публичной немоты - Московская высшая школа социальных и

Борис Гладарев
Опыты преодоления «публичной немоты»:
анализ общественных дискуссий в России начала XXI века
Как танцующим необходимо владеть основными
па, чтобы не выглядеть комично, так и
участникам дискуссии желательно обладать
минимальными навыками публичного дебата,
чтобы не стать посмешищем в глазах публики
Мэри Маколи, из выступления на заключительной
дискуссии конференции «Российское общество в
поисках публичного языка: вчера, сегодня, завтра»,
ЕУСПб, 17 янв. 2013.
Страна «немых»?
Сегодня большинство россиян слабо владеют «основными па» публичной дискуссии и
испытывают коммуникативные затруднения, обсуждая общие дела и коллегиально разрешая
общие проблемы. Спикеры не могут понятно формулировать свою позицию, не умеют
вежливо и аргументировано критиковать чужое мнение. Проведенное в 2008-2012 годах
наблюдение за практикой общественных дискуссий в Петербурге демонстрирует дефицит
навыков публичного обсуждения и неразвитость самого языка публичного дебата.
Характерное для наших соотечественников неумение слушать и говорить с Другими в
присутствии Других (то есть на публике) провоцирует коммуникативный ступор, для
описания которого в статье используется метафора «публичной немоты».
Перестройка, открывшая возможность публичного высказывания своего мнения, к
сожалению, не создала нового публичного языка, на котором можно было бы
договориться, выработать общую позицию, не соскальзывая при этом к неформальному
«кухонному разговору», или к заштампованному языку «официоза», которые были
основными коммуникативными регистрами советского общества1. Мэри Маколи,
проводившая исследования в конце 1980-х в Перми, Томской области, Краснодарском крае и
Ленинграде отмечает, что как «советский» партсобрания, так и «анисоветский» язык частной
беседы на кухне, слабо соответствовали новым задачам и потребностям:
«…похоже, что унаследованные из советского опыта структуры и практики утратили
свои прежние функции и, в новом мире, стали дисфункциональными. <…> Теперь
перед людьми впервые возникла возможность и необходимость публично сказать друг
другу что-то лично важное, далекое от заученных ритуальных формул. И кухонные
беседы, не прошедшие испытание публичного говорения, выплеснулись на
общественную арену. <…> Ораторы перестроечных времен имели в своем арсенале
1
«Кухонный язык» идеалотипически восходит к разговорам на «интеллигентской кухне». Это язык
общения с близким, неформальным, дружеским окружением, он переполнен аффективными
интонациями и субкодами, плохо понимается внешними, не принадлежащими к близкому кругу
участниками. Язык «официоза» - порождение советской общественной жизни, жестко
подконтрольной и политизированной сферы, где принято было говорить заштампованным,
безличным канцелярским слогом официальных лозунгов (Гладарев 2011: 243-244). Подробнее о
«кухонном» языке см. главу Н. Вахтина, а о языке «официоза» - главу Б. Фирсова в этой книге.
2
либо «советский», совершенно непригодный для выражения новых идей язык, либо
«антисоветский» язык, который был хорош для ниспровержения и отрицания, но
оказался совершенно неадекватен новым задачам. Начавшаяся разноголосица не
сумела выработать новый публичный политический язык. Отсутствие такого языка
было одной из причин провала демократических перемен в России в начале 1990-х
годов» (Маколи 2010: 281–284, 260).
Горбачевская политика «гласности» наполнила публичное пространство позднего
Советского Союза множеством «голосов», которые утонули в «разноголосице», так и не
породив адекватный новым демократическим условиям общий «публичный язык». Похожее
наблюдение находим в статье Сергея Ушакина, посвященной «динамике риторической и
символической разгерметизации советского общества». Когда он пишет, что в постсоветской
России «Отсутствие обобщающих ментальных «карт»… <…> чувство утраты значимых
ориентиров, нередко символизировались как дезинтеграция самой речи, как недостаток
символических форм, которые казались не приспособленными к адекватному выражению
сути сложившейся ситуации» (Ушакин 2009: 763). Отсутствие «публичного языка»
провоцировало «дискурсивный паралич», который Ушакин вслед за Романом Якобсоном
называет «афазией».2
После волны общественной мобилизации времен перестройки в новой постсоветской России
гражданское участие и общественные дискуссии резко сократились. В 1990-е годы люди
закрылись за массивными железными дверями квартир, поставили решетки на окнах,
заперли парадные на кодовые замки, установили защищающие дворы заборы и ворота, произошло стихийное «отгораживание», замыкание в защищенном от социальных
потрясений контролируемом и понятном приватном. Артемий Магун назвал этот феномен
«негативной революцией», когда «общество блокирует себя, замыкается в себе», а
«революционные субъекты» так и не становятся гражданами (Магун 2008: 56-57). Можно
сказать, что в России 90-х годов приватное победило публичное.
На протяжении последующих 15 лет частная жизнь стала основной сферой для большинства
жителей России, которые, казалось, навсегда утратили интерес к публичным дискуссиям и
общественному участию. Более того, возникло ощущение, что отпала сама необходимость в
«публичном языке», на котором можно говорить с Другими (с незнакомцами, с согражданами), говорить об общих делах. Но не только неразвитость соответствующего языка
становится причиной «публичной немоты». Другим ее причиной является дефицит навыков
участия в публичных дискуссиях, характерный сегодня для многих россиян. Они просто не
имели возможности приобрести подобные навыки, поскольку советский опыт публичных
собраний (когда все роли расписаны, результат заранее предрешен и будет подтвержден
«единогласным голосованием») имел мало общего с демократической практикой публичного
дебата.3 А постсоветский опыт общественных дискуссий для большинства закончился вместе
с «разноголосицей» перестройки, закончился, практически не начавшись4.
2
«Афазия проявляется как своего рода дискурсивный паралич – сам Якобсон называл ее
“замороженной начальной стадией”, на которой уже сложившееся желание высказаться никак не
может точно определиться с предметом и формой самого высказывания» (Ушакин 2009: 765).
3
Борис Ямпольский так описывал собрание «советского образца»: «Это сборище разнородных, часто
враждебных, непримиримых друг к другу людей, которые вот так встречаются раз в месяц или
меньше, и встречаются не по каким-то важным, мучающим их причинам, для выяснения каких-то
важных вопросов, решения каких-то необходимых срочных дел, а только потому, что нужно
собраться, чтобы где-то там, в руководящей, надзирающей, контролирующей инстанции поставили
галочку...» (цит. по Сарнов 2002: 550).
4
Подавляющая часть россиян не имеет опыта, когда бы коллективное собрание превращалось в
конструктивную беседу и выработку решения, которое не казалось бы каждому интуитивно
несправедливым, что не может быть иначе без соблюдения общей процедуры. Если в советские
2
3
Культурно-исторические истоки и генеалогия «публичной немоты» рассмотрены в текстах,
составляющих 1 раздел этого сборника. Свою задачу я вижу в анализе современной
коммуникативной практики россиян. «Поломки», отличающие эту практику, различные
формы проявления «публичной немоты», будут рассмотрены на примере нескольких
общественных дискуссий, которые я наблюдал в последние несколько лет. Под
общественной дискуссией (диспутом) в статье понимается коммуникативная практика, в
ходе которой неопределенно множественное число добровольных участников обсуждает и
совместно формулирует общее (групповое) мнение (позицию) по какому-либо вопросу в
ограниченные сроки (Хархордин 2011: 519).
Дальнейшие рассуждения опираются на эмпирические данные трех проектов, в которых я
принимал участие с 2007 по 2012 годы5. Объектами этих исследований были разные формы
общественной активности – общественные движения, инициативные группы, гражданские
коалиции, связанные с проблемами градостроительной политики в Петербурге6. Основной
вектор анализа был обращен к изучению рутинного, процессуального уровня
взаимодействия разных агентов третьего сектора. Изучалось, как общественники переходят
от единичного к общему, от частных позиций к коллективному пониманию ситуации, как
практически появляется возможность действовать сообща.
В этой статье я использую эмпирические данные из полевых дневников 2008-2012 годов,
содержащие материалы включенного наблюдения на разнообразных встречах, собраниях и
дискуссиях петербуржцев, обеспокоенных градостроительными и коммунальными
проблемами. А также транскрипты 25 глубинных интервью с активистами градозащитных
движений, собранный в тот же период.
Теоретически этот текст опирается на концепцию публичной сферы и теорию
коммуникативного действия, разработанные Юргеном Хабермасом (Habermas 1989;
Хабермас 2001). Внимание к процессу обмена мнениями, направленность на изучение форм
и содержания коммуникации, а также связь публичного дебата с общественной эволюцией
отличающие теорию коммуникативного действия Хабермаса, хорошо соотносятся с
задачами исследования «публичной немоты» в современном российском обществе. Несмотря
на то, что само понятие публичной сферы является ценностно-ориентированным (для
большинства защитников этой концепции, включая самого Хабермаса, присуще нормативное
представление о принципах ее функционирования), разработанные в рамках теории
коммуникативного действия категории кажутся релевантными задачам моего анализа.
времена хотя бы формально пытались соблюдать правила из уставов «демократическицентральных» организаций, которые начинали учить в школах, то сейчас и этого нет. Подробнее о
неумении россиян организовывать и участвовать в публичных дискуссиях см. в форуме Олега
Иванова «Навыки парламентаризма, их связь с демократией, регламенты/привычки коллективных
решений»: http://club443.ru/arc/index.php?showtopic=164509 доступ 24.02.2014
5
1) «Социальная история петербургского движения за сохранение историко-культурного наследия»,
в рамках проекта Центра “Res Publica” ЕУСПб, руководитель – О. Хархордин, при поддержке
фонда «Династия», 2007–2009; 2) «Environmental Activism in St. Petersburg and Helsinki: Comparing
Analyses of Political Cultures», ЦНСИ и Университет Хельсинки, руководитель – М. Лонкила, при
поддержке Академии Финляндии, 2010; 3) «Городские движения в современной России: в поиске
солидарных практик», Институт «Коллективное действие», руководитель – К. Клеман, 2011-2012.
6
В проекте центра «Res Publica» ЕУСПб - это были общегородские движения защитников
памятников истории и культуры Петербурга (см. Гладарев, 2011). Во втором проекте - локальные
сообщества и инициативные группы соседей, борющихся против крупных инфраструктурных
проектов и уплотнительной застройки в Петербурге и Хельсинки (см. Gladarev, Lonkilla 2012 и
2013). В третьем исследовании анализировались новые городские гражданские коалиции и альянсы,
которые рождались в Петербурге в ходе общественной борьбы с проектом строительства
небоскреба «Охта-центра» (см. Гладарев 2013).
3
4
Для концепции Хабермаса важен характер взаимодействия и коммуникации между
индивидами, характер публичных собраний и формы участия, которые определяют
институциональные функции публичной сферы. Хотя этот подход не рассматривает все аспекты
публичной жизни как форм общения, он тем не менее логически предполагает, что для того,
чтобы развить способность коллективного политического действия, индивиды должны
посещать регулярные публичные собрания или участвовать в постоянной коммуникации
(дискуссиях) определенного рода. Участники таких дискуссий должны обладать равными
возможностями и правом возобновления обсуждения без каких-либо запретов на
ограничение дискурса (сила лучшего аргумента доминирует над властью социального
статуса), они свободны обсуждать и критиковать любые общие вопросы (Habermas 1989: 3141).
