СТРОИТЕЛЬНАЯ ПРОГРАММА АРГЕАДОВ В ЕГИПТЕ В КОНТЕКСТЕ ХРАМОВОГО
advertisement
СТРОИТЕЛЬНАЯ ПРОГРАММА АРГЕАДОВ В ЕГИПТЕ В КОНТЕКСТЕ ХРАМОВОГО СТРОИТЕЛЬСТВА XXIX-XXX ДИНАСТИЙ* И.А. Ладынин Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова Настоящая работа является не первым опытом обращения ее автора к строительной деятельности, ведшейся в Египте от имени представителей македонской династии Аргеадов в Египте (332-305 гг. до н.э.): в 1998 г., по материалам его диссертационной работы, им была опубликована статья, в которой анализировались египетские памятники Александра Великого1. В этой статье рассматривались прежде всего фиванские постройки времени Александра – восстановленные помещения юбилейного храма Тутмоса III Ахмену в Карнакском храме (PM2 II. 119-120, помещения XXVIII [390-393] и XXIX [394-397]; см. подробные ссылки на их публикации и исследования ниже) и вновь возведенное святилище барки Амона-Ра в Луксоре (PM2 II. 324-326 [143-150]); при этом была констатирована значительная роль в их изобразительной программе образа итифаллического Амона Камутефа. Так, в помещении храма Ахмену, узурпированном Александром у Тутмоса III (помещение XXIX), мы обнаруживаем два регистра сцен совершения им ритуалов как перед Амоном-Ра в обычной карнакской ипостаси, так и перед итифаллическим Амоном (в частности, специфичную для него сцену принесения латука: id. 119 [396.1]); посвятительная надпись, проходящая по периметру основания стены этого святилища (Urk. II. 7. 4-11), составлена в двух «редакциях», в одной из которых присутствуют эпитеты Амона карнакского (id. 11: Imn-Ra nb nswt tAwy xnt[y] Ipt-swt nb pt tA mw Dw), а в другой – Амона в его аспекте божества творения и плодородия (id. 9: Imn-Ra nb pt nsw nTrw [nb] qmA wnnty Dr-a n Dr-a.f)2. Сходным образом, в луксорском святилище барки прослеживается на редкость последовательное совмещение образов Амона-Ра «владыки престолов обеих земель» и Амона Камутефа, проявляющееся в едва ли не попарном чередовании соответствующих ритуальных сцен (см. более подробное описание в указанной нашей статье). Данная черта фиванских памятников Александра исходно была сопоставлена нами с зарисовкой несохранившейся стены храма Амона-Ра в оазисе Сива, сделанной немецким путешественником XIX в. фон Минутоли3, а также особенностями наоса чтимого в оазисе божества, известными по античным описаниям (Curt. IV. 7. 23-24; Diod. XVII. 50. 6); в итоге этого сопоставления, мы пришли к предположению, что особую роль итифаллического Амона в фиванских памятниках Александра можно объяснить его вниманием именно к тому аспекту божества, с которым было непосредственно связано провозглашение его богосыновства в оазисе Сива. Однако позднее, во время двух стажировок в Трирском университете (1999 и 2002 гг.), мы получили возможность гораздо более подробно ознакомиться не только с публикациями всех египетских памятников Александра, но и с храмовым строительством его египетских предшественников и преемников из его собственного дома Аргеадов и династии Птолемеев. Это знакомство привело нас к заключению, что наша первоначальная интерпретация фиванских памятников Александра была излишне прямолинейной. Пока мы не отказываемся от самой постановки вопроса о возможной связи той ипостаси Амона, которая чтилась в оазисе Сива, с фиванскими культами именно через посредство аспектов этого божества, связанных с Работа выполнена при поддержке гранта РГНФ № 05-01-01225а «Институты монархии в эллинском мире (V-I вв. до н.э.): эволюция, региональные особенности, атрибутика». * 2 плодородием и укорененных в Луксоре и Мединет Абу4; однако в настоящей работе мы не станем возвращаться к его обсуждению. Сейчас же прежде всего необходимо отметить, что египетские памятники царствования Александра должны изучаться в комплексе со строительством, ведшимся от имени его ближайших преемников – Филиппа Арридея и Александра, сына Роксаны; в свою очередь весь этот массив памятников времени Аргеадов целесообразно рассматривать в достаточно широком контексте тех строительных программ, которые были начаты еще в домакедонское время, в течение IV в. до н.э., и завершались при Птолемеях. Исчерпывающей такая интерпретация станет, разумеется, тогда, когда данные строительные программы удастся вполне аргументированно связать с религиозными тенденциями кануна и начала египетского эллинизма; однако и эта задача по масштабности своего решения сильно выходит за рамки настоящей работы. Нашей же непосредственной целью будет выявление тех строительных программ, частью которых можно считать египетские памятники времени Аргеадов, а также по крайней мере предположительное объяснение приоритетности именно этих программ в начале македонского владычества в Египте. Удачным образом, египетские памятники Александра и его преемников-Аргеадов сравнительно немногочисленны и легко обозримы; данные о них мы включаем в предлагаемую здесь таблицу (в ней учтены только те памятники, которые являются непосредственно частями храмовых построек5): Местоположение памятника Характеристика памятника (см. указания на публикации и исследования в концевых сносках) Александр Великий (332-323 гг. до н.э.). Фивы, Карнак. Святилище Ахмену (юбилейный храм Тутмоса III): PM2 II. 119120 [394-398] Восстановление помещений, посвященных Сокару6 (титулатура Александра: PM2 II. 119 [394d]; Urk. II. 6. 14-16; восстановительная надпись Александра рядом с посвятительной надписью Тутмоса III: PM2 II. 120 [398]; Urk. II. 7. 4-10) Фивы, Карнак. Храм Амона-Ра: PM2 II. 79 [202h] Восстановительная надпись на основании южной внешней стороны четвертого пилона7 Фивы, Карнак. Храм Амона-Ра: Восстановление ворот между четвертым и пятым пилонами (?)8 Фивы, Карнак. Храм Хонсу: PM2 II. 228-229 [12a-d] Рельефы на косяках пилона9 Фивы, Карнак. Внешняя стена, Ю.-З. Часовня, посвященная Хонсу Неферхотепу Hry-tp tAwy: восстанавливается по фрагментам (в т.