Часть четвертая . ДЕМОКРАТИЯ КАК КУЛЬТУРНО
advertisement
Часть четвертая . ДЕМОКРАТИЯ КАК КУЛЬТУРНОИСТОРИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН Глава 1 . ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ДЕМОКРАТИИ АНТИЧНОГО ПЕРИОДА Впервые идея демократии как политического устройства, где важнейшие дела решаются народным собранием, была выражена в V в. до н. э. Геродотом. Появление демократии в Древней Греции историки связывают с реформой Аристида, по которой к выборам и должностям был допущен самый бедный класс Афин. Аристотель называет у истоков афинского народоправия Эфиальта и Перикла. Как бы то ни было, расширение социального состава избирателей, отмена имущественного ценза, использование жребия при предоставлении должностей. введение оплаты должностным лицам, обязанность сановников давать отчет о всей своей деятельности, включая финансовую, — все эти мероприятия положили начало развитию и расцвету первой в мировой истории форме демократии — демократии греческого полиса, афинской рабовладельческой. При рассмотрении вопроса об античной демократии, ее формах, надо иметь в виду, что полисная политическая система не была государством в современном смысле слова, она представляла собой лишь политические режимы. Платон и Аристотель насчитывали шесть таковых: три правильных, при которых преследуется общее благо, независимо от того, правит ли один, немногие или многие, и три неправильных, при которых преследуются корыстные цели правителей. Соответственно определялись такие правильные формы правления, как 1) монархия (правление одного), 2) аристократия (правление немногих), 3) полития (правление многих) и такие неправильные, как 1) тирания, 2) олигархия, 3) демократия. Неправильные формы правления, к числу которых отнесена была демократия, по мысли древних греков, развиваются из соответстствующих 87 правильных форм, когда цель общего блага подменяется целями одного, немногих или многих правителей. Политические режимы (правильные и неправильные формы правления) представляли собой в Древней Греции формы тотальной власти, то есть в рамках греческого полиса не существовало институционально оформленного конфликта, идея рассредоточения власти отсутствовала так же, как не была известна и идея индивида, отчужденного от общества, со своим собственным свободным миром и защищенными естественными правами. Всему этому противостоял институт полисной демократии, вошедшей в историю под названием остракизма. Путем тайного голосования в народном собрании выступавшие против мнения большинства могли быть изгнаны. Как и жребий вместо выборов, институт остракизма предотвращал образование партий, которые могли разрушить внутреннее единство греческого полиса. Период полисной демократии в Древней Греции длился достаточно долго, примерно триста лет. Для более полного представления об афинской демократии необходимо, конечно же, знать, что афинский полис в эпоху своего расцвета составлял около трех миллионов человек, но свободных граждан насчитывалось в лучшем случае до тридцати тысяч (1 %). Так обстояли дела с демократией в ее античном (греческом) варианте. По поводу сущности античной демократии у Аристотеля и Платона можно найти следующее. Аристотель полагал, что демократией следует называть такое общественное состояние, при котором свободнорожденные и неимущие образуют большинство и им принадлежит высшая власть, граждане равны и свободны, участвуют в управлении государственными делами, мнение большинства имеет решающее значение для всех. Аристотель не обошел вниманием и цензовую форму демократии, существовавшую в античные времена, когда для участия в политическом процессе необходимо были иметь хотя бы какое-то имущество. По сути, он приблизился к пониманию правовой формы демократии (по-своему, конечно, будучи идеологом рабовладельческого строя), когда описывал состояние полисной жизни, при котором все граждане, являющиеся, бесспорно, гражданами по происхождению, могут занимать должности, но над ними господствует закон. Ощутимая разница в аристотелевских размышлениях о демократии: в первом 88 случае все решает мнение большинства, во втором — уже не большинство, а закон (!). К демократической форме правления большинства, когда верховная власть принадлежит народу, а не закону, Аристотель относился самым отрицательным образом. Он считал, что при такой форме правления сам народ становится деспотом, а политический режим вырождается в тиранию. При этом выигрывают только демагоги, властвующие над толпой. Платон, в отличие от Аристотеля, вообще рассматривал охлократию (власть толпы) как единственную форму демократии. Аристотелю принадлежит теория организации власти, названной им политией. Древнегреческий мыслитель соединил в ней элементы олигархии и демократии. В политии, а афинская демократия по этому пути и пошла в действительности, был осуществлен компромисс, когда при неизбежно большем объеме реальных прав у богатых, менее зажиточные слои населения из политического процесса не исключались. Напротив, их участие в общественных делах даже стимулировалось. Например, когда Афины столкнулись с проблемой, именуемой в современной политологии абсентеизмом (уклонение от участия в выборах), Перикл предложил платить каждому за участие в народном собрании. По сравнению с греческой, римская полисная демократия была шагом вперед прежде всего потому, что впервые в мировой истории придала легальный (легитимный) характер конфликту социальных интересов. Конфликт между плебсом и патрициатом привел в конечном итоге в Риме к созданию народного трибуната. Органически присущий обществу конфликт интересов различных социальных групп оказался институционально оформленным. Кроме того, в отличие от греческой демократии с ее тотальным характером власти, римская политическая система впервые осуществила принцип смешанной формы правления. Консульская власть олицетворяла власть монарха, римский сенат — власть аристократии, а народный трибунат — власть народа. Эти институционально оформленные власти играли по отношению друг к другу роль противовесов. Принципы римской политической системы на новом уровне были возрождены в США. Президентство — как элемент царской власти, сенат — аристократия, палата представителей — народный трибунат. Верховный суд США также аналогичен по своим функциям римскому. институту цензоров, проверявшему соответствие 89 законодательной деятельности основополагающим принципам 'функционирования римского полиса. Основные отличия античной демократии от демократии нового времени можно свести к отсутствию в античной 1) государства, 2) отчужденности индивида от государства и государства от общества, 3) идеи автономной личности (индивида с объемом его неотчуждаемых, естественных прав). Глава 2 . КЛАССИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ ДЕМОКРАТИИ И ЕЕ ТВОРЧЕСКОЕ РАЗВИТИЕ В КОНЦЕ XVIII— ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XIX вв. Классическая теория демократии нового времени наследовала традицию, идущую от античности: под демократией подразумевалась лишь идея всеобщею участия граждан в принятии важнейших решений. Так, классики политической философии (Ш. Монтескье, Д. Локк, Ж.-Ж. Руссо) считали, что демократический режим может быть лишь в условиях действия закона, допускающего к участию в политическом процессе всех. Всеобщее вовлечение людей в политический процесс, по их мнению, создаст некую общую волю, которая будет способна выработать идею некоего общего блага и реализовать ее. Утопичность подобной идеи достаточно очевидна. В реальной жизни единого понимания блага не бывает. Но главное: отцы классической теории демократии явно переоценили рациональное начало в человеке. Христианская догма о греховной природе человека в данном случае подменена была новой догмой о разумности человека. По замечанию Альберта Камю, Ж.-Ж. Руссо, который, как известно, довел до логического завершения договорную теорию, выдвинутую до него, «дает широкое толкование и догматическое изложение новой религии, в которой богом является разум, вместо короля — народ, рассматриваемый как воплощение общей воли»1. С французским ученым солидарен А. Мигранян: «С определенной условностью можно сказать, что религиозная доктрина была заменена доктриной всеобщего блага и общей воли. Поэтому именно 90 Руссо, несмотря на свою антирелигиозность и антимонархизм, больше всего способствовал сохранению религиозного элемента в доктрине демократии. Это проявляется наиболее очевидно в обожествлении народа, в новой вере в разум, в способность генерировать некие общие трансиндивидуальные цели, которые способны мобилизовать массы. В религии это была идея спасения. В идеологии нового времени — идеи общего блага и общей воли, которые были лишь другой формой выражения религиозных идей»1. Наиболее крупные достижения политической мысли к XIX в. были сосредоточены в теоретическом наследии Ш. Монтескье (1689— 1755). Демократический режим, по Ш. Монтескье, — это такой режим, где весь народ (собрание граждан) издает законы, и в его руках сосредоточена верховная власть. Прямая демократия, или республиканизм с широким участием масс, не отрицает политического лидерства. Народ выбирает своих уполномоченных в совет или сенат, — а тот готовит к обсуждению вопросы для народных собраний. «В демократии народ в некоторых отношениях является государем, а в некоторых отношениях — подданным...»2, — писал Монтескье. Государем, — когда каждый отдельный гражданин осуществляет свою политическую волю (власть) в голосовании; подданным — когда обязан подчиняться решению большинства голосов. «Каждый человек в демократии есть носитель хотя бы и микроскопически малой доли верховной власти, и в этом смысле не то что свободен, а является владыкой, повелителем. Он политически независим ни от кого, кроме той власти, малую частицу которой составляет и сам. Поэтому собственно политическая свобода лежит, действительно, в идее демократии»3 — признавал русский исследователь государственности, убежденный сторонник монархии Л. А. Тихомиров. Согласно Ш. Монтескье, демократическое правление осуществимо лишь там, где люди имеют одинаковые потребности и интересы. Возможно оно при моральном согласии в обществе, которое достигается благодаря гражданской добродетели. Гражданская добродетель — ее Ш. Монтескье определял как любовь к законам и отечеству, — 1 Мигранян А. История теории демократии: Лекции по политологии. Т. 1 Таллинн. 