Общество и религия

Общество и религия
Абуталиб Санглибаев
НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ ГОСУДАРСТВЕННОКОНФЕССИОНАЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЙ
В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ
В современном мире наблюдается мощный процесс трансформации и адаптации
религиозного как личностного измерения и религии как институционального фактора,
результатом которого являются глубинные метаморфозы социо-культурной ситуации.
Два основных элемента этих изменений: триумф масс-медиа, потребительского
общества и процессы глобализации радикально изменяют само лицо религии.
Группы и движения с четкой религиозной идентичностью вовлекаются
в неустанный процесс, который в то же самое время является процессом адаптации
и сопротивления к этим изменениям.
К
рупные традиционные религиозные движения, как на востоке, так и на западе, отвечают на вызов изменений равно
и через отступление в цитадель фундаментализма, и через
попытки адаптации к успешным переменам. В то же самое время
обнаруживается появление и рост харизматических форм эмоциональных сообществ, таких как пятидесятничество, распространяющееся и в Восточной Европе, и в Латинской Америке.
Одним из феноменов современного религиозного сознания
является также приватизация религии и появление значительного числа т.н. «непричастных верующих», т.е. людей, которые
позиционируют себя как имеющих религиозные убеждения, но
не примыкающих формально ни к одной конфессии или деноминации. Через всю огромную агрегацию «непричастных верующих»
циркулируют общие базовые религиозные темы, в соответствии с
типичной моделью дерегуляции: апокалипсические, эсхатологические или катастрофические заявления, беспрерывная лихорадка
по поводу окончания тысячелетия, сакрализация Личности, реинкарнация со всеми ее последствиями и, в конце концов, магическая и эзотерическая тематика. Исследования последнего времени
показывают, что обращение к религии становится скорее актом
социокультурной идентификации, чем результатом духовных
исканий, по крайней мере, этот вывод вполне применим к религиозной ситуации в Российской Федерации.
Следует обратить внимание также и на правовой аспект существования религии в современных условиях. Так, к примеру,
Российская Федерация относится к числу государств, провозгласивших себя в полной мере секулярными; это означает, что
правовая система, а также образование отделены от церкви, что
зафиксировано в ст. 14 Конституции РФ. Согласно классификации государств по типу государственно-конфессиональных отношений, предложенной Верноном ван Дайком, они могут быть разделены на следующие четыре категории:
1. Государства, признающие известную автономию религиозных
групп от политических и образовательных институтов;
Санглибаев
Абуталиб
Алиевич –
советник
Президента КБР
Lyon D. Jesus in Disneyland: Religion in Postmodern Times. Oxford: Blackwell,
2000
Kurz L. R. Gods in the Global Village: The World’s Religions in Sociological
Perspective. Thousand Oaks, CA: Pine Forge Press, 1995
Православные, неверующие // «Известия», 16.01.2004
62
Власть
2. Государства, в которых правительства
поддерживают религиозную активность
(принимая, например, в свое легитимное
поле право религиозных сообществ участвовать в образовании, защищать существующие религиозные институции от
попыток увлечь их членов новыми религиями, то есть от прозелитизма и т.п.);
3. Государства, где религиозные сообщества представлены в правительстве;
4. Теократии, где доминирует единственная конфессия, а религиозная принадлежность определяет основные свойства
и особенности политической, правовой и
социальной системы страны.
Опираясь на данную классификацию,
можно заключить, что Россия принадлежит к первому типу государств, причем
нужно отметить, что по формальным
признакам господствующего в стране
типа государственно-конфессиональных
отношений ситуация в РФ может быть
охарактеризована как дрейф от «секулярного абсолютизма», когда все религии
находятся примерно в равном положении
во взаимоотношениях с государством
и обществом, но секулярное сознание
предпочитается религиозному, к «плюралистической свободе», когда государство
абсолютно нейтрально как к религии, так
и к нерелигиозности.
