СОДЕРЖАНИЕ Введение - Высшая школа экономики
advertisement
СОДЕРЖАНИЕ Введение……………………………………………………………………………..3 Глава 1. Особенности социально-экономического развития Великобритании в последней трети XIX – начале ХХ веке………………….7 Глава 2. Эволюция партийно-политической системы……………………….27 Глава 3. Теоретическое и идеологическое обоснование необходимости парламентской реформы………………………………………………………...47 Глава 4. Палата лордов на пороге эпохи перемен……………………………73 Глава 5. Либералы у власти и «пудель мистера Бэлфура»…………………95 Глава 6. Бюджетный кризис: кампания «Пэры против народа»…...........111 Глава 7. Разработка проекта реформы………………………………………127 Глава 8. Битва за Акт о Парламенте 1911 г………………………………….147 Заключение……………………………………………………………………….165 Примечания………………………………………………………………………169 Приложения……………………………………………………………………..177 1 2 Введение Комплексная и поэтапная реформа Палаты лордов, инициированная в 1999 г. лейбористским Правительством Т. Блэра и продолжающаяся вплоть до настоящего времени, вызвала всплеск интереса к истории модернизации этой важной составной части законодательной власти Соединенного королевства. Анализируя опыт и последствия предшествующих попыток превращения верхней палаты британского Парламента в современный, демократический и эффективный элемент системы центрального управления, историки, политологи и правоведы пытаются определить, насколько современные проекты преобразований были подготовлены реформами, осуществленными на протяжении ХХ века, а также спрогнозировать возможные направления и глубину дальнейших изменений. Начало же длительному и незавершенному до сих пор процессу модернизации Палаты лордов было положено в 1911 г. знаменитым Актом о Парламенте, столетний юбилей которого отмечался совсем недавно. Вопрос о необходимости модернизации британского парламентского механизма с целью приведения его в соответствие с постоянно меняющимися политическими и социально-экономическими условиями к началу ХХ века занимал одно из центральных мест в политической повестке дня и был предметом острой межпартийной борьбы. При этом особую актуальность приобрела именно проблема реформирования одного из старейших институтов государственного управления страны – Палаты лордов. Невыборный и аристократический принципы формирования ее состава, осуществление пэрами как законотворческих, так и судебных полномочий, вступали в явное противоречие с принципами развитой демократии, реалиями индустриальной эпохи. При этом верхняя палата продолжала оставаться важной составной частью Парламента, принимала участие в реализации всех его важнейших полномочий. Она обсуждала и одобряла законопроекты, контролировала деятельность Правительства и осуществляла важные судебные функции. 3 На наш взгляд, проблемы, связанные с изменением принципов формирования и эволюции полномочий верхней палаты британского Парламента имеют достаточно актуальное практическое значение. Например, последние годы в нашей стране неоднократно разворачивались дискуссии о принципах формирования Совета Федерации Федерального Собрания и изменении его роли в современной системе государственного управления. В этой связи небезынтересным представляется анализ опыта зарубежных стран, имеющих длительную историю функционирования двухпалатных парламентов. Палата лордов, имеющая многовековой опыт работы, безусловно, представляет в этом отношении немалый интерес. Важно отметить, что, несмотря на все вышесказанное, в российской историографии проблемы модернизации верхней палаты британского Парламента, трансформации ее места в системе государственного управления, подходы ведущих политических партий Соединенного королевства к ее реформированию рассматривались лишь фрагментарно и вскользь. Как правило, необходимую информацию можно почерпнуть лишь в монографиях и статьях по средневековой истории Англии или в учебниках по конституционному праву. Единственное России исследование, посвященное непосредственно изучению верхней палаты британского Парламента, появилось лишь в 2003 г.1 Однако ее автор - Н.А. Алексеев написал работу скорее информативно-популязитарского плана. В ней отсутствует серьезный комплексный и всесторонний научный анализ тех причин, которые заставили британских политиков инициировать реформу одного из старейших институтов государственного управления. Подготовка, обсуждение и партийно- политическая борьба вокруг Законопроекта о парламенте дается описательно, что диктуется большим временным охватом этой книги – от раннего Средневековья до конца ХХ в. К тому же в работе Н.А. Алексеева, к сожалению, имеется большое количество неточностей и ошибок, как фактологического, так и содержательного плана. 4 Особо следует отметить, что достаточно часто в отечественной, а иногда и в зарубежной литературе, в отношении британской Палаты лордов можно встретить устаревшие стереотипы не всегда соответствующие реальному положению дел. Многие авторы характеризуют ее как реакционный и архаичный пережиток Средневековья, подчеркивая, что в ней заседают невыборные представители аристократии. Примечательно, что подобная оценка характерна не только для отечественных ученых советского периода, что вполне понятно и объяснимо идеологическими причинами, но и для некоторых британских авторов. В качестве наглядного примера можно привести высказывания двух авторов. Известная исследовательница английской системы государственного управления Н. С. Крылова отмечала: «В парламентском механизме современной Великобритании Палате лордов отводится роль палаты консервативной обструкции, роль тормоза по отношению к демократическим мероприятиям неконсервативных правительств».2 Еще более уничижительную оценку дал известный британский журналист и писатель Энтони Сэмпсон. «Явно бесполезной и давно устаревшей частью Парламента, - утверждал он в одной из своих самых известных работ, - является его удивительная вторая палата – Палата лордов».3 Вместе с тем все рассуждения об устарелости и реакционности верхней палаты английского Парламента не соотносятся с простым фактом. Почему же в таком случае она не только существует до сих пор, но и достаточно успешно и эффективно выполняет роль одного из важнейших элементов в механизме государственного управления? Соответственно проблема «живучести» этого института, его места в британской конституционной системе, приспособления к постоянно меняющимся условиям, не может не представлять интереса. Подтверждением этого является и огромное количество публикаций, появившееся в западной историографии в последние годы, в которых исследуются история, современное состояние и перспективы дальнейшей эволюции Палаты лордов. Причем речь идет как о многочисленных статьях в самых разнообразных научных журналах, так и солидных монографиях. 5 Еще более важное значение для анализа заявленной проблемы имеет великолепная обеспеченность источниками. В круг доступных и обеспечивающих богатейшим фактическим и информационным материалом источников по заявленной теме входят: парламентские документы, тексты законов, партийные издания, архивные материалы, различного рода официальные публикации, мемуары и дневники политиков и общественных деятелей, средства массовой информации (от газет и журналов до телевидения и интернета). Это позволяет не только оперировать достоверными сведениями из первоисточников, но и дает возможность проверять и критически анализировать уже имеющиеся многочисленные статьи и монографии зарубежных авторов по проблематике исследования. Предлагая читателям данной монографии собственное видение и оценки истории, предпосылок, специфики и итогов партийно-политической борьбы по проблеме реформирования Палаты лордов в начале ХХ века, автор настоящего исследования ни в коей мере не претендует на то, что они являются истиной в последней инстанции и с благодарностью примет все критические замечания, пожелания и предложения, которые просит направлять по электронному адресу ikovalev@hse.ru. 6 1. Особенности социально-экономического развития Великобритании в последней трети XIX – начале ХХ века Политические процессы, происходящие в обществе, как известно, самым тесным образом взаимосвязаны с важнейшими тенденциями социальноэкономического развития. С одной стороны, они являются отражением перемен в хозяйственной эволюции страны, изменений роли и значения тех или иных групп населения, приспосабливая всю систему государственного управления и принятия решений к новым реалиям. С другой стороны, политический курс, разработанная и реализованная долгосрочная стратегия развития может стать импульсом для существенных, а иногда и коренных преобразований в социально-экономической системе. На наш взгляд, для правильного понимания причин, вызвавших необходимость постоянной модернизации в течение ХХ века верхней палаты британского Парламента, необходимо разобраться в том какие факторы хозяйственного развития, социальной и идеологической трансформации этому способствовали. Прежде всего, необходимо отметить, что начиная с 1870-х гг. британское хозяйство вступило в принципиально новую стадию своего развития. Главной определяющей ее чертой стало то, что Великобритания начала постепенно утрачивать свои лидирующие позиции в мировой экономике. Ее доля в мировом промышленном производстве за период с 1870 по 1906 гг. сократилась с 31,8 % до 14,7%. К этому времени по этому показателю ее обогнали не только США (35,3%), но и Германия (15,9%).4 Особую тревогу вызывал факт того, что основные конкуренты опережали бывшую «мастерскую мира» не только по абсолютным цифрам, но и по темпам роста промышленного производства, в последней трети XIX в. у США они были в три, а Германии в два раза выше чем у Англии. Тревожным симптомом в конце викторианской – начале эдвардианской эпохи, для хозяйства Соединенного королевства стали сбои в классическом экономическом цикле. На рубеже 1887-1888 гг. тяжелый и продолжительный 7 экономический кризис сменился, как и было положено, подъемом, но он оказался очень коротким. Уже в 1890 г. стали ощущаться проблемы на финансовом рынке, возросло число банкротств банков. Начиная с 1892 г. кризисные явления стали очевидными в легкой промышленности, а вслед за ней и в других отраслях британской индустрии. В 1895 г. наступил перелом, и динамика промышленного производства и торговли вновь стала положительной. Однако к концу 1900 г. хозяйство Соединенного королевства вновь оказалась перед лицом очередного кризиса, усугубленного к тому же англо-бурской войной, которая обошлась стране в более чем 222 млн. фунтов стерлингов.5 Рецессия продолжалась до конца 1903 г. и сменилась не фазой подъема, а очередной депрессией. При этом, в отдельных отраслях английской промышленности отмечался незначительный подъем, в то время как в других продолжался спад. По меткому определению британского исследователя Р.С. Сэйерса общая ситуация представляла собой «пеструю картину, которая на первый взгляд, не становилась ни лучше, ни хуже, короче говоря, период застоя».6 Металлургическая промышленность, испытывала разрушительные последствия например, в этот период политики демпинга, проводимой американскими и германскими корпорациями. Кроме этого, повсеместное внедрение бессемеровского способа выплавки стали позволило иностранным конкурентам использовать ранее непригодные рудные запасы Европы и США. Следствием всего этого стало заметное сокращение доли Великобритании среди ведущих мировых производителей чугуна и стали (см. Таблицу 1). Обострение международной конкуренции, изменение торговых маршрутов после ввода в действие Суэцкого канала и формирование новых рынков, стали причинами резкого сокращения производства в таких традиционных для Англии отраслях текстильной промышленности как шелковая, льняная и шерстяная. Тревожной была ситуация и в одной из важнейших отраслей в экономическом потенциале страны – хлопчатобумажной, обеспечивавшей к началу ХХ в. более четверти всего стоимостного объема британского экспорта 8 – 73 млн. из 280 млн. фунтов стерлингов и дававшей работу 600 тыс. человек. 7 По оценкам авторитетного еженедельника «Экономист» в 1903 г. большинство текстильных фабрик Ланкашира были убыточными.8 Причины столь безрадостной картины заключались, во-первых, в технической отсталости английских текстильных фабрик по сравнению с аналогичными динамично развивающимися американскими предприятиями. Во-вторых, Англия полностью зависела от поставок хлопка-сырца из-за рубежа, причем 75% его привозилось из США. Замедление динамики экономического развития Великобритании и падение ее международной конкурентоспособности в рассматриваемый период были вызваны целым комплексом причин. Прежде всего, подорванным оказалось прежнее неоспоримое преимущество страны - превосходство в технической базе производства. Станки, машины и оборудование, построенные в Англии конце XVIII – начале XIX в. с течением времени устарели. В США и Германии, как известно, промышленный переворот завершился в 1880-х гг. и поэтому их предприятия были оснащены куда более совершенным и производительным оборудованием. Как следствие, товары из этих стран стали превосходить по качеству английскую продукцию, и теснить ее не только на мировом, но все больше и на собственном британском рынке. Настоящей сенсацией для англичан стала книга «Сделано в Германии», опубликованная лондонским журналистом Эрнестом Уильямсом в 1895 г. В ней автор не только приводил факты экспансии немецкой продукции, но и описывал нечестные приемы, при помощи которых подрывалась английская торговая монополия, от подделки торговых марок, до использования демпинговых цен. В доступной для рядового читателя форме давалась безрадостная картина завоевания иностранными товарами британского рынка. «Пройдитесь по дому, - призывал Э. Уильямс, - и роковая надпись «Сделано в Германии» будет приветствовать вас на каждом шагу, начиная с пианино в гостиной и кончая кружкой на кухонном столе».9 9 Английская индустриальная база нуждалась в коренной реорганизации и технической модернизации, но на это требовались средства, которых в стране, несмотря на мировое торговое первенство не было. Промышленное отставание в данном случае сочеталось с огромными масштабами вывоза капитала. К 1900 г. общая сумма зарубежных инвестиций Великобритании составила около 2 млрд. фунтов стерлингов, а получаемый с нее ежегодный доход достигал 100 млн. фунтов стерлингов или 7% общего национального дохода.10 Вложение средств в колонии в тот период позволяло получать прибыль быстро и в значительно больших масштабах, нежели при аналогичных инвестициях в британское производство. Неслучайно в начале ХХ в. доходы от так называемого «невидимого экспорта» или иными словами прибыль от вывоза капитала, разного рода посреднических торговых, страховых и банковских операций существенно превышала доходы от экспорта товаров. К тому же английские капиталы вывозились не только в колонии и зависимые страны. На рубеже веков около 20% британских зарубежных инвестиций приходилось на долю США.11 Великобритания, таким образом, вкладывала средства и способствовала развитию хозяйства своего основного экономического конкурента. Еще одним важным фактором, способствовавшим замедлению темпов экономического роста в Великобритании в конце XIX – начале ХХ в., стал затяжной сельскохозяйственный кризис, который был спровоцирован резко увеличившимися поставками американского зерна в Европу после окончания Гражданской войны в США. Он продолжался с небольшими перерывами с 1873 по 1893 гг. и привел к поистине разрушающим последствиям. Помимо массированного ввоза американской пшеницы, в этот период возрос и приток в Англию дешевого продовольствия из белых переселенческих колоний, например, Канады и Австралии. Как следствие, цены на хлеб в Великобритании снизились в два раза, а местные фермеры за период с 1879 по 1895 гг. были вынуждены на 50% сократить посевные площади под пшеницу.12 10 Начался отток капитала из этой отрасли хозяйства. Падение земельной ренты за период с 1879 по 1894 гг. составило 11 млн. 533 тыс. фунтов стерлингов.13 В свою очередь это привело к тому, что Англия фактически оказалась в сильнейшей зависимости от мирового рынка сельскохозяйственной продукции. Например, в 1900 г. за счет собственного урожая она была способна удовлетворить лишь 30% своих потребностей в зерне, тогда как всего 12 лет назад этот показатель составлял 75%.14 Общее значение сельского хозяйства в экономике Соединенного королевства снизилось до ничтожно малых величин. В 1851 г. на его долю приходилось 20,3% национального дохода, а в 1901 г. – всего 6,4%.15 Отставанию британской экономики от темпов роста хозяйств основных конкурентов в рассматриваемый период в определенной мере способствовала и приверженность принципам свободной торговли. В новых условиях, эта политика зачастую уже не давала тех преимуществ, которые обеспечивала еще в середине XIX в. США и Германия в этот период взяли на вооружение протекционизм и активно защищали своих производителей от соперничества со стороны английских товаров. Американская и немецкая продукция при этом имела свободный и ничем неограниченный доступ на британский рынок. С большим трудом из-за отсутствия покровительственных таможенных тарифов в Великобритании развивались новые отрасли промышленности – автомобилестроение, химическая, электротехническая, электроэнергетика. В начале ХХ в. суммарная мощность английских электростанций была в 2,5 раза меньше, чем в Германии, а недостаток энергии негативно сказывался на многих других отраслях индустрии.16 С некоторым опозданием, по сравнению с США и Германией, в Великобритании стали утверждаться и новые формы организации производства – монополии, появление которых в последней трети XIX в. стало реакций на разворачивавшиеся процессы усложнения хозяйственных связей и увеличения масштабов производства. Британские монопольные объединения, хотя и имелись в большинстве отраслей тогдашней индустрии, но по степени 11 концентрации производства и капитала они существенно уступали американским и немецким конкурентам. В текстильной промышленности, например, наибольшее распространение получили торговые ассоциации независимых фирм, не связанные друг с другом никакими финансовыми или юридическими обязательствами, часто они действовали лишь на основе устных «джентльменских соглашений».17 Металлургические предприятия предпочитали объединяться в картели, но при этом они охватывали только заводы отдельных регионов, носили скрытый характер и стремились не афишировать свою деятельность. К высшей форме монополистических объединений – трестам в конце XIX – начале XX в. в Великобритании можно было отнести лишь колониальносырьевые компании, например, «Де Бирс консолидейтед майнз» и «Компанию реки Нигер», а также военно-промышленные фирмы, такие как «Джон Браун», «Лейрд», «Виккерс» и «Армстронг-Уитворт», пользовавшиеся постоянной поддержкой со стороны государства.18 Главная причина относительной слабости английских картелей, синдикатов и трестов заключалась в наличии колоссальной колониальной империи, которая позволяла получать сверхприбыли и без установления монопольных цен на внутреннем рынке. Кроме этого, концентрация производства в США и Германии наиболее активно шла в тех отраслях, которые в Великобритании находились в упадке (металлургия, угледобывающая), либо в новых и хорошо защищенных тарифами от иностранной конкуренции производствах – автомобилестроении, химии, электротехнике. Вместе с тем, утратив промышленное превосходство и отставая от основных конкурентов по темпам роста, Великобритания смогла сохранить лидирующие позиции в некоторых важных сферах экономики, прежде всего, это относится к финансам и торговле. Лондон на рубеже веков по-прежнему был бесспорным финансовым центром мира. Фунт стерлингов продолжал выполнять роль глобальной расчетной единицы и использовался при заключении 2/3 мировых торговых сделок.19 В отличие от промышленных 12 компаний, британские банки отличались высочайшей степенью концентрации. Уже к началу ХХ в., после ряда слияний и поглощений, в Соединенном королевстве действовало всего около сорока провинциальных и восемь столичных частных банков.20 Ведущую роль в банковской системе играла «большая пятерка» коммерческих банков, которая контролировала около 90% всех вкладов в стране.21 Английские банки традиционно доминировали в кредитовании международных торговых сделок. Соединенное королевство вплоть до начала ХХ века сохраняло и свое бесспорное превосходство в мировой торговле, правда базировалось оно не столько на успешном положении дел в английской индустрии, сколько на благоприятной конъюнктуре. Интенсивное экономическое развитие в последней трети ХIX в. целого ряда стран (Германия, Франция, Россия, Япония и др.) способствовало устойчивому и возраставшему спросу на английскую промышленную, прежде всего, машиностроительную продукцию. Например, британские корабли в этот период времени были по своим техническим данным лучшими в мире и не знали соперников. На английских верфях строилось ¾ судов мира, причем во все возрастающей степени они работали по иностранным заказам (см. Таблицу 2). Вместе с тем, казалось бы вполне комфортное лидерство в мировой торговле (см. Таблицу 3), на самом деле тоже было связано с весьма тревожными тенденциями. Британское доминирование в международных торговых операциях, чем дальше, тем больше базировалось на растущем импорте (главным образом продовольствия и сырья). Пассив внешнеторгового баланса с каждым годом приобретал все более угрожающие масштабы (см. Таблицу 4). Существенные конкурентные преимущества обеспечивало Великобритании обладание колоссальной колониальной империей, которая к началу ХХ в. охватывала почти пятую часть суши, а ее население составляло почти четверть всех проживавших на земном шаре. Зависимые территории поставляли британской экономике важные виды сырья, полезные ископаемые и продовольствие, а также служили обширным рынком сбыта промышленной 13 продукции и сферой приложения вывозимого капитала. Около 2/3 английских зарубежных инвестиций приходилось именно на колонии и зависимые страны, а их основной объем шел на развитие экспортных отраслей и строительство железных дорог от центров внешнеориентированного производства к портам. Как уже отмечалось, к концу XIX в. от инвестиций в зарубежные страны Великобритания получала ежегодный доход в размере от 90 до 100 млн. фунтов стерлингов, тогда как вся внешняя торговля страны обеспечивала поступление всего 18 млн. фунтов стерлингов.22 Однако, с другой стороны, быстрая окупаемость и высокая прибыльность инвестиций в зарубежные активы пагубно сказывалась на развитии английской промышленности, где зачастую наблюдался недостаток средств, необходимых для закупок нового оборудования и технологий, что сдерживало развитие перспективных новейших отраслей производства. Власти попытались решить проблему за счет стимулирования создания акционерных компаний, которые могли мобилизовать необходимые денежные средства за счет привлечения сбережений населения. В конце XIX в. в Великобритании было разрешено выпускать акции номиналом до 1 фунта стерлингов, что привело к резкому росту количества акционерных компаний. Если в 1863 г. в стране было зарегистрировано всего 639 предприятий подобного типа, то в начале ХХ в. каждый год создавалось уже более 4 тыс. английских акционерных обществ.23 Можно сказать, что именно в это время было положено начало формированию специфической англосаксонской модели акционерного предпринимательства, отличавшейся ориентацией от на других континентально-европейских фондовый рынок в качестве вариантов основного своей источника финансирования бизнеса. Сложные, а иногда и противоречивые процессы, происходившие в британском хозяйстве в конце XIX – начале ХХ вв., самым непосредственным образом воздействовали на английское общество, изменяя его и приводя в соответствие с новыми реалиями. Подробное исследование социальных сдвигов не является главной задачей данной работы, поэтому, отметим лишь наиболее 14 заметные перемены, а также те социальные проблемы, которые станут важными факторами и аргументами в партийно-политической борьбе в Соединенном королевстве в начале прошлого века, в том числе и по проблеме реформирования Палаты лордов. Прежде всего, необходимо отметить, что итогом длительного периода индустриализации стало изменение облика Британии, которая превратилась в высокоурбанизированную страну. К 1901 г. всего 1/5 часть населения Англии и Уэльса проживала в сельской местности. Старая добрая деревенская Англия, воспетая в произведениях литературы XVII – XVIII веков, осталась в далеком прошлом. Более высокая оплата труда в городах за меньший рабочий день, механизация сельского хозяйства, уже упоминавшийся аграрный кризис – все эти факторы стали причиной резкого сокращения численности населения в сельской местности. По данным статистики за период с 1861 по 1901 гг. работников-мужчин там стало меньше на 40%.24 Обратной стороной этого процесса стала интенсивная урбанизация. В начале ХХ в. около 80% британцев, больше, чем в любой другой стране Европы были горожанами. В 1901 г. в Соединенном королевстве насчитывалось 74 города с населением более 50 тыс. человек, и сформировалось шесть конурбаций-миллионеров. Лондон с его более чем 7 млн. жителей (с учетом пригородов) был самым крупным городом мира.25 Превращение Великобритании в промышленную страну и стремительный рост городского населения естественным образом стали причинами целого ряда перемен – от изменения привычной среды жизни англичан, их прежней системы ценностей, до подвижек в социальной структуре общества и возникновения новых особенностей во взаимоотношениях между различными группами населения страны. Прежде всего, необходимо отметить эволюцию роли женщин. Экономический прогресс в сочетании с высокой смертностью среди мужчин и их активной вовлеченностью в эмиграционные процессы, объективно вызывали необходимость использования женской рабочей силы в самых разнообразных отраслях хозяйства. Вплоть до 1870 г. основной работой для английских женщин, обеспечивающей доход 1,5 млн. из них, была работа в 15 качестве домашней прислуги. Почти вдвое меньше работниц – по 700 тыс. было занято в текстильной и швейной отраслях.26 В последней трети XIX в. ситуация разительно изменилась. Экономическая активность британских женщин выросла, и они стали осваивать новые профессии, например, учителей начальной школы, продавцов, медсестер, машинисток, телефонисток, секретарей. Всего занятость женщин в отраслях сферы услуг в Великобритании за период с 1871 по 1901 гг. выросла с 184 до 562 тыс.27 Конечно, их доходы были относительно невелики, но они постепенно становились все более независимыми и превращались в важнейший компонент трудовых ресурсов страны. Параллельно с повышением экономической роли британских женщин менялась и их роль в общественной жизни страны. В поздневикторианский период они воспринимались уже не только как хранительницы домашнего очага и воспитатели детей, но и как активные участницы различного рода социальных движений. Особенно заметную роль представительницы средних и высших слоев играли в филантропическом движении страны. В 1893 г. около 20 тыс. английских женщин занимали профессиональные и оплачиваемые должности в различного рода благотворительных фондах, а более 500 тыс. работали в них на общественных началах.28 Участвуя в деятельности таких организаций как Общество по посещению работных домов или Общество по организации благотворительности, они не только заявляли о себе как об активных членах гражданского общества, но и приобретали полезный опыт организации различных союзов, ведения бухгалтерии, публичных выступлений и т.д. Наконец, британские женщины в рассматриваемый период становятся заметной силой в политической жизни страны (подробнее см. в части 2 настоящей главы). Особенности социально-экономического развития Соединенного королевства в последней трети XIX в. стали причиной смены ценностных ориентиров населения. Так, к примеру, большинство британских исследователей именно с индустриализацией и урбанизацией связывают рост 16 религиозного индеферинтизма и активизацию участия граждан в политической жизни страны. Если в 1870 г. количество подданных ее величества – членов англиканской церкви, нонконформистов и католиков, соблюдавших религиозные обряды, почти в два раза превышало число избирателей, то к концу века, картина стала зеркально противоположной.29 Конечно, существенную роль в этом сыграло значительное увеличение электората в результате избирательной реформы 1884-1885 гг. Количество избирателей выросло с 3,1 млн. до 5,7 млн. человек, что составляло 58% мужчин, достигших 21-летнего возраста.30 Но, вместе с тем, очевидно, что отток населения из сельской местности – традиционного оплота Церкви Англии, динамичная и непростая жизнь в городе, развитие демократических учреждений, постепенное повышение уровня грамотности граждан и т.д. объективно способствовали тому, что религиозность британцев становилась все более формальной и поверхностной. Падение роли религии в жизни британцев самым тесным образом было связано с такой важнейшей проблемой как необходимость качественного повышения уровня начального и среднего образования, традиционно контролировавшимися различными церковными организациями и уже не отвечавшими требованиям времени. Вместе с тем, необходимость создания современной и эффективной системы народного просвещения диктовалась целым комплексом причин. Во-первых, этого требовала обострившаяся конкурентная борьба на мировых рынках, поскольку развитие новых отраслей производства, внедрение передовых технологий, проникновение в промышленность новейших научных разработок и изобретений, бесспорно, были невозможны не только без наличия высококвалифицированного управленческого персонала, инженеров и ученых, но и достаточного количества грамотных и хорошо подготовленных рабочих. Существовавшая же в тот период времени система народного образования, явно не справлялась с этой задачей, о чем свидетельствовал тот факт, что английские банки и промышленные компании предпочитали нанимать на работу клерков и 17 мастеров из Германии. По данным статистики в начале ХХ в. прослойка рекрутированных за границей рабочих существенно выросла на севере Англии и в основных промышленных центрах Мидлэнда.31 Бытовало мнение, что они более образованы, дисциплинированы, усердны и усидчивы, нежели англичане. Во-вторых, неудовлетворенность сами трудящиеся системой начального Великобритании и среднего выражали образования и периодически выдвигали требования об улучшении системы обучения и воспитания детей, призывали покончить наконец-то с безграмотностью среди малоимущих слоев населения страны. Например, в 1901 г. Британский конгресс тред-юнионов одобрил специальную резолюцию, в которой предлагал правительству предпринять необходимые шаги для обеспечения всеобщего обучения детей вплоть до достижения ими 15-летнего возраста, а также настаивал на введении государственного субсидирования школ.32 В-третьих, задача формирования современной и качественной системы народного образования в Великобритании носила остро политический характер, поскольку, как уже была самым тесным образом связана с религиозным вопросом. Консерваторы, как основные защитники Церкви Англии, всеми силами стремились оказать помощь начальным школам, находившимся под контролем англиканского духовенства (в 1900 г. они составляли 52,7% от общего количества начальных школ в стране).33 Либералы, в рядах которых значительную роль играли нонконформисты, считали, что необходимо ликвидировать монополию государственной церкви в системе начального образования. Среднее и техническое образование в Соединенном королевстве в поздневикторианский период также не отвечало насущным требованиям времени. Школы подобного профиля содержались преимущественно за счет частной благотворительности. Обучение в таких учебных заведениях велось бессистемно по самым разнообразным программам, содержание которых, как правило, зависело от воли учредителя школы. Государство практически не вмешивалось в дела среднего и технического образования, ограничиваясь лишь 18 самым общим контролем, осуществлявшимся к тому же различными учреждениями, часто не связанными друг с другом и не координировавшими своих действий. Надзор за средней школой был вменен в обязанности Департамента народного образования (Education Department), Департамента науки и искусства (Science and Art Department) и Комиссии по делам благотворительности (Charity Commission). Кроме этого, отдельные министерства и ведомства имели право, в случае необходимости, оказывать содействие в учреждении школ по профилю своей деятельности. Например, Министерство сельского хозяйства выступать с инициативой об организации агрономических и ветеринарных учебных заведений.34 Сложность и актуальность проблемы реформирования системы начального и среднего образования в Великобритании, отчасти понималась правящей элитой. В 1895 г. было принято решение об образовании специальной королевской комиссии, которая должна была всесторонне изучить суть вопроса и подготовить свои рекомендации. В докладе, опубликованном по итогам ее работы, предлагалось создать «какой-либо центральный орган для достижения гармонии и кооперации между различными организациями, занимающимися вопросами образования».35 Следуя этому предписанию, в 1899 г. в Великобритании было учреждено Министерство по делам образования, призванное контролировать и координировать деятельность трех ранее не сотрудничавших ведомств центрального управления, занимавшихся проблемами средней школы.36 Впрочем, следует отметить, что создание нового правительственного органа не решала главной задачи, которая также нашла свое отражение в докладе королевской комиссии – «организации системы среднего образования, пригодной не только для интеллектуального обучения, но и для подготовки к профессиональной деятельности».37 Очевидно, что страна нуждалась в комплексном законопроекте, в котором были бы зафиксированы реальные меры, способные вывести всю систему начального и среднего обучения на принципиально соответствующий потребностям начала ХХ в. 19 новый качественный уровень, Анализируя британское общество на рубеже XIX и ХХ вв., нельзя обойти вниманием проблему взаимоотношений основных этносов, составлявших население Очевидный четырех исторических рост национального регионов Соединенного самосознания королевства. кельтских народов, проживавших в Ирландии, Шотландии и Уэльсе, зафиксированный в последней трети XIX в., по мнению ряда британских исследователей, например, Дж. МакКафри и К. Роббинса, во многом был спровоцирован именно успехами в промышленном развитии формировавшийся в и этих ростом городов.38 провинциях С одной индустриальный стороны, потенциал рассматривался местными националистами как база для самостоятельного, независимого от Англии существования. С другой стороны, по мере строительства промышленных объектов увеличивался приток в эти регионы английских инженеров, торговцев, финансистов, квалифицированных рабочих, что расценивалось как непосредственная угроза самобытной культуре и традиционному образу жизни местных жителей. Важное значение имело и религиозное противостояние - в Ирландии между Церковью Англии и католической церковью, в Шотландии и Уэльсе – между англиканством и нонконформизмом. В наиболее яркой и широко известной форме подъем национализма проявился в Ирландии, где с середины XIX в. функционировало мощное движение, требовавшее предоставление провинции полного внутреннего самоуправления (подробнее см. в части 2 настоящей главы). В Шотландии и Уэльсе притязания ограничивались националистов преимущественно были не столь требованиями радикальными и национально-культурной автономии. Хотя и в этих провинциях время от времени вспышки национализма приобретали тревожный для властей характер. Так, либерал Томас Элисс, представлявший в Палате общин валлийский округ Мерионет в 1886 г. обратился к избирателям с программой, в которой требовал гомруля для Уэльса, лишения государственного статуса англиканской церкви в провинции, пересмотра земельного законодательства 20 и передачи образовательных учреждений под общественный контроль.39 Движение Камри Видд (Будущий Уэльс – И.К.), возникшее в том же 1886 г. и во многом походившее в своих требованиях на ирландских националистов, сумело завоевать значительное влияние, особенно в северных сельскохозяйственных районах Уэльса.40 В целом проблема межнациональных отношений в рамках Соединенного королевства отнюдь не была новым явлением, но в данных исторических условиях она все больше и чаще увязывалась с проблемами конституционного развития, и, как покажет дальнейшее развитие событий, в том числе и с вопросом реформирования Палаты лордов. На наш взгляд, существенные последствия для эволюции британского общества в рассматриваемый период имели изменения, происходившие в соотношении между ценами и доходами. Несмотря на уже отмеченные выше очевидные проблемы в экономическом развитии страны, жизненный уровень британцев в последней трети XIX в., без сомнения, вырос. Этому способствовали колоссальный индустриальный потенциал страны, изменения в мировой конъюнктуре, а также выгоды, получаемые от обладания самой крупной в мире колониальной империей. Важно отметить, что этот рост благосостояния затронул практически все слои общества. По подсчетам, произведенным английскими исследователями, в 1875 г. доходы предпринимателей составляли около 267 млн. фунтов стерлингов, а к 1900 г. – уже 400 млн. фунтов стерлингов, причем начиная с 1882 г. отмечался стабильный рост прибыли.41 Период с 1873 по 1896 гг. характеризовался стабильностью заработной платы всех категорий трудящихся, поскольку ее ежегодные колебания варьировались в пределах не более 2%.42 Вместе с тем, по имеющимся данным, членам британских профсоюзов удалось за последнюю четверть XIX в. добиться повышения своей номинальной зарплаты на 10%.43 Реальная оплата труда выросла еще в больших размерах, поскольку этот период характеризовался заметным снижением цен, причем, как на продовольствие, так и на промышленные товары. В итоге, реальная заработная плата росла даже 21 при условии, что номинальная никак не изменялась (см. Таблицу 5). Другим фактором, способствовавшим повышению жизненного уровня населения в Соединенном королевстве, стало развитие в поздневикторианскую эпоху идей кооперации. В 1869 г. возникло общенациональное объединение потребительских кооперативов – Кооперативный союз, главной целью которого было экономическое сплочение ранее разрозненных обществ.44 Аккумулировав существенные денежные средства, британские кооперативы занимались оптовыми закупками продуктов и промышленных товаров, что существенно снижало их стоимость при приобретении членами подобных обществ. Возросшие доходы позволяли высококвалифицированным рабочим из группы так называемой «рабочей аристократии», достичь уровня жизни вполне сопоставимого с тем, что был характерен для мелких и средних предпринимателей. Механики, судостроители, железнодорожники и некоторые другие представители рабочих профессий в поздневикторианский период уже могли позволить себе приобрести в рассрочку небольшие дома, иногда с крошечным садиком. В их квартирах стали появляться такие невиданные прежде предметы быта и обихода как швейные машины, пианино, книги и т.д. 45 Для многих из них целью жизни стала респектабельность, стремление продемонстрировать окружающим свою уверенность в завтрашнем дне, ощутить себя частью преуспевающей великой страны и империи. Пример личного благополучия верхушки рабочего класса, которая с середины XIX в. была объединена в мощные профессиональные союзы, а также общий рост заработной платы, стали мощным стимулом для активизации тредюнионистского движения в Великобритании. Неквалифицированные трудящиеся, которые раньше не могли позволить себе отдавать часть своей заработной платы на профсоюзные нужды, осознали, что объединив свои силы в рамках серьезной организации, смогут добиться существенного улучшения своего положения. Развернувшееся в стране движение «нового юнионизма» в итоге привело не только к созданию новых профсоюзов – докеров, кочегаров, неквалифицированных железнодорожников, шахтеров и др., принимавших в 22 свои ряды рабочих вне зависимости от их специальности и квалификации, но и заставило старые тред-юнионы открыть свои двери для тех работников, которым они прежде отказывали. Результатом всех этих процессов стало существенное повышение степени организованности английского рабочего класса. Если в 1870 г. число членов тред-юнионов составляло 289 тыс. человек, а в 1895 г. – уже более 1 миллиона, или пятую часть всех взрослых рабочих мужчин.46 Во многом именно настойчивые требования массовых профсоюзов, подкрепляемые хорошо организованными забастовками, участие в которых принимали десятки, а иногда и сотни тысяч человек, заставили власти задуматься о целесообразности сохранения приверженности классическому либеральному принципу невмешательства государства в трудовые отношения. Последняя треть XIX в. была отмечена активизацией фабричного законодательства. В 1875 г. торийский Кабинет Б. Дизраэли провел через Парламент Акт о предпринимателях и рабочих, нормы которого отменяли тюремное заключение за нарушение трудового договора со стороны рабочего, а при судебном разбирательстве контрактов о найме, предприниматели и их наемные работники рассматривались как равноправные участники процесса.47 Спустя три года, власти осуществили консолидацию всего предшествовавшего фабричного законодательства, в результате чего появился Акт о фабриках и мастерских, регулировавший условия работы малолетних и женщин, предписывавший соблюдение установленных санитарных правил и техники безопасности.48 В последующем количество статутов, вводящих строгие правила для увеличивалось, разнообразных отражая аспектов объективную трудовых отношений, необходимость только государственного вмешательства в эту сферу. Подъем организованного рабочего движения в качестве ответной реакции в конце викторианской эпохи стимулировал процесс образования предпринимательских объединений. Владельцы предприятий, столкнувшись с нарастающим давлением на них профсоюзов стали объединяться для 23 коллективного противодействия тред-юнионам, установления общих условий найма рабочей силы, совместных действий в случаях забастовок, лоббирования своих интересов в Парламенте и т.