1991. С. 47. 2 Монтескье Ш. Избр. соч. М., 1955. С. 169. Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. Спб., 1992. С. 429. 3 Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. Спб., 1992. С. 429. 91 основана на предпочтении общественного блага личному и выступает принципом демократического правления. Демократическая республика, по мнению Ш. Монтескье, требует небольшой территории, прямого участия граждан в делах общества, подавления личного интереса, строгой дисциплины граждан. Однако современность не соответствовала требованиям классической теории демократии Ш. Монтескье. Столкнувшись с таким противоречием, французский просветитель отказался от «классической модели» демократии в пользу монархии. Монархический строй в ту пору был самым распространенным в Европе, а британская политическая система вообще служила для Ш. Монтескье эталоном. Жизнь показала утопичность многих положений классической теории, необходимость ее пересмотра. Сначала Джеймс Мэдисон (1751—1836), затем Алексис Токвиль (1805—1859) подвергли ревизии классическую теорию с целью приспособить ее к современному им ходу истории. Дж. Мэдисон больше всего был обеспокоен возможностью тирании большинства. Поэтому искал пути, которые обеспечивали бы свободу меньшинству. Сама по себе демократия, под которой Дж. Мэдисон, как и Ш. Монтескье, подразумевал прямое участие народа в управлении, не является гарантией от тирании со стороны большинства. Такую гарантию американский ученый и политик усмотрел в делегировании полномочий государственного правления небольшому числу граждан, избираемых всеми остальными. Утверждение Дж. Мэдисоном представительной формы власти, способной предотвратить нежелательный эффект прямой демократии, явилось вкладом в политическую теорию нового времени. Основным чертам демократии Ш. Монтескье Дж. Мэдисон противопоставил представительную власть, свободу групп интересов и ... большую территорию. Он считал, что чем больше территория, тем менее общество гомогенно (однородно), а чем менее оно гомогенно, тем менее возможность тирании большинства. Дж. Мэдисон был одним из «отцов-основателей» американского конституционализма. Некоторые из его взглядов легли в основу американской политической теории. Он говорил о скрытых причинах раздоров, которые заложены в самой человеческой природе, а потому неизбежны. Их источник усматривал, в частности, в неравном распределении богатства, хотя был далек от мысли об упрощении социально-классовой структуры общества. Напротив, исходил из 92 того, что общество нельзя унифицировать, в нем всегда будут существовать и конкурировать между собой группы различных интересов. «Интересы, связанные с земельной собственностью, производством, торговлей, финансами, вместе со многими другими интересами вырастают в цивилизованных странах из необходимости; они делят общество на классы, и это деление усиливается разными чувствами и взглядами»1. Основатели конституции США предвидели возможные издержки и дефекты демократического процесса: покупку влияния, конфликт интересов у законодателей, использование политической власти в личных целях и т. д. Для Дж. Мэдисона и его современников было очевидно, что основным механизмом контроля за политическим руководством должно служить требование его периодического переизбрания, ни одному правительству не следует доверять. Поэтому правительственная структура должна быть так построена, чтобы каждая его составляющая часть была средством сдерживания остальных частей. «Амбициям должны противопоставляться другие амбиции» — обосновали разделение властей «отцы-основатели». Дж. Мэдисон обосновывал также необходимость разделения законодательной власти на две части: «При республиканской форме правления законодательная власть неизбежно оказывается доминирующей. Чтобы устранить это неудобство, необходимо разделить законодательную власть на две части и сделать их посредством разной процедуры избрания и разных принципов деятельности настолько мало связанными друг с другом, насколько позволяет характер их общих функций и общая взаимозависимость»2. Иначе говоря, Дж. Мэдисон и его современники, считая неприемлемой диктатуру в любой ее форме (единоличной, коллективной), позаботились о том, чтобы исключить возможность деятельности законодательной власти как единого целого. Французский политик и историк А. Токвиль, как и Дж. Мэдисон, был обеспокоен проблемой вероятности конфликта между политическим равенством и политической свободой в демократическом обществе, могущего привести к деспотизму»«Хотя угроза деспотизма существует всегда, — писал он, — он особенно опасен в века 1 Цит. по кн.: Ордешук П. Создание стабильных демократических институтов: Уроки американского развития//Мировая экономика и международные отношения. 1991. № 8. С. 46. 2 Там же. С. 49. 93 демократии»1. И пояснял это тем, что равенство и деспотизм роковым образом дополняют и поддерживают друг друга: «...деспотизм порождает как раз те пороки, развитию которых благоприятствует также и равенство... Равенство расставляет всех людей в одну шеренгу, не порождая никакой взаимосвязи между ними. Деспотизм возводит между ними разделительные барьеры. Равенство побуждает их не заботиться об окружающих, а деспотизм объявляет равнодушие гражданской добродетелью»2. Итак, демократия подразумевает равенство. А. Токвиль сравнивал: «Аристократическое устройство представляло собой цепь, связывавшую между собой по восходящей крестьянина и короля; демократия разбивает эту цепь и рассыпает ее звенья по отдельности»3. равенство же разобщает людей, а разобщенность чревата деспотизмом. Индивидуализм буржуазного общества опасен тем, предупреждал А. Токвиль, что может вызвать новые формы социальной и политической тирании большинства. Вслед за Дж. Мэдисоном А. Токвиль также считал, что представительная форма власти во многом противостоит нежелательным проявлениями прямой демократии. Но этого недостаточно. Исследователь политической жизни США отмечал: «Американцы боролись с индивидуализмом, вызывавшимся равенством, с помощью свободы и победили его. Законодатели Америки не считали, что предоставление всей нации одного выборного органа само по себе — средство вполне достаточное, чтобы противодействовать столь зловещему и столь естественному для общественного организма заболеванию демократических времен; они полагали, что помимо этого каждой территории следует дать возможность жить своей собственной политической жизнью, с тем чтобы граждане получили неограниченное количество стимулов действовать сообща и ежедневно бы ощущали свою зависимость друг от друга. Это были мудрые решения»4. В отличие от Дж. Мэдисона А. Токвиль не связывал устойчивость демократии с наличием большой территории. Анализируя американскую политическую дсш-1втельность 30-х гг. XIX в., он пришел к выводу, что важнейшим условием выживания демократии в США явилась автономия территориальных сегментов общества — штатов. 1 Токвиль А. Демократия в Америке/Пер. с фр. М., 1992. С. 376. 2 Там же. 3 Там же. С. 374. 4 Там же. С. 376. 94 Однако основным фактором, способным противостоять деспотизму, А. Токвиль, верный гуманистическим идеям Ш. Монтескье, считал демократию участия, то есть широкое вовлечение граждан в политический процесс. Для этого люди должны, как, например, американцы, использовать выгоды добровольных политических и гражданских ассоциаций, воспитывать в себе потребность к сознательной политике. Вместе с тем А. Токвиль понимал весь утопизм предпочтения общего блага личному, то есть гражданской добродетели Ш. Монтескье, в век буржуазного индивидуализма. Он вновь обращался к опыту Соединенных штатов, где люди приходят в политику как носители своих эгоистических интересов, но понимают, что их собственное благополучие зависит от благополучия страны. В процессе политического участия личные интересы переходят в нечто большее, то есть — в общественное. А. Токвиль отметил отличительную черту американцев, выражавшуюся в их заинтересованности делами общины, округа и всего государства как своими собственными. И пояснял причины, по которым это происходит: «...потому что каждый из них по-своему принимает активное участие в управлении обществом. В Соединенных Штатах простые люди понимают одну несложную, но в то же время плохо осознанную народами истину: счастье каждого зависит от общего процветания... они не отделяют благополучие общества от собственного благополучия и трудятся на благо государства не только из чувства долга или гордости, но можно сказать, из страсти к наживе»1. Теория демократического республиканизма Дж. Мэдисона и демократия участия А. Токвиля представляют два разных подхода к пересмотру классической теории демократии, по-своему творчески развивавших ее. В чем различие между ними? Дж. Мэдисон рассматривал республиканское правление как инструмент защиты личных прав (прав меньшинства), считая, что лучше всего эту задачу может решать политическая правящая элита. А. Токвиль, соглашаясь с необходимостью представительной формы власти, обращал свое внимание на важность активного участий граждан в политическом процессе, видел в республиканском правлении возможность для сочетания личных интересов и общественного блага. 