Пронин Александр Алексеевич ПРОБЛЕМЫ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА
advertisement
Пронин Александр Алексеевич ПРОБЛЕМЫ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА: КУРС ЛЕКЦИЙ Лекция третья УСЛОВИЯ РЕАЛИЗАЦИИ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА Вопросы: 1. Правовое государство. Правовое государство в интеллектуальной традиции. Право и закон: соотношение понятий. Законность и правозаконность. Право и справедливость. Документ Копенгагенского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ 1990 г. 2. Демократия. Христианские и демократические ценности, их соотношение. Парадоксы демократии. 3. Либерализм. Понятие либерализма. Либерализм и демократия, их соотношение. Современные идеологии западного мира и надперсональные ценности. Христианство как религия свободы. Либеральная идея и социальная история России. §1. Правовое государство Зададимся вопросом: какое условие является наиболее необходимым для обеспечения уважения всех прав человека и основных свобод? Ответ будет один: правовое государство. Есть мнение, что всякое государство является правовым, а сам этот термин — правовое государство — излишество. Это и так, и одновременно не так. Природа понятия «правовое государство» внеюридическая, искать ее надо вне сферы строгой юриспруденции, а скорее, в области философии права. Говоря о концепциях свободы, я упоминал о взаимосвязи свободы и государства. С одной стороны, государство представляет собой угрозу свободе. Но с другой, оно является также и ее гарантом. Мы говорили, что согласно воззрениям сторонников так называемой негативной свободы, т. е. свободы от — от принуждения, свобода ограничивается до максимума сведением к минимуму вмешательства в нашу жизнь государства и других институтов. На практике это означает ограничение функций государства поддержанием закона и правопорядка, обеспечением безопасности лично- 119 сти и ее собственности. Всякие иные действия со стороны государства неправомочны и есть посягательства на свободу. Стремление ограничить власть-насилие в истории политических идей мы встречаем повсюду. Древнекитайские мыслители обосновывали тезис о том, что тирании узурпатора или власти силы может быть противопоставлено только отеческое отношение мудрого правителя к народу. Своеобразие западной мысли лишь в том, что здесь функции такого ограничителя в силу сложившейся политической культуры возлагаются на право. Итак, в исторически сложившемся понятии «правовое государство» содержится отношение к государству как злу (пусть и неизбежному) и вытекающее отсюда нравственное задание уменьшить это зло, смягчить его. Европейская мысль, европейская традиция, неотделимые от естественноправового учения, понимают под правовым государством в первую очередь не верховенство закона, которое обычно превращается в массовом сознании в «соблюдение законности», где под законностью понимается требование неукоснительного соблюдения норм права всеми его субъектами, а приближение общества к некоему идеалу, содержание которого может меняться1. Законность не тождественна реализации права, ее содержание не связано лишь с претворением правовых норм в жизнь. Приведенное выше понимание законности однобоко отражает содержание и сущность данного явления. Между тем в современной теории права на смену понятию законности приходит новое — правозаконности как комплексного политико-правового явления, отражающего правовой характер организации общественно-политической жизни, некоторый режим правовой жизни общества, наличие в обществе определенной правовой атмосферы. Не случайно ранее теория правового государства носила иное название — господства права. Разница между этими понятиями будет видна на примере сталинских репрессий. Безвинных жен «врагов народа» (не менее безвинных) арестовывали вслед за мужьями и давали 10—20 лет лагерей не просто так, а «по статье». Так было ли это законным? Было. Государство всеми силами добивалось безукоснительного соблюдения своих драконовских законов. О правозаконности же речи вести не приходится. Таким образом, понимание законности в первом случае берет своими истоками отождествление права и закона: право есть совокупность общеобязательных правил поведения (норм), установленных или санкционированных государством, иными словами, право есть совокупность всех законов. Такое определение права господствовало с подачи А. Я. Вышинского в советской юридической науке десятилетиями. 1 Подробнее об этом см.: Лезов С. Правовое государство в интеллектуальной традиции // Рос. бюл. по правам человека. Вып. 3. М., 1994. С. 4—9. 120 Стремление отождествить право и закон имеет определенное основание: в этом случае рамки права строго формализуются, правом признается только то, что возведено в закон, вне закона права нет и быть не может. Если под правом понимать только правовые нормы, то вывод о тождестве права и закона неизбежен, поскольку вне источников права юридические нормы не существуют. Однако право нельзя сводить к нормам. Кроме норм оно включает в себя социально-правовые притязания (естественное право) и субъективные права. В этой триаде назначение норм состоит в том, чтобы социально-правовые притязания трансформировать в субъективные права — «юридическую кладовую» всевозможных духовных и материальных благ. Следовательно, право охватывает сферу не только должного (нормативные и индивидуальные предписания), но и сущего — реальное исполнение обязанностей. (В