ч. плите перекрытия и стеле с титулатурой Александра), обнаруженным к Ю. от храма Опет; представляет собой реконструкцию часовни Хонсу Неферхотепа, отождествленного с Шу, возведенной здесь же при Нектанебе I и предназначавшейся для имитации посещения этим богом Мединет Абу10. При Александре Неферхотеп отождествлялся здесь с Хором под эпитетом Hry-tp tAwy; это подчеркивало его аспект юного бога и, возможно, показывало, что именно в этом качестве он посещал Мединет Абу 11. Гермополь. Храм Тота (PM IV. 165) Фрагмент архитрава12 Гермополь. Храм Тота (PM IV. 165) Фрагмент облицовки стены с надписью13 Гермополь. Храм Тота (PM IV. 165) Фрагмент рельефа (задней стены пронаоса?)14 Оазис Бахрия, Каср эль-Мегисба. Полностью отстроенное при Александре сооружение, состоящее из двух 3 Храм Амона-Ра и Хора (PM VII. 310-311) помещений, возведенных из камня, и целого ряда примыкающих к ним помещений из сырца15; снаружи храма, у ворот обнаружена стела с уникальной пятикомпонентной титулатурой Александра (полноценная публикация отсутствует)16 Александр Великий и Филипп Арридей (323- ок. нач. 316 гг. до н.э.) Фивы, Луксорский храм (PM2 II. 324-326 [143-150]) Святилище барки17 (сооружению этого святилища при Александре и продолжению работ в нем при Филиппе Арридее посвящено граффити Анхпахереда на С.В. стене Луксорского храма: PM2 II. 335 [219]18) Гермополь. Храм Тота (PM IV. 165-167) Пронаос: картуши обоих царей на фризе фасада и на колонне (частично сохранились in situ; засвидетельствованы в рисунках Уилкинсона, использованных при составлении индекса Б. Портер и Р. Л. Б. Мосс)19; Посвятительная надпись Филиппа Арридея: Urk. II. 9. 4-11. Филипп Арридей Фивы, Карнак. Храм Амона-Ра: PM2 II. 98-101 [287-296] Святилище барки («гранитное святилище») 20: постройка, заменившая аналогичную, возведенную при Тутмосе III, в свою очередь, возведенную на месте «красной часовни» Хатшепсут; см. восстановительную надпись Филиппа Арридея (PM2 II. 101 [296]; Urk. II. 10) и блок из святилища (PM2 II. 101 [294])21. Фивы, Карнак. Храм Амона-Ра: PM2 II. 91 [260b] Восстановление рельефов Тутмоса III над входом в помещение, примыкающее к передней части «гранитного святилища» с С. 22 Фивы, Карнак. Храм Амона-Ра: PM2 II. 90 [248] Перегородка в помещении перед «гранитным святилищем»: рельефы Филиппа Арридея, приносящего жертвы (в т.ч. латук) Амону23; надпись: Urk. II. 9.14-16. Фивы, Луксорский храм: PM2 II. 313 [72a-b] Процессионная колоннада, вход: картуши Филиппа Арридея 24 Нуб Таха близ Телль Иехудие. Храм Атума?25 Балка дверного перекрытия с Хоровым именем Филиппа Арридея 26 эль Хорбейт. Храм неизвестного божества: PM IV. 27 Металлическая табличка с картушем 27 Севеннит. Храм Онуриса-Шу: PM IV. 43 Два фрагмента карниза с картушами Филиппа Арридея 28 Александр [IV], сын Александра Великого и Роксаны (ок. 316-305 гг. до н.э.; убит с матерью ок. 309 г. до н.э., далее, вплоть до провозглашения царем сатрапа Птолемея, сохраняются формальные датировки его годами) Севеннит. Храм Онуриса-Шу: PM IV. 43 Серия фрагментов из гранита с надписями и рельефами Александра [IV] (включая, вероятно, фрагмент Louvre E10970)29 Бехбейт эль-Хагар. Храм Исиды. Рельеф из храмовой ограды 30. Спеос Артемидос. спеос»: PM IV. 165 Перекрытие дверного прохода с картушами и рельефами Александра [IV]31 «Малый Туна эль-Гебель. Некрополь священных животных (ибисов и павианов), т.н. «галерея С» Фрагмент с картушем, блок со сценой «соединения Обеих Земель» и титулатурой Александра [IV], в сочетании с упоминанием «Тота, главы девятки»32 Элефантина. Храм Хнума: PM V. 227 Рельефное оформление ворот храма33 Помимо представленных в таблице чисто констатирующих сведений об этих памятниках, которые мы и постарались внести в представленную таблицу, стоит отметить следующие моменты. Вопервых, главными центрами храмового строительства в Египте при Александре Великом и в течение 4 формального царствования его непосредственного преемника Филиппа Арридея (т.е. с 332 по 317 гг. до н.э.), без сомнения, следует считать Фивы и Гермополь. Строительство Аргеадов в последнем из этих двух важных культовых центров мы оставим пока в стороне; однако отметим, что в течение формального царствования Александра [IV], сына Александра Великого и Роксаны, строительная деятельность распределяется – по крайней мере на первый взгляд, довольно бессистемно, - сразу по целому ряду местных культовых центров. По-видимому, рубеж, после которого строительство Аргеадов оказалось подобным образом «децентрализовано», пришелся еще на финал царствования Филиппа Арридея: об этом, на наш взгляд, говорит присутствие в храме Онуриса-Шу в Севенните фрагментов с титулатурами как этого царя, так и сменившего его сына Роксаны. Во-вторых, строительство Филиппа Арридея в Фивах обнаруживает ту же черту, которая уже констатировалась нами применительно к строительству его предшественников: в его памятниках весьма значительную роль играет образ итифаллического Амона Камутефа. Главным сооружением этого царствования следует, бесспорно, считать т.н. «гранитное святилище», служившее местопребыванием барки Амона-Ра в Карнаке и возведенное взамен аналогичного святилища времени Тутмоса III, в свое время также сменившего т.н. «красную часовню» Хатшепсут. «Гранитное святилище» делится выступами центральной части его боковых стен на две части: левая (северная) стена его первой, ближней к входу части примыкает непосредственно к помещению, где хранилась статуя итифаллического Амона Камутефа, и это отразилось в оформлении ее внешней стороны (PM II2. 99 [287])34. Сцены почитания итифаллического Амона присутствуют также на внутренней стороне северной стены «гранитного святилища» в обеих его частях (причем во второй, дальней от входа части святилища эти сцены противопоставлены сценам почитания Амона в его обычном облике на противоположной, южной стене: id. 101 [294, 296])35. Втретьих, религиозно-идеологическое значение этого же памятника времени Филиппа Арридея во многом определяется комплексом сцен на внешней стороне южной стены его ближней к входу части (id. 100 [290])36: в верхнем из четырех регистров этих сцен изображена церемония царской коронации в Карнаке, распадающаяся на четыре последовательных этапа (вступление царя в пределы храмового комплекса, с его очищением Хором и Тотом; его коронация в гипостильном зале; введение царя внутрь храма Атумом и Монту; его коронация в передней части гранитного святилища Амоном-Ра подле вскармливающей грудью младенца богини Аменит)37. Нижние три регистра этой стены содержат сцены, связанные с «Прекрасным праздником Долины», состоявшем, как известно, в «путешествии» барки со статуей бога из Карнака на западный берег Нила в Дейр эль-Бахри38. Считается, что восстановление «гранитного святилища» при Филиппе Арридее тщательно воспроизводило его первоначальный облик при Тутмосе III, включая, разумеется, и изобразительный ряд39; отметим, однако, что