САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ КАФЕДРА КОНФЛИКТОЛОГИИ

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ФИЛОСОФСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ
КАФЕДРА КОНФЛИКТОЛОГИИ
На правах рукописи
КАБЫЛИНСКИЙ Борис Васильевич
ТЕХНОЛОГИИ РАЗРЕШЕНИЯ ПОЛИТИЧЕСКИХ
КОНФЛИКТОВ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ
Специальность 23.00.02 –
Политические институты, процессы и технологии
Диссертация на соискание ученой степени
кандидата политических наук
Научный руководитель – доктор политических наук,
профессор Стребков А.И.
Санкт-Петербург – 2014
Содержание
Введение ................................................................................................................... 3
Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования
технологий
разрешения политических конфликтов .............................................................. 16
§
1.1.
Определение
и
классификация
современных
политических
конфликтов в основных структурах знания .................................................... 16
§
1.2.
Современные
подходы
к
урегулированию
и
разрешению
политических конфликтов ................................................................................. 36
§ 1.3. Методы, инструменты и технологии регулирующего воздействия на
современные политические конфликты........................................................... 47
§ 1.4. Специфика и тенденции эволюции технологий регулирующего
воздействия на современные политические конфликты ................................ 57
Глава 2. Разрешение политических конфликтов в современной России ........ 68
§ 2.1. Виды политических конфликтов в современной России ..................... 68
§ 2.2.
Эффективность и пределы применения технологий разрешения
политических конфликтов в современной России ......................................... 88
§ 2.3. Перспективы модернизации технологий разрешения политических
конфликтов в современной России .................................................................. 98
§ 2.4. Предложения по модернизации технологий разрешения политических
конфликтов в современной России ................................................................ 108
Заключение .......................................................................................................... 115
Приложение 1. Разрешение политических конфликтов в современной России
(конфликтологический анализ).......................................................................... 127
Пример 1. Государственно-правовой конфликт ........................................... 127
Пример 2. Статусно-ролевой конфликт ......................................................... 130
Пример 3. Конфликт политических культур ................................................. 132
Список использованной литературы ................................................................. 134
2
Введение
Актуальность темы исследования. В условиях отсутствия явных
признаков политического кризиса в России нарастающая политическая
нестабильность искусственно сдерживается российскими государственными
институтами
за
счёт
централизации
политического
управления,
доминирования исполнительной власти, подавления протестной активности
населения и превентивного воздействия на политические конфликты. Эти
политические процессы современного развития России порождают проблемы
и противоречия, которые становятся причиной политических конфликтов
нового поколения, решение которых может быть найдено только в
совершенствовании традиционных и разработке инновационных технологий
конфликторазрешения, выверенных под конкретные российские условия.
Война в Южной Осетии, практика «цветных революций» в сопредельных с
Россией государствах, неудавшаяся «революция белых ленточек» уже на
российской
территории
необходимость
–
повышения
наглядные
эффективности
примеры,
иллюстрирующие
применяемых
технологий
разрешения политических конфликтов в России. Исторически сложившаяся
традиция приоритетности силовых мер воздействия на политические
конфликты
в
современной
России
сегодня
уже
не
обеспечивает
гарантированный результат с точки зрения эффективного урегулирования
конфликтной ситуации. В этих условиях теоретико-методологическую базу
исследования политических конфликтов необходимо дополнить анализом
пределов эффективного применения и перспектив модернизации технологий
разрешения политических конфликтов. Систематизация на теоретическом
уровне соответствующего знания – необходимая составляющая процесса
оптимизации политической системы современной России, повышения ее
устойчивости
к
внешнему
дестабилизирующему
воздействию,
что
определяет актуальность и значимость темы настоящей работы, приведенных
в ней выводов и практических рекомендаций.
3
Степень научной разработанности проблемы. При исследовании
роли технологий разрешения конфликтов в политическом процессе
современной России был рассмотрен и использован широкий спектр
публикаций различных авторов: политологов, социологов, психологов,
конфликтологов,
философов
и
специалистов
по
международным
отношениям. Отечественные и зарубежные источники, рассматривающие
политические конфликты и роль современных технологий в процессе их
разрешения, можно разделить на несколько основных групп.
К первой группе источников относятся российские и международные
официальные нормативные и руководящие документы, регламентирующие
деятельность государства в сфере регулирования политических отношений,
включая
урегулирование
и
разрешение
политических
конфликтов,
возникающих как на международном, так и на внутриполитическом уровне1.
Ко второй группе источников относятся работы авторов, посвященные
общей
теории
политических
возникновения, особенностям
конфликтов,
их
природе,
урегулирования и разрешения,
причинам
а также
конфликтогенности политического процесса в современной России: А.Я.
Анцупова, И.Е. Ворожейкина, А.В. Глуховой, А.Я. Кибанова, А.И.
Шипилова2. Из зарубежных авторов к этой группе источников относятся
работы сторонников теории исходного (К. Боулдинга, Р. Дарендорфа, Ф.
1
Доклад Общественной палаты Российской Федерации о состоянии гражданского общества в Российской
Федерации на 2007 год. – М., 2008; Доклады международного комитета по контролю за наркотиками,
опубликованные в 2010 году. – Нью-Йорк, ООН, 2011;Доктрина информационной безопасности РФ. //
Официальный
сайт
издания
«Российская
газета».
[электронный
ресурс]
URL:
http://www.rg.ru/oficial/doc/min_and_vedom/mim_bezop/doctr.shtm. (дата обращения 30.04.2013);Конституция
и государственная символика Российской Федерации: по состоянию на 2013 г. – М.: Эксмо, 2013; Устав
организации
ООН.
//
Официальный
сайт
ООН.
[Электронный
ресурс].
URL:
http://www.un.org/ru/documents/charter/ chapter6.shtml. (дата обращения 30.04.2013); Федеральный закон об
альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (процедуре медиации) № 193-ФЗ.
// Сайт Лиги медиаторов. [электронный ресурс]. URL: http://arbimed.ru/zakonomediacii (дата обращения
30.04.2013).
2
Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Конфликтология. – СПб.: Питер, 2013; Глухова А.В. Политическая
конфликтология перед вызовами глобализации. // Социс. Социологические исследования. 2005. № 8;
Кибанов А.Я., Ворожейкин И.Е., Захаров Д.К., Коновалова В.Г. Конфликтология. – М.: ИНФРА, 2008;
Глухова А.В. Политический конфликт как механизм постсоциалистических трансформаций
(Восточноевропейский опыт и проблемы России). // Научные ведомости Белгородского государственного
университета. 2007. № 2.
4
Энгельса3) и производного (Г. Зиммеля, Л. Козера, Т. Парсонса4) конфликтов.
Отдельно следует отметить работы отечественных авторов, посвященные
этнополитическим и международным политическим конфликтам: А.Р.
Аклаева, М.М. Лебедевой, В.А. Тишкова, Д.М. Фельдмана5 и работы авторов,
исследующих конфликты с позиций политической социологии и психологии:
Л.Н. Алисовой, З.Т. Голенковой, Н.В. Гришиной, Е.И. Степанова, М.Ю.
Урнова,
П.А. Цыганкова, Е.Б. Шестопал6. Процессы трансформации
конфликтных отношений изучены в современной политической науке в
меньшей степени, поскольку такие отечественные исследователи, как С.М.
Воробьев, Л.И. Никовская, Я.А. Пляйс, Л.В. Сморгунов, А.И. Соловьев, О.Н.
Яницкий7, уделяют основное внимание теоретическим и практическим
аспектам эффективной модернизации системы политического управления в
целом, а не в контексте конфликторазрешения. В зарубежной литературе
3
Boulding К. Conflict and Defence: A General Theory. – Whitefish, Mt: Literary Licensing LLC,
2012;ДарендорфР. Современныйсоциальныйконфликт. Очерк политики свободы. – М., 2002; Энгельс Ф.
Происхождение семьи, частной собственности и государства / Пер. снем. – СПб: Издательская группа
«Азбука-классика», 2010.
4
Зиммель Г. Избранные работы. – Киев: Ника-Центр, 2006; Козер Л. Функции социального конфликта.
Перевод с англ. О.А. Назаровой – М.: Идея-пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000; Парсонс Т. О
структуре социального действия. – Изд. 2-е. – М.: Академический проект, 2002.
5
Аклаев А.Р. Этнополитическая конфликтология. Анализ и менеджмент. – М.: Дело, 2005; Лебедева М.М.
Мировая политика: тенденции развития. // Полис. 2009. Политические исследования. № 4; Тишков В.А.
Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии. – М.: Наука, 2003; Фельдман
Д.М. Правила победы в международных конфликтах будущего. [электронный ресурс] // Колонка экспертов
МГИМО. URL: http://www.mgimo.ru/system/phpprint.phtml?url=%2Fnews%2Fexperts%2Fdocument235282.pht
ml (дата обращения 30.04.2013).
6
Алисова Л.Н., Голенкова З.Т. Политическая социология. – М.: Мысль, 2000; Гришина Н. В. Психология
конфликта. – СПб.: Питер, 2008; Степанов Е.И. Современная конфликтология: общие подходы к
моделированию, мониторингу и менеджменту социальных конфликтов. – М.: Издательство ЛКИ, 2008;
Урнов М. Ю. Эмоции в политическом поведении. – М.: Аспект-пресс, 2008; Цыганков П.А. Теория
международных отношений. – М.: Гардарики, 2004; Шестопал Е.Б. Образы российской власти: от Ельцина
до Путина. – М: РОССПЭН, 2008.
7
Воробьев С.М. Гражданское общество и модернизация России. // Власть. 2009. № 5; Никовская Л.И.
Гражданские инициативы и модернизация России. – М.: Ключ-С, 2011; Пляйс Я.А. Новая модернизация
России: миф или реальность? – Саратов: Изд-во Саратовского Государственного университета, 2011; Пляйс
Я.А. Политология в контексте переходной эпохи в России. – М: РОССПЭН, 2010; Сморгунов Л.В.
Политическое «между»: феномен лиминальности в современной политике. // Полис. Политические
исследования. 2012. № 5; Сморгунов Л.В. Сравнительная политология в поисках новых методологических
ориентаций: значат ли что-либо идеи для объяснения политики? // Полис. Политические исследования. 2009.
№ 1; Соловьев А.И. Колебательно-маятниковый механизм принятия государственных решений: к
обоснованию когнитивной модели (I). // Полис. 2005. № 5; Соловьев А.И. Колебательно-маятниковый
механизм принятия государственных решений: к обоснованию когнитивной модели (II). // Полис.
Политические исследования. 2005. № 6; Соловьев А.И. Трансъячеистые структуры как форма строения и
источник саморазвития государства. // Полис. Политические исследования. 2006. № 6; Яницкий О.Н.
Протестное движение 2011-2012 гг.: некоторые итоги. // Власть. 2013. № 2.
5
такие авторы, как Д. Белл, М. Кастельс, Д. Сёрл, М. Фуко8 достигают цели по
раскрытию
сущностных
характеристик
эволюционирующих
форм
политического конфликтного дискурса с позиций теории информационного
общества и постструктуралистского подхода, однако конфликт и технологии
его разрешения в работах этих авторов практически не исследуются.
К
четвертой
рассматривающих
группе
силовые
источников
технологии
относятся
работы
разрешения
авторов,
политических
конфликтов в современной России: С.В. Кортунова, А.В. Коршунова, И.И.
Новиковой, Н.В. Стаськова9. Такие отечественные исследователи, как С.И.
Грачев, Х.В. Дзуцев, А.Д. Толмач, В.В. Шалупенко, В.Н. Ярская10 уделяют
особое внимание анализу специфики мер силового реагирования на угрозы
международного терроризма и экстремизма на территории российского
государства, но при этом авторы оставляют открытым вопрос о пределах
эффективного применения силовых технологий конфликторазрешения в
современной России.
К пятой группе источников относятся работы авторов, посвященные
переговорным
и
посредническим
инструментам
и
технологиям
урегулирования и разрешения современных политических конфликтов в
России: О.В. Аллахвердовой, И.А. Василенко, Ю.В. Дубинина, Е.И.
Ивановой, А.Ю. Сунгурова, Н.Я. Шеповой11. В зарубежной литературе
8
Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: опыт социального прогнозирования. – М., 2001; Castels
M. The Network Society: From Knowledge to Policy. – Washington, DC: Center for Transatlantic Relations, 2006;
Сёрл Д. Что такое институт? // Вопросы экономики. 2008. № 8; Foucault M. The order of things. – London:
Taylor and Francis e-Library, 2005.
9
Кортунов С.В. Становление политики безопасности. – М.: Наука, 2003; Коршунов А.В. Духовная
безопасность российского общества основные угрозы и стратегии преодоления. // Власть. 2012. № 6;
Новикова И.И. Стратегия информационного развития и национальная безопасность России. // Власть. 2009.
№ 2; Стаськов Н.В. Силовые операции в системе урегулирования этнополитических конфликтов. – М.: Издво РАГС, 2005.
10
Грачев С.И. Особенности современного терроризма и проблемные аспекты в системе антитерроризма. //
Власть. 2012. № 7; Дзуцев Х.В. Ваххабизм в республиках Северного Кавказа Российской Федерации: реалии
и последствия. // Социс. Социологические исследования. 2012. № 8; Толмач А.Д. Феномен терроризма в
массовом сознании. // Социс. Социологические исследования. 2009. № 4; Шалупенко В.В. Готовность
граждан России к противодействию терроризму. // Социс. Социологические исследования. 2012. № 12;
Ярская В.Н. Язык мой – враг мой: расистский дискурс в российском обществе. // Социс. Социологические
исследования. 2012. № 6.
11
Аллахвердова О.В. Медиация как социально-психологический феномен. // Вестник Санкт-Петербургского
университета. 2007. Серия 6, выпуск 2; Василенко И.А. Использование стратагемной тактики в процессе
политических переговоров. // Дипломатическая служба. 2011. № 3; Василенко И.А. Личностный стиль
ваших партнеров по политическим переговорам: проблема идентификации. // Дипломатическая служба.
6
переговорные и посреднические технологии исследуют М. Айзенхарт, С.
Даймонд, Д. Дрюкмэн, Л. Патнэм, М. Спэнгл, Р. Фридман12. Однако
перспективы адаптации переговорных и посреднических технологий к
формирующимся в современной России постиндустриальным конфликтным
реалиям рассмотрены в данных исследованиях поверхностно и схематично.
К шестой группе источников относятся работы авторов, посвященные
исследованию
новейших
технологий
регулирующего
воздействия
на
политические конфликты в современной России. Технологии управляемого
хаоса и ведения информационных войн исследуют А.Г. Дугин, С.Г. КараМурза, А.В. Манойло, Г.Г. Почепцов13. Специфику интернет-технологий в
процессе
регулирующего
рассматривают
Д.А.
воздействия
Войнов,
В.А.
на
политические
Евдокимов,
А.Н.
конфликты
Ильин,
М.Ю.
Павлютенкова14. В докторских диссертациях по данной теме О.Д. Карпович,
А.В. Манойло, А.С. Семченков, Е.А. Степанова15 конструируют теоретико2012. № 1; Василенко И.А. Проведение переговоров в условиях острого конфликта: использование
процедуры посредничества. // Дипломатическая служба. 2012. № 3; Дубинин Ю.В. Мастерство переговоров.
– М., 2009; Иванова Е.Н. Переговоры принуждения. – СПб., 2009; Сунгуров А.Ю. Институты-медиаторы и
их развитие в современной России. Современные палаты и консультативные советы федеральный и
региональный опыт. // Полис. Политические исследования. 2012. № 1; Шепова Н.Я. Миротворчество как
способ урегулирования и разрешения современных вооруженных конфликтов. // Отечественные записки.
2005. № 5.
12
Даймонд С. Успешные переговоры. Как добиться большего. – М.: Манн, Иванов и Фербер, 2012; Druckman
D., Olekalns M. Turning points in negotiation. // Negotiation and conflict management research. 2011. Issue 4;
Спэнгл М., Айхенхарт М. Переговоры. Решение проблем в разном контексте. / Пер. с англ. – Х.: Изд-во
Гуманитарный Центр, 2009; Putnam L. Negotiation and discourse analysis. // Negotiation journal. 2010. Issue 2;
Friedman R.A., etc. Beyond offers and counteroffers: the impact of interaction time and negotiator job satisfaction
on subjective outcomes in negotiation. // Negotiation journal. 2013. Issue 1.
13
Дугин А.Г. Мир охвачен сетевыми войнами. // Независимое военное обозрение. 2005. № 45; Кара-Мурза
С.Г. Россия и Запад: парадигмы цивилизаций. – М.: Академический проект, 2011; Манойло А.В. «Зеленая
революция» в Иране: практика применения западных технологий цветных революций в исламском мире. //
Национальная безопасность. 2009. №5; Почепцов Г.Г. Гражданское самбо: как противостоять «цветным»
революциям. – М.: Издательство «Европа», 2005.
14
Войнов Д.А. Становление Интернет-диалога как формы участия граждан в политической жизни России. //
Автореф. диссертации на соиск. уч. степени канд. полит.наук – М.: РАГС, 2007; Евдокимов В.А. Пропаганда
в интернете. // Полис. Политические исследования. 2012. № 4; Ильин А.Н. Интернет как альтернатива
политически ангажированным СМИ. // Полис. Политические исследования. 2012. № 4; Павлютенкова М.Ю.
Электронное правительство в России: состояние и перспективы. // Полис. 2013. № 1.
15
Карпович О.Г. Современные концепции управления международными конфликтами в миротворческих
операциях. // Автореф. диссертации на соиск. уч. ст. доктора полит.наук. – М., 2012; Манойло А.В. Роль
культурно-цивилизационных моделей и технологий информационно-психологического воздействия в
разрешении международных конфликтов. // Автореф. диссертации на соиск. уч. ст. доктора полит.наук. –
М., 2009; Семченков А.С. Противодействие угрозам политической стабильности в системе обеспечения
национальной безопасности России. //Автореф. диссертации на соиск. уч. степ.доктора полит. наук. – М.,
2012;Степанова Е.А. Терроризм в асимметричном конфликте на локально-региональном и глобальному
ровнях (идеологические и организационные аспекты). // Автореф. диссертации на соиск. уч. степ.доктора
полит. наук. – М., 2010.
7
методологическую базу исследования технологий разрешения политических
конфликтов, однако уделяют мало внимания факторам, определяющим
пропорциональное соотношение между традиционными и новейшими
технологиями в российской практике конфликторазрешения.
К седьмой группе источников относятся такие печатные и электронные
СМИ, как «Известия», «Новая газета», «Российская газета», «Коммерсант»,
«Комсомольская правда»,интернет-сайт газеты «Правда», «Новое восточное
обозрение» и журнала «Мир и политика», портал новостей РБК, Neva 24,
официальный сайт Левада-Центр, информационно-аналитическая Интернетплатформа «Русь», электронная колонка экспертов МГИМО и т.д., сайты
российских политических лидеров и партий, а также научные периодические
издания: «Власть», «Конфликтология», «Мир и политика», «Политические
исследования», «Социологические исследования» и т.д.
Проведенный
отечественной
обзор
позволяет
политической
сделать
науке
вывод
о
том,
эволюционирующие
что
в
формы
политических конфликтов и технологии их разрешения исследованы
недостаточно, что и определяет выбор темы настоящего исследования,
подчеркивает
ее
актуальность,
научно-теоретическую
значимость
и
практическую ценность приведенных в работе выводов и рекомендаций.
Объект исследования: политические конфликты в современной
России.
Предмет
исследования:
технологии
разрешения
политических
конфликтов в современной России.
Основная цель диссертационной работы: определить значение и
пределы эффективного применения новейших технологий регулирующего
воздействия в разрешении политических конфликтов в современной России.
Задачи, вытекающие из данной постановки цели исследования:
–
классифицировать
современные
основных структурах знания;
8
политические
конфликты
в
– рассмотреть основные положения современных методологических
подходов к урегулированию и разрешению политических конфликтов;
– выявить
основные
методы,
инструменты
и
технологии
регулирующего воздействия на современные политические конфликты;
– определить специфику и выявить основные тенденции эволюции
современных технологий разрешения политических конфликтов;
– рассмотреть основные виды и формы политических конфликтов в
современной России;
–
оценить
эффективность
и
обозначить
пределы
применения
технологий разрешения политических конфликтов в современной России;
– рассмотреть условия и определить перспективы модернизации
технологий конфликторазрешения в современной России;
– предложить рекомендации по совершенствованию технологий
регулирующего воздействия на политические конфликты в современной
России.
Методологию исследования составляет междисциплинарный подход,
основанный на использовании автором общих методологических подходов,
принятых научным сообществом в таких дисциплинах, как конфликтология,
социология, политология, теория международных отношений и философия.
Для решения задачи по выявлению и раскрытию сущностных
характеристик политического конфликта автором был применен структурнофункциональный подход (Г. Алмонд, Р. Дарендорф, Д. Истон, Л. Козер, Т.
Парсонс). Определение содержательного смысла понятия «технология
разрешения политических конфликтов» в различных структурах знания
осуществлено в диссертации за счет применения постструктуралисткого
подхода (Ж. Бодрийяр, М. Фуко). Эволюция форм политических конфликтов
и
соответствующих
детерминировали
технологий
необходимость
регулирующего
использования
в
воздействия
диссертационном
исследовании сетевого подхода (У. Коулман, Б. Солтер, Дж. Фейк).
Культурно-цивилизационный
подход
9
(А.
Тойнби,
Ф.
Фукуяма,
С.
Хантингтон) применен автором для определения влияния национальной
специфики конфликторазрешения на пределы эффективного применения
новейших
технологий
регулирующего
воздействия
на
политические
конфликты в России.
Методы и инструменты диссертационного исследования выбраны и
применены автором в соответствии с такими научными принципами, как
объективность и всесторонность, историческая конкретность и онтология
целостности, единство диалектического анализа и синтеза. В ходе
исследования технологий регулирующего воздействия на современные
политические
конфликты
использовался
метод
анализа
и
синтеза,
формализации и конкретизации, метод восхождения от абстрактного к
конкретному,
метод
Инструментарий
редукции,
индуктивно-дедуктивный
диссертационного
исследования
включает
метод.
в
себя
оценочный анализ, примененный для измерения степени эффективности
технологий разрешения политических конфликтов в современной России;
компаративистский
анализ,
различий
политическими
между
использованный
автором
конфликтами
в
для
выявления
транзитивном
и
современном российском обществе и т.д.
Гипотеза исследования. Для оптимизации практики разрешения
политических конфликтов в современной России необходимо повысить
уровень развития постиндустриальной экономики, сетевой политической
культуры и значимости современной парадигмы конфликторазрешения, что
позволит не только расширить пределы эффективного применения новейших
технологий в процессе управления внутриполитическими конфликтами, но и
будет способствовать сохранению за Россией роли авторитетного арбитра в
разрешении политических конфликтов на международной арене.
На защиту выносятся следующие положения:
1. Политические конфликты в современном мире непрерывно
эволюционируют, и их новые формы выходят за рамки существующих
типологий
политических
конфликтов.
10
В
современном
политическом
процессе актуализируются конфликты, детерминированные не только
традиционными,
но
и
качественно
иными
факторами,
при
этом
регулирующее воздействие на политические конфликты в развитых странах
начинает осуществляться в соответствии с новыми идеологическими,
аксиологическими
установками
и
постструктуралистской
парадигмой.
Категориально-понятийный аппарат политической конфликтологии, с целью
классифицирования
раскрытия
видов
сущностных
современных
характеристик
политических
технологий
конфликтов и
их
разрешения,
необходимо дополнить терминами «эпистема» – структура знания, которым
руководствуется субъект регулирующего воздействия на политический
конфликт, и «лиминальность» – соотношение традиционных и новейших
форм политических конфликтов и технологий их разрешения в современном
политическом процессе.
2. Практика разрешения политических конфликтов в современной
России подразделяется на два основных этапа: транзитивный и современный.
Политические конфликты в современной России не могут сравниться по
остроте с конфликтами на транзитивном этапе, но частично обусловлены
теми же факторами: недостаточно эффективное воздействие государства на
социально-экономические
условия
жизни
индивидов,
доминирование
исполнительной власти над законодательной, ориентир на сильную власть и
единоличное лидерство, наличие вертикали власти, диспропорция в
распределении полномочий в процессе ПГР между федеральным центром и
регионами и т.д. При этом в современной России возникают качественно
новые формы конфликтов за распределение влияния на виртуальном
политическом
пространстве
и
возрастает
вероятность
актуализации
конфликта политических культур вследствие превалирования в российской
практике конфликторазрешения традиционного, а не инновационного
инструментария.
11
3. Технологии разрешения политических конфликтов – это совокупное,
последовательное применение инструментария силового, переговорного,
посреднического метода с целью эффективной реализации задач субъекта
регулирующего воздействия на конфликт. В современной России наиболее
часто применяются технологии силового воздействия, сводящиеся в
основном к временному силовому подавлению протестной активности
населения и оппозиции, при этом не гарантирующие стабильный результат
регулирующего воздействия на политические конфликты. Переговорные и
посреднические
технологии
эффективно
используются
российским
государством в сфере регулирующего воздействия на международные
политические конфликты, но редко применяются во внутриполитических
конфликтных отношениях ввиду национальной специфики культурноисторического опыта в сфере конфликторазрешения.
4. Характерные черты новейших технологий конфликторазрешения –
флуктуационная,
критерия
сетевая,
«мягкое/жесткое»
коммуникативная
воздействие;
природа;
нацеленность
трансформация
на
несколько
независимых объектов; комплексная ресурсная, в том числе электронная,
база используемого инструментария; деперсонализация; неявный характер
регулирующего воздействия. В современной России пределы применения
новейших технологий конфликторазрешения ограничены ввиду низкого
уровня развития отечественной инновационной экономики, неразвитости
сетевой политической культуры и господства в российской практике
разрешения
политических
конфликтов
аксиологической
установки,
ориентированной на обеспечение стабильности и превентивное воздействие
на конфликтный потенциал политической системы. В результате применение
новейших
технологий
эффективно,
конфликторазрешения
особенно
в
сфере
в
России
противодействия
недостаточно
внешним
дестабилизирующим политическую обстановку факторам.
5.
Технологии
структурного
насилия
обладают
наибольшим
модернизационным потенциалом в современных российских условиях. В
12
России, при условии развития инновационной экономики, достижима цель по
модернизации формы технологий конфликторазрешения, в том числе в сфере
электронизации оказания государственных услуг населению, ведения
переговоров и применения процедуры медиации. Перспективы эффективной
модернизации содержания технологий конфликторазрешения в России менее
очевидны
ввиду национальной
специфики разрешения
политических
конфликтов, в частности, технологии электронной демократии используются
в России для налаживания диалога между государством и институтами
гражданского общества, но не повышения степени участия граждан в
процессе принятия государственных решений за счет высокой активности
россиян на виртуальном политического пространстве.
Научная новизна заключается в следующих результатах, отражающих
личный вклад автора в конкретное приращение политологического знания:
1. сопоставлена специфика конфликтного политического дискурса в
двух основных эпистемах (на примере современной России);
2. уточнён содержательный смысл понятия «лиминальность» в рамках
политической конфликтологии и определены перспективы его применения в
сфере теоретического анализа политических конфликтов в современной
России;
3. предложена периодизация практики конфликторазрешения
в
новейшей истории России, выявлены основные тенденции трансформации
конфликтных
форм
и
соответствующих
технологий
регулирующего
воздействия на политические конфликты в современной России;
4.
определены
факторы
эффективного
применения
технологий
конфликторазрешения в современной России и установлены возможности
модернизации формы и содержания технологий разрешения политических
конфликтов в России;
5. выдвинуты
конкретные
предложения
по
развитию
конфликторазрешения в политической сфере и повышению эффективности
применения соответствующих технологий в современной России.
13
Научно-практическая значимость исследования. В диссертации
предложена авторская периодизация конфликторазрешения в новейшей
истории
России,
учитывающая
пропорциональное
соотношение
традиционных и трансформирующихся форм политических конфликтов в
современном
конфликтном
дискурсе.
Теоретическая
значимость
исследования также заключается в том, что в диссертации не только
сопоставлены
формы политических конфликтов на транзитивном и
современном этапе, но выявлена и конкретизирована роль новейших
конфликтных форм в российском политическом процессе. Наряду с этим,
проведенный в данной научной работе анализ национальных особенностей
конфликторазрешения в России, уровня развития сетевой политической
культуры, постиндустриальной экономики и степени аккумулирования
постструктуралистского знания о конфликте, позволил определить пределы
эффективного применения технологий конфликторазрешения в России.
Полученные
результаты
использованы
при
исследования
дальнейшем
в
сфере
изучении
науки
могут
феномена
быть
технологий
конфликторазрешения в России. В педагогической области материалы и
выводы диссертации могут быть использованы в учебном процессе, при
подготовке
специалистов
в
области
политической
конфликтологии,
политтехнологов, специалистов по переговорам и медиации.
Практическая ценность результатов исследования состоит в том, что в
диссертации
предложены
научно-обоснованные
и
подкрепленные
современной политической практикой рекомендации по совершенствованию
технологий разрешения политических конфликтов в современной России.
Апробация результатов исследования. Диссертация была обсуждена
на
кафедре
конфликтологии
философского
факультета
Санкт-
Петербургского государственного университета и рекомендована к защите.
Основные выводы и результаты исследования изложены автором в докладах
на
научных
конференция
конференциях:
Международная
«Государственно-правовая
14
политика
научно-практическая
в
Северо-Западном
регионе», 3–4 декабря 2009 г.; II Международная научно-практическая
конференция
«Государственно-правовая
политика
в
Северо-Западном
регионе», 29–30 октября 2010 г.; III Международная научно-практическая
конференция
«Государственно-правовая
политика
в
Северо-Западном
регионе», 27–28 октября 2011 г.; IV Международная научно-практическая
конференция
«Государственно-правовая
политика
в
Северо-Западном
регионе», 25–26 октября 2012 г.; III Санкт-Петербургский Международный
конгресс конфликтологов, 30 сентября – 1 октября 2009 г. Материалы
диссертации
использованы
кафедрой
конфликтологии
философского
факультета СПбГУ при подготовке и чтении теоретических курсов: мирные
стратегии в управлении политическим конфликтом; политический конфликт;
прикладная конфликтология; силовой механизм в разрешении конфликтов.
Основные положения и выводы диссертационного исследования, а
также содержащиеся в нем рекомендации изложены в публикациях автора, в
том числе в статьях в изданиях, рекомендованных ВАК при Минобрнауки
РФ для соискателей ученой степени кандидата политических наук.
Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав,
одного приложения, заключения и библиографии.
15
Глава 1. Теоретико-методологические основы исследования
технологий разрешения политических конфликтов
§ 1.1. Определение и классификация современных политических
конфликтов в основных структурах знания
Политический конфликт, по-видимому, возникает в человеческой
истории одновременно с феноменом власти и политических отношений. В
случае, если политический конфликт определяется как борьба за власть, его
наличие и эволюцию можно проследить с древнейших времен до
современного
политического
процесса
включительно.
Безусловно,
политический конфликт – более сложное, чем борьба за власть, понятие. Для
сформировавшегося в современной политической конфликтологии знания о
конфликте, конституируемого достижениями соответствующих теоретикометодологических подходов, характерно диалектическое противоречие
следующего рода: с одной стороны, очевидна необходимость движения
науки к аподиктической, то есть основанной на непротиворечивых,
универсальных категориях, типологии, а с другой стороны, возникает
проблема различения политического конфликта, скажем, в эпоху Н.
Макиавелли и в биполярном мире второй половины XX века. Две данные
тенденции, по нашему мнению, тесно взаимосвязаны: смена, если
использовать термин К. Маркса, общественно-экономической формации
предполагает
неизбежное
следовательно,
и
изменение
производных
по
экономических
отношению
к
ним
отношений,
критериев
классификации политической конфликтности16. Соответственно, категории
классификации политического конфликта необходимо адаптировать к
эволюционирующим социально-политическим реалиям, но при этом не
следует игнорировать наличие обратной зависимости: возможность перехода
политической системы в качественно новую форму определяется в
результате борьбы ценностей, то есть конфликта политических культур,
16
Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства / Пер. с нем. – СПб: Издательская
группа «Азбука-классика», 2010. – С. 142.
16
актуализирующегося
на
основании
заранее
данных
категорий
взаимодействия подобного рода, во многом детерминирующих логику
принятия решений конфликтующих субъектов. Итак, перед исследователем,
создающим новую или совершенствующим уже имеющуюся классификацию
политических конфликтов, встает проблема периодизации конфликтных
столкновений, причем не в отдельно взятый период, а на протяжении
истории в целом. Теоретико-методологических подходов, претендующих на
решение столь масштабной задачи, существует не так много. Во-первых, это
марксизм. Но данный подход, даже с учетом неомарксистского направления,
следует признать устаревшим. Во-вторых, это культурно-цивилизационный
подход, противоречивость которого сводится к вопросу о том, является ли
антагонизм
между
цивилизациями
априорным?
Существовало
ли
столкновение цивилизаций, скажем, в средние века и правомерно ли вообще
выделять
понятие
человечества?
«цивилизация»
Поэтому
до
осуществлять
определенного
периодизацию
этапа
развития
политических
конфликтов по этапам столкновения цивилизаций, на наш взгляд, слишком
противоречиво. В-третьих, хронологию политической конфликтности можно
было бы построить на основании методологии неореализма, неолиберализма,
конструктивизма.
Но
неореализм
рассматривает
систему
принципов
политических отношений как практически статичную на всем протяжении
истории17. Конструктивизм «лишь моделирует социальное человеческое
действие, но не указывает на его содержательные составляющие, имеющие
отношение к тем или иным сферам или конкретным вопросам»18.
Неолиберализм,
акторов,
безусловно,
фактически
не
исследует
активность
существовавшую
до
негосударственных
определенного
этапа
исторического развития19, но в рамках конфликтологии предметное поле
сужается до понятия «международный политический конфликт». Таким
17
Лебедева М.М. Мировая политика: тенденции развития. // Полис. Политические исследования. 2009. № 4.
– С. 73.
18
Сморгунов Л.В. Сравнительная политология в поисках новых методологических ориентаций: значат ли
что-либо идеи для объяснения политики? // Полис. Политические исследования. 2009.№ 1.– С. 121.
19
Лебедева М.М. Мировая политика: тенденции развития. // Полис. Политическиеисследования. 2009. № 4.
– С. 73-75.
17
образом,
решение
задачи
по
различению
специфики
политических
конфликтов на том или ином этапе истории с научной, а не самоочевидной
точки зрения о нетождественности политических конфликтов в античности и
позднем средневековье, на наш взгляд, представляется рациональным
осуществлять с помощью следующей методологии. Порядок, на основании
которого мыслит индивид в определенную эпоху, отличается по способу
бытия от других периодов истории. Соответственно, познание в рамках
эпистемы «дистанцируется от всех относящихся к его рациональной
ценности
критериев
позитивности
и
или
создавая
объективных
историю…
форм,
утверждаясь
организованную
на
в
своей
основании
возрастающих различий»20 (здесь и далее перевод цитируемой литературы с
английского мой. – Прим. автора). Иными словами, существуют парадигмы,
в
рамках
которых
научное
мышление
существенно
варьируется,
соответственно, различается и знание о политических конфликтах. С
помощью понятия «эпистема», по замечанию Ю. Хабермаса, «задающего для
науки
непревзойденные
горизонты
для
конструирования
базовых
концепций»21, можно различать специфику научного знания о политических
конфликтах в разные эпохи и далее фиксировать изменения базовых
категорий
анализа
Изначально
конфликтов
эпистем
выделяется
и
соответствующих
три:
ренессансная,
классификаций.
классическая
и
современная22. Здесь необходимо уточнить, что из этого никоим образом не
следует, что политических конфликтов не существовало до эпохи
Ренессанса.
Предшествующий
Ренессансу
способ
мышления
и
конструирования научного знания, в том числе о политическом конфликте,
необходимо рассматривать отдельно. В соответствии с задачами данного
диссертационного исследования мы не можем углубляться в историзм и
поэтому
ограничимся
обозначением
ренессансной,
классической
и
возможных, предшествующих им эпистем, как допарадигмальных. Редукция
20
Foucault M. The order of things.– London: Taylor and Francis e-Library, 2005. – P. 23.
Foucault M. The order of things. – P. 2.
22
Foucault M. The order of things. – P. 24.
