санкт-петербургский государственный университет факультет

1
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ФАКУЛЬТЕТ ПОЛИТОЛОГИИ
Кафедра теории и философии политики
на правах рукописи
Бособрод Полина Александровна
ДЕМОКРАТИЯ КАК ИСТОРИЧЕСКИЙ И ТЕОРЕТИЧЕСКИЙ ФЕНОМЕН:
СОВРЕМЕННЫЕ МОДЕЛИ ИНТЕРПРЕТАЦИИ
Специальность:
23.00.01 – Теория и философия политики, история и методология
политической науки
Диссертация на соискание учёной степени
кандидата политических наук
Научный руководитель: д. ф. н., профессор Гуторов В. А.
Санкт–Петербург
2015 г.
2
Содержание
Введение…………………………………………………………………………3
Глава 1. Исторические парадигмы демократии
1.1.
Эволюция демократической традиции и демократических практик в
классической античности и западноевропейском средневековье…………...…….17
1.2.
Формирование либеральной модели демократии в Новое Время……43
1.3.
Демократия в XX веке: концепция социалистической демократии
против либеральной демократии…………………………………………………….58
2.
Современные теоретические модели демократии
2.1.
Теоретические модели демократии…………………………………..92
2.2.
Парадоксы демократии в современной политической теории….…..126
Заключение………………………………………………………………….160
Список литературы………………………………………………………..169
3
Введение
Актуальность темы диссертационного исследования. Возрастающая
сложность современных обществ представляет серьезную угрозу западной
либерально-демократической
традиции
и
требует
пересмотра
ключевых
элементов теории демократии. По мере усложнения общества становятся
открытыми
для
новых
проблем,
выражающихся
в
огромной
роли
транснациональных корпораций, в новых видах политической коммуникации, в
изменении
характера
политических
партий.
Новые
вызовы
демократии
порождают дискуссии среди политологов относительно тенденций развития
демократии в XXI в. и перспектив ее развития.
В предисловии к широко известной книге «Демократия и сложность.
Реалистический подход» итальянский политолог Д. Дзоло отмечал тот факт, что в
современных постиндустриальных обществах демократия испытывает на себе
беспрецедентные формы эволюционного стресса.1 Специфический характер
нового миропорядка продолжает влиять на постепенную трансформацию
политической власти и политической культуры в направлении их униформизации
в различных регионах, а также в направлении кризиса демократических
институтов.
Современные ученые (С. Хантингтон, М. Крозье, Дз. Ватануки,
Д. Дзоло, К. Крауч, Л. Канфора, Я.-В. Мюллер и многие другие), принимавшие
активное
участие
в
дискуссии,
посвященной
кризису
демократических
институтов, одним из основных аспектов кризиса единодушно считают
изменившийся характер политической коммуникации. Современные средства
массовой информации (СМИ), помимо обеспечения мгновенного контакта между
людьми, активно участвуют в распространении стандартизированных образов
многообразных
политических
порядков.
Зачастую
СМИ
пропагандируют
заведомо предписываемые стандарты мысли и проецируют соответствующие
интеллектуальные
1
и
эмоциональные
реакции,
которые
способствуют
Дзоло Д. Демократия и сложность. Реалистический подход. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики,
2010. С. 21.
4
манипулированию общественным мнением. В этом смысле критический анализ
роли СМИ в контексте теории демократии является вполне обоснованным.
В историческом плане генезис демократии является долговременным и, во
многом, противоречивым процессом. Он продолжается и сегодня: ни одно
государство в мире пока не представляет собой идеал демократии, а лишь
результат продолжающегося исторического процесса. В ставшей знаменитой
книге «Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX века»
Я.-В. Мюллер называет XX столетие веком отличным от других исторических
периодов, веком «навязчивого производства доктрин».2 Формирование массового
общества привело к необходимости публичного идеологического оправдания
практически любого политического режима (в связи с дискредитацией
традиционного типа легитимности). Свидетельством этому является дробление и
резкое возрастание противоречивости идеологического дискурса в ХХ столетии.
Феномен демократии настолько многообразен, что его единообразная
теоретическая
трактовка
является
крайне
проблематичной.
На
основе
эмпирических данных, систематизированных современной политической наукой,
теоретически возможно выделить некоторые базовые модели демократии,
варьирующиеся в различных регионах мира и государствах.
Актуальность темы исследования, таким образом, определяется, прежде
всего, обозначенными выше кризисными явлениями, с которыми столкнулась
демократия на рубеже XX-XXI вв., а также отсутствием универсальной теории
демократии, обусловленной многообразием демократических норм и ценностей.
Объектом
исследования
является
концептуальное
осмысление
и
интерпретация феномена демократии в современной политической теории.
Предмет
соотношения
исследования
исторических
составляет
и
теоретический
современных
анализ
аспектов
проблемы
эволюции,
функционирования и трансформации демократических институтов.
2
Мюллер Я.–В. Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX века. М.: Изд-во Института Гайдара, 2014.
С. 13.
5
Цель настоящей работы – анализ основных этапов формирования теории
демократии в политических дискурсах различных исторических эпох и
исследование основных принципов теоретической интерпретации кризиса
современных демократических институтов и перспектив их дальнейшего
развития.
В соответствии с этим ориентиром можно выделить следующие задачи
теоретического
характера,
определившие
логическую
структуру
и
последовательность исследования:
1)
Исследовать исторические предпосылки формирования демократии;
2)
Дать обзор наиболее известных современных концепций демократии
(«защищающая»
и
«развивающаяся»
модели
либеральной
демократии,
«коммунистическая» модель демократии, «элитистская» модель демократии,
«плюралистическая» модель демократии, «легальная» модель демократии,
«партиципаторная» модель демократии, «социальная» модель демократии и
«делиберативная» модель демократии);
3)
Раскрыть сущность и содержание концепций кризиса современной
демократии и проанализировать концепцию «постдемократии»;
4)
Выявить и проанализировать основные причины кризиса демократии;
5)
Охарактеризовать основные тенденции развития демократических
институтов в современных условиях.
Научная новизна исследования. Анализу феномена демократии в
зарубежной и отечественной политической науке посвящено большое количество
работ. Новые вызовы, с которыми сталкивается демократия в XXI в.,
стимулируют появление новых теоретических трудов в данной области. Однако в
большинстве известных работ внимание уделяется какой-либо определенной
модели демократии или какому-либо конкретному историческому периоду
развития демократии как формы правления или политического режима. В
современной политической науке, как в западной, так и в отечественной,
существует относительно немного попыток комплексного теоретического и
6
сравнительного
анализа
эволюции
демократических
институтов
–
от
классической античности до современного кризисного состояния.
Принципиальная научная новизна настоящей работы состоит в том, что в
ней а) предпринимается попытка комплексного анализа новейших подходов к
теоретическому
осмыслению
причин
трансформации
демократических
институтов и режимов в различные исторические эпохи, разработанных в
научных трудах и философско-политической традиции на рубеже XX-XXI вв.;
б) исследованы общие итоги и основные результаты, представленные в рамках
различных моделей научной интерпретации кризисных явлений, с которыми
столкнулась демократия в современную эпоху.
Научная новизна диссертации подтверждается полученными в ходе
исследования результатами, выявляющими личный вклад автора в данную
область теоретических знаний:
– Обобщены основные результаты научных исследований ключевых стадий
развития демократии;
– Охарактеризованы основные этапы формирования теории демократии в
философских и теоретико-политических дискуссиях различных исторических
эпох;
– Представлен комплексный анализ основных теоретических моделей
демократии;
– Проанализированы
основные
факторы
кризиса
анализ
концепций
демократических
институтов;
–
Осуществлен
сравнительный
демократии
и
представлены соответствующие аргументы и базовые выводы относительно
главных аспектов развития демократии в XXI в.;
– Обозначены теоретические характеристики основополагающих тенденций
развития демократических режимов в современных условиях.
Положения, выносимые на защиту:
1.
Существуют достаточные основания для того, чтобы рассматривать
феномен современной демократии как результат длительного исторического
7
развития, в ходе которого рождались новые демократические институты и
процедуры, приближающие демократию к ее современному пониманию
(античность – народное собрание; средневековье –
парламенты и органы
местного самоуправления; Новое время – утверждение новых революционных
принципов конституционализма, признание основных прав и свобод человека в
Соединенных Штатах Америки и во Франции; наконец, XX век – равные для всех
избирательные права).
2.
В эпоху глобализации демократия сталкивается с целым рядом
критических проблем – снижение доверия граждан к демократическим
политическим институтам и политическим лидерам, потеря формальной
легитимности демократическими институтами, – которые ставят под угрозу само
существование демократии в ее «классическом» понимании, т.е. как формы
государственного устройства, политического и культурного феномена.
3.
Современное информационное общество вызывает новые угрозы
демократии, которые связаны как с широким применением политиками и
медиахолдингами манипулятивных технологий, так и с усложнением структур
политической коммуникации, выражающемся в униформизации политической
культуры, персонализации политики, падении роли и значения принципа
гражданского участия.
4.
Эволюция современной теории демократии связана с усложнением
политического
пространства
(активное
использование
информационных
технологий в политическом процессе, изменение характера политической
коммуникации),
ростом
требований
нового
типа
со
стороны
граждан
демократических государств (защита окружающей среды, новые биотехнологии,
радикальные трактовки принципов толерантности в рамках новых политических и
общественных движений и др.) и необходимостью нейтрализации серьезных
вызовов и угроз демократии. В ряде стран развитие этих процессов ведет к
трансформации современного общества в направлении формирования структур
«постдемократии».
8
5.
Концепция «постдемократии» рассматривается как теоретическое
отражение современного этапа в развитии демократии, связанного с новыми
угрозами
демократии:
усиливающаяся
роль
глобальных
компаний,
совершенствование манипулятивных технологий, персонализация политики,
ослабление политической сплоченности социальных групп, изменение характера
и роли политических партий, увеличивающееся неравенство между гражданами
демократических государств, недоверие граждан к политическим институтам
демократии.
6.
Необходимость комплексных теоретических разработок в анализе
кризисных явлений демократии определяется насущной угрозой существованию
демократии как в странах, где демократические институты только начинают
зарождаться, так и в западных странах со сложившейся демократической
традицией.
Степень научной разработанности.
Диссертационное исследование базируется на теоретическом фундаменте
как классических философских, так и современных теоретических и научных
подходов к анализу феномена демократии.
Анализ сложного процесса теоретической рефлексии, сопровождавшей
формирование демократических институтов, их развитие и преемственность,
основан на исторической и современной традициях изучения различных форм
демократии.
Первой
известной
человечеству
попыткой
осуществления
демократии в рамках политической общности является опыт полисов Древней
Греции и Древнего Рима. Теоретическому пониманию кризисного состояния
современных
демократических
институтов
в
немалой
степени
может
способствовать новое прочтение проблем и противоречий исторической
эволюции древнегреческой демократии, пришедшей к кризису и полному упадку
за три столетия драматического развития этого уникального политического
феномена.
Это предполагает анализ классических трудов древнегреческих и
древнеримских философов, ораторов и историков – Аристотеля, Платона,
Фукидида, Полибия, Цицерона и их интерпретаций в работах Н. Макиавелли,
9
Ш. Л. де Монтескье, Г. Мабли, М. Вебера, К. фон Фрица, Дж. Покока и многих
других. 3
Анализ процесса становления либеральной модели демократии в Новое
время требует обращения к сочинениям Э. Берка, Ф. Гизо, Дж. С. Милля,
А. Гамильтона, Дж. Мэдисона, Дж. Джея, Ж.-Ж. Руссо.4
Демократия в том виде, как мы понимаем ее сегодня, начала формироваться
на рубеже XIX - XX вв. в связи с расширением избирательных прав. По мнению
К. Крауча, «демократический момент» наступил в середине XX столетия:
незадолго до Второй мировой войны – в Северной Америке и Скандинавии,
вскоре после нее – во многих остальных странах».5 Однако XX век известен и
антидемократической тенденцией политического развития, выразившейся в
массовых
фашистских
движениях.
В
рамках
исследования
развития
демократических институтов необходимо рассмотреть исторический опыт таких
движений, так как крушение фашизма в результате Второй мировой войны
отчасти способствовало либерализации политической жизни Западной Европы.
Анализ феномена фашизма и парадигмы фашистской критики демократических
институтов представлен в трудах таких авторов, как А. А. Галкин, В. А. Гуторов,
П. Ю. Рахшмир, А. М. Хазанов, К. Хибберт.6
3
Аристотель. Политика / Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 4. М.: Мысль, 1983; Платон. Сочинения в
четырех томах. Том 3. Ч. 1. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета; Издательство Олега Абышко,
2007; Фукидид. История. М.: ЛАДОМИР; ООО «Фирма «Издательство АСТ», 1999; Полибий. Всеобщая история в
сорока книгах. Т. 2. М.: Типография Е. Г. Потапова, 1895; Цицерон М. Т. Диалоги: О государстве; О законах. М.:
Научно-издательский центр «Ладомир» – «Наука», 1994; Макиавелли Н Рассуждения о первой декаде Тита Ливия.
Книга I. Глава II. [Электронный ресурс] // URL: http://www.lib.ru/POLITOLOG/MAKIAWELLI/livij.txt_with-bigpictures.html (Дата обращения 01.02.2015); Монтескье Ш. Л. Персидские письма. Размышления о причинах величия
и падения римлян. М.: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2002; Мабли Г. О законодательстве или принципы
законов // Избранные произведения. М. - Ленинград: Издательство Академии наук СССР, 1950; Вебер М. История
хозяйства. Город. М.: КАНОН-пресс-Ц, Кучково поле, 2001; Фриц К. Теория смешанной конституции в
античности. Критический анализ политических взглядов Полибия. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та,
2007; Pocock J. G. A. The Machiavellian Moment: Florentine Political Thought and the Atlantic Republican Tradition.
Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2003.
4
Берк Э. Размышления о революции во Франции и заседаниях некоторых обществ в Лондоне, относящихся к этому
событию. М.: Рудомино, 1993; Гизо Ф. История цивилизации в Европе. Пер. с франц. Изд. 3-е без перемен. – М.:
ИД «Территория будущего», 2007; Mill J. St. Considerations on Representative Government. New York: Prometheus
Books, 1991; Милль Дж. О свободе // Наука и жизнь. 1993. № 11. С. 10-15; № 12. С. 21-26; Монтескье Ш. Л. О духе
законов. М.: Мысль. 1999; Федералист. Политические эссе Гамильтона А., Мэдисона Дж. и Джея Дж. М.:
Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994; Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.:
"КАНОН-пресс", "Кучково поле", 1998.
5
Крауч К. Постдемократия. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики. 2010. С. 22.
6
Галкин А.А. Германский фашизм. М.: Наука, 1989; Гуторов В. А. Коммунизм против фашизма: спор о
легитимности (заметки о социальном критицизме А. Грамши и П. Тольятти) // Политика: наука, философия,
10
На протяжении большей части XX столетия развивалась идеологическая
борьба между социалистической и либеральной моделями демократии. В
отношении к Советскому Союзу термин «демократия» трудно применить, тем не
менее, советские лидеры именно этим понятием оправдывали политический строй
СССР: «Лозунг диктатуры пролетариата служит оправданием для монопольного
обладания властью, на которое претендует партия; лозунг демократического
централизма служит оправданием и прикрытием всемогуществу нескольких, а то
и одного внутри самой партии».7 Формирование концепции социалистической
демократии предполагает рассмотрение работ В. И. Ленина, К. Маркса и
Л. Д. Троцкого.8 Анализу советской государственной модели посвящены работы
Р. Арона, Д. В. Валового, М. С. Восленского, С. Дэвис, Р. Пайпса, Д. Пристланда,
Р. Уэйда.9
Помимо уже названных авторов, чьи работы необходимы для рассмотрения
конкретных периодов демократического развития, разработкой и анализом
различных исторических форм демократии в разное время занимались Р. Браун,
Д. Дж. Бурстин, Ш. Волин, А. М. Ворд, Р. Даль, Дж. Данн, Дж. Джиллинхем и
Р. Гриффитс, Л. Зидентоп, Фр. Каннингем, Л. Канфора, С. Лакофф, Я.-В. Мюллер,
Е. В. Робинсон, Ф. Седжерстед, Ч. Тилли, А. Токвиль, М. Хардт и А. Негри и др.10
образование. Спб.: СПбГУ, Факультет Политологии, 2011. С. 45-73; Рахшмир П.Ю. Происхождение фашизма.
М.:Наука. 1981; Хибберт К. Бенито Муссолини. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998; Хазанов А.М. Салазар: 40 лет
диктатуры в Португалии // Новая и новейшая история. № 3. 2009. C. 129-146.
7
Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Изд-во "Текст", 1993. С. 213.
8
Ленин В.И. Государство и революция: Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции //
Полное собрание сочинений. 5-е изд. Т. 33. М.: Издательство политической литературы, 1974; Маркс К. Рабочее
движение в Америке / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Том 21. М.: Госполитиздат, 1961; Маркс К.,
Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 4. М.:
Госполитиздат, 1955; Троцкий Л. Д. Терроризм и коммунизм. Петербург.: Госполитиздат, 1920.
9
Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Изд-во "Текст", 1993; Валовой Д. В. От Сталина и Рузвельта до Путина и
Буша. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2007; Восленский М. С. Номенклатура. Господствующий класс Советского
Союза. М.: Советская Россия, Октябрь, 1991; Davies S. R. Popular Opinion in Stalin's Russia: Terror, Propaganda and
Dissent, 1934-1941. Cambridge: Cambridge University Press, 1997; Pipes R. The Russian Revolution. New York: Knopf
Doubleday Publishing Group, 2011; Пристланд Д. Красный флаг: история коммунизма. М.: Эксмо, 2011; Wade R. A.
The Russian Revolution, 1917. Cambridge: Cambridge University Press, 2005.
10
Brown R. H., Culture, Capitalism, and Democracy in the New America. New Haven, CT: Yale University Press, 2005;
Вооrstin D. J. The Americans. The democratic experience. New York: Vintage Books, 1974; Wolin, S. S. Democracy
Incorporated: Managed Democracy and the Specter of Inverted Totalitarianism, Princeton (HJ): Princeton University Press,
2008; Ward A. M. How Democratic Was The Roman Republic? // New England Classical Journal Connecticut: University
of Connecticut. No. 31. 2. 2004. Pp. 101-119; Даль Р. Демократия и ее критики. М.: «Российская политическая
энциклопедия» (РОССПЭН), 2003; Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000; Dunn J. Democracy: a history.
New York: Atlantic Monthly Press, 2005; Gillingham J., Griffiths R. A. Medieval Britain: A Very Short Introduction.
Oxford, Oxford University Press, 2000; Зидентоп Л. Демократия в Европе М.: Логос, 2001; Cunningham F.. Theories of
11
Среди отечественных авторов необходимо упомянуть труды М. В. Белкина,
В.А. Гуторова, А. И. Зайцева, М. М. Ковалевского, В. И. Кузищина, С. Я. Лурье,
В. М. Сергеева, Э. Д. Фролова, А. А. Фурсенко.11
Разработка теоретических моделей демократии представлена в трудах
Т. Гоббса, Дж. Локка, Ш. Л. де Монтескье («защищающая» модель либеральной
демократии»); Ж.-Ж. Руссо, Дж. С. Милля («развивающаяся» модель либеральной
демократии); В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, И. В. Сталина («социалистическая»
модель демократии); К. Маркса («коммунистическая» модель демократии);
М. Вебера,
Й. Шумпетера
(«элитистская»
модель
демократии);
Р. А. Даля
(«плюралистическая» модель демократии); А. Лейпхарта («сообщественная»
модель демократии);
Р. Нозика, Ф. А фон
Хайека («легальная» модель
демократии); К. Пейтмана, Б. Барбера («партиципаторная» модель демократии);
О. Бауэра, Э. Бернштейна, Р. Гильфердинга, К. Каутского, Р. Люксембург,
К. Реннера («социальная» демократия); Ю. Хабермаса («делиберативная» модель
демократии).12
Democracy: A Critical Introduction. New York and London: Routledge, 2002; Канфора Л. Демократия. История одной
идеологии. СПб.: «Александрия», 2012; Lakoff S. Democracy: History, Theory, Practice. Boulder: Westview Press,
1996; Мюллер Я.–В. Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX века. М.: Издательство Института
Гайдара, 2014; Robinson, E. W. The First Democracies: Early Popular Government Outside Athens. Stuttgart, Franz.
Steiner Verlag, 1997; Sejersted F. The Age of Social Democracy: Norway and Sweden in the Twentieth Century.
Princeton: Princeton University Press, 2011; Тилли Ч. Демократия. М.: Наука, 2007: Tilly, Ch. Contention and
Democracy in Europe, 1650-2000. New York: Cambridge University Press, 2004; Токвиль А. Демократия в Америке.
М.: Прогресс, 1992; Токвиль. А. Старый порядок и революция. СПб: Алетейя, 2008; Хардт М., Негри А.
Множество: война и демократия в эпоху империи. – М.: Культурная революция, 2006.
11
Белкин М. В., Вержбицкий К. В. История Древнего Рима. СПб: Издательство Санкт-Петербургского
университета, 2008; Гуторов В. А. Античная социальная утопия: Вопросы истории и теории. Л.: Издательство
Ленинградского университета, 1989; Зайцев А. И. Культурный переворот в Древней Греции VIII—V вв. до н. э.
СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2000; Ковалевский М. М. От прямого народоправства к
представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму. Рост государства и его отражение в
истории политических учений. Т. 1. М.: Издание Т-ва И. Д. Сытина, 1906; Ковалевский М.М. От прямого
народоправства к представительному и от патриархальной монархии к парламентаризму. Рост государства и его
отражение в истории политических учений. Т. II. М.: Издание Т-ва И. Д. Сытина 1906; История Древнего Рима /
В.И. Кузищин, И.Л. Маяк, И.А. Гвоздева и др.; Под ред. В.И. Кузищина. 4-е изд. М.: Высшая школа, 2000; История
Древней Греции. // Ю.В. Андреев, Г.А. Кошеленко, В.И. Кузищин, Л.П. Маринович; Под ред. В.И. Кузищина. М.:
«Высшая Школа», 2003; Лурье С. Я. История Греции. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета,
1993; Сергеев В.М. Демократия как переговорный процесс. М.: Московский общественный научный фонд; ООО
«Издательский центр научных и учебных программ». 1999; Фролов Э. Д. Рождение греческого полиса. 2-е изд.
СПб: Издательский Дом Санкт-Петербургского Университета, 2004; Фурсенко А.А. Американская революция и
образование США. Ленинград: Наука, 1978.
12
Гоббс Т. Левиафан // Гоббс Т. Сочинения в 2 томах. Т.2. М.: Мысль, 1991; Локк Дж. Два трактата о правлении.
Локк Дж. Сочинения: В 3 т. Т. 3. М.: Мысль, 1988; Монтескье Ш. Л. О духе законов. М.: Мысль. 1999; Руссо Ж.Ж.
Об общественном договоре. Трактаты. М.: "КАНОН-пресс", "Кучково поле", 1998; Mill J. St. Considerations on
Representative Government. New York: Prometheus Books, 1991; Милль Дж. О свободе // Наука и жизнь. 1993. № 11.
С. 10-15; № 12. С. 21-26; Mill J. S. The Subjection of Women. The University of Adelaide Library // URL:
https://ebooks.adelaide.edu.au/m/mill/john_stuart/m645s/contents.html (Дата обращения 25.02.2015); Ленин В.И.
12
Философское направление интерпретации демократии в рамках различных
версий
обновленной
либеральной
традиции
представлена
в
работах
Й. Шумпетера, И. Берлина, Р. Нозика, Ф. А. фон Хайека, Р. Дворкина, Дж. Ролза и
др.13
Научному анализу теоретических моделей демократии посвящены работы
Д. Битэма, Дж. Данна, Фр. Каннингема, Л. Канфора, Т. Майера, Я.-В. Мюллера,
Т. Пэнгла, М. Ричтера, В. Салливана, Дж. Сартори, Кв. Скиннера, Л. Тиви,
Д. Хелда, Г. Химмельфарб и др.14
Государство и революция: Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции // Полное
собрание сочинений. 5-е изд. Т. 33. М.: Издательство политической литературы, 1974; Троцкий Л. Д. Терроризм и
коммунизм. Петербург.: Госполитиздат, 1920; Маркс К. Рабочее движение в Америке / Маркс К., Энгельс Ф.
Сочинения. 2-е изд. Том 21. М.: Госполитиздат, 1961; Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии /
Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 4. М.: Госполитиздат, 1955; Вебер М. Политика как призвание и
профессия / Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990; Шумпетер Й. Капитализм, социализм и
демократия. М.: Экономика, 1995; Даль Р. Демократия и ее критики. М.: «Российская политическая энциклопедия»
(РОССПЭН), 2003; Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000; Lijphart A. Democracy in Plural Societies. New
Haven and London: Yale UniversityPress, 1977; Нозик Р. Анархия, государство и утопия. М.: ИРИСЭН, 2008;
Хайек, Ф. А. Дорога к рабству. М.: Новое издательство, 2005; Pateman C. Participation and Democratic Theory.
Cambridge: Cambridge University Press, 1975; Barber B. R. Strong Democracy: Participatory Politics for a New Age.
Berkeley, Los Angeles, London: University of California Press, 2003; Бауэр О. Национальный вопрос и социалдемократия. СПб.: Серп., 1909; Бернштейн Э. Условия возможности социализма и задачи социал-демократии.
London : Rus. free press fund, 1900; Гильфердинг Р. Капитализм, социализм и социал-демократия: сборник статей и
речей Р. Гильфердинга. – М.-Л.: Московский рабочий, 1928; Каутский К. Демократия и социализм: фрагменты
работ разных лет. М.: Знание, 1991; Каутский К. К критике теории и практики марксизма («Антибернштейн»). 2-е
изд. М.: УРСС, 2003; Люксембург Р. Всеобщая забастовка и немецкая социал-демократия. С предисл. авт. к рус.
изд. Киев: Е.П. Горская, 1906; Реннер К. Теория капиталистического хозяйства Марксизм и проблема
социализирования. М.-Л.: Государственное издательство, 1926; Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность.
(Московские лекции и интервью). М.: Изд. центр “AKADEMIA”, 1995; Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки
политической теории. Спб.: Наука. 2001.
13
Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М.: Экономика, 1995; Berlin I. Two Concepts of Liberty //
Berlin I. Four Essays on Liberty. London, Oxford University Press, 1969; Berlin I. The pursuit of the ideal // Berlin I. The
proper study of mankind. New York: Farrar, Straus and Giroux, 2000; Нозик Р. Анархия, государство и утопия. М.:
ИРИСЭН, 2008; Хайек, Ф. А. Дорога к рабству. М.: Новое издательство, 2005; Дворкин, Р. О правах всерьез. М.:
РОССПЕН, 2005; Dworkin R. Sovereign Virtue, The Theory and Practice of Equality. London: Harvard University Press.
– 2002; Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск: Издательство Новосибирского университета, 1995; Rawls J.
Political Liberalism. New York: Columbia University Press, 2005.
14
Beetham D. Beyond liberal democracy. // Social Register. London: Merlin Press. 1981. Pp. 190-206.; Beetham D.
Democracy and Human Rights. Cambridge: Polity Press, 1999; Dunn J. Western Political Theory in the Face of the Future.
Cambridge: Cambridge University Press, 1979; Cunningham F.. Theories of Democracy: A Critical Introduction. New
York and London: Routledge, 2002; Канфора Л. Демократия. История одной идеологии. СПб.: «Александрия», 2012;
Майер Т. Демократический социализм – социальная демократия. Введение. М.: Республика, 1993; Мюллер Я.-В.
Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX века. М.: Издательство Института Гайдара, 2014; Pangle T.
L.. Montesquieu's Philosophy of Liberalism: A. Commentary on The Spirit of the Laws. Chicago and London: The.
University of Chicago Press, 1973; Richter M. The Politcal Theory of Montesquieu. Cambridge: Cambridge University
Press, 1977; Sullivan V. B.. Machiavelli, Hobbes, and the Formation of a Liberal Republicanism in England. Cambridge:
Cambridge University Press, 2004; Sartori G. The theory of democracy revisited. New Jersey, Chatham: Chatham House
Publishers, Inc. 1987; Скиннер. Кв. Свобода до либерализма. СПб. Изд-во Европ. ун-та в Санкт-Петербурге, 2006;
Skinner Q. Freedom and the Construction of Europe. 2 Volume Hardback Set. Cambridge: Cambridge University Press,
2013; Skinner Q. Hobbes and Republican Liberty. Cambridge: Cambridge University Press, 2008; Skinner Q. Reason and
Rhetoric in the Philosophy of Hobbes. Cambridge: Cambridge University Press, 1996; Skinner Q. Visions of Politics:
Volume III: Hobbes and Civil Science. Cambridge: Cambridge University Press, 2002; Tivey L. “Robert Dahl and the
American Pluralism”, in Leonard Tivey, Anthony Wright, eds., Political Thought since 1945: Philosophy, Science,
13
Большое количество современных работ в области демократической теории
относится к анализу кризисных процессов в политике и политической культуре.
Технический прогресс конца XX столетия привел к расширению возможностей и
влияния средств массовой коммуникации (СМК) на политический процесс.
Исследованием одного из наиболее важных аспектов современного кризиса
демократии, а именно – влияния СМИ и роли общественного мнения в процессе
массовых коммуникаций, занимались такие авторы, как Д. Белл, Дж. Блумлер и
М. Гуревич, Дж. Дойль, Д. Кельнер, Дж. Кин, Б. Коэн, У. Липпман, Н. Луман,
Г. М. Мак-Люэн, Г. Маркузе, Э. Ноэль-Нойман, Э. Тоффлер и др.15
На рубеже XX-XXI вв. казавшийся непререкаемым авторитет либеральной
модели демократии уже не выглядит столь убедительно. Зачастую внешнее
заимствование формальных институтов либеральной демократии (как, например,
в посткоммунистических странах) не означает адекватного их функционирования.
Но, что более важно, даже в западных обществах, где либеральная
демократия и сформировалась, с усилением роли глобальных компаний
наблюдается снижение доверия населения к демократическим институтам.
Современные «вызовы» демократии и так называемый кризис демократических
институтов широко освящены в трудах политологов. Анализу трансформации
демократических моделей, их проблем и перспектив развития посвящены работы
Д. Белла, Ш. Волина, Д. Дзоло, Ф. Закария, Дж. Кина, К. Крауча, Я.-В. Мюллера,
Ideology. Aldershot, Hants, Edward Elgar, 1992; Held D. Models of Democracy. Stanford, California: Stanford University
Press, 1987; Himmelfarb G. On liberty and liberalism. The case of John Stuart Mill. New York : Alfred A. Knopf, 1974.
15
Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М.: Академия, 2004; Bell D. The End of Ideology: On the
Exhaustion of Political Ideas in the Fifties : with "The Resumption of History in the New Century". Cambridge: Harvard
University Press, 2000; Gurevitch M., Blumler J. G. Political communication systems and democratic values // Democracy
and the mass media, edited by Judith Lichtenberg. Cambridge: Cambridge University Press. 1990; Doyle G. Understanding
Media Economics. London: Sage Publications Ltd. 2013; Routledge, 1995; Kellner D. Media Culture: Cultural Studies,
Identity and Politics Between the Modern and the Post-modern. New York: Routledge, 1995; Кин Дж. Демократия и
декаданс медиа. М.: Изд дом Высшей школы экономики, 2015; Cohen B. The Press and Foreign Policy. Princeton:
Princeton University Press, 1963; Липпман У. Общественное мнение. М.: Институт Фонда «Общественное мнение»,
2004; Луман Н. Реальность массмедиа. М.: Праксис, 2005; Мак-Люэн Г. М. ГАЛАКТИКА ГУТЕНБЕРГА:
Сотворение человека печатной культуры. Киев: Ника-Центр. 2004; Маркузе Г. Одномерный человек. Исследование
идеологии развитого индустриального общества. М.: REFL-book. 1994; Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение:
открытие спирали молчания М.: Прогресс-Академия, Весь Мир, 1996; Тоффлер Э. Шок будущего. М.: ООО
«Издательство ACT», 2002; Toffler. A. The Third Wave. London, Pan Books Ltd, 1981.
14
М. Хардта и А. Негри, К. В. Харпфера, П. Бернхагена, Р. Ф. Инглхарта и
К. Вельцеля, Ф. Шмиттера.16
Философская интерпретация трансформации политических отношений в
современную эпоху, в том числе и в контексте теории демократии, представлена
в трудах Дж. Агамбена, Ж. Бодрийяра, Ж.-Л. Нанси, Ж. Рансьера, Ю. Хабермаса и
др.17
Среди
отечественных
авторов
необходимо
выделить
работы
Т. А. Алексеевой, В. А. Ачкасова, Н. А. Баранова, Э. Я. Баталова, В. А. Гуторова,
А.
А.
Дегтярева,
К. Ф. Завершинского,
В. Л. Иноземцева,
Б. А. Исаева,
Б. Г. Капустина, Д. З. Мутагирова, Л. В. Полякова, О. В. Поповой И. В. Радикова,
А. В. Рябова, А. М. Салмина, Л. В. Сморгунова, А. И. Соловьева.18
16
Белл Д. Демократия и права: великая дилемма нашего времени. // Демократия и модернизация. К дискуссии о
вызовах XXI века. Под редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Издательство «Европа», 2010 C. 13-26.; Wolin, S. S.
Democracy Incorporated: Managed Democracy and the Specter of Inverted Totalitarianism, Princeton (HJ): Princeton
University Press, 2008; Дзоло Д. Демократия и сложность. Реалистический подход. М.: Изд. дом Гос. ун-та –
Высшей школы экономики, 2010; Закария Ф. «Если демократия «слишком нелиберальна», то это не демократия» //
Международные процессы. Журнал теории международых отношений и мировой политики. Т. 9, № 2(26). Май–
август 2011. [Электронный ресурс] // Научно-образовательный форум по международным отношениям. // URL:
http://www.intertrends.ru/twenty-first/012.htm (Дата обращения 01.03.2015); Кин Дж. Демократия и декаданс медиа.
М.: Изд дом Высшей школы экономики, 2015; Крауч К. Постдемократия. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы
экономики. 2010; Крауч К. Странная не-смерть неолиберализма. М.: Издательский дом “Дело” РАН ХиГС, 2012;
Мюллер Я.–В. Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX века. М.: Издательство Института Гайдара,
2014; Habermas, J. Legitimation Crisis. Boston: Beacon Press, 1975; Crozier M., Huntington S., Watanuki J. The Crisis of
Democracy: Report on the Governability of Democracies to the Trilateral Commission [Paperback]. New York: New York
University Press, 1975; Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи. – М.: Культурная
революция, 2006; Демократизация. Под ред. К. В. Харпфера, П. Бернхагена, Р. Ф. Инглхарта, К. Вельцеля. М.:
Издательский дом Высшей школы экономики, 2015; Шмиттер Ф. К. Угрозы и дилеммы демократии. [Электронный
ресурс] // URL: http://old.russ.ru/antolog/predely/1/dem2-2.htm (Дата обращения 01.02.2015).
17
Агамбен Дж. Грядущее сообщество. М.: Три квадрата, 2008; Агамбен Дж. Homo Sacer. Суверенная власть и
голая жизнь М.: Европа, 2011; Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. М.: Республика,
Культурная революция, 2006; Нанси Ж.-Л. Непроизводимое сообщество. М.: Водолей, 2009; Рансьер Ж. На краю
политического. М.: Праксис, 2006; Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. Спб.: Наука.
2001; Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. (Московские лекции и интервью). М.: Изд. центр
“AKADEMIA”, 1995; Habermas, J. Legitimation Crisis. Boston: Beacon Press, 1975.
18
Алексеева Т. А. Насилие и демократия в политике США // Международные процессы. Журнал теории
международых отношений и мировой политики. Т. 6, № 2(17). Май–август 2008. [Электронный ресурс] // Научнообразовательный форум по международным отношениям. // URL: http://www.intertrends.ru/seventeenth/004.htm
(Дата обращения 01.04.2015); Ачкасов В. А. Транзитология – научная теория или идеологический конструкт? //
Полис. Политические исследования. 2015. № 1. С. 30-37; Баранов Н. А. Трансформации современной демократии:
Учебное пособие. СПб.: Балт. гос. техн. ун-т, 2006; Баталов Э. Я. Проблема демократии в американской
политической мысли ХХ века. М.: Прогресс-Традиция, 2010; Гуторов В. А. Глобализация и некоторые проблемы
теории государства // Журнал ПОЛИТЭКС, Т. 9, № 4. 2013. С. 5-18; Гуторов В. А. Гражданское общество и теория
демократии: из наследия ХХ века // Политика: наука, философия, образование. Спб.: СПбГУ, 2011. С. 383-394;
Гуторов В. А. Концепция «киберпространства» и перспективы современной демократии // Политика: наука,
философия, образование. Спб.: СПбГУ, Факультет Политологии, 2011. С. 415-421; Гуторов В. А. Политика и
образование: историческая традиция и современные трансформации // Полис. Политические исследования. 2015.
№ 1. С. 9-29; Гуторов В.А. СМИ как актор политического процесса: эволюция западных концептуальных подходов
во второй половине ХХ в. (Часть 1). // Известия Уральского федерального университета. Серия 3 Общественные
науки. № 3 (118). 2013. С. 130-144; Гуторов В. А. Современный либерализм и политическая философия (дилеммы
15
Теоретическую базу исследования составляют анализ мировой традиции
философской интерпретации от античности до эпохи модерна, представленной в
многообразных
классических
философских
и
исторических
текстах,
современные труды ведущих зарубежных и отечественных
и
философов,
политологов, социологов, историков и культурологов.
Методологической основой исследования является принцип единства
исторического, ценностно-нормативного, институционального, сравнительного и
структурно-функционального методов научного анализа. В рамках настоящего
исследования наиболее важным представляется исторический научный метод,
позволяющий раскрыть феномен демократии с точки зрения становления,
развития
и
трансформации
демократических
институтов
в
различные
исторические периоды. Исторический метод позволяет также проследить смену
теоретических
исторический
моделей
период,
демократии,
что
обусловлено
доминирующих
в
определенный
объективными
закономерностями
на
объективности
развития теории демократии.
В
своей
работе автор
опирается
принципы
и
достоверности исследования политических феноменов, связанных с развитием
демократических институтов.
Теоретическая значимость результатов исследования заключается в
комплексном освещении феномена демократии, а также в анализе кризиса
позиции Джона Ролза) // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 6, Вып. 3. 2012. С. 47-56;
Гуторов В. А. Теория демократии как историческая проблема: к постановке вопроса // Вестник СПбГУ. Серия 6.
Выпуск 4. 2014. С. 114-126; Дегтярев А. А Основы политической теории. М : Высшая Школа 1998; Завершинский
К. Ф. «Политическое доверие» как символический источник социальных изменений в политических сетях //
ПОЛИТЭКС. Т. 8, № 3. 2012. С 62-75; Демократия и модернизация. К дискуссии о вызовах XXI века. Под
редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Издательство «Европа», 2010; Исаев Б. А. Условия и факторы, периоды и циклы
развития демократии. Ч. 1. // Журнал ПОЛИТЭКС, Т. 8, № 3. 2012. С. 273-291; Капустин Б. Г. Посткоммунизм как
постсовременность // Полис (Политические исследования) М., № 5. 2001. С.6-28; Мутагиров Д. З. Демократия как
универсальная ценность. М.: Логос, 2014; Поляков Л. В. Демократия в глобальном контексте // Демократия:
перезагрузка смыслов. М.: Праксис; Центр политической конъюнктуры России, 2010. С. 11-36; Попова О. В.
Особенности политической идентичности в России и странах Европы. // Полис. Политические исследования. 2009.
№ 1. С. 143-157; Радиков. И. В. Ослабление государственности как угроза национальной безопасности и
международному правопорядку // Журнал ПОЛИТЭКС, Т. 9, № 4. 2013. С. 19-31; Рябов А. В. Демократизация и
модернизация в контексте трансформации постсоветских стран // «Демократия и модернизация. К дискуссии о
вызовах XXI века». Под редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Издательство «Европа», 2010. С. 183-200; Салмин А. М.
Современная демократия: очерки становления и развития. М.: Форум. 2009; Сморгунов Л. В. Сравнительная
политология: Теория и методология измерения демократии. СПб.: Издательство Санкт-петербургского
университета, 1999; Соловьев А. И. Коммуникация и культура: противоречия поля политики // Полис.
Политические исследования. 2002. № 6. С. 6-17.
16
демократии, который сегодня является одной из наиболее актуальных тем в
политологии. Полученные в ходе исследования результаты позволяют обобщить
имеющиеся
теоретические
данные
в
области
изучения
демократии
и
проанализировать перспективы развития демократии в условиях XXI в. Помимо
этого, материалы работы могут стать основой последующего исследования
данной проблематики.
Практическая значимость работы. Материалы исследования могут быть
использованы при разработке учебных программ по теории демократии, при
разработке
лекционных
курсов
и
семинарских
занятий,
посвященных
теоретическим моделям демократии. Полученные в процессе работы результаты
позволяют систематизировать различные теоретические модели демократии,
выявлять неблагоприятные тенденции развития современной демократии и могут
стать теоретической основой для прогнозирования последствий
кризиса
демократических институтов и перспектив развития демократии.
Апробация результатов исследования. Основные теоретические выводы
диссертационного исследования прошли обсуждение на заседании экспертной
комиссии, состав которой был утвержден деканом факультета политологии
СПбГУ.
Результаты
проведенного
исследования
нашли
отражение
в
опубликованных в периодических изданиях научных статьях автора. Отдельные
положения работы были раскрыты на выступлениях на научно-практических
конференциях.
Структура диссертации определяется целями и задачами исследования.
Работа состоит из введения, двух глав, включающих пять параграфов,
заключения, списка литературы.
17
ГЛАВА 1. ИСТОРИЧЕСКИЕ ПАРАДИГМЫ ДЕМОКРАТИИ
Многозначность термина «демократия» отчасти обусловлена разнообразием
исторических форм существования демократии, каждой из которых было
присуще
разное
содержание.
По
замечанию
русского
историка
М. М. Ковалевского, история политических учений не может быть осмыслена без
анализа реальной эволюции политических институтов.19 Учитывая данный факт,
одной из основных задач, поднимаемых в исследовании, является рассмотрение
основных исторических форм демократии и событий, послуживших стимулом к
развитию демократических институтов и практик. Для обозначения основных
этапов формирования научных представлений о демократии в настоящей работе
используется термин «парадигма», определение которого предложил Т. Кун:
«Под парадигмами я подразумеваю признанные всеми научные достижения,
которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель
постановки проблем и их решений».20 Таким образом, ключевые периоды
развития демократических институтов будут рассматриваться с точки зрения их
влияния на постановку тех или иных научных проблем на определенном этапе
развития демократической теории.
§1.1. Эволюция демократической традиции и демократических практик в
классической античности и западноевропейском средневековье
Несмотря на кажущуюся легкость определения демократии, за две с
половиной тысячи лет, на протяжении которых ученые исследуют данный
феномен, в политической науке скопилось множество проблем, связанных с
трактовкой данного термина. Связано, это, прежде всего, с тем многообразием
теоретических концепций и форм, которые принимала демократия в разные
19
См.: Ковалевский М.М. От прямого народоправства к представительному и от патриархальной монархии к
парламентаризму. Рост государства и его отражение в истории политических учений. Т. II. М. 1906. С. 3
20
Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1977. С. 11.
18
времена и в разных странах. Как отметил Р. Даль, история демократии похожа на
плоскую
пустыню,
имеющую
редкие
возвышенности,
которая
лишь
с
относительно недавнего времени начинает долгий подъем к тем высотам, на
которых она сегодня находится.21 За более чем двухтысячелетнюю историю
своего существования и понятие «демократия», и сам феномен претерпели
кардинальные изменения: современные демократии имеют довольно мало общего
между собой и почти ничего – с демократией полиса.
История демократии и традиция теоретического осмысления этого
феномена берут свое начало в древнегреческом полисе, так как само слово
«демократия»
впервые
было
применено
именно
там.
В
переводе
с
древнегреческого «демократия» означает «власть народа». В Античной Греции
этот термин применялся для обозначения такого строя, при котором все
свободные граждане имеют равный доступ к управлению делами полиса. Причем,
участие в управлении не считалось ни правом, ни обязанностью гражданина: оно,
скорее,
рассматривалось
как
неотъемлемый
атрибут
гражданственности.
Античная демократия, таким образом, представляла собой одновременно и форму
политической организации граждан (наравне с тиранией, аристократий или
олигархией), и политическую добродетель. По словам известного афинского
государственного деятеля Перикла, афиняне для своего государственного
устройства не брали за образец какие-либо чужеземные установления, а напротив,
скорее сами дали пример другим, установив в своем государстве демократию.22
Так что демократию по праву можно считать древнегреческим изобретением.
Теоретическая рефлексия демократии как специфичной формы правления
также зародилась в Древней Греции. Как небезосновательно утверждает Д. Хелд,
именно развитие демократии в Афинах стимулировало дальнейшее развитие
политической мысли. Политические идеалы Афин – равенство граждан, свобода,
уважение к закону и суду – определяли политическую мысль не только
21
22
См.: Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000. С. 12.
См.: Фукидид. История. М.: ЛАДОМИР; ООО «Фирма «Издательство АСТ», 1999. С. 106.
19
Античного мира, но и всего европейского Запада на протяжении следующих
веков.23
Неоценимый вклад в разработку теории демократии внесли сочинения
Платона и Аристотеля. В отличие от современных трактовок демократии как
важнейшей политической ценности, античные мыслители не испытывали особого
пиетета по поводу данной формы правления, замечая, прежде всего, ее «темную»
сторону. Так Платон описывает демократию как режим, при котором царит
вседозволенность и неограниченная свобода делать то, что только захочется
человеку,
даже
если
это
противоречит
существующим
порядкам:
«В
демократическом государстве нет никакой надобности принимать участие в
управлении, даже если ты к этому и способен; не обязательно и подчиняться, если
ты не желаешь, или воевать, когда другие воюют, или соблюдать подобно другим
условия мира, если ты мира не жаждешь. И опять-таки, если какой-нибудь закон
запрещает тебе управлять либо судить, ты все же можешь управлять и судить,
если это тебе придет в голову».24 Чрезмерная свобода губительна для общества и
описанный выше порядок (если его вообще можно назвать порядком), по мнению
Платона, неизбежно перерождается в тиранию. Кроме того, предоставление
равного права участия в делах полиса всем гражданам, вне зависимости от их
статуса, заслуг и способностей, нарушает принцип справедливости, который
должен лежать в основе наилучшего государства.