составляющие его ритуальные сцены были, разумеется, «переписаны на имя» Филиппа Арридея. Понятно, что применительно к этому формальному фараону, ни разу на протяжении своего царствования не ступившему на землю Египта, сцены коронации на внешней стене «гранитного святилища» приобретали особое легитимирующее значение. Переходя от этих хотя и важных, но все еще внешних характеристик собранных нами памятников к их сущностной интерпретации, мы прежде всего обратим внимание на следующую довольно очевидную закономерность строительства Аргеадов в фиванских храмах: целью этой строительной деятельности явным образом была реконструкция инфраструктуры, предназначенной для праздничных процессий40. Суммированные в нашей таблице данные показывают, что при первых 5 македонских властителях Египта были полностью перестроены два центральных святилища барки божества в Карнакском и Луксорском комплексе, реставрировались храмовые пилоны, через которые пролегал путь праздничных процессий, а при Александре Великом была реконструирована часовня, встроенная во внешнюю стену карнакского комплекса к югу от храма Опет и предназначенная для остановки барки Хонсу Неферхотепа. Более того, сцены процессии во время «прекрасного праздника Долины» занимают, как мы видели, существенное место в оформлении «гранитного святилища» Филиппа Арридея, будучи соположены с ключевой по своему значению сценой его коронации. Повидимому, тем самым один из праздников, осуществление которых мотивировало строительство Аргеадов в Фивах, был указан в одном из самых важных его памятников напрямую. Французский исследователь храмов Карнака комплекса Кл. Тронекер обратил внимание на то, что реконструированная при Александре часовня Хонсу Неферхотепа была аналогична по своему назначению исходному варианту этого сооружения – часовне этого божества, отождествленного с Шу, которая была встроена в стену Карнакского комплекса при Нектанебе I для имитации в его пределах более сложного обряда ритуального посещения этим богом храма в Мединет Абу41. В таком случае, эта постройка Александра должна была служить той же цели и, тем самым, быть связана с почитанием карнакским богом Амона Кематефа и «восьмерки» божеств, предсуществовавших творению мира, культ которых локализовался в Мединет Абу42. Более или менее очевидно, с какими другими праздниками должны были так или иначе быть связаны прочие постройки Аргеадов в Фивах. Так, отстроенное при Александре заново святилище барки в Луксорском храме было, собственно говоря, не местопребыванием собственного божества этого культового комплекса (для этой цели служило помещение в южной части храма), а вместилищем статуи Амона-Ра карнакского при посещении им Луксора во время праздника Опет43. Известно, что именно с этим праздником, а также с «праздником долины» было связаны существенные черты в оформлении «красной часовни» Хатшепсут в Карнаке, которую при Тутмосе III сменило «гранитное святилище», отстроенное заново при Филиппе Арридее44. Наконец, американский исследователь Луксорского комплекса Л. Бэлл обращает внимание, что именно в помещениях юбилейного храма Тутмоса III Ахмену в Карнаке был особенно выражен мотив возрождения жизненных сил божества и царя, с которым был тесно связан праздник Опет; по его мнению, весьма вероятно, что Ахмену было местопребыванием барки царя, задействованной в этом празднике. Согласно Л. Бэллу, параллельное восстановление при Александре помещений Ахмену в Карнаке и святилища барки в Луксоре не случайно: по сути дела, эти строительные работы осуществляются в одном из начальных и в конечном пунктах процессии праздника Опет45. Еще один фиванский праздник, который приобретает особое значение как раз в IV в. до н.э., накануне македонского завоевания Египта, - это т.н. «праздник декады», т.е. посещение раз в десять дней ипостасью Амона, чтимой в Луксорском храме (т.н. Аменапетом), храма в Мединет Абу, для принесения заупокойных даров погребенным там его отцу Амону Кематефу и восьми божествам, связанным с творением мира46. Заметим, однако, что именно этот праздник, похоже, не отразился в строительной деятельности Аргеадов в Фивах: мы не видим ее свидетельств ни в помещениях Луксорского храма, связанных с образом Аменапета, ни в Мединет Абу. С одной стороны, подобная ситуация могла быть связана с тем, что определенные работы по реконструкции этого комплекса, обеспечившие ему к началу македонского времени вполне приемлемое состояние, проводились, как мы еще увидим, при царях XXIX и ХХХ династий. В то же время понятно, что выбор приоритетов в 6 храмовом строительстве определялся далеко не только чисто практической потребностью в реконструкции обветшавших построек, но и иными, прежде всего идеологическими соображениями. Факт того, что исключительно важные в фиванском регионе в IV в. до н.э. культы Мединет Абу представлены в строительной деятельности Аргеадов всего лишь одним малозначительным святилищем Хонсу Неферхотепа на пути его процессии в этот храмовый центр, может оказаться по-своему симптоматичным. На самом деле, на данном этапе наших рассуждений для оценки строительной программы, осуществлявшейся от имени Аргеадов в Фивах, материала памятников только их времени становится уже недостаточно. Мы оказываемся перед необходимостью рассмотреть это строительство в более широком хронологическом контексте, прежде всего в сопоставлении со строительством в этих комплексов предшественников этих македонских царей. Оценивая храмовое строительство в Фивах в I тыс. до н.э., приходится констатировать снижение его интенсивности по сравнению с эпохой Нового царства и изменение его религиозных приоритетов47. Понятно, что в Позднее время Фивы уже не могли быть центром почитания Амона как царского божества и покровителя внешнеполитической активности Египта: со снижением в начале III Переходного периода актуальности этих аспектов Амона, а также перемещением царской власти на север страны Кл. Тронекер напрямую связывает рост значения «праздника декады» и проявляющихся в нем качеств Амона как бога-демиурга и олицетворения плодородия48. Строительную деятельность большинства царей III Переходного периода, а также Саисского времени на территории фиванских храмов можно назвать сугубо эпизодичной; пожалуй, единственным и довольно понятным исключением из этого правила является время XXV династии, придававшей Фивам особое значение, прежде всего правление Тахарки. Один из самых значительных его памятников – это святилище на берегу Священного озера в Карнакском комплексе: как показывают его надписи, исследованные Ж.