1 Токвиль А. Указ. соч. С. 187. 95 Глава 3 . СОВРЕМЕННЫЕ ТЕОРИИ ДЕМОКРАТИИ И ПРАКТИКА ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА Одним из наиболее крупных критиков классической теории демократии был Йозеф Шумпетер (1883—1950), австрийский и , американский экономист и социолог. В отличие от классиков нового времени, И. Шумпетер шел не от идеи к действительности, а от действительности к теории. Этот метод позволил ему прийти к выводу, что демократия вовсе не является управлением народа. Народ избирает институт своих представителей, которые формируют правительство. Но потом он устраняется от политики. И главная причина этого в его собственном невежестве, некомпетентности и индифферентности к делам, не связанным с повседневной жизнью. Теория либеральной демократии Й. Шумпетера. Демократия, по И. Шумпетеру, это такая организационная система, которая предусматривает борьбу индивидов за власть путем конкурентной борьбы за голоса народа (избирателей). Определение демократии И. Шумпетера уходит от абстрактных нереалистических идей общего блага и общей воли. В отличие от классической, в шумпетеровской теории не народ (большинство) на рвом месте, а индивид. Индивиды борются за власть, народ — посуёт. Политический процесс индивидуализируется. Выдвигается проблема политического лидерства. Индивидуализм, то есть принцип либерализма, лег в основу концепции И. Шумпетера, которую с полным основанием можно назвать либерально-демократической. В ней определенная индивидуальная свобода обеспечивается каждому, ибо каждый может и осуществить свою «микроскопическую долю верховной власти» (Л. А. Тихомиров) при голосовании, и выдвинуть себя в качестве кандидата на выборах во властные структуры. Политическая теория И. Шумпетера является как бы отражением рыночной экономики. Автор, будучи экономистом, подметил сходство между экономическим и политическим процессами, вытекающее из условий свободной конкуренции в экономике и политической жизни. В экономической сфере свободная конкуренция сначала велась между отдельными мелкими товаропроизводителями, потом 96 вышла на уровень акционерных обществ и корпораций. И в политической сфере индивидуальная конкуренция сменилась борьбой политических партий и партийных коалиций. И. Шумпетер различает условия нормального функционирования демократии, к которым относит а) наличие квалифицированных представителей, способных занять государственные посты, б) высокую легитимность решений властных структур, необходимую для стабильности режима, в) профессиональную бюрократию, рекрутируемую из слоев не слишком богатого и не слишком бедного населения 1, г) демократическое самоограничение, то есть понимание всеми участниками политического процесса (правящей группой, оппозицией, конфликтующими группами) приоритета национальных интересов над интересами собственными. На современные политологические концепции демократии серьезное влияние оказали взгляды М. Вебера. Теория демократии М. Вебера. Веберовская теория демократии — это теория плебисцитарной демократии. По этой теории, народу отводится достаточно пассивная роль в политическом процессе. Точнее — эта роль ограничивается единственной формой политического участия — участием в выборах и реализацией права на голосование. Главной фигурой в теории М. Вебера выступает харизматический лидер, избранный прямым голосованием народа, перед которым он несет ответственность. Этот лидер стоит над бюрократической администрацией. Степень легитимности харизматического лидера определяется масштабами его успехов. Лидер осуществляет контроль за деятельностью бюрократии сверху. Одной из главных его задач является как раз борьба с бюрократией, необходима для преодоления олигархического принципа правления. Харизматический лидер состоит вне демагогической политики, статусов, классов, он имеет независимый от бюрократии источник легитимизации своей власти и не интегрирован в бюрократическую иерархическую структуру. Такой лидер, по мнению М. Вебера, с независимой от парламента базой власти может преодолеть раздробленность классовых интересов, представленных в парламенте, стать объединяющим началом нации. Парламенту отводится функция воспитания плебисцитарных лидеров. А основное назначение 1 А. Мигранян уточняет, что «это тот средний класс, которого мы, к сожалению, не имеем» (Мигранян А. Указ соч. С. 50). 97 плебисцита для М. Вебера состоит в том, чтобы в результате прямого участия народа в голосовании создать харизматический авторитет. М. Вебер делает независимым плебисцитарного лидера не только от бюрократический иерархии, но и от власти экономических интересов и различных групп давления. Его теория построена на попытке отделить сферу политики от сферы экономики. Насколько это возможно или невозможно в условиях частной собственности — вопрос другой1. Но М. Вебер считал, что для роли плебисцитарных лидеров наиболее подходят представители экономически достаточно обеспеченного слоя. В этом он видел залог независимости политика. М. Вебер отдавал всю полноту власти элитам профессиональных политиков, имеющих независимую экономическую и избирательную основу. О «харизматическом прорыве» — версии, дополняющей теорию демократии М. Вебера, см. раздел, касающийся политического лидере 1ва в теме «Политическая власть». Теория плюралистической и элитарной демократии. Идеи М. Вебера о природе демократии оказали влияние на И. Шумпетера, с именем которого в значительной степени связаны теории плюралистической и элитарной демократии. И. Шумпетер также рассматривал наличие страты аристократов в обществе как возможность создания более стабильной политической системы. Для И. Шумпетера демократия — ни в коем случае не правление народа. Народ имеет лишь право принять или не принять людей, которые добиваются политической власти. Демократия интерпретируется как свободная конкуренция между профессиональными политическими лидерами за голоса электората. Иными словами, вслед за М. Вебером, И. Шумпетер проводит мысль, что демократия есть правление политика. Основные положения его теории доли в основу как плюралистической, так и элитарной теорий демократии. У теоретиков плюралистической и элитарной демократии, опирающихся на взгляды И. Шумпетера по вопросу формирования политической власти и политического участия, нет разногласий. Их 1 А М. Мигранян пишет, что М. Вебер «...стремился добиться весьма утопической, в условиях господства частной собственности, цели- сохранить экономическую сферу вне контроля государства, одновременно выводя принятие политических решений изпод контроля и доминирования экономики» (Мигранян А. М. Плебисцитарная теория демократии Макса Вебера и современный политический процесс//Вопросы философии. 1989. № 6. С. 151). 98 объединяет тезис о том, что демократия — это правление меньшинства. Политическая система рассматривается теоретиками плюрализма как баланс сил между социально-политическими элитами, конфликтующими экономическими, профессиональными, религиозными, этническими и другими группами. Каждая из этих групп свое определенное влияние на политику оказывает, но ни одна не обладает решающей долей власти, поскольку другие группы играют роль сдерживающего фактора. Государству отводится роль примирителя интересов в обществе. Плюралистическая демократия включает в себя основные компоненты либеральной теории демократии, к которой относятся: — принцип разделения властей, — политические права и свободы, — парламентаризм, — свободная конкуренция партийно-политических сил, — консенсус, — открытость элит (см. об«открытом) и «закрытом» типе элит в теме «Политическая власть»). Главная характеристика плюралистической демократии — это открытый характер принятия решения на любом уровне через представительные органы власти, которое осуществляется при участии избранных представителей народа. Однако, с одной стороны, теоретики плюралистической демократии (плюралисты) призывают различные группы активно участвовать в политическом процессе, с другой — соглашаются с элита-ристами в том, что все важнейшие, решения так или иначе принимаются лидерами групп или партий. Возникает вопрос: есть ли различие между теорией плюралистической и теорией элитарной демократии (демократическим элитиз-мом) и в чем оно? И та и другая теории исходят из нормативной модели демократической политической системы, основанной на приведенных выше основных положениях либеральной демократии. Вместе с тем сторонники демократического элитизма считают, что именно элиты защищают демократические ценности, сдерживая присущие массам антидемократические устремления. По их мнению, элиты более привержены демократическим ценностям, а трудящиеся, в частности рабочий класс, имеют склонность к поддержке авторитаризма. Кроме того, если теория плюралистической 99 демократии находится в русле идейной традиции либерализма, то теория демократического элитизма может рассматриваться как шаг либералов в направлении консерватизма. Теория партисипаторной демократии (демократии участия). В западной политологии своеобразной левой альтернативой и плюралистической, и элитарной теорий демократии выступает теория «демократии участия», вокруг которой объединяются многие левые и социал-демократические силы. Теория партиспаторной демократа существенно отличается от других теорий. Она предусматривает расширение участия, особенно для низших слоев общества, приобщение этих слоев к основам политической культуры. Такой подход к политическому участию отличается от позиции сторонников теорий элитарной и плюралистической демократии, которые считают, что надо ограничить влияние народных масс на политический процесс. Некомпетентное, по их мнению, большинство может избрать легальным путем тирана, а