ДУХОВНОЕ СОСЛОВИЕ И СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ

Вестник ПСТГУ
II: История.
История Русской Православной Церкви.
2014. Вып. 5 (60). С. 139–145
Феофанов Александр Михайлович,
канд. ист. наук, доцент кафедры истории России
и архивоведения Исторического факультета ПСТГУ
aleksandr-feofanov@yandex.ru
ДУХОВНОЕ СОСЛОВИЕ И СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ:
ФЕНОМЕН «РАЗНОЧИНЦЕВ»
КАК ПРЕДМЕТ СОЦИАЛЬНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
А. М. ФЕОФАНОВ
В статье на основе опубликованных источников и архивных данных (исповедные ведомости, формулярные списки) анализируется понятие «разночинцы» как особой группы,
по происхождению связанной с духовенством. «Разночинцы» представляют собой феномен языка и общественного сознания. Понимание разночинцев как образованных
простолюдинов («радикальные интеллигенты недворянского происхождения») восходит
к Герцену и авторитетом Ленина канонизировано в советской историографии, при этом
делался упор на оппозиционность правительству, не-дворянскость, революционный
демократизм. В современной историографии разночинцы рассматриваются как социальная группа, находящаяся на стыке основных сословий (дворянства, духовенства, горожан и крестьян). Разночинцы — прежде всего чужаки, маргиналы. В источниках мы
видим гораздо более пеструю картину. Самое первое упоминание разночинцев в законодательстве (1701 г.) определяло их методом исключения как лиц, которые не находились
под властью церковного ведомства. В исповедных ведомостях к разночинцам могли относить дворян, а также дворовых, крестьян (не вошедших в другие категории сельского
населения), ремесленных учеников, купцов. Разночинцы в учебных заведениях определялись по противопоставлению к другой группе учащихся. Для светских (Московский
университет) эта группа — дворяне. Для делопроизводства духовных учебных заведений
(Киево-Могилянская, Славяно-греко-латинская академии) было характерно противопоставление разночинцев выходцам из духовного сословия, в число же «разночинцев»
попадали и дворяне. В результате автор приходит к выводу, что разночинцев нельзя считать неким конкретным социальным слоем. В зависимости от ситуации, места и времени
это название присваивалось самым разным категориям населения, и объединяет эти категории лишь одна общая черта — противопоставление другим группам, будь то дворяне,
купцы или духовенство.
История духовного сословия привлекает внимание современных исследователей1. Однако остаются вопросы, не получившие полного освещения в научной
литературе. Особенно это касается проблемы определения границ духовного сословия, а также его социальной мобильности. В настоящей статье будет крити-
1
Мангилева А. В. Современная историография истории духовного сословия в России
XIX — начала ХХ в. // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2013. № 1. С. 134–149.
139
Исследования
чески рассмотрена проблема «разночинцев» как особой группы, по происхождению связанной с духовенством.
Роль духовного сословия в формировании разночинной интеллигенции неоднократно отмечалась в трудах исследователей2. «Разночинцы интеллектуальной элиты 60-х годов, — отмечает Т. И. Печерская, — как и многие их менее
знаменитые последователи, поставлялись другими сословиями, в частности,
особенно щедро сословием духовенства. Это обстоятельство позволило Герцену
назвать шестидесятников демократического круга журналистики поколением семинаристов. Чернышевский, Добролюбов, М. А. Антонович, Н. Помяловский,
Г. З. Елисеев, Г. Е. Благосветлов и многие, многие другие общественные и литературные деятели 60-х годов вели свое происхождение оттуда»3.
Понимание разночинцев как образованных простолюдинов («радикальные
интеллигенты недворянского происхождения») идет от Герцена и Огарева через
народников (Михайловский), Плеханова и Ленина и закреплено в Словаре братьев Гранат. Элис Виртшафтер метко заметила, что во второй половине XIX в.,
когда после отмены крепостного права сам термин исчезает из правовых документов, «понятие “разночинцы” скорее относилось к истории и мифологии радикальной интеллигенции, а также революционного движения»4.
В советской историографии (М. М. Штранге, В. Р. Лейкина-Свирская,
Г. Н. Вульфсон, И. Б. Сидорова) делался упор на оппозиционность правительству, не-дворянскость, революционный демократизм5.
В современной историографии (Э. Виртшафтер) разночинцы рассматриваются как социальная группа, находящаяся на стыке основных сословий (дворянства, духовенства, горожан и крестьян) или частично перекрывающая их; они,
как правило, остаются «чужаками», не представляя какую-то определенную
группу или общину. Э. Виртшафтер считает, что границы такой социальной категории, как разночинцы, «необычайно подвижны, и при конкретном использовании этот термин мог быть отнесен практически к любой группе общества,
включая дворянство, горожан и крестьянство»6. «Разночинцы» являют собой
2
Ершова Н. А. Приходское духовенство и формирование разночинной интеллигенции
в XVIII в. // Проблемы истории высшей школы: Межвузовский сборник. Сыктывкар, 1997.