Свои возражения против демократии высказывал и Аристотель, причисляя
ее
к
неправильным
государственных
формам
устройств:
«три
государства.
вида
Стагирит
правильные
–
выделял
шесть
царская
власть,
аристократия, полития – и три отклоняющиеся от них – тирания – от царской
власти, олигархия – от аристократии, демократия – от политии».25 «Правильные»
режимы исходят из интересов граждан, а «отклоняющиеся» – возникают
вследствие корыстных устремлений правителей, попирающих закон. Аристотель
23
См.: Held D. Models of Democracy. Stanford, California: Stanford University Press, 1987. P. 15.
Платон. Сочинения в четырех томах. Том 3. Ч. 1. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета;
Издательство Олега Абышко, 2007. С. 406.
25
Аристотель. Политика / Аристотель. Сочинения в четырех томах. Том 4. М.: "Мысль, 1983. С. 488.
24
20
отмечает, что каждый из выделенных им режимов имеет несколько подвидов и,
что более важно, на практике все формы политического устройства являются
смешанными.
И
хотя
Аристотель
не
считал
демократию
правильным
государственным устройством, однако среди неправильных форм государства
предпочитал ее двум другим, как наиболее приемлемую. Демократия, по его
мнению, представляла собой тиранию равенства, для которой не имеет значение
индивидуальное развитие, а человек определяется по тому, какую роль он играет
в политике. По мнению Дж. Покока, в своей критике неупорядоченного равенства
Аристотель предвосхитил современные критические замечания интеллектуалов в
адрес обезличивающих последствий массового общества.26
Демократическим строем Аристотель именует такой, при котором
«свободнорожденные и неимущие, составляя большинство, имеют верховную
власть в своих руках».27 При этом основным критерием для сопоставления
демократии и олигархии здесь выступает именно уровень достатка, то есть
демократия – это именно правление бедных, причем даже в том случае, когда их
меньшинство. Тот факт, что в демократии у власти находится большинство
является случайным, его можно рассматривать лишь как следствие того, что
повсеместно богатство сосредотачивается в руках меньшинства, бедность же
присуща большей части людей в сообществе.
На практике существует множество разновидностей демократии. К общим
чертам всех ее подвидов относится, прежде всего, свобода, одно из условий
которой, по мнению философа, – «по очереди быть управляемым и править».28
Все граждане в демократии должны обладать равными правами: каждый должен
управлять всеми, и все – каждым. Ни одна из должностей при этом не должна
быть пожизненной, и никакую должность нельзя занимать более одного раза, за
исключением военных должностей. Еще одно неотъемлемое условие демократии
– «жить так, как каждому хочется; эта особенность, говорят, есть именно
26
См.: Pocock J. G. A. The Machiavellian Moment: Florentine Political Thought and the Atlantic Republican Tradition.
Princeton and Oxford: Princeton University Press, 2003. P. 72.
27
Аристотель. Политика / Аристотель. Сочинения в четырех томах. Том 4. М.: "Мысль, 1983. С. 492.
28
Там же. С. 571.
21
следствие свободы, тогда как следствие рабства – отсутствие возможности жить
как хочется».29
Среди
различных
подвидов
демократии
Аристотель
предпочитал
умеренную цензовую демократию, которая существовала, по его мнению, в
Греции во время правления Солона. Демократичные же реформы Перикла
мыслитель осуждал, так как был против уравнительной справедливости. Стагирит
полагал, что у большинства бедных людей нет ни природной способности к
управлению, ни должного образования, ни свободного времени, необходимых для
участия в делах государства. Кроме того, он подвергал сомнению тот факт, что
человек, который не в состоянии организовать собственные дела должным
образом, сможет обеспечить порядок и процветание в целом государстве. Лишь в
том случае, когда власть принадлежит закону, а не народному собранию, на
первом месте будут находиться лучшие граждане государства, а не демагоги,
озабоченные лишь собственной славой и корыстью.
Подчеркивая
достоинства
демократии
по
сравнению
с
другими
неправильными формами государственного устройства, Аристотель был далек от
того, чтобы поддерживать эту форму государственного устройства. Описание
основных
признаков
демократии
Стагирит
завершает
довольно
резким
утверждением: если для олигархии свойственны благородство происхождения,
богатство и образование, то признаками демократии являются противоположные
– безродность, бедность и грубость.30 С этой точки зрения можно согласиться с
А. К. Бергером, который в своем исследовании политической мысли Древней
Греции приходит к недвусмысленному выводу: «… идея народовластия, основа
основ
политического
самосознания
афинской
демократии,
Аристотелем
абсолютно отрицается».31
Однако если не считать философов-аристократов, в античных полисах в
целом
существовала
демократическая
мировоззренческая
ориентация.
Собственно, само становление демократии в полисной культуре было сопряжено
29
Аристотель. Политика / Аристотель. Сочинения в четырех томах. Том 4. М.: "Мысль, 1983. С. 571.
См.: Там же. С. 572.
31
Бергер А. К. Политическая мысль древнегреческой демократии. М.: Наука. 1966. С. 73.
30
22
с противостоянием аристократических и демократических позиций. Перикл
описывает государственное устройство Афин следующим образом: «И так как у
нас городом управляет не горсть людей, а большинство народа, то наш
государственный строй называется народоправством. В частных делах все
пользуются одинаковыми правами по законам. Что же до дел государственных, то
на почетные государственные должности выдвигают каждого по достоинству,
поскольку он чем-нибудь отличился не в силу принадлежности к определенному
сословию, но из-за личной доблести. Бедность и темное происхождение или
низкое общественное положение не мешают человеку занять почетную
должность, если он способен оказать услуги государству. В нашем государстве
мы живем свободно и в повседневной жизни избегаем взаимных подозрений: мы
не питаем неприязни к соседу, если он в своем поведении следует личным
склонностям,
и
не
выказываем
ему
хотя
и
безвредной,
но
тягостно
воспринимаемой досады. Терпимые в своих частных взаимоотношениях, в
общественной жизни не нарушаем законов, главным образом из уважения к ним,
и повинуемся властям и законам, в особенности установленным в защиту
обижаемых, а также законам неписаным, нарушение которых все считают
постыдным».32 Таким образом, Перикл противопоставляет афинский строй
олигархическим государствам, в которых должности занимают те, кто
принадлежит к замкнутому кругу либо по имущественному цензу, либо по
происхождению; но «добрая слава» и «добродетель», о которых говорит Перикл,
с точки зрения его времени являются, как общее правило, характерными
свойствами
родовой
аристократии.33
Конечно,
Перикл
идеализировал
государственное устройство Афин: защищая афинскую демократию, он не
акцентировал внимания на ее отрицательных сторонах. Несмотря на это,
негативная сторона политической системы Афин, а именно то, что власть
большинства способна перерождаться в произвол, сказалась на судьбе самого
32
33
Фукидид. История. М.: ЛАДОМИР; ООО «Фирма «Издательство АСТ», 1999. С. 106.
См.: Лурье С. Я. История Греции. СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 1993. С. 318.
23
Перикла, когда афиняне обвинили его в своих бедствиях в связи с вторжением
пелопоннесцев в Афины.
Государственное
устройство
Древней
Греции
представляло
собой
уникальную систему независимых полисов, небольших по территории и
немногочисленных по населению. В некоторых из них установилась демократия,
в некоторых – олигархия или тирания. Считается, что экономически более
развитые полисы были демократичными. Сам термин «демократия» изначально,
по всей видимости, имел оттенок пренебрежительности к беднякам, которые
посмели приблизиться к управлению государством, оттеснив аристократов. Но,
как бы то ни было, сами греки применяли этот термин по отношению к
политической системе самого известного греческого полиса – Афин – и других
городов-государств.
В 507 г. до н. э. граждане Афин приняли систему «народных правительств»,
действовавшую почти два столетия. Расцвет афинской демократии приходится на
период с середины V до середины IV в. до н. э.
В античных полисах не
существовало хорошо известной современной политической науке системы
народного представительства, так как небольшое население полиса (как правило,
не более десяти тысяч человек) позволяло осуществлять прямое управление.
Право голоса в древних Афинах – первой прямой демократии – имели только
взрослые свободные мужчины. Женщины, рабы, метеки политических прав не
имели.
Гражданскими
правами
пользовались
исключительно
мужчины,
происходящие от афинских матери и отца и свободные по рождению. Сам статус
гражданина отождествлялся со статусом воина. Таким образом, полноправным
членом общины, обладающим правом голоса на народном собрании, являлся
мужчина, участвующий в сражениях. А поскольку длительный период времени
звание воина предполагало затраты на вооружение, то понятие воина, а
следовательно, и гражданина, стало ассоциироваться с имущим человеком. Так
было до тех пор, пока во время войны с персами в первой половине V в. до н. э. не
был образован могущественный афинский флот и не возникла необходимость в
новом роде воинов – в моряках, которые вооружались не на свои средства, то есть
24
были неимущими. Как результат полноправными гражданами стали и неимущие
(феты).34
Главным институтом власти в полисной демократии была экклесия
(народное собрание), в работе которой принимали участие все граждане. На
народном
собрании
принимались
государственные
законы,
утверждалось
объявление войны и заключение мира, ратифицировались договоры с другими
государствами. Народное собрание утверждало государственный бюджет. Таким
образом, оно выступало не только в качестве законодательного органа своего
государства,
но
и
контролировало
ситуацию
в
сферах
управления
и
администрации.35 Перечислив далеко не все полномочия экклесии, можно, тем не
менее, сделать вывод об огромной роли народного собрания в политической
жизни Афин. Фукидид в «Истории Пелопоннесской войны» описывает случай,
когда после второго вторжения пелопоннесцев в Афины, афиняне обвинили
Перикла в том, что тот посоветовал им воевать и что из-за него они и терпят
бедствия. После чего афиняне решили заключить мир с лакедемонянами и даже
отправили к ним для этого послов. Этот эпизод, по мнению историка,
свидетельствует о
полном контроле афинского народного собрания над
исполнительной властью.36
Уникальной особенностью афинской демократии было использование
системы лотереи, с помощью которой назначались почти все государственные
должностные лица. Жребий был главным методом отбора граждан на
общественные
должности,
благодаря
чему
все
граждане,
обладавшие
избирательными правами, имели реальную возможность быть избранными на
какой-либо пост.37 Система жребия также позволяла защитить демократию от
узурпации или злоупотреблений со стороны одного лица (потенциального тирана)
или группы лиц. При этом значительная часть граждан в течение своей жизни, так
или иначе, занимала один из множества существовавших в городе-государстве
34
См.: Канфора Л. Демократия. История одной идеологии. Санкт-Петербург: «Александрия», 2012. С. 37-39.
См.: История Древней Греции. Под ред. В.И. Кузищина. М.: «Высшая Школа», 2003. С. 170.
36
См.: Фукидид. История. М.: ЛАДОМИР; ООО «Фирма «Издательство АСТ», 1999. С.118.
37
См: Исаев Б. А. Условия и факторы, периоды и циклы развития демократии. Ч. 1. // Журнал ПОЛИТЭКС, Т. 8,
№ 3. 2012. С. 284.
35
25
выборных
постов.
Политическая
жизнь
характеризовалась
значительной
активностью граждан, которые интересовались всеми сторонами и аспектами
процесса управления.38
Для
своего
времени
афинская
демократия
была
удивительным
изобретением человечества. Благодаря ее возникновению, мир узнал о таком
понятии, как равенство гражданских прав (и гражданство вообще), принципе
ежегодной ротации выборных должностей и разделении властей. Афины стали
первым государством, в котором рядовые граждане имели непосредственный
доступ к управлению. Формально все афиняне могли высказывать свое мнение и
голосовать на народном собрании, а также участвовать в законодательной
деятельности.
Политическое
устройство
Афин
едва
ли
соответствует
современным идеалам свободы и равенства – сегодня его можно было бы назвать,
скорее, аристократией, правлением немногих, так как граждане составляли
меньшинство в полисе.
Такая система была далека от идеала еще и потому, что исключительно
«воля
большинства
гражданского
коллектива
определяла
внешнюю
и
внутреннюю политику полиса»,39 то есть государственные решения напрямую
зависели от минутных настроений своенравной и переменчивой толпы. Так, к
примеру, афинская демократия осудила на смерть Сократа.
Известный
российский политолог В. М. Сергеев вполне оправданно характеризует подобные
вердикты народного собрания как инквизиторские.40 Весьма удачно описывает
эту
проблему
Б. Констан:
«У
древних
индивид,
почти
суверенный
в
общественных делах, остается рабом в частной жизни. Как гражданин, он решает
вопросы войны и мира; как частное лицо, он всегда под наблюдением,
ограничивается и подавляется во всех своих побуждениях; как частица
коллективного организма, он вопрошает, осуждает, разоблачает, изгоняет в
ссылку или предает смерти своих магистратов или начальников; но, будучи
38
См.: Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000. С. 17.
Зайцев А. И. Культурный переворот в Древней Греции VIII—V вв. до н. э. СПб.: Филологический факультет
СПбГУ, 2000. С. 57.
40
См.: Сергеев В.М. Демократия как переговорный процесс. М.: Московский общественный научный фонд; ООО
«Издательский центр научных и учебных программ», 1999. С. 71.
39
26
подчиненным коллективному организму, он, в свою очередь, мог быть лишен
положения, достоинства, проклят или умерщвлен произволом сообщества,
частицей которого является».41
Очевидно, что понятие «демократия» в античности имело не то содержание,
которое мы вкладываем в него сегодня. Рабство, к примеру, сегодня считается
неприемлемым: французский философ Г. Мабли называет его позором греков и
римлян.42 Античная демократия полагала рабство необходимым условием своего
существования: свободные граждане были освобождены от физической работы,
вследствие
чего
имели
возможность
посвятить
свое
время
решению
государственных проблем. Каждая новая война приносила новых рабов, часть
которых служила своим владельцам для личных услуг, а часть – помогала
обеспечивать полис всем необходимым для жизни граждан. Наличие рабов, таким
образом,
было
необходимым
условиям
образа
жизни
полноправного
гражданина.43 «Суверенная гражданская городская община, основанная на
рабстве иноплеменников, – так можно было бы определить кратким образом
древнегреческий полис».44 Причиной такого устройства, по мнению Б. Констана,
явились, прежде всего, небольшие размеры античных государств, которые
вследствие этого беспрестанно находились в состоянии войны: либо угрожали
друг другу, либо воевали, либо ожидали нападения со стороны соседей: «Все
покупали свою безопасность, свою независимость, все свое существование ценой
войны. Она была постоянным интересом, почти обычным занятием свободных
государств античности. Наконец, как неизбежное следствие такого образа жизни,
все государства имели рабов. Механические виды деятельности, а у некоторых
народов и производительные работы, были вверены закованным в цепи рукам».45
Рабство и постоянные войны, осуждаемые сегодня «цивилизованным» мировым
41
Констан Б. О свободе у древних в ее сравнении со свободой у современных людей // Полис. Политические
исследования. М., 1993. №2. С. 98
42
См.: Мабли Г. О законодательстве или принципы законов // Избранные произведения. М. - Ленинград:
Издательство Академии наук СССР, 1950. С. 78.
43
См.: Вебер М. История хозяйства. Город. М.: КАНОН-пресс-Ц, Кучково поле, 2001. С. 458-459.
44
Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. СПб: Издательский Дом Санкт-Петербургского Университета, 2004.
С. 234.
45
Констан Б. О свободе у древних в ее сравнении со свободой у современных людей // Полис. Политические
исследования. М., 1993. №2. С. 99.
27
сообществом, два с половиной тысячелетия назад рассматривались как
объективная необходимость.
Таким
образом,
необходимыми
предварительными
условиями
существования прямой демократии в полисах Древней Греции были: во-первых,
малый размер гражданского сообщества, чтобы все граждане имели возможность
посещать дебаты и голосование по рассматриваемым вопросам46; и, во-вторых,
наличие такой экономической системы, которая предоставляла бы гражданам
достаточное количество свободного времени для участия в делах полиса (то есть
существование рабовладельческого строя).
«Младшей сестрой» афинской демократии является Римская республика,
которая,
во
многом,
переняла
ее
черты.
В
условиях
стремительного
территориального роста, она, тем не менее, сохраняла основные черты городагосударства. Начиная с середины VI века до н. э. в республике существовало
противостояние
между
патрициями
и
плебеями,
которые
добивались
политического равноправия. Плебс лишь со временем добился для себя права
участия в управлении республикой. При этом в результате сословной борьбы
плебеев и патрициев за политическое влияние плебеям стали доступны все
магистратуры Римской республики, патриции же не могли получить должности
народного трибуната или плебейского эдилитета. Здесь, как и в Афинах,
участвовать в политической жизни могли только мужчины. Итогом же
противостояния патрициев и плебеев с V по III в. до н. э. стало образование
«единого
римского
гражданского
коллектива
с
равными
правами
и
конституционными гарантиями для всех граждан. Были устранены главные
причины внутреннего напряжения: отменено долговое рабство и облегчено
положение должников, решена аграрная проблема за счет допуска плебеев к
общественным землям и разделения между ними части земель, захваченных в
результате завоевания Италии».47
46
См.: Robinson, E. W. The First Democracies: Early Popular Government Outside Athens. Stuttgart: Franz. Steiner
Verlag, 1997. P. 25.
47
Белкин М. В., Вержбицкий К. В. История Древнего Рима. СПб: Издательство Санкт-Петербургского
университета, 2008. С. 19.
28
Основным демократическим органом Римской республики, как и в Афинах,
было народное собрание, которое обладало законотворческой функцией. Помимо
этого, на собрании избирались магистраты. Тем не менее, народное собрание
Римской республики было, по всей видимости, более аристократическим, чем
народное собрание Афин. «Несмотря на известную демократизацию римских
народных собраний и их широкую компетенцию, орудием в руках аристократии
оказывались даже самые демократические трибутные комиции. Народное
собрание обсуждало только вопросы, внесенные магистратами и предварительно
обсужденные в сенате, т.е. у него не было права законодательной инициативы».48
Собрание проходило не регулярно, а по необходимости или по распоряжению
магистрата; постоянно же действующим органом Римской республики был Сенат,
который в большинстве случаев и принимал решения по основным политическим
вопросам. Более того, любой закон, принятый на народном собрании, должен был
быть одобрен Сенатом: «Сенат, таким образом, контролировал и руководил
деятельностью народного собрания в нужном для него направлении».49
Профессор Коннектикутского университета А. Уорд отмечает, что вообще
довольно сложно судить о демократичности трибутных комиций. Если бы в них
соблюдался принцип «один человек–один голос», то можно было бы говорить о
том, что это демократический институт. Но поскольку каждая триба имела только
один голос, который определялся большинством тех, кто входил в эту трибу, то,
следовательно, отдельный гражданин не обладал собственным голосом.50
Еще одним важным фактором, оказывавшим существенное влияние на
функционирование республиканской демократической модели, было то, что
народные собрания проходили только в Риме. Учитывая быстрое расширение
территории, Рим не мог решить проблему постоянно возрастающей численности
своих граждан и их географической удаленности от места, где проходили
народные собрания, что ставило под сомнение сам принцип непосредственного
48
История Древнего Рима. Под ред. Кузищина В. И. М.: Высшая Школа, 2000. С. 59.
Там же. С. 60.
50
См.: Ward A. M. How Democratic Was The Roman Republic? // New England Classical Journal, 31.2. Connecticut:
University of Connecticut. 2004. P. 109. (101-119).
49
29
участия. Логично удивление Р. Даля по этому поводу: «Представьте себе, что
было бы, если бы по мере расширения пределов страны американское гражданство предоставлялось людям, проживающим в разных штатах, но при этом
участвовать в общенациональных выборах они могли бы лишь в одном месте –
Вашингтоне, округ Колумбия».51
Так или иначе, Римская республика просуществовала дольше, чем афинская
демократия
и
чем
любая
современная
демократия,
«однако
начиная
приблизительно со 130 г. до н.э. ее подтачивали гражданские распри, войны,
милитаризация, коррупция и упадок того непреклонного гражданского духа,
которым прежде гордились римляне».52 Окончательный конец демократическим
практикам в Риме положило правление Юлия Цезаря.
Многие римские философы не одобряли демократию как форму правления.
Одним из них является Цицерон, который утверждает, что: «когда все вершится
по воле народа, то, как бы справедлив и умерен он ни был, все-таки само
равенство это не справедливо, раз при нем нет ступеней в общественном
положении».53 При этом Цицерон не является сторонником царской власти и
аристократии, власти немногих. По его мнению, наилучшим является смешанное
устройство, в котором соединялись бы черты трех видов государственного
устройства и при этом права всех граждан должны быть равными: «если в
государстве нет равномерного распределения прав, обязанностей и полномочий –
с тем, чтобы достаточно власти было у магистратов, достаточно влияния у совета
первенствующих людей и достаточно свободы у народа, то этот государственный
строй не может сохраниться неизменным».54
По
всей
видимости,
ключевые
различия
между
древнегреческой
демократией и древнеримской республикой лежат в их институциональном
дизайне. И древние греки, и римские мыслители считали, что общество состоит из
двух антагонистических групп: немногих богатых и большинства бедных. Однако
51
Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000. С. 18.
Там же. С. 19.
53
Цицерон М. Т. Диалоги: О государстве; О законах. М.: Научно-издательский центр «Ладомир» – «Наука», 1994.
С. 22.
54
Там же. С. 49.
52
30
они предлагали разные способы выстраивания отношений между двумя этими
группами. Для греческих мыслителей, демократия была правлением большинства
над меньшинством, в то время как аристократия или олигархия представляла
собой правление меньшинства над большинством. Таким образом, власть могла
быть либо в руках народа (или толпы, в случае охлократии), либо в руках элит. В
противоположность этому, Римская республика предлагала более сложное
институциональное устройство: по словам Н. Макиавелли в ней были равно
представлены все три правительственных начала – самодержавие, аристократия и
народное правление.55 Вместо набора институтов, посредством которых одна
группа населения осуществляет власть над другой, в Риме было несколько
учреждений, которые позволяли как большинству, так и меньшинству принимать
активное участие в политической жизни общества. Меньшинство, то есть класс
патрициев, было представлено Сенатом, исключительно аристократическим
политическим институтом. Массы, то есть плебеи, в свою очередь, участвовали в
народных собраниях. Таким образом, римская политическая система надеялась
достичь стабильности, давая как массам, так и элите возможность доступа к
управлению обществом. Во «Всеобщей истории» Полибия, описывающей
историю Средиземноморья в период с конца III до середины II вв. до н. э. можно
найти подтверждение этому. По мнению историка, невозможно точно определить,
монархическим, аристократическим или демократическим является государство
римлян. Ведь власть консулов – признак монархии, сенат – аристократии,
положение народа, в свою очередь, смещает центр тяжести в сторону
демократического режима. Консулы в Риме обладали высшей военной и
гражданской властью, они созывали Сенат и народные собрания. В ведении
Сената находилась казна, расследование различных преступлений, решения об
объявлении войны или заключении мира. Народ, с точки зрения Полибия, имел
власть награждать и наказывать, в том числе выносить смертные приговоры.
Помимо, этого народ был вправе решать вопросы о войне и мире и утверждать
55
См.: Макиавелли Н Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. Книга I. Глава II. [Электронный ресурс] // URL:
http://www.lib.ru/POLITOLOG/MAKIAWELLI/livij.txt_with-big-pictures.html (Дата обращения 01.02.2015).
31
или отвергать заключение союзов. Самое главное то, что ни одна из властей, по
мнению историка, не довлела над другой, а чрезмерное усиление одной из властей
в ущерб другим было невозможно.56 В подтверждение этих слов можно
вспомнить
«Размышления
о
причинах
величия
и
падения
римлян»
Ш. Л. де Монтескье; сравнивая политическое устройства Рима и Карфагена,
философ пишет: «В Риме, управлявшемся посредством законов, народ позволял,
чтобы сенат руководил внешними делами. В Карфагене, управлявшемся
посредством злоупотреблений, народ хотел все делать сам».57 Очевидно, что
именно смешанное устройство обеспечивало стабильность политической системы
Древнего Рима, препятствуя деградации и смене режимов. Несмотря на то, что
монархия, аристократия и демократия (в отличие от Платона и Аристотеля,
Полибий рассматривал демократию как позитивный феномен) являются
примерами хороших государственных устройств, они неустойчивы, поскольку
неизбежно перерождаются в «противоположные» им варианты (тиранию,
олигархию, охлократию). Свободной от такой опасности является система,
содержащая в себе черты всех трех положительных способов правления, так
называемая «смешанная конституция».58
Несмотря на институциональные различия в политической организации
полисов Древней Греции и Рима, их объединяло наличие в государственном
устройстве элементов демократии. Современные западные демократические
идеалы и теоретические концепции сложились под влиянием идей Древней
Греции и Рима, опыт которых не только послужил первым примером
политической демократии, но и стал основой развития теоретических знаний в
области философии и политической науки.
Следующим этапом в развитии демократии стал опыт управления в
средневековых государствах Европы, во многом заимствовавших элементы
полисной, городской культуры Античности.
56
См.: Полибий. Всеобщая история в сорока книгах. Т. 2. М.: Типография Е. Г. Потапова, 1895. С. 18-23.
Монтескье Ш. Л. Персидские письма. Размышления о причинах величия и падения римлян. М.: «КАНОНпресс-Ц», «Кучково поле», 2002. С. 275.
58
См.: Фриц К. Теория смешанной конституции в античности. Критический анализ политических взглядов
Полибия. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского ун-та, 2007. С. 68-69.
57
32
Основное отличие средневековой демократии от древнегреческой или
древнеримской состояло в появлении новых институтов, которых еще не знала
предыдущая традиция. Речь идет, прежде всего, о парламентах и органах
местного самоуправления. Именно эти институты заложили фундамент для
развития демократических институтов современности. Впервые такая система
возникла в Англии, Скандинавских странах, Нидерландах, Швейцарии и еще в
нескольких регионах, располагавшихся к северу от Средиземного моря.59
Начиная примерно с VII-XI вв., в Скандинавских странах начали
распространяться местные собрания, в которых участвовали все свободные
граждане, – тинги. Тинг представлял собой собрание всех свободных мужчин
общины викингов. Функции этих демократических собраний были ограничены,
поскольку они были по преимуществу законодательными, а не исполнительными
органами. Первое литературное свидетельство о шведском тинге можно найти в
Житии Святого Ансгария, написанном Римбертом в середине IX в.: «Итак,
король, вернувшись с народного собрания, тотчас отправил вместе с посланным
епископа своего вестника, поручив передать, что единодушное решение народа
было в пользу его желания и что сам он очень этим доволен, но не может дать
епископу полного позволения до тех пор, пока не известит об этом же на еще
одном народном собрании, которое должно состояться в другой части его
королевства, обитающих там людей».60 Нечто подобное происходило и в Дании
еще раньше. Так в самом начале IX в. на тинге, который состоял из главных
мужчин из разных уголков страны, был одобрен договор с франками.61 В
Норвегии же в описываемый период времени правил король Харальд I, который
стремился к жесткой централизации подвластных ему земель. Вполне вероятно,
что эмигрировавшие в Исландию в период его правления семьи перевезли с собой
59
См.: Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000. С. 22.
Из ранней истории шведского народа и государства. Первые описания и законы. / Под ред. А. А. Сванидзе. М.:
РГГУ, 1999. С. 50.
61
См.: Мельникова Е. А. Укрощение неукротимых: договоры с норманнами как способ их интегрирования в
инокультурных обществах. // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. № 2 (32). М.: Издательство "Индрик". 2008.
С. 14.
60
33
на новое место жительства скандинавские традиции народных собраний, и в
930 г. создали Альтинг – старейшей в мире парламент.
Несмотря
на
небольшое
количество
источников,
посвященных
скандинавской политической истории, можно выделить некоторые основные
характеристики демократической организации общин
викингов.
Так все
свободные граждане (мужчины) принимали участие в народных собраниях. «Во
время подобных собраний свободные викинги обсуждали, принимали или
отвергали законы (как было, например, когда вместо прежних языческих
верований было введено христианство), а также избирали или утверждали короля,
который был обязан поклясться в том, что будет следовать законам, принятым на
«тинге».62 Все имели право выступать на тинге, хотя влияние и уважение было не
равным,
значимость
человека
зависела
не
только
от
богатства
и
интеллектуальных достижений, но и от происхождения. Полностью исключен из
процесса принятия политических решений был большой класс рабов, которые не
имели никакой личной свободы и юридически рассматривались как часть
имущества своих господ. Однако, несмотря на то, что равенство было серьезно
ограничено, класс свободных людей – крестьяне, мелкие арендаторы или
землевладельцы-фермеры – был достаточно многочислен, чтобы оказывать
длительное демократическое влияние на политические институты и традиции.63
Развитие средневековой демократии можно проследить также и на примере
итальянских городов-государств. В XI-XII вв. в таких городах, как Венеция,
Флоренция, Сиена, Пиза образовались беспрецедентные формы самоуправления,
а
именно
коммунальные
республики,
ставшие
главной
«альтернативой
крепостническому феодализму, утвердившемуся на территории средневековой
Европы».64
Поначалу здесь, как и в Риме, к участию в работе органов власти
допускались только члены семейств, принадлежащих к высшим слоям общества
— знать, крупные землевладельцы и т.п. Однако по прошествии некоторого
62
Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000. С. 22.
См.: Там же. С. 23.
64
Патнэм Р. «Чтобы демократия сработала». М.: Издательство «Ad Marginem», 1996 г. С. 155.
63
34
времени, горожане, благодаря тому, что были более многочисленны и способны к
лучшей самоорганизации, чем доминировавшая в обществе элита, добились права
участвовать в управлении.65 Впрочем, неимущие классы так и остались
политически бессильными. Дело в том, что города Северной Италии были
посредниками в торговле между Востоком (Индия, арабский мир) и Европой;
помимо этого быстрое развитие мануфактур, а также развитие финансовой
системы, а именно появление первых банков, привело к тому, что возможности
простых горожан в борьбе за политические права увеличивались. Развитие
ремесел и торговли привело к возникновению новых центров богатства и власти,
сосредоточенных в городах. Рост городов-государств, в свою очередь, подорвал
власть крупных феодалов и создал альтернативный источник политической и
финансовой поддержки монархии. Будучи не в силах ограничить рост этих новых
политических образований, монархи считали благоразумным допускать и
всячески поддерживать их существование и, таким образом, легитимизировали
их. Купечество, которое в городах-государствах обладало наибольшей полнотой
власти,
получило
большую
экономическую
свободу
и
политическую
независимость от монарха в обмен на финансовую поддержку. Уже к концу XI в.,
коммерчески активные итальянские города такие, как Венеция, Флоренция и
Генуя, пользовались значительной степенью политической автономии от центра
империи.
Местная независимость, в свою очередь, привела к соперничеству городов в
области экономики, ремесел, искусства, литературы и философии, которым
активно покровительствовали местные аристократы и богачи. В результате во
Флоренции, Неаполе, Венеции, Милане и Падуе были основаны академии,
посредством которых новые знания проникали в средневековое общество. Новое
гуманистическое
образование
и
экономическое
процветание
итальянских
городов-государств привели к увеличению роли личности в обществе и политике.
Переход от базирующейся на владении землей к основанной на деньгах
экономической системе заложил основу для зарождения индивидуализма,
65
См.: Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000. С. 17.
35
основанного на важности статуса и привилегий, полученных с помощью усилий и
заслуг, и не ограниченных принадлежностью к наследственной аристократии.
Власть феодалов была подорвана, купечество, наоборот, приобретало силу.
Организация
сельского
хозяйства
также
претерпела
существенные
изменения. Стало очевидным, что свободные рабочие, которые платят за аренду
или работают за зарплату, приносят больше прибыли, нежели крепостные.
Переход к новой системе выплаты заработной платы привел не только к
повышению производительности сельского хозяйства, но и освободил крестьян от
постоянной
связи
со
своими
феодальными
правителями.
Экономически
независимые горожане ощущали в себе силу и право бороться с бывшими
сеньорами за право самоуправления городов. В результате такой борьбы к XIV в.
большинство городов получили существенную политическую автономию, а
многие крепостные крестьяне – личную свободу и возможность участвовать в
управлении.
Анализируя
городами-государствами
трансформации,
в
произошедшие
средневековый
период,
с
итальянскими
Р. Патнэм
пришел
к
следующему выводу: «Что касается социальной мобильности, итальянские
республики не имели в то время себе равных».66
В Средневековье были заложены основы представительных органов,
которые послужили фундаментом для дальнейшего развития демократических
институтов. Хотя монархи по-прежнему олицетворяли божественную власть, они,
тем не менее, были вынуждены полагаться на практические рекомендации своих
вассалов, высказываемые в действующем представительном органе. Постепенно,
советы стали претендовать не только на консультативные функции; их членский
состав был расширен, чтобы включать больше выборных представителей от
среднего класса. Так происходил генезис современной законодательной власти и
преобразование однопалатных парламентов в двухпалатные как это произошло,
например, в Англии. В Скандинавских странах, напротив, до сих пор сохранились
однопалатные парламенты, причем, норвежский Стортинг снова вернулся к своей
66
Патнэм Р. «Чтобы демократия сработала». М.: Издательство «Ad Marginem», 1996 г. С. 162.
36
однопалатной структуре уже в 2009 г. (до этого он состоял из двух палат –
одельстинга и лагтинга).
Самый известный сегодня парламент – английский – изначально создавался
как институт посредничества между баронами и королевской властью.
Несомненное злоупотребление властью со стороны Иоанна Безземельного
привело к конфликту с собственными подданными, результатом которого стала
институционализация демократических практик: отныне король должен был
вести переговоры о налогах, по крайней мере, с феодалами, а его власть была
официально ограничена. «Вся дальнейшая история английского парламента - это
дальнейшее расширение этих переговоров, включение в них новых групп
населения королевства и новых предметов для обсуждений». 67 В 1215 г. крупные
землевладельцы добились от Иоанна Безземельного подписания Великой Хартии
Вольностей, в соответствии с которой король больше не мог назначать новые
налоги без согласия совета, из которого, в свою очередь, впоследствии
сформировался британский парламент.68
Великая
Хартия
стала
важным
моментом
в
деле
воплощения
демократических принципов на практике по целому ряду причин. Прежде всего,
она провозглашала принцип верховенства закона, что означало, что никто, даже
сам король, не может стоять выше закона. По сути, Хартия положила начало
конституционному ограничению абсолютной власти монарха. Правоспособность
граждан, в свою очередь, постепенно была расширена за счет ликвидации ряда
бывших несправедливых царских полномочий. Согласно тексу документа, все
одинаково были подотчетны закону, и ни один свободный человек не мог быть
лишен свободы, «кроме как по законному приговору равных его [его прав] и по
закону страны».69 Кроме того, права, первоначально предоставленные только
аристократии, позднее были распространены на все классы. Некоторые отдельные
67
Сергеев В.М. Демократия как переговорный процесс. М.: Московский общественный научный фонд; ООО
«Издательский центр научных и учебных программ». 1999. С. 112.
68
См.: Gillingham J., Griffiths R. A. Medieval Britain: A Very Short Introduction. Oxford, Oxford University Press, 2000.
P. 38.
69
Великая хартия вольностей (1215 г.) // Конституции и законодательные акты буржуазных государств XVII-XIX.
Сост. Н. Н. Блохин; Под ред. П. Н. Галанзы. М.: Государственное издательство юридической
литературы. 1957. С. 19.
37
пункты
Хартии
конституции.
постепенно
трансформировались
в
нормы
неписаной
Например, пункт, который диктовал, что король прежде, чем
назначать новые налоги, должен проконсультироваться с Большим королевским
советом, со временем интерпретировался таким образом, что представительный
орган должен утверждать все налоги.
Уже в 1265 г. Симон де Монфор собрал первый выборный парламент.
Созывая парламент, де Монфор знал, что имеет относительно небольшую
поддержку среди знати и, в надежде привлечь на свою сторону другие слои
общества, пригласил в Вестминстерский дворец избранных представителей
графств и городов. Этот парламент можно считать первым в истории Англии
представительным парламентом.
Бикамерализм британского парламента также оказал существенное влияние
на становление и развитие процедур либеральной демократии в этой стране.
Первоначально, обе палаты парламентов – палата лордов и палата общин –
собирались вместе, но члены Палаты общин не имели права высказываться до
того, как это будет позволено им Палатой лордов. Такая несправедливость,
безусловно,
лишь
усиливала
социальное
напряжение
между
знатью
и
простолюдинами, аристократией и народом: со временем стало очевидно, что
созывать палаты следует по отдельности.
Однако нельзя преувеличивать демократичность первых парламентов в
Англии, которые едва представляли интересы 10 % населения, остальные же 90%
не были никем представлены и вообще не имели гражданских и политических
прав. Члены верхней палаты могли передавать свою должность по наследству, как
титул; члены нижней избирались из небольшого числа наиболее влиятельных и
богатых землевладельцев. В рамках английской политической системы «как
формально (через палату лордов), так и неформально (через палату общин)
проявлялась и укреплялась аристократическая структура европейского общества.
Англия предлагала драгоценную модель политической системы, в которой
источник закона был централизован, а власть децентрализована. Английская
аристократия, доминировавшая в обеих палатах парламента, не собиралась
38
уступать свою роль на местах бюрократическому правлению».70 Тем не менее,
было бы несправедливо недооценивать значение британского парламента для
последующей демократизации государственного аппарата. Изначально он
создавался как противовес неограниченной и зачастую деспотичной власти
монарха, а не как представительный орган, и, надо отметить, достаточно успешно
справился с этой задачей. Постепенно власть монарха была ограничена до тех
пределов, в которых она существует сегодня, а верховенство закона стало
неприкосновенным принципом, распространяющимся на всех людей, без
исключения, будь то крестьянин или король. Со временем люди стали
приобретать все больше законных прав.
Парадоксально, что первый британский парламент был созван по воле
монарха и рассматривался им как «вспомогательный» орган. В 1295 г. король
Эдуард I собрал парламент, чтобы получить широкую поддержку новых налогов,
необходимых для продолжения войны с Францией. В парламенте было
представлено «третье сословие» общества – по два жителя от каждого города и по
два рыцаря от каждого графства. Постепенно в обмен на утверждение новых
налогов парламент увеличивал свои права и полномочия.71 В результате в Англии
установилась
модель
ограниченной,
парламентской,
монархии,
которая
впоследствии была скопирована другими государствами.
Формирование политической демократии в Великобритании связано, вопервых, с постепенным утверждением парламентского превосходства над
наследственным монархом и, во-вторых, с еще более постепенным превращением
парламента из совещательного в полностью представительный орган (то есть
орган, избираемый всем взрослым населением на основе системы «один
человек/один голос»). Французский историк Ф. Гизо следующим образом
описывает состояние английского парламента в XIV в.: «… палата лордов была
высшим советом короля, советом, деятельно участвовавшим в управлении
государством. Палата общин, составленная из депутатов от мелких феодальных
70
71
Зидентоп Л. Демократия в Европе. М.: Логос, 2001. С. 3.
См.: Tilly Ch. Contention and Democracy in Europe, 1650-2000. New York: Cambridge University Press, 2004. P. 143.
39
владельцев и от горожан, не принимала почти никакого непосредственного
участия в правительстве; но она установляла права и весьма энергически
защищала частные и мелкие интересы. Парламент, рассматриваемый в целом его
составе не имел еще правительственной власти, но был уже благоустроенным
учреждением, средством правления, признанным в теории и часто необходимым
на
практике;
итак,
попытка
сближения
и
союза
между
различными
общественными элементами, с целью образовать из них одно политическое телогосударство, удалась в Англии…»72 В ходе Английской революции XVII в.
парламент добился установления в государстве режима конституционной
монархии с сильным парламентом в согласии с неизменным желанием Англии –
«быть управляемою посредством парламента и с соблюдением парламентарных
норм».73 В результате, король и парламент взаимно ограничивали друг друга, а в
самом парламенте баланс власти поддерживался наличием двух палат, одну из
которых представляли аристократы, а другую – народ. Законы, принятые
парламентом и королем, далее рассматривались также судьями, которые чаще
всего были независимы от обеих палат парламента.74 Таким образом, в Англии
были сформированы принцип разделения властей и система сдержек и
противовесов, на которую ориентировались, в частности, создатели американской
Конституции.
Превосходство
парламента
над
короной
стало
неизбежным.
Представительный орган постепенно приобретал все больше функций, все больше
влияния мог оказывать на королевскую власть, которой в итоге пришлось
мириться со своей чисто церемониальной ролью.
Несмотря на постепенное ограничение королевской власти, низшее
сословие по-прежнему не было представлено в парламенте. Парламент
решительно отклонил предложения более радикальной группы Левеллеров
(«уравнителей»),
которые,
будучи
ярыми
противниками
монархии
и
аристократии, призывали к всеобщему избирательному праву для мужчин,
72
Гизо Ф. История цивилизации в Европе. М.: ИД «Территория будущего». 2007. С. 241-242.
Там же. С. 298.
74
См.: Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000. С. 25.
73
40
справедливому представительству и отмене благородных привилегий. По всей
видимости, Левеллеры высказывали предложения, к которым Англия еще не была
готова. Так, Дж. Локк утверждал, что политическое состояние создается
посредством общественного договора, в котором люди отказываются от своего
личного права толковать законы природы в обмен на гарантию того, что
сообщество (или государство) будет защищать их естественные права на жизнь,
свободу и собственность. Если государство не выполняет своих обязательств,
народ имеет право свергнуть правительство: «Где кончается закон, начинается
тирания, если закон преступается во вред другому. И если кто-либо из
находящихся у власти превышает данную ему по закону власть и использует
находящуюся в его распоряжении силу для таких действий по отношению к
подданному, какие не разрешаются законом, то он при этом перестает быть
должностным лицом, и поскольку он действует подобным образом без
надлежащих полномочий, то ему можно оказывать сопротивление, как и всякому
другому человеку, который силой посягает на права другого».75
Ярким
представителем
теории
общественного
договора
является
Жан-Жак Руссо. В работе «Рассуждение об общественном договоре», вышедшей
в 1762 г., Ж.-Ж. Руссо, подобно Дж. Локку, утверждал, что человек согласился
отдать полную свободу, которой обладал в естественном состоянии, и вступил в
организованное общество, соглашаясь с условиями «общественного договора».
Таким образом создается правительство, которое правит над людьми, тем самым
обеспечивая порядок и стабильность.
Концепция общественного договора Руссо ориентируется на прямое
народное правление: «…суверенитет, который есть только осуществление общей
воли, не может никогда отчуждаться и … суверен, который есть не что иное, как
коллективное существо, может быть представляем только самим собою.
Передаваться может власть, но никак не воля».76 Каждый человек свободен,
подчиняться он должен лишь общей воле, к которой, в случае необходимости, он
75
76
Локк Дж. Два трактата о правлении // Сочинения в трех томах. Т. 3. М.: Мысль, 1988. С. 379.
Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: "КАНОН-пресс", "Кучково поле", 1998. С. 217.
41
может быть «принужден всем Организмом, а это означает не что иное, как то, что
его силою принудят быть свободным».77 Смысл теории общей воли Руссо
заключается в том, что государство и право являются продуктами общей воли
народа. Если правительство и законы не соответствуют общей воле, то они будут
отброшены.
Очевидно, что теория общественного договора, в частности, право народа
на ниспровержение несправедливых правителей и неотчуждаемость народного
суверенитета, продемонстрировала, что отношение людей к своему правительству
может меняться. Монарх более не являлся непререкаемым авторитетом. Традиция
Локка нашла свое отражение в Декларации независимости Соединенных Штатов
Америки,
которая
представила
философское
оправдание
колонистов
в
Американской революции и отражала также идеи Ж.-Ж. Руссо.
Соединенные
Штаты
Америки
стали
первым
современным
демократическим государством. Те же идеи, но с более радикальными
требованиями социального и политического равенства, питали французскую
революцию
1789
г.:
Ж.-Ж. Руссо
оказал
огромное
воздействие
на
революционеров, прежде всего якобинцев, а многие его положения обрели
реальность как раз в ходе революции.
Таким образом, к началу XVIII в. в Европе были заложены идеи и
институты,
которые
впоследствии
стали
важнейшими
элементами
демократического государства. В частности, принцип народных собраний стал
предтечей
современных
парламентов.
И
если
поначалу
правительство
советовалось со своими подданными лишь по поводу введения новых или
увеличения
прежних
налогов,
то
постепенно
необходимость
созывать
представителей народа стала касаться всех законов.
Однако
следует
учесть
и
ряд
пунктов,
которые
препятствовали
демократизации управления в Европе и не были преодолены вплоть до XX в. Это,
прежде всего, проблемы цензовых ограничений избирательного права. Во-первых,
участвовать в политической деятельности государства могли только свободные
77
Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: "КАНОН-пресс", "Кучково поле", 1998. С. 212.
42
люди, к которым не относились женщины и крепостные, то есть большая часть
населения не обладала политическими правами. Во-вторых, существовало
огромное
неравенство
крепостными,
между
женщинами
и
богатыми
мужчинами.
и
бедными,
Помимо
аристократами
этого,
долгое
и
время
демократические идеи воспринимались и были поддерживаемы лишь немногими
избранными: «не существовало даже понимания того, какие политические
институты потребуются демократической республике».78
78
Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000. С. 28.