Публичная сфера понимается немецким философом через метафору «театра» (как публичное
пространство на котором разыгрываются спектакли общественных дебатов), и метафору
«полиса» (как политическая институция, функция которой заключается в артикулировании
общих интересов частных людей путем постоянно идущей рациональной дискуссии).
Публичная сфера развивается через коммуникативную практику участия граждан в
публичных дискуссиях по поводу общезначимых проблем. Ее основное оружие убедительный аргумент, ее нормативная модель - делиберативная демократия7 - опирается на
идеал сообщества свободных и равных индивидов, которые образуют публику и в процессе
коммуникации определяют формы своей совместной жизни (Habermas 1989: 73-88, 141180). Ее активность приводит к реализации «публичного интереса» и достижению «общего
блага», к изменению, в случае необходимости, имеющихся политических институтов. В
результате появления подобного рода публики в обществе формируется автономная
публичная сфера, развиваются институты делиберативной демократии. То есть, для
возникновения публичной сферы необходима публика в республиканском ее понимании хорошо информированные и правомочные граждане, способные к самоорганизации ради
достижения общих интересов. Здесь прямая отсылка к классическим трактовкам, к смыслам
термина Res Publica (подробнее см.: Хархордин 2009). Хотя о публичной сфере и
политической культуре постсоветских граждан существует значительная социологическая и
политологическая дискуссия, вопрос о практике коллективных обсуждений в современной
России освящен крайне скудно и фрагментарно8. Свою задачу я вижу в том, чтобы отчасти
восполнить этот пробел.
В центре внимания данной статьи находятся опыты публичных дискуссий и
коммуникативные навыки вовлеченной в них публики, которые будут рассмотрены на
оригинальном эмпирическом материале. Структурно статья состоит из двух
взаимосвязанных частей - дескриптивной и аналитической. В первой вниманию читателя
представлены типичные для современного российского общества ситуации публичных
обсуждений - соседский сход, встречи активистов градозащитных движений и локальных
инициативных групп, отчетное собрание правления жилищно-строительного кооператива и
общественные слушания по крупному инфраструктурному проекту. Во второй части статьи
эти примеры анализируются, выделяются характерные коммуникативные поломки, а также
условия, способствующие преодолению «публичной немоты».
7
Делиберативный процесс предполагает замену переговоров (bargaining), соревнования и
агрегирования частных интересов рассуждением и аргументацией. Это не рынок, где обмениваются
частными предпочтениями, а форум, где обсуждаются аргументы и где нет силы сильнее
аргумента. Д. Паркинсон отмечает, что для обеспечения подлинного обсуждения должны
соблюдаться определенные условия: коммуникативная компетентность, взаимность, всеобщность
(inclusiveness) готовность следовать принципу: изменить имеющиеся установки перед лицом
лучших аргументов (Parkinson 2006: 134)
8
За исключением статьи Капитолины Федоровой в этом сборнике, а также работ Зайцевой 2010;
Агапова 2012; Grigoryeva 2012.
4
5
Примеры общественных дискуссий (2008-2012)
Случай 1: соседский сход
Именно «соседский сход» разбудил мной интерес к феномену, который в последствие был
обозначен мной как «публичная немота». Став случайным участником этого мероприятия, я
был впечатлен конфликтностью взаимодействия, обилием коммуникативных поломок,
неготовностью его участников слушать друг друга. Попробую описать свой опыт по
возможности лаконично, но без ущерба важным для последующего анализа деталям.
Итак, летом 2008 года на парадных жилого дома, расположенного в муниципальном
образовании «Черная речка», были расклеены объявления: «ХХ числа в 17-00 на детской
площадке во дворе состоится соседский сход. Тема - проект устройства «Корейского
культурного центра» в подвальных помещениях дома по адресу Х. Приглашаются все
жильцы дома».
На следующий день вечером во дворе «сталинской» пятиэтажки (около 60 квартир)
собирается сначала 7, а потом 10 человек. В основном это женщины: две в возрасте от 20 до
30, четыре – пенсионерки, старше 50-ти. Также пришли трое мужчин средних лет. Один из
них с азиатской внешностью в серебристом костюме и темной рубашке без галстука. Это
русскоговорящий кореец - организатор «Корейского культурного центра», размещение
которого в подвале жилого дома является предметом обсуждения на «сходе». В 17.15
обсуждение начинается с короткой речи «корейца». Он рассказывает, что представляет
религиозную (протестантскую) общину, которая хочет помогать петербургским корейцам в
изучении родного языка, общаться в рамках диаспоры, знакомиться с культурой и историей
Кореи. Для этого создается «Культурный центр», который планируется разместить в
подвальном помещении сталинского дома. Возможно, подвал придется немного углубить и
перестроить. Недослушав «корейца» старшие женщины начинают высказываться весьма
экспрессивно:
- Подвал нельзя углублять, дом просядет.
- А какое у вас право на наш подвал!?
- Нам здесь ваша секта не нужна!
«Кореец» пытается снова завладеть вниманием собравшихся и объясняет, что Культурный
центр лучше магазина, который был в подвале раньше: «не будет погрузки/разгрузки
стройматериалов», «во дворе станет меньше шума и грязи». Его, однако, не слушают.
Несколько людей говорят одновременно, быстро переходя на повышенные тона. Я пытаюсь
вмешаться, призывая соседей дослушать для начала аргументы представителя «Культурного
центра». Но, похоже, что никто не готов слушать, все хотят только высказываться Молодая
женщина кричит, что «лучше русские строй-товары, чем корейские сектанты», что
«муннисты ей во дворе не нужны»9. «Кореец» возражает, напирая на то, что в их случае «ни
о каких сектантах речи не идет», что «он представляет протестантскую общину».
Параллельно мужчина в спортивном костюме пытается узнать, может ли он тоже учить
корейский язык в новом Культурном центре или «будут обучать только корейцев»? Одна из
пенсионерок пытается увлечь соседок идеей о сборе подписей жителей дома: «Нужно срочно
организовать подписи против перестройки подвала! Этого нельзя допускать. Дом поползет!»
Мои робкие призывы к собравшимся сначала выслушать аргументы представителя
«Культурного центра», а затем последовательно обсудить разные варианты реакции на них,
9
Вероятно, она имела в виду последователей преподобного Сан Мён Муна, харизматичного лидера
корейской “Unification Church”, в РФ представленной «Ассоциацией Святого Духа по
объединению всемирного христианства».
5
6
не были приняты во внимание. Производимый «сходом» шум отражается стенами двора и,
нарастая эхом, усиливается. Летает тополиный пух. Так проходит минут пятнадцать.
Наконец, одна женщин лет 50-ти, привлекает общее внимание. Она говорит, что работает
нотариусом, поэтому может составить юридически грамотный запрос от имени жильцов в
районную администрацию. В ее речи звучит апелляция к закону, как мерилу справедливости
и как к инструменту: «Мы как собственники имеем право решать, что будет в нашем
подвале. Нужно только, чтобы все подписались под запросом». Представитель «Культурного
центра» быстро находится: «Мы не против. Я лично обойду все квартиры, чтобы разъяснить
все преимущества нашего предложения». Но участники «схода» просто игнорируют эту
инициативу. Теперь они активно обсуждают предложение женщины-нотариуса:
- Она же юрист. Значит, может жалобу правильно написать.
- Да. Написать письмо в районную администрацию – вот это правильно!
- Мы все готовы подписаться. Все!
Люди немного успокаиваются: «Сама вызвалась - пусть пишет от всех жильцов». С этого
момента участники «соседского схода» делегируют представительские полномочия
инициативному нотариусу. Они мыслят в прагматическом ключе «безбилетника» Мансура
Олсона: «Среди нас нашелся компетентный человек. Можно не напрягаться. Можно
переложить на него ответственность за ситуацию». Никто не предлагает инициативной
соседке помощь, только обещания «обязательно подписаться», один мужчина хочет
подписаться «прямо сейчас», потому что его трудно застать. Ни содержание письма, ни
сроки, в которые планируется его подготовить, ни какой-то общественный контроль над
процедурой сбора подписей, - ничего из процессуальных мелочей на «сходе» не
обсуждается. «Соседский сход» завершается через полчаса после своего начала. По одному
по двое соседи покидают детскую площадку, расходясь по парадным. «Корейская культура
очень уважительная к соседям…. Мы верующие... Мы не какие-нибудь там…» - «кореец» в
серебристом костюме высказывает в след уходящим последние аргументы.
Описанный мной «соседский сход» представляет собой показательный случай, где
отражаются все характерные признаки «публичной немоты». В начале встречи люди быстро
определили «своих» (жильцов дома) и «чужих» (нового арендатора подвала). «Чужой»
значит «себе на уме», «потенциально опасный», «блюдущий свой интерес» (прямо по Георгу
Зиммелю). И потому никакой компромисс с ним не возможен. Самая верная стратегия –
игнорировать «чужого». Соседи собрались, полчаса покричали, нашли наиболее активного
взявшего на себя ответственность за «решение вопроса» и разошлись по квартирам.
В итоге вот уже больше трех лет в подвале этого дома на Черной речке работает «Корейский
культурный центр». Над входом повесили неприметную табличку с названием центра на
русском и корейском. Во дворе обычно тихо, как и обещал когда-то «кореец». Жители в
целом довольны новыми арендаторами: «Конечно, никогда до конца не знаешь, что у них на
уме… ведут себя тихо, и пусть пока».
Случай 2: дискуссии активистов градозащитных движений и локальных инициативных групп
На протяжении 2008-2012 годов мне удалось стать участником десятков собраний,
дискуссий и рабочих встреч различных движений и инициативных групп, созданных
петербуржцами для защиты историко-культурных памятников и городской среды от разного
рода угроз (принудительной реновации исторического центра, уплотнительной застройки,
вырубки скверов, мансардного строительства, «аварийного» расселения и т.п.).
Активисты собирались, чтобы обсудить текущие дела, согласовать позиции по той или иной
проблеме, просто пообщаться, выработать стратегию коллективных действий, обсудить
важные вопросы с «понимающими людьми». На встречи приходило от 5 до 40 человек, но
обычно было 10-15 участников. Собрания активистов обычно проходили в городских кафе
6
7
или в офисах «дружественных» градозащитным движениям НКО («Мемориал», ВООПиК,
петербургское отделение партии «Яблоко» и др.). Участники локальных инициативных
групп для встреч обычно выбирали дворы, местные кафе, или лестницы в парадных. Реже
собирались в частных офисах, или в квартирах у кого-то из активистов10. Коллективные
обсуждения петербургских активистов обычно носили неформальный характер, редко
регулировались каким-либо регламентом, почти никогда не протоколировались. Можно
говорить о трех типичных сценариях, по которым развивались дискуссии в этой среде.
