Д - Libweb.ksu.ru
advertisement
Д. И. ФЕЛЬДМАН, Г. И. КУРДЮКОВ ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ МЕЖДУНАРОДНОЙ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТИ ИЗДАТЕЛЬСТВО КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА 1974 ОГЛАВЛЕНИЕ ГЛАВА ПЕРВАЯ......................................................................................... 4 МЕЖДУНАРОДНОЙ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТИ ................................ 4 ГЛАВА ВТОРАЯ....................................................................................... 30 ВОЗНИКНОВЕНИЕ СУБЪЕКТОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА 30 ГЛАВА ТРЕТЬЯ ....................................................................................... 47 СТРУКТУРА ПРАВОВОГО СТАТУСА И КЛАССИФИКАЦИЯ СУБЪЕКТОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА........................................ 47 ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ ............................................................................... 67 ПРАВОВЫЕ ФОРМЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СУБЪЕКТОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА ................................................................ 67 ГЛАВА ПЯТАЯ .......................................................................................... 83 МЕЖДУНАРОДНАЯ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТЬ И ПРОБЛЕМА ПРИЗНАНИЯ ЭМИГРАНТСКИХ ПРАВИТЕЛЬСТВ И ТАК НАЗЫВАЕМЫХ ПРАВИТЕЛЬСТВ ........................................................ 83 В ИЗГНАНИИ ............................................................................................. 83 ГЛАВА ШЕСТАЯ ................................................................................... 109 КРИТИКА БУРЖУАЗНЫХ КОНЦЕПЦИЙ О ПОЛОЖЕНИИ ФИЗИЧЕСКОГО ЛИЦА В МЕЖДУНАРОДНОМ П Р А В Е ......... 109 2 Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Казанского университета Научный редактор доцент Н. С. Захаров В монографии рассматриваются актуальные проблемы международной правосубъектности. Значительное внимание уделяется освещению влияния основных тенденций развития современного международного права на теорию и практику международной правосубъектности. Видное место отводится таким малоисследованным проблемам, как возникновение субъектов международного права, их структура, классификация, функции и формы их осуществления. При анализе связи между правосубъектностью и признанием правительств, приводится обширный материал из истории признания так называемых правительств в изгнании во время второй мировой войны. Завершается книга критикой современных буржуазных концепций международной правосубъектности физических лиц. Книга рассчитана на студентов, аспирантов и научных сотрудников юридических факультетов и институтов, студентов Института международных отношений, а также на практических работников в области международных отношений и международного права. 3 Глава первая ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННОГО МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА И ПРОБЛЕМА МЕЖДУНАРОДНОЙ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТИ Проблемы международной правосубъектности всегда занимали и в настоящее время занимают ведущее место в науке международного права. И это вполне естественно, поскольку международное право регулирует отношения между субъектами международного права, круг которых, будучи связан с важнейшими политическими явлениями международной жизни различных эпох, не оставался неизменным. В современную эпоху, когда решающее воздействие на все процессы мирового развития оказывают революционные силы, когда изменения в международном праве неразрывно связаны с последствиями развернувшейся в последние десятилетия научнотехнической революции, удельный вес проблем международной правосубъектности среди основных теоретических вопросов науки международного права неизмеримо возрастает. Подводя итоги четвертьвековой деятельности Комиссии международного права и намечая ее программу на будущее, Генеральный секретарь ООН в Рабочем докладе на первое место поставил проблемы международной правосубъектности и прежде всего освещение роли государств — основных субъектов международного права в современном международном праве1. В докладе эти вопросы рассматриваются в первую очередь, даже раньше, чем такая остроактуальная проблема, как «Роль права в обеспечении международного мира и безопасности». Однако характеристика основных тенденций развития международной правосубъектности государств дана в докладе в значительной степени описательно, без анализа тех коренных причин, которые влияют на сам процесс прогрессивного развития международного права. Это в известной мере объясняется тем, что сами кодификаторы «представляют различные мировоззрения, являются сторонниками 1 Survey of International law, Working Paper prepared by the SecretaryGeneral in the light of the decision of the Commission to review its programme of work, Distr. General A/CN.—4/245 23 April 1971, pp. 13—48. 4 различных юридических доктрин и школ, воспитаны и обучены в странах с различным общественно-политическим строем»1. Кроме того, в докладе изложены и другие аспекты международной правосубъектности, такие, как ответственность государств, правопреемство государств и правительств и т. д. 2. Основные элементы международной правосубъектности государств, рассматриваемые в докладе, в той или иной степени несут на себе отпечаток изменений, происшедших в международном праве, общая линия развития которого определяется закономерностями общественного развития. А соответствие принципов и норм международного права закономерностям общественного развития составляет, как верно заметил Г. И. Тункин, к р и т е р и й их п р о г р е с с я в н о г о з н а ч е н и я 3. И то, что Рабочий доклад начинает освещение проблемы положения государств в международном праве с вопросов суверенитета, независимости и равноправия государств,— яркое этому доказательство. Из доклада явствует, что проблема международной правосубъектности играет большую роль в идеологической борьбе на международно-правовом фронте. Между тем, важнейшие институты международной правосубъектности до сих пор не кодифицированы. Некоторые из них находятся в Программе работы Комиссии международного права и для кодификации их сделано немало (правопреемство, ответственность), однако другие даже не включены в Программу на ближайшие годы (признание государств и правительств и т. д.). В этих условиях, имея в виду коренные изменения, которые происходят в международном праве, учитывая идеологический элемент, присущий вопросам международной правосубъектности, а также практическую важность кодификации международной правосубъектности, исследование основных тенденций развития международной правосубъектности приобретает важное теоретическое и, несомненно, практическое значение. В коллективной монографии «Международная правосубъектность (Некоторые вопросы теории)», вышедшей в 1971 году, были поставлены и рассмотрены важнейшие теоретические аспекты этой актуальной темы. Однако даже тот комплексный подход к исследованию международной правосубъектности, который был предпринят в этой книге и отмечен рядом рецензентов4, все же не позволил коснуться целого ряда теоретических А. П. М о в ч а н . Кодификация и прогрессивное развитие международного права. М., «Юридическая литература», 1972, стр. 133. 2 Survey of International law,.. pp. 84—108. 3 Г. И. Т у н к и н . Теория международного права. М, «Международные отношения», 1970, стр. 331. 4 П. М. К у р и с. Комплексное исследование международной правосубъектности. — «Правоведение», 1972, № 2, стр. 114—115; Panstwo i prawo, 1972, № 5, S. 133—137; Staat und Recht, 1972, Heft 7, S. 1180— 1184; Casopis pro mezinarodni prawo, 1971, № 4; Sprawy miedzynarodowe, 1972, № 10 и др. 5 1 аспектов международной правосубъектности, которые еще ждут своего решения. Данная монография продолжает исследование уже поставленных в международно-правовой литературе вопросов, связанных с международной правосубъектностью, и в то же время ставит новые проблемы, делая упор на основные тенденции развития международной правосубъектности в современном международном праве. Ей тоже присущ комплексный подход, хотя и в несколько ином аспекте, чем коллективной монографии о международной правосубъектности. Понятие комплексности исследования не однозначно. Комплексность имеет место и в том случае, когда одна и та же проблема рассматривается с различных сторон специалистами одной и той же отраслевой юридической науки — в данном случае науки международного права. Вопросы международной правосубъектности должны составить важный элемент общей части науки международного права. Ибо в такой же степени, в какой общая теория государства и права служит теоретической и методологической основой всех юридических наук, в такой же степени советская наука международного права, как отраслевая юридическая наука, должна иметь общую часть, играющую методологическою роль по отношению к своей же особенной части. Современное международное право исследует и изучает наука международного права, занимающая особое место в системе общественных наук. Как известно, общественные науки классифицируются по-разному. Так, в частности, (полагают, что для всестороннего познания общественной жизни во всей ее сложности и многообразии необходимы три группы наук: а) общесоциологическая теория о развитии общества как единого целого — философская наука об обществе; б) познание истории общества в целом (конкретного процесса развития стран, народов и государств) — группа исторических наук; в) познание конкретных общественных явлений, представляющих собой различные стороны общественной жизни со специфическими особенностями и закономерностями, как «частей» общественного организма — группа конкретных общественных наук1. К последним и относятся юридические науки, в том числе наука международного права. Разумеется, юридические науки связаны с первой и второй группами наук. Первая группа служит В. Ж. К е л л е , М. Я. К о в а л ь з о н . К вопросу о классификации общественных наук.— В кн.: Методологические вопросы общественных паук М., Изд-во МГУ, 1966, стр. 49. 1 6 теоретической основой всех общественных наук, в том числе и юридических, которые тесно связаны и со второй группе: — историческими науками. Вопрос о месте юридической науки в системе других общественных наук мало исследован и является спорным. В литературе дискутируется вопрос о политической науке и ее связи с юридической наукой. По мнению Д. И. Чеснокова, наука о государстве и праве настолько разрослась, что следует говорить о государствоведении как самостоятельной отрасли, входящей со сферой внешнеполитических отношений в особую политическую науку1. Г. С. Остроумов подчеркивает, что в изучении политических явлений усиливается роль теории государства и права и что в настоящее время открываются необозримые перспективы ее развития как политической науки2. Однако в этих и некоторых других исследованиях, посвященных классификации наук, мало говорится о месте науки международного права в системе общественных наук. В своем докладе «О классификации наук о государстве и праве» О. Ф. Иваненко относит науку международного права к числу специальных правовых наук3. Между тем, в науке международного права есть ряд проблем, которые не укладываются в строгие рамки специальной правовой науки и выходят за ее пределы. Например, соотношение международного права с внешней политикой и дипломатией представляет собой одну из тех проблем, которые имеют весьма серьезное методологическое значение для науки международного права 4 и не менее важное значение для теории международных отношений, а также для теории государства и права. Известно при этом, что теория государства и права на основе изучения государства и права всех времен и народов, всех областей и направлений государственно-правовой действительности определяет их общие и специфические закономерности развития, их основные признаки и существенные, характерные черты5. Важным методологическим вопросом является и проблема системы юридических наук, а также место науки международного права. Одна из моделей такой системы была предложена в монографии «Международное право: проблемы методологии», Д. И. Ч е с н о к о в . К вопросу о соотношении общественных наук. — Методологические вопросы общественных наук, стр. 13. 2 Г. С. О с т р о у м о в . Теория государства и права как политическая наука. — «Советское государство и право», 1968, № 2, стр. 29. 3 О. Ф. И в а н е н к о . О классификации наук о государстве и праве. — Итоговая научная конференция Казанского государственного университета за 1965 год. Краткое содержание докладов. Серия общественных и юридических наук. Казань, Изд-во КГУ, 1966, стр. 59. 4 Курс международного права. Т. I. M., «Наука», 1967, стр. 237. 5 Д. А. К е р и м о в . Философские проблемы права. М., «Мысль», 1972, стр. 19. 7 1 в которой все юридические науки делятся на четыре группы: а) общетеоретические; б) историко-правовые; в) специальные; г) прикладные1. При этом необходимо отметить, что в большинстве конструкций система юридических наук в той или иной степени отличается соотношением науки международного права с другими юридическими науками. Тесная связь советской науки международного права и так называемых отраслевых юридических наук объективно отражает соотношение международного и внутригосударственного права с учетом специфических признаков международного права как особой отрасли и особой системы права. Исследование вопросов международной правосубъектности с точки зрения общей теории государства и права, а также других юридических наук, дает возможность прийти к широким теоретическим выводам и обобщениям. Общая теория государства и права выступает своего рода теоретической основой правовых дисциплин и выполняет некоторые методологические функции по отношению к ним, в том числе и к международному праву. Ее методологический характер можно рассматривать в единстве двух сторон: выработки понятий и категорий, новых способов исследования государственно-правовых явлений и их непосредственного применения2. В своих теоретических выводах теория государства и права охватывает многообразие и специфику отдельных отраслей права. Выступая как бы их опорой, она позволяет выявить особенности рассматриваемых проблем. Анализ различных аспектов доктрины международной правосубъектности показывает, что весь процесс исследования проблем международного права, включая вопросы международной правосубъектности, базируется на нерушимой основе — материалистической диалектике. Только этот метод исследования открывает возможность правильного теоретического решения сложнейших проблем международной правосубъектности, впрочем, как и всех других проблем современной науки Ю. Я. Б а с к и н , Д. И. Ф е л ь д м а н . Международное право: проблемы методологии. М., «Международные отношения», 1971, стр. 5. Возражения против этой схемы были выдвинуты А. А. Тилле и Г. В. Швековым в их монографии «Сравнительный метод в юридических дисциплинах» (М., «Высшая школа», 1973, стр. 180). А. А Тилле и Г. В. Швеков ошибочно обвиняют авторов книги «Международное право: проблемы методологии» в отрицании непосредственной связи любой юридической науки с диалектическим и историческим материализмом. Предложенная Ю. Я. Баскиным и Д. И. Фельдманом на стр. 5 о схема не может рассматриваться изолированно, но должна быть поставлена в связь со схемой на стр. 14. Суть дела состоит в том, что на первой из этих схем показана степень общности (обобщенности) з н а н и я , а на второй — связь философских м е т о д о в (и философии как науки) с методами более частными (и, соответственно, науками более частного характера). 2 По мнению Д. А. Керимова общая теория государства и права является единой специальной общественной наукой об общих закономерностях развития сущности, содержания, внутренних и внешних форм государственно-правовой жизни общества. См. Д. А. К е р и м о в . Философские проблемы права, стр. 15. 8 1 международного права. Другие методы (общенаучные, специальные, частнонаучные) также должны применяться, но лишь при одном непременном условии: любой из них должен основываться на материалистической диалектике, как главном методе исследования 3. Применение буржуазными учеными общенаучных методов в так называемом «чистом» виде приводит к несостоятельным выводам. В этом отношении особенно примечателен системно-функциональный анализ, модный в современном буржуазном правоведении. В качестве примера достаточно сослаться на известную работу В. Фридмана «Изменяющая структура международного права», в которой автор, применяя структурно-функциональный метод, доказывает, что международные юридические отношения распространяются за пределами государств и охватывают не только международные организации, но и частные корпорации, отдельные группы и индивидов. Ратуя за усиление монополистических корпораций на международной арене, В. Фридман одновременно отрицает юридическое значение принципа суверенитета в международном праве4. Значительное место в буржуазной доктрине международного права отводится концепции международной правосубъектности физических лиц. Теории «радикального монизма» (Дюги, Ссель, Политис), «интернационализации международного права» или «индивидуализации» (Ф. Джессеп), «персонификации международного правопорядка» (О'Коннелл), обосновывая международную правосубъектность индивидов и других образований, расширяют понятие международной правосубъектности, распространяя ее на все лица, попадающие под действие норм международного права. Реакционность теории «интернационализации международного права» (транснационального права) состоит в том, что субъектами международного права помимо индивидов объявляются различные межимпериалистические объединения и даже агрессивные блоки. Авторы подобных концепций пытаются узаконить практику империалистических государств, которая не соответствует основным принципам и нормам международного права. При этом они отрицают государственный и национальный суверенитет, объявляя его анахронизмом. Гносеологические корни подобных теорий лежат в неправильном, идеалистическом толковании соотношения международного и внутригосударственного права, согласно которому право суверенных государств хотя является важной частью международного права, но все же только частью. Выступая в поддержку См. об этом подробно: Ю. Я. Б а с к и н , Д. И. Ф е л ь д м а н . Международное право: проблемы методологии, стр. 19—62. 4 W. F r i e d m a n n. The Changing structure of International law. New Jork, Columbia University Press, 1964, p. 368. 9 3 концепции превращения международного права в «транснациональное право», И. Кунц толкует само понятие международной правосубъектности. Касаясь влияния на международное право интеграционных процессов, особенно западноевропейской интеграции, он ставит вопрос о международно-правовом статусе как международных корпораций, так и служащих различных западноевропейских учреждений. При этом И. Кунц полагает, что именно системный подход в науке международного права может поновому осветить глобальные изменения в современном международном праве и по сути дела обосновать международную правосубъектность новых элементов в современном международном праве. Подход ряда буржуазных юристов-международников к вопросу о возникновении новых государств — субъектов международного права свидетельствует о кризисе буржуазной теории международной правосубъектности, кризисе, носящем хронический характер. Подтверждением этого, в частности, является модная на Западе конститутивная теория признания, извращающая действительно существующую юридическую связь между правосубъектностью нового государства и его международным признанием. Конститувизм живет не только в концепциях отдельных буржуазных юристов (Г. Лаутерпахт, Г. Кельзен, С. Патель, Г. Бликс и др.), он лежит в основе некоторых институтов, применяемых в практике буржуазных государств, например, в принципе обратной силы признания. Если в признании новых правительств обратная сила акта признания имеет известные основания, то в признании новых государств обратная сила признания есть не что иное, как конститувизм. Конститувизм был призван теоретически обосновать зависимость образования правосубъектности новых государств от произвольного усмотрения группы великих держав. Теперь эта теория развенчана. Коренные изменения, происшедшие в мире, не могли не отразиться на праве, регулирующем международные отношения, не могли и не коснуться целого ряда теорий, в том числе и конститутивной теории признания. В некоторых случаях конститувизм облекается в форму концепции взаимозависимости (Г. Шварценбергер), которая есть не что иное, как обеспечение буржуазными юристами решающей роли метрополии в определении международной правосубъектности своих бывших колоний. Разумеется, классовые интересы требуют от современной буржуазной науки международного права обобщения новых явлений в международно-правовой жизни, которые не могут быть объяснены с позиций конститувизма. Отсюда не удивительно и то, что нередко конститутивная теория признания критикуется и представителями буржуазной доктрины международного права. В то же время конститутивная теория перекликается с различными 10 концепциями мирового государства, мирового правительства, мирового права. Особенно наглядно этот стык между конститувизмом и космополитическими теориями замены международного права мировым правом заметен у Г. Кельзена. С одной стороны, Г. Кельзен сожалеет, что не в пример развитому национальному праву международное право не учреждает специальных органов, которые имели бы право устанавливать при помощи юридической процедуры существование конкретных фактов. С другой стороны, он утверждает, что эволюция международного права приведет к созданию мирового государства1. И конститувизм, и концепция замены международного права мировым правом пронизаны политической идеей мирового господства империализма. Империалистический характер конститутивной теории отчетливо выявился после образования первого в мире социалистического государства. Непризнание его рассматривалось правящими кругами империалистических государств как важное средство изоляции и как юридическое «основание» для своих интервенционистских действий против Советского государства. Империалистические политики и юристы рассматривали тогда наше государство не как субъект международного права, а как географическое понятие. Такой вывод непосредственно вытекал из основных постулатов конститутивной теории: нет признания — нет субъекта международного права. Этим самым конститутивная теория была призвана легализировать любой произвол империалистических государств, любое их выступление против мирного сосуществования государств с различным социальным строем. Впоследствии конститувизм направлялся против других социалистических государств, а также государств, образовавшихся на международной арене в результате кризиса колониализма. Реакционность конститутивной теории определяется не только тем, что она извращает действительное назначение признания. Она игнорирует тот факт, что государство еще до признания пользуется правами и обязанностями, возникающими из его суверенитета, и ставит права и обязанности каждого вновь возникшего государства в зависимость от воли старых членов международного общения. Теория и практика современного международного права отрицают конститутивный характер института признания. Опыт образования новых независимых государств после второй мировой войны показывает, что проблема становления субъектности таких государств решается теперь иначе. В условиях, когда важнейшее воздействие на все мировое развитие Критику концепции Г. Кельзена и других буржуазных концепций мирового государства см.: Г. И. Т у н к и н . Теория международного права, стр. 412—419. 11 1 оказывает мировая система социализма, подавляющее большинство новых государств, появившихся на международной арене, активно участвует в международной жизни. Эти государства становятся полноправными субъектами международного права даже тогда, когда те или иные западные державы отказывают им в признании. Ярким примером служит, в частности, выход на политическую арену независимого государства Бангладеш. Вопрос о том, действительно ли на международной арене появилось новое государство — субъект международного права, решается при помощи так называемых критериев. Основное условие состоит в том, что появление нового образования, претендующего на международную правосубъектность, не должно нарушать принципа самоопределения. Важнейшим показателем правосубъектности при этом является политическая независимость. Современная буржуазная международно-правовая идеология оказалась не в состоянии решить важнейшие аспекты проблемы международной правосубъектности. Одной из тенденций, характерных для буржуазных юристов, является пропаганда мирового права, мирового государства и т. п. При этом, естественно, затрагиваются различные стороны международной правосубъектности. Так, например, американские юристы Мак-Дугал, Лоусвел и Райзман в своем исследовании «Мировой конституционный процесс принятия властных решений» оправдывают установление вместо международного права мирового права. Оказывая, что они понимают под действующим международным правом, полагая, что в своей основе «международное право — это процесс, посредством которого люди мира вносят ясность и внедряют их общие интересы в создание и распределение материальных ценностей», авторы довольно откровенно характеризуют участников этого процесса, то есть субъектов международного права. Они предлагают особое место для тех, кто обладает более высоким национальным доходом, и резко выступают против того положения, что новые государства, образовавшиеся на месте бывших колоний, являются 1 полноправными субъектами международного права . Эта концепция мало чем отличается от взглядов Кларка и Сона, предлагающих превратить Генеральную Ассамблею ООН в мировой парламент и наделить ее законодательными функциями. По шкале Кларка и Сона, в реформированной Генеральной Ассамблее большинство голосов должно принадлежать представителям империалистических государств — членов агрессивных блоков2. А согласно точке зрения Мак-Дугала, Лоусвелла М. S. М. с. D o u g a l , H. D. La s w e l l , W. M. R e i s m a n . The world constitutive process of authoritative decision.— «Journal of legal education», vol. 19, № 3—4, 1967, p. 277. 2 G. C l a r k and L. S о h n. World Peace through World Law. London, 1967, p. 26. 12 1 и Райзмана, мировой конституционный процесс должен направляться экономически могущественными государствами капиталистического мира. Разница по сути дела не существенна, хотя в другой работе Мак-Дугал и Лоусвелл солидаризируются с критикой концепции Кларка и Сона1, предпринятой В. Фридманом в его книге «Изменяющаяся структура международного права»2. В. Фридман, рассматривая сущность суверенитета, полагает, что нет якобы четкого разграничения между национальным и международным суверенитетом(!?), что различие между ними сводится лишь к комплексу разно образных отношений3. Не случайно В. Фридман один из разделов своей книги так и озаглавил — «Анахронизм национального суверенитета». Анализируя международное право в разных измерениях, В. Фридман включает в круг субъектов международного права не только государства и международные организации, но и частные корпорации, группы физических лиц и отдельных индивидов. Более того, так называемое горизонтальное расширение международного права приводит В. Фридмана к выделению особой категории субъектов международного права за счет государств незападной цивилизации4. Свойственное буржуазным юристам противопоставление западной и незападной цивилизации, западной и незападной демократии, как в общих вопросах международного права, так и при анализе проблем международной правосубъектности, характеризуется стабильной тенденцией: любое решение самой сложной юридической конструкции предлагается всегда в одном аспекте — представить закономерности международных отношений капитализма как всеобщие закономерности международных отношений5. Отсюда и особое внимание, которое уделяется в общетеоретических работах буржуазных юристов правосубъектности корпораций, особенно тех международных монополий, которые связаны с нефтью, химией, электричеством, никелем или алюминием6. Между тем, здесь и надо искать причины общей тенденции, характерной для буржуазной доктрины международного права, стремящейся всячески расширить круг субъектов международного права. Тот же В. Фридман, касаясь ряда консультативных заключений Международного Суда ООН, признававших за межправительственными организациями качества субъекта международного права, сожалел, что такое же качество М. S. M с. D о u g a l, W. M. R e i s m a n. The Changing structure of International Law, unchanging theory for inquiry.— «Columbia Law Review», vol. 65, 1965, p. 834. 2 W. F r i e d m a n n . The Changing structure of International Law, New York, Columbia University Press, 1964. 3 Ibidem, p. 113. 4 Ibidem, p. 368. 5 Г. И. Т у н к и н. Идеологическая борьба и международное право М., «Международные отношения», 1967, стр. 86. 6 W. F r i e d m a n n . Legal Theory, Sourth edition. London, 1960, p. 551. 1 13 не было признано за частными корпорациями, и выражал надежду, что этот пробел будет восполнен Судом в будущей его деятельности1. Концепцию множественности субъектов международного права активно развивает французский международник Пьер Вилла. Наряду с государствами он относит к субъектам международного права территории под международным контролем, международные организации, наконец, индивидуумов. К территориям под международным контролем Вилла причисляет подопечные территории, а также такие территории, которые ранее находились под международным статусом, как Саар, Данциг и Танжер2. Однако, выделяя среди всех видов субъектов международного права государства, Вилла подчеркивает, что если раньше в признаки государства включались два элемента: физическая способность capacite physique (территория, население, организация власти) и осуществление международной компетенции (l’exercsu de competences Internationales),— то теперь, в связи с появлением малых государств, лишенных достаточных людских и материальных ресурсов, понятие государства изменяется и остается якобы лишь одно условие: осуществление международной конпетенции3. Таким образом, получается, что для определения сущности государства — субъекта международного права не существует объективных критериев, что сама субстанция государственности зависит от появления на международной арене тех или иных видов новых государств, в данном случае — так называемых минигосударств. Такой подход не может быть признан научным, во-первых, потому, что критерии государственности являются объективными; во-вторых, потому, что сами малые государства являются полноправными субъектами международного права. Некоторые буржуазные юристы (Р. Фишер, Э. Браун, П. Блэр и др.) пытаются доказать, что в случае образования на месте малых зависимых территорий новых государств последние не смогут выступать на международной арене в качестве полноправных субъектов международного права4. Однако такой подход несовместим W. F г i e d m a n n. The International Court of Justice and the evolution of International Law.— «Archiv des Völkerrechts», 14 Band, Heft N. 3/4, 1970, S. 311. Обстоятельный анализ консультативных решений Международного Суда о правосубъектности межправительственных организаций, см.: Е. А. Ш и б а ев а. Правовой статус межправительственных организаций. М., «Юридическая литература», 1972, стр. 23—28. 2 V e l l a s P i e r r e . Droits international public, Institution internationales. 2ed. Paris, 1970, p. 220. 3 Ibidem, p. 226—226. 4 Г. Ф. Калинкин обстоятельно критикует концепции различных буржуазных юристов-международников, отрицающих правосубъектность за малыми государствами. При этом он показывает и несостоятельность самого отрицания международной правосубъектности, и несостоятельность предложений западных держав об ограничении допуска малых государств в ООН. Следует согласиться с определением подобного подхода буржуазных юристов и дипломатов к юридическому статусу малых государств как д и с к р и м и н а ц и о н н о г о . См. Г. Ф. К а л и н к и н. Малые государства — полноправные субъекты международного права. — «Советское государство и право», 1973, № 2, стр. 76, 78—79, 80. 1 14 с общепризнанными принципами международного права, и прежде всего с принципом суверенного равенства государств. Являясь полноправными субъектами международного права, малые государства, пользуясь терминологией того же Вилла, должны включать оба элемента государственности, хотя сама конструкция Вилла о сущности этих элементов спорна. Концепция множественности субъектов международного права, по мнению некоторых советских юристов (В. Шуршалов), ведет к отрицанию международного права и, что особенно опасно, всецело направлена против государственного суверенитета, противопоставляя его одним своим острием отдельным физическим лицам, а другим — монополиям. Причем последнее противопоставление ведет фактически к верховенству монополий в международном общении и ставит их над государственным суверенитетом, особенно, когда речь идет о международных консорциумах. Классовое назначение подобных концепций не вызывает никаких сомнений, какими бы мотивами не руководствовались отдельные буржуазные юристымеждународники. Поскольку подавляющее большинство доктрин множественности субъектов международного права рассматривается на фоне всевозможных планов мирового права (у Фридмана — мировой федерации), то убедительная критика, которая дана этим планам в работах советских международников, бьет одновременно и по концепции мирового права. Следует отметить, что порой концепции буржуазных юристов о мировом праве настолько утонченны, что не выступают против государственного суверенитета, хотя по существу направлены против него. Другие буржуазные юристы (например, И. Кунц) не отрицают государственный суверенитет, но настолько подчиняют его международно-правовому порядку, что очень трудно провести грань между защитой государственного суверенитета и его отрицанием. Так, в частности, И. Кунц утверждает, что наравне с любой правовой нормой, нормы международного права имеют социальную, правосубъектную, территориальную и материальную сферу действия; они являются обязывающими в отношении суверенных государств и высшими по отношению к национальному праву. Суверенные государства, продолжает И. Кунц, могут применять нормы международного права и за пределами сфер действия государств. Если государства так поступают, то они применяют не истинное международное право, а международное право по аналогии5. 5 J. K u n z . The Changing law of nations. Columbus, 1968, p. 392. 15 При ближайшем рассмотрении оказывается, что так называемое международное право по аналогии есть не что иное, как разновидность нормативистской концепции международного права, назначение которой не вызывает никаких сомнений. Не случайно многие ревнители доктрины мирового права заимствуют аргументы в пользу своих взглядов из арсенала нормативистов. Таким образом, важнейшие аспекты международной правосубъектности играют большую роль в идеологической борьбе. Теоретическая разработка этой проблемы имеет важное значение не только для исследования понятия, видов, функций субъектов международного права, но и для других отраслей, подотраслей и институтов международного права, органически связанных с вопросами международной правосубъектности. * * * На современном этапе развития международных отношений, который справедливо называют переломным, роль международного права все более возрастает. И это закономерно. Созданное после Великой Октябрьской социалистической революции, новое международное право принципиально отличается от «старого» международного права, регулировавшего международные отношения так называемых «цивилизованных народов», признававшего право на войну, аннексии, неравноправные договоры и другие принципы международных отношений дооктябрьской эпохи. Воздействие нового общественного строя на всю систему международных отношений не могло не изменить коренным образом принципы и нормы, регулирующие эти отношения. С одной стороны, возникло качественно новое международное право; с другой — новое международное право оказывает большое влияние на развитие международных отношений. И далеко не случайно, что в последнее время наиболее важные итоги международных политических отношений все чаще и чаще облекаются в договорноправовую форму. Советско-американские соглашения, договоры СССР и Польской Народной Республики с ФРГ и многочисленные многосторонние соглашения служат наглядным тому доказательством. Однако современное международное право, несмотря на его качественное отличие от международного права, которое действовало до общего кризиса капитализма, несмотря на наличие в нем новых, подлинно демократических принципов и норм, служащих международной безопасности, равноправию и независимости народов, нуждается в дальнейшем развитии, неразрывно связанном с теми революционными процессами, которые оказывают решающее влияние на весь ход мировой истории. На XXIV съезде КПСС отмечалось непреходящее значение того исторического факта, что уже на протяжении более четверти 16 века на Земле прочно установился мир. В этом проявилось торжество ленинских принципов мирного сосуществования между народами. Разумеется, не может быть речи о мирном сосуществовании там, где разгорается классовая и национально-освободительная борьба. Но невозможность применить принцип мирного сосуществования к отношениям между угнетателями и угнетенными, между колонизаторами и жертвами колониального гнета нельзя распространять на отношения между государствами двух противоположных систем, как это порой делают ревизионисты и догматики. Надо всегда твердо помнить о закономерностях, действующих в сфере межгосударственных отношений, одной из которых и является принцип мирного сосуществования. Мирное сосуществование — это не только отсутствие войны. Программа КПСС, раскрывая содержание принципа мирного сосуществования, естественно, на первое место выдвинула отказ от войны как средства решения спорных вопросов между государствами. Но наряду с этим она подчеркивает и такие аспекты мирного сосуществования, как решение спорных вопросов между государствами путем переговоров, равноправие, взаимопонимание и доверие между ними, учет интересов друг друга, невмешательство во внутренние дела, признание за каждым народом права самостоятельно решать вопросы своей страны, строгое уважение суверенитета и территориальной целостности всех стран, развитие экономического и культурного сотрудничества на основе полного равенства и взаимной выгоды. Речь, таким образом, идет о системе принципов мирного сосуществования. Советская дипломатия всегда вела напряженную борьбу за то, чтобы эти принципы стали обязательными для всех государств на земном шаре. Большие успехи в этом направлении были достигнуты на XXV юбилейной сессии Генеральной Ассамблеи, на которой принята Декларация о принципах международного права, касающихся установления дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН. Данный документ представляет собой по сути дела кодификацию принципов мирного сосуществования. Эта Декларация и другие документы, принятые Генеральной Ассамблеей ООН по инициативе СССР и других социалистических государств, служат ярким доказательством того, что международное право после Великого Октября развивалось и развивается под решающим воздействием идей ленинизма. Внешнеполитическая деятельность СССР после XXIV съезда КПСС приобрела еще более активный, всеобъемлющий характер: широко развиваются двусторонние связи, предпринимаются общие шаги по обеспечению безопасности и по разоружению и т. д. 17 Внешнеполитические акции Советского Союза, отличающиеся возросшей действенностью и высокой принципиальностью, носящие долговременный перспективный характер, направлены на выполнение Программы мира, принятой XXIV съездом КПСС и осуществляемой СССР в отношениях со странами всех континентов. В эпоху перехода от капитализма к социализму мирное сосуществование государств с различным общественным строем является объективной необходимостью дальнейшего развития человеческого общества. Следует отметить, что в капиталистическом мире все более обостряются противоречия между наиболее воинственными группировками, делающими ставку на войну, и теми, кто считается с ростом могущества социалистических стран, более реалистически подходит к международным проблемам и склонен решать их в духе мирного сосуществования государств с различным социальным строем. На это явление специально обратило внимание международное Совещание коммунистических и рабочих партий 1969 года. В принятом на Совещании историческом документе «Задачи борьбы против империализма на современном этапе и единство действий коммунистических и рабочих партий, всех антиимпериалистических сил» отмечалось, что «политика мирного сосуществования препятствует попыткам империализма преодолевать свои внутренние противоречия на путях нагнетания международной напряженности и разжигания очагов военной опасности»1. Там же говорилось, что политика мирного сосуществования способствует развитию классовой борьбы против империализма в национальном и всемирном масштабе. Отсюда неодолимы и процесс классового расслоения, и новая расстановка классовых сил в капиталистических странах. За время, прошедшее после Совещания, в капиталистическом лагере все шире становится круг заинтересованных в политике мирного сосуществования и все уже круг приверженцев политики агрессии и войны. И это естественно, поскольку ныне в сферу международной политики все активнее включаются народные массы, революционные силы современности. Все это, в частности, нашло отражение уже в факте принятия Декларации о принципах международного права. Несмотря на компромиссный характер и некоторые недостатки Декларации, в целом в ней проявилась жизненность политики мирного сосуществования, проводимой социалистическими странами2. Будучи документом, в котором изложены основные принципы Международное совещание коммунистических и рабочих партий. М., 1969. Изд-во «Мир и социализм», Прага, 1969, стр. 8—44. 