этом же — в разнице должного и сущего — отличие законности от правозаконности). Право есть и регулятор, и появляющаяся в результате регулирования юридическая форма общественных отношений, составляющих бытие общества1. При таком широком понимании права становится очевидным, что его содержание создается всем обществом, и лишь придание этому содержанию нормативной формы, т. е. возведение его в закон, осуществляется государством. Формула «право создается обществом, а закон — государством» наиболее точно отражает разграничение права и закона. Нужно только не забывать о единстве правового содержания и правовой формы и возможных противоречиях между ними. Правовое содержание, не возведенное в закон, не имеет гарантий реализации. Закон может быть неправовым, если его содержанием становится произвол государственной власти. Подобные законы можно определить как формальное право, т. е. право с точки зрения формы, но не содержания. Жизнь показывает, что и законодательство в целом может не иметь ничего общего с истинным правом (тоталитарные государства с фашистским и коммунистическим режимом). Отсюда и разница между законностью и правозаконностью. Разграничение права и закона имеет большой гуманистический смысл, ибо тогда право рассматривается как критерий качества закона, установления того, насколько последний признает права человека, его интересы и потребности. Наконец, известно, что ближе всего к сущности права подходит идея справедливости. Этот тезис вряд ли может быть доказан логическими конструкциями. Он носит скорее концептуальный характер. Справедливость — одна из наиболее гуманных и плодотворных идей в истории человечества. При этом справедливость в представлениях людей всегда увязывалась с правом (у римлян jus — право и justitia — справедливость). 1 См.: Леушин В. И. Определение, сущность и социальная ценность права // Теория государства и права. Учеб. пособие. Ч. 2. Екатеринбург, 1994. С. 8—9. 121 Ныне бытующий идеал правового государства носит не только теоретический или публицистический характер, а является международной политической нормой. Элементы правового государства зафиксировали 35 стран в Документе Копенгагенского совещания Конференции по человеческому измерению СБСЕ в июне 1990 г. Ниже приводится выдержка из этого документа. «5.1. — свободные выборы, проводимые через разумные промежутки времени путем тайного голосования или равноценной процедуры свободного голосования в условиях, которые обеспечивают на практике свободное выражение мнения избирателями при выборе своих представителей; 5.2. — представительная по своему характеру форма правления, при которой исполнительная власть подотчетна избранным законодательным органам или избирателям; 5. 3. — обязанность правительства и государственных властей соблюдать конституцию и действовать совместимым с законом образом; 5.4. — четкое разделение между государством и политическими партиями, в частности, политические партии не будут сливаться с государством; 5.5. — деятельность правительства и администрации, а также судебных органов осуществляется в соответствии с системой, установленной законом. Уважение такой системы должно быть обеспечено; 5.6. — вооруженные силы и полиция находятся под контролем гражданских властей и подотчетны им; 5.7. — права человека и основные свободы будут гарантироваться законом и соответствовать обязательствам по международному праву; 5.8. — законы, принятые по завершении соответствующей гласной процедуры, и административные положения публикуются, что является условием их применения. Эти тексты будут доступны для всех; 5.9. — все люди равны перед законом и имеют право без какой бы то ни было дискриминации на равную защиту со стороны закона. В этой связи закон запрещает любую дискриминацию и гарантирует всем лицам равную и эффективную защиту от дискриминации по какому бы то ни было признаку; 5.10. — каждый человек будет обладать эффективными средствами правовой защиты против административных решений, с тем чтобы гарантировалось уважение основных прав и обеспечивалось нанесение ущерба правовой системе; 5.11. — административные решения, направленные против какого-либо лица, будут полностью обоснованными и должны, как правило, содержать указание на имеющиеся обычные средства правовой защиты; 122 5.12. — независимость судей и беспристрастное функционирование государственной судебной службы обеспечиваются; 5.13. — независимость адвоката признается и защищается, в частности в том что касается условий их приема на работу и практики; 5.14. — нормы, касающиеся уголовного процесса, будут содержать четкое определение компетенции в отношении разбирательства и мер, которые предшествуют и сопровождают такое разбирательство; 5.15. — каждое арестованное или задержанное по уголовному обвинению лицо имеет право, с тем чтобы можно было вынести решение относительно законности его ареста или задержания, быть в срочном порядке доставленным судье или другому должностному лицу, уполномоченному законом осуществлять такую функцию; 5.16. — каждый человек имеет право при рассмотрении любого предъявленного ему уголовного обвинения или при определении его прав и обязанностей в каком-либо гражданском процессе на справедливое и открытое разбирательство компетентным, независимым и беспристрастным судом, созданном на основании закона; 5.17. — любое лицо, преследуемое в судебном порядке, имеет право защищать себя лично или без промедления через посредство