43
§1.2. Формирование либеральной модели демократии в Новое Время
Эпоха расцвета городов-государств постепенно
подошла к
своему
логическому завершению: города были обречены на слияние с более мощными
национальными государствами, в рамках которых могли претендовать лишь на
статус более или менее влиятельных административных единиц. Постепенно
отошли на второй план и принципы прямой демократии, которая пригодна лишь
для немногочисленного населения; на первый план выступало создание такой
системы
представительства,
которая
позволила
бы
решить
проблемы
пространных территорий и большой численности населения. Родоначальником
теории представительной демократии, в основе которой лежит идея возможности
представительства воли народа, считается Ш. Л. де Монтескье. По его мнению,
суть
представительного
правления
заключается
в
передаче
власти
на
определенный срок избранным народом представителям. Возможность народа
влиять
на
усматривает
деятельность
в
представительного
периодических
выборах:
органа
«При
смене
Ш. Л. де Монтескье
одного
состава
законодательного собрания другим народ, не расположенный к данному
законодательному собранию, возлагает не без основания свои надежды на то,
которое придет ему на смену, между тем как при бессменности этого собрания он
в случае испорченности последнего не ожидает уже ничего хорошего от его
законов и впадает в ярость или в равнодушие».79 Аналогичную позицию по этому
вопросу занимает Б. Констан: «…Народы, взявшие представительную систему в
целях пользования приемлемой для них свободой, должны осуществлять
постоянное и активное наблюдение за своими представителями и оставить за
собой право через определенные промежутки времени (им не следует быть
слишком продолжительными) устранить их, если они обманут ожидания, и
лишить полномочий, которыми они злоупотребили».80
79
Монтескье Ш. Л. О духе законов / Избранные произведения. М.: Государственное издательство политической
литературы, 1955. С. 295.
80
Констан Б. О свободе у древних в ее сравнении со свободой у современных людей // `Полис. Политические
исследования. М., 1993. №2. С. 105.
44
В противоположность Монтескье, Ж.-Ж. Руссо оспаривал сам принцип
представительства. В XV главе III книги «Общественного договора» он
утверждает, что суверенитет не может быть представленным. В древних
демократиях народ, обладающий властью, никогда не имел представителей. В
качестве основного недостатка представительной системы ученый отмечал то, что
выборные представители рано или поздно отстраняются от интересов тех, кто их
избрал, и преследуют свои собственные.
Дж. С. Милль, напротив, считает представительное правление бесспорно
лучшим, так как в нем власть и право государственного контроля принадлежит
всему обществу, а каждый гражданин имеет не только право голоса, но может и
участвовать в реальном управлении, исполняя различные государственные
должности. Такое правление основывается на двух доминирующих началах. Вопервых, лучше всего права и интересы каждого человека будут защищены в том
случае, если сам этот человек принимает участие в их охране. Во-вторых, общее
благосостояние
увеличивается
пропорционально
увеличению
суммы
индивидуальных усилий каждого человека, работающего для достижения этого
благосостояния.81 Дж. С. Милль высказывает главный принцип классического
либерализма, а именно, что вмешательство в свободу другого человека возможно
лишь с целью предотвращения ущерба своей собственной свободе. Человек не
может быть принужден к какому-либо желаемому образу действий; сам он несет
ответственность только за те поступки, которые затрагивают других людей, что
же касается его самого, то он абсолютно свободен в принятии решений.82 Таким
образом, речь идет уже не об общей свободе, а о свободе каждого в отдельности.
Это противопоставление описал Б. Констан, который определяет современное
понимание свободы следующим образом: «Это право каждого подчиняться одним
только законам, не быть подвергнутым ни дурному обращению, ни аресту, ни
заключению, ни смертной казни вследствие произвола одного или нескольких
индивидов. Это право каждого высказывать свое мнение, выбирать себе дело и
81
82
См.: Mill J. St. Considerations on Representative Government. New York: Prometheus Books, 1991. P. 65.
См. Милль Дж. С. О свободе // Наука и жизнь. 1993. № 11. С. 12.
45
заниматься им; распоряжаться своей собственностью ... Это право каждого
объединяться с другими индивидами ... Наконец, это право каждого влиять на
осуществление
правления
либо
путем
назначения
всех
или
некоторых
чиновников, либо посредством представительства, петиций, запросов, которые
власть в той или иной мере принуждена учитывать».83 Античная же свобода
состояла в коллективном исполнении функций власти, частная жизнь, в свою
очередь, полностью регулировалась обществом и законами. Авторитет общества
распространялся даже на вопрос религиозной принадлежности, который в
античности не мог и возникнуть у свободного гражданина.
По мнению М. Хардт и А. Негри, политическое представительство
«выполняет две противоречащие друг другу функции: связывает множество с
властью и в то же время отделяет его от нее».84 Многие великие мыслители
довольно сдержанно относились к прямой демократии, видя в ней определенную
опасность для стабильности и безопасности государства. Неудивительно, что
представительство в этом смысле выступает наилучшим компромиссом: «оно
дает общественному организму небольшую, контролируемую дозу народного
правления и тем самым страхует от грозных эксцессов со стороны множества».85
Так, Дж. Мэдисон в «Федералисте» открыто указывает на опасности
демократии: «чистая демократия, под каковой я разумею общество, состоящее из
небольшого числа граждан, собирающихся купно и осуществляющих правление
лично, не имеет средств против бедствий, чинимых крамолой».86 Под крамолой
же, или крамольным сообществом, Дж. Мэдисон подразумевает некое число
граждан, которые объединены общим интересом, противным правам других
граждан или совокупным интересам всего общества. С его точки зрения, есть
только один приемлемый способ подавлять крамолу – умерять ее воздействие, а
это, в свою очередь, под силу лишь республике, под которой Мэдисон понимает
83
Констан Б. О свободе у древних в ее сравнении со свободой у современных людей // Полис. Политические
исследования. М., 1993. №2. С. 98.
84
Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи. М.: Культурная революция, 2006. С. 294.
85
Там же. С. 294.
86
Федералист. Политические эссе Гамильтона А., Мэдисона Дж. и Джея Дж. М.: Издательская группа “Прогресс” –
“Литера”, 1994. С. 83.
46
правительство, составленное согласно представительной системе. «Два главных
пункта, составляющих отличие демократии от республики, таковы: первый
состоит в том, что правление в республике передается небольшому числу
граждан, которых остальные избирают своими полномочными представителями;
второй – в большем числе граждан и большем пространстве, на которые
республика простирает свое правление».87
Огромная территория Соединенных Штатов, по мнению Дж. Мэдисона, не
мешает эффективному республиканскому правлению, а, напротив, только
способствует ему. Во-первых, крупная республика дает больше возможностей для
отбора представителей народа и больше шансов на то, что отбор этот будет
произведен эффективно. Во-вторых, поскольку в большом государстве народный
представитель избирается большим количеством голосов, чем в маленьком,
недостойному кандидату будет гораздо сложнее получить тот или иной
политический пост. Далее, «полномочия представителей в республиканском
правительстве воплощают волю большего числа граждан и распространяются на
большее пространство, чем в правительстве демократическом; и именно это
обстоятельство делает хитросплетения крамольных сообществ менее опасными
при первом, чем при последнем».88
Образование в 1776 г. Соединенных Штатов Америки стало первой в
истории Нового времени попыткой реализовать демократические принципы
правления в масштабах национального государства, причем довольно большого
по территории и достаточно неоднородного по составу населения. «Иммигранты,
обосновавшиеся в Америке в начале XVII в., каким-то образом смогли отделить
демократические принципы от всего того, против чего они боролись в недрах
старого общества Европы, и сумели перевезти эти принципы на берега Нового
Света. Там, произрастая свободно, в гармоническом соответствии с нравами, эти
принципы мирно развивались под сенью законов».89 Революция в Америке
87
Федералист. Политические эссе Гамильтона А., Мэдисона Дж. и Джея Дж. М.: Издательская группа “Прогресс” –
“Литера”, 1994. С. 83.
88
Там же. С. 85.
89
Токвиль А. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992. С. 34.
47
создала условия для построения общественной системы, основанной на
представительном правлении и свободе равных в своих правах граждан: успех
американской революции свидетельствовал о том, что народ реально способен
контролировать свое правительство.90
4 июля 1776 г. в Филадельфии была принята Декларация независимости
США, в которой британские колонии Северной Америки заявили о своей
независимости от Великобритании. Декларация основывалась на передовых идеях
французских просветителей XVIII в., английских философов XVII в., в
особенности, как уже было упомянуто, Дж. Локка. Наряду с объяснением причин
отделения американцев от метрополии, Декларация независимости провозгласила
основные принципы американской демократии, заявив, что «все люди созданы
равными и они наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами,
к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью»91. Именно для
реализации таких прав люди создали правительство, власть которого держится на
добровольном желании и согласии народа: «в случае, если какая-либо форма
правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право
изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких
принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется,
наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье». 92
Декларация независимости имела огромное историческое значение, так как
олицетворяла собой призыв к борьбе с абсолютизмом и феодальным строем.
Однако ранняя демократическая практика полностью исключала рабов, женщин и
неимущих
мужчин
из
политической
жизни
общества.
Под
давлением
рабовладельцев из Декларации также был исключён пункт, осуждавший рабство.
При этом южные рабовладельческие штаты США, хотя и не признавали за рабами
гражданских и политических прав, все же учитывали рабов, которые составляли
три пятых от общего населения, как свободных граждан, когда обосновывали
90
См.: Вооrstin D. J. The Americans. The democratic experience. New York: Vintage Books. 1974. P. 252.
Декларация
независимости
США
1776 г.
[Электронный
ресурс]
//
http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/indpndnc.htm (Дата обращения 01.11.2014).
92
Там же.
91
URL:
48
свои претензии на большее представительство для своих штатов в Конгрессе.93 В
последующие годы были приняты конституции американских штатов, которые и
послужили основой для Конституции США.
Проект Конституции Соединенных Штатов Америки был разработан в
1787 г. в ходе продолжительных дебатов и после шести лет существования в
первоначальной
форме
федерального
сoюза.
Делегаты
от
тринадцати
американских штатов, съехавшиеся в Филадельфию для обсуждения будущей
Конституции, не сразу пришли к согласию. Одни из них не заботились о
суверенитете штата и считали необходимым создать сильное национальное
правительство; другие, наоборот, «не могли избавиться от подозрительного
отношения к любой исполнительной власти, вызывающей в памяти британскую
корону»94, и хотели ограничить полномочия центра в пользу штатов. Из-за
огромных размеров страны системой национального самоуправления стала
представительная демократия с федеративным делением.
В период с октября 1787 по май 1788 г. А. Гамильтон, Дж. Мэдисон,
Дж. Джeй (одни из основных авторов Конституции США) выступили в массoвой
печати в поддержку и защиту Конституции. Их статьи впоследствии (в 1788 г.)
были опубликованы самостоятельным изданием и носили название «Федералист»
или «Записки федералиста».
На
протяжении
всех
статей
«Федералиста»
прослеживается
идея
нераздельности центра и штатов, а Союз выступает как средство для достижения
благосостояния своих частей. В общем, авторы «Записок федералиста» видели в
федерализме средство для достижения свободного правительства и безопасности
отдельных
частей
Союза.
Дж. Мэдисон
считал
необходимым
заменить
абсолютный суверенитет каждого отдельного штата, прописанный в «Статьях
Конфедерации», «остаточным суверенитетом» по всем вопросам, не связанным с
национальными интересами.
93
См.: Brown R. H. Culture, Capitalism, and Democracy in the New America. New Haven, CT: Yale University Press,
2005. P. 8.
94
Зидентоп Л. Демократия в Европе М.: Логос, 2001. С. 44.
49
Более того, по мнению Дж. Мэдисона, в правильно устроенном Союзе
может быть решена проблема давления фракций 95, под которыми автор понимал
число граждан, большинство или меньшинство, которые были связаны единством
интересов, противоположных интересам других граждан или совокупным
интересам всего общества.
Существуют два пути решения проблемы фракций. Первый – уничтожить
свободу, необходимую для их существования. Это средство само по себе еще
хуже, нежели болезнь, с которой оно призвано бороться. Второй способ – какимто неизвестным образом сообщить всем гражданам одинаковые мнения и
интересы. Этот путь попросту невозможен, так как по своей природе люди имеют
противоречивые идеи и мнения. Главным же источником расколов в обществе
всегда было неравное распределение собственности: «Те, кто ею владеет, и те, у
кого ее нет, всегда составляют в обществе группы с противоположными
интересами. Те, кто является кредиторами, и те, кто состоит в должниках, равным
образом противостоят друг другу. У цивилизованных народов необходимо
возникают интересы землевладельцев, интересы промышленников, интересы
торговцев, интересы банкиров и многих других меньших по значению групп,
разделяя общество на различные классы, которыми движут различные чувства и
взгляды. Урегулирование этих многообразных и противостоящих интересов и
составляет главную задачу современного законодательства, неизбежно окрашивая
партийным и групповым духом все необходимые и повседневные действия
правительства».96 Вывод заключается в том, что причины разногласий в обществе
не могут быть устранены; поэтому решение проблемы следует искать в средствах,
сглаживающих последствия «крамолы». Такие средства могут быть созданы
только в большом государстве с представительной формой правления (ведь при
прямой демократии большинство, так или иначе, подавляет меньшинство).
В «Федералисте» впервые анализируется идея сдержек и противовесов как
способ предотвращения злоупотребления властью. Дж. Мэдисон писал, что, так
95
См.: Dunn J. Democracy: a history. New York: Atlantic Monthly Press, 2005. P. 77-78.
Федералист. Политические эссе Гамильтона А., Мэдисона Дж. и Джея Дж. М.: Издательская группа “Прогресс” –
“Литера”, 1994. С. 80.
96
50
как людьми правят люди, а не ангелы, то необходимо, чтобы помимо контроля
над управляемыми, правящие надзирали за самими собой. Несмотря на то, что
зависимость от народа обеспечивает контроль над правительством, должны быть
предусмотрены дополнительные предосторожности.97
В
период
своего
формирования
американская
демократия
сильно
отличалась от европейской. Дело в том, что в Европе отсутствие межклассовой
мобильности увеличивало солидарность внутри классов и сплоченность, с одной
стороны, элиты, пытавшейся защитить свои привилегии, и, с другой стороны,
работающего класса – в борьбе за политическое равенство. Соединенные Штаты
Америки с самого начала не знали феодализма: история Америки началась «на
более
благоприятной
почве...
где
нет
никаких
преграждающих
путь
средневековых развалин ... при наличии уже сложившихся в XVII веке элементов
современного буржуазного общества».98 В отличие от европейских стран, где
сословные противоречия носили ярко выраженный характер, в Америке
экономический и политический разрыв между классами был не столь
существенным.
В Соединенных Штатах Америки первые политические лидеры не
стремились к закреплению своих привилегий, и они ничем не отличались от
других социальных групп в своей приверженности идеалам свободы и равенства
всех людей: «демократизация американского общества шла рука об руку с
демократизацией самих элит».99 Американский историк Д. Дж. Бурстин отмечает,
что даже по манере речи и по одежде в Америке XVIII-XIX вв. сложно было
различить господ и слуг (речь идет не только о Севере, но и о рабовладельческом
Юге).100 Различие состояло только в разных позициях Севера и Юга США
относительно самого факта рабовладения. Поэтому ко второй половине XIX в.,
когда началась индустриальная революция и зародилось рабочее движение,
97
См.: Федералист. Политические эссе Гамильтона А., Мэдисона Дж. и Джея Дж. М.: Издательская группа
“Прогресс” – “Литера”, 1994. С. 347.
98
Маркс К. Рабочее движение в Америке / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Издание 2. Том 21. Москва:
Государственное издательство политической литературы, 1961. С. 347.
99
Баталов Э. Я. Проблема демократии в американской политической мысли ХХ века. М.: Прогресс-Традиция,
2010. С. 37.
100
См.: Вооrstin D. J. The Americans. The democratic experience. New York: Vintage Books, 1974. P. 89-164.
51
внутри государства существовало всеобщее согласие в том, что равенство значит
политическое равенство (белых мужчин), а свобода значит свободу от
притеснений со стороны правительства. Таким образом, в Европе идеалом и
требованием рабочего класса была социальная демократия, в США же равенство
напрямую было связано с концепцией политических прав и свобод. Американцы,
в отличие от социалистически ориентированных европейцев, отстаивали именно
политические свободу и равенство, подчеркивая при этом важность и
преобладание личных прав и децентрализации.101
Примерно в то же время, что и в США (в конце XVIII в.), во Франции
происходят важное, с точки зрения интересующей нас проблематики, событие, а
именно Великaя французская революция, в ходе котoрой был уничтожен Старый
феодальный порядок и Франция из монархии стала республикой. Французская
революция
стала
нараставшего
последовательным
кризиса
устаревшей
результатом
продолжительного
феодально-абсолютистской
и
системы.
Центральным элементом этого кризиса были неискоренимые противоречия между
третьим сословием и доминировавшими привилегированными сословиями.
В ходе революции 26 августа 1789 г. Национальным Учредительным
собранием была принята Декларация прав человека и гражданина. Естественными
правами объявлялись кажущиеся сейчас естественными свобода личности, слова,
убеждений и т. д. Идеи естественного права стали орудием борьбы угнетенных
слоев населения с феодальным строем.
Как
и
американская,
французская
революция
оказала
поистине
колоссальное влияние на развитие демократических идеалов во всем мире. Как
сторонники, так и противники революции понимали, что она необратимо
изменила сами принципы организации политического пространства. Несмотря на
идеологические расхождения, и те, и другие признали, что революция
способствовала распространению и утверждению в Европе и в мире тех
политических практик, которые сегодня ассоциируются нами с демократией. Как
101
См.: Brown R. H. Culture, Capitalism, and Democracy in the New America. New Haven, CT: Yale University Press,
2005. P. 10-12.
52
полагает Ю. Хабермас, именно революция способствовала формированию во
Франции гражданского общества и капиталистической экономики. Причем, если
американская революция стала следствием демократического и патриотического
подъема в британских колониях, то французская – причиной возникновения во
Франции таких феноменов как демократия и патриотизм.
«В отличие от
американской революции, которая стала результатом определенной цепи событий
– пишет Хабермас, – французская революция осуществлялась ее инициаторами
сознательно. Франция явилась страной, которая именно благодаря революции
изобрела для мира демократическую культуру».102
А. де Токвиль, в свою очередь, рассматривал французскую революцию как
неотъемлемую часть мирового исторического процесса крушения институтов
феодализма в Европе и замены их новыми демократическими институтами.
Революция знаменовала собой крах не только старых институтов, но и изменение
политических идеалов. «Французская же революция собственной территории не
имела, более того, ее результатом было, в некотором роде, стирание с карты всех
прежних границ. Видели, как она сближала или разделяла людей наперекор
законам, традициям, характерам, языку, делая порой врагами соотечественников и
братьями чужеземцев; или, скорее, она сформировала над всеми отдельными
национальностями общее духовное отечество, гражданами которого могли стать
люди любой нации».103 Основной целью революции было установление нового
общественного устройства, основанного на равенстве условий. По мнению
А. де Токвиля, революция во Франции лишь завершила естественный процесс
крушения Старого порядка, который и без революции бы произошел, однако
постепенно и мирным способом.
Ф. Гизо
интерпретирует
французскую
революцию
как
всенародное
восстание против угнетения со стороны аристократии, против Старого порядка,
который к XVIII в. уже изжил себя («постарела, ослабела вся абсолютная
102
Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. (Московские лекции и интервью). М.: Изд. центр
“AKADEMIA”, 1995. С. 61.
103
Токвиль. А. Старый порядок и революция. СПб: Алетейя, 2008 г. С. 21.
53
власть»104). Ф. Гизо рассуждает о неизбежной порочности любой власти, рано или
поздно прибегающей к злоупотреблениям. По этой причине власть в любое время
должна иметь четко обозначенные пределы и ограничения. «Общая свобода всех
прав, всех интересов и мнений, свободное развитие всех влияний и законное,
совместное существование их – вот единственная система, при которой всякая
сила, всякая власть может быть заключена в законных пределах, без стеснения
для других общественных элементов ... Таков великий результат, таково великое
поучение, представляемое борьбою, которая в конце XVIII века завязалась между
абсолютною властью в области правительственной и такою же властью в области
духовной».105
Несмотря на то, что Революция имела огромное международное значение и,
безусловно, способствовала распространению прогрессивных идей во всем мире,
она, тем не менее, выявила и слабые черты новой демократии. Дело в том, что по
мере того, как народная власть становилась все более реальной, стало понятно,
что, говоря словами Дж. Ст. Милля, народ и сам может подавлять часть своих
сограждан, и от злоупотреблений власти народа нужно защититься так же, как от
любого злоупотребления властью правительства.106 Э. Берк справедливо отмечал,
что революция привела к попранию тех самых прав, за которые она боролась.
Стремление к свободе обернулось тиранией: новопровозглашенные свобода,
равенство и братство в результате превратились в диктатуру Комитета
общественного спасения.107 Общество, по мнению Э. Берка, нуждается в
ограничении потребностей и сдерживании страстей индивидов. «Все это
возможно только при наличии Власти, стоящей вне их, которая при выполнении
своих функций не будет подвержена тем же страстям и желаниям, которые сама
обязана подавлять и подчинять. В этом смысле ограничение так же, как свобода,
должно быть включено в число прав человека».108 Э. Берк категорически
104
Гизо Ф. История цивилизации в Европе. Пер. с франц. Изд. 3-е без перемен. – М.: ИД «Территория будущего»,
2007. С. 324.
105
Там же. С. 329.
106
См. Милль Дж. С. О свободе // Наука и жизнь. – 1993. № 11. С. 12.
107
См.: Хиршман А. Риторика реакции: извращение, тщетность, опасность. М.: ГУ ВШЭ, 2010. С. 21-26.
108
Берк Э. Размышления о революции во Франции и заседаниях некоторых обществ в Лондоне, относящихся к
этому событию. М.: Рудомино, 1993. С. 71.
54
осуждает французскую революцию, описывая ее жестокий и совершенно
неуправляемый характер.
Американская, и французская революции оказали существенное влияние на
развитие и утверждение либеральной модели демократии и конституционализма
во всем мире109. Идеологически обе революции опирались на принцип народного
представительства, который позволил бы людям всех сословий, особенно
среднего и низшего классов, сформулировать программу сопротивления и
настаивать на реализации новых мер, которые гарантировали бы естественные
права всех граждан. Революции также послужили стандартом измерения прав
граждан во многих государствах, при этом исторические условия в США и во
Франции сильно различались: если Франция была страной с многовековой
историей и культурой, то государство в Северной Америке недавно образовалось
и только начинало формировать свои политические традиции.110
Правда, результаты, к которым привели обе революции, различны.
Американская революция привела к признанию прав и свобод личности и к
созданию первой республики со времен Древнего Рима. Итогом же Французской
революции стал централизм: стремление к свободе обернулось террором.
Впрочем, в другом щекотливом вопросе Франция оказалась более
прогрессивной, нежели Соединенные Штаты. Институт рабства просуществовал в
свободной Америке вплоть до второй половины XIX столетия, освобождение от
него пришло только в ходе долгой и принесшей много потерь Гражданской
войны. Во Франции, наоборот, считалось, что права человека должны
распространяться на всех без исключения, людей. Одни вдохновлялись Библией и
в ней видели источник прав и свобод, даруемых людям; другие искали источник
равенства и свободы в опыте греков и римлян, который предшествовал
христианству и носил универсальный характер, не привязанный к какой-либо
одной религии или секте.111 Комментируя этот аспект различий между двумя
революциями, Л. Канфора отмечает парадоксальность позиции французской
109
См.: Dunn J. Democracy: a history. New York: Atlantic Monthly Press, 2005. P. 72.
См.: Фурсенко А.А. Американская революция и образование США. Ленинград: Наука, 1978. С. 278.
111
См.; Канфора Л. Демократия. История одной идеологии. Санкт-Петербург: «Александрия», 2012. С. 75-77.
110
55
революции, воодушевленной демократическим опытом греков и римлян, в свою
очередь, основанном на рабстве.
Несмотря на инициируемое американской и французской революциями
постепенное распространение либеральных идей, существовало несколько
факторов, которые все же препятствовали процессу демократизации в мире.
Прежде всего, речь идет об экономическом и социальном неравенстве. Это
неравенство между рабами и свободными, богатыми и бедными, между
землевладельцами
и
безземельными,
хозяевами
и
наемными
рабочими,
мужчинами и женщинами и т. д. Например, в Соединенных Штатах Америки,
которые для многих государств представляются воплощением демократических
идеалов, рабство просуществовало до 1865 г. Европа, в свою очередь, также
долгое время оставалась крайне стратифицированным обществом, в котором
высший класс презирал представителей низшего. Достаточно вспомнить
«Размышления о революции во Франции» Э. Берка, который с явным
пренебрежением пишет о представителях некоторых профессий: «Профессии
парикмахера или фонарщика, как и многие другие, не могут ни для кого быть
предметом почета. Государство никоим образом не должно угнетать этот класс
людей; но если такие, как они, индивидуально или коллективно, начнут управлять
государством, оно будет испытывать серьезные трудности».112
Кроме того, женщины вообще были отстранены от участия в политической
жизни, а они, как минимум, составляли половину взрослого населения. К
примеру, в Великобритании женщины получили право голоса лишь в 1918 г.,
притом, что доступ к выборам получили только женщины старше 30 лет,
являющиеся главой семейства или состоящие в браке с главой семейства, либо
окончившие университет. И только в 1928 г. избирательный возраст для женщин
снизили до 21 года – он стал таким же, как и у мужчин.
Демократия по-прежнему не была всеобщим идеалом, к ней стремились
лишь немногие, и эти немногие в большинстве своем были философами,
112
Берк Э. Размышления о революции во Франции и заседаниях некоторых обществ в Лондоне,
относящихся к этому событию. М.: Рудомино, 1993. С. 64.
56
деятелями искусства и писателями. Народ же, по преимуществу, был далек от
любых политических дискуссий и придерживался традиционных взглядов на
политическое устройство. В XIX в. монархия оставалась самой популярной
формой правления в Европе. Более современные формы демократия приобрела
только в середине ХХ в., когда стали обязательными одинаковые для абсолютно
всех общественных слоев общегражданские и политические права.
Сложным является вопрос о преемственности демократических форм
правления. С одной стороны, нельзя понять феномен демократии, не рассмотрев
ее постепенного развития и внедрения демократических принципов в жизнь все
большим количеством государств. По мнению Р. Даля, появившаяся в античности
идея создания государства, в котором все свободные граждане участвовали бы в
управлении, составляет основу современных представлений о демократии и
продолжает формировать демократические институты.113 Э. Арбластер, в свою
очередь, утверждает, что большинство вопросов, которыми занята современная
теория демократии, были впервые затронуты в Древней Греции.114 Однако
совершенно иным представляется взгляд на современную демократию Д. Дзоло,
который в работе «Демократия и сложность» отмечает, что, несмотря на
множество доказательств непрерывности демократической традиции в западной
политической культуре идея демократии, как мы понимаем ее сегодня, возникла в
Европе Нового времени. Более того автор утверждает, что демократическая идея
появилась
как
«Современная
абсолютное
демократия
противопоставление
возникла
даже
тысячелетней
вопреки
своей
традиции.
собственной
классической концепции, аристотелевской и платоновской, то есть как
противоположность органической и натуралистической модели политического
города…»115 В частности, Д. Дзоло ссылается на факты, которые, действительно,
невозможно оспорить, а тем более – оправдать. Речь идет, прежде всего, о
дискриминации женщин, а также об институте рабства. Ученый высказывает
113
См.: Даль Р. Демократия и ее критики. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. С. 21.
См.: Arblaster A. Democracy. Third Edition. Buckingham: Open University Press. 2002. P. 25.
115
Дзоло Д. Демократия и сложность. Реалистический подход. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы
экономики. 2010. С. 116
114
57
мнение,
что
идея
представительной
демократии,
сформулированная
Ш. Л. де Монтескье, Дж. Мэдисоном, Дж. С. Миллем, является, по сути, их
откликом на объективно назревавшую необходимость изменения принципов
демократии в соответствии с новыми историческими и социально-политическими
условиями.
Однако, невзирая на фундаментальные отличия в разных исторических
формах демократии, на которые указывает Д. Дзоло, начиная с античных полисов,
изучаемый политический режим приобретал новые признаки, развитие которых в
результате придало демократии содержание, которое мы вкладываем в этот
термин сегодня. Необходимость изменений в трактовках демократии в разные
исторические эпохи связана с неизбежной эволюцией политической сферы жизни
общества и не умаляет факта преемственности демократических институтов и
процедур.
58
§1.3. Демократия в XX веке: концепция социалистической демократии
против либеральной демократии
До начала XX в. системы правления всех «демократических» стран можно
было назвать «мужскими» полиархиями116 (где политические права принадлежали
только мужчинам). Лишь к XX в. современная демократия была реализована на
практике, когда все граждане получили равные гражданские и политические
права. Как отмечал Р. Даль: «Полная полиархия — это система XX века.
Несмотря на то, что некоторые институты полиархии возникли в некоторых
англосаксонских странах и странах континентальной Европы в XIX веке, ни в
одной стране демос не стал инклюзивным вплоть до XX века».117 Напомним, что
Р. Даль считал, что современная демократия должна удовлетворять ряду
критериев, среди которых наличие частых, свободных и справедливых выборов,
право быть избранным на официальные должности всего взрослого населения,
наличие и свободный доступ к альтернативным источникам информации,
избирательное право для всего взрослого населения и др.118 К началу Первой
мировой войны европейские государства не соответствовали выделенным
критериям. Так, в Великобритании только шестьдесят процентов взрослых
мужчин имели право голоса на парламентских выборах. Немецкий Рейхстаг хотя
и
был
избран
на
основе
всеобщего
мужского
избирательного
права,
парламентским органом в современном смысле стать не мог, поскольку ему не
принадлежало право назначать или отзывать канцлера. Российская и АвстроВенгерская империи, в свою очередь, даже отдаленно не соответствовали
требованиям политической демократичности.
Первая мировая война послужила толчком для значительных политических
преобразований в европейских странах. По словам А. М. Салмина, итогом войны
стало образование на развалинах вековых империй ряда демократических
республик, старающихся устоять перед лицом династической реакции с одной
116
См.: Даль Р. Демократия и ее критики. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. C. 361.
Там же. С. 359.
118
См.: Там же. С. 358.
117
59
стороны, Коминтерна – с другой и фашистских и националистических движений –
с третьей.119 Послевоенная эпоха ознаменовалась расширением избирательного
права и механизмов политического участия по всей Европе. В 1918 г.
Великобритания приобрела более демократическую форму избирательного права
(к выборам были допущены женщины старше тридцати лет). Уже в 1928 г.
английские женщины были полностью уравнены в своих избирательных правах с
мужчинами. Три крупнейшие европейские империи исчезли после Первой
мировой войны – Германская, Российская и Австро-Венгерская. Германия
приняла ультра-демократическую конституцию, Россия была включена в состав
Советского
Союза,
целью
которого
стало
установление
«диктатуры
пролетариата». Старая русская аристократия была уничтожена или выслана из
страны и фактически перестала существовать как класс. Однако в других
европейских государствах элиты также должны были приспособляться к
стремительному появлению масс на политической сцене.
Первая мировая война укрепила позиции многих влиятельных сторонников
демократии. Мирные переговоры в Версале были проникнуты идеалистической
риторикой президента США Вудро Вильсона, изложившего свои «четырнадцать
пунктов», призванных укрепить мир и демократию. Центральным посылом этих
пунктов стало провозглашение принципа индивидуального и национального
самоопределения в качестве основы международного права и, следовательно,
нового миропорядка.120 В. Вильсон первым открыто заявил о том, что при
решении территориальных споров интересы колонизированного населения
должны иметь тот же вес, что и интересы колониального правительства. Несмотря
на это, после войны колонии не смогли реализовать свое право на
самоопределение. Ярким примером неэффективности «вильсоновской» системы
послужило мартовское восстание 1919 г. в Корее. Корейцы восстали против
японского
колониального
господства,
и,
вдохновленные
«четырнадцатью
пунктами» В. Вильсона, обратились к США за поддержкой. Государственный
119
См.: Салмин А. М. Современная демократия: очерки становления и развития. М.: Форум. 2009. С. 21.
См.: Gathorne-Hardy G. M. The fourteen points and the treaty of Versailles (Oxford pamphlets on world affairs ; No.
6), Oxford: Clarendon Press, 1939. Pp. 8-11.
120
60
департамент США, однако, посчитал конфликт чисто внутренним делом Японии
и не поддержал восставших.
Текст Версальского мирного договора включал некоторые предложения
В. Вильсона, в частности последний из «четырнадцати пунктов», касающийся
создания Лиги Наций, целью которой должно было стать поддержание мира и
посредничество в международных спорах. Однако сама идея универсальной
международной организации не нова – многие из принципов, на которых
базировалась Лига наций, были отображены в созданном И. Кантом задолго до ее
образования трактате «К вечному миру»: «Состояние мира между людьми,
живущими по соседству, не есть естественное состояние; последнее, наоборот,
есть состояние войны, т. е. если и не беспрерывные враждебные действия, то
постоянная их угроза. Следовательно, состояние мира должно быть установлено.
Ведь прекращение военных действий не есть еще гарантия от них, и если соседи
не дают друг другу такой гарантии (что может иметь место лишь в правовом
состоянии), то тот из них, кто требовал этого у другого, может обойтись с ним как
с врагом».121 По сути дела, Кант сконструировал идеальную модель всемирной
представительской демократии. Лига наций была призвана обеспечить равное
представительство для всех стран, независимо от того, какие размеры и силу
имеет то или иное государство, устанавливая тем самым либеральные принципы
равенства в международном масштабе. Однако, как уже в 1922 г. отметил
Дж. М. Кейнс, «вопиющий парадокс состоит в том, что первый опыт
международного управления содействует усилению национализма».122
Новое
объединение
наций
оказалось
не
в
состоянии
обеспечить
международную безопасность и установить демократический, бесконфликтный и
процветающий
мир.
Сам
факт
существование
подобной
организации
противоречил национальным интересам многих государств. Так Конгресс США, в
противовес президенту, отказался присоединиться к Лиге наций: сенаторы
посчитали, что такое межнациональное объединение противоречит американской
121
122
Кант «К вечному миру». Сочинения в шести томах. Т. 6. М.: Мысль, 1966. С. 265.
Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. Избранное. М.: Эксмо. 2007. С. 627.
61
Конституции.123 По всей видимости, Конгресс не хотел делить могущество США
с другими странами и связывать себя необходимостью решать вопросы совместно
с другими государствами, пренебрегая собственными интересами.124
Послевоенное мирное урегулирование не принесло желаемых результатов и
в построении системы международной безопасности. Как отметила британский
историк Р. Хениг, мирная конференция была проведена в период беспрецедентных
политических, социальных, экономических и идеологических трансформаций, а
любое мирное урегулирование в условиях международной нестабильности делает
достижение
прочного
мира
крайне
сложным.125
Целью
послевоенного
урегулирования было восстановление стабильности в Европе и поддержание
вечного мира. Тем не менее, этих целей было крайне сложно достичь.
Французский военный деятель маршал Ф. Фош прокомментировал это
следующим образом: «Это не мир; это перемирие на 20 лет».126
Слова Фоша оказались пророческими: вскоре после этого западный мир
столкнулся с новыми, причем куда более серьезными, проблемами. Начиная с
двадцатых годов XX в., принцип индивидуализма, присущий либеральной
идеологии,
вытесняется
«массовым
обществом»
со
свойственными
ему
униформизацией и стиранием индивидуальных различий. В 1920-30-х гг. группа
философов, представляющих Франкфуртскую школу, выдвинула идею о том, что
процесс модернизации послужил причиной возникновения «массового общества»,
в котором индивидуализм был заменен стандартизацией и однородностью. По
выражению Т. Адорно и М. Хоркхаймера, «сегодня культура на все накладывает
печать единообразия».127
Демократический идеал равных условий для всех граждан лег в основу
прогрессивной
политики
еще
во
время
Французской
революции.
Алексис де Токвиль в первой половине XIX в. был обеспокоен воздействием идей
123
См.: Ambrosius L. E. Woodrow Wilson and the American Diplomatic Tradition: The Treaty Fight in Perspective.
Cambridge: Cambridge University Press, 1990. P. 211.
124
См.: Н.Н. Иноземцев. Внешняя политика США в эпоху империализма. М.: Госполитиздат. 1960. С. 164-165.
125
См.: Henig R. Versailles and After: 1919 – 1933. London: Routledge, 1995. P. 69.
126
Там же. P. 52.
127
Адорно Т., Хоркхаймер М. Диалектика Просвещения. Философские фрагменты. М.-Спб.: Медиум, Ювента,
1997. С. 149.
62
эгалитаризма на демократическое общество. В работе «Демократия в Америке»
такими понятиями, как «всевластие большинства», «всесилие большинства»,
«произвол большинства» «тирания большинства», он характеризует страх
преобладания массовости политики над ее истинной демократичностью. Таким
образом, демократическое правление может таить в себе большую опасность:
«Если когда-либо Америка потеряет свободу, то винить за это надо будет
всевластие большинства. Это может произойти в том случае, если большинство
доведет меньшинство до отчаяния и толкнет его к применению грубой силы.
Тогда может наступить анархия, но наступит она как последствие деспотизма».128
В 1929 г. испанский философ и социолог Х. Ортега-и-Гассет опубликовал
книгу под названием «Восстание масс», в которой выразил свою тревогу по
поводу судьбы европейского общества в начале XX в. Философ вводит понятие
«массового человека», который не отличает себя от других: «Масса — всякий и
каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает таким
же, «как и все», и не только не удручен, но доволен собственной
неотличимостью».129 Х. Ортега-и-Гассет утверждает, что небывалый доселе
технический
прогресс
XIX
в.
принес
среднему
классу
материальное
благополучие. В начале XX в. произошло резкое увеличение численности
населения, и огромные массы людей получили возможность жить в условиях, о
которых
прежде и
речи
не могло
быть.
Таким образом, социальная
действительность на стыке двух столетий вселила в человека уверенность в том,
что в будущем он сможет жить еще лучше и богаче.
Рисуя портрет массового человека, философ выделяет в нем две основные
черты, а именно безудержный рост запросов и неблагодарность человека к тому,
что дала ему жизнь (восприятие человеком того, что он имеет, как должное).130
Массовый человек некритичен к себе, и, если в его государстве возникают какиелибо проблемы, он считает, государство должно решить их, используя любые
средства. Человек рискует потерять собственную личность без политической и
128
Токвиль А. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992. С. 203.
Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. М.: Издательство АСТ. 2002. С. 19.
130
См.: Там же. С. 57.
129
63
социальной ответственности. Как результат такого подхода – абсолютное
отсутствие самостоятельности общества и огосударствление жизни. Человек
массы может существовать лишь в рамках государственной машины, всячески
оберегая ее, так как только она гарантирует ему спокойную и сытую жизнь.131
Помимо выраженной стандартизации населения, особенностью массового
общества становится тоталитарное общественное мнение, подавляющее любые
ростки индивидуальности и ведущее к потере критического мышления
индивидами. В книге «Общественное мнение», написанной в 1922 г., У. Липпман
отмечает опасную силу нерационального общественного мнения, формирующего
государственную политику. Автор отмечает, что, хотя демократическая теория
предполагает, что граждане принимают рациональные решения, основываясь на
своих знаниях о том, что их окружает, на самом деле далеко не каждый
гражданин
способен
сформировать
компетентное
мнение
о
политике.
Общественное мнение и пропаганда подавляют индивидуальность человека в его
суждениях о политике. По мнению У. Липпмана, для «реабилитации» гражданина
необходимы изменения в политике, касающиеся свободной прессы, в частности
следует создать специальный орган, помогающий населению и защищающий его
от вредного воздействия пропаганды. За качество и распространение информации
в обществе должна нести ответственность, прежде всего, интеллектуальная элита:
«цель состоит не в том, чтобы нагрузить каждого гражданина экспертными
мнениями по всем вопросам, а в том, чтобы перенести этот груз на ответственное
лицо».132
Процессы индустриализации создали новые технологии, такие как радио и
телевидение,
которые
обеспечили
основу
для
стандартизированной
коммуникации между людьми, которые могут лично не знать друг друга.
Индустриализация
способствовала
также
урбанизации
и
географической
мобильности, что привело к формированию однородной городской культуры. Эти
процессы, которые могут быть истолкованы как признаки прогресса, но их также
131
132
См.: Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. М.: Издательство АСТ. 2002. С. 112-114.
Липпман У. Общественное мнение. М.: Институт Фонда «Общественное мнение», 2004. С. 366.
64
можно рассматривать как причину стирания различий между людьми и их
постепенное
превращение
в
однородную
массу,
которого
опасался
Х. Ортега-и-Гассет. Отголоском этих проблем стала новая эра массовой политики,
приведшая к появлению массовых политических движений, в том числе и
фашизма.
В то время как Первая мировая война завершилась культурным и
политическим кризисом Западного мира, Великая депрессия 1930-х гг. поставила
под вопрос экономическую систему капитализма и либеральные принципы,
которые привели Запад к хрупкому богатству и процветанию в течение
предыдущего столетия. За годы «Великой депрессии» объем промышленного
производства во всех развитых странах сократился более чем на треть. Все
больше людей на Западе стали ощущать на себе упадок капиталистической
системы, поставивший под сомнение священный принцип невмешательства
государства в саморегулирующийся экономический процесс. Особенно сильно
экономический кризис поразил США, Канаду, Великобританию, Германию и
Францию. Одним из последствий «Великой депрессии» стало разочарование
общества в демократии либерального толка. Все большую популярность стали
набирать антилиберальные движения такие, как коммунизм и фашизм, которые
гарантировали
сильное
правительство,
контролирующее
экономику
в
противоположность действовавшему в то время принципу невмешательства в
экономику во многих европейских государствах. Возрастающая тоска обществ по
сильному,
заботливому
государству,
послужила
основой
для
антидемократической реакции в ряде стран: «Доминантой политического
развития 1920-1930-х гг. были уход от демократии и либо возврат к
традиционным формам авторитарного правления, либо установление новых,
массовых, гораздо более жестоких и всеобъемлющих форм тоталитаризма. Такое
движение вспять происходило главным образом в тех странах, которые
восприняли демократические формы буквально накануне Первой мировой войны
или сразу после нее, для которых не только демократия, но и, во многих случаях,
65
нация были чем-то новым».133
В ходе военных переворотов были свергнуты
демократические институты в Литве, Польше, Латвии и Эстонии. В 1926 г.
военный переворот произошел в Португалии, что повлекло за собой диктатуру
А. Салазара: «С приходом к власти Салазара португальская буржуазия полностью
покончила с игрой в либерализм. Португалия превратилась в фашистское
государство».134 Однако Конституция Португальской Республики 1933 г.
объявляла Португалию «корпоративной республикой, основанной на равенстве
граждан перед законом, на свободном доступе всех классов к благам цивилизации
и на участии всех конструктивных элементов нации в административной жизни и
в разработке законов».135 А. Салазар, как и другие лидеры авторитарных и
тоталитарных режимов, стремился замаскировать реальный политический режим,
прикрываясь
привлекательными,
с
точки
зрения
равенства
граждан
и
возможности населения влиять на политический процесс, политическими
лозунгами.
Согласно концепции волн демократизации С. Хантингтона, первый откат
волны демократизации приходится как раз на 1922-1942 гг. Начальная точка
отсчета выбрана не случайно: в 1922 г. власть в Италии захватил создатель
фашистской партии Б. Муссолини, которому в рекордно короткие сроки удалось
достичь «полной фашизации» Италии. Свободные газеты были либо закрыты,
либо перешли под контроль правительства, оппозиционные партии были
распущены, а о свободных выборах можно было забыть. Палата депутатов стала
лишь средством придания декретам фашистского правительства внешней
видимости национального одобрения.136
С приходом к власти в 1933 г. А. Гитлера у Б. Муссолини появился мощный
союзник в Европе. Приход нацистов к власти положил конец существованию
Веймарской республики – парламентской демократии, установленной в Германии
после Первой мировой войны. По словам Дж. Ролза, это было обусловлено,
133
Хантингтон С. Третья волна: Демократизация в конце ХХ века. М.: РОССПЭН, 2003. С. 28.
Хазанов А.М. Салазар: 40 лет диктатуры в Португалии // Новая и новейшая история, 2009. № 3. С. 142.
135
Конституции буржуазных государств Европы / Сост.: Кублицкий Ф.А. М.: Иностр. лит., 1957. С. 748.
136
См. Хибберт К. Бенито Муссолини. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. С. 32.
134
66
прежде всего, утратой немецкой элитой веры в возможность благопристойного
либерального парламентского режима.137 После подозрительного пожара в
Рейхстаге 28 февраля 1933 г., правительство издало указ, отменявший основные
политические права и свободы граждан. Указ также предусматривал введение
чрезвычайного положения, при котором основные политические решения больше
не нуждались в одобрении парламента. С этого момента НСДАП контролировала
все сферы жизни общества: культуру, экономику, образование.
Российский историк А. А. Галкин следующим образом интерпретирует
сущность фашизма: одной из главных новых черт фашистской идеологии,
отделяющей ее от других течений, была приверженность к примитивизации,
направленной на эффективное воздействие на политически неопытные слои
населения.138 Фашисты всесторонне использовали инструменты и ресурсы
массового общества, включавшие, в том числе, и средства массовой информации
и общественные ритуалы. Механизм контроля масс и манипуляции их
поведением включал несколько основных приемов. Прежде всего, речь шла об
аппарате террора, основной функцией которого было подавление и физическое
уничтожение противников режима. Далее – обеспечение максимального контроля
над всеми формами общественной деятельности. Третий аспект включал в себя
пропаганду среди широких народных масс.139 Массовые патриотические митинги
и военные демонстрации символизировали единство людей, наличие мощной и
сплоченной поддержки режима. К примеру, А. Гитлер использовал тактику
народного участия и вовлечения людей в общественные мероприятия, чтобы сама
идея реального участия граждан выглядела действительно правдоподобной.140
В отличие от сторонников коммунизма, последователи фашистской
идеологии не представляли конкретный общественный класс, но происходили из
различных социально-экономических групп. Социальной базой фашизма являлись
средние слои капиталистического общества (между буржуазией и рабочим
137
См.: Rawls J. Political Liberalism. New York: Columbia University Press, 2005. P. lix.
См. Галкин А.А. Германский фашизм. М.: Наука. 1989. С. 271.
139
См.: Галкин А.А. Германский фашизм. М.: Наука, 1989. С. 307.
140
См.: Мюллер Я.–В. Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX века. М.: Издательство Института
Гайдара, 2014. С. 195.
138
67
классом). Сторонников фашизма объединяли не общие интересы, а разочарование
в условиях собственной жизни. Фашизм привнес в жизнь людей трансцендентный
смысл – преследование единой национальной цели посредством радикального
реформирования не только собственного общества, но и всей системы
общественных отношений в целом.