2 В. И. Кузнецо в, Р. А. Т у з мухаметов, Н. А. У ш а к о в . От Декрета о мире к Декларации мира. М., «Международные отношения», 1972, стр. 8—9. 18 1 международного права в наши дни1, Декларация органически связана с рядом институтов международного права, в том числе и с международной правосубъектностью. Так, в отношении принципа невмешательства Декларация специально отмечает, что вооруженное вмешательство и другие его формы или всякие угрозы, «направленные против правосубъектности государства или против его политических, экономических и культурных основ, являются нарушением международного права2. Более того, Декларация специально подчеркнула, что «каждое государство обязано уважать правосубъектность других государств»3. Как известно, это положение было включено в шестой пункт Декларации, провозглашающий суверенное равенство государств. При выработке этого принципа представители западных держав высказали мнение, что понятие суверенного равенства и идея о том, что государства являются субъектами международного права, дополняют друг друга. Иначе говоря, по мнению западных дипломатов, суверенное равноправие предполагает международный порядок, в котором государства являются субъектами международного права и сообразуются с ним4. Представители СССР показали несостоятельность идеи подчинения суверенитета государств международному праву5. Хотя поправка Великобритании о том, что каждое государство должно осуществлять свои отношения с другими государствами в соответствии с международным правом и что суверенитет каждого государства подчинен примату международного права, была отклонена, тем не менее сама дискуссия показала, что тенденция западной доктрины навязать концепцию примата международного права и в вопросах принципов международного п р а ва живуча, но в то же время она противоречит основным линиям развития международного права в эпоху суверенных государств. Следует согласиться с мнением Г. В. Игнатенко, который, анализируя различные концепции примата международного права, замены международного права мировым правом, подметил, что подобные концепции содержат в себе не только посягательство на государственный суверенитет и внутригосударственное право, но и попытку ликвидации самого международного права. Г. В. Игнатенко совершенно прав, когда пишет, что буржуазная доктрина трансформации международного права в «мировое право» не имеет ничего общего с универсализацией международного права6. А. П. М о в ч а н. Кодификация и прогрессивное развитие международного права, стр. 175. 2 Док. ООН, А/1 600, 24 октября 1970 г., стр. 12. 3 Док. ООН, А/1 600, 24 октября 1970 г., стр. 15. 4 В. И. Кузнецов, Р. А. Тузмухаметов, Н. А. Ушаков. От Декрета о мире к Декларации мира, стр. 114. 5 Там же, стр. 114—115. 6 Г. В. И г н а т е н к о . Международное право и общественный прогресс. М., «Международные отношения», 1972, стр. 124—125. 19 1 Современное международное право можно назвать правом всемирным только в том аспекте, в каком международное право обслуживает систему мировых связей государств, в каком принцип универсального участия государств во всеобщих международных договорах и организациях все больше утверждается в международно-правовом общении1. Последнее обстоятельство немаловажно и для международной правосубъектности. Одним из элементов универсализации международного права является расширение субъектной сферы его действия. Помимо того, что международное право включило в свою сферу большое количество государств, что его субъектами стали международные организации и народы, борющиеся за независимость и создание национальных государств, универсальное международное право «устанавливает социально необходимое поведение его субъектов»2. Если согласиться с тем, что социальное назначение международного права в настоящее время состоит в обеспечении мира, мирного сосуществования и в активном содействии социальному прогрессу3, то нетрудно проследить не только воздействие международного права на международную правосубъектность, но и обратную связь. Расширение круга социалистических и развивающихся государств, прогрессивные решения, принимаемые международными организациями, — все это не может не отразиться на процессе нормообразования и на эффективности современного международного права. Так, например, известно то значение, которое придавалось институту признания до Великой Октябрьской социалистической революции. Когда в России после Февральской революции образовалось Временное правительство, почти немедленно признанное Соединенными Штатами и другими ведущими державами, то посол США в Петрограде Фрэнсис писал в своей книге «Россия из американского посольства»: «Если бы не признание Временного правительства, то большевистская революция, которая свершилась в ноябре, произошла бы в марте 1917 г.»4. Американский дипломат не сомневался в том, что международноправовой институт признания мог затормозить революционный процесс. И это соответствовало тогдашнему пониманию социальной роли международного права. Вот почему, 8 ноября, на второй день победы Великой Октябрьской социалистической революции, выражая точку зрения правящих кругов ведущих И. И. Лукашук. О некоторых тенденциях развития универсального международного права.— «Советское государство и право», 1969, № 2, стр. 82— 83. 2 Там же, стр. 85. 3 Г. В. И г н а т е н к о . Международное право и общественный прогресс, стр. 53. 4 Цит. по кн.: Д. Н. С т а ш е в с к и й . Прогрессивные силы США в борьбе за признание Советского государства. Киев, «Наукова думка», 1969, стр. 12. 20 1 капиталистических государств, английская консервативная газета «Морнинг пост» писала: «Союзники н и к о г д а (разрядка наша. — Д. Ф., Г. К.) не признают русское правительство»1. Такая позиция вполне соответствовала антиреволюционной направленности дооктябрьского международного права. Несмотря на все усилия буржуазной дипломатии, в 1924 году наступила полоса официального признания Советского социалистического государства. Это было предопределено и объективной экономической необходимостью; и возросшей ролью Советского государства в международной жизни, особенно после образования СССР; и движением народов капиталистических стран и, прежде всего, рабочего класса за признание Советского государства; и гибкой, принципиальной и твердой политикой молодого Советского государства. С этого времени институт признания навсегда утратил те черты, которые были ему свойственны как институту старого международного права. Более того, именно в практике признания первого в мире социалистического государства институт признания приобрел новые черты и особенности. Прежде всего здесь следует отметить кризис конститутивизма. Непризнание не могло помешать установлению контактов по различным линиям между первым в мире социалистическим государством и другими странами, которые вынуждены были считаться с правосубъектностью молодого советского государства. Обанкротилась и практика так называемого условного признания, категорически отвергнутая советской дипломатией. Выявилась подлинная сущность деления признания на де-юре и де-факто. Правящие круги буржуазных стран применяли признание де-факто тогда, когда полное признание считалось для них преждевременным, а непризнание — уже не выгодным. Как справедливо отметил профессор М. И. Лазарев, в вопросах признания Советского государства утверждалась доктрина и практика мирного сосуществования государств с различным социальным строем, решались проблемы будущих международно-правовых отношений первого в мире социалистического государства со старыми, капиталистическими государствами2. Среди этих проблем заслуживает внимания вопрос об обязательном признании новых государств (правительств), возникших в результате социальных революций3. Точка зрения, доказывающая наличие такой обязанности, приобретает особое См. об этом подробно: С. Оленев. Международное признание СССР. М., Издво социально-экономической литературы, 1962, стр. 9—14; Сб. «Ленинская дипломатия мира и сотрудничества. Установление дипломатических отношений между СССР и капиталистическими странами в 1924—1925 гг.». М., «Наука», 1965, стр. 7—36. 2 М. И. Л а з а р е в . Международно-правовое признание Советского государства и его значение.— «Ленинская дипломатия мира и сотрудничества...», стр. 239. 3 Р. Л. Б о б р о в . Основные проблемы теории международного права, М., «Международные отношения», 1968, стр. 259—260. 1 21 значение в свете Декларации принципов международного права. Важное место в этой Декларации занимает принцип сотрудничества государств в соответствии с Уставом ООН. Этот принцип предполагает активные взаимоотношения государств, разнообразное сотрудничество между ними, а не пассивное сосуществование бок о бок, как это пытаются изобразить западные социологи, юристы и дипломаты1. Основное положение этого принципа заключается в том, что государства, независимо от их политических, экономических и социальных систем, обязаны сотрудничать друг с другом в различных областях международных отношений с целью поддержания международного мира и безопасности и содействия международной экономической стабильности и прогрессу, общему благосостоянию народов и международному сотрудничеству, свободному от дискриминации2. Еще при выработке данной Декларации делегация Чехословацкой Социалистической Республики предлагала включить в нее обязательство признания новых государств. Хотя в данном тексте Декларации такая обязанность прямо не сформулирована, но она предполагается, поскольку трудно представить осуществление «обязанности государств сотрудничать друг с другом в соответствии с Уставом ООН» применительно к новым государствам без признания таковых. Учитывая взаимосвязь всех принципов Декларации, следует считать, что непризнание новых независимых государств несовместимо с основными принципами международного права3. Крах доктрины Хальштейна, повсеместное признание Республики Бангладеш являются иллюстрацией этого положения в международно-правовой жизни. Выход на международную арену новых независимых государств, возникших в результате национально-освободительной борьбы, имеет важные последствия для всего прогрессивного развития международного права. Вместе с социалистическими государствами они выступают за такое развитие норм международного права, которое отвечает назревшим потребностям международной жизни4. Таким образом, мирное сосуществование противоположных социальных систем, кризис колониализма, внедрение в международное общение новых принципов воздействует на международно-правовую субъектность, влияет и на ее структуру, и на функции международной правосубъектности. Важной тенденцией развития современного международного права является влияние на его нормы и институты научно-технической См. об этом: А. П. Мовчан. Кодификация и прогрессивное развитие международного права, стр. 171. 2 См. Док. ООН, А/1 600, 24 октября 1970 г., стр. 15. 3 Международная правосубъектность (некоторые вопросы теории). М., «Юридическая литература», 1971, стр. 115. См. также Report of the Fiftysecond Conference Held at Helsinki, 1967, pp. 558—559. 4 А. П. Мовчан. Кодификация и прогрессивное развитие международного права, стр. 13. 22 1 революции. В области международного права научно-техническая революция, как верно заметил А. П. Мовчан, содействует расширению сферы применения общепризнанных принципов международного права, возникновению и становлению новых международно-правовых принципов и норм, созданию новых отраслей международного права1. В то же время научно-техническая революция отражается и на сложившихся институтах международного права. Касаясь влияния научно-технического прогресса (понятие научнотехнической революции шире.— Д. Ф., Г. К.) на международное право, авторы Курса международного права делят действующие принципы и нормы на две категории: 1) не связанные непосредственно с техническим прогрессом (принципы суверенитета, невмешательства, ненападения, равенства и взаимной выгоды, мирного сосуществования и др.); 2) прямо или косвенно связанные с развитием техники2. Судя по предложенной классификации, для международной правосубъектности в этом аспекте могут представлять интерес принципы и нормы первой категории. Однако вряд ли с этим можно согласиться, поскольку и принципы и нормы, прямо или косвенно связанные с развитием техники, также влияют на международную правосубъектность. Так, например, международное атомное право безусловно относится ко второй категории принципов и норм, однако и оно предполагает, в частности, деление государств — субъектов международного права на ядерные государства и неядерные с конкретным объемом прав и обязанностей по целому ряду многосторонних договоров, например, по Договору о нераспространении ядерного оружия. Вот почему следует согласиться с другим положением Курса международного права, по которому в связи с научно-техническим прогрессом не только возникают новые международно-правовые вопросы, но и по-новому ставятся многие старые. Среди последних, несомненно, находятся и проблемы международной правосубъектности. Такой важнейший атрибут государства как субъекта международного права, каким является суверенитет, испытывает на себе воздействие научно-технической революции. По мнению Э. Кузьмина, это влияние следует рассматривать в двух аспектах. Вопервых, в плане укрепления суверенитета в результате совершенствования оборонного фактора, непосредственно связанного с развитием науки и техники. Во-вторых, в аспекте расширения сферы действия суверенитета с точки зрения территориального верховенства (космическое право, проблема континентального А. П. М о в ч а н . Кодификация и прогрессивное развитие международного права, стр. 14. 2 Курс международного права в шести томах. Том V. Основные институты и отрасли современного международного права. М., «Наука», 1969, стр. 263. 23 1 шельфа и др.)1. Первая линия органически связана с проблемой разоружения. О взаимосвязи между разоружением и суверенитетом четко говорилось в монографии С. А. Малинина, где специально подчеркивалось, что решение проблемы разоружения на основе соглашения между государствами «вытекает из необходимости строгого соблюдения их суверенитета», тем более, что малейшее злоупотребление эффективными мерами контроля над разоружением «неизбежно приведет к нарушению суверенитета государств»2. Для того, чтобы общепризнанным принципам международного права соответствовали конкретные формы и методы контроля над разоружением, они должны строиться «на основе суверенного равенства участвующих в них государств и функционировать таким образом, чтобы их деятельность не нарушала неотъемлемых прав государств и не была направлена на вмешательство в их внутренние дела»3. Вторая линия касается, прежде всего, таких актуальных проблем космического права, как определение высотного предела государственного суверенитета, ответственности за вред, причиненный космическими объектами, вопросов спасения космонавтов и др. Разумеется, все они теснейшим образом связаны с международной правосубъектностью и ее важнейшими элементами: суверенитетом, кругом субъектов международного права, видами и формами международно-правовой ответственности государств и других субъектов международного права4. С этой же линией связана и группа норм международного морского права, регулирующая правовой статус континентального шельфа и других пространств дна мирового океана. Обстоятельно анализируя связь этих норм с научно-техническим прогрессом, профессор М. И. Лазарев интересно ставит вопрос о том, что хотя иногда в международных отношениях правовая норма должна идти впереди технического прогресса, однако это не всегда приносит пользу. При этом М. И. Лазарев доказывает, что нет необходимости «авансом связывать государства, их отношения, вызванные техническим прогрессом, применительно к Мировому океану новыми, наспех принятыми нормами до того, как созреют все предпосылки и окончательно определится материальная, экономико-техническая сторона этой проблемы»5. Следовательно, влияние научно-технического прогресса на международное право, в том числе и в тех аспектах, Э. Л. К у з ь м и н . Мировое государство: иллюзии или реальность. М., «Международные отношения», 1969, стр. 95—96. 2 С. А. М а л и н и н . Правовые основы разоружения. Л., Изд-во ЛГУ, 1966, стр. 32. 3 О. В. Б о г д а н о в . Разоружение — гарантия мира (международно-правовые проблемы). М., «Международные отношения», 1972, стр. 29. 4 Тенденции развития космического права. М., «Наука», 1971, стр. 125 и др. 5 Океан, техника, право. Отв. редакторы М. И. Лазарев, Л. В. Сперанская. М., «Юридическая литература», 1972, стр. 129. 24 1 которые соприкасаются с международной правосубъектностью, иногда может лишь наметить контуры развития международного права, но не всегда должно немедленно сопровождаться нормообразованием. Среди западных юристов наметилась тенденция вновь гальванизировать концепцию мирового права, на этот раз со ссылкой на научно-технический прогресс, и форсировать создание конкретных отраслей такого мирового права. Точку зрения буржуазных юристов о переходе к системе единого воздушно-космического права и одновременного отказа от принципа государственного суверенитета на надземное пространство подверг убедительной критике А. С. Пирадов, правильно отметивший, что, пока на земле существуют две противоположные социальные системы, принцип государственного суверенитета имеет большое значение. Отказ от принципа государственного суверенитета на воздушное пространство повлек бы за собой отказ от принципа государственного суверенитета в целом, что имело бы пагубные последствия — и политические, и юридические1. Теоретическая несостоятельность и политическая реакционность всевозможных буржуазных планов создания мирового государства и мирового права определяются несостоятельностью самой буржуазной методологии. Концепции мирового права затушевывают реакционный характер империализма, направлены на ликвидацию государственного суверенитета, против прогрессивных социальных движений, дезориентируют народы как во внутреннем, так и в международном плане2. В наш век — век суверенных государств международные организации межгосударственного типа представляют собой наилучшую форму международной организации3. Сейчас уже не вызывает споров вопрос, являются или не являются международные межправительственные организации субъектами международного права. Обстоятельно исследовав эту проблему, Е. А. Шибаева отмечает, что, признавая за международными организациями возможность быть производными субъектами международного права, их следует считать субъектами права особого рода4. Своеобразие правосубъектности международных организаций заключается в том, что они могут быть участниками лишь строго определенных видов правоотношений; соглашения могут заключаться ими лишь по определенному кругу вопросов; нормы, содержащиеся в этих соглашениях, являются нормами вторичного порядка по сравнению с нормами, устанавливаемыми государствами. Своеобразно и их международное Тенденции развития космического права, стр. 12. См. об этом подробнее. Г. И. Т у н к и н . Теория международного права, стр. 419—425. 3 Г. И. Т у н к и н . Теория международного права, стр. 435. 4 Е А Ш и б а е в а . Правовой статус межправительственных организаций, стр. 58. 25 1 2 представительство и использование ими дипломатических привилегий и иммунитета. По-особому применяются к международным организациям институты признания, правопреемства и ответственности1. Несмотря на эту специфичность, советская доктрина признает субъектами международного права ООН, специализированные учреждения ООН и МАГАТЭ. Признание правосубъектности этими международными организациями соответствует объективной действительности и практике международных межправительственных организаций2. Естественно возникает вопрос: могут ли интеграционные процессы, которые не проходят бесследно для международного права, отразиться на круге производных субъектов международного права, в частности, могут ли выводы, связанные с анализом международной правосубъектности международных межправительственных организаций, быть применимы к некоторым региональным организациям? Не предрешая эту проблему в целом, нельзя не согласиться с Е. А. Шибаевой, которая считает, что выводы, сделанные на основе обобщения опыта международной правосубъектности ООН, специализированных учреждений и МАГАТЭ, можно применить к межгосударственным организациям социалистических государств, которые еще будут созданы и поставлены в договорную связь с СЭВ3. Разумеется, основные тенденции развития современного международного права, включая принцип мирного сосуществования, кризис колониализма, возрастающую роль социалистических норм и огромное воздействие научнотехнической революции на международное право, не ведут к безграничному расширению круга субъектов международного права. И не только потому, что это привело бы к отрицанию международного права, как считает В. М. Шуршалов4, а потому, что конструкция новых субъектов любой отрасли права, в том числе международного, это не результат субъективных пожеланий тех или иных авторов, а категория объективная, строго регулируемая соответствующими нормами. Нельзя, ссылаясь на специфику международного права, утверждать, как это делает В. М. Шуршалов, что индивид якобы выступает как субъект конкретных правовых отношений, не являясь, однако, субъектом международного права5. Хотя при этом автор говорит об отдельных и исключительных случаях (или о строго исключительных случаях)6, тем не Е. А. Ш и б а е в а . Правовой статус межправительственных организаций, стр. 64, 65, 67 и др. 2 Г. И. М о р о з о в . Международные организации. Некоторые вопросы теории. М., «Мысль», 1969, стр. 106. 3 Е. А. Ш и б а е в а . Правовой статус межправительственных организаций, стр. 173. 4 В. М. Шуршалов. Международные правоотношения. М., «Международные отношения», 1971, стр. 45. 5 Там же, стр. 79. 6 Там же, стр. 80. 26 1 менее он допускает конструкцию, при которой субъектом правоотношения может быть не субъект права, т. е. высказывает мысль о возможности индивида быть субъектом отдельных международных отношений, и вместе с тем отрицает возможность индивида быть субъектом международного права. В. М. Шуршалов утверждает, что «во всех таких ситуациях индивид выступает не через посредство своего государства, а от своего имени, как носитель прав и обязанностей, вытекающих из конкретных международных соглашений»1. Он заявляет, что такие важнейшие международные акты, как Всеобщая декларация прав человека, Конвенция о геноциде, Декларация ООН о ликвидации всех видов расовой дискриминации и некоторые другие, «не могут быть реализованы во всей полноте без признания определенных, крайне ограниченных, но сугубо необходимых прав индивида»2. Примерно такую же позицию, правда, не в отношении индивида, а в отношении общественных организаций, занял Б. В. Кравченко в статье, опубликованной в журнале «Советское государство и право». Он также полагает, что «субъект международного правоотношения не обязательно должен быть субъектом международного права»3. Один из основных тезисов В. М. Шуршалова заключается в том, что физическое лицо не может быть субъектом международного права, но является субъектом международного правоотношения. Однако, с точки зрения общей теории права, невозможно такое положение, чтобы лицо было субъектом правоотношения, не будучи субъектом права. Каждое правоотношение— это конкретная реализация тех прав и обязанностей, которые принадлежат субъекту права. Поэтому, чтобы стать субъектом правоотношения, надо прежде всего быть субъектом права. Профессор С. Ф. Кечекьян отмечал, что «под субъектом права следует понимать: а) лицо участвующее или б) могущее участвовать в правоотношении»4. Чтобы стать субъектом правоотношения, надо обладать определенной правоспособностью и дееспособностью. Но для того, чтобы обладать правоспособностью и дееспособностью, чадо быть субъектом права. Поэтому нельзя быть субъектом правоотношения, не будучи субъектом права. Хотя международное право и обладает рядом специфических особенностей, указанные положения общей теории права полностью распространяются и на международное право. «Субъекты В. М. Шуршалов. Международные правоотношения, стр. 77—78. Там же, стр. 79. 3 В. В. К р а в ч е н к о . Советские общественные организации как субъекты международных отношений.— «Советское государство и право», 1973, № 5, стр. 86. 4 С. Ф. К е ч е к ь я н . Правоотношения в социалистическом обществе. М., Изд-во АН СССР, 1958, стр. 84. 27 1 2 международного права,— говорит И. И. Лукашук,— это участники международных правоотношений»1. На неразрывную связь международной правосубъектности и возможности быть участником международных правоотношений справедливо обращал внимание Р. Л. Бобров: «Как бы ни строить определение субъекта международного права,— пишет он,— в нем должны получить отражение органически связанные между собой два элемента: 1) способность к участию в международном правоотношении и 2) участие в таковом»2. Количество подобных высказываний можно бы значительно умножить3. Ссылки В. М. Шуршалова на то, что некоторые международные договоры якобы наделяют индивидов непосредственными правами и обязанностями по международному праву, явно не основательны. С. В. Черниченко довольно убедительно показал, что когда международный договор наделяет физических лиц определенными правами и обязанностями, то договаривающиеся государства берут на себя обязательство предоставить тем или иным лицам конкретные права и наложить на них конкретные обязанности. Наделение заинтересованных лиц этими правами и обязанностями непосредственно осуществляется каждым договаривающимся государством4. Таким образом, индивиды не являются субъектами конкретных международных правоотношений. Даже будучи допущенными в международные суды в качестве истцов или ответчиков, они не приобретают международной правосубъектности. И несмотря на общую антидискриминационную направленность международно-правовых принципов и норм, не следует приписывать международному праву то, чего в нем нет — международной правосубъектности индивидов и физических лиц как участников конкретных правоотношений5. Бурное развитие международного права в современную эпоху— знамение времени. В обращении Генерального секретаря ООН к 24 сессии Комиссии международного права отмечалась И. И. Л у к а ш у к . Некоторые вопросы кодификации и прогрессивного развития права международных договоров. — «Советский ежегодник международного права». 1966—1967. М., «Наука», 1968, стр. 58. 2 Р. Л. Б о б р о в . Основные проблемы теории международного права. М., «Международные отношения», 1968, стр. 68 3 См., например, А. П. Мовчан. Международная защита прав человека, стр. 34; С. В. Ч е р н и ч е н к о . Допуск индивидов в международные суды и международная правосубъектность.— «Советский ежегодник международного права», 1968, М., «Наука», 1969, стр. 271. Последний, в частности, писал: «Можно быть субъектом международного права и не быть субъектом, т. е. участником конкретного международного правоотношения, но нельзя быть субъектом международного правоотношения и не быть субъектом международного права».— Там же. 4 С. В. Ч е р н и ч е н к о . Допуск индивидов в международные суды и международная правосубъектность, стр. 271. 5 Критика буржуазных концепций о международной правосубъектности физических лиц дана в шестой главе. 28 1 важность роли международного права в современной жизни. Он подчеркнул, что без строгого соблюдения норм международного права и основных принципов, сформулированных в Уставе ООН, невозможно обеспечить мир и содействовать развитию общего благосостояния народов1. В этих условиях возрастает теоретическое исследование актуальных аспектов международной правосубъектности, соответствующей основным тенденциям развития современного международного права. Особенно четко это соответствие прослеживается при анализе возникновения субъектов международного права, их структуры, классификации, функции и форм их осуществления. 1 Address ly the Secretury. — General, p. 2. 29 Глава вторая ВОЗНИКНОВЕНИЕ СУБЪЕКТОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА Всякий предмет есть единство строго определенных свойств и сторон. В субъекте международного права одним из таких свойств является правосубъектность, содержание которой выражается в правовом статусе. В правовой статус входят социальные, экономические и политические права, а также совокупность прав и обязанностей, установленных нормами международного права. В настоящее время все большее внимание обращается на юридические аспекты субъекта международного права. Но всетаки (и в этом особенность международной правосубьектности) субъект не есть строго носитель международных прав и обязанностей, определяемых в целом международным правопорядком. Субъекты международного права — прежде всего политические образования. Поэтому их существование обусловлено политическими процессами возникновения и становления. В этой связи либо говорят и пишут о фактическом образовании государств, лежащем за рамками международною права1, либо по происхождению делят субъектов на естественных и правовых2. Однако вряд ли можно из этой позиции делать абсолютный вывод, пре обладающий над юридическим смыслом. Вполне понятно, что международное право возникло благодаря существованию de facto государств, но при соотношении фактического и юридического аспектов «нельзя ставить само существование юридической способности в зависимость от фактических обстоятельств»3. Нормы современного международного права в какой-то степени регулируют процесс образования субъектов, и сейчас уже устарела позиция о безразличии международного права к возникновению В. М. Ш у р ш а л о в . Международные правоотношения. М., «Международные отношения», 1971, стр. 57. 2 Vgl. J. G. Starke. An introduction to international Law. London, 1963, p. 53. 3 Г. В. И г н а т е н к о . Международная правосубъектность борющихся за независимость нации. —Международная правосубъектность. М., «Юридическая литература», 1971, стр. 80. 30 1 субъектов. Все субъекты международного права имеют юридическую основу возникновения. Правда, это положение трактуется поразному. Буржуазные авторы, как правило, пишут о том, что международный правопорядок создает субъектов права, объединенных определенным субстратом статуса правоспособности1. Разумеется, международный правопорядок определяет права и обязанности субъектов, но ему не полностью принадлежит функция наделения единиц международной правосубъектностью. В связи с этим в правопорядке должна быть найдена норма, которая предоставляла бы определенным единицам качество быть носителем международных прав и обязанностей2. Основная особенность развития международной правосубъектности состоит в том, что в связи с новым типом международных отношений произошли структурные и функциональные изменения в правовом регулировании и положении субъектов международного права. В этом можно убедиться на примерах возникновения новых государств — субъектов международного права, а также многих международных организаций, вызванных к жизни в результате научно-технического прогресса3. Марксистско-ленинская теория международного права исходит из того, что международная правосубъектность социально и исторически обусловлена. Появление новых государств на современном этапе связано с закономерным и поступательным процессом национально-освободительного движения. Главная закономерность социального обновления мира XX века состоит в возникновении социалистических государств и государств, появившихся в результате распада колониальной системы империализма. Основной путь возникновения этих государств — социалистическая и национально-освободительная революции. Новые государства существенным образом повлияли на формирование структуры международного сообщества. Прежде всего отмечается общая тенденция к увеличению числа новых государств и возрастанию их роли в международных организациях4. В разные исторические эпохи менялось количество субъектов международного права. Сейчас же проблема в том, что новое государство качественно отличается от государств прошлых исторических периодов. Качественный аспект Д. Анцилотти. Курс международною права. Т. 1. М., ИЛ, 1961, стр. 124; Wörterbuch des Völkerrechts. Bd. 3. Berlin, 1963, S. 665. 2 Vgl. M. Rоb1es. Völkerrechtliche Probleme der bei Gewärung der Unabhängigkeit abgeschlossenen Verträge. München, 1969, S. 93. 3 В данной главе речь пойдет о возникновении новых государств 4 В Декларации по случаю 25-й годовщины ООН указывается: «Значительное увеличение числа членов Организации с 1945 г. свидетельствует о ее жизнеспособности». —«Международная жизнь», 1970, № 12, стр. 149. 31 1 состоит в том, что «международное право претерпело серьезные изменения с точки зрения юридической оценки таких процессов»1. Возникновение государств в целом как процесс, а не только как результат, имеет антиимпериалистическую направленность. Возникновение нового государства может повлечь изменение политических и правовых отношений на уровне локальном и континентальном. В Латинской Америке, например, кубинская революция и возникновение социалистического государства Республика Куба привели к качественному повороту в отношениях между латиноамериканскими странами и США. Что же оценивает международное право? Во-первых, правомерность образования государств в соответствии с принципом права наций на самоопределение; во-вторых, поскольку государства возникают в условиях развитой международно-правовой системы, то международному праву не безразличны вступление нового государства в сферу мировой политики и права, его позиция по отношению к международному праву и характер осуществляемых внешних функций. Международное право, таким образом, оценивает социальную, политическую и правовую ориентацию и ее правильный выбор возникшим государством. В этом ценность международного права, закрепившего принципиальные перемены в международной жизни. Оно дает понимание нового общественного характера международных отношений. В своих принципах и нормах право закрепило историческое место государств и наций, право на самоопределение, невмешательство во внутренние дела, обязанность осуществления миролюбивой политики. В настоящее время возникновение нового государства регулируется правом наций на самоопределение2. Этот принцип представляет также «ту политическую и юридическую основу, на которой или с учетом которой только и возможно решение международных, социальных и национальных проблем, встающих сегодня перед молодыми государствами»3. Международное право закрепляет право выбора и смены общественно-политического устройства, право наций на отделение и образование самостоятельного государства. Рождение нового государства — сложный и трудный процесс. В основе образования государства лежат внутренние факторы, которые не регулируются международным правом, и не имеется соответствующего Н. Bokor-Szegö. The New States and International Law.— «Questions of international Law». Budapest, 1968, p. 8. 2 В преамбуле Декларации о принципах международного права записано, что принцип самоопределения народов «является существенным вкладом в современное международное право». 3 Г. Б. С т а р у ш е н к о . Нация и государство в освобождающихся странах. М., «Международные отношения», 1971, стр. 7. 32 1 международно-правового механизма. Ни одна международная организация не может подменить внутреннюю ситуацию и действия народов, в противном случае появилась бы возможность открытого или прикрытого вмешательства во внутренние дела. Международное право запрещает принудительные действия против национальноосвободительного движения. «Только народу дано решать вопросы своего внутреннего развития, определять, по какому пути идти. Никто извне не вправе указывать ему такую дорогу. Это краеугольное положение международного права, Устава ООН» 1. Международное право не имеет решающего влияния на движение и возникновение определенных процессов, тем не менее оно устанавливает меру их законности 2, что вообще присуще праву. Известно, например, что ликвидация колониализма является не внутренним делом какого-либо одного колониального государства, а международно-правовой проблемой, касающейся интересов всех государств, международных организаций, так как колониальная система запрещена международным правом. Тем самым образование новых национальных государств происходит в рамках международного права. «Современное международное право рассматривает вопрос о возникновении нового государства не только с момента появления его как члена международного общения, а задолго до этого» 3. Одной из функций международного права является определение юридических фактов, а появление нового государства есть, несомненно, юридический факт, влекущий установление, изменение или прекращение международных правоотношений, причем факт, имеющий непосредственное значение не для какого-то уже существующего государства или группы государств, а для всего международноправового сообщества в целом4. Все юридические факты делятся на события и действия, а действия — на правомерные и неправомерные. Точное установление международно-правовых фактов связано с анализом характера и уровня движения, степени участия народа, руководства движением. Если возникновение государства рассматривать как объективно обусловленный результат борьбы народа, Н. А. У ш а к о в . Невмешательство во внутренние дела государств. М., «Международные отношения», 1971, стр. 99. 2 Vgl. L. A n t o n o w i c z . Powstanie i upadekpanstw jako podmiot prawa miedzynarodowego. — «Sprawy miedzynarodowe», 1968, n. 2, s. 66. 3 Д. И. Б а р а т а ш в и л и . Новые государства Азии и Африки и международное право. М., «Наука», 1968, стр. 42. 4 Д. И. Ф е л ь д м а н . Признание государств в современном международном праве. Казань, Изд-во КГУ, 1965, стр. 130; М. Геновски. Основы на международного право. София, 1966, стр. 117. 