В Конституции РФ 1993 г. отсутствует
упоминание о Творце и сакральном начале власти; государство, таким образом,
идентифицируется как продукт общественного договора и имеет, согласно
Основному закону, абсолютно светский
характер. В отличие от такого подхода,
в конституциях ряда европейских стран
так или иначе упоминаются ответственность общества и личности перед Богом
или элементы сакрального обоснования
государственной власти. Так, в преамбуле конституции ФРГ сказано: «Сознавая
свою ответственность перед Богом и
людьми, воодушевленный стремлением
служить делу мира во всем мире в качестве
равноправного союзника в объединенной
Европе, германский народ принял в силу
своей конституирующей власти настоящий Основной закон». В Конституциях
Ирландской Республики, Польши,
Vernon van Dyke. Human Rights, Ethnicity and
Discrimination. – Westport, 1985. – P. 53–77
Термин П. Мойзеса. См. Mojzes P. Religious
Liberty: Definitions and Theoretical Framework //
Swidler L.W. (ed.) Human Rights. Christians, Marxists
and Others in Dialoge. – N.Y., 1991. – P. 173
08’2008
Греции еще более четко выделяется богоданность государственной власти. В то
же время в конституциях таких европейских стран, как Франция, Испания,
Италия, Бельгия, Чехия и др., упоминание о сакральной природе государства и
Боге как источнике власти отсутствует.
Российская Федерация, таким образом,
входит в число европейских государств с
наиболее светским, секулярным характером государственного устройства.
Также в Конституции РФ отсутствуют
положения о признании определенной
религии в качестве государственной или
какой-либо конфессии как традиционной,
что, в свою очередь, зафиксировано в конституциях ряда европейских государств.
Так, согласно конституциям Королевства
Норвегия, Датского королевства евангелическо-лютеранская религия является
официальной государственной религией. Исповедующие ее жители обязаны
воспитывать в ней своих детей. Статья 13
конституции Болгарии содержит следующее положение: «Традиционная религия
в Республике Болгария – восточно-православное вероисповедание». А в конституции Королевства Швеция даже зафиксировано положение о том, что в ряде
случаев «Шведская церковь и ее организационные подразделения должны приравниваться к органам власти в вопросах
составления документов».
Наиболее жестко в Европе доминат
определенной конфессии закреплен в
основном законе Республики Греция. В
статье 13 греческой конституции устанавливается, кроме того, однозначный
запрет на прозелитическую деятельность.
Также в Греции принят специальный
закон о прозелитизме (№ 1363/1938), раздел 4 которого устанавливает следующее:
«1. Всякий, кто предпринимает попытки прозелитизма, подвергается тюремному заключению и штрафу от 1 тыс. до 50
тыс. драхм; кроме того, он ставится под
полицейский надзор на период от 6 месяцев до 1 года, продолжительность которого устанавливается судом при вынесении
приговора.
2. Под «прозелитизмом» понимается, в
частности, любая прямая или косвенная
попытка воздействия на религиозные
взгляды лица, придерживающегося иных
религиозных убеждений (heterodoxos),
с целью подрыва этих убеждений путем
любого рода вознаграждения или обеща-
08’2008
Власть
63
ния вознаграждения или моральной поддержки или материальной помощи, или
путем обмана, или используя неопытность, доверие, нужду, низкий интеллект
или наивность другого лица.
3.Совершение такого правонарушения в школе или ином образовательном
учреждении или благотворительной организации является особенно отягчающим
обстоятельством».
Попутно надобно отметить, что именно за эту твердую вероисповедальную
политику и жесткую практику правоприменения указанной статьи конституции
Греция уже не раз выступала ответчиком
в Европейском суде. Каждый раз, руководствуясь положениями Европейской
Конвенции по правам человека, суд
находил возможность хотя бы частично
признать правоту истцов. Также Греции
не раз настоятельно рекомендовалось
пересмотреть вопрос о прозелитизме
и его интерпретацию в национальном
законодательстве, и каждый раз греки
упрямо игнорировали эти рекомендации,
предпочитая сохранить свою национально-религиозную идентичность.
Возвращаясь к ситуации в нашей стране, следует обратить особое внимание
на конституционные положения, касающиеся свободы совести. Конституция
Российской Федерации устанавливает
равенство всех конфессий перед законом,
отделяет церковь от государства и школу
от церкви. По мнению американской
исследовательницы государственно-конфессиональных отношений Э. Севелл,
«российская Конституция является «уникальной», так как ее ст. 14 провозглашает целых четыре аспекта, отделяющих
государство и религиозные организации
друг от друга (светскость государства,
отсутствие государственной поддержки
для религиозных организаций, равенство их перед законом и т.д.), тогда как в
других странах таких параметров – всего
один-два». Севелл трактует такое положение, как наличие в России строгого
законодательного запрета на государственное предпочтение по отношению к
какой-либо религиозной организации;
ни ее традиционность, ни многочисленность не ставят ее в исключительное
положение. В то же время более детально
регламентирующий государственно-конфессиональные отношения Федеральный
закон «О свободе совести и религиозных
объединениях» (№ 125-ФЗ от 26 сентября
1997 г.), как отмечают эксперты, не столь
категоричен. В его преамбуле выделяются четыре конфессии – христианство,
ислам, иудаизм и буддизм, а также подчеркивается особая роль «православия в
истории России, в становлении и развитии ее духовности и культуры».
