Пережогин Н.С. Межконфессиональные отношения в Казанской губернии во второй
advertisement
Пережогин Н.С. Межконфессиональные отношения в Казанской губернии во второй половине XIX – начале XX вв. Российская этнополитическая и социально-экономическая структуры к середине XIX в. ослабли, переживали кризис и требовали кардинальных перемен. Однако отклонение от основных параметров развития политической системы на определенную критическую величину несло угрозу неуправляемого разрушения. В этой связи возникает вопрос: в чем же была причина этой этнополитической и социально-экономической нестабильности в стране? Российская этнополитическая и социально-экономическая структуры к середине XIX в. ослабли, переживали кризис и требовали кардинальных перемен. Однако отклонение от основных параметров развития политической системы («самодержавие, православие, народ») на определенную критическую величину (точного объема которой никто не предполагал) несло угрозу неуправляемого разрушения. Царская правящая верхушка это очень остро чувствовала и всеми силами старалась гасить импульсы перемен, исходившие как от отдельных своих политических лидеров из дворян (господствующего сословия), так и от низов из разночинцев и крестьян (наиболее политически бесправных категорий населения российского общества). В этой связи возникает вопрос: в чем же была причина этой этнополитической и социально-экономической нестабильности в стране? На этот вопрос невозможно ответить однозначно. Заметим, что особенность буржуазно-индустриального развития Российской империи по сравнению с ведущими промышленными странами Западной Европы заключалась в том, что политические, социальные и экономические структуры российского общества создавались как «сверхгосударственное» и «сверхцентрализованное» этнокультурное составное, развивающееся под имперским лозунгом «Единая и неделимая Россия». Монополизм власти в стране (неограниченная монархия) носил технологический характер. В то же время, начиная с XIX в. росла автономия национальных, социальных и экономических групп во всех общественных сферах российского общества. И этот неизбежный процесс сопровождался с рассогласованиями в общей имперской системе, поскольку происходил рост автономизации различных национальных и социальных структур, сопровождавшийся формированием этнического самосознания нерусских народов Российской империи, которое развивалось неравномерно. В результате же из относительно стройной многонациональной и полисоциальной пирамиды возникла сложная общественно-политическая структура с множеством внутренних «трещин», конфликтов и противоречий. Многонациональная социальная структура Российской империи включала в себя характерные для слабоиндустриального общества слои: крестьян и примыкающих к ним полупролетарских слоев (батраков, отходников, промысловиков и т.п.), фабрично-заводских рабочих и ремесленников, обширный средний класс – служащие, интеллигенция, торгово-предпринимательские 1 слои (прежде всего, складывающаяся промышленно-финансовая олигархия), правящая бюрократия из дворян-чиновников. По мере обострения социальных кризисов и национальных противоречий в политической системе Российской империи усиливалась конфликтная ситуация между этими слоями и религиозными конфессиями. Если представители крестьян, рабочих и интеллигенции стремились к росту уровня и качества жизни, то нетитульные народы империи добивались политико-правового, этнокультурного и религиозного равноправия. В то же время всеобщее возмущение вызывали номенклатурные привилегии, неэффективность работы дворянского чиновничьего аппарата, произвол, безответственность и должностные преступления высокопоставленных царских сановников и распространенная коррупция среди них. Практически все страты российского общества наиболее остро ставили вопрос о незамедлительном улучшении качества жизни многонационального населения страны во всех сферах человеческой деятельности. Таким образом, в Российской империи возникли противоречия между основной частью общества и правящей номенклатурой, которые сочетались с растущими межнациональными и межконфессиональными столкновениями внутри многополярного социума. Российская имперская система, пока ей хватало общественнополитических ресурсов, обеспечивала определенный экономический рост и социальную стабильность, «межнациональное согласие» в многополярном обществе. Поэтому, когда российское общество подошло к рубежу новых социально-экономических и общественно-политических