ОБЩЕСТВО И ДЕМОКРАТИЯ
advertisement
Раздел I ОБЩЕСТВО И ДЕМОКРАТИЯ Прежде чем утвердиться на международной арене, приобрести универсализм и всеобъемлющее признание, идеалы демократии утвердились на национальной арене группы государств, в годы «холодной войны»- именовавших себя странами «свободного мира». Что следует понимать под термином «демократия»? В какой мере она дает ориентиры для решения проблем народов, находящихся на разных этапах развития, обладающих несовпадающими историческими и культурными традициями? Нельзя не учитывать, что термин «демократия» на протяжении XX в. использовался в различных контекстах. Широкое хождение имело в свое время понятие «народная демократия», которым обозначался политический строй, сложившийся в странах Восточной Европы, по другим критериям вполне соответствовавший признакам тоталитаризма. В СССР говорилось о «социалистической демократии», в то время как политический строй в странах Запада именовался формой «диктатуры буржуазии», маскирующейся под лозунгом демократии. Сама демократия, в том числе и в том виде, как она утвердилась в странах Западной Европы и Северной Америки, претерпела немало изменений. Если понимать демократию согласно исходному смыслу, как народовластие, то нельзя не признать, что история дала массу форм и моделей демократии, которые в ходе конкурентной борьбы с другими формами политической организации общества доказывали свою жизнеспособность. Понятие демократии как народовластия уже в эпоху своего появления довольно быстро эволюционировало от простой и понятной прямой демократии греческого госу- 14 дарства-полиса и ранней Римской республики в сложнейшую категорию, которой оперируют и к которой апеллируют представители практически любой формы власти. Ее реальность и исторические формы ставились под сомнение практически с момента появления власти как системы управления или организации жизни любого социума. Более того, сама идея общественной организации, создаваемой для народа и самим народом1 на разных этапах исторического развития, а в некоторых геополитических регионах и очень надолго, либо исчезала из общественно-политической мысли, либо отодвигалась на задний план. Поэтому периодически поднимается вопрос не только о сущности и реальности этой цели, но и шире: чем является демократия — одной из альтернатив развития человечества или магистральным путем развития общества? Но это лишь первая группа вопросов. В разные эпохи и в разных регионах — особенно там, где утверждались идеи сакральности власти и, следовательно, ее персонификации, даже тогда, когда и само слово выводилось из оборота, суть его — «народ» (первая часть понятия) — всегда оставалась главной категорией политической практики любой системы власти. Вторая группа касается критериев оценки степени демократичности данной системы или общества. Что дает нам основания говорить о наличии демократии, ее развитии, считать одно общество демократическим, а другое нет? Иными словами: чем измерить демократию, как ее определить? Общественно-политическая мысль трактует все эти вопросы по-разному, и каждое течение считает свои критерии истинными и обоснованными. Однако, как мы увидим ниже, во всем многообразии идей можно выделить общие проблемы, решение которых в теории и политической практике дает нам критерии для определения общественно-политического сдержания данной системы. К таким критериям можно отнести соотношение основных компонентов системы личность — общество — государство. Это соотношение конкретизируется как 1 Ниже мы рассмотрим историческую эволюцию понятия «народ» как условной абстракции. 15 степень свободы личности в обществе и государстве (объем прав и обязанностей), форма и степень реального участия личности в жизни общества и государства как основного политического института общества. Мы не случайно говорим о положении личности, ибо любая человеческая общность состоит из индивидов, но индивид становится личностью в политологическом смысле этого слова там и тогда, где и когда приобретает определенный объем прав и свобод, т.е. «человек разумный» становится «человеком общественным» и создает необходимый политический механизм реализации этих прав и свобод — государство. Однако личность живет и действует в окружении себе подобных — в обществе, которое выступает как совокупная личность. Но общество формируют не только и не столько личности, сколько малые группы, в которых личность себя идентифицирует, причем эта идентификация и самоидентификация могут выражаться во многих формах: социальной, национально-этнической, культурной, религиозной, профессиональной и т.п. Конечно, в конкретно-исторических условиях одна из форм идентификации является преобладающей, однако при наличии всех остальных. Вне общества нет личности, и свои интересы она выражает в тысячах разнообразных связей, отношений и взаимоотношений. Регулятором их на политическом и социально-экономическом уровне и выступает государство, понимаемое не столько как орудие обеспечения классового господства, сколько как своеобразный регулятор, отражающий баланс сил и интересов различных групп, составляющих данное общество. § 1. ДЕМОКРАТИЯ ЧЕРЕЗ ПРИЗМУ ИСТОРИИ Проблема взаимоотношений личности и государства является ключевой в определении демократии как направления общественного развития. Она возникла с появлением этого политического института. Впервые попытка научного изучения мира, включая и элементы политической науки, частично очищенные от религиоз- 16 ных идей, предпринимается в древнегреческой философии. Очищенными их можно считать условно, поскольку именно из религии ряд принципов и понятий перекочевали в политическую мысль. Так, например, из иудаизма в политическую науку вошло понятие общественного договора — «договор Бога с Авраамом» (свою законченную форму это понятие обретет в работах Ж.-Ж. Руссо). Прямая демократия греческих городов-государств довольно быстро доказала свою несостоятельность и условность. Республика полиса быстро эволюционировала в государственные формы, основанные на формальной демократии,— олигархию, деспотию и т.п. Поэтому уже в работах Платона содержится постулат, что «правильное» государство можно и должно обосновать научно. Платон убежден, что теория политики базируется на изучении человека, и впервые вводит понятие «общественный», отличая его от частного (до него существовала лишь разница между священным и обыденным). Критически оценивая прямую демократию, Платон утверждал, что первичное общество возникает стихийно, примитивно и не осознает цели своей организации в государство. Нужен класс правителей, понимающих и высшую цель, и принципы этой организации. Добро, увиденное правителем, и есть высшая цель государственного развития. Определение добра Платон вручает узкому слою правителей. Отсюда и реальная устойчивая форма государства — аристократическая республика с небольшой группой управляющих и массой управляемых — свободными гражданами, имеющими все права, кроме права участвовать в управлении. Однако Платон критически оценивает и аристократическую республику как далекую от идеала (тимократии), но стремящуюся к нему. Все остальные формы — суть отклонения (олигархия, плутократия). И абсолютно неустойчива демократия, воплощающая в себе хаос и беспорядок; такое государство неизбежно превращается в деспотию.1 Другой древнегреческий философ, Аристотель, допускает дилемму — власть людей и власть закона, но его сим1 См.: Платон. Политика или государство// Соч.—Спб., 1863.-- Ч.З.— С. 17, 34, 58-64, 135. 2-865 17 патии ясны: власть даже несовершенного закона предпочтительнее власти личности (не отсюда ли идет принцип современного конституционного права?). Теория Аристотеля богаче; достаточно напомнить, что у него государство должно быть плюралистичным, ибо его составляют разные люди, а их полное единодушие невозможно. Поэтому богаче и институционный ряд: монархия, аристократия, конституция (каждая со своими извращениями — тирания, плутократия, демократия). Идеальна монархия: «Царь должен защищать богатых от несправедливостей, а бедных от притеснений, ибо высшая добродетель даст ему право принуждать, не нарушая общей гармонии»1. Но лучшая форма государства — конституция, власть большинства по закону, основанная на компромиссе между свободой бедных и богатых, без преимущества тех или других. Правда, понимая, что экономическое неравенство нарушает политическую свободу, Аристотель считает задачей государства «моральное улучшение» людей для выравнивания собственности и заботу о бедных, «ибо у государства, где множество бедняков исключено из управления, неизбежно полно врагов»2. Так два основных типа развития древнегреческого государства-полиса предопределили и два основных направления в развитии политической науки — консервативное (Платон) и демократическое (Аристотель). Следующий шаг в определении как природы государства, так и его взаимоотношений с гражданином был сделан в философии стоицизма (Эпиктет, Флавий Арриан, император Марк Аврелий). В этой философии акцент делается скорее на индивидуализме: человек должен быть самим собой, поступать в соответствии со своими принципами. Он должен жить в гармонии с природой, вернее, стремиться к ней. Мир в философии — это царство разума, гармонии, законов. Но, с другой стороны, есть свобода воли человека. Это противоречие между сочетанием гармонии естественного мира и личной свободы попытался снять Марк Туллий Цицерон. В своих трактатах «Республика» и «Законы» он отмечает, что «государство — 1 Аристотель. Афинская полития.— М., 1937.— С.174—175. 2 Аристотель. Полития Аристотеля.— М., 1911.— С.163, 200—205. 18 это общество закона... хотя нельзя уравнять богатства, невозможно уравнять способности, но, по крайней мере, права перед Законом должны быть равными»1. Если цели государства справедливы, то его форма не имеет значения, хотя сам Цицерон выступает за своеобразную комбинацию монархии, аристократии и прямой демократии, идущей из римской традиции и реальности.2 Принцип народного согласия был обычен для римского права, а концепция народа как политической и законодательной силы, несомненно, повлияла на современные принципы народовластия. Однако разработка этих принципов в теории и практике была на многие столетия прервана. С превращением христианства в государственную религию начинает вырисовываться идея сакральности государства и власти. Впервые она была реализована Карлом Великим. Только с переходом общества к новой стадии развития — капитализму — вновь начнут возвращаться к вопросам власти. В наиболее полном виде они сформулированы отцом либерализма Джоном Локком в его работах «Опыт о человеческом разуме» и «Два трактата о правительстве», появившихся в Англии, где впервые компромиссным путем произошла смена власти («славная революция» 1688 г.).3 В политологии Локка вновь возникает концепция естественного права как всеобщего закона природы: все равны и независимы. Закон природы посредством разума определяет развитие общества. Права каждого гражданина естественны, из них развивается общественный договор, призванный исправить неопределенность естественного права. Лишь после заключения общественного договора для опеки над народом учреждается государство, в котором высшая власть принадлежит закону. Но сам народ в силу естественного права и закона природы выше закона. Итак, закон (опекун в лице государства) и народ (учредитель этой опеки через общественный договор и в то же время подопечный) объединяются в государстве. Так как народ выше за1 Цицерон, Диалоги. О государстве. О законах.— М., 1966.— С.197. 2 См.: там же. 3 См.: Локк Дж. О государстве.- Спб., 1902. 19 кона, то у опекуна (государства) есть обязанности, а не права: «поэтому народ вправе отменить или изменить законы, если он найдет, что они противоречат порученному им делу, ибо вся власть, данная опекуну-закону, ограничена интересами народа, и, если этими интересами пренебрегают, опекуну необходимо отобрать и вернуть ее тому, кто ее может вручить другим, более достойным доверия по его мнению»1 (так закладывались основы права неповиновения). Правители (и исполнительная, и законодательная власть, ибо у Локка уже есть принцип разделения властей) должны «находить» законы (ведь все идет из естественного права — все законы уже существуют в природе), а не изобретать их. Права как естественные нельзя отобрать у народа, например государство не может лишить никого собственности. (Для сравнения 14-я поправка к Конституции США: правительство не может «лишить кого-либо жизни, свободы и собственности без суда...».) Локк, утверждая принцип разделения властей, не только доверял исполнительной власти лишь ведение текущих дел, но и верховную власть — законодательную — ограничивал тем, что закон должен быть равным для всех; закон создается не для подавления людей, а для их блага; без согласия народа нельзя увеличивать налоги; законодатели не могут передоверять свои функции никому. Так в политической теории Локка утверждался принцип доминирования общества свободных личностей над государством.2 Ограниченная роль государства и принцип разделения властей были развиты Шарлем Монтескье в работе «О духе законов». Государство у Монтескье поддерживает порядок и охраняет свободу и имущество граждан, но и только. Он принимает и тезис Локка, что законы «возникают из натуры вещей», и принцип разделения властей — исполнительная власть должна находиться в руках монарха, независимого от законодателей.3 1 Локк Дж. Опыт о человеческом разуме// Избр. произв.— М., 1960.— Т.1.— С.254. 2 См. Локк Дж. О государстве. — С.35-40, 102. 3 См.:Монтескье Ш.Л. О духе законов// Избр. произв.— М., 1955. 20 Как бы развивая его мысль, Жан-Жак Руссо ставит вопрос о поисках «формы общества, которое защищает жизнь и имущество каждого и в котором каждый, объединяясь со всеми, останется все же сам по себе господином, свободным, как и прежде». Объединяясь через общественный договор с равными себе, личность теряет часть свободы, приобретая безопасность и гарантию своего существования. К естественной свободе добавляется свобода гражданская. Повиновение закону, установленному личностью,— есть свобода, утверждает Руссо. Принимая суверенитет народа, как у римлян и у Локка, принцип сменяемости властей Локка, Руссо отвергает принцип разделения властей: суверенность народа, выраженная в его генеральной воле (государстве как выразителе этой воли), не нуждается в представительных учреждениях.1 Но у Руссо понимание свободы как повиновения закону развивается в опасном направлении: личность можно заставить быть свободной, т.