д. В 1892 г. в Великобритании насчитывалось 70 предпринимательских объединений, причем 12 из них были сформированы за последние два года.49 Первоначально бизнесмены предпочитали отстаивать свои интересы в рамках отраслевых союзов, но затем решили слить свои разрозненные союзы в единую организацию для более эффективного противодействия существовавшему с 1868 г. Британскому конгрессу тредюнионов. В ноябре 1898 г. в Лондоне под председательством графа Уимиза собрались представители владельцев компаний от практически всех отраслей национального хозяйства и организовали Парламентский совет предпринимателей. Новая общенациональная бизнес структура своей главной задачей считала контроль над законодательством, затрагивающим интересы предпринимателей и принятие необходимых мер для поддержки соответствующих биллей или, наоборот, для противодействия им. В каждом конкретном случае требовалось единогласное одобрение представителей непосредственно заинтересованных в том или ином вопросе отраслей производства.50 Таким образом, Парламентский совет предпринимателей намеревался выполнять ту же роль, что и Британский конгресс тред-юнионов, когда он лоббировал акты трудового законодательства, отстаивая интересы членов профсоюзов. Оценивая основные выявленные особенности и специфические черты социально-экономического развития Соединенного королевства на стыке викторианского и эдвардианского периодов его истории, можно констатировать, что оно характеризовалось целым комплексом внутренних противоречий, таивших в себе угрозу возникновения в ближайшем будущем серьезных кризисов. Проблема падения конкурентоспособности британского хозяйства затушевывалась экономическим показателям. сохранением Старые 24 и лидерства новые по абсолютным социальные проблемы компенсировались ростом благосостояния населения и традиционной приверженностью индивидуализму. Активизация участия различных групп населения в общественной жизни пока еще не достигла критического значения и вполне вписывалась в рамки привычных существовавших форм. Вместе с тем, совершенно очевидно, что длительная консервация этих противоречий была невозможна. Требовалась выработка не только новой идеологии, управленческой стратегии и тактики, но и перестройка всего конституционнополитического механизма, приведение его в соответствие с новыми реалиями хозяйственной и общественной жизни. 25 26 2. Эволюция партийно-политической системы Серьезный научный анализ истории реформирования британской Палаты лордов невозможен без четкого понимания того, что из себя представляли основные акторы этого процесса – ведущие партии страны и политические группировки. Соотношение сил между ними, степень организационного единства, социальная база, эволюция идейных принципов и программных установок, тактика и стратегия действий, все эти факторы, без сомнения, оказывали серьезное воздействие на понимание теми или иными субъектами политической системы необходимости модернизации системы центрального управления, определяли содержание и глубину предлагавшихся конкретных проектов преобразований. Накануне ХХ в. и начала длительного периода пересмотра властных полномочий и традиционных принципов формирования состава Палаты лордов, партийно-политическая система Соединенного королевства находилась в стадии серьезной трансформации. На первый взгляд все выглядело как обычно, и традиционный двухпартийный механизм функционировал по классическим законам, обеспечивая периодические смены правительств консерваторов (кабинеты третьего маркиза Солзбери 1885-1886, 1886-1892, 1895-1902; Артура Бэлфура 1902-1906) и либералов (кабинеты Уильяма Гладстона 1880-1885, 1886, 1892-1894, маркиза Розбери 1894-1895). Однако за фасадом привычного течения политических дел на самом деле происходили разительные перемены. Уже упоминавшееся расширение избирательного права в течение XIX в., стало одной из причин, повлекшей за собой существенную модернизацию организационных структур ведущих политических сил страны. Многократное увеличение количества граждан, участвовавших в выборах, необходимость бороться за их голоса, требовали наличия местных партийных ячеек и руководящих органов, координирующих их работу. Старые, ориентированные на работу только в стенах Парламента группировки, постепенно уходили в прошлое, а на смену им приходили массовые политические партии с обширной 27 социальной базой, четко отлаженной структурой и жесткой внутренней системой управления. Первыми к перестройке своей традиционной модели организации приступили консерваторы. В результате уже в последней трети XIX в. у них четко прослеживались три основных составных компонента партийной машины. Самой старой структурой в ней являлась парламентская фракция, объединявшая консервативных депутатов Палаты общин и торийских пэров. В каждой из палат Парламента члены партии контролировались группой парламентских организаторов или «кнутами» (whips), отвечавшими за мобилизацию всех сил на защиту торийских принципов и политической линии, обеспечение соблюдения дисциплины и гарантированного большинства при особо важных голосованиях.51 Парламентская партия фактически обладала монопольной прерогативой формулирования и выдвижения консервативной политической программы. Конечно, она не могла полностью игнорировать мнение рядовых членов и местных торийских ассоциаций, но, с другой стороны, она ни перед кем не отчитывалась и не несла никакой ответственности за свои действия. Говоря об этом элементе партийного механизма, необходимо особо отметить роль и значение лидера партии, который практически единолично назначал министров Кабинета или теневого Правительства, а также ведущих партийных функционеров, имел решающее слово при определении политической линии и разработке предвыборной программы. Согласно тогдашним английским политическим традициям именно публичное обращение лидера партии к избирателям, а не решения партийной конференции считалось официальной стратегией консерваторов на ближайшие годы. Вторым важным элементом в структуре Консервативной партии стал созданный в 1870 г. Центральный партийный орган (Central office), выполнявший роль штаба профессиональных функционеров, управленцев и исследователей. Формально он подчинялся только лидеру партии, который лично назначал всех основных руководителей его подразделений. Партийный 28 аппарат к концу XIX в. сосредоточил в своих руках такие важные функции, как ведение пропаганды и агитации, исследовательская деятельность, издание и распространение партийной литературы, сбор и анализ статистических данных по всеобщим и дополнительным выборам. Также он принимал участие в формировании руководства местных партийных организаций и подборе подходящих кандидатов для выдвижения на парламентских выборах.52 Важно иметь в виду, что оказывая помощь лидеру партии, предоставляя консультации и экспертные заключения по тем или иным вопросам политики, экономики, социальных отношений и т.д., функционеры из аппарата управления косвенным образом могли оказывать влияние на формирование стратегии и тактики консерваторов. Третьим базовым элементом в партийном механизме тори в рассматриваемый период являлись местные организации (constituencies), сформированные на основе избирательных округов. Они объединялись в более крупные региональные партийные ассоциации, а те, в свою очередь, в созданный в 1867 г. Национальный союз консервативных и конституционных ассоциаций (далее – Национальный союз – И.К.). Основные задачи местных ассоциаций заключались в регистрации избирателей готовых голосовать на выборах за тори, отборе подходящих кандидатов для выдвижения в качестве претендентов на депутатские мандаты, аккумуляции финансовых средств, необходимых для проведения предвыборных кампаний.53 Очевидно, что Национальный союз играл важную роль в организационном укреплении партии, являлся элементом, обеспечивающим эффективность избирательного процесса, но при этом он не имел сколько-нибудь серьезных рычагов, позволявших бы ему оказывать влияние на парламентскую фракцию и процесс формирования консервативной политики. В целом, на наш взгляд, структура Консервативной партии, сложившаяся к началу ХХ в., представляла собой хорошо продуманную, стройную и четко обоснованную особенностями политического процесса того времени систему. Она была вполне подходящей для управления массовой организацией и 29 достижения необходимых результатов на всеобщих и местных выборах. Об эффективности такой партийной машины свидетельствовало почти двадцатилетнее преобладание тори на британской политической арене в конце XIX в. – начале ХХ в. В значительной мере этот успех был обеспечен за счет эффективного взаимодействия всех составных элементов партии и сотрудничества их руководителей. К примеру, капитан Миддлтон, совмещавший в конце XIX в. должность главного агента аппарата с деятельностью на посту почетного секретаря Национального союза сумел не только добиться тесной координации работы этих двух частей партийного механизма, но и наладил плодотворное сотрудничество с главным парламентским организатором тори в Палате общин А. Акерс Дугласом. Совместными усилиями им удалось добиться чрезвычайно высокого уровня внутреннего партийного согласия. Коэффициент сплоченности во время голосований в Парламенте к началу ХХ в. у консерваторов достигал 94,2 %, в то время как у основных их противников – либералов этот показатель был почти на 10% ниже – 84,3%. Что касается голосований по вопросам особой важности, когда «кнутам» приходилось мобилизовать все имевшиеся силы фракций, то в этих случаях показатели были еще более наглядными – 97,9% против 82,5% соответственно.54 Говоря об успешном функционировании важнейших составных частей структуры Консервативной партии на рубеже позапрошлого и прошлого веков, на наш взгляд, необходимо отметить большой вклад в дело популяризации консервативных идей и догм, обеспечения поддержки избирателей на выборах, различного рода внепартийных организаций. Наиболее известной и влиятельной из них в рассматриваемый период времени являлась Лига подснежника (подснежник – любимый цветок премьер-министра Б. Дизраэли, ставший символом Консервативной партии – И.К.), созданная в 1883 г. для пропаганды верноподданнических и имперских идей. К началу ХХ в. эта, формально общественная, но тесно связанная с руководством тори организация, насчитывала в своих рядах около 1,5 млн. членов, вела активную 30 издательскую и агитационную деятельность.55 Огромное значение для консерваторов Лига подснежника имела в деле мобилизации тех слоев общества, которые в рассматриваемый период еще не имели избирательных прав, но активно участвовали в политической жизни и могли оказывать косвенное воздействие на выбор тех, кто имел доступ к урнам для голосования. К примеру, в 1901 г. в лиге состояло около 65 тыс. женщин и имелась молодежная организация.56 Серьезную и давнюю поддержку партии тори оказывали многочисленные и популярные в XIX в. политические клубы, объединявшие джентльменов, придерживавшихся консервативных взглядов. Старейшим и наиболее известным из них был Карлтон клуб, возникший в 1832 г. К концу века он превратился в важную неформальную дискуссионную площадку, на которой высшее руководство Консервативной партии, традиционно являвшееся членами этого элитарного собрания, обсуждало самые различные злободневные проблемы. Нередкими были и случаи, когда в Карлтон клубе, а не в стенах Парламента или на заседаниях Кабинета принимались важнейшие политические решения.57 Важнейшим фактором, способствовавшим укреплению политического преобладания Консервативной партии в поздневикторианский период, стал раскол либералов по вопросу о предоставлении самоуправления для Ирландии в 1886 г. Во-первых, выгодным для тори было само существенное ослабление их главных оппонентов. Либеральная фракция в Палате общин одномоментно сократилась сразу на 93 депутата, причем вслед за Дж. Чемберленом последовали наиболее деятельные представители ее радикального крыла, а маркиз Хартингтон подал пример для представителей старой вигской аристократии. Порвав с У. Гладстоном они приступили к формированию Либерал-юнионистской партии, следовательно, раскол не ограничился лишь парламентской фракцией, но и сказался на центральных органах партии, а также затронул практически все тяготевшие к ней политические ассоциации, клубы, либеральную прессу.58 Во-вторых, как оказалось, либерал-юнионисты, 31 чьи взгляды на имперские проблемы полностью совпадали с позицией консерваторов, заключили с тори сначала предвыборное соглашение, а в 1895 г. фактически слились с ними и стали участвовать в формировании кабинетов маркиза Солсбери и А. Бэлфура. Особенности политического и социально-экономического развития Соединенного королевства в конце XIX в. диктовали не только необходимость изменений в структуре политических партий страны, но и объективно воздействовали на процесс трансформации их социальной базы. Применительно к Консервативной партии в этот период времени можно говорить о том, что на смену организации, опиравшейся на аристократические круги и крупную финансовую буржуазию, постепенно начинает приходить партия торгово-промышленных кругов с обширной массовой поддержкой. К сожалению, отсутствие достоверных статистических данных о персональном составе местных ассоциаций тори, не позволяет дать исчерпывающую социальную картину партии в целом. Однако, имеющиеся сведения о членах парламентской фракции и членах Кабинета, вполне наглядно свидетельствуют о том, что Консервативная партия к началу ХХ в. как отмечал С. Уокленд «претерпела самые значительные изменения в социально-экономическом составе».59 (Подробнее см. Таблицу 6). В самом начале прошлого века доля торийских депутатов Палаты общин, чьи доходы определялись земельными владениями, сократилась до 17%, а тех из них, кто был связан с промышленностью, торговлей и финансовыми операциями выросла до 64%.60 Все это объективно свидетельствовало о том, что тори постепенно привлекали в свои ряды представителей самых широких слоев буржуазии. «Консервативная исследователи выразителем партия, - отмечали в своей монографии известные британского консерватизма Ф. Нортон и А. Оги, интересов буржуазии, отвернувшейся от - стала радикализма Либеральной партии и ее ирландских союзников».61 В итоге, финансовые магнаты и перешедшая на сторону консерваторов большая часть крупной торгово-промышленной буржуазии, политически и экономически сливаясь со 32 старой землевладельческой знатью, к началу прошлого века постепенно сформировали тот социальный блок, интересы и цели которого отстаивали консервативные правительства. Вместе с тем, в рассматриваемый период, надежной опорой Консервативной партии, несмотря на все произошедшие изменения, продолжали оставаться и ее старые традиционные сторонники – англиканское духовенство, государственные представители чиновники. высшей офицерский корпус Стабильную поддержку научной интеллигенции. армии От и флота, оказывали тори большей части университетских округов депутатами Палаты общин, как правило, избирались консерваторы.62 Положительную роль в деле расширения социальной базы Консервативной партии сыграл ее альянс с либерал-юнионистами. Несмотря на то, что на национальном уровне продолжали сохраняться определенные различия между членами союза (существование отдельных местных партийных организаций, ежегодных конференций, денежных фондов и т.п.), в Парламенте – это, по сути, была монолитная фракция с единой программой, со строгой партийной дисциплиной при голосованиях, которую называли либо консервативной, но чаще - просто юнионионистской. «Коалиция, - утверждал один из биографов Дж. Чемберлена Дж. Эмери, - превратилась в союз, и радикальные юнионисты, как и виги до них, по всем практическим целям были полностью поглощены Консервативной партией».63 Это означало, что аристократическое «вигское» крыло либерал-юнионистов превратилось в органичную часть торийской фракции в Палате лордов, а буржуазные радикалы, ведомые Дж. Чемберленом, усилили ряды консерваторов в Палате общин. Еще одним важным новым моментом в процессе эволюции социальной базы консерваторов в конце XIX в., стало очевидное стремление партии завоевать симпатии тех слоев британского населения, которые никогда прежде не рассматривались в качестве сторонников тори. Вовремя уловив и оценив все возможные последствия расширения избирательных прав, особенно после 33 реформы 1884 г., консерваторы приложили массу усилий для максимально возможного расширения поддержки со стороны электората. Активно используя шовинистические и демагогические лозунги из арсенала «народного торизма» Б. Дизраэли, они сумели привлечь под свои знамена некоторую часть мелкой городской буржуазии, государственных служащих среднего звена, клерков. Оценивая эти процессы, американский историк Ф. О’Гормэн отмечал: «Одновременно с разрушением старых и не очень старых порядков, структур и институтов, новые социально-экономические группы интегрировались в истэблишмент. В этот период буржуазия переходит в Консервативную партию, причем не только крупная индустриальная буржуазия, но и мелкая, ремесленники, воротнички».64 «белые Определенных успехов добилась Консервативная партия и в своих попытках заручиться поддержкой части рабочих, прежде всего высококвалифицированных и хорошо оплачиваемых, из числа так называемой «рабочей аристократии». В конце XIX в. в Великобритании стали создаваться специальные торийские рабочие клубы, нацеленные на пропаганду среди трудящихся консервативных ценностей и привлечение их к участию в предвыборных кампаниях.65 Вторая опора британской двухпартийной политической системы – Либеральная партия в конце XIX – начале ХХ в. с точки зрения организационной структуры и социальной базы переживала эволюцию сходную с той, которую претерпели консерваторы. Расширение корпуса электората после второй избирательной реформы 1867 г. заставило либералов приступить к формированию своих ассоциаций на местах. Их деятельностью по регистрации сочувствующих партии избирателей, отбору кандидатов в депутаты Палаты общин, финансированию предвыборных кампаний руководили местные агенты Центральной либеральной ассоциации (ЦЛА), созданной в 1861 г. и возглавлявшейся главным парламентским организатором.66 По сути, либералы, как и консерваторы в конце XIX в., находились в стадии перехода от чисто парламентской фракционной группировки к современной массовой партии, обладающей продуманной 34 организационной структурой, привязанной к принципам избирательной географии, и руководящими органами, координирующими процессы взаимодействия отдельных элементов системы. Дополнительный импульс этой тенденции дало образование в 1877 г. по инициативе, прославившегося радикальными взглядами бизнесмена и мэра Бирмингема Джозефа Чемберлена - Национальной федерации либеральных ассоциаций (НФЛА). Она объединяла представителей от внепарламентских политических организаций либералов, так называемых «кокусов», сформированных, как правило, в крупных городах на демократической основе и формально независимых от партийного руководства. НФЛА была призвана координировать действия, высококвалифицированных рядовых рабочих и либералов городской мелкой из среды буржуазии, стремящихся принять активное участие в политической жизни страны.67 Кроме ЦЛА и НФЛА активную роль в деле привлечения на сторону либералов сочувствующих, организации и проведении различного рода пропагандистских кампаний, предвыборной агитации, сборе денежных средств на нужды партии и т.п., играла широко разветвленная система либеральных клубов и близких к ним разнообразных общественных организаций, выступавших за те или иные политические и социально-экономические преобразования. Особое положение среди них занимали политические клубы либеральной элиты, такие как: Клуб Кобдена, Клуб реформы и Клуб восьмидесяти. В их стенах руководители различных течений в Либеральной партии зачастую вели переговоры, согласовывали позиции, устраняли внутренние противоречия и принимали важнейшие политические решения.68 Что же касается общего руководства широкой коалицией либералов, то в конце позапрошлого века оно осуществлялось относительно небольшой группой профессиональных политиков (15-20 человек) во главе с лидером партии, имевшей за плечами многолетний опыт парламентской работы и опиравшейся на старейшую часть партийной машины – парламентскую фракцию в Вестминстере. Особо следует отметить, что формирование 35 профессионального партийного механизма, ориентированного на обеспечение максимально возможного электорального успеха, в конце XIX в. сопровождалось серьезными кризисными явлениями в рядах либералов. Партия, изначально сформированная из нескольких разнородных группировок политической элиты, так и не смогла обрести прочного внутреннего единства, а отдельные составные элементы ее структуры не отличались слаженностью работы и эффективным взаимодействием, как это было у консерваторов. Социально-экономические и политические изменения, имевшие место в Великобритании в последней трети XIX - начале ХХ в., только усугубляли эту разобщенность и не раз ставили Либеральную партию на грань раскола. На практике это нашло свое выражение в неодобрительном отношении крупных либеральных бизнесменов, финансистов и части аристократии, тесно связанной с промышленностью (так называемых «вигских джентри» - И.К.), к избирательной реформе 1884 г. Затем, как известно, дело дошло и до прямого отпора, которые они дали в 1886 г проекту о введении самоуправления для Ирландии. Социальная база Либеральной партии в исследуемый период во многом определялась коалиционным характером ее формирования. С одной стороны, ее по-прежнему поддерживали исторические вигские семейства земельной аристократии, чьи представители проходили в Парламент от сельских округов. Однако, они, во-первых, уже не были доминирующей социальной группой в партии, а, во-вторых, ассоциировать их со средневековыми лендлордами было бы ошибкой. Лидеры вигов были, конечно, крупнейшими землевладельцами, например маркиз Хартингтон владел 250 тыс. акрами, восьмой герцог Аргайлл – 150 тыс. акрами, граф Нортбрук – 100 тыс. акрами и т.д., однако, основной доход им приносили расположенные на этих площадях угольные шахты, промышленные компании и железнодорожные линии.69 Вигская аристократия, чем дальше, тем больше династически и экономически переплеталась с воротилами финансового рынка и крупнейшими промышленниками. 36 Основу социальной базы Либеральной партии к началу ХХ в., бесспорно, составляли представители торгово-промышленной и финансовой буржуазии. По данным статистики до 80% членов ее фракции в Палате общин были предпринимателями (см. Таблицу 6). Среди них можно было встретить крупных банкиров и владельцев небольших компаний, представителей сельской буржуазии и лавочников. На выборах, как правило, за либеральных кандидатов голосовала и большая часть буржуазной интеллигенции, в частности, профессора новых высших учебных заведений, представители свободных и творческих профессий.70 Понятно, что каждая из групп обширных слоев буржуазии, придерживавшаяся либеральных взглядов, имела собственные цели и интересы, что способствовало закреплению и усилению внутрифракционной раздробленности, затрудняло выработку согласованной позиции партии по многим актуальным проблемам политической повестки дня. Наконец, еще одну часть социальной опоры либералов в поздневикторианский период составляли рабочие, представлявшие, как правило, группу «рабочей аристократии» или иными словами – членов наиболее влиятельных и богатых профессиональных союзов. С одной стороны, в лоно Либеральной партии их толкал достаточно высокий уровень личного дохода, обеспечивавший им уровень жизни, сопоставимый с благосостоянием мелких, а иногда и средних предпринимателей.71 В либералах такие наемные работники видели гарантов своего будущего. С другой стороны, союз высококвалифицированных членов тред-юнионов с либералами объяснялся отсутствием в тот период времени самостоятельной рабочей политической партии. Важным событием в процессе трансформации партийной системы Великобритании в конце XIX – начале ХХ в. стало появление и утверждение новых политических сил, которые хотя еще и не представляли в тот период времени реальной угрозы для традиционной двухпартийности, но объективно свидетельствовали об усложнении общественно-политической ситуации в стране. Помимо уже упоминавшейся Либерал-юнионистской партии, стоит 37 отметить резко возросшую роль ирландских националистов, за которыми закрепился неофициальный статус третьей партии. Эти буржуазно-либеральные сторонники эмансипации католиков и предоставления самоуправления для Ирландии в 1870 г. объединились в Ассоциацию за местное управление, которая в 1873 г. была преобразована в Лигу гомруля.72 Свою основную задачу они видели в том, чтобы грамотно используя имеющиеся противоречия между консерваторами и либералами добиться от обеих ведущих партий необходимых уступок, вплоть до принятия Акта о самоуправлении для Ирландии. Первый успех к националистам пришел в 1874 г. когда они при поддержке либералов смогли получить 59 мандатов в Палате общин.73 Ирландская парламентская партия (ИПП), лидером которой стал энергичный политик и талантливый оратор Ч. Парнелл, оставила яркий след в политической истории Соединенного королевства, поскольку привнесла в нее новые методы борьбы. Националисты весьма эффективно применяли тактику парламентской обструкции, суть которой заключалась в том, чтобы, используя различные допустимые процедурные правила тормозить или вовсе парализовать деятельность Палаты общин. Используя историческое право свободы и неограниченности прений в Парламенте, парнелиты брали слово по любому поводу и часами рассуждали на малозначительные темы, бесконечно выступали по процедурным вопросам, рассказывали анекдоты и т.д.74 Таким образом, они лишали депутатов возможности приступить к обсуждению действительно важных проблем и стремились привлечь внимание общественности к судьбам Ирландии. К 1885 г. фракция ирландских националистов в нижней палате британского Парламента выросла до 86 человек, и они смогли при помощи тактики обструкции и «парламентских качелей» убедить лидера либералов У. Гладстона в необходимости внесения Законопроекта о самоуправлении для Ирландии.75 Как уже отмечалось, в итоге все закончилось расколом великой Либеральной партии. Сторонники же гомруля, начиная с этого момента, на долгие годы превратятся в надежных союзников гладстонианцев, своеобразным образом компенсируя им потери, связанные с уходом либерал-юнионистов. 38 Пример ирландских националистов объективно способствовал активизации движения за предоставления самоуправления в Шотландии и Уэльсе. Обосновавшиеся в Лондоне валлийские историки – Дж. Э. Ллойд и О.М. Эдвардс совместно с политиком Т.Э. Эллисом в 1886 г. сформировали организацию Молодой Уэльс (Cymru Fydd), которая провозгласила своей целью добиваться принятия гомруля для провинции.76 В том же году в Эдинбурге была создана Шотландская ассоциация за самоуправление.77 Впрочем, добиться политического влияния, сопоставимого с тем, которого достигли их ирландские коллеги, этим организациям по ряду причин не удалось. Прежде всего, сказывалась большая степень интегрированности Шотландии и Уэльса с Англией, ставшая следствием более раннего присоединения этих регионов. Кроме этого, в отличие от Ирландии, там не существовало самостоятельной партийной системы, поэтому местные националисты с самого начала взяли курс на тесный союз с Либеральной партией и фактически были поглощены ими. Один из лидеров валлийских националистов – Т.Э. Эллис, например, в 1892 г. получил министерский пост в Кабинете У. Гладстона, заняв должность парламентского организатора.78 Новым субъектом политической жизни Соединенного королевства на закате викторианской эпохи стало суфражистское движение. Как уже отмечалось, роль женщин в экономической и социальной жизни страны в этот период существенно выросла, в то время как их политическое влияние находилось практически на нулевой отметке. Первые общественные объединения, выступавшие за гражданское и политическое равноправие женщин появились еще в середине XIX в. в крупных промышленных центрах – Шеффилде и Манчестере, но они были локальными и недолговечными. Тем не менее, их требования были услышаны и уже в 1866 г. известным либеральным политиком и ученым Дж. Ст. Миллем была предпринята неудачная попытка законодательного закрепления за представительницами слабого пола права участвовать в парламентских выборах наравне с мужчинами.79 Негативное решение парламентариев стало сигналом для консолидации организованного 39 женского движения. В 1867 г. по инициативе Л. Беккер в Манчестере была основана первая постоянная группа суфражисток – Национальное общество за избирательные права женщин. Новая организация, численность активисток которой уже через год составляла 5 тыс. человек, развернула активную пропагандистскую деятельность и даже стала издавать «Женский суфражистский журнал». Следует признать, что ее усилия оказались ненапрасными и в 1869 г. Парламент принял закон, предоставлявший состоятельным дамам возможность участвовать в выборах и формировании городских советов.80 Это решение означало принципиальное признание того, что британки могут быть вовлечены в политическую жизнь страны, пусть пока только на низовом уровне. До начала ХХ века суфражисткам удалось лишь добиться расширения этого права на советы графств и приходов, однако все их попытки убедить политиков-мужчин в необходимости распространения его и на всеобщие парламентские выборы закончились безрезультатно. Тем не менее, суфражистки становились все более заметной политической силой, игнорировать которую не могли даже ведущие политические партии. Как следствие, тори открыли двери для женщин в тесно связанную с их организацией Лигу подснежника, а их политические оппоненты в самом начале 1880-х гг. сформировали Женскую либеральную ассоциацию. Важнейшей вехой в развитии движения за женское политическое равноправие в Великобритании стало объединение 17 ранее разрозненных организаций в Национальный союз обществ за избирательные права женщин, которое произошло в 1897 г.81 Английские суфражистки последней трети XIX в., по преимуществу, были выходцами из средних слоев общества, а иногда представляли и аристократически семьи. Получив неплохое частное образование, в своих требованиях они исходили из классических либеральных представлений о верховенстве закона, эволюционном развитии, стремлении к рационализму и социальному порядку. Их аргументация базировалась на тезисе о том, что поскольку женщины отличаются от мужчин, они должны иметь равные с ними права в политической и общественной жизни. В противном 40 случае, как они были уверены, нарушается естественный баланс прогрессивного развития страны. «Мы не желаем быть плохим подобием мужчин, - подчеркивала одна из руководительниц Национального общества за избирательные права женщин М. Фосетт, - мы не отвергаем и не умаляем различия между мужчиной и женщиной. Требование женщин иметь представительство в Парламенте является следствием существования таких различий. Женщины приносят на службу государству нечто отличное от того, что могут дать мужчины».82 Таким образом, суфражистки демонстрировали свою приверженность существующим конституционно-правовой и партийной системам. Своих целей они были намерены добиться при помощи стандартных для того времени методов ведения политической борьбы: митингов, просветительской деятельности, давления на членов Палаты общин, поиска союзников в руководстве ведущих партий и т.п. Кредо Национального союза обществ за избирательные права женщин было выражено кратким и емким лозунгом «Вера. Настойчивость. Терпение». Фактически речь шла лишь о стремлении добиться расширения состава лиц, принимающих участие в государственном управлении за счет включения в него женщин, что стало бы логичным отражением их возросшей роли в социально-экономическом развитии страны. Настоящим революционным событием в развитии партийной системы Соединенного королевства в конце XIX - начале ХХ вв. следует признать появление в ней такого нового элемента, как самостоятельной политической организации, представляющей интересы рабочих. Первые два представителя пролетариата были избраны в Парламент от Лиги рабочего представительства, сформированной Британским конгрессом тред-юнионов (БКТ) еще в 1874 г. Однако, они заняли места среди членов либеральной фракции, за что их даже стали называть «либ-лэб» (по первым буквам «либералы-лейбористы» - И.К.).83 Они не могли рассматриваться как истинные представители рабочего движения, поскольку не имели собственной независимой политической программы. 41 Подъем массового рабочего движения в 1880-1890-е гг. и проникновение в Великобританию социалистических идей, стали дополнительным стимулом для попыток создания независимой рабочей партии. На практике это привело к организации в 1889 г. Шотландской рабочей партии, а в 1890 г. Брэдфордского союза рабочих. В 1893 г. благодаря усилиям шотландского шахтера Кейр Гарди в Соединенном королевстве была создана Независимая рабочая партия, претендовавшая на роль представителя в Парламенте народных масс и официально отказывавшаяся от сотрудничества с доминировавшими буржуазными партиями. Однако, она была представлена в Парламенте всего тремя депутатами и не опиралась на массовую поддержку электората.84 Между тем, необходимость политического представительства рабочих, превратившихся к началу ХХ в. в весомую и хорошо организованную часть британского общества, становилась все более очевидной. В 1898 г., например, Парламентский комитет БКТ пришел к неутешительному выводу о том, что не существует никакой возможности добиться проведения через Парламент законопроектов, отражающих интересы членов профсоюзов. «Их обсуждают в общей форме, - констатировалось в ее заявлении, - и в конце концов проваливают».85 В связи с этим, уже в следующем году на очередном съезде БКТ в Плимуте 546 тыс. голосов против 413 тыс. была принята резолюция, предлагавшая Парламентскому комитету вступить в переговоры «со всеми кооперативными, социалистическими, профсоюзными и прочими рабочими организациями» с целью созыва специального конгресса, который наметил бы пути и средства, необходимые для обеспечения избрания большого числа рабочих депутатов в следующий Парламент».86 Это решение стало отправной точкой в создании принципиально новой политической партии в Великобритании. На конференции в лондонском Мемориал-Холле, состоявшейся 27 - 28 февраля 1900 г., 129 делегатов от 70 тред-юнионов, Фабианского общества, Социал-демократической лиги и части левых сил Независимой рабочей партии приняли историческое решение об образовании действительно независимой 42 политической партии в Парламенте – Комитета рабочего представительства (КРП). Цели новой организации были сформулированы следующим образом: «… создать особую рабочую группу в Парламенте, у которой будут своя партийная организация и собственный политический курс. Этот политический курс должен включать в себя готовность сотрудничать с любой партией, которая в данный момент может быть использована для проведения законодательства в прямых интересах рабочих».87 Таким образом, был сделан большой и полезный шаг в деле развития партийной системы страны. В Соединенном королевстве помимо традиционных и доминировавших буржуазно-аристократических партий, появилась самостоятельная партия рабочих. Очередным доказательством того, что такая организация необходима, что тред-юнионы, не имея возможности участвовать в обсуждении важнейших политических вопросов и влиять на принятие решений на уровне Парламента, не смогут эффективно отстаивать свои права, стало вынесенное в июле 1901 г. Палатой лордов знаменитое решение по делу Таффской долины (железнодорожной компании Таффской долины против Объединенного общества железнодорожных служащих – И.К.). Оно фактически ликвидировало право профсоюзов на забастовку, поскольку предписывало тред-юнионам возмещать за свой счет те убытки, которые понесли предприниматели в ходе трудовых конфликтов.88 Вердикт пэров стал мощным катализатором процесса становления новой политической партии. Только за 1901-1902 год численность ее членов выросла более чем на 100 тысяч человек, а за период с 1900 по 1906 гг. почти утроилась (см. Таблицу 7). Создание и становление КРП свидетельствовало о начале принципиальных изменений в британской политической жизни. Во-первых, новая организация могла рассчитывать на поддержку внушительной социальной базы в лице более чем 12 млн. рабочих. Во-вторых, коллективное членство профсоюзов, имевших проверенную временем организационную структуру, в определенном смысле облегчало задачу формирования партийного 43 механизма. В-третьих, КРП имел стабильный источник пополнения партийной казны, поскольку входящие в него тред-юнионы отчисляли на нужды парламентской деятельности часть средств от профсоюзных сборов. По подсчетам британского экономиста и статистика Роберта Гиффена, которые он представил в 1895 г. королевской комиссии, изучавшей положение дел на рынке труда, доходы всех английских профсоюзов в 1894 г. составили весьма внушительную сумму – 1,2 млн. фунтов стерлингов.89 Следовательно, новая партия с самого начала своего существования обладала неплохими финансовыми возможностями, что было чрезвычайно важно в условиях роста количества избирателей и совершенствования методов и средств ведения предвыборных кампаний. Вместе с тем, КРП сразу после образования столкнулся с целым рядом проблем. Прежде всего, федеративная структура партии, позволившая объединить несколько десятков ранее самостоятельных организаций, усложняла неизбежным процесс выработки общих решений, делала существование внутрипартийных групп и течений, усиливала перспективы расколов. Участникам «большого прихода», как вскоре стали называть молодую рабочую партию, объективно было трудно договариваться друг с другом и формировать устраивающую всех стратегию действий. Очевидным сдерживающим фактором для новой политической силы было и определение итогов всеобщих парламентских выборов по недемократической мажоритарной системе относительного большинства, закреплявшей традиционную двухпартийность и доминирование старейших буржуазных партий. Следует также иметь в виду политическую неопытность КРП, лидеры которого делали только первые шаги в далеко не простых перипетиях парламентской жизни. Им предстояло еще многому учиться, причем в условиях явного недоверия и подозрительности со стороны, как консерваторов, так и либералов, видевших в депутатах от профсоюзов своих главных политических противников. В целом анализ перемен, происходивших в британской партийнополитической системе на рубеже XIX и ХХ вв., на наш взгляд, объективно 44 требовал перемен в системе организации законодательной власти в целом и в структуре и полномочиях Палаты лордов в частности. Прежний Парламент, в котором британская аристократия играла доминирующую роль, постепенно наводнялся политиками из различных слоев буржуазии, а затем и депутатами, представлявшими рабочий класс. Ситуация, когда контроль над принятием всех важнейших государственных решений оставался в руках небольшой группы наследственной элиты, становилась все более нетерпимой. Как следствие, в рядах всех основных субъектов политической борьбы постепенно формировались группировки, осознававшие необходимость и неизбежность реформирования Палаты лордов с целью приведения ее в соответствие с социально-экономическими и демократическими реалиями того времени. Даже консерваторы-традиционалисты, сохранении своей надежной больше опоры в других лице заинтересованные стабильного в торийского большинства в верхней палате Парламента, понимали, что для этого необходимо, пусть и косметически, но как-то осовременить старейший институт центрального управления. Вместе с тем, партии по-разному оценивали причины, по которым следовало проводить модернизацию, и, следовательно, имели расхождения по вопросам, в каком направлении должна она осуществляться и насколько радикальным должен быть ее характер. 