9. Gonzales F. (2005) Insecure Property Rights and Technological

Яркин Александр Михайлович1, стажер-исследователь
лаборатории макроэкономического анализа НИУ-ВШЭ,
Москва, Россия
Интенсивность борьбы за ренту, экономический рост и неравенство в модели
производства и конфликта с неоднородными агентами2
В рамках теоретико-игровой модели производства и борьбы за ренту (production and conflict) в
данной работе объясняется отмеченная в эмпирических работах немонотонная зависимость интенсивности рентоориентированного поведения от неоднородности агентов по богатству (объемам
активов в случае фирм). Получены условия на соотношения между параметрами модели (в том
числе параметрами качества защиты прав собственности, концентрации богатства в руках «элит»
и их доли в населении), определяющие величину и направление изменения затрат на борьбу за
ренту и производственных инвестиций при институциональных и перераспределительных шоках.
Дана характеристика воздействия изменения в уровне неравенства на а) затраты на борьбу за ренту и б) темпы экономического роста при различных институциональных условиях. Важный вывод
заключается в необходимости различать источники изменения неравенства: доля обеспеченных
агентов в совокупном богатстве и/или их доля в населении. Анализ сравнительной статики показывает, помимо прочего, что между совокупными затратами на борьбу за ренту и качеством защиты прав собственности сущетсвует зависимость в форме “Inverted-U”, т.е. улучшение качества институтов защиты прав собственности не всегда приводит к менее интенсивной борьбе за ренту.
Следствием может быть положительная корреляция между ростом и рентоориентированным поведением. Движение к более равномерному распределению активов может оказывать одновременно отрицательное воздействие на потенциал роста и положительное на интенсивность конфликта,
в зависимости от того, каково соотношение между изменениями доли богатства обеспеченных
агентов или их доли в населении. В связи с этим процесс демократизации изначально приводит к
падению темпов роста и интенсификации борьбы за ренту, однако на более поздних стадиях конфликт исчезает, а эффект на рост зависит от институциональных условий и богатства элит, при
которых начиналась демократизация. Полученные результаты предоставляют дополнительные аргументы для объяснения и интерпретации многих эмпирических закономерностей, выявленных в
исследованиях колониальной и постколониальной истории развития многих стран (Acemoglu et al.
(2002), Sokoloff and Engerman (2000) и других работах).
Ключевые слова: рентоориентированное поведение; распределение фирм, неоднородность;
права собственности, экономическое развитие, конфликт.
Классификация JEL: D39, D72, D74, O17, P26.
Москва, ул. Шаболовка, 26, комната 3104. e-mail: yaalexander@mail.ru , ayarkin@hse.ru .
Исследование осуществлено в рамках программы фундаментальных исследований НИУ – ВШЭ в 2013 г.
Автор выражает особую благодарность Д.А. Веселову за помощь в подготовке статьи, а также А.В. Дементьеву,
Н.Г. Арефьеву, коллективу лаборатории макроэкономического анализа НИУ ВШЭ и участникам секции «Общее экономическое равновесие и моделирование социально-экономических процессов» конференции молодых
ученых Второго Российского экономического конгресса в Суздале в феврале 2013 г. за ценные замечания и рекомендации на этапе подготовки работы.
1
2
1
Yarkin Alexander Mikhailovich, intern researcher,
Laboratory of macroeconomic analysis, NRU-HSE,
Moscow, Russia
The Intensity of Rent-seeking Behavior, Economic Growth and Inequality in the Production
and Conflict Model with Heterogeneous Agents
This paper presents a game theory model of production and conflict (rent-seeking) in which the empirically observed non monotonous relationship between the rent-seeking intensity and wealth heterogeneity of agents is explained. We provide certain conditions for parameters of the model (like
the quality of property rights protection, elites’ share in asset ownership and population) that determine the value and the course of change of rent-seeking and production intensity in response to institutional and distributional shocks. Paper contains the characteristics of the effect of inequality
change on a) conflict intensity and b) economic growth given different institutional conditions. One
important conclusion is that it is crucial to distinguish the nature of changes in distribution and inequality: whether it is the rich agents’ share in overall wealth or their share in total population. The
comparative statics analysis shows, among other issues, that there exists an “inverted-U” relationship between the aggregate expenditures on rent-seeking and institutional quality, i.e. an improvement in the quality of property rights protection does not always lead to less rent-seeking. This also
results in a positive correlation between economic growth and rent-seeking. Another result indicates
that a movement towards more equal distribution of wealth can lead simultaneously to lower growth
and higher conflict intensity, in dependence of the proportion of changes in wealth and population
shares of the rich. In connection with this the democratization process in its early stages lead to
lower growth rates and intensifies rent-seeking, while later it leads to finally disappearance of conflict, and its growth effect depends on the institutional quality and elite’s strength in the beginning
of democratization. The results we obtain provide additional arguments for the explanation and interpretation of many empirical regularities and patterns, which were identified in the research of
colonial and postcolonial countries’ histories of development (Acemoglu et al. (2002), Sokoloff and
Engerman (2000) and other studies).
Keywords: rent-seeking, assets distribution, heterogeneity, property rights, economic development,
conflict.
JEL Classification: D39, D72, D74, O17, P26.
2
1. Введение
Отправной точкой для данной части исследования являются три глобальных направления в экономической литературе: теория рентоориентированного поведения и его взаимосвязь с экономическим ростом; неравенство и экономический рост, воздействие неоднородности агентов по богатству на эффективность экономики и рост через различные каналы; неравенство в распределении богатства и борьба за ренту.
В экономической литературе распространено мнение, что рентоориентированное поведение (например, непродуктивная и даже деструктивная, в терминах Baumol (1990), деятельность фирм в производственном секторе экономики) приводит к снижению стимулов к
производству, препятствует экономическому росту и развитию экономики из-за роста риска
экспроприации, перетекания ресурсов в сектор борьбы за ренту, что продемонстрировано в
известных работах Murphy et al., (1991,1993), понижения эффективности государственных
инвестиций и трансфертов, например, Mauro (2004), и других причин, снижающих отдачи на
капитал, стимулы к производству. В работе Gonzales (2005) также показано, что в случае
слабозащищенных прав собственности могут изчезнуть стимулы агентов к адаптации и использованию более современных технологий из-за наличия в обществе стимулов к экспроприации и рентоориентированному поведению, что также негативно сказывается на перспективах роста.
В то же время между экономическим ростом и неравенством (неоднородностью агентов по доходам в случае домохозяйств, объемам активов в случае фирм и т.д) обнаруживалась как отрицательная связь, например, в работах Persson, Tabellini (1994) и Aghion et al.
(1999), так и положительная – в работах Forbes (2000) и других. Существует также мнение,
например, Banerjee et al. (2003), что между неравенством и экономическим ростом нет линейной взаимосвязи. Негативное воздействие неравенства зачастую объясняется тем, что либо а) в более неоднородном по доходам/обладанию капиталом обществе политическое равновесие подразумевает большее перераспределение, осуществляемое за счет искажающих
налогов, снижающих темпы экономического роста, либо б) высокое неравенство означает
наличие ограничений ликвидности для многих агентов в результате чего для них отсутствуют возможности для инвестиций в физический и/или человеческий капитал, а богатые агенты переинвестируют по сравнению с оптимумом для роста. Положительная взаимосвязь
