Некоммерческий научный фонд «Институт развития им. Г.П
advertisement
book1n.qxt 1/20/06 11:35 AM Page 1 (α) (A)λ (B) ∆′ Некоммерческий научный фонд «Институт развития им. Г.П.Щедровицкого» book1n.qxt 1/20/06 11:35 AM Page 2 G.P. SHCHEDROVITSKY SIGN AND ACTIVITY 34 lectures of 1971–1979 years Vol. II Understanding & Thinking. Sense & Contents 7 lectures of 1972 year Moscow "Vostochnaya Literatura" Publishers 2006 book1n.qxt 1/20/06 11:35 AM Page 3 Г.П.ЩЕДРОВИЦКИЙ ЗНАК И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ 34 лекции 1971–1979 годов Кн. II Понимание и мышление. Смысл и содержание 7 лекций 1972 года Москва Издательская фирма «Восточная литература» РАН 2006 book1n.qxt 1/20/06 11:35 AM Page 4 УДК 13 ББК 187.3(2)6 Щ36 Книга издана при финансовой поддержке Александра Ароновича Веселова Редактор-составитель Г.А.Давыдова Щ36 Щедровицкий Г.П. Знак и деятельность : в 3 кн. / Г.П. Щедровицкий ; сост. Г.А. Давыдова. — М. : Вост. лит., 2005– . — ISBN 5-02-018482-9 Кн. II: Понимание и мышление. Смысл и содержание : 7 лекций 1972 г. — 2006. — 353 с.: ил. — ISBN 5-02-018508-6 (в пер.) Издание, состоящее из трех книг, содержит три цикла лекций, прочитанных Г.П.Щедровицким в 1971–1979 гг. В книгу II вошли лекции 1972 г. «Понимание и мышление. Смысл и содержание». В качестве Приложений в эту книгу включены близкие по теме и времени работы. Всё публикуется впервые. ББК 187.3(2)6 ISBN 5-02-018482-9 ISBN 5-02-018508-6 © Некоммерческий научный фонд «Институт развития им. Г.П.Щедровицкого», 2006 © Давыдова Г.А., составление, 2006 © Оформление. Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 2006 book1n.qxt 1/20/06 11:35 AM Page 5 От составителя Книга «Знак и деятельность» включает лекции Г.П.Щедровицкого, которые были им прочитаны в 1971–1979 гг., а также статьи и заметки, относящиеся к этой теме по времени написания, и те, что лежали в архивных папках с соответствующими названиями. Издание состоит из трех частей, которые предполагается выпускать в свет тремя книгами в соответствии с тремя циклами работ, которые были намечены автором*: 1-й цикл: «Структура знака: смыслы, значения, знания». Это – 14 лекций, прочитанных на семинаре в Центральном научно-исследовательском институте патентной информации (ЦНИИПИ) в январе– ноябре 1971 г. 2-й цикл: «Понимание и мышление. Смысл и содержание». Это – 7 лекций, прочитанных в ЦНИИПИ в сентябре–ноябре 1972 г. 3-й цикл: «Методологическая организация и деятельностный подход в языковедении». Книга будет состоять из 13 лекций. Это – 5 лекций, прочитанных в сентябре–октябре 1974 г., и 8 лекций, прочитанных в декабре 1978 г. и в январе–апреле 1979 г. Вместо Заключения в кн. III предполагается статья 1983 г. «Схемы и знаки в мышлении и деятельности» (арх. № 3699), которая резюмирует содержание всего издания. Книга II включает лекции 2-го цикла и Заметки 1972 г. (арх. № 3516, 3631–3653), относящиеся к темам цикла: «Атрибутивные структуры», «Номинативный комплекс и синтагма», «Отношение предикативности», «Понимание, мышление, структура текста», «Атрибутивно-предикативные структуры», «Связь как компонента системы», «Системный подход в синтаксических исследованиях», куда входят заметки «Проблема существования синтаксических сущностей», «Условия появления понятия “предложение”», «К проблеме предложения», «Проблемы односоставного предложения», «Противопоставление предикативности и атрибутивности», «По поводу синтаксической концепции Эмиля Бенвиниста». Небольшая статья в виде тезисов «О направлениях и путях методологического исследования ситуаций и актов деятельности» кратко и суммарно отражает направление работ этих лет. Она дана в качестве Введения. * См. Г.П.Щедровицкий. Знак и деятельность. В 3 кн. Кн. I. Структура знака: смыслы, значения, знания: 14 лекций 1971 г. М.: Вост. лит., 2005. Сс. 31–33. book1n.qxt 6 1/20/06 11:35 AM Page 6 От состовителя Лекции «Понимание и мышление. Смысл и содержание» (арх. № 3670, 3616) представляют собой авторизованный вариант: лекции переписаны, а точнее – надиктованы машинистке, сделано оглавление, как бы положенное поверх текста лекций, причем в нем учтены вопросы аудитории и ответы, вынесенные в отдельные разделы после определенных автором смысловых кусков; но в тексте лекций этих дискуссий нет, – вопросы включены в текст лекций в виде ответов на них. И поскольку подготовка лекций к публикации осуществлялась, видимо, значительно позже, эти ответы написаны в сложной рефлексивно-проблематизирующей манере, причем коммуникативная форма дискуссии сохраняется, но как бы инкорпорированная в авторский текст. В Приложение еще включен фрагмент стенограммы семинара «Текст и мышление» (арх. № 0029). Хотя он относится к 1973 г., тема обсуждения непосредственно связана с проблематикой лекций, и представляется, что легкость и открытость дискуссии хорошо коррелирует с усложненным текстом лекций. Все работы, включенные в это издание, публикуются впервые. Лекции редактировались только в той мере, которая сохраняет осмысленные требования к письменному тексту. Заметки, представляющие собой рукописный текст, не редактировались: сохранена орфография и пунктуация автора. Тематизация содержания лекций определена А.А.Пископпелем и составителем. Текст вычитан Ю.А.Пузырей. Выделения в тексте: полужирным шрифтом выделены те категории и понятия, с которыми работает автор; курсивом отмечены акцентированные автором куски текста. Угловыми скобками < > показаны пропуски неясных мест. Литература, на которую ссылается автор, дана в постраничных сносках с полными выходными данными, которые, естественно, отсутствовали в устном тексте лекций, и отмечена квадратными скобками. Издание снабжено Указателями понятий и персоналий. book1n.qxt 1/20/06 11:35 AM Page 7 Вместо введения О направлениях и путях методологического исследования ситуаций и актов деятельности* Вот уже около 15 лет два направления в методологии языковедения – «психолингвистическое» и «теоретико-деятельностное» – «пропагандируют» деятельностный подход в разработке и дальнейшем развитии наших знаний о речи-языке. Две группы существенно различающихся между собой проблем и задач, вставших в языковедении, обусловили и определили обращение к «деятельности». В теоретической лингвистике это была необходимость найти естественноисторические процессы жизни «речи-языка» и обеспечить таким образом полноту изображающих этот объект онтологических картин и моделей. В методике и методологии обучения языку это были требования организации эффективных ситуаций обучения и действенного управления ими. Различие задач и практических установок, естественно, вело к двум совершенно разным представлениям о деятельности. Теоретическая лингвистика стимулировала, прежде всего, развитие глобальных представлений о воспроизводстве деятельности (на базе трансляции культуры), исторической эволюции ее структур и * Декабрь 1972. Арх. № 1696. book1n.qxt 8 1/20/06 11:35 AM Page 8 Вместо введения организованностей и формировании знаков и знаковых систем в контексте всех этих процессов. Методика обучения языку, напротив, ориентировалась, прежде всего, на представления о ситуациях деятельности и зависимости от них процессов коммуникации. Но дальнейшее (во многом даже независимое) развитие этих двух направлений в анализе и описании деятельности с необходимостью вело к их сближению и объединению. Глобальные представления процессов воспроизводства и исторической эволюции деятельности, чтобы стать теоретически и фактически эффективными, нуждались в описании механизмов этих процессов вплоть до «молекулярного» и «атомарного» уровней, а потому, все более дифференцируясь, приводили в конце концов к представлениям об отдельных актах деятельности (простых и сложных), отдельных ситуациях и их сцеплениях друг c другом. А представления об отдельных ситуациях и актах деятельности, нуждающиеся в естественнонаучном обосновании, непрерывно расширялись и развертывались в погоне за такими целостными системами деятельности, которым можно было бы приписать естественные или естественноисторические процессы функционирования и развития, и таким образом шли навстречу глобальным представлениям о процессах воспроизводства и исторической эволюции деятельности. К 1964–1965 гг. обе эти тенденции были осознаны, стали основным методологическим принципом дальнейшего развертывания теории деятельности и, в частности, заставили рассматривать все ситуации и акты деятельности «на пересечении» процессов функционирования и развития, а все знаковые системы — «на пересечении» процессов трансляции и коммуникации. Вместе с тем была поставлена в качестве важнейшей задача объединения практических, конструктивно-проектных и собственно научных представлений о деятельности, что привело, в свою очередь, к представлениям о «методологическом мышлении» и «деятельностной методологии», объединяющим в себе практическую, конструктивно-проектную и собственно научную позиции и способы работы. Благодаря всему этому деятельностный подход в языковедении был включен в более широкий контекст методологических и теоретических движений, захватывающих сейчас многие области инженерии и науки, и таким образом получил программу, более обоснованную в социальном и философском плане. book1n.qxt 1/20/06 11:35 AM Page 9 Вместо введения Однако, как это было уже не раз за последние десятилетия, реализация намеченной программы теоретико-деятельностных разработок столкнулась с недостаточностью средств, в частности — средств системно-структурного и эволюционно-исторического анализа деятельности, и в силу этого основной фокус исследований переместился во многом на метауровень. Это в полной мере относится и к анализу ситуаций деятельности. Сколь бы простые схемы и модели ситуаций и актов деятельности мы ни брали, каждый раз представленный в них объект оказывался очень сложной системой с массой разнородных элементов и связей между ними, с несколькими разными и причудливо сцепляющимися друг с другом процессами, протекающими на разной и функционально заменяющей или дополняющей друг друга морфологии. И чтобы расчленить и описать все это, нужна значительно более мощная системно-структурная методология, нежели та, которой мы сейчас реально располагаем. Неразвитость системных методов анализа оказалась основным препятствием в развитии представлений об актах и ситуациях деятельности. Но и наоборот, настоятельная потребность и задача описать ситуации и акты деятельности, как ничто другое, стимулирует разработку системно-структурной методологии. И если мы хотим достичь успеха, то это можно сделать только на пути совместного и одновременного развития того и другого. Необходимость одновременной и параллельной разработки как самих представлений о ситуациях деятельности, так и средств получения этих представлений, во многом определяет характер тех тем и проблем, которые подлежат первоочередному обсуждению. Не имея возможности систематически вводить и обосновывать отдельные проблемы, мы дадим лишь общий перечень основных направлений и тем внутри них, рассчитывая таким образом очертить всю проблематику исследований в целом. 1. Простейшая схема акта деятельности. Различие и взаимосвязь процессуальных, структурно-функциональных, материально-организационных и морфологических трактовок схемы. Различие «внешних» и «внутренних» представлений акта деятельности. 2. Простейшая схема ситуации деятельности. Связь ситуации с актом деятельности. Условия независимого представления ситуации. Объективные и субъективные компоненты ситуации. Взаимоотношение между структурно-функциональными, материально-организационными и морфологическими представлениями. 9 book1n.qxt 10 1/20/06 11:36 AM Page 10 Вместо введения 3. Условия выделения отдельного акта и отдельной ситуации деятельности во «внутренней» и во «внешней» позициях. 4. Схема ситуации, складывающейся благодаря объединению нескольких актов деятельности. Коммуникация и ситуации коммуникации. «Коммуникативный смысл» ситуации деятельности. «Внешняя» и «внутренняя» позиции в анализе коммуникативного смысла ситуации. Взаимоотношение между ситуациями коммуникации и ситуациями деятельности. Понимание и мышление. Мышление и коммуникация. 5. Конструктивное развертывание схем актов и ситуаций деятельности в сложные композиции. Методологическое, собственно теоретическое и эмпирическое использование схем в теории деятельности и в других дисциплинах. Выделение конструктивных компонентов схемы; морфология конструктивно-теоретического плана. 6. Генетическое и историко-эволюционное развертывание схем сложных ситуаций и сложных актов деятельности. Различие и взаимосвязь чисто конструктивного и оестествленного развертывания схем. Отношение ситуаций и актов деятельности к глобальным процессам воспроизводства, функционирования и развития деятельности. 7. Условия «захвата» актами деятельности разнообразной морфологии. Влияние захваченного материала на процессы и функциональные структуры деятельности. Условия погружения функциональных структур деятельности на материал при проектировании и исследовании актов и ситуаций деятельности. Функционирование различных морфологических систем в процессах и структурах деятельности. Названные темы и направления анализа дают лишь самый общий и примерный план предстоящих исследований. Чтобы превратить его в конкретную программу длительных и систематических разработок, нужно еще определить те области проблем и задач в разных науках и научных дисциплинах, которое дадут возможность строить схемы актов и ситуаций деятельности на эмпирическом материале и в соответствующем теоретическом (а не только методологическом) контексте. Но при этом нужно будет всегда помнить и иметь в виду методологическую природу и смысл решаемых проблем. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM ã екция Page 11 первая 12 сентября 1972 года I. Введение в проблему В прошлом учебном году 2 мы договорились более подробно рассмотреть и проанализировать основные понятия лингвистической и логической семантики, а еще шире – основные понятия, описывающие смысл, значения и содержание речевых высказываний. Я специально подчеркиваю, что речь шла именно о понятиях и их формировании, а не об объектах, т.е. не о смысле, значениях и содержании как таковых. Эта тема, весьма важная и сама по себе, всегда привлекавшая внимание исследователей, сейчас приобрела особую актуальность в связи с той сменой ориентиров, которая совершенно очевидно происходит последние пять-шесть лет в языковедении. К 1965–1966 гг. увлечение формальными методами в языкознании уже совершенно иссякло, и наметился обратный поворот к тем «ментальным» проблемам, которые начисто изгонялись из языкознания в предшествующий период. Это движение имело под собой настолько крепкие и убедительные основания, что захватило даже лидеров и идеологов формалистских направлений. Одним из характерных проявлений этого поворота была известная книга Н.Хомского2 «Картезианская лингвистика», но в еще большей мере он проявился в его следующей книге – «Мысль и язык». Начиная с 1966–1967 гг. формалистические моменты концепции порождающих грамматик Н.Хомского и другие, более крайние, формалистские концепции подвергались резкой критике со стороны нового поколения активно действующих лингвистов. У этого радикального направления было несколько лидеров, но более всего известен, 1 [См. Г.П.Щедровицкий. Знак и деятельность. Кн. 1. Структура знака: смыслы, значения, знания: 14 лекций 1971 г. М.: Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 2005]. 2 [N.Chomsky. Cartesian Linguistics. New York: Harper & Row. 1967; Language and Mind. Harcourt Brace Jovanovich Inc.1968]. book1n.qxt 12 1/20/06 11:36 AM Page 12 Лекция первая наверное, Мак-Кини, выступивший с рядом острых критических статей. Многие положения работы Хомского «Мысль и язык» были обусловлены этой критикой, и надо сказать, что Хомский, по сути дела, целиком принял критические возражения в свой адрес, сам стал достаточно определенно подчеркивать недостатки существующих концепций порождающей грамматики и резко заявил о своей солидарности с «менталистски мыслящими» исследователями. Правда, сам он, как говорят, не предполагает принять участие в этих новых исследованиях, ибо занят теорией и практикой революции, но его симпатии, безусловно, на стороне нового направления. Эта общая тенденция к охвату семантики высказываний, т.е. их смысла, значений и содержания, причем – на всех уровнях лингвистического анализа, начиная от лексических значений отдельных слов и кончая глубинными структурами сложных предложений и фраз, отчетливо проявилась также на международном конгрессе лингвистов в Бухаресте (1968), но в еще большей мере, как это ни странно, на последнем, только что закончившемся международном конгрессе лингвистов в Болонье. Примерно полтора–два года назад многие лингвисты говорили, что то, что произошло в Бухаресте, – случайность, и на конгрессе в Болонье формалисты дадут бой и отвоюют свои позиции. И это в известном смысле произошло, ибо если на конгрессе в Бухаресте превалировала традиционная семантика, то на конгрессе в Болонье явно господствовал синтаксический анализ, связанный своими корнями как с концепцией порождающих грамматик Н.Хомского, так и с другими формально ориентированными концепциями; но сам этот синтаксический анализ стал уже принципиально иным, он стал «менталистским», в каждом своем шаге связанным с анализом смысла, содержания и значений – ведь именно в этом состоит основная идея разделения и связи «глубинных» и «поверхностных» синтаксических структур. Поэтому сторонники и адепты идей Хомского смогли занять ведущее положение на конгрессе в Болонье только благодаря тому, что они трансформировали свой формализм в семантику и семантический анализ, сохраняя вместе с тем его синтаксический характер; иначе говоря (и в этом – знаменательный факт, продемонстрированный конгрессом в Болонье), сам синтаксический анализ стал сегодня семантическим. Конечно, этот вопрос требует еще детального анализа, и я рассчитываю на то, что мы сделаем его на наших семинарах, но к каким бы результатам мы ни пришли, сам факт господства семантических ориентаций и известного слияния синтаксиса и семантики останется непреложным. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 13 Лекция первая Участники конгресса в Болонье рассказывали о выступлении М.Халле, который представил на конгресс доклад по фонологии, но выступал на секции глубинных структур с принципиально иным докладом и предварил свое сообщение заявлением, в котором целиком и полностью отмежевался от концепции прежнего, формально ориентированного Халле, охарактеризовав ее как полную заблуждений. На конгрессе в Болонье очень резко выявилась также тенденция на объединение лингвистических исследований с логическими и психологическими, в особенности – с логическими. Но «менталистская ориентация» не исчерпывается только ориентациями на логику. Другая ее составляющая – ориентация на психологию. И подобно тому, как во все времена менталистски ориентированное языкознание раскладывалось по двум направлениям – логическому и психологическому, так и сейчас в лингвистике усилились и сосуществуют оба эти направления. В принципе это понятно. Ведь когда мы говорим о глубинных структурах, противопоставляя их поверхностным структурам, мы тем самым разделяем и одновременно связываем логику и лингвистику; глубинные структуры соответствуют тому, что всегда традиционно называлось мыслью и мыслительным содержанием, или мыслительными универсалиями. Именно поэтому за последние пять–шесть лет в американской лингвистике так укрепилась и проявляется все сильнее и сильнее связь с логикой и логическим обоснованием лингвистического анализа. Особое внимание на конгрессе привлек доклад сравнительно молодого логика, работающего последние годы в лингвистике, – Кенана. Его доклад был посвящен использованию логических методов и схем в анализе глубинных структур и в поиске «глубинных универсалий» речи и языка. Одним из ярких представителей второго, психологического, направления на конгрессе был американский лингвист П.Кипарский (сын лингвиста, работающего сейчас в Финляндии и приехавшего туда из Петербурга). Доклад П.Кипарского был интересен, на мой взгляд, довольно резкой, но совершенно справедливой критикой семантических методов, бытовавших в лингвистике. По его мнению, проблема смысла и значений была всегда важнейшей для лингвистики, можно даже сказать, составляла ее суть, а то, что все строго мыслящие лингвисты избегали ее, объясняется полным отсутствием сколько-нибудь эффективных средств и методов семантического анализа. П.Кипарский дошел даже до утверждения, что в лингвистике и не может быть таких методов, что методы анализа смысла и значений могут существовать только в психологии, но никак не в лингвистике. В своей позитивной программе Кипарский был, на мой взгляд, малоинтересным: он предлагал выявлять смысл 13 book1n.qxt 14 1/20/06 11:36 AM Page 14 Лекция первая и значение рече-языковых единиц путем прослеживания их генезиса в процессе индивидуального развития ребенка; при этом он обошел вопрос о методах такого исследования и не обсуждал, почему сама психология в таких исследованиях обращается за помощью к лингвистике и стремится опереть свои методы на лингвистические представления и понятия. Как бы мы ни оценивали все эти направления анализа смыслов и значений, как бы мы ни характеризовали перспективы этих исследований, сам факт обращения современной лингвистики к семантике и превалирование семантически ориентированных направлений анализа очевиден. Мы же, ставя на передний план семантическую проблематику, оказываемся в передовых рядах языковедения, поскольку выдвигаем наиболее актуальную сегодня и наиболее перспективную проблематику. Но эта же ситуация делает такого рода исследования модными, что заставляет нас с особой тщательностью относиться к самим «семантическим понятиям», т.е. к понятиям, фиксирующим и изображающим смысл, содержание и значения речевых высказываний. Эта ситуация заставляет нас анализировать условия их формирования и прослеживать процессы их развития, ибо в противном случае мы оказывается без средств подлинного анализа и можем быть захлестнуты семантической модой. Именно потому, что современное увлечение семантикой и семантическими исследованиями сопровождается усилением роли логики и психологии, усилением их влияния на само языкознание, мы должны объединить в своей аналитической и критической работе исследование понятий всех названных наук и никак не можем ограничиться сферой одной лишь лингвистики. Заканчивая введение в проблему, я хочу подчеркнуть лишь еще один момент – тесную связь современной семантической проблематики с тем, что традиционно называлось проблемой взаимоотношения языка и мышления. Как бы мы ни трактовали и ни интерпретировали сами семантические понятия – в менталистском или, наоборот, в формалистском духе, – мы не сможем уйти от проблем взаимоотношения языка и мышления, мы должны будем эти проблемы решать. И естественно, мы должны будем решать их по-разному соответственно поляризации принятых нами направлений исследования: одним способом – когда мы будем рассматривать их в плане логики и психологии, другим – когда мы будем рассматривать их в плане самого языковедения. Конечно, трудно отделить book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 15 Лекция первая план речевого смысла и языковых значений от плана мысли и ее содержания, но, тем не менее, это необходимо сделать, и поэтому нам придется решать и эту проблему. Методические замечания Я должен, прежде чем перейти к систематическому введению представлений и понятий, соответствующих названной теме, сделать ряд методических замечаний, с одной стороны, характеризующих методы и план предстоящего движения, а с другой – помогающих разделить и обособить друг от друга разные проблемы. § 1. Первое замечание: особенности нынешнего подхода в сравнении с тем подходом, который мы осуществляли в цикле исследований прошлого года. Как вы помните, я задавал в качестве отправной точки, приступая к обсуждению темы «мышление и язык», схему акта коммуникации (рис. 1): текст Рис. 1 текст смысл I смысл II При этом – и я прошу вас обратить на это внимание – мы обсуждали не понятия «смысл» и «конструкции значения», а как бы природу самого смысла и конструкций значения, мы рассматривали их не как понятия – лингвистические, логические, теоретикодеятельностные или методологические, которые принадлежат нам, проводящим эти анализ и рассуждение, – а как объекты, данные нам непосредственным и очевидным образом. Конечно, при этом я пользовался схемами и представлениями теории деятельности, я изображал объект в средствах этой теории, но это было понятно только человеку, занявшему рефлексивную позицию по отношению к нашему движению, а сами мы рассматривали это изображение как точную и непосредственную копию объекта, а поэтому – как сам объект. Иначе говоря, мы исходили из того, что в нарисованной мною схеме представлен, или репрезентирован, сам объект рассмотрения – акт коммуникации, и он дан нам в своей непосредственности. Именно на этих схемах, совершенно не затра- 15 book1n.qxt 16 1/20/06 11:36 AM Page 16 Лекция первая гивая вопрос об особенностях языковедческих, логических или психологических понятий, я обсуждал природу смысла как такового и природу конструкций значений. Вы понимаете, что это были определенный прием анализа и определенный прием мышления, ибо эта схема была получена (и только и могла быть получена) в результате схематизации смысла и содержания лингвистических, логических и психологических представлений и понятий. Но все равно мы должны были отвлечься от этого и трактовать схему как чисто онтологическое образование и по своему происхождению, и по своей природе. Теперь, когда мы ставим вопрос об условиях формирования и процессах развития семантических понятий – лингвистических, логических и психологических, – у нас должна быть совершенно иная ориентация, иная точка зрения, иные приемы мышления и совсем особая, соответствующая им всем онтологическая схема. Ведь сейчас мы с самого начала говорим не об акте коммуникации, не о смысле и конструкциях значений, а о понятиях, описывающих объект с его специфическими элементами – смыслом, конструкциями значений и т.п. Конечно, в результате анализа понятий и истории их развития мы надеемся получить более глубокое и более точное представление о самом объекте, следовательно, построить более точную и более дифференцированную онтологическую картину объекта, но предметом нашего анализа и исследования все равно должны быть именно понятия науки, а не ситуации общения и мышления, заданные в онтологических картинах. Эта специфическая задача ставит перед нами целый ряд сложных методологических проблем. Анализ понятий не совпадает с анализом объектов, пусть даже представленных в онтологических картинах. Чтобы анализировать понятия и историю их формирования и развития, нужно иметь соответствующие средства и методы. Это будет совершенно особый историко-научный и критический метод. Нам придется постоянно обсуждать специфические проблемы этого метода и делать это параллельно самому анализу понятий. Не зафиксировав приемы и методы подобного анализа по меньшей мере для себя, не осознав их природы, мы не сможем проводить достаточно строгий и эффективный анализ самих понятий – с одной стороны, но с другой – мы не можем превратить анализ понятий в анализ методов историко-научного и историкокритического анализа. Это увело бы нас слишком далеко от обсуж- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 17 Лекция первая даемой темы. Поэтому мы будем совмещать экскурсы в область методологии историко-научного анализа с самим историко-научным анализом. § 2. Теперь я, используя уже имеющиеся у меня представления об историко-научном методе – здесь вам придется мне поверить, – воспользуюсь приемом двойного знания. Пока я не буду проводить никакого анализа методологии историко-критических исследований, но тем не менее введу те онтологические изображения акта коммуникации, которыми мы пользовались в течение всего прошлого года в качестве исходного онтологического представления того объекта, который, по нашим предположениям, отображается и фиксируется в логических, лингвистических, психологических и других представлениях, знаниях и понятиях. Это вообще некоторый принцип, или правило: чтобы анализировать какое-то понятие, надо сначала иметь схему его содержания и смысла, трактуемую в качестве онтологической схемы объекта, к которому это понятие относится. Конечно, это могут быть самые разные схемы, полученные в разных философских и методологических традициях, но какую-то схему нужно иметь обязательно. Между содержанием рассматриваемых понятий и схемами, принятыми за онтологические картины объекта понятия, не должно быть точного совпадения и соответствия. Наоборот, чем больше будут расходиться между собой одно и другое, тем больше возможностей и шансов у нас выявить подлинную структуру и подлинное содержание рассматриваемых нами понятий. Тогда мы будем говорить о «действительности» рассматриваемых нами знаний и понятий, с одной стороны, и об объекте, к которому эти знания и понятия относятся, – с другой. Фиксируя это различие «действительности» и «объекта», изображая одно и другое в схемах и сопоставляя эти схемы друг с другом, мы и будем действовать в соответствии с принципом, или приемом, двойного знания.3 В данном случае, следовательно, я должен буду, зафиксировав онтологическую схему акта коммуникации, с одной стороны, фиксировать каждый раз действительность тех или иных семантических понятий – с другой, и сопоставлять одно с другим. Исторический анализ понятия, конечно, не исчерпывается этим: он со3 [См. Г.П.Щедровицкий. Знак и деятельность. Сс. 275-355]. 17 book1n.qxt 18 1/20/06 11:36 AM Page 18 Лекция первая держит и другие специфические моменты, но сопоставление онтологической схемы объекта со схемами действительности разных понятий (или разных состояний одного и того же развивающегося понятия) будет постоянным и непременным моментом этого анализа. § 3. Как только мы зафиксировали этот момент, так тотчас же оказывается, что сама проблема взаимоотношения языка и мышления встает перед нами по-новому и приобретает ряд таких поворотов и оттенков, которые раньше оставались совершенно в тени и не фиксировались нами. Когда логик или психолог рассматривает некоторый текст, в котором, как он предполагает, выражена и зафиксирована какая-то мысль, тогда он сталкивается с проблемой взаимоотношения языка и мышления в ее первом варианте. Исследователь фиксирует, что в речевом тексте выражена определенная мысль, но кроме того – в этом тексте зафиксирован определенный смысл и реализованы определенные конструкции значений, которые относятся уже не к мысли и мышлению как таковым, а к речи и языку, и фиксируются, соответственно, не в логике и психологии, а в науке о языке. Поэтому исследователь, анализируя текст, должен разделить в нем то, что принадлежит мышлению, и то, что принадлежит языку, соответственно – логико-психологическое 4 и лингвистическое. Именно в этом контексте исследователь говорит о взаимоотношении языка и мышления и обсуждает эту проблему. Но когда мы начинаем анализировать понятия лингвистики, логики и психологии, перед методологически рефлектирующим исследователем проблема взаимоотношения языка и мышления выступает совершенно иным образом. Ведь и лингвист, и логик, и психолог имеют дело не с объектами как таковыми, не с языком и мышлением в их непосредственности, а с разнообразными знаниями о языке и мышлении. Все они начинают именно со знаний, с ними каким-то образом оперируют и их преобразуют, а уже затем от них идут к объектам как таковым и выражающим их онтологическим схемам. Между тем знания – это прежде всего мыслительные образования, они 4 Если исходить из того, что мышление описывается как в логике, так и в психологии. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 19 Лекция первая создаются мышлением и включены в мышление, можно сказать, что они принадлежат ему. Поэтому язык как содержание и действительность знаний (точно так же, как мысль в качестве содержания и действительности знаний) принадлежит научному мышлению, в нем он существует для исследователя, работающего со знаниями. Но это означает, что язык как действительность дан нам в знании и через знание, а следовательно – в мышлении и через мышление ученого. Но тогда перед нами еще раз встает проблема взаимоотношения языка и мышления, но уже теперь в перевернутом виде – как проблема взаимоотношения мышления и языка – и в специфической методологической ориентации: чтобы прорваться к языку как объекту, чтобы выделить из действительности наших знаний и мышления объект, в данном случае – язык как объект, мы должны особым образом решить проблему взаимоотношения мышления и языка. Сначала может показаться, что я совершил чисто словесную подмену, что суть этой проблемы должна характеризоваться через идею отношения действительности знания и объекта, в ее предельно общем виде, и не должна переводиться в специфическую и частную проблему взаимоотношения мышления и языка. Но так может показаться только при первом подходе и в том случае, если мы совершенно не учитываем специфику лингвистического и логического исследования, если мы трактуем эти исследования по образу и подобию всех других естественно-научных исследований. Если же мы вспомним о специфике лингвистического и логического исследования, если мы учтем, что смыслы и значения вообще не могут быть даны лингвисту в виде объектов изучения в натуралистическом смысле, а существуют первоначально лишь через понимание текста и в виде понимания и лишь затем переводятся в форму знаковых моделей, то нам придется существенно уточнить и изменить наше первоначальное представление о проблеме. Нам придется обсуждать проблему взаимоотношения мышления и языка. Это будет анализ в методологических целях, для решения проблемы взаимоотношения действительности знаний и объекта в рамках методологической теории мышления и методологической семиотики, но тем не менее в теоретической плоскости он будет нацелен на проблему взаимоотношения мышления и языка как объектов, заданных в специфической онтологии. И в этом смысл первой проблемы. Но чтобы, приняв естественнонаучную ориен- 19 book1n.qxt 20 1/20/06 11:36 AM Page 20 Лекция первая тацию, отделить язык как действительность лингвистических или каких-то иных знаний от языка как объекта изучения, мы должны предварительно проанализировать природу и специфику лингвистической, логической, семиотической и даже философской мысли о языке. И в этом смысл второй проблемы взаимоотношения мышления и языка – проблемы, которая постоянно встает в лингвистике и которая, к сожалению, недостаточно четко отделяется от первой проблемы. Эту вторую проблему нам точно так же придется постоянно обсуждать и даже уделять ей большое внимание, потому что в практике лингвистических исследований, как правило, действительность лингвистических, логических и всяких других знаний формально онтологизируется и полагается в качестве объекта изучения. Иначе говоря, лингвист чаще всего берет содержание своей мысли о языке и объявляет его объективно существующим языком, он не проделывает работу по различению и разделению предмета своего изучения и объекта, соответствующего этому предмету, тот и другой у него чаще всего совпадают. А чтобы избавиться от этого, чтобы преодолеть эту широко распространенную методологическую ошибку, нужно обсудить и решить (правда, в особом методологическом повороте) проблему взаимоотношения мышления и языка. И хотя для лингвиста-теоретика это проблемы взаимоотношений языка и метаязыка, проблемы смысла, значения и содержания, все равно здесь завязывается все тот же узел традиционных для философии и эпистемологии проблем взаимоотношения языка и мышления. И все эти проблемы нужно решить для того, чтобы в данном случае решить проблему взаимоотношения содержания знания и объекта, языка как содержания лингвистического знания и лингвистической мысли и языка как реального объекта. И мы должны ставить и решать эту проблему с учетом специфики гуманитарного знания, для которого объект никогда не бывает положен как таковой, а всегда является продуктом и результатом непосредственного понимания и мышления, ибо, как показывает анализ, сутью всего, изучаем ли мы язык или мышление, всегда является смысл и только смысл, т.е. кинетика процессов понимания, мышления и деятельности. Вы предполагаете, что я исхожу из термина «язык», а не из фактов самого языка, не из их объективного существования. Вы предполагаете, что существует и задан язык как объективное явление? book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 21 Лекция первая Для меня же проблематичным является то, что вы называете «фактами языка». Ведь, по сути дела, я и поставил этот вопрос как основной. То, что мы обычно называем «фактами языка», есть не что иное, как наши знания о языке – и это общепризнанно, – но это такие знания, которым мы придаем отметку «фактичности», или «фактов». Иначе говоря, имея дело со знаниями, мы рассматриваем их не как знания, а как явления самого языка – поэтому мы и говорим здесь о фактах. Но теперь я спрашиваю: всякому ли знанию можно приписать такую отметку? Ведь когда мы объявляет нечто «фактами», то это значит, что мы содержанию соответствующих знаний приписываем статус не только действительного, но и объективного существования. Когда мы берем естественные науки, то там уже отработаны процедуры различения и противопоставления содержания и действительности знаний тому, что мы можем назвать объектами. Это разделение и противопоставление строятся на определенных историко-критических процедурах, но предполагают в качестве своего основания существование объектов, внеположное нашему сознанию и деятельности. В гуманитарных науках эта и сама по себе сложная процедура неимоверно усложняется и затрудняется еще тем, что язык и мысль как объекты имеют совершенно особое существование – через деятельность и сознание и посредством них. Поэтому при изучении языка и мышления еще труднее отделить «факты языка» от знаний о языке, сам объект – от действительности знаний. Когда лингвист, скажем, такой, как А.А.Реформатский, перечисляет определенные уровни «языка» и говорит мне, что это – «факты языка», я отвечаю ему, что он ошибается: это – действительность его знаний, особый способ представления речи и языка, в своем строении и элементах мало сходный с тем, что реально существует как язык и мышление. Другими словами, я утверждаю, вступая в полемику с лингвистом такого класса, что он говорит о предмете своего изучения, а не об объекте, и поэтому его выражение «факты языка», если и может быть принято, то совсем в особом смысле – как указание на некоторый тип знаний, существующих в его предмете. Совсем коротко: это есть «факт лингвистики», а не «факт языка». А является ли такой «факт лингвистики» «фактом языка» – это надо еще проверять и устанавливать. Но для этого – повторяю – нужно уметь отделить действительность лингвистических знаний от объекта (язык) и затем сопоставить и сравнить их друг с другом. Лингвист всегда работает со знаниями, но при этом часто и некритически думает, что он работает с самими объектами – и именно против этой 21 book1n.qxt 22 1/20/06 11:36 AM Page 22 Лекция первая тенденции я и выступаю. Между прочим, характерно ведь, что даже тогда, когда лингвист понимает, что он имеет дело со знаниями, а не с самим объектом, и когда он пытается проанализировать и описать эти знания, то все равно он говорит не о знаниях как таковых, а о метаязыке, т.е. вместо того, чтобы решать указанную мною проблему взаимоотношения мышления о языке и языка как объекта, он применяет весь имеющийся у него аппарат лингвистического анализа и рассматривает знания как язык, в форме языка. И, наверное, у него есть для этого целый ряд оснований, заложенных не только в его субъективных возможностях, но и в реальной природе мышления и языка. Правда, здесь вторая проблема взаимоотношения мышления и языка сплетается с первой проблемой взаимоотношения языка и мышления, и получается уже такая смесь разных проблем, в которой и специально натренированному методологу не так-то легко разобраться. На эту тему можно говорить долго и приводить разнообразные весьма тонкие аргументы и соображения, но самым убедительным аргументом против этой точки зрения является, наверное, сама практика лингвистического анализа и лингвистических обоснований. В частности, лично на меня неизгладимое впечатление произвел доклад А.А.Реформатского в 1957 г. на конференции «Соотношение синхронных методов анализа и исторического изучения языка». Он, объясняя, что такое структура, сделал ряд горизонтальных движений рукой и сказал, что это – уровни, а потом энергично проткнул эти воображаемые линии кулаком сверху вниз и сказал, что это – «стержень», или «структура», языка, объединяющий уровни в одно целое. В этих замечаниях совершенно отчетливо, явно для всех присутствующих выступил факт отождествления действительности лингвистических представлений с объектом. Нужно было видеть все это, чтобы понять, как непосредственно и наивно работает лингвист. И именно это, повторяю, есть самый сильный аргумент, подтверждающий справедливость моих слов. С таким же успехом мы могли бы говорить, что движение какого-то тела состоит из декартовой системы координат и прочерченного в их плоскости графика. § 4. По сути дела, при обсуждении всех этих вопросов я перешел уже к следующему пункту моих методических замечаний. Этот пункт касается взаимоотношений между пониманием текста и объективным анализом его в ходе лингвистических, логических, семиотических и психологических исследований. Именно здесь особенно отчетливо и резко проявляется различие между естественными и гуманитарными науками. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 23 Лекция первая Лингвист, изучающий речь-язык, должен проделать следующую характерную процедуру. Во-первых, он должен встать в позицию человека, принимающего сообщение, понять этот текст и через понимание выделить его смысловую структуру и то или иное содержание. Другими словами, он должен произвести или осуществить определенный процесс соотнесений различных элементов ситуации друг с другом и элементов текста с этими элементами ситуации. Эта совокупность или система соотнесений разных элементов ситуации, знаковых и незнаковых, и есть то, что мы называем смыслом, и она, будучи сложным многовекторным процессом, никогда не существует в виде некоторой вещи или объекта, противопоставленного исследователю, она всегда существует через работу его сознания и как процесс этой работы. Во-вторых, исследователь должен как бы вернуться в свою исходную исследовательскую позицию, представить свою работу понимания, или смысл, как некоторый объект изучения и описать его в этом качестве объекта. Здесь-то и начинаются самые сложные (и самые интересные) вещи. Объект изучения – смысл – не дан исследователю в виде внеположного и противопоставленного его процедурам и деятельности. Он существует только как кинетика его собственной деятельности. Но тем не менее, чтобы реализовать идеал научного подхода, он должен эту кинетику собственной деятельности представить и анализировать как некоторый объект, в конечном счете – как некоторую вещь. Лингвист действительно умудряется (или исхитряется) сделать это за счет того, что он прежде всего создает конструкции значений, а затем он начинает эти «вещно сделанные» и «вещно представленные» конструкции значений исследовать научными, или даже квазиестественными, методами. При этом он делает вид, что конструкции значений – это и есть сам смысл, и он не может поступать иначе, ибо в противном случае он бы создал для себя такие трудности, которые он не смог бы преодолеть никак. Все робкие попытки философии языка показать и продемонстрировать различие смысла и конструкций значений отметались лингвистами, как говорится, «с порога». И в этом есть некоторая правда или необходимость. Именно в этом отождествлении конструкций значений со смыслом был заключен прием, позволявший лингвисту подходить к смыслу как к некоторой материаль- 23 book1n.qxt 24 1/20/06 11:36 AM Page 24 Лекция первая ной конструкции, или вещи. Но это был все же только прием, а сами по себе конструкции значений и смысл ни в коем случае не совпадают друг с другом и не могут отождествляться. Смысл существует только в понимании и через понимание, конструкции значений существуют только в определенной материальной форме. Главная тайна, следовательно, заключена в этом переходе от понимаемого и понятого смысла к «вещно представленным» конструкциям значений. И именно этот переход должен быть проанализирован самым тщательным образом, но это, конечно, – дело будущего. А пока нам нужно понимать и отчетливо представлять себе множественность и связь тех разнородных актов и процедур, которые осуществляет лингвист в процессе созидания своего предмета изучения и объекта, в процессе полагания и противополагания его себе. § 5. Эти замечания касались соотношения понимания и объективных методов в исследовании знаков. Теперь я могу перейти к следующему методическому замечанию, которое будет и очень важным, и очень сложным одновременно. Речь пойдет о соотношении смысла, создаваемого в процессе понимания, и знания, которое участвует в процессе понимания и во многом определяет характер самого смысла. Иначе говоря, речь пойдет о структурах соотнесений и связываний, осуществляемых в процессе понимания. Это будет вместе с тем главным моментом в оправдании и обосновании темы этих лекций; иными словами, то, что я сейчас буду говорить, непосредственно касается взаимоотношений смысла и содержания. Мы предположили, что лингвист в процессе своей специальной исследовательской работы сначала занимает позицию человека, принимающего сообщение, и должен понять текст примерно так же, как его понимал этот человек, и лишь затем он возвращается в свою специфически лингвистическую позицию и там перерабатывает и трансформирует понятый им смысл сначала в конструкции значений, а потом в описывающие и фиксирующие их лингвистические знания. Но теперь мы должны спросить себя: а не влияет ли на сам процесс понимания текста то обстоятельство, что это понимание осуществляет лингвист, имеющий определенные знания о тексте и его смысле, в данном случае – специфические лингвистические book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 25 Лекция первая знания. Если на этот вопрос нам придется ответить положительно, то это будет означать, что знания вообще, следовательно, любые и всякие знания влияют на процесс понимания, каким-то образом обусловливают и определяют его. Но тогда мы сможем сделать еще один шаг – оставить в стороне лингвиста с его специфическими знаниями, «взять» просто понимающего текст человека, принять во внимание, что у этого человека существует масса самых разнообразных знаний, которые, судя по всему, точно так же используются в процессе понимания и во многом его определяют. И тогда мы придем к самой общей постановке вопроса о взаимосвязи и взаимодействии знаний (с их специфическим содержанием) и понимания, порождающего смысл, точнее говоря – к вопросу о роли знаний в процессах понимания. Но начинаем мы с анализа работы лингвиста и с вопроса о влиянии на процесс понимания его особых, специфически лингвистических знаний. Моя задача состоит здесь в том, чтобы показать зависимость процесса понимания и порождаемого им смысла от специфически лингвистических знаний, включаемых лингвистом в процесс понимания текста. Конечно, я понимаю, что этот вопрос требует специальных экспериментальных исследований и доказательств и что подобного рода исследования, по сути дела, еще не проводились. Но я вместе с тем хочу обратить ваше внимание на то, что подобные экспериментальные исследования нужны скорее для ответа на вопрос, как именно влияют те или иные знания на процессы понимания, а не для подтверждения и доказательства самого факта влияния. Последний, на мой взгляд, является совершенно очевидным и общепризнанным. Наверное, всякий лингвист прекрасно знает по своему опыту, что он видит и улавливает во всяком тексте нечто такое, чего не видят и не улавливают другие люди, либо совсем не представляющие, что такое лингвистический подход, либо представляющие это не очень хорошо. Если мы примем этот тезис, то это будет означать, что у нас имеется сложная двусторонняя зависимость: с одной стороны, определенное понимание текста предшествует образованию конструкций значений и знаний о тексте, и это понимание и создаваемый в процессе понимания смысл во многом предопределяют характер конструкций значений и содержание знаний, а с другой стороны, уже имеющиеся знания, как лингвистические, так и соб- 25 book1n.qxt 26 1/20/06 11:36 AM Page 26 Лекция первая ственно предметные, всегда предшествуют процессу понимания, включаются в него и определяют характер как самого процесса понимания, так и порождаемого в ходе него смысла. Именно поэтому мы и приходим – как к важнейшей – к проблеме взаимоотношения смысла и содержания, которая фиксирует в себе (это другое название для того же самого) проблему взаимоотношения понимания и знания. Конечно, мое утверждение может быть понято только в предположении, что мы каким-то образом уже различаем смысл текста и содержание знания, и, наоборот, суть моего утверждения может быть понята как требование различать и противопоставлять друг другу содержание знания и смысл текста. Необходимость этого различения я задаю на схемах акта коммуникации и деятельности многими разными способами, но не только в изображениях самого смысла и содержания знания, но, что самое главное, также и операционально – с помощью различения разных позиций, в данном случае – позиции человека, понимающего текст, и позиции исследователя, описывающего в знаниях понятый им смысл и соответствующие ему конструкции значений. Смысл текста как таковой связан с первой позицией, а содержание знания связано со второй; каждый из этих моментов является специфическим для соответствующей позиции. Другими словами, смысл порождается позицией человека, понимающего текст, содержание знания порождается позицией исследователя 5. Таким образом, на моей схеме смысл текста и содержание знания жестко разведены и противопоставлены друг другу, на моей схеме они не могут совместиться или слиться друг с другом. Реально эти позиции постоянно совмещаются, или, другими словами, понимающие текст используют средства из позиции исследователя, а исследователь может переходить в позицию понимающих текст или, будучи в своей собственной позиции, использовать средства, специфические для позиции понимающих сообщение. Иначе говоря, каждый человек понимает, имея знания, и вырабатывает знания, понимая тексты. Знание всегда извлекается из процесса коммуникации и понимания или в связи с ними, а затем возвращается в процесс коммуникации и понимания. 5 Здесь все время речь идет о знании, в котором фиксируется соответствующий смысл, а не о знании вообще. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 27 Лекция первая Здесь, конечно, большое значение имеет характер самих этих знаний. В дальнейшем мы будем специально обсуждать вопрос о том, какие знания здесь возможны и какие образуются; в частности, мы должны будем выделить знания о плоскости содержания, знания о знаковой форме текста и, наконец, знания о самой структуре смысла. Это будут три разных типа знаний, и каждое из них, очевидно, будет по-разному влиять на процессы понимания и смыслообразования. Но все это – вопросы следующих уровней анализа сравнительно с тем, что я обсуждаю сейчас. На этом этапе мне важно подчеркнуть лишь саму зависимость смысла от содержания знаний и знаний от смысла и поставить в связи с этим проблему. § 6. Наверное, вы уже давно задаете себе вопрос, почему я с таким пафосом провозглашаю тему соотношения смысла и содержания и почему так настаиваю на самом их различении и противопоставлении. Прежде всего, потому, что многие лингвисты в своей практической и теоретической работе не различают или не считают нужным различать смысл и содержание. Иногда они говорят про содержание знаний, зафиксированных в тексте, причем – как лингвистических, так и нелингвистических, сугубо предметных, и называют его смыслом. Иногда они говорят про смыслы, но называют это содержанием текста. Если, скажем, мы возьмем концепции И.Мельчука и А.Жолковского, то без труда обнаружим, что они называют смыслом то, что на деле является содержанием их лингвистических знаний (можно было бы сказать – смыслом их метаязыка). В дальнейшем, если будет время, я постараюсь показать, что они в своем анализе вообще не затрагивают того, что традиционно называлось и называется смыслом. С другой стороны, у синтаксистов-востоковедов, наверное, и у лингвистов школы В.Г.Адмони, и, скажем, у таких лингвистов-русистов, как И.П.Распопов, вы встретите выражение «логико-смысловые структуры». Само это объединение «логического» и «смыслового» весьма показательно, но не ясно, что же конкретно имеется в виду. Означает ли это выражение, что они говорят о связке как логических, так и смысловых структур, отличая одно от другого, или же оно означает, что они считают смысловые структуры логическими, или, наоборот, что они логические структуры считают смысловыми? В их осознании эти вещи совершенно не различаются, и можно было бы даже сделать вывод, что во всех этих слу- 27 book1n.qxt 28 1/20/06 11:36 AM Page 28 Лекция первая чаях они говорят о чем-то весьма неизвестном и туманном, что ими каким-то образом в интуиции учитывается, но как учитывается и что это такое – на эти вопросы ответить они пока не могут. А в реальной практике своей работы эти лингвисты имеют дело как со смыслом, так и с содержанием и постоянно переходят от одного к другому, подменяя одно другим. И это есть «гранитное» основание их работы, делающее возможным саму эту работу, и одновременно источник постоянных ошибок, которые могут быть показаны при более строгом эпистемологическом подходе. В силу всех этих причин тема «смысл и содержание», которую мы предполагаем обсуждать, представляется мне крайне важной и актуальной. Я даже сказал бы, что она является основной, когда мы приступаем к обсуждению работы лингвиста, логика или психолога. Если в анализе самих ситуаций коммуникации и совместной деятельности мы основной упор делали на различении и противопоставлении друг другу смысла и конструкций значений, то сейчас в анализе деятельности языковеда мы должны сделать основной упор на различении и противопоставлении друг другу смысла и содержания. Обсуждение этой темы в моих сообщениях я буду рассматривать как общее введение в намеченную нами программу работ по анализу семантических исследований в языкознании, логике и психологии. Я далее буду определять смысл и содержание по существу дела, а сейчас сделаю лишь несколько замечаний, касающихся методических аспектов употребления этих понятий и связанного с ними анализа. Эти замечания и соображения вместе с тем будут иллюстрировать некоторые важные стороны сегодняшнего сообщения. Я скажу о смысле и статусе тех многоплоскостных схем знаний, которыми мы пользуемся в наших логических разработках. § 7. Многоплоскостные схемы знаний являются прежде всего схемами и изображениями логической действительности. Поэтому, если мы берем их сами по себе, то они никак не вписываются и не могут быть включены непосредственно в те схемы акта коммуникации и деятельности, с которыми мы работаем в теории деятельности, или в теоретико-деятельностной методологии. На теоретико-деятельностных схемах задается целый ряд позиций, начиная с участников простого акта коммуникации и кончая всеми теми инженерами и исследователями, которые обслуживают этот акт и исследуют его. Развертывая эти теоретико-деятельностные book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 29 Лекция первая схемы, я в какой-то момент дойду до позиции логика, разрабатывающего содержательно-генетическую концепцию, и тогда должен буду ввести эти схемы в качестве тех схем и моделей, которые он использует в своей работе и в которых он описывает и фиксирует находящийся перед ним объект. Дальше, если мы перейдем в позицию теоретико-деятельностного методолога и начнем в средствах и с точки зрения этой позиции определять и описывать смысл и роль этих схем, то мы должны будем сказать, что они представляют собой не что иное, как содержание логических знаний, или схему. Но это только содержание знаний, полученных в определенной профессиональной позиции, но никак не сам объект, описываемый в этой позиции6. Таким образом, если теперь мы рассмотрим сам акт коммуникации, мы должны будем сказать, что в нем нет того, что логик содержательно-генетического направления называет объективным содержанием. В акте коммуникации и деятельности есть лишь смысл текста, понимаемый человеком, получающим этот текст, и перерабатываемый им в то или иное содержание соответственно тому или иному типу знаний, которые он имеет и включает в процесс понимания смысла. В частности, если он пользуется только предметными знаниями, то в его переработке не будет никакого объективного содержания, а будут лишь сами объекты, вещи, которые он привык видеть и с которыми он привык работать. Содержательно-генетический логик будет называть все, с чем имеет дело человек, понимающий текст, все, с чем он мыслительно или практически работает, объективным содержанием, но это, следовательно, будет объективное содержание только для него, с точки зрения его знаний и его действительности, а не само по себе, не объектно. Само такое изображение акта коммуникации и деятельности вырабатывается логиком тогда, когда он ставит своей задачей выделить и описать мышление как таковое, мышление в чистом виде: Именно поэтому он вводит многоплоскостные схемы знаний, говорит об «объективном содержании» (в его объектно-операциональном строении) и о «знаковой форме» знания, фиксирующей и выражающей структуру содержания. Но все это, повторяю, есть особый способ схватывания и 6 Такое утверждение возможно лишь в позиции теоретико-деятельностного методолога, имеющего свое собственное представление об «объекте». 29 book1n.qxt 30 1/20/06 11:36 AM Page 30 Лекция первая представления им объективного положения дел, способ, неразрывно связанный с его специфическими целями и задачами (рис. 2). текст )λ (A)(B X∆ ′ (С) ∆Y логик методолог Рис. 2 Но ведь мы можем и должны использовать все эти схемы для описания реального положения дел, и поэтому мы как бы накладываем их на реальность, представляя реальность через них, и тогда говорим, что реальность такова, как мы ее представили7. Но это возможно лишь до тех пор, пока мы не переходим к изображениям в схемах многих знаний. А в случае теоретико-деятельностного подхода и теоретико-деятельностного анализа мы пользуемся именно такими приемами и схемами. Поэтому нам приходится говорить о разных образах реальности, которые она приобретает с точки зрения той или иной позиции. Но между этими позициями нет полного равноправия в плане теоретико-деятельностного и методологического анализа. Ведь в нем объект мышления логика представлен онтологической схемой акта коммуникации, а схемы и модели, используемые в каждой из позиций, уже не получают отметки объективности, т.е. не могут пониматься и трактоваться нами как «адекватные» изображения объекта. Здесь существенно изменение смысла слова «объект», которое происходит при переходе от одной позиции к другой и в каждой позиции в зависимости от характера и числа заимствованных позиций. Например, методолог может и должен считать своим объектом то, что изображено в используемой им онтологической картине; но, кроме того, он может говорить об объекте логика, который также 7 Более подробно этот вопрос рассмотрен в моих лекциях «Основы современной теории зна- ний» в Московский технологический институт пищевой промышленности. Ноябрь– декабрь 1972 г. Арх. № 0667)]. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 31 Лекция первая изображен на его схеме – акт коммуникации, и об объекте, который мыслится логиком в точном соответствии с используемыми им символами (знаний и мышления). Это и будет «действительность» логика. Весьма интересными являются здесь также связи между элементами схемы. С одной стороны, логик в своих схемах создает «образ» акта коммуникации, «отражает» или воспроизводит последний; с другой стороны, логик может вступать в связи кооперации с коммуникантами 1 и 2 (и с самим методологом). Таким образом, «знание» является связью особого рода в деятельности, а затем оно уже иным образом употребляется в кооперации и коммуникации. Следовательно, мы должны сказать: во-первых, в самом акте коммуникации нет объективного содержания; во-вторых, человек, принимающий сообщение, чаще всего не видит и не знает в понятом им смысле объективного содержания; и, наконец, в-третьих, этот человек будет видеть и знать объективное содержание как таковое (и квалифицировать то, что он знает, как объективное содержание) только в том случае, если в ходе понимания текста он будет использовать знания из содержательно-генетической логики, т.е. даже не просто логические знания, а логические знания особого типа. Я специально хочу подчеркнуть, что это тонкая проблема и ее можно понять по-настоящему только тогда, когда мы будем проводить детализированные различия в организации прямого и рефлексивного знания. В частности, здесь нужно различать: 1) «знание содержания», 2) «знание о содержании», 3) «знание содержания, организованное знанием о содержании». Эти три момента легко спутать, тем более что сейчас нет еще достаточно точной терминологии для их обозначения. Для того, чтобы знать некоторое содержание, или, иначе, чтобы получить знание некоторого содержания в процессе понимания некоторого текста, достаточно каких-то специальных знаний – физических, химических и т.п., но чтобы знать, что знаемое нами есть объективное содержание, нужно иметь еще специальные логические знания. В этом последнем случае происходит объединение знания содержания со знанием о содержании, и все это выступает как особое знание содержания. В подобных словесных выражениях трудно отграничить одно от другого и понять, в чем суть их различия. Нужны специаль- 31 book1n.qxt 32 1/20/06 11:36 AM Page 32 Лекция первая ные схемы и модельные изображения, специальный язык, который показывал бы и фиксировал зависимость нашего знания от позиции и склейки знаний из разных позиций. Выработать такой язык – вот в чем одна из важнейших задач сегодняшнего дня в этой области. Скажем, если мы будем анализировать факторы, которые обуславливают и определяют характер того знания, которое имеет И.Мельчук или которое он создает в ходе своего анализа, то должны будем перечислить, с одной стороны, специальные научные знания, которые он использует в своей работе, а с другой – лингвистические знания. Но поскольку сам И.Мельчук не имеет логикофилософских знаний, он не может сказать, что то, что он знает, есть объективное содержание. Он говорит, что это смыслы или значения, т.е. пользуется языком лингвистики, языком лингвистических представлений и понятий. Здесь, конечно, было бы интересно проанализировать процедуры работы Мельчука и выяснить, каким образом он производит те «эквивалентные замены», которые образуют суть его работы; это важно потому, что такие замены являются специфически мыслительными актами и могут производиться только в плоскости того или иного объективного содержания. В какой именно плоскости объективного содержания движется И.Мельчук – вот вопрос. § 8. Наконец, я хочу еще напомнить, что «человечки» из моих схем и картинок не могут и не должны непосредственно отождествляться с конкретными действующими людьми; во всяком случае, процедура наложения этих схем на реальные ситуации или интерпретация этих схем через реальные ситуации является достаточно сложной и предполагает в качестве своего условия выяснение, с одной стороны, целостности схемы, а с другой – целостности реальной ситуации. Нет смысла критиковать мои схемы, а вместе с тем и полученные на них утверждения, указывая на то, что в реальности те или иные индивиды делают не так, как я это рассказывал. Я каждый раз буду отвечать, что, следовательно, эти индивиды не соответствуют моим отдельным позициям, а объединяют в себе сразу несколько позиций и соответствующие им знания. Мне важно разделить, с одной стороны, тот идеальный обобщенный факт, что в процессе понимания и образования смысла используются те или иные конструкции значений и знания, а с другой, – те разнообразные случаи, когда эти конструкции book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 33 Лекция первая значений и знания различаются между собой и приводят к выявлению того или другого конкретного содержания. Пока что мне надо показать саму необходимость конструкций значений и знаний, и я не ставлю вопрос об их различиях и степени влияния на процессы понимания и смыслообразования. Продолжая эту линию выделения обобщенных фактов и схем, я стремлюсь показать, что мог быть (или может быть помыслен) такой период, когда знаний как таковых еще не было, а конструкции значений уже были. Такая конструкция нужна мне в качестве начальной, или исходной, абстракции, чтобы рассмотреть последовательное появление и развитие разных типов знаний. Поэтому это – скорее логическое, нежели онтологическое, утверждение. Вопрос о том, можем ли мы получить подобные ситуации в ретроспективном филогенетическом или онтогенетическом анализе, остается открытым. 33 book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 34 ã екция вторая 19 сентября 1972 года Резюме содержания предшествующей лекции Я рассказывал сначала о том, какое значение для современной науки имеет анализ взаимоотношений между смыслом и содержанием. Я утверждал, что когда мы рассматриваем деятельность носителей языка, то мы работаем и должны работать, используя прежде всего оппозицию «смысл–конструкции значений»: понимая какой-то текст и создавая соответственно ему определенную ситуацию, любой человек пользуется определенными конструкциями значений и с их помощью восстанавливает или создает смысл текста (а вместе с тем и смысл ситуации). Когда же мы переходим к обсуждению работы лингвиста, когда мы начинаем рассматривать историю изменения и развития лингвистических представлений, то мы должны пользоваться как основной оппозицией «смысл–содержание». Это объясняется тем, что лингвист, хотя он говорит, что изучает «речь» и «язык» и что именно они являются его объектами, на деле никогда не имеет дела непосредственно с объектами. Он всегда имеет дело с какимито знаниями об объектах и начинает свою работу с определенного анализа знаний. Я прекрасно понимаю, что последнее мое утверждение является весьма рискованным и даже в каком-то смысле, вероятно, неверным. Прежде всего потому, что «знание» – это совершенно особая сущность, не похожая на вещи, и поэтому с ней «имеют де- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 35 35 ло» совершенно иначе, нежели «имеют дело» с вещами. В частности, из этого следует, что из утверждения, что мы имеем дело со знаниями и только со знаниями, не вытекает, что мы поэтому не имеем дела с объектами. Наоборот, сказать, что мы имеем дело со знаниями о чем-либо, – это, как правило, и означает, что мы имеем дело с объектами, представленными в этих знаниях. Но кроме того, возможны непосредственные практические воздействия на объект, непосредственные преобразования его – как минующие знание. Следовательно, существует разница между «иметь дело с объектом через знание» и «иметь дело с объектом непосредственно и практически, минуя знание». Именно для того, чтобы разделить и противопоставить друг другу эти два смысла, я и говорю, что лингвист, начиная свою работу, имеет дело со знаниями, а не с объектами. И только в рамках этого противопоставления мое утверждение имеет смысл. Кроме того, когда я говорю, что лингвист имеет дело со знаниями и анализирует их, такое выражение фиксирует в общем довольно непонятную процедуру, которая может трактоваться, по меньшей мере, многозначно; ведь анализировать знания – означает анализировать их объективное содержание, их знаковую форму, а может быть – отношения и связи между тем и другим. Поэтому само выражение «имеет дело со знаниями» требует пояснений и уточнений. Я, формулируя такое утверждение, подчеркивал прежде всего, что лингвист имеет дело не с объектом как таковым, а с действительностью, данной ему в знании и через знание. Каким-то образом, работая со знанием и действительностью знания, он прорывается к самому объекту. Я стремился также подчеркнуть, что когда лингвист работает с каким-либо текстом, казалось бы, как простой носитель языка, т.