33 1 то оно оценивается как правомерный юридический факт. Если рассматривать процесс образования государственности с позиции иных движущих сил, то возможна противоречивая классификация юридических фактов. Современная практика в этом отношении намного усложняется по сравнению с теоретической позицией. Образование государства в соответствии с правом наций на самоопределение, с волей большинства заинтересованного народа и без вмешательства извне считается правомерным фактом, из чего и исходит международное право. С точки зрения юридических последствий это правообразующий факт, поскольку правовыми актами устанавливается правовой статус государства. Нарушение принципов права наций на самоопределение, добровольности и равноправия при образовании государства оценивается международным правом как неправомерное действие. Нормы права утверждают такой юридический факт, который является следствием суверенности народа, нации, государства. Суверенная воля народа — источник международной правосубъектности государств. Если же не было проявления воли большинством народа, а имел место экстремизм групп, отдельных лиц, стремящихся к власти, или были допущены произвольные действия другого государства в установлении политического господства меньшинства, то данная ситуация выходит за рамки внутренних дел и оценивается международным правом как нарушение принципа самоопределения народов. Ни одной норме международного права не противоречит организованное движение государств, международных организаций, национально-освободительных органов против незаконных политических режимов. Это новая тенденция в защиту международной правосубъектности борющихся народов, и она особенно ярко проявилась в процессах деколонизации. Типичным примером неправомерных действий экстремистских групп является расистский режим в Южной Родезии, который стал предметом обсуждения в ООН и вызвал коллективные действия государств. Политический режим здесь был создан в нарушение положений Устава ООН (гл. XI), требующих, чтобы образование государства и его внутреннее устройство отвечало воле большинства. В Южной Родезии право наций на самоопределение узурпировано меньшинством, расистами. Здесь народный суверенитет не воплощен в действительную суверенную государственную форму. Возникшая ситуация угрожает поддержанию мира и безопасности (гл. VI Устава ООН), поэтому она разбирается Советом Безопасности ООН. ООН приняла многочисленные решения, согласно которым Южной Родезии не будет предоставлена независимость до тех пор, пока там не установится правление африканского большинства, и обязала Великобританию принять 34 меры, гарантирующие претворение в жизнь этих решений. ООН активно противится признанию Южной Родезии в качестве государства — субъекта международного права. Это образование лишено правовой основы, и государства призываются к его непризнанию. В решениях Совета Безопасности и Генеральной Ассамблеи ООН содержится призыв оказывать моральную и материальную помощь народу Зимбабве в его борьбе за свободу и независимость, а не расистскому режиму Южной Родезии. Все государства обязываются разорвать с незаконным южнородезийским режимом дипломатические, консульские, торговые, военные и другие отношения1. Создан Комитет ООН по санкциям против Южной Родезии. Более того, национально-освободительное движение в Южной Родезии вылилось в международную борьбу против расизма вообще. Международное право, запрещая принудительные действия против национально-освободительного движения, вместе с тем устанавливает, что во исполнение своего права на самоопределение народы могут искать и получать поддержку в соответствии с целями и принципами Устава ООН. Это нормативное положение отражено, в частности, в Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам, в Декларации о невмешательстве, в Декларации о принципах международного права. Все государства обязаны содействовать выполнению нормы права. Как правильно отмечает X. Бокор-Сего, «государство связано определенными правилами уже в процессе становления независимого государства, так как право на самоопределение признано нормой международного права»2. Международное право — антипод насилию и произволу. Однако поскольку национально-освободительную борьбу оно считает законной и справедливой, то на насильственные действия должно отвечать правомерной силой. Марксизм рассматривает насилие орудием, «посредством которого общественное движение пролагает себе дорогу и ломает окаменевшие, омертвевшие политические формы»3. В данном случае насилие, вплоть до применения вооруженной силы, революционно, а на стороне государств не только право, но и политическая, юридическая и моральная обязанности. Далее, рассматриваемый пример с Южной Родезией является международным деликтом, влекущим за собой ответственность, и государства поэтому вправе прибегнуть к вооруженным и другим санкциям. Борьба против фашистских, расистских, колониальных режимов относится к сфере действия принципа общего интереса4. Сочетание интересов проявляется в объективном единстве прав «Известия», № 67, 20 марта 1970 г. Н. Bokor-Szego. The New States..., p. 29. 3 К. М а р к с и Ф. Э н г е л ь с . Соч., т. 20, стр. 189. 4 И. И. Лукашук. О некоторых тенденциях развития универсального международного права. — «Советское государство и право», 1969, № 2, стр. 86—87. 35 1 2 и обязанностей субъектов международного права, а также в том, насколько субъекты добиваются реализации всеобщих интересов для устранения незаконных политических режимов. Империалистические державы, как правило, поддерживают противоправные режимы, подавляющие национальноосвободительное движение народов. Свидетельством этого служат отношения между Великобританией и Южной Родезией, «узаконенные» в декабре 1971 года. Раньше Англия объявление «независимости» Южной Родезии связывала с тем, что был нарушен конституционный порядок Великобритании. Впоследствии достигнутое соглашение было направлено на легализацию расистского режима. Англия игнорировала не только Декларацию о предоставлении независимости колониальным странам и народам, но и «резолюции Совета Безопасности и Генеральной Ассамблеи ООН по родезийскому вопросу, а также требования Организации африканского единства и мировой общественности о принятии самых решительных мер, вплоть до применения вооруженной силы, для ликвидации режима Смита»1. В Хартии ОАЕ специально выделены нормы, устанавливающие, что именно африканские коренные народы обладают неотъемлемым правом решать свою судьбу. Статья 3 Хартии провозгласила принцип: свободные страны Африки должны стремиться к полному освобождению тех африканских территорий, которые все еще находятся под колониальным гнетом. Многие африканские государства объявили незаконными режим Южной Родезии и колониальную войну, которую ведет Португалия против народов Анголы, Мозамбика и Гвинеи (Биссау). Аналогичные призывы содержатся в решениях X X III и XXIV сессий Генеральной Ассамблеи ООН, а также в обращениях к правительству ЮАР о предоставлении свободы народам Намибии. Принцип антиколониализма, тесно связанный с принципом права наций на самоопределение, провозглашен в качестве общепризнанного и общеобязательного международно-правового принципа2. Несмотря на это, империалистические державы систематически срывают его реализацию. На сессии Совета Безопасности в Аддис-Абебе в феврале 1972 года представитель Англии вновь наложил вето на внесенный рядом африканских государств проект резолюции по Родезии, предусматривающий санкции против расистского режима. Представители США, Англии, Франции, Италии и Бельгии воздержались при голосовании за резолюцию, требовавшую от Португалии прекратить колониальные войны и репрессии против народов Анголы, Мозамбика и Гвинеи (Биссау) и немедленно признать за ними право на свободу и самоуправление. «Известия», № 228, 5 декабря 1971 г. Заявление ТАСС. Г. В. Игнатенко. ООН и развитие антиколониальных норм современного международного права.— «Правоведение», 1967, № 4, стр. 63. 36 1 2 Аналогичным образом империалистические державы поддерживают марионеточный режим Южного Вьетнама. С помощью США 26 октября 1955 года была провозглашена «Вьетнамская Республика», во главе которой находились прямые ставленники США. Эта «республика» не выполнила основных положений Женевских соглашений 1954 года о воссоединении Вьетнама мирным и демократическим путем, а напротив, увековечивала раскол Вьетнама. Сайгонский режим, хотя и имеет внешние атрибуты государственности — «территорию», «население», «власть», не может считаться законной властью, несколько он не осуществляет эффективного контроля и население его не признает1. Такие внешние формы государства маскируют политическую реальность, а именно: Южный Вьетнам — «государство-сателлит». До сих пор актуально ленинское положение об искусственных государственных образованиях, являющихся продуктом насильнической власти империалистов2. В этой связи М. И. Лазарев отмечает, что международная дееспособность марионеточных режимов, признанных империалистическими державами, являет собой аномалию. Признание со стороны, предоставленное марионеточным правительствам, искусственно сообщает этим правительствам международную правосубъектность, констатирует их в качестве субъектов международного общения, не говоря уже о военной и экономической поддержке3. В более широком плане, исходя из рассматриваемой практики, возникает проблема э ф ф е к т и в н о с т и в л а с т и и значения эффективности для международно-правового статуса государства. В науке международного права признак эффективности власти считается предпосылкой и необходимым условием существования субъекта международного права4. Исторически принцип эффективности развивался как буржуазный и вошел в международное право XIX века. В те времена этим принципом юридически оправдывались завоевания чужих территорий буржуазными государствами, в результате чего санкционировалась «эффективность власти». Поэтому, отмечает Г. Ширмер, принцип эффективности не может служить окончательной основой марксистско-ленинского разрешения проблемы международной правосубъектности и государственности5, хотя впоследствии он и был наполнен демократическим содержанием. А. И. Полторак, Л. И. Савинский. Преступная война. М., «Наука», 1968, стр. 67, 70. 2 В. И. Л е н и н . Полн. собр. соч., т. 30, стр. 351. 3 М. И Л а з а р е в . Дворцовые перевороты в странах Латинской Америки. М., «Юридическая литература», 1967, стр. 75. 4 Vgl. J. S i m o n i d e s . Zasade efektywnosci w prawe miedzynarodowym. Torun, 1967, S. 24. 5 G. Sсhirmer. Zur Völkerrechtssubjektivität der Staaten und zum Problem ihrer völkerrechtlichen Rechtsmässigkeit.— «Staat und Recht» 1963, h. 4, S. 653, 656. 37 1 Учитывая новые тенденции в развитии международной правосубъектности, можно утверждать, что эффективность в определенной степени способствует выяснению проблемы правосубъектности государств. Международно-правовое положение государства in status nascendi (в состоянии зарождения, в момент образования) обычно очень сложное. Опыт говорит, что в процессе возникновения государства решающее значение имеет реальная ситуация, фактическое осуществление власти на определенной территории1. Таким образом, к проблеме эффективности нужно подходить дифференцированно. Пример с Южной Родезией говорит об отсутствии здесь реальной эффективности власти; хотя власть и есть управление, но воплощена она в незаконном режиме и направлена против коренного субъекта — народа, не осуществившего право на самоопределение. Эффективность власти по-разному оценивается практикой государств, в основном с упором на ее политическое содержание. Так, в 1967 г. провинция федерации Нигерии объявила себя «республикой Биафра» и оказала вооруженное сопротивление федеральным властям. Более того, она была признана некоторыми государствами и, казалось, осуществляла на своей территории эффективную власть. До и после поражения «республики Биафра» было ясно, что сепаратистские тенденции поддерживались империалистическими государствами, которым выгодно было сохранение политических и экономических позиций в Нигерии. Другой пример свидетельствует об обратном. В 1960 г. бывшему бельгийскому Конго (республика Заир) была предоставлена независимость и все государства признали республику субъектом международного права. Однако продолжительное время в молодом государстве отсутствовала эффективная власть. Основой реальности эффективной власти должно быть волеизъявление большинства народа. Этому требованию соответствует Республика Южный Вьетнам (РЮВ), образованная в мае 1969 года. В отличие от Южной Родезии, Южного Вьетнама (Сайгон) возникновение новой государственности здесь шло совершенно по-иному. Тогда сражающаяся вьетнамская нация совместно с Национальным фронтом освобождения Южного Вьетнама (НФОЮА) многими государствами была признана субъектом международного права. Воюющему Вьетнаму оказывалась моральная, политическая и материальная поддержка. Борьба против американских агрессоров и сайгонского марионеточного режима содействовала прежде всего политической консолидации вьетнамского народа. НФОЮА стал единственным органом, способным осуществлять политическую власть в стране на большей части территории. Затем открылись возможности 1 L. A n s o n o w i c z . Powstanie i upadek panstw..., S. 72. 38 создания государственных правительственных основ. 23 мая 1969 г. состоялась консультативная конференция делегаций ЦК НФОЮА и ЦК Вьетнамского союза национальных демократических и миролюбивых сил. На конференции обсуждался вопрос о созыве съезда народных представителей, который должен был назначить Временное революционное правительство Южного Вьетнама. Во исполнение принятых решений с 6 по 8 июня 1961 г. проходил Конгресс, получивший одобрение и поддержку всех политических партий, массовых организаций, религиозных общин и национальностей Южного Вьетнама. Конгресс провозгласил образование Республики Южный Вьетнам и создал Временное революционное правительство и Консультативный совет. Правительство РЮВ провозгласило одним из пунктов программы действий установление подлинно демократического и республиканского строя, проведение всеобщих выборов в соответствии с принципом равенства, свободы и демократии без какого бы то ни было иностранного вмешательства1. Государства признали международно-правовой статус Республики Южный Вьетнам (на 1973 г. она признана 30 государствами). Одним из первых ее признал СССР (13 июня 1969 г.). Образование РЮВ отвечало воле большинства заинтересованного народа, всех слоев населения. Было создано правомерное правительство, и республика стала опираться на организацию народного освобождения, которая действовала на всей территории Южного Вьетнама. По данным официальных органов, в РЮВ на май 1970 года были созданы народно-революционные советы и комитеты в 1500 из 2700 сельских общин, в 150 и 3260 уездных центров, а также во всех городах и провинциальных центрах. Большая часть их находилась легально на территории, контролируемой патриотическими силами2. Республика стала воплощением единства всех слоев страны, что характерно для образования нового независимого государства. Эффективности новой власти США противопоставили политику «вьетнамизации», что являлось своего рода модификацией старого, империалистического принципа эффективности. Делалась попытка иными методами уничтожить исторический прогресс в развитии вьетнамской государственности. Подписанием Соглашения о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме (январь 1973 года) подтвердились правомерность образования Республики Южный Вьетнам, ее авторитет и влияние в международных отношениях. С этого времени началась полоса широкого признания Временного революционного правительства Южного Вьетнама. Анализ исследованного материала показывает, что эффективность 1 2 «За рубежом», № 25, 1969, стр. 10—11. «Правда», № 157, 6 июня 1970 г. 39 власти не всегда является основанием для решения вопроса о международно-правовом статусе государства. Немаловажное значение имеет вопрос об отношении к признанию государств как форме констатации нового субъекта международного права или непризнанию как форме борьбы против незаконных режимов и препятствия применения международных прав. Практика показывает, что признающие государства всегда констатируют при помощи акта признания существующее государство в качестве н е з а в и с и м о г о , с у в е р е н н о г о . Л. Антонович предлагает различать признание государства и признание в качестве государства Первое касается установления отношений с государством, которое уже существует; второе — признания геополитической единицы государством в смысле международного права1. Е. Цельвегер, анализируя практику признания и непризнания государств, пишет, что «государства имеют право рассматривать одно и то же политическое образование в качестве международноправового субъекта для одной определенной цели и отказывать ему в этом для других целей. Это приводит к частичной международноправовой субъектности, которая ничего не имеет общего с известной классическому международному праву частичной международной правосубъектностью вассальных государств, протекторатов, 2 подмандатных и самоуправляющихся территорий» . Эта точка зрения исходит из политических интересов одного государства, причем интересов, противоречащих международному праву, что вряд ли может служить юридическим критерием признания международно-правового статуса государства. Ведь далее Цельвегер, сторонник декларативной теории, правильно замечает, что «в высшей степени непозволительно предоставлять отдельному партнеру право определять правоспособность и дееспособность своего партнера, исходя из данного состояния своих интересов, и превращать эту праводееспособность в переменную величину»3. Любой «незаконный режим», который осуждается в международно-правовой практике, предполагает политическую власть. Он есть следствие классовой борьбы и обнаруживает некоторые характерные черты организации государственной власти. С точки зрения классовой сущности и политической реальности, режимы Южной Родезии, Южного Вьетнама и т. п. являются политической властью в собственном смысле этого 1 L. A n t o n o w i c z . Poecie panstwa w karcie Narodow Zjednochodnych.— Sb. «Organizacia Narodow Zjednochodnych». W., 1971, S. 16. 2 E. Ze11weger. Anerkennung und Nichtanerkennung neuerer Staaten (Nachkriegsaspekte). — «Schweizarische Jahrbuch international Recht», Band XXIV, 1967, S. 15. 3 E. Ze11weger. Anerkennung und Nichtanerkennung..., S. 24. 40 слова. И господствующие классы эффективно насаждают методы своего властвования. Как известно, государство, в марксистском понимании, представляет собой политическую организацию экономически господствующего класса. «Государство есть особая организация силы, есть организация насилия для подавления какоголибо класса»1. Следовательно, самое общее понятие государства можно применить к «незаконным режимам», которым присуща особая политическая и публичная власть как определяющий признак государства. Однако нельзя полностью отождествлять политическую и публичную власть с понятием государства, потому что есть еще экономический, общественный строй, классовая структура и сфера международных отношений. Государственная власть включает в себя такие признаки, как специальный аппарат принуждения, способность делать свои веления обязательными для населения всей страны. Всякая «политическая власть, как одно из проявлений власти, характеризуется реальной способностью данного класса, группы, индивида проводить свою волю, выраженную в политике и правовых нормах»2. Вместе с тем власть понимается и как суверенная организация, способная и свободная решать внутренние и международные дела. Последнее имеет главное значение для определения международно-правового статуса государства. Обращение к общей теории государства и права помогает уяснить некоторые теоретические проблемы. Во многих определениях государства помимо классовой сущности обязательно называют такой признак, как суверенитет, и подчеркивают, что суверенитет включает вопрос о классах и о конкретной организации государства. А. И. Денисов и Э. Л. Кузьмин считают суверенитет неотъемлемым признаком (свойством) государства3. Ю. Я. Баскин определяет государство, как «классовую политическую организацию, публичная власть которой суверенная4. В какой-то степени эти определения могут способствовать разрешению проблем международно-правового статуса государства. В теории международного права все юридические свойства государства, в том числе и международная правосубъектность, называются вторичными производными от социальной сущности государства5. Исходя из специфики международного проза, В. И. Л е н и н . Полн. собр. соч., т. 33, стр. 24. Ф. М. Б у р л а ц к и й . Ленин, Государство, Политика. М, «Наука», 1970, стр. 83. 3 А. И. Д е н и с о в . Сущность и формы государства. М., Изд-во МГУ, 1960, стр. 29, 31; Э. Л. К у з ь м и н . Мировое государство: иллюзии или реальность. М., «Международные отношения», 1969, стр. 37. 4 См. сб. «Советское государство и право в период развернутого строительства коммунизма». Харьков, 1962, стр. 55. 5 G. S c h i r m e r . Zur Völkerrechtssubjektivität der Staaten..., S. 654. 41 1 2 Р. Л. Бобров пишет, что государство есть «суверенно-обособленная территориальная единица с определенным населением (со времени возникновения наций такая единица выступает и как форма раздельносамостоятельного бытия таковых)»1. П. Е. Недбайло и В. А. Василенко считают, что «суверенитет делает политическую организацию сил, господствующих в обществе, именно государством... Поэтому нельзя произвольно наделить или лишить государство суверенитета, а следовательно, и международной правосубъектности»2. Б. М. Клименко проводит различие между понятием государства, как политической организации власти и понятием государства — субъекта международного права. «Государство как субъект международного права включает в себя государство как политическую организацию власти и населения. На международной арене государство как политическая организация власти выступает в качестве официального представителя всей страны в целом. Характер этого представительства определяется классовой сущностью государства»3. На такую важнейшую черту суверенитета, как единство государственной власти, указывают Н. А. Ушаков и Д. Б. Левин: «Суверенитет — это политико-правовое свойство государства, имеющее внутригосударственный и международный аспекты. В силу ряда исторических причин субъектом суверенитета стала не 4 государственная власть, а государство в целом...» «Юридически в международных отношениях выступает не правительство, а государство, как единое целое, как субъект международного права»5. Таким образом, государство в международно-правовом аспекте понимается как единство власти и суверенитета, что позволяет выступать ему носителем собственной, самостоятельной воли. Если говорить только о государстве «в смысле международного права» или давать особое международно-правовое понятие государства, то это будет абстракция, лишенная политического, классового содержания. Отсутствие реализации права наций на самоопределение, вследствие чего образуется незаконная власть, рассматривается как узурпация прав народа. Только лишь народу принадлежит право выбирать национальный путь, в том числе и организовывать Р. Л. Б о б р о в . Основные проблемы теории международного права. М., «Международные отношения», 1968, стр. 62. 2 П. Е. Н е д б а й л о , В. А. В а с и л е н к о . Международная правосубъектность советских союзных республик.— Советский ежегодник международного права, 1963, стр. 85. 3 Б. М. К л и м е н к о . Основные проблемы государственной территории в международном праве. Автореферат. М., 1972, стр. 5. 4 H. А. У ш а к о в . Суверенитет в современном международном праве. Издво ИМО, 1963, стр. 7. 5 Д. Б. Л е в и н . Ответственность государств в современном международном праве. М., «Международные отношения», 1966, стр. 71 42 1 суверенную власть. Абстрагирование от классовой сущности и национально-освободительного движения намного затрудняет понимание характера возникновения государства и его связи с международным правом. «Образование государства — наиболее полная форма реализации права наций на самоопределение»,— пишет Л. Дембинский1. Международное право дает ответ на вопрос, какие геополитические единицы ему противоречат. Так, например, Потсдамские соглашения запретили фашизм, поэтому, пишет Г. Ширмер, «фашистские государства являются незаконными с точки зрения международного права»2. Точно так же нормы международного права объявляют незаконными колониальные и расистские режимы. И все же, несмотря на, казалось бы, установившиеся критерии, государства и международные организации решают вопрос, является ли та или иная единица субъектом международного права. При этом анализируется и фактическое положение, и единство территории, населения, власти. В особенности такие проблемы поднимаются при приеме новых членов в ООН. В Уставе ООН имеются критерии, предъявляемые к субъектам международного права. Чтобы стать членом ООН, государство должно: 1) быть суверенным, 2) иметь желание вступить в члены ООН, 3) быть миролюбивым, 4) взять на себя обязательства, вытекающие из Устава ООН, 5) быть «способным выполнять взятые на себя обязательства. Часть из перечисленных условий, по мнению Р. Бежанека, имеет субъективный характер (принятие и выполнение обязательств), т. е. зависит от выражения воли государством3. Другие условия объективны. Они независимы от субъективного решения Совета Безопасности или Генеральной Ассамблеи принять или не принять государственное образование в ООН. ООН, разумеется, констатирует факт образования государства на основании критериев Устава. Комитет ООН должен проверять ходатайство о приеме, стабильность и эффективность власти правительства, его независимость от иностранных держав, его конституционное право ведения собственной внешней политики, проверяет мероприятия по обороне страны, размеры территории, определенность и окончательность государственных границ4. ООН занимается также проверкой государственности в рамках Комитета по деколонизации (Комитет 24-х). На последних 1 L. Dembinski. Samostanowienie w prawe i practyce ONZ. 172. 2 G. S c h i r m e r . Zur Völkerrechtssubjektivität der Staaten..., S. 3 ООН. Итоги, тенденции, перспективы. М, «Международные 1970, стр. 56. 4 Vgl. E. Z e l l w e g e r . Anerkennung und Nichtanerkennung..., S. W., 1969, S. 668. отношения», 11. 43 сессиях Комитета, проходивших в африканских столицах, были заслушаны выступления представителей африканских организаций, ведущих вооруженную борьбу против португальского колониализма и расистских режимов ЮАР и Южной Родезии. В принятой Комитетом резолюции, например, Африканская партия независимости Гвинеи и островов Зеленого Мыса (ПАИГК) признавалась единственным подлинным представителем народа Гвинеи (Биссау)1. В августе 1972 года Специальный Комитет по деколонизации большинством голосов принял резолюцию, подтверждающую неотъемлемое право народа Пуэрто-Рико на самоопределение и независимость. Одновременно рабочей группе Комитета была поручено подготовить к началу 1973 года доклад о действиях, которые должны быть предприняты Специальным Комитетом в вопросе о Пуэрто-Рико2. Развитие современной международной правосубъектности выражается во все большей конкретизации как в ее образовании, так и в юридическом содержании. Сюда же относятся и способы возникновения государств. В Декларации о принципах международного права говорится о способах осуществления права наций на самоопределение, т. е. о способах, относящихся к возникновению или прекращению государственности: «Создание суверенного и независимого государства, свободное присоединение к независимому государству, или объединение с ним, или установление любого другого политического статуса, свободно определенного народом, являются способами осуществления этим народом права на самоопределение». Такие интеграционные и дезинтеграционные тенденции, происходящие в процессе реализации права наций на самоопределение, представляют интерес как в теоретическом, так и практическом плане. Способы возникновения государства зависят от конкретноисторических условий, форм и методов классовой борьбы. Международное право в принципе отвергает незаконные методы, осуждает применение силы или угрозы силой, запрещает также прекращение существования государства под давлением силы (ст. 2/4/ Устава ООН). Некоторые из способов возникновения государств, такие как воссоединение и разделение, трудно оценить с точки зрения международного права, потому что они не регулируются им. Реализация права наций на самоопределение относится не только к народам колониальных территорий, но и к народам государственно объединенных. Это не только теоретический вопрос. При разработке Декларации о принципах международного права делегации США и Англии в своих предложениях сузили 1 2 «Известия», № 104, 5 мая 1972 г. «Правда», № 247, 3 сентября 1972 г. 44 круг субъектов права на самоопределение. Они указывали, что принцип самоопределения применим в отношении «колонии или другой несамоуправляющейся территории, или зоны оккупации после прекращения военных действий, или подопечных территорий». Вместо народа субъектом самоопределения была названа территориальноадминистративная категория1. Такая позиция приводит к тому, что колонии считаются составными частями государства и вопрос о деколонизации не имеет международно-правовой защиты. Декларация о принципах международного права подтвердила, что субъектами права наций на самоопределение являются все народы. Примером практического осуществления этого принципа явились события на Индостанском субконтиненте. В результате борьбы бенгальского народа в 1971 г. здесь образовалось новое государство — Народная Республика Бангладеш. С 1947 г. это была Восточная провинция Пакистана. Как часть государства, она не соответствовала критерию целого государства. С точки зрения территориальной целостности, Пакистанское государство было основано не на добровольном согласии наций. Восточная провинция была объектом полуколониальной эксплуатации и дискриминации со стороны военных правителей Западного Пакистана. Недовольство бенгальцев выражалось в активных выступлениях против реакционного режима. Политическая партия Восточного Пакистана — Народная Лига, возглавляемая М. Рахманом, потребовала предоставления Восточному Пакистану широкой политической и экономической самостоятельности, т. е. реализации права на самоопределение в рамках автономии. На всеобщих выборах в Национальное Собрание Пакистана в декабре 19ДО года Народная Лига завоевала абсолютное большинство депутатских мест и получила право формирования как центрального, так и провинциального правительств. Однако военная администрация Пакистана не пошла навстречу проявленной воле бенгальского народа, не признала его в качестве субъекта права на самоопределение, а напротив, усилила в отношении него массовые репрессии и террор. Народ Восточного Пакистана начал вооруженную национально-освободительную борьбу против военной диктатуры. В апреле 1971 года освободительными силами бенгальского народа была провозглашена Декларация об образовании государства Бангладеш. После прекращения военных действий на территории Восточного Пакистана было образовано новое государство — Народная Республика Бангладеш. Реализация самоопределения явилась следствием выхода бенгальского народа из состава Пакистанского Дос. А(АС.125). 32; А (АС 125) .4; Д. Н К о л е с н и к , В. И. К у з н е цов, Р. А. Т у з м у х а м е д о в . Декларация принципов мирного сосуществования.— «Советское государство и право», 1971, № 6, стр. 71. 45 1 государства и образования самостоятельного суверенного государства. Новое государство заявило, что основными принципами его внешней политики являются неучастие в военных блоках, нейтралитет, мирное сосуществование, независимость и дружба со всеми народами. В настоящее время почти все государства мира признали реальность этой независимой республики Советский Союз в своем признании подчеркнул, что он руководствовался принципами самоопределения народов1. В совместной Декларации Советского Союза и Народной Республики Бангладеш подтверждено, что «возникновение нового независимого государства — Народной Республики Бангладеш — является результатом торжества национально-освободительной борьбы народа Бангладеш. В ходе этой борьбы с предельной ясностью не только раскрылись отношения различных государств к правому делу народа Бангладеш, но и выявились подлинные друзья и недруги Народной Республики Бангладеш как нового независимого государства»2. Возникновение новых государств — явление реальное и общезначимое в современный период. Мировая система социализма превратилась в решающий фактор современных международных отношений и создала предпосылки для возникновения новых государств, которые, несомненно, внесут прогрессивный вклад в развитие международного права. 1 2 «Правда», № 25, 25 января 1972 г. «Правда», № 64, 3 марта 1972 г. 46 Глава третья СТРУКТУРА ПРАВОВОГО СТАТУСА И КЛАССИФИКАЦИЯ СУБЪЕКТОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА Структура международного сообщества в целом, как и любая структура, отражает иерархичность его строения, то есть имеет несколько уровней организации, неодинаково взаимосвязанных и взаимодействующих. Участниками международного сообщества выступают нации, государства, международные организации, а также, союзы государств, общественные организации и т. д. Отличительным качеством международного сообщества, как целостного образования, является принцип универсальности участников международных отношений. Условием функционирования международного сообщества служит система субъектов международного права, которые, как крупные социальные формирования1, управляют сложными политическими, экономическими и прочими отношениями, с довольно противоречивыми тенденциями в развитии. Субъекты международного права придают организованность сообществу. Со структурной точки зрения, международное сообщество можно представить как правовое или договорное сообщество со своим комплексом международных договоров и организаций. Система субъектов международного права проявляется в особого рода внутренних и внешних связях, которые разграничивают субъектов по правовому статусу. Система субъектов международного права основывается на принципах «координации или субординации, в зависимости от того, к какому типу образования относятся субъекты. Строение правового статуса субъектов международного права организационно оформлено: государству свойственны суверенная В буржуазной науке, как правило, отрицается классовая структура международного сообщества, с входящими в него разнотипными государствами и организациями. Утверждается, что эта система возникла на основе «национального индивидуализма», что это «идеальный синтез человеческой солидарности», вызванный нравственными потребностями.— Vgl. Ch. de Visсher. Theory and reality in public international law. Princeton New Jersey, 1957, p. 88. 47 1 власть, территориальное верховенство и дипломатическое представительство; борющейся нации — политическая организация; международной организации — постоянные органы и устав. Структурную основу системы субъектов международного права составляет международное право, в частности, его основные принципы, представляющие собой «основополагающие нормы международного права современной эпохи, нормы с широчайшим кругом адресатов...»1. Правовой статус характеризуют множество элементов с их связями и отношениями. Сами элементы являются сложными правовыми образованиями. Международные правоотношения являются способом связи системы субъектов международного права, именно «вся совокупность международно-правовых отношений является структурой...»2. Международные права и обязанности — неотъемлемые элементы правового статуса субъектов. Правовой статус зависит от того, какими правами и обязанностями владеет субъект международного права. В международном праве различаются две категории прав и обязанностей: основные и субъективные. Носителями основных прав и обязанностей являются субъекты международного права, и прежде всего суверенные государства. В любой правовой системе основные права составляют содержание правоспособности, которая рассматривается как общая предпосылка к правообладанию, а субъективные права находятся в сфере действительности, они составляют содержание правоотношений и возникают на основе юридических фактов3. В структуре правового статуса международная правоспособность есть система прав и обязанностей, которыми обладает субъект международного права. Международная правоспособность предполагает как необходимость, так и возможность субъекта иметь права и обязанности. Необходимость состоит в том, что субъект международного права не может нормально функционировать, поддерживать устойчивые связи, не владея суммой прав и обязанностей. Возможность предполагает приобретение субъективных прав, участие в многочисленных международных правоотношениях. Основными признаками субъекта международного права является договорная правоспособность, то есть материальная способность заключать международные договоры. Р. Л. Б о б р о в . О понятии основных принципов международного права.— Советский ежегодник международного права, 1958. М., «Наука», 1959, стр. 503. 2 Ю. Я. Бас к и н , Д. И. Ф е л ь д м а н . Международное право: проблемы методологии. М, «Международные отношения», 1971, стр. 64. 3 А. В. М и ц к е в и ч . Субъекты советского права. М., «Юридическая литература», 1962, стр. 29; Д. М. Чечот. Субъективное право и формы его защиты. Л., Изд-во ЛГУ, 1968, стр. 13. 48 1 С международной правоспособностью органически соединена дееспособность субъектов, осуществляемая в сфере реализации прав и обязанностей. В содержание дееспособности входит также способность нести ответственность за поддержание мира и безопасности и юридическая ответственность за совершение противоправных действий. Единство право- и дееспособности означает динамическое понятие субъекта международного права. Некоторые ученые отрывают дееспособность от правоспособности, что приводит к неправильному пониманию субъектов международного права и их классификации. Например, В. Венглер субъектом международного права определяет лицо, против которого могут быть применены международно-правовые санкции. По принципу юридической ответственности Венглер классифицирует субъекты международного права и пишет, что ими являются все дееспособные союзы и отдельные лица, активно действующие в международной политике1. Подобное понимание стирает специфические черты международной правосубъектности и круга ее носителей. Исходя из структуры правового статуса, субъекты международного права можно классифицировать в зависимости от участия в правотворческом процессе, то есть проявлении право- и дееспособности. «В силу своеобразия международного права, — пишет М. Геновский, — возможна классификация субъектов права согласно сочетанию их правоспособности и дееспособности»2. По такому сочетанию субъекты международного права делятся на универсальные (типичные) и специальные (производные). Государства владеют всеми правами и обязанностями, они правоспособны заключать любые правомерные международные договоры с неопределенным числом участников договорных отношений. Международные организации (специальные субъекты) имеют ограниченную международную правоспособность, юридически оформляемую государствами. Договорная сфера международных организаций конкретизирована, очерчен круг субъектов договорных отношений. Правосубъектность международных организаций называется функциональной, так как она служит определенным целям и задачам. Причем, «чем более ответственными являются функции международной организации, тем обширнее должны быть ее полномочия»3. Если говорить об общем значении классификации, то она помогает отразить правовую сторону субъектов международного права, степень их связей в многообразных отношениях. Кроме 1 W. W e n g l e r . Her Begriff des Völkerrechtssubjekt. «Friedenswart», 1952, bd. 51, S. 113. 2 M . Г е н о в с к и . Основи на международното право, стр. 96 3 С. А. Малинин. Мирное использование атомной энергии. М., «Международные отношения», 1971, стр. 69. 49 того она отражает как обобщенную характеристику определенных видов субъектов, так и фактическое, индивидуальное положение правового статуса. Классификация субъектов международного права имеет определенную трудность, в отличие от национальных систем права, где субъекты строго устанавливаются правом и подразделяются с учетом особенностей правосубъектности во всех отраслях права. Круг субъектов национального права обширен, и правовой статус приобретается в силу закона, издаваемого компетентными органами государства. Само государство выступает субъектом права главным образом в области государственно-правовых и имущественных правоотношений. В международном праве объективным критерием, классификации субъектов признается суверенитет. Этим качеством обладают государства и нации. В силу исторических причин и закономерностей развития международного права суверенные государства выступают универсальными субъектами международного права. Международная правосубъектность государств не «ограничена ни в отношении предмета международно-правового регулирования, ни во времени, поскольку государство существует»1. Советская наука международного права, как правило, рассматривает правосубъектность нации в связи с национальноосвободительной борьбой. Борющаяся нация — типичный субъект международного права, так как национально-освободительная революция является закономерностью нашей эпохи. Борющаяся нация способна быть участником международных правоотношений, создавать нормы международного права и применять их в международных отношениях. Нация, борющаяся за независимость, имеет специфические черты международно-правового статуса. Во-первых, являясь социальной общностью, она создает специальные учреждения, выступающие в международно-правовых отношениях от имени нации. Нация, подчеркивает Г. В. Игнатенко, персонифицируется в национальной политической организации, предшествующей суверенному государству2. Во-вторых, нация является участником тех отношений, которые возникают на основе международно-правового принципа самоопределения. В этой связи нацию называют специальным субъектом права, в отличие от государства — универсального субъекта3. Государствам принадлежит большая роль в установлении соподчиненности прав и обязанностей субъектов международного Н. А. У ш а к о в . Субъекты современного международного права.— Советский ежегодник международного права, 1964/65. М., «Наука», 1966, стр. 62. 2 Г. В. И г н а т е н к о . От колониального режима к национальной государственности. М., «Международные отношения», 1966, стр. 61. 3 Н. А. Ушаков. Субъекты современного международного права, стр. 65. 