Формально диктатура А. Гитлера основывалась на его позиции в качестве
главы Рейха, рейхсканцлера (главы правительства) и фюрера (главы нацистской
партии). А. Гитлер обладал безоговорочным авторитетом как в вопросах
внутреннего законодательства, так и в вопросах внешней политики Германии.
Нацистская внешняя политика руководствовалась верой в то, что с помощью
военной силы Германия должна установить постоянное расовое господство
арийцев в Восточной Европе и Советском Союзе и в то, что господство арийской
нации над другими народами справедливо и оправдано с политической точки
зрения. В контексте этой борьбы за господство арийской расы нацисты
спланировали и осуществили Холокост – массовое убийство евреев, которых
считали «недочеловеками», недостойными жить рядом с немецким народом.
Фашизация некоторых европейских стран подтвердила кризисное состояние
мировой политики: по существу, фашизм привел к сворачиванию демократии и
рыночных
отношений.
Основной
целью
фашизма
была
национальная
регенерация, и фашисты приняли крайние формы национализма для достижения
этой цели. Несмотря на то, что фашисты стремились сохранить некоторые
традиционные ценности, такие как нация и семья, для этого они готовы были
использовать радикальные и насильственные методы. Антилиберальный характер
фашизма проявился в подавлении общества государством и проникновении
государственной власти во внеполитические сферы жизни общества.
Как ни парадоксально, но Первая мировая война, которая велась ради
демократии, стимулировала антидемократические движения (коммунистические,
фашистские, милитаристские идеологии).141 Несмотря на то, что коммунизм и
фашизм были совершенно разными идеологиями,
141
См.: Рахшмир П.Ю. Происхождение фашизма. М.:Наука. 1981. С. 56-67.
обе они предлагали свой
68
вариант радикального решения проблемы упадка либерализма в условиях новой
эры массовой политики и массового общества.
Одной из причин столь резких политических трансформаций во многих
государствах после Первой мировой войны послужила догоняющая модернизация
отстающих в своем развитии стран, своеобразный ответ на вызов, брошенный
техническим прогрессом.142 Так, сравнивая политические режимы Сталина и
Ататюрка, Т. МакДаниэл замечает, что запущенные этими лидерами системы
мобилизации привели к формированию развитых промышленных обществ. В
сталинском случае огромной ценой, которую режим готов был заплатить за
прогресс, стало уничтожение гражданского общества.143
В отличие от фашизма, коммунизм не был специально созданной
идеологией. В.И.Ленин приложил существенные усилия, чтобы адаптировать
марксизм к российской действительности. К. Маркс критиковал основные
либеральные ценности и отвергал индивидуализм, присущий капитализму.
Немецкий философ разработал теорию истории, постулирующую неизбежность
перехода
от
капитализма
к
социализму
в
результате
экономических
преобразований. Ключ к научному социализму К. Маркса заключался в
уверенности, что история движется по рациональным законам, которые он
обнаружил, и что революция станет неизбежной, когда капитализм достигнет
своей наивысшей стадии.
В целом, В. И. Ленин разделял основные идеи Маркса, но как мыслитель
XX в., был скептически настроен по отношению к вере в прогресс и неизбежности
смены
общественно-политического
устройства.
Ленин
перенес
акцент с
исторического детерминизма на теорию, предполагающую влияние субъективных
факторов и решительных действий индивидов на политический процесс. Это
изменение сделало теорию К. Маркса более подходящей к «российской»
ситуации. Ленин знал, что Россия еще не была развитой индустриальной страной,
142
См.: Гуторов В. А. Коммунизм против фашизма: спор о легитимности (заметки о социальном критицизме
А. Грамши и П. Тольятти) // Политика: наука, философия, образование. Спб.: СПбГУ, Факультет Политологии,
2011. С. 54.
143
См.: McDaniel T. Autocracy, Modernization and Revolution in Russia and Iran. Princeton, New Jersey: Princeton
University Press, 1991. P. 10.
69
но он, тем не менее, полагал, что она была готова к революции. Лидер
большевиков предлагал сначала совершить политическую революцию и только
после этого завершить экономическую трансформацию, изменив, таким образом,
порядок К. Маркса, что повлекло за собой и другие изменения. Сложность
заключалась в том, что, на момент прихода большевиков к власти, Россия не была
индустриальной страной, большая часть ее населения была занята в сельском
хозяйстве, а рабочий класс был малочисленным и не имел общей идеологической
платформы. В большинстве случаев рабочие, занятые в промышленности, были
также выходцами из крестьянского сословия и устраивались на дополнительные
заработки только на зиму, время, свободное от полевых работ.144 В. И. Ленин
осознавал,
что
крестьянство,
владеющее
землей,
будет
противостоять
коммунистическому устройству, в связи с этим существовала необходимость
развить
дух
коллективизма
в
крестьянской
среде,
расколов
крестьян
идеологически – на богатых «кулаков» и безземельных батраков. Последние и
должны были стать опорой коммунистического режима на селе.
Коммунизм, по всей видимости, был более актуален для России начала
XX в., нежели либерализм в силу определенных исторических условий. Несмотря
на подписание Николаем II Манифеста 1905 г., основанного на либеральны
принципах,
Россия
по-прежнему
оставалась
самодержавной.
Манифест
предусматривал создание парламента и провозглашение основных гражданских и
политических прав и свобод. Однако Дума в реальности не обладала
политической властью, а гарантированные права и свободы имели силу лишь на
бумаге.145 Более того, как уже упоминалось, Россия все еще оставалась аграрным
обществом с более чем восьмьюдесятью процентами крестьянства – политически
неграмотного и фактически бесправного.
Первая мировая война, с ее неоправданно огромными жертвами, лишь
усилила недовольство народа политикой, проводимой царем. Вслед за началом
Революции в феврале 1917 г., в марте царь отрекся от престола, Дума была
144
145
См.: Pipes R. The Russian Revolution. New York: Knopf Doubleday Publishing Group, 2011. P. 107.
См.: Wade R. A. The Russian Revolution, 1917. Cambridge: Cambridge University Press, 2005. P. 15.
70
восстановлена, и бразды правления взяло временное правительство. Программа
временного правительства была классически либеральна: всеобщее избирательное
право, гражданские права, новая конституция. Однако с самого начала
либеральное
правительство
оказалось
в
невыгодном
положении
из-за
сложившихся в стране социальных и экономических условий: аристократыполитики воспринимались народом враждебно, либо не воспринимались им
вовсе. Средний класс, способный поддержать либеральную программу, составлял
крайне малую часть населения. Крестьяне, представляющие большинство,
требовали проведение земельной реформы, что выходило за рамки либеральной
платформы и даже угрожало фундаментальным либеральным принципам –
неприкосновенности частной собственности и отсутствию регулятивных мер в
экономике.
Власть партии большевиков после февраля 1917 г. сосредоточилась в
местных солдатских и рабочих советах. Советы находились под контролем
различных социалистических группировок, но все, кроме большевиков, были
традиционными марксистами, которые считали, что Россия еще не готова к
социалистической революции. Таким образом, большевики были единственной
группой, нацеленной на захват власти и придерживающейся простой, но наиболее
актуальной политической платформы, предусматривающей отказ от войны,
аграрную реформу, контроль над распределением продуктов и социалистическую
революцию, в ходе которой власть перейдет к рабочим и крестьянам.
Выраженная в «Апрельских тезисах» программа была близка городским
рабочим, крестьянам и уставшим от войны солдатам, большинство из которых
происходило из бедных крестьянских семей.146 Посредством мобилизации
массового недовольства правительством большевики обеспечили себе поддержку
народа. В результате в октябре 1917 г. появилась возможность осуществления
второй революции вследствие растущей поляризации сил и ослабления
поддержки Временного правительства, связанного с эволюцией системы
двоевластия
146
в
направлении
возрастания
роли
советов.
Как
См.: Wood A. The Origins of the Russian Revolution, 1861–1917. London: Routledge. 2003. P. 51.
отмечает
71
Я.-В. Мюллер, Октябрьская революция в действительности была не столько
революцией, сколько захватом власти в ситуации, когда больше никто не хотел ее
брать.147
В. И. Ленин считал, что социалистическая революция приведет к гибели
«паразитического государства» с его бюрократией. Умереть должна была и
демократия, в традиционном ее понимании – как политическая форма,
обеспечивающая
воспринимали
подавление
государство,
меньшинства
даже
в
его
большинством.
представительной
Большевики
форме,
как
политический аппарат для господства над рабочим классом. Они же поставили
перед собой задачу создания демократии действительно полной: «Только в
коммунистическом
обществе,
когда
сопротивление
капиталистов
уже
окончательно сломлено, когда капиталисты исчезли, когда нет классов … , –
только тогда «исчезает государство и можно говорить о свободе». Только тогда
возможна
и
будет
осуществлена
демократия
действительно
полная,
действительно без всяких ограничений. В результате государство начнет
отмирать
в
силу
того
простого
обстоятельства,
что,
избавленные
от
капиталистического рабства, … люди постепенно привыкнут к соблюдению
элементарных, веками известных, тысячелетиями повторявшихся во всех
прописях, правил общежития, к соблюдению их без насилия, без принуждения,
без подчинения, без особого аппарата для принуждения, который называется
государством».148
В работе «Государство и революция» Ленин в качестве политического
идеала представлял опыт Парижской коммуны. Сразу после революции он
поддержал советы как органы контроля рабочих над производством. Тем не
менее, впоследствии В. И. Ленин пришел к выводу, что идея демократии Советов
является
утопичной.
Свое
отступление
от
обещаний
1917
г.
лидер
большевистской партии объяснил ссылкой на классический марксизм. Он
147
См.: Мюллер Я.–В. Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX века. М.: Издательство Института
Гайдара, 2014. С. 60.
148
Ленин В.И. Государство и революция: Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции //
Полное собрание сочинений. 5-е изд. Т. 33. М.: Издательство политической литературы, 1974. С. 89.
72
утверждал, что уничтожить государственную систему и создать рабочую
демократию возможно только в условиях коммунизма.149 Поэтому партия должна
была стать авангардом, она должна была свести рабочий класс с интеллигенцией
для формирования политической силы, компенсирующей отсутствие у рабочих
представительства.150
Для решения экономических проблем В. И. Ленин выступил в защиту
государственного капитализма по модели немецкой военной экономики. Во время
Гражданской войны в стране проводилась политика военного коммунизма, целью
которой была ликвидации частных банков и национализации всех компаний. По
факту военный коммунизм лишил людей свобод, которых они добились в
результате
Октябрьской
революции.
Ленин
обосновал
такую
политику
необходимостью победить Белую армию. Л. Д. Троцкий, в свою очередь, считал,
что для победы над «реакционным классом, который не хочет сойти со сцены»151
можно воспользоваться даже террором. Военный коммунизм также оправдывал
полную централизацию партии. Официально В. И. Ленин не отказывался от
вовлечения широких масс людей в политику, однако большевики считали, что на
данный момент демократия должна означать диктатуру пролетариата, что
предполагало неравное избирательное право и дискриминацию в пользу рабочих.
Практические
результаты,
существенно
отличались
к
от
которым
привела
теоретических
Октябрьская
представлений
революция,
марксистов
о
социализме.152
Во второй половине 1920-х гг. И. В. Сталин подготовил почву для
абсолютизации
исполнительной
власти,
используя
репрессии
против
оппозиционных элементов внутри Коммунистической партии. Ранее аппарат
принуждения использовался только в качестве борьбы с противниками
большевизма, теперь – против представителей политической элиты (к примеру,
репрессии
149
коснулись
Л. Д. Троцкого,
Г. Е. Зиновьева,
Л. Б. Каменева,
См.: Пристланд Д. Красный флаг: история коммунизма. М.: Эксмо. 2011. С. 167.
См.: Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи. М.: Культурная революция, 2006. С.
304.
151
Троцкий Л. Д. Терроризм и коммунизм. Петербург.: Госполитиздат. 1920. С. 61.
152
См: Мутагиров Д. З. Демократия как универсальная ценность. М.: Логос, 2014. С. 247.
150
73
Н. И. Бухарина и др.). Сталин и его сторонники утверждали, что быстрый переход
к коммунизму требует завершения экономического перехода к социализму.
Первая часть этого перехода состояла в том, чтобы ускорить процесс
форсированной
индустриализации,
контролируемый
государством.
Рост
промышленного производства был направлен на потребности государства и
концентрировался в основном в военной отрасли. Вторая часть заключалась в
передаче собственности из частных рук государству, особенно в сельской
местности, где крестьяне обладали землей. Согласно плану коллективизации,
зажиточные крестьяне (кулаки) должны были отдавать все, что у них есть, так
называемым продотрядам. Вместо ведения личных хозяйств, крестьянам
предлагалось работать в колхозах, однако такая политика не встретила одобрения
среди сельского населения.
В
1930-х
гг.
Сталин
практически
полностью
ликвидировал
всю
потенциальную оппозицию и стал бесспорным вождем, как партии, так и всего
советского государства. Вслед за подавлением оппозиции, была развернута
мощная репрессивная система: карательные меры принимались против кулаков,
бывших членов оппозиционных партий, уголовников и других социальных
элементов. В ходе Большого террора 1937-1938 гг. большое количество советских
граждан было сослано в трудовые лагеря или расстреляно.153 Несмотря на то, что
политика репрессий противоречила Советской Конституции, чистки были умело
замаскированы
под
судебные
процессы,
на
которых
обвиняемые
сами
подписывали признательные показания.
К 1940-м гг. И. В. Сталину удалось полностью подчинить себе партию и
партийную
элиту,
секретариата».154
установив
При
этом
«не диктатуру
намереваясь
пролетариата,
придать
режиму
а диктатуру
легитимность,
руководство СССР характеризовало советскую систему как «социалистическую
демократию». Обобщая различные подходы к определению легитимности,
153
См.: Davies S. R.. Popular Opinion in Stalin's Russia: Terror, Propaganda and Dissent, 1934-1941. Cambridge:
Cambridge University Press, 1997. P. 113.
154
Мюллер Я.–В. Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX века. М.: Издательство Института
Гайдара, 2014. С. 134.
74
Д. Битэм заключает следующее: государство легитимно в том случае, если власть
соответствует
утвержденным
правилам,
которые
подкрепляются
верой,
разделяемой как управляющими, так и управляемыми; и, наконец, легитимность
подтверждается согласием со стороны подчиненных с подобным отношением
власти.155 В этом смысле XX век отличается от других столетий очевидной
необходимостью публичного оправдания политических режимов в глазах народа.
Как отмечал Р. Даль, в современных авторитарных странах, «в целях придания
режиму легитимности, демократия часто просто переопределяется».156 Выборные
органы Советского Союза в реальности не имели никакой власти: на этих
собраниях граждан призывали еще лучше трудиться на благо производства, а,
следовательно, и государства, а широкое участие сводилось, в основном к акциям
поддержки. Хотя Конституция СССР провозглашала ряд политических и
гражданских прав, зачастую они не соблюдались. Сам процесс принятия
Конституции 1936 г. говорит о желании придать ей легитимность в глазах народа.
Огромное количество советских граждан участвовали в обсуждении проекта
Конституции,
утверждения
тем
самым
основного
создавалось
закона.
впечатление
Однако
огласке
демократического
подлежали
только
те
предложения к проекту, которые не противоречили партийному курсу.
Один из парадоксов сталинского режима заключался в том, что
тоталитарные методы работали так хорошо, что первоначальные цели революции
забылись,
а
Я.-В. Мюллера,
политическая
Большой
продемонстрировали
в
власть
террор
стала
и
большинстве
самоцелью.
Согласно
чистки
середины
случаев
отсутствие
оценке
1930-х
логики
гг.
и
иррациональность. Даже в нацизме мишенью террора становились только
определенные группы идейных противников. Сидевшие в советских лагерях
коммунисты зачастую искренне не понимали, чем заслужили наказание.157 Было
155
См.: Beetham D. The Legitimation of Power. London: Macmillan, 1991. P. 16.
Даль Р. Демократия и ее критики. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. C. 357.
157
См.: Мюллер Я.–В. Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX века. М.: Издательство Института
Гайдара, 2014. С. 132; См. также: Гуторов В. А. Коммунизм против фашизма: спор о легитимности (заметки о
социальном критицизме А. Грамши и П. Тольятти) // Политика: наука, философия, образование. Спб.: СПбГУ,
Факультет Политологии, 2011. С. 57; Sartori G. The theory of democracy revisited. New Jersey, Chatham: Chatham
House Publishers, Inc. 1987. P. 198-199.
156
75
это неизбежным следствием коммунизма или нет, сталинизм, бесспорно, составил
одну из самых больших угроз для демократического развития в XX в.
Тем не менее, во время Второй мировой войны именно И. В. Сталин сумел
мобилизовать граждан на борьбу с врагом. Разгром Германии и ее союзников
силами антигитлеровской коалиции нанес тяжелый удар по фашизму, что
способствовало легитимации и росту популярности Советского режима в глазах
миллионов людей как внутри страны, так и за рубежом. По этой причине даже
после развенчания культа личности И. В. Сталина и осуждения его репрессивной
политики, многие продолжали симпатизировать Советскому Союзу, полагая, что,
так или иначе, режим работает эффективно и на благо граждан.
Крайние правые были дискредитированы, объявлены вне закона и в
некоторых местах подвергались репрессиям. Хотя в некоторых странах
(например, в Испании и Португалии) правящим классам удалось сохранить
диктаторские режимы фашистского типа. Тем не менее, победа над фашизмом
упрочила позиции демократии и обеспечила путь к постепенному утверждению
демократических институтов во многих государствах.
Последовавшая за Второй мировой войной Холодная война разделила мир
на либерально-демократическую и коммунистическую сферы влияния, идейными
лидерами которых стали США и СССР соответственно. Холодная война
выражалась
в
геополитическом,
идеологическом
и
экономическом
противостоянии между двумя мировыми сверхдержавами, которое с переменным
успехом продолжалась вплоть до распада Советского Союза. Две сверхдержавы
непрестанно
противодействовали
друг
другу
посредством
политического
маневрирования, военных коалиций, шпионажа, пропаганды, экономической
помощи странам-сателлитам и т. д.
И без того хрупкое равновесие в отношениях Советского Союза и
Соединенных Штатов начало рушиться сразу после завершения военных
действий в Европе. Напряженность в отношениях стала очевидна уже в июле
1945 г. во время Потсдамской конференции, на которой победившие союзники
вели переговоры о послевоенном устройстве Германии. Советский Союз был
76
заинтересован в создании буферной зоны между своими границами и Западной
Европой с целью обезопасить себя от вероятного нападения со стороны
государств,
где
установилась
сфера
геополитического
влияния
США.
Прокоммунистические режимы были созданы в Польше, Венгрии, Болгарии,
Чехословакии, Румынии, Албании и в Восточной Германии.
По мере усиления давления Советского Союза на Восточную Европу,
Соединенные Штаты приступили к разработке политики сдерживания, с целью
предотвратить распространение советского и коммунистического влияния на
страны Западной Европы, такие, как Франция, Италия и Греция, в которых
коммунистические движения были достаточно влиятельны. Идея политики
сдерживания СССР была выражена в доктрине Трумэна 1947 г., логичным
продолжением которой стал план Маршалла. План (программа восстановления
Европы) предусматривал оказание экономической помощи странам Западной
Европы с целью исключения политической нестабильности, которая могла бы
открыть путь для воздействия со стороны коммунистического лагеря. Одним из
условий предоставления помощи было обязательное исключение коммунистов из
государственных органов стран, участвующих в программе.158 Выполняя план
Маршалла, Соединенные Штаты отказались от изоляционистской внешней
политики.159 С падением участия среди населения во внутренней политике США
после Второй мировой войны, правительство Штатов решило взять на себя новую
мировую роль, подобающую участникам избавления мира от фашизма.
Уже в 1941 г. Г. Люс в эссе «Американский век» выразил один из самых
ранних
и
сильных
призывов
к
переходу
США
от
изоляционизма
к
интернационализму. Идеи Г. Люса выражали популярные настроения в Америке
времен Второй мировой войны и в послевоенный период. По мнению автора, в
XX в. Соединенные Штаты выступают в роли единственной державы, способной
158
См.: Шведова Я. А. Послевоенная Италия в геополитической игре СССР и западных союзников. // Документ.
Архив. История. Современность: Сборник научных трудов. Екатеринбург: Издательство Уральского университета,
2003. Выпуск 3. С. 319.
159
См.: Wall I. M. The United States and the Making of Postwar France, 1945-1954. Cambridge: Cambridge University
Press, 1991. P. 158.
77
повлиять на распространение свободного предпринимательства по всему миру.160
Хотя взгляды Люса не претендовали на научность, его эссе обладало огромной
эмоциональной силой и укрепляло национальный дух американского народа. Оно
помогало людям ощутить исключительность США, вокруг которой послевоенные
лидеры формировали свое видение мировой политики.
Тем не менее, в ходе борьбы за мировое доминирование, Америка была
готова пожертвовать даже своими демократическими идеалами. На протяжении
1940-1950-х гг. политика США, так или иначе, была связана с противодействием
коммунистической угрозе. В это время (1950 г.) молодой сенатор по имени
Дж. Маккарти сделал публичное заявление о том, что в правительство
Соединенных Штатов проникли коммунисты. Обвинения, выдвинутые сенатором,
только усилили политическую напряженность того времени. В результате,
большое количество людей было смещено со своих должностей и занесено в
«черный список», а некоторые представители коммунистического движения даже
были
осуждены.
Преследования
коснулись
государственных
чиновников,
художественных деятелей, а также профессоров университетов. Впоследствии
было доказано, что обвинения Дж. Маккарти не соответствуют действительности,
а сам он был осужден Сенатом. Однако кампания, развернутая сенатором,
остается одним из наиболее неприглядных эпизодов в истории американской
демократии.
Разделительная линия между Востоком и Западом в Европе оставалась
практически неизменной в течение нескольких десятилетий Холодной войны. Но
конфликт между двумя сверхдержавами постепенно распространился на
территорию Азии, Африки и Латинской Америки. Борьба за свержение
колониальных
режимов
часто
осложнялась
соперничеством
интересов
сверхдержав. Как отмечал Р. Арон, страстное стремление сохранить колонии
являлось анахронизмом в условиях XX в., когда колониальное владычество из
160
См.: Baughman J. L. Henry R. Luce and the Rise of the American News Media. Baltimore: The Johns Hopkins
University Press. 1987. P.130-131.
78
вероятного источника прибылей превратилось в бремя.161 Несмотря на то, что
Великобритания и Франция не желали предоставлять независимость своим
колониям,
у
них
не
было
возможности
противостоять
как
местному
антиколониальному движению, так и давлению со стороны СССР и США.
Распад западной колониальной системы способствовал образованию ряда
новых государств. К 1980-м гг. почти все бывшие европейские колонии обрели
независимость. Вскоре после получения независимости в молодых государствах,
как правило, начиналась активная борьба за власть между различными
группировками, усугублявшаяся тем, что одну сторону всегда поддерживала
какая-либо из сверхдержав. Как следствие государства третьего мира разделились
на
страны
социалистического
американской
демократии.
В
блока
так
и
страны,
называемых
приверженные
«народных
идеалам
демократиях»
(просоветские государства) устанавливалась советская модель политического
устройства: во главе находилась коммунистическая партия-авангард, которая
должна привести народ к светлому коммунистическому будущему, в котором не
будет места угнетению человека человеком. Отличие от советской модели
состояло лишь в отсутствии массового террора.
Тем временем в странах западной Европы таких, как Германия, Италия,
Франция, Бельгия, Нидерланды и Люксембург, основное место в послевоенном
устройстве и в формировании государства всеобщего благосостояния заняла
христианская демократия, стремящаяся объединить людей на основе общности
ценностей,
порицающих
коммунистической
фашистское
угрозе.
Вторая
прошлое,
мировая
война
и
противодействия
создала
идеальные
политические условия для успеха христианской демократии в Западной Европе.
Крайние
«правые»
были
дискредитированы
фашистскими
и
коллаборационистскими режимами такими, как режим Виши во Франции.
Демократические «левые» в рамках христианской демократии находились в
поисках «третьего пути», который позволил бы им сохранить баланс между
социализмом и капитализмом. Начало холодной войны также благоприятствовало
161
См.: Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Изд-во "Текст", 1993. С. 297.
79
развитию и внедрению идей христианской демократии, особенно в Италии и
Западной Германии, в связи с традиционным противодействием христианских
демократов коммунизму.
Католические партии возникли в ряде европейских стран еще во второй
половине XIX в. После Второй мировой войны некоторые первоначальные
принципы и цели этих партий (такие, как защита церковных интересов и системы
религиозного образования) сохранились. В то же время, были разработаны и
новые политические принципы, а именно создание государства всеобщего
благосостояния и идея европейской интеграции. Как замечает Я.-В. Мюллер, в
послевоенной
Европе
«христианские
демократы
действительно
стали
демократами».162 Теперь в концепцию христианской демократии обязательно
были включены права человека. Появление такого взгляда, не в последнюю
очередь, связано с именем Ж. Маритена. В основе воззрений философа лежало
понятие естественных прав человека. Ж. Маритен считал, что, ограничивая права
человека на существование, на личную свободу, на самосовершенствование, на
частное владение материальными благами, политическое общество само
отступает, таким образом, от идеи общего блага.163 Очевидно, что соблюдение
прав человека должно быть одной из основных задач христианского государства.
Христианско-демократические
партии,
зачастую,
существовали
в
многоконфессиональных государствах, где католицизм не был доминирующей
религией (например, в Нидерландах, ФРГ, Швейцарии). И если партии
Нидерландов и Швейцарии продолжили довоенные традиции и остались
католическими, то Христианско-демократический союз Германии включал в себя,
помимо католиков, и протестантов. Со временем, христианско-демократические
партии, расширив свой электорат, превратились в массовые партии.
В Скандинавских странах (Дании, Норвегии и Швеции) десятилетия после
Второй мировой войны стали периодом расцвета социал-демократии, которая
смогла
162
достичь
консенсуса
интересов,
основанных
на
демократических
Мюллер Я.–В. Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX века. М.: Издательство Института
Гайдара, 2014. С. 224.
163
См.: Маритен Ж. Человек и государство. М.: Идея-Пресс, Дом Интеллектуальной книги, 2000. С. 96-97.
80
ценностях,
социальной
справедливости
и
солидарности.164
«Социальная»
демократия начинала складываться в Западной Европе еще во второй половине
XIX столетия под влиянием рабочих движений и социалистической идеологии.
Идеология
демократического
социализма
сформировалась
под
влиянием
марксистской философии. Однако позднее демократический социализм отходит
от классического марксизма и начинает развиваться в социалистическом
направлении,
предложенным
О.
Бауэром,
Э. Бернштейном,
К. Каутским,
Р. Люксембург, К. Реннером.
Главную роль в пересмотре основных принципов теории К. Маркса сыграл
немецкий социал-демократ Э. Бернштейн. Он оспаривал два основных элемента
ортодоксального марксизма – исторический материализм и классовую борьбу – и
приводил доводы в пользу альтернативы, основанной на примате политики и
сотрудничестве классов. По мнению Э. Бернштейна, общность интересов рабочих
и остальной части общества, пострадавшей от несправедливостей капитализма,
является естественной и должна рассматриваться как основа для союза между
ними. В противовес идее К. Маркса о социалистической революции как
единственном пути установления социализма Э. Бернштейн выдвигает тезис о
том, что новый строй должен быть достигнут не посредством насилия, а
реформаторской работой по совершенствованию политической системы, прежде
всего, в вопросе укрепления и расширения демократии. Буржуазное государство
может отражать интересы всего общества, если рабочий класс получает власть
демократическим
путем.
Такая
интерпретация
перехода
к
социализму
предполагала исключительно реформистскую стратегию, которую Э. Бернштейн
связывал с принятием законов, не противоречащих конституции. «По существу
это было фактическим обоснованием новой политической философии социалдемократии».165
Становление социальной демократии связано, прежде всего, с кризисом
либеральной идеологии. Реализация либеральной демократии параллельно с
164
См.: Sejersted F. The Age of Social Democracy: Norway and Sweden in the Twentieth Century. Princeton: Princeton
University Press. 2011. P. 8.
165
Орлов Б. С. Этика как основа политической философии социал-демократии. М.: ИНИОН РАН, 2001. С. 14.
81
индустриализацией
привели
к
захвату
политических
и
экономических
преимуществ богатым и образованным меньшинством. Если либеральная модель
в качестве основного требования выдвигает экономическую свободу, то
социальная демократия основана на требовании солидарности и справедливости:
«Демократический социализм стремится к самоопределению человека во всех
областях его жизни. Он стремится к устранению господства, навязываемого
извне, к открытию возможностей для личной ответственности; самоопределение
для всех достижимо лишь через взаимную солидарность»166. Таким образом,
демократический
социализм
стал
своеобразным
компромиссом
между
либеральной идеологией и радикальным марксизмом.
В Великобритании, в отличие от других стран Западной Европы, после
войны к власти пришла лейбористская партия. К. Эттли, возглавивший
правительство, победил на выборах, поскольку утверждал, что лейбористская
партия сможет максимально быстро восстановить Великобританию после войны.
Среди его предвыборных обещаний было много чисто социальных: достижение и
поддержание полной занятости населения, национализация ключевых отраслей
промышленности и создание Национальной службы здравоохранения. Политика
К. Эттли пыталась примирить средние классы, особенно сильно пострадавшие в
ходе Войны, с новой демократией послевоенного периода, за счет создания
государства всеобщего благосостояния. Основы теории государства всеобщего
благоденствия, заключавшиеся в необходимости регулирования государством
экономики, были разработаны британским экономистом Дж. М. Кейнсом еще в
1930-х гг., однако реализовались только после окончания Второй мировой войны.
Послевоенное строительство государства всеобщего благосостояния представляло
собой
альтернативу
социалистической
экономике,
своеобразный
демократический ответ на коммунистическую критику капитализма.
Своего расцвета государство всеобщего благосостояния достигло в
Западной Европе в период послевоенной реконструкции и в Соединенных Штатах
Америки незадолго до войны. Как уже упоминалось, Великая депрессия стала
166
Майер Т. Демократический социализм – социальная демократия. Введение. М.: Республика, 1993. С. 8
82
серьезным вызовом либеральному принципу невмешательства государства в
экономику. Кризис вдохновил британского экономиста Дж. М. Кейнса на
радикальный пересмотр идей классического экономического либерализма. Он
утверждал, что существует золотая середина между классическим либерализмом
и плановой экономикой, когда и правительство, и частные предприятия могут
работать вместе. Первое государство, в котором были реализованы некоторые из
идей Дж. М. Кейнса – США, где, начиная с 1933 г., проводился Новый курс
Ф. Д. Рузвельта. По мнению президента Соединенных Штатов, правительство
могло вылечить больную экономику и помочь людям, страдающим от ее
последствий, посредством вмешательства в экономический процесс. Однако не
все встретили программу по спасению экономики Ф. Д. Рузвельта одобрительно.
Новые законы президента обвиняли в том, что они носят социалистический
характер. Подобная реакция не вызывает удивления, так как, очевидно, что
монополистам было не выгодно вмешательство государства в их сферу
интересов.167
Программа Ф. Д. Рузвельта касалась нескольких вопросов: борьбы с
безработицей, реформ сельского хозяйства (государственного регулирования цен
на продукцию сельского хозяйства), социального обеспечения. Успех Нового
курса ознаменовал собой появление принципиально нового пути развития
либеральных демократий, которому последовали послевоенные европейские
государства. «Тридцать славных лет», как называют период с конца 1940-х до
середины 1970-х гг., позволили западной либеральной демократии обрести черты,
которые
сегодня
кажутся
неотъемлемыми
чертами
любой
демократии:
верховенство права, свободные выборы, разделение властей, система сдержек и
противовесов, обеспечение личных прав и свобод, всеобщее избирательное право,
равноправие мужчин и женщин, равные права людей разных национальностей,
рас и конфессий. В Соединенных Штатах, например, темнокожее население
добилось законов, запрещающих дискриминацию и сегрегацию по расовому
признаку в государственных школах, лишь во второй половине XX в. В Испании
167
См.: Валовой Д. В. От Сталина и Рузвельта до Путина и Буша. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2007. С. 59-60.
83
все женщины получили право голосовать и быть избранным только в 1976 г. (до
этого избирательные права имели только те женщины, которые признавались
главами семейств).
Конец XX столетия отметился новой демократической волной, которая
была связана с крушением коммунистических режимов Восточной Европы и
военных диктатур Латинской Америки. В последние десятилетия многие
посткоммунистические
государства
прошли
сложный
путь
установления
демократических институтов и процедур. Но функционирование этих структур
часто демонстрирует значительный потенциал авторитарности. В связи с этим
очевидной является необходимость осмысления всего многообразия новых и
разнородных социальных, экономических, политических, идеологических и
психологических явлений, возникших на руинах коммунизма.168
В 1970-1980-х гг. во многих государствах Восточной Европы сложилась
ситуация, в которой лояльность граждан была своеобразной платой за
социальную стабильность, работу, жилье и т. д. К примеру, говоря о советском
обществе, М. Н. Афанасьев пишет: «По негласному уговору, по умолчанию,
«низы» прощали «верхам» превращение власти в источник индивидуальных
доходов, а «верхи» прощали «низам» недисциплинированность, плохую работу на
государство и нелегальную работу на себя … Такой сговор по умолчанию
действовал на всех уровнях: от бригады и цеха до страны в целом».169 1960-1970-е
гг. стали временем экономического роста государств Восточной Европы и СССР.
Однако уже к 1980 г. стала очевидной неэффективность коммунистической
плановой экономики, которая опиралась на использование природных ресурсов и
старые
предприятия
тяжелой
промышленности.
«На
последнем
этапе
существования коммунистической системы ее основными элементами были
совершенно
недемократический
политический
механизм,
нерыночный
экономический механизм, государственный аппарат, координировавший и
168
См.: Мельвиль А.Ю. Демократические транзиты, транзитологические теории и посткоммунистическая Россия //
Политическая наука в России: интеллектуальный поиск и реальность: Хрестоматия / М.: МОНФ; ООО
«Издательский центр научных и учебных программ», 2000. С.337-368.
169
Афанасьев М.Н. Клиентелизм и российская государственность. [Электронный ресурс] // Библиотека учебной и
научной литературы. // URL: http://sbiblio.com/biblio/archive/afanasev_klientism/ (Дата обращения 01.03.2015).
84
контролировавший все дела в стране, и, наконец, своего рода социальная
иерархия, положение в которой определялось степенью участия во власти и
принадлежностью к группе, именуемой номенклатурой».170
В
свою
информационные
очередь,
развивающиеся
технологии,
являющиеся
стремительными
неотъемлемыми
темпами
компонентами
современной экономики, были абсолютно несовместимы с командными началами
коммунистической экономики. Попытка изменить экономическую ситуацию
политическими методами была предпринята М. Горбачевым в годы перестройки.
В 1987 г. была объявлена гласность, правящая партия начала уменьшать контроль
над средствами массовой информации.
Новая
политика
Кремля
предоставила
возможность
государствам
Восточной Европы самим определять свой политический курс. В результате в
1989 г. в некоторых социалистических государствах произошли революции,
изменившие их политический строй. Попытки начать реформы в странах
социалистического лагеря совершались и ранее: мирная демонстрация в Венгрии
в 1956 г.; «Пражская весна» 1968 г.; забастовка профсоюза «Солидарность» в
Польше в 1980 г. Эти факты, по мнению А. В. Рябова, сыграли свою роль в том,
что в бывшей Чехословакии, Польше или Венгрии национальный консенсус
вокруг установления демократии сложился задолго до «бархатных революций».171
Как следствие, в государствах Центральной и Восточной Европы, в отличие от
постсоветских стран, политическим изменениям предшествовала трансформация
политических ценностей, что способствовало глубокой и последовательной
демократизации.
«Бархатные» революции прошли одновременно почти во всех странах
социалистического лагеря, несмотря на разный уровень напряженности и
характер противоречий. В июне 1989 г. в Польше прошли первые свободные
170
Качинский Я. Портрет посткоммунизма. Лекция в вашингтонском институте “Heritage”. // Журнал «Новая
Польша». №11. 2006 г. [Электронный ресурс] // URL: http://www.novpol.ru/index.php?id=719 (Дата обращения
01.10.2014).
171
См.: Рябов А. Демократизация и модернизация в контексте трансформации постсоветских стран // «Демократия
и модернизация. К дискуссии о вызовах XXI века». Под редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Издательство «Европа»,
2010 г. С. 185.
85
выборы, и профсоюзное движение Солидарность получило значительное
количество голосов. В 1989 г. произошла революция в Венгрии, а уже в
следующем году здесь прошли свободные выборы. На выборах в марте 1990 г. в
ГДР было принято решение об объединении Германии. Революции прошли в
Чехословакии и Болгарии. И только в Румынии свержение коммунистического
строя произошло насильственным путем, в результате чего бывший глава
Румынской коммунистической партии был расстрелян.
В ходе реформ в государствах постсоветского пространства были
установлены демократические институты и заложены основы рыночной
экономики, благодаря чему сформировался не совсем полноценный, но все же
работающий рынок. Однако изменения государственного аппарата происходили в
отрыве от изменения политических ценностей населения. Несмотря на введение
демократических механизмов, социальная иерархия в целом не претерпела
изменений.172 Проблема усложнялась тем, что в процессе приватизации
государственной собственности партийная номенклатура, естественно, обладала
преимуществом. В условиях кризиса доверия к демократии ничего не мешало
новым правящим элитам восстановить прежние авторитарные традиции
(например, в Азербайджане, Белоруссии, России, Армении), но уже под новыми,
демократичными лозунгами. Как следствие демократизация приостановилась в
силу неравномерной концентрации ресурсов, а также еще не выработанного у
граждан интереса к участию в демократических политических процедурах.
Во многих посткоммунистических странах в 2000-х гг. наметился подъем
агрессивного национализма и консервативного популизма, что свидетельствует о
том, что демократические ценности по-прежнему не укоренились в политической
культуре.173
Эти
явления
частично
объясняются
попытками
группового
самосознания и самоутверждения в мире внезапно утраченных ориентиров и
172
См.: Качинский Я. Портрет посткоммунизма. Лекция в вашингтонском институте “Heritage”. // Журнал «Новая
Польша». №11. 2006 г. [Электронный ресурс] // URL: http://www.novpol.ru/index.php?id=719 (Дата обращения
01.10.2014).
173
См.: Рябов А. Демократизация и модернизация в контексте трансформации постсоветских стран // «Демократия
и модернизация. К дискуссии о вызовах XXI века». Под редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Издательство «Европа»,
2010 г. С. 186.
86
ценностей,
где
разрушаются
традиционные
модели
политического
позиционирования.174
Одним
государствах
из
способов
является
политической
символическая
легитимации
политика
в
постсоветских
«этнического
геноцида».
Происходящая в постсоветской России этнизация событий политической памяти
не
привела
к
конституированию
национальной
памяти,
напротив
она
воспроизводит противоречия в сюжетах политического времени и поддерживает
существующие политические расколы в идентичностях.175 Следствием этих
расколов становится ксенофобия, возникающая при любых формах социальных
изменений,176
что
связано
с
разрастающимся
комплексом
социального
недовольства, принимающего форму этнического протеста, не имеющего
логического смысла.
Трансформации, происходившие в посткоммунистических государствах,
вызвали ожесточенные дискуссии среди политологов. Сегодня вряд ли
существует единая теория, описывающая все многообразие политических,
социальных, экономических и идеологических изменений, произошедших в связи
с распадом коммунизма. Однако в политической науке сформировалось
несколько исследовательских подходов к анализу посткоммунизма, вскрывающих
его сущностные черты.
С
точки
зрения
транзитологических
теорий,
посткоммунизм
рассматривается как состояние перехода к демократии в конце XX столетия.
Согласно такому подходу, распад СССР и дальнейшее развитие России и бывших
социалистических стран рассматривается как закономерный процесс перехода к
демократическому устройству. Сама транзитология зарождается в 1970-х гг. в
период кризиса модернизационной теории, которая получила свое развитие в 5060 гг. XX в. как результат осмысления крушения европейский колониальных
174
См.: Попова О. В. Особенности политической идентичности в России и странах Европы. // Полис. Политические
исследования. 2009. № 1. С. 145.
175
См.: Завершинский К. Ф. «Политическое доверие» как символический источник социальных изменений в
политических сетях // ПОЛИТЭКС. Т. 8, № 3. 2012. С 72.
176
См.: Ачкасов В.А. «Этническая ксенофобия и миграционные процессы в современной России» // Вестник
Санкт-Петербургского Университета. Серия 6. Выпуск 1, Март, 2008 г. [Электронный ресурс] // Научная
электронная библиотека Elibrary. // URL: http://elibrary.ru/item.asp?id=16284255 (Дата обращения 01.02.2015).
87
империй и появления множества независимых государств в Африке, Азии, и
Латинской Америке. Модернизационная парадигма предлагает рассматривать
политические трансформации в их связи с переходом общества от традиционного
состояния к современному. Однако, с серeдины 60-х гг., стало заметно нарастание
критики
теорий
модернизации.
Главным
фокусом
этой
критики
стала
неспособность объяснить различия в переходных обществах, а также упрощенное
представление об исторической эволюции.
Причиной зарождения транзитологических теорий стал ряд крушений
авторитарных режимов и последовавшими за ними попытками установления
демократических институтов в странах Латинской Америки и Южной Европы.
Бурное развитие теории демократического транзита связано с именами
Г. О’Доннелла, Ф. Шмиттера и Л. Уайтхеда, которые в 1986 г. выпустили книгу
«Переходы от авторитаризма: перспективы демократии». Классическая теория
перехода гласит, что «транзит» состоит из трех стадий: либерализации,
демократизации и консолидации. Либерализация предполагает прекращение
репрессий и увеличение свобод в рамках существующего недемократического
режима, демократизация подразумевает последующую смену недемократического
режима. Большое значение приобретает заключительный этап – консолидация
демократии:
процесс
укрепления
демократических
институтов,
врастания
демократических ценностей в сознании людей. Демократия «предполагает
наличие консенсуса в обществе и оказывается работоспособной только в том
случае, если большинству населения представляется полезной и в этом смысле
легитимной».177 Консолидация приводит к укоренению в политической культуре
демократических ценностей и утверждению стабильной демократии. Сбои в
достижении третьей, заключительной, стадии «транзита» привели к тому, что во
многих
постсоветских
государствах
попытки
демократизации
сменились
авторитарными тенденциями.
177
Алексеева Т. А. Насилие и демократия в политике США // Международные процессы. Журнал теории
международых отношений и мировой политики. Т. 6, № 2(17). Май–август 2008. [Электронный ресурс] // Научнообразовательный форум по международным отношениям. // URL: http://www.intertrends.ru/seventeenth/004.htm
(Дата обращения 01.04.2015);
88
Крушение
коммунистических
режимов
послужило
стимулом
к
дальнейшему развитию транзитологических теорий. Стремительность разрушения
авторитарных режимов, практическая синхронность демократических транзитов в
этих странах вызвали многочисленные дискуссии. В результате появилось
множество монографий, в которых с использованием единой концептуальной
схемы
исследовались
причины,
основные
факторы
и
особенности
демократических транзитов в Латинской Америке, Южной Европе и в странах
коммунистического
мира.
Идея
«демократического
транзита»
играла
в
посткоммунистическом мире роль компенсации за крушение идеалов социализма.
Считалось,
что
посткоммунистические
общества
смогут
приобщиться
к
капиталистической экономике.178
Однако реальные трансформации, произошедшие в посткоммунистических
государствах, не вписывались в теоретические схемы транзитологии. Почти все
постсоветские государства не смогли осуществить переход на заключительную
стадию
«транзита».
посткоммунистические
Не
осуществив
страны
демократическую
встали
на
путь
консолидацию,
авторитарных
или
псевдодемократических режимов. Постсоциалистические экономики, в свою
очередь, вошли в мировую капиталистическую систему в роли поставщиков
дешевой рабочей силы и сырья, а также в качестве удобного рынка сбыта
западных товаров.179
Как результат, все более заметным становится нарастание скептицизма по
отношению
к
идее
«демократического
транзита»
как
объяснению
посткоммунистических преобразований – как среди политологов, так и среди
обычных граждан. Вполне обоснована критика реального положения вещей в
государствах,
приобщившихся
к
демократии
в
ходе
«третьей
волны»
демократизации: большинство из них не удовлетворяют даже минимальным
критериям либеральной демократии.
178
См.: Ачкасов В. А. Транзитология – научная теория или идеологический конструкт? // Полис. Политические
исследования. 2015. № 1. С. 30-37.
179
См.: Там же.
89
Аналогично Б. Г. Капустин подвергает критике западную транзитологию.
Во-первых, пишет автор в своей статье «Конец транзитологии?», идея
демократического транзита слаба в концептуальном смысле, так как по существу
она представляет собой новую версию теорий «модернизации», доказавших свою
несостоятельность.
Во-вторых,
опыт
российской
трансформации
показал
неспособность транзитологической теории объяснить изменения, происходящие в
России. Объектом критики является также претензия на универсальность
транзитологических теорий, в основе которых лежит аксиома о неизбежности
преобразования любого недемократического общества в демократическое: мир не
универсален, поэтому не может быть стандартных путей развития разных
государств.
Действительно созданная в рамках транзитологии схема перехода от
авторитаризма
к
демократии
не
является
универсальной
моделью
демократизации. Она всего лишь эмпирически фиксирует последовательность
некоторых фаз в ряде конкретных случаев успешных демократизаций в странах
Центральной и Восточной Европы, Южной Европы и Латинской Америки, но не
дает комплексного адекватного объяснения происходящим процессам.
Взамен транзитологической парадигмы для анализа современности
Б. Г. Капустин предлагает использовать методологию постмодернизма, под
которой он понимает «определенный тип мысли и ее теоретические или квазитеоретические
продукты,
а
под
«постсовременностью»
(русский
аналог
английского postmodernity) – социальную реальность, с которой мысль данного
типа соотносит себя и которую стремится (по-своему) описать».180 В этом смысле
Россию можно рассматривать уже как постсовременное, а не переходное
общество.
Проблематика трансформации различных политических систем остается
одной из актуальных тем современной политической науки. Поскольку
формальное перенятие демократических процедур не означает осуществления
демократической политики на практике, транзитология более не ставит своей
180
Капустин Б. Г. Посткоммунизм как постсовременность // Полис. 2001, № 5. С. 6.