е. свобода человека есть не то, что он думает, а то, что ему надлежит думать.2 Правда, у Руссо согласие личности на такое понимание свободы пока еще добровольное, но Гегель потом доведет этот принцип до логического завершения. Через генеральную волю как квинтэссенцию воль личностей и групп Руссо пытался объединить управление с самоуправлением (недаром его образцом была Швейцария). В классических доктринах Платона и Аристотеля самоуправлению не было места, оно появляется у либералов (Локка), но у них уже тесно связано с хорошим правительством, которое, естественно, возникает из ограниченной роли государства (принцип laisser-faire, т.е. невмешательства в экономику) и частной инициативы граждан. Именно эту сторону — роль и место правительства и государства — развивал Адам Смит. Из обязанностей государства защищать составляющих его граждан Смит 1 См.: Руссо Ж.-Ж. Об общественном договоре, или Принципы политического права,— М., 1938. 2 См.: Руссо Ж.-Ж. Исповедь. Прогулки одинокого мечтателя.- М., 1949.- С.138-145. 21 логично перебрасывает мостик от существовавшего тогда принципа невмешательства в экономику к будущему принципу государства всеобщего благосостояния. Функция государства по Смиту состоит во внешней и внутренней защите граждан и создании изобилия для всех. К формам такой защиты относятся: учреждение общественных работ и содержание убыточных для частного капитала, но полезных для общества предприятий, инфраструктуры, забота о базовом образовании и здоровье граждан.1 От этих принципов всего несколько шагов к идее создания на практике государства всеобщего благосостояния или — по удачному определению итальянских полиглотов — «ассистенциальному», т.е. государства, с благими намерениями превращающего значительную часть своих сограждан в иждивенцев. Английский экономист Артур Пигу, занимавшийся экономическими аспектами этого государства, писал, что в нем таится опасность всеобщего иждивенчества, которая грозит и самому его существованию. История последних лет подтвердила эти предположения. К «ассистенциальному» типу эволюционирует государство, определяемое демократическими принципами. Однако мы не зря ставили вопрос о демократии как альтернативной возможности развития. Есть и другой путь эволюции — абсолютизация государства, полное подчинение ему общества и личности. Этот принцип был развит Георгом Гегелем в «Философии истории» и воплощен в современных тоталитарных системах разного типа. Но часто не замечают, что рядом с Гегелем и примерно в то же время появились подобные концепции, также легшие в основу современного тоталитаризма, предлагаемые как альтернативный демократии и единственно возможный путь развития. Всех их породила эпоха, Великая французская революция и последовавшие за ней события. Сам Гегель прошел путь от сторонника якобинцев и Наполеона до адепта авторитарного режима. И этот путь был зако1 См.: Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов. - М., 1962. 22 номерным, ибо в страны, граничившие с Францией, демократия пришла как освободитель, но ушла как враг. Сама идея демократии оказалась дискредитированной — позже Эрих Фромм назовет это «бегством от свободы». И поэтому не случайно прусское государство показалось Гегелю завершенной реализацией политической разумности: «Личность обретает свободу в выполнении долга...», «Свобода реально существует в самопожертвовании...»1. У Гегеля индивид реализует себя как гражданин, повинуясь государству, именно оно есть реализация свободы, ибо есть осуществление божественной идеи на Земле. Так Гегель снимает противоречие между свободой и необходимостью.2 Общество (государство) суть созданная людьми копия природы со своими законами необходимости. Свобода в нем заключается в подчинении этим законам. Подчинение законам инстинктивно, и таким образом снимается проблема участия в делах государства. Личность может политически выразить себя лишь как член социальной группы, но и только. Божествен и закон божественного государства — конституция (Гегель принимает эту необходимость как эманацию природных законов) существует сама по себе, вечна, превыше всех дел человеческих. Можно найти у Гегеля и выраженный принцип вождизма. Так как не существует ни суверенности народа, ни свободы личности, то народ без монархии, по Гегелю,— это еще не государство, оно появится, когда появится выразитель божественной воли и законов природы. Монарх — это и есть власть.3 Еще в 1802 г. в «Конституции Германии» он писал, что люди, заботясь о свободе, проглядели «истину, которая заключается во власти», ибо власть есть «высшая справедливость природы», и она подчинит себе всех, невзирая на их взгляды и убеждения. Власть непременно отождествляется с моралью, с государством.4 Но ведь даже Маккиавел1 Гегель Г. Гражданское общество. Обязанности перед государством //Ра6оты разных лет. - М., 1971.- Т.2.- С.50-51, 69. 2 См.: Гегель Г. Исторические этюды. Там же.— М., 1970,— Т.1. 3 См.: Гегель Г. Философия истории.— Соч.— М., 1935.— Т.8. 4 См.: Гегель Г. Политические произведения.—М., 1978. 23 ли, тоже считая власть высшей целью, различал два вида поведения — этическое и политическое.1 Однако именно принципы Гегеля стали практикой: государство, власть как самодовлеющая сила была реализована в тоталитарных системах, хотя с некоторыми различиями: этика в различных построениях заменялась расой, государством, классом. Достаточно вспомнить тезис «пролетариат должен взять государственную власть» или «Доктрину фашизма» Б. Муссолини и Дж. Джентиле. Одновременно с Гегелем, но пытаясь возродить идеи сакральности государства, выступили французские традиционалисты Жозеф де Местр («О Папе») и Луи Бональд («Первичное законодательство», «Теория политической и религиозной власти»). Де Местр был просто традиционалистом и пытался доказать, что папство, возглавляющее вечный институт — церковь, призвано руководить и неустойчивым миром. Бональд в своей стройной теории не оставил места для папы — его просто не интересовали проблемы внутренней реформы церкви, обновления христианства и т.п. Он считал, что «человек существует лишь для общества и общество формирует (человека.— Авт.) для себя». Бональд обрушился на Монтескье и Руссо, противопоставив «Духу законов» и «Общественному договору» свою «Теорию политической и религиозной власти», где отрицал человеческое происхождение власти и государства, прав человека, особенно права на свободу. Пусть сильное правительство хорошо применяет божественные законы, пусть будет запрещено все, что способно нарушить законный порядок, и гармония будет существовать вечно. Именно эти построения Бональда позволяют и его называть родоначальником тоталитарных теорий. Почти одновременно критика «реальной демократии» появляется и у другого направления политической мысли. Мы имеем в виду Алексиса де Токвиля и его «Демократию в Америке», изданную в 1840 г. А. де Токвиль увидел в американской демократии своего рода образец общественного развития. Но он 1 См.: Маккиавелли Н. Избр, произв.— М., 1982. 24 не был бы ученым, если бы безоговорочно поддержал его. Именно в США он разглядел и тенденции, потенциально угрожающие демократии. Это власть общественного мнения и образование экономической аристократии. Он остро чувствовал и ценность личности, ее уникальность, и опасность ее уничтожения: «Мы не можем помешать равенству, но от нас зависит, к чему оно приведет — к свободе или к рабству, к варварству или просвещению, к нищете или процветанию». Один из путей подавления личности — власть общественного мнения, устраняющего непопулярные взгляды. Даже не опасаясь физического уничтожения, неортодоксально мыслящий человек может обнаружить, что его карьера закрыта, что он одинок в этом мире. Этот «тихий и мягкий террор» не казнит человека, а просто не дает ему жить, давит, изнуряет людей, «пока народ не превращается в стадо, робкое и усердное, а правительство в пастуха»1. Любопытно, что в это же время (1840 г.) именно эту черту демократии отметил и другой далекий от науки человек — писатель Фенимор Купер. В романе «Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Китай» он писал: «Но, пожалуй, самой характерной нашей чертой является сегодня стремление распространить контроль общества на все области жизни, далеко за пределы, установленные законами и уложениями. Этот новый культ получил пристойное наименование Общественного Мнения...»2. Эту линию критики демократии развивали и дальше. Так, Джон С. Милль (сын философа) писал: «Чем более человек сознает себя равным остальным, тем беспомощнее он перед массой и тем невероятнее для него мысль, что общее мнение может быть ошибочным». В своей работе «О свободе» (1859 г.) он отмечал, что мало избежать тирании политической, нужно еще и избежать тирании общественного мнения. Если абсолютная сво1 Tocquevill A.de. Democracy In America (1835-1840)— N.Y., 1961— V.l-2.— P. 215-220. 2 Купер Дж. Ф. Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай. — М., 1986 — С.82. 25 бода мысли не гарантирована, то и общество не свободно. «Всякое подавление дискуссии есть претензия на непогрешность»1. Истина не бывает окончательной и предопределенной свыше, но именно дискуссия приведет к ней ближе, чем одностороннее утверждение догмы и неоспоримая вера. Ведь ценность государства определяется ценностью его граждан. «Государство, которое превращает людей в карликов», чтобы обеспечить им процветание, скоро обнаружит, что «современная машина, ради которой пожертвовано всем, в конечном счете ничто, так как не хватает жизненной силы, которую уничтожили, чтобы эта машина действовала без помех»2 . Другая опасность, грозящая демократии и личности, по мнению А. де Токвиля, проистекает из образования «промышленной аристократии», порождаемой естественным развитием экономики. Таким образом, политическое равенство само порождает неравенство экономическое: демократия благоприятствует индустриализации, поднимающей жизненный уровень, но она же создает новое неравенство, угрожающее основам демократии. И новая аристократия на данном этапе развития общества опаснее феодальной — капиталист XIX в. не имел чувства ответственности, он ждал от рабочего только работы (правда, не было и встречных ожиданий, рабочий ждал от него только зарплаты), просто использовал рабочего ради достижения своих целей.3 Этот разрыв усилился на рубеже XIX—XX вв. С одной стороны, политические свободы все больше становятся общим достоянием (всеобщее избирательное право, подотчетность правительства народу и т.д.). С другой, проводимый и демократическими правительствами принцип невмешательства в экономику все более обострял проблему материального неравенства, что неизбежно порождало социальный конфликт, подрывающий сам принцип свободы. В нашем веке это проти1 Милль Дж. С. О свободе .- Спб., 1861.- С.97. 2 Там же .- С.81, 83. 3См.: Tocqueville A. de. Democracy in 1961- V. 1-2- P. 128-135. 26 America (1835-1840)-N.Y., воречие на практике пытались снять либо путем создания государства всеобщего благосостояния, либо путем установления тоталитарных режимов. Первый путь не привел к полному успеху — созданию сбалансированной гармонической системы, а второй завел общество в ряде стран в тупик общественного развития. Однако на базе первого пути, используя его демократический потенциал, удалось создать модель общественного развития, пока доказывающую свою устойчивость. § 2. ДЕМОКРАТИЧЕСКИЕ НОРМЫ И ОСНОВНЫЕ ЗАКОНЫ Общие рассуждения о принципах демократии было бы интересно проанализировать на конкретных примерах эволюции этих принципов при их закреплении в законах общего характера. Речь идет о конституционных нормах, решающих на практике основное противоречие между демократией как базовой ценностью развития и неравенством, свободой и отчуждением личности. Проследим, как решается этот вопрос в современных политических системах. «Мы, народ Соединенных Штатов...» — так начинается старейшая современная конституция, вступившая в силу в 1789 г. Это и единственная конституция, действующая практически в неизменном виде. За двести лет было принято только 26 поправок и дополнений, считая и первые десять, принятые в том же 1789 г. и известные как Билль о правах. И до этого предпринимались попытки ограничить всевластие создаваемого обществом политического механизма. Дело лишь в том, в интересах каких слоев общества они предпринимались, т.е. кто имелся, в виду под понятиями «народ» и «личность». Сюда можно отнести и Великую хартию вольностей (Англия, 1215 г.), и Манифест о вольности дворянства (Россия, 1762 г.), но «мы» в этой системе — только сословие феодалов. По мере развития общества круг «мы» расширяется, в него включается и «третье сословие» (Франция), но 27 еще долго существует ограничение понятия «мы» (т.е. индивиды, имеющие право это говорить) по уровню культуры и обладания собственностью (цензы грамотности, оседлости, доходов и т.д.). Существовало еще и различие в способе закрепления демократических прав личностей, составляющих народ: дарование прав или их признание как извечных и существовавших вне рамок писаного права. Однако впервые «мы» как «народ» без всяких ограничений и дискриминации было зафиксировано именно в Конституции США, и не случайно она почти сразу же была дополнена закреплением прав тех индивидов, из которых состоит этот народ. И именно с образованием Соединенных Штатов начинают выделяться два подхода к демократии. Первый: «Мы, народ... устанавливаем и принимаем эту Конституцию...» (т.