поэтому надо защитить демократию от масс. Сторонники партисипаторной демократии считают, что подобного нежелательного эффекта можно избежать установлением институциональных преград против тирании. Совсем необязательно исключать из политического процесса большие массы людей. Тем более, что только широкое участие просвещенных масс в политическом процессе приближает общество к подлинной демократии. Как тут не вспомнить А. Токвиля! Сторонники партисипаторной демократии в отличие от плюралистов не порывают с центральной идеей классической теории демократии о способностях простых людей управлять собой, поступать и действовать разумно. Для расширения участия народных масс в политическом процессе они предлагают провести ряд практических мероприятий, которые в значительной степени уже реализованы в странах Западной Европы, особенно там, где сильны позиции социалдемократических партий. Демократия — проблема проблем политологии. Принцип репрезентативное! и в науке предполагает создание достаточно совокупного представления (наиболее типичного, представительного) об объекте научного интереса. Учитывая жанр учебного пособия, осуществить здесь этот принцип в полной мере затруднительно. Вместе с тем в последнее время все больше открывается доступ к развитой западной политологии. Приведем некоторые оригинальные размышления по проблемам демократии современных западных 100 политологов, внесших свой вклад в развитие политической науки. Карл Поппер 1. Будучи прекрасно знаком с достижениями мировой мысли в области демократических теорий, К. Поппер оригинален (следовательно, полезен) своими попытками найти слабые стороны этих теорий с точки зрения их практического применения. В своей книге «Открытое общество и его враги» он ставит вопрос о демократии нетрадиционно: «... Как должно быть устроено государство, чтобы от дурных правителей можно было избавляться без кровопролития, без насилия» 2. Иными словами, К. Поппер переводит вопрос о демократии в плоскость ее технического исполнения. Народ никогда не правит, — утверждает он, — более того, править не может, управляют правительства. Суть практической технологии демократического правления, по К. Попперу, сводится к правлению закона, «который постулирует бескровный роспуск правительства простым большинством голосов»3. Исходя из этого, К. Поппер формулирует свое определение демократии таким образом: «Под демократией же я понимаю не какую-то неопределенную «власть народа», или «власть большинства», а многообразные общественные институты и, в первую очередь, всеобщие выборы, (право народа смещать правительство), позволяющие осуществлять общественный контроль за деятельностью или отставкой правительства, а также, не применяя насилия, проводить реформы даже вопреки воле правителей» 4. Подобный взгляд на властную механику демократии приводит К. Поппера к тому, что он выделяет две основные формы правления: демократию и диктатуру (тиранию). Отличие их заключается в том, что демократия как первая форма правления состоит из правительств, от которых можно избавиться без кровопролития. Вторая форма состоит из правительств, избавиться от которых нельзя иначе как в результате революции. Иначе говоря, К. Поппер исходит из достаточно жесткой альтернативы: либо диктатура, либо какая-то форма демократии. Логика 1 Карл Поппер — один из крупнейших ученых XX в. Родился в 1902 г. Его труды по политической философии оказали сильнейшее воздействие на все идейно-политические течения. Политическая концепция К. Поппера — это концепция «открытого общества», либерально-демократического социального устройства. 2 Поппер К. Демократия и народоправие // Новое время. 1991. № 8. С. 41. 3 Там же. С. 42. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. П. Время пророков: Гегель, Маркс и другие оракулы/ Пер. с англ. М., 1992. С. 177. 4 101 его рассуждений в пользу того, что народ не выберет диктатуру, проста и вместе с тем убедительна. Из статьи, написанной им недавно и опубликованной на русском языке, нельзя не привести следующее высказывание. «Мы основываем наш выбор не на добродетелях демократии, которые могут быть сомнительны, а единственно на пороках диктатуры, которые несомненны... Этого достаточно, чтобы сделать выбор в пользу демократии...»1. Важно отметить принципиально иной подход К. Поппера к демократии в отличие от постановки проблемы о политике в виде традиционного (платоновского) вопроса: «Кто должен управлять государством?» В русле решения этого вопроса находится и марксистская теория социальной революции, по которой, как известно, для справедливого устройства общества к власти должна прийти определенная социальная сила и никакая другая. «Нам давно пора уже понять, — пишет К. Попер, — что вопрос «К т о должен обладать властью в государстве?» незначителен по сравнению с вопросами «Как осуществлять власть?» и «Как много власти сосредоточено в руках тех, кто ею обладает?». Мы должны понять, что все политические проблемы в конце концов носят институциональный характер, что поэтому в политике важны не столько личные мнения, сколько юридическое оформление политических проблем, и что прогресс по пути к равенству можно обеспечить только с помощью институционального контроля над властью»2. По-разному на русском языке приводится знаменитая афористическая шутка У. Черчиля о демократии. «Демократия — самый худший из режимов, за исключением всех остальных» (М. Рокар). «Демократия — худшая их всех форм правления, за исключением всех остальных» (К. Поппер). У Р. Дарендорфа переложение такое: «... Демократия — система скверная, хотя все остальные хуже»3. Ральф Дарендорф4. Р. Дарендорф предупреждает против обывательского понимания демократии, когда лишь введение института многопартийности, выборов, парламента и есть уже гарантия демократии. Демократия — не просто многообразие взглядов, демократия — это система правления. «Ее цель — 1 2 Поппер К.. Демократия и народоправие // Новое время. 1991. № 8. С. 42. Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. П... С. 189. 3 Дарендорф У Дорога к свободе: Демократизация и ее проблемы в Восточной Европе // Вопросы философии. 1990. № 9. С. 70. 4 Ральф Дарендорф — немецкий социолог и политический философ. Живет в Великобритании. Приобрел широкую известность работами, посвященными политической тематике. Крупный теоретик западной политологии. 102 обеспечить тем, кто правит, поддержку народа»1. Однако в том случае, когда политик говорит в так называемом демократическом духе: «Решать не нам, а народу», демократия, как утверждает Р. Дарендорф, падает сразу2. Иными словами, демократия, как высокое качество властных отношений в обществе, должна включать в себя сильную государственную власть. Нельзя не согласиться с мнением ученого, которое, кстати, перекликается с мнением М. Вебера (демократия есть правление профессиональных политиков), что вопреки буквальному значению слова «демократия», действующая демократия — не «правление народа», такого на свете не бывает (таков и К. Поппер). Демократия — это правительство, избираемое народом, а если необходимо — то народом и смещаемое; кроме того, демократия — это правительство с собственным курсом 3. Р. Дарендорф ставит актуальный вопрос о дееспособности политической власти в условиях демократии, когда правительство находится под контролем. Вот что он думает по этому поводу: «Есть несколько способов дать правительству власть, не подвергая демократию опасности. Это немецкий и британский методы, с одной стороны, и французский и американский — с другой. Оба они жизнеспособны; в одном случае глава правительства имеет определенные конституционные прерогативы — ..., или право роспуска парламента, но и избирается он парламентом; в другом — президент избирается на свой пост независимо от парламента и и обретает поэтому реальную власть»4. Р. Дарендорф говорит о демократии вовсе не как о статическом состоянии общества. Помимо того, что демократия есть всегда движение в развитых странах, в странах, переживающих переходный период от тирании к свободе (демократии), этот процесс сопряжен со многими опасностями и трудностями. В этой связи Р. Дарендорф, опираясь на опыт некоторых стран, говорит о целесообразности так называемого «двойного лидерства»5. «... В послевоенной Германии переходный период был благополучно пережит во многом благодаря двойному лидерству Конрада Аденауэра и Людвига Эрхарда, а Испания после Франко вряд ли добилась бы такого успеха, не сложись 1 Д Там же. С. 70. арендорф Р. Указ. соч. С. 70. 2 3 Дарендорф Р. Указ. соч. С. 71. 4 Там же. 5 Там же. 103 там союза короля Хуана Карлоса и Адольфа Суареса (а после него Филипе Гонсалеса)»1. И еще одно наблюдение известного политолога: «В переходные периоды взгляды и характер лидеров могут играть величайшую роль, и конституционные порядки не должны служить им помехой»2. Бернд Гуггенбергер. Бернд Гуггенбергер, еще один немецкий автор, указывает на необходимость создания комплексной теории демократии. Из известного, к сожалению не у нас, мюнхенского двухтомного «Политического словаря» на русский язык переведена его статья «Теория демократии», которая весьма полезна для изучающего политологию. В ней излагаются основные течения современной политической науки по проблеме демократии. О них речь уже шла. А вот то, чем заключает свою обобщающую статью Б. Гуггенбергер, следует привести, это имеет методологическое значение: «Любой концепции демократии, удовлетворяющей современным стандартам науки, необходимо быть достаточно комплексной и одновременно гибкой... Теория демократии не может ограничивать себя одной единственной из каких-либо целей (соучастие или эффективность, свобода или равенство, правовое или социальное государство, защита меньшинства или власть большинства, автономия или авторитет); наоборот, она должна комбинировать возможно большее число тех представлений о целях, которые выкристаллизовались в западной философии демократии, а также в демократической практике и оказались социально значимыми. Теория демократии не должна просто отражать, воспроизводить действительность или безнадежно растворяться в крайне далеких от действительности утопиях. Она нуждается в комплексных предпосылках, в принципах, занимающих как бы серединное положение между образами демократии и действительностью, нужна теория демократии, которая постоянно опережает свою реальность, но никогда не теряет ее из виду»3 1 Дарендорф Р. Указ. соч. С. 71. 