90
целью создание универсальной модели демократизации. Транзит предполагает
множество возможных путей – как перехода, так и его результатов.181
Несмотря на сложность (или даже невозможность) создания единой
концептуальной схемы исследования процессов формирования и эволюции
демократических институтов в различные исторические периоды и в разных
государствах, политическая наука, тем не менее, нуждается в комплексном
исследовании демократии как исторического феномена с целью возможного
прогнозирования развития демократии в будущем.
В настоящем разделе исследования был проделан сравнительный и
теоретический анализ генезиса, развития и трансформации демократических
институтов в различные исторические эпохи.
Проводимый в данном параграфе анализ недемократических режимов
обладает немаловажным аспектом: как фашистские, так и коммунистические
режимы могут рассматриваться как исторические феномены, которые, хотя и не
изжиты до конца, более не представляют жизнеспособной альтернативы
либеральной демократии, в связи с потерей ими легитимности.182 Тем не менее,
данный факт не может служить гарантией от возникновения в будущем
политических
фашистских
систем,
режимов.
обладающих
Таким
признаками
образом,
коммунистических
выделение
основных
или
элементов
недемократических режимов служит как задаче исторического исследования, так
и задаче прогнозирования эволюции современных политических систем.
Научный анализ развития демократических институтов, в свою очередь,
имеет большую значимость, поскольку предполагает одновременное выполнение
нескольких основополагающих задач: а) задача теоретического анализа базовых
демократических институтов; б) исторический обзор, позволяющий проследить
ключевые
аспекты
развития
демократических
институтов;
в) создание
потенциальной теоретической базы для прогнозирования дальнейшего сценария
развития демократии.
181
См.: Ачкасов В. А. Транзитология – научная теория или идеологический конструкт? // Полис. Политические
исследования. 2015. № 1. С. 30-37.
182
См.: Beetham D. The Legitimation of Power. London: Macmillan, 1991. P. 179.
91
Исследуя феномен демократии, важно понимать: несмотря на то, что в
современных
условиях,
пожалуй,
единственной
приемлемой
формой
политической организации является либерально-демократическое государство,
тем не менее, как справедливо отметил Дж. Сартори, ни одна конкретная
демократия не может рассматриваться как чистая демократия.183 Соответственно,
анализируя определенные исторические попытки реализации демократии, не
следует питать иллюзий в поисках идеальной формы. Возможно, наиболее
благоприятными для развития демократии стали десятилетия после Второй
мировой войны, когда во многих западных государствах утвердились принципы
государства
всеобщего
благосостояния.
Однако
этот
период
оказался
непродолжительным: экономический кризис 1970-х гг. повлек за собой кризис
демократии, ставший центральной темой политологических дискуссий на
современном этапе развития науки.
183
См.: Sartori G. The theory of democracy revisited. New Jersey, Chatham: Chatham House Publishers, Inc. 1987. P. 200.
92
ГЛАВА
2.
СОВРЕМЕННЫЕ
ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ
МОДЕЛИ
ДЕМОКРАТИИ
§2.1. Теоретические модели демократии
Возникнув в античности, термин «демократия» в наше время стал одним из
наиболее популярных в политической науке. Однако массовое использование
данного термина отнюдь не способствовало закреплению за ним однозначного
определения: «понятие «демократия» в разные времена, в разных местах и для
разных людей означало нечто совершенно разное».184 До сих пор в политологии
не выработаны общепринятые представления, позволяющие сформулировать
четкое
определение
относительно
разнообразных
демократии.
содержания
Многочисленные
понятия
теоретических
«демократия»
концепциях
разногласия
нашли
демократии.
и
споры
отражение
Разные
в
авторы
акцентируют внимание на отдельных свойствах данного феномена: свободе,
равенстве, участии народа в принятии решений, конкуренции за голоса
избирателей между элитами и т. д.
В предыдущей главе был проведен анализ исторически сложившихся форм
и концепций демократии. По мере трансформации демократии как политического
режима, менялись и представления о ней. За две с половиной тысячи лет, в
течение которых исследуется сущность демократии, появилось множество
разнообразных теорий демократии. В данном параграфе будут рассмотрены
наиболее значимые из них.
Известный британский политолог Д. Хелд в работе «Модели демократии»
предлагает свою классификацию теорий демократии. Понятие «модель», которое
использует
политолог, означает теоретическую конструкцию, призванную
обозначить главные элементы определенной демократической формы и описать
структуру отношений между ними. Д. Хелд считает недостаточным деление всех
существующих концепций демократии на две теоретические модели: прямые и
184
Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000. С. 9.
93
представительные. По его мнению, такое деление не является исчерпывающим:
оно существенно ограничивает весь спектр различий в теориях демократии. Так,
например, модели прямой демократии сильно отличаются друг от друга, и,
объединяя их в один класс, мы рискуем выпустить из поля зрения важные
различия между ними.
Изучая демократическую теорию Запада, можно выделить несколько
ступеней в ее формировании. Одна из наиболее значительных стадий – модель
либеральной демократии. Знаменитый тезис Ф. Фукуямы о конце истории, в
конечном счете, наталкивает на мысль о том, что либеральная демократия, за
неимением достойных альтернатив, сегодня являет собой единственно возможную
и,
следовательно,
Утверждение
наилучшую
Фукуямы
подтверждается
форму
устройства.185
государственного
об
«избранности»
современной
политической
либеральной
практикой:
демократии
почти
все
демократические или
стремящиеся к демократии страны, как
правило,
позиционируют
как
образом,
себя
либерально-демократические.
Таким
либеральная модель демократии сегодня является наиболее разработанной и едва
ли не самой популярной демократической теорией в мире.
Эта модель в разное время разрабатывалась такими мыслителями, как
Н. Макиавелли, Т. Гоббс, Дж. Локк, Ш. Л. де Монтескье, Дж. Милль, И. Бентам,
Ж.-Ж. Руссо, Дж. Ст. Милль, А. де Токвиль и др. Анализируя существующие
концепции
(«protective»)
либеральной
и
демократии,
«развивающуюся»
Д. Хелд
выделяет
(«developmental»)
«защищающую»
модели
либеральной
демократии. Первое направление представлено Н. Макиавелли, Т. Гоббсом,
Дж. Локком, Ш. Л. де Монтескье, Дж. Мэдисоном и представителями английского
либерализма Дж. Бентамом и Дж. Миллем, второе – Ж.-Ж. Руссо, Дж. С. Миллем,
и др.
Общим для обеих моделей является приоритет гражданского общества
перед государством, наличие частной сферы, независимой от государства,
народный суверенитет, проявляющийся через представительное правление,
185
См.: Фукуяма Ф. Конец истории. М.: ACT: ACT МОСКВА: Полиграфиздат. 2010. С. 7-25.
94
защита прав и свобод личности, частная собственность и рыночная экономика.186
Различие данных моделей связано, прежде всего, с принципом их легитимизации,
с тем, как они обосновывают свое право на существование. Защищающая
демократия утверждает, что граждане нуждаются в защите от правителей, а также
друг от друга.187 Только наличие защитных механизмов внутри общества может
обеспечить правителям возможность проводить политику, которая учитывает
интересы
всего
сообщества.
Развивающаяся
модель
демократии
не
ограничивается наличием эффективных защитных механизмов: оптимальная
государственная политика требует широкого участия граждан в политической
жизни. Такое участие необходимо не только для защиты индивидуальных
интересов,
но
и
для
создания
неформального,
структурированного
и
развивающегося гражданского общества. Вовлеченность отдельного гражданина в
политические дела сообщества существенно важна для гармоничного развития
как его индивидуальных способностей, так и общих для всего общества
добродетелей и ценностей.
Начиная с Н. Макиавелли и Т. Гоббса, центральным вопросом либеральной
теории был вопрос о том, каким должно быть государственное устройство, чтобы
в нем могли уживаться разнообразные интересы.
Т. Гоббс считал основной целью государства обеспечение безопасности
индивидов.188 Люди создают государство, так как их стремление сохранить свою
жизнь неизбежно вступает в противоречие с эгоизмом и желанием присвоить себе
как можно больше благ.189 В естественном состоянии людьми правят корысть и
жадность: каждый берет то, что он хочет, ищет власти и богатства, в том числе и
за счет боле слабых сородичей; результатом отсутствия государства при таком
строе была бы бесконечная гражданская война. Т. Гоббс отошел от античных
представлений о демократии, полагая, что только сильное «охранительное»
государство
186
способно
избавить
людей
от
многочисленных
См.: Held D. Models of Democracy. Stanford, California: Stanford University Press, 1987, P. 42.
См.: Там же. Р. 43.
188
См.: Гоббс Т. Левиафан…Гоббс Т. Сочинения в 2 томах. Т.2. М.: Мысль, 1991. С. 129.
189
См.: Skinner Q. Hobbes and Republican Liberty. Cambridge: Cambridge University Press. P. 36.
187
опасностей.
95
«Государство установлено, когда множество людей договаривается и заключает
соглашение каждый с каждым о том, что в целях водворения мира среди них и
защиты от других каждый из них будет признавать как свои собственные все
действия и суждения того человека или собрания людей, которому большинство
дает право представлять лицо всех (т.е. быть их представителем) независимо от
того, голосовал ли он за или против них».190 Благодаря этому утверждению
Т. Гоббса считают одним из родоначальников теории либеральной демократии: его
предпосылки о равных правах и свободах каждого и о необходимости
установления государства только на основе всеобщего договора, являющиеся
основными
аргументами
сторонников
теории
либеральной
демократии,
пересиливают некоторые антилиберальные и антидемократичексие положения
гоббсовской теории.191 Прежде всего, критике со стороны демократической теории
подвергается
идея
неограниченной
власти
суверена.
Действия
суверена
легитимны, так как авторизованы его собственными подданными.192 Суверен
ненаказуем, так как каждый подданный ответственен за действия суверена, а,
следовательно, наказав суверена, подданный незаконно обвинит другого за
действия, совершенные, пусть и косвенно, самим собой, ибо именно подданные
заключили соглашение, посредством которого власть передаётся суверену.
Т. Гоббс выступает против разделения властей: «если же суверен переносит на
другого право распоряжения войсками, то сохранение за собой права судебной
власти будет бесполезно, так как он будет лишен силы привести законы в
исполнение; а если он уступает кому-либо свое право взимать налоги, то пустым
остается его право распоряжаться военными силами; если он отказывается от
права направлять те или иные доктрины, то боязнь духов может толкнуть людей
на восстание».193
Дж. Локк решительным образом модифицировал теорию Т. Гоббса: в своих
рассуждениях он осуществил переход от идеи абсолютного суверенитета к
190
Гоббс Т. Левиафан…Гоббс Т. Сочинения в 2 томах. Т.2. М.: Мысль, 1991. С. 134.
См.: Rethinking The Foundations of Modern Political Thought. Edited by Annabel Brett, James Tully HamiltonBleakley, Holly. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. P. 192.
192
См.: Скиннер. Кв. Свобода до либерализма. СПб. Изд-во Европ. ун-та в Санкт-Петербурге, 2006. С. 18.
193
Гоббс Т. Левиафан…Гоббс Т. Сочинения в 2 томах. Т.2. М.: Мысль, 1991. С. 141.
191
96
суверенитету ограниченному. По его мнению, нет оснований полагать, что
правители по собственной воле будут обеспечивать интересы народа, а потому
должны существовать определенные формальные ограничения политической
власти. Дж. Локк предлагает разделение власти на три ветви – законодательную,
исполнительную и федеративную. Законодательная власть осуществляет право
издавать законы, исполнительная — претворяет их в жизнь, а федеративная –
занимается внешней политикой.194
Дж. Локком были развиты основные положения теории разделения властей:
об осуществлении законодательной власти через выборный представительный
орган, о недопустимости представительному органу заниматься исполнением
законов, о создании в связи с этим постоянно действующего органа и др. Он
писал, что в конституционном государстве может быть всего одна верховная
власть – законодательная, которая направляет силу государства на обеспечение
безопасности сообщества.
Деятельность
государя,
как
главы
исполнительной
власти,
строго
регламентируется законами, подчинение которым является его первейшей
обязанностью. Народ вправе ограничивать «прерогативу» государей в случае
необходимости, то есть если терпит от нее ущерб. Прерогатива представляет
собой «разрешение со стороны народа его правителям делать некоторые вещи по
их собственному свободному выбору, когда закон молчит, а иногда также и
поступать вопреки букве закона ради общественного блага».195 Либерализм
Дж. Локка, таким образом, поддерживает право сопротивления в случае, когда
правитель не в состоянии защитить права народа, то есть выполнить функцию,
ради которой народ и передает часть своей свободы в его руки.196
Право
созывать
парламент
принадлежит
непосредственно
королю,
поскольку исполнительная власть может наилучшим образом решать, когда
именно необходимо собраться парламенту для содействия общественному благу.
194
См.: Локк Дж. Два трактата о правлении. Локк Дж. Сочинения: В 3 т. – Т. 3. – М.: Мысль, 1988. С. 346-349.
Там же. С. 358.
196
См.: Sullivan V. B.. Machiavelli, Hobbes, and the Formation of a Liberal Republicanism in England. Cambridge:
Cambridge University Press, 2004. P. 15.
195
97
Министры, управляющие страной и обладающие всей полнотой информации о
положении дел в стране, должны нести ответственность перед парламентом; судьи
же, как стражи закона, признаются независимыми от воли правителя. Именно в
правлении закона Дж. Локком виделась гарантия безопасности государства в
целом и каждого отдельного гражданина.
Дж. Локк утверждает, что государство было создано по взаимному согласию
людей для защиты их жизни, свободы и имущества: «великой и главной целью
объединения людей в государства и передачи ими себя под власть правительства
является сохранение их собственности».197 Для выполнения этой задачи
политическая власть наделяется правомочием издавать законы и применять для
исполнения этих законов силу сообщества. Законодательная и исполнительная
власти в своей деятельности независимы друг от друга, но обе имеют над собой
высшего судью в лице народа, обладающего правом требовать к ответу всякую
власть.198 Отличаясь друг от друга своими функциями, эти власти, по Дж. Локку,
должны быть разделены, ибо в противном случае правители получают
возможность освобождать себя от подчинения законам и приспосабливать их к
своим частным интересам.
Свой современный вид доктрина разделения властей приобретает в теории
Ш. Л. де Монтескье. Развивая идеи Дж. Локка, философ заключает, что личная
свобода граждан может быть гарантирована только в государстве, в котором
существует разделение властей. Если власти не разделены, государство неизбежно
склоняется к деспотизму. Ш. Л. де Монтескье выделяет три ветви власти:
законодательную, исполнительную и судебную. Эти три власти должны
принадлежать различным органам государства: «Если власть законодательная и
исполнительная будут соединены в одном лице или учреждении, то свободы не
будет, так как можно опасаться, что этот монарх или сенат станет создавать
тиранические законы для того, чтобы так же тиранически применять их. Не будет
свободы и в том случае, если судебная власть не отделена от власти
197
Локк Дж. Два трактата о правлении. Локк Дж. Сочинения: В 3 т. – Т. 3. – М.: Мысль, 1988. С. 334.
См.: Fontana B., Nederman C. J., Remer G., Talking Democracy: Historical Perspectives on Rhetoric and Democracy.
University Park, PA: Pennsylvania State University Press, 2004. P. 251-256.
198
98
законодательной и исполнительной. Если она соединена с законодательной
властью, то жизнь и свобода граждан окажутся во власти произвола, ибо судья
будет законодателем. Если судебная власть соединена с исполнительной, то судья
получает возможность стать»199. Разделение законодательной и исполнительной
властей связано с необходимостью баланса различных интересов и властных
полномочий,
судебная власть должна выполнять функцию независимого
арбитража.200 Развивая свое учение, французский философ выдвигает положение
о том, что различные власти должны сдерживать друг друга в целях недопущения
узурпации власти каким-либо одним органом, а их полномочия должны
уравновешивать друг друга. Так, законодательная власть должна определять
предмет деятельности исполнительной власти, контролировать ее, привлекать к
ответственности министров; исполнительная власть должна обладать правом
приостанавливать
принятые
парламентом
законы.
По
мнению
Ш. Л. де Монтескье, те, в чьих руках сосредоточена существенная власть, всегда
желают большего; в связи с этим, закрепленное в Конституции разделение властей
должно подкрепляться возможностью властей взаимоограничивать другу друга.
Ни одна власть не должна вмешиваться в сферу компетенции другой.201
Необходимость разделения полномочий правительства и система сдержек и
противовесов, представляющие собой оплот против злоупотреблений властью и
произвола, выступают гарантией защиты прав отдельных лиц и собственности.
Дж. Локк и Ш. Л. де Монтескье отстаивают идею представительного
демократического правления, основанного на принципе разделения властей.
Однако, соглашаясь с необходимостью ограничения власти, философы ни словом
не упомянули о том, что представляется очевидным и необходимым условием
современной либеральной демократии – равного доступа граждан к политическим
механизмам. Защита свободы требует политического равенства всего взрослого
199
Монтескье Ш. Л. О духе законов. М.: Мысль, 1999 . С. 138.
См.: Pangle T. L. Montesquieu's Philosophy of Liberalism: A. Commentary on The Spirit of the Laws. Chicago and
London: The. University of Chicago Press, 1973. P. 132.
201
См.:Richter M. The Politcal Theory of Montesquieu. Cambridge: Cambridge University Press, 1977. P. 91-93.
200
99
населения, т.е. возможности защищать свои интересы от произвольных действий,
как со стороны государства, так и со стороны других граждан.202
Теоретическая модель «защищающей демократии» разрабатывалась в
трудах философов XVII и XVIII столетий и окончательно сформировалась в конце
XVIII - начале XIX вв. Некоторые важные положения теории «защищающей
демократии» были разработаны одним из основателей американской конституции
Дж. Мэдисоном и представителями английского утилитаризма Дж. Бентамом и
Дж. Миллем. Они сделали, возможно, самое важное для понимания данной
модели уточнение: правители должны быть ответственны перед управляемыми.
Такую ответственность можно обеспечить посредством различных механизмов
(тайное голосование, регулярно проводимые выборы, соревнование кандидатов на
выборах и др.), которые, в то же время, предоставят гражданам возможность
выбирать, утверждать и контролировать определенный политический курс.
Посредством вышеупомянутых механизмов и будет достигнут баланс между
суверенитетом и свободой.203
Дж. Бентам подчеркивает, что при демократии, как и при любой другой
форме правления, власть имущие руководствуются, прежде всего, собственными
интересами. Однако в рамках представительной демократии их зависимость от
политической системы обусловлена тем, что, только действуя в соответствии с
общественными интересами, они могут продвигать и свои собственные
интересы.204 Представители власти, выражающие всеобщую волю, таким образом,
должны стремиться к достижению всеобщего счастья и быть подотчетны народу,
поскольку, избираемые населением, они служат воле избирателей и рискуют не
быть избранными повторно в случае невыполнения должным образом своих
обязанностей.205 Согласно утилитаристской этике, человек всегда действует таким
образом, чтобы удовлетворять свои желания и минимизировать страдания.
202
См.: Held D. Models of Democracy. Stanford, California: Stanford University Press, 1987, P. 60.
См.: Там же, Р. 61.
204
См.: Carr W., Hartnett A. Education and the struggle for democracy: the politics of educational ideas. Buckingham ;
Philadelphia: Open University Press, 1996. P. 48.
205
См.: Crimmins J. E. Utilitarian Philosophy and Politics: Bentham's Later Years. London: Continuum International
Publishing Group, 2011. P. 149.
203
100
Общество состоит из индивидов, каждый из которых преследует свои интересы,
часто вступающие в конфликт с интересами других людей. Задача законодателя –
привести к гармонии частные и общественные интересы, что возможно только в
рамках либеральной демократии, в которой политические решения приводятся в
соответствие с интересами наибольшего числа граждан. Таким образом,
демократия представляет собой инструмент для создания правительства,
подотчетного населению и защищающего свободу и интересы граждан.206
В противоположность рассмотренной модели либеральной демократии в
концепции
«развивающейся
демократии»
утверждается,
что
участие
в
политической жизни необходимо не только для защиты частных индивидуальных
интересов, но и для формирования общества компетентных и информированных
граждан. Поэтому вовлеченность в политику является важным фактором развития
демократических режимов. Теория «развивающейся демократии», акцентирующая
внимание на необходимости демократических механизмов для формирования
активного гражданства, получила как радикальную, так и либеральную трактовку.
Ярким представителем первой является Ж.-Ж. Руссо.
В противоположность Т. Гоббсу, Ж.-Ж. Руссо убежден в необходимости и
желательности для человека естественного состояния, ибо только в нем возможно
фактически полное равенство. Если, по мнению Т. Гоббса, в естественном
состоянии среди людей царит взаимный страх, и поэтому они вынуждены
подчиняться суверенной власти в обмен на свою безопасность, то Ж.-Ж. Руссо
отвергает государство, создаваемое «из страха». Для Т. Гоббса, как и для
Дж. Локка, свобода личности является основным мотивом для вступления в союз,
в рамках которого права человека делегируются суверенной власти, абсолютной
или ограниченной. Ж.-Ж. Руссо задается вопросом: каким образом свобода и
представительство могут быть согласованы, ведь если свобода и сила являются
главными инструментами самосохранения, то как человек может передавать их
206
См.: Carr W., Hartnett A. Education and the struggle for democracy: the politics of educational ideas. Buckingham ;
Philadelphia: Open University Press, 1996. P. 49.
101
суверену без ущерба для собственных интересов?207 Это противоречие создает
главную проблему общественного договора: невозможность найти такую форму
ассоциации, в которой люди, соединяясь вместе, при этом оставались бы
свободными, как и в естественном состоянии. В «Общественном договоре»
Ж.-Ж. Руссо утверждает, что демократия несовместима с представительными
институтами, поскольку верховная власть народа неотчуждаема и не может
делегироваться. Поскольку прямая демократия возможна только в малых
сообществах, Ж.-Ж. Руссо делает вывод о нереализуемости демократического
правления в масштабах крупных национальных государств. Философ защищает
модель радикально-демократического правления, посредством которого могут
быть воплощены идеи народного суверенитета и прямого народного правления.
Либеральность же этого народоправства заключается в том, что каждый индивид
защищен от угнетающей власти всех остальных индивидов посредством
фиксации индивидуальных прав и свобод каждого в законе.208
Как следствие Ж.-Ж. Руссо постулирует приоритет личной свободы и при
этом призывает к подчинению личности «общей воле»: «каждый, подчиняя себя
всем, не подчиняет себя никому в отдельности. И так как нет ни одного члена
ассоциации, в отношении которого остальные не приобретали бы тех же прав,
которые они уступили ему по отношению к
себе, то
каждый приобретает
эквивалент того, что теряет, и получает больше силы для сохранения того, что
имеет»209; «полное отчуждение каждого из членов ассоциации со всеми его
правами в пользу всей общины; ибо, во-первых, если каждый отдает себя всецело,
то создаются условия, равные для всех; а раз условия равны для всех, то никто не
заинтересован в том, чтобы делать их обременительными для других».210
В модели Руссо власть народа абсолютна, а меньшинство должно
подчиняться воле большинства. Воля народа выражается на общих собраниях, где
и принимаются наиболее важные управленческие решения. Задачи же власти
207
См.: Cunningham F. Theories of Democracy: A Critical Introduction. New York and London: Routledge, 2002. P. 124.
См.: Поляков Л. В. Демократия в глобальном контексте // Демократия: перезагрузка смыслов. М.: Праксис;
Центр политической конъюнктуры России, 2010. С. 17.
209
Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: "КАНОН-пресс", "Кучково поле", 1998. С. 209.
210
Там же.
208
102
сводятся исключительно к исполнительной функции – осуществлению принятых
народом решений на практике. «В обществе исключаются любые противоречия,
как и противоречия общества и государства, поскольку государство жестко
исполняет волю общества, а каждый член общества обязан заботиться о
государственных интересах», – пишет Руссо.211
Другим
представителем
теории
«развивающейся
демократии»
был
англичанин Дж. Ст. Милль (сын Дж. Милля). Дж. Ст. Милль считал, что процесс
принятия решений в демократии организован таким образом, что ответственные
лица вынуждены учитывать интересы широких слоёв населения и предоставлять
им наиболее полную информацию о текущем положении дел. Либеральная
демократия или представительная система важна, по его мнению, не только
потому, что защищает частные интересы граждан, но потому что это важно для
свободного развития индивидуальности, для формирования информированного и
развивающегося гражданина.212 Политическое участие – голосование, работа в
качестве присяжного, участие в работе органов местного самоуправления –
является
важным
фактором
расширения
индивидуальных
способностей
гражданина.213 Таким образом, демократия также оказывает позитивное влияние
на нравственность, поскольку сознание собственного влияния на проводимую
политику стимулирует развитие достоинства личности, ответственности, чувства
справедливости и стремление к общему благу. В свою очередь, повышение
нравственного уровня общества и должностных лиц также приводит к более
осознанному принятию решений, что, несомненно, способствует повышению
качества законов и политической жизни в целом. Представительная демократия,
по мнению Дж. Ст. Милля, обладает еще одним важным положительным
свойством – она позволяет обеспечить такое правительство, которое состоит из
хорошо образованных и высокопрофессиональных политиков, которые лучше,
211
Бегунов Ю.К., Лукашев А.В., Пониделко А. В. 13 теорий демократии. Санкт-Петербург: Издательский Дом
«Бизнес-Пресса», 2002. С. 46.
212
См.: Kurki M. Democratic Futures: Re-Visioning Democracy Promotion. Abingdon: Routledge, 2013. P. 37.
213
См.: Held D. Models of Democracy. Stanford, California: Stanford University Press, 1987. P. 102.
103
чем другие, смогут проводить политику в интересах населения и утверждать
необходимые для этого законы.214
Британский
философ
считал
нелегитимным
патернализм,
который
допускает ограничение свободы людей для их собственного блага: человек вправе
поступать так, как хочет во всем, что касается его самого. Государство, в свою
очередь, должно уважать свободу каждого гражданина, но при этом оно обязано
следить, чтобы человек не наносил вред другому. Свобода же, по Дж. Ст. Миллю,
подразумевает: а) свободу мысли, религии, высказывания; б) свободу вкусов,
свободу планировать жизнь по своему усмотрению; в) свободу собраний. Таким
образом, идеал Дж. Ст. Милля – возможная свобода каждого для процветания
всех. В эссе «О свободе» Дж. Ст. Милль утверждал, что единственным
основанием для ограничения личной свободы является защита индивида и
общества от конкретного вреда, который может нанести им другой индивид.
«Покуда люди несовершенны, разница мнений полезна, и так же полезны разные
способы жизни и свободная возможность развиваться любому характеру, кроме
опасного для других; ценность любого образа жизни следует доказать на
практике, позволяя каждому испробовать его».215 Таким образом, политическое
вмешательство возможно только в том случае, если человек наносит вред другим
людям.
Дж. Ст. Милль отмечал, что для эффективного поиска истины в обществе
необходима открытая дискуссия относительно основных целей и ценностей
политики и столкновение полярных точек зрения. Философ не устает
подчеркивать важность для человека и общества в целом максимального
разнообразия характеров и полной свободы развития многогранной человеческой
природы. «Если бы все человечество минус единица было одного мнения и только
один против, то подавлять мнение этого одного ничуть не справедливее, чем ему
подавлять мнение человечества. Особое зло подавления мнений в том, что
214
См.: Cunningham F. Theories of Democracy: A Critical Introduction. New York and London: Routledge, 2002. P. 29.
См. также: Urbinati N., Zakaras A. J. S. Mill's political thought A Bicentennial Reassessment. Cambridge: Cambridge
University Press, 2007. P. 225.
215
Милль Дж. С. О свободе // Наука и жизнь. – 1993. № 12. С. 24.
104
обездоливается все человечество, и те, кто против данной мысли, еще больше, чем
ее сторонники. Если мысль верна, они лишены возможности заменить ложь
истиной; если неверна, теряют (что не менее нужно) ясный облик и живое
впечатление истины, оттененной ложью».216
В «Размышлении о представительном правлении» Дж. Ст. Милль критикует
абсолютную монархию. Абсолютная власть, по мнению философа, угрожает
человеческому достоинству, ибо люди не могут представлять свои собственные
интересы и желания, не участвуя в контроле над их претворением в жизнь.
Активное участие в формировании собственных условий жизни является одним из
главных механизмов развития человеческого разума и нравственного развития.
Люди являются лучшими защитниками своих собственных прав. Активное
участие в общественной жизни препятствует апатии и способствует всеобщему
процветанию.217 Представительное правление, сфера действия и власть которого
ограничивается принципом свободы и невмешательства, является главным
условием существования свободного общества и процветания.
Особой остротой отличается сочинение Дж. Ст. Милля «Подчиненность
женщины». Веками женщин считали неполноценными «по природе». Однако,
замечает философ, «женская природа» — это факт искусственный, мифологема
исторического сознания. Принцип правовой подчиненности одного пола другому,
который регулирует существующие социальные отношения между полами,
неправилен сам по себе и в настоящее время представляет собой одно из главных
препятствий для развития человечества; такой принцип должен быть заменен
принципом
полного
равенства,
не
допускающего
никакой
власти
или
превосходства между полами.218 Маргинальное положение женщин в обществе и
политике есть результат поведения мужчин, выгода которых состоит в том, чтобы
держать женщин на периферии, в семье или на фабриках, а потом говорить об их
бездарности и неспособности к наукам и искусствам. Более того, Дж. Ст. Милль
216
Милль Дж. С. О свободе // Наука и жизнь. – 1993. № 11. С. 13.
См.: Held D. Models of Democracy. Stanford, California: Stanford University Press, 1987. P. 89.
218
См.: John Stuart Mill, The Subjection of Women. Глава 1.
// URL: https://ebooks.adelaide.edu.au/m/mill/john_stuart/m645s/contents.html (Дата обращения 25.02.2015).
217
105
доказывает, что мужчинам также нужна свобода женщин, как и самим женщинам.
Все дело в том, что брак между не равными друг другу людьми приводит к
деградации обоих супругов. Женщина, чье существование определено только
домашними заботами, имеет деструктивный эффект на мужа, который мог бы
иметь перспективы, будь рядом с ним сильная и свободная женщина.219 Проблему
следует решать политическими средствами: создать для мужчин и женщин
условия, гарантирующие равный доступ к процессу принятия решений.
К базовым признакам «развивающейся демократии» относятся следующие:
всеобщее
избирательное
право
без
какого-либо
имущественного
ценза;
представительная система; участие граждан в деятельности различных ветвей
власти
посредством
голосования,
публичных
дебатов
и т. д.;
защита
индивидуальных прав и свобод; свободная рыночная экономика; частная
собственность; политическая эмансипация женщин; разграничение функций
выборных представительных органов власти и государственной бюрократии.
В последние десятилетия в научном сообществе возродился оживленный
интерес к либеральным идеям. Философская школа современного либерализма
представлена Й. Шумпетером, И. Берлином, Р. Нозиком, Ф. А. фон Хайеком,
Р. Дворкиным, Дж. Ролзом и др.
Основное
отличие
современного
либерализма
от
классического
заключается, как утверждает И. Берлин, в особой трактовке категории свободы.
Для классического либерализма характерно понимание свободы в негативном
смысле («свобода от», т. е. свобода от принуждения, от каких-либо ограничений),
в современном либерализме концепция свободы дополнена позитивным смыслом
(«свобода для», т. е. возможность быть хозяином свей судьбы).220 И. Берлин
отмечает, что притязания свободы никогда не будут абсолютными: свобода в
некоторых случаях может быть ограничена ради социального благосостояния,
219
См.: Himmelfarb G. On liberty and liberalism. The case of John Stuart Mill. New York : Alfred A. Knopf, 1974. P. 179.
См.: Berlin I. Two Concepts of Liberty // Berlin I. Four Essays on Liberty. London, Oxford University Press, 1969.
P. 121-134.
220
106
чтобы удовлетворить потребности тех, кто в них больше нуждается, и, таким
образом, осуществить правосудие и справедливость.221
Одним из самых влиятельных голосов в современной дискуссии о
либеральной демократии является Дж. Ролз. Либерализм Дж. Ролза выражен в его
концепции справедливости, которая формирует проблемное поле современной
философии либерализма. В вопросе признания неприкосновенности прав и свобод
личности и принципа равенства граждан теория Ролза близка классическим
либеральным теориям Дж. Локка, Дж. Ст. Милля, Дж. Бентама. Однако теория
справедливости не приемлет утилитаризм Дж. Бентама. Никакие соображения
общей пользы не могут служить основанием справедливого государства: «в
справедливом обществе должны быть установлены свободы граждан, а права,
гарантируемые справедливостью, не должны быть предметом политического
торга или же калькуляции политических интересов».222 Как следствие в основе
теории справедливости лежит предположение о том, что общество должно
представлять собой справедливую схему сотрудничества между свободными,
равными и рациональными гражданами. Государство, в свою очередь, призвано
поддерживать справедливую структуру общества. Знаменитый принцип различия
Дж. Ролза заключается в том, что природные неравенства людей должны
компенсироваться
перераспределение
обществом.
ресурсов
в
Государство
обществе
в
должно
пользу
осуществлять
наименее
социально
защищенных групп населения – таким образом, общество исправляет «в
направлении равенства случайные предпочтения».223 Неравенства происхождения
и природных дарований сами по себе не являются ни справедливыми, ни
несправедливыми, однако в обществах, построенных не на принципе различия, на
основе незаслуженных неравенств формируются привилегированные социальные
классы. Для Дж. Ролза принцип различия подразумевает общественное признание
принципа взаимности: структура общества должна быть организована таким
221
См.: Berlin I. The pursuit of the ideal // Berlin I. The proper study of mankind. New York: Farrar, Straus and Giroux,
2000. P. 10.
222
Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск: Издательство Новосибирского университета, 1995. С. 19-20.
223
Там же. С. 97.
107
образом, что ни одна социальная группа не продвигается за счет или во вред
другой.
Р. Дворкин сосредотачивал свое внимание не столько на идеале взаимности,
сколько на необходимости равенства. Во вступлении к работе «Суверенная
добродетель: Теория и практика равенства» («Sovereign Virtue, The Theory and
Practice of Equality») он замечает, что многие партии исключили идеал равенства
из своих программ. Р. Дворкин считает, что ни одно государство не является
легитимным, если оно не проявляет равную заботу о своих гражданах.224
Р. Дворкин выделял два вида равенства: равенство благосостояния и равенство
ресурсов. Первый вид предполагает равное распределение ресурсов с целью
достижения равенства их благосостояния. Второй вид равенства подразумевает
распределение ресурсы между гражданами таким образом, чтобы каждый имел
одинаковую с другими часть от всех имеющихся в обществе ресурсов.225 Второй
принцип, по мнению Р. Дворкина, является более предпочтительным. Равенство
ресурсов предполагает не разделение имеющихся средств поровну, а равные
заботу и уважение со стороны правительства при принятии политического
решения о том, как следует распределять блага в обществе.
В противовес Дж. Ролзу и Р. Дворкину, Ф. А. фон Хайек и Р. Нозик,
утверждают,
что
современная
либеральная
фиксация
на
«социальной
справедливости» приводит к игнорированию того факта, что свобода базируется
на децентрализованном рынке, основанном на частной собственности. Очевидно,
современный либерализм представляет собой сложное сочетание течений,
старающихся синтезировать главные ценности либерализма с социально
ориентированными взглядами
и
концепциями
«социального
государства»
(Дж. Ролз), с представлениями, отрицающими социальный уклон в деятельности
государства (Р. Нозик, Ф. А. фон Хайек с их моделью «легальной» демократии).
Несмотря на особенную популярность либеральной демократической
модели как в политической науке, так и в политической практике, существует
224
См.: Dworkin R. Sovereign Virtue, The Theory and Practice of Equality. London: Harvard University Press. – 2002.
P. 1.
225
См.: Там же. P. 12.
108
большое количество альтернативных теоретических моделей демократии, так или
иначе противостоящих либеральным принципам. В частности, с критикой
либеральных моделей демократии выступил К. Маркс. По его мнению,
демократия невозможна в капиталистическом обществе. Дело в том, что
либеральное демократическое государство в соответствии с его предназначением
(как его понимал, в частности Дж. Ст. Милль) должно обеспечивать безопасность
личности и собственности и равные политические возможности для граждан. На
практике же, по мнению К. Маркса, этого не происходит: возможности людей
определяются их положением в классовой структуре общества. В классовом
обществе все политические институты общества и принципы демократии
выражают интересы и волю определенных классов и социальных групп. При этом
демократические учреждения являются лишь формой господства имущего
меньшинства над неимущим большинством; они гарантируют экономические
привилегии
господствующего
класса,
маскируя
господство
меньшинства
различными лозунгами и учреждениями по типу «общенациональных».
Деление общества на классы, характеризующиеся различным отношением к
средствам производства, является характерной особенностью определённой
общественно-экономической формации и неизбежно приводит к социальным
конфликтам и классовой борьбе. Одним из основных средств классовой борьбы
является государство, то есть аппарат для поддержания внутри общества
порядков, угодных и выгодных господствующему классу. При подавлении
направленных
против
этих
порядков
выступлений
угнетённых
классов
государство не связано никакими законами, а потому представляет собой
насильственную
диктатуру
господствующего
класса.
Капиталистическое государство является диктатурой буржуазии (над рабочим
классом); в результате социалистической революции возникает государство
диктатуры пролетариата, которая, в свою очередь, составляет лишь переход к
уничтожению всяких классов и к обществу без классов.
Абсолютная свобода требует прекращения эксплуатации и абсолютного
политического и экономического равенства. Только подобное равенство в
109
состоянии обеспечить получение каждым того, что ему необходимо. Но, так как
разные индивиды обладают разными способностями, то они получают
неодинаковую долю предметов потребления, что было зафиксировано в
Конституции СССР 1936 г.: «От каждого по способностям, каждому – по его
труду».226
В теории марксизма социализмом называется такое общество, которое
находится на пути трансформации от капитализма к коммунизму; это ещё не
общество социальной справедливости, а только подготовительная ступень к нему.
Социалистическая демократия базируется на экономических и социальных
принципах социализма: отсутствии классовых привилегий; общественной
собственности
на
средства
производства;
планомерном
развитии
социалистической экономики; отсутствии эксплуатации; распределении по труду;
гарантиях политических прав и свобод граждан; самоуправлении народа - через
избранных
депутатов
Советов
всех
уровней,
трудовых
коллективов,
общественных объединений; равной заработной плате рабочих и государственных
служащих.
Отличительной чертой коммунизма является отмирание буржуазной
собственности. Коммунистическая революция есть самый решительный разрыв с
унаследованными от прошлого отношениями собственности. Первым шагом в
рабочей революции является превращение пролетариата в господствующий класс,
завоевание демократии. «Пролетариат использует свое политическое господство
для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать
все орудия производства в руках государства, т. е. пролетариата, организованного
как господствующий класс, и возможно более быстро увеличить сумму
производительных сил».227 Это может, конечно, произойти сначала лишь при
помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные
производственные отношения, т. е. при помощи мероприятий, которые
226
Конституции.СССР 1936 г. Гл. 1, ст. 12. // URL: http://constitution.garant.ru/history/ussrrsfsr/1936/red_1936/3958676/ (Дата обращения 01.02.2015)
227
Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии / Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 4. М.:
Государственное издательство политической литературы, 1955. С. 446.
110
экономически кажутся недостаточными и несостоятельными, но которые в ходе
движения перерастают самих себя и неизбежны как средство для переворота во
всем способе производства.
Когда в ходе общественного развития исчезнут классовые различия и все
производство сосредоточится в руках ассоциации индивидов, тогда публичная
власть потеряет свой политический характер. Политическая власть в собственном
смысле слова – это организованное насилие одного класса для подавления
другого. Если пролетариат в борьбе против буржуазии непременно объединяется в
класс, если затем он превращает себя в господствующий класс путём революции и
в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные
отношения, то вместе с этими производственными отношениями он уничтожает и
условия существования классового антагонизма, уничтожает классы вообще, а тем
самым и свое собственное господство как класса. Таким образом, освобождая
себя, пролетариат освобождает все общество в целом.228
Заключительным этапом человеческого прогресса К. Маркс считал
глобальный коммунизм, который выходит за рамки классовой борьбы.229
Основными
чертами
демократии
коммунизма
будут
отсутствие
частной
собственности; конец эксплуатации труда; согласие по всем общественным
вопросам; удовлетворение всех материальных нужд; коллективные обязанности и
работа; самоуправление; упразднение законодательных и исполнительных
функций
(в
них
попросту
не
будет
необходимости);
распределение
административных работ путем ротации и выборов и др.230
Концепции, разработанные Дж. Ст. Миллем, К. Марксом и другими
либеральными
оптимистичный
совершенствуя
и радикальными мыслители
взгляд
свои
на
человеческое
способности,
люди
XIX
столетия, представляют
общество,
могут
согласно
активно
которому,
участвовать
в
политической жизни. В противоположность этому, у мыслителей конца ХIX –
228
См.: Flis A., „From Marx to Real Socialism: The History of a Utopia‟, in Krygier M. (ed.), Marxism and Communism:
Posthumous Reflections on Politics, Society, and Law. Amsterdam: Rodopi, 1994. P. 25.
229
См.: Koyzis D. T., Political Visions & Illusions. A Survey & Christian Critique of Contemporary Ideologies. Downers
Grove/Illinois: InterVarsity Press, 2003. P. 174.
230
См.: Held D. Models of Democracy. Stanford, California: Stanford University Press, 1987, P. 136.
111
начала ХХ вв. возникает более мрачный взгляд на будущее, который находит
отражение в моделях демократии, не претендующих на активное участие граждан
в политическом процессе. Так, например, в элитистской демократии участие
ограничивается лишь процессом выбора элиты.
В ответ на периодические кризисы либеральной демократии М. Вебер и
Й. Шумпетер разработали теоретическую модель конкурентной элитистской
демократии.
Их
концепцию
стали
называть
«ревизионистской»
или
«реалистической», так как она представляла собой вызов классическим
интерпретациям либеральной демократии. Критика Й. Шумпетером классической
демократии как опасной утопии была продуктом мрачной послевоенной эпохи, в
течение которой многие демократические режимы были заменены авторитарными
и фашистскими. Элитисткая теория стала попыткой найти способ преодоления
типичных «слабостей» межвоенных демократий и утвердить свод необходимых
правил для демократических политиков.231 Если рассматривать общества,
называемые демократическими, с точки зрения того, как они в действительности
функционируют (отсюда название – «реалистическая» модель), то очевидно, что
они управляются не народом или большинством, взятым как целое, но выборными
должностными лицами наряду с бюрократией.232 Подчеркивая угрозу эрозии
представительного правления, М. Вебер и Й. Шумпетер рассматривали
демократию в качестве эффективного механизма отбора наиболее одаренной и
компетентной
властвующей
элиты.
Так
М.
Вебер
предложил
модель
плебисцитарной демократии, в которой демократичен лишь способ избрания
лидеров, что и придает их власти легитимный характер. Согласно определению
Й. Шумпетера, демократия – это соперничество элит за голоса избирателей.
Таким образом, в элитарных теориях демократия выступает не как правление
народа, а как правление элит (правление меньшинства) с согласия народа.
Представительство в парламенте индивидуальных независимых депутатов в
процессе
231
эволюции
либеральной
демократии
постепенно
сменяется
См.: Nagle J. D., Mahr A. Democracy and Democratization: Post-Communist Europe in Comparative Perspective.
London: SAGE Publications, 1999. P. 8.
232
См.: Cunningham F. Theories of Democracy: A Critical Introduction. New York and London: Routledge, 2002. P. 9.
112
представительством
вырабатывают
политических
единое
партий.
направление
Последние,
политики
и
в
свою
очередь,
устанавливают
строгую
дисциплину, превращаясь в бюрократические организации. Власть в партиях
остается у тех, кто систематически работает в партийном аппарате; в конечном
итоге она концентрируется в руках профессиональных политиков, управленцев.
При этом партийная машина устанавливает механизм контроля над своими
сторонниками,
включая
членов
парламента.
В
результате
складывается
политическая система, при которой партии доминируют в парламенте, а лидеры
доминируют в партиях. «Данное обстоятельство, – говорит М. Вебер, – имеет
особое значение для отбора вождей партии. Вождем становится лишь тот, в том
числе и через голову парламента, кому подчиняется эта машина. Иными словами,
создание таких машин означает наступление плебисцитарной демократии».233
Используя структуры, находящиеся под контролем партийных лидеров, можно
прийти к власти, минуя парламентские процедуры. Плебисцит рассматривается
как источник легитимности «вождя нации», в задачу которого входит обеспечение
национальной политической интеграции и контроль над всеми государственными
органами власти. В центре плебисцитарной демократии – харизматический лидер,
избранный прямым голосованием народа и имеющий возможность действовать в
обход решений парламента. Такой лидер, прежде всего, несет политическую
ответственность перед избирателями, которые делегируют ему полномочия
контроля над бюрократией. Таким образом, народу и отдельным индивидам в
теории плебисцитарной демократии отводится роль пассивного участника
политического процесса, становящегося активным только на избирательных
участках. М. Вебер полагал, что харизматический лидер, стоящий вне классов и
социальных групп, имея независимый от бюрократии источник легитимизации
своей власти, сможет объединить вокруг себя нацию и защитить каждого
индивида перед лицом наступления всевластия бюрократии и социалистического
коллективизма.
233
Вебер М. Политика как призвание и профессия / Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 675.
113
Й. Шумпетер стремился развить основанную на эмпирических данных
реалистическую
модель
демократии.
В
противовес
основным
течениям
политической теории он пытался освободить изучение политической жизни от
ценностных суждений. Его задача состояла в том, чтобы объяснить, как
функционирует реальная демократия – политический режим в конкретной стране
в определенный момент времени, – а не идеальная теоретическая модель. Работа
Й. Шумпетера «Капитализм, социализм и демократия», опубликованная в 1942 г.,
внесла значительный вклад в пересмотр общепринятого понятия демократии и
оказала существенное влияние на развитие демократической теории после второй
мировой войны.234 По мнению Д. Хелда, работа Й. Шумпетера имеет также и
ценностное измерение. Анализируя процесс перехода от капитализма к
социализму в странах Запада, Й. Шумпетер обращается к ограниченному кругу
вопросов и отстаивает вполне определенный набор идей о надлежащей форме
государственного устройства. Причем, эти идеи соответствуют реальной
структуре двух ведущих либеральных демократий послевоенного периода –
Великобритании и США, что помогает объяснить, почему Й. Шумпетер мог
представить их как наиболее реалистичный взгляд на демократические системы.