е. когда он понимает его и использует в своей деятельности, то он все равно и всегда привносит в этот процесс понимания свои лингвистические знания. При этом происходит сложное и требующее специального анализа взаимодействие между знаниями и конструкциями значений. Как знания, так и конструкции значений делают свои определенные вклады в процесс понимания и смыслообразования. Попросту говоря, используемые нами знания влияют на процессы понимания и смыслообразования. При этом, так как знания описываются и характеризуются нами прежде всего в категориях формы и содержания, мы неизбежно приходим к вопросу о взаимоотношениях и взаимодействиях между смыслом и содержанием. book1n.qxt 36 1/20/06 11:36 AM Page 36 Лекция вторая На мой взгляд, участие знаний в процессе понимания и смыслообразования проявляется в том, что лингвист, понимая данный ему текст, переходит к строго определенному содержанию этого текста. Если бы на месте лингвиста был кто-то другой, скажем, физик или логик, то он, понимая тот же самый текст, мог бы представить другое содержание. Поскольку причиной и источником этих различий являются различия тех знаний, которые используются лингвистом, логиком и физиком, постольку я могу сказать, что индивид, понимающий текст, имеет дело, прежде всего, с содержанием используемых им знаний, и точно так же, понимая текст, он создает содержание, соответствующее его знаниям. Можно также сказать, что этот индивид использует содержание имеющихся у него знаний в качестве подсобного средства для образования смысла текста и для создания новой плоскости содержания, соответствующей этому смыслу. Здесь к тому же все время возникает двусмысленность, поскольку не указано, в какой именно кооперативной структуре мы рассматриваем отношение между смыслом и знанием. По сути дела – и в этом одна из основных установок этой серии лекций, – «знание» представляет собой особый тип нормировки процессов смыслообразования и, следовательно, выступает как особая организованность, «наложенная» на структуры смысла. Но тогда, как всякая нормировка, «знание» должно существовать дважды: один раз – в качестве «чистой» нормы и, следовательно, в особой рефлексивной позиции, а в другой раз – в качестве реализованной нормы и, следовательно, в исходной позиции деятеля; в последнем случае «знание» выступает как связка соответствий между движениями в плоскостях формы и содержания или, в других словах, как зависимость между двумя рядами связей, определяющих развертывание плоскостей формы и содержания (рис. 3). Рис. 3 book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 37 Лекция вторая При этом, по-видимому, кинетика переводится в знак, а знак вызывает определенную кинетику. Но все это касается смысла и знаний вообще: в каждом акте смыслообразования участвует много разных знаний, каждая определенная структура смысла является реализацией этого набора знаний, и пока нет такого знания, которое соответствовало бы данной структуре смысла и созданному его содержанию. В связи с этим встает другой вопрос – об отношении между структурой смысла и знаниями, содержание которых соответствует этой структуре смысла (в указанном выше значении слова «соответствует»). Такое соответствие существует в знаниях предметного типа и в логических и лингвистических знаниях. Но таким образом мы приходим к вопросу, как создаются эти знания. Ссылаясь на специфические условия анализа деятельности лингвиста, я не указывал определенно, в какой именно позиции мы его рассматриваем – в позиции свободно мыслящего коммуниканта или в позиции аналитика, обслуживающего определенные ситуации коммуникации и определенные акты деятельности. Все то, что я говорил выше, может применяться как к одному, так и к другому. Различие же между одним и другим может быть выявлено только тогда, когда мы будем рассматривать сложные системы кооперации и переводить функциональные различия в позициях деятельности в различия их материала – его организации и морфологии. При этом нам неизбежно придется перейти в план генетического и исторического анализа, причем рассматривать преобразование или трансформацию генезиса в структуры и функционирование этих структур. В частности, именно в таких трансформациях будет происходить замыкание знаний и точно соответствующего им смысла, т.е. структуры смысла будут организовываться знаниями, возникшими в качестве форм фиксации именно этих структур смысла. Но все это, очевидно, – тема и предмет специального обсуждения. Итак – повторяю свой основной тезис, – в процессе понимания происходит какое-то сложное взаимодействие между знаниями и конструкциями значений: содержание знаний как-то определяет получающуюся структуру смысла и ту новую плоскость содержания, которая ей соответствует. Описав эту ситуацию – прежде всего на примере лингвиста, понимающего текст, – я сделал затем общий вывод, что подобное 37 book1n.qxt 38 1/20/06 11:36 AM Page 38 Лекция вторая взаимодействие между конструкциями значений и знаниями будет иметь место всегда, независимо от того, кто будет понимать текст – лингвист, физик, логик или человек, просто понимающий. И поэтому исследование этих взаимоотношений и взаимодействий представляет одну из важнейших общих проблем в теории понимания и мышления. В этом контексте я определил проблему взаимоотношения языка и мышления и показал, что она встает дважды и в двух совершенно разных видах. Один раз – когда мы анализируем процесс понимания текста: в этом случае мы должны ответить на вопрос, как мышление выражается в речи-языке. Другой раз – когда мы рассматриваем работу лингвиста: речь и язык предстают перед ним в знаниях и через знания и поэтому нужно, рассматривая природу знаний, их действительность и их объект, ответить на вопрос, как язык в качестве объекта изучения относится к мысли о языке. Но все это было лишь вступление в тему, с одной стороны, показывающее ее значимость в сегодняшней познавательной ситуации, с другой – фиксируюшее ряд методических аспектов. Теперь я хочу – и с этого начинается основная часть моих лекций – систематически ввести понятия, необходимые для анализа объявленной темы. При этом я должен буду по возможности строго определить все эти понятия и разобрать ряд связанных с этим тонких моментов. II. Понимание и смысл § 1. Всю работу по введению понятий «понимание» и «смысл» я буду делать, используя сразу несколько разных схем, в частности – схемы теории деятельности и схемы теории коммуникации, и при этом постоянно буду применять уже названный выше прием двойного, или множественного, знания, который характеризует системное методологическое мышление. Это означает, что одной из нарисованных мною схем я буду приписывать на определенных этапах анализа свойство быть точным или адекватным изображением объекта, иначе говоря – представлять сам объект. Исходя из такого видения, или «непосредственного знания», изучаемого объекта, я буду затем обсуждать, какого рода знания об этом объекте можно получить, находясь в разных познавательных и деятельностных позициях вокруг этого объекта. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 39 Лекция вторая Для начала я возьму самую простую схему акта коммуникации (обратите внимание на то, что это не схема деятельности) и буду вводить на ней понятия понимания и смысла (рис. 4). Рис. 4. Акт коммуникации Важно обратить внимание также на то, что понятия понимания и смысла с самого начала берутся и вводятся мною как соотносительные (в дальнейшем вы увидите, что для этого у меня есть свои весьма глубокие основания). Забегая вперед, я даже могу вам сказать, что по существу понимание и смысл суть если и не одно и то же, то во всяком случае нечто единое, хотя я убежден, что сейчас, на этом этапе моего рассуждения, вы не поймете ни смысла, ни содержания моего утверждения. Но вы должны понять и запомнить то, что я беру их как соотносительные понятия и что я буду определять понимание через смысл, а смысл через понимание, хотя, вместе с тем, одновременно они будут вводиться и задаваться мною на схеме акта коммуникации и через эту схему, трактуемую как адекватное изображение объекта или как непосредственная репрезентация самого объекта в действительности моего методологического мышления). 39 book1n.qxt 40 1/20/06 11:36 AM Page 40 Лекция вторая § 2. В самом исходном пункте понимание может рассматриваться либо как некоторый процесс в схеме акта коммуникации, либо как определенная деятельность индивида 2, изображенного на схеме. Важно подчеркнуть, что хотя обе трактовки вводятся на одной и той же схеме, но сама схема при этом получает разные истолкования и, благодаря этому, превращается в две, по сути дела, разные схемы. Характеризуя понимание как «процесс», я тем самым задаю весь тот набор параметров, через которые и с помощью которых можно его описывать. Характеризуя понимание как «деятельность», я тем самым задаю интенцию совсем на иной набор параметров. В частности, говоря, что понимание есть деятельность, я тем самым утверждаю, что поставлена специальная задача, или цель, понять какой-то текст, и эта задача, или цель, определяет и регулирует все процессы, образующие деятельность понимания. Обычно такая цель, или задача, ставится и формулируется только тогда, когда индивид перестает что-либо понимать, или, попросту говоря, не понимает. Именно тогда понимание начинает развертываться и оформляться в деятельность со своими особыми средствами и даже методами. Мы можем наблюдать все это даже в психологических экспериментах. Но тот факт, что понимание может существовать и иногда существует как деятельность, не означает, что всегда и всюду оно будет деятельностью. Наоборот, часто понимание существует и осуществляется не как деятельность, а как момент и часть в других деятельностях или как частичный процесс в других процессах. В частности, понимание может выступать как частичный процесс или совокупность процедур внутри мышления. В этом случае будут ставиться специфически мыслительные задачи, использоваться специфически мыслительные средства, а понимание будет осуществляться внутри специфически мыслительных процессов и процедур в виде отдельных составляющих операций. Таким образом, я специально фиксирую здесь разнообразие тех форм и способов, в каких может существовать и существует понимание внутри процессов человеческого поведения и деятельности. Понимание может развертываться до целостных и автономных структур деятельности, может ассимилировать другие виды и типы деятельности, превращая их в свои частичные процессы, но точно так же оно может существовать в виде отдельных частич- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 41 Лекция вторая ных процессов и операций в системах других деятельностей. Поэтому в дальнейшем анализе нам всегда придется специально указывать, какое именно понимание мы выделяем и рассматриваем. Но пока мне важно подчеркнуть и выделить лишь один момент – возможность двух различных категориальных характеристик понимания: как процесса и как деятельности. § 3. Независимо от того, рассматриваем ли мы понимание как процесс или как деятельность, на первом шаге, чтобы охарактеризовать его, мы должны указать на тот продукт, или результат, который оно производит или к которому оно приходит. Таким продуктом будет смысл, или структура смысла. Используя для определения понимания схему «процесс–продукт», мы совершаем рискованный шаг. Хотя схемы продуктивности кажутся весьма естественными для деятельности и хотя так мы поступаем во многих случаях, тем не менее, не только универсальность, но и вообще применимость этой схемы в отношении деятельности должна быть подвергнута сомнению. В дальнейшем мы будем подробно обсуждать эту сторону дела и детально определим, в каком плане и смысле можно говорить о продуктивности процессов понимания. А пока я буду использовать эту схему и одновременно отмечать ее как спорную и сомнительную. Итак, мы говорим, что понимание производит смысл. Точно так же мы можем сказать, что процесс понимания есть процесс смыслообразования. И наоборот, мы говорим, что смысл есть результат процесса понимания, иными словами, если образовался смысл, то значит, было осуществлено понимание. Вопрос о том, с какой именно позиции мы делаем и можем делать такое утверждение, будет обсуждаться дальше. Но пока я могу даже сказать, что выражения «процесс понимания» и «смысл» – это, по сути дела, синонимы: употребляя эти выражения, мы говорим об одном и том же как о едином. Уже здесь, по сути дела, начинается критика традиционной схемы «процесс–продукт», ибо, в принципе, ведь нельзя говорить, что процесс и продукт – это одно и то же; но здесь я так говорю, и в этом, как мы увидим дальше, заключена специфика отношений между процессами понимания и смыслом. Вы без труда поймете смысл моих утверждений, если обратитесь к нарисованной выше схеме акта коммуникации: ведь на этой схеме и процесс понимания, и смысл представ- 41 book1n.qxt 42 1/20/06 11:36 AM Page 42 Лекция вторая лены одной и той же совокупностью черточек-связей. Указывая на полученную таким образом структуру, мы в одних случаях говорим, что это процесс понимания, а в других случаях – что это смысл. Сделанное утверждение можно понимать и в ограничивающем негативном смысле. Сказав, что смысл – это и есть процесс понимания, я тем самым утверждаю, что смысл – это не вещь, что он не может истолковываться в качестве вещи. Но если мы отрицаем за смыслом вещное существование, то мы неизбежно должны ставить вопрос о том, как же существует смысл. И именно на этот вопрос я отвечаю, говоря, что смысл есть процесс понимания. Тем самым я задаю первичную категориальную характеристику существования смысла: он является процессом. Совсем коротко: смысл существует как процесс понимания. Но нельзя сказать, что смысл существует как деятельность понимания, ибо деятельность – это более сложное образование, включающее целый ряд других элементов и процессов, кроме самого процесса понимания. § 4. Но теперь вы должны вспомнить и привлечь к рассмотрению то обстоятельство, что сам процесс понимания мы вводим и задаем через смысл, а еще более точно – через изображение смысла на схеме. Ведь мы нарисовали совокупность черточек-связей, объединяющих элементы текста с элементами ситуации, и сказали, что как целое, как некая структура это и есть смысл. Потом, обсуждая вопрос, как получается эта совокупность связей, мы обратились к процессу понимания и сделали два несколько отличающихся друг от друга утверждения: мы сказали, с одной стороны, что эта совокупность связей порождена процессом понимания и является, следовательно, продуктом этого процесса, но мы точно так же говорили, с другой стороны, что эта совокупность связей и есть сам процесс понимания, изображенный нами таким образом, или, во всяком случае, изображение процесса понимания. Этот новый поворот, который я придаю нашему обсуждению, имеет для меня очень большой смысл. Я отнюдь не случайно перешел от обсуждения природы и сущности понимания и смысла к обсуждению графических и понятийных средств фиксации их в наших моделях и знаниях. В принципе, мы ни о чем не можем говорить, пока не представим это в предметных и знаковых моделях и не зафиксируем в знаниях. Такова природа мышления, и пока мы мыслим, мы не можем вы- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 43 Лекция вторая скочить за границы этого. Даже когда мы говорим вот об этом столе, то все равно в нашем мышлении должен существовать эталон стола (стол-эталон), и все остальные столы мы мыслим по отношению к нему. Тем более, если речь идет о понимании или смысле: мы обязательно должны иметь графическую или знаковую модель понимания и смысла, и только после того, как мы ее создаем, понимание и смысл могут стать и становятся предметами нашей мысли. Но если это так, то наш анализ понимания и смысла с самого начала отягощен средствами и способами нашего изображения понимания и смысла. Все то, что мы скажем и сможем сказать о них, будет во многом определяться тем, как мы их изобразим. Поэтому выбор адекватных средств изображения, средств графики, является всегда важнейшим делом в исследовании. Более того, изобразим ли мы их удачно или неудачно, но, тем не менее, мы всегда должны изобразить, и только затем мы сможем говорить о них, опираясь на это изображение <…> Именно поэтому, обсуждая вопрос о природе понимания и смысла, я прежде всего фиксирую ваше внимание на тех графических изображениях, которые я использовал для представления смысла и понимания, и относительно этого графического изображения определяю затем используемые нами понятия. Итак, следуя этой логике, мы определяем смысл как сеть отношений, связей или соотнесений (о различии этих трех терминов и о создаваемых ими оттенках смысла я буду говорить дальше), объединяющих текст или элементы текста с объектно-операциональными элементами ситуации: именно смысл создает из всего этого целостность, и эта целостность представлена на нашей схеме в виде структуры. Эта структура, таким образом, и есть изображение смысла. Вы понимаете, я надеюсь, что это определение во многих своих моментах является модельным и формальным. Не потому я утверждаю, что смысл есть структура, что он на деле и по природе своей есть структура, а потому, что я изобразил его как структуру, в структурной графике: не подлинную природную сущность смысла фиксирую я в этом определении, а способы нашего изображения, и именно их я считаю «сущностными» характеристиками смысла. Если вы будете задавать вопрос, а почему я изображаю смысл как структуру, то я, опять-таки, буду апеллировать отнюдь не к смыслу, а к истории нашего мышления, ко всем неудачным попыткам изобразить и промоделировать смысл, к факту появления 43 book1n.qxt 44 1/20/06 11:36 AM Page 44 Лекция вторая и распространения системно-структурных представлений. Я скажу, что это – моя основная гипотеза, навеянная общим ходом развития человеческого мышления и моей надеждой разрешить и снять с помощью системно-структурных изображений все те парадоксы, которые уже накопились к настоящему времени в попытках описать и объяснить природу «смысла». Таким образом, мы имеем здесь дело с очень сложной склейкой модельно-формальных и содержательных характеристик смысла, и где что – где модельно-формальные моменты, а где содержательные – сейчас практически невозможно сказать; это станет известно значительно позднее, когда человечество сможет выработать более точное и более адекватное представление понимания. Характеризуя функции смысла, я могу сказать, что он включает текст в объектно-операциональную ситуацию. Но точно так же я могу сказать, что эта совокупность связей и отношений привязывает к тексту определенные объектно-операциональные элементы ситуации. Здесь может быть много разных словесных определений и характеристик смысла, но суть их всех задана и представлена схемой акта коммуникации и теми черточками-связями, которые соединяют текст и его элементы с элементами ситуации. Каждый раз вместо того, чтобы отвечать на вопрос, что представляет собой смысл по своей внутренней «природе», я отвечаю вам на вопрос, как я изобразил смысл и что я при этом сумел в нем схватить и представить. Поэтому все мои определения являются формальными и идеальными – определениями через модель. Но именно таким образом мы схватываем суть вещей в мышлении, и именно такого рода определения являются единственно стоящими и подлинными научными определениями. Я даже могу утверждать, что именно таким образом, через модель и схему, мы схватываем «внутреннюю сущность» всякой вещи. § 5. Но все, что было сказано выше, не исключает и другого подхода – ведь вы помните, что мы все время пользуемся приемом множественного знания. Мы можем задать себе другой вопрос: а что именно мы таким образом изобразили, какой объект, какими свойствами он обладает сам по себе и для себя (а не в нашем изображении). И, поставив вопрос таким образом, мы будем затем искать ответ на него. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 45 Лекция вторая Именно здесь мы начинаем выяснять взаимоотношения между смыслом и процессом понимания, именно здесь мы начинаем устанавливать границы их тождества и различия. Мы можем и должны спросить себя, что изображают все эти связи и отношения, которые мы представили на нашей схеме в виде черточек. В этом контексте мы можем отвечать уже иначе, нежели мы отвечали раньше: мы можем сказать, что все эти черточки-связи представляют собой не что иное, как следы движений, осуществленных пониманием, следы соотнесений элементов текста с элементами ситуации и последних друг с другом. Я мог бы сказать, что это – отдельные составляющие процесса понимания. И я могу точно так же сказать, что это – отдельные движения, которые осуществляло сознание в процессе понимания. Но нам здесь важны не столько детали всего этого процесса, не то, будем ли мы здесь учитывать сознание или не будем, нам важна одна лишь категориальная характеристика того, что мы изобразили: это будет кинетика, или совокупность процессов, это – работа понимания. Таким образом, то, что я вначале назвал изображением смысла (или структуры смысла), оказывается вместе с тем изображением процесса понимания. Но здесь вы без труда обнаруживаете, что процесс понимания представлен явно неадекватно – и в первую очередь в плане своих категориальных характеристик; мы говорим о том, что понимание есть процесс, а представляем его как статическую структуру. И это обстоятельство является важнейшим для понимания сути происходящего. Конечно, я могу сказать, что процесс понимания имитировался и воспроизводился моей собственной деятельностью, а именно тогда, когда я последовательно наносил на доске (или рисовал на бумаге) все эти соотнесения, одно за другим; тогда я сам осуществлял определенные движения и в этих движениях, в этой кинетике, моделировал и воспроизводил изучаемую мной кинетику понимания. Но в итоге мои движения «умерли», а остались лишь их следы – совокупность черточек и линий, которую мы представляем как одно целое, и именно эта совокупность линий призвана изображать и репрезентировать процесс понимания. И именно это различие между пониманием как процессом и нашим изображением процесса понимания в виде статической структуры является тем единственным основанием, которое, с одной стороны, заставляет нас различать понимание и смысл, а с 45 book1n.qxt 46 1/20/06 11:36 AM Page 46 Лекция вторая другой – дает возможность их различать. Не потому мы различаем понимание и смысл, что в природе человеческой деятельности есть какая-то реальная разница между пониманием и смыслом, а потому мы их различаем, что фиксируем процесс понимания в статических структурах и можем говорить о понимании, только глядя на это структурное изображение, но при этом твердо знаем, что понимание есть процесс, а то, что мы изобразили, есть статическая структура. Но если мы изобразили нечто в виде статической структуры, то и мыслить это изображенное мы должны в виде статической структуры: каждому изображению должна соответствовать адекватная ему (во всяком случае, в категориальных характеристиках) сущность; именно поэтому мы вводим понятие смысла и «смысл» как особую объективную сущность: «смысл» – это то статическое и структурное, что изображено в нашей схеме. Но когда потом мы начинаем выяснять, следуя логике двойного знания, а что же именно изображено в этой статической структуре, когда мы начинаем искать «смысл» в его натуральной природе и определять его согласно его собственной сути, то мы не обнаруживаем ничего, кроме понимания, которое является кинетикой, или совокупностью процессов. И тогда мы говорим, что в этом структурном изображении представлено не что иное, как процессы понимания. Но этот второй способ истолкования и объяснения нашего структурного изображения не исключает первого. Первое остается и используется наряду со вторым. Поэтому мы говорим не только о понимании, но также и о смысле; смысл выступает как особая объективная сущность, существующая наряду с пониманием и, можно даже сказать, отдельно от него. § 6. Одним словом, введя статическое структурное изображение на схеме акта коммуникации, мы затем придаем ему двойную интерпретацию: один раз мы рассматриваем его, по сути дела, в автонимной функции, как изображение смысла, другой раз – как изображение кинетики, или процессов понимания; один раз объект в своих категориальных характеристиках точно соответствует изображению, другой раз объект расходится в своих категориальных характеристиках с изображением. Другими словами, один раз наше статическое структурное изображение есть изображение статической структуры смысла, другой раз наше статическое струк- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 47 Лекция вторая турное изображение есть изображение кинетики, или процессов понимания. Из всего этого необходимо сделать вывод, что смысл как таковой не существует, а существуют только процессы понимания; в более осторожной форме это, наверное, нужно было бы сказать так: если смысл и существует, то на другом уровне действительности, нежели процессы понимания; процессы понимания обладают более «глубоким» существованием, нежели смысл. И еще раз повторю, что подлинное основание и необходимость различения смысла и процессов понимания заложены в различии способов интерпретации одного и того же изображения, которыми обладает человеческое мышление. Один раз мы производим непосредственную (как говорят, формальную) онтологизацию изображения: то, что мы видим и фиксируем в изображении, мы просто выносим в объективный мир и таким образом придаем этому изображению натуральное существование. Человеческое мышление так делает, и оно так должно делать. Но другой раз мы изображаем одно в другом, и человеческое мышление всегда так и делает. Как правило, абсолютно точное и адекватное изображение – это обстоятельство я подчеркивал неоднократно – не имеет никакого смысла и значения. Вся соль состоит в том, чтобы представить одно в другом и через другое. Если мы возьмем, к примеру, число, то это – представление количества через порядок, и именно в этом вся сила числа, потому что более ранние и примитивные формы выражения одного количества через другое неупорядоченное количество не давали никакого значительного эффекта. Поэтому и здесь, исследуя и описывая процессы понимания, мы должны представить их в чем-то другом. В этом случае мы представляем процессы в виде структур и за счет этого получаем новые и очень мощные средства для исследования процессов и оперирования с ними. Но если мы изображаем процессы в виде структур, если мы работаем со структурами вместо того, чтобы работать с процессами, то мы всегда должны иметь, кроме формальной онтологизации, еще и другую форму интерпретации наших изображений – форму, возвращающую нас к исходным процессам. А уже затем, в точном соответствии с этими двумя процедурами интерпретации, мы вводим разные сущности – понимание и смысл, которым придаем самостоятельное и как бы независимое друг от друга объективное существование. Повторяю, 47 book1n.qxt 48 1/20/06 11:36 AM Page 48 Лекция вторая мы должны это сделать, несмотря на то, что смысл – это и есть процесс понимания, лишь представленный особым образом – в виде статической структуры. Но было бы ошибкой думать, что в этом заложено какое-то основание для недоразумений. Между статическим структурным изображением, выступающим как смысл, и процессом понимания, который и есть реальная природная сущность смысла, существуют строго определенные знаковые отношения. Число «6» является выражением определенного количества благодаря тому, что оно всегда строго однозначно развертывается в процесс пересчета или отсчета: 1, 2, 3, 4, 5, 6. Но точно так же и статическая структура является выражением и изображением процесса понимания в том случае, если мы можем развернуть это статическое изображение в строго определенную последовательность процессов, соотносящих друг с другом элементы текста и элементы ситуации. Нужно только иметь эту процедуру или норму развертывания структурного изображения в процесс, и тогда статическое структурное изображение будет абсолютно точным и правильным изображением процессов понимания. Эта норма осуществляется как в ходе построения структурного изображения, так и в ходе употребления его в качестве модели или формы знания. Именно поэтому статическая структура смысла может быть названа изображением процессов понимания и может действительно выступать в этом качестве. Таким образом, эта связь между статическим структурным изображением и процессами понимания, осуществляющаяся в процессах построения и употребления этого структурного изображения, и есть то, что определяет смысл и содержание этого структурного изображения. Таким образом, мы вводим статическое структурное изображение процессов понимания, но, поскольку о понимании мы говорим как о процессах, а не как о статике и структуре, то мы должны ввести еще особую сущность, сущность, подобную числу, – и именно так появляется смысл. Можно сказать, что «смысл» – это есть идеальное инобытие процессов понимания; но именно в смысле и в виде смысла понимание существует как идеальный объект и предмет изучения; а когда мы говорим о процессах понимания как таковых, то они остаются где-то там, в самом объекте, а не в идеальной действительности нашего мышления. Одним словом, смысл – это идеальное и предметное существование понимания. Мы можем спросить себя, что такое число, и наш ответ будет двойственным: с одной стороны, это просто 6, а с дру- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 49 Лекция вторая гой стороны, это 1, 2, 3, 4, 5, 6. Но точно так же, если мы спросим себя, что такое смысл, то должны будем ответить тоже двойственно: с одной стороны, это структура, а с другой стороны – это процессы, или кинетика, понимания. И аналогично этому мы будем говорить, что наша сеть черточек-связей, или структура, в схеме акта коммуникации изображает, с одной стороны, смысл как таковой, а с другой – кинетику понимания. § 7. Все изложенные выше рассуждения имели своим основанием и исходным пунктом определенную графику и определенные способы изображения смысла и понимания на схеме акта коммуникации. Я начинал с утверждения, что мы изобразили смысл и понимание в структуре и затем рассматривали различные формы интерпретации и объективного объяснения этого изображения. Я оправдывал возможность двойственной интерпретации, но при этом исходил все время из особенностей и механизмов нашей мыслительной работы, ни разу не обращаясь к природе и условиям существования самого понимания. Но после того, как мы, пользуясь схемой двойного знания9, перешли к объектам, изображаемым в статической структуре, после того, как мы начали обсуждать само понимание как процесс, его природу, мы можем как бы перевернуть, или обернуть, наш предмет и начать анализ и обоснование совсем с другого конца – с процессов понимания и возможных форм фиксации их в объекте и в знании. Представьте себе машину, которая выпускает луч света и работает таким образом, что она как бы обегает или очерчивает с помощью этого луча ряд противопоставленных ей объектов. Представьте себе, что наша машина проделала такую работу, «обежала» все находящиеся перед ней предметы и на этом закончила акт своего функционирования. Что осталось после всего этого? Ничего, потому что луч света не оставляет после себя следов. Так же и процесс понимания: это есть движение по соотнесению элементов текста с элементами ситуации. Сознание про9 [Г.П.Щедровицкий. О строении атрибутивного знания. – Доклады АПН РСФСР. 1958. № 1, 4; 1959. № 1, 2, 4; 1960. № 6; Г.П.Щедровицкий, В.Н.Садовский. К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании. Сообщения 1-3 // Новые исследования в педагогических науках. Вып. 2, 4, 5. М., 1964–1965; см. также Г.П.Щедровицкий. Избранные труды. Сост. А.А.Пископпель, Л.П.Щедровицкий. М., 1995]. 49 book1n.qxt 50 1/20/06 11:36 AM Page 50 Лекция вторая изводит это движение, соотносит и связывает между собой разные противопоставленные ему элементы, и после того, как оно закончило этот акт соотнесения, ничего не остается, ибо эти соотнесения точно так же не оставляют после себя следов. Можем ли мы в этих условиях сказать, что осуществившийся процесс понимания оставил после себя структуру смысла или смысл как структуру? Нет, никакого смысла не образовалось, так как процесс понимания, как и луч света, не оставляет после себя следов. Именно поэтому я могу здесь утверждать, что смысл как таковой просто не существует, во всяком случае так, как существует процесс понимания10. Но теперь представьте себе, что мы «привязали» к лучу света кисточку с краской. Тогда, обегая все противопоставленные ему элементы, этот луч с прикрепленной к нему кисточкой будет оставлять следы всех своих движений, всех соотнесений «захваченных» им элементов. В этом случае после того, как закончится акт соотнесения, мы получим на материале пространства сеть линий – следов от движения луча. Эта сеть будет изображать нам всю систему движений луча света, хотя порядок и последовательность самих движений там уже не будут представлены, они как бы сотрутся, останется только число этих движений и их общая конфигурация. Таким же образом мы вносим искусственный элемент в процессы понимания, «привязываем к ним кисточку с краской». Обратите внимание, что в природе самого понимания, по нашему исходному предположению, нет ничего, подобного этой «кисточке», и мы вводим ее как определенное экспериментальное средство, специально предназначенное для того, чтобы понимание оставило после себя следы11. Но как бы там ни было, поскольку мы «привязали» к процессам понимания подобное искусственное средство, процессы понимания теперь оставляют после себя следы, и в 10 Наверное, именно благодаря такому представлению работы человека появляется тезис, что «смысл» возникает и существует в сознании человека. Действительно, если представить себе, что на другом конце «луча понимания», обегающего элементы текста и ситуации, находится «чувствительный экран», на котором остаются все следы процесса понимания, и что эти следы сохраняются и после того, как процесс понимания закончился, то мы должны будем сказать, что смысл как особая структура и констелляция образов возникает в сознании и существует там затем в виде образов памяти. 11 Чуть дальше я специально остановлюсь на этом моменте и постараюсь объяснить, каким образом процессы понимания совершенно естественно приобрели такой искусственный элемент, такую «кисточку». book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 51 Лекция вторая итоге акта понимания мы получаем подобную графическую структуру. Это и есть то, что мы называем «смыслом», или «структурой смысла». Теперь мы можем спросить, а является ли смысл таким же органическим объективным образованием, как сами процессы понимания, существует ли он в таком же смысле и с той же объективностью, как и процессы понимания. Не надо думать, что ответ на этот вопрос очевиден. Во всяком случае, мне придется дать весьма двойственный ответ. Если мы рассматриваем средства, оставляющие следы, как нашу искусственную экспериментальную добавку, то мы должны будем сказать, что смысл не существует объективно, во всяком случае, он не существует так, как существует понимание. Это – первый ответ. Но возможен и другой. Хотя «кисточка», оставляющая следы, является нашим искусственным экспериментальным средством, но она, тем не менее – согласно основной идее этой иллюстрации – существует объективно: она привязана нами к процессам понимания только с одной целью – чтобы сделать непродуктивные по своей природе процессы понимания продуктивными, обеспечить появление строго определенного продукта. Если вдобавок к этому мы допустим, что это дополнительное средство, делающее процессы понимания продуктивными, не создается экспериментатором – психологом, логиком или лингвистом, – а возникло в силу естественных социальных условий существования и функционирования самого понимания, то тогда наше утверждение об объективном существовании как самого этого средства, так и его продукта – структуры смысла – станет не только достаточно оправданным, но даже почти очевидным. Более того, теперь мы можем совершенно спокойно говорить об объективности существования смысла, мы можем даже указать на него – это будет система следов, оставленных процессом понимания. Поскольку в реальных условиях человеческой деятельности и коммуникации такими следами понимания (хотя и существующего вместе с мышлением) являются тексты, то мы должны будем сказать, что в этих реальных условиях именно текст является «следом» и графическим выражением понимания, что именно текст, следовательно, является формой выражения смысла, несет смысл в себе. И именно так, по-видимому, все и происходит для говорящего и мыслящего индивида: его ситуация еще не включает текст, она существует без текста или, точнее, создается им до текста (или в ходе построения последнего). Здесь текст призван лишь выразить созданный смысл. Но принципиально иной будет ситуация для индивида, 51 book1n.qxt 52 1/20/06 11:36 AM Page 52 Лекция вторая принимающего сообщение: для него текст – основной элемент ситуации, согласно которому нужно построить все другие элементы, ситуацию в целом. Но это будет первое наивно онтологическое определение – мы еще скользим по поверхности и не ухватываем сущности явлений, мы еще не отделяем наши экспериментальные – или естественно сложившиеся, но все равно побочные – средства от сущности изучаемого нами явления. Поэтому необходим следующий критический шаг: мы должны спросить себя, проявлением чего являются все эти следы, что именно они фиксируют и выражают. Самим этим вопросом мы не признаем за этими следами право существовать в качестве самостоятельной сущности, мы придаем им лишь статус явления, а сущность ищем в чем-то другом. В этом случае на вопрос, что выражают или изображают эти следы, мы должны ответить: процессы понимания, а отнюдь не самих себя, как мы это говорили раньше. Обратите внимание, что, когда мы вводили понятие смысла, указывая на эту структуру следов, мы отождествляли явления с сущностью, графическую структуру, взятую в ее изобразительной функции, с тем, что в ней изображалось: по сути дела, мы удваивали явление, придавая следам, или изображению, двойное существование – один раз в виде следов чего-то, а другой раз в виде того, пока чисто гипотетического, следами чего эта графическая структура является. Наоборот, когда мы рассматриваем статическую структуру только как изображение и ищем еще нечто, что в ней изображается и что устроено иначе, нежели это показывает само структурное изображение, тогда мы разделяем и противопоставляем друг другу явление и сущность. Но условием осуществления этого, как я уже неоднократно говорил, является использование приема двойного знания; можно было бы даже сказать, что всегда, когда мы пользуемся категорией «сущность – явление», мы явно или неявно используем прием двойного знания. Только на его основе, проинтерпретировав статическое структурное изображение как смысл или изображение смысла, я могу затем сказать, что никакой статической структуры такого типа, какая изображена на схеме, в реальности понимания и мышления нет и не может быть, а есть только процессы понимания, которые мы неадекватно изображаем в виде статической структуры смысла. Но тогда следует обратный ход – и все это суть классические образцы диалектики: а почему же мы тогда пользуемся этим стати- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 53 Лекция вторая ческим изображением, и не только пользуемся, но даже приписываем ему особое реальное существование, вводим такую сущность, как «смысл». И тогда мы опять вынуждены отвечать двойственно: один раз мы утверждаем, что смысла в реальности нет, что это только наша искусственная конструкция и фикция, а другой раз мы говорим, что поскольку у нас есть такое изображение и, следовательно, мы создаем такого рода действительность, а затем начинаем с ней работать как с реальностью, и реализуем эту действительность в практической деятельности, постольку смысл на самом деле есть, реально существует. При вульгарно-натуралистическом подходе может казаться, что смысл, в силу всего этого, только наша выдумка, порожденная нашим воображением, но это будет действительно вульгарный подход, потому что подлинная суть дела не в том, выдумка это или нет, а в том, какая это выдумка и как мы с ней работаем. Любой и всякий идеальный объект есть наша выдумка, но мы делаем ее действительной и реальной благодаря механизмам деятельности, а потом оказывается, что все эти «выдумки» живут не только по законам деятельности и «второй природы», но и по законам «первой» природы. Вся современная наука построена на том, что мы «выдумываем» некоторую действительность и определенные объекты для наших знаний и понятий – при этом в одних случаях делаем их изоморфными нашим изображениям, а в других случаях – неизоморфными, отличающимися в каком-то отношении, – а потом реализуем эти выдумки в материале (в том числе – в материале природы) и таким образом порождаем «объекты». Итак, подлинный методологический и эпистемологический подходы к проблеме будут заключаться не в том, чтобы спрашивать, существует или не существует смысл реально (хотя очень важно отметить различие уровней существования процессов понимания и структуры смысла), а в том, чтобы показать, каким образом созидается смысл: сначала как чистое изображение, потом как действительность, подразумеваемая за этим изображением, еще дальше как теоретически оестествленный объект и, наконец, как реализованный в вещественном и знаковом материале предмет практики. Поскольку сейчас нам важно зафиксировать и специально выделить первый этап всего этого процесса, я говорю, что, по сути дела, это – само структурное изображение, взятое в автонимной функции, т.е. как изображение самого себя. Но если бы мы ограничились только этим первым шагом, то мы не поняли бы суще- 53 book1n.qxt 54 1/20/06 11:36 AM Page 54 Лекция вторая ства того, что здесь происходит; поэтому я должен еще добавить, что как научное, так и методологическое мышление рассматривают все принципиально иным образом: они подразумевают за этим изображением самостоятельный и независимо существующий объект (неважно сейчас – естественно существующий или созданный человеческой деятельностью). Когда это независимо сущее, этот «объект», рассматривается как в точности подобный изображению, – то это весьма плоская и примитивная трактовка, мало интересная для познания, хотя, повторяю, она точно так же необходима для мышления; самое интересное начинается тогда, когда мы утверждаем неадекватность или несоответствие между объектом и изображением, когда мы сознательно вводим и рассматриваем отношения замещения, подобные тем, которые существуют, скажем, в числе – между количеством и порядком, – и на базе этого отношения мы создаем подлинное разветвленное понятие и представление о понятии, учитывающее различие между формой и содержанием. В этом плане непродуктивно и неинтересно просто настаивать на том, что «смысл» есть только фикция; «смысл» есть понятие со всеми вытекающими отсюда следствиями, а это значит, что он имеет как формальную онтологию, соответствующую характеру изображения, так еще и многочисленные линии, или направления, развертывания представлений, охватывающие и другие виды действительности и реальности, связанные с первой онтологией отношениями замещения, – адекватного и неадекватного, одностороннего и многостороннего, абстрактного и конкретного и т.д., и т.п. Точно так же было бы наивным ригоризмом утверждать здесь единственность представления, соответствующего структурному изображению. Наоборот, современное методологическое мышление исходит из принципа множественности действительностей и объектов, соответствующих этому изображению. И задача подлинного разумного мышления состоит в том, чтобы ухватить и осознать эту множественность. § 8. Конечно, вы могли бы поставить здесь вопрос о приемах и механизмах моего рассуждения. Тогда мне пришлось бы рисовать здесь перед вами столь сложную картину, в которой одновременно и параллельно фигурировали бы мои исходные объектно-онтологические представления – в данном случае это схемы акта комму- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 55 Лекция вторая никации и схемы деятельности, – мои эпистемологические представления, позволяющие мне говорить о разнообразии знаний, о сложности и типичных структурах понятий, мои методологические представления, в частности те, которые позволяют мне пользоваться приемом двойного знания и т.п., – и все это нужно было бы еще особым образом объединять в контексте моего мыслительного движения. Но это все были бы вопросы, выводящие нас в сферу методологии моей работы и не имеющие уже прямого и непосредственного отношения к теме нашего обсуждения. Есть единственный пункт из всего этого круга вопросов, который я хочу здесь рассмотреть, поскольку заданные мне вопросы уже подняли его. Если вы помните, я начал свой анализ с того, что задал схему акта коммуникации и сказал, что она будет использоваться мною в функции онтологической схемы, или картины того объекта, на котором я буду работать в первую очередь как теоретик; это не значит, что я отказался от методологической работы, но это означает, что основная и решающая роль в моей работе будет принадлежать именно теоретической позиции. Теперь вы спрашиваете меня, в какой именно позиции я нахожусь, когда провожу свое рассуждение и делаю все свои утверждения. Это, конечно, очень важный и интересный вопрос, но нужно понимать, что я не могу на него отвечать, оставаясь в той позиции, которую я выше охарактеризовал, и сохраняя ее основные установки. Ибо анализ возможных здесь разнообразных позиций и описание той деятельностной кооперации, которая здесь возможна или актуально осуществляется, предполагает выход в сугубо методологическую позицию и смену предмета анализа; в этом случае нам нужно будет говорить уже не о смысле и содержании, понимании и мышлении, а о деятельностях, которые позволяют нам фиксировать все эти процессы и явления в понятиях; наверное, нужно отметить дополнительно и то, что разговор в таком случае будет идти и не о самих понятиях смысла и содержания, а именно о деятельности. Несмотря на то, что в своем теоретическом анализе я применяю очень сложный критический прием и при этом использую средства, специфические для самых разных позиций, тем не менее, все они увязаны на той основной плоскости представлений объекта изучения, которая характерна для данного теоретического анализа. Самое главное – это то, что для этой позиции существует единый и целостный объект. Если же мы, напротив, встанем в позицию современной, т.е. неклассической, методологии, то должны будем сказать, что еди- 55 book1n.qxt 56 1/20/06 11:36 AM Page 56 Лекция вторая ного и целостного объекта вообще нет и не может быть, а есть только кооперации людей, и каждая позиция внутри этой кооперации создает свое особое представление об объекте; требования самой кооперации, взаимосвязей и взаимодействия позиций заставляют создавать единую онтологию и единое представление такого объекта, на котором все кооперанты могли бы объединиться, относя к нему все свои частные представления. С этой, неклассической точки зрения все мои утверждения о существовании и несуществовании смысла приобретают новое освещение и новый смысл. Ведь если мы пользуемся схемами кооперации, то обязаны каждый раз, когда говорим о «существовании», выяснять, для какой позиции, и не можем говорить об абсолютном и объективном существовании. Тогда все мои утверждения о существовании смысла вы можете и должны проинтерпретировать как определенную частную точку зрения, как утверждения, справедливые лишь для определенной частной позиции. И это все будет верно. Но вы должны вместе с тем понимать, что уже вышли за пределы тех рамок, которые я задал своим движением; для моей позиции существует абсолютный и истинный объект: это тот самый объект, который задан моей исходной онтологической схемой, и там, на нем, должны существовать как смысл, так и процессы понимания, но они вместе с тем не могут существовать на одном уровне и единообразным способом. Короче говоря, вы должны все время иметь в виду и помнить, что научное теоретическое мышление снимает различие мест кооперации, и в этом его суть. Конечно, все это – очень интересные и очень сложные вопросы, которые нам еще неоднократно придется обсуждать, но, естественно, в другом контексте. В частности, нам придется тогда обсуждать вопрос: почему и в каких границах неклассическая методология отрицает мышление (во всяком случае, классическое мышление) со всеми характерными для него средствами и методами – и другой вопрос: в каких границах и как новое методологическое мышление ассимилирует и снимает схемы позиций и связанное с ними отрицание объектности? Особенно интересен здесь вопрос о личной персонифицированной позиции; ведь мы обычно говорим: я представляю себе дело таким образом, я так мыслю, я так оцениваю те или иные утверждения, – и при этом никогда не следует разъяснений, кем же является это «я», в роли кого оно выступает. Конечно, верно, что сами схемы кооперации с их сложнейшей типологией мест book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 57 Лекция вторая возникли и создаются для того, чтобы каким-то образом организовать и объединить все эти разнообразные личностные позиции. Но было бы наивно думать, что любое и всякое «я» совпадает с какими-то местами из этой типологии и может быть с ними непосредственно идентифицировано. Наоборот, достаточно ясно, что всякое реальное «я» представляет собой агломерацию или систему сразу многих позиций; в зависимости от того, как объединены средства каждой нормативно необходимой позиции с другими, то или иное «я» будет правильным и мыслящим или же, наоборот, неправильным и немыслящим, но это все уже последующие вопросы, требующие специального анализа. Теперь, после всего, что я сказал, вы, конечно, можете ставить вопрос, какие именно позиции я соединяю, когда рассуждаю, и как я их соединяю. Но все это, повторяю, будут вопросы, выводящие меня за пределы той действительности и того мышления, которые я сейчас осуществляю. § 9. Наверное, здесь еще нужно и важно различать два плана рассуждения: один будет определен ориентацией на понятия смысла и содержания, другой – ориентацией на сами смыслы и содержания. В чем состоят детали различия этих двух подходов, мне пока не совсем ясно, и когда-нибудь, при случае, нам нужно будет это обсудить. Точно так же очень интересен вопрос о том, как мы соединяем в мышлении движение по онтологическим картинам объектов с осознанием и описание средств и процедур нашего движения. Ведь многие недоразумения по поводу моих рассуждений связаны именно с тем, что я постоянно включаю в ход моих рассуждений описания средств и приемов самого рассуждения. Чтобы понимать и четко осознавать подобные неоднородные структуры мышления, надо знать законы и правила, по которым соединяются между собой разнородные части наших мыслительных процессов. Но все это, опять-таки, – тема специальных обсуждений. § 10. Здесь прозвучал также очень интересный вопрос, почему я сеть из черточек-связей называю структурой. Здесь много разных аспектов, подробный анализ которых занял бы очень много времени; мы неоднократно обсуждали этот вопрос на своих семинарах, в частности, у нас была специальная дискуссия по теме «Графические средства системно-структурного исследования»; кроме 57 book1n.qxt 58 1/20/06 11:36 AM Page 58 Лекция вторая того, у меня была специальная работа о знаковых средствах, используемых в системно-структурной методологии, которая вошла в книгу «Методологические проблемы дизайна», подготовленную мною совместно с О.Генисаретским в 1966 г.12. Сейчас я могу сказать лишь несколько самых общих вещей. Во-первых, принято понимать и интерпретировать подобные графические изображения, с одной стороны, как изображения структур в системах, а с другой – как изображения процессов; но сейчас я выделяю в основном первый способ понимания и интерпретации. Во-вторых, вы должны иметь в виду, что всякое знаковое изображение как бы «зажимается» двумя плоскостями отнесений и обозначений: «внизу» лежат те объекты, на которые накладываются изображения, а «вверху» лежат так называемые категории, которые определяют способы мыслимости этих изображений, их отнесение к объектам и их преобразования в процессах мышления. Когда я говорю, что сеть черточек-связей, нарисованная на схеме акта коммуникации, является структурой, то я имею в виду прежде всего эти категориальные характеристики. Другими словами, сказав, что это графическое изображение есть структура, я наделяю его определенными логическими свойствами, и именно эти свойства определяют функционирование этих изображений в мышлении. После всех этих дополнительных методологических замечаний, поясняющих приемы и общие механизмы моей работы, я делаю следующий шаг в развитии темы и сразу же предупреждаю вас, что на него нужно обратить внимание, ибо он является крайне важным. § 11. Я не случайно назвал совокупность черточек-связей на схеме структурой, а не системой. Как вы помните, мы называем системным лишь такое представление объекта, когда он изображен последовательно в четырех категориальных слоях: 1) как совокупность процессов, 2) как функциональная структура, 3) как организованность материала и 4) как морфология, которая, в свою очередь, развертывается по названным выше четырем слоям. Всякая 12 [Дизайн и его наука: «художественное конструирование» – сегодня, а что дальше? Научный отчет по теме 0047(1). ВНИИТЭ. КГНТ // Теоретические и методологические исследования в дизайне. Избранные материалы. Ч. I. Труды ВНИИТЭ. Техн. эстетика. Вып. 61. М., 1990; см. также Г.П Щедровицкий. Избранные труды. М., 1995; Теория дизайна. М., 2004]. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 59 Лекция вторая реальная система существует (если говорить о научно-эмпирическом или практическом существовании) только как соединение всех этих четырех существований. Реальные системы немыслимы без какого-либо из этих слоев, и никакой слой не образует еще системы в точном смысле этого слова, в частности, не может быть системы, которая состояла бы только из процессов или структур без материала, и точно так же нет и не может быть системы, которая состояла бы только из материала и не имела бы процессов и соответствующей им функциональной структуры. Но если мы возьмем наше структурное изображение, проинтерпретированное на процессы понимания, то мы без труда заметим, что оно не имеет непосредственно соответствующего ему материала; собственного говоря, в самой нашей интерпретации этого структурного изображения как процессов понимания и только как процессов понимания и был уже фактически зафиксирован тот момент, что эта структура не имеет непосредственно соответствующей ей материальной организованности; в противном случае, мне не нужно было бы настаивать на процессуальной характеристике, а я приводил бы вместо этого тот материал и те материальные организованности, которые соответствуют структурным изображениям; мне не нужно было бы так много раз повторять, что смысла «на деле» не существует, а есть только процессы понимания13, я должен был бы говорить прямо противоположное – что смысл как таковой существует, что он существует вне и помимо процессов, что он существует на определенном материале, этот материал организован и может быть взят нами подобно тому, как мы берем какую-то вещь. Вот что я должен был бы говорить, если бы структура на наших изображениях акта коммуникации соответствовала бы не только процессам, но и какому-то материалу. Именно поэтому я и говорю сейчас, что смысл представляет собой только структуру, но не является системой, а следовательно, с системной точки зрения, не является и не может быть целостным объектом. Из этого же следует, что если мы хотим превратить рассматриваемые нами явления в целостный системный предмет изучения и задать в нем целостный системный объект, то мы не можем ограничиваться одним 13 Таким образом, получается, что процессы могут существовать отдельно и независимо от системы. И это действительно так, но только сами эти процессы остаются при этом неорганизованными и именно в этом своем качестве должны рассматриваться. 59 book1n.qxt 60 1/20/06 11:36 AM Page 60 Лекция вторая лишь смыслом, а должны дополнять его какими-то другими образованиями, мы должны искать для структуры смысла соответствующий ей материал и организованности этого материала, но мы пока не знаем, будут ли все эти дополнения принадлежать смыслу или же они будут лежать вне его – в рамках того целого, частичным системным компонентом которого является сам смысл. Но в этом поиске мы должны исходить из того результата, который у нас уже получился: структура смысла не имеет непосредственно соответствующего ей материала, она не может быть спроецирована на соответствующие ей организованности. Конечно, можно искать причину и источник этих особенностей смысла в особом устройстве и механизмах работы сознания. Но я думаю, что это была бы слишком узкая постановка вопроса, ибо мы имеем целый ряд явлений, системы которых устроены точно так же, как системы, порождающие смысл и объемлющие его. Любая машина, производящая какую-то работу вне себя, скажем, радиоприемник или радиопередатчик, обычная лампочка, излучающая свет, громкоговоритель и т.п. – все они имеют подобное же системное устройство. Поэтому, наверное, мы должны решать эту проблему иначе: мы должны ввести новое расширенное понятие о системах, признать существование такого класса систем, в которых структура лежит как бы вне материала, принадлежащего системе, мы должны найти логические схемы и правила, которые позволят нам исследовать и описывать эти системы, выяснять отношения между составляющими их процессами, функциональными структурами и организованностями захватываемого ими материала. Нетрудно придумать простые примеры подобных систем. Тот выдуманный мною в ходе изложения прибор, который посылал луч света, обегавший разные элементы ситуации, представляет собой достаточно яркий и наглядный образец. Когда мы исследуем и стараемся описать принципы работы этого устройства, процессы его функционирования, само движение луча света, то мы должны апеллировать, с одной стороны, к структуре и организации самого этого прибора, с другой – к тем объектам, которые он как бы «ощупывает» своим движением, но нам совершенно не нужно ставить вопрос о наполнении пространства, в котором все это происходит, о том эфире, в котором движется луч света, и представлять его как материал и организованность материала, соответствующие рассматриваемому процессу. В крайнем случае, ес- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 61 Лекция вторая ли мы и захотим описать этот эфир, – то лишь в функции дополнительного или фонового материала. Ошибка многих научных направлений состояла, на мой взгляд, в том, что они все сводили к системам, в которых функциональные структуры как бы непосредственно накладывались на материал и «отпечатывали» в нем организованности, соответствующие этим функциональным структурам. Все эти направления не поднимались до того, чтобы представить себе систему другого типа. И точно так же не могли представить себе, что смысл является функциональной структурой, порождаемой процессами такого устройства, которое, имея свой собственный материал и определенную организацию его, привязывает процесс к себе, а не к тому материалу, на котором сам этот процесс распространяется. Конечно, я здесь сильно огрубляю всю ситуацию и реальное положение дел, но без такого огрубления мы не поймем сути происходящих процессов и не выделим принципы организации здесь системы. Но все, что я только что сказал, отнюдь не означает, что та система, в которую мы включаем структуру смысла, не имеет материала и что сама структура смысла никак не связана с материалом. Поскольку мы ставим вопрос о системном представлении рассматриваемого нами объекта, мы обязаны найти для этой системы материал. И мы его находим. Но он лежит как бы перпендикулярно по отношению к этой функциональной структуре, отдельные связи и отношения этой структуры как бы упираются в материал и своими «концами» вырисовывают в этом материале определенные организованности. Один вид такого материала составляют звуки, движения или графика письменного текста, и на этом материале структуры смысла выписывают или вырисовывают соответствующие им организованности. Другой вид материала составляют объектно-операциональные элементы ситуации. Третий вид такого материала составляют нормы, фиксируемые в культуре, соответственно которым строятся смысловые структуры. Четвертый вид такого материала – это само сознание с «плывущими» в нем значениями и знаниями. Есть, наверное, еще целый ряд других материалов и организованностей, охватываемых структурами смысла, но я не буду сейчас искать и называть их здесь, ибо мне важна только общая идея строения подобных систем, идея «перпендикулярности» функциональной структуры относительно создаваемых ею организованностей материала. Важно подчеркнуть, что все эти виды материала и их организованности лежат вне структуры смысла как таковой; они лишь 61 book1n.qxt 62 1/20/06 11:36 AM Page 62 Лекция вторая захватываются ею и организуются в элементы единой системы. И обратно, структура смысла, захватывающая и объединяющая их в рамках одной системы, является для них самих чем-то внешним, лишь накладывающимся на них. И если мы обратимся к нашим непосредственным интуитивным представлениям о понимании, то мы без труда обнаружим ту двойственность, о которой я сейчас говорю. С одной стороны, понимание текста, как и понимание ситуации, описываемой и выражаемой в тексте, привносится и накладывается на все эти элементы как нечто внешнее, не вытекающее непосредственно из их природы. Но вместе с тем, мы не можем охарактеризовать самого понимания, не указывая на все эти элементы, не включая характеристики этих элементов в характеристики самого понимания. Мы ничего не можем сказать о понимании и его структуре, не перечисляя того, что′ понимается и как понимается. Нередко, когда принимают сформулированный мною только что тезис в принципе, когда в соответствии с ним трактуют существование и организацию текста и объективно-операциональных элементов ситуации, то, бывает, при этом делают исключение для сознания. Считают и утверждают, что смысл или структуры смысла, создаваемые пониманием, а следовательно, и сознанием, существуют в силу этого в самом сознании, как бы отпечатаны на его материале. Сознание при таком подходе рассматривается как вместилище для смыслов. Эту тему детальнейшим образом обсуждал Фихте и, как мне кажется, убедительно показал, что и для сознания не нужно делать никаких исключений: оно целиком и полностью подпадает под нарисованную мною схему в качестве одной из организованностей материала. В этом плане мы должны говорить, что сознание не порождает смысл – вообще нет ничего, что в таком плане порождало бы его, – а является лишь одним из материальных условий смысла, что оно обеспечивает его, как и всякий другой материал, организуется им, отражает его. Поэтому если мы хотим изобразить систему смысла на схеме – обратите внимание: именно систему, а не структуру смысла, – то мы должны, во-первых, изобразить несколько независимых друг от друга «сгустков», или «телосов», материала, а перпендикулярно к ним – структуру: она как бы упирается в этот материал и захватывает его своею структурой; сама по себе структура смысла не имеет параллельного ей материала, она не погружается в этот материал, но зато она «опёрта» на тот или иной захваченный ею материал и создает в book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 63 Лекция вторая нем определенные организованности. Если искать наглядный образ для интерпретации и истолкования этой схемы, то можно представить себе совокупность зеркал, каждое из которых отражает в себе все то, что представлено в других зеркалах; отличие рассматриваемой нами системы от системы зеркал состоит лишь в том, что зеркала отражают что-то вне них, а материальные организованности, захваченные структурой смысла, получают фиксированную организацию, которая остается на них и после того, как сама структура смысла исчезает или «уходит». Несмотря на то, что все указанные организованности материала создаются структурой смысла и благодаря ей, они не являются такой организацией, которая непосредственно и зеркально отражает саму структуру смысла; наоборот, структура смысла будет иметь здесь одну «конфигурацию», а все организованности материала – другую «конфигурацию», определяемую структурой смысла, но не похожую на нее. Между ними, следовательно, существует отношение обусловливания, но не отношение отражения. То, что представляет собой смысловую организацию текста, обусловлено структурой смысла, существующей вне материала самого текста, а поэтому можно сказать – чем-то внешним относительно самого этого текста (если, конечно, мы не включаем в «текст» его смысловую организацию). Но то, что представляет собой смысловую организацию ситуации, точно так же обусловлено структурой смысла, но оно не отражает структуры смысла и требует для своего описания иной «конфигурации», нежели та «конфигурация», с помощью которой мы изображаем и фиксируем саму структуру смысла. Таким образом, чтобы представить смысл как систему (а не только как структуру), мы должны будем описать, с одной стороны, все (или значительную часть) организованностей материала, захваченных структурой смысла, а также саму структуру смысла, лежащую как бы поверх этих организованностей материала и «перпендикулярно» им. Здесь очень важно и принципиально, что структура смысла накладывается на весь этот материал извне, что она не принадлежит «природе» этого материала и не может быть из нее выведена; именно в этом проявляется искусственная (деятельностная) природа структур и систем смысла, не допускающая традиционного натуралистического подхода и объяснения. Это соображение точно так же определяет возможные направления наших генетических исследований: ни один вид материала, охваченного структурами смысла, не мог породить сами 63 book1n.qxt 64 1/20/06 11:36 AM Page 64 Лекция вторая структуры смысла, а поэтому неправильно и бесцельно сводить структуры и системы смысла к тем или иным организованностям материала; наоборот, сами организованности материала могут и должны быть генетически объяснены структурами смысла – тем, что они появились, захватили этот материал и определенным образом его организовали. Конечно, мы можем говорить, что причиной появления подобных структур смысла является случайное совпадение, констелляция всех этих материальных образований. Мы можем говорить, что структура смысла появляется из их совпадения и взаимодействия – и это во многом верный тезис, который можно использовать в методологическом плане. Но бесспорно также, что это не генетический план анализа, ибо надо предполагать уже существующей ту «машину», или ту организмическую систему, которая способна производить структуру смысла, исходя из случайной констелляции материальных предметов и на основе этой констелляции. Предполагая существование такой машины, мы можем затем выводить развитие смыслов на базе случайных констелляций материала, но это будет уже не собственно генетическое исследование. Именно поэтому И.Г.