-Кл. Гойоном, особое значение в этом святилище имело своего рода преображение Амона именно в аспекте бога творческой силы после посещения Мединет Абу49. По существу, уже в этой постройке мы наблюдаем некую вариацию луксорского «праздника декады» применительно к образу Амона, чтимому в Карнаке. После Тахарки сколько-нибудь активное строительство на территории Карнака вновь почти что замирает, чтобы возобновиться лишь в нач. IV в. до н.э., после первого освобождения Египта от персидского владычества. Какие-либо постройки непосредственного освободителя страны и единственного царя XXVIII династии Амиртея нам неизвестны не только в Фивах, но и где-либо еще; зато первые цари XXIX династии Неферит I и Псамуф начинают строить к западу от Карнакского комплекса святилище, служащее для остановки барки божества во время праздничной процессии. Это святилище, завершенное и в итоге полностью узурпированное царем XXIX династии Акорисом (PM2 II. 23), было в 1970-80-ее гг. изучено и опубликовано группой французских исследователей, направляемой Кл. Тронекером50. В надписях этого важнейшего сооружения XXIX династии в Фивах, как и в святилище Тахарки, на первый план выходит связь культов Карнака и Мединет Абу: речь идет о совершении Амоном карнакским, приобретающим при этом аспект бога плодородия, заупокойных обрядов богам, погребенным в Мединет Абу, т.е. опять же о карнакской вариации «праздника декады»51. Помимо этого, Акорис возводит непосредственно на территории Мединет Абу боковое крыло малого храма этого комплекса, в оформлении которого преобладают сцены посещения храма царем (id. 472-473) и сооружает в этом же храме колонны (id. 467468)52. По мнению Кл. Тронекера, значение этих ритуальных посещений Мединет Абу божествами 7 Восточных Фив становится к этому времени столь велико, что они фактически поглощают собой прежний «прекрасный праздник Долины»53; во всяком случае, мотивы, связанные именно с этим комплексом на западном берегу Нила, явно играют в храмовом строительстве XXIX династии очень значимую, едва ли не первостепенную роль54. Ситуация существенно меняется при ХХХ династии. С одной стороны, ее основатель Нектанеб I продолжает строительство в Мединет Абу, начатое наиболее значительным среди его предшественников – Акорисом: здесь он реставрирует второй пилон малого храма (PM2 II. 465), узурпирует его колоннаду, возведенную в саисское время (id. 463-464), возводит к западу от этого храма ворота (id. 474-475). В то же время на восточном берегу Фив, в рамках весьма активной строительной деятельности, им же начинает осуществляться программа, суть которой покажется нам весьма знакомой. Нектанеб I окружает территорию Карнакского комплекса новой стеной (id. 21)55; при нем в этой стене сооружаются ворота с восточной (id. 208) и юго-западной (id. 245: перед храмом Опет; позднее узурпированы Птолемеями) сторон; в возведенную им стену он встраивает часовню Хонсу Неферхотепа, отождествленного с Шу, которая реконструируется позднее Александром (см. выше); при нем окружается стеной северный комплекс Карнака, посвященный Монту, и с южной стороны этой стены, перед храмом Маат, возводятся ворота (id. 11); наконец – и это особенно показательно, – Нектанеб I сооружает аллею сфинксов, соединяющую Карнак с Луксором (id. 255, 302), и завершающие ее ворота в окаймляющей Луксорский комплекс кирпичной стене (id. 302)56. Строительство этого царя в Карнаке не исчерпывается этими сооружениями (достаточно сказать, что именно он, судя по всему, начинает строительство чрезвычайно значимого в эллинистическое время храма Опет57); однако именно в них, на наш взгляд, проявляется стремление как бы заново обозначить границы Карнакского и Луксорского комплексов и их составных частей и пути, которые связывают их между собой и с другими фиванскими храмами. Трудно представить себе, чтобы подобное стремление могло бы возникнуть иначе, как в ходе обустройства инфраструктуры, обеспечивающей праздничные процессии. При этом сооружение величественной аллеи сфинксов между Карнаком и Луксором, похоже, показывает, что приоритетное значение для Нектанеба I приобретают процессии, связывающие эти комплекса Восточных Фив (прежде всего, по-видимому, праздник Опет58), а не ритуалы Мединет Абу, как при XXIX династии. В царствование Тахоса и Нектанеба II мы, казалось бы, не видим прямого продолжения этой деятельности основателя ХХХ династии; в то же время Д. Арнольд выдвинул предположение, что реконструкция «гранитного святилища», завершенного, как мы знаем, при Филиппе Арридее, была начата при Нектанебе II59. В случае, если это предположение справедливо, мы можем заключить, что при ХХХ династии в Фивах была завершена реконструкция путей для проведения праздничных процессий и начата аналогичная работа применительно к связанным с ними святилищам. В свете сказанного строительная деятельность Аргеадов в Фивах предстает перед нами как естественное продолжение программы, начатой еще при ХХХ династии; вместе с тем, на наш взгляд, она позволяет и более адекватно оценить идеологическое значение этой программы в целом, начиная с ХХХ династии. В масштабах храмового строительства Нектанебов I и II по всему Египту Фивы кажутся лишь одной из великого множества его площадок; однако в царствования Александра Великого и Филиппа Арридея они определенно «оттягивают на себя» более половины его общего объема. На наш взгляд, это следует объяснить не какими-либо специфическими предпочтениями раннемакедонского времени, а той концептуальной значимостью, которая должна была придаваться о строительству в 8 Фивах с перв. пол. IV в. до н.э. До тех пор, пока правители Египта вели строительство сразу во многих культовых центрах страны (особенно яркой фигурой в этом смысле предстает Нектанеб II!), эта значимость могла теряться из виду; однако она сразу стала заметна после завоевания страны иноземцами, которые перестали расходовать средства на большую часть этого строительства, но продолжили именно ту его линию, которая, в рамках египетской идеологической традиции, наиболее содействовала укреплению царской власти, перешедшей теперь к ним. По-видимому, с точки зрения любого царского дома Позднего времени, стремившегося к политической и идеологической централизации страны под своей властью, Фивы, благодаря своей славе, восходящей к II тыс. до н.