чаще всего – на наиболее слабых, – переключаются в экстремальных ситуациях, в сухой сезон, когда рыбы в пересыхающих водоемах мало, а
зверья на редеющие водопои собирается много, или
во время переправы стад копытных через реки.
В обычных же условиях на крупных животных
крокодилы нападают редко, поскольку охота на них
сложна и недостаточно часто удачна. К тому же крокодилы не могут двигать челюстями из стороны в
сторону – жевать, а оторвать кусок от крупной туши
для них не просто. Добычу они глотают не жуя, хотя
тем не менее переваривают: их желудочная кислота
настолько едка, что расщепляет даже шкуры, кости
рога и копыта.
Агрессивны бывают лишь крокодильи самки, когда защищают свои яйцекладки и выводки.
Между тем люди, даже всего лишь с палками, для
водных страшил достаточно опасны. Глаза этих рептилий высоко выступают над головой и высовываются из воды – и удар по ним оказывается для чудовища роковым. Индусы давно научились управляться
с крокодилами. Они спокойно переплывают Инд на
лодках или даже на бурдюках, а ткнувшегося в них
крокодила бьют веткой или палкой по носу – и глупое страшилище уплывает. А индейцы Амазонии даже их промышляют, просто загоняя в мелководную
заводь и оглушая дубинкой по голове.
Еще один дар от воды человеческим предкам. В
условиях полуводного обитания пожар не столь опасен, как в лесах или степях; и это избавило наяпите48
ков от страха перед огнем и стало предпосылкой
его будущего освоения.
Отношение длины кишечника к длине тела у человека равно 5,6, что соответствует питанию его
предков преимущественно именно ракообразными,
рыбой и моллюсками, находясь как раз между такими
показателями рыбоядных (4,5) и всеядных (6,8), но
далеко отстоит от плотоядных (3,7), зерноядных (8,7)
и тем более травоядных (15,1).
Для большинства наземных млекопитающих дыхание – невольный рефлекс. Но люди, ныряя, обрели
опущенную гортань (см. с. 40-41), а с ней – способность произвольно управлять своим дыханием: набирать воздух и достаточно длительно, до двух-трех минут, задерживать дыхание (апноэ). Хотя подобно водным млекопитающим, таким, как бобры, бегемоты
или дельфины, мы сохранили также и «дыхательный
рефлекс», а при погружении в воду, когда она поднимается до лица, у нас автоматически срабатывает
также ещё и «рефлекс закрытия» дыхательных путей.
Даже такой, казалось бы, субъективный показатель, как улучшение самочувствия современного человека на берегах водоемов, в их микроклимате, то
особое умиротворение, которое охватывает нас уже от
одного созерцания воды, тем более от гидромассажа
купания, вдыхания свежего воздуха, насыщенного её
микроэлементами, алкалоидами, флавоноидами и аэрозолями, от ультрафиолетового и инфракрасного облучения солнца, – их давно замеченная благотворность и даже целительность для нашего здоровья и –
соответственно – наша тяга отдыхать на побережьях
рек, озер и морей, купаться и копошиться в воде – являются еще одним свидетельством, что именно здесь
49
наша прародина, и – соответственно – та адаптивная
среда, экологическая ниша, к которой генетически
наиболее приспособлен человеческий организм.
К сожалению, в специальной экологической литературе вопрос об особой первоначальной экологической нише человека даже не ставится. (См: Будыго
М.И., с.233-240; Уайнер Дж., с. 472-596).
Так, Дж. Уайнер исходит из того, что люди существуют в разнообразных условиях обитания, – не замечая, что в разнообразные природные зоны от жарких пустынь до снежной Арктики расселились люди
современные, а это стало возможным лишь благодаря
созданным их трудом искусственным средствам и условиям существования и поэтому его нельзя рассматривать как адаптацию биологическую.
Хотя морфофизиологическими наблюдениями
над современным коренным населением различных
природных зон: тропической, пустынной, умеренной,
континентальной, высокогорной, арктической – установлена определенная биологическая адаптация человека, которая охватывает как особенности физиологических процессов: кровяного давления, потоотделения, обмена веществ, содержание в крови гемоглобина, эритроцитов, холестерина, гамма-глобулиновой
фракции белков, так и даже строение тела: рост, пропорции рук, ног, головы, мускульной массы; но и это
биологическое приспособление человека является не
первоначальным, а произошло позже и относится не
просто к природе, а к соответствующим историкогеографическим типам хозяйства и культуры.
О жизни наяпитековых предков на теплых побережьях свидетельствует и география находок древнейших ископаемых гоминид. Сухой жаркий тропи50
ческий или субтропический климат, холмистая саванна с отдельными кущами деревьев и кустарников, с
речными и озерными долинами и скальными выходами, – именно такими были ландшафты, климат, флора
и фауна двух уже обнаруженных палеоантропологами
очагов формирования человека: один – в Восточной
Африке, второй – в Восточной Азии. (Урысон М.И.,;
Алексеев В.П.; Иванова И.К.; Борисковский П.И.;
Howells W.: Hoenigswald G.).
Это позволяет мне отважиться на предсказание:
вероятно, будут открыты и другие очаги антропогенеза, – где-нибудь в субтропическом Средиземноморье
или в Западной Азии, но подобные же.
Таким образом, упрямые свидетельства жаркой
полуводной стадии в становлении человека охватывают всю его морфофизиологию, – буквально с ног
до головы: его стопы, голени, бедра, таз, кишечник,
легкие, железы, кожу, волосы, ладони, челюсти, зубы
и весь череп, щеки, губы, язык, глотку, нос, глаза. Так
что если отказаться от их гидрогенного выведения,
человек становятся необъяснимым. Сплошные загадки. Кто с этим готов мириться?
Вот почему наяпитековая теория антропогенеза
важна не только теоретически. Она предопределяет
неисчислимые следствия для психологии в понимании
поведения и становления личности и для медицины, –
как для профилактики нашего нездоровья, так и для
физиотерапии и всякого другого лечения.
Как видим, прошлое человека записано в
строении и в способе жизни его организма.
51
Палеонтологическое открытие
и доказательство наяпитеков
Однако доказательство наяпитековых истоков
человека дает не только актуалистический метод реконструкции прошлого предмета по его нынешней
структуре, но также и прямые палеоантропологические материальные остатки наяпитеков.
Известны ли современной палеонтологии такие
береговые обезьяны?
Конечно, приоткрытая наукой летопись истории
приматов пока еще весьма отрывочна, но, тем не менее, материальные свидетельства существования в
прошлом береговых обезьян есть. Просто они до сих
пор не получили соответствующей интерпретации,
поскольку ныне подобных форм обезьян не существует ни наяву, ни потому и в головах.
Человеческие бедренные кости отличает скрученность (торзион), какой нет у древесных обезьян, а
человеческая стопа более похожа на стопы вовсе не
полудревесных шимпанзе и орангутангов с их крючковатыми кистями, косолапостью и укороченным первым пальцем, и тем более – не на задние лапы брахирующих древесных обезьян, а на прочно фиксированную в выпрямленном положении стопу современных
четвероногих павианов (включая бабуинов и гамадрилов), геладов, гусаров и т.п. наземных обитателей
саванн. Чем это вызвано? Или от подобных церкопитековых и произошли прибрежные предки людей –
52
наяпитеки? Или это конвергентная адаптация тех и
других к наземному передвижению.
Крупные клыки и мощные челюсти удлиненной
морды павианов легко перемалывают корни, молодые побеги, скелеты грызунов, птиц, кустарниковых
свиней, детенышей газелей,
антилоп и других мелких и
даже средних животных, а передними лапами они раскапывают их норы и передвигают
тяжелые камни. Даже гепарды
и леопарды почтительно сторонятся матерых самцов этих
опасных собакоголовых.
Тем не менее, павианам, конечно, не по силам
поживиться крупными животными, а именно такие
преобладают в саваннах. Не это ли толкнуло некоторые виды именно четверолапых соблазниться всевозможной богатой и посильной живностью по берегам и на дне ручьев, рек и озер? А многие миллионы
лет полуводного промысла привели к двуногому прямохождению, тонкому развитию передних лап, редукции шерсти, клыков, укорочению морды, обретению шапки волос на голове и другим наяпитековым
превращениям.
Здесь мне видится истинное основание и ограничение церкопитекоидной гипотезы М.Буля. (См. с.11).
В Кашмире и на Сиваликских холмах, в предгорьях Гималаев, и в дельте древнего Нила и в других
местах Восточной Африке обнаружены окаменелые
кости обезьян рамапитеков (Ramapithecus, как оказалось, самки сивапитеков) и близких им кениапитеков, проконсулов, проплиопитеков и др.
53
Не думаю, что эти обезьяны были уже наяпитеками. Но они обитали в миоцене, 15 – 8 млн. лет назад, когда наступил засушливый период и на джунгли
наступала саванна – открытые пространства равнин,
заросшие высокой травой с отдельными кущами деревьев. Тропические леса тянулись тогда еще только у
подножья гор и вдоль рек.
И – характерно – сивапитеков отличала укороченная морда, округлый лоб, лишенный надглазничных валиков, тонкая челюсть, менее выступающая
вперед, узкая, полуподковообразная, латинской буквой V, без так называемой обезьяньей полки; более
прямой подбородок; не скошенная, как обычно у
обезьян, а плоская изношенность зубов; множество
выступов на жевательной поверхности моляров; нижние резцы малы, а верхние – почти неотличимы от
человеческих, – признаки употребления деликатной
пищи.
54
Правда, найденных пока фрагментов скелета сивапитеков недостаточно, чтобы надежно судить об их
морфологии в целом. Одни исследователи считают
сивапитека четырехногим, другие – двуногим, использующим передние конечности для удержания
предметов, и относят его даже к гоминидам. (Напр.,
Heberer G., Кларк Дж. Д.; Chopra S., Ламберт Д.).
К сивапитекам, должно быть, был близок также
пьеролапитек (Pierolapithecus catalonieus), возрастом
13-12 млн. лет, найденный в 2004 г. в Каталонии (Испания). Его отличает широкий нос с плоскими ноздрями, признаки способности лазить по деревьям, но
жесткий костный пояс, какой необходим для передвижения на задних конечностях.
Судя по их морфологии и нахождению в водных
отложениях, можно предположить, что сивапитеки
или близкие им формы были еще не наяпитеками,
но миоценовыми предками наяпитеков.
Получается у людей более чем 20-миллионнолетняя родословная – через четвероногих наземных
обезьян, сивапитеков и наяпитеков? Но тогда где же
здесь почитаемые наиболее родственными человеку
антропоиды: шимпанзе, орангутанги и гориллы?
Обыденное выведение человека из подобных антропоидов упирается в указанные ранее контрфакты, а в генеалогии приматов открывается неожиданный поворот.
Как обнаружилось, утробное развитие плода
шимпанзе претерпевает превращение удивительное,
впервые замеченное еще в 1926 году австрийским
биологом Л.Больком: в своей средней стадии эмбрион этой обезьяны почему-то имеет тело голое, но зато
густую шапку волос на голове, его ноги относительно
тела длиннее, чем у взрослых, мозговой отдел его че55
репа относительно большой, лоб прямой и лишенный
надглазных валиков, первый палец лап – длинный, а
ось тела искривлена.
Может ли такое сходство плода обезьяны с человеком быть случайным? Тем более при открытом уже
в наше время биомолекулярном сходстве шимпанзе и
человека?
Почему же при рождении шимпанзе вдруг теряет
такое сходство?
Как эти чудеса объяснить?
Сам Л. Больк предположил, что человек произошел от человекообразных обезьян в результате задержки (“ретардации”) их утробного развития, так
сказать, “преждевременного” рождения и тем самым
отпадения более поздних свойств (“отрицательной
анаболии” А.Н. Северцова).
Получается абсурд: человек – анатомически недоразвившаяся обезьяна. Ничего себе. Как вам это
нравится?
Но и критики “шимпанзоидной” (“неотенической”, “фетализационной”) гипотезы – за век (без малого) обсуждения странного факта (см. Рогинский
Я.Я., Левин М.Г, с.301-303, Хрисанфова Е.Н., Перевозчиков И.В., с.42-44), – не находят ему удовлетворительного объяснения.
Наяпитековая теория антропогенеза его даёт.
По знаменитому биогенетическому закону Э. Геккеля (1866 г.), индивидуальное развитие отдельного
организма (онтогенез, онтогения) ускоренно повторяет
древнюю историю предков его вида (филогенез, филогению). Хотя этот закон сегодня и подвергается биологами всевозможным ограничениям, но все же в целом
признается. Но если так, то почему рождённое шимпанзе теряет такое свое утробное человекоподобие?
56
Не означает ли это, что вовсе не человек произошел от этих антропоидных
обезьян, а, наоборот, эти современные антропоиды являются потомками каких-то наших предков, – каких-то прибрежных близких к наяпитекам обезьян, которые почемуто в силу неизвестных нам обстоятельств вернулись к полудревесному образу жизни?
Иначе говоря, эти современные антропоиды – не предки
человека, а отделившаяся боковая или параллельная ветвь
антропогенеза.
Я не вижу, как без этой
догадки о таком удивительном
зигзаге в эволюции приматов
объяснить открытые беспокойные факты.
(Ср. рис. на с.61)
Уже непосредственно к наяпитекам, развитым
береговым обезьянам, думается, относятся ископаемые существа дошелльского слоя Олдувая (глубиной
ниже 90 метров, древностью около трех - двух миллионов лет), которых их
первооткрыватель английский антрополог Лики (L. Leakey) чересчур оптимистично окрестил даже людьми – "человеком
умелым" (“Homo habilis”), или презинджантропом
(букв. – “пред’южным человеком”).
В пользу наяпитековой интерпретации хабилисов
говорят как их морфология, так и этология.
Хотя их лоб покат, но объем мозга внушителен, в
среднем 650 см3, а у черепа 1470 – даже 700-800 см3,
57
что значительно превосходит мозг австралопитеков (в
среднем 520 см3). Это при невысоком росте, в среднем всего-то в 1,5 метра и весе ~ в 45 килограмм.
Их ноги прямые и длиннее, чем руки; стопа сводчатая и все строение голеностопного сустава и таза,
также как свободная балансировка головы на шее
свидетельствуют об их прямохождении. Хотя, судя
по большим размерам плюсневой кости пятого пальца, стопа сильнее опиралась на наружное ребро – и
походка была косолапой.
Отсутствие на темени сагиттального костного
гребня, слабость надглазного валика и скромная – в
сравнении с австралопитеками и питекантропами –
величина плоского лица, челюсти и зубов означают
слабость жевательной мускулатуры.
Зато фаланги их пальцев необычайно широки,
следовательно, кисти рук очень сильны и цепки, – и
способны к мощному зажиму галечных орудий.
О наяпитековом образе жизни ранних хабилисов
говорят также их диета и окружение.
Россыпи оббитой гальки, горы раковин и остатков черепах, рыб, фламинго, водяных кроликов, лягушек и других водных животных, нахождение хабилисов в глинистых прослоях, образующихся в прибрежной зоне, окаменевшие корневища папирусов –
все это недвусмысленно показывает, что нижнеолдувайские существа были обезьянами именно прибрежными, одним из видов наяпитеков, а судя по их дальнейшей эволюции, наблюдаемой в более высоких
слоях Олдувая, и предками людей.