е. создаем государство) и закрепляем в ней принадлежащие «нам» права (вспомним общественный договор Руссо). Второй: «нас» объединяют и «нам» даруют определенные права и свободы — российский императорский Манифест 17 октября 1905 г. Собственно, приведенные выше примеры — иллюстрация к развитию двух тенденций в закреплении демократических принципов, появляющихся со вступлением общества в новую стадию общественно-политического развития. Весь комплекс взаимоотношений личности и государства — основа демократии, правовое положение личности — определяется конституционным правом. В нем и проявляются обе основные тенденции — признание прав и свобод личности со стороны государства и гарантии их свободной реализации или «дарование» этих прав и свобод гражданину. Различия проявляются в характере прав и обязанностей граждан по отношению к существующему общественно-политическому строю, в неодинаковом регулировании прав различных групп (по социальному, культурному, национально-этническому, религиозному признакам), в различном значении, которое придается тем или иным группам основных прав в общей структуре правового статуса гражданина, в соотношении прав и обязанностей в связи с социальным положением гражданина, 28 в особенностях гарантий реализации и защиты прав личности.1 В первом направлении превалирует безусловное признание свободы индивида по отношению к государству и обществу. Классическая цепь логического развития легко иллюстрируется преемственностью таких исторических актов, как Habeas Corpus Act (Англия, 1679 г.), Декларация прав человека и гражданина (Франция, 1789 г.) и Билль о правах Конституции США, Всеобщая декларация прав человека, принятая ООН в 1948 г. и дополненная в 1966 г. положениями «Об экономических, социальных и культурных правах» и «О гражданских и политических правах». Конституционное и текущее законодательство развитых стран не различает отдельные категории граждан и прежде всего те, которые определяются социальным положением человека в обществе, а также социальную природу закрепляемых прав и обязанностей. Однако в ряде конституций развивающихся стран, например в Непале и Индии, важные (как правило, социально-экономические) права граждан, включенные в разделы о руководящих принципах государственной политики, не подлежат даже судебной защите, что прямо оговаривается в основных законах этих стран. Подобные отступления от общего принципа связаны с исторической и традиционно сильной ролью государства в обществе и существованием в развивающихся странах устойчивых норм традиционного религиозного и обычного права, общим низким культурным уровнем населения.2 В некоторых случаях для преодоления дискриминации в правах отдельных групп населения, проистекающей из традиционного права, государству приходится идти на ограничения прав других групп. Ярким примером может служить внутриполитическая борьба в Индии после принятия закона о правах дискриминируемых групп населения в 1990 г. Итак, можно выделить в рамках первой тенденции группу стран (развитые страны Запада), закрепляющих 1 См.: Конституционное право развивающихся стран.— М., 1990.— С.249-251. 2 См.: Конституционное право...— С. 250. 29 без всяких оговорок принцип свободы индивида по отношению к государству и обществу. Причем в Билле о правах особо отмечается (статья IX), что «перечисление в Конституции определенных прав не должно толковаться как отрицание или умаление других прав, сохраняемых народом». Вторая группа, базируясь на общем принципе свободы, все еще сохраняет ограничения, проистекающие из существования норм традиционного права (общества, переживающие стадию бурного развития). В этом случае возможна эволюция в сторону постепенной отмены всяких ограничений или в отдельных случаях полный переход на нормы традиционного права как основу взаимоотношений государства и гражданина (Иран после Исламской революции). Существует еще одна группа развивающихся стран, представляющих второе направление в комплексе взаимоотношений государства и личности. В конституциях этих стран с самого начала заложен дискриминационный принцип, характеризующийся «предоставлением гражданам основных прав и возложением на них определенных обязанностей, исходя из классового, социального назначения этих прав и обязанностей; подчеркнутым значением, придаваемым социально-экономическим правам (прежде всего праву на труд, отдых, пенсионное обеспечение), разграничением прав граждан и трудящихся (например, право на образование, на охрану здоровья закрепляется за всеми гражданами, а право на пенсию, на отдых — только за трудящимися), стремлением законодателей придать основным обязанностям граждан социальный смысл; усилением внимания к материальным гарантиям при одновременных попытках укрепления юридических гарантий прав граждан»1. Ряд современных конституций воспроизводят дискриминационные принципы ранних буржуазных конституций. Однако важно отметить, что зависимость прав от социального положения противоречит принципам свободы и демократии, создавая прецедент ограничения прав фактически для любых групп или категорий населения, что неоднократно доказывала историческая 1 Конституционное право...— С. 250. 30 практика. Именно па этой основе возникли в СССР широкие слои населения, лишенные всяких прав сначала по социальному признаку («лишенцы»), а затем и по политическим принципам («члены семей изменников Родины» и т.п.). Можно даже утверждать, что чем подробнее и полнее закрепляются в основных законах права и обязанности граждан, тем легче и чаще они не соблюдаются и нарушаются, тем больше возможностей для превращения прав в обязанности. Так, превращение права на труд в обязанность трудиться создавало юридические предпосылки для преследования «тунеядцев» в СССР. Различные отношения между государством и личностью определяют и отношения между государством и «совокупной личностью», т.е. гражданским обществом. Тип взаимоотношений зависит от общей постановки проблемы демократии: государство для индивида (для создания условий полной реализации личности) или личность для государства (индивид ставится в подчиненное положение перед созданной им политической системой). В соответствии с этим решается вопрос отношений государства со всем спектром общественных организаций, представляющих гражданское общество. Все общественные организации в большей или меньшей степени являются объектами правового регулирования — это тоже базовый принцип демократического правового государства. Однако различной может быть не только степень, но и уровень регулирования. Как правило, в конституциях первого, либерального направления закрепляется лишь право граждан на создание различных общественных организаций (обществ и ассоциаций), а вся их последующая деятельность регулируется правовыми нормами общих законов об объединениях и нормативными актами других отраслей права (трудового, административного, финансового и т.д.). Иногда право граждан на объединение вообще не упоминается в конституциях (Билль о правах), выступая как неотъемлемое, само собой разумеющееся. Регулируются, как правило, условия образования и роспуска общественных организаций, а в некоторых случаях — основы их внутренней организации. Однако и здесь можно отметить 31 общую закономерность демократической организации общества — чем она слабее, чем выше степень огосударствления всех форм жизни, чем сильнее примат государства, тем подробнее регламентируется деятельность общественных объединений, закрепленная в основном законе, тем чаще проявляется дифференцированный подход по социально-экономическим, политическим и идеологическим критериям. Конституционные положения являются основой правовой институционализации общественных организаций. Право на свободу объединений зафиксировано практически во всех основных законах даже тех стран, где существуют однопартийные системы. Разница в базовых формулировках весьма незначительна. Некоторые конституции, как указывалось выше, ограничиваются простым упоминанием свободы объединений как составной части политических свобод: «Все граждане имеют право свободно образовывать ассоциации и общества при соблюдении формальностей, установленных законами и регламентами». В ряде стран особо выделяют право на образование профсоюзов или профсоюзные свободы. И, наконец, иногда конституция содержит и развернутые положения об общественных организациях. В этих случаях часто встречаются перечисления «разрешенных» организаций: женская, крестьянская, молодежная, рабочая, организация ветеранов (Конституция Непала); профсоюзные, молодежные, женские, кооперативные (Гайяна). Определение «народных организаций» можно найти и в Конституции Филиппин, правда, оно сопровождается обязательством государства уважать права и деятельность «добросовестных ассоциаций граждан, демонстрирующих способность содействовать развитию общественного интереса и обладающих установленным руководством, членством и структурой»1. Правда, уже в этом определении заложена возможность государственного вмешательства (право определять «добросовестность» и «способность»), несмотря на обязательство государства признавать роль общественных ор1 Конституционное право...— С. 205. 32 ганизаций и не ограничивать их право на «эффективное и разумное участие в выработке социальных, политических и экономических решений» (при этом оно само и определяет степень «разумности»). Право на объединение, как правило, включает в себя, во-первых, свободу образования ассоциаций и свободу принадлежности к организациям; во-вторых, право свободно осуществлять организационную деятельность; в-третьих, право свободно излагать и пропагандировать идеи своей организации, свободно осуществлять свою деятельность; в-четвертых, право на объединение в ассоциации, в том числе и международные. Ограничения свободы объединения касаются в основном этих четырех компонентов, хотя по логике демократического общества ограничения могут затрагивать лишь практику отдельных организаций, т.е. запрещение внесистемных действий, наносящих вред обществу. Так, статья 18 Конституции Италии гласит: «Граждане имеют право свободно, без особого разрешения объединяться в организации, преследующие цели, не запрещенные уголовным законодательством отдельным лицам. Запрещаются тайные общества и такие объединения, которые хотя бы косвенно преследуют политические цели посредством организаций военного характера»1. Первым и наиболее распространенным ограничением свободы объединения является обязательная регистрация общественных организаций государственными органами. Регистрации подлежат либо все ассоциации, либо определенная их часть. Конечно, это практика ограничительная, ставящая объединения под определенный контроль, отдающая их во власть одного органа (чаще всего министерства внутренних дел). Однако, с другой стороны, регистрация придает ассоциации статус юридического лица и таким образом позволяет ей пользоваться правовой защитой. Законодательство многих стран содержит ограничения права вступать в общественные организации, например запрет определенным категориям служащих быть членами профсоюза. Кроме того, встречаются и 1 Италия. Конституция и законодательные акты,— М., 1988.— С.32. 3-865 33 варианты автоматического включения граждан в общественные организации, создаваемые государством или правящей партией. К этому следует добавить, что довольно часто именно государство или правящая партия определяют характер организации, ее устав, членство, состав руководящих органон и т.д. Именно государство и его органы ограничивают сферы деятельности общественных организаций, стремясь не допустить возникновения оппозиции. Стремление к полному подчинению и контролю над гражданским обществом чаще всего проявляется в тех политических системах, где открыто провозглашается примат государства над личностью. В свое время К. Маркс тоже отметил эту тенденцию, говоря о наполеоновской традиции: «Правда, Наполеон понимал уже истинную сущность современного государства; он уже понимал, что государство это имеет своей основой беспрепятственное развитие буржуазного общества, свободное движение частных интересов и т.д. Он решился признать эту основу и взять ее под свою защиту... Но Наполеон в то же время продолжал еще рассматривать государство как самоцель...»1. С исторической точки зрения примат государства над личностью и над гражданским обществом, вероятно, неизбежный этап становления того или иного национального государства. Его деятельность зависит от внешних и внутренних условий развития. Однако нередко налицо стремление правящих кругов закрепить это положение в конституционных актах. Чаще всего это происходит в политических режимах с однопартийной структурой. Ярким примером могла служить Конституция СССР до отмены статьи о руководящей роли КПСС. Статья 51 прокламировала право граждан СССР на объединение в общественные организации, но уже в этой статье подчеркивалось, что это право реализуется «в соответствии с целями коммунистического строительства», т.е. фактически подчинено политике правящей партии. А в статье 6 прямо указывалось, что «руководящей и направляющей си1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. - Т.2.- С.137. 34 лой... общественных организаций является Коммунистическая партия Советского Союза»1. Так возникает интеграция общественных организаций в партийно-государственные структуры. Это происходит в разных формах. Массовые общественные организации могут становиться коллективными членами правящей партии (Партия конгресса Малави), ее специализированных организаций (Габонская демократическая партия), «марширующих флангов партии» (Объединение тоголезского народа). Все общественные организации являются в этом случае составными частями правящей партии и могут действовать только в рамках или в рамках ее политики.2 Так же, как сращивание государственного и партийного аппаратов в однопартийных системах, происходит и интеграция организаций «гражданского общества» в партийно-государственных механизмах. Гражданское общество формализуется и исчезает, превращаясь в своеобразный передаточный механизм от государства к личности. Лидеры массовых организаций напрямую включаются в руководство правящей партии и государственные органы (парламент и администрацию), непосредственно подчиняются руководству партии. Выборность подменяется назначением. Создается своеобразный ритуал замещения и совмещения партийно-государственных должностей, пребывания в массовых организациях и их руководстве. Механизм ротации кадров становится автономным и не связанным с реальными демократическими принципами. Все вышеуказанные тенденции ведут постепенно к стагнации общественного развития, последующему кризису принятой политической модели. В целом можно отметить, что подтверждаются две тенденции общественно-политического развития. Первая тенденция основана на признании и уважении основного принципа демократии: примата личности и ее коллективного выразителя — гражданского общест1 Конституция (Основной закон) Союза Советских Социалистических Республик, - М., 1988. - С.7, 20. 2 См.: Конституционное право... - С.211. 3* 35 ва — над государством (государство суть функция общества). В этом случае развитие идет по пути постепенного снятия ограничений и дискриминационных барьеров при осуществлении прав и свобод личности и общественных организаций, т.