С. 17–25; Феофанов А. М. Учащиеся из духовного сословия в Московском университете. 1755–
1825 годы // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной Церкви.
2007. Вып. 3 (24). С. 42–53.
3
Печерская Т. И. Разночинцы шестидесятых годов XIX века. Феномен самосознания в
аспекте филологической герменевтики. Новосибирск, 1999. С. 11.
4
Виртшафтер Э. К. Социальные структуры. Разночинцы в Российской империи. М.,
2002. С. 18. См. также: Живов В. М. Маргинальная культура в России и рождение интеллигенции // Новое литературное обозрение. 1999. № 37. С. 50–55.
5
См.: Штранге М. М. Демократическая интеллигенция в России в XVIII в. М., 1965;
Лейкина-Свирская В. Р. Интеллигенция в России во второй половине XIX века. М., 1971; Вульфсон Г. Н. Понятие «разночинец» в XVIII — первой половине XIX в. // Очерки истории народов Поволжья и Приуралья. Казань, 1967. Вып. 1. С. 107–124; Вульфсон Г. Н. Разночнннодемократическое движение в Поволжье и на Урале в годы первой революционной ситуации.
Казань, 1974; Сидорова И. Б. Положение разночинцев в русском обществе. Канд. дис. Казань,
1982.
6
Виртшафтер. Указ. соч. С. 12.
140
А. М. Феофанов. Духовное сословие и социальная мобильность: феномен «разночинцев»...
феномен языка и общественного сознания. Самое важное наблюдение Виртшафтер — это определение разночинцев как «чужаков».
Такое определение достаточно размыто, но иного быть и не может, учитывая
«апофатический» подход, лежащий в основе выделения разночинцев как некоей
страты. «У этой социальной группы нет единого, общепринятого определения»,
замечает Виртшафтер7. Не добавляют ясности и ее слова о том, что «разночинцы
могли передавать или не передавать свой статус по наследству, платить или не
платить подати, проживать в городе или на селе, быть формальной или неформальной группой», и что, по ее же замечанию, различные определения разночинцев являются взаимоисключающими8.
Самое первое правовое упоминание разночинцев в указе 1701 г. о юридическом судопроизводстве, связанном с церковными чинами, определяло их методом исключения как лиц, которые не находились под властью церковного ведомства (Патриаршего духовного приказа).
В исповедных ведомостях к разночинцам могли относить «дворянских жен»
с детьми, а также собственно дворян (помимо разночинцев выделяются категории духовных, военных, приказных, «поселян», дворовых, посадских). Иногда
к разночинцам относили дворовых, крестьян (не вошедших в другие категории
сельского населения), ремесленных учеников, купцов. Так, в исповедной ведомости села Бакшева Переславль-Залесского уезда (церковь вмч. Дмитрия) за
1754 г. в графе «разночинцы» числятся две «дворянских жены», а в селе Долматово (церковь Благовещения) к разночинцам отнесены только дворяне (всего в
этой ведомости четыре графы: духовные, «поселяне», дворовые, разночинцы)9.
В московской исповедной ведомости Замоскворецкого сорока 1754 г. в графе
«разночинцы» упоминаются «дворцовой оброчной крестьянин», «князя Ивана
Юрьевича Трубецкого человек», Большого суконного двора ученик, 3-й гильдии
купец, Троице-Сергиева монастыря крестьянин, шелковой фабрики ученик10.
Очевидно, эти люди, принадлежащие к податному сельскому населению, отличались от местных «поселян» только тем, что были чужими для данного прихода,
а не тем, что занимали какое-то особое сословное положение в глазах государства. К разночинцам также были отнесены монетчики, суконщики, скорняки и
дворянин Григорий Акинфиевич Демидов (известный меценат)11.
В переписи числа душ 1756 г. Псковской губернии к разночинцам отнесены
священники, дьячок и пономарь, владевшие по 1–2 души (и это душевладение
отличается от монастырских вотчин)12.
Разночинцы в учебных заведениях (Славяно-греко-латинская академия,
Киево-Могилянская академия, Московский университет) определяются по
7
Виртшафтер. Указ. соч. С. 13.
Там же. С. 27.
9
Государственный архив Владимирской обл. Ф. 556. Оп. 107. Д. 5. Л. 45 об., 76 об.
10
ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 747. Д. 205. Л. 237 об.
11
Там же. Л. 258.