Однако отнесение У.Э.Ле Грос Кларком (Clark Le
Gros W.E.), В.И. Кочетковой, В.П.Якимовым, Г.Г.
Григорьевым, Ю.И. Семеновым (1983), В.П. Алексеевым (1983) и другими антропологами хабилисов к
58
обезьянам австралопитековым мне представляется
ошибочным.
Длинная челюсть австралопитеков, вытянутая
морда (“прогнатическая”, с большим прогнатизмом),
скошенный подбородок, крупные коренные зубы, даже больше, чем у гориллы, огромный сагиттальный
гребень, следовательно, мощная жевательная мускулатура, передние лапы более длинные, нежели задние,
короткие полусогнутые неуклюжие ноги, на кистях
лап длинная пясть, но короткие пальцы, – то есть их
грубая моторика, – все это свидетельствует о совершенно другом образе жизни.
Австралопитеки грацильные, хотя имели прямые
резцы и клыки не выше остальных зубов и были двуногими, но их ноги коротки и широко разведены, а
плечи и руки длинные, стало быть, ходили они неуклюже, может быть, даже полусогнуто и, скорее всего,
были обезьянами саванными, волосатыми обитателями скальных полупустынь.
Найденные вместе с их костями в пещерах Туанге, Стеркфонтейна, Макапансгата кучи окаменевших
костей грызунов, павианов, антилоп, жирафов, притом обычно раздробленных, со следами раскалывающих ударов на черепах, вслед за Р.Дартом истолковывают как признаки их охоты на этих достаточно крупных животных.
59
Но правдоподобнее более осторожное предположение (Шаллер Д.Б., Поршнев Б.Ф., Бунак В.В.,
1980, Quigley C., 1971, Kortlandt A., , Read-Martin K.,
Read D.), что им удавалось добывать мелких или молодых животных, но невероятно, чтобы эти медленно
бегавшие двуногие могли
догнать сильных, чутких и
стремительных антилоп, зебр
или буйволов и увернуться
от их рогов и копыт.
А чаще им приходилось
довольствоваться падалью и
преимущественно остающимися после трапезы хищников костями, которые они
разбивали камнями. И то когда они успевали опередить или отогнать своих конкурентов в некрофагии:
собак, гепардов, марабу и грифов. Но едва ли австралопитеки были способны прогнать гиен, слишком
опасных многочисленностью своих стай.
Невысокость их клыков объясняется, должно
быть, как раз приспособлением для более удобного
выскребания из разбитых костей мозга.
А, возможно, они и сами служили кому-то пищей. Ведь их кости находят такими же раздробленными, как и кости павианов и других животных.
Иными были более крупные австралопитеки –
“афарские” (из Афары) (A. afarensis), A. garhi (из Хадара, Эфиопия), Aust. Anamensis и Orrorin tugenensis в
Кении, похожие на горилл “массивные” (“могучие”)
(A. robustus, парантропы) и еще более крупные “бойсеи” (Zinjanthropus boisei).
Их отличали грузность, по-обезьяньи вытянутая
(прогнатическая) морда, а также крупность и парал60
лельное расположение коренных зубов – внушительный жевательный аппарат, какой бывает необходим
для перетирания массы всякой зелени. На мой взгляд,
Сравнительный вид австралопитеков, грацильного и
афарского, и хабилиса. (По Д.Ламберту)
Сзади – средний рост современного человека.
(Но австралопитеки, в моем представлении, были полусогнутыми ниже, а волосы на голове хабилиса длиннее, но
шерсть на теле сильнее редуцирована. Хотя бы как на предыдущем рисунке на с. 57.)
эти обезьяны жили в сухом разреженном тропическом лесу, использовали передние лапы для нагибания веток, доставания плодов и откапывания палкой
съедобных луковиц, корней и клубней, хотя, возможно, не отказывались и от мелких животных.
Родственниками растительноядных австралопитеков представляются лесные гигантопитеки Блека с
61
гор Южного Китая и горилловидные тавродонтные
“мегантропы” Явы. К полусаванным австралопитекам, похоже, близки (мнение Д.Фрейе: Frayer D.W.)
баласпурские гигантопитеки из северной Индии: их
маляры в полтора раза больше, чем у гориллы, челюсть удлиненна, со скошенным подбородком – и никаких следов орудий, но много костей антилоп, жирафов и других животных.
Короче, все австралопитеки, конечно, – приматы,
больше того, антропоиды, но не гоминиды и не предки людей, а разнообразные боковые ветви в эволюции
антропоидов.
Ареал обитания наяпитеков был, видимо, обширен.
На олдувайских хабилисав или на их предков,
судя по найденным в 1999 году на западном берегу
озера Туркана остаткам, явно похожи кениантропы
(Kenyanthropus platyops), – двуногие, прямоходящие,
плосколиции, с небольшими коренными зубами и не
выступающей челюстью, однако более древние (~ 3,5
млн. лет) и с маленьким мозгом.
О возможности подобных существ далеко в центре Африки говорит найденная в 1995 г. в Чаде, в
русле давно пересохшей реки, верхняя челюсть с несколькими зубами, – маленькими лопаточковидными
передними и тремя плоскими и не очень крупными
коренными, – возрастом ~ 3 - 3,5 млн. лет, определенная автором находки М.Брунетом как австралопитек (Austr. bahrelghazali), по-моему, неверно.
Россыпи оббитой гальки нижнеолдовайского типа, – пока без самих костяков, – найдены в Африке, в
отложениях реки Омо, Кооба-Фора, Кафуэ (бассейн
Замбези), реки Вааль, озера Чад, центральносахар62
ском пьедмонте Тибести и Ахаггара, на марроканском
побережье Атлантического океана (мулун и мессауди), в Алжире (Айн-Ханеш), в Венгрии и в других
местах на юге Европы, на Ближнем Востоке, в Сирии,
Ливане, Израиле (Телль-Убейдия), в Индии (нижний
Соан, река Нармада, район Мадраса), в ЮгоВосточной Азии; но всюду – в речных, озерных или
приморских отложениях.
И надо думать, это не случайно. Причина здесь не
только в том, что те, кто пользовался разбитой галькой, приходили к воде утолить жажду. Австралопитеки, естественно, тоже пили, но их останки чаще всего
лежат далеко от воды, в сухой саванне или предгорьях и пещерах.
Похожая расколотая галька – без гоминоидных
костяков рядом – была обнаружена даже в Сибири, на
Лене и Алдане, вызвав шумные споры об их датировке и сибирском климате в эоплейстоцене.
Однако противоречие прочих местных фактов
возможности обитания здесь в эту холодную пору
хабилисов принуждает меня к предположению, что
эти расколотые гальки оставили здесь какие-то другие животные.
Тем не менее, так же ошибочно относить хабилисов и к людям, как делают Л. и М.Лики (Leakey M.D.,
1971), Ф. Тобайяс, Дж. Нейпир, Г.Г.Р. Кенигсвальд,
Дж. Кларк, П.И. Борисковский, М.И. Урысон и некоторые другие антропологи.
Нижнеолдувайские хабилисы оставались еще
всего лишь предками людей – обезьянами, хотя особыми, полуводными – наядными, именно наяпитеками, и потому не представляется правомерным именовать их самих "людьми" (homo, гоминидами, архан63
тропами), хотя бы и древнейшими, а их галечные
орудия – "культурой".
Применение и изготовление орудий прибрежными обезьянами длилось долгие миллионы лет; однако
это не означает, что использование орудий вообще не
является отличием человека от животных, как начинают думать (напр., Б.Ф.Поршнев, с.393), потому что
миллионы лет это использование было еще не человеческим трудом, а всего лишь биологическим явлением, – животными действиями, подобными применению камней и прутьев птицами, бобрами, шимпанзе.
Но они не были также и “инстинктивным трудом” (Маркс К., Энгельс Ф., т.23, с.189), – таким как у
насекомых: пауков, муравьев, пчел. У высших животных подобные действия являются не врожденными
инстинктами: выросшие в неволе обезьяны, как показали наблюдения этологов, не умеют строить гнезда
для ночлега (см: Фирсов Л.А., 1977), хотя, конечно,
еще и не основаны на речевом понятийном мышлении. По моему мнению, их психической основой служит мышление образное – соображение, а также научение посредством подражания.
Строго говоря, во всем дошелльском Олдувае
существовал всего один единственный вид орудия –
рубило (чоппер), правда, с лезвием, но примитивное,
просто отколотая с одной стороны галька с булыжник величиной. Исследователи долго даже сомневались, творения ли это природы или рук человекообразных существ, и признали в них орудия, только когда среди них обнаружились обломки из кварцита,
отсутствующие в породах соответствующих слоев.
Все его "изготовление" олдувайскими “умельцами” сводилось к раскалыванию камней без всякого
внимания к форме раскола, разнообразие и случай64
ность которой свидетельствуют о чисто животных
действиях.
Эти галечные рубила лишены сколько-нибудь
повторяющейся, устойчивой формы, они не претерпели никаких усовершенствований за время существования тысяч поколений (более двух миллионов лет).
Последнее недвусмысленно говорит об отсутствии
всякой преемственности и накопления опыта в технологии, знаниях и в их речевой передаче.
Но равным образом на протяжении этих долгих
миллионов лет почти не изменился и физический
тип самих этих обезьян.
Кто не видел грандиозные рисунки человеческих
предков, с камнями и палками в руках побеждающих
диких лошадей, слонов и пещерных медведей? Они
стали настолько нам привычны, что воспринимаются
как факт. Однако, на мой взгляд, они фантастичны.
Охота на крупного зверя для береговых обезьян и
долгое время даже для их человекообразных потомков была невозможна: двуногий бег гораздо медленнее, чем четвероногий, и они не смогли бы их догнать, а с камнями и палками, их единственным оружием, они не смогли бы одолеть даже всем стадом.
Да и ради чего им стоило охотиться на крупных
животных, если нечем было такую добычу скушать?
Не было ни клыков, чтобы прокусить толстую шкуру;
ни острых инструментов, чтобы разделать тушу; ни
зубов, чтобы разжевать мясо; ни приспособленного
желудка, чтобы его переварить.
Приходится признать: самое большее – наяпитеки были в состоянии (подобно австралопитекам грацильным) использовать обычно оставляемые хищными кошками от своей добычи череп и трубчатые кости, чтобы привычно разбить их камнями и извлечь
65
мягкий костный и головной мозг. Да и то в тех случаях, не слишком частых, когда их не опережали
специалисты по падали – гиены.
Обобщая рассмотренное, к биологическим (еще к
биологическим) предпосылкам становления человека следует отнести гибкие лапы – предруки с их пальцами, объёмное зрение, двуногое прямохождение,
редукцию шерсти, использование в промысле в качестве орудий расколотых камней и палок, соображение
и соответственно развитый мозг, антропоморфная
морфофизиология: челюсти, зубы, губы, щеки, язык,
нёбо, гортань, нос, стайность, экспрессивное и сигнальное общение, – все, что присуще уже наяпитекам. А к последующим человеческим приобретениям относятся развившееся на этой основе изготовление орудий и преобразование природной среды –
производство, со временем – с использованием (направлением) сил природы же, руки, организация,
речь, способность к воображению, речевое надситуативное мышление, искусство, максимальное развитие
неокортекса мозга, коры – с космическим количеством межнейронных связей и т.д.
Как же и почему это человеческое превращение
стало возможным?
66
Как предлюди стали людьми
У консерваторов антропологии есть сакраментальный упрёк акватизму. (Особенно здесь отличился
Дж. Д. Хоукс, Hawks, J.D., 2005). Хотя, строго говоря,
их как будто бы каверзный вопрос относится не только к авторам акватисткой идеи, а, на самом деле, есть
философско-биологический вопрос об общих закономерностях эволюции и представляется мне справедливым и глубоким: объяснение необходимо не только
для появления у предков людей морфофизиологических адаптаций к водной среде, но также причин их
сохранения после ухода прибрежных обезьян из полуводной ниши, когда эти изменения как будто бы
утратили адаптивность. В самом деле, почему полуводная морфофизиология сохраняется, когда такая
адаптация к воде стала не нужной?
Понятно, со времен наяпитеков лет минуло всего
ничего – миллиона два - полтора, по филогенетическим меркам, слишком мало, чтобы наяпитековые полуводные приспособления от неупотребления стёрлись даже как атавизмы.
Однако наяпитековые свойства сохраняются в
нас, мне думается, не просто как атавизмы, которые
без употребления постепенно отмирают, но также и,
наоборот, благодаря их активному использованию, а
потому и развитию в обретённых ими вторичных
функциях, всё чаще специфически человеческих.
67
Так, приводное приспособление – двуногость неожиданно принесла людям некоторые новые локационные преимущества также и на суше, в частности,
снизила у них расход энергии и повысила способность к бегу на длинные дистанции. У людей это получается лучше, чем у большинства наземных млекопитающих. И при вынужденном возвращении наяпитеков в степи это преимущество стало важно в загонной охоте.
И еще более важно – двуногость освободила людям руки , а они стали необходимой предпосылкой
развития его способности к труду, становления разума и всей культуры. Глубокое понимание этого решающего обстоятельства уже с 18 века было аксиомой для Гельвеция или Ламарка, так и позже для Дарвина, Энгельса и многих других мыслителей. И не утрачено и ныне и не только у нас, в России. (См. хотя
бы Foley R., Lewin R., 2005).
Такое же превращении претерпело другое полуводное приобретение наяпитеков – опущение гортани и произвольное управление дыханием: на пути к
человеку они стали основой развития речевой вокализации: запасать и мерно выдыхать воздух так, как необходимо для речи и пения, – их вторичная функция, ставшая несравненно даже более важной, чем
былая первичная – обеспечение ныряния.
Тогда как наземные обезьяны физиологически не
могут управлять дыханием и уже по одному поэтому
не способны говорить. А их ограничивают ещё и иные
морфологические нехватки – препятствия речи.
Как и другие наземные приматы, наяпитеки жили
стадами и, надо полагать, такими же шумными. Громкие крики, визги, уханье, сопение, мяукание, хрюканье, рычание, лай и рев современных обезьян служит
68
выражениями их испуга, гнева, радости, нетерпения
и других чувств, а также сигналами опасности, призыва и т.д. (См. Ибраев Л.И., 1981).
Хотя разнообразие издаваемых обезьянами звуков много больше, чем у других животных – достигает четырех десятков, – но их небо низко и плоско,
язык тонок и не имеет изгиба в глоточную полость,
отчего они не могут артикулировать и расчленять
звуки; их гортань расположена высоко и голосовые
связки тоже тонки, с неровными незакругленными
краями (отчего голос резок и хрипл) и лишены натягивающих их мышц перстневидно-щитовидных и
вплетенных в них голосовых мышц (m. thyreoarytenoideus), почему обезьяны, исключая до некоторой
степени гиббонов, не могут издаваемые звуки модулировать, разделяя тоны.
Таким образом, обезьяны не имеют физиологической базы для речи и пения.
Но среди высокой тропической травы и густой
лесной листвы могут быть слышны именно такие резкие громкие крики, да и то на сравнительно небольшие расстояния. Поэтому у древесных обезьян для
усиления громкости звука между нижним краем
ключицы и вторым ребром развились крупные гортанные мешки, редуцируемые у наземных обезьян и
отсутствующие у людей. А некоторые виды носачей
используют резонатором свой нос.
