Каразінські читання (історичні науки) Розділ 62 63 ІІ Мифы о

Каразінські читання (історичні науки)
на наш взгляд свидетельствует о нерасчлененности ценностного статуса труда
в глазах поэта. Для него ценен сам труд и его результаты, а не отдельные его виды.
Мифы о гуситской революции в отечественной
историографии
Жусов Владимир
Донецкий национальный университет
cosdugor@gmail.com
Гуситское движение в Чехии в XV в. является одной из самых ярких и судьбоносных страниц не только в истории этой страны, но и всей Европы. Поэтому неудивительно, что интерес к изучению гусизма не ослабевает у историков разных стран до сих
пор. Но в отечественной историографии о гусизме писали сначала как о религиозном
движении(Ю. С. Анненков, Х. П. Ящуржинский, Н. И. Серебрянский, Н. В. Ястребов),
затем твердо с марксистких позиций (А. Озолин, Н. Рубцов), в постсоветское время эта
тема в основном разрабатывается в историографическом ключе (Л. Лаптева, Л. Гаркуша).
Можно сделать вывод, что марксисткое понимание гуситской революции
в отечественной историографии все еще остается основным, и новой концепции,
несмотря на переход на новые подходы, еще не создано. Многие мифы все еще
имеют крепкие позиции, и цель данной работы — указать на них.Чешская историография, которая избавилась от «призмы марксизма» еще в конце 1970-х годов,
почти сразу отошла от «гусоцентризма». Ян Гус теперь не воспринимается как
«духовный отец» и идеолог всего движения, Й. Кейрж доказал, что осуждение
Гуса как еретика произошло полностью в поле церковного права того времени.
Свою оценку получили и другие идеологи гусизма — Якоубек из Стржибра, Ян
из Пршибрама, и др.
Причины гуситской революции также были переосмыслены. Комплекс противоречий, который сложился на чешских землях, был присущ практически всем
европейским государствам того времени и не мог стать главной причиной подъема гусизма. Отмечено влияние эпидемий, которые, по мнению П. Чорнея, отразились не только на экономике страны, сократив численность и пропорциональное
соотношение населения, став поводом к усилению крепостной эксплуатации, но
и изменили сознание людей, обратили их к вере, вплоть до мистицизма, и возврату
к «первоначальной чистоте».
Историк Ф. Кавка предложил новое понимание Сигизмунда Люксембургского,
который всегда воспринимался как главный враг гусизма и чешского народа, а в его
трактовке он является государственником.Также пересмотрено отношение к разным
течениям гуситов. Умеренные, консервативные чашники уже не воспринимаются
как «предатели народа, пятая колонна, соглашатели». Табориты лишись ореола народного движения, отмечается их радикализм, феномен «таборитской теократии»
62
Розділ ІІ
и постепенное разложение, что согласно некоторым историкам сделало их тупиковой ветвью гусизма. Хилиасты, которые совмещали эсхатологические и народные
идеи, перестали считаться «средневековыми коммунистами». Также согласно новым исследованиям Жижка покинул Табор и основал оребитское братство не просто
чтобы «принести пламя борьбы и на восток», а из-за борьбы с таборскими священниками, которые имели огромное влияние.Также преодолен стереотип о том, что
все чехи поддерживали гуситов, что делало его также «национальным движением
против онемечивания». Число чехов-католиков было значительно, и они получили
поддержку от короля и соседних территорий империи. Пересмотрена характеристика заграничных походов гуситов. Если раньше они были лишь «агитационными»,
превентивными ударами по врагам, а армии гуситов отличались «революционной
сознательностью», то согласно Шмагелю и другим исследователям, они были еще
и способом «пополнения запасов войск» при опустошенных войной чешских земель, и чем дальше, тем больше проявлялось мародерство, которое вело к разложению армий радикальных гуситов. Также поражение таборитов перестало
считаться концом и поражением всего гусизма, верхняя граница которого теперь
отнесена к 1485 году, когда Кутногорское соглашение установило религиозный
мир, или «толерантность по необходимости». Таким образом, гусизм был первой
волной Реформации в Европе, многоплановым явлением, в котором свои интересы
представляли и отстаивали практически все слои сословия средневековой Чехии.
К истории ранневизантийской миссии на Кавказе:
христианство и геополитика
Звягинцев Сергей
Национальный исследовательский университет «Белгородский
государственный университет»
GIFRON1@yandex.ru
Специального исследования истории ранневизантийской миссии на Кавказ
в отечественной науке нет. Общий обзор византийской миссии дал С. А. Иванов. Работы по истории церкви дореволюционных авторов в значительной мере
устарели. Миссию как часть общеимперской стратегии упоминает Э. Люттвак.