2 Там же. 3 Гуггенбергер Б. Теория демократии // Полис, 1991. № 4. 104 Сообщественная форма демократии и политическая стабильность демократических режимов. Рекомендациям Б. Гуггенбергера, думается, в немалой степени соответствуют размышления Аренда Леипхарта. Его теория исходит из реальных малых европейских демократий (Австрия, Бельгия, Нидерланды, Швейцария) и в то же время предлагает некий образ (модель) устойчивой демократии для так называемых многосоставных обществ, то есть полиэтнических, многонациональных. Начнем с того, что демократия как политический строй достаточно нейтральна по отношению к «западному» или «незападному» мирам. Теория со-общественной демократии — подтверждение тому, Полезно также предварить описание со-общественного типа демократии выводом о том, что поиски демократии с национальной спецификой не должны подрывать некоторых основополагающих принципов этого культурно-исторического феномена, о которых речь шла выше, и которые апробированы в мировой практике. Американский политолог рассматривает, таким образом, особую форму демократии, названную со-общественной. Она предполагает: 1) сотрудничество политических элит в такой форме, как «большие коалиции» в государственном правлении, и в этом отношении теорию А. Леипхарта можно считать элитарной; 2) принцип пропорционального представительства; 3) автономию местных структур. О самом понятии демократии у А. Леипхарта читаем: «Демократия — это понятие, которое решительно не поддается определению. Достаточно лишь отметить здесь, что ... она является синонимом того, что Р. Даль называет «полиархией»... Это не система власти, полностью воплощающая все демократические идеалы, но система, которая в достаточной степени к ним приближается»1. Полиархией же Роберт Даль определяет такую политическую систему, для которой характерно множественное участие лиц, различных групп в борьбе за государственные посты и в определении политики в законодательных органах, когда эти лица и группы составляют численное большинство. Для лиц и групп, которые входят в численное меньшинство, полиархия предоставляет возможность противодействовать предлагаемой большинством политике, но в рамках лояльной оппозиции, то есть такой оппозиции, которая не подрывает и не угрожает целостности самой полиархической системы. 1 Лейпхарт А. Многосоставные общества и демократические режимы/Пер, с англ.//Полис. 1992. № 1—2. С. 218, 105 Кстати, стоит обратить внимание на то, как Р. Даль, один из основных представителей так называемой «средней линии» в американских учениях о демократии, объясняет использование им вместо «демократии» термина «полиархия», означающего господство многих меньшинств: «Так как под термином «демократия» часто понимают не осуществленный и, может быть, неосуществимый идеал, то распространение его на существующие системы часто вводит в заблуждение или звучит двусмысленно. Было бы хорошо иметь различные названия, чтобы четко разграничить, когда мы говорим о самом идеале, а когда о приближении к нему. Именно эти причины побуждали меня с давних пор использовав термин «полиархия»1. Стимулом для создания со-общественной модели демократии послужила теоретическая разработка проблем политической стабильности, классическая типология политических систем Габриэла Алмонда (1956). Г. А. Алмонд подразделяет все политические системы на четыре основные категории: 1) англо-американскую, 2) европейскую континентальную, 3) доиндустриальную или частично индустриальную, 4) тоталитарную. К многосоставным обществам он относи 1 европейские системы, которые в отличие от однородной политической культуры англо-американского типа, имеют раздробленную культуру и ассоциируются с политической нестабильностью. Более того, по мнению Г. А. Алмонда, политическая неустойчивость демократии европейского континентального типа постоянно чревата «цезаристским переворотом« (см. харизматический прорыв в теме «Политическая власть») и даже — тоталитарностью. Политическая стабильность демократии занимает умы политологов как проблема первостепенной важности. М. Дюверже, например, фактором демократической стабильности считает двухпартийную систему. Именно такая система, по его мнению, выглядит наиболее соответствующей естественному порядку, так как отражает естественную двойственность общественного мнения. Кроме того, двухпартийная система потенциально стабильнее, чем многопартийная, ибо ограничивает партийную демагогию, а следовательно, сводит к минимуму экстремизм в общественном мнении. Политический экстремизм как возможное следствие демократии участия и угроза полиархии беспокоит и Р. Даля. Для него абсенитиизм 1 Цит. по кн.: Й. Франке. Буржуазные учения о демократии в США: Критика новейших буржуазных учений о государстве/ Пер. с нем. М., 1982. С. 139. 106 избирателей США оказывает как раз благотворное влияние на систему, так как препятствует политическому экстремизму. С точки зрения демократической стабильности некоторые политологи отличают западную политику от незападной. Незападная политика, по их мнению, имеет тенденцию к поражению демократии. Они отмечают, что многосоставное общество незападного типа оказывается неспособным поддерживать демократическое устройство власти. Таковы, в частности, прогнозы Дж. С. Фернивала, Дж. Ст. Милля, М. Г. Смитта, изучавших Бирму, Индию и другие страны, бывшие колониальными. Весьма категоричен М. Г. Смит: «...культурное разнообразие или многосоставность автоматически порождает структурную необходимость доминирования одного из культурных секторов. Это обусловливает необходимость недемократического регулирования отношений между группировками»1. Представляется верным, что в развитии тропических стран, харизматический характер их политической культуры при разнообразии этнических, клановых и иных интересов является препятствием на пути демократических устройств. Но является ли это препятствие непреодолимым? Итак, теория со-общественной демократии порождена поисками механизма политической стабильности. К числу факторов демократической стабильности А. Лейпхар относит: 1) осуществление власти «большой коалиции» политических лидеров от всех значительных сегментов многосоставного общества. Это может быть в форме коалиционного кабинета в парламентской системе, или широкой коалиции президента с важнейшими лицами в президентской системе; 2) взаимное вето, или правило «совпадающего большинства» как дополнительная гарантия жизненно важных интересов меньшинства; 3) пропорциональность как главный принцип политического представительства, принцип назначения на посты государственной службы; 4) высокую степень автономности каждого сегмента общества в осуществлении своих внутренних дел. Деятельность «большой коалиции» является первейшей характерной чертой модели демократии, предлагаемой А. Лейпхартом. Эта деятельность проявляется в том, что политические лидеры всех значительных сегментов общества коалиционно сотрудничают в управлении страной. Данный тип организации власти, действительно, 1 Цит. по кн.: Лейпхарт А. Указ. соч. С. 222. 107 отличается от того типа демократии, где лидеры разделены на правительство, имеющее поддержку парламентского большинства, и на влиятельные оппозиционные силы. В наиболее чистом виде такое разделение имеет место в британской демократии. Британскую модель политологии даже окрестили «правительство против оппозиции». Надо видеть, следовательно, отличие со-общественной демократии от британской классической. Это отличие заключено в стиле правления: в со-общественной демократии правление подразумевает коалицию интересов, в британской — конкуренцию. «Большие коалиции, — пишет А. Лейпхарт, — нарушают правило, согласно которому кабинеты в парламентских системах должны иметь (и обычно имеют) поддержку большинства, но не подавляющего большинства»1. В недавней европейской истории правительства больших коалиций зарекомендовали себя как эффективное средство преодоления кризисных ситуаций. Даже в странах, которые не являются многосоставными, большие коалиции, образуемые как временная мера, преодолевали серьезные затруднения внутриполитического и внешнеполитического характера. Например, к формированию правительства большой коалиции во время мировой войны прибегали Великобритания и Швеция — страны в общем-то гомогенные (однородные) по своей политической культуре. Словом, анализ А. Лейпхарта убедительно свидетельствует о том, что правительства с широким коалиционным представительством позволяют достигать единства и стабильности в обществе путем умиротворения партийных страстей, укрепления консенсуса. Особенно это важно в критические периоды. При изучении теории и практики со-общественной демократии надо учесть, что в самом характере полиэтнических обществ заложена потенциальная возможность политического кризиса, способного свернуть процесс демократизации. Поэтому большие коалиции в этих обществах требуются не как чрезвычайная мера, а как долгосрочная политическая необходимость. А. Лейпхарт отвечает на практически важный вопрос о том, какая из традиционных форм демократического режима — президентская или парламентская — в большей степени благоприятствует сообщественной власти. Кажется ясно — парламентская, так как президентский режим подразумевает господствующее положение одного лидера. Но «президентская форма правления и со-общественность 1 Лейпхарт А. Со-общественная демократия // Полис. 