У наяпитеков же специфика условий их обитания и питания необыкновенно расширила возможности фонации. Только у человека волокна кольцевой
мускулатуры гортани поддерживают не только дыхание, но и связаны с голосовыми связками и обеспечивают управление высотой и громкостью звуков.
69
Хорошая акустика водной поверхности, далеко
разносящая даже слабый звук, сделала необязательными звуки резкие и сильные. Зато особенности наяпитекового обитания и питания породили опущенную управляемую гортань, сравнительную легкость
челюсти, звонкий резонатор объемистой ротовой полости, затянутой щеками, подвижность языка и губ, а
также большие легкие пловца – и сделали им доступными звуки, несравнимо более разнообразные по выразительной перемене тона и ротовой артикуляции, морфофизиологические предпосылки будущего развития из экспрессивного и сигнального общения
обезьян членораздельной речи людей.
Но аналогичное преобразование морфофизиологических функций происходило также и раньше на
пути от древесных и саванных обезьян к наяпитекам.
Наяпитеки унаследовали от своих древесных
предков ключицу, свободное вращение локтевой и
лучевой костей, укорочение морды, сближение и обращение вперёд глазниц, цветное и объёмное бинокулярное зрение, хватательные пятипалые передние лапы, их цепкие и ловкие пальцы и использовали их в
новых условиях и в новых функциях – ловли и собирания подводной живности, орудийного применения
расколотых камней, костей и палок – предпосылки
будущего развития из них рук, точный глазомер расстояний и своих телодвижений и операций с предметами (см. здесь с. 7 – 8, 24).
Хотя ещё на уровне полуназемных саванных
предков они понесли также и потери: утрата гибкости
и хватательности нижних лап и укорочение и мышечное ослабление передних. И др.
А уже от этих саванных предков, полуназемных и
полувыпрямленных, наяпитеки унаследовали сухо70
путную специализацию нижних лап, скрученность
(торзион) бедренной кости и начатки опорной стопы,
изменение зубов для приспособления к поеданию растений, корней и мелких животных, некоторые особенности аорты и почек (См. с. 12, 52 - 57).
Судя по всему, таков общий закон биологической
эволюции: морфофизиологические приспособления
организма к прежней экологической нише сохраняются в новой, если обнаруживается необходимость и
возможность их использования в новой экологической нише, хотя могут там изменять свою функцию.
А неиспользуемые органы переходят в постепенно
отмирающие атавизмы. Следствие этого закона: если
новая ниша разнообразнее и изменчивей, а потому
сложнее для адаптации, то происходит усложнение
организма и накопление, напластование в нем иерархической системы функциональных морфофизиологических возможностей, таким образом, расширение
доступной ему зоны обитания, его “эврибионтности”.
Процесс антропогенеза был хотя и долгим, но вовсе не ровно постепенным; его разделяют два крутых
перелома.
Первый скачок – превращение наяпитеков в
предлюдей – верхних хабилисов, произошел ~ 1,6 1 млн. лет назад.
Хабилис второго, шелльского слоя Олдувая (глубиной 90-60 метров), по-моему, уже может быть отнесен к древнейшим формирующимся людям, до некоторой степени оправдывая свое имя “человек” – Homo
habilis. Его отличия от ранних хабилисов столь существенны, что заставили В.П. Алексеева в 1978 году
(с.120) выделить его в особый вид и переименовать в
Homo rudolfensis – по названию озера, на берегах ко71
торого его впервые нашли. А теперь антропологи
стали именовать его Homo ergaster (“человек трудящийся”).
В их орудиях (бифасах), оббитых уже с двух
сторон, более тонких и разнообразных, видны первые
признаки внимания к форме, – начало технического
развития, хотя и очень медленного, – сотни тысячелетий без заметных изменений.
На месте их стоянок остались ряды крупных
камней, которые можно истолковать как подпорки
жердей для сооружения из шкур заслонов от ветра,
какие и сейчас делают местные племена.
Разбросанные вокруг раздробленные кости жирафов, антилоп, слонов говорят о том, что хабилисы
тогда вынуждены были переходить к австралопитековому промыслу (собиранию костей и их раздроблению камнями для извлечения мозга), – видимо, вследствие иссушения климата и пересыхания водоемов, –
о чем свидетельствуют обнаруженные особенности
тогдашней фауны и палинологические данные (См:
материалы конференции в Найроби, 1973: Earliest
Man …, 1976).
Но одновременно благодаря каменным орудиям
для них становится возможной и учащается охота на
животных, и не только на мелких.
Однако, как показывает обнаруженный в Кении в
Нариокотоме почти полный скелет 12-летнего подростка эргастера, его спинномозговой канал чересчур
узок для иннервации речевого аппарата, что заставляет сомневаться в его способности говорить. Но тогда
верно ли его считать человеком?
Изменяется и физический облик хабилисов.
Новые боевые занятия вызвали резкое увеличение их роста. Между прочем, нариокотомский 1272
летний мальчик, по нынешним понятиям, был уже
настоящим акселератом – высотой в 1,68 метра, а,
значит, со временем вполне мог вымахать до 1,8
метра.
Наяпитек (“хабилис”), питекантроп и кроманьонец.
(По Кембриджскому путеводителю Д. Ламберта,
подправленному)
Но жевание верхними хабилисами сырого мяса
вело к утолщению их надбровных дуг, – и к среднему слою, приблизительно к 60 метровой глубине, они
превращаются, пользуясь традиционным термином, в
олдувайского “питекантропа”, или, как теперь предпочитают его называть, в Homo erectus – “человека
выпрямленного”, “прямоходящего”. (Будто уже нижние хабилисы не были бипедальными). По-моему,
было бы точнее именовать таких формирующихся
73
людей (от верхних хабилисов) – 1,7 – 0,2 млн. лет –
без затей просто предлюдьми (Before Man, prepeople).
Предлюди переходят к охоте уже на крупных животных, судя по костям – на кабанов, баранов, антилоп, лошадей, даже слонов. Это стало возможным
благодаря усовершенствованию орудий: изготовлению больших рубил (которыми, как показал эксперимент, можно снять шкуру с животного и расчленить
тушу), а также скребел и проколок для обработки
шкур. Возможно, в то время появились первые копья
– простые шесты с обожженным на огне и заостренным концом
Разумеется, и тогда охота на крупных животных
оставалась трудной и опасной – и нападать на них открыто предлюди отваживались редко, предпочитая устраивать засады или гнать зверя к болотам и обрывам.
Характерно, что именно в это время исчезают и
австралопитеки, отчасти не выдержав конкуренции с
невиданно вооруженными охотниками, отчасти потому, что истреблялись ими как дичь.
Переход к охоте вынудил предлюдей на переселение в степи. Поэтому и орудия питекантропов эректусов чаще изготавливались уже не из гальки, а
из необкатанных твердых скальных пород: кварцита,
кварца, лав.
Прогресс орудий и способов охоты изменил и материальные отношения между предлюдьми.
Если при собирательстве и ловле мелких животных преобладала деятельность индивидуальная, то теперь возникает животное стадо. Оно образуется на
основе не только половых и родительских связей. Соединительную функцию выполняет ориентация на поведение соседа и вожака, что облегчает нахождение
74
пищи и защиту от врагов. Все предлюди в стаде выступают в качестве взаимных ориентиров и взаимных
сторожей.
Засадная и загонная охота явилась первой кооперацией (разделением ролей в поисках добычи, гоне,
окружении, нападении), подобной той, которая существует в стае хищников. Однако если хищники охотятся на животных, которые гораздо слабее каждого
из них в отдельности, и их кооперация является чисто
ситуативной, то предлюди охотились даже на слонов,
носорогов, медведей и других гигантов, которые в десятки раз крупнее, сильнее и быстрее каждого индивида. Как они были в состоянии их победить? Только
благодаря изготовлению и использованию орудий и
благодаря сложной и растянутой в пространстве и
времени уже в какой-то степени трудовой кооперации, послужившей, в конечном счете, предпосылкой
перехода от первобытного стада к обществу.
Так потребности засадной и загонной охоты и изготовления начавших развитие орудии привели к
поднятию стада в сложную и растянутую в пространстве и времени кооперацию – организацию, сделали
выражения и сигнализацию, свойственные еще животным и ограниченные ситуацией, совершенно недостаточными и потребовали развития именно речи с
ее надситуативностью, абстрактностью, метафоричностью и т.д. ( Подробнее см. Ибраев Л. И., 1981, с.
17 - 35), привели к поднятию сигнализации в язык, а
соображения, соответственно, – в абстрактное надситуативное мышление, способное к предвидению
целых серий своих и чужих действий, их отдаленных
и сложно сочетаемых результатов.
Так предлюди обрели свое основное оружие и
главное преимущество перед всеми животными –
75
способность благодаря языку знать, думать и сообщать о том, чего нет перед глазами – надситуативное
мышление.
Физиологическим следствием труда и организации была дальнейшая цефализация (развитие головного отдела), усложнение цитоархитектоники и рост
объема мозга до 800 - 900 см3, затем – до 1300 см3, а
в отдельных случаях – даже до 1600 см3.
Расселение предлюдей под давлением суровых
климатических перемен из прежней природной зоны
в новую всякий раз оказывалось возможным благодаря освоению ими новых производственных средств.
Началась селективная адаптация не просто к природе, но и к способу производства и потребления.
Формирование телесного типа человека шло в единстве с формированием производства.
И это превращение в человека было исключительно трудно. Не раз предлюди оказывались на грани
вымирания и почти исчезали, – должно быть, этим
объясняется зияющий пробел в палеоантропологических находках в интервале 1,2 – 0,9 млн. лет.
Эти трансформационные трудности вели к тому,
что прогресс в строении и объеме мозга предлюдей
соединялся первоначально с регрессом их черепа и
кистей рук, увеличением зубов и челюстей – и столь
значительным, что некоторые антропологи, как ранее
здесь уже отмечалось, отказываются узнавать в питекантропах предков человека.
По-моему, именно компенсация чудовищного
давления на лобную кость при жевании жесткого сырого мяса крупных животных и раскусывании твердых предметов требовала увеличения коренных зубов
и челюстей и утолщения стенок черепа, – нередко
вдвое, а на конце покатого лба над глазницами – вы76
деления козырьком огромного костного валика (torus
supraorbitalis). Хотя в целом по строению зубы предлюдей остались похожими на современные человеческие.
Такое огрубление жевательного аппарата, понятно, сильно снижало возможности речевой артикуляции. Тем не менее, у питекантропов замечено увеличение височной области мозга (Кочеткова В.И.,
1973), а у некоторых видов на нижней челюсти уже
есть отчетливые выступы – шипы для прикрепления
язычных мышц, – признака хотя бы зачатков речи.
Отсутствие у ашельских каменных орудий деревянной рукоятки и сжимание их непосредственно рукой привело к колоссальному усилению их кистей,
лапообразных, с широкими запястьями и резкими
гребнями для прикрепления мышц, с бугристыми фалангами – с зажимом как у стальных тисков, – мощь
которых все возрастала (см.: Данилова Е.И., 1979;
Vlček E., 1980), но – препятствующих тонким манипулированиям руки, чей первый запястный сустав был
даже лишен седловидности.
Новые технические возможности питекантропов
привели к их широкой миграции – даже на новые
континенты.
После первой находки Э.Дюбуа на Яве (1890 1892 гг.) окаменевшей черепной крышки, зубов и
бедренной кости питекантропа (“Pithecanthropus erectus”), – правда, в смущающем смешении в одних слоях костей обезьян и людей – там было обнаружено
около четырех десятков экземпляров подобных существ, а под Пекином, в пещере Коцетанг (возле
Чжоу Коудяня) – свыше трех сотен синантропов.
В 1993 – 2001 гг. окаменевшие кости существ,
переходных между хабилисами и питекантропами,
77
были найдены в Грузии (возле Дманиси), как их назвал автор находки Д. Лордкипанидзе, – Homo georgicus (древность ~ 1,6 млн. лет), а в 1994 - 1997 году –
в Испании, на Пиренеях, в Гран-Долине – Homo antecessor, древностью ~ 0,8 млн. лет и в Италии около
Чепрано.
В 1907 году в Германии, недалеко от Гейдельберга, была обнаружена челюсть переходной формы питекантропа, нареченного Homo haidelbergenis, жившего ~ 0,6 – 0,4 млн. лет назад, еще до оледенения Европы, когда континент был полутропическим: здесь
водились львы, слоны, шимпанзе, но рядом с ними –
быки, олени, пещерные медведи и волки, хотя зима
была холодной. Должно быть, гейдельбержец был
предком неандертальцев, преандертальцем.
Разнообразие местных природных условий обусловило морфологическое разнообразие питекантропов.
Одной из таких крайних специализаций и явились коренастые, могучие неандертальцы (Homo neanderthalensis), названные по имени долины Неандер
(в Германии), где они впервые обнаружены, – светлокожие рыжие кряжистые богатыри, с толстыми надбровными дугами и покатым лбом, но с большим
продолговатым черепом и мозгом больше, чем у современного человека, длинным скошенным подбородком и большущим горбатым носом.
Их бедренные кости необычайно толсты и изогнуты, стало быть, ноги мощны, хотя коротки, и рост
скромен, в среднем ~ 165 см, но руки тоже титанически мощны, а их кисти поразительно крупны, толстая
шея, торс огромен и тяжел, вес больше 90 килограмм.
Целая гора мышц. Нечего сказать, прекрасное приспособление к морозам и охоте на мамонтов, носоро78
гов, саблезубых тигров, пещерных медведей, овцебыков, зубров, оленей и других гигантов промозглых
предледниковых тундростепей и холодных полупустынь, покрывших тогда, 200 – 40 тыс. лет назад, чуть
не целые континенты.
Неандерталец и кроманьонец Рис. Н. Ковалева.
Почти все остатки этих субарктических предлюдей найдены в предледниковых зонах Европы, Атласа, Кавказа и Загроса – от Испании до Узбекистана. В
холодной Европе других видов гоминид, судя по палеонтологическим данным, тогда и не существовало.
Исследования С.А.Семеновым (1961 г.) формы и
следов на их каменных орудиях показали, что они
79
работали преимущественно правой рукой; а это значит, что у них уже была функциональная асимметрия
мозга и, следовательно, речь. Хотя тяжелая челюсть,
тонкий язык и обширное гладкое небо затрудняли
произнесение звуков, делая их пронзительными и
плохо расчлененными и сдерживали развитие речи.
Проведенные Ф.Либерманом и Э.Крелином (США,
1971) реконструкция, измерение и электронное моделирование гортани и ротовой полости неандертальцев
показали недоступность им произнесения многих
гласных. Впрочем, и эти исследователи, и последующие признают их способность к артикуляции подавляющей части речевых звуков.
Однако в тропиках, в прежней экологической
нише, возле водоемов, одновременно с питекантропами еще долго жили и хабилисы: в среднем слое Олдувая попадаются их кости, более изящные, заставляющие антропологов сомневаться в последовательности человеческой эволюции.
Второй перелом – превращение питекантропов в
людей – “современных” (Homo Sapiens), или кроманьонцев (по названию грота Кро-Маньон на юге
Франции, где их остатки были впервые встречены в
1868 году), произошел где-то 200 - 40 тыс. лет назад.
