Океан, полный шаров для боулинга

Дж.Д.Сэлинджер
Океан,полныйшаровдлябоулинга
Носки его туфель смотрели вверх. Мать часто говорила отцу, что та обувь, которую он
покупает,слишкомдляКеннетавелика,ивсепросилаузнатьукого-нибудь,впорядкелиу
Кеннета стопы. Я же думаю, так получалось, потому что он вечно находил что-нибудь в
траве и, подавшись вперед своими тридцатью-тридцатью пятью килограммами,
рассматривалэтувещицу,вертелеевруках.Дажемокасинывыгнулись.
От матери ему достались прямые и, словно новенький цент, золотисто-рыжие волосы,
которыеонзачесывалналевуюсторону,несмачивая.Шапоконненосил,такчтовыузнали
бы его даже издали. Однажды мы играли в гольф вместе с Хелен Биберс, я по зимним
правиламзаложилколышексмячомвтвердуюземлю,чтобысделатьпервыйудар,принял
стойкуитутжепочувствовал:еслиобернусь—точноувижуКеннета.Увереннообернулся.
Метрах в пятидесяти, а может, и дальше, за высоким проволочным забором, он сидел на
велосипеде,исмотрелнанас.Воттакойонбылрыжий.
Онбылбейсболистом-левшойистоялнапервойбазе.Натыльнойсторонебейсбольной
перчатки,наеепальцах,китайскойтушьюонвыписывалстрокиизстихотворений.Говорил,
что нравится их перечитывать, пока не отбиваешь мяч или пока на поле все спокойно. К
одиннадцати годам он прочитал все стихи, которые были в доме. Сильнее всего любил
БлейкаиКитса,нравилосьчто-тоизКольриджа,нолишьгодназадяузнал,—хотяраньше
постоянно читал с его перчатки, — узнал, что за строки он старательно выписал
последними. Когда я был в Форт-Диксе, мой брат Холден, который еще не ушел в армию,
прислалписьмо,гдерассказал,какнашелперчаткуКеннета,покавозилсявгараже.Холден
сказал,чтонабольшомпальцеперчаткиувиделто,чегодоэтогоневидел,икакбыонотам
ни оказалось, он все переписал. Это был Браунинг: «И в смерти ненавистно будет мне
ослепнуть, усмириться против воли и медленно назад ползти». Не самые жизнерадостные
строкидляребенкаспроблемнымсердцем.
Он с ума сходил по бейсболу. Если играть было не с кем и меня не было рядом, чтоб
высоко подать, мог часами напролет закидывать и ловить мяч с покатой крыши гаража.
Кеннетзналвсепоказателиигроковвысшейлигиоткачестваподачдоповедениянаполе.
Но он не ходил, да и никогда не пошел бы, на матч вместе со мной. Это случилось лишь
однажды,емубылооколовосьмилет,тогдаЛуГеригдваждынабралтристрайкаидважды
выбылизигры.Кеннетсказал,чтобольшенехочетвидеть,какхорошийигроквыбываетс
поля.
«Ясновавозвращаюськлитературе,сбейсболомневозможносправиться».
Прозаегозанималанеменьшепоэзии;чащехудожественная.Онзаходилкомневлюбое
времядняиснималсполкиоднуизкниг,потомвозвращалсяксебеилинаверанду.Яредко
следил за тем, что он читает. В те дни я пытался писать. Очень вязкий рассказ. Очень
одутловатый.Ноиногдаявсежеобращалвнимание.Однаждыонвзял«Ночьнежна»Ф.С.
Фицджеральда,апозжеспросил,очем«Невинноепутешествие»РичардаХьюза.Яответил,
он прочитал, но когда я захотел узнать о его впечатлениях, все, что услышал, —
землетрясениебылоничего,нуицветнойпареньвначале.Как-тоонвзялуменяипрочитал
«Поворотвинта»ГенриДжеймса.Авсюследующуюнеделюмолчал,нислованевымолвил.
Явполномпорядке.
Могувспомнитьлюбуюподробностьтойподлой,мерзкойиюльскойсубботы,несмотря
ниначто.
Родителииграливлетнемтеатре,пеливдневнойпостановке«Ссобойнеунесешь».Они
были вспыльчивыми и потными актерами второго состава, и к тому же переигрывали, так
что мы с младшими братьями нечасто ходили на них посмотреть. Мама была там самой
слабой актрисой. Глядя на нее, Кеннет съеживался и извивался так, что чуть со стула не
сползал,дажееслипостановкабылаудачной.
