Народное ополчение было основой военной организации не

А. Я. Гуревич
Свободное крестьянство феодальной Норвегии
Отрывок из главы III
(«Свободное крестьянство и раннефеодальное государство в Норвегии»)
3
Народное ополчение было основой военной организации не только в Норвегии, но
и в других скандинавских странах в раннее Средневековье. Разительное сходство
наблюдается как в основных чертах, так и в отдельных элементах и самой терминологии.
Отсюда – попытки историков искать общее происхождение древнескандинавского
лейданга (швед. ledung, дат. и норв. leding), предполагать заимствование этой системы
шведами и норвежцами из Дании. Как бы то ни было, деление прибрежных районов на
корабельные округа, от которых выставлялись за счет местного населения боевые
корабли, наблюдалось повсеместно на севере Европы. По предположениям
исследователей, это военное устройство восходит по крайней мере к эпохе викингов и,
вероятно, связано с морскими экспедициями той поры. Эти предположения находят
некоторое обоснование в текстах рунических надписей и других памятниках. Было бы
ошибкой недооценивать степень организованности викингов.
Большое влияние на современные представления об организации и эволюции
скандинавского лейданга оказали исследования датского историка Э. Арупа186. По его
мнению, датские местные вожди, ходившие в походы против других стран, стремились
привлечь к участию в своих воинских предприятиях также и бондов, ибо содержание
больших дружин профессиональных воинов обходилось им слишком дорого. Многие
сельские жители стали уходить на лето в морские экспедиции, рассчитывая на получение
доли в захваченной добыче. Во главе походов стояли хёвдинги и их дружины, бонды
поставляли за свой счет корабли и провиант. Саксон Грамматик рассказывает о порядке
раздела добычи, якобы установленном легендарным конунгом Фроди: конунгу
доставалось золото, воинам – серебро и оружие, но захваченные корабли шли бондам, на
которых лежала забота о снаряжении флота187. Аруп полагает, что подобный порядок
восходит ко времени, когда бонды поставляли выстроенные ими корабли и провиант, но
вождь-штурман (styresmanden), как он назван уже в знаменитой рунической надписи о
конунге Свейне, составлял команду корабля из своих дружинников – хускарлов. Такая
организация лединга была еще добровольной и основывалась на местном
самоуправлении188. Решение о походе принималось на тинге, и вождь нуждался в согласии
бондов189. Видимо, лишь с установлением прочной королевской власти, с XI в., король
приобрел право требовать со всего населения Дании исполнения по его приказу военной
службы. Однако и в это время королям приходилось сталкиваться при созыва ополчения
со значительными трудностями: так, против короля Кнута II в 1086 г. поднялось восстание
бондов, отказавшихся отправиться вслед за ним в поход на Англию, и король был убит.
Власть датских королей над ледингом несколько укрепилась в начале XII в. Теперь
командиры кораблей – местные предводители – в большей мере признавали верховенство
короля. В частности, король приобрел право взыскивать штрафы с уклонявшихся от
участия в лединге190.
Однако преобразование лединга в государственную организацию полностью
произошло лишь при Вальдемарах, в конце XII и XIII вв., когда войны против вендов, а
затем и германских князей вызвали необходимость в расширении и упорядочении
вооруженных сил Дании. Ежегодные созывы лединга превратились для бондов в тяжелую
повинность, утратившую характер добровольного участия в народной обороне страны. От
корабельных округов бонды снаряжали воинов. От каждого бонда требовалось наличие
исправного оружия в полном наборе (folkvaaben). Одновременно в Дании стало
обнаруживаться всеобщее стремление избавиться от исполнения обременительной
военной службы и связанных с нею расходов. С этого времени она стала заменяться
уплатой налога. Окончательно в налог лединг был превращен в начале XIII в.191.
1
Корабельный округ (havne) стал фискальной единицей. Для войн против Германии
Вальдемару II требовалось тяжело вооруженное профессиональное войско. Поэтому
вместе с реформой лединга военная служба стала монополизироваться рыцарями,
освобожденными с этой целью от уплаты лединга. Так стало складываться новое
сословное деление192.