Фихте пришлось жестко разделить проблемы объяснения развития и проблемы объяснения происхождения (возникновения) духовных явлений; но все эти моменты, как вы помните, мы обсуждали в прошлом году, и я сейчас не буду к ним возвращаться; мне важен здесь только один формальный момент, касающийся самого представления системы смысла: мы должны описывать отдельно структуру смысла и отдельно порождаемые ею организованности материала, ибо последние имеют иную конфигурацию, нежели структуры смысла, и лежат к ней как бы перпендикулярно <…> Поэтому здесь еще нужно специально рассматривать и анализировать отношения, существующие между структурой и организованностями материала. Эти отношения соответствуют реальным механизмам обусловливания, осуществляющимся в деятельности, но формальная и категориальная природа этих отношений еще должна быть описана. Здесь, следовательно, существуют как связи – они соответствуют механизмам обусловливания, – так и отношения, которые мы должны представить формально в качестве основания для суждений о характере организованностей, если мы знаем, какова структура, если мы знаем, каковы организованности. Итак, смысл как система (или, если хотите, понимание как система и мышление как система) не могут быть представлены по ана- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 65 Лекция вторая логии с натуральными системами. Здесь в анализе мы должны учитывать «перпендикулярность» структуры и организованностей материала, и если мы этого не будем делать, то мы ничего не поймем в предметах и объектах этого круга. Другими словами, мы имеем здесь системы совершенно особого типа. Было бы неверно использовать созданный мною образ зеркал в буквальном смысле. Более того, именно образ зеркала привел к тому, что в течение многих сотен лет исследователям не удавалось сформулировать основной и решающий принцип: когда мы рассматриваем природу и происхождение различных организованностей материала, входящих в подобные системы, мы должны исходить не из других организованностей, которые «отражаются» в этой организованности, которые отпечатываются или запечатлеваются в ней – именно на такой способ рассуждения наталкивает нас образ зеркала, – а из структуры смысла, которая порождает и создает все эти организованности. Но эта структура смысла есть процессы деятельности, а не вещь, отражающаяся в организованности материала. Эта структура смысла (т.е. деятельность особого рода) не отражается в этих организованностях, а порождает и создает организованности материала в соответствии с весьма сложными механизмами. Другой причиной заблуждений была натуралистическая традиция, искавшая материальную подкладку для этой структуры (или процессов деятельности). Поэтому я утверждаю – и не случайно в этом моем утверждении много пафоса, – что новую науку о мышлении и понимании отделяет от старой науки принятие тезиса: в мышлении и в других «деятельностях» сознания существуют такие структуры, которые не имеют никаких организованностей материала, на которых бы эти структуры покоились и из которых они происходили бы или вытекали бы. Все эти структуры осуществляются и существуют вне «подкладки» из материала. Если вы хотите аналогий, то я в качестве таковой привел бы галилеевский закон инерции. Новую физику, созданную Галилеем, отделяло от старой физики Аристотеля принятие совершенно мистического, эмпирически не подтвержденного и разрывавшего со всей привычной традицией закона инерции. Сейчас мы привыкли к нему и считаем чем-то само собой разумеющимся; мы, как правило, не задумываемся над тем, насколько он оправдан и насколько очевиден. На деле он ничуть не очевиден и нисколько не оправдан. Это был очень смелый и очень рискованный принцип. Но его нужно было принять, чтобы начать строить новую физику и чтобы 65 book1n.qxt 66 1/20/06 11:36 AM Page 66 Лекция вторая пользоваться данными этой новой физики. Поэтому я говорю, что именно закон инерции, мистический и неправдоподобный, отделяет новую науку физику от старой. И точно так же новую науку о мышлении и понимании отделяет от старой науки – я не обсуждаю сейчас, кто именно из мыслителей прошлого и настоящего принадлежит к новой науке, а кто к старой, – принцип, что структуры смысла существуют сами по себе, вне какой-либо «подкладки» из материала, и что эти структуры порождают сложные системы, в которых материал и организованности материала лежат перпендикулярно к самой структуре. В этом отличие систем понимания и систем мышления, а в более общей форме – систем деятельности, от натуральных природных систем. Кинетическая структура понимания, или, что то же самое, смысла, является некой изначальной сущностью: она связывает и соотносит материальные элементы текста с материальными и операциональными элементами ситуации, и она, эта структура, есть «причина всех причин» в области понимания и мышления. Как кинетика она существует сама по себе и в себе, и она определяет все остальное в «системах смысла». Это – основной постулат теории смысла. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM ã екция Page 67 третья 26 сентября 1972 года Резюме содержания предшествующей лекции Прошлый раз, как вы помните, я старался определить специфическую природу смысла. Если вы следили за моими рассуждениями с известной долей критицизма, то могли заметить, что я дал два разных, а по сути дела – даже противоположных определения. С одной стороны, я определил смысл как совокупность отнесений, сопоставлений, а соответственно этому – связей, объединяющих ряд разнородных организованностей материала. Я говорил, что эти организованности материала лежат «перпендикулярно» к структуре смысла, и в этом плане структура смысла является весьма необычной – она «паразитирует» на организованностях материала. Во всех этих характеристиках смысл или структура смысла получали объективную интерпретацию, задавались как нечто существующее само по себе и для себя. С другой стороны, я параллельно задавал другое определение смысла, утверждая, что смысл есть выдумка самого исследователя, фикция, создаваемая им в процессе исследования и для целей исследования. В этом плане я подчеркивал, что природа и характер смысла являются по сути дела функцией от тех средств, которые использует исследователь, точнее можно сказать – функцией ограниченности и недостаточности его средств. Я подчеркивал, что понимание представляет собой процессы, кинетику, но поскольку у нас нет средств для адекватного «схватывания» и изображения кинетики, постольку мы вынуждены представлять эти процессы в качестве некоторых статических образований, в виде определенной конфигурации линий, долженствующих изобразить и представить совокупность отношений и связей между материальными организованностями, охваченными процессом понимания. Это означало – и постоянно подчеркивалось, – что конфигурация линий выражает отношения и связи. book1n.qxt 68 1/20/06 11:36 AM Page 68 Лекция третья Чтобы пояснить, каким образом исследователь приходит к такому изображению, я пользовался представлением «о кисточке с краской, как бы прикрепленной» к процессу понимания, говорил о том, что эта «кисточка» оставляет следы и таким образом получается графическая конфигурация. А в результате исследователь получает – причем в прямом физическом смысле – статическую конфигурацию, принципиально отличающуюся от кинетики самого понимания. Эти два противоположных определения смысла были нужны мне для того, чтобы передать специфические особенности смысла. Но даже тех, кто получил хорошую школу методологического мышления, такое соединение двух разных и противоположных определений смысла должно побудить поставить вопрос: а как же существует смысл? Когда я говорил, что смысл, представленный в такого рода структурной графике, существует «перпендикулярно» к материальным организованностям, меня обычно спрашивали: а как же он может существовать «перпендикулярно», на какой материи и в каком пространстве задано его существование, или, может быть, это выражение надо понимать так, что он существует «нигде»? Это совершенно естественный вопрос. Но ведь нужно помнить, что мы имеем дело, во-первых, с определенным процессом, а во-вторых, с определенной работой, производимой человеком (или машиной), а по отношению к таким образованиям, как работа человека (или машины), этот вопрос уже неправомерен. Работа осуществляется человеком (или машиной), но вряд ли оправданно спрашивать, где она существует. По сути дела, выражение «работа» должно рассматриваться как особое категориальное определение: работа существует иначе, нежели вещи, и иначе, нежели процессы, изменяющие некоторый материал14. Другое дело, что, исследуя работу (или деятельность), мы сводим ее к процессам (чего-то), или, точнее, пытаемся некоторые аспекты и планы ее представить как процессы. Мы это обычно делаем. Но из этого не следует, что работа или деятельность могут быть адекватно представлены в виде процессов, развертывающихся на определенном материале. Таким образом, мы имеем здесь дело с двумя группами проблем. С одной стороны, мы должны представить процессы в стати14 По сути дела, процесс – это некоторый изменяющийся параметр. И этого нельзя забывать. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 69 Лекция третья ческих структурах и работать с ними как со статическими структурами, с другой стороны, мы должны представить работу или деятельность в виде процессов. В этом контексте перед нами по-новому предстает понятие пространства. Ясно, что оно создается для того, чтобы мы могли описать и охарактеризовать процессы. И мы это достаточно хорошо умеем делать, скажем, задавая декартову или какую-нибудь иную систему координат. Нередко мы чертим систему координат, а затем «внутри нее» – некоторую кривую, изображающую процесс. И мы говорим потом, глядя на это изображение, что этот процесс (или движение) происходит в пространстве. Наоборот, то, что мы называем «пространством», есть особая форма, особый прием – причем весьма искусственный – изображения процессов или движений. Реально-то ведь объект существует вне нашего изображения, в том числе и процесс как объект (если можно так говорить), а кроме того, есть еще особая форма схватывания и изображения этого объекта, которую мы создаем и употребляем в своей деятельности. Так обстоит дело реально. Но ведь мы говорим, что есть пространство, что процессы или движения происходят в пространстве, одним словом – все, что у нас изображено и представлено, мы формально онтологизируем, как бы выносим вовне и придаем ему как бы самостоятельное существование. Более того, только это и имеет подлинное существование для нас, ибо это мы знаем, а то, что является объектом и существует «на самом деле», остается нам неизвестным. Поэтому бессмысленно полагать, что существует только неизвестное нам, а все, что мы знаем, не является существующим в подлинном смысле этого слова. Выход из этого положения, казалось бы, состоял в том, чтобы разделить объективную реальность и «действительность». Поскольку изображения всегда нечто замещают или представляют (а кроме того, имеют смысл), то действительность будет задаваться не самими по себе знаковыми средствами или изображениями, а их употреблениями, в частности – в отношениях замещения. Поэтому мы можем сказать и говорим, что действительность задается деятельностью со знаковыми средствами. Поскольку деятельность может быть и бывает разной (в частности, в разных позициях), мы вынуждены были отнести «действительность» к разным профессиональным традициям и, соответственно этому, к разным «местам» в системе кооперированной деятельности. Этим самым существо- 69 book1n.qxt 70 1/20/06 11:36 AM Page 70 Лекция третья вание было расчленено соответственно разным позициям и разным видам деятельности. В применении к смыслу это означает, что мы можем и должны спросить, в какой именно позиции и в какой деятельности появляется и начинает существовать смысл как особая действительность. Здесь я, конечно, должен согласиться с теми замечаниями, которые были сделаны на прошлой лекции, что смысл может существовать и существует только в действительности исследователя, причем отнюдь не всякого, а того, который «вводит кисточку с краской», т.е. создает и использует определенные графические изображения смысла. Но такая трактовка положения дел схватывает только одну сторону. После того, как графическое изображение смысла создано, после того, как употребление этих изображений в процессах замещения, конструктивного развертывания и т.п. выявлено, проанализировано и описано, закреплено в определенных логических нормах и способах мышления и деятельности, сами эти графические изображения вместе с соответствующей им деятельностью (а значит – и вместе с их содержанием и смыслом) могут передаваться и передаются из одной деятельности в другую, от одной позиции к другой позиции и, следовательно, выступают как постоянные инвариантные блоки в действительности разных позиций. В этом случае мы уже не можем столь непосредственно и накрепко связывать существование с происхождением, мы вынуждены будем различить эти два момента. Хотя смысл как особая действительная сущность создается в определенной исследовательской позиции, существовать и употребляться она может в самых разных позициях, если произошло заимствование ее этими позициями. Мне представляется, что в том и состоит функция и назначение понятия, чтобы создавать подобные инвариантные структуры, переходящие из одной позиции в другие, из одной деятельности в другие деятельности и, соответственно, из одной действительности в другие действительности. Переходя из исследовательских позиций, в которых они создаются, в другие позиции, подобные понятия перестраивают деятельность, а вместе с тем и действительность других позиций. Иными словами, если смысл не только появился, но и оформлен в виде понятия, то он становится самодовлеющим фрагментом действительности, влияющим на деятельность, и book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 71 Лекция третья как таковой он живет и циркулирует в деятельности как некоторый стандартный инвариант, а это значит, что он существует уже независимо от тех или иных позиций, сам по себе. В этом плане я уже не могу принять тезис, что смысл существует только в позиции исследователя. Наоборот, я должен буду говорить и говорю, что он просто существует или же что он существует во всех позициях. Но все эти рассуждения о самостоятельном существовании смысла независимо от позиций и во всех позициях не должны закрывать от нас того факта, что в исходе «объективным» была и остается только кинетика понимания. Именно ее мы хотели «ухватить» и описать, и только для этого создали такую штуку, как смысл. Поэтому, если мы будем спрашивать, чем определяется та или иная структура смысла, то должны будем отвечать, что она определяется той или иной констелляцией (стечением) тех или иных организованностей материала, необходимостью охватить и связать их всех в одной структуре. Это будет одна детерминанта структуры смысла. Другой детерминантой будет «машина», осуществляющая работу понимания, и устойчивость ее функционирования. Здесь вступает в игру принцип, затрагивающий специфические особенности «работы» или деятельности. Поскольку понимание есть особая работа «машины», называемой «человек», постольку и особенности понимания как процесса определяются устройством этой «машины». Отношение между процессом и машиной здесь точно такое же, как и в радиоприемнике: ведь то, что мы можем слушать музыку и речь, предопределено устройством радиоприемника. Подобно тому, как мы не можем спрашивать, где существует работа радиоприемника (ибо она им осуществляется), точно так же мы не можем спрашивать, где существует работа понимания, осуществляемая человеком. Именно в этом пункте с особенной отчетливостью проявляется двойственность характеристик всякой работы вообще и работы понимания в частности. С одной стороны, она определяется устройством машины, а с другой – тем, на что она направлена, теми организованностями материала, которые ею охватываются или должны быть охвачены. Когда мы спрашиваем, чем же определен смысл или структура смысла, то мы должны указать как на одно, так и на другое, а если мы будем указывать только на что-то одно, то мы неизбежно ошибемся. 71 book1n.qxt 72 1/20/06 11:36 AM Page 72 Лекция третья Конечно, сознанию, которое знает только категории вещи и материального процесса, трудно принять и понять все то, что я говорю; такое сознание будет по-прежнему настойчиво спрашивать, а где же существует понимание и где существует смысл. Но если мы хотим получить наконец-то реальный и адекватный ответ на этот вопрос, то мы должны уловить и понять неадекватные аспекты самого этого вопроса в применении к рассматриваемым нами явлениям. И важно так же помнить, что эта неадекватность идет сразу по нескольким разным линиям – по линии специфических особенностей работы или деятельности, по линии сложных взаимоотношений между процессом и статической структурой, а также по линии взаимоотношений между объектом изучения и понятием, имеющим свой особый идеальный объект. Итак, «смысл», или «структура смысла», есть особая действительность и особый идеальный объект, созданные для описания и представления процессов понимания. Они создаются в определенной исследовательской позиции, но затем, будучи оформленными в понятие, приобретают самостоятельность и независимость от этой исследовательской позиции и начинают циркулировать в деятельности как особые предметы. Было бы неверно говорить, что смысл существует как процесс: процессуальность – специфический признак понимания, это именно понимание существует как процесс или как процессы, а смысл не является процессом, это – некоторая статическая структура. Это важное и принципиальное положение. Для натуралистического сознания, отрицающего проектную функцию представлений и понятий, оно может показаться неверным или вообще неосмысленным. Но реально дело обстоит именно так: хотя в «первой», естественной позиции мы говорим, что реальность – это процессы понимания, в более сложной, грамотной позиции и в собственно методологических позициях мы начинаем с анализа средств, форм фиксации и изображения нашей деятельности с этими формами и с того объективного содержания, которое соответствует этим способам деятельности. Поэтому мы должны сказать, что предметной реальностью являются статические структуры смысла, а процессы понимания выявляются нами как лежащая за ними «натуральная» реальность. Но это только познавательная и притом натуралистически ориентированная объективация. А кроме нее возможна еще деятельностная объективация, объясняющая, каким образом подобные представления и понятия превращаются за счет механизмов деятельности в полноценные предметы, положенные на разнооб- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 73 Лекция третья разный материал, и начинают существовать (в культурной онтологии) в виде реальных материализованных объектов. Все это в полной мере относится к «смыслам». Порожденные процессом понимания, они фиксируются, прежде всего, в виде понятия, превращаются затем в целую серию разных предметов, описываются как таковые и начинают сопоставляться между собой как разные явления смысла, а в конце концов оформляются в натуральный предмет и объект благодаря научной теоретико-деятельностной ориентации и в ее рамках. Эта категориальная характеристика смысла задается и определяется задачами моей работы: ведь я должен работать со смыслом именно как со структурой, а не как с процессом. Существует известное различие – и в этом заключено немало тонкостей – между трактовками смысла как структуры и как системы. Самое главное различие здесь в способах эмпирической интерпретации, но существует различие и в оценке способов существования. Когда мы говорим о существования структуры, мы должны либо возвращаться к процессам понимания как к исходному объекту, который мы представили в виде структуры, либо же говорить о «фикциях», т.е. обращаться к действительности деятельности и наших знаний, а затем – к действительности и объективности понятий. Напротив, когда мы говорим о существовании системы, то должны обращаться, прежде всего, к материальным организованностям, охваченным ею, к их специфической форме существования, а уже затем обсуждать условия целостности этих организованностей и формы фиксации этой целостности. Тогда вопрос о существовании системы распадается, по сути дела, на два вопроса – один касается существования соответствующих организованностей, другой – существования объединяющей их структуры (а далее соответствующих ей процессов). Конечно, все сказанное мною относится только к знаниевым трактовкам этого изображения. А кроме них, как вы хорошо знаете, могут существовать и другие трактовки. В частности, мы можем рассматривать введенные нами структурные схемы смысла как определенные средства, которые мы используем в различных работах, в том числе при понимании некоторых текстов. Тогда схемы смысла будут некоторыми средствами смыслообразования, и здесь нам придется обсуждать совершенно особый круг вопросов, в частности – вопросы, касающиеся того, насколько и в какой мере подобные структурные схемы могут служить средствами смыслообразования. Но это все – уже совсем особый круг проблем, которого я сейчас не хочу касаться. 73 book1n.qxt 74 1/20/06 11:36 AM Page 74 Лекция третья Итак, я фиксирую тот факт, что мы создаем изображения смысла, затем мы ставим вопрос, что′ эти структурные схемы замещают или изображают. Мы, следовательно, рассматриваем эти структурные схемы как модели и изображения (хотя могли бы рассматривать их и иначе, в частности, как средства особой работы), указываем на два принципиально разных образования, которые они могут изображать, – на кинетику понимания и на собственно смыслы, а затем объясняем различие в способах и формах существования этих двух образований. При этом мы вынуждены – обратите на это внимание – вынуждены утверждать, что существует особая действительность и даже особый объект, точно соответствующие тому изображению, той структурной схеме, которую мы создали. Правда, при этом перед нами возникает новая, вторичная проблема сопоставления и соотнесения друг с другом исходного объекта и созданного нами идеального объекта, но как бы мы ни оценивали их отношения друг к другу, это никак не повлияет на специфическое существование самого смысла как такового. Другими словами, соответствует он или не соответствует процессам понимания, смысл все равно существует как особая действительность и как особый (идеальный) объект. Обсуждая все эти проблемы, вы не должны забывать того, что я говорил по поводу непродуктивности процессов понимания и той их квазипродуктивности, или псевдопродуктивности, которую мы создаем за счет своей познавательной процедуры. Смысл как таковой не является и не может быть продуктом процессов понимания. Но мы все делаем так и все так представляем, как будто структура смысла и есть продукт процессов понимания. Мы должны так сделать, чтобы получить хоть какую-нибудь возможность исследовать понимание как работу и деятельность. Хотя смысл не является продуктом процессов понимания, тем не менее, мы должны так «повернуть» все дело и так все представить, чтобы смысл выступал в виде продукта понимания, причем – в виде такого продукта, который фиксирует и запечатлевает в себе особенности понимания как процесса. В этом и состоит наш исследовательский трюк. § 1. Итак, смысл не является продуктом процессов понимания, но необходимость исследовать понимание заставляет представить его как работу и деятельность. Это важный и принципиальный вопрос. В деятельности есть масса аспектов, не являющихся продук- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 75 Лекция третья тивными. Но чтобы их исследовать, мы должны представить их как продуктивные. В этом деле нам помогает орудийность человеческой деятельности и то обстоятельство, что употребление орудий неизбежно ведет к появлению определенных следов нашей психической или духовной деятельности, к появлению разнообразных квазипродуктов. Вот, к примеру, сейчас я осуществляю процесс мышления, и сам по себе он непродуктивен, в особенности если я буду делать это молча. Но даже если я говорю, а моя речь не записывается, то звуки, произнесенные мною, пропадают и нигде не остаются (конечно, говоря так, я отвлекаюсь от всего того, что остается в вашем сознании, в вашей голове). Теперь представьте себе, что я беру в руку мел и сопровождаю свой процесс мышления и свою речь схемами и рисунками на доске. В результате мое мышление приобретает совершенно отчетливую продуктивность: я создаю определенные продукты – схемы, рисунки, и вы можете теперь рассматривать и воспроизводить мою деятельность, анализируя эти продукты. Спросим себя теперь, является ли эта продуктивность результатом специального эксперимента, который я ставлю по отношению к моему мышлению, или же, наоборот, это – вполне естественное и имманентное сопровождение моего процесса мышления, его органический момент. Мне кажется, что это очень важный и очень глубокий вопрос, хотя ответ на него представляется банальным. Конечно же, это не эксперимент в прямом и точном смысле этого слова. Мы имеем здесь простую и естественную коммуникацию; я вынужден был взять в руки мел для того, чтобы организовать наше с вами общение, сделать его предельно эффективным, дать вам опору для понимания моих мыслей. Следовательно, уже сама необходимость общения между людьми заставляет их делать процесс мышления продуктивным, или квазипродуктивным, и такая необходимость, конечно, еще далека от экспериментов и экспериментирования. Но, вместе с тем, уже в этом простом отношении между мыслью и знаковым текстом, выражающим ее, заложены сложные искусственные приемы, связанные с проблемой адекватности, т.е. адекватного или неадекватного выражения мысли, и хотя мы устанавливаем это отношение и стремимся достичь адекватности отнюдь не в экспериментальных целях, а только для того, чтобы нас поняли и поняли правильно, тем не менее уже в этом устанавливается отношение мысли к чему-то другому, и как таковое оно подлежит специальному анализу. Иными словами, поскольку здесь мысль выража- 75 book1n.qxt 76 1/20/06 11:36 AM Page 76 Лекция третья ется в чем-то другом, мы можем представить это отношение как отношение продуктивности, как нечто извне и искусственно накладываемое, а следовательно – изменяемое, варьируемое15. § 2. Именно поэтому во всех философских направлениях, начиная с Дж.Локка, мышлением называлось только то, что включает осознание, или рефлексию, что содержит, следовательно, непосредственный процесс, поверх которого как бы надстраивается рефлексия, обеспечивающая выражение непосредственного процесса в тексте и других квазипродуктах. При таком подходе человека представляли как двойного субъекта – что-то делающего, осуществляющего, и одновременно – осознающего свою работу и говорящего о ней. Соответственно этому, в философии никогда не разделяли непосредственный процесс как принадлежащий самому объекту и опосредствующий, т.е. рефлексивный, процесс – как принадлежащий исследованию объекта. Наоборот, всегда соединялось одно и другое. Никто не говорил, что, когда я мыслю, это есть мышление как объект, а когда я говорю то, что мыслю, это уже исследование моего мышления. Говорили, что я мыслю, говоря, как я это делаю (или просто говоря). Это значит, что осуществление мышления и экстериоризация его через говорение были слиты и представлены как один естественный процесс мышления. Если описывать это в нашей современной терминологии, то надо было бы сказать, что мышление выступало как говорение, организованное речью, как образование, имеющее определенную форму организации, накладываемую на некоторые процессы и подчиняющую их себе. Причем эти некоторые процессы, образующие как бы подкладку мышления, сами по себе не выделялись и не рассматривались. В наших современных системно-структурных представлениях эта сторона дела схватывается довольно элементарно за счет отношений организации и поглощения одной системы другими. Мы выделяем процессы и системы, являющиеся «подкладкой», только тогда, когда это нам специально нужно, но в генетическом плане в этом заложена масса самостоятельных проблем, требующих специального обсуждения. 15 Если обращаться к проблематике, обсуждаемой В.Дильтеем и всеми последующими феноменологами, то мы вынуждены обращаться к «конструкциям» и «гипотезам». book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 77 Лекция третья В этом контексте хорошо было бы обратиться к специальному анализу экспериментов Вюрцбургской школы: важно выяснить, , что именно там считалось мышлением – целое, включающее осо, знание и говорение, или же то, что осознается в процессе самоотчета и речевой фиксации. Но суть проблемы в одном – что мы будем называть мышлением в качестве объекта16: то, что объединяет непосредственный процесс с его опосредованием и речевым выражением, или же только то, что определено как непосредственный процесс. По сути дела, это – достаточно сложный вопрос, касающийся соотношения естественного и искусственного в мышлении и деятельности, вопрос об их внутреннем, имманентном соединении в мышлении и вопрос о разделении и противопоставлении этих двух моментов. Из всего сказанного следует еще один важный и принципиальный общий вывод. Ведь фактически получилось, что нельзя рассматривать процессы понимания без тех «внешних» для него организованностей, которые в ходе него создаются, нередко – в целях экстериоризации понимания или мышления. Но это приводит нас к выводу, что понимание надо рассматривать именно как систему, и только системное представление дает нам целостное представление об объекте. Это и будет то, что выше я назвал мышлением вместе с говорением и пониманием вместе с конструированием содержания. И наоборот, когда мы ограничиваем анализ одной лишь структурой, то мы берем «чистый» процесс понимания, саму кинетику, которую мы представляем и трактуем как абсолютно непродуктивную. Обращение к смыслу, или структурам смысла, оказывается с этой точки зрения весьма двусмысленным промежуточным актом: с одной стороны, мы хотим избавиться от всех квазипродуктивных организованностей, создаваемых самим мышлением-говорением-пониманием, а с другой – делаем это за счет такого искусственного приема, который создает новый квазипродукт, а именно сам смысл, или структуру смысла, но теперь такой, что он схватывает и выражает в квазипродуктивной форме саму кинетику понимания. Из всего сказанного следует, что дальнейшее закономерное и неизбежное развитие тех представлений, которые мы обсуждаем сейчас, заключается в том, чтобы перейти от анализа структур 16 Вы видите, что специфика исследования здесь в том, как выделить и определить объект изучения, но это проблема для всех и любых видов деятельности. 77 book1n.qxt 78 1/20/06 11:36 AM Page 78 Лекция третья смысла к тем системам, которые они образуют, а это значит в первую очередь – к анализу тех организованностей материала, которые входят в эти системы. III. Структура смысла и создаваемые ею организованности материала § 1. Если мы возьмем самое простое изображение акта коммуникации и самое простое изображение ситуации коммуникации, то должны будем выделить два типа организованностей материала: 1)звуковой, двигательный или графический тексты и 2)объекты и операции, которые соотносятся с текстом. Конечно, вы можете задать вопрос, почему я ограничился только этими двумя организованностями материала и не включил в ситуацию многие другие организованности, которые заведомо входят не только в сложные, но и в самые простые ситуации коммуникации. Я сделал это для упрощения рассуждений, так как задача наша состоит, прежде всего, в разработке методологических схем анализа, а получив их, я затем без труда сумею распространить их и на другие организованности материала. Взяв эти две организованности материала, мы сможем затем характеризовать саму структуру смысла теми смысловыми организованностями, которые она создает на этом материале в качестве своих проекций. Эти организованности, или проекции, будут такими же составляющими как самой структуры смысла, так и порождаемой ею системы. Проделав все это, мы сможем характеризовать структуру смысла ее проекциями на материал, т.е. создаваемыми ею организованностями материала, а эти организованности, наоборот, – структурой смысла. Таким образом, мы можем ввести новые понятия: смысловая организация материала, смысловая организованность текста и смысловая организованность ситуации. Далее, очевидно, мы должны будем ввести специальные изображения смысловой организации материала, и соответственно этому мы сможем говорить о том, как именно организованы в смысловом плане текст и ситуация. Здесь мы сталкиваемся с очень сложной и очень интересной проблемой множественности организованностей, существующих на каждом материале. Современная лингвистика уже давно обсуждает эту проблему, и, в частности, различие конструктивного и актуального синтаксиса обусловлено этой множественностью органи- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 79 Лекция третья зованностей. При этом актуальным синтаксисом простого или сложного предложения называется как раз то, что в нашей терминологии должно быть названо смысловой организованностью текста (или актуальной смысловой организованностью), а то, что фиксируется в понятии конструктивного синтаксиса, относится к прежним смысловым организованностям, перенесенным в морфологию, т.е. в системы языка и их стандартную реализацию, путем чистого конструирования. Новые направления лингвистики работают, среди прочего, на том, что одни и те же конструкции текста в зависимости от конкретной ситуации могут нести на себе совершенно различные смысловые организованности, быть, следовательно, многосмысленными. Соответственно этому, одни и те же наборы слов создают различные по своему смыслу предложения. Все эти факты и данные особенно интересны для нас потому, что они демонстрируют указанное мной выше обстоятельство, что именно структуры смысла создают целостность и определенность текста и ситуации, а конструктивная организация материала (пусть даже со всеми прежними значениями элементов этого материала) выступает лишь как одна из составляющих в самом процессе образования структуры смысла. Сами по себе организованности материала не несут смысла и не имеют смысла. Говорить об их смысле или о смысловой организации текста или ситуации можно только в том случае, если текст понимается, а следовательно, включается в ситуацию, и при этом, естественно, создается структура смысла (аналогично – если понимается ситуация и фиксируется в некотором тексте, что приводит к появлению определенной структуры смысла). Когда мы употребляем такие выражения, как «несет смысл» или «не несет смысла», мы сталкиваемся с очень сложной проблемой соотношения актуального и потенциального. Определив «смысл» как процесс или продукт понимания, мы тем самым положили, что знаковое выражение как таковое, каким бы оно ни было, не содержит, не имеет в себе и не может иметь смысла, смысл приписывается этому знаковому выражению со стороны, Но тогда, естественно, возникает другая трудность: если смысл является для знакового выражения чем-то внешним и посторонним, то как может устанавливаться и устанавливается связь между пониманием, смыслом, с одной стороны, и знаковым выражением, знаковой формой, – с другой, или, точнее говоря, как понимание зависит от конструкции знаковой формы. И тогда, отвечая на этот вопрос, мы вынуждены утверждать, что конструкция знаковой формы со- 79 book1n.qxt 80 1/20/06 11:36 AM Page 80 Лекция третья держит в себе потенцию того или другого понимания, тот или иной потенциальный смысл, а дальше – что знаковая форма несет в себе этот смысл. Конечно, единственно правильной является другая постановка вопроса: если знаковая форма не несет в себе того или иного смысла, то каким образом она определяет и направляет то или иное понимание ее? Но такая постановка вопроса переводит нас совсем в иной предмет исследования – нужно рассматривать и анализировать механизмы понимания, а это уже совсем особая работа. Если же оставаться в плане чисто объективного анализа, то здесь приходится обращаться к расчленению знаковой формы на составляющие и выявлению их значений. В значениях есть определенные организованности материала17, ими можно оперировать и их можно понимать18, причем – понимать самих по себе, восстанавливая их значение, или же понимать их в контексте всего целого, создавая смысл. Связь между смыслом и значениями, как явствует уже из сказанного, является крайне сложной и требует специальных исследований, но мне в этом контексте важен лишь один момент: знаковые формы, взятые вне конкретного процесса понимания их в определенной ситуации деятельности, обладают лишь значениями их составляющих, в крайнем случае – некоторым общим и целостным значением, но никак не смыслами. Жесткость этого утверждения обусловлена применением категории системы и отражает различие организованностей и структур. Иначе говоря, текст и ситуация имеют определенные смысловые организованности, если структура смысла образовалась, охватила материал текста и материал ситуации. Именно здесь проявляется то, что смысловые организованности материала являются не чем иным, как проекциями структуры смысла, а если мы хотим отделить проекции и придать им самостоятельное существование, то должны делать это за счет каких-то особых средств и каких-то особых форм фиксации и выражения. Иначе говоря, процесс понимания создает одновременно структуру смысла и смысловые организованности охватываемого этой структурой материала. Следовательно, мы можем считать, что процесс понимания создает сразу несколько разных квазипродуктов, и мы можем характеризовать сам процесс понимания не только структурой смысла, которую он создает, но и теми смысловыми организованностями, которые он порождает на материале, охваченном пониманием. 17 Хотя как таковые они построены в предположении, что осуществляются определенные процессы понимания – мы называем их «вторичными» – и образуются «вторичные смыслы». 18 Очень часто, как это уже было отмечено выше, оперирование ими зависит от понимания их и, следовательно, оперирование и понимание связаны друг с другом. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 81 Лекция третья § 2. Материал, захватываемый процессом понимания, может быть и бывает очень разнообразным и разнородным. А это значит, что через него текут разные процессы, и чтобы охватить их, мы должны будем говорить о различной морфологии материала и различных морфологических процессах. Ситуация создается объектами, операциями и процедурами, имеющими один тип существования. Знаки, составляющие текст, имеют совершенно другой тип существования. В частности, в применении к этим типам материала по-разному будут задаваться связь и отношение естественных и искусственных моментов. Но из этого с необходимостью будет вытекать, что и смысловые организованности на этом материале будут создаваться и жить по-разному. Из всего сказанного вместе с тем следует, что мы будет поразному характеризовать процесс понимания в зависимости от того, в чем мы его фиксируем – в структуре смысла, задающей целостность ситуации, или же в смысловых организованностях того или другого материала. И соответственно этому у нас будут одни единицы для процесса понимания, когда мы будем рассматривать структуры смысла, другие единицы, когда мы будем рассматривать план содержания, и третьи единицы, когда мы будем рассматривать план текста. Здесь важно, что, хотя все эти образования создаются и порождаются единым процессом понимания и фиксируют этот процесс, они оказываются разными и живут по разным законам. Но как тогда мы должны будем характеризовать членение системы и основные единицы? По сути дела, мы пришли к выводу, что система как таковая будет иметь несколько разных членений и несколько разных единиц в зависимости от того, какой материал и какие смысловые организованности материала мы берем. Это принципиальный вывод в методологии системно-структурного исследования. Суть его заключается, прежде всего, в противопоставлении двух типов членения и описания системы: 1) описания структуры как таковой и 2) описания организованностей материала. Даже если мы берем те организованности материала, которые порождены этой структурой, то все равно они будут иными, нежели сама структура. Важно также иметь в виду, что структуры будут иметь свою целостность, а организованности материала – свою, и поэтому вопрос о целостности системы точно так же должен решаться 81 book1n.qxt 82 1/20/06 11:36 AM Page 82 Лекция третья сложным и многосмысленным способом, т.е. соединять ряд различающихся характеристик. В дальнейшем я постараюсь показать, что различие мышления и понимания обусловлено в первую очередь этим различием структур и организованностей материала (хотя, конечно, не сводится к нему). Кроме того, нужно иметь в виду ту двойственность самих организованностей материала, о которой я говорил выше, – двойственность прежних конструктивных организованностей и новых смысловых организованностей. Мы пытаемся схватить это различие, называя первые организованности морфологическими, а вторые – собственно организованностями. Остается, конечно, еще один сложный вопрос о том, сколько же именно организованностей надо учесть и описать, чтобы адекватно представить процессы понимания и смыслы, осуществляющиеся в нашей деятельности. Этот вопрос будет значимым и исключительно важным при теоретических исследованиях понимания и смысла. Однако при методологическом анализе проблемы он не имеет такого значения, ибо в последнем случае нас должно интересовать выяснение общих схем и принципов анализа структур и организованностей материала. § 3. Когда мы перейдем к теоретическому анализу, нам придется специально учесть двойственность тех ролей, в которых здесь выступает сознание. Сознание является лишь еще одним видом материала, охватываемого структурой смысла, кроме того, сознание может рассматриваться как особого рода машина, создающая и производящая сам процесс понимания. Когда мы будем рассматривать сознание в первой роли, мы должны будем распространить на него все методологические схемы и принципы, полученные в предшествующем анализе. Анализ сознания во второй роли потребует принципиально иных методологических схем и принципов: здесь нам придется говорить о сознании как о механизме, производящем процесс понимания. Обычно, когда обсуждают проблему сознания, эти две роли не различают и не разделяют. Это приводит к постановке множества мнимых проблем и к целому ряду трудностей, которые кажутся непреодолимыми. Наоборот, четкое различение и разделение двух планов анализа сознания – плана материала и плана механизма – позволяет довольно book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 83 Лекция третья легко справиться со многими проблемами, казавшимися до того неразрешимыми. Конечно, проблема объяснения сознания как механизма остается весьма сложной. Ведь нужно будет объяснить сначала, каким образом формируется этот механизм, выступающий в качестве создаваемой организованности, – здесь главными являются процессы формирования структур и организованностей сознания под влиянием внешних для него смыслов. Нередко эту область проблем (неточно и упрощенно) характеризуют понятием интериоризации. Лишь затем можно будет объяснить существование и работу сознания в качестве производящего механизма. Но все это, как я уже сказал, проблемы совершенно особого круга, относящиеся уже к области теоретического анализа и воспроизведения сознания, и ими нужно будет заниматься особо и в особом контексте. А сейчас нас должны интересовать в первую очередь методологические вопросы и проблемы. Оценивая проделанную выше работу, вы должны зафиксировать, что до сих пор я совершенно не затрагивал вопроса о характере структуры смысла и, в частности, не обсуждал, являются ли однородными или же, наоборот, выступают как неоднородные различные связи, входящие в структуру смысла. Кроме того, уже то обстоятельство, что я поставил в отношение и связь к структуре смысла смысловые организованности материала, расширяет и развертывает саму структуру смысла, заставляет включать в нее периферийные, или «краевые», связи, образующие смысловые организованности, делает ее неоднородной. Различие характера материала неизбежно сказывается здесь на различии характера связей. Но все эти вопросы я пока действительно не обсуждал, а их нужно обсуждать специально и очень детально. А сейчас я вновь вернусь к характеристике понимания. § 4. Поскольку мы с вами различили структуру смысла как один квазипродукт процессов понимания и смысловые организованности материала как другие квазипродукты процесса понимания, мы можем и должны теперь вернуться к определению самого понимания и рассмотреть, как будет меняться это определение соответственно этим двум типам квазипродуктов. Если раньше я говорил, что понимание выступает как процесс образования структуры смысла, то теперь с таким же правом я могу сказать, что понимание является процессом образования соответствующих смысловых организованностей 83 book1n.qxt 84 1/20/06 11:36 AM Page 84 Лекция третья материала. Конкретизируя это определение, я должен буду сказать, что процесс понимания заключается, или состоит, во-первых, в смысловой организации текста, а во-вторых, в смысловой организации ситуации деятельности, или, иначе, в смысловой организации объектно-операциональных элементов ситуации. Важно подчеркнуть, что и то, и другое происходит одновременно. Понимая некоторый текст, мы, во-первых, привносим в него определенную смысловую организованность (или организацию), во-вторых, соотносим элементы смысловой организации текста с элементами ситуации и, в-третьих, создаем смысловую организацию самой ситуации. И точно так же, понимая некоторую ситуацию, мы, вопервых, привносим в нее определенную смысловую организацию, во-вторых, соотносим элементы смысловой организации ситуации с элементами текста и, в-третьих, приписываем тексту определенную смысловую организацию. Соответственно этим трем определениям мы и говорим о трех квазипродуктах процессов понимания. Хотя я все время подчеркивал и подчеркиваю, что мы имеем здесь дело с одним процессом понимания, тем не менее, представляя его через три разных квазипродукта, мы вводим по сути дела три разные «меры» его. И соответственно этим мерам процесс понимания не только выступает по-разному, но и оборачивается для нас тремя разными «процессами». Конечно, этот результат обусловлен известной условностью самого понятия процесса, и здесь также появляется проблема разных типов и способов существования самих процессов. Но как бы мы ни объяснили и ни истолковали само понятие процесса, это различие трех представлений останется, и нам придется с ним считаться. Таким образом, появляется первый план членения процесса понимания. Но кроме того, мы должны учитывать и второй план членения процесса понимания. Если мы рассматриваем простое двучленное предложение, которое мы должны понять, то мы можем говорить об одноактном понимании, или об одном акте понимания. Когда же мы переходим к сложным предложениям, фразам и абзацам, то здесь уже нельзя говорить об одноактном понимании, а приходится говорить о сложном процессе понимания, включающим ряд актов, и тогда неизбежно встает вопрос об упорядочении и организации их. Если теперь мы рассмотрим относительно этих сложных процессов понимания охватываемые ими организованности материала, то должны будем сказать, что процесс понимания как бы проходит последовательно по предложениям, фразам и абзацам book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 85 Лекция третья текста, постепенно захватывая их один элемент за другим. Но нечто аналогичное происходит и в плоскости объектно-операциональных элементов ситуации. И они постепенно, одни за другими, включаются в процесс понимания и тем самым вводятся в смысловую связь друг с другом. Но тогда перед нами совершенно по-новому встает проблема целостности всех этих образований. С одной стороны, мы непрерывно развертываем последовательность текстов, включаемых в смысловую целостность, и точно так же непрерывно добавляем все новые и новые объекты и операции в эту целостность, а с другой стороны, на каждом шаге и на каждом этапе этого процесса должна сохраняться и сохраняется целостность самого понимания19. То, что я сказал, представляет собой достаточно очевидную проблему; как эта проблема может быть разрешена, мы будем обсуждать дальше. Но уже сейчас можно сказать, что в этом процессе со всей отчетливостью должна проявиться разница между структурами смысла и смысловыми организованностями материала. На структуры смысла распространяется общее свойство структур: они всегда целостны и не могут расчленяться на элементы и собираться из элементов – всякое изменение какой-то составляющей, или компоненты, структуры порождает новую структуру. Смысловые организованности, в противоположность этому и соответственно общему понятию организованности, могут раскладываться на составляющие и механически объединяться, компоноваться из этих составляющих. Поэтому смысловые организованности текста и смысловые организованности объектно-операциональных элементов ситуации могут непрерывно развертываться во времени, одновременно сохраняя и развертывая свою целостность. Иными словами, в отношениях между следующими друг за другом организованностями материала будет сохраняться преемственность. Структуры смысла, наоборот, не могут развертываться таким образом, они могут лишь сменять и вытеснять друг друга. Переход от одной структуры к другой будет носить скачкообразный, качественный характер. И если мы захотим установить отношения преемственности между разными структурами, то должны будем делать это какимто иным образом, нежели для организованностей материала. 19 Если она не сохраняется, то это фиксируется как некоторая особенность данного смыслообразования и данного процесса понимания, т.е. опять-таки все приводится к этой целостности. 85 book1n.qxt 86 1/20/06 11:36 AM Page 86 Лекция третья Но все это, опять-таки, специальные вопросы, которые мы подробно будем обсуждать дальше, а сейчас меня интересует общая характеристика понимания (в его отношении к мышлению). И мы не должны этого забывать, не должны отвлекаться в сторону. Итак, я задал выше несколько разных определений понимания, я могу характеризовать процесс понимания относительно разных его квазипродуктов, я могу сами эти квазипродукты характеризовать по-разному. Можно говорить, что понимание создает смысловую организованность текста, можно говорить, что понимание создает смысловую организованность ситуации или объектно-операциональных элементов ситуации, можно говорить, что понимание включает текст в ситуацию, соотносит текст с объектно-операциональными элементами ситуации и т.п. Но точно так же можно сказать, что назначение и функция понимания состоят в том, чтобы восстановить определенную организованность объектно-операциональных элементов ситуации соответственно заданному или полученному в коммуникации тексту, или, другими словами, в том, чтобы перейти от заданного текста к определенной организованности ситуации, создать определенную организацию содержания, соответствующую форме текста. Эта последняя группа определений (будучи самой поверхностной) очень точно соответствует тому, что мы интуитивно знаем и представляем относительно понимания. Это самое обыденное представление – скажем, вы, слушая мой текст, восстанавливаете по нему определенное содержание, определенные ситуации ваших возможных действий. И соответственно этому, когда говорят о «непонимании», то имеют в виду, что человек, получивший какой-то текст, не может перейти от него к определенному содержанию, не может создать и восстановить это содержание. Каким образом в каждом конкретном случае мы будем характеризовать понимание, зависит, очевидно, от того, в каком контексте мы рассматриваем и обсуждаем саму проблему понимания. Но это имеет значение и для практики самого понимания. Ведь понимание может строиться и осуществляться по-разному, создавать тот или другой квазипродукт в зависимости от того, какую деятельность оно обслуживает и для чего оно, собственно говоря, нужно. Мы ведь хорошо знаем, что разные процессы стыкуются друг с другом через их продукты, а следовательно, мы будем стремиться получить в понимании один или другой продукт в зависимости от того, с какой деятельностью мы дальше будем стыковать book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 87 Лекция третья процесс понимания, в какой более широкий контекст деятельности мы будем его включать. Вполне возможно, что понимание будет включаться в разные системы деятельности, будет стыковаться, соответственно этому, с несколькими разными процессами, а поэтому оно может и будет давать разные квазипродукты, дающие начало разным процессам деятельности. Если у понимания будет три разных квазипродукта, то это значит, что оно сможет дать начало, по крайней мере, трем разным группам процессов. Я указываю на все это только с одной целью – показать возможность и необходимость различных определений понимания и соединения этих определений друг с другом. В частности, когда мы будем рассматривать отношение понимания к мышлению и взаимосвязь понимания с мышлением, мы должны будем выделить на передний план именно тот квазипродукт понимания, который обеспечивает его связь с мышлением20. Именно в этом контексте мы в одних случаях говорим, что понимание есть понимание содержания ситуации, оно направлено на это содержание, а в других случаях мы говорим, что понимание есть понимание смысла текста, оно направлено на выявление этого смысла. Мы выберем одно или другое из этих определений в зависимости от того, с чем будет иметь дело последующее мышление, на что оно будет ориентироваться – на содержание или на смысл (хотя в последнем случае оно будет неизбежно превращать смысл в особое содержание – но об этом я буду более подробно говорить дальше). Здесь мы сталкиваемся с не менее сложной проблемой различения разных видов и типов мышления и их отношения к предшествующему процессу понимания. Дело в том, что это последующее мышление может быть «практическим» относительно предшествующего понимания, а может быть, наоборот, рефлексивным и познавательным, превращающим сам процесс понимания или смысл (его квазипродукт) в свой объект анализа. Соответственно этому, мы сможем представить все таким образом, что в первом случае понимание охватывает и ассимилирует мышление, а во втором случае мышление (вместе с включенным в него последующим пониманием) охватывает понимание. Различие этих связей между пониманием и мышлением проявляет20 Конечно, это справедливо лишь в том случае, если понимание и мышление как процессы связываются друг с другом через их объектно-продуктные организованности. 87 book1n.qxt 88 1/20/06 11:36 AM Page 88 Лекция третья ся, прежде всего, в том, что′ именно становится содержанием мышления. В первом случае в содержание перерабатываются предметно-смысловые организованности, созданные пониманием, во втором случае – вся смысловая структура, весь порожденный ею предмет, понимание или смысл как таковые, представленные в том или ином виде – как понимание или смысл, как структура и система предмета и т.п. Но ключ к анализу и объяснению всех этих явлений лежит, прежде всего, в анализе рефлексии и уже через нее – всех тех разнообразных связей между актами мышления и деятельности, которые она создает. Забегая несколько вперед, я хочу вас предупредить, что выделенное мною выше определение понимания как восстановления содержания ситуации соответственно заданному тексту или как перехода от текста к объектно-операциональным элементам ситуации, являясь самым простым и поверхностно-очевидным, неудовлетворительно во многих отношениях. Это – особая и очень ограниченная точка зрения на понимание. Она теснейшим образом связана с аналогичной точкой зрения на мышление, которое изображается в виде процесса выражения некоторых уже существующих организованностей содержания в знаковом тексте. При таком подходе понимание и мышление рассматриваются как симметричные взаимно обратимые процессы. Не трудно сообразить, что реально такого не может быть, ибо в реальности ситуаций, взятых безотносительно к тексту, не существует организованностей и единиц содержания, точно так же, как в реальности знаковой формы не существует смысловых организованностей и единиц, которые-де нужно только отобразить в плоскость содержания ситуации. Реально как понимание, так и мышление состоят в том, что мы впервые создаем смысловые организованности текста и смысловые организованности содержания соответственно друг другу. Но это уже слишком сложное предположение для такой простой, я бы даже сказал, примитивной концепции понимания и мышления. Именно поэтому определение понимания через структуру смысла, определение понимания как процесса создания подобных структур смысла является более правильным, нежели все другие определения понимания. Иными словами, чтобы включить текст в ситуацию или создать ситуацию, соответствующую тексту, нужно создать определенную структуру смысла, и проекциями этой структуры (или проекциями самого процесса понимания) будут смысловые организованности текста и ситуации. Говоря, что понимание порождает book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 89 Лекция третья структуру смысла, мы тем самым подчеркиваем, что оно, исходя из некоторого общего основания, создает смысловые организованности текста и смысловые организованности ситуации. Говоря о переходах от ситуации к тексту или от текста к ситуации, мы, напротив, невольно и неизбежно представляем дело так, что-де в ситуации или в тексте уже есть эти смысловые организованности, существующие как бы независимо от процессов понимания и структур смысла. А это как раз и неправильно. Здесь, правда, требуется еще ряд тонких различий. В частности, необходимо различать морфологические организованности материала и смысловые организованности материала – обстоятельство, на которое я уже несколько раз указывал. Конечно, сам материал текста существует до понимания, и очень часто до понимания существуют какие-то элементы самой ситуации. Но ни сам по себе текст как таковой, ни эти элементы ситуации не образуют еще смысловых организованностей текста и смысловых организованностей ситуации. В связи с этим мы можем еще одним способом определить назначение и функции понимания: мы можем сказать, что понимание как бы накладывает на материал текста и материал ситуации связывающие их смысловые организованности. Можно сказать, что понимание накладывает на материал текста и материал ситуации структуру смысла. Конечно, вы можете меня спросить: а откуда взялись эти морфологические организованности текста и ситуации? И тогда я вынужден буду вам ответить, что это – материальные формы фиксации прошлых смысловых организованностей. Из этого следует, что мы накладываем новые смысловые организованности на прежние смысловые организованности, и именно смысловые организованности выступают как материал нового смыслообразования. Но в этом нет ничего удивительного и ничего странного. 89 book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 90 ã екция четвертая 17 октября 1972 года Резюме содержания предшествующей лекции Сегодня, начиная лекцию, я постараюсь в немногих тезисах резюмировать основное из того, что излагалось в прошлый раз. Но при этом, следуя обычной своей манере, я встану в рефлексивную позицию по отношению к своему прошлому тексту и постараюсь продемонстрировать не только содержание, но также и ход моего движения. Основное, что должно быть выделено, это то, что смысл и содержание, значения и знания, понимание и мышление рассматриваются в схемах актов коммуникации. Выбор схемы акта коммуникации в качестве онтологического основания, по сути дела, во многих пунктах предопределяет все то, что может быть нами получено в дальнейшем анализе. Поскольку этот момент недостаточно обсуждался в прошлый раз, я позволю себе несколько расширить аспекты обсуждаемой темы и привести дополнительные соображения. § 1. Дополнительные соображения по поводу взаимоотношения схем актов коммуникации и схем актов деятельности Я уже говорил, что схема акта коммуникации может быть противопоставлена схемам деятельности. Сейчас я хочу развить именно этот тезис. Мы могли бы представить всю ситуацию акта коммуникации в виде столкновения двух организмов (и соответствующих им актов) деятельности. Первый организм деятельности будет создаваться индивидом, строящим сообщение. Сам осмысленный текст может трактоваться при этом как продукт, или квазипродукт, этого акта. Второй организм деятельности будет создаваться book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 91 91 вторым индивидом, принимающим этот текст, понимающим его и использующим в процессе своей практической деятельности. Образно дело можно представить так21, что деятельность первого индивида направлена слева направо, а деятельность второго индивида идет как бы справа налево. Обе деятельности «сталкиваются», или «завязываются» на тексте. Каждая из этих деятельностей достаточно автономна и может осуществляться независимо от другой – как в пространстве и времени, так и по своим внутренним характеристикам. Нередко первая деятельность, создающая текст, осуществляется вне каких-либо предположений о характере и свойствах второй деятельности. Но и вторая точно так же имеет дело только с текстом и может осуществляться, минуя какие-либо прямые связи с первой деятельностью. Все связи, за счет которых устанавливается координация между одной и другой деятельностью, существуют вне самих организмов этой деятельности: они принадлежат к системе культуры и осуществляют себя через сложную систему обучения и воспитания 22. Таким образом, первый и второй организмы деятельности сталкиваются и соединяются друг с другом достаточно внешним образом. Вместе с тем, само представление акта коммуникации в виде двух сталкивающихся друг с другом организмов или актов деятельности является лишь одним из возможных представлений, это – особый способ членения рассматриваемого объекта на единицы, и, в принципе, возможны другие способы членения и другие единицы. Правда, практика общения, реальные разрывы между актами говорения, или создания рече-мыслительных текстов, и актами понимания, или использования понятых рече-мыслительных текстов в деятельности, наталкивают нас на такое членение, дают для него морфологическое основание. Но мы ведь знаем, что морфологическая целостность тех или иных явлений не может еще служить основанием для расчленения сложных процессов и сложных функциональных структур на единицы и элементы: в каждом случае нужно еще искать такое основание (а вместе с тем и сами единицы или элементы), исходя из анализа внутреннего характера анализируемых процессов и структур. 21 Но нужно помнить, что все эти характеристики имеют смысл только относительно нарисованной мною схемы. 22 Этот вопрос мы более подробно обсуждали в ходе дискуссий по истории наших исследований проектирования в пос. Новая Утка Свердловской области в июле, 1972 г. [Соответствующие документы в Архиве: № 1343, 2499 – Примеч. ред.]. book1n.qxt 92 1/20/06 11:36 AM Page 92 Лекция четвертая В данном случае таким основанием является наше представление о полноте и целостности актов деятельности. Но оно уже в исходном пункте противоречит трактовке всей ситуации как одного акта и одной системы коммуникации. И как раз в этом заложено первое основание для противопоставления двух онтологических схем – схемы акта коммуникации и схемы актов деятельности. Если бы я проводил свой анализ в схемах актов деятельности, то я должен был бы трактовать акт коммуникации как сложную систему, образующуюся из столкновения и внешней связи (на тексте) двух актов деятельности. Здесь возникало бы множество системных и конструктивных проблем, которые нам пришлось бы обсуждать и для решения которых нужно было бы выработать специальную методологию. Но я с самого начала стал рассматривать акт коммуникации совершенно иначе, не членя его на отдельные акты деятельности, – и именно этот момент я сейчас и подчеркиваю. Я вводил акт коммуникации как определенную целостность, построенную на передаче сообщения от одного индивида к другому. Конечно, вы можете сказать, что такое представление акта коммуникации, очень похожее на кибернетические представления его, является весьма плоским и порождает массу противоречий, известных из истории кибернетики и теории информации. Я знаю это, я довольно подробно описывал возникающие здесь затруднения и парадоксы в работе 1970 г., посвященной истории формирования понятия информации23 , но все это совершенно не исключает возможности пользоваться схемой акта коммуникации и начинать с нее анализ. Вопрос лишь в том, как мы будем строить изображение акта коммуникации и каким образом будем истолковывать и объяснять введенные нами функциональные элементы, процессы коммуникации и допустимые способы членения акта на элементы и единицы. Зная все недостатки такого представления, я получаю возможность понимать ограниченность ис23 [Г.П.Щедровицкий. Проблема объекта в системном проектировании // Вторая Всесоюзная конференция по технической кибернетике. Тезисы докладов М., 1969; см. также Г.П.Щедровицкий. Избранные труды. М., 1995; в Описи архива Г.П.Щедровицкого есть соответствующие документы: Некоторые характеристики современного состояния «информационной службы», теории информации и обусловленных этим проблем и задач. 1970. Отчет. Ч.1. 161 с. Арх. № 2691; Информационная служба, информация и информатика. 1970. Отчет. Ч. 2. 161 с. Арх. № 2546; Основные направления методологических и теоретических исследований, необходимых для построения «информатики». 1970. Отчет. Ч.3. 15 с. Арх. № 2693]. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 93 Лекция четвертая пользуемых мною схем и сознательно фиксировать все те моменты, в которых эти схемы перестают работать. Именно этот момент мне и важно сейчас подчеркнуть. Поэтому я, прежде всего, обращаю ваше внимание на то, что я начинал всю работу не со схем актов деятельности, а со схемы акта коммуникации, и это обстоятельство – подчеркиваю я – во многом предопределяет результаты всего нашего анализа24. Но, чтобы это сделать и прежде чем это сделать, нужно четко зафиксировать те ограничения, которые проистекают из того, что мы начали анализ со схем акта коммуникации. Ограничив предмет своего анализа схемой акта коммуникации, я обрубил все связи процессов создания текста и процессов понимания текста с практической деятельностью. Хорошо известно, что связь с практической деятельностью, во всяком случае, для процесса понимания, является кардинальной и, по сути дела, именно она определяет как результат, так и механизмы самого понимания. В ряде работ, выполненных в 1959-1964 гг., я специально показывал, что результаты и механизмы процессов понимания зависят от последующей «практической» деятельности, а более точно – от того способа практической деятельности, который избирается или принимается человеком, понимающим текст. Я утверждал, что связь процессов понимания с последующей практической деятельностью является основной и, по сути дела, конституирующей само понимание, я подчеркивал, что бессмысленно рассматривать понимание вне этой связи. И тем не менее, как видите, я начинаю анализ со схемы акта коммуникации, схемы, не учитывающей и не фиксирующей эту связь. И это обстоятельство надо отчетливо понимать, ибо оно определяет содержательные возможности и мощность нашего анализа. Разорвав связь процессов понимания с последующей практической деятельностью, я вынужден был рассматривать эти процессы в отношении к предшествующим им процессам образования осмысленного рече-мыслительного текста и в зависимости от этих процессов. Но процессы образования рече-мыслительного текста трактовались мной – и это соответствует многим традиционным линиям – как процессы мышления. Таким образом, возникло противопоставление процессов понимания и процессов мышления. Более того, получилось так, 24 Если только, конечно, мы и дальше будем оставаться лишь в рамках этой схемы; но я, как вы уже понимаете, постараюсь выйти за ее границы. 93 book1n.qxt 94 1/20/06 11:36 AM Page 94 Лекция четвертая что я начал трактовать саму схему акта коммуникации и процесс коммуникации как образуемые двумя симметричными и обратимыми процессами: процессом перехода от некоторого содержания к знаковой форме и процессом перехода от знаковой формы (текста) к некоторому содержанию. Благодаря этому понимание выступило как процесс, обратный мышлению. При этом мышление было привязано морфологически к говорящему, или строящему сообщение, а понимание – к получающему сообщение. Эти два процесса разделялись и объединялись процессом передачи самого сообщения, или, более точно, – процессом передачи текста сообщения. Нетрудно увидеть, что именно это обыденное представление лежит в основании традиционного кибернетического представления, изображающего акт коммуникации как кодирование некоторой информации, передачу закодированной информации (или текста сообщения) и декодирование полученной информации. Различие слов не играет здесь существенной роли, ибо и в том, и в другом случае мы имеем дело с одной и той же категориальной и логической схемой. Можно сказать, что я рассматриваю здесь понимание и мышление относительно акта коммуникации и исходя из традиционной схемы акта коммуникации. При этом я еще не обсудил и не решил вопрос о том, как относятся друг к другу и как связаны коммуникация и деятельность: включается ли коммуникация в деятельность или, наоборот, коммуникация раскладывается на акты деятельности и т.