Кроме того, критичное отношение Й. Шумпетера к непосредственным формам
демократии, описанным в работах Ж.-Ж. Руссо и К. Маркса, отвечает точке
зрения многих западных комментаторов и политических деятелей того времени,
которые полагали, что чрезмерное участие может привести к мобилизации масс с
опасными
последствиями.
Примером
такого
развития
событий
служили
большевистская революция и вспышки массового радикализма в Германии
накануне прихода к власти нацистов.235
Под демократией Й. Шумпетер понимает «такое институциональное
устройство для принятия политических решений, в котором индивиды
приобретают власть принимать решения путем конкурентной борьбы за голоса
234
235
См.: Held D. Models of Democracy. Stanford, California: Stanford University Press, 1987. P. 164.
См.: Там же. P. 165.
114
избирателей».236 Демократия Й. Шумпетера не гарантирует своим гражданам ни
равенства, ни создания наиболее благоприятных условий для развития личности,
зато у них есть право периодически выбирать правительство, действующее от их
имени. Элитистскую модель демократии не волнует то, каким образом увеличить
политическое участие граждан и стимулировать моральное развитие членов
общества,
скорее,
ее
главной
задачей
является
проведение
выборов
представителей власти, способных эффективно осуществлять политику.237
Безусловно, демократический режим может и должен служить достижению таких
благородных целей, как социальная справедливость или развитие личности,
однако сама демократия еще не тождественна тем целям, которые она перед
собой ставит.
Таким
образом,
сущность
элитистской
демократии
заключается
в
способности граждан заменять одно правительство на другое и тем самым
ограждать себя от риска «укоренения» политиков во власти и злоупотреблений
полномочиями. Постоянная угроза смены правительства и наличие у избирателей
выбора между, по крайней мере, двумя различными партийными программами,
минимизируют риск тирании. Демократия является механизмом, который, с
одной стороны, позволяет гражданам выразить свою волю, а с другой, – оставляет
монополию на осуществление власти в руках тех, кто обладает необходимым
опытом
и
квалификацией.
Комментируя
выводы,
к
которым
пришел
Й. Шумпетер, Дж. Сартори в работе «К пересмотру теории демократии»
утверждает, что даже всеобщее университетское образование не привело бы к
формированию
политически
образованного
гражданства.
По-видимому,
политическое поле не входит в сферу интересов обычного гражданина.238
Конечно, любая форма демократии содержит риск административной
неэффективности. Даже в качестве институционального механизма отбора
лидеров демократия может создать препятствия на пути к хорошему управлению,
236
Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М.: Экономика, 1995. С. 355.
См.: Walker J. L. A Critique of the Elitist Theory of Democracy. // The American Political Science Review, Vol. 60,
No. 2 (Jun.), 1966. Published by: American Political Science Association. P. 288.
238
См.: Sartori G. The theory of democracy revisited. New Jersey, Chatham: Chatham House Publishers, Inc. 1987. P. 106107.
237
115
ведь есть еще и такие факторы, как постоянная борьба политиков за рейтинг и
осуществление ими политического курса, направленного на увеличение их
шансов на переизбрание, а вовсе не на повышение благосостояния государства.
Однако подобного рода проблемы могут быть сведены к минимуму, если
осознаются условия, необходимые для удовлетворительного функционирования
демократии. По мнению Й. Шумпетера, эти условия определяются тем, что:
– человеческий материал политики (то есть люди, которые составляют
партийный аппарат, избираются в парламент и возвышаются до министерских
постов) должен быть достаточно высокого качества. Ведь демократический метод
отбора способствует продвижению в власть тех кандидатов, для которых
доступна профессия политика;
– сфера действия политических решений не должна простираться слишком
далеко, то есть политика не должна вмешиваться во все сферы жизни общества;
– чтобы успешно контролировать все сферы государственной деятельности,
демократическое
правительство
должно
иметь
хорошо
подготовленную
бюрократию, имеющую высокий статус и исторические традиции: при этом
продвижение бюрократии должно зависеть не от политиков, а решаться в
соответствии с правилами государственной службы;
–
в
обществе
должна
существовать
система
демократического
самоконтроля, то есть всеобщее согласие относительно нежелательности,
например, смешения ролей избирателей и политиков, чрезмерной критики
правительства, а также непредсказуемых и насильственных действий;
- должна проявляться терпимость к различиям во мнениях.239
Выполнение вышеперечисленных условий может обеспечить эффективное
функционирование политической демократии, но, как признает сам Й. Шумпетер,
только в случае стабильности: демократия плохо справляется с кризисами. Также
демократия может быть разрушена, если интересы и идеологии различных групп
не допускают возможности компромисса. Такая ситуация обычно означает конец
демократической политики.
239
См.: Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М.: Экономика, 1995. С. 421.
116
Обобщенная
характеристика
конкурентной
элитистской
концепции
демократии выражает особенности политической системы индустриального
общества с фрагментированной структурой социального и политического
конфликта, недостаточной информированностью электората, толерантностью
политической культуры и развитой стратой технически натренированных
экспертов и менеджеров. Ключевыми признаками данной модели выступают:
парламентарное управление с сильной исполнительной властью, конкуренция
между жизнеспособными политическими элитами и партиями, преобладание
парламента (хотя это и противоречит веберовской концепции «плебисцитарной
демократии»), главенство политического лидерства, наличие бюрократии –
независимой и хорошо натренированной администрации, конституционные и
практические ограничения в сфере принятия политических решений.240
В демократической теории Й. Шумпетера очевиден разрыв между народом
и избираемыми им лидерами. Демократия основывается не на участии и
политической коммуникации, а, скорее, на личностных качествах представителей
политических элит и их возможности оказывать влияние на предпочтения
избирателей.241 Кроме того, элитистская модель демократии фактически не
учитывает влияние на политический процесс посреднических групп, таких как
профсоюзы, общественные организации и т. д., которые собственно и формируют
гражданское общество.
В противоположность концепции состязательного элитизма, представители
плюралистической модели (Р. Даль, Д. Труман) настаивают на необходимости
множественности центров власти, а, следовательно, и центров принятия
политических
решений.
Не отрицая
важность
политического
лидерства,
сторонники плюралистической демократии считают неоправданными претензии
какой-либо одной элиты на осуществление государственной политики от имени
всего
общества.
Разделяя
основные
институциональные
характеристики
либеральной демократии, плюралисты делают, тем не менее, главный упор не на
240
241
См.: Held D. Models of Democracy. Stanford, California: Stanford University Press, 1987, P. 184.
См.: Claeys G. Encyclopedia of Modern Political Thought. Los Angeles: Sage publications, 2013. P. 740.
117
индивида как элемент общества, а на многочисленные заинтересованные группы,
каждая из которых стремится повлиять на процесс принятия решений. В качестве
приоритетного
выступает
положение
о
том,
что
государство
является
демократическим лишь при наличии множества организаций либо автономных
групп, участвующих в осуществлении власти. Скорее, социальный плюрализм, а
не
конституционные
деспотической
сдержки
власти
и
и
противовесы, предотвращает
поддерживает
появление
демократический
процесс:
«Плюралистическая теория исходит из того, что различные социальные группы,
представленные на разных уровнях общественного бытия, например, семейного,
профессионального, религиозного и т.п., способны объединяться в борьбе за
власть, равно как и заблокировать невыгодное такой коалиции принимаемое
решение.
В
этом
случае
они
являются
своеобразным
противовесом,
сдерживающим тенденции монополизации власти».242 По мнению Р. Даля,
фундаментальная аксиома в теории и практике американского плюрализма
заключается в том, что вместо единого центра суверенной власти должно
существовать несколько центров принятия политических решений, ни один из
которых не может быть полностью суверенным.243 Р. Даль совместно с
Ч. Линдбломом предлагает использовать для обозначения институциональных
решений демократии понятие «полиархии», буквально означающее «власть
многих».
Полиархия – это политический порядок, опирающийся на семь основных
институтов, которые должны действовать параллельно:
1) выборность органов власти, гарантированная конституцией; с помощью
выборов осуществляется контроль над правительственными решениями;
2) регулярное и периодическое проведение свободных и справедливых
выборов;
242
Бегунов Ю. К., Лукашев А. В., Пониделко А. В. 13 теорий демократии. Санкт-Петербург: Издательский Дом
«Бизнес-Пресса». 2002. С. 77.
243
См.: Tivey L., “Robert Dahl and the American Pluralism”, in L. Tivey, A. Wright, eds., Political Thought since 1945:
Philosophy, Science, Ideology. Aldershot, Hants, Edward Elgar, 1992. P. 98.
118
3) всеобщее избирательное право, при котором практически все взрослое
население наделено правом участия в выборах;
4) право быть избранными в органы власти – практически все взрослое
население обладает данным правом, хотя возрастной ценз для права быть
избранным может быть выше, чем для права участвовать в выборах;
5) свобода самовыражения – граждане имеют право на свободу высказывать
свое мнение без страха подвергнуться наказанию по широкому кругу
политических проблем, включая критику органов власти и господствующей
идеологии;
6) альтернативная информация – граждане имеют права добиваться
альтернативных источников информации, и, более того, эти альтернативные
источники реально существуют;
7) автономия ассоциаций – для реализации своих многообразных прав
граждане имеют также право создавать относительно независимые ассоциации и
организации, включая
независимые политические партии
и
группы по
интересам.244
Выделенные признаки полиархии, которые необходимо рассматривать
комплексно, в их взаимосвязи, с одной стороны, позволяют систематизировать
основные черты современной демократии, а с другой – провести различие между
демократическими и недемократическими политическими режимами, а также
определить степень демократического развития в каждой отдельной стране. Это
свойство полиархии отличает ее от демократии: полиархия является не только
качественным
признаком
политических
систем,
но
и
измерением
этих
признаков.245 Концепция полиархии исходит из того обстоятельства, что в теории
демократии никогда не будет достигнут окончательный консенсус по поводу
высших ценностей и целей демократического развития, будь это свобода,
социально-экономическое равенство, экономическая справедливость и т. д.
Однако в ходе движения от теоретического идеала к политическим реалиям, с
244
См.: Даль Р. Демократия и ее критики. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. С. 358.
См.: Сморгунов Л. В. Сравнительная политология: Теория и методология измерения демократии. СПб.:
Издательство Санкт-петербургского университета, 1999. С. 66.
245
119
точки зрения данной концепции, все вышеперечисленные фундаментальные
проблемы в результате связаны с вопросами демократичности процедур.
Р. Даль выделяет следующие условия, при которых возможна стабильность
полиархии:
– политические лидеры для завоевания власти и ее обеспечения не должны
прибегать к использованию силовых структур;246
–
необходимо
наличие
современного,
динамичного
общества,
организованного на плюралистических принципах;247
– конфликтный потенциал субкультурного плюрализма должен быть
сбалансирован высоким уровнем терпимости;248
– среди граждан государства, особенно политически активных слоев
необходимо наличие политической культуры, основанной на идеях демократии и
полиархии.249
Существенным тормозом демократических преобразований Р. Даль считает
чрезмерную концентрацию и централизацию власти. Поэтому важным фактором
развития является рассредоточение экономических и политических ресурсов. В
обобщенном виде полиархическая инфраструктура институтов делает акцент,
прежде всего, на их общечеловеческую и политическую значимость. Для нее
характерны такие принципы как правление большинства и уважение прав
меньшинства, политическое и правовое равенство граждан, легитимизация власти
и
ее
представительный
характер,
плюрализм
и
свобода
политической
деятельности.
Полиархия наиболее эффективна и легко реализуема в обществах с
гомогенной политической культурой. Тем не менее, как показывает практика, в
мультикультурном обществе так же возможно относительно эффективное
функционирование демократических процедур. В этом плане интересно
рассмотреть
246
концепцию
«сообщественной
демократии»
А. Лейпхарта,
См.: Даль Р. Демократия и ее критики. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. С. 371.
См.: Там же. С. 382.
248
См.: Там же. С. 388.
249
См.: Там же. С. 399.
247
120
основанную «на концепции многосоставного общества, в котором политические
противоречия
в
имущественных,
целом
совпадают
территориальных,
с
границами
языковых,
социальных
культурных,
различий:
религиозных,
расовых».250
Модель
А. Лейпхарта
основывается
на
сравнительном
анализе
эмпирических исследований опыта политического развития ряда государств
(Австрия, Бельгия, Канада, Нидерланды, Швейцария), которые показали, что
достижение социального согласия возможно и в сегментарных обществах.251
Это согласие достигается при следующих условиях:
1) осуществление власти большой коалиции всех значительных сегментов
многосоставного общества – она может выступать и как кабинет большой
коалиции в парламентской системе, и как коалиция президента с другими
важными должностными лицами при президентской системе, и как большой
коалиционный комитет с важными совещательными функциями; 252
2) взаимное вето; 253
3) пропорциональное представительство сегментов общества во всех ветвях
государственной власти; 254
4) высокая степень автономности сегментов общества.255
Согласно
демократии»
А. Лейпхарту,
являются
важными
следующие:
а)
предпосылками
баланс
сил
«сообщественной
между
сегментами
многосоставного общества; б) демократическое внутреннее устройство сегментов;
в) существование, как минимум, трех сегментов, г) наличие, наряду с факторами,
разделяющими сегменты, факторов, их объединяющих.
На практике данная модель проявлялась не только в странах Запада, но и в
ряде развивающихся стран на отдельных этапах их политического развития,
например, в Ливане, Малайзии, Нигерии и т.д. В связи с этим некоторые
250
Бегунов Ю.К., Лукашев А.В., Пониделко А. В. 13 теорий демократии. Санкт-Петербург: Издательский Дом
«Бизнес-Пресса». 2002. С. 66.
251
См.: Lijphart A. Democracy in Plural Societies. New Haven and London: Yale UniversityPress, 1977. P. 1.
252
См.: Там же. P. 31.
253
См.: Там же. P. 36.
254
См.: Там же. P. 38.
255
См.: Там же. P. 41.
121
исследователи, учитывая крайне неоднородный характер обществ развивающихся
стран, рассматривали вариант сообщественной демократии как наиболее
оптимальный для государств «третьего мира».
После Второй мировой войны политические мыслители, занимавшие
абсолютно противоположные идеологические позиции в политическом спектре
отметили широкое распространение поддержки главных институтов общества,
что было отчасти связано с тем, что как крайне правые (фашизм и нацизм), так и
левые (коммунизм в Восточной Европе) дискредитировали себя. В свою очередь,
в Европе наблюдался рост симпатий к идеалу социального государства. 256
За государством была признана функция регулятора экономических и
социальных процессов. В противовес концепции государства-«ночного сторожа»
была выдвинута концепция государства всеобщего благосостояния и социального
государства. Она основана на идее необходимости и возможности преодоления
социальных
конфликтов
путем
создания
с
помощью
государственного
вмешательства сносных условий жизни для всех слоев общества посредством
реализации программ социальной помощи малоимущим и неимущим категориям
населения, принятия мер, направленных на решение проблем безработицы,
здравоохранения и т. д. Главную цель сторонники государства благосостояния
усматривают в том, чтобы добиться синтеза в рамках демократической системы
таких, казалось бы, несочетаемых принципов, как экономическая свобода,
равенство, социальная справедливость и гармоничное развитие личности.
Кризис идей социального государства пришелся на конец 1970-х – начало
1980-х гг., когда возобладали так называемые «тэтчеризм» и «рейганомика»,
основанные на идее уменьшения государственного присутствия в экономике.
Дальнейшие
дискуссии
относительно
границ
государственной
власти
способствовали появлению новых теорий демократии: «легальная демократия»
(модель новых правых) и «партиципаторная демократия» (модель новых левых).
Модель легальной демократии отчасти представляет собой возврат к
«протективной
256
демократии»
с
ее
основополагающим
См.: Held D. Models of Democracy. Stanford, California: Stanford University Press, 1987. P. 222.
принципом
122
невмешательства. Авторы данной теории (Р. Нозик, Ф. А. фон Хайек) выступают
за отделение государства от гражданского общества и принципы правового
государства. Политическая жизнь, как и экономическая, являются сферой личных
свобод и политических инициатив отдельных граждан. В конституционном
государстве действует и соблюдается принцип разделения властей, а роль
государства
минимизирована
и
создан
максимальный
простор
для
индивидуальной свободы и развития свободных рыночных отношений: «Если
«капитализм»
значит
существование
системы
свободной
конкуренции,
основанной на свободном владении частной собственностью, то следует хорошо
уяснить, что только внутри подобной системы и возможна демократия. Если в
обществе
возобладают
коллективистские
настроения,
демократии
с
неизбежностью приходит конец».257
Именно на развитие индивидуальной свободы и должна быть направлена
власть закона, которая стоит выше как государства, так и воли большинства.
Выводы Р. Нозика относительно демократии состоят в том, что «оправдано
существование только минимального государства, функции которого ограничены
узкими рамками – защита от насилия, воровства, мошенничества, обеспечение
соблюдения договоров и т. п.; что любое государство с более обширными
полномочиями нарушает право человека на личную свободу от принуждения к
тем или иным действиям и поэтому не имеет оправдания; и что минимальное
государство является одновременно и вдохновляющим, и справедливым».258
Социальная демократия, таким образом, полностью отрицается сторонниками
теории легальной демократии: вмешательство государства должно быть сведено к
минимуму.
Значительное место в современных демократических теориях занимает
концепция «партиципаторной демократии», которую разработали современные
политологи К. Пейтман, К. Макферсон, П. Бахрах, Дж. Циммерман и Б. Барбер.
Сутью данной теории является возвращение к классическим идеалам демократии,
257
258
Хайек Ф. А. Дорога к рабству. М.: Новое издательство, 2005. С. 88.
Нозик Р. Анархия, государство и утопия. М.: ИРИСЭН, 2008. С. 11.
123
предполагающим активное участие граждан в обсуждении и принятии решений
по главным вопросам общественной жизни.259 Граждане партиципаторного
общества напрямую участвуют в управлении, лидеры же напрямую подотчетны
рядовым членам.260
Партиципаторная демократия подразумевает наличие определенного набора
признаков, комплексное соблюдение которых и обеспечивает демократичность
политического режима:
– вовлечение всех слоев общества в политический процесс от выработки
решений до их осуществления;
– распространение принципа участия на неполитические сферы, например в
образовании (доступность получения образования), в экономике (самоуправление
и рабочий контроль на производстве);
– децентрализация принятия решений, означающая, что по менее сложным
вопросам решения принимаются через процедуры прямой демократии;
– упрощение процедуры выборов. Так, применительно к США идеологи
левых настаивают на отмене института выборщиков и на переходе к прямым
выборам, на отмене системы регистрации избирателей.
Не отрицая необходимости в современных условиях представительной
демократии, сторонники этой модели настаивают на смешанной форме
политической организации, на своеобразной пирамидальной системе, с прямой
демократией у основания и демократией представителей на каждом уровне выше
основания.
В партиципаторной демократии политическое участие рассматривается не
как средство для достижения какой-либо цели – оно само по себе уже является
целеполаганием, т. е. содержит цель-в-себе, ибо только по-современному понятое
участие благоприятствует интеллектуальному и эмоциональному развитию
259
См.: Barber B. R. Strong Democracy: Participatory Politics for a New Age. Berkeley, Los Angeles, London: University
of California Press, 2003. P. 120.
260
См.: Баранов Н. А. Трансформации современной демократии: Учебное пособие. СПб.: Балт. гос. техн. ун-т,
2006. С. 37.
124
граждан.261 Таким образом, участие выполняет две функции: во-первых,
защищает граждан от навязанных сверху решений; во-вторых, является
механизмом самосовершенствования человека, что, в свою очередь, способствует
эффективному участию людей в политике.262
Данная теория зачастую подвергается критике. По мнению некоторых
исследователей,
недостатки
данной
модели
связаны
с
невозможностью
существования в рамках современных государств институтов прямой демократии.
Другой недостаток, часто отмечаемый критиками теории партиципаторной
демократии, состоит в том, что она, фактически абсолютизируя идею общего
интереса, таит в себе угрозу тирании большинства.263 Ведь при практической
реализации многих положений теории прямой демократии остаются открытыми
проблемы автономии личности, свободы индивидуальности, а также проблемы
добровольности участия или неучастия в политическом процессе.264
Проведенный
выше
анализ
теоретических
моделей
демократии
демонстрирует существующее в современной политической науке различие
подходов к ее определению и отражает неоднозначность и многогранность самого
феномена. Такое многообразие трактовок обусловлено, прежде всего, отсутствием
единой системы критериев анализа. Вместо того чтобы прояснить содержание
феномена демократии, появление новых концепций и теоретических моделей
лишь выявляет все новые проблемы на пути ее понимания. Развитие процесса
демократизации в XIX и особенно в XX в., повышение влияния демократии на все
стороны жизни общества привели к тому, что в наше время содержание термина
«демократия» все более и более усложняется. Современные теоретические модели
демократии тесно связаны друг с другом и с политической практикой: они
отражают реальные формы правления и политические режимы, системы
261
См.: Pateman C. Participation and Democratic Theory. Cambridge: Cambridge University Press, 1975. P. 45.
См.: Farrelly M. Discourse and Democracy: Critical Analysis of the Language of Government. New York and London:
Routledge, 2014. P. 26.
263
См.: Там же. P. 27. См. также: Cunningham F. Theories of Democracy: A Critical Introduction. New York and
London: Routledge, 2002. P. 134.
264
См.: Cunningham F. Theories of Democracy: A Critical Introduction. New York and London: Routledge, 2002. P. 131.
262
125
ценностей
и
государствах.
политических
практик,
существующие
сегодня
в
разных
126
§2.2. Парадоксы демократии в современной политической теории
В конце прошлого столетия на передний план в экономике вышли
наукоемкие отрасли, что сопровождалось развитием различных информационных
технологий и глобальной компьютеризацией. Под влиянием этих изменений к
концу
ХХ
в.
оформилось
так
называемое
информационное
или
постиндустриальное общество. Позднее термин «постиндустриальное общество»
стал применяться академическим сообществом для описания тех изменений,
которые произошли с социальной структурой, а также новых способов
социальной и политической организации человеческих сообществ.
Основными характеристиками постиндустриального общества являются
интенсификация
научно-технического
прогресса,
снижение
значимости
материального производства (что выражается в снижении его доли в валовом
национальном продукте), развитие сферы услуг и информационных технологий,
повышение роли научных исследований и инноваций, появлении нового
социального слоя – интеллигенции, а также сообщества экспертов и технократов.
Сегодня весь мир опутан информационными сетями, что связано с
развитием новых информационных технологий и, как следствие, усилением
взаимозависимости между различными сферами общественной жизни. Так,
например, средства массовой коммуникации (СМК) обеспечивают сегодня
непрерывную связь между политикой, экономикой и культурой. Телевидение,
газеты, радио и интернет являются основными источниками информации для
граждан по всему миру и, как следствие, формируют информационное поле
культурного и политического развития общества. Общество, в свою очередь, не
является пассивным потребителем продуктов, выпускаемых средствами массовой
информации (СМИ): индивиды активно воспринимают то, что им говорят и
показывают, и на основе полученной информации формируют собственное
мнение о происходящих в мире событиях.265 Решение избирателей, например,
часто формируется под воздействием предвыборной агитации и прямой или
265
См.: Green L. Green: Communication, Technology (p) & Society. London: SAGE Publications Ltd. 2002. P. 65-66.
127
скрытой рекламы кандидата в СМИ. Более того, в медийной сфере формируется
политическая повестка дня: как удачно сформулировал Б. Коэн еще в 1963 г. в
своей теории повестки дня, «пресса с трудом может навязать людям, что думать,
но она с большим успехом говорит им, о чем думать».266 Учитывая возрастающую
с каждым днем роль СМИ, политологи оценивают их значение с точки зрения
влияния на состояние демократии в разных странах.
Характер современных СМК является противоречивым, что выражается в
оценках их деятельности: «В области изучения средств массовой информации …
мы вновь обнаруживаем прежние расходящиеся взгляды на общественное мнение
либо как рациональное личностное выражение точки зрения, либо как массовую
манипуляцию обществом».267 Позитивный взгляд поддерживается теми, кто верит
в благотворную силу СМИ; в частности, считается, что опросы общественного
мнения помогают гражданам выражать свою точку зрения, а правительству
слышать о пожеланиях граждан. Однако для большинства представителей
академического сообщества свойственны более пессимистичные взгляды на роль
СМИ
в
демократическом
процессе:
средства
массовой
информации
рассматриваются как мощнейший ресурс манипуляции и «оболванивания»
населения.
Проблематика
масс-медиа рассматривается,
в
частности,
в
рамках
концепции постиндустриального общества, видным представителем которой
является Д. Белл. Основные идеи Д. Белла были сформированы в контексте
американской либеральной социологии 1950-х и 1960-х гг., которая отражает
победоносное настроение американских элит в то время. В 1960 г. Д. Белл
опубликовал большую подборку статей под названием «Конец идеологии», в
которой утверждалось, что либерализм выиграл битву против тоталитаризма на
Западе. Такие факты, как повышение уровня жизни и достижение политических
прав рабочими, по мнению ученого, проложили путь к более стабильному
обществу, в котором идеологическая борьба за фундаментальные политические
266
Cohen B. The Press and Foreign Policy. Princeton: Princeton University Press. 1963. P. 13.
Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи. М.: Культурная революция, 2006. С. 318.
См. также: W. Russell Neuman. The Future of the Mass Audience. Cambridge: Cambridge University Press. 1991. P. 22.
267
128
идеалы уже не актуальна.268 Несмотря на продолжающееся на мировой арене
противостояние между СССР и США, Д. Белл считал, что капиталистический
лагерь все же предложил более привлекательную политическую и экономическую
модель для развивающихся стран, чем социализм. По мнению ученого, главным
двигателем общественного развития является именно технический прогресс.
Выдвинутая автором концепция деидеологизации предполагает отказ от
идеологической
деятельности
государства:
«прогресс
демократии
идет
параллельно с утверждением все большей свободы отдельного индивида от
массы, преодолением довлеющего характера тех идеологий, которые наложили
свою печать на мир XX века».269 Д. Белл утверждает, что в современном
обществе,
благодаря
научно-техническим
достижениям
существуют
рациональные методы решения новых проблем, следовательно, исчезает
потребность в какой-либо государственной идеологии. Действительно, в
настоящее время даже избиратели больше не делают свой выбор, исходя из
идеологических предпочтений, скорее они голосуют за «яркого» политика.
«Восхваление мнимых харизматических качеств партийного лидера, его фото- и
видеоизображения в красивых позах с течением времени все больше подменяют
собой дискуссии о насущных проблемах и конфликтах интересов».270 В
постиндустриальном обществе, политика, таким образом, превращается из
средства решения текущих проблем в захватывающее шоу.
Новое
постиндустриальное
общество,
по
мнению
Белла,
является
результатом третьей технологической революции, смысл которой состоит в
компьютеризации и телекоммуникации производства, а также других сфер
общественной жизни. Постиндустриальное общество характеризуется переходом
от производства товаров к расширению сферы услуг; доминированием
профессионального и технократического класса; особой ролью технологий;
268
См.: Bell D. The End of Ideology: On the Exhaustion of Political Ideas in the Fifties: with "The Resumption of History
in the New Century". Cambridge: Harvard University Press, 2000. P. 402-403.
269
Белл Д. Демократия и права: великая дилемма нашего времени. // «Демократия и модернизация. К дискуссии о
вызовах XXI века». Под редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Издательство «Европа», 2010 г. С. 14.
270
Крауч К. Постдемократия. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. С. 43.
129
центральной ролью теоретических знаний.271 Основной аспект перехода к
постиндустриализму, для Д. Белла, связан с ростом значения человеческого
капитала и центральным местом теоретических знаний. Они формируют «тот
стержень, вокруг которого будут организованы новые технологии, экономический
рост и социальная стратификация».272
На смену проблемам индустриального общества (таким, как противостояние
между работодателем и рабочим, вопросы классовой борьбы и социальной
защиты населения) приходят новые вызовы постиндустриального общества.
Наиболее актуальный из них связан с развитием науки и системы образования
граждан, так как после Второй мировой войны главным показателем потенциала
государства стали научные достижения, а не производственная мощь. В связи с
этим государственная политика в области науки становится центральной
проблемой постиндустриального общества.273 На первый план выходит так
называемая сервисная экономика, где человеческие взаимодействия (в сфере
продаж,
услуг
здравоохранения,
индустрии
развлечений
и
т.д.)
между
сотрудниками и клиентами становятся более важными, чем тяжелая работа
«синих воротничков».274
Центральное место в формировании постиндустриального общества
занимает система массовых коммуникаций, и прежде всего телекоммуникация.
Д. Белл говорит о необходимости усиления роли государства в развитии
информационной
инфраструктуры
общества
и
управлении
ею.
Обмен
информацией в постиндустриальном обществе происходит в основном при
помощи телекоммуникации и компьютеров, поэтому внедрение в жизнь
передовых информационных технологий при правильном подходе к их
эксплуатации
будет
способствовать
экономическому
процветанию
демократизации.
271
См.: Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М.: Академия, 2004. С. 18.
Там же. С. 152.
273
См.: Там же. С. 159.
274
См.: Waters M. Daniel Bell. Key Sociologists. New York and London: Routledge, 1996. P. 112-113.
272
и
130
С. Липсет, в свою очередь, пишет о крахе идеологии из-за абсолютной
утраты ею идейной состоятельности к середине ХХ в. Ученый утверждает, что
индустриальное общество способно решать свои проблемы, не опираясь на
идеологические нормы.275 Похожей точки зрения на этот вопрос придерживается
и французский социолог Р. Арон. Он, в частности, утверждает, что в рамках
современного индустриального общества исчезает конфликт между капитализмом
и социализмом, так как они являются всего лишь разновидностями одной и той
же социальной организации, то есть двумя подвидами индустриального
общества.276
В этом аспекте актуальна теория конвергенции, представители которой, в
частности П. Сорокин, считали, что в ходе научно-технической революции
взаимовлияние капитализма и социализма станет главным фактором приближения
этих систем к смешанной системе: «доминирующим типом возникающего
общества
и
культуры
не
будет,
вероятно,
ни
капиталистический,
ни
коммунистический, а тип sui generis, который мы обозначим как интегральный
тип».277 Появление нового строя, по мнению П. Сорокина, связано с тем, что как
капиталистическое, так и коммунистическое общества несовершенны; более того,
для их существования необходимы определенные условия. После Второй
мировой
войны
наблюдается
объективный
процесс
сближения
двух
противоборствующих моделей мироустройства.
Рассуждая о сверхиндустриальном обществе в работе «Шок будущего»,
Э. Тоффлер рисует будущее человечества, в котором исчезают идеологии,
происходит
всеобщая
автоматизация
производства,
расширяется
и
совершенствуется сфера услуг. В отношении влияния современных СМИ
Э. Тоффлер отмечает следующее: «Когда общество находится под непрерывным
воздействием
радио,
телевидения,
газет
и
журналов,
когда
доля
спроектированных сообщений, получаемых индивидуумом, увеличивается (и
275
См.: Held D. Models of Democracy. Stanford, California: Stanford University Press, 1987, P. 225.
См.: Chernilo D. A Social Theory of the Nation-State: The Political Forms of Modernity Beyond Methodological
Nationalism. New York: Routledge, 2007. P. 96.
277
Сорокин П.А. Главные тенденции нашего времени. М.: Наука, 1997. С. 115.
276
131
соответственно уменьшается доля некодированных и неспроектированных), мы
наблюдаем неуклонное увеличение скорости представления индивидууму
имиджсодержащей информации. Поток кодированной информации с небывалой
силой воздействует на его органы чувств. И это можно считать одной из причин
постоянной спешки современного человека. Но если для индустриального
общества характерно простое ускорение процесса обмена информацией, то в
супериндустриальном этот процесс развивается дальше. Волны кодированной
информации вздымаются все выше и выше и обрушиваются на нервную систему
человека».278 Чтобы передавать максимально возможные объемы информации,
специалисты в сфере массовых коммуникаций разрабатывают технологии,
способные оказывать серьезное эмоциональное воздействие на человеческую
психику и общественное сознание в целом. Еще одной важной особенностью
современных СМК Тоффлер считает тот факт, что они представляют индивидам
возможность неограниченного общения друг с другом, что, в свою очередь,
меняет сам характер политической коммуникации, что особенно сильно
сказывается на особенностях функционирования демократических режимов. В
связи с этим изучение роли «новых СМИ» в контексте современной теории
демократии представляется вполне правомерным.279
В другой своей работе «Третья волна» Э. Тоффлер выделяет три волны или
стадии
в
развитии
сверхиндустриальная).
человечества
Таким
образом,
(аграрная,
то,
что
индустриальная
Д.
Белл
и
назвал
постиндустриальным обществом, Г. М. Маклюэн – «глобальной деревней», а
З. Бжезинский – технотронной эрой, Э. Тоффлер именует сверхиндустриальным
или супериндустриальным обществом.
Новая стадия в развитии общества включает в себя социальные,
культурные,
институциональные,
моральные
и
политические
изменения,
связанные с переходом от первостепенной роли промышленности к эре
господства информации. Развитие технологий неизбежно влечет за собой
278
Тоффлер Э. Шок будущего. М.: ООО «Издательство ACT», 2002. С. 188.
См.: Гуторов В. А. Концепция «киберпространства» и перспективы современной демократии // Политика:
наука, философия, образование. Спб.: СПбГУ, Факультет Политологии, 2011. С. 417.
279
132
трансформацию инфосферы и коммуникационных сетей. Для цивилизации
третьей волны основной ресурс, притом неисчерпаемый, – это информация.
Наступление
новой
образования
и
коммуникации:
цивилизация
научных
коренным
исследований,
а
в эту эпоху на первый
образом
также
план
меняет
принципы
реорганизует
выходят
средства
интерактивные,
демассифицированные средства информации, предоставляющие максимально
возможное
разнообразие
источников,
взамен
культурному
преобладанию
нескольких СМИ.280 По сути это означает, что СМИ теряют свой массовый
характер, вместо этого они начинают акцентировать внимание на интересах
отдельных сегментов аудитории: коммуникационное изобилие парадоксальным
образом приводит к упадку массового широкого вещания.281 Массовые прежде
газеты и журналы теряют читательскую аудиторию, так как люди все чаще
обращают внимание только на то, что имеет значение именно для них, а не для
общества или (тем более) для человечества в целом. Можно заметить рост числа
специализированных
кабельных
каналов,
популярных
среди
конкретных
социальных или культурных групп населения: например, спортивных каналов или
каналов для домохозяек.
Критический анализ современного общества представлен в работе
Г. Маркузе
«Одномерный
человек.
Исследование
идеологии
развитого
индустриального общества». Согласно Г. Маркузе, новые формы управления в
«развитых
индустриальных
обществах»
заменили
традиционные
методы
политического и экономического управления. Доминирующим структурным
элементом «развитого индустриального общества» стали техническая и научная
аппаратура, производство и распределение технологий и административная
практика, основанная на применении безличных правил в иерархии власти.
Технологическое
господство
производственного
общественной
280
281
аппарата,
жизни
проистекает
который
(культурной,
из
технического
воспроизводится
политической
и
во
всех
развития
сферах
экономической).
См.: Toffler A. The Third Wave. London, Pan Books Ltd, 1981. P. 363.
См.: Кин Дж. Демократия и декаданс медиа. М.: Изд дом Высшей школы экономики, 2015. С 13.
133
Фундаментальный
тезис
концепции
Маркузе
заключается
в
том,
что
технологическая рациональность является доминирующим фактором в «развитом
индустриальном обществе», так как именно она способна манипулировать
желаниями
людей,
что
в
конечном
итоге
приводит
к
исчезновению
индивидуальности и превращению человека во вспомогательный элемент
хозяйственной
навязанными
машины.
экономикой
Руководствуясь
и
средствами
«ложными»
массовой
потребностями,
информации,
человек
утрачивает свои аналитические способности и желание критично воспринимать
мир вокруг себя. «Развитая индустриальная цивилизация – это царство
комфортабельной,
мирной,
умеренной,
демократической
несвободы,
свидетельствующей о техническом прогрессе. В самом деле, что может быть
более рациональным, чем подавление индивидуальности в процессе социально
необходимых, хотя и причиняющих страдания видов деятельности, или слияние
индивидуальных предприятий в более эффективные и производительные
корпорации, или регулирование свободной конкуренции между технически поразному вооруженными экономическими субъектами, или урезывание прерогатив
и национальных суверенных прав, препятствующих международной организации
ресурсов».282 Демократия, таким образом, воспроизводит не свободу, а иллюзию
свободы:
общество
потребления
создало
новые
ценности,
потребности
современного человека, в свою очередь, навязаны ему обществом, которое
контролирует каждого.
При помощи СМИ государство и стоящие за ним господствующие классы
формируют у человека одномерное видение мира. Это выражается в ориентации
на абсолютную эффективность производства, ориентации на искусственное
формирование у людей ложных потребностей (к примеру, развлекаться, вести
себя в соответствии с рекламными образцами, любить и ненавидеть то, что любят
и ненавидят другие и т. д.), представлении о тождественности технического и
духовного развития общества. Государство абсолютизирует свое влияние, т.к.
282
Маркузе Г. Одномерный человек. Исследование идеологии развитого индустриального общества. М.: REFLbook, 1994. С. 1.
134
выступает в роли гаранта безопасности каждого отдельного индивида, требуя
взамен полного к себе доверия и безусловного следования нормам. В
современную
эпоху
технологическая
реальность
вторгается
в
личное
пространство и фактически уничтожает его.283
Комментируя выводы Г. Маркузе, российский политический философ
В. А. Гуторов следующим образом характеризует влияние манипулятивных
технологий СМИ на общество: «Ведущая тенденция западной политической
культуры состоит в ее «деполитизации», т. е. в выкорчевывании политических
и моральных вопросов из социальной жизни, являющемся результатом обладания
техническими средствами, а также роста производительности и эффективности.
«Инструментальный
рассудок»,
возникающий
как
побочный
продукт
деполитизации, гарантируется влиянием СМИ на культурные традиции низших
социальных классов».284 СМИ обладают манипулирующей силой, так как
закладывают в сознание людей определенные отношения и стереотипы, которые
привлекают
или
отталкивают
потребителей
посредством
приятных
или
неприятных эмоций. «Как следствие, – пишет Г. Маркузе, — возникает модель
одномерного мышления и поведения, в которой идеи, побуждения и цели,
трансцендирующие по своему содержанию утвердившийся универсум дискурса и
поступка, либо отторгаются, либо приводятся в соответствие с терминами этого
универсума, вписываются в рациональность данной системы и ее количественных
измерений».285
Таким образом, человек лишается присущего ему изначально критического
мышления и удовлетворяет лишь свои потребительские интересы. Естественно,
нейтрализуется и гражданско-политическая активность человека, его способность
к осознанному политическому участию и, тем более, к политическому протесту.
Система сама интегрирует в себя приемлемую политическую оппозицию, что
283
См.: Маркузе Г. Одномерный человек. Исследование идеологии развитого индустриального общества. М.:
REFL-book, 1994. С. 14.
284
Гуторов В. А. Современный либерализм и политическая философия (дилеммы позиции Джона Ролза) // Вестник
Санкт-Петербургского университета. Серия 6, Вып. 3. 2012. С. 54.
285
Маркузе Г. Одномерный человек. Исследование идеологии развитого индустриального общества. М.: REFLbook. 1994. С. 16.
135
позволяет ей своевременно отслеживать и жестко контролировать любые
«внесистемные»
проявления
граждан.
События
60-х
гг.
(студенческие
выступления в Париже, «Пражская весна», война во Вьетнаме), однако,
послужили наглядным свидетельством того, что «одномерность» современного
человека еще не является безусловной и непреодолимой.
Изучением роли СМИ в современном демократичном обществе занимался
канадский философ Г. М. Маклюэн. По его мнению, развитие общества
определяется
развитием
СМК.
Г.
М.
Маклюэн
выделял
первобытную
дописьменную (коллективное восприятие окружающего мира) и письменнопечатную
(эпоха
индивидуализма
современную стадию
и
национализма)
культуры,
общественного развития, связанную
а
также
с появлением
электричества. Электричество объединяет людей во всем мире, устраняет границу
времени, и превращает мир в одну «глобальную деревню».286 Маклюэн
утверждает, что с появлением и усовершенствованием средств аудиовизуальной
коммуникации (радио, кино, телевидения и т. д.) приходит конец господству
печатного слова, происходит, если можно так выразиться, возвращение к устной
культуpе: «…сегодня, когда электричество создает условия в высшей степени
тесного взаимодействия в глобальном масштабе, мы стремительно возвращаемся
в аудиовизуальный мир одновременных событий и всеобщего сознания»287. Таким
образом, по мере развития коммуникационных технологий общество постепенно
превращается в «глобальную деревню», возвращаясь тем самым к своим истокам
Распространение и усовершенствование информационных технологий,
безусловно, помогает решить некоторые проблемы современной демократии,
такие как, например, быстрое оповещение населения в чрезвычайных ситуациях,
получение органами власти достоверной и чувствительной обратной связи от
граждан и т.д. Однако существует и целый ряд серьезных возражений против
чрезмерного влияния СМК на политическую жизнь общества. Зачастую СМИ
препятствуют
286
демократическим
практикам
посредством
манипулирования
См.: Мак-Люэн М. ГАЛАКТИКА ГУТЕНБЕРГА: Сотворение человека печатной культуры. Киев: Ника-Центр,
2004. С. 47.
287
Там же. С. 43.
136
общественным мнением: «Создание компьютерных коммуникационных сетей
стало вполне закономерным следствием не столько упадка демократических
институтов, сколько усложнения самих социальных условий жизни. Кроме того,
надежда с помощью компьютеров создать новую версию прямой, «дискурсивной»
демократии
постоянно
опровергается
теоретически
многочисленными
оппонентами, полагающими (и далеко небезосновательно), что посредническая
миссия компьютерной техники ведет в противоположном направлении, усиливая
манипулятивные возможности капитализма, способствуя созданию нового вида
иерархии, «патриархии», а отнюдь не прямой демократии».288 Роль СМИ в
современном
обществе
крайне
неоднозначна.
Дело
в
том,
что
новые
информационные технологии, действительно, определенным образом облегчают
деятельность демократических институтов. Однако для этого СМИ сами должны
быть независимыми и способствовать утверждению демократических норм, что, в
свою очередь, возможно только при наличии сильного гражданского общества и
«внутренней» цензуры.
Появление современных теорий демократии и концепции гражданского
общества пришлось на вторую половину XX в. До этого государство активно
вмешивалось во все сферы жизни общества, причем не только в тоталитарных
государствах. В послевоенное время произошло кардинальное переосмысление
понятия гражданских прав, а сам термин «гражданство» приобрел моральное
содержание, что было связано с созданием социального государства.
В книге «Гражданское общество и политическая теория» Э. Арато и
Дж. Коэн указывают на то, что понятие «гражданское общество» стало
всеобъемлющим, включающим в себя все то, что коммунистические режимы и
военные диктатуры подавляли, но этот термин имеет сомнительный статус в
либеральной демократии. Для некоторых понятие «гражданское общество»
означает то, что Запад уже имеет, и в нем не хватает какого-либо критического
потенциала с точки зрения чувствительности к несправедливости и нарушениям
288
Гуторов В. А. Концепция «киберпространства» и перспективы современной демократии // Политика: наука,
философия, образование. Спб.: СПбГУ, 2011. С. 418-419.
137
демократического общества. Другие относят концепцию гражданского общества к
более ранним формам политической философии, которые не имеют общих черт с
современными сложными обществами. Э. Арато и Дж. Коэн ставят под сомнение
обе точки зрения. Проведенный ими
теоретический анализ показывает
актуальность концепта гражданского общества по отношению ко всем типам
современных обществ – и к демократам и либералам во всем мире. «В условиях
демократического политического режима в любом случае самым главным
является активное и достаточно эффективное, во многом все определяющее
воздействие гражданского общества на деятельность государства, на весь его
механизм управления».289
Под гражданским обществом Э. Арато и Дж. Коэн понимают сферу
социальной интеракции между экономикой и государством, состоящую, в первую
очередь, из сфер наиболее близкого общения (семья), добровольных объединений,
социальных движений и различных форм публичной коммуникации.290 Однако
гражданское общество следует отличать от политического и экономического
общества (первое представлено политическими партиями и организациями,
второе – организациями, специализирующимися на производстве, распределении
и обмене товаров и услуг). Отличие гражданского общество от политического
связано с тем, что оно не стремится к завоеванию политической власти, но, в то
же время, является проводником интересов общества во власть. Э. Арато и
Дж. Коэн к гражданскому обществу относят такие структуры, как «социализация,
ассоциация
и
организованные
формы
в
той
мере,
в
какой
они
институционализированы или находятся в процессе институционализации».291
В начале второй половины ХХ в. легитимность власти часто обеспечивалась
пассивностью граждан, а не выраженным согласием общества с политическим
курсом, проводимым действующей властью. Апатия со стороны общества
приводила к усилению власти, расширению сферы полномочий государства. Все
это, в свою очередь, способствовало формированию уже рассмотренных в
289
Дегтярев А. А Основы политической теории. М : Высшая Школа 1998. С. 125.
См.: Арато Э., Коэн Дж. Гражданское общество и политическая теория. М.: «Весь мир», 2003. С. 7.
291
Там же. С. 8.
290
138
предыдущей главе элитистских моделей демократии. Й. Шумпетер еще в начале
1940-х гг. подверг сомнению возможность реализации «классической концепции
демократии» как не соответствующей человеческой природе и иррациональному
характеру повседневного человеческого поведения. В политической сфере,
утверждал Й. Шумпетер, образование не дает никаких преимуществ, поскольку
чувства ответственности и рационального выбора, которые оно формирует у
людей, обычно не заходят за пределы их профессиональных занятий. В этой связи
делался вывод о том, что демократическая теория должна закреплять
необходимый минимальный уровень участия граждан, право же
принимать
основные политические решения должно принадлежать компетентным элитам и
бюрократии.292
Значительные изменения в политическом сознании людей происходят в
последней трети ХХ в. С конца 1960-х гг. наблюдается рост уровня общего
образования на Западе, возрастает престиж университетского образования,
появляется слой квалифицированных специалистов, менеджеров, управленцев,
специалистов
в
сфере
умственного
труда.
