Вестник БГУ, Серия 3, №2/2011 - Белорусский государственный

Галоўны рэдактар
В.Р. РУДЗЬ
Рэдакцыйная калегія серыі:
У.Л. КЛЮНЯ (адказны рэдактар),
В.Ф. БАЙНЕЎ, С.А. БАЛАШЭНКА (нам. адказнага рэдактара), В.М. БІБІЛА, П.І. БРЫГАДЗІН (нам. адказнага рэдактара), Р.А. ВАСІЛЕВІЧ, В.М. ГАДУНОЎ, А.М. ДАНІЛАЎ, Т.І. ДОЎНАР, А.І. ЗЕЛЯНКОЎ,
Л.Я. ЗЕМЛЯКОЎ, М.М. КАВАЛЁЎ, Ю.Л. КАЗАКОЎ (адказны сакратар), У.К. КОРШУК, П.С. ЛЯМЕШЧАНКА,
В.І. МЯНЬКОЎСКІ, А.А. РАЗАНАЎ, С.В. РАШЭТНІКАЎ, Д.Г. РОТМАН, А.У. РУБАНАЎ, Т.Г. РУМЯНЦАВА,
А.С. СЛЯПОВІЧ, У.Е. СНАПКОЎСКІ, І.А. ФУРМАНАЎ, В.А. ФЯДОСІК, С.М. ХОДЗІН, В.Г. ШАДУРСКІ
МІНСК
БДУ
Заснавальнік:
Беларускі дзяржаўны ўніверсітэт
ВЕСНІК БДУ
Серыя 3: Гіст. Філас. Псіхал. Палітал. Сацыял. Экан. Права. 2011. № 2
Пасведчанне аб дзяржаўнай рэгістрацыі № 1080
На беларускай і рускай мовах
Паштовы адрас рэдакцыі: 220030, Мінск, вул. Бабруйская, 7.
Адрас рэдакцыі: вул. Кальварыйская, 9, каб. 101, 105.
Тэл. 259-70-74, 259-70-75
E-mail: vestnikbsu@bsu.by
Рэдактар аддзела В.І. Барысава
Рэдактар стылістычны Л.А. Меркуль
Тэхнічны рэдактар В.П. Швед
Набор і вёрстка выкананы ў рэдакцыі часопіса І.Я. Яновіч і В.П. Швед
Падпісана да друку 03.08.11. Фармат 60x84 1/8. Папера афсетная. Друк афсетны.
Гарнітура Arial. Ум. друк. арк. 13,02. Ул.-выд. арк. 13,86.
Тыраж 200 экз. Заказ 509.
Цана: для індывідуальных падпісчыкаў – 15 580 (Белпошта), 14 440 руб. (Белсаюздрук);
для арганізацый – 41 843 руб. (Белпошта), 39 117 руб. (Белсаюздрук)
Надрукавана з арыгінала-макета ў РУП «Выдавецкі цэнтр БДУ»
220030, Мінск, вул. Чырвонаармейская, 6
ЛП № 02330/0494178 ад 03.04.09.
© Веснік БДУ, 2011
ЗМЕСТ
ГІСТОРЫЯ
Функ Ю.В. Общая характеристика еврейских благотворительных обществ на территории белорусских
губерний в середине XIX – начале XX в. .......................................................................................................................
Сяркоў А.В. Статутныя прынцыпы арганізацыі культурна-асветніцкіх таварыстваў у Беларусі (1905–1914)
Кохнович В.А. Изучение Радзивиллов в современной белорусской и украинской историографии ...............
Жарко С.Б. Военная тактика монгольской армии по европейским источникам XIII в.......................................
Репин В.В. Возникновение бессарабской проблемы в советско-румынских отношениях и борьба за
власть в Бессарабии в конце 1917–1918 гг. .................................................................................................................
Сальков А.П. Первый Венский арбитраж и проблема Южной Словакии (Верхней Венгрии)
в ноябре 1938 – марте 1939 г. ........................................................................................................................................
Сакович Е.Г. Современная российская и англо-американская историография венгерских событий 1956 г.
ФІЛАСОФІЯ
Семьянов С.С. Региональные стратегии в современной социодинамике..........................................................
Курбачёва О.В. Социокультурные трансформации в восточнославянском регионе в условиях
глобализации .....................................................................................................................................................................
ПСІХАЛОГІЯ
Кибак И.А. Специальные профилактические меры предупреждения психологических ошибок в законотворческой деятельности .........................................................................................................................................
Бойко М.С. Межличностные отношения в коллективе как фактор удовлетворенности сотрудников
кафедр вузов своим трудом .....................................................................................................................................
ПАЛІТАЛОГІЯ
Домакур О.В. Индекс развития постиндустриального общества.........................................................................
Куприянова Г.М. Взаимодействие религиозной и политической сфер общества: история и современность
САЦЫЯЛОГІЯ
Шоканова Д.Ч. Социализация детей: социологическая рефлексия классических концепций ........................
Яшчанка А.Р., Ганчар У.А. Адносіны гарадскога насельніцтва да знахарства на сучасным этапе
(па матэрыялах Гомеля) ..................................................................................................................................................
ЭКАНОМІКА
Шашко А.А. Региональная политика и управление конкурентоспособностью регионов Беларуси ................
Макаров Е.Е. Особенности развития национальных экономик Беларуси и Латвии в условиях глобализации и мирового экономического кризиса........................................................................................................................
XIX Международный научный конгресс «Глобальные сети в финансах & бизнесе и информационные
системы управления» ......................................................................................................................................................
Карлос дель Кастильё Песес, Кармэло Меркадо Идоэта, Даниэль Коррал де ла Мата. Повышение
доходности испанских финансовых компаний посредством увеличения потребительского кредита
с использованием пластиковых карт (на англ. языке) .................................................................................................
Бланка Ароса де ла Торре, Тчомин Итурральдэ Хайнага, Амайя Маседа Гарсия. Структура совета
директоров и устойчивая работа фирм (данные испанских негосударственных компаний) (на англ. языке).....
Камило Прадо Роман, Хосе Луис Кока Перез, Мигэль Прадо Роман. Оценка золотых нумизматических
активов: слитков и памятных монет (на англ. языке) ...................................................................................................
Анна Круз Суарез, Альберто Прадо Роман, Франциско Диез Мартин. Оценка организационного статуса
социальных субъектов (на англ. языке) ........................................................................................................................
М. Азусена Висентэ Молина, Жанетт Руттерфорд. Основы организации и ведения семейного бизнеса (на англ. языке) .............................................................................................................................................................
ПРАВА
Абламейко М.С. Правовые вопросы формирования и выдачи электронного документа при оказании
государственных информационных услуг ...............................................................................................................
Ангельский В.М. Организация нотариального дела на территории Беларуси в 1883–1918 гг......................
Карпович Н.А. Экологическая функция Белорусского государства .................................................................
НАШЫ ЮБІЛЯРЫ
Леонид Авксентьевич Гуцаленко........................................................................................................................
5
11
15
19
22
26
33
38
41
45
49
53
57
61
64
69
73
78
78
81
85
89
93
98
102
106
111
Гісторыя
Ю.В. ФУНК
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЕВРЕЙСКИХ БЛАГОТВОРИТЕЛЬНЫХ ОБЩЕСТВ
НА ТЕРРИТОРИИ БЕЛОРУССКИХ ГУБЕРНИЙ В СЕРЕДИНЕ XIX – НАЧАЛЕ XX в.
Посвящена исследованию проблем еврейских благотворительных обществ на территории Беларуси в середине XIX – начале ХХ в. Определены основные направления, виды и формы еврейской благотворительности, проанализированы
наиболее важные источники ее изучения: законодательство Российской империи и материалы архивов Республики Беларусь.
Впервые рассмотрены вопросы развития еврейской благотворительности на территории белорусских губерний, исследованы
наиболее распространенные формы еврейских благотворительных обществ и дана их классификация на основе широкого
круга архивных источников.
The article is devoted to the research of Jewish charity in Belarus in the XIX – beginning of XX century. The author determines main
directions, substance and forms of Jewish charity, analyzes main sources of the research: Russian Empire legislation and archive materials of the Republic of Belarus. In the article for the first time inssues of development of Jewish charity on the territory of Belarus are reflected. Also the most common forms of Jewish charity organizations are analyzed and classification on the basis of vast number of archive souces is given.
Первоначально в качестве благотворительных обществ в еврейской общине на территории Беларуси до середины XIX в. выступали братства, которые в целом не подлежали в своей деятельности
регламентации Российской империей. Братства объединяли в себе практически всех членов общины
и существовали за счет взносов каждого из ее представителей. Братства осуществляли функции помощи бедным и престарелым, похоронные обряды и др. Это продолжалось до 1844 г., когда российское правительство решило подчинить еврейские благотворительные общества общему законодательству. При этом правительство признало братства нежелательными ввиду того, что они способствовали обособлению еврейского населения, а задачей государственных органов в тот период было
вовлечение еврейского населения в гражданскую жизнь Российской империи. Причем уже существующие общества продолжали свою деятельность, была приостановлена лишь официальная регистрация новых обществ, что продолжало оставаться неизменным на протяжении следующих 40 лет.
Среди немногочисленных сохранившихся источников, касающихся еврейской благотворительности этого периода, можно отметить сведения о существовании в Полоцке в 1851 г. «Общества призрения бедных евреев». Оно было создано на деньги купца 2-й гильдии Боруха Немцова, пожертвованные по завещанию на благотворительные цели. Это общество организовало приют для немощных
и престарелых евреев г. Полоцка и занималось раздачей денег и одежды нуждающимся еврейским
семьям1.
Вновь на повестке дня вопрос о еврейских благотворительных обществах появился в период распространения «Временных правил» в 1882 г. и работы специально созданной Высшей комиссии для
пересмотра действующего законодательства о евреях в промежутке с 1883 по 1888 г. По данным этой
комиссии (которая, надо сказать, пересчитывала не все общества, так как среди учтенных не было ни
братств, ни мелких обществ, оказывающих единовременную помощь), в Российской империи в черте
оседлости в 1886 г. существовало 201 общество (было исследовано 200 городов и 1000 местечек),
осуществлявшее свою деятельность на членские взносы, пожертвования и отчисления из коробочного взноса в размере 458 тыс. руб.2
Что касается правового регламентирования деятельности еврейских благотворительных обществ,
то, пожалуй, первым значительным документом в этой области стал циркуляр Министерства внутренних дел от 1895 г., который принял Положение «Об учреждениях мелкого кредита», урегулировавшее
ссудно-сберегательные товарищества, выступавшие в еврейской среде одним из главных источников
5
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
оказания благотворительной помощи посредством выдачи беспроцентных ссуд. Кроме того, 10 июня
1897 г. Министерством внутренних дел был утвержден «Примерный устав общества пособия бедным», согласно которому губернаторы могли учреждать эти общества без согласования с Министерством внутренних дел. В соответствии с данным уставом средства общества должны были состоять
из членских взносов, коробочного взноса, доходов от различных мероприятий (благотворительные
вечера, лотереи). Члены общества могли быть трех типов: почетные, действительные и соревнователи. Сумма членских взносов колебалась от 1 до 12 руб. Органом управления являлось общее собрание, созываемое не реже одного раза в год, текущее же руководство было возложено на правление,
которое должно было состоять из 12–15 чел. и специальных комиссий по отдельным вопросам. Предусматривались ежегодные отчеты в печатном виде, ревизия и проверка бухгалтерских счетов3.
Именно в полном соответствии с приведенным уставом создавалось большинство еврейских благотворительных обществ на территории белорусских губерний. В качестве источников их исследования выступают: уставы, ежегодные отчеты, счета, акты проверки финансовой деятельности обществ.
Документом, окончательно урегулировавшим порядок создания еврейских благотворительных обществ, стал принятый в 1906 г. Устав об обществах и союзах. С момента вступления в силу данного
документа деятельность всех обществ в империи регламентировалась на общих основаниях.
Указанные акты законодательства вызвали всплеск учредительства благотворительных обществ,
вследствие чего хотелось бы обратиться к наиболее полным и интересным источникам конца
XIX – начала ХХ в., находящимся в белорусских архивах. Однако предварить эту тему необходимо
статистическими данными, которыми располагало Еврейское колонизационное общество на 1898 г.
по каждой из белорусских губерний.
Так, в Витебской губернии функционировали 3 общества пособия бедным евреям, 18 благотворительных учреждений общего характера, 13 ссудных касс (гемлус хесед), 2 странноприимных и ночлежных дома, 3 дешевые столовые и чайные, 4 общества снабжения бедных одеждой, 4 богадельни
и дома призрения, 2 больницы и 30 обществ вспомоществования больным.
По тем же данным, в 1898 г. еврейскими благотворительными обществами оказана помощь 18 %
всех еврейских семейств губернии, что свидетельствует о наличии нуждающихся евреев.
В Минской губернии в 1898 г. за пособием в благотворительные общества обратилось свыше 15 %
еврейского населения губернии. В одном только Минске свыше 900 семей пользовались топливом из
благотворительных источников. Всех же еврейских благотворительных учреждений в Минской губернии было 200. Среди них 9 обществ пособия бедным, 32 благотворительных общества общего характера, 37 ссудных касс, 16 странноприимных дома, 9 дешевых столовых и чайных, 12 богаделен и домов призрения, 8 больниц, 70 обществ вспомоществования больным, 1 общество пособия бедным
невестам4.
Относительно системы благотворительных учреждений Могилевской губернии следует отметить,
что в 1898 г. за помощью в данные общества обратилось 16,8 % еврейского населения губернии.
Всего же благотворительных обществ здесь функционировало 150. В том числе 7 обществ пособия
бедным, 45 обществ общего характера, 28 ссудных касс, 2 странноприимных дома, 3 дешевые столовые,
2 больницы, 52 общества вспомоществования больным, 6 обществ вспомоществования одеждой,
6 домов призрения5.
По количеству бедного населения, пользующегося услугами благотворительных заведений, Гродненская губерния мало отличалась от иных белорусских губерний. Так, в 1898 г. за помощью в соответствующие общества обратилось свыше 20 % всего еврейского населения губернии. Общее же количество благотворительных обществ в этой губернии составляло 189, из них: 8 обществ пособия
бедным евреям, 12 благотворительных обществ общего характера, 44 ссудные кассы, 26 странноприимных домов, 3 дешевые столовые, 6 обществ снабжения бедных одеждой, 8 богаделен, 8 больниц, 72 общества вспомоществования больным, 2 общества пособия бедным невестам6.
В Виленской губернии существовало около 100 благотворительных еврейских обществ. К сожалению, достоверные и точные сведения о количестве и характере данных обществ на территории данной губернии в полном объеме отсутствуют. Однако мы вправе предположить, что их количество,
функции и характер оказываемой помощи мало отличались от обществ на территории иных упомянутых губерний.
Чтобы убедиться в том, что еврейские благотворительные общества являлись своеобразным
«центром проявления солидарности» всех слоев белорусского еврейства, и доказать наличие серьезной взаимопомощи и поддержки в белорусском еврействе, обратимся к конкретным примерам из
подлинных архивных документов и покажем это на примере одной губернии, в частности Витебской.
Так, в г. Витебске существовало общество помощи бедным евреям. Его организаторами были
3 купца 1-й гильдии: Беньямин Тубин, Берка Гермаш и Шмерка Меклер. Оно было учреждено в 1908 г.
и носило название «Лехем-Иэйцим-Эвьейним». Деятельность его распространялась на третью полицейскую часть города. Целью стала организация продажи продуктов питания и дров по низким ценам,
6
Гісторыя
бесплатная раздача хлеба, а иногда и денег. Кроме того, общество открывало дешевые пункты питания и строило пекарни для выпечки хлеба. Согласно отчету за первый год деятельности (других сведений не имеется), общество роздало бесплатно дров 237 бедным семьям Витебска, хлеба – 270.
Общий доход от членских и иных взносов в указанный период составлял 9 тыс. руб.7
Такое же общество было учреждено и в первой полицейской части г. Витебска в 1910 г. Оно носило название «Тмихас Аним» и ставило целью оказание помощи бедным евреям пособиями. Среди
его учредителей были купец 1-й гильдии Мовша Гинзбург, почетный гражданин г. Витебска Израиль
Вишняк и несколько витебских мещан. Согласно отчету за первый год деятельности (1910–1911), обществом роздано бедным семьям 22 тыс. 979 саженей дров по 6 коп. за пуд, на Пасху было роздано
еды, денег, дров на 1 тыс. 16 руб. Членских взносов и пожертвований поступило 4,5 тыс. руб. За второй год своей деятельности общество получило денежных взносов на сумму в 6,5 тыс. руб., а оказано
помощи бедным евреям хлебом и деньгами на сумму в 901 руб., на Пасху роздано пособий на 1 тыс.
27 руб. За четвертый год деятельности общество получило взносов и пожертвований на сумму в
10 тыс. руб., роздано беднякам наличных денег и продуктов питания на 2 тыс. 296 руб. За пятый год
работы общество оказало помощи в виде пособий и продовольствия на сумму в 4,5 тыс. руб., на Пасху
роздало денег и питания на сумму в 1,3 тыс. руб. Членских и иных взносов было получено около
15 тыс. руб. Деятельность общества продолжалась до 1917 г.8
В Витебске действовало общество несколько другой направленности, чем указанные выше, под
названием «Общество призрения бедных, престарелых и сирот-евреев». Оно было учреждено в
1914 г. Среди его организаторов были рославльской 1-й гильдии купец Симон Соловей, санктпетербургской 1-й гильдии купец Лейба Маркович, рославльской 1-й гильдии купец Мовша Гинзбург,
охотинской 1-й гильдии купец Мовша Левинсон, потомственный почетный гражданин г. Витебска
Лазарь Вишняк и псковской 1-й гильдии купчиха Сора-Мира Мазие. Основной целью общества стала
забота о престарелых немощных бедных евреях путем оказания им денежных вспомоществований,
снабжения лекарствами и продовольствием, а в случае необходимости оплаты сиделок. Малолетние
евреи, преимущественно в возрасте от 6 до 13 лет и в основном круглые сироты, направлялись
в специально созданные обществом детские приюты, где, кроме питания и присмотра, их обучали
грамоте и ремеслу9.
Одним из самых крупных и имеющих разностороннюю направленность было Витебское общество
трудовой помощи евреям. Оно было создано согласно завещанию московской 1-й гильдии купчихи
Х.Х.Я. Понизовской, которая пожертвовала на благотворительные цели 120 тыс. руб. Учредителями
указанного общества выступили: санкт-петербургской 1-й гильдии купцы Израиль Вишняк, Лейба
Маркович и Шевель Раппорт, московской 1-й гильдии купцы Лейба Гурвич и Мордух Понизовский,
кандидат химических наук Берка Шмерлинг10.
Это было очень своеобразное общество, поскольку его основными целями, согласно уставу, были:
«оказание трудовой помощи евреям г. Витебска путем доставления им посильного заработка; улучшение и облегчение условий их работы; устранение обстоятельств, препятствующих им прокормить
себя своим собственным трудом». Для осуществления этих целей общество предполагало открыть
дома трудолюбия, трудовые пункты с мастерскими и распределением работ и заказов и выдачей беспроцентных авансов, учебные и образцовые мастерские с преподаванием черчения, рисования, рукоделия, детские приюты трудолюбия и сиротские дома, убежища для престарелых и увечных с возможностью посильного труда, дешевые пункты питания, ясли для детей работающих ремесленников,
а также раздавало денежные пособия и устраивало благотворительные ярмарки-продажи и вечера.
К сожалению, сохранилось немного сведений о практической деятельности этого общества. Но
даже имеющиеся факты впечатляют. Так, согласно отчету за 1914 г., осуществлены следующие мероприятия: создана школа ручного труда, в которой обучали девочек 11–15 лет рукоделию и ручному
ткачеству, русской грамоте, арифметике, географии и естествознанию. Особо одаренных отправили
за счет общества на учебу в специальное художественное училище. Всего в школе занималось
70 учениц.
Когда началась Первая мировая война, общество стало раздавать платные заказы женам мобилизованных. Они зарабатывали до 7–8 руб. в неделю. Общество организовывало благотворительные
мероприятия в пользу евреев-воинов, а ученицы школы ручного труда шили белье для евреев-солдат
(за 1914 г. такой продукции было произведено на сумму в 350 руб.).
Были созданы ясли для присмотра за детьми призванных в армию евреев и работающих на
оборонных предприятиях. Всего за 1914 – начало 1915 г. через ясли прошло 5 тыс. 772 ребенка. При
яслях действовала бесплатная детская поликлиника.
Однако, несмотря на широкую и крайне необходимую благотворительную помощь, местные органы власти зарегистрировали общество только в 1913 г., через 2 года после подачи заявки. Причиной
подобной волокиты стала политическая неблагонадежность некоторых его учредителей, в частности
купца 1-й гильдии Шмерки Меклера, которого в 1911 г. уличили в хранении нелегальной литературы,
7
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
но все же общество было создано и просуществовало до 1917 г. (дальнейшая его судьба, как и всех
предыдущих, неизвестна).
Кроме того, в Витебске в 1914 г. создано «Общество вспомоществования еврейским учителям и
Меламедам». В его функцию входила организация курсов повышения квалификации, снабжение
учебными пособиями и раздача денег особо нуждающимся учителям. К сожалению, нет никаких сведений об учредителях и финансовом состоянии данного общества.
В 1913 г. в Витебске открыт филиал «Общества охраны здоровья еврейского населения». Целью
его стали изучение санитарно-гигиенических условий жизни еврейского населения города, разъяснительная работа среди населения (чтение лекций, организация курсов, распространение брошюр и т. д.),
общие направления охраны здоровья еврейского населения. Среди учредителей городского отделения общества появились врачи и учителя местных учебных заведений.
Достаточно обширный материал сохранился по «Обществу пособия бедным евреям» г. Дриссы.
В числе его учредителей были раввин Хаим Дониях, врач Нохем Сегаль, группа купцов и мещан
Дриссы. Оно начало функционировать с 1910 г. Цели его были сходны с теми, что ставили перед
собой подобные общества. За первый отчетный год общий доход от всех взносов составил 872 руб.
На лекарства для бедных израсходовано 230 руб., на продовольствие – 169, на денежные пособия
нуждающимся – 270 руб. В 1913 г. в состав правления вошел купец 1-й гильдии Лейба Свириновский11.
Кроме благотворительных обществ в городах губернии, действовало значительное их количество
и в местечках. Например, «Общество попечительства о бедных» создано в местечке Улла Витебской
губернии в 1917 г. Необходимость его создания вызвана резким увеличением количества нуждающихся беженцев-евреев.
«Общество пособия бедным евреям» было создано в местечке Бешенковичи Лепельского уезда.
Его учредителями выступили Борис Ляпидус, лепельский купец Хацкель Майзель, купец 2-й гильдии
Вульф Пайкин и еще несколько состоятельных мещан местечка Бешенковичи. В местечке Кубличи
Лепельского уезда в 1909 г. создано «Общество вспомоществования бедным евреям». Его организатором выступил староста Кубличского еврейского мещанского общества. Общество намеревалось
оказывать помощь бедным больным евреям и детям-сиротам.
В Витебске было открыто 30 состоятельными евреями губернии, среди которых был санктпетербургский 1-й гильдии купец Хаим Лурье, смоленский купец 1-й гильдии Хаим Якобсон, владелец
крупной спичечной фабрики Шлиома Зак, «Общество пособия бедным больным евреям» («БикурХойлим»), которое занималось благотворительной деятельностью и оказывало денежную помощь
бедным больным. При «Бикур-Хойлим» функционировали несколько аптек и детская поликлиника. По
немногочисленным сохранившимся отчетам можно судить, что оба общества успешно выполняли
свою миссию. Например, «Бикур-Хойлим» только за период 1913–1914 гг. отпустило бесплатно
72 тыс. 191 упаковку разных лекарств и приняло в поликлинике 3 тыс. посетителей, не говоря уже о регулярно посещаемых престарелых больных. Общества такого типа функционировали до октября 1917 г.12
Примечательной деталью рассмотренных обществ было членство в них. Так, существовали учредители, почетные члены (внесшие пожертвований более 100 руб.), действительные члены (платящие
регулярные взносы) и соревновательные члены (те, кто внес менее 3 руб.). В соответствии с законодательством членами не могли быть: состоявшие на действительной военной службе нижние чины,
бывшие под судом и следствием, а также учащиеся военных, морских и духовных учебных заведений
(в соответствии с законодательством).
В Витебской губернии было много других еврейских благотворительных обществ, подобных по
своим целям и задачам описанным выше: оказание медицинской помощи больным и престарелым,
снабжение их продуктами питания и деньгами, устройство за казенный счет немощных евреев в приюты и детей-сирот в дома призрения.
В целом еврейские благотворительные общества в местечках и небольших уездных городах были небогаты. Их средства часто не превышали нескольких сотен или 1–2 тыс. руб. Но в крупных городах, как,
например, в Витебске, были довольно состоятельные общества. Отличался и состав их учредителей.
Крупные благотворительные общества Витебска учреждались крупными купцами 1-й гильдии, которые и
несли основное бремя расходов. Местечковые общества организовывались на средства местных
мещанских обществ или отдельных горожан. Поэтому, естественно, их бюджет был весьма скромен.
Однако и те и другие общества выполняли благородную функцию помощи обездоленным и нуждающимся.
Рассмотренный материал по еврейским благотворительным обществам Витебской губернии по
многим аспектам идентичен сведениям по другим белорусским губерниям, т. е. там также было большое разнообразие благотворительных еврейских обществ, осуществлявших аналогичную деятельность. В качестве подтверждения сделаем самый краткий экскурс по благотворительным обществам
Минской губернии.
В этой губернии, в частности, существовали следующие благотворительные еврейские общества:
«Общество по оказанию помощи беднейшим евреям г. Пинска под залог движимого имущества бес8
Гісторыя
процентных ссуд» («Гемлус-Хесед», создано в 1908 г.); «Общество для призрения новорожденных
детей бедных евреев г. Минска» (1908); «Общество пособия бедным еврейским ремесленникам в
мест. Лоев Речицкого уезда» (1908); «Старо-Комаровское общество призрения бедных еврейских
мальчиков г. Минска» (1908); «Общество выдачи беспроцентных ссуд евреям г. Речицы» (1915);
«Общество для выдачи беспроцентных ссуд г. Слуцка» (1912); «Общество Ново-Московской улицы
для выдачи беспроцентных ссуд евреям пятой части г. Минска» (1912); «Общество похоронных процессий и пособия осиротевшим семьям умерших бедных евреев г. Борисова» (1914); «Общество доставления средств для обучения ремеслу бедных евреев мест. Михоговичи Слуцкого уезда» (1914);
«Общество для выдачи беспроцентных ссуд бедным евреям мест. Ляховичи Слуцкого уезда» (1914);
«Общество вспомоществования семействам запасных евреев г. Минска, призванных на действительную службу – “Эзро”» (1914); «Общество вспомоществования еврейским учителям и Меламедам
в г. Пинске» (1914); «Общество пособия бедным евреям г. Минска»; «Общество по подготовлению
бедных еврейских девушек к правильному домоводству» (1904); «Общество пособия бедным евреям
в г. Бобруйске»; «Общество пособия бедным евреям в мест. Глуск Бобруйского уезда»13.
Необходимо отметить и то обстоятельство, что правительство часто подозревало за организацией
благотворительных обществ не оказание помощи нуждающимся, а прикрытие для революционной
деятельности. Так, в 1903 г. Министерство внутренних дел провело проверку общества «Линес Гацеден», которое по донесению информаторов было «тайным, с политическим уклоном и, кроме того,
служило для обогащения его учредителей». В результате расследования выяснилось, что ничем подобным общество не занималось. Правда, существовали еврейские благотворительные общества «в
зоне ведения расследования» в Лепеле и Чашниках, но они не имели ничего общего с политикой и
денежными махинациями. Версии о «тайных еврейских политических обществах, действующих под
прикрытием благотворительности», были удобны местной администрации, чтобы оправдать волокиту
с регистрацией вновь создающихся организаций. Хотя, конечно, нельзя полностью отрицать версию о
возможности существования «политических» благотворительных обществ. Однако, на наш взгляд,
суть заключалась в том, что из-за волокиты многие общества открывали свои действия, не дожидаясь
«соизволения». Например, в такой же ситуации оказалось общество «Лехем Евьеним» в местечке
Бешенковичи. И еще одной причиной, по которой организации часто не попадали в официальный реестр, была ограниченность средств учредителей, влекущая недостаточность уставного фонда для
официального открытия. По этим причинам деятельность еврейских благотворительных обществ
осуществлялась сплошь и рядом без регистрации.
В завершение проведем сравнительный анализ еврейских благотворительных обществ и им подобных, созданных для христиан на территории белорусских губерний.
Так, основное отличие заключалось в том, что учредителями христианских благотворительных
обществ выступали государственные органы, члены царской семьи (например, Новогрудское благотворительное общество входило в ведомство благотворительных учреждений императрицы Марии
Федоровны), церковь и реже – крупные предприниматели соответствующего вероисповедания. Еврейские же общества в своем подавляющем большинстве создавались по инициативе предпринимателей-евреев. Благотворительные общества иных конфессий чаще всего создавались в связи с каким-либо чрезвычайным происшествием (стихийное бедствие, эпидемия, пожар и т. п.), еврейская же
благотворительность была направлена на повседневные нужды. Все еврейские общества имели длительные и перспективные цели и программы. Из приведенного материала видно, насколько разнообразна и многогранна их деятельность, которая во многом была направлена на улучшение положения
не только обездоленных евреев, но и на помощь здоровым и работоспособным гражданам (присмотр
за детьми и обеспечение оплачиваемой работы), в то время как иные общества ограничивались в
большинстве случаев вспомоществованием пищей и деньгами. Причем обычно на базе еврейских
благотворительных обществ создавались больницы, приюты для бедных либо еще при каких-нибудь
уже существующих учреждениях (например, имеются сведения о благотворительных обществах при
больницах и лечебницах).
Кроме того, весьма любопытен факт, что у евреев практически не встречается обществ, которые
бы функционировали при культовых учреждениях (синагогах) (пожалуй, можно указать лишь на «Общество помощи бедным и нищим» при главной синагоге г. Минска). У христиан же общества часто
основывались при церквах, монастырях или костелах (хотя существовали, например, и кассы взаимопомощи среди рабочих на фабриках и заводах).
Большая разница наблюдалась и в количестве благотворительных обществ. Так, по неполным
данным, на территории белорусских губерний действовало 835 еврейских благотворительных обществ, в то время как христианских – не более 150.
Еще одной отличительной чертой еврейских благотворительных обществ является то, что большой редкостью среди них были общества помощи земледельцам-евреям. Кроме того, хотелось бы
указать на то, что как еврейские, так и нееврейские благотворительные общества функционировали
9
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
чаще всего в городах. Для еврейских обществ это было вполне объяснимо, поскольку почти половина
еврейских жителей обитала в городах, а в местечках имелись местные благотворительные общества.
Но в сельских населенных пунктах, где проживала подавляющая часть населения Беларуси, не выявлено ни одного нееврейского благотворительного общества для жителей какого-либо села или
деревни. Естественно, что городские благотворительные организации оказывали помощь продовольствием, одеждой, деньгами в основном горожанам и жителям ближайших населенных пунктов.
Отметим, что многим еврейским благотворительным обществам оказывалась поддержка местными властями. Например, Минская городская дума выделила в 1915 г. «Благотворительному братолюбивому обществу» денежную субсидию в размере 900 руб. Еврейским же благотворительным обществам государственные органы не только не оказывали никакого содействия, но часто препятствовали их деятельности. Достаточно напомнить о волоките с регистрацией.
Нередки были случаи отказов в регистрации «за отсутствием необходимости». В частности, в
Минской губернии это: «Общество поставщиков г. Минска для выдачи беспроцентных ссуд бедным
евреям г. Минска» (не утверждено в июле 1914 г.), «Общество пособия бедным евреям г. Пинска» (то
же самое), «Пинское ссудно-благотворительное беспроцентное общество» (аналогично)14. «Отказные» общества были не только в Минской губернии. Прослеживается тенденция ограничить масштабы еврейской благотворительности. Причем нередко в самые тяжелые для еврейства времена, особенно показательны в этом отношении годы Первой мировой войны. Несмотря на резкое ухудшение
положения, которое стало, без сомнения, катастрофическим, администрация белорусских губерний
предприняла всё возможное, чтобы воспрепятствовать развитию еврейской благотворительности.
Однако, несмотря на многообразные препоны, сеть еврейских благотворительных организаций на
территории белорусских губерний была весьма обширна, многофункциональна и для многих семейств помощь благотворительного общества иногда являлась единственным средством существования.
Таким образом, еврейские благотворительные общества являлись показателем плачевного состояния социально-экономического положения еврейского населения. При этом практически все они
опирались на основные виды благотворительности по Торе и Талмуду и действовали в целях обеспечения нуждающихся пищей, одеждой, денежными пособиями, медицинской и иной помощью. Причем
наблюдается любопытная тенденция, заключающаяся в том, что если первоначально еврейские общества стремились в первую очередь бороться с бедностью и голодом, то постепенно в результате
расширения сети еврейских благотворительных обществ некоторые из них, как, например, беспроцентные кассы, начинают заниматься вопросами развития частной инициативы и мелкого предпринимательства в еврейской среде посредством предоставления беспроцентных денежных кредитов.
Более того, в начале ХХ в. уже появляются общества, которые поднимают вопросы трудоустройства
и занятости евреев. При этом, кроме внутренних трансформаций и приоритетности направлений деятельности, еврейская благотворительность постоянно боролась за свое выживание, потому что местные органы власти, опираясь на расплывчатые формулировки законодательства Российской империи, повсеместно творили произвол посредством отказа в регистрации обществ. Однако даже «нелегально» еврейские благотворительные общества продолжали спасать людей от голодной смерти,
предоставляя им возможность создать свое дело, быть независимыми, достойными и способными
снискать уважение окружающих.
1
См.: Материалы об экономическом положении евреев в России. СПб., 1904. Т. 2. Табл. 70.
См.: Г е с с е н Ю . И . Евреи в России. СПб., 1905.
См.: Г е с с е н Ю . , Ф р и д ш т е й н В . Сборник законодательных актов о евреях. СПб., 1904. С. 45, 54.
4
См.: Профессиональный состав еврейского населения России (По материалам первой всеобщей переписи населения,
произведенной 28 января 1897 г.) / Сост. Б.Д. Бруцкус. СПб., 1908. Вып. 3. С. 17.
5
См.: Сборник материалов об экономическом положении евреев в России. СПб., 1909. Т. 1. С. 71.
6
См.: Материалы… Т. 1. Табл. 50.
7
См.: Статистика еврейского населения по территории, демографические и культурные признаки еврейского населения по
данным переписи 1897 г. / Сост. Б.Д. Бруцкус. СПб., 1909.
8
См.: Сборник материалов… Т. 2. С. 19.
9
См.: Профессиональный состав… С. 43.
10
Там же.
11
Там же.
12
См.: Г е с с е н Ю . И . История еврейского народа в России. СПб., 1925–1926. Т. 1. С. 87.
13
См.: Материалы… Т. 1. Табл. 23.
14
См.: Г е с с е н Ю . И . Граф Игнатьев и «Временные правила». СПб., 1908. С. 48.
2
3
Поступила в редакцию 08.04.11.
Юлия Валерьевна Функ – кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Беларуси древнего времени и средних
веков.
10
Гісторыя
А.В. СЯРКОЎ
СТАТУТНЫЯ ПРЫНЦЫПЫ АРГАНІЗАЦЫІ КУЛЬТУРНА-АСВЕТНІЦКІХ ТАВАРЫСТВАЎ
У БЕЛАРУСІ (1905–1914)
На основании анализа уставных документов описываются принципы устройства белорусских культурно-просветительных
обществ в 1905–1914 гг. Приводятся наиболее характерные примеры, раскрывающие особенности функционирования общественных организаций на территории Беларуси.
The article describes the principles of functioning of Belarusian cultural and educational organizations in 1905–1914 by means of analysis
of their statutes. The most distinctive examples reveal the peculiarities of functioning of public organizations on the territory of Belarus.
Адным з важных вынікаў рэвалюцыі 1905–1907 гг. стала масавая легалізацыя грамадскіх
арганізацый на тэрыторыі Расійскай імперыі, у тым ліку таварыстваў культурна-асветніцкага профілю
ў Беларусі. У гэты перыяд урад распрацоўваў якасна новую заканадаўчую базу, якая б рэгулявала
дзейнасць прыватных таварыстваў. Вызначэнне мэт і задач, асаблівасцей арганізацыйнага
ўладкавання, правоў і паўнамоцтваў членаў, структуры кіраўнічых органаў і парадак іх выбрання, а
таксама іншыя неабходныя для функцыянавання таварыства нормы агаворваліся ў статутах гэтых
арганізацый. Пасля афіцыйнай рэгістрацыі статут служыў галоўным дакументам для вырашэння ўсіх
спрэчных сітуацый, якія маглі ўзнікнуць у працэсе дзейнасці таварыства. Вывучэнне структурнай
арганізацыі беларускіх культурна-асветніцкіх таварыстваў, механізмаў іх функцыянавання з’яўляецца
адным з ключавых фактараў раскрыцця асаблівасцей культурна-асветніцкай працы на тэрыторыі
Беларусі ў перыяд 1905–1914 гг.
Нягледзячы на актуальнасць вывучэння абазначанай праблематыкі, арганізацыйнае ўладкаванне
беларускіх культурна-асветніцкіх таварыстваў не знайшло адлюстравання ў даследаваннях беларускіх гісторыкаў. Спробы вызначыць рэгіянальныя кантэксты функцыянавання культурна-асветніцкіх
таварыстваў на тэрыторыі Расійскай імперыі шляхам аналізу іх статутаў рабіліся ў працах расійскіх
гісторыкаў К.А. Дзягальцавай, І.Г. Касіхінай і Д.І. Папова1.
Пачынаючы з 1890-х гг. у Міністэрстве ўнутраных спраў разгарнулася шырокая праца па стварэнні
ўзорных статутаў для рознага тыпу таварыстваў (цвярозасці, дапамогі бедным, спажывецкіх,
сельскагаспадарчых, музычна-драматычных і інш.), якія атрымалі шырокае распаўсюджванне.
Часовыя правілы аб таварыствах і саюзах, уведзеныя 4 сакавіка 1906 г., рэгламентавалі структуру
статутаў таварыстваў, якія жадалі атрымаць правы юрыдычнай асобы. У дадзеным статуце мусілі
быць указаны: а) назва таварыства, яго мэта, раён і спосабы дзейнасці; б) імёны, імёны па бацьку,
прозвішчы, званні і месцы жыхарства яго заснавальнікаў; в) парадак уступлення і выбыцця членаў;
г) памер членскіх унёскаў і парадак іх выплаты; д) склад праўлення, спосабы яго ўтварэння і папаўнення і прадметы яго вядзення; ж) парадак вядзення справаздачнасці; з) парадак змены статута2.
Пераважная большасць статутаў культурна-асветніцкіх таварыстваў адзначалася тыповай
структурай, якая ўтрымлівала некалькі абавязковых раздзелаў. Першы раздзел пачынаўся з вызначэння мэты таварыства, фармулёўка якой павінна была быць дакладнай і не дапускаць неадназначных тлумачэнняў. Як правіла, найбольш разгалінаваныя і вузкаспецыялізаваныя мэты вызначалі ў
сваіх статутах таварыствы навуковага кірунку. Мінскае таварыства аматараў прыродазнаўства,
этнаграфіі і археалогіі выводзіла яе з чатырох пунктаў: «а) вывучэнне і даследаванне Мінскай губерні,
у праграму вывучэння ўваходзяць прадметы па заалогіі, батаніцы, геалогіі, глебазнаўству,
метэаралогіі, гідралогіі, сельскай гаспадарцы і лесаводству, антрапалогіі, этнаграфіі, статыстыцы,
археалогіі і па іншых галінах прыродна-гістарычных і геаграфічных ведаў; б) стварэнне прыроднагістарычнага і этнаграфічнага музея; в) ахова помнікаў прыроды (жывёл, што знікаюць, раслін,
участкаў некранутага лесу, балот і г. д.); г) садзейнічанне распаўсюджванню натуральна-гістарычных і
геаграфічных ведаў у межах Мінскай губерні»3.
Грамадскія сходы і таварыствы вольнага баўлення часу ставілі за стандартную мэту «даставіць
членам і іх гасцям магчымасць збірацца і бавіць вольны час са зручнасцю і карысцю, а таксама з
мэтай развіць у іх любоў да мастацтва»4.
Таварыствы асветніцкага профілю вызначалі шырокія мэты: «засваенне і распаўсюджванне ведаў
ва ўсіх іх абласцях»5; «таварыства засноўваецца ў мэтах дасягнення яго членамі ўсебаковай
адукацыі»6; «садзейнічаць развіццю і распаўсюджванню навукі, літаратуры і мастацтваў»7.
Адзначым, што вялікая частка легальных беларускіх асветніцкіх таварыстваў была арыентавана на
польскую і яўрэйскую нацыянальныя прысутнасці. Галоўную сваю мэту адзначаныя арганізацыі
бачылі ў падтрымцы нацыянальнай культуры, распаўсюджванні ведаў і пісьменнасці на роднай мове:
«садзейнічаць распаўсюджванню сярод яўрэяў г. Віцебска ведання старажытнаяўрэйскай мовы і
вывучэння яўрэйскай літаратуры і гісторыі»8; «садзейнічаць вывучэнню і развіццю навуковай і
мастацкай яўрэйскай літаратуры на старажытнаяўрэйскай, размоўнай яўрэйскай і іншых мовах»9;
«садзейнічаць разумоваму і маральнаму развіццю ўсіх пластоў польскага грамадства, распаўсюджваючы сярод яго асвету на роднай мове, і ўвогуле падняццю ўзроўню асветы сярод мясцовага насельніцтва»10.
11
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
У статуце пазначаліся спосабы дасягнення мэты, якія вызначалі форму дзейнасці таварыства:
ладзіць адукацыйныя курсы, чытанні, лекцыі, размовы, музычныя і драматычныя вечары, канцэрты,
выставы, спартыўныя практыкаванні і спаборніцтвы (футбол, тэніс, кракет, рухавыя гульні) і інш.
Адзначаныя пункты падмацоўваліся заўвагамі абмежавальнага характару: ладзіць публічныя
мерапрыемствы можна было толькі з дазволу мясцовай паліцыі і ў прысутнасці яе прадстаўнікоў,
адкрыццё аддзяленняў дазвалялася толькі афіцыйным парадкам, пры стварэнні бібліятэкі таварыствы
павінны былі кіравацца асобным статутам аб цэнзуры і друку. Адзначым, што згадванне падобнага
кшталту заўваг у статутах таварыстваў было неабавязковым, але часта ўжывалася заснавальнікамі ў
якасці дадатковага адлюстравання лаяльнасці да існуючага дзяржаўнага ладу. Такім жа чынам
асобным пунктам падкрэслівалася апалітычнасць таварыстваў11.
Адзначаны раздзел статута, які ўсярэднена можна назваць «Мэта і спосабы дзейнасці таварыства», дапаўняўся пунктам, што вызначаў раён дзейнасці таварыства. Заснавальнікі таварыстваў аддавалі перавагу дзейнасці ў вызначаным населеным пункце (з адпаведнага дазволу таварыства магло
адкрыць аддзелы ў іншых мясцовасцях), радзей пакідалі за сабой права распаўсюджвання дзейнасці
на тэрыторыю губерні і зусім рэдка на тэрыторыю некалькіх.
Раздзел «Склад таварыства» адлюстроўваў структуру членскага складу таварыства, членскія
ўнёскі, правы і абавязкі членаў. Статуты вызначалі некалькі катэгорый членаў: сапраўдныя, ганаровыя, пажыццёвыя, члены-спаборнікі, члены-супрацоўнікі. Колькасць дадзеных катэгорый вагалася ў
залежнасці ад асобна ўзятага таварыства. Адзначым, што статут таварыства «Адукацыя» ў Віцебску
ўвогуле не прадугледжваў катэгорый членаў, што з’яўляецца выняткам для беларускіх культурнаасветніцкіх таварыстваў12. Найбольш распаўсюджаным было спалучэнне трох катэгорый членаў:
сапраўдныя, пажыццёвыя, ганаровыя. Усе кандыдаты мусілі быць зацверджаны праўленнем або
агульным сходам таварыства.
Галоўную ролю ў жыцці таварыства адыгрывалі сапраўдныя члены, з іх фарміравалася праўленне,
яны выплачвалі асноўную суму членскіх унёскаў. Для зацвярджэння праўленнем (або агульным
сходам) асобы сапраўдным членам часта патрабавалася рэкамендацыя двух ці трох членаў
таварыства. Само зацвярджэнне адбывалася па сродках таемнага галасавання: «Сапраўдныя члены
прымаюцца праўленнем праз таемную падачу галасоў, кандыдаты ў члены таварыства павінны быць
рэкамендаваны праўленню найменей трыма членамі. Праўленне мае права адмовіць у прыёме ў лік
членаў без матывіроўкі. Асоба, не прынятая праўленнем, мае права апеляваць у агульны сход»13.
Дэкларавалася, што членамі таварыства могуць быць асобы абодвух палоў і ўсіх саслоўяў. Але
згодна з заканадаўствам складальнікамі статутаў удакладнялася, што членамі таварыства не могуць
быць: непаўналетнія; навучэнцы ў навучальных установах; ніжнія чыны і юнкеры, што адбываюць
вайсковую службу; асобы, абмежаваныя ў правах паводле суда, і тыя, што знаходзяцца пад судом і
следствам па абвінавачванні ў злачынствах, якія цягнуць за сабой абмежаванне правоў14. Аднак
часта на прыняцце ў склад сапраўдных членаў таварыства маглі быць накладзеныя і дадатковыя
абмежаванні, дадзеныя нормы фіксаваліся ў статутах. Беларускае таварыства ў г. Вільні ўводзіла
абмежаванне прыняцця ў склад сваіх сапраўдных членаў паводле нацыянальнай прыкметы.
Сапраўднымі членамі адзначанага таварыства маглі стаць выключна беларусы, рускія і ўкраінцы15.
Мінскае вегетарыянскае таварыства, якое ставіла за мэту распаўсюджванне ведаў аб здаровым
харчаванні па сродках вядзення лекцый, публікацый профільных артыкулаў у прэсе і г. д., прымала ў
сапраўдныя члены выключна практыкуючых вегетарыянцаў16. Адпаведна ў склад сапраўдных членаў
Рускага жаночага гуртка ў г. Мінску маглі быць прыняты толькі жанчыны17. Што тычыцца «жаночага
пытання» ў іншых нежаночых таварыствах, нягледзячы на сваю роўнасць у голасе як сапраўдных
членаў, жанчыны маглі быць пазбаўлены права займаць у таварыстве любыя пасады18.
Неабходным абавязкам кожнага сапраўднага члена таварыства было выплачванне штогадовага
грашовага ўнёску, сума яго вагалася ад 1 да 10 руб. Як правіла, пры аднаразовым унясенні загадзя
абазначанай грашовай сумы прадугледжвалася магчымасць атрымання статусу пажыццёвага члена.
У залежнасці ад арганізацыі сума гэтая вызначалася ў раёне ад 30 да 200 руб. У лік пажыццёвых
членаў маглі трапіць юрыдычныя асобы. Гэтак у пажыццёвых членах Таварыства аматараў навук у
г. Вільні значыліся Віленскі зямельны банк і Віленскі прыватны камерцыйны банк19. Статуты
некаторых таварыстваў дазвалялі гарадскім, земскім і іншым грамадскім установам, што аказваюць
таварыству фінансавую дапамогу фіксаванага памеру, мець свайго прадстаўніка на пасяджэннях
таварыства з правамі паўнавартаснага члена20.
Нявыплата штогадовага ўнёску з’яўлялася падставай да выключэння асобы са складу членаў
таварыства. Заўважым, аднак, што абмежаванне пратэрміноўкі выплаты ўнёску было неаднолькавым
для розных таварыстваў. Польскае таварыства «Асвята» ў г. Мінску зафіксавала статутам штогадовы
членскі ўнёсак у памеры аднаго рубля, ставіць жа пытанне аб выключэнні асобы са складу членаў
гэтага таварыства можна было на падставе нявыплаты ўнёскаў на працягу двух гадоў і выключна
паводле пастановы праўлення21. Рускі жаночы гурток у г. Мінску з грашовым унёскам у 10 руб. не
12
Гісторыя
дапускаў пратэрміновак выплаты ўвогуле. Паводле артыкула 14 статута гуртка, «члены, што не
выплацілі свой членскі ўнёсак у абазначаны тэрмін, лічацца выбыўшымі»22. Такім чынам,
прасочваецца залежнасць паміж усталяваным памерам членскага ўнёску і тэрмінам яго выплаты.
Аднак на практыцы праўленні таварыстваў не імкнуліся жорстка выконваць норму статута аб
абавязковай выплаце ўнёску ў вызначаны тэрмін. Гэтак у 1910 г. з Віленскага таварыства аматараў
навук за нявыплату членскага ўнёску на працягу трох гадоў было выключана толькі два чалавекі23.
Пры гэтым абавязковы тэрмін выплаты ўнёску быў вызначаны статутам таварыства ў два гады24.
Пры разглядзе дакументаў, датычных дзейнасці і складу беларускіх культурна-асветніцкіх
таварыстваў, робіцца відавочнай прапарцыйная залежнасць вызначаных статутамі памераў членскіх
унёскаў ад грашовага прыбытку і сацыяльнага статусу іх заснавальнікаў. Высокія грашовыя ўнёскі
ператваралі таварыства ў элітарны клуб і, такім чынам, не спрыялі масавасці яго членаў. Вызначэнне
заснавальнікамі таварыства памеру штогадовых унёскаў у 1–3 руб. рабіла членства ў ім даступным
для шырокіх пластоў насельніцтва. Аднак невялікія выплаты ігралі дваістую ролю ў жыцці
таварыстваў, з аднаго боку, спрыялі масавасці, з другога – маглі весці да нестабільнасці іх працы.
Віцебскае таварыства «Адукацыя», заснаванае ў студзені 1913 г., вызначыла штогадовыя ўнёскі ў
памеры 3 руб., што сярод іншага спрыяла хуткаму павелічэнню колькасці яго членаў – за першыя
дзевяць месяцаў дзейнасці да 1268 чалавек25. У той жа час Рускі жаночы гурток у г. Мінску,
арыентаваны найперш на мясцовыя эліты, адмяжоўваўся ад ніжэйшых пластоў грамадства адносна
высокімі ўнёскамі ў памеры 10 руб. штогод. За пяць гадоў сваёй дзейнасці з 1906 па 1911 г. агульная
колькасць яго членаў павялічылася ўсяго да 77 чал.26
Ганаровыя члены выбіраліся з ліку асоб, што прынеслі таварыству найбольшую карысць, а таксама вядомых дзеячаў у сферы культуры і асветы, як правіла, з ліку жыхароў горада ці губерні, ад штогадовых грашовых унёскаў яны вызваляліся27. На агульных пасяджэннях ганаровыя члены карысталіся
роўным правам голасу разам з сапраўднымі членамі таварыства28. Члены гэтай катэгорыі мелі права
свабоднага ўваходу на ўсе забаўляльныя і адукацыйныя мерапрыемствы, што ладзіліся таварыствам29.
Статус члена-супрацоўніка атрымлівалі асобы, якія выказвалі жаданне садзейнічаць таварыству ў
дасягненні абазначаных ім мэт і дапамагалі ў яго дзейнасці. Яны, як правіла, вызваляліся ад выплаты
штогадовых грашовых унёскаў і ў лепшым выпадку мелі права дарадчага голасу. Некаторыя
таварыствы, паводле сваіх статутаў, ураўнівалі членаў-супрацоўнікаў у правах з сапраўднымі30. Гэта
катэгорыя членаў таварыстваў часта фіксавалася ў статутах фармулёўкай «члены-спаборнікі», таму
дадзеныя катэгорыі можна лічыць тоеснымі.
Органы кіравання культурна-асветніцкіх таварыстваў складаліся з агульнага сходу, праўлення
таварыства і рэвізійнай камісіі, што фіксавалася асобным раздзелам статута. Агульны сход як
вышэйшы орган кіравання складалі ўсе катэгорыі членаў таварыства. Пасяджэнні агульнага сходу
дзяліліся на штогадовыя справаздачныя, чарговыя і надзвычайныя.
Парадак склікання і правядзення сходу меў вызначаную рэгламентацыю. Праўленне загадзя
паведамляла членам таварыства аб яго правядзенні. Ключавым пунктам у легітымізацыі рашэнняў
сходу таварыства было пытанне кворуму. Мінімальная колькасць прысутных, якая магла прыняць
правамоцнае рашэнне на агульных сходах, хілілася да 1/5 ад усіх сапраўдных членаў31. Аднак пры
рашэнні пытанняў аб змене і дапаўненні статутаў, набыцці, адчужэнні і залогу нерухомай маёмасці,
зменах памераў членскага ўнёску і іншых найбольш важных пытанняў патрабавалася большая
колькасць прысутных. Яна магла дасягаць паловы ад усіх сапраўдных членаў, што пражываюць у
горадзе (цэнтры дзейнасці таварыства)32. Таварыствы, якія складаліся з невялікай колькасці членаў
(да 100 чал.), маглі пазначаць не працэнтную, але дакладную колькасць прысутных, неабходную для
прыняцця правамоцнага рашэння, яна вагалася ад 20 да 30 чал.33
Рашэнні прымаліся простай большасцю галасоў, апрача пытанняў, звязаных з унясеннем зменаў у
статут. У дадзеным выпадку патрабавалася згода 2/3 ад прысутных на сходзе членаў таварыства34.
Асноўны цяжар кіравання таварыствам, а таксама ўся бягучая праца ўскладалася на яго
праўленне (савет), якое выбіралася на справаздачных агульных сходах тэрмінам ад аднаго да трох
гадоў. Колькасць членаў праўлення вагалася ад 4 (Мінскае таварыства аматараў прыродазнаўства,
этнаграфіі і археалогіі) да 15 (Мінскі рускі жаночы гурток) чалавек. З свайго асяроддзя яны выбіралі
старшыню, намесніка старшыні, сакратара, скарбніка і па меры патрэбы зацвярджалі іншыя адказныя
пасады. Радзей старшыню выбіраў непасрэдна агульны сход35. Статуты рэгламентавалі перыядычнасць сходаў праўлення, у асноўным яна вызначалася не радзей за адзін раз на месяц.
Паўнамоцтвы членаў праўлення (савета) былі даволі шырокімі: «загадванне бягучымі справамі
таварыства і вядзенне ўсяго ліставання ад імя таварыства; скліканне агульных і звычайных
пасяджэнняў і прадстаўленне на іх дакладаў па належных да разгляду спраў; складанне штогадовага
каштарыса; пошук сродкаў, загадванне гаспадарчай часткай і вядзенне справаздачы; распараджэнне
грашовымі выдачамі, камандзіроўка спецыялістаў; прывядзенне ў выкананне ўсіх пастаноў сходу;
кіраўніцтва выданнямі таварыства; дапушчэнне да чытання на сходах навуковых дакладаў; складанне
13
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
праграм публічных лекцый і курсаў; выдача фінансавых кніг; разгляд штогадовай справаздачы аб
дзейнасці таварыства; садзейнічанне адкрыццю і, у выпадку патрэбы, распараджэнні па закрыцці
аддзелаў таварыства; удзел праз аднаго з членаў савета ў камісіях»36.
Для назірання за вядзеннем гаспадарчай дзейнасці, правільнасці расходу грашовых сродкаў і
адпаведнасці мэтам таварыства распараджэнняў праўлення пры таварыстве магла быць створана
рэвізійная камісія ў складзе 3–5 членаў. Напрыканцы справаздачнага года камісія павінна была
здзейсніць рэвізію справаздачнасці таварыства і прадставіць заключэнне гадавому агульнаму сходу.
Вырашэннем пытання аб закрыцці таварыства займаўся ліквідацыйны сход, дадзенае рашэнне
прымалася не менш чым 2/3 галасоў ад колькасці прысутных сапраўдных членаў таварыства. Як
правіла, пасля закрыцця маёмасць таварыства перадавалася на патрэбы культурна-асветніцкай
дзейнасці іншым таварыствам або дзяржаўным установам.
Дзейнасць культурна-асветніцкіх таварыстваў у Беларусі ў 1905–1914 гг. рэгулявалася іх статутамі,
зацверджанымі афіцыйным парадкам у адпаведнасці з дзеючым заканадаўствам. Часовымі правіламі
аб таварыствах і саюзах, прынятымі 4 сакавіка 1906 г., рэгламентавалася дакладная структура
статутаў таварыстваў, якія жадалі атрымаць статус юрыдычнай асобы. Беларускую спецыфіку
складала дзейнасць сярод асветніцкіх таварыстваў значнай колькасці арганізацый, арыентаваных на
польскую і яўрэйскую нацыянальную прысутнасць. Імкненне да правядзення асветніцкай дзейнасці
сярод сваіх нацыянальных груп яны фіксавалі ў раздзеле мэт і задач сваіх статутаў. Пры разгляданні
дакументаў, датычных дзейнасці і складу беларускіх культурна-асветніцкіх таварыстваў, робіцца
відавочнай прапарцыйная сувязь вызначаных статутамі памераў членскіх унёскаў ад грашовага
прыбытку і сацыяльнага статусу іх заснавальнікаў. Устаноўлены высокі памер грашовага ўнёску
адмоўна ўплываў на колькасны склад членаў і спрыяў пераўтварэнню таварыстваў у своеасаблівыя
элітарныя клубы. Бягучая праца па кіраванні таварыствам ляжала на іх праўленнях (саветах), склад
членаў праўленняў зацвярджаўся агульным сходам членаў таварыства. У выпадку ліквідацыі
таварыства статутамі прадугледжвалася працэдура перадачы яго маёмасці іншым установам,
дзяржаўным або недзяржаўным, на патрэбы культурна-асветніцкай або дабрачыннай дзейнасці.
1
Гл.: Д е г а л ь ц е в а Е . А . Культурно-просветительные объединения Томской губернии в последней трети XIX – начале
XX в.: Автореф. … дис. канд. ист. наук. Новосибирск, 1999; К о с и х и н а И . Г . Общественно-культурные организации Курской
губернии в 60-е гг. XIX в. – февраль 1917 г.: Автореф. … дис. канд. ист. наук. Курск, 1998; П о п о в Д . И . Культурнопросветительные общества в Сибири в конце XIX – начале XX вв. Омск, 2006.
2
Гл.: Полное собрание законов Российской империи. Собр. 3-е: В 33 т. СПб., 1885–1913. Т. 26. 1909. С. 203.
3
Устав Минского общества любителей естествознания, этнографии и археологии. Мн., 1912. С. 1.
4
Устав Общественного собрания «Белорусский музыкально-драматический кружок» в г. Вильне. Вильна, 1911. С. 1.
5
Устав Виленского культурно-просветительного общества «Вестник знания». Вильна, 1913. С. 3.
6
Устав Общества «Образование» в г. Витебске. Витебск, 1913. С. 1.
7
Беларускі дзяржаўны архіў-музей літаратуры і мастацтва. Ф. 3. Воп. 2. Спр. 14. Л. 3.
8
Устав Общества любителей древнееврейского языка «Иврия» в г. Витебске. Витебск, 1913. С. 3.
9
Устав Витебского еврейского литературно-музыкального общества. Витебск, 1912. С. 3.
10
Устав Польского общества «Освята» в г. Минске. Вильна, 1907. С. 1
11
Гл.: Устав Виленского культурно-просветительного общества «Вестник знания». Вильна, 1913. С. 3.
12
Гл.: Устав Общества «Образование» в г. Витебске. Витебск, 1913. С. 2–3.
13
Устав Польского общества «Освята» в г. Минске. Вильна, 1907. С. 4.
14
Гл.: Устав Общества любителей древнееврейского языка «Иврия» в г. Витебске. Витебск, 1913. С. 2.
15
Гл.: Устав Белорусского общества. Вильна, 1908. С. 3
16
Гл.: Устав Минского вегетарианского общества. Мн., 1911. С. 3.
17
Гл.: Устав Русского женского кружка в г. Минске. Мн., 1911. С. 5.
18
Гл.: Устав Общества изучения Белорусского края в г. Могилеве. Витебск, 1905. С. 3.
19
Гл.: Отчет о деятельности и состоянии Общества любителей наук в г. Вильне за 1914 г. Вильна, 1915. С. 18.
20
Гл.: Устав Слуцкого общества образования. Слуцк, 1909. С. 3.
21
Гл.: Устав Польского общества «Освята» в г. Минске. Вильна, 1907. С. 4.
22
Устав Русского женского кружка в г. Минске. Мн., 1911. С. 6.
23
Гл.: Отчет о деятельности и состоянии Общества любителей наук в г. Вильне за 1910 г. Вильна, 1911. С. 9.
24
Гл.: Устав Общества любителей наук в г. Вильне. Вильна, 1907. С. 6.
25
Гл.: Нацыянальны гістарычны архіў Беларусі. Ф. 2649. Воп. 1. Спр. 420. Л. 54.
26
Гл.: Отчет Русского женского кружка в г. Минске за 1911 г. Мн., 1912. С. 12–14.
27
Гл.: Устав Общества изучения Белорусского края в г. Могилеве. Витебск, 1905. С. 4.
28
Гл.: Устав Общества любителей наук в г. Вильне. Вильна, 1907. С. 5.
29
Гл.: Устав Минского общества любителей изящных искусств. Мн., 1899. С. 12.
30
Гл.: Устав Русского женского кружка в г. Минске. Мн., 1911. С. 6.
31
Гл.: Устав Виленского культурно-просветительного общества «Вестник знания». Вильна, 1913. С. 11.
32
Гл.: Устав Общества изучения Белорусского края в г. Могилеве. Витебск, 1905. С. 7.
33
Гл.: Устав Общества любителей древнееврейского языка «Иврия» в г. Витебске. Витебск, 1913. С. 12; Устав Русского
женского кружка в г. Минске. Мн., 1911. С. 11; Устав Слуцкого общества образования. Слуцк, 1909. С. 6.
34
Гл.: Устав Общества любителей наук в г. Вильне. Вильна, 1907. С. 9.
35
Гл.: Устав Виленского общества эсперантистов. Вильна, 1909. С. 10.
36
Устав Минского общества любителей естествознания, этнографии и археологии. Мн., 1912. С. 3.
Паступіў у рэдакцыю 29.03.11.
Андрэй Вячаслававіч Сяркоў – аспірант кафедры гісторыі Беларусі новага і навейшага часу. Навуковы кіраўнік – кандыдат гістарычных навук, дацэнт, загадчык кафедры гісторыі Беларусі новага і навейшага часу А.Г. Каханоўскі.
14
Гісторыя
В.А. КОХНОВИЧ
ИЗУЧЕНИЕ РАДЗИВИЛЛОВ В СОВРЕМЕННОЙ
БЕЛОРУССКОЙ И УКРАИНСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Представлены основные тенденции в отношении изучения магнатского рода Радзивиллов. Данные тенденции выделены
автором на основании обобщения и анализа наиболее значимых работ белорусских и украинских исследователей по проблеме. Помимо отражения явлений в историографии сделано аналитическое наблюдение в отношении некоторых проявлений национального характера в истории двух родственных народов.
In the given article the main tendencies related to the study of the magnate kin of the Radzivills are presented. These tendencies
are determined by the author on the basis of general conclusion and analysis of the most significant works on the topic by Belarusian
and Ukrainian researchers. Besides reflecting the facts in historiography, the analytical observation is carried out concerning some display of the national character in the history of the related peoples (nations).
Крупнейшим землевладением в Великом Княжестве Литовском (ВКЛ) и, видимо, в Речи Посполитой обладали Радзивиллы. Так, согласно расчетам Е. Охманьского, в 1528 г. Кезгайло (староста
Жмудский) владел 12 288 дымами, у Радзивиллов уже было 12 160 дымов (крестьянских хозяйств),
в то время как у Альбрехта Гаштольда – 7456, князя Юрия Олельковича – 6928, князя Константина
Острожского – 6816, у князей Сангушек – 3216 дымов и т. д.1
Однако вскоре, уже к середине XVI в., настала «звездная пора» Радзивиллов: благодаря ведущим
позициям (занимали ключевые «уряды»: виленские и трокские воеводы и каштеляны, гетманы,
скарбники княжеские и т. д.) в олигархическом «сенате» Княжества Литовского они весьма преуспели
на поприще приобретения земель в вотчинную собственность и посессорское держание «королевщин» (староствы Брестское, Кричевское и др.)2. Во второй половине XVI в., в особенности из-за Ливонской войны (ослабление конкурентов и огромный рост клиентелы), Кристоф Радзивилл стал крупнейшим магнатом княжества, подлинным «паном (господином) в Литве»3. Огромное значение в политической жизни Речи Посполитой занимали эти крупнейшие землевладельцы в XVII и XVIII вв., когда
они определяли внутреннюю и внешнюю политику ВКЛ и Речи Посполитой4.
Поэтому предметом данного исследования является совокупность основных историографических
работ, касающихся жизнедеятельности Радзивиллов. Цель работы – систематизация и представление историографии в свете социально-исторических особенностей Беларуси и Украины.