д. Это означает, в частности, что я не могу пока основательно обсуждать вопрос о взаимоотношении коммуникации и мышления (если мышление будет рассматриваться в качестве определенного вида деятельности). И именно это обстоятельство заставило меня принять для начала такую примитивную трактовку взаимоотношений между пониманием и мышлением. Если бы я начал свой анализ со схем деятельности, т.е. должен был бы учесть воспроизводство, процессы трансляции, кооперативные структуры деятельности, различие мест в структурах кооперации и т.д., то я, в принципе, не мог бы рассуждать так, как я рассуждал до сих пор, работая на схемах акта коммуникации: я получал бы совсем иные выводы и результаты, нежели те, которые я получал до сих пор. Забегая вперед, я могу сказать, что я не случайно все это делал. Я могу позволить себе начинать анализ этой сложной области со схем акта коммуникации, поскольку я заранее знаю, что их как та- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 95 Лекция четвертая ковых недостаточно для решения проблемы и что я должен буду пользоваться одновременно с ними также и схемами деятельности. Я буду опираться, следовательно, на особый вариант принципа дополнительности разнопредметных схем. Это – один из важнейших принципов и приемов современного методологического мышления. Но это означает также – и это я тоже знаю заранее, – что и схем деятельности самих по себе, т.е. если мы не объединим их со схемами коммуникации, будет недостаточно для решения этой проблемы. Поэтому для меня суть всей проблемы в вопросе, как объединить разнородные схемы – схемы коммуникации и схемы деятельности, а отнюдь не в вопросе, в каких схемах нужно вести анализ. Разумеется, и в тех и в других, а проблема лишь в том, как их объединять и с чего начинать анализ, имея в виду последующее объединение. § 2. Дополнительные соображения к проблеме существования смысла по поводу связи «понимания» и «мышления» в рамках схемы процесса Итак, выбрав в качестве исходной схемы схему акта коммуникации, по сути дела, я предопределил процессуальное представление самого мышления и понимания. Я уже не могу говорить здесь, как это нужно было бы делать при анализе в схемах деятельности, о разнонаправленных актах деятельности и их столкновении. Я должен представить всю схему акта коммуникации как реализацию единого и однонаправленного процесса, ибо только такое представление допускается при натуралистическом подходе. Преодолеть его можно, только преодолевая натурализм и переходя к теоретико-деятельностным схемам. Поэтому, если раньше я говорил, что понимание, оторванное от своих связей с последующей практической деятельностью, может быть взято только в отношениях и связях с процессом мышления, то теперь я должен добавить к этому, что понимание должно быть представлено как частичный процесс наряду с процессом мышления в составе единого процесса коммуникации. Процесс понимания при таком представлении будет прямым продолжением процесса мышления и процесса передачи сообщения. Другими словами, все эти три процесса должны быть представлены как последовательность единообразных и единонаправленных процессов, как последовательные части одного процесса и, в конечном счете, – как один процесс (мышление + передача + понимание = коммуникация). Я не обсуждаю сейчас, как можно ра- 95 book1n.qxt 96 1/20/06 11:36 AM Page 96 Лекция четвертая зумно трактовать весь этот процесс и к каким представлениям здесь придется прибегнуть; по сути дела, мы возвращаемся здесь неизбежно к представлениям о транспортировке информации… Я могу не обсуждать всех этих проблем, поскольку моя задача состоит в том, чтобы трансформировать схемы акта коммуникации в схемы деятельности, и я знаю это наперед. Но есть еще один вопрос, который должен быть здесь по крайней мере поставлен: почему мы так уверенно связываем схему акта коммуникации с представлениями о процессе. Конечно, фактом является то, что обычно коммуникацию представляют как процесс; но это все пока лишь традиция, которая может быть и ошибочной. А есть ли какая-нибудь необходимость в том, чтобы обязательно представлять коммуникацию как процесс? Ведь можно попытаться сконструировать также и иные категориальные схемы, с помощью которых можно было бы расчленять коммуникацию на составляющие. По сути дела, именно такая, критическая в своей основе постановка вопроса и ведет в дальнейшем к преобразованию схемы акта коммуникации в схемы деятельности. Обсуждая условия и логические схемы такого преобразования, мы должны специально выделить вопрос о времени и временизации схем. Когда мы представляем схему акта коммуникации как форму выражения процесса коммуникации, а последний представляем как составленный из следующих друг за другом процессов мышления или выражения некоторого содержания в знаковой форме, процессов передачи сообщения, транспортировки его от одного лица к другому и процессов понимания сообщения, т.е. перехода от знаковой формы сообщения к какому-то новому содержанию, то тем самым мы задаем очень простое представление о единонаправленном и непрерывно текущем времени. Время, среди прочего, выступает как связывающее процессы мышления, процессы передачи сообщения и процессы понимания. И такое представление пока что в принципе исключает иные постановки вопроса о взаимоотношении мышления и понимания. Если, к примеру, мы будем говорить о том, что индивид, понимающий текст, одновременно также и мыслит, осуществляет процесс мышления, то перед нами встанут уже совершенно иные и значительно более трудные проблемы, которые нельзя будет решать с помощью примитивного представления об организации и связи мышления и понимания через время. К этой же проблеме мы придем, если будем говорить, что индивид, строящий сообще- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 97 Лекция четвертая ние, мыслящий, одновременно также понимает создаваемый или созданный им текст. Мы опять должны будем решать вопрос, как связаны между собой то мышление и то понимание, которые происходят одновременно, но представляют собой разные процессы (или, во всяком случае, представляются нами в виде разных процессов). Другими словами, рассматривая мышление и понимание в рамках схемы акта коммуникации, которая трактуется как схема единого процесса, мы получаем возможность решать проблему связи мышления и понимания просто, подменяя их органическую связь связью во времени. Но как только мы отказываемся от такого процессуального представления, так тотчас же мы вынуждены искать какие-то другие виды связей, которые к тому же будут еще очень причудливо и своеобразно развертываться во времени. Именно с этой проблемой сталкиваются сейчас теория деятельности и теория мышления (так же, как и другие новые и традиционные науки, вроде физики и биологии). Суть проблемы временизации состоит, таким образом, в том, чтобы соотнести новые системно-структурные связи между составляющими деятельности с традиционными связями во времени, организованными согласно схеме категории процесса. До сих пор эта проблема не вставала с такой остротой, потому что чаще всего органичные связи объекта подменялись связями во времени, или связи во времени выдавались за органичные связи самого объекта, а теперь мы поняли, что этого нельзя делать. Поскольку это важный для нас момент, я рискну повторить это еще раз. Рассматривая акт коммуникации как процесс, выделяя в нем процессуальные части, называя одну часть мышлением, а другую часть пониманием, мы могли затем достаточно просто связывать понимание с мышлением, пользуясь временными отношениями и связями, заданными категориальной схемой самого процесса. Но как только мы отказываемся от представления содержания в схеме акта коммуникации и переходим к схемам деятельности, так тотчас же подобные принципы – с одной стороны, разделения понимания и мышления, а с другой стороны, связи мышления и понимания в рамках какого-то целого – перестают работать, и мы встаем перед двумя сложными проблемами: во-первых, задания или выявления каких-то новых органических связей между ними, а во-вторых, соотнесения этих новых связей с процессами развертывания во времени деятельности и коммуникации. В 97 book1n.qxt 98 1/20/06 11:36 AM Page 98 Лекция четвертая этом случае нам уже не так легко будет говорить, что какой-то из этих процессов, понимание или мышление, осуществляется раньше или позже другого; все эти характеристики – раньше, позже, одновременно – станут проблематичными. Но было бы вместе с тем ошибкой думать, что все сказанное мною совершенно отрицает возможность процессуального представления репрезентированного мною объекта. Процессуальные представления существуют и широко распространены. Было бы наивно и совершенно непрактично их отрицать. Поэтому я все время прибегаю к более тонкой стратегии. Я говорю, что подобные процессуальные представления существуют и мы можем ими пользоваться, но это – только представления, только особый способ изображения объекта, пригодный лишь для некоторых случаев, и мы должны все время это помнить. Таким образом, я одновременно и принимаю, и отрицаю эти представления. Я говорю также: уже одно то обстоятельство, что мы выбрали в качестве исходной схемы схему акта коммуникации, по сути дела, предопределяет основные схемы расчленения рассматриваемого нами целого на части и элементы, с одной стороны, и схемы связи этих частей и элементов в целое, с другой стороны. Вместе с тем, этот выбор предопределяет категориальные характеристики и способ существования внутри предмета частей и элементов: они будут частями процесса и будут связываться друг с другом пока только по времени. Если же вы захотите от этого категориального представления перейти к другому, то вам придется заново решить массу сложных логических и методологических проблем. И вы придете к этому как в том случае, когда замените схемы акта коммуникации схемами деятельности, так и в том случае, когда попробуете представить сам акт коммуникации не как процесс, а как что-то другое, скажем, как систему. Анализируя те и другие схемы предмета и объекта сквозь призму соответствующих категориальных представлений, мы можем заранее сказать, что получится и чего, наоборот, не получится в одном и в другом случае. Как видите, здесь действует принцип, что все, что отрицается или подвергается сомнению на уровне объектного существования, – все это одновременно признается истинным и существующим на уровне определенных представлений, обыденных или научных, и все это, таким образом, включается в анализ и в практи- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 99 Лекция четвертая ку работы. Короче говоря, для меня «призраки» (в смысле Ф.Бэкона) ничуть не менее реальны, чем объектные реалии. Вместе с тем, мы ведь отчетливо чувствуем – и к этому же представлению привел наш анализ, – что мышление и понимание не могут быть отделены друг от друга по схеме следующих друг за другом частей единого процесса коммуникации, ибо индивид, строящий сообщение и мыслящий, одновременно понимает, а индивид, понимающий сообщение, одновременно мыслит. Мы говорим, что каждый из них осуществляет одновременно две «работы»: один мыслит и понимает, а другой понимает и мыслит. Но если мы это знаем и сказали, то мы должны будем затем все это как-то зарисовать. Но, чтобы это зарисовать, а потом к этому рисунку применять категорию процесса, мы должны каким-то образом осуществить временизацию процесса, т.е. сказать, как живет и развертывается связь понимания и мышления во времени процесса коммуникации. Когда я изучал на конкретном эмпирическом материале процессы решения арифметических задач, то передо мной остро встал вопрос, что же ребенок делает сначала – понимает текст и затем мыслит или, наоборот, сначала мыслит, а потом соответственно своему мышлению понимает25. Оказалось, в частности, что процесс решения задачи будет развертываться по-разному в зависимости от того, на каких местах в нем стоят процессы понимания и мышления и как они друг с другом связаны. Но само структурное представление, которое при этом начало вырисовываться, является слишком сложным. Представьте себе утку, которая идет по суше, переваливаясь с ноги на ногу, – примерно в таком виде представляется мне целое, объединяющее мышление и понимание: то одна из этих «частей», то другая выпирает на передний план, и весь процесс в связи с этим приобретает то одну, то другую ориентацию. Это вроде жидкости в мешке: вы надавливаете с одной стороны – вся вода уходит в другую сторону, надавили там – она перетекла назад. Но в чем же выражена и закреплена структура и организация процессов решения задач, в чем состоят регулярные и повторяющиеся связи между мышлением и пониманием, как одно скреплено с другим – на все эти вопросы я пока не вижу удовлетворительных ответов. 25 [Г.П.Щедровицкий. Исследование мышления детей на материале решений простых арифметических задач // Развитие волевых и познавательных процессов у дошкольников. М., 1965]. 99 book1n.qxt 100 1/20/06 11:36 AM Page 100 Лекция четвертая Есть очень интересные случаи, которые заставляют нас доискиваться определенного ответа, но они еще никогда не были проанализированы по-настоящему. Вот классический пример работы ребенка-отличника из первого класса. Ему дают задачу: «Два мальчика решили сложить вместе все имеющиеся у них карандаши и пользоваться ими сообща. У второго мальчика было 6 карандашей, и получилось у них 11. Сколько карандашей было у первого мальчика?». Сначала ребенок повторяет правило, которое ему давала учительница и которое он хорошо выучил и запомнил; он еще его проговаривает про себя: «Надо посмотреть, что происходило в вещами; ага, их складывали, значит плюсик надо; значит, 6... А второе число где? Вот – 11. А 6 + 11 получается 17; значит, у первого 17 было... Странно как-то... что-то не то... Но я делаю правильно: нам говорили, что нужно посмотреть, что происходит с вещами, и если их сдвигали или складывали, то плюсик надо ставить, а если отнимали или раздвигали, тогда вычитать. Здесь складывали, тут прямо сказано. Но что-то не то получается». Выслушав всю эту тираду, экспериментатор обычно говорит ребенку: «А ты подумай! Ты посмотри, что такое 11». И ребенок начинает теперь уже думать, а не понимать текст соответственно тем правилам, которые ему раньше преподали и заставляли использовать при понимании, т.е. при переходе от текста условий задач к арифметическому выражению. Ребенок оставляет в стороне выученные им правила-значения и начинает думать по содержанию самой предметной ситуации. По сути дела, он моделирует теперь эту ситуацию, и хотя в этом моделировании точно так же осуществляются процессы понимания – ведь он использует каким-то образом текст условий задачи, – но главным в нем является уже мышление. И тогда весь процесс решения задачи как бы переориентируется, «перетекает в другую сторону мешка» и благодаря этому приобретает иную структуру и приводит к другому результату. Таким образом, задачу можно решать по-разному: в одних случаях – сначала понимая, а потом решая, а в других случаях – сначала мысля, а потом понимая, уже в контексте мышления. Но как разделить эти процессы понимания и мышления во времени, как найти их место относительно «временной структуры» процесса решения задач – это сейчас остается неясным. Но без решения этой сложной проблемы мы не сможем строго закономерно и нормированно переходить от схем акта коммуникации к схемам деятельности и обратно – от схем деятельности к схемам акта коммуникации. Кроме того, мы столкнемся здесь еще с проблемой разложения самой деятельности на составляющие – и все это тоже очень book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 101 Лекция четвертая трудная вещь. Ведь нелегко ответить на вопрос, какую именно деятельность осуществляет индивид, создающий сообщение. Вряд ли можно считать, что целью его деятельности является лишь построение самого сообщения. Наверное, в большинстве случаев само сообщение и построение сообщения являются лишь средствами для достижения каких-то других целей. Человек, который нечто сообщает, может, к примеру, стремиться к тому, чтобы убедить других людей, заставить их считаться с его мнением, признать его истинным и справедливым, передать им свое отношение к миру, он может точно так же ставить своей целью обучение и воспитание других людей, он может с помощью сообщения управлять поведением людей, заставлять их делать определенные вещи и т.п. Одним словом, мы можем найти массу самых разнообразных целей, которые определяют деятельность человека, а вместе с тем и назначение создаваемого им текста. Но как, спрашивается, мы можем все это изобразить в единой схеме? И как я должен решать вопрос о характере деятельности, производимой каким-то человеком в том случае, когда он одновременно излагает и наиболее полно манифестирует свои представления, убеждает других в их справедливости, воспитывает людей и управляет их поведением? Сколько деятельностей здесь будет осуществляться одновременно? Что мы должны считать целями и продуктами этой деятельности? Как мы будем объединять эти деятельности и вписывать их в какую-то одну структуру? Во всяком случае, мы не можем думать, что целью и единственным продуктом человеческой деятельности в процессе коммуникации является создание самого текста сообщения, хотя бесспорным, наверное, является то, что в акте коммуникации существует и такая относительно самостоятельная деятельность, как деятельность говорения или создания текста. Пока я не знаю другого способа зафиксировать все эти моменты в изображении, кроме того, которым я пользуюсь обычно, – нарисовать акт деятельности, разбить его на ряд подактов и каждый такой подакт отметить особым вектором направления, или особой целью и особым частичным продуктом, – хотя я, конечно, понимаю поверхностный и немыслительный характер подобных изображений. Но как бы там ни было, этот способ дает мне возможность зафиксировать системную и структурную сложность рассматриваемого мною объекта. Но, наверное, этот принцип фиксации и изображения можно использовать и в применении к пониманию-мышлению. Мож- 101 book1n.qxt 102 1/20/06 11:36 AM Page 102 Лекция четвертая но представить себе, что в процессе решения задач реализуется много относительно независимых друг от друга процессов, и хотя все они связаны друг с другом и образуют одно целое – процесс решения, – тем не менее, каждому из них может быть поставлена в соответствие своя особая цель, а каждой цели – свой особый продукт. Это не значит, что мы будем расчленять эту целостность на части, это не значит, что мы сможем на этом пути получить структурно-системное изображение этого целого, но мы таким образом получим некоторые частичные проекции объекта, особые фокусировки его, которые будут соответствовать реальным способам фокусировки самого объекта – преимущественно «понимающим» и преимущественно «мыслительным». Здесь обычно следует вопрос: что дает мне основание считать, что мои представления мышления и понимания являются действительно сфокусированными проекциями одного объекта? Ведь можно точно так же предположить, что этим двум представлениям соответствует не один объект, а как раз два разных объекта, что поскольку я имею одно представление о мышлении и другое представление о понимании, то и в объекте будет мышление, отличное от понимания, и понимание, отличное от мышления. По сути дела, я должен здесь предъявить основания моего соотнесения их друг с другом. Но мои основания просты и очевидны: я исхожу из представления о целостности человеческой деятельности; на уровне очевидных фактов сознания и фактов нашего опыта это само собой разумеющееся предположение. Но я, кроме того, формулирую его и на логико-методологическом уровне как свою установку или интенцию на объединение всего в рамках единого предметного или объектного представления26. Я могу, конечно, построить объектные онтологические представления, соответствующие каждой из полученных мной проекций, я могу представить мышление само по себе, а понимание само по себе и иметь, таким образом, два разных объекта – и часто мы действительно поступаем таким образом. Но в этом случае я делаю еще одну дополнительную вещь: предполагаю, что полученные таким образом объекты связаны и объединены в рамках еди26 Мимоходом замечу здесь, что объединение в рамках предметного и объединение в рамках объектного представлений не совпадают друг с другом: первое предполагает процедуры чисто предметного мышления, второе — процедуры методологического надпредметного мышления; но все это — очень сложные проблемы, которые нужно обсуждать в другом месте. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 103 Лекция четвертая ной рече-мыслительной деятельности человека. Но так как я не знаю, каким образом они связаны и объединены, какова структура объединяющего их объекта, то я просто утверждаю тождественность этих двух объектов, соответствующих разным представлениям, и в этом утверждении об их тождественности реализую идею целостности того объекта, в котором, по моему предположению, существуют выделенные нами за счет фокусировок «понимание» и «мышление». Нетрудно заметить – и это довольно подробно обсуждалось во всех моих работах о конфигураторе, – что здесь одновременно фиксируются определенные теоретико-мыслительное и эпистемологическое представления о возможном характере самих полученных нами объектных представлений и их возможном отношении к целостному объекту. Таким образом, принцип объединения понимания и мышления в рамках какого-то третьего целостного объекта (пусть это будут даже «понимание II» и «мышление II»), реализующийся в виде тезиса о тождественности «понимания I» и «мышления I» на уровне объекта, вы можете рассматривать как чистый постулат, как символ веры или как гипотезу. Далее, не только можно, но и нужно спрашивать об основаниях этой установки, обсуждать вопрос о том, совпадут ли они друг с другом целиком и как «понимание I» и «мышление I» будут относиться к «пониманию II», выступающему в роли целого, или к «мышлению II», точно так же выступающему в роли целого, – все эти вопросы я заранее принимаю и готов обсуждать их в рамках соответствующих тем, но одно должно быть твердо понято сейчас: я произвожу все эти онтологические и методологические отождествления совершенно сознательно, четко осознавая логическую природу производимых мною операций, известную безосновательность моих установок, а следовательно – достаточно узкие границы всех моих утверждений и всего проводимого мною рассуждения в целом. Таким образом, я рассмотрел в общих чертах все, что касается объектных и методологических упрощений, которые мы производим, начиная анализ этой темы (или области проблем) со схемы акта коммуникации и обслуживающих ее категорий, в первую очередь – категории процесса. Четкое знание всех этих моментов должно помочь нам в дальнейшем при трансформации и преобразовании этой схемы в более сложные схемы, точнее и в других категориальных характеристиках описывающие понимание и мыш- 103 book1n.qxt 104 1/20/06 11:36 AM Page 104 Лекция четвертая ление или рече-мыслительную деятельность в целом, если сразу говорить о той целостности, в которую они должны быть помещены. Другой важный момент, который я хочу выделить в общем плане моей прошлой лекции и обсудить еще раз повторно, касается смысла и форм его существования. § 3. Дополнительные замечания к проблеме существования смысла Я стремился показать в прошлой лекции своеобразную связь понимания и смысла, устанавливаемую нашим мышлением и существующую в мышлении; я специально обращал ваше внимание на то, что эта связь, которую мы можем отрефлектировать и, следовательно, даже описать и изобразить, не так-то легко и просто интерпретируется в план объектного существования. Как предметная эта связь является совершенно реальной. И если мы самому предмету придаем объектное или объектно-онтологическое существование, то она будет выступать не только как совершенно реальная объектная связь, но даже более того – как единственная подлинно реальная связь (а связи так называемого «объекта», выраженного в предмете, будут трактоваться как мнимые и фиктивные, существующие лишь в рамках идеальной конструкции, называемой нами «объект изучения» или «объект проектирования»). Но я одновременно применял и другое, можно сказать, прямо противоположное представление, рассматривая понимание и смысл не в плане их предметного существования (т.е. существования в предмете изучения), а в плане их чисто объектного (и даже в каком-то смысле естественного) существования. И тогда у нас получилось, что реально существует только понимание и оно представляет собой определенный процесс, а смысл как таковой в этом плане не существует. Он появляется, прежде всего, в качестве определенной предметной формы, т.е. в качестве определенного изображения процесса понимания и определенного способа изображения, а именно – как структурно-графическое изображение процесса, а затем мы сами в ходе нашей мыслительной работы производим формальную онтологизацию этого изображения и выносим в план какого-то особого идеального пространства некую сущность, точь-в-точь похожую на наше структурно-графическое изображение, но только существующее (в этом особом пространстве) не как изображение, а как особый реальный объект. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 105 Лекция четвертая Но так как при этом благодаря рефлексии мы осознавали и понимали характер совершаемых нами процедур, так как мы знали, что такого объекта «на самом деле», т.е. в пространстве процессов понимания – а именно это пространство мы маркировали как «подлинное» и «настоящее» пространство объективной реальности – нет, то мы одновременно утверждали, что смысл объективно не существует. Итак, смысл выступал, с одной стороны, как особая форма фиксации процессов и вообще кинетики понимания, а с другой стороны, поскольку всякая форма изображения создает особый смысл и особое содержание, смысл выступал как какое-то странное содержание, реальность и объективность которого еще должны быть определены. Соотнося смысл с пониманием, я говорил, что смысл не существует, и одновременно утверждал, что он является определенным содержанием, отличным от того, что называется «пониманием», и поэтому должен существовать, хотя это будет другое существование, нежели то, которое мы находим у самого понимания. В ходе обсуждения, которое возникло у нас вокруг этой проблемы, мы создали, как мне кажется, очень красивый образ и красивую модель, а вместе с тем выявили один важный механизм из тех, которые существуют в деятельности, механизм, превращающий предметные существования, подобные тем, которые мы обнаружили у смысла, в объектные и даже чисто материальные существования. И чем больше я думаю об этом, тем более интересным представляется мне получившийся у нас результат. Напомню вам, что это был образ кисточки с краской, привязанной к бегающему между предметами лучу света. Превращая этот образ в модель того, что происходит в понимании и мышлении, мы говорили о том, что социальные условия кооперированной деятельности людей и общения заставляют самих людей фиксировать и выражать осуществляемые ими процессы понимания и мышления в знаках, оставлять таким образом «следы» этих процессов, а это и значит – создавать совершенно особый квазипродукт (а вместе с тем и особую организованность, фиксирующую эти процессы). Именно это «знаковое отягощение» процессов понимания и мышления соответствует кисточке с краской в нашем исходном образе. Но так как это «знаковое отягощение» устанавливается не экспериментатором-исследователем в ходе изучения процессов понимания и мышления, а самими мыслящими и понимающими людьми и так как в дальнейшем сами процессы понимания и мышления начинают выступать в роли процессов, производящих этот квазипродукт, 105 book1n.qxt 106 1/20/06 11:36 AM Page 106 Лекция четвертая а следовательно, вскоре начинают специально приспосабливаться к производству этого квазипродукта, начинают зависеть от соответствующих рефлективно выделенных целей, одним словом, начинают подчиняться этим специфическим продуктивным и «производственным» целям, то мы уже не можем считать, во-первых, что понимание (и мышление) непродуктивны в точном смысле этого слова, а во-вторых, что эти материальные организованности не существуют объектно или реально и не принадлежат к самим процессам понимания, что они создаются нами только в процессе исследования как особое изображение. Мы должны считать смысл точно так же существующим реально и в одном ряду с процессами понимания. Конечно, и при таком заходе мы не можем говорить, что понимание, которое осуществляют люди в ходе своей обычной деятельности и общения, направлено на создание смысла, что создание структуры смысла является целью понимания. Но при этом смысл, как я уже говорил, создается, и мало того – именно этот момент является новым, – он каким-то образом фиксируется в процессах человеческого общения, он должен найти для себя материальное выражение. Вопрос в том, какая структура ситуаций общения и деятельности, какой набор позиций приводит к тому, что смысл выступает в виде продукта, специально фиксируемого через цели и в целях. Это важное и принципиальное методологическое положение: чтобы объяснить возникновение «смысла» как особого предмета мышления и деятельности, мы должны построить и изобразить ту систему кооперации, которая творит этот предмет. Конечно, здесь ни в коем случае нельзя впасть в чрезмерные упрощения и забыть о важной роли во всем этом процессов мышления и понимания. Ведь для того чтобы предмет стал существовать в общей культурной онтологии, он должен быть сотворен мышлением и особым образом зафиксирован и выражен. Здесь мы сталкиваемся с очень сложной проблемой соотношения мышления и деятельности: мышление должно свернуть всю сложную и разветвленную систему кооперации в виде «предмета», а для этого особым образом осознать, отрефлектировать существующую кооперацию, затем благодаря новым отношениям кооперации породить процедуры и операции употребления этого предмета (или использования его) в обучении, в коммуникации и т.д. Именно в этом сложном механизме и через его посредство новый предмет социализируется, включается в деятельность, образует в ней стандартный предмет. И все это нужно выявить и описать, объясняя становление смысла как особого предмета нашего мышления и деятельности. Пока, не переходя к детальному и систематическому обсуждению этого вопроса, я хочу подчеркнуть лишь один момент: по- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 107 Лекция четвертая видимому, несмотря на то, что в процессах понимания всегда создается смысл, для самого понимающего и мыслящего человека смысл как таковой не является предметом и вообще чем-то таким, что осознано как предмет или продукт. Человек должен понять текст, возможно – ситуацию или что-то другое, но человек не может понимать смысл или создавать смысл в процессе понимания. Он не должен формулировать или ставить перед собой подобную цель и задачу; одним словом, смысл не является предметом его сознательной работы. Я мог бы сказать также, что человек понимает текст, что в процессе этого понимания он начинает «видеть» объекты ситуации и определенные операции, но я не могу сказать, что человек в процессе понимания начинает «видеть» смысл или что он его «знает» как предмет своей деятельности. Мы можем сказать, что мы понимаем текст, мы можем сказать, что мы понимаем ситуацию, но мы не можем сказать, что мы понимаем смысл (если только сохранять за словом «смысл» его собственное значение, а не употреблять его в более широком и переносном значении). Теоретическим обоснованием моих утверждений служит тот предварительно сформулированный тезис, что «смысл» – это и есть понимание, особым образом представленное понимание, а поэтому нельзя понимать то, чего еще нет, во всяком случае с позиций понимающего человека. Конечно, в развитых и рафинированных формах понимания, возникающих, когда в позицию понимающего человека переходят рефлектирующие исследователи и методологи, становится возможным многое из того, что было невозможно в позиции «чистого понимания». Но эти смешанные процессы нужно исследовать и обсуждать особо, что, наверное, – довольно сложная процедура. Поэтому здесь, на первом этапе «прокручивания» нашей машины, я имею все основания говорить, что «смысл» как таковой не может пониматься. «Смысл» есть квазипродукт понимания, а отнюдь не предмет и не объект его, а следовательно, он и не может быть предметом понимающего сознания (даже если мы предположим, что в этом понимающем сознании параллельно «работают» и другие функции сознания). Но когда мы переходим в более высокие рефлектирующие позиции, то там, как я уже говорил, «смысл» формируется как особый предмет, а следовательно, становится также и предметом сознания рефлектирующих конструкторов и исследователей. 107 book1n.qxt 108 1/20/06 11:36 AM Page 108 Лекция четвертая Но здесь мы должны обсудить вопрос: за счет чего и как? Ведь пока мы знаем – и я ее назвал – лишь одну процедуру творения смысла как такового (в его отличии от процесса понимания): это – изображение самого процесса понимания в виде определенной структуры. После того как эта структура построена, изображена, а затем формально онтологизирована, только после этого смысл как таковой может стать предметом, но сначала, естественно, – предметом мысли кого-то. Итак, я должен был бы уточнить мои предварительные утверждения, что человек, понимающий текст или ситуацию, создает смысл. Это не так: он «понимает», т.е. осуществляет определенный процесс, и тем самым, конечно, создает что-то, что мы потом назовем «смыслом». Но вопрос в том, что это такое? Наверное, правильнее всего было бы сказать, что понимающий человек создает «материал» того, что мы потом представим как «смысл». Но чтобы получился сам «смысл», нужно еще создать форму его и наложить эту форму на процессы понимания, тем самым превращая их в «смысл». А эту форму, как мы уже выяснили, создают и могут создать лишь те, кто находится в более высоких рефлексивных позициях и применяет особые средства для того, чтобы зафиксировать смысл как таковой. Поэтому мы можем говорить, что именно они создают «смысл» как особый предмет и объект, используя в качестве материала те процессы понимания, которые осуществляются в ситуациях коммуникации и деятельности. Следовательно, анализируя феномен смысла, мы должны применять весь аппарат идей естественного и искусственного, схемы тех «машин», которые производят «склеивание» естественного и деятельностного материала с вырабатываемой в более высоких рефлексивных позициях формой. И весь этот аппарат впервые и дает нам возможность ввести «смысл» и объяснить его существование как особого образования, отличного от процессов понимания. Другое дело – те организованности материала, которые «создает» и фиксирует сам понимающий человек в процессе понимания; они выступают как порождения или творения смысла, его структуры. Этот момент мы подробно обсуждали выше и еще будем долго обсуждать и рассматривать с разных сторон. Но, опять-таки, тонкий момент здесь состоит в разделении того, что происходит в процессе понимания себя, взятом как бы вне его описания и изображения, и в процессе понимания особой действительности, например такой, как «смысл». Мысля в первом плане, book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 109 Лекция четвертая мы не сможем, к примеру, сказать, что организованности материала создаются «смыслом», а должны будем говорить, что они создаются процессом понимания; мысля во втором плане, мы сможем сказать, что, дескать, организованности материала создаются или порождаются структурой смысла. Поскольку все эти организованности выступают как творения или порождения процессов понимания, мы можем считать их квазипродуктами этого процесса, а поскольку они теснейшим образом связываются также и с тем, что мы потом называем смыслом – «потом» в смысле следующих рефлексивных позиций, – то нередко эти организованности, в частности организованности содержания текста и организованности сознания, сближаются или даже отождествляются (смешиваются) со смыслом. Следовательно, нам важно различать: 1) организованности, создаваемые на разном материале процессом понимания, и 2) сам процесс понимания, представляемый в следующих, более высоких рефлексивных позициях в виде структуры смысла. Мы ни в коем случае не можем допустить смешений структуры смысла с этими организованностями материала. Когда мы пользуемся «кооперативными» схемами многих позиций, то мы можем довольно легко решать вопрос о различных формах и способах существования понимания, смысла и разных организованностей понимания, но когда мы потом переходим к некоторому единому объектному или онтологическому представлению, когда мы производим натурализацию, дело резко усложняется: ведь разные содержания, получаемые в разных позициях, должны быть сведены в одну систему и как бы «сплющены». На этой онтологической картине все они должны получить единое и однородное существование. И именно здесь снова возникает проблема связей и взаимоотношений между пониманием и смыслом в плане существования. Но эту проблему – существования смысла в рамках единой онтологической картины анализируемого объекта – надо отличать от другой проблемы: существования смысла в качестве предмета деятельности или некоторого средства в тех или иных деятельностных и мыслительных позициях. И здесь нам придется решить очень важную и вместе с тем очень трудную проблему переноса, или «перетягивания», различных представлений, понятий, предметов и т.п. с «более высоких», рефлексивных позиций в «более низкие», практически-деятельные. 109 book1n.qxt 110 1/20/06 11:36 AM Page 110 Лекция четвертая Если мы рассмотрим позицию исследователя, который изображает смысл, скажем, в виде структуры или как-то иначе, и, следовательно, делает его предметом своей работы, то такая ситуация кажется сравнительно пустой. Представив смысл в виде структуры, он тем самым задает способы и методы манипулирования и оперирования со «смыслом». Но все это происходит в действительности исследователя, т.е. в действительности, создаваемой этой более высокой рефлексивной позицией. Также, когда мы выделяем позицию человека, просто понимающего текст, и рассматриваем ее в «чистом» виде, т.е. отвлекаясь от тех связей, которые существуют между этой позицией и более высокими рефлексивными позициями, то ситуация все равно выглядит достаточно простой: там просто нет «смысла», а есть лишь процессы, или кинетика понимания. Но как описать позицию и способы работы человека, понимающего некоторый текст, если он благодаря общению с другими более высокими позициями знает, что существует такое образование, как «смысл», и благодаря этому знанию использует представление о смысле в процессе понимания. Тогда в его работе благодаря соединению понимания со знанием (или понимания с мышлением) будут одновременно существовать как смысл, так и понимание (либо реализующее эту структуру смысла, либо развертывающее другую систему понимания, включающую «смысл»). По сути дела, мы сталкиваемся здесь со значительно более общей и принципиальной проблемой: какой статус существования припишем мы тому, что называем «действительностью» некоторой позиции. С одной стороны, только «действительность» и существует в каждой позиции. С другой стороны, когда мы занимаем методологическую, предметную или объектную, позицию и начинаем строить единое онтологическое представление объекта, мы должны все эти «действительности» перевести в план единого предмета и объекта, элиминируя таким образом различие позиций и созданных ими действительностей. Но чтобы это сделать, мы должны предварительно или по ходу дела решить проблему существования каждой действительности, проблему иерархии их существования. Средством для этого служат, в частности, специальные деятельностная и эпистемологическая трактовки: когда я говорю, что понимание является объективным процессом, а «смысл» существует только как действительность знания или представлений, вырабатываемых в исследовательской позиции, я применяю методологи- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 111 Лекция четвертая ческую схему двойного знания и связанную с ней схему кооперации деятельности как средство иерархирования разных существований. Но затем мне нужно представить как одно, так и другое в схемах самого объекта. Наверное, одним из приемов решения этой проблемы является чисто синкретическое и механическое объединение двух разных представлений: мы изображаем процессы понимания (если есть специальная графика), а рядом – структуру смысла и должны затем установить отношения, возможные между ними. Другим приемом (хотя он лишь вариант первого) является отождествление этих двух изображений. В таких случаях мы говорим, что понимание тождественно смыслу, а смысл тождествен пониманию. Уточнением и принципиальной вариацией этого приема будет тот случай, когда структурное изображение смысла и есть структурное изображение понимания; в этом случае отождествление понимания и смысла выступает в виде весьма сложной и тонкой семиотической и эпистемологической процедуры. Как вариант этого приема может рассматриваться случай, когда мы имеем одно структурное изображение, которому мы придаем два разных объектных истолкования: один раз считаем его изображением смысла как такового, а другой раз – изображением процессов понимания. При этом сами процессы понимания и смысл могут быть поставлены либо на одном уровне объектного существования, либо на разных (в последнем случае должно быть еще установлено отношение между пониманием и смыслом, хотя в простейшем случае двух интерпретаций, или двух истолкований, этого не нужно делать). С этими различиями в способах и формах существования «понимания» и «смысла» теснейшим образом связано также различие в способах и формах оестествления, или натурализации, этих образований. Поскольку пониманию мы придаем смысл объекта изучения в самой «нижней» плоскости существования, постольку мы совершенно свободно и без всяких ограничений можем ставить вопрос о естественных процессах и механизмах понимания, о законах (или их функциональных аналогах), определяющих эти процессы и механизмы, и т.д., и т.п. Что касается «смысла», то относительно него все эти вопросы должны ставиться с осторожностью: ведь он проявляется первоначально как действительность рефлексивного исследовательского знания и лишь потом, получив соответствующее графическое «отягощение», становится предме- 111 book1n.qxt 112 1/20/06 11:36 AM Page 112 Лекция четвертая том и объектом специального оперирования и таким образом включается в деятельность – сначала на правах предмета, а потом и средства определенных структур деятельности. Это рассуждение необходимо обобщить и распространить также на смысловые организованности материала. Ведь они первоначально существуют только как кинетика понимания и никак не зафиксированы, не представлены статически; и они, следовательно, получат свое статическое фиксированное существование только после того, как мы станем рассматривать их в рефлексивной позиции. Но такой вывод придется изменить, если мы предположим, что именно текст, с одной стороны, является формой фиксации смысловой организованности ситуации, а с другой – в самом себе несет форму фиксации и выражения своей собственной смысловой организации. Правда, здесь сразу же встанет вопрос, почему и за счет чего текст обладает этой способностью, этим качеством. Но здесь нам придется обратиться уже к анализу языка и его специфических свойств, более узко и точно – к анализу специфической природы значений, их существования в культуре человечества и их употребления в процессах понимания и мышления. Но тогда и вопрос о «естественном», натуральном существовании смысла мы должны решать для каждой этой формы его существования отдельно. Если мы рассматриваем существование «смысла» в качестве действительности знания, то и вопрос о закономерностях его жизни должен ставиться либо как вопрос содержательного существования знания, либо же как вопрос приписывания ему законов в знании и через знание. Если же мы рассматриваем существование «смысла» в качестве некоторого предмета изучения, то тот же вопрос будет ставиться и решаться совсем иным образом. А если мы рассматриваем существование смысла в качестве объективного элемента некоторых структур деятельности, то мы с полным правом сможем говорить об определенных законах его существования, но это будут либо законы существования деятельности в целом, либо законы существования тех или других ее организованностей. Уже из этих беглых замечаний вы можете видеть, насколько сложна эта проблема. Я не обсуждаю сейчас путей ее решения, ибо пока мне достаточно лишь обратить ваше внимание на саму проблему. В обыденном языке существует масса разных форм выражения, фиксирующих нюансы разного понимания и употребления представлений о смысле. Мы говорим, например, что человек дей- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 113 Лекция четвертая ствует «осмысленно», а в других случаях мы говорим, что он действует «со смыслом». В первом случае слово «осмысленно» выступает как характеристика деятельности, можно думать, что никакого «смысла» как вещи или субстанции здесь нет; во втором случае создается впечатление, что в деятельности есть особая вещь – «смысл», с которой мы оперируем или которая как-то используется в деятельности. Иначе говоря, употребляя выражения «осмысленно» и «неосмысленно», мы тем самым характеризуем деятельность, выделяем ее свойства (или приписываем ей свойства). Нужно также иметь в виду, что когда я говорю, что в объекте есть лишь процессы понимания, а в другом случае – что в объекте есть структура смысла, то я задаю принципиально разные категориальные характеристики объекта, а следовательно, и принципиально разную логику анализа и исследования его. Это замечание особенно важно в контексте моих последующих рассуждений. Ведь я, как вы должны были понять, возражаю отнюдь не против объективации и натурализации смысла, а против некорректных объективаций и натурализаций. Мне важно различить различные типы такой объективации и натурализации, проанализировать механизмы и закономерности каждой с тем, чтобы потом уметь использовать и осуществлять каждую в соответствующем ей месте. В частности, здесь мне важно подчеркнуть и проанализировать различие процессуально-кинетической и структурно-объектной интерпретации используемых нами графических структур смысла. Это во-первых. А во-вторых, мне важно различить и разделить разные формы и способы оестествления и натурализации объекта. Дело в том, что мы можем осуществлять оестествление как в конструктивно-техническом, так и в естественно-научном планах – и это будут совершенно разные по своим механизмам и закономерностям способы оестествления. Кроме того, весьма существенным является различие в оестествлении «смысла» в контексте систем деятельности, с одной стороны, а с другой – самого по себе, даже если мы берем его как организованность деятельности, но в своем собственно имманентном движении и развертывании, отличном от движения и развертывания деятельности как таковой. Здесь важно также отметить различие научных и проектных оестествлений. Схема объекта включается в систему науки, если мы можем представить саму эту схему в таком виде, что из нее могут быть извлечены эмпирически или экспериментально проверяемые следствия; поэтому здесь мы 113 book1n.qxt 114 1/20/06 11:36 AM Page 114 Лекция четвертая должны говорить об эмпирической проверке и опровержении нашей объективации. В случае же проектного варианта речь должна идти о реализуемости и эффективности схемы, и сами процедуры проверки реализуемости и эффективности выступают как процедуры объективации и оестествления. Все поднятые мною выше вопросы приобретают совершенно особый поворот и новое смысловое звучание в свете того приема, который я применил для объективации, а вместе с тем в плане категориального определения «понимания» и «смысла». Вы должны помнить, что я воспользовался здесь категорией системы и всеми теми средствами, понятиями и методами, которые предоставляет в мое распоряжение системно-структурная методология. Прежде всего, как вы видели, я задал троякое определение самого понимания, а затем выразил это троякое определение в системном изображении «понимания». При этом, как было специально отмечено, я использовал особый вариант понятия системы, характеризующийся специфическим отношением между изображением структуры и изображениями организованностей материала (соответственно – между самой структурой и самими организованностями материала). Структура в этом изображении как бы упиралась (или опиралась) в организованности материала. Интерпретируя это изображение, прежде всего, в плане процесса, я использовал категорию «процесс–продукт» и задал представление о множестве квазипродуктов процесса понимания. При этом, правда, была стерта разница между «смыслом» как особым квазипродуктом процесса понимания и организованностями материала как другими квазипродуктами того же самого процесса. В этом был известный недостаток моего предшествующего анализа, но я его специально отметил и оговорил. Избегнуть его, по-видимому, было невозможно, так как всякий продукт и квазипродукт вводится и задается с точки зрения каких-то внешних позиций (пока и поскольку он не заимствуется исходной позицией и не фиксируется в качестве специальной цели ее деятельности, или действования). Правильный в плане мышления выход из этого заключен, на мой взгляд, в обсуждении отношений между разными продуктами и квазипродуктами, а затем в иерархировании их либо с точки зрения разных позиций, либо с точки зрения единого онтологического представления объекта. Другими продуктами, или квазипродуктами, процесса понимания были объявлены, как я уже сказал, различные организован- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 115 Лекция четвертая ности материала, организованности, создаваемые и творимые процессом понимания и, следовательно, определенным образом связанные со «смыслом». Одной из таких организованностей является смысловая организация текста – из этого возникает большой круг логико-смысловых, семантических и синтаксических проблем лингвистики27 <...> Другой организованностью является организованность содержания, «накладываемая» на объектно-операциональные элементы ситуации деятельности или ситуации понимания (реально-практической или конструируемой в самом мышлении – этот момент мы будем подробно обсуждать дальше). Исходя из этого многоэлементного и многопланового представления, учитывая, что между структурами смысла и другими организованностями материала, создаваемыми в процессе понимания, существуют определенные соответствия и соотношения, мы можем теперь сказать – и это было сказано на прошлых лекциях, – что процесс понимания может характеризоваться не только относительно структуры смысла, но и относительно всех этих организованностей материала. Иначе говоря, мы можем сказать, что понимание осуществляет себя, с одной стороны, в организации материала текста, а с другой стороны, в организации материала ситуации (другие возможные организованности материала я здесь просто не перечисляю, чтобы упростить дело). Теперь мы можем и должны поставить вопрос, как эти три определения понимания относятся друг к другу и как мы можем переходить от одного к другому. Первое, что можно здесь сказать, это то, что определение процессов понимания через структуру смысла является более точным, ибо, как я стремился показать, то, что мы называем «смыслом», есть просто особое представление самих процессов понимания. Но характеристика процессов понимания через структуру смысла имеет тот недостаток, что структура смысла сама по себе не дана и процессами понимания как таковыми не создается и не задается. Второе, что следует с очевидностью из схемы, это то, что каждая из организованностей материала задает лишь частичное и «однобокое» представление процессов понимания. Казалось бы, что если мы возьмем все организованности вместе, в целом, то получим 27 В последнее время под влиянием «генеративного направления», основоположником которого был Н.Хомский, эти же проблемы стали обсуждать как проблемы соотношения поверхностных и глубинных структур. 115 book1n.qxt 116 1/20/06 11:36 AM Page 116 Лекция четвертая достаточно полное и достаточно точное представление процессов понимания, но сделать это реально, как правило, невозможно, ибо сами полнота и целокупность разных организованностей понимания не лежат на поверхности и непосредственно нам не даны. Третье очень важное утверждение состоит в том, что в отношениях между структурой смысла и организованностями материала именно смысл как таковой имеет приоритет, ибо он охватывает и выражает целостность понимания, именно он – мы можем так говорить, поскольку между структурой смысла и кинетикой процессов понимания установлено соответствие – порождает и творит все эти организованности. Иными словами, именно структура смысла определяет как строение организованности текста, так и строение организованности ситуации (или плоскости содержания). Именно поэтому мы называем все эти организованности «смысловыми». Поэтому, чтобы проанализировать и воспроизвести процессы понимания, мы, прежде всего, должны анализировать и воспроизводить структуру смысла. Если мы имеем представление о структуре смысла, то мы можем определить также смысловую организацию как текста сообщения, так и ситуации понимания и деятельности. Если мы имеем представление о смысловых организациях текста и ситуации, то мы получаем (или можем получить) частичное представление о процессах понимания. Но если теперь мы привлечем к анализу и будем учитывать так называемую сознательность поведения и деятельности, то все наши определения и характеристики потребуют весьма существенных уточнений и исправлений. Хотя именно смысл, как мы это все время показывали и доказывали, наиболее точно характеризует процессы понимания, но сама эта характеристика возможна лишь в позиции или через позицию исследователя, сделавшего «смысл» предметом своего специального анализа. Если же мы переходим на позиции говорящих и понимающих, общающихся и действующих индивидов, то «смысл», или «структура смысла», становится лишь эпифеноменом, лежащим за пределами «естественного сознания», а сознаваемыми проявлениями и выражениями процесса понимания становятся лишь различные материальные организованности, создаваемые процессами понимания и мышления. Здесь нужно отметить, что осознание этой стороны дела было одним из важных результатов современной феноменологии. Когда, в book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 117 Лекция четвертая частности, Э.Гуссерль перешел от своего первого представления о взаимоотношениях между языком и мышлением, выраженного в «Логических исследованиях», ко второму, собственно феноменологическому представлению, он, по сути дела, зафиксировал, как мне кажется, именно тот момент, что понимание и мышление (во всяком случае, мышление) ограничены материалом языка и как бы упираются в него, что мышление проявляет себя вовне только в организации материала языка. И хотя я сам пришел к пониманию этого, минуя феноменологические представления и исходя только из методологических предметных схем, и лишь после этого смог отождествить полученное мною системно-структурное предметное представление с тем, что обсуждали феноменологи, тем не менее этот аспект их представлений, это их достижение должно быть специально отмечено. В дальнейшем оно будет использовано мною среди прочего также и для критики феноменологических представлений. Во всяком случае, уже на основе сказанного я могу утверждать, что обыденное сознание текста, используемого в деятельности и в мышлении, ориентировано не на само понимание и не на то, что является адекватным его выражением и изображением, а на частичные и во многом превратные формы, порождаемые пониманием в том материале, который его окружает и который им «захватывается» (вполне возможно, что именно в этом заложено основание всех «превращенных форм», которыми пользуется наше сознание в процессе понимания и мышления, основание самой «превращенности»). Мне представляется также, что именно этим отношением между непосредственно сознаваемым и знаемым обусловлены традиционные смещения смысла и содержания текста. Сознание понимает и «видит» за этим пониманием только смысловую организацию текста или смысловую организацию ситуации (которая потом перерабатывается в содержание), а наука, использующая опосредованные модели и исходящая из задачи изображения, знает не только содержание, но и смысл, и, кроме того, знает, что они различаются между собой. Надо сказать, что из-за этих постоянных перетеканий значений и смыслов между позициями и из одних «пространств» в другие происходит масса недоразумений. Рафинированное научное сознание, в особенности если оно пронизано эпистемологическим духом, примерно знает и представляет себе границы употребления слов и понятий, а обыденное сознание оперирует всем без разбору, «без понимания», не чувствуя предметности и вполне удовлетворенное тем, что оно владеет значением. 117 book1n.qxt 118 1/20/06 11:36 AM Page 118 Лекция четвертая Но и научное сознание знает эти границы и непременные условия только примерно, на ощупь – почему, собственно говоря, и понадобились феноменология (в смысле И.Ламберта) и гносеология (в смысле И.Канта), – и постоянно останавливается в недоумении перед новыми ситуациями переноса и обобщения смысла. Говоря конкретно, наука «знает» много чего, и все эти знания по своему происхождению были связаны с текстами, но что′ нужно «видеть» в каждом конкретном тексте, это определяется способом работы; поскольку работа со смыслами встречается крайне редко – только при определенных способах рефлексии, постольку и «смысл» видится в качестве особого содержания тоже крайне редко. Но реально мы обсуждаем здесь уже проблему понимания и знания, или смысла и знания, – а это особая тема. Поскольку обыденное сознание всегда довольно свободно пользуется научными терминами, но, как правило, пренебрегает стоящими за ними процедурами и приемами мышления и специфически мыслительным содержанием, то оно довольно беззаботно именует словом «смысл» то, что ему доступно и известно, – непосредственно выявляемое и фиксируемое содержание. Для такого смешения, правда, существуют и другие основания, лежащие в специфическом устройстве процедур логического и лингвистического анализа, и они, в свою очередь, дополняют и подкрепляют некритическую работу обыденного сознания, но это уже следующий момент, о котором я буду подробно говорить в конце намеченного мною цикла лекций. Но в основе всего лежат все-таки указанные особенности работы сознания в процессе понимания. Ведь любой человек, даже когда он становится ученым или философом, исходит и стремится исходить, прежде всего, из содержаний своего обыденного сознания, а в этом сознании существуют всегда только определенные предметные содержания и до последнего времени, насколько я знаю, не было предметного изображения «смысла», хотя уже античные и в особенности средневековые философы очень четко фиксировали одну из важных компонент смысла – интенциональность, интенции (или подразумевание, полагание и т.п.), но, не изображая всего этого в схемах, они лишали себя возможности превратить «смысл» в предметно-знаемое содержание и тем самым – в содержание обыденного сознания; подобно рефлексии, «смысл» оставался лишь пониманием и понятийно (но не предметно) фиксируемым содержанием. Именно поэтому нам так легко сказать, что мы понимаем текст, ситуацию и «смысл» (который трактуется в качестве вещи, стоящей за book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 119 Лекция четвертая текстом, т.е. в качестве содержания особого рода28), но очень трудно сказать, что понимание создает смысл29. Еще одним важным моментом, поддерживавшим и подкреплявшим такое представление, была ориентированность нашего сознания на материал того или иного рода (возможно, что эти особенности работы нашего сознания теснейшим образом связаны с тем, что многие функции сознания как бы слиты друг с другом и даже понимание всегда осуществляется в склейке с созерцанием или восприятием); поэтому «смысл» в подлинном значении этого слова, представляющий собой чистую структуру, не положенную на материал того или иного рода, не мог стать предметом сознания и, наоборот, предметом сознания становились лишь те или другие материальные организованности. И лишь теперь, когда мы получили в качестве особых средств графические изображения структуры и научились предметно мыслить подобные образования, мы можем представить «смысл» в качестве особого предмета мысли, отличающегося от смысловых организованностей текста или содержания. Я надеюсь, вы помните, что я сейчас обсуждаю один вопрос: почему в обыденном сознании (и в науках, которые питали это обыденное сознание), когда говорили о понимании, то всегда фиксировали не «смысл» как таковой, а те или иные смысловые организованности материала – текста сообщения или ситуации деятельности и мышления? Ответ на этот вопрос, как вы видели, я нахожу в том, что структура смысла, хотя она и порождается всегда процессом понимания, не является вместе с тем предметом сознания, а это, в свою очередь, происходит потому, что структура смысла не является предметом и объектом человеческой деятельности, а текст, как и «содержание ситуации», наоборот, является или должен быть предметом и объектом деятельности30. Их человек видит, воспринимает, с ними он работает, и поэтому, естественно, все дело пред28 См. статью О.Генисаретского «Проблема смысла в содержательно-генетической логике», 1965, рукопись. 29 Чтобы “смысл” как таковой стал предметом знания, его нужно изобразить, продемонстрировать. Отсюда еще очень интересная тема: знание и предмет знания. 30 Это замечание, на мой взгляд, нужно было бы связать с очень интересными идеями и экспериментами П.И.Зинченко, изложенными в его работах в 1936—1939 гг., и с более поздними (1939—1947 гг.) разработками А.Н.Леонтьева, касающимися сознательности обучения и учения. 119 book1n.qxt 120 1/20/06 11:36 AM Page 120 Лекция четвертая стает так, что именно их он и понимает, их человек сознает как то, с чем он имеет дело. Не удивительно поэтому, что когда вводится определение понимания, то первое, что фиксируется с позиции сознающего и действующего человека, – это осмысляемая форма текста и объектно-операциональные элементы ситуации, выступающие в качестве содержания. Именно их выделяет исследователь, непроизвольно заимствовавший позицию сознающего и действующего человека, и именно их он фиксирует как смысл. Правда, на деле здесь речь идет об осмысленном, но предстает это осмысленное как смысл. И именно форма и содержание, захваченные структурой смысла, выделяются и называются, когда начинается разговор о смысле как таковом. Из схемы, которую я вам рисовал, видно, что именно структура смысла порождает смысловую организацию текста, форму, и смысловую организацию ситуации, содержание; поэтому нет такой уж большой ошибки в том, что одно и другое трактуется как смысл. Ведь это и есть предельные проекции или «края» структуры смысла. Тем более оправдано определение понимания соответственно этим организованностям, создаваемым структурой смысла. Ведь мы должны иметь в виду, что только это доступно человеку в первой непосредственной позиции, и только на этом, следовательно, могут основываться исходные определения понимания. Лишь впоследствии, когда создаются специальные системно-структурные модели смысла, мы можем вернуться назад и переосмыслить всю процедуру выявления и фиксации понимания, мы можем обнаружить и зафиксировать смысл как промежуточное посредствующее звено, лежащее как бы между процессом понимания и создаваемыми им организованностями материала (на деле – промежуточное звено в процессе логической реконструкции, а отнюдь не в естественном существовании). Все, что я сказал, можно резюмировать очень кратко: хотя фиксировать процессы понимания лучше и точнее всего в форме структур смысла, переживать и фиксировать непосредственное сознание могут только организованности материала, создаваемые процессом понимания; фиксация этих организованностей есть фиксация структуры смысла, но не в самой себе, не как таковой, а в другом – в смысловой организованности захваченного смыслом материала. Из этого автоматически следует, что смысл в своей полноте и целостности не существует для психологистически и натуралистически мыслящих людей; для них существуют только эти частич- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 121 Лекция четвертая ные организованности материала. Мыслящие таким образом люди говорят даже, что помимо этих смысловых организованностей текста или ситуации нет и не может быть ничего другого, т.