Ремесло летописца в Англии и на Руси

Гимон Т.В. Историописание раннесредневековой Англии и Древней Руси. Сравнительное
исследование. – М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2012. – 696 с.
Ремесло летописца в Англии и на Руси
Гимон Т.В. Историописание раннесредневековой Англии и Древней Руси.
Сравнительное исследование. – М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2012. –
696 с.
Между поздней донорманнской Англией и домонгольской Русью много похожего и
даже общего – обе страны были в той или иной мере дальними перифериями скандинавского
мира. Вторжения и завоевания, норманнское и монгольское, навсегда изменили ход истории
в этих двух странах. Древнеанглийский, или англосаксонский, был вторым (после
ирландского) народным языком в Европе, на котором появилась письменная литература, в
частности, историописание. В этом смысле Русь, где письменность возникает на славянском
языке, близка Англии и кельтским странам Британских островов, в противовес большей
части остальной Европы, где доминировала литература на латыни. В Англии XVIII-XIX вв., а
в некоторой степени и по сей день, собственная древняя культурно-историческая близость с
Русью часто преувеличивалась и преувеличивается (явление, почти неизвестное в России),
но остается тем не менее фактом, осознаваемым образованными англичанами, особенно в
кругах, связанных с англиканской Высокой Церковью (the High Church).
Олав Шётконунг, единоутробный брат Кнуда Великого, короля Дании, Норвегии и
Англии, был отцом Ингигерд, жены Ярослава Мудрого; племянник Олава, Эймунд, служил
долгие годы своей кузине Ингигерд и ее мужу Ярославу и ослепил мятежного брата
Ярослава, которого некоторые идентифицируют как св. Бориса. Якун Лепый (или Слепой),
сражавшийся в 1024 г. в лиственской битве между Ярославом и его единокровным братом
Мстиславом, позже стал в Англии ярлом Ворчестера. Стенкиль, сын ярла / посадника
Ладоги, был первым русским на шведском троне (1060-1066); его отец сыграл важную роль в
устройстве брака между Ярославом и Ингигерд. Мстислав-Харальд-Феодор Киевский был
внуком Харальда II Годвинсона, последнего англосаксонского короля, павшего 14 октября
1066 г. (члены его семьи нашли убежище на Руси). Харальд Хардраде (Суровый Правитель),
сватавшийся к дочери Ярослава Мудрого Елизавете Ярославне, позже стал королем
Норвегии и пытался завоевать Англию (он был убит на Стамфордском мосту 25 сентября
1066, за три недели до норманнского вторжения и смерти своего тезки-соперника). Эти
примеры могут быть легко продолжены. Два восточнославянских слова вошли через
посредство викингов, оказавших значительное влияние на древнеанглийский, в лексикон
современного английского языка (deal и talk), а автор одной древнееврейской рукописи из
ранненорманнской Англии воспроизвел очень похоже кириллицу в качестве «русского
письма». Англия и Русь до завоеваний были частями одного мира. По словам Т.В. Гимона,
«Киевская Русь X-XI вв. .. представляла собой раннее государство, типологически схожее с
ранними англо-саксонскими1 королевствами» (с. 36). Концентрация англо-варяжского
присутствия на Руси, зафиксированного в материалах русских летописей и скандинавских
саг, в эпоху Ярослава Мудрого имеет, возможно, английское происхождение: эпоха Ярослава
– это также (до 1035 г.) эпоха Кнуда Великого, когда множество викингов лишились занятий
из-за наступившего относительного мира и были вынуждены искать их где-то в другом
месте.
Монография Т.В. Гимона «Историописание раннесредневековой Англии и Древней
Руси. Сравнительное исследование» – важная книга для тех, кто интересуется вопросами
историописания в раннесредневековый период вообще, и она позволяет, по моему мнению,
взглянуть с новой стороны на процесс создания русской летописи; в то же время эта книга –
серьезный вклад в изучение английских хроник и Англосаксонской хроники в особенности.
1
Здесь и далее в цитатах сохранена орфография оригинала. В русской англистике термин «англосаксонский»
обычно принято писать без дефиса и со строчной буквы. – Прим. ред.
94
Valla. №1(6), 2015.
Это первое сопоставительное исследование англосаксонского и древнерусского
историописания, и автор разбирает в основном материал из Англосаксонской хроники (The
Anglo-Saxon Chronicle) за избранный им исторический промежуток, а затем применяет свои
выводы для анализа соответствующего русского материала. «Англосаксонская хроника» –
условное название восьми хорошо сохранившихся и взаимосвязанных текстов, написанных,
в отличие от более распространенных латинских анналов, на англосаксонском
(древнеанглийском) языке (интересно, что в одной из рукописей после каждой погодной
статьи, написанной по-древнеанглийски, следует ее перевод на латынь).