18
21
подобного рода вполне оправданна: теории, в рамках которых политический
конфликт получает детальную проработку и выступает в качестве
центральной категории научного анализа, созданы в период примерно с
начала XIXвека, что соответствует хронологическим рамкам современной
эпистемы. Отличительными чертами научного знания о политическом
конфликте на данном этапе является построение единого категориального
аппарата,
установление
иерархии
в
классификации
конфликтов,
систематизация знания.
Научное знание о политическом конфликте, сконструированное в
рамках современной эпистемы, представляется возможным обобщить и
систематизировать следующим образом. Система знания о политическом
конфликте и категории построения соответствующей типологии основаны на
строгой бинарии. Все интерпретации политического конфликта так или
иначе находятся в рамках понимания исследуемого предмета, в соответствии
с которым конфликт – это негативный процесс, сдерживающий развитие
общества, источник политической дестабилизации и дезорганизации, однако
также выполняющий положительную роль для устойчивости политических
систем. Данная бинария конкретизируется и получает соответствующее
теоретическое развитие в концепциях, относящихся к «теории порядка» и
«теории конфликта». В результате теории политического конфликта
учитывают необходимость установления взаимопонимания и сотрудничества
между
различными
перспективность
элементами
разработки
системы
методики
политических
разрешения
отношений,
столкновений23
и
стремление индивидов к конфликтной политической активности, эскалации
прямых и структурных насильственных столкновений24.
В
зависимости
от
научной
дисциплины,
рассматривающей
политический конфликт в рамках современной эпистемы, определение
данного феномена имеет различную специфику. Например, в теории
23
Кибанов А.Я., Ворожейкин И.Е., Захаров Д.К., Коновалова В.Г. Конфликтология. М.: ИНФРА, 2008. – С.
23-24.
24
Boulding К. Conflict and Defence: A General Theory. – Whitefish, Mt: Literary Licensing LLC, 2012. – P. 1-19.
19
международных отношений политический конфликт определяется как
столкновение двух или более разнонаправленных политических сил по
поводу обладания властью и за право осуществления политического
управления, обусловленное существованием объективных противоречий в
развитии системы МО и вызванное наличием у конфликтующих сторон
неурегулированных
претензий,
взаимоисключающих
политических
интересов и целей, направленных на сферу международных отношений25.
Редукция предмета, объекта, субъектов международного конфликта до рамок
политической системы одного, отдельно взятого, государства позволяет
определить внутриполитический конфликт. Отметим, что определение
политического
конфликта
предлагает
каждая
дисциплина
конфликтологического знания. Однако такие категории, как распределение
или сохранение власти, наличие противоречия, активные конфликтные
действия,
являются
универсальными.
Политический
конфликт
в
соответствии с принципом конструирования знания на данном историческом
этапе развития научного мышления – это в первую очередь система
отношений, в рамках которой происходит перераспределение функций и
влияния между элементами данной системы. Иными словами, наиболее
популярной методологией исследования политических конфликтов является
системный анализ и структурно-функциональный подход.
Современная российская политическая наука формулирует определения
и конструирует классификации политического конфликта преимущественно
на основании подходов, относящихся к современной эпистеме. Отметим, что
мы не будем здесь решать задачу по систематизации знания о конфликте,
относящегося к более ранним эпистемам (хотя такое направление науки, как
историография политического конфликта, безусловно, нуждается в более
детальной, по сравнению с достигнутой на сегодняшний день, степени
проработки. – Прим. автора).
25
Большинство исследований российских
Манойло А.В. Роль культурно-цивилизационных моделей и технологий информационнопсихологического воздействия в разрешении международных конфликтов. Текст диссертации на соиск. уч.
ст. доктора политических наук. – М. 2009. – С. 31.
20
ученых в области политического конфликта основано на гипотезе, согласно
которой политический конфликт является производным от конфликта
социального. Фактически российские исследователи развивают и адаптируют
к современным российским условиям идеи М. Вебера, но в большей степени
– Р. Дарендорфа.
По Р. Дарендорфу, власть – центральная категория, а
общество – «императивно координированная ассоциация»26. Неравное
отношение к власти различных групп вызывает конфликт между ними,
вследствие чего социальный конфликт принимает политический характер.
Таким образом, с методологической точки зрения, с позиций теории
исходного конфликта, политический конфликт всегда будет являться
производным, вторичным по отношению к социальному. Эта идея выступает
в качестве основной в теории Е.И. Степанова, упоминающего в качестве
типов политического конфликта недоверие населения политикой властей,
активизацию деятельности общественно-политических движений в борьбе за
власть и влияние в массах, а также в стихийных забастовках и иных формах
гражданского неповиновения27. Л.Н. Алисова и З.Т. Голенкова также
придерживаются
идеи
о
вторичности
политического
конфликта
по
отношению к социальному и осуществляют классификацию конфликтов по
времени действия (затяжные, скоротечные), по интенсивности, по масштабам
действия (региональные, локальные), по формам проявления (мирные и
немирные, явные и скрытые) и, наконец, по своим последствиям (позитивные
— негативные, конструктивные — деструктивные и т. п.)28.
В отечественной политической науке существуют концепции авторов,
рассматривающих политический конфликт независимо от социальных
процессов – в качестве предмета политической конфликтологии. Данные
подходы также относятся к современной эпистеме, поскольку идея о том, что
конфликт – центральная категория политики, определяющая динамику
26
Плахов В.Д. Западная социология ХIХ вв.: от классики до постнеклассической науки.
Эпистемологическое обозрение. – СПб.: Издательство Юридического института. 2003. – С.233.
27
Степанов Е.И. Современная конфликтология: общие подходы к моделированию, мониторингу и
менеджменту социальных конфликтов. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. – С. 50-55.
28
Алисова Л.Н., Голенкова З.Т. Политическая социология. – М.: Мысль, 2000. – С. 117.
21
развития и границы политической деятельности, присутствует уже в
философии К. Маркса и Ф. Энгельса и получает дальнейшее развитие у Г.
Зиммеля и особенно Л. Козера. Конфликт у Г. Зиммеля и Л. Козера есть
неизбежное следствие устройства политической системы29. Всякий субъект
политических отношений склонен время от времени претендовать на
недостающие ресурсы, престиж, властные позиции. В рамках заложенной Г.
Зиммелем и Л. Козером традиции исследования политического конфликта
отметим получившую широкое признание в современной российской науке
типологию А.В. Глуховой. По А.В. Глуховой, основных типов политического
конфликта три: государственно-правовые, статусно-ролевые и конфликты
политических культур30. Под государственно-правовыми конфликтами
понимаются конфликты, возникающие в системе государственной власти,
включающей в себя политический режим, завоевание власти и её
осуществление. Предметом государственно-правового конфликта является
расширение правового поля; субъектами могут быть государство, отдельный
институт и т.д. Государственно-правовые конфликты, по нашему мнению,
являются разновидностью юридического конфликта, актуализирующегося в
сфере политических отношений. Таким образом, это понятие может
выступать в качестве предмета анализа как юридической, так и политической
конфликтологии. Статусно-ролевой конфликт предполагает борьбу за
сохранение или изменение положения в иерархии властных отношений, и
субъектами статусно-ролевых конфликтов могут стать
государственные
институты, в частности, парламент и президент, парламент и правительство,
борющиеся
за
статусно-ролевое
отношений.
Наконец,
конфликты
превосходство
политических
в
системе
культур
властных
возникают
благодаря существованию независимых ценностей, идей, верований и
культурных различий при условии, что в одних верованиях отрицаются
ценности других.
29
Козер Л. Функции социального конфликта. Перевод с англ. О.А. Назаровой – М.: Идея-пресс, Дом
интеллектуальной книги, 2000. – С. 51.
30
Глухова А.В. Политические конфликты: основания, типология, динамика. – М.: Эдиториал УРСС, 2000. –
С. 57-73.
22
Из направлений исследования политического конфликта в современной
российской науке также необходимо отметить этнополитологию и теорию
международных отношений. Этнополитология исходит из взаимосвязи
этнического и политического конфликта. Понятия этноса, нации, этничности,
безусловно, конструируются авторами на базе созданных в хронологических
рамках современной эпистемы подходов, за исключением исторических
исследований.
По
классификации
Э.А.
Паина
и
А.А.
Попова,
этнополитические конфликты подразделяются на конфликт стереотипов,
конфликт идей, конфликт действий31. По А.И. Соловьеву, этнополитические
конфликты подразделяются на конфликты между национальными группами,
национальным большинством и меньшинством, конфликты в результате
идентификации меньшинств с родственной общностью, конфликт между
государством и национальным меньшинством и т.д.32 При работе с понятием
этнополитического конфликта не следует забывать, что он является
разновидностью политического конфликта, его частным случаем. Поэтому
повсеместная практика применения подобных типологий заведомо сужает
предметное
поле
исследования
политических
конфликтов,
что
и
предопределяет незначительную степень проработки этнополитического
конфликта в рамках данного диссертационного исследования. Концепции и
типологии
международных
политических
конфликтов,
созданные
российскими учеными, основываются на совокупной парадигме неореализма,
неолиберализма, конструктивизма и культурно-цивилизационного подхода,
то есть находятся в рамках современной эпистемы. Международные
политические конфликты, по замечанию П.А. Цыганкова, традиционно
принято подразделять на основе различий в применяемых средствах, степени
используемого насилия, геостратегических, мотивационных, структурных
(идеологические, экономические, политические и т.п.) и т.д., при этом
наибольшее
31
32
место
по-прежнему
отводится
конфликтам
между
Аклаев А.Р. Этнополитическая конфликтология: анализ и менеджмент. – М.: Дело, 2005. – С. 103-109.
Аклаев А.Р. Этнополитическая конфликтология: анализ и менеджмент. – С. 109-111.
23
государствами.33 Отметим концепцию А.В. Манойло, выделяющего на
основании
культурно-цивилизационного
психологического
управления
подхода
четыре
международными
модели
конфликтами34:
англосаксонская, восточноазиатская, исламская, романо-германская. Каждая
модель в соответствии со сложившимися культурными традициями
предполагает
различную
интерпретацию
сущности
политического
конфликта, что, безусловно, оказывает влияние на специфику подходов к
разрешению конфликтов: от навязывания собственных норм и стандартов до
ассимиляции и изменения взгляда участников на конфликт.
В современной российской политической науке нет недостатка в
подходах, созданных на основании и в соответствии с принципами знания,
сконструированными в рамках парадигмы, обозначенной М. Фуко как
современная эпистема. Однако по нашему мнению существует насущная
потребность в выходе за рамки данных подходов к определению и
классификации
политических
трансформирующиеся
конфликтов.
социально-политические
На
условия
наш
взгляд,
актуализации
конфликтов и их меняющаяся специфика требуют поиска качественно иных
путей раскрытия сущностных характеристик и построения классификаций
современных
политических
конфликтов.
По-видимому,
принцип,
закрепляющий «наличие в культуре лишь одной эпистемы, определяющей
условия возможности любого знания»35, в том числе и о политическом
конфликте, слишком радикален. Вполне допустимо, например, использовать
понятие лиминальности – «состояния системы, когда она меняет свои
структурные, функциональные и идентификационные свойства, но при этом
переход не является завершенным»36. Л.В. Сморгунов отмечает, что понятие
лиминальности имеет потенциал развития в рамках политической науки, но
33
Цыганков П.А. Теория международных отношений. – М.: Гардарики, 2004. – С. 422.
Манойло А.В. Роль культурно-цивилизационных моделей и технологий информационно-психологического
воздействия в разрешении международных конфликтов. Текст диссертации на соиск. уч. ст. доктора
политических наук. – М., 2009. – С. 9.
35
. Foucault M. The order of things. – P. 19.
36
Сморгунов Л.В. Политическое «между»: феномен лиминальности в современной политике. // Полис.
Политические исследования. 2012. № 5. – С. 160.
24
34
вместе с тем требует прояснения смысла и уточнения предметного поля37.
Особо следует отметить проблему близости данного понятия к предметному
полю политической транзитологии. Термин «транзит» означает в первую
очередь переход от авторитаризма к демократии и предполагает поэтапное
развитие, при этом ключевыми являются динамические характеристики,
достижение цели по завершению перехода, что означает замещение
авторитарных институтов демократическими. Понятие «лиминальность»
раскрывает
характеристики
политических
процессов
не
только
в
транзитивных, но и в авторитарных, демократических политических
системах. Правительство, в котором частично обновился состав и не
предвидится дальнейших изменений, следует определить как лиминальное, а
не транзитивное. Точно так же постструктуралисткие концепции выходят за
рамки классических подходов и классификаций политического конфликта,
но знание и принципы его систематизации лишь частично обретают в
постструктурализме качественно иное значение. Д. Белл весьма точно
отмечает, что в современном общества машинные технологии заменяются
интеллектуальными,
конструируется
экономика
услуг38.
Но
постиндустриальное общество, по Д. Беллу, «имеет значение лишь в качестве
концептуальных схем»39 с перспективой доминирования постиндустриальной
эпистемы
в
обозримом
будущем,
но
не
тотального
вытеснения
существующих форм социально-политических отношений. Таким образом,
речь идет не о транзите, а о симбиозе двух эпистем, то есть лиминальном
политическом дискурсе, в котором не предполагается поэтапное достижение
цели по тотальной трансформации существующих отношений. Например,
сетевой
подход,
претендующий
на
статус
новой
«комплексной
исследовательской парадигмы в новых условиях общественного развития»40
37
Сморгунов Л.В. Политическое «между»: феномен лиминальности в современной политике. – С. 168.
Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: опыт социального прогнозирования. – М., 2001. – С. 4.
39
Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: опыт социального прогнозирования. – С. 222.
40
Викторова З.С. Политико-административные сети в структуре принятия государственных решений
(проблемы теории и практики). // Власть. 2009. № 9. – С. 93.
25
38
не обладает повсеместно признанным статусом самостоятельного подхода41,
так как его существование, по-видимому, невозможно без сохранения ряда
значимых положений и принципов системного подхода. М. Кастельс
отмечает сетевой характер взаимосвязей в обществе нового типа или
координацию взаимодействия высокоавтономных
единиц42, но не в
тотальном масштабе, а преимущественно в способах обмена информацией и
накоплении знания43.
Эволюция политических конфликтов в постиндустриальном обществе,
в контексте парадигмы информационализма, возможно даже в рамках
формирующейся качественно новой по отношению к современной, эпистемы
– мало разработанная в науке тема. Однако, на наш взгляд, существует
достаточная база, конституированная социологическими, философскими,
политологическими концепциями, на основании которой мы применяем
сетевой подход с целью выявления некоторых изменений и определения
перспектив эволюции политических конфликтов нового типа.
В соответствии с меняющимися постиндустриальными реалиями
эволюционируют базовые категории политической науки, в частности,
появляются новые подходы к раскрытию сущностных характеристик
феномена власти и политических отношений. Д. Сёрл (некоторые российские
исследователи переводят его фамилию с английского языка как «Серль» –
Прим. автора) решает задачу по выявлению новых условий политического
бытия,
«существования
политической
реальности»44
в
лиминальном
политическом дискурсе. Д. Сёрл исходит из того, что разнообразие
социальной жизни конституируется одним видом логико-лингвистических
операций – декларацией статусных функций45. Именно через декларирование
41
Шерстобитов А.С. Государственные и частные акторы в телекоммуникационной отрасли в России: сеть
или иерархия? // Политэкс. 2009. № 4. – С. 96.
42
Castels M. The Network Society:From Knowledge to Policy. – Washington, DC: Center for Transatlantic
Relations, 2006. – P. 46.
43
Castels M. The Network Society:From Knowledge to Policy. – P. 60.
44
Поспелова О.В. Фундаментальная онтология Джона Серля и минимальные условия политического. //
Вестник ЛГУ имени А.С. Пушкина. 2010. № 1. – С. 193.
45
Левин С.М. Метафизика и общая теория социальной реальности Д. Сёрла. // Вестник ЛГУ имени А.С.
Пушкина. 2011. № 3. – С. 162.
26
социальные группы и отдельные индивиды приводят слова в соответствие с
миром и наоборот. Таким образом, в основе цивилизации – декларации
статусных
функций46.
Коллективная
интенциональность,
то
есть
направленность сознания социальных групп на определенные объекты,
позволяет индивидам приписывать статусную функцию (х есть ув контексте
с)той или иной организации, институту47. Социальное бытие, по Д. Сёрлу,
становится
предусловием
политических
отношений.
Политические
институты возникают, когда формула «х есть у в контексте с» становится
правилом, конститутивным для института. Политический институт обретает
системные характеристики и начинает самостоятельно воспроизводить
институциональные факты. Минимальные условия политического по Д.
Сёрлу – это наличие коллективной интенциональности, способность
человека назначать объектам функции, исходя из интересов и потребностей,
а также умение создавать конститутивные правила48. Подход Д. Сёрла для
политической конфликтологии, по нашему мнению, имеет следующее
значение. Д. Сёрл не выделяет политический конфликт в качестве
самостоятельной категории научного анализа. Но очевидно, что в рамках
данного подхода основной политический конфликт – это борьба за
статусную функцию. Эта борьба существенно отличается по смыслу и
содержанию от своего аналога, скажем, в теории Г. Зиммеля и Л. Козера.
Здесь речь идет об узнавании или признании политической реальности в
качестве таковой как можно большим числом индивидов и соответствующих
институтов. Это весьма точно соответствует современным политическим
реалиям: суверенитет независимого государства, например, Южной Осетии
будет тем прочнее, чем больше влиятельных на международной арене
государств признает за этой страной право на независимость. Точно таким же
образом ситуация складывается во внутриполитических конфликтах: партии,
кандидаты на пост президента и т.д. пытаются завоевать признание не только
46
Левин С.М. Метафизика и общая теория социальной реальности Д. Сёрла. – С. 170.
Сёрл Д. Что такое институт? // Вопросы экономики. 2008. № 8. – С. 11-12.
48
Поспелова О.В. Фундаментальная онтология Джона Серля и минимальные условия политического. //
Вестник ЛГУ имени А.С. Пушкина. 2010. № 1. – С. 198.
27
47
в виде волеизъявления граждан на выборах, но и закрепления за собой права
реализовывать полномочия, соответствующие статусной функции в массовом
сознании
граждан.
Отметим,
что
язык
как
система
символов,
конструирующая политические отношения в близком к указываемому Д.
Сёрлом значении, рассматривается Ю. Хабермасом, закрепляющим за
современным миром значение системы знаков49, что примерно соответствует
понятию культуры у Ж. Бодрийяра50. Приоритет коммуникационных форм
взаимодействия подразумевает возникновение в лиминальном дискурсе
качественно иных форм политического руководства: «способом организации
общих переговоров между государственными и негосударственными
структурами по осуществлению взаимного интереса совместными усилиями,
а следовательно, для принятия политического решения, удовлетворяющего
все стороны соглашения»51. Такой тип политического руководства имеет
значительный потенциал, так как в большей степени соответствует
конструктивному разрешению политических конфликтов, в ходе которых
достигаются
цели
эффективное
всех
разрешение
заинтересованных
сторон.
Соответственно,
политических
конфликтов
предполагает
повышение роли практического применения технологий переговоров и
медиации.
Структура политического управления, в том числе конфликтным
потенциалом современных политических систем, в контексте новейшей
парадигмы
может
Рациональная
быть
модель,
охарактеризована
утверждавшая
как
трансформирующаяся.
принцип
команда-контроль,
модифицируется, и функции, ранее закреплённые за государством, переходят
к неформальным институтам52. В результате третий сектор и НКО обретают
новые функции в процессе предупреждения и контроля за разрешением
политических конфликтов, дополняя традиционные государственные и
49
Гавра Д.П. Основы теории коммуникации. – СПб.: Питер, 2011. – С. 233.
Гавра Д.П. Основы теории коммуникации. – С. 231.
51
СморгуновЛ.В. Сетевой подход к политике и управлению. // Полис. Политические исследования. 2001. №
3. – С. 80.
52
Демидов А.А. Управление и социальная политика: рамки участия некоммерческих организаций. //
Политэкс. 2007. № 4. – С. 149-152.
28
50
рыночные механизмы регулирующего воздействия53. Однако возникает
потенциал
функций
для
новых
понижает
реализацию
политических
степень
конкретных
мер.
личной
В
конфликтов:
перераспределение
ответственности
результате
за
неудачную
повышается
значимость
коррупции как фактора эскалации политических конфликтов.
Трансформация политического дискурса предопределяет изменения
критериев
оценки
политической
эффективности,
в
том
числе
мер
регулирующего воздействия на политические конфликты (подробнее эта
проблема будет рассмотрена в соответствующем параграфе. – Прим. автора).
В постиндустриальном обществе значительно сокращаются расстояния, в
частности, за счёт развития Интернета, ускоряющего процесс обмена
информацией, что наделяет индивидов возможностью дистанционного
участия в конференциях, саммитах и торгах; это же касается дистанционного
политического волеизъявления, равно как и участия в политических дебатах.
Постиндустриальная экономика ощутимо «ускорилась»: «когда что-то растет
в цене на 2300 процентов в год, решения приходится принимать быстро.
Наиболее ценным становится возможность чувствовать перемены и
подстраиваться
под
них»54.
Эффективность
конфликторазрешения
в
политической сфере уже может быть оценена не только по критерию цельсредства, но и цель-процессы55, с учетом трансакционных издержек. В
результате
понятие
«эффективность»
в
перспективе,
по-видимому,
трансформируется в «действенность».
Для политического дискурса нового типа характерно не только
смещение приоритетов, перераспределение ролей сторон в политических
конфликтах, изменение критериев оценки эффективности регулирующего
воздействия, но и возникновение принципиально иных форм конфликтного
взаимодействия. В частности, постиндустриальные реалии конституируют
53
Константинова Л.В. Становление общественного сектора как субъекта социальной политики: опыт
концептуализации и анализ реальных практик // Журнал исследований социальной политики. 2004. № 4. –
С. 447–469.
54
Spector R. Amazon.com: Get big fast. London: Random house business books, 2007. – P. 41.
55
Сморгунов Л.В. Сетевой подход к политике и управлению. // Полис. Политические исследования. 2001. №
3. – С. 107.
29
ранее
не
существовавший
тип
политического
конфликта,
детерминированный «выключенностью» (на сегодняшний день в российской
науке не существует однозначного перевода англоязычного термина
«exclusion»56.
–
Прим.
автора)
ряда
социальных
групп
из
трансформирующейся системы политических отношений. В российской
политической науке подобные конфликты концептуализированы лишь
частично. Отметим исследования в области цифрового неравенства, то есть
различия между социальными группами по наличию доступа в Интернет57. В
России это неравенство увеличивается, что негативно сказывается на
культуре политического участия58 и приводит к эскалации протестных и
абсентеистских настроений среди российского населения, «выключенного»
из виртуальных реалий политического процесса.
Помимо
технологий,
политических
применение
конфликтов,
сетевого
подхода,
связанных
с
эволюцией
являющегося
ценностно-
ориентированным59, позволяет выделить новые типы этического поведения в
политике, нередко конфликтные по отношению к существовавшим ранее
мировоззренческим установкам. В этом плане наглядным иллюстративным
примером
являются
результаты
исследований
финских
политологов.
Экономика Финляндии стабильно входит в число наиболее развитых в
информационном плане среди стран Европы60, поэтому постиндустриальные
реалии для финских ученых – это не абстрактный концепт, а вполне
реальный предмет научного интереса. Ранее господствовавшая в финском
обществе протестантская этика сегодня частично вытеснена хакерской,
56
Himanen P. The Information Society and the Welfare State: The Finnish Model. –Oxford: Oxford UP, 2002.– P.
118.
57
Быков И.А., Халл Т.Э. Цифровое неравенство и политические предпочтения интернет-пользователей в
России. // Полис. Политические исследования. 2011. № 5. – С. 151-163.
58
Быков И.А., Халл Т.Э. Цифровое неравенство и политические предпочтения интернет-пользователей в
России. – С. 152.
59
Сморгунов Л.В. Сетевой подход к политике и управлению. // Полис. Политические исследования. 2001. №
3. – С. 106.
60
Грум-Гржимайло Ю.В. Экономика информационного общества: иллюзии и реальность. //
Информационное общество. 2010. Вып 6. – С. 12-27.
30
имеющей отношение не только к виртуальной жизни, но и мировоззрению61.
Этот тип этического поведения не подразумевает совершение преступных
действий в сети Интернет, но используется для обозначения энтузиазма в
любой сфере повседневной и профессиональной деятельности62. Для данного
типа этического мировоззрения характерен отход от регламентированного
рабочего дня, что приводит к интенсивному развитию сферы частичной
занятости
в
Возникновение
Финляндии,
нового
например,
типа
этики
в
сфере
прямым
социальной
образом
работы63.
связано
с
трансформацией политического дискурса: хакерская этика вступает в
конфликт с традиционной протестантской этикой, в результате изменяются
электоральные предпочтения граждан, при этом правительство оказывается
перед необходимостью учёта новых ценностных идеалов молодежи, в
частности, разрабатываются механизмы социальной защиты граждан,
предпочитающих частичную занятость и свободный рабочий график.
В отличие от подходов, созданных в рамках современной эпистемы,
политические конфликты в лиминальном дискурсе значительно труднее
классифицировать. Подводя предварительные итоги, мы можем отметить,
что эволюционирующие политические конфликты имеют коммуникативную
природу, ведутся за статусную декларацию, актуализируются в виде новых
типов этического поведения и порождаются изоляционизмом качественно
иного типа. При этом эффективность регулирующего воздействия означает
действенность, а роль государства понижается ввиду перераспределения
полномочий регулирующего воздействия на политические конфликты между
традиционными и новыми институтами. Трансформация политических
конфликтов, по нашему мнению, требует пересмотра классических критериев
классификации. Типологии, сконструированные российскими политологами
61
Кабылинский Б.В. Этика индустриального и информационного общества: конфликт или кооперация? –
Освоение минеральных ресурсов Севера: проблемы и решения: Труды 9-ой международной научнопрактической конференции 6-8 апреля 2011 г. / Филиал СПГГИ (ТУ) «Воркутинский горный институт». –
Воркута, 2011. – С. 614.
62
Himanen P. The hacker ethic. – New York: Random hacker trade paperback, 2010. – P 20.
63
Кабылинский Б.В. Социальная работа в современном государстве всеобщего благосостояния (на примере
Финляндии). // Учёные записки Санкт-Петербургского государственного института психологии и
социальной работы. 2011. Выпуск 1. Том 15. – С. 142.
31
в рамках современной эпистемы, по преимуществу основаны на таких
критериях классификации политических конфликтов, как природа, предмет,
результат окончания, сила изначальной позиции сторон, число сторон
политического конфликта.
Таблица 1. Критерии классификации и виды политических
конфликтов (современная эпистема)
Критерии классификации
Виды политических конфликтов
Природа конфликта
Первичный
Вторичный
Предмет конфликта
Собственно
Эволюционистский
политический
Результат окончания конфликта
Конструктивный
Деструктивный
Сила изначальной позиции сторон
Вертикальный
Горизонтальный
Число сторон
Бинарный
Полисубъектный
В соответствии с данной конфликтологической парадигмой мы можем
выделить
следующие
типы
политических
конфликтов.
Первичные
политические конфликты – это конфликты политических культур. В
зависимости от того, какие ценности, «благодаря которым какие-либо
интересы или способности нашего существа получают свое развитие»64,
будут установлены в политической системе в качестве доминирующих,
определяется
специфика
конфликтного
взаимодействия
по
частным
проблемам политического процесса. Такие конфликты носят системный
характер, потому что смена доминирующей ценности предполагает
радикальное
переустройство
политической
системы.
Вторичные
политические конфликты – это функциональные конфликты. Такие
конфликты связаны с перераспределением полномочий в системе принятия
политических решений. Собственно политические конфликты ведутся за
право сохранения или увеличения властных полномочий, в то время как к
эволюционистским
64
конфликтам
относятся
этнические
Зиммель Г. Избранные работы. – Киев: Ника-Центр, 2006. – С. 88-89.
32
и
социальные
конфликты,
субъекты
которых
стремятся
перевести
конфликт
на
политический уровень с целью усиления своей позиции за счет привлечения
административного ресурса. Далее, политические конфликты бывают
конструктивными и деструктивными. Фактически этот критерий в сжатом
виде представляет собой теорию конфликта и теорию порядка: политический
конфликт либо вреден для системы политических отношений, либо
способствует ее качественному обновлению. Поскольку иерархия в системе
политических отношений подразумевает качественные различия между
влиятельностью
и
ресурсами
различных
институтов,
конфликты
подразделяются на вертикальные и горизонтальные. Если статус и ресурсы
сторон примерно равны, конфликт относится к горизонтальным. В случае
заведомого неравенства начальных позиций конфликт следует определять
как вертикальный. Наконец, политический конфликт определяется как
бинарный или полисубъектный по числу участников. Бинария означает, что
конфликтующих сторон две: это могут быть организованные группы,
практически в любом количестве, главное – это четкое деление противников
на два лагеря. Соответственно, к полисубъектным конфликтам относятся все
политические
противоборства,
в
которых
число
сторон
со
взаимоисключающими интересами превышает два.
Классификация
политических
конфликтов
в
рамках
постструктуралистской эпистемы (с уточнением, что данная парадигма
является лиминальной по отношению к современной эпистеме. – Прим.
автора), на наш взгляд, может быть осуществлена на основании тех же
критериев. Но поскольку содержание критериев типологии претерпевает
изменения, виды политических конфликтов будут другими.
Таблица 2. Критерии классификации и виды политических
конфликтов (постструктуралистская эпистема)
Критерии классификации
Виды политических конфликтов
Природа конфликта
Предмет конфликта
Флуктуационный
За признание
33
За право
статусной
декларирования
функции
статусной функции
Результат окончания конфликта
Конструктивный
Деструктивный
Сила изначальной позиции сторон
Асимметричный
Симметричный
Число сторон
Сетевой
Два критерия из пяти, по нашему мнению, временно должны быть
закреплены за каждым конфликтом нового типа, пока принципы организации
знания о политическом конфликте не выйдут на качественно иной уровень.
Критерий
«число
сторон»
утрачивает
первоначальное
значение
в
постиндустриальных реалиях, так же, как и смысл первичной/вторичной
природы конфликта. В случае, когда речь идет о политических сетях,
вступающих в конфликтное отношение, невозможно указать точное число
субъектов конфликта: оно постоянно меняется, в зависимости от того,
сколько элементов сети принимает пассивное или активное участие в
конфликтном
взаимодействии.
Критерий
классификации
«природа
конфликта» также утрачивает значение в основном из-за утраты временем
такого свойства, как линейность. Здесь речь идет о том, что постоянно
меняющийся субъект политического конфликта не может быть зафиксирован
наукой
как
объект,
которому
присущи
первичные
и
производные
устремления. Поэтому политический конфликт становится флуктуационным,
мы можем уловить только постоянные колебания, причем не в линейном
времени, а в различных точках бифуркации. Содержательный смысл таких
видов конфликтов, как конструктивные и деструктивные, меняет своё
значение с сохранения/улучшения или разрушения/ухудшения системы
политических отношений на достижение соответствия или несоответствия
целям субъектов политического конфликта. С другой стороны, сетевой тип
отношений подразумевает искажение вертикальной и горизонтальной
иерархии. Поэтому критерий «сила изначальной позиции сторон» позволяет
нам выделить уже не вертикальные или горизонтальные, а симметричные и
34
асимметричные конфликты. Здесь возникает проблема поиска новых
критериев оценки силы сторон, которая в перспективе должна исходить из
действенности,
а
не
эффективности
и
учитывать
экономический,
политический ресурс, степень интеграции субъекта в систему сетевых
отношений и возможность оказывать влияние на ее элементы, а также другие
факторы.
Классифицировать
политические
конфликты
в
рамках
постструктуралистской эпистемы по предмету конфликта сравнительно
нетрудно. На социальном уровне индивиды и их объединения ведут борьбу
за право декларировать статусные функции. Сюда относятся лоббистская
деятельность, борьба групп интересов и т.д. На политическом уровне
субъекты политики вступают в конфликт за признание, дающее право
реализовывать соответствующие функции. Конфликтное взаимодействие
сводится к борьбе за электорат, уважение и почитание в массовом сознании и
на международной политической арене и т.д.
Предложенная
автором
классификация
фиксирует
изменения
сущностных характеристик политических конфликтов в лиминальном
дискурсе. Эти изменения, на наш взгляд, происходят только в политических
системах, где постиндустриальное общество достигло определенного уровня
развития. В зависимости от этого уровня в конкретных политических
системах возникает пропорция между актуализирующимися конфликтами
нового
типа
и
уже
сформировавшимися
формами
конфликтного
взаимодействия. Точно так же определяется соотношение знания, в
зависимости от степени развития новых теоретических подходов к
разрешению политических конфликтов и их эффективного практического
применения – аккумулирования знания о растущей роли политических сетей,
а не вертикальной структуры, пересмотра критериев оценки эффективности,
отхода
от
традиционного
смысла
конструктивного/деструктивного
разрешения конфликта. Соответственно, знание о политическом конфликте,
которым
обладает
субъект
регулирующего
воздействия,
определяет
специфику предпринимаемых им действий. В результате в практике
35
конфликторазрешения разграничиваются пределы эффективного применения
уже существующих и новейших технологий регулирующего воздействия. Но
реструктуризация знания о современном политическом конфликте и
возникновение качественно иного типа мышления является ключевым, но не
единственным условием эффективной теоретизации и внедрения в практику
новых способов урегулирования и разрешения современных политических
конфликтов: в обществе должна сформироваться культура социальнополитических отношений нового типа и постиндустриальная экономика.
Возникновение
поддающихся
новых
форм
традиционным
политических
способам
конфликтов,
регулирующего
мало
воздействия,
мотивирует субъектов регулирующего воздействия осваивать новое и
совершенствовать имеющееся теоретическое и эмпирическое знание о
конфликторазрешении с целью эффективного достижения своих целей в
результате окончания политического конфликта.
§ 1.2. Современные подходы к урегулированию и разрешению
политических конфликтов
В
рамках
современной
эпистемы
знание
о
многообразии
методологических подходов к урегулированию и разрешению современных
политических конфликтов, по нашему мнению,
приобретает форму
трёхуровневой системы. На общем уровне формулируются универсальные
принципы
конфликторазрешения
и
конституируется
понятийно-
терминологический аппарат политической конфликтологии, то есть объект,
предмет, субъекты конфликтного взаимодействия, критерии классификации
конфликтов, принципы разрешения и способы управления конфликтом и т.д.
Средний уровень – это авторские концепции и методологические подходы к
урегулированию и разрешению политических конфликтов. Прикладной
уровень
–
это
систематизация
эмпирического
опыта
разрешения
политических конфликтов, описание соответствующего инструментария и
технологий, поиски путей совершенствования существующих и развития
36
новых способов регулирующего воздействия на современные политические
конфликты.
Общий уровень знания о разрешении политических конфликтов
содержит определения базовых понятий. Например, Е.И. Степанов в качестве
объекта регулирующего воздействия на политические конфликты выделяет
социальную напряженность – распространение в самых широких кругах
населения настроения недовольства существующим положением дел в
жизненно важных сферах общественной и политической жизни65. Отметим,
что Е.И. Степанов исходит из методологии политической социологии, в
рамках которой существуют альтернативные подходы, авторы которых
учитывают
относительную
самостоятельность
политической
сферы.
Например, Л.Н. Алисова и З.Т. Голенкова отмечают, что методология подхода к поиску механизмов преодоления конфликтов подразумевает «учет
общего социального фона (состояния общества и государства), специфики
сферы возникновения конфликта, стадии его протекания»66. Понятия
предупреждения, урегулирования и разрешения конфликтов в современной
российской науке вызывают меньше дискуссий в научном сообществе, чем
соотнесение политической и социальной природы конфликта. Как правило,
российские исследователи соглашаются с тем, что
предупреждение
конфликтов – это деятельность по созданию и закреплению в политических
отношениях таких условий взаимодействия их участников, которые
исключали, либо существенно уменьшали вероятность возникновения
конфликтов.
Например, А.С. Семченков определяет
предупреждение
появления условий для социально-политической напряженности в обществе
как
«недопущение
негативного
информационного
воздействия
на
государство, его экономического и военного ослабления, а также обострения
65
Степанов Е.И. Современная конфликтология: общие подходы к моделированию, мониторингу и
менеджменту социальных конфликтов. – М.: Издательство ЛКИ, 2008. – С. 50-55.
66
Алисова Л.Н., Голенкова З.Т. Политическая социология. – М.: Мысль, 2000. – С. 112.