Подобные же основные этапы развития военной организации прослеживаются и в
Швеции193. И здесь лединг существовал уже в XI в., если не ранее194. Магнаты имели
возможность созывать бондов определенной области для участия в военной экспедиции.
Впоследствии королевская власть достигает соглашения с этими магнатами для того,
чтобы использовать ополчение в своих целях. Современный шведский историк К. Г.
Андре пишет о «сотрудничестве короля с хёвдингами». Это сотрудничество
подготавливало почву для ленных отношений195. Как и в Дании, в Швеции первый налог
возник в результате замены воинской повинности платежами. В XIII в. после коммутации
ледунга шведские магнаты стали получать освобождение от его уплаты на условии
исполнения рыцарской службы. В слой фрельсов (frälse), свободных от налога,
включалось и духовенство. Фрельсом, освобожденным от податей, был землевладелец,
крестьяне которого платили налог-ледунг ему, а не королю, причем это освобождение от
налоговой повинности со временем переходило с лица, его получившего, на земельное
владение. Так возникла привилегированная знать, носительница феодальных тенденций в
Швеции196.
Андре, развивая теорию Арупа, вместе с тем считает нужным более определенно
говорить о феодальной эволюции военно-податного устройства как в Швеции, так и в
Дании в XII и XIII вв. Признавая большое влияние западноевропейских ленных
институтов на датское общественное устройство, Андре справедливо указывает на то, что
восприятие этого шедшего извне влияния было облегчено наличием соответствующих
предпосылок в социальной структуре Дании197. Соответствующее развитие, как мы
видели, он констатирует и для Швеции.
Изложенные выше взгляды на характер шведского ледунга и его эволюцию на
протяжении XI-XIII вв. разделяет и Е. Русейн, также подчеркивающий большую роль
магнатов в военной организации198. Как и Андре, Русейн склонен видеть в хёвдингах,
упоминаемых в рунических надписях, не крупных землевладельцев, а военных
предводителей, стоявших во главе ополчения бондов. Административное деление
некоторых шведских областей явно связано с организацией ледунга199. С другой стороны,
ледунг, когда он превратился в налог, оказался основой земельной ренты200. Проблему
отношений между военным служилым сословием и королевской властью Русейн считает
общей для всех скандинавских стран и важной для понимания роста в них феодальных
тенденций201.
Сопоставление взглядов современных ученых на историю военной организации в
Дании и Швеции с изученным выше материалом по истории норвежского лейданга
свидетельствует о широкой степени совпадения военных и податных институтов во всех
трех скандинавских странах и даже об относительной синхронности совершавшихся в них
изменений (в Норвегии они, по-видимому, начались раньше). Норвежские источники
богаче содержанием и позволяют нарисовать более детальную картину лейданга и его
организации. Вместе с тем в военном строе средневековой Норвегии наблюдаются
существенные особенности, на которых необходимо остановиться.
Первое обстоятельство, привлекающее наше внимание, заключается в том, что,
исходя из норвежских данных, нет оснований видеть в командире (штурмане) корабля,
входившего в королевское ополчение, бывшего независимого хёвдинга или его потомка,
как это делают некоторые датские и шведские историки. Несомненно, и мы выше имели
возможность в этом убедиться, что и в Норвегии лейданг первоначально составлялся из
ополчений, возглавлявшихся отдельными херсирами и другими независимыми
предводителями. Однако по мере укрепления королевской власти бывшие местные
хёвдинги были отстранены от руководства флотом и ополчением. Памятники XII и XIII
2
вв. со всей определённостью говорят, что король волен назначать командирами кораблей
тех лиц, каких ему заблагорассудится202. Любопытно, что в судебниках предусмотрены
наказания для тех, кто отказывался выполнять функции штурманов. Между тем в
«Ландслове» возникает новый мотив: за труды штурман получает плату из «денег
бондов», «если только он не получил уже лена либо вейцлы от короля»203. Таким образом,
командир корабля (stýrimaðr) нередко мог быть королевским ленником или вейцламаном.
Видимо, капитаны кораблей к этому времени уже настолько возвысились, что были
включены в состав правящего класса и их должность стала считаться привилегией.