е. по пути утверждения общедемократических принципов. Вторая тенденция действовала в направлении, обратном эволюции современного западного общества: смена правящих групп вела к разрушению гражданского общества, быстрой формализации демократии. Возникающие политические системы, основанные на полном отрицании предшествующих систем или на необходимости создания новых, логично шли по пути ограничения демократических прав и свобод во имя достижения полного равенства. Роль государства сначала в отрицании старого, а затем и в создании нового неизбежно гиперболизировалась, порождая все новые ограничения и дискриминационные нормы. Для их утверждения применялся в основном способ насилия и подавления общественной активности, противоречащей постулатам и базовым ценностям новых правящих групп. В результате происходит всеобщая формализация общественной жизни, застой и регресс как следствие игнорирования демократических принципов или попыток создания «новой» демократии, отличной от ее апробированных форм. § 3. ЛИБЕРАЛЬНАЯ МОДЕЛЬ РАЗВИТИЯ Сам процесс снятия ограничений и утверждения принципа демократии зависит от общего уровня развития общества, от типа утвердившейся в нем политической культуры. От уровня и типа политической культуры зависят также формы, способ и масштабы насилия и подавления, применяемые на каждом новом этапе развития данного общества. Политическую культуру можно определить как систему отношений и одновременно процесс производства и воспроизводства составляющих ее элементов в ряду сменяющих друг друга поколений. По опреде- 36 лению отечественного философа К.С. Гаджиева, это динамическое, развивающееся явление, постоянно реагирующее на изменения в реалиях окружающего мира. Более точного определения этой категории пока не существует, что вполне объяснимо, учитывая сложность и многовариантность понятия. Но от анализа этого явления, базового для всех направлений общественного развития, уйти нельзя. Политическая культура — это не политика или политический процесс в их реальных воплощениях, а комплекс представлений той или иной национально-культурной или социально-профессиональной общности или группы о мире политики, политических взаимоотношениях, законах и правилах их функционирования. Политическая культура включает в себя те элементы общественного сознания и нормы поведения, которые связаны с общественными институтами и политическими процессами и определяют влияние на формы и способы формирования, функционирование и развитие государственных и политических институтов. Она определяет руководящие принципы политического поведения, проявляется в разработке политических норм и идеалов, обеспечивающих единство, взаимодействие и взаимоотношения институтов и организаций, т.е. государства и гражданского общества. Так складывается целостность и интегрированность политической сферы, подобно тому как общенациональная культура придает целостность и интегрированность общественной жизни в целом. Составными элементами политической культуры являются базовые убеждения, установки, ориентации, обращенные на политическую систему. Она представляет собой такие рамки, в которых развивается политическое поведение членов общества, которые принимают законность существующей формы правления, чувствуют себя политически компетентными и дееспособными, выражают согласие с действующими в сфере политики нормами деятельности. Если же члены общества не принимают законности существующей политической системы и не выражают согласия с действующими нормами поведения, то, естественно, появляется контркультура индивида, группы, слоя, общности. 37 Базовым элементом политической культуры является политическое мировоззрение, составляющее часть общего мировоззрения индивида, группы, слоя, социальной общности. На ее основе и существуют в сложной взаимосвязи политическая культура и политическая система. Взаимозависимость можно проследить на общем примере. Например, партийному плюрализму, порожденному в свою очередь плюрализмом интересов в обществе, соответствует плюрализм идейно-политических позиций, терпимость в отношениях между партиями, соблюдение определенных «правил игры». Монопартийной системе соответствует идеологический монизм, моноидеология или метаидеология; системе разделений властей — приверженность принципам компромисса, диалога, прагматизма; единству власти — верховенство идеологии во всех сферах жизни и деятельности. Вполне естественно, что особенности исторического развития отдельных стран и регионов определяют разное проявление одних и тех же политических установок, ценностно-нормативных ориентации и идейно-политических принципов у разных народов. Влияют на ото проявление и особенности национальной культуры и национальной психологии. Классические примеры проявления воздействия национальной культуры и психологии на политическую культуру (или, точнее, политическое поведение) можно легко найти в художественной литературе. Но все же каждой общественно-политической системе соответствует базисная модель политической культуры, которая в каждой стране проявляется в национально-специфических формах. Все это подводит к необходимости типологизации политических культур. Главное в «той проблеме заключается в оценке места индивида в системе власти, политическом сообществе, взаимоотношении гражданского общества и государства и, соответственно, места личности в обществе и государстве, правил поведения в государственно-политической системе. С этой точки зрения и большинстве стран можно выделить более или менее очерченные модели (типы) политической культуры: либерально-демократическую и авторитарно-тоталитарную. В последней мы объединяем две разновидности одной 38 политической модели, их можно условно рассматривать в качестве единой. Все это в полной мере относится и к либеральнодемократической модели, которую мы условно рассматриваем как нормативную. Либерально-демократическая модель политической культуры своими истоками восходит к так называемому классическому либерализму, который еще в конце XVIII — начале XIX в. декларировал отмену форм наследственной власти и сословных привилегий, поставил на первое место свободу и естественные способности отдельного человека как самостоятельной единицы социального, экономического и политического действия. Индивидуализм развивался вместе с гуманизмом, с идеей человеческой общности и, следовательно, с плюрализмом мнений и убеждений. По сути дела идея независимости личности стала основой творческих потенций Запада. Акцент делался на самоценность автономной личности, на ее свободу определения формы и сфер приложения своей энергии, выбора деятельности и кооперации. Так, в основе американской демократической модели лежит сочетание коммунитаризма и крайнего индивидуализма. Именно индивидуализм лежит в основе права каждого человека на жизнь, свободу и частную собственность, в основе принципа отождествления свободы и частной собственности, ставшего основным стимулом развития производительных сил, общества и демократии. В экономической сфере воплощением индивидуализма и права частной собственности являются принципы свободного рынка, свободной конкуренции — их реализация и обеспечила создание мощной базы производительных сил и нынешнего развития. В политической сфере эти принципы воплощались в создании правового государства, одного из центральных элементов либерально-демократической политической системы. В наиболее завершенной форме подобная постановка проблемы нашла свое отражение в политической демократии, основанной на принципах политического и идеологического плюрализма, парламентаризма, разделения властей, выборности должностных лиц и т.п. По мере развития капитализма 39 общие принципы изменились, роль государства усиливалась по мере усложнения структуры общества и экономики. Возрастала регулирующая функция государства в социально-экономической сфере, нашедшая свое законченное воплощение в концепции государства всеобщего благосостояния в противовес былой концепции государства — ночного сторожа. Парламентская демократия на базе сложившейся модели политической культуры приняла законченные формы. Важнейшими компонентами этой модели, конечно, в широких национально-культурных и исторических рамках стали идеи плюрализма и плюралистической демократии, рассматривающей политическую систему как арену соревнования и конкуренции различных групп, вступающих в разного рода союзы и коалиции, действующих на базе соглашений и компромиссов, тем самым уравновешивающих друг друга и удерживающих политическую систему в состоянии динамического равновесия. Налицо своеобразный политический эклектизм — существование, а значит, и учет интересов самых разнообразных социальных и политических сил, интересов, потребностей и требований. Такое положение предполагает, что основой взаимодействия будет компромисс — единственная возможность удовлетворять или хотя бы совмещать интересы без разрушения общества и существующей системы. Компромисс как основа взаимодействия предполагает достаточно высокий уровень общей и политической культуры, позволяющий понять, уважать точку зрения другой группы, общности. Принцип свободы личности и уважения ее позиций, прав и интересов, воплощаемый в качестве базовой ценности, нашел свое выражение в системе политического представительства. Личность идентифицирует себя в определенной группе, которая и представительствует от ее имени в системе власти. Именно реализация принципа представительства и создала инструменты и средства — объединения индивидов разного уровня: партий на уровне политической сферы, профсоюзов и предпринимательских союзов, ассоциаций и движений разного типа в общественной жизни. Между индивидом и создаваемым для обеспечения его развития государством 40 возникает гражданское общество, следящее за соблюдением интересов личности,— неотъемлемый элемент демократии как таковой. Именно гражданское общество выступает как средство институционализации поведения личности путем создания системы участия индивида в общественной жизни. Происходит замена спонтанных, стихийных, неорганизованных форм политических действий узаконенными, общепринятыми, институционализированными формами участия — через партии и другие общественные организации. Таким образом, одним из центральных элементов в либерально-демократической модели политической культуры становится идея гражданского общества как системы самостоятельных и независимых от государства общественных институтов, инициатив, движений. Главным в этой идее и практике общества является наличие многих центров власти — самоуправления на всех уровнях общественной жизни. Именно они призваны контролировать, а в определенные периоды и ограничивать всевластие государства. В этой системе общество безусловно (конечно, в чистой теории) доминирует над государством и его институтами. Таким образом, в либерально-демократической модели государство не приобретает и не претендует на функции идеологического центра. Характерная черта гражданского общества — идеологический и религиозный плюрализм, равно как их существование и неизбежная конкуренция. Однако вполне естественно, что партия или группа партий, приходящих к власти, неизбежно привносят долю исключительно партийной идеологии в государственную политику. До сих пор речь шла о политической культуре в ее либерально-демократической модели как о целом с национально-страновыми вариациями. Однако и внутри национальной культуры можно и нужно выделять подсистемы — субкультуры, носителями которых являлись, как правило, социальные слои и классы. Эта корреляция больше относится к прошлому, потому что на современном этапе развития общества объективная основа обособленности и противостояния социальных групп в значительной степени ослаблена. 41 На каждом определенном этапе развития общества в рамках общей политической культуры данной национально-страновой общности какая-то из субкультур является доминирующей, господствующей. Это происходит и силу того, что у власти находятся определенные социально-классовые группы или фракции того или иного класса. Политическая субкультура каждой оформляющейся социально-политической группы, стремящейся затом к власти, рождается как конфликтная, конфронтационная и только потом приобретает компромиссные, соглашательские черты. Примером может служить эволюция политической культуры буржуазии. В период становления буржуазии и завоевания ею политической и экономической власти ее политическая культура носила явно конфронтационный характер по отношению к политической культуре господствовавших старых феодальных слоев. Но по мере утверждения господства самой буржуазии в ее политической культуре проявляется все больше стремления к компромиссам и соглашениям, а борьба переносится на уровень субкультур внутри господствующей культуры и ее носителя. Это особенно заметно в странах, где буржуазия приходила к власти не революционным путем, а посредством компромиссов со старыми господствовавшими группами (Германия, Италия). Именно в этом заключается корреляционная связь между типом политической культуры или субкультуры и типом гражданского общества. Существует глубокая взаимосвязь, взаимозависимость и взаимное влияние между типом гражданского общества (конфронтационное или компромиссное) и типом политической культуры и субкультуры, а уровень конфликтности и ее формы определяются уже национально-историческими особенностями общества. Можно сказать, что политическая культура и составляющие ее субкультуры существуют как своеобразное отражение системы ценностей и путей их реализации общества в целом и составляющих его социально-профессиональных и национальнокультурных групп. Естественные коррективы в эту систему вносит существование религиозных политических культур, охва- 42 тывающих все социальные слои общества. Игнорировать религиозное начало как фактор политической социализации невозможно, особенно в периоды социально-политических кризисов, когда возникает или резко усиливается отчуждение личности от существующей системы. Это невозможно еще и потому, что носители этой культуры составляли и составляют важную часть современного гражданского общества. Кроме того, именно исторический опыт религиозной политической культуры и организации в рамках гражданского общества широко реализуется в современном социуме, естественно, без религиозной нетерпимости, присущей в определенные моменты любой религии.1 Компромиссный характер и политической культуры, и гражданского общества, эволюционный и реформистский подход к проблемам развития, свойственный этому типу, усиливается по мере сглаживания социальных противоречий в современном обществе, по мере постоянной замены их на конкуренцию групповых интересов. Ныне для подавляющего большинства населения развитых стран и для гражданского общества в его западной модели характерна приверженность основополагающим принципам и ценностям существующей системы. Несмотря на критическое отношение отдельных, порой значительных категорий населения к тем или иным общественно-политическим институтам, большинство населения не ставит под сомнение легитимность существующей системы, их позиция не носит антисистемного характера. Поэтому столкновение интересов и требований межгруппового характера, в какой бы политической, социальной, культурной или иной сфере оно ни возникало, не но вопросу о формах правления, а из-за того, кто именно и как может их лучше реализовать. Даже тогда, когда требования приобретают антисистемный характер, борьба за них все равно обычно остается в рамках системы, легитимности. Системный кризис модели, альтернативной либерально-демократической, социально-экономического и поли1См.: Рашкова Р.