1992. № 3. С. 86. 108 не являются абсолютно несовместимыми», — уточняет А. Лейпхарт. Действительно, варианты демократической организации власти настолько разнообразны, что позволяют сочетать со-общественность и с премьерством, и с президентством. Вот некоторые примеры. В трех из европейских со-общественных демократий — Австрии, Бельгии, Нидерландах — действует правило: пребывание правительства у власти обусловлено доверием парламента, который может его распустить. В Швейцарии существует так называемый «коллегиальный президент». Им является Федеральный совет из семи человек федеральных советников (министров), избираемый парламентом на четыре года. Пост президента переходит от одного федерального советника к другому. В Швейцарии, как в со-обществен-ной демократии, каждый кантон (а их 26) имеет свою конституцию, парламент и правительство, права которых ограничены общей федеральной конституцией. С 1959 г. Федеральный совет (правительство) представляет собой коалицию из представителей Демократи-ческо-христианской, Радикальнодемократической, Социал-демократической и Швейцарской народной партий. В кантональных парламентах правящая коалиция также располагает большинством мест1. Со-общественная власть, то есть особая форма ее демократической организации, возможна, по мнению А. Лайпхарта, и при монархической форме правления. Все зависит в этом случае от того, в какой степени монархия является символом национального единства и тем самым нейтрализует центробежные силы в обществе. Более того, монархия посвоему даже хороша для со-общественной власти, ибо она дает нейтрального руководителя государства, и становится ненужным поиск приемлемого для всех кандидата на высший должностной пост. Как утверждает А. Лейпхарт, «это снимает проблему, аналогичную поиску беспартийного президента при режиме президентской власти»2. Теперь рассмотрим три вспомогательных компонента со-общественной власти, дополняющих принцип «больной коалиции» и вкупе с ним образующих механизм особой формы демократического устройства. Речь пойдет последовательно о взаимном вето, пропорциональном представительстве и сегментарной автономии. 1 См. подробнее: Страны мира: Краткий политико-экономический справочник. М., 1991. С. 120—122. Лейпхарт А. Указ. соч. С. 90. 2 Лейпхарт А. Указ. соч. С. 90. 109 1. Взаимное вето представляет собой правление меньшинства методом отрицания. Звучит непонятно, но на деле все обстоит не так сложно. Участие в большой коалиции дает политическую гарантию элитам, представляющим различные сегменты общества (территориальные, культурные, партийные) на осуществление своей воли путем соглашения друг с другом. Право меньшинства на вето носит взаимный характер, поэтому оптимальным выходом из положения всегда оказывается соглашение. В противном случае само сотрудничество элит сегментов общества может оказаться под угрозой, а это никому не выгодно. Взаимное вето может быть как официальным правилом, закрепленным в конс1И1уции, так и неформальной неписаной договоренностью. В Швейцарии и Нидерландах вето применяется неформально. В Австрии — официально. В Бельгии до 1988 г. взаимное вето было не более чем неформальным принципом отношений между христианской, социалистической и либеральной частями парламента»1. 2. Принцип пропорциональности уточняет концепцию «большой коалиции»: все значительные сегменты общества должны быть не просто представлены в органах, принимающих решения, но представлены пропорционально. Отличие пропорциональной модели от классической британской в том и состоит, что правительственный кабинет в Англии проводит программу победившей политической партии. 3. Автономное 1ь сегментов связана с федерализмом. В самой теории федерализма заложены черты со-общественности, такие как предоставление автономии составным частям государства, представительство малых образований в «федеральной» палате парламента. А. Лейпхарт даже рассматривает теорию федерализма как особый вид теории со-обественности. В практике европейских со-общественных демократий встречаются федерализм территориальный и внетерриториальный. Федерализм территориальный представляет собой форму устройства государства, когда власть центральных органов сочетается с самоуправлением различных частей общей территории, на которую распространяется единое гражданство. Автономность сегментов общества может ноешь внетерриториальный характер, когда они находятся в сферах культуры, образования, средств коммуникации, идеологии. 1 Подробнее об изменении в составе большой коалиции в Бельгии см.: Страны мира Краткий политико-экономический справочник. М., 1991. С. 30, 31. 110 Именно такая автономность весьма значительна в Нидерландах, Австрии и Бельгии. Как видим, со-общественная форма демократии носит черты, присущие теориям элитарной и плюралистической демократии. Не находится она в противоречии и с достаточно высокой степенью вовлеченности людей в политический процесс, то есть с основной идеей теории партисипаторский демократии (демократия участия). Политологи отмечают, что автономность сегментов общества на практике не приводит к снижению участия масс в добровольных организациях, а расширяет его. Причина этого видится в том, что «чем сильнее плюрализм социально-экономических объединений, тем большее количество вакантных постов открывается на всех уровнях»1. Конечно, если считать наличие сильной оппозиции необходимым компонентом демократии, то со-общественная модель менее демократична, нежели британская, которую политологи именуют «правительство против оппозиции». Однако в этом разделе, посвященном демократии, автор не случайно обращает внимание читателя на размышления А. Лейпхарта. То, что можно квалифицировать как политический идеал в условиях гомогенных (однородных) обществ, не может служить образцом для подражания в условиях обществ полиэтнических, неоднородных по своим культурным, религиозным и геополитическим традициям. Например, Дж. Лапаломбара (США), ведя речь о жизнеспособности демократии в той или иной ее организационной форме, предлагает прежде всего оценивать степень однородности или разнородности самого национального государства. «Я имею в виду все аспекты, — пишет он, — от расовых и языковых до образовательных и иных культурных отличий; от природных ресурсов и уровня экономического развития страны до ее географических размеров; от исторически сложившихся отношений между отдельными народами и регионами страны до особых типов государственного правления, существовавших в этих регионах в прошлом. Чем многообразнее эти сферы, тем с большей вероятностью можно предположить, что общенациональная государственно-бюрократическая система будет децентрализованной и федеральной или конфедеральной, а не централизованной и унитарной»2. 1 Лейпхарт А. Указ. соч. С. 97. 2 Лапаломбара Дж. Роль бюрократии в осуществлении демократии// Лекции по политологии. Т. 1. Таллинн. 1991. С. 64. 111 Глава 4 . РУССКИЕ УЧЕНЫЕ О ДЕМОКРАТИИ. УРОКИ ИСТОРИИ Сейчас, когда в России предпринимаются усилия, направленные на демократизацию общественной жизни, взгляды русских ученых на демократию приобретают особое значение. Об этих ученыхгуманитариях речь шла в первой части этой книги. Как известно, в истории нашей страны были и неудавшаяся полоса либерализации политического режима, и трагически окончившаяся попытка демократического правления. Многие русские ученые, среди которых были социологи, философы, правоведы и т. д. проявляли активный исследовательский интерес и к западной политической мысли, практике демократических государств, и к сфере российской политической жизни. В передовой части мира происходили изменения, которые стимулировали этот интерес. Эти изменения были связаны с переходом от традиционной (феодальной) организации общества к более рациональной, находившей свое выражение в правовом государстве и институтах гражданского общества. В политической сфере утверждаются демократические институты власти. Новые политические системы выдвинули и новые проблемы. В частности, резко возросшее влияние масс на политический процесс пришло в противоречие с низким уровнем их политической культ туры. Следствием этого стала угроза разрушения новой политической реальности в странах, исторически быстро двинувшихся вперед, но не обладавших демократическими традициями. К числу таких стран относилась и Россия. Поэтому постановка проблемы 0'шишений демократии и тирании уходила своими корнями в саму жизнь, занимала существенное место в понимании содержания политики. Одним из первых, кто угадал опасности, таящиеся на пути Демократического процесса, был русский ученый М. Я. Острогорский. Его труд «Демократия и политические партии», изданный еще в конце XIX в., прочно вошел в классику политической науки, оказав на ее корифеев серьезное влияние. Книга М. Я. Острогорского была переведена на русский язык и издана в Советской России в 20-х гг. По всей видимости она была воспринята как удачная критика буржуазной демократии. 