Иными словами, между вождями местных ополчений – херсирами и другими
представителями родовой знати X в. и командирами кораблей в королевском флоте XII и
XIII вв. не было преемственной связи, как невозможно вообще ее установить для
норвежской старой «дофеодальной» знати и служилым слоем периода завершения
политического объединения страны204. Если отношения между конунгом и местными
хёвдингами поначалу и строились на основе соглашения и сотрудничества, то
реорганизация норвежского лейданга в XI-XII вв. сопровождалась глубокими
социальными переменами: теперь король был полновластным и единственным военным
господином в стране, а все другие военачальники и командиры были его служилыми
людьми и вассалами.
Другое обстоятельство, свидетельствующее об отличии военного строя
средневековой Норвегии от военного строя Швеции и Дании, более существенно. Если в
этих странах коммутация народного ополчения была более или менее полной и бонды,
переведенные на налог-лединг (ледунг), как правило, освобождались от несения военной
службы, то в Норвегии введение военного налога ни в XII, ни в XIII вв. не привело к
исчезновению ополчения бондов. Поэтому в «Ландслове» сохраняется двойственность в
понимании лейданга: то это налог, то – участие в воинском ополчении205. В мирное время
король взыскивал с населения налог, сохраняя, однако, право созывать вместе с тем и
половину ополчения (halfs almennings)206. Во время войны, нападения врага на Норвегию
или ее владения (skatlond), король мог созвать полное ополчение (allan almenning), и никто
не смел уклониться от этой повинности207. На бондах по-прежнему лежала повинность
строить и снаряжать за свой счет (af bonda fe) корабли208. В «Ландслове» очень подробно
воспроизводятся все основные положения областных судебников, касающиеся военной
службы бондов, их обязанности иметь в полном порядке оружие, состоять в корабельных
округах и многие другие. Военный налог, ставший к тому времени всеобщим и главным
побором, взимавшимся казной с населения Норвегии209, скорее лег на его плечи тяжелым
дополнительным бременем, нежели заменил воинскую повинность. Правда, численность
кораблей, предоставлении которых требовал король с населения Норвегии, в XIII в. была
несколько сокращена210. Но несмотря на то что воинская повинность изжила себя, вся
система лейданга осталась в силе.
Закон по-прежнему предписывал, чтобы каждый мужчина имел вооружение. Но в
то же время требования относительно качества и характера оружия возросли. Как мы
видели, в «Законах Гулатинга» под «народным вооружениям» (fólkvápn) имелись в виду
боевой топор или меч, копье и щит с не менее чем тремя небольшими металлическими
пластинами, а также лук с двумя дюжинами стрел211. Из «Законов Фростатинга» следует,
что таково было вооружение бонда – главы домохозяйства, а неженатый молодой человек
(drengmaðr) должен был иметь fólkvápn, исключая лук и стрелы212. Между тем в
«Ландслове» содержится уже целый перечень вооружения, из которого явствует, что
обязательное наличие его у того или иного лица зависело от его доходов213. Человек,
имеющий 6 марок (дохода?), поимо своей одежды, должен был представить на тинге, где
осматривали оружие, красный щит с двойным ободом, копье, меч или хорошо отточенный
боевой топор. Человек с 12 марками (не считая его платья) должен был иметь все
вышеозначенное оружие и, сверх того, щит и стальной шлем с маркой мастера, который
его изготовил214. Человек с 18 марками (опять-таки не считая его одежд) должен был быть
вооружен щитом, стальным шлемом, панцирем или кольчугой, помимо «народного
оружия». Лишь после этого перечня «Ландслов» упоминает холостых молодых людей и
3
тех, «кто имеет меньше имущества (er minna fe eigu), чем было сказано»: все они могли
ограничиться простыми щитами, копьями и мечами либо боевыми топорами. Наконец,
упоминается «работник (uerkmaðr), который в первый раз поступил на службу и получил
полную плату»: он обязан обзавестись в первое лето боевым топором, на второе лето
щитом и на третье – копьем. Все лица, не имеющие соответствующего их достатку
вооружения, были повинны уплатить штраф за каждую недостающую часть его, а те, у
кого не окажется никакого оружия, лишались права на получение половины возмещения,
т.е. делались неполноправными. Такого человека «Ландслов» так и называет – halfrettis
maðr («человек с половинными правами», с половинным возмещением)215.