Становится
очевидным,
что
формирование гражданского общества невозможно без активного динамичного
рационально мыслящего гражданина. Этот факт находит свое отражение в
появлении в середине 1980-х гг. концепции делиберативной демократии, которая
привносит в политику представление о голосе граждан, отличное от понятия
общественного мнения, определяемого социологическими опросами, простым
голосованием или выраженным протестом. Инструменты, при помощи которых
делиберативная демократия может осуществляться в повседневной жизни
общества, крайне разнообразны. Наиболее важным и распространенным из них
является так называемый «делиберативный форум». Как заявляют Дж. Коэн и
Э. Арато, возрождение публичных форумов по проведению обсуждений и дебатов
приведет к концу «гегемонии устоявшихся средств массовой информации и
292
См.: Гуторов В. А. Гражданское общество и теория демократии: из наследия ХХ века // Политика: наука,
философия, образование. Спб.: СПбГУ, 2011, С. 386.
139
политической коммуникации, сводящейся к измерению непубличных мнений
посредством, например, опросов».293
Таким образом, цель, провозглашаемая сторонниками делиберативной
демократии, заключается в том, чтобы предложить альтернативу модели,
предложенной Й. Шумпетером. Сторонники делиберативной модели возлагают
ответственность за нынешнюю утрату доверия к демократическим институтам и
кризис легитимности, испытываемый западными демократиями, на просчеты
элитистской модели. С их точки зрения, будущее либеральной демократии
зависит
от
возрождения
ее
моральной
составляющей.
Предшественник
делиберативной модели Дж. Дьюи отмечал, что демократия – это, прежде всего,
форма совместной жизни, форма взаимообмена опытом. При демократии члены
общества готовы согласовывать свои действия с действиями других и учитывать
чужие интересы, при этом выражая и свои собственные побуждения.294 При
делиберативной демократии демократичность пропорциональна открытости: чем
больше дискуссий, тем выше степень демократичности общества. Критикуя
«эксцессы» демократии в середине прошлого столетия, Ю. Хабермас отмечает,
что необходимо наполнить демократию новым содержанием, в котором
свободные и активные граждане в процессе коммуникации сами определяли бы
приемлемые для них политические решения.
Хабермас предлагает учитывать множество различных форм гражданской
коммуникации, в которых «совместная воля образуется не только через этическое
самосогласие, но и за счет уравновешивания интересов и достижение
компромисса,
за
счет
целерационального
выбора
средств,
морального
обоснования и проверки на юридическую связность».295 Принципиальную
важность имеют коммуникативные процедуры, участие общества в которых
обеспечивает легитимность власти. Идеальная процедура совещания и принятия
решений «устанавливает внутреннюю связь между переговорами, дискурсами
самосогласия и справедливости и обосновывает предположение, что при таких
293
Арато Э., Коэн Дж. "Гражданское общество и политическая теория". М.: «Весь мир, 2003. С. 71.
См.: Дьюи Д. Демократия и образование. М.: Педагогика пресс, 2000. 382 с. С. 85.
295
Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. Спб.: Наука, 2001. С. 391.
294
140
условиях достигаются разумные и соответственно честные результаты»296. Таким
образом, по мнению Ю. Хабермаса, легитимно то решение, в обсуждении
которого приняло участие наибольшее количество граждан.
Гражданское общество у Ю. Хабермаса выражается в многообразии
автономных ассоциаций, в рамках которых осуществляется процесс политической
коммуникации:
«Ассоциации
специализируются
на
производстве
и
распространении практических убеждений, т.е. они должны служить тому, чтобы
открывать значимые для всего общества темы, способствовать выработке
предложений для возможного решения тех или иных проблем, интерпретировать
ценности, производить на свет хорошие, полезные для общества доводы и
разоблачать, обесценивать плохие. Они, эти ассоциации, могут действовать
только косвенным путем, а именно они вызывают сдвиг в закрепленных
параметрах образования воли благодаря тому, что способствуют широчайшему
изменению установок и ценностей».297 Гражданское общество как сфера
взаимодействия индивидов требует подкрепления государственной власти:
коммуникативная власть гражданского общества предлагает выработанные в ходе
публичных дискуссий аргументы и доводы, которые административная власть
приводит в исполнение надлежащим образом. Придерживаясь правовых норм,
административная власть не сможет пренебречь результатами общественного
дискурса.
С точки зрения делиберативной демократии, необходимо расширение
понятия гражданского выбора, который не должен ограничиваться лишь
процессом выбора элит и общественными опросами. Это утверждение резко
контрастирует с идеями, которые высказывал Й. Шумпетер, подвергавший
сомнению саму возможность реализации классической концепции демократии,
как не соответствующей иррациональной человеческой природе. Политическое
образование не решает проблему некомпетентности граждан, так как политика не
входит в сферу интересов большинства людей. Очевидно, принятие политических
296
Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. Спб.: Наука, 2001. С. 392.
Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. (Московские лекции и интервью). М.: Изд. центр
“AKADEMIA”, 1995. С. 72-73.
297
141
решений должно быть предоставлено компетентной бюрократии, основная масса
населения должна обладать минимальным уровнем политического участия.298 В
противоположность, сторонники делиберативной демократии настаивают на
необходимости гражданского участия не только в выборе новых элит, но в выборе
по всем касающимся граждан вопросам. Более того, чтобы процедура была
демократической, мало учитывать интересы каждого и достигать компромисса.
Цель заключается в установлении «коммуникативной власти», а это требует
создания условий для свободно выраженного согласия всех заинтересованных
сторон — отсюда важность поиска процедур, которые гарантировали бы
моральную беспристрастность. Только в таких условиях можно быть уверенным в
том, что достигнутый консенсус рационален и не является простым взаимным
согласием конформистского толка. Именно поэтому акцент делается на природе
процедуры обсуждения и на тех основаниях, которые были бы приемлемы для
всех сторон дискуссии.
Философская интерпретация трансформации политических отношений в
современную эпоху, в том числе и в контексте теории демократии, представлена
также в трудах Дж. Агамбена. По мнению философа, «чрезвычайное положение»
становится доминирующей управленческой парадигмой западной биополитики.
Аналогичную позицию высказывают М. Хардт и А. Негри: если в эпоху модерна
война и введение режима чрезвычайного положения носили временный характер,
то в современных условиях вооруженной глобализации чрезвычайное положение
становится перманентным и всеобщим.299 Согласно Агамбену, западная политика
всегда представляла собой биополитику – прямое управление телами подданных,
определяющее
атрибутом
суверенную
биополитики.
власть,
Несколько
–
концлагерь
по-иному
является
современным
интерпретирует
феномен
биополитики М. Фуко, который связывает ее не с суверенной властью как таковой
(как
298
Дж.
Агамбен),
а
с
возникновением
новых
техник
власти
на
См.: Гуторов В. А. Политика и образование: историческая традиция и современные трансформации // Полис.
Политические исследования. 2015. № 1. С. 21.
299
См.: Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи. – М.: Культурная революция, 2006.
С. 17-18.
142
рубеже XVIII-XIX вв. Если в XVIII в. определенные практики осуществления
власти были ориентированы на индивидуальное тело, то биополитика обращается
к множественности людей, все из которых подвержены «общим процессам жизни
(рождение, смерть, воспроизводство, болезнь и т. д.). Биополитика, таким
образом, представляет собой «массофицирующее» явление, обращенное не к
человеку-телу, а к человеку-роду.300
Вслед за К. Шмиттом, определявшим суверен через возможность
принимать решение о чрезвычайном положении,301 Дж. Агамбен отмечает, что,
используя «чрезвычайное положение», суверен вправе приостанавливать действие
законов, тем самым противопоставляя себя закону302, что противоречит
конституционализму
либеральной
демократии.
Именно
«чрезвычайным
положением» оправдываются массовые убийства людей в тюрьмах и концлагерях:
«Тела подданных, которых разрешено убивать, образуют новое политическое
тело Запада».303 Очевидно, Дж. Агамбен не разделяет оптимистичного взгляда
Ю. Хабермаса на возможную реализацию демократии в современных условиях, в
которых под предлогом необходимости ущемляются основные права и свободы
граждан, являющиеся неотъемлемым атрибутом либеральной демократии.
Последние десятилетия все больше исследований в области теории
демократии посвящено кризису демократии, избежать который не удалось
либеральным демократиям Запада с их сильными демократическими традициями.
В 1975 г. по заказу Трёхсторонней комиссии С. Хантингтон, М. Крозье и
Дз. Ватануки подготовили доклад «Кризис демократии» («The crisis of
democracy»). Для Хантингтона проблемы демократии в США были связаны с так
называемым «избытком демократии» (an «excess of democracy»).304 В результате
быстрого роста социальной сложности, плюрализма частных интересов, эрозии
традиционных
300
ценностей
и
возрастающих
потребностей
граждан
См.: Фуко М. Нужно защищать общество: Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1975-1976 учебном
году. СПб.: Наука, 2005. С. 256.
301
См.: Шмитт К. Политическая теология. М.: Канон-пресс-ц, 2000. С. 15.
302
См.: Агамбен Дж. Homo Sacer. Суверенная власть и голая жизнь М.: Европа, 2011. С. 22.
303
Там же. С. 160.
304
См.: Crozier M., Huntington S., Watanuki J. The Crisis of Democracy: Report on the Governability of Democracies to
the Trilateral Commission [Paperback]. New York: New York University Press. 1975. P. 113.
143
демократические правительства утрачивают свою способность своевременно
реагировать на возникающие вызовы и угрозы. С Хантингтон предупреждает, что
эффективное функционирование демократической политической системы требует
определенной меры пассивности или даже политической апатии со стороны
некоторых
социальных
групп,
приводя
в
качестве
примера
ранние
демократические общества, не имевшие такой широкой базы для политического
участия.
Существования
«аполитичных»
граждан
говорит
не
в
пользу
демократии, однако, в то же самое время, это один из факторов, который
позволяет демократии функционировать эффективно. В настоящее время, по
мнению
С. Хантингтона,
маргинальные
социальные
группы
становятся
полноправными участниками политического процесса,305 в связи с чем
сохраняется
опасность
перегрузить
политическую
систему
требованиями
социальных групп, которые, активизировали борьбу за такие права и привилегии,
на которые ранее не претендовали.
Этот аргумент предполагает, что, по мере роста образованности граждан и
увеличения количества информации, которую все, без исключения, могут
получить, общество становится более требовательным к политикам. Но в то же
время правительства не подготовлены к тому, чтобы удовлетворить требования
граждан, тем более требованиям нового типа (защита окружающей среды, новые
биотехнологии, радикальные трактовки принципов толерантности в рамках новых
политических и общественных движений и др.). Как следствие разрыв между
ожиданиями и результатом вызывает негативное отношение к политическим
институтам демократии.
Одной из ключевых проблем современной демократии, по мнению авторов
Доклада Трехсторонней комиссии, стала потеря общественного доверия к
политическому руководству, которое является одним из самых важных условий
эффективного управления.306 Помимо этого, разнообразие социальных интересов
305
См.: Crozier M., Huntington S., Watanuki J. The Crisis of Democracy: Report on the Governability of Democracies to
the Trilateral Commission [Paperback]. New York: New York University Press. 1975. Р. 114.
306
См.: Гуторов В. А. Глобализация и некоторые проблемы теории государства // Журнал ПОЛИТЭКС, Т. 9, № 4.
2013. С. 8.
144
и усиление политической конкуренции привели к плюрализму политических
предпочтений, что отразилось в возрастающей фрагментации партийной системы.
Вывод С. Хантингтона состоял в том, что необходимо способствовать
невовлечённости масс в политику, то есть сдерживать демократию искусственно.
Как уже было отмечено, Ю. Хабермас придерживался принципиально иного
взгляда на участие граждан в политическом процессе. В работе «Кризис
легитимности» ученый выделяет четыре типа кризисов: экономический кризис,
кризис рациональности, кризис легитимности и мотивационный кризис. Эти
кризисы образуют последовательность, которая, в конечном счете, может
привести к угрозе самому существу демократии. По мнению Ю. Хабермаса,
государство должно реагировать на экономические и социальные требования
граждан.
Если
речь
идет
об
экономических
кризисах,
которые
в
капиталистической системе неизбежны, то правительство должно преодолевать
последствия кризиса, так как «времена технократической тонкой настройки
экономики, считавшейся ключом к послевоенному процветанию и, прежде всего,
к стабильности, ушли в прошлое».307 Если же государство будет игнорировать
экономические претензии граждан, то произойдет кризис легитимации власти, как
следствие, граждане разочаруются в демократических институтах и уровень
гражданского участия существенно снизится.308
Несмотря
на
принципиально
разные
походы
С.
Хантингтона
и
Ю. Хабермаса к роли граждан в демократическом процессе, совпадают их
взгляды на причину кризиса демократии. Оба философа усматривают ее в
неспособности демократических правительств своевременно реагировать на все
возрастающие требования со стороны общества.
Оппонентом Ю. Хабермаса выступил Н. Луман. Ю. Хабермас подчеркивал
необходимость защиты гражданского общества и сферы межличностных
отношений от инструментальной логики государственного управления. Он
считал, что государства должны поддерживать легитимность с помощью
307
Мюллер Я.–В. Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX века. М.: Изд-во Института Гайдара, 2014.
С. 331.
308
См.: Habermas, J. Legitimation Crisis. Boston: Beacon Press, 1975. P. 75.
145
гражданской коммуникации, в ходе которой рождается консенсус. Н. Луман,
наоборот, утверждал, что легитимность базируется не на моральном согласии
граждан, а всего лишь на эмпирическом признании с их стороны. Таким образом,
легитимность обеспечивается формальным участием граждан в политических
процедурах, осуществив которое они более не могут отрицать результаты
подобных процедур.309
Однако такой вывод является довольно неоднозначным. Сложность
заключается в том, что трактовка легитимности Н. Луманом не учитывает роль
манипулятивных
технологий,
которые
используются
государственными
структурами посредством СМИ. Зачастую участие политически безграмотных
граждан в политическом процессе является неосознанным и спровоцированным
информацией,
получаемой
через
радио,
телевидение
придерживается точки зрения, согласно которой
и
прессу.
Луман
государственные вопросы
должны решаться профессиональными политиками, а политические активисты
могут лишь навредить, если предоставить им большую степень политического
участия.
Такая точка зрения поддерживается многими учеными конца XX в.. Это
связано с тем, что в эпоху научного прогресса главными действующими лицами в
политике
становятся
профильным
специалисты,
образованием.
Рядовой
обладающие
гражданин
особыми
в
знаниями
«большой»
и
политике
становится маргинальной фигурой, чему, помимо прочего, способствует
«развитие инструментов массовых коммуникаций и интенсивное использование
коммерческой и политической пропаганды».310
Демократия никогда не могла полностью освободиться от элементов
олигархии. Даже при самом демократичном режиме у власти оказываются
небольшие группы населения, а всеобщее избирательное право отнюдь не
означает разрыва с государственной бюрократией и привилегированным
309
См.: Мюллер Я.–В. Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX века. М.: Издательство Института
Гайдара, 2014. С. 334.
310
Дзоло Д. Демократия и сложность. Реалистический подход. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы
экономики. 2010. С. 187.
146
положением крупного бизнеса. Ф. Закария отмечает, что между выборной
демократией
и
демократией
реально
действующей,
консолидированной
отсутствует прямая зависимость. Демократия зависит от соблюдения в той или
иной стране принципа верховенства закона.311 И как, с большой долей
пессимизма, замечает Ф. Шмиттер, «ликование в связи с повсеместным
переходом от автократии к демократии с середины семидесятых годов затенили
некоторые
серьезные
опасности
и
дилеммы,
вместо
«конца
истории»
предвещающие миру полное событий, бурное и неопределенное политическое
будущее».312
Один из самых ярких представителей дискуссии о кризисе современных
демократий Колин Крауч представляет историю развития демократии в мире в
виде параболы. Своего пика демократия достигает в кейнсианском государстве
всеобщего благосостояния в период с 1940-х по 1970-е гг. После этого
происходит спад демократической параболы, который в наше время приводит к
постдемократии – состоянию политической системы, при котором продолжают
существовать
формальные
демократические
организации,
институты
и
процедуры, но главную роль в политике играют капиталистические структуры и
механизмы.
К. Крауч не выделяет четких критериев для обозначения начала и конца
демократического кризиса. Он видит истоки кризиса в экономических изменениях
начала 1970-х гг. XX в. В это время в западной политэкономии на первый план
вышли антикейнсианские либерал-консервативные тенденции с требованиями
уменьшить вмешательство государства в экономику с целью защиты частной
экономической инициативы. С этих пор демократическое государство стало
действовать в интересах бизнеса, а не всех граждан.
311
См.: Закария Ф. «Если демократия «слишком нелиберальна», то это не демократия». Международные процессы.
Журнал теории международых отношений и мировой политики. Т. 9, № 2(26). Май–август 2011. [Электронный
ресурс]
//
Научно-образовательный
форум
по
международным
отношениям.
//
URL:
http://www.intertrends.ru/twenty-first/012.htm (Дата обращения 01.03.2015).
312
Шмиттер
Ф.
К.
Угрозы
и
дилеммы
демократии.
[Электронный
ресурс]
//
URL:
http://old.russ.ru/antolog/predely/1/dem2-2.htm (Дата обращения 01.02.2015).
147
По мнению К. Крауча, в начале XXI в. демократия оказалась в
парадоксальном положении. С формальной точки зрения, она переживает свой
расцвет: количество стран, в которых проводятся сравнительно свободные
выборы, стремительно растет.313 Однако в сложившихся демократиях Западной
Европы, Японии и США положение не столь оптимистично. Здесь уместно
вспомнить, например, о падении общественного доверия к государственным
институтам в США, а также о снижении участия населения в выборах. Таким
образом, формальное расширение демократии происходит в условиях роста
социальной апатии и дальнейшей концентрации власти в руках лидеров
корпораций. Результатом, по мнению Ш. Волина, становится возрастающая роль
компаний
в
процессе
государственного
управления
и
политическая
демобилизация граждан.314 Истинная же демократия недостижима, если люди не
имеют возможности активно участвовать в формировании повестки дня или по
каким-то причинам не используют эту возможность.
Свой современный вид демократия начала приобретать на рубеже XIX-XX
вв. в связи с постепенным расширением избирательного права. Под влиянием
США ее стали определять именно как либеральную демократию, для которой не
слишком важно широкое участие граждан или роль организаций, не связанных с
бизнесом.315 Соглашаясь с условиями либеральной демократии, общество
неизбежно движется к состоянию, когда интересы корпораций будут оказывать на
политику решающее влияние – к «постдемократии». Постдемократическим
К. Крауч
именует
постиндустриальных
такое
состояние
государств,
при
политической
котором
системы
критерием
некоторых
эффективности
политических решений становится их соответствие интересам крупного бизнеса.
В государствах с изначально сильной демократической традицией, впрочем,
сохранятся основные права и свободы граждан, хотя и не соблюдаются их
интересы. В странах, где демократия лишь начинает формироваться, права и
313
См.: Крауч К. Постдемократия. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. С. 16.
См.: Wolin S. S. Democracy Incorporated: Managed Democracy and the Specter of Inverted Totalitarianism, Princeton
(HJ): Princeton University Press, 2008. Preface, x.
315
См.: Крауч К. Постдемократия. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики. 2010. С. 18.
314
148
свободы могут вообще не установиться. Постдемократия, таким образом, – это
модель, при которой «несмотря на проведение выборов и возможность смены
правительств, публичные предвыборные дебаты представляют собой тщательно
срежиссированный
спектакль,
управляемый
соперничающими
командами
профессионалов, которые владеют техниками убеждения, и ограниченный
небольшим кругом проблем, отобранных этими командами. Масса граждан играет
пассивную роль, откликаясь лишь на посылаемые им сигналы. За этим спектаклем
электоральной игры разворачивается непубличная реальная политика, которая
опирается на взаимодействие между избранными правительствами и элитами,
представленными преимущественно деловыми кругами».316 Между тем, важно
понимать, что эта модель, как и модель идеальной демократии, является
преувеличением.
При постдемократии продолжают существовать почти все формальные
компоненты демократии. Однако в долгосрочной перспективе они подвергаются
трансформации, которая ведет к дальнейшему отходу от демократии. В частности,
это касается глобальных компаний. Анализируя социальные и политические
результаты глобализации, К. Крауч, в отличие от Ю. Хабермаса, не считает
экономические кризисы причиной проблем современной демократии. Напротив,
при современном неолиберальном капитализме важные вопросы экономической и
финансовой политики решаются не демократическим правительством, а
глобальными финансовыми компаниями и банками, что подрывает демократию
изнутри. К. Крауч отмечает, что наилучшее средство удовлетворения стремлений
людей при неолиберализме – свободные рынки, с помощью которых индивиды
максимизируют свою прибыль.317 Глобализация усиливает конкуренцию, в
результате чего выживают самые сильные, но не в смысле взаимодействия с
конкурентами, а скорее в смысле взаимодействия с властями и с рабочей силой.
Корпорации влияют на правительства государств: к примеру, если компаниям не
нравится фискальный режим в какой-либо стране, они угрожают переездом в
316
317
Крауч К. Постдемократия. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики. 2010. С. 19.
См.: Крауч К. Странная не-смерть неолиберализма. М.: Издательский дом “Дело” РАН ХиГС, 2012. С. 11.
149
другую страну; а государства, в свою очередь, нуждаясь в инвестициях, все
сильнее соперничают в готовности предоставлять корпорациям наиболее
благоприятные условия. Таким образом, компании получают возможность влиять
на проводимую правительством политику гораздо более эффективно, чем это в
состоянии делать простой гражданин.318 Политики напрямую зависимы от
спонсирующих групп, которые часто блокируют не выгодные им законы.319
При
этом
формальная
сторона
взаимодействия
политической
и
экономической сфер удовлетворяет требованиям демократии. Представители
глобальной корпоративной элиты предупреждают правительство, что оно не
получит инвестиций, в случае если не будут выполнены какие-либо требования
компании. Естественно, крупные партии реагируют на это и меняют свои
программы в соответствии с требованиями корпораций. Электорат голосует за
свою партию, после чего можно говорить, что требования компании, обычно
идущие вразрез с интересами большинства населения государства, выполняются в
ходе
свободного
демократического
волеизъявления
граждан.
Одним
из
последствий такого развития событий является потеря государственными
структурами уверенности в том, что они могут справляться со своими
обязанностями сами, без руководства со стороны корпоративного сектора. Таким
образом, уменьшается «автономия национальных властей, которые сдерживаются
не
столько
индивидуальными
компаниями,
сколько
международным
корпоративным порядком».320 Государство утрачивает свою компетенцию: чем
больше функций оно передает корпорациям, тем меньше у него остается средств
осуществления политической власти. В результате вышеописанных тенденций
привилегированную политическую роль играет класс владельцев капитала. К
этому, в частности, сводится кризис демократии в начале XXI в.
Рассуждая о роли компаний, отдельное внимание необходимо уделить
медиакорпорациям, особая роль которых приводит к деградации политической
318
См.: Крауч К. Постдемократия. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики. 2010. С. 50.
См.: Brown R. H. Culture, Capitalism, and Democracy in the New America. New Haven, CT: Yale University Press,
2005. P. 23-24.
320
Радиков. И. В. Ослабление государственности как угроза национальной безопасности и международному
правопорядку // Журнал ПОЛИТЭКС, Т. 9, № 4. 2013. С. 24.
319
150
коммуникации,
проникновению
технологий
шоу-бизнеса
во
властные
коммуникации и виртуализации политического процесса.321 Как правило,
печатная пресса, радио и телевидение входят в коммерческий сектор общества.
Для того чтобы завладеть вниманием публики, медиакомпании упрощают
информацию, адаптируя ее под среднего читателя, слушателя или зрителя.
Задачей новостных агентств, таким образом, является не информирование
аудитории, а привлечение ее внимания посредством «драматизации»322 событий и
показа скандалов, сплетен, насилия. Политические новости чаще посвящены
личной жизни политиков, нежели их программам или, тем более, результатам
деятельности. СМИ охотятся за шокирующими историями из личной жизни
политиков и их семей, но игнорируют гораздо более значимые для общества
политические факты. При отсутствии серьезной дискуссии, избирателям остается
наблюдать
платную
бессмысленные
лозунги,
политическую
что
пропаганду,
препятствует
серьезной
содержащую
лишь
заинтересованности
человека, особенного молодого, политикой.323 Как следствие сообщения подаются
в сенсационном ключе, что, в свою очередь, снижает компетентность граждан в
политических вопросах. Политические деятели, в свою очередь, вынуждены
следовать определенному стандарту. Если они не смогут выражаться лаконично,
броско, просто, но в то же время интересно, то либо публика их не поймет, либо
журналисты перепишут то, что они хотели сказать. «Как следствие – повестка дня
политических дебатов примитивизируется, выхолащивается, ряд ключевых тем
вообще из нее выключается».324
В современную эпоху СМИ, наряду с семьей, школой, религиозными
организациями, являются важным компонентом социализации граждан.325 Через
321
См.: Соловьев А. И. Коммуникация и культура: противоречия поля политики // Полис. Политические
исследования. 2002. № 6. С. 6-17.
322
См.: Луман Н. Реальность массмедиа. М.: Праксис, 2005. С. 46.
323
См.: Graber D. A. Adapting Political News to the Needs of Twenty-First Century Americans // Mediated Politics:
Communication in the Future of Democracy. Edited by Bennett W. L., Entman R. M. Cambridge: Cambridge University
Press, 2001. P. 433-434.
324
Миллер А. От демократии XIX века к демократии XXI-го: каков следующий шаг? // «Демократия и
модернизация. К дискуссии о вызовах XXI века». Под редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Издательство «Европа»,
2010 г. С. 96.
325
См.: Kellner D. Media Culture: Cultural Studies, Identity and Politics Between the Modern and the Post-modern. New
York: Routledge, 1995. P. 17.
151
телевидение, радио и Интернет индивид узнает о происходящих политических
событиях и формирует на основе полученной информации собственные
политические взгляды. Среди демократических функций СМИ выделяют
следующие: возможность своевременно получать информацию о важных
социально-политических
событиях,
выявление
наиболее
актуальных
политических и социальных проблем, предоставление платформы для дискуссий,
возможность контролировать деятельность чиновников, стимулирование граждан
к участию в политическом процессе.326 Тем не менее, среди политологов сегодня
существует сильная озабоченность тем, что СМИ не выполняют эти функции
должным
образом.
Зачастую
СМК
несут
с
собой
предписываемые
интеллектуальные и эмоциональные реакции, которые манипулируют мнением
людей. Люди не осознают данного эффекта, а, наоборот, как показал У. Липпман,
склонны соединять собственные впечатления и интерпретацию сообщений СМИ.
В большинстве случаев индивид «наблюдает глазами средств массовой
коммуникации» и ориентирует свое поведение именно так, как от него
требуется.327 Люди нуждаются в том, чтобы их направляли в сложном мире,
наполненном множеством различной информации. При отсутствии других
стимулов, они склонны судить о важности вопросов по количеству упоминаний о
них в СМИ и сосредотачивают свое внимание на тех событиях, которые наиболее
интенсивно обсуждаются.328 СМИ оказывают сильное влияние на восприятие
людей, с их помощью потребители решают, какие из вопросов важны и какие
проблемы должно решать правительство в первую очередь. Влияние эффекта
повестки дня увеличивается, когда в обществе высока потребность в ориентации.
Чем
выше
общий
уровень
образования
граждан
и
их
политическая
компетентность, тем сложнее СМИ навязать им свое видение того или иного
события.
326
См.: Gurevitch M., Blumler J. G. Political communication systems and democratic values // Democracy and the mass
media, edited by Judith Lichtenberg. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. P. 270.
327
См.: Ноэль Нойман Э. Общественное мнение открытие спирали молчания М.: Прогресс-Академия, Весь Мир,
1996. С. 267.
328
См.: Craig E. Carroll and Maxwell McCombs. Agenda-setting Effects of Business News on the Public’s Images and
Opinions about Major Corporations // Corporate Reputation Review. Henry Stewart Publications. Vol. 6, No. 1, 2003. P.
36-39.
152
Нельзя игнорировать тот факт, что большинство газет, радио- и
телевизионных каналов получают значительную часть своих доходов благодаря
рекламе. Поэтому СМИ стремятся максимально удовлетворять интересы своих
рекламодателей, которые не обязательно совпадают с интересами читателей,
слушателей и зрителей. В случае с рекламой интересы потребителей СМИ
удовлетворены лишь постольку, поскольку они совпадают с интересами
рекламодателей.329 В таких случаях нет никакой гарантии, что общественные
интересы будут тем или иным образом представлены в информационном
пространстве. Либерализация информационного рынка имеет первоначальной
целью возможность репрезентации интересов как можно большего числа
различных групп. Однако многие теоретики (Б. Коэн, С. Ленарт, У. Липпман,
Г. Маркузе и др.), считают, что СМИ не столько удовлетворяют потребительские
предпочтения, сколько формируют их.
Положение ухудшается тем, что контроль над средствами массовой
информации
сосредоточен
в
руках
узкой
элиты:
коммерческие
СМИ,
контролируемые несколькими транснациональными компаниями, очевидно, не
могут уже считаться инструментами демократии. Необходимым условием
свободы общественного мнения, как утверждает Дж. Сартори, является
полицентрическая структура СМИ, заключающаяся в наличии множества
альтернативных источников информации. Главное условие здесь – это не
объективность и независимость СМИ, а наличие множества различных
информационных
центров
и
каналов,
как
прогосударственных,
так
и
оппозиционных. Важно понимать, что «СМИ не могут быть нейтральными в
ценностном плане, степень их объективности во многом зависит от политических
предпочтений представляющих их многообразных структур и организаций».330
Снижение качества политической коммуникации проявляется, помимо
прочего, и в персонализации электоральной политики. В начале XX в.
329
См.: Doyle G. Understanding Media Economics. London: Sage Publications Ltd. 2013. P.147-148.
Гуторов В.А. СМИ как актор политического процесса: эволюция западных концептуальных подходов во второй
половине ХХ в. (Часть 1). // Известия Уральского федерального университета. Серия 3 Общественные науки. 2013.
№ 3 (118). С. 136.
330
153
избирательные кампании, делающие акцент на личности кандидата, были
свойственны диктаторским авторитарным режимам. Сейчас даже в демократиях
избиратели склонны голосовать за кандидата, а не за партию, и это значит, что
теперь
кандидаты
представляют
себя
избирателям с
точки
зрения
их
индивидуальных черт и талантов, вместо того, чтобы объединять свои усилия с
другими представителями партии и презентовать определенную политическую
программу.331 Результатом становится все большая «зрелищность» политики, в
которой важны рекламные образы кандидатов, а не рациональное представление
их программ (говоря словами британского социолога З. Баумана, современная
политика представляет собой «драму личностей»). Главную роль при этом играет
харизма «теледемократических» вождей (продукт медийных манипуляций),
которая выражается в форме персонализированных образов, внедренных СМИ в
умы общества.332 СМИ становятся главной опорой политиков, которые способны
изыскивать для своих кампаний финансовые средства.333 Партии, в свою очередь,
вынуждены проводить политику в интересах коммерческих структур, которые
финансируют предвыборные кампании. Таким образом, налицо замкнутый круг, в
котором политики зависят от фирм, способных оплатить их предвыборные
кампании, результатом которых, в свою очередь, должна стать поддержка их со
стороны населения.
Другой
современных
деятельностью
немаловажный
форм
аспект,
манипуляции
агентств,
свидетельствующий
общественным
проводящих
опросы
о
многообразии
сознанием,
общественного
связан
с
мнения.
В
современных демократиях опросы обладают даже большим значением, нежели
сами выборы, а создаваемые СМИ образы, представляются более важными, чем
непосредственные политические идеи. Результаты опросов общественного
мнения зачастую как бы «подталкивают» конкретного избирателя к тому или
331
См.: Crozier M., Huntington S., Watanuki J. The Crisis of Democracy: Report on the Governability of Democracies to
the Trilateral Commission [Paperback]. New York: New York University Press, 1975. P. 86.
332
См.: Дзоло Д. Демократия и сложность. Реалистический подход. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы
экономики, 2010. С. 286.
333
См.: Гуторов В.А. СМИ как актор политического процесса: эволюция западных концептуальных подходов во
второй половине ХХ в. (Часть 1). // Известия Уральского федерального университета. Серия 3 Общественные
науки. 2013a. № 3 (118). С. 132-133.
154
иному решению на предстоящих выборах. В случае предсказания победы
желаемого кандидата или партии, обычный гражданин теряет веру в важность
своего участия в голосовании, так как, по его внутреннему убеждению, уже точно
известно, что победит нужный претендент. В случае, когда опросы выявляют, что
большинство
предпочитает
конкурирующего
кандидата,
человек
на
подсознательном уровне теряет надежду на победу желаемого политика и
аналогично не видит необходимости в своем участии. Таким образом, при любом
исходе опросы общественного мнения могут привести к политическому
конформизму или даже абсентеизму. В свою очередь, отчуждение общества от
политической сферы предоставляет государству свободу действовать в интересах
элит и крупного бизнеса, провозглашая эти интересы государственными.
Современные правительства, как утверждает З. Бауман, не обеспокоены уходом
масс из политики, наоборот, они заинтересованы в гражданской пассивности:
«Сегодняшние правительства больше заинтересованы в отсутствии недовольства,
нежели в наличии поддержки».334
В
своей
работе
«Общество
потребления»
французский
философ
Ж. Бодрийяр утверждает, что в современном мире насильственные способы
государственного
контроля
заменены
«соучаствующей»
интеграцией,
выраженной, прежде всего, в электоральном участии. На первый план выходит
формальное
участие
парламентских
посредством
институтов,
избирательного
которые
права,
обеспечивают
референдумов,
«инсценировку»
общественного согласия.335 СМИ фиксируют тоталитарную основу современного
общества: их функция состоит в ликвидации уникальности и в замене
культурного многообразия униформизацией СМК.336
Рассуждая далее о роли компаний в современном мире, необходимо
заметить, что к концу XX в. компании все чаще стали обращаться к сфере
гражданских услуг как к источнику прибыли. Люди имеют право на такие услуги
334
Бауман З. Свобода. М.: Новое издательство, 2006. С. 107.
См.: Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. М.: Республика, Культурная революция, 2006.
С. 214.
336
См.: Там же. С. 160.
335
155
как образование, здравоохранение, различные виды денежной помощи, благодаря
своему статусу граждан государства. «При этом весьма важно не только само
социальное обеспечение, но и его четко прописанный в законах и нормах
порядок. Социальные пособия и пенсии, минимальный набор качественных услуг
в сфере здравоохранения и образования – это важнейшие черты современного
общества, и они не должны зависеть от прихоти находящихся у власти политиков
и быть инструментом обеспечения электоральной поддержки».337 В свою очередь,
предоставление гражданских услуг на коммерческой основе означает ограничение
прав граждан, являющихся неотъемлемым признаком демократии. Тем более что
рыночные методы негативно сказываются на качестве предоставляемых услуг.
Следующим признаком кризиса демократии является заметное ослабление
политической роли и организованности различных социальных групп. Затруднена
самоидентификация того или иного класса в качестве четко определенной
социальной группы, за исключением представителей крупного бизнеса. Это
связано, прежде всего, с тем, что произошло снижение численности рабочего
класса. Научный прогресс и автоматизация труда привели к сокращению числа
рабочих, необходимых для выработки единицы продукции; в административном
секторе и в сфере услуг, наоборот, росла занятость. Закрытие многих предприятий
в 1980-х способствовало дальнейшему снижению числа непосредственно занятых
на производстве.338 Что касается остальных групп (работников умственного труда,
административного персонала, духовенства, государственных чиновников и т. д.),
то они не сплочены должным образом. Широкий разброс их объединений по
всему политическому спектру не позволяет им выступать единой силой против
существующей политической системы.
Философская интерпретация «бесклассовости» современного общества
представлена в работе Дж. Агамбена «Грядущее сообщество»: «социальных
классов больше нет … все они растворились во всемирной мелкой буржуазии, ибо
337
Белл Д. Демократия и права: великая дилемма нашего времени. // «Демократия и модернизация. К дискуссии о
вызовах XXI века». Под редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Издательство «Европа», 2010. С. 25.
338
См.: Крауч К. Постдемократия. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. С. 76.
156
мир в целом, как таковой, унаследован мелкой буржуазией».339 Философ рисует
сообщество «без идентичностей», которое не обременено никакими условиями
принадлежности. В предисловии к русскому изданию известной работы
«Непроизводимое сообщество» Ж.-Л. Нанси
отмечает, что
с крушением
идеологической системы Советского Союза, призванной построить социализм,
возникла необходимость переоценки феномена совместного общественного
существования. Французский философ
сообщества»,
подразумевая
под
вводит понятие «сообщество без
ним
реальность,
сопротивляющуюся
коллективности и индивидуальному в равной степени.340 Ж.-Л. Нанси утверждает,
что общего бытия нет, есть «бытие вместе»: единичное может быть проявлено
лишь в совместном существовании.341
Одним из результатов слабой представленности социальных групп в
политике становится изменение характера политических партий. Наиболее
жизнеспособной сегодня является модель организации партии как узкой
политической элиты. Происходит выделение партийной элиты, которая все более
профессионализируется и все более отдаляется не только от своего электората, но
и от рядовых членов партии. Одна из важнейших функций классической
политической партии – артикуляция и агрегация социальных интересов,
присутствующих в обществе. В настоящее время, однако, эту функцию все чаще
выполняют различные общественные объединения и движения, не имеющие
непосредственного доступа к процессу принятия политических решений. Еще
один фактор, способствующий кризису традиционных партий, – развитие
современных информационных технологий, и прежде всего, Интернета. С
помощью СМК общество получает возможность внепартийного политического
участия и выражения своих интересов в обход политических партий.
Выполняемая
политическими
партиями
функция
легитимации
политической системы – всего лишь следствие того, что партии как
бюрократические органы заинтересованы в стабильности государственных
339
Агамбен Дж. Грядущее сообщество. М.: Три квадрата, 2008. С. 59.
См.: Нанси Ж.-Л. Непроизводимое сообщество. М.: Водолей, 2009. С. 130.
341
См.: Там же. С. 112.
340
157
институтов. Как отмечает Д. Дзоло, «партийные управляющие становятся
практически исключительными обладателями власти, которую Й. Шумпетер
приписывал избирателям».342
Благодаря новым технологиям массовой коммуникации политические
партии имеют возможность без труда доносить до избирателей необходимую
информацию. Современный электорат ориентируется на краткосрочные цели
политики, достижение которых обещают ему партии, а не на партийную
идеологию, как это происходило в случае с традиционными партиями середины
XX в. Более того, со сглаживанием классовых противоречий, которые
существовали в начале и середине XX в., исчезают партии, которые бы
представляли
интересы
какой-либо
исключительной
социальной
группы.
Наступление постиндустриального общества привело к изменению социальной
структуры общества, что повлекло за собой размывание границ между
социальными
общностями
и,
одновременно,
усиление
социальной
стратификации. В сложившихся условиях для успеха на выборах партиям
недостаточно выражать интересы какой-либо одной социальной группы, и они
вынуждены ориентироваться на множество социальных групп.
Естественный результат подобной ситуации – отказ партий от четкой
идеологии: современных избирателей не интересует программа и идеология той
или иной партии, важнее то, какой имидж имеет лидер партии в СМИ. В связи с
этим успех предвыборной кампании зависит от того, насколько хорошо она
профинансирована и выстроена. Как следствие, для того, чтобы привлечь на свою
сторону больше избирателей, партии попадают в зависимость от финансовых
компаний,
спонсирующих
предвыборную
рекламную
пропаганду.
Не
удивительно, что К. Крауч описывает современную модель партии следующим
образом: «В качестве классической партии XXI века можно назвать организацию,
состоящую из самовоспроизводящейся внутренней элиты, далекой от массовых
движений, которые служат для нее базой, и в то же время устроившейся среди
342
Дзоло Д. Демократия и сложность. Реалистический подход. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы
экономики, 2010. С. 219.
158
нескольких корпораций, которые, в свою очередь, финансируют выдачу подрядов
на проведение опросов общественного мнения, услуги политических советников
и труды по привлечению избирателей в обмен на обещание партии в случае ее
прихода к власти щедро вознаградить компании, стремящиеся к политическому
влиянию».343 Ярким примером такой партии может служить итальянская «Вперед,
Италия!»,
обладающая
возможностью
производить
информацию
и
распространять ее через СМИ, которые находятся под ее контролем (ее лидеру,
С. Берлускони принадлежит несколько телевизионных каналов в Италии).
Несмотря
на
все
вышеперечисленные
тенденции
развития
постдемократического общества, постдемократии будут и дальше сохранять
многие признаки демократии: принцип свободы слова, соблюдение прав человека
и т. д. Но власть сосредоточится в руках немногочисленной элиты и
состоятельных групп населения, стремящихся получить от властных центров
экономические привилегии. В результате демократические институты примут
чисто внешний характер, выполняя функции имитации предвыборных дебатов,
выборов и т. д. Как заявляет Ж. Рансьер, «карикатура демократии на саму себя,
ставшая сегодня общим местом, обязывает ее вновь — и более решительно —
переосмысливать
демократическую
фактичность».344
Политика,
по
сути,
возвращается к додемократическому состоянию, но легитимизирует себя под
прикрытием демократических институций и процедур. В этой ситуации
необходим непосредственный контакт с корпорациями и контроль над их
действиями.345 Прежде всего, граждане должны устраивать публичные кампании с
целью привлечь корпорации к ответу. Некоторые компании уже говорят о своей
социальной ответственности, и это дает обществу надежду на возможность
реального диалога с ними. Государствам следует совершенствовать систему
регулирования, призванную помешать корпорациям действовать в ущерб
общественным интересам. Однако одного государственного регулирования для
343
Крауч К. Постдемократия. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики. 2010. С. 98.
Рансьер Ж. На краю политического. М.: Праксис, 2006. С. 62.
345
См.: Гуторов В. А. Теория демократии как историческая проблема: к постановке вопроса // Вестник СПбГУ.
Серия 6. Выпуск 4. 2014a. С. 123-125.
344
159
глобальных компаний недостаточно, необходима инициатива, исходящая от
граждан.
«Постдемократия» – это пока условный термин, ещё не принятый научным
сообществом как неоспоримый. Тем не менее, нельзя отрицать, что мировое
сообщество находится в кризисе, в поиске новых методов управления, адекватных
ситуации XXI в. Представительная демократия с её формальными процедурами и
делегированием полномочий, контроль над исполнением решений и законов
сегодня является проблемой для многих государств. В этом смысле, можно
назвать современное состояние мирового сообщества «постдемократическим»,
что подразумевает поиск новых механизмов самоорганизации общества и
политической системы.
160
Заключение
Подводя
итоги
данной
диссертационной
работы,
подчеркнем
концептуальную значимость, которую несут в себе теоретические модели
интерпретации демократии, являющиеся центральным объектом произведенного
анализа. Теория демократии занимает приоритетное место в философском и
теоретико-политологическом дискурсе, поскольку наиболее адекватной формой
политической организации на современном этапе общественного развития
является либерально-демократическое государство: «практически во всех странах
мира демократия стала единственным надежным фундаментом для обретения
политической легитимности».346
В данной работе предпринята попытка комплексного научного анализа
новейших подходов к теоретическому осмыслению причин трансформации
демократических институтов и режимов в различные исторические эпохи, в том
числе и в современных условиях. Анализ процесса формирования и эволюции
демократических институтов в разные исторические периоды служит как задаче
исторического обзора, выявляющего ключевые стадии развития демократии, так и
задаче теоретического анализа генезиса и эволюции демократических институтов.
Детальный теоретический и сравнительный анализ исторических форм
демократии,
осуществленный
в
данном
исследовании,
наглядно
продемонстрировал наличие достаточно высокой степени преемственности
демократических институтов и процедур различных исторических эпох,
обусловленной длительным историческим процессом, в ходе которого так
называемый «демос» приобретал все больше прав и свобод и в XX в., наконец,
стал
инклюзивным.
Несмотря
на
фундаментальные
отличия
в
разных
исторических формах демократии, на которые указывает, в частности, Д. Дзоло
(политолог отмечает, что, несмотря на множество доказательств непрерывности
демократической традиции в западной политической культуре, идея демократии,
346
Демократизация. Под ред. К. В. Харпфера, П. Бернхагена, Р. Ф. Инглхарта, К. Вельцеля. М.: Издательский дом
Высшей школы экономики, 2015. С. 36.
161
как мы понимаем ее сегодня, возникла в Европе Нового времени как абсолютное
противопоставление тысячелетней традиции347), начиная с античных полисов,
изучаемый
политический
режим
обрастал
новыми
чертами,
которые
впоследствии переняла современная демократия. Необходимость изменений в
содержании демократии в разные исторические эпохи связана с неизбежной
эволюцией политической сферы жизни общества и не умаляет факта
преемственности демократических практик.
Имеющиеся теоретические исследования в области теории демократии
позволяют выделить ключевые исторические парадигмы данного феномена и
демократические практики, ознаменовавшие каждый период, а также проследить
основные направления, тенденции развития и проблемные точки современной
демократии.
Анализ древнегреческой и древнеримской моделей демократии позволяет
определить, какие демократические институты, возникшие в эпоху античности
стали базовыми для современных демократий. Речь идет, прежде всего, о
появлении в политических дискуссиях, посвященных феномену демократии,
такого понятия, как равные права (невзирая на использование рабского труда и на
ограниченный круг полноправных граждан, участвующих в политической жизни
полиса), а также о возникновении такого демократического института ранних
демократий, как народное собрание.
Средневековые демократические традиции привнесли в демократию новые
политические институты – парламент и органы местного самоуправления.
Впервые такая система возникла в Англии, Скандинавских странах, Нидерландах
и Швейцарии.
В рамках исследования трансформации демократических институтов особое
значение имеет Новое время, в которое были утверждены новые революционные
принципы конституционализма, признаны основные права и свободы человека в
Соединенных Штатах Америки и во Франции.
347
См.: Дзоло Д. Демократия и сложность. Реалистический подход. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы
экономики, 2010. См. с. 115-116.