Все субботнее утро я проработал в своей комнате, там же поел, и только к концу дня
спустился вниз. Где-то в полчетвертого я вышел на веранду, и от резкого вдоха немного
закружиласьголова,будтовоздухнаКейп-Кодетогдабылслишкомлихозамешан.Ночерез
миг день представился вполне сносным. Солнце заливало лужайку. Я взглядом поискал
Кеннета и увидел его в сломанном кресле-качалке: он читал, подобрав под себя ноги так,
чтобы удерживать равновесие. Читал, приоткрыв рот, и совсем не услышал, как я пересек
верандуиприселпереднимнаперила.
Япнулкреслокончикомботинка.
—Кончайчитать,малой,—сказаля.—Опустикнигу.Повеселименя.
Ончитал«Ивосходитсолнце»Хемингуэя.
Кеннет опустил книгу, как только я заговорил, уловил мое настроение и с улыбкой
взглянул на меня. Он был джентльменом, двенадцатилетним джентльменом; он оставался
джентльменомвсюсвоюжизнь.
— Мне стало одиноко наверху, — начал я. — Паршивое я нашел призвание. Если
возьмусь за роман, думаю, пойду в хор или что-нибудь такое, буду бегать на репетиции
междуглавами.
Кеннетзнал,какойвопросяхочууслышать.
—Винсент,очемновыйрассказ?
—Слушай,Кеннет,безшуток.Онпотрясающий.Правда,—сказаля,пытаясьубедитьне
толькоего,ноисебя.—Называется«Игроквбоулинг».Опарне,женакоторогонедаетему
слушать по ночному радио боксерские и хоккейные матчи. Никаких матчей. Слишком
громко. Ужасная женщина. Не дает парню читать бандитских историй. Плохо на него
влияют.Выкидываетвсебандитскиежурналывмусор,—какнастоящийписатель,яследил
за его лицом. — Каждый вечер в среду этот парень ходит играть в боулинг. После ужина,
каждыйвечерсредыонснимаетсвойособыйшардлябоулингасполкивчулане,кладетв
особый холщовый мешочек, желает жене спокойной ночи и уходит. И так восемь лет. А
потом он умирает. Каждый понедельник вечером жена приходит на кладбище и кладет на
могилугладиолусы.Однаждывместопонедельникаонаприходитвсредуивидитнамогиле
свежие фиалки. Не может и представить, кто же оставил их там. Спрашивает старика
сторожа,итототвечает:«Нукакже,тасамаяледи,чтоприходиткаждуюсреду.Яполагаю,
егожена».
«Женаего?—кричитжена.—Яего жена!»Но старыйсторож, онужеглухойстарик,
ему это,считай,без разницы.Женщинаидетдомой.Позднейночьюеесосед слышитзвук
бьющихся стекол, но не отвлекается от хоккейного матча по радио. А утром, по пути на
работу,видитвсоседнемдомеразбитоеокно,иналужайкешардлябоулинга,весьвросе,
блестящий.
—Нукак?
Оннеспускалглазсмоеголицавсетовремя,покаярассказывал.
—Ой,нуВинсент,дану.
—Чтонетак?Этожечертовскихорошийрассказ.
—Знаю,тыотличновсераспишешь.Нонетже,Винсент!
Тогдаясказал:
— Это последний рассказ, что ты от меня услышал, Колфилд. Что с ним не так? Это
шедевр.Япишушедеврзашедевром.Никтоненаписалстолькошедевровводиночку.
Онзнал,чтояшучу,ноедваулыбнулся,видел,какяподавлен.Ненужнамнебылатакая
улыбка.
—Чтосрассказомнетак?—выпалиля.—Мелкийподонок.Рыжаясволочь.
—Такоемоглослучиться,Винсент.Нотыведьнезнаешь,чтоточнослучилось,так?Я
прото,чтотывсевыдумал,да?
—Конечно,выдумал!Новедьтакоеслучается,Кеннет.
—Конечно,Винсент!Яверютебе.Безшуток,верю.Ноеслитывсевыдумал,почемубы
невыдуматьчто-нибудьхорошее?Понимаешь?Доброебычто-нибудьпридумал,яобэтом.
И добро случается. Все время. Господи, Винсент! Писал бы о хорошем. О хорошем, про
хорошихпарнейивсякоетакое.Господи,Винсент!
Онсмотрелнаменязагоревшимисяглазами,да,загоревшимися.Онумелтаквзглянуть.
