Т.Г. Шевченко2 - Тарас Григорович Шевченко

1
Ивашко В.А.
ЭПОПЕЯ “ЗАПОВІТА” КОБЗАРЯ
(слова, люди, дела)
Предисловие
В истории художественного перевода “Заповіт” Т.Г. Шевченко занимает
особое
место.
И
не
по
сложности
передачи
этнокультурных
и
лингвокультурных реалий, коих всегда было предостаточно для любых пар
языков. И не по тематическому жанру “Памятник самому себе”, который
заложил еще Гораций, а блестяще продолжили Гете, Беранже, Державин,
Пушкин и другие. И не по литературно-политическим перипетиям “Поэт и
Власть”, которые сопровождают многие выдающиеся произведения литературы
и искусства.
Уникальность
“Заповіта”
состоит
в
реализации
овеществлении,
претворении в жизнь воли автора не юридического, а поэтического завещания.
И в год 200-летия со дня рождения Т.Г. Шевченко мне думается не только
уместно, но и настоятельно необходимо воссоздать полную эпопею “Заповіта”
как смыслообразующего стержня всего творчества Кобзаря. И наш скромный
труд есть лишь популярное введение в эту большую работу.
В популярной литературе не принято отягощать текст многочисленными
ссылками на источники. Но я позволю себе кроме вполне понятной опоры на
академическое
собрание
сочинений
Т.Г.
Шевченко
и
воспоминания
современников сослаться уже как историку перевода еще на три базовые
работы:
1. Т.Г. Шевченко “Заповіт” мовами народів світу.
К.: Вид. АН УССР, 1961.-95с.
2. Нудьга Г.А. “Заповіт” Т.Г. Шевченко.
К.: Вид. АН УССР, 1962.-40с.
2
3. Т.Г. Шевченко “Заповіт” мовами народів світу.
К.: Наук. думка, 1989.-248с.
РОЖДЕНИЕ ШЕДЕВРА
Едва окончив полный курс Академии художеств, Т.Г. Шевченко
отправился служить отечеству рисовальщиком в Киев во Временной комиссии
для разбора древних актов, которую чаще называли Археографической. Он
непрерывно ездил по городам и весям центральной Украины и зарисовывал для
Археографической
комиссии
старинные
церкви,
монастыри
и
другие
необычные здания и сооружения, вещи и книги.
С августа 1845 г. по начало 1846 г. Т.Г. Шевченко пребывал на
Переяславщине. И большую часть времени у своего давнего друга А.О.
Козачковского.
Козачковский Андрей Осипович (1812-1889) родился в семье
известного в Переяславе рода. В 1835г.
закончил
Петербургскую
медико-
хирургическую академию и в августе был
зачислен
флотским
лекарем,
плавал
на
нескольких кораблях, но в сентябре 1841г.
подал в отставку. В ноябре 1841г. в
Переяславском землячестве столицы он и
познакомился с Т.Г. Шевченко, и за семь
месяцев общения тесно сдружился с ним.
Расстались они в мае 1842г. С 1844г.
Козачковский живет в Переяславе и работает сначала городским
врачом, а с 1846г. преподает медицину в духовной семинарии. Т.Г.
Шевченко пробыл у него в гостях с августа 1845г. по начало января
1846г. с небольшими перерывами. Оказавшись в ссылке в Орской
крепости Т.Г. пишет известное стихотворение “А.О. Козачковскому”,
3
которое показывает, какое значение имеет для поэта и Переяславское
свидание и хозяин гостеприимного дома. Из ссылки Шевченко, очень
не
любивший
писать
письма,
пишет
целых
четыре
А.О.
Козачковскому. Вернувшись из ссылки, он еще дважды посетит друга:
в июне и августе 1859г. И не только потому, что Козачковский
поддерживал его материально в ссылке, а по родству душ при всем их
различии. Андрея Осиповича Шевченко всегда причислял к своему
самому ближнему кругу, именно поэтому он в августе 1859г. на их
последней встрече сообщает Козачковскому о намерении через 2 года
взять в аренду кусок земли на днепровских горах против Прохоровки,
где было имение его друга бывшего ректора Киевского университета
М.А. Максимовича, построить небольшой домик и провести там
остаток жизни. Именно поэтому он оставил у
Козачковского много своих живописных работ.
Но Переяславская осень поэта могла бы и не
состояться, если бы не болезнь. Осень 1845 г.
оказалась промозгло холодной и, рисуя с натуры
целый день, Шевченко простудился. И опасаясь
худшего,
он
предпочел
отправиться
в
Переяслав
к
другу
и
врачу
Козачковскому. Впервые Шевченко серьезно заболел в Петербурге весной 1837
г. Друзья – художники сумели поместить его в лучшую столичную больницу св.
Марии Магдалины, где лечащим врачом ему был приставлен Александр
Дмитриевич
Бланк
дед
по
матери
В.И.
Ульянова-Ленина
(воистину
неисповедимы пути Господни). И выкарабкаться из болезни было очень тяжело
(К А.Д. Бланку обратится еще раз по прибытий из ссылки с совсем
расшатанным здоровьем). Врачебный уход Андрея Осиповича упредил крайний
ход развития болезни. И это позволяло поэту писать. Много писать.
13 ноября
Наймичка
4
18 ноября
Кавказ
22 ноября
Посвящение Шафаревичу
Затем в связи с ремонтом в доме Козачевского поэт переезжает за 9 км. в
деревню Вьюнище в небольшое имение доброго
знакомого помещика. Степана Никифоровича
Самойлова. И там рождаются:
14 декабря
І мертвим, і живим
17 декабря
Холодный яр
19 декабря
Давидові псалми
20 декабря
Маленькій Мар'яні
21 декабря
Минають дні, минають ночі…
22 декабря
Три літа
Но 23 декабря здоровье поэта резко ухудшилось и 24 декабря С.Н.
Самойлов перевез его обратно к Козачковскому для оказания срочной помощи.
И в эти минуты отчаяния у поэта на бумагу сами запросились строки: як умру,
то поховайте.
Больно
горько
и
писать
завещание в 31 год.
Да
еще
в
канун
Рождества
Христова. Казалось,
костлявая с косой
уже где-то у порога.
Но обошлось.
И в первую очередь
благодаря лечебным
5
бальзамам Андрея Осиповича. Именно потому Шевченко, когда в далекой
ссылке обнаружил у себя первые признаки приближения нового подобного
приступа, он в письме Козачковскому от 16 июня 1852г. просит срочно выслать
его рецепт лечебного бальзама.
Болезнь отступила. Но родилось стихотворение, ставшее эпохальным во
всех отношениях для всей последующей украинской культуры.
Название
Стихотворение "Як умру, то поховайте" поэт переписывал много раз.
Черновик науке не известен. Каноническим считается текст, который
Т.Шевченко сам переписал и включил в свой будущий сборник "Три літа". Но
этот сборник был арестован вместе с автором в 1847г. и пролежал в архивах
охранки почти 60 лет, а после революционной бури 1905-1907гг. передан в
Черниговский музей. Поэтому само стихотворение ходило по миру в самых
разных вариантах. И когда такие списки попадались в руки самому автору , то
он их правил, но никогда и нигде не писал и не дописывал название. Однако,
когда в 1858 г. он правил список М. Лазаревского, который был озаглавлен как
“Завіщаніє”, Т. Шевченко название не тронул, т.е. фактически согласился с
предложением М. Лазаревского. А так как окружение поэта было в то время
достаточно узким, то об этом сразу узнали многие. Именно поэтому, когда Н.
Костомарову в 1867 г. удалось напечатать “Кобзарь”, он включил в него и
первые 8 строк стихотворения, которое уже чисто на украинском назвал
“Заповіт”.
Правда, первая публикация стихотворения была за границей с подачи
друга Кобзаря П. Кулиша, который тайком вывез за рубеж самые крамольные
вещи поэта и предложил их известному диссиденту того времени писателюпублицисту И.Г. Головину, который издавал в Лейпциге серию “Русская
библиотека” в пику и досаду царскому режиму. И в 1859 г. выходит восьмой
том библиотеки под знаменательным названием “Новые стихотворения
6
Пушкина и Шевченко”, где стихотворение “Як умру, то поховайте” озаглавлено
“Думка”. (правда и сам текст отличен от канонического).
Понятно, что это политэмигрантское издание принесло автору немало
хлопот, ибо Шевченко уже пробивал издание в России томика своих
произведений и всячески открещивался от Головинских публикаций, кстати,
сразу же запрещенных к ввозу в пределы империи, а потому и малоизвестных в
России.
Однако, знаменательно уже то, что впервые, хоть и на чужбине, два поэта
впервые встретились на равных, через и. И оба по одну сторону баррикад, но
один уже мертвый, а второй – живой, один – уже общепризнательный, а второй
– пока малоизвестный. Снова таинство пограничья: жизни и смерти, прошлого и
будущего, зеркалья и зазеркалья.
А в названии тома: “Новые стихотворения…”, не неизвестные, не вновь
открытые, не найденные, а … новые. От Пушкина, которому было бы ровно 60,
но которого 22 года как нет на белом свете. Вот так “Думка” наводит на Думы.
Итак, с 1867 г. с лёгкой руки Н. Костомарова главное стихотворение –
завет Т.Г. Шевченко носит название “Заповіт” и вошло органично в главную
книгу поэта: “Кобзарь”, по которой классика украинской литературы,
украинского Пушкина, знают в переводах по всему миру.
Текст
Для переводчика «Заповіт» четко делится на четыре части.
Первые восемь строк – это красивая, художественно-блестящая по
зримости элегия, традиционная в поэзии форма выражения грусти о
неотвратимом при наличии неисполненного, несделанного, несовершенного.
Здесь художники кисти и пера слились воедино и дали изумительно точный
архитектурно-художественный проект одинокой могилы-памятника. Почти: Я
памятник воздвиг себе нерукотворный … как перепев древнеримских мотивов,
которые явно тянутся к древнегреческим и т.п.:
7
Як умру, то поховайте
Мене на могилі,
Серед степу широкого,
На Вкраїні милій.
Щоб лани широкополі,
І Дніпро, і кручі
Було видно, було чути,
Як реве ревучий.
И его заповедное желание было поразительно точно исполнено.
И эта восьмистрочная элегия не вызывала практически каких-либо
замечаний со стороны цензоров всех стран мира, где публиковались стихи
поэта.
Вторые восемь строк – это четкое пояснение , а зачем мертвому надо
было, чтобы “Було видно, було чути, як реве ревучий”.
Поэтическое пророчество грядущего грохота бури народного гнева:
Як понесе з України
У синєє море
Кров ворожу… отоді я
І лани і гори –
Все покину і полину
До самого бога
Молитися…а до того
Я не знаю бога.
Здесь снова слышится ассоциация со знаменитым: Нет, весь я не умру…
Мне нужна вершина, с которой я и мертвым мог бы видеть и слышать, когда
Днепр кров ворожу понесет рокоча в синее море с родной неньки-Украины.
8
А далее ассоциация с библейской неприкаянной душой, такой себе Вечный жид
наоборот, самовольство до тех пор пока “свобода нас примет радостно у
входа…”
Фактически какой смертный ставит условия самому Богу. Кощунство
ради Родины. Самоотвержение. На такую силу духа способны единицы.
Третьи восемь строк – это призыв к живым, своим соотечественникам:
Поховайте та вставайте,
Кайдани порвіте
І вражою злою кров’ю
Волю окропіте.
т.е. осуществите мое провидение , чтобы душа моя упокоилась в мире
небесном, а тогда уже финал:
І мене в сем’ї великій,
В сем’ї вольній , новій,
Не забудьте пом’янути
Незлим тихим словом.
ибо я сделал все, что мог, за вашу Свободу.
Смыслы
При всем внешнем сходстве текстологический анализ переводчика все же
будет значительно отличаться от литературоведческого. Понятно, что базовые
опорные, реперные точки будут общими: могила, Україна, Дніпро, кров, бог,
кайдани, пам'ять, но ни один переводчик в мире не сможет средствами своего
языка передать изумительно тонкий фоносимволизм на Вкраїні, т.е. забитой,
скрюченной Родины, и з України, т.е. развернувшейся, расправившей плечи.