выбранного им самим защитника, или, если это лицо не располагает достаточными средствами для оплаты услуг защитника, на безвозмездное получение таких услуг, когда этого требуют интересы правосудия; 5.18. — никто не будет обвинен, судим или осужден за какое-либо уголовное преступление, если только оно не предусмотрено законом, который ясно и четко определяет элементы этого преступления; 5.19. — каждый считается невиновным, пока виновность его не будет доказана согласно закону; 5.20. — считая важным вклад международно-правовых инструментов в области прав человека в обеспечение верховенства закона на национальном уровне, государства-участники подтверждают, что они рассмотрят вопрос о присоединении к Международному пакту о гражданских и политических правах, к Международному пакту об экономических, социальных и культурных правах и к другим соответствующим международно-правовым инструментам, если они еще не сделали этого; 5.21. — с тем чтобы дополнить внутренние меры правовой защиты и лучше обеспечивать уважение государствами-участниками принятых на себя международных обязательств, государства-участники рассмотрят вопрос о присоединении к региональной или универсальной международной конвенции, касающейся защиты прав человека, такой как Европейская конвенция о правах человека или Факультативный протокол к Международному пакту о гражданских и политических правах, которые предусмат- 123 ривают процедуры правовой защиты отдельных лиц в международных органах»1. Как нетрудно убедиться, этот нормативно закрепленный образ правового государства вобрал в себя исключительно демократические ценности (законодательствующая воля большинства при уважении прав меньшинств) и ценности либеральные, выраженные как раз в концепции прав человека (либерализм означает свобода). Поскольку государство является продуктом общества, реформировать государство, в нашем случае — сделать его правовым, невозможно, не реформировав общество. Либеральное общество, основанное на уважении прав человека, — цель, а демократия — метод ее достижения. §2. Демократия Сегодня, после двух мировых войн, после ГУЛАГа и Освенцима, после эпохи коммунизма и фашизма, ценности демократии, важнейшим свойством которой является соблюдение прав человека, не могут быть поставлены под сомнение. Однако попытки апеллировать к правам человека до сих пор воспринимаются некоторой частью российского общества как «интервенция Запада», как покушение на «вековые устои». Между тем ценности демократии, безусловно, являются ценностями и с христианской точки зрения2. И для христианской Церкви, и для демократии основной ценностью является человек, причем не абстрактный, но конкретный, вне зависимости от социального положения обладающий своими особенностями — культурными и национальными. Они равно уважают неотчуждаемую человеческую свободу, которая неотделима от ответственности: перед Богом — в христианстве, перед обществом — в демократическом государстве. «Право делать все, что не мешает свободе других», — вот основополагающий принцип демократии. Этот принцип — сдерживающее начало: права мои или моей группы не должны ущемлять права другого и других. В библейской заповеди «возлюби ближнего твоего как самого себя», по существу, сформулирован тот же принцип, но не как запрет вторгаться в область свободы другого, а как призыв воспринимать другого как равную 1 Цит. по: Азаров А. Я. Права человека. Новое знание. М., 1995. С. 42—44. См.: прот. Иоанн (Свиридов). Христианство и демократия // Рус. мысль. № 4205. 15—21 янв. 1998; Мартино Б. Социально-политические идеи христианской демократии // Мосты: Литературно-художеств. и общественно-политич. альманах. Вып. 9. Мюнхен, 1962. 2 124 себе богоподобную личность. Именно здесь заложены основы учения о человеческом достоинстве, об исключительной ценности человеческой личности, ее «равнобожеском» величии. Именно отсюда рождается уважение и терпимость, снисхождение и любовь. Христианство — так же, как и демократия, — не приемлет насилия над совестью человека; оно не просто призывает — оно требует от человека самостоятельного принятия решений. Демократия предполагает творческую активность человека, как христианская свобода — сознательное следование своему христианскому призванию. Параллелью демократическому принципу защиты прав меньшинств, социально незащищенных групп, беженцев, инвалидов и т. д. является долг христиан «творить милостыню», т. е. постоянно помогать бедным, больным, нищим, вдовам — всем обездоленным. Казалось бы, сегодняшняя Россия в строго научном осмыслении термина «демократия» — безусловно демократическая страна. Ведь демократия в политическом смысле означает не больше, но и не меньше, чем определенную систему отбора и функционирования властных структур. Демократия предполагает свободные выборы, в которых принимают участие все совершеннолетние граждане страны. Демократическое устройство зиждется на разделении трех ветвей власти: законодательной, исполнительной и судебной. Атрибутами современной демократии являются свобода слова, печати, собраний, профсоюзных объединений, а также многообразие форм экономической деятельности. Все эти признаки демократии в России наличествуют. Именно в таком — демократическом — устройстве идеологи реформ усматривали спасение от несправедливостей (конец привилегиям), гарантию защиты прав человека и даже более высокий уровень народного благосостояния и модернизированную, процветающую экономику. Казалось бы, в