— Кеннет, — начал я, хотя уже знал, кто кого сделал, — парень с шаром — неплохой
парень.Онхороший.Этоегоженатутплохойпарень.
— Все я понял, но, боже, Винсент! Ты мстишь за него и все тут. Ты ж этого хочешь,
отомстить? Я о чем, Винсент. Все с ним в порядке. Оставь ее. Леди, я про нее. Она не
понимает,чтонатворила.Япрорадио,бандитскиеисторииивсетакое.Оставьее,Винсент,
а?Хорошо?
Яничегонеответил.
—Незаставляйееизокнаничегобросать.Шарэтот.А,Винсент?Хорошо?
Якивнул.
—Хорошо.
Поднялся, зашел на кухню и выпил бутылку имбирного эля. Он уделал меня. Всегда
уделывал.Япошелксебеиразорвалрассказ.
Спустился и снова сел на перила, стал смотреть, как он читает. Кеннет внезапно
взглянулнаменя.
—ПоехаликЛесситеру,мидийпоедим.
—Давай.Наденешьчто-нибудьилитакпоедешь?
На нем была лишь полосатая футболка, он тогда обгорел на солнце, как обычно
обгораютвсерыжеволосые.
— Нет. Мне и так неплохо, — он встал и положил книгу на кресло. — Давай просто
поедем.Прямосейчас.
Закатав рукава рубашки, я пошел за ним по лужайке, остановился на ее краю и стал
смотреть, как он выезжает на моей машине из гаража. Кеннет задом отъехал к дороге и
остановился. Когда я сел за руль, он перелез на пассажирское сиденье и стал опускать
стекло—окнобылозакрытопослевчерашнего вечернего свиданиясХеленБиберс; ейне
нравилось,чтоветертреплетволосы.ЗатемКеннетнажалкнопкунаприборнойпанели,и
брезентовый верх, не без помощи моего удара, начал откидываться и наконец сложился
позадисидений.
Я поехал по Кэрак, а с Кэрак сразу свернул к Оушен. До Лесситера тут проехать
километровдвенадцать,поОушен.Первыекилометратримыислованевымолвили.Солнце
было потрясающим. Мои руки теперь казались совсем бледными; стали видны пятна от
лентыпечатноймашинкииобгрызенныеногтинапальцах;затонарыжихволосахКеннета
оноотливалооченькрасиво,такчтожаловатьсянеприходилось,всебылочестно.Ясказал
ему:
—Заглянитевбардачок,профессор.Найдететампачкусигаретичекнапятьдесяттысяч
долларов.РешилотправитьЛесситераквамвколледж.Передайтесигарету.
Онпередалсигаретуиответил:
—Винсент,женись наХелен. Безшуток.Онасумаотожиданиясходит.Онанетакая
умная и все такое, но это хорошо. Тебе не придется с ней много спорить. А еще она не
поймет, в чем твои издевки, а значит, не обидится. Я приглядывал за ней. Ей ввек не
разобрать,очемтыговоришь.Боже,оначтонадо!Ипослушай,ееножкиочаровательны!
—Дауж,пожалуй,профессор!
—Нет.Безшуток,Винсент.Тыдолженнанейжениться.Якак-тоигралснейвшашки.
Угадай,чтоонасдамкамисделала?
—Ичтоже?
—Выставилавпоследнемряду,чтобянемогихсрубить.Онаинедумалаимиходить
даже. Винсент, черт, это отличная девчонка! А помнишь, я ей клюшки подносил? Знаешь,
чтоонаделала?
—Онабраламоиколышки.Никогданеставиласвои.
— Помнишь пятую лунку? Прямо перед площадкой этой лунки еще дерево стоит
большое,помнишь?Онапросилаперекинутьмяччерезнего.Говорит—никогдачерезэту
корягу не перекинет. Господи, это именно та девушка, на которой ты должен жениться,
Винсент.Неупустиее.
—Неупущу,—казалось,будтоонвдвоестаршеменя.
—Упустишь,когдапозволишьтвоимрассказамприкончитьтебя.Неубивайсяиз-заних.
Тысправишься.Тыбудешьвеликолепен.
Мывсёехали,ая—ябылсчастлив.
—Винсент.
—Что?
— Когда ты увидел эту кроватку, в которую Фиби укладывают, готов был на стену
залезть?Почувствовалснейродство?
—Да,—японимал,очемонговорит.—Да.
—ИсХолденомтак?
—Конечно.Клевыйпарень.
—Несдерживайсебя.
—Ладно.