А вот первая реперная точка на могилі и у литературоведов и у
переводчиков вызывает много дискуссий. Дело в том, что поховати на могилі
вызывает разные смыслы:
9
1. современная лингвокультурная семантика предполагает могилу-яму (вырыть
могилу), а древняя, наоборот, могилу-холм, курган (насыпать могилу), а отсюда
предлоговые нестыковки: либо в, если яма, либо на, если курган. Но даже на
могилі предполагает подзахоронение к уже существующему захоронению, что
для поэта, не страдавшего тщеславием, вряд ли было актуально. Скорее всего
это отзвук традиций древнеславянской тризны, поминального обряда с телом на
высоком постаменте поленницы костра. И тогда просматривается четкая связь с
его желанием, чтобы “було видно, було чути” (тело – сон – смерть), до тех пор,
когда понесе з України у синєє море кров ворожу. И уже огонь народного
восстания зажжет погребальный костер, и спалит тело, и освобожденная душа
поэта вознесется на небо: … отоді я і лани і гори – все покину і полину до
самого бога молитися...а до того я не знаю бога, т.е. буду лежать нетленно на
вершине древнего кургана предков. Но это чисто славянское народное
язычничество. И оно противоречит не только канонам христианским . но и
светским.
Украина – мать, хозяйка и Днепр – отец, хозяин и их дети – украинцы –
это сокровенный, интуитивный образ родной семьи – Родини, Родины.
“Три літа” с 1843г.по 1845г. Т. Шевченко исходил-познавал родную сторонку ,
но не только как художник кисти ( «Мальовнича Україна»), а и как художник
слова, Шевченко и Дніпро – особая тема. Для него Днепр-батюшка стал
особенно близок и понятен после того , как спустился по нему на плотах: Реве
та стогне Дніпр широкий, реве ревучий, рокочущий гнівом. И эти ассонансы и
аллитерации почти не возможно передать через перевод.
Большое неприятие вызывает у переводчиков кров ворожа, которую
Днепр понесет в синее море, т.е. с Украины. Они сразу рисуют красные от
крови воды седого Днепра, хотя ниже поэт прямо говорит: І вражою злою
кров’ю волю окропіте. Не залить кровью, а только окропить, как святой водой.
И именно так справедливо понимают и переводят эти строки.
10
Значит под кров ворожу поэт разумеет лишь живых врагов, коих смоют с
украинских земель бурные воды могучего Днепра по принципу древних: кто с
мечем к нам придет, тот от меча и погибнет, т.е. один из бесчисленных
вариантов толкования справедливости как талиона. Ведь в народном
творчестве, славянском фольклоре кровь – это символ жизни, родства и лишь во
вторую очередь символ вражды, смерти. А у Тараса Бульбы, например, вся
трагедия с Андреем как раз в единстве кровинушки и вражей крови. Глубоко
народные лингвокультурологически стихи Т.Шевченко требуют от переводчика
огромной предварительной подготовки. Подстрочник для стихов такого уровня
совершенства народного духа – это чистый провал, пустота.
Проблема бога в Заповіте вызывает особо яростные споры в годы
независимости.
На
смену
коммуно-большевистской
цензуре
спешат
пристроится другие, ибо свято место пусто не бывает. Либералы пытаются
развенчать гения, снять с его каневской высоты и похлопать по плечу. А
консерваторы – препарировать и догматизировать только то, что с их позиций у
Шевченко правильно, а что не очень, а то и совсем не… Особо ръяные
пытаются даже обвинить (правда, не известно кого) в фальсификации
канонического текста из-за выражения: а до того я не знаю бога. Да еще и с
маленькой буквы. Щирие українци так не роблять. Только все забывают, что не
они сотворили Поэта, а Он сотворил их. И не им ему пенять, править. А
Т.Г. Шевченко навеки останется на Александрийской высоте Каневского
обелиска.
Что же до сложнейших отношений великого поэта с богом, церковью и ее
служителями, то строки Заповіта вовсе не исключение из правил, не продукт
воспаленного болезнью мозга.
Еще ярче и открытее поэт сказал об этом в другом произведении «Сон»:
Я так її, так люблю
Мою Україну убогу,
11
Що проклену святого бога,
За неї душу погублю!
Уж большего самоотвержения найти вряд ли удастся. Одно дело – жизнь
положить за Родину. И совсем другое – вечную душу обречь на вечные муки.
Поэтому и бог с маленькой буквы и непризнание его Воли, пока невольна
Україна, вполне закономерны для поэта – страстотерпца. Гиганты Духа имеют и
право и возможность спорить с Богами. А пигмеи Духа, дабы их заметили,
тявкают о ранжире с уровня подошвы.
Призыв пламенный и ясный кайданы порвите превратил во всех странах
мира Т.Г. Шевченко в истинного революционера. Кайданы, кандалы, оковы во
всех языках символ неволи, рабства, унижения и эксплуатации. И именно
благодаря этому призыву “Заповіт” еще до официальных публикаций, т.е. по
рукописным спискам, уже переводят на другие языки. Не по заказу, а стихийно,
по велению души и сердца, потому что зацепило и резонировало с самим духом
времени: освободительной борьбой: кайданы, кандалы, оковы, колодки, путы,
цепи, chains, cadeas, cadenas le caten, klodczi, puta, pouta, die Ketten, kajdany, vezi,
les fers и т.п.
И глухой инфразвук кандалов медленно,но неотвратимо разрушал власть
угнетителей, всегда и везде.
Поэт не боялся ни бога, ни черта. Он готов был на любые кары, муки,
испытания ради Родины. И в ответ хотел лишь одного:
Не забудьте пом’янути
Незлим тихим словом.
Не помпезно-золочено-фанфарно, а тихо, по доброму скорбно, с
поминальной свечкой в руках и его стихами на устах , ибо по законам наших
предков человек жив, пока его помнят. А забвение даже живого делает
практически мертвым.
Поэтика
12
Основа поэтики “Заповіта” – это шевченковский стих. И это не
тавтология, ибо «шевченковский стих» - это уже твердый термин теорий
поэтики, закрепленный даже таким авторитетом как автор “Поэтического
словаря” Александр Павлович Квятковский.
Шевченковский стих он определяет как сочетание восьмисложного и
шестисложного стихов хореической каденции:
Як умру, то поховайте [ 8 ]
Мене на могилі,
[6]
Серед степу широкого, [ 8 ]
На Вкраїні милій
[6]
И сохранить шевченковский стих при переводе архисложно. На русском
это удается, но зато остальное теряется. Фоносимволическая игра просторечия
Вкраїна и литературного Україна по- русски непередаваема. Аллитерационная
конденсация рокота через перевязь Вкраїні, Дніпро, кручі, реве, ревучий.
Крещендо. И смена смысла, где пауза – революция и ее результат:
Як понесе з України
У синєє море
Кров ворожу…
Уникальность паузы в трасформации аллитерации как формы в смысл как
содержание. Мало кому удавалось сохранить другую паузу – переход в виде
отточия:
Кров ворожу… оттоді я, как условие смены одного состояния на другое.
Мне долго не давала покоя в черновиках Кобзаря его замена в одном из списков
не злим на добрим, а потом все-таки возврат к исходному “незлим”. И только
звуко-символический анализ последней строфы показал, что звук [р] разрушает
элегическое пианиссимо от фортиссимо предыдущей строфы:
Кайдани порвіте
І вражою злою кров’ю
13
Землю окропіте.
“Заповіт” пронизан народным музыкальным темпоритмом и мелодизмом.
Мелос
Наложить на темпоритмику стихотворения некоторую мелодическую
канву особого труда не составляет. Именно поэтому, начиная с М.Лысенко
(1868г.), мы уже имеем более двух десятков попыток переложения “Заповіта” на
музыку. Но тайна музикального прочтения стиха композитором и тайна
восприятия песни публикой – это две большие разницы. От академического,
сценического филармонического исполнения профессионалами до навязчивого
бормотання себе под нос – расстояние как от Солнца до Земли. У народной
песни много отличий и от того, и от другого. Календарно – сезонная и
культурно-обрядовая ситуативность песни – основа народного мелоса. Но
большое
значение
имеет
и
настроение
как
исполнителей,
так
и
воспринимателей. И, когда они совпадают, имеет место резонанс, синергія,
катарсис. И формалистские музыкальные свадебно-похоронные оксюмороны
есть феномен переинтерпретации культуры сквозь призму своей собственной
(казус Бреговича).
Слова – это епархия левого полушария, а мелодия – правого. Фраза
вербальная и фраза музыкальная должны сливаться в неразрываемое целое.
Только тогда они вытягивают друг друга автоматически из недр памяти. Но
именно это резко затрудняет перевод песни, которая уже в оковах не только
собственного темпоритма, а и мелодического. И именно потому в Каневе на
125-летии Кобзаря поэты читали на шестнадцати языках свои переводы
“Заповіта”, а вот пели его только на украинском. Музыка полтавского
самодеятельного композитора Гордея Павловича Гладкого больше всех
пришлась по душе широкой публике. И хотя музыка его была написана еще в
1870г., а напечатана лишь в 1908г., она зажила с появления на свет своей
жизнью, покатилась по городам и вeсям аж до сибирской глухомани ссыльных и
14
до эмигрантских общин Канады. Собственно именно песня “Заповіт” и сделала
стихотворение “Заповіт” таким известным не только у образованной части
публики, но и у простого народа. Мелодия – крылья стихотворения. И унеслась
песня от авторов и исполнителей в народ. И стала народной. И никто уже не
помнит имен поэта и композитора, а те только радуются на небесах такому
полному нарушению всех авторских прав, ибо вольно-невольно их при каждом
напевании поминают незлым тихим словом автоматически. Святой принцип
талиона: как аукнется, так и откликнется.
Переводы
История более 500 переводов “Заповіта” на полторы сотни языков мира
четко делится на рукописные и печатные, т.е. опубликованные.
Первый в мире рукописный перевод шедевра сделал
на русский язык поэт-революционер, бунтарь, хорошо
знакомый и самому Т.Г.Шевченко, Михаил Михайлов. И
этот перевод был сделан в 1862 году в годовщину памяти
смерти Кобзаря в далекой сибирской ссылке по полному
списку стихотворения, который, вполне возможно, поэт сам
подарил М.Михайлову. Однако опубликован был этот
перевод лишь в 1934г. А вот первая публикация перевода полного текста
“Заповіта” на русском языке была сделана лишь в 1911г. Андреем
Колтоновским. До этого переводились и публиковались на русском лишь
первые две строфы отцензуренного текста (элегия). И сегодня мы уже имеем
пять десятков переводов этого шедевра как всемирно известных поэтов (как
А.Твардовский, например) до совсем мало известных. Но, к сожалению, о
максимальном приближении к оригиналу говорить пока не приходиться. Форма
и содержание и поэтический нерв никак не срастаются в энергетический сгусток
Тарасова послания и мертвым и живым.
15
Приведем для сравнения три русских перевода весьма известных русских
литераторов.
А. Твардовский
Н. Тихонов
Как умру, похороните
Как умру – похороните
На Украйне милой,
Вы меня в могиле
Посреди широкой степи
На кургане, над простором
Выройте могилу,
Украины милой,
Чтоб лежать мне на кургане,
Чтоб поля необозримы,
Над рекой могучей,
Чтобы Днепр и кручи
Чтобы слышать, как бушует
Было видно, было слышно,
Старый Днепр под кручей.
Как ревет ревучий.
И когда с полей Украйны
Как помчит он с Украины
Кровь врагов постылых
Прямо в сине море
Понесет он… вот тогда я
Кровь всех ворогов, тогда я
Встану из могилы –
И поля и горы –
Подымусь я и достигну
Все покину, в небо ринусь
Божьего порога,
К божьему порогу
Помолюся… А покуда
Помолиться. А до тех пор
Я не знаю бога.
Я не знаю бога.
Схороните и вставайте,
Схоронив меня, вставайте,
16
Цепи разорвите,
Цепи разорвите,
Злою вражескою кровью
И злодейской вражей кровью
Волю окропите.
Волю окропите,
И меня в семье великой,
И меня в семье великой
В семье вольной, новой,
В семье вольной, новой,
Не забудьте – помяните
Не забудьте, помяните
Добрым, тихим словом.