50 1 права. Большинство отношений между государствами регулируются через систему международных организации. Международные организации в какой-то мере отражают правовую природу государств, но в рассматриваемом соотношении они не тождественны по правовому статусу. Правовой статус международных организаций устанавливается юридическим актом государств. В отношениях между государствами и международными организациями система субъектов международного права имеет вертикальную структуру. Несмотря на принцип субординации, международные организации самостоятельны в правотворческом процессе и выполнении других международных функций. Появление этих субъектов международного права не означает утраты общезначимости государств и государственно-правового регулирования. Напротив, увеличение круга субъектов международного права свидетельствует о демократичности организации международных образований и их связи с основными субъектами международного права. В теории международного права довольно подробно классифицированы международные организации. Г. Дам отмечает, что оценка классификации международных организаций является проблематичной, так как область политики невозможно оторвать от области хозяйственной и социальной1. Классификация не будет проблемой, если установить твердый критерий правомерности образования и деятельности международной организации. Типичным для правомерных международных организаций является содействие международному сотрудничеству и помощь в укреплении мира2. Категории субъектов международного права отличаются друг от друга происхождением, реализацией правовых функций, целями и задачами. Внутри однородной системы они имеют индивидуальные свойства. Отсюда содержание международной 4 правосубъектности отдельных категорий неодинаково. Правовой статус различен по кругу субъективных прав и юридических обязанностей, а так как это связано с правоотношениями, то здесь возможна разнообразная классификация отдельных видов субъектов международного права. Предполагается, как указал Международный Суд, что субъекты права «в той или иной юридической системе не являются обязательно идентичными, поскольку речь идет об их природе или объеме прав»3. В общетеоретическом плане международные правоотношения можно делить на горизонтальные, то есть как отношения между суверенными субъектами права, и на вертикальные — отношения 1 G. D a h m . Völkerrecht. Bd. 2. Stuttgart, 1961, S. 5. Г. И. М о р о з о в . Международные организации. Некоторые вопросы теории. М., «Мысль», 1968, стр. 64. 3 С. Б. К р ы л о в. Международный Суд Организации Объединенных Наций. М., 1958, стр. 61. 51 2 между государствами и международными организациями, ибо к последним всегда предъявляются какие-то государственные требования. * * * К числу малоисследованных проблем относится классификация государств в международных правоотношениях. Развитие международного сотрудничества приводит к тому, что государства вступают в многообразные отношения и связи, образуя тем самым определенные группы, интеграции. В международных отношениях государство есть интегральный тип. В. И. Ленин отмечал, что «каждое государство живет в системе государств, которые относительно друг друга находятся в системе известного политического равновесия»1. В системе международно-правового равновесия государства взаимосвязаны, что является отражением объективной необходимости вступать в те или иные конкретные отношения. «Самостоятельное бытие и прогрессирующая тенденция ко взаимосвязанности — две стороны положения государств в отношении друг друга»2. В политической области современная эпоха характеризуется двумя противоположными процессами, вытекающими из исторической тенденции развития капитализма и социализма. В соответствии с этим различаются типы государства и права. «Классификация государств и правовых систем по историческим типам составляет методологическую основу научного познания громадного разнообразия постоянно развивающихся конкретных политических и правовых явлений»3. Кроме социалистического и буржуазного типов государств в рамках исторического развития известны переходные государства, представляющие собой революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства, и другие государства, идущие по пути социального прогресса. В международно-правовых документах государства, возникшие в процессе ликвидации колониализма, называются «развивающимися» или государствами «третьего мира»4. В. И. Л е н и н . Полн. собр. соч., т. 42, стр. 59. Р. Л. Бобров. Современное международное право (объективные предпосылки и социальное назначение). Л., Изд-во ЛГУ, 1962, стр. 12. 3 Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Исторические типы государства и права. М., 1971, стр. 35. 4 В резолюции Генеральной Ассамблеи ООН (XXI сессия) о создании Комиссии ООН по праву международной торговли говорится: «Генеральная Ассамблея должным образом учитывает также адекватное представительство основных экономических и правовых систем мира и развитых и развивающихся стран». 52 1 2 Классификация государств по социальному фактору имеет важное методологическое значение для правильного анализа качественного различия государств по их типам, однородности и неоднородности, общего и особенного в международном положении. Каждой большой группе государств присущи свои международные отношения. Единство и противоположность государств в международных отношениях есть проявление диалектической взаимосвязи и взаимодействия внешних противоречий, обусловленных социально-экономической сущностью этих государств. Государства являются субъектами международного права независимо от их социального облика. Несмотря на неравномерное политическое и экономическое развитие, международное право регулирует отношения между всеми государствами, допуская тем самым возможность универсального сотрудничества между ними. Влияние на международное положение государств оказывают внешняя политика, форма государственного устройства1 географические2 и демографические факторы. Современное международное право отвергло деление государств на «цивилизованные» и «нецивилизованные», «зависимые» и «независимые», «христианские» и «нехристианские». Все государства — субъекты международного права — суверенны и юридически равны, и на этой основе между ними строятся равноправные отношения. В буржуазной международно-правовой литературе до сих пор распространены концепции о делении государств на несуверенные, зависимые, полусуверенные субъекты международного права3. При выработке проекта Права договоров Англия предложила вернуться к делению государств на «зависимые» и «независимые», на «субъектов» и «несубъектов» международного права4. Причем, эта классификация применяется и в колониалистской практике буржуазных государств. Они стремятся придать народам, стремящимся к независимости, статус «ассоциируемого», «протежируемого», «управляемого» государства. Буржуазные теории и практика пытаются тем самым легализовать Например, федеративные и конфедеративные государства в международных отношениях выступают под разновидностью сложного государства 2 Географический фактор при определенных условиях также может оказаться на степени централизации государства, а иногда приводит к усилению федеративных и конфедеративных начал. Так, в ноябре 1970 года в Каирской декларации было объявлено о создании арабской федерации. 3 Vgl. G. S c h w a r z e n b e r g e r . A manual of international law. London, 1967, p. 55; W. L. Т u n g. International law in an organizung world. New York, 1968, p. 41—42. 4 Г. Н. Т у н к и н , В. Н. Н е ч а е в . Право договоров на XVII сессии Комиссии международного права. — «Советское государство и право», 1966, № 4, стр. 57; А. Н. Талалаев. Некоторые вопросы теории международного договора на Венской конференции ООН. — Советский ежегодник международного права, 1970. М, «Наука», 1972, стр. 116. 53 1 в международном праве колониальный режим1. С принятием Декларации о предоставлении независимости такой статус не считается международно-правовым. Некоторые буржуазные ученые выделяют в особую, неравную категорию в международных правоотношениях непризнанные государства, называя их «государствами-претендентами», «государствами-аспирантами»2. Известно, что участие в международных отношениях непризнанных государств не должно быть обусловлено их предварительным признанием. Это было бы нарушением суверенного равенства государства, а в конечном счете, отрицанием международной правосубъектности и, следовательно, нераспространением на них действия основополагающих принципов международного права3. В Декларации о принципах международного права записано, что «каждое государство обязано уважать правосубъектность других государств». Статус непризнанного государства отличается лишь объемом международных правоотношений. Цели международного сотрудничества достигаются в результате добровольного и непосредственного волеизъявления государств в процессе формирования принципов и норм международного права. Государства, регламентируя международные отношения, укрепляют законность, устанавливают равновесие и равноправие в международном правопорядке. Международное право в свою очередь воздействует на государства и другие субъекты международного права регулированием через правовые отношения. Принцип суверенного равенства требует, чтобы отношения между государствами строились исключительно на началах добровольности. Особенность государств — субъектов международного права — состоит в том, что «они могут являться участниками лишь такого правоотношения, само существование которого соответствует их воле, выраженной в признанной ими международно-правовой норме»4. Международное праворегулирование связано с ролью государств как основных правотворческих субъектов. В механизме правового регулирования международная правосубъектность государств выражает их правовой статус. Г. А. Осницкая. Колониалистические концепции о полноправных и неполноправных субъектах международного права в теории и практике империалистических государств. — Советский ежегодник международного права. 1962. М., «Наука», 1963, стр. 53. 2 Vgl. H. A l e x y . Die Beteilung in multilaterallen Konferenzen und internationalen Organizationen als Frage indirekten Anerkennung von Staaten.— «Zeitschrift für ausländische Recht und Völkerrecht», 1966, bd. 26, nn. 3—4, S. 497. 3 Д. И. Фе л ь дман. Признание государств и членство в международных организациях. — Советский ежегодник международного права, 1961. М., «Наука», 1962, стр. 52; Н. Н. У л ь я н о в а . Признание государств и правительств и участие в многосторонних договорах.— Там же, стр. 312. 4 Н. А. У ш а к о в . Субъекты современного международного права, стр. 62. 54 1 Правовой статус складывается из системы прав и обязанностей, составляющих в совокупности объективное международное право. Структура современного международного права неоднородна. Она состоит из принципов, институтов, норм, имеющих единые различные сферы действия. Основные принципы и нормы распространяются на все государства международного сообщества. Существуют принципы и нормы, действующие в рамках определенных систем государств. Содержание двусторонних и групповых договоров составляют локальные (партикулярные) нормы, регулирующие конкретные отношения двух или нескольких государств1. Как правило, локальные нормы исходят из норм общего характера и регулируют отношения с учетом особенностей положения государств. По источнику образования они выражают волю государств определенного географического района либо государств, связанных традиционными узами дружбы и сотрудничества. Критерием классификации норм может служить также «субъектно-территориальная сфера действия международно-правовых норм»2. Научно-технический прогресс вызвал к жизни новые нормы и принципы права3, которые повлияли на международно-правовое положение государств (например, ядерных держав). Сложность структуры международного права создает большое разнообразие и отличие государств в международных правоотношениях. В зависимости от юридического оформления правового статуса государств и участия их в международных правоотношениях возможна их классификация. Классификация показывает своего рода шкалу правового статуса государства, которое, как универсальный субъект международного права, распадается на определенные структуры и отношения. Л. Антонович подчеркивает значение международных договоров, которые постоянно создают новые возможности в области классификации государств4. Разумеется, речь идет о правомерных международных договорах. Неправомерные договоры чаще всего ведут к нарушению статуса государства и его независимого положения В международном праве правосубъектность государств есть правосубъектность erga omnes5. Владение основными правами и обязанностями — отличительная черта правового статуса государств. Основные права и обязанности создают условия для возникновения субъективных прав и юридических обязанностей, которые являются результатом деятельности суверенных государств Курс международного права. Т. I, стр. 24—25. Г. В. Игнатенко. Международное право и общественный прогресс. М., «Международные отношения», 1972, стр. 28. 3 Курс международного права. Т. V, стр. 263. 4 L. A n t o n o w i c z . Klasifikacia panstw ze stanowiska prawa miedzynarodowego. — «Sprawy miedzynarodowe», 1967, n. 9, S. 73. 5 Г. И. Тункин. Теория международного права. М., «Международные отношения», 1970, стр. 410. 55 1 2 и приобретаются в зависимости от их интересов, материальной возможности и договорной практики1. Субъективные права разграничивают сферу деятельности субъектов международного права. Право государств на обмен дипломатическими представительствами, на заключение международных договоров, право на объединение в союзы и участие в международных организациях создают многообразные формы взаимоотношений государств, и, следовательно, множество субъективных прав и обязанностей, неодинаковых по своему политическому и юридическому содержанию. Государства управляют по собственному усмотрению. Все они в равной мере правоспособны и дееспособны. Вместе с тем международное право, признавая юридическое равенство всех государств, с точки зрения общей правоспособности допускает для них возможность реализации прав и обязанностей в полном или ограниченном объеме. Государства «могут вносить и практически вносят некоторые изменения в объем своей правоспособности»2. «Каждое государство обладает правоспособностью заключать международные договоры»,— говорится в ст. 6 Венской конвенции о праве международных договоров. Любое государство устанавливает для себя права и обязанности, заключаемые международными договорами. Международное право указывает, что государства при известных обстоятельствах могут вступать в правоотношения и дифференцировать права и обязанности. Поэтому в международных правоотношениях они отличаются по объему субъективных прав и обязанностей. Все государства имеют одинаковые основные права и обязанности и являются равноправными членами международного сообщества. Однако юридическое равенство государств не тождественно кругу субъективных прав и обязанностей, которыми они обладают. При анализе этого момента нужно исходить из фактического и юридического положения. Международная правосубъектность государств — это «реальное фактическое свойство государства»3. Она является своего рода индексом многих специфических действий государства. В этой связи О'Коннел пишет: «Единица А может иметь способность совершать действия X и У, но не действия Z, единица В — совершать действия У и Z, но не действия X, а единица С — совершать все три действия. «Субъектность» не является, следовательно, синонимом способности совершать действия X, У и Z»4. Международная правосубъектность, таким образом, не всегда совпадает со своей реальной основой, а потому существует 1 Vgl. A. K l a f k o w s k i . Prawo miedzynarodowe publiczne. W., 1964, S. 65. В. М. Шуpшалов. Международные правоотношения, стр. 106. 3 Н. В. З а х а р о в а . Влияние социальной революции на силу международного договора. М., «Наука», 1966, стр. 125. 4 О'Соnnе11. International law. London, 1965, vol. 1, p. 91. 56 2 «неодинаковость» субъективных прав и юридических обязанностей. Если правовой статус государств одинаков в силу их суверенного равенства, то правовое положение государств как участников международных правоотношений разное. В этом отношении государства «неравны» по фактическому осуществлению прав и обязанностей, составляющих содержание правового статуса. Н. А. Ушаков отмечает, что «юридическое равенство государств в международных отношениях — это не абстрактное равенство. Оно вовсе не предусматривает абсолютную идентичность прав и обязанностей государств в их договорных отношениях. Оно не требует также абстрагирования от реальной действительности, в частности, от факта различия интересов и возможностей государств»1. «Неравное восприятие» субъективных прав сказывается на положении государств в международных правоотношениях, делит их на определенные категории. Такой статус государств не влияет на ограничение или увеличение суверенитета и качество международной правосубъектности. Классификация государств неизбежно должна основываться на незыблемости принципа юридического равенства и единого правового статуса всех государств как объективного явления международных правоотношений. * * * В международных правоотношениях выделяется группа социалистических государств с их системой международных социалистических организаций. Сложилось мировое социалистическое содружество как важнейший фактор, влияющий на международную политику и формирование принципов и норм международного права. Принцип социалистического интернационализма с международноправовой точки зрения, как пишет Е. Т. Усенко, «означает право и обязанность каждого социалистического государства осуществлять братское сотрудничество с другими социалистическими государствами в борьбе за социализм и коммунизм на основе полной добровольности, равноправия, уважения суверенитета, невмешательства во внутренние дела, взаимной выгоды и товарищеской взаимопомощи»2. Для мирового социалистического содружества характерны единство и последовательность политики мира во взаимосвязи с основными принципами международного права. Образование содружества и его влияние на демократизацию международных отношений не ведет ни к расколу общего международного Н. А. У ш а к о в . Суверенитет в современном международном праве, стр. 173. Е. Т. Усенко. Международное право во взаимоотношениях социалистических стран. — Советский ежегодник международного права, 1966/67. М.„ «Наука», 1968, стр. 36—37. 57 1 2 права, ни к сужению его основы. Напротив, правоотношения социалистических государств способствуют развитию и дальнейшему изменению современного международного права. «Небывалое расширение правового сообщества государств — и, главное, участие в нем государств социалистического содружества — обусловливает высокое развитие международного права»1. Особенность социалистического международного правопорядка, отмечает И. П. Блищенко, состоит «в служебной роли, прямо и непосредственно обслуживающей построение социалистического и коммунистического общества в этих странах»2. Возникновение социалистического содружества поставило такие теоретические проблемы, как понятие социалистической интеграции. Качественно высокий уровень многостороннего сотрудничества социалистических государств достигается развитием экономической, политической и правовой интеграции. Экономическая интеграция социалистических государств представляет собой процесс сближения и объединения крупных экономических комплексов. Занимая 18% территории и располагая 10% населения всего земного шара, социалистические государства — участники Совета Экономической Взаимопомощи — производят теперь примерно треть мировой промышленной продукции. Важным этапом в развитии экономического и научно-технического сотрудничества социалистических государств стала проходившая в апреле 1969 года XXIII специальная сессия СЭВ, которая определила долгосрочную программу координации народнохозяйственных планов и расширения социалистической интеграции. В июле 1971 года была принята Комплексная Программа СЭВ, в которой говорится о принципе уважения государственного суверенитета. Вместе с тем отмечается, что интеграция не сопровождается созданием наднациональных органов. Курс социалистического содружества является «выражением объективных потребностей развития мирового социализма»3. Социалистическая интеграция представляет собой сознательно и планомерно регулируемый процесс экономического, политического и правового формирования социалистического содружества. Социалистические государства координируют свои действия на международной арене. Они намечают конкретные пути для укрепления сотрудничества всех государств. В 1969 году по инициативе социалистических государств была выдвинута идея созыва общеевропейского совещания. В Обращении социалистических государств отмечалось: «Совещание дало бы возможность Р. Л. Б о б р о в . Основные проблемы теории международного права, стр. 125. И. П. Б л и щ е н к о . Антисоветизм и международное право. М., «Международные отношения», 1968, стр. 57. 3 Материалы XXIV съезда КПСС. М., Политиздат, 1971, стр. 191. 58 1 2 вместе найти пути и средства, которые вели бы к ликвидации раскола Европы на военные группировки и осуществление мирного сотрудничества между европейскими государствами и народами»1. Предложения социалистических государств, выдвинутые в соответствии с принципами и нормами международного права, были поддержаны многими государствами Европы и одобрены государствами других континентов. * * * Государства отличаются друг от друга своим географическим положением, размером территории, численностью населения, экономическим и военным потенциалом. В Декларации об укреплении международной безопасности от 16 декабря 1970 г. говорится: «Генеральная Ассамблея торжественно провозглашает всеобщую и безусловную ценность целей и принципов Устава ООН в качестве основы отношений между государствами, независимо от их размеров, географического положения, уровня развития или политического, экономического и социального строя, и провозглашает, что нарушение этих принципов не может быть оправдано никакими обстоятельствами»2. По сфере действия нормы международного права распространяются либо на все государства, либо в пределах определенного пространства. Региональные нормы международного права, учитывая географический фактор, охватывают сопредельное и другие государства, расположенные на континентах, и закрепляют между ними традиционные связи. Региональные соглашения в форме международных договоров и организаций будут правомерными, если они соответствуют целям и принципам Устава ООН (Глава VIII) и если субъектами таких соглашений являются государства одного географического района, в пределах которого действует региональное соглашение3. Типичным примером влияния географического фактора является международно-правовой статус придунайских государств, установленный Конвенцией о режиме судоходства на Дунае от 18 августа 1948 г. Конвенция закрепила особый правовой режим для придунайских государств, наделила их международными правами и обязанностями, отличными от государств, не владеющих дунайским побережьем. Международно-правовой режим некоторых рек Африки также влияет на правовой статус прибрежных африканских «Известия», 19 марта 1969 г. «Известия», 18 декабря 1970 г. 3 С. А. Малинин. К вопросу об участии великих держав в региональных соглашениях. — Ученые записки ЛГУ, № 255, Серия юридич. наук. вып. 10. Л., Изд-во ЛГУ, 1958, стр. 87. 59 1 2 государств1. Сюда же можно отнести правовое положение прибрежных государств, регулируемое Женевской конвенцией 1958 года о территориальном море и прилежащей зоне. Континентальные государства, как правило, объединяются в международные организации и союзы. Так, Организация Африканского Единства охватывает независимые континентальные государства, Мадагаскар и другие острова, расположенные по соседству с Африкой. ОАЕ — добровольное объединение суверенных государств. Источником международных прав и обязанностей является Хартия ОАЕ Государства ОАЕ обязаны вести борьбу против колониализма, быть свободными от военных блоков и союзов, проводить принцип позитивного нейтралитета. Государства, участвующие в Пакте Лиги арабских государств, объединяются по национальному признаку. В практике арабскими признаются те государства, большинство населения которых состоит из арабов. Пакт определяет международные права и обязанности арабских государств. Государства Северной Европы — Финляндия, Швеция, Дания, Норвегия, Исландия в 1953 г. создали Северный совет, объединяющий представителей парламентов и правительств. Основным международноправовым актом, регулирующим отношения этого района, является Хельсинское соглашение о сотрудничестве, принятое в 1962 году2. Одним из международно-правовых принципов регионализма является объединение государств данного района, независимо от социального строя. Этот принцип нарушила Организация Американских Государств, которая под влиянием и диктатом США исключила из своего состава социалистическое государство Куба, хотя Устав ОАГ от 30 апреля 1948 г. в статье 2 провозглашает, что членами Организации являются все американские государства. * * * Международно-правовой статус суверенных государств, возникших в процессе ликвидации колониализма, отличается тем, что в международных правоотношениях эти государства выступают в качестве неприсоединившихся (неблоковых) государств. Они проводят нейтралистскую политику, суть которой заключается в неприсоединении к военным блокам, в борьбе за мир и разоружение, в утверждении национальной независимости. Неприсоединение, как внешнеполитический курс, закреплено международно-правовыми соглашениями. Международные права и обязанности неприсоединившихся государств установлены в Касабланской Хартии от 7 января 1961 г., в Декларации конференции неприсоединившихся стран от 7 сентября 1961 г. (Белград) и в Каирской Декларации 1964 года. Л. В. К о р б у т , Ю. Я. Бас к и н . Международно-правовой режим рек Африки. — Советский ежегодник международного права, 1968. М., 1969, стр. 247—256. 2 Ю. Г о л о в и н . Северная Европа: безопасность и сотрудничество. — «Международная жизнь», 1971, № 1, стр. 75. 60 1 От «неприсоединившихся» государств отличаются государства «присоединившиеся», то есть входящие в военные союзы. Агрессивные военно-политические блоки типа НАТО, СЕАТО и др. созданы в нарушение основных принципов и норм международного права1. Военно-политический союз социалистических государств — Варшавский договор образован в соответствии с международным правом во исполнение права государств на совместную и коллективную оборону. Социалистические государства выдвинули наиболее радикальные меры по претворению в жизнь предложений о полном роспуске военных группировок, замене их системой коллективной безопасности и подписании пакта о ненападении. В Декларации об укреплении мира и безопасности в Европе, принятой государствами— участниками Варшавского договора в июле 1966 года (Бухарест), провозглашено: «Страны, подписавшие настоящую Декларацию, считают, что назрела необходимость предпринять меры к ослаблению прежде всего военной напряженности в Европе. Радикальным путем к этому был бы одновременный роспуск существующих военных союзов, и нынешняя обстановка делает это возможным. Правительства наших государств не раз указывали на то, что в случае прекращения действия Североатлантического союза Варшавский договор утрачивает свою силу и что их место должна занять система европейской безопасности»2. В последующих документах (в Обращении от 17 марта 1969 г., в Декларации о мире, безопасности и сотрудничестве в Европе от 26 января 1972 г.) участники Варшавского договора вновь подтвердили свои предложения и разработали конкретные принципы безопасности. * * * Устав ООН закрепил принцип суверенного равенства между всеми государствами, обязал строить отношения, исходя из равенства больших и малых наций. Вместе с тем Устав закрепил особое положение великих держав, которое не подрывает принципа суверенного равенства и имеет под собой материальные, юридические и политические основания. Главной предпосылкой статуса великих держав является особая ответственность за поддержание ими международного мира Г. М. А к о п о в , И. А. С у х а р ь к о в . Империалистические блоки: реальность и перспектива. М., «Международные отношения», 1969. 2 «Правда», 9 июля 1966 г. 61 1 и безопасности, а потому международное право возлагает на них особые права и обязанности. Они имеют больше данных и средств для решения международных проблем. «Юридически,— пишет Н. А. Ушаков,— вполне закономерно, что Устав представляет одновременно пяти постоянным членам Совета Безопасности и некоторые особые права, без которых они не смогли бы осуществлять свои обязанности. Это отвечает элементарному принципу соответствия прав и обязанностей»3. Соразмерность силы, влияния, авторитета великих держав, причем государств с различным социальным и экономическим строем, влекут соответственно большую, высокую ответственность. Великие державы исходят из принципа равной безопасности. На этом принципе основано, например, временное соглашение между СССР и США о некоторых мерах в области ограничения стратегических наступательных вооружений, заключенное в мае 1972 года. Особый правовой статус великих держав не является основанием для навязывания воли другим государствам. Он отнюдь не означает, что с интересами одних можно считаться, а интересами других — пренебрегать, что государства могут пребывать в ранге «командира» и «подчиненного». Великие державы несут особую ответственность за поддержание мира и безопасности. А мир и безопасность могут быть прочными при уважении всеми без исключения государствами равноправия больших и малых наций. Если великие державы занимают особое положение в международных правоотношениях, то и положение малых государств имеет некоторые специфические черты4. Это важно подчеркнуть с той точки зрения, что империалистические державы в эпоху безраздельного господства империализма при распределении рынков сбыта, источников сырья и других сфер приложения капитала игнорировали волю малых государств, делили государства на политически самостоятельные и политически зависимые, тек самым подменяли международное право правом великих держав. В. И. Ленин, разоблачая тактику империалистических держав, писал, что они под видом создания политически независимых государств создают «вполне зависимые от них в экономическом, финансовом, военном отношениях государства»5. Западные державы непрочь сохранить прежнее отношение к малым странам. Политика «с позиции силы», «реалистическое направление» рассматривает международное право как отношение силы, стремление к господству, о чем свидетельствует агрессивная война США против малых стран в Индокитае. Н. А. У ш а к о в . Принцип единогласия великих держав. М., Изд-во АН СССР, 1956, стр. 53. 4 И. И. Лукашук. Стороны в международных договорах М., «Юридическая литература», 1966, стр. 58. 5 В И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 41, стр. 167. 62 3 В буржуазной теории международного права заявляется, что с точки зрения политической и правовой малое государство должно отказываться от осуществления собственной политической воли и должно быть ограничено в праве участия и обсуждения вопросов в международных организациях1. Международно-правовое положение малых государств начало укрепляться после Великой Октябрьской социалистической революции. «Впервые в истории,— говорится в Программе — КПСС, — сложилась такая обстановка, при которой не только большие, но и малые государства, страны, вступившие на путь самостоятельного развития, все стремящиеся к миру государства, независимо от их силы, имеют возможность проводить самостоятельный внешнеполитический курс»2. Большое значение для малых государств имело принятие Декларации о недопустимости вмешательства во внутренние дела государств и об ограждении их суверенитета. Исходя из принципиальных позиций о равном праве участия в решении международных вопросов и международных правоотношениях, можно сказать и о специфике малых государств. В настоящее время все больше затрагивается проблема малых государств и «микрогосударств»; предлагаются разные критерии, по которым государства относятся к данной категории: количество населения, территория, доход на душу населения, годовой доход, сумма экспорта, способность выполнять обязательства по Уставу ООН. Эта проблема связана с практическим вопросом о приеме микрогосударств в ООН и, следовательно, о способности их выполнять принятые обязательства. Здесь предлагаются разные варианты: участие в специализированных учреждениях ООН, региональных экономических комиссиях; создание миссий постоянных наблюдателей при ООН; организация объединенного членства стран географического района. При этом ссылаются на примеры Египта и Сирии, Танганьики и Занзибара или на практику дипломатических представительств3. Более значительные трудности для «микрогосударств» создает 4е условие ст. 4 Устава, согласно которому государство должно быть способным выполнять обязательства по Уставу, в частности, финансовые обязательства4. Обычно ссылаются при этом на Западное Самоа и Науру, которые воздержались от 1 Vgl. Th. F l e i n e r . Die Kleinstaaten den Staatenverbindungen des zwanzigsten Jahrhunderts. Diss. Zürich, 1964, S. 27, 29. 2 Программа КПСС. М., Госполитиздат, 1962, стр. 57. 3 Впервые эта проблема официально была поставлена в докладе Генерального секретаря ООН о работе Организации за 1964—1965 гг. См. В . С е р г е е в , М. Г. А н т ю х и н . Вопрос о так называемых «микрогосударствах» в ООН — Ученые записки МГ'ИМО. Выи. 2. М., 1971, стр. 88. 4 В. Сергеев, М. Г. Антюхин. Вопрос о так называемых «микрогоcyдарствах» в ООН, стр. 95. 63 вступления в ООН, так как, по мнению этих государств, они не смогли бы выполнить обязательства по Уставу. Какие бы ни возникали практические вопросы, малые государства или «микрогосударства» не могут быть оторванными от универсального общения. Практика ООН идет по пути расширения членства и привлечения «микрогосударств», что свидетельствует об укреплении их суверенитета и защите со стороны других государств. Иначе малые государства останутся объектом политики империалистических государств (вспомним, хотя бы, случаи с Ангильей, Мальтой, Доминиканской республикой и пр.). Более того, империалистические державы, пытаясь применить теорию о неспособности малых государств выполнять принятые обязательства, задерживают предоставление независимости некоторым несамоуправляющимся территориям. На XXVI сессии Генеральная Ассамблея в своих резолюциях, касающихся судьбы несамоуправляющихся территорий, выразила точку зрения подавляющего большинства делегаций, которые считают, что ни малые размеры, ни так называемая «географическая изоляция» или «ограниченные ресурсы» зависимой территории не могут быть использованы в качестве предлога для отказа предоставить независимость ее населению1. * * * Международно-правовой статус нейтральных государств имеет особенности, обусловленные методом его юридического оформления. По международному договору нейтральные государства обычно бывают двух видов: 1) нейтралитет гарантирован; 2) нейтралитет негарантирован, но официально признан другими государствами. Содержание правового статуса нейтрального государства зависит от изменения международной обстановки и международного права, методов правового регулирования. Независимо от способа установления правового статуса, нейтральные государства ни в коей мере не ограничены в международной правосубъектности. «Будучи целиком суверенным,— подчеркивает Л. А. Моджорян, — постоянно нейтральное государство является полноправным субъектом международного права»2. В международных правоотношениях нейтральное государство обладает определенной спецификой: оно не вправе заключать договоры, противоречащие его статусу или договоры, могущие вовлечь его в войну. «Известия», 23 декабря 1971 г. Л. А. М о д ж о р я н . Субъекты международного права. М., Госюриздат, 1958, стр. 85. 64 1 2 Из договорной основы нейтрального государства вытекают благоприятные дополнительные права и привилегии, как правило, гарантированные. Если постоянно нейтральному государству предоставлены гарантии, то возникают особые гарантийные правоотношения между ним и гарантом1. Наряду с этим, государствагаранты сами обладают специальной, помимо общей, правоспособностью, так как они являются особым субъектом международного договора о гарантии. По мнению Б. В. Ганюшкина, сущность данных международных правоотношений заключается в том, что «гаранты обязаны оказывать помощь постоянно нейтральному государству в случае угрозы нарушения его нейтралитета, или нападения на него, а постоянно нейтральное государство имеет право требовать от гарантов предоставления такой помощи»2. Международно-правовые отношения нейтральных государств показывают, что соблюдение обязательств, при наличии прав и привилегий, создают благоприятные условия для развития нейтрального государства и укрепления его суверенитета. * * * В международных правоотношениях после вступления в силу Договора о нераспространении ядерного оружия (1968 г.) выделяются группы государств с ядерным и неядерным вооружением. Договор установил дифференциацию прав и обязанностей государств по признаку обладания ядерным оружием, что необходимо для достижения цели договора — не допустить дальнейшего распространения ядерного оружия3. Договор содержит главное требование в отношении ядерных держав: запрещение передавать ядерное оружие или другие ядерные устройства кому бы то ни было, в том числе и государствам, не обладающим таковыми. Международно-правовые обязательства по Договору подразделяются на три группы, что соответственно, влечет за собой возникновение международных правоотношений: 1) обязанности ядерных держав, 2) обязанности неядерных держав, 3) обязанности международных организаций. «Если то или иное установленное договором правоотношение обладает, с точки зрения своего содержания, всеми чертами гарантии, то мы должны признать его гарантийным отношением». — И. С. П е р е т е р с к и й . Понятие гарантии в международном праве. — «Советское государство и право», 1956, № 9, стр. 46. 2 Вопросы теории и практики международного права. Изд-во ИМО, 1959, стр. 36—37. 3 Г. Ф. Калинкин. Договор о нераспространении ядерного оружия — эффективный инструмент мира и безопасности народов. — «Советское государство и право», 1968, № 10, стр. 61. 65 1 Обязательства ядерных и неядерных держав различны по своему содержанию, но они признаны международной правовой нормой. Хотя Договор открыт для подписания или присоединения всем государствам без всякой дискриминации, тем не менее, пишет С. А. Малинин, Договор «содержит в себе такой юридический механизм, который ставит участников Договора в более привилегированное положение по сравнению с неприсоединившимися к нему неядерными государствами»1. Международный Договор о нераспространении ядерного оружия создал условия для дальнейшей борьбы за прекращение гонки вооружений, за осуществление эффективных мер по запрещению и уничтожению ядерного оружия. 1 С. А М а л и н и н . Мирное использование атомной энергия, стр. 14. 66 Глава четвертая ПРАВОВЫЕ ФОРМЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СУБЪЕКТОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА Субъекты международного права несут на себе социальные функции в международных отношениях, располагая для этого реальной организационной и материальной силой, при помощи которой осуществляется управление международными делами. Деятельность субъектов международного права можно рассматривать во внутренних и внешних аспектах, в сферах экономической, политической и идеологической. Внутренние функции государства взаимосвязаны с внешними, которые реализуются на международной арене. «Внешнеполитическая деятельность государства осуществляется по определенным направлениям и в конкретных формах, что находит юридическое выражение, как во внутригосударственном, так и международном праве»1. По своему характеру функции субъектов права различаются в зависимости от направления и назначения деятельности. В первом случае речь идет о реализации «общих дел», «общих интересов», во втором — о связи функций с правом. Обычно под формами осуществления деятельности понимают законодательную, исполнительную, надзорную и судебную2. В отношении права и устанавливаемого с его помощью порядка субъекты права (во внутренних отношениях — государственные органы) выполняют следующие функции: а) нормо (право) творческую, б) правоисполнительную и в) правоохранительную3. В таких же формах реализуются функции субъектов международного права. Сама проблема структуры правового статуса тесно связана с функциями субъектов международного права «Структура — это выражение функций исторически развивающейся системы, причем системы, охватываемой тотально, то есть способам ее существования в неразрывном единстве со средой»4. ' И . Б. Б л и щ е н к о . Внешние функции социалистического государства. М., «Юридическая литература», 1970, стр. 9. 2 Л. И. К а с к . Функции и структура государства Л., Изд-во ЛГУ, 1969, стр. 45. 3 Теория государства и права. Под ред. Н. Г. Александрова. М., «Юридическая литература», 1968, стр. 72. 4 Ф. Энгельс о государстве и праве. М., 1970, стр. 22. 