Те или иные аспекты в судьбе Радзивиллов всегда находили свое отражение в белорусской историографии: в работах З.Ю. Копысского, А.П. Грицкевича, П.Г. Козловского, В.И. Мелешко, С.А. Подокшина, М.Ф. Спиридонова, А.М. Лютого, П.О. Лойко, В.Ф. Голубева и др. Эта ситуация прямо следовала
из огромного общественного и политического значения Радзивиллов в истории Великого Княжества Литовского и Речи Посполитой. Следует особо отметить работы П.Г. Козловского, в которых нашло свое
широкое отражение хозяйство и землевладение Радзивиллов во второй половине XVIII в.5 Кроме того,
особую ценность имеет издание инвентарей имения Тимковичи за 1622, 1638, 1670, 1691, 1713, 1730,
1761, 1778 гг.6 Огромный вклад в исследование хозяйственного положения крестьян в Кричевском старостве Радзивиллов в последней трети XVII–XVIII вв. внес В.И. Мелешко7. В публикациях А.П. Грицкевича затрагивалось частное владение Радзивиллами и внутренний быт ряда городов (Слуцк, Несвиж,
Мир, Давид-Городок), категория служилых людей (бояр, земян, выбранных людей, шляхты) в Слуцком
княжестве (на современном этапе данный аспект находит отражение также в публикациях В.А. Сосно,
А.Б. Довнара). Также важно то, что еще Н.Т. Романовский отмечал: «Начало созданию в Белоруссии
мануфактурной промышленности положили <…> Радзивиллы»8, а именно стекольные заводы в Налибоках и Уречье, которые осуществляли свою деятельность 145 и более 100 лет соответственно9. В целом, как видим, в белорусской историографии заложены были традиции исследования экономической
и социальной жизни во владениях Радзивиллов. Некоторое исключение представлял сюжет, связанный
с распространением Реформации в ВКЛ в XVI в., а также участие Януша Радзивилла в подавлении
крестьянско-казацкого и городских восстаний на юге Беларуси в середине XVII в. (позднее данный
аспект также нашел отражение в работах Г.А. Сагановича и Г.В. Прибытко).
Определенное расширение проблемного поля в исследованиях, впрочем, с тяготением к заложенным ранее традициям в исследовательских изысканиях, наблюдается в 1990-е гг. и в начале ХХІ в.
Общую ситуацию, согласно О.Н. Папко, касательно 1990-х гг. можно характеризовать следующим
образом: значительно вырос интерес к истории рода Радзивиллов, но в наибольшей мере изучается
именно ранняя его история (персоналии Барбары Радзивилл, Николая Радзивилла Черного и Николая Радзивилла Рудого), и лишь личность князя Антона Генриха Радзивилла – известного магната,
музыканта и композитора в Пруссии первой половины ХІХ в. – выбивается из этой общей ситуации10.
Так, в работе Н.К. Багадяжа представлены: «атлант кальвинизма» – Николай Радзивилл Черный
(1515–1565), «святейший пилигрим» – Николай Кристоф Радзивилл Сиротка (1549–1616), «мятежный
гетман» – Януш Радзивилл (1612–1655), а также «герой эпохи романтизма» – Доминик Иероним
Радзивилл (1785–1813)11. Издаются и вызывают немалый интерес музыкальные произведения
15
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
А.Г. Радзивилла12. Огромную популярность в современной белорусской историографии, литературе и
искусстве приобрел образ Барбары Радзивилл (1520–1551) – супруги короля Сигизмунда II Августа13.
Ей известный белорусский драматург Алексей Дударев посвятил свое произведение «Чорная панна
Нясвіжа». В публикациях И.А. Масляницыной находят отражение также судьбы Анны Каролины Радзивилл (1676–1746), Эвфимии Радзивилл (1569–1596) и еe супруга – князя Н.К. Радзивилла Сиротки14. Следует прибавить, что роль перехода (возвращения) из кальвинизма в католицизм князя Николая Кристофа Радзивилла в 1567 г. имела не только огромное религиозно-политическое значение
для ВКЛ и Речи Посполитой, но и для всей европейской Контрреформации, почему данное событие и
личность князя вызывают неослабевающий интерес15. Возможно, не меньший интерес у исследователей вызывает творческая личность Францишки Урсулы Радзивилл (1705–1753)16. Отдельные аспекты жизни Радзивиллов находят свое отражение в публикациях О.И. Дерновича17. В работах А.В. Мацука широко отражено участие Радзивиллов в политической жизни ВКЛ в 1710–1760-е гг.18 Наследие
биржанской линии Радзивиллов (Слуцк, Копыль, Любча, Биржи, Глубокое и др.) могло чрезвычайно
усилить позиции Радзивиллов и в ВКЛ, и во всей Речи Посполитой, что вызвало острую ответную реакцию как внутри (противодействие других магнатских групп и посессоров в самих «нойбургских владениях»), так и вне страны. Землевладению Радзивиллов в ВКЛ и Украине в 1720–1760-е гг. посвящена и статья А.В. Мацука, где он приводит процесс приращения землевладения Радзивиллов в
XVIII в.: 1741 г. – присоединение наследства Януша Вишневецкого (в том числе Чарторыйск, Ямполь,
Почаев, Жмигород и др. в Украине), 1744–1747 гг. – присоединение наследия Собесских в Русском воеводстве, 1744 г. – выкуп «нойбургских владений» (большей их части). Так, в 1760-е гг. владения Радзивиллов охватывали 1650 городов, местечек, сел. Большое значение имеет вывод А.В. Мацука о том, что
владения Радзивиллов в середине XVIII в. в Украине по экономическому потенциалу были равны владениям в Княжестве Литовском, однако партикуляризм владельцев – сосредоточенность их на достижении и поддержании господства в ВКЛ – удалял их от дел в Короне Польской, в Украине19. Интересна
в данном контексте также мысль Д.В. Витько, что лишь Сапеги, владевшие 12 918 дымами, и Радзивиллы, владеющие около 12 тыс. дымов, могли претендовать на то, чтобы в полной мере соответствовать
статусу магнатов в ВКЛ, в то время как отнесение иных родов к магнатским (Огинские, Потеи,
Бжестовские, Слушки) имело значение лишь в том, что подчеркивало престиж данных родов20.
В начале ХХІ в. получила свой резонанс личность Магдалены Ивановны Радзивилл (1861–1945),
что было связано с ее благотворительной деятельностью и поддержкой униатской церкви21. Огромный интерес вызывают публикации О.Н. Папко: они основываются на исследовании германских и других редких материалов о Радзивиллах и отражают жизнь берлинской ветви Радзивиллов (возникла с
переездом в апреле 1795 г. в столицу Прусского королевства Михаила Иеронима, его супруги Елены
и сына Антона Генриха Радзивиллов) в первой половине ХІХ в., а также Доминика Иеронима Радзивилла22. Личность Д.И. Радзивилла, а также участь его огромных владений и Несвижского замка
(1790-е – первая треть XIX в.) отражены в работах А.Е. Веремейчик23. История Несвижского архива
Радзивиллов изложена в работе А.М. Латушкина24. Так, особую ценность имеет обширная генеалогическая таблица с представителями рода Радзивиллов и обзор материалов архива, содержащиеся в
его работе. Менее всего изученной остается жизнь Радзивиллов во второй половине ХІХ и в начале
ХХ в. Так, хозяйственная деятельность во владениях Радзивиллов (Олыкская, Давид-Городокская,
Клецкая, Несвижская ординации) в середине ХІХ – начале ХХ в. представлена у В.А. Кохновича25.
Замечено, что если для белорусской историографии Радзивиллы являются неким существенным и
неотъемлемым элементом, то в украинской они находят, в общем, самое минимальное отражение.
Так, если Д.Л. Похилевич и обращается к хозяйственному и социальному положению в староствах, которыми управляли Радзивиллы (Цецеровская, Бойсагольская волости, Брестское староство), то
именно потому, что в своих работах он предметно тяготел к Беларуси и Литве26. Например, в работе
В.А. Маркиной найдем немало сведений о хозяйственной жизни во владениях Потоцких, Браницких,
Оссолинских, Любомирских, Чарторыйских и др., в «королевщинах»: Чудновском, Грановском, Хмельницком и других староствах, но ни одного упоминания о владениях Радзивиллов в XVIII в.27 В то же
время со ссылкой на А.В. Мацука приводилось, что у Радзивиллов в середине XVIII ст. в Украине
имелись обширные владения, не имея в виду даже Олыкского княжества-ординации в Луцком повете.
Также ни одного упоминания о Радзивиллах мы не найдем в работе В.П. Теплицкого28 и многих
других работах украинских историков. На современном этапе предметное поле исследований
в Украине значительно расширилось. Так, появились диссертации, посвященные значительным
в украинской истории дворянским родам: Потоцким (Т.Д. Чубина – Донецк, 2008; О.А. Лобко – Киев, 2008),
Галаганам (Т.В. Ткаченко – Киев, 2003), Тарновским (Н.Н. Товстоляк – Днепропетровск, 2006), Терещенко (потомственные дворяне с 1870 г.; О.В. Ткаченко – Киев, 1998; А.Н. Доник – Киев, 2001), Даниловичам (А.П. Целуйко – Львов, 2003). В основном освещается общественная и благотворительная
деятельность представителей указанных родов. Безусловно, огромное значение имеют работы
Н.Н. Яковенко, посвященные знатным родам Украины в XIV–XVII вв., но в них Радзивиллы (как новый
16
Гісторыя
княжеский род: титул пожалован императором Максимильяном Габсбургом в 1515 г.) лишь упоминаются. Точно так же у В.Д. Собчука отмечается только появление Радзивиллов среди знатных землевладельцев на юге Волыни в 1550-е гг.29 Не находим, к примеру, упоминания о Радзивиллах в работе
Т.А. Шахрай, которая посвящена преимущественно общественной и культурной деятельности дворян
Волынской губернии в конце ХІХ – начале ХХ в.30 Только О.А. Якимчук представляет землевладение
Радзивиллов в Ровенском уезде (имение Подлужное в первой половине ХІХ в.), а также предприятия
Фердинанда Радзивилла в с. Шпанов (сахарный, винокуренный и завод по обработке кож, питейные
заведения – в конце ХІХ в.)31. Касательно же упомянутой выше работы В.А. Кохновича, то им впервые
введен в исторический оборот материал о хозяйственной деятельности и землевладении Олыкской
ординации Радзивиллов в ХІХ в. на основе материалов фамильного фонда Радзивиллов из исторического архива Беларуси в Минске.
Обращаясь к местечку Олыка и Олыкскому княжеству-ординации Радзивиллов, отметим, что
именно благодаря этим явлениям исторической жизни изучение Радзивиллов внедряется в практику
современной украинской историографии. Так, несомненным прорывом в данном направлении служит
работа С.В. Терского из серии «Літописні міста Волині» 2001 г., посвященная истории Олыки32. Под
патронатом Волынской областной администрации (Управление культуры и туризма) 25 апреля 2006 г.
состоялась XVIII Всеукраинская научно-практическая конференция «Олыка и Радзивиллы в истории
Волыни и Украины»33. Безусловно, данное событие содействовало исследованию Радзивиллов в украинской исторической науке. Так, в докладах Евгения Осадчего (Киев), Андрея Зайца (Львов), Сергея Гупало (Киверцы), Виктора Атаманенко (Остророг), Анатолия Гура (Олыка) отражена история
владения Олыка, однако преимущественно второй половины XVI–XVIII вв., т. е. периода расцвета
власти, влияния и материального могущества Радзивиллов, за исключением лишь некоторых сюжетов из жизни последнего олыкского ордината Януша Радзивилла (1880–1967). То же в целом касается
докладов: Михаила Довбищенко (Киев) – о Станиславе Радзивилле Набожном (1529–1599), который
в 1574 г. вместе с братьями Альбрехтом и Юрием последовал примеру М.К. Радзивилла Сиротки;
Анатолия Суплика (Ковель) – легенды о Радзивиллах; Юрия Мазурика (Луцк) – о замке в с. Старый
Чарторыйск при Радзивиллах (1677–1725); Владимира Пришляка (Луцк) – о материалах фонда
Радзивиллов в Минске XVI–XVIII вв., где тем не менее основное внимание уделено документам
Давид-Городокской ординации. Особый интерес вызывают публикации О.Н. Карлиной (Луцк), посвященные жизни местечка Олыка в первой половине XIX в. Кроме названных работ, привлекает внимание повесть С. Гупало «Привід замку Радзивилів» (Киев, 2003) о ситуации на Волыни в ХІХ в.
Немалый интерес вызывает замечание М. Довбищенко о том, что в украинской историографии доминирует понимание украинского национально-исторического процесса как деятельности (дела) казачества и православной церкви, которому шляхетская государствообразующая среда (особенно
Радзивиллы) была чужда и враждебна. Лишь некоторые украинские исследователи (Н.Н. Яковенко)
стремятся преодолеть этот разрыв в понимании исторического прошлого34.
Подытоживая, отметим некоторые основные явления в историографии проблемы. Первое: в наибольшей степени историография о Радзивиллах является белорусским (и польским) явлением, что
неразрывно связано с выдающейся их ролью в различных сферах жизни ВКЛ и Речи Посполитой.
Второе: соответственно исторически негативное восприятие Радзивиллов в украинской историографии имело давние традиции и медленно, по факту, преодолевается. Третье: на новый качественный
уровень в исследовании Радзивиллов позволяет выйти обращение к ним в рамках региональной, локальной и микроистории (исторического краеведения), изучения роли личности в истории. Четвертое: отметим, что преимущественное обращение к экономическому и социальному аспектам в изучении владений Радзивиллов (Радзивиллов вообще) находится в прямой зависимости от наличной
источниковой базы – именно хозяйственные аспекты жизнедеятельности Радзивиллов составляют
доминирующий массив собраний фамильных фондов рода в различных архивохранилищах на данный момент. Лишь личная переписка создает некоторое исключение их этого правила; документов же
другого рода в сопоставимых параметрах относительно немного. Пятое: прослеживается несколько
«приземленный», последовательный и консервативный характер белорусской историографии по отношению к украинской (в тематике, в полемичности), что вместе с тем является обратной стороной
разницы в национальном мировоззрении. Так, полагаем, что М. Довбищенко очень выразительно
очерчена проблема: шляхетское и крестьянское сообщество «иной» и «чуждой» для казацкоукраинской среды Речи Посполитой основывалось не на возможности изменить враз и все, но на
«притерпевании» крестьянства и шляхетства один к одному: восстание и открытый конфликт представляли собой скорее крайность, чрезвычайный, но не обычный и нормальный способ деятельности.
Это неизбежно вело к компромиссам, к склонности поддерживать баланс и устойчивый порядок.
Вместе с тем это влияло на формирование «внеукраинской» социальной и культурной среды внутри
«русского» (восточнославянского) сообщества в рамках государственного образования Речи Посполитой. Шестое: высказывается также предположение, что известный партикуляризм Радзивиллов
17
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
(= ВКЛ) мог иметь причину в указанном обстоятельстве (п. 5). Седьмое: наблюдается определенная
преемственность современной и историографии советского периода 1950–1980-х гг., несмотря на немалые усилия устраниться от нее. Это связано с объективным характером самого предмета исследований, который отражает историческую ситуацию. Восьмое: пятый и седьмой пункты относятся именно к предмету данного исследования.
1
См.: O c h m a ń s k i J . Historia Litwy. 3-e wyd., popr. i uzup. Wrocław; Warszawa; Kraków, 1990. S. 101.
См.: Л о й к а П . А . Шляхта беларускіх зямель у грамадска-палітычным жыцці Рэчы Паспалітай другой паловы
XVI – першай трэці XVII ст. Мн., 2002. C. 22.
3
A u g u s t y n i a k U . Dwór i klientela Krzysztofa Radziwiłła (1585–1640). Mechanizmy patronatu. Warszawa, 2001;
П а д а л і н с к і У . А . Прадстаўніцтва і палітычная пазіцыя Вялікага Княства Літоўскага ў апошняй трэці XVІ ст.: Аўтарэф. дыс. …
канд. гіст. навук. Мн., 2004. C. 11.
4
См.: Trudne Stulecia: Studia z dziejów XVII i XVIII wieku: praca zbiorowa / Рod red. Ł. Kadzieli, W. Kriegiesena, Z. Zielinskiej.
Warszawa, 1994.
5
См.: К о з л о в с к и й П . Г . Магнатское хозяйство Белоруссии во второй половине XVIII в. (центральная и западная зона).
Мн., 1974; О н ж е . Землевладение и землепользование в Белоруссии в XVIII – первой половине XIX в. Мн., 1982.
6
См.: Инвентари магнатских владений Белоруссии XVII–XVIII вв.: Владение Тимковичи / Сост. П.Г. Козловский и др. Мн., 1982.
7
См.: М е л е ш к о В . И . Из истории аграрных отношений в Восточной Белоруссии в период Речи Посполитой (с середины
XVII до 1772 г.). Белосток, 1967. С. 41–92. (Acta baltico-slavica; Vol. 5).
8
Р о м а н о в с к и й Н . Т . Развитие мануфактурной промышленности в Белоруссии (вторая половина XVIII – первая четверть XIX в.): Автореф. … дис. д-ра экон. наук. Мн., 1970. C. 16.
9
Там же. С. 19.
10
См.: П а п к о В . Нямецкамоўныя і польскамоўныя крыніцы па гісторыі рода Радзівілаў ХІХ ст. // Repatriacje i migracje ludności pogranicza w XX wieku: Stan badań oraz zródla do dziejów pogranicza polsko-litowsko-białoruskiego: mat-ly konfer.: W 3 t. / Рod
red. M. Kietlińskiego. Bialystok, 2004. T. 3. C. 186–190.
11
См.: Б а г а д з я ж М . К . Сыны зямлі беларускай. Мн., 2002. С. 39–40, 45–62, 67–72.
12
См.: Р а д з і в і л А . Г . Вакальныя творы: ноты: для голасу і фартэпіяна / Уклад. Г.Б. Каржанеўскі, В.І. Скарабагатаў. Мн., 1997.
13
См.: Ш ы ш ы г і н а - П а т о ц к а я К . Я . Каханне стагоддзя: Гісторыка-краязнаўчы нарыс. Баранавічы, 2002; М а с л я н і ц ы н а І . А . , Б а г а д з я ж М . К . Чорная дама Нясвіжскага замка // Женский журн. 2008. № 7/8. С. 58–59.
14
См.: М а с л я н і ц ы н а І . А . , Б а г а д з я ж М . К . Ганна Радзівіл: рамантычная гераіня – прадпрымальная магнатка //
Женский журнал. 2008. № 3. С. 58–59; О н и ж е . Цар і царыца з Фарнага касцёла // Там же. 2009. № 1. С. 70–71.
15
См.: Б е р н а т М . Вялікая постаць Сіроткі // Дыялог. 2008. № 7/8. С. 16–18; Ч а р о п к а В . «Быў славаю ў баі, святлом у
радзе» Мікалай Крыштоф Радзівіл Сіротка // Бел. гіст. часопіс. 2004. № 4. С. 38–51.
16
См.: Р а д з і в і л Ф . У . Выбраныя творы / Пер. з польск. і фр., уклад. і камент. С. Кавалёва і інш. Мн., 2003;
Н е к р а ш э в і ч -К а р о т к а я Ж . В . Драматургія Францішкі Уршулі Радзівіл: Дыс. … канд. філал. навук. Мн., 1999; О н а ж е .
Нясвіжская Мельпамена: драматургія Францішкі Уршулі Радзівіл. Мн., 2002.
17
См.: Д з я р н о в і ч А . І . Гарадская сядзіба Полацка XVII ст. (паводле інвентару з Радзівілаўскага архіва) // Гісторыя і
археалогія Полацка і Полацкай зямлі: Матэрыялы V Міжнар. навук. канф., Полацк, 24–25 кастр. 2007 г. Полацк, 2009. С. 65–73.
18
См.: М а ц у к А . У . Барацьба магнацкіх груповак на беларускіх землях Вялікага Княства Літоўскага за палітычнае
вяршэнства (1717–1763 гг.): Аўтарэф. … дыс. канд. гіст. навук. Мн., 2005; М а ц у к А . У . Радзівілы і справа аб «нойбургскіх
уладаннях» (1730–1740-я гг.) // Бел. гіст. часопіс. 2005. № 3. С. 15–21; О н ж е . Узмацненне канфлікту паміж магнацкімі родамі
Сапегаў і Радзівілаў і канчатковае афармленне антырадзівілаўскай кааліцыі // Там же. 2009. № 10. С 31–42.
19
См.: М а ц у к А . У . Зямельныя ўладанні Радзівілаў ва ўкраінскіх, літоўскіх і беларускіх ваяводствах Рэчы Паспалітай у
20–60-я гг. XVIII ст. // Беларусь – Украіна: гістарычны вопыт узаемных адносін: Міжнар. навук.-тэарэт. канф., Мінск, 18–19 сак.
2003 г. Мн., 2003. С. 142–145.
20
См.: В і ц ь к о Д . В . Міжусобная барацьба магнацкіх груповак у Вялікім Княстве Літоўскім у канцы XVII – пачатку XVIII ст.:
Дыс. … канд. гіст. навук. Мн., 2007. С. 24.
21
См.: Н а д с а н А . Магдалена Радзiвіл і грэка-каталіцкая царква. Лондан, 2001; О н ж е . Княгіня Радзівіл і справа
адраджэння Уніі ў Беларусі. [Мінск], 2006; М а р о з а в а С . В . [Рэцэнзія] // Бел. гіст. агляд. 2007. Т. 14. Сш. 1/2. С. 444–445.
Рэц. на кн.: Н а д с а н А . Княгіня Радзівіл і справа адраджэння Уніі ў Беларусі. Мн., 2006; Х а д а с е в і ч Г . С . Магдалена
Радзівіл – патрыётка нацыянальнага і рэлігійнага адраджэння // Беларусь і Германія: гісторыя і сучаснасць. Мн., 2003. Вып. 7. С. 78–82.
22
См.: П а п к о В . Гісторыя кахання Элізы Радзівіл і Вільгельма Гогенцолерна // Бел. гіст. часопіс. 2004. № 4. С. 52–59;
О н а ж е . ХІ Нясвіжскі ардынат князь Дамінік Геранім Радзівіл (1786–1813) // Вестн. Брест. гос. технол. ун-та. 2008. № 7/8. С. 16–18.
23
См.: В е р е м е й ч и к А . Е . История Несвижского замка (1812–1830 гг.) // Працы гістарычнага факультэта БДУ: Навук. зб.
Мн., 2008. Вып. 3. С. 12–17; О н а ж е . Несвижский замок в судьбе трех российских военачальников // Военно-исторический
журн. 2009. № 10. С. 38–41.
24
См.: Л а т у ш к і н А . М . Нясвіжскі архіў князёў Радзівілаў у канцы XVIII – першай палове ХХ ст.: Дыс. … канд. гіст. навук. Мн., 2007.
25
См.: К а х н о в і ч В . А . Тэндэнцыі гаспадарчай дзейнасці ў парэформенным маёнтку на Палессі // Сб. науч. тр. Мн., 2009.
Вып. 4: Российские и славянские исследования. С. 116–123; О н ж е . Матэрыялы «вотчынных архіваў» Беларусі як крыніца для
вывучэння эканамічнага развіцця панскай гаспадаркі ў другой палове ХІХ – пачатку ХХ ст. // Архівы і справаводства. 2008. № 6.
С. 108–113.
26
См.: П о х и л е в и ч Д . Л . Крестьяне Белоруссии и Литвы в XVII–XVIII вв. Львов, 1957. С. 50, 159.
27
См.: М а р к и н а В . А . Магнатское поместье Правобережной Украины второй половины XVIII в. Киев, 1961.
28
См.: Т е п л и ц ь к и й В . П . Реформа 1861 року і аграрні відносини на України (60–90-і роки ХІХ ст.). Київ, 1959.
29
См.: С о б ч у к В . Д . Знать Південної Волині на схилі середніх віків. Історико-генеологічне та історико-географичне
дослідження: Автореф. … дис. канд. іст. наук. Львів, 2002. С. 9.
30
См.: Ш а х р а й Т . О . Госпадарска, громадска-політична та культурна діяльність дворян і поміщиків Волині наприкінці
ХІХ – початку ХХ с.: Автореф. … дис. канд. іст. наук. Черкаси, 2009.
31
См.: Я к і м ч у к О . О . Шляхта Рівненського повіту в соціально-економічному та культурному житті краю кінця
XVIII – початку ХХ ст.: Автореф. … дис. канд. іст. наук. Львів, 2007. С. 10, 11, 13.
32
См.: Т е р с ь к и й С . Олика. Історичний нарис. Львів, 2001. (Серія «Літописні миста Волині»; Вип. 1).
33
См.: Минуле і сучасне Волині та Полісся: Олика і Радзивілли в історії Волині та України: Наук. зб.: Матеріали XVIII Всеукр.
наук.-практ. історико-краєзнавч. конф., м. Луцьк – с. м. т. Олика, 25 квітня 2006 р. Луцьк, 2006.
34
Там же. С. 30.
2
Поступила в редакцию 08.04.11.
Виктор Адамович Кохнович – кандидат исторических наук, преподаватель кафедры истории России.
18
Гісторыя
С.Б. ЖАРКО
ВОЕННАЯ ТАКТИКА МОНГОЛЬСКОЙ АРМИИ ПО ЕВРОПЕЙСКИМ ИСТОЧНИКАМ XIII в.
Анализируется военная тактика монгольской армии согласно европейским источникам. Особое внимание уделено монгольской
секретной службе, а также некоторым источникам по военным навыкам монгольской армии. Отмечается, что в обоих случаях
монголы действовали успешно. Дается описание тактических уловок и способов ведения войны, используемых монголами.
The article gives the analysis of military tactics of the Mongolian army according to the European sources. Special emphasis is
placed on considering a number of scripts: Mongolian secret service and some military skills of the Mongolian army. In both cases the
Mongolians acted successfully. The article also gives the description of some tactical tricks and ways of conducting a war used by the
Mongolians.
«Монгольские завоевания XIII в. были одним из тех судьбоносных событий, которые время от времени изменяют лицо мира, цивилизации и всего человечества. По масштабам своего влияния на
дальнейшую всемирную историю монгольскую экспансию ставили в один ряд с варварскими нашествиями, опрокинувшими Западную Римскую империю в V в., а также с триумфальным шествием ислама в VII столетии»1.
Английский историк-славист Джон Феннел отмечает: «Многие источники, как западные, так и восточные – Матвей Парижский, Иоанн де Плано Карпини, венгерский доминиканец Юлиан, – оценивая
татарских военачальников, говорят об их военном искусстве, о выдающейся стратегии и тактике ведения боя, о тщательно планируемых нападениях, внимании, уделяемом психологической войне,
предварительной засылке послов, задачей которых часто было посеять семена раздора среди противников, быстрее и внезапности атак, умении маневрировать, возложении на пеших воинов – мобилизованных местных жителей и военнопленных – основной тяжести первого удара, о мастерстве и
точности татарских лучников, скорости и выносливости конницы, передовых для того времени способах ведения осады и осадных устройствах (таранах, греческом огне, катапультах), внимании к мельчайшим деталям, строгой дисциплине, действенности разведки и, превыше всего, способности татарского войска обходиться без громоздкой системы снабжения, благодаря мобильности и выносливости
коней и людей и использованию сушеного мяса и сыра как основного рациона»2.
В большинстве источников упоминается план монголов завоевать мир – «намериваются захватить
весь мир»3. Следующий автор снова повторяет эту версию, однако критически оценивает количество
нападающих – «все стремятся подчинить мир своему господину, но их не более тысячи тысяч»4. Третий источник предлагает такой вариант устройства мира – «царь стремится к господству надо всеми,
а также к монархии всего мира»5. А Плано Карпини предоставляет доказательство этих планов – «замысел состоит в том, чтобы покорить себе, если получится, весь мир, и на это имеют они приказ Чингисхана; поэтому их император так пишет в своих грамотах: “Храбрость Бога, император всех людей”;
и в написании печати его стоит следующее: “…Печать императора всех людей”»6.
У монголов была прекрасно поставлена служба разведки и дезинформации противника. Любая
война начиналась со сбора информации: изучались слабые стороны противника, условия климата,
будущий театр военных действий, количество и качество войск. С этой целью отправлялись посольства,
торговые караваны, хорошо подготовленные лазутчики (так, например, встреченный монахом Юлианом монгольский посол владел русским, куманским (половецким), венгерским, немецким и арабскими
языками, т. е. всеми основными языками будущего театра военных действий). Разведывательные
миссии, вероятно, выполняли арабские и венецианские купцы, связанные со всеми общественными
слоями Востока и Запада. Параллельно шло разложение противника, распускались слухи, выискивались различные, заинтересованные в монголах группы населения, которым давались щедрые обещания.
Представляется интересным описание тактики монголов, сделанное на основе обобщения европейских источников английским историком Гарольдом Лэмбом.
1. Собирался курултай, или главный совет. На нем должны были присутствовать все высшие военачальники, за исключением тех, кому дано было разрешение оставаться в действующей армии. Там
обсуждались складывающаяся ситуация и план предстоящей войны. Выбирались маршруты движения и формировались различные корпуса.
2. Высылались в неприятельскую страну шпионы и добывались «языки».
3. Вторжение в страну противника производилось несколькими армиями в разных направлениях.
В каждой отдельной дивизии или армейском корпусе (тумене) был свой движущийся с войском к намеченной цели полководец, которому предоставлялась в пределах данной ему задачи полная свобода действий при тесной связи через курьера со ставкой верховного вождя.
4. При подходе к значительно укрепленным городам войска оставляют для наблюдения за ними
специальный корпус. В окрестностях собирались запасы и в случае надобности устраивалась временная база. Монголы редко просто ставили заслон перед хорошо укрепленным городом, чаще всего
один или два тумена приступали к его обложению и осаде, используя с этой целью пленных и осадные машины, в то время как главные силы продолжали наступления.
19
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
5. Когда предвиделась встреча в поле с неприятельской армией, монголы обыкновенно придерживались одной из следующих двух тактик: они либо старались напасть на неприятеля врасплох, быстро сосредоточивая к полю сражения силы нескольких армий, как это было с венграми в 1241 г., либо,
если противник оказывался бдительным и нельзя было рассчитывать на внезапность, они направляли свои силы так, чтобы совершить обход одного из неприятельских флангов. Такой маневр носил
название «тулугма» или «стандартный охват»7.
Новым для военного искусства средневековья была практика глубоких стратегических рейдов, подобных походу туменов Субедея и Джебе в 1222–1224 гг., в результате которых монголами были собраны сведения о многих народах Восточной Европы: половцах, аланах, русских, булгарах, позже
ставших жертвами грандиозного нашествия 1236–1242 гг. Перед началом военных действий планы
походов обсуждались на курултаях – общих собраниях высшей монгольской знати и военачальников.
Во время этих совещаний уточнялись цели и задачи кампании, определялись направления наступления и необходимое количество войск, обсуждались кандидатуры полководца и его помощников и советников. Европейские источники сохранили сведения о военных советах монгольских военачальников, которые показывают высокий уровень стратегического планирования будущих операций.
При вторжении в неприятельскую страну монголы старались прежде всего нанести врагу максимально возможный урон и ослабить его еще до столкновения с главными силами. Обычно вторжение
велось одновременно по нескольким направлениям. Монголы расчленяли оборону противника, проникая глубоко в тыл вражеской территории, стремились вызвать панику и ужас среди местного населения. Начиная войну, монголы имеют подробный план действий, применяя который многократно они
убеждаются в его действительности и продолжают применять его снова и снова. Обычно они действуют по такому плану: 1) вторжение; 2) длительный перерыв; 3) сокрушительный удар. Примером
тому может служить вторжение в Грузию 1220–1221 гг.; окончательно укрепились в 1236–1237 гг.;
битва на Калке 1223 г., вторичное вторжение и подчинение почти всей страны началось в 1237 г.
После вторжения в Венгрию монголы, вероятно, планировали завершить завоевание, но смерть
великого хана Угэдея помешала им, и Западная Европа смогла избежать их удара.
Непосредственно начиная войну, монголы действовали в следующем порядке: «…отправляют
вперед передовых застрельщиков, у которых с собой только войлоки, лошади и оружие. Они не грабят, не жгут, а только ранят и убивают людей, а если не могут иного, обращают в бегство; однако
охотней убивают, чем обращают в бегство. За ними следует войско, которое все забирает, что находит; людей забирают в плен или убивают. Однако, после этого, стоящие во главе войска посылают
глашатаев, которые должны находить людей и укрепления, и они очень искусны в розысках»8. Как
можно заметить, план военных действий повторяет общую стратегию в миниатюре: все тот же первый
поход, передышка и последующее вторжение основными силами.
Главным принципом монголов было уничтожение живой силы противника, его наиболее боеспособных войск. Монголы широко использовали тактику засад и отступлений. Ожидали выгодного момента для удара, а для этого находились в безопасном месте, пока войска их врага не разделятся, и
тогда они, приходя украдкой, опустошали всю землю. При столкновении с превосходящими силами
монголы старались вымотать противника: «Если они видят, что против них большое войско, они иногда
отходят от него на один-два дня пути и тайно нападают на другую часть земли и разграбляют ее»9.
Во время столкновений они предпочитают оружие дальнего боя: «…завидев врага, пускают по тричетыре стрелы, и, если видят, что не смогут его победить, отступают вспять к своим; и это они делают
ради обмана, чтобы враги преследовали их до тех мест, где они устроили засаду, там они их окружают и убивают»10.
«С собой ведут много пленных, в особенности много вооруженных куманов (половцев), гонят их
перед собой в бой. Сами монголы неохотно идут в бой. Почти нет реки, которую они не переплыли бы
на своих конях. Через большие реки все-таки приходится им переплывать на своих меховых бурдюках (надутых воздухом) и лодках (камышовых плотах)»11.
Во время сражений используют ряд хитростей и некоторые тактические приемы: «Когда они желают приступить к сражению, то располагают все войска так, как они должны сражаться»12. Источники
отмечают большое разнообразие тактических построений монгольской конницы во время боя. Бой
обычно начинали отряды легковооруженных воинов, которые, прощупывая оборону противника, пытались выманить его с занимаемых позиций под удар главных сил. Постепенно наращивая удар, монгольские военачальники вводили в бой свои основные контингенты. Монгольские всадники волнами
атаковали противника, осыпая его стрелами и пытаясь расстроить его ряды, ослабить и деморализовать.
Тактика требовала хорошего управления войсками, высокой выучки командиров и дисциплины
воинов. В отличие от феодальной аристократии большинства стран Европы и Азии того времени монгольские военачальники не принимали непосредственного участия в бою, а руководили боевыми действиями из глубины боевых порядков. Есть строжайший указ ханам не участвовать в сражении лично:
«Вожди не вступают в бой, но стоят вдали против войска, и их окружают отроки на конях, женщины и
20
Гісторыя
лошади»13. Сигналы отрядам подавались с помощью посыльных, разноцветных значков и стягов и
барабанного боя. Это позволяло монгольским военачальникам сохранять управление войсками во
время ближнего боя и концентрировать силы на направлении главного удара. Все современники монголов отмечали железную дисциплину, царившую в монгольском войске: невыполнение приказа, оставление своего места в строю, бегство с поля боя карались смертью. Воины каждого отряда были
связаны круговой порукой и несли ответственность за своих соратников.
Приведем пример монгольской военной хитрости: «…иногда они делают изображения людей и
помещают их на лошадей для увеличения количества воюющих»14. Следующий ход – высылка вперед авангарда: «…перед лицом врагов они посылают вперед отряд пленных и других народов, которые находятся между ними; может среди них есть какие-нибудь татары»15. Под его прикрытием совершают обход противника: «…другие отряды более храбрых людей они посылают далеко справа и
слева, чтобы их не видели их противники, окружают противника и, таким образом, начинают сражаться со всех сторон. И хотя их иногда мало, их окруженные противники воображают, что их много, особенно когда видят окружение вождя и нарисованных людей и от этого приходят в страх и замешательство»16. Учтя то, что они не всегда побеждают, монголы и на этот случай имеют следующий прием: «…если противник случайно удачно сражается, то татары устраивают им дорогу для бегства, во
время бегства убивают больше, чем могут умертвить на войне». Но все это примеры ближнего боя, а
для монголов характерен другой тип сражения: «…однако они неохотно вступают в бой, но ранят и
убивают лошадей стрелами, а когда люди и лошади ослаблены стрелами, тогда они вступают с ними
в бой»17. Как можно заметить, монголы не всегда сражаются только перевесом сил, а имеют на вооружении целый ряд тактических ходов, благодаря которым и одержали столько побед.
Придя на территорию противника, монголы сталкиваются с необходимостью захватывать укрепления и города. Особый способ – это осада с непрерывными штурмами: «…окружают крепость так, что
никто не может войти или выйти; при этом они храбро сражаются орудиями и стрелами и ни на один
день не прекращают сражения, так что находящиеся на укреплении не имеют отдыха; сами же татары
отдыхают, так как они разделяют войска, и одно сменяет в бою другое, так что они не очень утомляются»18. Если штурмы не удаются, то они стремятся уничтожить крепость: «…если не могут овладеть
укреплением таким образом, то бросают на него греческий огонь, мало того, они обычно берут жир
людей, которых убивают, и выливают его в растопленном виде на дома; и везде, где огонь попадает
на этот жир, он горит, так сказать, негасимо; все же его можно погасить, как говорят, налив вина или
пива; если же он упадет на тело, может быть погашен трением ладони руки»19. Кроме поджога, у них
есть еще ряд способов: «…если этот город имеет реку, то они преграждают ее или делают другое
русло и, если можно, потопляют это укрепление. Если это сделать нельзя, то они делают подкоп под
укреплением и под землей входят в него»20. В случае успеха, ворвавшись в город, они также имеют
схему действий: «…когда они уже вошли, то одна часть бросает огонь, а другая часть борется
с людьми того укрепления». В редких случаях, когда все эти способы будут исчерпаны, у них остается
последнее средство: «…если же они не могут победить его, то ставят против него свой лагерь или
укрепление, чтобы не страдать от вражеских копий. И стоят против него долгое время. Если войско,
которое с ними борется, случайно не получит подмоги и не удалит их силою»21.
Они пытаются также выманить защитников силою из города, «но когда они уже стоят против укрепления, то ласково говорят с его жителями и много обещают им с той целью, чтобы те предались в их
руки; а если те сдадутся им, то говорят: “Выйдите, чтобы сосчитать вас, согласно нашему обычаю”»22.
Но так как монголы договоров не соблюдают, судьба жителей решена: «…а когда те выйдут к ним, то
татары спрашивают, кто из них ремесленники, и их оставляют, а других, исключая тех, кого захотят
иметь рабами, убивают топорами; и если, как сказано, они щадят кого-нибудь иных, то людей благородных и почтенных не щадят никогда, а если случайно в силу какого-нибудь обстоятельства они сохраняют каких-нибудь знатных лиц, то те не могут более выйти из плена ни мольбами, ни за выкуп»23.
Даже во время войн не берут пленных, за редкими исключениями: «…во время войн они убивают
всех, кого берут в плен, разве только пожелают сохранить кого-нибудь, чтобы иметь их в качестве рабов»24. Те, которые не привлекли внимание воинов, безжалостно уничтожаются самими воинами:
«…назначенных на убиение они разделяют между сотниками, чтобы они умерщвляли их обоюдоострою секирою; те же после этого разделяют пленников и дают каждому рабу для умерщвления десять
человек, или больше, или меньше сообразно с тем, как угодно начальствующим»25. Только у младенцев есть шанс выжить: «…всех уничтожают, кроме младенцев, им ставят печать на лица, закабаляя
их»26. Для беспрепятственного проникновения на территории других государств придумывают причины, по которым их интересы лежат за пределами этих государств и они якобы не собираются с ними
воевать. Пример тому можно найти у Матвея Парижского: «…вероломно нападают в мирное время на
народы по причине, которая не является причиной, из-за этих вымыслов некоторые из доверчивых
королей, заключив с ними союз, разрешили им свободно проходить по своей земле, но все погибли,
так как союзов они не соблюдают»27.
21
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
Источники, которые содержат сведения о монгольском нашествии XIII в. в Восточную и Центральную Европу, в целом достаточно многочисленны и разнообразны. Однако они содержат и невероятные описания монголов, их Родины, обычаев и традиций, форм и методов ведения ими военных действий. Часто эти сведения отрывочны и фрагментарны, но, рассмотренные в комплексе, они дают довольно подробную картину военной тактики и завоеваний монгольской армии.
1
В е р н а д с к и й Г . В . Монголы и Русь. М.; Тверь, 2001.
Ф е н н е л Д ж . Кризис средневековой Руси. 1200–1304. М., 1989. С. 124.
3
М а т у з о в а В . И . Анналы Уэверлейского монастыря XIII в. // Английские средневековые источники IX–XIII вв. М., 1979. С. 48.
4
М а т у з о в а В . И . Матвей Парижский. «Великая хроника» // Там же. С. 97.
5
Р у б р у к Г . Путешествие в восточные страны. М., 1997. С. 152.
6
П л а н о К а р п и н и Д ж . История монголов. М., 1997. С. 64.
7
См.: Л э м б Г . Чингисхан. Властелин мира. М., 2007. С. 256–257.
8
Л е д е р Э . Венгерско-русские отношения и татаро-монгольское нашествие // Международные связи России до XVII в.:
Сб. ст. М., 1961.
9
С п л и т с к и й Ф . История архиепископов Салоны и Сплита. М., 1997. С. 61.
10
М а т у з о в а В . И . Указ. соч. С. 101.
11
С п л и т с к и й Ф . Указ. соч. С. 52.
12
М а т у з о в а В . И . Указ. соч. С. 103.
13
С п л и т с к и й Ф . Указ. соч. С. 72.
14
Там же. С. 65.
15
Там же.
16
М а т у з о в а В . И . Анналы Уэверлейского монастыря XIII в. // Английские средневековые источники IX–XIII вв. М.,
1979. С. 51.
17
М а т у з о в а В . И . Матвей Парижский. «Великая хроника» // Там же. С. 104.
18
П л а н о К а р п и н и Д ж . Указ. соч. 1997. С. 65.
19
Там же.
20
Там же.
21
Там же.
22
М а т у з о в а В . И . Указ. соч. С. 107.
23
П л а н о К а р п и н и Д ж . Указ. соч. С. 67.
24
Там же. С. 68.
25
М а т у з о в а В . И . Указ. соч. С. 109.
26
Л э м б Г . Указ. соч. С. 124.
27
М а т у з о в а В . И . Указ. соч. С. 110.
2
Поступила в редакцию 15.03.11.
Сергей Борисович Жарко – кандидат исторических наук, доцент кафедры истории России и Украины.
В.В. РЕПИН
ВОЗНИКНОВЕНИЕ БЕССАРАБСКОЙ ПРОБЛЕМЫ В СОВЕТСКО-РУМЫНСКИХ ОТНОШЕНИЯХ
И БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ В БЕССАРАБИИ В КОНЦЕ 1917–1918 гг.
Анализируется борьба за территориальную и государственную принадлежность Бессарабской губернии Российской империи после Октябрьской революции 1917 г. в России. Показаны основные участники политического противостояния, в частности,
конфликт Румынского королевства и большевистских органов власти, из которого впоследствии выросла бессарабская проблема в советско-румынских отношениях в межвоенный период.
The article examines the struggle for the territorial and state belonging of the Bessarabian guberniya of Russian Empire after the
1917 October Revolution in Russia. The author characterizes the main participants in the political opposition, particularly the conflict between Romanian kingdom and the Bolshevik government (December 1917 – March 1918), which became the origin of the problem of
Bessarabia in the Soviet-Romanian relations in the interwar period.
События, происходившие на территории Бессарабской губернии бывшей Российской империи после октября 1917 г. до ноября 1918 г., когда край формально (с румынской точки зрения) вошел в состав Румынского королевства, получили самые разные оценки в национальных историографиях России, Украины, Молдовы, Румынии, а также в современной историографии непризнанной Приднестровской республики. Так, для историков советского периода было важным показать социалистические
революционные преобразования в Бессарабии, которым помешала румынская оккупация, инспирированная деятелями молдавского национального движения1. В румынской историографии наибольшее
распространение получил тезис о создании «Великой Румынии» после Первой мировой войны, в ходе
которого произошло объединение населения Бессарабии с румынской нацией2. Украинские историки
большее внимание уделяли отношениям Украинской Центральной Рады с политическими силами на
юго-западных границах Украины3. Для современной историографии Молдовы создание политически
нежизнеспособной Молдавской Демократической Республики в декабре 1917 г. является фактом исторической легитимизации современной государственности Молдовы, а на другом берегу Днестра
аналогично выводят новейшую историю Приднестровья из «однодневных» Одесской и Бессарабской
22
Гісторыя
советских республик4. В российской историографии, в свою очередь, наибольшее внимание уделялось обстоятельствам возникновения советско-румынского конфликта в 1918 г.5
Несмотря на разнообразие оценок, следует признать, что политическая борьба в Бессарабии в
1917–1918 гг. не сводима к советско-румынскому конфликту: в указанный период в крае боролись несколько сил разной политической ориентации. На волне демократизации, случившейся после февральской революции, получило политическое оформление молдавское национальное движение, создавшее 21 ноября (4 декабря) 1917 г. краевой орган власти Сфатул Цэрий. Несмотря на то что делегаты его представляли лишь четыре уезда, населенных преимущественно молдаванами, они
провозгласили курс на получение автономии в рамках федеративного государства после проведения
бессарабского и общероссийского Учредительных собраний. Распространяя границы автономии на
всю территорию Бессарабии, Сфатул Цэрий игнорировал сложный этнический состав южных регионов
края (Буджак), где большинство составляли представители славянских и других национальностей, но
никак не молдаване, составлявшие 47 % населения губернии по переписи 1897 г.6 Румыны на
Парижской мирной конференции оперировали другими данными, называя румынами 72 % населения
края7. 2 (15) декабря 1917 г. Сфатул Цэрий провозгласил создание Молдавской Демократической
Республики (Republica Democratică Moldovenească), что натолкнулось на активное сопротивление
советских органов власти, также функционировавших в городах Бессарабии8.
Локально возникшие очаги советской власти на юго-западных территориях бывшей Российской
империи были представлены Фронтовым отделом Исполнительных комитетов советов Румфронта,
черноморского флота и одесского округа (Румчеродом), координировавшим большевизацию Одессы
и прилегающих территорий, но не подчиненным другим советским органам Украины. В Бессарабии
Румчерод опирался на революционизированные части 6-й армии, неорганизованно и конфликтно
уходившей с Румынского фронта, а также на Кишиневский совет, где на рубеже 1917–1918 гг. большевики составили большинство. Попытки румын при содействии командующего Румынским фронтом
генерала Д.Г. Щербачева разоружить эти части, пресечь большевистскую агитацию в декабре 1917 г.
стали причиной первого конфликта в отношениях советской власти и Румынского королевства.
В нотах от 16 (29) декабря 1917 г. и 31 декабря 1917 г. (13 января) 1918 г., врученных в Петрограде
посланнику К.И. Диаманди, содержалось требование «покарать преступные элементы из румынского
офицерства и румынской бюрократии, осмелившиеся поднять руку на Российскую революцию».
Верховный главнокомандующий Н.В. Крыленко призвал солдат Румфронта оказывать вооруженное
сопротивление румынам9.
Территориальные разграничения в Бессарабии не представляли собой срочной проблемы, а прямое присоединение всей Бессарабии не озвучивалось как приоритетная задача для молодой украинской государственности. В предварительных условиях договора с советской Россией, утвержденных
правительством Украинской народной республики 14 февраля 1918 г., отмечалось, что вопрос о
Бессарабии УНР «решит на основании самоопределения наций по соглашению с Румынией и Бессарабией» после вывода с территории последней советских войск10. Однако, как показали события,
вооруженные силы УЦР принимали участие в вооруженных столкновениях на Днестре как против
румынских частей, так и отрядов красноармейцев.
Для румынской политической элиты в декабре 1917 г. все большее значение приобретало установление контроля над территорией Бессарабии. Во-первых, это позволило бы обезопасить страну от
нарастающего влияния русской революции. Изгоняя беспорядочно отступающие российские части,
уже в декабре 1917 г. румыны вступили на территорию Бессарабии. Для предотвращения хаоса, грозящего ввергнуть еще одну страну в огонь революции, требовалось в первую очередь вывести Румынию из войны. 9 декабря 1917 г. в Фокшанах румыны подписали перемирие с немцами. Во-вторых,
потеряв в ходе военных действий контроль над большей частью территорий Румынского королевства,
включая столицу, политики в Яссах рассматривали Бессарабию как компенсацию за военные потери,
что было особенно актуально в условиях навязанного Германией и ее союзниками по блоку Центральных держав перемирию, грозившему Румынии потерей территорий в пользу Болгарии и АвстроВенгрии. Такой вариант развития событий уже в декабре 1917 г. обсуждал уполномоченный румынского правительства А. Маргиломан на начавшихся переговорах с немцами11.
Внешнеполитический курс Румынии предугадал еще в июне 1914 г. глава российского МИДа
С.Д. Сазонов: «…(она) постарается присоединиться к той стороне, которая окажется сильнее и которая будет в состоянии посулить ей наибольшие выгоды»12. В рассматриваемый период важным
фактором развития событий стала дипломатия представителей Антанты и Центральных держав, готовых использовать Бессарабию как разменную монету в деле перетягивания Румынии на свою сторону. Склоняя румын к миру, немецкий генерал-фельдмаршал А. Маккензен обращал внимание на
общность интересов стран: «Русская анархия привела к созданию своего рода братства. Вы боретесь
с большевиками в Бессарабии, мы вступили в Украину с той же целью», – писал он в феврале 1918 г.
Румыны формальным поводом для оккупации назвали охрану складов и запасов с продовольствием
23
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
для предотвращения голода в стране. Антанта же, боясь принимать сторону какой-либо из бывших
союзниц и желая оставить открытым путь для возвращения в блок и Петрограду, и Бухаресту, тянула
с принятием решения, отвечая на запросы Сфатул Цэрий, пытавшегося добиться международного
признания проекта молдавской государственности, что оккупация «не может оказать влияние ни на
существующую политическую обстановку, ни на будущую судьбу этой страны»13.
Динамика развития советско-румынского конфликта в Бессарабии была обусловлена рядом событий: репрессиями против комиссаров отступавших армий Румынского фронта, приведшими даже
к полномасштабным боевым действиям в районе Галаца 7–8 (20–21) января; борьбой советских
и молдавских органов власти в городах Бессарабии после октября 1917 г.; начавшейся в январе
1918 г. полномасштабной румынской оккупацией края, формально организованной по приглашению
части политиков из Сфатул Цэрий, боявшихся советизации края14. 13(26) января власть советов
в Кишиневе закончилась. Румчерод продолжал оказывать сопротивление в восточной и южной Бессарабии (Буджаке), где легитимность Сфатул Цэрий не признавалась. На оккупированной территории
репрессии обрушились на представителей нелояльных Бухаресту политических сил, включая противников самостоятельности Молдавской Республики, независимость которой была провозглашена
24 января (6 февраля). В Декларации о независимости, где уже ни слова не говорилось о федеративном будущем Бессарабии в составе России, присутствие «братских румынских войск» объяснено не
завоевательными целями Бухареста, а их помощью в установлении в крае порядка и мира15. Реагируя на эти события, советское руководство в Москве и на местах действовало импульсивно, по принципу «Наших бьют». Не имея сколько-нибудь явных планов относительно будущего заднестровских
территорий, СНК инспирировал разрыв дипломатических отношений с Румынским королевством: под
старый новый год был арестован штат румынского посольства, что вызвало демарши дипломатических миссий стран Запада. Диаманди был освобожден и вскоре выдворен из страны, а в день оккупации Кишинева по инициативе СНК произошел официальный разрыв дипломатических отношений,
хотя война Румынии не была объявлена. Разрыв оказался особенно болезненным для Бухареста
из-за того, что румынский золотой фонд, перевезенный на хранение в Москву в 1916–1917 гг., был
объявлен «неприкосновенным для румынской олигархии»16.
Несмотря на то что румынские войска с боями в течение января – февраля заняли почти всю территорию Бессарабии, включая Буджак, а отдельные части форсировали Днестр и пытались закрепиться на левом берегу, против них было организовано сопротивление советских отрядов, созданных
командующим вооруженными силами Одесской Советской Республики левым эсером
М.А. Муравьевым, который предлагал использовать советско-румынский конфликт для экспорта мировой революции. Неудача показала слабости румынской армии, которая параллельно вела бои на
севере Бессарабии с отрядами Украинской Центральной Рады. После установления советской власти
в Одессе 18 (31) января при посредничестве представителей миссий Антанты английского полковника Д.В. Бойля и французского консула полковника Аркье неожиданно на локальном уровне возобновился советско-румынский диалог. СНК санкционировал создание в Одессе Высшей автономной коллегии по русско-румынским делам под председательством особоуполномоченного Х.Г. Раковского.
В феврале 1918 г. в условиях немецкого наступления после срыва брестских переговоров о заключении мира конфликтующие стороны сочли возможным сесть за стол переговоров. 20 февраля (5 марта∗)
от румынской стороны пришло согласие немедленно эвакуировать Бессарабию, кроме Бендер
и Жебриан, от советской же стороны требовалось содействие скорейшему обмену военнопленными
и создание межсоюзных комиссий в шести городах из представителей России, Румынии, Франции,
Англии и США для решения вопроса о возвращении всех материальных ценностей, вывезенных
в Империю во время эвакуации румынских городов. Также заявлялось о румынском невмешательстве
во внутренние дела Бессарабии17.
На основании этих положений переговорщики 5 марта в Одессе и 9 марта в Яссах (за подписью
румынского премьер-министра А. Авереску) подписали «Протокол о ликвидации русско-румынского
конфликта» и «Русско-румынское соглашение об очищении Румынией Бессарабии». Соглашения
5–9 марта фактически восстановили дипломатические отношения, прерванные нотой 13 (26) января.
В историографии остается дискуссионным вопрос о мотивах участников соглашения: и Россия, и
Румыния параллельно готовились к подписанию мира со странами Четверного союза, 14 марта немцы входят в Одессу, само будущее советского правительства весной 1918 г. никто предугадать не
мог, Румыния уже полностью контролировала Бессарабию, контекст событий не оставлял возможности для его реализации. В самом тексте соглашения присутствует пункт о сохранении десятитысячного румынского военного контингента, а сам порядок организации румынской эвакуации не был прописан. Объясняя позицию Бухареста, следует учитывать такие факторы, как желание гарантировать сохранность своего золотого запаса и прочих ценностей, вывезенных в Россию, а также тот факт, что во
∗
24
Новый стиль летоисчисления был введен в Румынии с марта 1919 г.
Гісторыя
время эвакуации в 1917 г. в Одессу переехали многие политики, депутаты, сенаторы, учреждения,
включая Кассационный суд. Многие из них оказались на советской территории на положении классово враждебных заложников. Соглашение 5–9 марта помогло спасти их жизни, обмен пленными состоялся как раз накануне эвакуации советских частей из Одессы18. Тем не менее впоследствии многие
румынские политики высказали критику договорных обещаний Авереску, на что тот отвечал, что
именно в месяцы его руководства комитетом министров произошло действительное установление
румынской власти в Бессарабии19. Советский исследователь Ф.И. Нотович резонно заметил, что советско-румынское умиротворение укрепляло позиции румынского правительства, которое в тот момент обсуждало условия мира с немцами в пригороде Бухареста Буфте20.
Таким образом, Бухарест использовал посредничество Антанты для влияния на Россию, чтобы
обеспечить защиту своих интересов в вопросе ценностей. Румыния шла на диалог с советскими
представителями, зная, что Германия, в сферу влияния которой она скатывалась, готова отдать ей
Бессарабию в качестве компенсации за ее западные и южные территории. Некоторые румынские и
молдавские историки подвергают сомнению факт существования и легитимности соглашения
5–9 марта, интерпретируя оккупацию Бессарабии как ответную акцию на «агрессию Петрограда»21.
В документах косвенно угадывается позиция и советской стороны: Россия надеялась договориться с
румынами, что те «присмотрят» за бывшей российской губернией, пока Советы не будут в состоянии
обеспечить свое присутствие в крае и возобновить распространение революции на запад. Раковский
в письме председателю СНК Ленину писал: «Мы бы не отступили бы от нашего лозунга революционной борьбы до полной победы, если бы не было наступления неприятеля с севера», имея в виду приближение немецких войск к Одессе22. Примечательно, что ни одна из сторон никоим образом не касалась молдавского национального вопроса и политики Сфатул Цэрий.
На следующий день после подписания договора о прекращении огня Румыния порвала соглашение и заняла Белгород-Днестровский. Под беспрецедентным давлением румынских военных и полиции на заседании Сфатул Цэрий 29 марта (9 апреля) была принята «Декларация об объединении Румынии с Бессарабией», все же утверждавшая некоторые автономные права края. Покончить с автономией (которая фактически не соблюдалась) суждено было в этом же году. Под лозунгом
коменданта Бессарабии генерала А. Вайтояну «Мы, румыны, можем ругаться, но никто не должен об
этом знать, чтобы к нам не могли придраться» 27 ноября (10 декабря) на заседании Сфатул Цэрий,
не обладавшем даже кворумом для принятия решений, новым председателем П. Халиппой была зачитана резолюция о присоединении края к Румынии, означавшая «объединение Бессарабии с Румынией отныне и навсегда»23. Дипломатические протесты отдаленной фронтами гражданской войны советской России оставались без ответа.
Таким образом, бессарабская проблема в советско-румынских отношениях возникла из целого узла политических проблем, возникших в процессе параллельного выхода России и Румынии из Первой
мировой войны, революционных процессов и национальных движений на территории юго-западных
губерний бывшей Российской империи. Румынское правительство при содействии кайзеровской Германии осуществило оккупацию и присоединение Бессарабии, рискованно нарушая предыдущие дипломатические договоренности Антанты. Нежелание советской власти оставлять Бессарабию румынам могло исходить как из революционных побуждений, так из прагматического расчета, однако, поскольку в итоге гражданской войны в России восточным соседом Румынии оказалось советское
государство, территориальный спор о Бессарабии стал основной проблемой советско-румынских отношений.
1
См.: Л а з а р е в А . М . Молдавская Советская государственность и бессарабский вопрос. Кишинев, 1974; Победа Советской власти в Молдавии / Под ред И.И. Минц и Я.С. Гросул. М., 1978; M e u r s W . v a n . The Bessarabian Question in Communist
Historiography: Nationalist and Communist Politics and History-Writing. Boulder, 1994.
2
См.: G a l a f e t e a n u I . Politică şi interes naţional în România interbelică. București, 1997; C i o r ă n e s c u G . Bessarabia,
disputed land between East and West. Münich, 1985.
3
См.: Г о ш у л я к І . «Бессарабське питання» в політиці Української Центральної Ради // Україна – Румунія – Молдова:
історичні, політичні та культурні аспекти взаємин: Материалы Міжнар. наук. конф., 16–17 травня 2001 р. Чернівці, 2002.
C. 168–175; Т и ч и н а А . К . Українська Центральна Рада і Бессарабія // Науковий вісник Ізмаїльського державного
педагогічного інституту. Ізмаїл, 2001. Вип. 11: Історичні науки. Педагогічні науки. Філологічні науки. С. 23–27.
4
См.: С т е п а н ю к В . Государственность молдавского народа: исторические, политические и правовые аспекты. Кишинев,
2006; Феномен Приднестровья / Н.В. Бабилунга и др. Тирасполь, 2003; N e g r e i I . O pagină din istoria Basarabiei Sfatul Ţării
(1917–1918). Chişinău, 2004.
5
См.: В и н о г р а д о в В . Н . Российско-румынский конфликт вокруг Бессарабии в 1918–1920 годы // Бессарабия на перекрестке европейской дипломатии (далее – Бессарабия на перекрестке…). М., 1996. С. 170–190; М е л ь т ю х о в М . И . Освободительный поход Сталина. Бессарабский вопрос в советско-румынских отношениях (1917–1940 гг.). М., 2006.
6
См.: Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. / Под ред. Н.А. Тройницкого. СПб., 1905. Т. 3:
Бессарабская губерния. С. 3.
7
См.: S p e c t o r S h . Rumania at the Paris Peace Conference: A study of the diplomacy of Ioan I. C. Brătianu. New York, 1962. Р. 101.
8
См.: Бессарабия на перекрестке… С. 200–202; В и н о г р а д о в В . Н . Указ. соч. С. 177; Советско-румынские отношения.
1917–1941: Сб. док.: В 2 т. М., 2000. T. 1: 1917–1934. С. 8–10, 20–22.
25
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
9
См.: Документы внешней политики СССР (далее – ДВП). Т. 1. 7 ноября 1917 г. – 31 декабря 1918 г. М., 1957. С. 70, 79–80;
Советско-румынские отношения… T. 1. С. 11–12, 17–18.
10
См.: Г о ш у л я к І . Указ. соч. С. 168–170; Українська Центральна Рада: Документи і матеріали: В 2 т. Киïв, 1996–1997. Т. 2. С. 167.
11
См.: Н о т о в и ч Ф . И . Бухарестский мир 1918 г. М., 1959. С. 128–130; M a r g h i l o m a n A . Note Politice. București, 1994.
Vol. 2: România şi primul război mondial (1914–1919). Războiul (1916–1917). P. 295.
12
С а з о н о в С . Д . Воспоминания. (Репринтное воспроизвед. изд. 1927 г.). М., 1991. С. 326–334.
13
Бессарабия на перекрестке... С. 203, 209–211; Краткая история Румынии с древнейших времен и до наших дней. М., 1987.
С. 303.
14
См.: ДВП. Т. 1. С. 66–67; Л е в и т И . Э . Год судьбоносный: от провозглашения Молдавской Республики до ликвидации
автономии Бессарабии (ноябрь 1917 г. – ноябрь 1918 г.). Кишинев, 2000. С. 140; С т е п а н ю к В . Указ. соч. С. 217;
T o r r e y G . E . The revolutionary Russian Army and Romania, 1917. Pittsburgh, 1995. Р. 69–71.
15
См.: Бессарабия на перекрестке... С. 208–209; C a z a c u P . Moldova dintre Prut şi Nistru (1812–1918). Chişinău, 1992. Р. 347.
16
ДВП. Т. 1. С. 82–84, 89–90; Подробнее см.: M o i s u c V . Romania's treasure evacuated to Moscow in 1916 and confiscated by
Soviets – a present international problem. Timisoara, 2001. Р. 25–27.
17
См.: ДВП. Т. 1. С. 111–115; Советско-румынские отношения... T. 1. С. 23–25, 29.
18
См.: М е л ь т ю х о в М . И . Указ. соч. С. 51–52.
19
См.: С т е п а н ю к В . Указ. соч. С. 222–223; D u c a I . G . Amintire Politice. Vol. 3. Războiul (1916–1917). Münich, 1982.
Pt. 2. Р. 40.
20
См.: Н о т о в и ч Ф . И . Указ. соч. С. 131.
21
См.: O p r e a I . M . România şi Imperiul Rus: În 2 vol. Vol. 1. 1900–1924. București, 1998. P. 187, 241; P ă d u r e a c L .
Relaţile româno-sovietice (1917–1934). Chişinău, 2003. P. 27; S t a n e s c u M . C . Armata română şi unirea Basarabiei şi Bucovinei cu
România: 1917–1919. Constanţa, 1999. Р. 46.
22
ДВП. Т. 1. С. 209–211, 218; Советско-румынские отношения... T. 1. С. 29–32.
23
Бессарабия на перекрестке... С. 219–238; Советско-румынские отношения... T. 1. С. 33–34.
Поступила в редакцию 17.02.11.
Виталий Валерьевич Репин – аспирант кафедры истории южных и западных славян. Научный руководитель – кандидат
исторических наук, доцент, заведующий кафедрой истории южных и западных славян А.П. Сальков.
А.П. САЛЬКОВ
ПЕРВЫЙ ВЕНСКИЙ АРБИТРАЖ И ПРОБЛЕМА ЮЖНОЙ СЛОВАКИИ
(ВЕРХНЕЙ ВЕНГРИИ) В НОЯБРЕ 1938 – МАРТЕ 1939 г.
Рассматриваются чехословацко-венгерские отношения в период от Первого Венского арбитража (2 ноября 1938 г.) и до ликвидации Чехо-Словакии в марте 1939 г. Особое внимание уделено территориальной проблеме Южной Словакии, реализации
венского арбитражного решения и положению венгерского и словацкого национальных меньшинств.
nd
This article analyzes Czechoslovak-Hungarian relations between Vienna Award (on November, 2 , 1938) and liquidation of
th
Czecho-Slovakia (on March, 15 , 1939). Special attention is given a territorial problem of South Slovakia, realization of the Vienna
Award and position of the Hungarian and Slovakian national minorities.
Версальское национально-государственное размежевание создало ряд национальных конфликтов
в Карпато-Дунайском регионе, которые предельно обострились в конце 1930-х гг.1 Аншлюс Австрии
(был запрещен ст. 88 Сен-Жерменского договора от 10 сентября 1919 г.), который состоялся 13 марта
1938 г., резко осложнил стратегическое положение Чехословакии (ЧСР). В интервью наркома иностранных дел СССР М.М. Литвинова представителям печати от 17 марта событие получило резкую
оценку как военное вторжение и насильственное лишение австрийского народа его независимости.
Нарком выказал понимание того, что созданная «пока угроза территориальной неприкосновенности»
малых народов региона приведет к их неизбежному порабощению, а это обусловит «предпосылки для
нажима и даже для нападения и на крупные государства»2. Официальная точка зрения на аншлюс со
стороны Венгрии, не выразившей даже формального протеста, была доведена 15 марта до сведения
чехословацкого посланника в Венгрии М. Кобра. Она сводилась к одобрительной фразе: «аншлюс
решил один из самых трудных вопросов, отягощавших Европу»3.