Данные моего наблюдения позволяют выделить несколько наиболее типичных сценариев, по
которым разворачивались дискуссии активистов градозащитных движений и инициативных
групп.
«Тусовочный» сценарий
Эту модель дискуссии я многократно наблюдал на собраниях одного из движений за
сохранение исторической городской среды Петербурга. Пару раз в месяц 30-40 человек
разного образовательного и профессионального статуса в возрасте от 20 до 25 лет, среди
которых девушек было чуть больше, чем молодых людей, собирались зале для семинаров,
бесплатно предоставленном «дружественной» НКО. Обычно встречи назначались с
помощью интернет-рассылки на шесть-семь часов вечера, чтобы активисты успели приехать
после учебы/работы. Часам к восьми люди постепенно «подтягивались» на собрание. Они
заваривали чай/кофе в пластиковых стаканчиках, собирались небольшими группами,
болтали, выходили курить на улицу, потом, наконец, усаживались за большой овальный стол
и начинали общую дискуссию. Ведущих в формальном смысле не было, каждый говорил,
когда считал нужным и о чем хотел. Часто групповая дискуссия замирала, распадаясь на
десяток параллельных разговоров в мини-группах. Потом общее обсуждение могло начаться
снова, и нередко заканчивалось «в кулуарах». Ощущение возникало такое, будто активисты
сознательно избегают какой-либо пусть даже минимальной формализации своих
еженедельных обсуждений. Их разговоры порой напоминали дружескую болтовню, как
способ проведения досуга. Развитие дискуссии по «тусовочному» сценарию не исключало
споров вокруг актуальных для движения проблем (новые угрозы памятникам истории и
культуры; планы, стратегия и тактика коллективных действий; распределение
ответственности и т.п.). Однако полифоническая коммуникация в раздробленной на микрогруппы «тусовке» редко заканчивалась принятием каких-то общих решений. И Как
следствие слова достаточно редко превращались в дела: «Большая часть того, что
обсуждается на собраниях, это мало связано с действительностью, с реальной работой. Это
просто клуб. Люди собираются и все о чем-то разговаривают, потом расходятся. Никаких
конкретных решений, никакой конкретики там не происходит» (Сергей, 1984 г.р., активист
градозащитного движения).
Когда общественное движение зацикливается на «тусовочном» сценарии взаимодействия,
возникают серьезные препятствия для организации общих коллективных действий,
поскольку из дружеского «трепа» как правило не рождается консолидированных решений,
просто потому, что у этой формы коммуникации другие задачи. Но «тусовочный» сценарий
не исключает возможности эффективных действий, чаще всего это инициативные проекты,
когда импульсом активности становится личная вовлеченность одного из участников. Не
обсуждая с другими, активист придумывал увлекающий его лично «проект», озвучивал его
на собрании и брал на себя ответственность за его реализацию. Как и в истории про
женщину-нотариуса на «соседском сходе», в «тусовочном» сценарии инициатор был
одновременно и исполнителем, автор идеи становился главным ее «продюсером», продвигая
10
В Петербурге наблюдается острый дефицит доступных публичных пространств, где горожане
могли бы обсуждать общие, социально значимые проблемы и дела.
7
8
свой «проект» к практической реализации, в то время как остальные участники не
возражали, но и не вовлекались в процесс.
«Авторитетный» сценарий
Идеалотипичным примером «авторитетного» сценария можно считать собрания другого
городского движения «экологов культуры»11. Раз в неделю 10-15 активистов приходили в
заранее согласованное место. Обычно это были «сетевые кофейни», но в теплый сезон
собирались и в городских парках: в беседках, на составленных вместе скамейках.
Подсаживаясь за столики кафе они, также как и в «тусовочном» сценарии, образовывали
микро-группы по интересам. Общее собрание начиналось, когда в кофейню приходил
«лидер» - наиболее авторитетный в движении активист, за которым большинство признает
«право» на координацию совместной деятельности движения. Обстановка заметно менялась,
быстро происходила обще групповая консолидация.
Концентрируя и направляя внимание участников встречи, самый авторитетный активист
монополизировал функции модератора и втягивал людей из дружеских кружков в
коллективное обсуждение. Это обычное начало дискуссии согласно «авторитетному»
сценарию может иметь два варианта дальнейшего развития: «координационный» и «строго
лидерский».
«Строго лидерский» вариант разворачивается в том случае, если авторитетный «лидер»
группы приходит на собрание с заранее подготовленной повесткой, которая доносится им до
остальных активистов. На встречах, проходящих в «строго лидерском» стиле, самый
авторитетный активист озвучивает общие для движения вопросы, предлагает варианты их
решения и распределяет среди «рядовых» активистов поручения, определяя практические
детали и зоны ответственности: «Есть сведения о готовящемся сносе здания Х. Мы должны
срочно распространить эту тревожную информацию в ЖЖ, на градозащитных форумах и на
страницах местных сообществ. Кто возьмет на себя ЖЖ? Так… Таня, ты успеешь до
четверга отписаться? Хорошо. Записывай инфу для постов… Одновременно нужно написать
запрос в КГИОП и письмо в Прокуратуру. Кто может помочь это сделать?» Такого рода
однонаправленные взаимодействия, когда все коммуникативные процессы инициируются
авторитетным «лидером» - как правило, не оставляют места для дискуссии в том смысле,
которым наделяют «дискуссию» словари12.
Я допускаю, что подобные одноканально организованные собрания могут быть эффективны
с практической точки зрения: решения спускаются сверху вниз, отчеты идут снизу наверх,
все организованно быстро и четко. Однако присутствие на встречах, проходящих по «строму
лидерскому» сценарию, вызывало ассоциации то ли с производственным совещанием
вертикально интегрированного холдинга, то ли с сектантским радением. Поскольку на таких
встречах исключительная роль отводится «лидеру», очевидно, что их успех или неудача
зависят от настроения, усталости, сосредоточенности и прочих индивидуальных переменных
одного человека. Позиция рядовых участников здесь сводится к роли внимающих зрителей,
получающей от авторитетного «лидера» информацию, поручения, эмоциональную зарядку и
т.д. Дискуссии на таких собраниях могут вестись только вокруг отдельных нюансов, и
мелких практических деталей реализации уже принятых «лидером» стратегических решений.
11
Здесь по ассоциации концептами Д.С. Лихачева (Лихачев 1979) «экологами культуры» именуются
участники общественных объединений, декларируемая цель которых связанна с «экологией
культуры», т.е. общественным контролем за сохранением памятников истории и культуры.
12
В советских словарях «дискуссия - обсуждение какого-л. вопроса спорного вопроса на
собрании, в печати, в беседе» (Словарь иностранных… 1980: 172). В постсоветских несколько
иначе: «свободное публичное обсуждение какого-л. спорного вопроса» (Большой толковый
словарь… 2008: 261). В первом определении упор на пространство дискуссии (собрание, печать),
во втором на ее характер (свободный и публичный). Но оба определения не подходят для
собрания, проходящего по «строго лидерскому» сценарию.
8
9
Фактически в «строго лидерском» сценарии общее обсуждение нужно только, чтобы
легитимировать уже принятые решения. Это строго иерархичная модель, при которой
минимизируются возможности коллективных обсуждений.
Другой - «координационный» вариант развития «авторитетного» сценария имеет место,
когда наиболее авторитетный в движении активист выступает скорее в роли группового
координатора. В этом случае, неформальный лидер начинает собрание с вовлечения
отдельных его участников в процедуру сбора информации и предложений, пытаясь
совместно определить общую для группы повестку. Это диалоговый вариант
«авторитетного» сценария, который я наблюдал в 2010 году на собраниях одной локальной
группы, выступающей против планов надстройки мансардного этажа в историческом здании,
расположенном в охраняемой ЮНЕСКО «парадной части» старого Петербурга. Проект
«надстраивания» мансардного этажа принадлежал крупной девелоперской компании, и был
поддержан соответствующими комитетами городской администрации.
Из 15 участников этой дискуссии большинство были собственниками квартир в
надстраиваемом историческом доме. Они объединились, чтобы не допустить строительства
мансарды, потому что такая реновация, по их мнению, увеличит нагрузку на, и без того
ветхую, коммунальную инфраструктуру, нарушит привычный облик старого архитектурного
ансамбля и, наконец, снизит стоимость их недвижимости. Кроме жителей дома, в
активистское «ядро» входили несколько опытных экспертов из общегородских движений
«экологов культуры, которые не хотели допустить, чтобы девелоперы «изуродовали»
историческое здание, и консультировали локальную группу жильцов по вопросам тактики
эффективной общественной защиты памятников архитектуры.
Раз-два в неделю участники «антимансардной группы» собирались у парадной лестницы
старого дома для обмена информацией и координации совместных действий. Это были люди
разного возраста, опыта и достатка, которые не всегда находили между собой общий язык.
Их собрания организовывались неформальным лидером инициативной группы – женщиной
средних лет, волевой и очень компетентной в коммуникативном плане.
Как и в других наблюдаемых случаях, без усилий модератора групповое обсуждение
дробилось на несколько сепаратных разговоров в мини-группах «своих» (пожилые отдельно,
градозащитные эксперты отдельно, собаководы отдельно). Лидер «антимансардников» брала
на себя функции ведущего общей дискуссии. Ее стратегия опиралась на последовательное
вовлечение в коллективное обсуждение наиболее деловых и конструктивно настроенных
представителей мини-кружков. Обращаясь к тому или иному активисту, лидер-координатор
не просто делилась какой-то информацией и раздавала поручения, она втягивала участников
собрания в совместную работу. В ходе «опроса» наиболее ответственных активистов
формировался общий список тем для коллективного обсуждения, возникало ощущение
единства и четких перспектив. При этом основное направление организованной по
«авторитетному» сценарию дискуссии все же оставалось под контролем «модератора»,
которая призывала всех вносить «рацпредложения», одновременно регулировала порядок
обсуждения и корректно резюмировала его итоги. Организованная по «авторитетному»
сценарию, но в «координационном» стиле дискуссия содержит некоторые элементы
обратной связи, которые сам «авторитетный» ведущий и инициирует. Обсуждение часто
уступает место согласованиям: кто и что будет делать и поскольку рублей нужно скинуться в
этот раз. А инициативные предложения, возникали редко.
«Состязательный» сценарий
«Авторитетные» сценарии проведения общих встреч и дискуссий в среде градозащитных
активистов предполагают, что среди участников собрания существует консенсус в
отношении фигуры «лидера». Его/ее мнение для группы обладает большим значением и
весом, чем позиция любого рядового активиста. Более того, мнение авторитетного «лидера»,
9
10
как правило, публично не оспаривается. Иная ситуация возникает, когда в движении или
инициативной группе нет консенсуса по поводу «самого авторитетного активиста», когда на
эту роль претендуют два и более спикеров, а большинство участников коллективного
обсуждения формируют свое представление о дискутируемых вопросах по ходу дебатов.
Тогда собрания происходят либо по описанному выше не ориентированному на результат
«тусовочному» сценарию, либо по «состязательному» сценарию, наиболее близкому к
хабермасовскому пониманию дискуссии, когда участники дискуссии обладают равными
возможностями, свободны обсуждать и критиковать любые общие вопросы в диалоговом
режиме.
