Материалы к практической работе

Античные ближневосточные цивилизации
Вавилоно-ассирийская цивилизация. Античные государства Передней (Западной) Азии и
восточного побережья Средиземного моря (Шумер, Аккад, Вавилон(ия), Ассирия, Персия,
Финикия — государства на территории нынешних Ирака, Ирана, Сирии, Ливана), наряду с
Египтом, в 4-1-м тыс. до н. э. явились колыбелью сначала древнегреческой, затем арабской
(ближневосточной и среднеазиатской) и позднее западной (западноевропейской) культуры и
науки, естествознания, в том числе. Заселение же этих территорий относится к 10-6 тыс. до н. э.
Вавилоно-ассирийской цивилизации 4-1-го тыс. до н. э. на той же территории Южного
Двуречья (между реками Тигр и Евфрат) предшествовала шумерская, самая ранняя цивилизация
на Земле. Некоторые историки считают Шумер местом библейского Эдема, рая на Земле. В
Шумере, опережая египтян на 300 лет, в 3300 г. до н. э. возникает письменность — клинопись,
первейший и необходимейший элемент рождения и формирования культуры народа. На
дошедших до нас десятках тысяч клинописных табличках имеются доказательства достижений в
области обучения, образования, управления государством, права, строительства, медицины,
металлургии, музыки, математики и естественных наук. Действительно, в четвертом тысячелетии
шумерский город Урук (существующий и поныне) был самый крупный и как город и как
культурный центр не только в Двуречье (Месопотамии), но и во всем тогдашнем мире.
Ранняя шумерская литература с ее поэмами и легендами предвосхитила легенды и мифы
Древней Греции и библейские истории. Как и в других цивилизациях, все — от музыки,
скульптуры, вооружения до болезней, урожая,
вплоть до таланта, мудрости — все в Шумере определялось и совершалось божественной силой.
Четыре бога (Ан — создатель небес, Энлиль — создатель воздуха, Энки — создатель вод и
Инанна — бог плодородия и войн) стояли на вершине иерархии богов. В честь богов шумеры,
возводя храмы на платформах, располагали жилье богов ближе к небу, ставя со временем один
храм на другой, проявляя образцы высочайшего инженерного искусства. В этом они во многом
сходятся с другими народами: древние египтяне строили гигантские пирамиды для своих царей
(фараонов) — богов; индейцы Центральной и Северной Америки свои храмы воздвигали на
высоких холмах из камней и земли; Моисей принес Десять Заветов (Заповедей) с горы Синай (см.
«Пятая книга Моисеева. Второзаконие»). Это примеры того, что стереотип «дологического
мышления» не искореним в веках.
Как таковая, вавилоно-ассирийская культура возникла после падения Шумера к началу 2
тысячелетия до н. э. под натиском западно-семитских кочевников. Последние были потомками
народов, до 5-го тыс. до н. з. населявших северную Сахару, затем перешедших через Нил на
Аравийский полуостров и позднее проникших в Двуречье и Сирийскую степь. Одна группа
семитских племен (аккадцев) в Южном Двуречье пришла в соприкосновение с шумерами и, в
конечном итоге, подчинила их себе; с ними связана дальнейшая история Аккада, Вавилонии,
Ассирии. Другая группа, разделившись на две подгруппы, одной подгруппой проникла на
территории Палестины, Сирии, Северной Месопотамии — это были амориты, ханаанеи, затем
финикийцы, евреи и арамеи. Другая подгруппа южно-семитских народов, заселявшая тогда
Аравийский полуостров, объединилась не позже начала 1-го тыс. до н. э. под названием арабы.
Выход арабов за пределы Аравийского полуострова в VII веке н. э. рассматривается как
крупнейшая волна расселения семитов, давшая миру то, что принято называть арабской
цивилизацией). Бурно развивающаяся хозяйственная практика и, как следствие, необходимость
иметь способы определения площадей полей, объемов зернохранилищ, расчетов норм при копке
каналов, искусственных водоемов, в строительстве зданий и во многом другом, вызвали
совершенствование уже ранее созданной шумерами шестидесятиричной позиционной системы
счета, положившей начало составлению первых вычислительных таблиц: деления и умножения
чисел, квадратов и кубов чисел и их корней. (Шестидесятиричная система счисления частично
дошла и до нашего времени: именно этой системой пользуемся мы и сейчас, когда оперируем
градусами и часами, минутами и секундами.)
Вавилоняне уже тогда могли решать квадратные уравнения, знали «теорему Пифагора» и
располагали методами нахождения всевозможных «пифагоровых» чисел (более чем за тысячу лет
до Пифагора), были сведущи в планиметрии и стереометрии, черчении планов полей, местностей,
зданий.
В области химии им были известны рецепты изготовления бронзы, глазури, многокрасочных
поливов на керамике, в металлургии с середины 3-го тысячелетия им были известны литье, ковка,
чеканка, изготовление золотой и серебряной проволоки, филигрань. В медицине проводимые
хирургические операции включали ампутации, сращивание переломов, удаление бельма с глаза,
их врачами составлялась анатомия человеческого тела, систематизировались болезни и
соответствующие лекарства для их лечения.
Велись астрономические и метеорологические наблюдения, были выделены планеты
Меркурий, Венера, Марс, Юпитер и Сатурн, были описаны созвездия, был введен лунный
календарь, а солнечный год состоял из 12 лунных месяцев, имевших 29 или 30 дней. Из-за того,
что солнечный и лунный годы расходятся на 11 дней, время от времени, для устранения этого
несоответствия вводился дополнительный месяц. Вавилонские астрономы также установили
некий особый промежуток времени — сарос, по истечении которого солнечные и лунные
затмения повторяются в той же последовательности, что и раньше. Продолжительность сароса
современная астрономия оценивает в 6585 1/3 суток, т. е. 18 лёт и 101/3 или 111/3 суток (в
зависимости от числа високосных лет в рассматриваемый период). В течение одного сароса
бывает 43 затмения Солнца и 28 затмений Луны.
Космологические представления вавилонян основывались на мифах древних народов
Месопотамии (Двуречья), согласно которым плоская земля лежит на поверхности мировых вод,
окружающих ее и выступающих наружу, на поверхность земли, в виде колодезной и речной воды.
Эти воды отделены от небесных вод «Плотиной небес» (вот как сказывается жизнь народа в
условиях ирригационного земледелия, где жизнь зависит от плотины), на которой покоится
несколько твердых небосводов — небеса Солнца, Луны, планет и неподвижных звезд.
В результате падения Ассирии в конце VII века до н. э., а затем и завоевания Вавилона
державой Ахеменидов (539 до н. э.) и его вхождения в государство Селевкидов (в конце IV века до
н. э.) вавилоно-ассирийская культура растворилась сначала в персидской, а позже и в
эллинистической культуре.
Египетская цивилизация. Отсчет этой цивилизации начинается в 10-м тысячелетии до н. э.
Завершается египетская цивилизация первоначально греко-римским периодом, когда Древний Египет становится частью эллинистического мира (332 г. до н. э. — 395 г.
н. э.), а затем периодами византийского, с 395 г., и, наконец, арабского мира, с 642 г. в середине
последних периодов; после римского завоевания Цезарем Августом в 30 г. до н. э. начинается
неотвратимый губительный распад некогда одной из самых могущественных цивилизаций.
Исчезает практически все и вся — тот древний египетский народ, его культура и даже его язык.
Остаются, однако, загадочные письмена, возникшие в XXX веке до н. э. Их разгадка оказалась
возможной, благодаря счастливой находке во время египетской кампании Наполеона Бонапарта в
1798 году Розеттского камня — стелы. На камне оказались высеченными три параллельных
текста: два с египетскими иероглифическими традиционными и скорописными письменами и
третий текст — на греческом языке. Дешифровал египетские письмена молодой француз Ж.-Ф.
Шампольон в 1821 году. (Кстати, древнеегипетские писцы писали иероглифы черной краской, а
новый абзац всегда начинали красной краской — отсюда дошедшее до нас выражение «красная
строка»).
Одно из величайших впечатляющих достижений египтян — древние пирамиды, о которых
арабская пословица гласит: «Человек страшится времени, а время страшится пирамид». Тайны
их возраста и технологии строительства не раскрыты до сих пор. Создание таких циклопических
сооружений требовало основательных знаний о пространстве, времени, Вселенной, не говоря уже
о владении строительными технологиями. Так, некоторые шотландские исследователи считают,
что в формах пирамиды Хуфу (Хеопса в греческом нацисании) заложены божественные числа.
Ими подсчитано, что если высоту пирамиды, выраженную в дюймах, помножить на десять в
девятой степени (так соотносятся между собой высота пирамиды и сторона практически
идеального квадрата в ее основании), то получится расстояние от Земли до Солнца! И еще один,
среди многих других, загадочный парадокс пирамиды — ее периметр, исчисленный в
шотландских «пирамидных» дюймах, равен числу 365,25 (число календарных дней в году),
помноженному на 1000!
Однако, как бы там ни было, уже с 4-го тыс. до н. э. египтяне овладевают выплавкой меди, с 3го тыс. — стекла, со 2-го тыс. — бронзы, с середины 2-го тыс. — железа, затем золота и серебра.
Весьма компетентны были древние египтяне в химии (многие считают, что само слово khemeia
идет от древнего названия Египта — Kham). Помимо способов обработки металлов, они знали
золочение, окрашивание шелка в разные цвета, выделку стекла, искусственное высиживание
цыплят, добывание из растений врачебного масла, приготовление опия, пива, тростникового
сахара; умели дистиллировать жидкости и добывать различные кислоты и щелочи.
Ежегодные разливы Нила, начало которых совпадало с восхождением над горизонтом звезды
Сириус, положили начало зарождению астрономии и календаря уже в 4-м тыс. до н. э. Для
измерения времени использовались солнечные и водяные (клепсидры) часы. Появляются успехи в
математике, в основном в арифметике, в счете, вычислениях площадей прямоугольников,
треугольников, круга, поверхностей и объемов простой и усеченной пирамид. Возникают
элементарные алгебраические представления, решаются уравнения с двумя неизвестными.
Сотворение мира и людей описаны в ряде древнеегипетских мифов, главным персонажем
которых является бог Солнца — Ра, вышедший и поднявшийся из бутона лотоса, явившегося в
предвечном водном хаосе. Из уст Ра вышли первые боги, а из его слез возникли первые люди. По
представлениям египтян, Земля-Геб — мужчина, а Небо-Нут — женщина. Первоначально Геб и
Нут составляют единое целое и в союзе рождают Солнце — Ра, а затем возникают бессчетные
звезды и главные Боги египетского пантеона — Осирис, Исида, Нефтида, Сет. Один из эпитетов
Нут — «огромная масса звезд». Ночью плывут эти звезды по Нут до края неба. Они поднимаются,
и их видят (люди), днем они плывут внутри нее, не поднимаются, и поэтому их люди не видят.
Такой была своеобразная космология древних египтян.
Античный Китай
Очерк истории раннего естествознания будет неполным, если не упомянуть о догадках, мифах и
космологии древних китайцев и индийцев. В древнем Китае мифология развивалась слабо.
Китайцы оказались для этого слишком практичными людьми. Однако и древний Китай не избежал
влияния мифологических воззрений. Так, общеизвестный миф о возникновении (космогонии)
Вселенной записан в книге «Хуайнань-цзы», созданной во II в. до н. э. Он повествует о том, что в
глубокой древности, когда еще не было ни неба, ни земли, мир представлял собой мрачный,
бесформенный хаос. Из этого мрака постепенно выделились два великих духа Инь и Ян, которые с
огромным усилием начали упорядочивать мир. Впоследствии Инь и Ян разделились и
установилось восемь главных направлений в пространстве. Дух Ян стал управлять небом, дух Инь
- землей. Так был создан наш мир.
В другом мифе упорядочение хаоса и организация мироздания связываются с деятельностью
сверхъестественного по способностям человека по имени Паньгу, зародившегося внутри
космического яйца — естественного порождения хаоса. Оказавшись в первобытном мраке, Паньгу
раскалывает его на землю и небо и поднимает последнее над первой.
Части мироздания возникают из частей умершего Паньгу: ветер и облака — из вздоха, гром — из
голоса и т. д.
Древнекитайская натурфилософия связана с древними книгами, составившими знаменитое
«Пятикнижие», среди которых «Книга истории», «Книга перемен», «Книга обряда».
«Пятикнижие» дают основу древнего мировоззрения образованного для этого времени китайца. В
«Книге истории» излагаются мифологические сказания о пяти началах мира: первое начало —
вода, второе — огонь, третье — дерево, четвертое — металл и пятое — земля. Постоянная
природа воды — быть мокрой и течь вниз, огня - гореть и подниматься вверх, металла —
подчиняться внешнему воздействию... В этой же книге описываются и пять явлений природы:
дождь, солнечное сияние, жара, холод и ветер. От их своевременности и умеренности зависит
благосостояние народа. Делаются попытки найти причины, вызывающие благоприятные и
неблагоприятные явления природы.
В «Пятикнижии» продолжается развитие древнейших представлений о двух
антагонистических и в то же время сотрудничающих силах — ян и инь. Вначале это
олицетворения света и тьмы, освещенной и теневой сторон горы, тепла и холода, упорства и
податливости, мужского и женского начал. Потом это состояние «ци» — своего рода прообраз
первобытной материи. Называются шесть состояний «ци» — инь, ян, ветер, дождь, мрак, свет.
Этот момент развит в «Книге перемен». Во всех этих исторических источниках предпринята
первая в истории человечества попытка представить природные и человеческие явления в
двоичной системе — в системе ян и инь.
Таким образом, важнейшим этапом развития логического мышления в древнем Китае и
вычленения филосо фии и естествознания из мифологии было возникновении на рубеже первого и
второго тысячелетий космологических понятий «у син» (пяти первоэлементов), «ци» (воздух),
«дао» (пути вещей, мира, человека), парных сил «инь» (тьма) и «ян» (свет). Одновременно шел
процесс переосмысления религиозно-мифологического содержания таких понятий как «небо»,
«земля», «вселенная», «тьма вещей».
Древний Китай обогатил европейскую и мировую цивилизацию множеством важнейших
открытий и изобретений. Во II в. до н. э. был составлен трактат «Математика в девяти книгах»,
подобный в чем-то «Началам» Евклида. В трактате содержатся правила действия с дробями,
теорема Пифагора, применение подобия прямоугольных треугольников, решение систем
линейных уравнений с 2 и 3 неизвестными, впервые в истории математики встречаются
отрицательные числа и правила действия над ними. Между Ц и VI веками китайцы определили
число «пи» с точностью до семи верных значащих цифр (европейцы только в XVI веке). В
середине XI века ими был изложен способ извлечения корней выше 2-й степени.
Исключительно велики достижения древних китайских астрономов. Уже в первом
тысячелетии до н. э. они выделяли 118 созвездий (783 звезды), с 240 г. до н. э. безошибочно
наблюдали все появления кометы Галлея, в I в. до н. э. установили период обращения Юпитера
(Древесной звезды) в 11,92 земных года, в 104 г. до н. э. определили продолжительность года в
365,25 суток, в 27 г. до н. э. наблюдали солнечные пятна, в I веке нашей эры создали первый в
мире небесный глобус, воспроизводивший движение небесных тел, в VIII веке высказали мысль
об изменчивости расстояния между «неподвижными» звездами. Изобрели также китайцы компас,
прибор для измерения пройденного пути — своеобразный спидометр, сейсмоскоп.
В истории развития древнекитайских философии и естествознания узловым пунктом познания
человека и мира явилось учение о «дао», которое содержало гениальную догадку о саморазвитии,
бесконечности и вечности мира, о наличии естественных и независимых от чьей-либо воли
закономерностей его развития.
Вместе с тем, в силу ряда особенностей развития рабовладельческого и раннефеодального
общества в Китае, философское знание (в отличие от древнегреческого) обособилось от развития
естествознания и обобщения его данных. Не удивительно, что онтологические проблемы, законы
развития человеческого знания, мышления и общества занимали второстепенное место в учениях
китайских мыслителей.
Вторая особенность древнекитайской натурфилософии заключается в том, что в ней
практически не сложилось целостной логической системы взглядов, учения о законах и правилах
человеческого мышления (что сделал Аристотель в Древней Греции).
Третья особенность заключается в том, что Китай с древности и до начала XX века не вышел
за пределы наивного материализма, стихийно-диалектических взглядов и синкретических
концепций о природе и человеке.
синкретизм искусственное, механическое соединение отдельных сторон наличных религиознофилософских мировоззрений, следствие исключительно компилятивной работы.
Античная Индия
Натурфилософия Древней Индии, как и китайская, в значительной степени мифологизирована.
Но, в противоположность древнекитайской философии, в ней нашли место самые разнообразные
точки зрения на мироустройство. Так, в «Ведах», древнейшем литературном поэтикомифологическом памятнике индийской культуры, содержится большое количество
космологических систем. Само слово «веда» в переводе с санскрита означает «знание», откуда,
кстати, происходят русские слова «ведение», «ведать», «ведьма».
В «Ригведе» (первом из сборников «Веды», веде гимнов) выражена направленность на анализ
явлений природы. Особо часто в ней упоминаются имена богов природных стихий: грозы (Индра),
ветра (Ваю), воды (Варуна), огня (Агни), солнца (Сурья), зари (Ушас). Индра — бог-громовержец
— является воинственным предводителем всех остальных, менее воинственных, богов,
воплощением силы, мужества и бесстрашия (в греческой мифологии это Зевс, в римской —
Юпитер). Чаще всего Индра противостоит Вритре, страшному чудовищу, олицетворяющему
всевозможные темные силы, преграждающему путь водам, несущим жизнь полям.
Божеством не только космического упорядочения, но также общественного выступает Варуна,
наделенный могуществом, вторым после Индры. Варуна задает ритм в природных явлениях и
ритуал в общественных, что передается одним понятием — puma. Благодаря рите происходит
смена дня и ночи, вращается небесный свод, поэтому риту представляют «путем, по которому
следует солнце». Противоположным понятию рита служит понятие анрита — хаос и темнота.
В «Ведах» разрабатывается космогоническая тема как тема разрешения вопроса о
происхождении богов. Как и в китайской философии, мир также рождается из соединения
мужского и женского начал, но постепенно в индийской мифологии (эпосе) складываются
представления о неком абстрактном божестве, имеющем много разных имен, но в
противоположность китайским мифам сам первобог никаких антропоморфных признаков не
имеет. Одно из популярных имен — Пуруши, вселенский человек (в смысле слова, но не
сущности), отдельные органы которого, после его гибели, стали отдельными частями мира.
Иногда он представлен как космический разум и неопределенная активность либо как отвлеченная
духовная субстанция (веды в течение веков многократно дополнялись).
Начало построения мира весьма абстрактно, так как утверждается, что «в первом веке богов из
не сущего возникло сущее, затем возникло пространство мира», «Нечто Одно» или «Единое»
пробуждается от желания, начинает делиться на противоположности: сущее и не сущее, низ и
верх, день и ночь, смерть и бессмертие. Затем первобог родил небо и землю, воздушное
пространство между ними, первых трех богов: Алити (бесконечность) из неба, Агни (огонь) из
земли и Ваю (ветер) из воздушного пространства.
Другой план (сценарий) возникновения мира — из мысли, предшествующей миру, как основы
центральной идеи о космическом абсолюте — Брахмане, абсолютной духовной субстанции начала
и конца всех вещей и существ. Но и это не последний космический план. Так, индийский философ
и мыслитель Уддалаки (VII век до н. э.), задавшись вопросом: «Как же... могло это быть? Как из не
сущего родилось сущее?», сам себе и отвечает: «Нет, вначале... все это было сущим, одним, без
второго» и далее разворачивает причинно следующее развитие: огонь — источник воды, вода
производит пищу (земля, твердь), из них возникают все виды живых существ и разум тоже.
Интересно отметить также в этих космогонических моделях (схемах) их последовательную
или параллельную поэлементную организацию. Последовательная организация схемы
предполагала либо последовательное возникновение и развитие элементов во времени, либо
последовательное вхождение одних элементов в другие. Параллельная же организация
заключалась в проведении нескольких параллельных рядов элементов из различных областей
человеческого бытия или природных явлений, при этом либо выделялся какой-то один
доминирующий ряд элементов, либо он не выделялся. Так в индийской философии
совершенствовался метод, процедура проецирования одного ряда элементов, например,
психофизического свойства, на другой ряд, относящийся к природным явлениям.
Подытоживая этот краткий очерк ведийского периода индийской философии и естествознания,
необходимо отметить крайний плюрализм мировоззрения Ригведы и других книг Веды. Боги,
люди, животные, растения, элементы, времена года, страны света, качества, части тела, духовные
способности и т. д. — все являются наделенными жизнью субстанциями, которые связаны друг с
другом, взаимно проникают друг в друга, могут превращаться одно в другое.
Арабское средневековье
В синтезе научных, философских и культурных тенденций Востока и Запада, в течение
Средневековья Восток (арабский, среднеазиатский, ближневосточный) первоначально был
хранителем античных традиций. Запад тех лет был котлом, где в великих переселениях и
завоеваниях создавались современные цивилизации и нации, а также те центры образования и
науки, которые усваивали, хранили и перерабатывали античное культурное и научное наследство,
продвигая дальше (в пространстве и времени) все более точное отображение мира.
Виднейшими представителями почти восьмисотлетнего средневекового периода арабской
науки явились Джабир-ибн-Хайян (Гебер) (721-815,), Мухаммед аль-Хорезми (IX в.). Абу ар-Рази
(865-925), Абу-Наср Мухаммед аль-Фараби (ок. 870-ок. 950), Ибн аль-Хайсам (Алхазен) (ок. 9651039), Абу-ар-Рейхан Ибн Ахмед (по прозвищу аль-Бируни) (973-1048), Абу-Али Ибн Сина
(Авиценна) (980-1037), Омар Хайям (ок. 1048-после 1122), Ибн Рушд (Аверроэс или
Комментатор) (1126-1198), Мухаммед Улугбек (1394-1449).
Бурное развитие арабской математики оказалось возможным благодаря синтезу арабами
греческой и индийской научных традиций. В арабской культуре получает распространение
десятичная позиционная система счисления с применением нуля, заимствованная из индийской
математики. Аль-Хорезми, аль-Бируни и Омар Хайям практически создают алгебру как
самостоятельную математическую дисциплину (название алгебра идет от арабского аль-джебр,
что означало у Хорезми один из приемов преобразования уравнений: перенесение слагаемого из
одной части уравнения в другую, с изменением знака перед ним, которое он вынес в заголовок
одного из своих сочинений); те же Хорезми, Бируни, и аль-Баттани (858-929), и Ибн Курра (ок.
836-901) превращают плоскую и сферическую геометрию из вспомогательного раздела астрономии
также в самостоятельную математическую отрасль. Алгебраический трактат Хорезми содержал
классификацию квадратных уравнений и приемы их решений, трактат Омара Хайяма — теорию и
классификацию кубических уравнений, трактат Альхазена — квадратуры конических сечений и
кубатуры тел, полученных от их вращения.
Прогресс естественнонаучных знаний был неразрывно связан с прогрессом философской
мысли, и отмеченные нами мыслители не боялись вступать в конфликт с господствующей
религиозной системой. Так, в сочинении «О вечном движении небесной сферы» аль-Фараби
защищал «еретическое» с точки зрения Корана учение о вечности мира (являясь последователем
Аристотеля, Птолемея и Евклида), а аль-Бируни был глубоко убежден в неизменности и
всеобщности законов природы. «Действия природы, — писал он, — всегда одни и те же при
одинаковых обстоятельствах» (предвосхищение принципа относительности классической и
современной физики!). Он упрекал тех, которые «приписывают божественной премудрости то,
чего они не знают в науках физических», а также тех, кто привык «смешивать научные вопросы с
религиозными предсказаниями». Например, попытка спастись от грозовой тучи путем заклинаний
и магических средств, по его словам, — «жалкое убежище для тех, кто не понимает
действительных причин явлений». Получить правильное представление о дождях, утверждал он,
можно только «изучив положение гор, то, как дуют ветры и как движутся тучи» (чем не
современные положения метеорологии!?). Бируни также был весьма образован в минералогии,
приведенные им данные о минералах в соответствующем трактате почти не отличаются от
данных современных.
Современником Бируни был гениальный таджикский (по другим сведениям — персидский)
энциклопедист ибн Сина (Авиценна), автор свыше 400 трудов по медицине (он был практикующим
врачом, и это было главным его делом), физике, алхимии, музыке, математике, философии,
психологии, астрономии, языкознанию и др. наукам. Особо известны его монументальные
энциклопедические сочинения «Канон медицины» и «Книга исцеления», где, в частности, он
исследовал вопросы движения, силы, пустого пространства, оптики. Так, объясняя явления света
истечением материальных частиц, Авиценна считал скорость света очень большой, но конечной.
Признавая наличие в мире божественной нематериальной субстанции, Авиценна в то же время
утверждал вечность и неуничтожаемость материи.