После поглощения Австрии переговоры о возможном решении «чехословацкого вопроса» шли в
апреле – мае 1938 г. в трехстороннем германо-польско-венгерском формате. На них поднималась
тема даже о возможности согласованного раздела ЧСР на сферы влияния4. Будапешт отстаивал милый Варшаве принцип исторических границ. В случае же вынужденного применения этнического
принципа намеревался использовать карты, составленные на основе австро-венгерской переписи
1910 г.5 Вместе с тем рейхсканцлер Германии Гитлер явно завлекал венгерское руководство своими
высказываниями о том, что вся чехословацкая территория, «раньше бывшая венгерской, должна снова отойти к Венгрии, даже Пресбург (Братислава. – А. С.)»6.
Параллельно венгерский МИД затеял дипломатическую игру с целью внести раскол в ряды Малой
Антанты, противостоявшей ревизионистским тенденциям в регионе. Для этого использовалось якобы
высказанное Прагой согласие разработать статус своих меньшинств с помощью международных переговоров, что вызвало резкую отповедь министра иностранных дел Чехословакии К. Крофты, счи26
Гісторыя
тавшего эту проблему внутренним делом страны7. В мае 1938 г. в румынском городе Синае проходило XX совещание Постоянного совета Малой Антанты, где обсуждался механизм урегулирования
проблемы меньшинств. Крофта сделал вывод, что попытка Венгрии разбить Малую Антанту подписанием отдельного договора с ЧСР о статусе ее венгерского и немецкого меньшинства не удалась. Однако угроза для Чехословакии со стороны Венгрии и Германии продолжала оставаться вполне реальной. Начальник штаба верховного главнокомандования вермахта В. Кейтель в ходе своего визита в
Венгрию в июне 1938 г. посетил участки венгеро-чехословацкой границы, как доносил М. Кобр, на
предмет изучения возможности нападения на ЧСР с этого направления8.
В ходе визита венгерского премьер-министра Б. Имреди и министра иностранных дел К. Каня в
Рим в июле 1938 г. состоялась их встреча с премьер-министром Б. Муссолини и министром иностранных дел Италии Г. Чиано. Венгры, как сообщал чехословацкий посланник в Риме Ф. Хвалковский,
заявили, что если Чехословакия не изменит свои подходы, то Венгрия будет проводить в отношении
ее политику, аналогичную германской, и рассчитывать на грядущий распад республики9.
В августе 1938 г. в Бледе (Румыния) на XXI совещании Постоянного совета Малой Антанты были
подписаны Бледские протоколы между членами блока и Венгрией. Договоренности закрепляли принцип ненападения и равных прав в вопросах вооружения. Кроме того, они содержали декларации с
Румынией и Югославией о статусе национальных меньшинств. Однако подобная декларация с ЧСР
подписана не была, так как Прага считала недопустимым, чтобы Венгрия «вела с нами переговоры о
решении у нас венгерского вопроса». В результате дипломатического зондажа об отношении Венгрии
к взятым на себя в Бледе обязательствам стало ясно следующее. По словам К. Каня, протокол о ненападении имел силу только касательно Румынии и Югославии, поскольку с ними заключены соглашения о меньшинствах. С Чехословакией же эта проблема не решена, поэтому и принцип ненападения в отношении ее не может вступить в действие. По этой причине Будапешт начал переговоры с
Берлином о возможном военном сотрудничестве в случае германского нападения на ЧСР10.
Между тем ситуация в Судетской Богемии становилась все более напряженной. После неудачного
путча Судето-немецкой партии 12 сентября 1938 г. Прага объявила в регионе чрезвычайное положение и ввела войска в приграничные районы с немецким населением. Целью британской политики
в отношении ЧСР было «обуздывать не агрессора, а жертву агрессора»11. Поэтому британский
премьер-министр Н. Чемберлен предложил личную встречу Гитлеру, которая состоялась 15 сентября
в Берхтесгадене. На ней рейхсканцлер потребовал самоопределения для судетских немцев – практически их присоединения к Германии. Чемберлен по существу согласился с этими требованиями. Уже
22 сентября в Годесберге прошла их вторая встреча, на которой был сформулирован ультиматум
Германии о передаче ей до 1 октября чешских территорий, в населении которых немцы составляют
более 50 %, – так называемый «Годесбергский меморандум»12. Гитлер также потребовал от Праги
удовлетворения территориальных претензий Венгрии и Польши, которые в свою очередь затребовали передать им районы с преобладающим венгерским и польским населением.
На Мюнхенской конференции 29–30 сентября 1938 г. Гитлер не захотел обсуждать венгерский и
польский вопросы, так как намеревался решить их сам с наибольшей выгодой. Однако по его просьбе
Б. Муссолини представлял на конференции интересы венгерского и польского меньшинств в ЧСР.
Под давлением последнего проблема была упомянута в дополнительной декларации к соглашению –
допускалась возможность ее урегулирования в течение трех месяцев. И только если в этот срок стороны не придут к соглашению, вопрос подлежал рассмотрению участниками Мюнхена13.
Невзирая на возможность трехмесячного срока для урегулирования проблем с Польшей и Венгрией, Чехословакия (ЧСР) вслед за германским вскоре получила еще два ультиматума. Венгерский был
основан на предмюнхенских нотах от 22 и 28 сентября 1938 г. о передаче Венгрии без переговоров
чехословацкой территории с преобладающим венгерским населением. Начальник канцелярии МИД
Венгрии И. Чаки за день до Мюнхена посетил Муссолини с картой венгерских территориальных требований14. 1 октября К. Крофта в ноте венгерскому посланнику в Праге Я. Веттштейну выразил согласие начать переговоры о судьбе чехословацких мадьяр с решением проблемы по судетской схеме15.
НКИД СССР был проинформирован о ситуации из первых рук, но Будапешт сделал это недобросовестно. На встрече венгерского посланника в СССР М. Юнгерт-Арноти с заместителем наркома
В.П. Потемкиным 2 октября последний по выражению посланника «смиренно» говорил о судьбе Чехословакии, считая, что западные державы предали ее еще перед Мюнхеном. Тем не менее Потемкин
интересовался площадью районов расселения и численностью венгров в Чехословакии16. Российский
историк А.И. Пушкаш особо выделил заявление Юнгерта на этой встрече о намерении Венгрии предъявить
ЧСР требование – «отдать ей около полутора миллионов мадьяр вместе с частью Чехословакии, на
территории которой обитают эти меньшинства». При этом посланник пытался обмануть Потемкина,
называя цифру, почти в два раза превышавшую количество проживавших там мадьяр17.
К. Крофта критически оценивал положение своей страны. В беседе с советским полпредом в Праге С.С. Александровским 3 октября 1938 г. он прямо сказал, что Чехословакия «превращена в фик27
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
цию, государство без всякого значения… Недалеко то время, когда она превратится в безвольный
придаток Германии»18. 3 октября К. Каня ответил на ноту Крофты, сформулировав венгерские требования. В их числе значилась первоначальная символическая уступка двух-трех пограничных городов
(в Словакии ими могли бы быть Комарно, Штурово, Шахи, в Подкарпатской Руси – Словенске Нове
Место, Чоп, Берегово), а также указание начать переговоры 6 октября в Комарно19.
Однако 5 октября президент Чехословакии Э. Бенеш подал в отставку. В новый кабинет Крофта не
вошел. Его место занял Ф. Хвалковский. Правительственный кризис совпал с политическим. Мюнхенский диктат повлек появление двух автономий: 6 октября – Словакии во главе с Й. Тисо, а
11 октября – Подкарпатской Руси во главе с А. Бродием. После этого республику принято называть
«второй», а ее название писать через дефис. Германия, согласившись с выделением автономий Чехо-Словацкой республики (Ч-СР), по-прежнему не поддерживала планы присоединения к Венгрии
всей Подкарпатской Руси с целью создания общей польско-венгерской границы.
На этом фоне 9–13 октября в словацком дунайском порту Комарно прошли венгеро-чехословацкие переговоры на основе старых требований Венгрии о передаче ей южных районов Словакии и Подкарпатской Руси. Чехо-словацкую делегацию возглавлял Й. Тисо, венгерскую – К. Каня. В
первый день переговоров Ч-СР согласилась в знак доброй воли уступить Венгрии в течение 24 ч город Шахи (Ипойшаг) и 36 ч – станцию Нове Место-под-Шатром (Шаторальяуйхей)20. Венгрия же требовала передать ей полосу Верхнего края (Фелвидека, что по венгерской фразеологии означало Словакию и Подкарпатскую Русь) шириной в среднем 40 км и длиной свыше 800 км с городами Братислава, Кошице, Мукачево21. Требования основывались на «этническом принципе» и касались (по вновь
опубликованным словацким данным) территории в 14 106 км2 (в том числе в Словакии – 12 124,
в Подкарпатье – 1982 км2), на которой проживало 1346 тыс. чел. (в Словакии – 1136 тыс., в Подкарпатье – 210 тыс. чел.). По чехословацкой переписи 1930 г. лишь 49,6 % из них были венграми22. Венгерская же сторона пользовалась данными переписи 1910 г. По ней на этой территории насчитывалось
1090 тыс. чел., 77,9 % из которых были причислены к венграм, поэтому Будапешт требовал
12 городов и 812 сел в Словакии и Подкарпатье. Дело в том, что австро-венгерская перепись 1910 г.
была проведена в период пика мадьяризации словаков и русин. Если на вопрос переписчика, владеет
ли он венгерским языком, респондент давал положительный ответ, то он записывался венгром.
Проблема статистической точки отсчета вызвала бурные споры. Венгры убеждали взять за основу
данные 1910 г., якобы отражающие состояние дел и на момент переговоров. Однако Й. Тисо ссылался на то, что предыдущие австрийские переписи 1880 и 1850 гг. дают картину в пользу Словакии.
11 октября совместная комиссия вновь вела дискуссии вокруг переписей 1850, 1880, 1910 и 1930 гг.
Словацкие эксперты подготовили отчет о недостоверности данных 1910 г. для определения словацко-венгерской этнической границы. В тот же день на совещании в МИД Ч-СР было решено не признавать территориальные требования венгров, так как перепись 1910 г. недостоверна23. Конкретные шаги Праги были обусловлены и позицией Берлина. Гитлер в беседе с Риббентропом 10 октября сформулировал, что Венгрия должна установить с Ч-СР не стратегические, а только этнические границы и
отойти к ней могут чехословацкие области лишь с абсолютным преобладанием венгерского населения. 11 октября вице-премьер-министр Словакии Ф. Дурчанский встречался с Гитлером и обсуждал
линию границы. Переговоры в Комарно вызвали повышенную активность немецких дипломатических
чинов в Братиславе, Будапеште, Праге – Е. Дрюффела, О. Эрмансдорфа, А. Хенке, в донесениях которых немецкая сторона выглядит едва ли ни третьим фигурантом дебатов. Поддержка Германии
обусловила неуступчивость чехословацкой делегации и позволила ей на этом этапе отклонить венгерские территориальные требования24. Однако решение судьбы Ч-СР полностью перешло в руки
Гитлера.
Тем не менее Й. Тисо 12 октября 1938 г. выдвинул уступку, считая ее окончательной. Он заявил о
готовности возобновить переговоры и по территориальной проблеме. Венгрии предлагался Житный
остров, за исключением Братиславы и четырех невенгерских сел в ее окрестностях, при условии объявления Комарно свободным портом и гарантии новой малодунайской границы25. Житный остров
(Челлокёз) – крупнейший речной остров Европы, образуемый Дунаем, его рукавом Малым Дунаем и
устьем Вага. Он отличался благоприятными условиями для хозяйственной деятельности26. Его территория составляла 1840 км2 с населением в 105 тыс. чел.27 Венгерская сторона была готова принять
эти земли, но без гарантии новой границы, потому что она претендовала на Братиславу (словаки же
считали ее для себя «бесценной»)28.
13 октября Й. Тисо пошел на новую территориальную уступку, троекратно увеличив ее площадь,
оставляя, однако, на своей стороне такие словацкие и подкарпатские города, как Братислава, Нове
Замки, Левице, Римавска Собота, Лученец, Кошице, Ужгород, Мукачево, Берегово. Венгрии предлагалась территория в 5573 км2 с населением (по переписи 1930 г.) в 378 тыс. чел., из которых 83 % составляли венгры, 12 % – словаки и чехи, 5 % – немцы, русины, евреи29. Вокруг предложения развер28
Гісторыя
нулась дискуссия. Чехо-словацкая сторона акцентировала внимание на принципе равенства, согласно которому границы нужно провести так, чтобы количество оставшихся в Венгрии словаков равнялось количеству оставшихся в Словакии венгров (так как точную этническую границу в районах смешанного проживания установить невозможно). Венгры же отвергали принцип равенства, предлагая
учитывать не численность венгров, проживавших по ту или другую сторону границы, а их удельный
вес в населении. При этом за основу принималось не соотношение населения Венгрии и Ч-СР (10 к
14 млн), а только Венгрии и Фелвидека (Словакии с Подкарпатьем) – 10 к 2,5 млн чел. На этом основании они считали справедливым, если бы в Венгрии осталось 600 тыс. словаков, а в Словакии и
Подкарпатье – лишь 150 тыс. венгров30. Перепалка привела к венгерскому заявлению о бесцельности
дискуссии, а через час К. Каня вручил Й. Тисо ноту о прекращении переговоров31. Венгрия обратилась
к четырем участникам мюнхенского соглашения и Польше с просьбой поддержать ее притязания
к Ч-СР.
Регент Венгрии М. Хорти сообщил Гитлеру о прекращении переговоров в Комарно из-за «неприемлемости чехословацкого предложения» и просил принять бывшего премьер-министра К. Дарани.
Визит последнего в Мюнхен и переговоры с Гитлером состоялись 14 октября 1938 г. Будапешт поставил на кон весомые аргументы: присоединение к антикоминтерновскому пакту и выход из Лиги Наций.
Однако Гитлер упрекал Венгрию за пассивность в период Мюнхена, когда, как он считал, можно было
силой занять всю Словакию, сейчас же нужно искать компромисс32. Дарани дважды адресовал его к
карте венгерских требований, но они Гитлера «не воодушевили», он исходил из этнического принципа
формирования новой границы. Затем Дарани продолжил переговоры с Риббентропом, получив от
премьер-министра Б. Имреди директивы по территориальным требованиям. Риббентроп сам нанес
новые данные на карту и сообщил их Ф. Хвалковскому как собственное предложение. Интрига была в
том, что в них не упоминались подкарпатские города Ужгород и Мукачево. Тем самым в переданной
Праге «линии Риббентропа» Братислава, Нитра, Кошице, Ужгород и Мукачево оставались у Словакии. Это вызвало длительную (до кануна арбитража) германо-венгерскую дискуссию: Будапешт отрицал, что он согласился оставить Ужгород и Мукачево в составе Ч-СР, а Берлин настаивал на обратном (карту же, переданную Дарани в германский МИД, там найти не смогли!)33. Прага, конечно, исходила из «линии Риббентропа», что видно из немецкого запроса в автономные правительства
Словакии и Подкарпатской Руси, которые с готовностью согласились признать карту Дарани34.
И Венгрия, и Ч-СР стремились аргументировать на международной арене позицию на переговорах
в Комарно. Прага 14 октября разослала в свои европейские посольства ноту, возложив всю ответственность за срыв переговоров в Комарно на венгров. В ней отмечалось, что вопреки всем сделанным
уступкам Каня тем не менее предложил границу, по которой на отходящих к Венгрии землях осталось
бы 510 тыс. словаков и русин (и это в дополнение к их 301 тыс., проживавших на тот момент
в Венгрии). Отдельным документом эксперты обобщили все чехо-словацкие аргументы35.
На позицию СССР в связи с переговорами в Комарно повлиял значительный дипломатический инцидент с министром иностранных дел Ч-СР Ф. Хвалковским, касавшийся Мюнхена и новой чехословацко-германской границы. 9 октября (в день начала переговоров в Комарно) нарком иностранных
дел СССР М.М. Литвинов сделал чехословацкому посланнику в Москве З. Фирлингеру запрос. Его
смысл заключался в том, чтобы выяснить, насколько Прага (имея в виду высказывания французских и
британских официальных лиц о возможности включения СССР в число гарантов новых границ ЧехоСловакии) «считает желательным для себя включение СССР в число гарантов». Полпред в Праге
С.С. Александровский 16 октября сообщил в НКИД: «Абсолютно достоверно узнал, что
Ф. Хвалковский скрыл от кабинета министров факт запроса Литвинова». В тот же день заместитель
наркома В.П. Потемкин еще раз просил полпреда выяснить «это обстоятельство, которое, быть может, небезразлично для некоторых членов правительства и политических деятелей Чехословакии»36.
В такой обстановке венгерский посланник в Москве М. Юнгерт-Арноти 17 октября в беседе с тем
же В.П. Потемкиным изложил венгерскую версию срыва переговоров в Комарно. По ней Венгрия
предложила Ч-СР уступить ее пограничные районы, населенные, согласно переписи 1910 г., почти
исключительно венграми (840 тыс. чел.). Что касается словаков (140 тыс.), немцев (57 тыс.) и русин
(30 тыс. чел.), проживающих на этой территории, то для них, «равно как и для всей Словакии и всей
Закарпатской Украины, венгерская делегация предложила провести плебисцит, чтобы предоставить
им возможность самостоятельно разрешить вопрос о своей государственной принадлежности». Прага
в ответ заявила о готовности предоставить венгерскому меньшинству «известную автономию в пределах нынешних государственных границ», а затем согласилась уступить Житный остров. Однако оба
предложения были отклонены венграми, и «переговоры зашли в тупик». На вопрос Потемкина об основаниях для плебисцита во всей Словакии и Подкарпатье Юнгерт самонадеянно заметил, что
«в экономическом отношении обе области настолько тесно связаны с Венгрией… что они, вероятнее
всего, предпочтут слиться с венгерской территорией, нежели поддерживать искусственную связь
с Чехословакией»37. В двух донесениях Юнгерта-Арноти в МИД Венгрии, касающихся этой беседы,
29
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
указывалось на интерес Потемкина к численности венгров в Ч-СР и местам их проживания. Юнгерт
выразил удивление негативной позицией советской печати по поводу стремления Венгрии добиться
равноправия венгерского меньшинства в Чехо-Словакии, при том, что все советское государство
построено на праве наций на самоопределение. На это Потемкин ответил, что СССР считает Мюнхенское соглашение несправедливым и не имеющим законных оснований. Словацкий же и русинский
народы имеют право на самоопределение и неприсоединение к Венгрии38.
Риббентроп настойчиво продолжал свою посредническую деятельность между Ч-СР и Венгрией.
Делегация во главе с Й. Тисо (интересы Словакии и Подкарпатской Руси в ее составе представляли
министры автономных правительств Ф. Дурчанский и Э. Бачинский) провела с ним две напряженные
встречи 19 октября в Мюнхене39. Прага пошла на значительные территориальные уступки, но лишь на
основе «линии Риббентропа», т. е. оставляя у себя пять упоминавшихся крупных городов40. Венгрия
сделала свои уступки, в тот же день согласованные с рейхсминистром. Ее требования на этот раз составляли 11 300 км2 с 740 тыс. чел. населения, в том числе с 680 тыс. венгров (91,9 %). Расхождения
обеих сторон уже были невелики. Однако, заручившись поддержкой Италии, Венгрия все более отходила от концепции двустороннего соглашения при посредничестве Риббентропа, сделав ставку на
арбитраж в расчете получить в этом случае еще больше41. Ф. Хвалковский же на встрече с
С.С. Александровским 22 октября говорил, что «его внимание сосредоточено почти исключительно на
вопросе об установлении точных границ» и что он трижды проехал вдоль демаркационной линии42.
23 октября Прага сделала новую подвижку – Хвалковский предложил передать Венгрии 9606 км2
с населением в 728,4 тыс. чел., из которых венгры составляли 67,9 %, а словаки и чехи – 23,1 %43.
28–29 октября состоялся визит Риббентропа в Рим, где он провел переговоры о венгерских территориальных требованиях. По этому вопросу между Германией и Италией существовали разногласия.
Рим поддерживал требования Будапешта, выступал за создание венгерско-польской границы путем
передачи Венгрии всей Подкарпатской Руси (или, по крайней мере, «трех восточных городов» –
Кошице, Ужгорода, Мукачева), стоял на позиции германо-итальянского арбитража. Берлин старался
ограничить территориальные аппетиты Венгрии, резко возражал против венгерско-польской границы,
настаивал на конференции четырех стран-участниц Мюнхенской конференции. В результате трудных
переговоров родился компромисс44. Риббентроп пошел на ряд уступок, однако остался непреклонен в
вопросе недопущения венгерско-польской границы (хотя и согласился на передачу «трех восточных
городов»), настоял на отказе венгров от Братиславы и Нитры, отклонил привлечение Польши в качестве арбитра45.
Венский третейский суд (Первый Венский арбитраж) состоялся 2 ноября 1938 г. Арбитрами были
министры иностранных дел Германии и Италии – Й. Риббентроп и Г. Чиано. В первом пункте говорилось, что передаваемые Чехо-Словакией Венгрии территории обозначаются на карте, а демаркация
новой границы на месте возлагается на совместную венгеро-чехо-словацкую комиссию. Вопросы оптации, гражданства и прав оставшегося в Словакии венгерского меньшинства подлежали рассмотрению совместной комиссии. Нанесенная на карту граница имела описание, но карта не была опубликована. Более того, позже она не была и обнаружена46. По показаниям в январе 1946 г. венгерского генерал-полковника И. Рускицай-Рюдигера, находившегося в советском плену, новая граница была
нанесена на карту лично Риббентропом и Чиано47.
Все перипетии с картой и разными вариантами описания границы вызвали разнобой в статистике
площади переданных земель и численности их населения. Вначале наиболее распространенными
были венгерские данные о 12,0 тыс. км2 с населением в 862,7 тыс. чел., среди которых 86,6 % составляли венгры. (Это значило, что Венгрия присоединила 84,2 % затребованной территории и получила 88,0 % всех венгров, проживавших в Ч-СР)48. Более достоверной выглядит статистика населения (на основе переписи от 15 декабря 1936 г.), подготовленная по запросу П. Телеки, ставшего
в феврале 1939 г. премьер-министром Венгрии. По этим данным, в состав Венгрии было передано
1040,4 тыс. чел. (в том числе 84,5 % венгров и 11,9 % словаков)49.
14 ноября 1938 г. МИД Ч-СР составил свое описание границы и привел этническую статистику населения. Согласно этим данным к Венгрии отошло 11 832 км2 словацких и закарпатских земель с населением 1027 тыс. чел. Потери в собственно Словакии составили 10 309 км2 территории и 854,2 тыс. чел.
населения, из числа которого 59,0 % являлось мадьярами50. В ноябре (точной даты нет) словацкие
эксперты составили свой «Доклад о размере переданной Венгрии территории, ее этнической структуре
и последствиях венского решения для Словакии». Документ содержал почти аналогичные цифры
потерь – 10 307 км2 территории и 853,7 тыс. чел. населения с такой же долей венгров51. Совпадение
данных Праги и Братиславы позволяет считать их наиболее объективными.
Советская оценка третейского суда была лаконичной. Председатель СНК СССР В.М. Молотов,
говоря 6 ноября 1938 г. на заседании по поводу годовщины Октября о расчленении Чехословакии,
отметил: «С жадностью откусила солидный кусок Венгрия»52. Интересно донесение венгерского
посланника в Москве Юнгерт-Арноти: в НКИДе это считают «естественным следствием Мюнхенского
30
Гісторыя
договора», советская же пресса высказывается более определенно – в поддержку Чехословакии,
особенно выступая «против оккупации»53. Советский полпред в Германии А.Ф. Мерекалов в своем отчете за 1938 г. о политической жизни в Германии отметил: «Став арбитром в споре между Прагой и
Будапештом, Берлин 2 ноября вместе с Римом… наметил новую венгеро-чехословацкую границу».
При этом Германия не допустила создания общей границы Венгрии с Польшей, что вызвало «заметное охлаждение в отношении к Берлину в Венгрии»54. Примечательно, что 2 февраля 1939 г. заместитель наркома иностранных дел В.П. Потемкин, отвечая на запрос главного управления геодезии и
картографии при СНК СССР, сообщил: «НКИД полагает, что на советских географических картах Чехо-Словакия может быть показана в новых границах, в соответствии с тем, как это изображается на
картах, изданных сейчас в Чехо-Словакии»55.
Интересно, что статс-секретарь германского МИД Э. Вайцзекер (фактически первый заместитель
Риббентропа) в конце февраля 1939 г. обозначил контуры дальнейших территориальных решений по
словацкой проблеме. Они предусматривали провозглашение независимости Словакии; информирование Рима о том, что Германия «взяла на себя прямую охрану Чехии и территориальную гарантию
Словакии»; информирование Будапешта, что «в случае беспорядков в Карпатской Украине для Венгрии настанет верный момент для регулярного вторжения»56.
Однако принятые венские решения еще предстояло реализовать. Был создан ряд смешанных венгеро-чехо-словацких комиссий, в которых с ноября 1938 по март 1939 г. шли напряженные переговоры. Основную роль играла делимитационная комиссия, занявшаяся точным определением новой
границы. На ее заседаниях было решено использовать в качестве границ населенных пунктов не административное деление, а данные земельного кадастра. Кроме того, новая венгерская администрация на переданных землях сразу начала сгон чешских, словацких и русинских колонистов57. Ответные
репрессивные меры Праги против местных мадьяр натолкнулись на жесткую реакцию венгерских органов, заявивших в ноябре о неизбежности аналогичных мер против словаков на арбитражных землях. В декабре 1938 г. продолжились взаимные гонения на словаков и венгров по обе стороны новой
границы. Словацкие инстанции также считали свои действия ответными, отказ от которых будет зависеть от венгерской стороны58.
В феврале 1939 г. начала работу общая миноритарная комиссия для выработки норм защиты словацкого и венгерского меньшинств. Будапешт настаивал в первую очередь на защите венгерского населения Братиславы (что было оговорено в тексте арбитража) и только потом соглашался обсудить
права словаков, но лишь на переданных территориях. 18 февраля все же был подписан двусторонний
договор об обмене населения переданных территорий и предоставлении гражданства59.
При этом шли два встречных миграционных потока. Главным был поток переселенцев и беженцев
в Словакию с арбитражной территории, отошедшей к Венгрии. Словацкая историография выделяет
сегодня добровольное (эвакуацию и бегство по собственной инициативе) и принудительное переселение (административное выселение и изгнание на основе директивных актов). По приблизительным
оценкам словацкого Института по защите беженцев с осени 1938 до начала 1941 г. в Словакию иммигрировало 10–13 тыс. беженцев с арбитражных земель и трианонской территории Венгрии60.
Что касается делимитационной комиссии, то она много раз прерывала свою работу из-за ряда приграничных конфликтов. Однако к началу марта были оговорены все нюансы словацко-венгерского
участка границы. 7 марта 1939 г. в Будапеште был подписан протокол о линии чехо-словацковенгерской границы от Братиславы до р. Уж61.
Параллельно назревал вопрос о суверенизации Словакии в ее венских границах. Министр иностранных дел Ч-СР Ф. Хвалковский в беседе с немецким поверенным А. Хенке 9 марта обреченно заметил: «Если Берлин хочет независимую Словакию, то Праге ничего не остается, как согласиться каким-то образом с этим решением»62. 14 марта 1939 г. была провозглашена независимость Словакии,
15 марта Германия оккупировала чешские земли, объявив на следующий день создание Протектората Богемия и Моравия, а Венгрия 15–18 марта оккупировала Карпатскую Украину. «Вторая республика» прекратила свое существование. Дневниковые записи советских дипломатов тех дней объясняли
произошедшие события позицией Германии, которая «официально отказалась от отрицательного отношения к установлению польско-венгерской границы» (советник полпредства СССР в Берлине
Г.А. Астахов), а венский арбитраж сочла «опереженным событиями» (нарком М.М. Литвинов)63.
1
Подробнее см.: С а л ь к о в А . П . СССР и национально-территориальное переустройство в Карпато-Дунайском регионе
(1938–1941 гг.) // Отечественная история. 2005. № 3. С. 71–82.
2
Документы внешней политики СССР. Т. ХХI: 1 января – 31 декабря 1938 г. М., 1977. Док. 82. С. 128–129.
3
Československá zahraniční politika v roce 1938: u 2 sv. Praha. 2000–2001. Svazek 1: (1. leden – 30. červen 1938). 2000.
(Dokumenty československé zahraniční politiky). Dok. č. 114. S. 202.
4
См.: Документы и материалы по истории советско-польских отношений: В 9 т. М., 1963–1983. Т. 6: 1933–1938 гг. 1969. Док. 248.
С. 351.
5
См.: Венгрия и вторая мировая война: Секретные дипломатические документы из истории кануна и периода войны. М.,
1962. Док. 26. С. 93.
31
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
6
Документы Министерства иностранных дел Германии: В 3 вып. М., 1946. Вып. 1: Германская политика в Венгрии
(1937–1942 гг.). Док. 12. С. 51.
7
См.: Československá zahraniční politika v roce 1938: u 2 sv. Svazek 1: (1. leden – 30. červen 1938). (Dokumenty československé zahraniční politiky). Dok. č. 226–227. S. 362–363; Dok. č. 232–233. S. 366–367.
8
Tamtéž. Dok. č. 265. S. 409; Dok. č. 372. S. 566–568.
9
Československá zahraniční politika v roce 1938: u 2 sv. Praha. 2000–2001. Svazek 2: (1. červenec – 5 řijen 1938). 2001.
(Dokumenty československé zahraniční politiky). Dok. č. 411. S. 46–47.
10
Tamtéž. Dok. č. 496. S. 171–172; Dok. č. 506. S. 180–189; Dok. č. 531. S. 222–225.
11
М а й с к и й И . М . Дневник дипломата. Лондон, 1934–1943: В 2 кн. М., 2006–2009. Кн. 1: 1934 – 3 сентября 1939. 2006.
С. 243. (Научное наследство).
12
См.: Документы по истории мюнхенского сговора. 1937–1939. М., 1979. Примеч. 1 к док. 127. С. 214; Док. 186. С. 288–291.
13
См.: Венгрия и вторая мировая война: Секретные дипломатические документы... Док. 43. С. 107.
14
Там же. Док. 41. С. 104.
15
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Martin. 2002–2005. Dokumenty I: (20. september –
2. november 1938). 2002. Dok. č. 23. S. 50–51.
16
См.: Medzinárodné súvislosti slovenskej otázky 1927/1936–1940/1944: maďarské dokumenty v porovnani s dokumentmi v
Bonne, Bukurešti, Viedni a Prahe / Milan Krajčovič. Bratislava. 2008. III. kapitola. Dok. č. 182. S. 189–190.
17
См.: П у ш к а ш А . И . Внешняя политика Венгрии. Февраль 1937 г. – сентябрь 1939 г. М., 2003. С. 236.
18
Год кризиса, 1938–1939: Документы и материалы: В 2 т. М., 1990. Т. 1: 29 сентября 1938 г. – 31 мая 1939 г. Док. 16. С. 45.
19
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Dokumenty I: (20. september – 2. november 1938).
Dok. č. 27 a pozn. 2–3. S. 54–55.
20
Tamžе. Dok. č. 53–54. S. 80–81.
21
См.: Архив внешней политики РФ (АВПРФ). Ф. 77 (Референтура по Венгрии). Оп. 14. П. 6. Д. 4 – Переписка, справки, отчеты о внешней политике Венгрии. Л. 9.
22
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Dokumenty I: (20. september – 2. november 1938).
Dok. č. 52-а a pozn. 1. S. 77–78.
23
Tamžе. Dok. č. 57. S. 82–88; Dok. č. 61–61-а. S. 91–98; Dok. č. 68. S. 109.
24
См.: «Tretia ríša» a vznik Slovenského štátu: u 2 sv. / Michal Schvarc, Martin Holák, David Schriffl (eds.). Bratislava. 2008–2010. Dokumenti I. 2008. Dok. č. 38–39. S. 96, 98; Dok. č. 42. S. 105–106; Dok. č. 46–47. S. 116, 118; Dok. č. 51. S. 130; Dok. č. 54. S. 138;
Dok. č. 56–57. S. 142, 144.
25
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Dokumenty I: (20. september – 2. november 1938).
Dok. č. 70. S. 111–112.
26
См.: L i s z k a J ó z s e f . Národopis Maďarov na Slovensku. Komárno; Dunajská Streda. 2003. S. 169–172.
27
См.: П у ш к а ш А . И . Указ. соч. С. 247.
28
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Dokumenty I: (20. september – 2. november 1938).
Dok. č. 70. S. 113–115.
29
Tamžе. Dok. č. 79 a pozn. 2. S. 126.
30
Tamžе. Dok. č. 78. S. 121–123.
31
Tamžе. Dok. č. 83–83-а. S. 128–129.
32
См.: В о л к о в В . К . Мюнхенский сговор и Балканские страны. М., 1978. С. 49.
33
См.: П у ш к а ш А . И . Указ. соч. С. 254–260.
34
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Dokumenty I: (20. september – 2. november 1938).
Dok. č. 99 а pozn. 2. S. 159.
35
Tamžе. Dok. č. 87. S. 134–135; Dok. č. 89. S. 136–137.
36
Документы внешней политики СССР. Т. ХХI: 1 января – 31 декабря 1938 г. Док. 424. С. 590–591; Примеч. 162–163. С. 739–740.
37
Там же. Док. 425. С. 591–592.
38
См.: Medzinárodné súvislosti slovenskej otázky 1927/1936–1940/1944: maďarské dokumenty v porovnani s dokumentmi v
Bonne, Bukurešti, Viedni a Prahe / Milan Krajčovič. III. kapitola. Dok. č. 261. S. 216; Dok. č. 310. S. 229–230.
39
См.: «Tretia ríša» a vznik Slovenského štátu: u 2 sv. / Michal Schvarc, Martin Holák, David Schriffl (eds.). Dokumenti I. Dok. č. 70–71.
S. 186–190, 193.
40
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Dokumenty I: (20. september – 2. november 1938).
Dok. č. 100–100-а. S. 160–161.
41
См.: П у ш к а ш А . И . Внешняя политика Венгрии. Февраль 1937 г. – сентябрь 1939 г. С. 269, 272, 277.
42
См.: Документы и материалы по истории советско-чехословацких отношений: В 6 т. М., 1973–1983. Т. 3: июнь 1934 г. –
март 1939 г. – 1978. Док. 416. С. 579.
43
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Dokumenty I: (20. september – 2. november 1938).
Dok. č. 106 a pozn. 2. S. 166–167.
44
См.: П у ш к а ш А . И . Внешняя политика Венгрии. Февраль 1937 г. – сентябрь 1939 г. С. 285–288.
45
См.: П о п И . И . Чехословацко-венгерские отношения (1935–1939). М., 1972. С. 207–208.
46
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Dokumenty I: (20. september – 2. november 1938).
Dok. č. 139 a pozn. 1–2. S. 203–205.
47
См.: Государственный архив РФ (ГАРФ). Ф. Р-9401 («Особая папка В.М. Молотова» – Материалы Секретариата
НКВД–МВД СССР за 1944–1956 гг.). Оп. 2. Д. 141 – Материалы за январь – февраль 1946 г. Л. 174.
48
См.: П у ш к а ш А . И . Внешняя политика Венгрии. Февраль 1937 г. – сентябрь 1939 г. С. 291–292.
49
См.: П у ш к а ш А . Цивилизация или варварство: Закарпатье 1918–1945. М., 2006. С. 204–205.
50
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Dokumenty I: (20. september – 2. november 1938).
Dok. č. 142. S. 209–210.
51
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Martin. 2002–2005. Dokumenty II: okupácia
(2. november 1938 – 14. marec 1939). 2003. Dok. č. 1. S. 31.
52
Документы по истории мюнхенского сговора. 1937–1939. М., 1979. Док. 247. С. 386.
53
Medzinárodné súvislosti slovenskej otázky 1927/1936–1940/1944: maďarské dokumenty v porovnani s dokumentmi v Bonne, Bukurešti, Viedni a Prahe / Milan Krajčovič. III. kapitola. Dok. č. 340. S. 241.
54
CCCP в борьбе за мир накануне второй мировой войны (сентябрь 1938 – август 1939 гг.): Документы и материалы. М.,
1971. Док. 148. С. 231.
32
Гісторыя
55
М а р ь и н а В . В . Советский Союз и чехо-словацкий вопрос во время Второй мировой войны. 1939–1945 гг.: В 2 кн. М.,
2007–2009. Кн. 1: 1939–1941 гг. 2007. С. 87.
56
«Tretia ríša» a vznik Slovenského štátu: u 2 sv. / Michal Schvarc, David Schriffl (eds.). Bratislava. 2008–2010. Dokumenty II.
2010. Dok. č. 84. S. 446–447.
57
См.: П е г а н о в А . О . Чехо-словацко-венгерские переговоры в ноябре 1938 – марте 1939 г. о реализации Венского арбитражного решения // Роccийские и славянские исследования: Науч. сб. Мн., 2009. Вып. 4. С. 206–207.
58
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Dokumenty II: okupácia (2. november 1938 –
14. marec 1939). Dok. č. 72. S. 98; Dok. č. 126. S. 156–157.
59
См.: П е г а н о в А . О . Указ. соч. С. 208.
60
См.: H e t é n y i M a r t i n . Slovensko-maďarské pomedzie v rokoh 1938–1945. Nitra. 2008. S. 78–79, 94, 99.
61
См.: Viedenská arbitráž. 2. november 1938: u 3 sv. / zostavil Ladislav Deák. Martin. 2002–2005. Dokumenty III: rokovania
(3. november 1938 – 4. apríl 1939). 2005. Dok. č. 168. S. 328–330; Dok. č. 169. S. 340–347.
62
«Tretia ríša» a vznik Slovenského štátu: u 2 sv. / Michal Schvarc, David Schriffl (eds.). Dokumenty II. Dok. č. 105. S. 526–527.
63
См.: Документы внешней политики. 1939 г. Т. ХХII: В 2 кн. М., 1992. Кн. 1: 1 января – 31 августа 1939 г. Док. 138. С. 185;
Док. 145. С. 195.
Поступила в редакцию 22.03.11.
Анатолий Петрович Сальков – кандидат исторических наук, доцент, заведующий кафедрой истории южных и западных
славян.
Е.Г. САКОВИЧ
СОВРЕМЕННАЯ РОССИЙСКАЯ И АНГЛО-АМЕРИКАНСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ
ВЕНГЕРСКИХ СОБЫТИЙ 1956 г.
Излагаются взгляды современных российских и англо-американских авторов на проблему инцидента, имевшего место в
Венгрии в 1956 г. Рассматриваются формирование и трансформация оценок российскими и зарубежными исследователями
причин, хода и результатов венгерского кризиса 1956 г., анализируются основные закономерности смены историографических
парадигм в современной российской и зарубежной историографии, выявляются причины, предопределившие направленность
изысканий российских и зарубежных исследователей, и перспективные направления дальнейшего изучения проблематики.
The article is devoted to the problem of analyzing sights of modern Russian and Anglo-American authors on the problem of the
Hungarian incident. The author analyzes the formation and the transformation of the estimations of the Russian and foreign researchers
of the reasons and the results of the Hungarian crisis of 1956. The author reveals the basic laws of change of paradigms in a modern
Russian and Anglo-American historiography and underlines perspective directions of the further studying of the Hungarian crisis.
Изучение событий, произошедших в конце октября – начале ноября 1956 г. в Венгрии, занимало
одно из центральных мест в современной российской англо-американской историографии. Интерес
как российских, так и зарубежных ученых к проблематике стимулировал появление работ нового
уровня, охватывающих различные аспекты «будапештской осени» 1956 г. Российский исследователь
Т.М. Исламов, акцентируя внимание на этапах развития российской историографии венгерского инцидента, писал, что «поворот от старой, советской концепции венгерских событий, в основе которых
лежал мощный взрыв народного возмущения деспотическим режимом, от жалких попыток объяснить
восстание ошибками и просчетами режима к принципиально новой интерпретации связан с появлением в 80–90-х гг. новых исследований историков»1. По мнению автора, в работах, появившихся в период с конца 1980-х и до середины 1990-х гг., отсутствует всесторонний анализ кризиса по той причине, что необходимые документы российских архивов не были еще рассекречены. Новый этап российской историографии, начавшийся с середины 1990-х гг., характеризуется введением в научный
оборот крупных массивов документов ведущих московских архивов вплоть до самого недоступного из
них – «Президентского архива», что в итоге позволило ученым осветить различные аспекты венгерского инцидента2.
Изучение проблематики российскими исследователями велось в нескольких измерениях. Вопервых, перед учеными стояла задача поиска соответствующего определения событиям 1956 г. и выявления их причин. Во-вторых, проблемным выглядел вопрос анализа деятельности советского руководства во время урегулирования инцидента. И наконец, исследователей интересовал вопрос, касающийся итогов венгерского кризиса.
Поиск соответствующей дефиниции венгерским событиям в российских академических кругах сопровождался активной полемикой. Часть исследователей настаивали на утверждении о необходимости использования термина «венгерское восстание», другие акцентировали внимание на первостепенной значимости определения «венгерский кризис»3. Достаточно интересную точку зрения высказал Т.М. Исламов, по мнению которого ученым не следует однозначно отрицать широко
распространенный тезис советской историографии об «антисоциалистическом путче»4. Автор подчеркивал, что «в определении “антисоциалистический” известная доля истины имеется. Ибо не замечать
в венгерском движении 1950-х гг. с его сложной социально-политической структурой наличия элементов, групп и лиц, ориентировавшихся на принципиальное отрицание социализма как такового, социа33
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
лизма любой модели и оттенка вплоть до демократического… не менее антинаучно и необъективно,
как и прежняя господствовавшая в СССР и ВНР трактовка событий»5. В ходе продолжительных дискуссий единой точки зрения так и не было выработано. Плюрализм в определениях венгерских событий в российских академических кругах с течением времени стал восприниматься как должное.
Относительно проблемы выявления причин событий 1956 г. в академической среде российских
исследователей расхождения во мнениях не наблюдалось, однако в оценке роли СССР в начале кризиса некоторая поляризация существовала. Причины восстания большинство ученых (Ю.С. Новопашин, В.М. Алексеев, А.Е. Блохина, В.М. Мусатов) видели в сложившейся системе советско-восточноевропейских отношений после второй мировой войны6. Анализируя деятельность советского руководства по отношению к Венгрии в «предкризисный период», В.М. Мусатов и Ю.С. Новопашин утверждали,
что СССР, первоначально не стремившийся к полной смене политического строя в странах Восточной
Европы, после 1947–1948 гг. по мере наступления «холодной войны» и усиления антиюгославской
кампании был вынужден пересмотреть прежнюю политику. С точки зрения авторов, именно под воздействием «внешних факторов» советское руководство в период с 1949 по 1953 г. проводило курс,
направленный на ускорение коренных преобразований в регионе, имевших итогом бездумное копирование сталинской модели социализма7. Пытаясь оправдать «восточноевропейскую» политику нового советского лидера Н.С. Хрущева, пришедшего к власти в 1953 г., ученые утверждали, что в Кремле
в то время однозначно понимали необходимость демократизации социалистических стран Восточной
Европы, в том числе и Венгрии. Успешной реализации планов помешал ряд факторов, среди которых
авторы называли доминирование сталинской гвардии в ЦК, значительную роль военных и постоянную конфронтацию с США8.
Критического мнения по поводу наличия у Н.С. Хрущева определенного плана действий по отношению к соцстранам придерживалась А.Е. Блохина. Она утверждала, что «горячая фаза советизации» 1949–1953 гг. сменилась полной растерянностью нового советского руководства в 1953 г., которое оказалось неспособным адекватно оценивать сложившуюся ситуацию в Венгрии. Советская инициатива в виде кратковременного назначения И. Надя главой правительства привела к полной
дестабилизации ситуации в стране9. Более того, автор считала, что и после отстранения И. Надя от
власти весной 1955 г. и вплоть до июля 1956 г. руководство СССР фактически самоустранилось от
активного участия в венгерских делах, не реагировало на углубление негативных явлений вследствие
восстановления в стране ракошизма, на обострение внутриполитической борьбы в Венгрии, вызванной резкой активизацией антиракошистских сил10.
А.С. Стыкалин и Е.Д. Орехова считали, что на первый взгляд можно утверждать о несвоевременной реакции советской стороны на события в Венгрии. К этому располагают непосредственно донесения дипломатов из Будапешта, датированные 6 октября, в которых невозможно найти предложений
о принятии советским правительством определенных мер, способных повлиять на развитие венгерских событий. Причина такого поведения, по мнению авторов, заключалась в том, что на первое место советское руководство вплоть до 23 октября выдвигало «польский вопрос», где как раз в эти дни
достигла апогея борьба за демократические преобразования11.
Более сдержанно политику СССР по отношению к Венгрии накануне восстания оценивал
Б.Й. Желицки. Анализируя политическую ситуацию в СССР и в ВНР после смерти Сталина, ученый
писал, что реформаторские начинания И. Надя наряду с аналогичными начинаниями Н.С. Хрущева в
случае их последовательной реализации могли бы открыть путь для строительства демократического
социализма. Однако в СССР, как и в ВНР, они потерпели неудачу по причине слабости реформаторских сил в партии и обществе в целом. Непреодолимой преградой на пути демократизации общественно-политической жизни в Венгрии, по мнению исследователя, являлась прежде всего политика,
проводимая М. Ракоши. С точки зрения ученого, роль СССР в начале кризиса заключалась в том, что
советское руководство во главе с Н.С. Хрущевым сделало ставку на силы ракошистов, не желавших
реального обновления12.
Не меньший интерес исследователей вызывал вопрос, связанный с анализом политической ситуации в Венгрии в период с февраля по июль 1956 г. В современной российской историографии венгерского инцидента указанный период весьма часто оценивался как упущенная возможность своевременной стабилизации ситуации. Б.Й. Желицки признавал, что после XX съезда КПСС в Венгрии
открылась новая возможность для решения сложных внутриполитических проблем, приостановления
движения к пропасти. Однако М. Ракоши и его окружение оказались неспособными воспринять и реализовать новые идеи, чем еще больше усугубили надвигающийся кризис. Согласно утверждению автора, в Венгрии, равным образом как и в СССР, слишком поздно, только к июльскому пленуму
ЦР ВПТ, осознали необходимость перемен и выведения М. Ракоши из высшего партийного руководства13. В. Мусатов, рассматривая проблему в исторической перспективе, отмечал, что если бы в июле
1956 г. премьер-министром стал И. Надь, а первым секретарем ЦК партии – Я. Кадар, то события
в стране могли бы перейти в управляемое русло. Однако руководство СССР на июльском пленуме
34
Гісторыя
постоянно прислушивалось к мнению консервативно-догматического большинства руководства ВПТ,
и в итоге первым секретарем был назначен Э. Гере14. Противоположной точки зрения придерживался
А.И. Пушкаш, считавший, что советское правительство всегда поддерживало тех, кто не намеревался
ломать патерналистскую модель отношений, покушаться на ведущую роль КПСС и СССР. Именно
в силу этих причин вначале ставка советского руководства была сделана на Э. Гере, а затем, уже
в дни кризиса, вновь на И. Надя, но когда последний пошел на разрыв с Варшавским Договором, оно
сделало ставку на Я. Кадара15.
Относительно проблемы анализа деятельности советского руководства по урегулированию инцидента в современной российской историографии существовало несколько точек зрения. Некоторые
ученые утверждали, что силовой вариант решения вопроса был предопределен изначально, другие
рассматривали его в качестве вынужденной меры16. В связи с этим особую остроту в академических
кругах приобрела проблема обсуждения «Декларации об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Советским Союзом и другими социалистическими государствами» от 30 октября, в которой были подвергнуты критике деформации разного рода и выражена готовность строить равноправные отношения. По мнению А.С. Стыкалина, декларация от 30 октября представляла собой мирный вариант решения проблемы и являлась осмыслением советским
руководством идеи о необходимости пересмотра всей системы отношений с восточноевропейскими
странами. Решающую роль в выборе силового варианта автор видел во влиянии внешних факторов,
первостепенное значение среди которых отводил суэцкому кризису. Ученый считал, что именно суэцкий кризис конца октября был воспринят в Кремле как симптом недопустимого ослабления советского
влияния в мире, побудив тем самым руководство СССР к демонстрации силы. Таким образом,
31 октября советское руководство было вынуждено готовить новую военную акцию. Однако для
СССР вторжение в Венгрию имело обратный результат, так как на смену свергнутому правительству
И. Надя пришло новое во главе с Я. Кадаром, склонное к тяжелому компромиссу с Москвой17.
В. Мусатов, соглашаясь по многим позициям с А.С. Стыкалиным, утверждал, что мирный вариант советским руководством первоначально рассматривался как основной, но, пока готовились предложения
на политическое урегулирование, военный вариант возобладал. Основную причину поворота СССР к
силовому варианту автор видел в неспособности И. Надя справиться с ситуацией, что в итоге натолкнуло Н.С. Хрущева на мысль о смене главы правительства. Следовательно, для поддержки создаваемого нового правительства во главе с Я. Кадаром требовалось массированное и быстрое вторжение советских войск в Венгрию18.
Тем не менее не все исследователи имели однозначное мнение насчет выбора методов и путей
разрешения венгерского инцидента. Т. Исламов утверждал, что силовое решение было изначально
предопределено и мирные средства урегулирования кризиса советским правительством даже не рассматривались. Оценивая декларацию от 30 октября, ученый называет ее «поспешно состряпанным
документом». По словам автора, уже в тот момент, «когда писались словесные признания в приверженности к демократии, в штабах советских вооруженных сил шла лихорадочная подготовка к подавлению свободной Венгрии»19. Альтернативная точка зрения на пути разрешения советским руководством венгерского инцидента была высказана А.Е. Блохиной. Она полагала, что частью советского
плана «наведения порядка» в Венгрии стали не только готовящиеся военные акции, но и политические, с опорой на Я. Кадара. Сложный и противоречивый реставрационный процесс осуществлялся
как методами репрессий, так и путем нахождения компромисса20.
Анализируя итоги венгерского кризиса 1956 г., ученые сходились во мнении в том, что этот инцидент заставил советское руководство критичнее оценить ситуацию в соцстранах и свои собственные
действия во время его урегулирования. Более того, в результате кризиса престиж СССР на международной арене был подорван. Силовое поддержание баланса между СССР и США, а также обеспечение мира «с позиции силы» после событий в Венгрии стало основной линией внешнеполитического
поведения Советского Союза21.
Современные англо-американские исследователи проявляют не меньший интерес к анализу венгерского кризиса 1956 г. Изучение событий в Венгрии активно проводилось еще в классической советологии, однако современная англо-американская историография, или постклассическая советология,
нижняя граница которой определяется 1991 г., предложила новые направления в рассмотрении проблематики22. Повышенное внимание к событиям 1956 г. объясняется, с одной стороны, открывшимися
возможностями перед новым поколением исследователей, связанными с доступом к архивам «бывшего коммунистического блока», а с другой – стремлением дополнить и, возможно, пересмотреть работы предшественников.
Профессор Техасского университета Й. Гранвилль, специализирующаяся на изучении «социализма восточноевропейского типа», выявляя успехи и неудачи классической советологии в рассмотрении
проблематики, утверждала, что в указанный период изучение вопроса учеными проводилось в основном в плоскости анализа трансформации отношений по линии СССР – Венгрия в период с 1953 по
35
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
1956 г. Согласно утверждению автора, «классические советологи» рассматривали развитие двусторонних отношений с позиции преобладания в государствах социалистического блока монолитных отношений, регулируемых Москвой. Этим и объясним их интерес к детальному изучению политической
ситуации в Венгрии накануне восстания и тем более советских мер по урегулированию инцидента
1956 г. Останавливаясь на определении перспективных направлений в изучении проблематики,
Й. Гранвилль отмечает, что современным исследователям особое внимание следует обратить на поиск
предпосылок, приведших к кризису и возможности проведения сравнительного анализа событий
1956 г. в Венгрии и Польше23.
По поводу причин венгерского инцидента в академической среде англо-американских исследователей имелись противоположные точки зрения в отличие от российских коллег, однозначно выводивших их из системы послевоенных отношений СССР и Венгрии. Некоторые ученые причины инцидента
1956 г. видели во враждебном отношении венгров к России на протяжении нескольких столетий. Наиболее последовательно эту идею отстаивала Й. Гранвилль. Автор считала, что «глубокие корни событий, произошедших в 1956 г., кроются в вековой неприязни венгров к русскому государству», поскольку, в отличие от поляков, территории которых были под непосредственным управлением русских, ни одна часть венгерских земель никогда не находилась под прямым контролем России. В итоге
сталинизм, как следует со слов Й. Гранвилль, являлся чужеродной моделью, навязанной Венгрии извне и проявившейся с большей силой, чем в других странах «социалистического лагеря»: развернувшиеся здесь в 1940–1950-е гг. репрессии имели более затяжной и жесткий характер, что вызвало негодование венгерского общества24. Такое утверждение разделялось отнюдь не всеми исследователями. В. Таубман и Т. Кокс отмечали, что истинные корни беспорядков 1956 г. лежат в неприязни
венгров к навязанной им после Великой Отечественной войны власти И.В. Сталина, который, в свою
очередь, «насильственными методами сформировал коммунистические правительства в Польше и
Венгрии»25. В. Таубман и Т. Кокс, соглашаясь с Й. Гранвилль в том, что сталинизм в Венгрии проявился с большей силой, чем в Польше, отмечали, что причину этого следует искать в непосредственной деятельности польского и венгерского коммунистических лидеров в послевоенный период.
Авторы подчеркивали, что коммунистическое руководство Польши, возглавляемое Б. Берутом, старалось смягчить худшие стороны сталинизма, включая насильственную коллективизацию, и воспротивилось физическому уничтожению репрессированного коммуниста В. Гомулки. В отличие от
Б. Берута венгр М. Ракоши действовал иначе: он подражал И.В. Сталину во всем, в том числе и в организации показательного процесса и казни своего соперника Л. Райка26.
Наряду с поиском причин начала венгерского инцидента наиболее пристальное внимание англоамериканских исследователей привлекла проблема, связанная с возможностью сопоставления венгерских событий 1956 г. с произошедшими в тот же год событиями в Польше. При этом интерес ученых вызывал анализ личностей И. Надя и В. Гомулки. Англо-американские авторы, пытавшиеся ответить на вопрос, почему итогом кризиса в Польше стало то, что В. Гомулка остался во главе Польской
рабочей партии, а в итоге венгерского кризиса И. Надя заменил Я. Кадар, считали, что причина кроется в персональных качествах обоих лидеров27. Многие авторы (Т. Кокс, С. Гейти, Р. Тоукс,
В. Таубман, Й. Гранвилль) предпочитали искать сходство и различие между В. Гомулкой и И. Надем.
В частности, Т. Кокс полагал, что И. Надь, как и В. Гомулка, на первый взгляд являлся жертвой сталинских репрессий и, как и Гомулка, вернулся к власти на волне народного возмущения. Но очень
скоро И. Надь увидел, что он не находит поддержки в партии по причине его сильной зависимости от
«советских хозяев»28. Неоднозначно оценивая И. Надя, В. Таубман утверждал, что венгерский премьер был не так умен, как В. Гомулка, но всегда пользовался большей популярностью в Венгрии, чем
тогдашний премьер Э. Гере. Как и российский исследователь В. Мусатов, В. Таубман считал, что, «если бы Кремль вовремя заменил М. Ракоши И. Надем, у Венгрии тоже был бы шанс перейти к более
умеренному социализму мирным путем»29. С точки зрения Й. Гранвилль, И. Надь, в отличие от
В. Гомулки, «всегда имел идеалистические представления насчет дальнейшего развития социализма
в Венгрии. Его убежденность заставила упрямо отстаивать свою правоту, что в итоге привело к тому,
что его не поддержала не только советская сторона, но и однопартийцы»30.
Рассматривая итоги кризиса, англо-американские исследователи сходились во мнении, что он
имел результатом дестабилизацию всей социалистической системы, что вынудило советское руководство искать соответствующие подходы для формирования отношений нового уровня с «социалистическими сателлитами». Значимость дальнейшего изучения венгерского инцидента была сформулирована британским исследователем Т. Коксом, который утверждал, что «ученые по сей день традиционно сохраняют интерес к венгерскому кризису 1956 г., так как он был самым глубоким и
заставившим СССР пересмотреть не только советско-венгерские отношения, но и внутриблоковые в
целом».
Исследования событий в Венгрии в 1956 г. в современной российской и англо-американской историографии имели несколько основных направлений. Российские исследователи рассматривали пре36
Гісторыя
имущественно причины венгерского инцидента и непосредственно деятельность советского руководства по его урегулированию. Интерес англо-американских исследователей событий в Венгрии находился в плоскости анализа причин начала кризиса и возможности его сопоставления с произошедшим в тот же год кризисом в Польше. В целом российские и англо-американские исследователи выработали новые подходы в анализе проблематики и очертили перспективные направления для
дальнейшего ее изучения.
1
И с л а м о в Т . М . Венгерское восстание в отечественной историографии // ВИ. 1997. № 11. С. 50.
Там же. С. 52.
3
См.: М у с а т о в В . Предвестники бури. Политические кризисы в Восточной Европе (1956–1981). М., 1996. С. 12.
4
См.: И с л а м о в Т . М . Указ. соч. С. 52.
5
Там же. С. 52.
6
См.: Венгрия 1956 г. Очерки истории кризиса. М., 1993; Конфликты в послевоенном развитии восточноевропейских стран.
М., 1997; А л е к с е е в В . Венгрия – 1956: прорыв цепи. М., 1996.
7
См.: М у с а т о в В . Указ. соч. С. 16.
8
Там же. С. 18.
9
См.: Б л о х и н а А . Е . Венгерские события 1956 г. в оценке советского правительства и мирового сообщества: Дис. …
канд. ист. наук. Н. Новгород, 2005. С. 40.
10
Там же. С. 41.
11
См.: С т ы к а л и н А . С . , О р е х о в а Е . Д . Венгерские события 1956 года в позиции советского руководства СССР
(по материалам ЦХСД) // Славяноведение. 1994. № 3. С. 55.
12
См.: Ж е л и ц к и Б . Й . Назревание общественного недовольства и политического кризиса в Венгрии в первой половине
50-х годов. Попытки и упущенные возможности его преодоления // Венгрия 1956 г. Очерки истории кризиса. М., 1993. С. 48.
13
См.: Ж е л и ц к и Б . Й . Временное торжество и крах ракошизма. «Новый» политический курс и дальнейшее углубление
кризиса в Венгрии (март 1955 – октябрь 1956 г.) // Там же. С. 55.
14
См.: М у с а т о в В . Указ. соч. С. 29.
15
См.: П у ш к а ш А . И . Двенадцать дней осени 1956 г. (23 октября – 4 ноября) // Венгрия 1956 г. Очерки истории кризиса.
М., 1993. С. 106.
16
См.: С т ы к а л и н А . С . Еще раз о трактовке венгерских событий 1956 г. // ВИ. 1998. № 10. С. 174.
17
Там же. С. 175.
18
См.: М у с а т о в В . Предвестники бури. Политические кризисы в Восточной Европе (1956–1981). М., 1996. С. 53.
19
С т ы к а л и н А . С . Указ. соч. С. 173.
20
См.: Б л о х и н а А . Е . Указ. соч. С. 118.
21
Там же.
22
См.: G r a n v i l l e J . To Invade or Not Invade? A New Look at Gomulka, Nagy, and Soviet Foreign Policy in 1956 // CSP. 2001.
Vol. XLIII. № 4. P. 437.
23
См.: G r a n v i l l e J . The First Domino: Decision-Making during the Hungarian Crisis. Texas, 2004. P. 37.
24
Ibid. P. 3.
25
Т а у б м а н В . Хрущев. М., 2006. С. 318. (ЖЗЛ); C o x T . Hungary 1956: Forty Years On. London, 1997. P. 98.
26
Там же; C o x T . Hungary 1956... P. 99.
27
См.: C o x T . Hungary 1956: Forty Years On. London, 1997; G a t i C . Failed Illusions: Moscow, Washington, Budapest, and the
1956 Hungarian Revolt. Stanford, 2006; T o k e s R . Hungary’s Negotiated Revolution: Economic Reform, Social Change and Political
succession, 1957–1990. Cambridge, 1996; Т а у б м а н В . Хрущев. М., 2006. (ЖЗЛ); G r a n v i l l e J . The First Domino: DecisionMaking during the Hungarian Crisis. Texas, 2004.
28
C o x T . Op. cit. P. 121.
29
Т а у б м а н В . Хрущев. М., 2006. С. 324. (ЖЗЛ).
30
G r a n v i l l e J . Op. cit. Texas, 2004. P. 24.
2
Поступила в редакцию 28.01.11.
Екатерина Георгиевна Сакович – аспирантка кафедры истории России. Научный руководитель – доктор исторических
наук, доцент, профессор В.И. Меньковский.
37
Філасофія
С.С. СЕМЬЯНОВ
РЕГИОНАЛЬНЫЕ СТРАТЕГИИ В СОВРЕМЕННОЙ СОЦИОДИНАМИКЕ
Рассматриваются основные региональные стратегии в современной социодинамике (западноевропейская, североамериканская и азиатско-тихоокеанская). Отмечается, что глобализация сопровождается регионализацией, которая выражается в
передаче части функций отдельных государств на более высокий международный уровень. Анализируется процесс усиления
самостоятельности регионов, которые становятся активными участниками глобализации с целью сохранения национальных
рынков, определенного политического вектора и этнокультурной уникальности.
The article considers the main regional strategies in modern sociodynamics (the Western European, the North American and the
Asian-Pacific). Globalization is accompanied by regionalization, which is expressed in the transfer of the functions of particular states to
a higher international level. There is a strengthening independence of the regions that become active participants in the process of
globalization, in order to save national markets, certain policy and ethnic and cultural uniqueness.
Процесс интернационализации берет свое начало от первых контактов народов и развивается по
сей день, постоянно усложняясь. Во второй половине ХХ в. данный процесс эволюционирует в глобализацию.
Сегодня феномен глобализации стал одним из основных предметов изучения экономики, политологии, социологии, культурологии и философии. Являясь объективным процессом, глобализация сопровождается всё возрастающей нестабильностью во всех сферах взаимодействия стран и народов.
Своеобразной реакцией на этот рост нестабильности стала регионализация в базовых сферах социальной жизни.
Регионализация представляет собой процесс формирования на геополитической карте мира межгосударственных объединений. Истоком данного процесса стала экономическая регионализация, которая впоследствии затронула сферы политики и культуры. В целом считается, что региональные образования являются более эффективными акторами международных экономических, политических и
социокультурных отношений, нежели отдельные страны.
Глобализация сопровождается регионализацией, которая выражается в децентрализации отдельных государств и передаче части их функций на более высокий международный уровень. Происходит
также разграничение полномочий и ответственности по разным уровням управления в рамках одной
страны: уровень государства, регионов, областей, районов. Благодаря этому появляется возможность
быстро найти адекватный ответ на глобальные проблемы, включиться в международные отношения.
Процесс регионализации проходит несколько этапов в своем развитии, в каждом из которых менялась роль регионов. Британский исследователь М. Китинг отмечает, что в традиционных и глобализирующихся моделях территориального управления отношения между регионами, глобальным рынком
и национальным государством осуществляются в различных формах. Так, в традиционных моделях
деятельность регионов опосредована государством. Регионы широко представлены в государственной политике, являясь опорой государств и получая субсидии на свое развитие.
С приходом глобализации традиционная модель взаимодействия «государство – регион» была
нарушена, поскольку изменилась роль самого государства. «Его [государства] власть и авторитет
размывались с трех направлений: сверху – интернационализацией; снизу – региональными и местными притязаниями; и со стороны – развитием рыночного и гражданского общества, ослабляя его
роль в хозяйственном руководстве, социальной солидарности, культуре и формировании идентичности, а
также институциональной структуре»1. Таким образом, государство перестало справляться с вызовами глобализации. Поэтому возникает новый этап регионализации, когда регионы становятся само38
Філасофія
стоятельными участниками глобального порядка, являясь новыми пространствами построения политики. С появлением глобального рынка государства потеряли возможность контролировать собственные пространственные экономики. В это же время регионы начали развивать прямые связи с глобальным рынком. С данного момента их положение на международном рынке зависит от конкурентных
преимуществ и умения успешно их использовать, а не от политических каналов представительства.
Таким образом, новый этап регионализации обладает двумя особенностями. С одной стороны, регионы не ограничиваются рамками национальных государств, а с другой – становятся участниками
конкурентной борьбы за право эффективного развития. Ввиду размытости региональных границ и
различных типов систем, к которым они принадлежат, регионы необходимо рассматривать как открытые,
частичные социальные системы, функционально связанные с другими уровнями власти и управления.
Необходимо отметить, что экономическая эффективность не всегда отвечает требованиям гармоничного социокультурного развития стран и регионов. Более того, зачастую социокультурный аспект
регионализации находится за рамками внимания исследователей глобализации и регионализации.
Одни из первых работ в области всестороннего осмысления феномена глобализации и сопутствующего ему процесса регионализации были написаны известными экономистами, геополитиками и философами. Вопросам формирования и функционирования регионов посвящены работы И. Валлерстайна, Ф. Броделя, У. Бека, С. Хантингтона, К. Шмитта, В.А. Дергачева и др.
Несмотря на то что на данный момент проведена значительная работа в области изучения феномена регионализации, все еще существует потребность в новых исследованиях по данной теме.
В частности, в недостаточной мере описаны основные региональные стратегии в социокультурной
динамике. Особенно важным и актуальным аспектом данной проблематики является вопрос о взаимосвязи дивергентных и конвергентных процессов на постсоветском пространстве.