реформ, к решению неотложных и наиболее значимых индустриальных задач, самодержавная правящая верхушка не решалась сделать следующий серьезный шаг. Дело в том, что любые подвижки к новым буржуазно-индустриальным общественно-политическим отношениям были губительны в определенном смысле слова для существующего монархического строя и территориальной целостности империи. Такой переход требовал не только перестройки социального организма на новых основаниях, но и отказа от стремления к имперской управляемости в пользу большей автономности и суверенности национальных интересов нерусских народов России, более равноправных социальных и коммуникативных связей между ними. Если до середины XIX в. задачи, стоящие перед Россией, требовали организации общества в виде «вертикали», то уж теперь требовалась «горизонталь», не пирамида, а сеть. Из выше сказанного следует вывод, что дальнейшее развитие российского общества с неизбежностью требовало отказа от жесткой модели российской имперской политики, основанной на идее «единая и неделимая Россия». Однако жесткость и негибкость социальной модели Российской империи практически исключала возможность кардинальных перемен в стране в этом направление. Страх перед разрушением основ самодержавной власти сковывал все попытки реформирования царских властей в политической, экономической, социальной и религиозной сферах. Как в понимании самодержавной правящей верхушки, так и в общественном мировоззрении маргинализированных низов, любые перемены ассоциировались с гибелью основ существующей системы. Феодальные общественно-политические отношения достигли своего предельного роста, без глобальных перемен невозможно было осуществлять 2 дальнейшее развитие российского общества. Однако возникновение в российском обществе новых индустриальных задач практически не находило понимания у правящей верхушки. Таким образом, к середине XIX в. Российская империя столкнулась целой группой кризисов. Все это, не говоря уж об экономическом, социальном и политическом кризисах, очень ярко проявилось: во-первых, в кризисе сверхдержавы, выразившийся в угрозе экономического и технологического отставания России от стран Западной Европы; во-вторых, в кризисе имперской системы управления, проявившийся в отсутствии компенсационного механизма по сглаживанию этнодемографических диспропорций, различий стадиальных и цивилизационных состояний народов Российской империи. Помимо этого нельзя забывать и о том, что с обострением кризисных явлений в Российской империи в 1850-1860-х гг. начался процесс массового отпадения крещеных инородцев из православия в ислам, традиционные верования (язычество). Особенно этот процесс был активным среди крещеных татар. Первые массовые отпадения из православия в ислам наблюдались среди них уже в 1-й трети XIX века: в 1802 и 1827 гг. Как известно из различных источников, основным побудительным моментом отпадения крещеных инородцев в ислам и традиционные верования было невнимание местного духовенства к нуждам своей нерусской крещеной паствы. Однако главные причины этого явления заключались в различных бытовых сторонах жизни. Так, например, многие русские священнослужители проживали вдали от своих приходских деревень и имели многолюдные приходы. Все это вынуждало их ограничивать свою деятельность по отношению к крещеным инородцам практически одной только обрядовой стороной религиозно-нравственного воспитания. К тому же многие сельские священники почти не владели, или плохо владели, родным языком своих прихожан – инородцев [6, c.3-4]. Массовый возврат крещеных татар в лоно ислама и плохо поставленная миссионерская и религиозно-просветительская работа среди прихожанинородцев вынудили высшие духовные и гражданские структуры власти прибегнуть к конкретным мерам по их пресечению. Так, например, 11 апреля 1830 г. Святейшим Синодом была учреждена для Казанской епархии «особая постоянная миссия» [3, c.33]. Конкретный план для этой миссии был составлен архиепископом Филаретом (Амфитеатровым). Суть этого документа сводилось к следующим основным положениям. Во-первых, в нем говорилось о необходимости составления на инородческих языках учебных пособий, перевода на эти языки основ христианского учения с тем, чтобы в дальнейшем их можно было использовать в нерусских церквях и школах. В ходе реализации данного положения, по мнению Филарета, могли быть достигнуты две главные цели: религиозно-нравственное воспитание и начальное образование «инородцев». Во-вторых, в этом документе