Незлым тихим словом.
И. Бунин
Как умру, похороните
Вы меня на воле,
На степи в краю родимом,
На кургане в поле!
Чтобы даль вокруг синела,
Чтоб и Днепр и кручи
Были видны, – было слышно
Как гремит могучий.
Приведем для сравнения и два перевода “Заповіта” на другой
близкородственный украинскому язык – белорусский:
17
З. Бядуля
Я. Купала
Як памру, дык пахавайце
Як памру я, похавайце
Мяне на кургане,
На Ўкраине мілай,
Сярод стэпу шырокага
Сярод стэпу на кургане,
На Ўкраіне слаўнай,
Дзе продкаў магіла:
Каб бяскрайнія разлогі.
Каб нязмеранае поле,
І Дняпро, і кручы
Дняпро і абрывы
Было відна, было чутна,
Было відна, – было чутна,
Як грыміць грымучы
Як раве бурлівы!
Як ён змые з Украіны
Як пагоняць з Украіни
У сіняе мора
У сіняе мора
Кроў варожу… Вось тады я
Кроў варожжу... Во тады я
І поле і горы –
I нівы і горы –
Ўсё пакіну, паляту я
Ўсѐ пакіну й да самога
Да самога бога
Бога палунаю
Памаліцца… Да таго-ж я –
Маліціся... А да тых пор –
Не ведаю бога
Бога я не знаю!
Пахавайце, ды ўставайце,
Пахавайце ды ўставайце,
Ланцугі парвіце,
Кайданы парвіце
І варожай злой крывёю
I варожай злой крывёю
18
Волю акрапіце.
Волю акрапіце!
І мяне ў сямʻі вялікай,
I мяне ў сям‘і вялікай,
Сямʻі вольнай, новай
Ў сям‘і новай, вольнай,
Памянуць вы не забудзьце
Не забудзьце памянуці
Нязлым ціхім словам.
Добрым ціхім словам.
Ирония доли, но у себя дома, в Киеве, первые две строфы “Заповіта” были
опубликованы
в 1862г.
на…
польском,
благодаря старанням
Антона
Гожальчиньского.
А вот полный перевод стихотворения был опубликован в 1868 г. сразу
двумя переводчиками: Павлин Свенцицкий на польском в львовском журнале
«Nowiny»,
а
Владимир
Николич в
белградском журнале
“Вила”
на
сербскохорватском.
Любопытно, что известный болгарский писатель, основоположник
критического реализма Любен Каравелов в 70-е годы ХIХ в. сделал не перевод,
а первый в мире перепев “Заповіта” на болгарский. А перепевов в мировой
поэзии удостаиваются только выдающиеся произведения. Сейчас это часто
называют «по мотивам», а в старое время – подражание. Для сравнения даем
добротный перевод Димитра Методиева.
19
Л. Каравелов
Д. Методиев
Кога умра не копайме
Щом умра, ме погребете
Между мъртви люди, –
нейде на могила
Дето няма борба, живот –
посред степите широки
Тежко ще ми бъде.
На Украйна мила,
Закопай ме край Дунавът
та скалите над водата,
В лозята свищовски,
Днепър и полята
Дето цъвят цветя, треви,
да се виждат, да се чува,
Всякакви овошки.
Как реве реката.
Кога вейне тихи ветрец,
Щом помъкне от Украйна
Кога шумти Дунав,
Днепър към морето
То тогава аз ще кажа
кърви вражи – аз тогава
“Сега не съм мъртавъ”.
планини, полета
ще оставя, ще отида
чак при бога в рая
да се моля. Дотогава
господ аз не зная.
Погребете ме, станете,
прангите счупете,
с вражи кърви свободата
20
щедро наръсете.
И в семейството велико,
свободно и ново
не забравяйте, спомнете
и мен с добро слово.
Примеру Л. Каравелова последовали (понятно, что сами по себе) и поэты
других народов мира, ибо этой поэтической традиции тысячи лет.
Совсем другим, сугубо информационным целям служат прозаические
пересказы “Заповіта”. Такие парафразы, например, делали во Франции. И
только в 1921 г.в «Антологии украинской литературы до середины ХIХ в.» под.
редакцией выдающегося французького ученого- лингвиста Антуана Мейе
появился полный поэтический перевод «Заповіта» неизвестного автора. Но на
сегодня лучший французький перевод несомненно принадлежит перу Анри
Абриля (1978г.).
Особое место в судьбе “Заповіта” Т.Г.Шевченко занимает фигура
могучего
Каменяра
пропагандистом
Ивана
Франко.
Он
не
только
творчества
Кобзаря,
но
и
великим
был
пламенным
продолжателем-
последователем его Духа. И.Франко пишет «Гимн» («Вечный революционер»),
который составляет достойную пару “Заповіту” в украинской литературе ХIХ в.
А уже в 1882г. И. Франко по заказу немецкого издателя переводит среди других
призведений и “Заповіт” на немецкий язык. Но в начальном варианте он
озаглавил его как «Mein letzter Wille» («Моя последняя воля»), однако
опубликовал его в 1903г. как «Das Vermächtnis von Taras Ševčenko» с
небольшими поправками. Но не стоит сравнивать переводы И. Франка с
таковыми других поэтов, ибо изначально его переводы носили иллюстративный
характер как составная часть «Истории украинской литературы», которую ему
21
заказал немецкий издатель Вильгельм Фридрих для серии «История всемирной
литературы в монографіях». Но… не сложилось . И. Франко сам вступил на
стезю конкуренции.
Франко
Циннер
Wenn ich sterbe, so bestattet
Wenn ich sterbe, sollt zum Grab ihr
Mich auf eines Kurhans Zinne
Den Kurgan mir bereiten
Mitten in der breiten Steppe
In der lieben Ukraine,
Der geliebten Ukraine,-
Auf der Steppe, der breiten,
Daß ich grenzenlose Felder
Wo man weite Felder sieht,
Und den Dnjepr und seine Schnellen
Den Dnjepr und seine Hänge,
Sehen kann, und hören möge
Wo man hören kann sein Tosen,
Das Gebraus der großen Wellen...
Seine wilden Sänge.
Wenn sie von der Ukraine
Wenn aus unsrer Ukraine
Schlemmen fort ins Meer und schleppen
Zum Meer dann, zum blauen,
Feindesblut und Feindesleichen,
Treibt der Feinde Blut, verlaß ich
Dann verlaß ich Berg und. Steppen,
Die Berge und Auen,
Schwinge bis zu Gott empor mich.
Alles laß ich dann und fliege
Von dem Sturme hingerissen,
Empor selbst zum Herrgott,
22
Um zu beten – doch bis dahin
Und ich bete... Doch bis dahin
Will von keinem Gott ich wissen.
Kenn' ich keinen Herrgott!
Ja, begrabt mich und erhebt euch
So begrabt mich und erhebt euch!
Und zersprenget eure Ketten,
Die Ketten zerfetzet!
Und mit schlimmem Feindesblute
Mit dem Blut der bösen Feinde
Möge sich die Freiheit röten!
Die Freiheit benetzet!
Und am Tag. der euch die Freiheit
Meiner sollt in der Familie,
Und Verbrüderung wird schenken,
In der großen, ihr gedenken,
Möget ihr mit einem stillen,
Und sollt in der freien, neuen
Guten Worte mein gedenken.
Still ein gutes Wort mir schenken
А вот первый полный перевод “Заповіта” на английский язык и его
публикация в 1911г. принадлежит знаменитому автору «Овода» Этель Лилиан
Войнич. Ее потряс бунтарский дух Кобзаря вплоть до отрицания бога.В
познании творчества поэта ей огромную помощь оказывал знаменитый тогда
политэмигрант, писатель Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский. Она и
сама, кстати, прожила в России 1887-1889гг. И именно поэтому прекрасно
понимала, что ни какой перевод не аналогичен оригиналу. Но сделала все, что
могла, для популяризации Routhenia, Кобзаря в том числе. И очень даже
прилично. Даже в наши дни перевод “Заповіта” Э.Л.Войнич не теряет своего
значения. Сравните сами:
23
Э.Л. Войнич
Джон Вир
Dig my grave and raise my barrow
When I die, let me be buried
By the Dnieper-side
In my beloved Ukraine,
In Ukraina, my own land,
My tomb upon a grave-mound high,
A fair land and wide.
Amid the wide-spread plain,
I will lie and watch the cornfields,
That the fields, the steppe unbounded,
Listen through the years
The Dnieper's plunging shore
To the river voices roaring,
My eye could see, my ear could hear
Roaring in my ears.
The mighty river roar.
When I hear the call
When from Ukraine the Dnieper bears
Of the racing flood,
Into the deep blue sea
Loud with hated blood,
The blood of foes... then will I leave
I will leave them all,
These hills and fertile fields –
Fields and hills; and force my way
I'll leave them all behind and fly
Right up to the Throne
To the abode of God
Where God sits alone;
To sing His praise... But till that day –
Clasp His feet and pray...
I nothing know of God.
But till that day
Oh bury me, then rise ye up
What is God to me?
And break your heavy chains
Bury me, be done with me,
And water with the tyrants' blood
Rise and break your chain,
The freedom you have gained.
24
Water your new liberty
And in the great new family,
With blood for rain.
The fam'ly of the free,
Then, in the mighty family
With softly-spoken kindly word
Of all men that are free,
Remember also me.
May be sometimes, very softly
You will speak of me?
Кстати, Джон Вир, канадский писатель и общественный деятель, на самом
деле
Иван
Вивьюрский,
украинский
эмигрант,
который
учил
своих
соотечественников на чужбине “рідної мови по “Кобзарю” как учебнику –
букварю. Понятно , что он прекрасно знает оба языка, но ситемы украинского и
английского языков так далеки друг от друга, что и это преимущество не дает
ему фору в сравнении с другими переводчиками.
ПРЕВРАТНОСТИ ДОЛИ
Кобзарь нигде и никогда не выделял свой “Заповіт” как главный стих,
системообразующий его “Кобзарь”. Да и не было его в первом издании 1840г., и
быть не могло, ибо родился на пять лет позднее. И зажил своей жизнью, лишь
изредка пересекаясь со своим автором. Мы уже никогда не узнаем в скольких
списках он разошелся по миру еще до ареста 1847г. Да, чистовик в сборнике
“Три літа” лежал в охранке, но копии его продолжали ходить по рукам, часто
даже без имени автора. Да, автор – 10 лет пробыл в азиатской ссылке, а стих
продолжал свое самостоятельное бытие, цепляя публику за живое, бередя душу,
раны, сознание как бы исподволь. Спонтанная романтика языческого
самовыражения – таинство поэтического творчества Т.Г. Шевченко. Это был
интуитивный всплеск воспаленного ума. В реалии же поэт был скорее
романтиком малороссийского буколизма: Садок вишневий біля хати. По сути,
как короля делает свита, так и “Заповіт” стал главным стихом Кобзаря
25
благодаря только публике.
публике Не автору, не издателям, а народу. Но доля
причудливым образом все совместила и перемешала,
перемешала создав уникальный
феномен Чернечьей горы.
горы И опять-таки Т.Г. Шевченко
енко имел к этому реально
косвенное отношение. Стих и гору совместили самые близкие ему люди. И из
самых добрых побуждений
побуждений. Ведь сам поэт на Чернечью гору живым никогда не
взбирался.
Чернечья гора – это и с суши крутой, вознесшийся над землей холм, а со
стороны Днепра и вообще почти отвесный утес.
утес Известность приобрела из-за
древнего козацкого монастыря у ее подножья. Отсюда и местность с горой
называли Монастырщиной.
Монастырщиной А на былом монастырском кладбище были
захоронены три гетьмана:
гетьмана
Иван Подкова – убит в 1578г.
Яков Шах – погиб в 1583г.
26
Самойло Кошка – погиб в 1602г.
Кстати, Т.Г. Шевченко еще в 1839г. написал поэту “Иван Подкова”. По
монастырю и гора была названа Чернечья, т.е. Монашеская. А ведь и раба
божия Тарасия похоронили на ней как парубка, монаха – творца.
А сам Тарас Григорьевич хотел там как раз жить вместе с семьей своей
будущей, в своей хате-усадьбе.
Но давайте теперь все по порядку.