37
социально-политических противоречий в стране»67. Российские политологи
наряду
с
мерами
превентивного
характера
отмечают
возможность
управления политическими конфликтами, то есть «попытки привести
состояние объекта в соответствие с намерениями субъекта»68. Также на
общем уровне знания решается задача по разграничению предметного поля
понятий. Например, урегулирование политических конфликтов определяется
как устранение противоречия с участием третьей стороны, в то время как
разрешение
политических
конфликтов
подразумевает
совместную
деятельность участников, направленную на прекращение противодействия и
решение проблемы69. На наш взгляд, определение А.В. Глуховой точнее:
урегулирование
означает
движение
к
компромиссному
решению,
достижению некоторых первоначальных целей, в то время как разрешение
подразумевает стратегию, направленную на трансформацию ситуации в
направлении, устраивающем всех участников конфликта70.
К среднему уровню знания относятся ставшие уже классическими
методологические подходы к урегулированию и разрешению политических
конфликтов.
Современные
концепции
российских
ученых,
также
относящиеся к данному уровню, в той или иной степени основаны на
следующих положениях классических теорий. Во-первых, это идея Р.
Дарендорфа о том, что для успешного урегулирования
конфликта
необходимо наличие таких факторов, как признание наличия конфликтной
ситуации, то есть обеспечение прав на притязания сторон;
хорошая
организация сторон, так как дезорганизация и отсутствие правил игры
усложняют конфликт и наполняют его нежелательным, потенциально
67
Семченков А.С. Противодействие угрозам политической стабильности в системе обеспечения
национальной безопасности России. //Автореф. диссертации на соиск. уч. степ.доктора полит. наук. – М.,
2012. – С. 92.
68
Соловьев А.И. Колебательно-маятниковый механизм принятия государственных решений: к обоснованию
когнитивной модели (I). // Полис. 2005. № 5. – С. 6.
69
Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Конфликтология. – СПб.: Питер, 2013. – С. 405-406.
70
ГлуховаА.В., Рахманин В.С. Политическая конфликтология. – Воронеж: Воронежский государственный
университет, 2002. – С. 228.
38
опасным
содержанием71.
Во-вторых,
определение конфликта как
предложенное
Т.
Парсонсом
не устранимого из системы
элемента,
мотивирующего периодическую нестабильность системы и последующий
возврат к изначальному или видоизмененному состоянию баланса сил72. Втретьих, гипотеза Л. Козера, в соответствии с которой для разрешения
конфликта следует снизить остроту таких конфликтогенных факторов, как
усиление самосознания групп и их представлений о собственной отдельности
и специфичности; близость сторон; стабильность отношений; единство
врага73. На основании данных положений, в частности, А.В. Глухова
приходит к выводу о том, что политические конфликты в рамках
демократического устройства могут быть урегулированы на основании
стабильной политической конкуренции и установления жестких правил
игры74. А.Р. Аклаев придерживается другого направления исследования и
выделяет такие способы разрешения политических конфликтов, как
насильственные, принудительные, консенсусные, территориальные75. А.Р.
Аклаев исследует этнополитические конфликты, поэтому находящийся в
центре
научного
интереса
данного
автора
инструментарий
конфликторазрешения, например, «консенсусная интеграция в сочетании с
мультикультурализма»76,
политикой
по-нашему
мнению,
является
специфичным и узконаправленным, хотя в целом подход А.Р. Аклаева
достаточно универсален и его применение не ограничивается исключительно
рамками
этнополитологии.
М.М.
Лебедева
в
качестве
предмета
конфликтологического исследования выделяет в основном международные
политические
конфликты.
актуализирующиеся
71
в
Реакцией
современных
мирового
сообщества
международных
на
отношениях
Плахов В.Д. Западная социология ХIХ вв.: от классики до постнеклассической науки.
Эпистемологическое обозрение. – Спб.: Издательство Юридического института. 2003. – С.230-235.
72
ПарсонсТ. О структуре социального адействия. – Изд. 2-е. – М.: Академический проект, 2002. – С. 433.
73
Козер Л. Функции социального конфликта. Перевод с англ. О.А. Назаровой – М.: Идея-пресс, Дом
интеллектуальной книги, 2000. – С. 91-110.
74
Глухова А.В. Политический конфликт как механизм постсоциалистических трансформаций
(Восточноевропейский опыт и проблемы России). // Научные ведомости Белгородского государственного
университета. 2007. № 2. – С. 118.
75
Аклаев А.Р. Этнополитическая конфликтология. Анализ и менеджмент. – М.: Дело, 2005. – С. 326-329.
76
Аклаев А.Р. Этнополитическая конфликтология. Анализ и менеджмент. – С. 331-338.
39
политические конфликты, по мнению М.М. Лебедевой, могут стать попытки
возврата к Вестфальской системе или напротив – построение международной
политической системы с учетом таких тенденций, как трансграничность и
опосредованность
процессов
взаимодействия
коммуникационными,
информационными технологиями, в том числе за счёт многоэтапности
согласований
при
принятии
дипломатической активности77.
урегулированию
решений
и
развития
новых
форм
Отдельно следует упомянуть подходы к
политических
конфликтов,
сконструированные
современными российскими исследователями на основании альтернативной
методологии, например, теории игр, то есть концепций Н. Ховарда, Дж.
Нэша, Н. Фрэзера, К. Хайпеля, М. Килгорома78. Для данного подхода
характерно моделирование игровых ситуаций и поиск математических
решений конфликтов, в которых сталкиваются интересы взаимосвязанных
субъектов, преследующих взаимно противоположные цели. Ограниченность
применения теории
в рамках политической конфликтологии состоит, по
нашему мнению, в том, что игры, моделирующие политические конфликты,
всегда основываются на принципе рациональности79, что приводит к
исключению
субъективного
фактора
и
элемента
случайности
из
моделируемой конфликтной ситуации и сужению предметного поля
регулирующего
воздействия
до
мирных
методов
и
способов
конфликторазрешения. В заключение отметим, что общим для всех
концепций, относящихся к данному уровню знания и ограниченных рамками
современной эпистемы, является признание авторами того факта, что
политический конфликт может быть решен силовым, мирным или
посредническим способом80.
Теоретическому
анализу
методов,
инструментов
и
технологий
разрешения политических конфликтов должно предшествовать решение
77
Лебедева М.М. Мировая политика: тенденции развития. // Полис. Политические исследования. 2009. № 4.
– С. 81.
78
Ветренко И.А. Игровые технологии при разрешении политических конфликтов. // Известия российского
государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2010. Выпуск 123. – С. 188.
79
Ветренко И.А. Игровые технологии при разрешении политических конфликтов. – С. 189.
80
Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Конфликтология. – СПб.: Питер, 2013. – С. 415-416.
40
следующей задачи. Пока что мы не рассматривали знание о разрешении
политического конфликта, не выходящее за рамки современной эпистемы.
Отметим, что неизвестно, сохранится ли трехуровневая система знания о
разрешении политического конфликта в постструктуралистской эпистеме.
Мы ограничимся лишь выделением некоторых направлений эволюции
существующих концепций в современной политической конфликтологии и
последующим анализом специфических, относящихся к лиминальному
дискурсу, технологий разрешения политических конфликтов.
Объект регулирующего воздействия на политический конфликт
значительно расширяется. Это связано с тем, что изменения претерпевает
структура политической системы. Экспансию политической власти в сферу
экономики и социальных отношений фиксируют не только политологи, но и
философы, теоретики организационного подхода. Г. Минцберг использует
термин «политика» при анализе организаций следующим образом. Системы
влияния в организации легитимны: система полномочий основана на
легально санкционированной власти, идеология – на общепринятых
убеждениях,
полномочия
подтверждение.
Политика,
экспертной
напротив,
системы
отражает
имеют
формальное
власть
технически
нелегитимную, так как «не имеет формальных полномочий, всеобщего
признания или официального подтверждения»81. Власть фактически обретает
новую
форму
в
негосударственных
организациях:
властвующие
и
подвластные трансформируются в управляющих и управляемых82. По М.
Фуко, политическая власть – сеть активных отношений, захватывающая тех,
кто ей не обладает, конструируя за счёт дисциплины послушного, полезного,
подчиненного, упорядоченного элемента операциональной, иерархичной
системы83. Аналогичные идеи существуют в политической науке, например,
Л.В. Сморгунов отмечает, что вертикальная иерархия нарушается, и на смену
81
Минцберг Г., Куинн Дж., Гошал С. Стратегический процесс/ Пер. с англ. под ред. Ю.Н. Каптуревского. –
СПб.: Питер, 2001. – С. 308.
82
Соловьев А.И. Колебательно-маятниковый механизм принятия государственных решений: к обоснованию
когнитивной модели (I). // Полис. Политические исследования. 2005. № 5. – С. 17.
83
Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. – М.: Ад Маргинем, 1999. – С. 345-361.
41
ей приходит горизонтальная84, то есть государство начинает выполнять
функцию интегративного, консолидированного общественного актора,
состоящего в партнерских отношениях с НКО и бизнес-структурами.
В современных политических системах трансформируется процесс
управления
политическим
конфликтом.
По
мнению
ряда
авторов,
непрерывное умножение целевых программ, претендующих на особое место
в
деятельности
властей,
приведет
к
формированию
широкого,
многоступенчатого, многоуровневого управления85. В сфере политического
управления исследователи отмечают усложнение публичного дискурса86.
Соответственно, возрастает значение коммуникативных процессов в ходе
управления политическим конфликтом, особенно в налаживании диалога
между
неформальными
институтами,
начинающими
«реализовывать
политико-управленческие решения проблем»87 и органами государственного
управления. При этом роль государства сохраняет прежнее значение, в
частности, в концепциях неоконтрактуализма, по-прежнему исходящих из
идеи солидарности индивида с тем, что «обеспечение внутреннего
спокойствия
и
иных
основополагающих общественных
нужд
сулит
колоссальные выгоды»88. Аналогичные подходы существуют в сфере
международного управления современными политическими процессами, в
том числе и конфликтами, например, А.И. Соловьев констатирует, что: «до
сих пор сохраняет значение точка зрения, в соответствии с которой
национальные правительства сохраняют за собой позиции, позволяющие не
только влиять на общественные процессы, но и руководить ими»89.
Особо важным фактором в меняющемся процессе управления и
разрешения политических конфликтов является транзит от существующих к
84
Сморгунов Л.В. Сетевой подход к управлению. // Полис. Политические исследования. 2001. № 3. – С. 109.
Гольдблатт Д., Хелд Д. Глобальные трансофрмации. – М.: 2004. – С. 522-524.
86
Глухова А.В. Политическая конфликтология перед вызовами глобализации. // Социс. Социологические
исследования. 2005. № 8. – С. 105.
87
Демидов А.А. Управление и социальная политика: рамки участия некоммерческих организаций. //
Политэкс, 2007. № 4. – С. 155.
88
Олсон М. Демократия, диктатура и развитие // Теория и практика демократии: Избранные тексты. М.,
2006. – С. 375–382.
89
Соловьев А.И. Колебательно-маятниковый механизм принятия государственных решений: к обоснованию
когнитивной модели (I). // Полис. Политические исследования. 2005. № 5. – С. 2.
42
85
качественно новым формам принятия государственных решений (ПГР).ПГР –
это выстраивание институционализированных управленческих структур,
ориентированных
на
общесоциальные
цели,
в
систему
властного
доминирования некой социальной группы, использующей для обеспечения
позиций властно-принудительные средства90. В процессе современного ПГР
качественно иное значение приобретают произвольные формы активности
госслужащих,
взаимодействие
инвариантными,
осуществляется
институционализированными
между
и
изоморфными,
неформальными
структурами91. В результате современными критериями определения ПГР
становятся
асинхронность,
многоуровневость
и
многоярусность,
мультисегментированность92.Рациональность уступает место отмеченному Э.
Гидденсом в числе наиболее значимых в современных условиях фактору
риска93, конституирующему в современном ПГР венчурное измерение,
параллельно с повышением значимости субъективного фактора и процессов
коммуникации в ПГР. В заключение отметим, что автор полностью разделяет
точку зрения А.И. Соловьева, определяющего ПГР как «многоярусная,
плюрально
институционализированная,
колебательно-маятникового
типа
с
но
центрированная
одновременно
и
структура
многократно
смещаемыми контурами активности»94. Таким образом, в сфере принятия
государственных решений мы можем зафиксировать столкновение двух
взаимоисключающих
тенденций.
С
одной
стороны,
формируется
трансъячеистая структура политической коммуникации95, соответствующая
флуктуационной природе современных политических конфликтов, но при
этом централизация политического управления и подсистема лидера
90
Соловьев А.И. Колебательно-маятниковый механизм принятия государственных решений: к обоснованию
когнитивной модели (I). – С. 17.
91
Соловьев А.И. Колебательно-маятниковый механизм принятия государственных решений: к обоснованию
когнитивной модели (II). // Полис. Политические исследования. 2005. № 6. – С. 40.
92
Соловьев А.И. Колебательно-маятниковый механизм принятия государственных решений: к обоснованию
когнитивной модели (II). – С. 46.
93
Гидденс Э. Ускользающий мир. Как глобализация меняет нашу жизнь. – М.:Весь Мир, 2004. – С. 38.
94
Соловьев А.И. Колебательно-маятниковый механизм принятия государственных решений: к обоснованию
когнитивной модели (II). // Полис. Политические исследования. 2005. № 6.– С. 44.
95
Соловьев А.И. Трансъячеистые структуры как форма строения и источник саморазвития государства. //
Полис. Политические исследования. 2006. № 6. – С 59-81.
43
продолжают парадоксальным образом сохранять значимую роль в данном
процессе.
Необходимо особо отметить изменения в области культуры и влияние
новых тенденций на политические конфликты в постструктуралистском
дискурсе.
Во-первых,
ценностные
конфликты
приобретают
статус
мультикультурных: требования признания идентичности таких ранее
отторгаемых
западноевропейским
обществом
социальных
групп,
как
гомосексуалисты, эмигранты, приверженцы различных конфессий и т.д.,
приводят к конфликтам идентичностей96. Разрешение возникающих в
результате столкновения ценностей конфликтов политических культур
осуществляется неоднозначным образом: с одной стороны, в западных
обществах
насаждается
совместимость97,
с
толерантность,
другой
стороны
предполагающая
набирает
силу
культурную
консервативная
контркультура, проявляющаяся в таких инициативах, как увеличение
времени
ожидания
натурализации
для
иностранцев,
ужесточение
иммиграционного законодательства в отношении беженцев и т.д. Во-вторых,
мы считаем крайне важным тот факт, что качественно иные формы
разрешения
политических
конфликтов
могут
возникнуть
и
быть
эффективными только тогда, когда в обществе формируется достаточный
уровень постиндустриальной культуры и соответствующего мышления. Если
каждый гражданин той или страны имеет мобильный телефон и доступ к
интернету, то это свидетельствует об электронизации, но не означает, что
парадигма информационализма получает распространение на территории
данного государства. Без качественно иного типа мышления, наподобие того,
который позволил в классической эпистеме осуществить переход от
металлических
к
бумажным
денежным
знакам,
переход
к
новым
политическим отношениям невозможен. Пока знак не утратил, по мнению Ж.
96
Глухова А.В. Социокультурный конфликт как фактор современного политического процесса. // Логос.
2005. № 4. – С. 204.
97
Глухова А.В. Социокультурный конфликт как фактор современного политического процесса. – С. 205.
44
Бодрийяра, свою аутентичность в XXвеке98, влияние средств массовой
информации не имело решающего значения в процессе манипуляции
общественным сознанием. Точно так же, пока виртуальная реальность,
сетевая культура, новые типы этического поведения не осмыслены и не
признаны
индивидом
как
значимые
и
актуальные,
лиминальность
политического дискурса незначительна, а пределы применения новейших
технологий разрешения политических конфликтов существенно ограничены.
Более подробно данный тезис будет рассмотрен на примере современного
российского государства в параграфе, посвященном технологиям разрешения
политических конфликтов.
Некоторые российские исследователи эволюционирующих конфликтов
в международных отношениях считают, что существующие в современной
политической системе противоречия со временем усилятся и перейдут в
острую конфликтную форму. Д.М. Фельдман высказывает предположение о
изменении
субъектности
международного
политического
конфликта:
конфликтующие государства уступят место глобальным организациям99. В
несколько иной форме данная идея присутствует в концепциях и О.Г.
Карповича и А.В. Манойло, отмечающих «стремительную эволюцию
международных конфликтов в возникновение новых их форм»100 и
«использование информационно-психологических технологий в условиях
формирования нового мирового устройства и возникновения новых
политических
полюсов,
разбалансировки
традиционных
механизмов
обеспечения коллективной безопасности т т.д.»101. Также Д.М. Фельдман
предполагает неизбежность столкновения признанных на данный момент
принципов и норм международного права с правилами жизнедеятельности
98
Гавра Д.П. Основы теории коммуникации. – СПб.: Питер, 2011. – С. 231.
Фельдман Д.М. Правила победы в международных конфликтах будущего.[электронный ресурс]// Колонка
экспертов МГИМО. URL: http://www.mgimo.ru/system/phpprint.phtml?url=%2Fnews%2Fexperts%2F
document235282.phtml (дата обращения 30.04.2013).
100
Карпович О.Г. Современные концепции управления международными конфликтами в миротворческих
операциях. Автореферат диссертации на соиск. уч. ст. доктора политических наук. – М. 2012. – С. 24.
101
Манойло А.В. Роль культурно-цивилизационных моделей и технологий информационнопсихологического воздействия в разрешении международных конфликтов. Текст диссертации на соиск. уч.
ст. доктора политических наук. – М. 2009. – С. 230.
45
99
социума
как
сети102.
социально-политической
международных
отношениях
существует
Отметим,
вероятность
что
в
преобладания
исключающих повышение степени сетевого участия тенденций: личная
выгода может побудить субъекта международного конфликта пренебречь
значимостью участия ради обеспечения собственного интереса.
Новая
парадигма
разрешения
конфликтов
в
лиминальном
политическом дискурсе, по нашему мнению, имеет следующие характерные
черты. Во-первых, расширяется объект регулирующего воздействия. Вовторых, в процессе политического управления и ПГР формируются
качественно иные системообразующие характеристики, что приводит к
формированию таких понятий, как колебательно-маятниковый механизм и
трансъячеистая структура. В-третьих, культурные противоречия порождают
новые типы политических конфликтов, для разрешения которых необходимы
качественно иные технологии. В-четвертых, в международной сфере
изменяется субъектность политических конфликтов. Наиболее важным, на
наш взгляд, является столкновение двух парадигм в процессе разрешения
современных
политических
конфликтов.
Фактически
речь
идет
о
столкновении качественно различных типов мышления в политическом
конфликте, основанных на различном знании и взглядах на сущность
противоречий
в
политической
сфере.
В
результате
современные
политические конфликты могут быть разрешены как традиционным
инструментарием, так и современными технологиями. Однако традиционный
инструментарий не всегда эффективен, а применение новых технологий не
всегда возможно. Анализ прикладного уровня знания о разрешении
политических конфликтов позволяет определить специфику методов,
инструментов,
технологий
разрешения
современных
политических
конфликтов, а также пределы и возможности их эффективного применения.
102
Фельдман Д.М. Правила победы в международных конфликтах будущего.[электронный ресурс]//
Колонка экспертов МГИМО. URL: http://www.mgimo.ru/system/phpprint.phtml?url=%2Fnews%2Fexperts%2F
document235282.phtml (дата обращения 30.04.2013).
46
§ 1.3. Методы, инструменты и технологии регулирующего воздействия
на современные политические конфликты
Целью современной науки является не только теоретическое, но и
эмпирическое
инструментария
познание103.
и
Знание,
способов
к
которому
разрешения
относится
политических
анализ
конфликтов,
конституирует прикладную политическую конфликтологию. Переходя к
анализу прикладного знания о разрешении политических конфликтов, мы
должны сначала вернуться на общий уровень знания с целью определения и
разграничения
предметного
поля
понятий
«метод»,
«инструмент»,
«технология» разрешения политических конфликтов. По нашему мнению,
метод регулирующего воздействия на современные политические конфликты
– это последовательность действий, приближающая к желательному для
оказывающей воздействие стороны результату окончания или развития
конфликта. Инструмент разрешения политического конфликта – это средства
воздействия на объект с целью, представляющейся стороне, оказывающей
воздействие,
взаимодействия.
политического
как
наиболее
желательный
Соответственно,
конфликта,
то
к
каждому
есть
исход
конфликтного
методу
силовому,
разрешения
переговорному,
посредническому, относится определенный специфический инструментарий.
Концептуализация понятия «технология разрешения политических
конфликтов» вызывает определенные затруднения. Термин «технология»
утверждается в категориально-понятийном аппарате науки в рамках
современной эпистемы – с XIX века. Изначально в теориях, созданных У.
Тейлором, А. Файолем, Л. Урвиком, развивалась гипотеза, согласно которой
организация – машина, состоящая из шестерёнок-индивидов104. Выделение
блока «человек-труд» привело теоретиков организационного подхода к идее
о необходимости полного, детально рационализированного поведения
работника по заданной схеме и выполнению им только одной функции ради
103
104
Мамзин А.С. История и философия науки. – Спб.: Питер, 2008. – С. 25.
Пригожин А.И. Методы развития организаций. – М.: МЦФЭР, 2003. – С. 34.
47
реализации общей цели105. Фактически технология – это алгоритм, то есть
совокупность
последовательно
выполняемых
индивидом
действий,
стабильно достигающих поставленной цели наименее затратным путем.
Классическим примером практической реализации подобной идеи является
технология сборки конвейерного типа, примененная Г. Фордом. В результате
политическая наука, заимствующая понятие «технология», отягощается
необходимостью преодоления «дуалистического видения, признающего либо
только прозрачные для самосознания акты, либо вещи, детерминированные
извне»106.
Данное
затруднение
разрешается
за
счёт
интерпретации
технологии как «способа способа»107, в соответствии с доминирующей
системной, структурно-функциональной методологией108. Другими словами,
если политические технологии – это «совокупность методов, техник,
приемов воздействия на человека с целью изменить его мышление,
убеждения, настроение и поведение»109, то редукция объекта воздействия до
сферы актуализации политических конфликтов позволяет нам определить
технологию их разрешения. Пока мы не выходим за рамки современной
эпистемы, такое видение сущности технологии разрешения политических
конфликтов вполне уместно. До постструктуралистского политического
дискурса не представляется возможным выделить технологии разрешения
политических конфликтов, содержание и практическое значение которых
шире «способа способа». Итак, определив содержательный смысл и границы
понятий «метод», «инструмент», «технология» разрешения политических
конфликтов, мы можем перейти к анализу практического знания о
разрешении политических конфликтов(пока что в рамках современной
эпистемы – Прим. автора).
105
Кабылинский Б.В. О подходе к типологии конфликтов в организации и возможных путях их
урегулирования. // Конфликтология. 2008. № 1. – С. 197.
106
Бурдье П. Практический смысл. – Спб.: 2001. – С. 110.
107
Камалова С.Ф. Техника как предмет социально-философского анализа. Автореф. на соиск. уч. степени
кандидата философских наук. – Казань, 2003. С. 5-8.
108
Маркузе Г. Эрос и цивилизации. Одномерный человек: исследование идеологии развитого
индустриального общества/ Пер. с англ. А.А. юдина. – М.: Издательство Аст, 2003. – С. 64-76.
109
Большая актуальная политическая энциклопедия / под общ. ред. А. Белякова и О. Матвейчева. — М.:
Эксмо, 2009. – С. 241.
48
Силовые
методы
регулирующего
воздействия
на политические
конфликты, по нашему мнению, отличаются следующей спецификой. Вопервых, регулирующее воздействие на политический конфликт с позиций
силы в большей степени, чем переговоры и посредничество, может быть
направлено не только на деэскалацию, но и эскалацию конфликта. Вовторых, методы силового воздействия могут быть прямыми или косвенными.
В-третьих, силовое регулирование может быть направлено на объекты
материальной или ментальной природы.
В зависимости от цели регулирующего воздействия заинтересованного
субъекта силовой метод может применяться не только для разрешения
политического конфликта, но и обострения существующих противоречий.
Как правило, применению силового метода предшествует создание и
культивирование инициаторами агрессии образа врага, чтобы «снабдить
реализующих насилие исполнителей средством мобилизации и прямой
целью»110. Когда решается задача по эскалации политического конфликта, то
силовой метод воздействует на такие факторы, как возрастание степени
внутригрупповой сплоченности, лояльности групповым целям; отказ от какихлибо уступок; стремление принудить соперника; нарастание тревоги и
беспокойства. Воздействие в случае, когда целью является деэскалация
конфликта, осуществляется с точностью до наоборот.
Прямое
насилие,
то
есть
вооруженные
операции,
физическое
устранение политических противников, террористические акты, дополняется
в современных конфликтных политических процессах косвенным, непрямым
насилием. Й. Галтунг отмечает, что непрямое насилие возникает тогда, когда
«происходит монополизация ресурсов группой или классом и начинается их
использование на свое усмотрение»111 (Й. Галтунг в основном исследует
механизмы навязывания воли стран первого эшелона менее развитым
110
Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте (этнография чеченской войны). – М.: Наука, 2001. – С.
358.
111
Конфликты: теория и практика разрешения. Опыт зарубежных исследований / Под общ. ред. Е.Ю.
Садовской, И.Ю. Чупрыниной; Конфликтологический центр, Алматы, Центр конфликтологии Института
социологии РАН: в 3 т. Т. 3. – Алматы, 2002. – С. 101.
49
государствам за счёт экономических мер и санкций. – Прим. автора).
Отметим, что структурное насилие существует не только в международной,
но и внутриполитической сфере: так называемый административный ресурс,
применяемый в ходе политических выборов, борьбы за распределение мест в
правительстве и т.д. – характерный пример косвенного, непрямого насилия.
Силовые
методы
регулирующего
воздействия
на политические
конфликты могут быть направлены на объекты различной природы.
Например, в борьбе с терроризмом и экстремизмом контртеррористические
операции направлены на уничтожение террористов и их лидеров, имеющих,
как и любой человек, материальную природу. Повышение эффективности
подобных мер достигается за счёт усиления взаимодействия между
соответствующими федеральными органами; формирования специальных
подразделений
и
увеличения
численности
сотрудников
федеральных
структур, занимающихся проблемой терроризма; улучшения их технической
оснащенности112. Но в противодействии экстремизму не менее важно
обеспечивать духовную безопасность общества, то есть воздействовать на
ментальную природу массового сознания, в том числе за счёт ограничения
влияния СМИ – «одного из сильнейших агентов социализации на сознание и
поведение современной молодежи и транслятора ценностей и приоритетов
массовой культуры»113.
Силовой механизм разрешения политических конфликтов реализуется
государственными институтами, «вырабатывающими алгоритмы механизмов
реализации
национальной
безопасности»114
и
неформальными
организациями, то есть социальными групп и частными лицами: в
современном обществе возрастает значимость такого фактора, как готовность
граждан самостоятельно воспрепятствовать действиям террористов (в России
112
Грачев С.И. Особенности современного терроризма и проблемные аспекты в системе антитерроризма. //
Власть. 2012.№ 7. – С. 96.
113
Коршунов А.В. Духовная безопасность российского общества основные угрозы и стратегии преодоления.
//Власть. 2012.№ 6.– С. 43.
114
Кортунов С.В. Становление политики безопасности. – М.: Наука, 2003. – С. 87.
50
такую решимость демонстрируют 34 процента населения115), а также
осведомленность населения в вопросах «куда необходимо обращаться в
случае угрозы террористического акта, практического опыта наблюдения и
обнаружения подозрительных предметов и лиц и т.д.»116.
Инструментарий силового метода урегулирования и разрешения
политических конфликтов чрезвычайно разнообразен и требует научного
анализа в рамках профильных исследований. Ограничимся кратким перечнем:
экономическое эмбарго, физическое разделение групп, психологическое
дистанцирование конфликтующих сторон, создание образа врага, подрыв
экономической базы субъектов конфликта, цензура в интернете и СМИ,
милитаризация, юридический инструментарий и правовое преследование, в
частности, экстремизма – «особенно в тех его формах, которые по закону
должны наказываться»117 и т.д.
Повышение значимости коммуникативных процессов в современном
политическом процессе – значимый фактор возрастания роли переговорного
метода регулирующего воздействия на политические конфликты. В новом
политическом дискурсе «внимание фокусируется на языке и символах,
придающих форму значимым ценностям, идентичностям, процессуальной
активности и отношениям»118. Современные политические переговоры
конституируются
взаимодействия:
шестью
«использование
аспектами
стратегий,
социально-политического
развитие
отношений,
менеджмент идентичностей, эмоциональная экспрессия, фрэйминг»119.
В российской политической науке накоплен значительный объём
знания о применении различных стратегий в ходе переговоров120, управлении
115
Шалупенко В.В. Готовность граждан России к противодействию терроризму. // Социс.Социологические
исследования. 2012. № 12. – С. 44.
116
Шалупенко В.В. Готовность граждан России к противодействию терроризму. – С 45.
117
Тишков В.А. Реквием по этносу: исследования по социально-культурной антропологии.– М.: Наука,
2003. – С. 332-336.
118
Putnam L. Negotiation and discourse analysis. // Negotiation journal. 2010. Issue 2. – P. 145.
119
PutnamL. Negotiationanddiscourseanalysis. – P. 146.
120
Василенко И.А. Использование стратагемной тактики в процессе политических переговоров. //
Дипломатическая служба. 2011. № 3. – C. 23-24.
51
негативным потенциалом эмоциональной экспрессии121 и т.д. Отметим, что в
отечественных исследованиях эмоциональной нестабильности сторон в ходе
политических переговоров мало внимания уделяется анализу специфики
экстремальных ситуаций. Например, для успешного проведения переговоров
с террористами, предъявляющими политические требования в обмен на
жизни заложников, необходимо учитывать такие специфические факторы,
как
«ощущение
беспомощности,
влияние
стресса
на
точность
формулируемых предложений, возникновение приязненных отношений
между заложниками и террористами, острота реакций на соответствие
ожиданий реальной роли переговорщика, необходимость постоянного
контакта и т.д.»122.
Фрэйминг относится к мало исследованным проблемам в российской
политической
науке.
Фрэйминг
–
это
«непрекращающийся
процесс
коммуникативного конструирования социальной реальности»123. В контексте
фрэйминга переговоры – это импровизация, поскольку стороны могут «не
осознавать
или
не
сопротивляться
тому,
что
этот
процесс
идет
безостановочно»124. Иными словами, действуя рационально в решении
конкретной задачи в ходе переговоров, субъект осознанно или неосознанно
импровизирует в конструировании социальной и политической реальности. В
результате приоритеты рационального, спланированного поведения на
политических переговорах смещаются в сторону импровизации125.
Менеджмент идентичностей в ходе политических переговоров – это «в
первую очередь формирование имиджа переговорщика»126. В рамках данного
направления требуется уточнение и концептуализация роли таких факторов,
121
ИвановаЕ.Н. Переговоры принуждения. – СПб., 2009. – С. 42-54.
Giebels E., Noelanders S., Vervaeke G. The hostage experience: implications for negotiation strategies. //
Clinical psychology and psychotherapy. 2005. № 12. – P. 250.
123
Putnam L. Negotiation and discourse analysis. // Negotiation journal. 2010. Issue 2. – P. 148.
124
Putnam L. Negotiation and discourse analysis. – P. 149.
125
Balachandra L., Bordone R. Improvisation and negotiation: expecting the unexpected. // Negotiation journal.
2005. Issue 4. – P. 415.
126
Friedman R.A., etc.Beyond offers and counteroffers: the impact of interaction time and negotiator job satisfaction
onsubjective outcomes in negotiation. // Negotiation journal. 2013. Issue 1. – P. 43.
122
52
как умение действовать в «поворотных точках»127, то есть ситуациях
возможного перехода от кризиса к прогрессу, навыки ведения переговоров
«второго уровня»128, то есть налаживания отношений и контроля за
исполнением обязательств по окончании переговоров и т.д.
Инструментарий
переговорного
метода
имеет
нематериальную
природу129. К инструментарию переговоров относятся средства оказания
психического
воздействия.
Это
воздействие
осуществляется
через
вербальные, невербальные и паралингвистические сигналы130. Эти сигналы
«имеют различную амплитуду, их совокупность формирует такие основные
инструменты, как варварское влияние, манипуляция и аргументация»131.
Кроме того, в политических переговорах используется вспомогательный
инструментарий, например, информационные технологии.
Знание о посредничестве – методе регулирующего воздействия на
политические конфликты, формирует отдельную отрасль прикладной
политической конфликтологии. Термин «посредничество» в концепциях
российских исследователей, как правило, имеет близкое значение к понятию
«переговоров с участием третьего лица, осуществляющего регулирующее
воздействие на политический конфликт»132, то есть медиации. Сущность
медиации состоит в создании психологических условий, которые приводят к
снижению эмоционального напряжения, принятию конструктивных решений
и, в целом, к урегулированию конфликтов133. Инструментарий медиации, вопервых, имеет юридическую природу и определяется законом. В России это
ФЗ «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием
посредника» № 193, согласно которому инструментарий медиации – это
127
Druckman D., Olekalns M. Turning points in negotiation. // Negotiation and conflict management research. 2011.
Issue 4. – P. 1-3.
128
Sebenius J. Level two negotiations: helping the other side meet its «behind-the-table» challenge. // Negotiation
journal. 2013. Issue 1. – P. 9-11.
129
Гавра Д.П. Основы теории коммуникации. – СПб.: Питер, 2011. – С. 229-234.
130
Дубинин Ю.В. Мастерство переговоров. – М.,2009. – С. 88.
131
Дубинин Ю.В. Мастерство переговоров. – С. 88-94.
132
Кацы Д.В. Переговоры и посредничество: инструменты повседневной практики международника. – СПб.:
изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005. – С. 157.
133
Аллахвердова О.В. Медиация как социально-психологический феномен //Вестник Санкт-Петербургского
университета. 2007. Серия 6, выпуск 2. – С. 151.
53
договора об услугах по урегулированию конфликта, соглашения о процедуре,
медиативное соглашение134 (в соответствии с формулировкой объекта и
предмета данного диссертационного исследования мы не можем подробнее
исследовать
юридический
инструментарии
медиации,
в
частности,
процедуры арбитража. – Прим. автора). Во-вторых, к методу медиации
относится специфический инструментарий, то есть эмпатия, «позволяющая
отслеживать психологическую динамику спора»135, подготовительный сбор
информации
с
целью
международного,
понимания
глобального,
контекста
этнического
–
«регионального,
аспекта»136,
контроль
за
процедурой – «корректировка времени, концентрация на коммуникации, учет
внешних факторов, интегративный подход»137.
В сфере разрешения международных политических конфликтов термин
«посредничество» отличается качественно иным содержательным смыслом.
В соответствии со статьей 33 Устава ООН посредничество имеет статус
«средства
споров»138.
разрешения
политических
конфликтов
В
разрешении
посредничество
–
это
международных
«миротворческая
сторон к миру» 139.
деятельность или принуждение конфликтующих
Инструментарий миротворческой деятельности принципиально отличается
от медиации, в основном это силовые операции локального значения и
экономические
санкции.
неопределенность:
ряд
Отметим
исследователей
международных
политических
осуществляемых
несколькими
некоторую
терминологическую
определяет
конфликтах
как
государствами
посредничество
«форму
или
в
переговоров,
международными
организациями в случаях, когда острота политического конфликта достигает
критической точки и конфликтующие субъекты не в состоянии решить
134
Федеральный закон об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника
(процедуре медиации) № 193-ФЗ. // Сайт Лиги медиаторов.[электронныйресурс]. URL:
http://arbimed.ru/zakonomediacii (датаобращения 30.04.2013.)
135
Davutoglu A. Turkey’s mediation: critical reflections from the field. // Middle East policy. 2013. Issue 1. – P. 84.
136
Davutoglu A. Turkey’s mediation: critical reflections from the field. – P. 86.
137
Davutoglu A. Turkey’s mediation: critical reflections from the field. – P. 89.
138
Устав
организации
ООН.
//
Официальный
сайт
ООН.
[Электронный
ресурс].
URL:http://www.un.org/ru/documents/charter/chapter6.shtml. (дата обращения 30.04.2013).
139
Шепова Н.Я. Миротворчество как способ урегулирования и разрешения современных вооруженных
конфликтов. // Отечественные записки. 2005. № 5. – С. 108.
54
конфликт мирным путём самостоятельно»140. На наш взгляд, необходимо
более чётко различать формы посредничества в международных отношениях
по критерию «мягкое/жесткое воздействие» с целью разграничения
предметного поля понятий «медиация» и «миротворческая деятельность» в
международных политических конфликтах.