112 Действительно, работа М. Я. Острогорского, состоящая из двух томов, первый из которых посвящен британской парламентской демократии, второй — американской демократии, содержит в себе критический анализ демократических институтов этих стран. Но работа М. Я. Острогорского — труд историко-социологический и научный, а не идеологический. М. Я. Острогорский показал, что демократия вовсе не статическое состояние общества, а развитие его, с постоянным и неизбежным столкновением различных социальных групп, а также интересов, оформленных партийно. Следует особо подчеркнуть, что работа М. Я. Острогорского — это не оценка демократии с точки зрения плохого или хорошего общественного устройства, а попытка понять сей феномен путем анализа политического поведения масс, индивидов, их политических институтов. Это попытка понять ее с точки зрения политических партий, борющихся за власть. Дело в том, что жизнь в конце XIX — начале XX в. породила новую реальность — собственно политические партии. Это стало возможным благодаря тому, что в политические процессы на основе всеобщего избирательного права были вовлечены широкие народные массы. Появление политических партий, с одной стороны, и политически свободных масс, с другой — и породили основную политическую коллизию демократии: 1) борьбу политических партий за голоса избирателей с целью овладения властью и 2) потенциально возможное перерождение благих демократических начинаний в свою противоположность (деспотию) по причине, как писал позже X. Ортега-и-Гассет1 , что «Масса — это посредственность... масса сминает все непохожее, личностное и лучшее»2. Такова, к сожалению, закономерность, которую мир уже знает. М. Я. Острогорским много раньше была поставлена по сути аналогичная проблема. Во введении к первому тому своего труда он задавался вполне законным вопросом в связи с пришествием демократии: «Воцарение численного большинства в государстве еще более усложнило проблему, так как возникал вопрос, как эти люди, старые и молодые, образованные и невежественные, богатые и бедные, как-то случайно соединившиеся, провозглашенные все вместе 1 Хосе Ортега-и-Гассет (1883—1955) — испанский философ, выдающийся гуманист XX века. 2 X. Ортега-и-Гассет. Восстание масс// Хосе Ортега-и-Гассет. Эстетика. Философия культуры. М., 1991, С. 311. 113 распорядителями своей политической судьбы, будут выполнять новую функцию «суверена»?1 Но основной вклад русского ученого в мировую науку о политике заключается в том, что он сделал предметом специального научного анализа формирование партийного механизма власти и на этом пути открыл общие тенденции процесса, в частности создание так называемого Кокуса. Этим своеобразным термином М. Я. Острогорский обозначил течение конкретной политической жизни. Расширение избирательных прав населения, включение в политическую реальность новых слоев общества приводит к созданию специальных центров по проведению предвыборной кампании в интересах той или иной партии. Так возникает Кокус — первоначальная организационная ячейка партии нового типа, обеспечивающая связь центра (или политического руководства) с массами. Это поначалу. Но потом орган, обеспечивающий связь парламентских партий с избирателями, становится самостоятельным институтом, занимается мобилизацией масс, подбором и назначением функционеров на руководящие должности по всей вертикали власти 2. Это обстоятельство в концепции М. Я. Острогорского означает завершение консолидации партии и начало ее бюрократизации. М. Я. Острогорский рассматривал образование Кокуса 3 как явление, опасное для демократии. Низкий уровень политический культуры масс и наличие сильного Кокуса создает возможность манипулирования сознанием больших масс людей в интересах партийного руководства. По сути дела, бывшая политическая партия превра 1 Острогорский м. Я. Демократия и политические партии. Т. 1. М., 1927. С. 7. 2 Политологическая концепция М. Я. Острогорского оказала серьезное влияние на западную науку. Его взгляды были положены в основу концепции политической партии, синтезированы со взглядами М. Вебера, с учением об элите Г. Моски и В. Парето. В результате Р. Михельс пришел к радикальной критике демократии и стал последовательным сторонником однопартийного диктаторского режима (См.: Медушевский А. Н. М. Я Острогорский и политическая социология в XX в.// Социс. 1992. № 8. С. 101). 3 М. Я. Острогорский высказывает предположение по поводу этимологии (происхождения) слова Кокус. «По мнению некоторых, — пишет он, — термин саи5Ч5 происходит от слова kaw-kaw-was индейцев туземцев Северной Америки, что означало на их языке — говорить, советовать. Согласно другой гипотезе caucus — производное от английского слова calker или caulkers (конопатчик), caulkers — митинг или клуб, причем слово при произношении было исковеркано. Название собрания конопатчиков было применено к политикам Бостона в ругательном смысле, а возможно и потому, что они собирались в том же помещении, где раньше происходили собрания конопатчиков» (с. 143). 114 щается в хорошо отлаженную организацию — машину, не имеющую никакой другой цели, кроме собственного роста.Сейчас, когда однопартийная система в нашей стране отошла в прошлое как явление узурпаторское, антигуманное, русский политический социолог М. Я. Острогорский актуален пророчески. Вчитаемся: «В действительности всю власть держит в руках исполнительный комитет ассоциации. Ввиду того, что он включает всех коноводов местных секций, влияние которых испытывают на себе в кварталах делегаты... он фатально увлекает за собой все собрание, впрочем чересчур многочисленное, чтобы искать своего собственного пути. Обычно исполнительный комитет и сам чересчур многочис-ленен, чтобы действовать. Поэтому в его среде образуется «интимный кружок», который концентрирует власть»1. Таков Кокус — иными словами. Ну чем не славной памяти «интимный кружок» под названием политбюро ЦК КПСС?! Добавим в заключение еще пару слов о концепции М. Я. Острогорского. Кокусы образуются с неизбежностью в политических партиях. Но отмеченные М. Я. Острогорским черты партийного Кокуса проявились не в тех странах, о которых он писал (Англия, США), где развитие демократического процесса не вошло в противоречие с противоборствующими политическими партиями, манипулирующими массами. Подлинный Кокус осуществился в странах с однопартийными системами, где он занял не просто монопольное положение в партийной ассоциации, а восторжествовал на вершине пирамиды самого государства. Вот почему для демократии необходим «как воздух» идеологический и политический плюрализм. Так русский политолог в конце XIX — начале XX вв. на основании анализа политических партий различных стран пришел к выводам, которые впоследствии нашли свое неоднократное подтверждение в политической практике. Интерес к демократии выразился в России тех лет в дискуссии о соотношении в политике нравственности и права. Известно, что традиция правового нигилизма наиболее полно нашла выражение в учении Л. Н. Толстого, который отрицал право с позиций нравственного идеала. В защиту концепции естественного права как основы политики демократического государства выступил известный правовед П. И. Новгородцев. В историческом контексте русского политического процесса П. И. Новгородцев проявил себя либеральным левых критиком как крайне правых, так и крайне 1 Острогорский М. Я. Указ. соч. С. 143. 115 взглядов, отрицавших право во имя классовой борьбы и проповедовавших популистские 1 лозунги массового действия 2. В понимании сущес1ва политики демократии критический талант П. И. Новгородцева проявился в статье «Демократия на распутье». В ней он приходит к актуальным и для сегодняшнего времени выводам: 1) демократия не есть панацея от всех бед; 2) осуществление идеи демократии всегда остается приблизительным и неточным; 3) в демократиях с естественной необходимостью над массой выдвигается руководящее меньшинство и, таким образом, 4) демократия неизбежно переходит в правление немногих3. Выводы П. И. Новгородцева соответствуют взглядам не только его ученика И. А. Ильина, который также считал, что нельзя переоценивать роль массы в политике «ибо масса не живет органическим созерцанием и мышлением, доступным только лучшему меньшинству»4, но и взглядом М. Вебера, считавшего политику уделом профессионалов, а также большинству современных политологических концепций, выходивших и выходящих из-под пера признанных авторитетов, как, например, Р. Дарендорф, К. Поппер, Г. Моска, В. Парето, Р. Михельс5 X. Ортега-и-Госсет, Б. Гугенбергер и др. 1 Популизм — в политическом смысле вид политической деятельности, не идущей дальше расчета на привлечение симпатий избирателей в конкурентной борьбе за власть. 2 Для более ясного понимания П. И. Новгородцева-политолога надо знать, что стержнем его основного труда «Об общественном идеале» явился критический анализ марксизма. Причем, если другие русские авторы отмечали в марксизме прежде всего его нравственную порочность (В. С. Соловьев, к примеру), то П. И. Новгородцев вскрывает в своей работе его научную несостоятельность. Он показал несовместимость идеи марксистского социализма с р е а л ь н ы м ф у н к ц и о н и р о в а н и е м общества. 3 См.: Новгородцев Л. И. Демократия на распутье// Об общественном идеале: статьи разных лет. М., 1991. С. 550—554. 4 Ильин И А. Указ. соч. С. 128. 5 Михельс Роберт (1876—1936) — сторонник крайней точки зрения в этом вопросе. Испытав на себе влияние Г. Моски, В. Парето, М. Вебера, он выдвинул идею неизбежности перерождения всех демократических партий и систем во власть меньшинства (олигархию) 116 Такого же мнения был и основоположник школы русской социологии П. А. Сорокин. Его анализ социальной стратификации общества более чем убедителен. «Нет исторической тенденции, — пишет П. А. Сорокин, —смены правления меньшинства на правление большинства»1. «Это утверждение, — продолжает он, — вряд ли нуждается в доказательстве после тщательных исследований на 1 Сорокин Л Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 342. 