Следует сразу же подчеркнуть три ипостаси в которых существовал Т.Г.
Шевченко: 1. художника (рисовальщика, живописца, гравёра), 2. поэта (на
малороссийском наречии за исключением поэмы “Слепая” и нескольких других
набросков), 3. писателя (на русском литературном языке, включая дневники). И
почитатели его таланта группировались обычно по одной из его ипостасей,
противопоставляя их друг другу, считая одно главным, а остальное едва ли не
баловством. Вот и в наши дни возносится Т.Г. Шевченко как великий поэт, а его
талант художника как бы отодвигается даже затушевывается. Но сам то Т.Г.
Шевченко был всю жизнь и тем, и другим, и третьим.
И в долгую азиатскую ссылку он загремел как поэт-бунтарь в том числе и
из-за “Заповіта”. А вот вытаскивали его из ссылки как талантливого художника,
ибо это и был его официальный статус в Петербурге. И только малороссийское
землячество столицы больше ценило его как поэта.
27
Это художника Т. Шевченко выкупали из крепостного рабства. Это
художника Т. Шевченко высоко ценил граф Ф.П. Толстой. Еще 4 октября 1835г.
Комитет общества поощрения художников, в который он
входил, среди прочего отметил в протоколе заседания и
работы
постороннего
ученика
Шевченко
как
заслуживающих похвалы и будущего внимания. Граф
остался почитателем таланта художника и будущего
друга семьи до конца своих дней. А когда на престол
взошел император Александр ІІ, графиня Н.И. Толстая со
своим мужем Ф.П. Толстым первыми стали хлопотать перед новым царем за
освобождение художника Т. Шевченко из ссылки. И 21 июля 1857г. ссыльный
получил официальное извещение о его освобождении.
Более того и с самим своим царем-освободителем Т.Г. Шевченко довелось
познакомиться именно как художнику. И было это тоже много лет назад 28
августа 1838г. наследник престола Великий князь Александр Николаевич
удостоил великой чести своим посещением Академию художеств. Только Карл
Брюллов терпеть не мог такую честь. Его бесили высокомерные дилетантские
оценки сановных особ. Он и в этот раз схитрил, заперся в своем кабинете и,
сославшись на свое отсутствие, доверил встречать и сопровождать в своей
мастерской царственную особу своим подопечным: художникам Мокрицкому и
Шевченко. Им и довелось выслушивать царственные оценки, а потом
докладывать мэтру о результатах.
И когда Шевченко, наконец, смог 28 марта 1858г. вернуться в Петербург,
он, поселившись у своего друга М.М. Лазаревского, сразу же стал хлопотать о
возобновлении своей деятельности в Академии художеств. И вновь граф Ф.П.
Толстой, бывший в то время вице-президентом Академии художеств, не только
принял Шевченко на работу в Академии, но и сумел пробить ему в здании
28
Академии небольшую мастерскую, где на антресолях художник сделал себе
кабинет-спальную, откуда вела в мастерскую крутая лестница. Более того,
помощником бывшему ссыльному солдату был
приставлен отставной солдат. Именно здесь
художник стал осваивать новомодные техники
гравюрования с весьма ядовитыми химическими
реагентами, за что и получил вскорости первое в
истории Академии художеств звание академика
гравюры.
И
во
всех
официальных
документах
на
захоронение
и
перезахоронение речь идет именно о статусе академика Академии художеств,
т.е. поэт-писатель считался как бы от лукавого.
Но еще до академика 25 мая 1859г. Т.Г. Шевченко получает от
оберполицмейстера Петербурга свидетельство за № 208 на свободный проезд в
Киевскую, Черниговскую и Полтавскую губернии именно как художник от
Академии художеств, хотя от строгого надзора полиции его никто не
освобождал. И только в рамках деятельности художника Т.Г. Шевченко мог
параллельно заниматься всем остальным. А этого остального было немало. Но
на первом месте была “свадебная лихорадка”.
Большинство былых знакомцев по столице отметили, как Т.Г. Шевченко
сильно сдал, постарел, имея явно нездоровый вид. Да и сам он себя чувствовал в
сыром Петербурге весьма неважно. А тут еще и “свадебная лихорадка”.
19 апреля 1858г. он провел целый вечер у знакомого малоросса Г.П.
Галагана, который описал ему свой “будыночек”, построенный в Прилуцком
уезде “в старом малороссийском духе”. И эта, казалось бы, обычная светская
беседа перевернула всю душу Тараса Григорьевича пронзительной тоской по
собственному дому. Ему было уже под 44 года, а у него ни кола, ни двора, да и
29
ходит он все еще в парубках. В суматошной богемной столичной среде это и не
особо заметно. А там, куда он душой стремится, в сельское усадебное бытие,
это выглядело как-то странно, не природно. И поэт загорелся идеей купить
немного землицы, построить хату и завести семью с собственным потомством.
Открытая душа, со многими близкими людьми поделился этими сокровенными
мыслями. И многие подключились к реализации его мечты:
1. земля;
2. хата-усадьба;
3. семья
Земля
12 июня 1859г. Т.Г. Шевченко приезжает в Переяслав к Козачковскому,
облазит все знакомые места, сделает карандашный набросок“Коло Канева”.
Живописное Каневские холмогорье его заманило, поразило и пленило. Поэт
принимает решение о приобретении земли здесь и только здесь. И 28 июня
приезжает в Корсунь к своему троюродному брату и свояку за помощью в
выборе места и совершении всех формальностей с приобретением земли для
усадьбы, ибо Варфоломей Григорьевич был уже местным, работая в управлении
имения князя П.П. Лопухина, и хорошо знал все ходы-выходы. И он
единственный из родственников Т.Г. Шевченко был не просто грамотным, а
образованным человеком.
Шевченко Варфоломей Григорьевич (1821-1892) был
усыновлен купцом и вскоре сам стал купцом 3ей гильдии в
Елисаветграде.
В
описываемое
время
работал
помощником управляющего в имении князя Лопухина в
Корсуне. Сестра Варфоломея Григорьевича была женой
брата Тараса Григорьевича Иосифа. Познакомились они
30
(В.Г. и Т.Г.) еще в первый приезд Шевченко на родину в 1843г., но
сдружились крепко только в 1859г. По сути Варфоломей
Григорьевич тогда и стал главным доверенным лицом Кобзаря на
Каневщине, где он задумал поселиться. Но дела по службе не всегда
позволяли ему сопровождать брата Тараса в его поисках.
А тот исходил местность от Канева до Пекарей пешком, наслаждаясь
прекрасным видом на Днепр, на противоположном берегу которого находилась
Михайлова гора, где было имение его давних добрых друзей Максимовичей. Он
несколько раз проплывал по реке, любуясь крутыми обрывами скал-утесов. И
сверху вниз и снизу вверх ему все было по душе.
Наконец, оба брата сошлись во мнении что лучше участка на горе
Мотовиловщине возле Пекарей им не найти. Земля оказалась в собственности
помещика Н.П. Парчевского, и 5 июня поэт отправился в его имение Межирич,
чтобы обговорить все вопросы, но на месте оказался только эконом В.К.
Вольский, с которым и решили вопрос предварительно. А 10 июля с выездом на
место землемер И. Хилинский отмерил при свидетелях две приглянувшиеся
поэту десятины земли. После обмера земли во время завтрака, прибившийся
невесть откуда шляхтич Козловский затеял с поэтом богословский спор, в ходе
которого усмотрел ряд богохульских моментов, о чем и рассказал затем
землякам.
Воистину сказано: Язык до Киева доведёт! Об опасном разговоре дошли
слухи и до рьяного исправника Черкасского уезда Киевской губернии Василия
Табачникова. А так как надзора строгого на всем пути следования и пребывания
Т.Г. Шевченко никто не снимал, то все его промахи тут же шли в зачет
полиции.
31
13 июля поэт уезжал в Петербург и решил заехать по пути в Межирич,
чтобы уже на гербовой бумаге оформить сделку по участку земли с хозяйном.
Но помещик так и не появился. Раздосадованный Т.Г. Шевченко решил
переплыть Днепр и попрощаться с Максимовичами, однако и это ему не
удалось: уже на подъеме на Михайлову гору его догнала и арестовала полиция.
Прям-таки пятница 13го! Однако хлипкость обвинений рьяного служаки была
так велика, а нарыть другого компромата не получалось, что пришлось 30 июля
доставить арестованного в Киев на усмотрение и волю генерал-губернатора
князя И.И. Васильчикова. Тот терпеть не мог всякого рода
бунтарей, но блюл закон и … весьма недолюбливал
польскую шляхту. Посему уже 13 августа поэт смог
выехать в Петербург, а следом в депеше начальнику 3
отделения Долгорукову генерал-губернатор подчеркнул,
что “если бы Шевченко пожелал поселиться в здешнем
крае, то я полагал бы отклонить его намерение”. Помещик Н.П. Парчевский не
знал о депеше, но арест покупателя его земли его сильно напугал, так что, как
пишет в конце августа брату Тарасу брат Варфоломей, до подписания купчей
Парчевский хочет посоветоваться с генерал-губернатором. Идея о Мотовиловом
поле, оговоренном и уже очерченном на месте, трещит по швам. Но еще 2
ноября Тарас Григорьевич пишет о возможности покупки у Вольского 40 дубов
для постройки хаты брату Варфоломею, а об ускорении оформления купчей на
землю эконому Вольскому. Однако к концу года братья получили полный и
окончательный отказ. Идея Мотовилова поля на горе Мотовилихе возле
Пекарей лопнула как мыльный пузырь.
И тогда Варфоломей Григорьевич начинает поиски других участков,
доступных для покупки. Успели в письмах обсудить несколько вариантов, из
32
которых обоим по душе больше всего пришелся один. В июне 1860г.
Варфоломей Григорьевич пишет брату:
“Вище по Дніпру од того місця, де ти сам вибрав, коло Пекарів, на правім
же березі, між Каневом і Пекарями, на високій горі єсть лісочок, граничить з
Монастирищем; посеред того лісочка – поляна, далеченько од города, внизу
кілька рибальских хаток на тій горі дуже богато дичок-яблунь і груш, садочек
завести можна. А любий староденний Дніпро буде здаваться тобі під ногами”.
1 июля Тарас Григорьевич пишет в ответ купить 10 десятин с условием
выплаты в три срока в течение года, а 29 июля высылает брату 1000 рублей на
выкуп земли, 22 августа он просит брата посадить на будущей усадьбе яблоню
и грушу…
Но и здесь не судилось. Живому Кобзарю Каневские городские власти
отказали. А вот мертвому не посмели. И дело вовсе не в Провидении, а в
извечной системе бюрократической спихотехники: военный генерал-губернатор
Санкт-Петербурга с готовностью подписал прошение о перезахоронении праха
Т.Г. Шевченко на родине, ибо ему вовсе не хотелось иметь у себя под боком
еще один источник беспокойства, коих в столице и так хватало с избытком, а
генерал-губернатору князю И.И. Васильчикову при наличии всех законных
документов разрешений вовсе не с руки было ссориться со столичным
начальством, но и у себя под боком, в Киеве он при всех потугах
общественности не позволил перезахоронение, а каневскому городскому
начальству и в голову не могло прийти перечить самому генерал-губернатору.
Только так Кобзарь смог обрести кусочек родной земли за которую всю свою
жизнь расплачивался его брат Варфоломей.
Ежегодная плата за захоронение на Чернечьей горе в городскую казну
Канева составляла 2 рубля серебром. И В.Г. Шевченко исправно платил каждый
33
год, но с 29 декабря 1869г. земля эта в полдесятины была получена им в аренду,
а в 1891г. Варфоломей Григорьевич выкупил ее за 300 рублей серебром,
передал могилу на попечение городских властей, а в банк положил 3000 рублей,
проценты с которых шли на оплату услуг по уходу за могилой. Но каневские
власти своих обязательств фактически не выполняли.
20 августа 1925г. Чернечья гора стала Каневским государственным
музеем-заповедником “Могила Т.Г. Шевченко” размером 4 десятины. И уже
власти Украины обязаны были заботиться о Тарасовой горе, которая стала
местом и государственного и международного значения.