между неравенством и ростом может быть связана, например, с увеличением стимулов к выбору рода деятельности (такого как предпринимательство), приносящего большие доходы и
положительно воздействующего на развитие, при снижении ставки налога на высокие доходы.
3
Однако в литературе остается пока открытым вопрос о воздействии неоднородности
агентов по объемам активов на интенсивность борьбы за ренту. На данную тему нам известно сравнительно немного работ. Данный раздел исследования представляет собой попытку
указать на новые механизмы этой взаимосвязи. В статье Kohli and Singh (1999) проводится
анализ воздействия неоднородности агентов по эффективности борьбы на интенсивность
конфликта и общественные потери, и одним из важных результатов является немонотонная
зависимость интенсивности борьбы от параметра неоднородности, причем потери общества
максимальны при отсутствии неоднородности. Однако в отмеченной работе эффективность
борьбы не связана с богатством агентов. Кроме того, мы дополняем структуру модели эндогенной величиной производственной ренты, зависящей от оптимальных величин инвестиций
производителей в капитал, и параметром защиты прав собственности, усложняющим зависимость между интенсивностью конфликта и распределением богатства. Che and Gale (1997)
также анализируют зависимость инвестиций в борьбу за ренту (экзогенно заданную) от неоднородности по богатству, но в их модели величина богатства формирует бюджетное ограничение каждого участника борьбы. Авторы показали, что в такой ситуации в равновесии по
Нэшу оптимальная величина затрат игрока на борьбу зависит положительно от его богатства.
Кроме того, более обеспеченные агенты получают большую долю от совокупной величины
ренты. Этот результат подтверждает актуальность предпосылок о взаимосвязи между распределением богатства агентов и их эффективностью в борьбе. Наконец, в работе Sonin
(2003) проведен анализ взаимосвязи между распределением богатства и стимулами к инвестициям в производство и экспроприацию в модели с эндогенной величиной ренты, причем
отдачи от поиска ренты зависят от качества защиты прав собственности. Анализ политического равновесия в указанной статье приводит к заключению о том, что более неравеномерное распределение богатства приводит к худшей защите прав собственности, определяемой в
результате политического выбора «элит». Автор также исследует воздействие неравенства на
совокупные величины борьбы за ренту и темпы роста экономики через механизмы демократизации и изменения стимулов к инвестициям в экспроприацию. Многие вопросы, которые
мы пытаемся исследовать при анализе нашей модели, а также полученные результаты, соотносятся с работой Sonin (2003), однако во многом мы приходим к другим заключениям и выводам.
В качестве отдельного подраздела настоящей части работы можно также выделить
анализ эндогенно определяемой величины качества защиты прав собственности, формирующейся в результате политэкономического равновесия. В его рамках уровень неравенства немонотонно влияет на качество защиты прав собственности, причем через несколько каналов:
1) интенсивности борьбы за ренту, 2) политической власти элит и 3) возможного переключе4
ния режимов с конфликтного на мирный в равновесии частного сектора. В этом отношении
результаты и идеи, представленны в данном разделе, близки по духу к указанной выше работе Sonin (2003) и дополняют Gradstein (2007). В последней работе утверждается, что с ростом
богатства агента его политические предпочтения смещаются в сторону режима со слабозащищенными правами собственности; а процесс демократизации, возможный исключительно
при достаточно бедном решающем избирателе, приводит к накоплению капитала и экономическому росту. Наше исследование указывает на бОльшую вариативность последствий демократизации в зависимости от параметров распределения богатства и качества институтов.
Тем самым, основной задачей представленного в данном разделе исследования является
установление взаимосвязи между стимулами различных по богатству социальных
групп к борьбе за ренту (и ее интенсивностью) и распределением богатства в различных институциональных условиях, отражающих качество институтов защиты прав собственности.
В свете полученных в настоящем разделе новых результатов в данной области мы предлагаем дополнительные аргументы, вносящие большую ясность в вопрос о воздействии неравенства на экономический рост, а также указываем на новые аспекты взаимосвязи между экономическим ростом и рентоориентированным поведением.
Мы рассматриваем борьбу за ренту в частном секторе экономики, где агенты могут
получать выгоду как от производственной (инвестиции, инновации и др.), так и от непроизводственной деятельности, представляющей (в той или иной форме) перераспределение прибыли от одних участников взаимодействия другим без непосредственных инвестиций в производство последних (см. теоретические и эмпирические исследования рентоориентированного поведения, например, в работах Persson (1998), Khan and Jomo (2000), Boudreaux (1989),
Mehlum et al. (2003), Rosal (2009)). Однако стимулы агентов выбирать ту или иную деятельность и инвестировать определенные средства в производства или борьбу за ренту зависят от
распределения агентов по таким характеристикам, как наделенность ресурсами и связанная с
этим политическая власть (эмпирические свидетельства того, что, например, крупные фирмы
оказываются более влиятельны во взаимоотношениях с чиновниками, в давлении на государство, эффективны в борьбе за ренту, содержатся в Hellman et al. (2003)), а также от институциональных характеристик страны (например, в Chakraborty et al. (2006) ухудшение институтов прав собственности означает рост стимулов к поиску ренты, а в работе Hodler (2007) показано, что ухудшение защиты прав собственности приводит также к росту затрат на борьбу
и падению темпов роста). Вместе с технологическими эти параметры определяют то, как
каждый игрок оценивает свой ожидаемый платеж и шансы на успех в случае как мирного
производства, так и конфликта и борьбы с другими участниками. Одним из основных кана5
лов, через которые экзогенные (в основной части модели) параметры влияют на равновесие,
является эффективность в борьбе: чем большим богатством обладают элиты, тем они более
эффективны в борьбе за ренту, и, зная это, массы могут отказаться от активной производственной деятельности, если отдачи от защиты своего выпуска слишком малы. Эту взаимосвязь усложняет также оценка производителями вероятности встречи с экспроприатором,
убывающая по доли последних в населении. Поэтому взаимосвязь между парамтерами распределения богатства и борьбой за ренту, экономическим ростом и т.д. становится немонотонной. В зависимости от защищенности прав собственности параметры доли элит в населении и их богатства по-разному влияют на исследуемые величины, что объясняет различное
воздействие неравенства на рост и интенсивность конфликта. Описанные выше и другие каналы, связывающие борьбу за ренту и неравенство, указывают на необходимость разделять
воздействие изменения неравенства на экономический рост или поиск ренты в зависимости
от природы изменения неравенства – за счет, с одной стороны, доли богатства обеспеченных
агентов, и, с другой стороны, численности обеспеченных агентов по отношению к численности бедных. В странах с различной институциональной средой эти величины имеют разную
интенсивность воздействия на ключевые исследуемые переменные (рост, затраты на борьбу,
выбор рода деятельности). Полученные результаты позволяют проинтерпретировать и объяснить некоторые кейсовые ситуации и исторические события, а также выдвинуть гипотезы
для дальнейшего эмпирического тестирования.
Включение в модель параметров уровня защиты прав собственности в стране и распределения агентов по богатству позволяет получить немонотонную ('Inverted-U') зависимость между качеством институтов защиты прав собственности и затратами на борьбу за
ренту, что объясняет известные исторические эпизоды положительной корреляции между
ростом и интенсивностью борьбы за ренту (в том числе коррупцией), приведенные в, например, Khan and Jomo (2000). В работе Mendez and Sepulveda (2006) говорится о положительном воздействии увеличения коррупции на темпы роста в случае небольшой распространенности коррупции, однако наша работа указывает на возможность положительной корреляции, а не причинно-следственной взаимосвязи.