В современной России характер взаимодействия государства и
общества определяется исследователями как этатисткий141. В условиях
развития этатизма в России, подразумевающего слияние институтов
гражданского общества и государства в России, крайне затруднительно
действовать эффективно частному лицу, независимо практикующему
медиацию. Безусловно, необходимо исследовать роль гендерного фактора,
личностных особенностей успешного медиатора, но в качестве предмета
политической психологии. В рамках политической конфликтологии, на наш
взгляд,
значимая
роль
медиатора
детерминируется
статусной
принадлежностью к соответствующему институту. Такие институтымедиаторы, как Общественная палата РФ, Совет при президенте РФ по
содействию развития институтов гражданского общества и правам человека,
способствуют консолидации политического режима в современной России и
становятся переговорными площадками, «на которых озвучиваются реальные
проблемы современного общества, разрабатываются проекты их решения,
проекты нормативных актов и т.д.»142. Необходимо также подчеркнуть роль
таких институтов гражданского общества, как «фабрики мысли»143,
выполняющих
функцию144
образовательную,
и
осуществлении
140
отличающихся
посредничества
креативную,
автономией,
между
коммуникационную
самостоятельностью
в
экспертно-аналитическим
Климов А.В. К ситуации на Ближнем Востоке // Зарубежное военное обозрение. 2003. № 8. – С. 23.
Воробьев С.М. Гражданское общество и модернизация России // Власть. 2009. № 5. – С. 18-21.
142
Сунгуров А.Ю. Институты-медиаторы и их развитие в современной России.Современные палаты и
консультативные советы федеральный и региональный опыт. // Полис. Политические исследования. 2012. №
1. – С. 169.
143
Сунгуров А.Ю. Институты-медиаторы и их развитие в современной России. Фабрики мысли и центры
публичной политики. //Полис.Политические исследования. 2012. № 4. – С. 99.
144
Сунгуров А.Ю. Институты-медиаторы и их развитие в современной России. Фабрики мысли и центры
публичной политики. – С 105.
55
141
сообществом и властью в процессе ПГР. Примеры «фабрик мысли» – это
Центр политических технологий,
Московская школа политических
исследований,
и
Совет
сопровождающие
по
внешней
избирательный
оборонной
процесс;
политике
занимающиеся
и
т.д.,
экспертным
обеспечением деятельности структур и их лидеров; содействующие развитию
гражданского общества в России145.
В заключение отметим, что в российской политологии практически
отсутствуют авторские модели медиации, объединяющие в одну систему
различные виды посредничества в разрешении политических конфликтов. В
зарубежной политической науке созданы эффективные модели, которые
следует адаптировать к российским условиям с целью универсализации и
систематизации накопленного практического знания, например, модели Л.
Рискина, Л. Боулла, метамодель медиации146 и т.д.
Технология разрешения политических конфликтов в современной
эпистеме – это «способ способа». В основе эффективного применения
силового,
переговорного,
посреднического
метода
–
определенный
инструментарий. Технологичное использование инструментария становится
возможным тогда, когда накапливается достаточно знания о специфике,
пределах применения и эффективности того или иного метода. Метод
становится технологичным, когда применяется четко, последовательно,
эффективно. Важно отметить, что технологичное применение различных
методов и инструментов подразумевает их комбинированное, совокупное
использование.
В
результате
технологии
разрешения
политических
конфликтов дают стабильный, гарантированный результат регулирующего
воздействия. Специфику и тенденции эволюции технологий разрешения
политических конфликтов и тенденции необходимо исследовать более
подробно.
145
Сунгуров А.Ю. Институты-медиаторы и их развитие в современной России. Фабрики мыслии центры
публичной политики. – С 114.
146
Alexander N. The mediation metamodel: understanding practice. // Conflict resolution quarterly. 2008. Issue 1. –
P. 101-105.
56
§ 1.4. Специфика и тенденции эволюции технологий регулирующего
воздействия на современные политические конфликты
Технологии разрешения политических конфликтов – это совокупное,
последовательное применение инструментария силового, переговорного,
посреднического метода с целью эффективной реализации задач субъекта
регулирующего воздействия на конфликт. Такое определение технологии
формируется в рамках современной эпистемы. По нашему мнению,
характерными особенностями технологий, исходя из данной парадигмы,
являются следующие значимые факторы. Во-первых, структуру технологий
формирует знание о пределах и эффективности применения методов
разрешения
политических
конфликтов.
Понятие
«технология»
имеет
антропологическое измерение, то есть практическое применение технологий
обусловлено свойствами активного субъекта, который должен обладать
определенными умениями и навыками, в основе которых – теоретическое и
практическое знание о разрешении политических конфликтов. Во-вторых,
структуру
технологий
определяют
технико-ресурсные
компоненты.
Соответственно, понятие «технология» имеет функциональное измерение:
технологичное применение определенных методик разрешения политических
конфликтов
политических
осуществляется
ресурсов
и
за
счет
статусной
использования
роли
субъекта
экономических,
регулирующего
воздействия, а также реализации потенциала подсистемы лидерства. Втретьих, помимо структурных характеристик технологиям свойственны
определенные универсальные закономерности практического применения в
политическом конфликтном дискурсе: линейность, нацеленность на решение
конкретной задачи, четко выраженный объект воздействия, прогнозируемый
с
высокой
поэтапность
точностью
результат
реализуемых
мер.
применения,
В-четвертых,
последовательность
понятие
и
«технология»
отличается синкретичностью, то есть подразумевает совокупное применение
разнородных инструментов регулирующего воздействия. В ходе разрешения
политического конфликта с помощью соответствующих технологий может
57
быть использован инструментарий силового и переговорного метода, причем
параллельно:
во
время
антитеррористической
военной
операции
ее
инициаторы могут вести международные политические переговоры с целью
получения
поддержки
мирового
сообщества,
пока
солидарные
конфессиональные организации осуществляют функцию посредника в
установлении контакта с политическими лидерами, способными оказать
влияние на террористов. В-пятых, технологии разрешения политических
конфликтов
могут
быть
классифицированы
по
критерию
«мягкость/жесткость» воздействия. Технологии различаются по аналогии с
методами, когда используемый инструментарий относится только к
силовому, переговорному или посредническому инструментарию. В случае,
когда инструментарий комбинируется, технологии можно дифференцировать
по преобладанию силового или мирного инструментария в разрешении
конкретных конфликтных ситуаций. О.Г. Карпович отмечает, что наметился
«переход от следования «жестким» принципам и методам политического
доминирования и силового давления к «мягким» принципам и методам
мирного сосуществования и взаимовыгодного сотрудничества»147. В-шестых,
технологии различаются в зависимости от национальной модели, в рамках
которой они применяются с целью регулирующего воздействия на
политический конфликт. Отметим, что в отличие от внутриполитических
конфликтов,
в
международной
сфере
результат
применения
соответствующих технологий менее поддается прогнозированию ввиду
увеличения числа значимых факторов и усложнения системы политических
отношений в целом.
Специфика конфликторазрешения находится в прямой зависимости от
направлений эволюции политических конфликтов. По нашему мнению,
конфликты
в
лиминальном
политическом
дискурсе
отличаются
от
предшествующих форм конфликтного взаимодействия. Соответственно, для
разрешения новых типов политических конфликтов требуются качественно
147
Карпович О.Г. Современные концепции управления международными конфликтами в миротворческих
операциях. Автореферат диссертации на соиск. уч. ст. доктора политических наук. – М. 2012. – С. 21.
58
иные технологии. Постструктуралистская эпистема находится в стадии
формирования, поэтому представляется возможным наметить некоторые
тенденции эволюции технологий разрешения политических конфликтов в
лиминальном дискурсе, а не сконструировать цельный концепт.
В постиндустриальном обществе начинается «строительство экономик
услуг»148 и происходит, по мнению Д. Белла, третья технологическая
революция,
результатом
электрических
и
которой
является
электромеханических
замена
систем
на
механических,
электронные;
миниатюризация технологий и их преобразование в цифровую форму;
развитие программного обеспечения149. На данной ресурсной базе начинают
развиваться принципиально иные технологии регулирующего воздействия на
политические конфликты. На наш взгляд, существует две основные
тенденции эволюции технологий разрешения политических конфликтов в
лиминальном
дискурсе.
Первая
тенденция
–
изменение
формы
регулирующего воздействия. Вторая тенденция подразумевает не только
новую форму, но и качественно иное содержание технологий разрешения
политических конфликтов.
Трансформация формы технологий регулирующего воздействия на
политические конфликты происходит в двух основных направлениях. Вопервых, достижения постиндустриальной экономики используются для
совершенствования силовых, переговорных, посреднических технологий.
Например, изменяется форма применения технологий структурного насилия
в сфере манипуляции общественным сознанием. Пропаганда начинает
осуществляться
в
сети
интернет
и
выполнять
«информационную,
дезинформационную, коммуникативную, идеологическую, интегрирующую
функцию»150. В частности, здесь идёт речь о новой форме конструирования в
сознании людей образа врага, по замечанию Э. Фромма, достигающее цели в
148
Дарендорф Р. Современный социальный конфликт. Очерк политики свободы/ Пер. с нем. – М.:
РОССПЭН, 2002. – С. 180.
149
Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: опыт социального прогнозирования. – М., 2001. – С.
118.
150
Евдокимов В.А. Пропаганда в интернете. // Полис. Политические исследования. 2012. № 4. – С 140.
59
преодолении тревоги людей и направлении агрессии населения не на
собственное правительство и политические институты, а на внешний,
зачастую мифический образ151. По результатам эффективной виртуальной
пропаганды
правительство,
партии,
группы
интересов
получают
возможность за счёт электронных ресурсов формировать и впоследствии
использовать подходящую оценку населением текущей политической
ситуации;
направлять
в
нужное
русло
политические
дебаты,
консолидировать единомышленников или достигать обратного эффекта и
т.д.152 Виртуальное пространство также активно осваивается институтами
гражданского
общества
деперсонифицирован
ангажированные
и
и
оппозицией,
цензурируется
СМИ153.
Повышение
в
поскольку
меньшей
интернет
степени,
оппозиционной
чем
активности
достигается за счёт увеличения степени участия населения в интернетголосованиях,
соцопросах;
выработки
программ,
законодательных
инициатив, проектов политических решений; организаций действий своих
сторонников для реализации в виде реальных действий (митинг протеста,
акции, флешмобы)154. Потенциал электронных ресурсов чрезвычайно
значителен и может также использоваться в политических переговорах и
медиации. Например, в ходе подготовки к переговорам информация может
создаваться и тиражироваться в рамках персонального контента (блоги,
микроблоги, чаты, форумы, сайты) и рассылаться ее сторонникам или в адрес
политико-административных структур с целью получения поддержки
общественного мнения. В переговорах и медиации возникает возможность
принципиально иной, дистанционной формы участия через блоги, чаты,
форумы и телеконференции некоммерческих организаций, органов и
представителей публичной власти. Во-вторых, в постиндустриальных
реалиях политического конфликта возникают новые формы технологий,
151
Фромм Э. Бегство от свободы. – М.: Академический проект, 2008. – C. 23-26.
Евдокимов В.А. Пропаганда в интернете. // Полис. Политические исследования. 2012 № 4. – С 141.
153
Ильин А.Н. Интернет как альтернатива политически ангажированным СМИ. // Полис. Политические
исследования. 2012. № 4. – С. 133.
154
Войнов Д.А. Становление Интернет-диалога как формы участия граждан в политической жизни России //
Автореф.диссертации на соискание уч. степени канд. полит.наук – М.: РАГС, 2007. – С. 16.
60
152
предназначенные для решения задач в виртуальной политической реальности
и контроля за соответствующими электронными ресурсами: троллинг
(агрессивное, издевательское поведение, провоцирующее конфликты в ходе
виртуальной коммуникации. – Прим. автора), астротерфинг (разрешение
конфликта путем продуцирования мнимого общественного мнения, которое в
результате становится реальным, выгодным для субъекта регулирующего
воздействия155) и т.д.
Технологии регулирующего воздействия на политический конфликт,
отличающиеся эволюцией содержательного смысла, а не только формы – это
информационно-психологическая война, цветные революции, электронное
демократия и правительство, технологии управляемого хаоса и т.д.
«Современные представительные демократии не воюют друг с
другом»156 – Р. Даль приводит этот аргумент в качестве преимущества
современной демократической системы. По-нашему мнению, война между
демократическими государствами не ведется в традиционном понимании
этого термина. Действительно, изобретение ядерного оружия и развитие
сетевых принципов взаимодействия в политике и мировой экономике
снижают потенциал применения прямой военной агрессии в разрешении
политических конфликтов. Традиционные технологии прямого силового
воздействия
дополняются
и
частично
вытесняются
в
современных
политических системах информационно-психологической войной (ИПВ),
которая «если не заменит собой традиционную теорию войны, то
существенно и необратимо качественно изменит ее»157. ИПВ – это
«политическая борьба, которая происходит в форме информационнопсихологических операций с применением информационного оружия»158. С
помощью технологий ИПВ решаются такие задачи, как «трансформация
структуры
155
национальных
экономических,
политических,
социально-
Ильин А.Н. Интернет как альтернатива политически ангажированным СМИ. // Полис. Политические
исследования. 2012. № 4.– С. 135.
156
Даль Р. О демократии. – М.: Аспект-Пресс, 2000. – С. 34
157
Дугин А.Г. Мир охвачен сетевыми войнами. // Независимое военное обозрение. 2005. № 45. – С. 3.
158
Манойло А.В. Управление психологической войной. // Журнал «Мир и политика».[электронный ресурс].
URL: http://mir-politika.ru/599-upravlenie-psihologiches-oy-voynoy.html. (дата обращения 30.04.2013)
61
культурных,
информационно-психологических
пространств
участников
международных отношений в соответствии с собственными принципами
формирования информационно-политической картины мира; достижение
военно-политического превосходства и безусловного лидерства в сфере
международных
отношений;
достижение
экономической,
идеологической,
целей
культурной,
национальной
информационно-
психологической экспансии и т.д.»159.
«Цветные»
революции
—
государственных
переворотов
и
это
«технология
внешнего
осуществления
управления
политической
ситуацией в стране в условиях искусственно созданной политической
нестабильности, предполагающие использование молодежного протестного
движения в качестве основного инструмента политического шантажа
действующей
власти»160.
Идея
«цветной»
революции
состоит
в
аккумулировании протестного потенциала и преобразования его в средство
политической манипуляции и шантажа. «Цветные» революции оказываются
эффективны не только при воздействии на отдельное государство, но и для
расширения влияния в рамках региона. С помощью «цветных» революций
достигается цель преобразования системы ценностей участников конфликта
с помощью мер, приводящих политический конфликт к оптимальному с
точки зрения субъекта регулирующего воздействия результату161. Отметим,
что
экспорт
мотивацией.
системы
Как
ценностей
правило,
редко
технологии
отличается
идеалистической
экспорта демократии
и
т.д.
применяются для решения конкретных экономических задач, а не улучшения
условий жизни населения той или иной недемократической страны.
Постмодернистская культура подразумевает повышение значимости
для граждан экономически развитых стран проблем политической свободы,
159
Манойло А.В. Управление психологической войной. // Журнал «Мир и политика».[электронный ресурс].
URL: http://mir-politika.ru/599-upravlenie-psihologiches-oy-voynoy.html. (дата обращения 30.04.2013).
160
Манойло А.В. «Зеленая революция» в Иране: практика применения западных технологий цветных
революций в исламском мире. // Национальная безопасность. 2009. №5. – С.
161
Манойло А.В. Мирное разрешение международных конфликтов: национальные концепции, модели,
технологии.
//
Официальный
сайт
А.В.
Манойло
[электронный
ресурс].
URL:http://www.manoilo.ru/manoilo/MIRNOE_RAZRESENIE_MEZDUNARODNYH_KONFLIKTOV__NACIO
NALNYE_KONCEPCII,_MODELI,_TEHNOLOGII.html. (дата обращения 30.04.2013).
62
участия
в
принятии
государственных
решений
и,
соответственно,
повышению интереса индивидов и социальных групп к новым технологиям
реализации представительной демократии. Одной из наиболее популярных
технологий подобного рода является электронная демократия. Электронная
демократия – это «использование методов и инструментов прямой
демократии пользователями телекоммуникационных сетей в процессе
взаимодействия с органами государственной (муниципальной) власти и
управления, а также внутри виртуальных сетевых сообществ»162. В интернете
интенсивно развиваются площадки для проведения дебатов по вопросам
политического устройства, что не только способствует налаживанию диалога
между властью и обществом, но и «консолидирует местное сообщество по
актуальной проблематике»163. Таким образом, начинают формироваться
«электронные муниципалитеты», функционирование которых подразумевает
«перекрестно-функциональную интеграцию властных структур и местных
сообществ»164. Отметим, что данное взаимодействие определяется так
называемым партисипативным контрактом, определяющим специфику
взаимоотношений,
пространство
пока
соответствующими
прав
что
и
обязанностей.
в
правовыми
Виртуальное
незначительной
нормами.
степени
Поэтому
политическое
регулируется
данная
форма
взаимоотношений является неустойчивой, а достигнутые договоренности
нестабильны и редко приводят к принятию реальных мер. Как технология
разрешения политических конфликтов, электронная демократия, на наш
взгляд,
имеет
определенный
потенциал.
Помимо
снижения
числа
конфликтов, не переходящих в актуальную форму за счёт активного диалога
между институтами гражданского общества и государства, электронная
демократия повышает устойчивость политической системы, поскольку
процесс принятия государственных решений вызывает меньше нареканий со
162
Бондаренко С.В. Особенности создания и функционирования площадок «электронной демократии». //
Полис. Политические исследования. 2011. № 5. – С. 165.
163
Бондаренко С.В. Особенности создания и функционирования площадок «электронной демократии». – С.
165.
164
Бондаренко С.В. Особенности создания и функционирования площадок «электронной демократии». – С.
171.
63
стороны граждан, принимающих в нем активное участие. Следовательно, в
такой политической системе конфликт как внешним, так и внутренним
врагам значительно труднее спровоцировать конфликт политических
культур.
Электронное правительство в контексте разрешения современных
политических конфликтов, на наш взгляд, это «автоматизация процесса
предоставления
государственных
услуг»165.
Технологии
электронного
правительства используются в качестве превентивной меры, поскольку в
основном направлена на снижение социальной напряженности. Государство
повышает эффективность оказания услуг населению, например, ускоряет
регистрацию бизнеса, процедуры продления водительских прав, оплаты
налогов
и
т.д.
В
результате
снижается
недовольство
населения
бюрократизацией и уменьшается роль коррупционного фактора. По нашему
мнению, электронное правительство – это не только новая форма
традиционного механизма взаимодействия граждан и государственных
структур, но и реализация качественно новых идей: подотчетности и
взаимной ответственности в процессе принятия решений166, то есть сетевого
типа взаимодействия, в частности, оказания консультационных юридических
услуг населению и т.д.
Технологии управления хаосом ориентированы на «разрушение
субъектности развития страны и замедления процессов инновационного
развития»167. Данная цель достигается за счёт решения таких задач, как
усиление в обществе следующих тенденций: «деидеологизация, идейный
плюрализм,
сбрасывание
«балласта»
ценностей,
резкое
повышение
материальных запросов, прежде всего в элите, потеря управляемости
экономикой,
165
беспредел
«демократических»,
якобы
самостийных,
Кабылинский Б.В. Электронное правительство как механизм эффективной социальной политики и
снижения социальной напряжённости в современной России. / Конфликтология для XXIвека: материалы
Санкт-Петербургского международного конгресса конфликтологов. – СПб, 2010. – С. 75.
166
Ferree M.M., Gamson W. A., Gerhards J., Rucht D. Four Models of the Public Sphere in Modem Democracies. //
Theory and Society. 2002. № 31. – P. 298-324.
167
Лепский В.Е. Технологии управляемого хаоса – оружие разрушения субъектности развития. //
Информационные войны. 2010.№ 4. – С.70-72.
64
движений»168 и т.д. По замечанию А.В. Манойло, «в результате разрушения
традиционного уклада и девальвации ценностей возникнет идеологический
вакуум, который сразу же должен быть заполнен специально разработанной
режиссерами «революций» идеологией»169. Здесь необходимо отметить, что
страна или регион, на территории которых успешно применены технологии
управляемого
хаоса,
становятся
уязвимыми
и
легче
подвергаются
дестабилизирующему воздействию. При этом «цветные» революции в
соседней стране оказывают влияние и на сопредельные государства, где
разрушена субъектность в политической и общественной сфере. Результаты
эффективного применения технологий хаоса
могут быть закреплены и
получить развитие за счёт использования такого инструментария, как
лоббизм, установление контроля над локальными политическими элитами за
счёт
механизмов
финансового
контроля,
повышение
степени
коррупционности политической системы и т.д. Отметим, что влияние
технологий ИПВ, «цветных» революций и технологий управляемого хаоса
уравновешивается в современном политическом процессе за счёт пересмотра
правительствами современных стран концепций национальной безопасности
и внесения соответствующих изменений в государственную политику.
Трансформация концепций национальной безопасности непосредственно
связана с проблемой охраны политической субъектности от разрушительного
внешнего и внутреннего воздействия, то есть поддержки способности
граждан,
общества
и
государства
к
совместному
социальному
воспроизводству и развитию в условиях динамично изменяющейся среды170.
Вертикальная, жёстко иерархизированная структура более уязвима для
последствий структурных политических конфликтов, поэтому замена
«властной
168
центрированной
политики
на
взаимную
обязанность
и
Лепский В.Е. Технологии управляемого хаоса – оружие разрушения субъектности развития. – С. 71.
Манойло А.В. «Цветные революции» на Ближнем Востоке и в Северной Африке: технологии
управляемого хаоса (часть 3). // Новое восточное обозрение. Открытый дискуссионный
журнал.[электронный ресурс] URL: http://www.ru.journal-neo.com/node/6573 (дата обращения 30.04.2013).
170
Лепский В. Е. Развитие и национальная безопасность России. // Экономические стратегии. 2008. № 2. – С.
24–30.
65
169
обязательства»171 – важное условие защиты политической системы от
дестабилизирующего
воздействия
извне
с
помощью
технологий
управляемого хаоса.
Условие изменения формы технологий регулирующего воздействия на
политические конфликты – это такие достижения постиндустриальной
экономики,
как
электронизация,
тотальное
распространение
средств
мобильной связи и возрастающая роль виртуального политического
пространства.
Трансформация
содержания
технологий
разрешения
политических конфликтов – более сложный процесс. Изменения специфики
политических конфликтов детерминированы не только экономическими,
социальными изменениями, но и развитием качественно иных форм
мышления, систематизации знаний и культуры. Пока значимое в масштабах
государства, региона, мира число индивидов, социальных групп не признает
за
новыми
формами
эффективность
нового
политической
типа
коммуникации
технологий
весомую
разрешения
роль,
политических
конфликтов не будет значительной, и их содержание не эволюционирует.
Иными словами, пока ситуация не мыслится как реальная, она не будет
реальной по своим последствиям. Отдельно взятый индивид необязательно
должен понимать и признавать значимость эволюционирующих форм
воздействия на массовое сознание, но он должен реагировать на
инструментарий, за счёт которого реализуются данные технологии.
Очевидно, эффективность применения технологий разрешения политических
конфликтов зависит от национальной специфики различных стран.
Характерные черты рассмотренных нами новых технологий – это
флуктуационная,
сетевая,
коммуникативная
природа;
трансформация
критерия «мягкое/жесткое» воздействие; многослойность и нацеленность на
несколько независимых объектов; комплексная ресурсная, в том числе
электронная,
неявный
171
база
характер
используемого
регулирующего
инструментария;
воздействия.
деперсонализация;
Эти
характеристики
Сморгунов Л.В. Сетевой подход к политике и управлению.//Полис. Политические исследования. 2001. №
3.– С 105.
66
определяют специфику технологий разрешения политических конфликтов в
лиминальном конфликтном политическом дискурсе.
В
реальной
политических
практике
конфликтов
применения
происходит
технологий
столкновение
разрешения
двух
парадигм:
современной и постструктуралисткой, причем преобладание той или иной
эпистемы зависит от степени лиминальности конфликтного дискурса. Для
иллюстрации данной гипотезы следует проанализировать разрешение
политических конфликтов, в соответствии с целями и задачами данного
диссертационного исследования – на примере современной России.
67
Глава 2. Разрешение политических конфликтов в современной
России
§ 2.1. Виды политических конфликтов в современной России
Разрешение политических конфликтов в современной России, на наш
взгляд, качественно различается на двух основных этапах: транзитивном и
современном. Транзитивный этап – это переход от авторитарной советской к
демократической российской системе в 90-е годы XXвека. Соответственно,
современный этап начинается примерно с периода первого президентского
срока В.В. Путина и продолжается до наших дней. Раскрытие сущностных
характеристик конкретных политических конфликтов на транзитивном и
современном этапе их разрешения в России позволяет конкретизировать
объект
регулирующего
воздействия
соответствующих
технологий
и
впоследствии оценить их эффективность и пределы применения.
Предложенная нами периодизация практики разрешения политических
конфликтов в современной России носит дискуссионный характер. Вопервых, нельзя с уверенностью утверждать когда начинается транзитивный
этап: с последних лет советского режима или после распада СССР. Вовторых, требуется уточнение сроков окончания транзитивного этапа,
поскольку некоторые политические конфликты в современном российском
обществе частично воспроизводятся теми же факторами, что и в
транзитивном.
Возникающее
затруднение
представляется
возможным
преодолеть за счёт использования понятия «лиминальность». По мнению
Л.В. Сморгунова, лиминальность в политической системе современной
России – это «спор о легитимности и критика сложившейся властной
структуры с перспективой перехода к иной структурной матрице»172.
Отметим,
что
потенциал
применения
понятия
«лиминальность»
в
политической науке очень значителен, например, в качестве критерия
172
Сморгунов Л.В. Политическое «между»: феномен лиминальности в современной политике. // Полис.
Политические исследования. 2012. № 5. – С. 167.
68
классификации
периодизации
электоральных
практики
процессов.
разрешения
Для
решения
политических
задачи
по
конфликтов
в
современной России, на наш взгляд, понятие «лиминальность» имеет
следующее значение. Разрешение политических конфликтов в кризиснореформируемом социуме было лиминальным (в плане конфликтности –
Прим. автора) в незначительной степени, поскольку актуализировавшиеся на
постсоветском пространстве политические конфликты воспроизводились
принципиально иными детерминирующими факторами, чем в советский
период. Соответственно, коррелятивная связь между спецификой разрешения
политических конфликтов в СССР и кризисно-реформируемом российском
обществе может быть оценена как несущественная. Современная российская
политическая система лиминальна в данном значении в большей степени:
конфликты частично воспроизводятся теми же факторами, что и в
транзитивном обществе, но при этом в России постепенно развивается
постиндустриальная экономика и культура, что приводит к видоизменению
форм политической конфликтности. В результате понятие «лиминальность»
конфликтного политического дискурса в современной России качественно
изменяется: происходит столкновение современной и постструктуралистской
парадигмы в практике конфликторазрешения, то есть новые технологии
регулирующего
воздействия
на
политические
конфликты
начинают
вытеснять уже существующие в политическом процессе современной
России. Таким образом, ключевые различия между современным и
транзитивным этапом разрешения политических конфликтов в современной
России состоят, на наш взгляд, в следующем.
реформируемом
детерминирует
регулирующего
социуме
в
качестве
воздействия
специфика
основной
Во-первых, в кризисно-
политических
цели
сохранение
применения
существующей
конфликтов
технологий
системы
политических отношений в условиях острого кризиса. Успешное достижение
данной цели было затруднено на транзитивном этапе такими факторами, как
острые конфликты политических культур и неопределенность направления
69
развития политической системы в целом. В современном российском
обществе основная цель регулирующего воздействия на политический
конфликт определяется иными детерминантами и сводится к достижению
стабильности относительно неконфликтной политической системы, ее
модернизации
и
инновационного
развития.
Во-вторых,
знание
о
политических конфликтах на транзитивном этапе их разрешения в России
конституировалось
в
рамках
современной
эпистемы.
Регулирующее
воздействие на политические конфликты в современной России уже
частично начинает осуществляться в соответствии с качественно иной,
постструктуралистской парадигмой.
Политические конфликты в кризисно-реформируемом российском
обществе изучены в отечественной науке достаточно подробно, поэтому
ограничимся краткой характеристикой основных форм конфликтного
взаимодействия в данный период. Наиболее значительные политические
конфликты в России 90-х годов XX века – это противостояние
исполнительной и законодательной власти; конфликты подданнической и
активистской политической культуры; этнические конфликты на Северном
Кавказе, политические кризисы, детерминированные остротой проблем в
социальной сфере и т.д. Транзитивный этап разрешения политических
конфликтов в России отличается преимущественно импровизационным,
несистемным характером регулирующего воздействия, доминированием
силового, а не переговорного инструментария в ходе урегулирования острых
конфликтных
форм
политической
борьбы
(хотя
переговорный
инструментарий также применялся, в частности, в ходе мирного разрешения
конфликта между президентом и правительством при посредничестве главы
РПЦ патриарха Алексия II; при захвате городской больницы в Буденновске в
1995 году и т.д. – Прим. автора). Следует отметить, что у российского
правительства,
политических
партий,
общественных
организаций
практически отсутствовал опыт разрешения политических конфликтов в
условиях становления демократии, развития рыночной экономики, эскалации
70
нестабильности социально-политической системы. Технологии разрешения
политических конфликтов на транзитивном этапе применялись редко,
регулирующее воздействие в основном осуществлялось с помощью
единичных мер и инструментов. Например, в ходе разрешения конфликта
между органами исполнительной и представительной власти в 1992-1993
годах
предпринимались
противоречивые,
непоследовательные
меры:
проведение всенародного референдума 25 апреля 1993 года; попытки
обоюдной дискредитации противника и завоевания поддержки населения;
использование юридического инструментария, в частности, законодательный
запрет КПСС и подготовка проекта новой Конституции, силовой разгон
Верховного
совета.
Однако
на
транзитивном
этапе
постепенно
аккумулировалось знание о применении методов и инструментов разрешения
политических конфликтов, и в ходе выборов президента в 1996 году уже, на
наш взгляд, применялись технологии конфликторазрешения, что привело, в
частности, по результатам переговоров к нейтралитету большинства
участников после первого тура выборов или поддержке ими кандидатуры
Б.Н. Ельцина. Сложный бинарный политический конфликт, который в случае
победы на выборах Г.А. Зюганова мог привести к смене политического
курса, был разрешен с помощью комплексного инструментария, который
гарантировал достаточно стабильный результат. Следовательно, мы можем
констатировать
технологичное
разрешение
данного
политического
конфликта. Точно так же приобретение опыта и систематизация знания о
специфике применения силового метода и инструментария разрешения
политических конфликтов в современных условиях позволили российскому
правительству перейти в 90-е годы XXвека от непродуманных единичных
мер силового воздействия к соответствующим технологиям. Очевидно, что
ошибки вроде штурма Грозного в декабре 1994 – марте 1995 не идут в
сравнение с эффективным применением силовых технологий регулирующего
воздействия в ходе Второй чеченской войны, то есть комплексных,
продуманных мер: уничтожения лидеров боевиков, активной позиции СМИ,
71
привлечения на сторону российского правительства чеченской элиты и
бывших
участников
бандформирований,
грамотного
применения
тактического военного искусства и т.д.
Политические конфликты в России на современном этапе частично
воспроизводятся теми же факторами, что и в транзитивный период.
Эволюционистские
политические
конфликты,
детерминированные
реструктуризацией экономики, конструированием в России новой системы
социально-политических отношений, на наш взгляд, из актуальной формы на
транзитивном этапе перешли в латентную на современном. На сегодняшний
день в российских политических отношениях существует значительное число
факторов, детерминирующих социальную напряженность, социальный
конфликт. Недовольство населения условиями жизни и труда периодически
достигает критической точки, и социальный конфликт эволюционирует,
переходит в политическую сферу, в частности, проявляется в формах
открытого недовольства социальных групп российским правительством.
Эволюционистские
политические
конфликты
в
современной
России
детерминированы такими факторами, как, во-первых, высокий уровень
эмиграции. С 2000 по 2009 год из страны эмигрировало более 380 тысяч
человек173. Во-вторых, отрицательный прирост населения: -204979 человек в
2011, причем если темпы сохранятся, к 2030 году эта величина составит 724591174. В-третьих, злоупотребление населения алкоголем и наркотиками:
1,6 процента населения страны в возрасте 15-64 лет принимает опиоиды175.
В-четвертых, высокая смертность вследствие плохих экологических условий
жизни населения – 493 тысячи человек в год176. В-пятых, проблемы в
культурной сфере, в частности, низкие зарплаты работников сферы
173
Демографический ежегодник России. Сборник статей. – М., 2010. – С. 444.
Демографический ежегодник России. Сборник статей. – С. 506.
175
Доклады международного комитета по контролю за наркотиками, опубликованные в 2010 году. – НьюЙорк, ООН, 2011. – С. 125.
176
Невинная И. В регионах нет чётких и ясных программ по утилизации мусора. Куда
сваливать?//Российская газета. 21 сентября 2007 г. (№209). – С.6.
72
174
образования177. В-шестых, разрыв по уровню дохода среди групп населения.
В России невысокий уровень ИРЧП – 0,747178. В России богатые слои
населения имеют доход, превышающий доход бедных в 15 раз, причём
разрыв этот продолжает увеличиваться179. Неравенство по уровню дохода
варьируется в зависимости от выбранного региона и доходит до наивысшего
уровня в Москве – 41, то есть «средний богатей богаче среднего бедняка в 41
раз»180.Собственность в результате приватизации распределилась крайне
неравномерно ввиду незначительности шансов разбогатеть у основной массы
российского населения, поэтому большинство россиян до сих пор живет в
состоянии
малообеспеченности,
что
подразумевает
«низкую
степень
вероятности улучшения условий жизни»181. Ситуация усложнилась недавним
экономическим
кризисом,
в
результате
которого
38
процентов
малообеспеченных россиян отметили, что ухудшилось их питание, а 61
процент отметил рост цен как фактор снижения уровня жизни182.
Социально-дифференциальные
детерминанты
эволюционистских
политических конфликтов в современной России являются ключевыми, так
как в неоднородном по уровню дохода и условий жизни обществе снижаются
показатели взаимного доверия, растет недовольство населения произволом
властей и коррупцией183. В результате 56,8 процентов российского населения
не доверяет органам внутренних дел, 45,5 – судам, 40,6 – прокуратуре, 54,2
процента населения не понимают логику действий власти, а 70,3 процента
считают, чтовласть мало заботится о народе184. Население не полагается на
177
Зиятдинова Ф.Г. Социальное положение учителей: ожидания и реалии с. 100-107// Социс.
Социологические исследования.2010. № 10. – С. 100-105.
178
Григорьева И.Д. Социальная политика: взаимодействие государства, общества и человека. Диссерт. на
соиск. уч.степени док. соц. наук. – СПб, 2005. – С.263.
179
Леонов И.В. Современное социальное государство: сущность, признаки, проблемы формирования. –
М.,2006. – С.7.
180
Гараненко А.С. Страшно богатые. Разрыв в доходах жителей столицы достиг критического
уровня.//Известия. 10.08.07. – С. 5.
181
Тихонова Н.Е. Малообеспеченные в современной России: специфика уровня и образа жизни. //
Социологические исследования. Социс. 2009. № 8. – С. 37.
182
Тихонова Н.Е. Малообеспеченные в современной России: специфика уровня и образа жизни. – С. 35.
183
Храмцов А.Ф. Социальное государство. Практики формирования и функционирования в Европе и
России. // Социс. Социологические исследования. 2007. № 2. – С. 26
184
Бойков В.Э. Социально-политические ценностные ориентации россиян: содержание и возможности
реализации. // Социс. Социологические исследования. 2010, № 6 . – С. 27-29.
73
власть в решении своих проблем, степень личной защищённости была
оценена как низкая 80 процентами, а 18,5 процента отмечают, что терять уже
нечего, при этом оптимистичны лишь 10 процентов населения страны185.
Россияне склонны винить власть в некачественных условиях жизни, в
частности, наличии проблем в сфере здравоохранения:67 процентов россиян
считает, что ответственность за некачественное медицинское обслуживание
лежит на федеральной власти186,нередки критические высказывания в адрес
власти в связи с отсутствием инноваций и явными признаками деградации и
стагнации.
политических
Таким
образом,
конфликтов
в
латентная
современной
форма
эволюционистских
России
характеризуется
исчезновением в обществе консолидации, уменьшением социальной базы
правящего режима – в основном из-за недостаточной эффективности
социальной политики, в том числе в сфере образования187.