Хата
Идея хаты, своей, у Кобзаря была всегда. И разговор с Г.Галаганом лишь
раззодорил-растравил ему душу. Светлая, теплая, по семейному обжитая хата
стала навязчивой идеей художника. Он везде был гостем, не суть важно
званным или незваным. И нигде – дома. Даже у себя на антресолях. Это все
было чужое. И любое самое искреннее радушие хозяев не заменит свой
домашний очаг, пусть не такой богатый, но свой.
По привычке художника он делает несколько набросков карандашом, но
опоминается, разбившись о реальность бытия: жить то придется не в плоских
зарисовках, а в реально соразмерных помещениях со всеми неизбежными
деталями. А это иной тип мышления-видения: архитектурный. И Т.Г. Шевченко
обращается за помощью к специалисту. И когда он вместе с инженеромархитектором Ф.И. Черненко составил план хаты, которую хотел построить на
берегу Днепра (иного варианта он просто не допускал), то сразу же 18 февраля
1860г. в письме брату Варфоломею его послал похвастаться.
Об этом он мечтательно хвастает и в разговоре с А.С. АфанавьевымЧужбинским, что в его хате на Днепре будет огромное окно мастерской,
34
выходить прямо на Днепр. А его просьба к брату Варфоломею, переговорить с
Вольским о покупке 40 дубов говорит о том, что хата эта была и не совсем хата.
Это был дом художника-поэта, Кобзаря. Дом мечты. Светлица.
Не судилось.
Но в память об этой мечте Варфоломей Григорьевич и его добровольный
помощник В.А. Гнилосыров на деньги из пожертвований почитателей Кобзаря к
его семидесятилетию со дня рождения построили на Чернечьей горе рядом с
могилой еще и Тарасову светлицу-горницу: обычную сельскую хату, где в
одной части должен был жить сторож, а во второй была комната для
посетителей, а по сути первый народный музей Т.Г. Шевченко в мире. Тарасова
светлица просуществовала до 1936г., когда большевики решили построить
строго по их стилю нечто грандиозное вместо невзрачной светлицы-хаты. И
светлицу демонтировали, разобрали ради помпезного здания Кричевского со
товарищи.
Но к 175-летию
Кобзаря о светлице почему-то вспомнили и в НИИ
архитектуры г. Киева заказали проект восстановления ее группе под рук. Ю.Ф.
Хохла. Домик поставили почему-то за музеем и открыли 3 августа 1991г. Но
уже в 2010г. Тарасова светлица еще раз была реконструирована. И опять
бездарно. Но это тема отдельного разговора. В целом же идея хаты Кобзаря еще
ждет своей реализации.
Семья
Нет на Земле более тонких, щепетильных хрупких и мучительных, до сих
пор малознаемых отношений, чем брак во имя семьи. Это не брак радости,
наслаждения, а брак ради будущего, т.е. детей. Тарас Григорьевич неизбежно
осознавал, что в его 44 года дома, на родине у него бы уже были почти взрослые
дети. 10 ссылочных лет понятны и потеряны навсегда. А наверстывать как?
35
Только в срочной женитьбе. Женитьбенная лихорадка и имела место последние
три года жизни Кобзаря. И сравнивать этот период жизни с доссылочным
просто неприлично. Ведь речь идет не о флиртах и романах повесы светского, а
об отчаянии великого человека перед лицом приближающейся старости. Он
ведь не только близкому другу Андрею Осиповичу Козачковскому писал, что
через два года, т.е. в 1861г. собирается навсегда переселиться на Украину. И не
только кому-то одному доверяет право свахи, но и сам ищет. Другое дело, что
Мария Васильевна Максимович, обещавшая ему найти “гарну і моторну добру
дівчину” 21 дек. 1859г. и которой он 25 марта 1859г. посылает даже стихи для
той, которую она изберет: Якби мені черевики и Як би мені, мамо, намисто так
и не смогла решить задачу. Впрочем, мы ведь помним, что полиция его
схватила как раз тогда, когда он поднимался на Михайлову гору к усадьбе
Максимовичей. И кто знает, будь все иначе, как бы дело повернулось. Но
история не знает сослагательного наклонения.
Еще более странная история со знакомцем Тараса Григорьевича из
Полтавы Ф.Л. Ткаченко, которого он просит присмотреть ему небогатую
украиночку. 30 мая 1860г., 28 сентября просит прислать ему портрет той,
которую ему знакомец выбрал, а 6 декабря Ф.Л. Ткаченко пишет поэту что
присмотренная им девица оказалась засватана за старика-богача.
Много более прозаична и житейна история со служанкой Варфоломея
Григорьевича Харитой, крепостной князя Лопухина. Той “старый хрыч” просто
не нравился и она прямо заявила хозяину, т.е. Варфоломею Григорьевичу, что
замуж пока что не собирается. Письмо – заявку жениться на Харите
Довгополенко Шевченко пишет брату Варфоломею 2 ноября 1859г., 1 февраля
спрашивает брата о ее согласии (несогласии выйти за него замуж и 18 февраля
вновь спрашивает брата о Харите, а 22 апреля получает от него сообщение, что
Харита еще не думает о замужестве). Отказ. На радость Варфоломея, не
36
одобрявшего такой брак, и на горечь Тараса, не реализовавшего своей
крестьянской малороссийской мечты.
Но ничто не может сравниться с тем, что сотворила с
Кобзарем Лукерья (Гликерия) Полусмак, на которую
обратил внимание Тарас Григорьевич после отказа Хариты.
Лукерья, 19 лет от роду, крепостная помещика Н.В.
Макарова,
работала
горничной
у
его
петербургских
знакомых Карташевских. Разбитная, ветреная, мечтающая
только о столичной жизни ухаживания старого барина
воспринимала как очередное приключение. Но когда 27 июля 1860г. он сделал
ей предложение на даче Кулишей в Стрельне все, в том числе и Лукерья, были в
ужасе. Ведь помолвка – это уже публичные обязательства. Отказать сама
Лукерья не могла, ибо и ее барин Н.В. Макаров был добрым знакомым Т.Г.
Шевченко, т.е. не мог пойти против его воли, хотя сам идею такого брака не
одобрял, зная характер своей крепостной. Но поэт был в ударе. Там же на даче
он пишет стихотворение “Лікері” (“Моя ти люба! Мій ти друже!”) А16 августа
1860г. в письме Варфоломею просит посадить на будущей усадьбе на
Чернечьей горе яблоню и грушу “на память 1860 року 28 июля”, т.е. дня
помолвки. Он засыпает Лукерью подарками, снимает для нее квартиру,
нанимает малограмотной девице учителя. Он уже видел Лукерью хозяйкой хаты
на Чернечьей горе. Но в середине сентября он застает Лукерью и учителя, им же
нанятого, занимающимися любовью, а не уроками. Такого предательства поэт
перенести не смог и разорвал помолвку. 14 сентября он пишет стихотворение
“Н.Я. Макарову. На память 14 сентября”(“Барвінок цвів і зеленів”) о трагедии
своей любви. А 27 сентября пишет ей прощальное стихотворение: “Л”
(“Поставлю хату і кімнату”), ибо уже 28 сентября пишет Ф. Ткаченко в Полтаву
просьбу выслать портрет той, которую он ему подыскал.
37
А Лукерья вышла замуж за парикмахера Яковлева, однако когда в 1904г.
ее муж-алкоголик умер, вдруг все в столице бросила и переехала в Канев. И до
самой смерти 1917г. каждый день в траурной одежде ходила на могилу поэта и
плакала-каялась ему в своей подлой неблагодарности. В книге отзывов за 1904г.
есть ее запить: “Приехала твоя Ликера, твоя любимая, мой друг. Посмотри,
посмотри на меня, как я каюсь!”.
Итак, у Тараса Григорьевича со счастьем в личной жизни не сложилось,
садок вишневий біля хати так и не расцвел.
Як умру, то поховайте…
Так уж случилось, что слова эти оказались обращены к ближайшему
окружению. Кобзаря в столице, коих было четверо:
Честаховский Григорий Николаевич (1820-1893) – чиновник
канцелярии Капитула российских
императорских и царских орденов,
губернский секретарь, а в миру художник,
выпускник Академии художеств 1855г.,
однако в истории оставил след как
украинсфил и самый преданный друг Т.Г.
Шевченко, его душеприказчик и
пожизненный хранитель памяти о Кобзаре.
Лазаревский Михаил Матвеевич (1818-1867) – советник
Петербургского губернского правления, а в миру
литератор и украинофил, семейная усадьба Лазаревских
была в Конотопском уезде.
38
Лазаревский Александр Матвеевич (1834-1902) –
коллежский секретарь, служивший в Сенате, а в миру
литератор и украинофил вместе со своим старшим братом
(всего их было 6 братьев).
Кулиш Пантелеймон (Панько) Александрович (1819-1897) –
свободный литератор, издатель и рьяный украинофил.
Т.Г. Шевченко умер в полшестого утра 10 марта (26 февраля по ст. стилю)
1861г., прожив 47 лет и 1 день. Официальная причина – водянка. Такой
скоропостижности никто не ожидал, а посему и официального завещания поэт
не оставил. Но все знали его знаменитый “Заповіт”, а Честаховский знал еще и
все подробности перипетий с поиском места для Тарасовой хатынки. Знакомы
были два малоросса еще с 1843г., однако тесно сблизились после возвращения
поэта из ссылки в 1858г. Оба были из простого, подневольного люда (отец
Честаховского – военный поселенец, что по статусу мало чем отличалось от
крепостного), оба с детства проявили способности к художеству (Честаховский
начинал богомазом), обоих заметили знатные меценаты и способствовали их
поступлению в Академию художеств, оба, хотя и в разное время, ее закончили
со званием неклассного художника, оба любили свою родину – Украину и
39
тосковали по ней в вынужденной разлуке, а это родство душ и вело к
откровениям, которые с другими были просто невозможны. И все в окружении
Кобзаря это знали, даже немного ревновали, но признавали. И, когда произошло
непоправимое, Честаховский безоговорочно стал и душеприказчиком (поэтому
именно его пригласила полиция для описи всего, что было в помещении
мастерской умершего академика Академии художеств Т.Г. Шевченко 14 марта
1861г.) и распорядителем похорон. Это он выбрал место на Смоленском
кладбище, заказал гроб и могилу, в которую заранее поставили еще и ящик со
свинцовыми стенками (правда, пластины металла были так худо запаяны, что
вода набралась в ящик еще до того, как принесли гроб). А это кроме всего
прочего говорит еще и о том, что даже для столицы империи в то время
сооружать свинцовые ящики для гробов было явлением весьма редким.
Так получилось, что академик Т.Г. Шевченко явно принадлежал к
гильдии художников, которые и взяли на себя все финансовые хлопоты по
похоронам вскладчину, а поэт Т.Г. Шевченко к гильдии литераторов, которые
взялись за организацию публики. И надо сказать, что обе гильдии блестяще
справились со своими обязанностями.
Тело Кобзаря три дня лежало в церкви
Академии художеств, привлекая на прощание
великое множество народа, что никак не могло
нравиться полиции. У гроба все время сидел
нанятый
дьячок
из
малороссов,
бубнивший
крамольно Давидовы псалмы в переводе самого
покойника. И только гул постоянно проходящего множества народа не позволил
полицейским сыскарям уличить чтеца в малороссийском наречии.
13 марта (28.02. по ст. ст.) 1861 г. в 11 ч. началась панихида, а затем
прощальные речи. Вся Университетская набережная от Дворцового до
40
Николаевского моста была запружена народом (по сведениям полиции: около
2000 человек, что уже смахивало на манифестацию). Гроб несли на руках все
три версты от церкви Академии художеств до Смоленского кладбища. Причем
вопреки столичным правилам гроб несли открытым, а крышку с серебряной
табличкой: “Украинский поэт Тарас Григорьевич Шевченко 1861 февраля 26 д.”