В ходе наблюдения особенностей коммуникативного взаимодействия активистов
градозащитных движений и локальных инициативных групп, я несколько раз становился
свидетелем «состязательного» сценария публичного дебата. В рамках «состязательного»
сценария публичная дискуссия способна породить оригинальные решения обсуждаемых
проблем, поскольку развивается через аргументированное оспаривание как специфическая
форма «негативного сотрудничества» (Буш 1985: 261), и Оспаривание аргументов приводит
к их совершенствованию. Но успех «состязательного» сценария вероятен при условии
соблюдения сторонами формальных правил и норм публичного дебатирования. Используя
метафору Мэри Макколи, можно сказать, что дискутанты, как танцоры должны владеть
определенными па, попадать в ритм, не сталкиваться с другими танцующими. В
противоположном случае, обсуждение обычно перерастает в неуправляемый дискурсивный
конфликт. Примером чему может служить одно заседание молодых градозащитников,
которое на моих глазах из рутинного собрания актива «по текущим вопросам» превратилось
в яростную словесную перепалку двух конкурирующих спикеров.
Обсуждая узкий технический, но вызывающий взаимное раздражение вопрос, двое
конкурирующих за публичное признание активистов быстро перешли к «состязательному»
оспариванию более масштабных проблем. Поднимаясь по лестнице аргументов от частного к
общему, от конкретного к абстрактному, спорщики не удержались на достигнутой совместно
высоте обобщений, резко снизили уровень аргументации, и в итоге «перешли на личности».
Все силы участников этой дискуссии теперь обратились не на критику аргументов, а на
критику личности оппонента. В результате, их дискуссия приобрела резко конфликтный
характер и захлебнулась в череде взаимных обвинений.
Мне кажется, что неудача данной дискуссии, проходящей по «состязательному» сценарию,
вызвана двумя причинами. Конфликт возник потому, что конкурирующие за внимание
публики спикеры не владели в достаточной степени «публичным языком» (общим,
вежливым, аргументированным). При отстаивании своей позиции оба спикера достигли
«дискурсивной вершины» доступных им обобщений, ощутили недостаток дискурсивных
средств, результатом чего стала афазия и переключение в «кухонный регистр»: от общих
вопросов они обратились к частным и обрушились друг на друга с личной критикой. Им не
хватало коммуникативных навыков. Эти молодые люди были лишены базовых
представлений о правилах участия в публичном обсуждении. И этой случай далеко не
уникален.
Только один раз я был свидетелем коллективного обсуждения, которое могло бы быть
описано, как «состязательное» в «компромиссном» стиле. Это было на собрании небольшой
общественной группы: пяти собственников квартир и троих активистов - специалистов по
проблемам защиты памятников. Обсуждался вопрос о том, как организовать альтернативную
экспертизу на предмет историко-культурной ценности дома, которому грозил снос как
«аварийному». Вопрос был непростой, потому что экспертизу нужно было делать быстро, а
специалист, который обещал ей заняться, заболел; потому что в КГИОПе уже две недели не
отвечали на официальный запрос и на телефонные звонки; потому что у инициативной
группы не хватало денег для аванса новому эксперту из Ленпроектрестоврации, а он без
10
11
предоплаты не брался за работу и т.д. Вариант с расселением дома как «аварийного» с
последующим переселением жителей городского центра в периферийные районы был очень
вероятен. За последние 5-8 лет сотни инвестиционно привлекательных зданий в
историческом центре Петербурга были принудительно избавлены от жильцов таким образом.
Обычно люди просто не могут самоорганизоваться, им не хватает взаимного доверия и не
достает потенциальных солидарностей. Живут в стиле пассивной отстраненности – хорошо
бы, чтобы стало хорошо, но чтоб меня не подпрягали. Но это собрание инициативной
группы жильцов и экспертов явило собой редкий пример эффективного состязательного
сценария в «компромиссном» стиле.
Восемь человек, собрались в ресторане, принадлежащему одному из членов инициативной
группы, чтобы разработать эффективную стратегию общественного сопротивления планам
сноса своего дома, как «аварийного». Они продемонстрировали как возможно в
ограниченное время свободно, сообща и без лишних эмоций выработать общие подходы к
компромиссному решению комплекса непростых проблем. В ходе обсуждения активисты
спорили, последовательно отстаивали различные позиции, критиковали оппонентов, не
выходя при этом за рамки обычной вежливости и четко придерживаясь основного
тематического вектора общего дебата. Все высказанные позиции протоколировались. В
процессе оживленной, регулируемой выбранным спикером дискуссии большинство акторов
прагматически ориентировались на выработку компромисса - общего решения,
устаревающего все стороны. Вероятно, успех коллективного обсуждения в данном случае
определялся установкой большинства участников дискуссии, а именно, общими целями,
склонностью к компромиссам и развитым навыкам участия в публичных дебатах.
Привлеченные эксперты, имели опыт публичных обсуждений, а среди активистов этой
инициативной группы преобладали люди из бизнеса (трое из пяти). Возможно,
продемонстрированные ими способности к конструктивному диалогу связаны с опытом
деловых переговоров: «Договороспособность – первое, чему учишься по ходу развития
своего бизнеса. Это такой… можно сказать, базовый skill» (Константин, 1974 г.р., участник
инициативной группы).
Нужно отметить, что пример конструктивной дискуссии описанной выше пока кажется
скорее исключением из общей практики. Ведь обычно, приходилось наблюдать другие
случаи, когда неумение договариваться, провоцирует болезненные противоречия между
«соратниками», а обсуждаемые проблемы теряются в череде коммуникативных поломок.
Случай 3: отчетное собрание ПСЖК
Отчетное собрание Правления потребительского жилищно-строительного кооператива
(ПСЖК) крупного жилого комплекса я наблюдал в феврале 2012 года, совмещая
исследовательский интерес и личную вовлеченность. Один из моих близких родственников
является собственником квартиры в этом жилом комплексе на севере Петербурга. За
пятилетнюю историю новостройки это было первое отчетное собрание ПСЖК и меня
попросили присутствовать, чтобы совместно разобраться, как устроено управление
коммунальным хозяйством. У жильцов накопилось много вопросов к Правлению.
Собрание было организованно в небольшом плохо освященном зале старого
кинотеатра, который арендовало Правление жилищно-строительного кооператива для
проведения отчетного собрания. На сцене перед экраном стояли два стола «президиума», где
разместились три члена Правления (председатель, представитель коммунального сервиса и
один никак не представившийся человек) Все люди на сцене в черных пиджаках, но без
галстуков. В зале собралось человек 50 собственников (всего в жилом комплексе около 2000
квартир). В основном это пожилые люди - старше 50-ти. Они сидят в кинотеатре в верхней
одежде, так как гардероб не работает.
11
12
Далее, чтобы дать представление об особенностях стиля и сценария отчетного собрания
ПСЖК я привожу выдержки из дневника включенного наблюдения: «Начали вовремя. К
микрофону на сцене поднимется один из «черных пиджаков» и произносит: «Позволю себе
начать…». Это председатель Правления ПСЖК. 40 минут он по бумажке читает отчет о
финансово-хозяйственной деятельности ПСЖК, заканчивает приглашением к обсуждению:
«Я готов ответить на вопросы, связанные с отчетом». Из зала раздаются крики:
- Это не отчет! Это профанация!
- Почему мы платим по четыре с лишним тысячи за 80 квадратных метров? Откуда
берутся такие суммы?!
- Это не коммунальное обслуживание, а сплошная выкачка наших денег!
- Где документы на договоры с консьержами? Они у вас оформлены?
Участников собрания в первую очередь волнует вопрос о коммунальных платежах, которые
многим кажутся завышенными. Люди пришли, чтобы разобраться: за что платят. Это
собственники, которые чувствуют, что их обманывает Правление ПСЖК. Восседающие на
сцене кинотеатра представители Правления не вызывают доверия у собравшихся. ПСЖК
был организован строительной компанией Х еще до завершения строительства, то есть до
заселения жилого комплекса. Эта форма управления жилым домом будучи организована без
ведома большинства жильцов, фактически отстраняет собственников от процесса принятия
решений, поскольку предполагает, для этого достаточно согласия нескольких членов
Правления. Строй-компания организует подобные ПЖСК во всех своих новостройках, часто
вводя в состав их Правления своих сотрудников, так как заключение контрактов на
коммунальное обслуживание, сдача в аренду общий помещений, монополизация услуг
интернет провайдеров и т.п. - это дополнительные доходы. Собственники квартир хотят
разобраться в системе управления домовым хозяйством, чтобы ее контролировать.
Некоторые стараются привлечь общее внимание к процессуальным вопросам:
- Ведется протокол Собрания? Почему нет секретаря?
- Давайте, наконец, изберем председателя нашего собрания!
Собственники настроены решительно:
- Мы ваши сказки наслушались уже!
- Наворовались! Кто за то чтобы переизбрать их?
Жильцы пытаются самоорганизоваться, чтобы поставить под общественный контроль работу
Правления.
- Давайте сначала изберем ревизионную комиссию...
- Нужно выбрать комиссию и проверить этот отчет Правления…Избираем
комиссию!
Это предложение поддерживают из разных концов зала.
Представитель управляющей компании резко осаживает собравшихся: «Чтобы ревизионная
комиссия могла проверять работу Правления ПСЖК, согласно принятому уставу ПСЖК
необходимо чтобы согласились две трети квартир».
- Согласно закону это собрание ничего решить не может, потому что тут кворума
нет. Вы можете только заслушать отчет, - говорит Председатель.
- Мы вас информируем просто, - не представившийся человек из «президиума».
12
13
И Председатель коротко описывает ситуацию, поясняя, что такое ПЖСК и как в нем по
закону принимаются решения, завершая свою речь саркастически: «Не нравится –
организуйте ТСЖ»
Многие собственники квартир в зале ошарашены таким поворотом. Не могут поверить, что
их пригласили просто в качестве статистов. Подавляющее большинство из них про ПСЖК
слышит впервые. После минутной паузы: «Зачем же мы тратим тут время?» «ЖУЛИКИ!» –
одновременно из разных углов зала. «Для изменения формы управления коммунальным
имуществом нужно две трети голосов. Но большинство собственников не пришли на
собрание. Что это значит? Это значит, что большинство довольно работой нашего ПСЖК!», парирует представитель Правления. В жилом комплексе около 2 000 квартир. Но и в
кинозале всего 300 мест. Участники собрания подавлены, но еще пытаются найти
недостающую аргументацию:
- Согласно закону это собрание ничего решить не может, потому что тут кворума
нет. Вы можете только заслушать отчет, - говорит Председатель.
- Мы вас информируем просто, - не представившийся человек из «президиума».