рекомендовалось обратить особое внимание к назначению в нерусские приходы священнослужителей, которые должны быть способные и хорошо подготовленные, знать родные языки своих прихожан [3, c. 33-34]. Основного результата в этом деле предполагалось достигнуть следующими конкретными мерами: созданием особого учреждения 3 института при Казанской духовной семинарии для подготовки миссионеров для Казанской епархии, назначением особых миссионеров с так называемым «авторитетом священного архимандритства». План этот, за исключением миссионерского института, был утвержден и начал постепенно реализовываться в жизнь [ 3, c. 33-34]. Однако результаты этой официальной миссии были незначительными [14, c.262]. За этим указом вышестоящих церковных властей последовал другой указ Святейшего Синода от 31 мая 1830 г., в котором рекомендовалось совершать церковное пение в храмах на языках инородческого населения России. В 1846 г. император Николай I повелел перевести церковное богослужение на татарский язык. Причиной появления этого высочайшего распоряжения стали массовые случаи отпадения от православия крещеных татар Чистопольского и Спасского уездов Казанской губернии, не понимавших церковного богослужения на старославянском языке. Как видно из различных источников, большая часть православного духовенства Казанской епархии совершенно не владела языком своих прихожан [ 7, c.19]. В связи с этим самой насущной проблемой для представителей Казанской епархии в те годы стала подготовка миссионерских и учительских кадров для работы среди крещеного инородческого населения. С этой целью в 1842 г. была вновь открыта Казанская духовная академия. И главным приоритетным направлением в ее деятельности стала подготовка миссионерских и учительских кадров для работы среди православной инородческой паствы. Позднее произошла определенная специализация миссионерской деятельности. В 1854 г. при академии были образованы 4 миссионерских отделения противомусульманско противобуддийское, противораскольническое и чувашскочеремисское [4, c.51]. Одновременно с принятием мер по усилению миссионерской деятельности среди нерусского населения царское правительство предприняло и другие методы воздействия на крещеных инородцев. Так, с целью укрепления крещеных инородцев в православной вере и ограничения влияния на них татармусульман оно широко использовало переселение сельского православного нерусского населения вблизи русских сел. Так, например, в 1829, 1835, 1839 и 1841 гг. часть инородческого населения, главным образом крещеные татары, были переселены в места компактного проживания христианского населения. Обычно эти мероприятия претерпевали неудачу. Значительная часть переселенцев самовольно уходила из отведенных мест жительства, а некоторые из них даже возвращались в лоно ислама. Все это представителей царской администрации и духовных властей вынуждало прибегать к дополнительным методам по пресечению процесса отпадения крещеных татар из православия в ислам. Так, в 1840 г. по отношению переселенцем из с. Ивановское Казанского уезда в д. Куюково Спасского уезда были применены конкретные меры принуждения. По распоряжению высшего губернского гражданского и духовного начальства в 1852 г. дети переселенцев были насильственно крещены, а взрослое население повенчано [10, л.34-35]. С целью усиления мер воздействия на отпавших крещенных инородцев царское правительство учредило особый секретный комитет, результатом работы ко4 торого стало Высочайше утвержденное постановление от 29 мая 1855 г., в котором говорилось: «Независимо от увещания отступников местными священниками поручить Казанской духовной консистории принять меры к вразумлению совратившихся. Некрещёных детей, отобрав от родителей, при содействии полиции крестить; жён, вступивших в супружество без совершения христианского обряда венчания, стараться склонить к тому, в противном же случае удалить от мужей; также поступить с женами некрещеными» [19, c.24-25]. Во 2-й половине XIX в. отступническое движение среди инородческого населения Казанской губернии, особенно среди крещеных татар, приняло массовое явление. Так, по свидетельству одного из современников этого процесса Б.