45 46 3. Теоретическое и идеологическое обоснование необходимости парламентской реформы Специфика социально-экономического развития Соединенного королевства на рубеже XIX и ХХ вв., перемены в организационных структурах и социальных базах основных политических сил страны, активизация общественного движения – все это требовало переосмысления тех фундаментальных идейных принципов, на которых основывалась выработка конкретных программ по управлению страной, принимались важнейшие решения в области внутренней и внешней политики. Напомним, что начиная с середины XIX в., доминирующей идеологической концепцией в Великобритании являлся либерализм в самом широком его понимании. Тремя важнейшими его опорами являлись: философское учение спенсеровского позитивизма, этико-правовая теория утилитаризма, а также экономическая доктрина свободной торговли и невмешательства государства в хозяйственные процессы. Эти классические основы либерализма представляли собой наиболее приемлемую и эффективную идеологию домонополистической эпохи свободной конкуренции, и обе ведущие политические партии той поры более или менее последовательно их придерживались. Однако с закатом викторианской эры в Великобритании, стали возникать сомнения в правильности, эффективности и универсальности старых либеральных догм, начался процесс поиска новых идеологических ориентиров. Значительное воздействие на формирование соответствующих времени долгосрочных стратегий оказали новейшие разработки в области общественных наук. В частности, в философии к началу ХХ в. на смену спенсеровскому позитивизму пришел английский абсолютный идеализм, крупнейшие представители которого Ф. Брэдли, Д. Ричи, Б. Боузенкит придерживались консервативных взглядов. Примечательно, что основная борьба между двумя философскими школами развернулась по вопросу о роли государства, его 47 взаимоотношениях с личностью, спору о том какие цели – общественные или индивидуальные являются приоритетными. Согласно теории Г. Спенсера, государство существует «… лишь для того, чтобы защищать естественные права каждого гражданина – свободу его личности и собственности…, а также, чтобы препятствовать агрессии извне».90 Именно на этом постулате базировалась в викторианскую эпоху широко известная либеральная политика, нацеленная на минимизацию вмешательства центральной власти в экономические и социальные процессы, или иными словами концепция государства, выполняющего роль «ночного сторожа». Причем, подчеркнем еще раз в викторианскую эпоху, ей следовали как либеральные, так и консервативные кабинеты. Сторонники идеализма проповедали принципиально иной подход. Оксфордский профессор Фрэнсис Брэдли в работе «Явление и реальность», вышедшей в 1893 г., отстаивал идею о подчинении интересов индивидуума интересам «общего», то есть общества и государства, выдвигал концепцию «всепоглощающего абсолюта», элементы которого, под которыми он подразумевал отдельные личности, не должны сталкиваться.91 Другой британский философ-идеалист и президент Аристотелевского общества Давид Ричи в книге, которая имела символичное название - «Принципы государственного вмешательства», указывал на несоответствие между общими философскими предположениями спенсеровского индивидуализма и реальной политикой. Оценивая современные ему тенденции, он отмечал, что основной задачей политиков должно стать использование власти государства, которое «олицетворяет общую волю и действует во имя благосостояния всего общества».92 В наиболее необходимости представлена завершенном активизации в работе и систематизированном государственного Бернанда Боузенкита виде вмешательства «Философская идея о была теория государства», впервые изданной в 1899 г. Прежде всего, автор обращал внимание на наличие определенного противоречия в индивидуалистических концепциях Г. Спенсера и Дж. Милля. «Утверждая, что закон и правительство 48 по существу выступают антагонистами истинной индивидуальности человека, указывал Б. Боузенкит, … они единодушно признавали, что для развития чувствующего и рационального «Я» необходим определенный минимум этого антагонистического элемента».93 Устранить же это противоречие, по его мнению, можно было только путем безусловного подчинения интересов личности интересам государства. Б. Боузенкит был сторонником теории сильного государства, способного своими активными действиями предотвратить возможные опасности как экономического, так и социального характера. «Под государством, - подчеркивал он, - мы имеем в виду общество как единицу, призванную справедливо осуществлять контроль над своими членами посредством абсолютной физической власти».94 Поскольку конечной и главной целью государства, как считал Б. Боузенкит, является обеспечение лучшей жизни индивидов, то оно имеет полное право насильственно устранять препятствия, мешающие достижению этой цели. При этом автор концепции признавал, что иногда вмешательство «вызванное исключительно позитивными намерениями может оказаться негативным в своем непосредственном проявлении».95 Но даже возможность ошибок и принятия властями неправильных и непродуманных решений, не могло служить оправданием для призывов к ограничению масштабов и сфер вмешательства в дела индивидов. Исходя из этого, Б. Боузенкит предостерегал своих читателей об опасностях, которые могут грозить в случае, если Британия и далее будет придерживаться традиционных либеральных взглядов на функции органов центрального управления. «Мы совершаем ошибку, - писал он, - думая, что насилие, применяемое государством, ограничено полицейским обузданием лиц, нарушающих порядок, и наказанием тех, кто преступил международные законы. Государство – маховое колесо нашей жизни. Его система постоянно напоминает нам об обязанностях, которые мы не то чтобы не желали выполнять, но не знаем как, или ленимся их выполнять без наставления и авторитетного внушения».96 49 Не менее серьезной критике подверглись идеи классического либерализма и в области социологии, где на смену эволюционизму Г. Спенсера к началу эдвардианской эпохи пришли социал-дарвинистские взгляды Бенджамина Кидда. Его работа «Социальная эволюция», впервые опубликованная в 1894 г., за последующие четыре года переиздавалась 19 раз, что, несомненно, свидетельствовало о популярности изложенных в ней концепций.97 Как известно, Г. Спенсер исходя из того, что общество – это собрание индивидов, обладающих различными способностями, предприимчивостью и интеллектов, проповедовал борьбу за выживаемость сильнейших и наиболее приспособленных из них, а имеющиеся социальные проблемы считал естественными и целесообразными. «Бедность неспособных, несчастье неосмотрительных, нищета ленивых, уничтожение слабых сильными… - писал он, - есть неизбежное следствие несоответствия между природой человека и внешними условиями».98 А раз так, то значит всякое социальное законодательство бесполезно и даже вредно. «Каков бы ни был социальный строй, несовершенная природа граждан будет проявляться в их дурных действиях», - констатировал Г. Спенсер.99 Б. Кидд придерживался совершенно иных взглядов и аргументировал свою позицию теми переменами, которые произошли в британском обществе в современную ему эпоху. «Великий поток роста промышленности, увлекающий все цивилизованные нации, - отмечал он, - медленно, но верно разрушает все старые преграды и готовит нам новый мир, где мы ничего не найдем из прежнего порядка вещей … и где опыт прошлых времен уже не в состоянии будет служить нам руководством».100 В отличие от Г. Спенсера, Б. Кидд рассматривал общество не как механическое собрание отдельных индивидов, а отмечал растущее стремление людей объединяться в определенные группы – классы. Анализируя, например, рабочее движение он писал: «Рабочий начинает понимать, что то, что он потерял как отдельная личность, он может приобрести как класс…».101 Далее автор «Социальной эволюции» отмечал, что сложившиеся социальные группы имеют различные и часто антагонистические 50 интересы, что может послужить причиной для столкновений между ними. Для предотвращения такого сценария развития событий, по мнению Б. Кидда, необходимо безусловное подчинение интересов отдельной личности интересам всего общества. «Развитие науки, - подчеркивал он, - открыло нам факт, который помогает уяснить задачу. Так как интересы всего социального организма противоречат и должны всегда противоречить индивидуальным интересам, и так как общественные интересы должны всегда стоять на первом месте, то никогда мы не увидим, чтобы индивидуальный разум одобрял образ действий сообщества людей».102 Примечательно, что необходимость индивида подчиняться интересам общества, Б. Кидд не считал подавлением личности, а наоборот считал необходимой предпосылкой для постоянного расширения прав граждан. «Политическая история целых столетий, - указывал он, - может быть резюмирована в одном положении. Это история политического и общественного освобождения масс народа, которые прежде были отстранены от участия на равных правах в борьбе за существование».103 Вовлечение как можно большего количества людей в конкурентную борьбу, по его мнению, будет только способствовать промышленности дальнейшему эффективному развитию и производительных сил страны, более динамичному прогрессу всего общества. Анализируя положение дел в экономической и общественной жизни Великобритании конца XIX в., Б. Кидд вслед за английскими философамиидеалистами приходил к заключению, что требуется активизация вмешательства государства в хозяйственную жизнь и социальные отношения. «Теория «laissez-faire», - констатировал он, - сослужила свою службу на той стадии эволюции, которую мы уже прошли… Но в будущем это учение уже не будет иметь большого значения. Мы вступаем в такую эпоху, когда народ, приобретя политические права, будет медленно и посредством долгой борьбы стремиться к общественному равноправию; а для этого потребуется не ограничение вмешательства государства, а постепенное расширение сферы его 51 влияния почти на все стороны нашей общественной жизни».104 В частности, предполагалось, что посредством реализации ряда реформ и установления «общественного равноправия» будет обеспечена социальная стабильность и созданы необходимые условия, позволяющие Великобритании успешно вести конкурентную борьбу со своими зарубежными соперниками. В области экономических учений либеральная доктрина свободной торговли и невмешательства государства в хозяйственные процессы была в рассматриваемый период подвергнута серьезной критике со стороны представителей новой школы «экономических историков» - Х. Маккиндера, У. Хьюинса и У. Эшли, которые с экономической точки зрения обосновывали необходимость коренных социально-экономических преобразований. К примеру, профессор Бирмингемского университета и один из основателей знаменитой Лондонской школы экономики Уильям Эшли одним из первых обратил внимание на тесную взаимосвязь изменения экономического положения Соединенного королевства с разворачивавшимся процессом монополизации. Если представители «манчестерской школы» экономики, являвшиеся апологетами классического либерализма, считали факты возникновения компаний, доминировавших в той или иной отрасли, случайными и негативными, поскольку они ограничивали свободу торговли и конкуренции, то У. Эшли рассматривал его как закономерный и необратимый этап развития индустриального хозяйства.105 В условиях меняющейся структуры предпринимательства и обострения международной конкуренции, по мнению У. Эшли, приоритетной задачей английских государственных деятелей должно было стать строительство «прочной базы экономической жизни нации». При этом он полагал, что прежняя либеральная система свободной торговли уже не в состоянии обеспечить нормальное функционирование промышленности. «Гигантские тресты, - предрекал У. Эшли в далеком 1900 г., - будут угрожать экономическому будущему Британии, поскольку они ведут к усилению кризисов перепроизводства и безработице».106 Но виноваты в этом, считал он, 52 не сами монополистические объединения, а ничем неограниченная в условиях господства фритредерской доктрины конкуренция, как внутренняя, так и внешняя. Решить проблему можно было «путем ограничения внутренней конкуренции посредством увеличения количества монопольных объединений», а также при помощи мер протекционистской защиты от иностранных производителей.107 Если тарифная реформа будет отвергнута, предупреждал У. Эшли, то все возрастающее индустриальное превосходство США и Германии вынудит британских промышленников «требовать предоставления им свободы рук для повышения конкурентоспособности». На деле это приведет к усилению эксплуатации рабочих, а, следовательно, и к обострению социальной обстановки в стране. Единственный реальный выход из такой сложной ситуации У. Эшли видел в создании «корпоративной организации промышленности с участием, как предпринимателей, так и рабочих, что позволит, - писал он, - гармонизировать и сплотить нас в счастливую ассоциацию с бдительным и умным государством, защищающим интересы общества».108 Как мы видим, вслед за философами и социологами, представители новой школы в британской экономической науке также ратовали за усиление государственного вмешательства в социально-экономические процессы, усматривая в этом панацею от тех проблем, которые с каждым годом становились все очевиднее. Аналогичной точки зрения придерживался и другой «отец-основатель» Лондонской школы экономики Халфорд Маккиндер, выдвинувший тезис о тесной взаимосвязи между активностью государства, успешной торговлей, доходами предпринимателей, заработной платой и положением рабочих. Он рассматривал все эти компоненты как неразрывные части единой системы, обеспечивающие ее устойчивое функционирование. «Усиление государственной власти, - писал он, - необходимо для поддержания эффективной торговли. Успешная торговля обеспечивает большую заработную 53 плату и способствует благосостоянию населения. Хорошее и дееспособное население является важным источником сильной государственной власти».109 Если подводить следующее. На экономическое промежуточный стыке и итог, викторианского социальное то и развитие необходимо эдвардианского Соединенного отметить периодов королевства демонстрировало появление новых тенденций, требовавших адекватного осмысления и объяснения. Реагируя на это, гуманитарная наука того времени активно пыталась выработать новые, альтернативные по сравнению с классическим либерализмом середины XIX в. концепции социально- экономического и политического развития. Опираясь на них, основные британские политические силы и движения могли начать подготовку новых конкретных стратегий и планов действий, но для этого им сначала было необходимо либо полностью, либо частично пересмотреть свои прежние идейные установки и устаревшие партийные догмы. В Консервативной партии поиски приемлемых в новых исторических условиях идеологических доктрин начались несколько раньше, чем у либералов. Ряд западных исследователей, анализируя внутрипартийные и общественные дискуссии по этим проблемам, приходят к выводу об идейном разброде в рядах тори на рубеже прошлого и позапрошлого веков, отсутствии у них строго определенной и разделяемой большинством идеологической линии. «К 1900 г., - пишет английский историк А. Болл, - не существовало четкой консервативной идеологии».110 Австралийский же исследователь Дж. Сайкс и вовсе приходит к выводу, что британский консерватизм в начале эдвардианской эпохи находился в стадии «идеологического кризиса».111 На наш взгляд, эти оценки слишком категоричны. Консервативная партия, отличавшаяся тем, что на протяжении всего XIX в. в ней существовали различные внутренние фракции и группировки, уже в силу этого обстоятельства не могла иметь четкого идеологического стержня. В зависимости от усиления и ослабления по разным причинам той или иной части партии, менялись и ее программные установки и догмы. Бесспорно, имелась своеобразная «священная триада» 54 консервативных принципов – преданность Короне, незыблемость Конституции и защита Церкви Англии, разделявшиеся практически всеми членами торийского движения, но при этом конкретное наполнение этих заповедей, понимание того, как и за счет каких мер их обеспечивать, могли существенно отличаться. По нашему мнению, не вызывает сомнения факт того, что для рассматриваемого периода времени был характерен процесс идеологической дифференциации и складывания различных типов консервативного мышления, принятия на вооружение новых концепций. В результате такого развития в Консервативной партии в начале ХХ в. постепенно стало складываться два основных идейных направления. В зарубежной историографии разные авторы дают им свои, весьма отличающиеся друг от друга определения. Например, Т. Рассел обозначает их как «реакционное» и «прогрессивное».112 Ирландский историк Р. Макдауэлл – как «традиционный и конструктивный торизм».113 Б. Паттерсон – как «осмотрительный консерватизм» и «радикальный или романтический торизм».114 Мы считаем, что наиболее верным было бы определить их как традиционное и реформаторское направление консерватизма. С конца XIX в. доминирующее положение в Консервативной партии, бесспорно, имело традиционное направление. Его оплотом был знаменитый политический клан Сесилей. На его позициях стояли лидеры партии – маркиз Солзбери и Артур Бэлфур. Это течение активно поддерживала группа молодых и амбициозных политиков, наиболее известными из которых были У. Черчилль и Х. Эллиот. Наконец, в его недрах был создан документ, который на несколько десятилетий стал важнейшим партийным теоретическим трудом. Речь идет о книге «Консерватизм», написанной известным торийским политиком Хью Сесилем, которого американский профессор истории Питер Вирек справедливо считал «ведущим философом консерватизма начала ХХ века».115 Для нас наибольший интерес представляет, прежде всего, то, как сторонники этого влиятельного идеологического течения 55 относились к проблемам непосредственно связанным с настоящим исследованием – вопросам конституционно-государственного устройства, функционирования партийнополитической системы, необходимости, допустимости и масштабам возможных реформ. Именно эти факторы, как покажет дальнейшее развитие событий, станут определяющими реформирования Палаты при лордов разработке и будут разнообразных активно проектов использоваться политическими и общественными силами для аргументации своего видения путей дальнейшего развития. Обращаясь же к работе Х. Сесила, необходимо отметить, что автор считал консерватизм наиболее естественным для англичан образом мышления и видел в этом изначальное преимущество над политическими оппонентами. «Консерватизм, - писал он, - можно понимать в двух смыслах. Его можно рассматривать как догмы Консервативной партии и можно определять как естественную форму мышления.., характеризующуюся недоверием ко всему непознанному и предпочтением ко всему проверенному практикой».116 Основное свое внимание Х. Сесил вполне закономерно уделял «политическому консерватизму», то есть идейным принципам и традициям своей партии. При этом он признавал, что он подобно полноводной реке состоит из «различных течений».117 Рассматривая насыщенную событиями партийно-политическую историю Соединенного королевства за последние сто лет, Х. Сесил отмечал, что: «Консервативная партия неизменно выступала в качестве защитника церкви и религиозности народа; поддерживала права собственности и существующий общественный порядок, протестуя против нововведений; почитала Корону и Конституцию и поднималась на их защиту, как только это требовалось».118 Таким образом, можно констатировать, что сторонники традиционного консерватизма с большим недоверием относились к политическим и конституционным реформам и предпочитали до последней возможности отстаивать и сохранять привычное, государственных дел. 56 проверенное историей течение Сам Х. Сесил и его последователи были сторонниками упрочения и развития британских институтов центрального управления, видя в них гарантию сохранения своего политического влияния. Прежде всего, это касалось монархии, которая являлась воплощением «жизнеспособности консервативных чувств», а также конституционной системы в целом. «Конституция, - подчеркивал Х. Сесил, - это величайший вклад англичан в историю прогресса человечества».119 Особое и вполне объяснимое внимание идеолог традиционалистов уделял британскому парламентаризму. Признавая приоритетность и полновластие Палаты общин в законодательной системе Соединенного королевства, Х. Сесил высказывал в ее адрес определенный скептицизм, отмечая, что она «хотя и всемогуща конституционно, на деле выступает послушным инструментом той политической партии, члены которой составляют в ней большинство».120 Совсем иным было отношение к Палате лордов, в которой консерваторы с середины ХIХ в. имели прочное большинство. Верхняя палата Парламента рассматривалась им как важнейший инструмент, способствующий сохранению консервативных ценностей, как «часть конституционного механизма, посредством которого тори препятствуют непродуманным и революционным изменениям».121 Примечательно, что приверженность сторонников традиционного консерватизма Короне, существующему конституционному устройству и парламентской системе выражалась не только в теоретических рассуждениях и декларативных заявлениях, но и во вполне конкретных действиях. Например в 1905 г., Х. Сесил совместно с группой его сторонников, среди которых были такие известные политики как М. Хикс Бич, С. Ричи, Х. Эллиот, учредили Британскую конституционную ассоциацию. Главной целью этой общественной организации была объявлена защита сложившихся в стране конституционных и политических институтов от возможных атак со стороны радикально настроенных реформаторов.122 В этой связи, новым и весьма показательным был анализ консерваторами традиционалистского толка политической ситуации в Великобритании на 57 рубеже XIX и ХХ вв. С одной стороны, Х. Сесил и его последователи отмечали существование и даже углубление различий между тори и либералами, которые по его словам оставались «гладстонианцами в вопросах внешней и ирландской политики, нонконформистами в духовных и церковных вопросах, радикалами в вопросах отношения к собственности».123 Однако, с другой стороны, главными политическими соперниками Консервативной партии в новых исторических условиях он считал отнюдь не традиционных конкурентов в рамках двухпартийной системы, а «…социалистическое движение, которое является истинным антагонистом консерватизма».124 Тори не просто отметили факт роста популярности левых коллективистских идей на рубеже веков, но и считали, что именно они, а не хорошо знакомые и во многом разделяемые либеральные ценности таят в себе угрозу для их партии. «Есть все основания думать, - пророчески предостерегал Х. Сесил, - что в ближайшее время консерватизму понадобятся все его силы для борьбы с врагом, несущим разрушение. Этот враг – якобинизм, который никогда не угрожал так, как сегодня. Но мы должны смотреть вперед и быть готовыми к этой борьбе».125 Еще одним важным аспектом, с точки зрения проблематики настоящего исследования, стал анализ Х. Сесилем в своей работе вопросов о взаимоотношениях между государством и индивидом, о степени и пределах допустимого вмешательства центральных властей в общественную жизнь. Автор «Консерватизма» признавал, что в начале ХХ века уже невозможно было обойтись без вмешательства государства в экономические и социальные отношения. «В современных условиях, - писал он, - нельзя представить себе эффективную деятельность государства без его вмешательства в отношения собственности».126 Более того, апологет традиционализма считал, что центральные власти обязаны поддерживать достойные условия жизни населения. «Справедливо будет отметить, - подчеркивал он далее, - что государство ответственно за соблюдение всеобщего благосостояния, и это благосостояние является тем стандартом, по которому должна оцениваться деятельность государства».127 58 Вместе с тем, признание необходимости активизации роли государства в решении экономических сопровождали вмешательство и социальных выдвижением властей не ряда проблем, условий, должно традиционалисты отмечая, порождать например, «несправедливость что и подавление», а действия правительства следует оценивать «по канонам морали, которые приняты в отношениях между людьми».128 Такие неопределенные и расплывчатые ограничения при желании можно было интерпретировать самым различным образом, вплоть до фактического отказа от каких-либо действий. Например, один из лидеров традиционалистов и член Британской конституционной ассоциации Х. Эллиот выступая против государственного вмешательства в общественную жизнь, обосновывал свою позицию тем, что «все аргументы в пользу этого (вмешательства – И.К.) построены на ложном представлении о том, что правительство лучше, чем сами люди знает, что им нужно».129 Сам же Х. Сесил считал, что даже во имя принципа соблюдения справедливости государство не имеет право вмешиваться в определенные сферы индивидуальных свобод, поскольку только право неограниченного и широкого выбора является важнейшим условием нормального развития индивида и общества. Лишь в чрезвычайных обстоятельствах этот «священный принцип» может быть отвергнут в пользу «дорогостоящих полумер» и «беспомощной руки» государства.130 Очевидно, что консерваторам- традиционалистам с большим трудом давался отказ от воспринятых ими в середине XIX в. классических либеральных ценностей. Осознавая неизбежность и необходимость принятия центральными властями каких-то мер, направленных на обеспечение благоприятного экономического развития и поддержание социального мира, они в то же время, опасались, что такие действия ограничат личные свободы граждан, приведут к усилению бюрократии, коррупции, росту налогов и даже к отходу от «британского стиля» политики. 59 Таким образом, формальное признание необходимости усиления роли государства в общественной и экономической жизни страны консерваторами традиционного направления сводилось на нет путем выдвижения различных условий и мер, ограничивающих такое вмешательство. Они явно стремились действовать по принципу «реформировать, ничего не меняя». Иными словами, если не представляется возможным дальше сохранять прежнее положение дел, то необходимо ограничиться минимальными переменами. В изложении Х. Сесила это объяснялось так: «Политика государственного вмешательства не является сама по себе чуждой консерватизму, единственное возражение, которое может быть высказано, - это то, что государство не должно обращаться с отдельными индивидами несправедливо, … не должно причинять им незаслуженные потери. При соблюдении этого условия любой план по расширению функций государства должен рассматриваться консерваторами, исходя из его достоинств, без ссылки на какую-то общую формулу, но с позиции лица, разумно ставящего под сомнение все неиспытанное и предпочитающего лучше развивать то, что существует, а не разрушать и восстанавливать».131 Свой вариант трансформации консервативной идеологии в. конце XIX – начале ХХ в. предлагали и сторонники реформаторского крыла партии. Стержнем их теоретической платформы стала доктрина социал-империализма, сущность которой очень точно подметил американский историк Б. Семмел. «Социал-империализм, - писал он, - был рассчитан на то, чтобы объединить все классы для защиты нации и империи и убедить наименее обеспеченный класс в том, что его интересы неотделимы от интересов нации».132 Примечательно, что в Великобритании в рассматриваемый период существовало два варианта этой доктрины - либеральный, пропагандировавшийся либерал-империалистами, речь о котором пойдет ниже, и консервативный, или чемберленовский, названный так по имени Джозефа Чемберлена лидера буржуазных реформаторов в составе кабинетов третьего маркиза Солзбери и А. Бэлфура. 60 Появление социал-империализма, без всякого сомнения, было вызвано настойчивыми поисками вариантов решения серьезно обострившихся в поздневикторианский период социально-экономических проблем Соединенного королевства. Сторонники этой теории в качестве наиболее приемлемого варианта предлагали опереться на внушительный хозяйственный, ресурсный и политический потенциал Британской империи. Прежде всего, они намеревались добиться единения метрополии и переселенческих колоний, для того, чтобы противостоять конкуренции новых соперников, обеспечить процветание английской экономики, аккумулировать средства, необходимые для поддержания социальной стабильности. На первый взгляд, торийские реформаторы не предлагали ничего принципиально нового, а просто из традиционной консервативной триады «монархия - англиканская вера – империя», отдавали очевидный приоритет последней. Но если посмотреть более внимательно, то Дж. Чемберлен и его сторонники, требуя достижения прочного имперского союза, фактически настаивали на решительном разрыве с доминировавшими прежде либеральными экономическими и социальными концепциями. Во-первых, союз метрополии с колониями предполагалось создать за счет возведения системы протекционистской защиты на внешних границах империи и одновременным введением внутренних преференциальных пошлин.133 Это означало не что иное, как отказ от «священной» доктрины свободной торговли, обеспечившей Великобритании в середине XIX в. мировое промышленное лидерство. Вовторых, таможенные сборы, доходы от активизации торгово-экономических связей внутри империи, должны были не только повысить конкурентоспособность британского хозяйства на мировых рынках, но и дать необходимые средства для решения неотложных и острых социальных проблем. «Империя, - отмечал один из сторонников Дж. Чемберлена Леопольд Эмери, - необходима для решения социального вопроса, для стабилизации системы и интеграции в нее рабочего класса».134 61 Связывая воедино протекционизм, империализм и социальные реформы, юнионисты-реформаторы начала ХХ в. пытались вдохнуть новую жизнь в известную концепцию «демократического торизма», предложенную в свое время влиятельным консервативным политиком Б. Дизраэли. «Как говорил Дизраэли, - отмечал в одном из своих выступлений Дж. Чемберлен, - две вещи всегда должны быть вместе. В его рассуждениях всегда присутствовали две идеи – социальная и имперская».135 Попытки представить себя продолжателями дела одного из самых известных премьер-министров XIX в., на наш взгляд, имели своей целью, как стремление привлечь под свои знамена как можно больше рядовых членов партии, так и желание представить социалимпериализм в качестве вполне логичного развития традиционных консервативных идей в новых исторических условиях. Обращение реформаторов в Консервативной партии к идее социальных реформ имело и еще одну вполне очевидную задачу – расширение социальной базы тори за счет рабочих, укрепление посредством этого своих политических позиций и ослабление электоральных перспектив их конкурентов. Дж. Чемберлен прямо признавал, что теперь, когда «голос рабочего стоит столько же, сколько голос миллионера, я абсолютно бессилен, если не смогу убедить рабочий класс».136 Другой известный сторонник идей социал-империализма и редактор влиятельного консервативного издания «Обсервер» - Джеймс Гарвин был еще более откровенен. «Даже социальные реформы, в которые я страстно верю, - признавался он, - являются для меня, прежде всего, средством для создания более сильного и организованного народа, чтобы империя могла уверенно отстаивать свои позиции от давления извне. С другой стороны, я смертельный враг социализма, … так как он антинационален, безумен и опасен с точки зрения всех серьезных проблем имперской консолидации и обороны».137 Идеология социал-империализма, преимущественно нацеленная на обоснование необходимости построения единой, сплоченной и могущественной империи, защиты британской экономики 62 при помощи системы протекционизма, осуществления активной социальной политики как средства поддержания стабильности в обществе, логично подводила торийских реформаторов к переосмыслению роли государства. Следует отметить, что они более решительно, нежели консерваторы-традиционалисты, отвергали господствовавшую до этого либеральную теорию невмешательства. Социалимпериалисты не только признавали без всяких ограничений необходимость государственного вмешательства в экономические и социальные отношения, но и выступали за создание всех необходимых условий и механизмов для этого. Дж. Чемберлен еще в конце XIX в. говорил об этом предельно четко: «По системе «laisses-faire» звонит погребальный колокол. Цель, к которой мы должны стремиться, состоит во вмешательстве государства в защиту слабых от сильных».138 В свою очередь, уже упоминавшийся Дж. Гарвин, в одной из своих лекций, прочитанных в 1905 г., раскрывая подход торийских реформаторов к этой проблеме, указывал на необходимость сделать окончательный выбор «между пассивной и активной концепцией государства, между статичной и динамичной общественной политикой, между теорией структур и теорией энергии – или, одним словом, между «laisses-faire» и «savoir-faire».139 В целом, можно констатировать, что идейные принципы реформаторов в Консервативной партии, значительно расходились с концепциями, предлагавшимися традиционалистами. Первые значительно меньше уделяли внимания проблемам религии, монархии, конституции и другим, привычным торийским догмам, концентрируясь преимущественно на практических экономических и социальных проблемах. Они не отличались склонностью к абстрактному философствованию, характерному для Х. Сесила и его последователей. прагматиками Реформаторы и разрабатывали в существенно такие теории большей и мере принципы, были которые предполагали быстрое и эффективное решение конкретных социальноэкономических и политических задач. Сторонники Дж. Чемберлена были нацелены на создание динамичной партии с обширной социальной базой и 63 способной противостоять набирающим популярность социалистическим доктринам. Сложные процессы идеологического поиска, пересмотра прежних, казалось бы бесспорных и гарантировавших стране превосходство над другими нациями в викторианскую эпоху догм, происходили в конце XIX – начале ХХ вв. и в Либеральной партии. Раскол 1886 г. и ставшее его следствием заметное сужение электоральной поддержки, диктовали ее новым лидерам, таким как граф Розбери, У. Харкорт и Дж. Морли необходимость искать новую опору для того, чтобы «… создать новую коалицию либералов, которая стала бы действительно общенациональной, а не разделенной на группы по своему составу».140 Первая попытка в этом направлении была предпринята в октябре 1891 г. на ежегодной конференции Национальной либеральной федерации в Ньюкасле. В одобренной на ней программе содержался самый широкий перечень планировавшихся преобразований от предоставления самоуправления для Ирландии и реформы избирательной системы по принципу «один человек – один голос» до решения аграрного вопроса, введения муниципального самоуправления и независимости церквей в Уэльсе и Шотландии.141 По замыслу авторов многочисленные документа, течения и этот группы манифест либералов должен в был единый сплотить кулак для решительного противостояния консервативно-юнионистской коалиции. Примечательно, что в этом перечне реформ, впервые в истории программных документов либералов, заявлялось об их намерении «исправить или положить конец» всевластию Палаты лордов. Причиной этого, бесспорно было то, что именно при помощи подконтрольной верхней палаты Оппозиция провалила в 1886 г. Законопроект о самоуправлении для Ирландии, предложенный Кабинетом У. Гладстона. Однако, в тот период времени никаких конкретных проектов по этому вопросу у лидеров партии еще не было и они еще только спорили между собой по поводу того, каким образом можно решить эту проблему.142 В целом же Ньюкаслская программа по своему содержанию была одной из самых демократических для того времени, хотя и отличалась 64 явным эклектизмом, что было следствием секционной структуры Либеральной партии. Несмотря на то, что У. Гладстону удалось в 1892 г. вновь занять кресло премьер-министра, реализовать обещанные в Ньюкасле реформы не представлялось никакой возможности, поскольку торийские пэры в Палате лордов блокировали все неугодные им законодательные инициативы Кабинета. Как следствие, процессы идеологической дезинтеграции и внутренней борьбы в Либеральной партии в первой половине 1890-х гг. только усилились. По образному замечанию известного британского историка - профессора Асы Бриггса, в то время «имя «либерал» означало не только разные вещи в различных районах страны, соответствовавшие структуре и формам местного общества и руководства, но оно не обеспечивало действительного единства в центре».143 Наибольшую активность на рубеже веков проявляла группа так называемых либерал-империалистов во главе с графом Розбери. Экономическое отставание Великобритании от основных конкурентов и наличие обширной и богатой колониальной империи, по их мнению, диктовали необходимость отказаться от использовать старых кобдено-гладстоновских богатейший потенциал фритредерских владений Короны для догм и решения хозяйственных и социальных проблем. Пропаганда колониальной экспансии и установления тесной торгово-экономической связи метрополии с ее владениями в последние десятилетия викторианской эпохи развивалась по нарастающей траектории. В 1884 г. по инициативе графа Розбери была сформирована Лига имперской федерации, активисты которой в своих памфлетах, публикациях в прессе и публичных выступлениях ратовали за создание в рамках Британской империи таможенного союза. С похожими проектами выступала, основанная в 1891 г. Лига имперской торговли, а также возникшая в 1893 г. Британская имперская лига. С научным обоснованием такой стратегии выступил известный кембриджский историк Джон Сили. В работе «Расширение Англии», изданной в 1883 г., он исторически и 65 экономически доказывал, что колонии всегда были основой богатства британцев и превосходства его страны над другими державами.144 Очевидно, что по большинству вопросов экономической стратегии и внешнеполитического курса либерал-империалисты выступали с тех же позиций, что и сторонники Дж. Чемберлена в консервативно-юнионистском альянсе. Однако, с другой стороны, они расходились по целому ряду других актуальных проблем политической повестки дня, начиная от допустимости предоставления самоуправления для Ирландии и заканчивая спорами о пределах государственного вмешательства в хозяйственные и общественные процессы. Руководство тори в конце XIX в. искусно использовало эти различия для сохранения своего политического преобладания. Во-первых, консерваторам было выгодно сохранение внутрипартийного идейного размежевания в рядах Оппозиции, поскольку это ослабляло перспективы возвращения Либеральной партии к власти. Во-вторых, при обсуждении важнейших для тори колониальных проблем, они всегда могли опереться на поддержку либералимпериалистов. Политическое размежевание в рядах Либеральной партии, бесплодные попытки нащупать курс, разделяемый избирателями и способный обеспечить ее возвращение к рулю государственного управления, неизбежно должны были инициировать процесс пересмотра базовых идеологических принципов, выработки новых стратегических политических концепций, в том числе, затрагивающих проблемы эффективности существовавшей системы центральной власти. Один из первых шагов в этом направлении был предпринят в 1897 г., когда шесть профессоров Оксфордского университета издали коллективный труд «Очерки либерализма», в котором предлагали модернизировать созданный в период неоспоримого промышленного превосходства Британии конституционный механизм. В частности они рекомендовали заменить старую и неэффективную аристократическую модель, на новую форму правления. Среди прочего, ученые отмечали насущную 66 необходимость ограничения власти и возможностей Палаты лордов по пересмотру решений, принятых депутатами Палаты общин.145 На рубеже XIX и ХХ вв. ведущую роль в деле разработки новых идейных принципов либерализма стали играть социал-радикалы, или «новые либералы» - еще одна внутрипартийная группировка, подвергавшая критике старые фритредерские и гладстонианские догмы. Основной теоретической базой для ее представителей стали популярные труды по империализму таких известных исследователей как Дж. Гобсон и Л. Хобхауз, а также идеи фабианцев о том, что государственная власть должна объективно отвечать интересам и чаяниям большинства избирателей. Критикуя современное им общество за «моральный упадок», вызванный растущим разрывом между богатством и бедностью, «новые либералы», наиболее известными из которых были Е.Д. Морел, С.Ф.Д. Мастермен и Л.Б. Кьоцца-Мони, в качестве основного своего тезиса выдвигали идею о необходимости активизации государственного вмешательства во все сферы общественной жизни. Они также предлагали провести широкие государственные социальные реформы, но при безусловном сохранении частнособственнического характера производства и обмена.146 В обобщенном и систематизированном виде идеи и концепции «нового либерализма» были изложены Гербертом Сэмюэлем в опубликованной в 1902 г. книге «Либерализм. Опыт изложения принципов и программы современного либерализма в Англии». Рассматривая государство как надклассовый орган, призванный «… обеспечивать всем своим членам и всем другим, на которых распространяется его влияние, полнейшую возможность вести наилучшую жизнь», - автор ратовал за проведение правительством социальных реформ, мер по демократизации системы управления, политики свободной торговли и международного мира.147 Для этого, по его мнению, следовало решительно отказаться от старого либерального принципа невмешательства. Необходимыми предпосылками для перехода к более активному участию государства в регулировании хозяйственных и общественных отношений Г. Сэмюэл считал: улучшение административного 67 аппарата и замену аристократической формы правления на демократическую, предполагавшую дальнейшее расширение избирательных прав граждан; отмену множественного вотума; превращение нижней палаты Парламента в зеркало народной воли и повышение ее работоспособности; уничтожение контроля со стороны Палаты лордов над действиями нации; развитие местного самоуправления.148 Большое внимание автор манифеста «новых либералов» уделил задаче совершенствования британского парламентаризма и защите его от «крайних реакционеров из консервативной партии». Для этого он предлагал провести несколько реформ. Во-первых, рекомендовалось сократить срок полномочий Палаты общин до 4-5 лет, что позволило бы депутатам поддерживать более тесную связь с избирателями. Во-вторых, планировалось уничтожить существовавшие тогда 9 парламентских мандатов от университетов в виду того, что «… ученость совсем не гарантия политической мудрости». В-третьих, предполагалось, что всеобщие выборы, во избежание возможных нарушений и подтасовок результатов, будут проводиться в один день. В-четвертых, каждый депутат должен был представлять в Палате общин равное количество избирателей. Наконец, в-пятых, указывалось на необходимость ввести казенное жалование для парламентариев, чтобы они могли эффективно работать независимо от своего социального происхождения и связанного с ним материального положения.149 Палата лордов для Г. Сэмюэла и его сподвижников представлялась лишь тормозом, мешающим деятельности демократически избираемой нижней палаты. Однако это вовсе не означало, что «новые либералы» были апологетами однопалатной системы. Они не стремились к ликвидации верхней палаты, а всего лишь предлагали изменить ее так «… чтобы состав верхней палаты обеспечивал беспристрастие ее суждений; чтобы компетенция ее ограничивалась непосредственно правом на отдавать усмотрение сомнительные избирателей и чтобы законопроекты законопроекты, отвергнутые верхней палатой, но вторично одобренные нижней палатой, становились законами через некоторое 68 время, в течение которого, сформируется четкое общественное мнение по их поводу». 