э., были одним из ключевых для этой цели мест. Свидетельством этого уже в начале IV в. до н.э. можно считать, в частности, «Стелу Бентреш» - текст, утверждающий торжество Египта над его иноземными недоброжелателями в категориях, связанных с сугубо фиванским культом Хонсу60. Однако, как уже говорилось, в I тыс. до н.э. в фиванских культах произошла определенная трансформация религиозных приоритетов, и прямое продолжение традиции культа Амона как царского божества и тем более покровителя военных успехов фараона стало невозможным. По-настоящему живой частью фиванских культов в Позднее время были, по-видимому, праздники и связанный с ними процессионный церемониал; но мы видели, что и здесь обозначился явный крен в сторону обрядов, связанных с почитанием Амона как демиурга и бога плодородия в Мединет Абу. В таком случае задачей царей IV в. до н.э., вновь начавших заботиться об укреплении своей власти, в сфере фиванских культов стало перенесение акцента с ритуалов Мединет Абу на более древние празднества, такие как Опет или «Прекрасный праздник Долины», в рамках которых особое значение приобретала фигура царя. На наш взгляд, мы вряд ли ошибемся, если скажем, что именно этой задаче была подчинена программа обустройства процессионной инфраструктуры в Фивах, начатая при Нектанебе I и фактически завершенная при Филиппе Арридее. Не случайно наиболее важные памятники, вновь отстроенные Аргеадами в Фивах, восходят ко времени максимальной роли этого культового центра в царской идеологии – XVIII династии (ко времени Тутмоса III – «гранитное святилище», помещения храма Ахмену, – или Аменхотепа III – святилище барки в Луксоре). Особенно показательны в этом смысле сцены «праздника Долины», которые мы видим на южной стене «гранитного святилища» Арридея: если верно мнение Тронекера о том, что этот праздник к IV в. до н.э. был фактически поглощен ритуалами Мединет Абу (см. выше), то тщательное восстановление в оформлении святилища этих сцен можно счесть своего рода возвратом к первоначальному значению этого праздника. Вполне понятно присутствие образа итифаллического Амона в оформлении помещений Ахмену, «гранитного святилища» и луксорского святилища барки при Аргеадах: этот аспект божества, связанный с плодородием, играл существенную роль в фиванских праздниках с эпохи Нового царства, и в памятниках Аргеадов его, скорее всего, не следует связывать с влиянием культов Мединет Абу I тыс. до н.э. Разумеется, полностью проигнорировать ритуалы этого культового центра в предполагаемой нами программе фиванского строительства было невозможно; однако показательно, что часовня Нектанеба I и Александра, встроенная в стену Карнакского комплекса и связанная с ритуалами Мединет Абу, вопервых, представляет собой очень незначительный памятник, во-вторых, предполагает, по сути дела, не реальное путешествие Амона карнакского на западный берег Нила, а его имитацию в пределах Карнака, причем с участием младшего из его божеств – Хонсу. Наш обзор фиванской строительной программы будет неполным, если мы не упомянем такие ее реплики уже в птолемеевское время, как, например, 9 сооружение знаменитых «ворот Эвергета», или Баб эль-Амара, перед храмом Хонсу, в возведенной Нектанебом I южной стене Карнакского комплекса Амона-Ра, а также ворот Баб эль-Абд в северной стене комплекса Монту (PM2 II. 225-227, 2-4)61; однако обращение к этим репликам заведомо превысило бы наши задачи. Анализ наиболее концептуально насыщенных памятников Александра Великого и Филиппа Арридея в фиванских храмах и их более ранних аналогов вполне закономерно оттянул на себя большую часть нашего внимания в настоящей работе. Однако выше мы уже говорили, что еще одним важным центром их строительной деятельности следует считать Гермополь, где в эти царствования было завершено строительство большого храма бога Тота, а также начаты работы в некрополе священных животных в Туна эль-Гебель (позднее, кстати, их продолжил Птолемей I62). Следует заметить, что начато это строительство, как и пресловутая фиванская программа, было при Нектанебе I, который, по каким-то причинам, вообще отличал именно этот местный храмовый центр (возможно, ввиду содействия с его стороны его вступлению на престол)63. Откровенно говоря, нам трудно назвать какиелибо иные мотивы для строительства Аргеадов в Гермополе, помимо этой вероятной преемственности, связывающей их с основателем ХХХ династии и проявляющейся порой в совсем случайных памятниках раннемакедонского времени (может быть, и в клепсидре из Государственного Эрмитажа, на которой картуши Александра Великого соседствуют по какой-то причине с Хоровым именем Нектанеба I TmA-a – «Мощный рукой»64). В связи со строительством времени Аргеадов в Гермополе приходится вспомнить и сведения большой биографической надписи жреца Петосириса, возглавлявшего тогда хозяйство этого храма, о его инициативе в проведении этих работ65; в то же время вопрос о том, могло ли сооружение пронаоса храма в Гермополе быть осуществлено исключительно за счет его средств и, если да, то насколько такая ситуация была уникальной для местных храмовых центров времени Аргеадов, приходится все же оставить открытым. Наконец, нам остается объяснить то изменение в характере храмового строительства в Египте на рубеже царствований Филиппа Арридея и Александра [IV], которое мы однажды уже условно обозначили как «децентрализация» - прекращение работ в крупных культовых центрах и их перемещение в местные храмы. На наш взгляд, подобное изменение достаточно просто объяснить развитием политической и, соответственно, идеологической ситуации и в Египте, и в целом в масштабах созданной Александрой Великим раннеэллинистической ойкумены. Начало формального царствования в Египте Филиппа Арридея было последним отрезком времени, на протяжении которого еще существовала возможность удержать державу Александра от распада; соответственно, в Египте еще ощущалась потребность македонских властей в легитимации власти этого правителя средствами, имевшимися в арсенале местной идеологии. Уже ок. 321-320 гг. до н.э. стало ясно, что Египет под властью его сатрапа Птолемея обрел фактическую самостоятельность; при этом сам Птолемей был еще далек от принятия на себя царского статуса, но вряд ли стремился и излишне усердствовать в пропаганде легитимности формальных фараонов, находившихся далеко за пределами страны. В этой ситуации, окончательно обозначившейся к сер. 310-х гг. до н.