Как убедились американские антропологи после
сорока лет тщательнейших исследований датировки
(Journal of Human Evolution, Vol. 55, Issue 3,
September, 2008), самые древние остатки сапиенса
(впрочем, с некоторыми чертами неандертальца) возрастом ~ 195 тыс. лет найдены в 1967 году в южной
Эфиопии, близь реки Омо. В Западной Азии они появились ~ 100 тыс. лет назад, в Европу проникли ~ 40
тыс. лет назад, тесня туземных неандертальцев.
80
Сапиенсы были более рослыми, с конечностями
более длинными, но много слабее питекантропов,
зато, видимо, более приспособлены к жизни в быстром мире лесостепей, вытесняющих влажную предледниковую тундростепь.
Появление сапиенсов, думается, было обусловлено двумя приобретениями
Первое – начавшееся как раз тогда повсеместное
использование огня и, стало быть, его искусственное
добывание и приготовление на нем пищи.
Формирование кроманьонцев происходило, видимо, где-то юго-восточнее тундростепей, должно
быть, в лесостепях севера Африки и центральной и
западной Азии (пещеры Тешик-Таш возле Самарканда, Шанидар в Ираке, Кратины возле Загреба, Кафзеха близ Лазарета, Палестины, Староселье возле Бахчисарая в Крыму) и, разумеется, раньше исчезновения
неандертальцев. Как иначе объяснить одновременное
существование сапиенсов в пещере Схул и неандертальцев в соседней пещере Табун одной и той же горы Кармел?
Отличающие питекантропов большая челюсть со
скошенным подбородком, надглазный валик и мышечный рельеф отсутствуют у эмбриона человека и
значительно менее обозначены на черепах ископаемых детских гоминид, чем взрослых особей. Не свидетельствует ли это противоречие о том, что отмеченная мегамаксиллярность питекантропов является не
исходной, а результатом более позднего приспособления, обусловленного переходом от наяпитекового
промысла к охоте на крупных животных?
Тогда становится понятным иначе генетически
невероятно быстрое превращение предчеловека в сапиенса, хотя оно продолжалось дольше обычно пола81
гаемых 4-5 тысячелетий. Должно быть, это был прогресс путем снятия некоторых сторон предыдущей
стадии: утраты прогнатизма (сильного выступания
вперед лицевого отдела черепа) и частичного возврата
к предшествующей ему морфологии наяпитеков посредством гормональной приостановки (ретардации)
онтогенеза на более ранней инфантильной морфологической стадии, а уже с этого рубежа – их мутационно-селективное дальнейшее уменьшение.
Этим хорошо объясняются парадоксы большей
сапиентности ранних гоминоидов, чем поздних, и генетически удивительная быстрота заключительной
эволюции питекантропов в современных людей.
Тем самым открываются подлинные основания и
границы фетализационной гипотезы Л.Блока и А. Гелена, находящей у нас определенную поддержку у
П.П. Сушкина, А.М. Сергеева, С.И.Огнева, А.А. Малиновского и некоторых других биологов.
Такая противоречивость происхождения человека
показывает, что питекантроп, включая неандертальца,
был и вымершей тупиковой ветвью, и предком человека, сбросившим после производственного облегчения себе условий жизни свое переходное мегамаксиллярное огрубление.
Но отдельные популяции питекантропов просуществовали ~ до 30 тыс. лет назад, то есть десятки
тысячелетий они жили одновременно с сапиенсами.
Куда же они делись?
Уменьшение количества орудий в неандертальских пещерах, а затем, около 35 тыс. лет назад, их
полное опустение можно понять двояко: и как вымирание их чрезмерно специализированных обитателей
вместе с их кормилицей – тундростепью – вследствие
потепления климата и конкуренции с сапиенсами, бо82
лее приспособленными к новым условиям, и как просто поселение неандертальцев на открытом воздухе.
Но частью они, вероятно, были истреблены в
стычках с кроманьонцами, а частью смешались с ними. Хотя проводимый с 1997 г. сравнительный генетический анализ их митохондиальной ДНК, передающейся исключительно по материнской линии, показал ее отличие от мтДНК современных людей, но
еще не исключено, что существовали и другие типы
неандертальцев и некоторые из фрагментов их генетической мозаики все же унаследованы нашими современниками. Во всяком случае, не так уж редко и
сегодня среди европеоидов можно увидеть отдельные
неандертальские черты.
Впрочем, некоторые авторитетные специалисты,
например, С.В.Обручев и Б.Ф.Поршнев в России,
Б.Эйвельманс во Франции, А.Сандерсон и Г.Кранц в
США и др. – не исключают возможности, что отдельные неандертало-подобные “гуманоиды” сохранились
в глухих местах до наших дней, настороженно прячутся, но иногда встречаются людям. Они-то и отразились в слухах о всяких таинственных и фантастически ловких лохматых двуногих существах, – таких как
“снежный человек” в России, йети в Гималаях, алмасы в Монголии, чучуны в Якутии, каптары на Северном Кавказе, абнауаями в Абхазии, одамиявои на Памире, саскватчи в Канаде, бигфуты в лесах на северозападе США и т.п.
Правда, никаких материальных следствий существования таких реликтовых гоминоидов до сих не
представлено. И оно очень уж сомнительно. Пусть
они сами прячутся, но где же следы их стоянок, детенышей, остатков пиши, орудий, костяков и других
остатков?
83
Причиной же ортогнатизма (выпрямления прежде выступающего вперед лицевого отдела черепа)
явилось, должно быть, овладение способом приготовления пищи на огне.
Хотя следы огня у предлюдей (окаменевшие угли, зола, обожженные кости) появляются с ашеля,
примерно 750 тыс. лет назад (пещера Эскель во
Франции, семиметровый слой золы синантропов в
пещере Коцетанг, под Пекином), но использовался
огонь, видимо, только для согревания, отпугивания
хищников и в загонной охоте. Редко встречающиеся
обожженные кости в кострах питекантропов и состояние их зубов говорит о том, что они не умели готовить пищу на огне, мясо ели сырое или обожженное.
Жевание сырых плодов, сырого мяса и другой
грубой пищи приводило к постоянному самоочищению зубов досапиенсов от налета из протеинов и минералов слюны, остатков пищи и микроорганизмов.
Отсюда столь редкий у них зубной камень и кариес –
отчего обнаружение их следов на зубах экземпляра из
Брокенхилльда, должно быть, злоупотреблявшего диким медом, поразило исследователей (см.: Puech P.F., Albertine H., Mills N.T., 1980, p.33-39); но они стали характерным признаком сапиенсов и проклятьем
современного человека, от которого сейчас страдает
до 90% населения всех континентов и который явился
платой за употребление мягкой вареной пищи и за избыток углеводов.
К тому же питекантропы умели только поддерживать случайно получаемый огнь, который поэтому
часто гас и был не у всех групп. Повсеместное использование огня и, стало быть, его искусственное
добывание начинается как раз с мустьерской культу84
ры, примерно 100 тыс. лет назад. Хотя у отдельных
групп оно происходило, конечно, много раньше.
Уменьшение челюстей и надглазного валика привело к укорочению и прогибанию вверх ранее почти
плоского основания черепа, а благодаря этому – к новому опущению гортани ниже языка и увеличению
резонирующей камеры возле глотки. Укорочение же
основания черепа для умещения в нем мозга того же
объема потребовало подъёма его свода и выпрямления
лба. Этим селективным переменам как физическим
предпосылкам развития речевой артикуляции способствовала исключительная важность последней для выживания, а также то обстоятельство, что с их помощью
разрешалось нараставшее противоречие между потребностью в речи и морфологическими препятствиями ей.
В свою очередь речь послужила основой развития общественных связей и понятийного мышления с
его абстрактностью и фантазиями, наградившими их
способностью как к изобретению и конструированию,
так и к искусству и религии, – короче, стала предпосылкой возникновения homo sapiens.
Надо думать, не случайно, а обусловлено именно
развитием речи и ума было появление как раз в это
время составных орудий – с деревянной рукояткой:
каменного топора, копий с кремневым наконечником и
копьеметалок, – что сделало возможной и безопасной
дистанционную охоту, с большого расстояния и даже в
одиночку и даже в лесу, – тем самым позволило заселить леса Европы, Сибири, Конго, Сомали, Нубии и
увеличило гибкость и ловкость кисти, а это послужило
морфофункциональной предпосылкой создания кроманьонского лука и стрел, костяной иглы и, стало
быть, одежды, статуэток и наскальной живописи.
85
Между тем всегда сохранявшаяся охота на водных животных тогда же привела к изобретению гарпуна, костяных крючков, сетей, плотов и примитивных челноков, а они дали возможность за тысячи лет
расселиться по всем континентам – в первую очередь
вдоль речных и морских побережий.
Так, преобразовав лицо, глотку, рот, мозг и руки,
в завершение долгого противоречивого процесса антропогенеза огонь и рукоятка вывели предлюдей в
люди.
Резюме публикаций:
Ибраев Л. И. Наяпитеки – предки людей и противоречия антропогенеза. М.: ИНИОН, 1986, N 23880. – 44 с.
Ибраев Л.И. Некоторые проблемы симиальной теории
антропогенеза. Наяпитековые истоки человека. // Философские науки. М.: Высшая школа, 1988, N 9, с. 37-46.
Ибраев Л.И. Предки человека – наяпитеки. // Наука
и жизнь. М., 1989, N 9, с. 147-150.
Ибраев Л.И. Надзнаковость языка. // Вопросы языкознания. М.: Академия наук. М., 1981, № 1.
Ибраев Л.И.. Кто же были предки людей? // Марий
Эл, 1994, N 3, с. 79-83.
Ibraev L.I. Who were Human Ancestors? Naiapithecs
and Paradoxes of Anthropogenesis. //Internet: http:
//www.mari-el.ru/homepage/ibraev/ancestors.htm
86
Пояснения к современной периодизации
биоэволюции
За краткий век человека окружающий мир редко заметно меняется – и нам кажется, что Земля вечно та же.
Разве что повторяются череды дня и ночи, лета и зимы,
расцвета и увядания, рождения и смерти, – все возвращается на круги своя и нет ничего нового под солнцем.
Однако несомненные материальные остатки и следы
иного былого принуждают нас к открытию – оказывается,
мы живем на медленно кипящей планете. Над ее горячей
бездной, толкаемые кругообразными конвективными течениями в ней, тяжело ворочается ее верхняя твердая оболочка, на которой мы обитаем, – земная кора. Гремя землетрясениями и вулканами, незримо ползут тектонические
плиты материков, расходясь от вспученных хребтов и разломов (рифтов) посреди нынешних или будущих океанов и
наползая друг на друга при встрече. И вот громоздятся и
рассыпаются горы, кажется, вечные, разливаются и исчезают моря и даже океаны, неузнаваемо меняется климат и
все живое.
О прошлом живого палеонтология судит по ископаемым остаткам и следам организмов, находимым в геологических слоях (стратах) коры.
Возраст пластов оценивается по их ярусной последовательности. Подстилающий осадочный пласт по времени
своего образования, надо думать, предшествует его покрывающему, – так что чем ниже пласт, тем он древнее и –
соответственно – тем древнее находимые в нем остатки
организмов. Так в геологии и палеонтологии определяется
“относительный возраст” образований и составляется
“стратиграфическая шкала”, чья первая версия была принята на международном геологическом конгрессе еще в
1881 году.
87
Правда, тектонические сдвиги и наползания пород друг
на друга могут привести к обратному: в каких-то местах
пласты перевернутся и более древние окажутся выше более молодых, – и тогда, наоборот, возраст слоев устанавливают по типу содержащихся в нем ископаемых древних
организмов, время появления которых уже известно, – “палеонтологический метод” датировки.
Абсолютный возраст пластов определяется изотопным
методом – по содержанию в них продуктов распада радиоактивных элементов: углерода, калия, аргона и др., чей период полураспада (“скорость”) известен.
Нижние “каменные” слои коры – древнейшие, образовались ~ к 3,5 млрд. лет назад. Эру их образования так и
величают – археем (по-греч. древнейший). Её слагают
гнейсы, кристаллические сланцы, кварциты и конгломераты, чей возраст и былое местоположение устанавливают
по составу в них изотопов и элементов, геохимическими,
литологическими, а также палеомагнитными исследованиями – по отпечаткам в кристаллических породах направлений древнего магнитного поля планеты.
Никаких остатков или следов организмов в архейских
слоях не обнаружено, хотя не исключено, что они стерты
последующей перекристаллизацией их вещества.
Под ними, в самом низу коры, судя по скачку продольной скорости прохода вниз сейсмических волн до > 6,4
км/с, предполагается, залегает ещё более плотный и упругий каменный материал – “гранитный слой” (в смеси с
гнейсами), плотностью ~ в 2,7 т/м3, а потом – “базальтовый” (с габбро), плотностью ~ 2,9 т/м3 и скоростью сейсмических волн > 7,6 км/с.
Под этими нижними “каменными” слоями коры на
“поверхности Мохоровичича”, где скорость сейсмических
волн еще подскакивает до ~ 8 км/с и больше, предполагают слои еще более плотные (до 3 т/м3, а с глубиной и
ростом давления – до 5,6 т/м3) – те же базальты и подобные им вещества, однако раскаленные, но тем не менее изза высокого давления не расплавленные. Они и образуют
88
таинственную земную мантию (“субстрат”). А из её выплавления, предполагается, и образовалась кора.
Только в самом конце архея, то есть более чем через ~
3,5 - 5 млрд. лет после образования планеты, в слоях коры
обнаруживаются следы жизни – одноклеточных бактерий.
Первоначально, поскольку тогда в атмосфере еще почти не было свободного кислорода, эти бактерии были
автотрофы, то есть хемосинтезировали бескислородно
(анаэробно): бактерии серные (окислители сероводорода),
водородные (окислители аммиака, метана, углекислоты,
водорода), железные и т. п. - создатели наших металлических руд, но затем также – фотосинтезирующие бактерии
и одноклеточные водоросли – фитопланктон, предтечи
растений и сами растения. Они расщепляют углекислый
газ СО2 , выделяя в атмосферу свободный кислород и
поглощая углерод для образования из него сложных углеродистых соединений, – вплоть до нуклеиновых кислот и
белков, – пищи тех, кто живет чужим готовеньким –
гетеротрофов. Так, питаясь ею, возникают одноклеточные
и многоклеточные грибы и животные, растениеядные и
хищные, которые своим углекислым дыханием, а после
смерти также и своим телом служат пищей растениям.
Таким путем физико-химическая эволюция перешла в
биологическую.
Верхние слои земной коры сложены породами осадочными – средней плотности в 2,4 т/м3. Тектоническими
сдвигами они часто смяты в складки, разорваны и смешаны, местами перемежаются магматическими вулканическими включениями и имеют общую толщину от 0 до 1020 км. Всю толщу коры, как осадочных, так и каменных
пород вместе, оценивают в среднем в 35-45 км, под горами
~ в 70 км, а под океанами, где осадочных слоев, также как
и гранитного, может и вовсе не быть, ~ в 5 -15 км.
Надо думать, первым следам “явной жизни” (“фанерозоя”) предшествовала длиннейшая эра “скрытой жизни”
(“криптозой”), в частности, и жизни доклеточной, от которой просто не сохранилось окаменелостей.
89
Слои, где появляются первые признаки организмов –
бактерий и слоистые строматолиты синезеленых водорослей, – назвали протерозоем (по-греч. “первая жизнь”). Его
породы сильно изменены и прорваны стволами (“интрузиями”) застывшей магмы вулканических извержений,
следовательно, тогда еще очень частых.