несли отдельно. Из выступлений на кладбище приведем лишь отрывок речи
Панько Кулиша:
“Радуйся ж, Тарасе, що спочив ти не на чужині, бо немає для тебе чужини
на всій Слов’янщині – і не чужі люди тебе ховають, бо всяка добра і розумна
душа – тобі рідна. Бажав еси, Тарасе, щоб тебе поховали над Дніпром –
славутом: ти ж бо його любив і малював і голосно прославив. Маємо в бози
надію, що й се твоє бажання виконаємо, Будеш лежати, Тарасе, на рідній
Україні, на узбережжі славного Дніпра, ти ж бо його ім’я з своїм ім’ям навіки
з’єдночив”. Таким образом из его речи всем присутствующим, даже тем, кто не
видел самого свинцового ящика в могиле, стало ясно, что эта могила есть лишь
временное пристанище Кобзаря. И слышали это не только многочисленное
землячество малороссов Петербурга, но и цвет литературы великороссов:
Достоевский, Салтыков – Щедрин, Некрасов, Панаев, Тургенев, Лесков,
Чернышевский, братья Жемчужниковы и Курочкины, переводчик Михаил
41
Михайлов и др.
Сразу после похорон ближайшие друзья покойного собрались у М.М.
Лазаревского, который как самый представительный чиновник и написал
прошение на имя военного генерал-губернатора Санкт-Петербурга
о
перезахоронении академика Академии художеств на Украине. И сразу же
объявили о сборе средств на это весьма не дешевое мероприятие. И уже через
десять дней было собрано более 1000 рублей серебром. А это говорит о том, что
в положительном решении
вопроса организаторы не сомневались. И
положительный ответ пришел достаточно быстро по бюрократическим меркам:
уже в середине апреля.
Ровно через 2 месяца со дня смерти Кобзаря 26 апреля 1861г. по старому
стилю гроб выкопали, переложили в новый свинцовый ящик, поставили этот
тяжелый груз на специально заказанные особые рессорные дроги, покрыли
ящик с гробом по казацкому обычаю червоной китайкой и отправили на вокзал.
Так уж сложилась судьба поэта, что в первый раз он ехал из ссылки от Москвы
до Петербурга по железной дороге живым, а второй раз из Петербурга до
Москвы той же железной дорогой, но уже мертвым. Здесь следует сказать и о
другом техническом новшестве, которое сыграло много большую роль в
посмертии Кобзаря. Уже на следующий день телеграфом по всей Украине стало
известно и о смерти поэта, и о его перезахоронении. Телеграфные сообщения
сопровождали и весь друхнедельный путь гроба поэта на родину.
Впервые в истории России перезахоронение не государственно значимого,
а скорее наоборот, государственно опасного человека, да еще и поэта,
превратилось в многодневную похоронную манифестацию Петербург – Москва
на поезде, а далее на лошадях: Серпухов – Тула – Орел – Кромы – Дмитровск –
Севск – Глухов – Кролевец – Батурин – Борзень – Еленовка – Нежин – Козелец
42
– Носовка – Бровары – Киев, а далее пароходом до Канева (т.е. всеми видами
транспорта того времени). И везде положенные службы за упокой души
умершего и стечение народа, в
подавляющем большинстве – обыватели –
зеваки уникального зрелища.
И все наиболее интересные моменты путешествия мертвого Кобзаря на
родину отмечал в своих зарисовках в альбом Г.Н. Честаховский, который
вместе с А.М. Лазаревским сопровождал гроб как душеприказчик Т.Г.
Шевченко и распорядитель его похорон. Для этого ему пришлось на службе
взять отпуск на 28 дней. И не только для благого дела, но и чтобы увидеться с
родиной, на которой он не был долгих 18 лет. В Киеве он передал бразды
правления организацией похорон доверенному лицу поэта, его троюродному
брату и свояку Варфоломею Григорьевичу Шевченко, который тоже взял
отпуск на службе на несколько дней, и посему явно спешил с похоронами. А тут
еще киевская громада украинофилов – почитателей Кобзаря – вознамерилась
похоронить
его
именно
в
Предлагали и Аскольдову могилу
Аскольдова могила
Киеве.
43
И Щекавицу,
44
и Выдубецкий
монастырь,
Офорт Т. Шевченко. 1844г.
а В.В. Тарновский – мл. даже парк в своем имении в Качановке.
Согласились – сошлись на Щекавицкой горе и место выбрали и подготовили, и
15 рублей залога оставили, и даже В.Г. Шевченко уговорили.
45
6 мая 1861г. гроб прибыл в Киев, но в город его не пустили, поэтому, пока
шли всякие переговоры и юридические хлопоты, дроги с гробом оставались на
околице Киева, на Подоле, в Рождественской церкви, рядом с конной почтовой
станцией.
7го
мая
возле
гроба
сфотографировали
всех
прибывших
родственников поэта. И в этот же день по воле Провидения в первый и
последний раз мнение светских и духовных властей Киева совпало с мнение
Г.Н. Честаховского: купцу 3ей гильдии Шевченко В.Г. было отказано в
захоронении тела Т.Г. Шевченко в пределах городской черты. Поэтому в 7
часов утра следующего дня дроги с гробом на пароходе “Кременчуг” отплыли в
Канев, а в 4 часа пополудни уже были на месте. И опять явно спешивший на
службу Варфоломей Григорьевич с сыновьями захотел и получил уже согласие
властей похоронить своего великого брата традиционно на церковном погосте.
И здесь вновь Г.Н. Честаховскому, как и в Киеве, пришлось переубеждать
участников похорон, (а их пароходом прибыло достаточно много) в полной
мере исполнить последнюю волю покойного. И не без помощи А.М.
Лазаревского все-таки сумел настоять на своем.
10 мая 1861 г. тяжеленную поклажу вознесли на вершину Чернечьей горы,
всем миром вырыли могилу,
каневские солдаты соорудили из
кирпича склеп, в который и
поместили гроб с телом Т.Г.
Шевченко
на
веки
сказавши
последние
вечные,
слова
прощания от лица белоруссов,
великороссов,
малороссов
Святой православной церкви.
и
46
Честаховский курган
После похорон публика быстро разъехалась 12 мая Г.Н. Честаховский на
прощание еще раз поднялся на гору к Тарасу, другу и батьке. Сиротливая
одинокость плоской, даже без должного креста могилы Кобзаря так резанула
его сердце, что он решил сам соорудить холм, как того хотел поэт. И он решил
остаться еще на некоторое время в Каневе. Он заказал каневскому мещанину
Степану Кубахе большой дубовый крест, а сам стал каждый божий день носить
с подножья на вершину землю, дерн и камни для обкладки. Увидев дивную
работу барина, к нему стали приходить и помогать таскать это все на высокую
гору и местные жители. В будни человек 5-7-9, а в выходные и более 30 бывало.
И он со всеми говорил весьма добродушно и благожелательно, что было совсем
нехарактерно для местных резко сословных нравов. Он и о великом Тарасе
рассказывал, и стихи его читал и выписал из столицы и в конце мая получил 20
экземпляров “Кобзаря” по 1,5 руб. и 141 экземпляр мелких произведений поэта
в брошюрках по 3-5 коп. и даже 25 экз. “Грамотки” П. Кулиша по 5 коп. Такая
просветительская деятельность породила сперва много слухов о необычном
барине среди простого люда, затем у полиции и, наконец, у владетельных
господ, особенно поляков и евреев. Ведь среди вполне подцензурных для
столицы произведений в брошюрках были и “Гамалия”, и “Тарасова ночь” и
“Псалмы Давыдовы”, и “Тополя” и др., где по сути прославлялась
гайдамаччина, а значит и явные пусть и уже исторические события где “ляхам,
жидам, москалям” было очень даже некомфортно. А ведь слухи об отмене
крепостного права царским указом от 19 февраля 1861 г. уже дошли и до этих
земель империи российской. И уж совсем доконала всех хитроумная, но явно
злонамеренная легенда о том, что в могиле Тараса спрятаны ножи на которые
всех “ляхов, жидов, москалей и надо поднять”.
47
И уже 18 июня Г.Н. Честаховский оказался под строгим надзором
полиции. Особенно усердствовал старший заседатель Каневской уездной
полиции Владислав Монастерский, сам поляк по происхождению. Излишнее
служебное рвение сего чиновника по раздуванию из мухи слона вызвало
большое
неудовольствие
самого
киевского
генерал-губернатора
князя
Васильчикова. Тем не менее он вызвал к себе на ковер Г.Н. Честаховского и
прямо ему сказал, что хотя следствие весьма тщательно все изучило и не нашло
прямых законных улик в его противоправной деятельности, все же ему следует
дать подписку о невъезде в пределы Киевской губернии без особого разрешения
на то киевского губернского начальства, и покинуть пределы губернии до 7
августа без каких-либо последствий по службе в столице. Понятно, что
Честаховскому не оставалось другого выбора.
Но главное дело, ради которого он оставался возле Тараса, друга и батьки,
он уже сделал. К 1 августа курган на
Тарасовой могиле был уже готов. Правда
на празднике этом ему уже побывать не
удалось.
7
августа
1861
г.
Г.Н.
Честаховский навсегда покидает Канев, но
продолжит и вдали от своего кургана
делать все для сбережения памяти о
Кобзаре.
В 1888 г. Честаховский все собранное им Тараса и о Тарасе передал
известному поклоннику Кобзаря черниговскому меценату и коллекционеру В.В.
Тарнавскому – мл. Его коллекция, посвященная Т.Г. Шевченко была в то время
крупнейшей в мире. Но когда он захотел передать ее всю Киеву, власти
забоялись ее принять. И тогда в 1903г. все это было передано в музей г.
Чернигова. Именно поэтому после революции 1905-07гг. сюда вернули и
48
пролежавший в охранке с 1847г. конфискат из рукописей Кобзаря, в том числе и
чистовик сборника “Три літа”.
Другим примером преданности Кобзарю Григория Николаевича Честаховского
является
написанная
им
для
Свято-Рождество-
Богородичного собора в Конотопе икона.
Святителя
Тарасия,
архиепископа
цареградского
и
преподобного Михаила Малеина в память о своих
друзьях с его собственноручной надписью: “Вічна пам’ять і добра слава вірним
товаришам
Тарасу
Григоровичу
Шевченко
і
Михаилу
Матвієвичу
Лазаревскому. Григорій Честаховський, року 1867, місяця серпня” (год смерти
Михаила Матвеевича).
Неподдельная преданность Г.Н. Честаховского Кобзарю нашла свое
признание после его смерти в марте 1893 г. Похоронили его в АлександроНевской лавре в столице, но В.В. Тарновский – мл. в знак признательности
повторил то, что Честаховский сделал с Кобзарем: он перевез гроб из столицы к
себе в имение, похоронил его в Качановском парке и насыпал высокий курган,
как когда-то это сделал и сам Григорий Николаевич над могилой своего друга и
батьки. Но все помнили, что вначале В.В. Тарновский – мл. хотел у себя
приютить навечно и самого Кобзаря. Не отсюда ли истоки той имитации
Тарасовых курганов, вспыхнувших в Галичине к столетию со дня рождения
Кобзаря?!
Смотрители Тарасовой Могилы
Если Варфоломей Григорьевич Шевченко был вечным содержателем
Тарасовой
могилы,
то
первым
ее
смотрителем
был
несомненно
Г.Н.Честаховский. Но от него весьма скоро власти избавились. И Тарасова гора
как бы осиротела. Хотя поток неорганизованной публики и украинофильские
49
организованные туры продолжали пульсировать. И одним из организаторов был
выпускник Петербургского университета 1861г. П.П. Чубинский.
Чубинский Павел Платонович (18391884) – был одним из тех, кому
вмешательство полиции не позволило
произнести свою речь на кладбище над
могилой Кобзаря 13.03.1861 г., хотя он
записался заранее. Верный ученик и
последователь Панько Кулиша сразу
после
окончания
университета
вернулся на родину и пошел в народ.
Одной
из
форм
просветительской
работы и были организованные туры на
Тарасову гору в Каневе. А уже в 1862
году
полиция
украинофильскую
за
наглую
деятельность
сослала молодого малоросса на самый что ни на есть Север, в
Архангелгородскую губернию, где он впрочем, неплохо устроился,
использовав давние родственные связи. Там то и родился текст
будущего гимна Украины: “Ще не вмерла України і слава і воля”. И
когда этот текст был опубликован во Львовском журнале “Мета” №4 в
декабре 1863г. причем вместе с “Заповітом” Т. Шевченко, они вновь
встретились. С тех пор по уровню популярности стихотворение
“Заповіт” идет лишь на шаг впереди, а вот песни на слова этих стихов,
естественно, поменялись местами, ибо гимн – вещь все-таки
официальная. И в этом П. Чубинскому помог своей музыкой Михаил
Вербицкий (1815-1870), которую, кстати, знают больше людей, чем
50
сам текст. А причудливые смысловые взаимопереплетения этих
поэзий еще предстоит тщательно исследовать.