э.66, для него было совершенно логично свернуть фиванскую строительную программу, возвышавшую именно фараонов-Аргеадов, и ограничить храмовое строительство работами небольшого масштаба, обеспечивающими приемлемые отношения с местными группировками египетской элиты. Нельзя исключить и то, что в значительной мере эти работы осуществлялись непосредственно усилиями египетского жречества, по аналогии с 10 деятельностью Петосириса, и в таком случае появление в некоторых памятниках этого времени титулатур сына Роксаны пришлось бы считать формальностью вдвойне, не предполагающей участия македонских властей Египта в их сооружении. Тем не менее такое предположение едва ли справедливо в отношении всех строительных работ данного периода: некоторые из них, в частности работы на территории храма Онуриса-Шу в Севенните и Хнума в Элефантине явно продолжают строительство, начатое при Нектанебе II, для которого тоже было характерно внимание к местным культовым центрам67. Существенно, что отмеченная нами «децентрализация» и сравнительно низкая интенсивность храмового строительства будет в дальнейшем характерна и для царствования Птолемея Сотера в Египте. Судя по целому ряду признаков, с определенного момента он пришел к выводу, что его власть над страной опирается прежде всего на поддержку ее новой греко-македонской элиты и, стало быть, поиском религиозно-идеологических средств воздействия на ее местное население можно пренебречь. Такая ситуация сохранялась вплоть до 240-х гг. до н.э., когда, при Птолемее III Эвергете, она впервые привела к острому кризису в отношениях македонской династии с египтянами, - кризису, одним из следствий которого, кстати, стало частичное возобновление фиванской строительной программы68. В заключение хотелось бы сказать несколько слов по поводу весьма непраздного вопроса: есть ли у нас основания всерьез полагать, что инициатива в строительной деятельности, ведшейся в Египте от имени Александра Великого и его преемников, действительно исходила от его новых македонских хозяев? На наш взгляд, ответ на этот вопрос должен быть утвердительным. В пользу этого, прежде всего, говорит явный сознательный выбор в качестве приоритета этой деятельности при Александре Великом и Филиппе Арридее именно фиванской строительной программы, содействовавшей их легитимации и укреплению позиций царской власти. Далее, ряд примеров – и прежде всего деятельность наместника Александра Великого в Египте Клеомена из Навкратиса69 – показывает, что в распоряжении македонских завоевателей действительно имелись определенные кадры людей эллинской культуры – уроженцев Египта, хорошо знакомых с ситуацией в стране и способных использовать традиционные средства манипуляции ею. Наконец, нужно иметь ввиду, что в начале македонского периода истории Египта эта страна еще далеко не была тем полиэтничным и сильно эллинизированным организмом, каким она стала уже при Птолемеях. Присутствие греков и македонян за пределами Навкратиса и ряда военных поселений – в том числе и Александрии, еще не приобретшей свой полисный статус – было тогда весьма ограниченным; и, соответственно, выстраивание отношений с основной массой местного населения Египта, в особенности на фоне уже начавшейся эксплуатации страны, было для македонских властей на порядок более актуальным, чем несколькими десятилетиями позже. Сознательное использование македонянами в этих целях тех же идеологических средств, которые, судя по всему, были задействованы еще царями ХХХ династии, выглядит не только не удивительным, но и вполне естественным. 1 Ладынин И. А. Памятники Александра Великого в Египте: опыт интерпретации // Древний Восток и античный мир: Сборник научных трудов кафедры истории древнего мира исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. М., 1998. Вып. 1. С. 32-49; ср.: Он же. Александр Македонский и Египет: Проблемы грекоегипетского взаимодействия в эпоху генезиса эллинизма: Автореф. дисс. … к. и. н. М., 1998. С. 17. 11 2 Sethe K. Amun und die acht Urgötter von Hermopolis: Eine Untersuchung über Ursprung und Wesen des ägyptischen Götterkönigs. Berlin, 1929 (Abhandlungen der Preussischen Akademie der Wissenschaften. Phil.-hist. Kl., Nr. 4). § 23. См. по изданию: Fakhry A. Siwa Oasis: Its History and Antiquities. Kairo, 1944 (Service des Antiquités de l’Égypte. 3 Egyptian Deserts, 2). P. 116. Fig. 14. 4 Ладынин И. А. Памятники Александра Великого в Египте… С. 46-47; Sethe K. Op. cit. §§ 103-119; Allen J. P. The Roles of Amun: An Exercise in Egyptian Theological Syncretism // Serapis. 1969. Vol. 1. P. 4 ff. См. индекс в: Huß W. Der makedonische König und die ägyptischen Priester. Stuttgart, 1994 (Historia Einzelschriften 5 85). S. 26-28; а также общую краткую характеристику их храмового строительства в: Arnold D. Temples of the Last Pharaohs. N.Y.; Oxf., 1999. P. 137-141, 320, 339-340. Помимо собственно фрагментов храмовых построек, учтенных в нашей таблице, Д. Арнольд упоминает известный по изображениям на монетах римского времени храм Исиды в восточной части Александрии, по-видимому, возведенный при Александре согласно египетской строительной традиции, и находки в Тух эль-Карамусе (Дельта, между Бубастисом и Танисом), предполагающие возможность восстановления или расширения при Филиппе Арридее храма времени Шешонка III. 6 Barguet P. Le temple d’Amon-Rê а Carnak: Essai d'éxegèse. Le Caire, 1962. P. 192-197. 7 Legrain G. Rapport sur les travaux éxécutés а Karnak du 31 octobre 1902 au 15 mai 1903 // ASAÉ. 1905. T. 5. P. 42 [26]; Grothoff T. Die Tornamen der ägyptischen Tempel. Aachen, 1996. Dok. 9h. 8 Предположительно, согласно: Traunecker Cl. La chapelle de Khonsou du mur d’enceinte et les travaux d”Alexandre // Cahiers de Karnak VIII, 1982-1985. P., 1987. P. 352, n. 29 (со ссылкой на: Barguet P. Op. cit. P. 110). 9 LD IV. 5b, c, d. 10 Traunecker Cl. Un exemple de rite de substitution: une stèle de Nectanébo Ier // Cahiers de Karnak VII, 1978-1981. P., 1982. P. 339-354. 11 Traunecker Cl. La chapelle de Khonsou… Р. 348, 351 et n. 20. 12 Bittel K., Hermann A. Grabungsbericht Hermopolis 1933 // MDAIK. 1934. Bd. 5. S. 37-38. Abb. 17a-b; Roeder G. Hermopolis, 1929-1939. Hildesheim, 1959. S. 300; Winter E. Alexander der Grosse als Pharao in ägyptischen Tempeln // Ägypten – Griechenland – Rom: Abwehr und Berührung. Städeliches Kunstinstitut und Städtliche Galerie 26. November 2005 – 26.Februar 2006. Frankfurt a.M., 2006. S. 211, Abb. 3a-b. 13 Schwentzel. Chr.