—Еслилюбишького-то,всемобэтомговори,говори,каксильноихлюбишь.
—Ладно.
—Быстрее,Винсент,вдавигазу.
—Явыжалвсе,чтомог,мылетимподстодвадцать.
—Молодчина!
Через пару минут мы подъехали к забегаловке Лесситера. Людей к тому времени там
почти не было, а на парковке стояла всего одна машина, седан Де-Сото; выглядела она
отстраненно и зло, но не угнетала, ведь настроение у нас было превосходное. Мы сели
снаружи, за столик на огороженной веранде. На другом ее конце сидел лысый толстяк в
желтом поло, ел устрицы. На столе у него лежала подпертая солонкой газета. Выглядел
толстяк крайне одиноко и очень походил на владельца того злого и без надобности
огромногоседана,чтостоялнапарковкеижарилсяподсолнцем.
Яоткинулсянастуле,пытаясьвзглядомразыскатьЛесситеравкишащеммухамипроходе
кбару,итуттолстякзаговорил:
—Эй,рыжий,гдетакуюшевелюрувзял?
Кеннетповернулсякнемуиответил:
—Мнееетолкнулодинпареньсдороги.
Мужикбылсраженчутьненаповал.Онбыллысым,какколенка.
—Пареньсдорогитолкнул,да?Думаешь,мнеонпоможет?
—Ато.Ноемунадобыдатьсинююкарточку.Прошлогоднюю.Заэтотгодоннеберет.
Тутмужикапрямзатрясло,настолькоегоуелответКеннета.
—Карточкусинююемудать,да?—переспросилон.
—Ага,прошлогоднюю,—ответилКеннет.
Толстяк с дрожью в руках вернулся к газете; а после все поглядывал на нас так, будто
хочетподсесть.
Ябылособралсявстать,нотутЛесситервышелиз-застойкибараизаприметилменя.В
знак приветствия поднял брови и решил подойти. Опасный тип. Видал я, как он поздней
ночьюразбиваетоприлавокпивнуюбутылку,сжимаетзагорлышкото,чтоотнееосталось,
ивыходитнатемнуюулицу,наморскойвоздух,искатьчеловека,котороголишьзаподозрил
втом,чтототснимаетпричудливыерадиаторныекрышкисмашиннаегопарковке.Пройдя
споловинукоридора,онрешилнегодяспросить:
—Стобойтотрыжийумник,браттвой?
ОннемогувидетьКеннетадотехпор,поканезашелнаверанду.Якивнул.
—Воттераз!Какты,парень?Что-тоневиделятебяэтимлетом,—сказалЛесситер.
—Ябылтутнапрошлойнеделе.Каквы,мистерЛесситер?Поколотиликого-нибудьна
днях?—ответилКеннет.
Онгоготнулсприоткрытымртом.
—Такчтотебе,парень?Мидии?Побольшемасла?
Дождавшиськивка,он,можнобылоподумать,собралсянакухню,нотутспросил:
—Агдетвойбратец?Нутот,наголовубольной?
—Холден,—уточниля.—Онвлетнемлагере.Учитсябытьсамостоятельным.
—Вокак?—спросилЛесситерсинтересом.
—Оннебольной,—обратилсяКеннеткЛесситеру.
—Небольной?Этоон-то?
Кеннетвстал.Лицоеготакпокраснело,чточутьсволосаминеслилось.
—Уматываемотсюда,—сказалонмне.—Давай.
— Ой, парень, погоди, — поспешил Лесситер. — Слушай, я пошутил ведь. Он не
больной.Ясказатьхотелнеэто.Оншкодливыйпросто.Нунеглупи.Янеговорил,чтоон
болен.Неглупи.Явкуснейшихмидийпринесу.
Сжавкулаки,Кеннетсмотрелнаменя,ноянеподалемузнака,подумал,пустьсамвсе
решит.Онприсел.
—Ведитесебякакподобаетввашемвозрасте,—сказалонЛесситеру.—Дачтосвами?
Необзывайтесь.
—Негрубирыжему,Лесситер,—послышалосьоттолстяка.Лесситердажесмотретьна
негонестал,онсамрешал,скембытьгрубым.
—Япринесувкуснейшихмидий,парень,—сказалонКеннету.
—Конечно,мистерЛесситер.
Лесситер чуть с ног не свалился, споткнувшись на единственной ступеньке, ведущей к
коридору.
Когда мы уходили, я принялся нахваливать Лесситеру мидии, но он, казалось,
сомневалсявмоейискренностидотехпор,покаКеннетнепохлопалегопоплечу.