Уже упоминавшийся арабский астроном и математик аль-Баттани вывел более точные, чем у
Птолемея, значения наклонения эклиптики к экватору и величину прецессии, составил более
точные таблицы движения Солнца и Луны. Он же установил, что эксцентрическое положение
Земли внутри орбиты Солнца не совпадает с положением, указанным Птолемеем, но не отказался
при этом ни от геоцентрических представлений, ни от неподвижности Земли. Бируни первым из
ученых европейского и восточного средневековья пришел к мысли о несоответствии системы
мира Птолемея действительному устройству вселенной, вполне определенно высказался об
осевом вращении Земли и о движении Земли в пространстве, приписывал Солнцу центральное
положение среди небесных светил. Необходимо также отметить его мнение о тяготении к Земле
всех находящихся на ней тел, которое он, по-видимому, позаимствовал у древнеиндийского
мыслителя Брамагупты. Взгляды Бируни на вселенную разделял великий поэт, математик и
мыслитель Омар Хайям.
В астрономии необходимо также отметить самаркандских астрономов аль-Каши, Али Кушчи,
работавших в XV веке под покровительством и при непосредственном участии правителя
Самарканда Мухаммеда Улугбека (внука великого полководца, эмира Тимура (Тамерлана)).
Составленные ими планетные таблицы и звездный каталог, благодаря своей точности, приобрели
широкую известность и потом неоднократно переиздавались в Европе.
Заслуживает внимания также арабская алхимия. Главное место в ней отводилось учению о
металлах и их сплавах, их получению и трансмутации (превращению одних металлов в другие).
Так, Джабир-ибн-Хайян (латинизированное имя — Гебер), будучи сторонником учения
Аристотеля о стихиях, не во всем с ним соглашался и ввел новые представления об особых
элементах металлов — сере и ртути, рассматривая их символически: серу как принцип горючести
и ртуть как принцип металличности (блеска). Соединяясь в недрах Земли под воздействием
земной теплоты, сера и ртуть образуют все известные тогда металлы — железо, свинец, олово.
Для ускорения процесса созревания он предлагал добавку, некий медикамент, «вылечивающий»
несовершенные металлы — аль-иксир или в западной транскрипции — эликсир. Геберу были
известны купоросы, квасцы, щелочи, нашатырь, владел он также такой химической ремесленной
техникой, как перегонка, возгонка, растворение, кристаллизация и др.
Абу ар-Рази, врач и алхимик, разделяя взгляды своего современника Гебера, развил его учение
и дал первую классификацию природных (химических) веществ, разделив их на землистые или
земли (минеральные), растительные и животные, предвосхитил распространенную до сих пор
систему «трех царств природы». В систематике органического мира ему предшествовал только
Аристотель бинарным делением — животных на кровяных и бескровных, растений на высшие и
низшие. Наиболее полно Абу ар-Рази была разработана классификация минералов.
Великий Авиценна, знаток химии, медицины, лекарств и многого другого, широко применял
во врачебной практике разнообразные химические вещества и вместе с предшественниками
создал основы рациональной фармации, но в противовес им категорически отрицал возможность
трансмутации металлов.
В.Н. САВЧЕНКО В.П. СМАГИН НАЧАЛА СОВРЕМЕННОГО ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ
КОНЦЕПЦИЯ И ПРИНЦИПЫ Учебное пособие Ростов-на-Дону
Европейские средневековые университеты
Однако естествознание развивалось и в средневековой Европе, причем его развитие шло
по самым разным путям. Особо необходимо упомянуть поиски алхимиков и влияние
университетов, которые были чисто европейским порождением. Огромное число открытий в алхимии было сделано косвенно. Недостижимая цель (философский камень,
человеческое бессмертие) требовала конкретных шагов, и, благодаря глубоким знаниям и
скрупулезности в исследованиях, алхимики открыли новые законы, вещества, химические
элементы.
С XIII в. в Европе начинают появляться университеты. Самыми первыми были
университеты в Болонье и Париже. Благодаря университетам возникло сословие ученых и
преподавателей христианской религии, которое можно считать фундаментом сословия интеллектуалов.
Периодом «научной революции» иногда называют время между 1543 и 1687 гг.
Первая дата соответствует публикации Н. Коперником работы «Об обращениях небесных
сфер»; вторая — И. Ньютоном «Математические начала натуральной философии».
Все началось с астрономической революции Коперника, Тихо Браге, Кеплера, Галилея,
которая разрушила космологию Аристотеля — Птолемея, просуществовавшую около
полутора тысяч лет.
Коперник поместил в центр мира не Землю, а Солнце;
Тихо Браге — идейный противник Коперника — движущей силой, приводящей планеты в
движение, считал магнетическую силу Солнца, идею материального круга (сферы)
заменил современной идеей орбиты, ввел в практику наблюдение планет во время их
движения по небу;
Кеплер, ученик Браге, осуществил наиболее полную обработку результатов наблюдений
своего учителя: вместо круговых орбит ввел эллиптические он количественно описал
характер движения планет по этим орбитам;
Галилей показал ошибочность различения физики земной и физики небесной, доказывая,
что Луна имеет ту же природу, что и Земля, и формируя принцип инерции. Обосновал
автономию научного мышления и две новые отрасли науки: статику и динамику. Он
«подвел фундамент» под выдающиеся обобщения Ньютона, которые мы рассмотрим
далее.
Данный ряд ученых завершает Ньютон, который в своей теории гравитации объединил
физику Галилея и физику Кеплера.
В течение этого периода изменился не только образ мира. Изменились и представления о
человеке, о науке, об ученом, о научном поиске и научных институтах, об отношениях
между наукой и обществом, между наукой и философией, между научным знанием и
религиозной верой. Выделим во всем этом следующие основные моменты.
1. Земля, по Копернику, — не центр Вселенной, созданной Богом, а небесное тело, как и
другие. Но если Земля — обычное небесное тело, то не может ли быть так, что люди
обитают и на других планетах?
2. Наука становится не привилегией отдельного мага или просвещенного астролога, не
комментарием к мыслям авторитета (Аристотеля), который все сказал. Теперь наука —
исследование и раскрытие мира природы, ее основу теперь составляет эксперимент.
Появилась необходимость в специальном строгом языке.
3. Наиболее характерная черта возникшей науки — ее метод. Он допускает общественный
контроль, и именно поэтому наука становится социальной.
4. Начиная с Галилея наука намерена исследовать не что, а как, не субстанцию, а
функцию.
Научная революция порождает современного ученого-экспериментатора, сила которого
— в эксперименте, становящемся все более и более точным, строгим благодаря новым
измерительным приборам. Новое знание опирается на союз теории и практики, который
часто получает развитие в кооперации ученых, с одной стороны, и техников и мастеров
высшего разряда (инженеров, художников, гидравликов, архитекторов и т.д.) — с другой.
Возникновение нового метода исследования – научного эксперимента оказало огромное
влияние на дальнейшее развитие науки.
2.3 Развитие физики, алхимии и биологии в период средневековья
Внутренние (непроизводительный рабский труд, презрение свободных граждан к труду,
восстание рабов и т.д.)и внешние (нашествие варваров) причины привели к распаду
Римское государство. Античная цивилизация погибла, многие культурные и научные
достижения были утрачены. Организованной силой сохранилось христианская церковь,
сумевшая быстро приспособиться к происшедшим изменениям. Становление нового,
феодального уклада во многом осуществлялось с опорой на христианство. Римская эпоха
мало что дала теоретической науке, но она оставила богатый опыт в военном,
техническом и административном деле, который, на ряду с латинской грамотой,
осваивался завоевателями. Постепенно создавались школы, колледжи, университеты,
попавшие под влияние церкви. В монастырях оказались сосредоточенными труды древних
авторов. Колледжи, монастыри и университеты превращались в центры новой
западноевропейской культуры. В это время на Ближнем Востоке на основе ислама было
создано на Аравийском полуострове сильное арабское государство, быстро завоевавшее
Иран, Египет, страны Среднего Востока, юг Пиринейского полуострова. Поскольку
основной задачей арабов было совершенствование военного дела, сбор даней и
разнообразных податей, то производством, торговлей занимались представители
коренных народов. И хотя арабский язык стал государственным языком, завоеватели
сохраняли культуру завоеванных народов. На арабский язык были переведены труды
античных авторов. Стали создаваться университеты в Кордове (755 г.), Багдаде (795 г.),
Каире (972 г.). Для сравнения образование университетов в Европе: в Монпелье (1180 г.)
Винченце (1205 г.), Ареццо (1215 г.), Падуе (1222 г.), Тулузе (1229 г.), Гренобле (1339 г.),
Праге (1348 г.), Флоренции (1349 г.), Кракове (1368 г.). Важно подчеркнуть, что влияние
ислама в арабских университетах было слабее, чем христианства в западно-европейских
университетах. Таким образом, арабы в VII- XI вв. были звеном, связывающим восточную
и западную культуру. Многие труды античных авторов на латинский язык переводились с
арабского языка. Тот факт, что в качестве языка культурного общения на Арабском
Востоке использовался живой разговорный язык, а не мертвый латинский (как в Европе),
был важным культурным фактором. Кроме того, распространение среди арабов суфизма,
обязывавшего мусульман исповедовать три обязательных догмата - веру в Аллаха, в его
пророков и загробный суд, - давало больше свободы для решения проблем
естествознания, благодаря чему на Арабском Востоке могли развиваться научные
представления, в основе которых лежало научное наследие античности. Начавшись с
комментариев трудов античных авторов (прежде всего в области механики и оптики),
физические учения приобретали самостоятельный вид. Наиболее значительными
фигурами среди арабских ученых были Ибн Сина, аль-Бируни и Ибн Рушд.
Аль-Бируни изобрел "конический прибор", позволявший определять плотность металлов
и других веществ, причем с весьма высокой точностью. (Вклад аль-Бируни в развитие
астрономии описан в разделе "Концепции астрономии".)
Ибн Рушд, известный в Европе под именем Аверроэс, дан комментарий к "Физике"
Аристотеля. В античной механике проблемы различия между кинематикой и динамикой
не существовало. В античной механике математической формулировки скорости
движения не было, ибо само представление о возможности количественной оценки
качественной определенности отсутствовало (Аристотель эти категории считал
принципиально различными). Одни интерпретаторы Аристотеля полагали, что движение
надо рассматривать лишь как чистое перемещение . Ибн Рушд настаивал на
необходимости описывать движение с учетом вызвавших его причин. В области
физических учений Ибн Сины (980-1037), которого в Европе называли Авиценной,
связано с проблемой движения брошенного тела. По данной проблеме он разработал
собственную концепцию, суть которой заключается в признании того, что движимое
получает склонность от движителя. По Ибн Сине, существуют три вида склонностей:
психическая (связанная с жизнью), естественная и противоестественная (насильственная).
Естественная склонность присуща свободно падающим телам. Противоестественная
склонность (или приложенная сила) присуща противоестественно движущимся телам,
причем ее действие зависит о величины веса тела, которому она сообщена. Ибн Сина
утверждал, что противоестественная склонность ощущается как сопротивление
насильственной попытке остановить естественное движение или перевести один вид
противоестественного движения в другой. Если насильственное движение снаряда
вызвано действующей в пустоте силе, то оно должно силой, то оно должно сохраняться,
не уничтожаясь и не прерываясь. Если же сила существует в теле, то она должна либо
оставаться в нем, либо исчезнуть. Но если она остается, то движение будет продолжаться
непрерывно. Признание действия зависимости противоестественной склонности от
величины веса тела, которому она сообщена, было шагом к количественной оценке
склонности. Аристотелевские представления о роли воздуха в передаче движения Ибн
Синой были отвергнуты. Таким образом, Ибн Сина полагал, что в теле может быть только
одна "склонность". Веком позже аль- Баркат утверждал возможность одновременного
существования в одном теле разных "склонностей" - при свободном падении тяжелого
тела источник естественной склонности находится в самом теле и поэтому может
непрерывно действовать, пока тело не достигнет своего естественного места.
В XIII веке к анализу данной проблемы обратился Фома Аквинский, который отрицал
возможность передачи телу самостоятельной способности движения. У. Окхэм проблему
брошенного тела свел к чисто кинематической задаче, снимая вопрос об источнике
движения, а Ж.Буридан, выявив противоречия аристотельской трактовки проблемы,
формирует физическое представление о зависимости напора от скорости перемещения и
"количества материи", заключенного в движущемся теле, солидаризировавшись с
концепцией аль-Барката.
Достижения в области оптики эпохи средневековья связаны прежде всего с именами альХайсама, известного в Европе как Альхазен. Он создал капитальный труд "Сокровище
оптики", оказавший большое влияние на развитие этой области физики. Он впервые дал
анатомическое описание глаза и разработал концепцию, в соответствии с которой зрение
вызывается лучами, приходящими в глаз от объектов, а изображение формируется внутри
хрусталика прежде, чем достигнет оптического нерва. Рассматривая свет как поток
частиц, Альхазен отражение света трактует как механическое явление. Установив, что
нормаль к поверхности зеркала, падающий и отраженный лучи находятся в одной
плоскости, он усовершенствовал формулировку закона отражения. В Западной Европе
оптические исследования начинаются в XIII веке. Р.Гросетет разрабатывает
геометрическую теорию происхождения радуги как эффекта преломления света в каплях
воды и концепцию прямолинейного распространения света и звука на основе
представления их как волн - отражение света рассматривалось по аналогии с эхом.
Несомненным достижением было и изобретение в XIII веке очков, но оно не
основывалось на каких-либо теоретических разработках . К достижениям следует отнести
и исследования магнетизма П. де Марикура (Перегрина), который высказал мысль о том,
что стрелка компаса поворачивается не к Полярной звезде (как думали древние китайцы),
а к полюсу.
При оценке результатов развития физических представлений в эпоху средневековья
большинство историков науки исходит из того, что за это время ни в одной из областей
физики не было разработано ни одной последовательной физической теории, ни
эффективных экспериментных методов. Теоретические построения отличались
абстрактностью. Технические достижения не основывались на теоретических разработках,
теория и практика разобщены. Новая физика существовала лишь в потенции - в
отдельных, не всегда отчетливых догадках, идеях. Но религиозные предрассудки (как
христианства, так и ислама) не дает возможности им раскрыться. Умственная
деятельность остается еще подчиненной религиозным догматам. В физике отсутствовали
развитые количественные оценки. Однако развитие деловой жизни требовало
качественных расчетов все больше и больше. Феодальная система хозяйства
обнаруживала признаки разложения. Зарождавшиеся новые экономические отношения
способствовали техническому прогрессу главным образом за счет рационализации труда.
Медленное, но постепенно ускоряющееся развитие техники и научных запросов готовил
почву для возникновения новой общественно-экономической формации. Можно сказать,
что наука развивалась вслед за развитием зарождающегося капитализма, усиливая свое
влияние на этот процесс.
| History | Gallery | Practic | Library | Index |
Теория
Роджер Бэкон
РОДЖЕР БЭКОН, XIII столетие - век особенно богатый великими людьми и Роджер
Бэкон, как сын этого века, занимает видное место между такими мыслителями, как
Альберт Великий, Бонавентура, Фома Аквинат. Заслуги последних были оценены еще при
жизни их, тогда как Р.Б. долгое время был в пренебрежении, а современники вовсе не
сумели оценить его, как мыслителя. Только в последнее время, критика восстановила
значение Б., но в то же время увлеклась в противоположную крайность, преувеличив его
значение. Если Р.Б. не был оценен современниками, то только потому что он превосходил
их развитием. Его можно назвать философом XVI и XVII столетия, брошенного судьбой в
XIII век. Как мыслитель Р.Б. стоит несравненно выше некоторых из своих знаменитых
однофамильцев. Подобное мнение о Бэконе дает нам Дюринг в своей «Критической
истории философии». В этой оценке Б. есть доля правды, но многое и преувеличенно.
Труды Р.Б. не отличались оригинальностью, в нем мы не встречаем ясных творческих
мыслей или такого метода исследования, в силу которого наука могла бы принять другое
направление. Он был скорее проницательным и систематическим мыслителем и работал
по хорошо проторенной колее, по колее, с которой его современники были сбиты
соблазнительностью доводов богословов и метафизиков.
Род;ер Бэкон родился в 1214 г. близ Илчестера в Сомерсетшире, в богатом семействе. Сам
же Р. Б. тратил много денег на книги и инструменты. В бурное царствование Генриха III
семья Бэкона сильно пострадала, имущество было разорено и некоторые члены семейства
подверглись изгнанию. Образование свое Р.Б. закончил в Оксфорде. А не в Мертоне и
Бразеносе, как утверждают некоторые, так как последних колледжей в то время еще не
существовало. О жизни Бэкона в Оксфорде до нас дошло очень мало сведений. Говорят,
что в 1233 г. он принял монашество и это известие не лишено вероятия; в следующем
году, а может быть и позже, он отправляется во Францию и довольно долго занимается в
Парижском университете - тогдашнем центре мыслящей Европы. Годы, которые Б. провел
во Франции, были необыкновенно оживленными. Два больших монашеских ордена францисканцев и доминиканцев были в это время в полной своей силе и давали
направление богословским диспутам. Александр Гальс, автор великой «Суммы» был
представителем францисканцев, тогда как другой орден имел представителем Альберта
Великого и восходящего гения, доктора Фому Аквинского. Систематическое изучение
арабских писателей открыло глаза Б. на заблуждение названных ученых. Он ясно сознавал
заблуждения современников, когда они утверждали, что философия достигла уже
совершенства. Сам великий авторитет того времени Аристотель, на котором они, главным
образом, основывались, был плохо понят ими, так как его сочинения дошли до них в
искаженных переводах. Большинство ученых из современников Б. настолько плохо знали
греческий язык, что им трудно и невозможно было понять мысли греческих философов во
всей их сущности. Сочинения философов, если и читались в школах, то читались по
искаженным переводам. или в неверных изданиях; физические знания разрабатывались не
опытами, как того требовал Аристотель, но спорами и доводами, основанными на
авторитете или обычае. Везде было кажущееся знание, прикрывавшее полное невежество.
Р.Б. настолько был выше современников, что мог отличить истинное знание от ложного и
имел смутное представление о научном методе, храбро отступил от схоластической
рутины и посвятил себя изучению языков и опытным изысканиям. Среди всех
профессоров, с которыми ему приходилось иметь дело в Париже, только один заслужил
его симпатию и уважение, а именно Петр из Махарикурии Пикардус (Petrus de maharucuria
Picardus), т.е. Пикардиец. Личность этого пикардийца мало известна, но по всей
вероятности, это был никто иной. Как математик Петр Перегринус из Пикардии, автор
трактата о магните, рукопись которого хранится в национальном банке в Париже.
Неизвестность этого ученого и незаслуженная слава, которой пользовались профессора
школ, возбудили негодование Бэкона. В своем «Opus Minus» и «opus Tertium» он с
ожесточением нападает на Alexandr'a Hales и в особенности на другого профессора, не
названного по имени. Этот анонимный писатель, по словам Бэкона, не получивший
специального и систематического образования, вступил в орден в молодых годах и начал
здесь преподавать философию. Строго догматический и уверенный характер его лекций
подняли значение его в Париже до того, что его сравнивали с Аристотелем, Авиценной и
Авероэссом. В действительности же. Не обладая достаточной научной подготовкой, он
более чем кто-либо нанес вред истинному пониманию философии. Уверенность и апломб
его дошли до того, что он не имея ясного и определенного представления ни о свойстве
света, ни о перспективе, написал трактат «De naturalibus». Он, правда, читал, наблюдал и
был знаком с прикладными знаниями, но весь запас его сведений не мог принести
существенной пользы науке, так как он не имел представления об истинном методе
исследования. Трудно определить, кто был этот неизвестный ученый. Бревер полагает, что
речь идет о Ричарде Корнваллийском; но то немногое, что известно о Ричарде, не
согласуется с мнением Бревера, а равно и с тем, что говорится о нем в другом месте у
Бэкона. Ердман усматривает тут Фому Аквинского, что также невероятно, так как Фома
не был в числе первых, изучавших и преподававших философию в ордене. Кузен и Чарльс
думают, что это Альберт Великий, и действительно многое, сказанное Б., применимо к
нему, но очень многое совсем к нему не относится. Об анониме говорится, что он не
получил философского воспитания, между тем Альберт, как это установлено, получил
таковое, наконец, неизвестн6ый по словам Бэкона, вступил в орден в молодых годах,
тогда как Альберт, если дата его рождения показана верно, вступил в орден 29 лет от
роду. Точно также про Альберта нельзя сказать, чтобы он был не сведущ в алхимии, так
как его изобретения в этой области известны. Вообще вопрос этот относится к
нерешенным. Есть данные, по которым можно думать, что Бэкон во время пребывания
своего в Париже, приобрел известность. Он получил степень доктора философии и
заслуженный почетный титул «doctor mirabilis». В 1250 г. Бэкон снова возвращается в
Оксфорд и, вероятно, в это же время, вступил в францисканский орден. Слава Бэкона
быстро распространилась в Оксфорде, хотя она и несколько омрачилась подозрениями в
наклонности к черной магии и в отступничестве от догматов истинной церкви. Около
1257 г. генерал ордена Бонавентура прекратил его лекции в Оксфорде и велел ему
оставить город и отдал его под надзор ордена в Париже. Тут он 10 лет оставался под
присмотром, терпел лишения и не имел возможность издать что-либо, написанное им. Но
во время его пребывания в Оксфорде, слава его достигла до папского легата в Англии Гюи
Фульского, человека образованного и расположенного к науке, который в 1265 г. достиг
папского престола под именем Климента IV. В следующем году он написал Бэкону, с
которым был все время в сношениях. Что он, несмотря на запрещения его начальства,
прислал ему научные заметки, которые он уже раз требовал от него, будучи еще папским
легатом. Б., потеряв надежду, издать что-либо в свете из своих произведений, воспрянул
духом, получив подобную просьбу папы. Несмотря на массу препятствий, которые
делались ему завистниками, начальниками и монашеской братией, не взирая на
недостаток средств и невозможность найти искусных переписчиков, Бэкон, ободренный
могущественным покровителем, в течение 18 месяцев составляет три больших трактата:
«», «» и «», которые вместе с другими трактатами были доставлены в руки папы молодым
человеком Джонсом, воспитанным и обученным с большим старанием самим Бэконом.
Написать сочинение такого объема и в такое короткое время было, само собою
разумеется, большим подвигом. Неизвестно, какое мнение о нем составил себе папа
Климент IV, но он до своей смерти интересовался судьбой Бэкона и покровительствовал
ему. Надо полагать, что благодаря этому покровительству, Бэкон в 1268 г. получил
разрешение вернуться в Оксфорд. Здесь он продолжал свои занятия по опытным наукам, а
также работал над составлением полных и законченных трактатов. На труд свой,
посланный им Клименту IV, Бэкон смотрел, как на основные принципы, которые
впоследствии должны быть применены к разработке всех наук. Первая часть труда дошла
до нас под именем «Compendium studii philosophiae» и относится к 1271 г. В этом
сочинении Бэкон делает резкие нападки на невежество и порочность духовенства и
монахов и вообще на недостаточность существующих знаний. В 1278 г. Бэкон
подвергается временно преследованию за смелость высказанных им убеждений, что в то
время еще впервые практиковалось. Книги его были конфискованы Иеронимом
Асколийским, генералом ордена францисканцев, суровым ханжой, который впоследствии
вступает на папский престол. Несчастный философ был заключен в темницу, где он
пробыл 14 лет. В течение этих лет, он написал, как говорят, небольшой трактат «De
Retardantis Senectutis Accidentibus», но, по всей вероятности, известие это едва ли верно. В
1262 г., когда, как думают, появилось последнее произведение Бэкона: «Compendium
Syudii Theologiae», он уже был опять на свободе. Точное время его смерти не может быть
определено, 1294 г. наиболее подходящее время, к которому можно ее отнести.
Сочинения Роджера Бэкона чрезвычайно многочисленны. Они могут быть разделены на
два разряда: на остающиеся до сих пор в рукописи и напечатанные. Громадное количество
манускриптов находится в британских и французских библиотеках, между которыми есть
много ценных произведений в том отношении, что они объясняют сущность философии
Бэкона. Выдержки из этих сочинений были сделаны Чарльсом, но понятно, что полное
представление его философии немыслимо до тех пор, пока не будут изданы все его
сочинения. Более важные рукописи: «Communia Naturalium» (находятся в библиотеке
Мазарини в Париже, в Британском музее, в Бодлеянской библиотеке и в библиотеке
университетского комитета в Оксфорде); «De Communibus Mathematicae», часть находятся
в коллекциях Слоана, т.е. в Британском музее, часть в Бодлеянской библиотеке; «Baconis
Physica»находится между добавочными манускриптами в Британском музее; отрывки под
заглавием «Quinta Pars Compendii Theologiae» - в британском музее; «Метафизика», в
национальной библиотеке в Париже; «Compendium Studii Theologiae», в Британском
музее; отрывки по логике «Summa Dialectices», в Бодлеянской библиотеке и толкования на
физику и метафизику Аристотеля - в библиотеке в Амьене. Сочинения напечатанные:
«Speculum Alchimiae»? 1541, переведен на английский язык в 1597 г.; «De mirabili potestate
artis et naturae» (1542, английский перевод 1659 г.); Libellus de retardandis senectutis
accidentibus et sensibus confirmandis» (1590 г., перевод на английский как «Cure of Old
Age», 1683); «Medicinae magistri D. Rog/ baconis anglici de arte chymicae scripta» (1603,
собрание небольших трактатов, содержащих «Excerpta de libro Avicennae de Anima, Breve
Breviarium, Verbum Abbreviatum», в конце которого помещена странная заметка.