Т. Ватикан и современная культура. - М., 1990.С.416. 43 тического строя Восточной Европы и бывшего СССР подействовал как мощный компенсирующий фактор, снижающий уровень конфликтности в сложившихся гражданских обществах Запада, так как лишил перспективы их внесистемные и альтернативные компоненты. Усилилось значение эволюционного и компромиссного начал гражданского общества, развитие его открытого, гуманистического и демократического характера. § 4. ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВО - БАЗОВЫЙ ЭЛЕМЕНТ ДЕМОКРАТИИ Основным в проблеме народовластия является сознательное и реальное участие граждан в политике. Реально ощущается оно не на уровне государства — на общенациональных выборах постоянно растет абсентеизм (неучастие в голосовании), и это не следует рассматривать как падение политической активности и снижение уровня демократии. На самом деле в некоторых случаях происходит реальное перемещение центров власти и решений на более низкий, массовый, общественный уровень. Это связано и с процессами децентрализации власти в современном государстве, и со степенью зрелости структур гражданского общества, способных во многом взять на себя задачи части государственного управления. Конечно, идеализировать картину не следует — в ряде случаев бюрократизация государственных структур и недоверие к традиционным партиям порождают процесс отчуждения гражданина от власти, но он компенсируется активизацией его общественной деятельности на других уровнях. Основу современного гражданского общества составляют так называемые традиционные движения. Объективно в силу своей специфики они осуществляют основу и логическую связь различных форм общественной активности, являются отражением стремления индивида и группы к самоорганизации общественно-политической жизни в дополнение или в противовес «большой по- 44 литике» государства. Что понимается под традиционными движениями? Более точным их определением можно считать широко распространенное понятие волонтариат— добровольчество. Эта форма общественной и гражданской активности отражает стремление масс наполнить жизнь духом человечности, взаимопомощи, поддержки, самоуправления, т.е. стремление к реальной демократии в тех ее прямых формах, которые уже невозможны на уровне государства. В основе развития традиционных добровольческих движений лежат, таким образом, общечеловеческие, гуманистические принципы, ведь стремление к защите интересов индивида и группы свойственны любой человеческой общности. Однако факторов их развития достаточно много. Так, именно особенности формирования американской нации определили, как отмечалось выше, сильный дух коммунитаризма в сочетании с крайним индивидуализмом. Было бы не точно называть традиционные движения социальными службами на общественных началах, так как такое определение искусственно сужает поле их деятельности, охватывающее ныне образование, культуру и почти все сферы общественной жизни. В целом в политологии и социологии некоторых стран вся эта деятельность объединяется в понятие ассоциативной сферы общественной жизни индивида как формы самовыражения личности — ее социальной и политической идентификации. Естественно, уровень развития добровольчества напрямую зависит от уровня развития общества, от его типа, от характера политической системы. На ранних его этапах, в период феодализма, эта общественная активность в основном реализовывалась в формах церковной благотворительности. Капитализм, поощряя развитие индивидуальной и общественной активности, раскрепостил развитие добровольчества практически по всех сферах общественной жизни. В эпоху раннего капитализма, когда социальная политика государства еще только формировалась, добровольческие движения как бы заменяли государственную деятельность в этой сфере. В дальнейшем они дополняли ее в силу своих возможностей, стремясь компенсировать ее недостатки 45 или повысить уровень. Анализ социальной политики разных стран показывает, что буржуазное государство всегда оставляло в ней место для общественной инициативы, а в США, например, социальная политика с самого начала строилась на основе индивидуальной инициативы, частнопредпринимательской и государственной деятельности. Есть и еще одна причина расширения сфер деятельности. Развитие централизации, ужесточение этатизма сужает традиционные сферы ассоциативной жизни, например социальную. В этом случае гражданская активность ищет новые сферы и формы применения своей энергии. Так, развитие систем социального обеспечения, улучшение материального положения привлекают внимание общественности уже к проблемам качества жизни и т.д. Иногда, правда в меньшей степени, гражданская активность начинает проявляться в политизированных, зачастую крайних, экстремистских формах. Для любой общественной активности в современном обществе находится своеобразная экологическая ниша. А на нынешнем этапе развития либерально-демократической модели общественного устройства эти возможности расширяются в связи с процессом децентрализации, определенного свертывания всевластия государства (неоконсервативная перестройка). В этом случае добровольчество вместе с профсоюзами, кооперативами и организациями производителей начинает все четче выступать как необходимый элемент процесса децентрализации, готовый посредник между властными структурами и гражданином. Добровольчество становится естественной формой всеобщего участия в управлении обществом. А это и есть новый этап в развитии демократии как таковой. Последние положения чрезвычайно важны сейчас, при возрастании социально-профессиональной мобильности почти всех слоев населения. Эти процессы резко дестабилизируют связи индивида с определенной социальной группой и ведут к тому, что феномен класса как абстрактной социологической категории все меньше определяет культурные, идеологические, политические предпочтения человека, его мотивы и социальную идентичность. На место традиционного «группового чело- 46 века» приходит «человек массовый политизированный». Эта ситуация в свою очередь порождает новый этап социальных связей людей: связи, предопределенные происхождением, традициями среды и относительно устойчивым социальным статусом, в той или иной мере вытесняются менее жесткими и более мобильными связями. Структура и обусловленность этих связей весьма сложны; возрастающую роль в них играет свободный выбор индивида, а сами группировки приобретают характер добровольных — формальных или неформальных — ассоциаций. Современный капитализм прямо заинтересован в мобилизации потенциала гражданского общества именно из-за его демократического и массового характера и, следовательно, в развитии всех форм ассоциативной жизни. В добровольчестве современное государство видит прежде всего, как уже отмечалось, составную часть своей социальной политики, ведь добровольческие ассоциации и объединения зачастую образуют инфраструктуру государственных социальных учреждений. Через их сеть государство мобилизует и привлекает значительные материальные средства и трудовые ресурсы, позволяющие разгрузить государственные структуры, компенсировать недостатки их деятельности, улучшить или дополнить отдельные подразделения, решать конкретные задачи. Поощрение добровольческого движения позволяет частично снять социальную и политическую напряженность. Ведь добровольчество в силу своих особенностей выступает как удобнейшая форма социальной реабилитации, профессиональной подготовки и переподготовки, эффективное средство улучшения морально-психологического состояния объектов и субъектов его деятельности. Кроме того, общечеловеческая, гуманистическая основа волонтариата позволяет направить общественную активность на больные проблемы общества (в этом и проявляется координирующая роль государства). Так, администрация президента США Дж. Буша, предупреждая обострение социальных конфликтов из-за нерешенности на практике проблемы равенства прав и возможностей белых и черных американцев, развернула общественную 47 кампанию по активизации добровольческой деятельности при решении таких проблем, как бездомность, нищета, неграмотность. Администрация, поощряя американцев к участию в добровольческом движении, рассчитывала тем самым не только снизить остроту этих проблем, но и ослабить бремя собственной, прежде всего финансовой, ответственности. Таким образом, современное либерально-демократическое государство на Западе, отказываясь сознательно от части своих функций, все больше берет на себя роль фактора координирующего, управляющего и направляющего по отношению к организациям гражданского общества. Естественно, используются самые разнообразные косвенные методы: законодательное оформление прав и обязанностей добровольческих организаций, поощрительных финансово-кредитных, налоговых и организационных норм и правил, вплоть до прямого финансирования. Ныне эта регламентация выходит и за национальные рамки вслед за перерастанием движений и ассоциаций через национальные границы — сами принципы их деятельности интеграционны по своему содержанию. Особые черты добровольчества позволяют, конечно, и управлять через него сознанием и политическим поведением общественности. Такая манипуляция имела место в истории не раз — ее легче осуществлять через формализованные движения. Это и возможность отвлекать общественность от политической борьбы, более того, иногда и направлять против демократического движения. Ведь высокий уровень гражданской активности и. ответственности не обязательно соответствует высокому уровню политического сознания. Волонтариат способен интегрировать в существующую систему и придавать массовый характер некоторым реакционным и консервативным движениям. Традиционные неформальные движения, как уже отмечалось, в определенной степени являются базой или непосредственно перерастают в демократические. Быстрее всего это происходит в тех сферах, где они в силу тех или иных причин начинают выступать сначала против отдельных аспектов политики монополий или пра- 48 вительства, т.е. там, где их деятельность «за» (в защиту чего-то) превращается в выступления «против» — хотя и по узким, частным вопросам повседневной жизни. Примером может служить деятельность ассоциаций потребителей, гражданские инициативы различного толка (включая и так называемые альтернативные движения) и, наконец, эволюция экологических движений в политические партии. Процесс реализации политического потенциала добровольческого движения — демократического и консервативного — достаточно сложен и противоречив. И правящие группы, и политические партии прилагают немало усилий для его сдерживания или, наоборот, поощрения. Поэтому анализ традиционных массовых движений, их характеристика представляется необходимой предпосылкой для более широкого понимания факторов формирования и функционирования гражданского общества, его далеко не однозначных функций в общественно-политической жизни современного общества и государства. В настоящее время всю добровольческую деятельность можно условно разделить на несколько сфер: во-первых, социальная сфера в широком смысле этого слова, включая и традиционную благотворительность во всех ее формах; во-вторых, сфера культуры и образования; в-третьих, сфера обыденной жизни и ее условий; в-четвертых, сфера параполитической деятельности; наконец, к пятой сфере молено отнести международную деятельность всех типов добровольческого движения. Последняя, правда, характеризует скорее огромный потенциал современного гражданского общества, чем его реальные возможности влияния на государственные структуры. Необходима краткая общая характеристика деятельности структур гражданского общества в каждой из указанных выше сфер для понимания механизма демократии этого уровня. В социальной сфере выделяется прежде всего деятельность добровольцев в здравоохранении. Объектами деятельности добровольческих ассоциаций служат сами медицинские учреждения. Красный Крест, например, во Франции располагает и кадрами, и возмож4-865 49 ностями для оказания материальной помощи клиникам, родильным домам, амбулаториям. Добровольческие ассоциации, так же как «Красная розетка католической помощи», помогают размещать посетителей больниц, приехавших издалека. К подобного рода ассоциациям примыкают организованные группы доноров, помощников скорой помощи, объединения людей, страдающих определенными заболеваниями. Последние, кроме организации взаимопомощи, выступают как консультанты-посредники между группами больных и органами здравоохранения, организуют адаптацию и реабилитацию своих членов (французская ассоциация «Жить как прежде»). В добровольческих ассоциациях в здравоохранении, как правило, заняты следующие категории населения: во-первых, учащаяся молодежь в свободное от занятий время; во-вторых, домашние хозяйки и пенсионеры, т.е. лица, имеющие возможность распоряжаться своим временем; в-третьих, лица, использующие эту деятельность для своей профподготовки, например в качестве низшего медицинского персонала, библиотекарей и т.д., а также те, кто пробует свои силы в организаторской деятельности. В социальной сфере можно выделить еще два направления: посреднические функции в управлении социальными службами и конкретная социальная деятельность, причем и та, и другая развиваются в разнообразнейших формах. Среди них действуют локальные и национальные организации (такие, как Красный Крест, Армия спасения, Народная помощь и т.д.), постоянные и создаваемые для решения конкретных проблем. Многие из них функционируют при государственных и частнопредпринимательских организациях, фондах, обеспечивающих материальную базу их деятельности. В таких случаях добровольческие объединения становятся своеобразным продолжением, инфраструктурой этих организаций, например центров по адаптации и реабилитации больных, помощи и опеки над специальными социальными группами: пожилыми, бедняками, инвалидами, неграмотными, иммигрантами, беженцами, жертвами стихийных бедствий и т.д. Добровольческие ассоциации зачастую образуют аппарат распределения и управления 50 материальной помощи со стороны государства и частных благотворительных фондов. Широкое распространение получила добровольческая деятельность в сфере образования и культуры. Организации добровольцев охватывают все стороны обучения и удовлетворения культурных потребностей населения. Речь идет о «школах родителей», ассоциациях семейного планирования, курсах молодых хозяек и т.