М. Юзефовича: «Отступническое» движение крещеных татар 1866 г. началось в Свияжском уезде и вскоре оно распространилось по всей Казанской и частично Симбирской губерниям [19, c. 25]. Вскоре около 5,5 тысяч крещеных татар Тетюшского уезда Казанской губернии объявили себя вышедшими из православия и начали подавать прошения на имя государя о разрешении им исповедовать ислам. В том же году по Высочайшему повелению всем крещеным татарам, пожелавшим перейти в мусульманскую веру, было об этом отказано. Причем их побуждали вновь вернуться в христианство, что не принесло ожидаемого положительного результата. Возвратились в православие жители только одной д. Елышево Мамадышского уезда Казанской губернии, и то после того, как было арестовано 6 наиболее видных представителей этого «отпадения» [2, c.3]. При этом следует заметить, что невозможно определить точное количество отпавших из православия крещеных инородцев. Так, американский исследователь П. Уэрт сообщает, что к концу 1865 г. свыше 8000 крещеных татар подали прошения о дозволении исповедовать ислам [15, c.108]. Согласно официальным документам, в 1866 г. в Казанской епархии «отступников» насчитывалось 9000 мужских душ [8, c. 9]. На наш взгляд, на самом деле их было гораздо больше, поскольку в это число не вошли те, которые официально не заявили о своем отпадении. Так, например, только в Казанском уезде Казанской губернии во второй половине 1860-х гг. из 6 приходов крещеных татар остался в лоне православной церкви лишь 1 приход [8, c.26]. В этом отношении интересны подсчеты современного исследователя В.И. Пискарева, так, по его мнению, на протяжении 1866-1868 гг. в Казанской губернии из числа от православия в ислам отпали 12 тысяч крещенных татар мужского пола [13, c.254]. В то же время следует указать на некоторые характерные особенности отпадения инородческого населения от православия. Так, например, отпадение крещеных татар в ислам в 1866 г. отличалось от предыдущих возвратов в лоно ислама своей массовостью и мобильностью. К тому же следует отметить, что массовое отпадение от православия приняло массовое распространение главным образом среди татар-новокрящен. При этом нельзя не заметить, что отказ от православия среди татар-старокрящен был сравнительно редким явлением. Возможно, в этом плане стали исключением жители сельских населенных пунктов Елышево Мамадышского и Кибяк-Кози Лаишевского уездов Казанской губернии [9, c. 83-86]. 5 С августа 1871 г. начался новый всплеск отступнического движения среди инородческого населения Казанской губернии. Так, в том году жители татарских селений Азяк, Хайбан, Яваш, Казанского, Янасал Лаишевского уездов губернии почти целыми общинами приняли ислам [5, c.263]. События, происшедшие в этих уездах, резонировали активность инородческого населения губернии. Так, в 1881 г. были случаи массового отпадения крещеных татар в ислам в селах Карадуван Казанского, Шемордян и Яныли Мамадышского уездов. Крещеные татары на имя царя и местных властей в массовом порядке стали подавать прошения о разрешении им исповедовать мусульманскую религию [19, c. 27]. Массовое отпадение от православия инородческого населения в 1860-е – 1880-е гг. в губерниях Среднего Поволжья, в том числе и в Казанской губернии, первоначально вызвали жесткую ответную реакцию царских властей. Однако широкое применение репрессивных мер по отношению отпавших инородцев вызвали энергичное сопротивление жителей нерусских деревень, прежде всего, крещеного татарского населения. Все это вынудило царское правительство пойти им на определенные уступки, оно отказалось от жестких административно-репрессивных мер. Высочайший указ от 14 июля 1861 г. приостановил приведение в исполнение всяких мер в отношении отпавших татар впредь до рассмотрения Святейшим Синодом их адекватности и целесообразности применения со стороны воспитанников миссионерского отделения Казанской духовной академии [16, c.61]. Таким образом, сильное антиправительственное движение многонационального крестьянства Казанской губернии (многочисленные восстания и бунты, массовые акты гражданского неповиновения властям, недовольство инородческого сельского населения с русской администрацией и т.