67 1 В правовых функциях субъекты международного права проявляют свою правосубъектность. Объективным критерием этой правосубъектности служит юридическая способность к самостоятельным международным действиям, правовому волеизъявлению, независимому осуществлению правовых норм, определяющих права и обязанности участников международных правоотношений1. Правовое поведение есть индекс юридической личности; только лица, охватываемые правом, могут совершать действия, предписываемые правом2. С помощью правовых форм поведения субъекты международного права активно воздействуют на процессы международного развития и прежде всего на формирование международного права и его системы. Современная тенденция в развитии международной правосубъектности ведет к тому, что конкретизируются права и обязанности (по содержанию и характеру), границы компетенции и меры ответственности субъектов международного права. Субъекты международного права реализуют функции не в индивидуальной форме, а в форме всеобщности правовых действий. Нормы международного права в своем применении являются нормами сотрудничества субъектов. В любом случае они должны применятся в силу добросовестности и bona fide. Регулируя международные отношения, субъекты международного права выполняют правотворческие функции. Между субъектами международного права и правотворчеством имеется непосредственная функциональная связь. Во-первых, она состоит в том, что правотворчество есть необходимый признак всех субъектов международного права, во-вторых, международная правосубъектность в механизме правового регулирования дифференцируется по субъектам и содержит общее требование: все стороны должны быть субъектами международного права и самостоятельны в своем волеизъявлении. Дифференциация субъектов права в правовом регулировании— отличительная черта современной международной правосубъектности, ибо в настоящее время помимо государств в правотворчестве участвуют и другие субъекты международного права, в частности, международные организации. Возросла роль дифференцированного правового регулирования. Международные организации участвуют в правотворчестве наряду с государствами либо сами создают нормы обязательного и рекомендательного характера, на основании чего принимаются последующие источники международного права. Результативность действий международных организаций достигается универсальностью Г. В. И г н а т е н к о . К вопросу о понятии и классификации субъектов международного права. — Материалы конференции по итогам научноисследовательской работы за 1968 год. Свердловск, 1969, стр. 213. 2 Vgl. О'Соnnе11. International law, vol. 1, p. 89. 68 1 самих организаций. С возрастанием универсальности международных организаций значительно усложнились их функции. Тенденция в развитии правосубъектности международных организаций состоит в том, что они наделяются широким кругом прав и полномочий в обеспечении международного мира и безопасности. Свободное волеизъявление в правотворчестве предполагает особое место субъекта международного права в системе международных отношений и действительное равноправие сторон. Иногда за чисто внешней юридической оболочкой скрываются истинные политические, экономические цели того или иного субъекта, свидетельствующие о неравенстве партнеров, о нажиме и угрозе при заключении международного договора. Задачей правотворческой функции является социальное преобразование мира и укрепление международного правопорядка. Правотворчество базируется на основных принципах мирного сосуществования, равенства, демократизма. Эффективности будущей правовой нормы предшествует учет возможности и действительности1, анализ объективных факторов развития международных отношений. «Лишь выявив реальные причины, вызвавшие к жизни данную норму, можно решить, в какой мере ее действие, функционирование отвечает объективной потребности, помогает претворению объективной возможности в действительность»2. Международное право создается в соответствии с потребностями объективного развития международных отношений. Факторами международного праворегулирования и правотворчества служат экономические, политические, культурные и другие отношения. Интенсивное развитие этих отношений предполагает тесное сотрудничество субъектов международного права. Социальные закономерности, действующие в сфере межгосударственных отношений, «всегда требовали того или иного упорядочения взаимосвязей соответствующих субъектов этих отношений»3. Эти закономерности объективно обосновывают историческое развитие государств, их общность в системе международных отношений и необходимость сотрудничества между «Успешное превращение правовой возможности в действительность зависит в основном от четырех взаимосвязанных обстоятельств, а именно, а) действия определенных объективных закономерностей; б) наличия благоприятных объективных и субъективных условий; в) отбора той именно правовой возможности, которая в наибольшей степени отвечает назревшим и назревающим потребностям общественного развития; г) зрелости правовой возможности для ее практической реализации». Д. А. Керимов. Категория действительности и возможности в праве.— «Советское государство и право», 1968, № 8, стр. 16. 2 Л. С. Явич. Право и общественные отношения. М., «Юридическая литература», 1971, стр. 137. 3 Р. Л. Б о б р о в . Основные проблемы теории международного права, стр. 16. 69 1 ними. Международное право не только устанавливает формы взаимодействия государств, но и «определяет в известной степени его содержание и цели»1. То же самое можно сказать о международных организациях, отношения между которыми и государствами все больше регламентируются нормами международного права. С возрастанием роли многостороннего сотрудничества усилилась тенденция нормативно-правового закрепления отношений между субъектами международного права. Значительное увеличение универсальности и нормативности норм международного права способствует возрастанию его эффективности. Эффективность права и его цели все больше совпадают с интересами многих субъектов международного права и стремлением народов к миру. В международных отношениях имеются многие сферы, регулирование которых осуществляется за пределами международного права. Право — лишь одна из форм закрепления международной политики. Те или иные ситуации, из соображений национальной безопасности, защиты политических, экономических интересов, регулируются неправовыми средствами. В соответствии с конкретной обстановкой здесь применяются различные формы и методы урегулирования. Так, ст. 39 Устава ООН разрешает Совету Безопасности действовать в тех случаях, когда ситуация возникла в отношениях, не подвергавшихся правовому регулированию. Важно добиться изменения ситуации, основываясь не на преимуществе одного субъекта международного права (или группы) над другим, а на принципах равенства и на исключении возможности применения силы. Ненадлежащие средства, как и навязывание решений «методами свершившихся фактов»2, признаются противоправными. Наиболее эффективные средства политического обеспечения международных отношений могут в дальнейшем содействовать развитию международного права. Международная сфера охватывается правом, если государства, как универсальные субъекты, включаются в механизм правового регулирования3. В международных отношениях государства—сила правосозидающая и в основном монополизирующая этот процесс. Государства правомочны быть носителями всех международных отношений. Независимость и верховенство государств позволяют выступать им субъектами внутригосударственных и международных отношений. Причем международное право, в силу суверенитета государств, «разграничивает области внутригосударственного и международно-правового И. И. Лукашук. Вопросы кодификации и прогрессивного развития права международных договоров, стр. 53. 2 См. Совместное советско-турецкое коммюнике. — «Известия», № 91, 18 апреля 1972 г. 3 Vgl. L. Gе1berg. Zarys prawa mieazynarodowego. W., 1967, S. 31. 70 1 регулирования, относя первую к исключительному ведению каждого государства»1. В правотворческой деятельности государства исходят из признания и уважения территориальности, статус-кво, отказа от применения силы или угрозы ее применения, суверенности и равноправия. Обязанность уважения суверенитета находит свое выражение «в принципе non interventio и делает суверенитет внутри, на территории государства, властью, а в отношении других государств свободой»2. Государства свободны в выборе сторон, предмета, форм и содержания при заключении международного договора. В правотворческом процессе между ними не действуют элементы власти и подчинения. Независимость государства есть «свобода его действия в рамках международного права, отсутствие юридической и политической связанности его воли властью, которая бы стояла над государством»3. В противоположность сказанному некоторые буржуазные ученые считают, что отсутствие синтеза права и власти, стоящих над государствами, свидетельствует о фактическом несовершенстве и неустойчивости международного права4, то есть отрицают государственный суверенитет, утверждая международно-правовой нигилизм и признавая надгосударственные органы в международных отношениях. Международное право регулирует отношения между противоположными, разными, однотипными общественными системами, допуская тем самым возможность универсального сотрудничества субъектов. Формой разрешения возникших противоречий является право. В различных социальных областях проявляется государственная воля. Существуют такие международные отношения, урегулировать которые правоспособны только государства. Каждое государство может реализовать здесь свою способность, активно проявляя договорную инициативу. Особое значение этому праву придается при оформлении таких международных договоров, предмет и цель которых касается всеохватывающих мер по укреплению мира. К ним относятся разоружение, запрещение ядерного оружия, усиление борьбы против всех форм милитаризма, колониализма и расовой дискриминации5. Суверенная правосубъектность государств в значительной степени предопределяет содержание и форму правового регулирования, Н. А. У ш а к о в . Невмешательство во внутренние дела государств, стр. 66. L. Вuza. Le principe de 1’egalite soveraine des Etats en consideration de 1’ingalite de leur importance politique et de leur role dans la vie internationale. — «Acta juridica», m. VIII, f. 3—4, Budapest, 1966, p. 262. 3 Курс международного права. Т. II, стр. 40. 4 Vgl. G. Неrbig. Staatensukzession und Staatenintegration. Mainz, 1968, S. 93. 5 Vgl. G. Görner/H. S ü s s . Universalität und Recht der Verträgs.— «Deutsche Aussenpolitik», 1969, № 9, S. 1030. 71 1 2 а именно: закрепление и охрану отношений, формирование и применение права. Регулирование предполагает общность объективных интересов. Отсутствие правового регулирования «ведет к дезорганизации международной жизни и влечет самые серьезные последствия для государств»1. Отсюда возрастает социальная ценность и эффективность международного права, так как при помощи правового механизма достигается все большая организация международного сообщества, охраняются социальные блага и жизнь людей. Регулирование сфер экономики, науки, культуры требует создания не только всеохватывающих отношений и норм, но и специальных институтов регионального характера. Основное правило всеобщего сотрудничества субъектов международного права будет реальным, если предмет и цель многосторонних договоров откроют возможности всем государствам, без всякой дискриминации, обеспечить универсальное применение норм2. Участие большинства субъектов международного права в правотворческой и правоприменительных функциях — характерная черта современной международной правосубъектности. Качество правового регулирования зависит от целей, задач субъектов права и содержания международных отношений. Поэтому существенное значение в процессе правотворчества, для дальнейшего разрешения вопроса о сфере действия, юридической силе и характере международно-правовых норм, имеет определение объема динамики и структуры связей субъектов права с учетом отражения объективных закономерностей развития и функционирования международного сообщества. Содержание любого правового регулирования выражается в двух основных направлениях: а) в упорядочении и закреплении господствующих отношений, б) в содействии развитию новых общественных отношений3. Объем связей субъектов международного права зависит от степени их сотрудничества, а динамика связей отражает актуальность, первостепенность правового регулирования в упорядочении и развитии международных отношений. Содержание международной правосубъектности также меняется в связи с тенденцией детализации правового регулирования. Увеличение объема и правокачественности принимаемых прав и обязанностей, конкретизация по субъектам — все это присуще современной международной правосубъектности. Структурные и функциональные изменения произошли в самом И. И. Л у к а ш у к . СССР и международные договоры.—Советс к и й ежегодник международного права, 1959. М., «Наука», 1960, стр. 22. 2 См. также G. G ö r n e r / H . S ü s s , op. cit., S. 1031; H. H. Ульянова. Принципы универсальности в международном договоре на Венской конференции— Советский ежегодник международного права, 1970, стр. 128. 3 С. С. А л е к с е е в . Механизм правового регулирования в социалистическом государстве. М., «Юридическая литература», 1966, стр. 11. 72 1 субъекте международного права Они касаются прежде всего непосредственного участия субъектов в международном правотворчестве и нахождения эффективных путей его реализации. Расширение сферы правового регулирования происходит с учетом назревших потребностей международной жизни и преемственности старого и нового. Нормы международного права выступают как результат деятельности многих субъектов международного права прошедшего и настоящего периодов. По отношению к современным субъектам нормы международного права подразделяются на две группы: 1) нормы, созданные нынешними участниками и 2) применяемые нормы прошлых эпох1. Международное правотворчество складывается из ряда стадий, таких, как консультации, кодификация, коллективные акции, конференции, дискуссии, визиты государственных деятелей и т. д. Созываются специальные дипломатические конференции, которые одобряют международный договор и открывают его для подписания Важной стадией является договорная инициатива государства, в особенности при внесении проекта договорного акта2. Все стадии объединяются в своего рода механизм политики переговоров, приводимый в действие переговорными функциями. Переговорные функции реализуются коллективными формами сотрудничества субъектов международного права. Государства широко применяют эти функции в рамках универсальных международных организаций. Сущностью переговорных функций является выяснение позиций субъектов международного права, их внешнеполитической воли, формируемой под влиянием различных сил национального и международного уровня, борьбы народов, классов, партий, социальных групп, национально освободительного движения. Многочисленные экономические, политические, идеологические факторы воздействуют на процесс правотворчества. Законодательство — акт политический, и он сопровождается острой политической борьбой. Впоследствии субъективный элемент— государственная воля (воля господствующих классов) — объективируется во всеобщности воли, выраженной в норме международного права. Государственная воля отражает материальные условия не только господствующего класса, но и народа. «Именно воля есть практический реализатор потребности, интереса и цели»3. В. М. Ш у р ш а л о в . Международные правоотношения, стр. 28. Ю. М. К о л о с о в . Договорная инициатива в международных отношениях. —«Советское государство и право», 1971, № 12, стр. 60. 3 Д. А. К е р и м о . в Философские проблемы права. М., «Мысль», 1972, стр. 134. В этой связи Г. В. Игнатенко отмечает, что общая заинтересованность и цель приобретают качество нормативности, имеющее для субъектов международного права юридическое значение. —См. Г. В. И г н а т е н к о . Международное право и общественный прогресс, стр. 86. 73 1 2 В ходе официального нормотворчества субъекты международного права стремятся к согласованности и взаимообусловленности воли. Иногда это движение тормозит политическая оппозиция. Противостоящие круги могут располагать весьма влиятельными позициями. Возьмем, к примеру, политику военно-промышленного комплекса США, которая долгое время серьезно препятствовала достижению взаимоприемлемой договоренности по вопросу об ограничении стратегических вооружений между СССР и США. Или обратимся к ФРГ, десятки лет жившей в плену иллюзии «единственного представительства» и отрицания международноправовых отношений с ГДР и другими социалистическими государствами. Лишь с годами выросло понимание того, что реально существуют два германских государства, ГДР и ФРГ, что воссоединения нельзя добиться силой и что самое лучшее — установить отношения на международно-правовой основе. В этой связи ФРГ стали называть «страной, достигшей политической зрелости»1. С другой стороны, господствующие классы обращаются к мнению населения для последующего принятия международного решения. Об этом свидетельствуют, например референдумы в Норвегии и Дании о присоединении их к «Общему рынку». Какова бы ни была политическая поляризация сил, в конечном счете, субъекты международного права, исходя из объективных и субъективных факторов, выражают согласованную политическую волю в норме международного права. Иногда, помимо создания нормы, государства, преодолевая политические и правовые разногласия в правотворчестве, приходят к признанию международной правосубъектности других государств. В ходе переговорных функций субъекты международного права закрепляют сложившиеся отношения, поднимая их на более высокий уровень и, как правило, оформляя их в договорном порядке; иногда субъекты права приходят к выводу о необходимости дальнейшего расширения договорно-правовой базы своих взаимоотношений2. По мнению Р. Л. Боброва, норма создается двоякого рода волеизъявлением государств: 1) проявлением воли к самому нормативному решению соответствующей проблемы и 2) закреплением в соответствующей норме их согласованных «материальных» воль3. Норма международного права есть результат соотношения противоборствующих сил, она является мерой выражения «За рубежом», 1971, № 17, стр. 13. См. Основы взаимоотношений между СССР и США. — «Известия», № 124, 30 мая 1972 г. 3 Р. Л. Б о б р о в . Основные проблемы теории международного права, стр. 48. 74 1 2 коллективного интереса и компромисса субъектов международного права. Согласованная воля, юридически равнозначная для всех субъектов международного права, в какой-то мере устраняет неизбежность столкнувшихся противоречивых интересов. Вместе с тем, как указывает Г. И. Тункин, «принятие компромиссного предложения в качестве нормы международного права, обязательной для данного государства, не мешает этому государству продолжать выступать и дальше за принятие другой нормы, с его точки зрения более целесообразной или необходимой»1. Характер компромисса зависит от соотношения сил. Противоречивые тенденции преодолеваются принимаемой нормой, однако, на будущее остаются аналогичные процессы, и они сохранятся до тех пор, пока не создастся убежденность в необходимости принятия наиболее эффективной нормы международного права. Субъекты международного права добиваются этого путем перехода к многостороннему и более высокому этапу решения правовых проблем. К тому же субъекты международного права исходят из права на пересмотр договоров. Хотя всеобщность воль не означает еще их полного совпадения, тем не менее, субъект международного права обязан выполнять норму. Особого рода механизм правотворческих функций основан на принципе координации государств. Однако норма, выработанная государствами и вступившая в силу, хотя она и координационноправовая, обязательна для всех субъектов международного права, участвующих в международном сотрудничестве2. Норма международного права выступает как продукт правотворческого отношения субъектов. Однажды созданная и вступившая в силу, норма в системе международного права приобретает объективный характер3. Особую роль играют договоры общего характера, которые создают целую систему норм объективного международного права 4. Объективное право определяет меру регулируемого поведения субъектов международного права. Следствием обеспечения такого поведения и гарантии правового статуса являются международная законность и правопорядок. В целом весь международный правопорядок коренится объективно независимо от воли какого-нибудь государства и иного субъекта международного права5. Г. И. Т у н к и н . Теория международного права, стр. 244. Vgl. W. R u d o l f . Völkerrecht und deutschen Recht. Tübingen, 1967, S. 37. 3 M. Г е н о в с к и . Основи на международното право, стр. 91. 4 В. М. Ш у р ш а л о в . Международные правоотношения, стр. 83. 5 Vgl. G. В. Zоtiades. Staatsautonomie und die Grenzen der Vertragfreiheit.— «OZFOR», 1967, bd. XVII, h. 1 — 2, S. 111. 75 1 2 В международном праве среди норм договорных, общих и норм, создаваемых международными организациями, первостепенное значение по своему характеру приобретают императивные нормы. Они, как отмечает И. И. Лукашук, устанавливают социально необходимое поведение субъектов международного права, минимальный уровень которого возрастает с ходом истории. Этим обусловливается углубление и постоянный рост международноправового регулирования1. Императивная норма предписывает обязательное поведение субъектам международного права и, как говорится в ст. 53 Венской конвенции о праве договоров, ей должны соответствовать нормы всех отдельных международных договоров. В международном правотворчестве сотрудничество государств, наряду и совместно с международными организациями, является необходимым конструктивным шагом к созданию нормы права. Результативность государства проявляется тогда, когда оно активно действует в международных отношениях, позитивно влияет на международную обстановку, направляет свою инициативу на урегулирование нерешенных вопросов. Речь идет о способности государства политическими и правовыми средствами решать сложные международные проблемы, предотвращать международные конфликты, участвовать в ликвидации военных очагов, в борьбе за социальный прогресс. Чем выше международно-правовая активность и инициатива государства, тем больший вес имеет оно в международных отношениях. В этом проявляется социально-политическая сущность международной правосубъектности государства. Инициатива — черта правосубъектности. Она проявляется в сфере правотворческой деятельности, реализации субъективных прав и исполнения обязанностей и свидетельствует об увеличении собственной роли того или иного субъекта международного праща Инициатива в международном праве становится принципом субъектов этого права. Международно-правовая инициатива означает своевременное реагирование на изменения международной обстановки, предвидение изменения условий путем правового урегулирования. В широком смысле инициатива предполагает политическое планирование и прогнозирование основных направлений в области международных отношений. Инициативное государство создает модель и программу собственного правомерного поведения, связывая его с двусторонними и многосторонними соглашениями и перспективой возможных соглашений по актуальным проблемам. В 1971 году СССР выступил с инициативой по урегулированию основных проблем международных отношений. Выдвинутая И. И. Л у к а ш у к . О некоторых тенденциях развития универсального международного права. — «Советское государство и право», 1969, № 2 стр. 85—86. 76 1 XXIV съездом КПСС широкая программа мер, направленная на укрепление мира и международной безопасности, включает шесть пунктов политического и правового урегулирования 1) ликвидация военных очагов в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке, 2) осуществление коренного поворота к разрядке и миру на европейском континенте, 3) ограничение или ликвидация оружия массового уничтожения, 4) борьба за прекращение гонки вооружения всех видов, включая так называемое обычное оружие, 5) полное претворение в жизнь решений ООН о ликвидации оставшихся колониальных режимов и о всеобщем осуждении и бойкоте проявлений расизма и апартеида, 6) укрепление международного сотрудничества, смягчение международной напряженности и максимальная нормализация отношений между государствами1. После XXIV съезда КПСС Советский Союз выступил с конкретными предложениями по всем основным вопросам программы мира. В программе «мирного наступления», во всех предложениях видна высокая степень преемственности и постоянства внешней политики Советского государства. Инициатива СССР свидетельствует о том, что идет борьба за вовлечение государств во многие международные процессы, за создание механизма обеспечения безопасности народов, преодоление международных кризисов и конфликтов, улучшение межгосударственных отношений путем внедрения правовых нормативов. Многоплановое сотрудничество во всех областях устраняет такие альтернативы, как принципы мирного сосуществования и конфронтацию, политику «с позиции силы» СССР выступает против абсолютизации фактора силы. На XXIV сессии Генеральной Ассамблеи ООН А. А. Громыко отметил, что «политика, направленная на обострение, ведущая к напряженности, к конфликтам, к международным кризисам, чужда нам органически, она отторгается самой природой социалистического строя»2. В качестве одной из важнейших международных проблем СССР определил заключение международных договоров, в которых были бы закреплены принципы мирного сосуществования как реальная сила международного развития. Подписанные за последние годы договоры о сотрудничестве с ФРГ, Индией, АРЕ, Ираком, Францией, советско-французская декларация, основы взаимоотношений между СССР и США и договоры между ними — все это свидетельствует о миролюбивой 1 2 Материалы XXIV съезда КПСС. М., Политиздат, 1972, стр. 29—30. «Известия», № 231, 29 сентября 1971 г. 77 внешней политике СССР, отражающейся в международно-правовых актах. В этих соглашениях вновь нашли свое подтверждение принципы мирного сосуществования. Договоры выходят за рамки регулируемых двусторонних отношений. Они служат основой для укрепления многосторонних межгосударственных связей и решения конфликтных ситуаций в современном мире, особенно тех, которые связаны с войной или ее угрозой, требующих, следовательно, максимальной ориентации всех государств. Всем этим мерам предшествовала исключительная инициатива Советского государства. Вместе с тем СССР содействовал урегулированию международных отношений с государствами социалистического содружества, что вообще характерно для правосубъектности социалистических государств. Новым свидетельством международно-правовой инициативы является предложение Советского правительства о включении в повестку дня XXVII сессии Генеральной Ассамблеи ООН в качестве важного и срочного вопроса «О неприменении силы в международных отношениях и запрещении навечно применения ядерного оружия»1. Таким образом, видно, что фактическая деятельность субъектов международного права распадается на реальные отношения в сферах политики, правового регулирования и применения права. Фактическое влияние субъектов на развитие международного права далеко не одинаково. Влияние государства зависит от той роли, какую оно играет в международных отношениях, а также «от характера выдвигаемых им принципов»2. Такое влияние должно находиться в соответствии с основными принципами международного права, в особенности с принципом юридического равенства, который сохраняет равное правовое положение и в применении правотворческих функций. Отношения между отдельными государствами могут влиять на весь комплекс международных отношений. Особенно это касается отношений государств с различным общественным строем. В этих отношениях международное право способствует реализации принципов мирного сосуществования. Поскольку содержание международного правотворчества определяется соотношением политических сил, то это неизбежно приводит к реальному различию субъектов международного права. «Тут,— пишет Г. И. Тункин,— имеется определенное противоречие между реальными и юридическими отношениями. Несомненно, что позиция большинства государств, включая государства двух систем, и прежде всего позиция великих Письмо Министра иностранных дел СССР А. А. Громыко Генеральному Секретарю ООН К. Вальдхайму. —«Известия», № 219, 17 сентября 1972 г. 2 Дипломатический словарь. Т. II. Политиздат, 1971, стр. 270. 78 1 держав, имеет решающее значение в процессе создания общепризнанных норм международного права»1. Л. Буза также отмечает, что «роль государства зависит от его действительного положения. Решающим фактором является политический вес данного государства, который зависит от величины его территории, от числа населения, от экономической и военной власти. Помимо этого и здесь играют роль способности руководящих государственных деятелей и иные их личные качества»2. По мнению Н. Шерка, неравное положение субъектов права ведет к существованию многосторонних зависимых отношений3. Данная реальность верна, если речь идет об объективных взаимосвязанных отношениях. С субъективной стороны фактическое неравенство экономических, политических, технических и прочих сил приводит к ограничению верховной власти государства, к сужению сферы национальной компетенции либо к созданию наднациональных международных органов. Последним, например, и отличается капиталистическая форма интеграции, где противоречия вышли за рамки национальных и международно-правовых границ. Интернационализация хозяйственной жизни создала единые центры управления и способы управления капиталистической интеграции. Причем это объективный процесс, происходящий в рамках межгосударственных экономических группировок типа, например, ЕЭС и ЕАСТ. Вообще сфера действий международной монополизации распространяется на многие континенты. На основе многонациональной структуры возникли формы и методы управления интеграциями. В капиталистической интеграции правовые основы управления заключается в подчинении государств наднациональным органам, что, следовательно, противоречит принципу суверенитета и методам международно-правового регулирования международных отношений. В буржуазной международно-правовой литературе всемерно защищаются подобные формы подчинения. Наибольшее распространение получила концепция, что к идее порядка, общего благосостояния и справедливости можно придти через наднациональные 4 организации . Международные договоры, до или после вступления их в силу, могут оказывать своего рода «давление» на субъекты международного права. Договоры, опосредствуя природу межгосударственных отношений правовыми связями, способны влиять па дальнейший ход событий и на будущее регулирование други х проблем. Так, вокруг Московского и Варшавского договоров сгруппировался узел других международно-правовых отношений. Г. И. Тункин. Теория международного права, стр. 147. L. B u z a. Le principe..., p. 263. 3 N. Sсherk. Dekolonisation und Souveränität. Wien—Stuttgart, 1969, S. 9. 4 Vgl. Ch. de V i s c h e r . Theory and reality..., p. 71. 1 2 79 Международно-правовые соглашения 1971 года по Западному Берлину, соглашения между СССР и ФРГ, ГДР и ФРГ расцениваются не только как важнейший шаг к разрядке напряженности, но и как предпосылка для дальнейших практических шагов по укреплению европейской безопасности, среди которых на первом месте была названа подготовка и созыв общеевропейского совещания по вопросам безопасности. Эффективная система европейской безопасности, помимо широкого экономического сотрудничества, означает достижение правовой договоренности о признании сложившегося положения в Европе: статуса-кво всех государств, неизменности нынешних границ. Она приведет к дальнейшему совершенствованию европейской безопасности, а именно к роспуску военных блоков, сокращению вооружении и войск, обеспечению принципов уважения суверенитета, равноправия и независимости всех государств. Эффективность международного права во многом зависит от того, как действуют правовые нормы, насколько они полно и последовательно, какими путями и какими средствами реализуются субъектами международного права. Эффективность правовых норм тесно связана с фактором мировой стабильности, соответствием политической реальности. В соблюдении, применении или нарушении норм международного права воплощаются социальноэкономические интересы субъектов права. Отсюда социальное содержание и цели нормы могут быть неодинаковы в социальном действии нормы.1 Несоответствие нормы права, ее цели и правоотношения в своей основе имеет различие в политике субъектов международного права2. Поэтому иногда регулируемая сложная ситуация, скажем, отрицательно влиявшая на международные отношения, сохраняет статус-кво. Это видно на примере антиколониальных норм, обращенных ко всем субъектам международного права и прежде всего к колониальным державам. Антиколониальные нормы содержат правовую функцию в борьбе с колониализмом. С точки зрения международного права, не меньшую опасность представляет позиция субъекта международного права, когда он «молчит» и не оказывает какой-либо моральной или материальной помощи. Именно по этому вопросу выявляется заинтересованность субъектов международного права. СССР, например, после принятия Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам неоднократно В методологическом плане нужно отметить, что «социальная цель не может никогда оправдать любые социальные средства ее достижения, негодные средства извращают или могут извратить и цель, ради которой их пытаются применить». — Л. С. Я в и ч . Право и общественные отношения, стр. 136. 2 В. М. Ш у р ш а л о в . Международные правоотношения, стр. 92. 80 1 ставил вопрос в международных организациях и перед мировой общественностью о ходе осуществления Декларации и окончательной ликвидации колониализма и заявлял, что колониальные державы игнорируют правовые требования Декларации. Или возьмем другой пример, связанный с агрессивной войной США в Индокитае. Эта война затрудняла решения многих международных проблем. И лишь активные действия миролюбивых государств создали возможности для заключения Соглашения о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме. Эти Соглашения привели к общей разрядке международной напряженности и развитию отношений между государствами. Из норм современного международного права вытекают правоохранительные функции. Они связаны с ответственностью субъектов международного права как частью их правового статуса. Нормы права разграничивают сферу ответственности и возлагают на субъектов должное поведение. В правоприменительных функциях субъектов права значительное место занимают субъективные права. В международных правоотношениях они являются следствием реализации правосубъектности. Субъекты правомочны их приобретать в сфере, регулируемой императивными нормами, в пределах которых они строят оптимальный вариант своего поведения и выбирают тот или иной объект обладания (социальное благо). При этом объект (материальный элемент международного права) может быть одинаковым по своему значению и состоянию как во внутригосударственных, так и международных отношениях. Допустим, государство реализует субъективное право, устанавливая национальную норму (например, по охране природы или окружающей среды). Впоследствии государство выступает заинтересованной стороной в образовании аналогичной международно-правовой нормы, в процессе чего происходит инкорпорация национальной нормы в международно-правовую. Индивидуальное волеизъявление влечет международно-правовые последствия, оно становится фактором формирования нормы международного права, и субъекты, таким образом, стремятся к расширению объекта международно-правового регулирования. Здесь национальные интересы сочетаются с благами международного сообщества. Поскольку субъективные права в международных правоотношениях представляют меру возможного и дозволенного поведения, то их свойства связаны с активностью, инициативой, интересами и свободой субъекта международного права. Результативность свойств достигается в форме конкретного правового регулирования. В этом процессе условия ставят субъект в общее и особенное положения. Если субъект международного права применяет функции в сочетании с интересами других субъектов и считает правовое регулирование частью общего дела, то он 81 тем самым выделяется своим индивидуальным отношением, а объект и цели заключаемых им международных договоров представляют интерес для всего международного сообщества. Субъективные права относятся к области содержания п ра воотношений, которые всегда динамичны и связаны «с активными действиями одной или обеих сторон»1. Субъективные права по существу являются примером динамизма правового статуса и методом индивидуальной связи. При правомерном соотношении свободы и необходимости, возможности и действительности, обеспеченных объективным правом, субъективные права в международных правоотношениях предопределяют уровень поведения субъектов международного права, а также объем и условия сотрудничества, направленного на достижение международного блага. Возможность гарантируется также самими субъектами международного права, а при установлении действительности они исходят из конкретных условий, складывающихся между ними Действия субъектов международного права детерминированы, имеют юридическое ограничение2. Субъекты свободны относительно, так как должны властвовать в границах закона Способность приобретать права и применять их в интересах субъектов международного права в конечном счете обусловлена целями объективного международного сотрудничества. Именно в этом свобода субъекта международного права проявляется как познанная необходимость. 1 2 Л. С. Я в и ч . Право и общественные отношения, стр. 118. Н. А. У ш а к о в . Невмешательство во внутренние дела государств, стр. 68. 82 Глава пятая МЕЖДУНАРОДНАЯ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТЬ И ПРОБЛЕМА ПРИЗНАНИЯ ЭМИГРАНТСКИХ ПРАВИТЕЛЬСТВ И ТАК НАЗЫВАЕМЫХ ПРАВИТЕЛЬСТВ В ИЗГНАНИИ Представительство основных субъектов международного права — государств осуществляется на международном арене органами внешних сношений государства, и прежде всего — правительством. Не случайно поэтому проблему соотношения между образованием международной правосубъектности и признанием нередко связывают не только с признанием государств, но и с признанием правительств. Этот вопрос рассматривался в ряде работ, как в зарубежной, так и в советской доктрине международного права, и можно бы то бы на нем специально не останавливаться, если бы не выдвигаемый иногда аргумент, что признание эмигрантских правительств имеет якобы конститутивное значение1. В этой связи вопрос о статусе эмигрантских правительств и их международно-правовом признании заслуживает особого внимания, тем более, что в советской доктрине международного права он вплоть до последнего времени исследовался мало. В международных отношениях проблема правового положения эмигрантского правительства возникла давно. Но практика международно-правового признания многих эмигрантских правительств Среди советских юристов международников это положение выдвигалось профессором М. И. Лазаревым. Вначале он отмечал конститутивный элемент в признании эмигрантских правительств, а затем применительно к признанию марионеточных режимов. Так, в одной из своих работ М. И. Лазарев убедительно подчеркивает реакционность конститутивной теории признания, отмечая, однако: «Именно конститутивная теория объясняет такую аномалию, как международная дееспособности марионеточных режимов, признанных великими империалистическими державами. Ведь именно признание со стороны этих держав, предоставленное марионеточным правительством, сообщает этим правительствам международную правосубъектность, искусственно конституирует их в качестве субъектов международного общения». См. сб. «Ленинская дипломатия мира и сотрудничества», М., «Наука», 1965, стр. 243—244. Среди западных работ см. D. P. O ' C o n n e l l . International Law, pp. 89—108. 83 1 впервые нашла широкое применение лишь во время второй мировой войны1. Способы образования эмигрантских правительств бывают самыми различными Югославский юрист-международник М. Йовичич предлагает следующую классификацию: 1.Правительство вынуждено покинуть территорию своего государства: а) в результате оккупации его собственной территории неприятелем во время войны; б) в результате поражения в гражданской войне. 2.Образование эмигрантского правительства происходит за границей: а) во время войны; б) во время мира. М. Йовичич при этом считает, что международно-правовое положение эмигрантского правительства, созданного в результате гражданской войны, так же как и эмигрантского правительства, образованного в мирное время за границей, имеет свои особенности2. Некоторые западные юристы критерием классификации эмигрантских правительств считают конституционность или неконституционность образования3. Хотя, с точки зрения юридического статуса эмигрантских правительств, способ образования имеет известное значение, однако он не играет решающей роли в вопросах международно-правового признания того или иного эмигрантского правительства. Так, правительство республиканской Испании, вынужденное после окончания гражданской войны эмигрировать, признавалось в течение ряда лет многими странами, и это признание имело международно-правовое основание. В то же время планы империалистических кругов США создать на территории американской военно-морской базы Гуантанамо из главарей кубинской контрреволюционной эмиграции в США «временное правительство Кубы», признать это «правительство» и предоставить ему право использовать кубинских контрреволюционеров, проходящих подготовку в учебных центрах вооруженных сил Освещение вопроса о признании бельгийского, сербского, черногорского правительств, польского, чехословацкого национальных комитетов во время первой мировой войны см.: К. Т u m e a u. Le refuge au gouvernement national a 1’etranger. Aix-enProvace, 1941. 