Оканчивающаяся словами: «ipse Rogerus fuit discipulus Alberti!»); «Secretum Secretirum?
Tractatus trium verborum et Speculum Secretorum»); «Perspectiva» (1614, составляет пятую
часть «Opus Maius»); «Specula Mathematica» (составляет четвертую часть того же
сочинения); «Opus Maius ad Clementen IV» (издано Джеббоном, 1733); «Opera haetenus
inedina» (Ж.С.Бревером, 1859, содержащий «Opus Tertium», «Opus Minus»/ «Cjmpendium
studii philosophiae» и «De secretis operibus naturae»).
Небольшие произведения Бэкона, касающиеся алхимии, не так важны и время, когда они
были написаны, не может быть определено с точностью. Во всяком случае выдающаяся
литературная деятельность Бэкона начинается с появлением в свете сочинения его: «Opus
Maius». Сочинение это названо Уэвелем вместе и энциклопедией и Органоном 13
столетия. В том виде, как его издал Джебб, оно состоит из шести частей, хотя можно
найти и семь - «О нравственной философии», которую часто относят к «Opus Tertium».
Часть I (стр. 1 - 22) часто называется «De Utilitate Scientiarum», в ней говорится о четырех
offendicula или причинах ошибок. Они суть: авторитет, привычка, мнение
необразованного большинства и смешение полного невежества с кажущимися знаниями
или претензией на знание. Последнее заблуждение самое опасное и, в некотором
отношении, причина других заблуждений. Offendicula Роджера Бэкона были
предшественниками более знаменитой теории об идолах Френсиса Бэкона. В общем
выводе этой части, который сделал Бэкон в «Opus Tertium», ясно выступает взгляд Бэкона
на необходимость единства наук.
Часть II (стр. 23 - 43) трактует о взаимном отношении философии и богословия. Истинная
мудрость заключается в Священном Писании. Задача настоящей философии должна
состоять в том. чтобы человечество дошло до совершенного понимания творца. Древние
философы. Которые не имели Писания, получали откровение непосредственно от Бога и
только те достигали блестящих результатов, кто был Им избран. Часть III (стр. 44 - 57)
содержит в себе рассуждение о пользе грамматики и о необходимости настоящей
филологии для верного понимания священного писания и философии. Здесь же Бэкон
указывает на необходимость и пользу изучения иностранных языков. Часть IV (стр. 57 255) содержит обработанный трактат «О математике» - этой «азбуке философии» и о ее
важном значении в науке и богословии. По Бэкону все науки основываются на
математики и только тогда прогрессируют, когда факты могут быть подведены под
математические принципы. Эти оригинальные мысли Бэкона подтверждал примерами.
Показывая, например, приложение геометрии к действию естественных тел и
демонстрирует некоторые случаи приложения закона физических сил геометрическими
фигурами. Далее, он объясняет, как его метод может быть применен к некоторым
вопросам, как, например, к свету звезд, морским приливу и отливу, движению весов.
Затем Бэкон старается доказать, хотя это не всегда ему удается, что знание математики
составляет основание богословия. Этот отдел сочинения заканчивается двумя прекрасно
изложенными очерками по географии и астрономии. Географический очерк особенно
хорош и интересен тем, что его читал Колумб и работа эта произвела на него сильное
впечатление. Часть V (256 - 357) посвящено трактату о перспективе. Этой частью своего
сочинения Бэкон особенно гордился, но надо заметить, что тут многим помогли ему
сочинения арабских писателей Алькинда и Альгазена. Трактат начинается искусным
психологическим очерком, отчасти основанным на аристотелевской «De anima». Затем
описывается анатомия глаз. Эта часть очевидно обработана самостоятельно; потом Бэкон
очень подробно останавливается на вопросе об отражении по прямой линии, на законе
изображения и отражения и на устройстве простых и сферических зеркал. В этой части,
как и в предыдущей, рассуждение его основаны, главным образом, на его личных взглядах
на силы природы и на их действие. Его основные физические положения 0 вещество и
силы. Последние он называет virtus, species, imago agentis и мн. др. Изменения или какойнибудь естественный процесс происходит через действие virtus или species на вещество.
Физическое действие отсюда - впечатление или переход силы в линию и потому должно
быть объяснено геометрией. Такой взгляд Бэкона на природу проходит через всю его
философию. К небольшим заметкам по этому вопросу изложенным в IV и V частях «Opus
Maius», он прибавляет два или три самостоятельных этюда. Один из них изложен в
трактате «De multi plicatione specieruum», напечатанный Джеббом, как часть «Opus Maius»
(стр. 358 - 444). Чтобы ознакомиться с вопросом о том, как теория природы согласуется с
метафизическими задачами силы и вещества, с логическими доктринами вселенной и
вообще с теорией Бэкона, необходимо обратиться к изданию Чарльса. Часть VI (стр. 445 477) говорит об опытных науках «Domina omnium scientiarum». Тут предлагается два
метода исследования: один - путем доводов, другой - опытами. Чистые доводы никогда не
бывают достаточны, они могут решить, но не дают уверенности уму, который убеждается
только немедленной проверкой и исследованием факта, а это достигается только опытом.
Но опыт может быть двоякий: внешний и внутренний; первый - это так называемый
обыкновенный опыт, который не может дать полного представления о предметах
видимых, а тем более о предметах умственных. При внутреннем опыте ум обыкновенно
бывает просветлен божественной правдой и в этом сверхъестественном просветлении
существует семь степеней. Взгляды на опытные науки, которые в «Opus tertium» (стр. 46)
резко отделяются Бэконом от умозрительных наук и ремесленных искусств (прикладного,
профессионального) , сильно напоминают суждения Фрэнсиса Бэкона по этому вопросу.
Опытные науки, говорит Бэкон, имеют три преимущества перед другими науками: 1) они
проверяют свои заключения прямым опытом; 2) они открывают истины, до которых
никогда бы не могли дойти; 3) они доискиваются тайн природы и знакомят нас с прошлым
и будущим. В основу своего метода Бэкон ставит исследование природы и причин
происхождения радужных цветов, которые действительно представляют превосходный
образец индуктивного исследования. Седьмая часть не вошла в издание Джебба, но
упоминается в сочинении «Opus Tertium» (гл. XIV). Выдержки из нее можно найти у
Чарльса (стр. 339 - 348). Бэкон не успел еще окончить своего громадного труда, как уже
начал приготовлять заключение к нему, которое должно было быть послано Клименту IV
вместе с главным его сочинением. Из этого заключения или «Opus Maius» часть дошла до
нас и вошла в «Opus inedita» Бревера (стр. 313 - 389). В состав этого сочинения должно
было войти извлечение из «Opus Maius», собрание главных заблуждений богословия,
рассуждение об умозрительной и практической алхимии. В это же время Бэкон начинает
третье сочинение, как бы предисловие к первым двум, объясняющих их во многих
отношениях. Часть этого сочинения обычно называют «Opus Tertium» и напечатана была
Бревером (стр. 1 - 310), который полагает, что представляет отдельный и совершенно
самостоятельный трактат. Чарльс же считает его только за предисловием приводит
довольно веские основания. В этом сочинении, по словам Чарльса, речь идет о
грамматике, логике (которую Бэкон считал маловажной, так как рассуждение есть вещь
прирожденная), о математике, общей физике, метафизике и нравственной философии
Чарльс находит подтверждение своим догадкам в отдельных местах «Communia
Naturalium», которая ясно доказывает, что сочинение это было послано Клименту, а
потому и не могло составлять части Compendium'a, как думает Бревер. Надо при этом
заметить, что нет ничего запутаннее, чем вопрос об отношении сочинений Бэкона друг к
другу, и это будет продолжаться до тех пор, пока не будут собраны и напечатаны все
тексты его работ.
Известность Роджера Бэкона основывается главным образом, на его механических
изобретениях, хотя новейшие исследования о жизни и изобретениях Бэкона умаляют его
значение в этой области. Бэкон дает теорию и способ устройства телескопа, но описание
это настолько неудовлетворительно, что нельзя быть уверенным в том, чтобы он владел
подобным инструментом. Порох, изобретение которого также приписывается ему, был до
него уже известен арабам. То место в сочинении Бэкона, где говорится о порохе и на
основании которого ему приписали честь этого изобретения, едва ли может привести к
такому заключению. Зажигательные стекла были общеупотребительны, а очки, как надо
полагать, изобрел не он, хотя ему нельзя отказать в знакомстве с законом их устройства.
Платя дань веку, Бэкон верил в астрологию, в предзнаменования, в философский камень и
в квадратуру круга.
Цитаты и афоризмы Р.Бэкона
Жалок тот, кто ничего не желает и всего опасается; а ведь именно таков обычный удел
монархов.
Иной раз дурная привычка приобретается и закрепляется одновременно с хорошей.
Искусство открытия растет и развивается с самими открытиями.
Как говорится обыкновенно: клевещи, клевещи смело, от клеветы всегда что-нибудь
останется. Так можно сказать и о хвастовстве: верь мне, хвастайся смело, от хвастовства
всегда что-нибудь останется.
Когда имеешь дело с постоянно хитрящими людьми, надо всегда не упускать из виду их
целей. С такими лучше говорить мало и говорить такое, чего они менее всего ожидают.
Кто не хочет уменьшения своего состояния, должен тратить не больше половины своего
дохода; а кто желает приумножить его — не более трети.
Кто проявляет жалость к врагу, безжалостен к самому себе.
Лучше вовсе не иметь понятия о Боге, чем иметь о нем понятие, недостойное его.
Люди думают сообразно природным наклонностям, говорят сообразно познаниям и
внушенным мнениям, но поступают сообразно привычке.
Люди хитроумные презирают ученость, простодушные дивятся ей, мудрые ею
пользуются.
Милосердие не бывает чрезмерным.
Многие, думая, что они смогут все купить за свои богатства, сами прежде всего продают
себя.
Муравей сам по себе существо мудрое, но в саду или огороде он вреден. Точно так же
люди, чрезмерно самолюбивые, вредят обществу. Избери разумную середину между
себялюбием и общественным долгом.
Наиболее частой внешней причиной счастья одного человека является глупость другого,
ибо нет другого такого способа внезапно преуспеть, как воспользовавшись ошибками
других людей.
Наслаждаться счастьем — величайшее благо, обладать возможностью давать его другим
— еще большее.
Нельзя отрицать того, что внешние обстоятельства способствуют счастью человека. Но
главным образом судьба человека находится в его собственных руках.
Несомненно, что самые лучшие начинания, принесшие наибольшую пользу обществу,
исходили от неженатых и бездетных людей.
Нет большей мудрости, чем своевременность. Пренебрегая опасностью, ты не
уменьшаешь ее; гораздо чаще нас застигают врасплох, чем одолевают в открытом бою.
Иную опасность лучше встретить на полдороге, хотя бы она и не приближалась, чем
слишком долго ее поджидать, ибо от долгого бодрствования наверняка задремлешь.
Нет в душе человека такой ,даже самой слабой, страсти, которая не побеждала бы страха
смерти. Месть торжествует над смертью; любовь ее презирает; честь призывает ее; горе
ищет в ней прибежища; страх ее предвосхищает.
Нет ничего более умного, чем заставить колеса собственного ума вращаться вместе с
колесом Фортуны.
Ничто не страшно, кроме самого страха.
Обычная уловка: создатели любой науки обращают бессилие своей науки в клевету
против природы.
Очень опасно затронуть нечистую совесть людей: до тех пор, пока они считают, что их
поступки никому не известны, они легко меняются в лучшую сторону, но если они
поймут, что их уличили, то начинают выбивать клин клином, поступая еще хуже.
Подозрений у человека тем больше, чем меньше он знает.
Поистине, если «чудом» мы называем власть над природой, то оно, чудо, всего более
являет себя в бедствиях.
Природу человека легче всего обнаружить в уединении, ибо тут он сбрасывает с себя все
показное; в порыве страсти, ибо тогда забывает он свои правила; а также в новых
обстоятельствах, ибо здесь покидает его сила привычки.
Скромный человек усваивает даже чужие пороки, гордый обладает только собственными.
Среди всех причин войны, наибольшего одобрения заслуживает желание ниспровергнуть
тиранию, под гнетом которой страдает обессиленный и измученный народ.
Существуют три источника несправедливости: насилие как таковое, злонамеренное
коварство, прикрывающееся именем закона, и жестокость самого закона.
Те, у кого нет друзей, которым они могли бы открыться, являются каннибалами своих
собственных сердец.
Только гнев и страх заставляют применять насилие.
У возраста есть свои законы, и их надо учитывать: молодые люди более склонны
изобретать что-то, чем судить о чем-то, осуществлять, чем советоваться, носиться с
разными прожектами, чем заниматься определенным делом.
Хорошо бы людям, вводя новшества, брать пример с самого времени, которое производит
поистине великие перемены, но исподволь и едва заметно; ибо иначе все новое будет
неожиданным. И всегда новшество одним на руку, а другим на беду.
Человек скорее верит в истинность того, что предпочитает.
Человеческой натуре вообще более сродни глупость, нежели мудрость; а потому и
качества, пленяющие людскую глупость, имеют наибольшую силу воздействия.
Честный и порядочный человек никогда и никоим образом не сможет исправить и
перевоспитать бесчестных и дурных людей, если сам он прежде не исследует все тайники
и глубины зла. Ведь люди испорченные и нечестные убеждены в том, что честность и
порядочность существуют только из-за какой-то неопытности и наивности людей и лишь
потому, что те верят разным проповедникам и учителям.
Чтение делает человека знающим, беседа — находчивым, а привычка записывать —
точным.
Что касается непосредственных плодов популярности, то в этом отношении мудрость
далеко уступает красноречию.
Чувственно воспринимаемое всегда производит более сильное воздействие на память и
легче запоминается, чем интеллектуальное.
Авиценна
Более тысячи лет назад, в сентябре девятьсот
восьмидесятого года, накануне самого большого
праздника – Михраджана, в Бухаре родился
удивительный человек. Если и сегодня его имя
назвать врачу – он скажет, что это великий врач.
«Он известный астроном, математик», – скажут
математики. «Он ведь теоретик геологии», –
скажут геологи. «И теоретик музыки», – добавят
музыканты. «И знаменитый поэт, писатель», –
скажут литераторы. И все они будут правы. Имя этого человека – Абу Али
Хусайн ибн-Абдаллах ибн-Хасан ибн-Али ибн-Сина.
В Средней Азии рассказывают и поют о нем легенды. Мусульманские
библиотеки бережно сохраняют его рукописи, и немногим людям разрешено
прикасаться к ним. О многих же книгах известно только из истории, ибо
через сто лет после смерти Ибн Сины фанатики из Багдада на главной
площади сожгли многие его труды. А еще через столетие автор “Канона”
стал широко известен на Западе. Его труды переводились с арабского на
другие языки и расходились во множестве рукописей. После изобретения
книгопечатания в XV веке, в числе первых изданий, сразу же после Библии,
были напечатаны пять томов «Канона врачебной науки» Авиценны, так в
Европе называют этого поистине Мудрого Человека.
С рождения маленький Хусайн отличался от других детей. Он рос
любознательным и непоседливым ребенком. Однажды он держал в руке
глиняную игрушку и неожиданно ее уронил. Игрушка, конечно, разбилась. И
тогда маленький Хусайн сказал первое слово: «Почему»? С тех пор это слово
он повторял много раз в день.
Это удивительно, как много может запомнить маленький человек, если он
умеет уже говорить и думать. Про Хусайна рассказывают такую историю.
Это случилось, когда из всех слов он умел говорить только «почему».
Служанка показывала золотое кольцо Хусайну и нечаянно уронила его в
мешок с крупой. А в этот момент ее отвлекли, куда-то позвали, и она про
кольцо забыла. В мешок насыпали крупы доверху и вынесли из дома в
хранилище. Все это видел маленький Хусайн. На другой день про
драгоценное кольцо вспомнила мать, смотрит – а его в доме нет. И
заподозрила служанку: «Только ты и могла украсть, в доме никого
посторонних не было». Служанка заплакала, но ей не поверили, и выгнали ее
из дому. Хусайн махал руками и громко плакал. Никто не знал, почему у него
испортилось настроение. Он плакал два дня, повторял одни и те же звуки, но
в них никто не узнавал слова. Через несколько дней он научился говорить
слова так, что его стали понимать взрослые. Первая его фраза была о
служанке и о кольце, и о несправедливости.
Взрослые удивились, принесли мешок, вспороли его, высыпали крупу,
смотрят – прав маленький Хусайн. Нашли служанку, извинились, наградили
ее, но она назад не вернулась, хотя все следующие годы рассказывала эту
историю про удивительного малыша Хусайна.
А вот еще одна удивительная история. К Абдаллаху (отцу Хусайна) приехал
дядя. Был вечер, в комнате горели светильники. На ковре сидели Абдаллах и
гости. Около Абдаллаха сидел маленький Хусайн. Сидел тихо, слушал
беседу взрослых. Говорили, что он уже слова произносит, этот маленький
мальчик. Но какие слова может сказать ребенок, если в жизни он сделал еще
только несколько боязливых шажков?
Каково же было удивление гостей, когда этот ребенок вдруг заговорил
стихами. Самыми настоящими стихами. Дядя, рассказывая о каком-то своем
знакомом, решил процитировать строки из Рудаки. «Тех, кто жизнь прожив,
от жизни не научится уму», – сказал он и вдруг забыл следующую строку.
Всегда знал, а тут забыл. Он даже пальцами хрустнул от нетерпения.
И вдруг маленький Хусайн продолжил: «Никакой учитель в мире не научит
ничему».
«Да-да, именно так у великого Рудаки», – сказал дядя, а потом вдруг
уставился на мальчика в немом изумлении.
И ночью дядя не мог заснуть. Ворочался, поражался и охал, возвращаясь в
мыслях к удивительному ребенку, которого родила племянница Ситора.
С раннего детства Хусайн учил Коран, ведь каждый мусульманин должен
знать эту главную книгу. Учитель мальчика был очень строг и на все
вопросы Хусайна: «Откуда на небе звезды?», «Почему умирают люди?»,
отвечал: «Учи Коран, там на все есть ответы». И Абу Али учил его с
огромным старанием.
Про Хусайна рассказывают такую легенду. Еще в раннем детстве благодаря
своей чуткости он мог «разделить волосок на сорок частей». Все ученики
удивлялись его способностям. Однажды они решили испытать его: пришли в
школу раньше Хусайна и подложили под коврик, на котором всегда он сидел,
листок бумаги. Начались занятия. Все ученики следили за поведением
мальчика. Хусайн вел себя странно. Он то поднимал голову к потолку, то
опускал ее вниз. Потом удивленно сказал: «Не знаю, или потолок в нашей
школе немного опустился, или чуть-чуть поднялся пол, но только высота
стены изменилась».
Через несколько месяцев обучения Хусайн сказал учителю: «Я выучил весь
Коран, теперь я могу задавать вопросы?»
– Зачем ты так нехорошо обманываешь меня, – обиделся учитель. – Коран
учат долгие годы, и то редкие мусульмане знают его наизусть. Им дают
почетное звание – хафиз.
– Значит, я хафиз, – сказал Хусайн – потому что я выучил все до последней
главы.
Учитель начал экзамен: “А сура «Подаяние» ... а сура «Совет»...”
Хусайн рассказывал все. Так не знал Коран даже сам учитель – важный хатиб
Убайд.
– А теперь, – спросил Хусайн, – я могу задать тебе свои вопросы?
– Я не знаю, – ответил учитель растерянно. – Вот что, я скажу твоему отцу,
чтобы он больше не приводил тебя. Ты в самом деле хафиз. Когда-то в своем
детстве я задал учителю такие же вопросы. Он больно выпорол меня. С тех
пор я понял, что все ответы лежат в Коране, и перестал спрашивать других и
себя. Если же ты не найдешь в Коране ответы, тебе будет плохо жить.
Трудно и плохо. Так сказал старый Убайд. С тех пор Хусайн не ходил в
мактаб изучать Коран.
Одновременно Ибн Сина ходил к другому учителю. Он обучал его адабу
(грамматике, стилистике и поэтике). Кроме того, он изучал арифметику и
алгебру, а потом под руководством своего домашнего учителя Абу
Абдаллаха ан-Натили начал изучать логику, Евклидову геометрию и
“Альмагест” Птолемея. Однако скоро Натили вынужден был признать, что
исчерпал свой учебный материал и уже не в состоянии удовлетворить
познавательный интерес мальчика.
– Я должен уйти из вашего дома. Я, бедный старик, всю свою жизнь думал о
законах мира, скитался в пустынях, голодал в городах, изучал движение
небесных светил и только под конец жизни дознался, открыл то, что ты мне
сказал минуту назад. Страшно так думать, но мне кажется, что расположение
небесных тел действительно мало влияет на судьбу человека. Но ты никому,
кроме меня, не сказал об этом?
– Нет.
– И ответь, хотя недостойно учителя спрашивать так, я давно хотел узнать,
зачем тебе все эти знания, зачем ты не спишь по ночам, сидя над книгами?
Или у твоего отца мало денег? Или у вас плохой дом? Неужели ты не
понимаешь, что знания не дают счастья? Ты будешь в постоянных муках,
всегда терзать самого себя – вот что тебя ждет. Неужели ты еще этого не
понял?
– Но я не могу иначе, – ответил Хусайн. А старик внезапно подумал: «Он
совсем не мальчик, нет, он только кажется мальчиком. Может быть, он
взрослей меня».
– Я не могу прожить часа, не узнав хоть немного нового, – продолжал
Хусайн. – Я должен постоянно узнавать новое о мире, иначе я просто не могу
жить.
– У тебя будет тяжкая судьба. Но когда-нибудь, через тысячу лет, говоря о
тебе, люди вспомнят и мое имя – Натили. Я ведь все-таки учил тебя, хоть
немного...
Дальше Ибн Сина самостоятельно продолжал свое учение. Он с увлечением
занялся изучением естественных наук, и, прежде всего, медицины.
«Зачем живет человек? – думал ночами Хусайн. – Неужели, чтобы умереть?
Зачем же он тогда радуется и страдает? Зачем ученый всю жизнь тратит на
знания, наконец, набирает этих знаний достаточно и тут же умирает?
Неужели он всю жизнь искал знания, чтобы унести их в могилу? Для чего
живу я сам? Главная жизнь моя будет в загробном мире – так учат
богословы. Значит, сейчас я живу неглавной жизнью?» В это он не хотел и не
мог поверить.
«Сейчас я живу неглавной жизнью». От этой мысли болело сердце, оно не
соглашалось с этой мыслью. «А если бы человек жил на земле столько,
сколько хотел… Я хочу жить долго». И вдруг Хусайн поразился простой
мысли: «Для этого же и существует медицина! Как я раньше не догадался об
этом! – думал он. – Медицина нужна для того, чтобы продлить жизнь
человеку на земле. А может быть, кто-то захочет жить вечно. Может быть,
уже есть такие лекарства, которые делают людей вечными? Надо больше
читать книг».
С этими мыслями он ложился спать и ходил по улицам, он улыбался этим
мыслям. «Я развяжу узел смерти! – думал Хусайн. – Для этого стоит жить.
Главным моим делом станет медицина. Я сделаю людей долгими жителями.
Вот для чего я буду жить».
Теперь Хусайн постоянно читал медицинские книги и одновременно он
занимался врачебной практикой – бесплатно лечил больных.
В возрасте 17 лет Ибн Сина, как врач, пользовался в Бухаре такой славой, что
был приглашен ко двору Нуха ибн Мансура, который долгое время болел, и
лечившие его придворные врачи ничем не могли ему помочь.
– Слышали? Его повезли лечить больного эмира, – шептали люди. – Ну,
хорошо, он лечил нас, смертных. Но нас ведь легко вылечить, мы простые
люди. А у великого человека – у него и болезни великие! Пропала голова
мальчика!
– И этот мальчишка будет указывать нам, известным знатокам медицины! –
врачи насмешливо кивали головами.
Ибн Сине удалось в короткий срок вылечить правителя, и в благодарность за
это молодой ученый попросил разрешения пользоваться дворцовой
библиотекой, которая была одной из лучших и богатейших библиотек на
всем Ближнем Востоке.
– Я понимаю, что моя просьба велика. Ведь эта библиотека – она
единственная, в мире больше не осталось...
– Можно. Конечно можно, – ответил эмир. – И еще, ты назначаешься
придворным врачом и будешь жить во дворце под охраной стражников.
Отныне мысли Хусайна были заняты единственным – библиотекой. Через
много лет, рассказывая ученику Джузджани свою биографию, Ибн Сина так
вспомнит об этой библиотеке: «Я нашел в этой библиотеке такие книги, о
которых не знал и которых не видел больше никогда в жизни. Я прочитал их,
и мне стало ясно место каждого ученого в своей науке. Передо мною
открылись ворота в такие глубины знания, о которых я не догадывался».