России произошла поистине демократическая революция, а никакой социальной справедливости она с собой не принесла, человек не стал более защищенным ни от экономических катаклизмов, ни от уголовщины, ни даже от государства: промышленность в кризисе, общественная мораль ниже всякой критики. Пытаясь разрешить такое противоречие, одни — сторонники демократии — заявляют, что Россия пока не стала демократической страной, другие — коммунисты, националисты — злорадствуя, объясняют: «Так это и есть демократия в ее сущностном выражении». В действительности к демократии не следует подходить с оценочными критериями: демократия в этом смысле понятие нейтральное, она может быть для «простого человека» и лучше, и хуже, чем какие-либо иные государственные формы. Были древнегреческая и древнеримская демократии, но вряд ли они были благом для массы рабов. А сегодня суще125 ствуют какие-нибудь Сингапур или Арабские Эмираты, системы которых никак нельзя назвать европейским понятием «демократия», а людям там живется несравненно лучше, чем в той же России. Причем именно простым людям, т. е. тому самому демосу, который в этих странах почти никакого влияния на формирование власти не оказывает. По оценке специалистов, нормальных, классических демократий на планете не более 30. Все, что за пределами этой тридцатки, — разновидность авторитаризма1. Исторические факты убеждают в том, что как демократия может делать жизнь демоса весьма тяжелой, так и недемократические системы могут быть благом для обывателя. Парадокс: демократия может быть направлена против демоса, а, скажем, автократия может и спасти население от негативных проявлений демократии. В ХХ в. социалистическая демократия в Чили поставила страну на грань нищеты и гражданской войны, а генерал Пиночет, подавив коммунистических «демократов», создал страну, в которой у населения никаких политических прав не было, зато благосостояние его выросло так, как ни в одной демократической стране Латинской Америки. Таким образом, мы видим, что демократия как определенная государственная форма не является гарантией общественного блага. Демократия — условие, столь же необходимое для нормальной жизни современного человека, как фундамент для жилья. Однако наслаждаться надежным фундаментом, не построив самого здания, невозможно. Приведенные выше примеры (Сингапур, Чили) являются все же исключениями: в сегодняшнем постиндустриальном, глобализирующемся мировом сообществе демократия, как бы она ни функционировала — единственное средство для достижения цели: создания если не всемирного, то во всяком случае европейского дома, жители которого обладали бы более или менее одинаковыми правами, а также гарантированным минимумом материального благосостояния и безопасности. Но демократия — это всего лишь средство, упомянутые выше цели могут быть достигнуты только в либеральном обществе2. §3. Либерализм Немцы говорят, что мы живем в эпоху путаницы понятий. Одним из таких запутанных понятий является либерализм. 1 Ни бог, ни царь и ни герой // Рос. газ. 2003. 19 февр. См.: Андреев Г. Демократия — метод, либеральное общество — цель // Рус. мысль. № 4214. 19—25 марта 1998. 2 126 Слова, как и книги, имеют свою судьбу. В начале ХIХ в. в России либералами называли тех, кого подозревали в сочувствии французским революционерам, т. е. радикальных декабристов. В середине того же века либералами стали называть как раз постепенцев, не революционеров, но реформаторов. Салтыков-Щедрин в сказке «Либерал» даже заклеймил ее героя, стремящегося к компромиссу с властями. Но либералами называли себя и весьма почтенные деятели 60-х гг. ХIХ в., которые осуществили революционные по сути реформы, прежде всего отмену крепостного права. Между двумя русскими революциями возникли либеральные партии — кадеты, октябристы1. После же победы большевиков слово «либерал» стало употребляться лишь с прилагательным «гнилой». Если демократию как политическую систему можно описать конкретно, то либерализм — это не столько конкретная система, сколько стиль функционирования демократии. Что такое либерализм в чистом виде? Классический либерал — это тот, кто является ярым приверженцем парламентского строя. Тот, кто за безусловную, ни в чем не ограниченную свободу слова. Свободу вероисповедания и веротерпимость. Наконец, тот, кто за свободу предпринимательства, отсутствие каких-либо ограничений в этой области. Основы либеральной политики — свобода, частная собственность (практика показала, что государство — весьма неэффективный собственник), мир (война и разделение труда несовместимы), равенство перед законом, неравенство богатства и доходов2. О таких вещах, как сострадание, милосердие, социальная справедливость, помощь бедным, калечным, старикам, либерализм молчит. Наверное, страной, в наивысшей степени воплотившей в себе черты классического либерализма, были Соединенные Штаты Америки до начала 30-х гг. ХХ столетия. Демократическая составляющая — вовсе не обязательная часть либерализма. Но именно она придает ему человеческий облик. Включая в систему либеральных взглядов необходимость соблюдения основополагающих прав человека, необходимость социальной защиты обездоленного, она обуздывает хищническую силу успешливого и раскрепощает на социальное творчество слабого. В этом смысле быть демократом — это не просто стоять за выборность власти. Это означает также ставить интересы народа, демоса выше всяческих прочих: клановых, корпоративных, эгоистических, державных, если эти последние ущемляют, подавляют и нарушают интересы простого человека3. 