-G. Images d’Alexandre et des Ptolémées. P., 1999. P. 166-169; Winter. Op.cit. S. 212, Abb. 4. 14 Roeder G. Hermopolis, 1929-1939. S. 300. Taf. 67d; Winter. Op.cit. S. 210-211. 15 Fakhry A. Bahria Oasis. Cairo, 1950. P. 41-47. Pl. XXVI. 16 Fakhry. Op. cit. Pl. XXVI; cf. Winter. Op.cit. S. 207. 17 Abd-el-Razig M. Die Darstellungen und Texte des Sanktuars Alexanders des Großen im Tempel von Luxor. Mainz, 1984 (Arch. Veröff., 16) Пользуясь случаем, приносим глубокую благодарность Х. Гёдике (Университет Джона Хопкинса, Балтимор, США), приславшему нам уже много лет назад для работы это издание, которого нет в отечественных библиотеках. 18 Daressy G. Notes et remarques // Rec. trav. 1893. T. 14. P. 33-34; Abder-Razig M. Ein Graffito der Zeit Alexanders des Grossen im Luxortempel // ASAÉ. 1983. T. 69. P. 211-218. 19 LD IV. 50-52; Roeder G. Zwei hieroglyphische Inschriften aus Hermopolis (Ober-Ägypten) // ASAÉ. 1954. T.52. P. 429-430; Spencer A.G. Excavations at el-Ashmunein. II: The Temple Area. L., 1989. P. 73. 20 Legrain G. Le logement et transport des barques sacrées et des statues des dieux dans quelques temples égyptiens // BIFAO. 1917. T. 13. P. 13-18; Barguet P. Op.cit. P. 136-141; Lacau P., Chevrier H. Une chapelle d’Hatchepsout à Karnak. I. Le Caire, 1977. P. 402-412. 21 Bothmer B. Ptolemaic Reliefs. 1: A Granite Block of Philip Arridaeus // BMFA. 1952. Vol. 1. P. 19-27. 22 Jéquier G. L'architecture et la décoration dans l’ancienne Égypte. P., 1924. T. III. Pl. 2[3]. 23 Barguet P. Le temple d'Amon-Rê а Carnak… P. 133. 24 Daressy G. Notice explicative des ruines du temple de Louxor. Le Caire, 1893. P. 40-41. 12 25 Предположение Х. Юнкера (см. следующую сноску) о локализации в Нуб Таха храма Атума основывается на обнаружении там фрагментов наоса и одной из копий Розеттского декрета. Атрибуция данного Хорова имени Филиппу Арридею оспаривается в: De Meulenaere H. Le protocole royal de Philippe Arrhidée // CRIPEL. 1991. T. 13. P. 54. Можно, однако, заметить, что из Телль эль-Иехудие происходит клепсидра времени Александра Великого (BM 933; James T.D.J. An Introduction to Ancient Egypt. L., 1979. P. 190, fig. 45). 26 Junker H. Bericht über die vom Deutschen Institut für Ägyptische Altertumskunde nach dem Ostdelta-Rand unternommene Erkundungsfahrt // MDAIK. 1930. Bd. 1. S. 29-30. 27 Naville É. The mound of the Jew and the city of Onias: Belbeis, Samanood, Abusir, Tukh el Karmus. 1887 . L., 1890. P. 28-30, 53-56. Pl. VIII[B], XVII[8]. 28 Edgar C.C. Notes from the Delta // ASAÉ. 1911. T. 11. P. 91. 29 Edgar C.C. Op.cit. P. 91-92; Bey Kamal A. Sébennytos et son temple // ASAÉ. 1906. T. 7. P. 90-91; Cleopatra’s Egypt: Age of the Ptolemies / Ed. by R.S. Bianchi. N.Y., 1988. P. 98-99, No. 11 (Louvre E10970). 30 Koeford-Petersen O. Catalogue des bas-reliefs et peintures égyptiens. Kopenhagen, 1956. Pl. LIX. 31 LD. Text. II. S. 111. 32 Kessler D. Die Galerie C. von Tuna el-Gebel // MDAIK. 1983. Bd. 39. S. 119-120, Taf. 24d. 33 Bickel S. Die Dekoration des Tempelhaustores unter Alexander IV. und der Südwand unter Augustus // Jenni H. Die Dekoration des Chnumtempels auf Elephantine durch Nektanebos II. Mainz, 1998 (Elephantine XVII = Arch. Veröff., 90). S. 117-150, Abb. 2-18. 34 Barguet P. Op. cit. P. 140. 35 Idem. P. 138. 36 Legrain G. Le logement et transport des barques sacrées et des statues des dieux… P. 24-25. 37 Legrain G. Loc.cit.; Barguet P. La structure du temple Ipet-Sout d’Amon à Karnak du Moyen Empire à Amenophis II // BIFAO. 1953. T. 52. P. 151, fig. 38 Schott S. Das schöne Fest vom Wüstentale: Festbräuche einer Totenstadt. Wiesbaden, 1952; Traunecker Cl., Le Saout Fr., Masson O. La chapelle d’Achôris à Karnak. T. II: Texte [et] Documents. P., 1981. P. 134-137; Naguib S.-A. The Beautiful Feast of the Valley // Understanding and History in Arts and Sciences / Ed. by R. Scarsten et al. Oslo, 1991 (Acta Humaniora Universitatis Bergensis, 1). P. 21-32; Bell L. The New Kingdom ‘Divine’ Temple: The Example of Luxor // Temples of Ancient Egypt / Ed. By B. E. Shafer. L., 1997. P. 136-137, 286. 39 Legrain G. Le logement et transport des barques sacrées et des statues des dieux… P. 14-15. 40 См. фактически подводящие к этому тезису краткие, но тщательно мотивированные замечания Кл. Тронекера: Traunecker Cl. La chapelle de Khonsou du mur d’enceinte et les travaux d”Alexandre. P. 352-353. 41 Traunecker Cl. Un exemple de rite de substitution: une stèle de Nectanébo Ier. P. 352. 42 См. наши примечания 4 (о культах Мединет-Абу и богов «восьмерки») и 46 (о ритуале посещения Амоном карнакским Кематефа – т.н. «празднике декады»). 43 Bell L. The New Kingdom ‘Divine’ Temple. P. 156. 44 См., например: Haeny G. New Kingdom ‘Mortuary Temples’ and ‘Mansions of Millions of Years’ // Temples of Ancient Egypt / Ed. By B. E. Shafer. L., 1997. P. 103 (с отсылками к литературе). 45 Bell L. Op. cit. P. 158; 293, n. 101 46 Doresse M. Le dieu voilé dans sa chasse et la fête de la décade // RdÉ. 1971. T. 23. P. 113-136; 1973. T. 25. P. 92-135; 1979. T. 31. P. 36-65; Goyon J.-Cl. An Interpretation of the Edifice // Parker R.A., Leclant J., Goyon J.-Cl. The Edifice of Taharqa by the Sacred Lake of Karnak. London, 1979 (Brown Egyptological Studies, 8). P. 80-87, esp. 81-84; Traunecker Cl., Le Saout Fr., Masson O. Op. cit. P. 130-134; Herbin Fr.-R. Une liturgie des rites décadaires de Djême: Papyrus Vienne 3865 // RdÉ. 1984. T. 35. P. 105-127; Thissen H.-J. Die demotische Graffiti von Medinet Habu: Zeugnisse zu Tempel und Kult im Ptolemäischen Ägypten. Sommerhausen, 1989 (Demotische Studien, 10). 47 См. из самых общих обзоров, например: Barguet P. Karnak // LÄ. Bd. III. Wiesbaden, 1980. Kol. 344-349 und Anmm. 13 48 Traunecker Cl., Le Saout Fr., Masson O. Op. cit. P. 145. 49 Goyon J.-Cl. Loc. cit.; Traunecker Cl., Le Saout Fr., Masson O. Op. cit. P. 138; cf. Arnold D. Temples of the Last Pharaohs. P. 51, 53-54. 50 Traunecker Cl. Essai sur l’histoire de la XXIXe dynastie // BIFAO. 1979. T. 79. P. 408, 411, 412, 423; Traunecker Cl., Le Saout Fr., Masson O. Op. cit.; Arnold D. Op. cit. P. 100-101; см. также старую сводку памятников IV в. до н.э. в египетских храмах в: Kienitz F. K. Die politische Geschichte Ägyptens vom 7. bis zum 4. Jahrhundert vor der Zeitwende. B., 1953. S. 190-232. 