В VI в. происходит мощное расширение христианского ареала, причем главная
роль здесь принадлежит централизованной миссии. Феофан утверждает, что
Юстин I крестил (в 522 г.) лазского князя Тзата, прибывшего в Константинополь. Тзат «попросил императора сделать его христианином». Юстин крестил
лазского правителя, женил его на византийке, одарил роскошными одеяниями, провозгласил своим сыном. А вот современник событий Малала в рассказе об этом визите ни слова не говорит о крещении и усыновлении. Тзат, тяготившийся персидским протекторатом, обратился к Юстину I с просьбой лишь
о коронации. На Кавказе в ранневизантийское время контроль империи распро-
63
Каразінські читання (історичні науки)
странялся не дальше цепи крепостей-факторий. Так, епископ Стратофил, сидевший на Никейском соборе от Питиунта, был, конечно, представителем греческого населения этого эмпория, а не христианизованных варваров. Тем не менее,
со 2-й пол. V, а самое позднее со 2-го десятилетия VI в., начинается массовая
христианизация варваров Кавказа. За пределами византийских крепостей церковное строительство отмечено в местах расселения варваров: Цандрипше, Дранде,
Цибиле, Нокалакеви. Хуже сохранились, но, тем не менее, могут быть отнесены к тому же периоду храмы в Шапкы, Мрамба, Зиганисе, Сепиети, Ноджихеви,
Вашнари, Петре. Многие из этих церквей находятся в отдалении от моря и явно
были рассчитаны не на подданных империи. В некоторых из них обнаружены
баптистерии, пригодные для крещения взрослых, из чего следует, что храмы явно
были центрами миссионерства. Применение дорогих строительных материалов
и высокое мастерство зодчих свидетельствуют, что строительство велось на имперский счет. Наш главный источник о кавказском христианстве VI в. — Прокопий Кесарийский. Сам тот факт, что данный автор, прямо заявляющий, что церковную историю он напишет как-нибудь в другой раз, считает нужным, тем не
менее, вдаваться в детали христианизации варваров, великолепно демонстрирует
степень связи миссионерства с общеимперскими задачами. Церковный историк
конца VI в. Евагрий, рассказывая о тех же сюжетах, пересказывает Прокопия слово в слово. Христианство на Кавказе ассоциировалось с византийским политическим влиянием. О таких качествах алан и авасгов, как «христианство» и «дружба
с ромеями», Прокопий говорит через запятую. Как Юстиниан понимал характер
и цели государственного миссионерства, можно проследить на примере крещения
авасгов (абхазов). Империя начинает вмешиваться во внутренние дела племени,
имея целью подорвать там влияние своего вековечного врага — Персии; на варваров оказывается политическое давление, имеющее, по вероятности, цивилизаторскую окраску; попытка побудить варваров отказаться от их «диких» обрядов
плавно переходит в христианизацию; она, в свою очередь, имеет следствием свержение власти, неразрывно связанной с языческой религией, а оттуда уже рукой
подать до попытки завоевания. Важным следствием подобной политики может
стать не только взрыв антивизантийских настроений и переход на сторону противника, но и отказ от христианства, неизбежно ассоциирующегося с имперской экспансией. Кавказское племя цанов также стало объектом государственной миссии.
Фигура полководца Ситты, сочетавшего угрозы с христианскими проповедями,
а строительство церкви — с вырубанием лесов, весьма характерна для эпохи государственной миссии. Заметим, что личности церковного иерарха, который осуществлял крещение, для Прокопия вообще не существует. Итак, христианизация
у вышеперечисленных племен развивалась параллельно с общей византинизацией
(которая именовалась «смягчением нравов») и последующим политическим подчинением империи. В тех же случаях, когда Византия не имела непосредственного
политического интереса, она относилась к миссии пассивно.
64
Розділ ІІ
Отношение граждан Афин и Спарты к негражданскому населению
Казначеева Алена
Национальный исследовательский университет «Белгородский
государственный университет»
kaznacheeva-alena@mail.ru
Работа посвящена проблеме отношения полноправного населения Греции к не
гражданам: метэкам и периэкам. В качестве источниковой базы использованы труды
древнегреческих авторов, в частности Ксенофонта и Лисия. Степень достоверности
этих двух исторических источников высокая. Более того, один из авторов, в частности Лисий, будучи метэком, видел ситуацию изнутри и мог адекватно её оценить.
Отношение граждан Афин к не гражданам представлено в работах Ф. де Куланжа
и В. В. Латышева. Анализ отношений спартиатов к периэкам дан в монографии Л. Г. Печатновой. Хронологические рамки работы охватывают классический период истории Древней Греции.
При изучении данной проблематики ключевыми методами выступают комплексный анализ источников и историографии, метод сравнительного анализа. Новизна работы заключается в том,
что удалось сопоставить эволюцию отношений гражданского населения к неполноправному населению двух разных полисов Греции: Афин и Спарты.
По вопросу отношения гражданского населения Афин к метэкам, мнения исследователей различаются. Одни считают, что афиняне дорожили метэками, поскольку эта категория населения была достаточно обеспеченной, другие, ссылаясь на некоторые факты,
приведенные в исторических источниках, утверждают, что отношение к не гражданам было
не столь благосклонным. У Ксенофонта описаны два случая убийства метэков с конфискацией их имущества в казну. (Хen. II. 3, 20). О репрессиях против метэков рассказывает нам
и Лисий в своей двенадцатой речи, написанной против Эратосфена. В результате собрания
тридцати правителей было решено арестовать и в дальнейшем казнить десять метэков, в
числе которых оказался и брат Лисия — Полемарх. (Lys., XII).
Стоит отметить, что, зачастую граждане охотно принимали метэков, то есть оказывали им радушный приём, заботились о них, даже уважали тех, кто был богат и
знатен, но исключительно ради коммерческой выгоды, то есть отношение граждан
Афин к негражданскому населению носило корыстный характер.
Периэки в Спарте были более привилегированным сословием в отличие от афинских метэков. В источниках нет прямого упоминания о враждебном отношении граждан к периэкам. Напротив, спартиаты могли доверить воинам — не гражданам охрану
жизни. Например, мофаки, оставаясь связанными со своим патроном на всю жизнь,
сопровождали его в походах, и защищали во время опасности.
Таким образом, отношение афинян к метэкам и спартиатов к периэкам не равнозначно. Если граждане Афин оказывали поддержку метэкам, то исключительно ради
собственной выгоды. Спартиаты относились к не гражданам полиса доброжелательно
и доверяли периэкам даже охрану собственной жизни и безопасности.
65