12
Васильев И. И. Сведения о числе ревизских душ Псковской губернии, числящихся
за разными сословиями и учреждениями по переписи 1756 года // Сборник трудов членов
Псковского археологического общества за 1896 год. Псков, 1897. С. 42.
8
141
Исследования
противопоставлению к другой группе учащихся (из дворян или духовного сословия).
Когда по указу Ее Императорского Величества от 12 июля 1738 г. требовалось
из учеников Славяно-греко-латинской академии «молодых двух человек [кроме
таковых, кои в надежду священства священно- и церковнослужительские дети
учатся] отослать для высылки в Санкт-Петербург во обретающуюся в Москве
Кантору иностранных дел», то префект академии Кирилл Флоринский в декабре 1738 г. донес, что «два человека учеников охотно желающих выбрались», но
это как раз были сын священника Иван Патрекеев и Николай Смирнов, сын
церковнослужителя. «Искусных» в латинском языке разночинцев не было (т. е.
дети священно- и церковнослужителей не относились к этой категории)13. Здесь
мы видим противопоставление разночинцев выходцам из духовенства.
Еще один пример: 20 марта 1739 г. указом Ее Императорского Величества
от «для обучения мансурскаго языка из обретающихся в Московской академии
охотно желающих учеников, а имянно школы пиитики поповича Ивана Патрекеева да церковникова сына Николая Смирнова [ежели кроме оных, других в
той академии из разночинцовых детей отчасти в латинском языке обученых, и к
вышеписанному обучению манзурскаго языка желающих подлинно не имеется]
в Кантору Иностранной коллегии отослать немедленно». Тогда в Московском
синодальном правлении еще раз справились, «кроме школы пиитики поповича
Ивана Патрекеева да церковникова сына Николая Смирнова, другая в той академии из разночинцовых детей отчасти в латинском языке обучения имеются
ли и кто имяны и которых школ». На что Флоринский ответил, что «из разночинцовых детей отчасти в латинском языке обучения имеются» подьяческой сын
Алексей Леонтьев и купеческий сын Андрей Канаев»14. Итак, наблюдаем такую
же картину, как и в 1738 г.: если не являешься сыном лица духовного сословия,
попадаешь в категорию разночинцев. В указе 1756 г., разрешавшем семинаристам поступать в Медико-хирургическую академию, разночинцы также отличались от священно- и церковнослужительских детей15.
Студент А. Л. Лятошевич в ведомости Московского университета за
1764 г. обозначен как бывший ученик Киевской академии школы риторики «из
разночинцев»16. А в формулярном списке 1775 г. его происхождение обозначено
уже как «из малороссийского шляхетства»17. В формулярном списке 1824 г. профессора Московского университета М. Г. Гаврилова указано, что он «из малороссийских разночинцев»18, хотя известно, что он был сыном сотника (каковое
звание приравнено было указом 1798 г. к чину поручика), то есть был выходцем
из казацкой старшины.
13
См.: РГАДА. Ф. 1183. Оп. 1. 1738 г. Д. 246. Л. 1–3.
См.: Там же. Л. 6. А. Л. Леонтьев (1716–1786) — известный китаевед (см.: Словарь русских писателей XVIII века. Вып. 2. СПб., 1999).
15
ПСЗ-I. Т. 14. № 10521.
16
РГАДА. Ф. 17. Оп. 1. Д. 41.
17
РГАДА. Ф. 342. Оп. 1. Д. 137. Л. 39 об.
18
ЦИАМ. Ф. 418. Оп. 486. Д. 63. Л. 70 об.
14
142
А. М. Феофанов. Духовное сословие и социальная мобильность: феномен «разночинцев»...
В 1773 г. из Киево-Могилянской академии был уволен (заявил желание поступить в Санкт-Петербургский госпиталь) Никита Дрозд-Бонячевский, который с точки зрения академии был разночинцем (т. е. не сыном священника)19.
В его более позднем послужном списке (1801 г.) он уже обозначил свой предписанный статус как «из дворян малороссийских»20.
Для делопроизводства духовных учебных заведений, как мы видим, было характерно противопоставление разночинцев выходцам из духовного сословия, в
число же «разночинцев» попадали и дворяне.
Итак, необходимо значительно скорректировать устоявшиеся представления о разночинцах. Разночинцев, особенно встречая данный термин в документах XVIII в., нельзя считать неким конкретным социальным слоем. В зависимости от ситуации, места и времени это название присваивалось самым разным
категориям населения, и объединяет эти категории лишь одна черта — противопоставление другим группам, будь то дворяне, купцы или духовенство.
В позитивистском поиске, добывая конкретную информацию из источника,
не следует забывать и о «языковых играх», отразившихся в документе. Разночинцы с этой точки зрения представляются социальным конструктом, смысловое
наполнение которого менялось на протяжении всего синодального (имперского)
периода, став во второй половине XIX в. обозначением целого слоя образованных людей незнатного происхождения (перестав одновременно быть категорией
официальной документации), а также основой для личной самоидентификации.