Более того, движение в сторону более равномерного распределения богатства за счет
перераспределения средств от «элит» к массам может лишь продлить период положительной
корреляции между ростом и затратами на борьбу во многих экономиках переходного периода, пытающихся улучшить качество институтов. Также полученные результаты добавляют
ясности в неоднозначные эмпирические свидетельства о воздействии неравенства на экономический рост. Мы показываем, что эффект от увеличения неравенства на потенциал роста
зависит от причин изменения неравенства, приращения доли богатства элит или же сужения
6
класса элит: в первом случае воздействие на рост оказывается отрицательным, а во втором
случае – положительным. Аналогичные аргументы возникает и касательно воздействии неравенства на рентоориентированное поведение: увеличение богатства элит приводит к снижению борьбы за ренту, но рост доли обеспеченных агентов в населении сначала увеличивает борьбу, а затем снижает.
Наша модель также предоставляет вариант теоретического объяснения отмеченной в
работах Acemoglu et al. (2002) и Sokoloff and Engerman (2000) эмпирической зависимости, в
соответствии с которой регионы, бывшие более богатыми и густо населенными в доколониальную эпоху, после прибытия европейцев в дальнейшем стали относительно более бедными
с худшими институтами защиты прав собственности, а сравнительно слабозаселенные регионы в дальнейшем смогли прийти к установлению защищенных прав собственности. Основная, на наш взгляд, причина заключается в том, что европейцы, прибывая в будущие колонии, становились там «элитой», способной изымать ренту у местных производителей в зависимости от соотношения сил и численности местного населения. В богатых и густонаселенных (как правило коррелированы в районе 1500-го года) регионах европейцы составляли малую долю населения, а также колонии оказывали сопротивление и старались защитить свою
собственность. Всё это делало ожидаемые отдачи от экспроприации высокими для колонизаторов и им выгодно было устанавливать институты изъятия ренты для максимизации собственной прибыли. Если же колонизаторов было много по сравнению с местными или же у
них не было средств защищаться, то стимулов к установлению плохих институтов у европейцев не было. Другая эмпирическая взаимосвязь, подчеркнутая в Acemoglu et al. (2002) и
также объясненная в настоящем разделе исследования, касается возможности индустриализации стран с разным уровнем защиты прав собственности. Мы демонстрируем, что в случае
достаточно слабозащищенных прав собственности большиству (массам) становится не выгодно адаптировать и применять более совершенные технологии, что означает отсутствие
индустриализации.
Наконец, мы также получаем во многом схожие результаты с полученными в статье
Mohtadi and Roe (2003) касательно воздействия демократизации на интенсивность борьбы и
рост. Построенная нами модель позволяет получить 'Inverted-U' зависимость между долей
привилегированных людей в населении (степенью демократизации) и затратами на борьбу, а
также 'U-shaped' взаимосвязь между демократизацией и ростом. Однако возможность переключения режимов с конфликтного на мирный и обратно делает взаимосвязь более сложной.
Наша модель основывается на двух направлениях в теории рентоориентированного
поведения. Мы используем как идеи микроэкономических моделей борьбы за ренту, предложенных в Tullock (1980), аксиоматизированных в Skaperdas (1992, 1996), в которых агенты
7
выбирают размеры инвестиций в борьбу, исходя из размера общего приза (экзогенного или
производимого самими игроками), числа игроков и т.д.; так и идеи макроэкономических моделей выбора рода деятельности (occupational choice) – Acemoglu (1995), Mehlum et al. (2003),
в которых охотники за рентой контактируют с отдельными производителями и изымают экзогенную долю их выпуска. В таких моделях агенты выбирают род деятельности, исходя из
сравнения косвенных функций ожидаемой полезности. Качество институтов в этих моделях
как правило либо отсутствует (чаще в моделях первого типа), либо отражает экзогенную долю выпуска, которую экспроприатор может изъять у производителя (в моделях второго типа). Однако в рамках анализа воздействия неоднородности агентов на исходы и процесс
борьбы за ренту изымаемая доля не может быть экзогенной и должна зависеть от усилий
агентов и их характеристик. Экзогенным по отношению к участникам конфликта в данном
контексте выступает, например, качество работы полиции и судов, отражающее скольких
производителей может экспроприировать охотник за рентой, оставаясь непойманным. И
наконец мы, тем самым, отступаем от принятой предпосылки в моделях первого типа, в соответствии с которой каждый агент ведет борьбу за совокупную величину произведенного
выпуска (common pool). В нашей модели борьба ведется за выпуск отдельных производителей, с которыми контактирует охотник за рентой, что, на наш взгляд, является более реалистичной предпосылкой.
Теоретико-методологичекая новизна настоящего раздела состоит в интеграции методов моделирования и идей указанных двух подходов с помощью теоретико-игровой модели с
двумя последовательными стадиями игры, отражающими, соответственно, второй и первый
подходы к моделированию борьбы за ренту. Выбор рода деятельности (occupational choice)
на первой стадии и выбор оптимальных величин инвестиций в борьбу и производство на
второй стадии игры. Основаня теоретическая новизна – в получении результатов о механизмах и направлении воздействия распределения агентов по богатству на эффективность борьбы за ренту и исходы взаимодействий (уровни выпуска, инвестиции, совокупные затраты на
борьбу за ренту, прибыль, другие агрегированные величины) между участниками конфликта
в различных институциональных условиях, и дальнейшем применении полученных результатов к вопросу взаимосвязи неравенства и экономического роста в рамках теории рентоориентированного поведения.
Далее подразделы организованы следующим образом: подраздел 2 представляет собой описание основных предпосылок и структуры модели, подраздел 3 содержит основные
результаты модели, а подраздел 4 – заключение.
2. Структура модели
8
Опишем кратко предпосылки модели.
1. Экономика представлена единичным континуумом агентов и располагает величиной совокупного богатства W .
2. В экономике присутствуют две группы агентов, численностью n и ( 1  n ), причем
на группу 1 приходится W богатства, а на группу 2 – (1  )W . Все агенты внутри своих
групп абсолютно одинаковые, т.е.
w1  W / n, w2  (1  )W / (1  n) –
величины богатства на одного индивида в группах 1 и 2. Таким образом параметры  и n
характеризуют распределение фирм по богатству. Предположим без потери общности, что
на одного агента в первой группе приходится больше средств, то есть   n , и будем называть более богатую группу «элитой» ( e ) , а другую – «массами» ( m) .
4. На первой стадии игры каждый агент (игрок) совершает выбор рода деятельности
и решает, становиться ли производителем ( PR ) или же заниматься экспроприацией ( RS ) . На
второй стадии игры агенты-производители распределяют свои изначальные средства между
капитальными инвестициями ( K ) и затратами на защиту своего выпуска ( D ) , а агентыохотники за рентой инвестируют в экспроприацию ( R ) чужого выпуска. При этом в любом
случае оставшиеся после инвестици средства оба типа агента потребляют (C ) , также, как и
итоговые величины платежей в конце второй стадии игры.
Таким образом, игра состоит из двух стадий, а вторая стадия подразделяется на два
периода: в первом периоде агенты распределяют имеющиеся средства и потребляют оставшиеся, а во втором периоде происходят взаимодействия между агентами, и все они потребляют итоговые величины платежей. Каждый i-й агент максимизирует величину
Vi  C1,i  C2,i ,
где C1,i , C2,i - величины потребления в первом и втором периоде второй стадии игры.
5. Доля ij 
R
Rj
j  Di 
от произведенного агентом i продукта в современном секторе
может быть изъята экспроприатором j в случае, если произойдет встреча агента i и агента
j ; R j , Di – инвестиции в изъятие и защиту выпуска соответственно; параметр  