Многие собственники квартир в зале ошарашены таким поворотом. Не могут поверить, что
их пригласили просто в качестве статистов. После минутной паузы: «Зачем же мы тратим тут
время?» «ЖУЛИКИ!» – одновременно из разных углов зала. «Для изменения формы
управления коммунальным имуществом нужно две трети голосов. Но большинство
собственников не пришли на собрание. Что это значит? Это значит, что большинство
довольно работой нашего ПСЖК!», - парирует представитель Правления. В жилом
комплексе примерно 1,5 тыс. квартир. Но и в кинозале всего 300 мест. Участники собрания
подавлены, но еще пытаются найти недостающую аргументацию:
- Люди не пришли, потому что не верят, что можно что-то изменить…
- Если бы все пришли, то как бы тут расселись?!
- Это профанация, а не собрание.
- Кукольный театр просто!
Люди понимают, что они ничего не могут изменить. Что они стали статистами в спектакле
«отчетное собрание»: «Да все это бесполезно…», « Жулье сплошное…», «Это просто
говорильня», - люди теряют интерес к общей дискуссии. Собрание заканчивается чередой
частных вопросов, жалоб и самопрезентаций. Люди уходят от общего в частное:
- Вот еще вопрос о парковках…
- Этот «Хаммер» вообще поджечь надо!
- Давайте поставим знак, что парковка запрещена…
- Вот у меня в парадной… и еще про озеленение… вопрос по вентиляторам в лифтах…
- А пешеходные дорожки…- позвольте мне сказать – нет, я хочу закончить - что вы
все время перебиваете!
Внимание ведущего собрание председателя привлекается криком, как на новгородском вече.
Чей вопрос громче, того все и слушают. После того, как большинство собственников
осознали, что отсутствие кворума обрекает их на роль «немой» массовки для легитимации
действий Правления, люди стали расходиться. Они уходили, не дожидаясь конца общей
13
14
дискуссии, которая превратилась в череду публичных жалоб. К концу собрания по залу стали
ходить самые ангажированные и недовольные работой Правления жильцы. Они громко
обсуждали «жуликов и воров» из Правления, делились историями о «протечках», «ржавой
воде», «ледяных батареях» и обменивались телефонами, чтобы при встрече обсудить
возможности по организации ТСЖ».
Была вроде создана инициативная группа, и было зарегистрировано ТСЖ, в деятельности
которого принимает участие несколько жильцов, которые вялотекущее оспаривают право
управления у ПЖСК через суд, но де-факто за последние полтора года никаких изменений в
системе домоуправления не произошло. То же Правление ПЖСК, тот же бессменный
председатель. А счета за коммунальные услуги приходят все более впечатляющие.
Случай 4: общественные слушания по проекту «Охта-центра»
Общественные слушания по проекту «Охта-центра» состоялись в гостинице «Карелия» 1
сентября 2009 года. Они стали своеобразным апофеозом многолетней борьбы градозащитной
общественности Петербурга против проекта строительства небоскреба в историческом
центре города.13
Всех входящих на слушания обыскивали очень тщательно: два металлоискателя, два осмотра
сумок, одно ощупывание руками и два обнюхивания собаками. На столе у милиционеров
лежали изъятые вещи: один нож, два пирожка в полиэтиленовых пакетах и одна баночка,
вероятно, с салатом. Организаторы (ОАО «Общественно-деловой центр "Охта"») решили
взять оппонентов строительства измором. Слушания длились 4 часа без перерыва, при этом
300 сидячих мест в зале хватало примерно на половину участников.
Противники небоскреба пришли в основном за час до начала. Там был весь актив городской
оппозиции (представители движений «Охтинский мыс», «Живой город», Центра экспертиз
ЭКОМ, ВООПИК и др.) плюс пожилые петербуржцы, многие из которых были настроены
весьма эмоционально. Некоторые пронесли плакаты и листовки, некоторые запаслись
свистками. Сторонники небоскреба были представлены в основном старушками, людьми
среднего возраста и крепкими молодыми парнями, которые, судя по тому, как они потом
дружно вытаскивали из зала нацболов, были этому специально обучены.
В полном соответствии с тактикой измора первые два выступления - начальника управления
координации ОДЦ «Охта» Петра Лучина и архитектора проекта Филиппа Никандрова длились почти полтора часа, на протяжении которых публика орала что есть мочи, свистела,
хлопала, размахивала плакатами, выражая свое несогласие с нарушением высотного
регламента. Организаторы демонстрировали олимпийское спокойствие и продолжали
говорить, лишь увеличивая громкость микрофона. Публика тем временем входила в
ажитацию и ругалась все сильнее. Борцы с башней кричали, что кто-то в толпе провокатор, и
пытались провокаторов сфотографировать. Последние, вероятно не желая быть
разоблаченными, старались отобрать у фотографировавших их фотоаппараты. Противники и
сторонники строительства выясняли друг у друга: «Сколько вам заплатили?». «Сейчас,
чтобы посмотреть на город сверху, надо заплатить 2 тысячи рублей за место в вертолете, говорил между тем Петр Лучин, - а когда «Охта-центр» будет построен, все смогут делать
это совершенно бесплатно». Представитель общества малолетних узников, которое не раз
уже публично вступалось за «Охта-центр», сказал, что башня – «это ваша, молодежь,
прекрасное будущее, которое вы еще не осознаете». Как отмечали журналисты, пожилые
13
Случай 4 - общественные слушания о проекте строительства компанией «Газпром-нефть»
небоскреба в устье Охты – воспроизводится мной по материалам СМИ и интернет ресурсов.
14
15
ораторы доминировали с обеих сторон, так что слова «ленинградцы» и «товарищи» звучали
чаще, чем «петербуржцы» и «господа» 14.
Слушания были проведены с грубыми нарушениями законодательства, с использованием
«массовки», а также сил ОМОНа, который задерживал наиболее рьяных активистов (были
арестованы Алексей Ярэма, Андрей Воронцов и многие другие). Некоторым представителям
Гражданской коалиции все же удалось выступить в прениях, но в заключение,
подготовленное районной комиссией по землепользованию и застройке по итогам слушаний
в заключение вошла лишь малая часть критических отзывов о проекте.
Результатом многочисленных нарушений на общественных слушаниях 1 сентября 2009 года
стал оглушительный медиа-скандал, организованный петербургскими градозащитниками. Их
усилиями неправомерность проекта строительства 430 метрового небоскреба в историческом
центре Петербурга стала предметом широкой общественной дискуссии, которая
сопровождалась массовой протестной компанией. Эта успешная компания завершилась 9
декабря 2010 года решением городской администрации о переносе строительства
общественно-делового комплекса «Газпром-нефти» в другое, удаленное от исторического
центра место.
Анализируя природу «публичной немоты»
Соседский сход, дискуссии активистов градозащитных движений, отчетное собрание
правления жилищно-строительного кооператива, общественные слушания по «Охта-центру»,
- все эти ситуации, несмотря на внешнюю разнородность, имеют между собой больше
общего, чем различного. Их характеризует общее пренебрежение регламентирующими
процедурами и соответствующими случаю «манерами» в элиасовском их понимании (Элиас
2001). Люди в большинстве своем имеют ограниченный опыт участия в публичных дебатах.
Недостаток такого опыта помноженный на массовое взаимное недоверие и, как его следствие
неуважение к чужому мнению, к любой оппонирующей позиции, все это вместе порождает
множество коммуникативных неудач, которые могут быть выражены метафорой «публичной
немоты».
Для большей части описанных мною собраний характерен дефицит общих правил и
принципов выработки совместного мнения/решения. Граждане не знают, как преобразовать
полифонический шум «народного веча» в эффективный и ограниченный по времени процесс
выработки общего мнения. Как, не превратив в собрание бесконечную «говорильню», учесть
мнения разных сторон, выслушав каждую из них, и в обозримые сроки найти компромиссы
между отличными позициями диспутантов. Другой объединяющей описанные мной
примеры особенностью можно считать низкий уровень коммуникативной компетенции15,
вовлеченных в дискуссии граждан, которых сложно назвать публикой в республиканском
смысле слова (ответственные, информированные, способные к самоорганизации граждане).
За исключением одного случая, все представленные выше примеры дискуссий далеки от
нормативного идеала делиберативной демократии в понимании Хабермаса. Немецкий
социальный философ рассматривал дискуссию как практику по совместной выработке
общественного мнения путем неограниченного, свободного и равного участия частных
индивидов в рационально-критическом публичном споре. И указывал на три нормативных
14
Мухин А. Сослагательное отклонение. Как общественности рассказывали про башню, а она не
слушала// Город 812. – 2009. 7 сент. Подробнее об общественных слушаниях 1 сентября 2009
года и их презентации в печатных и электронных СМИ см.: Алексеев и Ленчовский (2010: 36–
46).
15
«Чтобы договориться друг с другом… участники коммуникации должны обладать определенной
компетенцией», или «коммуникативной зрелостью» (Хабермас 2001: 206-207), обладание которой
позволят человеку обрести свободу и стать активным участником различных социальных событий,
в том числе связанных с принятием решений.
15
16
критерия публичной дискуссии: 1) это принцип, согласно которому сила лучшего аргумента
доминирует над властью социального статуса; 2) это свобода обсуждать и критиковать
общезначимые вопросы; 3) принцип неограниченного участия (Habermas 1989: 36-37). Таким
образом, успешной дискуссией можно считать коммуникацию двух и более акторов, в ходе
которой равные стороны, аргументируя и уравновешивая взаимные интересы в
компромиссном режиме, сформулировали общую позицию по обсуждаемым вопросам.
Можно сказать, что успех публичной дискуссии определяется факторами «внешнего» и
«внутреннего» порядка, или обстановкой (структурными условиями в которых происходит
обсуждение) и установкой (индивидуальной коммуникативной компетенцией) ее
участников. Говоря об обстановке, я имею в виду общую рамку дискуссии: в каком
месте/помещении сколько людей, по какому поводу собрались и каких ролей и правил они
придерживались в ходе взаимодействия. Обстановка оценивается через три рамочных для
дискуссии критерия: 1) равенство участвующих сторон в выражении и отстаивании своей
позиции (сила лучшего аргумента доминирует над властью социального статуса), 2) уровень
формализации (строгое следование регламенту, соблюдение очередности выступлений,
ведение протокола, процедуры голосования и пр.) и 3) степень публичности дискуссии
(открытость дискуссии для участия, присутствие СМИ, численность публики).
Попробуем разобрать ситуации описанных выше дискуссий по осям установки и
обстановки. Такой анализ позволит приблизиться к пониманию основных препятствий для
развития делиберативных практик, а также определить условия, необходимые для успешного
преодоления «публичной немоты» российским обществом.
Начнем с обстановки «соседского схода», который являет собой пример полного отсутствия
какой-либо регламентации. Его участники не затрудняли себя никакими формальными
нормами и правилами. Как на новгородском вече, внимание привлекал тот спикер, который
кричал громче остальных. По степени публичности «сход» может быть охарактеризован как
собрание, открытое для всех интересантов. И хотя посторонних людей на «сходе» не было
(ни журналистов, ни зевак, ни общественных активистов, ни муниципальных чиновников),
возможность присоединиться к «обсуждению» на детской площадке была потенциально
открыта. Участники «схода» были свободны обсуждать и критиковать. Право высказаться
добывалось эмоциональным накалом говорящего, а формальных и технических ограничений
не существовало. Если говорить об установке, очевидна полная неспособность большинства
дисскутантов следовать регламенту и другим формальным ограничениям,
ориентированность на конфликтный регистр взаимодействия и фатальная неготовность
слушать других. Даже если кто-то из собравшихся и имел опыт публичного дебатирования,
эти люди ничем не выдали себя. Поэтому в целом коммуникативную компетенцию
участников «соседского схода» следует оценить как крайне низкую.