Сегодня можно утверждать, что сформировались и достаточно успешно реализуются три основные стратегии регионализации: по западноевропейскому, североамериканскому и азиатскотихоокеанскому образцу2. По сути, данные регионы выступают основными центрами экономической,
политической, технологической и военной мощи на современной геополитической карте мира. Соответственно крупнейшими региональными объединениями являются Европейский Союз, Североамериканская ассоциация свободной торговли и Ассоциация государств Юго-Восточной Азии. Каждый из
перечисленных регионов обладает собственной историей и идеологией формирования, а также уникальными социокультурными характеристиками.
Западноевропейский регионализм формируется после Второй мировой войны, когда остро стояла
задача восстановления разрушенной войной Европы. К тому же после военного конфликта страны
Европейского континента оказались разрозненными как в экономико-политическом плане, так и в социокультурном. Ввиду этого стала очевидной необходимость интеграции, которая позволила бы западноевропейским государствам объединить свои усилия в достижении общих целей. Первым этапом
регионализации стало создание торгового союза между западноевропейскими странами. Позже он
трансформировался в таможенный, экономический, валютный и геополитический союз3. Интеграция
европейских стран позволила добиться улучшения уровня жизни, приобщить периферийные государства
к традиции западноевропейской демократии. Был решен ряд социально-экономических, военнополитических и экологических задач, оказавшихся непосильными для отдельных государств континента.
Специфической чертой западноевропейского регионализма является соблюдение принципов «атлантического» федерализма, приоритета прав и интересов личности перед правами и интересами
любой иной социальной общности. Немаловажным фактором успешной европейской стратегии регионализации послужило то, что все страны данного региона можно отнести к единой цивилизации.
Сущность процесса интеграции заключается в постепенном переходе от наднациональных объединений к Европе регионов. К отличительным особенностям следует также отнести освобождение
гражданского общества из-под опеки государства4.
Североамериканский регионализм во многом схож с западноевропейским. Он также основывается
на западных либеральных ценностях. Однако есть и существенные отличия. Так, в качестве специфических черт Североамериканской ассоциации свободной торговли (НАФТА) можно выделить опору
на регионы с высоким уровнем развития информационных технологий, а также дух свободного предпринимательства. Являясь экономическим сообществом Северной Америки, НАФТА концентрирует
свои усилия вокруг Соединенных Штатов Америки, которые выступают экономическим, политическим
и военным гегемоном в данном регионе.
Восточный тип регионализма основывается на постепенном переходе к политике открытости мировым рынкам, но в то же время характеризуется значительным влиянием государственной власти в
вопросах экономических взаимодействий. Демонстрируя умелое использование современных технологий, полученных от западных стран, данный регион остается приверженным собственным социокультурным традициям. В качестве примера можно рассмотреть региональную политику Китая, для
39
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
которой характерно поэтапное включение китайских провинций в международное разделение труда, с
особой ролью наиболее развитых в промышленном отношении приморских провинций, выступающих
своеобразным локомотивом процесса. Все это в наибольшей степени проявляется в формировании
Азиатско-Тихоокеанского региона – одного из основных полюсов экономической мощи наряду с Западной Европой и США.
Характерной особенностью Азиатско-Тихоокеанского региона является бурный рост экономики, а
также сосредоточение большого количества государств с быстрорастущим числом населения. Ведущую роль в данном регионе играют такие индустриально развитые страны, как Китай, Гонконг, Япония, Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Австралия и Новая Зеландия.
Процесс регионализации постсоветского пространства берет свое начало с распада Советского
Союза. С тех пор получившие независимость республики приступили к процессу интеграции с учетом
зарубежного опыта, влияния переходной экономической модели и особенностей союзного социокультурного пространства. Характерной чертой данного региона также является сохранение советской
модели политико-административного устройства, централизованное управление экономикой, районирование по производственному принципу. На сегодняшний день все это служит препятствием на пути
к формированию эффективной модели регионализации на постсоветском пространстве.
После распада Советского Союза произошла регионализация нового геополитического пространства с учетом таких естественных факторов, как природно-географический и этнонациональный.
В итоге образовался регион Восточной Европы (Беларусь, Россия, Украина), стран Балтии (Литва,
Латвия и Эстония), Южного Кавказа (Грузия, Азербайджан и Армения) и Центральной Азии
(Казахстан, Узбекистан, Туркменистан, Таджикистан и Киргизия)5.
Чуть позже были созданы следующие региональные группы: Евразийское экономическое сообщество, Таможенный союз, Союзное государство Беларусь – Россия, Единое экономическое пространство, Договор о коллективной безопасности, Центрально-азиатское сотрудничество. Противоречивые
процессы интеграции в данном регионе привели к тому, что многие страны СНГ параллельно участвуют в нескольких региональных объединениях, а некоторые даже со странами других регионов
(Шанхайская организация сотрудничества, Исламская конференция и др.).
Сложилась также ситуация, при которой в качестве образца регионализации на постсоветском
пространстве была выбрана модель Западной Европы как достигшей наибольших успехов в данном
вопросе. Не стало исключением и Содружество Независимых Государств, а также региональные объединения в его границах6. Однако в данном вопросе не были учтены истоки западноевропейской регионализации с присущим ей равноправием в области экономики и политики. В то же время на постсоветском пространстве присутствует бесспорный гегемон в лице России, что уже делает неэффективным использование западноевропейского опыта7.
Подводя итог, следует отметить, что регионализацию международных отношений необходимо
рассматривать в качестве одной из характерных тенденций современного этапа глобализации. В современном мире усиливаются противоречия между процессами глобализации и регионализации на
уровне международных отношений. Именно поэтому каждому региону необходимо найти собственную интеграционную модель, не заимствуя слепо чужие образцы, а используя современные технологии на основе своеобразия собственной социокультурной идентичности. Особенно это важно для
постсоветского пространства, которое еще находится в состоянии транзита и постоянном поиске оптимальных форм экономической, политической и социокультурной интеграции на принципах равноправного партнерства и геополитической перспективности.
1
К и т и н г М . Новый регионализм в Западной Европе // Логос. 2003. № 6. С. 81.
См.: Д е р г а ч е в В . А . , В а р д о м с к и й Л . Б . Регионоведение. М., 2004. С. 130–132.
См.: И в а н о в И . Д . Европа регионов // Мировая экономика и международные отношения. 1997. № 9. С. 7.
4
См.: Г о ф ф е Н . Социальная составляющая региональной политики на Западе // Мировая экономика и международные
отношения. 2003. № 4. С. 65.
5
См.: Г р и н б е р г Р . С . , З е в и н Л . З . , К о с и к о в а А . В . , Ш у р у б о в и ч А . В . Содружество Независимых Государств: состояние и перспективы. М., 2000. С. 128.
6
См.: Ш и ш е л и н а Л . Н . Европейский Союз и Восточная Европа. М., 2005. С. 210.
7
См.: Ш и ш к о в Ю . В . Интеграция: годится ли для нас западноевропейский опыт? // Общественные науки и современность. 1992. № 5. С. 46–58.
2
3
Поступила в редакцию 23.05.11.
Сергей Сергеевич Семьянов – аспирант кафедры философии и методологии науки. Научный руководитель – доктор
философских наук, профессор А.И. Зеленков.
40
Філасофія
О.В. КУРБАЧЁВА
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЕ ТРАНСФОРМАЦИИ В ВОСТОЧНОСЛАВЯНСКОМ РЕГИОНЕ
В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ
Раскрывается специфика социокультурных трансформаций на пространстве восточнославянского региона в условиях глобализации. Рассматриваются основные векторы влияния глобализационных процессов на функционирование государственных
институтов, религиозные ценности и самоидентификацию локальных культур восточнославянских народов.
The specific of social and cultural transformations on the space of East Slavic region in the conditions of globalization opens up in
this article. The basic vectors of influence of processes of globalization are examined on functioning of state institutes, religious values
and self-definition of local cultures of East Slavic people.
Одним из критериев глобализационных процессов является трансформация социокультурного
пространства. Это связано с тем обстоятельством, что все изменения в финансовой, экономической,
политической, идеологической и других сферах в первую очередь отражаются непосредственно на человеке и обществе. Изменяются условия жизненной среды человека. Трансформируются нормы, ценности, идеалы, представления о мире и месте человека в этом мире, что, в свою очередь, влияет на
изменение социокультурных основ человеческого бытия и на формирование новой иерархии ценностей.
Каким же образом глобализационные процессы отражаются на социокультурном облике восточнославянского региона? Особое значение исследования влияния глобализации на социокультурные
доминанты восточного славянства связано с очевидным давлением глобализации на социокультурную сферу региона и трансформацией таких социально значимых ценностей, как государственность,
мораль, религия, отношение к природе и обществу. В результате процессы глобализации существенно влияют на этнические, национальные и конфессиональные объекты идентичности переходных
обществ и задают новые векторы и стратегии социодинамики Беларуси, России и Украины.
Прежде всего следует обозначить влияние глобализационных процессов на статус и значение государства в рамках восточного славянства. Известно, что в условиях глобализации национальногосударственные формы общественной жизни постепенно утрачивают свою самодостаточность: посредством вовлечения государства в мировое сообщество глобализационные процессы размывают
существующую национальную идею и доминанты национальной идентичности видоизменяются. В результате сознательное самоопределение личности и социума на основе осмысления и переживания
своей принадлежности к определенной нации подвергается определенному испытанию. Поэтому изменение статуса государства в условиях глобализации особенно значимо для восточнославянского
культурно-исторического типа, в рамках которого роль государственного начала всегда была достаточно высокой. Трансформируются ли статус и функции государства в условиях современной цивилизационной динамики восточных славян? Тенденция к трансформации общественного устройства с
очевидностью иллюстрируется в рамках формирования международных правительственных и неправительственных организаций (ОДКБ, ЕврАзЭС, ГУУАМ, ШОС, СНГ и др.). Вместе с тем под влиянием
глобализации национальная идея преобразуется и выражает реакцию общества на внешний вызов и
дестабилизацию национального пространства. В результате появляется тенденция формирования
региональной идентичности (СНГ, Союз России и Беларуси) и актуализации цивилизационной общности, которая расширяет возможности сохранения автохтонных ценностей в глобализирующемся
пространстве и позволяет идентифицировать восточное славянство в рамках глобального мироустройства1. Структурные изменения функционирования государства в рамках глобализации вызывают
обратную реакцию у восточных славян: с одной стороны, актуализацию региональной связи, а с другой – канонизацию государственного начала. Поэтому сегодня отношения между странами, входящими в восточнославянский регион, во многом регулируются и определяются форматом их регионального взаимодействия в интеграционных объединениях: экономической, военно-политической, научной, технико-технологической и других областях.
Значимость государства в общественном сознании восточных славян тесно связана с религией, а
власть освещается как «праведное дело», направленное на соблюдение порядка. Государство в восточнославянском регионе выступает оплотом стабильности, носителем мироустроительной идеи и
представляет собой способ сохранения народа2. В результате мессианская форма государственности, сконструированная в XV–XVI вв., повлияла на формирование сакрального, ценностного отношения к государственной власти в Московии, а затем в силу исторических событий и в общественном
сознании белорусов и украинцев. А геополитическое положение, в свою очередь инициирующее возникновение сильного государства, оказало влияние на актуализацию мощной централизованной власти. Поэтому государственная власть восточных славян носила патерналистский характер и понималась сквозь призму этатистских взглядов на ее роль в общественной жизни и связи с гражданским
миром3. Такое понимание государства как «организма» является для восточных славян одной из
смыслообразующих ценностей цивилизации и в случае трансформации подвергло бы дисфункции
матричный код восточного славянства в целом. Это обусловлено самой сущностью государственной
41
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
власти, аккумулирующей общественное и личностное, духовное и геополитическое начало, что было
выражено Н. Карамзиным в тезисе «государство России существует Государем»4. Так, синтез религиозной и светской власти восточных славян повлиял на сохранение статуса и значимости государства
и его роли во внешнем и внутреннем развитии в условиях глобализационного процесса. Поэтому понятие государства отождествляется со стабильностью, что в условиях транзитивного геополитического статуса обретает особое значение.
Однако следует отметить, что, несмотря на тенденцию сохранения значимости государства в восточном славянстве в условиях глобализации, политическое сознание подвергается кризисному влиянию, в результате которого обнажается аполитичность общества и его низкая правовая культура.
Осознание отсутствия исторической и культурной традиции правового сознания в период глобальных
трансформаций, с одной стороны, вызывает ощущение социальной травмы, а с другой – актуализирует значимость государственного начала, что выражается посредством повышения ценностного отношения к государству. Реакция государства на внешний вызов со стороны глобализации проявляется в
формировании или укреплении новой идеологии, которая конституирует национальную идею, способную сплотить общество и не допустить дестабилизацию национального пространства. Социальный
кризис актуализировал возрождение базовых ценностей и норм восточного славянства, исполняющих
роль несущих конструкций цивилизационной идентичности. Наблюдается усиление роли традиционных религиозно-этнических механизмов социальной регуляции. В контексте защитно-протекционистской установки культур от воздействия глобализационных тенденций стандартизации имеет место
рост этнической самоидентичности. Используются различные механизмы возрождения или формирования национальной идеи: героизация исторических личностей, интерес к прошлому наследию,
состаривание национальной истории или ее искажение в соответствии с современной конъюнктурой,
использование прошлого для легитимизации настоящего, выработка и усвоение национальных мифов и другие механизмы5. Иначе, глобализационные процессы, ориентированные на трансформацию
роли государственного начала, активизируют этническое самосознание. В результате этнос обретает
политические границы и формируется так называемый этнический национализм. Этнические доминанты являются своеобразным противовесом кардинальных социальных трансформаций, поэтому
они связываются с установкой сохранения национальной идеи. В рамках построения новой идеологии
этнический национализм может стать объектом манипуляции и мобилизации элит для конструирования необходимого образа культуры и использования его в прагматических целях.
Процессы возрождения этнонационального начала в культурах восточного славянства привели к
двойственным результатам: позитивным для локального и неоднозначным для регионального уровней6. Интерес к этнической культуре, безусловно, влияет на обогащение национальных культур и построение идентичности. Популяризируются язык, традиции, мировоззренческие установки титульной
нации, что оказывает влияние на внутреннюю гармонию и стабильность культуры. Вместе с тем артикулированное внимание к собственной локальной традиции приводит к дезинтеграции социокультурной общности восточного славянства, обнажая при этом конструктивный характер самой цивилизации. Сложность и неоднородность взаимоотношений стран восточнославянского пространства связаны как с объективными факторами: политические, экономические аспекты, единый хозяйственнокультурный комплекс в период функционирования Советского Союза, так и с субъективными: этнонациональная напряженность, связанная с национальной идентификацией, этноориентированным сознанием и деятельностью национальных элит7.
Так, идея уменьшения роли государств, декларируемая в контексте возникновения международных
организаций, экономических объединений в условиях глобализации, в рамках восточнославянского
региона не нашла своего подтверждения, а общая интенция на отмирание государства вызвала обратный интерес к национальной идентичности, коррелирующей с этническим самосознанием. Безусловно, государства восточнославянского региона, как и другие субъекты глобализационных изменений, не могут быть самодостаточными в области политики, экономики, экологии, технико-технологической сферы и ориентированы на взаимосотрудничество с другими субъектами международного пространства, но вместе с тем государство как институт сохраняет свою значимость в качестве культурноисторической ценности, фундирующей цивилизационное начало. В то же время перед лицом глобализации в странах региона встает выбор сохранения цивилизационной целостности или актуализации
индивидуального начала, ориентированного на автономное решение при выборе путей дальнейшего
развития. Это обусловлено подъемом этнокультурного самосознания, являющимся ответом на тенденцию универсализации. Большую роль в культивации цивилизационного единства могут сыграть
религиозные ценности, формирующие генетический код культуры восточнославянского культурноисторического типа и исторически являющиеся доминантой цивилизационной идентичности восточных славян. Какое же влияние глобализация оказывает на религиозную сферу и способна ли религия
интегрировать общество, подверженное внутрицивилизационному кризису в рамках глобализации,
когда в самих истоках православия обнаруживаются дивергентные ценности?
42
Філасофія
Православие, в отличие от других конфессий, не привязано к географическим детерминантам,
а зиждется на этнорелигиозном принципе, объединяя социум в единое целое и заменяя собой необходимость в этнокультурной идентичности. Поэтому общая характеристика глобализации – сжатие пространства – не влияет на перспективы развития религии. Более того, в ее религии наблюдается тенденция детерриториализации. Религия становится рассеянной поверх традиционных цивилизационных и культурных границ. В условиях форсированного роста социокультурной неопределенности
в восточном славянстве религия способна выступать сферой сублимации других культурных идентификаций суперэтноса8. Это связано с тем обстоятельством, что религия является самым устойчивым
механизмом идентификации человека или общества с традициями. По социологическим данным,
в начале 1990-х гг. в период кризиса, связанного с распадом Советского Союза, в России только 7 %
идентифицировали себя с атеистами и свыше 40 % отнесли себя к верующим, а уже в 2002 г. православными назвали себя 80 % всех респондентов9. Об обращении к религиозным ценностям в Беларуси
свидетельствуют данные социологических исследований, приведенные по Гомельской области
с интервалом в 5 лет. Если в 1989 г. к атеистам относили себя 65 % опрошенных, то уже в 1994 г. –
35,2 %. Удельный вес верующих увеличился с 22 % в 1989 г. до 43,4 % в 1994 г.10 А на территории
Украины, в свою очередь, вообще актуализируются интенции на получение автокефалии Украинской
Православной Церкви, т. е. религия в период социальной аномии и социокультурных вызовов способна обострить чувство конфессиональной, национальной принадлежности или культурной памяти,
тем самым опосредованно влияя на консолидацию или разобщение общества.
Как было отмечено, религиозное сознание является базовым элементом менталитета верующего
и сравнительно мало подвержено кардинальным трансформациям. Вместе с тем глобализационные
процессы спровоцировали возникновение и популизацию нетрадиционных форм религиозности и духовной практики. Это стало своеобразным вызовом для православия. Несмотря на то что в рамках
православия создано внеисторическое учение о метафизическом духовном начале, православная
церковь не была сориентирована на современные реалии. За счет роста приверженцев новых религиозных учений увеличивается общая численность верующих. Но, с другой стороны, падает уровень
религиозности и духовности общества. Интерес к новым формам и практикам религии обусловлен
общей тенденцией к индивидуализации социума и личности, а также размыванием традиционноконфессионального понимания веры. Православие, в отличие от католичества и протестантизма, не
выработало отдельной социальной и экономической этики повседневной практики и поэтому не дает
человеку ответы на современный вызов и сталкивается с вызовом неоязычества, пропагандирующего
значимость этнонациональных доминант. Поэтому в сознании человека закрепляются квазирелигиозные элементы, включающие одновременно и стремление к церкви, к духовному началу, и веру в астрологические прогнозы. Традиционные религиозные верования под влиянием глобализации становятся размытыми и не соответствуют каноническим библейским представлениям. В соответствии с
социологическим опросом, проведенным на территории Беларуси, сегодня модель верования белорусов не соответствует православной традиционной модели и включает различные мистические элементы: среди опрошенных 26 % верят в перевоплощение душ, 23 % – в телепатию, 35 % хотя бы раз
в месяц обращаются к гороскопу, только 48,2 % верят в грех, 31 % – в жизнь после смерти, в рай –
27,6 %, ад – 26,5 %11. Это говорит об отсутствии рефлексии о собственной вере и их идентификации
от мистической или языческой веры. Происходит маргинализация религиозного сознания: оно формируется на стыке альтернативных религиозных представлений и практик и поэтому растет зона мировоззренческой неопределенности. Для Беларуси такая эклектическая религиозность характерна
в силу исторических обстоятельств (наличие католичества, униатской церкви и непосредственно укорененные языческие верования). Эта отличительная особенность связана с тем измерением православия, которое проявилось уже в истоках формирования христианского сознания на Руси: православие
как результат социокультурного компромисса. Поэтому христианско-языческий синтез обладает латентной перспективой актуализации архаической обрядности и особенно проявляется в период кризиса.
Вместе с тем сегодня религиозная идентичность проявляется не в конфессиональном, а в социокультурном формате. Это связано с тем, что религия становится механизмом фиксации и приобщения к какой-либо культурной традиции, а не отнесения себя к какой-либо практике культового поведения. Поэтому при общем высоком уровне интереса к религии наблюдается достаточно невысокая
степень религиозности. Например, на территории Беларуси в 2000 г. был проведен социологический
опрос, иллюстрирующий данную амбивалентность. На вопрос: «Считает ли респондент себя религиозным человеком?» – были получены следующие данные: около 25,5 % ответили положительно, около
9 % – отрицательно и около 50 % сомневались в ответе. На вопрос: «Считает ли респондент себя верующим?» – около 57 % ответили утвердительно и менее 8 % идентифицировали себя как атеисты12.
Это демонстрирует тенденцию разграничения в общественном сознании факта признания себя как
верующего и как религиозного человека, а также соотнесения религии к культуре как способа отграничения себя от другого и обретения социальной и культурной поддержки. Поэтому можно говорить
о размывании традиционного конфессионального понимания религиозности как единства конфессио43
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
нальности и поведения, в результате чего вера становится продуктом социокультурной идентичности,
что, в свою очередь, также обусловлено дивергентными ценностями в православии. Например, на
территории Беларуси обнаруживается тенденция обращения к архаическим традициям, а на территории Украины Православная Церковь сохраняет свои авторитетные позиции и актуализируется вопрос
об ее автономии. Интенции Украинской Православной Церкви аргументируются тем, что византийская ортодоксия была воспринята на Руси сквозь призму язычества и поэтому существенно искажена,
в отличие от первоначального христианства, к которому и апеллирует Украинская Церковь. Противоречия, заложенные в православном вероучении, проявляются также посредством старообрядческих
движений, возникших как результат раскола Русской Православной Церкви в середине XVII в. и актуализирующих культурно-религиозные традиции православия до реформ патриарха Никона.
Важную роль в консолидации социума в период кардинальных трансформаций выполняет институциональная форма православия – церковь. Являясь социальным институтом, она непосредственно
вовлечена в сферу социальных изменений и политических решений. В условиях социокультурного
кризиса актуализируется связь религиозной и государственной сферы: религия и власть укрепляют
друг друга через совместные решения и сотрудничество. В результате церковь опосредованно влияет на функционирование политики и обоснование действий политической элиты. Данное измерение
православия, проявившееся еще в Московии, особенно актуально сегодня в период социальной аномии. Протекционистская ориентация церкви по отношению к сохранению статуса и роли государственного начала и его авторитетности обусловливает направленность церкви на решение не столько
духовно-нравственных вопросов, сколько общественно-политических. Поэтому сама церковь теряет
духовные ориентации и становится непосредственным общественным институтом. Направленность
Русской Православной Церкви на усиление партнерских отношений с государственным институтом
власти, упрочнение единства государства и гражданского мира наблюдается в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви», утвержденном документе Архиерейским собором в 2000 г.13
Таким образом, глобализация как процесс оказывает существенное влияние на социокультурную
сферу. В рамках влияния глобализации на восточнославянский культурно-исторический тип обнаруживается двойственная тенденция развития государства, религии, этнической идентичности: с одной
стороны, наблюдается усиление интегративных процессов, формирование единой мировой системы,
а с другой – тенденция к дезинтеграции, которая ведет к обособлению национальных государств и
культур. В рамках восточнославянского региона проявляется ориентация на сохранение значимых
атрибутивных характеристик государства как социального гаранта прав человека и гармоничного развития общества, но при этом обнажается низкий уровень правового сознания. Сохраняется ценностно-значимое, смыслообразующее восприятие религии как социального института, являющегося сферой сублимации социокультурной идентичности общества. И вместе с тем обостряется проявление
различных измерений православия: наблюдается одновременно тенденция к ремифологизации сознания, автокефалии Украинской Православной Церкви и тесное взаимодействие светской и государственной власти. Если говорить о цивилизационной идентичности, то одновременно обнаруживается
тенденция к регионализации, этнонационализации и приобщение к глобализирующемуся пространству. Поливекторность развития связана с необратимым влиянием других цивилизационных общностей, активизированным в процессе глобализации. Внедрение культурного полиморфизма, трансформация традиционной нормативно-ценностной системы и возникновение новых доминант мышления стали основанием кризиса цивилизационной идентичности. Это является причиной внутренней
цивилизационной дифференциации, которая ставит региональное единство восточных славян перед
эпохальным выбором: преодоление вызова глобализации через внутрицивилизационную интеграцию
или, с другой стороны, диверсификация, ведущая к дезинтеграции региона. Ответ на данный вызов
зависит от общей стратегии цивилизационной динамики на микро- и макроуровнях.
1
См.: Л е в и н З . И . Восток: идентичность и глобализация. М., 2007.
См.: Современные глобальные трансформации и проблема исторического самоопределения восточнославянских народов / Ч.С. Кирвель и др. Гродно, 2008.
3
См.: Н о в и к о в В . Т . , К а н д р и ч и н Н . А . Ценности и приоритеты развития восточнославянской цивилизации //
Весн. БДУ. Сер. 3. 2006. № 3. С. 53.
4
В а с и л е н к о И . А . Диалог цивилизаций: социокультурные проблемы исторического партнерства. М., 1999.
5
См.: Л е в и н З . И . Восток: идентичность и глобализация. М., 2007.
6
См.: П и в о в а р Е . И . Постсоветское пространство: альтернативы интеграции. Исторический очерк. СПб., 2008.
7
Там же. С. 6.
8
См.: Т и т а р е н к о Л . Г . Национальная идентичность и социокультурные ценности населения в современном обществе. Мн., 2006.
9
См.: Россия в глобализирующемся мире: мировоззренческие и социокультурные аспекты. М., 2007.
10
См.: Н о в и ц к и й В . И . Религиозная ситуация и межконфессиональные отношения: Энцикл.: Современная Беларусь:
В 3 т. Т. 3. Культура и искусство. Мн., 2007.
11
См.: Т и т а р е н к о Л . Г . Указ. соч. С. 84.
12
Там же С. 70.
13
См.: Основы социальной концепции Русской Православной Церкви. М., 2000.
2
Поступила в редакцию 24.05.11.
Ольга Владиславовна Курбачёва – аспирантка кафедры философии и методологии науки. Научный руководитель –
доктор философских наук, профессор А.И. Зеленков.
44
Псіхалогія
И.А. КИБАК
СПЕЦИАЛЬНЫЕ ПРОФИЛАКТИЧЕСКИЕ МЕРЫ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ
ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ОШИБОК В ЗАКОНОТВОРЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Рассматривается комплекс мероприятий по предупреждению психологических ошибок в парламентской (законотворческой)
деятельности. Раскрываются специальные меры предупреждения психологических ошибок в законотворческой деятельности:
дальнейшее совершенствование законотворчества с целью обеспечения его справедливой и эффективной реализации; активизация деятельности психолого-правовой службы для субъектов права (депутатов).
There is a complex of actions for the prevention of psychological errors in parliamentary (legislative) activity. There are several special measures of the prevention of psychological errors in legislative activity: the further development of lawmaking for the purpose of
maintenance of its fair and effective realisation; stirring up of activity of psychological and legal service for subjects of the right (deputies).
Стремительное и масштабное развитие правовой сферы общества приводит к резкому увеличению объема правового массива. С законом повседневно соприкасаются граждане, общественные организации, государственные органы и хозяйствующие субъекты. Непосредственная практика парламентской (законотворческой) деятельности в качестве депутата Палаты представителей Национального собрания Республики Беларусь второго созыва (далее – депутат) и проведенные исследования
позволили сделать вывод о том, что качество законов остается недостаточно высоким, и в немалой
степени из-за явной недооценки роли нормотворческой техники и психологизации закона. В процессе
законотворчества возникает много юридических пробелов, коллизий, психолого-правовых ошибок, которые могли бы быть предотвращены. Но часть депутатов, участников законотворческого процесса,
специалистов и экспертов по-прежнему не владеют приемами и правилами законодательной техники,
психотехнологией законотворчества и их этому не обучают. Впрочем, и сама психотехнология выработки правовых норм и принятия депутатами законопроектов требует сегодня серьезного обновления.
Общая профилактика психолого-законотворческих ошибок заключена в комплексе мероприятий,
осуществляемых государством. Особо следует выделить законотворческую деятельность, направленную на совершенствование работы субъектов права законодательной деятельности (далее –
субъект права), органов, разрабатывающих законопроекты, использование научного прогнозирования
последствий принятия законов и научных знаний в руководстве и на управление обществом. Эти
меры призваны нейтрализовать и компенсировать отрицательные явления, вызывающие к жизни
нежелательные субъективные факторы, препятствующие правильной и эффективной деятельности
законодательного органа. Кроме того, в перспективе профилактические меры направлены также на
полное устранение нарушений законности, повышение эффективности законопроектной работы.
Специальные профилактические меры предупреждения психологических ошибок в законотворческой деятельности характеризуются нацеленностью на обеспечение законности в деятельности законодательного органа. Они могут быть общими и односторонними, долгосрочными и временными. Но
во всех случаях их специфика состоит в объекте воздействия, каким выступает законотворческая
деятельность, и методах непосредственного предупреждения нарушений принципов законотворчества.
В качестве специальных мер предупреждения психологических ошибок в законотворческой деятельности, на наш взгляд, следует выделить следующие.
1. Дальнейшее совершенствование законотворчества с целью обеспечения его справедливой и
эффективной реализации. Совершенствование законотворческой деятельности с целью обеспечения его правильной и эффективной реализации может оказывать как общее, так и специальное воз45
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
действие на законность в законотворчестве. Общее предупредительное значение отменяемых устаревших и принимаемых новых норм права состоит в обеспечении более тесной связи законодательства и практики его реализации с жизнью, что предупреждает возникновение настроений и попыток
«обойти» закон или отыскать в нем возможные «лазейки». Так, обновление экономического законодательства в целях расширения прав организаций, поощрения экономической инициативы предотвращает практику сомнительных с точки зрения права операций по заключению сделок между руководителями государственных органов.
2. Своевременная, исключающая возникновение неясностей и коллизий между правовыми предписаниями праворазъяснительная работа субъектов официального и неофициального толкования
норм права. Важным условием обеспечения принципов законотворчества является праворазъяснительная работа официальных и неофициальных субъектов. Не случайно в литературе отмечается,
что поводами к деятельности по разъяснению правовых норм выступают ошибки и неверное понимание и применение законов, неправильная квалификация фактов, отсутствие единства в реализации
правовых предписаний1. Здесь следует обратить внимание на два аспекта предупредительного воздействия в толковании права: во-первых, это роль разъяснений смысла правовых норм для правильного понимания юридической природы рассматриваемого законопроекта; во-вторых, значение психолого-правового толкования для обоснования, юридической аргументации использования и применения норм права.
В первом значении толкование облегчает процесс познания подлинного смысла правовых норм,
обеспечивает точность и правильность усвоения законодателем содержащихся в законопроекте
норм. Естественно, это предупреждает возможность появления законотворческих ошибок, а также
удерживает от злоупотреблений. Разумеется, что правовые знания, какими бы глубокими и всесторонними они ни были, не дают достаточной гарантии от незаконного использования в процессе законотворчества. Но эти знания могут способствовать предупреждению тех ошибок, которые совершаются в силу психолого-юридической неосведомленности, а не из субъективного желания допустить
существенные недостатки при подготовке законопроекта. Кроме того, сдерживающая роль толкования права проявляется в освещении вопросов юридической ответственности за результаты неправомерной деятельности субъектов права. Здесь понимание неотвратимости ответственности и ее конкретных форм оказывает психологическое воздействие на депутатов, удерживает их от неправильного поведения в процессе принятия законопроектов.
3. Активизация деятельности психолого-правовой службы для субъектов права (депутатов).
Важное значение в предупреждении психолого-правовых ошибок в законотворчестве имеет активизация психолого-правовой службы в профессиональной парламентской деятельности депутатов. Основные ее направления: участие психолога в подготовке и принятии законопроектов, законодательных решений; участие психолога в качестве специалиста, эксперта, консультанта (непосредственного
участника игры) при обучении психологическим основам парламентской (законотворческой) деятельности; анализ динамики общественного мнения и поиск путей воздействия на установки и настроения
граждан; формирование имиджа законодательной власти; создание психологических портретов личности депутатов и их лидеров; участие психолога по урегулированию парламентских (законотворческих) конфликтов; формирование психологической культуры у субъектов права (депутатов), участников законотворческого процесса; пропаганда законотворчества.
4. Унификация психолого-правовой информации и своевременное обеспечение ею депутатов. В
деле предупреждения ошибок в законотворчестве большую роль призвана сыграть своевременная и
достаточно полная информация о действующем законодательстве и практике его реализации. Информационное обеспечение законотворческой деятельности имеет существенные недостатки. Чаще
всего встречается неупорядоченность процессов поступления, хранения, пополнения, изменения
нормативных материалов, а также ознакомление с ними. В настоящее время накопление, учет, обработка, хранение, поиск и передача информации вообще и правовой в частности стали для законодательного органа и правовой науки одной из важнейших проблем и перспективных задач. Эту функцию
взял на себя Национальный центр правовой информации Республики Беларусь. Правовая информация в деле предупреждения законотворческих ошибок обладает той ценностью, что содержит сведения о характере или неправильности определенных вариантов поведения, формах и степени юридической ответственности; правомерных и поощряемых государством образцах поведения и путях их
предупреждения. Указанные функции информация способна выполнять, если она имеет исчерпывающий характер, объективна, своевременна и доступна. В противном случае она может порождать
дополнительные трудности для законотворчества. Поэтому информацию о законотворчестве следует
рассматривать как одну из всеобщих форм контроля за состоянием законности в определенных сферах общественной жизни.
В процессе формирования и установления государством правовых норм (в законотворческом процессе) первостепенное значение имеет полная, актуальная и достоверная информация об общест46
Псіхалогія
венных отношениях, подлежащих правовому урегулированию законотворческой деятельности. Наличие соответствующей социально-экономической, психолого-правовой и иной информации позволяет
оптимизировать разрабатываемые правовые нормы по отношению к целям правового регулирования
общественных отношений. В современных условиях достижение наибольшей полноты и достоверности
информации, необходимой для разработки как законопроектов, так и проектов нормативных правовых
актов, возможно только при использовании информационных ресурсов, основанных на применении
новейших психолого-информационных технологий, которые позволяют не только аккумулировать
значительные объемы информации, но и осуществлять ее обработку в соответствии с конкретными
целями и задачами как всего законотворческого процесса, так и каждого из его этапов.
Главная роль в информационном обеспечении законотворческого процесса в Беларуси принадлежит нормативной правовой информации (доступной с применением описанных технологий банков
данных правовой информации и интернет-технологий), поскольку процесс подготовки и принятия законопроектов, изменения уже существующих не может осуществляться без учета всего массива отечественного законодательства, а также законодательства зарубежных государств и норм международного права. Наличие полной и достоверной информации о законодательстве в электронном виде,
а также возможностей ее автоматизированной обработки (в первую очередь поиска) в наибольшей
степени позволяет оценить правовую сферу регулируемых общественных отношений, что весьма
существенно в законотворческом процессе.
Из этого следует, что одним из основных направлений развития правовой информатизации законотворческой деятельности государственных органов в Республике Беларусь является разработка и
внедрение современных автоматизированных систем, позволяющих не только сосредоточить и организовать информационные ресурсы, необходимые для подготовки законопроектов, но и повысить
эффективность и качество разработки последних.
5. Организация систематической учебы субъектов права, участников законотворческого процесса. Специфика законотворческой деятельности в том, что психолого-юридическое образование и
личностные качества субъектов права, участников законотворческого процесса здесь имеют особо
важное значение. Это требует исключительной осторожности в подборе кадров для подготовки законопроектов, предъявления повышенных требований к кандидатам на должность. Чтобы быть законодателем, нужно быть компетентным, полностью и точно знать все объективные причины и условия
необходимости создания закона, знать правила нормотворческой техники и т. п. Недостаточность
психолого-юридической подготовки до сих пор еще является распространенной причиной ошибок
в законотворчестве, так как обусловливает узость взглядов, правовой мысли, ведущей к психологоправовой деформации. Не зная право- и законотворчества и не умея действовать в соответствии
с законом, такие депутаты часто нарушают принципы законности, гласности, научности, эффективности
законотворчества, соответствия формы и содержания закона, приоритетности, признания высшей
ценностью прав и свобод человека и гражданина, единства юридической терминологии и др. Все это
требует установления формализованных критериев к депутатам и разработчикам (должностям), связанным с законотворчеством. Между тем до настоящего времени отсутствует законодательно закрепленный перечень должностей, занятие которых требует специального психолого-юридического образования. Особо остро стоит вопрос о необходимости такого образования для депутатов и участников законотворческого процесса. Их парламентская учеба должна планироваться и осуществляться
Палатой представителей. Это возможно осуществить путем создания в законодательном органе кратковременных, но постоянно действующих курсов по изучению психологии право- и законотворчества.
6. Внедрение научной организации труда депутатов (далее – НОТД) в парламентской (законотворческой) деятельности. Большое значение для повышения качества законотворчества и укрепления законности имеет НОТД, которая предполагает поиски и использование оптимальных форм интенсификации парламентской деятельности, эффективное решение стоящих перед депутатом законотворческих задач при минимальных ошибках и экономии затрат. В качестве средств НОТД можно
назвать планирование законотворческой и внепарламентской деятельности, внедрение компьютерных, технических и информационных средств в законотворчество, разработку и внедрение научно
обоснованных норм рабочей нагрузки на каждого депутата, создание условий эстетической комфортности, удовлетворенности. Поиск таких средств необходимо продолжать с учетом как общих закономерностей рационализации депутатской действительности, так и индивидуальных особенностей конкретных депутатов, участников законотворческого процесса и специфики их труда. Заслуживают внимания, например, предложения о введении спецкурса в психолого-юридических вузах по психологии
право- и законотворчества либо должности психолога-юриста в Палате представителей. Такое же
значение имеет научно обоснованный профессиональный отбор кандидатов на определенные должности из числа студентов (юристов и психологов) и специализация в работе законодательного органа.
НОТД в законотворческой деятельности способствует поднятию уровня правовой и психологической культуры, т. е. правильной и эффективной реализации правовых, моральных, языковых, эстети47
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
ческих норм, правил парламентской этики и организационно-технических достижений. В этом и состоит ее роль в предупреждении психолого-законотворческих ошибок.
7. Повышение психологической и правовой культуры депутатов и работников органов, разрабатывающих законопроекты. Внедрение передовых достижений НОТД в законотворческую практику
должно сопровождаться активной правовоспитательной работой, направленной на совершенствование правосознания депутатов, участников законотворческого процесса. Дело в том, что слабая психолого-юридическая подготовка субъектов права (депутатов) не позволяет им воспользоваться передовым опытом, ведет к механическому копированию привычных форм и методов парламентской деятельности. Правовая и психологическая неподготовленность, отсутствие психологической культуры,
бюрократизм и нарушение законности – это явления одного порядка.
Психологическая культура является важнейшим системообразующим фактором профессиональной парламентской компетентности и показателем развития личности депутата, а также качественной
характеристикой ее психической жизни, средством укрепления психологического здоровья. Анализ
парламентской деятельности депутатов свидетельствует о том, что они испытывают трудности в процессе парламентского общения, связанные с уровнем психологической культуры. Причина невысокого уровня психологической культуры у депутатов видится в том, что их психологическая подготовка не
дает достаточного представления о сущности, структуре и специфике содержания психологической
культуры, не раскрывает в полной мере возможности для ее формирования и развития. Необходимость в формировании и развитии психологической культуры депутатов актуальна в настоящее время с высоким уровнем требований к психолого-профессиональной подготовке депутатов и качеству
подготовки законопроектов. От того, каким уровнем психологической культуры обладает депутат, зависит успешность всей его профессиональной парламентской деятельности.
8. Направление законопроектов на юридическую, научную, психологическую и иную экспертизу.
Проводить, по возможности, локальный социально-правовой эксперимент, использовать психологосоциологические методы прогноза необходимости и жизнеспособности разрабатываемого и принимаемого законопроекта.
9. Эффективность общественного контроля за законотворческой деятельностью. Контроль
способен предупредить нарушения закона, раскрыть незаконные действия или психологические
ошибки при подготовке законопроекта, он необходим для принятия мер, способствующих соблюдению законов, а также данная мера предупреждения ошибок связана с изучением общественного мнения по отношению к действующему законодательству, эффективности действия тех или иных правовых норм. Потребность в нем существует в ситуациях, когда нужно провести зондаж общественного
мнения по тем или иным социальным вопросам, требующим законодательного регулирования, а также в тех случаях, когда необходимо подготовить различные категории населения к предполагаемым
изменениям правового характера.
Исключительно важная роль в деле своевременного обнаружения нарушений законности принадлежит общественности. Подготовка и обсуждение законопроектов осуществляется не в вакууме, а на
глазах общественности. Поэтому профессиональная парламентская деятельность, принимаемые методы достижения целей, результаты парламентской работы депутатов подвергаются оценке со стороны общественного мнения, которое выполняет контрольно-сигнальную функцию. Общественное
мнение как определенный институт социального контроля не всегда совпадает с мнением конкретных
общественных организаций и отдельных граждан, но тесно взаимодействует с ними в деле сбора и
оценки информации об использовании норм права.
В прошлом немало реформ не было реализовано лишь потому, что законодательная власть, издав закон, тотчас же теряла интерес к его дальнейшей судьбе. Чтобы такого не происходило, необходимо после издания закона проводить сбор статистических данных и периодические опросы общественного мнения, которые позволили бы выявить масштабы и причины его возможной неэффективности. Чтобы преодолеть выявленную неэффективность и сделать закон качественным и действенным,
Правительство Республики Беларусь в зависимости от конкретной ситуации должно использовать такие особые меры, как официальные разъяснения, служебные инструкции, вмешательство прокуратуры, а в особых случаях – новое обращение к законодателю.
Очевидно, что как бы хорошо ни была поставлена работа по заявлениям и предложениям граждан, по учету общественного мнения по законопроектам, о состоянии законотворчества и законности
в различных сферах жизни, все это не может заменить законодательный орган по выявлению и устранению нарушений действующего законодательства. Центр тяжести в решении этой проблемы ложится на Палату представителей, органы, разрабатывающие законопроекты, в частности на Национальный центр законодательства и правовых исследований Республики Беларусь.
Риск психолого-законотворческих ошибок значительно снижается, если подготовка законопроекта
осуществляется в соответствии с психотехнологией законотворчества и правилами нормотворческой
техники. Эти правила синтезированы и обобщены в рекомендациях ученых и практиков, занимаю48
Псіхалогія
щихся законотворческой деятельностью, и считаются общепринятыми и обязательными потому, что
отступление от них или их игнорирование неизбежно ведет к снижению качества принимаемых законов, их неэффективности. Понятно, что это создает определенные трудности для инициаторов законопроектов, рабочих групп, экспертов, специалистов и других работников, причастных к законотворческому процессу.
Думается, что рассмотренные специальные профилактические меры предупреждения психологических ошибок в законотворческой деятельности будут способствовать ее разностороннему комплексному исследованию, что послужит гарантией укрепления демократичности, верховенства права
и законности, приоритета общепризнанных принципов международного права в законотворческой
деятельности.
1
См.: Ч е р д а н ц е в А . Ф . Толкование советского права. М., 1977. С. 152.
Поступила в редакцию 10.03.11.
Иван Алексеевич Кибак – кандидат психологических наук, доцент кафедры психологии и педагогики Академии МВД Республики Беларусь.
М.С. БОЙКО
МЕЖЛИЧНОСТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В КОЛЛЕКТИВЕ КАК ФАКТОР УДОВЛЕТВОРЕННОСТИ
СОТРУДНИКОВ КАФЕДР ВУЗОВ СВОИМ ТРУДОМ
Представлены подходы к рассмотрению таких социально-психологических феноменов, как межличностные отношения и
удовлетворенность работников своим трудом. Исследуются особенности их проявления в профессиональных коллективах кафедр вузов. Анализируется значимость учета психологической совместимости преподавателей для повышения эффективности
кафедрального функционирования посредством изучения роли совместимости личности и группы в проявлении различных аспектов удовлетворенности преподавателей своим трудом.
There some approaches to examination of such social-psychological phenomena as interpersonal relationships and employees’ satisfaction of their own work are presented in the article. The peculiarities of their manifestation in professional collectives of universities’
departments are studied. The significance of consideration of lecturers’ psychological compatibility for improving of effective department
functioning by means of studying the role of compatibility between the person and the group in different aspects of lecturers’ satisfaction
of their own work is analyzing.
Насущные задачи оптимизации учебно-воспитательного процесса в высшей школе требуют от
психологической науки изучения различных аспектов функционирования кафедральных коллективов,
так как именно кафедра является главным звеном, определяющим содержание и качество подготовки
студентов. К числу важнейших проблем, оказывающих влияние как на общую деятельность кафедры,
так и на работу отдельных преподавателей, относится проблема межличностных отношений сотрудников. «Каждая кафедра объединяет людей не только с разным профессиональным опытом, но и с
неодинаковыми индивидуальными особенностями… Индивидуальные различия в педагогическом и
научном творчестве обогащают общение и активизируют деятельность членов кафедры, хотя и создают известные трудности в налаживании взаимоотношений. В целом члены кафедры должны быть
подобраны так, чтобы они дополняли друг друга как специалисты и как личности»1. Раскрыть психологическую сущность межличностных отношений работников позволяет изучение их психологической
совместимости, а выявление ее взаимосвязи с другими социально-психологическими явлениями позволяет оценить возможности совместимости как резерва оптимизации деятельности кафедр вузов.
В современной психологической науке можно выделить два основных подхода к пониманию сущности психологической совместимости: объективный и субъективный. В рамках первого из них в качестве референта совместимости рассматривается эффективность совместной инструментальной деятельности людей. В данном направлении в 1960–1970-х гг. была разработана экспериментальная аппаратура для изучения особенностей инструментального взаимодействия в малой контактной группе:
кибернометр и гомеостат (Ф.Д. Горбов, А.М. Новиков, Н.Н. Обозов и др.).
С точки зрения второго подхода интерактивными критериями психологической совместимости являются характеристики, раскрывающие субъективное отношение партнеров к процессу и результату
взаимодействия или друг к другу (Ю.А. Коломейцев, Р.Л. Кричевский, С.Е. Поддубный и др.): характер
взаимных установок, степень взаимной удовлетворенности взаимодействием, стрессовая и эмоциональная симптоматика и т. д. Наибольшее распространение здесь получили взаимооценочные методики, в основе которых лежит, как правило, социометрия.
В настоящем исследовании мы придерживаемся субъективного подхода, поскольку рассмотрение
совместимости как психологического феномена предполагает обращение к мыслям, чувствам, намерениям, желаниям и т. п. взаимодействующих индивидов, т. е. к кругу тех явлений, которые являются
49
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
собственно предметом психологической науки. Так Н.Н. Обозов, проведя экспериментальные исследования совместимости в рамках трехкомпонентной структуры взаимодействия, предложил дифференцировать феномены сработанности и совместимости2. Сработанность, по мнению автора, характеризует согласованность в работе между партнерами, т. е. лучшее сочетание их действий во времени и пространстве. В этом определении просматривается основа сработанности – именно успешность
и результативность совместной работы, в то время как совместимость характеризуется взаимной
удовлетворенностью партнеров процессом и результатом взаимодействия.
Удовлетворенность трудом в современной психологической науке рассматривается в качестве интегративного показателя, отражающего благополучие/неблагополучие личности в трудовом коллективе. Здесь также существует два основных подхода к операционализации сущности данного феномена: 1) глобальный и 2) многогранный. В рамках первого из них удовлетворенность трудом рассматривается как глобальное понятие, «психологическое обобщение всех нравящихся и не нравящихся
аспектов работы»3. Метод оценки сводится к получению ответа на вопрос следующего содержания:
«Насколько Вы удовлетворены своей работой?» Несмотря на значительную свободу для индивидуальной интерпретации (исходя из оплаты труда, психологического климата, режима работы и т. д.),
такой подход к оценке проблемы удовлетворенности трудом был общепризнанным в течение длительного времени.
Второй подход фактически является альтернативой одномерному рассмотрению удовлетворенности трудом. В его рамках данный феномен выступает как многокомпонентное или многоаспектное понятие и предполагает выделение и изучение не только общего показателя удовлетворенности работой, но и отдельных его составляющих. Вопрос состоит лишь в выделении наиболее универсальных и
значимых аспектов труда. В настоящее время в качестве основных компонентов трудовой деятельности разными авторами рассматриваются рабочая нагрузка, оплата труда, условия работы, взаимоотношения с сотрудниками и руководством, безопасность труда, статус и престиж работы и др.4 Несмотря на многочисленность выделенных аспектов труда, можно предположить, что в зависимости от
содержания профессии набор основных компонентов трудовой деятельности, имеющих первостепенное значение для расчета показателя удовлетворенности трудом, может иметь свои качественные и
количественные отличия. Именно с точки зрения многогранного подхода мы рассматриваем удовлетворенность сотрудников кафедр вузов своим трудом.
Целью настоящего исследования явилось изучение взаимосвязи между психологической совместимостью и удовлетворенностью трудом в профессиональных коллективах кафедр вузов. В исследовании приняли участие 36 преподавателей высших учебных заведений. В целом были изучены коллективы 3 кафедр психолого-педагогического профиля вузов.
Для изучения психологической совместимости использовалась модифицированная нами методика
исследования психологической совместимости С.Е. Поддубного5. Она позволяет получить показатели
совместимости личности и группы в двух сферах групповой активности: профессиональной деятельности
(эргатическая совместимость) и личного, неформального общения (рекреационная совместимость).
Для изучения удовлетворенности сотрудников кафедр своим трудом использовался опросник
«Интегральная удовлетворенность трудом»6. Он позволяет получить как общий количественный показатель данного феномена, так и оценить его составляющие: интерес к работе, удовлетворенность
достижениями в работе, взаимоотношениями с сотрудниками и руководством, уровень притязаний
в профессиональной деятельности, предпочтение выполняемой работы высокому заработку, удовлетворенность условиями труда и профессиональную ответственность.
Анализ взаимосвязи 1) психологической совместимости и удовлетворенности трудом, а также
2) различных аспектов удовлетворенности трудом в коллективах кафедр вузов проводился посредством корреляционного анализа (коэффициента ранговой корреляции Спирмена). Его результаты позволили установить наличие прямо пропорциональных статистически значимых взаимосвязей между
интересом сотрудников кафедр к содержанию своей профессиональной деятельности и их удовлетворенностью достижениями в работе (r = 0,35 при р < 0,05), взаимоотношениями с коллегами
(r = 0,39 при р < 0,05) и условиями труда (r = 0,50 при р ≤ 0,01), а также обратно пропорциональную
связь интереса к работе и уровня притязаний в профессиональной деятельности (r = –0,37 при
р < 0,05). Таким образом, увеличение интереса к содержанию труда влечет за собой: 1) повышение
уровня осознания членами кафедр своего профессионального роста; 2) оптимизацию взаимоотношений с коллегами; 3) снижение требовательности к условиям труда; 4) уменьшение притязаний в профессиональной деятельности. В свою очередь увеличение уровня удовлетворенности специалистов
высшей школы достижениями в работе и создание условий для этого, налаживание позитивных межличностных отношений в коллективе, улучшение условий труда способствуют повышению интереса
членов кафедр к содержанию их профессиональной деятельности. Увеличение притязаний в профессиональной сфере сотрудников кафедр свидетельствует об уменьшении их интереса к выполняемой
деятельности.
50
Псіхалогія
Кроме того, повышение уровня притязаний может повлечь за собой переход сотрудника кафедры
на другое, более высокооплачиваемое место работы, о чем свидетельствует обратно пропорциональная взаимосвязь между уровнем притязаний и предпочтением выполняемой деятельности высокому заработку (r = –0,65 при р < 0,05). В то же время смена места работы из-за более высокого заработка может свидетельствовать о высоком уровне притязаний работника.
Прямо пропорционально взаимосвязаны удовлетворенность взаимоотношениями с руководством
и достижениями в работе (r = 0,37 при р < 0,05), что позволяет судить, с одной стороны, о значимости
характера складывающихся отношений с заведующим кафедрой для оценки сотрудником своего
профессионального роста, с другой – о важной роли профессионального совершенствования членов
кафедры в построении благоприятных отношений с руководителем.
Аналогичный предыдущему характер взаимосвязи имеет место между удовлетворенностью сотрудников кафедр взаимоотношениями с коллегами и показателями их удовлетворенности условиями
труда (r = 0,41 при р < 0,05), а также взаимоотношениями с руководством (r = 0,43 при р < 0,05). Первая связь позволяет судить, с одной стороны, о характере межличностных отношений между членами
кафедры как важной составляющей условий их профессиональной деятельности, с другой – о возможности оптимизации взаимоотношений между членами кафедры посредством улучшения условий
труда. Вторая взаимосвязь обнаруживает главным образом опосредованность взаимоотношений сотрудника кафедры с заведующим характером его отношений с коллегами и наоборот.
И наконец, прямо пропорциональные взаимосвязи обнаружены между пятью из восьми компонентов удовлетворенности трудом (интерес к работе, удовлетворенность достижениями в работе, взаимоотношениями с коллегами и руководством, а также условиями труда) и общим показателем данного феномена (r = 0,64, r = 0,53, r = 0,68, r = 0,55 при р ≤ 0,001 и r = 0,36 при р < 0,05 соответственно).
Этот факт свидетельствует прежде всего о высокой релевантности соответствующих аспектов удовлетворенности трудом исходному теоретическому конструкту в профессиональных коллективах кафедр вузов, а также низкой значимости в данном контексте таких параметров, как уровень притязаний,
профессиональная ответственность и предпочтение выполняемой деятельности высокому заработку.
Полученные нами данные совпадают с результатами исследования Н.Н. Богдана и Е.А. Могилевкина7 с точки зрения приоритетных мотивов, удовлетворение которых определяет общую удовлетворенность сотрудников кафедр своим трудом. 5 из 6 выделенных авторами параметров имеют корреляции с общим показателем удовлетворенности трудом. Отсутствие взаимосвязи между общей удовлетворенностью и предпочтением выполняемой деятельности высокому заработку может быть
связано с объективно низким размером заработной платы работников высшей школы. В работах
Н.Н. Богдана, Е.А. Могилевкина и Н.Д. Сорокиной8 этот параметр также отнесен к проблемной с точки
зрения соотношения значимости мотива и его реализации области. Если по степени значимости в этой
области на первом месте стоит мотив «хорошие условия работы», то самый большой разрыв по критерию «важность мотива – реализация» отмечается именно для мотива «достойная заработная плата».
Результаты корреляционного анализа взаимосвязи психологической совместимости и удовлетворенности трудом (таблица) позволили обнаружить прямо пропорциональные статистически значимые
взаимосвязи между обоими видами совместимости и удовлетворенностью сотрудников кафедр вузов
взаимоотношениями с коллегами, а также их интересом к содержанию профессиональной деятельности.
При этом если первая группа взаимосвязи (совместимость и удовлетворенность отношениями с коллегами) в большей степени свидетельствует о высоком уровне социальной рефлексии работников
высшей школы (способности воспринимать и оценивать основные параметры собственных взаимоотношений с другими членами группы9), а также валидности использованной методики исследования
психологической совместимости, то вторая группа взаимосвязи (совместимость и интерес к собственному труду) свидетельствует о значительном мотивационном потенциале позитивного характера
межличностных отношений в деятельности кафедр вузов. Последнее полностью соответствует данным, полученным Н.Г. Валентиновой10. Автором было обнаружено, что улучшение характера взаимоотношений в производственных коллективах влечет за собой повышение интереса работников к своему труду.
Связь психологической совместимости с удовлетворенностью сотрудников кафедр вузов своим трудом
Виды совместимости
Эргатическая
Рекреационная
И
Д
ВС
0,38
0,42*
0,24
0,19
0,47*
0,46*
Компоненты удовлетворенности трудом
ВР
П
ДЗ
0,37
0,32
–0,03
–0,25
0,10
0,34
У
О
ОП
0,24
0,33
–0,22
–0,32
0,42*
0,40
П р и м е ч а н и е . ОП – общий показатель удовлетворенности трудом. Жирным шрифтом выделены коэффициенты, значимые при р < 0,05, жирным шрифтом и звездочкой – при р ≤ 0,01.
Данный тезис подтверждает также выявленная прямо пропорциональная взаимосвязь между психологической совместимостью в сфере неформального взаимодействия (личного общения) и сте51
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
пенью предпочтения выполняемой работы высокому заработку. Таким образом, принятая в индустриально-организационной психологии истина, согласно которой человека на работе могут удержать две
вещи – высокая заработная плата или хорошие межличностные отношения, в настоящем исследовании получила свое эмпирическое подтверждение.
Полученная прямо пропорциональная взаимосвязь между удовлетворенностью сотрудников кафедр взаимоотношениями с руководством и показателями их эргатической совместимости с группой
свидетельствует об опосредованности взаимоотношений сотрудника кафедры с руководителем характером взаимоотношений (профессиональных) с коллегами. Это может быть связано как с предвзятым отношением руководителя к высоко или низко совместимому с коллективом члену кафедры, так и
склонностью данного члена кафедры к позитивной или негативной соответственно оценке действий
руководителя.
Аналогичный предыдущему характер взаимосвязи обнаружен также между рекреационной совместимостью и удовлетворенностью сотрудников кафедр условиями профессиональной деятельности. Данный факт позволяет рассматривать совместимость в сфере личного (неформального) взаимодействия в качестве одного из значимых условий трудовой деятельности сотрудников кафедр
высших учебных заведений.
Прямо пропорциональная взаимосвязь между общим показателем удовлетворенности трудом,
с одной стороны, и показателями эргатической и рекреационной совместимости – с другой, позволяют
судить о значительной роли совместимости в оценке членами кафедры рабочей ситуации.
Таким образом, настоящее исследование выявило: 1) преимущественную релевантность по отношению к общему показателю удовлетворенности трудом таких параметров, как интерес к работе,
удовлетворенность профессиональными достижениями, взаимоотношениями с сотрудниками и руководством, а также условиями труда; 2) высокий уровень опосредованности удовлетворенности сотрудников кафедр своим трудом характером их межличностных отношений в коллективе, отражающемся в показателях эргатической и рекреационной совместимости. Полученные результаты свидетельствуют об актуальности изучения индивидуально-психологических детерминант психологической
совместимости для обеспечения психологически грамотного подбора и расстановки кадров в коллективах кафедр вузов.
1
Д ь я ч е н к о М . И . , К а н д ы б о в и ч Л . А . Психология высшей школы: Учеб. пособие. Мн., 2003. С. 196.
См.: О б о з о в Н . Н . Совместимость и срабатываемость людей. СПб., 2000.
Д ж у э л л Л . Индустриально-организационная психология. СПб., 2001. С. 276.
4
Там же.
5
См.: Б а р а н о в с к а я М . С . Методы исследования психологической совместимости сотрудников кафедр вузов //
Весцi БДПУ. Сер. 1. 2007. № 3 (53). С. 45–49.
6
См.: Ф е т и с к и н Н . П ., К о з л о в В . В . , М а н у й л о в Г . М . Социально-психологическая диагностика развития
личности и малых групп. М., 2002.
7
См.: Б о г д а н Н . Н . , М о г и л е в к и н Е . А . Мотивация и демотивация профессиональной деятельности персонала вуза (на примере вузов Дальневосточного Федерального округа) // Университетское управление: практика и анализ. 2004.
№ 3 (31). С. 89–97.
8
См.: С о р о к и н а Н . Д . Факторы удовлетворенности работой профессорско-преподавательского состава (по результатам социологических опросов научно-педагогического Московского университета) // Образование в современном мире (социологический анализ) [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.conflictmanagement.ru/text/?text=282
9
См.: К о л о м и н с к и й Я . Л . Психология взаимоотношений в малых группах (общие и возрастные особенности):
Учеб. пособие. 2-е изд., доп. Мн., 2000. С. 348.
10
См.: В о л к о в И . П . Социометрические методы в социально-психологических исследованиях. Л., 1970.
2
3
Поступила в редакцию 15.03.11.
Марина Сергеевна Бойко – старший преподаватель кафедры общей и клинической психологии.
52
Паліталогія
О.В. ДОМАКУР
ИНДЕКС РАЗВИТИЯ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА
Представлены результаты разработки комплексного показателя для оценки степени развития постиндустриального общества
на основе сформулированного определения постиндустриального общества. Показано, что оно сформировано в наиболее развитых странах мира – США, Великобритании, Финляндии, Германии, Японии. Беларусь находится еще на стадии развития
индустриального общества.
In the article results of working out of a complex indicator of the estimation the development degree of the postindustrial society are
presented, which is made based on definition of postindustrial society. By results of the estimation and the analysis of the calculations it
has been shown that the postindustrial society is generated in the most developed countries of the world – in the USA, Great Britain,
Finland, Germany, Japan. Belarus is on a stage of development of the industrial society.
Современное социально-экономическое развитие передовых стран мира проходит в направлении
формирования постиндустриального общества, в котором изменяются технологическая база производства, экономическая и социальная структура. И если во второй половине ХХ в. исследователи
указывали на некоторые признаки таких изменений и делали достаточно обобщенные прогнозы, то в
начале ХХI в. появилась возможность оценить степень развития постиндустриального общества.
Основоположником теории постиндустриального общества является Д. Белл. В своем главном
труде «Грядущее постиндустриальное общество» (1973) он сформировал концепцию со своей методологией и прогнозами на будущее. Также проблемы трансформации общества под влиянием технологического прогресса исследовали О. Тоффлер, П. Друкер, Дж. Гэлбрейт, Зб. Бжезинский, М. Кастельс, В.Л. Иноземцев и др.
Теория постиндустриального общества указывает на то, что в своем развитии, достигнув определенного предела, оно начнет преобразовываться в некоторую новую систему, т. е. внутри самого себя
создаст такие условия, в которых будут формироваться новые сферы деятельности людей и новые
взаимосвязи. Причем все эти преобразования должны происходить постепенно, эволюционно, без
искусственно организованных революционных переворотов.
Постиндустриальным считается такое общество, которое пришло на смену индустриальному в
связи с внедрением в производство автоматизированной техники и информационных технологий, что
привело к росту сферы услуг в структуре ВВП и занятости, росту численности работников с высшим
образованием.
Основными средствами производства в постиндустриальном обществе являются автоматизированная техника (роботы, компьютеры) и знания, а главными предметами – информация и знания. Ведущий сектор экономики – это сфера услуг, занимающаяся обработкой информации и созданием новых знаний. Главными факторами экономического развития являются применение наукоемких технологий, внедрение научных достижений, повышение образования работников. Труд становится все более интеллектуальным, а главным мотивом к нему уже будет не высокий доход, а возможность творческой самореализации, так как все материальные потребности человека позволяет удовлетворить
получаемый уровень дохода. Основную социальную группу в постиндустриальном обществе составляют служащие, которые занимаются интеллектуальным трудом не только в сфере услуг, но и в сельском хозяйстве, и в промышленности, уровень технической оснащенности и технологического развития которых требует от работника высшего образования.
Концепция постиндустриального общества выделяет в качестве причины эволюции и структурных
преобразований общества именно технологический прогресс, внедрение результатов открытий и на53
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
учного поиска в производство. В эпоху становления постиндустриального общества важнейшими становятся информационные технологии, обусловившие модернизацию (обновление) первичного и вторичного секторов и бурное развитие третичного сектора (сферы услуг), а также расширение социальной группы интеллектуальных работников с высшим образованием.
Таким образом, постиндустриальным обществом является общество, в котором в результате внедрения научных достижений, автоматизации, информатизации производства и интеллектуализации
труда изменяется технологическая структура (увеличивается охват хозяйствующих субъектов средствами и технологиями информатизации), экономическая структура (увеличивается доля сферы услуг в
ВВП, доля занятых в сфере услуг), социальная структура (увеличивается доля работников с высшим
образованием).
Эти основные характеристики составляют основу разработанного автором индекса развития постиндустриального общества (ИРПО), состоящего из трех субиндексов, рассчитанных по 3–4 показателям (табл. 1). Значения показателей собраны из различных источников официальных статистических
данных (Всемирного банка, ЮНЕСЕ, ООН, Российского статистического комитета, Национального
комитета статистики и анализа данных Республики Беларусь).
Таблица 1
Состав индекса развития постиндустриального общества
Индексы и показатели
Индекс информатизации
1. Доля предприятий, использующих компьютеры, %
2. Доля предприятий, использующих Интернет, %
3. Доля предприятий, имеющих web-сайты, %
4. Расходы на информационные и коммуникационные технологии, % к ВВП
Индекс структуры экономики
1. Доля занятых в сфере услуг, % к общей численности занятых
2. Доля сферы услуг в ВВП, %
3. Доля постиндустриальных услуг в ВВП, %
4. Доля занятых в сфере постиндустриальных услуг, % к общей численности занятых
Индекс социальной структуры
1. Доля работников с высшим образованием, % к общей численности занятых
2. Доля учащихся в естественно-научных, математических и технических вузах, % от всех студентов вузов
3. Доля граждан, имеющих высшее образование, % к численности населения от 25 до 64 лет
Индекс развития постиндустриального общества (ИРПО)
Коды для расчетов
I
I1
I2
I3
I4
E
E1
E2
E3
E4
S
S1
S2
S3
IDPS
Выбор перечисленных в табл. 1 показателей обусловлен следующими причинами. Индекс информатизации показывает степень распространения информационных технологий, однако в постиндустриальном обществе важно их использование именно в производственной сфере, а не только в среде
потребителей, так как информационные технологии повышают производительность и снижают затраты труда, усиливают его интеллектуализацию. В постиндустриальном обществе наибольшую долю
расходов на информационные и коммуникационные технологии осуществляют предприятия, поэтому
отношение этих расходов к ВВП также свидетельствует о степени информатизации производства в
стране.