162
Наконец, XX в., известный антидемократическими движениями, такими, как
фашизм и коммунизм, тем не менее, стал наиболее благоприятным для развития
демократии (впервые были реализованы на практике равные для всех гражданские
и политические права). Период расцвета «государства всеобщего благосостояния»
(с конца 1940-х до середины 1970-х гг.) позволил западной либеральной модели
обрести неотъемлемые черты современной демократии: верховенство права,
свободные выборы, разделение властей, система сдержек и противовесов,
обеспечение личных прав и свобод, всеобщее избирательное право, равноправие
мужчин и женщин, равные права людей разных национальностей, рас и
конфессий.
Историко-теоретическое исследование развития демократии от зарождения
ее основ в античных полисах до признания демократии единственной приемлемой
формой политического режима большинством государств мира на современном
этапе, дает основание сделать вывод о восходящих тенденциях развития данных
процессов, а также о функциональном усложнении феномена демократии
(невзирая на современное кризисное состояние демократических институтов).
Важной теоретической задачей данного исследования стал комплексный
анализ современных моделей демократии, эволюция которых связана с реальным
развитием
политических
отношений.
За
основу
автором
была
взята
классификация моделей демократии, разработанная Д. Хелдом и представленная в
его работе «Модели демократии».
Одна из самых значительных стадий в формировании демократической
теории – либеральная модель демократии, подразделяемая на «защищающую» и
«развивающуюся» модели (первое направление представлено Н. Макиавелли,
Т. Гоббсом, Дж. Локком, Ш. Л. де Монтескье, Дж. Мэдисоном и представителями
английского либерализма Дж. Бентамом и Дж. Миллем, второе – А. де Токвилем
и Дж. С. Миллем).
В отличие от классического, современный либерализм представляет собой
сложное сочетание течений, синтезирующих главные ценности либерализма с
социально
ориентированными
взглядами
и
концепциями
«социального
163
государства» (Дж. Ролз), с представлениями, отрицающими социальный уклон в
деятельности государства (Р. Нозик, Ф. А. фон Хайек).
Помимо
либеральной
модели,
автором
были
проанализированы
«коммунистическая» модель демократии (К. Маркс), «социалистическая» модель
демократии (В. И. Ленин, Л. Д. Троцкий, И. В. Сталин), «элитистская» модель
демократии (М. Вебер, Й. Шумпетер), «плюралистическая» модель демократии
(Р. Даль, Д. Труман), «сообщественная» демократия (А. Лейпхарт), «легальная»
модель демократии (Р. Нозик, Ф. А. фон Хайек), «партиципаторная» модель
демократии (К. Пейтман, К. Макферсон, П. Бахрах, Б. Барбер и др.), «социальная»
демократия (О. Бауэр, Э. Бернштейн, К. Каутский и др.), «делиберативная»
модель демократии (Ю. Хабермас).
Ключевой вывод относительно формирования и развития основных
теоретических моделей демократии в философских и теоретико-политических
дискуссиях
различных
формирование
определенными
той
исторических
или
иной
периодов
теории
историческими
заключается
демократии
обстоятельствами,
было
в
том,
что
обусловлено
предопределяющими
разнонаправленность акцентировок на многообразные качества демократии:
гражданские права и свободы, активное гражданское участие, равенство,
регулярные всеобщие выборы и т. д. Модели демократии связаны между собой и
к тому же отражают ее реальные формы; некоторые из них прямо служили
оправданию определенных политических практик. Учитывая вариативность
разработанных и находящихся в процессе своего развития теоретических моделей
демократии в политико-философском научном дискурсе, видится принципиально
важным комплексное сравнительное исследование демократических моделей,
предпринятое в данном исследовании.
С точки зрения практической значимости данной работы особое внимание
заслуживает заключительная часть исследования, посвященная осмыслению
теории демократии на современном этапе развития политической науки.
В современную эпоху демократия сталкивается с беспрецедентными
трудностями, обусловленными огромными темпами технологического развития
164
общества и процессами глобализации, меняющими традиционное существование
государств. К концу ХХ в. формируется информационное общество, в котором
огромную
роль
играют
СМК.
В
современной
политической
науке
сформировались различные теоретические оценки роли СМИ с точки зрения их
содействия или препятствия развитию демократии. В этой связи автором были
рассмотрены
следующие
концепции:
концепция
«постиндустриального
общества» Д. Белла, концепция «сверхиндустриального общества» Э. Тоффлера;
концепция «деидеологизации» Д. Белла, С. М. Липсета; концепция «одномерного
человека» Г. Маркузе; концепция «глобальной деревни» Г. М. Маклюэна и др.
Роль СМИ в современном обществе неоднозначна. Либерализация
информационного рынка имеет первоначальной целью возможность выражения
многообразных интересов различных политических и социальных групп. Однако
многие теоретики (Д. Белл, Б. Коэн, У. Липпман и др.), считают, что СМИ не
только удовлетворяют потребительские предпочтения, но и сами формируют их.
Манипулятивные возможности СМИ способствуют тому, что политики и
медиакомпании злоупотребляют новыми технологиями с целью влиять на
результаты политического поведения индивидов.
Главный вывод, полученный в ходе исследования роли СМИ в поддержании
демократии заключается в следующем: современные СМИ создают новые угрозы
демократии, которые связаны как с манипулятивным потенциалом СМИ, так и с
усложнением
структур
политической
коммуникации,
выражающемся
в
персонализации политики, падении гражданского участия, изменении самого
принципа политического участия – взамен участия посредством партий,
традиционно выполнявших функции агрегации и артикуляции интересов
общества, наиболее распространенным становится выражение гражданской
позиции при помощи СМК.
Одним
из
ключевых
результатов
данного
исследования
является
утверждение о том, что эволюция современной теории демократии связана с
изменением характера политической коммуникации, ростом требований нового
типа со стороны граждан демократических государств (например, защита
165
окружающей
среды),
правительств,
неэффективностью
вызванной
необходимостью
«перегрузкой»
предотвращения
современных
демократических
требованиями
кризисных
граждан,
процессов,
и
угрожающих
существованию демократии. В ряде стран развитие этих процессов привело к
трансформации современного общества в направлении формирования структур
«постдемократии». Концепция «постдемократии», наиболее известным автором
которой является К. Крауч, рассматривается как теоретическое отражение
современного этапа в развитии демократии. Среди главных угроз представители
разных теоретических векторов (С. Хантингтон, М. Крозье, Дз. Ватануки,
Д. Дзоло, К. Крауч, Л. Канфора, Я.-В. Мюллер, Ю. Хабермас и др.) выделяют
следующие: падение доверия граждан к демократическим институтам и лидерам,
доминирующая роль глобальных компаний, широкое применение политиками
манипулятивных
технологий,
персонализация
электоральной
политики,
ослабление политической сплоченности различных социальных групп, изменение
характера и роли политических партий, увеличивающееся неравенство между
гражданами демократических государств, изменение принципа гражданского
участия, потеря формальной легитимности демократическими институтами и др.
Эти проблемы ставят под угрозу само существование демократии как формы
государственного устройства, политического и культурного феномена.
В
результате
проведенного
исследование
автору
представляется
возможность сделать ряд выводов относительно перспектив развития демократии
в современных условиях.
Трансформация современной либеральной модели демократии очевидна.
Однако вектор развития демократических институтов до сих пор трудно
спрогнозировать.
Исходя
из
проведенного
анализа,
можно
предложить
потенциальный сценарий развития современных демократий.
Некоторые ученые склонны утверждать, что демократия израсходовала свой
потенциал и обречена на постепенное исчезновение. По мнению Д. Дзоло,
«перспективы не только развития, но даже простого сохранения демократических
институтов
в
постиндустриальных
обществах
представляются
крайне
166
сомнительными»348. Подобный вариант событий представляется маловероятным,
так как на современном этапе развития политической науки учеными не было
предложено
жизнеспособной
альтернативы
организации
политического
пространства. Эмпирические формы и теоретические модели демократии
претерпевают изменения в условиях глобализации, однако политический концепт
демократии остается по-прежнему актуальным. В связи с этим, современное
состояние
демократии
демократических
рассматривается
традиций,
связанный
автором
с
как
временный
широким
упадок
использованием
информационных технологий в политическом процессе и преобладающей ролью
глобальных корпораций.
Современное мировое сообщество, действительно, находится в поиске
новых методов управления, адекватных ситуации XXI в. Политологи и философы
обращаются к сложным вопросам теории демократии, прежде всего, к проблеме,
связанной с неспособностью современного государства реализовать на практике
принципы представительной демократии с её формальными процедурами и
контролем над исполнением решений и законов. Современное состояние мирового
сообщества можно назвать «постдемократическим», что подразумевает поиск
ответов на вызовы, с которыми сталкивается современная демократия, и новых
механизмов самоорганизации, но не абсолютное вымирание демократии.
Для того чтобы сгладить кризисные явления современной демократии и
предотвратить масштабные антидемократические движения (которые имели место
в первой половине XX в.), необходимо формировать
демократическую
политическую культуру гражданского участия, развивать диалоговые формы
коммуникативной связи власти и гражданского общества, разрабатывать
механизмы контроля над представителями крупного бизнеса и власти: «Чтобы
выжить, демократия должна развиваться, переизобретать себя, расширяя сферу
прав и свобод человека и гражданина, совершенствуя механизмы учета интересов
348
Дзоло Д. Демократия и сложность: реалистический подход. - М.: Изд. дом Гос. ун-та - Высшей школы
экономики, 2010. С. 304
167
групп при принятии обязывающих политических решений».349 При этом
современному государству необходимо выполнять сложную задачу соблюдения
баланса интересов общества и глобальных корпораций.
Потенциальным вариантом преодоления кризисных процессов, по мнению
автора данного исследования, является расширение понятия гражданского выбора,
который не должен ограничиваться формальным процессом выбора элит.
Гражданская активность должна распространяться дальше процесса голосования
и участия в опросах общественного мнения. Возможно, посредством увеличения
политических функций индивидов (включение элементов прямой демократии на
местах, публичное обсуждение наиболее значимых для общества проблем и т. д.)
удастся направить зачастую конформистски настроенное общество современных
западных
демократий
на
путь
формирования
Современным демократиям необходим
активного
гражданства.
диалог гражданского
общества и
государства, посредством которого можно минимизировать последствия кризиса
демократических практик, вызванного недоверием граждан к политическим
институтам и лидерам.
В результате проведенного исследования можно сделать следующие
выводы. Анализ демократии как категории политической науки и феномена
социально-политической практики предоставляет широкую теоретическую базу,
на основе которой могут быть выработаны стратегии предупреждения и
предотвращения негативных антидемократических тенденций общественной
жизни и рекомендации по совершенствованию демократических институтов и
процедур.
Феномен демократии, требующий комплексного подхода к его изучению
как научной категории, в качестве явления политической жизни отражает
существенные особенности исторического развития ряда стран, специфику
функционирования политических систем, формирования ценностных ориентаций
349
Демократизация. Под ред. К. В. Харпфера, П. Бернхагена, Р. Ф. Инглхарта, К. Вельцеля. М.: Издательский дом
Высшей школы экономики, 2015. С. 20.
168
общества, а также определяет характер политических взаимодействий, в первую
очередь между государством и гражданским обществом.
Рассмотрев
феномен
демократии
в
современном
политическом
пространстве, существенно трансформированном процессами глобализации,
высокой индустриализации и информатизации общества, также деформированном
кризисными явлениями, очевиден тот факт, что именно в подобной ситуации
ценность комплексного теоретического анализа демократии как научной
категории и реального явления политической жизни существенно возрастает.
Реалии сегодняшнего дня, а именно насущная угроза демократическому режиму,
продемонстрировали
исключительную
необходимость
комплексных
теоретических разработок по кризисным явлениям демократии и перспективам
развития демократических институтов в XXI в., а также важность выработки
практических рекомендаций политикам по преодолению кризиса демократии.
Перспективы дальнейшей разработки темы связаны с анализом кризисного
состояния
современной
демократии,
исследованием
трансформации
демократических институтов в условиях глобализации, а также необходимостью
выработки и анализа стратегии демократического развития государств мира в
условиях кризиса демократических институтов.
169
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ:
Монографии:
1.
Агамбен Дж. Грядущее сообщество. М.: Три квадрата, 2008. – 144 с.
2.
Агамбен Дж. Homo Sacer. Суверенная власть и голая жизнь М.:
Европа, 2011. – 256 с.
3.
Адорно Т., Хоркхаймер М. Диалектика Просвещения. Философские
фрагменты. М.-Спб.: Медиум, Ювента, 1997. – 312 с.
4.
Арато Э., Коэн Дж. Гражданское общество и политическая теория. М.:
«Весь мир». 2003. – 784 с.
5.
Аристотель. Политика / Аристотель. Сочинения в четырех томах.
Т. 4. М.: Мысль, 1983. – С. 376-644.
6.
Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М.: Изд-во "Текст", 1993. – 303 с.
7.
Баранов Н. А. Трансформации современной демократии: Учебное
пособие. СПб.: Балт. гос. техн. ун-т, 2006. – 215 с.
8.
Баталов Э. Я. Проблема демократии в американской политической
мысли ХХ века. М.: Прогресс-Традиция, 2010. – 376 с.
9.
Бауман З. Свобода. М.: Новое издательство, 2006. – 132 с.
10.
Бауэр О. Национальный вопрос и социал-демократия. СПб.: Серп.,
1909. – 600 с.
11.
Бегунов Ю.К., Лукашев А.В., Пониделко А. В. 13 теорий демократии.
СПб.: Издательский Дом «Бизнес-Пресса», 2002. – 240 с.
12.
Белкин М. В., Вержбицкий К. В. История Древнего Рима. СПб:
Издательство Санкт-Петербургского университета, 2008. – 197 с.
13.
Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М.: Академия, 2004.
– 788 с.
14.
Бергер А. К. Политическая мысль древнегреческой демократии. М.:
Наука. 1966. – 360 с.
170
15.
Берк Э. Размышления о революции во Франции и заседаниях
некоторых обществ в Лондоне, относящихся к этому событию. М.: Рудомино,
1993. – 144 с.
16.
Бернштейн Э. Условия возможности социализма и задачи социал-
демократии. London : Rus. free press fund, 1900. – 235 с.
17.
Бодрийяр Ж. Общество потребления. Его мифы и структуры. М.:
Республика, Культурная революция, 2006. – 269 с.
18.
Валовой Д. В. От Сталина и Рузвельта до Путина и Буша. М.: ТЕРРА
– Книжный клуб, 2007. – 448 с.
19.
Вебер М. История хозяйства. Город. М.: КАНОН-пресс-Ц, Кучково
поле, 2001. – С. 333-486.
20.
Вебер М. Политика как призвание и профессия / Вебер М. Избранные
произведения. М.: Прогресс, 1990. – С. 644-706.
21.
Великая
хартия
вольностей
(1215
г.)
//
Конституции
и
законодательные акты буржуазных государств XVII-XIX. Под ред. П. Н.Галанзы.
М. Государственное издательство юридической литературы, 1957. – С. 15-22.
22.
Восленский М. С. Номенклатура. Господствующий класс Советского
Союза. М.: Советская Россия, Октябрь, 1991. – 624 с.
23.
Галкин А.А. Германский фашизм. М.: Наука, 1989. – 352 с.
24.
Гизо Ф. История цивилизации в Европе. М.: ИД «Территория
будущего», 2007. – 336 с.
25.
Гильфердинг Р. Капитализм, социализм и социал-демократия:
сборник статей и речей Р. Гильфердинга. – М.-Л.: Московский рабочий, 1928. –
166 с.
26.
Гоббс Т. Левиафан // Гоббс Т. Сочинения в 2 томах. Т. 2. М.: Мысль,
1991. – С. 5-285.
27.
Гуторов В. А. Античная социальная утопия: Вопросы истории и
теории. Л.: Издательство Ленинградского университета, 1989. – 288 с.
28.
Гуторов В. А. Политика: наука, философия, образование. Спб.:
СПбГУ, Факультет политологии, 2011. – 516 с.
171
29.
Даль Р. Демократия и ее критики. М.: «Российская политическая
энциклопедия» (РОССПЭН), 2003. – 576 с.
30.
Даль Р. О демократии. М.: Аспект Пресс, 2000. – 204 с.
31.
Дворкин, Р. О правах всерьез. М.: РОССПЕН, 2005. – 392 с.
32.
Дегтярев А. А Основы политической теории. М : Высшая Школа 1998.
– 239 с.
33.
Демократизация.
Под
ред.
К.
В.
Харпфера,
П.
Бернхагена,
Р. Ф. Инглхарта, К. Вельцеля. М.: Издательский дом Высшей школы экономики,
2015. – 708 с.
34.
Демократия и модернизация. К дискуссии о вызовах XXI века. Под
редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Издательство «Европа», 2010. – 318 с.
35.
Дзоло Д. Демократия и сложность. Реалистический подход. М.: Изд.
дом Гос. ун-та – Высшей школы экономики, 2010. – 320 с.
36.
Дьюи Д. Демократия и образование. М.: Педагогика пресс, 2000. –
37.
Дьюи Д. Реконструкция в философии. Проблема человека. М.:
382 с.
Республика, 2003. – 494 с.
38.
Зайцев А. И. Культурный переворот в Древней Греции VIII—V вв. до
н. э. СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2000. – 320 с.
39.
Закария Ф. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за
их пределами. М.: Ладомир, 2004. – 383 с.
40.
Зидентоп Л. Демократия в Европе М.: Логос, 2001. – 312 с.
41.
Из ранней истории шведского народа и государства. Первые описания
и законы. / Под ред. А. А. Сванидзе. М.: РГГУ, 1999. – 332 с.
42.
Иноземцев Н.Н. Внешняя политика США в эпоху империализма. М.:
Госполитиздат. 1960. – 760 с.
43.
История Древнего Рима / В.И. Кузищин, И.Л. Маяк, И.А. Гвоздева и
др.; Под ред. В.И. Кузищина. 4-е изд. М.: Высшая школа, 2000. – 383 с.
172
44.
История Древней Греции. // Ю.В. Андреев, Г.А. Кошеленко,
В. И. Кузищин, Л.П. Маринович; Под ред. В.И. Кузищина. М.: «Высшая Школа»,
2003. – 399 с.
45.
Кант И. «К вечному миру» / Кант И. Сочинения в шести томах. Т. 6.
М.: Мысль, 1966. – С. 257-310.
46.
Канфора
Л.
Демократия.
История
одной
идеологии.
СПб.:
«Александрия», 2012. – 502 с.
47.
Каутский К. Демократия и социализм: фрагменты работ разных лет.
М.: Знание, 1991. – 63 с.
48.
Каутский
К.
К
критике
теории
и
практики
марксизма
(«Антибернштейн») / - 2-е изд. – М.: УРСС, 2003. – 297 с.
49.
Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег. Избранное.
М.: Эксмо, 2007. – 960 с.
50.
Кин Дж. Демократия и декаданс медиа. М.: Изд дом Высшей школы
экономики, 2015. – 312 с.
51.
Ковалевский М. М. От прямого народоправства к представительному
и от патриархальной монархии к парламентаризму. Рост государства и его
отражение в истории политических учений. Т. 1. М.: Издание Т-ва И. Д. Сытина,
1906. – 532 с.
52.
Ковалевский М.М. От прямого народоправства к представительному и
от патриархальной монархии к парламентаризму. Рост государства и его
отражение в истории политических учений. Т. II. М.: Издание Т-ва И. Д. Сытина
1906. – 495 с.
53.
Конституции буржуазных государств Европы / Сост.: Кублицкий Ф.А.
М.: Иностр. лит., 1957. – 1142 c.
54.
Крауч К. Постдемократия. М.: Изд. дом Гос. ун-та – Высшей школы
экономики. 2010. – 192 с.
55.
Крауч К. Странная не-смерть неолиберализма. М.: Издательский дом
“Дело” РАН ХиГС, 2012. – 281 с.
56.
Кун Т. Структура научных революций. М.: Прогресс, 1977. – 300 с.
173
57.
Ленин В.И. Государство и революция: Учение марксизма о
государстве и задачи пролетариата в революции // Полное собрание сочинений. 5е изд. Т. 33. М.: Издательство политической литературы, 1974. – С. 1-120.
58.
Липпман
У.
Общественное
мнение.
М.:
Институт
Фонда
«Общественное мнение», 2004. – 384 с.
59.
Локк Дж. Два трактата о правлении // Локк Дж. Сочинения: В 3 т. Т. 3.
М.: Мысль, 1988. – С. 137–405.
60.
Луман Н. Реальность массмедиа. М.: Праксис, 2005. – 256 с.
61.
Лурье
С.
Я.
История
Греции.
СПб.:
Издательство
Санкт-
Петербургского университета, 1993. – 680 с.
62.
Люксембург Р. Всеобщая забастовка и немецкая социал-демократия.
С предисл. авт. к рус. изд. Киев: Е.П. Горская, 1906. – 108 с.
63.
Мабли Г. О законодательстве или принципы законов // Избранные
произведения. М. - Ленинград: Издательство Академии наук СССР, 1950. – 332 с.
64.
Майер Т. Демократический социализм – социальная демократия.
Введение. М.: Республика, 1993. – 173 с.
65.
Мак-Люэн Г. М. ГАЛАКТИКА ГУТЕНБЕРГА: Сотворение человека
печатной культуры. Киев: Ника-Центр. 2004. – 432 с.
66.
Маритен
Ж.
Человек
и
государство.
М.:
Идея-Пресс,
Дом
Интеллектуальной книги, 2000. – 196 с.
67.
Маркс К. Рабочее движение в Америке // Маркс К., Энгельс Ф.
Сочинения. 2-е изд. Том 21. М.: Госполитиздат, 1961. – С. 345-353.
68.
Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии / Маркс
К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 4. М.: Госполитиздат, 1955. – С. 419–459.
69.
Маркузе Г. Одномерный человек. Исследование идеологии развитого
индустриального общества. М.: REFL-book. 1994. – 368 с.
70.
Монтескье Ш. Л. О духе законов. М.: Мысль. 1999. – 672 с.
71.
Монтескье Ш. Л. Персидские письма. Размышления о причинах
величия и падения римлян. М.: «КАНОН-пресс-Ц», «Кучково поле», 2002. – 512 с.
174
72.
Мутагиров Д. З. Демократия как универсальная ценность. М.: Логос,
2014. – 560 с.
73.
Мюллер Д. Разум, религия, демократия. М.: Мысль, 2015. – 559 с.
74.
Мюллер Я.–В. Споры о демократии. Политические идеи в Европе XX
века. М.: Издательство Института Гайдара, 2014. – 400 с.
75.
Нанси Ж.-Л. Непроизводимое сообщество. М.: Водолей, 2009. – 208 с.
76.
Нозик Р. Анархия, государство и утопия. М.: ИРИСЭН, 2008. – 424 с.
77.
Ноэль-Нойман Э. Общественное мнение: открытие спирали молчания
М.: Прогресс-Академия, Весь Мир, 1996. – 352 с.
78.
Орлов Б. С. Этика как основа политической философии социал-
демократии. М.: ИНИОН РАН, 2001. – 128 с.
79.
Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. М.: Издательство АСТ, 2002. –
80.
Патнэм Р. «Чтобы демократия сработала». М.: Издательство «Ad
509 с.
Marginem», 1996 г. – 287 с.
81.
Платон. Сочинения в четырех томах. Том 3. Ч. 1. СПб.: Издательство
Санкт-Петербургского университета; Издательство Олега Абышко, 2007. – 752 с.
82.
Полибий. Всеобщая история в сорока книгах. Т. 2. М.: Типография
Е. Г. Потапова, 1895. – 805 с.
83.
Пристланд Д. Красный флаг: история коммунизма. М.: Эксмо, 2011. –
84.
Рахшмир П.Ю. Происхождение фашизма. М.:Наука. 1981. – 184 с.
85.
Рансьер Ж. На краю политического. М.: Праксис, 2006. – 240 с.
86.
Реннер К. Теория капиталистического хозяйства Марксизм и
976 с.
проблема социализирования. М.-Л.: Государственное издательство, 1926. – 336 с.
87.
Ролз
Дж.
Теория
справедливости. Новосибирск:
Издательство
Новосибирского университета, 1995. – 535 с.
88.
Руссо Ж.Ж. Об общественном договоре. Трактаты. М.: "КАНОН-
пресс", "Кучково поле", 1998. – 416 с.
175
89.
Салмин А. М. Современная демократия: очерки становления и
развития. М.: Форум. 2009. – 384 с.
90.
Сергеев
В. М.
Демократия
как
переговорный
процесс.
М.:
Московский общественный научный фонд; ООО «Издательский центр научных и
учебных программ». 1999. – 147 с.
91.
Скиннер. Кв. Свобода до либерализма. СПб. Изд-во Европ. ун-та в
Санкт-Петербурге, 2006. – 120 с.
92.
Сморгунов Л. В. Сравнительная политология: Теория и методология
измерения демократии. СПб.: Издательство Санкт-петербургского университета,
1999. – 376 с.
93.
Сорокин П. А. Главные тенденции нашего времени. М.: Наука. 1997. –
94.
Тилли Ч. Борьба и демократия в Европе 1650-2000 гг. М.: Изд. дом
351 с.
ГУ-ВШЭ, 2010. – 456 с.
95.
Тилли Ч. Демократия. М.: Наука, 2007. – 263 с.
96.
Токвиль А. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992. – 554 с.
97.
Токвиль. А. Старый порядок и революция. СПб: Алетейя, 2008. –
98.
Тоффлер Э. Шок будущего. М.: ООО «Издательство ACT», 2002. –
99.
Троцкий Л. Терроризм и коммунизм. Петербург.: Госполитиздат,
248 с.
557 с.
1920. – 179 с.
100. Федералист. Политические эссе Гамильтона А., Мэдисона Дж. и
Джея Дж. М.: Издательская группа “Прогресс” – “Литера”, 1994. – 592 с.
101. Фриц К. Теория смешанной конституции в античности. Критический
анализ политических взглядов Полибия. СПб.: Изд-во Санкт-Петербургского унта, 2007. – 422 с.
102. Фролов
Э.
Д. Рождение греческого
полиса. 2-е изд.
Издательский Дом Санкт-Петербургского Университета, 2004. – 266 с.
СПб:
176
103. Фукидид. История. М.: ЛАДОМИР; ООО «Фирма «Издательство
АСТ», 1999. – 736 с.
104. Фуко М. Нужно защищать общество: Курс лекций, прочитанных в
Коллеж де Франс в 1975-1976 учебном году. СПб.: Наука, 2005. – 312 с.
105. Фукуяма
Ф.
Конец
истории.
М.:
ACT:
ACT
МОСКВА:
Полиграфиздат, 2010. – 588 с.
106. Фурсенко А.А. Американская революция и образование США.
Ленинград: Наука, 1978. – 414 с.
107. Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. (Московские
лекции и интервью). М.: Изд. центр “AKADEMIA”, 1995. – 245 с.
108. Хабермас Ю. Вовлечение другого. Очерки политической теории. Спб.:
Наука. 2001. – 417 с.
109. Хайек, Ф. А. Дорога к рабству. М.: Новое издательство, 2005. – 264 с.
110. Хантингтон С. Третья волна: Демократизация в конце ХХ века. М.:
РОССПЭН. 2003. – 368 с.
111. Хардт М., Негри А. Множество: война и демократия в эпоху империи.
– М.: Культурная революция, 2006. – 559 с.
112. Хелд Д. Модели демократии. Третье издание. М.: Издательский дом
«Дело» РАНХиГС, 2014. – 544 с.
113. Хёффе О. Справедливость. Философское введение. М.: Праксис, 2007.
– 192 с.
114. Хибберт К. Бенито Муссолини. Ростов-на-Дону: Феникс, 1998. –
512 с.
115. Хиршман А. Риторика реакции: извращение, тщетность, опасность.
М.: ГУ ВШЭ, 2010. – 280 с.
116. Цицерон М. Т. Диалоги: О государстве; О законах. М.: Научноиздательский центр «Ладомир» – «Наука», 1994. – 222 с.
117. Шмитт К. Политическая теология. М.: Канон-пресс-ц, 2000. – 336 с.
118. Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М.: Экономика,
1995. – 540 с.
177
119. Arblaster A. Democracy. Third Edition. Buckingham: Open University
Press. 2002. – 132 p.
120. Ambrosius L. E. Woodrow Wilson and the American Diplomatic Tradition:
The Treaty Fight in Perspective. Cambridge: Cambridge University Press, 1990. –
323 p.
121. Barber B. R. Strong Democracy: Participatory Politics for a New Age.
Berkeley, Los Angeles, London: University of California Press, 2003. – 320 p.
122. Baughman J. L. Henry R. Luce and the Rise of the American News Media.
Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1987. – 283 p.
123. Beetham D. Democracy and Human Rights. Cambridge: Polity Press, 1999.
– 240 p.
124. Beetham D. The Legitimation of Power. London: Macmillan, 1991. –
267 p.
125. Bell D. The End of Ideology: On the Exhaustion of Political Ideas in the
Fifties : with "The Resumption of History in the New Century". Cambridge: Harvard
University Press, 2000. – 540 p.
126. Berlin I. Two Concepts of Liberty // Berlin I. Four Essays on Liberty.
London, Oxford University Press, 1969. – Pp. 118-172.
127. Berlin I. The pursuit of the ideal // Berlin I. The proper study of mankind.
New York: Farrar, Straus and Giroux, 2000. – 704 p.
128. Вооrstin D. J. The Americans. The democratic experience. New York:
Vintage Books, 1974. – 736 p.
129. Brown R. H., Culture, Capitalism, and Democracy in the New America.
New Haven, CT: Yale University Press, 2005. – 368 p.
130. Carr W., Hartnett A. Education and the struggle for democracy: the politics
of educational ideas. Buckingham ; Philadelphia: Open University Press, 1996. – 233 p.
131. Chernilo D. A Social Theory of the Nation-State: The Political Forms of
Modernity Beyond Methodological Nationalism. New York: Routledge, 2007. – 208 p.
132. Claeys G. Encyclopedia of Modern Political Thought. Los Angeles: Sage
publications, 2013. – 944 p.
178
133. Cohen B. The Press and Foreign Policy. Princeton: Princeton University
Press, 1963. – 288 p.
134. Crimmins J. E.. Utilitarian Philosophy and Politics: Bentham's Later Years.
London: Continuum International Publishing Group, 2011. – 247 p.
135. Crozier M., Huntington S., Watanuki J. The Crisis of Democracy: Report
on the Governability of Democracies to the Trilateral Commission [Paperback]. New
York: New York University Press, 1975. – 227 p.
136. Cunningham F.. Theories of Democracy: A Critical Introduction. New
York and London: Routledge, 2002. – 248 p.
137. Davies S. R. Popular Opinion in Stalin's Russia: Terror, Propaganda and
Dissent, 1934-1941. Cambridge: Cambridge University Press, 1997. – 236 p.
138. Doyle G. Understanding Media Economics. London: Sage Publications
Ltd. 2013. – 232 p.
139. Dunn J. Democracy: a history. New York: Atlantic Monthly Press, 2005. –
246 p.
140. Dunn J. Western Political Theory in the Face of the Future. Cambridge:
Cambridge University Press, 1979. – 156 p.
141. Dworkin R. Sovereign Virtue, The Theory and Practice of Equality.
London: Harvard University Press. – 2002. – 528 p.
142. Farrelly M. Discourse and Democracy: Critical Analysis of the Language
of Government. New York and London: Routledge, 2014. – 148 p.
143. Fontana B., Nederman C. J., Remer G. Talking Democracy: Historical
Perspectives on Rhetoric and Democracy. University Park, PA: Pennsylvania State
University Press, 2004. – 337 p.
144. Gathorne-Hardy G. M. The fourteen points and the treaty of Versailles
(Oxford pamphlets on world affairs ; No. 6), Oxford: Clarendon Press, 1939. – 40 p.
145. Gillingham J., Griffiths R. A. Medieval Britain: A Very Short Introduction.
Oxford, Oxford University Press, 2000. – 192 p.
146. Green L. Green: Communication, Technology (p) & Society. London:
SAGE Publications Ltd, 2002. – 254 p.
179
147. Habermas, J. Legitimation Crisis. Boston: Beacon Press, 1975. – 166 p.
148. Held D. Models of Democracy. Stanford, California: Stanford University
Press, 1987. – 321 p.
149. Henig R. Versailles and After: 1919 – 1933. London: Routledge, 1995. –
96 p.
150. Himmelfarb G. On liberty and liberalism. The case of John Stuart Mill.
New York : Alfred A. Knopf, 1974. – 345 p.
151. Kellner D. Media Culture: Cultural Studies, Identity and Politics Between
the Modern and the Post-modern. New York: Routledge, 1995. – 368 p.
152. Koyzis D. T. Political Visions & Illusions. A Survey & Christian Critique
of Contemporary Ideologies.
Downers Grove/Illinois: InterVarsity Press, 2003. –
281 p.
153. Kurki M. Democratic Futures: Re-Visioning Democracy Promotion.
Abingdon: Routledge, 2013. – 312 p.
154. Lakoff S. Democracy: History, Theory, Practice. Boulder: Westview Press,
1996. – 400 p.
155. Lijphart A. Democracy in Plural Societies. New Haven and London: Yale
UniversityPress, 1977. – 248 p.
156. McDaniel T. Autocracy, Modernization and Revolution in Russia and Iran.
Princeton, New Jersey: Princeton University Press, 1991. – 261 p.
157. Mill J. St. Considerations on Representative Government. New York:
Prometheus Books, 1991. – 365 p.
158. Nagle J. D., Mahr A. Democracy and Democratization: Post-Communist
Europe in Comparative Perspective. London: SAGE Publications, 1999. – 336 p.
159. Neuman W. R. The Future of the Mass Audience. Cambridge: Cambridge
University Press, 1991. – 202 p.
160. Pangle T. L.. Montesquieu's Philosophy of Liberalism: A. Commentary on
The Spirit of the Laws. Chicago and London: The. University of Chicago Press, 1973. –
336 p.
180
161. Pateman C. Participation and Democratic Theory. Cambridge: Cambridge
University Press, 1975. – 132 p.
162. Pipes R. The Russian Revolution. New York: Knopf Doubleday Publishing
Group, 2011. – 976 p.
163. Pocock J. G. A. The Machiavellian Moment: Florentine Political Thought
and the Atlantic Republican Tradition. Princeton and Oxford: Princeton University
Press, 2003. – 640 p.
164. Rawls J. Political Liberalism. New York: Columbia University Press, 2005.
– 576 p.
165. Rethinking The Foundations of Modern Political Thought. Edited by
Brett A., Tully J. Cambridge: Cambridge University Press, 2006. – 258 p.
166. Richter M. The Politcal Theory of Montesquieu. Cambridge: Cambridge
University Press, 1977. – 355 pp.
167. Robinson, E. W. The First Democracies: Early Popular Government
Outside Athens. Stuttgart: Franz. Steiner Verlag, 1997. – 144 p.
168. Sartori G. The theory of democracy revisited. New Jersey, Chatham:
Chatham House Publishers, Inc. 1987. – 542 p.
169. Sejersted F. The Age of Social Democracy: Norway and Sweden in the
Twentieth Century. Princeton: Princeton University Press, 2011. – 560 p.
170. Skinner Q. Freedom and the Construction of Europe. 2 Volume Hardback
Set. Cambridge: Cambridge University Press, 2013. – 878 p.
171. Skinner Q. Hobbes and Republican Liberty. Cambridge: Cambridge
University Press, 2008. – 266 p.
172. Skinner Q. Reason and Rhetoric in the Philosophy of Hobbes. Cambridge:
Cambridge University Press, 1996. – 496 p.
173. Skinner Q. Visions of Politics: Volume III: Hobbes and Civil Science.
Cambridge: Cambridge University Press, 2002. – 404 p.
174. Sullivan V. B.. Machiavelli, Hobbes, and the Formation of a Liberal
Republicanism in England. Cambridge: Cambridge University Press, 2004. – 284 p.
181
175. Tilly, Ch. Contention and Democracy in Europe, 1650-2000. New York:
Cambridge University Press, 2004. – 305 p.
176. Tivey L. “Robert Dahl and the American Pluralism”, in Leonard Tivey,
Anthony Wright, eds., Political Thought since 1945: Philosophy, Science, Ideology.
Aldershot, Hants, Edward Elgar, 1992 – 222 p.
177. Toffler. A. The Third Wave. London, Pan Books Ltd, 1981. – 544 p.
178. Transitions from Authoritarian Rule: Comparative Perspectives. Ed. by
G. O’Donnell, P. Schmitter, and L. Whitehead. Baltimore: Johns Hopkins University
Press, 1986. – 208 p.
179. Urbinati N., Zakaras A. J. S. Mill's political thought A Bicentennial
Reassessment. Cambridge: Cambridge University Press, 2007 – 392 p.
180. Wade R. A. The Russian Revolution, 1917. Cambridge: Cambridge
University Press, 2005 – 347 p.
181. Wall I. M. The United States and the Making of Postwar France, 19451954. Cambridge: Cambridge University Press, 1991 – 324 p.
182. Waters M. Daniel Bell. Key Sociologists. New York and London:
Routledge, 1996 – 200 p.
183.
Wolin, S. S. Democracy Incorporated: Managed Democracy and the
Specter of Inverted Totalitarianism, Princeton (HJ): Princeton University Press, 2008 –
384 p.
184. Wood A. The Origins of the Russian Revolution, 1861–1917. London:
Routledge, 2003 – 120 p.
Статьи в периодических изданиях:
185. Ачкасов В. А. Транзитология – научная теория или идеологический
конструкт? // Полис. Политические исследования. 2015. № 1. С. 30-37.
186. Гуторов В. А. Глобализация и некоторые проблемы теории
государства // Журнал ПОЛИТЭКС, Т. 9, № 4. 2013. С. 5-18.
182
187. Гуторов В. А. Политика и образование: историческая традиция и
современные трансформации // Полис. Политические исследования. 2015. № 1.
С. 9-29.
188. Гуторов В.А. СМИ как актор политического процесса: эволюция
западных концептуальных подходов во второй половине ХХ в. (Часть 1). //
Известия Уральского федерального университета. Серия 3 Общественные науки.
№ 3 (118). 2013. С. 130-144.
189. Гуторов В. А. Современный либерализм и политическая философия
(дилеммы позиции Джона Ролза) // Вестник Санкт-Петербургского университета.
Серия 6, Вып. 3. 2012. С. 47-56.
190. Гуторов В. А. Теория демократии как историческая проблема: к
постановке вопроса // Вестник СПбГУ. Серия 6. Выпуск 4. 2014a. С. 114-126.
191. Завершинский К. Ф. «Политическое доверие» как символический
источник социальных изменений в политических сетях // ПОЛИТЭКС. Т. 8, № 3.
2012. С 62-75.
192. Исаев Б. А. Условия и факторы, периоды и циклы развития
демократии. Ч. 1. // Журнал ПОЛИТЭКС, Т. 8, № 3. 2012. С. 273-291.
193. Капустин Б. Г. Посткоммунизм как постсовременность // Полис
(Политические исследования) М., № 5. 2001. С.6-28.
194. Констан Б. О свободе у древних в ее сравнении со свободой у
современных людей // Полис. Политические исследования. М., 1993. №2. С. 97107.
195. Мельникова Е. А. Укрощение неукротимых: договоры с норманнами
как способ их интегрирования в инокультурных обществах.
// Древняя Русь.
Вопросы медиевистики. № 2 (32). М.: Издательство "Индрик". 2008. С. 12-26.
196. Милль Дж. О свободе // Наука и жизнь. 1993. № 11. С. 10-15; № 12.
С. 21-26.
197. Попова О. В. Особенности политической идентичности в России и
странах Европы. // Полис. Политические исследования. 2009. № 1. С. 143-157.
183
198. Радиков.
И.
В.
Ослабление
государственности
как
угроза
национальной безопасности и международному правопорядку // Журнал
ПОЛИТЭКС, Т. 9, № 4. 2013. С. 19-31.
199. Соловьев А. И. Коммуникация и культура: противоречия поля
политики // Полис. Политические исследования. 2002. № 6. С. 6-17.
200. Хазанов А.М. Салазар: 40 лет диктатуры в Португалии // Новая и
новейшая история. № 3. 2009. C. 129-146.
201. Шведова Я. А. Послевоенная Италия в геополитической игре СССР и
западных союзников. // Документ. Архив. История. Современность: Сборник
научных трудов. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2003.
Выпуск 3. С. 318-323.
202. Beetham D. Beyond liberal democracy. // Social Register. London: Merlin
Press. 1981. Pp. 190-206.
203. Craig E. Carroll and Maxwell McCombs. Agenda-setting Effects of
Business News on the Public’s Images and Opinions about Major Corporations //
Corporate Reputation Review. Henry Stewart Publications. Vol. 6, No. 1, 2003. Pp. 36–
46.
204. Walker J. L. A Critique of the Elitist Theory of Democracy. // The
American Political Science Review, Vol. 60, No. 2 (Jun.), 1966. Published by:
American Political Science Association. Pp. 285-295.
205. Ward A. M. How Democratic Was The Roman Republic? // New England
Classical Journal Connecticut: University of Connecticut. No. 31.2. 2004. Pp. 101-119.
Статьи в сборниках:
206. Белл Д. Демократия и права: великая дилемма нашего времени. //
Демократия и модернизация. К дискуссии о вызовах XXI века. Под редакцией
В. Л. Иноземцева. М.: Издательство «Европа», 2010. C. 13-26.
184
207. Гуторов В. А. Коммунизм против фашизма: спор о легитимности
(заметки о социальном критицизме А. Грамши и П. Тольятти) // Политика: наука,
философия, образование. Спб.: СПбГУ, Факультет Политологии, 2011. С. 45-73.
208. Гуторов В. А. Концепция «киберпространства» и перспективы
современной демократии // Политика: наука, философия, образование. Спб.:
СПбГУ, Факультет Политологии, 2011. С. 415-421.
209. Гуторов В. А. Гражданское общество и теория демократии: из
наследия ХХ века // Политика: наука, философия, образование. Спб.: СПбГУ,
Факультет политологии, 2011. С. 383-394.
210. Мельвиль А.Ю. Демократические транзиты, транзитологические
теории и посткоммунистическая Россия // Политическая наука в России:
интеллектуальный
поиск
и
реальность:
Хрестоматия.
М.:
МОНФ;
ООО «Издательский центр научных и учебных программ», 2000. С. 337-368.
211. Миллер А. От демократии XIX века к демократии XXI-го: каков
следующий шаг? // «Демократия и модернизация..К дискуссии о вызовах XXI
века». Под редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Издательство «Европа», 2010. С. 91102.
212. Поляков Л. В. Демократия в глобальном контексте // Демократия:
перезагрузка смыслов. М.: Праксис; Центр политической конъюнктуры России,
2010. С. 11-36.
213. Рябов
А.
В.
Демократизация
и
модернизация
в
контексте
трансформации постсоветских стран // «Демократия и модернизация. К дискуссии
о вызовах XXI века». Под редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Издательство
«Европа», 2010. С. 183-200.
214. Flis A. „From Marx to Real Socialism: The History of a Utopia‟ //
Marxism and Communism: Posthumous Reflections on Politics, Society, and Law.
Edited by Krygier M., Amsterdam: Rodopi, 1994. Pp. 19-30.
215. Graber D. A. Adapting Political News to the Needs of Twenty-First
Century Americans // Mediated Politics: Communication in the Future of Democracy.
185
Edited by W. Lance Bennett, Robert M. Entman. Cambridge: Cambridge University
Press, 2001. Pp. 433-452.
216. Gurevitch M., Blumler J. G. Political communication systems and
democratic values // Democracy and the mass media, edited by Judith Lichtenberg.
Cambridge: Cambridge University Press. 1990. Pp. 269-287.
Интернет - источники:
217. Алексеева Т. А. Насилие и демократия в политике США //
Международные процессы. Журнал теории международых отношений и мировой
политики. Т. 6, № 2(17). Май–август 2008. [Электронный ресурс] // Научнообразовательный
форум
по
международным
отношениям.
//
URL:
http://www.intertrends.ru/seventeenth/004.htm (Дата обращения 01.04.2015)
218. Афанасьев М.Н. Клиентелизм и российская государственность.
[Электронный ресурс] // Библиотека учебной и научной литературы. // URL:
http://sbiblio.com/biblio/archive/afanasev_klientism/ (Дата обращения 01.03.2015).
219. Ачкасов В.А. «Этническая ксенофобия и миграционные процессы в
современной России» // Вестник Санкт-Петербургского Университета. Серия 6.
Выпуск 1, Март, 2008 г. [Электронный ресурс] // Научная электронная библиотека
Elibrary.
//
URL:
http://elibrary.ru/item.asp?id=16284255
(Дата
обращения
01.02.2015).
220. Закария Ф. «Если демократия «слишком нелиберальна», то это не
демократия». // Международные процессы. Журнал теории международых
отношений и мировой политики. Т. 9, № 2(26). Май–август 2011. [Электронный
ресурс] // Научно-образовательный форум по международным отношениям. //
URL: http://www.intertrends.ru/twenty-first/012.htm (Дата обращения 01.03.2015).
221. Декларация независимости США 1776 г. [Электронный ресурс] //
URL: http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/indpndnc.htm (Дата обращения 01.11.2014).
186
222. Качинский Я. Портрет посткоммунизма. Лекция в вашингтонском
институте “Heritage”. // Журнал «Новая Польша». №11. 2006 г. [Электронный
ресурс] //
URL:
http://www.novpol.ru/index.php?id=719
(Дата
обращения
//
URL:
01.10.2014).
223. Конституции.СССР
1936
г.
(Дата
http://constitution.garant.ru/history/ussr-rsfsr/1936/red_1936/3958676/
обращения 01.02.2015).
224. Макиавелли Н Рассуждения о первой декаде Тита Ливия. Книга I.
Глава
II.
[Электронный
ресурс]
//
URL:
http://www.lib.ru/POLITOLOG/MAKIAWELLI/livij.txt_with-big-pictures.html (Дата
обращения 01.02.2015).
225. Шмиттер Ф. К. Угрозы и дилеммы демократии. [Электронный ресурс]
// URL: http://old.russ.ru/antolog/predely/1/dem2-2.htm (Дата обращения 01.02.2015).
226.
URL:
Mill J. S. The Subjection of Women. The University of Adelaide Library //
https://ebooks.adelaide.edu.au/m/mill/john_stuart/m645s/contents.html
обращения 25.02.2015).
(Дата