Эту картину дополняет предписание о вооружении людей, связанных с королем
присягою личной верности (konongs hangengnirmen), которое содержится в «дружинном
уставе» (Hirðskrá). Этот документ пронизан идеологией привилегированной элиты
норвежского общества XIII в. и стремлением поднять классовое самосознание служилых
людей и дружинников короля. Личное оружие рассматривается в нем как одно из
важнейших отличий знатного воина от простонародья. Чтение списка оружия, которым
должны обладать приближенные короля, как бы переносит нас на континент феодальной
Европы: французские, английские и латинские термины встречаются на каждом шагу.
Согласно этому предписанию, наиболее мощное оружие должны иметь лендрманы и
сюсломаны, ибо они более всего отмечены государем. Командирам дружины
(skutilsveinar)216 полагалось кожаная куртка, надевавшаяся под кольчугу217, кольчуга,
состоявшая из капюшона, рубахи, штанов и перчаток, шлем или стальная шапка, меч,
копье, надежный щит, защитная пластина на груди, лук или самострел. Дружинник
(hirðmaðr) также должен был носить кольчугу, стальную шапку, меч, щит, копье, лук с
тремя дюжинами стрел. Особая категория в дружине – гости (gestir) и младшая
дружинники (kertisveinar) имели то же самое, но лук с двумя дюжинами стрел. Особое
положение короля и его дружины, гласит устав, требует от них наличия хорошего
оружия218.
Что касается простого народа, то устав ссылается на «все старые судебные книги
страны», которые устанавливают «законное оружие бондов»: для полного бонда (fullum
bonda) по его статусу (I sinni stet)219, для мелкого крестьянина (æinuirkium) по его статусу,
а также и для рабов, если в них возникает нужда во время войны220.
Эти постановления представляют большой интерес. Они отражают те изменения в
военной технике, которые произошли с XI по XIII в. и привели к тому, что старинное
«народное оружие» эпохи викингов оказалось уже далеко не достаточным и годилось
только для наименее обеспеченных категорий бондов, а равно и для лиц, не имевших
собственного хозяйства и находившихся в услужении. Одновременно произошли
глубокие перемены и в составе норвежского общества – оно раскололось на
антагонистические классы. Соответственно, если прежде, в период записи областных
судебников, все свободные, считавшиеся равноправными и полноправными, должны были
обладать и одинаковым оружием, то теперь, в XIII в., законодатель считал необходимым
дифференцировать население на ряд имущественных категорий, среди которых лица,
обладавшие одним лишь «народным оружием», оказались на нижней ступени социальной
лестницы. Зажиточная верхушка бондов, как и служилые люди короля, знать вообще, уже
были обязаны владеть более совершенным вооружением, характерным для феодальной
эпохи. Главной силой в норвежском войске, как и во всей Европе, сделались воины,
одетые в броню или кольчугу, т.е. рыцари. Как видим, появление этого термина (riddari),
как и термин «барон» (barún) в норвежских памятниках права второй половины XIII в.
было вполне оправдано221. Нельзя, наконец, не отметить, что для определенной прослойки
бондов это постановление означало дополнительные расходы на приобретение более
совершенного, но и дорогостоящего оружия. Право обладания оружием превратилось
окончательно в государственную повинность. Только боеспособный т вооруженный
человек мог сохранить свой прежний личный статус.
Таким образом, совершенно определенно проводя резкую грань между
тяжеловооруженными воинами-рыцарями, дружинниками и другими служилыми людьми
4
короля, с одной стороны, и простыми ополченцами, снаряжавшимися традиционными
викингскими топорами и копьями, с другой, королевская власть вместе с тем не была
склонна избавить норвежских бондов от исполнения воинской повинности. Военная
служба в Норвегии, не в пример другим феодальным государствам, не стала окончательно
привилегией и монопольным занятием господствующего класса. Видимо, с военными
задачами, которые стояли перед норвежским государством в XIII в., справиться одними
лишь силами королевских дружинников и других профессиональных воинов было
невозможно. Господствующий класс не был достаточно могущественным, богатым и
многочисленным, чтобы довести процесс общественного разделения труда, характерного
для феодального строя, до его завершения. Многие служилые люди короля имели
слишком скромный достаток и не могли всецело отдаться исполнению воинской службы
рыцарей. В природных условиях Норвегии конное войско не находило простора для своих
действий, и флот и пехота неизбежно должны были играть большую роль222. По всем этим
причинам крестьянство, сохранявшее свою личную свободу, продолжали привлекать к
воинской службе.