отра1 
жает сравнительную эффективность представителей двух групп в борьбе за ренту (в данном
случае агент i из элит защищает свой выпуск) и представляет собой соотношение между долей совокупного богатства, сконцентрированного в руках элит, и долей совокупного богатствав руках масс. То есть более богатые игроки более эффективны в борьбе за ренту (см.
9
Hellman et al., 2003).
6. После того, как игроки выбрали оптимальные величины инвестиций, происходит
процесс «случайной встречи» (random match) игроков (в соответствии со стандартным подходом Mehlum et al. (2003)). p PR  min 1, xq / 1  x  – вероятность для производителя
встретиться с экспроприатором в предположении, что x – доля экспроприаторов в экономике, и у каждого производителя можно изъять часть прибыли лишь единожды, в то время как
охотник
за
рентой
может
экспроприировать
q
производителей;
тогда
p RS  min 1, 1  x  / xq ; параметр q отражает качество институтов защиты прав собствен-
ности3.
7. Платежи во втором периоде второй стадии игры для i-го игрока в случае выбора
производства или поиска ренты формируются следующим образом:
C2,PRi  AKi  (1  p PR )  AKi  p PR (1  ij );
C2,RSi  q AK j ij p RS  0  (1  p RS )
То есть в случае выбора производства платеж игрока составляет весь его выпуск, в случае,
если не происходит встречи с охотником за рентой, и долю (1   ) от своего выпуска иначе; в
случае выбора поиска ренты игрок получает долю  от выпуска q производителей, если
случается с ними встретиться, и не получает ничего в обратном случае.
На этом описание предпосылок модели заканчивается. Исследуем далее равновесие
по Нэшу в чистых стратегиях в описанной двухпериодной игре с полной и совершенной информацией.
Воспользуемся методом обратной индукции. Поскольку внутри групп агенты абсолютно идентичны, на второй стадии игры агенты из одной группы принимают одинаковые
инвестиционные решения как в случае выбора производственной деятельности, так и в случае выбора поиска ренты на первой стадии игры. Таким образом, агенты внутри одной группы сталкиваются также с одинаковыми значениями ожидаемых платежей. Из этого следует,
что на первой стадии, сравнивая получаемые платежи в случае выбора той или иной деятельности, оптимальная стратегия будет едина для агентов из одной группы. Поэтому в игре
присутствует
только
четыре
возможных
профиля
стратегий
на
первой
стадии:
Зачастую, например, в Mehlum et al. (2003), под качеством институтов понимается доля, которую экспроприатор может изъять у производителя. Эта доля задается экзогенно. Мы считаем, что правильнее определять качество институтов через число агентов (фирм), у которых можно изъять выпуск, не подвергая себя повышенному
риску быть наказанным. Доля, которую один участник конфликта может изъять, не является экзогенной и зависит от усилий игроков и от их характеристик, что особенно важно в контексте неоднородности фирм по богатству и эффективности борьбы. В то время как число фирм, у которых один экспроприатор может изъять часть
выпуска без риска быть пойманным, зависит не от усилий агентов, а от качества и интенсивности работы полиции, судов, и других экзогенных параметров, отражающих институциональное качество общества (страны).
3
10
( PR; PR ), ( PR; RS ), ( RS ; PR ), ( RS ; RS ) , где первая стратегия соответствует выбору представи-
телей группы 1, то есть элит.
В ( PR, PR ) экспроприации нет, и все агенты производят оптимальный выпуск, а
оставшиеся средства потребляют. Это ситуация, в которой при сложившихся институциональных условиях и текущем неравенстве в распределении богатства и массы, и элиты оценивают выгоды от кооперации и мира выше, чем ожидаемые выигрыши от попыток изъять
чужой выпуск в результате конфликта. Профиль ( RS , RS ) соответствует ситуации, в которой
никто из агентов не вступает в рисковый бизнес и предпочитает потребить изначальный запас без какого-либо риска (предполагается, что встреча двух экспроприаторов заканчивается
ничем). Борьба за ренту в этом случае также отсутствует. Профили стратегий ( RS , PR) и
( PR, RS ) - ситуации конфликта, в которых наличествует как производственная активность,
так и затраты на поиск ренты и защиту от экспроприации.
На рис. 1 представлена соответствующая платежная матрица, где V1, ..., 8 – величины
платежей игроков при оптимальных инвестициях на второй стадии игры для различных профилей стратегий. В работе исследуется равновесие по Нэшу в чистых стратегиях в описанной игре, где платежи в каждом из четырех профилей стратегий формируются в результате
взаимодействия фирм по Курно на второй стадии. Рассматривается статическая игра.
Для получения условий на параметры модели, при которых равновесием по Нэшу будет тот или иной профиль стратегий необходимо решить соответствующую систему неравенств, например,
V5  V1
для того, чтобы ( RS , PR ) было равновесием по Нэшу.