150 Как мы видим, дело ограничивалось лишь призывом провести некоторую перенастройку, модернизацию, лишь незначительно затрагивавшую основные прерогативы пэров. Автор неолиберальной стратегии не шел дальше расплывчатых призывов к членам верхней палаты больше прислушиваться к голосу масс и не посягать на завоевания английской демократии. «Новые либералы» считали, что проблема заключается не в Палате лордов, а в консерваторах, которые искусно используют ее в своих политических целях. Для исправления ситуации предлагалось отказаться от наследственного принципа комплектования состава пэров и ограничить их право абсолютного вето на законопроекты, одобренные Палатой общин.151 Процесс поиска новых идеологических ориентиров на стыке викторианского и эдвардианского периодов не ограничивался рамками ведущих буржуазных партий, но и отмечался в среде новых, только выходящих на политическую арену Великобритании политических сил. В частности, в последней трети XIX в. выросла популярность левых социалистических идей, предлагавших принципиально новый взгляд на развитие экономики и общества. Для целей теоретические нашего исследования концепции, наибольший разрабатывавшиеся интерес в представляют недрах знаменитого Фабианского общества. Оно, как известно, не только было одним из отцовоснователей КРП, но и являлось главным так называемым «мозговым трестом» становившегося на ноги лейбористского движения. Суть доктрины фабианства была сформулирована уже в одном из первых концептуальных трудов этого кружка левых интеллектуалов - «Фабианских очерках о социализме», вышедших в свет в 1889 г. под редакцией известного писателя Бернарда Шоу. Новое и, по их мнению, неизбежное социалистическое общество предлагалось строить, опираясь на три базовых принципа. Во-первых, отвергались все насильственные противопоставлялась известная и революционные тактика методы, постепенного которым «пропитывания социалистическими идеями» среднего и высшего классов английского 69 общества, или иными словами длительной пропаганды своих идей. Активный участник Фабианского общества - Б. Шоу так определял суть этой стратегии: «Необходимо втиснуть в голову какого-либо общественного деятеля наши представления в надежде, что когда он их там обнаружит, то спутает со своими собственными».152 Именно с этой целью члены группы, как известно, организовывали всевозможные лекционные курсы, участвовали в собраниях, встречах, конференциях, мероприятиях различных партий и объединений граждан. Взятие на вооружение принципа эволюционного распространения своих идеалов в начале ХХ в. Лейбористской партией, на наш взгляд, стало решающим фактором, способствовавшим ее превращению в полноценного и равноправного участника меняющейся партийно-политической системы страны. Во-вторых, фабианцы твердо стояли на позициях этатизма, считая, что государству принадлежит важнейшая роль двигателя экономического и социального прогресса. При этом, вмешательство властей в хозяйственные и общественные процессы должно было осуществляться на всех уровнях. Пропагандируя идеи «муниципального социализма», члены общества выступали как последовательные сторонники коллективизма. «Постепенно земля и промышленность, - искренне надеялись фабианцы, - всего города под действием экономических сил перейдут в руки муниципалитетов и таким образом проблема Одновременно этот социализации процесс промышленности должен был будет решена».153 разворачиваться и в общенациональном масштабе. Некоторые отрасли народного хозяйства, например, железные дороги и угольные шахты, по их мнению, следовало как можно скорее передать в руки государства. В-третьих, фабианцы указывали на необходимость достижения максимально возможной демократизации. При этом они делали акцент на усилении полномочий, в первую очередь, местных органов власти, что должно было гарантировать невозможность диктатуры государства над обществом. 70 «Демократическое государство, - утверждалось в программном документе группы, - не сможет стать социал-демократическим, если в каждом населенном пункте не будет создано органа местного управления, столь же демократичного по своему составу, как и центральный Парламент».154 Такая система должна была обеспечить большую эффективность взаимодействия властей разного уровня и позволяла бы правительству четко понимать, какие необходимо предпринять шаги для обеспечения стабильного экономического и социального развития. Фактически Фабианское общество в самом конце викторианской эпохи осуществило исторически важный в британских условиях, синтез либерально-демократических и континентальных социалистических идей, что в будущем обеспечило допуск английского рабочего движения в британскую политическую систему. Уже к началу XX в. благодаря усилиям фабианцев, сначала Независимая рабочая партия, а затем и КРП, принимают ценности парламентаризма и демократии, становятся приверженцами монархии и британских конституционных традиций. В целом анализ процессов эволюции идейных воззрений, происходивших в рядах основных политических сил Соединенного королевства в конце XIX – начале ХХ в. показывает, что все они находились в стадии поиска доктрин, которые учитывали бы новые социально-экономические и политические реалии меняющегося мира и наиболее адекватно соответствовали им. В Консервативной и Либеральной партиях часть идеологов и политиков стала осознавать, что некоторые почти «священные» заповеди эпохи классического либерализма потеряли свою актуальность и с каждым днем превращаются во все более заметные сдерживающие факторы на пути прогресса. Невмешательство в хозяйственные и общественные процессы, упование на всесилие свободного рынка, крайний индивидуализм и другие теоретические построения уже не казались истинной в последней инстанции, как это было в 1850 - 1870-х гг. 71 С другой стороны, в рядах старейших буржуазных партий были и те, кто упорно не желал замечать перемен и стремился не допустить пересмотра базовых торийских и вигских принципов. Это было вполне ожидаемо и понятно, поскольку доминировавшую эти и принципы разделявшуюся были всей успешно интегрированы господствовавшей в элитой либеральную идеологию в самом широком ее понимании. Принципиально же важным в идейно-теоретических исканиях как старых, так и новых политических сил страны, на наш взгляд, было то, что никто из них не отвергал необходимости перемен в принципе. Речь шла скорее об их масштабах и глубине. Осознание того, что социально-экономический прогресс, развитие демократии настоятельно требуют пересмотра методов и принципов центрального государственного управления, расширения правительственного вмешательства в хозяйственные и общественные процессы становилось все отчетливым. Таким образом, к началу ХХ в. в Великобритании фактически были сформированы не только материальные, но и идейно-теоретические предпосылки для начала модернизации существовавшей конституционноправовой системы, неизбежной составной частью которой должна была стать реформа Палаты лордов. 72 4. Палата лордов на пороге эпохи перемен Прежде чем приступать разнообразных проектов выдвигавшиеся на к исследованию реформирования протяжении ста лет, многочисленных британской анализу Палаты конкретных и лордов, планов преобразований, предлагавшимися ведущими политическими силами страны, на наш взгляд, необходимо знать, что из себя представлял этот институт системы государственного управления. Как формировалась палата, и кто являлся ее членами? Какими полномочиями она обладала и как взаимодействовала с Палатой общин? Каковы были ее взаимоотношения с исполнительной властью? Не зная ответа на эти и многие другие вопросы, невозможно будет разобраться в сложных перипетиях партийно-политической борьбы по вопросу о модернизации Палаты лордов в ХХ веке, столетии – которое для нее стало самой настоящей эпохой глубоких и кардинальных перемен. Большинство историков и специалистов по конституционному праву Великобритании считают Палату лордов древнейшим после монархии институтом центральной власти. Ее прообразом считают Уинтенагемот или собрание старейшин и знатных людей, которые в консультационных целях созывали в период раннего средневековья англо-саксонские короли. После нормандского завоевания 1066 г. представители высших слоев стали привлекаться в Королевскую курию (совет – И.К.), которая, по сути, выполняла функции суда монарха. Наконец, в период противоборства феодалов с Иоанном Безземельным в 1215 г. согласно статье 61 Великой хартии вольностей: «Бароны должны были избрать 25 человек из своего состава для того. чтобы наблюдать как соблюдаются их права и свободы, предоставленные и подтвержденные этой хартией».155 Собственно говоря, само возникновение первого английского Парламента в 1265 г., а затем и официального королевского Образцового парламента в 1295 г. было связано с тем, что к, традиционно собиравшимся представителям 73 высших слоев общества, необходимости, были дававших добавлены свои советы избранные монарху горожане в и случае рыцари. Первоначально представители графств и городов заседали совместно с иерархами церкви и знатью, но в течение 1343-1407 гг. окончательно утвердилась практика раздельных дебатов в Палате общин и Палате лордов. С момента возникновения верхней палаты Парламента во второй половине XIV в. и вплоть до начала ХХ в. все ее члены делились на две категории. Первую составляли духовные лорды, или высшее духовенство – архиепископы, епископы, аббаты. Первоначально они существенно преобладали в Палате лордов. Во-первых, служители церкви были единственно хорошо образованным сословием в феодальном обществе и, следовательно, могли давать необходимые монарху советы по управлению государством. Вовторых, не стоит забывать о роли религии как идеологической основы средневекового общества. Само присутствие иерархов церкви обеспечивало неоспоримую легитимность всем принимаемым решениям. Ситуация кардинально изменилась в период Реформации, когда Генрих VIII Тюдор решил порвать с католицизмом и начал строительство Церкви Англии. Секуляризация церковного имущества и закрытие монастырей подорвали основы финансового благосостояния высшего духовенства, а отказ от принятия протестантизма для многих из них стоил жизни. Как следствие, духовные лорды утратили доминирующее положение. В Парламенте, созванном в апреле 1539 г., в Палате лордов заседали 61 человек, но только 20 из них были церковниками.156 Позже количество иерархов Церкви Англии в верхней палате Парламента несколько возросло за счет пересмотра границ епархий. Кроме этого, на основании Акта о союзе с Ирландией 1800 г. в нее были допущены представители ирландского духовенства. Объяснялось это, прежде всего тем, что англиканская церковь на тот момент имела в Ирландии статус государственной, поэтому в законе было предусмотрено, что один архиепископ и три епископа Церкви Ирландии кооптировались в состав духовных лордов на срок парламентской сессии, а после ее окончания они 74 подлежали замене в порядке ротации.157 Впрочем, их присутствие в законодательном собрании оказалось недолгим. После того как принятый в 1869 г. Акт о Церкви Ирландии установил, что англиканская церковь больше не будет иметь государственного статуса на территории этой провинции, с 1 января 1871 г. согласно 13 статье этого закона ликвидировалось представительство ирландских иерархов в Палате лордов.158 Духовные лорды отличались тем, что были единственной группой членов верхней палаты с четко установленной численностью членов, поскольку в 1844 г. в Акте об образовании Манчестерской епархии было указано, что она ограничивается 26 высшими иерархами государственной Церкви Англии. Пятеро из них являлись членами палаты в силу занимаемых должностей архиепископы Кентерберийский Даремский Винчестерский. и и Йоркский, Остальные епископы англиканские Лондонский, епископы, за исключением епископа Содора и Мэна и епископа Гибралтарского, с 1847 г. занимали оставшиеся 21 место в Палате лордов в порядке последовательности возглавления ими епархий. В случае появления вакансии право на ее заполнение имел епископ с наибольшим сроком пребывания в должности.159 Отличительной характерной чертой духовных лордов служило то, что они являлись единственными членами палаты, которые не могли заседать в ней в течение всей своей жизни. В случае отставки с занимаемой церковной должности, они автоматически утрачивали право на посещение дебатов и участие в голосованиях в верхней палате Парламента, а освободившееся место занимал назначенец по должности или следующий по старшинству епископ. Следует также отметить, что некоторые единственными недворянами в палате. духовные лорды являлись В своѐ время их «неблагородное» происхождение стало причиной того, что в Постоянных правилах верхней палаты в 1625 г. было зафиксировано то, что «епископы являются только лордами Парламента, но не пэрами».160 Данный факт, однако, никоим образом не влияет на права и полномочия духовных лордов, которые не отличаются от возможностей прочих пэров. 75 По традиции духовные лорды старались избегать открытого выражения своих политических взглядов и не участвовали в дискуссиях по спорным партийным вопросам, что делало их беспристрастными в глазах общества. Чаще всего, особая роль духовных лордов заключалась в доведении палате и обществу своего мнения, во многом основанного на постулатах исповедуемой государственной религии, по чувствительным нравственным и социальным вопросам. Как правило, в таких случаях в дебатах принимал участие один епископ, который выражал согласованное мнение духовной скамьи или даже всей Церкви Англии. Помимо формального участия в повседневной работе палаты и еѐ комитетов, на духовных лордов была возложена ответственность за прочтение молитвы в начале каждого рабочего дня. Вторую категорию членов Палаты лордов исторически составляли так называемые светские лорды или обладатели одного из пяти старших по рангу дворянских титулов - герцог, маркиз, граф, виконт и барон. Их обладатели, заседающие в верхней палате, именуются пэрами, хотя достаточно часто в их отношении употребляется и другой термин – лорды, который на самом деле имел более широкое смысловое значение. Их членство в верхней палате Парламента было неразрывно связано с титулом, который считался неотчуждаемым, от него нельзя было отказаться или уступить, он не мог быть отменѐн Короной и сохранялся за потомками. Древнейшим по происхождению являлся титул графа, который возник еще в раннефеодальный период, и применялся для обозначения военных руководителей англосаксонских племен. После того как король Альфред разделил Англию в административно-территориальном плане на графства, носители этого титула стали выполнять еще и судебные функции на местном уровне, а также приглашаться для участия в работе Уинтенагемота. В ходе нормандского завоевания 1066 г. в Англии появились бароны, пришедшие из Франции вместе с Вильгельмом I Завоевателем и являвшиеся держателями земельных угодий, полученных непосредственно от короля. Именно графы и 76 бароны первоначально и составили группу светских пэров в момент возникновения Парламента. Первое расширение английского наследственного пэрства приходится на XIV в. В 1337 г. Эдуард III Плантагенет даровал титул герцога Корнуольского своему старшему сыну Эдуарду, который позже стал известен как «Черный принц». Титул герцога стал высшим в британской системе пэрства, отодвинув на второй план носителей старейшего титула графа.161 Введение этого титула привело к появлению в Палате небольшой подгруппы так называемых «королевских пэров», или «королевских герцогов» из числа ближайших родственников монарха. Примечательно, что некоторые из них иногда присутствовали на заседаниях верхней палаты, и даже известны единичные случаи их выступления с речами. Менее чем через 50 лет Ричард II Плантагенет ввел в Англии титул маркиза. Фаворит короля Роберт де Вер, граф Оксфордский в 1385 г. был объявлен маркизом Дублинским.162 В системе английского пэрства новый титул занял место между графом и виконтом. Наконец, Генрих VI Ланкастер в 1440 г. учредил титул виконта, первым обладателем которого стал Джон Бомонот.163 Носители этого титула считались рангом выше барона и первоначально исполняли функции шерифов графств. Со времен Реформации потомственная титулованная знать постепенно вытеснила иерархов церкви с позиции доминирующей группы пэров в Палате лордов и превратилась в ведущую политическую силу, державшую в своих руках нити управления страной. Первоначально наследники владений и титулов призывались в верхнюю палату Парламента на основании предписания (writ) монарха, а начиная с середины XV в. в практику вошло создание пэров королевскими патентами (letters patent) в соответствии с которыми титулы и места в Палате лордов передавались по наследству только по мужской линии. Серьезные потери английская потомственная знать понесла в ходе войны Алой и Белой роз 1455–1485 годов. Аристократические кланы, имевшие древнее происхождение, за редким исключением были целиком истреблены в ходе этой гражданской войны, как следствие, из 50 пэров, составлявших на 77 момент начала указанной войны верхнюю палату Парламента, к 1485 году осталось в живых 29.164 Монархи из династии Тюдоров, а затем и первые Стюарты активно раздавали титулы своим сторонникам для восполнения этих потерь. В 1628 году в Палате Лордов заседали уже 96 человек, из которых 47 получили пэрство во время правления Якова I Стюарта.165 Пожалования титулов были частью политики по укреплению возможности воздействия главы государства на законодательный орган власти, а также существенным источником пополнения доходов, поскольку желающие стать бароном в те времена должны были заплатить 10 тыс. фунтов стерлингов, а графом – вдвое больше.166 Это означало, что оставаясь невыборным собранием высшего дворянства, Палата лордов с течением времени стала пополняться выходцами из других слоев английского общества, так называемыми «джентри», разбогатевших в период огораживаний и колониальных захватов. Важные перемены в принципах формирования состава верхней палаты Парламента произошли в период территориального расширения страны и присоединения сначала Шотландии, а затем и Ирландии. В частности в статье 22 Акта о союзе с Шотландией 1706 г. говорилось, что «… в силу настоящего договора 16 пэров Шотландии, состоящих ими во время заключения союза, будут заседать и голосовать в Палате лордов, а 45 представителей – в Палате общин Парламента Великобритании».167 Вполне очевидно, что это была своего рода компенсация за упразднение Шотландского парламента в Эдинбурге. Представители шотландской знати, таким образом, допускались к рулю государственного управления и включались в состав высшего законодательного органа Великобритании. Однако следует отметить, что союз аристократии двух ранее независимых королевств отнюдь не был равноправным. Если все 108 английских пэров, заседавших в Палате лордов на момент объединения двух королевств, сохранили свои места в новой палате, то из 145 лордов Шотландского парламента в нее были допущены всего 16. Кроме этого, в отличие от английских пэров, занимавших места в Парламенте по праву обладания 78 титулом, представители Шотландии в верхней палате должны были избираться на срок полномочий Парламента. Таким образом, шотландская знать была искусственно разделена на меньшинство, допущенное к парламентской деятельности, и большинство, лишенное такого права. Примечательно, что шотландские пэры, не попавшие в состав верхней палаты Парламента, попрежнему не могли избираться и в Палату общин. Что же касается самой Палаты лордов, то для нее такое решение было поистине историческим новаторством, поскольку впервые в ее составе должны были появиться избранные пэры, что нарушало многовековой принцип невыборного представительства в этой палате Парламента. Процедура избрания шотландских пэров в новую Палату лордов была подробно регламентирована статьями специального Акта о шотландских представительных пэрах 1707 г. На основании норм этого закона, к 12 февраля 1708 г. был составлен так называемый «длинный список» или реестр шотландских пэров, в который были включены 165 человек. Новые пэры в этот список могли включаться только непосредственным приказом Палаты лордов, издаваемым по просьбе претендента. После роспуска Парламента, все включенные в реестр пэры, созывались королевской прокламацией на специальную ассамблею для избрания своих представителей в Парламент во дворце Холирудхаус в Эдинбурге. Во время выборов каждый пэр вписывал в бюллетень имена 16 кандидатов. Окончательный список избранных пэров утверждался лордом-клерком-регистратором и направлялся в Палату лордов.168 На основании постоянного правила верхней палаты №112 от 27 ноября 1710 г. список избранных шотландских пэров оглашался перед началом работы нового Парламента, при этом, в отличие от английских наследственных пэров, они не получали королевских приказов о вызове в палату.169 Подобная процедура, безусловно, лишний раз подчеркивала неравноправное положение шотландских представительных пэров по сравнению с членами палаты от Англии. Опыт шотландского регионального представительства в Палате лордов был без сомнения учтен британским правительством при подготовке к 79 заключению союза с Ирландией в 1800 г. Как и в случае с Шотландией, оно, прежде всего, прибегло к тактике подкупа и привлечения на свою сторону местной элиты. В частности, торийский премьер-министр Уильям Питт Младший щедро обещал новые титулы, пэрство и привилегии ирландской знати, и только в 1800 г. местным аристократам было даровано 37 пэрских титула, а именно – 4 титула маркиза, 6 – графа, 4 – виконта и 23 – барона.170 Кроме этого в тексте Акта о союзе с Ирландией 1800 г. весьма детально были прописаны условия регионального представительства провинции в Парламенте. В частности статья 4 этого закона устанавливала, что Ирландия в верхней палате нового Парламента будет представлена 28 пэрами, которые должны были избираться собранием ирландских пэров (на момент заключения союза их насчитывалось 220 человек). Однако, в отличие от шотландских представительных пэров, которые избирались в Парламент каждого нового созыва, ирландские пэры избирались пожизненно. Новые выборы могли быть проведены только при необходимости заполнения возникшей вакансии, например, в случае смерти ранее избранного пэра.171 Особо следует отметить, что Акт о союзе с Ирландией 1800 г. предусмотрел возможность избрания в Палату общин британского Парламента тех ирландских пэров, которые не получили права заседать в Палате лордов. При этом они могли представлять любой парламентский округ Соединенного Королевства за исключением ирландских округов. Кроме этого, ирландские аристократы, избранные в состав Палаты общин, в период действия своего мандата теряли возможность участвовать в выборах представительных пэров.172 Наконец, Акт о союзе с Ирландией 1800 г. законодательно закрепил и правила пожалования новых титулов ирландских пэров в будущем. Устанавливалось, что с 1 января 1801 г. ни один подобный титул не мог быть пожалован до тех пор, пока не прекратят свое существование три ранее существовавших титула, или пока их общая численность не сократится до 100. После этого титулы могли заменять угасшие в пропорции один к одному. Закон также четко установил, что любой ирландский представительный пэр, получивший титул 80 пэра Соединенного Королевства мог заседать в Палате лордов, как по праву его избрания, так и по праву обладания новым титулом.173 Анализ положений Акта о союзе с Ирландией 1800 г. показывает что, ирландская знать, в отличие от шотландской, не только получила более широкое представительство в Палате лордов, но и лучшие условия для постепенной интеграции с тогдашней британской правящей элитой. Только за период с 1800 по 1880 гг. ирландцам было пожаловано 67 титулов пэров Соединенного Королевства, а учитывая то обстоятельство, что в конце XIX в. 27 из 28 ирландских представительных пэров были носителями только ирландского титула, можно констатировать, что общая численность ирландцев в Палате лордов существенно увеличилась.174 Объясняется этот факт, вопервых, тем, что правительство учло уроки шотландского регионального представительства и стремилось избежать ненужной конфронтации. Во-вторых, необходимо иметь в виду, что Акт о союзе с Ирландией 1800 г. разрабатывался и принимался в период правления партии тори, а большинство ирландских пэров традиционно были их сторонниками. В итоге именно за счет представительных пэров от Шотландии и Ирландии партия консерваторов смогла добиться перехода в ее руки контроля над верхней палатой британского Парламента. Впрочем, с другой стороны, нельзя не отметить и другой тенденции. После заключения союза с Ирландией британскими правительствами проводилась целенаправленная и последовательная политика, имевшая своей целью постепенное сокращение общего количества ирландских пэров до определенного предела. Как следствие, за 80 лет прошедших с момента заключения союза титулы пэров Ирландии получили всего 29 человек, а суммарная их численность сократилась с 220 до 179.175 Таким образом, к концу XIX в. две из четырех провинций Соединенного Королевства имели собственных, причем избираемых, пэров в Палате лордов. В этот же период времени верхняя палата британского Парламента пополнилась принципиально новыми 81 членами. В статье 6 Акта об апелляционной юрисдикции, принятого в 1876 г. для надлежащего осуществления пэрами судебных полномочий, содержалось положение о назначении королевой, путѐм предоставления пожизненных титулов баронов, четырѐх ординарных лордов по апелляциям. Они вводились в состав Палаты лордов для того, чтобы оказывать помощь лорд-канцлеру при рассмотрении поступивших жалоб из нижестоящих судов. Закон специально оговаривал, что они должны иметь высокую юридическую квалификацию. Это означало, что кандидаты до своего назначения должны были занимать высшие судейские должности в течение не менее двух лет либо иметь как минимум 15-летний стаж практикующих барристеров.176 Благодаря этой норме, в Палате лордов появилась новая категория членов – пожизненные пэры, чьи титулы и места в палате не могли быть переданы по наследству. В случае смерти одного из назначенных ординарных лордов по апелляциям, монарх должен был назначить на освободившееся место нового профессионального юриста. По неписаной традиции, действующие ординарные лорды по апелляциям обычно воздерживались от участия в дебатах по спорным политическим вопросам. В законодательном процессе они обычно проявляли активность лишь при рассмотрении вопросов, связанных с устройством судебной системы страны, реформированием уголовного и гражданского права, изменением системы исполнения наказаний и других сугубо правовых вопросов, где их профессиональные советы и мнения практически всегда принимались большинством палаты. Вне зависимости от принадлежности к какой-либо из вышеуказанных категорий, все пэры имели право заседать в Палате лордов при достижении ими 21 года, и после получения специального королевского приглашения (Writ of Summons from The Queen). Вместе с тем, британское законодательство предусматривало и определенные ограничения в отношении допуска в Палату лордов некоторых еѐ потенциальных членов. Во-первых, в верхней палате британского Парламента не могут заседать граждане иностранных государств, даже если они обладают соответствующим британским дворянским титулом. 82 Данное исключение установлено положениями Акта о престолонаследии 1701 г. «Ни один человек, - говорилось в законе, - появившийся на свет за пределами королевств Англии, Шотландии и Ирландии или их владений, за исключением тех, кто родился от английских родителей, не может быть членом другой палаты (Палаты лордов – И.К.)».177 Во-вторых, не допускались в верхнюю палату пэры, признанные банкротами. Одна из статей принятого в 1871 г. Акта о дисквалификации на основании банкротства устанавливала: «Любой пэр объявленный банкротом лишается возможности заседать и голосовать в Палате лордов и ее любых комитетах, а пэры Шотландии и Ирландии – права участвовать в выборах представителей в Палату лордов».178 Наконец, в-третьих, не могут участвовать в работе Палаты лордов пэры, осуждѐнные за измену до окончания срока заключения или получения королевского помилования в соответствии с нормами Акта о конфискациях 1870 г.179 Общая численность членов Палаты лордов не являлась величиной строго определѐнной и в течение года могла меняться в связи с пожалованием монархом новых титулов. К 1896 г. в ее полный состав достиг 570 человек: 496 наследственных пэра, 26 духовных лордов, 16 шотландских представительских пэров, 28 ирландских пэров и 4 ординарных лордов по апелляциям.180 Вместе с тем, далеко не все из них принимали непосредственное участие в работе палаты, большая часть из них крайне редко присутствует на заседаниях, и в парламентском лексиконе за ними закрепилось прозвище «гостей из лесной глуши» (backwoodsmen). В начале ХХ в. специальная комиссия под руководством графа Онслоу выяснила, что, например, в течение сессии 1902 г. 286 наследственных пэров из 489, то есть 59% либо вообще не посещали палату, либо были замечены в ее стенах менее чем на 10 заседаниях.181 С одной стороны, такое положение дел можно было объяснить падением роли верхней палаты в законотворческом процессе по мере укрепления позиций Палаты общин как главного источника инициации 83 важнейших внутри- и внешнеполитических решений. С другой стороны, свою роль в парламентской активности пэров играло соотношение политических сил в стране и в палате. С появлением аристократическая в элита Англии первых разделилась на политических сторонников партий, тори и вся вигов, сформировав их социальную базу и относительно узкую группу лиц, прочно державших в своих руках бразды государственного управления. Политическое преобладание вигов на протяжении большей части XVIII в. вполне естественным образом опиралось на их доминирование в Палате лордов. Но их политические оппоненты умело воспользовались конституционным механизмом, позволившим принципиально изменить ситуацию. В 1713 г. тори, ведомые виконтом Болингброком, сумели убедить королеву Анну, пожаловать своим сторонникам 12 новых титулов, для того, чтобы обеспечить ратификацию Палатой лордов Утрехтского договора о мире с Францией.182 Это, казалось бы, незначительное увеличение количества пэров, на самом деле имело колоссальное значение как прецедент. В последующем наводнение палаты новыми пэрами и угрозы обращения к монарху с просьбой о даровании необходимого количества титулов не один раз будут использованы в политических баталиях. Решающий перелом в партийном соотношении в Палате лордов произошел на рубеже XVIII и XIX вв. Торийский премьер-министр Уильям Питт Младший за 17 лет, начиная с 1783 г. сумел добиться около 140 пожалований пэрских титулов. 183 Это обеспечило его партии неоспоримое превосходство в Палате лордов, которое сохранялось и укреплялось на протяжении всей викторианской эпохи. Наиболее ярким свидетельством превосходства консервативных пэров можно считать провал ими во втором чтении предложенного либералами Законопроекта о самоуправлении для Ирландии. 8 сентября 1893 г. эту инициативу поддержал всего 41 член палаты, в то время как 419 пэров проголосовали «против».184 Неудивительно, что в те периоды, когда Консервативная партия находилась у власти, политическая 84 активность пэров падала, поскольку у них не было необходимости защищать торийские принципы от возможных посягательств со стороны либералов. Все члены Палаты лордов исторически обладали рядом привилегий и свобод, многие из которых носили исторический характер и восходили к временам Великой хартии вольностей 1215 г. Основными из них были свобода слова в Парламенте и свобода от ареста (неприкосновенность) по гражданским делам. Специфической привилегией пэров являлось их древнее право свободного доступа к монарху, осуществляемое как коллективно, так и индивидуально.185 Следует иметь в виду, что указанные привилегии распространялись на всех пэров, независимо от того посещали они заседания палаты или нет. Палата лордов, так же как и нижняя палата Парламента, обладала правом самостоятельно регулировать свои внутренние процедуры, а в случае возникновения споров относительно пэрских титулов - принимать решения по этим вопросам. Наконец, верхняя палата британского Парламента имела полномочие наказывать пэров за нарушение правил или выражение неуважения к палате.186 Начиная со Средневековья, председателем Палаты лордов являлся невыборный лорд-канцлер или если использовать полное официальное название его должности – лорд-высокий канцлер Великобритании и хранитель Большой государственной печати. Он назначался монархом по представлению премьер-министра, поскольку являлся еще и членом Кабинета, осуществлявшим руководство судебными органами страны и выступавшим в качестве главного советника правительства по юридическим и конституционным вопросам. Таким образом, лорд-канцлер был уникальным государственным чиновником, принимавшим участие в работе всех трѐх основных ветвей центральной власти – законодательной, исполнительной и судебной. С точки зрения полномочий, к началу ХХ в. Палата лордов была абсолютно равноправна с Палатой общин. Прежде всего, она участвовала в законотворческом процессе, рассматривала и обсуждала билли, поступившие из 85 нижней палаты, кроме этого, сами пэры были наделены правом законодательной инициативы. Исключение составляли лишь билли об ассигнованиях. Еще в первом Парламенте Карла I Стюарта была принята процедура, согласно которой общины предоставляли королю право сбора налогов, а он вводил в силу этот акт «с совета и согласия пэров».187 К концу XVII в. нижняя палата Парламента стала претендовать на главенствующую роль в деле предоставления финансовых субсидий. Совместные резолюции палат 1671 и 1678 гг., например, прямо отрицали право пэров изменять суммы выделяемых средств и содержали требование, чтобы подобные билли инициировались в Палате общин.188 Вместе с тем, за исключением финансовых вопросов, исторически длительное время именно Палата лордов играла ведущую роль в подготовке парламентских статутов. Объяснялось это, во-первых, тем, что в ее стенах работали наиболее образованные и подготовленные подданные Короны. Вовторых, вплоть до 1830-х гг. пэры, представлявшие группу крупных землевладельцев, фактически держали под своим контролем выборы депутатов Палаты общин. Избирательные округа часто полностью находились на территории их владений, а корпус выборщиков составляли зависимые от лендлорда арендаторы. В 1830 г. 98 пэров контролировали «выборы» по меньшей мере 214 членов Парламента.189 Как следствие, партийно- политический состав Палаты общин обычно был зеркальным отражением расклада сил в верхней палате, а депутаты голосовали так, как «подсказывали» им их патроны-землевладельцы. Три избирательные реформы, последовательно проведенные в XIX в., кардинально изменили ситуацию. Их итогом стало то, что избирательные права получили 60% британских мужчин старше 21 года.190 Кроме того Закон о перераспределении избирательных округов привел к увеличению представительства от крупных городов, в то время как населенные пункты с менее чем 15 тыс. жителей потеряли возможность посылать своих депутатов в Палату общин и были включены в избирательные округа сельских графств.191 В 86 результате пэры утратили возможность влиять на исход всеобщих парламентских выборов, и это стало началом политического упадка Палаты лордов. Функция ведущей силы в законодательном процессе окончательно утвердилась за Палатой общин, депутаты которой считались лицами, представляющими волю нации. К концу XIX в. в Плате лордов обычно начинали свой путь лишь небольшое количество биллей, обычно связанных с реформированием правовой системы, затрагивающие интересы Церкви Англии или какие-либо моральноэтические проблемы. Допускалось внесение в верхнюю палату законопроектов, не носящих спорного политического характера, к примеру, именно в ней инициировалось большинство консолидированных биллей, которые сводили воедино многочисленные акты, приказы, министерские постановления и судебные решения, относящиеся к какой-либо определѐнной области законодательства. При этом важно иметь в виду, что без согласия пэров ни одна законодательная инициатива не могла превратиться в Акт Парламента, то есть Палата лордов была наделена правом абсолютного вето. Порядок обсуждения и прохождения законопроектов в верхней палате определялся правилами еѐ регламента, а также конституционными обычаями и мало чем отличается от аналогичной процедуры в Палате общин. Вместе с тем, имелись пусть и небольшие, но весьма примечательные нюансы. Правила проведения дебатов в Палате лордов были более свободные и менее формальные. В верхней палате отсутствовала практика прерывания и прекращения дебатов во время обсуждения биллей, что позволяло рассматривать законопроекты детально, особенно те из них, которые были одобрены Палатой общин с применением процедур по ускорению дебатов. Сами прения проводились в соответствии с фракционным принципом, первым обычно слово получал пэр, представлявший правящую партию, затем член палаты от Оппозиции, а после него все желающие принять участие в дискуссии, причѐм время их выступлений не ограничивалось.192 87 В Палате лордов применялся так называемый механизм «обычных средств», который подразумевал, что планирование работы палаты должно осуществляться группой, в которую входят лидеры и парламентские организаторы всех основных политических фракций в Палате лордов, а также координатор организации независимых пэров. Невзирая на то, опиралась ли правящая партия на большинство в верхней палате Парламента или нет, существовал обычай, согласно которому она была вправе претендовать на первоочередное рассмотрение еѐ законодательных инициатив, и, как следствие, на практике большая часть дебатов в Палате лордов была посвящена именно обсуждению публичных правительственных законопроектов. Члены Палаты лордов формально были более свободны в реализации своего права законодательной инициативы. Каждый пэр согласно ее процедурным правилам имел возможность внести свой собственный законопроект без какого бы то ни было предварительного уведомления и без получения разрешения палаты (в Палате общин для этого требовалось пройти процедуру баллотировки – И.К.).193 Основные стадии законотворческого процесса в Палате лордов были такие же, как и нижней палате Парламента и отличались лишь некоторыми процедурными особенностями. Например, на стадии комитета Палата лордов при рассмотрении публичных законопроектов чаще всего преобразовывалась в Комитет всей палаты и приступала к детальному и постатейному изучению билля. При этом в отличие от Палаты общин, на данной стадии обсуждения законопроекта в верхней палате Парламента не существовало правила о предварительном отборе предлагаемых поправок, любой пэр мог выступить в Комитете всей палаты и настаивать на своем варианте текста. Наконец в ходе итогового третьего чтения, в отличие от Палаты общин, в верхней палате Парламента могли вноситься поправки по вопросам и проблемам, которые не рассматривались на более ранних этапах.194 После принятия пэрами законопроекта в третьем чтении, он передавался для подписания монарху и, в случае получения королевской санкции, становился актом Парламента. 88 Поскольку британская конституционная доктрина предусматривала, что законопроект должен быть одобрен обеими палатами Парламента в идентичной форме, изменение текста пэрами требовало проведения соответствующих действий по урегулированию и устранению возникших разногласий между палатами. Чаще всего применялась так называемую процедура «законодательного челнока», суть которой состояла в том, что пэры принимали новые поправки в формулировках, отличных от первоначальных, и инициировали процесс их согласования с Палатой общин заново. Теоретически он мог продолжаться вплоть до окончания парламентской сессии, правда, только в том случае, если члены Палаты лордов каждый раз были готовы предложить новую редакцию спорного положения.195 В действительности, в большинстве случаев палатам относительно быстро удавалось достичь компромисса и принять законопроект в идентичной редакции. Иногда такой результат достигался за счѐт согласия депутатов Палаты общин с поправками, предложенными пэрами, но гораздо чаще, они предлагали новые компромиссные формулировки, которые учитывали мнение Палаты лордов по обсуждаемой проблеме. Если же пэры продолжали настаивать на своих поправках в прежней редакции, то это означало, что они прибегли к праву вето в отношении обсуждаемого билля. Второй основной функцией верхней палаты британского Парламента накануне ХХ в. считался контроль над исполнительной властью, но пэры при этом были более ограничены в своих возможностях, нежели депутаты Палаты общин. Объясняется это тем, что британское конституционное право устанавливает принцип политической ответственности правительства исключительно перед Палатой общин, верхняя палата вследствие этого лишена, например, возможности применять наиболее радикальный метод контроля – выносить вотум недоверия правящему Кабинету и тем самым отправлять его в отставку. Пэры могли принимать участие в реализации лишь общего контроля над деятельностью администрации, используя меры информативного, корректирующего и акцентирующего характера. Они, как и депутаты Палаты 89 общин, были вправе задавать вопросы министрам, выступать с предложениями, предлагать поправки к тронной речи и законопроектам, работать в составе следственных комитетов. Формально к контрольным полномочиям Палаты лордов могло быть отнесено и еѐ право выступать в качестве судебной инстанции при реализации процедуры импичмента в отношении представителей высшей исполнительной власти, но данный инструмент не использовался с начала XIX в. Наконец, Палата лордов играла заметную роль в процедуре парламентского контроля над актами делегированного законодательства, следя, прежде всего, за тем, чтобы их нормы соответствовали положениям ранее принятых статутов и не выходили за пределы допустимых полномочий. Примечательно, что контрольные полномочия верхней палаты, осуществлялись в условиях менее жѐсткой регламентации, поскольку пэры не были стеснены ни строгими процедурными правилами, ни властными полномочиями председательствующего, часто вмешивавшегося в течение дебатов, как это имело место в Палате общин. Палата лордов рассматривалась в качестве форума, на котором публично обсуждались дела, представлявшие общенациональный интерес. Считалось, что верхняя палата - наиболее подходящее для таких целей место, поскольку еѐ члены не были связаны, подобно депутатам Палаты общин, необходимостью переизбираться, а, следовательно, им не надо было стремиться понравиться избирателям. Кроме этого, пэры не были задавлены партийной дисциплиной и имели возможность говорить то, что они думают, а не только то, что разрешалось партийным руководством. Говоря о функциях Палаты лордов, особо следует подчеркнуть, что исключительно еѐ прерогативой являлось осуществление судебных полномочий Парламента. Английские юристы относят появление этого права к XIII в., а в качестве его первоисточника указывают на статью 39 «Великой хартии вольностей» 1215 г., постановлявшей, что «судить баронов могут только сами бароны».196 После появления Парламента данная статья стала основанием 90 для превращения Палаты лордов в суд первой инстанции по всем делам в отношении пэров Англии; имела право рассматривать дела, относящиеся к собственным привилегиям; спорные дела по поводу пэрства; а также дела об индивидуальной ответственности высших должностных лиц в порядке импичмента.197 Впрочем, общее число подобных дел в Соединѐнном Королевстве было крайне незначительным, а основная особенность их разбирательства состояла в возможности всех членов Палаты лордов принимать участие в процессе. В середине XVII в., после реставрации Стюартов, все большее значение стали приобретать судебные полномочия верхней палаты Парламента как высшей апелляционной инстанции. Окончательно законодательно они были закреплены Актом об апелляционной юрисдикции 1876 и Актом об апелляционной юрисдикции 1887 г. Пэры разбирали жалобы на решения нижестоящих судов Англии, Уэльса и Северной Ирландии по гражданским и уголовным делам, а также шотландских судов по гражданским делам.198 Правда, это полномочие можно было отнести к компетенции Палаты лордов лишь условно, в силу того, что на практике такие судебные дела от еѐ имени рассматривала только небольшая группа специально назначенных ординарных лордов по апелляциям. Пэры же не имевшие юридического образования и квалификации к слушанию этих дел не допускались. Анализируя судебные полномочия Палаты лордов, необходимо отметить несколько важных обстоятельств, подчѐркивающих своеобразие и необычность этой функции. Во-первых, само существование подобной прерогативы у палаты Парламента, органа, прежде всего законодательного, лишний раз свидетельствовало об отсутствии в Соединѐнном Королевстве принципа чѐткого разделения властей. Во-вторых, обладая правом создавать судебные прецеденты, верхняя палата была фактически наделена конституционными полномочиями. Поскольку в Великобритании высшие суды признаются в качестве одного из источников в формировании правовых норм, то созданные 91 ими, в том числе и Палатой лордов, прецеденты имели такую же обязательную силу, как и статутное право, и являлись неотъемлемой частью Конституции. В целом к началу XX в. Палата лордов, несмотря на невыборный принцип своего комплектования, сохранение многих исторических привилегий и архаичных форм деятельности, тем не менее, играла достаточно важную роль в британском парламентском механизме. Основное еѐ предназначение заключалось в выполнении роли своеобразного тормоза, барьера, не позволявшего реализовывать на практике радикальные политические идеи. В определѐнном смысле можно даже утверждать, что Палата лордов являлась английским вариантом американской системы «сдержек и противовесов», поскольку имея в своем арсенале право абсолютного вето, пэры могли не только привлекать общественное внимание к спорным законопроектам, но и были способны окончательно отклонить проект недостаточно подготовленных реформ. С другой стороны, совершенно очевидно, что к началу ХХ в. этот значимый элемент британского Парламента нуждался в модернизации, поскольку принципы его формирования и объем властных полномочий не соответствовал изменившимся социально-экономическим и политическим реалиям. Необходимость перемен понимали и наиболее дальновидные политики, в том числе и из среды пэров. Так, один из лидеров Либеральной партии – лорд Розбери, предложив в 1884 г. повысить эффективность работы Палаты лордов за счет введения в ее состав пожизненных пэров, убедительно обосновывал актуальность такого шага: «Палата лордов существует около шести веков. Я не уверен, что какой-нибудь институт может функционировать так долго как этот без реформ. Конечно, можно сказать, что это является следствием его изначального совершенства, но я не верю, что есть какое-то учреждение, которое может позволить долго оставаться неизменным и оградить себя от различных влияний времени».199 В Консервативной партии в 80-е – 90-е гг. XIX в. планы реорганизации палаты лордов предлагали граф Данрэвен и третий маркиз Солзбери.200 Вместе с тем, все эти проекты предусматривали в 92 основном корректировку системы формирования состава палаты и практически не касались проблем ее властных полномочий. Они больше походили на своеобразную разведку боем, прощупывание общественного мнения, поскольку никогда не доводились до облечения в статутную форму даже в случае успешного обсуждения в Парламенте. Складывалось впечатление, что ведущие партии накапливали по этому вопросу необходимый потенциал, пытались определиться с тактикой и стратегией накануне неизбежного и предстоящего противостояния. 