117 эту тему... М. Острогорского, Г. Моска... П. Кропоткина, В. Парето... и многих других компетентных исследователей. Несмотря на разницу в политических приемах, они единодушны в признании того, что процент людей, живо и постоянно интересующихся политикой, так мал и, похоже, останется таким навеки, что управление делами неизбежно переходит в руки меньшинства и что свободное правительство и не может быть ничем иным, кроме как олигархией внутри демократии» 1. Уроки истории. Интерес научный и практический сейчас обнаруживают взгляды на демократию русских ученых, наблюдавших события 1917 года. Интерес этот усиливается тем, что, являясь очевидцами (некоторые участниками) неудавшейся попытки осуществления демократии в России, они были первыми компетентными ее аналитиками. Оценка ими поворотного пункта российской истории актуальна прежде всего с точки зрения судеб демократии. Приведем взгляды двух из них — П. И. Новгородцева и И. А. Ильина (учителя и ученика; см. о них в разделе первом). П. И. Новгородцев говорит о неизбежности торжества диктатуры (большевизма) в условиях отсутствия твердого правового порядка и порождаемого отсутствием власти («безвластной властью») демократического хаоса («правотворчества снизу»). Внутренней логикой развития политического процесса оказываются связаны три персонажа российской трагедии, последовательно возглавлявших революционную власть, — Г. Е. Львов, А. Ф. Керенский и В. И. Ленин. «Система бесхитростного непротивления злу, примененная кн. Львовым в качестве системы управления государством, у Керенского обратилась в систему потворства злу,... а у Ленина — в систему открытого служения злу, облеченную в форму беспощадной классовой борьбы и истребления всех, не угодных властвующим... В условиях общей анархии путь к власти и к деспотизму всего более открыт для наихудшей демагогии. Отсюда и вышло, что легализованная анархия кн. Львова и Керенского с естественной неизбежностью уступила место демагогическому деспотизму Ленина»2. Политическая свобода (демократия), утверждает П. И. Новгородцев, находится в органической связи с твердостью закона и власти, 1 Сорокин. П. Указ. соч. Автор добавляет: «На русском опыте мы видим, как страной с населением в 130 млн. управляет группа коммунистов в 600 тыс. Вот воистину правление большинства!» 2 Новгородцев П. И. Восстановление святынь: посвящается памяти В. Д. Набокова//Новгородцев П. И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 564. 118 а их в исторически важный момент в России не оказалось. Почему политические лидеры оказались не на высоте вставших перед ними задач! Дело, поясняет П. И. Новгородцев, в истоках и особенностях их политического мировоззрения. «Политическое миросозерцание русской интеллигенции сложилось не под влиянием государственного либерализма Чичерина, а под воздействием народного анархизма Бакунина. Определяющим началом было здесь не уважение к историческим задачам власти и государства, а вера в созидательную силу революции и в творчество народных масс. Надо только расшатать и разрушить старую власть и старый порядок, а затем все само собою устроится, — эту анархическую веру Бакунина мы встречаем одинаково у кн. Львова и у Керенского. На почве таких воззрений нельзя было, конечно, организовать ни народовластия, ни управления»1. П. И. Новгородцев (член ЦК кадетской партии) потому и не вошел во Временное правительство, что не видел в нем государственной воли, способности предотвратить сползание к политической катастрофе. В основе общественно-политического устройства П. И. Новгородцев мыслил приоритет личного начала над общественным («принцип личности»). Средством осуществления этого могло быть только правовое государство, ставящее высшей целью защиту человеческой свободы. Демократия, однако, не рассматривалась им как панацея от всех бед. Из разочарований XIX в., отмечает он, было вынесено основное: обнаружившиеся недостатки парламентаризма, всеобщего избирательного права, референдума, выяснившаяся беспредельность социальных форм. Институты демократии не оправдали себя, считает П. И. Новгородцев, «потерпели крушение утопические надежды найти безусловную форму общественного устройства»2. В основе демократии, по его мнению, должно находиться религиозно-нравственное начало, которое только и позволит раскрыть благодетельные, а не разрушительные ее стороны. «Если демократия, — пишет он, — открывает широкий простор свободной игре сил, проявляющихся в обществе, то необходимо, чтобы эти силы подчинили себя некоторому высшему обязывающему их началу. Свобода, отрицающая начала общей связи и солидарности всех 1 Новгородцев П. И. Об общественном идеале. М., 1991. С. 466. 2 Новгородцев П. И. Демократия на распутье//Об общественном идеале. С. 548. 119 членов общения, приходит к самоуничтожению и разрушению основ государственной жизни» 1. Современник П. И. Новгородцева и его ученик А. И. Ильин также объясняет неизбежность катастрофы в России потворством анархическим, бунтарским настроениям. Он ставит в один ряд и разин-ские воззвания, и пугачевские прокламации, и ленинское «грабь награбленное». «Вот так и случилось в России в 1917 году... призывавший к грабежу Ленин... открыто исповедующий и практикующий государственное непротивление министр Александр Керенский, и все их агитаторы, рассеянные по всей стране, — понесли развязанному солдату, матросу и крестьянину право на беспорядок, право на самовластие, право на дезертирство, право на захват чужого имущества... Соблазн бесчестия и вседозволенности стал слишком велик, и катастрофа сделалась неизбежной»2. И. А. Ильин был сторонником монархической формы правления для России. Свое убеждение он выводит из исторического опыта и опыта русских революций. «В 1917 году, — пишет он, — русский народ впал в состояние черни, а история человечества показывает, что чернь всегда обуздывается деспотами и тиранами... История как бы вслух произнесла некий закон: в России возможны или единовластие, или хаос; к республиканскому строю Россия не способна»3. Своей концепцией творческой демократии И. А. Ильин говорит о невозможности немедленной демократии в России после стольких лет тоталитарного советского режима. В отличие от формальной демократии, которая, по его мнению, все государственное устройство сводит к форме всеобщего и равного голосования, демократия творческая, подлинная не отвлекается от качеств самого человека, предполагает... учет свойств личности. Творческая демократия, чтобы осуществиться, должна вызреть, ее предпосылки должны накопиться. Он приводит шесть предпосылок творческой демократии: 1. Искусство свободы. Здесь понимается осознание народом своих прав и понимание ими отличия свободы от вседозволенности. «Народ, лишенный искусства свободы, будет настигнут двумя классическими опасностями: анархией и деспотией»4. «Не ясно ли, что первая опасность (анархия) настигла Россию в 1917 г. — и осуществитель 1 Новгородцев П. И. Демократия на распутье//0б общественном идеале. С. 548. 2 Ильин И. А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России: Статьи 1948— 1954 годов. В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 83. 3 Там же. С. 81. 4 Там же. С. 5. 120 ее был Владимир Ульянов, я что вторая опасность (деспотия) настигла Германию в 1933 г. — и осуществителем ее был Адольф Гитлер»1. 2. Достаточно высокий уровень правосознания (подробнее см. в главе «Гражданские общество и правовое государство», статья «Разделение властей и правосознание как структура гражданского общества») . 3. Хозяйственная самостоятельность гражданина. Под этой предпосылкой И. А. Ильин понимает не личную (частную) собственность, но личную способность и общественную возможность кормить свою семью частным трудом. «Только тот, кто чувствует себя самокормильцем, приносящим пользу своему народу, имеет основу для независимого суждения в политике, для неподкупного волеизъявления и толкования»2. 4. Минимальный уровень образования и осведомленности. Предполагается понимание механизма выборного процесса, предлагаемых программ, государственного и экономического строя, насущных потребностей страны, приобщенность к источникам правдивых сведений. 5. Политический опыт. По поводу России И. А. Ильин говорит, что его (политического опыта) лишены и более образованные слои, и менее образованные массы. 6. Гражданское мужество. Концепцию творческий демократии И. А. Ильина следует принять во внимание еще и как метод, предполагающий прежде всего человеческое измерение политики, подход к демократии в ее личностном (электоральном) аспекте. Исторические события в России, свидетелем которых он являлся, показывали, насколько значима проблема качества источника власти. «Есть уровень необразованности, — отмечает он, — малообразованности и неосведомленности, при котором голосует не народ, а обманываемая толпа и из этого возникает не демократия, а охлократия (правление темной толпы), и нужно быть совсем наивным, чтобы воображать, будто люди, которым обманно морочили головы 30—40 лет, завтра станут «сознательными гражданами», способными разобраться в государственном вреде и политической пользе: стоит только провозгласить «свободу» и «равенство»...3 1 Ильин И. А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России: Статьи 1948— 1954 годив. В 2 т. М., 1992. Т. 2. С. 6. 2 Там же. С. 7. 3 Там же. С. 8. 121 Невозможность демократии без государственной воли, противостоящей беззаконию, опасность анархии как условия для демагогии, ведущей к узурпации власти, отрицание первенства общественного единства над понятием личность, правовое государство как осуществитель человеческой свободы, развитость политического сознания — на эти черты демократического процесса указывали события политической истории России начала XX века, когда только за один год, начиная с февраля 1917, власть в стране трижды меняла свои формы: умеренный авторитаризм романовского самодержавия — демократическая форма Временного правительства (коалиция партий) — двухпартийный правящий блок (октябрь 1917 — март 1918) — монопартийная система большевиков (с марта 1918). 122