V6  V8
e/m
PR
RS
PR
V1 , V2
V3 , V4
RS
V5 , V6
V7 , V8
(1)
Рис. 1 «Платежная матрица» игры
В дальнейшем мы сосредоточимся именно на случае ( RS , PR ) , поскольку его анализ
позволяет получить все наиболее важные результаты (противоположный случай не приводит
к новым выводам) касательно зависимости интенсивности борьбы за ренту от качества институтов и распределения богатства. Мы будем говорить о переключении «режимов» как о
смене равновесия по Нэшу на первой стадии игры, когда будем обсуждать вопросы демократизации (снижения неравенства за счет расширения доступа к власти, расширения класса
11
элит) и ее связи с ростом и борьбой за ренту.
Также для определенности мы будем считать nq  (1  n) , то есть доля элит в населении достаточно мала, что означает p RS  1 , p PR  nq / 1  n  . Тогда целевые функции становятся непрерывно-дифференциируемыми и мы можем пользоваться стандартными способами решения задач условной максимизации и нахождения равновесия Нэша-Курно.
Запишем задачу агента из группы «элит» в случае выбора поиска ренты и задачу агента группы «масс» в случае выбора производственной деятельности:
– для производителя из масс:

Re 
VmPR   wm  K m  Dm   AK m 1  p PR
  max,
Dm  Re  Km , Dm

s.t. K m  Dm  wm ;
(2)
– для экспроприатора из элит:
VeRS   we  Re   q p RS AK m
s.t.
Re
 max,
Re
Re  Dm
(3)
Re  we .
Предположим, что выполнены условия для внутреннего решения задач (2) и (3). Игроки, выбирая оптимальные уровни контролируемых переменных, взаимодействуют по Курно. Таким образом, решая задачи (2) и (3), получаем систему уравнений из трех условий первого порядка (кривых реакции):
1


 1
1
K m   A 1  p PR
  ,
1

D
/

R
m
e 


(4)
Dm  Re  AKm p PR Re ,
(5)
Dm 1
(6)

p RS q AK m Dm ,
 
откуда нетрудно получить оптимальные платежи для элит и масс, то есть V5 и V6 (см.
Re  
рис. 1).
Наконец, определим темпы роста экономики в данной двухпериодной игре. Представим процесс экономического роста схожим образом с работой Aghion et al. (1999). В соответствии с известными эффектами обучения опытом (learning-by-doing) и капитальных экстерналий,
зададим
уровень
производительности
в
следующем
периоде
как
At 1   Yi ,t di   At K i,t di . Откуда ясно, что At 1  Yt в такой упрощенной модели. Определяя
12
 Y 
стандартным образом темпы роста экономики как gt  ln  t  , мы в итоге получим
 Yt 1 
 At K i,t di 

  ln
gt  ln 


At


  K di  . Откуда для принятого нами дискретного распределения и

i ,t
реализации ( RS , PR ) имеем:
gt  ln  (1  n)  K i,t 
(7)
В следующем разделе мы опишем условия, при которых ( RS , PR ) будет равновесием
по Нэшу. А также представим результаты о взаимосвязи совокупных затрат на борьбу за
ренту от качества защиты прав собственности и неоднородности фирм по объемам активов, и
другие результаты.
3. Результаты4
В случае выбора игроками стратегий ( RS , PR ) , рассмотрим вторую стадию игры, в кото-
(4)

рой агенты выбирают оптимальные уровни инвестиций. Из решения системы вида (5) и, в
(6)

частности, из (5) и (6) находим
Dm*
n

(то есть инвестиции производителей в защиту сво*
Re 1  n
ей собственности тем меньше, чем меньше доля элит в населении и их затраты на экспроприацию), откуда можно получить следующие выражения для инвестиций, максимизирующих платежи:
1

q

 1
K m*   A 1 
 ,
 1/   1/ n  2  

(8)
и, следовательно,


q

 1
Ym*  A  A 1 
 ,
 1/   1/ n  2  

(9)
откуда
4
В данном тексте не описаны многие подробности и особенности решения построенной модели, в том числе не
объяснены подробно свойства кривых реакции фирм, оставлены в стороне вопросы существования и единственности равновесия по Нэшу в описанной игре, опущены многие важные формулы и доказательства. Все
необходимые подробности и детали модели могут быть предоставлены автором статьи по запросу.
13

n(1  n)
*
1


(10)
Re 
2



(1  n) 
n
1 


Как нетрудно заметить, зависимость величины капитальных инвестиций в способYm* q
ствующее росту производство от всех параметров модели монотонная. Лучшие технологии
увеличивают инвестиции. Однако, худшие институты, большая доля совокупного богатства в
руках у элит, а также большая доля элит-экспроприаторов в обществе снижают инвестиции.
Подставив найденные значения в целевые функции, получим выражения для V5 и V6 .
V5  we 
qYm*
 1    n 
1 

  1  n  
2





q
*  1
1


V6  wm  K m   
 1
2

q

   (1  n) 


 1 
  1 



1/


1/
n

2
(1


)
n

 



(11)
(12)
Условия на параметры модели, соответствующие системе (1), можно описать следующим образом5.
Профиль ( RS , PR ) является равновесием по Нэшу при малой доли элит в населении
(малой численности экспроприаторов (n ) ), что соответствует данным, приведенным в том
числе в Hellman et al. (2003), согласно которым конфликтная ситуация наиболее вероятна
при достаточно узком классе охотников за рентой (это могут быть, например, наиболее
крупные фирмы, представляющие экономическую и политическую элиту, или колонизаторы
как в случае с историей, например, регионов Америки или ЮВА). В случае низкого n производители оценивают вероятность встречи с экспроприатором как невысокую и сталкиваются с высокими ожидаемыми отдачами на капитал в современном секторе и относительно
низкими стимулами к защите выпуска (поскольку
Dm*
n
) , что означает высокую ожида
*
Re 1  n
емую прибыль от производства. Каждый охотник за рентой также имеет высокие ожидаемые
платежи, поскольку рост капитальных инвестиций означает рост величины ренты, а снижение инвестиций в защиту означает увеличение доли выпуска,  , достающейся охотнику за
Важно отметить, что в данной работе мы не приводим в явном виде условий на параметры модели, при которых тот или иной профиль стратегий будет равновесием по Нэшу, поскольку это достаточно громоздкие выражения. Однако соответствующая работа проведена, и дальнейшие рассуждения в подразд. 3 сохраняют свою
силу и при учете ограничений на параметры, накладываемых реализацией того или иного равновесия по Нэшу.
5
14
рентой.
Кроме того, реализация ( RS , PR ) как равновесия по Нэшу маловероятна в случае как
крайне низкой защиты прав собственности (q ) , поскольку тогда производители вкладывают мало средств в капитал и потому стимулы к выбору поиска ренты снижаются для элит,
так и в случае очень хороших институтов, поскольку это означает, что количество фирмпроизводителей, которых охотник за рентой может настичь, сильно сокращается. В любом
случае это ведет к низкой ожидаемой величине платежа от выбора поиска ренты и низким
ожидаемым платежам для масс от производства в таких условиях (лучше отказаться от риска). От параметра доли богатства элит зависимость несколько более сложная и на данный
момент ее мы подробно описывать не будем. На рис.2 представлены области, в которых равновесием является профиль стратегий ( RS , PR ) , при вариации доли элит в населении.
Рис.2 «область реализации ( RS , PR ) как равновесия по Нэшу». Рисунки слева направо соответствуют случаям
n  0.04, n  0.08, n  0.26 . Красные линии соответствуют принятым выше ограничениям:   n и
nq  1  n . Таким образом, область допустимых значений параметров ограничивается внутренностью красного
квадрата.
Очевидно, что при узком классе элит профиль ( RS , PR ) практически всегда будет равновесием по Нэшу. При расширении класса элит и снижении неравенства эффект снижения
стимулов к производству при росте q начинает дестимулировать производство все сильнее и
при меньших q . Также мы видим, что при существенном росте n только при достаточно
большой доле богатства элит,но при этом очень хороших институтах равновесием по Нэшу
будет ( RS , PR ) .
Определив условия, при которых профиль стратегий ( RS , PR ) будет равновесием по
Нэшу, исследуем величину совокупных затрат всех агентов на борьбу за ренту (затраты как
оспаривание чужой, так и на защиту своей собственности) в этом равновесии:
15