1 О либеральном движении в дореволюционной России см.: Шуб Д. Либерализм в России // Мосты: Литературно-художеств. и общественно-политич. альманах. Вып. 2. Мюнхен, 1959. 2 Подробнее об этом см.: Мизес Людвиг фон. Либерализм в классической традиции. М., 2001. 3 См.: Курчаткин А. Особенности российского либерализма // Рус. мысль. № 4252. 7—13 янв. 1999. 127 Сегодня либерализм — одна из самых распространенных в западном мире идеологий, наряду с национализмом, клерикализмом и социализмом. Сущностное различие между этими идеологиями определяется отношением к надперсональным ценностям — нации, Церкви, классу, партии, государству, во имя торжества которых можно, а иногда и нужно жертвовать отдельными личностями. Почти все современные государства Запада базируются на одной из этих идеологий или их сочетании. Либерализм же считает человека высшей ценностью, которой нельзя жертвовать во имя какой-то надперсональной структуры. Не следует путать либерализм с анархизмом. Либерализм признает необходимость, например, государства, но смысл его рассматривает иначе, чем так называемые государственники либо «державники»: государство, нация, партии для либерального мышления — это низшие категории по сравнению с личностью; они должны как раз регулировать отношения между свободными индивидами с тем, чтобы свобода и права одного человека не использовались во вред другому. Понимая, что государство все же необходимо, приверженцы этой идеологии видят в нем в основном обслуживающие функции. Суть идеологии, исповедуемой государственниками, хотя и в заостренной форме, выразил в романе «Мы» Е. Замятин: «И вот — две чашки весов: на одной грамм, на другой тонна, на одной — «я», на другой — «мы», Единое государство… Отсюда — распределение: тонне — права, грамму — обязанности; и естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты — грамм и почувствовать себя миллионной долей тонны». Индивидуальная свобода, автономия личности, святость privacy — вот ведущие ценности либералов. Абсолютная свобода личности — это анархическая утопия, и как раз весьма опасная для самой личности. Либеральное общество позволяет каждому преследовать свои собственные интересы до тех пор, пока это не препятствует свободе другого человека делать то же самое. Отличие либерального общества от нелиберального не в том, что в первом человек абсолютно свободен, а в другом абсолютно не свободен, а в том, что тоталитарные государства навязывают личности некие высшие, по их мнению, ценности, в то время как либеральные системы предоставляют человеку право выбора любой формы зависимости (от партии, нации, Церкви, науки, искусства) при условии соблюдения законов государства и определенных этических норм. Либеральное сознание современного западного человека развивалось на основе христианства как религии свободы: христианский либерал признает одну, так сказать, надперсональную структуру — Бога, которого он сознательно или бессознательно ощущает не столько вне себя, сколько в себе, в своей совести. 128 В основе либерализма лежит уважение к человеческой личности, которое в наиболее полной форме дается именно христианством1. Св. Афанасий Великий писал, обращая внимание на уважение к свободе человека самим Христом: «Сам Спаситель так кроток, что учит: если кто хочет идти за Мною (Мф 16:24), и, приходя ко всякому, не вторгается с насилием, а только стучит (Откр. 3:20), и когда отворяют, входит, а когда медлят и не желают принять, уходит». Уважение к человеческой личности, терпимость (толерантность) к инакости другого мы встречаем и в евангельских притчах. Через притчу о пшенице и плевелах Христос призвал людей к терпимости: не следует заниматься прополками (чистками), дабы вместе с сорняками не выдернуть злаки (Мф 13:24—30). В притче о милосердном самарянине ближний (возлюби ближнего своего…) обнаруживается в неожиданном месте: им оказывается самарянин — инородец и еретик (Лк 10:29—37). На такой трактовке библейских положений основывается вероучение христианской Церкви. Не случаен вывод, сформулированный Вторым Ватиканским собором Римско-католической церкви по итогам своих заседаний в 1962—1965 гг.: «Началом, предметом и целью всех общественных установлений должна быть человеческая личность». При этом либерализм требует всестороннего развития личности в самом широком ее своеобразии, во всех ее проявлениях. Уже в наши дни Папа Иоанн Павел II в новогоднем послании на 1999 г., озаглавленном «В уважении к правам человека заключается смысл подлинного мира»2, говорит о правах человека; все послание посвящено этой теме. Среди прав человека на первое место он ставит право на жизнь, а говоря о нарушениях этого права, выделяет торговлю оружием, сравнивая ее с такими формами насилия над человеком, как вооруженные конфликты, распространение наркотиков. Касается он также и того огромного вреда, который наносится в результате этого окружающей среде, т. е. творению. Касаясь разновидностей нарушения прав человека на жизнь, Папа отметил и «насилие нищеты и голода, поражающее многих людей». И в прошлом Иоанн Павел II неоднократно говорил о недопустимости такого уровня бедности, который противоречит поддержанию достоинства человека. Теперь эта тема связывается Папой с нарушением самого права на жизнь. Если мы всерьез принимаем богоданную свободу личности, отличаем персонализм (направление современной философии, считающее, что весь мир есть совокупность духовных «личностей», управляемых «высшей божественной личностью») от эгоизма (себялюбия, предпочтения своих личных интересов интересам других людей) и индивидуализма (стремления к выражению своей индивидуальности), то мы должны всерьез при1 2 См.: игумен Вениамин (Новик). В защиту либерализма // Рус. мысль. № 4275. 