Индекс структуры экономики показывает степень расширения сферы услуг в структуре занятости и
производстве ВВП. Кроме доли всей сферы услуг в структуре занятости и ВВП, важнейшими показателями структурных изменений при становлении постиндустриального общества являются доли постиндустриальных услуг, к которым отнесены три группы услуг, выделенные в официальных статистических данных:
1) финансовая деятельность, операции с недвижимым имуществом, аренда и предоставление услуг;
2) образование, здравоохранение, социальные услуги;
3) прочие услуги.
Поскольку выделить отдельные части в перечисленных выше группах не представляется возможным и отбросить первую и третью группы нельзя в связи с тем, что в них учтен вклад таких важных
видов услуг, как наука, управление, консалтинг, то эти группы включены полностью. Кроме того, следует отметить, что экспансия финансовой сферы в наиболее развитых странах отражает, с одной
стороны, достижение индустриальным обществом высокого уровня развития, а с другой – наличие
возможностей для развития других востребованных сфер хозяйственной деятельности. Поэтому будет правомерным включить эту группу услуг в сферу постиндустриальных услуг, так как рост ее доли
также свидетельствует о переходе от индустриального к постиндустриальному обществу.
Индекс социальной структуры отражает степень интеллектуализации общества, или распространения общества знаний. Доля работников с высшим образованием показывает, насколько востребованы в экономике страны работники интеллектуального труда на конкретную дату. Доля граждан с
высшим образованием в численности населения от 25 до 64 лет отражает потенциальные возмож54
Паліталогія
ности общества в привлечении работников в сферу интеллектуального труда в краткосрочной перспективе. Доля учащихся в естественно-научных, математических и технических вузах отражает перспективную долгосрочную возможность общества за счет внутренних резервов создавать и внедрять
в производство новейшие технологии.
Для расчета индекса постиндустриального общества собраны доступные данные за период
1999–2006 гг.1 Более ранние или поздние сведения получить не представляется возможным, так как
не проводился их учет (в частности, показатели информатизации) либо отсутствовали сопоставимые
данные по всем выбранным странам (например, Беларусь, Турция, Египет). Несмотря на указанные
трудности, собранные данные позволяют оценить степень развития постиндустриального общества
в различных странах на начало ХХI в.
Для расчетов и сравнения выбраны данные по 10 странам мира. Это США, Япония, Финляндия,
Великобритания, Германия, которые уже являются постиндустриальными по большинству показателей, а также Беларусь, Польша, Болгария, Турция и Египет. Выбор Турции и Египта обусловлен тем,
что в последнее десятилетие бурное развитие сферы услуг, в большей степени гостиничных и ресторанных, создает впечатление о приближении этих стран в развитии к постиндустриальному обществу,
однако это не соответствует действительности, что подтверждают данные и расчеты. Наиболее близкими по уровню развития к Беларуси являются Польша и Болгария, в то же время можно отметить
более высокую степень информатизации и сервизации их экономики.
Индекс развития постиндустриального общества рассчитан по методике индекса развития человеческого потенциала (ИРЧП), результаты приведены в табл. 2.
Таблица 2
Результаты расчетов индекса развития постиндустриального общества (ИРПО)
Индексы
Страны
США
Великобритания
Финляндия
Германия
Япония
Болгария
Польша
Беларусь
Египет
Турция
информатизации
структуры экономики
социальной структуры
развития постиндустриального общества (ИРПО)
Рейтинг
0,9461
0,8308
0,9635
0,7594
0,9153
0,5635
0,6170
0
0,6247
0,5023
1
0,9116
0,7121
0,6865
0,6672
0,3770
0,3913
0,2127
0,1203
0,1071
0,6811
0,3919
0,6627
0,5834
0,4256
0,5792
0,4114
0,5549
0
0,1157
0,8757
0,7915
0,7794
0,6764
0,6693
0,5066
0,4732
0,2558
0,2437
0,2417
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
Индексы по каждому элементу (показателю) рассчитывались по формуле:
фактическое значение – минимальное значение
Индекс по элементу =
.
максимальное значение – минимальное значение
После расчета индекса по каждому элементу (показателю) для страны каждый из
трех индексов – информатизации, структуры
экономики, социальной структуры – был сведен в общий индекс развития постиндустриального общества (ИРПО) как среднее
арифметическое из индексов по элементу
(показателю) для каждой страны.
Анализ данных табл. 2, рис. 1 показывает,
что лидерами в становлении постиндустриального общества являются наиболее развитые страны мира – это США, Великобритания, Финляндия, Германия, Япония. Республика Беларусь в данной группе занимает
восьмое место после Болгарии и Польши.
Наиболее низкие результаты оказались у
Египта и Турции.
Рис. 1. Значение индекса развития постиндустриального общества
Анализ структуры индекса развития пост(ИРПО) для исследуемых стран
индустриального общества (табл. 2, рис. 2)
показывает, что пятерка лидеров имеет прежде всего очень высокий уровень информатизации: от
0,7594 в Германии до 0,9635 в Финляндии. Индекс структуры экономики, отражающий степень ее сервизации, наиболее высокий в США и Великобритании. За счет очень высокого значения индекса
55
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
структуры экономики Великобритания вышла на второе место в данной группе исследуемых стран.
Фактически индекс структуры экономики показал такую же последовательность размещения стран,
как и индекс постиндустриального общества. Лишь структура экономики Польши имеет больший
индекс сервизации, чем Болгария. Также в Польше более высокий индекс информатизации, чем
в Болгарии. Однако более низкое значение индекса социальной структуры в Польше по сравнению
с Болгарией переместили Польшу на седьмое место.
Рис. 2. Структура индекса развития постиндустриального общества (ИРПО) для исследуемых стран
Для индекса развития постиндустриального общества (ИРПО) стран первой пятерки характерна
равномерная его структура. Для Болгарии и Польши имеет место незначительная доля индекса
структуры экономики, т. е. уровень сервизации экономики в этих странах низкий, в то же время высока
доля индекса социальной структуры для Болгарии и доля индекса информатизации в Польше.
В структуре индекса развития постиндустриального общества для Беларуси, Египта и Турции заметны существенные диспропорции. Так, если для Египта и Турции характерны высокая доля индекса
информатизации, то для Беларуси индекс информатизации равен нулю, поскольку значения всех выделенных показателей оказались наименьшими. В то же время индекс социальной структуры для Беларуси достаточно высок, что позволило ей опередить Турцию и Египет.
Высокий уровень индекса информатизации в Египте и Турции и низкие значения других индексов
свидетельствуют о том, что уровень развития экономики и общества в этих странах недостаточен, а
использование новейших технологий не способствует структурной трансформации и формированию
постиндустриального общества.
В целом о становлении постиндустриального общества в Беларуси, Турции и Египте говорить
преждевременно. Кроме того, если проанализировать структуру экономики Турции и Египта, то можно
утверждать, что в этих странах еще не достаточно развито индустриальное общество. Так, доля занятых в первичном секторе Египта на 2003 г. составляла 30 %, Турции – 34 %, вклад этого сектора в
производство ВВП Египта – 16 %, Турции – 11 %. Доля вторичного сектора в структуре занятости в
2003 г. в Египте составляла 20 %, в Турции – 25 %, в создании ВВП в Египте – 36 %, в Турции – 29 %.
В то же время доля первичного сектора в структуре занятых и в ВВП в США, Великобритании, Германии, Финляндии, Японии не превышает 5 %. В Беларуси на долю первичного сектора в структуре
занятости приходится 10,7 %, в структуре ВВП – 9,4 %, на долю вторичного сектора – 34,4 и 40,7 %
соответственно2. Это свидетельствует о высоком индустриальном развитии страны. Однако становление постиндустриального общества в Республике Беларусь требует более широкого и эффективного
использования новейших информационных технологий в производстве товаров и услуг, более
эффективного использования интеллектуальных способностей работников.
1
См.: Доклад о мировом развитии 2007. Развитие и новое поколение. Всемирный банк. М., 2007; Доклад о развитии человека за 2007/2008. Борьба с изменениями климата: человеческая солидарность в разделенном мире. М., 2007; The Wold Bank
Group. WDI Online. Wold Development Indicators [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://ddp-ext.woldbank.org/ext/
DDPQQ/member.do. Дата доступа: 11.01.2009; Information Economy Report 2007–2008. Science and technology for development:
the new paradigm of ICT. Unated Nations. New York and Geneva, 2007. 350 Р. 88–89.
2
См.: Россия и страны мира. 2006: Стат. сб. М., 2006.
Поступила в редакцию 15.12.10.
Ольга Владимировна Домакур – старший преподаватель кафедры менеджмента и организации здравоохранения.
56
Паліталогія
Г.М. КУПРИЯНОВА
ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ РЕЛИГИОЗНОЙ И ПОЛИТИЧЕСКОЙ СФЕР ОБЩЕСТВА:
ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ
Рассматривается историческая роль религии в политике с учетом специфики последней, выявляются тенденции и новые
формы взаимодействия названных сфер в современных условиях.
The article examines the historical role of religion in the policy taking into account specificity of last. Tendencies and new forms of
interaction of the named spheres in modern conditions are revealed.
Религия – заметный и влиятельный фактор в общественно-политической жизни. Говорить о ее
влиянии на политику – это значит, по существу, обсуждать особую, притом важную, область многообразных отношений личности и общества. С одной стороны, тут неизменно встают сугубо интимные
для каждого человека вопросы, касающиеся его мировоззрения. С другой стороны, неизбежно раскрываются качественные характеристики данного общества, государственного строя, его способность
обеспечить демократические права своих граждан, исключить всякое – правовое и практическое – насилие над их убеждениями и интересами. Уже сказанное позволяет судить о том, что в данном случае
речь идет о важнейшем показателе демократичности и гуманности общества. Без учета религиозного
фактора трудно понять скрытые причины ряда политических действий, наблюдаемых сегодня в тех
или иных странах, регионах и даже в мировой политике.
Более широко религиозный фактор в общественно-политической жизни проявлялся в прошлом.
Достаточно вспомнить антикатолическое движение в Европе в XVI в. – Реформацию, которая была
важным этапом борьбы буржуазии ряда европейских стран против феодализма. Все участвующие в
этом движении силы поднимали религиозное знамя, выступая при этом с определенными политическими требованиями.
Религия и политика на протяжении долгих веков, так или иначе, соприкасались и продолжают соприкасаться друг с другом. При этом степень и характер воздействия религиозного фактора на политику различны, но его присутствие в политических действиях и движениях – далеко не случайное явление. И это объясняется сущностными характеристиками как религии, так и политики.
Религия – форма общественного сознания. В определенные исторические периоды в тех или иных
регионах планеты это – форма сознания, наиболее распространенная в массах, а иногда она довлеет
над всеми другими формами общественного сознания. Поэтому во всех случаях, когда речь идет о
религии, вопрос касается более или менее значительных людских масс.
Будучи связанной с проблемой власти, политика, в свою очередь, начинается тогда, когда речь
идет об интересах определенных социальных групп, классов, наций. Политика, таким образом, тоже
неизбежно связана с огромными массами населения.
Нетрудно заключить, что если субъекты религии и политики, по сути, одни и те же, то эти феномены неизбежно должны пересекаться. Более того, саму сущность ряда социально-политических движений в некоторых регионах планеты невозможно понять без учета особенностей их религиозного
обрамления. Здесь и связь с господствующими классами, освящение классового неравенства, социального гнета, и развитие освободительных движений. Это объясняется тем, что религия имеет широкую межклассовую основу; как правило, ее приверженцы принадлежат к противостоящим друг другу социальным группам, политическим силам.
Наряду с мифом и философией религия – одна из форм мировоззрения. Как и философия, она
пришла на смену мифологическому мировоззрению, которое не смогло дать удовлетворительные ответы на вопросы, возникавшие в древнем обществе при переходе от первобытно-общинных отношений к более усложненным, классовым.
Рассматривая роль религии в политических процессах, мы ориентируемся на тот факт, что специфика последних выражается в том, что они есть такая реальность, которая выстроена не в соответствии с теоретическими представлениями лидеров и предписаниями науки, а является совокупным результатом действий различных групп людей, предмет которых – политическая власть. Это результат
совокупной деятельности политических субъектов, направленной на завоевание, удержание и использование политической власти, на обеспечение конституирования, функционирования или изменения политической системы.
Существует особый принцип светскости, впервые провозглашенный в Декларации прав человека и
гражданина (1789 г.), сторонники которого считают, что религия – это такая организация или такое
сознание, которое должно оставлять абсолютно свободное поле для политической жизни. Они полагают, что решения государственных органов не могут иметь религиозного обоснования, а политические отношения должны регулироваться исключительно гражданскими, а не церковными нормами.
На деле, однако, все обстоит не так просто. С одной стороны, религиозные институты в той или
иной степени определяют характер и специфику светских политических институтов и социальных
процессов, с другой – социально-политическая жизнь общества выступает как формообразующий и
редактирующий фактор для той или иной конфессии.
57
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
Религия, включая в себя систему взглядов на мир, активно вторгается в политическую жизнь. Выполняя свою идеологическую функцию, пропагандируя свое учение в обществе, она обещает иллюзорную компенсацию реальных человеческих запросов и потребностей, а для господствующих классов служит средством закрепления социальной придавленности масс. Необходимо отметить специфику идеологического воздействия церкви. Оно формируется независимо от государственной пропаганды; религиозные организации якобы стоят выше любых общественных, в том числе и классовых,
противоречий, апеллируют к таким идеалам, которые объединяют людей, уравнивают их перед лицом небесных ценностей. Поэтому создается иллюзия, что церковь гораздо ближе к народу, чем к
власть имущим. Фактически же религии являются одним из важнейших средств сохранения и завоевания власти, обеспечивая ее идеологическую легитимизацию в глазах населения, воздействуя на
его «внутренний» мир и поведение и обосновывая необходимость подчинения тем или иным социально-политическим силам. Поэтому взаимосвязь религии и политики в настоящее время приобретает небывалое значение1. «Многие авторы, анализируя нынешнюю деятельность церкви, рассматривают ее как один из влиятельных компонентов политической системы общества. Осуществляя эту
деятельность, церковь исходит из того, что людям нужны не только духовность и вера, но и религиозное обоснование их стремления к нормальному удовлетворению сугубо земных потребностей»2.
В древности наличие в обществе жрецов, шаманов и т. п. являлось фактором обеспечения известного равновесия власти. Страх перед темными потусторонними силами неотступно довлел как
над правителями, так и над рядовыми людьми, а тот, кого считали властителем сверхъестественного,
внушал страх и уважение. Абсолютная власть представлялась не иначе как союз светской и религиозной власти. Правитель мог объявить себя или богом, или лицом, получившим свою власть от Бога.
Идеальный случай – одновременно быть царем и первосвященником (верховным жрецом). Так было
у фараонов Египта, почти того же добился Генрих VIII, создав англиканскую церковь.
Средние века не случайно получили название эпохи классической «христианской цивилизации»,
когда религия представляла собой ядро, руководящий центр жизни общества. Безраздельное господство религии, ее проникновение во все сферы жизни, преимущество над государством сформировали
и определенные политические нормы. Важное значение для укрепления роли церкви в обществе сыграло учение Геласия «О двух мечах», согласно которому Христос как царь и первосвященник одновременно обладает двумя мечами – духовным, который он вручает церкви, и светским, который вручен королю. Это учение утверждало, что власти имеют различные задачи: церковь – духовные, а государство – земные. Папа (римский епископ) Геласий I (Gelasius, понтификат 492–496) находился в
подчиненном положении по отношению к византийскому императору. В этой ситуации, выдвинув учение о том, что обе власти (potestates) от Бога и, следовательно, являются одинаково легитимными, он
фактически защищал церковь.
В этот период развития человечества Аврелий Августин (Блаженный) разрабатывает собственное
видение истории и учение о «Двух градах» («Царствах») – Граде Земном и Граде Божием. Августин
считает, что внутри каждого человека развертывается борьба Бога и Дьявола. Он обнаруживает ее и
на историческом уровне в виде противостояния Божьего града (civitas Dei) и Града земного (civitas
terrena). Однако Августин не рассматривал земное царство как случайное и не необходимое. Он считал, что из-за испорченной грехопадением природы человека сильное земное царство необходимо
для обуздания зла.
Политика (как и философия) становится в эпоху средневековья служанкой богословия. Большую
роль в построении системы схоластики – католической теологии, ориентированной на оправдание постулатов веры средствами человеческого разума, сыграл доминиканский монах, ученый-богослов
Фома Аквинский (Аквинат). От Аристотеля Аквинат перенял мысль о том, что человек по природе есть
«животное общительное и политическое». По этой естественной причине и возникает политическая
общность (государство). Цель государственности – «общее благо», обеспечение условий для достойной, разумной жизни. По мнению Фомы Аквинского, реализация данной цели предполагает сохранение феодально-сословной иерархии. Подданные должны подчиняться господам, покорность является
их основной добродетелью. Роль церкви выше, чем государства, и поэтому владыки этого мира должны быть подчинены церковной иерархии. Аквинат обосновывает необходимость безусловного подчинения светской власти духовной, всеобъемлющая власть должна принадлежать церкви.
Вместе с тем в каждой духовно-религиозной традиции присутствовало и другое направление –
противостояние, непринятие принципов политической деятельности. Религиозные деятели воплощали на практике добродетели невоинственных слоев общества, не заинтересованных в политике. Такими добродетелями были простота, терпение в нужде, смиренное подчинение существующим авторитетам, кротость и непротивление неправде. При этом собственно политическая деятельность требовала совсем других качеств: хитрости, изворотливости, умения льстить и интриговать3.
В результате на определенном этапе исторического развития в каждой из мировых цивилизаций
возникал конфликт аскетической религиозно-духовной традиции с аппаратом насилия, лежащим в
основе всех политических образований.
58
Паліталогія
Эпоха становления буржуазных отношений коренным образом изменила положение церкви в обществе в связи с двумя важнейшими социально-политическими причинами. Во-первых, усложнилась
политическая система общества и на политическую арену вышли политические партии и целый ряд
социально-политических организаций, что неизбежно привело к повышению роли политического сознания и формированию новых идейно-политических доктрин. Во-вторых, новый класс – буржуазия –
принес и новые нравственные и политические ориентации. Традиционные нормы католицизма уже
не укладывались в буржуазное общественное сознание. Фактически с этого периода можно говорить
о новом этапе во взаимоотношениях религии и политики. Политическое сознание становится самостоятельной сферой, а государство – все более независимым от церкви.
Говоря о современных политических процессах, особое внимание следует обратить на характер и
специфику политических конфликтов, часто перерастающих в прямое военное противостояние. Религия порой используется как повод для выяснения чисто политических вопросов, и часто за этими
конфликтами стоит борьба этнического меньшинства, объединенного вокруг той или иной конфессии.
Так, противостояние в Северной Ирландии – освободительная политическая борьба, но ее очень
трудно урегулировать: британцы составляют большинство, а ирландцы – коренные жители – меньшинство. Враждебность двух народов кристаллизуется вокруг того, что их наиболее очевидно разделяет, т. е. религии, которая становится, таким образом, поводом противостояния для обеих сторон.
Эта трагедия позволяет констатировать скорее слабую христианизацию противников, чем религиозную мотивацию их конфликта.
Все религии призывают к терпимости. Христианство доводит всеобщую любовь до требования
возлюбить своих врагов (Мф. 5:44). Коран категорически утверждает, что «нет принуждения в религии» (Сура 2, 257). Что же касается буддизма и индуизма, они уважают жизнь до такой степени, что
предписывают своим адептам вегетарианство.
Несмотря на добрые намерения и призывы к терпимости, велико количество массовых убийств,
совершенных людьми, убежденными в том, что они действуют в соответствии с требованиями своей
религии. Здесь мы сталкиваемся с таким явлением, как фанатизм, который проявляется в слепом,
безоговорочном следовании убеждениям, представляет собой «доведенную до крайности приверженность к каким-либо идеям, верованиям или воззрениям»4. Эта приверженность обычно сочетается
с нетерпимостью к чужим взглядам и убеждениям, отсутствием критического восприятия чего-либо.
В религиозно-философской сфере фанатизм проявляется очень ярко. Религиозные фанатики зачастую желают, чтобы их единомышленники властвовали над остальными людьми, проявляют стремление к разрушению и саморазрушению.
Напротив, терпимость не бывает самопроизвольной. Она заключается в отказе от преследования
тех, чей образ мыслей или действий не совпадает с твоим собственным и вызывает чье-либо неодобрение. Это моральное и душевное усилие, которое не все способны предпринять. Терпимость
есть признак высокой культуры ума, результат борьбы и сомнений; она выражается в уважении к чужим мнениям и убеждениям.
Феномен фанатизма не является только религиозным. Например, при утверждении своих принципов политические партии могут жестоко преследовать любые проявления оппозиционности. Политическая нетерпимость ничем не уступает религиозной нетерпимости, и та и другая во многих случаях
становятся причинами конфликтов различного уровня.
Специфическим слиянием политики и религии являются также религиозные войны – вооруженные
конфликты между представителями различных религиозных групп, в том числе внутри одного государства (такие как гугенотские войны во Франции между католиками и кальвинистами (гугенотами) во
второй половине XVI в.).
В современных условиях подобные проблемы приобретает актуальность в связи с усилением политического насилия со стороны носителей религиозного сознания, которое, воплощаясь в форму
фанатизма, ведет к нетерпимости и агрессивному навязыванию своих позиций. Возникает такое явление, как терроризм – «публично совершаемые общеопасные действия или угрозы таковыми, направленные на устрашение населения или социальных групп, в целях прямого или косвенного воздействия на принятие какого-либо решения или отказ от него в интересах террористов5». Проявляясь
зачастую в форме вооруженного насилия в политических целях, терроризм представляет собой одну
из самых неразрешимых проблем современной политической действительности.
Современные взаимоотношения политики и религии имеют ряд особенностей, связанных с конкретными условиями их взаимодействия.
Здесь проявляется ряд разнонаправленных тенденций. Во-первых, это так называемая секуляризация (от позднелат. saecularis – мирской, светский) политики – процесс снижения роли религии в
сознании людей и жизни общества, начавшийся в эпоху Реформации и продолжающийся поныне.
Для политических систем в современном обществе характерен сдвиг от харизматического и традиционного господства к рационально-легитимному, разумно узаконенному. В условиях развитых полити59
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
ческих систем этот процесс утратил конфликтный характер и стал протекать в более спокойных и завуалированных формах. Секуляризация затрагивает прежде всего взаимоотношения между социальными институтами – государством и церковью. Современное государство не нуждается или нуждается в крайне малой степени для своей легитимации в религии.
Во-вторых, противоположная тенденция, направленная на сотрудничество, взаимопроникновение,
взаимодействие религии и политики, которая проявляется в иных формах и на более высоком уровне, чем в прошлом6. Своеобразным проявлением усиления взаимодействия религии и политики можно назвать «политизацию религии», что проявляется в повышении активности религиозных организаций в политической жизни.
Отдельные государства строятся на основе вхождения религиозных организаций в центральное
звено политической власти, другие предполагают нейтральное отношение государства ко всем функционирующим в стране религиозным организациям, третьи характеризуются доминированием определенной конфессии, выступающей в качестве духовной опоры народа, в четвертых закреплена государственная религия7. Для государственной религии характерно следующее: государственное финансирование всех ее расходов; государственные чиновники осуществляют управление делами
церкви; только священники государственной религии имеют право вести службы в тюрьмах, образовательных учреждениях; только священники государственной религии приглашаются на официальные государственные мероприятия; руководство государственной религии активно вмешивается в
дела государства и пр.
Возрастающее взаимодействие политики и религии в значительной степени обусловлено усложнением международного общественного развития. На сегодняшний день религиозный фактор в мировой политике, во многом в связи с происходящими в мире глобализационными процессами, имеет постоянно возрастающее значение, наблюдается в самых разнообразных проявлениях. Религия используется политическими деятелями с целью расширения своего влияния на народные массы. Подчеркнем также возрастание удельного веса фундаменталистов, которые нередко по своим установкам смыкаются с правоконсервативными силами, причем эта тенденция характерна прежде всего
для ислама.
В современном мире ни одна острая социальная проблема не остается без внимания теологов.
Религиозные деятели предлагают пути выхода из экологического и демографического кризисов, различные способы предотвращения угрозы ядерной войны, свою интерпретацию межнациональных
конфликтов и научно-технической революции. Так, оценивая изменения в окружающей действительности, идеологи католической церкви делают вывод о необходимости международного сотрудничества, солидарности в решении глобальных проблем. Они призывают к ликвидации деления мира
на военно-политические блоки, противостояния Север – Юг8, поскольку подлинный мир никогда не
является результатом военной победы, а научно-техническая революция, которая могла бы содействовать благосостоянию человека, не должна быть превращена в орудие войны.
Таким образом, с предшествующим периодом развития различных обществ связан целый ряд характерных особенностей взаимодействия религии и политики. Признавая наличие определенных
трудностей в данной области, необходимо отметить, что в современном мире наиболее распространенным типом взаимоотношения государства и церкви является их сотрудничество. Будучи проводником всеобщего интереса, государство защищает ценности, характерные для данного общества,
и при этом располагает правовой основой и для регулирования взаимоотношений политических
и религиозных структур, и для обеспечения реальной свободы различных вероисповеданий и их
религиозных организаций.
1
См.: Ф и л и п п о в И . Б . Бог, оружие и правительство // Независимая газ. 2003. 19 нояб. С. 1.
М е л ь н и к В . А . Политические идеологии: Учеб. пособие. Мн., 2009. С. 177.
См.: В а с и л е н к о И . А . Сравнительная политология: Учеб. пособие. М., 2009. С. 135–136.
4
Фанатизм // Сов. энцикл. словарь. 2-е изд. М., 1983. С. 1392.
5
Терроризм // Онлайн Энциклопедия «Кругосвет» [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.krugosvet.ru/
enc/istoriya/TERRORIZM.html. Дата доступа: 12.06.2011.
6
См.: К р у г л о в а Г . А . Политика и религия // Весн. БДУ. Сер. 3. 2003. № 2. С. 81.
7
См.: Ш к у р о в а Е . В . Социальные аспекты функционирования светского государства в Республике Беларусь // Филос.
и соц. науки. 2007. № 4. С. 23.
8
См.: Центесимус аннус. Окружное послание Верховного первосвященника Иоанна Павла II // 100 лет христианского социального учения. М., 1991.
2
3
Поступила в редакцию 03.11.10.
Галина Михайловна Куприянова – аспирантка кафедры философии и методологии университетского образования РИВШ.
Научный руководитель – доктор политических наук, профессор В.А. Мельник.
60
Сацыялогія
Д.Ч. ШОКАНОВА
СОЦИАЛИЗАЦИЯ ДЕТЕЙ: СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ РЕФЛЕКСИЯ КЛАССИЧЕСКИХ КОНЦЕПЦИЙ
Рассматриваются социологические концепции социализации, созданные классиками социологии XIX–XX вв. Обосновывается особая важность данного процесса в период детства.
Sociological conceptions of socialization created by classical sociology authors are described in this article. Specific importance of
this process in childhood period is shown as well.
Человек социализируется в обществе. Посредством общения с другими людьми он обретает коллективный запас знания, который помогает ему ориентироваться в социальном мире. Индивид формирует субъективную реальность на основе жизненного мира окружающих его людей, в одиночку он
не способен стать полноценным членом общества, поэтому трансляция опыта и преемственность поколений определяют значимость процесса социализации.
Проблема социализации личности является одной из основных в социологии. Она связана с изучением установленных и действующих в обществе механизмов передачи социального опыта от поколения к поколению, соотношением процессов и институтов социализации1. В социологии социализация рассматривается как развитие индивида в процессе его взаимодействия с различными социальными группами, институтами, организациями, в результате которого вырабатывается активная жизненная позиция личности.
Понятие социализации предельно широкое, оно включает процессы и результаты становления,
формирования и развития личности (на протяжении всей жизни). Социализация – это процесс и результат диалектического взаимодействия личности и общества, вхождение, «внедрение» индивида в
общественные структуры посредством социально необходимых качеств2.
В процессе включения в общественную жизнь ребенок постепенно усваивает социальные нормы
и ценности, формирует убеждения и социальные установки, обретает навыки, обучается принятым
в обществе правилам поведения и общения, становится членом различных групп и взаимодействует
с их участниками. Социализация охватывает все процессы приобщения человека к культуре того
общества, в котором он воспитывается.
Процесс социализации детей вызывает интерес у многих исследователей, проблемы детства стимулировали научное сообщество к созданию и институционализации такой специальной социологической теории, как социология детства. Таким образом, дети становятся смысловым ядром, вокруг
которого образуется социально сконструированная реальность – их детство, а социализация представляет собой такой социальный процесс, который выступает важнейшим атрибутом детства и оказывает доминантное значение на формирование личности.
В Конвенции о правах ребенка указано, что «ребенком является каждое человеческое существо до
достижения им 18-летнего возраста»3. Именно в детском возрасте ребенок получает знания об окружающем мире, происходит заложение основ нравственности и навыков поведения в обществе, постепенно формируется самосознание, при этом семья как основная ячейка общества оказывает целенаправленное воздействие на данные процессы.
Концепции социализации могут быть рассмотрены в рамках двух подходов:
• субъект-объектного, предполагающего пассивную позицию человека и его объектность в процессе социализации, т. е. человек формируется обществом в соответствии с присущими ему нормами
и культурой. Данный подход представлен, например, в трудах Э. Дюркгейма, Т. Парсонса;
61
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
• субъект-субъектного, при котором в процессе социализации человек занимает активную позицию,
влияет на жизненные обстоятельства и на самого себя. К такому подходу можно отнести концепции
Ч.Х. Кули, Дж.Г. Мида и др.
Анализируя эти подходы, можно прийти к выводу, что есть основания рассматривать процесс социализации с позиции принципа взаимодополнительности, что, вероятно, послужило основанием для создания диалектического подхода, используемого в настоящее время как в западной, так и в отечественной социологической науке, суть которого заключается в дуальности, т. е. в рамках социализации происходит формирование как конкретных личностных качеств, так и родовых свойств человека. Это обусловливает рассмотрение социализации как двустороннего процесса с позиций личность – общество.
Итак, далее мы рассмотрим ряд концепций социализации, представленных классиками социологической науки.
Французский социолог Э. Дюркгейм утверждал, что человек имеет биосоциальную природу. Воспитание подрастающего поколения является неотъемлемой частью социального мира людей.
Э. Дюркгейм определял его как «ежеминутно испытываемое ребенком <…> давление социальной
среды, стремящейся сформировать его по своему образу и имеющей своими представителями и посредниками родителей…»4. Дюркгейм указывал на то, что социализация должна быть целенаправленной и общество при этом должно иметь преобладающее значение. Но степень социальной интеграции индивида отражается также и его включенностью в семейные отношения. В частности, изучая
феномен самоубийства, Э. Дюркгейм доказал, что число суицидов обратно пропорционально степени
интеграции тех социальных групп, в которые включен индивид5, на первом месте среди них, по мнению Дюркгейма, находится семья.
Представитель парадигмы структурного функционализма Т. Парсонс рассматривал семью как социальный институт (институт социализации), осуществляющий процесс трансляции социального опыта, необходимого индивидам для адаптации к социальной среде. Так как Т. Парсонс рассматривал
общество в виде системы, ее возобновление, по его мнению, осуществляется путем биологического
воспроизводства и социализации новых поколений. При этом социализацию он определял как «интернализацию культуры общества, в котором ребенок родился», как «освоение набора ориентаций
для удовлетворительного функционирования в роли»6.
Интеракционистские концепции социализации личности акцентируют свое внимание на важности
межличностного общения в становлении личности. Так, Ч. Кули в своей концепции «зеркального Я»
обосновал идею о том, что формирование личности человека происходит путем взаимодействия с
окружающим миром. Поступки индивида «отражаются» в других людях – «зеркалах», посредством
процесса «отражения» человек усваивает нормы поведения, систему ценностей и ролей референтной группы. Через межличностное общение в пределах первичных групп происходит формирование
социальной природы индивида: «Человеческая природа развивается и выражается в <…> простых,
непосредственных группах, которые достаточно схожи во всех обществах: семье, соседских группах и
игровых площадках»7.
Дж. Мид предлагает свою концепцию «обобщенного другого». В рамках данной концепции формирование личности происходит благодаря интеракциям индивида с другими людьми и группами. «Значимые другие» представляют непосредственный круг общения ребенка, на основе интеракций с ними
ребенок учится осмысливать собственные и чужие поступки, усваивает нормы поведения и т. д. По
мере взросления ребенок осознает, что исполняемые им роли соотносятся не только с ожиданиями
его близкого окружения, но и оцениваются всем сообществом людей – «обобщенным другим».
Именно в форме обобщенного другого социальный процесс проникает в качестве определяющего
фактора в мышление индивида, и только на этом этапе у него может сформироваться ясное представление о собственной личности8. Таким образом, процесс социализации имеет большое значение
для формирования личности ребенка, а его ближайшее окружение и в первую очередь семья оказывают значимое влияние на данный процесс.
Согласно точке зрения Мида, процесс формирования личности происходит на трех различных стадиях: имитации или копирования детьми поведения взрослых, игровой стадии, когда дети осознают
поведение как исполнение роли, и стадии групповых игр, на которой дети учатся понимать, что от них
ждет целая группа людей9.
Теория когнитивного развития Пиаже утверждает, что дети проходят ряд последовательных стадий, в процессе которых они приобретают новые навыки, определяющие пределы их познания. Эти
стадии сменяют одна другую в определенном порядке: сенсорно-моторная стадия (от рождения до
2 лет), предоперациональная стадия (с 2 до 7 лет), стадия конкретных операций (с 7 до 11 лет), стадия формальных операций (с 12 до 15 лет)10.
На первой стадии дети учатся развивать способность удерживать в памяти образы объектов окружающего мира в течение длительного времени. Вторая стадия – предоперациональная – характеризуется способностью детей различать символы и значения символов, дети начинают осознавать раз62
Сацыялогія
ницу между объектом и его символом. На стадии конкретных операций дети учатся выполнять определенные задания в уме, например счет в уме. На последней стадии подростки уже в состоянии анализировать абстрактные математические, логические и нравственные проблемы, рассуждать о будущем.
Согласно теории развития личности, предложенной Фрейдом, она включает три элемента: «ид» –
источник энергии, стимулируемой стремлением к удовольствию; «эго», осуществляющий контроль поведения личности на основе принципа реальности, и «суперэго», или нравственный, оценочный элемент личности. Эти три инстанции активно взаимодействуют в личности ребенка. Их формирование
происходит на четырех последовательных стадиях, каждая из которых связана с определенным участком тела, называемым эрогенной зоной. Это оральная, анальная, фаллическая фазы и фаза половой
зрелости11. Фрейд предполагал, что биологические драйвы (особенно сексуальные побуждения) противоречат культурным нормам, а социализация представляет собой процесс обуздания этих побуждений12.
Я-концепция, по Э. Эриксону, имеет динамичную психосоциальную природу. Интеграция индивида
в общество осуществляется благодаря как внешним, так и внутренним факторам. Две важнейшие категории в рамках «Я-концепции» ребенка – «эго-идентичность» (осознание человеком своего внутреннего Я) и «групповая идентичность» (включение индивида в референтную группу и принятие ее ценностей и норм). Формирование личности происходит через прохождение ребенком восьми возрастных
стадий становления «Я-концепции». Причем каждая стадия характеризуется своей задачей, связанной с формированием определенных личностных качеств у ребенка, таких, например, как базовое
доверие к окружающим людям, независимость от взрослых, представления о грани дозволенного, получение навыков трудолюбия и т. д. При этом подростковый возраст – период полового созревания
является ключевой стадией для приобретения чувства идентичности, так как подросток должен заново переоценить свои личностные качества.
Соответственно можно сделать вывод, что успешная социализация сопровождается успешной
идентификацией, при этом ответственная роль в процессе формирования идентичности принадлежит семье: «…всюду, где дух партнерства пропитывает атмосферу семьи и где детство получает свой
собственный статус, результатом является чувство идентичности, братская совесть и терпимость»13.
Общеизвестно в науке выделение этапов социализации, они представлены первичной и вторичной
социализацией, раскрытой в концепции социализации П. Бергера и Т. Лукмана14. К первому этапу относится ближайшее окружение человека, в большей степени представленное его семьей. Агентами
первичной социализации выступают родители, близкие и дальние родственники, оказывающие непосредственное влияние на взросление ребенка путем демонстрации образцов поведения, социальных
ролей и норм. Первичная социализация имеет основополагающее влияние на развитие личности ребенка и делает возможным переход ко вторичной социализации.
Механизм первичной социализации подразумевает выучивание языка с помощью родителей, которые дают имена всем окружающим субъектам и предметам, элементарным действиям и ситуациям – передают номенклатуру своего мира, релевантную по отношению к жизни ребенка. Вместе с
языком ребенку преподносятся бинарные оппозиции, на которых строятся интерпретационные схемы – «хороший – плохой», «можно – нельзя» и т. д. Эти схемы сопровождаются эмоциональным подкреплением. Родители определяют место ребенка в семье и предъявляют ожидания и требования
относительно его поведения, которые он не может игнорировать. Ребенок конституирует свое «Я»,
исходя из установок родителей по отношению к нему. Поскольку семья является единственным существующим миром, ребенок входит в него всей своей личностью15.
Выстраивание отношений с родителями характеризуется высокой эмоциональной вовлеченностью
детей, вот почему, по мнению ученых, успешность интернализации зависит от эмоционально насыщенной идентификации. Ребенок следует одобряемым моделям поведения и отказывается от тех
моделей, которые осуждаются значимыми другими. Обобщая эти модели, ребенок интернализирует
ценностный мир взрослых и конструирует свое «Я». Самое важное в данном процессе – это абстрагироваться от ролей, демонстрируемых конкретными другими, т. е. воспринимать возможные модели
поведения с точки зрения обобщенного другого.
Процесс вторичной социализации осуществляется в рамках иных социальных институтов: школы,
вуза, армии, производства. Агенты вторичной социализации, представленные друзьями, учителями,
коллегами по работе, оказывают менее глубокое влияние на индивида, поскольку контакты с ними
происходят реже и уже в более сознательном возрасте, когда этап первичной социализации пройден.
П. Бергер и Т. Луман считают, что первичная социализация, осуществляемая в семье и ближайшем кругу родственников, оказывает доминантное значение для развития общества. «При первичной
социализации нет никаких проблем с идентификацией, поскольку нет выбора значимых других. <…>
Именно поэтому мир, интернализируемый в процессе первичной социализации, гораздо прочнее укоренен в сознании, чем миры, интернализируемые в процессе вторичной социализации»16. По мнению
авторов, установление высокого уровня симметрии между объективной и субъективной реальностью
характерно для «успешной социализации» и наоборот.
63
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
Н. Смелзер определял социализацию как «процесс формирования умений и социальных установок индивидов, соответствующих их социальным ролям»17. Он выделял механизмы социализации по
критерию их позитивности. Социализацию детей, по его мнению, можно рассмотреть через призму
четырех психологических механизмов. К негативным механизмам Смелзер относит чувство стыда и
вины, так как они подавляют или запрещают некоторые образцы поведения.
Позитивные механизмы способствуют формированию одобряемых обществом качеств субъекта. К
ним он относит имитацию и идентификацию. Имитация – осознанное стремление ребенка копировать
определенную модель поведения. Идентификация же рассматривается Смелзером как способ усвоения ребенком родительского поведения или поведения других значимых взрослых как своего собственного. Таким образом, Н. Смелзер подчеркнул важность ближайшего окружения ребенка в процессе формирования его личности.
Подводя итог, отметим, что ученые, представители классической социологии XIX–XX вв., заложили
фундамент изучения проблемы социализации личности как взрослого, так и ребенка, которая на данный момент рассматривается с учетом реалий развития конкретного общества, вырабатывающего
собственные детерминанты социализации. Становление социальности индивида, развитие социально зрелой личности определяют значимость своевременной социализации, и дети в данном контексте
заслуживают особого внимания.
Обобщив полученную информацию, мы приходим к выводу, что социализация представляет собой
двусторонний процесс взаимодействия личности и общества, в рамках которого происходят одновременно: трансляция и усвоение индивидом социокультурного опыта, его интернализация, преобразование с возможностью последующего воспроизводства следующими поколениями, обретение необходимых качеств и формирование личностной идентичности, что позволяет индивиду функционировать в качестве активного субъекта общественного развития. При этом семья как основной институт
социализации оказывает огромное значение на формирование личности ребенка, на развитие его
адаптационного потенциала с последующей интеграцией во взрослую жизнь.
1
См.: К о в а л е в а А . И . Концепция социализации молодежи: нормы, отклонения, социализационная траектория //
Социол. исслед. 2003. № 1. С. 109.
2
См.: Р у б ч е в с к и й К . В . Социализация личности: интериоризация и социальная адаптация // Общественные науки и
современность. 2003. № 3. С. 147.
3
Конвенция о правах ребенка. М., 2004. С. 7.
4
Д ю р к г е й м Э . О . разделении общественного труда. Метод социологии. М., 1990. С. 415–416.
5
См.: Д ю р к г е й м Э . Самоубийство. Социологический этюд. СПб., 1912. С. 266.
6
Б е с ч а с н а я А . А . Детство: история и современность. СПб., 2007. С. 28.
7
К у л и Ч . Первичные группы // Американская социологическая мысль: тексты / Под ред. В.И. Добренькова. М., 1994. С. 334.
8
См.: М и д Д ж . Азия // Там же. С. 229–230.
9
См.: С м е л з е р Н . Д ж . Социология // Социол. исслед. 1991. № 6. С. 132.
10
Там же. С. 132.
11
Там же. С. 132.
12
См.: С м е л з е р Н . Д ж . Указ. соч. 1991. № 5. С. 111.
13
См.: Э р и к с о н Э . Детство и общество / Пер. с англ. 2-е изд., перераб. и доп. СПб., 1996. С. 259.
14
См.: Б е р г е р П . , Л у к м а н Т . Социальное конструирование реальности: Пер. с англ. М., 1995.
15
См.: О к о л ь с к а я Л . А . Социализация с точки зрения социального конструктивизма и теорий социального воспроизводства // Вопр. воспитания. 2010. № 1 (2). С. 26–27.
16
Б е р г е р П . , Л у к м а н Т . Указ. соч. С. 219.
17
С м е л з е р Н . Социология: Пер. с англ. М., 1994. С. 625.
Поступила в редакцию 02.03.11.
Диана Черменовна Шоканова – аспирантка кафедры социологии. Научный руководитель – доктор социологических наук,
профессор Е.А. Кечина.
А.Р. ЯШЧАНКА, У.А. ГАНЧАР
АДНОСІНЫ ГАРАДСКОГА НАСЕЛЬНІЦТВА ДА ЗНАХАРСТВА НА СУЧАСНЫМ ЭТАПЕ
(па матэрыялах Гомеля)
Характеризуется отношение горожан к знахарству в начале XXI в. Авторами использованы полевые этнографические материалы 2008 г. На их основе рассматриваются образ знахарей, распространенный в среде городского населения, наиболее
востребованные виды знахарской деятельности, а также степень востребованности знахарства среди горожан.
The characteristic of the attitude of townpeople to witchcraft in the beginning of the XXI century is in the article. The materials of
field ethnographic works of 2008 year are used by the authors. On this basis, are considered the image of the whitch-doctors, common
among the urban population, the most requested types of witch-doctors activity and degree of a demand of witchcraft among townspeople.
Захаванне элементаў традыцыйнай культуры ў сучасным беларускім грамадстве прасочваецца ў
розных сферах жыцця. З аднаго боку, гэта спрыяе адраджэнню народных традыцый і ўзбагачае
духоўны патэнцыял этнасу, з іншага – прымушае да аналізу прычын, якія вядуць да іх устойлівага за64
Сацыялогія
мацавання ў межах сучаснай культуры. Навуковае тлумачэнне пытання аб уключанасці форм традыцыйнай культуры ў яе сённяшнія абрысы з’яўляецца актуальным не толькі для развіцця этналагічнай
навукі, але мае і практычнае значэнне. Народная медыцына і знахарства не з’яўляюцца «мёртвымі
рэшткамі» мінулага часу. Як паказваюць даследаванні мяжы XX – пачатку XXI ст., насельніцтва працягвае звяртацца да знахароў. Цікавасць да папулярнай літаратуры па народнай медыцыне і тэлеперадач падобнага кшталту сведчыць аб тым, што яе сродкамі карыстаецца пэўная частка насельніцтва.
Трэба заўважыць, што гарадское насельніцтва пры вывучэнні народнай медыцыны і знахарства
беларусаў у значнай ступені выпадае з кола ўвагі даследчыкаў, арыентаваных на збіранне матэрыялаў у сельскай мясцовасці. Між іншым менавіта ў гарадах пражывае вялікая колькасць жыхароў
краіны, менавіта сярод гараджан сёння значная частка з’яўляецца выхадцамі з сельскай мясцовасці і
яшчэ не адарваная цалкам ад народных вытокаў, менавіта ў гарадскім асяроддзі, куды хутчэй пранікаюць навацыі і дзе выразна адбіваюцца наступствы ўніфікацыі ладу жыцця, цікава назіраць пэўную
прыхільнасць да знахарскай практыкі і як у навуковых, так і ў практычных адносінах карысна даведацца аб водгуках на дзейнасць знахароў. Менавіта ў гарадах знайшлі прытулак «цаліцелі» розных
кірункаў, таму важна вызначыць, якое месца на фоне гэтай стракатай групы «радзецеляў» аб цялесным і духоўным здароўі нацыі займаюць тыя, чыё майстэрства паходзіць ад самых глыбінных каранёў
беларускай традыцыйнай культуры. З гэтай прычыны тэма адначасова мае і навуковую вартасць, і
грамадскую значнасць.
Навізна даследавання абумоўлена і зваротам да вывучэння гарадскога асяроддзя ў сувязі са знахарскай
практыкай і спробай аднавіць вобраз знахара на сучасным этапе, паколькі ранейшыя працы, нават апошніх
дзесяцігоддзяў, былі сарыентаваныя ў большасці на аналіз знахарскага вопыту мінулых стагоддзяў.
Даследаванне знахарства беларусаў пачалося яшчэ ў другой палове ХІХ – пачатку ХХ ст. У гэты
перыяд выходзяць класічныя працы П.В. Шэйна, Е.Р. Раманава, Н.Я. Нікіфароўскага, А.Я. Багдановіча, М. Федароўскага, у якіх сярод іншых тэм разглядаюцца народная медыцына і знахарства беларусаў, як правіла, у межах пэўнага рэгіёна. З пачатку 1920-х гг. колькасць прац, прысвечаных дадзенай
тэматыцы, ідзе на спад, сярод значных – публікацыя палявых матэрыялаў А.К. Сержпутоўскага, а таксама асобныя артыкулы ў розных перыядычных выданнях, напрыклад у часопісе «Наш край». З 1930-х гг.
даследаванні ў дадзеным кірунку ў БССР фактычна спыняюцца. У Заходняй Беларусі ў 1920–1930-я гг.
тэма народнай медыцыны і знахарства беларусаў закранаецца польскімі даследчыкамі К. Машыньскім і Ч. Пяткевічам. Аднаўленне даследавання па дадзенай тэматыцы прыпадае на 1960-я гг., калі
выходзяць працы Л.І. Мінько1. У постсавецкі перыяд адзначаецца павышэнне цікавасці да вывучэння
народнай медыцыны і знахарства. Вынікам назапашвання матэрыялаў з’яўляецца выхад шэрагу фундаментальных прац, сярод якіх можна адзначыць «Замовы»2, «Народная медыцына»3 з серыі «Беларуская народная творчасць», друкуюцца і іншыя выданні4. У працах У.А. Ганчара даследуецца трансфармацыя знахарства беларускага Палесся на працягу ХХ ст., а таксама сучасны яго стан5. Пры гэтым сустракаецца толькі выпадковая інфармацыя аб канкрэтных прыкладах знахарскай практыкі ў гарадскіх населеных пунктах Беларусі. Напрыклад, Л.І. Мінько згадвае аб «практыкаваўшым» у 1950-я гг.
у Брэсце Ількоўскім, які займаўся «прысушкамі» і быў прыцягнуты за гэта да суда6. Высновы больш
шырокага характару трапляюцца ў працах выключна рэдка. Так, у 1920-я гг. Т. Кулакоў, характарызуючы мястэчка Азарычы як тыпова яўрэйскае, адзначае, што «знахары і шаптуны ў мястэчку адсутнічаюць»7. Такім чынам, працы па дадзеным пытанні і ў мінулым, і сучаснасці ў асноўным былі скіраваныя на вывучэнне знахарства апошняга этапу існавання традыцыйнай культуры беларусаў у ХІХ –
першай трэці ХХ ст. і грунтаваліся на матэрыялах з сельскай мясцовасці. Гарадскі аспект тэматыкі паранейшаму застаецца маладаследаваным, а яго змястоўнае насычэнне з кожным днём істотна
ўзмацняецца (пераезд сяльчан у гарады, асветніцкія намаганні СМІ ў бок папулярызацыі народнай
культуры, распаўсюджанне іншых груп лекараў і методык лячэння і інш.).
Невялікая колькасць крыніц па сучаснаму знахарству беларусаў ускладняецца пры вывучэнні частым разыходжаннем стаўлення насельніцтва да знахароў і іх дзейнасці і афіцыйнай пазіцыі (органаў
аховы здароўя і інш.).
Мэта даследавання – вызначэнне адносін да знахарства беларусаў у асяроддзі гарадскога насельніцтва на сучасным этапе. Для вывучэння быў выбраны Гомель – шматнаселены абласны цэнтр на
сутыку падняпроўскага і ўсходнепалескага гісторыка-этнаграфічнага рэгіёнаў Беларусі, пры гэтым
увабраўшы ў склад сваіх жыхароў выхадцаў з раёнаў, пацярпеўшых ад аварыі на ЧАЭС. Задачы вывучэння праблемы канцэнтраваліся вакол характарыстыкі вобраза знахара ў вачах сучасных гамяльчан, выяўлення відаў захворванняў, якія сталі прычынай звароту гараджан да знахароў, вывучэння
розніцы ва ўяўленнях аб знахарстве сярод прадстаўнікоў розных полаўзроставых груп гараджан, паказу спецыфікі функцыянавання знахарства ў гарадскім асяроддзі ў адрозненне ад сельскай мясцовасці, дзе сёння пражывае большасць знахароў.
Традыцыйна пры вывучэнні знахарства навукоўцы абапіраліся на якасныя метады даследавання,
такія як назіранне, апытанне. Аднак даследаванне гарадскога насельніцтва мае сваю спецыфіку
65
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
(вялікая колькасць і стракаты склад і інш.), што абумовіла выбар колькасных метадаў даследавання.
У выніку праведзенага намі ў 2008 г. анкетавання на розных аб’ектах Гомеля (сярэднія і вышэйшыя
навучальныя ўстановы Гомеля, прадпрыемствы і інш.) было атрымана 500 анкет ад прадстаўнікоў
розных узроставых груп: да 18 гадоў (54 анкеты), 18–24 гады (150), 25–34 гады (80), 35–55 гадоў (183)
і старэйшых за 55 (33). Змест анкеты быў складзены з мэтай усебаковага раскрыцця знахарства як
артэфакта сучаснай культуры беларусаў.
Першы вялікі блок пытанняў тычыўся ўяўленняў гамяльчан аб знахарах. Самай распаўсюджанай у
наш час з’яўляецца полаўзроставая ідэнтыфікацыя знахара. Найбольшая колькасць рэспандэнтаў –
252 чалавекі (50,4 %) – у якасці назвы знахара прывялі полаўзроставыя абазначэнні «баба» і «дзед».
У той жа час іншыя найменні знахароў, такія як «шаптуха» (ці «шаптун») і «знахар» (ці «знахарка»),
выбрала значна меншая колькасць рэспандэнтаў – 108 (21,6 %) і 62 (12,4 %) адпаведна. Прычым
колькасць людзей, якія адзначылі два апошнія варыянты, змяншаецца адпаведна пры пераходзе ад
моладзі да старэйшых узроставых груп. Прычынай гэтага можна лічыць уплыў літаратурны і СМІ, у той час
як прадстаўнікі старэйшага ўзросту часцей арыентуюцца на традыцыю сваёй роднай мясцовасці.
Самымі распаўсюджанымі сярод гамяльчан з’яўляюцца наступныя вызначэнні тых, каго можна назваць знахаром: «той чалавек, які лечыць з дапамогай сродкаў народнай медыцыны», «той, хто ведае
якасці лекавых раслін, лечыць з дапамогай лекавых раслін», «той чалавек, які мае надзвычайную
сілу», «той, хто лечыць з дапамогай магіі», «той, хто верыць у Бога і дапамагае людзям», «чалавек
сталага ўзросту, бабка». Пэўных адрозненняў у адказах сярод узроставых груп тут заўважана не было. Перш за ўсё, як мы бачым, інфарманты-гараджане выдзяляюць лячэбную функцыю знахароў, а
ўжо потым акрэсліваюць больш шырокае поле яго дзейнасці ў выглядзе выразу «дапамагае». Наступнай важнай характарыстыкай знахара ўвогуле і знахарскай дзейнасці ў прыватнасці выступае сувязь
са звышнатуральным: «мае надзвычайную сілу», «хто лечыць з дапамогай магіі», «верыць у Бога».
Тут нават канкрэтызуецца крыніца гэтай сілы (Бог), што суадносіцца з сучаснымі ўяўленнямі аб знахары як асобе, што звяртаецца менавіта да Бога.
Нарэшце гараджанамі, браўшымі ўдзел у анкетаванні, удакладняецца і ўзрост (сталы), і пол (жаночы) знахара, яго месца жыхарства (пераважна сельская мясцовасць). Моладзь больш ахвотна звяртаецца да знахароў, якія пражываюць у гарадах, у той час як прадстаўнікі старэйшага пакалення
больш звяртаюцца да знахароў з сельскай мясцовасці. Аднак самы значны крытэрый, які назвалі
рэспандэнты, – эфектыўнасць дзейнасці і пры рэкамендацыі пэўнага знахара, па нашых назіраннях,
важнае значэнне надаецца яго станоўчым характарыстыкам. Пацвярджэннем апошняга тэзіса
з’яўляюцца адказы рэспандэнтаў на пытанне аб крыніцах іх ведаў аб знахарах. Так, абсалютная
большасць, 387 чал. (77,4 %), назвалі менавіта сваякоў і знаёмых як крыніцу атрымання інфармацыі
аб знахарах. СМІ ж узгадалі толькі 126 чал., большасць з іх – у асноўным прадстаўнікі моладзі.
Як правіла, інфармацыю аб знахарстве рэспандэнты атрымліваюць час ад часу.
У наступным пытанні рэспандэнтам прапанавалася пералічыць тыя кірункі дзейнасці знахароў, з
якімі насельніцтва звярталася да іх у мінулыя часы і з якімі звяртаецца зараз. Рэспандэнтам былі прапанаваны асноўныя функцыі знахароў у наш час (лячэнне людзей, жывёлы, варажба), а таксама такія
характарыстыкі да кожнага з іх, як «часта», «рэдка», «займаліся раней», «не займаюцца». Варыянт
адказу «лячэнне людзей» выбралі 395 чал. (79 %), прычым абсалютная большасць апытаных (344,
або 68,8 %) ахарактарызавалі гэты занятак знахароў як часты. 204 (40,8 %) рэспандэнтаў адзначылі
варажбу як занятак знахароў. Прычым, на думку 96 (19,1 %) з іх, дадзены кірунак дзейнасці знахароў
часта запатрабаваны з боку насельніцтва, як лічыць моладзь. Iншых заняткаў знахароў рэспандэнты
не адзначылі.
Наступны блок пытанняў меў выключную значнасць для даследавання і быў звязаны з асабістым
вопытам рэспандэнтаў у карыстанні паслугамі знахароў. Так, з апытаных намі жыхароў г. Гомеля
245 чал. (або 49 %) карысталіся паслугамі знахароў. З іх большасць складаюць прадстаўнікі старэйшых узроставых груп. Пры адказе на пытанне: «Вы звярталіся да знахароў, якія жывуць: у горадзе/
у сельскай мясцовасці» – 97 чал. (39,6 % ад колькасці звяртаўшыхся да знахароў) звярталіся да
знахароў, якія пражываюць у горадзе, і 160 (65,3 %) рэспандэнтаў звярталіся да знахароў з сельскай
мясцовасці Гомельскай вобласці. Сярод гарадоў згадваліся Гомель, Ветка, г. п. Касцюкоўка,
Калінкавічы, Мазыр, Рэчыца. Фактычна гамяльчане карыстаюцца знахарскімі паслугамі на тэрыторыі
практычна ўсёй Гомельскай вобласці, адкуль і паходзяць карані гараджан. Адзінкавымі з’яўляюцца
выпадкі, калі рэспандэнты адзначаюць населеныя пункты па-за межамі Гомельскай вобласці
(Лунінецкі раён Брэсцкай вобласці, Асіповіцкі, Быхаўскі раёны Магілёўскай вобласці, Барысаўскі раён
Мінскай вобласці, а таксама Мінск, Віцебск, Шклоў, Бабруйск, адзінкавае згадванне аб Гараднянскім
раёне Чарнігаўскай вобласці). Калі чалавек мае выбар звярнуцца да некалькіх знахароў, сваю ролю
адыгрываюць такія фактары, як магчымасць пэўнага знахара вылечыць пэўную хваробу, водгукі аб ім,
адлегласць. З аддаленнем ад Гомеля колькасць населеных пунктаў, у якія рэспандэнты прыязджалі
да знахароў за дапамогай, змяншаецца.
66
Сацыялогія
Як паказваюць дадзеныя нашага даследавання, абсалютная большасць рэспандэнтаў – 240 чал.
(або 98 % ад карыстаўшыхся паслугамі знахароў) – звярталіся да знахароў за лячэннем ад пэўных
захворванняў. Пры гэтым большасць з іх ахарактарызавала інтэнсіўнасць свайго звяртання да
знахароў як «рэдка». «Частым» сваё звяртанне да знахароў за дапамогай у лячэнні хвароб палічылі
76 рэспандэнтаў (31,6 %). Тое, што каля трэцяй часткі насельніцтва, якое звярталася да знахароў за
дапамогай, рэгулярна карыстаецца знахарскай практыкай пры развіцці навукой медыцыны і густой
сетцы медыцынскіх устаноў, паказвае актуальнасць знахарскай практыкі на пачатку ХХІ ст. не толькі ў
сельскай мясцовасці, але і ў горадзе. Што тычыцца знахарскай дзейнасці па лячэнню жывёлы, то ў
гараджан няма і патрэбы ў дадзеным кірунку названай дзейнасці, інфарманты, якія адзначылі дадзены пункт, прыводзяць прыклады са свайго дзяцінства, вясковага жыцця. Што тычыцца варажбы, яе
адзначылі 37 чал. (15,1 % ад звяртаўшыхся да знахароў за дапамогай). Прычым сярод іх шмат
моладзі.
Найбольш распаўсюджанай хваробай, з якой насельніцтва г. Гомеля звяртаецца да знахароў за
дапамогай, з’яўляецца «спуг» (зляк). Гэта супадае з нашымі ранейшымі назіраннямі, якія пацвярджаюць распаўсюджанасць названай хваробы, што дыягнастуецца знахарамі ў хворых. «Урокі» і «насланне» таксама адзначыла даволі вялікая колькасць рэспандэнтаў – 48 (20 % ад звяртаўшыхся да
знахароў за лячэннем) і 53 (22,1 % ад звяртаўшыхся да знахароў за дапамогай) чалавек адпаведна.
Колькасць тых, хто звяртаўся да знахароў за дапамогай у лячэнні іншых хвароб, – меншая (пры рожы
да знахароў звярталася 16,2 %, «скулы» – 4,5 %, звіх-удар –12,9 % ад звяртаўшыхся да знахароў за
лячэннем), радзей лячылі: «волас», «агульнае недамаганне», «уросшы ногаць», «аціт», «язву», «рак»,
«нервовыя захворванні», «павышаную санлівасць», «боль у хрыбце», «кашаль». Часцей за ўсё зварот
да знахара адбываецца ў выніку доўгага і беспаспяховага лячэння метадамі навуковай медыцыны.
Таксама гэтаму садзейнічаюць традыцыйныя ўяўленні (якія і сёння падзяляюць знахары і значная
колькасць насельніцтва) аб хваробах «спуг», «урокі», «насланне», якія, калі іх не лячыць, могуць, як
кажуць знахары, «удаўнівацца» і выклікаць самыя розных захворванні.
Амаль аднадушнымі былі рэспандэнты пры адказе на пытанне: «Ці вядома шарлатанства пад відам
знахарства?» Станоўчы адказ далі 415 чал., або 83 %, адмоўны – толькі 47 чал. (9,4 %). Прычыны такога адказу хаваюцца ў падзеях апошніх 20 гадоў, калі наглядаецца ўздым розных кірункаў нетрадыцыйнай медыцыны, асабліва ў гарадскім асяроддзі, арыентаваных у асноўным на абагачэнне. Пацвярджэннем гэтага з’яўляецца апісанне рэспандэнтамі змен у знахарстве мінулых часоў і сучаснасці.
Больш за ўсё рэспандэнтаў адзначылі, што «стала больш шарлатанаў», як напісаў адзін з іх: «Знахари одели деловые костюмы». Некаторыя рэспандэнты дадавалі ўдакладненне аб шарлатанах –
«асабліва ў горадзе». Сярод іншых новаўводзін гамяльчане падкрэслілі: «знахарамі забываюцца
традыцыйныя абрады», «выкарыстанне знахарамі гараскопаў», «стала больш біяэнергетыкі», «знахарства стала больш камерцыялізавана», «навуковыя ўвядзенні ў знахарстве» (гэта значыць не
адрозніваюцца знахары і народныя лекары). Другая важная група характарыстык сведчыць аб
змяншэнні сферы знахарскай дзейнасці: «да знахароў сталі менш звяртацца ў параўнанні з мінулымі
часамі», «знахары саступілі ўрачам», «раней замовы перадаваліся вусна, а зараз пісьмова».
Такім чынам, гарадское насельніцтва і ў пачатку ХХІ ст. шырока выкарыстоўвае ў розных
абставінах знахарскія метады лячэння. Колькасць гамяльчан, якія прыхільна ставяцца да знахарства і
карысталіся яго паслугамі, па выніках анкетавання, вагаецца ад 49 % (звяртаўшыхся да знахароў за
дапамогай) да 75 % (колькасць людзей, якія вераць у эфектыўнасць знахарства). Дамінуючы вобраз
знахара – сталая жанчына-сялянка. Хваробы, прычыны якіх лічацца знахарамі і насельніцтвам звышнатуральнага паходжання і не дыягнастуюцца навуковай медыцынай, складаюць сёння аснову знахарскай практыкі. З іншага боку, пры дамінаванні матэрыялістычнага светапогляду наглядаецца тэндэнцыя, асабліва сярод моладзі, тлумачыць знахарскую дзейнасць з рацыянальных пазіцый. Па матэрыялах даследавання гарадскога насельніцтва ў параўнанні з сельскім больш выразна прасочваецца выдзяленне знахарскай функцыі лячэння як асноўнай. Насельніцтва г. Гомеля больш звяртаецца
да знахароў з сельскай мясцовасці ці невялікіх гарадоў Гомельшчыны, дзе знахарская практыка мала
адрозніваецца ад вясковай. Пры гэтым дзейнасць розных народных лекараў (біяэнергетыкаў і г. д.)
і шматлікія выпадкі шарлатанства, звязаныя з гэтай дзейнасцю, выклікаюць недавер насельніцтва да
знахароў, практыкуючых у горадзе.
1
Гл.: М и н ь к о Л . И . Знахарство: Истоки, сущность, причины бытования. Мн., 1971; Ё н ж а . Народная медицина Белоруссии (краткий исторический очерк). Мн., 1969.
2
Гл.: Замовы / Уклад., сістэм. тэкстаў, уступ. арт. і камент. Г.А. Барташэвіч. Мн., 2000.
3
Гл.: Народная медыцына: рытуальна-магічная практыка / Уклад., прадм. і паказ. Т.В. Валодзінай. Мн., 2007. (Беларуская
народная творчасць).
4
Гл.: Н е н а д а в е ц А . М . Сілаю слова. Чорная і белая магія. 2002. С. 351; Полацкі этнаграфічны зборнік. Вып. 1. Народная
медыцына беларусаў Падзвіння: У 2 ч. / Склад. А.У. Лобач, У.С. Філіпенка. Наваполацк, 2006. Ч. 1.
5
Гл.: Г а н ч а р У . А . Аб адным спосабе лячэння крыксаў у знахарскай практыцы беларусаў Усходняга Палесся // Пытанні
мастацтвазнаўства, этналогіі і фалькларыстыкі. Мн., 2009. Вып. 6. С. 330–334; Ё н ж а . Аплата паслуг у сучаснай знахарскай
67
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
практыцы беларусаў // Студенческая наука – 2006: Региональная науч.-практ. конф. студентов вузов Могилевской обл. Могилев, 2006. С. 107–108; Ё н ж а . Атрыманне знахарскіх ведаў у сне ў беларусаў Палесся ў ХХ – пачатку ХХІ ст. // Беларусь у
гістарычнай рэтраспектыве ХІХ–ХХ стагоддзяў: этнакультурныя і нацыянальна-дзяржаўныя працэсы: Зб. навук. арт.: У 2 ч.