Говоря об особенностях установки активистов градозащитных движений и локальных групп,
следует подчеркнуть присущую большинству из них ограниченность опыта участия в
публичных дебатах, а также обычное для них игнорирование формальных процедур (на моей
памяти протоколировали только 3-4 собрания). Как правило, активисты взаимодействовали в
компромиссном режиме, их объединяли общие цели (поиск консенсуса, согласование планов
коллективных действий и т.п.). Но иногда их дискуссии приобретали конфликтный характер,
поскольку акторы не обладали базовыми коммуникативными компетенциями (не умели
говорить, не хотели слушать, были не готовы договариваться и искать компромиссы).
Анализ дневников включенного наблюдения за коллективными дискуссиями в среде
петербургских градозащитников дает основания предполагать, что обычно они протекают по
«тусовочному» или «авторитетному» сценарию. Соответственно им присуща разная степень
равенства участвующих сторон: от полного равенства «тусовки» до явной асимметрии
«авторитетного» сценария, где группа делегирует организационные полномочия «лидеру».
Собрания и дискуссии активистов отличаются и по уровню публичности: от высокого, когда
16
17
фактически любой интересант может придти на собрание, поскольку информация о нем
распространяется широко (интернет-рассылка, СМИ, объявления на парадных) - до
ограниченного уровня публичности, когда на встречу приглашается узкий круг, причем
информация передается из рук в руки, без широкой огласки. Важно также подчеркнуть
неформальность, характерную для собраний активистов. Принятая у большинства
инициативных групп процедура обсуждений не отличалась особой разработанностью, а
общие правила (кворум, процедура избрания спикеров, ритуалы открытия и закрытия
собраний, порядок выступлений, фиксирование дискуссии в протоколе и т. п.) не считались
важными и не согласовывались.
Оценивая отчетное собрание ПСЖК, следует заметить, что его характеризует средний
уровень формализации. Хоть и с трудом, но соблюдался общий регламент, в начале собрания
имела место очередность выступлений, в конце был оформлен протокол собрания. По
степени публичности отчетное собрание ПСЖК было ограничено. Попасть туда можно было
только прочитав соответствующие объявления, развешанные внутри парадных жилого
комплекса за день до самого мероприятия. То есть в собрании смогли принять участие те
собственники квартир, которые заметили объявление и были готовы придти на встречу с
Правлением в 17 часов одного из рабочих дней. По критерию равенства вовлеченных сторон
отчетное собрание относится к дискуссиям с высокой асимметрией. Различия
потенциальных возможностей для отстаивания своих аргументов и критики позиций
оппонентов вытекают из следующих условий его обстановки: Правление активно
пользовалось возможностями регламента (вел собрание председатель Правления),
информационной асимметрией (понимание системы коммунального управления, знание
законодательства), а также разного рода манипуляционными техниками (несколько
ангажированных ПСЖКсобственников, заранее проинструктированных о «правильных»
вопросах и бурно выражавших поддержку Правления). Неподготовленные, плохо
информированные, разобщенные жильцы не смогли солидаризоваться в выработке
альтернативной повестки. Они были свободны в праве обсуждать и критиковать, но лишены
возможности реально влиять на ситуацию, поскольку такая возможность была ограничена
формальным требованием кворума. Не обладая ресурсами для принятия общих решений,
собственники квартир перешли к частным вопросам. Собрание постепенно свелось к
хаотичному обмену слабо связанными между собой репликами и жалобам ради жалоб,
озвучиваемыми без надежды на решение проблемы.
Обратившись к анализу коммуникативной компетенции участников, мы видим гетерогенную
картину. Среди докладчиков и диспутантов из Правления все обладали некоторым опытом
публичного дебатирования. Среди собственников были люди с разной коммуникативной
компетенцией. Некоторые демонстрировали высокий уровень подготовки (их реплики,
вопросы и предложения особенно сильно раздражали представителей Правления). Но
большинство все-таки были близки к участникам «соседского схода». Каждый говорил «о
своем», причем часто в резко конфликтной манере16, или в жанре литаний в понимании
Нэнси Рис (Рис 2005).
Классифицируя случай общественных слушаний по «Охта-Центру» с помощью категорий
обстановки сразу можно заметить их существенное отличие от других анализируемых в
статье примеров публичных дискуссий. Прежде всего, они характеризовались высокой
степенью регламентации и проходили согласно закрепленным в законодательстве правилам
(жесткий регламент, ведение протокола, соблюдение очередности выступлений)17. Подобная
16
Характерная для собраний собственников конфликтность отмечается и в других исследованиях
жилищного самоуправления в России (см. например, Ахмеджанова 2009; Ермишина 2009).
17
В соответствии с законом Санкт-Петербурга № 400-61 «О порядке организации и проведения
публичных слушаний и информирования населения при осуществлении градостроительной
деятельности в Санкт-Петербурге» от 5 июля 2006.
17
18
формализация до некоторой степени уравнивала возможности высказывания для
оппонирующих сторон.
Несмотря на разнообразные уловки организаторов (назначение слушаний на утро 1 сентября
– очень неудобный для большинства день – общероссийский «День знаний», выбор
помещения в гостинице «Карелия», куда крайне неудобно добираться без автомобиля,
повышенные меры безопасности - фильтрация через ряды ОМОНа и пр.) на слушаниях
присутствовало около 600 человек. Участие в них мог принять любой интересант, более того
на слушаниях присутствовали журналисты, транслировавшие информацию на потенциально
безразмерную аудиторию. То есть, ситуация общественных слушаний потенциально
предполагала самую широкую публичность. Анализируемый пример характеризуется
высокой степенью неравенства участвующих в дискуссии сторон. Также как и в случае
отчетного собрания ПСЖК, общественные слушания по проекту небоскреба организованны
были таким образом, чтобы сохранить за представителями ОАО «Общественно-деловой
центр "Охта"» максимально возможные процессуальные рычаги. Организаторы слушаний
заранее были уверены в невозможности диалога с противниками проекта и попытались
провести слушания «с олимпийским спокойствием». Конфликтно настроенная
общественность видела свою задачу в том, чтобы его подорвать, а главное внести в протокол
слушаний свою оценку проекта.
Говоря об уровне коммуникативной компетенции сторон – участников общественных
слушаний по «Охта-центру» - можно уверенно определить его как высокий. И активистыградозащитники и представители застройщика с нанятой ими массовкой сторонников, - все
были весьма искушены в практике публичных дебатов. Это не значит, что на слушаниях
оппоненты продемонстрировали высокие примеры риторического мастерства и искусства
достижения компромисса. Дискуссия в хабермасовском понимании18 в конференц-зале
гостиницы «Карелия» не состоялась. Не помогли развитые коммуникативные компетенции
сторон. Один из участников этих слушаний в интервью охарактеризовал ситуацию так: «К
сожалению, большинство публичных обсуждений общественно значимых городских
проектов представляют собой либо инсценированный фарс, либо базар. Власти не хотят
говорить с людьми, а люди, в основном, не умеют разговаривать с властью» (Андрей, 1970
г. р., активист одного из градозащитных движений). Действительно организаторы слушаний
имели административную поддержку городских властей и рассматривали их прежде всего
как неприятную необходимость, как формальное соблюдение требований законодательства,
которое предписывает организовывать общественные слушания перед началом
строительства19. А градозащитники, лишенные реальных возможностей повилять на планы
строительства небоскреба «Газпром-нефтью», видели свою цель в создании максимально
конфликтного режима обсуждения проекта с широким медиа-резонансом. Для этого им
совершенно не нужно было стараться найти компромисс и договориться с представителями
ОАО «Общественно-деловой центр "Охта"». Напротив возможность выработки
компромиссной позиции с застройщиком заранее казалась градозащитникам фантастичной.
В рассматриваемом случае различие целей и неравенство сторон отчасти компенсировалось
строгим регламентированием дискуссии, в результате чего «слабая» градозащитная публика
смогла принудить «сильных» застройщиков к включению части своей критики проекта в
протокол слушаний.
Сравнительный анализ антропологических наблюдений за современной практикой
отечественных дебатов, позволяет описать характерные для них сценарии и
18
Как коммуникативная практика, в ходе которой добровольные участники обсуждают и совместно
формулируют общее мнение (позицию) по какому-либо вопросу в ограниченные сроки.
19
В соответствии с требованиями Градостроительного кодекса Российской Федерации, Земельного
кодекса Российской Федерации.
18
19
коммуникативные поломки. Вот список самых распространенных коммуникативных
поломок:
1) незнание простейших правил организации эффективного обсуждения20,
2) игнорирование формальных процедур, регламентирующих дискуссию,
3) массовое неумение слушать своих оппонентов («есть только две позиции: одна –
ошибочная, а другая - моя»),
4) склонность акторов к конфликтному регистру взаимодействия,21
5) увлечение нарциссическими стратегиями,
6) одновременное использование разных стилей речи в ходе обсуждения (хаотичное
переключение с «кухонного» языка на «официальный», с молодежного сленга на язык
«менеджеров» и т.п.).
Резюмируя анализ разнообразных общественных дискуссий через категории установки и
обстановки, можно сказать, что в большинстве случаев отмечались заметные затруднения в
достижении их участниками общего понимания ситуации, и как результат фиксировалась
практическая неспособность людей договариваться друг с другом («публичная немота»). В
случае 1 коммуникативные неудачи были связаны с отсутствием опыта обсуждений общих
вопросов и конфликтной установкой большинства участников «соседского схода».
В случаях объединенных цифрой 2 различные сценарии собраний градозащитников также
отличались специфическими видами коммуникативных поломок. На собрании, проходящем
по «тусовочному» сценарию поломки были связаны с различными целями участников – одни
ориентированы на процесс (общение), другие - на результат (общее решение), третьи – на
нарциссичесскую самопрезентацию. А дискуссия, протекающая по «состязательному»
сценарию, рискует разбиться о «конфликтный» режим обсуждения, потому что участники
редко удерживаются от конфронтации. Если собрание проходит по «авторитетному»
сценарию, но в «координационном» стиле, поломки возникают, когда нарушается «обратная
связь» между «лидером» и публикой – «рядовыми» участниками. На встречах,
развивающихся по «строго авторитетному» и «состязательному» сценариям,
коммуникативные неудачи достаточно редки, так как в первом случае - нет дискуссии как
таковой, а во втором – имеет место конструктивная дискуссия. И именно в случае
«состязательной» дискуссии, протекающей в компромиссном стиле мы видим успешный
пример преодоления синдрома «публичной немоты».