24—30 июня 1999. Рус. мысль. № 4252. 7—13 янв. 1999. 129 нять и права личности — то, что на общепринятом языке называется правами человека. Вся концепция прав человека, необходимости их соблюдения, их незыблемости вытекает именно из иудео-христианской традиции1, подхода к человеку и обращения с ним, даже когда строители правового общества и государства совершенно не отдают себе в этом отчета, а в некоторых случаях (как, например, долгое время было во Франции) все связывают с французской революцией ХVIII в. и с развитием общества не только секулярного, но и активно, нередко весьма враждебно противопоставлявшего себя религиозному мышлению и особенно Церкви. Многовековая связь Церкви с государством, с властями предержащими, которые в свою очередь прикрывались авторитетом Церкви для достижения своих целей (при этом нередко попирая права человека или целиком их игнорируя), привела к тому, что и возникло такое драматическое непонимание религиозного подхода к человеку, вытекающего из Священного Писания. В наши дни во многих странах Запада эта тема стала вновь чрезвычайно актуальной, в частности потому, что Церкви (как Католическая, так и протестантские) все более последовательно и настойчиво вводят защиту прав человека в широкий спектр общественной жизни. При этом они подчеркивают, что это отнюдь не новшество, а, наоборот, возврат к корням, к истокам веры. Недаром международная организация, борющаяся против смертной казни во всех странах мира, взяла себе лозунгом библейскую фразу «чтобы никто не убил Каина». Братоубийца Каин не может быть лишен жизни, ибо жизнь есть дар Божий. Шансы для становления России как либерального государства предоставило ее крещение в 988 г.: оно самым коренным образом изменило представления древнерусского человека о ценности личности. В год, когда Россия была крещена, христианство еще не было разделено на западную и восточную ветви. Драматической датой, положившей начало расколу мира на Восток и Запад, считается 16 июля 1054 г. Но вот что удивительно: современниками то событие отнюдь не воспринималось как непоправимое. Что же произошло в тот день? Три папских легата внесли в алтарь храма св. Софии в Константинополе отлучительную грамоту с анафемой на пат1 Тема зарождения концепции прав человека в Священном Писании рассматривается, н-р, в статье: Баренбойм П. О библейских корнях доктрины разделения властей // Рус. мысль. № 4230. 9—15 июля 1998. Однако, как говорилось в первой главе, распространенное утверждение о том, что корни идеи о правах человека следует искать лишь в западных культурах, является неверным. В классических первоисточниках индуизма, конфуцианства, буддизма и ислама содержатся те же стандарты гуманизма, что и в философии древних греков, иудеев и христиан, на которых базируется наша культура. Все эти культуры и характерные для них философские системы сформулировали, можно сказать, этику гуманизма. Во всех них действует «золотое правило»: «Не делай другим того, чего не хочешь, чтобы причиняли тебе». Ведь вряд ли найдется человек, который бы согласился, чтобы его убивали, пытали, продавали в рабство или несправедливо бросали в тюрьму. Таким образом, основные права человека являются прямым следствием «золотого правила» и оно действует, как можно без труда доказать, во всех культурах мира. 130 риарха Михаила (а отнюдь не на восточную Церковь!) за то, что он открыто потребовал себе титул Папы восточной Церкви. Наскоро был созван Православный собор, латинская грамота (анафема) сожжена, и объявлена анафема тем, кто эту грамоту сотворил. Подобных разрывов в истории были уже десятки. Недаром прошло еще целых полтора века, прежде чем действительно созрел разрыв. В 1204 г. рыцари четвертого крестового похода разграбили Константинополь, перебили жителей, надругались над святынями. С этого-то события разделение церквей и перестало быть предметом спора лишь церковных иерархов. Уже позднее под раскол подвели богословскую базу. Итак, у России были шансы стать либеральной. Но азиатское иго, затянувшееся на долгий срок крепостничество впоследствии стали чуть ли не непреодолимыми факторами. Петр I создал систему, в которой ценность личности определялась исключительно степенью ее полезности для государства. Дело Петра, этого, по определению Семена Франка, первого русского большевика, довершили коммунисты, пытавшиеся создать новый тип человека — «колесика и винтика государственного механизма» (И. В. Сталин), человека, передоверяющего свою судьбу, свои ум, честь и совесть — партии и государству, человека, лишенного права на свободную инициативу, уверенного, что в государстве от него ничего не зависит, и способного искать виновника своих бедствий (или же наоборот, творца благополучия) лишь в правителе, в государстве, а не в себе. Такое положение вещей в философии именуется патернализмом. Антилиберальный тип мышления и поведения стал в конце концов в России доминантным. С социологической точки зрения, мы продолжаем жить в традиционном обществе. Таким обществом в социологии называется родоплеменная патерналистская структура. В