Мыселивмашину,Кеннетоткрылбоковойбардачокисвободнооткинулся,положивв
негооднуногу.ЯпроехалкилометроввосемьдоРичмэнПойнта,потомучточувствовал—
мыобатудахотим.
Добравшись,япоставилмашинунапривычноеместо,имыпошли,перешагиваяскамня
на камень, к тому, что Холден называл, по одному ему известным причинам, КамнемУмником. Этот камень был плоской громадиной, а от него до океана тут — пробежка и
прыжок. Кеннет шел впереди… раскинув руки, держал равновесие, словно канатоходец. У
меня ноги подлиннее, поэтому я мог перешагивать спокойно, даже рук из карманов не
вынимая.Ктомуже,ябылпостарше.
МыобаселинаКамень-Умник.Океанбылспокоениегоцветприятен,ночто-томнев
немненравилось.Кактолькояэтопонял,солнцезашлозатучи.Кеннетмнечто-тосказал.
—Что?—спросиля.
— Я тут забыл сказать. Письмо от Холдена сегодня пришло. Давай прочитаю, — он
вынулконвертиззаднегокарманашорт.Ясмотрелнаокеаниготовилсяслушать.
— Послушай, с чего он начал. Заголовок. — произнес Кеннет, и стал читать письмо
следующегосодержания:
Лагерь«Приятныйотдыхдляслабоумных»
Пятница
ДорогойКеннет,
Здесьоченьплохо.Ятакмногокрысникогданевстречал.Надоделатьподелкиизкожи
и в походы ходить. У них здесь соревнование, красные хотят победить белых. Я в белой
команде.Нояневшивыйбелый.Скороприедудомой,повеселимсястобой,сВинсентом,
поедимстобоймоллюсков.Онивсевремяздесьпьютсырыеяйца,аещениктонеубираетв
холодильникмолоко.
Встоловойвседолжныпетьпесни.ЭтотмистерГровердумает,чтооченьхорошопоет,а
вчеравечеромпыталсяименязаставить.Ябыспел,датолькоонмнененравится.Влицо
он улыбается, но при первом удобном случае норовит нагадить. У меня есть 18 долларов,
которыемамадала,иеслитотпарень,какпообещал,поедетвгород,иясмогувовремясесть
на поезд, то совсем скоро буду дома, уже в субботу-воскресенье. Сейчас они меня
гнорируют за то, что я отказался петь в столовой. Этим крысам теперь нельзя со мной
разговаривать.ХотяестьодинхорошийпареньизТеннеси,примернотогожевозраста,что
иВинсент.Какон?Передай,чтояскучаю.Спроси,читаллионкоренфян.Коренфянеэто
библия, это хорошо, это здорово, мне Веб тайлер кое-что читал. Плавать бесит, тут волн
даже нет, бывают лишь мелкие. Зачем плавать, если волн нет, бояться нечего, не от чего
падать.Простоплывешькэтомуихплотуснапарником.Мойнапарник—ЧарльзМастерс.
Онтаещекрыса,всевремяпоетвстоловой.
Он за белых, он их капитан. Он и мистер Гровер две самых больших крысы, что я
встречал,хотяимиссисГровертакаяже.Онапытаетсябыть,какмама,улыбатьсявсевремя,
ногадитнехужемистераГровера.Онипрячутхлебнаночь,дажесэндвичнесделать,они
уволилиДжима,ивсе,чтоздесьможнодостать,стоит5или10центов,иродителиРобби
вилкокса ему денег не оставили. Я скоро приеду, наверна в воскресене. Я очень скучаю,
Кеннет, и по Винсенту скучаю, и по Фиби. Какого цвета у Фиби волосы? Спорю, что
рыжего.
Твой
братХолденКолфилд
Кеннет сложил письмо и конверт в задний карман. Подобрал гладкий рыжеватый
камешек и принялся рассматривать, вертеть в руках, будто желая убедиться в его
совершенстве.Потомсказалскореекамню,чеммне:
—Холденнеумеетидтинауступки,—онсбольювзглянулнаменя.—Онвсетотже
ребенокинеидетнинакакиеуступки.ЕслиемунепонравилсямистерГровер,оннебудет
снимвстоловойпеть,дажееслизнает:нужнолишьспеть,иегооставятвпокое.Чтосним
будет,Винсент?
—Думаю,оннаучитсяидтинауступки,—ответиля,носамвэтонеповерил,иКеннет
виделменянасквозь.