На отчетном собрании ПСЖК коммуникативные поломки определялись имитационным
характером этого собрания. Не разбирающиеся в тонкостях коммунального управления
жильцы были поставлены организаторами собрания в положение статистов, от которых
ничего не зависит. Такие «бутафорские» собрания есть наследие советских времен, когда не
нужно обсуждать, не нужно думать – пришел, поднял руку и домой, чем быстрее поднял –
20
Вроде тех, которые собраны в Robert's Rules of Order… 2000. Эти «правила» были написаны
американским военным инженером Генри М. Робертом в 1876 году и с тех пор выдержали 11
изданий, став настольной книгой большей части американских общественных объединений. По
Robert's Rules проводятся школьные собрания, собрания местных общин, обществ любителей
короткошерстных собак, стрелкового оружия, вышивания крестиком и т.д.
21
Конфликтогенность современных российских дискуссий подчеркивается в тех немногих работах,
что фокусируются на изучении процессуальных особенностей гражданского протеста: «Нередко
“диспут” ведется в жанре “троллинга”, когда один из диспутантов вступает в спор с целью
дискредитировать (например, осмеять или представить в глупом виде) или спровоцировать своего
оппонента. Очень часто такого рода “диспут” товарищи “тролля” снимают на видеокамеру для
того, чтобы позже растиражировать видеозапись все с той же целью - так или иначе опорочить
своего оппонента» (Агапов 2012: 67).
19
20
тем быстрее домой. Имитационным характером общественных слушаний были вызваны
коммуникативные поломки в случае 4. Хотя отчасти их уравновешивали два фактора:
строгий регламент и умножающее публичность слушаний присутствие СМИ.
Анализируя эти примеры можно выделить ряд условий, способствующих успеху
коммуникативного взаимодействия в публичном режиме. Участникам наблюдаемых мной
собраний и коллективных обсуждений редко удавалось перешагнуть взаимное отчуждение и
достигнуть общего понимания «блага», но иногда успешные примеры преодоления синдрома
«публичной немоты» все же имели место (как в случае собрания инициативной группой,
выступающей против аварийного расселения дома в историческом центре Петербурга).
Если говорить о «внешних» условиях, предопределяющих успех публичного обсуждения,
нужно отметить значение двух факторов обстановки. В первую очередь успех зависит от
равенства возможностей сторон при отстаивании своих аргументов и/или критике позиций
оппонентов. В ситуациях, когда участники дискуссии имеют разные потенции для
отстаивания своих позиций (разная степень доступа к микрофону, разный уровень
информированности о повестке и регламенте и т.п.), а также когда участники чувствуют, что
от их высказываний ничего не зависит, наблюдается быстрое смещение от общих вопросов к
частным. Как в случае с отчетным собранием ПСЖК, когда Правление четко дало понять
жильцам, что стороны не равны: «это собрание ничего решить не может… «Вы можете
только заслушать отчет». После чего владельцы квартир перешли в «кухонный» регистр,
погрузившись в частные жалобы и проблемы.
Второе «внешнее» условие, критически важное для успеха дискуссии - это высокая степень
публичности. Чем больше людей присутствует на обсуждении, чем больше на нем
журналистов, чем больше потенциальных «кругов»» публичности22 содержится в ситуации,
тем осторожнее и более аргументировано ведут себя дискутанты. Высокая степень
публичности обычно повышает ответственность сторон и позитивно влияет на стиль и
сценарий общественного обсуждения. В тех случаях, когда участники дебата не учитывают
этот фактор, ситуация не редко обращается против них. Что собственно и произошло во
время общественных слушаний по резонансному проекту «Охта-центра». Подчеркнуто
формальное, имитационное и пренебрежительное по отношению к публике проведение
данных общественных слушаний были широко транслированы и жестко раскритикованы
журналистами и гражданскими активистами. Проект бизнес-центра «Газпром-нефти» был
«похоронен» в результате широкой общественной компании в СМИ, развернувшейся после
слушаний в гостинице «Карелия».
Третьим «внешним» фактором, способствующим успеху публичной дискуссии можно
считать высокую степень регламентации процесса обсуждения. Если обсуждение ведется
согласно общей процедуре (избирается председатель, определяется общая повестка,
соблюдается очередность и регламент выступлений, ведется протокол, проводятся
голосования и т.п.), автоматически повышается культура публичного дебата. И люди
способны отстаивать свои позиции даже в условиях неравенства сторон. Как в случае 4, где
представители городской общественности смогли протолкнуть часть своих претензий к
«Охта-центру» в протокол общественных слушаний, потому что стороны жестко следили за
соблюдением процедур фиксирующих аргументы участников слушаний. Но особенно
большое значение регламент имеет для акторов, которые собрались, чтобы действительно
что-то обсуждать и решать (как случае 2) , а не имитировать дискуссию (как в случаях 3 и 4).
Недостаток внимания к формальным сторонам организации дискуссии часто становился
препятствием для выработки общих позиций, совместных решений на собраниях
инициативных групп и градозащитных движений («тусовочный» и «состязательный
22
Например, первый «круг» - лично присутствующие на собрании, второй – получившие
информацию о дискуссии из СМИ, третий «круг» - получившие информацию от первых и вторых.
20
21
конфликтный» сценарии). Россияне пока не готовы преодолеть взаимное отчуждение, часто
испытывают трудности при аргументации, при согласовании общей позиции, а значит
ограничены в принятии совместных решений. Они проявляют пассивность в публичной
сфере, потому что не обладают достаточным опытом успешных коллективных обсуждений,
не верят в их действенность.
Анализируя условия, способствующие успеху публичных дискуссий, важно подчеркнуть
значение коммуникативной компетенции (установки) акторов. Из материала,
представленного в дескриптивной части статьи, видно, что единственный пример в большей
степени соответствующий хабермасовскому пониманию рационально-критического
публичного дебата наблюдался на рабочей встрече инициативной группы, собравшейся для
выработки общей стратегии противодействия планам городской администрации по
«аварийному расселению» дома в исторической части Петербурга. Успешность этой
дискуссии, определялась прежде всего общей установкой ее участников на выработку
коллегиального решения общей проблемы, их готовностью следовать принятому регламенту
и искать компромиссы. Они смогли организовать обсуждение по «состязательному»
сценарию, но в компромиссном стиле. Большое значение имел опыт публичных обсуждений,
который часть дисскутантов усвоили из практики бизнес-переговоров.
Итак, среди факторов обстановки и установки, способствующих успеху коммуникации в
публичном режиме, наибольшее значение имеют четыре условия: 1) соблюдение равенства
сторон соответствующее принципу доминирования силы лучшего аргумента над
социальным статусом, 2) использование общих правил обсуждения и разделяемых
участниками дискуссии процедур принятия коллективных решений, 3) высокая степень
публичности, которая обычно повышает ответственность сторон, 4) достаточная
коммуникативная компетентность дисскутантов, выраженная в определенных навыках, а
также в степени владения языком «публичного» высказывания. Поскольку Для успешной
делиберативной практики развитый «публичный язык» имеет огромное значение. чтобы
организовать обсуждение чего-либо, люди должны сначала договориться о значении
используемых категорий, а при отсутствии необходимых понятий – совместно создать
соответствующие слова. Как отмечал Людвиг Витгенштейн для согласия во мнениях сначала
необходимо достичь согласия по поводу используемого языка (Витгенштейн 1994: 241).
Посещая на протяжении разные собрания петербуржцев, я многократно становился
свидетелем коммуникативных поломок, происходящих на уровне языка. Акторы были
неспособны внятно изложить свои аргументы, их речь распадалась, последовательно
несвязанные фрагменты ее трудно воспринимались из-за весьма аффективной манеры,
которой оратор как бы компенсировал недостаток смысла. Нередко обсуждение было
лишено диалогического характера, складываясь из серии разрозненных, развивающихся
параллельно монологов, что в итоге создавало полифоническое ощущение «базара» (как на
встречах активистов, проходящих по «тусовочного» сценарию, или на отчетном собрании
ПСЖК). Речь многих дисскутантов отличалась обилием экспрессивной лексики,
безудержным нанизыванием оценочных синонимов, логически невнятной аргументацией, то
есть соскальзывала в «кухонный» разговорный регистр (случаи 1 и 3). Просто Они не
владеют «публичным языком» - вежливым, гражданским, эмоционально нейтральным,
одинаково удаленным от неформального, аффективного, переполненного суб-кодами
«кухонного языка» и от унаследованного из советского прошлого безличного, канцелярского
языка «официоза». Можно сказать, что зачаточное развитие «публичного языка» является
одним из структурных условий, провоцирующих «публичную немоту» среди граждан РФ.
Как отмечала Татьяна Вайзер «У нас практически нет коммуникативного поля для
безболезненного и продуктивного столкновения носителей принципиально различных точек
зрения и культурных традиций /…/ у нас нет конкретных инструментов или навыков
21
22
неантагонистических (т.е. не настроенных на победу над противником) переговоров. /…/ у
нас нет ресурсов и инструментов коммуникативной этики для построения диалога»23.
Для многих дискуссий («соседский сход», отчетное собрание ПСЖК, слушания по «Охтацентру») присущ агрессивный, конфликтный стиль взаимодействия, стремление к
доминированию и отстаиванию своей позиции, как единственно возможной (как в случае 4).
Складывалось ощущение, что «искусство компромисса», в том смысле, который в него
вкладывал Хабермас, мало знакомо россиянам24. На распространенность конфликтного
стиля в отечественной дискуссионной практике указывали некоторые представители
третьего сектора: «И представители НКО, и администрация очень часто рассматривают
конфликтную модель взаимодействия в качестве основной» (Афиногенов, Карпов 2000).
Проделанный в статье анализ практики публичных обсуждений, возникавших вокруг
локальных проблем коммунального хозяйства, или защиты историко-культурного наследия
Петербурга, позволяет сформулировать 6 основных тезисов о природе «публичной немоты»,
а также об опытах ее преодоления, которые способствуют развитию автономной публичной
сферы в России сегодня.
1) Обсуждение мелких коммунальных разногласий и глобальных общественно-политических
проблем средствами аргументированной дискуссии, основанной на включении, признании и
уважении собеседника еще не стали значимым элементом российского общественного
опыта. Ориентация на взаимопонимание (то есть на сужение пространства радикализации
противоречий, на минимизирование аффектов, на «цивилизованные» обсуждения) не
характерна для современной практики публичных обсуждений в России.
2) Можно сказать, что публичная сфера у нас пока находится в зачаточном состоянии. Еще
не возникло четких, устоявшихся представлений об «уместном» и «неуместном» поведении
на публике. Санкции за нарушение норм публичного поведения пока не воспринимаются
большинством как значительные. Возможно поэтому наши сограждане не испытывает
нужды в самоограничении и контроле над аффектами в ситуациях публичных обсуждений, с
легкостью обходясь без «манер» в элиасовском смысле.