Однако и неорганизованные и организованные потоки посетителей
сталкивались с проблемой бескультурья их самих. Могилу поэта просто
затаптывали и растаптывали, а дожди и ветра завершали разрушение холмакургана, созданного Г.Н. Честаховским и его добровольными помощниками. И
в
1867-68
гг.
Варфоломей
Григорьевич
вынужден
был
фактически
восстанавливать могилу великого брата за свой счет. Тогда то он и добился у
Каневских властей права аренды этого участка. Могилу сделали в два уровня,
обложили дерном и камнями. Так она простояла еще 13 лет.
А в 1882 г. в киевской газете “Заря” появилась маленькая заметка –
телеграмма учителя из Канева В. Гнилосырова:
“Канев 25 октября. Могила поэта Украины Т.Г. Шевченко представляет
собой в данный момент полную руину. Могильный крест на днях рухнул в
Днепр, разбившись на два куска ниже венца и ближе основы. Остатки курят
подростки-поводыри, прячась от холода у насыпи могилы”
Маленькая заметка требует некоторых комментариев.
1. Могильный крест – это тот самый дубовый четырехметровый крест,
который Г.Н. Честаховский заказал Степану Кутахе и который уже 17 мая
каневские девчата привезли на возе. В тот же день этот покрашенный голубой
краской крест вознесли на гору и установили на могиле у самого обрыва утеса.
Кстати в письме Федору Ивановичу Черненко от 20 июня 1861 г. Честаховский
и нарисовал саму могилу и впервые Чернечью гору назвал Тарасовой.
2. мальчики-поводыри – это всего лишь самодеятельные гиды из детей
местных жителей (летом и девочки, а в другое время – мальчики), которые
51
дежурили с тем, чтобы провести любого желающего за “кто сколько даст” либо
самой короткой, но крутой дорогой, либо дольшей, но удобной как от подножья
до могилы, так и обратно. Дело в том, что троп проторено было множество,
многие теряются в кустах и потому блуждать по ним можно долго, а вот
достигнуть цели – не всегда.
3. курят – жгут в костре, чтобы согреться.
А вот личность автора заметки, взбудоражившей всю украинофильскую
общественность, заслуживает особого внимания, ибо это второй после
Честаховского добровольный смотритель Тарасовой горы.
Гнилосыров Василий Степанович (1836-1900)(лит. псевдоним А.
Гавриш), учитель, литератор, просветитель. В Каневе с
1873 г. и до самой смерти, но могила его, к сожалению,
не сохранилась.
Заслуги
Василия
Степановича
Гнилосырова
в
сохранении памяти о Кобзаре пока что должным
образом не оценены. Уже одна его заметка-телеграмма
в газете “Заря” 25.10.1882г., подвигла общественность к самым
активным действиям по спасению национального достояния –
Тарасовой горы. Было собрано 6000 рублей пожертвований на
которые В.С. Гнилосыров и В.Г. Шевченко восстановили могилу, а
рядом построили Тарасову горницу, обычную сельскую хату, в одной
части которой должен был жить сторож, а во-второй бы была комната
для посетителей, по сути первый народный музей Т.Г. Шевченко в
мире. И уже 22 апреля 1884г. в первой половине хаты поселился
первый сторож-смотритель Тарасовой могилы каневский мещанин
Иван Алексеевич Ядловский. Договор с ним был на 5 лет, а судьба
52
распорядилась иначе: на всю оставшуюся жизнь т.е. до
1933г. И похоронили верного сторожа рядом с тем,
кому он верой-правдой служил полвека. А во второй
половине стали по крупицам собираться экспонаты. И
начало коллекции заложил сам Василий Степанович,
отдавши свой собственный и единственный экземпляр
“Кобзаря”.
Совсем иная история с крестом. Его заказал и выделил на это 1000 рублей
В.В. Тарновский – мл. давний почитатель Кобзаря Проект сделал академик
архитектуры Виктор Сычугов, а отлили на чугунолитейном заводе Термена в
Киеве еще в 1883г., но киевская власть наложила арест на готовый памятный
крест ибо нашла там крамолу в виде маленькой бронзовой пластины-таблички
где сверкали слова:
Свою Україну любіть,
Любіть її… Во время люте,
В остатню тяжкую минуту
За неї господа моліть!
Кстати, барельеф Т.Г. Шевченко и табличку со стихами сделал для
памятного креста сам В.В. Тарновский – мл.
53
Все апелляции В.В. Тарновского – мл. к властям всех уровней
воздействия не возымели. Уже прошли все юбилейные сроки 70-летия со дня
рождения Кобзаря. И крамольную табличку таки сняли, а вместе с ней и арест
памятного креста высотой более 6 м. и весом более 250 пудов. 1 августа (20.07.
по ст.ст.) 1884г. памятный чугунный крест, покрашенный белой краской, занял
свое место на могиле Тараса аж до 1923г.
А В.С. Гнилосыров стал общественным смотрителем Тарасовой
горницы, пополняя ее коллекцию все новыми и новыми экспонатами.
Он написал подробную историю могилы, стал вести учет посетителей
сам, а в 1893г. даже заказал специальную книгу отзывов, но сквозь
препоны властей смог ее пробить официально лишь в 1897г. С тех пор
она и пополняется непрерывно. А через пять лет в 1889г. вокруг
могилы была поставлена чугунная ограда, а на саму гору была
впервые построена витиеватая деревянная лестница, о которой во весь
голос возопил еще в 1882г. Николай Лесков. С появлением деревянной
нити Ариадны нужда в поводырях сама собой отпала.
Насильственный расцвет
К началу XX в. Тарасова гора лишилась всех своих опекуновблагодетелей. И только Иван Алексеевич Ядловский не покидал свой пост.
Правда и каневские жандармы строго следили за любыми проявлениями
54
украинофильской смуты. Но у них не было почтения не только к публичным
сборищам, а и к самой могиле Кобзаря.
Установление Советской власти все резко изменило. По решению В.И.
Ленина
Кобзарь
попал
в
обойму
идеологически
правильных
поэтов,
революционеров – демократов. Началась эпоха насаждения повсеместного
культа Т.Г. Шевченко. Его произведения издаются гигантскими тиражами в
переводах на все возможные языки как народов СССР, так и мира. Его именем
называется все, что только можно назвать именем собственным. Он входит в
обязательную программу обучения во всех типах учебных заведений
Советского Союза. Радуйся, Тарасе!
20 августа 1925 Тарасова гора стала Каневским государственным музеемзаповедником “Могила Т.Г. Шевченко”. Но страна в разрухе и громадвье
планов все время разбивалось об нехватку средств. И элементарную
бюрократическую забывчивость. Так, например, эпохальное Постановление
СНК УССР “Про відзначення 70х роковин з дня смерті Т.Г. Шевченко” было
принято точь в точь в этот самый день роковин: 10 марта 1931г.
Правда самовольные преобразования Тарасовой горы начались еще в
1923г. В рамках борьбы с “опиумом для народа” на апрельском заседании
комбедов каневского района было решено крест на могиле Кобзаря заменить
памятником. Проект памятника создал скульптор-самоучка К.М. Терещенко
(1879-1969). Чугунную отливку сделали на Городищенском
сахарном заводе. И уже 1 июля 1923г. водрузили это чудо
безвкусицы на место весьма соразмерно гармоничного
творения В. Сычугова, академика архитектуры. Большего
позора для Кобзаря трудно было представить. Маленький
бюстик на большом чугуннолитом постаменте неприятно
55
резал глаз. Трудно сказать, что подумал, увидев этот памятник, крупнейший
советский скульптор-монументалист М.Г. Манизер. Но то, что его охватил
тихий ужас от этого как бы высунувшегося из могилы через постамент поэта, это точно. Не мог автор “Заповіта” выглядывать опасливо из могилы. А вот
взлететь над ней он мог:
… оттоді я
И лани и гори –
Все покину і полину
До самого бога…
Матвей Генрихович Манизер (1891-1966) прекрасно знал творчество
Кобзаря еще со времен подготовки лучшего в мире
памятника поэту в Харькове, который на время заказа
памятника к 120-летию со дня рождения Т.Г.
Шевченко был столицей УССР. Перенос столицы в
Киев уже ничего изменить не мог, ибо памятник уже
был намертво привязан к избранному месту на
огромной площади и архитектор и Г. Лангбард уже
вел работы с фундаментом для постамента и с самим
постаментом, пока М.Г. Манизер в Ленинграде
творил и отливал статую поэта и 16 дополняющих ее по спирали статуй героев
и символов. В марте 1934г. памятник в Харькове заложили, а 24 марта 1935г.
открыли.
Но столица новая тоже не имела морально-идеологического права
оставаться без монументального памятника Кобзарю.
56
А так как памятник в Харькове получил очень высокие оценки и в стране и за
рубежом, то и памятник в Киеве и в Каневе тоже заказали М.Г. Манизеру. Но
сквер Володарского напротив здания университета – это абсолютно другое
архитектурное решение. И оно долго не давалось и скульптору и его соавтору,
архитектору Евгению Адольфовичу Левинсону (1894-1968). Высокие деревья
мешали увидеть соразмерность их и постамента и статуи. И первая попытка
оказалась неудачной именно по соразмерности. Но скульптуру поэта браковать
не стали, оставив ее для Канева, где возносящий ее высокий лабрадоритовый
постамент затушевывает не только детали, но и размеры скульптуры. А для
Киева сделали зеркальное отображение этой же статуи, но уже требуемых
размеров в гармонии и с постаментом и деревьями и посетителями. Памятник в
Киеве открыли 6 марта 1935г., а в Каневе лишь 18 июля 1935г. Но если в
Харькове на открытии памятника Кобзарю “Заповіт” спел хор из 700 человек, то
в Каневе ~ хор из 1200 человек.
57
М.Г. Манизер и
Е.А.
Левинсон
вернули могиле поэта
форму
кургана
и
взлетающий на небеса
Кобзарь может лишь
радоваться
такому
глубинному
проникновению
художников в текст
его “Заповіта”.
И наш нижайший поклон им за такое гениально простое единение
материального и духовного, овеществление поэзии. Во всем мире нет примеров
подобного превращения стиха – завета в реальность, художества буквы и звука
в художество линии и формы.
Тарасова горница
Менее всего радует трансформация Тарасовой горницы. Создатели ее
1884г. В.Г. Шевченко и В.С. Гнилосыров не были музееведами. В сельской хате
на две половины они хотели только отобразить житейски последнее желание
поэта о собственном доме. И вполне удачно совпала с этой идеей реальная
нужда в стороже, а значит и жилье для него и в комнате для посетителей,
соответственно обставленной памятными вещами-экспонатами.
58
Смерть Ивана Алексеевича Ядловского развязала руки тем, кто воплощал в
жизнь
постановления СНК УССР о
музее-заповеднике “Могила Т.Г.
Шевченко”. И в 1935г. хату просто снесли, чтобы на ее месте поставить уже
постройку дворцового типа. Но без наличия преемственности огромная коробка
оказалась чуждой месту, хоть в яркой псевдонародной раскраске типа “писанка”
(и это рядом с могилой мол, радуйся, Тарасе!) хоть в казенно ровной одноцветке
принятого окончательно варианта. Формат помещения потянул за собой
проблему
пополнения
фондов.
А
при
отсутствии
четкого
видения
целефункциональности музея при могиле, а не могилы как экспоната музея,
привела к полной неразберихе в направлении развития. О преемственности
вдруг вспомнили к 175-летию со дня рождения Кобзаря. И заказали Ю.Ф. Хохлу
в Киевский НИИ архитектуры проект восстановления Тарасовой горницы. И
через два года 3 августа 1991г. ее таки соорудили, но… за музеем. Весьма
странное представление о преемственности. Отсутствие четкой архитектурной
увязки говорит о голом формализме таких творцов. Если музей не сменил
кардинально свою концепцию, то нельзя предшественника запихивать в чулан.