В последние годы все чаще озвучивается мнение о необходимости пересмотра положений этого закона или даже
о создании особого кодекса законов о
религии. Наиболее заметны в этом плане
предложения, исходящие от некоторых
представителей государственной власти,
«так или иначе предоставить преимущества традиционным организациям».
В этом процессе активное участие принимает Русская православная церковь,
историко-правовая комиссия которой
подготовила проект концепции вероисповедной политики России, в которой
утверждается необходимость проведения
протекционистской политики государства по отношению к традиционным конфессиям, которые могут иметь как общероссийский, так и региональный статус.
Наделять религиозные организации статусом традиционных должны, по идее
разработчиков документа, региональные
и федеральная легислатуры на основе
ряда критериев. Отобранные таким образом конфессии и деноминации должны,
как задумано, пользоваться широкой
государственной поддержкой и нести
значительную социальную нагрузку .
Разумеется, в случае реализации такого
рода проектов вся структура государственно-конфессиональных отношений
будет кардинально изменена.
Принцип отделения церкви от государства нередко публично подвергается
критике. Так, ректор Черкесского исламского института имени имама Абу-Ганифы
Исмаил-Хаджи Бостанов в интервью
«Независимой газете» отмечает, что он
ставит перед президентом КарачаевоЧеркесии вопрос о государственном
содержании имамов общин республики,
Портал «Религия и СМИ». В Конституции
России принципы отделения религиозных организаций от государства самые жесткие в Европе. – 2
ноября 2004 г. http://www.religare.ru/news11474.htm
Себенцов А. У Ельцина на эту тему голова не
болела. «Газета». – 19 сентября 2002 г.
Куницын И. Федеральный закон и национальный интерес. «НГ-Религии», – 2 июня 2004 г.
64
Власть
что сегодня, по его словам, «не позволяет ему сделать абсурдная по своей сути
(выделено автором) статья Конституции,
провозгласившая отделение религии
от государства». Примечательно, что в
Республике Ингушетия имамы с 1993 г.
получают жалование из республиканского бюджета; многие духовные лидеры
мусульман Северного Кавказа призывают вообще узаконить такую практику.
В целом можно констатировать, что
со стороны активно растущих и развивающихся религиозных организаций в
настоящее время усиливается давление
на государство с целью изменения структуры государственно-конфессиональных
отношений и выработки более приемлемой, прежде всего для православия и
ислама, вероисповедной политики. Вряд
ли, как нам представляется, в ближайшие
годы правящая элита пойдет на изменение принципа абсолютной светскости
государства, однако не исключено, что
какие-то изменения в отношения государства с традиционными конфессиями
будут внесены – на текущем этапе власть
остро нуждается в помощи религиозных
лидеров для более эффективного диалога
с обществом.
Отдельно от правового контекста следует упомянуть контекст политической
теологии, который помогает прояснить
«теологический» базис политики в период кризисов и современные позиции
религиозного плюрализма. Под «политической теологией» мы понимаем способ
различного понимания Бога и божественного влияния прямого и/или косвенного на
политическое пространство.
Сегодня проблема возникает из-за двоякого кризиса: кризиса политического
представительства и кризиса секулярного
государства в контексте усиливающегося
напряжения между религией и политикой. Действительно, лозунгом основателей демократических государств была
нейтрализация этических и религиозных
конфликтов ценностей, так как демократическое государство по определению не
может придерживаться исключительно
М. Фатуллаев. Муфтияты встают на казенное
довольствие. «Независимая газета». – 31 января
2005 г.
Miszal B., Shupe, A., eds. Religion and Politics
in Comparative Perspective. Revival of Religious
Fundamentalism in East and West. Westport, CT/
London: Praeger, 1992
08’2008
одной этической или религиозной точки
зрения без риска утратить свой плюралистический и секулярный характер.