51 Traunecker Cl., Le Saout Fr., Masson O. Op. cit. P. 113-120. 52 Traunecker Cl. Essai sur l’histoire de la XXIXe dynastie. P. 413; Traunecker Cl., Le Saout Fr., Masson O. Op. cit. P. 15- 16, 120-125. 53 54 Idem. P. 134-137. Разумеется, нельзя игнорировать и такие памятники этих царей в Карнаке, как начатый при Акорисе и завершенный при Нектанебе I «дом рождения» Хорпара в комплексе Монту (PM2 II. 10-11), склады жертвенных приношений, реконструировавшиеся Неферитом I, Псамуфом и Акорисом на южном берегу Священного озера (id. 222); храм Хонсу к юго-востоку от Карнакского комплекса (id. 254: здесь обнаруживаются не только блоки с изображением Неферита I, но и такой «своевременный» по своей идеологической тенденции именно в нач. IV в. до н.э. памятник, как «Стела Бентреш»); вместе с тем эти памятники либо представляют собой дань лишь нарождающейся концепции обоснования царской власти («дом рождения» Хорпара: Daumas F. Les mammisis des temples égyptiens. P., 1958), либо должны быть названы скорее единичными и в любом случае не вписываются в столь давний контекст, как строительство этих царей, связанное с культами Мединет Абу. 55 Barguet P. Le temple d'Amon-Rê а Carnak… P. 29-33; Habashi L. Le mur d’enceinte du grand temple d’Amenrē‘ à Karnak // Kêmi. 1970. T. 20. P. 229-235, fig., pls. XXIa-b; Traunecker Cl. Une stele commemorant la construction de l’enceinte d’un temple de Montou // Cahiers de Karnak V. 1970-1972. P., 1975. P. 147, n. 2; Abd er-Raziq M. Eine Stele Nektanebos I. // MDAIK. 1978. Bd. 34. S. 111-115. Taf. 25a. 56 Abd el-Razik M. Study on Nectanebo Ist in Luxor Temple and Karnak // MDAIK. 1968. Bd. 23. S. 156-159. 57 Arnold D. Op. cit. P. 116; помимо этого, в Карнаке при Нектанебе I надо отметить продолжение работ в начатом Акорисом храме Хорпара в комплексе Монту; сооружение храма Хонсупахереда (по сути дела, «дома рождения» в рамках Карнакского комплекса) в комплексе Мут (PM2 II. 270-272); часовни, пристроенные к храму Амона-Ра с востока (id. 217); святилище, пристроенное к храму Мут с юга (id. 258-259: ‘contra-temple’); рельефы в храме Хонсу (id. 243). 58 Abd el-Razik M. Study on Nectanebo Ist in Luxor Temple and Karnak. P. 157-158 (надписи на пьедесталах сфинксов Нектанеба I перед Луксорским комплексом, содержащие довольно отчетливые аллюзии на связь сооружения аллеи сфинксов именно с Опетом). 59 Arnold D. Op. cit. P. 131-132; кроме того, в Карнаке при Тахосе возводится небольшая часовня у северной стороны храма Хонсу (Laroche Fr., Traunecker Cl. La chapelle adossée au temple de Khonsou // Cahiers de Karnak VI. 1973-1980. P., 1980. P. 167-196, pl. XLVII-LI); фрагменты Тахоса и Нектанеба II имеются в самом храме Хонсу (PM2 II. 233, 243); при Нектанебе II возводится небольшой храм Амона к западу от святилища Хонсу в его комплексе (id. 15) и к востоку от комплекса Мут (id. 275); также ведутся работы в святилище Хонсу к юго-востоку от Карнакского комплекса (Arnold D. Op. cit. P. 132, n. 131), где в свое время были засвидетельствованы работы Неферита I; в Мединет Абу при Нектанебе II обустроен священный источник (PM2 II. 475). 60 KRI II. 284-287; The Literature of Ancient Egypt: An Anthology of Stories, Instructions, Stelae, Autobiographies and Poetry / Ed. W. K. Simpson. New Haven; L., 2003 3. P. 361-366; Posener G. A propos de la stele de Bentresh // BIFAO. 1933. T. 34. P. 75-81; Morschauser S. N. Using History: Reflections on the Bentresh Stela // SAK. 1988. Bd. 15. S. 203223; Broze M. La princesse de Bakhtan. Bruxelles, 1989 (Monographies Reine Elisabeth, 6). 61 Arnold D. Op. cit. P. 166-168; Clère P. La porte d’Évergète à Karnak Le Caire, 1961 (MIFAO, 84); Aufrère S. H. Le propylône d’Amon-Rê-Montou à Karnak-Nord. Le Caire, 2000 (MIFAO, 117). 14 62 Gabra S. Fouilles de l’Université Fouad el-Awal à Touna el-Gebel (Hermopolis Ouest) // ASAÉ. 1939. T. 39. P. 490 suiv. 63 64 Arnold D. Op. cit. P. 111, n. 68. Шолпо Н.А. Два фрагмента египетских водяных часов // ТОВЭ. Т. 1. Л., 1939. С. 155-170; Bolshakov A.O. Fragment einer Wasseruhr // Ägypten – Griechenland – Rom: Abwehr und Berührung. Städeliches Kunstinstitut und Städtliche Galerie 26. November 2005 – 26.Februar 2006. Frankfurt a.M., 2006. S. 548-549. 65 См. надписи 59, 62, 81 («Большая автобиографическая надпись») в гробнице Петосириса: Lefèbvre G. Le tombeau de Petosiris. 1ère partie: Description. 2ème partie: Les textes. 3ème partie: Vocabulaire et planches. Le Caire, 1923-1924; Otto E. Die biographischen Inschriften der ägyptischen Spätzeit. Leiden, 1954 (Probleme der Ägyptologie, 2). S. 174-184; Menu B. Le tombeau de Petosiris: Nouvel examen // BIFAO. 1994. T. 94. P. 321-326; Ladynin I.A. “Adversary #šryšA”: His Name And Deeds According To The Satrap Stela // CdÉ. 2005. T. 80. P. 106, n. 51. 66 См. некоторые наши замечания в связи с этим: Ладынин И.А. К датировке «Стелы Сатрапа» и интерпретации ее исторической части (Urk. II. 12.12-15.16) // Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Казань, 2000. С. 192-199; он же. Сведения о возвращении из Азии египетских культовых предметов правителями династии Птолемеев // : Сборник научных трудов, посвященный памяти проф. В.Д. Жигунина. Казань, 2002. С. 218-220. 67 Arnold D. Op. cit. P. 127-128, 134; Jenni H. Die Dekoration des Chnumstempels auf Elephantine durch Nektanebos II. Mainz, 1998 (Arch. Veröff., 16 = Elephantine, XVII); следует вспомнить, что именно работы по оформлению храма Онуриса-Шу в Севенните играют знаковую роль в истории падения власти Нектанеба II согласно т.н. «Сну Нектанеба»: Gauger J. D. Der Traum des Nektanebos – die griechische Fassung // Apokalyptik und Ägypten: Eine kritische Analyse der relevanten Texte aus dem griechisch-römischen Ägypten / Hrsg. von A. Blasius und B.U. Schipper. Leiden, 2003 (OLA, 107). S. 189-220. 68 См., со ссылками на литературу: Ладынин И.А. Основные этапы царского культа Птолемеев в контексте общей эволюции египетского эллинизма // Мнемон: Исследования и публикации по истории античного мира. Вып. 3. СПб., 2004. С. 164-173. 69 Seibert J. Untersuchungen zur Geschichte Ptolemaios’ I. München, 1969 (Münchener Beiträge zur Papyrusforschung und antiken Rechtsgeschichte, 56). S. 39-51; Vogt J. Vogt J. Kleomenes aus Naukratis - Herr von Ägypten // Chiron. 1971. Bd. 1. S. 153-157; Le Rider G. Cléomène de Naucratis // BCH. 1997. T. 121/1. P. 71-93.