Эволюционистские политические конфликты в современной России,
как правило, имеют латентную форму. Но в случаях, когда такие конфликты
актуализируются, возникают крайне напряженные ситуации. В частности, в
городе Пикалёво нежелание работодателей идти на компромисс с рабочими,
уважать их права и стремиться к взаимовыгодным выходам из конфликтной
ситуации, довело ситуацию до грани социального взрыва в рамках целого
города и лишь личное вмешательство премьер-министра РФ смогло ослабить
конфликтное
напряжение188.
Аналогичные
ситуации
возникали
в
Калининграде в 2010 году после повышения транспортного налога и
проходили в форме митингов с целью отставки губернатора и федерального
правительства; рост коммунальных тарифов привел к массовой акции под
такими же лозунгами в Ижевске в 2010 году; в основном из-за нерешенных
социальных проблем в том же году митинговало 2 тыс. человек во
185
Бойков В.Э. Социально-политические ценностные ориентации россиян: содержание и возможности
реализации. – С. 30-35.
186
Горшков М.К., Тихонова Н.Е., Мареева С.В. Роль социальной политики в повышении
конкурентоспособности России на международной арене // Россия в глобальных процессах: поиски
перспективы. – М.: Институт социологии РАН, 2008. – С. 20-21.
187
Зиятдинова Ф.Г. Социальное положение учителей: ожидания и реалии // Социологические исследования.
Социс. 2010. № 10. – С. 100-105.
188
Выжутович В. Пикалевский синдром // Российская газета. 2009. 10 июня. – С. 3.
74
Владивостоке и т.д.189
Латентная форма эволюционистских политических конфликтов –
благоприятная почва для эскалации первичного политического конфликта, то
есть конфликта политических культур или столкновения различных
ценностей. В современном политическом процессе эффективной технологией
экспорта системы ценностей заинтересованной стороны и их адаптации с
целью расширения влияния являются информационно-психологические
операции190.
Однако
потенциал
эффективного
применения
подобных
технологий зависит от степени консолидации общества и удовлетворенности
населения социально-экономическими условиями жизни. В России уровень
социальной напряженности может быть охарактеризован как высокий, а
степень консолидации социальных групп явно недостаточна, поэтому
вероятность эскалации ценностных политических конфликтов достаточно
велика, что стало очевидно во время революции «белых ленточек». До
выборов в Государственную Думу 2011 года белые ленточки использовались
как символ протестного движения в ряде случаев проявления недовольства
населения, в основном результатами политических выборов локального
уровня. Масштабность нынешнего значения белая лента как символ
получила после протестных акций: автопробега «Белое кольцо» в Москве,
митингов в декабре 2011, собравших недовольных после выборов в
Государственную Думу. Революция белых ленточек, по нашему мнению,
характеризуется следующими отличительными признаками. Во-первых,
широкое применение Интернет-технологий и активная роль СМИ: от
создания в сети специальных ресурсов до пропаганды в оппозиционно
настроенных средствах массовой информации. Во-вторых, спонтанный,
спорадический характер протестных форм. Фактически «всенародным»
протест с натяжкой можно признать таковым только в Санкт-Петербурге и
189
Селезнев П.А. Политический контекст социальных выступлений российских граждан. // Конфликтология.
2010. № 2. – С 143-165.
190
Манойло А.В. Информационно-психологические операции как организационная форма реализации
концепции информационно-психологической войны. // Проблемы информационной безопасности.
Компьютерные системы. 2003. №2. – С. 7-14.
75
Москве, хотя некоторые исследователи отмечают, что «протестное движение
в провинции началось задолго до года протеста и продолжается по сей
день»191. В-третьих, отсутствие четкой программы организаторов акций,
идеологическая
неясность
позиции
и
непродуманность
требований
протестующих. Революция белых ленточек как ценностный конфликт между
политическими культурами является таковой только в случае, когда
признается
технологией,
примененной
внешней
стороной
с
целью
дестабилизации в России политической ситуации. Воззрения реальных
участников протестных форм при всем желании не могут быть оценены как
контркультура.
Фактически
требования
сводились
к
повышению
транспарентности существующей политической системы, смене руководства
ВЦИК, недопустимости фальсификации в ходе выборов. Осознание
широкими
массами
населения
безальтернативности
в
российской
политической системе – условие развития ценностного конфликта. При
сохранении существующей ситуации и не принятии властью мер по
изменению
обстановки,
при
наличии
конфликтогенных
факторов
в
социальной сфере, конфликт политических культур в России может принять
не вид технологии, применяемой извне, но гораздо более разрушительную
форму – внутренний раскол общества.
Собственно политические конфликты в современной России и
непосредственно связанные с ними вторичные, функциональные конфликты
частично детерминированы спецификой формирования российской модели
федерализма
на
транзитивном
этапе
и
асимметричной
системой
распределения полномочий между исполнительной и законодательной
властью. Но не менее значимыми являются новые, качественно иные
детерминанты: лоббистские интересы, борьба за расширение влияния на
виртуальном политическом пространстве, повышение активности органов
местного самоуправления и институтов гражданского общества. Отметим,
что государственно-правовые конфликты (как частный случай собственно
191
Яницкий О.Н. Протестное движение 2011-2012 гг.: некоторые итоги. // Власть. 2013. № 2. – С. 18.
76
политических. – Прим. автора) в современной России в первую очередь
ведутся за унификацию законодательства в соответствии с конкретными
интересами – между субъектами и федерацией или на региональном уровне.
В современной России такие политические конфликты сводятся к проблеме
согласования юридических обязанностей субъектов в рамках существующей
модели федерализма. К причинам государственно-правовых конфликтов
исследователи относят ошибки разработчиков Конституции 1993 года, «не
наделявших правовой императивностью юридические обязанности»192. В
частности, обязанности в Уставе и законах Санкт-Петербурга за субъектом
не закреплены вообще193. Налицо государственно-правовой конфликт: к
территориальному образованию не может быть применена конкретная
санкция со стороны верховной власти, что означает нарушение принципа
неотвратимости
наказания194.
Следствие
подобного
конфликта
–
незначительная персональная степень ответственности руководства субъекта
РФ и правительства региона, затруднительность движения к правовому
государству.
Государственно-правовые конфликты не являются единственной
разновидностью собственно политических конфликтов в современной
России. По нашему мнению, к данному типу конфликтов следует отнести
такие формы конфликтного взаимодействия, как межпартийная борьба в ходе
выборов, внутрипартийная борьба и т.д. Результатами межпартийной борьбы
в современной России является на сегодняшний день, с одной стороны,
распределение мест в Государственной Думе РФ в пользу партии «Единая
Россия» и победа В.В. Путина на президентских выборах. С другой стороны,
в сознании населения происходит формирование персонифицированных
192
Каримова Р.Р. Юридические обязанности: сущность и проблемы реализации. Автореф. на соискание
ученой степени канд. юрид. наук. – Екатеринбург, 2008. – С. 12.
193
Государственно-правовая политика в Северо-Западном регионе: сборник трудов участников III1
Международной научно-практической конференции. Санкт-Петербург, 25-26 октября 2012 / под общей
редакцией К.Н. Серова, А.В. Кузьмина. – СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет сервиса
и экономики, 2012. – С. 317.
194
Государственно-правовая политика в Северо-Западном регионе: сборник трудов участников III1
Международной научно-практической конференции. Санкт-Петербург, 25-26 октября 2012 / под общей
редакцией К.Н. Серова, А.В. Кузьмина. – С. 319.
77
образов власти, что является прямым следствием успешности той или иной
партии в политическом конфликте, предметом которого является поддержка
электората, прямо пропорциональная объему властных полномочий и
влияния. «Единая Россия», несмотря на большое число отрицательных черт
представляется населению России наиболее привлекательной партией,
импонирующей россиянам своей силой и активностью, причем восприятие
на рациональном и бессознательном уровне отличается: смещаются акценты
между силой, активностью
и привлекательностью195. При этом «Единая
Россия» в сознании граждан не является партией одного лидера. Отметим,
что замена одного главного политического лица страны тандемом привнесла
некоторую неясность в массовое сознание российского населения. В
российских
СМИ
тандем
позиционируется
как
консолидированное
партнерство, но ряд исследователей, например, Я.И. Пляйс отмечает, что
«только на первый взгляд кажется, что различия не существенные, что оба –
и Дмитрий Медведев и Владимир Путин – за системную модернизацию и
радикальное обновление страны»196.Тем не менее, в целом межпартийная
борьба в России привела к формированию благоприятного для власти общего
фона,
состоящего из таких элементов, как пассивность большинства,
доверие масс к лидерам и незначительная вероятность решающего значения
политической воли оппозиционных сил в той или иной потенциально
конфликтной ситуации. Отметим, что межпартийная борьба в современной
России,
ввиду
исторической
традиции
и
негативных
последствий
транзитивного периода в истории новейшей российской государственности
уступает по остроте и значимости борьбе лоббистов, применяющих такие
инструменты
и
технологии,
как
личное
представление
аргументов;
финансирование избирательных кампаний кандидатов в парламент и т.д.197
Примеры
195
внутрипартийной
борьбы,
становящиеся
достоянием
Добрынина Е.П. Российское общество и власть накануне выборов //Полис. Политические исследования.
2012. № 1. – С. 150-153.
196
Пляйс Я.А. Новая модернизация России: миф или реальность? – Саратов: Изд-во Саратовского
Государственного университета, 2011. – С. 75.
197
Павроз А.В. Группы интересов и лоббизм в политике. – СПб.: Изд-во С-Петерб. университета, 2006. – С.
102-103.
78
общественности, для современной России скорее исключение, чем правило.
Обычно результаты той или ной перестановки в системе власти либо
прогнозируемы с высокой долей вероятности, либо становятся для
большинства населения неожиданностью, уже когда решение принято. Тем
интереснее относительно недавний случай напряженной внутрипартийной
борьбы, в то время широко обсуждаемой в СМИ,– соперничество депутатов
ЗАКСа Санкт-Петербурга К.Н. Серова и В.С. Макарова за пост руководителя
регионального отделения партии «Единая Россия»198. Перераспределение
баланса в политической системе Санкт-Петербурга после прихода к власти
нового губернатора и последующее оставление спикером ЗАКСа В.А.
Тюльпановым должности руководителя регионального отделения партии
привело к борьбе за власть внутри партии. Ситуация сводилась к попытке
администрации Санкт-Петербурга увеличить влияние за счет победы К.Н.
Серова. С другой стороны, В.С. Макаров выступал в качестве преемника
бывшего руководителя ЗАКСа и партии; его победа означала бы некоторую
независимость ЗАКСа и сохранение влияния прошлого руководителя в
партии. В результате победу одержал В.С. Макаров, сохранивший за собой
также
место
спикера
Законодательного
Собрания
Санкт-Петербурга.
Вследствие этого в Санкт-Петербурге сложилась интересная ситуация: ранее
полностью лояльный городской администрации ЗАКС теперь находится под
влиянием не зависимой от исполнительной власти силы. Подобная ситуация
может иметь плодотворное влияние для системы политических отношений
Санкт-Петербурга
в
случае
сохранения
текущего
баланса
между
противоположными интересами наиболее влиятельных с той и с другой
стороны сил. Напротив, если ситуация стабилизируется таким образом, что
одна из сторон подчинит своей воле другую, политический конфликт не
будет способствовать качественным изменениям положительного характера.
Собственно политические конфликты в современной России ведутся за
198
Арсеньев А.В. Единороссы дерутся – у чиновников чубы трещат. // Портал новостей Neva 24.
[электронный ресурс]. URL: http://www.neva24.ru/a/2012/10/15/Edinorossi_derutsja__u_chi/. (дата обращения
30.04.2013)
79
право
обладания
властью
или
перераспределение
существующих
полномочий, поэтому такие конфликты часто являются функциональными.
Функциональные конфликты в современной России происходят постоянно
(это не значит, что в стране критический уровень конфликтного напряжения:
функциональные конфликты, за исключением некоторых случаев, вполне
нормальное для политической системы явление. – Прим. автора), на самых
разных уровнях: от борьбы двух чиновников одного отдела районной
администрации до противостояния внутри силовых структур, окончившееся,
в частности, формированием нового института – Следственного комитета
РФ. Очевидно, что функциональные конфликты ведутся политическими
партиями в Государственной Думе, актуализируются внутри политических
партий, между представителями исполнительной и законодательной власти и
т.д. Активная борьба за перераспределение функций ведётся между
субъектами Российской Федерации. Например, такие субъекты РФ, как город
Санкт-Петербург и Ленинградская область, длительное время находились в
состоянии функционального политического конфликта199. Фактически борьба
велась за реализацию идеи о слиянии субъектов с последующими
экономическими преференциями для победившей стороны, особенно для
властной верхушки нового субъекта во главе с «супергубернатором». В
результате конфликт и идея объединения перестали публично обсуждаться
после высказывания В.В. Путина, заявившего в 2008 году, что он «не
находит объединение целесообразным»200.
Внутри
отдельно
взятого
субъекта
Российской
Федерации
функциональный конфликт обычно принимает наиболее острую форму в
столкновении интересов исполнительной и законодательной власти. В
Российской Федерации ведущая роль принадлежит власти исполнительной, и
от федеральной законодательной власти «вряд ли следует ожидать каких199
Современный федерализм: российские проблемы в сравнительной перспективе. Труды Всероссийской
научно-практической конференции с международным участием 21-22 ноября 2008. / под ред. Ю.Н.
Солонина, Л.В. Сморгунова. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. – С. 270.
200
Современный федерализм: российские проблемы в сравнительной перспективе. Труды Всероссийской
научно-практической конференции с международным участием 21-22 ноября 2008. – С. 271.
80
либо радикальных корректур»201. В результате не действует Постановление
Законодательного Собрания Санкт-Петербурга от 16.01.2002 N8о Законе
Санкт-Петербурга «О Государственном секретаре Санкт-Петербурга». Эта
должность
существует
только
на
бумаге,
хотя
фракция
«Яблоко»
периодически настаивает на необходимости соответствия реальности
принятому Постановлению. Государственный секретарь Санкт-Петербурга
должен предоставлять информацию о внесенных в Государственный реестр
Санкт-Петербурга правовых актах, принятых органами государственной
власти Санкт-Петербурга, и выдает копии официальных текстов указанных
актов в порядке, установленном законом Санкт-Петербурга 202. В данном
случае доминирование исполнительной власти Санкт-Петербурга над
законодательной блокируют достижение баланса в политическом конфликте,
обеспечению которого признан способствовать институт Секретаря, а
население
страдает
от
недостаточной
степени
транспарентности
политической системы, что с юридической точки зрения означает нарушение
прав граждан203.
Политические конфликты на уровне отдельно взятого субъекта РФ
между местным самоуправлением с одной стороны и районной/городской
администрацией с другой также относятся к функциональным конфликтам.
Функционирование муниципальных образований зачастую сводится к
реализации крайне незначительного объема полномочий, баланс в основном
сильно смещен в пользу районной и городской администрации204. Однако в
некоторых регионах баланс сил и объёмы полномочий в результате
функциональных
конфликтов
постоянно
муниципалитеты
Санкт-Петербурга
изменяются,
утратили
право
на
в
частности,
организацию
первичных мер пожарной безопасности, контроль за регистрацией животных,
201
Сурков Д.Л. Правовое регулирование компетенции законодательного (представительного) органа
государственной власти в уставах субъектов Федерации. – М., 2006. – С. 213.
202
Сырых В.М. Политическая система общества. – М., 2005. – С. 332.
203
Конституция и государственная символика Российской Федерации: по состоянию на 2013 г. – М.: Эксмо,
2013. – С. 10-11.
204
Доклад Общественной палаты Российской Федерации о состоянии гражданского общества в Российской
Федерации на 2007 год. – М., 2008. – С.63-67.
81
повышение уровня защищенности жилищного фонда, развитие и содержание
муниципальных
учреждений205.
Расширить
функции
муниципальным
образованиям удалось за счет закрепления местного значения за такими
вопросами, как осуществление противодействия коррупции, благоустройство
территории МО, некоторая финансовая автономия во внутренних вопросах,
организация общественных работ для неблагоустроенных и т.д.206 В ходе
подобных
политических
конфликтов
муниципальные
образования
испытывают некоторое давление со стороны исполнительной власти СанктПетербурга, но уже намечаются сферы сотрудничества в совершенствовании
кадрового
обеспечения,
содействия
развитию
международного
сотрудничества, развития муниципальной службы в Санкт-Петербурге в
целом.
В современной России начинают возникать принципиально отличные
от транзитивного этапа формы политических конфликтов. В качестве
примеров таких конфликтов представляется возможным выделить борьбу с
международным терроризмом, военный конфликт в Южной Осетии,
взаимоотношения российского государства и гражданского общества.
Безусловно,
терроризм,
война,
конфликт
между
правительством
и
общественными организациями существовали ранее. Но в развитых
современных государствах данные формы конфликтного взаимодействия
эволюционируют и выходят за рамки знания о политическом конфликте,
созданного до постструктуралистской эпистемы. Принципиальное отличие
новых форм политических конфликтов, на наш взгляд, состоит в следующем:
сетевой характер взаимодействия сторон, применение информационных
технологий, ведение борьбы за массовое сознание на виртуальном
политическом
205
пространстве,
многофакторность
и
нелинейность
Государственно-правовая политика в Северо-Западном регионе: сборник трудов участников
IVМеждународной научно-практической конференции. Санкт-Петербург, 25-26 октября 2012 / под общей
редакцией К.Н. Серова, А.В. Кузьмина. – СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет сервиса
и экономики, 2012. – С. 10-11.
206
Государственно-правовая политика в Северо-Западном регионе: сборник трудов участников
IVМеждународной научно-практической конференции. Санкт-Петербург, 25-26 октября 2012. / под общей
редакцией К.Н. Серова, А.В. Кузьмина. – СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет сервиса
и экономики, 2012. – С. 10-11.
82
применяемых методов конфликтного взаимодействия, исчезновение субъекта
конфликта в традиционном понимании, отсутствие чётких хронологических
рамок, затруднительность локализации конфликтной борьбы, постоянно
изменяющиеся цели и стратегии поведения сторон и т.д.
Этнические конфликты на Северном Кавказе стали благоприятной
почвой
для
активизации
в
России
международного
терроризма.
Террористические акты на территории России были совершены не только на
Северном Кавказе, но и в Санкт-Петербурге, Москве, включая подрывы
зданий, поездов, массовый захват заложников, что означает масштабность
террористической угрозы, ее тотальный характер, выход за границы очагов
открытого конфликтного взаимодействия (например, недавнее, относительно
редкое в России, покушение на исламского религиозного деятеля – муфтия
Татарстана207).При этом терроризм деперсонифицирован, отличается сетевой
структурой, потенциально угрожает каждому гражданину России (только 4
процента населения России считает, что «террор никогда не коснется города,
где они живут»208) и его применение ориентировано на решение целого
комплекса задач: подрыв престижа страны, понижение числа инвестиций в
российскую экономику, создание в обществе настроения тревоги и
беззащитности и т.д. Терроризм представляет собой «преднамеренное
использование
насилия
или
угрозу
его
применения
со
стороны
негосударственных игроков против гражданских лиц и других некомбатантов
ради достижения политических целей путем давления на общество и
государство
международное
(группу
государств,
сообщество)»209.
В
международную
конфликте,
организацию,
субъектами
которого
являются государство, общество, террористические структуры, исчезает
критерий классификации «вертикальный/горизонтальный» и появляется
новый – «симметричный/асимметричный». Асимметрия проходит по двум
207
Брайловская С.А. Ничего святого. // Российская газета. – 2011. 26 июля (№ 170). – С.14.
Лопашенко Н.А. Уголовная политика. –М: Волтерс Клувер, 2009. – С. 368-372.
209
Степанова Е.А. Терроризм в асимметричном конфликте на локально-региональном и глобальному ровнях
(идеологические и организационные аспекты) Автореферат диссертации на соискание ученой степени
доктора политических наук. – М., 2010. – С. 6-7.
83
208
основным осям – идеологической и организационно-структурной210. Цель
терроризма состоит в воздействии на общественное сознание с целью
насаждения тревоги, паники, чувства незащищенности осуществить подрыв
престижа государства и перераспределить баланс сил в изначальной
асимметрии конфликта в свою пользу. При этом конфликт имеет
флуктуационную природу: население мощного в военном плане государства
начинает испытывать страх перед немногочисленной террористической
организацией, то есть изначальная асимметрия, «смещение баланса сил в
пользу одной из сторон»211 постоянно перераспределяется между субъектами
конфликта. При этом СМИ начинают выполнять функцию потенциального
информатора и пиарщика террористов: особо значимыми в современном
политическом
дискурсе
являются
дезинформационные
функции
пропагандистских материалов в сети Интернет212. В результате в массовом
сознании укореняется облагораживающая террористов идея о том, что
причина их действий – это «выступление оппозиционных группировок
против власти»213.
Война в Южной Осетии в 2008 году – пример полисубъектного
международного политического конфликта, в котором активное участие
приняло российское государство. Военная агрессия Грузии по отношению к
вооруженным силам Южной Осетии, мирному населению и российским
миротворцам вылилась в противостояние с использованием новейших
технологий ведения войны. Война в Южной Осетии, по мнению А.В.
Манойло – часть более крупного плана по расширению влияния в регионе214.
Субъектов конфликта можно выделить не менее четырёх – Россия, Грузия,
Южная Осетия, США, а также международные организации, включая НАТО.
210
Степанова Е.А. Терроризм в асимметричном конфликте на локально-региональном и глобальному ровнях
(идеологические и организационные аспекты). – С. 10.
211
Дериглазова Л.В. Асимметричный конфликт в современной американской политологии //
Международные процессы. 2010. № 2. – С. 51-64.
212
Евдокимов В.А. Пропаганда в интернете. // Полис. Политические исследования. 2012. № 4. – С. 140.
213
Толмач А.Д. Феномен терроризма в массовом сознании. // Социс. Социологические исследования. 2009.
№ 4.– С. 83.
214
Манойло А.В. Информационно-психологическая война в Южной Осетии и мировая политика. // Журнал
«Мир и политика».[электронный ресурс]URL: http://mir-politika.ru/735-informacionno-psihologiches-ayavoyna-v-yuzhnoy-osetii-i-mirovaya-politi-a.html. (дата обращения 30.04.2013).
84
В результате применения технологии ИПВ Россия была выставлена
агрессором в глазах европейского сообщества, на длительное время
утратившего способность критически относиться к ситуации на Кавказе в
целом215. Даже среди россиян, по данным «Левада-Центр», 10 процентов
опрошенных высказало мнение, что «признание Россией независимости
Южной Осетии и Абхазии было неправильным»216, а негативная реакция
западных стран на действия России в отношении Грузии была оценена с
согласием или пониманием 5 процентами опрошенных217. Такая оценка
ситуации в массовом сознании россиян и зарубежных граждан – результат
фальсификации картины реальных событий, укоренении в сознании людей
мифов о геноциде грузинского мирного населения, военной интервенции на
территорию Грузии и т.д., то есть конструирования имиджа Грузии как
«многофункциональной жертвы, суть которой в универсальности, что дает
возможность сторонам конфликта использовать ее для различных целей»218.
Война в Южной Осетии – это качественно иной тип противостояния. Война
велась не только с целью поражения живой силы противника и
последующего занятия территории, но и решался более значимый комплекс
задач по расширению влияния, в частности, США в регионе. Основной удар
был непрямым и наносился по стабильности политической системы в России,
причем прямая военная агрессия фактически выполняла сервисную функцию
по отношению к ключевой роли СМИ в воздействии на массовое сознание
населения стран, сопереживающих конфликтной ситуации.
Конфликтное
взаимодействие
между
институтами
гражданского
общества и органами государственной власти в современной России, по
мнению большинства отечественных исследователей данной проблематики,
215
Манойло А.В. Информационно-психологическая война в Южной Осетии и мировая политика. // Журнал
«Мир и политика».[электронный ресурс]URL: http://mir-politika.ru/735-informacionno-psihologiches-ayavoyna-v-yuzhnoy-osetii-i-mirovaya-politi-a.html. (дата обращения 30.04.2013).
216
Пресс-выпуск Левада-Центр Россияне о ситуации в Южной Осетии. // Официальный сайт Левада-Центр.
[электронный ресурс]. URL: http://www.levada.ru/press/2008091001.html. (дата обращения 30.04.2013).
217
Пресс-выпуск Левада-Центр Россияне о ситуации в Южной Осетии. // Официальный сайт Левада-Центр.
[электронный ресурс]. URL: http://www.levada.ru/press/2008091001.html. (дата обращения 30.04.2013).
218
Козырев Г.И. Конструирование «жертвы» как способ создания управляемой конфликтной ситуации. //
Социс. Социологические исследования. 2009. № 4. – С. 66.
85
происходит в двух наиболее значимых формах. Во-первых, гражданское
общество отчуждается от процесса принятия политических решений: во
многом ввиду существования в общественном сознании российских граждан
образа социума, в котором «активная роль принадлежит не самодеятельному
населению, а действующим государственным институтам»219. Во-вторых,
возрастает влияние плутократии220: функционирование НПО зачастую
сводится к злоупотреблению государственным финансированием и участию
институтов гражданского общества в коррупционных схемах. На наш взгляд,
данные
формы
конфликтного
взаимодействия
возникают
в
рамках
современной эпистемы и являются логичным завершением конструирования
вертикальной иерархии в системе государственного управления и процесса
слияния государства и рынка в 90-е годы XX века. Поэтому данные формы
конфликтов между гражданским обществом и государством в современной
России не представляется возможным отнести к принципиально новым
типам политических конфликтов. Однако в развитом современном обществе
«возникающие отношения между субъектами в процессах взаимодействия
личности, общества, государства, прежде всего, являются информационными
отношениями»221. В данных информационных отношениях (в современных
социально-экономических и политических системах «информационный
капитал становится важнейшим ресурсом любого предприятия»222) в
современной России возникают качественно иные политические конфликты,
которые ведутся за право декларирования статусных функций. Гражданское
общество в современной России не только способствует налаживанию
диалога между властью и оппозицией, чиновниками и гражданами за счёт
технологий электронного правительства и электронной демократии. Новые
технологии конституируют так называемую сетевую гражданственность, то
219
Кирдина С.Г. Гражданское общество: уход от идеологемы. //Социс. Социологические исследования.
2012. № 2. – С. 70.
220
Крухмалев А.Е. Плутократия как феномен трансформирующейся России. //Социс.Социологические
исследования. 2010. № 2. – С. 20-29.
221
Воронин В.Г., Кристальный Б.В. Электронная экономика и гражданское общество. //Информационные
ресурсы России. 2005. № 2. – С. 6-10.
222
Судоргин О.А. Новая роль информационного пространства в XXIвеке. // Власть. 2009. № 1. – С. 29.
86
есть используют коммуникативный потенциал российской политической
системы на интеграцию или дезинтеграцию граждан в политические
процессы. Тенденция виртуализации создает «общение, опосредованное
безличной сетью, что может породить еще большее недоверие в
обществе»223. В результате институты гражданского общества способствуют
не интеграции российских граждан в реальный политический процесс, но
компенсируют
«с
помощью
компьютерных
симуляций
отсутствие
социальной реальности»224. Таким образом, абсентеистские настроения
приобретают в России дополнительную, нежелательную для государства
динамику и возникает конфликт, в котором государственные институты и
НКО ведут борьбу за влияние на массовое сознание населения и
перераспределение отношения между реальными и виртуальными формами
политического участия. Другой тип политических конфликтов в данной
сфере связан с манипуляционным воздействием на массовое сознание
российского населения: технологии управляемого хаоса, применяемые
внешними и внутренними врагами России, маскируются под активность
гражданского общества в сети Интернет на фоне «отсутствия эффективной
государственной информационной политики, чётко очерченных целей и
осмысленной доктрины национального российского телерадиовещания и
печатных СМИ»225. Этот конфликт актуализируется в двух измерениях:
противодействии российского государства данной угрозе и эскалации
недовольства населения в адрес правящей власти и официальных СМИ, если
технологии управляемого хаоса достигают своей цели по атомизации
российского общества.
Конфликтный
политический
дискурс
в
современной
России
лиминален: значительная часть конфликтов воспроизводится теми же
факторами, что и в кризисно-реформируемом социуме 90-х годов XX века,
223
Мардарь И.Б. Трансформация сетевой деятельности некоммерческих организаций. // Социс.
Социологические исследования. 2009. № 5. – С. 133-134.
224
Мардарь И.Б. Трансформация сетевой деятельности некоммерческих организаций. – С. 135.
225
Новикова И.И. Стратегия информационного развития и национальная безопасность России. // Власть.
2009. № 2. – С.44.
87
но
при
этом
возникают
качественно
новые
формы
конфликтного
взаимодействия в политических отношениях. Эти конфликты отличаются
флуктуационной природой, сетевым типом взаимоотношений сторон,
асимметрией и т.д. Следовательно, в соответствии с нашей гипотезой, в
современной России необходимо применять и совершенствовать не только
силовые, переговорные, посреднические, но и качественно новые технологии
разрешения политических конфликтов. При этом соотношение данных
технологий
в
реальной
практике
должно
определяться
уровнем
электронизации процесса социальной и политической коммуникации,
накопления
знания
постмодернистской
о
политических
культуры.
С
конфликтах,
целью
проверки
формирования
данной
гипотезы
необходимо осуществить анализ эффективности и пределов применения
технологий разрешения политических конфликтов в современной России.
§ 2.2. Эффективность и пределы применения технологий
разрешения политических конфликтов в современной России
Решение
задачи
по
оцениванию
эффективности
разрешения
политических конфликтов в современной России, на наш взгляд, с
необходимостью предполагает использование комплексной методологии.
Соглашаясь с идеей С. Липсета о том, что эффективность – источник
легитимности власти или способность политической системы решать острые
социально-экономические проблемы, мы применяем метод оценочного
анализа с целью ретроспективного оценивания результатов осуществления
данной деятельности. Эффективность применения новейших технологий
также представляется возможным оценить с помощью выбранной нами
методологии, хотя она и относится к современной эпистеме: по замечанию
Л.В. Сморгунова, «сетевая эффективность будет интегрирована вокруг
властного ключевого агента; механизмы финансового контроля государства
являются
прямыми;
при
этом
сеть
88
контролируется
и
снабжается
непосредственно центром»226. Так как современный этап разрешения
политических конфликтов в России мы определили как лиминальный, то
автор оценивает эффективность силовых, переговорных, посреднических
технологий
конфликторазрешения
и
новейших,
относящихся
к
постструктуралистской эпистеме. Предметное поле мы редуцируем до
активности государственных институтов, а пределы применения новейших
технологий определяем по уровню развития в России постиндустриальной
экономики, культуры и знания о конфликтах нового типа. Безусловно, такая
оценка эффективности конфликторазрешения не будет исчерпывающей: по
мере накопления знаний о применении качественно иных технологий
регулирующего воздействия методологию необходимо совершенствовать и
модифицировать полученные результаты.
В современной России практика разрешения политических конфликтов
за счёт применения силовых, переговорных, посреднических технологий
дополняется комплексом мер по воздействию государства на условия жизни
населения с целью их улучшения. Данные технологии, на наш взгляд, не
относятся напрямую к профильным мерам регулирующего воздействия на
политические конфликты, но выполняют важную сервисную функцию, так
как снижают вероятность возникновения деструктивных эволюционистских
политических конфликтов. Фактически речь идёт о технологиях реализации
социальной политики – «взаимодействия государства, экономических
структур и гражданского общества по координации деятельности различных
социальных групп и социально-территориальных общностей в сфере
производства, распределения и потребления, позволяющая согласовывать
интересы этих групп с интересами человека и долговременными целями
общества».227Эффективность технологий, применяемых государством с
целью соответствия реальной социальной политики статье 7 Конституции
226
Политический анализ: Доклады Центра эмпирических политических исследований СПбГУ. Вып. 2 / Под
ред. Г.П. Артёмова. – СПб.: Издательство С.- Петербургского университета, 2001. – С. 82.
227
Григорьева И.А. Социальная политика; взаимодействие государства, общества и человека. – Спб., 2005. –
С. 15.
89
РФ228 и другим нормативно-правовым актам, необходимо оценивать
отдельно в качестве предмета профильных исследований. Ограничимся
краткой оценкой эффективности таких технологий, как национальные
проекты в сфере образования и обеспечения российских граждан жильём. По
данным о ситуации с обеспечением населения России доступным жильем,
россиянин может накопить за год или выплатить кредит за 1 метр жилья.
Средняя двухкомнатная квартира – это примерно 50-60 квадратных метров:
«при продолжительности жизни среднего российского мужчины в 57 лет,
получается жизнь за квартиру»229. Результаты в сфере образования также
неоднозначны, что следует из примера с положением школ в Алтайском
крае230. Всего в крае 1523 школы. В 2007 году по одному миллиону рублей
получили 40 сельских школ и 21 городская, т.е. всего 61 школа. Однако на
каждый учебный предмет в итоге приходится по 4000 рублей, что не
означает кардинальное улучшение ситуации231. Технологии реализации
социальной политики, ориентированные на превентивное воздействие на
конфликты в российской социально-политической системе современной
России, применяются недостаточно эффективно. В современной России
возрастают риски эскалации эволюционистских политических конфликтов,
что подтверждается исследованиями общественного мнения, фиксирующими
«утрату стабильности (57 %),уверенности в завтрашнем дне и чувства
защищенности(50 %); падение морали (50 %); ослабление порядка в стране
(44 %)»232.
Наиболее
эффективные
силовые
технологии
регулирующего
воздействия на политические конфликты в современной России, на наш
взгляд, относятся к непрямому, структурному насилию. Во-первых,
политизация
228
деятельности
муниципальных
образований
с
целью
Конституция и государственная символика Российской Федерации: по состоянию на 2013 г. – М.: Эксмо,
2013. – С. 6.
229
Яковенко И.Г. Добыча угла. // Новая газета. В Санкт-Петербурге. № 97. 21.12-24.12.2006 – С.2.
230
Крутский А.Н. Куда движется образование. // Советская Россия. 8 февраля 2007 г. №17. – С.5.
231
Крутский А.Н. Куда движется образование. – С.5.
232
Макропсихология современного российского общества / Под ред. А. Л. Журавлева, А. В. Юревича. – М.:
Изд-во «Институт психологии РАН», 2009. – С. 109.
90
распределения функциональных полномочий в пользу исполнительной
власти в ряде регионов осуществлена настолько успешно, что «социальное
обслуживание населения отходит на второй план»233. Отметим, что
эффективность мер по увеличению влияния партии власти за счёт
расширения своего представительства на муниципальном уровне имеет ярко
выраженный негативный эффект: «партийный характер формирования
местной власти не приветствуется большинством опрошенных граждан
Пермского края»234. Во-вторых, административный ресурс, по-видимому,
(поскольку официальные данные свидетельствуют об обратном. – Прим.
автора) успешно используется партией власти с целью последующего
доминирования в межпартийной борьбе после проведения региональных и
федеральных выборов. В результате конструируется управляемая по
вертикали партийная система, но число избирателей, считающих, что выборы
отражают мнение народа, только с 2003 по 2007 год сократилось на 5
процентов235.
При
этом
половина
населения
России
демонстрирует
амбивалентное отношение к изменениям политической ситуации в стране, но
у россиян накапливаются серьезные претензии к сформировавшейся в стране
модели
демократии236.
В-третьих,
технологии
структурного
насилия
оказались в российских условиях эффективны при решении задачи по
конструированию модели федерализма, в которой регионы в высокой
степени зависят от центральной власти. По мнению Д.В. Гончарова, в «ряде
регионов это является вынужденной мерой вследствие отсутствия социальнокультурных и институциональных условий на постсоветской периферии,
способных обеспечить поддержку жизнеспособной Федерации»237. Однако
подавление автономии регионов, на наш взгляд, негативно сказывается на
233
Долгов, В.М., Долгова Г.Н. Политические проблемы местного самоуправления в современной России. //
Власть. 2012. № 8. – С. 57.
234
Антипьев К.А. Политизация местного самоуправления в современной России // Власть. 2012. №1. – С.
53–54.
235
Аюпов М.А. Политическая практика в современной России: реальная политика или эффективные PRтехнологии? // Власть. 2010. № 12. – С. 13.
236
Горшков К.М. Российский менталитет в социологическом измерении. //Социс. Социологические
исследования. 2008. № 6. – С. 112-114.
237
Гончаров Д.В. Структура территориальной политики в России. // Полис. Политические исследования.
2012. № 3. – С. 67.