(1  n)
*
*
*
1


(13)
RS INPUT  nRe  (1  n) Dm  2n Re 
2
  (1  n) 
1 

 (1  ) n 
Таким образом, увеличение q не всегда ведет к росту прибыли агента, занимающего2 Ym* q
ся поиском ренты. С одной стороны, увеличивается доход охотника за рентой и отдача от
вложений в экспроприацию, так как растет число фирм-производителей, которых может настичь охотник за рентой, потратив R . Но с другой стороны, снижаются капитальные инвестиции и выпуск производителей, что в итоге приводит к немонотонной зависимости как величины совокупных затрат на борьбу за ренту, так и значений оптимального платежа охотника за рентой от параметра качества защиты прав собственности.
Утверждение 16. Зависимость величины совокупных затрат на борьбу за ренту
( RS INPUT ), а также значения оптимального платежа охотника за рентой ( V5 ) от параметра качества институтов защиты прав собственности имеет форму “Inverted-U”. При
этом существует единственное граничное значение качества институтов,
равное
q  1   1/   1/ n  1 и соответствующее максимуму RS INPUT и V5 , до которого указанные величины растут при росте q .
При этом, если параметр    / 1    достаточно мал, то указанные величины
растут на всем интервале допустимых значений q : q  1  n  / n .
Таким образом, если изначально институты были слабыми, то сначала их постепенное
улучшение будет приводить к увеличению интенсивности борьбы за ренту. Более того, далеко не всегда лучший исход с точки зрения затрат на борьбу будет иметь место при как можно
более бедной группе охотников за рентой. Чем большей долей совокупного богатства владеют массы-производители (в случае, когда доля масс в населении существенно больше по
сравнению с элитами-экспроприаторами, т.е. n невелико, снижение  означает более равномерное распределение активов), тем дольше будет расти интенсивность борьбы при улучшении институтов.
Наконец, важно отметить, что утверждение 1 также может помочь объяснить ситуации положительной корреляции между экономическим ростом и интенсивностью борьбы за
Для доказательства данного утверждения достаточно изучить знак первой производной любой из указанных
величин по q и заметить, что при условии nq  (1  n) , принятом нами ранее, допустимые значения для q опре6
деляются как q  1  n  / n . Тогда при достаточно малых (меньших, чем единица) значениях параметра  получаем, что q  1   1/   1/ n  1  1  n  / n , что означает монотонный рост исследуемых переменных по q.
16
ренту (см., например, Khan and Jomo, 2000). При изначально плохих институтах защиты прав
собственности их улучшение приводит одновременно к росту капитальных инвестиций (из
(7) и (8)), обеспечивающих экономический рост (например, модели Aghion et al., 1999), и инвестиций в борьбу за ренту (из (13)). На рис.3 приводится иллюстрация к утверждению 1.
30
30
25
25
20
20
15
15
10
10
5
5
0
0
0
5
10
15
20
0
5
10
15
20
Рис.3 «Зависимость интенсивности борьбы за ренту от параметра качества защиты прав собственности
для разных

при
n  0.1 . Слева   0.4 , справа   0.15
Также нами выявлена зависимость величины совокупных затрат на борьбу за ренту от
параметров распределения фирм.
Утверждение 2. Чем ниже доля n элит, занимающихся поиском ренты, в населении,
тем при меньшей доле совокупного богатства, аккумулируемой элитами, интенсивность
борьбы за ренту будет достигать своего максимума. Если n  0,5 , то