93 94 5. Либералы у власти и «пудель мистера Бэлфура» В начале ХХ в., на первый взгляд, не существовало никаких серьезных предпосылок для изменения давно сформировавшихся и апробированных в течение нескольких столетий места и роли Палаты лордов в британской системе государственного управления. У власти по-прежнему находилась Консервативная партия, период доминирования которой начался еще в августе 1886 г. До начала нового столетия их главным оппонентам – либералам удалось лишь на относительно небольшой промежуток времени (с августа 1892 по июнь 1895 г.) отстранить тори от руководства страной. На протяжении всего этого почти двадцатилетнего отрезка политического преобладания консерваторов, существенную часть социальной базы которых составляли представители родовитой аристократии, конституционно-парламентский механизм функционировал практически идеально. Правительство, опираясь на надежное большинство из консерваторов и либерал-юнионистов в Палате общин и на подавляющее преобладание торийских пэров в верхней палате Парламента (в 1906 г. – 391 пэр из 602 – И.К), без видимых проблем реализовывало свой политический курс.201 Разногласия между палатами имели место лишь в единичных случаях и, как правило, по вопросам, не являвшимися принципиальными. Очевидно, что такое положение абсолютно устраивало консерваторов, и реформирование Палаты лордов не входило в ближайшие планы правящего Кабинета. Результаты всеобщих парламентских выборов 1906 г., безусловно, разрушили эту призрачную идиллию и стали очевидным свидетельством того, что к началу нового века сформировался целый комплекс причин, выдвигавших на повестку дня вопрос о необходимости парламентской реформы в целом, и изменений функций и полномочий Палаты лордов в частности. Прежде всего, кардинальные перемены произошли в соотношении политических сил в Великобритании. Либеральная партия по итогам волеизъявления избирателей не только с огромным преимуществом опередила своих основных оппонентов 95 399 депутатских мандатов против 156, но теперь могла рассчитывать и на поддержку фракции из 29 лейбористских депутатов.202 В марте 1903 г. либералы заключили с Лейбористской партией секретное соглашение, предусматривавшее отказ от соперничества друг с другом в ряде избирательных округов.203 Этот предвыборный сговор можно рассматривать как попытку заключить своеобразный электоральные альянс с целью расширения социальной базы либералов за счет голосов избирателей членов профсоюзов. Союзниками нового Кабинета были и ирландские националисты, получившие 82 места в новом Парламенте. Они рассчитывали, что Правительство Г. Кэмпбелл-Баннермана вновь попытается провести Законопроект о самоуправлении для Ирландии. Консерваторы и состоявшие в союзе с ними либерал-юнионисты, не просто проиграли парламентские выборы, по итогам которых в Палату общин не прошел даже лидер тори - А. Бэлфур, но так и не смогли достичь необходимого внутрипартийного единства. Они по-прежнему делились, вопервых, на сторонников протекционизма, продолжавших добиваться введения ввозных таможенных пошлин на импортные товары. Во-вторых, на приверженцев сохранения типичной для второй половины XIX в. политики свободной торговли. Наконец, в-третьих, существовала группа центристов во главе со все тем же А. Бэлфуром, который предпринимал тщетные попытки примирить крайние фракции своей партии. Внутрипартийная борьба, не только ослабляла электоральные перспективы тори, но и, без сомнения, свидетельствовала об определенном идейном кризисе в их рядах, заставляя консервативных лидеров задумываться о необходимости пересмотра и трансформации прежних программных установок. Важнейшими факторами, обуславливавшими необходимость проведения политических и конституционно-правовых реформ в начале ХХ в., стали особенности социально-экономического развития Великобритании. Утрата мирового промышленного превосходства; существенный рост значения финансовой и колониальной монополии для дальнейшего развития страны; 96 снижение экономического и финансового потенциала старой земельной аристократии на фоне усиления роли в хозяйственной и политической сферах промышленников и банкиров; стремительный прирост численности пролетариата и городского населения и т.д. Все это, безусловно, требовало определенной корректировки правового и конституционно-политического механизмов. Их следовало как можно скорее привести в соответствие с изменившимися социально-экономическими реалиями. Новое либеральное Правительство часто сравнивали с «Кабинетом всех талантов», существовавшим почти за сто лет до этого, поскольку в его составе оказались собраны все главные силы партии. Наиболее широко были представлены политики старой «гладстоновской» закалки: Дж. Морли, Дж. Брайс, Г. Гладстон и сам премьер-министр. Важнейшие посты достались либерал-империалистам: Г. Асквиту, ставшему министром финансов, Э. Грею, занявшему кресло министра иностранных дел, и Р. Холдэйну, возглавившему военное ведомство. Левое радикальное крыло либералов представляли Д. Ллойд Джордж, назначенный на пост министра торговли и Дж. Бернс, руководивший Объединение Министерством в составе по делам Кабинета местного выдающихся самоуправления. представителей всех внутрипартийных фракций было необходимо не только для того, чтобы эффективно отражать интересы широкой социальной базы партии, но и для реального выполнения тех щедрых предвыборных обещаний, которые были даны избирателям. Вместе с тем, новое Правительство практически сразу столкнулось с необходимостью преодолевать сопротивление консервативных пэров в отношении целого ряда своих законодательных инициатив. Палата лордов либо прямо отвергала, либо при помощи поправок изменяла до неузнаваемости суть биллей, внесенных в Парламент Кабинетом. В 1906 г., например, такая участь постигла Законопроект о множественном голосовании и Законопроект о торговле алкоголем. Объясняя такого рода стратегию оппозиции, лидер консерваторов А. Бэлфур, прославившийся как мастер двусмысленных 97 выступлений, на этот раз был предельно искренен и четок. Без тени сомнения он абсолютно прямо заявил, что «великая юнионистская партия, вне зависимости от того, находится она у власти или же в оппозиции, всегда держит в своих руках контроль над судьбой этой великой империи».204 Намерение Оппозиции сорвать реализацию планов нового Правительства при помощи подконтрольной тори верхней палаты британского Парламента, получило очередное подтверждение во время дебатов по Законопроекту об образовании 1906 г., считавшегося одним из важнейших пунктов либеральной программы действий. Внесенный в апреле 1906 г. министром по делам образования А. Биррелом, указанный билль предусматривал меры по расширению контроля граждан над учебными заведениями и одновременно вводил запрет на финансирование религиозного образования в церковных школах из средств местных бюджетов. В декабре законопроект был одобрен подавляющим большинством депутатов и передан на рассмотрение в верхнюю палату Парламента. Однако, там консервативные лорды, традиционно рьяно отстаивавшие интересы государственной Церкви Англии, предложили такое количество враждебных поправок, что Кабинет предпочел снять билль с дальнейшего рассмотрения.205 Правительство, которое поначалу избрало полностью оборонительную тактику и откладывало решение всех спорных вопросов законодательства на конец сессии в расчете на то, что пэры не решаться провалить сразу несколько радикальных инициатив. Наиболее влиятельный из либеральных членов верхней палаты Парламента – граф Крю, считал, что единственным способом урегулировать отношения с оппозицией является путь личных переговоров руководителей двух партий. Впрочем, все его попытки организовать такого рода согласование позиций во время дебатов по Законопроекту об образовании закончились полным провалом.206 После этого лидеры правящей партии окончательно поняли, что без существенных изменений полномочий Палаты лордов в области законотворчества они вряд ли могут рассчитывать на успешное продвижение своих инициатив и в перспективе рискуют потерять 98 поддержку электората и политических союзников. Даже обычно умеренный, осторожный и тщательно продумывавший все принимаемые решения Г. Кэмпбелл-Баннерман, на заседании Кабинета в декабре 1906 г. неожиданно выступил за немедленный роспуск Парламента и проведение внеочередных выборов под лозунгом «пэры против народа».207 Впрочем, против такого решения высказалось большинство ведущих министров, и премьер-министр в итоге отказался от этого намерения. Особенно активно в этот период времени критиковал пэров стремительно набиравший популярность валлийский радикал Д. Ллойд Джордж. В своих речах во второй половине 1906 г. он неоднократно подчеркивал, что именно верхняя палата последовательно отвергая один за другим правительственные билли, не позволяет правящей партии выполнить свои обещания данные избирателям. Отчаянно нападая на пэров, Д. Ллойд Джордж даже позволил себе нарушить неписаные британские традиции и упомянул о политической роли монархии в жизни страны. «Если Палата лордов будет упорствовать, - отмечал он, выступая 1 декабря 1906 г. в Оксфорде, - то во весь рост встанет серьезная проблема, будет ли страна управляться королем и пэрами или королем и народом».208 Находившийся в то время на престоле король Эдуард VII, немедленно обратил внимание премьер-министра, что такое высказывание одного из членов Правительства абсолютно недопустимо, поскольку нарушает установившееся правило не затрагивать суверена в политических речах. Д. Ллойд Джордж был вынужден принести свои извинения монарху, но вместе с тем продолжил свои атаки на пэров. В следующем 1907 г. широкий общественный резонанс вызвало еще одно яркое образное замечание валлийского радикала о поддержке лордами стратегии и политики лидеров торийской партии. «Палату лордов, - заявил министр торговли, - называют сторожевым псом Конституции, на самом же деле она лишь пудель мистера Бэлфура. Она приносит ему дичь. Она лает по его команде. Она кусает любого на кого он укажет».209 Такими яркими и образными выступлениями, либеральный политик пытался донести до 99 избирателей идею о том, что проблема реформирования верхней палаты британского Парламента гораздо шире, нежели просто вопрос конституционноправовой коррекции и затрагивает острые политические, социально- имущественные отношения. Неожиданную поддержку в борьбе с пэрами Д. Ллойд Джордж получил от потомка аристократического рода Мальборо, в недавнем прошлом консерватора – У. Черчилля. Перейдя в 1904 г. в стан Либеральной партии и получив министерский пост в Правительстве Г. Кэмпбелл-Баннермана, молодой и амбициозный политик был вынужден доказывать свою полезность. Поскольку необходимость реформирования Палаты лордов постепенно со всей очевидностью становилась одной из приоритетных задач правящего Кабинета, то У. Черчилль принял самое деятельное участие в зарождавшейся кампании критики верхней палаты Парламента. В самом ее начале - 9 марта 1907 г. он опубликовал пространную статью по этой проблеме в еженедельнике «Нэйшен». По его мнению, решить назревший вопрос можно было двумя путями: либо найти способ как достичь соответствия партийного большинства в обеих палатах, либо лишить Палату лордов права блокировать решения, которые принимает Палата общин.210 Впрочем, в отличие от Д. Ллойд Джорджа, более осторожный У. Черчилль считал, что проблема реформирования Палаты лордов носит исключительно конституционный характер и не связана с вопросами собственности, отношений между различными социальными группами и т.д. Таким образом, можно констатировать, что уже в конце 1906 – начале 1907 г. началась длительная и тщательная подготовка одной из самых громких конституционно-политических реформ в истории Соединенного королевства ХХ века. В первых числах марта 1907 г. для разработки правительственного плана реформирования Палаты лордов был сформирован специальный комитет Кабинета. В его работе самое активное принимали участие все наиболее заметные лидеры либералов – Г. Асквит, Д. Ллойд Джордж, граф Крю, лорд Холдэйн, лорд Харкорт и другие. Несмотря на то, что вышеперечисленные 100 политики представляли как правое, так и радикальное левое крыло партии, дело продвигалось достаточно успешно и главное быстро. Уже 19 марта 1907 г. появился согласованный проект, в основу которого были положены идеи маркиза Рипона, занимавшего в то время пост лорда хранителя малой печати и лидера либералов в верхней палате Парламента. Суть «плана Рипона» заключалась в следующем: 1. Если Палата лордов отвергает билль, одобренный Палатой общин, или вносит в него поправки, то его рассмотрение переносится на следующую сессию Парламента. 2. В случае если пэры после созыва новой сессии не изменили своего негативного отношения к законопроекту, то для разрешения конфликта проводится совместное голосование палат. 3. В таком совместном голосовании принимают участие все депутаты нижней палаты и 100 избранных самими пэрами представителей Палаты лордов. 4. В число избранных представителей верхней палаты должны входить все пэры-члены Правительства, но не более 20 человек. 5. Наследственная палата не вправе рассматривать финансовые законопроекты. Кабинет, рассмотрев предложения комитета, на своем заседании 23 марта 1907 г., одобрил вышеуказанные предложения в качестве основы политики Либеральной партии по вопросу о праве вето лордов.211 Несмотря на то, что «план Рипона» не стал достоянием гласности, а так и остался секретным документом Кабинета, его появление свидетельствовало о двух важных моментах. Во-первых, Правительство всерьез занялось разработкой конкретного проекта, предоставлявшего бы ему в распоряжение вполне действенные механизмы, позволявшие, в случае необходимости, сломить сопротивление пэров. Во-вторых, совершенно очевидно, что первый вариант плана реформирования Палаты лордов оказался слишком запутанным и не лишенным спорных позиций. В этой связи не случайно, что всего через два дня 101 после одобрения предложений маркиза Рипона Кабинетом, Г. КэмпбеллБаннерман в письме к личному секретарю Эдуарда VII барону Ноллису отмечал, что он «мечтает о более решительном методе одногодичного отлагательного вето и опасается, что принятый мягкий план чересчур неестественный и сложный».212 В поисках альтернативного варианта, премьер-министр обратился за помощью к профессионалу высочайшего уровня – знатоку конституционного права и известному авторитету в вопросах парламентских процедур, клерку Палаты общин К. Илберту. Последний достаточно оперативно подготовил обстоятельный анонимный меморандум, который Г. Кэмпбелл-Баннерман одобрил и от своего имени 31 мая 1907 г. распространил среди членов Кабинета.213 Прежде всего, в этом документе были обозначены три явных слабых места первоначального плана маркиза Рипона. Во-первых, даже с большой натяжкой невозможно было назвать совместным голосование, в котором принимали участие все депутаты Палаты общин и только 100 представителей верхней палаты, и вряд ли логика такого решения могла бы быть понятна избирателям. Во-вторых, указывалось, что объединенное собрание из почти 770 членов Парламента – слишком многочисленное для решения спорных вопросов и легко может превратиться в неуправляемую и неконтролируемую толпу. В-третьих, было совершено очевидно, что в случае реализации «плана Рипона» для того чтобы Правительство могло гарантированно преодолеть противодействие пэров, оно должно было опираться на внушительное большинство в Палате общин, составлявшее никак не менее 70 мандатов.214 Вместо этих запутанных и громоздких процедур премьер-министр, опираясь на идеи, изложенные в меморандуме К. Илберта, предложил сделать вето Палаты лордов отлагательным и ввести более логичный и понятный механизм преодоления негативного решения пэров. В случае неодобрения Палатой лордов билля принятого Палатой общин, он передавался на рассмотрение небольшой конференции из равного числа представителей палат, 102 которая должна была урегулировать разногласия. Если работа конференции заканчивалась безрезультатно, то законопроект можно было снова внести в Палату общин после шестимесячного интервала. Подобная цепочка согласования спорного вопроса могла продолжаться три раза, но если третья конференция опять заканчивалась ничем, то билль становился законом без согласия Палаты лордов.215 Очевидно, что предложенный проект реформы достаточно существенно затрагивал полномочия верхней палаты Парламента, поскольку прежнее абсолютное вето пэров по замыслу лидера либералов трансформировалось в вето отлагательное. Кроме этого, правящая партия, опирающаяся на стабильное большинство, получала возможность, пусть и в результате длительной и непростой процедуры, но проводить в жизнь свои законодательные инициативы, невзирая на негативное отношение к ним Палаты лордов. Необходимо отметить, что инициатива премьер-министра при обсуждении в Кабинете вызвала достаточно острые дискуссии. Фактически министры раскололись по этому вопросу, и только под очевидным давлением лидера партии 14 июня все же был принят согласованный финальный вариант плана.216 Сомнения ряда либеральных лидеров объяснялись тем фактом, что пэры на момент разработки вышеописанного плана все еще обладали правом абсолютного вето в отношении законопроектов одобренных нижней палатой. Задача принятия закона, ограничивавшего столь весомую прерогативу Палаты лордов, в таких условиях многим казалась практически невыполнимой. Решить ее можно было, лишь разыграв изящную политическую комбинацию, сравнимую со сложной шахматной партией, которая поставила бы оппозицию в безвыходное положение и вынудила бы согласиться с предлагаемыми новациями. Летом 1907 г. либералы сделали первый ход в этой захватывающей игре. Выступая в Палате общин 24 июня, премьер-министр предложил резолюцию, в которой говорилось: «…в целях учета воли народа, нашедшей отражение в решениях его избранных представителей, необходимо чтобы возможность 103 другой палаты (Палаты лордов – И.К.) изменять или отклонять законопроекты, принятые этой палатой была ограничена законом».217 Одновременно с этим общественности был представлен проект возможных преобразований, обсуждавшийся членами Кабинета в течение большей части июня 1907 г. и ставший известным как «план Кэмпбелл-Баннермана». Впрочем, ожидать начала его немедленной реализации не приходилось, поскольку разногласия среди либеральных лидеров по этому вопросу все еще были слишком очевидны. Так, например, канцлер Казначейства Г. Асквит выступая 26 июня 1907 г. в Палате общин откровенно отмечал, что «он медленно, частично и неохотно признал возможность именно этого метода решения проблемы».218 Консерваторы, тем не менее, отреагировали на инициативу лидера либералов незамедлительно и даже попытались перехватить инициативу. Прекрасно осознавая, что идея о необходимости реформирования верхней палаты Парламента не только пользуется поддержкой значительной части их политических оппонентов, но и объективно диктуется изменениями в социально-экономическом развитии страны, тори решили взять дело в свои руки и реализовать его с максимальной выгодой для себя. В том же 1907 г. барон Ньютон внес на рассмотрение пэров Законопроект о Палате лордов (реформа). В нем предлагалось пойти на изменения принципов формирования состава палаты, но при этом оставить в неприкосновенности ее функции.219 Консерваторы и юнионисты, таким образом, недвусмысленно демонстрировали, что они готовы признать не соответствующим духу времени факт исключительного преобладания в палате наследственных аристократов, но не допустить, опасного с их точки зрения, урезания ее прав и полномочий. Впрочем, инициатива барона Ньютона не получила развития. Второе чтение по его законопроекту так и не состоялось, а правящая партия приложила все усилия для того, чтобы вернуть затронутую проблему в необходимое для нее русло. По инициативе либералов в январе 1908 г. был сформирован парламентский комитет с целью «обобщения и анализа предложений, направленных на повышение эффективности Палаты лордов в вопросах 104 законодательства».220 Тем самым Кабинет ясно давал понять, что для него главной задачей является как раз изменение круга полномочий пэров. Возглавил комитет - бывший либеральный премьер-министр - пятый граф Розбери, однако, к сожалению, результаты работы руководимой им структуры оказались более чем скромными. Доклад, опубликованный по итогам работы комитета в начале декабря 1908 г. содержал лишь предложения по изменению принципов формирования палаты. Предполагалось, что она будет состоять из трех групп членов. Первую категорию новых членов Палаты лордов должны были составить наследственные пэры, которые прежде занимали высокие публичные должности. Кроме этого предусматривалось членство 200 представительных пэров, которых британская аристократия должна была выбирать из своей среды, причем не пожизненно, а только на срок полномочий каждого Парламента. Наконец места в новой палате должны были получить 10 духовных лордов (2 архиепископа и 8 епископов), избираемых епископатом Церкви Англии. Комитет также рекомендовал ввести в верхнюю палату британского Парламента представителей от самоуправляющихся колоний.221 В случае реализации этих предложений численный состав Палаты лордов сократился бы примерно до 350 человек, но при этом ее властные полномочия остались бы неизменными. Чем же объяснить факт того, что сформированный по инициативе Правительства комитет представил рекомендации не по тем проблемам, для анализа которых он создавался? На наш взгляд можно выделить две основные причины такого развития событий. Первая – это, безусловно, активная обструкционистская деятельность консервативных пэров вошедших в состав комитета. Не желая даже обсуждать перспективы возможного изменения круга своих прерогатив, они сделали все возможное, чтобы комитет сосредоточил свое внимание именно на проблеме комплектования палаты, а не на вопросах ее властных полномочий. Косвенно об этом же свидетельствовало и изменение тактики тори в верхней палате. Теперь их представители отвергали лишь второстепенные, непосредственно не затрагивавшие интересы большинства 105 избирателей либеральные инициативы, не давая тем самым повода для всеобщего возмущения и обвинений в злоупотреблении правом вето. Вторая причина - это отсутствие единства взглядов по проблеме реформирования Палаты лордов в руководстве либералов. Партийные руководители из числа «гладстонианцев» и либерал-империалистов, имевшие давние и прочные связи со старой вигской знатью, не были заинтересованы в серьезной, кардинальной модернизации верхней палаты Парламента и готовы были ограничиться полумерами и словесной перепалкой. Недавно придя к управлению страной, натолкнувшись на серьезное сопротивление оппозиции и опасаясь за электоральные перспективы, они боялись потерпеть окончательное фиаско, вступив в бой без достаточной подготовки тылов. К тому же у их лидера - Г. Кэмбелл-Баннермана в это время резко ухудшилось состояние здоровья. Два сердечных приступа, в итоге, вынудили его подать в отставку с поста премьер-министра 5 апреля 1908 г. Что касается радикально настроенных либералов, признанным лидером которых был Д. Ллойд Джордж, то для них в этот период тактически более важной задачей представлялось укрепление своего положения в партии и занятие значимых министерских должностей. В обновленном составе либерального Правительства, сформированном Г. Асквитом, радикалы получили назначения на несколько ключевых постов, а Д. Ллойд Джордж и вовсе занял второе по значению кресло в Кабинете, став канцлером Казначейства. Для сторонников сохранения старой Палаты лордов такое усиление рвущихся в бой сторонников социального реформизма и нового либерализма не предвещало ничего хорошего. Тем не менее, пэры, пусть и с большей осторожностью, но продолжали использовать старую тактику саботажа правительственных законопроектов, что вызывало крайнее раздражение фракции большинства. Впрочем, как уже отмечалось, в 1908 г. консерваторы более осмотрительно использовали Палату лордов в борьбе с либеральными инициативами. В ряде случаев, например, при принятии Акта о трудовых конфликтах, Акта о восьмичасовом рабочем дне для шахтеров и Акта о пенсиях по старости, тори отказались от практики блокирования 106 правительственных законопроектов в верхней палате, понимая, что в противном случае они не смогут рассчитывать на поддержку рабочих избирателей на будущих парламентских выборах. С другой стороны, либеральная политика социального реформизма, объективно представляла серьезную угрозу для консерваторов, в рядах которых после выборов 1906 г. доминировали сторонники протекционизма. Так из 156 юнионистских членов тогдашней Палаты общин 102 были решительными сторонниками тарифной реформы и лишь 19 ее категорически отвергали.222 Меры, реализованные либеральными правительствами в 1906-1908 гг., показывали, что добиться улучшения уровня и качества жизни можно и при отсутствии охранительных пошлин, которые отнюдь не являлись, как это представляли протекционисты, единственным источником средств для социальных реформ. Поэтому, как только правящая партия предлагала какиелибо новации, противодействие которым не грозило тори очевидным снижением электоральной привлекательности, либо прямо затрагивающие интересы собственников, они неизменно пытались блокировать их. Ярким свидетельством этого является отклонение Палатой лордов в 1908 г. Билля о борьбе с пьянством, который мог привести к сокращению доходов производителей алкогольной продукции и владельцев питейных заведений. Впрочем, очередной акт обструкции со стороны пэров не остался без последствий, 248 либеральных и лейбористских депутатов нижней палаты немедленно направили в Кабинет специальную петицию с предложением внести законопроект об ограничении права вето пэров, указывая премьерминистру на то, что в противном случае избиратели очень быстро откажут Правительству в доверии.223 Эту точку зрения разделял и Д. Ллойд Джордж, считавший, что наступило самое удобное время для решающего сражения с торийскими пэрами. Новая должность давала ему возможность представить реформу Палаты лордов как комплексную социально-экономическую, политическую и конституционно-правовую проблему. 107 Подготовка бюджета на новый финансовый год как нельзя лучше подходила для этого, поскольку главный финансовый закон страны, так или иначе, затрагивал практически все сферы хозяйственной, общественной и политической жизни. Первым сигналом о готовящемся столкновении стала пространная речь канцлера Казначейства, произнесенная 1 октября 1908 г. в Суонси. Затронув в своем выступлении самые разнообразные злободневные проблемы и приводя аргументы в пользу продолжения курса социального реформизма, Д. Ллойд Джордж отметил, что либералы сделали все зависящее от них «для излечения бедствий». Но, по мнению оратора, их усилия сводила на нет «палата призраков», в которой наследники знатных семей имеют «право перечеркивать желания и решения большинства из 40 миллионов своих соотечественников».224 Позицию министра финансов поддержал и Г. Асквит. Выступая в конце декабря на рождественском обеде в Национальном либеральном клубе, он заверил собравшихся, что не все силы Либеральной партии исчерпаны и Кабинет готовит наступление по двум основным вопросам – бюджету следующего года и реформе верхней палаты Парламента. «Я призываю сегодня Либеральную партию, - сказал он, - обратить внимание на угрозу со стороны права вето Палаты лордов как на доминирующий вопрос в политической жизни – доминирующий, поскольку он в течение длительного времени затмевает и поглощает все другие проблемы».225 Таким образом, лидеры либералов заранее готовили общественное мнение к тому, что их бюджетные инициативы будут негативно встречены верхней палатой и Правительству придется отстаивать народные интересы в противоборстве с наследственной аристократией. Основные итоги первого этапа борьбы за модернизацию верхней палаты Парламента в начале прошлого века, на наш взгляд заключались в следующем. Во-первых, диктовавшие новые социально-экономические необходимость и реформирования политические властных реалии, институтов центрального управления, в том числе и наиболее архаичного из их числа – Палаты лордов, к концу первого десятилетия ХХ века заставили либералов, находившихся с 1906 г. у власти, серьезно заняться разработкой конкретных 108 программ модернизации верхней палаты Парламента. Во-вторых, только в 1908 г. Кабинету Г. Асквита с большим трудом удалось преодолеть внутрифракционные разногласия по этой проблеме и предложить стране очень умеренный план действий, по ограничению, прежде всего, властных полномочий верхней палаты британского Парламента. Он лишал пэров возможности блокировать финансовые инициативы Правительства, одобренные нижней палатой, а также предусматривал замену абсолютного вето на отлагательное в вопросах общего законодательства. В-третьих, Оппозиция в лице консерваторов и юнионистов, привыкшая использовать торийское большинство в верхней палате в качестве эффективного инструмента противодействия неправильным, с ее точки зрения, инициативам своих политических противников, вполне естественно была крайне недовольна такими новациями. Своими контрпредложениями, выдвигавшимися в 1907 и 1908 гг., она настойчиво пыталась подменить ограничение прерогатив Палаты лордов изменением принципов формирования ее состава, соглашаясь даже на отмену преимущественно наследственного принципа членства. Либеральному Правительству было чрезвычайно сложно реализовать свой вариант преобразований, поскольку на его пути практически неизбежно возникала непреодолимая преграда - вето консервативных пэров. Необходим был неординарный политический ход, маневр, который со всей очевидностью продемонстрировал бы избирателям Великобритании, что именно архаичная верхняя палата является преградой на пути успешного дальнейшего развития страны. В этих завоевавшие условиях репутацию члены радикальной наиболее фракции последовательных либералов, и уже настойчивых сторонников реформы Палаты лордов, попытались представить ее как комплексную социально-экономическую, политическую и конституционноправовую проблему. Их признанный лидер - Д. Ллойд Джордж, занимавший в Правительстве Г. Асквита пост министра финансов, считал, что достичь этого можно увязав проблему модернизации верхней палаты с начавшейся 109 подготовкой бюджета, поскольку главный финансовый закон страны, так или иначе, затрагивал практически все сферы хозяйственной, общественной и политической жизни. 110 6. Бюджетный кризис: кампания «Пэры против народа» К началу 1909 г. проблема взаимоотношений либерального Правительства Г. Асквита и контролируемой консервативными пэрами Палаты лордов превратилась в один из центральных вопросов политической повестки дня. Столкнувшись с явной обструкционистской политикой в отношении целого ряда ее важнейших законодательных инициатив, правящая партия вынуждена была приступить к разработке планов по ограничению законодательных полномочий верхней палаты. С большим трудом, преодолев внутрипартийные разногласия, Кабинету Г. Асквита удалось согласовать весьма умеренный проект реформирования Палаты лордов, но воплотить его в жизнь было достаточно сложно, учитывая крайне негативное отношение пэров к любым попыткам лимитирования их прав. В этой практически патовой ситуации, министр финансов Д. Ллойд Джордж предложил добиться необходимого результата за счет привязки вопроса о модернизации верхней палаты Парламента к разработке главного финансового закона страны. Бюджет на 1909 г., как известно, формировался в сложных социальноэкономических и политических условиях. Британская промышленность в 1908 г. вступила в стадию спада, наблюдались признаки активизации забастовочного движения. Правительству со всей очевидностью было необходимо увеличивать расходы на вооружения в преддверии Первой мировой войны, а также государственные ассигнования на управленческий аппарат и социальные нужды (пенсии по старости, средства на организацию бирж труда и т.д.). Но где найти источники дополнительных доходов? Ответ на этот вопрос был дан 29 апреля 1909 г., когда Д. Ллойд Джордж после почти четырехчасовой речи внес проект главного финансового билля страны в Палату общин. Для покрытия огромного по меркам того времени дефицита бюджета в размере 15,8 млн. фунтов стерлингов канцлер Казначейства предложил три основных источника средств. Во-первых, экономию в размере 3,5 млн. фунтов стерлингов должно было обеспечить сокращение выплат по государственному долгу. Во-вторых, 111 большую часть дефицита - 6,7 млн. фунтов предполагалось покрыть за счет повышения косвенных налогов – на табак и спиртные напитки, введения нового налога на бензин, роста стоимости автомобильных лицензий и лицензий на торговлю алкоголем, а также увеличения ставки гербового сбора.226 Иными словами, бремя увеличивающихся государственных расходов просто перекладывалось на население страны. Однако, с точки зрения противостояния с Палатой лордов, наибольший интерес представлял третий, причем самый скромный по сумме, источник поступления средств в бюджет. Заявив, что трудящиеся Великобритании несут большие финансовые тяготы, нежели высшие слои общества, Д. Ллойд Джордж предложил в целях более равномерного налогообложения и справедливого участия всех социальных групп страны в платежах, меры по увеличению сборов с имущих классов. Ставка налога на наследство возрастала с 5 до 6,5%, а на сверхкрупные наследства до 10-15%. Дополнительным налогом в размере 2,5% облагались доходы свыше 3 тыс. фунтов стерлингов. Наконец, предлагались новые поземельные налоги: 1. на собственников, обогатившихся за счет продажи земли государству и муниципалитетам; 2. на лендлордов, при переходе к ним по истечении срока аренды участка земли со всеми постройками; 3. на владельцев пустующих земель в городах; 4. на доходы, получаемые землевладельцами за право разрабатывать природные богатства на их территории.227 Совершенно очевидно, что все эти инициативы напрямую затрагивали интересы аристократов, заседавших в Палате лордов, поэтому предугадать их негативную реакцию было несложно. Д. Ллойд Джордж, бесспорно, сознательно провоцировал пэров, надеясь получить дополнительные аргументы для обоснования необходимости сокращения прерогатив верхней палаты, а попутно в очередной раз представить Либеральную партию в глазах избирателей как защитницу интересов простого народа. Опасений того, что 112 Палата лордов использует свое право абсолютного вето в отношении проекта бюджета, тогда еще не было. По неписаной традиции она на протяжение более чем 250 последних лет не прибегала к отклонению финансовых законопроектов, одобренных депутатами Палаты общин. Однако дальше события стали развиваться по непредсказуемому сценарию. Вокруг бюджета разгорелась острейшая политическая борьба, которая велась как в стенах Парламента, так и за его пределами, причем очень быстро она переросла в столкновение по вопросу о правах и полномочиях Палаты лордов. Еще до внесения бюджета, либеральные лидеры приложили немало усилий для того, чтобы связать проблему принятия финансового плана с необходимостью реформирования верхней палаты Парламента. Именно на это обращал внимание своих слушателей новый министр торговли - У. Черчилль, выступая в январе 1909 г. перед членами либерального клуба в Бирмингеме. «Право Палаты лордов препятствовать законодательству и этим дискредитировать Палату общин, - отмечал оратор, - странным образом ей даровано, странным образом лимитировано и еще более странным образом исполняется. Мелочи она может сурово критиковать, серьезных вещей она может не касаться. Существуют билли, которые она пропускает, хотя считает их ошибочными, и есть законопроекты, которые она проваливает, заранее зная их правоту».228 Публике старательно стремились доказать, что пэры слишком привержены консервативным идеалам и не хотят учитывать интересы масс. Лозунгом либералов в этот период стала фраза «Представительное Правительство против господства аристократии». В самом начале парламентской сессии 1909 г. свои позиции по проблеме взаимоотношений между двумя палатами достаточно четко обозначили все ведущие парламентские группы. Либералы считали, что прерогативы пэров должны быть законодательно ограничены. В Палате общин 22 февраля 1909 г. во время обсуждения тронной речи короля, член либеральной фракции А. Понсонби даже выступил с инициативой о внесении соответствующего законопроекта в ходе текущей сессии, подчеркнув при этом, что «Палата 113 лордов по своему составу представляет плутократическую клику, далекую от народа и пропитанную духом консерватизма».229 Впрочем, премьер-министр не согласился с такой поспешностью коллеги по партии. В своей речи он отметил, что в случае немедленного внесения подобного билля, «… каждый, кто знаком с парламентской политической жизнью, должен отдавать себе полный отчет, что с этого момента нынешняя Палата общин и существующий теперь Парламент, стали бы действовать под угрозой вынесения смертного приговора».230 С другой стороны, Г. Асквит твердо заверил депутатов, что Правительство сделает все возможное, чтобы вопрос о реформировании Палаты лордов был как можно скорее представлен на суд избирателей. Лейбористская фракция по проблеме взаимоотношений между палатами Парламента традиционно занимала радикальную позицию. Выступавший от ее имени Р. Макдональд в ходе состоявшихся дебатов высказался предельно четко: «…Палата лордов ни перед кем, кроме как перед самой собой, не ответственна, никого, кроме как одну узкую группу людей, не представляет и является анахронизмом в нашей конституции, а потому должна быть уничтожена как можно скорее».231 Приверженность лейбористов идее однопалатного Парламента была широко известна и декларировалась во всех программных документах партии. Выступление их лидера должно было лишь лишний раз продемонстрировать либералам, что они вполне могут рассчитывать на поддержку рабочих депутатов в деле ограничения прерогатив пэров, особенно в том случае, если они будут максимальными. Консерваторы и юнионисты вполне ожидаемо критически оценили намерения правящей партии по реформированию Палаты лордов и решительно отвергли планы ограничения ее полномочий, видя в ней едва ли не единственную силу, способную обуздать деструктивную, с их точки зрения, деятельность Кабинета, под контролем которого фактически находилась Палата общин. Выступавший от имени тори У. Эшли так аргументировал позицию своей фракции: «По-моему, Парламент в гораздо большей степени существует для того, чтобы препятствовать изменению закона без народного согласия».232 114 Таким образом, Оппозиция не только негативно отреагировали на планы Правительства в отношении верхней палаты, но и в очередной раз постарались перенести центр политических дискуссий на другие вопросы. Впрочем, всем и без этого было очевидно, что в ближайшие месяцы основной темой обсуждения в Парламенте и вне него станет бюджет. Дебаты в начале парламентской сессии были лишь своеобразной пробой сил, направленной на то, чтобы хотя бы приблизительно установить соотношение сил противников и сторонников возможной реформы, определить потенциальных союзников в предстоящей схватке. Действительно, сразу после представления главного финансового законопроекта канцлером Казначейства, тори решительно выступили против бюджета Д. Ллойд Джорджа. Во время дебатов в Палате общин их главным докладчиком стал бывший министр финансов О. Чемберлен, в выступлениях которого были обозначены основные претензии его партии к либеральному проекту. Консерваторы и юнионисты не имели ничего против роста расходов на вооружения и даже признавали необходимость ассигнований на социальные нужды, тем более, что в целом они составляли относительно небольшую сумму – 8,5 млн. фунтов стерлингов или примерно 5% соответствующей части государственного бюджета.233 Однако для Оппозиции были категорически неприемлемы некоторые источники доходов, предложенные либеральным Кабинетом. При этом, первоначально лидеры тори старательно избегали разговоров о том, что рост прямых налогов на капитал и землю ущемляет интересы тех социальных слоев, которые традиционно ассоциировались с их партией. На самом деле эти налоги не были сильно обременительными для крупных собственников. Повышенным обложением было затронуто всего 15% наследуемой собственности и только в тех случаях, когда ее размер превышал 1 млн. фунтов стерлингов. Все виды земельных налогов вместе могли принести казне около 0,5 млн. фунтов стерлингов, что также вряд ли могло нанести существенный ущерб крупным землевладельцам.234 В связи с этим О. Чемберлен намеренно акцентировал внимание депутатов на том, что размеры 115 земельных налогов будет трудно подсчитать, что не существует никаких кадастров и описей для оценки землевладений, следовательно, пользы от них будет не много и поэтому лучше, как и прежде, ориентироваться на косвенные налоги.235 Альтернативное предложение консерваторов было вполне очевидным – не налог на «знатных и богатых» должен дать средства на модернизацию армии и финансирование социальных программ, а протекционистские таможенные пошлины, которые будут платить иностранцы. Примечательно, что первоначально антибюджетные выступления оппозиции были относительно спокойными и выдержанными в духе традиционной парламентской дискуссии. По всей видимости, консервативное руководство не собиралось идти на непримиримый конфликт с либералами изза бюджета. Такая тактика была вполне оправдана. Правящая партия опиралась на подавляющее большинство в Палате общин, и максимум на что можно было рассчитывать в такой ситуации оппозиции – это на внесение некоторых поправок в главный финансовый документ страны. Однако, массовые петиции крупных финансистов, промышленников и землевладельцев, а также практически ежедневные антибюджетные статьи в консервативной прессе, в которых налоги на прибыли и собственность оценивались крайне негативно с точки зрения перспектив для дальнейшего хозяйственного развития страны, внесли коррективы в стратегию консервативного руководства. Дополнительным поводом для пересмотра прежнего подхода стала восторженная оценка бюджета радикальными либералами и лейбористами. Либеральные средства массовой информации без устали восхваляли «великий и демократический бюджет». Один из лидеров набиравших популярность лейбористов – Ф. Сноуден и вовсе утверждал, что Д. Ллойд Джордж заимствовал его идеи, изложенные в брошюре «Социалистический бюджет», а близкий к Лейбористской партии еженедельник «Нью эйдж» восторженно писал 13 мая 1909 г.: «Бюджет – это победа социалистических идей… социализм снова оказался на арене политической дискуссии, а либерализм реабилитирован».236 Несмотря на то, что такая оценка была явным 116 преувеличением, она была замечена непримиримо настроенными консерваторами и использована в своей пропаганде. Большая часть правой прессы называла бюджет Д. Ллойд Джорджа не иначе как «революционным» и «грабительским», а его автора – «социалистическим волком в либеральной шкуре», «разбойником с большой дороги» и «адвокатом дьявола».237 Проблема не только вышла за стены Вестминстерского дворца, но и постепенно превращалась в один из центральных вопросов общественнополитической жизни страны. Весной 1909 г. по инициативе министра финансов была сформирована «Бюджетная лига», которая развернула в стране шумную пропагандистскую кампанию под лозунгом «Бог создал землю для народа». Консервативные образовали лендлорды «Лигу и протеста финансисты против в противовес бюджета», немедленно работавшую под председательством бывшего министра по делам местного самоуправления У. Лонга. На их стороне выступала мощная консервативная пресса во главе с авторитетной «Таймс». Лео Макс в «Нэшэнэл ревью» и Дж. Гарвин в «Обсервере» требовали немедленного отклонения бюджета в Палате лордов и скорейшего проведения новых всеобщих выборов.238 В лагере противников Д. Ллойд Джорджа оказался и бывший либеральный премьер-министр граф Розбери, который фактически порвал со своей партией из-за того, что: «… бюджет вводит социалистические принципы, а социализм – это конец всего, отрицание чести, семьи, собственности, монархии, империи». 