е. никакого другого «смысла». С какой-то стороны они даже правы, ибо, действительно, кроме организованностей материала не существует никаких других «смысловых вещей», а сам смысл есть не вещь, а процесс, именно процесс понимания, и поскольку здесь от категории вещи (организованности материала) надо перейти совсем к иной категории, к категории процесса, – они правы. Их точка зрения становится неправильной, когда мы, во-первых, переходим на более высокие рефлексивные позиции, на позиции исследователя, моделирующего свой объект, а во-вторых, начинаем использовать средства системно-структурной методологии, благодаря которой получаем возможность представить процессы в виде структур особого рода, а следовательно, и в виде «вещей» (опятьтаки, особого рода). Человек, не признающий особого и специфического существования систем и структур, должен будет сказать, что никакого смысла, помимо смысловых организованностей материала, нет и не может быть. И он по-своему будет прав. Но если у нас есть более мощные средства, средства системно-структурного анализа, то мы можем и должны рассуждать уже иначе. Здесь можно было бы провести прямую аналогию с тем, что мы можем и должны говорить о человеческом обществе в целом. Те, кто не принимает системно-структурной методологии, признают и могут признавать лишь существование индивидов, а общество как таковое будет выступать для них как сумма индивидов; никакого другого объекта для них не может существовать. Наоборот, те, кто принимает системно-структурную методологию, могут и должны говорить об обществе как о структуре, лежащей как бы вне материала и лишь захватывающей его, и о системе общества, включающей, кроме структуры, также и материал. В этом случае общество ни в каком варианте не может быть сведено к совокупности индивидов. Таким образом, все дело, как вы видите, определяется характером тех средств, которые мы используем для описания изучаемого объекта. Привлекая на помощь системно-структурные представления, мы получаем возможность связывать друг с другом процессуальные и материальные характеристики; средством этой связи служит понятие структуры. При этом, в зависимости от того, какое отношение существует между процессами и материалом, мы 121 book1n.qxt 122 1/20/06 11:36 AM Page 122 Лекция четвертая задаем то или иное отношение между структурой и материалом: в одних случаях структура будет лежать как бы на материале, а в других случаях – как бы перпендикулярно к нему, будет в материал «упираться»; и мы должны иметь в виду оба эти типа систем. Когда мы рассматриваем понимание и смысл или когда мы рассматриваем воспроизводство общества и структуру общества, у нас будет второе из названных отношений. За такими представлениями объекта стоит не только теория нового типа, но и новые возможности практики. Общества как такового не существует для обывателя, который находится в позиции приспособления к окружающей его физической и социальной реальности, для обывателя, который не может сделать общество в целом предметом и объектом своей деятельности, который даже помыслить это боится. Но для того, кто производит культурно-историческое и социально-историческое действие в отношении всего общества, жизненно важно и необходимо представление общества как целого в виде некоторого предмета и объекта деятельности, в виде «вещи». И чтобы сделать для себя такое возможным и мыслимым, он должен найти средства представить общество как целое и «овеществить» его. Именно этим целям служит системноструктурное представление. Но аналогичные вещи можно было бы сказать и в отношении смысла как такового. Представление понимания и смысла как структуры и системы «овеществляет» их, а следовательно, делает возможным оперирование с ними, превращает их в предметы мышления и деятельности. И наоборот, пока мы не нашли средств представить понимание и смысл в виде «вещей» особого рода, мы не можем действовать с ними или в отношении их. Поэтому наша практическая задача состоит в том, чтобы найти те более высокие рефлексивные позиции, в которых процессы понимания и смысл как таковые должны стать предметами и объектами нашей деятельности. А уже дальше вопрос будет заключаться только в одном: в какой форме их нужно и можно представить, чтоб такое стало возможно? – но на этот вопрос, во всяком случае в одном варианте, как вы видели, я уже ответил. За всем этим встает, правда, очень сложная проблема – включения новых представлений о смысле и процессах понимания в деятельности разного рода. Когда мы ограничиваем свой анализ только исследовательской позицией, то все вроде бы очень просто: мы изображаем смысл в виде структуры или в виде систе- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 123 Лекция четвертая мы и реконструируем логику анализа и описания их. Но ведь, кроме того, представления смысла и процессов понимания должны войти еще и в «практические» деятельности разного рода. В одних – смысл и процессы понимания будут тем, что практически создается, наподобие продукта, создаваемого в производстве, в других – представление смысла и процессов понимания будет тем, что организует деятельность, схемой, в соответствии с которой деятельность строится. В частности, зная теперь устройство смысла и определяя соответственно этому некоторые теоретические и практические задачи, я буду исходить из необходимости создать определенную структуру смысла, а не из необходимости построить те или иные смысловые организованности материала ситуации и текста. Таким образом будет меняться грань, соответственно которой мы будем строить и осуществлять свою деятельность. Короче говоря, системно изобразив смысл и «натурализовав» эти изображения, мы тем самым так изменяем себя и свою деятельность, что она начинает строиться и функционировать иначе, чем это было раньше. Вполне естественно, что мои рассуждения вызывают сейчас аналогии с основными идеями гештальт-психологии. Но здесь интересным и требующим специального обсуждения является вопрос: что же именно называли «гештальтами» (Gestalt) психологи этого направления – конфигурации смысла или, наоборот, «хорошие» конфигурации содержания и формы? Я сам отвечал бы на этот вопрос весьма определенно: конфигурации содержания и формы. Дело в том, что анализ смысла как структурного изображения процессов понимания предполагает совершенно особую позицию, которой, на мой взгляд, не было у гештальт-психологов и которая вырабатывается лишь в содержательно-генетической логике и теории деятельности. Но я не прочь обсудить этот вопрос и в любом другом плане. IV. Понимание и мышление – новое представление § 1. Вернемся к основной линии моего рассуждения. Я говорил о том, что возможны три разных определения понимания: одно – исходя из представления о смысле как об особой структуре, представляемой нами в виде квазипродукта процессов понимания, другое – исходя из смысловых организованностей текста, представля- 123 book1n.qxt 124 1/20/06 11:36 AM Page 124 Лекция четвертая емого как материал особого рода, захваченный процессами понимания, третье – исходя из смысловых организованностей ситуации, представляемой как другой материал, точно так же захваченный процессами понимания. Соответственно этому само понимание (в плане продуктивной или квазипродуктивной функции) будет определяться как создание структуры смысла, создание смысловой организованности текста и создание смысловой организованности ситуации. Но реально и фактически, я утверждаю, всегда будет как одно, и так и другое, и третье. Не может быть смысловой организованности текста без соответствующей ей смысловой организованности ситуации, как не может быть смысловой организованности ситуации без соответствующей ей смысловой организованности текста, и не может быть первого и второго без соответствующей структуры смысла. Это единство и связь трех аспектов не исключает возможного разнообразия и различия самих определений. Ведь определение имеет свою особую функциональную нагрузку – зафиксировать проекции, необходимые для подведения объектов под понятие; оно не должно и не может охватывать суть самого явления или суть изучаемого объекта – для этой цели служит модель. В модели все указанные моменты должны быть объединены и представлены в связи и синтезе друг с другом. Исходя из модели, а отнюдь не из определений, мы можем утверждать, что главным и исходным является представление структуры смысла. Чтобы ввести его, мы воспользовались схематическим изображением акта коммуникации и создаваемой им ситуации. На этой схеме все три указанных мною момента получили раздельное и вместе с тем связанное представление. На базе этого мы смогли сделать следующий шаг и разделить, пока противопоставляя, но не связывая, понимание и мышление. На первом этапе это противопоставление было весьма традиционным, во всяком случае, таким, какое нередко можно встретить в работах разного рода. Мышление при таком подходе определялось как выражение каких-то единиц содержания в знаковой форме текста, а понимание – как обратный процесс восстановления каких-то единиц содержания, исходя из знаковой формы текста. В рамках такого представления мы вынуждены были говорить, что первый индивид, строящий сообщение, мыслит, а второй индивид, восстанавливающий содержание сообщения в тексте, понимает. Такова была первая возможная, во многом обы- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 125 Лекция четвертая денная, трактовка понимания и мышления и их взаимоотношения друг с другом. Как я уже отмечал, такое представление основывается на двух весьма сомнительных предпосылках. Первая состоит в том, что якобы единицы содержания, выражаемые в тексте, должны уже существовать или быть созданы мышлением, независимо от самого текста и процесса выражения содержания в нем, т.е. такое представление основывается на представлении, что «содержание» может существовать независимо от «формы». В применении к пониманию эта же установка означала, по сути дела, предположение, что основные элементы материала, организуемые в смысловую структуру содержания, тоже существуют уже до и независимо от понимания и только должны быть структурированы или организованы им. Нечто аналогичное может быть сказано и по поводу самого текста: предполагается, что смысловая организованность, заложенная в него мышлением, сохраняется при передаче и бывает непосредственно дана понимающему сознанию вне и помимо процесса понимания. Другими словами, эта смысловая организованность текста не создается пониманием и в процессе понимания, а предсуществует в самом тексте, в его материальной организации и лишь считывается самим пониманием безотносительно к ситуации и создаваемому в ней содержанию, т.е. «форма» может существовать независимо от «содержания» и «форма» тождественна, по сути дела, члененности и организации материала текста. В этом, на мой взгляд, основной порок всех подобных представлений о мышлении и понимании. Другое представление основывается на предположении, что мышление впервые создает организованности содержания и делает это за счет выражения ситуации в тексте, в процессе соответствующих соотнесений одного и другого (т.е. за счет смыслообразования). А понимание вновь создает ту или иную смысловую организованность текста за счет соотнесения текста с определенными элементами ситуации (т.е. за счет соответствующего смыслообразования) и создания определенной смысловой организованности материала ситуации. Здесь, следовательно, мы фиксируем группу парадоксов и должны сделать важный и принципиальный вывод: такое представление о мышлении и понимании, а также об их возможном взаимоотношении, в частности в процессе коммуникации, просто 125 book1n.qxt 126 1/20/06 11:36 AM Page 126 Лекция четвертая не срабатывает. Реально нет никакой твердой и определенной границы между смысловой организацией элементов содержания и подлинным созиданием самого содержания, не только в его организации, но и в его элементах. Нет и не может быть процессов понимания, которые не сопровождались бы одновременным созиданием, «творением» самого содержания; нет и не может быть понимания, которое не сопровождалось бы параллельной конструктивной, «творящей» работой. Но ведь эту конструктивную, «творящую» работу мы до сих пор считали основным и специфическим признаком мышления. Следовательно, оказывается, что в любом процессе понимания мы должны одновременно осуществлять мышление. А если мы возьмем какой-то текст, новый и мало понятный для человека, который должен понять его, то тогда мышление, т.е. созидание плоскости содержания, становится основным и важнейшим моментом самого понимания. Таким образом, неудовлетворительна исходная точка зрения, связывающая различие мышления и понимания с морфологическим различием и противопоставленностью двух индивидов – говорящего и слушающего. Оказывается, что если человек понимает, то он одновременно всегда и мыслит, а если он мыслит, то он при этом обязательно и понимает; на каком бы месте относительно процесса передачи сообщения ни оказывался человек, на первом или на втором, он всегда и мыслит, и понимает одновременно. Но тогда, спрашивается, на каком же основании мы различали и противопоставляли понимание и мышление. Может быть, сама идея различения их является ложной и фиктивной? Может быть, мышление и есть понимание, а понимание и есть мышление, и не нужно их вообще различать и противопоставлять друг другу? Во всяком случае, нельзя различать и противопоставлять мышление и понимание друг другу таким образом, каким мы это делали раньше. А если мы будем исходить из того, что разница между мышлением и пониманием все же есть, из того, что прошлая культурная и философская традиция все же не ошибалась и не заблуждалась, то мы должны тогда будем спросить себя, а в чем же это реальное различие и как оно может быть нами схвачено и изображено. Сейчас я постараюсь показать, что существует возможность совершенно по-новому задать и определить понимание и мышление, исходя из уже представленных нами схем. По сути дела, я все время имел в виду эту задачу и, ориентируясь на нее, ввел и подробно обсуждал различие трех определений понимания – через book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 127 Лекция четвертая целостную структуру смысла, через смысловую организованность текста и через смысловую организованность ситуации. И по этой же причине я настаивал на определяющей роли первого определения – через единую структуру смысла. Дальше я постараюсь показать, что именно эта ориентация на структуру смысла дает возможность выделить специфическую роль и специфическое назначение понимания в его отличии от мышления. Но для этого нам нужно провести более тонкие и более детальные рассуждения. § 2. Когда мы организуем материал текста в процессе понимания, то мы это делаем, создавая единую структуру смысла. Таким образом, нам нужно, с одной стороны, организовать текст, а с другой стороны – создать структуру смысла (т.е. осуществить процесс понимания), но я совершенно сознательно представляю все дело как созидание особого квазипродукта – структуры смысла – и противопоставляю этот квазипродукт другому квазипродукту – смысловой организации текста. Мы можем создавать смысловую организованность текста, лишь соотнося текст с объектно-операциональными элементами ситуации. Нельзя говорить о смысловой организации текста, не производя отображения текста на что-то другое, на план того, что мы будем называть «содержанием», не производя соотнесений различных элементов текста с элементами ситуации. Иными словами, смысловая организация текста есть лишь особая проекция процедур или процессов соотнесения материала текста с материалом ситуации. Эта последняя формулировка очень важна. И аналогично ей я могу сказать, что смысловая организация ситуации, т.е. то, что мы называем «содержанием» текста, есть лишь особая проекция процедур или процессов соотнесения материала ситуации с материалом текста31. Понимая текст, мы должны восстановить строго определенные элементы и фрагменты ситуации. Можно поэтому сказать, что задача всего процесса понимания в целом состоит в том, чтобы создать план содержания, организуя ситуацию, но для этого нам нужно создать структуру смысла. Здесь, следовательно, я опять противопоставляю два квазипродукта – организацию ситуации и 31 Хотя сама эта смысловая организация ситуации, т.е. «содержание», играет самостоятельную роль и особым образом используется в практической деятельности, следующей за пониманием, о чем я буду специально говорить в конце этого цикла лекций. 127 book1n.qxt 128 1/20/06 11:36 AM Page 128 Лекция четвертая создание структуры смысла. Значит, у меня все время есть две (или, если хотите, три) задачи (две по типу): создать определенные организованности материала и создать структуру смысла, т.е. произвести соотнесение одного материала с другим. Эта манера выражаться создает двусмысленность: получается, что мы создаем организованности материала и структуру смысла одновременно и, соответственно этому, можем говорить о них как о параллельных продуктах. Происходит это потому, что первоначально мы рассматриваем организованности материала и структуру смысла независимо друг от друга, как два разных продукта, получающихся в итоге понимания. Но как только мы ставим вопрос о взаимоотношениях и связях между ними, то, наверное, должны говорить, что процесс понимания создает организованности материала и что процесс понимания есть структура смысла. Иначе говоря, категории процесса и материальной организованности как бы разносятся нами в разные планы описания явлений понимания. Кроме того, дальше нам нужно будет еще обсудить разнообразные сознательно сформулированные цели и установки, по-разному организующие деятельность понимания; в частности, если мы считаем целью понимания выделение соответствующих организованностей, то, наверное, понимание в этом случае будет организовано иначе, нежели в том случае, когда мы будем считать целью понимания создание структуры смысла. И подобно тому, как создание структуры смысла выступает как средство соотнесения материала текста и материала ситуации, так само соотнесение материала текста и материала ситуации выступает как средство создания организованности материала. Таким образом, все зависит от того, на чем мы фокусируем свое внимание и что мы считаем подлинной задачей своей работы. Во всяком случае, мы можем говорить, что имеем два (или три) разных движения: одно (или два) горизонтальное, в плане созидания организованностей материала, и другое – как бы вертикальное, в плане соотнесения этих двух материалов друг с другом. И теперь я могу задать основной вопрос: должны ли мы рассматривать эти два движения – движение в организованностях материала и соотнесение одного материала с другим – как одно и то же или же, наоборот, как два разных движения? До сих пор я все время показывал, фиксируя, правда, один лишь синтагматический уровень, что эти два движения на деле представляют собой лишь одно движение и одно целое, которое мы берем как бы с разных сторон. Я говорил, что мы создаем организованности материала, соотнося эти два материала друг с дру- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 129 Лекция четвертая гом, и мы не можем соотнести их друг с другом, не создавая соответствующей организованности. На каком же основании теперь я могу говорить, что здесь есть два движения и соответственно ему две разных задачи? Чтобы не вызывать у вас чувства неудовлетворенности и безнадежности длинными рассуждениями, которые, тем не менее, здесь необходимы, я скажу сразу же, забегая вперед, что это различие обосновывается мною различием функциональных структур, создаваемых структурой смысла или процессами понимания, и материальных организаций, которые должны быть созданы этими функциональными структурами. Вы должны обратить внимание на то, что здесь я раздваиваю понятие функциональной структуры, причем – как в предметном плане, т.е. на изучаемом мною объекте, так и в категориальном плане (и последнее представляет собой самую сложную проблему). Если до сих пор я называл структурой только саму структуру смысла, то теперь я начал говорить о «функциональной структуре», которая как бы создается самим смыслом и проецируется им на материал. Значит, сам материал теперь характеризуется двойственно: один раз со стороны функциональной структуры, созданной структурой смысла (вы можете заметить, что такая двойственность употребления понятия «функциональная структура» диктуется перпендикулярностью связей структуры смысла и организованностей материала), а другой раз – со стороны той организации материала, которая должна соответствовать функциональной структуре и которая создается, исходя из требования или принципа такого соответствия. Поэтому, чтобы создать организованность материала, надо проделать двойную работу: один раз создать соответствующую функциональную структуру (как говорят, функционально структурировать), и это осуществляется с помощью или посредством понимания, в процессе соотнесения, можно даже сказать, за счет смыслообразования, а затем – как бы второй шаг – создать соответствующую организованность материала, сконструировать ее, и это, на мой взгляд, должно осуществляться с помощью или посредством другого процесса, мышления. Насколько оправданно здесь употребление термина «мышление», зависит от того, как мы дальше определим само «мышление» в его отношении к пониманию; но, во всяком случае, здесь должны быть осуществлены два процесса – функциональное структурирование и материальное конструирование. Во многих случа- 129 book1n.qxt 130 1/20/06 11:36 AM Page 130 Лекция четвертая ях материальное конструирование зависит от функционального структурирования и определяется им (наверное, также и другими зависимостями, возможно – значительно более широкими). И установление и осуществление именно этой зависимости, реализующееся также в самом конструировании, и есть то, что можно было бы назвать «мышлением». Здесь надо обсудить вопрос, как в самом мышлении реализуется, может реализоваться эта зависимость. В этом плане показательны те процессы, которые я разбирал при анализе механизмов и приемов решения арифметических задач. Организованность арифметических соотношений определяется именно процессом понимания, его механизмами. Можно даже сказать, что процесс понимания направлен на создание этих организованностей, но в этом и тонкость, ибо здесь понятие зависимости теряет свой простой и непосредственный смысл. Мы создаем эту организованность сознательно, ставя своей специальной задачей отобразить в ней реальные преобразования объектов или структуру «целое–часть», и мы каким-то образом организуем еще (в первую очередь за счет “понимания”) ряд таких отображений в единый процесс решения задачи и т.д., и т.п. Таким образом, непосредственно организованность арифметического соотношения обязана своим строением мыслительным актам отображения, которые организуются сознательным целеполаганием, но все это, кроме того, организовано процессом понимания. Таким образом, «понимание» и «мышление» взаимно определяют и взаимно организуют друг друга. Возможны и другие случаи, когда функциональное структурирование зависит от материального конструирования и определяется им, и это, очевидно, будет выступать как зависимость понимания от мышления, но чтобы обсуждать все эти моменты, нужно провести куда более детальные и более развернутые рассуждения. Различие функциональной смысловой структуры и материальной организованности очень легко продемонстрировать на примере обычного субъектно-предикатного предложения. Например, предложение, разбиравшееся уже Л.С.Выготским: «часы – упали» и «часы – упали» (курсивом обозначены интонационные выделения). Когда, говорит Выготский, я читаю лекцию и сзади вдруг раздается какой-то шум, от которого я вздрагиваю и останавливаюсь в недоумении, и мне говорят «часы – упали», то здесь смысловым предикатом (или «новым», «ремой») является слово «часы». Когда, наоборот, я читаю лекцию, хочу выяснить, сколько мне осталось времени, и привычно оборачиваюсь назад, чтобы book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 131 Лекция четвертая взглянуть на часы, висевшие на стене, не нахожу их там и точно так же останавливаюсь в недоумении, а мне говорят «часы – упали», то здесь смысловым предикатом (или «новым», «ремой») является слово «упали». А материальная организация обоих предложений, если не принимать во внимание интонации и ударения, является одной и той же. Если же учитывать интонацию и ударение, то материальной организацией, соответствующей смысловому различию этих двух предложений, будет интонационный рисунок фразы или ударение. В современной лингвистике это различие учитывается в различении так называемого «актуального» (или «смыслового») и «конструктивного» синтаксиса. Но это только пример, иллюстрирующий основную мысль, высказанную мною, как было уже отмечено, наперед, а теперь мы должны систематически ввести и обосновать различие и взаимоотношения понимания и мышления. § 3. Акт коммуникации и деятельность Для этого мы должны от анализа акта коммуникации и возникающих в нем организованностей перейти к анализу деятельности и ее структур; реальное различие понимания и мышления выяснится только при анализе структур деятельности. Это утверждение легко обосновывается. Ведь я все время показывал совпадение и тождество понимания и мышления на уровне синтагматики. И эти демонстрации остаются справедливыми и непоколебленными. Если мы будем оставаться только в плане синтагматики, то мы никогда не уловим и не продемонстрируем различия понимания и мышления. Чтобы уловить это различие и показать его обоснованно, в том числе и на онтологических схемах, мы должны привлечь к рассмотрению парадигматику. Но рассматривать план синтагматики и план парадигматики в связи друг с другом, как составляющие одного целостного объекта, – это и значит рассматривать деятельность. Существует принципиальное различие в том, как пользуются представлениями о синтагматике и парадигматике лингвистика и теория деятельности. Первая рассматривает эти две системы, по сути дела, как независимые, в лучшем случае – в сравнительных сопоставлениях друг с другом; вторая – как частичные подсистемы единого целого, обладающего как функционированием, так и развитием. С этим теснейшим образом связана и трактовка самих объектов: лингвистика еще не вышла к естественной трактовке своих предметов, а поэтому рассматриваемые ею системы являются, по сути дела, чисто конструктивными. Теория деятельности, напро- 131 book1n.qxt 132 1/20/06 11:36 AM Page 132 Лекция четвертая тив, с самого начала стремится объединить в трактовке своего предмета как искусственные, так и естественные компоненты, конструктивность с процессами функционирования и развития. Но как только мы переходим к анализу парадигматики и ее связей с синтагматикой, так решение стоящей перед нами проблемы различия между пониманием и мышлением и их взаимоотношений приходит как бы само собой. Дело в том, что в системах и организованностях парадигматики «вертикальные» процессы и процедуры соотнесения материала текста с объектно-операциональным материалом ситуации нормируются и закрепляются одним образом, а «горизонтальные» движения по развертыванию организованностей материала, по конструированию их в соответствии с функциональными структурами, порождаемыми структурой смысла, нормируются и закрепляются другим способом. Можно сказать, что начиная с какого-то момента в нашей культуре стали формироваться и развиваться две системы норм, обеспечивающих процессы понимания-мышления32: одна из них, как я уже сказал, фиксировала и определяла соотнесение текста в целом и его элементов с объектно-операциональными элементами ситуации, а другая – конструктивное развертывание соответствующих организованностей материала. Что же касается синтагматики деятельности, то она могла строиться либо на подчинении первого второму, либо же на подчинении второго первому, и поэтому получались принципиально разные синтагматические системы, поразному организованные и структурированные. Но это означает, что нерасчлененная, по нашим исходным предположениям, структура смысла особым образом членится: сами отнесения элементов знакового текста к объектно-операциональным элементам ситуации (и наоборот – отнесения объектнооперациональных элементов ситуации к элементам текста) фиксируются в одной системе норм, а организованности материала, будь то текстового или собственно ситуационного, их развертывание и развитие фиксируются в другой системе норм. Но самым главным здесь является то, что благодаря этому соотнесения «вертикального» типа как бы отрываются и отделяются от «горизонтальных» движений в самом материале, движение в форме и движение в со32 Я сознательно употребляю здесь такое двойственное выражение, так как у меня нет других выразительных языковых средств, чтобы указать на исходную слитность и нерасчлененность рассматриваемого объекта. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 133 Лекция четвертая держании получают свое самостоятельное существование, независимое от соотнесений текста с объектно-операциональными элементами ситуации. В целом весь этот процесс приводит к разделению и обособлению понимания и мышления. Таким образом, фиксация и оформление различия понимания и мышления происходит не на уровне синтагматических текстов, а на уровне нормировки процессов понимания-мышления, можно было бы сказать – на уровне нормировки акта коммуникации, причем сама эта нормировка производит расслоение акта коммуникации на составляющие. Конечно, чтобы рассмотреть все это систематически и в полноте всех происходящих процессов, нужно подключить процессы понимания-мышления к практической деятельности, т.е. привлечь к рассмотрению все те моменты, которые мы отрывали и обрезали на предыдущих этапах нашего исследования. В дальнейшем я постараюсь показать, что само это различие типов и способов нормировки было определено и обусловлено задачами практической деятельности, а более узко и более точно – задачами связи понимания с практической деятельностью. Но сейчас нас должен интересовать в этом процессе только один момент: различие понимания и мышления создается различием типов нормировки акта коммуникации. Если бы мы рассматривали акты коммуникации безотносительно к той системе культуры и к тем средствам, в силу которых они только и возможны, то мы не могли бы обнаружить и зафиксировать различие понимания и мышления; больше того, можно сказать, что этого различия вообще не существовало бы. Но коммуникация без системы культуры и без процессов воспроизводства невозможна (хотя отдельные акты коммуникации не требуют этого), а потому мы можем и должны брать отдельные акты коммуникации не сами по себе, а обязательно – во всем «целом» деятельности, обеспечивающей эту целостность процессов воспроизводства. § 4. Ко всему сказанному нужно добавить еще одно соображение. Процесс коммуникации, скажем, в форме рассуждения, как правило, не сводится к созданию и произнесению отдельного предложения. Каждое отдельное предложение вписывается в более широкий текст, за одним предложением следует другое, связанное с ним по смыслу, за вторым – третье и т.д. Каждое утверж- 133 book1n.qxt 134 1/20/06 11:36 AM Page 134 Лекция четвертая дение можно рассматривать как продолжение каких-то предшествующих высказываний и утверждений. Поэтому мы должны будем представить весь этот процесс как непрерывное «горизонтальное» развертывание формы и содержания. К примеру, моя сегодняшняя лекция является продолжением предшествующей, а весь объявленный цикл лекций – продолжением того процесса коммуникации, который я веду всю свою жизнь. И точно так же мы должны рассматривать ваше общение со мною. Следовательно, каждый мой текст вписан в бесконечный ряд других текстов, а каждая ситуация – в бесконечный ряд других ситуаций. Поэтому каждый такой акт коммуникации мы должны рассматривать не только как передачу отдельного сообщения, но также как продолжение бесконечного процесса коммуникации, а потому как непрерывный процесс преобразования ситуаций и преобразования текстов, соответствующих этим ситуациям, как непрерывное развертывание тех и других, как момент в непрерывном движении по текстам и ситуациям. Но это означает, что на процесс смыслообразования, а вместе с тем – на процесс создания соответствующих текстов и ситуаций накладываются дополнительные регулятивы, включающие их в общий поток развертывания ситуации и текстов, превращающие каждый отдельный акт в «момент» этого непрерывного и бесконечного процесса. Но этот непрерывный и бесконечный процесс, а вместе с тем и определяющие его регулятивы и являются тем, что называется мышлением. Следовательно, можно сказать, что когда процесс образования структур смысла берется не как переходы от текста к объектно-операциональным элементам ситуации (или обратно – от элементов ситуации к текстам), а как непрерывное двухплоскостное движение, как преобразование одних связок «форма–содержание» в другие связки такого же типа, когда сам процесс смыслообразования и всякий акт в нем подчиняется этому единому «горизонтальному» движению в ситуациях и текстах, тогда мы получаем уже не сумму изолированных актов понимания, а «мышление». Все, что я сейчас сказал, не исключает возможности рассматривать понимание само по себе – либо в его абстрактных характеристиках, либо даже в его конкретной определенности. И как раз тогда, когда мы рассматриваем его таким образом, мы выделяем понимание как таковое в его отдельности и изолированности от мышления. Но реально понимание часто подчинено мышлению, подчинено и одновременно включено в него. А само это подчинение и book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 135 Лекция четвертая включение развертывается не только и не столько на уровне синтагматики, сколько на уровне парадигматики и через посредство нее, хотя выступает там как зависимость одного от другого. В этом и состоит основная трудность исследования подобных образований: то, что происходит на уровне синтагматики, определено связями и отношениями на уровне парадигматики и является лишь их отражением; то, что мы разделяем на уровне синтагматики, существует как разделенное только на уровне парадигматики, а в синтагматике оно лишь выделяется и различается благодаря тому, что существуют соответствующие нормы на уровне парадигматики, но все то, что зафиксировано на уровне парадигматики, имеет свой реальный деятельностный смысл только благодаря своему отношению к уровню синтагматики. Именно в силу такого крайне сложного устройства мышления мы можем разделять единый процесс «понимания-мышления» на вертикальные и горизонтальные составляющие, мысленно обособлять каждый процесс и рассматривать его сам по себе, а далее даже – в его зависимостях от другого и во взаимодействиях с другим. Конечно, здесь вы можете поставить великое множество вопросов о том, как это осуществляется и реализуется или как это вообще может осуществляться. Отвечая на эти вопросы, мне придется вводить достаточно сложные картины и, прежде всего, различить и разделить структуры и организованности, бесконечно-целое и ограниченно-замкнутое. Чтобы пояснить это утверждение, я могу сказать, что суть мыслительной нормировки в том и состоит, чтобы задать такое построение каждого отдельного акта коммуникации и смыслообразования, чтобы в нем получались продукты и результаты, уже заранее вписанные в общий процесс развертывания ситуаций и текстов. Здесь мы еще раз столкнемся с проблемой взаимоотношения синтагматики и парадигматики, но теперь – как с проблемой взаимообусловливания бесконечных процессов мысли и ограниченных организованностей мышления. Иначе я могу сказать так: бесконечность процесса мысли есть его основная естественная характеристика, а конечность каждого акта есть результат определенной искусственной организации мышления, организации, основывающейся на разделении и взаимосвязи синтагматики и парадигматики. 135 book1n.qxt 136 1/20/06 11:36 AM Page 136 Лекция четвертая § 5. Чтобы правильно понимать все то, что я сейчас сказал, вы должны учитывать различие: 1) определения понятий понимания и мышления в их абстрактности и всеобщности и 2) исследования тех или иных актов, структур и организованностей понимания и мышления. Сейчас я ввожу понятия и поэтому должен был задать и объяснить принцип, на основе которого мы разделяем и противопоставляем одно и другое. Именно для этого я задал определенные рамки – «горизонтальное» и «вертикальное» движение в каждом отдельном акте коммуникации. Поскольку в результате у меня оказываются две составляющих движения, я могу и должен каждую из них нормировать и определять саму по себе: так возникают абстрактные понятия «понимание» и «мышление» (в контексте моего теоретико-деятельностного анализа). Но реально за всем этим стоит необходимость включения каждого акта «понимания-мышления» в более широкие системы и организованности – в процессы соотнесения друг с другом последовательно замещающих плоскостей знаков и в процессы непрерывного развертывания ситуаций и текстов. В моей концепции есть и то очевидное преимущество, что она показывает, как естественно и органично сочетаются друг с другом процессуальные и структурные представления «понимания-мышления», то, что выделял и фиксировал А.Бергсон, и то, что выделяли и фиксировали гештальтисты. Вместе с тем, решается традиционная проблема непрерывности и дискретности «понимания-мышления»: каждый акт смыслообразования дискретен и целокупен, а процесс понимания-мышления непрерывен и бесконечен. Поскольку он дискретен и является целостным, он регулируется нормами понимания; поскольку он непрерывен и бесконечен, он регулируется нормами мышления. Новое решение проблемы взаимоотношения мышления и понимания дает мне возможность обобщить само понятие понимания. Если в анализе акта коммуникации мы начинали с противопоставления мыслящего и понимающего, причем мышление определялось как переход от объектно-операциональных элементов ситуации к тексту, а понимание – как обратный переход от элементов текста к элементам ситуации, то теперь, после того как мы определили мышление как совокупность «горизонтальных» процес- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 137 Лекция четвертая сов, а понимание – как совокупность «вертикальных» процессов (независимо от того, в каком направлении они идут – сверху вниз или снизу вверх), мы должны теперь говорить, что само понимание уже совершенно не зависит от позиции человека относительно процесса передачи сообщения. Я должен здесь вновь повторить уже сформулированный выше тезис, что всякий мыслящий одновременно и понимает, а всякий понимающий – одновременно мыслит. Движение от объектно-операциональных элементов ситуации к тексту есть в такой же мере понимание (ситуации), как и движение от элементов текста к объектно-операциональным элементам ситуации. Понять ситуацию, с этой точки зрения, значит выразить ее в определенном тексте, перейти от объектно-операциональных элементов ситуации к некоторому тексту. Но если мы пришли к такому представлению процесса «понимания-мышления», то затем перед нами автоматически встает новый круг весьма сложных и интересных проблем, касающихся приемов и способов системного представления подобного целого и членения его на составляющие – элементы, компоненты и единицы. Мы должны ответить на вопрос: каким образом все это можно «резать» и как в искусственно-естественной модальности понимание и мышление могут существовать в отдельных актах коммуникации и тем не менее представлять собой сложные и целостные системы. Нам придется здесь искать во всем этом «начала» и «концы» отдельных актов коммуникации и входящих в них отдельных актов понимания и мышления, причем уже сейчас ясно, что все это придется делать в общих рамках системно-структурной идеологии и системно-структурного метода. Одним словом, с этого момента мы должны начать новую одиссею, которая, в конце концов, должна привести нас к познанию этого странного и удивительного объекта, вот уже столько веков привлекающего к себе внимание лучших умов человечества и остающегося все еще непознанным. 137 book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 138 ã екция пятая 24 октября 1972 года Резюме содержания предшествующей лекции Коротко резюмирую основные идеи предшествующей лекции. Исходя из схемы акта коммуникации, я подверг критике традиционные представления о мышлении как выражении некоторых уже существующих и преднаходимых единиц содержания в каких-то новых знаках, или знаковых текстах. Моя основная мысль состояла в том, что мышление должно создавать, творить эти единицы содержания – и в этом, собственно говоря, состоят его специфические назначение и роль. Далее я утверждал, рассматривая процесс понимания, заданный на той же схеме акта коммуникации, что в большинстве случаев понимание тоже не находит готовых, уже сформированных единиц содержания, с которыми оно могло бы соотнести полученный текст. Понимание должно создавать эти единицы и организованности заново, структурируя и организуя соответствующим образом текст. Но такая характеристика понимания, по сути дела, уже исключала первую исходную характеристику его и совершенно уничтожала различие между пониманием и мышлением. Этот результат рассматривался мною дальше не как ошибочный, а, наоборот, как совершенно правильный и точно характеризующий существо дела. Вместо того чтобы отвергнуть этот момент как несоответствующий исходным понятиям, я, наоборот, принял его, сфокусировал на нем ваше внимание и затем постарался задать такое представление о понимании и мышлении, которое бы исходило из этого факта и объясняло его. Так получилось утверждение, что нет и не может быть понимания без одновременно происходящего и сопровождающего его мышления, как вместе с тем book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 139 139 нет мышления без одновременно происходящего и сопровождающего его понимания. «Понимание-мышление» было задано на основе этого как целостность, как соединение «вертикальных» процессов соотнесения знаковых форм с объектно-операциональными элементами ситуации и «горизонтальных» процессов непрерывного развертывания этих форм и самих ситуаций. Но чтобы исследовать и описывать процессы такого рода и обеспечивающие их механизмы, мы должны разработать новые методы анализа и синтеза – методы разделения и противопоставления понимания и мышления, а затем структурно-системного объединения и синтеза получившихся представлений. То, что мы выяснили пока в отношении процессов понимания и мышления и их возможных отношений и связей друг с другом, может быть резюмировано в одном весьма абстрактном образе. Все выглядит примерно так: мышление и понимание как бы идут навстречу друг другу и «сталкиваются» на содержании. Правда, творит содержание именно мышление, но оно творит его таким образом, чтобы пониманию было во что «упереться». Другими словами, всякий реальный процесс понимания предполагает соответствующий ему процесс мышления. В этом проявляется зависимость мышления от понимания. Иначе говоря, если мы cфокусируем свое внимание на «вертикальных» процессах соотнесения элементов текста с объектно-операциональными элементами ситуации, то мышление окажется зависимым от понимания; это значит, что оно обслуживает его, создавая конструкции содержания в точном соответствии со структурами смысла. Если же, наоборот, мы будем фокусировать свое внимание на «горизонтальных» процессах мышления, то понимание выступит как зависимое от мышления, как созидающее структуру смысла в соответствии с заданием на конструирование содержания. Поэтому я и сказал выше, что понимание и мышление как бы «сталкиваются» друг с другом на содержании, или, другими словами, связаны между собой через содержание, а еще точнее – через необходимость book1n.qxt 140 1/20/06 11:36 AM Page 140 Лекция пятая создания его. Такова была первая и исходная характеристика понимания и мышления в их взаимных связях и отношениях. Обсуждая далее вопрос о том, как может осуществляться и строиться подобный процесс, я различил планы синтагматики и парадигматики. Слитное и единое на уровне синтагматики «понимание-мышление» разделяется на две системы норм в плане парадигматики. Таким образом, мы выделили еще одно и особое направление обсуждения, касающееся уже не связи понимания и мышления в плане их единого продукта (точнее – квазипродукта), а возможных механизмов осуществления и реализации этой связи за счет особой организации «работы» парадигматических систем. То, что было невозможно разделить на уровне синтагматических систем, что выступало как два ряда «проникающих друг через друга» процессов и связей, сравнительно легко и просто разделилось на уровне парадигматических организованностей. Тем самым процессы понимания и мышления были переведены в процессы двух разных нормировок, осуществляющихся как бы «под углом» к процессам понимания и мышления. В самом простом виде это означало, что реальный синтагматический процесс мог нормироваться либо одинарными, как бы полярными системами – один раз только системой понимания, другой раз только системой мышления, – либо же двойными и комбинированными системами. Причем сам процесс нормировки мог быть организован либо как один целостный процесс, либо как последовательность нескольких разных процессов и процедур. В итоге мы получили возможность различить 1) мышление «понятым» и 2) понимание «мыслимого», а также все и любые промежуточные формы. При этом мышление было более широким и охватывающим в плане горизонталей, а понимание было более широким и охватывающим в плане вертикалей. Такова была идея в самом общем и грубом виде, но вокруг нее оставалась еще масса самых различных методических проблем, в частности проблема членения подобных систем на элементы и единицы. Обсуждая ее, я говорил о том, что именно структуры смысла задают всегда дискретность и целостность отдельных актов «понимания-мышления», а правила и принципы мышления включают эти структуры в бесконечные ряды развертывания, обеспечивают непрерывность и бесконечность «понимания-мышления». Теперь мы должны развить и более подробно обсудить весь этот круг проблем. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 141 Лекция пятая § 1. Сходство и различия в характеристике понимания и мышления В характеристиках понимания и мышления может быть еще много различий и сходств. Например, понимание всегда в известном смысле субъективно, оно неразрывно связано с индивидом и его личными средствами, мышление, наоборот, интерсубъективно, нормировано и в этом плане объективно и надсубъективно. Понимание неизбежно стремится к разнообразию, мышление делает его более однообразным. Теперь я могу сказать, рассматривая генезис охарактеризованного выше представления о «понимании-мышлении», что оно появляется во многом как обоснование и объяснение тех схем мышления и знания, которые были сконструированы нами на первых этапах развития теории мышления, на этапе так называемой «содержательно-генетической логики», в 1952–1959 гг. Основная идея этого периода выражалась принципом двойного или многоплоскостного знания и мышления и неразрывности движений в плоскостях формы и содержания. Обычно, чтобы выразить эту мысль, мы говорили, что мыслящий или рассуждающий человек движется в знаковой форме, тем самым двигаясь в содержании, и движется в содержании за счет того, что он движется в знаковой форме. Теперь я могу сказать, что, когда мы рассматривали происхождение и развитие различных понятий, таких, как число, чертеж и т.п., я неоднократно подчеркивал, что их специфическое содержание возникает за счет отношений замещения и отнесения между формой и содержанием33. Это и была фиксация того, что мы сейчас называем «смыслом», или «структурой смысла», а затем это содержание, порожденное отношением замещения, выражается в форме особого «идеального содержания». Тем самым я фиксировал то, что сейчас может быть обозначено как превращение смысла в содержание (хотя тогда мы говорила не о «смысле», а о «значениях», или «связях значений», поскольку не различали планов синтагматики и парадигматики); но, по сути дела, сама мысль о превращении того, что создавалось замещением, в «идеальное содержание» проводилась очень резко и последовательно. 33 Здесь надо обратить внимание на то, что термин “содержание” употреблялся явно в двух разных смыслах, хотя между ними сохранялась преемственность, объясненная потом принципом деятельностной множественности. 141 book1n.qxt 142 1/20/06 11:36 AM Page 142 Лекция пятая Точно так же мы постоянно подчеркивали, правда, не совсем понимая, в чем здесь суть, что мыслительное движение, осуществляющееся сразу в нескольких плоскостях, не может быть представлено в виде последовательного и линейного процесса движений только в одной форме, или только в одном содержании. Собственно говоря, в этом и состояла идея многоплоскостного мыслительного движения. В таком представлении мышления были заключены свои трудности. Мы фиксировали то обстоятельство, что одна из плоскостей всегда должна была быть представлена вещественно, а другая, как правило, только подразумевалась. Это было одно из самых трудных мест в наших исходных концепциях мышления. Известное преодоление этой трудности стало возможным после того, как на передний план выдвинулось трехплоскостное представление процесса мышления, причем все три плоскости выступали как разнородные. Третьей плоскостью была плоскость правил, нормирующих, с одной стороны, движение в знаковой форме и, с другой – подразумевание плоскости содержания (или движение в плоскости содержания с параллельным подразумеванием соответствующей знаковой формы). В сугубо практическом плане смысл многоплоскостного представления состоял в том, что оно разрешало производить замещения, т.е. переходить от одних плоскостей к другим и считать подобные переходы необходимыми и относительно самостоятельными «операциями» или «действиями» мышления. В 1962–1964 гг. В.А.Лефевр, исходя из трехплоскостного представления процесса мышления, ввел в дополнение к отношениям замещения и отнесения также еще отношение управления между плоскостями и в связи с этим построил особые изображения, которые получили название «нотной записи», или «нотной азбуки»34. Если до 1964–1965 гг. мы сосредоточивали основное внимание на анализе «горизонтальных» движений, т.е. на собственно мышлении (в узком смысле слова), то после работ Лефевра основное внимание было сосредоточено на отношениях между замещающими друг друга или управляющими друг другом плоскостями, и именно здесь на передний план выдвинулись проблемы понима34 В этой манере были опубликованы две работы, с которыми вам было бы полезно ознакомиться: В.А.Лефевр, В.И.Дубовская. Способ решения задачи как содержание обучения // Новые исследования в педагогических науках. Вып. IV. М., 1965; В.А.Лефевр, О.И.Генисаретский. К логико-операциональному исследованию деятельности оператора // Проблемы инженерной психологии. Вып. 4. Л., 1966. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 143 Лекция пятая ния и смысла. Хотя уже в 1961 г. мы отчетливо понимали и видели, что так называемое «мышление» содержит две принципиально разные компоненты – то, что я сегодня в этих лекциях называю пониманием и мышлением в их отличии друг от друга. Первоначально как одно, так и другое изображалось в виде операций, и тогда вставала проблема порядка соединения и сцепления их друг с другом. В работе «Исследование мышления детей на материале решений простых арифметических задач» (1962–1965)35 я обсуждал эту проблему еще в идеологии сцепления операций понимания и мышления. Основная ошибка такого подхода, как я это сейчас понимаю, заключалась в том, что операции, вопреки исходным принципам нашего метода и нашей идеологии, рассматривались сами по себе, вне их связи и отнесенности к объектам и объектно-онтологическим схемам. В результате оставались за пределами анализа основные формы и способы связи операций друг с другом – связи через объект и его схемы. Теперь, зафиксировав указанный выше недостаток, я стремлюсь представить операции и процессы понимания и мышления в связи с включенными в них объектами – по сути дела, это и означает, что все процессы понимания и мышления рассматриваются в их квазипродуктивности. Новый подход позволяет представлять сами процессы и операции уже не только в линейных цепочках, где одно следует за другим, но во всевозможных и причудливых конфигурациях, например, когда одни процессы, скажем, процессы понимания, идут как бы навстречу и перпендикулярно другим процессам, скажем, процессам мышления. При представлении самих операций как изолированных возникает целый ряд затруднений, но такое рассмотрение, как я уже сказал, плохо соответствует сути дела. Более правильным и адекватным будет анализ операций в их отношениях к объектам, продуктам и квазипродуктам и в их связях через объекты и продукты, но такое представление порождает целый ряд новых, специфических затруднений, касающихся способов связи 35 [Г.П.Щедровицкий, С.Г.Якобсон. К анализу процессов решения простых арифметических задач. Сообщения I-V // Доклады АПН РСФСР. 1962. № 2-6; Г.П.Щедровицкий, С.Г.Якобсон. Логико-психологический анализ способов решения простых арифметических задач // Тезисы докладов на II съезде Общества психологов. Вып. 2. М., 1963; Г.П.Щедровицкий. К характеристике критериев интеллектуального развития ребенка // Вопросы психологии. Тезисы докладов на республиканской психологической конференции. Киев, 1964; Г.П.Щедровицкий. Исследование мышления детей на материале решений простых арифметических задач // Развитие познавательных и волевых процессов у дошкольников. М., 1965]. 143 book1n.qxt 144 1/20/06 11:36 AM Page 144 Лекция пятая операций и объектов друг с другом, и их нам еще придется обсуждать и преодолевать. Одним из средств решения этого затруднения является представление одних процессов и операций как ассимилирующих другие; именно в этом контексте обогащается и развертывается представление о знании как особой структуре, в которой закрепляются и фиксируются эти отношения ассимиляции. Но это, наверное, только один аспект и момент указанной выше проблемы, – понадобится придумать еще много новых представлений и новых приемов анализа, чтобы разобраться во всем этом круге проблем. Другим важным моментом в работе прошлых лет было разделение процессов функционирования, с одной стороны, и процессов развития, эволюции и становления, с другой стороны. Необходимость этого обнаружилась уже тогда, когда мы стали обсуждать взаимоотношение между одноплоскостными, линейными движениями и движениями в многоплоскостных, «предметных», как мы говорили, структурах. Действительно, ведь если мы утверждаем, что мышление – это всегда многоплоскостное движение, скажем, движение в форме, подразумевающее движение в содержании, и движение в содержании, подразумевающее движение в форме, то мы сразу же и автоматически получаем два разных представления о всяком возможном движении в этих структурах и должны ответить на вопрос, как они связаны и как соотносятся друг с другом. Единственный ответ, который мы сейчас можем дать, – но это ответ на уровне образа, – что движение в «предметных» структурах осуществляется за счет и посредством движений в плоскостях замещения и между ними. Но как возможна такая связь моноплоскостных и полиплоскостных движений? Ответить на этот вопрос, оставаясь в рамках чисто процессуальных и чисто операциональных представлений, как мне представляется, – невозможно. А если мы подсоединяем сюда объекты, продукты и квазипродукты, то сразу же возникает масса новых методологических проблем, в частности касающихся времени подобных процессов, отношений между процессами и статическими структурами, между процессами и продуктами, между процессами и структурными механизмами и т.д., и т.п. Обсуждение этих проблем привело нас, с одной стороны, к переходу от теории мышления к теории деятельности, а с другой стороны, к переходу от теории мышления к теории науки, т.е. теории научных предметов, и к теории знания. По сути дела, разви- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 145 Лекция пятая тые нами структурные представления предметов были ответом на вопрос, как связаны между собой процессы мышления и продукты этих процессов, выступающие одновременно в качестве исходных организованностей, направляющих процессы по определенному руслу. Этот круг проблем привел нас, как вы знаете, к более общей проблеме взаимоотношения кинетики деятельности, ее процессов, с организованностями деятельности. В итоге выяснилось, что процессы мышления и деятельности «зажаты» с двух сторон: нормами, которые управляют кинетикой, и «предметными организованностями», которые направляют кинетику, заранее фиксируя структуру и общую организацию ее возможных продуктов. Но все, что я говорю, это еще отнюдь не решение проблем, а только указание на тот круг проблем, которые нужно обсуждать и решать. Наше сегодняшнее обсуждение взаимоотношений между пониманием и мышлением является одним из частных моментов внутри этого целого. Оно, как я уже сказал, с одной стороны, обосновывает наши исходные представления о многоплоскостных структурах знания и мышления, а с другой стороны, существенно видоизменяет и трансформирует их. В общем получается, что мы имеем процесс непрерывного видоизменения и трансформации предметных организованностей. Как бы ни осуществлялся этот процесс и какие бы компоненты и составляющие в него ни входили, это будет то, что мы называем мышлением. Но, во-первых, есть эволюционно-генетическая логика, которая фиксирует «закономерности» и нормы этих преобразований или превращений: все зависит от того, в какой модальности строится сама эта логика – искусственно-деятельностной или естественной. Функционарная логика, или «логика научного исследования», фиксирует нормы и правила исследовательской работы внутри этих предметов, правила выявления эмпирических фактов, правила постановки и определения проблем и задач, правила построения онтологических картин и моделей, правила развертывания процедур теоретического исследования и построения систем знаний. Обычно – и это соответствует сути дела – эта логика выступает как искусственно-деятельностная, хотя можно попробовать построить здесь и ее естественные аналоги. Таким образом, здесь получается группа логических предметов, фиксирующих и описывающих нормативный аспект мышления. 145 book1n.qxt 146 1/20/06 11:36 AM Page 146 Лекция пятая Во-вторых, есть и другая сторона – поведение человека, реализующего мышление, в частности мышление в научном исследовании. И здесь мы, очевидно, попадаем в область собственно психологических исследований. Я сейчас не обсуждаю предмет, границы и методы этих исследований, ибо предполагаю, что все вы имеете общее представление о них, не сомневаетесь, что такое существует или может существовать, и можете, пусть очень условно, отделить психологию от логики. В-третьих, есть еще один план, о котором я, собственно говоря, и хочу сказать. Это – план понимания. До сих пор совершенно неясно, в каком предмете должно исследоваться понимание: должны ли мы представлять «понимание» как нечто, принадлежащее нормативному плану и развертывающееся так же, как развертывается мышление, или же, наоборот, нужно представлять его как относящееся к области поведения и развертывающееся благодаря механизмам поведения. Вот основной вопрос, с которым мы здесь сталкиваемся. Во всяком случае, мы имеем два очевидно разных процесса. Один – изменение и развитие предметных организованностей мышления, другой – и он является особым процессом, несмотря на то, что осуществляется внутри изменения и развития предметных организованностей, – это «понимания», которые мы трактуем в объективном плане, т.е. по их содержанию, а не по механизмам, как переходы с одних плоскостей замещения на другие и с одних плоскостей управления на другие, управляемые. Проблема заключается в том, как мы будем трактовать, описывать и объяснять эти переходы. В истории науки существует много различных попыток описать и объяснить эти процессы. В частности, уже задолго до появления теории информации все дело представляли таким образом, как будто мы переносим и «перетягиваем» содержание знаковых выражений из одной формы в другую или, иначе говоря, выявляем содержание в одном знаковом выражении и выражаем это содержание в другом знаковом выражения. По сути дела, теория информации не создала в этом плане ничего нового, она лишь заимствовала традиционные натуралистические представления о некоей субстанции, которая движется в этих процессах. Более трудными являются искусственно-деятельностное представление и трактовка понимания. Что делает человек – именно что он делает, а не что происходит, – когда он понимает, book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 147 Лекция пятая т.е., в нашем представлении, переходит с одной плоскости замещения на другую или с управляющей плоскости на управляемую? На этот вопрос пытались отвечать, используя категорию «основание». Дело изображалось таким образом, что человек-де сначала выявляет содержание какого-то знакового текста, фиксирует его, а потом, как бы опираясь на это содержание, используя его в качестве «основания», строит новое знаковое выражение, по-новому представляющее и фиксирующее «то же самое», исходное содержание. Но такая трактовка легко разбивается и разрушается простым указанием на то, что она предполагает существование неоформленного содержания. Конечно, можно предположить, что и такое возможно, в частности, за счет специфических механизмов работы сознания, за счет наших способностей выявлять и удерживать содержание знаковых выражений в кинетике функционирования самого нашего сознания и составляющих его способностей. Я не стал бы сейчас возражать против такой трактовки, говорить, что она не оправдана, не основательна и бесперспективна. Наоборот, мне представляется, что такой путь объяснения и анализа весьма обнадеживает и сулит в дальнейшем богатые перспективы. Но бесспорно также и то, что он лежит вне объективного и объективирующего анализа и изображения процессов понимания. А если мы хотим построить объективное и объективирующее изображение, то мы должны: ◆ либо резко разделить и отграничить друг от друга описание структур понимания, т.е. продуктивных или квазипродуктивных структур, с одной стороны, и субъективно-психологических механизмов осуществления понимания, с другой стороны, добавив, что механизмы при таком подходе нас вообще не должны интересовать, а мы будем рассматривать лишь продуктивные и квазипродуктивные структуры, ◆ либо же искать в самом объективном плане какие-то особые процессы и механизмы, не сводимые, во-первых, к продуктивным и квазипродуктивным структурам понимания, а во-вторых, к субъективно-психологическим механизмам работы сознания и поведения вообще. Это все – очень сложные и трудоемкие проблемы, которые нам придется еще долго обсуждать. Пока то, что мы знаем, сводится лишь к фиксации самого факта: мы переходим с одних плоскостей замещения на другие. Мы можем выделить и рассмотреть подобные переходы как самостоятельный и целостный процесс, независимый от того, что мы называем мышлением, т.е. от целенаправленного преобразова- 147 book1n.qxt 148 1/20/06 11:36 AM Page 148 Лекция пятая ния и изменения «предметов». Конечно, это очень своеобразная абстракция, заведомо расширяющая и выводящая за определенные рамки реального существования то, что выявляется и фиксируется нами как момент или часть каких-то других процессов. Но такую абстракцию мы осуществляем очень часто, и очень часто мы пользуемся понятиями, полученными именно таким образом. Выделив и представив отдельные моменты понимания, вкрапленные в другие процессы в виде самостоятельных и как бы целостных процессов, существующих самостоятельно и независимо от всего другого, мы можем представить все дело так, что «процесс понимания» в своем осуществлении как бы захватывает разнообразные языки и фрагменты из различных плоскостей замещения, связывает и соотносит их друг с другом. При таком подходе понимание будет выступать уже не как моменты и отдельные фрагменты более широких процессов мышления или деятельности, а наоборот – как тотальный и наиболее широкий процесс, ассимилирующий и включающий все другие процессы, в том числе и мышление. Конечно, эти включение и ассимиляцию мы будем рассматривать не в непосредственной форме захвата одних процессов другими, а в опосредованной форме захвата процессами понимания тех или иных структур и организованностей, созданных другими процессами, в частности процессами мышления. Обращаясь к примерам, можно сказать, что человек, решающий задачу, движется сначала в определенном предмете, т.е. в определенных жестко организованных структурах, где отношения и связи организации предопределяют кинетику движения; но затем, когда он сталкивается с затруднениями того или иного рода и эти затруднения не могут быть решены или преодолены путем дальнейшего движения в уже существующих предметных структурах, тогда он совершает акт свободного смыслообразования, «перепонимания» или переосмысления, находит и захватывает новые знаковые средства, включает в свою деятельность новые предметные структуры или их новые фрагменты и затем за счет этого начинает двигаться и решать задачу в новых знаковых плоскостях – и так до тех пор, пока он не натолкнется на новые затруднения, неразрешимые в рамках этих предметов, и не начнет новых процессов переосмысления и перепонимания. Ясно, что во всех этих переходах, в этих новых «пониманиях» уже известного и данного не действует нормативная логика. Поэтому я и назвал эти переходы, или акты, свободными актами. Нетрудно заметить, что с учетом этого момента весь процесс решения задачи приобретает существенно иной вид, нежели тот, который он имел, когда мы рассматривали book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 149 Лекция пятая все с точки зрения чисто логических, чисто нормативных мыслительных движений; теперь процесс решения задачи выступает как процесс все новых и новых последовательно осуществляющихся актов переосмысления и перепонимания, внутрь которых вкраплены отдельные операции и процедуры чисто мыслительного движения в плоскостях знакового замещения или управления. Именно на эти процессы и акты понимания указывали обычно психологи, критиковавшие чисто нормативное логическое представление мышления, в частности, мышление в процессах решения задач. Для психологов мышление и выступало, по сути дела, как целостный процесс подобных переосмыслений и перепониманий (ср., к примеру, работы К.А.Славской, А.В.Брушлинского, Г.С.Костюка и др.). Когда мы рассматриваем движения в плоскостях знаковых замещений, то оказывается, что там возможны только жестко фиксированные и, по сути дела, формализованные процедуры и движения. В рамках формальной оперативной системы или в рамках конструктивной системы можно делать только то, что там уже заранее записано, и нельзя сделать ничего, что не входило бы в эту систему и не было бы предусмотрено ее конструктором. Так, в алгебраической оперативной системе можно осуществлять только алгебраические преобразования и никакие другие. Но решение задачи, а вместе с тем и то, что мы называем «пониманием-мышлением», не сводится только к заранее предопределенным и нормированным движениям в подобных оперативных системах. Кроме всего этого, «понимание-мышление» обладает еще свободой – свободой «прыгать» от одной знаковой оперативной системы к другой, свободой выражать разнообразные структуры и организованности из одних систем в отдельных знаках или знаковых структурах других знаковых систем, свободой замещать одно другим, и эта свобода уже, по сути, исходных определений не может быть нормирована и оперативно предопределена, во всяком случае, она не может быть нормирована и предопределена так, как это делается для оперативных и конструктивных систем. Когда мы осуществляем подобные прыжки от одной знаковой системы к другой, мы говорим, что выражаем содержание одной знаковой плоскости в знаках и знаковых структурах другой знаковой плоскости. Конечно, здесь всегда остается вопрос, выражается ли соответствующее содержание, может ли оно быть 149 book1n.qxt 150 1/20/06 11:36 AM Page 150 Лекция пятая выражено36, причем сейчас мне достаточно чисто интуитивного представления о содержании. Как бы там ни было, но мы замещаем фрагменты структур и организованностей из одной плоскости замещения отдельными знаками и сложными структурами или организованностями из других плоскостей, и это замещение, бесспорно, в соответствии со всем тем, что мы обсуждали, создает новый смысл, новую структуру смысла, связывающую прежнее движение в исходной знаковой плоскости с возможным новым движением в новой знаковой плоскости. Таким образом, мы, по сути дела, творим новый смысл и приписываем его как исходным знаковым образованиям, так и новым знаковым образованиям. Эта формулировка должна быть исходной для нас, исходной и основополагающей. Затем37 этот новый, созданный нами за счет нового понимания (или «перепонимания») смысл, привязанный как к старым, так и к новым знаковым выражениям, объединяющий те и другие, переводится и перерабатывается в дополнительных рефлексивных позициях в новое содержание. Это – второе основополагающее утверждение. Каким образом происходит эта переработка вновь созданных смыслов в содержание – вопрос особый, который нам нужно дальше обсуждать, и ответы на него будут разными в зависимости от того, сколько рефлексивных позиций и какие мы введем в кооперативную структуру, осуществляющую единый акт мыслительной деятельности. Я могу сказать, что, как один из вариантов, уже само оперирование с новой знаковой плоскостью, или в новой знаковой плоскости, создает новое содержание. В этом случае нет еще переработки вновь созданного смысла в прямом и точном значении слова «переработка». Здесь зависимость вновь возникающего содержания от смысла, созданного актом перепонимания, проявляется в том, что само это оперирование определяется структурой смысла, через него соотнесено, с одной стороны, с целями и задачами, по36 Этот вопрос я буду обсуждать дальше специально и очень подробно, ибо как раз он составляет один из самых существенных аспектов проблемы взаимоотношений смысла и содержания. В этом обсуждении мы введем ряд точных понятий или, по крайней мере, попробуем их ввести. 37 Здесь я забегаю немного вперед, но мне это нужно, чтобы пояснить общую схему моего движения и с самого начала противопоставить свое представление тому теоретико-информационному и субстанциальному представлению о перетягивании и движении содержания из одной знаковой плоскости в другую, которое я назвал выше. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 151 Лекция пятая ставленными в исходном движении при решении задачи, а с другой стороны – с движениями в исходной плоскости замещения, направленными на решение. Уже в силу того, что в акте перепонимания и переосмысления мы выбираем строго определенные знаковые средства, строим строго определенную плоскость замещения38 и создаем строго определенный тип движений и преобразований, – уже в силу одного этого мы создаем новое содержание, соответствующее акту понимания, смыслу, и зависимое от него. Но дальше – и это будут другие варианты той же самой переработки смысла в содержание – возможна совершенно сознательная, рефлексивно контролируемая трансформация смыслов, описанных и изображенных как смыслы, в новые структуры и организованности содержания, чисто операционального, операционально-объектного или же объектно-онтологического. Но это все – значительно более сложные формы переработки смысла в содержание, осознаваемые только сейчас и только сейчас становящиеся массовыми и регулярными. Конечно, названные мною два варианта не исчерпывают всех возможных здесь случаев; это только указание на некоторые крайние, полярные случаи, скорее – ограничение области проблем, чем решение этих проблем и описание объектов. И именно так к этому надо относиться. В результате этого рассуждения мы наметили, по сути дела, два совершенно разных процесса в преобразовании предметных структур. Один из них может быть охарактеризован как развитие уже существующих предметных структур, развитие, осуществляющееся в первую очередь за счет нормативно фиксированных преобразований, развитие, сохраняющее первоначальную структурную определенность предметов. Другой процесс, наоборот, представляет собой такое преобразование и такую трансформацию исходных предметов, которые превращают их, по сути дела, в принципиально новые предметы, создают за счет процессов перепонимания и переосмысления принципиально новые связки предметов, включают то, что было раньше, в новые более широкие, объемлющие их структуры. Конечно, постфактум мы можем превратить второе движение в первое. Для этого нам нужно будет осознать произведенное осмысление и нормировать его в рамках вновь созданной объемлю38 Часто она именно строится, поскольку правила и нормы движения в ней впервые создаются по соответствию движениям в исходной плоскости – и на это есть масса очень интересных исторических примеров. 