Гомель, 2009. Ч. 2. С. 21–29; Ё н ж а . Даследаванне сучаснага знахарства метадам анкетавання // Творчество молодых – 2005:
Науч.-практ. конф. студентов и аспирантов ГГУ им. Франциска Скорины. Гомель, 2006. С. 228–229; Ё н ж а . Знахар у сучаснай
беларускай вёсцы: самавызначэнне і самарэалізацыя асобы // Сучасны гісторыка-культурны працэс: самавызначэнне і
самарэалізацыя суб’екта: Матэрыялы Рэсп. навук. канф., Мінск, 16–17 мая 2006 г. Мн., 2006. С. 98–100; Ё н ж а . Лячэнне ад
змяіных укусаў і яго вытокі ў сучаснай знахарскай практыцы беларусаў // Европа: актуальные проблемы этнокультуры: Материалы Междунар. науч.-теорет. конф., Минск, 27 апр. 2007 г. Мн., 2007. С. 326–328; Г о н ч а р В . О . О лечении, осуществляемом на современном этапе знахарями Западного и Восточного Полесья (по материалам заговоров) // Гісторыка-культурная
спадчына Брэсцка-Пінскага Палесся: паміж мінулым і будучыняй (да 450-годдзя г. Століна): Зб. матэрыялаў Міжнар. навук.
канф., Столін, 28–29 верас. 2005 г.: У 2 ч. Брэст, 2006. Ч. 1. С. 81–86.
6
Гл.: М и н ь к о Л . И . Суеверия и приметы. Мн., 1975. С. 53–54.
7
К у л а к о ў Т . Мястэчка Азарычы Мазырскай акругі // Наш край. 1928. № 8-9. С. 81–89.
Паступіў у рэдакцыю 01.02.11.
Аксана Рыгораўна Яшчанка – кандыдат гістарычных навук, дацэнт, загадчык кафедры гісторыі Беларусі ГДУ імя Францыска Скарыны.
Уладзімір Алегавіч Ганчар – аспірант кафедры этналогіі, музеялогіі і гісторыі мастацтваў БДУ. Навуковы кіраўнік – членкарэспандэнт НАН Беларусі, доктар гістарычных навук, прафесар кафедры этналогіі, музеялогіі і гісторыі мастацтваў БДУ
М.Ф. Піліпенка.
68
Эканоміка
А.А. ШАШКО
РЕГИОНАЛЬНАЯ ПОЛИТИКА И УПРАВЛЕНИЕ КОНКУРЕНТОСПОСОБНОСТЬЮ
РЕГИОНОВ БЕЛАРУСИ
Рассматривается управление конкурентоспособностью регионов для обеспечения их устойчивого развития. Отмечается,
что действенным инструментом реализации задач регионального развития является стратегия управления конкурентоспособностью регионов, включающая рейтинговую оценку как важный аспект информационно-аналитического обеспечения регулирования инновационно-инвестиционных процессов в регионах.
The article deals with the research of the state administration of the regional competitiveness for ensuring of their sustainable development. The strategy of the state administration of the regional competitiveness is an effective implement of the regional development objectives. It contains the rating estimation system as a substantial aspect of the informational-analytic support of regional innovative-investment development.
Для экономики Беларуси проблема разработки и проведения региональной политики, направленной на повышение конкурентоспособности регионов и обеспечивающей основу их устойчивого экономического роста и экономической безопасности, является относительно новой и актуальной. В условиях инновационного развития существенно изменяется положение и роль регионов страны, возрастает значение невоспроизводимых локальных преимуществ в конкурентных процессах. Все в
большей степени начинает доминировать новая стратегия развития, основанная на глобально ориентированной региональной политике и на глобальной конкуренции. Возрастает необходимость понимания механизмов управления конкурентоспособностью регионов, что определяют актуальность и
практическую значимость исследования.
В результате перехода к рыночным отношениям регионы Беларуси претерпели значительные
преобразования, связанные с изменениями в системах финансирования, управления, формах воздействия внешней среды на них. Существенно изменились пропорции государственного воздействия
на характер размещения производительных сил, инновационного и экономического потенциалов. На
региональное развитие оказывали влияние концепции: комплексного развития (до начала 1990-х гг.);
создания в Беларуси социально ориентированной экономики; экономической интеграции с регионами
России; формирования инфраструктурных коридоров; формирования приграничных промышленносервисных центров; интеграции с зарубежными рынками посредством приоритетной кооперации
с Россией; развития регионов, малых и средних городов (как решение проблемы сохранения рабочих мест).
При переходе к рыночным отношениям произошло усиление территориальной дифференциации в
социально-экономическом развитии регионов. Регионы и города Беларуси характеризуются высокой
степенью экономической неоднородности, при этом дифференциация уровней их экономического развития возрастает, углубляется разрыв единого инвестиционного пространства. Анализ фактической
эффективности инвестиций в 2005–2010 гг. по регионам Беларуси показывает абсолютный прирост
ВВП, приходящийся на единицу инвестиций (исключение – 2009 г.). Например, коэффициенты эффективности инвестиций экономики регионов в 2010 г. находятся в пределах от 0,270 (Витебская обл.) до 0,902 (Минск) при среднереспубликанском значении 0,588, а также 0,470 (Брестская),
0,348 (Гомельская), 0,423 (Гродненская), 0,871 (Минская) и 0,545 (Могилевская). Разброс величин и их
отклонение от нормальных значений (0,1–0,15) связаны с тем, что в современных условиях прирост
производства формируется не только за счет инвестиций, но и за счет увеличения степени загрузки
производственных мощностей и развития сферы услуг.
Неравномерность экономического развития регионов приводит к неравноценности условий и социально-экономических характеристик. Все это сопровождается территориальным переливом капитала
69
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
и его перемещением в крупные города и оказывает значительное влияние на функционирование регионов, структуру и эффективность их экономик, стратегию и тактику институциональных преобразований.
Межрегиональная дифференциация усилилась при нарастании кризисных явлений в экономике.
Это связано, во-первых, с развитием механизма рыночной конкуренции и различной адаптацией регионов с разной структурой экономики и разным инновационным потенциалом к рынку. Во-вторых,
значительно ослабла роль государства в регулировании регионального развития.
В Беларуси, как и в большинстве стран с переходной экономикой, резко возросло значение условий для развития инноваций. Однако для регионов нашей страны характерны: длительный срок использования технологий, применяющихся в промышленности, и, как следствие, высокая степень износа техники и оборудования, преобладание производства и экспорта продукции низкой наукоемкости с
использованием устаревших технологий; низкая доля занятых в высокотехнологичных производствах.
Имеющийся инновационный потенциал регионов реализуется далеко не в полной мере, есть негативные тенденции, многие научно-технические ресурсы изолированы от реальной практики, а сложившаяся инновационная система отличается несбалансированностью уровней развития регионов.
В результате доля высоконаукоемкой продукции сейчас даже в ведущих отраслях экономики не превышает 5 %. Проблема ускорения инновационных и инвестиционных процессов является для регионов одной из основных. Это особенно важно в настоящее время, поскольку кризис на финансовых
рынках уже влияет на реальный сектор экономики, сохраняя риск задержки модернизации экономики,
замедления роста, консервации проблем в развитии инновационной сферы регионов.
Сложившаяся к настоящему времени в Беларуси модель институтов регионального развития обладает существенными недостатками, следствием которых являются:
• нарастание диспропорций между регионами, районами и городами в уровне и темпе социальноэкономического развития;
• отсутствие инструментов согласованного использования ресурсов регионов;
• слабая координация разрабатываемых концепций и прогнозов развития регионов с проблемами
повышения их конкурентоспособности и обеспечения их экономической безопасности;
• ограниченное развитие межрегиональной кооперации;
• недостаточно комплексный подход при осуществлении государственного регулирования регионального развития;
• множественность и сложность складывающихся в региональной экономике общественных отношений, что порождает необходимость определения употребляемых в данной сфере юридически
значимых терминов и понятий, поскольку их отсутствие делает невозможным совершенствование
правовой и методологической базы регионального развития.
Многие регионы Беларуси оказались недостаточно конкурентоспособными. Устойчивое развитие
городов и регионов до недавнего времени рассматривалось лишь в связи с необходимостью реструктуризации градообразующих предприятий. При этом недостаточно внимания уделялось новым условиям экономического роста – повышению конкурентоспособности городов и регионов, созданию условий локального развития, развитию новых функций, основанных, например, на управлении финансами и собственностью, связанных с разработкой современных технологий и продуктов, а также с
созданием необходимой для этого информационно-коммуникационной инфраструктуры и сферы социально-культурных услуг.
Причины возникновения проблем для повышения конкурентоспособности регионов и обеспечения
их региональной экономической безопасности связаны с:
• включением механизма рыночной конкуренции, разделившего регионы по их конкурентным преимуществам и недостаткам;
• разной степенью готовности регионов к функционированию в условиях рыночной экономики
с учетом имеющихся у них потенциалов развития;
• негативными последствиями мирового финансово-экономического кризиса;
• необходимостью модернизации и структурной перестройки реального сектора, различной адаптацией регионов с разной структурой экономики и разным инновационным потенциалом к рынку;
• разрывом хозяйственных связей, разбалансированностью между сырьевыми и перерабатывающими производствами;
• значительным ослаблением регулирующей роли государства, что выразилось в сокращении
государственных инвестиций в региональное развитие.
Повышение конкурентоспособности регионов предполагает как обязательное условие инновационность экономики регионов: адаптивность к изменяющимся условиям регионального развития, обновление
технологий производства и выпускаемой продукции, технологическая интеграция с другими регионами1.
Управление конкурентоспособностью регионов позволяет рассматривать инвестиции и инновации
как инновационно-инвестиционные процессы, протекающие в экономическом пространстве региона
70
Эканоміка
в их неразрывном единстве, как систему2. Эти процессы обеспечивают комплексное генерирование
инноваций и коммерциализацию их результатов, ускоренное прохождение последовательных стадий
жизненных циклов системы и системное развитие современной институциональной, инновационной,
инвестиционно-финансовой, производственной и социальной инфраструктур, которые должны развиваться в форме интегрированных региональных и кластерных структур.
Функции управления конкурентоспособностью региона следует рассмотреть исходя из особенностей двух форм – управления функционированием и управления развитием3. Управление функционированием основывается на организационных структурах управления, на функциях органов республиканского и местного управления, определенных нормативными правовыми актами, и на методах
управления деятельностью местных органов власти. Управление развитием направлено на достижение стратегических целей, адаптацию конкурентоспособности экономики региона к меняющимся условиям внешней среды, обеспечение реализации сравнительных его преимуществ. Оно осуществляется с помощью широкого спектра различных стратегий, программ, конкретных действий и одноразовых мероприятий. Управление включает стимулирование предпринимательства, активизацию точек
роста, научно-технических комплексов, перестройку структуры экономики, формирование кластеров
взаимосвязанных производств, привлечение инвестиций в регион, развитие регионального маркетинга, развертывание постиндустриальных факторов роста и другие мероприятия с целью выйти на качественно новый уровень удовлетворения потребностей населения. Такая организация регионального управления обеспечивает устойчивое развитие региона.
Многообразие специфических функций управления конкурентоспособностью регионов может быть
представлено пятью крупными направлениями: прогнозированием и стратегическим планированием
процессов инновационно-инвестиционного развития регионов и городов; информационным обеспечением, в том числе диагностическим анализом процессов инновационно-инвестиционного развития регионов; проектированием предложений и мероприятий, обеспечивающих процессы инновационноинвестиционного развития, направленные на повышение качества жизни и привлекательности региона; стимулированием реализации предложений и мероприятий, обеспечивающих активизацию инновационно-инвестиционной деятельности; организацией оперативного управления и контролем реализации процессов инновационно-инвестиционного развития.
Управление конкурентоспособностью регионов требует развития информационно-аналитического
обеспечения инвестиционных и инновационных процессов в регионах Беларуси. Для этого должен
проводиться мониторинг конкурентоспособности регионов. Он необходим в целях наблюдения за
экономическими условиями, обеспечения государственных органов, юридических лиц и инвесторов
полной, достоверной и своевременной информацией, необходимой для принятия решений, управления
и контроля в области экономического развития регионов. Мониторинг должен соответствовать этапам
реализации задач управления конкурентоспособностью регионов, системе статистической отчетности,
содержать показатели, однозначно определяющие состояние экономического развития регионов.
Главной характеристикой экономического роста в современных условиях является возможность
придания социально-экономической системе желаемой направленности в развитии, поддерживающей факторы ее динамики и нейтрализующей негативные факторы. Действенным инструментом реализации задач регионального развития служит разработка системы программно-прогнозных документов, программ и стратегических планов развития регионов, городов и административных районов.
Такие планы разрабатываются во многих странах мира, в том числе в Российской Федерации, Украине и Польше. Эти страны уже подготовили и утвердили ряд общих положений стратегий развития
регионов, в том числе методологию и методы стратегического территориального планирования4.
Анализ результатов научных исследований с использованием системного подхода позволил расширить содержание стратегического плана развития региона или города разделом «Управление конкурентоспособностью региона». Он должен включать следующие элементы: диагностику и анализ
процессов инновационно-инвестиционного развития региона, стратегическое планирование процессов инновационно-инвестиционного развития, управление реализацией процессов инновационноинвестиционного развития. Стратегия управления конкурентоспособностью региона позволит определить имеющиеся конкурентные преимущества региона, восполнить существующий недостаток ресурсов, мотивировать развитие предпринимательства и поддерживать инновационно-инвестиционную деятельность в регионе, основным приоритетом которой является качество инновационного и
человеческого потенциала.
Стратегия управления конкурентоспособностью включает комплексную оценку конкурентоспособности региона с учетом прогноза возможных изменений конкурентной и институциональной среды и
социально-экономической ситуации. Эту оценку может отражать рейтинг конкурентоспособности (система инновационно-инвестиционных индексов), используемый в системе стратегического управления
регионами для усиления их конкурентных преимуществ, снижения рисков развития и зависимости от
внешней конъюнктуры. Введение системы рейтинговых показателей дает возможность на практике
71
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
управлять конкурентоспособностью как самостоятельным объектом, сформировать комплекс конкурентных стратегий, типовых сценариев и процедур принятия управленческих решений на основе проведения мониторинга выбранных показателей, оценки их значений; обеспечить формирование и развитие устойчивых конкурентных преимуществ экономической системы.
Рейтинговая оценка представляет собой важный аспект информационно-аналитического обеспечения регулирования инновационно-инвестиционных процессов в регионах. Она отражает состояние
и позволяет охарактеризовать качество (результативность) управления развитием инновационноинвестиционных процессов в регионах, которое включает оценку: качества результата, качества процессов и качества инновационно-инвестиционных ресурсов.
Одним из основных показателей в оценке конкурентоспособности регионов становится качество
управления конкурентоспособностью регионов, что обусловлено реализацией стратегий и программ
инновационного развития регионов, наличием четких ориентиров и моделей их реализации. Оно определяется тем, насколько полно и эффективно используются все виды ресурсов регионов в инновационно-инвестиционном процессе. Однако до сих пор не существует определения качества управления конкурентоспособностью регионов, также не разработаны теоретико-методологические основы и
рабочие методики, которые давали бы возможность адекватно измерить качество инновационноинвестиционной деятельности.
Проведение рейтинговой оценки конкурентоспособности регионов важно для выработки обоснованной региональной политики, определения совокупности мер и действий республиканских и местных органов управления, направленных на регулирование процессов как инновационного развития
регионов, так и формирования их инвестиционного климата, обеспечивающего устойчивое развитие населенных пунктов и регионов. Регионы для улучшения основных параметров своей деятельности и создания предпосылок к развитию и повышению эффективности могут, проводя мониторинг и прогнозирование изменений своего экономического потенциала, планировать и осуществлять свою деятельность
по одному из заранее разработанных сценариев, например: пассивный, адаптивный, активный.
Таким образом, рейтинговая оценка конкурентоспособности регионов дает возможность наглядно
представить уровень их конкурентоспособности и создать информационную базу, необходимую для
принятия обоснованных решений с учетом происходящих процессов в пространственном аспекте. В
дальнейшем следует определить понятия: пороговое значение конкурентоспособности регионов; потенциал роста конкурентоспособности (наличие инновационных ресурсов – технологии, ноу-хау, интеллектуальный потенциал); скорость формирования инновационно-инвестиционных факторов роста – наличие условий и механизмов (инновационная и предпринимательская привлекательность, риски) для наращивания потенциала роста конкурентоспособности. В соответствии с этим рейтинги как
один из многочисленных механизмов оценки инвестирования, инновационных процессов и результатов могут стать неотъемлемой составляющей отечественной системы контроля, оценки качества
управления конкурентоспособностью регионов и оценки их экономической безопасности, что будет
новой, основной функцией рейтингов – их стратегической детерминантой.
На современном этапе усилилась новая роль региональной политики как инструмента перехода к
устойчивому развитию. Региональная политика должна быть все более направлена не на компенсацию сложившихся территориальных диспропорций, а на развитие, ориентированное на освоение перспективных технологических укладов, запуск новых видов деятельности, формирование современной
инфраструктуры, изменение территориальной структуры экономики и системы расселения. Основное
направление совершенствования регионального управления состоит в оптимизации параметров развития, отражающих повышение инвестиционной привлекательности и инновационного потенциала региона, объединенных в системное единство механизма управления конкурентоспособностью регионов.
Комплексное исследование качества управления развитием инновационно-инвестиционных процессов в регионах включает следующие аспекты: анализ управления конкурентоспособностью регионов, разработку предложений по повышению конкурентоспособности регионов. Это предполагает необходимость ведения мониторинга управления конкурентоспособностью регионов на основе инновационного развития и должно обеспечиваться объективной диагностикой (оценкой) уровня
конкурентоспособности региона, которую с учетом прогноза возможных изменений конкурентной среды и социально-экономической ситуации отражает рейтинг конкурентоспособности, выполняемый на
основе интегральной оценки и системы инновационно-инвестиционных индексов.
1
См.: К о в а л е в М . М . Инновационное развитие и управление конкурентоспособностью регионов // Формування ринкової
економіки: Зб. наук. праць. Спец. вип. Регіональний розвиток України: проблеми та перспективи. Київ, 2009. С. 294–300.
2
См.: Ш а ш к о А . А . Конкурентоспособность регионов: сущность и управление // Новая экономика. 2010. № 1. С. 45–54.
3
См.: Г у т м а н Г . В . , М и р о е д о в А . А . , Ф е д и н С . В . Управление региональной экономикой. М., 2002.
4
См.: Проблемы и стратегия устойчивого развития регионов // Экон. бюл. НИЭИ. 2008. № 12. С. 40–41.
Поступила в редакцию 11.05.10.
Александр Александрович Шашко – преподаватель кафедры экономической информатики и математической экономики.
72
Эканоміка
Е.Е. МАКАРОВ
ОСОБЕННОСТИ РАЗВИТИЯ НАЦИОНАЛЬНЫХ ЭКОНОМИК БЕЛАРУСИ И ЛАТВИИ
В УСЛОВИЯХ ГЛОБАЛИЗАЦИИ И МИРОВОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА
Анализируются основные причины экономического кризиса в национальных экономиках и степень влияния мирового кризиса на развитие постсоциалистических стран с различными моделями социально-экономического развития. Рассматриваются
основные макроэкономические показатели (темпы изменения ВВП, объемов промышленного производства, уровень инфляции,
уровень безработицы). Определено, что постепенное накопление противоречий, чрезмерный рост открытости экономик, нерациональность налогово-бюджетной политики, уверенность в неизбежности циклов деловой активности в рыночной экономике
и естественного выхода из кризиса приводят к внутреннему спаду, который усугубляется мировым кризисом. Отмечается, что
приоритетным направлением экономической политики являются разработка стратегической модели и реорганизация экономики для дальнейшего более прогрессивного экономического развития на базе современных эффективных институтов.
Principal causes of the economic crisis in national economies and influence of the world crisis on development of the postsocialist
countries with different social and economic models are analysed. The basic macroeconomic indicators (rate of change of GDP, rate of
change of industrial outputs, a rate of inflation, a rate of unemployment) are considered. Determined that the gradual accumulation of
contradictions, excessive growth of economic openness, the irrationality of fiscal policy, and the confidence in the inevitability of business cycles in the market economy and in natural overcoming the crisis – leads to inevitable internal recession which is aggravated by
the world crisis. It is noticed that a priority direction of economic policy is to develop a strategic model and reorganisation of economy for
the further more progressive economic development based on modern effective institutes.
Возникший в настоящее время в США финансово-экономический кризис распространился почти на
все страны. Он имеет всеохватывающий характер ввиду глобализации и стремительного роста межстрановой взаимозависимости. Характерной чертой глобализации является увеличение открытости
экономик и усиление интеграционных процессов. Особенно высокими темпами идет глобализация
финансовых ресурсов. Имея известные положительные стороны, открытая экономика несет в себе и
отрицательные аспекты. Меняется соотношение эндогенных и экзогенных факторов внутри государства. В частности, иностранные производители могут занять господствующее положение на внутренних рынках национальных государств. В странах с открытой экономикой и с фиксированным валютным курсом при современной мобильности капитала невозможно применить независимую кредитно-денежную политику и в то же время иметь свободное перемещение капитала. И чем более
открыта экономика страны, тем больше она подвержена внешним изменениям и катаклизмам. Использование протекционистских мер в полностью открытых экономиках практически невозможно, при
этом высокая мобильность финансового капитала, отсутствие необходимого контроля оказывают
серьезные негативные последствия на национальные экономики в случае сбоя мировой финансовой
системы. Экзогенные факторы, существенно влияющие на национальные экономики, мало прогнозируемы. История развития общества – это периодическое доминирование интеграционных и дезинтеграционных процессов. Существующая в мире денежно-финансовая диктатура, экономический либерализм, международное разделение труда и массовое распространение потребительства привели
к глобальным противоречиям. Увеличение открытости национальных экономик снижает уровень экономической безопасности, глобальная рента оказывается в структурах ТНК и ТНБ. При этом экономическое и социальное неравенство стран возрастает. Процесс самоорганизации сложной системы, которой является современная мировая экономика, включает и случайные изменения. Однако нынешний глобальный кризис не представляет собой случайные отклонения, так как постепенное и
постоянное накопление противоречий делает систему нестабильной и приводит к усилению циклических колебаний. Основная обобщающая причина циклов – это диспропорции в экономическом развитии, вызванные различными противоречиями. Развитие глобализации, увеличение степени открытости национальных экономик усложняют возможность управления циклами на национальном уровне.
Непредсказуемые денежные потоки, фиктивный капитал, кредитная экспансия, возрастающее количество импортных товаров и услуг дестабилизируют экономики национальных государств, нарушают
пропорции в хозяйствовании, приводят к нестабильности национальных валют.
Беларусь и Латвия имеют различные модели социально-экономического развития, следовательно, и
степень влияния мирового кризиса, и принимаемые антикризисные меры могут оказаться различными.
Предпосылки современного кризиса в Латвии уходят в период, когда за основу экономического
развития были приняты радикальные преобразования, базирующиеся на рыночной экономической
модели и на западной либеральной политике. Высокие темпы роста ВВП в период с 2000 до 2007 г. –
в среднем 9 % ежегодно, в основном за счет торговли и финансово-посреднических услуг; недооценка имеющихся противоречий и диспропорций; полное доверие к рыночной экономике – все это способствовало самоуспокоенности фактически во всех слоях общества, в том числе и в государственных структурах. Экстремальная идеология свободного рынка, всеобщая приватизация без условий
сохранения и развития реального сектора экономики, отсутствие рационального государственного регулирования привели к внутренней рецессии. Латвия переживает острый общий кризис, который захватил все сферы жизни общества. Нарушение пропорций между отраслями народного хозяйства, а
именно гипертрофированный перекос в сторону сферы услуг (доля в ВВП – 75 %), привело к возникно73
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
вению структурного кризиса. Высокая доля сферы услуг в ВВП в данном случае не является признаком постиндустриального общества, поскольку последнее базируется на развитом индустриальном.
Хронический бюджетный дефицит свидетельствует о наличии финансового кризиса. В настоящее
время бюджетный дефицит составляет 12 % к ВВП. Денежно-кредитный кризис выразился в сбоях
банковского и коммерческого кредитования, растущей кредиторской задолженности. Причиной этому
явилась кредитная экспансия, которая осуществлялась в течение нескольких лет. Кризис перепроизводства охватил сферу недвижимости, строительную отрасль и торговлю строительными материалами. Во всей экономике наблюдаются глубокие структурные диспропорции. Полная открытость рынка
привела к продовольственной зависимости от импортных поставок. В розничной торговле доля импортных товаров составляет 75 %, таким образом, превышено пороговое значение экономической
безопасности – 30 %1. Стремительный рост, основанный не на развитии производственной сферы, а
на стихийном привлечении иностранных инвестиций, в основном в сферу услуг, закончился в связи с
мировым финансовым кризисом. Фактически государство существовало не за счет заработанных
средств, а за счет взятых в долг. Эти средства расходовались на дорогостоящие, амбициозные проекты, на финансирование государственных структур. В результате накопившихся противоречий в социально-экономическом развитии произошел перегрев экономики и начался спад.
Возникший еще в 2006 г. перегрев экономики должен был способствовать разработке политики антициклического регулирования, а не ожиданию ситуации, когда в срочном порядке потребуется принятие антикризисных мер. Борьба с кризисными явлениями должна начинаться еще на повышающей
волне цикла.
В Беларуси проводимая протекционистская политика способствовала сохранению своей промышленности, хотя и остро нуждающейся в модернизации. Мировой экономический кризис начал оказывать свое отрицательное воздействие на развитие экономики Беларуси позже, чем на экономику Латвии. Спад объемов промышленного производства в Латвии уже в первом полугодии 2008 г. составил
4,5 % по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года. В целом в 2008 г. наблюдался спад
ВВП в Латвии на 4,2 %, а в 2009 г. – на 18 %. Такой спад ВВП является одним из худших показателей
в мире, и Латвия, таким образом, оказалась в числе стран с самой глубокой экономической депрессией. В свою очередь, в 2010 г. в Латвии спад ВВП составил 0,3 %. В Беларуси лишь в марте 2009 г.
спад объемов промышленного производства по сравнению с декабрем предыдущего года составил
4,5 %. ВВП Беларуси в 2009 г. увеличился на 0,2 %, а в 2010 г. – на 7,6 %. В 2009 г. уровень безработицы в Латвии составил 16,9 %, а в 2010 г. – 18,7 %. В 2009 г. ежедневно официальный статус безработного в Латвии получали более 1000 чел., а в январе 2010 г. ежедневно теряли работу более
300 чел. В Беларуси в 2009 и в 2010 гг. уровень официально зарегистрированной безработицы составлял менее 1 %2. Основными причинами такого низкого уровня безработицы являются: неполная
занятость на ряде предприятий, неполная регистрация в качестве безработных лиц, потерявших работу. После начала экономического кризиса неполная занятость наблюдается и в Латвии, где структурная безработица переплетается с циклической. Как писал П. Самуэльсон, «когда мы видим безработного, нам, наверное, стоит подумать, между прочим еще неизвестно, не окажусь ли я – в результате действия хвалёных рыночных механизмов – на месте этого бедняги»3.
До начала экономического кризиса в Латвии наблюдалось сочетание инфляции спроса и предложения. После начала рецессии имеет место инфляция предложения. Инфляция спроса уже не актуальна вследствие снижения покупательской способности населения. В июне 2008 г. был зафиксирован пик инфляции, когда ее уровень составил 17,7 % по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года. Затем уровень инфляции начал снижаться и в декабре 2008 г. составил 10,5 % по
сравнению с тем же периодом предыдущего года. В начале 2009 г. темп роста цен снизился до умеренного, т. е. менее 10 % в год. В марте 2009 г. уровень инфляции в Латвии составил 7,9 % по сравнению с мартом 2008 г., а в мае – 4,7 % по сравнению с маем 2008 г. В декабре 2009 г. зафиксировано снижение уровня потребительских цен на 1,2 % по сравнению с декабрем предыдущего года.
В свою очередь, в декабре 2010 г. зафиксирован рост уровня цен на 2,5 % по сравнению с декабрем
предыдущего года, что объясняется инфляцией издержек4. Резкое повышение денежной массы в результате возросшего ипотечного и потребительского кредитования, зачастую без подтверждения стабильной платежеспособности заемщиков; искусственный рост зарплат, который значительно превышал рост производительности труда; приток денежных средств из-за границы; большие расходы на
содержание государственного аппарата – все эти факторы приводили к росту инфляции спроса. Рост
цен на энергоресурсы, в том числе и по причине ежегодного повышения акцизного налога на топливо;
рост издержек производства в связи с необходимостью выполнения стандартов ЕС; монополизация
экономики; рост ставок НДС – эти факторы привели к инфляции предложения. Основная ставка НДС
с 1 января 2009 г. была повышена с 18 до 21 %, а пониженная ставка – с 5 до 10 %, а с 1 января
2011 г. основная ставка НДС была повышена до 22 %, а пониженная – до 12 %. Повышение ставок
74
Эканоміка
НДС привело не к увеличению, а к уменьшению поступлений в бюджет, поскольку, как известно из
экономической теории, повышение налогов в условиях кризиса приводит только к усилению спада и
уходу части предприятий в теневую экономику.
В Беларуси в декабре 2009 г. уровень инфляции составил 10,1 % по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года, а в декабре 2010 г. – 9,92 % по сравнению с декабрем предыдущего года.
В свою очередь, с начала 2011 г. уровень инфляции резко увеличился и в июне 2011 г. составил
36,32 % по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года5. Существенной причиной инфляции в Беларуси является рост цен на энергоресурсы, что приводит и к росту числа убыточных предприятий ввиду значительной доли энергоемкого и немодернизированного производства. Кроме того,
до начала экономического кризиса в Беларуси, так же как и в Латвии, темп роста зарплат опережал
рост производительности труда, что приводило к инфляции спроса. Необоснованный рост зарплат
произошел и в конце 2010 г., что вызвало резкий рост денежной массы. Как и в Латвии, происходит
нерациональное использование собственных и заемных средств. Росту цен на импортные товары
и отечественные, при производстве которых используется импортируемое сырье, способствовала девальвация белорусского рубля в январе 2009 г. и в мае 2011 г.
Известно, что одним из средств видимого повышения конкурентоспособности национальной экономики является девальвация, однако при этом уменьшаются реальные доходы населения. В Латвии
искусственно удерживается высокий курс национальной валюты. В основном это связано с тем, что
большая часть населения, включая правящую элиту, имеет значительные кредитные обязательства в
иностранной валюте (евро, доллары США). Кроме того, более 90 % банков принадлежат иностранному капиталу, и снижение курса лата по отношению к евро и доллару уменьшило бы их прибыль.
В Латвии в условиях ожидания дальнейшего роста инфляции, а также из-за нестабильности налоговой политики частные инвестиции направляются не в производственную сферу, а в торговопосредническую и спекулятивную деятельность, в которой выше норма прибыли и меньше сроки окупаемости. Приобреталась недвижимость, накапливалось сырье и готовая продукция с целью дальнейшей перепродажи по более высоким ценам.
Из-за возникших финансовых проблем в Латвии появилась острая необходимость во внешних
займах общим объемом 7,5 млрд евро. В соответствии с требованиями МВФ величина бюджетного
дефицита должна быть снижена более чем в 2 раза. Однако известно, что в условиях кризиса оправдана определенная величина бюджетного дефицита (кейнсианство), при этом важна структура расходов. Целесообразно направлять средства в первую очередь на развитие реального сектора экономики. С января 2009 г. правительством ведется активный поиск инструментов снижения несбалансированности государственных расходов и доходов. При этом принимаются радикальные и непопулярные
решения. Происходит сокращение сотрудников и снижение зарплат в государственных структурах (на
20–40 %), уменьшаются расходы на здравоохранение, образование. Принято решение о сокращении
почти в 2 раза количества больниц, школ в Риге и в регионах. В результате закрытия многих промышленных предприятий из-за огульной приватизации и стихийности рыночной экономики основная
часть рабочих и инженерно-технических специалистов утратили свои производственные навыки. Восстановление производственных фондов, трудовых и научных резервов (в том числе из-за реформы
образования) практически невозможно в ближайшее время. Сокращение расходов на образование,
здравоохранение может оказаться губительным для будущего развития страны. Уровень образования, квалификация, дисциплина, мотивация труда, моральные качества населения, его здоровье и
культура – основные для социально-экономического развития общества в настоящем и в будущем.
Латвийская экономическая политика в настоящее время направлена на получение кредитов МВФ,
на выживание в краткосрочном периоде, но не на дальнейшее развитие экономики. Займы лягут тяжелым бременем на последующие поколения. Поддержка предпринимательства и развитие реального сектора экономики, включая сельское хозяйство, изменение экономической модели остаются весьма проблематичными.
Государственные структуры в постсоциалистических странах не имеют опыта антикризисного регулирования. В Латвии существующая уверенность в том, что циклы деловой активности неизбежны и
выход из кризиса – естественное состояние «безгрешной» и «единственно прогрессивной» рыночной
экономики, способствует тому, что в модели социально-экономического развития фактически ничего
не меняется, в том числе нет стратегии эффективного развития промышленности. Кроме того, антициклические модели, предотвращающие резкие подъемы или спады, не разрабатываются. Изменение формы собственности, открытость экономики не дают автоматического наступления всеобщего
благоденствия. Предположение, что страна продолжительный период времени будет находиться в
восходящей фазе цикла, не оправдалось. Государственные институты фактически самоустранились
от активного воздействия на экономику, уповая на «невидимую руку рынка». Если бы в 1990-е гг. Латвия не пошла по пути «шоковой терапии», т. е. по пути резкого перехода к рыночной экономике, с вы75
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
сокой степенью либерализации, со всеобщей приватизацией промышленных предприятий, что привело к деиндустриализации, а приняла путь с научно обоснованным государственным регулированием, с развитием как государственного, так и частного предпринимательства в оптимальных соотношениях, с развитием реального сектора экономики, с моделью сбалансированного развития отраслей, то в настоящее время ее социально-экономическое положение было бы более благоприятным, а
мировой кризис менее ощутим.
В условиях мирового экономического кризиса в обеих странах возникли острые проблемы с реализацией экспортной продукции. Кроме того, для национальной экономической безопасности, особенно
в кризисные времена, существенным является наличие своего импортозамещающего производства
предметов первой необходимости, продукции неэластичного спроса. Продукция традиционных производств с использованием натурального сырья может быть конкурентоспособной и на внешних рынках.
Национальная экономика Беларуси находилась в предыдущие годы в лучшем положении, чем экономика Латвии, несмотря на то, что и здесь необходимо создание более эффективных современных
институтов, модернизация существующего производства и создание нового, более эффективного,
целенаправленное развитие государственного и частного предпринимательства, более четкое определение границ частного и государственного и их соотношения, определение оптимальных пропорций в импортозамещающих и экспортно-ориентированных производствах, развитие человеческого потенциала. Для преодоления последствий кризиса с наименьшими потерями необходимо научно обоснованное государственное регулирование в национальных интересах, стабильная социальная и политическая ситуация.
В сложных экономических процессах правомерны и рынок, и меры, ограничивающие полную либерализацию. Сокращение импорта предпочтительно при определенных обстоятельствах, а именно до
тех пор, пока не станут более эффективными и конкурентоспособными свои отрасли промышленности. Создание производственных мощностей, восстановление полной занятости населения невозможно без активного и рационального участия государства. Государственное регулирование правомерно в тех сферах, где существует несостоятельность рынка, и, напротив, влияние государства может быть уменьшено там, где частное предпринимательство и рыночные институты могут быть более
эффективными. Государственное регулирование ограничивает свободу либерального рынка, в котором средства для достижения личной выгоды не всегда способствуют прогрессивному развитию страны. Рациональное регулирование, не подавляющие инициативу ограничения служат интересам общества. Принято считать, что отношения между государством и частными структурами являются антагонистическими. Тем не менее в современной экономике они находятся в тесной взаимосвязи,
дополняют друг друга и найти границы взаимодействия – неоднозначный процесс, который требует
постоянной коррекции. Экономика государства слишком сложна для того, чтобы доверить все хозяйствование частным предпринимателям, которых подчас не интересует или которым не под силу ни
пропорциональное развитие отраслей, ни создание крупного производства с большим сроком окупаемости, ни развитие НИОКР, ни социальная ответственность, ни экономическая безопасность
страны. В кризисной ситуации важно найти компромисс между личными и общественными интересами, а для увеличения потребления в будущем необходимы некоторые ограничения в настоящем.
Современный кризис должен способствовать бифуркационному перелому, т. е. ситуации, когда
резко возрастет созидательная функция системы, когда будут созданы новые эффективные институты и будет найден путь более прогрессивного развития. Временное устранение проблемы приведет к
повторению рецессии в недалеком будущем. В теории синергетики подчеркивается, что развитие
систем носит в основном нелинейный характер. Они неустойчивы, а следовательно, существует возможность выбора различных путей развития. В теоретическом и практическом отношении экономические реалии более адекватно отражает концепция институционалистов. Экономический анализ и создаваемые модели должны охватывать совокупность всех факторов действительности без
упрощенного представления о реальности, т. е. политическую, экономическую, социальную сферы
при учете менталитета народа и психологических факторов.
Анализ недостатков и достоинств социально-экономической политики различных государств, существующих реалий должен способствовать выработке стратегии предотвращения негативных последствий либеральной рыночной экономики или чрезмерного государственного регулирования, созданию оптимальной модели развития как в краткосрочном, так и в долгосрочном периодах для сохранения национального государства в условиях глобализации. В очередной раз подтверждается
постулат кейнсианской теории – «не существует никакого автоматического самокорректирующего механизма, поэтому происходят периоды глубоких спадов».
Подводя итог, сформулируем следующие выводы.
1. Глобализация, рост открытости и взаимозависимости экономик, усиление интеграционных процессов усложняют макроэкономическое регулирование национальных экономик.
76
Эканоміка
2. Современный рынок не является ортодоксальным, в нем нарушены законы саморегулирования,
следовательно, для сглаживания циклов деловой активности, для предотвращения внутренних кризисов и уменьшения негативных влияний экзогенных факторов необходимо рациональное государственное регулирование.
3. Нормализация денежного обращения, противодействие инфляции и разбалансированности экономики, обеспечение пропорциональности развития отраслей и сглаживания противоречий требуют
постоянного контроля со стороны института государства и общественных институтов. Антициклическую политику целесообразно применять еще до вхождения в фазу рецессии.
4. В каждой стране методы антициклического и антикризисного регулирования имеют свои особенности, зависящие от исторически сложившихся традиций и избранной социально-экономической стратегии, исходящей из целевых установок, а также от политических и внешнеэкономических условий.
5. Современный кризис в национальных государствах демонстрирует необходимость стимулирования развития своего конкурентоспособного производства. Для эффективного функционирования реального сектора экономики целесообразным является оптимизация денежно-кредитной и налоговой
политики.
6. Концепция рационально управляемой хозяйственной деятельности, функционирования многоукладной экономики, сочетающей государственное и частное предпринимательство, либерализм и
протекционизм, социальную направленность и активную цивилизованную деятельность всех членов
общества, объединенных общей целью – прогрессивное развитие своего государства, благополучие
всех слоев населения, является наиболее перспективной.
7. Немаловажная роль в развитии экономики страны должна быть отведена институтам, формирующим человеческий потенциал – здоровье, образование, культуру, мораль.
1
См.: Б о р и с о в Е . Ф . Экономическая теория: Учеб. пособие. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2007. С. 416.
См.: Данные Министерства экономики Латвийской Республики за период с июня 2008 до декабря 2010 г. Режим доступа:
http://www.em.gov.lv/em/2nd/?cat=30353; Данные Центрального статистического управления Латвийской Республики за период с
июня 2008 до декабря 2010 г. Режим доступа: http://www.csb.gov.lv/en/dati/statistics-database-30501.html-0; Данные Национального статистического комитета Республики Беларусь за период с июня 2008 до декабря 2010 г. Режим доступа:
http://belstat.gov.by/homep/ru/indicators/main.php
3
С а м у э л ь с о н П . Э . , Н о р д х а у с В . Д . Экономика: Пер. с англ. М., 2007. С. 84.
4
См.: Данные Центрального статистического управления Латвийской Республики за период с июня 2008 до декабря 2010 г.
Режим доступа: http://www.csb.gov.lv/en/dati/statistics-database-30501.html-0
5
См.: Данные Национального статистического комитета Республики Беларусь за период с декабря 2009 до июня 2011 г.
Режим доступа: http://belstat.gov.by/homep/ru/indicators/main.php
2
Поступила в редакцию 16.06.11.
Евгений Евгеньевич Макаров – аспирант кафедры теоретической и институциональной экономики. Научный руководитель – доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой теоретической и институциональной экономики П.С. Лемещенко.
77
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
XIX МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ КОНГРЕСС
«ГЛОБАЛЬНЫЕ СЕТИ В ФИНАНСАХ & БИЗНЕСЕ
И ИНФОРМАЦИОННЫЕ СИСТЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ»*
CARLOS DEL CASTILLO PECES, CARMELO MERCADO IDOETA, DANIEL CORRAL DE LA MATA
IMPROVING THE PROFITABILITY OF THE SPANISH FINANCIAL ENTITIES’ MEANS OF PAYMENT
BUSINESS THROUGH THE INCREASE IN CREDIT FOR CONSUMPTION USING FINANCIAL CARDS**
Исследуется эффективность потребительского кредитования населения. Показано, что стратегия увеличения кредита с использованием пластиковых карт повышает доходность объектов финансового бизнеса.
The objective of this paper is to contrast whether the increase in credit for consumption using financial cards is a valid strategy to be
developed by Spanish financial entities in an attempt to improve the profitability of their means of payment business and hence compensate the negative effect of the implementation of the agreement (2/12/2005) signed by the main merchants’ associations and financial entities represented by the three Spanish networks (Servired, 4B and Euro6000). The latter implies a considerable fall in the interchange rates that these entities apply on the use of financial cards in shops and therefore of the profits generated by this kind of business.
1. Introduction
In order to describe the nature of the bank card business, the following figures must be contemplated:
• Issuer: Financial entity that puts financial cards into circulation.
• Holder: He who holds and uses the latter.
• Acquirer or Merchant: Financial entity to receive the operative using the devices enabled to this effect, whether through POSTs (Point-of-Sale Terminal) for purchases in shops, or through the ATM (Automated Teller Machine) network.
• Shop: Depositary of the device enabled for the reception of the cards’ operative (POST).
Ultimately, cardholder’s have a product made available to them by issuing entities that will allow them to
carry out purchases and cash withdrawals. However, in order to make these purchases possible, the Merchant must have previously given the shops the technology capable of managing these means of payment
(POST). Similarly, regarding cash withdrawals, financial entities have installed an ATM in their own offices or
have rented the space to do so in commercial establishments.
In this respect, it must be pointed out that there are three clearly differentiated businesses in the bank
card world: a) the issuing business; derived from the entities’ placing of cards in the market; b) The acquiring business that results from the installation of POSTs with which entities collect the total card billing at
shops; c) The ATM-network business.
Given the aim of this paper, we shall focus on the use of financial cards for purchases in shops, leaving
the ATM-network business aside. With respect to the “Structure of Commissions or Interchange rates
paid/charged in purchases”, the latter always originates at the merchant or acquiring entity (via POST) and
reaches the issuer. From an issuer point of view, the rate of exchange is being received, whereas from the
opposite perspective, as an acquirer, it is being paid.
Nevertheless, in order to have the complete picture, we must bear in mind that the acquirer, i.e. he who
pays the rate, charges the shop where the purchase is being made a given amount known as the discount
rate, which, at least from a theoretical viewpoint, will exceed the total paid as rate of Exchange. This amount
charged in excess, is justified with transaction costs, fraud borne etc. as well as with a legitimate profit motive.
In 2005, the pillars of the traditional bank card business were seriously modified. This was the result of
the then Spanish Competition Defence Court sentences, which culminated in the Framework Agreement that
regulates the interchange rates, with significant reductions to be implemented over the period 2006–2010.
The latter Agreement on interchange rates applied on the use of cards in shops, signed (2/12/2005) between the main merchants’ associations and financial entities represented by the three Spanish networks
(Servired, 4B and Euro6000), implies a notable phasing-out of these rates, such that the rate to be applied in
2010 (0,64 %) versus that in 2005 (1,55 %) reveals a 58,71 % fall in percentage terms. Further, it could even
be worse in the future if the agreement signed between the European Commission and MasterCard
(a 0,26 % rate) were applied to domestic interchange rates, in which case there would be a fall of 83,23 %
with respect to 2005.
These reductions in the interchange rates applied on the use of cards in shops are causing the fall in
revenues in financial entities’ income statements, a drop that amounts to approximately 3,300 million euros
*
**
78
Продолжение. Начало публикации материалов конференции см. в № 1 за 2011 г.
Данная статья и последующие публикуются в авторской редакции.
Кангрэс…
for the entities in all, over the 2006–2010 period., and an annual loss of at least 800 million euros as of 2011,
possibly even close to 1200 million if the agreement between the European Commission and MasterCard finally is applied to domestic interchange rates.
All the above implies a need for financial entities to reconsider their commercial strategies in this business
in order to rebalance their income statements. In this respect, it is possible that the rebalancing strategies
will be oriented towards the increase in activity, taking advantage of the potential that the Spanish market
presents particularly on two fronts that could even concur: firstly, aim to make the cards more active as a
means of payment for purchases in shops, somewhat replacing the use of cash, and secondly, the objective
is that the cards be used more intensively as a source of finance for the purchase*.
This paper aims to contrast whether the increase in credit for consumption via financial cards constitutes
a valid alternative to counter the negative effect on financial entities’ income statements of the application of
the agreement signed 2/12/2005.
2. The empirical research methodology applied
2.1. Delimitation of the field of research
This research paper focuses on the Spanish financial sector and, more specifically, on its two main participating groups, i.e., Banks and Savings Banks.
Given that in the Spanish means of payment market financial entities are associated to three distinct networks, we have taken the cross-list of members as of December 2008 as a starting point: 101 entities associated to Servired, 27 entities associated to 4B and 37 entities associated to Euro6000, making a total of 165
entities.
Taking this census, some have been discarded based on different criteria: entities that do not carry out
the acquiring activity (3); entities that do not cover “retail banking·, in other words, individuals and small and
medium-sized firms (35); foreign entities with branches in Spain, since they depend on the matrix criteria
(11); credit cooperatives, specifically “cajas rurales”, given that they fall under the umbrella of Banco Cooperativo, an institution that will be included for our research (51); entities that are part of grupo Banco Popular
and that are therefore not independent when it comes to means of payment management (5).
After making these adjustments, the total population size to be researched amounts to 60 entities.
Once the total population has been defined, it was considered appropriate to carry out a segmentation in
terms of entities’ sizes with the aim of establishing whether this factor affects the conclusions of our research. To this end, the total assets figure was considered as a parameter**. Responding to these considerations, the following groups have been defined by sizes:
• “Large entities”: those whose total assets as of December 2008 are above 80,000 million euros. Applying this criterion, 9 entities were selected.
• “Medium-sized entities”: those whose total assets as of December 2008 are between 20,000 million
and 80,000 million euros. Applying this criterion, 19 entities were selected.
• “Small entities”: those whose total assets as of December 2008 are below 20,000 million euros. Applying this criterion, 33 entities were selected.
Ultimately, according to these size criteria, the collective of banks and Savings Banks to be considered
for research is detailed in table 1.
Table 1
Population breakdown using a size criterion
Entities
Large
Medium-sized
Small
Total
Population
Total entities, %
Total assets, %
9
19
32
60
15,0
31,7
53,3
100,0
69,0
23,0
8,1
100,0
2.2. Designing the research process
SOURCE CLASSIFICATION
The primary source of information was a questionnaire that was sent to those responsible for means of
payment in the 60 entities included for our research.
There were additional secondary sources, of which the following must be mentioned: Bank of Spain***,
Servired, 4B and Euro6000, AEB (Asociación Española de Banca), CECA (Confederación Española de Cajas de Ahorro), DBK**** and The Nilson Report*****.
*
Refer to Mercado C., Castillo C., Corral D. “El nuevo entorno del negocio de la tarjetas bancarias en el sistema de pagos español”,
in “Creativity and Survival of the Firm Under Uncertainty”. European Academic Publisher. Madrid, 2009.
**
The same criterion was used by Castillo C. in his doctoral thesis “La normativa ISO 9000 como herramienta para incrementar el
valor percibido por el cliente en las entidades financieras españolas”, 2005.
***
Bank of Spain report available at: http://bde.es/sispago/estadisticas.pdf
****
DBK is a Spanish firm owned by Informa D&B, leader in sector and competition reports.
*****
The Nilson Report magazine is the global reference in the means of payment area.
79
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
TEMPORAL DIMENSION OF THE RESEARCH
Concerning the hand-out of the questionnaire, it was carried out in a single phase over the month of June
2009, by regular mail and addressed to the departments responsible for means of payment in the selected
entities.
The data collection process was completed on 30th September 2009, the same date when the treatment
of results and extraction of conclusions commenced.
3. Hypotheses to be contrasted
As the introductory section to this paper indicates, the negative effect of the application of the agreement
for the sector as a whole may be quantified at no less than 800 million euros per year in 2011, possibly even
reaching the worst possible scenario of 1200 million euros per year.
This situation requires to redirect the means of payment business as a whole, to compensate for such a
negative effect. As part of this new approach (that we are trying to validate), we have focused on the improvement of those aspects that, as has been discussed already, have traditionally constituted a weakness
in the Spanish means of payment system. In particular, we are referring to the use of credit cards in shops
and more specifically to the financing of consumption via these credit cards.
Bearing in mind all the above, for the formulation of the hypothesis that follows we have taken the socalled “Anglo-Saxon model” as a reference, which acts as a general name to refer both to the structure that
prevails in the UK and to that which is promoted in the USA (a market that shows a use similar to that in the UK):
HYPOTHESIS: Spanish financial entities must redirect their current business model over the next few
years aiming at the Anglo-Saxon model as a reference, which reveals levels of consumption funding via
credit cards that are much higher than those in the Spanish market.
4. Results
4.1. Questionnaire response level
The table 2 summarises the specifics of the response level obtained, classified in terms of the size criteria
previously described.
Table 2
Questionnaire response level
Entities
Large
Medium-sized
Small
Total
Number of questionnaires (sent)
Number of questionnaires
(received)
Questionnaires received
(number), %
Questionnaires received
(total assets), %
9
19
32
60
8
15
21
44
88,9
78,9
65,6
73,3
94,9
82,5
72,5
89,6
4.2. Hypothesis testing
First of all, we asked the financial entities to come up with a judgement to reflect their assessment of the
level of consumption funding via credit card, obtaining a conclusive result given that 97,7 % of entities subjected to the questionnaire consider the percentage financed by credit cards to be “very scarce” or “scarce”,
where the latter option was the most popular (68,2 %).
At the same time, we asked those responsible for means of payment how they believe they would be affected by a shift towards what we have termed a more “Anglo-Saxon model”, based on high rates of use of
credit cards for purchases in shops and to finance consumption, and again we have obtained a result which
leaves no doubt, since 97,7 % of the entities consider such a shift to be “positive”. The analysis considering
the different entity-sizes comes up with identical results.
Finally, we wanted to research how the “increase of credit card funding” is ranked, compared to other
possible future policies that may be pursued by financial entities in the means of payment business.
To this end, the questionnaire also asked which possible actions may be carried out in the future, bearing
in mind the foreseeable scenario. The results clearly show how two of the proposed alternatives are markedly preferred above the rest by the respondents:
• “Manage to make cards more active in purchases” comes first, with 93,2 % of the answers.
• “Achieve a larger percentage of financing with respect to purchases” immediately follows, with 79,5 %.
This second action is clearly linked to the first, given that a greater card usage in purchases increases the
base for entities to work with in order to achieve increased credit card financing.
• The rest of the alternatives under consideration fall behind, with a significant distance with respect to
the former: “issuing a greater number of cards” falls third with a 47,7 %, “increasing the acquiring activity”
comes in fourth place, with 25 %, and finally we can find “get the cards more actives in ATM,s” with a
15,9 %.
• Taking the entity size into account, the order does not change regarding the two Basic priorities, the
“increase in the activity in purchases”, and the “increase in the percentage of Financing with credit cards”.
However, it is possible to appreciate that, while for “medium-sized entities”, and “small entities” “issuing a
greater Lumber of cards” constitutes the third priority, for “large entities” this position is held by the “increase
80
Кангрэс…
in the acquiring activity”. The explanation we find is that it is these entities that have been more active over
the last years when it comes to promoting the introduction of credit cards in the market using aggressive
cross-selling policies, so that their clientele base presents greater saturation measured in terms of number of cards.
To sum up, and as a consequence of all the above, the results CONFIRM THE HYPOTHESIS, since they
have allowed us to conclude that Banks and Savings Banks do consider that the current percentage of
credit card financing is “very scarce” or “scarce” (97,7 %), which leads them to regard a move towards the
Anglo-Saxon Business approach positively (97,7 %). Furthermore, they consider the “increase in card financing” as one of the future and priorities lines of action for this Business (79,5 %).
5. Conclusion
After carrying out the research, the results obtained confirm that Spanish financial entities consider that
the reorientation of their credit card business, in order to counter the negative effect on their income statements due to the 2/12/2005 agreement, should involve an improvement of the business’ current weaknesses
discussed. In so doing, the shift should be towards the “Anglo-Saxon model” characterised by a much higher
level of consumption financing with credit cards than the Spanish market. To this end, it will be necessary to
previously develop an increased use of credit cards as a means of payment in shops, and not merely as an
instrument of cash withdrawal at ATMs prior to making the purchases (97,7 % of those banks and Savings
Banks participating in the research positively regard a shift towards this model, and 79,5 % of them consider
the increase in financing via cards to be one of the possible future lines of action for this business).
Bibliography
B a n c o D e E s p a ñ a . “El proyecto de integración de los sistemas de pago minoristas de la UEM”. Boletín Económico. 2006.
B a n c o D e E s p a ñ a . “Evolución en España de las tarjetas como medio de pago (1996–2004)”. 2008.
B e r n a l E . “El mercado español de tarjetas bancarias: Situación actual y perspectivas”. Ediciones Cívitas. Madrid, 2001.
C a s t i l l o C . “La Normativa ISO 9000 como herramienta para incrementar el valor percibido por el cliente en las entidades financieras españolas”. Tesis doctoral. 2005.
DBK. “Competitors – tarjetas de pago”. Madrid, 2007.
M e r c a d o C . , C a s t i l l o C . , C o r r a l D . El nuevo entorno del negocio de las tarjetas bancarias en el sistema de pagos español”, in “Creativity and Survival of the Firm under Uncertainty”. European Academic Publishers. Madrid, 2009.
Ministerio de industria, turismo y comercio: “Acuerdo entre las asociaciones del sector comercial y las entidades de crédito para la
reducción de las tasas multilterales de intercambio en los pagos realizados con tarjetas”, Secretaría de Estado de Comercio. 2005.
P a m p i l l ó n F . , D e L a C u e s t a M . , R u z a C . , A r g u e d a s R . “Apuntes de tendencias del sistema financiero español”. Editorial Dykinson. Madrid, 2004.
Q u i r ó s G . “La evolución del efectivo en manos del público”. Papeles de Economía Española, 1990, № 43, pp. 52–62.
R a h n e m a A . “El sector de las tarjetas de pago en España”. IESE Business School, 2006, № 39 Julio.
Requeijo J., Iranzo J., Pedrosa M., Salido J., Izquierdo G., Moral J., Martinez J., Barquin R.,
A r r a n z N . “Economía Española”. Delta Publicaciones. Madrid, 2006.
S á n c h e z A . “El sistema de tarjeta de crédito”. Editorial Comares. Granada, 2006.
The Nilson report. “Top 300 Issuers Worldwide”, 2007, № 893, pp. 2–3; “Global Cards 2007”, 2008, № 903, pp. 9–10; “European
Card Issuers”, 2008, № 905, pp. 10–11.
Карлос дель Кастильё Песес – Ph.D., доцент факультета социальных наук и права университета им. Короля Хуана Карлоса (Мадрид). carlos.delcastillo@urjc.es.
Кармэло Меркадо Идоэта – Ph.D., доцент факультета социальных наук и права университета им. Короля Хуана Карлоса
(Мадрид). carmelo.mercado@urjc.es.
Даниэль Коррал де ла Мата – студент факультета социальных наук и права университета им. Короля Хуана Карлоса
(Мадрид). da.corral@alumnos.urjc.es.
BLANCA AROSA DE LA TORRE, TXOMIN ITURRALDE JAINAGA, AMAIA MASEDA GARCÍA
FIRM PERFORMANCE AND BOARD OF DIRECTOR’S STRUCTURE:
EVIDENCE FROM SPANISH NON-LISTED FIRMS
На примере семейных и частных компаний, не зарегистрированных в SME, анализируются роль совета директоров в качестве
внутреннего механизма контроля их деятельности и стратегия управления семейным бизнесом при смене поколений собственников.
The aim of this study is to analyse the usefulness of the board of directors as an internal control mechanism and, in the case of family firms, also consider the generational effect. We examined the relation between firm performance and outside directors in SME nonlisted family and non-family firms. Our findings show the existence of a negative impact of outside directors on firm performance in family firms, and the clear difference in behaviour between family firms run by the first generation and those that are run by subsequent
generations.
1. Board composition and firm performance: some notes on theoretical background
Board structure and its impact on firm behaviour is one of the most debated issues in corporate
governance research. In recent years, the debate has focused on the structure of the board of directors, the
most outstanding governance mechanism of the internal control systems, as boards of directors provide a
key monitoring function in dealing with agency problems in the firm (Fama, 1980; Jensen, 1993). Thus,
81
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
agency theory is used to examine the role that the board of directors may play in contributing to the
performance of corporate governance (Jackling and Johl, 2009), and to explain the relationship between the
three parties involved in corporate governance: the owners, the board of directors and top managers.
In a diffuse ownership context, the monitoring function of boards of directors must focus on reducing the
agency problem between disperse shareholders and management (Hermalin and Weisbach, 2001). In
companies with high ownership concentration, the controlling shareholders have sufficient incentive, power
and information to control top managers (Jensen and Meckling, 1976), so it reduces monitoring costs and
boosts profitability (Morck et al., 1988; Anderson and Reeb, 2003). In this context, the agency conflict is
between controlling and minority shareholders (Lefort and Urzua, 2008). If there are controlling shareholders,
they are more likely to be able to use their power to undertake activities intended to obtain private profit to
the detriment of minority shareholders’ wealth (La Porta et al., 1999; Villalonga and Amit, 2006).
Some scholars suggest that conflicts between controlling and minority shareholders may be exacerbated
in the case of family-controlled firms, where the agency costs may take the form of dividends and
extraordinary remunerations or of the entrenchment of the family management team, showing certain
expropriatory practices that ultimate reduce profitability (DeAngelo and De Angelo, 2000; Gómez-Mejía et al.,
2001). However, another group of authors believe that the distinctive features of family firms have a positive
effect on their corporate behaviour. The family's interest in the long-term survival of the business and its
concern to maintain the reputation of the firm and the family lead them to avoid acting opportunistically with
the earnings obtained (Anderson and Reed, 2003; Wang, 2006).
According to Schulze et al. (2001), while the main source of agency problems is the separation between
ownership and monitoring, such problems do not exist in first-generation family firms. In these cases, the
interests of principal and agent are aligned and there is an assurance that management will not expropriate
the shareholders’ wealth. As the family property is shared out amongst an increasingly large number of
members of the family, conflicts may start to arise when the interests of the family members are not aligned
and the agency relations between the various participants in the firm are conducted on the basis of economic
and non-economic preferences (Chrisman et al., 2005; Sharma et al., 2007). If it is non-listed firm,
furthermore, the disciplinary pressure of external corporate governance mechanisms will be reduced, making
it all the more necessary that the internal monitoring mechanisms help reduce or alleviate behaviour that
could jeopardise business and family interests (Schulze et al., 2003). Consequently, the fact that majority
shareholders are family will influence the workings of the firm's internal corporate governance mechanisms.
The board of directors of family firms is therefore a corporate governance element, but with different
structure and characteristics to those of non-family firms.
The aim of this study is to analyse the usefulness of the board of directors as an internal control
mechanism and, in the case of family firms, also consider the generational effect. To test our hypothesis that
outside directors moderate conflicts between opposing groups in the firm, we examined the relation between
firm performance and board independence in family and non-family firms.
Our findings show the existence of a negative impact of outside directors on firm performance in family
firms, and the clear difference in behaviour between family firms run by the first generation and those that
are run by subsequent generations. In this case, the presence of outsiders on the board has a positive effect
on performance when the firm is run by the first generation. When the firm is run by second and subsequent
generations, the presence of outsiders has exactly the opposite effect on performance.
2. Board composition and firm performance: hypothesis development
The agency theory approach is adopted for the examination of board composition in this study. Agency
theory implies that adequate monitoring mechanisms need to be established to protect shareholders and
outside directors are supposed to be guardians of the shareholders’ interests via monitoring. Therefore a
high proportion of outside directors on the board could have a positive impact on performance as a result of
their more independent monitoring (Fama an Jensen, 1983; Shleifer an Vishny, 1997). This paper focuses
on a similar question, but within non-listed firms with high ownership concentration context.
The first hypothesis proposes that a higher proportion of outside directors on the board will monitor any
management’s self-interests, and therefore will be associated with a positive impact on performance (Jensen
and Meckling, 1976; Fama and Jensen, 1983):
H1: The proportion of board outsider directors of non-listed firms is positively associated with firm performance
Gomez-Mejia et al. (2003) found that the market for corporate control is potentially less prevalent in family
firms relative to non-family firms. Because the relative lack of some governance mechanisms in family firms,
outside shareholders potentially rely on boards of directors to monitor and control family opportunism
(Anderson and Reeb, 2004). In this case, boards of directors can have an especially important role in
promoting firm performance when alternative governance mechanisms are weak (Westphal, 1999).
To enhance firm performance, board outsiders play an influential role in standing up to family
opportunism and protecting the rights of all shareholders. Perhaps one of the largest impacts that outside
82
Кангрэс…
directors make in protecting outside shareholders from self-dealing families, occurs when the board prevents
an unqualified or incompetent family member from assuming the CEO post (Shleifer and Vishny, 1997). In
the agency theoretic context, we anticipate fewer moral hazard conflicts between family shareholders and
outside shareholders as the fraction of independent directors on the board increases. More specifically, if
outside directors act to alleviate conflicts between family shareholders and minority shareholders, a positive
relation between firm performance and outside directors in family firms is expected.
H2: The proportion of board outside directors of non-listed family firms is positively associated with firm
performance
The generational phase of the family firm can be linked to the need for board control. In first generation
family firms there is an alignment of interests between principal and agent, which ensures that management
does not expropriate the wealth of shareholders. In subsequent generations, there is no necessarily
a convergence of interests between different family branches, which leads to increased agency costs.
In addition each family branch is likely to require the presence of a fully trusted relative on the board in order
to represent branch's interests (Bammens et al., 2008). Excessive branch's family representation on the
board relative to outside director presence increases the likelihood of family expropriation (Anderson and
Reed, 2004).
H3: The relationship between the proportion of board outside directors of non-listed family firms and firm
performance is bigger in family firms run by subsequent generations
3. Empirical research: method, data and analysis
3.1. Population and sample
This study is conducted on Spanish firms included in the SABI (Iberian Balance Sheet Analysis System)
database for 2006. We imposed certain restrictions on this group of companies in order to reach a
representative set of the population. The sample under study comprised 3723 non-listed Spanish firms.
In this study, we accordingly classify a firm as a family firm if the main shareholder is a person or a family
with a minimum of 20 % (La Porta et al., 1999) of firm equity and there are family relationships between this
shareholder and directors, based on coincidence of surnames. The composition of the management was
also reviewed in search of family relationships between shareholders and managers.
Of 3723 companies preselected, the original sample used in this study is a 2958 firm random sample. 586
firms responded to the questionnaire: 217 non-family firms (37 %) and 369 family firms (63 %) for which
there were data on ownership structures, accounting variables and boards of directors.
3.2. Data
Data were collected by means of telephone interviews. The questionnaire collects information on the
variables required for the study that could not be obtained from the SABI database and which it was
considered would be more reliably collected through a survey.
Table 1
Definition and calculation of variables
Panel A variables obtained from the questionnaire
Variable
Definition
Generation managing the firm (GEN)
Board of Director’s composition (OUTSIDERS)
(BOARDSIZE)
Insider ownership (INSOWN)
Family Dummy (FD)
Dummy variable that takes the value of 1 if the firm is headed by the first
generation and 0 otherwise
Percentage of external directors on the total number of directors
Ln Total members on the board of directors
Percentage of ownership of insider directors and chief executive officer
Dummy variable that takes the value 1 if the firm complies with the
definition adopted and 0 otherwise
Panel B variables obtained from financial statements
Firm performance, measured by firm profitability
(ROA)
Growth opportunity (GROWTHOP)
Debt (LEV)
Firm’s size (SIZE)
Firm’s age (AGE)
SECT
EBIT/TA, where EBIT = earnings + financial expenses + tax benefit, and
TA = Total assets
Sales0/Sales–1
Total Debt/Total assets
Ln Total assets
Ln number of years of the firm
Dummy variables to control for sector
4. Results and discussion
In our first regression we examined the influence of outside directors on firm performance. Our results
show a nonsignificant relationship (β1 = –0,0179) between outsiders and firm performance. Thus, firm value
seems to be insensitive to board composition. We do not find any robust relationship between outsiders and
firm performance. Thus, Hypothesis 1 was not supported. These results are consistent with those obtained
for other types of firms by authors such as Hermalin and Weisbach (1991); De Andres et al., (2005) and
Jackling and Johl (2009), who find no evidence relating the proportion of outsiders on the board and different
measures of business performance or market value.