239 Канцлер Казначейства тем временем все чаще и все настойчивее критиковал земельную аристократию. В своей знаменитой речи, произнесенной перед аудиторией в 4 тыс. человек 30 июля 1909 г. в Лаймхаузе, он привел несколько примеров того, как аристократы-землевладельцы наживаются за счет предпринимателей и рабочих и четко определил противоборствующие силы. На одной стороне – либеральное Правительство, поддержанное народом и изыскивающее средства на оборону и социальные программы, а на другой «эти герцоги, которые не желают платить и пенни».240 В октябре 1909 г., выступая в Ньюкасле, Д. Ллойд Джордж оценил прерогативы пэров предельно 117 жестко и откровенно: «…могут ли пятьсот заурядных персон, избранных наугад среди тунеядцев, навязывать свою прихоть миллионам лиц, занятым в отраслях, создающих богатство страны».241 Сразу после этого в письме к брату он окончательно раскрыл свои замыслы: «Они все – обе стороны – осознали, что должны теперь драться… Я обдуманно спровоцировал их на схватку». 242 Спустя 30 лет после описываемых событий, Д. Ллойд Джордж беседе с сыном У. Черчилля еще раз подтвердил, что в 1909 г. действовал в соответствии со строгим расчетом. «Введение поземельных налогов, - отмечал он, - было обдуманным вызовом Палате лордов, которая со времен правления Карла II потеряла право изменять финансовые билли».243 Необходимо признать, что замысел министра финансов сработал полностью. Действительно, к осени 1909 г. значительная часть консервативных лидеров, либо под давлением петиций и обращений финансистов и лендлордов, либо спровоцированные резкими выпадами Д. Ллойд Джорджа и других радикальных сторонников «революционного бюджета», либо под воздействием шумной агитационной кампании, стала склоняться к тому, что блокирование бюджета – это удобный повод для того, чтобы сместить либеральное Правительство, добиться досрочных всеобщих выборов и вернуться к власти. В пользу жесткого неприятия налоговых новаций правящего Кабинета один за другим высказывались О. Чемберлен, лорд Милнер, Дж. Чемберлен, лорд Нортклиф, Дж. Гарвин и другие. Это незамедлительно сказалось на процессе обсуждения законопроекта. В Палате общин, даже не смотря на абсолютное численное преобладание либеральной фракции, потребовалось провести по этому вопросу 72 заседания (включая несколько ночных) и 554 голосования по отдельным поправкам.244 Ничего похожего до этого в многовековой истории британского Парламента зафиксировано не было. К завершающим стадиям обсуждения бюджета в Палате общин практически ни у кого из либеральных лидеров не было сомнений в том, что финансовый план Д. Ллойд Джорджа будет отвергнут Палатой лордов. Первым 118 на именно такой исход дела указал У. Черчилль, в своем выступлении 4 сентября 1909 г. в Лейстере. По его мнению, предотвратить дальнейшее углубление конфликта между палатами Парламента можно было лишь отменив право абсолютного вето пэров.245 В октябре к аналогичному выводу пришел и Д. Ллойд Джордж. Обсуждая перспективы предстоящих дебатов в верхней палате со своим братом, он так характеризовал настроения консервативных пэров: «В целом уже ясно, что они расценивают отклонение бюджета как возможное, если не как вероятное событие».246 В связи с решительными намерениями тори, в правительственных кругах стали рассматривать возможные варианты уступок. Во время прохождения бюджета в третьем чтении в Палате общин, на заседании Кабинета даже было принято неожиданное решение о составлении альтернативного, менее спорного проекта финансового закона, чтобы на его основе договориться с лордами и избежать финансового краха в стране.247 На наш взгляд, все эти шаги были не проявлением малодушия перед непреклонной позицией консерваторов, а вполне продуманной линией поведения, нацеленной на завлечение пэров и лидеров тори в уже расставленную ловушку. После того как 4 ноября 1909 г. нижняя палата Парламента значительным большинством голосов одобрила бюджет и он был отправлен на рассмотрение пэров, Правительство вновь заняло непримиримую позицию и заявило, что в случае отклонения законопроекта последует немедленный роспуск Парламента.248 В этих условиях некоторые умеренные и осторожные консервативные политики, такие как лорд Литтон и Ф.Э. Смит предприняли попытку убедить лидера партии А. Бэлфура в опасности курса на жесткое противостояние и отклонение бюджета пэрами. Но «непримиримые» тори, подстегиваемые тем фактом, что результаты последних состоявшихся дополнительных выборов в некоторых парламентских округах свидетельствовали о снижении электоральной привлекательности либералов, сумели все же привлечь А. Бэлфура на свою сторону. 119 Когда проект бюджета 10 ноября 1909 г. поступил в верхнюю палату, его судьба была предрешена. Несмотря на предупреждения лорда канцлера о том, что намерения оппозиции являются прямым вторжением в прерогативу Короны и привилегии Палаты общин, большинство пэров было настроено решительно. Дебаты по финансовой схеме Правительства свелись к критике предложений Д. Ллойд Джорджа целиком и полностью с позиций консервативной партии. Автор бюджета обвинялся в том, что он потворствует социалистам и пытается протащить ряд проваленных ранее инициатив, а введение поземельных налогов, как считали некоторые «непримиримые», неминуемо приведет к национализации земли и т.д.249 В конечном итоге, в ходе голосования во втором чтении 30 ноября 1909 г. пэры отклонили бюджет Д. Ллойд Джорджа 350 голосами против 75.250 Аргументируя свое решение, Палата лордов приняла резолюцию лидера консервативной фракции маркиза Лэнсдауна, в которой говорилось: «Палата не может дать согласие на этот билль, до тех пор, пока он не будет представлен на рассмотрение страны».251 Консервативные политики и публицисты обосновывали такое беспрецедентное решение Палаты лордов так называемой «доктриной мандата», возникновение которой относится к периоду борьбы вокруг второго Законопроекта о самоуправлении для Ирландии. В 1893 г. Палата общин одобрила этот билль, инициированный либеральным Правительством У. Гладстона, а консервативное большинство в верхней палате Парламента наложило на него вето. После этого вопрос о предоставлении автономного статуса Ирландии стал центральным пунктом политических программ партий на всеобщих выборах 1895 г., которые либералы проиграли. Торийские идеологи, приводя в пример этот прецедент, доказывали, что Палата лордов и в случае с отклонением бюджета выступает в качестве защитника демократии и хранителя конституции. Если законопроект вызвал столь жаркие дебаты в Парламенте и столь неоднозначно был встречен в обществе, то пусть свое слово скажет народ. Победа на выборах консерваторов будет означать, что страна проголосовала против бюджета, а сохранение у руля государственного 120 руководства либералов - восприниматься как его санкционирование. Не случайно, «Таймс», оценивая отклонение бюджета пэрами, отмечала: «Вступив на этот путь, Палата лордов выполняет свой первейший конституционный долг, обязанность более широкую, глубокую и жизненно важную для процветания нации, чем какое-либо внешнее соответствие с условностью или обычаем».252 Правительство Г. Асквита, естественно, стремилось дать решению пэров совершенно другую оценку. Премьер-министр, выступая в Палате общин, предложил резолюцию, в которой говорилось: «Поступок Палаты лордов, отказавшейся утвердить финансовое постановление, принятое этой палатой на текущий год, является нарушением Конституции и узурпацией прав Палаты общин».253 Лидер либералов, без сомнения, стремился перенести центр тяжести в межпартийном противостоянии с бюджетной проблемы на вопрос о взаимоотношениях и полномочиях палат. Такую же позицию занимал и Д. Ллойд Джордж, который в этот же день заявил, что «не остался бы членом либерального Кабинета ни на один час, если бы не был уверен, что после выборов вся полнота власти перейдет Палате общин».254 Подавляющим большинством голосов эта резолюция была одобрена депутатами 2 декабря 1909 г., после чего премьер-министр незамедлительно распустил Парламент и назначил на январь 1910 г. всеобщие парламентские выборы. В ходе скоротечной предвыборной кампании аргументы главных противоборствующих сторон остались практически неизменными. Консерваторы и юнионисты пытались все внимание сконцентрировать на бюджете и выдвинуть в качестве альтернативы планам Д. Ллойд Джорджа идею о необходимости перехода к протекционизму. Лозунг «Голосуй за тарифную реформу и нанеси поражение бюджету» был наиболее популярным на их митингах и собраниях.255 Торийские ораторы, среди которых необычайной активностью отличались обычно индифферентные в период всеобщих выборов пэры, без устали призывали избирателей отвергнуть бюджет правительства и отвести связанную с ним угрозу однопалатного Парламента. «Таймс» откровенно пугала англичан, отмечая, что всякий кто отдаст голос в поддержку 121 администрации Г. Асквита, фактически выскажется за «отмену Конституции и подрыв основ Соединенного королевства».256 Либералы, признавая серьезность проблемы налоговых споров и подчеркивая свою твердую приверженность свободе торговли, центр внимания все же стремились перенести на вопрос о необходимости реформирования верхней палаты Парламента. В их предвыборном манифесте говорилось: «Претензии Палаты лордов на контроль над финансами является новой и явной узурпацией, …верхняя палата разорвала Конституцию и создала финансовую анархию…, поэтому ограничение права вето представляется первым и наиболее важным шагом, который необходимо сделать».257 Таким образом, либералы не только еще раз подчеркивали, что вопрос о противостоянии пэров и избранных представителей народа они считают главным, но и четко заявляли о намерении законодательно изменить полномочия Палаты лордов. Их предвыборная кампания проходила под лозунгом «Пэры против народа». Вместе с тем, не следует преувеличивать степень решительности намерений либеральных лидеров в этот период времени. За громкими и броскими пропагандистскими слоганами, на самом деле скрывалась вполне умеренная программа преобразований. Об этом свидетельствует тот факт, что в специальном меморандуме, который Г. Асквит составил для членов Кабинета в конце декабря 1909 г., он подчеркивал, что речь ни в коем случае не идет о полной ликвидации Палаты лордов как государственного института. «В демократической стране, - отмечал премьер-министр, - подобная палата нужна и выполняет полезные и достойные функции».258 С другой стороны, в арсенале либералов был и запасной вариант действий, на тот случай если пэры все же не согласятся на умеренный вариант реформирования своих прерогатив. Такой вывод можно сделать, проанализировав речь Г. Асквита, которую он произнес 10 декабря 1909 г. в лондонском Альберт Холле. «Мы не займем правительственный офис, - уверял премьер-министр, - и не станем его удерживать до тех пор, пока не сможем обеспечить гарантии, которые, как подсказывает наш опыт, являются 122 необходимыми для пользы законодательного процесса и чести партии прогресса».259 За этой туманной фразой скрывалось не что иное, как намерение добиваться от монарха назначения такого количества либеральных пэров, которое будет необходимо для преодоления сопротивления консервативного большинства в Палате лордов. Такой маневр уже применялся в британской истории. В 1711 г. королева Анна по совету торийского Правительства пожаловала 11 пэрских титулов, для того чтобы провести через верхнюю палату Парламента ратификацию Утрехтского договора. Несколько позже - в 1832 г. одного обещания короля Вильгельма IV премьер-министру графу Грею произвести массовые пожалования титулов вигам оказалось достаточно для того чтобы сломить сопротивление Палаты лордов во время борьбы за первую избирательную реформу. В декабре 1909 г. Г. Асквит попытался добиться от короля Эдуарда VII гарантий пополнения верхней палаты Парламента необходимым количеством либеральных пэров, но получил решительный отказ. Монарх отметил, что предстоящие выборы могут рассматриваться как референдум по бюджету, в то время как вопрос о массовом пожаловании титулов на суд избирателей не выносился. Более того, он считал, что у него нет никаких оснований давать обещания в отношении только предполагаемого акта, который еще не представлен Парламенту.260 При этом, как сообщал личный секретарь Эдуарда VII - барон Ноллис, «король считает, что политика Правительства приведет к разрушению Палаты лордов».261 Единственное, чего смог добиться премьерминистр, это то, что о провале его попытки получить гарантии суверена до поры до времени знали только три человека – он сам, монарх и барон Ноллис. Результаты всеобщих парламентских выборы, проходивших с 14 января по 9 февраля 1910 г., в целом по разным причинам оказались неутешительными для обеих ведущих политических партий страны. Консерваторы и юнионисты существенно увеличили свое представительство в Палате общин. Они дополнительно выиграли в 116 округах, их фракция в Палате общин выросла до 272 человек, но этого оказалось недостаточно для возвращения к власти. 123 Либералы, наоборот, по сравнению с прошлыми выборами проиграли в 125 округах, но все же получили 274 мандата и, соответственно, право сформировать Правительство. Правда теперь устойчивость и дееспособность нового Кабинета Г. Асквита зависела от поддержки 40 лейбористских депутатов и 82 ирландских националистов, но и те и другие на тот период времени были достаточно надежными союзниками.262 Формально либералы выиграли битву и считали, что народ высказался и в поддержку бюджета, и за реформирование Палаты лордов. С другой стороны, сокращение превосходства над консерваторами с 334 мандатов до 124, да и то с учетом голосов депутатов малых союзных фракций, безусловно, сказалось на решимости некоторых лидеров партии большинства. Они стали сомневаться в том, что необходимо продолжать проводить масштабные социальные и политические реформы. Большинство правых либералов во главе с Г. Асквитом склонялись к тому, что следует сделать паузу и не обострять противоборство с тори. Радикально настроенные члены фракции, в массе своей, напротив, стремились развить успех и призывали к активности. Премьер-министр явно колебался. В тронной речи, которая была оглашена монархом 21 февраля 1910 г. намерения Правительства в отношении реформирования Палаты лордов были изложены достаточно обтекаемо и туманно: «Вскоре, как только это станет возможно, вам будут представлены предложения, точно определяющие отношения между палатами Парламента, обеспечивающие безусловные и неделимые права Палаты общин в финансовых вопросах и ее преобладание в законодательстве».263 Не прибавило энтузиазма сторонникам ограничения полномочий пэров и сделанное в этот же день, но уже в Палате общин заявление премьер-министра о том, что у него нет королевских гарантий пожалования титулов для сторонников Правительства. «Я говорю палате совершенно откровенно, признавался Г. Асквит, - что мне не удалось получить таких гарантий, и я не просил таких гарантий. По моему убеждению, обязанность государственных деятелей и ответственных политиков в этой стране состоит в том, чтобы 124 держать имя суверена и прерогативы Короны вне сферы деятельности политических партий настолько, насколько это возможно».264 Несмотря на это, Д. Ллойд Джордж и его радикальные единомышленники настаивали на продолжении «борьбы с лордами». Дальнейшие шаги в области социального реформизма с их точки зрения были возможны только в случае ограничения полномочий пэров. Лейбористы придерживались такой же позиции. Что касается ирландских националистов, то у них был дополнительный собственный повод добиваться реформы, ведь именно Палата лордов была непреодолимой преградой на пути к самоуправлению для Ирландии. Все чаще свою поддержку бюджета ирландцы напрямую увязывали с обещанием либералов провести реформу верхней палаты Парламента. В целом период бюджетного кризиса имел чрезвычайно важное значение для планируемой либералами реформы Палаты лордов. Во-первых, окончательно определились приоритетные для основных противоборствующих сторон цели в этом вопросе. Правящая партия стремилась ограничить права пэров, лишить их возможности блокировать правительственные законотворческие инициативы, прежде всего, финансовые. Консерваторы и юнионисты любыми способами пытались сохранить сильную верхнюю палату и не допустить урезания ее прерогатив. Они готовы были согласиться на изменение принципов ее комплектования, но решительно не желали терять такой важный механизм контроля над законодательными инициативами своих политических оппонентов как подконтрольное большинство в Палате лордов. Во-вторых, либералам удалость вывести эту проблему за рамки простого совершенствования системы центрального управления. Фактически спровоцировав отклонение пэрами бюджета 1909 г., они как бы давали избирателям понять, что именно аристократическая, невыборная, оторванная от интересов народа верхняя палата стоит на пути прогресса и успешного социально-экономического развития страны. Более того, они считали, что одержав относительную победу на всеобщих парламентских выборах в январе 1910 г., Кабинет Г. Асквита не только получил поддержку народа в бюджетном 125 споре, но и мандат на ограничение властных полномочий пэров. Следующим логичным шагом Правительства должно было стать внесение в Парламент законопроекта о реформе Палаты лордов. 126 6. Разработка проекта реформы Важнейшим и во многом решающим этапом подготовки первой в ХХ в. реформы Палаты лордов в Великобритании стал период между двумя всеобщими парламентскими выборами 1910 г. По итогам волеизъявления избирателей в январе 1910 г. либералы сохранили относительное большинство в Палате общин. Более того, они считали, что получили «народный мандат» не только на реализацию своих финансовых и налоговых инициатив, но и на ликвидацию «всевластия пэров». Кроме этого Кабинет Г. Асквита в своих политических планах, по-прежнему мог рассчитывать на поддержку союзников из малых парламентских фракций – ирландских националистов и лейбористов. Консерваторы и юнионисты вынуждены были признать, что их политические оппоненты победили в битве за «народный бюджет» Д. Ллойд Джорджа, который верхняя палата в итоге одобрила 28 апреля 1910 г. Своей приоритетной задачей теперь они считали противодействие попыткам либералов ограничить прерогативы пэров в области законотворчества. После всеобщих выборов в Консервативной партии произошло укрепление позиций приверженцев протекционизма и «непримиримых», для которых Палата лордов стала «…цитаделью их дела, символом истинных британских ценностей и традиций, которые стоило защищать до последнего окопа против социалистических демагогов и случайного большинства в Парламенте».265 С другой стороны, все очевиднее становилась перспектива преодоления былых внутрипартийных разногласий в рядах Оппозиции. «Нам необходимо, подчеркивал 29 января 1910 г. О. Чемберлен в письме к лидеру консерваторов А. Бэлфуру, - иметь за собой единую партию, и мы сможем показать и в ходе обсуждения (проекта реформирования Палаты лордов – И.К.), и при голосовании лучшие результаты, нежели в течение прошлой сессии Парламента».266 Сплоченность тори казалась насущной задачей, особенно в первые месяцы 1910 г., когда положение либерального Правительства было крайне неустойчивым и его падения ожидали буквально со дня на день. Дело 127 дошло до того, что А. Бэлфур в этот период времени вполне серьезно рассматривал перспективу занять пост премьер-министра после, как многим казалось, неминуемой отставки Г. Асквита.267 В этих непростых политических условиях проблема реформирования Палаты лордов с самого начала новой парламентской сессии стала центральным вопросом повестки дня. Дебаты, последовавшие после тронной речи в Парламенте, со всей очевидностью выявили всю глубину межпартийных разногласий по этому вопросу. Наиболее последовательную и радикальную позицию занимали лейбористы. Один из лидеров их фракции - Дж. Барнс потребовал ликвидировать верхнюю палату и отметил, что: «…Палата лордов – это бесполезный и ничего кроме раздражения не вызывающий барьер на пути прогресса демократии».268 При этом лейбористы готовы были поддержать намечавшиеся инициативы Правительства, но требовали, чтобы они были оформлены в виде билля, а не отдельных резолюций. Благожелательно отнеслись к планируемому ограничению права абсолютного вето пэров и ирландские националисты, рассчитывавшие, что после устранения всевластия лордов, Кабинет установит-таки давно обещанную систему самоуправления в Ирландии. «Я утверждаю, - с воодушевлением говорил их лидер Дж. Редмонд, что ни часа не должно быть потеряно для выработки этих резолюций».269 После этого он решительно потребовал от Правительства использовать для достижения заявленной цели все возможности и инструменты, включая прерогативы короны. Официальная достаточно позиция умеренной. Г. восстановление главенства Либеральной Асквит в Палаты партии своем общин по-прежнему выступлении в финансовых была ратовал за вопросах, уничтожение права абсолютного вето и проведение всех этих изменений законодательным порядком в ходе текущей сессии. Вместе с тем, пытаясь успокоить оппозицию и сэкономить время, премьер-министр предлагал предварительно обсудить инициативы Правительства в форме резолюций, а затем оформить их в законопроект. К иным мерам, например, к использованию 128 прерогатив короны и назначению необходимого количества либеральных членов Палаты лордов, лидер либералов был намерен обратиться лишь в том случае, если торийские пэры снова воспротивятся воле нижней палаты Парламента.270 Консерваторы и юнионисты в Палате общин предпочли не отвергать саму идею о необходимости реформирования верхней палаты Парламента. В своем выступлении 21 февраля А. Бэлфур лишь призвал проводить все изменения с учетом, прежде всего интересов самой Англии, а не оглядываясь на ирландцев и сторонников гомруля.271 Лидер тори явно не хотел обострять непростую политическую ситуацию и демонстрировал готовность к определенным компромиссам. Кроме того, он явно рассчитывал разрушить союз либералов и ирландских националистов и тем самым ослабить позиции Правительства в Палате общин. Совсем иной характер обсуждение проблемы приобрело в Палате лордов, где планировавшиеся мероприятия Кабинета подверглись самой суровой критике со стороны консервативного большинства. Так, например, маркиз Лэнсдаун охарактеризовал их как попытку установления прямого диктата нижней палаты и автоматическое устранение пэров от решения каких бы то ни было важных вопросов. «Я не знаю, - вопрошал он, - будут ли члены Палаты лордов благодарны Правительству за разрешение вносить предложения, которые Палата общин может спокойно опустить в корзину для мусора? Я не имею представления, насколько вы заинтересованы в праве исправлять законопроекты, если оно может оказаться совершенно неэффективным?».272 Совершенно очевидно, что для «непримиримых» идея создания как они выражались «бутафорской», и фактически бесправной верхней палаты была совершенно неприемлема. Сторонникам сохранения прежних прерогатив пэров в итоге удалось добиться ужесточения позиции партийного руководства тори. Выступая 23 февраля 1910 г. в Консервативном юнионистском клубе, А. Бэлфур говорил уже несколько в ином ключе, нежели всего за два дня до этого в стенах 129 Вестминстера. В частности, он заявил, что по вопросу прерогатив пэров «не может быть никакого компромисса с откровенно революционным Правительством, которое желает не реформы, а разрушения».273 Еще более определенно лидер тори выразил точку зрения своей партии по проблеме полномочий верхней палаты Парламента 4 марта 1910 г. в речи перед членами Ассоциации консерваторов лондонского Сити. «Я не желаю лучшей палаты, сказал он, - я хочу иметь более сильную вторую палату».274 Неожиданную и весьма существенную поддержку оппозиция получила от порвавшего с либералами бывшего премьер-министра - графа Розбери, который 9 марта 1910 г. в верхней палате внес три резолюции, в которых затрагивалась проблема реформирования верхней палаты: «1. Сильная и эффективная вторая палата является не только составной частью британской конституции, но и необходима для обеспечения благополучия государства и сбалансированного Парламента; 2. Такая палата может быть создана путем реформирования и реконструкции Палаты лордов; 3. Прежде чем приступать к такому реформированию и реконструкции необходимо утвердить принцип, согласно которому наследование пэрского титула не должно больше быть связано с правом заседать и голосовать в Палате лордов».275 Аргументируя свою позицию, граф Розбери произнес в Парламенте 14 марта 1910 г блестящую речь, в которой упрекал Правительство Г. Асквита в желании превратить Палату лордов в недееспособный орган. При этом он откровенно указывал на то, что его резолюции направлены против инициатив правящей партии по ограничению права вето лордов, что, по его мнению, означало бы окончательное лишение верхней палаты властных полномочий.276 Взамен граф Розбери рекомендовал предпринять меры, направленные на устранение основных, по его мнению, недостатков непредставительной палаты: ее многочисленности, преимущественно исключительной наследственного консервативности принципа и, формирования. главное, Такие предложения вполне соответствовали планам консерваторов, стремившихся 130 подменить намерение либерального Кабинета серьезно изменить законотворческие прерогативы верхней палаты пересмотром лишь принципов формирования ее состава. В ходе дебатов по резолюциям графа Розбери мнения пэров разделились. Позицию Правительства отстаивал министр по делам Индии виконт Морли, заявивший, что «…требование великой, сильной и эффективной второй палаты в действительности является попыткой повернуть вспять то расширение избирательных прав населения, которое составило славу Либеральной партии».277 Тем самым Кабинет четко давал понять, что «косметические» реформы и тем более усиление законотворческих прерогатив пэров, не решат проблем во взаимоотношениях палат Парламента, а скорее лишь усугубят их. Непримиримые члены консервативной фракции решительно выступили против любых реформ. В частности лорд Ньютон и граф Онслоу объявили пэрство «одним из важнейших институтов в истории страны» и призвали организовать «…единую и прочную оборону против тех опасностей, которые угрожают не только конституции, но и свободам Великобритании».278 Большинство же торийских пэров во главе с маркизом Лэнсдауном поддержало инициативы графа Розбери, рассматривая их как альтернативу намерениям либерального Кабинета, и одобрило 21 марта 1910 г. формулировки первых двух резолюций практически без прений. Третья резолюция была принята подавляющим большинством в 175 голосов против 17.279 Таким образом, консерваторы давали четко понять, что готовы пойти на определенные уступки и отказаться от ряда отживших привилегий, включая преимущественно наследственный принцип формирования Палаты лордов, с целью сохранения ее прав и законотворческих прерогатив. Тем временем, в рядах правящей партии, сторонникам решительной борьбы с пэрами все же удалось развеять сомнения Г. Асквита. Во время обсуждения готовящегося законопроекта в Кабинете, несколько влиятельных либеральных политиков, среди которых были Э. Грей, Р. Холдейн, У. Черчилль и Г. Сэмюэль, высказались за одновременное 131 проведение серьезной комплексной реформы Палаты лордов и ограничение ее права абсолютного вето. Премьер-министр придерживался той точки зрения, что прежде необходимо урезать полномочия пэров, и лишь затем приступать к разработке проектов коренной реорганизации верхней палаты Парламента.280 Несмотря на то, что Г. Асквита поддержало большинство членов Кабинета, в итоге все же было принято компромиссное решение. В преамбулу Законопроекта о Парламенте добавили упоминание, готовящегося о необходимости реформирования верхней палаты в целом.281 Пытаясь более точно определить отношение политических оппонентов к планам Кабинета, премьер-министр 29 марта 1910 г. внес на рассмотрение депутатов Палаты общин несколько резолюций, отражавших суть готовящейся реформы. В первой из них отмечалось, что если финансовый законопроект, одобренный Палатой общин и переданный пэрам не менее чем за месяц до окончания парламентской сессии, не принят без поправок Палатой лордов, то он подлежит передаче для санкционирования монарху и превращается в закон, несмотря на то, что верхняя палата не согласилась с ним. Во второй резолюции подробно прописывалась процедура применения отлагательного вето пэров в отношении нефинансовых биллей. Такие законопроекты, одобренные Палатой общин в течение трех последовательных парламентских сессий, и переданные в Палату лордов не менее чем за месяц до окончания текущей сессии, и отвергнутые пэрами в третий раз, тоже могли стать законом без санкции верхней палаты.282 Таким образом, можно констатировать, что после более чем двухлетнего обсуждения различных вариантов модернизации Палаты лордов, острых внутрипартийных дискуссий, столкновений с политическими оппонентами, обсуждения в обществе, либералы смогли выработать и сформулировать согласованную программу реформы, предусматривавшую существенное ограничение законодательных полномочий пэров. Примечательно, что внеся указанные резолюции, Г. Асквит в качестве главного аргумента о необходимости быстрых и решительных преобразований использовал тезис о том, что британский Парламент фактически превратился в 132 однопалатный законодательный орган. Если у власти находятся консерваторы, утверждал он, все полномочия сосредотачиваются в Палате общин, а в случае победы на выборах либералов – то одна Палата лордов определяет судьбу законодательства. Таким образом, заключал премьер-министр: «В настоящее время у нас совсем не двухпартийная система, а только пародия и карикатура на нее».283 Главной целью Правительства провозглашалось упрочение главенства выборной палаты во всех вопросах законодательства, при этом вторая палата сохранялась, но ставилась в зависимость от «мнения и воли нации». Одновременно с этим, Г. Асквит отметил, что в его распоряжении практически нет эффективных мер воздействия на верхнюю палату Парламента, поскольку наиболее действенная из них – назначение новых пэров монархом, могла потерять свою силу в случае претворения в жизнь третьей резолюции графа Розбери, уже одобренной в верхней палате. «Палата лордов, отмечал премьер-министр, - впервые в английской истории становится автономным и неконтролируемым органом, вне досягаемости короля и его министров, и надежно укрепляет свою абсолютную конституционную независимость».284 В начале апреля 1910 г. работа над законопроектом, основное содержание которого базировалось на резолюциях Г. Асквита, вступила в завершающую фазу. На заседании Кабинета 13 апреля, которое предшествовало внесению билля в Палату общин, с учетом шаткости положения Правительства и решительного настроя тори, было принято решение о том, что следует использовать все имеющиеся политические и административные механизмы для достижения конечной цели. Среди них были: королевские гарантии, уступки союзникам, референдум и как самый крайний шаг – отставка и очередной роспуск Парламента.285 Тем не менее, сомнения в итоговом успехе явно ощущались. В день представления законопроекта в Палате общин Г. Асквит сделал важное заявление. «Мы ни в коем случае, - обещал премьер-министр, не станем 133 рекомендовать роспуск Парламента за исключением ситуации, когда необходимо гарантировать, что в новом Парламенте воля народа, выраженная на выборах, будет воплощена в законе».286 Это означало, что лидер либералов прочно увязывал проблему реформирования Палаты лордов с проведением новых всеобщих выборов и необходимостью получения народного мандата на осуществление планируемых перемен. С одной стороны, стало ясно, что вопрос откладывался на некоторое время, поскольку проведение новых выборов спустя всего два месяца после предыдущих не имело никакого смысла. С другой стороны, правящая партия пошла на серьезный риск. Бесспорно, что гарантировать победу ей никто не мог, однако в случае успеха у либералов появлялся очень весомый аргумент. Они спокойно могли апеллировать к мнению избирателей и тем самым окончательно отметали все доводы и предложения оппозиции. Ожидалось, что сразу после возобновления парламентской сессии осенью 1910 г. Палата общин начнет обсуждение законопроекта по существу, однако эти расчеты спутало непредвиденное событие – смерть короля Эдуарда VII 6 мая 1910 г. На престоле оказался его сын – Георг V, не обладавший необходимым политическим и государственным опытом. Ситуация серьезно осложнялась еще и тем, что правящая партия, имела серьезные внутренние разногласия и опиралась на крайне шаткое большинство в Палате общин. Оппозиция, выигравшая недавние выборы по количеству проголосовавших за нее избирателей, но так и не пришедшая к власти, всеми силами стремилась не допустить реформы Палаты лордов. Сочетание этих факторов в условиях обострившейся межпартийной борьбы вполне реально могло привести к острейшему политическому кризису. Однако на деле случилось прямо противоположное – возникла идея создания коалиции. Первые симптомы того, что ведущие политические партии могут попытаться договориться и разрешить имеющиеся между ними противоречия, появились сразу после январских выборов. Авторитетная и информированная «Таймс» тогда отмечала, что в новой политической ситуации у Кабинета 134 «остается, однако, превосходный и конституционный метод уладить разногласия путем соглашения двух великих партий, умеренные круги которых придерживаются сходных взглядов на проблемы, требующие урегулирования».287 Помимо отсутствия у старейших политических партий необходимого для самостоятельной реализации своих программных установок парламентского большинства, были и другие факторы, толкавшие либералов и консерваторов к поискам компромисса. В стране нарастало стачечное движение. Большой общественный резонанс вызвали забастовки железнодорожников Ньюкасла, докеров Клайда и Тайда, шахтеров Южного Уэльса. Профсоюзы все решительнее требовали отмены решения по делу Осборна, запрещавшего использовать фонды тредюнионов на политические цели. Осложнилась и международная ситуация. Англо-германские противоречия продолжали углубляться, тревогу вызывал кризис на Балканском полуострове, возможность вооруженного конфликта становилась все более очевидной. Все это объективно требовало сплочения основных политических сил. Как следствие, в мае 1910 г. близкая к консерваторам газета «Обсервер» выступила с очередной инициативой, предложив организовать межпартийную конференцию для разрешения проблемы Палаты лордов и достижения «божественного перемирия».288 На самом деле идея прекращения непримиримого противоборства исходила от либеральных политиков, которые считали, что им необходима передышка для восстановления сил и повышения популярности среди избирателей. К этому времени разногласия по бюджету остались в прошлом, непреклонная позиция тори по вопросу самоуправления для Ирландии ни у кого не вызывала сомнения, поэтому единственной актуальной проблемой политической повестки дня, по которой можно было организовать межпартийное обсуждение, оставалась реформа Палаты лордов. Некоторые либеральные лидеры, в частности, Д. Ллойд Джордж при активном участии У. Черчилля провели в течение весны 1910 г. ряд встреч с представителями консерваторов, в ходе которых они предлагали на «солидной общепартийной 135 базе» решить правительство наиболее острые бизнесменов. проблемы Канцлер и сформировать Казначейства даже прочное разработал специальный меморандум о проведении межпартийной согласительной конференции старейших британских политических партий и представил его рассмотрение Г. Асквиту и А. Бэлфуру, которые в принципе одобрили эту идею.289 Перемены во взаимоотношениях между основными политическими силами в этот период отметил и только входивший в курс дела новый монарх. Георг V 18 мая 1910 г. зафиксировал в своем дневнике: «Я дал аудиенцию премьер-министру. Мы долго беседовали. Он сказал, что для предотвращения всеобщих выборов будет стремиться к некоторому взаимопониманию с оппозицией и не станет обращать внимание на то, что скажет Редмонт (лидер ирландских националистов – И.