д. Значительное число групп занято помощью школьникам и технической работой в самих школах, опекает внеклассную жизнь учащихся и молодежи: бойскаутские организации, туристические и спортивные клубы, молодежные дома культуры. Эти ассоциации действуют либо в тесном контакте с органами образования, при них, либо независимо от них. Они исполняют и другую важную функцию — связи между «школьной жизнью» и «миром взрослых», стараясь заполнить пробелы домашнего воспитания и системы среднего образования. Сеть аналогичных организаций охватывает и жизнь взрослого человека. Они пытаются удовлетворить стремление населения к продолжению образования и повышению культурного уровня. В этой области молено встретить литературные, научные, технические, артистические ассоциации, туристические и спортивные клубы, клубы по интересам, народные дома культуры и т.д. Следует особо выделить еще, одну сторону деятельности добровольчества в этой сфере, значение которой постоянно возрастает: речь идет о профессиональной подготовке и переподготовке взрослых и молодежи. Добровольческие ассоциации в этой области зачастую действуют параллельно или являются своеобразным продолжением соответствующих государственных структур. В последнем случае государство часто само создает или финансирует такие организации, как, например, Ассоциацию профессиональной подготовки взрослых (Франция), занявшую ныне важное место в государственной системе профподготовки, переквалификации, профессиональной ориентации взрослого населения. Движения, действующие в указанных сферах, вызваны стремлением граждан компенсировать недостатки частнопредпринимательской и государственной деятельности. 51 Поэтому их можно считать полностью интегрированными в социально-экономическую и общественную систему современного общества. И эта интеграция неоднозначна: создавая, с одной стороны, возможность манипулирования ими, она, с другой стороны, создает прочную двухстороннюю связь между различными группами населения и государственными структурами. Именно поэтому необходимо отметить прямую заинтересованность современного государства в развитии добровольческого движения в сферах социальной, образования и культуры. С определенными оговорками, о которых будет сказано ниже, государственные и частнопредпринимательские группы довольно активны в развитии этих аспектов добровольчества. Основная причина заключается в том, что в глазах современного государства волонтариат выступает как важная составная часть его социальной политики: инфраструктура и продолжение государственных социальных учреждений. Кроме того, через их сеть государство привлекает значительные материальные средства, позволяющие компенсировать несовершенство социальных систем или прямое сокращение социальных расходов. Эта компенсирующая роль добровольческого движения позволяет государству использовать его как средство смягчения социальной напряженности. Ставка на гражданскую активность общественности позволяет расширить объем и повысить качество социальных услуг и тем самым снять частично недовольство населения, если оно возникает. Более того, добровольческое движение можно частично и противопоставить экстремистским социальным движениям как своеобразный компенсирующий противовес. В принципе этими положениями и определяется отношение современного государства к волонтариату в целом. Вмешательство государства и его органов идет по двум направлениям: законодательное регламентирование и финансовые и налоговые меры, облегчающие эту деятельность или, наоборот, затрудняющие ее. В частности, можно упомянуть законы о праве граждан на объединение в разные ассоциации, например французские законы 1901 г. об ассоциациях и декрет 1983 г. 52 об образовании Национального совета ассоциативной жизни, который играет роль посредника между добровольческими организациями и правительством. Во многих странах осуществляется прямая финансовая поддержка волонтариата, создание его материальной базы, подготовка кадров. Государство всемерно поощряет индустриализацию и коммерциализацию добровольческих союзов, т.е. превращение их в обычные бюрократические организации с профессиональными «правилами игры». Так, в Великобритании крупнейшая благотворительная организация «Оксфам» в середине 80-х гг. собрала пожертвования на сумму 25 550 тыс. фунтов стерлингов. Но при этом на саму организацию сбора было затрачено 3411 тыс., и еще 846 тыс. составили административные расходы организации. Конечно, с усилением бюрократизации общественных организаций упрощается контроль над ними и управление ими. Усиливается и интернационализация добровольчества, ускорившаяся с утверждением новых принципов мирового порядка; просматривается в этой тенденции и определенный имперский аспект — стремление к созданию базы «мирового гражданского общества». Так, американский футуролог Д. Нэсбитт отмечал еще в начале 80-х гг. некоторые черты этой глобализации, анализируя утверждающуюся реальность наших дней. Одна из базовых тенденций развития в его схеме — это возрастание роли личности: «Для 90-х годов будет характерно вновь пробудившееся почтение к личности как основе общества и базисному элементу происходящих в нем изменений». Причем речь, как и в первой его книге1, не идет об индивидуализме по принципу «каждый сам за себя»2. Другой американский исследователь отмечает, что от лейбористского юнионизма в Южной Африке до Польши и Югославии, исламского фундаментализма или народных движений в Корее и на Филиппинах социальные движения 1См.: Naisbitt J. Megatrends: The New Directions Transforming Our Lives. - N. Y., 1982. 2 Naisbitt J., Aburdene P. Megatrends 2000: The New Directions for the 1990's. - N. Y., 1990.- P.298, 303, 306, 309. 53 являются определяющим фактором современной транснациональной жизни. Действительно, и скрытые движения в государствах и церквах, и новые политические образования вроде зеленых рассматривают транснационализм как часть своей глубинной идентичности. § 5. КРИЗИС ДЕМОКРАТИИ ИЛИ ЕЕ РАЗВИТИЕ: НОВЫЕ СУБЪЕКТЫ ГРАЖДАНСКОГО ОБЩЕСТВА Гораздо яснее эта идентичность проявляется в других организациях гражданского общества. Речь идет о движениях, деятельность которых носит параполитический характер или политизированных уже по характеру своей деятельности. В этой категории можно выделить прежде всего так называемые исторические ассоциации — многочисленные политические кружки, объединения и клубы, создаваемые партиями или возникающие стихийно на период политических кампаний — выборов или референдумов. Не менее пристального внимания требуют и относящиеся к данной категории добровольческие движения, которые можно сгруппировать в три группы: движения коммунального действия (гражданские инициативы), альтернативные движения и, наконец, так называемые местные лиги — уже своеобразные мини-партии. Гражданские инициативы — наиболее старые организации, они возникали и образовывались как противовес и посредник между местными органами государственной власти и населением. В свою очередь во многих случаях местные органы власти сами выступают инициаторами создания такого рода ассоциаций или апеллируют к ним при проведении своей политики, чтобы обеспечить ей массовую поддержку со стороны населения. Этому способствует и усложнение задач местных органов власти в связи с тенденцией к децентрализации. Ныне в их ведении находятся и сложные проблемы (энергетика, охрана окружающей среды и т.п.), которые не решить без поддержки активной части населения. Эта поддержка реализуется в виде общественных комиссий при муниципалитетах, квартальных советов и в иных формах. 54 Возрастающее неверие населения в действенность местной организации и разочарование в политической игре традиционных партий имеют важную роль в активизации деятельности подобных объединений. Политический характер деятельности присущ им изначально. Этот аспект не скрывают и сами организаторы движений коммунального действия. Так, Комитеты парижских жителей подчеркивали, что их цель — «обеспечить каждому парижанину участие в жизни города независимо от политических партий». И при этом они указывали, что они — не настоящие политические партии. Кризис городского хозяйства Нью-Йорка в середине 70-х гг. привел к тому, что многочисленные ассоциации горожан разного типа объединились в Комитет граждан Нью-Йорка, который поставил своей целью координацию действий по преодолению кризиса. В его декларации говорилось, что в условиях бессилия городских властей граждане должны сами решать многие проблемы: борьба за безопасность и против насилия на улицах, организация зон отдыха (скверы, детские и спортивные площадки), помощь неблагополучным семьям и лицам пожилого возраста, реконструкция старых жилых домов, организация досуга детей, молодежи и т.д. Еще одним примером деятельности гражданских инициатив могут служить квартальные советы в Италии. Их организация и функционирование заслуживают особого внимания. Процесс децентрализации на уровне местных органов власти активизировал движения самоуправления. По инициативе ряда партий они были институционализированы в квартальное советы. Через них население и общественные организации смогли принять реальное участие в управлении хозяйством не только коммуны, но и своего квартала (избирательного округа, соответствующего нашему понятию район). Так, Болонская коммуна состоит из 18 округов. В каждом из них был создан квартальный совет, назначаемый исполнительным органом коммунального совета — джунтой — по представлению жителей квартала и в пропорции к представительству различных политических групп в самом совете. 55 В ведение квартальных советов передавались вопросы эксплуатации, содержания и строительства спортивных сооружений, парков и скверов, детских садов, организация обслуживания школьников, службы надзора, санитарная, благотворительная и социальная. Квартальный совет и собрание жителей не только обсуждали программу действий джунты, но и вписывали в него свои конкретные предложения по жизнеобеспечению квартала, как правило, с указанием стоимости и детального плана работ. Эти предложения принимались коммунальным советом и таким образом становились частью его программы на год и на пятилетие. Квартальный совет, помимо управления соответствующими подразделениями и разработки локальной программы, имел право контроля над выполнением коммунального плана развития по своему кварталу: один раз в четыре месяца вместе с соответствующими отделениями джунты и раз в полгода — над заседаниями коммунального совета. В середине 70-х гг. был принят закон, оформивший существование квартальных советов по всей Италии. Но его принятие имело и негативные последствия: он способствовал формализации советов и их превращению в придатки коммунальных советов и джунт. Можно сказать, именно гражданские инициативы породили и другую группу добровольных параполитических организаций, известных ныне как альтернативные движения, на практике ориентированные на разрыв с традиционными формами политической, социально-экономической жизни. Участники этого движения стремятся не только активно действовать во всех сферах общественной жизни, но и создать внутри современного общества свое, альтернативное существующему. Участники альтернативных ассоциаций объединяются в коммуны, создавая очаги контркультурных форм существования. Они пытаются в своем повседневном бытии реализовать различные типы альтернативной системы: производственные коллективы, сельскохозяйственные фермы, школы, информационно-издательские центры. В определенной степени это возрождение идей социетарной школы и практики фурьеризма. В этом аспекте заслу- 56 живает внимания анализ идейной и практической близости современных альтернативистов и опыта существования в XIX в. фаланстеров Европы и Америки — таких попыток было более сорока. Ключевую роль в альтернативном движении играет идея всеобщей демократизации во всех ее аспектах: антиэтатизм, т.е. конфликт с государством; экономическая децентрализация, т.е. конфликт с экономической моделью массового товарного производства; самоуправление, т.е. конфликт с механизмом представительной демократии и требование демократии прямой — против отчуждения личности и формализации общественной жизни, неизбежных в больших социальных системах.1 Альтернативные организации пользуются широкой поддержкой молодежи, привлекают внимание безработных. Только в ФРГ в 80-х гг. насчитывалось около 40 тыс. альтернативных образований и центров, в США, по результатам разных опросов, от 300 до 400 тыс. Многообразие альтернативных ассоциаций можно свести к четырем типам: во-первых, производственные и ремесленные объединения на базе коллективной собственности и новых форм совместного труда; во-вторых, жилищные сообщества и сельскохозяйственные коммуны, практикующие новые формы совместной жизни; в-третьих, группы альтернативной социальной и образовательной практики (помощь инвалидам, старикам, наркоманам, больным, школы и клубы); в-четвертых, группы альтернативных средств массовой информации и культуры (газеты, журналы, книги, фильмы, радио- и телевизионные каналы). Участники этого движения исходят, как и все традиционные движения, из необходимости конкретных действий везде и постоянно, но в отличие от других ставят задачу таким образом изменить все общество. В этом ясно просматривается протест против формализации демократии на уровне религиозно-просветительской утопии. Однако для нас важно указать на то, что и они являются частью гражданского общества, сте1См.: Массовые демократические движения: истоки и политическая роль. - М., 1988.- Гл.4. 