п.) вынудило царское правительство отказаться от планов массовых репрессий против вероотступников. В сельской местности возникла очень взрывоопасная ситуация, любые новые репрессии могли привести к непредсказуемой ситуации. Так, по выражению протоиерея Иоанна Черкасова, крещеные татары к христианству и церкви стали относиться со свойственно всем вообще отступникам ненавистью [10, л.35]. В силу создавшейся острой общественно-политической ситуации в инородческих деревнях царское самодержавие было вынуждено пересмотреть свои некоторые подходы к решению этой проблемы и использовать лишь отдельные превентивные административные меры к лицам, «заподозренным в подстрекательстве» инородцев к отпадению от православной веры, ограничившись только ссылкой активных зачинщиков в Сибирь. Так, например, 28 января 1867 г. царская администрация издала распоряжение о ссылке в Сибирь (Туруханский край) 47 человек так называемых «злостных подстрекателей», а остальная же часть арестованных зачинщиков-ходоков была привлечена лишь к различным срокам тюремного заключения или иным формам административного принуждения [19, c.25]. По мнению П. Уэрта, царское правительство опасалось принимать решительные меры по причине так называемого «мусульманского фанатизма»: «Нельзя было войти в конфликт с миллионами мусульман ради нескольких тысяч крещеных татар - особенно ввиду приобретения новых подданных в Средней Азии. ...Правительство, по6 видимому, считало так: поскольку репрессивные меры против ислама являются недопустимыми, пусть местные ревнители православия противодействуют вредному влиянию ислама через мирную школьную политику» [15, c.109] Одновременно с репрессиями и судебными преследованиями инородцевотступников царское правительство использовало и меры словесного воздействия, порой делало им также определенные экономические уступки. Так, на основании Высочайшего повеления императора Александра II Комитет министров Российской империи постановил, чтобы при исполнении своих миссионерских обязанностей православное духовенство действовало преимущественно «увещательными» мерами и не прибегало к услугам полиции, вмешательство которой в подобном деле им было признано бесполезным [15, c.7-9]. Таким образом, в период массового отпадения крещеных татар в ислам в 1860-е – 1880-е гг. царское правительство начало маневрировать, с одной стороны, оно использовало силовые методы устрашения, с другой – словесные формы воздействия, обещая в ходе увещевательных бесед различные материальные льготы и послабления национального и религиозного гнета. При этом заметим, что количественная и качественная сторона применения этих форм воздействия на крещенное инородческое население напрямую зависела от развития процесса отпадения от православия. Однако, как правило, репрессивные меры по отношению к крещеному инородческому населению преобладали, поскольку как правящая верхушка, так и русское православное духовенство были сторонниками жесткого имперского курса «единой и неделимой России». Многие из них были противниками различных уступок, которые, по их мнению, ограничивали возможности православной церкви при проведении политики широкомасштабной христианизации и русификации нерусских народов Российской империи. К тому же часто практикующие уступки инородцам, в их понимании, означала слабость самодержавного правления. Вот поэтому ярые консерваторы из среды правящих кругов и духовных лиц требовали применения по отношению отпавших от православия инородцев, а особенно зачинщиков этого движения, жестких мер, вплоть до расстрела. Все это в конечном итоге привело к ужесточению судебного преследования отпавших от православия инородцев. Так, в ходе учреждения новых судебных структур в Казанской губернии (1870 г.) дела об отпадших инородцах были изъяты из ведения администрации. В результате усиления позиций сторонников «твердой руки» с каждым годом обострялась общественно-политическая ситуация в инородческих деревнях, а особенно между русскими священнослужителями и их нерусской паствой. После свертывания либерального курса Александра II (1881 г.) и подавления основных очагов сопротивления инородческого населения Казанского края царское правительство вновь вернулось к карательнополицейским мерам судебного преследования и административного принуждения отпавших от православия представителей нерусского населения. В этот период были приняты новые законодательные акты относительно отступников. Так, например, в 185-й статье «Уложения о наказаниях уголовных и исправительных», принятой в 1885 г. говорилось: «Отступники от христианской веры православного или другого исповедания в веру нехристиан7 скую отправляются к духовному начальству прежнего их исповедания для увещания и вразумления. До возвращения в христианство они не пользуются правами своего состояния, а на все сие время имение их берётся в опеку». В нем также предусматривались специальные репрессивно-карательные меры по отношению к отпавшему инородческому населению: ссылка на каторжные работы в Сибирь сроком от 12 до 15 лет (ст. 184) и отдача в «исправительные арестантские отделения» (ст.187) и т.