К.)».290 Вместе с тем, это вовсе не означало, что Г. Асквит решил отказаться от идеи ограничения полномочий пэров, он всего лишь предпринял обходной маневр. Премьер-министр прекрасно понимал, что неискушенный в политических баталиях новый монарх вряд ли окажет ему поддержку в этом вопросе, а без этого добиться успеха будет практически невозможно. Поэтому вполне логичным выглядело намерение потянуть время и усыпить бдительность оппонентов. Первым свидетельством того, что Георг V не собирался поддерживать либералов в их намерении реформировать Палату лордов, стала его просьба к премьер-министру не предлагать ежегодные рекомендации кандидатур для пожалования пэрских титулов в день рождения монарха. В письме Г. Асквиту от 28 мая 1910 г. монарх так аргументировал свою позицию: «Поскольку в том переходном состоянии, в котором находится Палата лордов, мне не хотелось бы их одобрять».291 Несмотря на то, что в итоге лидер либералов добился необходимых ему назначений, суверен явно неодобрительно отнесся к стремлению Кабинета увеличить количество своих сторонников в верхней палате в тот самый момент, когда речь шла об ослаблении ее роли. 136 В этих условиях Г. Асквит попытался разрешить проблему путем кулуарных закрытых переговоров, что позволило бы избежать новых всеобщих выборов и возобновить либеральную программу законодательной деятельности. Для участия в обсуждении проблемы полномочий пэров были сформированы делегации, состоявшие из четырех человек от каждой стороны и включавшие наиболее влиятельных членов фракций в обеих палатах. Либералов представляли Г. Асквит, Д. Ллойд Джордж, А. Биррелл и граф Крю, занимавший пост лорда-председателя Тайного совета. От оппозиции в переговорах участвовали А. Бэлфур, О. Чемберлен, лорд Коудор и маркиз Лэнсдаун – тогдашний лидер тори в верхней палате.292 Работа Конституционной конференции по времени практически совпала с летними парламентскими каникулами. Всего с 17 июня по 10 ноября 1910 г. было проведено 22 заседания, на которых стороны представляли свои аргументы и пытались прийти к консенсусу по проблеме реформирования Палаты лордов. В связке с этим ключевым вопросом обсуждались и другие наиболее острые аспекты тогдашней политической повестки дня. Официальные стенограммы во время дискуссий участников конференции не велись, поэтому об их содержании мы можем судить лишь из сохранившихся в архивах записей О. Чемберлена и маркиза Лэнсдауна, а также опубликованных позже воспоминаний Г. Асквита и Д. Ллойд Джорджа. Если анализировать предложения сторон по основному вопросу закрытых переговоров, то либеральная делегация неожиданно выдвинула упоминавшийся ранее и крайне несовершенный «план Рипона». Объяснить это можно тем, что по сравнению с уже внесенным Законопроектом о Парламенте, он содержал пункты, которые могли привлечь внимание консерваторов, например, положение о том, что успех гарантировался только в том случае, если Правительство опиралось на большинство в 70 голосов и более. Фактически тори делалось предложение следующего плана - мы готовы отказаться от более радикального билля, обсуждение которого началось в Парламенте, и представить более мягкий вариант реформы. 137 Консервативные лидеры не поддались на эту уловку и по-прежнему пытались вместо изменения функций палаты сделать главным вопросом обсуждения проблему формирования ее состава. Такая позиция была близка и Георгу V, который в самом начале работы Конституционной конференции выступил с интересной инициативой. В письме от 18 июня 1910 г. Г. Асквиту личный секретарь суверена барон Ноллис информировал: «Король выражает надежду, что на конференции может быть поставлен вопрос о пожизненном звании пэра. Он решительно, как, наверное, и большинство разумных людей высказывается в пользу этого института».293 Однако очевидно, что при таком расхождении в определении цели реформы, намерение достичь компромисса и выработать устраивающий обе партии вариант решения проблемы оказалось трудно реализуемым. К тому же, чем дальше, тем больше обсуждение проблемы увязывалось с другими спорными вопросами – самоуправлением для Ирландии, дальнейшими социальными реформами, возможностью формирования коалиционного правительства и т.д. Столкнувшись с настойчивым стремлением правящей партии обсуждать все же проблему властных полномочий пэров, Оппозиция вынуждена была обозначить свою позицию по этому вопросу. В специально подготовленном меморандуме предлагалось разделить все законодательные инициативы на три категории: финансовые, обычные и конституционные. Принадлежность того или иного билля к какой-либо из указанных групп должна была определяться спикером Палаты общин и комиссией из представителей обеих палат.294 Предполагалось, что Палата лордов лишится права вмешиваться в финансовое законодательство, за исключением тех случаев, когда такие билли влекли за собой «социальные или политические последствия» или искусственно подводились под категорию финансовых законопроектов с целью обеспечить беспрепятственное прохождение в верхней палате. Если спорный билль относился ко второй категории и дважды отклонялся пэрами, его планировалось передавать на рассмотрение совместного заседания палат, в работе которого должны были принимать участие все депутаты Палаты общин 138 и сто пэров, двадцать из которых представляли правящую партию, а остальные избирались по системе пропорционального представительства.295 Такие предложения консерваторов были очень настороженно встречены либералами. Действительно ни один бюджет не мог быть чисто финансовым документом и неизбежно затрагивал социально-политические проблемы. Предлагаемая система совместных заседаний только усложняла и делала более громоздкой процедуру принятия законопроектов. Намерение выносить на всенародное обсуждение и голосование билли конституционного характера для лидеров правящей партии было абсолютно неприемлемо. Несмотря на это, переговорщики со стороны оппозиции все настойчивее стремились свести дискуссию к так называемой «теории референдума». Данная теория была логическим развитием «доктрины мандата» или конституционного соглашения, возникшего в1868-1869 гг. во время острых дискуссий по вопросу о положении англиканской церкви в Ирландии. Один из тогдашних лидеров консерваторов и будущий премьер-министр - третий маркиз Солзбери высказался за то, чтобы Палата лордов играла особую роль в решении острых и спорных политических вопросов. Соглашение, получившее позже его имя, предусматривало право пэров отвергать такие правительственные инициативы, принятые Палатой общин, и добиваться того, чтобы своѐ мнение по ним на ближайших всеобщих выборах высказали избиратели. Спустя некоторое время, с «доктриной Солзбери» стали связывать появление у верхней палаты Парламента новой функции. Ее стали воспринимать как инициатора обращений к нации в случаях возникновения проблем, вызвавших серьезные разногласия в обществе и между палатами. Сторонники «теории референдума» считали, что пэры просто обязаны противостоять всем спорным законопроектам до тех пор, пока окончательно не стало ясно мнение народа.296 Очевидно, что консерваторы намеревались при помощи «доктрина Солзбери» не допустить принятия наиболее неприемлемых для них законодательных инициатив либералов, прежде всего, возможного предоставления самоуправления для Ирландии. Как отмечал в своих 139 воспоминаниях О. Чемберлен: «Временами нам казалось очень возможным соглашение по отдельным аспектам, таким как, например, финансовое и общее законодательство, но тень споров по гомрулю висела над всеми нами».297 Переговоры затягивались, а возможность достижения соглашения становилась все менее реальной. Осенью 1910 г. спасти ситуацию попытался Д. Ллойд Джордж, предложивший меморандум о создании коалиционного правительства. Он убеждал участников конференции сформировать новый Кабинет, в котором пост премьер-министра оставался бы за Г. Асквитом, который при этом должен был перейти в Палату лордов. Сам автор идеи планировал сохранить за собой должность канцлера Казначейства, а лидерам консерваторов предполагалось передать остальные ведущие министерские посты. Например, А. Бэлфур должен был возглавить Комитет обороны и Палату общин, а маркиз Лэнсдаун – министерство иностранных дел.298 Аргументируя свою инициативу, Д. Ллойд Джордж, прежде всего, указывал на обострение социально-экономической и политической ситуации в стране. «Я абсолютно уверен, - отмечал он, - что настало время для заключения перемирия, чтобы направить ресурсы двух партий в единый фонд с целью ликвидации проблем, которые, если ими пренебрегать и далее, могут привести к обнищанию нации или ее полному банкротству».299 С этого момента секретность и без того тайных переговоров заметно возросла, а тематика вышла далеко за рамки первоначального обсуждения конституционных проблем. Фактически переговорщики перешли к попыткам выработать совместный приоритетными задачами политический которого были курс возможной определены: коалиции, восстановление конкурентоспособности Британии на внешних рынках, проведение ряда радикальных реформ и обеспечение социальной стабильности. Ради этого либералы были готовы пойти на уступки консерваторам в вопросах социального реформизма, национальной обороны и даже отказаться от своей базовой экономической доктрины – свободы торговли и согласиться на частичное введение протекционизма. Взамен они требовали от консерваторов 140 одобрения введения самоуправления в Ирландии и отделения церкви от государства в Уэльсе.300 Однако для руководства тори уступки в отношении гомруля были абсолютно неприемлемы. А. Бэлфур больше всего боялся очередного раскола в своей партии и поэтому на предложенные условия создания коалиции ответил решительным отказом. К началу ноября 1910 г. всем участникам переговоров по конституционным проблемам стало совершенно ясно, что конференция закончится ничем. Премьер-министр Г. Асквит 11 ноября 1910 г. посетил Георга V в поместье Сандригэм, и доложил, что переговоры зашли в тупик. Монарх зафиксировал в своем дневнике: «Он сообщил, что Конференция провалилась, и предложил провести всеобщие выборы еще до Рождества. Никаких гарантий он у меня не просил». 301 Полуторагодичная пауза ничего не изменила. Достичь компромисса двум ведущим политическим партиям не удалось. В этих условиях давление радикального крыла Либеральной партии на партийное руководство с требованием наказать неуступчивых пэров вновь начало усиливаться. Этого же хотели лейбористы и ирландские националисты. Но как добиться капитуляции Палаты лордов без поддержки со стороны короля? Никаких новых решений найдено не было. Спустя всего три дня после визита в Сандригэм, Г. Асквит пригласил на Даунинг-стрит 10 барона Ноллиса и через него передал Георгу V просьбу о представлении королевских гарантий для следующего неожиданным Парламента. поворотом Крайне событий, удивленный монарх таким распорядился резким и ответить телеграммой. «Его Величество сожалеет, - указывалось в ней, - что не сможет дать никаких предварительных гарантий, и напоминает господину Асквиту о его обещании не требовать никаких гарантий в течение сроков полномочий нынешнего Парламента».302 Тем не менее, в тот же день суверену был отправлен специальный меморандум, в котором прямо говорилось: «Кабинет очень тщательно рассмотрел ситуацию, возникшую в связи с провалом Конференции в свете политической декларации, сделанной от его имени 141 премьер-министром в Палате общин 14 апреля 1910 г., и считает необходимым рекомендовать Его Величеству следующее: Немедленный роспуск Парламента, как только будет покончено с самыми необходимыми разделами бюджета, законом о пенсиях по старости для бедняков и еще одним или двумя вопросами… Однако министры Его Величества не могут взять на себя ответственность и советовать распустить Парламент до тех пор, пока не поймут, что Его Величество будет готов использовать свои конституционные права (возможно, включая прерогативу назначения новых пэров), в том случае если политику Правительства одобрит адекватное большинство в новой Палате общин».303 Фактически либеральный Кабинет заранее требовал от Георга V гарантий по вопросу, который прошел лишь первую стадию обсуждения в нижней палате, вовсе не рассматривался и тем более не отвергался пэрами, а также еще не был вынесен на суд избирателей. Это принципиально противоречило тем принципам, которые были озвучены премьер-министром в его речи в феврале 1910 г., но только однозначная поддержка монарха могла обеспечить либералам прохождение их варианта реформы Палаты лордов. Добиться необходимых обещаний от короля, чьи консервативные взгляды были широко известны, было непросто и решающую роль в этом сыграли два опытных личных секретаря суверена – барон Ноллис и сэр А. Дж. Бигге. Первоначально они оба поддерживали монарха в его стремлении демонстрировать традиционную беспристрастность в политических делах, и чаще всего их мнения и советы суверену совпадали. Также следует напомнить, что во время борьбы за бюджет Д. Ллойд Джорджа, будучи секретарями Эдуарда VII, они единодушно советовали отвергнуть требования Г. Асквита о назначении большого количества пэров-либералов. Однако, осенью 1910 г. главные помощники Георга V неожиданно заняли противоположные позиции. Барон Ноллис, который осуществлял общий контроль над отношениями короля с премьер-министром и отвечал за переписку со всеми правительственными ведомствами кроме военного министерства, встал на сторону Правительства. В 142 сопроводительном письме к меморандуму Кабинета от 15 ноября 1910 г. он давал следующие рекомендации Георгу V: «Я совершенно уверен, что Вы без всякого риска и в полном соответствии с конституцией можете принять то, что предлагает Кабинет, поэтому рискну настоятельно Вам советовать так и сделать».304 Сразу убедить короля ему, впрочем, не удалось. Георг V решил отправиться из Сандригема в Лондон для переговоров с Г. Асквитом и поручил находившемуся с ним сэру А. Дж. Бигге подготовить ответный меморандум. В этом документе второй личный секретарь монарха решительно отверг требования Правительства. «Позиция короля, - отмечалось в нем, - такова: он не может дать соответствующих гарантий. Если он так сделает, то станет приверженцем одной из партий, тем самым вложит мощное оружие в руки ирландцев и социалистов, которые будучи уверенными в устранении права вето Палаты лордов, станут доказывать своим избирателям максимального самоуправления для Ирландии и неизбежность полного выполнения социалистической программы. Юнионисты же заявят, что Его Величество благоволит к либералам и ставит их (юнионистов) в неблагоприятное положение в собственных избирательных округах. Есть большие сомнения в том, насколько конституционными будут подобные действия короля. В обязанности Его Величества не входит спасение премьер-министра после неосторожных слов, сказанных им 14 апреля».305 Как видим, сэр А. Дж. Бигге не только однозначно и настойчиво рекомендовал Георгу V отклонить требование либерального руководства, но и обращал его внимание на то, что поддержка в этом вопросе правящей партии может обернуться обострением политической борьбы и увязкой проблемы полномочий пэров с другими спорными вопросами. На встрече с Г. Асквитом и лидером Палаты лордов графом Крю, состоявшейся в Букингемском дворце 16 ноября 1910 г., монарх подвергся беспрецедентному давлению. Спустя некоторое время Георг V в разговоре со своим другом графом Дерби вспоминал, что в течение полутора часов его 143 пугали неустойчивостью тронов в ряде европейских государств, убеждали, что его отец в аналогичной ситуации принял бы условия Правительства, угрожали немедленной отставкой и выборами под лозунгом «король и пэры против народа».306 В итоге, суверен вынужден был принять почти все условия Кабинета. Георгу V, удалось добиться от Кабинета лишь двух уступок. Либералы пообещали представить Законопроект о Парламенте в Палату лордов еще до всеобщих выборов, а также согласились не разглашать гарантии, данные королем, до созыва нового Парламента и дать тем самым пэрам возможность спокойно, и без давления с какой бы то ни было стороны, обсудить правительственные инициативы.307 Почему же монарх, который накануне этой встречи намеревался отвергнуть требования Г. Асквита, изменил свою позицию и согласился с условиями Кабинета? Только ли высочайший кредит доверия неопытного монарха советам своего искушенного в политических вопросах личного секретаря стал тому причиной? Безусловно, нет. Решающую роль в данном случае сыграли напор лидеров либералов и разнообразие их аргументов. Действительно, в случае отставки Кабинета Г. Асквита, монарх в условиях «подвешенного Парламента» вынужден был бы предложить сформировать новое Правительство лидеру консерваторов А. Бэлфуру. Последний если бы и согласился занять премьерское кресло, то исходя из того, что тори и юнионисты не обладали большинством в Палате общин, безусловно, потребовал бы роспуска Парламента. В этом случае монарх прочно ассоциировался в глазах избирателей как сторонник тори, а его прерогативы наряду с реформой Палаты лордов автоматически становились бы центральными вопросами предвыборной кампании. Примечательно, что Г. Асквит, добившись необходимых ему гарантий, в то время искренне считал, что к ним вряд ли придется прибегнуть. В беседе с женой 16 ноября, которая состоялась сразу после встречи с Георгом V, он вполне логично рассуждал о возможных вариантах развития событий: «…если мы проиграем всеобщие выборы, то вопрос никогда не будет поднят, а если мы 144 получим большинство мест, то лорды сдадутся и таким образом вмешательство короля не потребуется».308 Гарантии монарха, таким образом, необходимы были ему лишь как дополнительный, решающий и непреодолимый аргумент на тот случай если консерваторы решат бороться до конца и попытаются отказаться признать вердикт избирателей, которые сохранив у власти либеральный Кабинет, дадут тем самым и согласие на его вариант реформы Палаты лордов. Оценивая относительно кроткий, с января по декабрь 1910 г., но насыщенный важными и порой драматическими событиями период борьбы за реформу верхней палаты британского Парламента, можно констатировать, что он стал во многом определяющим. Прежде всего, «проблема пэров» после принятия бюджета Д. Ллойд Джорджа, бесспорно, стала главным вопросом политической повестки дня и активно обсуждалась как в стенах Вестминстерского дворца, так и за его пределами. Ведущим партиям удалось, несмотря на имевшиеся и у консерваторов, и у либералов внутрифракционные расхождения и дискуссии выработать консолидированные позиции относительно того, что они хотели бы изменить в существующем порядке вещей. Правительство Г. Асквита разработало и предложило на суд общественности и Оппозиции очень умеренный проект модернизации, предусматривавший в первую очередь ограничение властных прерогатив пэров в области законотворчества. Прежде всего, речь шла о статутном закреплении существовавшего до этого конституционного соглашения об исключительных полномочиях Палаты общин в вопросах принятия финансовых актов. Кроме того, предполагалось, что абсолютное право вето пэров в отношении нефинансовых публичных биллей будет преобразовано в отлагательное, с возможностью задерживать их прохождение через Парламент на два года. Тори, в свою очередь, всеми силами пытались воспрепятствовать такому развитию событий и настаивали на том, что первоочередной целью 145 реформирования Палаты лордов должны стать не ее права, а принципы формирования состава. Лидеры правящей партии прекрасно понимали, насколько сложной являлась задача претворения их плана в жизнь в условиях абсолютного доминирования консерваторов и юнионистов в нереформированной верхней палате Парламента, и поэтому настойчиво искали способы выхода из заколдованного круга. Летом 1910 г. они попытались достичь компромисса с Оппозицией, организовав межпартийную конференцию и даже предложив план создания коалиционного правительства. Неудача этих проектов, фактически ставила либералов в патовую ситуацию, но Г. Асквиту путем беспрецедентного давления на короля Георга V удалось найти выход. Заручившись гарантиями монарха о назначении в случае необходимости достаточного количества либеральных пэров для преодоления торийского большинства в верхней палате, Кабинет мог приступать к реализации своего проекта. Однако, для большей легитимности задуманной и подготовленной реформы, вопрос был вынесен на суд избирателей на всеобщих выборах в декабре 1910 г. 146 7. Битва за Акт о Парламенте 1911 г. Всеобщие парламентские выборы в декабре 1910 г. формально дали старт финальному этапу партийно-политической борьбы по вопросу о принятии либерального Законопроекта о Парламенте, предлагавшего статутное закрепление ограничения властных полномочий пэров. Переизбрание состава Палаты общин с интервалом менее 11 месяцев – случай не частый в британской практике, а вторичное призвание электората на участки для голосований в течение одного календарного года вообще произошло впервые в истории страны. Позиции основных политических сил были уже сформированы и предельно понятны. В сущности, главная цель выборов заключалась в стремлении Либеральной партии получить дополнительные легитимные основания для начала реализации уже подготовленного варианта реформирования верхней палаты Парламента. Предвыборная кампания в силу всех этих факторов протекала вяло, и как подчеркивал биограф Г. Асквита Рой Дженкинс «… оказалась в целом скучной. Интерес общественности был низок».309 Споры политиков по поводу будущего Палаты лордов постепенно стали надоедать и уже мало трогали умы и сердца рядовых избирателей, уступая место другим проблемам и вопросам. «Общественное мнение, - отмечал Дж. Поуп-Хеннесси, - с такой готовностью воспламенявшееся по вопросам применения рабского труда китайских кули или движения суфражисток, оставалось относительно безразличным к проблеме Палаты лордов, словно отказывалось признать ее драматизм и важность».310 Результаты волеизъявления избирателей мало отличались от итогов предыдущего их голосования в январе - феврале этого же года. Места в Палате общин распределились следующим образом: 272 мандата достались либералам, 271 – консерваторам и юнионистам, 84 – ирландским националистам и 42 – лейбористам.311 Таким образом, либералы получили лишь относительное большинство в Палате общин и по-прежнему зависели от поддержки ирландских националистов и лейбористов. Вместе с тем, даже такую условную 147 победу, Кабинет Г. Асквита расценивал как мандат, данный ему народом для ограничения прав Палаты лордов. В тронной речи Георга V, открывавшей работу Парламента нового созыва было четко обозначено стремление Правительства принять соответствующий акт: «В кратчайшие сроки вам будут представлены предложения по урегулированию отношений между двумя палатами Парламента, имеющие своей целью обеспечение более эффективной работы конституции».312 Действительно, задержка с обещанным ограничением всевластия пэров, могла обернуться для либералов потерей союзников из малых фракций, что в условиях «подвешенного» Парламента означало бы утрату возможности реализовывать свою политическую программу. Кабинет, совершенно очевидно, стремился, как можно быстрее провести обсуждение Законопроекта о Парламенте и уже через 16 дней после открытия сессии он был внесен в Палату общин. Первое и второе чтения билля подтвердили, что позиции основных политических партий не претерпели существенных изменений. сформулировала Отношение консервативная оппозиции «Таймс»: «Нам предельно предстоит четко обсудить законопроект, созданный одной палатой в ее собственных интересах, который другая палата силой будет принуждена одобрить, - законопроект, направленный не на преодоление конституционного кризиса, а на уничтожение конституции, которая делает возможным этот кризис».313 Лидеры консерваторов с парламентской трибуны, в прессе и на митингах продолжали обвинять Правительство в абсолютизации своей власти, в нарушении конституции, в сговоре с ирландцами и попытках установить гомруль вопреки «воле нации». Они по-прежнему решительно требовали укрепить статус Палаты лордов с сохранением всех ее привилегий, которые «существуют целиком и полностью для блага общества».314 Либералы, в свою очередь, настаивали на безотлагательном проведении реформы. Г. Асквит, выступая в Палате общин, отмечал, что невозможно дальше терпеть «невыносимое и даже опасное положение и абсолютно явную приверженность лордов к консервативной партии».315 Анализируя встречные 148 контрпредложения консерваторов, премьер-министр фактически использовал доводы своих противников, с легкостью обратив их против их же авторов. «Нас приглашают, - отмечал он, - одобрить принципы якобинцев и наполеонов и заменить ими прочно установленную доктрину английской конституции».316 Тем самым он давал понять, что не скромные и осторожные реформы, предложенные Кабинетом, а инициативы тори таят в себе истинную угрозу конституционному механизму страны. В своей борьбе за Законопроект о Парламенте либералы в этот период времени, как и раньше, могли рассчитывать на поддержку ирландских националистов и лейбористов. Представитель первых – доктор Дж. Эсмонд прямо заявил, что его партия поддерживает билль, так как считает, что он способствует введению самоуправления в Ирландии и расчищает место для «неотложных реформ, необходимых для демократии в Великобритании в целом».317 Полностью на стороне Правительства были и лидеры лейбористов. По их мнению, вето Палаты лордов являлось главным препятствием в деле осуществления широкой программы социальных реформ, которую либералы обещали провести еще с 1906 г. Как следствие, и в первом и во втором чтении в Палате общин Законопроект о Парламенте был одобрен большинством в 124 и 125 голосов соответственно.318 Однако Оппозиция не собиралась сдаваться и попыталась дать решительный бой Правительству на стадии комитета Палаты общин, куда проект попал 3 апреля 1911 г. для окончательного формирования текста документа. К этому моменту структурно билль состоял из преамбулы и шести статей. В вводной части документа заявлялось о необходимости урегулирования взаимоотношений двух палат Парламента, ограничения ради этого прав Палаты лордов, а также указывалось на возможность в будущем замены наследственного принципа ее формирования на выборный.319 В первой статье устанавливались правила принятия финансового законодательства. Предусматривалось, что финансовый билль, одобренный в Палате общин, за месяц до окончания текущей сессии, отправленный на рассмотрение в Палату 149 лордов и проваленный там, становился законом после санкции монарха, даже без согласия на то верхней палаты. Право определять финансовый или нефинансовый характер билля передавалось спикеру Палаты общин, и вводились соответствующие критерии. Финансовым считался тот законопроект, в котором затрагивались вопросы бюджета, налогообложения, всевозможных поставок, расходов Парламента, выплаты определенных сумм в качестве жалования или наград и т.п. Билль, направляемый для получения королевской санкции, должен был иметь сопроводительное письменное удостоверение от спикера, подтверждавшее характер данного законопроекта. Наконец, в этой статье содержался прямой запрет на внесение пэрами какихлибо поправок в билли, отнесенные спикером к разряду финансовых.320 Во второй статье ограничивались полномочия Палаты лордов в отношении нефинансовых законопроектов. Они становились законом с королевской санкции и вопреки сопротивлению пэров, если в течение трех сессий они принимались в нижней палате и отвергались в верхней, куда они посылались общинами не позднее одного месяца до окончания сессии. При этом подчеркивалось, что для применения этой законодательной процедуры необходимо, чтобы между датой первого внесения билля в Палату общин и датой, когда этот законопроект последний, третий раз был принят в этой палате, истекал срок в два года. Кроме этого предусматривалось, что билль считался отвергнутым верхней палатой, если он не был пропущен пэрами без внесения каких-либо поправок или одобрен с такими поправками, на которые не могла согласиться Палата общин.321 В третьей статье закреплялось, что любое письменное удостоверение, данное спикером в отношении определения категории законопроекта, является окончательным и не подлежащим обжалованию в каких-либо судебных инстанциях.322 В четвертой статье отмечалось, что ни одно из положений данного билля не направлено на уменьшение или изменение существовавших прав и привилегий Палаты общин.323 В пятой статье ограничивался максимальный срок парламентских полномочий пятью годами вместо прежних 150 семи.324 Наконец, шестая статья устанавливала официальное название рассматриваемого документа – Акт о Парламенте 1911 г.325 Очевидно, что в тексте этого проекта не содержалось ничего принципиально нового по сравнению с резолюциями Г. Асквита, обсуждавшимися еще в 1910 г. Билль представлял лишь более детальную их разработку, представленную в соответствующей юридической форме, но сохранившую первоначальный крайне умеренный и осторожный характер предложений Правительства. Единственной новацией стало решение предоставить практически неограниченные и лишенные какой-либо внешней подотчетности полномочия спикеру Палаты общин при определении им категорий законопроектов. Лидеры консерваторов именно на стадии обсуждения законопроекта в комитете попытались разрушить план либералов путем внесения в него огромного количества поправок. Всего ими было предложено более 800 вариантов изменения текста статей билля.326 По каждому, даже самому незначительному замечанию торийских депутатов, как правило, возникали длительные дискуссии, и председатель комитета неоднократно вынужден был ставить на голосование предложение об искусственном прекращении прений. Широко применялась и парламентское процедурное правило «кенгуру», когда обсуждались лишь отдельные поправки, признанные важными, а остальные пропускались как малозначительные. Зачастую поправки дублировали друг к другу, и даже предпринимались попытки поставить дважды на голосование один и тот же вариант редакции текста.327 Совершенно очевидно, что оппозиция, используя метод обструкции, решила «разрушить» правительственный план реформы. Наиболее острая борьба развернулась вокруг первых двух статей Законопроекта о Парламенте, в которых содержались главные предложения правящей партии. Консерваторы и юнионисты любыми способами стремились подменить идеи либералов собственным видением того как необходимо реформировать Палату лордов. Например, в самом начале обсуждения они внесли поправку, в которой настаивали на замене плана, предложенного 151 Кабинетом, на собственный проект.328 После того, как это предложение было отклонено, Оппозиция высказала пожелание о наделении монарха правом передавать спорные билли на рассмотрение избирателей, или иными словами вновь попыталась поднимался вопрос использовать о «доктрину недопустимости мандата».329 «единовластия» Неоднократно спикера при определении характера вносимых законопроектов и предлагалось передать это полномочие объединенному комитету двух палат Парламента.330 Особенно настойчиво представители оппозиционной фракции требовали изъять из компетенции будущего акта все вопросы, влекущие за собой установление самоуправления в Ирландии.331 Впрочем, либералы, понимая, что дальнейшие уступки по реформе, объявленной в начале сессии одной из приоритетных задач Кабинета, могут привести к утрате ими власти, решительно отвергали все попытки тори изменить суть предложенного билля. При помощи голосов лейбористских и ирландских депутатов, Правительство одну за другой отвергало «разрушающие» поправки оппозиции. В итоге консерваторам удалось добиться внесения в текст, предложенный Кабинетом, всего одного изменения – ограничить сферу влияния будущего акта лишь публичными законопроектами и не распространять его на частные билли, затрагивающие чаще всего интересы бизнеса.332 Согласие либералов на эту поправку вполне объясняется тем обстоятельством, что они не в меньшей степени, нежели тори, стояли на защите интересов британских предпринимателей и их собственности. Статьи с третей по шестую правительственного законопроекта не вызвали сколь-нибудь значительных споров, поскольку в них затрагивались второстепенные и технические вопросы. Как следствие, они были одобрены без обсуждения.333 В целом, можно констатировать, что в нижней палате либералам удалось отстоять свои предложения почти в первоначальном виде. Менее чем за три месяца правительственный план реформы Палаты лордов прошел все необходимые стадии обсуждения в нижней палате и 15 мая 1911 г. был принят в третьем чтении.334 Для билля, затрагивающего спорный конституционный 152 вопрос и столкнувшегося с ожесточенными нападками со стороны оппозиции, такая оперативность вещь достаточно редкая. Оппозиция тем временем не собиралась отказываться от продолжения борьбы. Всеобщее внимание теперь было обращено к Палате лордов, которая начала обсуждать правительственный законопроект 23 мая. Примечательно, что на этом этапе тори решили действовать достаточно изощренно, и не стали отвергать билль с ходу. Подобная тактика была выработана заранее. Так, еще 4 марта 1911 г. О. Чемберлен в письме жене сообщал о своей беседе с личным секретарем Георга V сэром А. Биггом, в ходе которой затрагивалась проблема действий консерваторов во время предстоящего обсуждения Законопроекта о Парламенте пэрами. Предполагалось, что торийское большинство в верхней палате пропустит его во втором чтении, а затем внесет в него такие поправки, которые Кабинет Г. Асквита откажется принять.335 По замыслу лидеров консерваторов это должно было вызвать политический кризис, который неизбежно приведет к новым всеобщим выборам, результат которых будет не в пользу Правительства. В тот период времени они еще не знали, что король осенью 1910 г. пообещал Г. Асквиту, что в случае провала билля в верхней палате, он назначит необходимое для его прохождения количество пэров из числа сторонников либералов. Первоначально консервативные пэры строго следовали разработанной тактике, обсуждение проходило вяло и в адрес либеральной администрации звучали лишь дежурные обвинения о проведении в жизнь «наиболее несправедливой, революционной и односторонней меры», «необоснованного и близорукого закона» и т.п.336 В итоге, Законопроект о Парламенте был одобрен Палатой лордов во втором чтении без голосования. Затем коронация Георга V и связанные с ней торжества, почти на месяц прервали работу Парламента, и только 28 июня 1911 г. билль был передан на обсуждение в постоянный комитет верхней палаты. Здесь ситуация в корне изменилась, атмосфера стала оживленной и деловой. Одна за другой стали приниматься поправки, разрушающие суть и смысл правительственного плана преобразований. В 153 частности, во вторую статью было внесено положение о том, что все спорные вопросы должны решаться на заседаниях объединенного комитета палат Парламента.337 Кроме этого было одобрено предложение, согласно которому, такие важные конституционные новации, как, например, предоставление самоуправления для Ирландии, изменение прерогатив короны и протестантского характера престолонаследия, а также те билли, которые объединенный обязательно комитет должны признает выноситься мерами на «чрезвычайной общенациональный важности», референдум.338 Оппозиция надеялась, что таким образом ей удастся затянуть процесс обсуждения, вовлечь правительственное большинство в нижней палате в длительную процедуру согласований поправок и поиска компромисса. Расчет был прост – либо при помощи постоянных претензий добиться необходимых уступок, либо каким-то образом расколоть единство либеральной фракции и надеяться смену власти. Кабинет Г. Асквита тем временем очень быстро осознал, насколько губительным может быть сценарий разрушения билля при помощи поправок пэров. Премьер-министр уже 5 июля 1911 г. констатировал, что Законопроект о Парламенте был принципиально изменен Палатой лордов на стадии комитета, и приобрел «искалеченную и неузнаваемую форму».339 Следовательно, пэры проигнорировали мнение избирателей, высказанное на всеобщих парламентских выборах. В этих обстоятельствах у Г. Асквита не оставалось другого выбора, как вновь обратиться к монарху. Георг V подтвердил гарантии, данные либеральному Кабинету в ноябре 1910 г., но выдвинул условие, что пэрам будет предоставлена еще одна возможность обсудить отказ Палаты общин принять их поправки и дан шанс «одуматься» до назначения новых членов верхней палаты.340 Либеральный Кабинет, таким образом, имел в своем арсенале инструмент, позволявший преодолеть сопротивление «непримиримых», но не спешил его использовать. Дебаты во время третьего чтения Законопроекта о Парламенте, состоявшиеся в Палате лордов 20 июля 1911 г., как никогда четко определили 154 расстановку основных политических сил. Лорд председатель Тайного совета виконт Морли от имени Правительства решительно опротестовал поправки консервативных пэров и заявил: «… если они и не являются смертельным ударом по Палате общин – эту палату трудно убить – то серьезно подрывают ее влияние, престиж и полномочия».341 Одновременно с этим он призвал лордов все же принять билль в третьем чтении, указав на то, что его провал данный момент неминуемо повлечет за собой «нарушение всего парламентского делопроизводства».342 Руководство консерваторов, придерживавшееся в большинстве своем умеренных взглядов, заняло компромиссную позицию. «Мне кажется, - отмечал в своем выступлении маркиз Лэнсдаун, - что приняв билль во втором чтении и потратив значительное время на внесение в него поправок, изменение нашего курса на этой стадии и провал законопроекта в третьем чтении сделает смешной эту палату в глазах народа».343 Очевидно, лидеры тори все еще надеялись, что Кабинет согласится если не со всеми, то хотя бы с частью их поправок. Категорически против каких-либо уступок либеральному Кабинету были непримиримые консерваторы и юнионисты. Один из их вождей – граф Холсбери решительно отказался признать уничтожение права абсолютного вето пэров в финансовых вопросах, отверг любые ограничения наследственного принципа формирования состава палаты и потребовал провалить билль в третьем чтении, справедливо опасаясь того, что Кабинет не согласится с внесенными изменениями. «Принятие этого законопроекта без поправок, отмечал он, - будет означать уничтожение Конституции, а также угрозу разрушения существующих свобод».344 В итоге верх все же одержали умеренные. Билль о Парламенте со всеми поправками был принят в третьем чтении и передан на рассмотрение в Палату общин.345 Вместе с тем, стало совершенно ясно, что Правительству без крайних мер или, как минимум, без весомой угрозы их применения вряд ли удастся преодолеть сопротивление консервативного большинства в верхней палате Парламента. Кроме этого дебаты во время третьего чтения продемонстрировали, что раскол в рядах 155 оппозиции по проблеме реформы Палаты лордов не только сохранился, но и значительно усилился. Спустя всего два дня после описанных событий, либеральный Кабинет, реагируя на разрушительные поправки пэров, обратился к королю с требованием назначить в двухнедельный срок необходимое количество новых членов верхней палаты. Георг V вновь попросил Г. Асквита об отсрочке и предложил подождать результатов обсуждения поправок пэров в Палате общин. В письме к лидеру либералов барон Ноллис так передавал точку зрения монарха: «Он совершенно убежден, что пэров нужно максимально успокоить, демонстрируя по отношению к ним как можно больше внимания и корректности. Для них неприемлема мысль о том, что с ними могут обращаться мстительно или же грубо и бесцеремонно. Более того, подобное обращение, вероятно, только увеличит число тех, кто собирается голосовать против».346 Г. Асквит согласился на такую отсрочку, тем более, что ему самому было необходимо некоторое время для подготовки списка лиц, которым можно было предложить пэрский титул в обмен на обещание поддерживать Либеральную партию. В конце июля – начале августа 1911 г. премьер-министр и другие члены Кабинета неоднократно встречались с монархом для консультаций по поводу дальнейших действий. Параллельно граф Крю вел конфиденциальные переговоры с умеренными лидерами Оппозиции, уговаривая их поддержать правительственный вариант реформы.347 Одновременно с этим, лидеры либералов попытались решить проблему принятия Законопроекта о Парламенте при помощи угрозы использования крайних мер, тем более, что для этого подвернулся подходящий случай. 20 июля 1911 г. маркиз Лэнсдаун обратился к премьер-министру и попросил его уведомить оппозицию о дальнейших действиях Кабинета. В ответ Г. Асквит отправил официальное письмо А. Бэлфуру и маркизу Лэнсдану, в котором объявлял о твердых намерениях немедленно привести в действие уже полученные королевские гарантии о назначении новых пэров, если Палата лордов не откажется от своих поправок и не примет законопроект в его 156 первоначальной форме.348 На следующий день, 21 июля, это послание было оглашено на собрании консервативных и юнионистских пэров и вызвало бурную реакцию не только в стенах Парламента, но и за их пределами. Так, например, газета «Таймс» оценила заявление премьер-министра как «государственный переворот».349 Письмо Г. Асквита, в котором раскрывался факт наличия у либералов королевских гарантий, безусловно, усугубил раскол в рядах Оппозиции. Лидер партии А. Бэлфур пришел к выводу, что тори не удастся предотвратить реформирование Палаты лордов по сценарию либерального Кабинета. Он при активной поддержке маркиза Лэнсдауна стал призывать членов консервативной фракции в верхней палате одобрить законопроект в правительственной редакции, считая, что массовое назначение новых пэров-либералов, не только положит конец гегемонии тори в Палате лордов, но и окончательно подорвет ее престиж. В сложившихся обстоятельствах А. Бэлфур предпочитал пожертвовать малым, чтобы выиграть большее. Кроме этого существовал еще один важный фактор, повлиявший на такое решение консервативного руководства. В программе законотворческой деятельности либерального Кабинета значилось намерение принять Акт о самоуправлении для Ирландии. В случае одобрения Законопроекта о Парламенте, консервативное большинство в Палате лордов по его нормам получало возможность блокировать ирландский гомруль в течение двух лет. Массовое назначение либеральных пэров, наоборот, лишало оппозицию такой возможности и позволяло либералам добиться принятия гомруля уже на следующей парламентской сессии. Вместе с тем, далеко не все консерваторы и юнионисты готовы были прислушаться к вполне разумным советам своего руководителя. Сначала в Палате лордов, а затем и в рядах консервативной фракции в нижней палате возникло и быстро стало набирать силу движение под лозунгом «Не сдаваться!». С речами против капитуляционных настроений А. Бэлфура и с призывами «сражаться до последнего окопа» выступали в стенах Парламента и 157 за его пределами многие видные политические деятели. Все они считали, что премьер-министр блефует и не рискнет прибегнуть к массовому назначению новых пэров.350 Противники реформы Палаты лордов или так называемые «твердолобые» (diehards) развернули массированную пропаганду в прессе. В их главном печатном органе – журнале «Обсервер» практически ежедневно появлялись статьи, призывавшие «стоять до конца». Г. Асквит в своих мемуарах вспоминал, что в этот период наиболее радикально настроенные консерваторы доходили до прямых угроз физической расправы, заявляя, что «немало воды и, если понадобится, немало крови протечет под Вестминстерским мостом, прежде чем Законопроект о Парламенте станет актом».351 Противоборство накалилось до предела, когда 24 июля «твердолобые», ведомые лордом Хью Сесилем и Ф.