Демократическое государство не может
быть этическим государством, если оно
желает избежать противоречий с самим
собой. Целью современных форм религиозного разнообразия (выраженного через
религиозные институты и группы) является провозглашенная демократическим
государством нейтрализация конфликтов
ценностей. Нейтрализация была достигнута и поддерживается как через регулирование государством сфер, в которых
граждане могут оправлять свои культы
и верования (конкордаты, соглашения,
признание прав, относящихся к религиозным сообществам), или через изменение отношения большинства граждан к
религии как к базовому элементу национальной идентичности.
Но в то же время демократическое государство прямо или косвенно обвиняется
в постепенной индивидуализации выбора веры и последующей «релятивизации
веры», установок, распространяющихся в
открытых обществах Европы. Вот почему религиозный плюрализм, гарантированный демократическим государством,
интерпретируется равно как угроза коллективной идентичности, которая была
бы лучше представлена предполагаемым
«общим наследием» этико-религиозных
ценностей, в котором та или иная религия
имеет свое основание (пример – христианская Европа). На самом деле, современность понизила уровень веры (разумеется, в первую очередь христианской веры)
и низвела ее с позиций, при которых
она имела отношение к сообществам, на
позиции, где она имеет отношение только
к персональному выбору граждан. В этом
новом сценарии основным движителем
веры, которая стала индивидуализированной и выведенной из-под контроля
церковных властей, является не загробная
жизнь (спасение etc.), но самоидентификация здесь, на земле: другими словами,
вера призвана служить земной жизни. А
это означает, что религия сама по себе
теперь зависит от метафизики субъективности, простой озабоченности конструированием своей личности в мире.
Gauchet M. La religion dans la democratie. Parcours
de la laicite. Paris: Gallimard 1998
08’2008
Власть
Но это требование оказывается недостаточным в более религиозных пространствах. Наиболее очевидный пример
здесь дает ислам, религия, которая, в ходе
поддержания своей комплексности и
разнообразия, не имеет никакого желания принимать участие в реализации
современного секулярного государства.
Однако пример ислама здесь может быть
интересен в плане его ре-акцентирования
на важности легального контекста, в рамках которого плюрализм с его партикулярной динамикой имеет место. (Судя по
всему, чисто в инструментальном аспекте
– для обеспечения возможности проповеди ислама в не-исламских странах.)
Сегодня в некоторых, преимущественно католических странах, имеющих традиционно секулярный режим отделения
церкви от государства (Франция, Италия,
Испания), а равно и в Российской
Федерации, проявляется новая форма
сотрудничества: признание представителей мировых религий в качестве «моральных авторитетов», к которым, не колеблясь, обращаются власти предержащие в
вопросах религиозного образования или
этических вопросах, занимающих общественное мнение. Епископы и монахи,
имамы и раввины регулярно приглашаются для консультаций. Какова цель таких
действий? Во-первых, имплицитно или
эксплицитно, но, так или иначе, реально
присутствует плюралистское подтверждение того, что все представленные религии находятся в равных условиях по отношению к существующему правительству.
Во-вторых, основной ареной для диалога
выступает пространство этики, что, однако, вовсе не подразумевает признание со
стороны государства каких-либо мораль-
65
ных или «естественных», даже в меньшей
степени религиозных, законов, которые
имели бы преимущества над позитивным
гражданским правом.
Основное впечатление таково, что
политический класс, сохраняя свою
религиозную идентичность, вместо того
чтобы загонять ее вовне, в частную сферу,
тем не менее завершит тем, что вернет
различные религии в чисто секулярный
контекст. Иными словами, то, что вроде
как выводит религии в центр публичного
пространства, на самом деле загоняет их
обратно в секуляризм.
С другой стороны, вполне возможно укрепление такого феномена, как
культурная религия. Культурная религия может представлять собой стадию
религиозной секуляризации – последнюю непрочную связующую нить
религиозной принадлежности, прежде
чем все эти связи будут окончательно
разорваны. Действительно, это может
помочь исследовать секуляризацию как
процесс, который произошел постепенно, а не резким поворотом к безбожной
пустоте. Разумеется, культурная религия включает упадок как верований,
так и ритуалов, но не примордиального
ощущения культурной непрерывности.
Например, с тех пор, как христианство стало религией «слова», ритуальное
поведение начало разрушаться прежде,
чем обычная элементальная вера, которая включает принципы как культурные символы, становилась осознанным
убеждением. Но для религий «действия»,
таких как иудаизм и ислам, возможно,
что верования, которые первыми пришли с ритуальной партиципацией, уйдут
в последнюю очередь.