Впрочем, термин «разночинцы» сохранил свою многозначность, но уже иного
рода. Исчезнув из делопроизводственных бумаг, которым присуща хотя бы некая
формальная систематизация, именование себя или другого человека «разночинцем» стало во многом делом вкуса, неуловимого мироощущения и ощущения
себя в мире. Впоследствии, уже к началу XX в., этот термин постепенно исчезает,
будучи вытеснен столь же многозначным словом «интеллигенция».
Ключевые слова: духовное сословие, разночинцы, социальный слой, социальная мобильность.
19
Акты и документы, относящиеся к истории Киевской академии: Отд. ІІ. Киев, 1907.
Т. 4. С. 302.
20
АВПРИ. Ф. 159. Оп. 464. Д. 420. См. также его формулярный список 1790 года: РГИА.
Ф. 1349. Оп. 6. Д. 421.
143
Исследования
THE CLERGY AND SOCIAL MOBILITY:
THE PHENOMENON OF «RAZNOCHINTSY»
AS THE SUBJECT OF SOCIAL STUDIES
A. FEOFANOV
In the present article the concept of “raznochintsy” is to be analysed. The author
concludes that the “raznochintsy” cannot be considered as a kind of specific social layer.
This name is assigned to a variety of categories of the population, and only one thing
combines these categories in common — the opposition to other groups, whether nobles,
merchants and clergy, depending on the situation, time and place. “raznochintsy”
represent the phenomenon of language and social consciousness. Understanding
“raznochintsy” as educated simpletons («radical intellectuals of not-noble origin»)
comes from Herzen and was canonized in Soviet historiography by authority of Lenin.
In this definition the emphasis was placed on the opposition to the government, no
gentry origin, revolutionary democracy. In modern historiography “raznochintsy”
considered as a social group, located at the junction of the main classes (nobility, clergy,
townspeople and peasants). “Raznochintsy” were first of all outsiders, marginals. The
very first legal mention of “raznochintsy” (1701) determined them by the method
of exclusion, as those who were not under the authority of the church office. In the
confessional statements “raznochintsy” could refer to nobles (!) and domestic peasants,
farmers (not included in other categories of the rural population), craft students and
merchants. “Raznochintsy” in educational system were determined by opposition to
other groups of students. For secular (Moscow University), this group were the nobles.
In the religious schools (Kyiv-Mohyla, Slavic-Greek-Latin Academy) it was usual to
determine “raznochintsy“ by contrast to natives of the clergy, so in the same number of
“raznochintsy” nobles may be included.
Keywords: the clergy, raznochintsy, social class, social mobility.
Список литературы
1. Акты и документы, относящиеся к истории Киевской академии: Отд. ІІ. Киев, 1907.
Т. 4.
2. Васильев И. И. Сведения о числе ревизских душ Псковской губернии, числящихся
за разными сословиями и учреждениями по переписи 1756 года // Сб. трудов членов
Псковского археологического общества за 1896 год. Псков, 1897.
3. Виртшафтер Э. К. Социальные структуры. Разночинцы в Российской империи. М.,
2002.
4. Вульфсон Г. Н. Разночинно-демократическое движение в Поволжье и на Урале в годы
первой революционной ситуации. Казань, 1974.
5. Ершова Н. А. Приходское духовенство и формирование разночинной интеллигенции
в XVIII в. // Проблемы истории высшей школы: Межвузовский сборник. Сыктывкар,
1997. С. 17–25.
144
А. М. Феофанов. Духовное сословие и социальная мобильность: феномен «разночинцев»...
6. Живов В. М. Маргинальная культура в России и рождение интеллигенции // Новое
литературное обозрение. 1999. № 37. С. 50–55.
7. Лейкина-Свирская В. Р. Интеллигенция в России во второй половине XIX века. М.,
1971.
8. Мангилева А. В. Современная историография истории духовного сословия в России
XIX — начала ХХ в. // Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2013. № 1.
С. 134–149.
9. Печерская Т. И. Разночинцы шестидесятых годов XIX века. Феномен самосознания в
аспекте филологической герменевтики. Новосибирск, 1999.
10. Сидорова И. Б. Положение разночинцев в русском обществе. Канд. дис. Казань, 1982.
11. Феофанов А. М. Учащиеся из духовного сословия в Московском университете. 1755–
1825 годы // Вестник ПСТГУ. Серия II: История. История Русской Православной
Церкви. 2007. Вып. 3 (24). С. 42–53.
12. Штранге М. М. Демократическая интеллигенция в России в XVIII в. М., 1965.