83
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
Table 2
Relationship between the board composition and firms performance in family and non-family firms
ROA
Constante
OUTSIDERS
I
II
III
IV
0,1861
(0,1058)
–0,0179
(0,0235)
0,2199**
(0,1037)
0,0197
(0,0271)
–0,0567***
(0,0220)
0,1602
(0,1114)
–0,0471*
(0,0268)
0,0314
(0,0618)
–0,0217**
(0,0134)
0,0204
(0,1822)
0,0031
(0,0158)
0,4992**
(0,2534)
–0,1017**
(0,0473)
–0,0020
(0,0060)
0,0058
(0,0104)
2,21
0,21
0,0647***
(0,0179)
0,0085
(0,0101)
0,0013
(0,0104)
0,2165**
(0,1011)
–0,1085***
(0,0219)
0,0059
(0,0035)
–0,0032
(0,0058)
3,99
0,20
OUTSIDERS*FD
OUTSIDERS*GEN
INSOWN
BOARDSIZE
GROWTHOP
LEV
SIZE
AGE
F value
2
R
0,0080
(0,0166)
0,0012
(0,0144)
0,6548***
(0,2005)
–0,1486***
(0,0450)
–0,0021
(0,0054)
0,0047
(0,0104)
1,86
0,19
0,0177
(0,0166)
–0,0038
(0,0142)
0,7403***
(0,1986)
–0,1584***
(0,0441)
–0,0033
(0,0053)
0,0046
(0,0102)
2,33
0,24
***, ** and * indicate significance at 1 %, 5 % and 10 %. Models I and II contains the entire sample. Models III and IV refers only
to family firms.
Instead, we divide the sample up into family firms and non-family ones and make two models. To compare the effect of board structure on performance in family firms and non-family ones (column II), we introduce an interaction term between family firms and outsiders. We can see that in the case of non-family firms,
although the coefficient of the proportion of outsiders is positive (β1 = 0,0197), it is not significant, and no relationship may therefore be concluded to exist between the two variables.
For family firms the results are surprising. The Hypothesis 2 predicted that the greater the fraction of outside directors in family firms, the better the performance of the firm. The coefficient β2 is negative and significant, and the influence of outsiders in the board is therefore negative for firm performance. The results show
a negative relationship between the percentage of outsiders on the board and firm performance like studies
of Agrawal and Knoeber (1996).
When the family firm is run by subsequent generations to the first, the coefficient β1 is negative (–0,0217)
and significant, and the influence of outsiders on the board is therefore negative for performance. However,
the coefficient for the interaction between the percentage of outsiders on the board and the dummy corresponding to the first generation (β2) is positive (0,0647) and significant. We may therefore conclude that
when the family firm is run by the first generation, the presence of outsiders on the board improves business
performance (β1 + β2 = 0,043).
The results show a clear difference in the behaviour of first-generation family firms and those run by subsequent generations, when it comes to the effect of board composition on firm performance. When the family
firm is run by the first generation, having outsiders on the board improves firm performance, implying that
outside directors potentially play an influential role in moderating family power and alleviating conflicts
amongst shareholder groups.
When the firm is run by second and subsequent generations, the presence of outsiders has exactly the
opposite effect on performance. The greater presence of outsiders on the board, the more negative their effect on performance. The results, however, suggest that in such cases outsiders are probably not acting in
this way. In addition, the criteria for choosing directors also vary, and personal friendship plays a very relevant role. One might therefore consider that outsiders –and in particular independents– may not be acting
objectively, given their many overlapping interests with the firm.
5. Conclusion
This study makes several important contributions to management research. Our findings show the existence of a negative impact of outside directors on firm performance in family firms. Despite the greater monitoring capacity attributed to outside directors, the firms in the sample showed a significant presence of insider directors, an aspect that may be related to their greater knowledge of the firm, with a subsequently
positive effect on strategic planning decisions.
It is also important to note the clear difference in behaviour between family firms run by the first generation and those that are run by subsequent generations. In this case, the presence of outsiders on the board
has a positive effect on performance when the firm is run by the first generation. When the firm is run by
84
Кангрэс…
second and subsequent generations, the presence of outsiders has exactly the opposite effect on performance. The greater presence of outsiders on the board, the more negative their effect on performance. Thus,
one might therefore wonder how independent they really are.
7. Key references
A g r a w a l A . a n d K n o e b e r C . R . “Firm performance and mechanisms to control agency problems between managers and
shareholders”. Journal of Financial and Quantitative Analysis, 1996, 31, рр. 337–398.
A n d e r s o n C . R . , R e e b M . D . “Founding-Family Ownership and Firm Performance: Evidence from the S&P500”. Journal of
Finance, 2003, 3, рр. 1301–1328.
A n d e r s o n C . R . , R e e b M . D . “Board Composition: Balancing Family Influence in S&P 500 Firms”. Administrative Science
Quarterly, 2004, 49, рр. 209–237.
B a m m e n s Y . , V o o r d e c k e r s W a n d V a n G i l s A . “Boards of directors in family firms: a generational perspective”.
Small Business Economics, 2008, 31, рр. 163–180.
C h r i s m a n J . , C h u a J . a n d S h a r m a P . “Trends and Directions in the Development of a Strategic Management Theory
of the Family Firm”. Entrepreneurship Theory and Practice, 2005, 29, рр. 555–575.
D e A n d r e s P . , A z o f r a V . a n d L o p e z F . “Corporate Boards in OECD Countries: size, composition, functioning and effectiveness”. Corporate Governance, 2005, 13, рр. 197–210.
D e A n g e l o H . a n d D e A n g e l o L . “Controlling stockholders and the disciplinary role of corporate payout policy: A study of
the Times Mirror Company”. Journal of Financial Economics, 2000, 56, рр. 153–207.
F a m a E . F . “Agency problems and the theory of the firm”. Journal of Political Economy, 1980, 88, рр. 288–307.
F a m a E . F . a n d J e n s e n M . C . “Separation of ownership and control”, Journal of Law and Economics, 1983, 26, рр. 301–325.
G o m e z - M e j i a L , N u n e z - N i c k e l M . a n d G u t i e r r e z I . “The role of family ties in agency contracts”. Academy of
Management Journal, 2001, 44, рр. 81–95.
G o m e z - M e j i a L . , L a r r a z a - K i n t a n a M . a n d M a k r i M . “The determinants of executive compensation in familycontrolled public corporations”. Academy of Management Journal, 2003, 46, рр. 226–237.
H e r m a l i n B . E . a n d W e i s b a c h M . S . “The effects of board composition and direct incentives on firm performance”.
Financial Management, 1991, 20, рр. 101–112.
J a c k l i n g B . a n d J o h l S . “Board Structure and Firm Performance: Evidence from India’s Top Companies”. Corporate
Governance, 2009, 17, рр. 492–509.
J e n s e n M . C . “The modern industrial revolution, exit, and the failure of internal control systems”. Journal of Finance, 1993, 48,
рр. 831–880.
J e n s e n M . C . a n d M e c k l i n g W . “Theory of the firm: Managerial behaviour, agency costs and ownership structure”. Journal of Financial Economics, 1976, 3, рр. 305–360.
L a P o r t a R . , L o p e z - d e - S i l a n e s F . a n d S h l e i f e r A . “Corporate ownership around the world”. Journal of Finance,
1999, 54, рр. 471–517.
L e f o r t F . a n d U r z ú a F . “Board independence, firm performance and ownership concentration: Evidence from Chile”. Journal of Business Research, 2008, 61, рр. 615–622.
M o r c k R . , S h l e i f e r A . a n d V i s h n y R . W . “Management ownership and market valuation: An empirical analysis”. Journal of Financial Economics, 1988, 20, рр. 293–315.
S c h u l z e W . S . , L u b a t k i n M . H . , D i n o R . N . a n d B u c h h o l t z A . K . “Agency relationship in family firms: theory and
evidence”. Organization Science, 2001, 12, рр. 99–116.
S c h u l z e W . S . , L u b a t k i n M . H . a n d D i n o R . N . “Towards a theory of agency and altruism in family firms”. Journal of
Business Venturing, 2003, 18, рр. 473–490.
S h a r m a P . , H o y F . , A s t r a c h a n J . H . a n d K o i r a n e n M . “The practice-driven evolution of family business
education”. Journal of Business Research, 2007, 60, рр. 1012–1021.
S h l e i f e r A . a n d V i s h n y R . W . “A survey of corporate governance”. Journal of Finance, 1997, 52, рр. 737–783.
V i l l a l o n g a B . a n d A m i t R . “How do family ownership, control and management affect firm value?” Journal of Financial
Economics, 2006, 80, рр. 385–418.
W a n g D . “Founding family ownership and earnings quality”. Journal of Accounting Research, 2006, 44, рр. 619–656.
W e s t p h a l J . “Collaboration in the boardroom: Behavioral and performance consequences of CEO-board social ties”. Academy
of Management Journal, 1999, 42, рр. 7–24.
Бланка Ароса де ла Торре – ассистент факультета экономики и управления университета страны Басков. blanca.arosa@ehu.es.
Тчомин Итурральдэ Хайнага – Ph.D., доцент факультета экономики и управления университета страны Басков.
txomin.iturralde@ehu.es.
Амайя Маседа Гарсия – Ph.D., доцент факультета экономики и управления университета страны Басков. amaia.maseda@ehu.es.
CAMILO PRADO ROMÁN, JOSÉ LUIS COCA PÉREZ, MIGUEL PRADO ROMÁN
GOLD NUMISMATIC ASSETS VALUATION: BULLION AND COMMEMORATIVE COIN CASE
Предлагается методика оценки золотых нумизматических активов на основе модели множественной линейной регрессии.
Эффективность методики продемонстрирована на примере анализа активов, выпущенных Испанией, США, Великобританией
и Францией в период с 1900 до 2007 г. В результате (приблизительно в 50 % случаев) удалось объяснить принципы формирования цены на данные финансовые активы.
The purpose of this research is to explain and know determinant factors in gold numismatic assets price formation. For it, we will
use models of multiple linear regression. Research sample is composed by gold numismatic assets (commemorative and bullion coins).
Those assets have been issued by Spain, USA, Great Britain and France from 1900 to 2007. The research period is to 2003–2008. With
these models we will be able to explain around of 50 %, of the price formation of these not financial assets.
1. Introduction
This work is justified by the importance of the international numismatic market research as investment activity, by conducting an analysis of the determinants in the valuation of U.S. and European assets in gold
85
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
coin issued between 1900–2007, for the period 2003–2008. The study of collecting was focused on the study
of the collection. Collectible Tangible Assets are those that directly are not related to the evolution of the Financial Market. Numismatic Assets belongs to Collectible Tangible Assets. These assets have been studying in USA since the eighties (Berman & Schulman, 1986; Brown 2005; Dickie et al., 1994; Lombra, 2003;
Salomon Jr. & Lennox, 1984), although Sharpe had talked about his virtues in 1963. Important researches
were made in Spain in the nineties (Coca 1998, 2001), and actually (Prado et al., 2007; Prado, 2009).
However, the rigorous approach of the coin dates back to 1920 when Borghesi established canons of discipline coins from a scientific standpoint, what could be interpreted as a starting point. It wasn’t, and there
are few studies of numismatics as asset investment, although studies of Berman and Schulman (1986);
Dickie et al (1994); Lombra (2004); Brown (2005) constitute a stimulus for numismatic research, because this
brings information and therefore more transparent to international numismatic market, by classifying and
then determining the factors that influence the valuation of assets in gold coin, and comparing the
U.S. market with the European market, represented by Spain, France and Britain. It’s estimated that one
third of U.S. and Europe people "collects something, and that approximately 30 % of the world population is
defined as" collector ". Empirical studies carried out by numismatic companies consider it real. In Spain 20 %
of the population is considered "collector” (Blanco, 2009).
We could therefore say that the market for goods collection serves as a link between bidders’ investors/collectors and demanding collectors / investors. Its features would be: global, consolidated, mature,
open and liquid market. As additional data we demonstrate that sales split up between galleries and auction
houses by an international point of view (about 52 % and 48 % respectively) (McAndrew, 2008). This market
had a turnover of 43,3 billion € in 2006, with 32,1 million € of transactions in 2006. Special mention must be
made on the goods market worldwide collection, where United States holds 46 % of the share, followed by
Britain with 27 % and France with 6,4 %. In this decade China, India and Russia represent new markets,
being the first one the country with the highest growth trajectory, reaching a share of 5 % (2003–2006), going
ahead to Germany (2,3 %) and Switzerland, and ranking the fourth place worldwide quota. In another order
in the European art market, it’s estimated that the number of direct and indirect job exceeded 220,500 units,
also playing a significant role in promoting cultural tourism.
The main objective of this analysis is to explain the relationship between the price of gold and a number
of variables: issuing country, numismatic asset type, face value, purity of gold, gold weight, scarcity, measured by circulation and quality of the piece. This will serve to deepen and explain the formation of asset price
numismatic gold and thus we know the determinants of the valuation of gold coins. Therefore, we are going
to build a regression model prediction. Other objectives are to conduct a study of the current state of asset
numismatic valuation, especially numismatic gold assets.
2. Investment in collectible tangible asset
Investments in non-financial assets consist of all those assets, whose performance is not directly related
to the evolution of financial markets, understanding as financial markets money markets, fixed income and
equities. These investments will have a non traditional management, a low correlation with traditional asset
management and high Sharpe ratio, leading to high returns and low volatility (BME et al., 2007). As their
main aim they try to reduce the correlation between different financial markets. If we introduce an investment
portfolio will have the functions of risk diversification and to obtain returns in absolute terms.
The specific characteristics of a good library collection or assets are: 1) tangibility; 2) Value-shelter;
3) Universality of markets; 4) Accessibility; 5) Revaluation; 6) Pension savings (Coca, 1998, 2001). Apart
from these six common characteristics, should include collecting and profitability of enjoyment, since these
collected goods provide a return other (different) than economic, which is difficult to assess and is the collector himself best able to assess it. From the standpoint of investment, asset collection, like any other asset,
have the profitability like mean features, risk and liquidity. This one is the main problem of these assets. Although there are numerous avenues for marketing, conversion is not immediate cash, and will depend on the
status of its local market at the time of sale. Besides these three are two more that are used as constraints
when it comes to investing: time horizon and product tax. The time horizon of investment in tangible collection assets is mainly medium to long term (Salomon Jr. & Lennox, 1984; Berman & Schulman, 1986; Coca,
1998, 2001; Mei & Moses, 2002; Lombra, 2003; Lopez & Hurtado, 2008).
The international numismatic market is an active and well organized market, claim supported by the
analysis of national and international catalogs of auction houses, associations and studies, such as Dickie et
al. (1994), Brown (2005), with the latter, who used data of American Numismatic Association, determines
that the numismatic market has a turnover, excluding silver and gold bullions, exceeding $ 40 billion. In the
same vein and for the U.S. market, it was estimated that annual sales in a market as specific as the numismatic market historical U.S. currency, are around $ 5 billion (Siconolfi, 1990; Dickie et al., 1994 & the Coin
World Inc., 2003).
Numismatic assets consist of historical coins, which are those that have been or are in circulation, such
as the Roman denarius, the peseta, the U.S. dollar, etc... Commemorative coins, that a Government issued
86
Кангрэс…
to commemorate an event, minted in precious metals and short runs; and bullions coins, those coins minted
in precious metals (gold, silver, platinum, and palladium) whose price is set by the coinage metal, plus a
premium between 3 % and 6 % on the price of them.
3. Sample description and methodology
The variables used for the determinants (factors) analysis in the valuation of numismatic assets gold are
of two types, independent and dependent variables. The dependent variable, an endogenous variable, has
to be explained, and the independent variables are those that explain the dependent variable. These are:
Dependent Variable: Market Value (Price): market worth is an estimate of the sale price. Market value
converted to € of different numismatic assets. The conversion is performed at first day of September previous each of the selected catalogs.
The independent variables were chosen from a references review which includes features that greatly influence the market value of a numismatic asset, these are: Issuing Country (country): It indicates the issuing
country of different numismatic gold assets. We have chosen the United States (U.S. market), Spain, Britain
and France (representative on the European market). The type of numismatic asset: commemorative and
bullion coins. Face Value: The face value of each asset in Euro coin. Gold Purity: It indicates the purity of
coinage metal, gold. Weight in Ounces: The weight in ounce of gold, which keeps active numismatic. Shortage, a latent variable, is measured by the antiquity and the circulation of a numismatic active. Logically, being equal things, than older the numismatic asset, as lesser available in the market and also their conservation will be more difficult in time. Old: Difference between the year of issuance of the numismatic asset and
the year of publication of numismatic catalog, Standard Catalogue of World Coin. Print run: The number of
numismatic assets issued by a country. The circulation is closely related to the availability of this market, in
general, lower (higher) spin, higher (lower) value. Quality: The quality of each numismatic asset. It has a direct effect on market value, generally higher quality and higher price. The main difficulty encountered in this
area is the standardization in different countries that’s excessively qualitative. Revaluation: This variable indicates a revaluation, both positive and negative, of a gold numismatic active. Calculated annually for the entire sample, by means of the expression:
The hypothesis, compared with our model, refers to each of the variables selected for the study, i.e. the
explanatory variables. We want to show if they are determining factors in the numismatic value, identify their
influence and in which group.
We want to demonstrate that the selected variables are determining factors in the valuation of gold coins
and their degree of influence. The hypotheses we want to contrast with our model are:
Hypothesis 1: The issuing country, a decisive factor in the valuation of assets in gold coin.
Hypothesis 2: The type of numismatic asset, a decisive factor in the valuation of assets in gold coin.
Hypothesis 3: The face value, a decisive factor in the valuation of assets in gold coin.
Hypothesis 4: The weight of gold, a decisive factor in the valuation of assets in gold coin.
Hypothesis 5: The purity of gold, a determinant factor in the valuation of assets in gold coin.
Hypothesis 6: Antiquity, a determinant factor in the valuation of assets in gold coin.
Hypothesis 7: The circulation, a decisive factor in the valuation of assets in gold coin.
Hypothesis 8: Quality, a determinant factor in the valuation of assets in gold coin.
Hypothesis 9: The revaluation is a factor in the valuation of assets in gold coin.
The sample used for the investigation consists of gold commemorative and bullion coins issued by the
U.S., Spain, Britain and France from 1900 to 2007. Sample between 2003 and 2008 consists of 2575 numismatic assets for each of the years from their issuance, divided as follows: U.S. 1479 active numismatic
gold coin, Europe 1096, corresponding to 607 from France, 407 from Britain and 82 from Spain. We conducted our study for 2003–2008, meaning that it is an extended period.
The catalog used is the Standard Catalogue of World Coin. This catalog is published in the U.S. and is
accepted by collectors and numismatic experts. The years selected for the study were 2003, 2004, 2005,
2006, 2007 & 2008, for the four sample countries, Spain, France, Britain and the United States. The prices of
the various numismatic assets are annual and correspond to different years of publication of the catalog.
The selected methodology is used to explain the influence of X variables on Y variables, determining the
relationship between variables. We build a multiple linear regression model that will help us to predict. The
regression analysis is statistical procedures used to fit (adjust) equations to data. Graphically, lines, curves
or planes comply with the data. To perform this analysis we used a Multiple Linear Regression.
The usefulness of regression models in the valuation of assets of collection is limited because although
these regression models are clearly superior to other methods such as appraisal and valuation methods
based on the capitalization or in the comparison, the explanatory power in the field of Numismatics is limited
because there are some aspects difficult to quantify. However, the methodology of the decline is the most
powerful in addressing the development of rigorous standards in this field.
The interdependence between the explanatory variables is difficult to establish empirically the contribution
of these variables to the observed variation in the value of a coin. The problem arises when selecting the ex87
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
planatory variables in multiple linear regression analysis. Some variables provide redundant information, and
therefore its calculation is dispensable. Therefore, the use of regression analysis in the valuation of currencies should take into account the problem of selection of independent variables under two conditions: to increase the coefficient of determination and reduce the correlation between explanatory variables. In our case
the variables are not highly correlated with each other. We use STATA 10 statistic programme.
4. Empirical research
To perform an empirical analysis, numismatic assets as investment assets can’t be studied as a joint, but
it must be analyzed in an individual way. We performed the analysis for the following group: All those numismatic gold assets, compound bullions and commemorative coin issued by the U.S., Spain, Britain and
France from 1900 to 2007 for the period 2003–2008. The Model used for the group:
Log ( pricei ) = β 0 + β1 (revn1,i ) + β 2 (country2,i ) + β 3 (tan 3,i ) + β 4 (vf 4,i ) + β 5 ( puoro5,i ) +
+ β 6 ( peoz6,i ) + β 7 (ant7 ,i ) + β 8 (tir8,i ) + β 9 (cal9,i ) + ui
Figure 1. Multiple Linear Regression Model
Results for Group: commemorative coins and gold bullions issued by the U.S., Britain, France and Spain
from 1900 to 2007. We conclude that the issuing country variables, asset class numismatic, face value, purity of gold, gold weight, circulation, age and quality are significant and influence the gold numismatic asset
price (see table below). Only revaluation is not influence variable in the gold numismatic asset price. As the
weight in ounces the most influential variable in the asset price numismatic gold.
Table 1
Gold commemorative and bullion variables, influence on the price
Year
Variable
2004
2005
+
–
+
–
+
+
–
+
+
–
+
–
+
+
–
–
Country
Type asset
Face value
Pure gold
Oz. Weight cirkulation
Antiquity
Quality
Revaluation
Influence
2006
+
–
+
–
+
+
–
2007
2008
+
–
+
–
+
+
–
+
–
+
–
+
+
–
These variables explain about 50 %, being smaller of 45,17 % and the greater one of 51,76 %, the price
of an asset numismatic gold. (See table below). Also note that the determination coefficient increased from
2004 to 2008, has been increasing.
Table 2
2
Comparative R 2004–2008 group
Year
R-squared, %
2004
2005
2006
2007
2008
45,17
46,24
46,75
49,01
51,76
5. Conclusion, limitations and future research
We have developed a thorough analysis of the determinants of numismatic gold assets for the group. The
survey is annual and study period is from 2003 to 2008.
The decisive factors in the numismatic value for Group: all those numismatic gold assets, composing by
bullions and commemorative coins issued by the U.S., Spain, Britain and France from 1900 to 2007 for the
period 2003–2008, are: (a) The country of issuance, (b) Type of numismatic active, (c) The Face Value,
(d) Purity of gold, (e) weight in ounces, (f) age, (g) circulation and (h) Quality. Regarding the explanation of
these variables in the valuation of gold coins we emphasize that explain about 50 % for the years studied.
As limitations we point out that the four study countries represent over 80 % share in the goods market
worldwide collection. It would be necessary to include any country in Asia (eg. China, which today represent
5 %) to have a global overview of this market. Finally, we could increase the study of coins bullions to other
precious metals.
As future research, following conclusions we reached in this paper, we propose new frameworks of such
assets, to reduce volatility of investment portfolio or increasing performance of these portfolios. We also propose a review of policy issues of European currencies.
88
Кангрэс…
References
B a u m o l W . J . “Unnatural Value: or Art Investment as a Floating Grap Game”. American Economic Review, 1986, Vol. 76,
pp. 10–14.
B e r m a n N . S . & S c h u l m a n H . M . F . The Investor’s Guide to United States Coins, Coins and Currency Institute, United
States of America, 1986.
B l a n c o A . “Comportamiento de compra de bienes de colección. Un modelo basado en las actitudes y la heterogeneidad del
mercado”, PhD, Rey Juan Carlos University. Madrid, 2009.
BME, Abante & Cinco Días. Guía práctica de inversión, Biblioteca empresarial Cinco Días. Madrid, 2007.
Brown
R . A . “Rare Coins: A Distinct and Attractive Asset Class”. Journal of Financial Planning, 2005.
http://www.fpanet.org/journal/BetweenTheIssues (May 2009).
C o c a P é r e z J . L . Análisis del mercado financiero de bienes tangibles: El caso particular de la filatelia financiera, PhD, Universidad Complutense de Madrid. Madrid, 1998.
C o c a P é r e z J . L . “La inversión en filatelia: organización del mercado y agentes Participantes”. Revista Europea de Dirección y
Economía de la Empresa, 2001, 10 (4), pp. 21–28.
Coin World Inc., www.coinworld.com (January 2008).
D i c k i e M . , D e l o r m e J r . C . D . & H u m p h r e y s J . M . “Price Determination for a Collectible Good: The Case of Rare
U.S. Coins”. Southern Economic Journal, 1994, 61 (1), pp. 40–51.
F l ô r e s J r . R . G . , G i n s b u r g h V . & J e a n f i l s P . “Long- and Short-Term Portfolio Choices of Paintings”. Journal of Cultural Economics, 1999, Vol. 23, pp. 193–210.
Knaus
G . “Rare coins: The new value investment?” Numismatic Investments Corporation Report. 2006.
http://www.coinportfolios.com (October 2008).
L o m b r a R . E . The Investment Performance of Rare U.S. Coins, PhD, Penn State University, Pennsylvania, USA, 2003.
L o m b r a R . E . “Managing Portfolio Risk: The Role of Rare Coins”, Penn State University & U.S. Tangible Investment Corporation
Working Paper, United States, 2004.
L ó p e z F . & H u r t a d o R . Inversiones alternativas: otras formas de gestionar la rentabilidad, Editorial Especial Directivos,
Madrid, 2008.
M c A n d r e w C . “The International Art Market, A Survey of Europe in a Global Context”. The European Fine Art Foundation Report, TEFAF. Maastricht, 2008.
M e i J . & M o s e s M . A . “Art as an Investment and the Underperformance of Masterpieces”. American Economic Review,
2002, 92 (5), pp. 1656–1668.
P r a d o C . , B l a n c o A . & C o n c e j o A . El Mercado de los bienes tangibles de colección: especial consideración a la numismática de inversión, SPURJC, Dykinson, Madrid, 2007.
P r a d o C . Factores determinantes en la valoración de los activos numismáticos de oro, PhD, Rey Juan Carlos University. Madrid, 2009.
S a l o m o n J r . R . S . & L e n n o x M . J . Financial Assets-A Temporary Setback, Stock Research Investment Policy, Salomon
Brothers Inc., United States, 1984.
S h a r p e W . F . & A l e x a n d e r G . J . Investments. Prentice-Hall International Editions, fourth edition, United States, 1990,
pp. 786–788. (First edition in 1978).
S i c o n o l f i M . “Rare-Coin Dealers Call Summit on Self-Regulation”. The Wall Street Journal, 1990, 24-08-1990, A7.
Камило Прадо Роман – Ph.D., доцент факультета социальных наук и права университета им. Короля Хуана Карлоса
(Мадрид). camilo.prado.roman@urjc.es.
Хосе Луис Кока Перез – Ph.D., доцент факультета бизнеса и туризма университета Экстремадура. jlcocap@hotmail.com.
Мигэль Прадо Роман – ассистент факультета социальных наук и права университета им. Короля Хуана Карлоса (Мадрид).
miguel.prado@urjc.es.
ANA CRUZ SUÁREZ, ALBERTO PRADO ROMÁN, FRANCISCO DÍEZ MARTÍN
ASSESSING ORGANIZATIONAL STATUS CONFERRED BY SOCIAL ACTORS
Приводятся результаты исследований по оценке организационного статуса и ранга, присвоенных различным социальным
субъектам Испании. Показано, что эти оценки являются важным фактором для успешного развития соответствующих организаций.
Institutional theory identifies legitimacy as a critical success factor that all organizations must consider. In this sense, there is little
empirical research in this field, essentially because of the hurdle of quantifying the status conferred by social actors. This study shows a
step forward in the effort to assessing organizational status conferred by social actors. Our research has been developed over Spanish
MGS. We have assess their status and ranked them. Results suggest that there is a widespread perception in society regarding organizations validation.
1. Introduction
Organizational legitimacy is defined as a status conferred by social actors. In the attempt to understand
an organization's survival and growth, legitimacy plays a key role. Organizations that show more credibility,
convenience, and adjustment to social norms, values and beliefs are more predictable, trustworthy and balanced.
The development of specific strategic actions allows organizations to acquire, maintain and repair their
status conferred by social actors (Díez et al., 2010). These actions promote access to strategic resources
that are needed by organizations to sustain their growth and survival (Zimmerman and Zeith, 2002). On the
basis of this structure a number of issues could be considered, for example: what is the effect of legitimacy
source on organizations' resource acquisition? Is legitimacy a continuous variable (Deeds et al., 1997) or,
what kind of strategic action allows organizations to acquire more legitimacy? All of these are ideas that
89
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
should be empirically proven and documented. In these matters the key concept to consider is organizational
legitimacy, an abstract concept that presents great measurement difficulties (Bozeman, 1993; Suchman,
1995; Low and Johnston, 2008). This study takes a step forward in the effort to establish a methodology for
measuring organizational legitimacy.
This paper contributes in two basic ways to the current literature on legitimacy. Firstly, we establish a
scale for measuring legitimacy, considering it as an aggregate of its different typologies. We include variables that have been contemplated theoretically but have never before been put into practice. Previous studies have concentrated on specific variables that are useful for building metrics on organizations belonging to
the same sector, but can hardly be ported across sectors. We contribute a set of variables that can be used
to measure legitimacy in any type of organization. Furthermore, previous research has generally measured
only one aspect of legitimacy at a time. Our work establishes a global measure of legitimacy. Secondly, we
use an analysis technique (Analytic Hierarchy Process) that has not been previously considered for legitimacy measurement. Through this technique we resolve some of the problems encountered by previous authors (small sample size, scarce quantitative data, insufficient media information) and describe the relationships between the different typologies and parameters of legitimacy.
The structure of this paper commences with a review of previous literature in which we present the current state of scholarship on legitimacy and its implications. We then put forward a model that reflects the
concept of legitimacy and discuss the methodology utilized in this study. Finally, we describe the results
achieved and comment on the conclusions and implications derived from them, as well as future areas of research.
2. Conceptual framework
Thomas (2005) identifies legitimacy as a multidimensional psychological construct made up of two dimensions: the referential locus, and the evaluative criteria or types of legitimacy.
The first dimension is made up of a combination of propriety and validity (Dornbush and Scott, 1975).
Propriety refers to perceptions or belief that an action or policy is desirable, correct and appropriate, according to an individual's personal evaluative criteria. Validity refers to individuals’ beliefs that they are obligated
to respond to social pressure to engage in actions or conform to policies and social norms, even in the absence of a personal sense of propriety. The second dimension consists of evaluative criteria or types of legitimacy that contribute, consciously or not, to individual perceptions of legitimacy. Suchman (1995) identifies
three types of legitimacy: pragmatic, moral and cognitive.
3. Methodology
3.1. Sample
We study Spanish Mutual Guarantee Societies (MGS), also known in the Spanish-speaking world as Reciprocal Guarantee Societies or SGR. MGS are organizations set up to facilitate SME's access to loan finance, negotiating acceptable financing conditions similar to those obtained by larger companies. The statistical universe is made up of 22 organizations, all currently active in Spain. The average age of the MGSs is
22 years, running from 28 years for the most experienced to 4 years for the least experienced. The average
number of permanent employees was 23, with a range from 85 to 6. Average operating revenues were
3,094,314 euros, in a range of 18,997,000 to 264,598 euros*.
3.2. Data collection
Data collection was performed during February and March of 2009. A survey was designed and sent by
e-mail to the risk managers and directors of the 22 organizations in the industry. In a time span of six weeks
we received 17 completed surveys, or 72,72 % of the population. The organizations that participated in the
survey are among the most representative of the sector: SGR Comunitat Valenciana, Elkargi, and Iberaval.
Participants in the study represent 88,7 % of industry turnover. Considering this data, we consider the sample to be sufficiently representative of the universe, allowing the completion of the study and the establishment of conclusions.
3.3. Components and data analysis
In order to quantify legitimacy we adopt the components presented by Thomas (2005) in his model, which
consists of two dimensions and six variables. Juxtaposing the two dimensions creates a 3x3 matrix with nine
components (table 1).
Furthermore, Thomas (2005) simplifies this classification into a 2x2 matrix by reducing the number of
relevant categories in each dimension.
Nevertheless, empirical study of legitimacy should include all variables in order to achieve maximum representativity. Taking this into account, we decided to make use of the more comprehensive model (3×3) with
nine components (table 1). Given this context, we decided to analyze the components of legitimation with the
Analytic Hierarchy Process (AHP) developed by Saaty (1977).
*
90
SABI Data base (2008).
Кангрэс…
Table 1
Components of organizational legitimacy
□ Authorization □ Endorsement
□ Propriety
□
Pragmatic
Moral
Cognitive
LI01.You believe that all your organization's
actions help it achieve its goals
LI04.You believe that all your organization's actions are the “right”
thing to do, regardless of their
pragmatic utility
LI07.You believe that your organization's actions help simplify the decision
making process, accomplishing better,
more rational decisions
LI02.Your colleagues believe that all your
organization's actions help it achieve its
goals
LI05.Your colleagues believe that all
your organization's actions are the
“right” thing to do, regardless of their
pragmatic utility
LI08.Your colleagues believe that your
organization's actions help simplify the
decision making process, accomplishing better, more rational decisions
LI03.Your boss/bosses believe that all your
organization's actions help it achieve its
goals
LI06.Your boss/bosses believe that
all your organization's actions are
the “right” thing to do, regardless of
their pragmatic utility
LI09.Your boss/bosses believe that your
organization's actions help simplify the
decision making process, accomplishing better, more rational decisions
Source: Thomas (2005), p. 191.
The model for measuring legitimacy is shown in figure 1. In regards to
the weight given to each criteria with respect to the overall goal, we consider that the absence of research pointing to any of the criteria within the
referential locus as more important than the others entails that they
should be considered equally important with respect to legitimacy (33 %).
In order to establish the weights that indicate the relative importance of
the components (L101...L109) with respect to their encompassing referential locus (propriety, endorsement and authorization) we used factor
analysis.
Finally, we determined preference for each alternative according to
the criteria we had established. In other words, we stipulated the relative
weight of the MGS with respect to each legitimacy component. For this
we used a survey which inquired about the degree of agreement or disagreement with each component using a five-point Likert scale
(1= strongly disagree, 5= strongly agree).
4. Results
Table 2 collects the relative importance of each criteria and subcriteria concerning MGS's legitimacy. It also shows the degree of legitiSource: Own research.
macy of each alternative, in this case of each MGS. The inconsistency
Figure 1. Model for Measuring Legitimacy
index remains below 0,10, guaranteeing a valid model. Moreover, varying
the degree of importance of the criteria and sub-criteria for legitimacy in the model does not cause large result variations. This fact confirms the robustness of the model and the results.
Table 2
Component and Legitimacy Results
Priority
Criteria/
Subcriteria
LEGITIMACY
Propriety
LI01
LI04
LI07
Endorsement
LI02
LI05
LI08
Authorization
LI03
LI06
LI09
1,00
0,333
0,359
0,307
0,334
0,333
0381
0,363
0,256
0,333
0,330
0,416
0,254
Alternative priority (SGR)
4
8
9
12
17
18
10
11
13
16
21
22
5
6
7
20
2
0,070 0,099 0,070 0,055 0,0730,0460,0510,0410,0610,0600,0610,0560,047 0,049 0,041 0,053 0,069
0,063 0,090 0,049 0,048 0,1050,0720,0390,0310,0480,0570,0570,0740,039 0,035 0,031 0,057 0,105
0,006 0,012 0,006 0,006 0,0120,0060,0030,0030,0060,0060,0060,0120,006 0,006 0,003 0,006 0,012
0,004 0,007 0,007 0,004 0,0120,0120,0040,0040,0040,0070,0070,0070,004 0,002 0,004 0,007 0,012
0,011 0,011 0,003 0,006 0,0110,0060,0060,0030,0060,0060,0060,0060,003 0,003 0,003 0,006 0,011
0,094 0,120 0,091 0,080 0,0310,0310,0810,0560,0650,0650,0560,0470,040 0,041 0,055 0,031 0,019
0,013 0,019 0,013 0,008 0,0040,0040,0130,0130,0070,0070,0070,0040,003 0,004 0,007 0,004 0,002
0,008 0,014 0,014 0,008 0,0040,0040,0080,0080,0080,0080,0080,0080,004 0,008 0,008 0,004 0,001
0,011 0,007 0,004 0,011 0,0020,0020,0070,0040,0070,0070,0040,0040,007 0,002 0,004 0,002 0,001
0,054 0,087 0,070 0,036 0,0830,0360,0330,0360,0700,0600,0700,0460,062 0,070 0,038 0,070 0,083
0,007 0,013 0,007 0,004 0,0070,0040,0020,0040,0070,0040,0070,0070,007 0,012 0,004 0,007 0,007
0,005 0,011 0,011 0,005 0,0110,0050,0030,0050,0110,0110,0110,0050,011 0,005 0,005 0,011 0,011
0,005 0,005 0,005 0,003 0,0100,0030,0050,0030,0050,0050,0050,0030,003 0,005 0,003 0,005 0,010
Inconsistence
0,00
0,00
0,00
0,00
0,00
0,00
0,00
0,00
0,00
0,00
0,00
0,00
0,00
The results in the LEGITIMACY row show the different scores for legitimacy in MGS. This benchmark
classifies MGS according to the degree of propriety, endorsement, and authorization of their activities. Considering that propriety, endorsement, and authorization are equally weighted components of legitimacy, the
MGSs 08, 17, 04, 09, and 02 achieve the highest levels of legitimacy. By ranking the LEGITIMACY results,
91
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
we can display the MGS on a continuous line according to their level of legitimacy (figure 2). In view of these
results we observe greatly varying levels of legitimacy, with a maximum dispersion of legitimacy results
among MGS of over 55 % in the most extreme cases (maximum dispersion 58 %).
Figure 2. Ranking of MGSs According to Legitimacy Levels
The rows PROPRIETY, ENDORSEMENT, and AUTHORIZATION show the degree of relative importance
of these criteria in determining the legitimacy level of each MGS. In order to observe the existing result differences with respect to the relative importance of PROPRIETY, ENDORSEMENT, and AUTHORIZATION
on legitimacy levels, we performed an analysis of variance (ANOVA). With this analysis we verified whether
the values obtained by MGSs in the different components of legitimacy differed significantly across the three
components. Results are shown in table 3.
Table 3
ANOVA of Legitimacy Components
Components
PROPRIETY
ENDORSEMENT
AUTHORIZATION
P<0,05 is 95 % significant – Factor: LEGITIMACY
Sig.
0,024
0,003
0,044
Analysis of variance within PROPRIETY, ENDORSEMENT, and AUTHORIZATION proves, with significance levels below 0,05, that there are different behavior patterns among MGS. By pointing to the different
notions its members have on the propriety, endorsement, and authorization of their activities, this data gives
coherence to the disparity among the legitimacy results obtained by MGSs.
5. Discussion, conclusion, and implications
Institutional theory identifies legitimacy as a critical success factor that must be taken into account by all
organizations (Suchman, 1995; Zimmerman and Zeitz, 2002). Nevertheless, there is little empirical research
on the subject. This might be caused by one of the most recurring problems surrounding legitimacy, its
measurement (Bozeman, 1993; Suchman, 1995; Deephouse, 1996).
Our study has implemented a system of legitimacy components proposed by Thomas (2005) and has
empirically proven the validity of a model that facilitates legitimacy measurement across all types of organizations, within the same or across different sectors (objective 1). Moreover, we have classified MGSs according to their degree of legitimacy, taking into account all its dimensions (objective 2). Nonwithstanding, although this methodology may be used to measure legitimacy in organizations across different sectors, this
comparison should be performed with care.
The results of this investigation have also permitted to build a legitimacy profile of MGSs (objective 3). We
have noted that there is not a common widespread perception concerning the propriety, endorsement, and
authorization dimensions. In regards to propriety the results have shown that not all individuals, groups, and
managers of MGSs view the actions of their organizations as desirable, proper, and appropriate. Furthermore, the individuals, groups, and managers of MGSs consider that the activities of their organizations lack
sufficient endorsement and authorization from those with decision-making power.
Despite the results we have achieved and the usefulness of their implications, this study has limitations
that suggest future areas of research. Firstly, the data used in this study comes exclusively from the replies
given by organization members. The nature of the interview implies that founders/senior managers will answer affirmatively (Luque, 2000), contributing to a skewed vision of this characteristic, which should also be
examined through the opinions of other stakeholders (Hybels, 1995; Vidaver-Cohen, 2007). Therefore, the
results must be interpreted with caution. Future research might attempt to answer questions such as which
dimension is more important in shaping legitimacy.
Finally, in future studies it would be interesting to relate the legitimacy scores we have obtained with a results variable, evaluating the hypotheses that establish a link between business legitimacy and survival and
growth capabilities. This type of analysis would allow us not only to evaluate the impact of legitimacy on
business, but also to develop legitimacy development strategies according to individual business circumstances (Oliver, 1999).
References
B a n s a l P . , C l e l l a n d I . “Talking trash: legitimacy, impression management, and unsystematic risk in the context of the natural environment”. Academy of Management Journal. 2004, Vol. 47, № 1, pp. 93–103.
B o z e m a n B . “Understanding the roots of publicness”, en B. Sutton (Ed). The legitimate corporation. pp. 63–81. Cambridge, MA:
Blackwell, 1993, рр. 63–81.
92
Кангрэс…
D e e d s D . L . , M a n g P . Y . , F r a n d s e n M . “The quest for legitimacy: A study of biotechnology IPO's”. Congreso Anual de
la Academy of Management. Boston, 1997.
D e e p h o u s e D . L . “Does isomorphism legitimate?” Academy of Management Journal, 1996, Vol. 39, № 4. pp. 1024–1039.
D í e z F . , B l a n c o A . , P r a d o C . “Legitimidad como factor clave del éxito organizativo”. Investigaciones Europeas de Dirección y Economía de la Empresa. 2010, Vol. 16, № 3, pp. 127–143.
D o r n b u s h S . M . , S c o t t W . R . Evaluation and the Exercise of Authority. San Francisco: Jossey-Bass, 1975.
H a r r i s S . G . “Organizational culture and individual sensemaking: a schema-based perspective”. Organization Science, 1994,
Vol. 5, № 3, pp. 309–321.
H u m a n S . E . , P r o v a n K . G . “Legitimacy building in the evolution of small firm mutilateral networks: a comparative study of
success and demise”. Administrative Science Quarterly, 2000, Vol. 45, № 2, pp. 327–365.
H y b e l s R . “On legitimacy, legitimation, and organizations: A critical review and integrative theoretical model”. Academy of Management Journal, Special Issue: Best Papers Proceedings, 1995, pp. 241–245.
L l a m a s S á n c h e z R . , G a r c í a M o r a l e s V . J . , L ó p e z M a r t í n F . “Un análisis institucional de la implantación de la
agenda local 21 por los ayuntamientos españoles”. Revista Europea de Dirección y Economía de la Empresa. 2005, Vol. 14, № 3,
pp. 9–40.
L o w B . , J o h n s t o n W . “Securing and managing an organization's network legitimacy: The case of Motorola China Industrial
Marketing Management”. Industrial Marketing Management, 2008, Vol. 37, № 7, pp. 873–879.
L u q u e T . Técnicas de análisis de datos en investigación de mercados. Madrid, Pirámide, 2000.
N u n n a l l y J . , B e r n s t e i n I . H . Psychometric Theory. 3ª ed. New York: McGraw-Hill, 1994.
O l i v e r C . “Strategic responses to institutional processes”. Academy of Management Review, 1999, Vol. 16, № 1, pp 145–179.
S a a t y T . L . “A Scaling Method for Priorities in Hierarchical Structures”. Journal of Mathematical Psychology, 1977, Vol. 15, № 3,
pp. 234–281.
S u c h m a n M . “Managing legitimacy: strategic and institutional approaches”. Academy of Management Review, 1995, Vol. 20,
№ 3, pp. 571–610.
T h o m a s T . E . “Are business students buying it? A theoretical framework for measuring attitudes toward the legitimacy of environmental sustainability”. Business Strategy and the Environment, 2005, Vol. 14, № 3, pp. 186–197.
V i d a v e r - C o h e n D . “Reputation Beyond the Rankings: A Conceptual Framework for Business School Research”. Corporate
Reputation Review, 2007, Vol. 10, № 4, pp. 278–304.
Z i m m e r m a n M . , Z e i t z G . “Beyond survival: achieving new venture growth by building legitimacy”. Academy of Management
Review, 2002, Vol. 27, № 3, pp. 414–431.
Анна Круз Суарез – приглашенный лектор факультета социальных наук и права университета им. Короля Хуана Карлоса
(Мадрид). ana.cruz@urjc.es.
Альберто Прадо Роман – ассистент факультета социальных наук и права университета им. Короля Хуана Карлоса
(Мадрид). alberto.prado@urjc.es.
Франциско Диез Мартин – Ph.D., доцент факультета социальных наук и права университета им. Короля Хуана Карлоса
(Мадрид). francisco.diez@urjc.es.
M. AZUCENA VICENTE MOLINA, JANETTE RUTTERFORD
A FRAMEWORK FOR FAMILY BUSINESSES RESEARCH
Исследуются проблемы, связанные с функционированием так называемых семейных компаний. Введено понятие «семейный бизнес» и предложены некоторые формальные механизмы, которые позволяют строить эффективные организационные
структуры и соответствующие средства управления.
According to several scholars a “Theory of the Family Firm” is needed to explain the features that make a family business “unique”
and different from non-family firms (Chrisman et al., 2005). This theory of the family firm should start with a definition of the family business. However, so far, there is not a generally accepted definition for the family business. It is probably owed to the complexity of each
of the two subsystems that overlap in a family business: the family and the business. Therefore, in this work we review the literature in
order to make an approach to a single and operational definition of family business. Moreover, different theories are provided to lead
theoretical perspectives and make progress in the construction of a framework in which empirical research can be properly interpreted
for better understanding the features, outcomes and behaviours of the family firms. Thus, the agency theory, the resource and capacities theory and the stewardship theory are analysed in this work.
1. Introduction
Family businesses dominate the economic landscape of most countries and remain a key component of
the private sector throughout the world (European Commission, 2009). Given the economic significance as
well as the ubiquity of family firms, both domestically and internationally, the increasing number of studies
emerging on this distinctive organizational form is not surprising either (Chrisman, Chua, and Sharma, 2005;
Astrachan, 2010). Nevertheless, only recently have the governments, the public and private institutions and
the academia begun to document and recognize the importance of family businesses’ contribution to economical development, and the need to better understand the particular way in which family businesses behave.
To this aim, we review the main theoretical and empirical literature to bring some light about what can be
considered a family business.
2. Defining the family business: the european union agreed definition
Up till now, scholars have not become to an agreement about how to define a family business (KMU Forschung Austria, 2008; European Commission, 2009; Klein, 2010). This lack of an agreed definition often
conducts researchers to choose the definition that better matches their particular studies or convenience
93
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
(Le Breton-Miller and Miller, 2009, p. 1170; Claver Cortés, Rienda García and Quer Ramón, 2006). Experts
in this area use many different criteria to define a family firm, such as a percentage of ownership, strategic
control and/or management by family members, operational involvement of family members, involvement of
multiple generations… (Rogoff and Zachary, 2003; Clayton et al., 2004). The result of this is that definitions
of family businesses have traditionally been fragmented, with each focusing on some combination of the
components of a family’s involvement in the business, which according to Chrisman et al. (2005) are: ownership, governance, management, and trans-generational succession.
Some of the problems affecting family business research include a lack of secondary data sources (KMU
Forschung Austria, 2008; Klein, 2010) forcing researchers to conduct field research studies. Field studies, in
turn, are difficult to achieve because of the family business owners’ disinterest in participating in such studies
(Jaskiewicz & Klein, 2007; Pieper et al., 2008); the wide spectrum of family businesses; the lack of theories
for hypothesis testing; and the lack of commonly accepted definitions of a family business (European Commission, 2009).
Taking into account these problems, in 2007 the European Commission launched the project “Overview
of family-business-relevant issues research, networks, policy measures and recent studies” with the purpose
of providing a more comprehensive overview of family businesses in Europe, analysing their characteristics,
specific needs, the institutional framework and initiatives already implemented in their favour (European
Commission, 2009). To this aim an expert group started to work in the very same year, and a study, commissioned to KMU Forschung Austria, was carried out in 2008. Apart from the 27EU Member States at that
moment, the candidate countries (Turkey, Croatia and Macedonia) and other EEA countries (Liechtenstein,
Norway and Iceland) were covered by this study, comprising a total of 33 countries.
The European Commission (2009) states a fundamental objective of this study: “It is essential to agree on
an accepted definition of what is a family business to have a better view”. More than 90 definitions were
identified by the study, although hardly any consideration of family businesses was found across Europe in
relation with the legislative framework. The term “family business” is mentioned in different regulations of
some of the countries, but in most of the cases no clarification of what is to be understood by a family business is provided. A few exceptions are founded in some legal regulations (Austria, Hungary, Italy, Lithuanian, Bulgarian and Romania), and in two cases where the challenge of providing this definition was considered at ministerial level (Finland and Spain) (KMU Forschung Austria, 2008).
These definitions take into account many aspects, such as family ownership, strategic control and management, intergenerational transfer and business as the main source of income for the family. One common
feature to almost all definitions is that they were not operational, what limited their usefulness, in particular,
for the production of reliable and comparable statistics on the family business sector (European Commission,
2009). After having analysed existing definitions, the expert group reached a general agreement on three
essential elements of the family business: the family, the business, and the ownership, proposing a definition
that reads as follows:
“A firm, of any size, is a family business, if:
(1) The majority of decision-making rights is in the possession of the natural person(s) who established
the firm, or in the possession of the natural person(s) who has/have acquired the share capital of the firm, or
in the possession of their spouses, parents, child or children’s direct heirs.
(2) The majority of decision-making rights are indirect or direct.
(3) At least one representative of the family or kin is formally involved in the governance of the firm.
(4) Listed companies meet the definition of family enterprise if the person who established or acquired the
firm (share capital) or their families or descendants possess 25 per cent of the decision-making rights mandated by their share capital”.
This definition is recommended to be used by the Member States and the other countries covered by the
project. It is a great step ahead in the development of a “Theory of the Family Firm”, since it will permit to
produce quantitative and comparable information on the sector at European level. European Union has given
a first step toward an agreed definition, now European scholars should give the next one using it in their research.
3. A framework for the theory of the family firm
Scholars have outlined the absence of a framework regarding the family firm (Chrisman et al., 2005;
Craig and Moores, 2010), what makes very complicated interpreting research results adequately. Until recently, this developing academic field lacked depth in terms of theoretical foundations. Therefore, we agree
with them that a Theoretical Framework has to be developed to build the foundations of the “Theory of the
Family Firm”. According to Klein (2010) the basis for the firm governance discussion in science was until recently almost only constituted by the principal-agent theory. Lately, researchers using the strategic management approach have begun to rely more and more on another theoretical perspective, such as the Resource
Based View (RBV) and the Stewardship theory.
94
Кангрэс…
Theory of Agency
This theory is based on the rational and selfish behavior of individuals who are supposed to pursue their
own goals and they expect the other behave in the same way (Jensen & Meckling, 1976; Eisenhardt, 1989).
The theory of agency attends to the often-divergent interests between parties that control firm resources
(agents) and those who own them (principals) (Jensen and Meckling, 1976). Therefore, it considers the resulting conflicts (hidden information, hidden action, moral hazard) of separation of management and ownership, whereupon goal incongruence is underlying.
It has been suggested that agency costs in private family firms may be a non-issue since ownership and
control are united (Chrisman et al., 2004; Wargitsch, 2008). This was already announced by Jensen and
Meckling (1976), who had pointed out that in a family firm the agency costs would be low if not absent, due
to the alignment of owner-manager interests. Family firms are nevertheless susceptible to agency costs
when the family agenda takes precedence over that of the business and its other stakeholders (Schulze et
al., 2001; Schulze et al., 2002; Chrisman et al., 2004). Thus, Schulze et al. (2001) argue that parental
altruism can lead to inefficiencies in hiring managers, making the firm vulnerable to what Chrisman et al.
(2004, p. 338) consider “honest incompetence and deficits of expertise”. Furthermore, Schulze, Lubatkin and
Dino (2002) argue that owner-control engenders agency problems because the effectiveness of external
control mechanisms is compromised when ownership is concentrated, as it is when firms are privately held.
The owner-control hampers these firms’ ability to compete in the factor markets for management and other
employees because they have limited liquidity, and owners are generally unwilling to relinquish or diminish
their control of the firm (Morck, 1996). Owner-controlled firms are also less able to entice applicants using
the prospects of advancement because upper management positions tend to be occupied and/or reserved
for owners or members of their families (Morck, 1996). Moreover, established family businesses can become
increasingly conservative and risk averse by curtailing resource allocations at the expense of the firm's
efficiency and performance (Carney, 2005; Westhead and Howorth, 2006). Similarly, agency problems may
arise as family members, in their role as majority owners, advance their interests in the firm without regard
for minority owners (Schulze et al., 2001). In addition, Arosa et al. (2010) point out that agency theory can be
used to explain the role of ownership concentration in balancing conflicts between shareholder groups since
relevant literature suggests that ownership structure is one of the main corporate governance mechanisms
influencing the scope of a firm’s agency cost. In this regard the original thinkers of agency theory (Jensen
and Meckling, 1976) suggested that ownership concentration has a positive effect on performance because
it alleviates the conflict of interest between owners and managers. However, Arosa et al. (2010) found that
the ownership concentration does not have a direct influence on the behavior of shareholders, although this
relationship differs depending on which generation manages the firm. While agency theory suggests that
family relationships should reduce the family firm’s need to monitor and discipline related decision agents,
Schulze, Lubatkinand and Dino (2002) argue that altruism increases the need for family firms to do both. It is
due to altruism creates incentives for the CEO to treat family members equally, regardless of their contribution as agents. Nevertheles, Eaton et al. (2002) suggest that, in existence of reciprocal and symmetrical
altruism (between family owners and family managers), family firms have competitive advantages in pursuing
certain business opportunities, for instance, in environments of scarcity characterized by low entry barriers
and labour intensive production costs, specially where labour costs are high and margins low (Carney,
2005).
Despite of the fact that agency theory continues to be a driving theoretical concept in family business
studies, this theory has been criticized for its narrow focus on outcomes as the only value of transactions and
interactions and its ignorance of the many and important social aspects of relationships (Schulze, Lubatkin,
and Dino, 2002; Lubatkin et al., 2007; Pieper, 2010).
Resource Based View (RBV)
The RBV of the firm suggests that valuable, rare, imperfectly imitable, and non substitutable resources
can lead to sustainable competitive advantage and superior performance (Barney, 1991). RBV has particular
relevance to family business research (Habbershon & Pistrui, 2002). In the RBV, the term familiness –
regarding family firm context-becomes essencial since it refers to a bundle of idiosyncratic resources and
capabilities existing in family firms (Habbershon et al., 2003). As such, familiness is one of the intangible factors that make family businesses different from their corporate equivalents and can be a point of difference
that contributes to competitive advantage. Conversely, it can have a stifling effect and inhibit growth (Craig &
Lindsay, 2002). According to Sirmon and Hitt (2003) family firms utilize their resources differently compared
to nonfamily firms and therefore establish superior competitive advantages. Furthermore Sirmon and Hitt
(2003) identify various types of resources (human, social, patient, survivability and governance structures)
developed by family firms that demarcate them from nonfamily firms. These five unique resources (which are
found in family firms but not in non-family firms) may –if linked to good management capabilities– contribute
to wealth creation. The positive attributes of human capital include extraordinary commitment, warm, friendly,
95
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
and intimate relationships, and the potential for deep firm-specific tacit knowledge. On the other hand, the
limited utilization of outside managers by family firms has the potential to hinder their wealth creation (Sirmon
and Hitt, 2003).
Barney et al. (2002) suggest that family ties may provide an advantage in opportunity identification because family members tend to share information with each other. Carney (2005) observes that family firms
may enjoy long-term relationships with internal and external stakeholders and through them develop and accumulate social capital. This could give the family firm a competitive advantage in expanding its scope vis-àvis nonfamily firms. RBV can also be very useful to identify the distinctive resources and capabilities of family
should hand to the next generation succeeding family firm as, for example, the transfer of tacit knowledge
suggested by Cabrera-Suárez et al. (2001) Alike, Chrisman, Chua, and Sharma (1998) and Sharma and Rao
(2000) provide evidence that integrity and commitment may be more important to the selection and success
of a successor than technical skills, due to family firm’s reputation usually become very important in the eyes
of customers suppliers and employees.
Theory of Stewardship
Unfortunately, both theories do not capture the reciprocal influence between the family and the business
different goal systems and distinct performance management requirements. As Corbetta and Salvato (2004)
argue, there is a need to identify and explain the elements that enable family firms to achieve high performance. For them, it is the concept of “stewardship” that fills the gap. Thus, to counterbalance the emphasis on
rational yet self-serving actors underlying agency theory, family firm researchers have looked to this more
humanistic model of managerial behavior to explore the family-business dynamic (Davis et al., 1997).
Stewardship theory brings into view self-actualizing managers with altruistic motivations and non-economic
aspirations, such as self-efficacy, involvement-oriented management, and worker empowerment. Scholars
invoking stewardship theory maintain family businesses exhibit higher-order needs and objectives other than
purely economic ones, such as intra-familial altruism, firm longevity, and intra-generational succession
(Carney, 2005; Lubatkin et al., 2005). Family members also identify more closely with their businesses, thus
increasing responsibility for, and commitment to, the organization and its stakeholders, and they are not so
focused in the short-term profit as nonfamily firms usually are (Chrisman et al., 2004). Family firms also place
more weight on family and social ties, loyalty, trust, and stability, which in turn increases goal congruence
(Corbetta and Salvato, 2004). Stewardship-like behavior in management can have a disadvantageous
impact on an organization. Thus, the long-term orientation in family firms may result in managers overlooking
opportunistic investments that can lead to strategic stagnation (Carney, 2005). Another potential drawback
relating to stewardship may arise from diverging interests among family members, what could lead to
decision-making paralysis.
Hence, stewardship theory provides a viable alternative to agency theory and has gained in popularity in
family business research alike (Miller and Le Breton-Miller, 2006; Miller, Le Breton-Miller and Miller, 2009).
However, its application remains narrowly focused on issues situated at the intersection of family and business systems and only recently has the theory been applied to dynamics within the ownership and family
realms (Le Breton-Miller & Miller, 2009).
4. Conclusion
The importance of family businesses in today’s society have encouraged a growing number of scholars to
study different aspects of the family business, but research on family business has hardly started. Currently
there is no a framework neither a theory of the family business to help researches to design adequate empirical research and to properly interpret the results of their investigations. A good place to start building a
theory of the family business is to examine whether existing theories of the firm are robust enough to explain
family firm behavior and performance. Resource-based theory and agency cost theory are two theories that
have been increasingly used: the former to explain mainly the positive side of family involvement and the latter the negative side, while the stewardship theory takes into account the emotional and relational part of
family business that those theories did not take into account.
References
A r o s a B . , I t u r r a l d e T . a n d M a s e d a A . “Ownership structure and firm performance in non-listed firms: Evidence from
Spain”. Journal of Family Business Strategy, 2010, Vol. 1 (2), pp. 88–96.
A s t r a c h a n J . H . “Strategy in family business: Toward a multidimensional research agenda”. Journal of Family Business Strategy, 2010, Vol. 1 (1), pp. 6–14.
Ba r n e y J . , C l a r k C . a n d A l v a r e z S . “Where does entrepreneurship come from: Network models of opportunity recognition and resource acquisition with application to the family firm”. Paper presented at Second Annual Conference on Theories of the
Family Enterprise, Wharton School of Business, Philadelphia, December, 2002.
B a r n e y J . B . “Firm resources and sustained competitive advantage”. Journal of Management, 1991, Vol. 17, pp. 99–120.
C a b r e r a - S u á r e z K . , D e S a á - P é r e z P . a n d G a r c í a - A l m e i d a D . “The succession process from a resource and
knowledge-based view of the family firm”. Family Business Review, 2001, Vol. 14, pp. 37–46.
C a r n e y M . “Corporate governance and competitive-advantage in family-controlled firms”. Entrepreneurship Theory and Practice,
2005, Vol. 29 (3), pp. 249–65.
96
Кангрэс…
C h r i s m a n J . J . , C h u a J . H . a n d L i t z R . A . “Comparing the agency costs of family and non-family firms: conceptual issues and exploratory evidence”. Entrepreneurship Theory and Practice, 2004, Vol. 28 (4), pp. 335–54.
C h r i s m a n J . J . , C h u a J . H . a n d S h a r m a P . “Important attributes of successors in family businesses: An exploratory
study”. Family Business Review, 1998, Vol. 11, pp. 19–34.
C h r i s m a n J . J . , C h u a J . H . a n d S h a r m a P . “Trends and Directions in the Development of a Strategic Management
Theory of the Family Firm”. Entrepreneurship Theory and Practice (ET&P), Baylor University, September, 2005, pp. 555–575.
C l a v e r C o r t é s E . , R i e n d a G a r c í a L . a n d Q u e r R a m ó n D . “Family and non-family business behaviour in foreign
markets: A comparative study”. Cuadernos de Gestión, 2006, Vol. 6. (2), pp. 11–25.
C l a y t o n A . , C o r d o v a E . , L o u i s J . , T e r g u n d i P . a n d C a r r a h e r S . M . Exploring the fundamental and effects of
entrepreneurship within family business, 2004, pp. 35–52, available in: http://sbaer.uca.edu/Research/asbe/2004_fall/04.pdf
C o r b e t t a G . a n d S a l v a t o C . “Self-serving of self-actualizing? Models of man and agency costs in different types of family
firms: A commentary on “Comparing the agency costs of family and non-family firms: Conceptual issues and exploratory evidence”. Entrepreneurship Theory and Practice, 2004, Vol. 28, pp. 355–362.
C r a i g J . B . a n d L i n d s a y N . J . “ Incorporating the family dynamic into the entrepreneurship process”. Journal of Small
Business and Enterprise Development, 2002, Vol. 9 (4), pp. 416–430.
C r a i g J . B . a n d M o o r e s K . “Championing Family Business Issues to Influence Public Policy: Evidence From Australia”.
Family Business Review, 2010, Vol. 23 (2), pp. 170–180.
D a v i s J . H . , S c h o o r m a n F . D . a n d D o n a l d s o n L . “Toward a stewardship theory of management”. Academy of Management Review, 1997, Vol. 22 (1), pp. 20–47.
E a t o n C . , Y u a n L . a n d W u Z . “Reciprocal altruism and the theory of the family firm”. Paper presented at the Second Annual Conference on Theories of the Family Enterprise: Search for a Paradigm, Wharton School of Business, Philadelphia, December, 2002.
E i s e n h a r d t K . M . “Agency theory: An assessment and review”. Academy of Management Review, 1989, Vol. 14 (1),
pp. 57–74.
H a b b e r s h o n T . G . a n d W i l l i a m s M . L . “A Resource-Based Framework for Assessing the Strategic Advantages of Family
Firms”. Family Business Review, 1999, Vol. 12 (1).
H a b b e r s h o n T . G . a n d P i s t r u i J . “Enterprising families domain: Family-influenced ownership groups in pursuit of transgenerational wealth”. Family Business Review, 2002, Vol. 5, pp. 223–237.
H a b b e r s h o n T . , W i l l i a m s M . a n d M a c M i l l a n I . “A unified systems perspective of family firm performance”. Journal
of Business Venturing, 2003, Vol. 18, pp. 451–465.
J a s k i e w i c z P . a n d K l e i n S . B . “The impact of goal alignment and board composition on board size in family businesses”.
Journal of Business Research, 2007, Vol. 60 (10), pp. 1080–1089.
J e n s e n M . C . , M e c k l i n g W . F . “Theory of the firm: Managerial behavior, agency costs, and ownership structure”. Journal of
Financial Economics, 1976, Vol. 3, pp. 305–360.
K l e i n S . B . “Corporate Governance, family business complexity and succession”, 2010. Papers of the International Conference:
Transfer of Ownership in Private Businesses – European Experiences, available in: http://www.ownershiptransfer2010.org/conferencepapers.
KMU Forschung Austria. Overview of Family Business Relevant Issues, Contract No. 30-CE-0164021/00-51, Final Report, Viena, 2008.
L e B r e t o n - M i l l e r I . a n d M i l l e r D . “Agency vs. stewardship in public family firms: A social embeddedness reconciliation”.
Entrepreneurship: Theory and Practice, 2009, Vol. 33 (6), pp. 1169–1191.
L u b a t k i n M . H . , D u r a n d R . & L i n g Y . “The missing lens in family firm governance theory: A self-other typology of parental altruism”. Journal of Business Research, 2007, Vol. 60 (10), pp. 1022–1029.
P i e p e r T . M . “Non solus: Toward a psychology of family business”. Journal of Family Business Strategy, 2010, Vol. 1 (1),
pp. 26–39.
P i e p e r T . M . , K l e i n S . B . a n d J a s k i e w i c z P . “The impact of goal alignment on board existence and top management
team composition – Evidence from family-influenced businesses”. Journal of Small Business Management, 2008, Vol. 46 (3), рр. 372–394.
R o g o f f E . G . a n d Z a c h a r y - H e c k R . K . “Editorial. Evolving research in entrepreneurship and family business: recognizing
family as the oxygen that feeds the fire of entrepreneurship”. Journal of Business Venturing, 2003, 18, pp. 559–566.
S c h u l z e W . S . , L u b a t k i n M . H . , D i n o R . N . & B u c h h o l t z A . K . “Agency relationships in family firms: Theory and
evidence”. Organization Science, 2001, Vol. 12 (2), pp. 99–116.
S c h u l z e W . S . , L u b a t k i n M . H . a n d D i n o R . N . “Altruism, agency, and the competitiveness of family firms”. Managerial and Decision Economics, 2002, Vol. 23 (4-5), pp. 247–259.
S h a r m a P . a n d R a o S . “Successor attributes in Indian and Canadian firms: A comparative study”. Family Business Review,
2000, Vol. 13, pp. 313–330.