Эта эра продлилась ~ 1,5 млрд. лет и к ее концу обнаруживаются отпечатки и остатки первых многоклеточных,
еще бесскелетных: киселеобразные медузы, сальпы, губки,
полипы, актинии, археоциаты, радиолярии, мшанки, черви.
В истории жизни на Земле современная наука выделяет
три крупные эры:
1. Палеозой (букв. с греч. “древняя жизнь”) – третья
геологическая эра, ~ 570 - 230 млн. лет назад, длительностью ~ 345 млн. лет. Тогда особыми материками, разделенными морями, были нынешняя Канада (“Лавренция”),
Русская равнина (“Феноскандия”), Восточная Сибирь
(“Ангарида”), восточный Китай (“Синия”), а Бразильский,
Африканский и Австралийский щиты, наоборот, соединялись в гигантский материк – Гондвану.
В свою очередь палеозой делят на шесть периодов, носящих имя мест, где были впервые обнаружены такие
отложения. В первые три периода еще преобладают те же
примитивные морские организмы. Хотя уже в кембрий водоросли вышли на сушу споровыми растениями. В ордовик и силур – с насыщением мировых вод щелочью, затрудняющей мягкотелым животным удаление извести, те
стали одеваться в панцири и раковины, спиральные и шаровые, – в море возникают моллюски, а затем – крабы,
ракоскорпионы и другие членистоногие, – иные страшилища метровых размеров, а там и позвоночные – панцирные и хрящевые рыбы, а на суше – папоротники и плауны.
В девон (~ 410 - 350 млн. лет) они разрослись в низинах
в леса, еще более топкие, чем современные тропические, а
в их топях кистеперые рыбы, обращая плавательный пузырь в лёгкие, выползали на сушу, превращаясь в двоякодышащие (то жабрами, то лёгкими) слизистые и влажно-
90
кожие земноводные (амфибии): лабиринтодонты, тритоны,
лягушки и другие, – иные тогда размером в 3-4 метра.
Но еще более пышные леса разнообразных хвощей и
других членистостебельных, а также древовидных и кустарниковых папоротников разрослись в карбон (по-лат.
уголь, каменноугольный период), ~ 350-285 млн. лет назад,
и пермь, когда было так равномерно жарко и мокро, что
деревья не имели годичных колец, потому что не было годичных сезонов. Леса населяли крупные насекомые (некоторые с размахом крыльев больше полуметра), ракообразные и древние наземные позвоночные – стегоцефалы
(“панцирноголовые”).
Эти леса оставили залежи каменного угля, освобождая
атмосферу от углекислоты и насыщая ее кислородом, подготавливая тем условия развития для животных, но одновременно уменьшая парниковый эффект, ведя к будущему
похолоданию.
А к концу палеозоя некоторые земноводные превращаются в холоднокровных пресмыкающихся: котилозавры,
вараны, черепахи и др., а флора развилась до хвойных и
других голосемянных растений.
2. Мезозой (с греч. – “средняя жизнь”), ~ 230 - 67 млн.
лет назад. Его отличают равномерно влажный и жаркий
климат, огромные болотные леса хвойных и папоротниковых и, соответственно, господство пресмыкающихся: ящериц, крокодилов, змей, в частности, – гигантских рептилий: на суше – знаменитых динозавров и ящеров, в морях
– ихтиозавров и т. п., в воздухе – птерозавров с шестиметровыми крыльями. Но к его концу – за несколько миллионов лет – все они вымирают.
В его последний период – меловой (“Мел”), ~ 135-67
млн. лет назад, моря, особенно шельфовые, мелкие и хорошо прогретые, кишели одноклеточными водорослями и
моллюсками – от двухметровых гигантов - аммонитов в
раковинах в виде спиралей, ежей, лилий, губок, двух створок и т.п. до миллиметровых шаровидных фораминифер.
Донные осадки их раковин и сложились в толщи известня-
91
ков, тоже унося в себе из воздуха углекислый газ и тем тоже усиливая похолодание и обрекая на вымирание гигантские рептилии – динозавров и многие из голосемянных
растений.
Так фотосинтез исчерпал в биосфере запасы углекислоты – и с тех пор растениям остается питаться только
тем СО2 , который успеют выделить животные, человек да
вулканы.
Тогда же появились костистые рыбы, а на сохнувшей
суше – покрытосемянные растения, потом – цветковые и,
стало быть, плодовые. А некоторые позвоночные, первоначально мелкие, из обитавших на возвышенностях, где
они страдали от температурных перепадов: то от ночного
и сезонного холода, то от солнцепека, – переживают превращение рогового покрова в волосяной, обретают четырехкамерное сердце, таким образом, теплокровность, живорождение и с тем превращаются в млекопитающих.
Судя по скелету, предполагают, что такими предками
млекопитающих были ископаемые зверообразные рептилии – териодонты (“зверозубы”). Хотя в этой гипотезе
смущают некоторые серьезные различия между ними: так,
плотная кожа рептилий не испаряет влагу, тогда как млекопитающие обилием кожных желез скорее напоминают
земноводных.
3. Кайнозой (“новая жизнь”) – новейшая геологическая эра, куда относятся последние, лежащие на мелу,
рыхлые осадочные отложения. Она продолжается ~ 67
млн. лет, включая и наше время. Мы живем в кайнозой.
Сам кайнозой подразделяется на периоды:
3.1. Палеоген (“древнее рождение”) – с более солнечным и сухим климатом, первоначально стертой широтной
разницей температур и, соответственно, расцветом цветковых растений, в Европе – от пальм, эвкалиптов, магнолий,
лавров до дубов и лип, а среди них – примитивных млекопитающих.
3.2. Неоген (“новое рождение”) начинается ~ 25 млн.
лет назад, когда тектоническими сдвигами континенты и
92
моря приняли современные очертания, – отличается взрывом небывалого разнообразия млекопитающих, в частности, появляются копытные, хоботные, хищные: трехпалые
лошади, носороги, жирафы, олени, саблезубые тигры,
львы, леопарды, гиены, а в безопасной высоте над ними –
древолазящие плодо- и насекомоядные существа, потому
четверорукие и пятипалые, – обезьяны.
В свою очередь неоген делится на
3.2.1. Миоцен (букв. с греч “средний новый”) – длинное начало неогена, “третичный” период.
3.2.2. Плиоцен (“большой новый”) ~ 5, 5 - 2,6 млн. лет.
Его геологические пласты (“четвертичные”, quaternary): отложения и наносы былых водоемов и водных потоков, морские, речные и озерные, – галька, гравий, песок,
глины, суглинки и лесс, аллювий – осыпи продуктов выветривания - частиц и обломков, элювий – ледниковые морены – скопления обломков пород: валунов, гальки, пески
и т.п. – исследует “четвертичная геология”.
Палеонтология в этих напластованиях изучает ископаемые окаменевшие остатки древних организмов, споры
и пыльцу древних растений, а палеоантропология – ископаемые костные остатки высших приматов, включая
предков людей.
Плиоцен – время сформирования прямых обезьяньих
предков человека – наяпитеков.
Факт таких геологических, климатических и биологических переворотов для науки сегодня вне сомнений; но
в чем их объяснение? Их причины пока не ясны.
Вызываются ли они колебаниями во внутренней активности Солнца и в его излучении?
Или качаниями наклона оси вращения Земли и ее орбиты (эклиптики), – “миграциями ее полюсов”? (Отчего
должно меняться распределение тепла по разным участкам
планеты).
Или изменением очертаний континентов и морей
вследствие сдвигов ее восьми больших и дюжины малых
93
тектонических плит, медленно, но неуклонно ползущих по
вязкой горячей мантии планеты?
Или проходом планеты в космосе через зоны повышенного запыления, заслоняющего солнечную радиацию?
Или изменением состава земной атмосферы от дыхания и всей жизнедеятельности живого – и с тем приема ею
солнечной радиации – “парникового эффекта? Или ее затемнением извержениями вулканов?
Или катастрофическими падениями огромных метеоритов? Или взрывом вблизи Солнца какой-то сверхновой
звезды? Но тогда непонятно, почему вымирания длились
долгие миллионы (!) лет.
Или и тем, и другим, и третьим, и четвертым? Или еще
чем-то?
По недостаточности данных, необходимых для определенного решения, об этом пока царит разноречие одних
экзотических гипотез, если не гаданий.
3.2.3. Плейстоцен (от греч. pleistos – самый многочисленный – по новым формам жизни + kainos - новый) – охватывает последние ~ 2 млн. лет, время дальнейшего общего похолодания и волнообразных ~ пяти материковых
оледенений продолжительностью ~ в 50-70 тысячелетий,
чередующихся с межледниковыми потеплениями длительностью ~ в 100-150 тыс. лет.
Толщи вечных льдов покрывали еще недавно территорию современных Англии, Германии, Польши, России,
но южнее, в предледниковых арктических лугах, – тундростепях, простиравшихся до южной Франции и Кавказа, на
тучных травах паслись шерстистые носороги, стада мамонтов, мускусных овцебыков, северных и большерогих
оленей, лошадей, бизонов, сайгаков, бродили пещерные
медведи, сновали стаи леммингов, песцов и полярных куропаток. А еще южнее, в сильно увлажненной тогда
ближней Азии и Сахаре, среди ныне давно высохших рек
и озер блаженствовали бегемоты и крокодилы.
Эти климатические волны невольно наводит на предположение: а не поднялась ли наша современная человече-
94
ская цивилизация тоже всего лишь в середине одного из
межледниковых потеплений? И – соответственно – так тысячелетий через 50-70, а может быть, и раньше – не ждет
ли нас новое грозное оледенение? В самом деле, почему
это ледяные циклы должны вдруг остановиться?
3.2.4. Антропоген (по термину А.П. Павлова, 1922 г.),
или “четвертичный период”, – последний ~ 1 млн. лет. Его
выделяют внутри плейстоцена как время формирования
человека, предлюдей – разнообразных питекантропов,
включая неандертальцев, а в его конце около ~ 200 - 50
тыс. лет – и людей современного типа (Homo sapiens).
Сам антропоген делят на нижний (эоантропоген),
средний (мезо -) и верхний (нео-).
Его материальную культуру в археологии принято называть каменным веком, подразделяя на стадии:
3.2.4.1. Палеолит (от греч. palaios – древний + lithos –
камень). По-моему, он намечается как раз ~ 1,3 - 1 млн. лет
назад, с первых технических усовершенствований каменных орудий, которые подняли наяпитеков в верхних хабилисов, питекантропов.
В нем в свою очередь отмечают ступени (“культуры”):
Дошелль (Олдувай, Olduvai) – время первых примитивных галечных орудий.
Шелль (Abbevillian) – древнейшая археологическая
культура раннего каменного века в Евразии и Африке, названа по городку Chelles под Парижем, возле которого в
середине 19 в. впервые наткнулись на ее остатки. Она отличается изготовлением ручных рубил расколом кремня на
тонкие пластинки и последующей их оббивкой по краям с
обеих сторон. Другие виды орудий питекантропы делали
грубее.
Датируют ~ 800-300 тыс. лет.
Ашель, ашельская культура (названа по местечку SaintAcheul на севере Франции) обитателей Евразии и Африки
в ранний каменный век. Ее технику отличает ретушь мелких отколов и сколов, появление каменных скребел и проколок.
95
Древность определяют ~ в 400-100 тыс. лет.
3.2.4.2. Мустье, мустьерская культура (по пещере Le
Moustier на юго-западе Франции), или средний палеолит,
археологическая культура неандертальцев, времени максимального оледенения Евразии (~ 100-40 тыс. лет назад).
Ее технику выделяют двусторонне заостренные наконечники для копий и кинжалов, скребла и скобели для
строгания дерева и сдирания шкуры, контрударная ретушь
орудий – отколом мелких тонких чешуек ударом деревянной колотушкой по лезвию, уложенному на каменную наковальню.
3.2.5. Голоцен (букв. “весь новый”) современное послеледниковье, ~ 40 тысячелетий, пора развития уже вполне человеческой материальной культуры. В нем заметны:
3.2.5.1. Верхний палеолит (поздний). Тогда появились
каменные орудия составные, с деревянной рукояткой и
палкой, дротики, лук со стрелами, праща для метания камней, проколки, иглы с ушками, деревянная посуда и другая
утварь, ловушки, гарпуны, рыболовные крючки из кости,
мотыги, следовательно, собирание было дополнено зачатками земледелия, возникает плетение и вязание, а также
искусство: найдены орнаменты в виде зигзагов и ромбов,
статуэтки людей и животных.
А носителями этой культуры были люди морфологически уже вполне современного типа, – Homo sapiens, в частности, кроманьонцы, по имени грота Cro Magnon во
Франции, где в 1868 г. были обнаружены их остатки.
Начало верхнего палеолита датируют ~ 40 тыс. до н.э.,
связывая с потеплением и отступлением ледников.
Однако, по заключению других исследователей, перед
тем, около 100-40 тыс. лет назад, наоборот, наступило наиболее суровое похолодание и увлажнение климата – вюрмское (валдайское), когда смена трав мхами, то есть превращение арктических лугов в тундру и гололед привели в
итоге к вымиранию мамонтов и других крупных стадных
животных и вынудили охотников откочевать на юг и обратиться к охоте на более мелкую дичь. По-моему, этим хо-
96
рошо объясняется изобретение новой составной техники.
Тогда как против такой грандиозной дичи, как мамонты,
пещерные медведи или бизоны, стрелы или пращи, надо
полагать, были бы не очень-то успешны и нужны.
И вообще для формирования техники и морфологии
сапиенсов наиболее подходят условия не тундростепей, а
лесостепей. Во всяком случае, самый древний на сегодня
(2008 г.) сапиенс обнаружен в юго-восточной Африке, на
юге Эфиопии и датируется ~ 195 тыс. до н.э.
Но к концу позднего палеолита люди заселили Сибирь,
Америку и Австралию.
3.2.5.2. Мезолит – переходный период – к неолиту,
на Ближнем Востоке ~ с 13-9 тыс., в Европе ~ с 10-6, отмеченный усовершенствованием тех же составных орудий
– с вкладышами миниатюрных каменных острий (микролитов) в деревянные и костяные оправы.
3.2.5.3. Неолит (“новый каменный век”) начинается ~
7-5 тыс. лет до н.э., когда климат стал даже теплее, чем
сегодня, и длится ~ до 2 тысячелетия до н.э..
Его отличает распространение оседлого земледелия и
скотоводства, каменных ступок для размола зерен, глиняной посуды – керамики (еще без гончарного круга), примитивного прядения и ткачества, тщательного (сухого и
мокрого) шлифования орудий из камня, кости и дерева на
абразивном инструменте, лучкового сверления намотанным шнуром под давлением на сверло груза.
Эти инновации так перевернули жизнь людей, что иногда их называют “неолитической революцией”.
3.2.5.4. Бронза (бронзовый век), 4-1 тыс. до н.э., – освоение металлургии бронзы, легкоплавкого сплава меди с
оловом и свинцом, хотя каменные орудия еще преобладают, особенно в производстве и быту, – период уже исторический, образование на Переднем Востоке первых городов, государств и письменности.
3.2.5.5. Железный век.
И т.д.