п.[17, c.55-56]. Говоря о причинах отпадения крещеных инородцев от православия, можно сказать, что они были разные: ухудшение экономических условий жизни, связанные с крестьянской реформой 1860-х гг., резким увеличением податного тягла, частыми неурожаями, а также возникновением различных слухов среди нерусского населения края. Кроме того, обременительные церковные сборы, мздоимство некоторой части православных священников еще больше усиливали антихристианские настроения среди крещеных инородцев. Так, по мнению одного из современников этих событий казанского вицегубернатора К.Н. Хитрово, причинами для этих явлений послужили языковые трудности между крещеными инородцами и православными служителями культа, поскольку большая часть крещеных татар не знала русского языка, а священнослужители в свою очередь татарского языка. Все это, с одной стороны, ограничивало первых возможности восприятия сути церковной службы, проводившейся на старославянском языке, а, с другой - существенно сужало языковые контакты между крещеными татарами и русскими священниками, делая различные препятствия в процессе проповедования сущности христианского вероучения, смысла и значения церковных священнодействий (таинств). Кроме того, среди православного духовенства наблюдалось равнодушие к религиозному образованию своей инородческой паствы. К тому же у многих представителей сельского православного духовенства инородческих приходов не было надлежащего практического должного опыта миссионерской работы [18, c.12]. Все это, в конечном итоге, привело к общему недовольству крещеных инородцев политикой царского правительства, а также деятельностью православной церкви. Однако не все соглашались выше изложенной точкой зрения. Так, например, один из ярых проводников миссионерской работы среди инородческого населения в губерниях Среднего Поволжья Н.И. Ильминский в одной из своих работ говорит о не состоятельности этой точки зрения. Он свое видение этого явления пытается доказать на примере сел Апазово и Чура Мамадышского уезда Казанской губернии (в них были массовые случаи отпадения от православия), где местные православные священники Александр Миропольский и Глеб Ляпидовский в достаточной степени владели татарским языком, чтобы в полном объеме выполнять свою миссию. Кроме того, по его мнению, к началу 1880-х гг. было выпущено уже достаточное количество книг как общеобразовательного, так и православно-религиозного содержания на инородческих языках, а в населенных пунктах Апазово, Чура, Нырья и Яныль работали миссионерские школы. В этих учебных заведениях учителями были в основном представители нерусского населения, и церковное богослужение там велось на родном языке инородцев. 8 Таким образом, Н.И. Ильминский пытается опровергнуть точку зрения как о неподготовленности паствы из крещеных инородцев к православному богослужению, так и священнослужителей – к работе среди крещенного нерусского населения. Разумеется, его можно понять. Он вынужден оправдываться перед своими оппонентами, показать работу вверенного ему миссионерского ведомства. Н.И. Ильминский главную причину массового отступничества крещеных инородцев, а особенно татар, видит в самой сущности исламской религии. По его мнению, она наложила неизгладимый отпечаток на весь уклад семейной и общественной жизни татарского населения, объединяя всех мусульман в одну большую семью. Процесс отпадения от православия усиливали также этническая близость коренных народов Казанской губернии с татарами-мусульманами, сплоченность мусульманской общины, наличие на территории губернии большого количества мечетей, медресе и мектебов, активная пропаганда ислама на страницах печати [5, c.261-262]. В 1905 г. вопрос о перемене религиозной политики, а в соответствии с этим и законодательства, встал среди других важных вопросов на повестку дня. В результате пересмотра действовавших законов принцип веротерпимости был значительно расширен. В этих новых царских указах запрещалось насильственное принуждение к вере, практика уголовного и административного преследования в случае перехода в ислам, а также разрешалось лицам, числившимися православными, но ранее принадлежавшим другим исповеданиям, придерживаться своей веры. Но, несмотря на либеральную тенденцию в вероисповедном вопросе, законодательство по-прежнему сохраняло иерархию конфессий, во главе которой находилась православная церковь. Государство обеспечило законодательную защиту ее прав, а также поддержку в осуществлении