57 пень воздействия которого на государственную политику весьма ощутима.1 Особое внимание следует обратить на организации и движения, ныне выходящие на первый план в общественно-политической жизни отдельных стран. Речь идет о мини-партиях одного вопроса, или региональных лигах — параполитических организациях, рождающихся на стыке альтернативных движений и гражданских инициатив (ассоциаций коммунального действия). Причины их появления и бурного развития кроются в несоответствиях уровней развития политических систем и гражданского общества, возникающих на новых этапах общественного развития. Политические системы, отмечает американский исследователь Янг, предоставленные сами себе, становятся препятствием для творческих перемен в области человеческих отношений. Такие системы игнорируют новые ожидания и социальных сил, а местные движения играют важную роль и в локальных, и в глобальных политических действиях. Автор, скорее всего, предвосхищает события. Вернее будет сказать: начинают играть все более важную роль. Так, анализируя одну из предвыборных кампаний в Японии, наблюдатели отмечали, что ведущие политические партии рискуют быть втянутыми в довольно бесплодное сведение счетов между собой. И на этом фоне на первый план выдвигаются политизированные группы, или мини-партии одной проблемы. На выборах 1990 г. в верхнюю палату парламента претендовало около 40 партий, 35 из них — мини-партии. Пока крупные партии спорили о потребительском налоге, коррупции в верхах, либерализации торговли рисом, мини-партии выдвинули «более важные» проблемы: пропагандирование «чистых» овощей, права сексуальных меньшинств, борьбы со СПИДом и беспорядочными половыми отношениями, «рукопожатия во имя мира» и даже НЛО. Нередко рядовой избиратель устает от большой политики: в то время как лидеры обсуждают вопрос о том, нужно ли шире открывать границы Японии для иностранцев, япон1См.: Савельева И.М. Альтернативный мир: модели и идеалы.— М., 1990. 58 цы с гораздо большим вниманием выслушивают предложение «партии НЛО» об открытии границ Земли для инопланетян. Ее программа требует создания комитетов по НЛО в обеих палатах парламента. А, используя закон о выборах, предоставляющий каждой партии бесцензурное время на телевидении и радио для пропаганды своих программ, мини-партии придают своим предложениям национальную известность. Практически та же картина наблюдается и в Италии. На фоне растущего неучастия в выборах происходит резкий подъем регионально-групповых движений, получивших название лиги. От японского феномена их отличает большая региональность и большая приземленность выдвигаемых требований и проблем. О масштабах этого явления говорит и простой перечень: движения в защиту охоты, рыболовства, дискотек и трактиров (только партий в защиту прав автомобилистов существует уже три); затем следуют региональные лиги, требующие возвращения старых диалектов, защиты культурных особенностей и доходящие в программах до откровенного расизма, направленного как против отдельных групп итальянцев (южане, северяне), так и против иммигрантов из других стран — Ломбардская и Пьемонтская лиги, Тосканское автономистское движение, Тосканский союз и т.д. К ним нужно добавить и лиги, защищающие интересы узких социально-профессиональных групп: экономистов, землемеров, счетоводов, занятых в государственных и частных организациях. Активизация этих движений была не случайной. В 1990 г. состоялись выборы в местные органы власти. В разгар предвыборной борьбы, как и перед референдумом 1993 г., стало ясно, что во многих регионах лиги составят серьезную конкуренцию традиционным партиям. Опросы, проведенные в Ломбардии, показали: 50% опрошенных не верят, что партии в состоянии разрешить проблемы страны, а около 40% заявили, что уже изменили или готовы изменить свой выбор при голосовании. Лиги выдвинулись почти повсеместно, нанеся ощутимый урон не только ведущим, но и местным политическим партиям традиционного типа. Так, Ломбардская лига отобрала у ХДП в Ломбардии 44% голосов, 59 а из трех голосовавших за Лигу двое ранее отдавали голоса христианским демократам. В Милане двое из трех избирателей Лиги — выходцы из левосоциалистического ареала. Во время выборов в итальянский парламент 1994 г. победу одержала Ломбардская лига. Пытаясь объяснить эти явления, итальянские политологи и социологи пришли к единодушному мнению о закате эпохи материальных ценностей: «Избиратели всех западных стран отдали предпочтение тем партиям и политикам, которым удалось подсказать ответы (или ответить) на вопросы, вытекающие из «постматериальных ценностей». Успех Ломбардской лиги определен ее программой, в центре которой лозунг: «Мы хотим значить больше» — а это типично постматериальная ценность. Усиление этатизма в политике современного государства вызвало, как уже отмечалось, политизацию неформальных движений и смещение их деятельности в новые сферы общественной жизни. К этому вело и общее повышение уровня гражданской активности, вызванное как ростом материального благосостояния, повышением культурного уровня основной массы населения, так и протестом против определенной формализации демократических механизмов и процедур. Усиление активности этой части гражданского общества делало ее все более заметной в общественной жизни и осложняло традиционные иерархические отношения с политическими силами. Необходимо было искать новые формы взаимодействия с этими отрядами неформального движения, все активнее действующими в традиционных для партий сферах. Основные политические силы видели в значительной их части своих помощников в массовой работе. Но и эту роль партии, естественно, понимали по-своему. Коегде политические силы стремились напрямую подчинить их своей политике или вытеснить, используя свои массовые организации. Часть — изменяла свои формы массовой работы для лучшего использования. Однако и при этом уже проглядывала озабоченность, несмотря на то, что основная часть движений не считала себя оппозицией обществу, государству, партиям. Но 60 политиков настораживали даже общие лозунги, сопровождавшие организацию ассоциаций. Сами они широко использовали социальную демагогию, но в данном случае инициатива шла не от них: «коллективная самоорганизация», «прямое участие в процессе принятия решений вне традиционных форм участия в представительной партийной демократии» и т.д. Оценивая отношение партий, можно отметить, что сначала они были лишь обеспокоены, видя в гражданских инициативах надоедливого конкурента, который угрожал нарушить их фактическую монополию в формировании «политической воли народа». Они пытались сдержать их влияние и распространение ссылками, как правило, на конституцию, на то, что парламент и правительство и так являются представителями «народной воли» в последней инстанции. Однако уже тогда ассоциации находились под угрозой эксплуатации их влияния группами давления: «Где бы ни появлялись общественные инициативы, партии объединяются, чтобы перехватить руководство и представительство» для приведения их в соответствие с партийными интересами. Не замечать эти движения или напрямую бороться с ними они не могли, боясь отпугнуть потенциальных избирателей. «Поэтому мнение партий об этом новом социальном явлении было умеренно позитивным, пока можно было направить протест по желательному пути». Во всей гамме отношений государства и традиционных партий к волонтариату во всех его формах прослеживается одна общая черта: чисто потребительский подход, эксплуатация гражданской ответственности и активности населения. Его возможности используются как средство перекладывания части расходов на плечи общества, как средство смягчения социальной напряженности, поддержания гражданского мира. И в то же время добровольчество выступает как своеобразный барометр настроения общества, позволяющий политическим силам корректировать свою политику и лозунги. Формализация политической жизни в развитых странах является мощным фактором активизации добровольчества как своеобразного выхода демократических по- 61 тенций общества. На эту причину указывал один из руководителей неформального движения Италии — неверие в действенность государственной политики, в результативность политической борьбы: «Причина расширения движения проста — все больше людей желает делать хоть что-то вместо бесплодного дискутированная. Эта побудительная причина вызывает к жизни параполитические организации, о которых говорилось выше. Данный процесс отражает лишь неразрывное единство гражданского общества, вернее, составляющих его частей. Процесс перестройки охватил и традиционные политические организации (партии), с основания занимающие межклассовые позиции. Имеются в виду партии конфессионального типа — Христианско-демократическую в Италии, Христианско-демократический союз и Христианско-социальный союз в Германии. И еще один довольно интересный фактор. С повышением материального и культурного положения граждан падает интерес к прямым действиям — в данном случае к лобовым классовым столкновениям, гражданин в состоянии найти другие формы защиты своих интересов, он начинает заново открывать и осваивать всю гамму возможностей жизни и деятельности в гражданском обществе, все больше доверяет ему. Недаром в Италии, например, этот процесс развивается на фоне оживления добровольческого движения, особенно его параполитических отрядов. В то время как классовые профсоюзы вступили в полосу тяжелого кризиса, добровольческие ассоциации, и так многочисленные в Италии, быстро растут, объединяя ныне более 10 тыс. активных групп. Определенная часть интеллигенции считает добровольческую деятельность единственно полезной в условиях нарастающего разочарования в процессе принятия политических решений, связанного с кризисом традиционных партийно-политических структур и механизмов. Прямым доказательством могут служить попытки воссоздать цельные и утопические по характеру концепции «особой роли добровольчества», «третьего пути», «альтернативных проектов» и т.п. И, наконец, при су- 62 ществующем культурном уровне для значительной части населения добровольческая деятельность часто является единственно понятной и доступной формой участия в демократическом процессе. Корни добровольческого движения лежат в естественном стремлении к солидарности, коллективизму и взаимопомощи как на социально-профессиональном, так и на территориально-общественном уровне. Поэтому логическими представляются поиски корней части ассоциаций среди гильдий, корпораций, товариществ прошлого (их продолжатели в наше время — это профессиональные организации, кооперативы, общества взаимопомощи и т.п.). Добровольчество как общественное явление, как базовый элемент реальной демократии имеет глубокие исторические корни. Среди общественных институтов, практически с момента своего возникновения начавших создавать сеть общественных организаций, на первом месте, несомненно, находится церковь. В течение длительного времени в добровольческом движении доминировали церковные организации (например, ордена и монастыри), в некоторых странах они и сейчас доминируют среди движений и ассоциаций в самых разных сферах. Так, например, в Италии католическая церковь контролирует около 65% всех благотворительных организаций. В отношении церковных общественных движений и организаций нужно отметить и еще одну важную особенность. Именно они играли и играют роль основной подготовительной школы кадров для профессиональных партий, временную или постоянную роль их массовой базы, резерва, орудия воздействия на массы. Кроме того, эти организации позволяют сохранять кадры конфессиональных партий в неблагоприятных политических условиях. Так в период фашизма сохранили свои кадры Народная (ныне — Христианско-демократическая) партия Италии, Христианско-демократическая партия Чили при Пиночете и т.д. Выше уже говорилось о специфической регулирующей роли государства по отношению к добровольческим движениям в США и других странах. Добавим лишь, что в Италии государство всегда предпочитало пере- 63 давать «контролируемые полномочия» во многих сферах социальной политики церкви и организациям гражданского общества: католическим организациям, обществам взаимопомощи, рабочим ассоциациям. Уступка сверху встречается с инициативой снизу. В докладе, подготовленном Генеральным комиссариатом по планированию (Франция), говорится, что рост участия населения в разного рода объединениях, даже в привычных сферах, свидетельствует о неприятии централизованных, этатистских форм управления, о растущем стремлении противопоставить им инициативу снизу. И это — реальный путь преодоления нарастающей формализации демократических институтов и механизмов, база устойчивости либерально-демократической модели организации общественной и политической жизни. § 6. УСПЕХИ И ПРОБЛЕМЫ ДЕМОКРАТИИ: НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ Главное, что доказала демократия за, примерно, два века своего существования в качестве не только идеи, но и политической реальности, это — свою способность к саморазвитию, эволюции. При этом если брать большие временные интервалы, то главным вектором этой эволюции выступало расширение народовластия. С одной стороны, оно проявилось в снятии ограничений на участие граждан в политической жизни, прежде всего такой ее формы, как выборы. Ушел в прошлое имущественный ценз и цена оседлости, делавшие демократию властью только лишь состоятельных граждан. Право голоса получили женщины, молодежь, представители этнических меньшинств в странах, где они этого права были лишены (негритянское население США). С другой стороны, возрастает многообразие возможных форм участия в политической жизни для рядовых граждан — избирателей,— их права уже не сводятся только к возможности раз в четыре или пять лет избрать того, кто будет представлять их интересы в законодательном органе власти. Развитие местного самоуправления, сети 64 политических партий и движений, о которых говорилось выше, создает шанс для каждого в той или иной форме принять участие в политической деятельности. Бесспорно, что даже в странах наиболее долгое время развивавшихся по демократическому пути, не нашли полного решения многие проблемы. Существует социальное неравенство, не все граждане в равной мере могут пользоваться демократическими правами и свободами, можно найти немало примеров бюрократизма и коррупции в структурах власти, нарушения прав человека. Если, однако, сравнивать демократию не с абстрактно-идеальными моделями нигде не существующего полностью справедливого общественно-политического устройства, а с реальностью стран, где демократия не утвердилась, если объективно оценивать изменения в самих демократических странах за последние десятилетия, то нельзя не констатировать большой прогресс, возможности которого далеко не исчерпаны. Важнейшим завоеванием демократии выступает утверждение в качестве универсально признаваемых прав человека и гражданина. Они предполагают, что все люди, вне зависимости от расы, национальности, языка, вероисповедания, пола, идейно-политических убеждений, профессии, равны перед законом и обладают одинаковыми, неотъемлемыми правами, которые могут быть ограничены только по решению суда. На первый план обычно ставится право на жизнь, личную безопасность, неприкосновенность жилья и имущества, на свободу. Последнее подразумевает права на личную и гражданскую свободу: от насилия и произвола, от вмешательства властей в личную жизнь, свободу распоряжаться своими способностями, имуществом, выбирать профессию, работу, место жительства, участвовать (или не участвовать) в политической жизни, иметь и высказывать любые убеждения (свобода совести и свобода слова), как политические, так и религиозные, пользоваться без запретов и преследований всеми источниками отечественных и зарубежных средств массовой информации, создавать политические и общественные организации и т.