Е. Смитом, скандально сорвали выступление премьер-министра в Палате общин. Депутаты со скамьей Оппозиции выкриками «Предатель!», «Диктатор», «Англия против Вас», свистом, громким смехом, топаньем ногами и стуком тростями по полу, не дали Г. Асквиту возможности высказаться по вопросу о поправках пэров к Законопроекту о Парламенте. Отчаянные попытки спикера прекратить эту, нарушающую все существовавшие правила парламентской процедуры обструкцию, не возымели действия, и он был вынужден отложить заседание палаты.352 Хулиганская выходка непримиримых со всей очевидностью демонстрировала рассчитывали раскол этой в акцией рядах тори. изменить Радикальные позицию лидера элементы явно консерваторов. «Демонстрация была в такой же степени задумана для того, - отмечал в своем дневнике непосредственный участник описанных событий Л. Эмери, - чтобы оказать давление на Бэлфура…».353 Лидер консерваторов вынужден был предпринимать экстренные меры для сохранения хотя бы видимости партийного единства. На следующий день после скандальной акции «твердолобых» А. Бэлфур опубликовал письмо, в котором еще раз высказался в пользу того, чтобы пэры пропустили Законопроект о Парламенте, а также 158 потребовал от членов фракции лояльности и соблюдения партийной дисциплины.354 Разногласия в рядах консерваторов и юнионистов по основному вопросу политической повестки дня объективно были на руку либеральному Кабинету, который стремился как можно быстрее завершить начатое дело. К концу июля 1911 г. для Г. Асквита был подготовлен секретный список потенциальных новых либеральных пэров из 249 человек, в который попали не только политики, юристы, предприниматели и финансисты, но и целый ряд видных деятелей культуры и науки. Либералы, в частности, планировали сделать членами Палаты лордов: композитора Ч. Парри, литератора Т. Харди, математика и философа Б. Рассела.355 Однако, очевидно, что такого количества новых членов верхней палаты было недостаточно для обеспечения необходимого им большинства. Г. Асквиту предстояло найти еще столько же кандидатов на пэрские титулы для гарантированного прохождения законотворческих инициатив Кабинета. В начале августа 1911 г. противостояние достигло апогея. «Твердолобые» при помощи большого числа писем, преимущественно анонимных, направляемых в адрес Букингемского дворца, начали компанию по обвинению монарха в измене. Спровоцированный количеством и тоном этих посланий, Георг V заявил, что его обещание Кабинету Г. Асквита было дано «с естественным и вполне понятным нежеланием».356 Радикальные тори именно такой реакции и добивались. Они стали утверждать, что король в случае провала Билля о Парламенте может отказаться от назначения новых пэров или назначит их ровно столько, сколько нужно для прохождения законопроекта и консерваторы сохранят свое большинство в верхней палате. Следующим шагом противников либерального варианта реформы Палаты лордов стало выдвинутое Оппозицией предложение о вынесении вотума недоверия Правительству в связи с намечавшимся массовым назначением новых пэров. А. Бэлфур, выступивший с такой инициативой в Палате общин 7 августа 1911 г., в своей речи отмечал: «Обещание Его Величества, данное министрам, о том, что он назначит необходимое для принятия Законопроекта о 159 Парламенте количество пэров, является грубым нарушением конституционных свобод, в результате которого, народу опять помешают высказаться по вопросу предоставления самоуправления для Ирландии».357 Однако Кабинет снова проявил твердость и отверг все нападки политических противников. В ответной речи Г. Асквит заявил, что создавшееся положение является исключительно результатом необдуманных действий оппозиции, и поэтому Правительство считает необходимым довести начатую реформу до конца и, таким образом, «оправдать доверие народа». 358 В итоге, «за» предложение консерваторов высказалось только 246 депутатов, а 365 проголосовало «против».359 В Палате лордов обсуждение вотума недоверия Кабинету приняло прямо противоположный характер. Консерваторы и юнионисты без устали обвиняли либералов в «злоупотреблениях» и «использовании в своих целях прерогатив Короны».360 Попытки защитить правительственный курс, предпринятые графом Крю и виконтом Холдейном, не встретили понимания у большинства пэров, и они одобрили предложение А. Бэлфура 281 голосом против 68.361 Несмотря на то, что это решение ничего не меняло, либеральное Правительство 8 августа 1911 г. при обсуждении поправок верхней палаты к Законопроекту о Парламенте пошло на последние незначительные уступки. В частности, в первую статью было внесено предложение Г. Сэмюэла о назначении в начале каждой сессии в помощь спикеру двух человек, для консультаций при определении характера того или иного билля.362 По инициативе У. Черчилля в текст второй статьи внесли поправку Палаты лордов, которая исключала из ведения законопроекта вопросы, связанные с увеличением пятилетнего срока полномочий главного законодательного органа страны.363 После этого билль был вновь отправлен на рассмотрение верхней палаты, причем, как и было условлено ранее, без предварительного назначения новых либеральных пэров. К этому моменту практически всем было очевидно, что у оппозиции нет никакой возможности для дальнейшего блокирования реализации плана 160 Кабинета. Когда члены Палаты лордов 9 августа 1911 г. приступили к обсуждению законопроекта, спор уже велся преимущественно внутри торийской фракции, между ее умеренной и непримиримой группировками. Маркиз Лэнсдаун и его сторонники по-прежнему настаивали на отказе от бесперспективного дальнейшего сопротивления. «Твердолобые» упорно стояли на своем и не хотели голосовать за билль даже с внесенными в него поправками. «Мне нечего сказать, - патетически восклицал их лидер граф Холсбери, - кроме того, что ничто в мире не заставит меня голосовать или воздержаться от голосования в поддержку билля, который я считаю ошибочным, безнравственным и скандальным образцом законодательства».364 Ситуация становилась критической. Руководство тори практически не имело рычагов воздействия на радикально настроенных пэров. Если в Палате общин члены фракции подчинялись жесткой партийной дисциплине и в большинстве случаев голосовали так, как советовали лидеры, имея в виду необходимость партийной поддержки на ближайших всеобщих выборах, то в не избираемой верхней палате этот аргумент не имел никакого значения. К тому же многие из «твердолобых» по-прежнему были уверены, что Кабинет блефует и не рискнет использовать процедуру назначения новых пэров. Впрочем, эти предположения противников реформы были быстро развеяны. Во время решающего обсуждения билля в Палате лордов 10 августа 1911 г. виконт Мидлтон обратился к Правительству с прямым вопросом, действительно ли оно имеет конкретную договоренность с монархом и полномочия для использования прерогативы суверена в целях принятия Законопроекта о Парламенте? Лорд председатель Тайного совета виконт Морли немедленно и недвусмысленно подтвердил поддержку монархом либерального Кабинета. «Если сегодня билль потерпит поражение, - предостерегал он, - Его Величество даст согласие на назначение пэров в количестве, достаточном для противостояния любой возможной комбинации различных оппозиционных партий, способной привести к поражению Законопроекта о Парламенте во второй раз».365 161 Заявление, сделанное лидером палаты не оставляло никаких сомнений в том, что либералы добьются своего. Консервативное руководство продолжало уговаривать пэров прекратить сопротивление и пропустить законопроект. Накануне решающего голосования, которое должно было состояться поздно вечером 10 августа 1911 г., расклад сил оставался крайне запутанным. А. Бэлфуру удалось убедить большинство консервативных пэров в верности своей позиции, и около 300 из них заявили о своем намерении воздержаться при голосовании. Вместе с тем, приблизительно 100 членов Палаты лордов во главе с 87-летним графом Холсбери не сдавались и были полны решимости выступить против Правительства. Учитывая, что в верхней палате тогда заседало всего около 80 пэров-либералов, этих голосов непримиримых было вполне достаточно для того, чтобы отвергнуть Билль о Парламенте.366 Ситуацию не спасало и появление у либералов неожиданных новых союзников. Во-первых, архиепископу Кентерберийскому удалось убедить 12 духовных лордов поддержать Кабинет. Это было нарушением сложившейся парламентской традиции, согласно которой иерархи Церкви Англии не участвовали в голосованиях по политическим вопросам, но давало либералам так необходимые дополнительные голоса. Впрочем, следует отметить, что уговоры архиепископа имели и обратный эффект – 2 епископа открыто встали на сторону «твердолобых». Во-вторых, готовность вернуться в стан либералов изъявил граф Розбери. Совершенно очевидно, что даже с таким подкреплением Кабинет не мог гарантированно рассчитывать на успех. Спасти положение могло только голосование части консервативных пэров в пользу принятия Законопроекта о Парламенте. В итоге, руководству тори с большим трудом удалось убедить 37 консервативных пэров поддержать правительственный билль, который был одобрен большинством всего в 17 голосов.367 Спустя 8 дней он был санкционирован монархом и стал актом. Либералы с нескрываемым восторгом оценивали это событие, характеризуя его не иначе как «триумф народа над пэрами». Г. Асквит в своих мемуарах отмечал, что вступление в силу Акта о Парламенте 1911 г. стало 162 «поворотной вехой в конституционной истории Англии».368 Торжествовал и истинный инициатор этой реформы – Д. Ллойд Джордж. В письме к жене 11 августа 1911 г. он писал: «С вето покончено. Я едва могу поверить в это. Наконец осуществилась мечта поколений либералов. Гладстон, Брайт, Баннерман, Харкорт – все предчувствовали этот день, но уходили, так и не увидев воплощения своих надежд. Так рад, что я инициатор этого».369 Настроение в рядах оппозиции было совершенно иным. О. Чемберлен, например, считал, что в итоге: «…фундаментальные конституционные законы страны были оставлены на милость большинства Палаты общин без какой-либо охраны, которую сочли бы необходимой в любом другом великом государстве. Палата лордов осталась нереформированной и лишенной ее полномочий».370 Несколько более оптимистичной была оценка консервативной «Таймс», пристально следившей за всеми перипетиями борьбы вокруг реформы. «Мы полагаем, - писала газета, - что наихудшего из всех возможных поворотов событий удалось избежать… Юнионисты потеряли многое, но гораздо меньше, чем могли потерять».371 Бесспорно, тори не смогли отстоять верхнюю палату в неприкосновенности, их возможность полностью контролировать при помощи лояльных пэров законотворческий процесс даже пребывая в оппозиции оказалась подорванной. Однако до превращения Палаты лордов в современный демократический институт, отвечающий социально-экономическим политическим реалиям ХХ в. было еще очень далеко. 163 и 164 Заключение В чем же на самом деле заключались итоги двухлетнего противостояния основных политических сил Великобритании по проблеме места и роли верхней палаты Парламента в системе государственного управления? Прежде всего, необходимо отметить, что реформу 1911 г. можно рассматривать как событие, в котором нашли яркое отражение практически все крупные кризисные явления социально-экономической и политической жизни Соединенного королевства первого десятилетия ХХ в.: проблема тарифов, социальный реформизм, вопрос о предоставлении самоуправления Ирландии, бюджетные споры и многие другие. Следовательно, можно утверждать, что Палата лордов являлась важным элементом сложного механизма управления страной, а изменения, произошедшие в хозяйственном и общественнополитическом развитии Великобритании в этот период, объективно диктовали необходимость его модернизации. Беспристрастный анализ положений Акта о Парламенте 1911 г. показывает, что реформа верхней палаты, несмотря на то, что она была инициирована и реализована либеральным Кабинетом, по сути, была проведена в духе традиций консерватизма. Были ликвидированы наиболее отжившие и принципиально не соответствовавшие новым историческим реалиям полномочия пэров. Палата лордов утратила право абсолютного вето в отношении всех парламентских законопроектов, а финансовые билли она могла рассматривать на протяжении не более чем одного месяца. Однако, следует напомнить, что на протяжении предшествующих 250 лет случаи вмешательства пэров в денежные вопросы, одобренные депутатами Палаты общин, были единичными и, как правило, связанными с чрезвычайными обстоятельствами. Таким образом, в 1911 г. фактически произошло лишь законодательное закрепление уже давно сложившейся политической традиции доминирования нижней палаты в таких вопросах. 165 Бесспорно, утрата возможности стать непреодолимой преградой на пути законодательных инициатив, означало снижение значения Палаты лордов в конституционном механизме, но и оно не было критическим. Приобретенное право отлагательного вето в вопросах нефинансового общего законодательства, позволяло пэрам на два года задерживать правительственные билли. На деле это означало, что почти полностью исключалась возможность принятия по инициативе Кабинета спорных срочных законопроектов. За два года, в течение которых верхняя палата могла блокировать такие билли, насущность затрагиваемых в них проблем обычно «выдыхалась» и они становились не актуальными. Это же право фактически позволяло пэрам окончательно блокировать все неугодное им законодательство в течение последних двух лет пребывания Кабинета у власти. В случае же критической ситуации, когда правящей партии безотлагательно требовались дополнительные возможности, право отсрочки, реализуемое Палатой лордов, могло стать верным средством для свержения Правительства. Наконец, сохранив право вносить поправки в законопроекты, пэры могли изменять их до неузнаваемости, значительно искажать их первоначальный смысл, а также применять обструкционистскую тактику. Акт о Парламенте 1911 г. ни в коей мере не затронул принципов формирования верхней палаты британского Парламента, а это означало, что неизменным остался и баланс партийных сил. Консерваторы и юнионисты попрежнему составляли в ней подавляющее большинство. Можно также утверждать, что во многом именно упорное противодействие «твердолобых» реформированию Палаты лордов, привело к значительному укреплению правого крыла тори. Умеренное руководство уже не устраивало «непримиримых» и в конце 1911 г. под их давлением А. Бэлфур вынужден был подать в отставку. На смену ему пришел один из наиболее активных представителей протекционистской фракции – Э. Бонар Лоу. В целом же, шумная кампания вокруг «конфликта двух палат», проходившая под лозунгами «расширения демократии», «защиты интересов 166 народа», «укрепления представительской системы» и т.п., на деле привела лишь к замене прямой возможности блокирования Палатой лордов неугодных ее консервативному большинству инициатив, на механизмы скрытого, завуалированного контроля. Примечательно, что сами авторы реформы прекрасно понимали все слабые стороны своего проекта, не случайно в преамбуле Акта о Парламенте 1911 г. была зафиксирована необходимость в будущем «…заменить Палату лордов в ее существующем виде второй палатой, сформированной на основе народного представительства, а не на наследственном принципе».372 В тот же период времени Кабинет Г.Асквита, учитывая ожесточенное противодействие оппозиции даже таким умеренным и половинчатым предложениям, не решился предложить более радикальные меры. 167 168 ПРИМЕЧАНИЯ Алексеев Н.А. Палата Лордов Британского Парламента: от Суда Короля Эгберта до революции Премьера Т. Блэра (825-2003). - М., 2003. 2 Крылова Н.С. Центральные государственные органы Великобритании. - М., 1965. - С.201. 3 Сэмпсон А. Новая анатомия Британии. - М., 1975. - С.43. 4 Arnstein W.L. Britain Yesterday and Today. – Toronto, 1983. – P.128. 5 Ensor R.C.K. England 1870-1914. – Oxford, 1936. – P. 347. 6 Sayers R.S. A History of Economic Change in England 1880-1939. – L., 1967. – P. 39. 7 Ashley W.J. The Tariff Reform Problem. – L., 1903. – P. 60. 8 The Economist 16 January 1904. – P.108. 9 Williams E.E. Made in Germany. – L., 1895. – P. 11. 10 Ensor R.C.K. Op. cit. – P. 278. 11 Ibid. – P. 282. 12 English Historical Documents 1874-1914 / Ed. by W. D. Handcock. – L., 1977. - Vol. 12. - Pt. 2. – P. 18. 13 Layton W. and Grother G. An Introduction to the Study of Prices. – L., 1935. – P. 51. 14 Ashworth W. An Economic History of England 1870-1939. – L., 1960. – P. 54. 15 Ibid. – P. 57. 16 Mathias P. The First Industrial Nation. An Economic History of Britain 1700-1914. – N.Y., 1969. – P. 313. 17 Ibid. – P. 387. 18 Arnstein W.L. Op. cit. – P. 130. 19 Collins M. Money and Banking in the United Kingdom. A History. – L., 1988. – P. 405. 20 Ibid. – P. 78.; Ashworth W. Op. cit. – P. 166. 21 Collins M. Op. cit. – P. 78. 22 Hobson J. Imperialism. – L., 1902. – P. 55-56. 23 Ensor R.C.K. Op. cit. – P. 113. 24 The Oxford History of Britain. / Ed. by K. O. Morgan. – Oxford, 2010. – P. 533. 25 Ibid. – P. 529. 26 Pugh M. State and Society. British Political and Social History, 1870-1992. – L., 1994. – P. 60. 27 Ibidem. 28 Women and Philanthropy: Inspiring Women, Inspiring Giving / Ed. by S. Mackenzie. – L., 2008. – P. 29 29 Great Britain. The Annual Register. A Review of Public Affairs at Home and Abroad. – L., 1895. – P. 44. 30 British Parliamentary Election Results 1832-1885 / Ed. by F. W. S. Craig. – L., 1977. – P. 623; British Parliamentary Election results 1886-1918. / Ed. by F. W. S. Craig. – L., 1974. – P. 582. 31 Cotgrove S.F. Technical Education and Social Change. – L., 1958. – P. 51-52. 32 Simon B. Education and the Labour Movement. – L., 1974. – P. 255. 33 Ibid. – P. 186-187. 34 Curtis S.J. History of Education in Great Britain. – L., 1957. – P. 311. 35 Evans L. and Pledger P. Contemporary Sources and Opinion in Modern British History. – Melbourne, 1966. – Vol.1. – P. 122. 36 Ibid. – P. 122. 37 Цит. по: Curtis S.J. Op. cit. – P. 307-308. 38 McCaffrey J. Scotland in the Nineteenth Century. – Basingstoke, 1998; Robbins K. G. Nineteenth-Century Britain: Integration and Diversity. – Oxford, 1988. 39 Black J. A History of the British Isles. – L., 2003. – P. 360. 40 Ibid. – P. 361. 41 Cole G.D.H., Postgate R. The British Common People. 1746-1938. – New York, 1939. – P. 396. 42 Saul S.B. The Myth of the Great Depression. 1873-1896. – L., 1972. – P. 32 43 Statistical Tables and Charts relating to British and Foreign Trade and Industry (1854-1908). – L., 1909. – P. 212. 44 Bailey J. The British Co-operarive Movement. – L., 1955. – P. 98. 45 Hobsbawn E.J. Labouring Men: Studies in the History of Labour. - L., 1964. – P. 226-227. 46 Webb S. and B. The History of Trade Unionism. – L., 1920. – P. 422-423. 1 169 47 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Third Series. - Vol. 225. - Col. 51-86. Factory and Workshops Act, 1878 – режим доступа: http://www.victorianvoices.com/materials/factory_and_workshop_act_1878.pdf 49 Royal Commission on Labour. Rules of Association of Employers and of Employed. – L., 1892. – P. 21. 50 The Times 18 November 1898. 51 Norton P.A. and Aughey A. Conservatives and Conservatism. – L., 1981. – P.193, 201. 52 McKenzie R.T. British Political Parties. – N.Y., 1963. – P. 21; Norton P.A. and Aughey A. Op. cit. – P. 193, 201. 53 Ball A.R. British Political Parties. The Emergence of a Modern Party System. – L., 1987. – P. 37. 54 Beattie A. English Party Politics. – L., 1970. – Vol.1. – P. 146. 55 Robb J.H. The Primrose League 1883-1906. – N.Y., 1942. – P. 67, 228. 56 Ibid. – P. 228. 57 Petrie Ch. The Carlton Club. – L., 1955. – P. 208-209. 58 British Political Sources. Political Party Yearbook. The Liberal Party Yearbook 1886 - 1887. – Brighton, 1971. – P. 141-151. 59 The House of Commons in the Twentieth Century / Ed. by S.A. Walkland. – Oxford, 1979. – P. 97. 60 Guttsman W.H. The British Political Elite. – L., 1965. – P. 104. 61 Norton P.A. and Aughey A. Op. cit. – P. 115. 62 Pelling H. Social Geography of British Elections 1855-1910. – N.Y., 1967. – P. 419. 63 Amery J. The Life of Joseph Chamberlain. – L., 1951. – Vol. 4. – P. 512. 64 O’Gorman F. British Conservatism: Conservative Thought from Burke to Thatcher. – L.-N.Y., 1986. – P. 36. 65 Green E.H.H. Radical Conservatism. The Electoral Genesis of Tariff Reform // The Historical Journal. – 1985. – Vol.28. - №3. – P. 676-678.; O’Gorman F. Op. cit. – P. 36. 66 Острогорский М. Демократия и политические партии. – М., 1927. – Т.1. – С. 60. 67 Watson R.S. The National Liberal Federation from its Commencement to General Election of 1906. - L., 1907. – P. 24-25. 68 British Political Sources. Political Party Yearbook. The Liberal Party Yearbook 1886 - 1887. – Brighton, 1971. – P. 147-156. 69 Southgate D. The Passing of the Whigs. – L., 1962. – P. 423. 70 Heyck T.W. The Dimension of British Radicalism. The Case of Ireland, 1874-1898. – Urbana, 1974. – P. 253-254. 71 Hamer D.A. Liberal politics in the Age of Gladstone and Rosebery. A Study in Leadership and Policy. – Oxford, 1972. – P. 9-10. 72 Jackson A. Home Rule: An Irish History 1800—2000. – L., 2003. - P. 33. 73 Ibid. – P. 34. 74 Ibid. – P. 39 - 42. 75 The Political Correspondence of Mr. Gladstone and Lord Granville. 1876 – 1886. – Oxford, 1962. – Vol. 2. – P. 401. 76 Bogdanor V. Devolution in the United Kingdom. – Oxford, 2001. – P. 146. 77 Devolution and British Politics / Ed. by M. O’Neill. – L., 2004. – P. 45. 78 Jones J.G. Biography: Thomas Edward Ellis // Journal of Liberal Democrat History. – 1999. – Issue 24. – P. 30 79 Great Britain. The Parliamentary Debates. 3-rd Series. House of Commons Debates. - Vol. 184. - Col. 99. 80 Strachey R. The Cause. – L., 1928. – P. 131. 81 Crawford E. The Women's Suffrage Movement: A Reference Guide, 1866-1928. – L., 2001. – P. 214. 82 Цит. по: Pugh M. Women and Women’s Movement in Britain 1914-1959. – L., 1992. – P. 224. 83 Stewart Reid J. H. The Origins of the British Labour Party. - Minneapolis, 1995. – P. 25-26. 84 Howell D. British Workers and the Independent Labour. 1888-1906. - Manchester, 1984. – P. 471 - 484. 85 Report of Thirty-First Annual Trades-Union Congress. – Manchester, 1898. – P. 39. 86 Report of the Proceedings of theThirty-Second Annual Trades-Union Congress. – Manchester, 1899. – P. 64. 87 Bulmer-Thomas I. The Party System in Great Britain. – L., 1953. – P. 41. 88 The Taff Vale Case. / Comp. by C. Woodland. Ed. by. R.Story. – Coventry, 1978. – P. 2-28. 89 Fourth Report of Royal Commission on Labour. Minutes of Evidence. – L., 1895. – P. 480. 90 Спенсер Г. Личность и государство. – СПб., 1908. – С. 33. 48 170 Bradley F.H. Appearance and Reality. A Metaphysical Essay. – L., 1969. – P. 137. Ritchie D. Principle of State Interference. – L., 1902. – P. 138. 93 Bosanquet B. The Philosophical Theory of the State. – L., 1925. – P. 52-53. 94 Ibid. – P. 172. 95 Ibid. – P. 182. 96 Ibid. – P. 172. 97 Галеви Э. История Англии в эпоху империализма. – М., 1937. – С. 16. 98 Спенсер Г. Указ. соч. – С. 51. 99 Там же. – С. 33. 100 Kidd. B. Social Evolution. – L. – N.Y., 1895. – P. 7. 101 Ibid. – P. 12. 102 Ibid. – P. 85. 103 Ibid. – P. 150. 104 Ibid. – P. 254. 105 Ashley W.J. Surveys Historic and Economic. – L., 1900. – P. 380. 106 Ibid. – P. 382. 107 Ibid. – P. 385. 108 Ibid. – P. 189-190. 109 McKinder H. Money-Power and Man-Power: The Underlying Principles Rather them the Statistics of Tariff Reform. – L., 1906. – P. 14. 110 Ball A.R. British Political Parties. The Emergence of a Modern Party System. – L., 1987. – P. 39. 111 Sykes A. The Radical Right and the Crisis of Conservatism before the First World War // The Historical Journal. – 1983. – Vol. 26. - № 3. – P. 661. 112 Russel T. The Tory Party. Its Policies, Division and Future. – Harmondswarth, 1978. – P. 9. 113 McDowell R.B. British Conservatism. 1832-1914. – L., 1959. – P. 136. 114 Patterson B. The Character of Conservatism. – L., 1973. – P. 10. 115 Viereck P. Conservatism. From John Adams to Churchill. – Princeton, 1956. – P. 5. 116 Cecil H. Conservatism. – L., 1912. – P. 8-9. 117 Ibid. – P. 23. 118 Ibid. – P. 72. 119 Ibid. – P. 218. 120 Ibid. – P. 234. 121 Ibid. – P. 229. 122 Greenleaf W.H. The Character of Modern British Conservatism // Knowledge and Belief in Politics. The Problem of Ideology / Ed. by R. Benewick. – L., 1973. – P. 197. 123 Cecil H. Op. cit. – P. 245. 124 Ibid. – P. 248. 125 Ibid. – P. 251. 126 Ibid. – P. 157. 127 Ibid. – P. 169. 128 Ibid. – P. 164, 192. 129 Цит. по: O’Gorman F. Op. cit. – P. 169. 130 Greenleaf W.H. Op. cit. – P. 200. 131 Cecil H. Op. cit. – P. 195. 132 Semmel B. Imperialism and Social Reforms: English Social-Imperial Thought 1895-1914. – L., 1960. – P. 24. 133 Chamberlain J. Imperial Union and Tariff Reform. – L., 1903. – P. VIII-IX. 134 Amery L.S. My political Life. – L., 1953. – Vol.1. – P. 264. 135 Цит. по: Amery L.S. Op. cit. – Vol.4. – P. 39. 136 Chamberlain J. Op. cit. – P. 129. 137 Цит. по: Gollin A.M. ―The Observer‖ and J. M. Garvin. 1908-1914. A Study in a Great Editorship. – L., 1960. – P. 17. 138 Цит. по: Greenleaf W.H. Op. cit. – P. 190. 139 Цит. по: Searle G.R. The Quest for National Efficiency. A Study in British Politics and Political Thought 1899-1914. – Oxford, 1971. – P. 97. 91 92 171 Morgan K.O. The Age of Lloyd George. The Liberal Party and British Politics. 1890-1929. – L., 1971. – P. 22. 141 Bentley M. The Climax of Liberal Politics: British Liberalism in Theory and Practice. – L., 1987. – P. 102. 142 Morgan K.O. Op. cit. – P. 23. 143 Edwardian England. 1901-1914. / Ed. by S. Nowell-Smith. – Oxford, 1965. - P. 52-53. 144 Сили Дж. Расширение Англии. – Спб., 1903. – С. 42, 125, 233. 145 Fyfe H. The British Liberal Party. A Historical Sketch. – L., 1928. – P.129-130. 146 Laski H.J. Parliamentary Government of England. A Comment. – New York, 1938. – P.9. 147 Сэмюэл Г. Либерализм. Опыт изложения принципов и программы современного либерализма в Англии. – М., 1905. – С. 2. 148 Там же. – С. 293. 149 Там же. – С. 330-332. 150 Там же. – С. 352-353. 151 Там же. – С. 363. 152 Shaw B. Collected Letters 1874-1897. – New York, 1965. – P. 171. 153 Fabian Essays in Socialism / Ed. G. B. Shaw. – L., 1889. – P. 197. 154 Ibid. – P. 188. 155 Цит. по: Holt J.C. Magna Carta. – Cambridge, 2007. – P. 469-471. 156 Гнейст Р. История государственных учреждений Англии. – М., 1885. – С. 542. 157 Там же. 158 Irish Church Act, 1869 – режим доступа: http://www.opsi.gov.uk 159 May T.E. A Treaties on the Law, Privileges, Proceedings and Usage of Parliament. – L., 1883. – P. 8. 160 Journal of the House of Lords. – Vol. 3: 1620-1628. – L., 1830. – P. 439. 161 McKisack M. The Fourteenth Century 1307-1399. – Oxford, 1959. – P. 425. 162 May T.E. Op. cit. – P. 9. 163 Ibid. – Р. 11. 164 Pike L.O. Constitutional History of the House of Lords. - L., 1894. - P. 349. 165 Lord Longford. A History of the House of Lords. – L., 1999. – P. 56. 166 Pollard A.F. The Evolution of Parliament. – L., 1938. – P. 299. 167 Union with Scotland Act, 1706 – режим доступа: http://www.statutelaw.gov.uk 168 Bond M. F. Guide to the Records of Parliament. - L., 1971. - P. 165-166. 169 Pike L.O. Op. cit. - P. 360. 170 Smith E.A. The House of Lords in British Politics and Society, 1815-1911. - L., 1992. - P. 77. 171 Act of Union (Ireland), 1800 – режим доступа: http://www.statutelaw.gov.uk 172 Ibidem. 173 Ibidem. 174 Smith E.A. Op. cit. - P. 78. 175 Ibidem. 176 Appellate Jurisdiction Act, 1876. – режим доступа: http://www.statutelaw.gov.uk. 177 Act of Settlement, 1701. - доступно на: http://www.statutelaw.gov.uk. 178 Bankruptcy Disqualification Act, 1871. – режим доступа: http://www.statutelaw.gov.uk. 179 Forfeiture Act, 1870. – режим доступа: http://www.statutelaw.gov.uk. 180 Вильсон В. Государство. Прошлое и настоящее конституционных учреждений. – М., 1905. – С. 353. 181 Phillips G.D. The ―Diehards‖ and the Myth of the ―Backwoodsmen‖ // Journal of British Studies. – 1977. – Vol. 16. - № 2. – P. 110. 182 Lord Longford. Op.cit. – P. 94. 183 Carmichael P., Dickson B. The House of Lords: Its Parliamentary and Judicial Roles. – L., 1999. – P. 32. 184 Great Britain. The Parliamentary Debates. 4-th Series. House of Lords. - Vol. 17. - Col. 649. 185 May T.E. Op. cit. – P. 71, 138. 186 Ibid. – Р. 55. 187 Campion G.C.B. An Introduction to the Procedure of the House of Commons. – L., 1958. – P. 31. 188 May T.E. Op. cit. – P. 521. 189 Lieven Dominic The Aristocracy in Europe. 1815-1914. – L., 1992. – P. 249. 190 Blewett N. The Franchise in the United Kingdom. 1885-1918 // Past & Present. – 1965. – N 32. – P. 27. 140 172 The Nineteenth Century Constitution. 1815-1914. Documents and Commentaries. – Cambridge, 1968. – P. 142. 192 May T.E. Op. cit. – P. 359, 363. 193 Ibid. – Р. 524. 194 Ibid. – Р. 582. 195 Ibid. – Р. 584-591. 196 Цит. по: Holt J.C. Op. cit. – P. 469-471. 197 May T.E. Op. cit. – P. 55-56. 198 Ibid. – Р. 56-57. 199 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Third Series. - Vol. 289. - Col. 937. 200 Pike L.O. Op. cit. - P. 384-387. 201 Hanham H.J. The XIX Century Constitution. 1815-1914. Documents and Commentary. – Cambridge, 1969. – P. 169. 202 British Electoral Facts 1832-2006 / Comp. and ed. by C. Rallings and M. Thrasher. - L., 2007. - P. 17. 203 Morgan K.O. The Age of Lloyd George. The Liberal Party and the British Politics. 1890-1929. – L., 1971. – P. 34. 204 Цит. по: Hardie F., Pollard R.S.W. Lords and Commons. – L., 1947. – P. 25. 205 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fourth Series. - Vol. 167. - Col. 204-205. 206 Pope-Hennessy J. Lord Crew. 1858-1945. A Likeness of a Liberal. – L., 1955. – P. 108-109. 207 Cross C. The Liberals in Power. 1905-1914. – L., 1963. – P. 41-42. 208 Цит. по: Spender J.A. Life of Right Hon. Sir Campbell-Bannerman. - L., 1923. - Vol. 2. - P. 210. 209 Цит. по: Du-Parcq H. Life of David Lloyd George. – L., 1912. - Vol.2. - P. 460. 210 The Nation 9 March 1907. 211 Campbell-Bannerman to Lord Knollys, 25 March 1907. // Campbell-Bannerman Papers, Brit. Museum Add. MS. 41 208, fos. 30-31 v. 212 Ibid. 213 Spender J.A. Op. cit. - Vol. 2. - P. 351. 214 Ibid. - P. 351-352. 215 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Fourth Series. - Vol.176. - Col. 909-926. 216 Spender J.A. Op. cit. - Vol. 2. - P. 355. 217 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fourth Series. - Vol. 176. - Col. 909. 218 Ibid. - Col. 1507. 219 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Fourth Series. - Vol. 169. - Col. 979. 220 Ibid. - Vol. 183. - Col. 232. 221 Morgan T.F. The Proposed Changes in the British House of Lords. // Proceedings of the American Political Science Association. Seventh Annual Meeting. - 1910. - Vol. 7. - P. 43. 222 Pope-Hennessy J. Op. cit. – P. 106. 223 Masterman L. C.F.G. Masterman. - L., 1939. - P. 134. 224 Lloyd George D. Better Time. - L., 1911. - P. 50. 225 Цит. по: Cross C. Op.cit. – P. 82. 226 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol. 4. - Col. 546-547. 227 Ibidem. 228 Churchill W.S. W.S. Churchill: His Complete Speeches. 1897-1963. - L., 1974. – Vol. 2. – P. 1143. 229 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol. 1. - Col. 448. 230 Ibid. - Col. 458-459. 231 Ibid. – Col. 474-475. 232 Ibid. – Col. 506-507. 233 The Daily News Year Book, 1910. - Manchester, 1910. - P. 17. 234 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol. 4. - Col. 546. 235 Ibid. – Col. 546-547. 236 New Age 13 May 1909. 237 The Fortnightly Review 1 May 1909. 238 Frazer P. Joseph Chamberlain. Radicalism and Empire. 1868-1914. – L., 1966. – P. 290-291. 239 The Times 11 September 1909. 240 Lloyd George D. Op.cit. - P. 159. 241 Ibid. - P. 174. 191 173 242 George W. My Brother and I. - L., 1958. - P. 232. Churchill R. Winston S. Churchill. – Boston, 1967. – P. 312. 244 Thompson M. David Lloyd George. The Official Biography. - L., 1948. - P. 184. 245 Churchill W.S. Op. cit. – P. 1323. 246 George W. Op. cit. – P. 232. 247 Cross C. Op. cit. – P. 97. 248 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Fifth Series. – Vol. 4. – Col. 133. 249 Ibid. – Col. 744-777. 250 Ibid. – Col. 1342. 251 Ibidem. 252 The Times 01 December 1911. 253 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol. 13. - Col. 546. 254 Du-Parcq H. Op.cit. - Vol. 2. - P. 699. 255 Macnamara T.J. The Political Situation. - L., 1909. - P. 9. 256 The Times 01 January 1910. 257 Liberal Party General Election Manifestos 1900-1997. / Ed. by I. Dale. - L., 2000. - P. 31. 258 Asquith H.H. Fifty Years of Parliament. – L., 1926. - Vol. 1. – P. 79. 259 Цит. по: Murray B.K. The People’s Budget, 1909-1910: Lloyd George and Liberal Politics. - Oxford, 1980. - P. 240. 260 Bogdanor V. The Monarchy and the Constitution. - Oxford, 1997. - P. 114-115. 261 Spender J.A. and Asquith C. Life of Herbert Asquith, Lord Oxford and Asquith. - L., 1932. - Vol. 1. - P. 261. 262 British Electoral Facts 1832-2006. / Comp. and ed. by C. Rallings and M. Thrasher. - L., 2007. - P. 18. 263 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Fifth Series. - Vol. 5. - Col. 5. 264 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol. 14. - Col. 55-56. 265 Frazer P. Joseph Chamberlain. Radicalism and Empire. 1868-1914. – L., 1966. – P. 294-295. 266 Chamberlain A. Politics from Inside. An Epistolary Chronicle. 1906-1914. - L., 1936. – P. 199-200. 267 Cross C. Op. cit. – P. 112. 268 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol.14. – Col. 89. 269 Ibid. – Col. 69. 270 Ibid. – Col. 55. 271 Ibid. - Col. 48. 272 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Fifth Series. - Vol. 5. - Col. 24. 273 The Annual Register. A Review of Public Affairs at Home and Abroad for the Year 1910. – L., 1942. – P. 31. 274 Balfour A.J. Opinions and Arguments from Speeches and Addresses of the Earl of Balfour, 1910-1911. – L., 1927. – P. 97-98. 275 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Fifth Series. - Vol. 5. - Col. 122. 276 Ibid. - Col. 141. 277 Ibid. - Col. 179. 278 Ibid. - Col. 185, 266. 279 Ibid. - Col. 490. 280 Carter V.B. Winston Churchill as I Кnew Him. – L., 1963. – P. 188-189. 281 Ibidem. 282 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol. 15. - Col. 1168-70. 283 Ibid. - Col. 1165. 284 Ibid. - Col. 1173. 285 Jenkins R. Asquith. - L., 1964. – P. 209. 286 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol. 16. - Col. 1548. 287 The Times 31 January 1910. 288 The Observer 15 May 1910. 289 Owen F. Tempestuous Journey. Lloyd George, his Life and Times. - L., 1954. - P. 192. 290 Цит. по: Rose K. King George V. - N-Y., 1984. - P. 191. 291 Ibid. - P. 192. 292 Weston C.C. The Liberal Leadership and the Lord’s Veto 1907-1910. // The Historical Journal. - 1968. Vol. 11. - № 3. - P. 522-523. 243 174 Цит. по: Rose K. Op. cit. - P. 192. Hanham H.J. Op. cit. – P. 195. 295 Ibid. – P. 195. 296 Shell D. The House of Lords. - L., 1992. - P. 10. 297 Chamberlain A. Op. cit. – P. 190-191. 298 Zebel S.H. Balfour. A Political Biography. – Cambridge, 1973. – P. 162. 299 Цит. по: Morgan K.O. Op. cit. – P. 150. 300 Chamberlain A. Op. cit. – P. 193. 301 Цит. по: Rose K. Op. cit. - P. 193. 302 Цит. по: Ibidem. 303 Цит. по: Ibidem. 304 Цит. по: Ibid. - P. 197. 305 Цит. по: Ibid. - P. 199. 306 Ibid. - P. 200-201. 307 Bogdanor V. The Monarchy and the Constitution. – Oxford, 1997. - P. 117. 308 Asquith M. Autobiography. Vol.2. - P. 109. 309 Jenkins R. Op.cit. – P. 222. 310 Pope-Hennessy J. Op. cit. – P. 123. 311 British Electoral Facts 1832-2006/ Comp. and ed. by C. Rallings and M. Thrasher. - L., 2007. – Р. 19 312 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Fifth Series. - Vol. 7. - Col. 5. 313 The Times 21 February 1911 314 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol. 21. - Col. 1763. 315 Ibid. - Vol. 21. - Col. 1747. 316 Ibid. - Vol. 21. - Col. 1748. 317 Ibid. - Vol. 21. - Col. 1925. 318 Ibid. - Vol. 21. - Col. 2038; Vol. 22. - Col. 682. 319 Ibid. - Vol. 24. - Col. 445. 320 Ibid. - Vol. 23. - Col. 1850-51. 321 Ibid. - Vol. 24. - Col. 1051-53. 322 Ibid. - Vol. 25. - Col. 285. 323 Ibid. - Vol. 25. - Col. 319. 324 Ibid. - Vol. 25. - Col. 343. 325 Ibid. - Vol. 25. - Col. 361. 326 The Annual Register. A Review of Public Affairs at Home and Abroad for the Year 1911. – L., 1942. – P. 70. 327 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol. 24. - Col. 778, 779, 1075, 1169. 328 Ibid. - Vol. 23. - Col. 1852. 329 Ibid. - Vol. 24. - Col. 1809. 330 Ibid. - Vol. 24. - Col. 356, 361. 331 Ibid. - Vol. 24. - Col. 705, 1237. 332 Ibid. - Vol. 24. - Col. 169; Vol. 25. - Col. 1339. 333 Ibid. - Vol. 25. - Col. 318, 340, 343, 368. 334 Ibid. - Vol. 25. - Col. 1780. 335 Chamberlain A. Op. cit. – P. 326-327. 336 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Fifth Series. - Vol. 8. - Col. 717, 921. 337 Ibid. - Vol. 9. - Col. 472. 338 Ibid. - Vol. 9. - Col. 100. 339 Asquith H.H. Op. cit. – P. 97. 340 Carter V.B. Op. cit. – P. 204. 341 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Fifth Series. - Vol. 9. - Col. 574. 342 Ibid. - Vol. 9. - Col. 572. 343 Ibid. - Vol. 9. - Col. 584. 344 Ibid. - Vol. 9. - Col. 595. 345 Ibid. - Vol. 9. - Col. 620. 346 Цит. по: Rose K. Op. cit. - P. 211. 293 294 175 Pope-Hennessy J. Op. cit. – L., 1955. – P. 126. Hanham H.J. Op. cit. – P. 196-197. 349 The Times 22 July 1911. 350 Cross C. Op. cit. – P. 128. 351 Asquith H.H. Op. cit. – P. 100. 352 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol. 28. - Col. 1467-84. 353 Amery L.S. My Political Life. - L., 1953. - Vol. 1. - P.380. 354 Jenkins R. Mr. Balfour’s Poodle. - L., 1954. - P. 228. 355 Cross C. Op. cit. – P. 124. 356 Цит. по: Op. cit. - P.214. 357 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol. 29. - Col. 795. 358 Ibid. - Vol. 29. - Col. 817. 359 Ibid. - Vol. 29. - Col. 918. 360 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Fifth Series. - Vol. 9. - Col. 819. 361 Ibid. - Vol. 9. - Col. 876. 362 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Commons. Fifth Series. - Vol. 29. - Col. 1092. 363 Ibid. - Vol. 29. - Col. 1097. 364 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Fifth Series. - Vol. 9. - Col. 900. 365 Ibid. - Vol. 9. - Col. 999. 366 Ibid. - Vol. 9. - Col. 1074-1075. 367 Great Britain. The Parliamentary Debates. House of Lords. Fifth Series. - Vol. 9. - Col. 1074-1075. 368 Asquith H.H. Op. cit. – P. 106. 369 Lloyd George D. Op. cit. – P. 146. 370 Chamberlain A. Op. cit. – P. 320. 371 The Times 11 August 1911. 372 Act of Parliament, 1911. – режим доступа: http://www.statutelaw.gov.uk/content.aspx?activeTextDocId=1069329 347 348 176 ПРИЛОЖЕНИЯ Таблица 1. Среднегодовое производство чугуна и стали в Великобритании, Германии и США в 1870-1899 гг. (в млн. т.) 1870-1874 гг. 1890-1894 гг. 1895-1899 гг. чугун сталь чугун сталь чугун сталь Великобритания 6,4 0,5 7,3 3,2 8,6 4,2 Германия 1,8 0,3 4,8 2,8 6,7 5,1 США 2,2 0,14 8,1 4,3 10,6 7,6 Источник: Statistical Tables and Charts Relating to British and Foreign Trade and Industry (1854-1908). – L., 1909. – P. 168-171. Таблица 2. Судостроение Великобритании в 1880-1899 гг. (среднегодовые, в тыс. т.) 1880-1884 гг. 1885-1889 гг. 1890-1894 гг. 1895-1899 гг. Для Англии 568 432 617 593 На экспорт 101 84 119 176 Источник: Statistical Tables and Charts Relating to British and Foreign Trade and Industry (1854-1908). – L., 1909. – P. 105. Таблица 3. Доля ведущих стран в мировой торговле (в %) Великобритания Германия Франция США 1870 г. 22 13 10 8 1880 г. 20 11 11 11 1890 г. 20 11 9 10 1900 г. 19 13 9 12 Источник: Кучинский Ю. Положение рабочего класса в Англии (1832-1956 гг.). – М., 1958. – С. 97. 177 Таблица 4. Внешняя торговля Великобритании в 1870 – 1900 гг. (в млн. фунтов стерлингов) 1870 г. 1880 г. 1890 г. 1900 г. Импорт 303 411 421 523 Экспорт 244 286 328 345 Источник: Кучинский Ю. Положение рабочего класса в Англии (1832-1956 гг.). – М., 1958. – С. 97. Таблица 5. Индексы заработной платы и стоимости жизни в Великобритании в 1880-1900 гг. (1990 г. = 100) Номинальная Стоимость жизни заработная плата Реальная заработная плата 1880 г. 82 80 109 77 75 1885 г. 84 78 106 93 87 1890 г. 91 92 90 94 95 1895 г. 90 88 97 98 95 1900 г. 100 100 100 100 100 Источник: Кучинский Ю. Положение рабочего класса в Англии (1832-1956 гг.). – М., 1958. – С. 157158. Таблица 6. Социальный состав фракций консерваторов и либералов в 1874 и 1892 гг. Землевладельцы и 1874 1892 консерваторы либералы консерваторы либералы 232 131 фермеры 178 147 47 Финансисты 74 95 132 61 Текстильные 6 21 8 24 Владельцы шахт 4 11 8 18 Акционеры железных 55 61 47 24 Судовладельцы 14 28 26 21 Владельцы 4 17 18 25 2 10 12 16 4 16 12 17 Пивовары 14 7 10 7 Торговцы 19 54 15 38 Адвокаты 47 60 59 54 13 27 54 10 5 34 9 5 11 54 21 36 Журналисты 0 0 3 10 Врачи 0 10 0 2 фабриканты дорог металлургических заводов Владельцы машиностроительных предриятий Предприниматели других отраслей обрабатывающей промышленности Офицеры армии и флота Государственные служащие Писатели и университетские профессора 179 Архитекторы и 1 54 2 3 1 10 10 12 0 2 0 7 инженеры Представители свободных профессий Рабочие Источник: Guttsman W.L. The British Political Elite. – L., 1965. – P. 104. Таблица 7. Динамика членства в КРП в 1900 – 1906 гг. Число Число профсоюзов членов Число Число Всего социалист. членов членов профсоюзов организаций социалист. (тыс.) КРП Организаций (тыс.) (тыс.) 1900 - 41 353,1 3 22,9 376,0 65 455,5 2 13,9 469,3 127 847, 3 2 13,8 861,2 165 956,0 2 13,8 969,8 158 855,3 2 14,7 900,0 158 904,5 2 16,8 921,3 1901 гг. 1901 – 1902 гг. 1902 – 1903 гг. 1903 – 1904 гг. 1904 – 1905 гг. 1905 – 1906 гг. Источник: The Book of the Labour Party. Its History, Growth, Policy and Leaders. – L., 1948. – Vol. 1. – P. 13. 180