таком обществе правят старейшины — авторитетные люди. Традиционное общество не признает прав личности, а значит, и всего комплекса политических, социальных и правовых понятий. Здесь требуется одно — беспрекословное подчинение, как говорят социологи, мононорме. Здесь «каждый сверчок должен знать свой шесток». Здесь нет прав («право сильного» не в счет, это не право), а есть обязанности и привилегии для тех, кто к старейшинам приблизился либо сам, выражаясь языком современным, стал «дедом». В чистом виде эту модель мы видим в российской армии и «на зоне», но она воспроизводится на всех уровнях нашего общества. Почти везде правят семейные кланы. Поэтому цивилизации, или городской культуры, у нас нет. Город — это не только каменные стены, это и гражданские (городские) права. Если нет этих прав — значит, нет и цивилизации в историческом понимании этого термина. Наставительная «Записка о древней и новой России» Н. М. Карамзина утверждает, что единственно возможный для России строй — самодер131 жавие, правда, претерпевающее постепенное развитие от самовластия к своеобразному варианту просвещенного абсолютизма. Своеобразие это состоит в патриархальном типе правления. Монарх руководствуется не юридическим законом, а действует по «единой совести», воля самодержца — «живой закон». В «Записке» содержатся такие принципы: «требуем более мудрости охранительной, нежели творческой», «для твердости бытия государственного безопаснее порабощать людей, нежели дать им не вовремя свободу». Нечто совершенно иное предстает перед нами в творчестве М. М. Сперанского. Он завещал России идеи правового государства, разделения властей, систему министерств, кодификацию законов, теорию элит, социальное христианство. Но при этом вошел в историю как самый недооцененный отечественный мыслитель. Почему? Почему в нашем общественном сознании так крепка вера в моносубъектную власть, проще говоря, в способность некоего мудрого правителя, вождя, «сильной руки», готовой «навести порядок», всю нашу жизнь устроить наилучшим образом, и так слабо понимание потенциала и роли институтов гражданского общества, а также подконтрольных ему демократически разделенных властей? Наверное, прав был выдающийся историк В. О. Ключевский: все беды нашего народа происходят от въевшегося в нас за всю тяжелую российскую историю холопства1. Холопское мышление, не ведающее иных форм существования, кроме как под чьим-то сапогом, не ценящее свободы, приспосабливающееся к униженному состоянию лишь двумя способами — угождением этому «сапогу» да при возможности хитростью, обманом, и не могло выработать иного представления о порядке, кроме устанавливаемого насильственно. В основе либеральной, естественноправовой концепции права и либерального социального устройства лежит принцип свободы как необходимое условие всего доброго. Правовое государство запрещает (и довольно жестко) делать только явное зло, а не добро во всех его формах. Законы нужны для охранения свободы индивидов. Это совершенно непривычная для российского менталитета модель. В основе коммунистического понимания права лежало понятие порядка, а не свободы. Отрицание свободы первоначально увеличило столь желанный тогда в России социальный порядок, но потом привело — и не могло не привести — к социальной катастрофе. При коммунизме единственной моделью развития признавалась мобилизация населения. Генсек и его окружение («старейшины») фактически считались непогрешимыми. Между тем, согласно христианскому вероучению, все люди без исключения повреждены первородным грехом. Одного этого факта доста- 1 Ключевский В. О. Соч. Т. IX. М., 1990. С. 375. 132 точно, чтобы прийти к мысли о недопустимости сосредоточения власти в одних руках, даже очень уважаемых. Интересно отметить, что из одной и той же предпосылки о греховности человека и необходимости ограничить эту греховность делаются два различных вывода. При либеральном подходе обеспечивается главенство закона, перед которым все равны, и сама верховная власть разделяется и ограничивается (о необходимости такого ограничения говорит вся интеллектуальная традиция правового государства), а при патерналистском подходе неограниченные властные функции отдаются одному лицу, которое фактически наделяется свойством непогрешимости. В качестве гаранта непогрешимости выступает церковный чин помазания на царство. Но если даже таинство крещения ничего не гарантирует, а только открывает определенные возможности, то тем более ничего не гарантирует помазание на царство, которое даже не является таинством (фактически это повторение миропомазания). Большевистские лидеры также наделялись непогрешимостью, ибо и сам большевизм, если ему дать культурологическую оценку, на поверку окажется религией (культ вождя, ритуалы, единственно верное учение и т. п.). Основная цель конституции — ограничение верховной власти. За этим стоит определенная социальная философия, презумпция виновности власти. К сожалению, у нас конституция была впервые принята большевиками, и то лишь для обмана общественности. Выполнять ее они и не собирались. Грех убийства свободы и доныне лежит на нас. Вместо того чтобы осмыслить связь между христианской антропологией и социологией, над свободой продолжают глумиться, всячески понося демократию и не предлагая ничего взамен. Правовое государство, которым провозгласила себя Россия, — это не только государство с законами для наведения порядка, а нечто большее. В таком государстве закон