Автор замечает (c. 14), что сравнительные наблюдения над схожими источниками,
созданными в разных странах, делались и раньше, но именно в последние два десятилетия
подобные исследования стали особенно популярны; целью исследований, основанных на
сравнении источников, является сравнение самих тех обществ, в которых были созданы эти
источники.
Книга разделена на две части. Часть первая (с. 32-310) называется «Формы
историописания в Англии и на Руси». Она включает первые четыре главы. В главе 1 (с. 3268) автор дает сравнительный очерк письменной культуры англосаксонской Англии и
Древней Руси. Автор приходит к вполне ожидаемому выводу, что « ...очень во многом англосаксонская и древнерусская письменные культуры схожи. Схожим было начало
распространения письменности в этих двух обществах. Сопоставимо число сохранившихся
рукописных книг. В целом совпадает репертуар письменности, корпус богослужебных и
иных церковных текстов, памятников законодательства, актовых документов, зачатков
делопроизводства» (c. 68).
Глава 2, «Анналы и летописи» (с. 69-170), посвящена таким вопросам, как различия
между «анналами», «летописями» и «хрониками», разбор комплекса сохранившихся текстов
(английские тексты на латыни, Англосаксонская хроника, древнерусские летописи) и
сравнение истории англосаксонской анналистики и древнерусского летописания, в
избранных автором временных рамках, а также местам создания текстов, личностям и
социальному статусу авторов, личностям заказчиков и патронов.
Глава 3 разбирает «Пространные тексты, отличные от анналов и летописей» (с. 171242): всеобщие истории и «начальные истории» о становлении государства и его
христианизации, местные церковные истории и биографии правителей.
Глава 4 (с. 243-310) разбирает такие мелкие жанры, как анналы на пасхальных
таблицах, перечни правителей, хронологические расчеты, записи хроноисторического
характера на книгах и стенах.
Часть вторая (с. 311-536) называется «Средневековый летописец за работой» и
включает пять глав; в главе 5 (с. 311-337, «Вводные положения») автор дает очерк истории
изучения англосаксонских анналов «и некоторых смежных сюжетов» и представляет
читателю свои методологические подходы.
Глава 6, «Древнейшая английская “живая летопись” и ее история» (с. 338-375)
посвящена анализу одной рукописи, A, созданной в начале X в., а затем пополнявшейся и
поправлявшейся вплоть до конца XI – начала XII в. (“a living chronicle”).
Глава 7, «Английская анналистика до и после Нормандского завоевания (1040-1070-е
годы)» (с. 376-477), содержит детальное исследование английской анналистики XI в., в
которой автор пересматривает целый ряд выводов своих предшественников и предлагает
свою реконструкцию истории английского историописания в этот переломный период
истории Англии.
Глава 8, «Погодные записи первой трети XII в.» (с. 478-498), в отличие от
предшествующей ей главы, весьма кратка, и в ней разобраны погодные записи двух
английских хронистов начала XII в. – автора фрагмента H (текст за 1113-1114 гг.) и автора
погодных статей 1122-1131 гг. рукописи E.
95
Гимон Т.В. Историописание раннесредневековой Англии и Древней Руси. Сравнительное
исследование. – М.: Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2012. – 696 с.
Глава 9, «Работа русских летописцев в свете англо-саксонских параллелей» (с. 497536), анализирует работу русских летописцев сквозь призму того, что известно автору (и
представлено читателю в предшествующих главах) о работе их английских коллег. Это одна
из самых интересных глав, и автор намечает некоторые пути дальнейших исследований.
Безусловно, есть еще много важного материала, который может быть собран в этом поле.
В этой объемистой книге пять приложений. Приложение 1 (с. 551-566) включает
«Предварительный перечень древнерусских и англо-саксонских рукописей, содержащих
памятники историописания». Приложение 2 (с. 567-589) содержит «Перевод фрагментов
Англо-Саксонской хроники на русский язык (совместно с З.Ю. Метлицкой)». Приложение 3
(с. 580-588) – «Реконструкция состава Вустерских анналов за 1035-1077 гг.». Приложение 4
(с. 589-600) – «Перечни и генеалогии правителей: Англо-саксонские и древнерусские
тексты». Приложение (с. 601-607) – «Важнейшие центры книжности в раннесредневековой
Англии: Справочные сведения». Книга снабжена указателями, иллюстрациями и картами.