В результате работы в этой библиотеке Ибн Сина расширил свои научные
познания до грандиозных масштабов. Основательно усвоив логику,
естествознание, медицину и другие науки, он перешел к метафизике,
считавшейся тогда одним из основных разделов философии. И еще он начал
писать стихи.
В
детстве
учитель
словесных
наук
объяснил
Хусайну
правила
стихосложения. Рифмовать, складывать строки в определенном размереритме, умели многие грамотные люди. Но лишь когда в этих строках
смеялось и тосковало собственное сердце, когда и другие сердца не
оставались равнодушными, заслышав эти строки, лишь тогда рифмованные
фразы становились стихами.
Первые стихи Хусайн сочинял для забавы. Это было интересно – будничные
слова вдруг становились то торжественно-величественными, то печальными.
Постепенно все больше чувства и мысли было в его стихах. Их уже знали
многие в Бухаре, передавали друг другу.
Возвысить душу знаньями стремись, она вместит их словно звезды
высь.
Душа светильник, чей огонь познанье, Аллаха мудрость – масло для
него.
Погас светильник – это знак того, что кончилось твое
существованье.
Ты к дружбе с каждым встречным не стремись и тайн не доверяй
кому попало,
Гони лжеца, пройдохи сторонись, иначе повредишь себе немало.
И воле подлеца не покорись, не превышай дозволенного меры,
А запятнаешь честь, как не винись, как слез не лей – слезам не будет
веры.
В Бухаре наступали смутные времена. Разбойники сожгли библиотеку
эмира…
Однажды в дом Ибн Сины пришел знатный гость: «Да-да, такое богатство
сгорело. А ты многое успел узнать, занимаясь в этой библиотеке?»
– Много, – сказал Хусайн уклончиво, – но не достаточно.
– Так не сможешь ли ты составить для меня книгу, в которой будет
рассказано обо всех знаниях. Я понимаю, что не в силах заплатить за это с
такой щедростью, на какую способны лишь цари, но и моя благодарность
будет полезна в такое время.
– Это невозможно. Чтобы рассказать, что содержится в тысяче книг, надо
написать новую тысячу книг. Я, конечно, помню все наизусть и мог бы все
восстановить, но для этого нужна жизнь.
После долгих уговоров Хусайн согласился. Все-таки это был заработок. Он
писал днем и ночью. И написал довольно быстро. Получилась толстая книга.
В ней было рассказано обо всех науках, кроме математических. Иногда Ибн
Сина не удерживался и вместо пересказа начинал спорить с древними
авторами. Споры тоже были записаны в сборник. Книга так и называлась
«Собранное».
Хусайн еще не успел окончить первую книгу, как пришел другой заказ,
написать книгу по этике. Называлась книга эта «Книга благодеяния и греха».
Ибн Сина работал с большой самоотдачей и интересом. Но обстановка в
Бухаре и смерть отца побудили его покинуть родной город и отправиться в
длительное странствие. Отныне вся его жизнь проходила в скитаниях по
чужим странам и городам. Но и в таких условиях Ибн Сина проводил
научную работу и врачебную практику.
…На одном из вечеров у хорезмшаха ученый-врач Масихи прочитал отрывок
из только что оконченной им медицинской книги. Все выступающие книгу
хвалили. А сам Масихи был недоволен. «Ар-Рази написал медицинскую
книгу, но в ней двадцать томов. Ее надо возить на верблюде», – говорил
Масихи Хусайну. «К тому же в этой книге многое упущено, многое бездумно
переписано из Галена и Гиппократа. Нужна иная книга, но никто еще не смог
написать ее. И я не сумел. Надо, чтобы она охватила все медицинские знания,
но была небольшой. Такую книгу может написать лишь мудрый человек с
глубокой памятью, острым умом и огненным сердцем. Мне уже не написать
такую книгу». Хусайн хотел рассказать Масихи о набросках своей
медицинской книги, но удержался.
Часто вместе с Масихи они принимали больных. Масихи удивлялся умению
Ибн Сины ставить точный диагноз, по еле заметным признакам узнавать
причины болезни. Вместе с Масихи они делали хирургические операции. И
тут учился Хусайн. Хотя Масихи уверял, что уже и сейчас Хусайн
превосходит его. Вместе они работали и в химической лаборатории у Аррака.
Там они ставили всевозможные опыты. А вместе с Бируни Абу Али
занимался еще астрономией…
Но вновь сложившаяся ситуация вынуждает Ибн Сину покинуть и этот город
и странствовать.
«Может быть, я достиг всего, для чего был рожден, – думал он иногда. –
Лечу людей. Люди радуются и благодарят. Ни от кого не завишу, никому не
обязан. Могу продолжать труды в науке… Нет, я еще много должен отдать
людям, я должен передать им все, что знаю и умею сам».
И появляется книга «Среднее сокращение по логике», затем «Совокупные
наблюдения» и книга по философии «Появление и возвращение». Самую
главную свою книгу, книгу всей жизни, книгу, которая была необходима
каждому врачу, он тоже, наконец - то, начал писать. «Канон врачебной
науки» называлась она.
День проходил за днем… Утром – «Канон». Днем – занятия с учениками и
лечение. Вечером – встречи и беседы. Ночью – опять написание книг. А
потом наступало утро…
Ибн Сину любили все. О нем говорили, что он очень добрый человек, и что
он лечит всех. А особенно охотно берется он лечить сложные болезни. И
методы лечения у него необычные. О мудрости его ходили легенды.
Однажды пригласили Ибн Сину к правителю, у которого долго болел сын,
лучшие доктора не могли вылечить его. Согласился Абу Али. Ну что же это
за лечение такое забавное: водит новый врач сына по парку. И сидят они там,
в тени деревьев, беседуют. Абу Али рассказывает истории, мальчик слушает,
придворные тоже – подслушивают... Абу Али почти не лечит его
лекарствами, дает лишь общеукрепляющие. Зато с ним много гуляет,
приходит во дворец рано утром и заставляет его, самого сына правителя,
делать гимнастику… Потом попросил слуг убрать мусор со дна бассейна.
Этот бассейн был вырыт посреди сада, и долгие годы его не заполняли водой.
Абу Али принялся учить мальчика плаванию. Через несколько месяцев ничто
не угрожало здоровью ребенка. Он стал абсолютно здоров, бодр и весел.
«Канон врачебной науки» продвигался медленно. «Хорошо бы лет пятьшесть спокойной жизни», – думал Абу Али. Но спокойной жизни быть не
могло, и вновь Ибн Сина вынужден покинуть город.
«Мне уже тридцать четыре года. Это возраст, когда подводят первые итоги.
Это возраст, когда построен фундамент и стены построены. А где мой
фундамент? Я еще многого не успел и почти ничего не сделал из того, что
задумывал. Зачем я тогда живу?»
О, если бы познать, кто я! Хотя бы раз постигнуть, для чего
скитаюсь я сейчас?
Спокойно зажил бы, отраду обретя, а нет – заплакал бы я тысячами
глаз.
– Плакать? Нет, надо работать!
Плохо,
когда
сожалеть
о
содеянном
станешь.
Прежде чем ты, одинокий, от мира устанешь, делай сегодня то
дело,
Что выполнить в силах, ибо возможно, что завтра ты больше не
встанешь.
И Абу Али лечил людей. Джузджани (его ученик) помогал учителю.
– Я не перестаю удивляться, учитель, твоему умению, – говорил он. – Сейчас
был мужчина, он даже не мог толком объяснить свою болезнь, а ты
обнаружил у него зарождающуюся опухоль в желудке. Ты ведь не заглянул
ему внутрь?
И Абу Али вновь объяснял ученику. Он рассказывал Джузджани о пульсе.
«Пульс – это движение сосудов, слагающееся из сжатия и расширения»,–
говорил Абу Али. «Некоторое время я упускал период сжатия. Я повторял
исследования до тех пор, пока не почувствовал все его признаки. После этого
передо мной открылись врата познания пульса. Я различаю особенности
пульса ровного и неровного. (Джузджани напрягал память, старался все
запомнить.) Пульс может быть волнообразный и веретенообразный,
двухударный, долгий, дрожащий, короткий, малый, медленный, муравьиный.
И все это надо уметь отличать. Пульс бывает также мягкий, напряженный,
нервный, низкий, пилообразный, полный, пустой».
«Этого я не читал в медицинских книгах!» – удивлялся Джузджани.
«В книгах этого нет», – соглашался Абу Али. «О пульсе я напишу особый
трактат, возможно, он войдет в «Канон». Жаль, что редкие врачи пока могут
различать движения сосудов. Некоторые болезни, особенно скрытые от глаз,
я определяю только по изменению пульса. Природа пульса сходна с
природой музыки. По нарушению гармонии пульса можно отыскать тайную
болезнь».
Есть такая легенда об Ибн Сине: Это было уже в то время, когда слава о нем
разошлась по многим странам. Но не слава была нужна Ибн Сине. Всю
жизнь он лечил больных людей и количество их не уменьшалось. Его
призывали в города, умоляли посетить деревни. Деревень на его пути было
много, и он не успевал осматривать всех больных. И тогда он предложил:
«Пусть каждый больной житель деревни возьмет в руки по веревке, а другие
концы этих веревок возьму в свои руки я. И по натяжению веревки, по теплу
ее и дрожанию я буду определять болезни того, кто держит свой конец».
В одной деревне была хитрая, насмешливая женщина. Она ничем не болела и
решила испытать чуткость Ибн Сины. Она взяла свою кошку, которая
недавно окотилась, спрятала ее за пазухой, привязала к ее лапе веревку, а
другой конец подала Ибн Сине.
«Сейчас мы проверим, вправду ли он такой хороший врач»,– шептала она
соседям, хихикая.
Ибн Сина называл болезни разных людей и, наконец, дошел до женщины с
кошкой. Он на секунду сделал удивленное лицо, еще раз потрогал веревку и
сказал: «Эта больная пять дней назад принесла семерых котят. Она очень
истощена, и ее требуется срочно напоить молоком. Никаких других лекарств
ей не надо».
Абу Али проводил и различные операции: вправлял вывихи, исправлял
искривленные позвоночники, он удалял камни из мочевого пузыря, вырезал
полипы в носу, пятилетнему мальчику заправил глазную фистулу.
Операциями на глазах он особенно гордился: « Я обязательно должен
описать их в «Каноне», – говорил он вечером ученику, – чтобы каждый врач
научился делать эти операции».
А вечером Абу Али продолжал писать «Канон». Джузджани переписывал
набело.
Ибн Сина одновременно мог писать несколько книг. Однажды Джузджани
попросил его написать или хотя бы продиктовать собственное толкование к
книгам Аристотеля.
«Ты видишь, – ответил Абу Али, – я очень занят. Но я задумал книгу,
которая будет полезна всем. Все свои знания, научные и философские, я
постараюсь вложить в нее. Там будет и мое понимание Аристотеля». Эта
книга называлась «Китаб-уш-шифа» – «Книга исцеления души».
Ибн Сина решил, что «Книга исцеления» будет состоять из семнадцати
томов. Все достижения научной мысли того времени хотел внести в книгу
Абу Али: геология, геофизика, метеорология, физика и оптика, химия,
ботаника, зоология. Отдельно Абу Али решил
рассмотреть математические дисциплины и теорию
музыки. Но дела отнимали много времени.
Он вставал до зари и писал хотя бы два листа для
«Книги исцеления». А когда начиналось утро,
принимал учеников. Маленькую площадь перед
домом Абу Али всегда заполняли люди. Бывали здесь
именитые, знатные, но больше было бедных крестьян,
ремесленников и торговцев. В большинстве это были
больные, ждущие исцеления от чудодейственных рук
знаменитого врача Абу Али Ибн Сины. Много на это
уходило времени, ибо каждое лекарство из трав,
семян, смол он готовил сам. Случаи об исцелении им болезней,
превосходили сказания о святых.
А вечером он снова брал перо и писал. Джузджани так рассказывает о работе
учителя в эти дни: «Учитель попросил бумагу и чернильницу... Затем он
разложил стопы бумаги перед собой, брал листы и рассматривал каждую
проблему, писал объяснение ее. И он писал каждый день по пятьдесят
листов… При этом у него под рукой не было ни одной книги, он не
обращался ни к какому источнику, а писал все по памяти и наизусть».
«Я никогда не работал так хорошо», – говорил Абу Али ученику. Но новые
обстоятельства снова прервали работу. По доносу Ибн Сина был брошен в
тюрьму.
Вылечив начальника тюрьмы, Абу Али поклялся, что не будет пытаться
бежать.
За это начальник освободил его от кандалов и принес ему бумагу из
собственной канцелярии, чернильницу и тростниковое перо. По вечерам
начальник любил рассказывать о своей длинной жизни, о деревенской
юности.
За четыре тюремных месяца Абу Али написал «Книгу о правильном пути»,
заново переделал «Книгу о коликах». Там же, в тюрьме, он написал еще одну
книгу – философскую повесть «Живой, сын Бодрствующего». Хайи ибнЯкзан – так звали начальника тюрьмы. «Живой, сын Бодрствующего» –
переводится это имя.
Это была первая повесть Абу Али. Герой повести встретился с простым и
добрым, вечно бодрствующим стариком. И старик рассказывает герою о
своих странствиях, о том, как он сумел познать окружающий мир. Добрая
душа старика проникает повсюду: и опускается в ад, и поднимается до
высших сфер мира…
Книгой этой будут зачитываться потом многие люди. Они будут говорить,
что каждая страница книги полна мудрых раздумий, философских мыслей.
Через двести лет писатель Ибн-Туфайл создаст роман с тем же названием, и
роман будет во многом повторять повесть Ибн Сины. Литераторы считают,
что и бессмертный Данте творил свою «Божественную комедию» под
влиянием Абу Али Ибн Сины.
Пришедший к власти новый правитель отпустил Ибн Сину. Уехав в другой
город, он продолжал принимать больных и заканчивал третью книгу
«Канона».
Случай с одним больным был таким редкостным, что о нем стали
рассказывать во многих городах: Знатный человек, двоюродный брат самого
эмира Исфагана, сошел с ума. Он вообразил себя коровой, стал бегать по
комнатам своего богатого дома, громко мычать.
– Зарежьте меня поскорее! – кричал двоюродный брат эмира. – Сварите из
меня суп! Я корова! Я корова!
Он отказался есть нормальную человеческую пищу. «Я корова! – кричал он.
– Я жирная корова. Я не ем мяса!»
Он стал быстро худеть. И уже перестал бегать по комнатам, бодать слуг, а
лишь лежал и жалобно мычал. К больному были приглашены лучшие врачи,
но они ничего не могли поделать, они признали болезнь неизлечимой.
Зная об удивительном даре Авиценны, эмир обратился к нему с просьбой о
помощи.
Ибн Сина выслушал рассказ врачей о болезни, поговорил со слугами, а потом
сказал: «Идите к своему больному и передайте, что вы были у мясника и
просили зарезать корову. Скажите ему, что мясник скоро придет».
Домашние вернулись, рассказали все больному. Он обрадовался, замычал
веселее.
Ибн Сина одел свои лучшие одежды, позвал двух слуг и отправился в дом
брата эмира. Войдя в комнату, он взял в руки огромный нож и закричал: «Где
здесь корова, которую надо резать? Выведите ее во двор, я там ее зарежу!
Принесите веревки и свяжите корове ноги! Сделайте все, как положено».
Больной, услышав эти слова, заревел из глубины комнаты: «Я сам! Я сам!»
Он даже поднялся от радости, хотя последние два дня совсем не вставал,
вышел во двор и лег на бок.
Ибн Сина подошел к нему, присел и поточил нож о нож. Потом он пощупал
больному бока и сказал: «Эта корова очень худая, и ее резать нельзя. Давайте
ей в течение нескольких дней обильную пищу, чтобы она пожирнела, а потом
я приду и зарежу ее».
Больной растерянно поднялся. Он был слаб от голода, его шатало.
– Слышишь, корова, – сказал Ибн Сина, – будешь хорошо есть, тогда зарежу,
а будешь голодать – какой от тебя толк. Никто и есть не станет твое мясо.
В тот же день больной накинулся на пищу, в которую Ибн Сина велел
подмешивать специальные лекарства. Абу Али приходил к пациенту каждый
день.
Постепенно больной стал выздоравливать, он прибавлял в весе и мычал все
реже. Однажды утром он проснулся и позвал слугу: «Странный мне сон
сегодня приснился: как будто я вообразил себя коровой». «Действительно,
странный сон, господин», – откликнулся слуга. «Я даже испугался: вдруг
проснусь и окажусь в самом деле коровой. Но, слава Аллаху, проснулся,
смотрю – человек я». Болезнь прошла окончательно.
…А вечером, как всегда, у Ибн Сины собирались ученики. Однажды, во
время беседы с ними, в дом вошел посланник и передал письмо и толстый
конверт с вопросами.
– Завтра утром я бы хотел уехать, – сказал посланник, – но если ты согласен
написать ответ через несколько дней, то я подожду.
Ибн Сина отпустил его. Он продолжал разговаривать с учениками и
одновременно просматривал вопросы. После вечерней молитвы Джузджани
принес ему пачку бумаги, листов пятьдесят. Ибн Сина зажег светильники и
принялся писать ответ… Рано утром кто-то постучал в дверь Джузджани.
Это был слуга Ибн Сины: «Господин срочно просит прийти к нему».
Когда Джузджани вошел в комнату, он увидел, что вся бумага уже исписана
мелким почерком учителя. «Получилась целая книга», – сказал учитель
смущенно. «Я решил сразу ответить на все вопросы, чтобы не задерживать
посланника. И ученые в Ширазе ждут».
Когда Джузджани отнес эту книгу посланнику, тот и вовсе изумился.
Вернувшись в Шираз, он долго рассказывал ученым об этом случае.
…И вот, наконец-то, «Канон врачебной науки» был окончен. Пять тяжелых
томов лежали в комнате Ибн Сины. Все медицинские знания, которые
накопили люди, вмещали эти книги. Они были написаны в трудные дни.
Голодная жизнь в караван-сараях… В домах у друзей, прислушиваясь к
каждому шуму на улице, – не за ним ли пришли…
Вот первая – теория медицинской науки. В ней дается определение
медицины, раскрываются задачи этой науки, приводится учение о соках и
натуре (темпераменте), дается сжатый анатомический очерк так называемых
“простых”
органов
человеческого
тела,
рассматриваются
причины,
проявления и классификации болезней и общие правила их лечения.
Подробно излагаются учения о питании, образе жизни и сохранении здоровья
во все периоды жизни (общая и частная гигиена).
Во второй книге описаны простые лекарства. Оказывается, любой корень,
кора любого дерева могут помочь человеку бороться с болезнями. Растения
живут рядом, но люди не знают об их полезных свойствах.
«Если прикладывать лекарственные повязки с редькой и медом – это
исцеляет злокачественные язвы, а семена ее с уксусом окончательно
исцеляют гангренозные язвы» – так говорит Ибн Сина во второй книге
«Канона» об обыкновенной редьке. «Если скорпион ужалит человека,
который поел редьки, то человеку вреда не будет». Или еще: «Если выпить
мяты до отравления, она отразит действие смертоносных ядов».
Почти
восемьсот
простых
лекарств
растительного,
животного
и
минерального происхождения с указанием их лечебных свойств и способов
применения описал Ибн Сина во второй книге «Канона». Эта книга дает
возможность ознакомиться не только с научной, но и с бытовой, народной
медициной того времени. Лечебники и травники Древней Руси также
постоянно упоминают его имя «Ависен», дают его рецепты. А многие
лекарства, предложенные Ибн Синой, прочно вошли в фармакопею и
применяются по сегодняшний день.
Третья и четвертая книги подробно разбирают болезни всех человеческих
органов с головы до ног, иными словами она посвящена частной патологии и
терапии. Голова, мозг и нервы, глаз, ухо, горло и нос, зубы, легкие и сердце,
пищевод и желудок, кишечник, печень и желчный пузырь, почки и мочевой
пузырь – обо всем подробно рассказал Ибн Сина, назвал способы лечения,
методы операций. Как лечить переломы черепа, носа, челюсти, ключицы,
ребер – об этом тоже рассказал он в «Каноне». Каждый раздел начинается с
подробного анатомического описания соответствующего органа. Первым в
мире Ибн Сина описал строение мышц глаза. До Ибн Сины многие, даже
великие ученые считали, что глаз, словно фонарик, испускает лучи. Эти
особые лучи, отражаясь от предмета, идут назад и дают изображение.
Книга пятая “Канона” представляет собой фармакопею. В ней излагаются
способы изготовления и применения различных форм лекарств сложного
состава. До тридцати семи веществ могут входить в них. «Это лекарство
применял Гален, – часто пишет Ибн Сина, – это известное индийское
лекарство, а это – открыто мной».
В «Каноне» Ибн Сина уделяет внимание и проблемам психологии.
Психические расстройства интересовали его не только с чисто врачебных
позиций, но и как объект психологического исследования.
Ученые и врачи, читая книги «Канона», переписанные Джузджани, а потом
размноженные переписчиками, поражались. Новое, неведомое раньше науке
встречалось в этих книгах на каждой странице.
Ибн Сина первый проанализировал причины, симптомы и способы лечения
таких страшных болезней, как менингит и люэс, плеврит и язва желудка. Он
первый отделил чуму от холеры, описал проказу, желтуху и сибирскую язву.
Ибн Сина не знал, что пройдет больше восьмисот лет, и только тогда Пастер
подтвердит его гипотезу о вирусах – о невидимых возбудителях болезней,
которые живут и в воде, и в воздухе.
В «Каноне» Ибн Сины содержится много тонких наблюдений над детьми и
разумных советов по всестороннему их воспитанию. Он заботился о том,
чтобы из ребенка вырос добрый, умный, умелый и здоровый человек.
Большое внимание Авиценна уделял и физическим упражнениям, называя их
“самым главным условием” сохранения здоровья. На следующее место он
ставил режим питания и режим сна.
Еще одной необычной стороной “Канона врачебной науки” является точное
описание клинической картины болезней, тонкости диагностики. Описания
ряда клинических явлений, их объяснения говорят о необычайной
наблюдательности Ибн Сины, его таланте и опыте. В диагностике же Ибн
Сина пользовался определением влажности или сухости кожи, осмотром
мочи и испражнений, ощупыванием и наблюдением за пульсом. Ибн Сина
создал такое учение о пульсе, к которому с тех пор трудно что-нибудь
добавить.
Ибн Сина не знал, что его «Канон» скоро станет медицинской энциклопедией
во всех странах мира. В Европе будут учить по нему врачей.
Сложность окружающей обстановки по-прежнему отрывала Абу Али от
занятий наукой и лечения, от написания книг. Но, несмотря на все преграды,
он пишет новую книгу – «Книгу справедливости».
А вскоре была написана поэма «Урджуза». Поэма эта особенная. Ее героем
была медицина, все медицинские знания. «Она составлена в простом
изложении, понятными стихами, так, чтобы было нетрудно ее читать», –
написал сам Ибн Сина в предисловии. По этой поэме даже школьник мог
изучать медицину. Очень скоро «Урджузу» перевели на латинский язык. А
потом ее издали во многих странах. 600 лет изучали поэму во многих
медицинских школах.
Поэма написана красивыми, образными стихами. В прозе начало ее звучит
примерно так: «Поэты – принцы вселенной; врачи руководят телом.
Красноречие упомянутых выше радует душу; преданность последних
исцеляет болезни. Эта поэма содержит всю теоретическую и практическую
медицину. И я в ней излагаю в стихах все мои знания этой науки…
Медицина – это охрана здоровья и лечение болезней...» Он любил медицину
и уделял ей большую часть своего времени.
Одновременно с «Урджузой» Ибн Сина написал книгу по языкознанию –
«Язык арабов». Современники говорили, что подобную этой книге в области
языка, еще никто не писал.
Ибн Сина долго откладывал переписку ее начисто. Джузджани был занят
переписыванием двадцати томов «Книги справедливости», «Язык арабов»
так и остался в черновике. После смерти Ибн Сины книга эта, видимо,
погибла, или, быть может, хранится до сих пор в какой-нибудь
мусульманской библиотеке среди других неизученных рукописей. Такая же
судьба ожидала и «Книгу справедливости» – грабители увезли ее с собою,
все двадцать томов.
Эта книга была очень дорога Авиценне, он вынашивал ее в сердце своем
многие годы. Эта книга была приговором всей западной философии, всем
законам черной, яростной жизни.
И вот, как будто по иронии, жизнь еще раз доказала Ибн Сине свою
несправедливость:
навсегда
пропала
именно
эта
книга
–
«Книга
справедливости».
После потери этой книги, так одиноко ему стало. «И руки ослабли, устали, и
ноги вот подогнулись. Пусто кругом. Одиноко и пусто. Зачем, для кого я
писал свои многотомные книги? Кто читает их? Несчастная сотня грамотных
людей в городе. А потом приходит правитель, повелитель алчных воинов, и
сажает этих ученых в ямы, выгоняет из дому. И книги горят, исчезают. Так
много все рассуждают о силе познания, о торжестве разума. А сила – вот она,
в жестокости. И торжествует не разум, а невежество, злое, тупое
невежество… Да будет ли когда-нибудь время, когда они, ученые, станут
необходимыми людьми? Когда правители будут советоваться со знаниями, а
не со своей дикой волей. И весь мир будет объединен в единое, общее,
справедливое государство. Без войн, захватов и убийств.