S i r m o n D . G . a n d H i t t M . A . “Managing resources: Linking unique resources, management, and wealth creation in family
firms”. Entrepreneurship: Theory and Practice, 2003, Vol. 27 (4) pp. 339–358.
W a r g i t s c h C . “Management Control Systems in Family Firms - A Stakeholder Rationale”, 17th EDAMBA Summer Academy,
Sorèze, France, 2008.
W e s t h e a d P . a n d H o w o r t h C . “Ownership and management issues associated with family firm performance and company objectives”. Family Business Review, 2006, Vol. 19 (4), pp. 301–16.
М. Азусена Висентэ Молина – Ph.D., доцент факультета экономики и управления университета страны Басков.
azucena.vicente@ehu.es.
Жанетт Руттерфорд – Ph.D., профессор (Великобритания). J.Rutterford@open.ac.uk.
97
Права
М.С. АБЛАМЕЙКО
ПРАВОВЫЕ ВОПРОСЫ ФОРМИРОВАНИЯ И ВЫДАЧИ ЭЛЕКТРОННОГО ДОКУМЕНТА
ПРИ ОКАЗАНИИ ГОСУДАРСТВЕННЫХ ИНФОРМАЦИОННЫХ УСЛУГ
Показано, что при оказании государственных информационных услуг организациям и населению все более широко используются электронные документы. Однако правовые отношения при этом еще не совсем отрегулированы. Рассматривается состояние электронного документооборота системы оказания государственных информационных услуг. Анализируется законодательство Республики Беларусь по этому вопросу.
Nowadays, at rendering of the state information services to the organizations and people, electronic documents more and more
widely start to be used. However, legal relations at their use aren't absolutely accurately adjusted. That’s why study of all legal issues of
electronic document circulation at rendering of the state information services is necessary. In this paper, the present conditions of electronic document circulation of a system of rendering of the state information services is considered. The legislation of Belarus on this
question is analyzed.
В последние годы многие государства мира переходят на электронный способ оказания государственных услуг, что позволяет существенно расширить их номенклатуру, поднять качество и осуществить реализацию принципа «одного окна» с наибольшей эффективностью. Необходимым условием
для такого перехода является повсеместное внедрение электронных документов (ЭД) путем использования интегрированных ресурсов профильных базовых регистров и возможностей ведомственных
информационных систем1.
В настоящее время реализация единого порядка информационного взаимодействия государства и
граждан (организаций) еще далеко не совершенна из-за неразвитой инфраструктуры, большой циркуляции бумажных документов, традиционной психологии людей и др. Нормативно-правовая база
также пока еще не отвечает требованиям сегодняшнего дня.
Понятие электронного документа формализовалось в 1990-х гг. и потом уточнялось. В ст. 1 Закона
Республики Беларусь от 2009 г. «Об электронном документе и электронной цифровой подписи»2 дается его следующее определение: «Электронный документ – документ в электронном виде с реквизитами, позволяющими установить его целостность и подлинность».
Наряду со все более широко используемым электронным документом до сих пор основным видом
документа, представляемого в различные инстанции, остается его бумажный вариант. И тогда возникают вопросы: «Каким образом и на основании каких правовых актов происходит трансформация одного документа в другой?»; «Какую силу имеет каждый из них и при каких обстоятельствах это возможно?»; «Кто несет ответственность, если нарушена целостность, конфиденциальность документа
или допущена ошибка в нем?»
В работе3 детально рассматривался вопрос, каким образом должен был заверяться электронный
документ на основании Закона Республики Беларусь от 2000 г. «Об электронном документе и электронной цифровой подписи». В декабре 2009 г. был принят новый закон, который введен в действие
с 2011 г. (точнее через год после опубликования). В 2009–2011 гг. принят также ряд законодательных
актов по этому вопросу. Что же изменилось за это время?
В данной статье рассматриваются вопросы правового обеспечения оказания государственных информационных услуг в части обращения бумажного и электронного документов. Поскольку еще достаточно долго будет существовать параллельное хождение бумажных и электронных документов, необходимо понять юридический статус каждого из них. Предлагается разработать новые правовые
98
Права
нормы, с тем чтобы стала возможной выдача гражданину на основе электронного запроса бумажного
документа государственным служащим, наделенным соответствующими полномочиями. При этом
необходимо, чтобы мануальная подпись руководителя межведомственного центра, печать и выходные реквизиты последнего заменяли аналогичные ведомственные, а выданный гражданину документ
был в юридическом смысле равноценен документу, полученному в офисе ведомства.
Правовой статус электронного документа
Как известно, взаимодействие через Интернет во многом анонимное. Вследствие этого возник и
широко развивается кибертерроризм, наносящий ущерб имуществу, финансам и государству. Человеческое сообщество вынуждено вырабатывать адекватные регулятивные меры, одной из которых
является использование электронной цифровой подписи (ЭЦП). Ключевое свойство цифровой подписи – это возможность придания юридической значимости электронным документам. Именно ЭЦП дает статус электронного документа различным файлам, содержащим информационный контент. Кроме
того, ЭЦП позволяет передавать электронные документы в неизменяемом виде и доказывать в суде
их авторство4.
Закон Республики Беларусь «Об электронном документе и электронной цифровой подписи»
содержит определения понятий «электронная цифровая подпись», «подлинность», «целостность»
электронного документа, регулирует вопросы, связанные с распространением открытых ключей проверки ЭЦП, и вопросы, связанные с сертификацией средств защиты; определяет права, обязанности
и ответственность участников правоотношений в сфере обращения электронных документов5.
Закон также устанавливает правовые основы применения ЭД, основные требования, предъявляемые к нему, права, обязанности и ответственность участников правоотношений, возникающих в сфере электронного документооборота (ЭДО). Ст. 22 этого Закона уравнивает статус и юридическую силу
бумажного и электронного документов. В частности, в ней говорится о том, что подлинный электронный документ приравнивается к документу на бумажном носителе, подписанному собственноручно, и
имеет одинаковую с ним юридическую силу.
В ст. 1 вводится понятие копии электронного документа – формы внешнего его представления на
бумажном носителе, удостоверенной в порядке, установленном настоящим Законом и иными актами
законодательства Республики Беларусь.
В ст. 20 говорится, что копия электронного документа создается путем удостоверения в порядке,
установленном законодательством Республики Беларусь, формы внешнего представления электронного документа на бумажном носителе. Копия должна содержать указание на то, что она является копией соответствующего электронного документа.
Использование ЭД допускается во взаимоотношениях сторон обычно при заключении договоров.
Если в соответствии с законодательством Республики Беларусь требуется, чтобы документ был
оформлен в письменной форме, то электронный документ и его копия считаются отвечающими этому
требованию. Если же требуются нотариальное удостоверение и (или) государственная регистрация
документа, а он создан в электронном виде, нотариальному удостоверению и (или) государственной
регистрации подлежат электронный документ или его копия6. Удостоверение формы внешнего представления электронного документа на бумажном носителе осуществляется7:
• нотариусом или другим должностным лицом, имеющим право совершать нотариальные действия;
• организацией или индивидуальным предпринимателем, имеющими право на осуществление
деятельности по удостоверению формы внешнего представления электронного документа на бумажном носителе на основании специального разрешения (лицензии), если его получение предусмотрено
законодательством Республики Беларусь о лицензировании.
В предыдущем законе говорилось, что удостоверять форму внешнего представления электронного
документа на бумажном носителе могут:
• нотариус или иное лицо, имеющее право совершать нотариальные действия;
• индивидуальный предприниматель или юридическое лицо, имеющее в соответствии с законодательством Республики Беларусь право на осуществление такой деятельности.
Таким образом, в новом Законе более четко сформулировано, что такое заверение возможно организацией на основании специального разрешения (лицензии), если его получение предусмотрено
законодательством Республики Беларусь о лицензировании. Понятно, что далеко не все организации
в Республике Беларусь будут иметь соответствующую лицензию и смогут заверить документ.
Регламентирование прав и обязанностей участников электронного взаимодействия может осуществляться на основе взаимных соглашений и договоров между ними. Однако это влечет за собой необходимость заключения договоров (дополнительная работа), и при массовых объемах электронного
взаимодействия заключение индивидуальных договоров и соглашений становится трудоемким процессом.
Как отмечено в работе8, необходима жесткая правовая регламентация функциональных связей
между объектом, бумажным и электронным документом и субъектами, участвующими в его практиче99
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
ской реализации. С одной стороны, прямая регламентация прав и обязанностей участников взаимодействия невозможна как из-за многообразия конфликтных ситуаций, так и в силу стремительной
смены, совершенствования и создания новых информационных технологий. С другой – отнесение
электронного документа к некоторой правовой категории позволило бы строить взаимоотношения
между субъектами-участниками с учетом существующих правовых норм.
Порядок формирования электронных документов
в процессе оказания государственных информационных услуг
В существующей схеме оказания государственных информационных услуг на входе выступает запрос, который обычно представляется в бумажном или устном виде и трансформируется в электронный. На выходе выдается электронный документ, который пока еще должен быть трансформирован в
бумажный документ. Таким образом, весь процесс оказания государственных информационных услуг
(ГИУ) протекает в электронном виде и только на выходе может потребоваться бумажный документ.
В правовом пространстве взаимодействие между субъектами интерпретируется как отчуждение
прав собственности, владения, распоряжения и пользования документом от одного субъекта к другому.
Постепенный переход от бумажных к электронным документам в практической деятельности может привести к увеличению числа конфликтных ситуаций между участниками электронного взаимодействия. В процесс обмена электронными документами вовлекается большое число субъектов,
обеспечивающих на принадлежащих им или арендуемых программно-технических средствах формирование, поэтапную обработку, передачу и хранение ЭД.
Рассмотрим схему взаимодействия субъектов в процессе оказания ГИУ. Как сказано в работе9,
в гражданском обороте информации участвуют следующие субъекты информационных правоотношений:
• производители информации;
• обладатели (держатели) информации как своего рода посредники между производителями информации и ее потребителями;
• потребители информации как конечные получатели информации.
Рассмотрим этот процесс с правовой точки зрения. Мы считаем, что в технологическом цикле
электронного взаимодействия и оказания ГИУ участвуют следующие категории лиц: Пользователь,
Автор, Владелец, Отправитель, что отличается от схемы, предложенной в работе10.
Вначале от Пользователя поступает запрос на оказание информационных услуг, который может
быть представлен в устной форме или в виде бумажного или электронного документов. Затем в дело
вступает Автор, который создает ЭД в электронной среде. Автора можно считать собственником созданной им вещи – документа. Он имеет право владеть, пользоваться и распоряжаться принадлежащим ему документом по своему усмотрению и в своих интересах в пределах закона и независимо от
воздействия других лиц.
Все исходные документы, на основании которых изготавливается требуемый ЭД, находятся у Владельца информационных ресурсов. Формирование документа происходит при использовании программно-технических, сетевых средств, принадлежащих главным образом не автору, а другому лицу,
физическому или юридическому, которое назовем Отправителем.
В правовом плане Автор оказывает Пользователю услугу по изготовлению ЭД по его заказу. В то
же время по завершении создания документа Автор как собственник отчуждает Пользователю свое
право им владения.
Выполнив поручения Пользователя, Автор передает ему документ. При этом он как собственник
может передать полностью или частично право владения документом. Если право владения сохраняется за Автором, то Пользователю отчуждается полностью или частично только право пользования ЭД.
Приведенная схема отношений субъектов посредством электронного документа несколько упрощена, но позволяет выделить концептуальные положения в правовых аспектах электронного взаимодействия.
Правовые отношения между электронным и бумажным документами
Наиболее востребованными в настоящее время представляются ГИУ по сбору удостоверенных
сведений, запросов и деклараций физических или юридических лиц, а также по выдаче им машинозаполняемых бумажных документов. Согласно законодательству, для обеспечения юридической правомочности бумажной версии документа необходимо, чтобы напечатанный на бланке организацииэмитента (Автора) бумажный документ был заверен традиционным способом с помощью мануальной
подписи руководителя и печати организации-эмитента с вписыванием выходных реквизитов (даты, номера). Аналогичная процедура предусматривается и при нотариальном заверении бумажной версии
документа, создаваемого нотариусом на основании заверенной с помощью ЭЦП электронной версии.
В работе11 предлагалось внести изменения в Закон «Об электронном документе и электронной
цифровой подписи», разрешив владельцу информационной системы самостоятельно определять,
в каком порядке должны удостоверяться копии электронных документов на бумажном носителе.
К сожалению, в новом законе это не было отражено в полной мере.
100
Права
Одним из вариантов решения данной проблемы, особенно в сельской местности, могло бы стать
создание центров обслуживания населения (ЦОН) на базе сельских, местных советов, почты или
библиотек.
Об этом четко сказал Президент Республики Беларусь А.Г. Лукашенко, обращаясь с посланием к
белорусскому народу и Национальному собранию12.
«Особое внимание следует уделить приближению государственных услуг к населению. Базовой
структурой, обеспечивающей взаимодействие власти и человека по всем вопросам, должны стать
специальные многофункциональные центры. Все услуги независимо от компетенции государственных
органов должны оказываться в одном месте, должны сконцентрированы быть там. Информация о
деятельности государственных органов, которая интересна гражданам, должна предоставляться без
всяких дополнительных условий. Хорошим подспорьем здесь должен стать Закон “О доступе к информации о деятельности государственных органов”, разработку которого следует завершить также в
текущем году».
Такой центр мог бы получить соответствующую лицензию и без лишней волокиты осуществлять
свою деятельность. В любом случае нужно разработать новый, возможно подзаконный акт, который
бы объяснил и упростил процедуру удостоверения электронных документов. При этом необходимо,
чтобы мануальная подпись руководителя межведомственного ЦОН, печать и выходные реквизиты
заменяли аналогичные ведомственные, а выданный гражданину документ был в юридическом смысле равноценен документу, полученному в офисе ведомства.
Идентичность содержания электронной и бумажной версий документа может быть гарантирована
при использовании разработанного в ОИПИ НАН Беларуси программно-технического комплекса
«Контроль обращения документов (КОД)»13.
Одной из целей комплекса является повышение уровня защищенности и доступности для компьютерного контроля сферы обращения бумажных документов. Для этого предлагается использовать
современные сетевые технологии. Процедуры создания и верификации документов производятся при
этом в режиме on-line – взаимодействия с удаленным веб-сервисом, который в будущем мог бы стать
одним из сервисов Общегосударственной автоматизированной информационной системы (ОАИС).
Использование технологии КОД предполагает разработку заверенного электронного оригиналамакета документа, сохраняемого в репозитории и используемого для вывода на печать бумажного
(пластикового) документа, маркируемого с помощью единого для обеих версий уникального криптоидентификатора. С использованием криптоидентификатора выполняются процедуры локальной
и удаленной сетевой верификации предъявляемых документов.
Центр обслуживания населения может выполнять функции «третьей доверенной стороны» по отношению к организациям, выдающим документы юридическим и физическим лицам, а также по отношению к владельцам (предъявителям) и контролерам (получателям) бумажных документов. Для
практической апробации и внедрения технологии КОД потребуется корректировка нормативноправовой базы, регулирующей вопросы юридической правомочности бумажных документов, заверяемых сертифицированными электронными средствами Центра.
* * *
Анализ процессов разработки и использования электронного документа показывает, что еще остается нерешенным ряд вопросов, которые могут возникнуть у граждан при посещении ведомств или
центров обслуживания населения. Необходимо внести уточнения или создать специализированную
нормативно-правовую базу для однозначной трактовки понятий бумажного и электронного документов.
Однако создание новой базы очень сложно и потребует значительных ресурсов. Наверное, более
целесообразным будет отнесение электронного документа к одной из известных юридических категорий, что позволило бы использовать многолетнюю наработанную и отшлифованную правовую базу
(разумеется, с уточнениями, отражающими принципиальную специфику электронного документа).
Подводя итоги, следует отметить, что высокая социальная направленность такого важного вопроса, как предоставление государственных информационных услуг, требует его дальнейшего развития,
а также и уточнений законодательства в этой сфере.
1
См.: П е т р о в с к и й С . В . Правовое регулирование оказания интернет-услуг // Российская юстиция. 2001. № 5. С. 63–64.
См.: Об электронном документе и электронной цифровой подписи: Закон Республики Беларусь от 28 декабря 2009 г.
№ 113-З // Нац. реестр правовых актов Респ. Беларусь. 2010. № 2/1665.
3
См.: П о н о м а р е н к о Ю . В . Возможности сочетания электронного и бумажного документооборота: проблемы правового регулирования в Республике Беларусь // Управление защитой информации. 2008. Т. 12. № 2.
4
См.: Д о м р а ч е в А . А . Некоторые проблемы правового регулирования электронного документооборота в киберпространстве. www.directum-journal.ru
5
См.: Об электронном документе...
6
См.: П о н о м а р е н к о Ю . В . Указ. соч.
7
См.: Об электронном документе...
8
См.: Г а д а с и н В . А . , К о н я в с к и й В . А . От документа – к электронному документу. Системные основы. М., 2001.
2
101
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
9
См.: Я к у б е н к о Н . О . Информационное право. http://lib.rus.ec/b/203912/read
См.: Г а д а с и н В . А . , К о н я в с к и й В . А . От документа – к электронному документу...
См.: П о н о м а р е н к о Ю . В . Возможность сочетания электронного и бумажного документооборота…
12
См.: Послание Президента Республики Беларусь Лукашенко А.Г. белорусскому народу и Национальному собранию
Республики Беларусь. Мн., 2011.
13
См.: А б л а м е й к о М . С . , Л и п е н ь В . Ю . , П о т а п о в А . Л . и др. Создание и верификация документов на базе
технологии «Контроль обращения документов»: Материалы VIII Белорусско-российской науч.-техн. конф., Минск, 24–28 мая
2010 г. Мн., 2010. С. 45.
10
11
Поступила в редакцию 19.05.11.
Мария Сергеевна Абламейко – юрисконсульт 2 категории Управления правовой работы.
В.М. АНГЕЛЬСКИЙ
ОРГАНИЗАЦИЯ НОТАРИАЛЬНОГО ДЕЛА НА ТЕРРИТОРИИ БЕЛАРУСИ В 1883–1918 гг.
Посвящена организации нотариального дела на территории Беларуси в 1883–1918 гг. Исследуются нормативные правовые
акты, регулирующие нотариальную деятельность, и практика их применения. Особое внимание уделяется Положению о нотариальной части от 14 апреля 1866 г. На основе анализа актов законодательства того времени и многочисленных архивных источников приводится характеристика правового и социального статуса нотариусов, служивших на территории Беларуси. Исследуются такие нотариальные явления, как плата за оказание нотариальных услуг, внесение залога, прохождение испытания,
вопросы рабочего времени и надзора за деятельностью нотариусов, а также раскрывается значение Положения о нотариальной части для становления нотариальной профессии как независимой и самостоятельной от судебной власти.
This article is devoted to organization of institute of notarial system at the territory of Belarus in 1883–1918. The author researches
notarial legal texts and its practice in Belarus in the article. It is paid special attention to Regulations of notarial part adopted on 14 April
in 1866. Based on a great number of legal and archival sources the author describes legal and social status of notaries public which
serve at the territory of Belarus. It is analyses such notarial phenomena as notarial fee, notarial deposit, examination, working hours, judicial review. The author shows the meaning of Regulations of notarial part as act that separated notarial system from judicial authority.
Конституция Республики Беларусь в ст. 2 закрепила, что «человек, его права, свободы и гарантии
их реализации являются высшей ценностью и целью общества и государства»1. В правовой системе
белорусского государства особое место в защите прав и законных интересов граждан и юридических
лиц, государственных интересов занимает нотариат. С начала 1990-х гг. белорусские, российские и
украинские авторы активно начали разрабатывать вопросы осуществления нотариальной деятельности, но историческим аспектам возникновения и развития института нотариата уделяли недостаточно
внимания. Надо отметить, что нотариальные органы Беларуси накопили богатый исторический опыт,
который будет востребован в процессе дальнейшего реформирования нотариата.
Основополагающим нормативным правовым актом, регулирующим нотариальную деятельность в
период с 1883 по 1918 г. на территории Беларуси было Положение о нотариальной части от 14 апреля 1866 г. Названный правовой документ вступил в силу в Минской, Витебской, Могилевской, Гродненской, Виленской губерниях в ноябре 1883 г., в то время как в большинстве губерний Российской
империи в 1866 г. Согласно ст. 1 Правил о порядке введения в действие Положения о нотариальной
части от 14 апреля 1866 г. «Положение о нотариальной части вводится в действие в тех местностях,
где открыты судебные установления, учреждаемые на основании Судебных уставов 20-го ноября
1864 года»2, которые в девяти западных губерниях вводились по частям: мировые суды начали свою
работу на территории Беларуси в 1872 г.3, а окружные – в 1883 г.4 Следовательно, нотариальная реформа на территории Беларуси была проведена на семнадцать лет позже по сравнению с большинством губерний Российской империи.
В Учреждении судебных установлений в ст. 420, как и в Положении о нотариальной части в ст. 1,
установлено, что «заведывание нотариальной частью под наблюдением судебных мест поручается
нотариусам и состоящим при нотариальных архивах старшим нотариусам»5. Старшие нотариусы находились на особом положении, и их правовой статус выгодно отличался от правового статуса нотариусов. Согласно ст. 43 Положения о нотариальной части «старшие нотариусы состояли на государственной службе, сравнивались относительно содержания, служебных прав и преимуществ и в порядке определения и увольнения с членами окружных судов».
В соответствии со ст. 3 Положения о нотариальной части «нотариусы определялись в столицах,
губернских и уездных городах, а в случае надобности – и в уездах». Согласно Расписанию числа нотариусов в городах и местечках Виленской, Ковенской, Гродненской, Витебской, Минской, Могилевской губерний население, проживающее на территории Беларуси, обслуживало 85 нотариусов6.
В среднем на одного нотариуса приходилось 84 470 чел. Сравним: в 2009 г. население Беларуси обслуживал 821 государственный нотариус и 54 частных нотариуса, при этом на каждого нотариуса
приходилось в среднем 10 849 чел.7 В Минске, Витебске было по четыре нотариуса, в Гродно, Могилеве, Полоцке, Бресте – по три. В уездных городах Минской и Витебской губерний – по два, а в Моги102
Права
левской и Гродненской – по одному нотариусу. Были установлены нотариальные должности в городах Лепеле, Дриссе, Городке, Радошковичах, Друе, Видзах, Несвиже, Докшицах, Копысе, в местечках
Мядель, Михалишки, Лоев, Любовичи, Шумячичи, в посаде Ново-Борисов.
Имперские государственные органы, осуществляя свою политику в белорусских губерниях, были
заинтересованы, с одной стороны, в отстранении от власти местного населения, а с другой – в передаче этой власти русским, которые бы действовали сообразно с великодержавными задачами. Поэтому, во-первых, было принято Положение об особых преимуществах гражданской службы в отдаленных губерниях, а также в губерниях Западных и Царства Польского, которым активно пользовались приезжающие в Беларусь чиновники, в том числе желающие занять должности нотариусов; вовторых, в 1885 г. был издан секретный циркуляр Министерства юстиции, адресованный старшим
председателям Санкт-Петербургской, Виленской, Киевской, Одесской судебных палат и председателям окружных судов в губерниях Киевской, Подольской, Волынской, Виленской, Ковенской, Гродненской, Витебской, Могилевской, Минской, в котором указывалось, что должность нотариуса относится
к должностям, соприкасающимся с местным населением, поэтому министр юстиции просит вышеперечисленных должностных лиц «озаботиться о том, чтобы открывающиеся вакансии на должности
нотариусов не замещались лицами польского происхождения»8. В соответствии с предписанием министра юстиции от 6 июня 1887 г. нотариусами не могли быть евреи9. Анализ сохранившихся личных
дел нотариусов о службе показал, что среди них не было ни одного, кто бы исповедовал католицизм.
Все представители нотариальной профессии были, за исключением одного – лютеранина, православными. Как правило, все нотариусы были приезжими в основном с территории современной России, иногда Украины. Происходили они из семей дворян, чиновников, священников, военных, купцов,
почетных граждан, в редких случаях – крестьян.
В соответствии со ст. 5 Положения о нотариальной части нотариусами могли быть «только российские подданные, совершеннолетние (достигшие 21 года), неопороченные судом или общественным
приговором, не занимающие никакой другой должности ни на государственной, ни на общественной
службе».
Анализ личных дел о службе нотариусов Беларуси показал, что средний возраст вступления в
должность равнялся 37 годам. Опытные и полные энергии люди нужны были российским властям в
западных губерниях.
Что касается такого требования, как «неопороченность судом или общественным приговором», то
лица, желающие поступить на должность нотариуса, предъявляли характеристику с предыдущего
места службы – аттестат. Такой документ содержал информацию о служебных и нравственных качествах претендента. Например, характеристика Дмитрия Арсеньевича Иванова, претендующего на
должность нотариуса города Минска, была следующей: «Отличался усердностью, трудолюбием и
знанием дела, а также безупречной нравственностью»10. В характеристике Николая Аркадьевича Выходцева, претендующего на должность нотариуса города Речица, написано: «Во время нахождения
в полку в офицерском звании всегда отличался выдающимся знанием службы, примерным усердием,
точным выполнением возложенных на него служебных обязанностей, безукоризненным поведением,
снискал уважение как у своего начальства, так и у товарищей»11.
Положение о нотариальной части не устанавливало необходимости иметь определенного образования. Профессия нотариуса не была юридической. (Только в конце 1940-х гг. на эти должности стали
назначаться лица, имеющие среднее специальное или высшее юридическое образование, а с середины 1960-х гг. – высшее юридическое12.) Нотариусы, служившие на территории Беларуси, имели военное, гражданское, духовное, причем как начальное и среднее, так и высшее образование. Были
нотариусы и с высшим юридическим образованием. Они учились в Императорском Санкт-Петербургском университете, в Императорском Новороссийском университете, в Демидовском Юридическом Лицее в Ярославле.
Системы назначения нотариусов на должности не было. Местные власти печатали объявление в
губернских ведомостях о появлении или открытии вакансии13. Если кандидат на должность нотариуса
соответствовал требованиям законодательства, то он писал прошение на имя председателя окружного суда. В прошении претендент высказывал желание занять должность нотариуса и быть допущенным к сдаче испытания14. В присутствии председателя окружного суда, старшего нотариуса и прокурора претендент доказывал, что он умеет правильно излагать акты и знает формы нотариального делопроизводства, также законы, необходимые для исполнения нотариальных обязанностей. По
результатам испытания оформлялся протокол15. После успешного прохождения испытания лицо по
представлению председателя окружного суда назначалось старшим председателем судебной палаты
на должность. После издания приказа нотариус в публичном заседании суда приносил присягу –
«клятвенное обещание перед святым Евангелием и животворящим крестом верно и нелицемерно
служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови, а также хранить
верность Его Императорскому Величеству, честно и добросовестно исполнять все обязанности по
103
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
должности, законы и правила, распоряжения и поручения, не превышать представленной власти, ограждать интересы государства как свои собственные»16.
С этого времени претендент считался вступившим в должность. Окружной суд заказывал нотариусу стандартную круглую «губернскую» печать (с гербом губернии и надписью вокруг «Печать нотариуса такого-то в городе таком-то»). Слепок печати и образец подписи хранились в местном нотариальном архиве «для сличения с выдаваемыми им выписками актов».
Нотариусу, как правило, приходилось арендовать в центральной части города двухэтажное здание, в котором на первом этаже он размещал контору17. Второй этаж использовал как жилой, так как
«капризные клиенты были недовольны, когда контора находилась на верхнем этаже»18. Далее нотариус занимался наймом служащих, обустройством нотариальной конторы, ведь по обстановке – роскошной или бедной – незнакомые клиенты нередко определяли степень доверия к нотариусу. Когда
все предварительные мероприятия были сделаны, нотариус посылал председателю окружного суда
сообщение о том, что с такого-то числа по такому-то адресу открывается нотариальная контора.
Нотариусы, как прописывала ст. 8 Положения о нотариальной части, обязаны были до начала трудовой деятельности представить в окружной суд залог, который служил обеспечением взыскания на
случай неправильных их по должности действий. Согласно Расписанию размеров залогов нотариусов
в городах и местечках Виленской, Ковенской, Гродненской, Витебской, Минской, Могилевской губерний в губернских городах Минске, Гродно, Витебске залог равнялся 6000 руб., в Могилеве – 4000 руб.,
в уездных и заштатных городах, а также местечках – 2000 руб. Исключением были г. Орша –
1500 руб., Рогачев – 800 руб. В Сенно, Мстиславле, Черикове, Чаусах, Быхове, Климовичах, Горках –
600 руб. В заштатном городе Копысе, в местечках Любовичи и Шумячичи – 400 руб.19 Согласно Расписанию размеров залогов нотариусов залог вносился наличными деньгами или процентными бумагами. Если залогом являлись процентные бумаги государственного банка, то нотариусы имели право
на получение с них процентов. О внесении залога нотариус получал расписку за подписью председателя и секретаря окружного суда, а также квитанцию. Первоначальная сумма залога ежегодно подлежала обязательному пополнению, если плата, полученная за совершения нотариальных действий,
превышала 2400 руб. в губернском или 1200 руб. в уездном городе. От суммы высчитывалась
1/3 часть и вносилась в качестве дополнительного залога. Так происходило до того времени, пока
общая сумма залога не достигала 15 000 руб. в губернском или 10 000 руб. в уездном городе.
Залог хранился в окружном суде и считался собственностью нотариуса, но свободно распоряжаться им он не мог. На время нахождения нотариуса в должности залог был недоступен для третьих лиц
и не подлежал аресту за частные долги. Взыскания на сумму залога обращались лишь при объявлении нотариусом себя несостоятельным и только по делам, связанным с профессиональной деятельностью нотариуса.
Согласно ст. 11 Положения о нотариальной части нотариус, на залог которого было наложено взыскание, временно отстранялся от исполнения своих должностных обязанностей до полного восстановления им необходимой суммы залога. Нотариус, объявленный несостоятельным должником, не
мог более оставаться в должности. При добровольном окончании своей профессиональной деятельности и уходе в отставку нотариус имел право воспользоваться своим залогом. В случае его смерти
суммой залога могли воспользоваться его наследники.
Лица, обращавшиеся к нотариусу, заведомо знали, что в случае преступного поведения последнего материальные затраты им будут возмещены за счет денежной суммы залога.
Положение о нотариальной части в ст. 37 предписывало нотариусам ежедневно находиться в своих конторах не менее шести часов, которые определял окружной суд. Определением общего собрания отделений Минского окружного суда было постановлено, что «нотариусы должны работать
с 11.00 до 15.00 дня и с 19.00 до 21.00 вечера, так как в эти часы особенно много совершается разных
нотариальных действий»20. С 1 мая по 1 сентября в связи с отсутствием значительного спроса нотариусы ходатайствовали о разрешении им работать с 10.00 до 16.0021 или с 9.00 до 15.0022. В отпуск
или на больничный нотариус мог уйти только с разрешения председателя окружного суда, при этом
он должен был предоставить рапорт, а также расписку лица, которое будет исполнять нотариальные
обязанности в его отсутствие23.
Нотариусы жалованья от государства не получали, но за каждое нотариальное действие Положением о нотариальной части им было предоставлено право взимать плату в свою пользу по добровольному соглашению с клиентом или по особой таксе, если такое соглашение не было достигнуто. 27 июня
1867 г. была утверждена «Временная такса вознаграждения нотариусов и заступающих их место»24.
Плата по соглашению породила небеспочвенный подрыв доверия к нотариусу со стороны населения и обвинение последнего в злоупотреблениях, поскольку открывала широкую возможность для
вымогательств и злоупотреблений. В результате ревизии нотариальных контор в Минске в 1886 г.
было выявлено, что нотариус не вписывал полученную плату по добровольному соглашению, так как
считал, что это его частные действия, которые не подлежат контролю.
104
Права
Надзор за деятельностью младших и старших нотариусов, а также их помощников был подчинен
общим правилам об ответственности должностных лиц судебных ведомств. В средние века было высказано интересное положение относительно нотариусов: «рrаеsumitur potius errare quam malignari»,
т. е. «предполагается, что он скорее ошибается, чем поступает со злым умыслом»25. Дисциплинарная
ответственность регулировалась Учреждениями судебных установлений, а уголовная – «Уложением
о наказаниях уголовных и исправительных» 1845 г.
При наличии достаточных оснований окружной суд ходатайствовал перед судебной палатой о
возбуждении против нотариуса уголовного (дисциплинарного) дела. Как правило, после возбуждения
дела судебная палата выносила решение об отстранении нотариуса от должности на время проведения следствия. Нотариус, в свою очередь, обязан был предоставить письменное объяснение по поводу инкриминируемого ему деяния или проступка. Затем судебная палата, оценив собранные доказательства, выносила решение. Например, один из минских нотариусов обвинялся в преступных деяниях, предусмотренных ст. 338, 541, 468 и 1306 «Уложения о наказаниях…». Дело в том, что в течение
всего 1896 г. он употреблял в своей нотариальной конторе неустановленные законом бланки для протестов векселей, в которых выражение «ходить с требованием платежа» заменил фразой «известить
о требовании платежа». Пользуясь такой их редакцией, избавил себя от обязанности ходить к векселедателям с требованием платежа, а посылал им извещение через своего сторожа. Суд расценил
содеянное как превышение власти. Кроме того, он допустил во второй половине мая 1896 г. неправильное ведение нотариальной книги сборов, выразившееся в том, что в четвертой графе вместо
плательщиков расписывались другие, неуполномоченные на то лица и не своими фамилиями, а фамилиями самих плательщиков.
В соответствии со ст. 16 Положения о нотариальной части нотариусы увольнялись с должности
старшим председателем судебной палаты. Причем увольнению с должности без прошения нотариус
подлежал не иначе как по решению суда или в порядке, указанном в ст. 59' Положения о нотариальной части.
Благодаря вступлению в силу Положения о нотариальной части на территории Беларуси возникло
новое профессиональное сообщество нотариусов. Характеризуя его, Л.Б. Мандельштам писал о том,
что «это пока еще какое-то особое отторгнутое сословие, не приставшее к чиновничеству и отставшее от коммерции»26. Другие авторы, подчеркивая противоречивый правовой статус нотариуса, называли его «пасынком суда»27.
Согласно ст. 17 Положения о нотариальной части нотариусы «считались в государственной службе, им присваивался 8 чин по должности, но права на производство в чины и на пенсию по этому званию они не имели». Выступая на страницах периодических изданий того времени, нотариусы неоднократно указывали на несправедливость данной нормы. В частности, К. Бахман предпринял достаточно удачную попытку сравнить должностные обязанности нотариуса и судьи и пришел к выводу, что
«как судья, так и нотариус каждый на своем посту одинаково необходимы и одинаково полезны как в
частноправовой, так и в государственной жизни. Они должностные лица, преследующие государственные задачи и цели»28. Несмотря на такое неоднозначное правовое положение, должность нотариуса была престижной.
Принятие такого унифицированного акта о нотариате, как Положение о нотариальной части от
14 апреля 1866 г., знаменовало собой целую эпоху в истории развития как российского, так и белорусского нотариата. Нотариат был выделен в самостоятельный, относительно независимый от судебной части институт с достаточно широким кругом полномочий.
1
Конституция Республики Беларусь 1994 года (с изм. и доп., принятыми на респ. референдумах 24 нояб. 1996 г. и 17 окт.
2004 г.). Мн., 2005. 48 с.
2
Правила о порядке введения в действие Положения о нотариальной части // Положение о нотариальной части, разъясненное и дополненное законодательными мотивами, позднейшими узаконениями, циркулярами, решениями Правит. Сената и
образцами актов и засвидетельствований / Коммент. Н.К. Мартынова. 4-е изд., испр. и доп. СПб., 1900. XX.
3
См.: Полное собрание законов Российской империи. Собр. 2. СПб., 1874. Т. 46. Отд. 1. 1871. № 49750.
4
См.: О сроке введения общих судебных установлений в Северо-Западных губерниях // Там же. Собр. 3. СПб., 1886. Т. 2.
1882. № 1166.
5
Положение о нотариальной части от 14 апреля 1866 года // Свод законов Российской империи. Т. 16. Ч. 1: Судебные уставы.
6
См.: Расписание числа нотариусов в городах и местечках Виленской, Ковенской, Гродненской, Витебской, Минской, Могилевской губерний // Узаконения, изданные в пояснение и дополнение к Судебным уставам имп. Александра II. СПб., 1884.
7
См.: Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 года. Наличное население в губерниях, уездах, городах Российской империи // Население и общество. 2010. № 427–428 [Электронный ресурс]. Режим доступа:
http://www.demoscope.ru. Дата доступа: 22.08.2010; Нотариальное обслуживание населения и работа органов загса [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www. president.gov.by. Дата доступа: 21.08.2010.
8
Национальный исторический архив Беларуси в Минске (НИАБ). Ф. 183. Оп. 1. Д. 37. Л. 42.
9
См.: О л е й н о в а А . Г . История становления законодательства о нотариате в России. М., 2004. С. 38.
10
НИАБ. Ф. 183. Оп. 1. Д. 863. Л. 4.
11
НИАБ. Ф. 183. Оп. 1. Д. 723. Л. 4.
12
См.: С м ы к а л и н А . С . Неопределенность правового статуса нотариуса в дореволюционной России и СССР // Нотариальный вестн. 2007. № 3. С. 61.
105
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
13
См.: НИАБ. Ф. 183. Оп. 1. Д. 1284. Л. 60.
См.: НИАБ. Ф. 183. Оп. 1. Д. 883. Л. 1.
См.: НИАБ. Ф. 183. Оп. 1. Д. 882. Л. 1.
16
НИАБ. Ф. 183. Оп. 1. Д. 1288. Л. 11.
17
См.: Г - н ъ В . В защиту нотариусов // Вестн. права и нотариата. 1913. № 23. С. 712.
18
Б а х м а н К . Служебное и материальное положение нотариусов // Там же. 1910. № 19. С. 620.
19
См.: Расписание размеров залогов нотариусов в городах и местечках Виленской, Ковенской, Гродненской, Витебской,
Минской, Могилевской губерний // Узаконения, изданные в пояснение и дополнение к Судебным уставам имп. Александра II.
СПб., 1884. 446, XIV с. С. 399–401.
20
НИАБ. Ф. 1424. Оп. 2. Д. 2. Л. 37.
21
См.: НИАБ. Ф. 183. Оп. 1. Д. 751. Л. 37.
22
См.: НИАБ. Ф. 183. Оп. 1. Д. 1102. Л. 128.
23
См.: НИАБ. Ф. 183. Оп. 1. Д. 1013. Л. 9.
24
Временная такса вознаграждения нотариусов и заступающих их место // Положение о нотариальной части… 1900. XX.
С. 217–223.
25
С к р и п и л е в Е . Слово «нотариус» – латинского происхождения // Российская юстиция. 2003. № 5 [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.mirnot.narod.ru/istnotactrus.html. Дата доступа: 20.08.2010.
26
Б а х м а н К . Указ. соч. № 16-17. С. 545.
27
См.: Ж у к о в П . По поводу эмеритальной кассы. Вестн. права и нотариата. 1912. № 37. С. 1141.
28
Б а х м а н К . Указ. соч. № 19. С. 507.
14
15
Поступила в редакцию 03.03.11.
Владимир Михайлович Ангельский – аспирант кафедры теории и истории государства и права. Научный руководитель –
доктор юридических наук, профессор Т.И. Довнар.
Н.А. КАРПОВИЧ
ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ БЕЛОРУССКОГО ГОСУДАРСТВА
Предлагается рассматривать экологическую сферу как единую, целостную реальность и отдельную, самостоятельную
сферу жизнедеятельности общества. Обосновывается исторически присущая государству ведущая роль в преобразованиях в
системе «природа – общество». Отмечается, что главной задачей экологической функции современного государства является
объединение усилий, направленных на выживание человечества как биосоциальной сущности, сохранение биоты как первичной самоценности со всем ее потенциалом. Сформулирован комплекс предложений по ее эффективному решению.
Ecological sphere Is offered to be considered as uniform, complete reality and separate, independent sphere of society liviing. Leading role of the state in transformation in system «nature – a society» is proved. The main aim of ecological function of the modern state
is association of the efforts directed on survival of mankind as biosocial essence, preservation of living as primary self-value with all its
potential. There is also formulated complex of suggestions on its effective realisation.
В условиях современной организации социума ведущая роль в преобразованиях в системе «природа – общество» принадлежит государству. Глобальный экологический кризис обусловливает направленность деятельности государства в ее новой парадигме уже не только на обеспечение существования человека в если не благоприятной, то хотя бы пригодной для него среде жизни. Главной
задачей экологической функции государства становится объединение усилий, направленных на выживание человечества как биосоциальной сущности, сохранение биоты и Природы как первичной самоценности окружающего мира со всем ее потенциалом.
Значительный вклад в разработку теоретических основ функций государства, государственного
регулирования в экологической сфере внесли С.А. Балашенко, А.Б. Венгеров, Р.Д. Боголепов,
С.А. Боголюбов, М.М. Бринчук, А.Ф. Вишневский, С.Г. Дробязко, В.В. Лазарев, Т.И. Макарова,
Г.Н. Манов, А.В. Малько, М.Н. Марченко, Н.И. Матузов, Н.В. Сторожев, С.В. Поленина, Н.В. Сильченко, В.Н. Хропанюк и другие ученые-правоведы. Однако имеющаяся научная база лишь отчасти способствует решению ряда теоретических проблем. Актуальной является разработка общей концепции
стратегии и тактики реализации экологической функции Белорусского государства.
В эколого-правовой науке и законодательстве существует противоречивое положение: при соответствующих определениях экологии только как науки и как учебной дисциплины одновременно широко применяются термины и исследуются такие соответствующие им явления, как «экологическое
право», «экологическое управление», «экологический контроль и надзор», «экологическая экспертиза», «экологическая информация» и др., без выделения их единого родового предмета (в других значениях – объекта) – реально существующей самостоятельной сферы общественных отношений, т. е.
фактически презюмируется наличие частного без обоснования общего, что методологически неверно.
Полагаем, экологическая сфера, исходя из соответствующего «инвариантного среза» понятия «экология», являющаяся объектом соответствующей функции государства, должна рассматриваться как
единая, целостная реальность и отдельная, самостоятельная сфера жизнедеятельности общества.
Экологическая сфера как объект эколого-правовых исследований представляет собой совокупность
природных, природно-антропогенных условий жизнедеятельности человека, функционирования об106
Права
щества и государства, характеризующая их местопребывание и соответствующие аспекты защищенности их основополагающих интересов, обусловливающая принципиальную возможность и соответствующую специфику жизнедеятельности человека, функционирования общества и государства в условиях соблюдения естественных законов развития биосферы, природы в целом применительно к
объектам, доступным человеческому воздействию и недоступным, но потенциально способным оказать влияние на среду обитания человека. Она охватывает аспекты охраны окружающей среды, использования природных ресурсов, экологической безопасности. Необходимость рассмотрения экологической сферы как самостоятельной сферы жизнедеятельности общества, которая обосновывается
впервые в юридической литературе, позволяет более системно на основе учета комплекса факторов
влияния на соответствующие отношения проводить теоретические исследования и концентрированно
реализовывать необходимые практические мероприятия государства.
Отметим, что в историческом плане развитие белорусской государственности шло наряду с изменениями естественных условий жизни общества, степени вовлеченности природных факторов в общественные процессы и характеризовалось, в частности, соответствующей трансформацией содержания экологически значимой деятельности государственных образований на территории Беларуси,
форм и методов ее реализации, что нашло отражение в: 1) поступательном качественном изменении
правовых норм, регулирующих соответствующие отношения; 2) соответствующих изменениях в
структуре государственного аппарата, функциях его отдельных звеньев, повышении их активности;
3) осознании обществом значимости экологических проблем. При этом на основе ставящихся целей и
конкретных задач, объединенных общим предметом, шел поступательный процесс формирования
экологической специфики деятельности государства, характеризующийся непрерывностью и преемственностью, вплоть до приобретения ею признаков устойчиво сложившегося основного направления
деятельности как экологической функции государства и последующего расширения объема и содержания этой функции. Исследование соответствующих вопросов позволяет выделить следующие этапы развития деятельности государственных органов на территории Беларуси, в процессе которой
произошло становление и формирование экологической функции государства: 1) до начала XIII в.;
2) XIV–XVIII вв.; 3) с середины XIX в. до 1918 г.; 4) 1919–1960 гг.; 5) 1961–1992 гг.; 6) с 1992 г. по
настоящее время.
Экологическая функция современного государства обладает общими характеристиками, присущими всем его функциям. Она имеет специфическое общесоциальное содержание, непрерывна в своем
осуществлении, взаимообусловлена с другими функциями государства, реализуется в различных
пространственных пределах – от локальных до общегосударственных масштабов, от межстрановых,
трансграничных до глобальных мирового значения. Представляется также обоснованным выделение
внешней экологической протофункции (субфункции) Белорусского государства как прототипа формирующейся его новой самостоятельной функции, осуществляемой на региональном, трансграничном и
глобальном уровнях при взаимодействии национальных государственных органов в этой сфере с
иностранными государствами, их объединениями и союзами, международными организациями.
При этом можно констатировать, что основными факторами изменения экологической сферы Беларуси являются поступательный рост производственных отраслей экономики, изменение климата,
неконтролируемые геодинамические и космические процессы, динамика численности населения,
иные проявления антропогенного давления на окружающую среду, в том числе в значительной степени – трансграничного характера. Реализация экологической функции Белорусского государства
предполагает формирование условий для устойчивого социально-экономического развития страны,
сохранения ее биологического и ландшафтного разнообразия, экологического равновесия природных
систем всех доступных человеческому воздействию уровней, реабилитации экологически нарушенных территорий, содействия поддержанию глобального и регионального экологического равновесия,
расширения возможностей использования природного потенциала страны и мира и достижения иных
экологически значимых целей.
Эти обстоятельства определяют основания и пределы государственно-правовой интервенции в
экологической сфере. К ним наряду со спецификой данной сферы, требующей доминирования в регулировании соответствующих отношений преимущественно административных начал в сочетании с
экономическими и иными методами, относятся возрастание чрезмерного антропогенного давления и
техногенного воздействия на региональные и глобальные экосистемы; трансформация стратегических целей и задач государства, его экономических, социальных и политических ориентиров; происходящие климатические и другие изменения; внешнеполитические и геополитические процессы, состояние мировых финансовых и иных ресурсных рынков и другие факторы, влияющие на эффективность реализации государством его экологической функции. Наряду с иными значимыми факторами
определяющее значение для успешного решения соответствующих задач имеет эффективное осуществление других функций государства, в том числе экономической функции, в решающей мере
107
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
обусловливающей интенсивность потребления природных ресурсов и в значительной степени – состояние экологической безопасности.
На основе изложенного считаем возможным рассматривать экологическую функцию Белорусского
государства как совокупность основных направлений его деятельности по охране окружающей среды,
обеспечению рационального природопользования и экологической безопасности в целях сохранения
и приумножения ресурсного потенциала Природы как мирового универсума во всем ее разнообразии
при одновременном создании экологически благоприятных условий жизнедеятельности человека
и общества.
Совокупный анализ процессов глобализации как фактора, детерминирующего трансформацию
функций государства, свидетельствует о необходимости взвешенного подхода к данной проблематике, исключая не просто апологетирование, но и имеющее место чрезмерное гипертрофирование, с
одной стороны, преимуществ глобализации и, как следствие, формулирование положений и выводов
о снижении роли национальных государств и их функций в решении экологических, экономических и
многих других такого рода задач и целесообразности передачи соответствующих функций транснациональным структурам. С другой стороны, в противостоящих данной концепции научных разработках об обеспечении не только безусловного государственного суверенитета национальных государств, но и соответствующего возрастания роли выполняемых ими функций не должна игнорироваться объективность процессов глобализации и вступления в постглобализационный мир как
фактора, позволяющего более успешно решать стоящие перед человечеством экологические, равно
как и экономические, научно-технические и технологические, проблемы при безусловной нейтрализации проявившихся негативных процессов реальной глобализации, инспирированных эгоистическими
устремлениями ее нынешних ведущих акторов, так называемых традиционно лидирующих стран. Изложенная концепция должна лежать в основе практической модели реализации экологической и иных
функций национальных государств в постглобализационном мире.
При этом необходимо учитывать, что современный экологический кризис детерминирует кардинальное изменение стратегии национальной государственности, при которой ее экологическая функция приобретает характеристики универсальной функции государства, обусловливающей его социальное назначение в целом.
Следовательно, в основе реализации экологической функции Белорусского государства должна
лежать концепция, базирующаяся на положении о возрастании роли национальных государств в решении экологических проблем при сопутствующем расширении их участия в международном сотрудничестве по соответствующим направлениям с учетом тенденций процессов глобализации и регионализации как основного фактора современного мироустройства и одновременном преодолении негативных проявлений этих процессов.
В целом можно сделать имеющий фундаментальное научное значение вывод об объективной необходимости перехода к новой – экологической – цивилизационной формации человечества, базирующейся на парадигме экоцентризма во всех сферах жизнедеятельности общества, их всемерной
правовой и иной экологизации в качестве непременного условия предотвращения угрозы глобальной
экологической катастрофы. При этом реализация концепции ноосферы, обоснованной Вернадским и
другими учеными, должна рассматриваться как важный промежуточный этап становления новой в истории человечества экологической цивилизации, формирование которой объективно должны возглавить страны-лидеры мирового экономического развития с постепенным распространением такой
стратегии на страны «догоняющего» развития, с тем чтобы последние до достижения ими надлежащего уровня технологической культуры не были преждевременно лишены необходимого природоресурсного обеспечения.
При этом теоретико-правовая модель системы государственных органов, реализующих экологическую функцию Белорусского государства, должна базироваться на следующих положениях: а) об особой роли института президентства в структуре действующей и в рассматриваемой сфере единой государственной власти с выделением ее законодательной, исполнительной и судебной ветвей; б) об усилении парламентского контроля наряду с более широким привлечением к его осуществлению
общественности как условия демократизации управления в экологической сфере; в) о разграничении
компетенции между Правительством и иными республиканскими органами экологического управления,
местными Советами, исполнительными и распорядительными органами в плане обеспечения должного
соотношения централизации и децентрализации, отраслевых и территориальных начал в реализации
экологической функции государства, недопущения сокращения объемов контрольной и надзорной деятельности государственных органов в экологической сфере.
Определяющее значение имеет правовое обеспечение реализации экологической функции государства с центрированностью преимущественно на совершенствование национального экологического законодательства, его подотраслей, институтов и норм, важнейшим направлением которого выступает его дальнейшая систематизация и кодификация, переход к новым более высоким стандартам,
108
Права
нормативам и условиям экологически значимой деятельности, ужесточение юридической ответственности за экологические правонарушения, особенно в области экологической безопасности.
В частности, может быть сформулирован комплекс научно обоснованных практических предложений по совершенствованию организационно-правового обеспечения реализации экологической функции Белорусского государства.
Так, задачи правового обеспечения реализации экологической функции государства состоят в повышении эффективности правовой модели регулирования экологических отношений, расширении
набора правовых инструментов воздействия на них, модернизации государственного управления в
экологической сфере, обеспечении приоритета экологической безопасности при решении задач развития Белорусского государства, закреплении баланса экологических, экономических и иных интересов личности, общества и государства, внедрении действенного механизма защиты экологических
прав личности, настоящего и будущих поколений, а также формальном определении процессуальных
правил, выработки технологических стандартов и четких критериев экологической эффективности
деятельности государственных органов.
Экологическое право должно рассматриваться не только как отрасль права, но и как социальное
явление, главной особенностью которого выступает универсальный характер его воздействия. Государственное регулирование всех отношений, связанных с воздействием на окружающую среду,
должно основываться на общепринятом принципе соблюдения требований законодательства об охране окружающей среды и рациональном использовании природных ресурсов, обеспечении экологической безопасности.
Императив экологического права может быть обеспечен различными правовыми средствами, например, установлением общей нормы о приоритетности кодексов над законодательными актами и
иными актами текущего законодательства, последовательной экологизацией отраслей права, приданием надлежащего статуса эколого-правовым требованиям. Принцип соблюдения требований экологического законодательства может быть закреплен в качестве общей нормы в Конституции Республики Беларусь. При этом соотношение национального правового регулирования отношений в экологической сфере с международно-правовым должно базироваться на позитивах достаточного учета и
защиты в международно-правовых актах экологических интересов Республики Беларусь, исключения
как прямого, так и косвенного их противоречия интересам Белорусского государства.
Сложившаяся система государственного управления в экологической сфере характеризуется его
децентрализацией, рассредоточением среди широкого круга органов общей, отраслевой, межотраслевой и функциональной компетенции. Это обусловлено спецификой объекта управления – экологической сферы жизнедеятельности общества, включающей многие области в качестве ее самостоятельных компонентов. Необходимо не столько частное улучшение комплексных нормативных актов
об органах государственного управления, сколько системное обновление правового регулирования их
функционирования в направлении более полного охвата предмета регулируемых отношений в целостной системе конкретных составляющих экологической сферы, более четкого разделения компетенции между органами, участвующими в экологическом управлении, особенно в области экологического
контроля, дифференциации их многочисленных функций в соответствии с изложенной выше моделью
системы данных органов, по разграничению компетенции в экологической сфере между Правительством и республиканскими органами государственного управления, а также между ними и местными исполнительными и распорядительными органами. В связи с этим необходимо внести изменения в законы «О Национальном собрании Республики Беларусь», «О Президенте Республики Беларусь»,
«О Совете Министров Республики Беларусь», «О местном управлении и самоуправлении в Республике Беларусь», «Об охране окружающей среды», «О техническом нормировании и стандартизации»,
в нормативные правовые акты, определяющие компетенцию и порядок деятельности Минприроды,
МЧС, иных уполномоченных государственных органов и др. При этом нормы общего характера, определяющие основы правового статуса республиканских органов государственного управления, целесообразно закрепить в Общем положении о министерствах Республики Беларусь, которое следует
принять в качестве единого консолидированного нормативного правового акта.
В организационном плане необходимы: разработка Экологической доктрины Республики Беларусь;
совершенствование процедуры принятия экологических законов в направлении более широкого обсуждения их проектов, обеспечения их всесторонних экспертиз; увязка с принимаемыми законами сопровождающих их иных правовых установлений; усиление и диверсификация парламентского контроля в экологической сфере; расширение ресурсного участия корпоративных структур в решении
проблем охраны окружающей среды и обеспечения экологической безопасности при одновременном усилении контроля за их деятельностью в области природопользования со стороны государственных контрольных и надзорных органов и общественных организаций; развитие инновационного процесса в экологической сфере и первоочередные меры по его законодательному обеспечению; проведение идеологической, информационной, культурно-воспитательной работы, направленной на нейтрализацию современ109
Веснік БДУ. Сер. 3. 2011. № 2
ной потребительской парадигмы общества при одновременном широком внедрении новейших технологий как важнейшего условия значительного сокращения потребляемых природных ресурсов, бережного
отношения к Природе в целом как универсальному единственному месту обитания человечества; определение перспективных направлений развития международного сотрудничества в области охраны
окружающей среды.
Таким образом, экологическая сфера правомерно должна рассматриваться как единая, целостная
реальность и отдельная, самостоятельная сфера жизнедеятельности общества. Государству исторически присуща ведущая роль в преобразованиях в системе «природа – общество» на национальном,
трансграничном, региональном и глобальном уровнях. Главной задачей экологической функции современного государства является консолидация усилий, направленных на выживание человечества
как биосоциальной сущности, сохранение биоты как первичной самоценности окружающего мира.
Предлагаемый комплекс мероприятий обеспечит организационные и правовые условия для модернизационных процессов в экологической сфере, совершенствование форм и методов воздействия государства на экологические отношения, учет специфики государственного экологического управления в
условиях разделения властей.
Поступила в редакцию 25.05.11.
Наталья Александровна Карпович – кандидат юридических наук, доцент кафедры экологического и аграрного права.
110
Нашы юбіляры
ЛЕОНИД АВКСЕНТЬЕВИЧ ГУЦАЛЕНКО
Исполнилось 80 лет доктору философских наук, профессору кафедры социологии Леониду Авксентьевичу Гуцаленко. Из них 45 лет неразрывно связаны с Белорусским государственным университетом. Студент, преподаватель,
профессор – таковы вехи его профессиональной биографии в БГУ.
Л.А. Гуцаленко родился 10 июля 1931 г. в с. Юрполь Черкасской обл. (Украина).
Десятилетним мальчишкой он узнал, что такое большая война. С 1947 г. семья
обосновалась в Беларуси, и в 1950 г. Л.А. Гуцаленко стал студентом БГУ. Окончив отделение журналистики филологического факультета, он прошел все ступеньки журналистской карьеры в районной, областной и республиканской периодической печати.
Переломной вехой в его жизни был 1971 год. После окончания аспирантуры
Института философии и права АН БССР он становится преподавателем кафедры философии БГУ. В том же году защищает кандидатскую диссертацию по философии. Одновременно сотрудничает с сектором прикладной социологии, организованным при этой кафедре.
Вскоре после создания кафедры социологии доцент Л.А. Гуцаленко переходит на работу в этот
коллектив, с тем чтобы, по его словам, абстрактные философские понятия сблизить с жизнью. Проблема человека в ее философско-социологической проекции становится для него основным и центральным предметом дальнейших научных исследований. В 1993 г. он защищает докторскую диссертацию на тему «Философско-методологические проблемы становления универсального человека» и
продолжает активно работать в этом научном направлении. Под его руководством защищено 5 кандидатских диссертаций. Леонид Авксентьевич неутомимо работает со студентами, постоянно обновляя тематику своих лекций и семинаров.
В научной среде профессор Л.А. Гуцаленко известен как исследователь инновационных проблем в
области социологии и философии, о чем свидетельствуют названия его монографий, например: «Социология конкуренции» (2007), «Человек – мера добра и зла» (2011). Им опубликовано около 250 научных работ. За весомый вклад в развитие социологического образования он удостоен звания лауреата премии им. В.И. Пичеты в области социальных и гуманитарных наук (2009).
Профессор Л.А. Гуцаленко много времени посвящает общественной работе, длительное время он
был заместителем заведующего кафедрой по научной работе, активно участвует в работе Ученого
совета по защите докторских диссертаций в БГУ.
Коллеги поздравляют Леонида Авксентьевича с юбилеем и искренне желают ему и в дальнейшем
быть столь же неутомимым и успешным в педагогическом и научном творчестве.
А.Н. Данилов,
член-корреспондент НАН Беларуси,
доктор социологических наук, профессор,
заведующий кафедрой социологии
А.И. Зеленков,
доктор философских наук, профессор,
заведующий кафедрой философии и методологии науки
CONTENTS
HISTORY
Funk J.V. General characteristics of Jewish charitable organizations on the territory of Belorussian provinces in
the middle of the 19th – the beginning of the 20th centuries .........................................................................................
Siarkou A.V. Statutory principles of organization of cultural and educational societies in Belarus (1905–1914) .....
Kokhnovich V.A. The study of the Radzivills in contemporary Belarusian and Ukrainian historiography.................
Zharko S.B. Military tactics of the Mongolian army according to the Europen sources of 13th ...............................
Repin V.V. The origin of Bessarabian problem in Soviet-Romanian relations and the struggle for power in
Bessarabia at the end of 1917–1918 years...................................................................................................................
Salkov A.P. Vienna Award and the problem of South Slovakia (November 1938 – March 1939) ...........................
Sakovich E.G. Modern Russian and Anglo-Аmerican historiography of the Hungarian events of 1956 ..................
5
11
15
19
22
26
33
PHILOSOPHY
Semyanov S.S. Regional strategies in the modern sociodynamics .........................................................................
Kurbachova О.V. The social and cultural transformations in Eastern-Slavic region in the conditions of globalization
38
41
PSYCHOLOGY
Kibak I.A. Special preventive measures of errors in legislative activity.....................................................................
Boiko M.S. Interpersonal relationships in the collective as the factor of satisfaction of universities departments’
employees of their own work..........................................................................................................................................
45
49
POLITOLOGY
Domakur O.V. Index of development of the postindustrial society............................................................................
Kupriyanova G.M. Interaction of religious and political spheres of a society: history and the present ......................
53
57
SOCIOLOGY
Shokanova D.Ch. Children socialization: sociological reflection of classic conceptions .............................................
Yaschenko О.G., Gonchar V.O. The attitude of townpeople to witchcraft in the beginning of the XXI century
(about Gomel’s materials) .....................................................................................................................................................
61
64
ECONOMICS
Shashko A.A. Regional policy and the administration of the competitiveness of Belarusian regions .......................
Makarov E.E. Features of development of national economies of Belarus and Latvia in the conditions of
globalisation and the world economic crisis ...................................................................................................................
XIX International scientific congress «The global networks in finance and business and management
information systems» .....................................................................................................................................................
Carlos del Castillo Peces, Carmelo Mercado Idoeta, Daniel Corral de la Mata. Improving the profitability of the
spanish financial entities’ means of payment business through the increase in credit for consumption using financial
cards ..............................................................................................................................................................................
Blanca Arosa de la Torre, Txomin Iturralde Jainaga, Amaia Maseda García. Firm performance and board
of director’s structure: evidence from spanish non-listed firms.......................................................................................
Camilo Prado Román, José Luis Coca Pérez, Miguel Prado Román. Gold Numismatic Assets Valuation: bullion
and commemorative coin case.......................................................................................................................................
Ana Cruz Suárez, Alberto Prado Román, Francisco Díez Martín. Assessing organizational status conferred by
social actors ...................................................................................................................................................................
M. Azucena Vicente Molina, Janette Rutterford. A framework for family businesses research ................................
69
73
78
78
81
85
89
93
LAW
Ablameyko M.S. Legal issues of formation and delivery of the electronic document at providing of the state
information services ....................................................................................................................................................... 98
Anhelski U.M. Organization of institute of notarial system at the territory of Belarus in 1883–1918 ......................... 102
Karpovich N.А. Ecological Function of the Belorussian State................................................................................... 106
OUR JUBILEE
Leonid Avksentievich Gutsalenko............................................................................................................................. 111
П РА В ИЛА
оформления статей
1. В редколлегию (ул. Красноармейская, 6, к. 4, тел. 222-33-00) представляется оригинал статьи,
набранный на компьютере через 1,5 интервала на бумаге формата А4 с полями с левой стороны не
уже 40 мм в редакторе Word (размер шрифта – 12 кегль, гарнитура – Times New Roman, интервал 1,5),
и дискета 3,5” с ее файлом (название файла – по фамилии автора). Объем статьи не должен превышать 8 страниц текста (включая таблицы, литературу, не более 3 рисунков или фотографий); кратких
сообщений – 3 страницы текста (2 рисунка).
2. Простые формулы и буквенные обозначения величин нужно вставлять, используя Symbol (Ω)
(например, Σ, А1, βк, °С…). Сложные формулы набираются при помощи редактора формул и по ширине не должны превышать 127 мм.
3. Рисунки (черно-белые) должны быть четкими и качественными. Файлы рисунков необходимо подготовить в одном из следующих форматов: .cdr (CorelDRAW), .opj (Origin), .psd (Adobe Photoshop) (без
склеивания слоев). Обозначения на рисунках должны быть набраны шрифтом Arial. Рисунки выполняются в едином масштабе, их максимальная ширина не должна превышать 120 мм, максимальная
высота – 220 мм (с учетом подрисуночной подписи), небольшие рисунки – не более 70 мм по ширине.
Минимально допустимое разрешение (для .psd) должно составлять 200 dpi.
Кривые на рисунках нумеруются проставленными на «полочках» курсивными арабскими цифрами,
которые расшифровываются в подрисуночных подписях. К статье также прилагается распечатка рисунка.
4. Таблицы (обязательно с заголовками) и подписи к рисункам необходимо печатать на отдельных
страницах. Места для таблиц и рисунков указываются на полях рукописи. Следует избегать повторения данных, содержащихся в таблицах и графиках, а также представления численных результатов
одновременно в виде таблиц и графиков.
5. Ссылки на литературные источники даются в порядке цитирования (упоминания) – порядковый
номер сноски пишется в верхнем индексе. Список использованной литературы прилагается в конце
статьи и должен быть оформлен следующим образом:
а) для книг – фамилия и инициалы авторов, полное название книги, место и год издания, страница;
б) для журнальных статей (коллективных сборников и др.) – фамилия и инициалы авторов, название статьи, после двух «косяков» – принятое сокращенное название издания, год, том, номер выпуска, страница.
6. К статье прилагаются: рекомендация кафедры, сведения об авторе (фамилия, имя и отчество,
место работы, ученая степень, звание, адрес, номера мобильного, служебного и домашнего телефонов), для аспирантов дополнительно – фамилия и инициалы, ученая степень, звание научного руководителя, а также резюме на русском и английском языках, перевод на английский язык названия статьи, фамилии и инициалов автора (авторов).
7. В случае передачи статьи автору на доработку необходимо вернуть в редакцию окончательный
текст и первоначальный вариант.
8. Корректура статьи должна быть возвращена в редакцию не позднее чем через три дня после
получения ее автором. В корректуре допускается только исправление фактических ошибок.
9. Статьи, оформленные с нарушением приведенных правил, редакцией не принимаются.
Журнал включен Высшей аттестационной комиссией в Перечень научных изданий Республики
Беларусь для публикования результатов диссертационных исследований по историческим, философским, психологическим, политическим, социологическим, экономическим и юридическим наукам.
ISSN 0321-0359. Весн. БДУ. Сер. 3: Гіст. Філас. Псіхал. Палітал. Сацыял. Экан. Права. 2011. № 2. 1–112
Індэксы: для індывідуальных падпісчыкаў – 74853
для арганізацый – 748532