2 M. J o v i c i c . Vlada u ijbegistvu-nj pravni status i ovlasenja — «Jugoslovenska revisja», Beograd, 1959, №1, стр. 84—85. 3 F. E. O p p e n g e i m e r . Governments and authorities in exile.— «American Journal of international law», vol. 36, № 4, 1942; T. K a l v i a r l i . Modern World Politics. New York, 1942; M. F l o r i . Status International des Goavernements Refugies. Paris, 1952, p. 35; и др. 84 1 США, не имели ничего общего с международным правом и являлись от начала до конца интервенционистскими1. Различные пути приводят к образованию эмигрантских правительств в ходе национально-освободительной борьбы народов против колониализма. Признание многих таких правительств является определенной формой дипломатической помощи сражающимся за независимость народов. В то же время некоторые «правительства», создаваемые не в эмиграции, а непосредственно в африканских странах, являясь обычными марионетками колонизаторов, никакого права на представительство своих государств и, следовательно, на международно-правовое признание не имеют Если Временное правительство Алжирской Республики, созданное Фронтом Национального Освобождения Алжира, даже находясь в эмиграции, получило дипломатическое признание со стороны многих государств, если Каирская конференция неприсоединившихся стран призвала положительно отнестись к признанию африканского националистического правительства Южной Родезии в эмиграции, когда такое правительство будет создано, то та же Каирская конференция не допустила на свои заседания марионетку Чомбе и призвала все государства «не признавать независимость Южной Родезии, если она будет провозглашена в условиях господства расового меньшинства».2 Таким образом, дело не в месте образования того или иного эмигрантского правительства, не в конституционности или неконституционности, дело не в том, когда образуется эмигрантское правительство: в мирное или военное время. Главное — в тех социально-политических и юридических основаниях, которые дают право эмигрантскому правительству представлять свое государство и в этом качестве получить международно-правовое признание со стороны остальных стран. В определенной степени эти основания можно вывести из богатой практики международно-правового признания эмигрантских правительств во время второй мировой войны. Эта практика показывает и те особенности, которые характерны для международно-правового признания эмигрантских правительств «Известия», 20 июня 1963 г. М. И. Лазарев приводит в связи с этим интересный факт: правительство США не стало признавать на своей территории кубинское контрреволюционное «правительство в изгнании» во главе с «президентом» Воль и Сонза. См. М. И. Л а з а р е в . Дворцовые перевороты в странах Латинской Америки. М., «Юридическая литератора», 1967, стр. 123. М. И. Лазарев вообще отмечает особенность латиноамериканской международно-правовой практики, состоящую в том, что в Латинской Америке «почти никогда не бывает двоевластия или наличия правительства в изгнании».— Там же. 2 Декларация Каирской конференции глав государств и правительств неприсоединившихся стран. —«Международная жизнь», 1964, № 11, стр. 151-152. 85 1 Когда во время первой мировой войны возник вопрос о характере бельгийского, сербского, черногорского эмигрантских правительств, в доктрине международного права встала проблема юридической природы военной оккупации и свойств оккупационной власти Суверенность этих правительств доказывали ссылками либо на психологическую связь между прежним правительством и подданными1, либо на теорию юридической природы территориального верховенства. Так, представители буржуазной международно-правовой науки объясняли сохранение «потенциальной государственной жизни» бельгийского правительства во время оккупации тем, что якобы «сущность государства заключается не в территории и не в возможности немедленного беспрепятственного осуществления принудительного господства, а в переживаниях психологического свойства, в той внутренней связи, которая устанавливается между властвующими и подвластными и создает у одних сознание права приказывать, а у других обязанность подчиняться»2. Конечно, такой подход к определению правового статуса эмигрантских правительств полностью игнорировал характер войны, в результате которой территории ряда европейских государств оказались оккупированными, характер власти оккупанта и те нормы, которые регламентировали юридическое положение оккупированной территории, наконец, особый статус эмигрантских правительств. Формально-юридический подход при исследовании проблемы признания эмигрантских правительств во время второй мировой войны пронизывает работы буржуазных юристов, занимавшихся этим вопросом3. Задолго до второй мировой войны агрессивные войны были отнесены к незаконным. В реализацию статей Устава Лиги Наций III Ассамблея Лиги Нации создала «Временную смешанную комиссию для сокращения вооружений», разработавшую проект договора о взаимопомощи, в статье 1-й которого указывалось, что «агрессивная война является международным преступлением». 27 августа 1928 г в Париже был подписан пакт Бриана — Б. Е. Ш а ц к и й . Государственно-правовое положение Бельгии. — «Право», № 45, стр. 3056—3059. 2 Там же, стр. 3058. Шацкий писал, что «связью, соединяющей бельгийское правительство и народ в один социальный механизм, является ныне не территория, а психологическое признание власти существующей и правомерной… наличность территории не необходима логически для государства, если только налицо психологически правовое признание, если государство продолжает жить в психологии подвластных». (Там же.) Все это было не чем иным, как перенесением в международное право идеалистических идей Петражицкого, фактически сводившего правовые отношения к комплексу ощущений индивида. 3 K. H. Mattern. Die Exilregierung. Tübingen, 1953. 86 1 Келлога, в статье 1-й которого стороны, подписавшие пакт, заявляли, что они осуждают обращение к войне для урегулирования международных споров и отказываются от таковой в своих взаимных отношениях в качестве орудия национальной политики1. Конференция Ассоциации международного права в Будапеште в сентябре 1934 года выработала «Будапештские статьи толкования» пакта Бриана — Келлога. Статья 5 прямо указывала «Подписавшие (пакт) государства не имеют права признавать в качестве приобретенных de-jure какие-либо территории или другие преимущества, приобретенные de-facto способами, нарушающими пакт». В силу этого пакта агрессор-оккупант не должен был иметь никаких суверенных прав на занятие территории, поскольку само занятие считалось незаконным, преступным2. Став агрессором, государство не приобретает прав и не освобождается от обязанностей. Ситуации, созданные использованием агрессии вооруженных сил, не изменяют суверенности или других законных прав над территорией 3. Такой вывод вполне обоснован, поскольку агрессивная война является тягчайшим преступлением против человечества. Будучи непременно захватнической, ведущейся агрессором с целью захвата части территории государства — жертвы агрессии или лишения его самостоятельного государственного существования, война влечет ответственность для агрессора, иначе говоря — международные санкции. Такая ответственность за агрессию предусматривалась в международном праве и до второй мировой войны. Разумеется, институт ответственности за агрессию получил дальнейшее развитие после окончания второй мировой войны. Были учтены те тягчайшие преступления против свободолюбивых народов, которые совершила фашистская Германия и ее союзники во время войны. Они были справедливо осуждены процессами над главными немецкими и японскими преступниками и другими актами антигитлеровской коалиции4. См. Сборник действующих договоров, соглашений и конвенций, заключенных с иностранными державами. Вып. 5. М., 1930. Подробный анализ этого пакта см. Г. В. Шармазанашвили. От права войны к праву мира. М., «Международные отношения», 1967, стр. 59—64. Г. В. Шармазанашвили отмечает, что с введением этого пакта в действие впервые в истории международных отношении «агрессивная война была объявлена запрещенной в универсальном масштабе с международно-правовой точки зрения» (стр. 58). 2 Н. L a u t e r p a c h t . The Pact of Pans and Budapest articles of interpretations.—«20 Transactions of the Grotius Society), 1935, p. 178— 206. 3 Ibidem. 4 См. об этом подробно: Д. Б. Л е в и н . Ответственность государств в современном международном праве. М., «Международные отношения», 1966, стр. 129; Д. Б. Л е в и н . Международное право и сохранение мира. М., «Международные отношения», 1971, стр. 38—39, и др. 87 1 Когда фашистская Германия и ее союзники во время второй мировой войны оккупировали большинство государств, правительства которых вынуждены были покинуть территории своих стран, суверенные права над оккупированной территорией не могли перейти к креатурам оккупантов в виде марионеточных государств и правительств, созданных на территории оккупированной Европы. Марионеточные правительства возникали на базе фашистской пятой колонны, орудовавшей в европейских странах задолго до оккупации. Такие правительства были организованы в Норвегии, Греции, в части Югославии, Франции и т. д. Марионеточное государство — (Словакия, Хорватия) — это созданный оккупантом новый искусственный «государственный организм», тогда как марионеточное правительство — это созданный оккупантом орган в старом государстве, существовавшем до оккупации. Как марионеточные государства, так и марионеточные правительства основой своего существования имели волю оккупанта и должны были рассматриваться как органы оккупанта. Марионеточные государства и марионеточные правительства не имели на оккупированной территории прав больше, чем сам оккупант, а их действия рассматривались, как действия оккупанта. То, что ни оккупант, ни его квислинговские образования не приобретали каких-либо прав в силу оккупации, соответствовало старому принципу: ex jnjura jus пол oritur. В этой связи следует признать несостоятельными рассуждения английского профессора международного права Мак-Нейра, игнорировавшего агрессивный характер войны со стороны Германии и ее сателлитов и утверждающего, что «соответствует ли оккупация или нет нормам обычного права поведения, не имеет значения»1. (The morality of immorality of the occupations is irrelivant). Высказанное в свое время Фошилем положение о возможности признания власти военного оккупанта в качестве правительства де-факто являлось следствием неправильного толкования 43 статьи Положения о законах и обычаях сухопутной войны, так как фактический переход власти из рук законного правительства к занявшему территорию неприятелю и правительство де-факто — вещи неидентичные. Власть оккупанта регламентируется и ограничивается конвенциями о законах и обычаях войны; правительство де-факто осуществляет всю полноту власти без каких-либо ограничений. Поэтому даже предположение о возможности признания военной власти оккупанта в качестве правительства де-факто не имеет никакого основания в международном праве. Таким образом, власть оккупанта была не конкурирующей властью, не спорной, но несомненно незаконной, даже преступной, 1 Mac Nair. Legal Effects of War. Cambridge, 1944, p. 322. 88 если принять во внимание агрессивный, захватнический характер войны, какой она носила для держав оси. Вынужденные вследствие оккупации покинуть свои страны, многие европейские правительства очутились в эмиграции. Суверенные права народов Европы были в результате оккупации узурпированы фашистской Германией и ее сателлитами. Одной из задач антигитлеровской коалиции во время второй мировой войны являлось освобождение порабощенных наций и восстановление их суверенных прав. Попрание же гитлеровскими оккупантами суверенных прав европейских народов на оккупированной территории ни в коей мере не могло явиться препятствием для признания представительного характера за правительствами, вынужденными вследствие оккупации покинуть территорию своих стран 1. Признание суверенных прав за народами оккупированных стран являлось следствием непризнания правомерности оккупации и аннексии ряда территорий державами оси. Когда речь идет об эмигрантских правительствах, т. е. «о правительствах, покинувших территорию своей страны после вражеского нашествия и получивших временную резиденцию на иностранной территории», то мало кто говорит о непрерывности признания вне зависимости от того особого положения, в котором находились эти правительства2. Буржуазные авторы, не отрицая необходимости признания эмигрантских правительств, в то же время утверждали, что только признание греческого, люксембургского, нидерландского, норвежского и югославского правительств не требует никаких комментариев, чего нельзя сказать о бельгийском, чехословацком и польском правительствах. В основу характеристики признания кладется, таким образом, формирование правительства в строгом соответствии с конституцией3. П. Браун выделял преимущественное положение Бельгии и Нидерландов, обладавших «большими колониальными владениями, которые находились под прямым управлением их соответствующих правительств в Лондоне». Правительства этих стран продолжали, отмечал он, существовать в качестве международных личностей и были в состоянии поддерживать дипломатические отношения с другими державами4. М. Я. Раппопорт. Война и международное право.— Морской сборник, 1940, № 11, стр. 26; Ф. И. К о ж е в н и к о в . Великая Отечественная война Советского Союза и некоторые «опросы международного права. М., Издво МГУ, 1954, стр. 100. 2 М. Лазарев. К вопросу о признании в международном праве. — «Советское государство и право», 1948, № 8, стр. 46. 3 F. Е. O p p e n g e i m e r . Governmets and authorities in exil. «American Journal of International Law», vol. 36, № 4, 1942. 4 Ph. M. B r o w n . Sovereignty in exil.—«American Journal of International Law», vol. 35, № 4, p. 666. 89 1 По мнению Доливо, лишь четыре эмигрантских правительства (норвежское, бельгийское, голландское и люксембургское) могли считаться, с сугубо юридической точки зрения, в качестве демократических правительств, продолжающих функции, какими они были облечены их собственными парламентами, чего, по мнению автора, нельзя было сказать о югославском, греческом и польском правительствах1. Отсутствие четкого понимания правового статуса эмигрантских правительств у буржуазных авторов объясняется, на наш взгляд, их методом исследования. Если видеть природу правового положения того или иного эмигрантского правительства лишь в конституционности образования или в осуществлении эмигрантским правительством контроля над территорией всей метрополии2, вне связи с участием в войне в лагере антигитлеровской коалиции или вне связи со своим народом и т. д., то есть если подходить к изучению этого вопроса метафизически, как это делают буржуазные исследователи, изолируя одно явление от другого, рассматривая их вне общей связи с другими, тогда вряд ли можно рассчитывать на правильное решение данной проблемы. Сам факт оккупации и переезд правительства на территорию чужой страны не являются достаточным основанием для сохранения своего прежнего представительного характера, даже если такой и был ранее. Эмигрантское правительство для сохранения представительного характера должно удовлетворять ряду требований, среди которых основным служит связь с народом и участие в борьбе против оккупантов. Только при этих условиях может идти речь о признании этих правительств. Необходимость в признании эмигрантских правительств, несмотря на сохранение прежнего состава в большинстве из них, диктовалась особым положением, в котором эти правительства находились. В большинстве случаев речь шла не о признании нового правительства, а о подтверждении признания старого. В этом особенность самого вопроса о признании эмигрантских правительств, когда нового правительства может и не быть вообще, а признание все же требуется. Правительство, которое до оккупации обычным конституционным путем пришло к власти, в случае сотрудничества с врагом, в случае бездеятельности, что по существу являлось пособничеством агрессии, в случае отрыва от народа не могло претендовать на звание представителя своего народа. Международно-правовое признание эмигрантских правительств имело для них самое существенное значение, поскольку без него осуществление каких-либо правительственных функций, не говоря уже о самом нахождении в чужой стране в качестве 1 2 Free World, vol. 7, № 4, 1944, April, p. 311. Ph. M. B r o w n . Sovereiqnty in exil, p. 667. 90 правительства, было бы невозможным. В этом состоит особое значение международно-правового признания эмигрантских правительств, находившихся на о с о б о м положении. Сами критерии признания эмигрантских правительств отличались определенной спецификой, вытекающей из того особого положения, в котором эмигрантские правительства находились1. Разумеется, говорить о предпосылках эффективности в отношении эмигрантских правительств нельзя. Под эффективностью правительства понимают фактическое обладание государственной властью, когда компетенции правительства распространяются над всей или большей частью территории государства, когда юридические акты этого правительства действуют на данной территории, и т. д. Подобной эффективностью не обладали эмигрантские правительства. В 1943 году, после Московской конференции трех министров, в связи с обсуждением на страницах иностранной печати вопроса о всевозможных федеративных объединениях в Европе, специальная редакционная статья в «Известиях» писала о преждевременности подобных союзов во время войны, поскольку, в частности, «эмигрантские правительства оккупированных немцами малых стран, как недостаточно крепко связанные со своими народами, не смогут обеспечить в полной мере выражение действительной воли своих народов, чтобы решить такой важный вопрос, как вопрос о федерации. Всякая попытка эмигрантских правительств, находящихся, как известно, в особом п о л о ж е н и и (разрядка наша.— Д. Ф., Г. К.), сделать чего-либо подобное может быть воспринята их народами, как навязывание решений, не соответствующих их желанию и постоянным стремлениям». Эффективность для эмигрантского правительства означала всемерное участие в антифашистской войне, консолидацию всех национальных сил за рубежом и организацию сопротивления оккупантам на территории своей родины. Что касается конституционности правительства как критерии признания, то применительно к эмигрантским правительствам он имеет совершенно иное значение, нежели то, которое имеет место в международно-правовой практике обычных правительств. Выдвижение подобного критерия могло быть оправдано только исключительными условиями оккупации, не говоря уже с том, что «конституционность» правительств в капиталистических странах нисколько не свидетельствует об их народности и представительном характере2. К вопросу о Федерациях «малых» государств в Европе. — «Известия», № 272, 18 ноября 1943 г. 2 М. Л а з а р е в . К вопросу о признании в международном праве, стр. 47. 91 1 Как правильно заметила Л. А. Моджорян, основным критерием при определении «законности» эмигрантских правительств является не «конституционность» их образования, а эффективность их деятельности, которая выражается в поддержании повседневной связи с собственным народом, действенном руководстве его борьбой с оккупантами, систематическом определении и направлении деятельности органов, продолжающих функционировать и организовывать на борьбу население оккупированных территорий, в осуществлении регулярного контроля над кораблями, находящимися в открытом море, а также в иностранных территориальных водах, и воинскими формированиями, действующими в составе союзных армий1. Л. А. Моджорян квалифицирует необоснованные притязания эмигрантских правительств на представительство своих народов после образования на оккупированных территориях органов национального сопротивления, деятельность которых получала все большее признание как внутри страны, так и за ее пределами, как грубое вмешательство во внутренние дела иностранного государства. При этом она подчеркивает, что это вмешательство «не становится менее тяжким международным деликтом от того, что сопровождается ссылками на «конституционность» образования таких правительств или на конститутивный характер их признания»2. Если «правительство в изгнании» вообще может иметь место в том случае, когда территория данного государства захвачена иностранным государством-агрессором и правительство вследствие этого вынуждено покинуть территорию3, то признание такого эмигрантского правительства может продолжаться лишь до тех пор, пока оно действительно выступает представителем народа временно оккупированной территории. Признание, предоставленное эмигрантским правительствам, всегда имеет временный характер, да и сами эти правительства должны осуществлять свои функции лишь до освобождения своих стран4. Л. А. М о д ж о р я н . Основные права и обязанности государства. М., «Юридическая литература», 1965, стр. 107. 2 Л. А. М о д ж о р я н . Основные права и обязанности государства, сто 107. 3 И. П. Блищенко, В. Н Дурденевский. Дипломатическое и консульское право. М., Изд-во ИМО, 1962, стр. 41 4 Об этом отдельные правительства заявляли еще в эмиграции. Премьер-министр Норвегии в своем обращении к народу говорил в 1943 г.: «Нынешнее правительство ставит своей целью подготовить почву для восстановления страны. Как только Норвегия будет освобождена, правительство подает в отставку. Мы надеемся, что будет создано правительство на максимально широкой основе» — «Правда», 11 апреля 1943 г. Президент Чехословакии на пресс-конференции 21 февраля 1945 г. заявил, что «вначале он поедет в Москву, где встретится с рядом чешских деятелей, находящихся в СССР. Затем он выедет в Чехословакию и временно, пока не освободится Прага, будет находиться в Кошице. Немедленно по его приезде на родину Чехословацкое правительство прекратит свое существование). — «Известия», 24 февраля 1945 г. 19 сентября 1944 г. состоялось первое заседание бельгийского правительства на освобожденной территории. 22 сентября 1944 г. премьерминистр вместе с составом правительства ушел в отставку. —«Правда», 23 сентября 1944 г. Греческое эмигрантское правительство сообщило через свое телеграфное агентство: «Греческое правительство объявляет, что, будучи связанным принципами народного суверенитета, оно считает свои долгом по возвращении 92 1 Новый критерий признания, применимый и к эмигрантским правительствам, был сформулирован в 1943 году на Лондонской конференции по международному праву. Статья 2 проекта резолюции о признании правительств предусматривала, что «новое правительство, которое осуществляет эффективный контроль над административным механизмом государства, но не вступило во власть или зависит от иностранного правительства, может быть временно признано в качестве правительства де-факто, если это будет считаться желательным для охраны интересов других государств и их подданных или будет необходимо для международного сотрудничества»5. В данном случае предусматривается прямая связь между признанием правительства и интересами международного сотрудничества. Этот критерий нашел отражение в единственном примере коллективного признания эмигрантских правительств, предоставленного им решением, принятым на Третьей конференции министров иностранных дел американских республик в Рио-деЖанейро в январе 1942 года. XXXVIII раздел Заключительного акта конференции об отношениях с правительствами оккупированных стран гласил: «Третья конференция министров иностранных дел американских республик рекомендует правительствам американских республик продолжить их дипломатические сношения с правительствами тех оккупированных стран, которые борются за свой национальный суверенитет и не сотрудничают с агрессорами»6. Признание имело для эмигрантских правительств последствия более широкие, нежели для обычных правительств. Особенное значение приобретало признание, данное государством, на территории которого временно находились правительства в изгнании. Признание эмигрантских правительств не было в большинстве случаев признанием н о в ы х правительств. Не образование в Афины после освобождения Греции сложить с себя полномочия и тем самым дать возможность народу избрать правительство, которое представило бы все социальные и политические течения и все национальные силы, объединенные в партии или организации и активно способствовавшие во время оккупации борьбе за освобождение». — «Известия», 2 февраля 1943 г. Мандат эмигрантских правительств, писалось в «Fortune», «истекает с окончанием войны и их народы наиболее вероятно пошлют новое руководство на следующую мирную конференцию».—«Fortune», vol. 26, № 2, 1942, August, p. 80. 5 International Law Conference. London, 1943. 6 United Nations Agreements, Washington, 1944, p. 344. 93 нового правительства, пришедшего к власти неконституционным путем, а о с о б о е , н о в о е положение, в котором очутились правительства в изгнании во время войны, вызвало необходимость их признания. Поэтому в данном случае имело место не обычное признание правительств, но н е о б ы ч н о е признание необычных правительств, находившихся на особом положении, правовой статус которых в международном праве не шел четкого определения Одним из первых юридических последствий признания эмигрантских правительств было установление дипломатических отношений между ними и признавшими их государствами. При чем продолжение, возобновление или установление дипломатических отношений с эмигрантскими правительствами в значительной мере зависело от способа признания их США, например, п р о д о л ж а л и дипломатические отношения с польским эмигрантским правительством. В декларации государственного секретаря США от 2 октября 1939 г. говорилось, что «США п р о д о л ж а ю т (разрядка наша. — Д. Ф., Г. К.) рассматривать правительство Польши как существующее в соответствии с постановлениями (with the provisions) польской конституции».1 Соглашение между правительством СССР и правительством Чехословацкой республики о взаимной помощи в войне против гитлеровской Германии, подписанное в Лондоне и означавшее признание этого правительства со стороны Советского Союза, предусматривало восстановление дипломатических отношений с Чехословакией2. (Статья 1 соглашения: «Оба правительства согласились немедленно обменяться послами».) Установление дипломатических отношений между СССР и Голландией на основании соглашения между ними от 10 июля 1942 г. явилось также следствием признания нидерландского эмигрантского правительства3. (Статья 1 соглашения: «Оба правительства согласились установить дипломатические отношения и обменяться посланниками».) Аккредитованные при эмигрантских правительствах дипломатические представители находились в Лондоне. При одном лишь бельгийском правительстве 40 государств аккредитовало своих дипломатических представителей4. Польша, которая до воины располагала армией в 400 тысяч человек, имела 21 военного атташе. Находясь в эмиграции, польское правительство довело число своих военных атташе до 39, т. е. «по одному почти на каждую возможную страну, включая Люксембург»5, причем столько же атташе было при польском правительстве 1 Poland in the British Parlament (1939—1943), vol.* 1, New York, 1946, p. 318. 2 Внешняя политика СССР. Т. V, стр. 28. 3 Там же, стр. 231. 4 М. S c h r e i b e r . Belgium. London, 1945, p. 157. 5 «Правда», 20 мая 1944 г. 94 Разрешение осуществлять функции международного представительства, которое вытекало из предложения английского правительства, признанным эмигрантским правительствам иметь своей временной резиденцией Лондон, требовало регулирования дипломатического положения аккредитованных при указанных эмигрантских правительствах дипломатических представителей, составлявших своеобразный «дипломатический корпус»1 наряду с обычным дипломатическим корпусом в столице Великобритании. Правовой статус своеобразного дипломатического корпуса регулировался Diplomatic privileges (extension) act, изданном в Великобритании 6 марта 1941 г. В статье 1 (раздел первый) акта говорилось: «Если какое-либо лицо признано его величеством в качестве — а) члена правительства или временного правительства иностранного государства, союзного с правительством Его Величества и имеющего своей резиденцией Соединенное Королевство, б) члена какого-либо национального комитета или другой иностранной власти, имеющей своей резиденцией Соединенное Королевство и признанной Его Величеством, компетентной содержать вооруженные силы для службы в союзе с силами Его Величества,— то, принимая во внимание нормы права и обычаи в отношении иммунитетов и привилегий посла иностранного государства, аккредитованного при Его Величестве, и свиты такого посла, это лицо должно рассматриваться, как будто оно является По данным Who's who of the allied Governments 1944, этот своеобразный корпус состоял из: 1) бельгийских посланников при нидерландском, норвежском, югославском, польском, чехословацком правительствах и бельгийского поверенного в делах при люксембургском правительстве; 2) китайских послов при бельгийском, нидерландском, норвежском правительствах и китайского дипломатического представителя при чехословацком и польском правительствах; 3) чехословацких послов при бельгийском и люксембургском правительствах, нидерландском, норвежском, польском правительствах; 4) польских посланников при правительствах Бельгии и Люксембурга, чехословацком, нидерландском, норвежском и югославском правительствах, 5) полномочного министра и поверенного в делах США при чехословацком, бельгийском, нидерландском, польском, норвежском правительствах; 6) чрезвычайного и полномочного посла СССР при чехословацком, нидерландском, бельгийском, норвежском правительствах и чрезвычайного и полномочного посланника правительства СССР при люксембургском правительстве; 7) мексиканского чрезвычайного и полномочного посланника при бельгийском, норвежском и польском правительствах и поверенного в делах при правительствах Голландии и Чехословакии; 8) канадского полномочного посланника при бельгийском, чехословацком, греческом, нидерландском, норвежском, польском и югославском правительствах; 9) британских послов при всех эмигрантских правительствах. 95 1 таким послом, а его официальный персонал в качестве свиты»1. Обращает на себя внимание тот факт, что в отношении последствий признания акт не проводит различий между обычным и временным правительством. Далее, хотя обычай международного права свидетельствует о распространении иммунитета на глав и членов признанных правительств вне зависимости от подразделения их на союзных или нейтральных2, в акте специально указывается, что эти правительства, членам которых предоставлен иммунитет, должны быть союзниками и иметь резиденцию на территории Соединенного Королевства. Следовательно, акт специально касался эмигрантских правительств и национальных комитетов, представляя регулирование положения глав и членов правительств даже союзных держав, не имевших резиденции на территории Великобритании, обычному праву. Министр иностранных дел Великобритании должен был, согласно акту (ст. 1 разд. 2), составить список лиц, на которых распространялись иммунитет и привилегии, опубликовать этот список и внести в случае необходимости поправки. Вторая часть акта касалась правового положения дипломатических представителей, аккредитованных при эмигрантских правительствах. Так, статья 2 акта говорила о распространении дипломатических привилегий на послов, «аккредитованных при союзных иностранных державах». Согласно этой статье, послы или другие дипломатические представители, аккредитованные при правительстве или временном правительстве, признанном Его Величеством и имеющем резиденцию на территории Соединенного Королевства, или назначенные таким правительством или временным правительством, пользуются такими же привилегиями и иммунитетом, которые предоставлены послам иностранного государства, аккредитованным при его величестве, а равно свите такого посла3. Акт распространял указанные привилегии дипломатических представителей, аккредитованных при эмигрантских правительствах, и ничего не говорил о распространении указанных привилегий на дипломатических представителей, аккредитованных при признанных национальных комитетах. Вторая статья фактически создавала новеллу, заключающуюся в том, «что если государство предоставляет какому-либо иностранному правительству право осуществлять на его территории функции международного представительства, то оно тем самым Butterworth Emergencu Legislation Service Statutes. Supplements, № 8. London, 1941, p. 13. 2 И. К о ж е в н и к о в . Учебное пособие по международному праву, стр. 138. 3 Butterworth Emergency Legislation Service Statutes. Supplement, № 8, p. 14. 96 1 обязано гарантировать дипломатическим представителям, аккредитованным при этом правительстве (равно как и назначенным последним дипломатическим представителям), такой же иммунитет, как и аккредитованным в самом данном государстве дипломатическим представителям»1. Политическая заинтересованность Англии в сохранении и использовании в своих целях тех эмигрантских правительств, возвращение которых на родину осложнялось или становилось невозможным из-за антинародной деятельности, которую они проводили во время войны, явилась побудительным средством для внесения поправки в Diplomatic privileges (extension) act в ноябре 1944 года. В поправке говорилось: «Если дипломатические привилегии и иммунитет распространены согласно Акту о распространении дипломатических привилегий 1941 г. на членов правительства какой-нибудь иностранной державы или на членов временного правительства или на членов национального комитета или другой иностранной власти и поскольку такое распространение вступило в силу, и правительство, комитет или власть прекращает резиденцию или прекращает в полном объеме резиденцию в Соединенном Королевстве, этот акт тем не менее должен продолжать применяться (поскольку он сохраняется в силе) и должен считаться не утрачивающим применения в отношении членов такого правительства, комитета или власти, или лиц, состоящих в официальном штате какого-либо из таких членов, поскольку они выполняют свои функции полностью или частично в Соединенном Королевстве»2. Сохранение привилегий и иммунитетов за представителями эмигрантских правительств после освобождения территории Европы от оккупантов, после признания новых правительств в ряде стран Восточной Европы со стороны той же Англии не только не имело какого-либо юридического оправдания, но и, более того, было явным нарушением международного права. Ряд важных юридических последствий признания связан с формированием эмигрантскими правительствами вооруженных сил на территории союзников. Разумеется, это имело первостепенное значение как с точки зрения интересов антигитлеровской коалиции, так и в деле обеспечения эффективности эмигрантских правительств. Юридический статус иностранных эмигрантских формирований, находящихся на союзной территории, определялся в соответствующих соглашениях. Такими являлись заключенное 27 сентября 1941 г. Военное соглашение между Верховным командованием СССР и Верховным командованием Чехословакии; Военное соглашение, заключенное 14 августа 1941 г. между Верховным 1 2 Д. Б. Левин. Дипломатический иммунитет. М.—Л., 1949, стр. 409—410. Butterworth Emergencu Legislation Service Statutes. Supplement, № 27. 97 Главным командованием СССР и Верховным командованием Польши1; соглашение от 28 мая 1941 г. между правительствами Великобритании и Норвегии об организации на территории Великобритании норвежских вооруженных сил2 и другие. Кроме этого издавались соответствующие внутригосударственные акты. Так, английский акт 1940 года о союзных вооруженных силах (The Allied Forces Act), в котором шла речь о бельгийском, чехословацком, нидерландском, норвежском и польском правительствах в изгнании, разрешал этим правительствам формировать, обучать и содержать воинские части на территории Великобритании, под началом их собственных командиров и под собственными знаменами3. Большое внимание данный акт уделял вопросам юрисдикции. Если какие-либо морские, сухопутные или воздушные силы какого-либо иностранного государства, союзного с Его Величеством, говорилось в первом разделе, находятся в настоящее время в Соединенном Королевстве или на борту морских либо воздушных кораблей Его Величества, то суды и власти сухопутных и воздушных сил таких держав могут, в силу постановлений этого акта, осуществлять в Соединенном Королевстве или на борту такого морского или воздушного корабля в отношении членов этих сил по делам, касающимся дисциплины и внутреннего управления, все необходимые права, которые предоставлены по закону такого государства4. Согласно разделу второму (ст. ст. 1,2,3), британские гражданские суды имели неограниченные права юрисдикции над участниками союзных вооруженных сил, совершивших преступное деяние или упущение, нарушившее правовую систему Соединенного Королевства. Если британский суд выносил обвинительный приговор или оправдывал привлеченного к судебной ответственности, союзным судам запрещалось пересматривать это решение вновь. Правда, если союзный суд первый привлекал виновного к ответственности, британский суд не лишался права рассмотрения этого же дела, но налагаемое им наказание не должно было превышать того, которое было определено союзным судом5. Внешняя политика СССР. Том V, стр. 56—61. The Inter Allied Review, 15/VI, 1941. 3 European Governments in Exile. Washington, 1943, p. 23. 4 Chitty's Statutes, vol. 34, p. 66. 5 Последующие приказы дополнили положение The Allied Forces Act. Приказ от 11 октября 1940 г. предусматривал, что лица, осужденные союзными служебными судами на основании The Allied Forces Act 1940 к заключению, могут быть интернированы в английских тюрьмах. Приказ от 15 января 1941 г. распространял The Allied Forces Act на союзные силы, находящиеся в британских колониях и протекторатах. Приказ от 9 мая 1941 г. распространил The Allied Forces Act на греческие и югославские союзные силы. 98 1 2 По гражданским делам у членов союзных сил не было специальных прав. Они не обладали привилегиями в отношении налогов и других государственных сборов, не были изъяты из-под цензурных ограничений и т. п. Британские суды не должны были рассматривать дела в отношении уплаты жалованья, срока службы, увольнения члена союзных сил и т. д. (раздел III акта)1. Юрисдикционная компетенция, предоставленная признанным эмигрантским правительствам в отношении их вооруженных сил, расположенных в Соединенном Королевстве, по своему объему все же была меньше того комплекса прав, который был предоставлен на территории Великобритании союзным вооруженным силам, не являющимся силами эмигрантских властей2. Правительство приобретает права для государства, представителем которого оно является. В силу этого принципа международного права признанные эмигрантские правительства, выступая стороной в соглашении с другими государствами, принимали обязательства для своих государств, приобретали права или отказывались от прав. Этим самым государства — субъекты международного права, несмотря на оккупацию войсками держав оси, продолжали осуществлять международно-правовую дееспособность среди Объединенных наций и других стран мира, признавших находящиеся в эмиграции правительства этих государств. Многочисленные внешнеполитические акты и международные соглашения (от соглашений о союзе, дружбе вплоть до соглашений о временной гражданской администрации и юрисдикции на освобожденной территории) наглядно показывали, что и для эмигрантских правительств подписание двусторонних договоров являлось важнейшим юридическим последствием признания. Можно упомянуть некоторые из таких соглашений. Бельгийское эмигрантское правительство заключило 21 января 1941 г. торговое и финансовое соглашение с Англией, по которому Англия обязывалась производить закупки меди, нефти, добываемых в Бельгийском Конго, в неизменном валютном курсе3; 17 июля 1941 г. — соглашение с Люксембургом о предоставлении ему ссуды4 и в июне 1942 года — военное соглашение с чехословацким, голландским, польским правительствами5; 16 июня 1942 г. — соглашение о ленд-лизе с США6; 1 Chitty's Statutes, vol. 34, p. 63; U. B u r k e . Loose leaf war legislation 1940/1941, pp. 512, 834, 1002. 2 E. Sсhwelb. The Jurisdiction over member of the Allied Forces in Great Britain. Czechoslovak yearbook of International Law, p. 169. 3 The Inter-Allied Review, 1941, April — May, № 4, p. 4. 4 European governments in exile. Washington, 1943. 5 Ibidem. 6 The Inter-Allied Review. 1942, July, vol. 2, p. 153. 