Как мы уже заметили, особенно интересна глава 9. На новгородском летописном
материале автор показал, как можно реконструировать текст погодных записей, отличая при
этом исходный текст летописи, пополнявшейся из года в год, от наслоений позднейших
сводчиков. Автор отмечает, что феномен заимствования материала из одной погодной
летописи в другую, известный по англосаксонским текстам и новгородскому летописанию
начала XIII в., может быть изучен на конкретных примерах (Переяславль-Южный).
«Сходство английских анналов и древнерусских летописей поразительно, – пишет
автор в заключении, – тем и другим свойственна практически идентичная структура.
Деление текста на погодные статьи, “пустые годы”, дискретность погодных статей,
сочетание в их составе кратких известий и пространных рассказов, а также текстов, казалось
бы, чуждых анналам / летописям в жанровом отношении (перечни и генеалогии,
документальные тексты, образцы поэзии и др.)» (с. 537). Эти совпадения носят системный
характер, отмечает автор, в то время как «другие пространные тексты по истории (отличные
от анналов и летописей)» не демонстрируют такого сходства (с. 538). Видимо, это сходство
объясняется чем-то большим, чем принадлежность к одному жанру. Отличием же является
«отсутствие в английских анналах столь выраженного (как в русских летописях) интереса к
знамениям и к церковному строительству» (там же). Автор замечает, что текстологическое
изучение Англосаксонской хроники может дать немалый материал о работе летописцевпереписчиков, вопрос, которому автор не уделил много внимания.
Ранних летописных манускриптов на Руси сохранились много меньше, чем в Англии, и
в этом одна из причин необходимости привлечения иностранных аналогий для изучения
древнерусского летописания. И действительно, на ряде убедительных примеров (их список
утяжелил бы эту рецензию на десятки страниц) Гимон показал, как некоторые спорные и
сложные вопросы текстологии древнерусского летописания могут быть объяснены в
неожиданном свете через аналогии с анналистикой Англии.
Англосаксонский материал показывает, что сводческая работа не была единственной
формой деятельности летописцев, они вели также, с разной регулярностью, погодные записи
и иногда могли много лет подряд вносить изменения в одну и ту же рукопись. Автор
убедительно, на наш взгляд, показал, что работа создателей Начального свода 1090-х годов и
ПВЛ 1110-х годов, составителя Киевского свода рубежа XII-XIII вв. носила намного более
целенаправленный и систематический характер, чем в тех параллелях из Англосаксонской
хроники, которые он разобрал. Вместе с тем работа создателей сводов, как показывают и
англосаксонские, и древнерусские примеры автора, могла быть как механической, так и
носить характер масштабного литературного предприятия с общим замыслом. Вместе с А.А.
Гиппиусом, автор считает «более чем вероятным» то, что многие из недошедших до нас
рукописей были «живыми летописями», а не просто копиями («стерильными» рукописями со
стопроцентно регулярной кодикологической структурой, цитируя Гиппиуса), они регулярно
96
Valla. №1(6), 2015.
пополнялись погодными записями и в них делались исправления и дополнения (с. 528).
Иногда летописцы заранее предусматривали возможность внесения дополнений в уже
написанный текст: поля рукописей иногда оставлялись широкими, как это имело место в
некоторых английских памятниках, и летописец мог оставить пустое место, чтобы позднее
вписать какие-либо сведения, которых не имел на момент работы (и, видимо, в частности,
для получения сведений, недостающих у летописца, и одалживались рукописи из одного
центра историописания в другой, и на Руси и в Англии, как показано у автора во многих
местах).
Степень регулярности ведения погодных записей, составления сводов, редактирования,
копирования и внесения дополнений и исправлений в уже написанный текст в Англии была
различной. В Новгороде, отмечает автор, при архиепископе Мартирии (1193-1199),
известном своей бурной строительной деятельностью, велись (в отличие от времени его
предшественника) регулярные погодные записи, и моменты пополнения летописи
колеблются между августом и январем, будучи приуроченными к окончанию строительного
сезона: «очередное пополнение летописи было своеобразным обобщением того, что
построено в Новгороде и его окрестностях за истекший период» (с. 502-503). Тот же самый
человек, который нерегулярно вел летопись при предшественнике Мартирия, стал вести ее
регулярно при новом архиепископе. Подобные тонкие наблюдения, немалая часть которых
сделались возможной именно благодаря сравнению с иноязычными источниками, рассыпаны
по страницам монографии. Дальнейшие исследования в области летописеведческих штудий
много выиграют от внимательного чтения этой большой книги.
Шапира Д.,
Bar-Ilan University,
г. Рамат Ган,
Израиль
e-mail: shapiradan.apple@gmail.com
97