должен стоять не на стороне сильного (как в животном мире — право сильного), а на страже свободы, т. е. прав всех, в том числе и граждан. Достичь же такой модели государственного устройства общества возможно только при условии, что либерализм как идеология свободы вытеснит наконец из сознания рудименты прошлого — странную смесь патернализма и эгоцентризма. Были ли российские реформы 1990-х гг. демократическими? Лишь в некоторых составных частях. Демократическими они являются в том, что касается выборности власти. Наименование того крыла политических сил, которых называли демократами, сложилось стихийно, по принципу противопоставления себя коммунистам, не признававшим народ источником власти ни в малейшей степени. Принцип выборности позволяет «демократам» рассчитывать на то, что властью — той или иной ее ветвью — могут стать и они. Дальше с демократическим содержанием начинаются сложности. Корпоративно-партийные, сиюминутно-государственные, наконец, 133 просто лично-должностные интересы, как правило, перетягивают у «демократов», берут верх над интересами демоса — интересами общества, интересами отдельного гражданина. Известный политолог Самуэль Хантингтон когда-то предложил тест на демократию, ставший классическим. Если в какой-либо стране дважды сменилась власть в результате открытых свободных выборов, то эта страна является демократической. Восточная Европа выдержала этот тест, Россия — пока нет. Были ли российские реформы либеральными? То есть отвечающими духу тотальной свободы — в политической жизни, в общественной, в предпринимательстве? Да, в главной своей сущности принцип политической и вероисповедальной свободы личности оказался реализован. Но в области предпринимательства, экономической свободы личности до последнего времени все было и есть наоборот. Административные барьеры на пути развития предпринимательства, непомерное налоговое бремя на производителя, имевшее место быть на протяжении полутора десятилетий проедание занятых на Западе денег вместо того, чтобы пустить их на инвестирование, — назвать это либерализмом нельзя. То, что сегодня называется либерализмом, существует в России пока на уровне декларируемой теории. Считали: все дело в строе, И переменили строй, И стали беднее втрое И злее, само собой. Считали: все дело в цели, И хоть изменили цель, Она, как была доселе, За тридевятью земель. Считали: все дело в средствах, Когда же дошли до средств, Прибавилось повсеместно Мошенничества и зверств. Меняли шило на мыло И собственность на права, А необходимо было Себя поменять сперва1. 1 Стихотворение Вл. Корнилова «Перемены» цит. по: Оскоцкий В. Кто не готов к демократии // Посев. М., 2001. № 4. С. 12. 134 Литература к главе третьей Андреев Г. Демократия — метод, либеральное общество — цель // Рус. мысль. № 4214. 19—25 марта 1998. Бабушкин А. Вопрос скептика // Центры плюрализма: Информ. бюл. Варшава, 2001. № 17. Баренбойм П. О библейских корнях доктрины разделения властей // Рус. мысль. № 4230. 9—15 июля 1998. Вениамин (Новик), игумен. В защиту либерализма // Рус. мысль. № 4275. 24—30 июня 1999. Вешлер Л. Самоочевидные истины // Правозащитник. М., 2001. № 1. Волков А. Одни аплодируют власти, другие ее освистывают // Рос. газ. 2001. 16 мая. Игорь Саркисов: «Государство и правозащитники должны стать партнерами в борьбе с беззаконием» / Публ. А. Смирнова // Правозащитник. М., 2000. № 4. Иловайская И. По страницам западной прессы // Рус. мысль. № 4252. 7—13 янв. 1998. Иоанн (Свиридов), прот. Христианство и демократия // Рус. мысль. № 4205. 15—21 янв. 1998. Ключевский В. О. Соч. Т. IX. М., 1990. Красиков А. По пути обновления Церкви и защиты прав человека: Новое прочтение документов II Ватиканского собора // Рус. мысль. № 4274. 17—23 июня 1999. Краснов М. Он не боялся мыслить до конца // Рос. газ. 2001. 19 мая. Курчаткин А. Особенности российского либерализма // Рус. мысль. № 4252. 7—13 янв. 1999. Лезов С. Правовое государство в интеллектуальной традиции // Рос. бюл. по правам человека. Вып. 3. М., 1994. Леушин В. И. Определение, сущность и социальная ценность права // Теория государства и права. Учеб. пособие. Ч. 2. Екатеринбург, 1994. Макнеллис П. Не подвергается ли опасности политическая концепция «общего блага»? // Церковно-обществ. вестник. № 14. Спец. прилож. к «Рус. мысли». 24 апр. 1997. Мартино Б. Социально-политические идеи христианской демократии // Мосты: Литературно-художеств. и общественно-политич. альманах. Вып. 9. Мюнхен, 1962. Мизес Людвиг фон. Либерализм в классической традиции. М., 2001. Ни бог, ни царь и ни герой // Рос. газ. 2003. 19 февр. Осипов Н. Credo русского либерализма // Мосты: Литературно-художеств. и общественно-политич. альманах. Вып. 3. Мюнхен, 1959. Оскоцкий В. Кто не готов к демократии // Посев. М., 2001. № 4. 135 Подрабинек А. Тоска по хозяину // Центры плюрализма: Информ. бюл. Варшава, 2001. № 17. Поздняков А. Либеральные ценности защиты прав человека: от какого наследства нам нельзя отказываться // Правозащитник. М., 2000. № 3. Симонов А. Одолей мелодию… Гражданский форум и НКО России // Центры плюрализма: Информ. бюл. Варшава, 2001. № 17. Смирнов А. Развитие правозащитного движения в России // Правозащитник. М., 2001. № 1. Шуб Д. Либерализм в России // Мосты: Литературно-художеств. и общественно-политич. альманах. Вып. 2. Мюнхен, 1959. Ярошенко В. Либеральная идея в современной России // Рус. мысль. № 4255. 28 янв.—3 февр. 1999; № 4256. 4—10 февр. 1999. 136