97
© Leonard I. Ibraev
(Yoshkar-Ola, Russia)
THE NAIAPITHEC ORIGIN OF HUMANKIND
Abstract
A new theory of human origin from Pliocene riverside apes -- Naiapithecs -- is put forward.
Contrary to Darwin our direct ancestors were not
hairy, small brained and awkward strangers from the forests in the savannah and contrary to A. Hardy “Aquatic
Apes Hypothesis” they were not seaside naked amphibious
apes, but big-headed and biped riverside semi-aquatic,
therefore semi-terrestrial apes (but not at all aquatic apes).
They lived during the Neogene several million years
ago on the river banks and lake shores in semi-savannah
of fore hills. They were wandering in shallow water, often
swimming and diving, gathered, caught and ate crawfish,
frogs, tortoises, fish, mollusks, rodents, birds' eggs, riverside fruits and berries, roots and insects. Naiapithecs used
cleaved pebbles, sticks and bones to hunt and open shells.
This theory is proved by morphology, odontology, primatology, etholjgy, ecology and paleontology data.
The explanation of many contradictions and uncertainties of anthropogenesis is given. Unsolved problems of
the Simial theory of anthropogenesis are analyzed: reconstruction of human ancestors’ morphology and mode of
life, causes of transition to the upright posture, loss of
hair, exceptional spatial movement coordination, orthognatism, reduction of teeth and forelimbs, protruding of the
nose and chin, development of lips, cheeks and biological
preconditions for speech, the bigger closeness to the modern people of earlier hominoids that later ones and others.
The process of human formation – anatomy, language, thinking – in connection with the progress in tools
and methods of production, consumption and socialization
– is shown.
98
Paradoxes of anthropogenesis
The origin of people from anthropoid apes is confirmed
by the similarity of their anatomy, physiology, ethology, immunology and their genetic structure, and also by bone remains
of intermediate fossils - Pithecanthropus - and, in general, it is
causes no doubts in the natural sciences.
But in spite of it, in the simial hypothesis of anthropogenesis there are some serious contradictions and riddles. Sometimes they are silenced at all, or used by anti-Darwinists, or
don’t get sight, are not paid attention to.
The whole bone-muscle system of the man, his too large
and inflexible legs and weak arms evidently are not fit to
quickly climb trees by means of swinging (brachiating), and it
testifies - contrary to Darwin - to impossibility of brachiation
among the closest man's ancestors. Both the morphology of
fossil Praezinjanthropes and footprints in petrified volcano ash
of Laetoli (in Tanzania) prove the fact that the upright posture
preceded labour by millions of years. Labour led to the upright
posture perfection, but the upright posture is a precondition for
freeing forelimbs for labour. The man acquired hands thanks to
his standing on his feet. But why did our ape ancestors after
descending from the trees to the land chose such a strange
manner of locomotion though the quadrapedal one is easier,
quicker and all modern terrestrial apes use?
Why are the forelimbs of people reduced and weak
though the strong arms gain an evident advantage in hunting
and labour, especially when using primitive tools? Why didn’t
the chimpanzees and the extinct Australopithecs, who had the
upright posture for millions of years, consumed meat and often
used sticks and bones, turn to labour?
The acute Little Red Riding Hood was very much surprised to see the strange teeth of the Wolf--Granny. But much
more surprising are human teeth. If our ancestors were hunters
and ate meat, why our teeth and jaws are so weak to eat raw
meat and the bowels are twice as long as those of a carnivore?
Moreover already the Praezinjanthropus had diminished jaws,
99
though they didn't use fire and could not soften meat with it.
What did human ancestors feed on?
In danger birds fly up into the air, ungulate animals run
away, apes climb up trees or rocks. How could human ancestors, being so slow and having no weapons but miserable sticks
and stones, resist beasts of prey? M.F. Nesturkh and B.F.
Porshnev frankly admit that they cannot imagine it. B.F.
Porshnev draws a highly fantastic picture: the terrestrial primates managed to survive due to “interdiction” -- a signal way
of communication with the beasts. Did they persuade animals?
Or did they use a steady “hypnotizing look”? "The beasts of
prey cannot bear a man's stare".
The latest paleoanthropological discoveries in the second
half of the 20 – beginning of the 21st century in Africa created
an even more paradoxical situation: in Olduvai Gorge and also
near the lake Turkana (Rudolf), river Omo and in some other
places in Kenya and Ethiopia L., M. and R. Leakey and other
researchers found some bones of a creature named “Homo habilis” (“skillful human”) or Praezinjanthropus, - and these findings, by {almost} commonly accepted evaluation, have the antiquity of 2 million years, and generally are contemporaries of
the Australopithecus, but morphologically they were much
closer to humans and used split pebbles for instruments.
How could it be? These much earlier hominoids are to
some extent closer to modern humans than the later pithecanthropes who had too long arms, big teeth and superciliary
arches that many well-known paleoanthropologists refuse to
recognize as a human ancestor.
To the unsolved problems of anthropogenesis we can also
refer mysterious reasons of human hairlessness though even in
tropics it is cold at nights and all the apes still have fur.
There is no explanation of the hair on the man's head, the
advanced chin and nose with the turned downwards nostrils,
the functional difference between the man's and other primates’
teeth, though they are both considered to be identically omnivorous, genetically incredible speed (it's believed to be 4--5
thousand years) of the Pithecanthropes' transformation into
100
modern Homo sapiens and some other phenomena have not
been still explained.
Such numerous mysteries in the man's original form reconstruction testify that in the modern theory of anthropogenesis there is a large fundamental gap.
Naiapithecs
I think that many contradictions and uncertainties in the
comprehension of anthropogenesis can be eliminated by the
theory of human origin from Pliocene riverside apes –
Naiapithecs – which was put forward by me in 1985.
Our direct ancestors were not hairy, small brained, awkward from the forest, but naked, big-headed and biped riverside apes. Let's call them Naiapithecus, – Naiapithecs (according to the name of river’ nymphs – naiads in Greek myths).
They lived during the Neogene several million years ago
on the river banks and lake shores in the semi-savannah of the
fore hills. They wandered in shallow water, often swimming
and diving, gathered, caught and ate mollusks, fish, crawfish,
frogs, tortoises, rodents, birds' eggs, riverside fruits and berries,
roots and insects. Naiapithecs used cleaved pebbles, sticks and
bones to hunt and open shells and testae.
The former life on the trees, which helped to develop
flexible and tenacious paws, the color binocular vision, exceptional spatial movement coordination, the enlarged cervical
optical and parietal kinesthetic parts of the cerebral cortex
whence their quick wits -- all this trained them well for such a
riverside mode of life, that no other animal leads.
The actualistic proof of the Naiapithec theory
of the man’s origin
As it should be in a theory the proof of the drawn picture
of anthropogenesis is its consequences that give an explanation
of many morph-physiological peculiarities of the man and the
solution of the contradictions in modern concepts of the man's
origin and the predictions of new directions and the geography
of the search for ancient hominoid and hominids.
101
Water and the forelimbs occupied by food gathering prevented naiapithecs from knuckle-walking, and conditioned the
upright style of locomotion – bipedalism. The bottoms of shallow rivers, which are often soft, required wide and flat feet.
Half aquatic existence in the hot tropical sun against which
there was no forest shad, and overcooling from wet fur conditioned the loss of hair as in rhinoceros and elephant which both
have semi-aquatic ancestors.
Diving developed a reflex slowing of the heart beat (bradycardia) when sinking into the water though it was not as
slow as in the cetacean.
A similar explanation of the anthropoid's transition to the
upright posture, bradycardia and the loss of hair was given in
1935, 1942 – by the German biologist M. Westenhöfer and in
1960 by the English biologist A. Hardy who argued that human
ancestors were seaside apes that lived at the end of the Pliocene
on the sand coasts of sea lagoons.
One can see that his surmise about the hydrogen nature of
the peculiarities of a human organism is well-grounded. But the
"marine enthusiasm” led the oceanographer to the belief in the
seaside settlements of human ancestors, excessive likening
them to marine mammals, even in such a completely aquatic,
lake dolphins, whales and seals. It pushes some followers
Hardy to even absurdities – right up the funny search the atavistic webbing between the fingers of people or the identification of underwater breath-holding divers with regulation of
breathing whales and pinnipeds, though those at immersing not
hold their but expel air from their lungs and the stockpile oxygen in the blood.
It led him away from well-known in paleontology petrified traces of anthropogenesis, thus depriving him of paleanthropological arguments. Consequently his “amphibious apes”
transformed into fantastic and elusive ghosts and, no wonder,
generally his idea has not been recognized by the science.
But it is not only the absence of proof. These seaside apes
are impossible. The tropic sea coasts and lagoons are always
102
overgrown with impracticable mangrove forests interlaced with
stilted and air roots. Mangroves both come close to the water
and go on far to the sea covering the all tidal strip - littoral, for
apes there are only two ways out: either to climb up the trees or
go to the sea. There are sandy or rocky coasts in such places
where there is no fresh water or the surf is too big. How could
apes slake thirst, which is frequent and strong in the equatorial
sun heat? What could they eat during stormy days, weeks and
months?
Thus we see that A.Hardy’s aquatic ape hypothesis on the
whole contradicts the seaside biology. It's evident that semiaquatic apes could not survive on the sea coasts.
As a natural result semi-terrestrial mammals such as
minks and beavers do not exist in the littoral. The sea is too
severe to endure anything half: fur-seals, seals, walruses,
manatidae and other Pinnipedia, and also whales and dolphins
had to go entirely to the sea, only some species go to land to
rest and give birth.
Anthropomorphous features of the ape - ancestors of human were formed biologically as a result of natural selection
and under definite conditions – hot coast. Though from fresh
water reservoirs they could reach the shore as well.
Thus human ancestors were not seaside but riverside,
lakeside and only semi-aquatic apes, therefore semi-terrestrial
-- Naiapithecs. And it is fundamentally important, saves us
from Hardy’s exaggeration and gives the necessary proofs of
the man’s origin from Naiapithecs
It can also be explained by other noticeable peculiarities
of human morphology and ethology.
Diving developed breath control, its long hold-up, and, in
some way, non-oxygen (anaerobic) oxidation of carbohydrates
with lactic acid secretion into the blood.
Diving probably also conditioned a human innate predisposition to short-sightedness, though it is not the permanent
myopia characteristic of fishes and other inhabitants of the less
transparent water medium; and also partial compensation of
103
external hydrostatic pressure on the eyes by filling the arteries
of the back chamber with blood resulting in eyes reddening
after diving.
Protection from the sun and the counter water stream their
noses were protruded with the nostrils directed downwards.
The skin became darker because of the melanin generation that
protected deep under the skin lying blood vessels from radiation. They had a developed subcutaneous fat layer though it
was not as thick as that of pigs and hippopotamuses. The number of sweat glands came up to 2-5 million and extensive perspiration caused frequent drinking. The hair on the crown became thicker because it was more rarely immersed into the water and suffered more sun heat.
Female Naiapithecus' hair on the head became even
thicker and stronger - because it served her not only as a shield
from the sunrays, but also as traces for her babies. The modern
ape's young hang on their mothers holding on to their fur. Apparently this semiaquatic mode of our ancestors' life accounts for the
surprising phenomenon discovered not long ago: the ability of
human infants to start swimming earlier than walking.
The necessity to split and open shells and testae and in
close proximity of the smoothed by water stones – pebbles,
naturally, had led naiapithecs to using them instead of instruments for obtaining food. Naiapithecs used cleaved pebbles
and sticks which developed the flexibility of their fingers,
hands, good eye and thinking. Even chimpanzees cannot crack
or throw stones as far and as accurately.
They had to bite, scratch out of the shells and chew slippery and elastic shellfish or fish, easily moving them in the
mouth cavity and holding them in from sliding out. This conditioned the main tooth-and-jaw (odontological) differences between hominids and apes – the loss of unnecessary sticking out
fangs, reduction and development of spade shape front teeth,
the increasing in number of prominences on molars from 4 to
5, teeth position not in the form of a quadrangle but arched;
concavity of the palate and other peculiarities that are used as
signs to determine of a species of a fossil but which haven’t yet
104
been explained.
Finally, the Naiapithec’s jaws became shorter, their back
ends – wider and the nose and the chin protruded relatively
forward and the tongue as masticatory organs receives the increase of the mouth cavity and the higher loosing and mobility.
The same necessity of holding of food by eating and not
letting the water into the mouth caused covering it with cheeks
on the sides, higher mobility and tight closing of the lips. The
other terrestrial mammals in order not to get choked when
swimming have to hold their muzzles high above water and
because of their fur they get wet, cold and do not like to swim.
The ratio of the bowels to the length of the man's body is
5.6 can be explained by the fact that ancestors’ food consisted
mainly of mollusks, fish and crayfish and other crustaceans.
This index is just between piscevorous (4.5) and omnivorous
(6.8) and it is far from carnivorous (3.7) and cerealvorous (8.7),
to say nothing of herbivorous (15.1).
In the water Naiapithecs could save themselves from
tropical beasts of prey. Before the appearance of weapons they
were almost powerless even in flocks. They were saved by riverside steeps and trees, shallows and sand spits, whirlpools and
deep pools, small islands, cliffs and rocks, rush and bushes.
Because there was no danger from the prairie and forest
fires - safe near water – they were not afraid of fire - which
was a precondition for its future adaptation and usage.
Some of the similar morphological changes can be observed in modern big-nosed apes (Nasalis larvatus: Rinopithecs, Simians etc.) in South-East Asia. Though surely they
aren’t the ancestors of people, they lived in the boggy mangrove forests, spending most of the time in the trees, eating
leaves and fruits. But they have something in common with
water naiapithecs: often they had to walk on a swampy ground
on the hind limbs – which are twice as big as front legs with
long flat feet. They dive well and can swim under water for
about 12 metres; they have a long nose, short hair and a fat
body. Their long tail serves as a rudder during the turns and
jumps in the trees and it is not tenacious.
105
It seems that fossil anthropomorphous apes, found in the
layers of the upper Miocene of the North Italy, hidden in the
waterlogged forests, oreopithecs - as big as a chimpanzee, with
a long skull and overhung nasal bones, with the combination of
the ability for brachiation and two feet walking on hind limbs
were somewhat close to them. That was 12 million years ago.
The cases of crab hunting in the river mouths was observed among the green marmosets in South Senegal, though
they lived and fed in the trees of mangrove forest, also java
macaques of Indochina, Malacca and archipelago Malayan –
are named crab eaters for that. Sometimes they even used
stones for hunting.
As the rest of terrestrial primates Naiapithecs lived in
herds, and I suppose they were as noisy. Loud cries, shouting,
squeal, screeches, heavy breathing, puffing, mewling, grunting,
growl, roar, barking and hooting of contemporary apes serve as
the expression of their fear, anger, joy, impatience and other
feelings and also for signaling danger, appeal etc. However,
their palate is low and flat, the tongue is thin, vocal cords are
also thin, with uneven non-rounded edges (that's why their
voice is harsh and hoarse) and they lack the tense muscles (m.
thyreoarytenoidens). So they have no physiological basis for
speaking and singing.
But in the high tropical grass and dense forest leaves and
greenery only such sharp and loud sounds can be heard.
Naiapithecs owing to the specific features of their nutrition had relatively light jaws, moving tongue and lips, a clear
resonator due to the volumetric, covered with cheeks, mouth
cavity, big lungs of a swimmer, the ability to arbitrarily control
their breath, and on the other hand nice acoustics of the water
surface -- all these became the biological preconditions for the
future development of phonation and articulation and transition
from expressive and signal communication to speech.