Но, несмотря на все отчаяние и боль, надо все-таки подниматься... Ведь
завтра сюда придут ученики. И надо будет говорить им что-то о пользе
знаний…»
Почти непрерывные скитания по городам Мавераннахра и Ирана,
постоянный напряженный труд, бессонные ночи, неоднократные тюремные
заключения надломили организм ученого. Когда-то он написал книгу о
желудочных коликах, теперь сам он страдает этой болезнью.
От праха черного и до небесных тел я тайны разглядел мудрейших
слов и дел.
Коварства я избег, распутал все узлы, лишь узел смерти я распутать
не сумел.
Это были последние слова Великого Учителя.18 июня 1037 года Ибн Сина
умер.
О последних часах Ибн Сины есть такая легенда: Великий врач,
почувствовав приближение конца своих дней на земле, решил дать бой
смерти. Не зря он дни и ночи, многие годы, изучал свойства разных
растений, тайны лекарств. Ибн Сина решил победить смерть, оставшись в
живых надолго. Напрягая ослабевшие руки, приготовил сорок разных
лекарств, разлил лекарства в сорок разных сосудов, на каждом сосуде
написал номер. Потом он вызвал самого верного своего ученика.
«Слушай меня внимательно, – сказал он ученику. – Силы мои ослабли, и,
вероятно, завтра я уйду. Но я не умру, если ты применишь все эти сорок
лекарств в том порядке, как я тебе продиктую».
И он стал диктовать. Первое лекарство полагалось влить в рот. Вторым
лекарством натереть грудь. Третьим – спину. Четвертым – ноги. Пятое снова
влить в рот. И так до сорокового.
На следующий день великий врач потерял сознание. Перед учеником лежало
безжизненное тело изможденного старца. Сухие слабые руки, щеки
ввалились, и только высокий лоб говорил о глубоких тайнах ума Ибн Сины...
Ученик, волнуясь, взял первый сосуд с лекарством. Потом – второй, третий,
четвертый. Он делал все так, как диктовал ему учитель. Взял десятый сосуд,
двадцатый,
тридцатый…
Постепенно
немощное
старческое
тело
превращалось в цветущее тело юноши. Уже появилось дыхание, зарозовели
щеки. Перед учеником лежал сильный красивый юноша с полным
благородства, мудрым лицом. Осталось сороковое лекарство. Последнее
лекарство должно было укрепить ту жизнь, которую вдохнули в Ибн Сину
все тридцать девять лекарств. Испив последнее лекарство, учитель должен
был открыть глаза, глубоко вздохнуть, улыбнуться и встать. И так поражен
был ученик этим чудесным превращением, что внезапно из трясущихся от
волнения рук выпал сороковой сосуд на землю и опрокинулся. Лекарство
разлилось по песку, ушло в глубину земли... Через несколько минут перед
учеником лежало безжизненное тело учителя.
Ибн
Сину
Хамадане,
похоронили
у
южной
в
стены
города.
Шли годы, проходили столетия. На краю Хамадана, на левом берегу горной
реки, среди давно заброшенного кладбища высокий кирпичный забор
огораживал небольшой дворик с несколькими кипарисами. Там, среди
кипарисов, стояло здание из кирпича. Сюда, к мавзолею, каждое утро
собирались люди. Среди них были ученые – старики и молодые, лишь
входящие в жизнь. Были и больные, верившие в чудесное исцеление от одних
только прикосновений к древней могиле. Внутри мавзолея, во мраке, на полу,
устланном циновками, у надгробной плиты постоянно сидели старцы.
Проходило двести лет, четыреста и семьсот... И когда спрашивал какойнибудь путешественник, проезжающий из Тегерана в Багдад: «Кто
похоронен здесь?», ему негромко отвечали: «Это могила Абу Али Ибн Сины,
Великого Врача и Великого Человека».
http://www.madra.dp.ua/_frames.html?doc=http://www.madra.dp.ua/arctur/n19/e1.
html
Академия наук Узбекской ССР. Институт Востоковедения им. Беруни
КАНОН ВРАЧЕБНОЙ НАУКИ
Абу Али Ибн Сина (Авиценна)
Статья первая
Параграф 1. О натурах простых лекарств
Мы уже изъяснили в Книге первой, что означают наши слова: «это лекарство
— горячее», «это лекарство— холодное», «это лекарство — сухое», «это
лекарство — влажное», и изъяснили, что сие имеет место в сравнении с
нашим телом. При этом мы исходили из того, что основой всех сложных
минеральных, растительных и животных [тел] являются четыре элемента || и
что они смешиваются и действуют друг на \23а друга, пока не утвердятся в
состоянии взаимного равновесия или преобладания" [какого-либо элемента],
а когда они на чем-либо утвердятся, это и будет истинная натура. [Мы
изъяснили также], что коль скоро натура возникла в сложном [теле], она [тем
самым] подготовила его к восприятию сил и качеств, которым свойственно у
него быть *после [возникновения] натуры '.
Мы уже изъяснили, сколько всего [существует] разновидностей натуры, что
подразумевается
под
уравновешенной
натурой
у
людей
и
что
подразумевается под уравновешенной натурой в лекарствах2. Под этим
разумеют, сказали мы, что если человеческое тело, встречаясь с лекарством,
воздействует на него своей прирожденной теплотой, то и лекарство может
вызвать в человеческом теле охлаждение, согревание, л'влажкение или
осушение, большее, [чем обычно] для человека. [Однако] мы 'не разумели под
этим, что натура лекарств подобна натуре человека, ибо натура человека
свойственна только человеку. (223) Знай также, что натура бывает двух
видов: натура первичная и натура вторичная. Первичная натура—это натура
первоначальная, возникающая из [основных] элементов, а вторичная натура
— это натура, возникающая от [воздействия] вещей, которые сами по себе
обладают натурой. Такова, например, [вторичная] натура сложных лекарств и
терьяка3. Ведь каждое из простых лекарств, [входящих
в состав] терьяка, обладает натурой, присущей ему Годному], а когда они
смешиваются, сочетаясь [с другими лекарствами] вплоть до объединения, и
приобретают [другую] натуру, возникает вторичная натура [терьяка]. Эта
вторичная натур.а не вся порождается искусственно, иногда она образуется
также естественно. Молоко, [например], состоит из смеси водянистых и
творожистых [частиц] с [частицами] жировыми, а каждая из этих трех
[составных частей] не является простои по природе, ко тоже представляет
собой смесь и обладает своей особой натурой. Эта вторичная натура
[возникла] под действием природы, а не искусственно.
Вторичная натура бывает двух видов: натура сильная и натура слабая.
Сильная натура возникает, например, тогда, когда кзждая из двух простых
составных частей соединяется с другой так [прочно], что нашей естественной
теплоте трудно их разделить; ботьше того, иногда разделить их трудно даже
для жара огня, как например, в веществе золота.
Действительно, влажное и сухое в натуре золота достигает такого предела,
что огненное качало не может их разделить. Когда огонь заставляет течь
водянистые [частицы'золота], чтобы подвергнуть их возгонке, ко всем
водянистым частицам крепко пристают частицы землистые, и [огонь] не
может поднять вверх водянистые частицы и осадить вниз землистые частицы,
как он это делает с деревом и даже с оловом и свинцом. Поскольку же натуре
присуща подобная крепость, то вполне возможно существование такой
натуры, элементы которой не в силах разделить имеющаяся в нас
прирожденная теплота. Это есть такая натура, которая [называется] прочной.
Если она уравновешенна, то остается во всем теле такой, как есть, пока не
изменит форму тела и не сделает его [снова] уравновешенным. Тот элемент [в
прочной натуре], который стремится к преобладанию, остается в теле
преобладающим, пока не разрушит его форму. Вообще от [такой натуры]
исходит лишь одно [какое-либо] действие.
Когда же натура не прочна, а наоборот, рыхла и мягка до распада, то
возможно [допустить], что ее элементы отделяются друг от друга при
воздействии на нее нашего естества. Силы их [при этом] различны, так что
часть их производит одно действие, а другая часть — противоположное.
Когда врачи говорят, что свойство такого-то лекарства сочетается из
противоположных друг друг}' сил, то они. [не думают], и ты тоже не должен
думать, что отдельная частица [лекарства] песет и теплоту и холодность
вместе, и что эти качества действуют порознь, как два раздельных начала, ибо
это невозможно. Наоборот, эти качества заключаются в двух различных
частях лекарства, из которых око сочетается.
Точно так же не следует полагать, что лекарства [какого-либо] другого рода
не сочетаются из взаимно противоположных сил, ибо все лекарства
сочетаются из взаимно противоположных сил. Ты должен понимать [слова
врачей] в том смысле, что [лекарство] обладает взаимно противоположными
силами действительно пли в потенции, близкой к действительности, ибо в
нем есть различные частицы, которые не оказывают друг на друга [настолько]
полного действия, чтобы между всеми, схожими по свойству частицами,
установилось совершенное тождество; они не связаны между собой и не
[слились] воедино [в такой .мере], чтобы если одна частица оказывается в
какой-либо части органа, другая обязательно была бы [там] вместе с нею.
Ведь если бы || силы их были сходны, то действие их на тело не 1236 было бы
ни в чем различным, а если [считать, что их] частицы взаимно связаны, а
свойства различны, то допустимо, что действие их на тело тоже не является
различным. Наоборот, когда один из элементов [лекарства] оказывается в
каком-либо органе, ему сопутствует другой, с ним неразлучный. От обоих
[элементов] возникает тогда во всех частях органа одинаковое действие и
влияние, вызванное действием этих элементов. Ведь в каждой части [органа]
имеется нечто препятствующее [лекарству оказать] полное действие и
овладевающее им. [Это бывает всегда], если только часть органа не
воспринимает [действия] лишь одного из элементов предпочтительно перед
другим, и естество использует один из них и отвергает другой, как нередко
случается.
Но мы ведем речь не об этом, а о разновидности [лекарств], которые
оказывают различное влияние по причине, [заложенной] в них самих, а не по
причине, [заложенной] в чем-либо другом. Причина эта состоит в том, что
смешение простых частиц в данных [лекарствах] настолько слабо, что
[лекарства] подвергаются разложению под влиянием нашей прирожденной
теплоты. Простые лекарства, о которых мы говорили, что им присущи
взаимно противоположные силы, принадлежат именно к числу тех, в коих
отсутствует полное смешение.
Среди этих [лекарств] есть такие, которые (224) смешаны прочнее, так что ни
варка, ни промывка не могут разделить их сил. Такова, например, ромашка,
которая [одновременно] обладает и растворяющнм и вяжущим свойством;
когда ее отваривают для лекарственных повязок, оба свойства не покидают
ее.
Есть, [однако], и такие лекарства, силы которых могут быть разделены
варкой,
как например, капуста. Ее вещество
смешано из землистой
вяжущей материи и из материи, обладающей свойствами баврака4,
очищающей и разреженной. Поэтому, если капусту отварить в воде, ее
очищающее вещество, обладающее свойствами баврака, растворится и
останется [одно] землистое вяжущее вещество. Таким образом, отвар
[капусты] становится послабляющим [из-за содержания бае рака], а тело ее —
вяжущим. То же самое относится к чечевице, к курам и к чесноку, ибо в них
есть очищающая и сжигающая сила, а также тяжелая влага, и варка разделяет
их. Таковы [также] лук, редька и другие [овощи]. Поэтому о редьке говорят,
что она способствует пищеварению, но сама не переваривается. Это
относится не ко всем ее частицам, а только к имеющемуся в ней
разреженному и более мягкому веществу. Если это [вещество] растворится, то
останется плотное вещество [редьки], не поддающееся переваривающей силе
и вязкое, тогда как другая [часть ее] вещества отрывает вязкие [соки].
К этой же категории [относятся] лекарства, в которых можно разделить
элементы путем промывки, как например, цикорий и многие овощи.
Вещество [этих растений] состоит из обильной землисто-водянистой
холодной материи и небольшого количества материи разреженной; они
охлаждают благодаря первой материи, а открывают закупорки и проводят
[соки] больше благодаря второй; главная часть этой разреженной материи
распространяется на поверхности [растения], поднимаясь к ней и расстилаясь
по ней. Когда [растения] промывают, то [разреженная материя] растворяется
в воде и от нее остается лишь такая доля, с которой не следует считаться.
Поэтому промывать их запрещено [законом] шариата и врачебной наукой.
По той же причине многие лекарства, когда человек их принимает [внутрь],
сильно охлаждают, а когда их прикладывают в виде лекарственной повязки,
они рассасывают. Таков, например, кориандр. При приеме [внутрь] его
охлаждающая способность становится очень сильной, а если приложить из
него лекарственную повязку, особенно в смеси с толокном, он иногда
рассасывает [опухоли], например, «свинки»5. Это объясняется тем, что
кориандр сочетается из сильно охлаждающего, землисто-водянистого
вещества
и
из
разреженного
вещества,
[способного]
рассасывать;
употребленный [внутрь], он воспринимает прирожденную теплоту, и
[теплота] растворяет в нем разреженное вещество. Количество последнего не
столь велико, чтобы оказать какое-либо влияние на натуру, наоборот, оно
удаляется и проходит [через поры], и охлаждающее вещество остается [одно],
производя чрезвычайное охлаждение.
А если из кориандра приложить лекарственную повязку, то землистое
вещество, по-видимому, не проникает в поры и не оказывает никакого
действия. Что же касается разреженного огненного вещества, - то- оно
проникает через поры и вызывает согревание; если же ему сопутствует
некоторое количество .холодного вещества, то оно полезно для отвлечения
[соков] и определения посторонней6 теплоты. Это близко к тому, что сказано
в Книге первой о жгучести лука в лекарственной повязке и безвредности его в
пище7, поскольку мы признали одной из причин этого [явления] нечто
близкое к тому, о чем идет речь. || Посему эта мысль должна быть утверждена
и известна.
Встречаются и такие лекарства, которые как будто содержат два различных
по естеству вещестза при полном отсутствии смешения. Иногда это явно для
чувства, как [например], в частицах цитрона, а иногда скрыто. Так, оболочка
[семян] подорожника блошного и то, что находится поверх оболочки, как
будто бы сильно охлаждают, а мучнистое вещество, находящееся внутри,
сильно согревает, так что чуть ли не оказывается средством, вызывающим
красноту или изъязвление. Оболочка его, [таким образом], служит как бы
преградой, разделяющей эти два [свойства].
Но если выпить [семя] подорожника блошного не растертым в муку, то
твердость его оболочки не позволит силе внутреннего мучнистого вещества
проникнуть наружу; наоборот, оно будет действовать [только] своими
внешними частями и своей слизистостью.
Если же его истолочь, [оно действует иначе]. Быть может, [толченый
подорожник] потому и считают ядом, что его мучнистое вещество и начинка
выходят [при толчении] наружу. Похоже, что способность толченого
подорожника
ускорять
вскрытие
нарывов
и
[свойство]
цельного
[подорожника] препятствовать их созреванию и разгонять их [объясняется]
той же причиной. Сказанного достаточно, чтобы преподать эту основу
[науки].
Статья первая
Параграф 2. О познании свойств натуры лекарств посредством
испытания
Свойства лекарств познаются двумя путями: путем сравнения и путем
испытания. Поговорим сперва об испытании и скажем: испытание приводит к
достоверному познанию свойств лекарства только после соблюдения
[известных] условий. Первое из этих условий заключается в том, чтобы
лекарство было свободно от всякого приобретенного качества, будь то
привходящая теплота, привходящая холодность или качество, появившееся [у
лекарства] вследствие (225) изменения его веществ или сочетания е иными
[веществами]. Так, вода, хотя она и холодна по естеству, если ее подогреть,
согревает, пока сама остается горячей, а смола фурбийун8, хотя и горяча по
естеству,
если
ее охладить, охлаждает, пока сама остается холодной.
Миндаль, будучи умеренно разреженным, когда прогоркнет, сильно
согревает, а рыба, хотя и холодна, если ее засолить, [тоже] сильно согревает.
Второе [условие] состоит в том, чтобы болезнь, па которой испытывают
лекарство, была простая, так как если болезнь сложная, то тут имеют место
два явления, требующие двух противоположных способов лечения. Когда
против них пробуют [применять] лекарство, и оно помогает, то причина этого
остается неизвестной в точности. [Допустим], например, что если у человека
слизистая лихорадка, мы напоили его агариком, и лихорадка прошла. Из этого
[еще] не следует заключать, что агарик холоден, поскольку он помог от
горячей болезни, то есть от лихорадки. Напротив, агарик, возможно, помог
[лишь] тем, что растворил слизистую материю и опорожнил от нее [тело], ибо
когда [эта] материя иссякает, то лихорадка проходит. В действительности же
агарик помогает как по существу, так и побочно 9. По существу он помогает в
отношении материи, а побочно — в отношении лихорадки.
В-третьих, лекарство следует испытывать при двух противоположных
[болезнях], чтобы, если оно поможет от обеих, нельзя было заключить, что
оно противоположно только натуре одной из [болезней]: лекарство иногда
помогает от одной из болезней своим существом, а от другой — побочно.
Таков, например, скаммоний. Если испытать его против холодной болезни, он
вполне может оказать помощь и согреть, а если его испытать против горячей
болезни, например, перемежающейся лихорадки, то он, возможно, поможет,
опорожнив [тело] от желтой желчи. А поскольку это так, то испытание дает
нам уверенность, что [скаммоний] горяч или холоден, только после того как
мы узнаем, что одно из этих действий вызвано его существом, а другое —
побочно.
В-четвертых, силе лекарства должно противопоставлять одинаковую силу
болезни, ибо у некоторых лекарств теплота не может преодолеть холодности
той или иной болезни, и лекарство совершенно на нее не действует. Иногда
лекарство при употреблении оказывается менее холодным, чем этого
[требует] нагревание [от болезни]. Поэтому следует сначала испытывать
лекарство против самой слабой болезни и" понемногу переходить [к более
сильным], чтобы узнать силу лекарства и не сомневаться.
В-пятых, [следует] учитывать время, когда проявляется действие и влияние
лекарства. Если лекарство [действует] при первом употреблении, то это
доказывает, что оно действует по существу, если же 1246 после первого
приема лекарства обнаружится действие, || обратное тому, что проявится в
дальнейшем, или
будет
так,
что
лекарство
вначале не окажет
противодействия [болезни], а в конце окажет действие, то тут-то и возникают
сомнения и затруднения. [Ведь] может быть, лекарство сделало то, что
сделало, благодаря побочному действию; оно как будто сперва произвело
скрытое действие, за которым потом последовало явное побочное действие.
Эти сомнения и затруднения относятся к силе лекарства.
Подозрение, что действие лекарства было лишь побочным, усиливается, если
действие проявилось только тогда, когда прекратилось соприкосновение
[лекарства] с органом. Ведь если бы лекарство действовало своим существом,
оно наверное подействовало бы при соприкосновении с органом, ибо
невозможно, чтобы, соприкасаясь с органом, оно было слабым, а покинув
[его], оказывало бы действие. Таково убедительное мнение большинства
[врачей].
Нередко случается, что [лекарство] действует на некоторые тела Своим
существом после того, как подействует побочно. Так бывает, если [лекарство]
приобретает постороннее свойство, которое одолевает естество. Горячая вода,
например, сразу согревает, а на другой день или в последующее время, в
течение которого проходит ее привходящее действие, она обязательно
порождает в теле холод, ибо ее нагревшиеся частицы возвращаются к
естественному для них холодному состоянию.
В-шестых, следует наблюдать за тем, действует ли данное лекарство
постоянно или [хотя бы] в большинстве случаев, ибо если это не так, значит,
действие
исходит
от
него
побочно,
поскольку
вещи
естественные
проистекают из своих начал либо постоянно, либо в большинстве случаев.
В-седьмых, требуется, чтобы опыт производился на теле человека, ибо, если
опыт производится не на теле [человека], возможны различия по двум
причинам.
Первая — та, что лекарство может быть горячим по отношению к телу
человека и холодным по отношению к телу, [например], льва или. коня, если
оно горячее человека и холоднее коня и льва. Похоже, я полагаю, что ревень,
[например], очень холоден по отношению к коню, тогда как по отношению к
человеку он горяч.
(226) Вторая причина та, что лекарство может обладать [лечебным] свойством
по отношению к одному из двух тел и не иметь этого свойства по отношению
к другому. Таков, например, аконит, ибо этому растению присуще ядовитое
свойство по отношению к человеческому телу, а по отношению к телу
скворцов его нет 10.
Таковы правила, которые надо соблюдать при исследовании сил лекарств
путем испытания.
Статья первая
Параграф 3. О познании натуры простых лекарств путем сравнения
Что же касается познания сил лекарств путем сравнения, то некоторые законы
его устанавливаются по [степени] быстроты или медленности перехода
лекарства в огненное [состояние] и их разогреваемости, а также по тому, как
быстро или медленно они застывают. Некоторые [законы] устанавливаются
по запаху [лекарств], другие — по вкусу; иногда их устанавливают по цвету, а
иногда — по известным [уже] силам и действиям [лекарств], которые дают
явные указания на силы, еще не известные.
В отношении первого пути [следует сказать], что [среди] вещей одинаковых
по составу [т. е. консистенции] вещества, то есть по разреженности и
плотности, горячее та, которая быстрей принимает теплоту, а холоднее — та,
что быстрее воспринимает холод. Одна из причин этого в том, что какая-либо
вещь иногда нагревается быстрее другой, хотя действующее начало едино,
так как она сама по себе горячей этой другой вещи, но ее охладил
привходящий холод. И вот, когда ее встречает теплота, приходящая извне, и к
ней .присоединяется прирожденная, теплота [нашего тела], то [вещь]
становится равной другой вещи в отношении внешнего фактора, но
превосходит ее по согревающей силе, [присущей] ей по существу, и [потому]
делается горячее. Исходя из этого, познавай и состояние той вещи, которая
охлаждается быстрее другой. Далее следует сказать, что в обоснование этого
[приводятся] пространные рассуждения, но это дело того, кто толкует об
основах науки о природе, а не врача. Если же одна из вещей 125а более
разреженна, || а другая более плотна, то более разреженная вещь, хотя она
столь же холодна или горяча, как другая, быстрее подвергается [внешнему
воздействию] из-за слабости своего вещества.
Что же касается вещей, коим свойственно застывать, и тех, коим свойственно
загораться огнем, то их [тоже] допустимо сравнивать друг с другом. Если
вещь застывает скорее, [хотя] состав ее подобен составу другой вещи, то,
значит, она холоднее, а если вещь загорается скорее, [хотя] состав ее подобен
составу другой вещи, значит, она горячей по той же причине, о которой мы
говорили раньше.
Мы говорим, что [та или иная] вещь холодней или горячей, смотря по тому,
как на нее влияет имеющаяся в нас прирожденная теплота; когда вещь
медленнее застывает и скорее загорается, мы считаем, что таково ее качество
в отношении воздействия на нее нашей прирожденной теплоты. Эти основы
доказываются, как следует, в науке природоведческой.
Если две вещи различаются в отношении разреженности и плотности, и затем
оказывается, что более плотная вещь загорается
скорее и застывает
медленнее, считай, что она, несомненно, более горячая по веществу. [Но]
если окажется, что более разреженная пз двух вещей загорается скорее, то это
не [дает] тебе [права] выносить решительное суждение и считать, будто она
по этой причине более горяча: иногда причиной быстрого возгорания
является именно разреженность.
Также, если окажется, что более разреженная
из
двух
вещей скорее
застывает, это не [дает] тебе [права] выносить решительное суждение и
считать, что эта вещь более
холодна:
иногда
причиной быстрого
застывания является именно разреженность вследствие слабости тела данной
вещи и быстрой [реакции] ее на воздействие. Таково, например, вино, хотя
оно горячей тыквенного маслап, но застывает скорее этого масла; больше
того: [тыквенное] масло
иногда густеет, не застывая, тогда как вино
застывает. Дело в том, что есть вещи, которые застывают, не густея, и есть
вещи, которые густеют, не застывая: узнать о о этом [можно] в науке
природоведческой.
одинаковом
Что же касается вещей, способных густеть, то
при
составе вещества холоднее та, которая больше поддается
сгущению от холода. Многие вещи твердеют только от тепла. Все вещи,
которым свойственна твердость в тепле, разжижаются на холоде так же, как
вещи, которые застывают на холоде, все разжижаются.от тепла. По мнению
Галена, теплота вызывает затвердение, так как высушивает, а холод
разжижает вследствие увлажнения, хотя мнение Первого философа 12
несколько'- (227) расходится с его [мнением]. Исчерпывающее [рассуждение]
об этом [входит в область] другой науки.
Если какие-либо лекарства горячее [других], но [вместе с тем] гуще, то
возможно, что вследствие своей густоты они столь же способны застывать,
как и более холодные лекарства. Если же какие-либо лекарства холоднее
[других], но вместе с тем жиже, то возможно, что, будучи жидкими, они столь
же способны возгораться, как и более горячие лекарства. Сгущение и
застывание не указывают-на большую теплоту или большую холодность; ведь
иногда землистые вещи сгущаются из-за своей землистости, а водянистые
вещи — из-за своей водянистости и воздушности, если и те и другие
разрежены.