 arg max nR1*  (1  n) D2*  1   7.
1 
Кратко поясним логику: как было показано выше, если экспроприаторов немного
( n  ), стимулы к производству растут, а к защите своего выпуска падают. Инвестиции в
борьбу максимальны в том случае, когда максимален их предельный продукт. В данном случае, при n  , максимум предельного продукта защиты подразумевает уменьшение эффективности группы экспроприаторов, т.е. снижение    / 1    .
Сумма ресурсов, затрачиваемых на поиск ренты, немонотонно зависит от формы распределения агентов по богатству в экономике. Распределения, при которых большая группа
7
Уровень    / 1    1   соответствует максимуму затрат на борьбу за ренту в случае равенствадолей
групп в населении, n  0,5 , и наилучших институтов, – q  1 . Такой базовый случай проанализирован в Kohli
and Singh (1999).
17
более бедных агентов аккумулирует достаточно большую долю совокупного богатства и
становится эффективной в борьбе, приводит, скорее всего, к ситуации интенсивной борьбы
за ренту. При этом значение n может и не быть намного меньше 0,5. Такая ситуация наблюдалась, например, в Пакистане и Бангладеше (Khan, 1999) во время попыток государства
стимулировать экономический рост путем перераспределения средств между фирмами и
предоставления существенных объемов ренты крупным предпринимателям8.
На рис. 4–6 проиллюстрированы данные результаты для разных уровней качества институтов. При этом видно, что, помимо обозначенных выше эффектов, ухудшение институтов смещает значения параметра  , максимизирующего борьбу, в сторону понижения. То
есть в экономиках с плохими институтами даже не очень богатой группы элитэкспроприаторов может оказаться достаточно для создания ситуации интенсивной борьбы за
ренту.
Рис. 4 Зависимость суммарных затрат на борьбу за ренту (RS) от параметров распределения
( q  1 – случай хорошо защищенных прав собственности)
Государство пыталось исключить достаточно большую часть малых и средних фирм из числа бенефициаров
предоставляемых рент, перераспределяя средства в пользу крупных предприятий, однако в совокупности у «исключенных» фирм оказалось достаточно средств и силы для того, чтобы заручится поддержкой влиятельных
социальных групп, предоставивших им возможность эффективно оспорить сложившееся распределение ренты.
В итоге масштабы борьбы за ренту уже после действий государства привели к удручающим экономическим
последствиям (в отличие от случая Южной Кореи, где распределение фирм было другим).
8
18
Рис. 5 Зависимость суммарных затрат на борьбу за ренту (RS) от параметров распределения
фирм ( q  2, 2 – случай умеренной защищенности прав собственности)
Рис. 6 Зависимость суммарных затрат на борьбу за ренту (RS) от параметров распределения
фирм ( q  5 – случай слабо защищенных прав собственности)
19
Также необходимо отметить, что в странах с более защищенными правами собственности вероятность полного отсутствия борьбы за ренту невелика, но интенсивность борьбы в
среднем ниже, чем в ситуации худших институтов (в случае q  5 интенсивность борьбы
может достигать RS  2.3 , в то время как при q  1 максимальное значение RS приблизительно 1). В то же время, чем хуже институты, тем чаще сочетания параметров n и  дают
нулевые затраты на борьбу. Таким образом, вероятность возникновения конфликта и его интенсивность могут изменяться в противоположных направлениях при переходе от слабозащищенных прав собственности к хорошо защищенным и наоборот.
Для описания дальнейших результатов необходимо сформулировать следующую
лемму.
Лемма 1. В описанной экономике с дискретным распределением богатства можно вывести
меру неравенства, известную как коэффициент Джини, который будет равен:
(14)
Gini    n
Доказательство. Для доказательства леммы 1 достаточно воспользоваться определением
коэффициента Джини как отношения площади между кривой Лоренца и биссектрисой угла к
площади всего треугольника. После нескольких алгебраических преобразований легко получить (14).
Очевидно, что чем больше доля богатства элит и/или уже класс элит, тем неравенство выше.
Это также соотносится с тем, что при росте  или снижении n происходит рост богатства
отдельного представителя элит по отношению к представителю масс ( we , wm  ). Принимая
во внимание лемму 1, мы можем перейти к формулировке следующих нескольких утверждений, представляемых без доказательства.
Утверждение 3.
1. Темп экономического роста, равный gt  ln  (1  n)  K i,t  неоднозначно зависит от
уровня и изменений неравенства, измеряемого с помощью коэффициента Джини. Если Gini растет за счет сужения класса элит, то воздействие увеличения неравенства на рост положительное. Если Gini растет за счет обогащения элит, то воздействие увеличения неравенства на рост негативное.
2. Интенсивность борьбы за ренту монотонно убывает при росте доли богатства
элит при   n , то есть ( RS INPUT )  0 ; однако между долей элит в населении и за20
тратами на борьбу имеется зависимость в форме “Inverted-U”: при изначальном
увеличении n борьба за ренту растет, но после граничного уровня n начинает снижаться при дальнейшем росте n .
Утверждение 4. Процесс демократизации, то есть расширения класса обеспеченных граждан, имеет однозначно негативный изначальный эффект на рост и борьбу за ренту: в силу
(7) снижаются темпы роста (за счет перетекания предпринимателей в сектор борьбы за
ренту и падения предельных отдач на капитал), а в силу утверждения 3 растут затраты
на борьбу за ренту. Однако на более поздних стадиях демократизации начинает снижаться
интенсивность конфликта, пока наконец не происходит переключение режима на ( PR, PR )
или ( RS , RS ) . Итоговый профиль стратегий зависит от изначального качества институтов и богатства элит.Однако в любом случае при достаточно высоком n борьба за ренту
отсутствует.
В соответствии с утверждением 4 в модели усиливается “Inverted-U” зависимость
между долей обеспеченных агентов в населении (степенью демократизации). Кроме того,
имеет место “U-shaped” взаимосвязь между темпами экономического роста и демократизацией в случае переключения на ( PR, PR ) при росте n . Однако если институты и изначальное
распределение богатства неблагоприятны, то начинать процесс демократизации нет смысла,
поскольку он может закончиться в равновесии ( RS , RS ) с минимальными темпами роста.
Утверждение 5. Для любых значений параметров  , n,  существует непустой интервал
1 n 

значений q   qˆ , qmax 
такой, что (V6 )A  0 , то есть при росте параметра развития
n 