91
экономическом
потенциале
развития
России
ввиду
возрастающей
значимости сетевого принципа организации современной экономики.
Силовые технологии в современной России недостаточно эффективно
применяются с целью разрешения политических конфликтов, возникающих
вследствие
эскалации
межнациональной
неприязни
на
российской
территории. В частности, деятельность Федеральной миграционной службы,
полиции, пограничной службы не достигает цели по решению проблемы
нелегальной
иммиграции.
Например,
в
Москве
число
иммигрантов
превышает допустимые пределы: «более половины всех иммигрантов (на
ЦФО примерно 68%)»238. В результате «интолерантные установки по
отношению к мигрантам, укрепление в массовом сознании представления о
том, что неконтролируемый приток иностранцев в Москву давно превратил
ее в центр интернационального криминалитета»239 детерминируют высокую
степень недовольства населения Москвы правящей властью (это одна из
причин повышенной протестной активности населения в Москве на фоне
других регионов России. – Прим. автора).
Силовые
технологии
разрешения
политических
конфликтов,
применяемые в современной России изолированно, редко оказываются
эффективными. Например, по поводу преобладания силовых технологий в
борьбе с терроризмом и экстремизмом на Северном Кавказе исследователи
отмечают, что в регионе «должна проводиться профилактика со стороны
государства… Необходимо, особенно сельским населенным пунктам,
провинциальным городам, предоставлять большую культурную и языковую
автономию, возможность самовыражаться на родном языке, иметь свое
печатное издание, т.е. нужна коммуникация, а не изоляция»240.
Эффективность и значение переговорных технологий в практике
разрешения политических конфликтов в современной России достаточно
238
Горшков К.М. Социальные факторы консолидации российского общества: социологическое измерение. –
М.: Новый хронограф, 2010. – С. 212.
239
Дмитриев А.В., Пядухов Г.А. Принимающий социум: практики взаимодействия с трудовыми
мигрантами.// Социс. Социологические исследования. 2009. № 11. – С. 27.
240
Дзуцев Х.В. Ваххабизм в республиках Северного Кавказа Российской Федерации: реалии и последствия //
Социс. Социологические исследования. 2012. № 8. – С. 113.
92
затруднительно оценить. Очевидно, что политические переговоры в России
проходят на разных уровнях: перед проведением санкционированных
митингов, в частности, движения «Солидарность» на Чистопрудном бульваре
в 2012; при распределении должностей среди членов ныне действующего
кабинета министров, в ходе слияния трёх консервативных политических
объединений в партию «Правое дело» в 2008 году и т.д. Однако практика
внутриполитических переговоров в современной России – во многом
запретная тема для научного анализа как по причине конфиденциальности
переговоров241, так и ввиду низкой степени транспарентности российской
политической
системы.
Отметим,
что
эффективность
использования
переговорных технологий во многом зависит от личностных и национальных
особенностей
субъекта
предварительная
регулирующего
оценка
«сильных
и
воздействия.
слабых
Поэтому
сторон
важна
личностных
особенностей ведения переговоров партнёров»242: в политике это в основном
достигается за счёт анализа записей публичных выступлений потенциальных
оппонентов243. Применение переговорных технологий в России часто
неэффективно не только вследствие просчетов на подготовительном этапе,
но и таких ошибок российских переговорщиков, как «приравнивание
компромисса к слабости, обращение вопросов исключительно к первому
лицу, переоценивание конфронтационной тактики, склонность путать
амбиции и агрессивность и т.д.».244
В практике эффективного применения российским правительством
переговорных
технологий
с
целью
разрешения
международных
политических конфликтов (в отличие от внутриполитических конфликтов,
успешные международные переговоры широко освещается в СМИ. – Прим
автора), на наш взгляд, существует позитивная динамика. Российские
241
Даймонд С. Успешные переговоры. Как добиться большего. – М.: Манн, Иванов и Фербер, 2012. – С. 531534.
242
Василенко И.А. Личностный стиль ваших партнеров по политическим переговорам: проблема
идентификации. // Дипломатическая служба. 2012. № 1. – С. 18.
243
Василенко И.А. Личностный стиль ваших партнеров по политическим переговорам: проблема
идентификации. – С. 14.
244
Василенко И.А. Типичные ошибки начинающих переговорщиков: как их избежать. // Дипломатическая
служба. 2013. № 2. – С. 28-33.
93
переговорщики эффективно применяют стратагемы – «стратегические планы,
в которых заключена ловушка или хитрость»245: например, в ходе конфликта
с Грузией российские СМИ активно развивали идею о многолетних братских
отношениях двух народов, намеренно испорченных режимом М. Саакишвили
(то есть применялась стратагема «занять труп, чтобы вернуть себе жизнь»246).
В результате после смены политического режима в Грузии прошли первые
эффективные переговоры между главой национального агентства вина
Грузии Л. Давиташвили и главой Роспотребнадзора России Г. Онищенко о
возобновлении поставок вина в Россию.
Отечественные исследователи эффективности и пределов применения
медиации в политическом процессе в современной России выделяют не
менее 16 стилей и соответствующих технологий: оценочные, директивные,
фандрайзинговые,
трансформативные
соответствующем
российском
фасилитативных
технологиях,
законе
и
т.д.247
речь
идёт
подразумевающих
аргументов сторон с целью их сближения,
Отметим,
что
в
прежде
всего
о
«перефразирование
проведение промежуточных
итогов каждой встречи с целью поиска элементов согласия, постепенное
объединение частных предложений в более общие, уточнение достигнутых
соглашений»248. На наш взгляд, пределы применения технологий медиации в
современной России существенно ограничены, поскольку в российских
политических реалиях затруднительно обеспечить соблюдение такого
«ключевого принципа, как нейтральность и объективность посредника»249 и
добиться «признания сторонами правоты медиатора»250.
По мнению М.
Спэнгла,«арбитраж является лучшей инициативой, когда стороны зашли в
245
Василенко И.А. Использование стратагемной тактики в процессе политических переговоров. //
Дипломатическая служба. 2011. № 3. – С. 19.
246
Василенко И.А. Политические переговоры. – М., 2010. – С. 178.
247
Иванова Е.Н. Современная медиация: тенденции и проблемы. // Конфликтология. 2010 № 4. – С. 148.
248
Василенко И.А. Проведение переговоров в условиях острого конфликта: использование процедуры
посредничества. // Дипломатическая служба. 2012. № 3. – С. 13.
249
Даймонд С. Успешные переговоры. Как добиться большего. – М.: Манн, Иванов и Фербер, 2012. – С. 388390.
250
Даймонд С. Успешные переговоры. Как добиться большего. – С. 391-392.
94
тупик после попытки привлечения посредника»251. Однако В России из числа
значимых политических сил только партия «Яблоко» имеет опыт применения
технологий партийного арбитража, что не позволяет зафиксировать
значимую в масштабах страны эффективность технологий медиации в
практике разрешения политических конфликтов в современной России.
Новейшие технологии управления политическим конфликтом имеют
значительный потенциал применения в России и за рубежом: электронизация
политического процесса позволяет, например, с помощью флешмобов
создавать как видимость проявлений конфликтных формво время митинга
«Похороны демократии» во Владимире, так и осуществлять реальную
трансформацию
политической
системы,
что
наглядно
иллюстрирует
зарубежный опыт,а именно – свержение президента Филиппин в 2001 году252.
Деперсонификация
субъекта
–
отличительная
черта
новейших
технологий регулирующего воздействия на политический конфликт. В
современной России деперсонификация электронного правительства, то есть
совокупности
технологий, направленных
на снижение
конфликтного
потенциала политической системы, приводит к непоследовательности власти
в
реализации
стратегии
формирования
электронного
правительства,
недостаточной степени развития нормативно-правовой базы, несоответствия
решений по электронному правительству реальной ситуации т т.д.253 В
результате эффективность данных технологий в решении задачи по
«усилению контроля граждан за деятельностью госорганов»254 не может быть
оценена как высокая. Аналогичные тенденции возникают в сфере идеологии
ввиду
трансформации
субъекта,
конструирующего
управляемый
конфликтный дискурс. Эту функцию в развитых странах начинает выполнять
не
251
государство
в
классическом
смысле
данного
понятия,
а
Спэнгл М., Айхенхарт М. Переговоры. Решение проблем в разном контексте. / Пер. с англ. – Х.: Изд-во
Гуманитарный Центр, 2009. – С. 250.
252
Бурматов В.В. Значимы ли флешмобы для российского политического процесса? // Власть. 2012 № 9. – С.
30-36.
253
Павлютенкова М.Ю. Электронное правительство в России: состояние и перспективы. // Полис.
Политические исследования. 2013. № 1. – С. 95-96.
254
Павлютенкова М.Ю. Электронное правительство в России: состояние и перспективы. – С. 87.
95
медиаполитическая система – «сбалансированная система, состоящая из
совокупности
политических
и
медийных
институтов,
управляющих
информационными потоками и каналами коммуникации, целью которой
является
формирование
вопросам»255.
В
общественного
современной
России
мнения
по
тем
или
медиаполитическая
иным
система
недостаточно эффективно оказывает положительное влияние на массовое
сознание. На наш взгляд, одна из основных причин – это незначительная
степень освоения виртуального политического пространства органами
государственной власти, партиями, правоохранительными структурами.
Российское региональное и федеральное правительство теряет возможность
управлять политическими конфликтами, так как лояльность и патриотизм, в
первую очередь в молодежной среде, утрачивают статус значимых
ценностей. По данным исследований общественного мнения, 8,2 процента
российской молодежи делит окружающих на «своих» и «чужих», причем
значительная часть молодежи без осуждения относится к асоциальным
явлениям256. При этом исследователи отмечают повышенную актуальность
национализма в молодежной среде: «власть расистского дискурса в
российском
обществе
институциональна,
обеспечивается
постоянным
воспроизводством расистских представлений посредством соответствующей
социализации и, в первую очередь, через систему образования»257. 20
процентов российских подростков отмечает, что в их окружении нет
патриотов258.
Неопределенность
смысла
патриотического
поведения
подтверждается тем фактом, что половина школьников не знает как проявить
себя в качестве патриота России259. Электронные технологии партийного
дизайна,
255
политического
франчайзинга,
политического
маркетинга,
Харламова Ю.О. СМИ как инструмент реализации государственной политики. // Власть. 2012. № 8. – С.
44.
256
Ядова М.А. Современное и традиционное в ценностях постсоветской молодежи. // Социс.
Социологические исследования. 2012. № 1. – С. 119-120.
257
Ярская В.Н. Язык мой – враг мой: расистский дискурс в российском обществе. // Социс.
Социологические исследования. 2012. № 6. – С. 52.
258
Пронина Е.И. Особенности воспитания гражданственности и патриотизма школьников старших классов.
// Социс. Социологические исследования. 2011. № 5. – С. 98.
259
Пронина Е.И. Особенности воспитания гражданственности и патриотизма школьников старших классов.
– С. 101.
96
политического лизинга в современной России «приобретают важное
эвристическое значение, системообразуют политический рынок»260, но
оказываются
недостаточно
консолидированного,
эффективными
устойчивого
к
в
внешнему
конструировании
дестабилизирующему
воздействию массового сознания россиян.
В
заключение
эффективного
отметим,
применения
что
соотношение
традиционных
и
между
новейших
пределами
технологий
разрешения конфликтов, в том числе в российской практике, зависит от
степени
лиминальности
политического
дискурса:
уровень
развития
постиндустриальной экономики, культуры и знания о конфликте определяет
масштаб
эффективного
применения
новейших
технологий
конфликторазрешения. В России постиндустриальная экономика развивается
диспропорционально, что подтверждается рейтингом соответствующей
готовности субъектов РФ (7-балльная шкала): с большим отрывом лидируют
Москва (5,62) и Санкт-Петербург (4,75). Существенно отстают такие
республики, как Тыва (1,92), Дагестан (1,82) и Ингушетия(1,72)261. При этом
российская
политическая
система
отличается
низкой
степенью
транспарентности, а по данным ВЦИОМ «63 процента респондентов не
умеет пользоваться компьютером»262, следовательно, нельзя утверждать о
существовании в России высокого уровня культуры обмена информацией,
которой в обществе нового типа «должно обладать все дееспособное
население»263. Не менее важен тот факт, что новое эмпирическое знание о
разрешении политических конфликтов в России пока что сконструировано в
незначительной
260
степени:
«сетевая
методология
ориентирована
Нежданов Д.В., Русакова О.Ф. «Политический рынок» как системообразующая метафора российского
политического дискурса. // Полис. Политические исследования. 2011. № 4.– С. 161.
261
Еляков А.Д. Информационный фактор развития общества // Научно-техническая информация. 2008. Сер.
1. №1. – С. 88.
262
63 процента жителей России не умеет пользоваться компьютером. // Сайт газеты «Правда». [электронный
ресурс] URL: http://www.pravda.ru/science/20-08-2003/859377-0/. (дата обращения 30.04.2013)
263
Белов А.В. Информационное общество и информационная культура в России. // Вестник Волгоградского
государственного университета. 2009. № 1. – С. 201.
97
преимущественно на теоретико-научный характер»264. По нашему мнению,
уровень развития постиндустриальной экономики, культуры и знания о
политическом
конфликте
в
современной
России
недостаточен
для
повсеместного, эффективного внедрения качественно новых технологий
разрешения конфликтов. В результате пределы применения новейших
технологий
существенно
ограничены,
а
устоявшиеся,
равно
как
и
эволюционирующие формы конфликтного взаимодействия в политических
отношениях
в
основном
разрешаются
с
помощью
традиционного
инструментария. Соответственно, Россия чаще выступает не субъектом, а
объектом применения качественно новых технологий регулирующего
воздействия со всеми вытекающими, как в результате войны в Южной
Осетии,
негативными
последствиями
для
российской
социально-
политической системы.
На современном этапе разрешения политических конфликтов в России
наиболее
эффективными
следует
признать
технологии
реализации
структурного насилия, но достигнутые результаты противоречивы ввиду
временного характера подавления конфликтности за счет притеснения ряда
групп интересов. Модернизационный потенциал силовых, переговорных,
посреднических
и
новейших
технологий
конфликторазрешения
в
современной России, на наш взгляд, во многом зависит от национальной
специфики регулирующего воздействия на политические конфликты.
§ 2.3. Перспективы модернизации технологий разрешения политических
конфликтов в современной России
Модернизация
технологий
регулирующего
воздействия
на
политические конфликты в современной России, на наш взгляд, является
значимым фактором успешного инновационного развития страны в целом.
Эффективная модернизация подразумевает не только совершенствование
существующих,
264
но
и
расширение
пределов
применения
новейших
Викторова З.С. политико-административные сети в структуре принятия государственных решений
(проблемы теории и практики).// Власть. 2009. № 9. – С. 95.
98
технологий разрешения политических конфликтов. По нашему мнению,
специфика конфликторазрешения в России и, соответственно, перспективы
модернизации
соответствующих
технологий
существенно
зависят
от
национального опыта регулирующего воздействия на международные и
внутриполитические конфликты.
В ходе оказания регулирующего воздействия на международные
политические конфликты, как подчеркнул Д.А. Медведев, «проблемные
государства – в какой бы точке земного шара они не находились – надо не
изолировать, а вовлекать в диалог. И мы готовы содействовать разрешению
любых региональных конфликтов»265. Соответственно, для современной
России
ненасильственное
направление
модернизации
управление
и
конфликтом
развития
–
технологий
приоритетное
разрешения
международных политических конфликтов. Процесс модернизации данных
технологий с большой долей вероятности будет осуществляться в
соответствии с концепцией мягкой силы – «способности добиваться
желаемого на основе добровольного участия союзников, а не с помощью
принуждения или подачек»266. Следование концепции мягкой силы – одна из
универсальных
закономерностей
в
российской
практике
разрешения
международных политических конфликтов. По замечанию А.В. Манойло,
«российская культурно-цивилизационная модель управления конфликтами
не навязывает собственное мировоззрение и стремится к тому, чтобы
участники конфликта сами сделали сознательный выбор в пользу российской
модели и ее системы ценностей, добровольно и без принуждения и т.д.»267.В
соответствии с данной парадигмой Россия постепенно расширяет своё
влияние: «Россотрудничество основало центры науки и культуры и своих
представителей в 73 странах и планирует наращивание к 2020 году этого
265
Послание Президента России Д.А. Медведева Федеральному Собранию РФ // Российская газета.
6.10.2008. № 230. – С. 5.
266
Косачев К.И. «Мягкая» сила: актуальные задачи и возможности российской внешней политики. //
Дипломатическая служба. 2012. № 6. – С. 7.
267
Манойло А.В. Ценностные основы управления межцивилизационными конфликтами: российская модель.
//
Журнал
«Мир
и
Политика».[электронный
ресурс].
URl:
http://mir-politika.ru/334upravlenie_konflictami.html. (дата обращения 30.04.2013.)
99
количества до 104»268. Представляется важным отметить, что модель
разрешения политических конфликтов – теоретический концепт. На наш
взгляд, модель конфликторазрешения – это систематизированное знание о
наиболее значимых, универсальных закономерностях практических действий
по приведению конфликтной реальности в соответствие с определенной
идеей, установкой, идеологическим принципом. Поэтому любая модель
конфликторазрешения
абстрактна,
и
реальные
действия
российского
государства в процессе регулирующего воздействия на международные
политические
конфликты
могут
выходить
за
рамки
«культурно-
цивилизационной модели». Отметим, что значимость подобных моделей для
практики эффективного регулирующего воздействия на политические
конфликты
продиктована
восточноазиатской,
учитываться
тем,
исламской,
российским
что
специфика
романо-германской
правительством
англосаксонской,
модели
при
должна
выработке
внешнеполитического курса в сфере конфликторазрешения. При этом,
наряду с совершенствованием технологий налаживания межкультурного
диалога в соответствии с концепцией мягкой силы, не менее значимым
направлением модернизации технологий регулирующего воздействия на
политические конфликты является развитие инструментария, позволяющего
России
эффективно
противостоять
дестабилизирующему
внешнему
воздействию, что подтверждается позицией россиян по этому вопросу: в
2004, 2006, 2007 годах 34% опрошенных неизменно подтверждали свое
желание видеть страну в качестве мировой сверхдержавы269. В феврале 2008
уже более половины (51%) россиян заявили, что «сегодня от Д.А. Медведева
ожидают, в первую очередь, усилий по закреплению за Россией статуса
великой державы»270. Для российского правительства оправдание данных
надежд – вопрос не только престижа, но и сохранения за Россией влияния на
международной арене в исторической перспективе. В связи с этим особенно
268
Косачев К.И. «Мягкая» сила: актуальные задачи и возможности российской внешней политики. //
Дипломатическая служба. 2012. № 6. – С. 10.
269
Россия – великая держава?//Пресс-выпуск ВЦИОМ № 616. 24.01.2007. – С. 24.
270
Хамраев В.С. Россияне готовы к двоевластию // Коммерсантъ. 15.02.2008. – С. 13.
100
значимым
представляется
модернизация
технологий
противодействия
«цветным» революциям, имеющим значительный деструктивный потенциал
в современных политических отношениях. Совершенствование технологий
противодействия
«цветным»
революциям
предполагает
поэтапную
реализацию комплекса превентивных мер: развитие таких защитных
механизмов, как конструирование в массовом сознании населения значимой
национальной идеи, истории, картины мира, лидера271. В случае, если
происходит применение против России технологий «цветных» революций, то
необходима
«деконструкция
информационная
блокада»272
антиориентации:
социального
в
«принятия
рамках
патронирования
стратегии
противником
людей,
антискорости
решений
в
и
уже
трансформированной ситуации и расстановке акцентов на неадекватном
понимании ситуации оппонентом»273. Эффективное противодействие России
внешним угрозам – условие внутриполитической стабильности, так как
«осознание своей национальной безопасности начинается с внешней
ориентации, то есть в системе отношений, которые принято обозначать как
международные»274.
В
рамках
отечественной
политической
конфликтологии
на
сегодняшний день не созданы целостные, непротиворечивые модели
разрешения
внутриполитических
конфликтов
в
современной
России.
Другими словами, в недостаточной степени систематизировано знание об
универсальных закономерностях конфликторазрешения в современной
России. В результате знание, на основании которого осуществляются
практические меры по совершенствованию технологий регулирующего
воздействия на политические конфликты в России, является достаточным для
модернизации отдельно взятых технологий, но не системного развития
практического конфликторазрешения. На наш взгляд, в сфере разрешения
271
Почепцов Г.Г. Гражданское самбо: как противостоять «цветным» революциям.– М.: Издательство
«Европа», 2005. – С. 68
272
Почепцов Г.Г. Гражданское самбо: как противостоять «цветным» революциям. – С. 62.
273
Почепцов Г.Г. Гражданское самбо: как противостоять «цветным» революциям. – С. 61.
274
Задохин А.Г. Международные отношения и национальная безопасность. // Дипломатическая служба. 2012
№ 6. – С. 24.
101
политических конфликтов в современной России, представляется возможным
выявить наиболее значимые ценности, определяющие закономерности
применения технологий регулирующего воздействия на политические
конфликты.
Государственное устройство России, по мнению Я.И. Пляйса,
модернизируется в стратегическом плане централизованно, что проявляется в
«ограничении договорной практики с последовавшей вскоре ее полной
ликвидацией в отношениях между центром и субъектами Федерации; в
решении конкретных вопросов, касающихся отношений между центром и
регионами, все чаще используются методы жесткого контроля, проверок,
прямого административного вмешательства»275. При этом
«национальная
политика до 2010 года должна быть превентивной, то есть нацеленной на
предотвращение наиболее опасных этнополитических тенденций»276. Таким
образом, исходя из специфики строительства российского федерализма и
приоритетов в сфере разрешения этнополитических конфликтов мы можем
сделать вывод о превалировании в практике конфликторазрешения в
современной России превентивных мер и высокой значимости идеи
централизованного управления.
Стабильность политической системы современной России, то есть
упрочение, приведение в постоянное устойчивое состояние или поддержание
этого состояния, например, обеспечение постоянства каких-либо процессов,
неоднократно выделялась В.В. Путиным в качестве «важнейшего условия
дальнейшего развития страны. Обязательного, непременного условия
развития»277. Следовательно, применение технологий конфликторазрешения
в современной России ориентировано на достижение цели по обеспечению
стабильности
политической
«моноцентрической
275
модели
системы,
то
политического
есть
формирования
пространства
России,
Пляйс Я.А. Политология в контексте переходной эпохи в России. – М: РОССПЭН, 2010. – С. 180-181.
Пляйс Я.А. Политология в контексте переходной эпохи в России. – С. 182.
277
Путин В.В. Стабильность – важнейшее условие развития страны. // Сайт новостей РБК.[электронный
ресурс]. URL:http://top.rbc.ru/economics/20/12/2012/837632.shtml. (дата обращения 30.04.2013).
102
276
подразумевающей централизацию, персонификацию и идеализацию»278.
Стабильность является значимой для россиян ценностью и детерминирует,
наряду с другими значимыми причинами, тот факт, что в стране «ничего
сверхъестественного не происходит ни во время выборов, ни после них»279.
С. Г. Кара-Мурза замечает, что в «России ищутся единогласные решения, и
само голосование как заключительный акт переговоров становится ритуалом,
который символизирует единство»280. Но необходимо отметить, что в
российском обществе накапливается некоторое недоверие и недовольство
даже по отношению к президенту и премьер-министру страны: уровень
доверия снизился с 2007 года с 67,6 и 56,7 процентов на 17 и 5 процентов
соответственно – после экономического кризиса281.
Для российского населения одной из наиболее значимых потребностей
является безопасность. По мнению Е.Б. Шестопал, в «представлениях о
власти в современной России доминирует потребность в безопасности»282,
поэтому «в ответах респондентов высокая значимость ценности соблюдения
законов соотносится с потребностью в безопасности»283. В современной
России существует ряд серьезных проблем в сфере формирования и
обеспечения безопасных условий существования российского населения.
Например, в соответствии с Федеральным законом № 68-ФЗ от 21.12.94 «О
защите населения и территорий от чрезвычайных ситуаций природного и
техногенного характера», каждый субъект РФ должен создать у себя два вида
резервов – финансовый и материальный, которые используются при
ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций: материальные ресурсы
колеблются от «2,62 руб. в Ульяновской области, 8,85 руб. в СанктПетербурге, 174,43 руб. в Москве до 11753, 05 руб. в Чукотском АО»;
278
Донцов А.И., Перелыгина Е.Б. Социальная стабильность: от психологии до политики. – М.:Эксмо, 2011.
– С. 19.
279
Добрынина Е.П. Российское общество и власть накануне выборов //Полис. Политические исследования.
2012. № 1. – С. 162.
280
Кара-Мурза С.Г. Россия и Запад: парадигмы цивилизаций. – М.: Академический проект, 2011. – С. 23.
281
Бойков В.Э. Социально-политические ценностные ориентации россиян: содержание и возможности
реализации // Социс. Социологические исследования. 2010. № 6. – С. 27-35.
282
Шестопал Е.Б. Образы российской власти: от Ельцина до Путина. – М: РОССПЭН, 2008. – С. 115.
283
Шестопал Е.Б. Образы российской власти: от Ельцина до Путина. – С. 97.
103
накопленные финансовые ресурсы оцениваются от 0,39 руб. на человека в
Саратовской области, 273,45 руб. в Санкт-Петербурге, 519,51 руб. в Москве
до 1386,58 руб. в Чукотском АО».284 Таким образом, сумма накопленных
резервов на случай чрезвычайной ситуации крайне незначительна. Отметим,
что спектр задач, которые необходимо решить российскому правительству с
целью
удовлетворения
ограничивается
мерами
преступностью,
потребности
россиян
в
антитеррористического
противодействию
внешним
безопасности,
характера,
врагам
и
не
борьбой
с
ликвидации
чрезвычайных ситуаций: исследования общественного мнения фиксируют в
массовом сознании россиян коррелятивную связь между «поддержкой со
стороны власти и уровнем собственного благосостояния»285, то есть не
меньшее значение для населения России имеет экономическая безопасность.
Применение
специальных
технологий
с
целью
разрешения
политических конфликтов подразумевает трансформацию конфликтных
реалий в соответствии со спецификой знания субъекта регулирующего
воздействия, а также его идеологической и аксиологической установкой. На
наш
взгляд,
ценности,
определяющие
цель
применения
технологий
разрешения политических конфликтов, придают универсальный характер
изолированному,
современной
превентивному
российской
применению
практике
силовых
регулирующего
технологий
воздействия
в
на
политические конфликты. Основные ценности и идеологическая установка,
определяющие
специфику
применения
технологий
регулирующего
воздействия на политический конфликт – это управляемость, центризм
политической
системы;
стабильность;
безопасность;
консервативная
идеология. В соответствии с данными ценностями и идеологией развивается
соответствующее знание: яркий иллюстративный пример – концепция
суверенной демократии В.Ю. Суркова, в соответствии с которой длительное
время применялись технологии жесткого администрирования российской
политической системы. Таким образом, по нашему мнению, наибольшим
284
285
Алексеев М.С. Россиян будут спасать за сто рублей? // Комсомольская правда. 04 декабря 2007 г. – С.14.
Шестопал Е.Б. Образы российской власти: от Ельцина до Путина. – М: РОССПЭН, 2008. – С. 109.
104
модернизационным потенциалом в сфере российских внутриполитических
конфликтных
отношений
обладают
силовые
технологии
реализации
структурного и прямого насилия. Помимо необходимости модернизации
технологий реагирования на «цветные» революции также отметим, что
технологии реализации прямого насилия нуждаются в комплексном
инновационном совершенствовании: С.К. Шойгу заявило необходимости
«повышения эффективности управления войсками, оснащения современным
вооружением и военной техникой, укомплектования соединений и воинских
частей,
а также
развития
мобилизационной
базы
и обеспечения
мобилизационного развертывания Вооруженных сил»286. По мнению Н.В.
Стаськова, эффективные современные силовые операции возможны тогда,
когда на подготовительном этапе сочетаются технологии «разведки,
охранения, радиоэлектронной борьбы, тактической маскировки, инженерного
обеспечения,
радиационной,
морально-психологического
химической
и
и
биологической
защиты,
национально-психологического
обеспечения»287.
Современный конфликтный политический дискурс в России мы
определили как лиминальный. В развитых современных государствах
экономические и социально-политические системы отношений, по нашему
мнению, представляют симбиоз, если использовать терминологию Д. Белла,
индустриального и постиндустриального общества. Здесь речь не идет о
транзите, то есть постепенном тотальном вытеснении новыми формами
экономических и социально-политических отношений уже существующих
интеракций. Лиминальность здесь означает, что установилась определенная
пропорция между старыми и новыми, в нашем случае, конфликтными
отношениями и технологиями их разрешения. При этом пропорциональное
соотношение постоянно меняется в зависимости от доминирования тех или
286
Филатов И.С. Шойгу готовит Россию к войне. // Информационно-аналитическая интернет-платформа
«Русь».[электронный ресурс]URL: //http://rusplt.ru/articles/army/Shoigu-gotovit-Rossiu-k-voine.html. (дата
обращения 30.04.2013).
287
Стаськов Н.В. Силовые операции в системе урегулирования этнополитических конфликтов. – М.: Изд-во
РАГС, 2005 – С. 151-152.
105
иных видов политических конфликтов и уровня развития знания, культуры и
экономики нового типа. В России, на наш взгляд, недостаточный уровень
развития знания, культуры и экономики нового типа, а также национальная
специфика конфликторазрешения существенно ограничивают пределы
альтернативного по отношению к силовым технологиям инструментария в
сфере разрешения внутриполитических конфликтов. В результате конфликты
преимущественно разрешаются за счёт применения силовых технологий, что
приводит к сохранению значительного потенциала конфликтогенности
российской
политической
системы.
При
этом
силовые
технологии
регулирующего воздействия на политические конфликты нуждаются в
модернизации и должны применяться не изолированно, но в совокупности с
новейшими технологиями, так как Россия на сегодняшний день проигрывает
борьбу за политическое влияние развитым странам, освоившим эффективное
применение таких технологий, как ИПВ, «цветные» революции и т.д. В
российских международных отношениях модернизационный потенциал
переговорных и посреднических технологий разрешения политических
конфликтов весьма существенен, в том числе ввиду накопления российским
правительством значительного объема эмпирического и теоретического
знания в данной области.
В заключение отметим, что модернизация технологий регулирующего
воздействия на политические конфликты, по мнению автора, может быть
осуществлена в двух основных измерениях: трансформации формы и/или
содержания. Необходимое
условие модернизации формы технологий
конфликторазрешения – экономическое развитие страны. Несмотря на
ограниченность пределов применения новых форм технологий в масштабах
Российской Федерации вследствие диспропорционального экономического
развития, в ряде регионов существует позитивная динамика: в республике
Татарстан
эффективно
функционирует
информационно-аналитическая,
геоинформационная система органов государственной власти и т.д.
Трансформация
содержательного
смысла
106
технологий
регулирующего
воздействия
на
политические
конфликты
предполагает
не
столько
достижение высокого уровня развития постиндустриальной экономики,
сколько формирование качественно нового типа культуры и систематизации
соответствующего знания. Поскольку мы уже рассмотрели проблему
недостаточной степени аккумулирования в России знания о разрешении
новейших форм политических конфликтов, остановимся подробнее на
проблеме формирования в России сетевой политической культуры. В.В.
Путин закрепил значимость за снижением роли реактивных форм вступления
в
конфликт и
повышения
значения
активных
форм
конфликтного
взаимодействия, инициируемых самим населением, в том числе «между
разными интересами уровней власти — порою, остро конфликтными. Это
касается как споров федеральных и региональных органов власти между
собой,
так
и
споров
о
различных
способах
устройства
местного
самоуправления»288. Однако решению данной задачи препятствует тот факт,
что, по данным Левада-Центра, у россиян отсутствует мотивация к
гражданскому участию: «только 26 процентов опрошенных доверяет своим
согражданам»289. И хотя российское межсекторное социальное партнёрство
развивается за счёт НКО, добившихся на территории практически всех
субъектов РФ «нормативно-правового обеспечения реализации механизмов и
технологий МСП»290, консолидации российского общества и повышению
роли гражданских инициатив препятствует негативное отношение ряда
социальных групп к российской финансовой элите и представителям других
национальностей: «65 и 61 процент населения соответственно считает, что
большинство богатых в России – это воры и богатым можно стать, только
нарушая законы)»291, а «60 процентов опрошенных выразили желание
288
Послание Президента России В.В. Путина Федеральному Собранию РФ // Российская газета 27.04. 2007.
№ 90. – С. 2.
289
ЛЕВАДА-ЦЕНТР 2008: Общественное мнение. – 2008. – М., 2008. – С. 18.
290
Якимец В.Н. Анализ рейтинга развития межсекторного социального партнерства в регионах России. //
Сборник научных трудов Института системного анализа РАН «Индексы оценки развития гражданского
общества в регионах России». – М.: ИСА РАН, 2011. – С. 49-50.
291
Урнов М.Ю. Эмоции в политическом поведении. – М.: Аспект-пресс, 2008. – С. 190-191.
107
ограничить проживание в России кавказцев»292. При этом большинство
россиян убеждено, что у них нет возможности выбора, и они не в состоянии
повлиять на собственную жизнь: такого мнения придерживаются 56%
опрошенных, а по данным 2010 года, доля «модернистов» составляла 23%, а
среди городского населения — 30%293.Среди правящей элиты также
существует раскол: часть поддерживает ориентацию на инновационное
развитие, другая «предпочитает инерционный курс без рисков»294. По
мнению Л.И. Никовской, российская «элита как субъект модернизации
достаточно слаба… Ввиду страха элит перед потерей властных позиций и
соответствующих материальных благ»295. Таким образом, в России на
сегодняшний день не реализуется один из основных принципов сетевой
культуры – партнерское участие, поэтому эффективная модернизация
содержания
технологий
труднодостижима
на
разрешения
данном
этапе
политических
развития
конфликтов
новейшей
российской
государственности.
Переговорные,
посреднические
и
новейшие
технологии
конфликторазрешения имеют ограниченный потенциал применения в
российском конфликтном политическом дискурсе. Однако изолированное
применение силовых технологий конституирует малоэффективную систему
регулирующего воздействия на политические конфликты в современной
России. В связи с этим необходимо сформулировать предложения по
модернизации альтернативного по отношению к
силовом технологиям
инструментария – с учетом российской национальной специфики.
§ 2.4. Предложения по модернизации технологий разрешения
политических конфликтов в современной России
Приоритетность различных аспектов модернизации политической
292
Урнов М.Ю. Эмоции в политическом поведении. – С. 192.
Урнов М.Ю. Эмоции в политическом поведении. – С. 133.
294
Инновационная модернизация России. Политологические очерки/ Под редакцией Ю.А. Красина. – М.:
Институт социологии РАН, 2011. – С. 16.
295
Никовская Л.И. Гражданские инициативы и модернизация России. – М.: Ключ-С, 2011. – С. 117-119.
108
293
системы
постоянно
политическими
подчеркивается
лидерами
в
официальных
современной
России.
выступлениях
Очевидно,
что
принадлежность к той или иной политической партии, течению, организации
детерминирует
выбор
пропагандируемых
ключевых
политическими
направлений
и
общественными
модернизации,
деятелями
в
публичных выступлениях. Г.А Зюганов выступает за социалистическую
модернизацию современной России296. По мнению Г.А. Явлинского,
модернизация подразумевает реальное обеспечение равенства перед законом,
разделение
властей,
неприкосновенность
собственности297.
В.В.
Жириновский настаивает на необходимости демонополизации власти,
введения прямых губернаторских выборов и отказа от одномандатных
округов298. Позиции В.В. Путина и Д.А. Медведева, несмотря на некоторые
отличия во взглядах на конкретные меры и общую стратегию модернизации,
совпадают
в
закреплении
здравоохранение,
приоритета
за
образование,
такими
отраслями,
обороноспособность
как
и
конкурентоспособность страны в целом. Как правило, о необходимости
совершенствования технологий разрешения
политических
конфликтов
специально никто из политических лидеров современной России не
упоминает, в основном ограничиваясь предложениями по модернизации
избирательной системы, федерального устройства, партийного строительства
и межпартийной борьбы, налаживанию диалога с гражданским обществом и
т.д. К технологиям разрешения политических конфликтов данные меры
имеют косвенное отношение, хотя успешная реализация ряда инициатив
политических лидеров России, безусловно, способствовала бы снижению
конфликтного потенциала в российском обществе и системе политических
отношений.