Even the following subjective indicator such as our feeling better near water reservoirs, the man's desire to relax by the
water basins, is another proof that this is the man’s native
place, his ecological niche to which his organism is adapted
106
best.
Unfortunately, in special ecological literature the man's
original ecological niche hasn't been defined. For example,
J.Winer comes from the fact that people live in the different
existence conditions, but he pays no attention to that the modern humans live in different natural-climatic zones – from the
tropics up to the Arctic – and it has become possible thanks to
artificially created means and conditions of living. So we cannot call it biological adaptation. Though morphological observation of modern native people living in different natural zones
-- tropical, desert, mild, continental, high mountainous, arctic -reveal a definite biological adaptation of the man that includes
both physiological processes: blood pressure, perspiration, metabolism, content of hemoglobin, erythrocytes, cholesterol,
gamma-globulin fractions of protein, and the man's build:
height, proportions of arms, legs and the head, muscle mass,
etc. But even this biological accommodation is not primary. It
happened later on in the process of anthropogenesis and can be
referred not just to the environing nature but to the definite historical and geographical types of economics and culture.
Now we can see that the man's past is recorded in the
texture of his organism and in the way of living.
The paleontological discovery and proof
of Naiapithecs
Naiapithec’s roots of the man are proved not only by actualistic method of the object history reconstruction according
to his nowadays structure but also in accordance with direct
material remains of Naiapithecs.
Does the modern paleontology know about such riverside
apes?
The history of primates is known to the science still of
course fragmentary but we have material proves of these apes.
They do exist, though they haven’t been sighted. The problem
is that till now we don't have a satisfactory interpretation, be-
107
cause at present there aren’t any similar apes in reality and
therefore in our minds.
In Kashmir and Sivalick hills, foothills of the Himalayas
and in East Africa along the rivers the researches discovered
the petrified bones of Ramapithecus apes and forms off
Keniapithecus, Proconsuls, closer to them. I don’t think that
these monkeys were Naiapithecs. They lived at the end of Miocene, 14-8 million years ago when the period of drought, and
savanna drive back the jungle, stretching along rivers and made
them change the tree way of life to the ground one. We can
also mention a characteristic feature – ramapithecs were distinguished by a short muzzle, round forehead without an eye
roller, thin jaw which does not go forward too much; narrow,
horseshoe type without the monkey shelf; more straight chin;
not slant, as usual in apes, but plate beveled teeth; many protuberances on the chewing surface of the cheekteeth; lower corner teeth are little and upper corner teeth are difficult to distinguish from the human ones, – these are the indications of delicate food consuming. At the same time fangs, though they are
smaller than other monkeys have, are longer than other teeth,
cone-shaped with diastema for them in the lower teeth range;
on the corona of cheekteeth there are enamel stripe (cingulum)
which is not characteristic of people; nose bones are narrow
and long; the heel bone is as the one of the straightened foot.
However, the found fragments of Ramaphitecus skeleton
are not enough to treat about the morphology on the whole.
Some researches consider ramapithecs to be 4 footed, the others – 2 footed, using the front extremities for holding the objects, and refer it even to hominid’s.
Considering their morphology and their existing in the
water deposition, it is possible to suppose that ramapithecs and
some other close to them forms were ancestors of Naiapithecs.
I think that the properly Naiapithecs, quite-developed
semi water apes are represented apparently by the fossil hominoid beings in Olduvai Gorge (90 metres deep, 2 million years
old), though L. Leakey himself called them “people” – "Homo
habilis" or "Praezinjananthropus" – too optimistically.
108
Habilises are Naiapithecs according to both their morphology and ethology.
Rather a big brain (about 650 cubic centimeters), legs
longer than arms, arched feet, ankle and pelvis texture, easy
head balance on the neck and other signs of the upright posture; the absence of the sagittal crest hence weak masticatory
muscles; smaller than Pithecanthropus' size of the face, jaw and
teeth; unusually wide finger phalanxes that means a strong grip
of hands able to hold pebble tools.
The cleaved pebbles, shells and tortoise, fish, flamingo,
water rabbit, frog and other remains scattered around; petrified
papyrus roots, their position in the clay deposits of water sediment, etc, – all this undoable proves that low Olduvai creatures
were just riverside apes, one of the Naiapithec’s species and
their further evolution confirms (and it can be seen in the upper
layers) that they were human ancestors.
But in my opinion it is not correct to refer the habilises to
the apes of the Australopithecus type. The long jaw of Australopithecus, his beveled chin, large molars, bigger even than a
gorilla's, a huge sagittal crest, forelimbs longer than hind limbs,
short fingers on a long metacarpus (that is their rough motoric),
short half bent legs - all this speaks for different mode of life.
Australopithecus africanus was apparently a savannah ape that
hunted small and young animals and picked up bones after
beasts of prey and cracked those using stones. Bigger Australopithecus robustus had even more impressive masticatory organs that were necessary to grind a lot of greenery, I think, this
was a forest ape that used its forelimbs to bend down twigs and
branches, to gather fruits, to dig out edible roots and tubers.
The life of our naiapithec’s ancestors on warm riversides
is testified by the geography of the finds of the most ancient
fossils hominoids. Hot tropical or subtropical climate, hilly
savanna with separated thickets of trees and bushes, with river
and lake valleys and rocky escapes – such were landscape, climate, flora and fauna of the two discovered hotbeds of the appearance of humans in Eastern Africa and Eastern Asia. This
permits to take one’s courage in prediction of the other hotbeds
109
of anthropogenesis somewhere in Western Asia and Southern
Europe, having the similar conditions.
Scatterings of cleaved pebbles of the Low Olduvai type
were found in Africa, in Southern Europe, in the Near East, in
India, South-Eastern Asia and everywhere in river, lake and
seaside deposits. One must think, this was not accidental, not
only because their owners came to water to slake thirst. Naturally, australopithecs also consumed water but their remains
were found far from water, in dry savannah, foothills and
caves.
Low Olduvai habilises were just apes – the human ancestors, Naiapithecs, but we cannot consider them "people"
(hominids) even though ancient and their pebble tools cannot
considered a "culture". Properly speaking, the whole before
Chellean (≡ before Abbeville period) Olduvai had only one
tools – a chopper. Its "manufacture" comes to the simple cleaving of pebble without any special attention to the crack edge
shape. Their diversiform and chance changeability evidence
that here are known animal’s actions. Beavers and birds do the
same. For thousands generations, during more than two million
years, these tools have not been modernized, the “technology”
has remained the same. The last speaks about the absence of
any speech transfer and accumulation of its experience in these
actions. And similarly during these million of years the apes
themselves almost haven't changed in their physical type.
The use of tools by the riverside apes was going on these
for million years but it does not mean that the use of tools is
not an indication of the difference between a man and an animal – because for millions of years this has not been yet human
labour, but just a biological phenomenon, animal actions based
already not on the instinct (monkeys risen in captivity, as the
observations of L.A.Firsov and other ethologists show, can not
make nests for lodging for the night), but not yet on the speech
notional thinking. In my opinion, the psychic of such actions
among the upper animals is based on the figurative thinking –
con-imagination and also learning by way of imitating.
The customary drawings of human ancestors with sticks
110
and stones in hands winning wild horses and even elephants
and cave bears in my view are fantastic. Hunt for such big
animal was impossible for riverside monkeys and even for Archanthropes a very long time. Biped running is much slower
than quadrupedal and they could not catch them, and using
sticks and stones they would not be able to overcome them
even by the whole herd. And what was the use of hunting such
big animals it they were not able to eat them? No fangs to bite
through their thick skin, no sharp instruments to dress the carcass, to cut joints, no teeth to chew this raw meat, and no
stomach which was used to digest such kind of food.
How prepeople became people
The anthropogenesis process was long but not gradual; it
is divided in two steep fractures (bounds, spurts, leaps).
The first bound was the transformation of Naiapithecs
into prepeople (prehumans), high habilises, Pithecanthropus
(“Homo erectus”), – about 1.3 - 1 million years ago.
The habilises of the second Chellean layer of Olduvai (9060 m deep) already could be referred to the ancient forming
people and to some extent justified the name "Homo habilis".
Their tools are cleaved on 2 sides (bifaced) and are slimmer.
They reveal the attention to the form and the beginning of
technological development, though very slow.
The giraffe, antelope and elephant bones scattered about
testify that these habilises passed on to the Australopithecus
trade – they gathered bones and splinted them to extract marrow – the role of hunting increased. Apparently because the
climate became dryer and the water reservoirs dried up too.
Palinological data and fauna of those days testify to it.
If at first the naiapithecs hunted for small and young animals, but prehumans start hunting big animals; judging by the
found bones, these were wild boars, sheep’s, antelopes, horses,
even elephants. This became possible thanks to the perfection
of tools: making big choppers, suitable (that can be proved experimentally) for dismember these animals and skin them, and
also scrapers and punches, with the help of which it is possible
111
to scalp an animal for fell processing. Perhaps at that time the
first spears appeared -- just simple poles with sharpened and
burnt ends.
No doubt that hunting big animals even then was difficult
and dangerous. Prehumans rarely attacked them openly, but
preferred to make ambushes or to pursue and drive a beast to
bogs or precipices.
It’s significant at that time of Australopithecs disappeared.
Probably they couldn't win this competition with unprecedented equipped and armed hunters or they just were destroyed
and exterminated as game.
Habilis’s physical appearance is also changing. To the
middle stratum, – approximately 60 metres deep, they are
transforming into Olduvai Pithecanthropus (Homo erectus) –
using the traditional term - though it would be precise to call
such forming people (from upper habilises, pithecanthropes to
the Neanderthals) prepeople.
The transition to hunting became a reason for resettlement
of prepeople to the steppe. That is why the tools of pithecanthropes were not made of pebbles but of unrolled solid hard
rocky races: quartzite, quartz, clinkers etc.
The progress of tools and ways of hunting changed material relations between prepeople.
In the processes of gathering and catch small animals the
individual activity predominated. Therefore the former
naiapithecs' horde was formed mostly on the basis of sexual
and relative links and common necessity in looking the food
and warning against danger. The connecting function is performed by the orientation towards the behaviour of the
neighbour and the leader that facilitates the finding of food and
protection from the enemies. All the naiapithecs in the flock
play the role of the mutual chiefs and mutual guards.
Now ambushed and driving hunt of prepeople is the first
cooperation (role sharing in the search of capture, pursuit, encirclement and attack) which is the same as the one in the flock
of beasts of prey. However if carnivores hunt animals which
are weaker in the physical aspect individually and their coop-
112
eration is only situational, though the prepeaple hunted even
elephants, rhinoceros, bears and other giants, which are 10
times bigger, stronger and faster than any prehuman. That’s
why they were able to overcome them only due to manufacturing and use of tools and complicated, stretched out in time and
space, long labour cooperation – organization, which served as
a precondition to the raising from an animal flock into society.
But the necessities of the social organization and the making of implements made expressions and signalization, typical
of animals and limited by the situation, not sufficient and required the development of speech with its oversituation, abstraction, metaphorical case etc. It had led to the rise of signalization in the language and, accordingly, the conimagination - in the oversituational abstract thinking, able to foresee
of series of their own and other actions and their complicated
results.(See-“Problems of Linguistics”, M.,1981,N1, pp.17-35).
Physiological consequence of labour and of organization
was the following cephalization (development of cerebral segment), the complication of cytoarchitecture and the growth of
brain to 900 cc and then to 1300 cc and sometimes to 1600 cc.
The further evolution of prehuman beings went with the
making tools. Their settlement from former natural areas in
new places influenced by changes of climate was always possible due to mastering new means of production. The selective
adaptation not only to the nature but also for a method of production and consumption began. Forming of the human body
type came along with the development of the production.
Yet the progress in texture and volume of their brains was
connected with regress of skull and hands.
Burnt bones which were rarely meet in the fires of Pithecanthropus and the state of their dents means that they couldn’t
make food on fire; they ate either raw or burnt meat. Though
masticating of praesapienses of rough fare lead to the permanent self purification of their teeth from the deposit of protein
coatings, saliva minerals, food remains and microorganisms.
That is why they rarely had dental calculus and caries. When
scientists found in Brokenhille, Zimbabwe, one with caries,
113
who perhaps was very fond of honey, they were very much
surprised. But caries became a characteristic feature of the sapienses and the great curse of modern people. Up to 90 % of
the population of all the continents suffers from it now. It is
like payment for the use of mild boiled food and the surplus of
carbohydrates in it.
But the chewing of uncooked fruits, hard raw meat of big
animals and other kinds of rough food caused their jaw
enlargement and thickening of the superciliary arch and skull –
sometimes twice – as much, which deteriorated their speech
articulation.
The absence of handles in Acheulean stone tools and
holding them directly in hands led to their monstrous strengthening. They became wider, paws shaped, but were unable to
fulfill fine motions.
The difference of local nature conditions caused the morphological difference of Pithecanthropes. One of those specializations was thickset, huge Neanderthals, who got used to
beforeglacial tundra-steppes and cold semideserts, which covered the whole continents. Almost all the remains of these subarctical prehumans were found in the beforeglacial zones of
Europe, Atlas, Caucasus, Zagros and others. In the cold Europe
of other hominid species according to the paleontological data,
did not exist.
However in the tropical zone, in the ecological niche near
water basins habilises lived at the same time with the pithecantropes: in the middle layer of Olduvai there are their bones,
which are more refined and making anthropologists doubt in
the succession of the human evolution.
The second bound was the transformation of Pithecanthropes to people, Homo sapiens, about 200 - 40 thousand
years ago that was conditioned by two acquisitions.
The first one - starting the everywhere use of fire.
Though the traces of that fire (bituminous coal, ash, burnt
bones) appears from the Acheulean culture approximately 750
years ago (the cave Acheul in France, 7 metres layer of ash
114
from sinanthropuses in the cave Cocetang by Chjou Kojdyan in
China), but the fire was used only for warming up, frighten of
beasts and in the driving hunt. The already everywhere use of
fire and consequently its artificial making and cooking food on
it began approximately 200-100 years ago and undoubtedly with Mousterian culture
The reason for orthognathism (the loss of big projection
of the facial part of skull) was just the ability of making food
on fire. It gave the shortening and lightening of the jaw and
superciliary arch.
The big jaw of Pithecanthropus with beveled chin, overeye roller and muscles relief are not present in the human embryo and are less indicated in the fossilized infant skull than in
the skull of adult species. Does it mean that the above marked
features of Pithecanthropus are not the initial ones, but the result of the later adaptation, caused by the passage of prehumans
to hunting big animals? Then the incredible fast transformation
of prehuman into Homo sapiens becomes understandable. It
was a progress of the face by way of removal of certain sides
of the then morphological stage – the loss of prognotism (the
big projection of the facial part of skull), apparently accelerated
by the hormone stop (retardation) of ontogenesis – that is partial return to the previous earlier infantile Naiapithec morphology and from that stage – the mutation-selective later lessening. It explains well paradoxes of bigger sapienty of earlier
hominoids than later ones and genetically surprising rapidity of
final evolution of pithecanthropes into modern people – though
it longer than usual 4-5 thousands years.