технологий A платеж производителя из «масс» монотонно падает с ростом A . Более того, qˆ  0, qˆn  0 .
Таким образом, при достаточно плохих институтах защиты прав собственности увеличение технологий у производителей приводит к тому, что эффект увеличения ренты для
экспроприаторов, их стимулов к нападению, и интенсивности борьбы пересиливает эффект
роста прибыли от капитальных инвестиций, и потому производители отказываются от применения более совершенных технологий. Такой эффект наблюдался в странах колониального
прошлого, когда на путь индустриализации встали лишь те страны, в которых к 19-му веку
сложились достаточно сильные институты защиты прав собственности.
21
Потери в темпах роста экономики от неиспользования потенциальной возможности
технологического развития тем выше, чем слабее и малочисленнее класс элит (см. (7)). Однако чем более богата элита страны, чем более она эффективна в экспроприации, тем уже
интервал значений q , при которых происходит отказ от модернизации. То есть рост богатства элит оказывает противонаправленное воздействие на потери в темпах роста от отсутствия модернизации и вероятность такого исхода.
3. Заключение
Настоящее исследование показывает, что необходимо уделять особое внимание тому, что в
большей степени является причиной изменения, например, роста, показателей неравенства – увеличение доли в совокупном богатстве обеспеченной части населения или же сокращение численности богатых по отношению к бедным. Принятие во внимание различной природы воздействия
этих величин на стимулы агентов к рентоориентированному поведению, производству, имплементации новых технологий позволяет получить новые выводы относительно взаимосвязи между неравенством и экономическим ростом, интенсивностью борьбы за ренту и ростом, неравенством.
Что также важно, многие зависимости, казавшиеся причинно-следственными, как, например, положительное воздействие коррупции на инвестиции и/или экономический рост, являются в действительности лишь положительными корреляциями. Изменение коэффициента Джини или качества защиты прав собственности могут привести к положительной корреляции между темпами роста и борьбой за ренту (коррупцией в том числе).
Представленные в статье результаты подчеркивают несколько механизмов воздействия параметров качества защиты прав собственности и распределения агентов по богатству на интенсивность борьбы за ренту. В зависимости от качества институтов и концентрации богатства у конкурирующих агентов меняется как общая величина затрат на борьбу за ренту, так и характер зависимости этой величины от вариации степени защиты прав собственности или соотношения долей
богатства у элит и масс. Немонотонность указанных зависимостей позволяет сделать несколько
выводов, контрастирующих с распространенными мнениями о воздействии распределения богатства на интенсивность борьбы за ренту. Было продемонстрировано, что зависимость совокупных
затрат на борьбу за ренту от качества защиты прав собственности имеет форму “Inverted-U”. Более
равномерное распределение агентов по богатству может привести к большей интенсивности борьбы за ренту и более пагубному воздействию улучшения качества защиты прав собственности на
этот показатель на начальных этапах, особенно в экономиках переходного типа. Воздействие неравенства на экономический рост зависит от природы изменения неравенства – например, если
происходит рост богатства элит, то темпы роста падают; если же сужается класс элит, то рост
22
ускоряется. Однако сужение класса элит противоречит принципам демократизации общества.
Процесс демократизации и сокращение неравенства в приведенной модели порождает сначала рост интенсивности борьбы, после чего рентоориентированное поведение снижается или даже совсем исчезает. В то же время экономический рост на ранних этапах демократизации замедляется, а на более поздних стадиях демократизации темпы роста определяют качество институтов и
богатство элит, при которых процесс начался – возможен переход как к режиму процветания с высоким ростом и без конфликта, так и к режиму без роста. Зависимость между неравенством и экономическим ростом также прослеживается через стимулы производителей к применению более
современных технологий, сопутствующих росту и модернизации. Существует интервал достаточно низких значений качества защиты прав собственности, при установлении которых производителям не выгодно использовать лучшие технологии из-за высоких рисков экспроприации. При
этом потери от неслучившейся модернизации тем выше, чем меньше доля элит в населении и чем
они менее богаты. С другой стороны, отказ от использования более современной технологии более
вероятен при менее богатой элите.
Приведенные выше результаты и другие наши теоретические выводы находят подтверждение в нескольких исторических кейсах и позволяют лучше понять выявленные в, например,
Acemoglu et al. (2002) и Engerman and Sokoloff (2000) эмпирические взаимосвязи о развитии, институтах и неравенстве в колониальную и постколониальную эпоху. Однако представленные нами
результаты также нуждаются в отдельном эконометрическом тестировании на большом массиве
данных, что можно рассматривать как следующий этап исследования.
References
1. Яковлев А.А. (2010). Взаимоотношения бизнеса и власти в России в 2000-е годы: от
«захвата» к разнообразию «моделей обменов. WP1 «Институциональные проблемы
российской экономики». М.: ГУ ВШЭ.
2. Acemoglu D. (1995). Reward Structures and the Allocation of Talent. European Economic
Review, 39, 17–33.
3. Acemoglu, D., Johnson, S., Robinson, J.A. (2002) Reversal of fortune: Geography and institutions in the making of the modern world income distribution. Quarterly Journal of Economics, 117 (4), 1231-1294.
4. Aghion P., Caroli E., García-Peñalosa C. (1999). Inequality and Economic Growth: The
Perspective of the New Growth Theories. Journal of Economic Literature, 37 (4), 1615–
1660.
23
5. Baumol W.J. (1990) Entrepreneurship: Productive, Unproductive, and Destructive. Journal
of Political Economy, (98), 893-921.
6. Boudreaux D.J. (1989). Imperfectly Competitive Firms, Non-Price Competition, and Rent
Seeking. Journal of Institutional and Theoretical Economics (JITE), 145 (4), 597–612.
7. Chakraborty Sh., Dabla-Norris S. (2006). Rent Seeking. IMF Staff Papers, 53 (1), 28–49.
8. Che, Y.-K., Gale, I. (1997) Rent dissipation when rent seekers are budget constrained. Public Choice, 92 (1-2), 109-126.
9. Gonzales F. (2005) Insecure Property Rights and Technological Backwardness. The Economic Journal, (115), 703–721.
10. Gradstein M. (2007) Inequality, Democracy and the Protection of Property Rights. The Economic Journal, (117), 252–269.
11. Hellman J.S., Jones G., Kaufmann D. (2003). Seize the State, Seize the Day: State Capture
and Influence in Transition Economies. Journal of Comparative Economics, 31, 751–773.
12. Hodler R. (2007) Rent-seeking and Aid Effectiveness. International Tax and Public Finance, 14 (5), 525-541.
13. Khan M.H. (1999). The Political Economy of Industrial Policy in Pakistan, 1947–1971. Department of Economics Working Paper, SOAS: University of London.
14. Khan M.H., Jomo K.S. (2000). Rents, Rent-Seeking and Economic Development: Theory
and Evidence in Asia. Cambridge: Cambridge University Press.
15. Kohli I. and Singh N. (1999). Rent Seeking and Rent Setting with Asymmetric Effectiveness of Lobbying. Public Choice, 99 (3), 275-298.
16. Marques I., Nazrullaeva E., Yakovlev A.A. (2011). From Competition to Dominance: Political Determinations of Federal Transfers in Russian Federation. Working papers by NRU
Higher School of Economics. Series EC «Economics», 12.
17. Mauro P. (2004). The Persistence of Corruption and Slow Economic Growth. IMF Staff Papers, 51, 1–18.
18. Melhum H., Moene K., Torvik R. (2003). Predator or Pray? Parasitic Enterprises in Economic Development. European Economic Review, 47, 275–294.
19. Mendez F., Sepulveda F. (2006) Corruption, growth and political regimes: Cross country
evidence, European Journal of Political Economy, 22 (1), 82-98.
20. Mohtadi and Roe (2003) Democracy, rent seeking, public spending and growth. Journal of
Public Economics, (87), 445–466.
21. Murphy K.M., Shleifer A., Vishny R.W. (1993). Why Is Rent-Seeking So Costly to
Growth? The American Economic Review, 83 (2), 409–414.
22. Murphy K.M., Shleifer A., Vishny R.W. (1991). The Allocation of Talent: Implications for
24
Growth. The Quarterly Journal of Economics, 106 (2), 503–530.
23. Persson T. (1998). Economic Policy and Special Interest Politics. Economic Journal, 108,
310–327.
24. Persson T., Tabellini G. (1994). Is Inequality Harmful for Growth? The American Economic
Review, 84 (3), 600-621.
25. Skaperdas S. (1996). Contest Success Functions. Economic Theory, 7 (2), 283–290.
26. Skaperdas S. (1992). Cooperation, Conflict and Power in the Absence of Property Rights.
American economic review, 82 (4), 720–739.
27. Sokoloff, K.L., Engerman, S.L. (2000) History lessons: Institutions, factor endowments, and
paths of development in the new world. Journal of Economic Perspectives, 14 (3), 217-232.
28. Sonin K. (2003). Why Rich May Favor Poor Protection of Property Rights. Journal of
comparative economics, 31, 715–731.
29. Tullock G. (1980). Efficient Rent Seeking. In: «Toward a Theory of the Rent Seeking Society». Buchanan J.M., Tollison R.D., Tullock G. (eds.) College Station: Texas A&M University Press.
25