296
Основная
проблема
в
сфере
конфликторазрешения
в
Зюганов Г.А. Социалистическая модернизация – путь к возрождению России. [электронный ресурс] //
Официальный сайт КПРФ. URL: http://www.cprfspb.ru/4823.html. (дата обращения 30.04.2013).
297
Явлинский Г.А. Модернизация России – это не Сколково… [электронный ресурс]// Официальный сайт
Г.А. Явлинского. URL: http://www.yavlinsky.ru/news/index.phtml?id=3879. (дата обращения 30.04.2013).
298
Жириновский В.В. О модернизации российской политической системы.[электронный ресурс]
Официальный сайт ЛДПР. URL: http://ldpr.ru/#/events/Vladimir_Zhirinovsky_the_modernization_of_the_Russi
an_political_system.(датаобращения 30.04.2013).
109
современной России, на наш взгляд, состоит в том, что баланс в сфере
применения технологий регулирующего воздействия на политические
конфликты существенно смещен в пользу силовых технологий. Н.В.
Гришина отмечает, что «чем сильнее вражда между группами в социальной
иерархии, чем реже при этом открытые конфликты между ними и сильнее их
внутренние сплоченность, тем вероятнее, что они будут держать социальную
дистанцию и способствовать сохранению существующего порядка»299.Тем не
менее, в России социально-политическая система периодически выходит из
состояния равновесия, и основными поводами роста столкновений и
протестной активности граждан «становятся проблемы легитимности
выборов (антиправительственные митинги в декабре 2011 г. – марте 2012 г. в
Москве, Санкт-Петербурге, Самаре), межэтнических отношений и коррупции
в правоохранительных органах (например, выступление на Манежной
площади осенью 2010 г.), а также решения государственных органов в
экологической
сфере
(строительство
автомобильной
трассы
через
Химкинский лес)»300.
Технологии регулирующего воздействия на политические конфликты
– это практическая реализация идеологических установок и универсальных
ценностей в сфере конфликторазрешения в современной России. Поэтому
модернизация технологий разрешения политических конфликтов может быть
эффективной
только
в
случае
соответствия
предпринимаемых
мер
национальной специфике конфликторазрешения. Не менее важное условие
эффективной
конфликтов
–
модернизации
технологий
применение
комплексного
разрешения
подхода,
политических
подразумевающее
изменения системного, функционального и адаптационного характера в
существующей практике конфликторазрешения.
Достижению
цели
по
эффективной
модернизации
формы
и
содержания, а также пределов применения переговорных, посреднических и
299
Гришина Н.В. Психология конфликта. – СПб.: Питер, 2008. – С. 28.
Семченков А.С. Противодействие угрозам политической стабильности в системе обеспечения
национальной безопасности России. //Автореф. диссертации на соиск. уч. степ.доктора полит. наук. – М.,
2012. – С. 195.
110
300
новейших технологий разрешения политических конфликтов в современной
России могут способствовать следующие меры системного характера.
Во-первых, российские переговорщики в сфере международных и
внутриполитических отношений нередко допускают ошибки вследствие
недооценки личностного фактора оппонента в процессе регулирующего
воздействия на политические конфликты. Гендерный, национальный фактор,
особенности конкретного оппонента зачастую игнорируются как на этапе
подготовки к политическим переговорам, так и во время их проведения – во
многом из-за несовершенства системы подготовки специалистов в данной
области. В связи с этим образовательные программы по направлению
«конфликтология» и «политическая конфликтология» необходимо дополнить
такими
дисциплинами,
как
«психологическое
портретирование»,
«национальная, гендерная и культурная специфика переговоров» (например,
в программах по конфликтологии СПБГУ такие спецкурсы на сегодняшний
день отсутствуют301).
Во-вторых, на теоретическом уровне следует уделять больше внимания
конструированию
моделей
медиации,
систематизирующих
знание
о
различных типах посредничества и их соотношении с силовыми и
новейшими технологиями. В результате должна быть сконструирована база
для развития в России не только фасилитативной, но и других форм
медиации в политических отношениях.
В-третьих, федеральные проекты по развитию в России технологий
электронной
демократии
и
электронного
правительства
необходимо
дополнить, в частности, за счет привлечения волонтеров, программами
обучения сетевой культуре пенсионеров и других «выключенных» из
постиндустриальных реалий социальных групп с целью повышения
эффективности оказания государственных услуг населению и консолидации
социально-политической
301
системы
на
основании
развития
сетевой
Образовательная программа подготовки магистров «политическая конфликтология». // Официальный
сайт философского факультета СПбГУ [электронный ресурс]URL: http://philosophy.spbu.ru/396/8924. (дата
обращения 30.04.2013).
111
политической культуры участия в России.
На функциональном уровне представляется возможным предложить
следующее.
Во-первых,
нормативно-правовая
база
регулирования
взаимоотношений государства и гражданского общества на виртуальном
политическом пространстве должна быть усовершенствована. В стратегии
информационной безопасности России на сегодняшний день нечетко
обозначены полномочия и компетенции гражданского общества в сфере
контроля за сетью Интернет302. Очевидно, что мониторинг Интернета со
стороны государственных органов – затратная и малоэффективная мера. Эту
задачу могли бы решить институты гражданского общества, объединенные в
систему
E-Government.
Регулярные
отчеты
данной
некоммерческой
организации федерального уровня о результатах мониторинга незаконной и
нежелательной активности экстремистских, националистических групп и т.д.
в сети Интернет носили бы рекомендательный характер для принятия
соответствующих
мер
органами
исполнительной,
законодательной
и
судебной власти РФ.
Во-вторых, институты-медиаторы в современной России нуждаются в
поддержке государства с целью повышения их роли и значения в процессе
регулирующего воздействия на политические конфликты. Необходимо
ввести систему поощрения наиболее активных и успешных институтов,
проводящих политическую медиацию в России, особенно в сфере
налаживания диалога между государством и гражданским обществом.
Поощрение со стороны государства должно осуществляться на конкурсной
основе и быть полностью транспарентным, в частности, отчеты должны
содержаться в сети Интернет во избежание коррупции.
В-третьих, функциональное
перераспределение
права применять
технологии медиации и переговоров необходимо законодательно закрепить
302
Доктрина информационной безопасности РФ. // Официальный сайт издания «Российская газета».
[электронный
ресурс]URL:
http://www.rg.ru/oficial/doc/min_and_vedom/mim_bezop/doctr.shtm.
(дата
обращения 30.04.2013)
112
за политическими институтами с целью снятия нагрузки с судебных органов,
в частности, необходимо рассмотреть перспективы и принять меры по
расширению пределов применения партийного арбитража в России.
Модернизация
технологий
регулирующего
воздействия
на
политические конфликты в России на адаптационном уровне предполагает
решение следующих задач.
Во-первых, стратегия национальной безопасности России должна быть
доработана в сфере противодействия технологиям управляемого хаоса,
«цветных революций», информационно-психологических войн. Необходимо
создание координационных центров, активное присутствие государственных
органов
в
сети
Интернет
с
целью
отражения
информационно-
психологических атак. С российским населением, зачастую непонимающим
опасность
новейших
способов
воздействия
на
массовое
сознание,
необходимо вести активную разъяснительную работу. В частности, основы
электронной безопасности и навыки поведения в условиях информационнопсихологических войн должны преподаваться в рамках соответствующих
дисциплин и программ в средних и высших учебных заведениях России.
Во-вторых, необходимо активно заимствовать зарубежный опыт
применения таких технологий переговоров, как фрэйминг. С этой целью
необходимо выделение дополнительных государственных средств на
финансирование
соответствующих
грантов,
конференций,
перевода
зарубежной литературы в данной области, то есть осуществления комплекса
мер как в системе образования России, так и НКО, объединяющих
переговорщиков, имеющих опыт эффективного разрешения политических
конфликтов в данной сфере.
В-третьих, эффективность технологий медиации следует повышать за
счёт электронизации данного процесса, то есть следует искать направления
развития
медиации
в
сети
Интернет,
с
перспективой
развития
дистанционного посредничества в процессе разрешения политических
113
конфликтов. Отметим, что в данной сфере еще только предстоит определить
способы налаживания диалога и защиты информации.
В истории России, по нашему мнению, два наиболее успешных
примера модернизации – это реформы Петра Iи индустриализация в 30-е
годы XXвека. В обоих случаях модернизация проводилась экстренно, с
большим ущербом как для повседневного уклада, так и национального
самосознания. Для российского государства до сих пор актуальна тенденция
к аккумулированию противоречий, разрешение которых впоследствии
происходит в виде «шоковой терапии», как в случае с либеральными
реформами
90-х
годов
XXвека.
Во
многом
аналогичная
ситуация
складывается в сфере разрешения политических конфликтов. Безусловно, у
существующей системы политических отношений в современной России
значительный «запас прочности», а силовые технологии сдерживают
конфликтный
потенциал,
инструментария
поэтому
разрешения
модернизация
политических
альтернативного
конфликтов
представляться населению и политическому руководству как
может
нечто
второстепенное, достижимое в обозримом будущем. Но конфликтогенные
факторы, угрожавшие целостности российского государства в 90-е годы XX
века, не утратили свое значение до сих пор. Применяемые в современной
России технологии разрешения политических конфликтов сдерживают
конфликтный потенциал, достигнув критической точки, особенно в случае
экономической нестабильности как локального, так и мирового уровня,
латентные
политические
конфликты
примут
разрушительную
форму
кризиса. Несмотря на ограниченность пределов применения, вследствие
национальной специфики разрешения конфликтов в России, недостаточного
уровня развития постиндустриальной экономики, культуры и знания нового
типа, существуют возможности для совершенствования переговорных,
посреднических
и
новейших
технологий
разрешения
политических
конфликтов, что является важным условием стабильного, эффективного
экономического и социально-политического развития современной России.
114
Заключение
Борьба за власть сохраняет свое значение с древнейших этапов истории
до наших дней. Однако современный политический конфликт, особенно в
сфере международных отношений – значительно более сложный феномен,
чем конфликт в античную эпоху или в XIX веке. Эволюция форм
политических конфликтов требует адаптивного изменения критериев
классификации и детерминирует поиск новой методологии, позволяющей
осуществить периодизацию видов современных политических конфликтов.
На наш взгляд, в рамках политической конфликтологии значительный
потенциал имеет понятие «эпистема» или структура знания. По мере
эволюции социально-политических систем и соответствующего перехода от
одной структуры знания к другой, субъект конфликтного взаимодействия в
сфере
политики
начинает
мыслить
качественно
иным
образом.
Следовательно, изменяются абстрактные идеологические и аксиологические
установки, в соответствии с которыми субъект регулирующего воздействия
на политический конфликт пытается трансформировать реалии конкретного
столкновения сторон за власть. При этом на основании теоретического
знания и систематизации практического опыта конфликторазрешения в
политической
сфере
субъект
регулирующего
воздействия
принимает
решения и выбирает, в зависимости от специфики конкретной ситуации,
соответствующий инструментарий. Таким образом, в каждой эпистеме
критерии
классификации
конфликторазрешения
подчеркнуть,
что
существования
в
политических
существенно
автор
не
культуре
различаются.
разделяет
только
конфликтов
и
Следует
категоричность
одной
специфика
эпистемы,
по
особо
поводу
закрепляющей
возможность знания – по крайней мере в современных условиях. В
современной эпистеме основные виды политических конфликтов – это
первичные,
вторичные,
собственно
политические,
эволюционистские,
конструктивные, деструктивные, вертикальные, горизонтальные, бинарные,
полисубъектные. На наш взгляд, конфликтный политический дискурс в
115
развитых
странах
современной
и
лиминален,
то
есть
постструктуралистской
характеризуется
культуры,
симбиозом
структуры
знания,
экономики. В результате виды политических конфликтов и критерии их
классификации
претерпевают
изменения,
«горизонтальный/вертикальный»
асимметричный»,
в
частности,
трансформируется
политическая
сеть
в
заменяет
критерий
«симметричный,
бинарность
и
полисубъектность и т.д. Практика разрешения политических конфликтов
также может быть определена как лиминальная в случае, если существует
пропорциональное
соотношение
традиционных
и
инновационных
технологий в конкретном политическом дискурсе.
Предметное поле понятия «технология разрешения политических
конфликтов», на наш взгляд, различается в зависимости от структуры знания.
Формирование индустриального общества и развитие промышленных
технологий,
начиная
с
XIXвека,
стало
необходимым
условием
концептуализации данного феномена в сфере социально-политического
знания. В политической науке понятие «технология разрешения конфликтов»
интерпретируется неоднозначно во многом ввиду заимствования этого
понятия из естественных наук. Технология разрешения политических
конфликтов – «способ способа», то есть совокупное, последовательное
применение инструментария силового, переговорного, посреднического
метода с целью эффективной реализации целей и задач субъекта
регулирующего воздействия. При этом структура технологий регулирующего
воздействия конституируется антропологическими и технико-ресурсными
компонентами, отличаются линейностью, нацеленностью на решение
конкретной
задачи,
четко
выраженным
объектом
воздействия,
прогнозируемым с высокой точностью результатом применения и т.д. Эти
характеристики и определение «технологии разрешения политических
конфликтов» формируются в рамках современной эпистемы. При этом в
лиминальной
эпистеме,
подразумевающей
симбиоз
современной
и
постструктуралистской структуры знания, понятие «технология разрешения
116
политических
отличаются
конфликтов»
видоизменяется.
флуктуационной,
сетевой,
Новейшие
коммуникативной
технологии
природой;
трансформацией критерия «мягкое/жесткое» воздействие; многослойностью
и нацеленностью на несколько независимых объектов; комплексной
ресурсной, в том числе электронной, базой используемого инструментария;
деперсонализацией; неявным характером регулирующего
Пределы
эффективного
применения
новейших
воздействия.
технологий
и
пропорциональное соотношение между традиционным и инновационным
инструментарием
конфликторазрешения
определяется
степенью
лиминальности практики конфликторазрешения, устоявшейся в рамках
конкретной политической системы. Понятие «лиминальность» означает
симбиоз, не предполагающий окончательного вытеснения существующих
форм социально-политических отношений. В этом состоит ключевое отличие
данного понятия от «транзитивности», при этом лиминальный политический
дискурс не является статичным, но постоянно изменяется в зависимости от
преобладания в социально-политических отношениях различных парадигм,
типов культуры, этического поведения и т.д. Изменение пропорционального
соотношения применения традиционных и инновационных технологий
конфликторазрешения в конкретном политическом дискурсе в пользу
новейших технологий напрямую зависит от темпов модернизационного
развития данной сферы.
Модернизация технологий разрешения политических конфликтов, по
нашему мнению, происходит в развитых государствах в двух основных
направлениях. Во-первых, изменяется форма регулирующего воздействия.
Изменение
формы
подразумевает
использование
достижений
постиндустриальной экономики: в случае с сервисными, по отношению к
конфликторазрешению, технологиями социальной политики – это улучшение
условий жизни инвалидов с помощью высоких технологий, электронизация
процесса выплата пособий по безработице и пенсий, создание электронных
баз данных в помощь безработным и т.д. Характерный пример изменения
117
формы технологии регулирующего воздействия на политический конфликт –
информационно-психологические войны, качественно отличающиеся от
традиционного инструментария ведения войны по способу достижения
поставленных тактико-оперативных и стратегических задач. Однако в случае
с информационно-психологическими войнами мы можем зафиксировать уже
изменение не только формы применения технологии, но и содержательного
смысла. Информационно-психологические войны, технологии управляемого
хаоса ориентированы на многовекторное воздействие, отличающееся
нелинейностью, причем понятие объект и субъект в случаях, когда
осуществляется воздействие данного рода, утрачивают первоначальное
значение. Отметим, что форма и содержание могут изменяться независимо,
то есть не всегда трансформация формы применения технологии означает
возникновение в политическом конфликтном дискурсе качественно новых
ценностей, аксиологических и идеологических установок. Например,
технологии электронного правительства, в зависимости от специфики
политической системы, могут сводиться исключительно к изменению формы
способа
оказания
услуг
населению.
Однако
изменение
содержания
технологий электронного правительства уже подразумевает конструирование
коммуникационного поля с целью повышения эффективности диалога между
государством и институтами гражданского общества. Соответственно, на
наш
взгляд,
следует
различать
электронизацию
и
информатизацию
технологий регулирующего воздействия на политические конфликты.
Фактически электронизация – это изменение формы конфликторазрешения,
достижимое при условии наличия в отдельно взятой стране или регионе
высокого
уровня
развития
постиндустриальной
экономики.
Но
электронизация, изолированно от других факторов, не достигает цели по
трансформации
видов
конфликтного
взаимодействия
и
системы
политических отношений в целом. Например, деперсонифицированное
регулирующее
воздействие
на
политический
конфликт
с
помощью
технологий электронной демократии должно признаваться как значимое
118
гражданами конкретной страны или региона, кроме того, необходим высокий
уровень
развития
информационной
культуры,
что
подразумевает
дискурсивное доминирование сетевого типа политических взаимоотношений
и умение большинства социальных групп эффективно обмениваться
информацией. Таким образом, модернизация технологий в направлении
трансформации их содержания зависит от уровня развития в обществе и
политических
отношениях
качественно
иной
культуры.
Безусловно,
значимым фактором эффективной модернизации технологий разрешения
политических конфликтов является аккумулирование знания нового типа, то
есть развитие теоретических концепций, систематизация практического
знания, изменение идеологических и аксиологических установок, которыми
руководствуется субъект регулирующего воздействия на конфликт (значение
данного фактора сохраняется и в условиях деперсонификации субъекта:
функционирование
медиаполитической
системы
определяют
схожие
принципы. – Прим. автора). Аккумулирование знания также подразумевает
конструирование моделей разрешения политических конфликтов, то есть
выявления
универсальных
детерминирующих
выбор
закономерностей
стратегии
и
и
специфики
технологий
ценностей,
регулирующего
воздействия. Отметим, что национальная специфика конфликторазрешения
во многом определяет перспективы модернизации данной сферы в отдельно
взятой стране и пределы применения новейших технологий регулирующего
воздействия
на
постиндустриальной
политические
экономики,
конфликты.
развития
Темпы
сетевой
строительства
культуры
и
структурирования знания о конфликте в рамках постструктуралистской
эпистемы зависят от национальной специфики конфликтного политического
дискурса.
Практика разрешения политических конфликтов в новейшей истории
России, по нашему мнению, может быть разделена на два основных этапа:
транзитивный и современный. Данные этапы разрешения политических
конфликтов в современной России не имеют чётких хронологических границ,
119
но существенно различаются по степени лиминальности конфликтного
дискурса. В 90-е годы XXвека, то есть на транзитивном этапе, политические
конфликты по преимуществу воспроизводились качественно отличными
детерминантами в сравнении с советским периодом. Безусловно, высокая
степень конфликтности в кризисно-реформируемом российском обществе –
прямое
следствие
экономической
недостаточно
и
эффективного
социально-политической
решения
сферы
проблем
последних
в
лет
существования СССР. Однако специфика транзитивного периода, то есть
перехода от авторитаризма к демократии, борьба исполнительной и
законодательной власти, формирование независимых рыночных отношений и
последовавшая
чрезмерная
социальная
дифференциация
–
наиболее
значимые и качественно новые мотивирующие причины политических
конфликтов в транзитивный период новейшей российской истории. Не менее
важным является отсутствие на данном этапе практического регулирующего
воздействия
на
политические
конфликты
симбиоза
современной
и
постструктуралистской парадигмы конфликторазрешения. Современный
этап разрешения политических конфликтов в России, начинающийся
примерно с 2000 года и продолжающийся до наших дней, лиминален в
большей степени. Во-первых, значимость конфликтов, воспроизводящихся
факторами, актуальными на транзитивном этапе, сохраняется до сих пор, но
при
этом
дополняется
конфликтами
в
сфере
трансформирующихся
коммуникативных процессов и на виртуальном политическом пространстве.
Во-вторых, в практике конфликторазрешения в современной России
начинают использоваться качественно отличные технологии, применяемые
российским правительством и институтами гражданского общества в
соответствии
с
принципами
формирующейся
постструктуралистской
парадигмы.
Политические конфликты в современной России на транзитивном
этапе разрешались в основном с помощью единичных инструментов,
применяемых непоследовательно и не системно. Специфика данной
120
практики определялась отсутствием опыта российского государства в сфере
разрешения политических конфликтов нового типа и несоответствием
применяемых методов темпам изменения социально-политических реалий.
По нашему мнению, разрешение политических конфликтов на данном этапе
всё же следует признать относительно эффективным. Несмотря на ряд
крупных неудач и широкий пласт нерешенных острых проблем, российскому
правительству удалось сохранить территориальную целостность государства
и наметить некоторые перспективы модернизации экономики и социальнополитических отношений. Технологии разрешения политических конфликтов
на данном этапе применялись редко. Если перефразировать предложенное
нами определение данного феномена, то получится «технологичное
применение метода». Силовой, посреднический и переговорный метод
регулирующего воздействия на политические конфликты применяются
технологично, когда соответствуют таким требованиям, как высокая степень
прогнозирования эффективного результата, комплексность применяемого
инструментария, четкая конкретизация объекта воздействия и т.д. На
транзитивном этапе разрешения политических конфликтов в России
постепенно накапливалось знание о конфликторазрешении в меняющихся
социально-политических отношениях и, начиная с определенного момента,
это
привело
к
ощутимой
положительной
динамике
эффективного
регулирующего воздействия на политический конфликт, что следует из
очевидных различий ведения Первой и Второй Чеченской войны и т.д.
Однако инструментарий, применявшийся российским правительством, по
преимуществу относился к силовому методу, что во многом было оправдано
спецификой конфликтного дискурса, но негативно сказалось на перспективах
развития
переговорного
и
посреднического
инструментария
конфликторазрешения в политических отношениях в современной России.
На современном этапе разрешения политических конфликтов в
современной
России
правительство
страны
вынуждено
разрешать
конфликты, которые частично воспроизводятся теми же факторами, что и на
121
транзитивном
этапе.
Эволюционистские
политические
конфликты
в
современной России имеют большой потенциал. Уровень жизни и условия
труда российского населения, социальная дифференциация, проблемы в
сфере
здравоохранения,
образования
–
факторы,
детерминирующие
недовольное властью население на протестную активность. На транзитивном
этапе были сформированы предпосылки для конструирования в России
властной вертикали и диспропорционального распределения ролей в
процессе принятия государственных решений между федеральным центром и
регионами.
Значимость
этих
тенденций
повысилась
в
современном
конфликтном дискурсе, и в современной России исполнительная власть
доминирует над законодательной, а в модели федерализма принятие решений
в большей степени зависит от центральной, а не региональной власти.
Специфика модели российского федерализма и системы политического
управления
детерминируют
конфликты
нового
типа:
между
муниципальными образованиями и районной властью, государственными
институтами
и
НКО,
парламентами
субъектов
и
региональной
администрацией и т.д. При этом в России возникают качественно новые
формы
политических
конфликтов:
на
виртуальном
политическом
пространстве ведется борьба за доминирование в массовом сознании
населения аксиологических и идеологических установок; на территории
России
периодически
возникает
вероятность
эскалации
конфликта
политических культур вследствие применения извне технологий ИПВ и
управляемого
хаоса;
в
практике
конфликторазрешения
происходит
столкновение двух конституирующих лиминальный дискурс парадигм и т.д.
Регулирующее воздействие на политические конфликты в современной
России осуществляет в основном государство. Гражданское общество
участвует в процессе конфликторазрешения в меньшей степени ввиду низкой
степени развития в России культуры политического участия и опасений
правящей
власти
утратить
влияние
вследствие
перераспределения
полномочий в данной сфере. Основные из применяемых на современном
122
этапе, с целью разрешения политических конфликтов в России технологии –
силовые, переговорные, посреднические, новейшие. Практику применения
данных технологий следует оценить как в целом недостаточно эффективную.
Переговорные
и
посреднические
технологии
в
сфере
разрешения
внутриполитических конфликтов в России не применяются в значительном
масштабе.
Технологии
ведения
ИПВ,
конструирования
электронной
демократии, электронного правительства, технологии управляемого хаоса в
современной России освоены в недостаточной степени, равно как и
механизмы
противодействия
новейшим
технологиям,
применяемым
внешними и внутренними врагами с целью дестабилизации политической
обстановки на территории России. В результате российское правительство
проигрывает борьбу за лояльное население, патриотичную молодежь,
консолидированное на основании национальной идеологии и идеи общество
и т.д. Сервисные по отношению к конфликторазрешению технологии, то есть
механизмы
реализации
социальной
политики,
ориентированные
на
превентивное воздействие на политические конфликты в России за счёт
улучшения
условий
жизни
структуры
сверхполярной
населения,
не
социальной
способствуют
изменению
дифференциации.
Наиболее
эффективными в современной российской практике следует признать
технологии
непрямого
насилия,
так
как
они
достигают
цели
по
конструированию управляемой, предсказуемой политической системы,
отличающейся небольшим числом актуализирующихся конфликтов. Однако
здесь необходимо уточнить, что эффективность такого рода имеет обратную
сторону: в обществе возрастает недовольство, то есть за счёт уменьшения
реальных
конфликтов
повышается
конфликтогенный
потенциал
политической системы. Таким образом, не достигается цель по обеспечению
стабильности социально-политической системы – одной из основных
ценностей, на достижение которых ориентировано применение технологий
регулирующего воздействия на политические конфликты в России.
Модернизация политической системы в современной России, в том
123
числе совершенствование технологий регулирующего воздействия на
политические
конфликты
–
необходимое
условие
эффективного,
инновационного развития страны. Модернизация данной сферы в России
подразумевает изменение формы силовых, посреднических, переговорных
технологий и развитие, расширение пределов применения новейших
технологий, отличающихся качественно иным содержанием. Специфика
политической культуры в современной России, уровень развития экономики
и
аккумулирования
постструктуралистского
знания
о
конфликте
ограничивают пределы применения новейших технологий регулирующего
воздействия на политические конфликты. До тех пор, пока незначительная
степень инновационного развития в данных сферах остается без изменений,
не
удастся
преодолеть
отставание
в
развитии
переговорных
и
посреднических технологий по отношению к прямому и структурному
насилию. Значимость потребности российского населения в безопасности –
благоприятный фон для инновационного развития силовых технологий во
внутриполитических
отношениях
в
современной
России.
Однако
модернизация необходима в первую очередь с целью обеспечения
национальной безопасности страны, поскольку Россия на сегодняшний день
уступает странам, освоившим технологии ИПВ и управляемого хаоса. Во
внутриполитических отношениях в современной России силовые технологии,
применяемые изолированно, конструируют противоречивую с точки зрения
эффективности модель разрешения политических конфликтов. Отметим, что
в международных отношениях Россия эффективно применяет переговорные
и посреднические технологии, причем силовые механизмы применяются в
разумных пределах и выполняют сервисную функцию по отношению к
ненасильственному инструментарию. Таким образом, в международной
сфере потенциал модернизации переговорных и посреднических технологий
на современном этапе конфликторазрешения в современной России может
быть оценен как значительный. Несмотря на тот факт, что применение
новейших технологий разрешения политических конфликтов в современной
124
России существенно ограничено, в том числе ввиду национальной специфики
политического дискурса, необходимо искать пути инновационного развития
данной сферы, поскольку иначе недостижима цель по развитию экономики
нового типа в темпах, сопоставимых со странами первого эшелона.
Большинство политических конфликтов в современной России по
критерию «конструктивные/деструктивные» следует оценить как скорее
деструктивные вне зависимости от конфликтологической парадигмы:
политические
обновлению
конфликты
российской
в
незначительной
политической
степени
системы;
с
способствуют
другой
стороны,
достигаются цели не всех участников конфликта, а в основном правящей
власти и политической элиты. В связи с этим, так как применение
технологий
разрешения
политических
конфликтов
осуществляется
в
соответствии со спецификой знания о конфликторазрешении, переход к
конструктивным формам политических конфликтов требует приращения
качественно нового знания и его систематизации. В рамках данного
диссертационного исследования предпринимается попытка осмысления
сложного,
многосоставного
феномена
–
технологий
разрешения
политических конфликтов. Созданный теоретический концепт нуждается в
определенной доработке в дальнейших исследованиях автора по данной
теме. Во-первых, необходимо чётко очертить предметное поле понятия
«технология» в постструктуралистской эпистеме. Во-вторых, следует
исследовать
перспективы
расширение
применимости
понятия
«лиминальность» в рамках политической конфликтологии. В-третьих,
представляется
важным
рассмотреть
трансформацию
понятия
«эффективность» разрешения политических конфликтов в «действенность» и
разработать соответствующую методологию оценки конфликторазрешения.
В-четвертых, потенциал сетевой методологии и знания о технологиях нового
о практическом конфликторазрешении необходимо использовать с целью
поиска способов удовлетворения потребности российского общества и
государства в стабильности, безопасности, национальной идее. Эти задачи
125
отличаются существенным масштабом, но автор надеется, что актуальность
проблемы и предпринятая в диссертационном исследовании попытка
наметить границы данного предметного поля, мотивируют специалистов в
области политической конфликтологии на улучшение авторской и создание
независимых по отношению к ней концепций, что, несомненно, является
обязательным условием всестороннего изучения феномена технологий
разрешения политических конфликтов в современной России и повышения
эффективности их практического применения.
126
Приложение 1. Разрешение политических конфликтов в
современной России (конфликтологический анализ)
По классификации, предложенной А.В. Глуховой, существует три
основных типа политических конфликтов. Автор соглашается с тем, что
конфликты политических культур, статусно-ролевые и государственноправовые конфликты являются базовыми, но также исходит из того, что
данную типологию при анализе конкретных конфликтных столкновений в
современной России необходимо уточнить за счет использования критериев,
предложенных в параграфе 1.1. настоящего исследования. Основная цель
данного
анализа
типичных
примеров
конфликтов
в
политических
отношениях современной России – выявить потенциал расширения пределов
применения наиболее актуальных в зарубежной, но редко используемых в
отечественной практике конфликторазрешения, инновационных технологий,
а также переговоров и медиации.
Пример 1. Государственно-правовой конфликт
1.1. Краткое описание конфликта: среди импортеров строительной и
отделочной керамики на территории СЗФО Российской Федерации возникло
недовольство в связи с затруднениями при осуществлении таможенной
проверки импортируемой продукции. В 2010 году при оформлении
импортируемой керамики сотрудниками ряда таможенных органов СЗФО
предъявлялись
требования
проводить
лабораторные
испытания
при
поступлении каждой партии товара. Таким образом, возникла коллизия
между предписанием, содержащимся в заключении СП 2.6.1.758-99 (НРБ 99)
«Нормы радиационной безопасности» и рекомендациями, изложенными в
письме ФТС России №09-99/30855 от 24 июня 2010 года «О ввозе товаров с
повышенным
содержанием
природных
радионуклидов».
Первый
нормативный акт не предполагает дополнительных проверок импортируемой
керамики после прохождения санитарно-эпидемиологического контроля, но
сотрудники ФТС ссылались на письмо, содержащее противоположное
127
указание. В результате импортеры керамики несли убытки ввиду увеличения
срока прохождения товара через таможню, и конфликтная ситуация угрожала
перерасти в политические требования вплоть до крайних форм в виде
забастовки и отказа от импорта продукции.
1.2. Структурные характеристики конфликта: объект конфликта –
взаимоотношения государственных структур и бизнеса, предмет конфликта –
унификация законодательства; субъекты – импортеры керамики, сотрудники
таможенных органов; тип конфликта – вторичный, эволюционистский,
деструктивный, вертикальный, бинарный (так как принимавший участие в
разрешении конфликта институт-медиатор фактически придерживался той
же позиции, что и одна из сторон).
1.3. Окончание конфликта: дополнительные проверки товара были
прекращены сотрудниками таможенных органов после соответствующего
обращения
от
имени
Ассоциации
дистрибьюторов
и
импортеров
строительной и отделочной керамики в Федеральную таможенную службу
России. Однако параллельно проводившаяся Ассоциацией работа по
инициации поправок в Федеральный закон от 28.12.2009 № 381-ФЗ «Об
основах
государственного
регулирования
торговой
деятельности
в
Российской Федерации» не привела к изменению законодательства, что
фактически означает переход данного конфликта в латентную форму,
поскольку ФЗ № 381 затруднительно применить к непродовольственным
товарам, что создает существенные сложности в том числе для импортеров
керамики.
1.4. Технологии, использовавшиеся в ходе регулирующего воздействия
на конфликт: технологии прямых и дистанционных переговоров.
1.5. Комментарии и выводы: разрешение данного конфликта –
достаточно редкий пример относительно эффективного функционирования
института-медиатора в современной российской практике. Ассоциация взяла
на себя обязанности по восстановлению ущемленных прав импортеров и вела
от их имени переговоры с ФТС России. По итогам применения переговорных
128
технологий, специфика которых в данном случае сводилась к тому, что
переговоры велись дистанционно, в официальной переписке, но при этом
президент Ассоциации параллельно проводил встречи с непосредственными
руководителями таможенных управлений различного уровня. В итоге сроки
таможенной
проверки
импортируемой
керамики
ускорились
ввиду
упразднения излишней процедуры, а социальная напряженность в среде
импортеров снизилась, и конфликт не эволюционировал до собственно
политического. Однако законодательство, регламентирующее порядок ввоза
керамики,
относящейся
к
непродовольственным
товарам,
не
было
усовершенствовано, что оставляет значительный потенциал актуализации
государственно-правовых конфликтов в данной сфере. По нашему мнению,
данный конфликт мог бы быть разрешен эффективнее за счёт использования
такого
инструментария
подразумевающий
медиации,
фокусирование
на
как
интегративный
скрытых
интересах,
торг,
запросах,
легальных правах сторон, а не их позициях. Очевидно, что в данном случае
столкнулись интересы лоббистов, отстаивающих выгоду производителей
продуктов
питания
керамической
плитки,
и
бизнес-структур,
не
относящейся
занимающихся
к
данному
импортом
типу
товаров.
Соответственно, помимо проведения переговоров с государственными
структурами, Ассоциации следовало активнее применять технологии
медиации, направленные на сближение позиций импортеров керамики и
продуктов питания. В данной ситуации к значимым результатам могло бы
привести регулирующее воздействие с помощью технологий settlmentмедиации, применяемых в случае, когда единичный результат важнее
дальнейшего сотрудничества, что подразумевает использование медиатором
инструмента shuttle-медиации, то есть как бы перемещения от одной стороны
к
другой
с
предложениями,
заключениями,
проектами
соглашений,
контрпредложениями. Достигнутые по результатам медиации соглашения
между лоббистами различных бизнес-групп, несомненно, повысили бы
эффективность переговоров Ассоциации с государственными структурами.
129
Пример 2. Статусно-ролевой конфликт
2.1. Краткое описание конфликта: ряд членов партии «Яблоко»
обратился с жалобой в партийный арбитраж на решение Бюро партии. Суть
жалобы сводится к несогласию заявителей с политической оценкой, данной
Бюро действиям членов партии в таких эпизодах, как попытки вводить в
заблуждение других членов партии, пропаганда в СМИ фальсификации
выборов в ЗАКС Санкт-Петербурга в декабре 2011 года, допущение
публичных оскорбительных высказываний в адрес других членов партии и
т.д. Партийное Бюро настояло на своём первоначальном решении и
предоставило соответствующие документы в партийный арбитраж.
2.2. Структурные характеристики конфликта: объектом конфликта
являются властные полномочия внутри политической партии «Яблоко»,
предмет конфликта – распределение полномочий и статусных ролей между
членами партии «Яблоко», субъекты конфликта – ряд членов и Бюро партии
«Яблоко»,
тип
конфликта
–
вторичный,
собственно
политический,
конструктивный, вертикальный, полисубъектный (так как регулирующее
воздействие осуществляла третья сторона. – Прим. автора).
2.3. Окончание конфликта: партийный арбитраж постановил, что Бюро
имело достаточно оснований для политической оценки упомянутых
действий. Вместе с тем, материалов для оценки индивидуальной степени
участия членов партии в данных эпизодах в распоряжении Бюро не было,
следовательно,
при
оценке
был
нарушен
принцип
персональной
ответственности членов партии за свои действия. В результате заявителям в
отмене решения было отказано, а Бюро получило рекомендацию внести
уточнения в решение по делу с целью конкретизации политической оценки
действий каждого упоминаемого члена партии.
2.4. Технологии, использовавшиеся в ходе регулирующего воздействия
на конфликт: технологии директивной и фасилитативной медиации.
2.5.