д. Важным для функционирования демократии всегда был вопрос о степени реальности гражданских прав и 5-865 65 свобод, о том, не являются ли на деле они фикцией. Скажем, для условий конца XIX — начала XX в. было очевидным, что те, кто обладает экономической властью (собственностью на средства производства, капиталом), способны пользоваться во всех отношениях большей свободой, чем те, кто волею судьбы родился в семьях с низким и средним уровнем дохода. Имущественное неравенство предполагало не только различия в «стартовых возможностях» в жизни, в плане получения образования, выбора профессии, но и влияния на политику, процесс принятия решений путем подкупа должностных лиц, проведения «своих» кандидатов в законодательные органы власти, контроля над средствами массовой информации. Вопрос соотношения между свободой и равенством, оказавшийся самым сложным для политики и XIX, и XX вв., еще не решен полностью и окончательно, но демократии принадлежит заслуга приближения к его решению. Прежде всего, народы демократических стран отвергли самое, казалось бы, простое решение этого вопроса, предлагавшееся еще Т. Мором, Т. Кампанеллой, бывшее политической программой крайних течений еще во времена английской и французской революций: установление равенства за счет ограничения свободы на обладание частной собственностью. Развитие этих идей в XIX в. получило наиболее завершенную форму в марксистской теории, однако попытки осуществления ее положений на практике показали, что акцент на равенстве не обеспечивает свободы, создает проблем больше, чем решает. Прежде всего, люди не равны по интеллекту, работоспособности, и даже уравнительное распределение собственности, при представлении равных возможностей ею распоряжаться, за очень короткое время приводит к возрождению поляризации бедности и богатства. Это наглядно доказал эксперимент с уравнительным распределением земли среди крестьянства в годы нэпа в Советской России, после которого менее чем за десятилетие вновь сложилось имущественное расслоение в деревне. Уравнительное, даже дифференцированно-уравнительное распределение доходов, превращение граждан 66 в наемных работников на службе государства не только подрывают стимулы к повышению производительности труда. Оно подразумевает существование слоя тех, кто распоряжается собственностью, провозглашенной общественной или государственной, от имени государства или общества, решает, какой труд и как должен вознаграждаться. Такая система (ее вполне можно назвать тоталитарной) делает граждан зависимыми от волевых решений чиновников, которые либо вообще не заинтересованы в эффективности экономики, будучи временными управляющими, а не собственниками, либо используют свое положение для личного обогащения, создания для себя системы привилегий, отчуждающих их от основной массы населения. Их право распоряжаться собственностью ничуть не «лучше» как источник угрозы равенству, чем права капиталиста-предпринимателя на свободу экономической деятельности. Демократия нашла свой путь решения проблемы соотношения свободы и равенства, разделив источники политической и экономической власти. Первая призвана отражать волю большинства избирателей, вторая определяется наличием собственности, капитала. Давление «снизу» со стороны избирателей, лишенных собственности, побудило государство уже в XIX в. законодательно закрепить минимум зарплаты и максимум продолжительности рабочего дня, в XX в. получила развитие система социального обеспечения, включившая гарантии получения образования, медицинской помощи, пенсий, пособий по безработице для тех, кто хотел бы работать, но не может этого добиться. Затем получили широкое распространение системы курсов переквалификации для тех работников, кто в условиях НТР оказался обладателем непрестижной, умирающей профессии. Государство частично под давлением профсоюзов, частично по собственной инициативе стало содействовать росту возможностей для граждан стать собственниками. Обширные программы, приобретшие особенно широкие масштабы в 1980-е гг., предполагали приватизацию жилья на льготных условиях, предоставление льготных кредитов для желающих основать свое дело, еще раньше большинство корпораций обнаружили, что там, где их 67 работники являются совладельцами части акций, участвуют в принятии управленческих решений, производительность труда повышается. Государство одновременно поддерживало отрасли, нерентабельные для частного бизнеса, но важные для функционирования экономики, при их ликвидации реализовались программы создания альтернативных рабочих мест. Прогрессивная система налогообложения, высокий уровень налогов на наследство существенно сократили разрывы в доходах имущих и неимущих, практически исчез слой рантье, праздно живущий на проценты с вложенных капиталов. В целом широкомасштабное вмешательство государства в экономику в интересах большинства избирателей создало, как отмечал К. Поппер, гарантии защиты граждан от давлений со стороны тех, кто обладает экономической властью, соответственно «экономическая система, описанная и подвергнутая критике Марксом, прекратила свое существование»1. Это не означает решения всех проблем, но они сместились в иную плоскость. Практика очень скоро показала, что при превышении определенного предела выделения и перераспределения средств через государственный и местный бюджеты, при слишком широких масштабах вмешательства политики в экономику последняя теряет эффективность: падает уровень инвестиций, освоения достижений НТП, за чем следует утрата конкурентоспособности на мировом рынке, свертывание производства, нарастание безработицы и социальных проблем. Поскольку предельно допустимые уровни государственного вмешательства в экономику различны для разных стран и в разное время, то политика становится часто стихийным поиском оптимума между созданием стимула для бизнеса в развитии производства (таких, как сокращение налогов на прибыль, введение льготного режима для базовых, с точки зрения НТП, отраслей) и стремлениями широких масс избирателей к повышению степени социального равенства за счет перераспределения произведенного дохода. 1 Поппер К. Открытое общество и его враги, - М., 1992.-Т.2.-С.146. 68 Неолибералы 1970—1980-х гг. доказывали, что социально ориентированная экономика не может быть эффективной. Напротив, так называемые левые партии, социал-демократы в Западной Европе, демократы в США говорили, что ориентация на экономическую эффективность антигуманна и превращает человека в инструмент производства прибыли, подрывает равенство. Оба эти тезиса едва ли обоснованы. В то же время данное противопоставление, стоящее в центре политического противоборства «правых» и «левых» в ходе предвыборных кампаний, играет важную роль, ибо позволяет найти неизбежный для нормального функционирования демократического общества компромисс между равенством и свободой, которому в экономике соответствует баланс между социальной справедливостью и эффективностью. Стабильность демократических режимов в определяющей мере определяется тем, что они основаны на политической культуре компромисса и консенсуса. Это не только традиция, но, как было показано выше, основа определения оптимума в функционировании экономики. Кроме того, это прагматические принципы, в основе своей выгодные для большинства участников политической жизни. Это также основа политической стабильности, сохранения преемственности в развитии общества. Понятие «консенсус» означает «согласие», при этом в политике, с точки зрения М. Вебера, консенсус вполне совместим с конфликтом, противоборством, его достижение вовсе не требует от субъектов политики отказа от тех или иных принципов или позиций, по которым они не сходятся во взглядах. Речь идет о том, что они могут иметь общие подходы к вопросам, не затрагивающим объект конфликта. Например, «правые» и «левые» могут опираться на разные слои избирателей и, соответственно, по-разному представлять себе приоритеты политики, могут вести бескомпромиссную борьбу за власть. Но если они, например, разделяют убеждение, что единственным легитимным путем к реализации своих идей выступает завоевание власти путем победы на свободных выборах (они подразумевают, что избиратели выбирают из нескольких кандидатов с разными поли- 69 тическими платформами, без террора, запугивания, при тайном голосовании, честном подсчете голосов и т.д.), то можно говорить о наличии консенсуса в признании демократии. Это означает, что конфликты между различными политическими силами разрешаются в мирной форме, со взаимным признанием определенных «правил игры» или норм политического поведения, одинаковых для всех. Они, в частности, включают признание результатов свободных выборов наивысшей инстанцией решения политического спора; признание победителями права оппозиции на легальное существование, на критику проводимой властью политики. В свою очередь оппозиция, не получив поддержки большинства избирателей, мирится с их волей, не стремясь любой ценой прийти к власти. И те, кто осуществляет властные функции, и те, кто находятся в оппозиции, учитывают возможности смены ролей в политической жизни в итоге следующих выборов. Преимущества демократической, консенсусной системы организации политической жизни заключаются в следующем. Во-первых, создаются условия, при которых способные претендовать на обладание властью политические силы оказываются вынуждены считаться с настроениями и ожиданиями избирателей, т.е. большинства населения, не могут слишком явно нарушать предвыборные обязательства, подчинять политику давлению отдельных групп влияния, обладающих корыстными интересами. Во-вторых, кризисы власти, которые могут возникать в случае нарушения предвыборных обязательств, нарушений демократических «правил игры», проявлений коррупции в высших эшелонах власти и так далее, способные разрушить тоталитарный или авторитарный режим, при демократии разрешаются относительно безболезненно. Могут быть проведены досрочные выборы, референдум по ставшим спорными вопросам. Кроме того, конституции большинства государств допускают возможность импичмента, т.е. отстранения от власти высшего должностного лица государства без нарушения нормального функционирования политической системы, что обеспечивает ей дополнительную стабильность. 70 В-третьих, хотя демократия не гарантирует, что все участники политической жизни будут соблюдать принципы консенсуса всегда и во всех случаях, всем им это в принципе выгодно. Даже малочисленная партия, политическая группировка при демократии имеет шанс расширить свое влияние, привлечь к своим идеям внимание общественности, получить поддержку избирателей на выборах. Конечно, вновь возникающим партиям и движениям сложнее добиться избрания своих кандидатов на выборах, чем массовым и влиятельным традиционным партиям, но демократия предоставляет и им свой шанс. В-четвертых, соблюдение всеми ведущими политическими силами консенсуса в признании демократического порядка и правовых норм создает условия для компромиссов между ними, что еще больше повышает стабильность политической системы. В отличие от консенсуса, компромисс предполагает готовность смягчить позицию по вопросам, стоящим в центре политических разногласий, найти такие формы продвижения к намеченным целям, которые не вызывают возражений у других участников политической жизни, отсрочить проведение мер, с которыми они не согласны. Компромисс позволяет создавать коалиционное правительство, преодолевая конституционные кризисы, в ситуациях, когда ни одна из ведущих партий не набрала достаточного количества голосов, чтобы обеспечить себе большинство в законодательном органе власти. Бесспорно, что демократия обладает и определенной уязвимостью. Последовательное соблюдение принципа политического плюрализма предполагает, например, что в демократических странах могут существовать и легально действовать политические силы, отвергающие демократию, являющиеся носителями тоталитарной идеологии. Использование подобными группировками вооруженного насилия, террора, ведет к их запрещению. В то же время если они соблюдают рамки закона, ориентируются на победу на выборах и ликвидацию демократии по воле и согласию большинства избирателей, то они имеют возможность легального участия в политической жизни. Подлинно демократический подход к 71 политике предполагает, что деятельность тех или иных политических сил может быть запрещена или ограничена прежде всего за антиконституционные и антизаконные действия, а не за приверженность той или иной идеологии. Другой вопрос, что в обществах с устоявшимися демократическими традициями шансы откровенно тоталитарных сил, равно как и вероятность военных переворотов, намного меньше, чем в странах, где демократический режим установился относительно недавно. По подсчетам известного американского политолога Р. Даля, как правило, там, где демократия просуществовала более двух десятилетий, она сохранится и на более долгий срок, станет стабильной. Как полагает Даль, из тринадцати случаев смены демократии той или иной формой диктатуры, произошедших после завершения первой мировой войны (Австрия в 1933—1934 гг., Аргентина в 1930 г., Бразилия в 1964 г., Венесуэла в 1948 г., Германия в 1933 г., Греция в 1967 г., Италия в 1923 г., Испания в 1936 г., Колумбия в 1949 г., Перу в 1968 г., Португалия в 1926 г., Уругвай в 1973 г., Чили в 1973 г.), только в Уругвае был период, где демократическая практика без перерыва длилась более 20 лет. В то же время страны, пережившие этот «критический» период времени, демонстрируют высокую степень стабильности, к их числу Даль относит: Австралию, Австрию, Бельгию, Венесуэлу, Данию, Израиль, Исландию, Италию, Канаду, Колумбию, Коста-Рику, Люксембург, Нидерланды, Новую Зеландию, Норвегию, Великобританию, США, Тринидад и Тобаго, Финляндию, Францию, ФРГ, Швейцарию, Швецию, Ямайку, Японию. Индия в этот список не попала, поскольку в ней приостанавливалось действие конституции.1 Если согласиться с выводом Р. Даля, что демократия может считаться стабильной лишь в 26 странах, то нельзя не признать, что проблема альтернатив политического выбора для большей части человечества еще стоит достаточно остро. 1См.: Даль Р. Введение в экономическую демократию.— М., 1991.— С.36-37. 72