Налог и военная служба, ставшие в Дании и Швеции признаками классового
размежевания (на бондов было возложено бремя налогов, а на привилегированных –
воинские занятия при условии освобождения от налога), в Норвегии лежали как на
крестьянстве, так и на высшем классе, хотя в разной форме и в неодинаковой мере.
Военный класс не превратился здесь во фрельсовое сословие, освобожденное от налогов;
привилегии могли дароваться королем только в индивидуальном порядке отдельным
лицам и некоторым церковным учреждениям. Феодальная структура общества не
приняла, таким образом, в Норвегии ясно выраженного сословного деления. Но этот
признак «незавершенности» норвежского феодализма вместе с тем есть показатель
особого его характера. Феодальный строй своей главной осью имел в Норвегии
королевскую власть. Вокруг нее группировался господствующий класс, в основном
совпадавший с дружиной-хирдом; при посредстве государственного обложения в немалой
мере осуществлялась и эксплуатация крестьянства223.
Сокращения:
Den ældre Gulaþings-Lov. Den ældre Frostaþings-Lov. Norges gamle Love indtil 1387, udg. ved R. Keyser og P.A.
Munch. I. Bd. Christiania, 1846. Далее употребляются сокращения: «Законы Гулатинга» - G., «Законы
Фростатинга» - F.
«Ландслов» - L.
Примечания:
186
E. Arup. Leding og ledingsskat. – H. T., 8 R., 5 Bd. København, 1914-1915.
187
E. Arup. Danmarks historie. I. Bog. København, 1925, S. 139.
188
Добровольность раннего лединга ставят под сомнение современные историки. См.: C.A. Christensen.
Krigsledingen. – KHL, X Bd., 1965, s, 434.
189
E. Arup. Danmarks historie, I, S. 139-140.
190
E. Arup. Danmarks historie, I, S. 181-188.
191
Ibid., S. 243 ff., 281-282.
192
Ibid., S. 283-287.
193
F. Dovring. Attungen och marklsndet. Lund, 1947, s. 130 ff.
194
См. G. Hafström. Ledung. «Strandblomster». Stockholm, 1950, s. 64.
195
C.G. Andrae. Kyrka och frälse i Sverige under äldre medeltid. Uppsala, 1960, s. 71-72.
196
Ibid., s. 78, 83.
197
Ibid., s. 48-49.
198
J. Rosén. Svensk historia, I. Stockholm, 1950, s. 64.
199
G. Hafström. Ledung och markkandsindelning. Uppsala, 1949; idem. Die altschwedische Hundertschaft. «Die
Anfänge der Langemeinde und ihr Wesen». II (Vorträge und Forschungen, Bd. VIII). Konstanz-Stuttgart, 1964.
200
J. Rosén. Op. cit., s. 139.
201
Ibid., s. 164 ff; ср. J. Rosén. Frälse. – KHL, IV Bd., 1959, s. 681 ff.; E. Lönnroth. The Baltic Countries. – «The
Cambridge Economic History of Europe». Vol. III. Cambridge, 1963, p. 368 ff.
202
G., 299: «Тот должен управлять кораблем, кого назначит конунг» (Sa scal skipi styra er konongr nemner til);
F. VII, 7; L., III, 8.1.
203
L., III, 8, 2.
204
См. Введение.
5
В III главе «Ландслова» (Landvarnarbolkr) содержатся правила, касающиеся службы в ополчении,
называемом здесь leiðangr и útboð, и лишь изредка под термином leiðangr подразумевается подать (L., III, 1,
4; 6; 7); в VII главе «Ландслова» (Landzleigu bolkr), трактующий вопросы сдачи земли за ренту, под
лейдангом неизменно имеется в виду военный налог. См. L., VII, 5, 2; 7, 3; 52, 1, 2.