Such controversy of the man’s origin shows that Pithecanthropus was both the extinct dead species and the ancestor of
the man
The reduction - lessening of jaws and overeye roller lead
to shortening and bowing up of the practically plate skull base
and due to it – the descent of larynx and growth of the resonator camera near pharynx. The shortening of the scull base accommodate the brain the same volume needed the ascent of its
arch and straightening of the forehead. These selective
115
changes as physical preconditions of speech articulation
caused the exceptional importance of the latter for surviving
and the solution by this circumstance of the contradiction between the necessity to speak and morphological obstacles for it.
The perfection of speech and mind caused the second acquisition -- appearing of composite tools with wooden handles:
stone axes, spears with flint tips. They made possible distant
hunting even alone in the forest and allow the population of the
forests of Europe, Siberia, Congo, Somali and others, increase
the lissomness of hands and it became a morph functional precondition for the creation of the Cro-Magnon’s bow and arrows, bone needles and consequently for clothes, statuettes and
rock paintings.
So at the end of the long contradictive anthropogenesis
process having transformed the face, larynx, mouth, brain and
hands, – the fire and the handle led the prepeople into people.
References:
L.I.Ibraev. Naiapithecs and paradoxes of anthropogenesis.
// Moscow: deposited in INION, 1986, N 23880, 44 р.
L.I.Ibraev. On simial theory of anthropogenesis // Filosofskie nauki (Philosophical Sciences). Moscow: Higher school,
1988, N 9, pp.37--46.
L.I.Ibraev. Naiapithecs are human ancestors. // Nauka i
zhizn. (Science and Life). Moscow, 1989, N 9, pp. 147-150.
L.I.Ibraev. Who were human ancestors? // "Mari El yesterday, today, tomorrow". Yoshkar-Ola, 1994, N 3, pp.79-84.
L.I.Ibraev. Oversignness of Language. // Voprosy
yazykoznania (Problems of Linguistics). Moscow: Academy of
Sciences, 1981, N l, pp.17--35.
L.I. Ibraev. Who were Human Ancestors? Naiapithecs and
Paradoxes of Anthropogenesis. // Internet: http: //www.mariel.ru/homepage /ibraev/ancestors.htm
116
Литература
Алексеев В.П. Палеоантропология земного шара и формирование человеческих рас. Палеолит. М., 1978.
Алексеев В.П. Возникновение и эволюция гоминид.// История первобытного общества. М., 1983.
Алексеев В.П. Становление человечества. М., 1984.
Алексеева Т.И. Географическая среда и биология человека. М.. 1977.
Андреев Ф.В. Структурно-фукциональные особенности
глаза дельфинов и ластоногих.// Новое в изучении китообразных и ластоногих. М., 1978.
Белькович В.М., Дубровский Н.А. Сенсорные основы ориентации китообразных. М., 1976.
Бонч-Осмоловский Г.А. Скелет стопы и голени ископаемого человека из грота Киик-коба.// Палеолит Крыма. Вып. 3,
М.-Л. 1954.
Борисковский П.И. Древнейшее прошлое человечества.
М., 1979.
Борисов В.И., Яблоков А.В. Кровеносная система, кровь и
особенности кровообращения. // Яблоков А.В. и др. Киты и
дельфины. М., 1972.
Будыго М.И. Климат и человек. Л., 1971.
Будыго М.И. Глобальная экология. М., 1977.
Бунак В.В. Род Homo, его возникновение и последующая
эволюция. М., 1980.
Григорьев Г.П. Палеолит Африки.// Возникновение человеческого общества. Л.. 1977.
Данилова Е.И. Эволюция кисти в связи с вопросами антропогенеза. Киев. 1979.
Дарвин Ч. Собрание сочинений. Т.5. М., 1953.
Жеденов В.Н. Сравнительная анатомия приматов. (Включая человека). М., 1962.
Зубов А.А. Зубная система. // Ископаемые гоминиды и
происхождение человека. М., 1966. Труды Институтата этнографии АН СССР. Новая серия, т.32.
117
Зубов А.А. Эволюция рода Homo от архантропа до современного человека. // Итоги науки и техники. Серия “Антропология”, т.2. М., 1987, с.93 – 92.
Ибраев Л. И. Надзнаковость языка. // Вопросы языкознания, Москва: Академия наук, 1981, N 1.
Иванова И.К. Прародина человека. // Природа, 1974, №
10.
Киселев Л.Л. Парадоксы биологии человека. // Человек.
2004, № 4.
Кларк Дж. Д. Доисторическая Африка. М.. 1977.
Констэбл Д. Неандертальцы. М., 1978.
Кочеткова В.И. Эволюция мозга в связи с прогрессом материальной культуры. // У истоков человечества. М.. 1969.
Кочеткова В.И. Палеоневрология. М., 1973
Ламберт Д. Доисторический человек. Кембриджский путеводитель. Л. 1991.
Левик ван Гудолл. В тени человека. М., 1974.
Линдблад Я. Человек – ты, я и первозданный. Эволюция
человека. М., 1991.
Марков А.В.. Происхождение и эволюция человека. Обзор
достижений палеоантропологии, сравнительной генетики и
эволюционной психологии. Доклад в Институте Биологии
Развития РАН 19 марта 2009 г. – http:// macroevolution.
narod.ru /markov_anthropogenes. htm
Нестурх М.Ф. Происхождение человека. М., 1970.
Одум Ю. Основы экологии. М., 1975.
Осборн Г.Ф. Человек древнего каменного века. Л., 1924.
Панфилов Д.В. Выступление на симпозиуме: Первобытный человек и природная среда в плейстоцене и голоцене. М.,
1974.
Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. М.,1974.
Решетов Ю.Г. Природа Земли и происхождение человека. М. 1966.
Рогинский Я.Я. Проблемы антропогенеза. М., 1977.
Рогинский Я.Я., Левин М.Г. Антропология. М., 1978.
Семенов Ю.И. Становление человеческого общества. //
История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы
антропосоциогенеза. М., 1983.
Семенов Ю.А. На заре человеческой истории. М., 1989.
118
Уайнер Дж. Экология человека. // Харрисон Дж. и др.
Биология человека. М.. 1979.
Уайт Э., Браун Д.М. Первые люди. М., 1978.
Урысон М.И. Некоторые проблемы антропогенеза в свете
новых палеоантропологических открытий. // Итоги науки.
Антропология. М., 1970.
Урысон М.И. Истоки семейства гоминид и филогенетическая дифференциация высших приматов. // Человек. Эволюция и внутренняя дифференциация. М.. 1972.
Урысон М.И. Непосредственные предшественники древнейших людей.// Природа и древний человек. М., 1981.
Фирсов Л.А. Поведение антропоидов в природных условиях. Л.. 1979.
Фридман Э.П. Приматы. М.. 1979.
Харрисон Дж., Уайнер Дж. и др. Биология человека. М..
1979.
Хрисанфова Е.Н. Древнейшие этапы гоминизации. //
Итоги науки и техники. Серия Антропология, т.2, М., 1987.
Хрисанфова Е.Н. Эволюционная морфология скелета человека. М., 1978.
Хрисанфова Е.Н. О неравномерности морфологической
эволюции гоминид. // Вопросы антропологии. 1967, вып. 26.
Хрисанфова Е.Н., Перевозчиков И.В. Антропология. М.,
2005.
Шаллер Д.В. Год под знаком гориллы. М. 1968.
Юровская В.З. “Брахиаторная проблема” в свете некоторых данных по сравнительной анатомии приматов.// Вопросы
антропологии, 1973, вып. 44.
Якимов В.П. Австралопитековые. // Ископаемые гоминиды и происхождение человека. М., 1966.
Якимов В.П. Некоторые проблемы становления человека
на начальном этапе. – Биологические науки, 1976, № 12.
Aquatic Аре: Fact or Fiction? // Proceedings from the Conference. Valkenburg, 1991.
Brown F. et al. Early Homo erectus skeleton from west lake
Turkana, Kenya. // Nature, 1985, vol. 316. N 8.
Clark W.E. Le Gros: Man – Apes or Ape-Men? London,
1967.
119
Day M.H., Leakey M.D., Olson T.R. On the status of African
Homo erectus. // Science. 1980, vol. 207. N 4435.
Earliest Man and Environments in the Lake Rudolf Basis.
Chicago, 1976.
Feustel R. Abstrammungsgeschichte der Menschen. Jena,
1978.
Foley R., Lewin R. Principles of Human Evolution, Oxford,
2003, London, 2005, etc.
Foley R. Humans before humanity. 1995. Book review by
Anthony Campbell. 2009.
Hardy A. Was man more aquatic in the past? // New scientist,
London, April 1960. Vol. 7, N 174.
Heberer G. Die Fossilgeschichte der Hominoidea. // Primatologia. Bd.1. Basel – New York, 1960.
Hoenigswald G.H.R. von. Java: early man, catalogue and
problems. IX International Congress of Anthropological and Ethnological Sciences. Chicago, 1973.
Howell, F.C., Meikle, W.E., Jablonski N. (eds.) Contemporary Issues in Human Evolution San Francisco: California
Academy of Sciences , 1996.
Howells W. Evolution of the Genus Homo. Reading Mass.,
1973.
Journal of Human Evolution, Vol. 55, Issue 3, September,
2008.
Kushlan J.A. The evolution of hairlessness in man. // American Naturalist, 1980, vol. 116, N 5.
Leakey M.D. Excavations in Beds I and II. 1960-1963. – In:
Olduvai Gorge, vol.3. Camb., 1971.
Leakey M., Leakey R.(ed). The fossil hominids and en introduction their context, 1968-1974. – Koobi Fora research project,
vol.1, Oxford, 1978.
Leakey R., Walker A. Homo Erectus Unearthed. // National
Geographic, November, 1985.
Lewin R. Bones of Contention (two copies): Controversies in
the Search for Human Origins. New York, 1987, Chicago, 1997.
Lowenstein J., Zihlman A. The leaky logic of aquatic Ape. //
BBC Wildlife, 1986, 4, N 4.
120
Molecular anthropology. Genus and proteins in the evolutionary ascent of the Primates. New York – London, 1976.
Morgan, E. The Aquatic Ape Hypothesis. London, 1997.
Newman R.W. Why man is such a sweaty and thirsty naked a
speculative review. // Human Biology, 1970, vol. 42, N 1.
Niemitz C. A Theory on the Evolution of the Habitual
Orthograde Human Bipedalism. Amphibische Generalistentheorie. 2002 // Anthropologischer Anzeiger, 60.
Pilbeam D. Middle Pleistocene Hominids. // After the Australopithecines. The Hague-Paris, 1975.
Puech P.-F., Albertini H., Mills N.T. Dental destruction in
Broken-Hill man. Journal of Human Evolution, 1980. V. 9, N 1.
Quigley C. Assumptions and inference on human origin. –
Current anthropology, 1971, vol. 12, N 5.
Steegman A. Human adaptation to climate. – In: Physiological
anthropology. New York – London – Toronto, 1975.
Stoner B.P., Trinkaus E. Getting a grip on the Neanderthals:
Were they all thumbs. // Amer. Journal of Phys. Anthropology.
!981, 54, N 2, 281.
Ullrich H. Fortschritte und Probleme in der Evolution der
Hominiden. – In: Entstehund der Menschen und menschlichen
Gesellschaft, Berlin, 1980.
Verhaegen, M. The Aquatic Ape Theory: Evidence and a Possible Scenario. Medical Hypothesis 1985, 16: p. 17-32.
Vlček E. Die Hand – Organ der Arbeit im Prozess der
Menschwerdung. In: Entstehung des Menschen und der menschlichen Gesellschaft. Berlin, 1980.
Vore J. de, Washbarn S.L. Baboon ecology and human evolution. // In: African ecology and human evolution. N. Y., 1963.
Westenhöfer, M. Der Eigenweg des menschen. Mannstaede
and Co., Berlin, 1942.
Westenhöfer, M. Die Grundlagen meiner Theorie vom Eigenweg des Menschen: Entwicklung, Menschwerdung, Weltanschauung. Heidelberg: Winter- Verlagen., 1948
Wolpoff M. Pale anthropology. New York, 1980.
121
Оглавление
3
5
20
Резюме . . . . . . . . . . . .
Парадоксы антропогенеза . . . . . . . .
Наяпитеки . . . . . . . . . .
.
Актуалистическое доказательство наяпитековой
теории происхождения человека . . . . . .
Палеонтологическое открытие и
доказательство наяпитеков . . . . . . . . . .
Как предлюди стали людьми . . . . . . .
Сводка публикаций . . . . . . . . . . . .
52
67
86
Пояснения к современной периодизации
биоэволюции . . . . . . . . . . . . . . . . .
77
27
The Naiapithec’s Origin of Humankind . . . 98
Abstract . . . . . . . . . . . . 98
Paradoxes of anthropogenesis . . . . . . . . 99
Naiapithecs
. . . . . . . . . . . . . . 101
The actually proof of the Naiapithec’s theory
of man’s origin . . . . . . . . . . . . . . . 101
The paleontology discovery and proof of Naiapithecs . . 107
How prepeople became people . . . . . . . . . 111
References . . . . . . . . . . . . 116
Литература
Оглавление
.
.
.
.
.
.
.
.
. 117
. . . . . . . . . . . . . . . . 122
122
Об авторе.
Ибраев Леонард Иванович, кандидат философских наук,
выпускник Московского государственного университета и
его же аспирантуры при кафедре философии.
Доцент Марийского государственного университета.
Автор более полусотни научных статей и книг.
Некоторые другие публикации автора:
Ибраев Л.И. Сквозь лики мира. Анализ философских
оснований мистицизма. 2-е изд., Изд. «Стринг», 2010.–
427 с.
Ибраев Л.И. Надзнаковость языка. // Вопросы языкознания. М.: Академия наук, 1981, № 1, с. 17 – 35.
Ибраев Л.И. Слово и образ. К соотношению лингвистики и поэтики. //Филологические науки. М.: Высшая
школа, 1981, № 1.
Ибраев Л.И. К проблеме генезиса знаков и их классификации.// Философские науки. М.: Высшая школа,
1984, № 5.
Ибраев Л.И. Цены и деньги. Начала нецеситной квантовой экономики. Изд.3-е, исп. и доп., Изд. «Диалог»,
2010, – 446 с.
Ибраев Л.И. К теории относительной абсолютности.
Йошкар-Ола, “Периодика”, 1991, 2-е изд., “Стринг”,
2009, – 240 с.
Браев Л.И. Ворота философии. (Критика философии).
Йошкар-Ола: МарПИК, 2004. – 256 с.
Браев Л.И. Элементарная логика. Йошкар-Ола: МарПИК, 2004. – 272 с.
www.mari-el.ru/homepage/ibraev
123
© Ибраев Леонард Иванович
Наяпитеки.
Происхождение человека.
Россия, 424002, г. Йошкар-Ола, ул. Рябинина, 7 А, кв. 16
www.mari-el.ru/homepage/ibraev
ISBN 978-5-91716-035-1
978-5-91716-035-1
КТК 18.6 / 74.5
Формат 84х108/32. Бумага офсетная.
Объем 5,7 а. л.
Заказ № 1977
Издательство ООО «Стринг». Изд. № 35.
ISBN 978-5-91716-035-1
Отпечатано в типографии ООО «Стринг»
424002, Россия, г. Йошкар-Ола,
ул. Я.Эшпая, д. 156 А.
124
Download