Часто бывает, что воздушное [вещество] охлаждается н переходит в
водянистое,
[после'чего]
холодным.
Нередко
сложное
холодное
[тело]
становится
водянистое
разреженным
[вещество]
и
становится
разреженным, ибо в нем кипит огненное [начало], которое делает его
воздушным и [потом] сгущает. Так иногда сгущается [мужское] семя, а
иногда огненный пар отделяется от него, и оно [снова] становится жидким.
Землистость не мешает тому, чтобы при ней имела место крайняя огнистость,
так что [вполне] допустимо,
что
первая
разновидность [сгустившихся
вещей] очень горяча, а водянистость не мешает тому, чтобы при ней имела
место воздушность, неспособная подавить ее силу,— тогда вторая
разновидность сгустившихся [вещей] будет очень холодной или огненной,
подавляющей ее силу; при этом вторая [разновидность] будет очень горячей.
Вот!
Что же касается других законов, то прачн должны знать из них лишь одну
вещь, а именно, что соленый 13, горький или едкий вкус может быть только
при веществе горячем, а вяжущий, кислый и терпкий — только при веществе
холодном. Также и запахи резкие и острые бывают только при горячем
веществе, а белый цвет присущ телам сгустившимся, в которых есть
влажность, имеющая место только при холодном веществе, а также телам,
которым присуща сухость и способность растираться, имеющая место только
при горячем веществе.
Черный цвет [возможен] в двух случаях, противоположных [этим]: ибо холод
белит влажное и чернит сухое, а жар чернит влажное и белит сухое. Это
обязательная истина, но тут имеется также и другой фактор, нз-за которого
эти заключения иногда изменяются, особенно в отношении запаха и цвета. 'А
именно, как мы уже говорили, тела лекарств порой смешиваются из
противоположных элементов, причем иногда это бывает смешение14
первичное, а иногда смешение не первичное, наоборот, его предпочтительней
называть вторичным смешением. При этом вторичном смешении возможен
[такой случай], что у второго из двух элементов возникает натура, при
наличии которой он должен обладать тем или иным запахом, цветом или
вкусом, и то, чем он должен обладать, действительно у него появляется. А у
другого элемента тоже возникает натура, противоположная [натуре первого
элемента] и не сходная с нею; при этом возможно, что благодаря такой натуре
он приобретает цвет, запах или вкус, противоположные первым, но может
быть так, что и не приобретает 15.
И вот, если [элемент] приобрел цвет, противоположный [цвету первого
элемента], причем оба элемента количественно равны, то при вторичном
смешении возникает цвет, слагающийся из обоих [первоначальных] цветов, а
если количество их различно, то возникает цвет, склоняющийся к одному из
[двух цветов].
Если же второй элемент не приобрел совсем никакого цвета, запаха или вкуса
и оба элемента количественно равны, то им будет присущ цвет
первоначальны:, а также первоначальный запах. Коль скоро [оба цвета]
исчезли
вследствие
примеси
бесцветных
частиц
к
частицам,
[им]
противоположным 16, и цвет второго не оказывает никакого влияния, то он
тоже исчезает, как исчезает прозрачное при смешении с окрашенным17, и
тело, [о котором
идет речь],
кажется, например, белым. [При этом]
возможно, что его свойство не будет свойством [чего-либо] белого, поскольку
оно
белее,
а,
наоборот,
другим
свойством,
противоположным
первоначальному. Ведь если тело, которое смешивается с бесцветным
[телом], равно ему как количественно, так и по [силе] свойства, то свойство,
возникающее [от смешения],- есть свойство уравновешенное, стоящее [как бы
посередине] между свойствами обоих, элементов. А если [бесцветное тело]
много сильнее окрашенного, то преобладающее влияние имеет свойство,
противоположное свойству [окрашенного тела], примешанного к белому
[телу].
Белизна, например, требует, чтобы [сложное тело] было холодным, а оно до
[некоторой] степени горячо. Это [бывает в том случае], если [белое тело]
количественно равно [окрашенному]. Если же, например, тело, лишенное
цвета или имеющее цвет, противоположный окрашенному, невелико по
количеству в сравнении с другим, но сильно по качеству и свойству, то оно не
оказывает никакого (228) влияния на цвет этого тела и сильно подавляет тело
своим свойством, так что у [второго тела] как будто не остается никакой
силы. Посмотри, что происходит с ритлом молока, если смешать его с двумя
мискалами фурбийуна18 так, чтобы смесь стала как бы единой вещью.
Получившийся состав не является чем-то чрезвычайно разогревающим 19, и
чувства не могут обнаружить в нем фурбийуна , ни по цвету, ни по
отсутствию цвета, если [состав] бесцветен. Мы увидим одну лишь чистую
белизну и будем правы, говоря, что эта белизна [имеет место], например, при
холодном веществе, если считать молоко холодным, но ошибемся, если
скажем, что вещество этого напитка [само по себе] холодное. Дело в том, что
белизна не является цветом данного сложного напитка, поскольку это
сложный напиток; наоборот, она [является] воспринимаемым чувствами
цветом одного из элементов напитка, победившего по количеству, но
побежденного в отношении своей силы.
Так следует представлять себе положение в отношении [какого-либо] белого
вещества естественного смешения, которое [оказывается] крайне горячим,
хотя мы ожидали, что оно будет холодным, как например, белый перец20. Вот
каково то, что смешивается искусственно. II Так же иногда смешиваются
вещества и естественно, и положение оказывается именно таким, но только
среди
[указанных]
ощутимых
качеств
есть
качества,
на
которые
противоположные [качества], с ними смешанные, чаще оказывают явное
влияние.
Пока качества вещей истинны н [явно] ощутимы, противоположные качества
не ощущаются, и [ощутимые качества] одолевают [противоположные] силы.
Так обстоит дело с [разновидностями] вкуса не потому, что это обязательно,
но потому, что так бывает чаще. После вкуса [идут] в этом [смысле] запахи, а
за ними — цвета, однако в отношении цветов это, как будто, ненадежно.
Одной из причин, почему вкус превосходит в этом [отношении] запахи,
является то, что вкус достигает [органов] чувств путем соприкосновения и
лучше всего доводит [до тела] силу всех частей лекарства. А запахи и цвета
«действуют при отсутствии соприкосновения частиц21 [лекарств с органами
чувств]; поэтому возможно, что от пахучего вещества доходит до органов
чувств [лишь] пар, исходящий от его разреженных частиц, а пар от плотных
частиц оказывает сопротивление и не поднимается вверх. Возможно также,
что [органов чувств] достигает лишь цвет явных, победивших [частиц
лекарства] в отличие от [частиц] побежденных, скрытых.
Поскольку запахи иногда указывают на вкус, как например, сладкий, кислый,
острый или горький запах, то, значит, запах следует за вкусом. Вкус [дает]
наиболее достоверное указание, затем идет запах и потом — цвет..
Далее, если бы во вкусах также не было упомянутых [выше] сочетаний, то
опий, наверное, не отличался бы такой горечью при наличии крайней
холодности. Такая ошибка насчет вкуса чаще случается в отношении
холодности, нежели в отношении теплоты. Я хочу сказать, .что [иногда] у
лекарства бывает вкус, указывающий на теплоту, тогда как [на самом] деле
оно холодное, и это бывает чаще, чем [другой случай], когда вкус лекарства
указывает на холодность, [а на самом деле] оно горячее, ибо теплота в
большинстве случаев проявляется сильней, действует более явно и проникает
[скорее].
Если в естественной натуре холод встречает теплоту, сила которой такова,
что она ломает противостоящий ей холод, то подобает, чтобы вследствие
теплоты проявился вкус, перебивающий вкус [холодного], ибо теплота при
всех обстоятельствах более пронизывающа, действенна и сильна, и ей более
свойственно нести [с собой] вкус и запах. По этой причине ты не найдешь
кислых или терпких [вещей], натура которых не [улавливалась бы] чувствами
и которые [в то же время] горячи по своей преобладающей натуре, и найдешь
[вещи] горькие и жгучие, которые [в то же время] холодны по своей
преобладающей натуре. Однако это тоже отнюдь не обязательно, а только
[преобладает] по частоте, [причем] последний случай [наблюдается]
чаще другого.
Поскольку ты узнал этот закон, то нам теперь следует рассказать, что говорят
врачи о вкусах, запахах и цветах.
Они считают, что простых [разновидностей] вкуса всего девять и что
обязательно [существуют] восемь [разновидностей], а еше одна - это
отсутствие вкуса, то есть преснота и безвкусность, при которой вкус у вещи
отсутствует, и в ней нельзя уловить никакого вкуса. Такова, [например], вода.
Врачи называют вкусом все то, о чем [позволяет] судить чувство вкуса, как о
[свойстве], существующем в действительности или существующем в
потенции и не подвергшемся воздействию чего бы то ни было; [в последнем
случае] это есть отсутствие вкуса.
[Отсутствие вкуса] бывает двоякое: вещь либо действительно безвкусна и не
имеет вкуса, либо она безвкусна и лишена вкуса на ощущение. Действительно
безвкусно то, что на самом деле не имеет вкуса, а безвкусна на ощущение та
вещь, которая сама по себе обладает вкусом, но настолько плотна, (229) что
из нее не пробивается ничего такого, что бы соприкасалось с языком и было
для него уловимо; потом, когда ухитряются растворить частицы этой вещи и
сделать их разреженными, вкус ее становится уловимым. Таковы, например,
медь и железо. Язык не воспринимает вкуса [этих металлов], так как.из тела
их не просачивается ничего такого, что соединялось бы с влагой,
покрывающей верхнюю поверхность языка и являющейся посредником при
ощущении вкуса. Если же ухитряются превратить [металл] в малые частицы,
то у них обязательно появляется сильно [выраженный] вкус. Подобных вещей
[существует] множество.
Что же касается восьми [разновидностей] вкуса, о которых упоминают врачи
и
которые
действительно
являются
разновидностями
вкуса,
а
не
безвкусностью, то это — сладость, горечь, едкость, соленость, кислота,
терпкость, [а также вкусы] вяжущий и жирный. Говорят, что вещество,
несущее [в себе] вкус, бывает либо плотным, землистым, либо разреженным,
либо уравновешенным, а сила его бывает либо горячей, либо холодной, либо
средней. Если плотное и землистое || вещество горячо, то оно горько, если
холодно, то терпко, а если, уравновешенно, то сладко. Если разреженное
вещество горячо, то оно едко, если холодно, то кисло, а если уравновешенно,
то жирно. Среднее в отношении плотности и разреженности вещество,' если
оно горячо, то солоно, -а если холодно, то [имеет вкус] вяжущий. Если же оно
уравновешенно, то его иногда называют безвкусным, а о [том, что такое]
безвкусность, [много] чего говорят.
Едкое [на вкус вещество] —всего горячее, далее идет горькое и далее —
соленое, ибо едкое сильнее растворяет, отрывает и очищает, чем горькое. А
соленое
—это
как
бы
горькое,
разбавленное
холодной
влагой.
Доказательством этого служит то, что мы говорим о возник-новении
[солености], а также [то обстоятельство], что если [нечто] соленое нагреют на
солнце или на огне или его покинет под деист.
Терпкое всего холоднее; далее [идет] вяжущее, затем — кислое. Поэтому
сладкие плоды имеют сначала сильно охлаждающую терпкость. Когда лее в
них распространится воздушность и водянистость и они станут немного
уравновешенней благодаря воздушности и нагреванию солнцем, которое
заставляет [плоды] созревать, они приобретут некоторую кислоту, как [это
бывает] с незрелым виноградом. В промежутке22 плоды бывают слегка
вяжущими, но не терпкими, после чего становятся сладкими, когда в них
действует теплота, вызывающая созревание. А иногда [плоды] переходят
[прямо] от терпкости к сладости, не становясь кислыми, как [например],
маслины.
Однако кислое, хотя оно не так холодно, как терпкое, в большинстве случаев
охлаждает сильнее вследствие своей разреженности и [способности]
проникать [в тело]. Терпкое и вяжущее близки по вкусу, но вяжущее
связывает верхнюю [поверхность] языка, а терпкое связывает и делает
шерохотоватсй как верхнюю, так и нижнюю его [поверхность]. Одной из
причин, помогающих [терпкому] делать язык шероховатым, является то, что
терпкое не распадается быстро на малые частицы вследствие своей плотности
и [в то же время частицы его] не быстро сливаются [вновь] одна с другой.
Вследствие этих двух обстоятельств те места на языке, к которым
прикасается терпкое, разъединяются ощутимым образом. Вяжущая [сила
терпкого] действует [тогда] на различные части языка, положение их
изменяется, и язык становится шероховатым. Этому способствует также
несходство частей [данного] органа в отношении пористости и плотности; [к
тому же] терпкое более летуче и входит глубже.
Едкое и горькое несколько дерет язык. Однако горькое дерет лишь внешнюю
[поверхность] языка, а едкое дерет н разъединяет в глубине, ибо вещество его
летучее и стремится вглубь, тогда как вещество горького тяжелое и сухое.
Поэтому чисто горькое [вещество] не подвергается гниению, из-за которого в
нем [могли бы] зародиться живые существа. Чисто горькое [по тон же
причине] не служит питанием для какого-либо животного. Вследствие своей
сухости горькое не очищает23, [но] делает [язык] несколько шероховатым.
Одной из причин, делающих теплоту едкого более сильной, нежели теплота
горького, является его [способность] проникать вглубь; благодаря этом}'
едкое сильно отрывает [соки] н сильно растворяет, даже разъедая и вызывая
гниение, и способно погубить [человека.
Что же касается] сладкого и жирного, то и то и другое расправляет язык и
размягчает
его, заставляя течь [вещества], которые сгустил холод не
разжижая, и устраняет шероховатость. Жирное делает это, не нагревая, а
сладкое делает это с нагреванием, вследствие чего сладкое вызывает большее
созревание [соков]. Врачи говорят: сладкое стало приятным [на вкус] лишь
потому, что оно очищает грубые [соки], и такое очищение исправляет их,
делает мягкими и текучими и устраняет вред от их застывания. [При этом]
оно не разрывает, не вызывает нарушения непрерывности, и прикосновение
его не является грубым. Нагревание от сладкого не раздражает, а, наоборот,
приятно, как приятна умеренно горячая вода, если лить ее на холодную [часть
тела]. Решающее слово (230) об этом принадлежит тем врачам, которые
достигли высокой степени знания.
Не обязательно, чтобы более сладкое было более питательным и чтобы более
приятное на вкус лучше питало, хотя, по мнению врачей, все, что питательно,
неизбежно должно обладать некоторой сладостью. [Это не обязательно],
потому что для питательности нужны еще и другие условия, кроме сладости.
Вот!
Жирное
соответствует
сладкому,
однако
плотное
[вещество],
превращающееся в [жирное или сладкое] под действием соответствующей
теплоты, становится сладким, если основой, делающей его разреженным,
является водянистость и небольшая воздушность, и становится жирным, если
его разреженность вызвана пресной водянистостью, смешанной с обильной
воздушностью, которая сильно пронизывает водянистость.
А горькое дерет сильно и даже шершавит; этому способствует, как мы [уже]
говорили, неодинаковость его соприкосновения с [различными] местами [па
языке].
Едкое и кислое обжигает язык, причем едкое обжигает его сильно, с
нагреванием, а кислое обжигает средне, без нагревания.
Соленое возникает от растворения горького в безвкусном и водянистом.
Когда [такое вещество], как например, золистая вода, сгустится, оно
становится соленым.
Кислое возникает от [некоего] превращения сладкого вследствие недостатка
теплоты или от созревания терпкого вследствие избытка влажности и
теплоты.
Вещество [кислого] в общем влажное, такое же., как и v сладкого, ибо
вещество [сладкого] несколько влажно, тогда как вещество терпкого и
горького суховато,
Действие сладкого: оно вызывает созревание, смягчает и увеличивает
питательность. [Сладкое] любезно естеству, и влекущая сила привлекает его.
Действие горечи: она очищает и шершавит. Действие терпкости: она вяжет,
если слаба, и выжимает, если усиливается. Действие вяжущего: оно
уплотняет, делает твердым и запирает. Действие жир-кости: она смягчает,
заставляет [соки] проскальзывать и немного способствует созреванию.
Действие едкости: она растворяет, отрывает [соки] и вызывает гниение.
Действие солености: она очищает, обмывает, высушивает и препятствует
гниению. Действие кислоты: она охлаждает и отрывает соки.
Иногда в одном теле сочетаются две [разновидности] вкуса. Так, например, в
худаде25 горький [вкус] сочетается с вяжущим; такое [сочетание] называют
«отвратительным»; или, [например], сочетание горечи и солености в сабхе 26,
которое называют «горько-соленым»; или сочетание едкого и сладкого в
вареном меду, или сочетание горького, едкого и вяжущего в баклажане; или
сочетание горечи и пресноты в цикории.
Иногда то, что вызывает две разновидности вкуса, способствует усилению
того, что вызывает одна разновидность. Так, устойчивая острота и едкость
винного вкуса делают его более охлаждающим, ибо острота и едкость
открывают проходы и способствуют прохождению [уксуса], не достигая,
однако, в уксусе такой степени нагревания, с которой следовало бы считаться;
поэтому охлаждение, [вызванное] уксусом, проникает глубже.
А иногда обе [разновидности] вкуса противодействуют друг другу, как
например, кислота и терпкость сока незрелого винограда: терпкость сока не
позволяет кислоте [вызвать] сильное пронизывающее охлаждение
Иногда состав [т. е. консистенция вещества] способствует [проявлению его]
качества, а иногда противодействует этому. Способствует, например,
разреженность, которая сочетается с кислотой в уксусе и делает охлаждение
от него более глубоким, а противодействует, например, плотность, которая
сочетается с кислотой в сушеном кислом молоке -8 и делает длительность его
охлаждающего действия менее значительной.
Случается, что какая-либо разновидность вкуса бывает [сначала] нечистой, но
со временем становится чистой. Так [обстоит дело], например, с соком
незрелого винограда. По прошествии долгого времени кислота его делается
чистой, так как много терпких и других веществ [выделяется] и осаждается.
А бывает и так, что какая-либо [разновидность] вкуса [сначала] чиста, но
время смешивает ее с другим [вкусом]. Таков, например, мед: время делает
его горьким и едким, более горьким и едким, нежели раньше. Так же
усиливается от времени горечь и едкость выжатого сока винограда. Время
сначала придает ему горечь смешанную, а потом она становится чистой29.
Когда смешивается терпкое и горькое, то [лекарство] становится очищающим
и притом вяжущим и годится для заживления язв, которые несколько
разрыхлены. Пригодно оно также при всяком поносе, причина которого
закупорки, и приносит большую пользу селезенке, если [только] горечь в нем
не [очень] слаба. Все вещества такого рода полезны для желудка (231) и для
печени. Абсолютно горькие и абсолютно терпкие [вещества] вредны, а если
присоединяется к ним вяжущее, они полезны, ибо горечь очищает
[внутренности], а имеющееся [в сочетании] вяжущее начало сохраняет силу
внутренностей.
Иногда в вяжущем и горьком [лекарстве] или, верней, [в лекарстве] вяжущем,
в котором не проявляется большой горечи; есть способность выводить
желтую желчь и водянистость || путем выжимания, но нет способности
выводить вязкую слизь, особенно, если вяжущее начало сильнее горечи, как
это [имеет место], например, у горькой полыни. Все, что сладко и вместе с
тем связывает, тоже приятно внутренностям, ибо такое вещество услаждает и
укрепляет, и [в то же время] полезно при негладкости пищевода, так как
сходно с [веществами] уравновешенными.
Все вещества, которые сушат своей терпкостью и вяжущими свойствами, при
наличии в них жирности, безвкусности, сладости и вообще всего того, что
препятствует жжению, способствуют наращиванию мяса. Если же при
вяжущем свойстве имеется также едкость или горечь, а это [бывает] в
[лекарствах], сочетающихся из огненного и землистого вещества, то [такое
лекарство] годится при язвах, имеющих злокачественную влажность, и очень
[хорошо] годится для заживления ран. Иногда силы таких [лекарств]
сочетаются сообразно сочетанию сил их вещества, и вкус [этих лекарств]
соответствует тому, что мы обусловили раньше.
Вот то, что мы сказали бы о [разновидностях] вкуса и что обязательно для
[познания] их основ.' Что же касается рассуждения, подтверждающего
правильность
этих
положений,
то
[оно
входит]
в
область
науки
природоведческой, а врачу достаточно и приведенной доли таких сведений,
заимствованных [из этой науки].
Что же касается запахов, то они возникают от теплоты и возникают также от
холода, но [началом], делающим их обоняемыми и вводящим их в нос,
является в большинстве случаев теплота, ибо фактором, приближающим
запахи к обоняющей
силе,
чаще
всего является летучее, парообразное
вещество, хотя это может происходить и путем изменения [натуры] воздуха,
без отделения каких-либо [частиц] от носителя запаха. Однако первое имеет
место чаще.
Всякий запах, от которого ощущается жжение или который имеет оттенок
сладости, Всегда является горячим. Запах, в котором чувствуется кислота и
сырая плесень, всегда холодный. Приятный [запах] большей частью горяч,
если только его не сопровождает увлажнение и охлаждение, [исходящее] от
гшезмы и дыхания, как бывает с камфарой и кувшинкой30: тела этих
[лекарств] не свободны от охлаждающего вещества, которое сопровождает
запах [по пути] к мозгу. Все, что приятно пахнет — горячо, так же, как и все
пряности, которые поэтому причиняют головную боль.
Относительно цветов мы уже говорили и узнали, что они в большинстве
случаев изменяются [при сочетании. Цвета] не таковы, как запахи, но в одном
отношении они дают указание на то, что бывает всего чаще, а именно: когда
разновидности одного цвета различны, [причем] некоторые из них беловаты,
а другие [имеют] красный или черный оттенок, то беловатый оттенок, если
естество [данной] разновидности холодное, холоднее, а цвета, переходящие в
другие два оттенка, менее холодны. Если естество данной разновидности
горячее, дело обстоит наоборот. Это иногда бывает различно в [отдельных]
вещах, но чаще всего дело обстоит так, как я сказал. А теперь скажем о
действиях простых лекарств.
Статья первая
Параграф 4. О действии простых лекарств
Мы говорим: лекарствам присущи действия общие, действия частные и
действия, сходные с общими. Действия общие — это, например, согревание,
охлаждение, привлечение, отталкивание, изъязвление, заживление и тому
подобное.
Частные
действия—это,
например,
полезность
при
раке,
полезность при почечуе, полезность при желтухе и тому подобное. Действия,
сходные с общими, это, например, послабление, усиление отхода мочи и
месячных и тому подобное. Все эти действия, хотя и являются частными, так
как относятся к отдельным органам и отдельным орудиям, все же сходны с
общими, ибо проявляются в вещах, польза и вред от коих имеют общий
характер, и воздействие их на тело вместе с тем не является побочным. Здесь
мы упомянем только о действиях общих и сходных с общими.
Что касается общих действий, то они могут быть первичными и вторичными.
Первичных действий четыре, а именно: охлаждение, согревание, увлажнение
и высушивание. А что до вторичных, то некоторые из них — это те же самые
действия, но они проявляются точно в определенной мере или относительно,
в смысле предела увеличения или уменьшения; таковы [способность]
сжигать, [вызывать] гниение, застывание и уплотнение. Все это (232)
[различные степени] того же согревания и охлаждения, но они проявляются в
определенной мере и относительно.
[К вторичным] принадлежат
и
другие
действия, (| однако
исходят от [упомянутых]: таковы, например,
[способность]
они 128а
вызывать
онемение, закрывать [раны], вытягивать, заставлять скользить [соки],
открывать [закупорки], склеивать и тому подобное.
А что касается действий, подобных
общим,
то
это
[действия]
послабляющее, мочегонное и потогонное.
Прежде чем говорить о действиях [лекарств], поговорим о свойствах,
присущих [лекарствам] как таковым, и скажем: к числу свойств,
присущих лекарствам как
таковым,
принадлежат четыре известных основных [свойства], а также
запахи и цвета, но некоторые представляют собой другие свойства, из коих
известны следующие: раз-оеженность, плотность, вязкость, способность
крошиться, застывание, текучесть, слизистость, маслянистость, способность
впитывать, легкость и тяжесть.
Разреженным лекарством является такое лекарство, которому свойственно
под действием нашей естественной силы делиться в теле на мельчайшие
частицы. Таковы, например, шафран и китайская корица. Все действия такого
лекарства, даже высушивающие, наиболее полезны; хотя оно и не жжет, но
сушит так же, как что-либо
жгучее.
Под плотным мы разумеем такое лекарство, у которого нет этих свойств.
Таковы, например, тыква и гипс.
Под вязким разумеется всякое лекарство, свойство коего, на деле или по
способности, становящейся действием под влиянием прирожденной теплоты
[тела], поддаваться растяжению при подвешивании и не разрываться, если его
растягивают. Когда концы вязкого [лекарства] пристают к двум телам,
которые движутся, удаляясь друг от друга, око мо.жет двигаться вместе с
этими телами, не разрываясь, как, например, мед.