151 book1n.qxt 152 1/20/06 11:36 AM Page 152 Лекция пятая щей предметной структуры. Но это можно делать лишь после того, как новая предметная структура создана за счет свободных и творческих актов перепонимания и переосмысления, а когда мы осуществляем саму эту работу создания новых предметных структур, не может быть и речи о подобной квазилогической нормировке. Чтобы еще раз пояснить высказанное мной в абстрактной форме, я разберу один абстрактный идеальный пример. Представим себе, что у меня имеется предметная структура, состоящая из четырех плоскостей замещения, согласованных и увязанных между собой, и мы осуществляем нормированное движение в этой предметной структуре (подобные движения нормируются особыми образованиями, называемыми «способы решения задач» или «способы деятельности»). Предположим далее, что, двигаясь, скажем, во второй плоскости, мы столкнулись с затруднением, которое не может быть преодолено за счет каких-либо движений во всех других плоскостях замещения, включенных в данную предметную структуру. Тогда мы берем какие-то знаковые структуры и организованности (из одной плоскости или «предметные», т.е. сразу из нескольких плоскостей) и замещаем их знаковыми выражениями, взятыми нами непосредственно «со стороны». Затем мы начинаем решать задачу, двигаясь в этих новых знаковых структурах. И благодаря этому создается новое содержание, снимающее и свертывающее в себе как содержание прежних предметных структур и движений в них, так и смысл или структуры смысла, созданные нашим «прыжком», т.е. подключением в процесс решения задачи новых знаковых средств. Если теперь мы будем выделять и рассматривать только движение в этой новой знаковой плоскости, то мы должны будем сказать, что в форме и в содержании его (или ее) произошли «стяжка» и выражение прежних содержаний, а также нового смысла, созданного актом перепонимания. Фактически подобные акты переосмысления давно уже были предметом нашего исследования, но раньше мы называли их обычно актами «перепредмечивания». На весь этот процесс мы можем поглядеть и иначе, в частности, сказать, что это есть процесс включения прежних предметных структур смысла в новые, более сложные предметные структуры смысла, а в ходе этого изменения и трансформации смысла происходит переработка различных структур и единиц содержания в смыслы, а структур и единиц смысла – в новые содержания. Следовательно, мы всегда можем смотреть на одни и те же процессы «понимания-мышления» двояко, и от того, с какой стороны мы смотрим, мы будем говорить либо об ассимиляции содержаний смыслами, либо об ассимиляции смыслов содержаниями <…> book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 153 Лекция пятая Но пока остается неясным механизм перевода и переработки содержания мысли в смыслы и структуры смыслов в новые содержания. Кроме того, есть еще масса других механизмов, в которых мы точно так же пока не разбираемся. В частности – здесь я хочу сослаться на работы О.Генисаретского, – до сих пор остается неясным, каким же образом представления этих содержаний и смыслов превращаются в процессы мышления. Чтобы объяснить это, Генисаретский апеллирует к способностям человека: по его представлениям, именно способности переводят содержание и смыслы в процессы мышления и понимания. Можно было бы указать здесь еще на целый ряд сложных и интересных проблем. Но я оставляю это пока в стороне и фиксирую ваше внимание только на одном моменте – том, который описывается, с одной стороны, в терминах вертикальных и горизонтальных движений, а с другой стороны, в терминах переосмысления и перепредмечивания. Ограничиваясь этим представлением, я могу говорить о двух интенциях анализа и соответственно этому предполагать две интенции и как бы два направления развертывания в самом реальном мышлении, которое мы сейчас пытаемся «ухватить» и описать. Чтобы выделить эту область и вместе с тем не закрыть себе возможностей к дальнейшей конкретизации и развертыванию схем, я разделяю и противопоставляю друг другу синтагматический и парадигматический планы; я прошу вас на время оставить в стороне всю парадигматику и механизмы ее реализации и рассматривать исключительно одну лишь синтагматику. Именно здесь, на синтагматическом уровне, выявляются и могут быть зафиксированы переходы смысла в содержание и содержания в смысл. Конечно, когда я ограничиваюсь одним лишь синтагматическим планом, то подлинное различие между пониманием и мышлением исчезает39. Но, вместе с тем, уже в самом начале этого цикла лекций я говорил, что понимание и мышление могут рассматриваться не только как деятельности, но и как процессы. Здесь, правда, без апелляции к парадигматике тоже ничего нельзя выявить, но если иметь в виду сам факт существования парадигматики и то обстоятельство, что именно на уровне парадигматики понимание и мышление фиксируются как разные в своем со39 Ведь я уже говорил, что определенность этого различия задается различием норм мышления и понимания, фиксируемых в парадигматике, и, следовательно, без обращения к парадигматике бессмысленно говорить о различии понимания и мышления как деятельностей. 153 book1n.qxt 154 1/20/06 11:36 AM Page 154 Лекция пятая держании и строении процессы, то можно попробовать разделить и расчленить эти процессы в рамках самой синтагматики (используя в качестве средств для такого разделения то, что представлено в виде норм или нормативных предписаний на уровне парадигматики). Как видите, это очень сложная и двойственная в своем смысле процедура, в которой мы одно делаем, а другое изображаем. Короче говоря, в самом синтагматическом движении я пытаюсь различить как те процессы, которые специфичны для мышления (а это значит, будут потом фиксироваться в специфически мыслительных нормах) и которые, по предположению, включают и ассимилируют продукты или квазипродукты понимания, так и те процессы, которые специфичны для понимания и фиксируются в специфически «понимательных» организованностях40 и которые, по предположению, включают и ассимилируют продукты или квазипродукты мышления. В рамках именно такого представления я и говорю, с одной стороны, о процессах и актах осмысления, как бы захватывающих предметные структуры и системы и осуществляющихся «поверх них», а с другой стороны, о процессах и актах непрерывного развертывания или развития предметных структур и систем, использующих процессы и акты понимания в качестве своего механизма и средства (притом частичного, включенного в сложное петлеобразное функционирование целостного механизма мышления). Сказав все это, я, по сути дела, завершаю переход к обсуждению новой широкой темы, к обсуждению мышления как такового, его процессов и механизмов. Вы можете упрекнуть меня здесь в том, что я строю все еще слишком неопределенную и слишком аморфную картину мышления-понимания. И это будет правильно, поскольку я до сих пор не ввел ни одного элемента и ни одной единицы мышления. Но я и не могу этого сделать, не нарисовав предварительно некоторой общей картины мышления, его процессов и механизмов. Здесь вы ловите меня за руку и говорите: как вы можете нарисовать общую картину, если вы до сих пор не знаете, в принципе, из каких элементов складывается ваше целое. Я соглашаюсь с вами, но задаю другой вопрос: а как я могу ввести элементы и единицы, если я до сих пор не знаю, даже примерно, каким является рассматриваемое и описываемое мною целое. И вы должны понять, что именно такова моя ситуация: я не знаю элементов, я не знаю целого, но я, тем не менее, должен полу40 Я не говорю здесь о нормах как таковых, поскольку не уверен, что понимание фиксируется именно в нормах и только в нормах, а, скажем, не в способностях по преимуществу. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 155 Лекция пятая чить и то и другое, а чтобы это сделать, я должен мыслить, рассуждать и конструировать (или проектировать) объект. Я это и делаю, и, как видите, каждый раз получаю что-то новое. Точно так же здесь было бы неправильно спрашивать, каким я представляю себе мышление – непрерывным или дискретным. Я не знаю, в какой мере эта оппозиция непрерывного и дискретного применима к мышлениюпониманию. Я только сказал бы, что, скорее всего, я пытаюсь представить мышление и понимание как разные формы существования человеческого интеллекта и человеческой деятельности, как вневременные и внепространственные формы существования, но эти формы существования мыслятся вместе с тем как развертывающиеся в бесконечном (точнее, неограниченном) времени и пространстве. Положив все это, я должен затем представить мышление-понимание конструктивно, т.е. как разложенное на отдельные дискретные элементы и единицы, собираемые затем в композиции и структуры. В качестве таких дискретных систем-единиц я ввожу первоначально акты мышления и акты понимания. Но акты понимаются мною не как акции некоторых субъектов, а как сами по себе сущие единицы. Однако вся трудность конструктивного подхода к мышлениюпониманию, а вместе с тем и вся соль излагаемого мной подхода состоят ведь в том – достаточно понятом уже нами – свойстве мышления-понимания, что оно постоянно как бы размножается. Я не могу подыскать здесь другого более точного слова. С одной стороны, мышление-понимание как бы все время движется, транспортируется, его единицы и элементы переходят из одной точки пространствавремени в другие точки, но это передвижение и эта транспортировка осуществляются не механически, а за счет отображений и постоянного перевоплощения. Ведь перемещаются и переходят содержание и смыслы, а не материально-знаковая оболочка; кроме того, то, что перемещается и транспортируется, не исчезает при этом, а продолжает существовать и сохраняется в своем первом исходном виде; поэтому я и говорю здесь о «размножении». Поэтому задача конструктивного представления состоит в том, чтобы задать такие конструктивные элементы и единицы, которые, во-первых, могли бы отображаться и размножаться, во-вторых, имели бы в своем составе форму и содержание (собственно говоря, эта категория для того и придумана, чтобы зафиксировать подобный момент размножения), а в-третьих, оставались бы, несмотря на все это, собственно-конструктивными элементами и единицами. По этой же причине нам приходится при анализе и объяснении мышления-понимания обращаться к системно-струк- 155 book1n.qxt 156 1/20/06 11:36 AM Page 156 Лекция пятая турной методологии и включать конструктивный подход в состав и в рамку системного подхода. В дополнение к этому нам приходится вводить целый ряд специфических отношений и связей, фиксируемых в таких словах, как «замещение», «отражение», «отображение», «снятие», «осмысление» и «переосмысление», «опредмечивание» и «распредмечивание» и т.д., и т.п. Пользуясь отношениями замещения, я, с одной стороны, перебрасываю определенные элементы мысли с одной плоскости на другую, а с другой стороны, в ходе такого переноса оставляю в каждой плоскости все свойственные ей элементы и не ввожу никаких новых, чуждых или не свойственных ей, элементов. По сути дела, ведь «движется» в этих плоскостях замещения не знаковый материал, а содержания (причем движутся они за счет структур смысла), а мы говорим, что содержание, причем то же самое, существует теперь в другой форме. Но это и есть та формулировка, в которой мы выражаем факт передвижения определенных элементов и единиц мышления в форме их размножения. Точно так же, чтобы передать специфику мышления-понимания, мы говорим, что плоскости знаковых замещений, характерные для мышления, как бы «плавают» в пространстве смысла, что структуры смыслов, возникая, как бы захватывают эти плоскости замещений и объединяют их друг с другом, что это пространство смыслов образует субстрат, на котором и в котором развертывается бесконечный поток мышления. При этом я предупреждал, что я сузил и упростил общее представление мышления-понимания, исключив из рассмотрения системы парадигматики, и свел все к тому, что непосредственно выявляется нами в плане и на уровне синтагматики. Если бы я рассматривал также и парадигматические системы, то вся картина стала бы сложнее и в некоторых случаях мои положения о «плавании» в пространстве смысла и т.п. потеряли бы свой смысл, хотя в общем и целом они совершенно справедливы и для мышления-понимания, взятого во всей его целостности, т.е. с учетом также и систем парадигматики. Нужно также помнить, что предметные организованности, возникающие в процессе развития мышления-понимания, с одной стороны, фиксируют структуры смыслов, возникшие прежде, а с другой стороны, вытесняют и делают их ненужными; жестко связывая и объединяя друг с другом несколько плоскостей замещения, мы тем самым ограничиваем свободу смыслообразова- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 157 Лекция пятая ния, мы фиксируем в отношениях замещения или подобных им все возможные и допустимые смысловые отношения. Благодаря этому смыслообразование вытесняется как бы на периферию подобных сложных и «крупных» блоков; мышление все более укрупняется, становится, как сказал В.Розин, «крупноблочным», эти укрупненные блоки осмысляются по-новому, и таким путем втягиваются в еще более сложные и еще более крупные объединения, становясь при этом единицами и элементами нового усовершенствованного понимания-мышления. Но все это происходит, как я уже говорил, путем «размножения». Поэтому в пространстве мышления-понимания остаются и продолжают «плавать» знаковые или знаково-предметные блоки всех размеров и масштабов, и это создает возможности, по сути дела, неисчислимого разнообразия. В плане только что сказанного очень интересно рассмотреть история возникновения аналитической геометрии у Декарта и исчисления бесконечно малых у Лейбница. Работа Лейбница, как и работа Декарта, интересны еще и тем, что оба они выработали достаточно сложное и мощное осознание механизмов и методов своего мышления: Лейбниц – учение о «характеристиках» (характерах), а Декарт – учение о «методе». Суть как одного, так и другого состояла в формулировании и фиксации того удивительного для мышления XVII века факта, что любое явление можно связать с достаточно произвольными знаками-характеристиками и за счет этого получить новый смысл и новое содержание; в дальнейшем это прозрение получило довольно вульгарную трактовку у сенсуалистов и номиналистов (вульгарную не в субъективном, а в культурно-историческом смысле, и тем менее вульгарную, чем крупнее был сам мыслитель, например, очень интересную и богатую своими выводами у Кондильяка и Беркли). Декарт и Лейбниц, в частности, поняли уже, что путем подобных смысловых соединений разных знаковых организованностей можно создавать совершенно новые науки; при этом они не обсуждали проблем содержательности, ибо как личности были «выше этого», т.е. их собственное сознание и мышление были наполнены таким богатым содержанием, что у них никогда не появлялось на этот счет никаких проблем и вопросов. Теперь я могу еще раз определить понимание в его оппозиции к мышлению и мышление в его оппозиции к пониманию. Понимание – это всегда установление «вертикальных» отношений замещения, выражения и т.п.; при этом для понимания не столь уж важно, устанавливает ли оно совершенно новые отношения такого рода или же только восстанавливает и воспроизводит существовав- 157 book1n.qxt 158 1/20/06 11:36 AM Page 158 Лекция пятая шие раньше отношения, организованные в структуры предметов и фиксированные в представлениях, знаниях, конструкциях значений и т.п.; другими словами, понимание может быть как одним, так и другим. Можно, следовательно, сказать (хотя, конечно, очень упрощенно), что понять нечто – это значит заместить его другим; неважно, как будет идти это замещение – от содержания к знаковой форме или, наоборот, от знаковой формы к содержанию. Вполне возможно даже, что характеризовать понимание будут не только акты вертикального замещения и отображения, но и акты горизонтального замещения, в частности, акты замещения одних объектов другими (вы понимаете, что я всегда могу представить их как вертикальные, а если не смогу, то тогда это и не будет пониманием). Мышление, в противоположность пониманию, это всегда «горизонтальные» преобразования объектов в рамках предметных структур, т.е. в рамках уже произведенных вертикальных замещений и отображений, и, следовательно, в пространстве смысловых структур, производимые соответственно определенным правилам и нормам; при этом преобразование элементов какойлибо плоскости может производиться не только согласно правилам и нормам преобразований, приписанным к этой плоскости, но и согласно правилам и нормам преобразований любой другой плоскости, входящей в структуру предмета (именно в этом проявляется зависимость мышления от понимания и его продуктов – структур смысла). Конечно, и здесь есть свои сложности и «тонкие места». Например, замещение одного объекта другим мы можем рассматривать как преобразование этого исходного объекта или, скажем, содержания, зафиксированного в этом объекте, если существуют правила и нормы, регулирующие и определяющие подобные замещения-преобразования. Собственно говоря, на этом и строится мышление, этим определяется его огромная эвристическая сила, его свобода от материальности. Разрешение всех этих затруднений и видимых парадоксов возможно, как я уже не раз говорил, при учете плана и уровня парадигматики, хотя, конечно, за счет перевода их в условный, конвенциональный план культурной и социетальной организации41. В границах же одной лишь синтагматики все эти трудности принципиально неразрешимы. 41 Мышлением, согласно этой точки зрения, считается все то, что зафиксировано в нормах как мышление. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 159 Лекция пятая Когда же мы переходим к анализу и описанию целого, мы должны жестко разделить и противопоставить друг другу два крайних случая. Один из них тот, когда процессы и акты понимания работают на мышление, обеспечивают решение его специфических задач; другой – тот, когда процессы и акты мышления, т.е. преобразования внутри плоскостей замещения, работают на решение задач понимания и, следовательно, в контексте смыслообразования. По-видимому, осуществление того или другого из этих процессов, а соответственно – задание той или иной интенции и построение той или иной организации мышления-понимания зависят от определяющей роли той или иной системы парадигм, попросту говоря, от того, какая из этих нормативных систем становится ведущей и подчиняет себе другую систему парадигм, а вместе с тем и весь процесс мышления-понимания в целом. Если мы поставим вопрос о том, как возникает и как складывается это различие мышления и понимания на материале единой деятельности и обслуживающих ее знаний, то мы должны будем обратиться к анализу определяющей роли знаний и точек зрения. Наверное, первоначально различие понимания и мышления, возникает как различие точек зрения и соответственно этому как различие интенций. Но в этом нет еще подлинного различия между мышлением и пониманием, они еще не различены и не разделены. Но человеческая деятельность отличается той особенностью, что она превращает любые точки зрения и любые подходы в реальность, как говорил в одном из своих докладов В.А.Лефевр, «в явь». Именно поэтому достаточно было появления двух разных точек зрения на одно и то же, чтобы это явление предстало в двух разных видах, а точнее говоря – как два разных явления, а потом уже эти два разных представления стали реализовываться в виде двух разных, функционально и материально различающихся, а потом и противопоставляемых друг другу образований. Итак, чтобы объяснить истоки в генезисе мышления и понимания, мы должны объяснить появление двух разных точек зрения, точнее, двух разных интенций внутри единого и нерасчлененного первоначально «мышления-понимания», а уже затем обычные механизмы деятельности превратят это различие в различие двух жестко фиксированных организованностей деятельности. 159 book1n.qxt 160 1/20/06 11:36 AM Page 160 Лекция пятая § 2. Членение «понимания-мышления» на элементы и единицы Таким образом, мы охарактеризовали целое, которое мы называем «мышление-понимание». Теперь мы можем поставить вопрос о способах и формах членения его на элементы и единицы и будем пытаться отвечать на него, исходя из полученного представления о целом. В первом, исходном представлении мышление задавалось мною как «поток», не имеющий начала и конца. Далее, естественно, должен был встать вопрос о том, какие же процессы и движения составляют его. Я отвечал на этот вопрос пока в самом общем виде, назвав их процессами эволюции мышления. Внутри этого процесса эволюции мы можем выделить целый ряд различающихся между собой процессов – «становление», «развертывание», «развитие», «превращение» и просто «изменение». В общем мышление характеризовалось мной прежде всего как саморазвивающаяся и самоорганизующаяся система. Затем я вводил представление об организованностях мышления, утверждая, что они определены, прежде всего, целями и задачами саморазвития и самоорганизации. Самое главное во всем этом представлении заключалось в объединении застывших организованностей и актуальных процессов; в каждый момент все целое мышления представляет собой совокупность каких-то процессов, в которых «плывут» различные организованности, объединяясь между собой, развертываясь и развиваясь дальше. Хотя, рисуя эту картину, я мимоходом назвал мышление системой, тем не менее, такое представление не дает и не может еще дать системы в прямом и точном смысле этого слова, во всяком случае, системы как чего-то целостного. Представление о мышлении как о непрерывном потоке, не имеющем начала и конца, является для меня исходным – и я на этом все время настаиваю, однако, тем не менее, с таким представлением просто невозможно работать, во всяком случае, аналитически. Поэтому встает вопрос, во-первых, о том, как этот бесконечный и безначальный поток ограничить, впихнуть в определенные рамки, а во-вторых, как выделить в нем различные элементы и единицы. Только решив эти две задачи, мы сможем затем «работать» с мышлением – исследовать его, практически и инженерно создавать различные структуры и подсистемы мышления и т.п. По сути дела, я уже сказал, хотя, конечно, очень бегло, что я попытаюсь произвести такое членение мышления, опираясь на за- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 161 Лекция пятая фиксированные выше представления о взаимоотношениях мышления и понимания. При этом мне придется вводить параллельно целый ряд различающихся между собой членений, которые имеют, что весьма существенно, разные основания. Воспользуемся, прежде всего, некоторыми обыденными эмпирическими соображениями. Постараемся представить себе, что мы делаем, когда читаем длинный текст, содержащий некоторое рассуждение. Параллельно дадим характеристику самому тексту. С внешней, непосредственно воспринимаемой стороны текст поделен на абзацы, предложения и слова; каждое из названных расчленений имеет свои особые материальные отметки. Исходя из этих материальных отметок, мы можем выделить элементы и единицы разных уровней иерархии, а после того, как мы произведем такое разделение, рассматривать каждый элемент и каждую единицу как самостоятельное простое тело, как материальную часть целого. Фиксируя обратную операцию сборки целого из частей, мы можем сказать, что текст составлен из слов, предложений и фраз-абзацев, причем каждый из этих элементов имеет свое особое значение42. Каждое из названных мною образований – фраза-абзац и предложение – имеет определенный смысл (я пока не касаюсь вопроса, откуда он возникает и чем определяется), который задает их целостность, и, следовательно, каждый элемент более низкого уровня иерархии связан с другими элементами, входит в состав целого и определяется этим целым. Более того, когда мы читаем некоторый связный текст, мы ощущаем целостность смысла и непрерывность его развертывания. Мы переходим от одного предложения к другому, от одного абзаца к следующему, от одной главы к следующей и от тома к тому, и мы все время держим в своем сознании представление о целостности того содержания, которое существует и развертывается в этом тексте. На этот момент указывали многие авторы и среди них, в частности, В.Дильтей. Но в чем же и за счет чего существует эта целостность текста? Достаточно очевидно, что эта целостность не может существовать в самом материале текста, в материале, который так легко раскладывается на составляющие его элементы-части. С точки зрения формальной организации текста длинное и непрерывное 42 Хотя здесь возникает ряд тонких вопросов, касающихся соотношения между смыслом и значениями, например, вопрос, имеет ли предложение значение и можно ли говорить о значении абзаца, я рискую утверждать, что и предложенное мною представление вполне допустимо. 161 book1n.qxt 162 1/20/06 11:36 AM Page 162 Лекция пятая рассуждение ничем не будет отличаться от собрания отдельных независимых новелл, шуток и басен. Наверное, источник этого единства и целостности надо искать в другом – либо в смысле, либо в содержании текста. В принципе, мы можем принять оба эти предположения и затем посмотреть, как существует и как развертывается смысл и как существует и развертывается содержание. Более вероятным кажется утверждение, что целостность и непрерывность развертывания текста заложены в содержании. Действительно, ведь именно содержание непрерывно растет и развертывается по мере развертывания текста. Нанизывая одно предложение на другое, мы непрерывно обогащаем содержание, добавляем в него все новые и новые компоненты и элементы. Говоря резко, каждое новое предложение из целостного связного текста приносит с собой какой-то новый момент содержания. С одной стороны, это утверждение кажется весьма банальным и очевидным, даже обыденным. С другой стороны, оно совершенно не очевидно и ничем не может быть подкреплено и обосновано; поэтому его нужно воспринимать как очень смелую содержательную гипотезу, требующую тщательного анализа и проверки. И это нетрудно почувствовать, если вдуматься в смысл сказанного. Ведь мы пока ничего не знаем о том, что такое содержание и как оно может развертываться. Более того, утверждая, что материал текста сам по себе не может задать такой целостности, а содержание, наоборот, эту целостность задает, я фактически противопоставил два способа развертывания и организации целого. Линейное развертывание слов и предложений уже в силу этой линейности, последовательности или сукцессивности не может задать целого и не может развертывать его, поскольку все построено на приложении одного к другому, добавлении последовательных элементов, а содержание при этом должно развертываться нелинейно. Но как такое возможно? Ведь, по сути дела, мы должны предположить, что уже в первом, исходном предложении целое задано и схвачено, а все дальнейшие предложения добавляют нечто «внутрь» этого целого. С этим предположением связано много интересных проблем, и тогда можно высказывать много разных соображений. В частности, очень интересно рассмотреть вопрос о том, как должен строиться текст, чтобы удовлетворить этому требованию – задания целого с самого начала и последующего углубления в детали. Обсуждение всех этих вопросов дало бы, на- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 163 Лекция пятая верное, очень много для теории дидактики и риторики. Но я только отмечаю эти проблемы и не буду на них останавливаться, поскольку все это лежит уже далеко от непосредственно обсуждаемой нами темы. Итак, содержание в ходе последовательного развертывания текста должно развертываться, но совершенно по иной логике, по иным законам, нежели материал текста. Уже в первом предложении содержание должно предстать как нечто целостное, во всяком случае, как совершенно определенное, отделенное от всего другого и противопоставленное ему, а все дальнейшие предложения должны нести в себе такие моменты, аспекты или элементы содержания, которые как бы входят в это целое. Конечно, можно допустить и обратное отношение – что каждое последующее предложение задает более широкое целое, объемлющее то, которое было задано в первом предложении. Если же какое-то из последующих предложений будет задавать новое целое, независимое от исходного целого, то возникнет разрыв в содержании текста: эти два предложения будут выглядеть (во всяком случае, некоторое время) как независимые, не связанные друг с другом. Мы можем связать их за счет некоторых искусственных средств, например, за счет проблематизации: а как эти два названных объекта связаны друг с другом или могут быть связаны, почему говорящий или пишущий поставил их рядом и т.п.? Я ни в коем случае не хочу навязать вам какое-либо определенное решение этой проблемы. Мне важно лишь поставить и заострить сам вопрос: если мы предполагаем, что именно содержание задает и определяет целостность некоторого текста, то как должно быть построено и организовано это содержание, как оно должно развертываться, чтобы существовала и сохранялась указанная целостность, чтобы текст выглядел непрерывным и связным? Итак, мы пришли к довольно банальному и известному положению: текст будет представляться целостным и связным, если все его составляющие относятся к одному предмету мысли; если же предмет мысли становится новым, другим, то текст разрывается на две не связанные между собой части43. 43 Выражение «предмет мысли» понимается здесь очень широко: например, предметом мысли может быть какое-то действие, осуществляющее преобразование объекта из одного вида в другой. 163 book1n.qxt 164 1/20/06 11:36 AM Page 164 Лекция пятая Но теперь мы можем поставить вопрос, связывающий представление, которое мы получили только что, с тем представлением о мышлении, с которого я начинал этот параграф: каковы границы и пределы развертывания какой-либо структуры содержания? Наверное, таких границ и пределов в принципе не существует. Любая структура содержания может развертываться сколь угодно долго. Этот вопрос относится уже не к природе содержания, а к внешним условиям осуществления нашей деятельности. Таким образом, мы опять возвращаемся к идее бесконечности и безначальности потока мышления. Но тогда получается, что единицы и целостные системы мышления задаются, по сути дела, безотносительно к самому мышлению, они относятся к «предметам мысли», а эти предметы существуют в другом пространстве и времени, нежели сами процессы мышления или рассуждения. Эти предметы отделены друг от друга и противопоставлены друг другу, можно сказать, статически, каждый из них может развертываться в принципе бесконечно и, следовательно, мыслительная работа (если брать ее саму по себе) может останавливаться в любом пункте этого развертывания. Другими словами, членение по «предметам мысли», весьма существенное для мышления, не имеет вместе с тем прямого и непосредственного отношения к процессуальному развертыванию мышления. Но что же тогда членит сами процессы мышления, что определяет специфические для него элементы и единицы? Мне представляется, что ответить на этот вопрос можно будет только в том случае и тогда, когда мы перейдем к анализу другой компоненты текста – смысла и структур смысла. Чтобы мы могли правильно понять назначение и роль этой компоненты, мы должны учесть (вдобавок ко всему тому, что уже было сказано), что развертывание содержания (или структур содержания) может происходить, кроме всего прочего, и независимо от понимаемого текста. Текст, полученный в коммуникации, может послужить лишь толчком для начала такого развертывания, а дальше само развертывание будет идти уже безотносительно к тексту, по внутренней, имманентной логике самого содержания. Ясно, что при этом понимание не только отойдет на задний план, но может быть вообще исключено – будет происходить чистое мышление без понимания. В каком же случае этого не будет? Очевидно, в том случае и тогда, когда мышление как процесс чистого развертывания структур содержания будет «связано» (в прямом и точном смысле этого book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 165 Лекция пятая слова) процессом понимания заданного текста, структурами смысла. Ведь именно смысл, как я стремился показать, связывает содержание с формой, организует их в одно целое. Уже одно это соображение позволяет предположить, что именно смысл, а точнее структуры смысла, являются тем, что задает единицы понимания-мышления, единицы, интимно связанные с самим процессом понимания-мышления. Если содержание обеспечивало и задавало непрерывность и определенность, целостность, развертывающегося текста, то смысл, структуры смысла задают и определяют целостность процесса мышления на каждом шаге его развертывания. Это очень важный и принципиальный тезис. Выше я сказал, что содержание задает целостность текста безотносительно к процессу его развертывания. Это – целостность I, вневременная, предметная. Она никак не определяет полноту и целостность акта понимания-мышления, целостность II. Чтобы задать и обеспечить целостность II, целостность акта или процесса понимания-мышления, нужна структура смысла, смысла как принципиально иного, нежели содержание, смысла как живущего по совсем иным законам и механизмам, нежели содержание. Нетрудно сообразить, что эти специфические функции смысла определяются отношением между содержанием и материалом текста. Содержание представляет собой бесконечно развертываемую структуру, структуру как бы растущую или выращиваемую. Текст, напротив, всегда представляет собой строго ограниченное образование, всегда конечное. Смысл должен обеспечить связь одного и другого, причем – связь в процессе или через процесс. Именно смысл является посредником между одним и другим, именно смысл определяет границы развертывания структур содержания, соответствующие последовательному и линейному развертыванию текста, именно смысл охватывает то и другое в рамках единого, одновременно дискретного и непрерывно развертывающегося, процессуального целого. В целом процесс понимания-мышления может быть представлен примерно так. Появляется первое предложение; оно понимается; возникает, следовательно, первая структура смысла, приводящая к образованию первой структуры или организованности содержания; предмет мысли задан и теперь находится в поле сознания. Следующее, второе предложение понимается уже в связи с первым предложением. Структура смысла, возникающая в резуль- 165 book1n.qxt 166 1/20/06 11:36 AM Page 166 Лекция пятая тате этого понимания, должна охватить структуру содержания, созданную первым предложением, и развернуть ее дальше, соответственно той добавке, которая была заключена во втором предложении; структура смысла, возникшая при понимании второго предложения в связи с содержанием, заданным первым предложением, опять создает целостность, она охватывает то, что было порождено первым предложением в плоскости содержания, как бы перетягивает его в свою структуру, но она не охватывает и не перетягивает той структуры смысла, которая была создана первым предложением. Следующее, третье предложение понимается уже в связи с первым и вторым, но эта связь не является непосредственной – если предложений будет достаточно много, то они вообще могут быть забыты, – она осуществляется за счет захвата содержания, созданного в результате понимания первого и второго предложений, и является, следовательно, опосредованной через содержание. Но структура смысла, созданная при понимании третьего предложения, опять является целостной в процессуальном смысле, она лежит как бы вне первой и второй структур смысла, следует за ними, вытесняет и замещает их. И далее процесс развертывается точно таким же образом (см. рис. 5). 1 2 1 21 31+2 1 21 3 Рис. 5 Если теперь мы попробуем взглянуть на все это в целом, то увидим следующее. Структуры смысла как бы вспыхивают, следуя друг за другом и заменяя, вытесняя друг друга. Каждый раз такая вспыхивающая структура смысла задает целостность акта понимания. Можно сказать, что именно структура смысла задает целостность и единство каждого акта в понимании-мышлении, следовательно, именно структуры смысла задают единицы процесса понимания-мышления. Последовательную смену структур смысла можно уподобить смене кадров в ленте кинофильма. Другими словами, в плане и на уровне смысла процесс понимания-мышления book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 167 Лекция пятая дискретен, жестко разбит на единицы, отличающиеся друг от друга и противопоставленные друг другу. Вполне возможно, что понимание не будет точно соответствовать тексту и заложенным в нем регулятивам; оно будет членить текст не соответственно запятым и точкам, а каким-то другим образом. Никакого последовательного развертывания или конструирования структур смысла нет и не может быть. В этом плане очень интересны монтажные соображения Эйзенштейна: в первом кадре небритая физиономия, во втором кадре рваные сапоги с торчащими пальцами ног, в третьем кадре, наконец, все собирается вместе в фигуру человека. После первого кадра мы имеем целостный и законченный смысл, после второго кадра – свой целостный и законченный смысл и после третьего кадра точно так же целостный и законченный смысл. Никакого развития или развертывания смыслов, а просто три разных смысла, три дискретных единицы нашего восприятия и понимания кинофильма. Что же касается содержания, то там все идет иначе. Хотя первые два кадра не зависят друг от друга и допускают всевозможные комбинации – можно было бы в третьем кадре показать две человеческие фигуры, один из которых небрит, а второй в рваных сапогах, – но третий кадр дает нам именно один из этих вариантов содержания, он собирает содержание двух первых кадров в одно целое. Таким образом, содержания, в противоположность структурам смыслов, развертываются, объединяются или разделяются, превращаются в многоуровневые и многоярусные и т.п., а материал текста развертывается последовательно и линейно: второе предложение добавляется к первому, третье ко второму и т.д. Самое главное, что должно быть здесь зафиксировано, это то, что текст развертывается одновременно в трех разных плоскостях или, точнее, планах, и соответственно этому имеет три разных плана детерминации. Структуры смысла задают как бы «вертикально определенные» единицы, единицы понимания-мышления, развертывающегося как процесс. Но, кроме того, весь этот процесс развертывания смыслов (а следовательно, и весь процесс понимания-мышления) детерминирован: с внешней стороны – механической последовательностью развертывания текстов, а изнутри – логикой развития содержания, как бы перетягиваемого из одной структуры смысла в следующую, поскольку сама структура смысла создается или организуется, охватывая уже появившееся содержание. В дополнение ко всему здесь еще важно отметить структурный характер смысла: его нельзя разбирать на элементы и составляющие, он всегда целостен. Содержание, наоборот, с этой 167 book1n.qxt 168 1/20/06 11:36 AM Page 168 Лекция пятая точки зрения представляет собой скорее организованность, ибо оно развертывается очень часто конструктивно, путем сборки из уже готовых элементов; но так как содержание охвачено структурами смысла и несет на себе структурные проекции его, оно выступает всегда не только как организованность и конструкция, но и как структура. Чаще всего эта структура как бы охватывает конструкции и организованности, делает их своим материалом, или наполнением. Здесь было бы неправильно рассматривать развертывание содержания как очень простой и единообразный процесс добавления новых элементов, детализирующих исходное представление или, наоборот, включающих его в более широкие системы. Хотя мы пока очень мало знаем про законы развертывания содержания, но того, что мы знаем, достаточно, чтобы сказать, что формы и способы такого развертывания могут быть очень многообразными. Традиционная формальная логика дала нам один набор приемов и способов. Дальнейшее развитие математики и естественных наук породило еще много других способов: одни из них связаны с развертыванием понятий, другие – с построением и развертыванием научных предметов, третьи – с разворачиванием онтологических картин идеальных объектов, и есть еще – это совершенно очевидно, – масса других, которые нам предстоит выявить, изучить и описать. Совсем иные принципы и правила развертывания содержания сформировала художественная литература. Возьмите, к примеру, принципы построения новелл О.Генри. Следуя за текстом, мы развертываем определенные структуры содержания, строим какую-то картину действительности, а потом вдруг появляется новая деталь, которая заставляет нас как бы перевернуть эту картину, представить все иначе: трагическое делает комическим, убийство и смерть превращает в фарс и пародию, в представление. Подобные неожиданные переворачивания представления о действительности тоже являются одной из регулярных процедур развертывания и развития содержания. И они точно так же ждут еще своего выявления, анализа и описания. Но все это, в общем, – детали, а нам нужно вернуться к объявленной в заголовке параграфа теме. По сути дела, я уже затвердил ту мысль, что в процессе понимания-мышления идут как бы три параллельных, разнородных процесса. В первом плане отдельные, четко определенные предложения добавляются следом друг за другом, образуя линейные, последовательные конструкции материала. Во втором плане отдельные дискретные структуры смысла сменяют друг друга, не вступая ни в какую непосредственную book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 169 Лекция пятая связь между собой; они подобны последовательным вспышкам или следующим друг за другом кадрам киноленты. В третьем плане структуры или организованности содержания развертываются непрерывно, в общем и целом сохраняя все время единство и самотождественность. И кроме того, все эти три параллельных движения связаны между собой и взаимно детерминируют друг друга. Очень важно, что каждый из трех названных планов развертывается по своим особым законам, непохожим на законы развертывания других. Наличие трех разных параллельных движений создает значительную устойчивость процесса понимания-мышления. При этом сочетаются и соединяются друг с другом «разорванность» материала текста и «целостность» содержания, «структурность» смыслов и «конструктивность» формы и содержания и т.п. Структуры смысла выступают как непроникающие друг в друга монады; содержание, наоборот, изменяется, оставаясь самим собой и переходя из одних структур смысла в другие. А последовательность предложений выступает вообще как внешняя организация текста, трансформируемая и преобразуемая в актах понимания-мышления. Это различие и разнообразие моментов, характеризующих процессы понимания-мышления, дало основание для массы разных и противоречивых характеристик самого понимания и мышления: одни считали его дискретным, другие непрерывным, одни сукцессивным, другие – симультанным и т.д., и т.п. Если, учитывая все эти три плана протекания процессов понимания-мышления, мы взглянем теперь на приведенную выше схему (рис. 5), то заметим сразу же очевидную неадекватность (или, как говорил О.Генисаретский, дефициентность) формы изображения: ведь структуры (или организованности) содержания не заменяются одни другими соответственно смене структур смысла, а существует, наоборот, одна единственная структура (или организованность) содержания, которая эволюционирует, развертывается или развивается. Это только относительно сменяющих друг друга структур смысла мы можем говорить, что структуры, или организованности, содержания переходят или перетекают из одной структуры смысла в другую; нам приходится это делать после того, как мы изобразили последовательность смыслов. Если же мы начнем рассматривать все с точки зрения содержания, то должны будем говорить о неподвижности и самотождественности содержания, которое изменяется, оставаясь «тем же самым», а вокруг него роятся, вспыхивая и затухая, разные структуры смыслов. На каждом шаге единого рассуждения мы все время имеем перед собой единую структуру содержания. Если же эта структу- 169 book1n.qxt 170 1/20/06 11:36 AM Page 170 Лекция пятая ра содержания заменяется другой, то в текст должен быть введен специальный знак, фиксирующий и отмечающий этот переход, а именно то, что начинается, по сути дела, новый текст. Кроме того, мы постоянно используем специальные средства, чтобы зафиксировать и сохранить это постоянство и целостность содержания; мы изображаем его на специальных схемах и рисунках, и эти изображения, скажем, как мои изображения на доске, остаются все теми же самыми и неизменными, в то время как я продолжаю свое рассуждение и образую все новые и новые, сменяющие друг друга смыслы. Подобные изображения помогают нам удерживать и сохранять постоянство зафиксированного нами содержания. Обсуждая все эти вопросы, мы не должны забывать того, о чем я говорил раньше, в частности, что и материал текста, и содержание выступают в качестве организованностей относительно структуры смысла. Конечно, это, прежде всего, особая точка зрения, когда мы в центр ставим смысл, а, скажем, не содержание (могли бы поставить и содержание), но, кроме того, в этом есть еще объективная определенная логика: ведь именно структуры смысла больше всего соответствуют внутренней природе процессов понимания-мышления, именно они задают целостные единицы этого процесса, и поэтому естественно начинать анализ с них; кроме того, как я уже говорил выше, структуры смысла охватывают и определяют организованности содержания в процессах понимания-мышления. Иной подход возможен, если мы будем рассматривать «чистое» мышление или мышление, охватывающее понимание и подчиняющее его своим внутренним тенденциям развития. Такое тоже бывает, и в этом случае мы должны принимать точку зрения содержания и относительно него и процессов его развертывания рассматривать все остальное. Но в таком случае, как легко сообразить, мы потеряем все критерии для определения целостности различных процессов понимания-мышления; мы сможем говорить об определенности предметов мысли и их противопоставленности друг другу, но каждый предмет мысли, как я уже говорил, может развертываться бесконечно, и поэтому говорить о целостности или, наоборот, нецелостности такого предмета нецелесообразно. Здесь проявляется одно существенное и, я даже сказал бы, парадоксальное свойство мышления. Вы должны помнить, что мы сейчас рассматриваем мышление на уровне синтагматики, оставив парадигматические системы в стороне. При таком рассмотрении совершенно правильным является тезис, что каждая конструкция book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 171 Лекция пятая предмета мысли может развертываться бесконечно и что сами эти конструкции не обладают свойствами целостности. Все эти положения, повторяю, справедливы, когда мы рассматриваем мышление относительно понимания, содержание – относительно смысла. Но мышление – и это я буду подробно показывать дальше – определяется не относительно понимания, а относительно практической деятельности, и как таковое – об этом тоже будет речь дальше – оно охватывает и ассимилирует понимание, соотнося его с практической деятельностью. Заданное согласно этой функции, мышление приобретает дополнительную линию нормировки. Оно получает всевозможные ограничения, и относительно этих ограничений каждая конструкция содержания, каждый предмет мысли могут оцениваться как достаточно или, наоборот, недостаточно развернутые, как полные или неполные, как целостные или нецелостные. Все эти критерии фиксируются, с одной стороны, в парадигматических системах мышления, а с другой стороны – ситуативно, т.е. всегда относительно определенной ситуации практической деятельности. Из моих замечаний должно быть ясно, что должно существовать и существует еще иное членение процессов мышления-понимания и что оно не совпадает с тем членением процессов понимания-мышления, которое я описал и рассмотрел выше, с членением относительно структур смысла. В тех случаях, когда осуществляется процесс понимания-мышления, это значит, что мышление детерминировано коммуникацией, текстом, который должен быть понят. Именно текст выступает как то, что задает и направляет мышление. Можно сказать, что в этих случаях мышление подчиняется пониманию (и этот момент я изображаю, ставя термин «понимание» на первое место в выражении «понимание-мышление»). И в этих случаях именно понимание, течение или процесс его, определяют и задают целостность мышления и развертываемого им содержания. Единственный важный критерий, которому должно удовлетворить такое понимание-мышление, – это связь и соотнесенность со всем предшествующим содержанием и, соответственно, с выражающим его текстом. Я говорю об этом специально, поскольку это – дополнительный критерий, не обсуждавшийся нами выше. Важно еще понять, что смыслообразование обладает здесь совершеннейшей свободой: мы можем образовывать любые структуры смысла и соответственно им собирать любые комбинации и композиции содержания, развертывать любые структуры и любые 171 book1n.qxt 172 1/20/06 11:36 AM Page 172 Лекция пятая конструкции его, мы можем дополнять эти конструкции любым произвольным числом элементов, можем стирать или «вытирать» любые элементы; природа содержания как такового не ставит нам никаких ограничений44. Для понимания всего сказанного выше и всего, что я предполагаю сказать дальше, важно помнить и иметь в виду, что целостность единиц содержания задается структурой смысла, именно процесс смыслообразования задает здесь целостность единиц содержания. Впервые на этот момент обратили внимание берлинские гештальтпсихологи – М.Вертхеймер, К.Коффка, К.Левин, а потом его довольно подробно описывали С.Л.Рубинштейн и его ученики. В пересечении линий геометрического чертежа можно увидеть много разных целостностей, и мы видим одни или другие в зависимости от того, как мы понимаем задачу и что нам надобно получить; целостность выделяемых фрагментов чертежа определяется каждый раз актом смыслообразования. Здесь интересно также поставить вопрос, в какой мере структура смысла, создаваемая в каждом акте понимания, определяется тем текстом, на котором она непосредственно развертывается. Отношение здесь очень сложное. С одной стороны, мы должны сказать, что понимание, конечно, детерминируется данным фрагментом текста – он его вызывает и он его определяет. Но, с другой стороны, сама структура смысла захватывает массу различных моментов и элементов, никак не связанных с этим фрагментом текста; при этом в одних случаях и при одном понимающем это будут одни моменты и элементы, а в другом случае и при другом понимающем – другие. В принципе, акт понимания, или смыслообразования, может захватывать самые различные содержания, выявлять в предшествующем тексте любые содержания, может просто привлекать их как бы совершенно «со стороны», соответственно «испорченности» того или иного человека. Поэтому я никак не могу сказать, что структура смысла определяется данным фрагментом текста или даже текстом вообще; текст служит скорее стимулом или побудителем к смыслообразованию и задает некоторые «детерминирующие тенденции» процесса смыслообразования. Вместе с тем, чем более развернутым становится текст, чем больше моментов содержания организуется в 44 Повторяю, все это до тех пор, пока мы не связываем понимание с практической деятельностью и не определяем мышление согласно его служебной роли – связывать понимание с практической деятельностью. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 173 Лекция пятая единой структуре, или, в других словах, чем больше моментов прошлого содержания надо учитывать, тем больше ограничивается свобода смыслообразования, тем больше ограничений на нее накладывается – ибо на каждом новом шаге развертывания содержания надо удовлетворить уже очень большому набору содержательных характеристик и определений. Каждая новая структура смысла должна «схватить» и как бы стянуть в себе все то содержание, которое было задано раньше. Поэтому мы можем сказать, что структура смысла, создаваемого в процессе понимания, определяется не столько фрагментом понимаемого текста, сколько той структурой или организованностью содержания, которая была уже порождена, ее наличной определенностью и возможностями дальнейшего развертывания ее. Но, в принципе, обобщая все сказанное, мы можем утверждать, что процесс смыслообразования детерминируется сразу двумя организованностями – организованностью содержания, развертываемого в данном процессе мышления, и организованностью текста, получаемого в коммуникации. А кроме того, процесс смыслообразования имеет еще безграничное поле свободы, в него может быть включено все, что сможет включить (при данных ограничениях со стороны содержания и текста) данный понимающий и мыслящий индивид. Теперь необходимо сказать, характеризуя в целом структуры смыслов, последовательно сменяющие друг друга, что каждая последующая структура как бы снимает и свертывает в себе то содержание и тот текст, который был охвачен всем предшествующим процессом понимания-мышления. С одной стороны, как содержание, так и текст не имманентны самим структурам смысла, они представляют собой нечто иное, внешнее для самой структуры, и поэтому вряд ли могут характеризовать отношения смыслов друг к другу. Но с другой стороны, нет и не может быть никаких других характеристик, которые бы задавали и определяли отношения разных структур смыслов друг к другу. По сути дела, только полнота и целостность текста, заданного в коммуникации, и самотождественность структуры или организованности содержания, как бы переходящей из одной структуры смысла в другую, связывают смыслы друг с другом. И поэтому не остается ничего другого, как характеризовать связь и отношение смыслов через полноту текста и самотождественность содержания (или предмета мысли). Учитывая эти моменты, мы, наверное, сможем говорить также и о том, что смыслы, последовательно 173 book1n.qxt 174 1/20/06 11:36 AM Page 174 Лекция пятая сменяющие друг друга, сами усложняются или развертываются; хотя при этом мы все время должны помнить, что это будет не их собственная характеристика. Нетрудно видеть, что в проведенных выше рассуждениях я зафиксировал двустороннюю зависимость – зависимость конструкций содержания, развертываемых в процессе понимания-мышления, от структур смысла и обратную зависимость структур смысла от уже развернутых структур, или организованностей, содержания. Мне важно было подчеркнуть, что процесс понимания-мышления идет сразу как бы по трем планам (каждый из этих планов был охарактеризован специфическим образом), а, кроме того, между этими тремя движениями существуют свои сложные связи и зависимости. Мне было важно также обратить ваше внимание на то, что процесс понимания-мышления зависит, конечно, от того, что принято называть «способностями» человека; в частности, эта способность реализовалась в той свободе привлечения разнообразных моментов и обстоятельств в процессе смыслообразования, которую осуществляет сам человек. Но это, конечно, не единственное, в чем осуществляются и проявляются способности. По сути дела, способности проявляются буквально во всем – в восприятии текста, в конструировании предмета мысли. Поэтому вопрос о роли способностей и их участии в процессе понимания-мышления я сознательно оставлял в стороне как сложный и почти не разработанный. Ведь вы должны понимать, что в ходе своих рассуждений я двигаюсь в действительности теории деятельности и теории коммуникации, а на логику и психологию я ссылался лишь в тех случаях, когда хотел показать, что представители этих наук охватывали и фиксировали лишь отдельные аспекты той проблемы, которую мы сейчас с вами обсуждаем. Более того, сейчас для меня не существует никаких различий между логикой и психологией, в этом контексте я не признаю тех границ, которые были выработаны историей формирования этих наук. Наверное, точнее нужно было бы сказать, что я хорошо знаю все дискуссии, относящиеся к этой теме, но для меня не существует тех средств анализа, которые были выработаны этими науками, я не принимаю их понятий в качестве средств моего анализа. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM ã екция Page 175 шестая 31 октября 1972 года Резюме содержания предшествующей лекции В прошлой лекции мы рассматривали понимание как процесс, развертывающийся поверх различных организованностей материала, в частности, поверх организованностей материала текста и организованностей объектно-операциональных элементов ситуации. При этом понимание создавало, во-первых, структуры смысла, во-вторых, смысловые организованности текста и, втретьих, смысловые организованности объектно-операциональных элементов ситуации, которые мы рассматривали как организованности содержания. Эти три квазипродукта процессов понимания теснейшим образом связаны друг с другом, но при этом могут рассматриваться отдельно друг от друга, самостоятельно, и будут задавать три разных определения самого понимания. Развивая дальше такое представление процессов понимания, мы говорили даже, что есть какая-то часть процессов понимания, которая создает структуру смысла в целом, есть какая-то часть процессов понимания, которая создает смысловую организованность текста, и есть какая-то часть, которая создает организованность содержания. При этом понимание остается одним и целостным процессом, но мы его рассматриваем в разных планах и соответственно этому производим «членение» процессов понимания. Возможность этого определяется некоторыми формальными возможностями нашего мышления: если мы можем выделить три разных продукта, то мы соот- book1n.qxt 176 1/20/06 11:36 AM Page 176 Лекция шестая ветственно этому можем говорить о трех разных процессах. У нас получается то, что называют «сложным процессом». Кроме того, мы с вами говорили о том, что процессы понимания как бы пересекаются с процессами мышления или, во всяком случае, так завязаны с ними, что можно представить эти процессы как взаимное их пересечение. Мы говорили, что понимание и мышление, по сути дела, взаимно ассимилируют друг друга. При этом, правда, все время подчеркивалось, что разделение процессов понимания и процессов мышления является во многом искусственным, условным и подобно тому разделению квазипродуктов понимания, о котором я только что говорил. Следовательно, мы понимаем и знаем, что мышление и понимание представляют собой единый процесс, а все расчленения и противопоставления мышления и понимания друг другу обусловлены нашими задачами проанализировать и понять их. Но одновременно я подчеркивал, что в существовании мышления-понимания существуют такие реальные поляризации, которые и на деле разделяют и противопоставляют понимание и мышление друг другу. Мы можем даже найти в этом сложном целом такие процессы и такие системы, в которых превалирует понимание, а процессы мышления выступают как вспомогательные и служебные, и можем найти такие процессы и системы, в которых превалирует мышление, а понимание выступает в служебной и вспомогательной роли. В связи с этим я говорил о двойственности самого понятия процесса. Эта двойственность проявляется в том, что один раз мы говорим, что процессы понимания и мышления суть одно, одно и то же, а другой раз мы утверждаем, что этот единый процесс может быть все-таки разделен и представлен в виде двух разных и противопоставленных друг другу процессов – процессов мышления и процессов понимания, – и даже более того, мы устанавливаем определенные реальные взаимоотношения и взаимодействия между этими процессами, говорим, что одни из них ассимилируют другие и т.п. Следовательно, один раз мы говорим о том, что эта двойственность обусловлена лишь разными подходами к единому процессу, разными представлениями его, а другой раз мы говорим, что эта двойственность существует реально, представляет собой реальную поляризацию и реальное разделение процессов мышления-понимания на разные процессы – те, в которых превалирует понимание, и те, в которых превалирует мышление. Значит, я подчеркиваю искусственный характер этого разделения и book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 177 Лекция шестая противопоставления, и одновременно утверждаю, что это искусственное разделение приобретает естественную окраску, оестествляется. Затем, зафиксировав все эти моменты и достаточно подробно охарактеризовав их, я начал в прошлый раз осуществлять своеобразное перепредмечивание. Если в начале анализа нам была задана ситуация коммуникации и я исходил из процессов понимания, а потом, введя представления о деятельности и представив акт коммуникации и ситуацию коммуникации как моменты акта и ситуации деятельности, я рассматривал мышление с точки зрения и в свете понимания, то на третьем шаге я произвел оборачивание и начал рассматривать понимание с точки зрения мышления. Благодаря этому оборачиванию все то, что мы говорили выше о понимании, предстает теперь в новом и ином свете. Если вы помните, в самом общем и грубом виде я задавал мышление как «горизонтальный» процесс либо в организованностях текста, либо в организованностях содержания, либо, наконец, в сложной организованности предметов, объединяющих содержание и форму в одно целое. Сама эта тройственность определения мышления еще должна обсуждаться нами, но она уже достаточно отчетливо выступила в нашем предыдущем анализе. В свете этих общих определений мы получили возможность разделить цели и задачи мышления и понимания. Цели и задачи понимания состоят в том, чтобы увязать, образно говоря, текст, приходящий «со стороны», с ситуацией, которую мы создаем «на месте», или же – определенную организованность содержания, созданную практически-предметной деятельностью, с текстом, который мы создаем для того, чтобы выразить это содержание. Одним словом, цель и задача понимания состоят в том, чтобы увязать друг с другом эти разнородные образования – текст с ситуацией или ситуацию с текстом. При этом совершенно неважно, от чего к чему мы идем – от текста к ситуации или от ситуации к тексту, важно само соотнесение их друг с другом. Цели и задачи мышления, напротив, состоят в том, чтобы создать новые организованности текста и новые организованности ситуации (или же новые предметные организованности, если мы определяем мышление через целостный предмет). Здесь еще раз достаточно отчетливо выступает та особенность мышления, которая не раз уже обсуждалась в философии Нового времени, в особенности в философии Гегеля, и от него перешла в марксизм, 177 book1n.qxt 178 1/20/06 11:36 AM Page 178 Лекция шестая та его специфическая характеристика, что мышление всегда есть создание чего-то нового. То, что просто воспроизводит нечто уже существующее, есть просто понимание, а не мышление45. Обсуждение вопроса, относительно чего определяется это новое, для классических представлений не имело смысла, ибо «мышление» рассматривалось в своем собственном идеальном пространстве; это всегда было, следовательно, нечто новое по отношению к уже существующей системе мышления; другими словами, всегда предполагалась некоторая абсолютная точка зрения, позволявшая определить, что действительно является новым и что, напротив, является старым. Если мы попытаемся решить этот вопрос как-то иначе, скажем, по отношению к отдельному человеку или по отношению к обществу, то мы неизбежно выйдем за рамки самой теории мышления и должны будем ввести другие, скажем, социологические или социально-психологические рамки. Следовательно, вопрос о критериях различения продуктивного и репродуктивного лежит за пределами теории мышления, в то время как сами понятия продуктивного и репродуктивного употребляются (хотя, может быть, и не совсем правомерно) внутри теории мышления. Оставаясь в рамках теории мышления, мы должны говорить, что мышление всегда порождает нечто новое относительно своей собственной системы, а поэтому мы неизбежно должны рассматривать функционирование мышления как саморазвитие или развитие своей собственной системы. В прошлый раз я даже говорил, что развитие является основной характеристикой процессов мышления. Это верно, но нужно еще при этом оговорить, что в таком случае (и при таком подходе) исчезает различие между развитием и функционированием. Точнее, как я только что сказал, развитие мышления осуществляется за счет его функционирования, а целью функционирования или осуществления мышления становится его саморазвитие, развитие его системы. Другими словами, мышлением мы 45 Конечно, я хорошо понимаю условность этого противопоставления продуктивности и репродуктивности. Я знаю все трудности, которые связаны с различением этих двух моментов, я, по сути дела, уже учел все это, говоря, что мышление-понимание есть единый процесс, в котором аспекты мышления и аспекты понимания не разделяются и не могут быть разделены, но поскольку мы все-таки производим такое разделение и противопоставляем мышление и понимание друг другу, мы можем в меру этого разделять и противопоставлять друг другу продуктивность и репродуктивность. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 179 Лекция шестая будем называть только то, что включено в сферу, или в систему, мышления и осуществляет развертывание этой системы, или сферы. Итак, цели и задачи мышления состоят в том, чтобы развертывать или создавать новые организованности текста, новые организованности содержания или же, – более сложный случай, объединяющий два первых, – новые организованности предметов. Здесь мы сталкиваемся с целым рядом трудных моментов, касающихся взаимоотношения мышления и понимания. Для того чтобы мы могли включить какой-то текст в ситуацию (или построить ситуацию соответственно тексту), мы уже должны иметь этот текст, он должен быть нам задан. Совершенно ясно, что заданная нам организованность текста во многом предопределяет ту структуру смысла, которую мы создадим в процессе понимания. Мы понимаем тот текст, который нам задан, и понимаем его соответственно тому, как он задан. Другими словами, наше понимание определяется конструкцией текста, а тот, кто создает эту конструкцию, стремится к тому, чтобы по возможности полнее предопределить наше понимание. Эта сторона дела четко выражена в известном афоризме, который мне очень нравится: говорить надо не так, чтобы было понятно, а так, чтобы нельзя было не понять. Индивид, строящий текст, стремится предопределить и детерминировать наше понимание почти целиком. И классическим, лучшим с точки зрения коммуникации, является тот случай, когда это удается. В этом случае нам придется говорить, что текст в смысловом плане уже целиком организован и задан его конструкцией, тем, как говорящий его построил. В этом случае структура смысла, создаваемая понимающим, будет лишь простым слепком и отображением той смысловой организованности текста, которую создал говорящий. Если выражать все это на языке системно-структурной методологии, то нужно будет сказать, что морфологическая конструкция или морфологическая организация текста предопределяет здесь структуру смысла, создаваемую пониманием, а соответственно этому смысловая организация текста лишь воспроизводит и повторяет морфологическую организацию его. Если мы спросим в этом случае, что является материалом для понимающего и мыслящего человека, то должны будем сказать, что таким материалом является, с одной стороны, графический материал текста, с другой стороны, вся совокупность конструкций значений, связанных с этим графическим материалом и зафиксированных в системе языка, и с третьей стороны, синтаксическая организация этого текста, наилучшим образом соотнесенная с наличествующей ситуацией коммуникации и деятельности. 