миссионерской деятельности русской церкви. Однако с обнародованием Высочайшего указа от 17 апреля 1905 г. «Об укреплении начал веротерпимости» и Манифеста от 17 октября 1905 г. «О свободе веры» в Казанской губернии начался массовый переход в ислам как старокрящен, так и новокрещен. Этому способствовало не только принятие новых либеральных законодательных актов со стороны царского самодержавия, но и усиление общественно-политического влияния окружающего татарского населения, а также активизации мусульманской пропаганды среди крещеных инородцев. Особенно массовый переход крещеных татар в ислам в 1905 г. наблюдалось в Казанском, Мамадышском и Тетюшском уездах, в местах компактного проживания татар-мусульман. К примеру, в Мамадышском уезде: в Елышевском приходе к 15 февралю 1907 г. осталось числилось 8 православных и 251 отпавших дворов, в Старо-Икшурминском приходе – соответственно 60 и 60, в Больше-Саврушском приходе - 100 и 80 [12, c.51]. Массовый отход инородцев от православия стали повсеместным явлением и охватил многие уезды Казанской губернии. Так, по сведениям казанского губернатора, за 1905 г. всех отступивших инородцев от православия по всей губернии числилось 25167 жителей [11, c.5], а по заключению С.А. Багина их было намного больше и составляло 32 008 человек [1, c.10-11]. Итак, подытоживая все вышесказанное, необходимо сделать вывод, что в период реализации либеральных буржуазных реформ Александра II в Казан9 ской губернии наблюдается значительное обострение общественнополитической ситуации, выразившееся, с одной стороны, в многочисленных волнениях и актах гражданского неповиновения многонационального инородческого крестьянства и, с другой стороны, в массовых случаях отпадения представителей крещеного нерусского населения от православия, переход их в ислам и свои традиционные верования. Одновременно с этим процессом в связи с изменившимися социально-экономическими реалиями в российском обществе происходит определенная либерализация общественной жизни, вынудившая правящее самодержавие маневрировать, отказаться от жесткого курса по отношению неправославного инородческого населения, в первую очередь отпавших от православия инородцев. Все это, в конечном итоге, способствовало активизации широкой инородческой общественности Казанской губернии в области народного просвещения и религиозно-нравственного воспитания своих соплеменников, системаобразующим началом ее деятельности стало придание светскости национальной школе. Список используемой литературы: 1. Багин С.А. Об отпадении в магометанство крещёных инородцев Казанской Епархии и о причинах этого печального явления. - Казань, 1910. 2. Бобровников Н. А. Инородческое население Казанской губернии: татары, вотяки, мордва. - Казань, 1899. 3. Богословский Г. Краткий исторический очерк Казанской епархии с приложением биографических сведений о казанских архипастырях. - Казань, 1893. 4. Гвоздев И. Двадцатипятилетие Казанской духовное академии. – Казань, 1867. 5. Ильминский Н.И. Записка по вопросу об отпадении крещеных татар Казанской губернии 1881 г. // Православный собеседник, 1895. - Ч.2. 6. Ильминский Н. И. Казанская центральная крещено-татарская школа. - Казань, 1887. 7. Коблов Я.Д. О татаризации инородцев Приволжского края. – Казань, 1910. 8. Машанов М. А. Обзор деятельности «Братства святителя Гурия» за двадцать пять лет его существования: 1867-1892 гг. - Казань, 1892. 9. НА РТ, ф.1, оп 3, д.1823. 10.НА РТ, ф.4, оп.1, д.121645. 11. Обзор Казанской губернии за 1905 г. - Казань, 1907. 12. Отчёт о деятельности «Братства святителя Гурия» за 1906/07 «братский» год. - Казань, 1908. 13. Пискарёв В.И. Причины зарождения и развития татарского национального движения в Казанской губернии во второй половине XIX в. // История Татарстана. - Казань, 2001. 14. Спутник по Казани: Иллюстрированный указатель достопримечательностей и справочная книжка города. - Казань, 1895. 15. Уэрт П. Отпадение крещеных татар // Татарстан. – 1995. - №1/2. 16. Список населенных мест по сведениям 1859 г.: Казанская губерния. - 2-е изд. - СПб., 1866. 10 17. Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. – СПб., 1885. 18. Эсливанов В.Н. Трудности и нужды Казанской инородческой миссии: Речь, произнесённая в общем собрании «Братства святителя Гурия» 26 апреля 1915 г. – Казань, 1915. 19. Юзeфoвич Б. М. Христианство, магометанство и язычество в восточных губерниях России: Казанская и Уфимская губернии // Русский вестник. - 1883. - Т.164. - № 3. 11