Крошащееся лекарство — такое, которое при легком давлении рассыпается на
мелкие частицы и в то же время является сухим и твердым, как например,
хороший сабур.
Свойство застывшего лекарства такое, что частицы его в любом положении
стремятся распространиться вширь, но на деле оно сохраняет неизменное
положение п форму под влиянием какого-либо очень холодного фактора.
Таков, например, воск. Говоря вообще, это такое лекарство, которому
свойственно течь, но только оно на деле является не текучим.
Текучее лекарство не сохраняет своей формы и положения, когда находится
на чем-нибудь твердом. Наоборот, его верхние частицы движутся к нижним
по всем возможным направлениям, подобно тому, как это бывает со всеми
жидкостями.
Свойство слизистого лекарства такое, что если его размочить в воде или в
[каком-либо] водянистом веществе, то от него отделяются частицы, которые
смешиваются с этой влагой, и возникшее после смешения вещество
оказывается несколько вязким. Таковы, например, подорожник блошный и
алтей. Слизистые семена послабляют, вызывая скольжение. Если же их
поджарить, слизистость становится клейкой и закрепляет.
Маслянистое лекарство содержит в своем веществе некоторое количество
масла; таковы, например, семена.
Впитывающее лекарство — есть лекарство на деле сухое, землистое.
Свойство его состоит в том, что когда с ним соприкасается вода или текучие
жидкости, они углубляются в него и незаметно проникают в поры, становясь
невидимыми. Такова, например, негашеная известь.
Что же до легкого и тяжелого [лекарств], то с ними дело ясно.
Что касается действия лекарств, то наиболее известные из них следует
перечислить на оснований упомянутых [выше] условий, а затем сопроводить
их определениями и пояснить их названия.
Один разряд, говорят: лекарство согревающее; растворяющее; очищающее;
изгоняющее
ветры;
придающее
шероховатость;
открывающее;
расслабляющее [напряжение]; способствующее созреванию; способствующее
пищеварению; отрывающее; рассасывающее ветры; вытягивающее; жгучее;
вызывающее красноту; вызывающее зуд; изъязвляющее; разъедающее;
сжигающее;
раздробляющее;
вызывающее
гниение;
прижигающее;
сдирающее кожу, а всего — двадцать два действия.
Другой разряд: охлаждающее; укрепляющее; отвлекающее; сгущающее;
затрудняющее созревание; вызывающее онемение, а всего — шесть действий.
Другой разряд: увлажняющее; пучащее; омывающее; загрязняющее язвы;
вызывающее скольжение; сглаживающее, а всего — шесть действий.
Другой разряд: высушивающее; выжимающее; вяжущее; закупоривающее;
склеивающее; заживляющее; наращивающее мясо; закрывающее [раны], а
всего — восемь действий.
а также слабительное; А вот и еще род свойств лекарств, соответствующий их
действиям; смертоносное; яд; мочегонное; потогонное.
Всего получается сорок действий, которые мы выбрали из всех свойств,
относящихся [к лекарствам].
А за сим опишем каждое из этих действий с его определением.
Разрежающее — есть такое лекарство, свойство которого разжижать густой
сок своей умеренной теплотой. Пример: иссоп, тимьян, ромашка.
Растворяющим
[или
рассасывающим]
является
лекарство,
способное
разделять соки, подвергая их испарению, и сдвигать их частицы одну за
другой с места, где они задержались, пока продолжительное действие (233)
лекарства не уничтожит своей теплотой то, что можно уничтожить. Пример:
бобровая струя.
Очищающее лекарство — то, которое сдвигает вязкую и застывшую влагу с
устьев пор на поверхности органа и удаляет ее оттуда, как например,
подслащенная медом вода. Всякое очищающее лекарство своим очищающим
свойством действует мягчительно на естество, даже если в этом лекарстве
отсутствует
послабляющая
сила.
Все
горькое,
[например],
является
очищающим.
Придающее шероховатость лекарство — такое, которое делает поверхность
органа неодинаковой, поднимая одни частицы и опуская другие либо силой
своего вяжущего свойства и плотностью, как сказано выше, либо силой
едкости и летучести вещества, которое отрывает [соки] и нарушает ровность,
или же [путем] очищения33 поверхности, шероховатой в своей основе и
гладкой по побочному свойству. Ибо когда [лекарство] очищает орган,
твердый по составу, с шероховатой, неровной в отношении расположения
частиц поверхностью, от вязкой влаги, которая на него натекла и создала
постороннюю гладкую поверхность, то основная шероховатость выступает и
обнажается. Примером таких лекарств может служить донник лекарственный.
Действие их чаще всего проявляется в придании шероховатости костям и
хрящам, реже — в отношении кожи.
-
Свойство открывающего лекарства состоит в том, что оно движет наружу
материю, попавшую внутрь полости проходов, чтобы протоки оставались
открытыми. Это действие сильнее, чем очищающее. Таков, например, плод
сельдерея34, который производит подобные действия, потому что он
разреженный и растворяющий или потому что является разреженным и
отрывающим — значение слова-«отрывающий» ты еще узнаешь,— или же
потому, что он разреженный н омывающий — значение слова «омывающий»
также станет тебе известным в дальнейшем.
Всякое
едкое
[лекарство]
является
открывающим,
разреженное [лекарство тоже] открывает, а всякое
всякое
горькое
разреженное
текучее
открывает, если оно тепловатое или уравновешенное. Всякое разреженное
кислое лекарство открывает.
Р а с с л а б л я ю щ ее — это лекарство, свойство коего своей теплотой и
влажностью смягчать органы с плотными порами, отчего поры становятся'
шире и излияние из них излишков происходит
легче. Таковы, например,
лекарственные повязки из укропа и из льняного семени.
Лекарство, вызывающее созревание, имеет свойство придавать соку зрелость,
ибо умеренно согревает и обладает вяжущей силон. [Эта вяжущая сила]
задерживает сок, пока он не созреет," так что сок не растворяется резко и
влажное в нем не отделяется от сухого, что означало бы сгорание.
Способствующее пищеварению лекарство— такое, свойство коего помогать
пище перевариваться. Ты уже знаешь о нем из предыдущего.
Изгоняющее
ветры
лекарство
имеет
свойство
своей
теплотой
и
высушивающей силой превращать плотный состав ветров в редкий и
воздушный, так что они извергаются оттуда, где скопились. Пример: семена
руты.
Отрывающее — это такое лекарство, свойство коего проникать, благодаря
своей разреженности, в промежуток между . поверхностью органа и
приставшим к ней вязким соком и освобождать от него орган. Поэтому
[лекарство], разделяя частицы [органа], образует у них отдельно лежащие
поверхности, и это облегчает отделение [соков] от места, к которому они
пристали.
Пример:
горчица,
и
сиканджу-бин.
Отрывающее
[всегда]
противоположно вязкому ц прилипающему30, так же, как растворяющее
противоположно густому, а разреженное противоположно плотному, н после
каждой [разновидности] лекарств идет то, что упоминается с ним рядом.
Отрывающее не обязательно оказывает какое-либо действие на состав сока;
оно действует лишь па его связь [с органом], ибо нередко делит сок на части,
и каждая из них [сохраняет] свой первоначальный состав.
вытягивающее лекарство — такое, свойство которого двигать [жидкости] к
тому месту, куда оно
приложено,
что
осуществляется благодаря его
разреженности и горячности. Пример: бобровая
струя. 129а А. сильно
вытягивающее лекарство — то, которое if вытягивает из глубины и [потому]
очень полезно при воспалении седалищного нерва и при глубоких болях в
суставах, если после очищения сделать из него лекарственную повязку. При
помощи таких лекарств извлекают шипы -и острия [стрел] из мест, в которых
они застряли.
Жгучее — есть лекарство, которому присущи летучесть и свойство сильно
пронизывать. Оно вызывает многочисленные нарушения непрерывности,
незначительные, близко расположенные друг к другу н различные по
величине; каждая из них не ощущается порознь, а ощущается в общем, как
единая боль. Пример: лекарственные повязки нз горчицы с уксусом или
самый уксус.
Лекарство, вызывающее к р а с н о т у, имеет свойство так сильно согревать
орган, с которым оно соприкасается, что усиленно привлекает к нему кровь;
достигнув поверхности [органа], кровь делает ее красной. (234) Примерами
такого лекарства являются горчица, инжир и пулегиевая мята37.
Вызывающие
красноту
лекарства
производят
действие,
близкое
к
прижиганию.
Вызывающему з у д лекарству свойственно, вытягивая и согревая, привлекать
к порам жгучие, раздражающие соки, но оно не способно довести до
изъязвления. [Действию такого лекарства] часто способствуют твердые
пушкообразные колючки и [почти] не ощутимые. Пример: лютик.
Изъязвляющее — это лекарство, свойство коего уничтожать и рассасывать
жидкости, Соединяющие частицы кожи33, и притягивать к себе дурную
материю, так что образуется язва. Пример: ана-кардиум ъь.
Сжигающее — это лекарство, коему свойственно растворять разреженные
соки в органах, причем золистое вещество их сохраняется. [Таков], например,
фурбийун.
Разъедающим является такое лекарство, которое настолько растворяет, и
изъязвляет, что уменьшается вещество мяса. [Такова], например,ярь-медянка.
Раздробляющее — есть лекарство, которое, встречая окаменевший сок,
измельчает его частицы и дробит их подобно тому, как дробят камешки.
[Таковы], например, «иудейский камень»40 и другие лекарства.
Вызывает г и и е н и е лекарство, которому свойственно путем растворения
портить натуру органа41, натуру пневмы, направляющейся к органу, и натуру
влаги этого органа, так что [натура] уже ие может быть полезной [для
данного] органа. При этом [лекарство, вызывающее гниение], не доводит до
сжигания и разъедания [органа] и ке рассасывает в нем влагу. Наоборот, в
органе остается испорченная влага, и на нее действует посторонняя теплота,
что и вызывает гниение.- Примером этому могут служить зарних 42 и тапсия.
П р и ж и г а ю ш. ее — есть такое лекарство, которое разъедает мясо и
сжигает кожу, высушивая ее, придавая ей твердость и превращая ее как бы в
щит, так что вещество кожи закупоривает проходы, по которым течет сок,
если он оказывается [Такое затвердение] называется «сухой раной»43.
[Прижигающее] употребляют для того, чтобы останавливать кровотечение из
артерий и в [некоторых] подобных случаях. Пример: купорос и калкатар 44.
Сдирающее [кожу] —это лекарство, которому свойственно так-сильно
очищать, что оно снимает испорченные частицы кожи. Таковы, например,
куст, аристолохия и все, что полезно от бахака, кровоподтеков и тому
подобного.
Охлаждающее — известно.
Укрепляющее — есть лекарство, которому свойственно уравновешивать
состав и натуру органа, чтобы [орган] не подвергался действию текущих в его
сторону излишков и повреждениям. [Это обусловлено] либо особым
свойством [лекарства], как например, у печатной глины46 и терьяка, либо
уравновешенность его натуры, благодаря которой оно охлаждает то, что
более горячо, и согревает то, что более холодно, как полагает Гален
относительно розового масла.
Отвлекающее [лекарство] противоположно вытягивающему. Это лекарство,
которому свойственно вследствие своей холодности вызывать холод в органе,
уплотнять его и суживать в нем поры; оно уменьшает привлекающую
теплоту, вызывает застывание или сгущение того, что течет в орган, и не
позволяет ему достичь органа, а органу препятствует принять его в себя. Так,
например, [действует] паслен в отношении опухолей.
Сгущающее противоположно разрежающему. Это лекарство, которому
свойственно придавать составу жидкости плотность либо заставляя ее
застывать, либо сгущая, либо подвергая смешению.
Препятствующее
созреванию
противоположно
способствующему
пищеварению и вызывающему созревание. Это лекарство, свойство коего
уничтожать своей холодностью действие прирожденной теплоты, а также и
теплоты посторонней, в пище и в соках, так что [пища] остается
непереваренной и несозревшей.
Вызывающее онемение — есть лекарство холодное, которое до того
охлаждает орган, что делает вещество пневмы, несущей к нему движущую и
ощущающую силу, холодным по натуре и густым, Ц 1296 и [благодаря этому]
душевные силы не пользуются пневмой. Так же оно изменяет и натуру
органа, который более не воспринимает действия душевных сил. Таковы,
например, опий, белена, латук, черный мак, мандрагора и подобные им
вещества. Увлажняющее — известно.
Пучащее — это такое лекарство, в веществе коего есть густая посторонняя
влага, которая, когда на нее действует прирожденная теплота, быстро не
рассасывается, а превращается в ветры; такова, например, фасоль. Все
[вещества], вызывающие вздутие, причиняют головную боль и вредны для
глаза. Однако среди питательных веществ и лекарств есть такие, в которых
влага от первого переваривания превращается в ветры; они раздуваются в
желудке, а рассасывание вздутия происходит в желудке и в кишках. Но есть и
такие [лекарства и питательные вещества], в которых излишняя влага, то есть
раздувающая материя, совершенно не подвергается в желудке воздействию,
(235) пока не достигнет сосудов, или же подвергается воздействию в желудке
не целиком, а лишь частично, а та [материя], которая подвергается
воздействию в сосудах, остается [в прежнем состоянии].
Некоторые же [лекарства] целиком подвергаются воздействию в желудке и
превращаются в ветры, но ветры не рассасываются полностью, а проникают в
сосуды и их воздушное начало остается там. И вообще всякое лекарство,
обладающее излишней влагой, посторонней тому, с чем она смешивается,
несет с собой вздутие, как например, имбирь и семена индау. Любое
лекарство, вздувающее сосуды, вызывает эрекцию.
Омывающее — это всякое лекарство, которому свойственно очищать, но не с
помощью своей действующей силы, а посредством силы, подвергающейся
воздействию, которой помогает движение. Под силой, подвергающейся
воздействию, я разумею влажность, а под движением понимаю течение, ибо
разреженная жидкость, протекая до устьям сосудов, своей влажностью
размягчает излишки, а [силой] течения уносит их. Такова, например,
ячменная вода, чистая вода и тому подобное.
Загрязняющее язвы — зто влажное лекарство, которое, смешиваясь с
жидкими [выделениями] из язв, увеличивает количество [выделений] и
препятствует подсыханию и заживлению.
Вызывающее скольжение — есть такое лекарство, которое смачивает
поверхность [какого-либо] тела, соприкасаясь с протоком, где задержалось
это тело, и освобождает от него [проток]. Частицы задержавшегося тела
приобретают способность течь, становясь мягкими вследствие смешения [с
лекарством], и сдвигаются со своего места либо под влиянием естественной
тяжести, либо [толкаемые] изгоняющей силой. Пример [такого лекарства] —
сливы с их послабляющим действием.
:
.
Сглаживающее — это вязкое лекарство, которому свойственно ровно
стелиться по поверхности шероховатого органа,
сглаживая так, что его
поверхность становится снаружи гладкой, и шероховатость прикрывается.
Или же [такое] лекарство доставляет [к органу] жидкость, которая растекается
[вышеуказанным образом].
В ы с у ш н вающее — это лекарство, которое уничтожает жидкости своим
рассасывающим и разрежающим свойством.
В я ж у щ е е — это лекарство, которое вызывает в органе усиленное
движение частиц на сближение друг с другом, чтобы вещество на этом месте
уплотнилось и протоки закупорились бы.
В ы ж имающее — это лекарство, которое так сильно вяжет и соединяет
частицы, что заставляет жидкую
влагу,
содержащуюся в промежутках
между ними, сжиматься и выделяться.
3 а к у п о р и в а ю щее — это сухое лекарство, которое задерживается в
протоках вследствие своей плотности и сухости или заклеивающего свойства
и вызывает в них закупорку.
Склеивающее — это сухое лекарство, содержащее немного вязкой влаги,
посредством коей приклеивается к устьям [сосудов], , закупоривает их и
[тем] задерживает жидкости. Всякое вязкое, скользкое [тело], когда на него
действует
огонь,
становится
склеивающим,
закупоривающим
и
запирающим.
:
Заживляющее лекарство — такое, которое высушивает и уплотняет влагу,
находящуюся между двумя соседними поверхностями раны, так что влага
становится клейкой и вязкой, и поверхности [раны] плотно прилипают одна к
другой. Таковы, например, драконова кровь и сабур.
Н а р а щ и вающее мясо — это такое лекарство, которому свойственно
превращать в мясо притекающую к ране кровь, уравновешивая ее натуру и
свертывая ее путем высушивания.
Стягивающее — это сушащее лекарство, которое сушит поверхность раны и
образует на ней струп, предохраняющий [рану] от повреждений, пока не
вырастет естественная кожа. Таково вязкое лекарство, уравновешенное в
отношении обоих действий47, которое сушит без жжения.
Смертоносно такое лекарство, которое доводит [свойства] натуры до
крайности и разрушает ее, как например, фурбийун и опий.
Яд есть лекарство, которое разрушает натуру не только тем, чте оно ей
противоположно, но и своим особым свойством, как например, аконит.
Что же касается бадзахра и терьяка, то это всякое лекарство, которому
свойственно сохранять пневму сильной
и
здоровой, чтобы она [могла]
защитить себя от вреда, приносимого ядом.. Название
терьяк более
приложимо к лекарствам, приготовляемым искусственно, а наименование
бадзахр — к простым лекарствам, существующим в природе. Похоже, что
растительные [лекарства] из числа [полученных] 'искусственно можно с
большим правом назвать терьяком, а минеральные — бадзахром. Похоже
также, что между тем и другим нет большого различия.
Что касается слабите л ь и о г о, м о ч е г о и и ого и п о т о г о н-н-о г о, то
они известны.
Всякое лекарство, сочетающее слабительное действие с вяжущим, как то
имеет место в безвременнике43, полезно от болей, в суставах, ибо
послабляющее свойство спешит вытянуть материю, а вяжущее спешит сузить
протоки, по которым она течет. Поэтому материя не возвращается к суставам
и новая [материя] не следует за нею.
Всякое растворяющее лекарство, которое [в то же время] слегка вяжет,
является уравновешенным (236) и полезным при расслаблениях и спазмах
суставов и при слизистых опухолях.
Как связывание, так и растворение помогают при высушивании, а когда
связывание и растворение сочетаются, то сухость становится сильнее
Действия
слабительных
и
мочегонных
лекарств
большей
частью
препятствуют друг другу, ибо мочегонное чаще всего сушит кал, а
слабительное уменьшает [количество] мочи49. Лекарства же, в которых
сочетаются свойство согревающее и свойство охлаждающее50, полезны при
горячих опухолях, когда они поднимаются к концу [своего развития], так как
эти лекарства связывая, отвлекают, а согревая — растворяют.
Лекарства, которые'сочетают качества терьяка с холодностью, чрезвычайно
полезны от худосочия. Те же [лекарства], в которых качества терьяка
сочетаются с теплотой, более других полезны при холодности [натуры]
сердца.
Что-же касается распределяющей силы, то она сочетает всякую . натуру
только с тем, что ей подобает. Так, она не позволяет рассасывающей силе
находиться близ материи, изливающейся к какому-либо органу, или
охлаждающей силе — близ материн, которая изливается из органа. Ибо [эта
сила] есть вдохновляющее средство, покорное создателю, велик он
Статья первая
Параграф 5. О воздействиях на лекарства извне
Случается,
что
лекарства
испытывают
воздействия,
зависящие
от
обстоятельств, которые [создаются] искусственно, как например, [при] варке,
растирании, сжигании огнем, промывании, остуживании на холоде пли [при]
помещении по соседству5' с другими лекарствами.
Есть лекарства, свойства которых изменяются в зависимости от того, что
происходит с ними вследствие этих обстоятельств, а есть и такие лекарства,
которые изменяют свои свойства, смешиваясь с другими лекарствами, хотя
рассуждение об этом больше похоже на рассуждение о составлении
[сложных] лекарств.
Итак, скажем, что среди лекарств есть лекарства с плотной массой, свойства
коих не выделяются при варке, если не разваривать их. Таковы, например,
корень каперсов, аристолохия, дикий имбирь и подобные им [средства].
Есть также лекарства уравновешенные, для которых достаточно умеренной
варки. Если же их варить упорно, то силы их растворятся и унесутся вверх.
Таковы, например, мочегонные, а также лаванда греческая и тому подобное.
- Есть лекарства, которые не следует доводить [даже] до умеренного
разваривания. Их достаточно чуть-чуть поварить, а если дать им вскипеть
[хоть] один раз, то силы их растворятся и, отделившись при варке, бесследно
пропадут. Такова, например, повилика; если хорошо ее проварить, сила ее
уничтожится.
Есть [также] лекарства, свойства коих совершенно
растирания. Таков, например, скаммоний, который
уничтожают-. ся от
надлежит "'растирать,
так, чтобы в нем не возникла от растирания теплота, губительная для его
свойств. Большинство камедей отличается этим качеством, и их лучше
разводить в жидкости, чем растирать.
Все лекарства, подвергнутые чрезмерному растиранию, теряют свое действие,
ибо не всегда, когда [частицы] тела малы, свойства его сохраняются в полной
силе или [уменьшаются] соответственно малой величине его [частиц].
Наоборот, уменьшение может достигнуть такого предела, когда тело совсем
не будет проявлять присущего ему действия. Ибо если, [например], сила
какого-либо тела вызывает некое движение, то вовсе не обязательно, чтобы
[сила] половины этого тела была способна двинуть какую бы то ни было
часть движимого ею.
1306 Так, например, если десять человек переносят || за один день ношу на
[расстояние в] один фарсах, из этого не следует, что пять [человек] могут
перенести ее на какое-либо расстояние, а тем более на [расстояние в]
полфарсаха. Из этого не следует также и того, что половину этой ноши можно
отделить, чтобы [эти] пятеро, получив ее отдельно, могли ее нести. Наоборот,
возможно, что то, что надо перенести, совсем не подчинится воздействию
половины силы, ибо эта [ноша] есть нечто целое, и половина ее не поддается
воздействию половины [силы] в той мере, в какой поддалась [бы], если бы
существовала отдельно, так как она связана с другой половиной [ноши] и не
способна двигаться в отдельности. Поэтому не всякий раз, как уменьшается
масса лекарства и убавляется его сила, ты видишь, что его воздействие во
столько же раз [становится] меньше. Отнюдь не обязательно также, чтобы
само это [лекарство] оказывало действие, соответствующее его малой
величине, на то, что поддается воздействию большего количества лекарства.
- Некоторые [врачи], однако, полагают,, что измельчение [совершенно]
уничтожает форму и силу [лекарства], и их мнение насчет сложных лекарств
склоняется к тому, что не [следует] сильно измельчать [такие лекарства].
Если [сложным лекарствам] присуще какое-либо действие, то когда их сильно
разотрут, действие их может перейти в другую категорию.
Положим, например, лекарство [до измельчения] усиливало опорожнение от
сока или кала. После же измельчения оно становится к этому не способным и
из-за падения своей силы может выводить только (237) водянистое, К тому же
малой величины лекарство становится более проницающим и быстро
отзывается в [другом] органе, не в том, где оно останавливается, когда [его
частицы] велики, и оказывает свое действие. Гален рассказывает, что ему както случилось чрезмерно растереть составные части каммуни52, и [камму-ни]
превратилось в мочегонное, тогда как ранее ему было свойственно отпущение
естества. Поэтому не нужно переступать меру при растирании лекарств,
обладающих разреженным веществом. Следует усиленно растирать только
лекарства с плотным веществом, особенно если хотят заставить их
проникнуть очень далеко, а они плотные и трудно движутся. Таковы
лекарства для легких, приготовленные из коралла53, жемчуга, красного
коралла, кровавика и тому подобного.
Относительно действия обжигания [следует сказать], что есть лекарства,
которые обжигают, чтобы несколько уменьшить их силу, есть лекарства,
которые обжигают, чтобы увеличить их силу. У всех острых лекарств,
обладающих разреженным или уравновешенным веществом, теплота и
острота от обжигания уменьшаются, [так как] часть скрытого в них огненного
вещества растворяется. Пример: купоросы и калкатар.
Что же до лекарств с плотным веществом, сила которых не остра и не горяча,
то обжигание придает им свойство остроты. Такова, например, известь: пока
o?ia является камнем, то не обладает остротой, а когда ее обожгут, становится
острой. Лекарство обжигают ради одной из [следующих] пяти целей: либо,
чтобы разбить его остроту; либо, чтобы придать ему остроты; либо, чтобы
сделать разреженным его [слишком] плотное вещество; либо, чтобы
подготовить его к измельчению в порошок; либо, чтобы уничтожить вредное
[начало] в его веществе. Пример первого — купорос и калкатар, пример
второго — известь, пример третьего — раки, жженый олений рог м.
Примером четвертого является шелк-сырец, который употребляют для
укрепления сердца 53. Его лучше применять [мелко] нарезанным, чем
жженым,
но
при
разрезывании
можно
достигнуть
достаточно!!
измельченности лишь с [большим] трудом. Пример пятый — обжигание
скорпиона с целью употребить его при камнях [в почках].