Онсложилкамешеквкармандлячасови,приоткрыврот,огляделокеан.
—Знаешьчто?—началКеннет.—Еслипридетсяумеретьилитипатого,знаешь,чтоя
будуделать?
Оннедождалсяответа.
—Будубродитьтут,—сказалон,—Поброжугде-нибудьтут.
Его лицо стало торжествующим — так, как только его лицо умело; без намека на
одержанную победу, без поисков ее признания. Океан ужасал. Он был полон шаров для
боулинга. Кеннет встал с Камня-Умника, казалось, его что-то очень обрадовало. Тогда я
заметил—онвнастроенииискупаться.Янехотелотпускатьеговэтишары.
Кеннетсбросилобувьиноски.
—Давайискупнемся,—сказалон.
— Ты пойдешь в шортах? — спросил я. — Замерзнешь на обратном пути. Солнце
садится.
—Уменявмашинеподсидениемзапасныеесть.Давай.Пошли.
—Утебяотмидийкишкизавернутся.
—Явсеготриштукисъел.
—Ненадо.—Яхотелостановитьего.Онснималфутболкуинеуслышал.
—Что?—спросилон,освободившись.
—Ничего.Давайнедолго.
—Тынепойдешь,чтоли?
—Нет.Ябезшапочки,—этоегоздороворассмешило,онлегонькоменятолкнул.
—Давай,Винсент,пойдем.
—Иди.Терпетьуженемогуэтотокеан.Онполоншаровдлябоулинга.
Оннерасслышал.Убежалпокромкепляжа.Яхотелсхватитьего,затащитьвмашинуи
немедленноуехать.
Закончив купаться, Кеннет стал выходить сам, я и заподозрить ничего не мог. Он по
песчаной кашице прошел там, где вода касается щиколотки; он пробежал ту сухую часть
кромки, на которой остаются еле заметные следы, я и заподозрить ничего не мог, лишь
голова его была опущена. Он почти вышел на теплый пляж, и тут океан кинул в него
последнийшардлябоулинга.Явовсюглоткупрокричалегоимя,бросилсякнемусовсех
ног. Поднял, даже не взглянув на него; на трясущихся ногах добежал до машины. Посадил
его и еще первые пару километров бывало немного притормаживал; после же совсем
перестал.
Я увидел Холдена на веранде еще до того, как он заметил меня или понял хоть чтонибудь.Закреслом-качалкойстоялегочемодан.Холденковырялсявносу,поканезаметил
нас.Акогдазаметил,прокричалимяКеннета.
— Передай Мэри, пусть вызовет врача, — сказал я, чуть не задыхаясь. — Номер у
телефона.Краснымкарандашом.
Холденсновавыкрикнулимябрата.Протянулгрязнуюрукуисмахнул,почтисбилпесок
сносаКеннета.
— Быстрее, Холден, будь оно проклято! — выкрикнул я, потащив Кеннета мимо. И
понял,Холденужебежитподому,накухню,заМэри.
Черезнесколькоминут,покаещедажедокторанебыло,моиродителиподъехаликдому.
Гвир,игравшийвпостановкемолодогогероя,былсними.Ямахнулмамеизокнакомнаты
Кеннета,ита,какдевчонка,помчаласьвдом.Ясминутуснейпоговорил;потомспустился,
встретилотца.
Позже,когдадокториродителиселивкомнатеКеннета,мысХолденомсталиждатьна
веранде.Гвир,этотактер,зачем-тосиделснами.Апотомтихоньковыдавил:
—Ну,думаю,пойду.
—Иди,—пробормоталя.Актерынамбылиненужны.
—Есличто-то.
—Идидомой,а,парень?—сказалХолден.
Гвир с грустью улыбнулся и пошел. Не очень ему хотелось уходить. Его терзало
любопытство,особеннопослекороткогоразговорасМэри,горничной.
—Чтосним?Сердце?Онжеребенокеще,да?
—Да.
—Тыпойдешьужедомойилинет?
Позже я будто смеялся. Я рассказал Холдену об океане, полном шаров для боулинга, а
этотмелкийпридуроккивнуливыдал:
—Да,Винсент,—словнопонял,чтояимеюввиду.
Тойночью,вдесятьминутдевятогоКеннетумер.
Может,то,чтоявыложил всенабумагу,даст емууйти.ОнбылвИталиисХолденом,
был со мной во Франции, Бельгии, Люксембурге, в части Германии. Я так не могу. Он
большенедолженздесьбродить.
Конец