3) Чтобы успешно взаимодействовать в публичной сфере - в пространстве Других - человек
должен владеть набором специфических навыков по выстраиванию своих и критики чужих
аргументов. Наблюдения за собраниями петербургской общественности демонстрирует
тотальный дефицит опыта взаимодействия в публичном режиме, опыта коллективных
обсуждений. Люди не владеют «публичным языком», они просто не знают, как говорить, как
обсуждать общие дела с «чужими», незнакомыми Другими. Невозможность достигнуть
взаимопонимания, конфликтный характер обсуждения, взаимное неуважение и нехватка
дискурсивных средств порождает череду коммуникативных поломок, определяемых через
категорию «публичной немоты». Очевидно, что массовая неспособность граждан преодолеть
«публичную немоту» становится серьезным препятствием для развития автономной
публичной сферы в России.
4) Публичная сфера рождается из практики организации общественных дебатов, из
многолетнего опыта обсуждений и споров. Исследуя употребление слово «общество» и
связанных с ним лексем Капитолина Федорова отмечала: «чем более интенсивно общение,
23
Вайзер Т. Оскорбление в социальной и политической публичной сфере современной России как
признак отсутствия процедурной переговорной демократии / Оскорбление чувств: политическое
измерение оскорбления в современной России // Гефтер. – 2012. 10 авг. http://gefter.ru/archive/5770
доступ 24.02.2014.
24
Компромисс - это способность жертвовать частью собственных интересов ради максимизации
общего блага. Компромисс, по Хабермасу, «предполагает готовность к сотрудничеству и, стало
быть, волю к тому, чтобы, соблюдая правила игры, добиваться результатов, которые были бы
приемлемы для всех участников публичной дискуссии» (подробнее см.: Розенбергс 1995: 121).
22
23
тем больше у общающихся людей общего... Общаться, таким образом, значит бесконечно
создавать и сохранять «нечто общее». /…/ Однако и общество как таковое создается
общением − непрерывными контактами между людьми» (Федорова 2011: 52–53). Поучается,
что недостаток публичного «общения» - одного из базовых механизмов процедурной
переговорной демократии - затрудняет выработку «общего» (публичного языка, публичного
высказывания, правил поведения на публике), а в результате тормозит появление на
российской «общественной сцене» собственно публики25. Вопрос о том, когда же на
российском общественном горизонте появится публика является предметом большой
социологической дискуссии26, однако выходит за рамки этой статьи, ограниченной анализом
процессуального уровня публичных дебатов и коммуникативных компетенций их
участников.
5) В ходе сравнительного изучения нескольких случаев мной описаны три основных
сценария активистских собраний – «тусовочный», «авторитетный» и «состязательный» с
вариациями, а также выделены характерные для них коммуникативные поломки. Чтобы
договориться о коллективном действии, гражданам необходимо освоить «состязательный»
сценарий и реализовывать его в компромиссном стиле. Залогом успеха публичного
обсуждения кажется сочетание четырех условий: равенства сторон в аргументации и
критике, использование общих правил и процедур принятия решений, коммуникативная
компетентность участников, а также высокая степень публичности. Представленная в
дескриптивной части статьи реконструкция нескольких ситуаций публичного обсуждения
демонстрирует в большинстве случаев дефицит какого-то одного или сразу нескольких из
перечисленных условий: нет регламента, нет равенства, нет широкой публичности
(привычка «решать вопросы кулуарно»), не хватает позитивного опыта коллективных
дискуссий, нет навыка взаимодействия в режиме конструктивного диалога. В общем,
примеры российских дискуссий, описанные в статье далеки от нормативного идеала
демократического дебата Юргена Хабермаса. Но, мне кажется, что даже такие хаотичные,
конфликтные, далекие от прагматики обсуждения становятся для россиян частью нового
опыта, накопление которого постепенно развивает «публичный язык», формирует навыки
коллективного обсуждения, создает пространство для развития публичной сферы.
6) Приобретение коммуникативной компетенции, освоение «манер» и правил публичного
поведения – все это скорее культурные, чем политические процессы, а культура меняется
медленно. Но уже сегодня в дискуссиях различных инициативных групп, общественных
движений вполне различимо стремление людей преодолеть привычные коммуникативные
барьеры, найти нужные слова и обнаружить то общее, что делает нас обществом.
Литература
Агапов 2012 - Агапов М. Порядки коммуникаций на публичных мероприятиях: опыт фрейманалитического исследования// Социология власти. 2012. №8. С.58-73.
Алексеев, Ленчовский 2010 - Алексеев А., Ленчовский Р. Профессия - социолог. Документы,
наблюдения, рефлексии. «Случай» Охта-центра и вокруг него. Т. 4. СПб.: Норма,
2010.
25
«Публика, - пишет Хархордин, - это набор людей, готовых встать за критиками системы, если
происходит такой сбой, который начинает касаться лично тебя. Если все работает нормально, тем
смысла устраивать общественные слушания или публичные мероприятия… Но когда что-то
ломается, публика появляется из воздуха и призывает правительство к ответу, вставая за лидерами
критики пришедшего или намечающегося сбоя» (Хархордин 2011: 500).
26
Часто цитируемые работы: Риттер 2001; Формизано 2002; Engel 2006; Малинова 2006; Каплун
2008; Никовская, Якимец 2011; Грин 2011; Каширских 2012.
23
24
Афиногенов, Карпов 2000 - Афиногенов Д.В., Карпов А.С. Участие общественности в
процессе принятия решений по вопросам, касающимся окружающей среды// ЭКОМ,
2000. http://ecom.su/publications/index.php?id=34 доступ 24.02.2014.
Ахмеджанова 2009 - Ахмеджанова Д. Современные ТСЖ с точки зрения республиканской
теории // Ред. О. Хархордин / Что такое республиканская традиция: сборник статей.
СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2009. С. 188-205.
Большой толковый словарь… 2008 - Большой толковый словарь русского языка/ Гл. ред.
С.А. Кузнецов. СПб.: «Норинт», 2008.
Буш 1985 - Буш Г.Я. Диалогика и творчество. Рига: Автос, 1985.
Витгенштейн1994 - Витгенштейн Л. Философские работы. Часть 1. М.: Гнозис, 1994.
Гладарев 2011 - Гладарев Б. Историко-культурное наследие Петербурга: рождение
общественности из духа города// Ред. О. Хархордин / От общественного к
публичному. СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2011. С.71-304.
Гладарев 2013 - Гладарев Б. Это наш город!»: анализ петербургского движения за
сохранение историко-культурного наследия // Ред. К. Клеман / Городские движения
России в 2009–2012 годах: на пути к политическому. М.: НЛО, 2013. С.23-145.
Грин 2011 - Грин С. Природа неподвижности гражданского общества // Pro et Contra. 2011.
январь-апрель, С. 6-19.
Каплун 2008 - Каплун В. Что такое Просвещение? Рождение публичной сферы и публичной
политики в России // Ред. А. Сунгуров (отв. ред.) и др./ Публичное пространство,
гражданское общество и власть. М.: Российская ассоциация политической науки;
РОССПЭН, 2008. С. 333-345.
Каширских 2012 - Каширских О. Публичная сфера и легитимность персоналистской системы
власти в России// Вестник общественного мнения. 2012. №2 (112). С.63-72.
Лихачев 1979 - Лихачев Д.С. Экология культуры // Москва. 1979. № 7. С. 173–179.
Магун 2008 - Магун А. Отрицательная революция: у деконструкции политического субъекта.
СПб. Изд-во ЕУСПб, 2008.
Маколи 2010 - Маколи М. Говорить и действовать: политический дискурс в России (19891992) // Ред. М.Б. Фирсов/ Разномыслие в СССР и России (1945-2008). СПб.: Изд-во
ЕУСПб, 2010. С. 260-296.
Малинова 2006 - Малинова О. «Политическая культура» в российском научном и публичном
дискурсе // Политические исследования. 2006. № 5. С.107-111.
Никовская, Якимец 2011 - Никовская Л., Якимец В. Публичная политика как ресурс и фактор
посткризисной модернизации// Ред. Ю.С. Оганисьян / Модернизация и политика в
XXI веке. М.: РОССПЭН. 2011. С.241-261.
Сарнов 2002 - Сарнов Б. Наш советский новояз. Маленькая энциклопедия реального
социализма. М.: Материк, 2002.
Словарь иностранных… 1980 - Словарь иностранных слов / Гл. ред. Ф.Н. Петрова. М.:
Русский язык, 1980.
Рис 2005 - Рис Н. «Русские разговоры»: Культура и речевая повседневность эпохи
перестройки. М.: НЛО, 2005.
Риттер 2001 - Риттер М. Публичная сфера как идеал политической культуры/ Граждане и
власть: проблемы и подходы. / Ред. Г. М. Михалева, С. И. Рыженкова. М.-СПб.:
Летний сад, 2001.
24
25
Розенбергс 1995 - Розенбергс Р. Проблема социального консенсуса в работах Ю. Хабермаса
// Общественные науки и современность. 1995. № 5. С. 116-121.
Ушакин 2009 - Ушакин С. Бывшее в употреблении: Постсоветское состояние как форма
афазии// Новое литературное обозрение. 2009. №100. С. 760-792.
Федорова 2011 - Федорова К. Общество: между всем и ничем // Ред. О. Хархордин / От
общественного к публичному. СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2011. С.13-68.
Формизано 2002 - Формизано Р. Понятие политической культуры // Pro et Contra. 2002. Т.7.
№3. С.111-146.
Хабермас 2001 - Хабермас Ю. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб.:
Наука, 2001.
Хархордин 2009 - Хархордин О. Res Publica: возрождение интереса // Pед. О. Хархордин /
Что такое республиканская традиция СПб. Из-во ЕУСПб, 2009. С.7-22.
Хархордин 2011 - Хархордин О. От засилья общественного к силе публичного действия //
Ред. О. Хархордин / От общественного к публичному. СПб.: Изд-во ЕУСПб, 2011. С.
487-529.
Элиас 2001 - Элиас Н. О процессе цивилизации. Социогенетические и психогенетические
исследования. Т. 1. и Т 2. Изменение в поведении высшего слоя мирян в странах
Запада. М.–СПб.: Университетская книга, 2001.
Engel 2006 - Engel B. Public Space in the Blue Cities in Russia// Progress in Planning. 2006. No 66
(3). P. 147-237.
Gladarev, Lonkilla 2012 - Gladarev B., Lonkila M. The Role of Social Networking Sites in Civic
Activism in Russia and Finland // Europe-Asia Studies. 2012. Vol.64. No 8. P. 1377-1396.
Gladarev, Lonkilla 2013 - Gladarev B., Lonkilla M. Justifying Civic Activism in Russia and
Finland // Journal of Civil Society. 2013. Vol. 9. No 4. P. 375-390.
Grigoryeva 2012 - Grigoryeva А. Observing Okkupai: Practice, Participation, Politics in Moscow’s
Movable Protest Camp// Laboratorium. 2012. №2. С.183-188.
Habermas 1989 - Habermas J. The Structural Transformation of the Public Sphere: An Inquiry into
a Category of Bourgeois Society. Cambridge: Polity Press, 1989.
Parkinson 2006 - Parkinson J. Deliberating in the Real World: Problems of Legitimacy
in Deliberative Democracy. Oxford: Oxford Univ. Press, 2006.
Robert's Rules 2000 - Robert's Rules of Order Newly Revised, 10th Ed. Cambridge, MA: Perseus
Publishing, 2000.
25