Большие надежды возлагались на реконструкцию 2003-2010гг. Но гора родила
мышь. И в мае 2010г. руководство реконструкцией попало в руки Л. Скорик с ее
59
обожанием стиля хай-тек. И действительно посетители получают впечатления и
от хай и от тек, но не от покоящегося рядом автора “Заповіта”.
Грустно и скорбно. Это было бы к месту в Доме Т.Г. Шевченко в центре Киева
как
большом
многофункциональном
и
мультимедийном
центре
с
голографическими представлениями всех его памятных мест. Но не у могилы.
Много более к месту рядом с могилой Кобзаря была бы красивая
соразмерная капличка. Там можно было бы и цветы (но не венки) положить
(лучше всего 1 цветок/веточку) и свечу поставить, а то и то и другое, кому как
захочется перед иконой святителя Тарасия. Да и копия памятной иконы Г.Н.
Честаховского там бы была совсем не лишней.
Наконец, очень хорош был бы в музее мультимедийный стенд со всеми
переводами “Заповіта” на языки мира с их письменным и устным
художественным прочтением.
Но это кажется я перешел в чисто дилетантские мечтания, в коих каждый
силен, дай ему волю.
60
Прости нас, Тарасе! Грешны мы тем, что больше любим не Тебя в себе, а
себя на Твоем фоне.
Мистика слова
Собирая материалы об истории “Заповіта”, пришлось столкнуться с рядом
фактов, не поддающихся обыденной логике объяснения.
1. Тарас Григорьевич Шевченко был назван по святцам в честь святителя
Тарасия и умер в день памяти его небесного покровителя.
2. Испокон веков по землям Украины странствовали поэты-сказители,
поэты-мечтатели, поэты-скорбители, поэты-бунтари, сопровождая
свои выступления звуками кобзы-бандуры. А вот Кобзарем с большой
буквы назвали только Т.Г. Шевченко, который никогда на кобзе не
играл, но написал “Кобзарь”. Какого еще поэта в мире народ называл
бы по его первой книге?!
3. Т.Г. Шевченко был первым в истории Академии художеств
академиком гравюры с таким дипломом. И за 10 дней до своей смерти
он сделал на обратной стороне своего последнего офорта автопортрета
набросок своего последнего стихотворения, где есть слова:
Чи не покінуть нам, небого,
Вірші нікчемні віршувать
Та заходиться риштувать
Возі в далекую дорогу,
На той світ, друже мій, до бога,
Почимчикуєм спочивать.
61
которые иначе как наитием предвидения, озарения назвать трудно. И
как тесно смысловая структура стиха укладывается в таковую
“Заповіта”.
4. Смерть по церковным законам православия обрамлена как социальный
феномен достаточно жесткими предписаниями. И в сельской
местности их блюли строже, чем в городах, а в провинции строже, чем
в столицах. В Каневе по малороссийскому обычаю Т.Г. Шевченко
хоронили строго как парубка, холостяка, т.е. не прошедшего при
жизни обряда венчания. Отсюда и плакальщицы девушки в венках с
лентами и вышиванках впереди процессии и т.п. И похоронен был Т.Г.
Шевченко на Чернечьей горе. А чернец – это монах, т.е. по
определению
человек
несемейный,
одинокий,
полностью
присвятивший себя делу служения Богу. С Богом у Кобзаря были
весьма сложные отношения. Даже из “Заповіта” видно, что он часто
ставил свою Родину выше самого Бога. А Чернечья гора сама собой
сняла эти противоречия, ибо и на Украине и с Богом здесь буремный
Тарасий, что так гениально воплощён М.Г. Манизером в могильном
памятнике-надгробии.
5. И кажется впервые в мире могила была награждена настоящим
государственным орденом. В 1975г. по случаю 50-летия со дня
создания Каневского государственного музея-заповедника “Могилао
Т.Г. Шевченко” удостоена ордена Дружбы народов. А по сути это
орден и “Заповіту”, и тем, кто претворял его в жизнь.
62
6. Среди живописных работ Т.Г. Шевченко (а их более 1200). Только
несколько посвящено Петербургу. И одна называется “Уголок
Смоленского кладбища”. Набросок был сделан за 20 лет до смерти
х
у
д
о
ж
н
и
к
а
.
Е
г
о
-то и взял за основу Г.Н. Честаховский, когда выбирал место для
могилы своего друга и батьки. По православному обычаю дважды в
одну могилу не хоронили. Но в советское время эти обычаи не
соблюдались. Тем более в переполненных столичных городах. Но
былая могила Т.Г. Шевченко уцелела. И когда в 1988г. началась
генеральная реконструкция, два украинца из Петербурга Леонид
Колибаба и Борис Бойченко решили на века закрепить это место в
память о Кобзаре. Они привезли из Карелии большой гранитный валун
и установили его на месте первой могилы Т.Г. Шевченко. Л.Я.
Колибаба сам высек на нем крест и памятный текст:
63
“Поховайте та вставайте,
Кайданы порвіте…
Здесь 12 марта 1861г. біло первое захоронение Великого Поэта
Украины Тараса Шевченко”
В честь 175-летия со дня рождения Т.Г. Шевченко.
64
И Не забудьте пом’янути незлим тихим словом
тех, кто причастен к истории “Заповіта”:
1. Козачковский Андрей Осипович (1812-1889).
2. Самойлов Степан Никифорович (1773-185?).
3. Кулиш Пантелеймон Александрович (1819-1897).
4. Головин Иван Гаврилович (1816-1890).
5. Костомаров Николай Иванович (1817-1885).
6. Гладкий Гордей Павлович (1849-1894).
----------------------------------------------------------------7. Честаховский Григорий Николаевич (1820-1893).
8. Лазаревский Михаил Матвеевич (1818-1867).
9. Лазаревский Александр Матвеевич (1834-1902).
10. Шевченко Варфоломей Григорьевич (1821-1892).
11. Гнилосыров Василий Степанович (1836-1900).
12. Тарновский – мл. Василий Васильевич (1837-1899).
13. Ядловский Иван Алексеевич (1846-1933).
14. Терещенко Каленик Мефодиевич (1879-1963).
15. Манизер Матвей Генрихович (1891-1966).
16. Левинсон Евгений Адольфович (1894-1968).
65
Послесловие
В писательских раскопках разных историй всякое бывает. То в поисках
доказательства своих предположений на базе уже существующих мифов
приходишь к горькому выводу об их полной несостоятельности, злого навета,
идеологической зашоренности, карикатурной гиперболизации. То открываешь
неожиданно для себя совершенно новые стороны, важные детали, которые
требуют пересмотра того, что ранее оценивалось почему-то излишне
положительно. А то обнаруживаешь какие-то мистические связи во времени с
переплетением предсмертоного, прижизненного и постсмертного.
Именно так у меня вышло с линией: Шевченко – Ленин. Об обоих я знал
то же, что и все по учебным программам и бесконечным мероприятиям
политико-идеологического воспитания населения. Однако, занявшись историей
имянаречения на Руси от Владимира Великого до наших дней, я уперся в
феномен на тот момент второго Владимира Великого, т.е. В.И. Ульянова –
Ленина. И естественно углубился в этот ономастический феномен, исследовав и
номинативный комплекс личности: Владимир Ильич Ульянов, и дополнения к
нему ситуативного типа где псевдоним Ленин был лишь один из многих других.
Докопался я и до Сруля Бланка, который как выкрест стал Александром. Но я
понятия не имел, кем он был. Да и проблема выкрестов меня не интересовала,
ибо социальная мимикризация присуща всем странам мира как способ
успешной адаптации к среде обитания. Тот же Джон Вир из Ивана Вивьюрского
сделался для Канады так, а в Италии мог бы стать Джованни Виветти. Как
говорится лишь бы человек был хорошим.
Иное дело, столкновение судеб в истории. Не мог дед по матери знать,
как судьба его в общем-то случайного пациента переплетется с судьбой его
внука – Ленина. А Ленин вознес Т.Г. Шевченко в революционеры-демократы. И
66
вписал его в первоочередной список памятников взамен идейно враждебным. И
уже в 1918г. в Петрограде появляется памятник Т.Г. Шевченко работы Яниса
Тилбергса. И хотя он не сохранился до
наших дней, но лиха беда – начало. И
Тарас зашагал по Стране Советов. А на
Украине особенно борзо. Более того, так
борзо, что стал соперничать с самим
вождем
мирового
Иконизация
и
пролетариата.
идолизация
обеих
личностей даже по стилистике была
схожей: те же тысячи памятников на
улице
и
бюстов
всех
размеров
в
помещениях, те же миллионные тиражи
портретов всех форматов, те же тысячи
названий улиц, площадей, колхозов, совхозов, сел, городов, театров, учебных
заведений, фабрик, заводов, артелей и т.д. и т.п. Шевченко и Ленин были
главными, но раздельными, героями сюжетов декоративно-прикладного
искусства.
Художники,
писатели,
поэты,
драматурги,
композиторы
и
кинематографисты явно больше, дольше и громче славили Ильича. Но крах
СССР для Ленина стал и его крахом. На просторах Украины Т.Г. Шевченко
победил В.И. Ульянова – Ленина во всех отношениях. И строго по “Заповіту”,
который так любил петь в ссылке основатель СССР.
Итак, поэтический идеолог национального Возрождения победил
политического идеолога пролетарского интернационализма. А значит и требует
переосмысления его просьба:
І мене в сім’ї великій,
67
В сім’ї вольній, новій,
Не забудьте пом’янути
Незлим тихим словом.
Семья в этом случае понимается не как семья народов, а семья семей всей
Украины. Другой вопрос – какой?
Наконец, несколько слов тем, кто захочет сам пройти тропами “Заповіта”.
Начать
конечно
следует,
же,
с
музея
“Заповіта”, который открыли
в отреставрированном доме
А.О.
Козачковского
в
Переяславе – Хмельницком
– Полтавской обл. А вот
заглянуть
в
деревню
Вьюнище не получится, ибо
она
ушла
под
воды
Каневского водохранилища.
Затем, безусловно стоит посетить в Петербурге его последний жилой
приют: квартиру-музей при
Академии
художеств.
А
вот могилу – кенотаф на
Смоленском кладбище я
бы посещать не советовал,
дабы не терять чувство
торжественного
68
соприкосновения с великим. Валун на могиле смотрится как остатки
материальлов от строительства стоящего рядом административного здания с
множеством машин на асфальте впритык к могиле. Посмотрите фото в
интернете и не тратьте время в Питере на это. Лучше пройдитесь по другим
Шевченковским местам, начиная с Летнего сада.
Нет нужды и повторять скорбный путь перезахоронения, ибо без
хорошего гида он будет совсем не познавательным, а сугубо утомительным с
бесконечными пересадками.
И в Киеве связанных с “Заповітом” мест нет. А Аскольдова могила, и
Щекавица, и Качановка – это все не более, чем благие пожелания сторонних
людей, хотя и почитателей Кобзаря.
Иное дело – Канев, окрестности которого так пленили поэта. Здесь и
Чернечья гора, бывшая в собственности города, с 1925г. ставшая Каневским
государственным музеем-заповеднком “Могила Т.Г. Шевченко”, а с 1989г.
Шевченковским национальным заповедником. Но не найдете вы там уже
Мотовилова поля и многого другого. А в Пекарях вместо того самого домика
вдовы-пападьи вам покажут дикое
сооружение:
вертолетодром
для
ВИП-персон,
построенное
как
элемент Национального заповедника.
Зато в эту зону почему-то не попала
усадьба Максимовича в Прохоровке
т.е. прямо через Днепр. Да и от нее
кроме
нескольких
деревьев
уже
ничего не осталось. Хотя могли бы и восстановить вместо вертолетной
площадки (явно далеко не из дешевых).
69
И снова напрашивается параллель: Шевченко-Ленин. Все во имя, в честь
и за счет Великого человека. И крах СССР показал всю притворность такого
почитания до исступления. А 200-летие со дня рождения Т.Г. Шевченко во что
превратили в запале политических дрязг и трескотни?! Потому и не нашлось ни
одного, кто бы повторил слова Панько Кулиша: “Радуйся, Тарасе!”.