206
L., III, 1, 3.
207
L., III, 3. Любопытно, что здесь вновь встречается традиционная формула þegn oc þræll («свободный и
раб»), которой прежде обозначалось всенародное ополчение, хотя рабов в Норвегии давно уже не
существовало.
208
L., III, 2.
209
См. гл. I.
210
В XII в. в норвежский флот входило более 300 кораблей (по разным подсчетам – 318 или 336),
поставляемых бондами. Во второй половине XIII в., согласно завещанию Магнуса Хаконарсона (1277 г.),
число корабельных округов было сведено к 279 (DN, VII, M 3). См. A. Taranger. Udsight over den norske rets
historie. II, 1. Christiania, 1904, s. 294 ff.; E. Hertzberg. Ledingsmandskapets størrelse i Norges middelalder. –
H. T., 5 R., 2 Bd. Oslo, 1912-1914, s. 249 ff.; N.E. Tuxen. De nordiske Langskibe. – «Aarbøger for nordisk
Oldkyndighed og Historie». København, 1886, S. 49 ff.; G. Hafström. Ledung och marklandsindelning, s. 61.
211
G., 309.
212
F., VII, 13, 15.
213
L., III, 11.
214
Клеймо мастера, изготовившего шлем, требовалось для того, чтобы привлечь его к ответу, в случае если в
его изделии обнаружится брак.
215
Сравнение этого предписания «Ландслова» с соответствующим постановлением «Законов Фростатинга»
(ср. F., VII, 13, и L., III, 11, 5) обнаруживает снижение наказания за отсутствие оружия. Не следует ли видеть
в этом некоторое послабление со стороны королевской власти в пользу явных бедняков?
216
В одной рукописи этого памятника они названы riddarar. См. N. g. L., II, S. 399.
217
Spaldenera – прикрытие для спины.
218
Hirðskrá, 35.
219
Термин stétt заимствован из латинского языка. См. N. Cleasby, G. Vigfusson, W.A. Craigie. An IcelandicEnglish Dictionary. Oxf., 1957, p. 592.
220
Описание процедуры осмотра и проверки оружия на специально для этого ежегодно созываемом тинге
(uapna þing) в свою очередь свидетельствует о большой важности, которую государство придавало
всеобщей воинской повинности. На него были обязаны являться со своим оружием «все бонды, ведущие
свое хозяйство и носящие имя бонда». Строем по трое они должны были медленно проходить перед
сюсломаном, который внимательно проверял их вооружение; вместе с ним осмотр производили дружинники
и вейцламаны. Уклонявшихся от явки на этот тинг, а также лиц, которые продали свое оружие либо
нарушали порядок его проверки, ожидали штрафы; если кто-либо ссужал другому собственное оружие, то
оно подлежало конфискации королем, а виновный подвергался наказанию. (L., III, 12).
221
См.: А.Я. Гуревич. Норвежские бонды в XI-XII веках. – «Средние века», 24, с. 50-51.
222
Военные действия на скандинавском Севере и в эпоху викингов, и в XI-XIII вв. велись сплошь и рядом на
море, точнее – в прибрежных водах или во фьордах. Широко распространенным способом боевых операций
была борьба за захват судов противника. С этой целью старались взять на абордаж вражеский корабль и
вступить в рукопашную схватку на его борту, чтобы очистить судно от воинов противника. Особенно
характерен этот прием для норвежцев. Изучение описаний крупнейших битв в истории Норвегии в XI-XIII
вв. создает впечатление, что норвежские воины чувствовали себя более уверенными на море и на палубе
корабля, чем на твердой земле. Вполне естествен глубокий интерес средневековых норвежцев ко всему
связанному с морем, любовь к своим судам, поистине культ корабля, нашедший выражение и в
бесчисленных скальдических кеннингах корабля, и в рисунках на скалах и камнях, и в тщательном
украшении судов. Имена многих прославленных кораблей норвежских конунгов известны из саг. Корабль
был главным средством сообщения норвежца, нередко и его домом, и его «полем битвы». См. А.Я. Гуревич.
Походы викингов, с. 37 сл.
223
См. гл. II.
205
6