99 19 ноября 1942 г. — нотификация китайскому правительству об отказе Бельгии от экстерриториальных прав в Китае 1; в апреле 1943 года — соглашение с правительством СССР, согласно которому дипломатическое представительство СССР при правительстве Бельгии и Бельгийское дипломатическое представительство при правительстве СССР на основе взаимности преобразованы из миссии в посольства2 и др. Греческое эмигрантское правительство 23 апреля 1941 г. провозгласило недействительными соглашения о перемирии с Германией и Италией3; 15 января 1942 г. оно заключило соглашение с Югославией о политическом, экономическом и военном сотрудничестве4; 9 марта 1942 г. — соглашение с Великобританией о предоставлении Греции помощи по ленд-лизу и об организации и использовании греческих сухопутных, морских и воздушных сил, о сотрудничестве с британскими силами5; 10 июля 1942 г.— соглашение о ленд-лизе с США6; в апреле 1943 года — соглашение с правительством СССР, согласно которому дипломатическое представительство СССР при правительстве Греции и дипломатическое представительство Греции при правительстве СССР на основе взаимности преобразованы из миссий в посольства7. Голландское эмигрантское правительство 28 июля 1941 г. провозгласило прекращение сделок в иностранной валюте между Голландской Восточной Индией и Японией, ввело ограничительную систему экспорта для Японии8; 24 ноября 1941 г. оно заключило соглашение с США, по которому последние обязались послать части для охраны бокситовых рудников в Суринали (Голландская Гвиана)9; 5 мая 1942 г. — соглашение с Великобританией, регулирующее положение нидерландских военных сил в Соединенном Королевстве10; 8 июля 1942 г.— соглашение о лендлизе с США11; 10 июля 1942 г. — соглашение с правительством СССР об установлении дипломатических отношений между СССР и Голландией12; 9 января 1942 г.— соглашение с Боливией, Бельгией и Великобританией в отношении международного контроля над производством и экспортом олова13. 1 European governments in exile. Washington, 1943. «Известия», № 91, 18 апреля 1943 г. 3 The Inter-Allied Review. 1941, July, № 4, pp. 7—8. 4 Foreign-policy reporis. 1942, May, 15, vol. 18, pp. 1—11. 5 Free Europpe (London). 1942, March, 27, vol. 5, p. 102. 6 Department of State. Bulletin. 1942, July, 11, vol. 2, pp. 601―603. 7 «Известия», № 90, 17 апреля 1943 г. 8 European governments in exile. Washington, 1943. 9 Ibidem. 10 Ibidem. 11 Department of State. Bulletin. 1942, July, 11, vol. 2, pp. 601-603. 12 «Известия», 12 июля 1942 г. 13 European governments in exile. Washington, 1943. 2 100 Норвежское эмигрантское правительство заключило 28 мая 1941 г. соглашение с Великобританией о совместном ведении войны, о принципах, согласно которым норвежские вооруженные силы должны быть организованы для сотрудничества с союзными силами; 11 июля 1942 г.— соглашение с США о ленд-лизе 1; 5 августа 1941 г.— соглашение о восстановлении дипломатических отношений между правительствами СССР и Норвегии2; оформило отказ от экстерриториальности в Китае, провозглашенный 27 октября 1943 г. в Чунцине3; 16 мая 1944г. подписало соглашение о гражданской администрации и юрисдикции на территории Норвегии после ее освобождения союзными войсками с правительством СССР, Великобританией и США4. Польское эмигрантское правительство заключило соглашение с Францией от 9 сентября 1939 г. об организации польских военных формирований во Франции в качестве интегральной части польской армии 5; 7 декабря 1939 г.— соглашение с Великобританией о взаимном сотрудничестве; 5 августа 1940 г.— соглашение с Великобританией об организации польской армии и воздушных частей в Англии6; ряд соглашений с чехословацким правительством (о взаимной дружбе и взаимопомощи от 9 октября 1940 г., о дружбе и сотрудничестве как во время войны, так и после подписания мира — в январе 1941 года, тогда же военное соглашение) 7; 30 июля 1941 г.— соглашение с СССР; 15 августа — военное соглашение с Верховным командованием СССР о формировании польских частей на территории СССР 8; 21 сентября 1942 г.— еще одно соглашение с Чехословацкой республикой9; 1 июля 1942 г.— соглашение о ленд-лизе с США 10, и другие. Югославское эмигрантское правительство 11 июля 1941 г. издало декларацию о поддержке СССР в войне против держав оси; 15 января 1942 г.— соглашение с Грецией; 24 июля 1945 г.— соглашение о ленд-лизе с США11. Люксембургское эмигрантское правительство заключило 6 августа 1940 г. финансовое соглашение с Бельгийским Конго, замененное соглашением с Бельгией от 16 июня 1941г.12; 17 октября 1942 г.— соглашение с правительством СССР о восстановлении дипломатических отношений13. 1 Department of State. Bulletin. 1942, July, 15, vol. 2, pp. 170—172. «Правда», 9 августа 1941 г. 3 «Правда», 14 ноября 1943 г. 4 «Известия», № 116, 17 мая 1944 г. 5 European governments in exile. Washington, 1943. 6 Ibidem. 7 The Inter-Allied Review. 1941, January, pp. 1 — 12. 8 Внешняя политика СССР, Т. V, стр. 40. 9 The Inter-Allied Review. 1942. February, 15. 10 European governments in exile. Washington, 1943. 11 European governments in exile. Washington, 1943. 12 Ibidem. 13 «Правда», 17 октября 1942 г. 2 101 Чехословацкое эмигрантское правительство заключило 9 октября 1940 г. договор о взаимопомощи с Польшей1; 25 октября 1940 г. — соглашение с Великобританией об организации и использовании чешских вооруженных сил в Британии2; 18 июля 1941 г.—договор с СССР; 27 сентября 1941 г.—военное соглашение с Верховным командованием СССР; 11 июля 1945 г.— соглашение с США о ленд-лизе и т. д. Признание эмигрантских правительств не только позволило заключать многочисленные международные договоры,— благодаря ему продолжали действовать довоенные соглашения, если только не было специальных оговорок либо если выполнение таких соглашений становилось невозможным из-за военных действий, оккупации и т. д. Признание обеспечило эмигрантским правительствам возможность принимать участие в международных конференциях и подписывать совместные с правительствами других стран Объединенных наций декларации. Так, правительства Бельгии, Чехословакии, Греции, Югославии, Люксембурга, Нидерланд, Норвегии, Польши были представлены на первой межсоюзнической конференции в Лондоне 12 июня 1941 г., принявшей резолюцию о продолжении войны до победы и о сотрудничестве для достижения мира3. Они же приняли участие в работе Второй межсоюзнической конференции, состоявшейся в Лондоне 24 сентября 1941 г.4. Выступая на этой конференции, советский посол в Англии заявил: «Задача всех народов и всех государств, вынужденных вести навязанную им войну против гитлеровской Германии и ее союзников, состоит в том, чтобы добиться скорейшего и решительного разгрома агрессоров, мобилизовать и отдать для наиболее полного решения этой задачи все свои силы, все свои средства, определить наиболее эффективные способы и методы осуществления этой цели. Э т а задача объедин я е т в данный момент наши страны и наши п р а в и т е л ь с т в а , делегировавшие своих представителей на настоящую конференцию5 (разрядка наша — Д. Ф., Г. К.). 1 января 1942 г., в числе правительств других государств, эмигрантские правительства подписали Вашингтонскую декларацию 26 государств об употреблении всех своих ресурсов, военных и экономических, в войне против держав оси, о сотрудничестве и обязательстве не заключать сепаратного перемирия или мира с врагами6. The Inter-Allied Review. 1941, January, № 1, p. 5. Ibidem. 3 Текст резолюции имеется в The Inter-Allied Review. 1941, June, 15, № 5, p. 1. 4 Текст протокола заседания и резолюции имеется в Miscellaneous, № 3 (1941). Inter-Ailed meeting. Report of Proceeding. London, 1941. 5 Внешняя политика СССР. Т. V, стр. 93. 6 Там же, стр. 143. 102 1 2 На Третьей межсоюзнической конференции оккупированных гитлеровской Германией стран, посвященной вопросу о фашистских зверствах в оккупированных странах, представителями всех эмигрантских правительств была принята «Декларация союзных стран, оккупированных Германией, о наказании гитлеровцев и их соучастников за совершение ими преступлений»1. Представители всех эмигрантских правительств подписали также Декларацию объединенных наций от 6 января 1943г., согласно которой эти правительства резервировали за собой право «объявлять недействительной любую передачу или любую сделку в отношении собственности, прав и интересов любого характера, находящихся или находившихся на территории оккупированных или подпавших под контроль — прямой или косвенный, правительств, с которыми они находятся в состоянии войны, принадлежащих или принадлежавших лицам, включая юридические лица, пребывавшие на таких территориях»2. 1 июля 1944 г. представители ряда эмигрантских правительств приняли участие в заседании валютной и финансовой конференции объединенных наций3. Вопрос о признании юридической силы актов эмигрантских правительств имел свои особенности, связанные с осуществлением законодательства и всей правительственной деятельности на иностранной территории. Нельзя было требовать, чтобы конституция какой-нибудь страны, из оккупированных Германией, содержала указание на возможность и способы осуществления законодательной и исполнительной власти в результате занятия государства агрессором. Ни одно государство в основном законе подобных статей, несовместимых с самим понятием государственного суверенитета, никогда не имело и иметь не будет. Поэтому нельзя согласиться с точкой зрения Мак-Нейера, который для признания з а конной силы за актами эмигрантских правительств выдвигал (кроме признания в качестве правительства де-юре) требование, чтобы в конституционном праве этих правительств не содержалось непреодолимых препятствий в отношении действительности законодательства или каких-либо других суверенных актов, изданных на иностранной территории4. Идти по этому пути означало бы не признавать законными какиелибо акты эмигрантских правительств, тем более, если учесть, что в конституциях большинства из них имелись статьи, запрещающие осуществление правительственных функций вне пределов своих государств5. Внешняя политика СССР. Т. V, стр. 156. Там же, стр. 261. 3 Там же, стр. 401. 4 Mс. N a i r . Legal effects of War. Cambridge, 1944, p. 357. 5 Лишь норвежский стортинг уже после вторжения фашистской Германии успел предоставить королю и его правительству необходимые полномочия для осуществления ими конституционных функций в изгнании. Объяснения Мак-Нейера, что совершение таких актов на иностранной территории эмигрантским правительством может быть приравнено к тем случаям, когда глава государства находится в иностранном государстве в связи с праздником или лечением и подписывает там официальные декреты и другие акты, требующие его подписи, и что поэтому «законность декретов союзного правительства, изданного в Лондоне, является не большей и не меньшей, чем если бы они были изданы в собственной столице» (там же, стр. 358), не выдерживают критики. Нельзя отождествлять свободное нахождение главы государства за границей от 103 1 2 Признание эмигрантских правительств во время второй мировой войны часто понималось более широко, чем обычное признание правительств, поскольку в выражение «правительство» в этом случае следовало включить весь государственный механизм, в том числе и главы государств этих стран. В связи с тем, что международное право не содержит такого принципа, согласно которому правительство не может осуществлять суверенные функции, включая издание каких-либо актов на иностранной территории с согласия местного суверена6,— само признание правительства и приглашение ему временно находится с осуществлением суверенных прав, было юридических основанием для признания законной силы за их актами Английские и американские суды, вдаваясь в рассмотрение законности или незаконности актов, издаваемых тем или иным эмигрантским правительством, нарушали норму международного права, возникающую из последствий признания правительства7. Тот факт, что законодательные акты эмигрантских правительств, кроме норвежского, должны были получить ратификацию своих конституционных властей после освобождения страны, не имел значения для других государств, поскольку юридическая сила актов этих не связывалась с последующей ратификацией. Так, например, в декрете президента Чехословацкой республики от 18 апреля 1944 г. прямо предусматривалось, что данный акт вступает в силу со дня опубликования8. Последствия признания эмигрантских правительств в области юрисдикционных прав на территории Великобритании были расширены в результате издания в мае 1941 года так называемого The Allied Powers (Maritime Gourts) act 1941. На основании этого статуса тем эмигрантским правительствам, которые имели торговый флот в Англии, разрешалось создавать собственные морские суды. В силу раздела II данного акта вынужденного продолжительного пребывания не только главы, но и всего правительства. Это вынужденное нахождение на союзной территории является следствием оккупации агрессором, правомерность которой не признавалась союзниками. Поэтому признание эмигрантских правительств, находившихся в особом положении, предполагало, как следствие особого вынужденного положения, возможность осуществления всех суверенных функций, в том числе и законодательной, на союзной территории. 6 A. D r u с k e г. The Legislation of the Allied Powers in the United Kingdom, c. 212, p. 42. 7 A. Druсker. The Legislation of the Allied Powers... p. 42. 8 Priloha sbirky zakonu a narizeni republiky ceskoslovenske, 1942, p. 25. 104 морские суды, учрежденные Бельгией, Грецией, Нидерландами, Норвегией и Польшей, рассматривали преступления, совершенные лицами, не являющимися британскими подданными: 1) находящимися на союзном торговом корабле; 2) командиром или членами команды торгового корабля союзного правительства, за действия, относимые торгово-морскими законами их страны, к числу преступных; 3) лицами, являющимися гражданами союзной державы, и ее моряками за нарушение торгового права своей страны. В случае спорности вопроса о юрисдикции предпочтение оказывалось британскому суду. Британский подданный ни при каком условии не мог привлекаться этими судами и в случае спорности вопроса о гражданстве, окончательное решение принадлежало британским судам. Специальными декретами бельгийского, греческого, нидерландского, норвежского и польского правительств, изданными на основании The Allied Powers (Maritime Gourts) act 1941 г., были учреждены морские суды на территории Англии1. Это были новеллы. Юрисдикционные права осуществлялись не только над вооруженными силами, но и над гражданскими лицами, пребывающими на иностранной территории. Хотя такая юрисдикция возможна в тех пределах, в которых вообще допускается отказ местного суверена от некоторых прерогатив, вытекающих из принципа территориального верховенства, но это может быть лишь в виде исключения. Ибо, как правило, никто, кроме территориального суверена, не может осуществлять на данной территории державные функции, издавать законы, вершить правосудие и т. д.2. Прерогативы эмигрантских правительств во время второй мировой войны на территории дружественных союзных стран, осуществляемые с согласия местных правительств, носили явно временный характер. Бельгийские морские суды открывались 10 февраля 1942 г. в Middesex, Вестминстер; Греческие суды—11 марта 1942 г. в тех же местах; Нидерландский декрет от 3 октября 1941 г. предусматривал учреждение Верховного Суда в Лондоне и шести судов суммарной юрисдикции в Кардиффе, Глазго, Лондоне и Нью-Кастле. Норвежские морские суды открывались в Великобритании 7 ноября 1941 г., включая апелляционный суд в Лондоне и морские суды в Лондоне, Кардиффе, Ливерпуле, Глазго и Нью-Кастле. Польские морские суды открывались в январе 1942 года. 2 М. И. Л а з а р е в . Империалистические военные базы на чужих территориях и международное право. М., Изд-во ИМО, 1963, стр. 24. Под территориальным верховенством государства, пишет М. И. Лазарев, понимается исключительное господство государства на своей территории и непроницаемость территории для действий иностранных государств и международных организаций без согласия правительства территориального суверена, данного в соответствии с волей народа и основными принципами международного права (стр. 24—25). 105 1 Вместе с тем нельзя не отметить, что предоставление, например, английским правительством широких полномочий эмигрантским правительствам не всегда связано было с последствиями признания. Правительство Соединенного Королевства рассчитывало использовать эмигрантские правительства как надежную опору для сохранения в послевоенной Европе старых режимов, и социальнополитических порядков. Отсюда такой комплекс привилегий, неизвестных прежней международно-правовой практике. Созданные на территории освобожденной Европы, новые органы власти имели значительно более представительный х а рактер уже в момент образования и стали единственными подлинными представителями своих стран впоследствии. В этих условиях продолжающееся признание ряда эмигрантских правительств уже не имело никакого международно-правового основания. Право на признание приобрели органы власти, возникшие в огне освободительной борьбы1. Признание новых правительств и Организаций национального освобождения сопровождалось отобранием признания у эмигрантских правительств. После этого сохранение каких-либо юридических последствий, ранее вытекавших из признания того или иного эмигрантского правительства, было исключено. Более того, сохранение прежних юридических последствий, при наличии признания нового правительства того же государства, являлось нарушением элементарных норм международного права. Несмотря на то, что в отношении эмигрантских правительств признание в некоторых случаях имело более широкий круг последствий, чем обычно, оно не и м е л о к о н с т и т у т и в н о г о значения. Как показала практика международных отношений во время второй мировой войны, никакое признание, предоставленное даже такими великими державами, как США, Великобритания и Франция, не могли спасти от гибели обанкротившееся польское эмигрантское правительство. Жизнеспособным оказалось не оно, несмотря на официальное признание, а правительство, созданное на польской земле, выражавшее подлинные интересы польского народа. Более того, признание, которое продолжали предоставлять польскому эмигрантскому правительству западные державы после того, как на территории Польши было образовано действительно представительное правительство, не имело никакого международного значения. Так же как никакого юридического значения не имело в свое время признание эмигрантского «правительства» Керенского США, Францией, как его не имело признание, представляемое правящими кругами США. См. об этом подробно: Д. И. Ф е л ь д м а н . Признание правительств в международном праве. Казань, Изд-во КГУ, 1961, стр. 62—90. 106 1 Великобритании эмигрантским кликам из Литвы, Латвии и Эстонии1. Признание само по себе, если нет надлежащего дестинатора признания, превращается в фикцию2. Порочной и глубоко реакционной, нарушающей общепризнанные нормы международного права, является политика ряда империалистических государств, пытающихся незаконно использовать институт эмигрантских правительств для провозглашения бежавших и предавших свой народ деятелей эмигрантским «правительством» и предоставлять признание такому правительству3. Юридическая сила подобного признания так же ничтожна, как и признание, предоставленное любому марионеточному образованию. Существование эмигрантских правительств, как и вообще органов государственной власти без территории, как заметил М. И. Лазарев,— явление в международной жизни чрезвычайное и кратковременное, поскольку связь государственной власти с территорией, с населением, проживающим на этой территории, есть необходимое условие существования государства в качестве субъекта международного права4. И признание таких правительств носит своеобразный, временный характер, оно связано со специальными, несомненно специфическими критериями и последствиями. Последние не всегда совпадают с обычными последствиями признания, но это ни в коей мере не меняет саму юридическую природу признания. И в отношении эмигрантских правительств оно не имеет конститутивного значения. Как только эмигрантское правительство теряет связь со своей территорией, с населением, проживающим на этой территории, продолжение признания такого «правительства» становится противоправным. И наоборот, если эмигрантское правительство тесно связано со своим народом, достойно представляет его интересы, руководит его справедливой борьбой, признание такого правительства вполне соответствует общепризнанным принципам международного права. Таким образом, богатая международно-правовая практика признания эмигрантских правительств во время второй мировой войны отчетливо показывает соотношение между признанием таких правительств и международной правосубъектностью И. П. Блищенко, В. Н. Д у р д е н е в с к и й . Дипломатическое и консульское право. М., Изд-во ИМО, 1962, стр. 43. 2 Это положение давно уже было отмечено в литературе. Так, Дикинсон писал, что когда правительство низвергается в гражданской войне и, тем не менее, продолжает пользоваться признанием, то представляется абсурдным, что продолжающееся признание может иметь магическою силу, увенчивая деспотичность исчезнувшего правительства. D i c k i n s o n . Les governments et les stats non reconnue en droit anglais et american.— «Revue de droit international et de legislation Compare», 1923, p. 145. 3 И. П. Блищенко, В. Н. Д у р д е н е в с к и й . Дипломатическое и консульское право, стр. 49. 4 М. И. Лазарев. Империалистические военные базы на чужих территориях и международное право, стр. 25. 107 1 государств. В будущем, когда Комиссия международного права все же займется проблемой кодификации института признания, она несомненно отразит в своих документах как связь, существующую между признанием правительств и международной правосубъектностью государств вообще, так и соотношение между различными видами признания правительств и международной правосубъектностью государств, в частности. При этом, разумеется, будет учтен уже накопившийся, опыт, пока еще мало исследованный и недостаточно обобщенный. Те же конвенции по дипломатическому и консульскому праву, праву международных договоров, которые были приняты в 60-х годах и в той или иной степени соприкасаются с юридическими последствиями признания (установление дипломатических и консульских отношений, участие IB многосторонних и двусторонних договорах и др.) институт признания не упоминает. Однако принцип универсальности1, пронизывающий эти конвенции, особенно конвенцию по праву международных договоров, благодаря усилиям социалистических государств при выработке и принятии данных конвенций, убедительно свидетельствует о той основной тенденции по которой должно идти, и фактически уже идет, развитие института признания в современном международном праве. Это вполне соответствует Декларации: принципов международного права, об органической связи которой с международной правосубъектностью подробно шла речь в первой главе. А. Н. Т а л а л а е в Международные договоры в современном мире М , «Международные отношения», 1973, стр. 13—15, G. H a r a s z t i . Some fundamental problems of the law of treaties. Budapest, 1973, и др. 1 108 Глава шестая КРИТИКА БУРЖУАЗНЫХ КОНЦЕПЦИЙ О ПОЛОЖЕНИИ ФИЗИЧЕСКОГО ЛИЦА В МЕЖДУНАРОДНОМ П Р А В Е Получившее в послевоенные годы значительное распространение сотрудничество государств в поощрении и развитии уважения к правам человека обострило интерес к проблемам, связанным с положением физического лица в международном праве. Тем не менее многие буржуазные политические деятели и юристы стремились и стремятся подорвать важнейшие демократические принципы международного права. Они утверждают, что под воздействием этого сотрудничества произошла трансформация международного права, приведшая к коренному изменению характера взаимоотношений между организованным международным сообществом государств, отдельным государством и его гражданами. Физические лица якобы оказались под непосредственной охраной международного права, а взаимоотношения между государством и его гражданами перестали быть внутренним делом государства. В связи с этим будто бы утратили значение такие понятия, как государственный суверенитет и принцип невмешательства во внутренние дела государства. Под предлогом защиты прав человека предпринимаются попытки узаконить так называемую «гуманитарную интервенцию», а это открыло бы неограниченные возможности для вмешательства империалистических держав во внутренние дела других государств1. Данная глава, по просьбе авторов, написана доктором юридических наук профессором М. А. Нуделем, который ряд лет специально занимается проблемой международной правосубъектности индивидов. 1 Эта тенденция получила отражение в подготовленном тремя американскими юристами — Р. Б. Лилличем (R. В. Lillich), Дж. Кари (J. Саrеу) и Т. Фрэнком (Т. Frank) — докладе Подкомитета по международной охране прав человека общим международным правом, представленном проходившей в 1970 году 64-й конференции Ассоциации международного права. Следует отметить, что доктрина «гуманитарной интервенции» была подвергнута весьма резкой критике в выступлениях ряда ораторов, в частности судьи В. Саарио (Финляндия), профессора И. Ганджи (Иран), С. С. Пирзада (Пакистан).— См. The International Law Association. Report of the fifty-foufth conference. The Hague, 1970, 1971, pp. 598—599, 602— 603, 609, 620, 633—641. 109 Бывший министр юстиции Австрии Ганс Клецатски категорически заявлял: «Международное право уже берется защищать гражданина от его собственного государства»1. Наиболее ревностный пропагандист концепции международной правосубъектности физического лица профессор Г. Лаутерпахт утверждал, что признание неотчуждаемых прав индивидуума в отношении государства означает признание существования власти, стоящей над самим государством, т. е. признание подчинения государства международному правопорядку. «Это означает, — продолжал Лаутерпахт,— установление прямых отношений между индивидом и международным правом, подобно тем, которые существуют в федерации, где индивидуум подвергается непосредственному воздействию общефедерального права и является его субъектом»2. Во второй половине XIX — начале XX века подавляющее большинство буржуазных ученых-международников признавало единственным субъектом международного права государства. Правда, и тогда раздавались отдельные голоса в пользу признания наряду с государствами и других субъектов международного права, в том числе и физических лиц. Однако это обычно не увязывалось непосредственно с международной защитой прав человека. Так, например, профессор Харьковского университета Д. Каченовский наряду с государствами признавал субъектами международного права монархов, дипломатических и консульских представителей, а также частных лиц — «подданных разных государств, когда они ведут сношения и вступают во взаимные споры под влиянием личных интересов»3. Другой русский ученый международник — профессор П. Казанский относил к субъектам международного права государства, международные общества и иностранцев. Государства и международные общества он называл первичными субъектами, а подданных и органы отдельных государств или групп государств — вторичными4. Из тех немногих западноевропейских ученых второй половины XIX века, которые признавали физическое лицо субъектом международного права, можно назвать итальянца П. Фиоре5. Значительно умножились буржуазные теории международной правосубъектности физического лица после образования Н. K l e c a t s k y . Der Rechtsstaat zwischen Heute und Morgen. Wien, 1967, S. 37. 2 H . L a u t e r p a c h t . International law. Collected papers edited by E. Lauterpacht, v. I. General works. Cambridge University Press, 1970, p. 149. 3 Д. К а ч е н о в с к и й . Курс международного права, ч. I. Харьков, 1863, стр. 20 4 П. К а з а н с к и й . Учебник международного права публичного и гражданского. Одесса, 1904, стр. L, 74—75. 5 P. Fiоre. II diritto Internationale codificato e la sua sanzione giuridica. Roma, 1890, pp. 88—91, 164—177; P. F i o r e . Noveau droit international public, t. I. Paris, 1885, pp. 589—622. 110 1 первого в мире социалистического государства. Империалистическая буржуазия пыталась использовать эти теории в своем наступлении на принцип государственного суверенитета, для оправдания международного вмешательства во внутренние дела, в первую очередь социалистических государств, под лицемерным предлогом международной защиты якобы нарушенных в той или иной стране прав человека. Обычно буржуазные концепции международной правосубъектности физического лица делят на две группы. В «Курсе международного права» говорится, что «буржуазные юристымеждународники либо наделяют международной правосубъектностью исключительно индивидов, отрицая качество субъекта международного права за государствами, либо стремятся обосновать о д и н а к о в у ю (разрядка наша — М. Н.) международную правосубъектность как государств, так и индивидов, тем самым низводя роль государства к роли отдельных лиц»1. Однако с такой характеристикой второй группы теорий трудно согласиться. Авторы этих теорий действительно объявляют физическое лицо субъектом международного права наряду с государством, но они вовсе не уравнивают его с государством, не говорят об одинаковой международной правосубъектности государства и индивида. Более близкой к истине представляется точка зрения С. В. Черниченко, который полагает, что авторы, составляющие вторую группу, признают за индивидами ограниченную международную правосубъектность2. На наш взгляд, целесообразно разделить буржуазные теории международной правосубъектности индивида не на две, а на три группы 1) теории, объявляющие физическое лицо единственным субъектом международного права, 2) теории, признающие физическое лицо одним из видов субъектов международного права на основе норм общего международного права, 3) теории, также признающие физическое лицо одним из видов субъектов международного права, но выводящие это качество индивида не из норм общего международного права, а из соглашений, заключенных между государствами. Направление, сторонники которого утверждают, что истинным и единственным субъектом международного права является физическое лицо, возникло еще в конце XIX — начале XX века. Его ранними представителями являлись Г. Гефтер и Дж. Уэстлейк. Из русских дореволюционных юристов к нему примкнул П. Покровский. Курс международного права. М., «Наука», 1967, т. I, стр. 162. С. В. Ч е р н и ч е н к о . Допуск индивидов в международные суды и международная правосубъектность. — Советский ежегодник международного права. 1968. М., «Наука», 1969, стр. 271. 111 1 2 В последующем это направление получило развитие в работах Л. Дюги, Г. Краббе, Н. Политиса, Ж. Сселя, Д. Брайерли и др. Все они, вопреки реальной действительности, утверждали, что государство — это чистая фикция, а поэтому единственным субъектом международного права является физическое лицо, государства же в международном праве могут выступать только в качестве агентов своих граждан. Из этого делается вывод о праве на вмешательство во внутренние дела государств во имя защиты «прав человека». Развернутая критика этого направления дана в советской международно-правовой литературе1. Небезынтересно, однако, остановиться в этой связи на взглядах известного французского политолога Жоржа Бюрдо. Весьма популярная в ряде капиталистических стран так называемая политическая наука включила в объекты своего исследования, наряду с другими вопросами, также некоторые проблемы международного права. В частности, Ж. Бюрдо посвящает понятию и сущности международного права специальную главу в первом томе своего многотомного курса политической науки2. Бюрдо признает, что с правовой точки зрения физическое лицо не является ныне субъектом международного права. Но он не желает с этим примириться и конструирует собственную концепцию, направленную на подрыв всех основных принципов международного права. Примечательно, что даже Ж. Ссель упрекал его в «атаках на международное право» и в отрицании международного права. Бюрдо прямо заявляет, что вся его критика классической концепции международного права связала с той «чрезмерной и опасной» ролью, которую она отводит государству3. Государство, по его словам, препятствует созданию международного сообщества. Выражая идею исключительно национального права, государство задерживает развитие идеи международного права, государственная власть противится установлению власти международной. Принцип государственного суверенитета, заявляет Бюрдо, является прямым препятствием для создания 4 международного сообщества . С его точки зрения, основная ошибка теоретиков международного права состоит в том, что они верят в возможность создания международного сообщества как сообщества государств, между тем оно может быть только сообществом людей. Условием существования международного права, заслуживающего это название, продолжает Бюрдо, является отказ от идеи государственного суверенитета и создание См. Д. Б. Л е в и н . Основные проблемы современного международного права. М., Юриздат, 1958, стр. 76—92; Курс международного права, т. I, стр. 162—163. 2 G. Вurdeau. Traité de la science pohtique, 2-е éd., t. I. Pans, 19b6, pp. 361— 399. 3 Ibidem, p. 363. 4 G. Вurdeau. Traité de la science pohtique, 2-е éd., t. I. p. 367. 112 1 наднациональной власти, распространяющей свое влияние непосредственно на индивидов. Без наднациональной власти немыслимо существование международного права 1. В основе международного права должна, по его мнению, лежать идея наднационального общего блага2. Создание подлинного международного правового порядка возможно только в том случае, если человек будет прямым дестинатором этого порядка 3. Таким образом, в конструируемой Бюрдо схеме нового международно-правового порядка для государства совершенно не остается места, единственным его субъектом должен стать индивидуум. Полная несостоятельность теорий, отрицающих международную правосубъектность государств и объявляющих физическое лицо единственным субъектом международного права, вынудила буржуазных ученых заняться поисками иного решения, с помощью которого можно было бы добиться той же цели — оправдания вмешательства во внутренние дела государств под предлогом защиты прав граждан, но сохранить при этом видимость учета существующих реальностей. В связи с этим в нынешних условиях наибольшее распространение получили другие концепции, авторы которых, исходя из развивающегося международного сотрудничества и поощрения и уважения прав человека, утверждают, что в современном международном праве наряду с государствами и международными организациями правосубъектностью обладают также и физические лица. Г. Шварценбергер, например, уверяет, что в самом международном праве нет никаких препятствий для провозглашения индивида его субъектом. Поэтому, говорит он, международная правосубъектность индивида — это не вопрос принципа, а вопрос факта4. В действительности, разумеется, все обстоит иначе. Международная правосубъектность индивидуума противоречит самой природе международного права как совокупности норм, регулирующих отношения между государствами и, в определенных пределах, созданными государствами международными организациями. Поэтому попытки наделения индивида международной правосубъектностью теоретически явно несостоятельны. Как указывалось выше, большая группа буржуазных авторов исходит из того, что международная правосубъектность индивида основывается на нормах общего международного права, обязательных для всех государств в силу основных международных соглашений (в частности, Устава ООН), независимо от 1 Ibidem, p. 385. Ibidem, p. 383. 3 Ibidem, p. 384. 4 G. S c h w a r z e n b e r g e r . A Manuel of International Law. Fifth ed. London, 1967, p. 80. 113 2 того, является ли то или иное государство участником специальных соглашений, признающих за физическими лицами право обращения в международные инстанции с жалобами на свое государство. Так, чилийский международник профессор А. Альварец в изданной в 1959 году книге «Новое международное право в его отношениях с современной жизнью народов» заявил, что в отличие от классического международного права, субъектами которого являлись только государства и папа римский, субъектами нового международного права наряду с государствами являются и физические лица, обладающие международной правосубъектностью в силу Устава ООН1. Французский ученый профессор П. Ретер, признавая, что основным субъектом международного права является государство, говорит, вместе с тем, о существовании и других субъектов международного права, в число которых он включает физических лиц. П. Ретер отмечает, что на протяжении длительного времени международное право устанавливало для физических лиц права и обязанности, однако в большинстве случаев эти права и обязанности не ставили физическое лицо в непосредственные контакты с международными институтами и индивид не становился субъектом международного права. Как его права, так и его обязанности, вытекающие из международных соглашений, были санкционированы механизмом внутреннего права или межгосударственной процедурой. Но в последние годы у физических лиц появились средства правовой защиты международного характера. В ряде случаев их права и обязанности санкционированы непосредственно международным правом. И в этом смысле они стали субъектами международного права. «Важно понять,— пишет П. Ретер,— что это изменение привело к глубокой революции в международном сообществе, оно появилось как заключительная стадия эволюции международной организации и стало возможным только благодаря ей. Необходимо, чтобы существовала международная организация, которая давала бы в распоряжение физического лица правовые пути, независимые от внутригосударственного права»2. «Феномен,— продолжает он,— осуществляется в том случае, если организация вместо того, чтобы вступать в контакты только с государствами-членами, может вступать в непосредственные контакты с физическими лицами, являющимися их гражданами»3. Защита прав человека, по его мнению, предполагает два условия: права человека должны быть определены в правилах, принятых государствами, и должен существовать международный механизм санкций. Специфическая черта международной А. А1varez. Le droit International noveau dans ses rapports avec la vie actuelle des peuples. Paris, 1959, p. 426. 2 P. Reuter. Institutions internationales. Paris, 1967, p. 66. 3 Ibidem, p. 68. 114 1 защиты прав человека состоит в том, что она обеспечивает покровительство всем гражданам государства против их собственного государства1. Западногерманский международник Г. Дам также отмечает, что издавна существовали международные договоры, участники которых обещали определенные привилегии гражданам другого договаривающегося государства. Однако права и обязанности на основе таких договоров принадлежали только государствам. Частное лицо, даже если оно имело собственный интерес, не обладало никакими самостоятельными правами. При нарушении договора индивидуум мог получить защиту только при помощи своего государства. Затем международное право признало индивида в определенных пределах носителем прав и, тем самым, субъектом права. Монополия государства как субъекта международного права была этим самым подорвана. Однако индивидуум не выступил ни вместо государства, ни равноправным субъектом наряду с государством. Государство сохранило полноту власти, а физическое лицо стало носителем определенных, в общем-то весьма скромных, прав. Эти права являются только п р о и з в о д н ы м и . Их основа — договоры между государствами, но последние могут эти договоры аннулировать. Все, что индивидуум имеет, он имеет лишь по милости государства и пока государство этого желает. Индивидуум не принимает участия в создании международно-правовых норм2. Однако развитие международного сотрудничества в области прав человека привело, по мнению Дама, к дальнейшим серьезным изменениям в международном праве. Сейчас, говорит он, поколеблен один из основных принципов классического международного права. «Отношение государства к его собственным гражданам отныне подчинено контролю международного права»3. В связи с этим утратило почву учение об опосредствовании индивида государством. Отношения между государством и его гражданами больше не подлежат исключительному ведению государства, они являются предметом международно-правового регулирования. «Если государство нарушает права граждан, вытекающие из Устава ООН, правоотношение между ним и индивидуумом, права которого нарушены, приобретают международно-правовой характер... Поэтому государственная принадлежность теряет, до определенной степени, свое значение и происходит, правда, ограниченная, утрата государственного характера защиты, получаемой индивидом»4. 1 Ibidem, p. 82. G. Dahm . Die Stellung des Menschen im Völkerrecht unseres Zeit. Tübingen, 1961, SS. 6—9. 3 Ibidem, S. 13. 4 G . Dahm . Die Stellung des Menschen... S. 14. 