Комментарии
свидетельствует
о
и
некотором
выводы:
данный
потенциале
130
конфликт
использования
наглядно
технологий
медиации в российской практике разрешения политических конфликтов, хотя
из числа ведущих российских политических партий только в уставе
«Яблоко» закреплено право использования инструментария арбитража с
целью оказания регулирующего воздействия на политический конфликт. В
данном конфликтном случае партийный арбитраж является симбиозом
технологий фасилитативной и директивной
медиации. Несмотря на
поэтапное проведение встреч между сторонами, изучение позиций сторон,
поиск компромиссных вариантов в ходе совместной работы между
участниками конфликта, не предполагалось самостоятельного решения
сторон, поскольку право принятия окончательного решения изначально было
закреплено за институтом партийного арбитража. Таким образом, потенциал
применения фасилитативных технологий медиации, ориентированных на
совместную работу сторон и установление отношений сотрудничества по
завершении конфликтной ситуации в данном случае не был раскрыт
полностью. По нашему мнению, как в ходе разрешения данного
политического конфликта, так и в современном российском политическом
дискурсе следует активнее использовать инструментарий wise counselмедиации, применяющийся в зарубежной практике при разрешении
комплексных противоречий, в которых стороны планируют сотрудничать в
дальнейшем, но не способны самостоятельно выработать соответствующие
конструктивные предложения. Особо следует отметить, что в США данная
технология применяется при разрешении политических ситуаций, в которых
одна их сторон заведомо слабее. Таким образом, в данном случае
деятельность партийного арбитража, действовавшего в директивном ключе,
следовало упредить использованием технологий wise council-медиации, то
есть проведению с субъектами конфликта работы рекомендательного
характера с целью идентификации интересов и обсуждения соответствующих
альтернатив в условиях реальности той или иной перспективы окончания
конфликта. Применение технологии wise council-медиации с большей
вероятностью обеспечило бы консенсусное решение этого конфликта.
131
Пример 3. Конфликт политических культур
3.1. Краткое описание конфликта: 29 июня 2013 года на Марсовом поле в
центре
Санкт-Петербурга
собрались
активисты
ЛГБТ-сообщества.
Необходимо отметить, что эта акция позиционировалась организаторами как
правозащитная и была согласована с городскими властями в установленном
законом порядке. Несмотря на это обстоятельство, мероприятие оказалось
под
угрозой
срыва
ввиду
провокационных,
агрессивных
действий
националистов, собравшихся на Марсовом поле с целью сорвать митинг.
Кроме того, полиция потребовала от участников прекратить акцию ввиду
многочисленных обращений граждан с требованиями запретить проведение в
Санкт-Петербурге мероприятия подобного рода.
3.2. Структурные характеристики конфликта: объектом конфликта являются
толерантные установки в отношении прав сексуальных меньшинств в
российском политическом дискурсе; предмет конфликта – право ЛГБТсообщества на проведение санкционированных митингов в российских
городах; субъекты конфликта – активисты ЛГБТ, городская администрация,
националисты, сотрудники правоохранительных органов.
3.3. Окончание конфликта: ввиду отказа ЛГБТ-автивистов прекратить
митинг, полиция приняла жесткие меры по разгону собравшихся. В
результате действий полиции все участники акции были задержаны, при этом
не
удалось
избежать
столкновений
манифестантов
с
полицией
и
националистами, что привело к многочисленным травмам, которые получили
в том числе и сотрудники правоохранительных органов. В оппозиционно
настроенных СМИ это событие получило широкую огласку и стало поводом
для критики региональной и федеральной власти ввиду якобы допущенного с
их
стороны
факта игнорирования демократических прав и
свобод
сексуальных меньшинств.
3.4. Технологии, использовавшиеся в ходе регулирующего воздействия на
конфликт: технологи прямого насилия.
3.5. Комментарии и выводы: разрешение данного конфликта убедительно
132
свидетельствует о том, что силовые технологии регулирующего воздействия
в случае их изолированного применения в большей степени провоцируют
эскалацию напряжения вокруг конфликтной ситуации, а не способствуют
разрешению конфликта. Действительно, локальный митинг ввиду действий
полиции изменил модальность и был освещен в СМИ как конфликт
политических культур. Следует отметить, что в нашей стране акции ЛГБТсообщества нередко пресекаются с помощью превентивных мер, получивших
название так называемого административного ресурса, иначе говоря –
технологий непрямого насилия. Очевидно, что проведение такой политики
становится благоприятной почвой для спекулятивных рассуждений о
несовершенстве российской демократии. Практику применения силовых
технологий в нашей стране в сфере ограничения влияния ЛГБТ-сообщества
необходимо
решительно
вытеснять
активной
воспитательной,
идеологической работой, особенно среди молодежи. Если вопрос о
недопустимости нетрадиционного сексуального поведения перемещается в
сферу политических отношений, становясь конфликтом политических
культур, то регулятивные меры, прежде всего, должны быть направлены на
формирование
культуры,
категорически
недопустимо
в
рамках
и
которой
пресекается
еще
подобное
до
поведение
возникновения
инициативы проведения массовых собраний. В данном случае необходимо
активнее использовать потенциал социальной политики, инструментарий
противодействия технологиям управляемого хаоса, консолидации населения
в контексте снижения конфликтогенного потенциала общества и т.д.
Представляется, что в России, стране с православной культурой, развитыми
консервативными ценностями, в том числе – традиционно значимым
институтом
семьи,
попытки
привить
населению
под
эгидой
западноевропейской толерантности чуждые аксиологические установки
действительно должны встречать противодействие со стороны государства,
но с помощью гораздо более деликатных и в то же время комплексных
технологий регулирующего воздействия.
133
Список использованной литературы
Официальные документы, федеральные законы, концепции и доктрины,
нормативные акты
1. Доклад Общественной палаты Российской Федерации о состоянии
гражданского общества в Российской Федерации на 2007 год. – М.,
2008;
2. Доклады международного комитета по контролю за наркотиками,
опубликованные в 2010 году. – Нью-Йорк, ООН, 2011;
3. Доктрина информационной безопасности РФ. // Официальный сайт
издания
«Российская
газета».
[электронный
ресурс]
URL:
http://www.rg.ru/oficial/doc/min_and_vedom/mim_bezop/doctr.shtm. (дата
обращения 30.04.2013);
4. Конституция и государственная символика Российской Федерации: по
состоянию на 2013 г. – М.: Эксмо, 2013;
5. Устав организации ООН. // Официальный сайт ООН. [электронный
ресурс]. URL: http://www.un.org/ru/documents/charter/ chapter6.shtml.
(дата обращения 30.04.2013) ;
6. Федеральный закон об альтернативной процедуре урегулирования
споров с участием посредника (процедуре медиации) № 193-ФЗ. // Сайт
Лиги
медиаторов.
[электронный
ресурс].
URL:
http://arbimed.ru/zakonomediacii (дата обращения 30.04.2013).
Монографии, энциклопедии, справочники
1. Аклаев А.Р. Этнополитическая конфликтология. Анализ и менеджмент.
– М.: Дело, 2005;
2. Алисова Л.Н., Голенкова З.Т. Политическая социология. – М.: Мысль,
2000;
3. Анцупов А.Я., Шипилов А.И. Конфликтология. – СПб.: Питер, 2013;
4. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: опыт социального
прогнозирования. – М., 2001;
134
5. Большая актуальная политическая энциклопедия / под общ. ред. А.
Белякова и О. Матвейчева. — М.: Эксмо, 2009;
6. Бурдье П. Практический смысл. – Спб.: 2001;
7. Василенко И.А. Политические переговоры. – М., 2010;
8. Гавра Д.П. Основы теории коммуникации. – СПб.: Питер, 2011;
9. Гидденс Э. Ускользающий мир. Как глобализация меняет нашу жизнь.
М.: Весь Мир, 2004;.
10.Глухова А.В. Политические конфликты: основания, типология,
динамика. – М.: Эдиториал УРСС, 2000;
11.Глухова А.В., Рахманин В.С. Политическая конфликтология. –
Воронеж: Воронежский государственный университет, 2002;
12.Гольдблатт Д., Хелд Д. Глобальные трансофрмации. – М.: 2004;
13.Горшков К.М. Социальные факторы консолидации российского
общества: социологическое измерение. – М.: Новый хронограф, 2010;
14.Гришина Н. В. Психология конфликта. – СПб.: Питер, 2008;
15.Даймонд С. Успешные переговоры. Как добиться большего. – М.:
Манн, Иванов и Фербер, 2012;
16.Дарендорф Р. Современный социальный конфликт. Очерк политики
свободы / Пер. с нем. – М.: РОССПЭН, 2002;
17.Даль Р. О демократии. – М.: Аспект-Пресс, 2000;
18.Демографический ежегодник России. Сборник статей. – М., 2010;
19.Дубинин Ю.В. Мастерство переговоров. – М., 2009;
20.Зиммель Г. Избранные работы. – Киев: Ника-Центр, 2006;
21.Иванова Е.Н. Переговоры принуждения. – СПб., 2009;
22.Инновационная модернизация России. Политологические очерки / Под
редакцией Ю.А. Красина. – М.: Институт социологии РАН, 2011;
23.Кара-Мурза С.Г. Россия и Запад: парадигмы цивилизаций. – М.:
Академический проект, 2011;
24.Кацы Д.В. Переговоры и посредничество: инструменты повседневной
практики международника. – СПб.: изд-во С.-Петерб. ун-та, 2005;
135
25.Кибанов А.Я., Ворожейкин И.Е., Захаров Д.К., Коновалова В.Г.
Конфликтология. – М.: ИНФРА, 2008;
26.Козер Л. Функции социального конфликта. Перевод с англ. О.А.
Назаровой – М.: Идея-пресс, Дом интеллектуальной книги, 2000;
27.Конфликты: теория и практика разрешения. Опыт зарубежных
исследований / Под общ.ред. Е.Ю. Садовской, И.Ю. Чупрыниной;
Конфликтологический
центр,
Алматы,
Центр
конфликтологии
Института социологии РАН: в 3 т. Т. 3. – Алматы, 2002;
28.Кортунов С.В. Становление политики безопасности. – М.: Наука, 2003;
29.ЛЕВАДА-ЦЕНТР 2008: Общественное мнение. – 2008. – М., 2008;
30.Леонов
И.В.
Современное
социальное
государство:
сущность,
признаки, проблемы формирования. – М., 2006;
31.Лопашенко Н.А. Уголовная политика. – М: Волтерс Клувер, 2009;
32.Макропсихология современного российского общества / Под ред.
А. Л. Журавлева, А. В. Юревича. – М.: Изд-во «Институт психологии
РАН», 2009;
33.Мамзин А.С. История и философия науки. – СПб.: Питер, 2008;
34.Маркузе Г. Эрос и цивилизации. Одномерный человек: исследование
идеологии развитого индустриального общества / Пер. с англ. А.А.
юдина. – М.: Издательство Аст, 2003;
35.Минцберг Г., Куинн Дж., Гошал С. Стратегический процесс/ Пер. с
англ. под ред. Ю.Н. Каптуревского. – СПб.: Питер, 2001;
36.Никовская Л.И. Гражданские инициативы и модернизация России. –
М.: Ключ-С, 2011;
37.Олсон М. Демократия, диктатура и развитие // Теория и практика
демократии: Избранные тексты. М., 2006;
38.Павроз А.В. Группы интересов и лоббизм в политике. – СПб.: Изд-во
С-Петерб. университета, 2006;
39.Парсонс Т. О структуре социального действия. – Изд. 2-е. – М.:
Академический проект, 2002;
136
40.Плахов В.Д. Западная социология ХIХ вв.: от классики до
постнеклассической науки. Эпистемологическое обозрение. – СПб.:
Издательство Юридического института. 2003;
41.Пляйс Я.А. Новая модернизация России: миф или реальность? –
Саратов: Изд-во Саратовского Государственного университета, 2011;
42.Пляйс Я.А. Политология в контексте переходной эпохи в России. – М:
РОССПЭН, 2010;
43.Политический анализ: Доклады Центра эмпирических политических
исследований СПбГУ. Вып. 2 / Под ред. Г.П. Артёмова. – СПб.:
Издательство С.- Петербургского университета, 2001;
44.Почепцов Г.Г. Гражданское самбо: как противостоять «цветным»
революциям. – М.: Издательство «Европа», 2005;
45.Пригожин А.И. Методы развития организаций. – М.: МЦФЭР, 2003;
46.Спэнгл М., Айхенхарт М. Переговоры. Решение проблем в разном
контексте. / Пер. с англ. – Х.: Изд-во Гуманитарный Центр, 2009;
47.Стаськов
Н.В.
Силовые
операции
в
системе
урегулирования
этнополитических конфликтов. – М.: Изд-во РАГС, 2005;
48.Степанов Е.И. Современная конфликтология: общие подходы к
моделированию, мониторингу и менеджменту социальных конфликтов.
– М.: Издательство ЛКИ, 2008;
49.Сурков Д.Л. Правовое регулирование компетенции законодательного
(представительного)
органа
государственной
власти
в
уставах
субъектов Федерации. – М., 2006;
50.Сырых В.М. Политическая система общества. – М., 2005;
51.Тишков В.А.
Реквием по этносу: исследования по социально-
культурной антропологии. – М.: Наука, 2003;
52.Тишков В.А. Общество в вооруженном конфликте (этнография
чеченской войны). – М.: Наука, 2001;
53.Урнов М. Ю. Эмоции в политическом поведении. – М.: Аспект-пресс,
2008;
137
54.Фромм Э. Бегство от свободы. – М.: Академический проект, 2008;
55.Фуко М. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. – М.: Ад
Маргинем, 1999;
56.Цыганков П.А. Теория международных отношений. – М.: Гардарики,
2004;
57.Шестопал Е.Б. Образы российской власти: от Ельцина до Путина. – М:
РОССПЭН, 2008;
58.Энгельс
Ф.
государства
Происхождение
/
семьи,
частной
собственности
и
Пер. снем. – СПб: Издательская группа «Азбука-
классика», 2010;
59.BouldingК. ConflictandDefence: AGeneralTheory. – Whitefish, Mt:
LiteraryLicensingLLC, 2012;
60.Castels M. The Network Society: From Knowledge to Policy. – Washington,
DC: Center for Transatlantic Relations, 2006;
61.Foucault M. The order of things. – London: Taylor and Francis e-Library,
2005;
62.Himanen P. The hacker ethic. – New York: Random hacker trade paperback,
2010;
63.Himanen P. The Information Society and the Welfare State: The Finnish
Model. – Oxford: Oxford UP, 2002.
Публикации в научных журналах и сборниках трудов конференций
1. Аллахвердова
О.В.
Медиация
как
социально-психологический
феномен. // Вестник Санкт-Петербургского университета. 2007. Серия
6, выпуск 2;
2. Антипьев К.А. Политизация местного самоуправления в современной
России. //Власть. 2012. №1;
3. Аюпов М.А. Политическая практика в современной России: реальная
политика или эффективныеPR-технологии? // Власть. 2010. № 12;
4. Белов А.В. Информационное общество и информационная культура в
России. // Вестник Волгоградского государственного университета.
138
2009. № 1;
5. Бойков В.Э.
россиян:
Социально-политические ценностные ориентации
содержание
и
возможности
реализации.
//
Социс.
Социологические исследования. 2010. № 6;
6. Бондаренко С.В. Особенности создания и функционирования площадок
«электронной демократии». // Полис. Политические исследования.
2011. № 5;
7. Бурматов В.В. Значимы ли флешмобы для российского политического
процесса? // Власть. 2012 № 9;
8. Быков И.А., Халл Т.Э. Цифровое неравенство и политические
предпочтения
интернет-пользователей
в
России.
//
Полис.
Политические исследования. 2011. № 5;
9. Василенко И.А. Использование стратагемной тактики в процессе
политических переговоров. // Дипломатическая служба. 2011. № 3;
10.Василенко И.А. Личностный стиль ваших партнеров по политическим
переговорам: проблема идентификации. // Дипломатическая служба.
2012. № 1;
11.Василенко
конфликта:
И.А.
Проведение
использование
переговоров
в
процедуры
условиях
острого
посредничества.
//
Дипломатическая служба. 2012. № 3;
12.Василенко И.А. Типичные ошибки начинающих переговорщиков: как
их избежать. // Дипломатическая служба. 2013. № 2;
13.Ветренко И.А. Игровые технологии при разрешении политических
конфликтов.
//
Известия
российского
государственного
педагогического университета им. А.И. Герцена. 2010. Выпуск 123;
14.Викторова
З.С.
Политико-административные
сети
в
структуре
принятия государственных решений (проблемы теории и практики). //
Власть. 2009. № 9;
15.Воробьев С.М. Гражданское общество и модернизация России. //
Власть. 2009. № 5;
139
16.Воронин
В.Г.,
Кристальный
Б.В.
Электронная
экономика
и
гражданское общество. // Информационные ресурсы России. 2005. №
2;
17.Глухова
А.В.
Политическая
конфликтология
перед
вызовами
глобализации. // Социс. Социологические исследования. 2005. № 8;
18.Глухова
А.В.
Политический
конфликт
как
механизм
постсоциалистических трансформаций (Восточноевропейский опыт и
проблемы
России).
//
Научные
ведомости
Белгородского
государственного университета. 2007. № 2;
19.Глухова А.В. Социокультурный конфликт как фактор современного
политического процесса. // Логос. 2005. № 4;
20.Гончаров Д.В. Структура территориальной политики в России. //
Полис. Политические исследования. 2012. № 3;
21.Горшков К.М. Российский менталитет в социологическом измерении. //
Социс. Социологические исследования. 2008. № 6;
22.Горшков М.К., Тихонова Н.Е., Мареева С.В. Роль социальной политики
в повышении конкурентоспособности России на международной арене.
// Россия в глобальных процессах: поиски перспективы. – М.: Институт
социологии РАН, 2008;
23.Государственно-правовая
политика
в
Северо-Западном
регионе:
сборник трудов участников III Международной научно-практической
конференции. Санкт-Петербург, 25-26 октября 2012 / под общей
редакцией К.Н. Серова, А.В. Кузьмина. – СПб.: Санкт-Петербургский
государственный университет сервиса и экономики, 2012;
24.Государственно-правовая
политика
в
Северо-Западном
регионе:
сборник трудов участников IV Международной научно-практической
конференции. Санкт-Петербург, 25-26 октября 2012 / под общей
редакцией К.Н. Серова, А.В. Кузьмина. – СПб.: Санкт-Петербургский
государственный университет сервиса и экономики, 2012;
25.Грачев С.И. Особенности современного терроризма и проблемные
140
аспекты в системе антитерроризма. // Власть. 2012. № 7;
26.Грум-Гржимайло
Ю.В.
Экономика
информационного
общества:
иллюзии и реальность. // Информационное общество. 2010. Вып 6;
27.Демидов А.А. Управление и социальная политика: рамки участия
некоммерческих организаций. // Политэкс. 2007. № 4;
28.Дериглазова
Л.В.
Асимметричный
конфликт
в
современной
американской политологии. // Международные процессы. 2010. № 2;
29.Дзуцев Х.В. Ваххабизм в республиках Северного Кавказа Российской
Федерации: реалии и последствия. // Социс. Социологические
исследования. 2012. № 8;
30.Дмитриев А.В., Пядухов Г.А. Принимающий социум: практики
взаимодействия с трудовыми мигрантами. // Социс. Социологические
исследования. 2009. № 11;
31.Добрынина Е.П. Российское общество и власть накануне выборов //
Полис. Политические исследования. 2012. № 1;
32.Долгов, В.М., Долгова Г.Н. Политические проблемы местного
самоуправления в современной России. // Власть. 2012. № 8;
33.Донцов
А.И.,
Перелыгина
Е.Б.
Социальная
стабильность:
от
психологии до политики. – М.: Эксмо, 2011;
34.Дугин А.Г. Мир охвачен сетевыми войнами. // Независимое военное
обозрение. 2005. № 45;
35.Евдокимов В.А. Пропаганда в интернете. // Полис. Политические
исследования. 2012. № 4;
36.Еляков А.Д. Информационный фактор развития общества. // Научнотехническая информация. 2008. Сер. 1. №1;
37.Задохин
А.Г.
Международные
отношения
и
национальная
безопасность. // Дипломатическая служба. 2012 № 6;
38.Зиятдинова Ф.Г. Социальное положение учителей: ожидания и реалии
// Социологические исследования. Социс. 2010. № 10;
39.Иванова Е.Н. Современная медиация: тенденции и проблемы. //
141
Конфликтология. 2010 № 4;
40.Ильин А.Н. Интернет как альтернатива политически ангажированным
СМИ. // Полис. Политические исследования. 2012. № 4;
41.Кабылинский Б.В. О подходе к типологии конфликтов в организации и
возможных путях их урегулирования. // Конфликтология. 2008. № 1;
42.Кабылинский Б.В. Социальная работа в современном государстве
всеобщего благосостояния (на примере Финляндии). // Учёные записки
Санкт-Петербургского государственного института психологии и
социальной работы. 2011. Выпуск 1. Том 15;
43.Кабылинский
эффективной
Б.В.
Электронное
социальной
правительство
политики
и
как
снижения
механизм
социальной
напряжённости в современной России. / Конфликтология для XXI века:
материалы
Санкт-Петербургского
международного
конгресса
конфликтологов. – СПб, 2010;
44.Кабылинский Б.В. Этика индустриального и информационного
общества: конфликт или кооперация? – Освоение минеральных
ресурсов Севера: проблемы и решения: Труды 9-ой международной
научно-практической конференции 6-8 апреля 2011 г. / Филиал СПГГИ
(ТУ) «Воркутинский горный институт». – Воркута, 2011;
45.Кирдина С.Г. Гражданское общество: уход от идеологемы. // Социс.
Социологические исследования. 2012. № 2;
46.Климов А.В. К ситуации на Ближнем Востоке. // Зарубежное военное
обозрение. 2003. № 8;
47.Козырев Г.И. Конструирование «жертвы» как способ создания
управляемой конфликтной ситуации. // Социс. Социологические
исследования. 2009. № 4;
48.Константинова Л.В. Становление общественного сектора как субъекта
социальной политики: опыт концептуализации и анализ реальных
практик. // Журнал исследований социальной политики. 2004. № 4;
49.Коршунов
А.В.
Духовная
безопасность
142
российского
общества
основные угрозы и стратегии преодоления. // Власть. 2012. № 6;
50.Косачев К.И. «Мягкая» сила: актуальные задачи и возможности
российской внешней политики. // Дипломатическая служба. 2012. № 6;
51.Крухмалев А.Е. Плутократия как феномен трансформирующейся
России. // Социс. Социологические исследования. 2010. № 2;
52.Лебедева М.М. Мировая политика: тенденции развития. // Полис. 2009.
Политические исследования. № 4;
53.Левин С.М. Метафизика и общая теория социальной реальности Д.
Сёрла. // Вестник ЛГУ имени А.С. Пушкина. 2011. № 3;.
54.
Лепский В. Е. Развитие и национальная безопасность России. //
Экономические стратегии. 2008. № 2;
55.Лепский В.Е. Технологии управляемого хаоса – оружие разрушения
субъектности развития. // Информационные войны. 2010. № 4;
56.Манойло А.В. «Зеленая революция» в Иране: практика применения
западных технологий цветных революций в исламском мире. //
Национальная безопасность. 2009. №5;
57.Манойло
А.В.
Информационно-психологические
организационная форма реализации концепции
операции
как
информационно-
психологической войны. // Проблемы информационной безопасности.
Компьютерные системы. 2003. №2.
58.Мардарь И.Б. Трансформация сетевой деятельности некоммерческих
организаций. // Социс. Социологические исследования. 2009. № 5;
59.Нежданов
Д.В.,
Русакова
О.Ф.
«Политический
рынок»
как
системообразующая метафора российского политического дискурса. //
Полис. Политические исследования. 2011. № 4;
60.Новикова И.И. Стратегия информационного развития и национальная
безопасность России. // Власть. 2009. № 2;
61.Павлютенкова М.Ю. Электронное правительство в России: состояние и
перспективы. //Полис. 2013. № 1;
62.Поспелова
О.В.
Фундаментальная
143
онтология
Джона
Серля
и
минимальные условия политического. // Вестник ЛГУ имени А.С.
Пушкина. 2010. № 1;
63.Пронина
Е.И.
Особенности
воспитания
гражданственности
и
патриотизма школьников старших классов. // Социс. Социологические
исследования. 2011. № 5;
64.Селезнев П.А. Политический контекст социальных выступлений
российских граждан. // Конфликтология. 2010. № 2;
65.Сёрл Д. Что такое институт? // Вопросы экономики. 2008. № 8;
66.Сморгунов Л.В. Политическое «между»: феномен лиминальности в
современной политике. // Полис. Политические исследования. 2012. №
5;
67.Сморгунов Л.В. Сетевой подход к политике и управлению. // Полис.
Политические исследования. 2001. № 3;
68.Сморгунов Л.В. Сравнительная политология в поисках новых
методологических
ориентаций:
значат
ли
что-либо
идеи
для
объяснения политики? // Полис. Политические исследования. 2009. №
1;
69.Современный федерализм: российские проблемы в сравнительной
перспективе. Труды Всероссийской научно-практической конференции
с международным участием 21-22 ноября 2008 / под ред. Ю.Н.
Солонина, Л.В. Сморгунова. – СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. – С.
270;
70.Соловьев
А.И.
Колебательно-маятниковый
механизм
принятия
государственных решений: к обоснованию когнитивной модели (I). //
Полис. 2005. № 5;
71.Соловьев
А.И.
Колебательно-маятниковый
механизм
принятия
государственных решений: к обоснованию когнитивной модели (II). //
Полис. Политические исследования. 2005. № 6;
72.Соловьев А.И. Трансъячеистые структуры как форма строения и
источник
саморазвития
государства.
144
//
Полис.
Политические
исследования. 2006. № 6;
73.Судоргин О.А. Новая роль информационного пространства в XXI веке.
// Власть. 2009. № 1;
74.Сунгуров А.Ю. Институты-медиаторы и их развитие в современной
России. Современные палаты и консультативные советы федеральный
и региональный опыт. //Полис. Политические исследования. 2012. № 1;
75.Сунгуров А.Ю. Институты-медиаторы и их развитие в современной
России. Фабрики мысли и центры публичной политики. // Полис.
Политические исследования. 2012. № 4;
76.Тихонова Н.Е. Малообеспеченные в современной России: специфика
уровня и образа жизни. // Социологические исследования. Социс. 2009.
№ 8;
77.Толмач А.Д. Феномен терроризма в массовом сознании. // Социс.
Социологические исследования. 2009. № 4;
78.Харламова Ю.О. СМИ как инструмент реализации государственной
политики. // Власть. 2012. № 8;
79.Храмцов А.Ф. Социальное государство. Практики формирования и
функционирования в Европе и России. // Социс. Социологические
исследования. 2007. № 2;
80.Шалупенко В.В. Готовность граждан России к противодействию
терроризму. // Социс. Социологические исследования. 2012. № 12;
81.Шепова
Н.Я.
Миротворчество
как
способ
урегулирования
и
разрешения современных вооруженных конфликтов. // Отечественные
записки. 2005. № 5;
82.Шерстобитов
А.С.
Государственные
и
частные
акторы
в
телекоммуникационной отрасли в России: сеть или иерархия? //
Политэкс. 2009. № 4;
83.Ядова М.А. Современное и традиционное в ценностях постсоветской
молодежи. // Социс. Социологические исследования. 2012. № 1;
84.Якимец В. Н. Анализ рейтинга развития межсекторного социального
145
партнерства в регионах России. // Сборник научных трудов Института
системного анализа РАН «Индексы оценки развития гражданского
общества в регионах России». – М.: ИСА РАН, 2011;
85.Яницкий О.Н. Протестное движение 2011-2012 гг.: некоторые итоги. //
Власть. 2013. № 2;
86.Ярская В.Н. Язык мой – враг мой: расистский дискурс в российском
обществе. // Социс. Социологические исследования. 2012. № 6;
87.Alexander N. The mediation metamodel: understanding practice. // Conflict
resolution quarterly. 2008. Issue 1;
88.Balachandra L., Bordone R. Improvisation and negotiation: expecting the
unexpected. // Negotiation journal. 2005. Issue 4;
89.Davutoglu A. Turkey’s mediation: critical reflections from the field. //
Middle East policy. 2013. Issue 1;
90.Druckman D., Olekalns M. Turning points in negotiation. // Negotiation and
conflict management research. 2011. Issue 4;
91.Ferree M.M., Gamson W. A., Gerhards J., Rucht D. Four Models of the
Public Sphere in Modem Democracies. // Theory and Society. 2002. № 31;
92.Friedman R.A., etc. Beyond offers and counteroffers: the impact of
interaction time and negotiator job satisfaction on subjective outcomes in
negotiation. // Negotiation journal. 2013. Issue 1;
93.Giebels E., Noelanders S., Vervaeke G. The hostage experience:
implications for negotiation strategies. // Clinical psychology and
psychotherapy. 2005. № 12;
94.Putnam L. Negotiation and discourse analysis. // Negotiation journal. 2010.
Issue 2;
95.Sebenius J. Level two negotiations: helping the other side meet its «behindthe-table» challenge. // Negotiation journal. 2013. Issue 1;
96.Spector R. Amazon.com: Get big fast. London: Random house business
books, 2007;
146
Диссертации и авторефераты
1. Войнов Д.А. Становление Интернет-диалога как формы участия
граждан в политической жизни России. // Автореф. диссертации на
соиск. уч. степени канд. полит. наук – М.: РАГС, 2007;
2. Григорьева И.Д. Социальная политика: взаимодействие государства,
общества и человека. //Текст диссертации на соиск. уч.степени доктора
соц. наук. – СПб, 2005;
3. Камалова
С.Ф.
Техника
как
предмет
социально-философского
анализа.// Автореф. диссертации на соиск. уч. степени канд.
философских наук. – Казань, 2003;
4. Каримова Р.Р. Юридические обязанности: сущность и проблемы
реализации. // Автореф. диссертации на соиск. уч. степени канд. юрид.
наук. – Екатеринбург, 2008;
5. Карпович О.Г. Современные концепции управления международными
конфликтами в миротворческих операциях. //Автореф. диссертации на
соиск. уч. ст. доктора полит. наук. – М., 2012;
6. Манойло А.В. Роль культурно-цивилизационных моделей и технологий
информационно-психологического
воздействия
в
разрешении
международных конфликтов. //Автореф. диссертации на соиск. уч. ст.
доктора полит. наук. – М., 2009;
7. Манойло А.В. Роль культурно-цивилизационных моделей и технологий
информационно-психологического
воздействия
в
разрешении
международных конфликтов. //Текст диссертации на соиск. уч. ст.
доктора полит. наук. – М., 2009;
8. Семченков А.С. Противодействие угрозам политической стабильности
в системе обеспечения национальной безопасности России. // Автореф.
диссертации на соиск. уч. степ. доктора полит. наук. – М., 2012;
9. Степанова Е.А. Терроризм в асимметричном конфликте на локальнорегиональном
и
глобальному
ровнях
(идеологические
и
организационные аспекты). // Автореф. диссертации на соиск. уч.
147
степ.доктора полит. наук. – М., 2010.
Публикации в печатных СМИ
1. Алексеев М.С. Россиян будут спасать за сто рублей? // Комсомольская
правда. 4.12.2007;
2. Брайловская С.А. Ничего святого. // Российская газета. 26.08.2011 (№
170);
3. Выжутович В. Пикалевский синдром // Российская газета. 10.06.2009;
4. Гараненко А.С. Страшно богатые. Разрыв в доходах жителей столицы
достиг критического уровня. // Известия. 10.08.2007;
5. Крутский А.Н. Куда движется образование.
// Советская Россия.
8.02.2007. №17;
6. Невинная И. В регионах нет чётких и ясных программ по утилизации
мусора. Куда сваливать? // Российская газета. 21.09.2007 (№209) ;
7. Послание Президента России В.В. Путина Федеральному Собранию
РФ // Российская газета 27.04. 2007. № 90;
8. Послание Президента России Д.А. Медведева Федеральному Собранию
РФ // Российская газета. 6.10.2008. № 230;
9. Россия – великая держава? // Пресс-выпуск ВЦИОМ № 616. 24.01.2007;
10.Хамраев В.С. Россияне готовы к двоевластию // Коммерсантъ.
15.02.2008;
11.Яковенко И.Г. Добыча угла. // Новая газета. В Санкт-Петербурге. № 97.
21.12-24.12.2006.
Публикации в электронных СМИ и сети интернет
1. 63 процента жителей России не умеет пользоваться компьютером. //
Сайт
газеты
«Правда».
[электронный
http://www.pravda.ru/science/20-08-2003/859377-0/.
ресурс]
(дата
URL:
обращения
30.04.2013);
2. Арсеньев А.В. Единороссы дерутся – у чиновников чубы трещат. //
Портал
новостей
Neva
24.
[электронный
ресурс].
http://www.neva24.ru/a/2012/10/15/Edinorossi_derutsja__u_chi/.
148
URL:
(дата
обращения 30.04.2013) ;
3. Жириновский
В.В.
О
модернизации
российской
политической
системы. [электронный ресурс] Официальный сайт ЛДПР. URL:
http://ldpr.ru/#/events/Vladimir_Zhirinovsky_the_modernization_of_the_Ru
ssian_political_system(дата обращения 30.04.2013);;
4. Зюганов Г.А. Социалистическая модернизация – путь к возрождению
России. [электронный ресурс] // Официальный сайт КПРФ. URL:
http://www.cprfspb.ru/4823.html. (дата обращения 30.04.2013);
5. Путин В.В.Стабильность – важнейшее условие развития страны. //
Сайт
новостей
РБК.
[электронный
http://top.rbc.ru/economics/20/12/2012/837632.shtml.
ресурс].
(дата
URL:
обращения
30.04.2013);
6. Манойло А.В. «Цветные революции» на Ближнем Востоке и в
Северной Африке: технологии управляемого хаоса (часть 3). // Новое
восточное обозрение. Открытый дискуссионный журнал. [электронный
ресурс] URL: http://www.ru.journal-neo.com/node/6573 (дата обращения
30.04.2013) ;
7. Манойло А.В. Информационно-психологическая война в Южной
Осетии и мировая политика. // Журнал «Мир и политика».
[электронный ресурс] URL: http://mir-politika.ru/735-informacionnopsihologiches-aya-voyna-v-yuzhnoy-osetii-i-mirovaya-politi-a.html.
(дата
обращения 30.04.2013) ;
8. Манойло А.В. Мирное разрешение международных конфликтов:
национальные концепции, модели, технологии. // Официальный сайт
А.В.
Манойло
[электронный
ресурс].
URL:
http://www.manoilo.ru/manoilo/MIRNOE_RAZRESENIE_MEZDUNARO
DNYH_KONFLIKTOV__NACIONALNYE_KONCEPCII,_MODELI,_TE
HNOLOGII.html. (дата обращения 30.04.2013) ;
9. Манойло А.В. Управление психологической войной. // Журнал «Мир и
политика».
[электронный
ресурс].
149
URL:
http://mir-politika.ru/599-
upravlenie-psihologiches-oy-voynoy.html. (дата обращения 30.04.2013) ;
10.Манойло А.В. Ценностные основы управления межцивилизационными
конфликтами: российская модель. // Журнал «Мир и Политика».
[электронный
ресурс].
URl:
http://mir-politika.ru/334-
upravlenie_konflictami.html. (дата обращения 30.04.2013);
11.Образовательная программа подготовки магистров «политическая
конфликтология». // Официальный сайт философского факультета
СПбГУ [электронный ресурс] URL: http://philosophy.spbu.ru/396/8924
(дата обращения 30.04.2013);
12.Пресс-выпуск Левада-Центр Россияне о ситуации в Южной Осетии. //
Официальный
сайт
Левада-Центр. [электронный
(дата
http://www.levada.ru/press/2008091001.html.
ресурс].
URL:
обращения
30.04.2013);
13.Фельдман Д.М. Правила победы в международных конфликтах
будущего. [электронный ресурс] // Колонка экспертов МГИМО. URL:
http://www.mgimo.ru/system/phpprint.phtml?url=%2Fnews%2Fexperts%2F
document235282.phtml (дата обращения 30.04.2013);
14.Филатов И.С. Шойгу готовит Россию к войне. // Информационноаналитическая интернет-платформа «Русь». [электронный ресурс]
URL:
//http://rusplt.ru/articles/army/Shoigu-gotovit-Rossiu-k-voine.html.
(дата обращения 30.04.2013);
15.Явлинский
Г.А.
Модернизация
России
–
это
не Сколково…
[электронный ресурс] // Официальный сайт Г.А. Явлинского. URL:
http://www.yavlinsky.ru/news/index.phtml?id=3879.(дата
30.04.2013).
150
обращения