179 book1n.qxt 180 1/20/06 11:36 AM Page 180 Лекция шестая Но такие случаи предельно однозначной и жесткой детерминации процессов понимания и структур смысла материалом текстов являются исключением. Как правило, процессы понимания и структуры смыслов задаются и определяются не только и даже не столько текстом, сколько всей ситуацией коммуникации и деятельности. Поэтому структуры смысла и смысловые организованности текста в подавляющем большинстве случаев не совпадают с конструктивной морфологической организацией этих текстов. Между смысловыми организованностями, создаваемыми в процессе понимания, и морфологической организацией, фиксирующей (лучше или хуже) смысловую организацию текста, созданную говорящим, существует большее или меньшее расхождение, в большинстве случаев – весьма значительное. Именно поэтому при описании процессов понимания нам приходится пользоваться средствами системно-структурного анализа и различать, с одной стороны, морфологию текста, заданную конструкциями синтаксиса и семантическими значениями элементов этих конструкций, а с другой стороны, смысловые организованности текста, создаваемые процессом понимания (или, что то же самое, структурой смысла). И аналогично этому мы различаем морфологию ситуации и смысловые организованности ситуации. Но в стороне от всего этого круга проблем стоит еще проблема соотношения разных факторов, влияющих на процесс понимания. Сейчас уже достаточно ясно, что морфология текста и морфология ситуации теснейшим образом связаны с процессами мышления. Каким образом – это до сих пор остается во многом неясным. И мы не сможем разобраться с этим вопросом до тех пор, пока не разделим процессы понимания и мышления. Но как мы можем их разделить, если – и это достаточно выяснено – процессы понимания и процессы мышления идут как бы перпендикулярно по отношению друг к другу, образуя при этом один сложный и целостный процесс. В результате процессы понимания оказываются всегда вместе с тем и процессами мышления, а процессы мышления одновременно – процессами понимания. И мы никак не можем сказать, что одно происходит или осуществляется раньше, нежели другое: смысловая организованность как текста, так и ситуации выступает всегда как продукт и результат сразу двух процессов или актов – процесса понимания и процесса мышления. Но процесс мышления при этом, как известно, является скорее конст- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 181 Лекция шестая руктивным; поэтому, наверное, он ближе и теснее связан с конструкциями, а следовательно, и с морфологией, нежели процесс понимания. Другими словами, понимание более свободно в своей квазипродуктивности, оно может строить смысловые структуры свободнее и во многом независимо от морфологии материала, а мышление, наоборот, теснее связано с морфологией материала, в большей степени ориентируется на него и обязательно должно выразить себя в создании определенных конструкций материала. Как мы сейчас понимаем, это происходит в первую очередь за счет рефлексии смысловых структур и смысловых организованностей (особенно последних) и конструктивного выражения этих смысловых организованностей и смысловых структур в конструкциях материала. Но все то, что мы сейчас знаем, еще не раскрывает сложных взаимоотношений между процессами понимания и мышления, не характеризует еще механизмов этих процессов, а поэтому зависимость или независимость процессов понимания и мышления от морфологии материала остается во многом проблематичной. У нас нет пока возможности разделить процессы понимания и мышления процессуально, т.е. во времени, поэтому мы прибегли к хитрым приемам и средствам изображения этих процессов. Мы представили связки процессов (или сложные процессы) в виде структур, где все совершавшиеся процессы представлены своими следами (и соотнесениями или связями объектов и продуктов), но уже вне времени, статически, как нечто свершившееся, а не текущее, – и за счет этого получили возможность анализировать сами процессы и их зависимости друг от друга как нечто остановленное и данное нам одномоментно. Таким путем мы снимаем некоторые затруднения и получаем некоторые новые возможности для анализа, но еще многие затруднения остаются, а вместе с тем появляются новые, связанные с особенностями анализа структур. Представив процессы мышления и понимания в виде структуры, создающей (в переносном смысле) особую систему, охватывающую ряд организованностей с их морфологией, мы должны теперь, чтобы разделить мышление и понимание, создать специальные приемы и процедуры расчленения этой структуры и соответствующей ей системы. Хотя саму структуру, изображающую понимание и мышление, я задавал во многом конструктивно – из так называемых «вертикальных» и «горизонтальных» процессов (линий), – тем не менее, обратное раз- 181 book1n.qxt 182 1/20/06 11:36 AM Page 182 Лекция шестая ложение всего целого на «вертикальные» и «горизонтальные» процессы ничего нам не дает. Ведь конструктивно я создавал графическую форму выражения, а отнюдь не предмет. После того, как графическая форма создана, я произвожу определенную интерпретацию ее, приписываю ей определенный смысл и содержание, одним словом – создаю предмет, и теперь должен произвести расчленение и разложение не графической формы как таковой, а именно предмета и – соответственно логике его содержания. Именно в этом и состоит проблема – расчленить предмет согласно естественным законам его существования, процессирования (или функционирования и развития). Именно в этих условиях мы используем один давно применяющийся, но все равно очень странный и до сих пор по-настоящему не изученный прием. В самом общем виде его можно было бы охарактеризовать как расчленение через абстрагирование – прием так называемых «полярных абстракций». Должен вам сказать, что он очень интересовал А.А.Зиновьева, и в своей диссертации Зиновьев посвятил ему специальное приложение; я не помню сейчас, попало ли это в автореферат его диссертации, но в одном из вариантов автореферата этому было уделено достаточно много места; несмотря на этот интерес и внимание к проблеме, она, как мне кажется, не была решена, и сам прием не был представлен в логических схемах; по сути дела, произошло то же самое, что раньше произошло у М.Вебера, — мы получили некоторый новый смысл, зафиксированный в явно неадекватной знаковой форме. Суть этого приема (в самом первом описании) состоит в том, что в самих реальных процессах и явлениях мы ищем такие случаи, где одна из составляющих сложного процесса и явления сведена к минимуму. Таким образом, мы получаем случаи мышления, в которых понимание выражено слабо или его почти совсем нет, и случаи понимания, в которых мышление выступает в подсобной роли, вторично, сведено и минимуму. Затем, отталкиваясь от каждого из этих случаев, мы рассматриваем, как постепенно растет и развивается вторая компонента, та, которая была минимизирована в исходных случаях, и таким способом находим строение и закономерности развертывания этой второй компоненты. Эти представления – понимания как бы без мышления и мышления как бы без понимания – в терминологии М.Вебера называются «идеальными типами». book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 183 Лекция шестая Но суть именно в том, что я назвал поляризацией: не имея возможности расчленить целое, мы его «сводим» к идеальным или полярным типам. Здесь надо добавить, что такого рода прием применялся уже Галилеем, в частности, при изучении процессов свободного падении тел, и, наверное, о том же самом говорил К.Маркс во введении к «Капиталу», утверждая, что в гуманитарных и социальных науках «сила абстракции» заменяет и подменяет анализ и экспериментирование, осуществляемое в естественных науках. Не случайно я сказал выше, что абстракция мышления без понимания нужна нам, чтобы иметь возможность исследовать понимание в его постепенном развертывании и усложнении, а абстракция понимания без мышления нужна нам для исследования мышления, но никак не наоборот. Если поляризующая абстракция осуществлена последовательно и в полной мере, то в результате получаются такие идеализации, которые не только не соответствуют каким-то реальным процессам и явлениям, но и, кроме того, не обладают целостностью относительно естественных процессов жизни объекта. Получаются очень странные «ублюдки», которые не могут даже эффективно исследоваться. Поэтому, чтобы осуществлять дальнейший анализ, рассматривая эти «ублюдки» как модели некоторых объектов, я должен еще определенным образом преобразовывать и трансформировать эти модели, придавая им некоторую искусственную целостность относительно интересующих меня процессов. Проще говоря, введя абстракцию понимания без мышления, я должен дополнить такое понимание еще чем-то, что придаст ему целостность, причем такую целостность, какой оно обладало в связи с мышлением, но я не могу это делать, добавляя к пониманию мышление. И точно так же, введя абстракцию мышления без понимания, я должен так дополнить мышление, чтобы придать ему целостность относительно тех процессов, в которых оно жило совместно с пониманием, но при этом я должен добавлять к мышлению не понимание, а нечто другое. § 1. Именно такого рода задачи я и решал, когда говорил: представьте себе, что нам задано содержание, что оно наличествует. В результате такого предположения я мог отбрасывать процессы мышления, порождающие содержание, но мог оставлять продукт этих процессов – само содержание. Обычно в этом месте мне задавали вопрос: а откуда взялось это содержание? 183 book1n.qxt 184 1/20/06 11:36 AM Page 184 Лекция шестая Теперь вы понимаете, что я должен отвечать на этот вопрос двояко в зависимости от того, какую точку зрения я принимаю: если реальную, то я должен говорить, что это содержание порождается или создается мышлением. Но тогда я ввожу в предмет изучения мышление, и возникает весь комплекс сложнейших проблем, связанных с расчленением и противопоставлением мышления и понимания. Если же я принимаю не реальную точку зрения, а точку зрения поляризующей абстракции, то я должен сказать, что сам этот вопрос не имеет отношения к делу именно потому, что я осуществляю поляризующую абстракцию. Иначе говоря, на этот вопрос я должен был бы ответить, что содержание в моем рассуждении возникает потому, что я его «положил», а «кладу» я его в силу названной выше абстракции и соответственно ее логическим нормам. В анализе самих реальных процессов понимания и мышления точно так же возможны разные направления и ходы анализа. В частности, мы можем рассмотреть все это в плане развития и формирования тех или иных конкретных структур и механизмов понимания и мышления, или же – в плане происхождения либо понимания как такового, либо мышлении как такового, либо объединенной системы того и другого. Если мы осуществляем анализ развития разных конкретных форм понимания или мышления, то мы должны говорить, что каждая определенная форма понимания возникает на базе определенных форм мышления и определенных форм понимания в контексте развития и эволюции систем деятельности, а каждая определенная форма мышления, соответственно, – на базе определенных форм мышления и определенных форм понимания, опять-таки, в контексте развития и эволюции систем деятельности. Иначе говоря, каждую форму понимания и каждую форму мышления мы будем генетически сводить к предшествующим формам мышления и понимания, а затем генетически выводить из них. Осуществляя подобный анализ, мы никогда не придем к таким состояниям и ситуациям, в которых мышление существует без понимания, а понимание – без мышления. Таким образом, двигаясь в истории назад, я никогда не получу чистого понимания, т.е. понимания без мышления, и чистого мышления, т.е. мышления без понимания. Здесь, таким образом, возникает парадокс, обычный и традиционный для всякого ретроспективного генетического исследования. В book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 185 Лекция шестая разных исторических науках можно зафиксировать массу примеров такого рода. Когда, скажем, происхождение мышления объясняют, ссылаясь на функционирование языка, или происхождение языка, – ссылаясь на функционирование мышления, всегда подменяют таким образом проблему объяснения происхождения объяснением развития частных форм языка или мышления. И точно так же, когда Л.С.Выготский вводит при развертывании своей концепции поведения различие «натуральных» и «искусственных» форм поведения и пытается объяснять возникновение «искусственных» форм из «натуральных», он таким образом подменяет как проблему происхождения, так и проблему развития некоторой конструктивной фикцией. Но происходит это потому, что, двигаясь ретроспективно от современных форм поведения, «искусственных» по своей природе и строению, он не может найти ничего другого, кроме аналогичных «искусственных» форм. А так как он не смог определить принципиальной разницы между изучением развития и изучением происхождения и, следовательно, не мог соединить то и другое, он должен был, совершая по сути дела поляризующую абстракцию, положить в основание своей концепции некоторые формы «естественного» поведения, которые затем превращаются в «искусственные» формы. Л.С.Выготский мог и даже должен был это сделать, поскольку его интересовали отнюдь не «естественные» формы поведения, а лишь «искусственные». Только их он хотел исследовать и объяснить, а для этого, как я говорил выше, ему нужно было ввести определенного «ублюдка», наделить его всеми свойствами и признаками, необходимыми для целостного существования, а уже затем заняться тем, что его на самом деле интересовало. Но я не могу рассуждать таким образом уже хотя бы потому, что хорошо знаю о различии трех названных подходов – эволюционно-исторического, генетического и конструктивного, а кроме того, обязан знать природу и характер своих познавательных приемов, в частности природу и характер поляризующей абстракции. Поэтому, не занимаясь анализом развития и не восстанавливая механизмы происхождения понимания и мышления, я прибегаю к конструктивным приемам особого рода, опирающимся прежде всего на средства системно-структурной методологии, в частности, на то понятие системы, которое я здесь уже неоднократно вводил. Исходя из этого понятия системы и зафиксированного в нем различия между морфологией и функциональными организованностями, я полагаю (или кладу) определенную морфологию материала, а затем, путем такого же полагания, ввожу функциональную организованность. 185 book1n.qxt 186 1/20/06 11:36 AM Page 186 Лекция шестая При этом я отказываюсь отвечать на вопросы, откуда взялись эта морфология и эти функциональные организованности, какие реальные и объективные механизмы их породили – такие вопросы были бы справедливыми и обоснованными только при генетическом подходе. Я просто утверждаю их существование и затем как существующих включаю в анализируемые мною процессы. Правда, я применяю здесь еще дополнительные приемы, весьма утончающие и уточняющие мою процедуру. На одном из них я сейчас остановлюсь более подробно. Нам нужно ввести содержание. Я знаю, что содержание является продуктом прежде всего мышления, а опосредованно также и понимания. Я знаю, что содержание есть определенная смысловая организованность, выраженная затем в специальных конструкциях знаковой формы. Чтобы создать содержание, необходима совместная работа как понимания, так и мышления. Но я не могу апеллировать здесь к какому-либо пониманию и к какому-либо мышлению; наоборот, я еще должен вывести и объяснить то и другое. Поэтому я должен исхитриться и сделать вид, что содержание, с одной стороны, уже есть, а с другой – поскольку я еще только должен ввести мышление и понимание – его нет. Я решаю эту, казалось бы, неразрешимую задачу, используя двойственность существования всякого материала в деятельности и в мышлении – его существование в виде морфологии и его существование в виде функциональных организованностей. Я говорю: представьте себе, что заданы объектно-операциональные элементы ситуации. Они не являются еще содержанием, поскольку нет той смысловой организованности, которая создается пониманием, и нет той знаковой формы выражения, которая превращает эту смысловую организованность в собственно содержание. Но, тем не менее, эти объектно-операциональные элементы ситуации задают уже материал содержания, причем – в его морфологической организации. Сущность понимания, как я уже знаю, состоит в том, что на этот материал и его морфологическую организацию как бы «накладывается» сверху еще дополнительная смысловая организация, связывающая объектно-операциональные элементы ситуации с текстом (его смысловой организацией и морфологией). Поэтому, если я теперь предположу, что на морфологию материала ситуации накладывается смысловая структура и соответствующая ей смысловая организованность, то тем самым я введу, хотя пока неявно, определенные процессы понимания. Если бы я еще book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 187 Лекция шестая знал, как связаны или как зависят друг от друга морфологическая организация ситуации и смысловая организация ее элементов, то я мог бы переходить от морфологической организации к смысловой организации и от смысловой организации к морфологической независимо от анализа процессов и механизмов понимания. И точно так же мы можем предположить, что совершенно независимо от процессов понимания и мышления задается морфологическая организация текста, а потом на эту морфологическую организацию накладывается смысловая организация, устанавливающая соответствие между текстом и объектно-операциональной частью ситуации (если говорить точно, то между текстом и смысловой организованностью этой объектно-операциональной части, но этот сложный момент для нас сейчас не существен). И далее мы сможем специально ставить вопрос о том, какие отношения и зависимости существуют между конструктивно-морфологической организацией текста и смысловой организацией его, устанавливаемой в процессе понимания и за счет понимания. Оба эти предположения – что морфологическая организация объектно-операциональных элементов ситуации и морфологическая организация текста задаются независимо от процессов понимания и мышления, во всяком случае, тех, которые мы сейчас рассматриваем, – тем более оправданы, что так оно всегда и происходит. Какой-то набор элементов ситуации всегда задан человеку, осуществляющему деятельность, пусть даже мыслительную, они для него «преднайдены», а конструктивно-морфологическая организация текста прямо и непосредственно включается в ситуацию со стороны – человеком, строящим сообщение, и устройством языка, на котором говорят эти люди. Поэтому наши допущения не только представляют собой чисто конструктивные полагания, но еще и соответствуют реальным условиям образования ситуаций и функционирования деятельности. Если теперь рассмотреть все это с точки зрения поляризующих абстракций, то можно будет сказать, что таким образом мы создаем модель понимания, функционирующего без мышления. Так как само понимание – и это мы хорошо знаем – не может существовать отдельно, вне деятельности, мы должны его не только отделять на этом этапе от мышления, но одновременно и включать в более широкий контекст деятельности, а именно в контекст практически-предметной деятельности. Мы не отвергаем и не ревизуем принцип, что содержание создается процессами понимания и 187 book1n.qxt 188 1/20/06 11:36 AM Page 188 Лекция шестая мышления, – этот принцип остается неоспоримым, – но мы делаем вид, что содержание может быть создано или порождено также и практически-предметной деятельностью. Для этого нам нужно лишь отождествить смысловые организованности и выражающие их знаковые формы с предметно-операциональными организациями, создаваемыми практической деятельностью, а если формулировать все это в терминах системно-структурной методологии – свести функциональную организованность к морфологической. В принципе, это можно делать даже без особой ошибки; нужно только знать и помнить, что мы произвели такое сведение или отождествление и что оно справедливо в определенных узких границах – там, где понимание замкнуто непосредственно на практическую предметную деятельность и осуществляется благодаря этому фактически без мышления. Другой вопрос – где и когда существуют реально такие случаи. Наверное, бессмысленно было бы искать их в современной человеческой деятельности, хотя, я думаю, что такое встречается сегодня не так уж редко. Например, Стругацкие в романе «Улитка на склоне» дают очень интересные примеры речевого поведения, осуществляющегося практически без мышления. Но независимо от того, удастся ли нам найти примеры понимания, которое замкнуто непосредственно на практическую деятельность и осуществляется без мышления, или не удастся, правомерность и возможность такой идеальной конструкции этим не будет ни подтверждена, ни фальсифицирована – для решения этого вопроса нужен совершенно особый и специальный анализ, а до проведения его я буду предполагать, что такая конструкция оправдана, и буду ею пользоваться. Проведенный таким образом структурный анализ, или точнее, его результаты могут быть обернуты в план генетических соображений и генетического анализа. В частности, я могу предполагать, что то, что затем становится содержанием, впервые создается практически-предметной деятельностью (в других словах – появляется за счет предметной деятельности). В силу этого я должен дальше говорить, что мышление появляется или вырастает – это уже в плане происхождения – из практически-предметной деятельности и связанного с ней понимания. Но, сформулировав такое общее утверждение, я тем более могу утверждать, что «содержание» создается и порождается (на первых этапах) не мышлением, а практически-предметной деятельностью. Правда, благодаря такой схеме анализа и таким предположениям я должен потом вводить еще представление об особых процессах становления; book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 189 Лекция шестая они необходимы нам (или становятся необходимыми) потому, что «содержание», создаваемое практически-предметной деятельностью, не является еще подлинным и оформленным содержанием (если исходить из понятия содержания и его простейших определений), а является лишь материалом содержания, который затем оформляется в смысловых организованностях и выражается в определенной знаковой форме. Процесс становления должен осуществить это наложение смысловой организованности и дальнейшее выражение в знаковой форме (при этом самому этому процессу мы приписываем естественный статус). Но затем к процессу становления нужно актуально добавить сам процесс развития. Мы предполагаем, что на каких-то этапах развития деятельности и появления мышления содержание, создаваемое практически-предметной деятельностью, начинает заменяться и вытесняться конструкциями содержания, создаваемыми непосредственно мышлением. Это и означает, – так мы говорим, – что практика порождает «из себя», а затем «выталкивает» мышление. Нередко мы ограничиваемся одной этой фразой, не производя никакого реального анализа тех процессов и механизмов, которые привели к появлению мышления. В некоторых случаях этой фразы вполне достаточно, и в этом нет никакой вульгаризации, если мы сознательно отказываемся от генетического и исторического анализа: вульгаризацией это становится тогда, когда этой фразой мы подменяем генетический и исторический анализ или анализ происхождения, когда мы делаем вид, что эта фраза дает какое-то генетическое или историческое объяснение. Но если мы проводим конструктивную работу и в ней ограничиваемся такой фразой, то это будет совершенно правильное и вполне уместное утверждение, ибо ведь на деле оно действительно возникло из практической деятельности, и поэтому, когда мы произносим эту фразу, мы не делаем никакой ошибки. Если теперь вы поставите вопрос об отнесении создаваемых здесь абстрактных схем к некоторым реальным объектам и реальным ситуациям, то я должен буду очень осторожно отвечать на него. Дело в том, что наши «ублюдки» – понимание без мышления и мышление без понимания – будут по-разному относиться к исторически развивающейся реальности: на одних этапах этой истории они будут иметь реальные референты, а на других этапах истории – не будут. При этом никакой монотонной и гладкой линии существования этих референтов не будет. Нельзя предста- 189 book1n.qxt 190 1/20/06 11:36 AM Page 190 Лекция шестая вить себе дело так, что сначала, скажем, было понимание без мышления, или мышление без понимания, а потом, когда вся совокупная человеческая деятельность развилась, они исчезли, или, наоборот, что сначала их не было, а потом они появились. Здесь нет никакой последовательности, а есть совершенно произвольные и разнообразные поляризации, как бы приближения к поверхности, ограничивающей сферу, причем приближения в самых разных планах и аспектах. Поэтому мы сможем найти понимание без мышления как на ранних этапах развития человеческой деятельности и мышления, так и на поздних, но при этом само понимание будет разным – в одних случаях очень простым и примитивным, в других случаях достаточно сложным и даже оформившимся в самостоятельную деятельность. И то же самое можно сказать о мышлении: некоторые очень высоко развитые и рафинированные формы формального мышления осуществляются, по сути дела, без какого-либо понимания, но наряду с ними будут очень высокие и очень сложные формы мышления, включающие богатое понимание и притом – в очень сложной и рафинированной организации. Вместе с тем, мы найдем и очень простые формы мышления, тесно связанные с богатым и разносторонним пониманием. Одним словом, в потоке исторической эволюции мышления-понимания мы найдем самые разнообразные поляризации их связей и взаимодействия, и в самой этой поляризации, утверждаю я – и в этом смысл формулируемого мною сейчас принципа – нельзя найти каких-либо монотонных генетических линий, нельзя увидеть развития от простого к сложному или от сложного к простому (хотя сами категории простого и сложного мы сможем использовать для анализа всех этих образований). В соответствии со всеми этими изменениями отношений между пониманием и мышлением будут меняться и отношения между морфологической организацией текста и ситуаций и смысловыми их организованностями. При этом, опять-таки, мы сможем поляризовать эти типы отношений, и они точно так же не могут быть истолкованы как этапы и стадии развития этого отношения. Для некоторых сравнительно простых форм понимания-мышления смысловая организация и форма выражения содержания знаков будут очень близки к морфологической организации текста и объектно-операциональных элементов ситуации. Но такая же близость будет наблюдаться для очень сложных форм понимания- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 191 Лекция шестая мышления. И наоборот, как в простых формах понимания-мышления, так и в сложных формах мы найдем очень большое расхождение между морфологическими и смысловыми организованностями текстов или ситуаций. Поэтому мы довольно свободно можем пользоваться самим этим приемом – отождествления морфологической и смысловой организации текстов и ситуаций или, наоборот, крайнего разведения их, – ибо внутри эволюционно-исторического потока понимания-мышления будут развертываться (и, соответственно, наблюдаться) самые различные типологические вариации этого отношения. Мы сможем говорить, осуществляя наш анализ, так. Предположим, что смысловые организованности, создаваемые тем или иным пониманием, совпадают с морфологической организацией текста или с морфологической организацией ситуации, или, напротив, предположим, что и то и другое расходится между собой в таких-то и таких-то отношениях, и будем спрашивать, что тогда будет происходить? Аналогичным образом мы сможем предположить, что конструктивное выражение содержания целиком и полностью совпадает со смысловой организованностью ситуации или же смысловая организация ситуации целиком совпадает со смысловой организацией текста. В других случаях, наоборот, мы будем предполагать, что и то и другое расходится в определенных отношениях, и снова будем спрашивать, как это отразится на процессах понимания и мышления. В основе всех этих приемов лежит онтологическое предположение, что, во-первых, самые разнообразные организованности материала возникают, в принципе, искусственным или искусственно-естественным образом для фиксации и выражения процессов деятельности, мышления и понимания и создаваемых ими организованностей, и, во-вторых, все или многие конструктивно-морфологические организованности создаются сознательно для фиксации и выражения смысловых организованностей, складывающихся квазиестественно46. К этому надо добавить, что подлинно точное и «естественное» объяснение всех этих отношений может быть получено только в русле эволюционно-генетических исследований деятельности, мы- 46 Отношение искусственного и естественного представляет собой очень сложную проблему, которую нужно обсуждать подробно и специально. Я здесь никак не могу входить в обсуждение всего этого круга проблем и лишь обращаю ваше внимание на ее специальное значение. 191 book1n.qxt 192 1/20/06 11:36 AM Page 192 Лекция шестая шления и понимания, что все собственно конструктивные построения представляют собой лишь суррогат и некоторые вспомогательные леса для подобного рода исследований. Но сейчас, естественно, я не могу проводить такого рода исследования. Обратимся ли мы к генетическим исследованиям или останемся в рамках чисто конструктивных построений, мы должны знать и помнить, что с предельно широкой онтологической точки зрения все конструктивно-морфологические организованности представляют собой не что иное, как формы фиксации прошлых смысловых организованностей. Но тогда мы сталкиваемся с очень интересным соотношением между проспективным и ретроспективным анализом текстов. Представим себе, что нам задан какой-то определенный текст. Он имеет определенную конструктивно-морфологическую организацию, которую мы соотносим с определенной организацией языка. То и другое соответствуют и взаимно определяют друг друга. Мы знаем, что эта конструктивно-морфологическая организация текста представляет собой не что иное, как особую форму фиксации и выражения прошлых чисто смысловых организованностей либо текстов, понятых и осмысленных особым образом, либо ситуаций деятельности. Можно сказать, что прошлые смысловые организованности ситуаций и текстов переведены в конструктивно-морфологическую организацию этого текста. Но текст включается нами в какую-то новую деятельность. Это значит, что он сначала должен быть понят. В общем случае понимание создает новую смысловую организацию текста, расходящуюся с его конструктивно-морфологической организацией. Пока эта новая смысловая организация ни в чем не зафиксирована, она существует лишь в кинетике самого понимания, соотносящего текст с определенными ситуациями (или ситуациями деятельности). Возможно, что соответственно смысловой организации текста создается новая организация объектно-операциональных элементов ситуации. При этом может получиться так, что будет создана такая конструктивно-морфологическая организация объектно-операциональных элементов ситуации, которая воплотит и зафиксирует в себе смысловую организацию текста. Тогда эта организация останется и сохранится и после того, как закончится кинетика понимания. В других же случаях новая организация объектно-операциональных элементов ситуации может остаться в значительной своей части чисто смысловой. Во всех случаях и, в особенности, в этом последнем случае нужно еще выра- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 193 Лекция шестая зить и зафиксировать вновь созданную смысловую организацию в специальном и дополнительном тексте, т.е. в его конструктивноморфологической организации. В результате всего этого процесса мы вновь приводим в соответствие друг другу смысловые и конструктивно-морфологические организованности текста. Но это соответствие, опять-таки, является только временным. Мы включаем вновь созданные тексты в деятельность, следовательно, в новые акты понимания, создающие новое рассогласование конструктивно-морфологической организации текста и приписываемого ему смысла. Мы вновь фиксируем и выражаем этот смысл в организации объектно-операциональных элементов ситуации, в потенциальных структурах содержания, а затем вновь в конструктивно-морфологической организации текста, выражающей это содержание. Таким образом, мы вновь устанавливаем соответствие, но только затем, чтобы потом опять привести все в рассогласование. Идет непрерывный пульсирующий процесс – рассогласований и согласований материальных организованностей деятельности и мышления с функциональными смысловыми организованностями. Обращая весь этот аппарат представлений на речь-язык, мы можем показать, как постепенно, шаг за шагом, на основе этого процесса формируются последовательно различные системы языка – словарь, разнообразные синтаксические структуры, морфология, стилистика, поэтика и т.д., и на примере речи-языка мы можем наблюдать с совершенной отчетливостью процесс непрерывного превращения смысловых организованностей в морфологию. Вы уже заметили, что, объясняя структурные взаимоотношения понимания и мышления, я обратился к некоторым эволюционно-генетическим соображениям. Нужно иметь в виду, что изучение эволюции и генетических отношений не было здесь моей целью и я не формировал эволюционно-генетического представления о мышлении. Я вынужден был привлечь некоторые эволюционно-генетические соображения, поскольку – и мы это уже неоднократно обсуждали – мышление представляет собой такое целое, устройство и структура которого обусловлены и определены теми эволюционно-историческими процессами, в которых оно существует и которые его изменяют и развивают. Поэтому, чтобы выяснить основные и принципиальные моменты устройства мышления, приходилось и приходится апеллировать к определенным процессам, в которых задействована его структура. 193 book1n.qxt 194 1/20/06 11:36 AM Page 194 Лекция шестая Но из этого отнюдь не следует, что те представления о мышлении, которые я до сих пор задавал, соответствуют тем представлениям о мышлении, которые мы получим, рассматривая и реконструируя его с эволюционно-исторической точки зрения. Мне сейчас нужны и важны эти эволюционно-генетические представления для того, чтобы с самого начала ввести мои исходные схемы в более широкую рамку, представить само мышление как соединение процедур развертывания структур смысла из организованностей содержания и одновременно свертывания в организованности содержания. Но до сих пор я говорил скорее не об этих процедурах и актах, а об их результирующей или равнодействующей, которая представала как некоторое горизонтальное движение, как развертывание одних организованностей содержания в другие организованности содержания. Теперь мы можем сказать, что я, представляя дело таким образом, опускал механизм, осуществляющий этот горизонтальный процесс, – и в этом был недостаток моих предшествующих представлений, но в этом же была и их сила, поскольку мы получили возможность на базе этого упрощенного представления разделить понимание и мышление. Теперь мы можем обратиться к более богатому представлению, объединяющему акты и процедуры переработки смысловых организованностей и организованностей содержания в структуры смысла и последующего снятия или свертывания этих структур смысла в организованностях содержания. Но тогда перед нами вновь встанут во всей их остроте вопросы, касающиеся взаимоотношения понимания и мышления. Правда, теперь мы будем иметь в качестве подсобного средства анализа представление о том, что на базе каких-то морфологических организованностей текстов и ситуаций в ходе деятельностей и общения постоянно развертываются все новые и новые структуры смысла, а затем они столь же постоянно свертываются в новые морфологические организованности ситуаций и текстов. Но вернемся ближе к нашей непосредственной теме. До сих пор я все время говорил об органической связи и неразрывности понимания и мышления. Вместе с тем я говорил, что мы их постоянно разделяем и разводим, и описывал тип и характер тех абстракций, которые мы при этом используем. Одновременно я подчеркивал, что, разделяя понимание и мышление, мы можем затем рассматривать в одних случаях мышление с точки зрения понимания, а в других случаях – понимание с точки зрения мышления. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 195 Лекция шестая § 2. В ходе своих лекций я уже несколько раз менял планы анализа, и сейчас я выделил и поставил на первое место мышление и начал рассматривать понимание с точки зрения мышления и в контексте мышления, как обслуживающий мышление процесс. При этом само мышление было определено с точки зрения процессов его эволюции и развития, как поток непрерывных новообразований в области ситуаций, текстов и связывающих их предметов. Исходя из этого представления я поставил вопрос о том, каким выступит и предстанет перед нами понимание. На базе этой качественной картины я ввел то трехэлементное членение, которое затем стало предметом специального обсуждения. Нужно обратить внимание на то, как мы здесь задавали и рассматривали саму проблему. Я спрашивал, что происходит, когда мы читаем и понимаем какой-то текст. Но затем, вместо того, чтобы отвечать на сам вопрос, я говорил, что ответы будут разными, в зависимости от того, на чем мы фокусируем наше внимание и, соответственно этому, какой именно план мышления-понимания будет важен нам в практическом отношении – кинетика процессов понимания и структуры смыслов или смысловые организованности ситуации и текста и их последующие конструктивно-морфологические оформления. Если мы выделяем на передний план смысловые организованности и конструкции формы и содержания, то весь процесс мышления предстает как процесс непрерывного развертывания этих организованностей и конструкций. Тогда различие единиц мышления и целостность каждой такой единицы могут задаваться по единству и самотождественности определенных организованностей содержания. Совсем грубо можно сказать, что границы мыслительного акта определяются целостностью развернутой в нем конструкции содержания. Сколько бы ни было предложений или «шагов» мышления в выделенном нами процессе мышления, он будет одним процессом, пока и поскольку в нем развертывается одна и та же конструкция содержания. Другими словами, все «шаги» и все операции в этом процессе должны быть соотнесены с одной и той же конструкцией содержания, которая в ходе этого мыслительного движения развертывалась и детализировалась, но оставалась всегда той же самой конструкцией содержания. И сам текст в его единственности и целостности определяется через эту конструкцию содержания. Интересно и характерно, что именно в этом пункте появляется совершенно отчетливая необходимость развести и разде- 195 book1n.qxt 196 1/20/06 11:36 AM Page 196 Лекция шестая лить смысловые организованности содержания, с одной стороны, и конструкции содержания, с другой стороны. Дело в том, что смысловые организованности как содержания, так и текста по ходу мышления будут непрерывно меняться: каждое изменение структуры смысла будет отражаться в соответствующих изменениях смысловых организованностей. Но через весь этот процесс дискретных изменений должно протягиваться единое изменение и развертывание конструкции содержания. Более точно, учитывая реальные механизмы мышления, я мог бы сказать, что смена этих смысловых организованностей должна завершаться таким осознанием и конструктивным оформлением их, чтобы в ходе него изменялась и развертывалась единая конструкция содержания. Каким образом достигается этот результат в процессе мышления – вопрос, требующий специального обсуждения. В анализе подобного рода, конечно, скрыто много трудностей. Например, мы говорим, что все три тома «Капитала» образуют один целостный текст. Можно было бы сказать даже сильнее: эти три тома и еще масса других работ К.Маркса и Ф.Энгельса образуют, по сути дела, один текст. Каким образом автор достигает такой целостности и каким образом он передает представление об этой целостности своим читателям? Но как бы мы ни отвечали на этот вопрос, остается фактом то, что автор добивается этого и что названные тексты действительно представляют собой такое единство содержания. Но одновременно можно привести примеры, когда в одной книге, скажем, в сборнике рассказов одного автора, бывает собрано много разных текстов, не связанных между собой по содержанию. Подобные примеры можно найти и в научной литературе, а не только в художественной. Здесь, конечно, возможны совершенно разные подходы, и результат анализа, как и во всех других случаях, будет во многом определяться именно этим. Так, например, мы можем поставить вопрос, какую именно структуру или организованность содержания стремился создать в своих работах (или работе) тот или иной автор. И тогда, отвечая на этот вопрос, мы построим определенную структуру или организованность содержания. Это будет анализ как бы из заимствованной позиции. Но мы можем поставить перед собой и совершенно иную задачу: имея перед собой ряд текстов одного автора или даже нескольких разных авторов, построить, создать такую конструкцию содержания, которая свяжет и объединит все эти работы в одно целое. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 197 Лекция шестая Например, мы можем сказать, что тексты целого ряда философов XVII-XVIII вв. – Галилея, Бэкона, Декарта, Гоббса, Локка, Лейбница и, скажем, вплоть до Канта – образуют, по сути дела, один текст. Конечно, это будет определенная конструкция. И здесь на вопрос, кто же, собственно говоря, создал это единство – названные философы или мы сами, – скорее надо будет ответить, что это сделали мы, хотя при этом исходили из материала, созданного самими этими философами. Если же не различать материала и формы, то мы сможем даже говорить (и настаивать на этом), что это единство было заложено в работах самих этих философов, – ситуацией их общения и единой, по сути дела, работы. И это будет, безусловно, верно. В некоторых случаях мы можем говорить, что какой-то автор, неважно, философ или художник, всю свою жизнь писал один и тот же текст. В некоторых случаях это является проявлением и признаком крайнего примитивизма, но это точно так же может быть признаком и проявлением высшего синтеза или, соответственно, способности к высшему синтезу. Конечно, условием такого подхода является наша возможность и способность создать единую картину (а условием самой этой возможности является наличие соответствующего материала в объекте), но если мы эту возможность или способность имеем и реализовали, то мы с полным правом можем говорить о том, что все это «единый текст»47. Нетрудно заметить, что в таком употреблении термин «текст» обозначает, по сути дела, открытую систему. Смысл и содержание самого этого выражения есть функция от нашего понимания и реконструирующей работы. Если мы можем выделить единую конструкцию содержания во многих предложениях и фрагментах текста, то мы говорим, что все эти предложения и все эти фрагменты образуют «единый текст»; если мы не можем этого сделать, то мы говорим, что перед нами много разных текстов. Если мы не можем этого сделать, то даже один текст автора, создававшийся им непосредственно как один текст, покажется нам набором разорванных фрагментов. Итак, когда мы говорим о едином тексте, то это означает, что мы видим или реконструируем в нем единую конструкцию содержания; и обратно, чтобы говорить о едином тексте, надо видеть во всех составляющих его предложениях элементы и части, воспроизводящие одно содержание, одну конструкцию содержания, представляемую нами. И еще: создание единой конструкции 47 [См. М.К.Мамардашвили. Некоторые вопросы исследования истории философии как истории познания // Вопросы философии. 1959. №12]. 197 book1n.qxt 198 1/20/06 11:36 AM Page 198 Лекция шестая содержания позволяет нами включать многие предложения и фрагменты текста в состав «единого текста». Я хотел бы специально отметить, что все изложенные выше соображения имеют известное значение при определении понятия «текст». При этом не так уж важно, предполагал ли подобное единство содержания сам автор (или авторы) текста или же мы создали эту единую конструкцию независимо от установок и интенций самих этих авторов. Для понятия важно, что такая конструкция предполагается и должна быть задана. Все остальное мы будем фиксировать в специальных отнесениях: «единый текст для автора», «единый текст для нас» и т.п. Здесь нужно напомнить, что понятие само по себе не может быть ложным, ложными могут быть употребления понятия в отнесении к каким-то определенным объектам. Нужно также сказать, что меня не пугает тот (парадоксальный для некоторых) результат, что в одном и том же наборе предложений и фрагментов текста я в одном случае увижу и зафиксирую один единый текст, а в другом случае – много разных текстов. На мой взгляд, так и должно быть, и в этом факте нет ничего странного и парадоксального. Наоборот, используя приведенные выше определения, мы получаем теперь возможность объяснить разное отношение тех или иных мыслителей к одному и тому же тексту. К примеру, происходила дискуссия между бихевиористами и гештальтистами по вопросу, что такое мышление. Высказывались прямо противоположные точки зрения, и все думали, что происходит дискуссия, а потом появился К.Дункер и сказал: никакой дискуссии вообще не было, ибо здесь нет единой конструкции содержания, единого объекта – мышления, а есть два совершенно разных объекта, один – репродуктивное мышление, о котором говорили бихевиористы, другой – продуктивное мышление, о котором говорили гештальтисты, и поэтому все относящиеся сюда работы надо рассматривать не как один и единый текст, а как два совершенно разных и не связанных между собой текста. К.Дункер задал новую точку зрения на все эти работы, введя новую, двойную, конструкцию содержания-объекта. Но таким образом мы одно приобрели и другое потеряли. Если есть два объекта – продуктивное мышление и репродуктивное мышление, и оба они еще к тому же называются мышлением, то необходимо выяснить связь и взаимоотношения между ними. Поэтому очень скоро после работ Дункера появляются другие исследователи, которые говорят, что эти тексты будут разными в плане различия двух объектов – продуктивного и репродуктивного мышления, book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 199 Лекция шестая но они будут одним текстом в плане другого объекта, называемого мышлением вообще. В этом последнем случае конструкция содержания организуется уже совсем иным образом, нежели в предыдущем случае. Итак, в плане содержания и с точки зрения содержания процесс мышления есть не что иное, как конструктивное развертывание и детализация структур и организованностей содержания. Обратите внимание на то, что я здесь вновь вынужден употреблять термин «структура», ибо я рассматриваю развитие конструкций содержания как единый процесс, специфический для мышления, и относительно него развертывающиеся конструкции содержания представляют собой именно структуру, а не организованности материала. Это – очень интересный и очень тонкий вопрос, который нам придется еще неоднократно обсуждать, рассматривая специфические процессы, механизмы и организованности мышления. После того, как конструкции содержания выделены в качестве моментов, специфическим образом характеризующих мышление, мы можем по-новому определить и само мышление. Мы должны будем тогда сказать, что мышление начинает с определенных конструкций содержания и производит затем определенное развертывание и детализацию этих конструкций содержания; в ходе этого развертывания и детализации названная конструкция остается той же самой, т.е. по определенным характеристикам задается ее сохраняющееся единство. Мне так важно выделить этот момент, и я так настойчиво все время подчеркиваю его потому, что когда мы переходим к характеристике тех же самых процессов мышления с точки зрения структур смысла, то картина предстает в совершенно ином виде – в виде последовательности или ряда замкнутых и отграниченных друг от друга монад. Если мы захотим здесь выделить и представить сам кинетический момент, то должны будем сказать, что весь этот процесс предстает как последовательное вытеснение одних структур смысла другими, и каждая такая структура, если брать ее саму по себе, замкнута и представляет собой самостоятельную целостность. Говорить о каком-либо единстве или целостности следующих друг за другом структур смысла ни в коем случае нельзя. Итак, возможны два принципиально разных определения и две существенно разные характеристики мышления. С точки зрения конструкции содержания мышление выступит в одном виде, а с 199 book1n.qxt 200 1/20/06 11:36 AM Page 200 Лекция шестая точки зрения структур смысла – совсем в другом виде, а нам для определения мышления нужно и то и другое. Но, кроме того, есть еще третий план анализа мышления: с точки зрения знаковой формы текста, с точки зрения систем языка, используемых для построения этой знаковой формы. Это будет анализ процесса мышления как движения по отдельным, следующим друг за другом, дискретным и относительно самостоятельным единицам знаковой формы48. В этом случае процесс мышления выступит как последовательное создание замкнутых смысловых организованностей текста, как перевод морфологических конструкций в смысловые структуры, как сцепление одних смысловых организованностей с другими смысловыми организованностями, как движение от одних смысловых организованностей к другим. Здесь интересно, что это движение, в противоположность двум другим, не имеет своей самостоятельной логики: оно зависит от двух других движений и представляет собой, по сути дела, их проекцию. Вместе с тем, мы должны сказать – и это будет соответствовать существу дела, – что именно последовательность морфологических конструкций текста определяет процессы понимания и мышления, задает им направление; но при этом оно все равно не имеет своей собственной логики. Здесь заключен клубок очень интересных вопросов, и анализ их может пролить свет на многие очень важные аспекты коммуникации и мышления. Здесь можно было бы сказать, что через конструктивную морфологию текста проявляет себя другой процесс мышления, взятый в его внутренней имманентной логике, тот процесс мышления, который осуществлялся говорящим, и, следовательно, конструктивная морфология лишь представляет и выражает в себе эту логику. § 3. Итак, я выделил и по первому кругу рассмотрел три основных плана и три аспекта существования мышления. Но теперь необходимо спросить, что, собственно говоря, я сделал и как созданное мною представление относится к тому, что реально происходит в сфере мышления. Здесь, прежде всего, важно подчеркнуть, что я не переношу это тройное представление на сам объект, я не говорю, что реально процессы мышления устроены таким образом 48 Именно здесь возникают все те проблемы, которые сейчас обсуждаются в лингвистике как проблемы соотношения поверхностных и глубинных структур. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 201 Лекция шестая и так протекают. Наоборот, я говорю, что это – мое представление процессов мышления, а в реальности, возможно, происходит нечто иное. Следовательно, в этом месте (а я сейчас демонстрирую вам механизмы и процессы содержательного мышления) мы должны воспользоваться схемами двойного знания, отнести три наших изображения в «пространство» представлений и знаний, а рядом задать «пространство» самого объекта и начать специальную работу по построению схемы или конструкции объекта, исходя из имеющихся у нас представлений и на основе их. При этом мы должны учитывать, что в объекте происходит что-то одно, а мы представили это единое в трех изображениях, и поэтому мы должны спросить себя, каким образом все эти три процесса происходят как одно, что они собой представляют как нечто единое и как это можно изобразить. Я, следовательно, не могу говорить об объекте, используя непосредственно имеющиеся у нас знания, я не могу отождествлять их содержание и их действительность с тем, что есть на самом деле; я, наоборот, должен рассматривать то, что происходит на самом деле как совсем иное, еще неизвестное нам. Из всего, что я сказал, следует, что мы должны иметь еще особые приемы и процедуры такого анализа имеющихся у нас представлений, и этот анализ, в конце концов, приведет нас к адекватному и «точному» изображению самого объекта. Это должны быть какие-то особые процедуры мышления и исследования. При этом – обратите на это внимание – я все время меняю стратегию моих рассуждений: ◆ сначала я рассуждаю и двигаюсь формально, отождествляя объект с тем, что мною изображено, – и именно с этого я начинал в своем методологическом движении; ◆ потом я начинаю содержательное движение и как бы раздваиваю знание, говоря, что объект устроен и существует иначе, нежели я это представил и изобразил в своей схеме; ◆ в результате у меня появляется особая задача – представить объект в новой схеме; ◆ и когда мне удается это сделать, я опять перехожу на формальную точку зрения и говорю, что объект именно таков, каким я его теперь представил. Но в целом мое движение все время остается содержательным – и в этом специфика методологического мышления, – поскольку в нем я объединяю как формальные, так и содержательные движения, создавая таким образом в целом содержательную суперструктуру. 201 book1n.qxt 202 1/20/06 11:36 AM Page 202 Лекция шестая Обратите еще внимание на характер моей работы в плане соотнесения и связи конструктивных и смысловых моментов. Если вы будете рассматривать всю мою работу в определенном ракурсе, то вы, наверное, сможете сказать, что я производил конструктивную сборку изображения объекта: ◆ я задал сначала изображение текста, причем представлял его независимым от смысла и процессов смыслообразования; ◆ потом я нарисовал смысловые структуры и опять ввел их как бы сами по себе, отдельно от текста и безотносительно к организованностям и структурам содержания; ◆ далее я изобразил содержание, взятое, опять-таки, безотносительно к тексту и безотносительно к структурам смысла; ◆ я соединил все эти три независимых плана друг с другом (сначала – синкретически, а потом всё более уточняя характер их органической и необходимой взаимосвязи); ◆ особым образом осмыслил в ходе специального обсуждения их связи и взаимоотношения; ◆ произвел объединение и интеграцию их через единый смысл, а значит – через единое понимание; ◆ показал, что все три моих плана были не частями единого целого, а скорее – проекциями его, разными фокусировками единого целого, но от всего этого они еще не превратились в единое и однородное изображение целостного объекта и протекающих в нем процессов; ◆ и поэтому нужен еще один шаг – такое перепредмечивание всех этих соотнесенных друг с другом представлений, в котором появится единое органическое изображение, про которое я смогу сказать: вот он объект; ◆ но это изображение должно не только представлять объект в его органических естественных процессах, но и быть еще аналитическим и конструктивным относительно последующих процедур анализ и разложения объекта. Это – очень важное и существенное требование, определяющее вид и тип того изображения самого объекта, которое мы должны будем получить. Очень важно здесь также то, что мы объединяем и связываем все эти представления объекта процессом и ходом нашего мышления, а не собственными естественными механизмами и процессами этого объекта. Мы, следовательно, все время работаем с несколькими разными представлениями объекта, работаем системно, хотя непрерывно стремимся к созданию еди- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 203 Лекция шестая ного конструктивного представления объекта, как бы снимающего эту системность. Следовательно, на этом новом шаге нашего рассуждения и анализа основным является вопрос: как представить взаимосвязь и единство всех трех зафиксированных нами моментов, чтобы потом можно было это единое и взаимосвязанное представление вновь проанализировать и разложить специальным образом, тем, который задается нашими будущими употреблениями и использованиями этого изображения. Хитрость моей работы заключалась в том, что я представил процессы коммуникации, понимания и мышления так, как их обычно представляют в соответствующих науках. И это дает мне возможность в дальнейшем на базе моего представления обсуждать вопрос, а что представляют собой все эти специально предметные знания. Но чтобы обсуждать этот вопрос и получить адекватный ответ на него, необходимо предварительно ответить на вопрос, а что представляет собой сам объект в его реальности. И я должен и могу это сделать только одним способом – переходя от уже заданных односторонних и частных представлений-проекций к единому системно-структурному и конструктивному изображению моего объекта. Если я это сделаю, то тем самым я установлю связь всех названных представлений с реальным устройством самого объекта, а затем уже, двигаясь как бы обратным ходом, смогу вывести их и объяснить как определенные проекции и частные изображения этого объекта. А пока что я ставлю вопрос: что там, в реальности? И как эту реальность можно анализировать и расчленять в новых процедурах и операциях, следуя не способам синкретической связи, которые я задал выше, объединяя разные представления, а «внутреннему» устройству самого этого объекта и логике протекающих в нем «естественных» процессов? С моей точки зрения, прав Ю.М.Лотман, когда он говорит, что объект существует за нашими представлениями об объекте и как бы на пересечении их. В своей терминологии я бы сказал49, что объект существует всегда в процессе мышления, в процессе исследования и описания его, в процессе, в котором мы используем и 49 Я принимаю вместе с тем и терминологию Лотмана, тем более, что он сам, как мне кажется, заимствовал ее из наших представлений о конфигураторе. 203 book1n.qxt 204 1/20/06 11:36 AM Page 204 Лекция шестая особым образом соединяем разные представления и изображения его50. Но пока такого единого представления объекта у нас нет, и поэтому мы вынуждены фиксировать его окольными путями. Мы говорим, что в самом объекте существуют сложные и разнообразные связи и зависимости между всеми этими тремя планами, между соответствующими им процессами. Эти зависимости реализуют и осуществляют себя в каждом из названных процессов и т.д., и т.п., но одновременно я делаю «прыжок» к последующему анализу этого объекта и спрашиваю: какие именно вопросы могут быть поставлены относительно него, к образованию каких предметов могут и должны будут привести эти вопросы, как мы в связи с ними будем расчленять и организовывать сам объект? И я утверждаю, что именно эти вопросы и это обсуждение в целом задают вид и форму того действительного («всамделочного») представления объекта, которое мы должны будем построить, в то время как три уже имеющихся у нас представления будут задавать и определять «материал» этого представления. А уже реально само это представление должно быть получено как бы на пересечении требований, идущих от будущих расчленений, и содержания, заданного предшествующими представлениями (нужно отметить, что в этом месте я несколько развиваю и уточняю представления о конфигурировании, которые были развиты в моих предшествующих работах). Нетрудно сообразить, что я определяю таким образом: ◆ понятие «адекватного изображения» объекта, ◆ операциональные (или деятельностные) условия ◆ и критерии адекватности. Такова общая стратегия предстоящей работы, но чтобы ее осуществить, мы должны решить ряд сложных проблем и преодолеть ряд затруднений. Чтобы ответить на вопрос, какие же 50 [См. Г.П.Щедровицкий, В.Н.Садовский. К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании. Сообщения I–III // Новые исследования в педагогических науках. Вып. 2, 4, 5. М., 1964–1965; см. также Г.П.Щедровицкий. Избранные труды. М.,1995; Г.П.Щедровицкий, В.М.Розин. Концепция лингвистической относительности Б.Л.Уорфа и проблемы исследования «языкового мышления» // Семиотика и восточные языки. М., 1967; G.P.Schedrovitsky. Configuration as a method of construction of complex knowledge // Systematics. Vol. 8. 1971. N 4; Г.П.Щедровицкий. О типах знаний, получаемых при описании сложного объекта, объединяющего «парадигматику» и «синтагматику» // Актуальные проблемы лексикологии. Доклады лингвистической конференции. Ч. 1. Томск, 1971]. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 205 Лекция шестая именно предметы могут быть созданы по отношению к тому объекту, который мы должны задать, нужно уже знать, что собой представляет этот объект, какие естественные процессы в нем протекают и какие практические задачи мы будем решать по отношению к этому объекту. Если оставаться в рамках чисто предметного мышления, то это затруднение непреодолимо, а проблемы неразрешимы. Поэтому в этом месте мы вынуждены выходить за рамки чисто предметного представления и включать в работу весь арсенал методологических средств. Как правило, в этом пункте мы обращаемся к категориальным представлениям объекта, мы отвечаем на вопрос, под какие категории он должен быть подведен, а уже затем определяем, соответственно этому ответу, какие вопросы могут задаваться в отношении него и каким расчленениям он будет подвергаться. Набор тех категорий, которые я предполагаю использовать в этой работе, уже не раз обсуждался и фактически уже давно определен. Прежде всего, я работаю в категориях системы и структуры, а это значит, что я должен представлять объект в наборе из, по крайней мере, четырех категориальных понятий: как процессы, как структуры, как функциональные организованности материала и как конструктивно-морфологические организованности. По сути дела, я уже заранее знаю, что именно я должен буду искать в воспроизводимом мною объекте и в какой именно форме я должен буду изобразить все, что найду. Я заранее знаю, какие вопросы можно задавать в отношении этого объекта, а какие нельзя. Но, кроме того, я помню, что основным средством и способом анализа подобных объектов является прием, или метод, поляризующих абстракций и, следовательно, я уже заранее определяю те приемы и способы, с помощью которых или посредством которых я буду задавать и организовывать предметы изучения. Эти два момента определяют стратегию моей дальнейшей работы. По сути дела, я уже знаю основные онтологические характеристики того объекта, который я должен буду изобразить и воспроизвести: в нем должна быть определенная морфология, в нем должны быть функциональные организованности, определяемые структурами, а сами структуры будут особой формой фиксации и изображения процессов. Если теперь мы обернем все эти категориальные определения в план того конкретного предметного содержания, которое было выявлено в предшествующем анализе мышления-понимания, то тем самым зададим, по сути дела, формы и 205 book1n.qxt 206 1/20/06 11:36 AM Page 206 Лекция шестая способы связи тех предметных моментов, которые нами были выявлены. Мы сможем сказать, что смысл представляет собой структуру, фиксирующую процессы понимания, что смысловые организованности материала текста и материала ситуации являются не чем иным, как проекциями этой структуры на материал, а следовательно – функциональными организованностями системы, что конструктивная организация текста и ситуации являются морфологической организацией системы и т.д., и т.п. Вы должны заметить, что все эти определения и характеристики я уже вводил и определял в предшествующем изложении. Но я это делал лишь потому, что заранее представлял себе все последующие этапы анализа, всю его необходимую логику, и при этом не раскрывал своих карт, т.е. не объяснял вам в контексте логики анализа, почему и на каком основании я все это делал. Я просто это делал. А теперь, представив все этапы и «шаги» анализа, я могу объяснить, что′ именно я делал и почему я так делал. Следовательно, вы должны несколько переосмыслить всю предшествующую процедуру анализа в свете этих новых методологических разъяснений и замечаний. Теперь в рефлексивном осознании и осмыслении я могу сказать, что категория системы (во всей развертке входящих в нее понятий и онтологических слоев) задает как раз такое представление объекта и такое представление всех предметных аспектов его, которое соответствует как прошлым, заданным мною представлениям-проекциям, так и всем будущим процедурам анализа этого объекта. Другими словами, категория системы осуществляет синтез, объединение того и другого, она представляет собой общую организованность всех прошлых и всех будущих исследований интересующего нас объекта. В частности, категория системы дает нам возможность не только расчленять объект на части и элементы, но еще и производить поляризующую и фокусирующую абстракцию, выделять структуры объекта с тем, чтобы они несли в себе содержание процессов, выделять и фиксировать организованности объекта с тем, чтобы они несли в себе содержание структур, связывать функциональные и морфологические организованности так, как это соответствует возможным зависимостям между ними, и т.п. Другими словами, в категории системы мы должны объединить как разложение-объединение объекта, так и другие, более сложные и более хитрые при- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 207 Лекция шестая емы и процедуры его анализа. Я знаю, что этому набору требований нужно удовлетворить, и я предполагаю, что этому набору требований можно будет удовлетворить, вводя категорию системы. Во всех этих предположениях я, по сути дела, снимаю определенное знание об истории исследований мышления-понимания. Я знаю, что могли и должны были делать исследователи, рассматривая этот объект, и все это мое знание заложено в категории системы. Я могу утверждать, что одни исследователи выделяли процессы и фиксирующие их структуры, другие – функциональные организованности, третьи – морфологию, четвертые – разнообразные связи между этими планами, и в каждой исторически возникшей концепции, в каждом представлении задавалась та или иная форма изображения и фиксации выделенного и созданного таким образом содержания. По сути дела, мы уже получили модель для анализа и классификации существовавших в истории направлений исследования мышления-понимания. Эта линия довольно понятна, кроме того, я специально обсуждал ее в ряде работ, в частности, в серии сообщений о знаке51 и в статье о методологии типологической классификации языков52, и поэтому не буду на этом специально останавливаться. Чтобы закончить сегодняшнюю лекцию, мне остается сделать еще только один ход. Вспомните, что я до сих пор характеризовал мышление, выделяя одно из тех трех его представлений, с которыми работал вначале. Соответственно этому я говорил, что назначение мышления состоит: ◆ либо в том, чтобы создавать и развертывать определенные конструкции содержания, ◆ либо в том, чтобы создавать и развертывать последовательные конструкции формы (или текста), ◆ либо в том, чтобы создавать последовательно сменяющие или вытесняющие друг друга структуры смысла. 51 [См Г.П.Щедровицкий, В.Н.Садовский. К характеристике основных направлений исследования знака в логике, психологии и языкознании. Сообщения I–III // Новые исследования в педагогических науках. Вып. 2, 4, 5. М., 1964–1965; также см. Г.П.Щедровицкий. Избранные труды. М., 1995]. 52 [Г.П.Щедровицкий. Методологические замечания к проблеме типологической классификации языков // Лингвистическая типология и восточные языки. М., 1965; см. также G.P.Schedrovitsky Methodologische Bemerkungen zum Problem einer typologischen Klassifikation der Sprachen // Linguistics, 1968. N 42]. 207 book1n.qxt 208 1/20/06 11:36 AM Page 208 Лекция шестая Но при этом я всегда и постоянно подчеркивал связь и зависимость друг от друга всех этих трех моментов: нельзя было создавать и развертывать конструкции формы или содержания, не создавая одновременно структуры смысла, и нельзя было создавать структуры смысла, не порождая одновременно тех или иных смысловых организованностей формы и содержания53. Поэтому возникал вопрос: а как все это реально связано и как оно осуществляется на деле в постоянной связи и зависимости друг от друга? Я отвечал на этот вопрос, что все это органически связано и взаимно определяет друг друга. И в методологическом плане, когда мы задавали норму содержательного мышления, это было правильное и осмысленное утверждение, но как только мы переводим его в предметный план, оно теряет весь свой смысл и становится совершенно бессодержательным. Сказать так в предметном плане – это значит ничего не сказать. Реально в предметном плане мы должны брать все это не в единстве, не вместе, а как раз наоборот – в расчленении и отделении друг от друга. Поэтому – и это соответствует всему тому, что я говорил выше – реальная методологическая задача состоит в том, чтобы ответить, как все это должно расчленяться, как мы можем выделять и исследовать каждый план отдельно, независимо от других. Это и есть та основная проблема и задача, которую должны были решить и решали (в применении к мышлению) на протяжении всей своей истории и философия, и наука. На этом пути было получено много важного и интересного, но мы до сих пор не можем сказать, что эта проблема и эта задача решены. Сделанное мною утверждение было бы бесспорно и признавалось бы всеми, я думаю, если бы не одно побочное обстоятельство (побочное для исследования мышления-понимания, но существенное и специфическое для существования самого мышления-понимания): реальное расчленение мышления-понимания не могло быть исследовано, но оно могло быть искусственно произведено, создано, сделано. Этот момент, с одной стороны, затемнял подлинные результаты научного анализа, мешал увидеть, что проблема на самом деле не решена, а с другой стороны, поскольку практическое 53 Обратите внимание на то, что в этих зависимостях существует известная несимметричность: структуры смысла сами по себе порождают лишь смысловые организованности материала, а не конструктивную морфологию; но этот вопрос нам придется обсуждать дальше довольно подробно. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 209 Лекция шестая и реальное разделение и расчленение мышления-понимания производилось, отодвигал на задний план саму исследовательскую задачу, делал ее в известном смысле неактуальной. Можно сказать, что реальное и практическое расчленение мышления-понимания производилось не за счет, не с помощью исследовательских процедур, а за счет исторического формирования и развития практического разделения труда (в том числе в области мышления-понимания) и создания социальных коопераций разного вида. Грубо говоря, это социальное разделение труда приводит к тому, что один человек создает морфологические конструкции материала, текста и ситуации, другой человек – те или иные смысловые организованности текста и ситуации, а третий человек – только сами структуры смысла. Реально весь этот поток мышления с разными входящими в него процессами, поток, непрерывно поляризующийся и ориентированный как бы в разные стороны, распределяется и «размазывается» по человеческому материалу. И если мы начинаем смотреть на все происходящее сквозь призму этого человеческого материала, то он выступает разделенным на определенные части и фрагменты – соответственно тому, что может взять на себя и осуществлять тот или иной «окультуренный» человек. При этом происходит очень важное разделение и поляризация самих форм мышления, оно расчленяется на «формальное мышление», «содержательное мышление», «смысловое мышление» и т.д. Здесь важно понять, что я не произвожу реального членения мышления на части и подсистемы соответственно его реализациям на человеческом материале. Я задаю лишь разные типы мышления, обусловленные процессами его поляризации, и при этом указываю на сам факт разделения мыслительного труда и создания сложных социальных коопераций как на механизм, осуществляющий эту поляризацию мышления и формирование разных его типов. Я, следовательно, не буду здесь рассматривать формы разделения труда и кооперации. Мне достаточно указать на сам этот факт. А нужен он мне для того, чтобы сказать, что единый и целостный поток мышления-понимания разбивается на целый ряд поляризованных течений и в каждом таком поляризованном течении осуществляется и реализуется не все мышление в целом и не единицы, тождественные целому, а совсем особые виды и типы мышления, выделяющиеся внутри этого единого потока, внутри самой сферы мышления, но организующиеся по-разному и, в силу этой разной организации, порождающие разные структуры и разную кинетику самого мышления. 209 book1n.qxt 210 1/20/06 11:36 AM Page 210 Лекция шестая Мне важно также подчеркнуть, что, следовательно, сама поляризация и выделение поляризованных типов являются теперь не только моими приемами абстрагирования и абстрактного изучения, а такими приемами, которые воспроизводят и имитируют реальные процессы, происходящие в самом мышлении, реальные процессы, обусловленные его функционированием на человеческом материале и обусловленные природой самого этого материала. В итоге, на месте единого мышления появляется несколько разных мышлений, и хотя это обусловлено обстоятельствами погружения мышления на материал, оно имеет характер типологического разделения. Это, следовательно, несколько разных типов мышления, а не различные по своему характеру реализации единого мышления. Мышление, ориентированное, прежде всего, на создание материальных организованностей текста, мы можем назвать «формальным мышлением». Мышление, направленное преимущественно на создание чисто объектных, чисто онтологических конструкций, мы можем назвать, соответственно, «практическим мышлением», или «конструктивным мышлением». Мышление, направленное на одновременное создание областей или плоскостей содержания и формы, на параллельную и независимую фиксацию этих плоскостей как особых образований и на соотнесение их друг с другом, можно назвать «содержательным мышлением». В современной психологии нередко можно встретить утверждения – и этот момент был резко подчеркнут школой П.Я.Гальперина, – что мышление неразрывно связано с проговариванием, вслух или про себя, каких-то текстов. Это верно лишь в применении к формальному мышлению и в принципе неверно по отношению ко всему мышлению в целом. Существует значительное число таких видов и типов мышления, в которых не происходит никакого проговаривания и вообще нет связи с текстом как таковым. Это не значит, что может существовать мышление, не «отягощенное» объектами и знаками. Такого мышления действительно не существует. Но объекты и знаки, организующие и конституирующие мышление, не сводятся к одним лишь словам и словесным текстам. Как «практическое», или «конструктивное», так и «содержательное» мышление осуществляются не в словах и словесных текстах, а в конструкциях самих объектов и в конструкциях знаков, замещающих объекты или изображающих их. Отсюда, кстати, возможности операционального мышления и сам факт существования мышления в операциях и действиях с объектами и знаками. Мы book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 211 Лекция шестая можем сказать, что человек нередко мыслит в образах объектов и знаков, и процесс движения в этих образах целиком и полностью заменяет ему проговаривание. Кстати, этот момент был достаточно четко осознан харьковской группой психологов – А.В.Запорожцем, Л.И.Бажович, П.И.Зинченко, – работавших в 1928–1929 гг. под руководством Л.С.Выготского, а позднее под руководством А.Н.Леонтьева, над проблемами практически действенного мышления. Позднее полученные ими данные, конечно, не были забыты – они вошли в концепцию П.Я.Гальперина и играют там свою, достаточно существенную роль, но они, опять-таки, были подчинены речи и речевому проговариванию (вслух, а потом про себя), как основному средству, переводящему практические действия с объектами и вещами в специфически умственный план. При этом, как я показывал в специальных работах, была допущена очень грубая ошибка, ибо мышление как таковое в его специфических средствах и процедурах было перепутано с работой сознания, с отношением внешнего и внутреннего, объектного и умственного, экстериоризованного и интериоризованного. Таким образом, когда мы обсуждаем условия существования мышления вообще, мышления как родового явления, то мы должны сказать, что оно невозможно без знаков и языка. И это, безусловно, верно. Но когда мы переходим к обсуждению разных видов и типов мышления, мы должны существенно изменить и перестроить все наши высказывания. Мы должны уже учитывать различие типов знаков и типов языков, и теперь в отношении содержательного мышления мы должны говорить иное, нежели мы говорим в отношении формального мышления, и иное, нежели мы говорим в отношении практического или конструктивного мышления. Важно подчеркнуть также, что для каждого поляризованного типа мышления существуют свои специфические механизмы. С одной стороны, каждый из этих типов мышления осуществляет только часть всего мышления, и как таковой он связан с общим механизмом функционирования и развития мышления в целом. С другой стороны, каждый из этих типов осуществляет единое и целостное мышление «по-своему», в особых формах, и имеет соответственно этому свои особые процессы и механизмы. Здесь существует очень сложное для анализа отношение. Мы говорим, что созидание и развертывание различных организованностей материала становится делом каждого особого типа мышления. Формальное мышление создает и развертывает организованности текста, практическое и конструктивное мышление развертывают конструкции объектов и знаков, выступающих 211 book1n.qxt 212 1/20/06 11:36 AM Page 212 Лекция шестая в роли онтологических схем и картин, содержательное мышление устанавливает связи и отношения между различными конструкциями материала и т.д., и т.п. Но каждый из этих типов работы, как я это специально подчеркивал и показывал, зависит от всех других и не может осуществляться без них и вне их. Следовательно, осуществление всех других типов мышления, их функционирование и развитие в рамках всей сферы мышления оказывается механизмом существования каждого особого типа и вида мышления. Другими словами, поляризуя мышление и выделяя на передний план какой-то один тип с соответствующими ему специфическими процессами, я тем самым автоматически перевожу все другие процессы, связанные с другими типами мышления, в разряд механизмов, производящих или осуществляющих первую, выделенную мной, группу процессов. И, очевидно, этот момент должен быть как-то выражен и зафиксирован в парадигматике. По сути дела, именно это отношение или связь между производящим механизмом и производимым им процессом мы должны выделить и зафиксировать в нормах, создавая тем самым некоторый новый формальный механизм для производства и осуществления того же самого. Таким образом, благодаря этой поляризации и в контексте ее происходит разделение и противопоставление, с одной стороны, естественных механизмов, производящих определенные процессы в поляризованном мышлении, а с другой стороны, формальных и искусственных механизмов, призванных производить и осуществлять те же самые процессы мышления другим способом, через нормы производства и действия, фиксированные в парадигматике. Содержательное мышление в этом плане не составляет исключения. Создаются такие методологические нормы и правила, которые выражают механизмы осуществления содержательного мышления. И благодаря этому содержательное мышление из свободной целесообразной и телеологически детерминированной деятельности превращается в нормированное и реализующее определенную логику мышление. Такая нормировка захватывает точно так же процесс смыслообразования и превращает его в нормированное производство содержаний и знаковых форм, соответствующих друг другу. Классическим примером подобной поляризации мышления могут служить «математическое мышление» и сама математика как особая организация и совокупность организованностей этого мышления. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 213 Лекция шестая Итак, важнейший процесс – это трансформация всего целого за счет поляризации разных типов мышления, расчленение на основные процессы и производящие их механизмы, естественно происходящее за счет этой поляризации, и подмена естественных механизмов формальными, реализующими ту или иную строгую норму. И весь этот процесс завершается созданием таких норм, такой системы парадигматики, которая разводит все эти поляризованные типы и фиксирует каждый из них в его специфике, автономности и противопоставленности всем другим (рис. 6). 3 предмет III предмет IV 4 предмет II парадигматика 2 синтагматика 5 предмет V 1 предмет I Рис. 6 Можно утверждать, что любой и всякий процесс, происходящий в сфере мышления, может быть с какого-то момента поляризован, исследован в плане взаимоотношения его с производящими механизмами и зафиксирован затем в парадигматических системах как особый формально осуществляемый процесс. В итоге появляются новые процессы (в частности, процессы реализации новых норм). Отсюда необходимость нового содержательного мышления, но его процессы затем опять могут быть поляризованы и превращены в формально осуществляемые процессы. Но здесь мы вновь должны вернуться к самой интересной и самой важной для нас в этом контексте проблеме – к проблеме взаимоотношения смыслообразования и конструирования содержания. Хотя процессы смыслообразования, бесспорно, зависят от наличных конструкций содержания и установок на создание новых конструкций содержания, тем не менее, подлинное ядро и творческую сердцевину всего мышления в целом и его исторической эволюции образует именно смыслообразование 54. 54 Я отвлекаюсь здесь пока от зависимостей мышления от более широких структур деятельности, предполагая, что с какого-то момента мышление становится основным и конституирующим моментом всей деятельности в целом. 213 book1n.qxt 214 1/20/06 11:36 AM Page 214 Лекция шестая Дело в том, что в каждом шаге и в каждой точке своего развертывания и эволюции мышление может уклониться в любую сторону, и эти уклонения нисколько не ограничиваются и не предопределяются установками на решение строго определенных задач и создание строго определенных конструкций содержания. Если до сих пор я подчеркивал, прежде всего, зависимость структур смысла от конструкций и организованностей содержания, то теперь, наоборот, нужно подчеркнуть противоположную зависимость – зависимость создания организованности и конструкции содержания от создаваемых в процессе мышления-понимания структур смысла. И хотя, конечно, на каждом шаге мышления-понимания процесс смыслообразования зависит от наличных организованностей и конструкций содержания, но все равно процесс смыслообразования остается во многом свободным. Это значит, что из каждой точки, из каждого достигнутого состояния возможны сразу несколько разных направлений дальнейшего движения. Способы, какими будет решаться задача, даже если необходимые конструкции содержания уже заданы, могут быть различными и многообразными, а поэтому могут быть созданы самые разные смысловые структуры, которые обязательно наложат свою печать и на конструкции содержания, даже если в чисто продуктивном плане они будут похожи друг на друга. Давайте представим себе, как идет этот процесс. 1. Есть определенный набор конструкций содержания и определенная задача получить какую-то другую конструкцию содержания. 2. Мы начинаем двигаться сначала в чисто конструктивных, оперативных или формальных полях: мы развертываем имеющиеся конструкции содержания, ориентируясь на определенные процедуры и приемы формального преобразования имеющихся у нас конструкций, но в конце концов доходим в этом движении до таких «точек» и таких состояний, из которых дальнейшее движение такого же рода уже невозможно. 3. Может возникнуть и другая ситуация, когда дальнейшее формальное, или конструктивное, развертывание возможно, но оно не дает того результата, который нам нужен, а, наоборот, уводит как бы в сторону от него; этот случай может быть представлен аналогично предыдущему – как невозможность конструктивного или формально оперативного решения стоящей перед нами задачи. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 215 Лекция шестая 4. Именно в таких ситуациях мы переходим от чисто конструктивного и формально-оперативного развертывания содержания к «свободному» в значительной степени смыслообразованию: мы можем в этих «точках» как угодно менять саму ситуацию, привлекать со стороны любые средства, устанавливать любые и всякие аналогии из замещения. Все они должны удовлетворять только одному условию – создавать новые возможности для решения задач, продвигать это решение в направлении, заданном нашими целями. 5. Процесс смыслообразования в этом случае детерминируется и определяется, прежде всего, нашими целями, задачей, а не наличными структурами, организованностями и конструкциями содержания. В этих ситуациях я могу делать любые «прыжки» смыслообразования, могу включать в ситуации любые новые конструкции, никак не связанные с предыдущими причинным образом. Связь между новыми и прежними конструкциями устанавливается чисто телеологически: нам нужно решить задачу, и поэтому мы включаем в ситуацию новые конструкции, соотносим новые конструкции со старыми. Конечный результат всей работы как бы витает перед нами, и именно он, а ничто другое определяет все ходы нашей мысли и характер «захватываемых» нами конструкций. Структура смысла выступает здесь как бы в роли спрута, захватывающего своими щупальцами все вокруг, все, что может пойти в дело. 6. Нередко процесс мышления-понимания меняет свое направление, переходит от формально-оперативного развертывания имеющихся конструкций к «свободному» смыслообразованию с помощью вопроса: «Что я делаю и что я делал?» Чтобы ответить на него, мы должны встать в рефлексивную позицию, отказаться от движения во всех имеющихся у нас полях конструкций, начать всю работу как бы заново – с образования совершенно новой ситуации, с нового понимания и смыслообразования. Именно поэтому я всегда так подчеркиваю значение подобных рефлексивных вопросов: именно они стимулируют наше понимание, позволяют выявить и определить смысл нашей работы и в результате создают условия для нового переосмысления и нового понимания всей работы. 7. Здесь важно подчеркнуть, что, закончив процесс конструктивного или формально-оперативного развертывания имеющихся конструкций, мы тем самым как бы заканчиваем один процесс мышления и, начиная новое, свободное смыслообразование, 215 book1n.qxt 216 1/20/06 11:36 AM Page 216 Лекция шестая тем самым начинаем новый процесс мышления. Раньше была одна ситуация мышления и деятельности, теперь строится другая ситуация. И, вместе с тем, разрывается процесс непрерывного развертывания текста – мы начинаем построение новых цепочек смыслообразования. Так выглядит дело вначале. Но что′ определяет целостность процесса мышления-понимания, связывает вновь создаваемую ситуацию с прежней, вновь развертываемый текст с тем, который уже был развернут раньше? Этим условием деятельности и мышления является наша исходная цель или задача: ведь именно для достижения цели или решения задачи мы переходим в новую рефлексивную позицию или на новую точку зрения, именно для этого начинаем развертывать новые структуры смысла и новые ситуации деятельности. Таким образом, возникает очень сложная и очень интересная двойственность процесса мышления (или деятельности): с точки зрения конструкций содержания, структур смыслов, цепочек текста весь процесс делится на две четко разграниченные и противопоставленные друг другу части, а с точки зрения целей или задачи эти две части остаются лишь элементами единого процесса мышления-понимания; цель или «задача» сохраняют и детерминируют их связь и взаимозависимость. Но такая двойственность должна быть в какой-то момент преодолена и снята. Это происходит за счет того, что мы с какого-то момента переходим к третьему рефлексивному процессу, надстраивающемуся как бы над двумя первыми и осуществляющему связь между ними. Но мы хорошо знаем, что несколько разных структур смысла и несколько разных ситуаций могут быть связаны и организованы в одно целое только за счет сведения этих структур смысла и этих ситуаций к какой-то единой организованности (а потом и конструкции) содержания. Поэтому, как правило, третий рефлексивный процесс именно таким образом устанавливает связь между двумя первыми процессами: он сводит их независимые структуры смысла и включенные в них независимые организованности содержания к одной новой организованности содержания (за счет создания новой структуры смысла), объединяющей два первых процесса мышления (в рамках системы третьего). Здесь много тонких вопросов, требующих специального обсуждения. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 217 Лекция шестая Прежде всего, неясно, каким образом мы должны рассматривать все целое – как сумму трех относительно независимых и противопоставленных друг другу процессов мышления или как один процесс, совпадающий в своей макроструктуре с третьим процессом. Неясно также, в какой роли выступит создаваемая в конце концов организованность и конструкция содержания – будет ли она просто новым, третьим содержанием, противопоставленным двум первым, или же она выступит как объединяющее и синтезирующее целое, включающее две первых организованности и конструкции на правах элементов или подсистем. Еще более интересным является вопрос о соотношении понимания и мышления (хотя решение его теснейшим образом связано с ответом на два первых вопроса). Вполне возможно, что понимание – и это ведь следует из всего того, что я говорил выше, – выступает в качестве функционального заместителя единых и целостных организованностей и конструкций содержания. Это значит, что когда у нас есть единые организованности и конструкции содержания, нам не нужно понимание, а когда мы осуществляем или можем осуществлять понимание, нам не нужны целостные и синтезированные организованности и конструкции содержания. Другими словами, понимание, с одной стороны, и конструктивное или оперативно-формальное развертывание конструкций содержания, с другой стороны, взаимно дополняют и компенсируют друг друга. Мощь одного находится в обратно пропорциональной зависимости от мощи другого. Если идти еще дальше, то можно, наверное, сказать, что все упирается в разные формы организации и осуществления мышления-понимания: в одних случаях мышление организуется пониманием, в других случаях понимание организуется мышлением. Мы можем стремиться к одной или к другой организации нашей деятельности, и в зависимости от этого будет строиться так или иначе само мышление-понимание. Здесь очень интересна также роль рефлексии и создаваемых ею специфических содержаний. Широко распространено мнение – в частности, его придерживался Гуссерль, сейчас на этом настаивает О.Генисаретский, – что рефлексия не создает и в принципе не может создать своего специфического содержания. Я отнюдь не уверен в этом и, более того, все, что я знаю, убеждает меня в том, что рефлексия создает свое особое содержание, ибо 217 book1n.qxt 218 1/20/06 11:36 AM Page 218 Лекция шестая она никогда не осуществляется сама по себе, а всегда имеет то или иное конструктивное завершение55. Мне представляется, что в ответе на вопросы: «Что я делал? Что я делаю?» мы создаем новое содержание. Правда, оно является специфически деятельностным. И поэтому дальше встает вопрос, как затем перейти от специфически деятельностного содержания к чисто предметному, к содержанию, соответствующему плоскости нашего прежнего мышления. Но я думаю, что на этот вопрос со временем можно будет ответить. Кое-какие наметки этого ответа есть и сейчас, хотя, конечно, здесь еще больше вопросов и проблем, чем ответов. Итак, «свободное» смыслообразование, детерминированное одной лишь целью деятельности или задачей, которую надо решить, захватывает самые различные конструкции, используя их в качестве средств решения, производит самые различные сопоставления и соотнесения, образует таким образом новые ситуации деятельности и мышления и в этих ситуациях решает задачу или достигает исходной цели. Эти процессы понимания-мышления были предметом исследований у О.Зельца, К.Дункера, Л.Секея, Я.А.Пономарева и учеников С.Л.Рубинштейна – А.М.Матюшкина и К.А.Славской. Они рассматривали роль различных подсказок в процессе смыслообразования, возможности использования их на разных этапах и фазах решения задач и т.д. В исследовании мышления-понимания получилось так, что логика выдвинула на передний план и исследовала процессы и процедуры нормированной оперативной и конструктивной работы с объектами и знаками, а психология, наоборот, выдвинула на передний план и исследовала «свободные» процессы смыслообразования, т.е., на нашем языке, процессы понимания. Но каждое из этих направлений не могло обеспечить полноты и целостности изучения предметов. Анализ процессов понимания, производимый вне связи с анализом нормативных структур и способов решения задач, не мог дать представления о каком-то целостном и устойчивом предмете, не выводил ни к конструктивной фиксации норм, ни к естественнонаучному выделению каких-то инвариантов, в частности законов. Но, точно так же, логический анализ конструктивных и формально-оперативных преобразований знаков никогда не выводил и не мог вывести к пониманию и описанию процессов решения задач, к нормативной или естественнонаучной фиксации процессов мышления. Как только начиналось отнесение логических результатов – схем и правил – к реальным процессам решения задачи, так 55 Я довольно подробно обсуждал эти вопросы в статье, посвященной рефлексии, и в докладах на эту тему [см. Г.П.Щедровицкий, В.Я.Дубровский. Научное исследование в системе «методологической работы» // Проблемы исследования структуры науки. Новосибирск, 1967; Г.П.Щедровицкий. Рефлексия в деятельности. Доклад на семинаре ММК. 1972 // Вопросы методологии. 1994. №3-4; см. также Г.П.Щедровицкий. Мышление–Понимание–Рефлексия. М., 2005]. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 219 Лекция шестая тотчас же появлялась совершенно естественная и необходимая в этих условиях ссылка на свободный и творческий характер процессов мышления и понимания, ссылка на важность и значимость психологического исследования мышления. Формальный подход всегда дополнялся самым крайним психологизмом и субъективизмом. Но и наоборот, чисто психологическое исследование, производимое в отрыве от логического и нормативного анализа, не могло выделить разных видов и типов понимания, не могло определить типологических расчленений области исследования, а поэтому и понимание в целом оставалось чем-то неохватываемым и непознаваемым. Так само психологическое исследование из-за недостатков своей организации и методологических ошибок в выделении предмета исследования подкрепляло и увековечивало тезис о непознаваемости и непостижимости процессов понимания. Вернемся к отношению процессов конструирования содержания и процессов понимания как двух видов создания и организации целого. В одних случаях полнота и целостность процесса мышления-понимания достигается за счет сведения структур смысла и захваченных им конструкций содержания к новым единым и целостным в своей внутренней организации конструкциям содержания. В других случаях полнота и целостность этих процессов достигается за счет организации структур смысла, организованностей и конструкций содержания в рамках каких-то новых структур смысла, т.е. за счет чистого понимания и соответствующей человеческой способности к пониманию. В первом случае исключительно важную роль играют процессы так называемой схематизации смысла; что происходит во втором случае, я представляю себе значительно хуже, но, думаю, и для этого есть свои основания, думаю, что схематизация смысла играет известную роль и в процессах второго рода. В каком-то плане в этом утверждении содержится ответ на поставленные мною выше вопросы. Если мы в третьем рефлексивном процессе создаем новую единую конструкцию содержания, то она будет объединять и снимать в себе прежние конструкции содержания. Если же третий рефлексивный процесс представляет собой акт чистого понимания, создает только структуру смысла и не порождает никакой новой конструкции содержания или порождает чисто деятельностное содержание, то новые и старые содержания будут объединяться лишь как элементы-организованности, «плавающие» в структурах смысла. В этом же утверждении содержится также в неявном виде двойная трактовка процессов рефлексии: возможен один тип ре- 219 book1n.qxt 220 1/20/06 11:36 AM Page 220 Лекция шестая флексии, который приводит к чистому пониманию, или чистому смыслообразованию, и он не имеет, по сути дела, конструктивного завершения. И есть другой тип рефлексии, который имеет конструктивное завершение и приводит к образованию новой организованности и новой конструкции содержания. Вернемся, однако, к исходной картине процесса мышления, намеченной мною чуть выше. Я уже сказал и повторяю снова, что реальный процесс мышления может «уклоняться» от линии, заданной конструктивными или формально-оперативными возможностями, чуть ли не в каждой точке, каждом шаге своего развертывания. Он может весьма свободно и произвольно ветвиться, причем это ветвление определяется и ограничивается исключительно одной лишь целью или установкой на решение задач. Соответственно этому процессу ветвления мы будем получать новые отрезки текста, каждый из которых будет представлять собой метатекст по отношению к предыдущим, и точно так же мы будем получать все новые и новые конструкции содержания, каждое из которых может быть охарактеризовано как метасодержание по отношение к предыдущему. Но вслед за этим процессом ветвления всегда, как правило, будет идти вторичный процесс сведения новых структур смысла и новых организованностей содержания к прежним структурам смысла и прежним конструкциям содержания, точнее – процесс увязывания одних и других за счет создания новых конструкций содержания, включающих прежние и снимающих их в себе. Такого рода конструкции содержания не будут уже метаконструкциями, а будут «обосновывающими конструкциями», и часто мы будем затем как бы склеивать их с исходными, сплющивать эти слойки в плоские системы, помещать прежние конструкции содержания в новые конструкции на правах наполнения соответствующих ячеек, или мест элементов. После того как эта вторичная работа проделана, исходные структуры смыслов и исходные конструкции содержаний становятся, по сути дела, ненужными и как бы «отмирают». Можно было бы сказать, что они переходят из области социетального функционирования в область истории мышления и деятельности, они начинают существовать как исторические артефакты . Вы понимаете, что я нарисовал общую и чисто качественную картину существования и исторической эволюции мышлении, рассматривая все в свете отдельных процессов мышления-по- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 221 Лекция шестая нимания. Эта картина может служить для нас некоторым онтологическим основанием для постановки разных вопросов-проблем и для обсуждения направлений формирования предметов исследования. Если вы смогли представить себе теперь функционирование и эволюцию мышления-понимания в целом, вы сможете затем задавать вопросы, какие же стороны, планы и аспекты этого целого изучает логика, а какие стороны и аспекты изучает психология, какие аспекты выпали на долю языкознания, социологии мышления (или социологии познания и т.д., и т.п.) Но это будет уже совсем иной план анализа, и он должен быть выделен в ряд отдельных и самостоятельных тем. 221 book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 222 ã екция седьмая 14 ноября 1972 года Резюме содержания предшествующей лекции На прошлой лекции я охарактеризовал основные процессы, которые развертываются в сфере мышления-понимания. Разделив три плана и вместе с тем три части в продуктах мышления-понимания, я на основе этого развел и противопоставил друг другу мышление и понимание как таковые. При этом мышление задавалось продуктивно в прямом и точном смысле этого слова, а понимание не имело подобной продуктивности и создавало лишь связки продуктов мышления. В силу этого понимание выступало как более общий и более широкий процесс, охватывающий процессы собственно мышления. Но я говорил вместе с тем, что это отношение между пониманием и мышлением не является постоянным, оно непрерывно меняется, и в одних случаях понимание охватывает и ассимилирует мышление, а в других случаях, наоборот, мышление охватывает и ассимилирует понимание. Одновременно я утверждал – и показывал это на разнообразных примерах и иллюстрациях, – что ни мышление, ни понимание не существуют сами по себе, одно отдельно от другого, что мышление постоянно осуществляется и совершается за счет понимания, а понимание – за счет мышления. Я говорил о том, что такая связь понимания, рассматриваемого как свободное смыслообразование, и мышления, рассматриваемого как производство новых конструкций содержания и новых цепочек знаковой формы, обусловливает тот весьма важный и существенный момент, что в каждом своем шаге процессы мышления-понимания могут произвольно «ветвиться» и порождать самые причудливые смысловые структуры, предметные связки и конструкции содержания. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 223 223 Параллельно этому процессу непрерывного ветвления, определяемому прежде всего целевыми установками, идет обратный процесс непрерывного сведения нового к прошлому, связывания того и другого, включения прежних организованностей и конструкций содержания и прежних структур смысла в новые структуры смысла и новые организованности, или конструкции содержания. Благодаря этому сфера мышления сплющивается или уплощается, делается более компактной и более «плотной», более насыщенной разными смыслами и содержаниями. Вместе и в целом оба эти процесса приводят к тому, что сфера мышления-понимания непрерывно деформируется, расплывается в разные стороны и поляризуется, эволюционирует, порождая все новые и новые формы организованного мышления (а возможно, и новые формы понимания). С внешней же стороны все дело выглядит так, что вся эта сфера непрерывно как бы пульсирует. В ходе всего этого изложения постоянно подчеркивалось, что процессы понимания и мышления, если мы их выделяем и рассматриваем как бы в чистом виде, направлены «перпендикулярно» друг другу: процессы мышления могут быть представлены как «горизонтальные» процессы, а процессы понимания – как «вертикальные» процессы. Рассматривая более подробно историческую эволюцию сферы мышления-понимания, я специально выделял процессы поляризации мышления, т.е. процессы реального выделения и оформления разных форм его, ориентированных в одних случаях на форму по преимуществу, в других случаях – на структуры смысла, в третьих – на организованности, конструкции и структуры содержания. В ходе моих рассуждений выявилась совершенно специфическая и определяющая роль целей и задач (а в дальнейшем, очевидно, и проблем), которые направляют процессы мышления-понимания и организуют их разнородные части в одно целое – факт достаточно известный и не раз обсуждавшийся в психологии, в частности О.Зельцем и К.Дункером, но представленный в моем рассуждении на новом материале, в новых онтологических картинах и, следовательно, с новым смыслом и содержанием. Именно цели и задачи в первую очередь определяют возникающие или вырабатываемые нами в процессе мышления-понимания структуры смысла, хотя, конечно, и наличные организованности материала, содержания и формы тоже играют в этом процессе существенную роль. Именно цели и задачи определяют и направляют свободный процесс смыслообразования. book1n.qxt 224 1/20/06 11:36 AM Page 224 Лекция седьмая Таким образом, цели и задачи, с одной стороны, обеспечивают, а с другой стороны, ограничивают свободу человеческого мышления-понимания. Важно зафиксировать и понять, что эта свобода реализуется и достигается именно в плане смыслообразования, порождения структур смысла, а не в плане конструирования единиц содержания. Там, наоборот, действует жесткий принцип исторического или культурного ограничения, требование связывать вновь создаваемые конструкции и организованности в единую систему с уже существовавшими раньше. Именно структуры смысла, следовательно, являются наиболее пластичной составляющей мышления-понимания, именно они меньше всего ограничиваются, а организованности и конструкции содержания, наоборот, являются наиболее консервативной и более всего ограничивающей составляющей. Те исследователи, которые в мышлении-понимании выделяли на передний план процессы понимания и порождаемые ими структуры смысла, говорили в первую очередь о свободном и творческом характере мышления, его продуктивности (в психологическом смысле этого слова), а те исследователи, которые выделяли на передний план нормированную часть, связанную с развертыванием конструкций содержания, говорили о репродуктивном характере мышления. К.Дункер попробовал разделить и противопоставить эти два типа мыслительной деятельности, но он же был вынужден подчеркнуть их органическую связь и взаимозависимость. Начертив всю эту картину, я выделил и особенно настойчиво обсуждал самую важную и самую интересную, во всяком случае для меня, часть: преобразование структур смысла в конструкции содержания – процесс, связанный с тем, что мы обычно называем схематизацией смысла. Этот момент был особенно важен мне потому, что всякая акция понимания и смыслообразования, создающая новую структуру смысла и новую ситуацию, не является еще продуктивной в точном смысле этого слова, она не порождает такого продукта, который мы могли бы выделить и исследовать как нечто самостоятельно существующее, как допускающее теоретический и эмпирический анализ. Можно сказать, что появление каких-то новых структур смысла само по себе еще ничего не порождает и не создает в собственно социальном и культурном плане. Конечно, тот человек, который этот смысл порождает, приобретает нечто новое. Но если эта вновь созданная структура смысла не будет трансформиро- book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 225 Лекция седьмая вана и преобразована в нечто другое – в структуры и организованности содержания, в цепочки знаков, наконец, в способности человека, – то она исчезнет и не оставит после себя ничего. Это не будет еще решение задачи или средство для ее решения. Поэтому необходимо преобразовать возникшую структуру смысла – а она пока существует лишь в кинетике и объединяет, охватывает разнообразные объекты только за счет движения понимания, – в структуры и организованности содержания (а также знаковой формы), которые охватят и объединят по-новому и статически весь материал структуры смысла. И кроме того, в этом процессе преобразования и трансформации структур смысла в организованности и структуры содержания нужно будет еще учесть и охватить прежние организованности и структуры содержания, те, которые были получены и развернуты на предшествующих этапах движения мысли. Именно этот момент – оформления структур смысла, новых и прежних, в организованности текста и соответствующие им организованности содержания – является основным и кардинальным для процесса мышления. Механизм этого процесса очень сложен и включает, среди прочего, разнообразные рефлексивные процессы. Вот какую примерно картину я нарисовал в предшествующих лекциях. Теперь я должен перейти к новым моментам, которые и составят содержание сегодняшней лекции. Прежде всего, я должен напомнить вам, что весь предшествующий анализ строился на схеме акта коммуникации и заданных ими «плоскостей» мышления и понимания; кроме того, сам акт развертывался в некоторую ситуацию деятельности с конституирующими ее объектно-операциональными элементами. Даже в тех случаях, когда я рисовал много замещающих друг друга плоскостей и помещал их в качестве «плавающих» организованностей в «океан» мышления, даже тогда я, по сути дела, не выходил за рамки акта коммуникации и всех определяемых этим ограничений. Основной в моем анализе по-прежнему оставалась категория процесса. В этом плане, по сути дела, во всех прошлых лекциях я постоянно противопоставлял акт коммуникации и структуры деятельности. Я несколько раз подчеркивал, что если бы мы начали свой анализ не с акта коммуникации, а со схем деятельности, то мы получили бы совершенно иную картину и должны были бы вводить иные расчленения, пользуясь иными категориями. Соответ- 225 book1n.qxt 226 1/20/06 11:36 AM Page 226 Лекция седьмая ственно этому и все характеристики понимания и мышления, которые были получены нами в предшествующем анализе, определялись этой схемой акта коммуникации. В силу этого я мог не затрагивать и не обсуждать вопрос о способах членения мышления на единицы. Сами акты коммуникации, принудительно развертывающиеся в определенных ситуациях деятельности, предрешали этот вопрос и задавали определенные единицы мышления. Но это членение было внешним и посторонним для самого мышления, ибо определялось условиями его осуществления. На эту сторону дела нужно обратить особое внимание, ибо многие и многие стороны и аспекты мышления-понимания и мыслительной деятельности задаются и определяются одновременным существованием и наложением друг на друга этих двух разных способов членения. Благодаря этому у нас получилось, что мышление выступило сразу в нескольких разных формах: во-первых, как определенные организованности, объединенные в разнообразные системы, вовторых – как процессы мышления и понимания, идущие как бы перпендикулярно друг к другу и сочетающиеся друг с другом за счет сложных взаимоотношений смысла и содержания. И хотя каждая из этих форм предполагает свое особое членение на элементы и единицы, я не обсуждал его, ибо мне было вполне достаточно чисто коммуникативных единиц, одним своим существованием расчленяющих как организованности, так и процессы мышления. Но мы выжали из этих схем все, что можно, и не можем сделать дальше тех решающих шагов, которые нам необходимы. В этом плане у нас получается точно такая же ситуация, какая складывалась в классической философии и классической психологии, исходивших из условий существования индивида. Можно было бы сказать, что я в предшествующем анализе рассматривал не мышление как таковое, а возможности мышления, принципы устройства того «пространства», в котором мы должны рассматривать мышление, а следовательно – некоторые формальные условия мыслимости мышления (да и то – в определенном ракурсе). Но, задав и очертив все это, я не могу перейти к единицам мышления и к анализу этих единиц, ибо на деле все эти единицы задаются функционированием и развитием нашей деятельности, теми процессами, которые ее конституируют и определяют. Другими словами, чтобы двинуться дальше, мы должны перейти от процессов понимания-мышления к мыслительной деятельности. И соответственно этому мы должны задать единицы book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 227 Лекция седьмая мыслительной деятельности. Это значит, что мы должны рассмотреть акты коммуникации и создаваемые ими ситуации коммуникации относительно процессов и механизмов функционирования и развития деятельности, а вместе с тем ответить на вопрос, каким образом деятельность ассимилирует понимание и мышление, определяя членение их на единицы и элементы. И только в этом контексте мы сможем ответить на вопрос, какие же именно новые организованности возникают в самом мышлении и как именно понимание с его специфическими продуктами переводится и преобразуется в мышление и его особые продукты. Таким образом, начав с анализа акта коммуникации, введя процессы понимания, а затем процессы мышления, рассмотрев, каким образом мышление ассимилирует понимание, я в конце концов исчерпал все возможности движения, заложенные в выбранном нами исходном пункте, и пришел к необходимости трансформировать весь анализ в другой план, в план анализа мыслительной деятельности. Пройдя весь этот путь, произведя необходимую перефокусировку и перепредмечивание, я должен теперь сменить категориальный аппарат используемых мною средств. Я утверждаю, иначе говоря, что рассматривать конкретные единицы и организованности мышления можно только тогда, когда мы переходим к анализу мыслительной деятельности. Более узко и точно можно сказать, что обсуждение единиц мышления и связанных с ними конкретных организованностей возможно только после того, как мы переходим к анализу проблем, задач и процессов решения задач. Здесь важно также отметить, – хотя эти замечание будут чуть в бок, – что сами задачи и проблемы могут ставиться и ставятся только на определенных организованностях деятельности. Каким образом мы будем представлять все эти единицы и организованности мышления – особый вопрос. Конечно, при этом мы будем использовать все те же представления о плоскостях замещения и нормах, но они будут задавать лишь общую схему описания рассматриваемых нами конкретных предметов, а их специфическое содержание будет определяться каждый раз тем, какую именно структуру и организованность деятельности мы будем рассматривать. При этом мы столкнемся с очень интересной и важной проблемой сукцессивности и симультанности, временности и вневременности мышления, которая обсуждалась в философии испокон веков, а в психологии – начиная с В.Вундта, в ча- 227 book1n.qxt 228 1/20/06 11:36 AM Page 228 Лекция седьмая стности Х.Зигвартом, О.Кюльпе, О.Зельцем, К.Дункером и др. Но чтобы задать все эти проблемы не в их общем виде, а конкретно, мы должны ввести целый ряд новых элементов, которые мы раньше не рассматривали, и в первую очередь – уже названные мною проблемы и задачи. Но такой анализ, как вы наверняка догадываетесь, выводит меня далеко за рамки объявленной темы. Это будет уже анализ значительно более общего предмета мышления в целом со всеми его специфическими организованностями, такими, как знание, способы решения или способы деятельности, задачи и проблемы, научные предметы, конструкции и проекты и т.п. Естественно, что сейчас я не могу переходить к обсуждению всех этих тем; я лишь прокламирую необходимость подобного перехода и таким образом сознательно ограничиваю рамки и предмет осуществляемых мною исследований. Здесь важно понять, что анализ процессов решения проблем и задач – это совершенно особый план исследования мышления, принципиально отличающийся от того исследования мышления в целом, которое я проводил до сих пор. При исследовании конкретных процессов решения проблем и задач нам придется рассматривать совсем иные образования, нежели мы рассматривали при определении понятий мышления, понимания и мыслительной деятельности. Мы будем иметь дело не с пониманием или мышлением вообще, а с пониманием и мышлением школьников 1962 или же 1972 года, с мышлением Альберта Эйнштейна или с мышлением Норберта Винера, и здесь нам придется учитывать особенности образования этих людей, те конкретные ситуации, в которые они были поставлены, имеющиеся у них наборы средств и те наборы средств, которые они будут создавать в ходе решения проблем и задач, и т.д. Примерами такого рода исследований мышления и понимания могут служить исследования мышления детей в ходе решения простых арифметических задач, подобные тем, которые мы проводили вместе с С.Г.Якобсон, исследования условий и ситуаций возникновения кибернетики, проведенные О.И.Генисаретским, и т.п. Но важно отчетливо понимать и знать, что это будет уже принципиально иной анализ, нежели тот, который я проводил до сих пор. И важно также понимать и знать, что существует еще достаточно сложная проблема соотнесения и связывания друг с другом этих двух способов и направлений исследования. Хотя в одном аспекте их отношение друг к другу очевидно: исследование book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 229 Лекция седьмая мышления и понимания вообще дает определенные средства для исследования конкретных процессов решения проблем и задач; но в других аспектах, например, в плане соотнесения друг с другом действительностей этих двух направлений исследования, остаются еще весьма сложные и до сих пор не решенные и не проанализированные по-настоящему проблемы. Очень важной среди них является проблема соотношения действия, социального, культурного, социотехнического и других, с деятельностью (в последнее время этой проблемой очень интенсивно занимается В.Я.Дубровский). Другой существенной проблемой, как я уже отмечал, является проблема соотношения и связи друг с другом в отношении к конкретным процессам решения задач и проблем процессуального и структурного представлений мышления. Хотя этот вопрос все же относится скорее к плану понятий мышления и понимания, а не к плану исследования конкретных решений, его значимость и все трудности проявляются как раз при анализе конкретных решений. Я хочу сделать еще несколько замечаний на эту тему, в особенности в связи с теми вопросами, которые были мне заданы в начале сегодняшней лекции. Прежде всего я должен резко и определенно сказать, что процессуальное представление мышления было, на мой взгляд, огромным шагом вперед по сравнению с традиционными ассоцианистскими представлениями. Особенно интересными и важными в этом направлении были работы О.Зельца и К.Дункера. Но сама категория процесса может пониматься и трактоваться по-разному – и так, собственно говоря, и происходило, а кроме того, она может по-разному специфицироваться в применении к мышлению. Вы знаете, что сам Зельц пытался специфицировать представление о процессе причинными или детерминистическими факторами – здесь он следовал вульгарнодетерминистической идеологии своего времени. Жан Пиаже в 1925–1929 гг. попытался специфицировать представление о процессе моментами действия. Эта линия была подхвачена харьковской группой психологов, работу которой тогда возглавлял А.Н.Леонтьев, и из этого родились операциональные трактовки мышления, которые, хотя и не очень четко, были сформулированы в работах Леонтьева конца 30-х гг, и более четко – уже под влиянием работ нашего кружка в 50-е и 60-е гг. Сам Ж.Пиаже где-то в середине 30-х гг. сменил «действенную» интерпретацию процессов мышления на структурно-операциональную интерпретацию. 229 book1n.qxt 230 1/20/06 11:36 AM Page 230 Лекция седьмая Я на первых этапах работы пытался специфицировать и развертывать процессуальные представления с помощью операционально-структурных представлений – программа 1953–1957 гг. Правда, наша концепция была значительно более сложной, чем другие, прежде всего в своем категориальном оснащении, и предполагала связь объектных, операциональных, знаково-смысловых, значенческих и знаниевых аспектов. Нельзя отрицать, что этот подход, даже если рассматривать его сам по себе и крайне ограниченно, дал многое и его нельзя просто так сбросить со счетов. Некоторые весьма сильные направления и сегодня пытаются развивать чисто операциональную трактовку процессов мышления – сюда, в частности, надо отнести сильную школу итальянских операционалистов. Есть и смешные рецидивы операционализма, например, Н.Ф.Талызина на последнем съезде Общества психологов опубликовала программу операционально-действенного анализа психики, точно повторяющую нашу программу 1953–1957 гг.56. И если сравнивать программу Н.Ф.Талызиной, скажем, с программой исследования умственных действий П.Я.Гальперина, которой она придерживалась раньше, то это будет значительным шагом вперед. Но ограничиваться одним лишь процессуальным подходом к мышлению (как бы ни трактовались при этом сами процессы) ни в коем случае нельзя. Это стало нам совершенно ясным после исследований 1957–1960 гг., в частности после тех исследований, которые были зафиксированы и подытожены мною в работе «Опыт анализа сложного рассуждения, содержащего решение астрономической задачи» (сокращенно «рассуждение Аристарха»)57. После этой работы мы твердо знаем, что решение проблемы или задачи нельзя представить исключительно в категории процесса, а для этого требуется сложное соединение процессуальных и структурных представлений, объединяемых в категории системы. Если бы мы были внимательными и чувствительными в отношении опыта прошлых психологических исследований, то мы могли бы сделать такой вывод уже после работ К.Дункера: ведь и он, как мне сейчас представляется, убедительно показал, 56 57 [См. материалы IV Всесоюзного съезда Общества психологов, стр. 250]. [Опыт логического анализа рассуждений («Аристарх Самосский») // Г.П.Щедровицкий. Философия. Наука. Методология. М., 1997]. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 231 Лекция седьмая что в решении задач органически соединяются процессуальные (сукцессивные) и структурные (симультанные) моменты. Поэтому, не отвергая целиком процессуального представления, мы должны дополнить и объединить его со структурными представлениями, а следовательно, перейти к системному представлению, объединяющему, как мы это сейчас понимаем, четыре разных типа и слоя представлений. При этом возникает очень непростая проблема: на какой основе должны объединяться все эти представления и как именно они должны монтироваться. Если исходить из плосколинейного представления процесса, то мы никогда не сможем включить в анализ то, что называется проблемами, задачами, средствами и т.п. Но означает ли это, что процессуальное представление вообще (в том числе и в других его трактовках и интерпретациях) не может служить основанием для объединения и организации всех других представлений – вот вопрос, который до сих пор не был понастоящему обсужден и не получил своего решения. Поэтому я двойственно отношусь к самой категории процесса. С одной стороны, я отчетливо понимаю и знаю, что в своих нынешних вариантах и трактовках эта категория не дает необходимого основания для представления мышления и развертывания всего богатства его возможных определений. С другой стороны, я считаю, что мы ни в коем случае не можем отбрасывать процессуальное представление, и, более того, готов предположить, что при соответствующем развитии категория процесса может даже лечь в основание всех других определений и спецификаций мышления. Ведь именно этот, по сути дела, момент мы фиксируем, рассматривая процессы как первый слой категории системы. Основная трудность, как вы уже, наверное, поняли из всех предшествующих обсуждений, заключается в том, что в мышлении происходит сразу много разных процессов. С одной стороны, это процессы понимания, с другой стороны, процессы конструктивного развертывания знаковых форм, с третьей стороны, процессы конструктивного развертывания содержания, с четвертой – процессы рефлексии, с пятой – процессы культурной нормировки, с шестой – процессы реализации существующих норм и т.д., и т.п. Все это надо представить как процессы мышления, в своем совместном действии и проявлении конституирующие определенность мышления и его организацию. Как соединить все это в рамках одного представления – вот в чем вопрос. 231 book1n.qxt 232 1/20/06 11:36 AM Page 232 Лекция седьмая Самое главное, что мы сейчас знаем, – это то, что разнообразные процессы замыкаются на определенных организованностях материала и через них соединяются друг с другом и переходят друг в друга. Я довольно подробно рассматривал все эти моменты в предшествующем изложении, анализируя взаимоотношение между процессами понимания и мышления, с одной стороны, и структурами смысла и организованностями формы и содержания – с другой. Но при этом, как не раз специально отмечалось, я не мог ввести каких-либо определенных целостных единиц мышления и понимания – и это было очень важным и существенным дефектом предпринятой нами попытки синтеза процессуальных и структурных представлений. Но это только один из ясно сознаваемых дефектов. Очень сложным и во многом невыясненным остается вопрос о соотношении структур смысла и организованностей содержания. Когда я рассматривал, каким образом определенные структуры смысла переводятся в определенные организованности содержания, вы мне возражали – и весьма оправданно, – что при создании определенной организованности содержания происходит новое образование структур смысла, а следовательно (такова была подспудная мысль этого возражения), мы не можем определенно и четко ответить на вопрос, в чем же суть всего этого: конструирование организованности содержания или образование новой структуры смысла. И я точно так же сейчас не мог бы определенно ответить на это замечание, ибо и для меня самого все это остается сложной и нерешенной проблемой. Я лишь добавляю к тому, что вы сказали и что подспудно содержится в вашем вопросе, соображение, что при абстрактном рассмотрении мышления и понимания мы вообще не сможем ответить на этот вопрос и подобные ему, а если мы все же хотим найти ответ на него, то должны обращаться к анализу конкретных решений задач, ибо соотношение между структурами смысла и конструкциями содержания определяется каждый раз по-разному в зависимости от характера и типа ситуации и задачи, поставленной в ее контексте. Таким образом, пока мы можем лишь констатировать, что в мышлении и понимании нами выявляются самые разные аспекты и планы, можно сказать, что исследуемое нами явление фиксируется как множество разных явлений и предметов, и поэтому мы встаем перед проблемой, как все это объединить и связать друг с другом в рамках какого-то одного и единого представления book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 233 Лекция седьмая мышления и понимания. Я не даю пока ответов на этот вопрос или, точнее, даю лишь частичные ответы, но зато со всей резкостью формулирую саму проблему и определяю ряд существенных, на мой взгляд, условий ее обсуждения и решения. Именно это мне важно. Для того чтобы удовлетворительно решить эту проблему, нам не хватает сейчас очень многих понятий и представлений, как на категориальном уровне, так и в собственно предметном плане. В частности, нужно определить понятия процесса, структуры, организованности, морфологии, механизма, формы, содержания, знания, предмета, способа деятельности как особых организованностей и т.д., и т.п. Вместе с тем – я не могу не напомнить об этом еще раз – я подчеркиваю важность принципиального разделения двух планов исследования: абстрактного, когда предметом анализа являются понимание и мышление вообще, и конкретного, когда предметом анализа являются определенные единичные (хотя часто и типовые) акты понимания и мышления или акты решения проблем и задач. После всех этих предваряющих замечаний и разъяснений прошлого материала я могу обратиться к тем новым моментам в анализе, которые были обещаны в начале лекции. Здесь речь пойдет о возможных предметах изучения, которые мы должны будем сформировать для того, чтобы анализировать и описывать выделенную нами действительность. Первоначально, как вы помните, мы выделили структуры смысла в качестве исходных и определяющих все остальное образование. Потом мы должны были ввести организованности и структуры содержания. Теперь наше основное внимание обращено на содержание, и я должен ответить на вопрос, в каких предметах его можно рассматривать и изучать. Именно это будет сегодня основной темой моих рассуждений. Но при этом я должен буду считаться с той двойственностью, которая появилась в нашем предшествующем анализе и уже была мною отмечена. С одной стороны, соответственно теме этих сообщений я должен рассматривать взаимоотношения между смыслом и содержанием, с другой стороны, как мы уже выяснили, содержание не может рассматриваться вне процессов и процедур мышления, которые его создают и приводят в движение. Поэтому мне придется специально обсуждать мышление, его строение, процессы и механизмы, ибо без этого я не могу подступить к ис- 233 book1n.qxt 234 1/20/06 11:36 AM Page 234 Лекция седьмая следованию самого содержания. Вы без труда заметите, что здесь сохранится отношение, аналогичное тому, которое мы рассматривали при исследовании смысла: если там понимание создавало смысл, то здесь мышление создает содержание. Вместе с тем существуют, наверное, и различия; во всяком случае, сейчас еще не ясно, можем ли мы рассматривать содержание как структуру, соответствующую кинетике мышления, или же содержание есть настоящий и подлинный продукт мышления, отнюдь не адекватный его структуре и процессам. Именно на этом отличии отношений содержания к мышлению я и построю сейчас свои рассуждения и свой анализ. Я буду исходить из того, что содержание, хотя оно и порождается мышлением, может, тем не менее, существовать само по себе отдельно от мышления и может даже переходить как организованность особого типа из одних актов мышления в другие и из мышления в деятельность. Именно это предположение дает нам возможность различить и разделить различные предметы исследования, в которых может фиксироваться и описываться мышление. Я выделяю пять таких предметов. Здесь, наверное, нужно отметить, что эти пять предметов выделяются мною не потому, что других просто нет или они невозможны. Наоборот, вполне возможны и существуют, наверное, и другие предметы – шестой, седьмой и т.д. Точно так же и внутри той области, которую я выделю и зафиксирую в этих пяти предметах, возможны совершенно различные подразделения и членения. Ведь мы не должны забывать, что всякий предмет – это искусственное образование, оно создается нами всегда в связи с какимито определенными задачами и несет на себе печать той ситуации, в которой оно возникло, цели и устремления тех людей, которые его создавали. Таким образом, в принципе может быть не пять предметов изучения, а любое другое число. Но те пять, которые я введу, являются наиболее существенными для меня в плане тех задач, которые мы сейчас обсуждаем. В первом предмете мы выделим содержание как существующее в мышлении или даже, можно сказать, в сфере мышления. Во втором предмете содержание будет взято нами как существующее в знании и через знание. В третьем предмете содержание будет взято нами как бы само по себе, как предмет специального метазнания, как особая сущность. book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 235 Лекция седьмая Очень существенна разница между представлениями содержания во втором и третьем предметах. Во втором – содержание берется как элемент знания. Это означает, что во втором предмете именно знание является предметом анализа и изучения, а содержание не имеет самостоятельного существования и задается через существование знания. Это означает также, что содержание здесь существует только в определенных структурных связях, в структурных связях знания. В третьем предмете, наоборот, содержание как бы вырывается из всех структур и систем, в которых оно существует и рассматривается само по себе, как «вещь» особого рода. Поэтому содержание здесь может быть самостоятельным предметом исследования. То метазнание, которое мы при этом создадим, будет относиться непосредственно к содержанию и будет игнорировать все те объемлющие системы, в которых содержание существует. В четвертом предмете содержание, взятое как особый и самостоятельный предмет знания и мысли, рассматривается в его отношении к структуре смысла, причем структура смысла точно так же выступает здесь как особый предмет знания и мысли. Точнее, наверное, нужно было бы сказать, что предметом исследования здесь является отношение между содержанием и структурой смысла. В пятом предмете содержание и смысл берутся не как автономные и самостоятельные сущности, лишь сравниваемые между собой, а как определенные характеристики функционирования и развития знаковой формы, в частности – как характеристики и показатели определенных речевых высказываний. Здесь способы существования содержания и смысла подобны способу существования содержания во втором предмете: они являются элементами более сложных системно-структурных образований и должны, следовательно, рассматриваться внутри объемлющих их систем. Таковы те пять предметов изучения, которые я считаю необходимым выделить и перечислить, приступая к исследованию содержания. Каждый из этих предметов задает определенную фокусировку исследования, определенную точку зрения, в ракурсе которой мы можем анализировать и описывать содержание, строго нормируя ход и процедуры нашего анализа. Для того чтобы введенные мною различения стали более понятными, я коротко охарактеризую основание, по которому проводилось само различение, и тип каждой из предложенных фокусировок. В первом предмете наш анализ должен быть направлен на мышление как таковое. Рассматривая процессы, протекающие в мышлении, фиксируя структуру мышления, мы должны выделить 235 book1n.qxt 236 1/20/06 11:36 AM Page 236 Лекция седьмая содержание в качестве структурных элементов и организованностей мышления, мы должны сделать нечто подобное тому, что мы делали, когда рассматривали акты коммуникации и их структуры. В этом случае содержание будет задаваться и характеризоваться всегда как определенный функциональный элемент или функциональная составляющая мышления. Можно сказать сильнее: говоря о содержании в этом предмете, мы всегда будем говорить только об определенной функции. Это будет, следовательно, описание употреблений чего-либо как содержания. Обратите внимание на мои последние выражения: в них много тонкостей. Выше я уже неоднократно говорил, что в неявном виде содержание как определенная потенция задается пониманием и структурами смысла. Дополнительная фиксация смысла через форму знания и в знании создает содержание, а еще более точно – перерабатывает, превращает смысл в содержание. Содержания здесь еще нет, и поэтому говорить о его употреблении вряд ли можно. Но и эти моменты я имел в виду, когда говорил об употреблении содержания: здесь «употребление» выступало скорее в качестве некоторых интенций, но эти интенции задавали уже определенное функциональное место – место содержания. В этом вся суть: по материалу содержания еще нет, а по функции, как определенное место, оно уже есть. В общем плане мы и это можем назвать «употреблением». Для того чтобы особенности первого предмета или способа анализа содержания стали достаточно понятными и очевидными, нужно подробно описать, чем отличается существование содержания в мышлении от существования его в знании. Но именно различия мышления и знаний менее всего известны и изучены в настоящее время. Взаимоотношения того и другого были постоянным предметом дискуссии в психологии 20-х и 30-х гг. В каком-то плане это очень странное явление. В принципе, этот вопрос должен был бы быть основным и решающим для теории мышления и эпистемологии, но в силу ряда причин этого не случилось, и поэтому он стал основным для психологии мышления. Правда, это была какая-то странная психология. Берем ли мы работы Д.Пойя, работы Л.Секея и даже работы Ж.Пиаже – каждый раз эти авторы сначала выходят за пределы психологии, а потом совсем уходят из психологии, и всегда это происходит по логике изучаемого предмета, т.е. под давлением материала. Если обратиться к эпистемологии и так называемой «логике исследования», или «логике знаний», то, наверное, book1n.qxt 1/20/06 11:36 AM Page 237 Лекция седьмая единственной школой, которая по-настоящему ставила эту проблему и каким-то образом схватывала суть дела, была школа К.Поппера. И совершенно не случайно И.Лакатос во введении к своей книжке «Доказательства и опровержения»58 объединяет имена Пойя и Поппера и называет их обоих своими учителями. Я думаю, что в той же самой логике исследования знаний и мышления возник Московский логический кружок и в дальнейшем оформилась и развивалась «содержательно-генетическая логика» (которую скорее надо рассматривать не как логику, а как эпистемологию), и точно так же не случайно вся работа по развитию содержательно-генетической логики была теснейшим образом связана с психологией и психолого-педагогическими исследованиями мышления. Но несмотря на появление и работу всех этих направлений, взаимоотношение мышления и знаний остается до сих пор проблемой. Четко осознавая само различие между тем и другим, мы, тем не менее, не можем определить статус существования «знаний» (точнее – различные статусы существования), а поэтому не можем ответить и на вопрос о том, чем же существование содержания в мышлении отличается от существования содержания в знании и через знание. Но как бы мы ни решали проблему взаимоотношений мышления и знаний, мы всегда должны будем исходить из того, что они различаются между собой и каждая имеет тот или иной тип существования, а поэтому различие существования содержания в мышлении и существования содержания в знании будет фактором, конституирующим различие двух предметов изучения. В этом плане очень интересными и поучительными являются те определения мышления и знаний, которые давались П.Я.Гальпериным и его сотрудниками, в частности Н.Ф.Талызиной, в 50-е и в начале 60-х гг. С одной стороны, они исходили в своих рассуждениях из того, что знания любого рода, в частности понятия, представляют собой не что иное, как деятельность, и этот момент отчетливо и резко фиксировался ими во многих публикациях. С другой стороны, указанный выше тезис оставался и для них, несмотря на их очевидную деятельностную ориентацию, чем-то слишком абстрактным и метафизическим, не представимым в применении к реальным знаниям и понятиям, которые ведь – и это совершенно очевидно – подобны «вещам» 58 [И.Лакатос. Доказательства и опровержения. Как доказываются теоремы. М., 1967]. 237 book1n.qxt 238 1/20/06 11:36 AM Page 238 Лекция седьмая особого рода, и с ними оперируют как с «вещами». И этот момент точно так же постоянно фиксировался ими во всех исследованиях и публикациях. Таким образом, с одной стороны, был теоретический и метафизический принцип – «знания суть не что иное, как деятельность», а с другой – была реальная и во многом традиционная практика конкретных исследований, где знания рассматривались и употреблялись как «вещи». И преодолеть этот дуализм и эту двузначность этим исследователям так никогда и не удалось.