115 2 Как видим, и в данном случае проблема международной правосубъектности индивида и международного сотрудничества в области прав человека используется для подрыва принципа государственного суверенитета, для оправдания вмешательства во внутренние дела государств. К числу авторов, утверждающих, что международная правосубъектность физического лица является положением общего международного права, основанным, в частности, на Уставе ООН, относится и профессор Тулузского университета Пьер Веллас. Он говорит, что на протяжении последнего столетия физическое лицо постепенно во все возрастающем объеме становится субъектом международного права. Если первоначально дело ограничивалось установлением уголовной ответственности физических лиц за наиболее тяжкие посягательства на международный публичный порядок, то постепенно, через систему покровительства отдельных лиц или групп населения, международное право пришло к закрепленному в Уставе ООН признанию и защите основных прав и свобод для всех. Веллас сознает, что признание международной правосубъектности индивидуума сталкивается со значительными трудностями, поскольку в большинстве случаев речь идет об обеспечении защиты физического лица от его собственного государства, что, в свою очередь, связано с существенными ограничениями суверенитета государств. Тем не менее, он категорически заявляет: «Власть международных организаций распространяется непосредственно на индивидов, преодолевая государственный суверенитет». Именно в этом он видит важнейшее достижение международного права1. Несколько своеобразна авторская позиция по этому вопросу в известном курсе международного права Л. Оппенгейма. С одной стороны, в соответствии с классической буржуазной доктриной, одним из последовательных выразителей которой был Л. Оппенгейм, констатируется, что « е д и н с т в е н н ы м (разрядка наша.— М. Н.) субъектом международного права... являются государства»2. С другой стороны, в результате дополнений, произведенных Г. Лаутерпахтом, появились мало согласующиеся с позицией Л. Оппенгейма утверждения, что «хотя н о р м а л ь н ы м и (разрядка наша. — М. Н.) субъектами международного права являются государства, они могут рассматривать и физических и иных лиц как непосредственно наделенных международными правами и обязанностями и в этих пределах делать их субъектами международного права»3. Р. Vе11as. Droit international public, 2-е ed. Paris, 1970, pp. 327—328. Л. Оппенгейм. Международное право, том I, полутом 2. М., Изд-во иностр. лит-ры, 1949, стр. 201—202. 3 Л. О п п е н г е й м . Международное право, том I, полутом 1. М., Изд-во иностр. лит-ры. 1948, стр. 42 116 1 2 Концепцию международной правосубъектности физического лица Г. Лаутерпахт развил в ряде своих работ1. Лаутерпахт принадлежал к той группе буржуазных международников, которые полагают, что международная правосубъектность физического лица вытекает из норм общего международного права, что она была создана Уставом ООН. Поскольку Уставом ООН предусмотрено обязательство членов Организации уважать права человека и основные свободы, у индивидов возникли соответствующие права, вне зависимости от их закрепления в национальном законодательстве. «Устав ООН,— заявляет Г. Лаутерпахт,— конституирует индивида в качестве субъекта международного права»2. Более осторожной является позиция другой группы современных буржуазных ученых, концепции которых сводится к тому, что, хотя физическое лицо по своей природе не является субъектом международного права, оно может стать таковым в определенной, ограниченной степени в силу специальных соглашений, заключенных между государствами. Таким образом, наделение индивидов международной правосубъектностью зависит от государств. Государства являются первоначальными субъектами международного права, а индивиды — вторичными, производными. Таковы, в частности, теоретические построения западногерманского международника профессора Фридриха Бербера. Он присоединяется к концепции Ж. Жиделя, который различает два рода субъектов международного права: государства, именуемые нормальными субъектами международного права, являющиеся таковыми в силу самой своей сущности, и так называемые искусственные субъекты, приобретающие международно-правовое значение лишь в силу добровольного волеизъявления государств. Только государства, говорит Бербер, являются первоначальными и универсальными субъектами международного права. Различного рода объединения и индивиды являются производными и специальными субъектами международного права. Их правосубъектность зависит исключительно от воли государств3. Рассматривая вопрос о международно-правовом статусе индивида, Бербер отмечает три обстоятельства, имеющие, по его мнению, решающее значение для определения этого статуса: О работах Г. Лаутерпахта, изданных в 1945—1950 гг. см.: Д. Б Левин. Основные проблемы современного международного права, стр. 88—93; А. П. Мовчан. Международная защита прав человека. М., Госюриздат, 1958, стр. 29—39. Довольно много места отведено изложению взглядов Лаутерпахта в этой части в посмертном издании его трудов. См. Н. L a u t e r p a c h t . International Law. Collected papers edited by E. Lauterpacht, v. I, General works. Cambridge University Press, 1970. 2 H. L a u t e r p a c h t . International Law. Collected papers edited by E. Lauterpacht, v. I, General works, pp. 142—143. 3 F. B e r b e r . Lehrbuch des Völkerrechts B. 1, 1960, S. 113. 117 1 1. Индивиды даже сейчас наделяются международно-правовыми свойствами (правами и обязанностями) в очень ограниченном объеме; они никогда не принимают участия в создании международно-правовых норм или в международных конференциях. 2. Индивиды могут приобретать права и обязанности только в силу соглашения между государствами, установленного то ли договорным, то ли обычно правовым путем, причем государства могут таким же путем лишить индивидов этого статуса; их положение как субъектов международного права с ограниченной правоспособностью является ненадежным, поскольку государства могут в любой момент лишить их его. 3. Индивиды допускаются к международно-правовому общению только в порядке исключения, поэтому их права и обязанности должны рассматриваться не расширительно, а ограничительно. В конечном итоге он приходит к следующему выводу: «Правило пока еще таково, что принадлежащие индивиду международноправовые права и обязанности могут осуществляться только через посредство государства, физическое лицо выступает в международноправовом плане, только опосредствуясь государством»1. Примерно такова же позиция другого западногерманского международника — И. Зайдль-Хохенфельдерна. Он признает истинными субъектами международного права только суверенные государства и создаваемые ими международные и наднациональные организации. Индивидуум, полагает он, выступает как субъект международного права только в исключительных ситуациях — договоры о защите меньшинств, при ответственности за военные преступления и т. д.2. Он признает также, что в международном праве и сейчас еще преобладает принцип медиатизации (опосредствования) физического лица. Индивидуум,— отмечает ЗайдльХохенфельдерн,— может предъявить претензию о возмещении ущерба к какому-либо государству только тогда, когда его собственное государство представит ее от своего имени. Опосредствование лишает физическое лицо, как правило, возможности быть носителем международных прав. Индивидуум не только не обладает дееспособностью в том смысле, что для защиты принадлежащих ему лично международно-правовых требований нуждается в процессуальной помощи государства, но и не обладает международной правоспособностью, поскольку сами по себе эти притязания принадлежат, как правило, не ему, а его государству3. Поэтому вывод Зайдль-Хохенфельдерна сводится к следующему: «Индивидуум обладает присвоенной международной правосубъектностью F. B e r b e r . Lehrbuch des Völkerrechts В. 1, S. 174. J. Seidl-Hohenveldern. Völkerrecht. Köln-Berlin, 1965, S. 1. 3 Ibidem, S. 138. 1 2 118 только в тех редких случаях, когда международный договор предоставляет ему право обращаться непосредственно в между народные инстанции без содействия своего государства и даже против своего государства»1. «К сожалению, — констатирует он далее, — индивиды пользуются присвоенными им правами только до тех пор, пока государства — участники соответствующего договора этого пожелают»2. Таким образом, представители последнего направления не считают международную правосубъектность физического лица нормой общего международного права. Международная правосубъектность индивида, с их точки зрения, возможна только в том объеме, в котором она определена заключенными государствами международными соглашениями и только во взаимоотношениях между теми государствами, которые подписали эти соглашения (например, во взаимоотношениях между теми участниками Европейской конвенции по правам человека, которые признали за своими гражданами право обращения с жалобами в соответствующие международные инстанции). Некоторым своеобразием отличается концепция английского, международника Дж. Браунли. Он исходит из того, что государства и при некоторых условиях — международные организации— это нормальный тип субъектов международного права. Вместе с тем Браунли заявляет, что не существует какого-либо общего правила, исключающего возможность признания индивида субъектом международного права, и в некоторых случаях индивид действительно может рассматриваться как «юридическое лицо» (legal person) в международном плане. В тоже время определение индивида как «субъекта» международного права, по мнению Браунли, бесполезно, поскольку это может создать впечатление о наличии у индивида таких свойств, которых у него фактически нет3. Сторонники международной правосубъектности физического лица обосновывают свою концепцию тем, что ряд международных соглашений и некоторые нормы обычного права возлагают непосредственно на физическое лицо (а не через соответствующее государство) определенные обязанности и наделяют их некоторыми правами. Таким образом, физические лица в этих случаях якобы подчинены не государственно-правовому, а международно-правовому порядку. Это аргументация в свое время уже была подвергнута критике таким весьма авторитетным в буржуазной науке ученым, как Д. Анцилотти. «Нормы обычного права и соглашения, — писал он, — которые по видимости возлагают обязанности на отдельных лиц, на самом деле возлагают 1 J. S e i d l - H o h e n v e l d e r n . Völkerrecht, S. 139—140. Ibidem, S. 141. 3 J. B r o w n l i e . Principles of public international law. p. 52. 2 Oxford, 1966, 119 на государство обязанность воспрещать и наказывать определенные действия индивидов или же уполномочивают его к этому, когда в противном случае это было бы запрещено. Обязанность отдельного лица не возникает, если государство не издает запрещающей нормы... И нормы, которые по видимости представляют индивидам права, на самом деле обязывают или уполномочивают государство предоставлять данные права»1. И все же эти доводы настойчиво повторяются, кочуя из одной работы и другую, пополняясь только ссылками на новые международные соглашения. Обычно утверждают, что международная правосубъектность физических лиц, прежде всего, якобы связана с международной борьбой с преступностью. Поскольку международное право предусматривает борьбу с некоторыми видами преступлений, физические лица, совершившие эти преступления и преследуемые в соответствии с существующими обычаями и международными соглашениями, становятся субъектами международного права. В послевоенные годы в целях обоснования международной правосубъектности физических лиц особенно широко используются материалы Нюрнбергского и Токийского процессов над главными немецкими и японскими военными преступниками, прежде всего та часть приговора Нюрнбергского трибунала, в которой подтверждается компетентность Трибунала, его право судить главных немецких военных преступников. Как известно, Трибунал отверг возражения защиты, сводившиеся к тому, «что международное право рассматривает лишь действия суверенных государств, не устанавливая наказания для отдельных лиц», и что лица, совершившие преступные действия от имени государства, «не несут личной ответственности, а стоят под защитой доктрины о суверенности государства». Трибунал пришел к выводу, что за нарушения международного права могут быть наказаны и отдельные лица. «Преступления против международного права,— сказано в приговоре,— совершаются людьми, а не абстрактными категориями, и только путем наказания отдельных лиц, совершающих такие преступления, могут быть соблюдены установления международного права»2. В отличие от буржуазных ученых, советские международники не находят в этих положениях ничего такого, что свидетельствовало бы о международной правосубъектности физического лица. «Хотя данные международные акты,— пишет по этому поводу Д. Б. Левин,— создают новый институт международного права, устанавливающий международную уголовную Д. Анцилотти. Курс международного права, т. 1. М., Изд-во иностр. лит-ры, 1961, стр. 134. 2 «Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками». Сборник материалов в семи томах. М., Юриздат, 1961, т. VII, стр. 368. 120 1 ответственность индивидов, но в них речь идет об ответственности индивидов не как субъектов международного права, а как субъектов преступлений, в преследовании которых заинтересованы все миролюбивые государства... Международный преступник и субъект международного права — ни в коей мере не совпадающие понятия»1. В литературе принято различать международные правонарушения (наиболее опасные из которых получили название международных преступлений2) и преступления против международного права. Международные правонарушения (в том числе и международные преступления) могут совершаться только государствами, и ответственность за них несут государстваделиквенты. Преступления против международного права — это всегда действия физических лиц3. Ныне общепризнанно, что преступления против международного права могут совершаться не только частными лицами, но и официальными должностными лицами, действующими от имени государства. Однако из того факта, что физические лица могут привлекаться к уголовной ответственности на основании международных соглашений, нельзя делать вывода, что в силу этого они становятся субъектами международного права. Когда речь идет об уголовном преследовании частных лиц, надо учитывать, что их действия «сами по себе не нарушают нормы международного права. Лишь основания ответственности за эти действия следует искать в международном праве»4. Признав необходимым координировать свои усилия для борьбы с тем или иным видом преступлений, государства заключают соглашение, по которому они взаимно обязуются объявить соответствующие действия уголовно наказуемыми. Но для претворения в жизнь положений этого международного соглашения необходимо трансформировать их во внутреннее право. Такая трансформация обычно осуществляется путем издания специального внутригосударственного нормативного акта. Возьмем, к примеру, борьбу с угоном воздушных судов. Подписав конвенции «О борьбе с незаконным захватом воздушных судов» (Гаага, 16. XII. 1970 г.) и «О борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации» (Монреаль, 23. IX, 1971 г.), государства-участники обязались предусмотреть в своем законодательстве соответствующие меры для борьбы с этим тяжким преступлением. В соответствии с этим Президиум Верховного Совета СССР Д. Б. Л е в и н . Основные проблемы международного права, стр. 91. См. Д. Б. Лев и н . Ответственность государств в современном международном праве. М., «Международные отношения», 1966, стр. 29. 3 См. С. В. Черниченко. Статус подсудимых в международных судебных органах.— «Советское государство и право». 1971, № 7, стр. 64. 4 С. В. Черниченко. Статус подсудимых в международных судебных органах, стр. 65. 121 1 2 3 января 1973 года издал Указ «Об уголовной ответственности за угон воздушного судна»1. Каждое государство само определяет те действия, которые рассматриваются в нем как преступления и влекут за собой уголовную ответственность. При этом, в плане правовых последствий совершенно безразлично, как сложилось у законодателя представление о преступном характере того или иного действия, связано ли оно исключительно с особенностями социального строя страны, с определенными историческими традициями, с некоторыми общечеловеческими понятиями (например, наказуемость во всех странах посягательств на жизнь другого лица) или с обязательством, принятым государством по международному соглашению. Во всех случаях, в том числе и в последнем, уголовная ответственность наступает по внутреннему законодательству государств, а не по международному праву, уголовное преследование осуществляется национальными органами данного государства в отношении лиц, находящихся под его юрисдикцией, независимо от того, являются они местными гражданами или иностранцами. Поэтому нет никаких оснований для признания субъектами международного права частных лиц, совершивших преступления, предусмотренные международными соглашениями, т. е. преступления против международного права. Особым случаем является пиратство, поскольку пират совершает свои преступные действия не на территории какого-либо определенного государства, а в открытом море. Как известно, пиратское судно, под каким бы флагом оно ни плавало, рассматривается как не имеющее флага, поэтому при захвате пират подпадает под юрисдикцию той страны, чьим военным кораблем он был задержан. Но можно ли из этого сделать вывод, что пират подчинен непосредственно международно-правовому, а не государственно-правовому порядку? Представляется, что оснований для этого нет. Каждое государство вправе преследовать лиц, совершивших преступление на его территории. Если бы насильственные действия были совершены во внутренних или территориальных водах какогото государства, ни у кого не возникло бы сомнений, что пиратское судно, независимо от имеющегося на нем флага, подпадает под юрисдикцию прибрежного государства, и никто не говорил бы о пирате как о субъекте международного права. Ведомости Верховного Совета СССР, 1973, № 1, ст. 3; Указ Президиума Верховного Совета СССР от 4. VIII. 1971 г. «О ратификации Конвенции о борьбе с незаконным захватом воздушных судов». См: Ведомости Верховного Совета СССР, 1971, № 38, ст. 327; Указ Президиума Верховного Совета СССР от 27. XII. 1972 г. «О ратификации Конвенции о борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации». См. Ведомости Верховного Совета СССР, 1973, № 1, ст. 2. 122 1 В открытом море каждое государство также осуществляет свою юрисдикцию, правда, только в отношении судов, плавающих под его флагом. Но пират лишен флага, ни одно государство не берет его под свою защиту. В силу этого каждое государство вправе рассматривать его подчиненным своей юрисдикции. Следовательно, государства осуществляют юрисдикцию в отношении пиратов не в силу какого-то делегирования полномочий от международного права, субъектами которого якобы являются пираты, а в силу принадлежащего ему собственного права1. Даже сторонник концепции международной правосубъектности физических лиц Ф. Бербер отмечает, что запрещение пиратства не делает пиратов субъектами международного права, поскольку борьба с этим преступлением ведется не международными органами, а внутригосударственными органами на основании внутригосударственных постановлений2. Проблема уголовной ответственности официальных лиц за действия, представляющие собой «преступления против международного права», возникла в процессе международного регулирования законов и обычаев войны. Гаагские конвенции 1899 и 1907 годов, Женевская конвенция 1906 года зафиксировали правила ведения войны и обращения с военнопленными, вместе с тем они предусмотрели обязанность государств-участников установить уголовную ответственность для военнослужащих, нарушающих законы войны, т. е. совершивших военные преступления. Каждое государство должно было привлекать к ответственности лиц, совершивших военные преступления, из числа его военнослужащих. Наряду с этим издавна существует обычай, допускающий привлечение к ответственности военнопленных за преступления, совершенные ими против вражеского государства до пленения. Об этом международно-правовом обычае А. Фердросс пишет: «...Государства по древней международно-правовой традиции имеют право наказывать попавших в их руки военнопленных также и за действия, совершенные ими до плена в нарушение норм права войны»3. Но Фердросс полагает, что в данном случае ответственность наступает непосредственно на основе норм международного права, и речь идет об истинных международноправовых деликтах. Ср. у Оппенгейма: «Согласно международному праву, совершающее акт пиратства лицо лишается защиты своего государства и тем самым своего гражданства, и его судно, хотя бы оно раньше пользовалась правом плавания под флагом определенного государства, лишается этого права. Пиратство является так называемым «международным преступлением», пир ат считается врагом каждого государства и может быть предан суду любого из них». —Л. О п п е н г е й м . Международное право, т. I, п/т, 2, стр. 180. 2 F. B e r b e r . Lehrbuch des Völkerrechts В. I, S. 172. 3 А. Ф е р д р о с с . Международное право. М., Изд-во иностр. лит-ры, 1959, стр. 148. 123 1 С последним утверждением нельзя согласиться. Основания ответственности военнопленных, совершивших военные преступления против захватившего их впоследствии в плен государства, лежат не только в международном, но и во внутригосударственном праве. Прежде всего, это относится к случаям совершения военных преступлений на временно оккупированной территории. Каждое государство вправе привлекать к уголовной ответственности всех лиц, совершивших преступление на его территории. То, что эта территория была временно захвачена неприятелем, положения не изменяет. Поэтому, когда советские военные трибуналы на основании советских законов судили немецких военных преступников, совершавших свои преступления против советского народа на временно оккупированной советской территории, наше государство действовало на основе своего собственного суверенного права, а не на основе делегирования ему полномочий международным правом Военные преступники, естественно, не становились субъектами международного права. Право государства наказывать лиц, совершивших направленные против него преступления, не ограничивается случаями совершения этих преступлений на территории данного государства (в том числе и временно оккупированной). Совершенно справедливо отмечает С. В. Черниченко: «Если преступление совершено и лицо, принимавшее участие в его совершении, оказывается в пределах юрисдикции какого-либо государства, против которого оно было направлено, это государство вправе принять меры по наказанию данного лица»1. Несколько иначе обстояло дело с ответственностью главных военных преступников. Организованные ими и осуществлявшиеся под их руководством международные преступления были направлены не против одного, а против ряда государств. Следовательно, каждое из этих государств в отдельности или все они совместно вправе были привлечь главных военных преступников к ответственности за совершенные против них преступления. В приговоре Нюрнбергского трибунала указано, что, создав Международный трибунал, союзные державы «сделали совместно то, что любая из них могла сделать в отдельности, так как нет никакого сомнения в том, что любая страна имеет право таким образом создавать специальные суды для применения закона»2. По единодушному мнению советских международников, подсудимые и в данном случае не становились субъектами международного права3. Другая часть доводов сторонников концепции международной С. В. Ч е р н и ч е н к о . Статус подсудимых в международных судебных органах стр. 66. 2 «Нюрнбергский процесс…», т. VII, стр. 363 3 См. у Д. Б Левина: «Международная ответственность индивидов есть уголовная ответственность, осуществляемая государствами индивидуально или совместно, как это имело место с преступниками второй мировой войны. Но субъекты этих преступлений не становятся в силу того, что они наказаны в международном порядке, субъектами международного права, регулирующего межгосударственные отношения, как ими, скажем, не становятся физические лица, приобретшие иностранное гражданство в соответствии с международными соглашениями о порядке приобретения гражданства».— Д. Б. Л е в и н . Ответственность государств в современном международном праве, стр. 44; См. также С. В. Ч е р н и ч е н к о . Статус подсудимых в международных судебных органах. 1 124 правосубъектности физических лиц заключается в том, что международное право якобы непосредственно наделяет индивидов определенными правами. При этом следует различать: 1) право индивидуума предъявлять претензии к иностранному государству и в связи с этим обращаться с жалобами на него в международные инстанции и 2) право гражданина обращаться в международные инстанции с жалобами на свое собственное государство. Защита интересов физических лиц, понесших ущерб в результате действий какого-либо государства, является задачей государства их гражданства. История международных отношений эксплуататорских государств знает многочисленные случаи грубого применения силы империалистическими державами против слабых стран якобы во имя защиты интересов своих граждан. И во всех этих случаях претензии физического лица опосредствовались через государство. Государство выступало защитником интересов физических лиц — своих граждан. Но защита интересов граждан вовсе не обязательно должна быть связана с нарушением международного права и применением силы. И в тех случаях, когда государство относится с полным уважением к нормам международного права, оно вправе и должно защищать интересы своих граждан от неправомерных действий других государств, потому что государства, а не физические лица, являются субъектами международного права. Но в некоторых случаях заключенными рядом государств международными соглашениями за физическими лицами признавалось право обращаться с претензиями к иностранному государству в специально созданные в этих целях международные инстанции (XII Гаагская конвенция 1907 г. о Международной призовой палате, которая, правда, не вступила в силу; договор от 25. XII. 1907 г. об образовании Центрально-Американского суда; положения Версальского мирного договора о смешанных третейских судах; соглашения о Суде европейских сообществ и др.)4. См. об этих соглашениях: Курс международного права. М., «Наука», 1969, т. V, стр. 198—208; Д. Б. Л е в и н . Ответственность государств в современном международном праве, стр. 48; С. В. Ч е р н и ч е н к о . Допуск индивидов в международные суды и международная правосубъектность, стр. 275—277; Л/Оппенгейм. Международное право, т. II, полутом 2. М., Изд-во иностр. лит-ры, 1950, стр. 410, А. Ф е р д р о с с . Международное право, стр. 152. 125 4 Наиболее существенные доводы сторонников концепции международной правосубъектности физических лиц связаны с признанием за отдельными индивидами или группами населения права обращения в международные инстанции с жалобами на свое собственное государство. Такое право было признано после первой мировой войны в связи с предусмотренной мирными договорами с Германией и ее союзниками, а также специальными договорами с рядом европейских государств (Грецией, Польшей, Чехословакией) процедурой защиты национальных меньшинств. Национальные меньшинства формально провозглашались находящимися под международным покровительством, соответствующие государства обязывались обеспечить им полное равноправие, а в случае нарушения этих положений национальные меньшинства могли обращаться с петициями в Лигу Наций. Еще дальше в этом направлении шли положения заключенной под давлением держав Антанты польско-германской конвенции от 15. V. 1922 г. о Верхней Силезии1. После второй мировой войны империалистические державы стали настойчиво пропагандировать и добиваться создания различных международных институтов, которые были бы основаны на признании за физическими лицами права обращения с жалобами на собственное государство. В этом они видели одно из средств борьбы, в первую очередь, против Советского Союза и других стран социалистического содружества, способ легализации вмешательства в их внутренние дела. В рамках заключенной западноевропейскими буржуазными государствами в 1950 году Европейской конвенции прав человека2 специальным отдельным факультативным протоколом за гражданами государств-участников конвенции, выразивших согласие на это, было признано право обращаться с жалобами на свое государство в специально созданные с этой целью международные инстанции. Некоторые страны Латинской Америки признают за своими гражданами право обращаться с жалобами в Межамериканскую комиссию по правам человека3. Право индивидов обращаться в международные инстанции с жалобами на свое государство существует не только в рамках См. С. В Черниченко. Допуск индивидов в международные суды и международная правосубъектность, стр. 276; Л Оппенгейм. Международное право, т. I, п/т. 2, стр. 203. 2 См. о ней: Н. В З а х а р о в а . Европейская конвенция прав человека: миф и реальность. —«Советское государство и право», 1968, № 2, стр. 59—64 3 The Inter American Commission on Human Rights. What it is and how it functions. Wach., 1970. 126 1 указанных региональных институтов. Оно предусмотрено и некоторыми международными соглашениями общего характера. Среди «их, прежде всего, следует упомянуть Международную конвенцию о ликвидации всех форм расовой дискриминации (1965 г.), допускающую, при наличии согласия соответствующего государства, принесение жалоб его гражданами в специальный Комитет по ликвидации расовой дискриминации При разработке проектов пактов о правах человека империалистические державы пытались добиться закрепления в виде общего правила права индивидов обращаться с жалобами на свое государство в специальный международный орган. Империалистов меньше всего заботила проблема прав человека сама по себе. Они видели в развитии международного сотрудничества в области прав человека удобный предлог для ограничения государственного суверенитета отдельных стран, для легализации вмешательства в их внутренние дела. Поэтому они основной упор делали на проблему имплементации. Характерно, что, добиваясь столь настойчиво признания за индивидами права обращения с жалобами на свое государство в связи с нарушениями в области политических и гражданских прав, они возражали против установления аналогичного порядка при нарушениях социально-экономических прав 1. В конечном итоге после длительной и упорной борьбы был достигнут определенный компромисс. Пакт о гражданских и политических правах дополнен факультативным протоколом, в силу которого граждане подписавших его государств могут обращаться с жалобами на свои правительства в Комитет по правам человека, состоящий из 18 экспертов, избираемых участниками конвенции. Ряд буржуазных международников усердно доказывает, что не только приведенные соглашения, но и Устав ООН закрепляет за физическими лицами право обращаться в международные инстанции с жалобами на собственное государство, и, таким образом, это положение является институтом общего международного права. Так, например, автор специального исследования о правовом положении индивида в международном праве швейцарец М. Грасси утверждает, что при осуществлении защиты прав человека ООН может не считаться с положениями п. 7 ст. 2 Устава. «Уже тот факт,— пишет он,— что права человека были перенесены из национального права в международное и их защита признана коллективной задачей государств — членов ООН, является достаточным доказательством неприменимости в данном случае положений п. 7 ст. 2 Устава»2. 1 2 См. Курс международного права, т. II, стр. 251—252. М. Grassi. Die Rechtsslellung des Individuums im Völkerrecht. 1955. S. 165. 127 Советские ученые-международники неопровержимо доказали, что предусмотренное Уставом ООН сотрудничество в области уважения прав человека — это сотрудничество государств. Государства, заключая соглашения в этой области, берут обязательства друг перед другом, а взаимоотношения между государством и его гражданами остаются внутренним делом государства. «Международные нормы о правах человека,— пишет Г. И. Тункин,— рассчитаны на то, что они будут осуществляться через внутреннее право отдельных государств, с учетом особенностей их социально-экономического строя»1. Международное сотрудничество в уважении прав человека «и в какой мере не колеблет положений п. 7 ст. 2 Устава о невмешательстве ООН во внутренние дела государств. За исключением случаев, предусмотренных ст. 39 Устава, ООН не вправе вторгаться в пределы внутренней компетенции государств, в том числе и в связи с защитой прав человека2. Некоторые буржуазные авторы считают международную процессуальную правоспособность индивидов тем единственным признаком, который обеспечивает физическому лицу качества субъекта международного права. Так, уже в курсе Оппенгейма — Лаутерпахта было сказано, что одна только полная процессуальная правоспособность индивидов перед международными судами и международными органами «могла бы сделать этих лиц полноценными субъектами международного права»3. С. В. Черниченко, критикуя доводы буржуазных юристов, говорит, что «индивидов, получающих доступ в международные судебные органы, можно было бы считать субъектами международного права, если бы они в этих случаях наделялись процессуальными правами и обязанностями в результате прямого применения к ним норм международного права» 4. Представляется, что ответ на указанный вопрос правильнее было бы искать в несколько иной плоскости. Из специфических особенностей международного права, как права, нормы которого создаются его субъектами, вытекает, что непременным элементом международной правосубъектности, который обязательно Г. И. Т у н к и н . Теория международного права. М., «Международные отношения», 1970, стр. 94. 2 См. А. Я. О с т р о в с к и й . Международная защита прав человека и принцип невмешательства во внутренние дела государств.—Советский ежегодник международного права. 1966—1967. М., «Наука», 1968, стр. 72—80; А. П. Мовчан. Международная защита прав человека, стр. 34—40; Н. А. У ш а к о в . Невмешательство во внутренние дела государств. М., «Международные отношения», 1971, стр. 64—65; П. Е. Недбайло. Международная защита прав человека.— Советский ежегодник международного права. 1968. М., «Наука», 1969, стр. 40—42. 3 Л. Оппенг е й м . Международное право, т. I, п/т. 2, стр. 206. 4 С. В. Черниченко. Допуск индивидов в международные суды к международная правосубъектность, стр. 277. 128 1 должен быть присущ любому субъекту международного права, является право заключения международных договоров. И. И. Лукашук справедливо рассматривает способность к заключению международных договоров как решающий критерий для определения международной правосубъектности. Он категорически высказывается против точки зрения тех авторов, которые полагают, что субъект международного права может не совпадать с субъектом международного договора, что круг субъектов права международных договоров может не совпадать с кругом субъектов международного права 1. Другие элементы правоспособности могут наличествовать у одних видов субъектов международного права и отсутствовать у других, что, однако, не лишает последних качества международной правосубъектности. Или возьмем, например, суверенитет. Это неотъемлемое свойство государства. Современное международное право не допускает ограничения суверенитета государства (кроме случаев ответственности за агрессию). Однако суверенитет не является обязательным признаком для всех видов субъектов международного права. Международные организации, которые, как это теперь уже почти общепризнанно, являются субъектами международного права, суверенитетом, конечно, не обладают. А без самостоятельного права на заключение международных договоров существование субъекта международного права немыслимо. «Поскольку субъекты международного права,— пишет А. П. Мовчан,— сами придают своим взаимным отношениям правовой характер, то отсюда следует, что субъектами международного права не могут быть индивиды, так как индивид не может оказывать нормативное воздействие на международные отношения»2. Ни одно из действующих в настоящее время международных соглашений не предусматривает такого права для физических лиц, и даже буржуазные авторы — сторонники международной правосубъектности индивидуума не настаивают на существовании в настоящее время этого права и не предлагают хотя бы в ближайшем будущем предоставить его физическим лицам. Те права, которые признаны в международном праве за физическими лицами, установлены государством и могут реализовываться только через посредство государства. Можно было бы сказать, что права международных организаций тоже установлены государствами учредившими эту организацию и утвердившими ее устав. Но в данном случае имеется качественное различие. Международная организация, становясь субъектом международного права, приобретает самостоятельный статус и самостоятельное См. И. И. Л у к а ш у к . Некоторые вопросы кодификации и прогрессивного развитая права международных договоров. —Советский Ежегодник Международного Права. 1966—1967. М., «Наука», 1968, стр. 58. 2 А. П. М о в ч а н . Международная защита прав человека, стр. 31. 129 1 существование, она не подчинена непосредственно каждому государству — субъекту международного права. Если одно или несколько государств выйдут из состава международной организации, это не обязательно влечет за собой прекращение ее существования1. Иным является положение физического лица. Даже те буржуазные авторы, которые считают физическое лицо субъектом международного права, не могут отрицать того, что физическое лицо остается подчиненным верховной власти своего государства. Поэтому предоставление физическим лицам права обращаться с жалобами на собственное государство в международные инстанции без наличия у них права и заключение международных договоров, без реальной возможности самим, помимо своего государства, создавать для себя определенные права в области международных отношений не может превратить их в субъектов международного права. Советские ученые-международники единодушно отвергают теорию международной правосубъектности физического лица2. В многотомном «Курсе международного права» это положение сформулировано самым категорическим образом: «Индивиды не являются субъектами международного права. Всякий индивид находится под властью государства, на территории которого он находится, и подчиняется правопорядку этого государства»3. Такой же точки зрения придерживаются и ученыемеждународники в других социалистических странах. В частности,, польский автор Славомир Домброва отмечает, что появление Б международном праве большого количества соглашений о правах человека «не означает превращения индивидуума в субъекта международного права, а является только доказательством прогрессирующего процесса гуманизации современного международного права»4. Каждая историческая эпоха вырабатывает свое понятие субъекта международного права. Как известно, в эпоху феодальной Ср. Г. И. Т у н к и н . Теория международного права, стр. 403—412. Правда, в изданной в 1926 году работе «Современное международное публичное право» профессор Е. А. Коровин выступил против распространенной в то время в буржуазной науке теории, признающей субъектом международного права только государство. Е. А. Коровин отнес к субъектам международного права наряду с государством также папство, кочующие племена и дикие, народности, международные комиссии, торговые кампании (в частности, Ост-Индскую), самоуправляющиеся области и колонии, Лигу Наций, международные объединения трудящихся и, как он указывал, в очень ограниченной степени — индивидумов (стр. 19—21). 3 Курс международного права, т. 1, стр. 161; см. также: Г. И. Тункин. Основы современного международного права. М., 1956, стр. 19; Л. А. М о д ж о р я н . Субъекты международного права. М., Госюриздат, 1958, стр. 20—31; Д. Б Левин. Основные проблемы современного международного права, стр. 89—90. 4 S. Dabrowa, Miedzynarodowe srodki ochrony praw crlowicka w switle paktow crlowicka, «Panstwo i prawo», 1967, z. 10, str. 505. 130 1 2 раздробленности субъектом международного права являлся каждый феодальный владетель, из чего вытекало, например, право частной войны. В период промышленного капитализма субъектом международного права является только государство. В современную эпоху кроме государств (и наций, борющихся за свое освобождение) субъектами международного права становятся и международные организации, которые, правда, в отличие от государств, обладают не универсальной, а специальной международной правоспособностью. Нельзя, однако, на основании того, что круг субъектов международного права расширился, утверждать, что и физические лица стали или могут стать субъектами международного права. Поэтому, констатируя тот факт, что действующие международные соглашения допускают в некоторых случаях обращение физических лиц в международные инстанции, мы не можем согласиться с возведением индивида в ранг субъекта международного права или субъекта международного правоотношения. Указанные соглашения не создают общепризнанной нормы международного права и, следовательно, обязательны только для тех государств, которые являются их участниками. 131 132