Промывание лишает всякое лекарство примеси острого и разреженного
вещества, смягчает его и частично ослабляет, а также охлаждает [лекарство]
при чрезмерной теплоте. Это [относится] ко всякому землистому лекарству,
которое приобретает от обжигания огнен-ность; промывание освобождает его
от этого. Такова, например, промытая известь, которая становится
уравновешенной и обжигающее ее действие пропадает. Лекарство промывают
не только с целью охлаждения, но и для того, чтобы можно было измельчить
его частицы и отполировать их до крайности, как например, когда растирают
ту-тию в воде. Есть также лекарства, которые промывают для того, чтобы их
покинуло [какое-либо] нежелательное свойство. Так, например, усиленно
промывают «армянский камень»56 и ляпис-лазурь57, пока их не покинет
свойство вызывать тошноту.
Что же касается застывания, то во всяком лекарстве, которое застыло,
исчезает свойство летучести, и оно становится холодней, если его вещество
было [изначально] холодным.
А что до соседства [с другими лекарствами], то благодаря такому соседству
лекарства приобретают посторонние качества, и их дей-131а ствие даже
изменяется. || Так, многие холодные лекарства становятся горячими по своему
действию, приобретая качество теплоты, вследствие соседства с камедью
ферулы вонючей, фурбийуном, бобровой струей или мускусом, [а] многие
горячие лекарства становятся холодными по своему действию, приобретая
качество холодности от соседства с камфарой и сандаловым деревом 53,
Следовательно, необходимо знать об этом [свойстве] лекарств и избегать
соседства различных родов их между собой.
Относительно действия смешения [можно сказать], что вследствие смешения
силы лекарств иногда увеличиваются, а иногда эти силы после смешения
пропадают. Иногда же [свойства лекарств] от смешения улучшаются и
вредность их исчезает.
Пример первого [тонок]: некоторые лекарства обладают послабляющим
свойством, но нуждаются в помощнике, так как в их естестве нет для них
сильного помощника; когда же помощник сочетается с ним, то они действуют
сильно. Таков, например, турбит. Этому лекарству присуще послабляющее
действие, но оно не достаточно остро и порой не способно вызвать сильное
растворение и извергнуть имеющуюся [в желудке] жидкую слизь. А если [к
турбиту] прибавить имбиря, то [турбит] выгоняет с помощью остроты
[имбиря], который ускорит его послабляющее действие, много вязкого,
холодного, стекловидного сока.
Также и повилика послабляет медленно, но если сочетать ее с перцем и
разреженными лекарствами, она послабляет быстро, ибо [они] помогают ей
при рассасывании.
Таков и ревень 59. В нем есть сильное вяжущее свойство, наряду с которым
[ему присуща] также (238) сила открывающая, уменьшающая силу его
[основного] действия. Поэтому, когда [ревень] смешивают с армянской
глиной или с акакией, он становится сильно вяжущим.
А иногда [лекарства] смешивают, чтобы они глубоко проникали [в тело] и
сопровождали [другие лекарства]. Так, например, шафран смешивают с
розой, камфарой и кораллами, чтобы он провел их к [самому] сердцу
Иногда же лекарства подвергают смешению ради противоположного
[действия], как например, когда смешивают семена редьки с мягчительными,
проникающими [лекарствами], чтобы задержать их в печени на то время, пока
в ней полностью осуществится требуемое действие, ибо когда эти [лекарства]
проникают в печень вследствие своей разреженности, то спешат [выйти
оттуда]' до полного осуществления своего действия. А семена редьки
вызывают позывы к рвоте н в силу противоположного действия задерживают
на месте [соки], движущиеся по направлению к сосудам.
Что же касается лекарств, действия которых от смешения уничтожаются, то
[допустим], к примеру что два лекарства оказывают одно и то же действие, но
[это достигается] двумя противоположными силами или же самими
лекарствами, противоположными друг другу. II вот, когда они соединяются,
то в том -случае, если одно из них действует скорее другого, оно производит
свое действие, а если одно из лекарств не опережает другое, то они взаимно
препятствуют друг другу. Таковы, например, фиалка и мнробаланы. Фиалка
послабляет посредством размягчения, а миробаланы послабляют, выжимая и
уплотняя.
IT
когда
действия
[этих
лекарств]
достигают
материи
одновременно, то они взаимно уничтожаются. Если опередят миробаланы и
произведут выжимание, а за ними последует фиалка, то ни одно кз лекарств
[тоже] не произведет действия. Если же опередит фиалка и произведет
размягчение, а за нею придут миробалоиы и произведут выжимание, то
действие усилится.
Примером третьего [случая] являются сабур, трагакант и бдел-лий. Сабур
послабляет и очищает кишки, но вызывает ссадины и открывает устья
сосудов, тогда как трагакант склеивает, а бделлий " связывает; и вот если
[сабуру] сопутствуют трагакант и бделлий, то трагакант склеивает то, что
обнажает сабур, а бделлий
укрепляет устья сосудов, и все обстоит
благополучно.
Вот правила и примеры, полезные для познания естества лекарств и для
[правильного] их употребления.
Статья первая
Параграф 6. О сборе и хранении лекарств
Мы говорим60: некоторые лекарства — минеральные, некоторые —
растительные,, некоторые — животного [происхождения].
Из минеральных лучше те, которые добывают из рудников, ставших
известными благодаря этим лекарствам, подобно калкадису кипрскому и
купоросу керманскому; за ними идут лекарства, свободные от посторонних
примесей. Более того, собирать следует вещество чистое, без примеси61, без
изъяна, в присущем ему цвете и вкусе.
Что касается [лекарств] растительных, то к ним принадлежат листья, семена,
корни, стебли, цветки, плоды, смолы и цельные растения, как они есть.
.Листья надо срывать после того, как они полностью приобретут
свойственный им объем и форму и останутся в таком виде некоторое время,
но прежде, чем они изменят окраску и сломаются, и во всяком случае раньше,
чем они начнут опадать и осыпаться.
Семена следует собирать после того, как тело
их
окрепнет и когда их
покинет незрелость и. водянистость, а что касается до корней, то их следует
брать до того, как начнется листопад. Цветки следует собирать после
полного раскрытия,' но до увядания и осыпания.
Стебли полагается собирать, когда они достигли зрелости и не начали вянуть
и морщиться.
Что же касается плодов, то их срывают после того, как они вполне поспеют,
но прежде, нежели они будут готовы упасть.
Растения же, которые берут целиком, надо собирать, пока они в полном соку
н прежде чем в них созреют семена.
Чем меньше сморщились корни и завяли стебли, чем жирнее и полнее семена,
чем плотнее и тяжелее плоды—тем лучше. [Большая] величина не поможет,
если плод вялый н тощий, но если он при этом полновесный, это очень
хорошо. Плоды, сорванные в хорошую погоду, лучше тех, которые собирают
при сырой погоде и вскоре после дождя.
Все дикие [плоды] тверже садовых, хотя они большей частью меньше по
величине; плоды горных [растений] тверже равнинных, а те, которые
собирают близ мест, овеваемых ветрами, и [близ] возвышенностей, тверже
других. [Плоды], сорванные в подходящую пору, тверже тех, при сборе коих
время [было выбрано] неправильно.
Все это. [относится к тому], что бывает в большинстве случаев и наичаще.
Чем цвет плодов насыщенней, вкус отчетливей, а запах резче, тем они
сильней в своем роде.
Трава через два-три года слабеет, кроме небольшого числа лекарств,
составляющих исключение, как например, оба хароака62, ибо они сохраняют
[свои свойства] дольше.
Что же касается камедей, то их нужно собирать после того, как они застынут,
но до высыхания, при котором [камеди] поддаются растиранию. [Свойство]
большинства из них не сохраняется долее трех лет, (239) и это в особенности
относится к фурбийуну.
Более сильное [лекарство] каждой категории долго сохраняет свои хорошие
[качества]. Если нет [под рукой] свежего, сильного [лекарства], то старое,
слабое лекарство едва ли может- заменить его во всех отношениях.
Лекарства животного происхождения следует брать от молодых [особей]
весенней порой. При этом надлежит выбирать самых здоровых животных,
обладающих всеми членами, и отнимать у них то, что отнимают, заколов и
убив их. Не следует пользоваться тем, что взято у животных, павших от
случающихся у них болезней.
Бот те общие правила о пользовании простыми лекарствами, которые врач
должен хорошо знать, а теперь возьмемся за статью вторую.
Мы хотим поговорить в этой статье о естественных свойствах простых
лекарств, которые нам известны, а также о тех [лекарствах], которые нам
[легко] можно познать, если мы пойдем по их следам, изучая их истинные
признаки. Мы опустим лишь описание лекарств, о которых мы не знаем
ничего, кроме названия.
[Все] упомянутые рубрики мы расположим по их цветам и в каждой рубрике
сначала укажем на несколько болезней [вместе взятых], а затем отметим
особым цветом каждую болезнь.
По воле Аллаха всевышнего и при благом его споспешествовании закончена
статья первая Книги о простых лекарствах.
Карл Линней (23.05.1707-10.01.1778)
Карл Линней родился в деревне Росхульт в
южной Швеции в семье деревенского пастора. Родители хотели, чтобы
Линней стал священнослужителем, но его с юности увлекла естественная
история,
особенно
ботаника.
Эти
занятия
поощрял
местный
врач,
посоветовавший Линнею выбрать профессию медика, т.к. в то время
ботаника считалась частью фармакологии.
В 1727 году Линней поступил в Лундский университет, а в 1728 году
перешел в Упсальский университет, где преподавание ботаники и медицины
было лучше. В Упсале он жил и работал вместе с О.Цельсием, который
являлся ботаником-любителем.
В 1729 году в качестве подарка Цельсию Линней написал эссе
«Введение к помолвкам растений», в котором поэтически описал их половой
процесс. Эта работа предопределила основной круг будущих интересов
Линнея – классификацию растений по их органам размножения.
В 1731 году защитил диссертацию, стал ассистентом профессора
ботаники О.Рудбека.
В 1732 году совершил путешествие в Лапландию. 3 месяца он
странствовал и собирал образцы растений. Об этой работе был опубликован
краткий отчет – «Флора Лапландии». Подробная работа Линнея по растения
Лапландии увидела свет лишь в 1737 году.
В 1733-1738 годах Линней читал лекции и вел научную работу в
университете, написал ряд книг и статей.
В 1735 году Линней поступил в Хардервейский университет в
Голландии, где получил степень доктора медицины. Знакомится с
Г.Клиффортом (бургомистр Амстердама, страстный садовод, собравший
коллекцию экзотических растений). Клиффорт сделал Линнея личным
врачом и поручил ему определить и классифицировать разводимые им
экземпляры. Результатом стал трактат «Клиффортовский сад» (1737 г.).
В 1736-1738 годах в Голландии вышли первые издания многих работ:
1736 год – «Система природы», «Ботаническая библиотека», «Основы
ботаники».
1737 год – «Критика ботаники», «Роды растений», «Флора Лапландии»,
«Клиффортовский сад».
1738 год – «Классы растений», «Собрание родов», «Половой метод».
Ботанические работы, особенно «Роды растений», легли в основу
совершенной систематики растений. В них Линней описал и применил новую
систему классификации. В его методе, который он назвал «половым»,
основной упор делался на строении и количестве репродуктивных структур
растений, т.е. тычинок (мужских органов) и пестиков (женских органов).
Еще более смелым трудом является «Система природы». Её первое
издание – попытка распределить все творения природы – животных,
растений и минералы – по классам, отрядом, родам и видам, а также
установить правила их идентификации.
В 1738 году посетил ботанические центры Англии, а затем вернулся в
Швецию.
В 1739 году открыл медицинскую практику в Стокгольме.
В 1741 году был назначен профессором медицины Упсальского
университета.
В 1742 году стал профессором ботанике в Упсальском университете.
В 1745 году Линней публикует «Флору Швеции».
В 1746 году публикует «Фауну Швеции».
В 1748 году – «Упсальский сад».
Продолжают выходить новые издания «Системы природы». Шестое,
десятое и двенадцатое издания стали энциклопедическими многотомниками,
представлявшими собой не только попытку классифицировать природные
объекты, но и дать краткие описания, т.е. отличительные признаки всех
известных к тому времени видов животных, растений и минералов.
В 1753 году Линней закончил свой великий труд «Виды растений» (в
нем содержались описания и бинарные названия всех видов растений,
определивших современную ботаническую номенклатуру).
Умер Линней в Упсале.
Ж.Б.Ламарк в предыстории экологии
А.М.Гиляров. Журнал "Природа", N 4 - 1999 г.
Термин
"экология",
как
известно,
довольно
позднего
происхождения. Впервые он появился в 1866 г. во "Всеобщей
морфологии" Эрнста Геккеля для обозначения биологической науки,
призванной изучать взаимоотношения организма и среды. В научную
литературу новое понятие входило очень медленно и окончательно
утвердилось только в 10-20-х годах нашего века, когда фактически
стали закладываться основы самой науки "экология". Именно с этого
времени начинается и ее история. Но значительно раньше, в конце
XVIII и на протяжении всего XIX в. в трудах многих выдающихся
ученых мы находим порой гениальные прозрения, касающиеся тех
аспектов устройства живой природы, которые теперь относят к
компетенции экологии. В качестве предтечей современной экологии
можно безусловно назвать такие, например, имена, как Александр
Гумбольдт, Огюст Декандоль, Чарлз Дарвин, Альфонс Декандоль,
Карл Францевич Рулье, Алфред Уоллес, Карл Мебиус и Василий
Васильевич Докучаев.
Включение в этот список Жана Батиста Ламарка может показаться
спорным. С одной стороны, в созданной им эволюционной теории
влиянию среды на развитие животных и растений уделялось очень
много внимания. К тому же в трудах ламаркистов ХХ в., считавших
свои воззрения прямым продолжением идей Ламарка (хотя далеко не
всегда для этого были должные основания), непосредственное
воздействие среды на генотип организмов стало рассматриваться
чуть ли не как главная движущая сила эволюции. Однако, с другой
стороны, обращаясь к истории науки и анализируя экологические
тексты, мы не замечаем следов сколь-либо заметного влияния
ламарковских идей на становление экологии. Сам же термин
"экология" был введен Геккелем в книге, которая, по его собственному
признанию,
написана
под
громадным
впечатлением
от
"Происхождения видов" Дарвина и буквально пронизана духом
дарвинизма (но никак, заметим от себя, не ламаркизма).
И тем не менее некоторые идеи Ламарка, будучи в свое время
сугубо умозрительными и спекулятивными, неожиданно оказываются
звучащими очень современно сейчас, в
ХХ1 в. Но прежде чем их
излагать, надо хотя бы вкратце остановиться на определении
содержания современной экологии.
Две экологии
Даже
если
придаваемых
отказаться
слову
от
рассмотрения
"экология"
в
многих
современном
смыслов,
языке,
от
словосочетаний типа "плохая экология" и ограничиться экологией
только как научной дисциплиной, то и в этом случае проблема ее
дефиниции оказывается вовсе не простой. Специалисты, работающие
в ней, а особенно преподаватели, читающие соответствующие
учебные курсы, сталкиваются с тем, что по типу изучаемых объектов и
используемым методологическим подходам экология распадается на
две достаточно самостоятельные сферы, которые мы здесь условно
обозначим как "экология-1" и "экология-2". (У англоязычных авторов
это ecological и environmental соответственно – прим. составителя).
Экология-1 - это классическая биологическая наука, выросшая из
трансформированной
естественной
истории,
которая
уже
не
ограничивала себя более "называнием видимого", а стала пытаться
объяснять,
почему
те
или
иные
организмы
в
одних
местах
встречаются, а в других нет, а если встречаются, то почему именно в
таких количествах, а не каких-либо других. Создана эта наука трудами
прежде всего зоологов и ботаников, а в некоторой степени и
физиологов, осмелившихся выйти из лаборатории в поле или по
крайней
мере
экстраполировать
результаты
экспериментов на реальные природные ситуации.
лабораторных
Идеологической основой экологии-1 служит дарвинизм, причем
влияние его особенно усилилось в последние десятилетия в связи с
общим
(видимо,
для
всего
естествознания)
устремлением
к
достижению не только описания, но и понимания изучаемых явлений.
Так,
своего
рода
ариадниной
нитью
многих
экологических
исследований стал поиск преимуществ, даваемых организмам теми
или иными адаптациями, а также (и это чрезвычайно важно!) выяснение цены приобретения этих адаптаций. Очевидно, что
основное внимание экологии-1 направлено на изучение живых
организмов, их популяций и сообществ. Поэтому в целом мы можем
охарактеризовать данный подход как организменный.
Что же касается экологии-2, то она если и может быть отнесена к
собственно биологическим наукам, то только с некоторой натяжкой. В
центре ее внимания - не отдельные организмы, их популяции или
сообщества, а прежде всего те потоки вещества и энергии в природе,
движение
которых
хотя
бы
отчасти
происходит
за
счет
жизнедеятельности организмов. Эти потоки охватывают всю биосферу
или
какую-то
ее
часть,
которую
мы
называем
экосистемой.
Существует много разных определений экосистемы, но наверное
наиболее удачным и, как мы теперь понимаем, явно обогнавшим свое
время было данное еще в 1941 г. американским исследователем
Раймондом
Линдеманом:
биологических
процессов,
"Совокупность
протекающих
в
физико-химиколюбых
масштабах
пространства-времени".
Свое начало экология-2 ведет не от классической геккелевской
экологии, не от зоологии и ботаники, а от того, что сейчас называют
науками
о
Земле
-
геологии,
почвоведения,
лимнологии
и
биогеохимии. До недавнего времени методология экологии-2 была
ориентирована не столько на объяснение, сколько на описание,
причем с почти обязательным использованием количественных
показателей. Так, например, задачей очень многих исследований
глобального цикла углерода было прежде всего уточнение имеющихся
оценок, а поскольку разброс некоторых из них и сейчас еще очень
велик, очевидно, что работы здесь - непочатый край. Дарвинизм
экологии-2 совсем не нужен, а если он и используется, то только как
часть
общего
эволюционного
мировоззрения
при
анализе
крупномасштабных изменений биогеохимических циклов в ходе
геологической истории Земли. В целом подход экологии-2 может быть
охарактеризован как биосферный, но с не меньшими основаниями он
может быть назван экосистемным. Ведь в иерархическом ряду
экосистем самая крупная - это и есть биосфера.
В
отличие
от
довольно
ровного,
постепенного
развития
организменной экологии становление биосферной экологии шло
неравномерно - периоды повышенного интереса к ее проблемам
чередовались с периодами относительного равнодушия.
Сейчас,
тернистого
в
пути
исторической
ретроспективе,
экологии-2
общем
в
понятны.
обстоятельства
Эмпирические
исследования крупномасштабных природных процессов, в которых
активно участвуют живые организмы, требовали развития сложных
технологий и поэтому долгое время не соответствовали давно
существовавшему чисто умозрительному, хотя порой и глубокому
пониманию этих процессов.
Гидрогеология
В рамках новой эпистемы появилась и "Гидрогеология" Ламарка.
Книга была опубликована в 1802 г., или, как указано на титульном
листе, - в году 10-м (имеется в виду новый календарь Французской
революции). Подзаголовок ее очень длинный, но зато полно
раскрывающий содержание: "Исследования влияния, оказываемого
водой на поверхность земного шара, причин существования морских
бассейнов, их перемещения и последовательного появления в
различных точках Земли, наконец, перемен, которые происходят на
поверхности Земли под влиянием живых тел". Надо подчеркнуть, что
смысл, вкладываемый Ламарком в термин "гидрогеология", не
соответствует современному значению этого слова. По Ламарку,
гидрогеология шире геологии, поскольку объединяет в себе изучение
суши, или точнее сказать, - "тверди" (включая дно океанов) и водных
масс
(т.е.
литосферы
терминологией,
и
введенной
гидросферы,
Э.Зюссом
и
если
пользоваться
подхваченной
В.И.
Вернадским). Именно в этой книге Ламарк ввел термин "биология" для
обозначения науки, призванной изучать живые организмы, причем
рассматривалась она как часть более общей дисциплины - "земной
физики" ("physique terrestre"), включающей также "метеорологию"
(изучение атмосферы) и "гидрогеологию" (изучение земной коры).
Нарисованная Ламарком обобщенная картина взаимодействия
живых и неживых компонентов природы, конечно, выражена в духе
своего
времени.
Она
-
сугубо
умозрительна
и
во
многом
представляется с современных позиций наивной, но что-то в ней нас
привлекает, что-то не оставляет равнодушным, а что-то заставляет
видеть в ней эскиз той концепции биосферы, которая получила
распространение уже в веке двадцатом.
Согласно Ламарку, вся поверхность Земли, водные массы и
атмосфера - это огромное поле деятельности Природы, а один из
наиболее очевидных результатов этой деятельности - постоянно
происходящее разрушение разнообразных сложных веществ. В
рамках развиваемой концепции такое разрушение само по себе не
нуждается в каких-либо дополнительных объяснениях, поскольку
происходит в силу "внутренних" (или "естественных") причин. Правда,
добавляет Ламарк, различные "внешние" факторы, например, тепло,
влажность и наличие солей, влияют на скорость разложения веществ
и приводят к тому, что в каждом конкретном месте мы находим смесь
соединений разной степени сложности.
Согласно данной теории, возраст Земли чрезвычайно велик, и
поэтому все сложные вещества земной коры рано или поздно должны
были бы уже давно разложиться до простых составляющих ее
элементов (les principes). Однако сложные вещества встречаются на
поверхности Земли довольно часто, и это заставляет Ламарка
предположить, что существует какая-то сила, постоянно действующая
в направлении, противоположном естественному процессу распада.
Сила эта, охарактеризованная им как "особо мощная и постоянно
действующая", есть не что иное, как жизнедеятельность организмов,
или попросту "сила жизни" ("pouvoir de la vie"). Ламарк считает, что все
живые существа способны создавать сложные соединения, но если
для растений в качестве исходного материала пригодны находящиеся
в "свободном состоянии" основные элементы (les principes), то
животные
могут
использовать
только
соединения,
изначально
образованные растениями. При этом все потребляемые живыми
организмами вещества подвергаются существенной переработке, и
если это сложные соединения, то в них меняются количественные
соотношения первичных элементов.
Растения,
по
мысли
Ламарка,
поглощают
необходимые
компоненты питания только с водой, и даже используемые удобрения
(например,
навоз)
важны
постольку,
поскольку
они
хорошо
удерживают влагу. Воздух, тепло и свет влияют на этот процесс, но не
могут сами служить источниками питания. Вещества, образующие
тела растений, или вещества, ими выделяемые (например, смола), всегда не те, которые содержатся непосредственно в почве. Даже
углерод ("углерод химиков", как не без доли иронии именует его
Ламарк, отдавая предпочтение более старомодному "связанный
углеродный огонь"), согласно этим представлениям, не потребляется
растениями из среды, а образуется ими самими. Деятельность
растений приводит к созданию громадных количеств горючих веществ,
которые затем с водой проникают в глубь земной коры, переносятся
подземными водами и снабжают вулканы. Углерод, образованный
растениями, в конце концов разрушается огнем (переходит в тепло)
или используется в процессе брожения.
Таким образом, согласно данной теории все сложные вещества,
встречающиеся в природе в свободном состоянии, представляют
собой остатки растений и животных или продукты их выделения.
Непрекращающаяся же активность живых организмов все время
изменяет облик поверхности Земли и, как отмечает Ламарк, остается
только удивляться, что эта "бросающаяся в глаза истина" признается
еще далеко не всеми натуралистами.
Порядок вещей
Представления Ламарка
о
функционировании
земной
коры
находятся в соответствии с общей системой его философских
воззрений.
Эта
система
подразумевает
наличие
"всемогущего
божественного начала", роль которого, правда, ограничена созданием
"материи", которая признается неразрушаемой, и "порядка вещей".
Формально "порядок вещей" - это тоже способ творения, но, если так
можно сказать, - более "экономный". Ведь изначально создается
сравнительно немного объектов, а затем они уже сами развиваются,
трансформируются, увеличиваются в числе, разрушаются и даже
возобновляются в соответствии с определенными законами. Как
замечает Ламарк, "при помощи этого порядка могли бы возникнуть все
тела, каковы бы они ни были, все возможные изменения, которым они
подвергаются, все их особенности и все явления, которые многие из
них могли бы осуществлять". Но природа - это не только "порядок
вещей", но также - и цель творения. Ведь верховное существо могло
создать все, что хотело, а создало именно это.
Называя природу "вечно деятельным могущественным началом",
Ламарк в то же время полагает, что над природой стоит сила еще
более могущественная, а именно - "власть обстоятельств", способная
"видоизменять все действия природы и вынуждать последнюю
непрерывно изменять те законы, которые она применила бы, не будь
этих обстоятельств". Власть обстоятельств определяет особенности
фактически
всех
созданий
природы,
и
поэтому
именно
она
оказывается ответственной за "необычайное разнообразие этих
созданий".
Подобная
характерных
позиция
для
в
корне
классической
отличается
от
естественной
представлений,
истории
с
ее
подчеркнутым креационизмом и допущением непосредственного
вмешательства Творца в поддержание строгой упорядоченности всего
и вся. Например, согласно взглядам на "экономию природы" Карла
Линнея,
в
мире
живых
организмов
действуют
три
строго
сбалансированных процесса, а именно: "размножение", "сохранение"
и "разрушение", причем соотношение этих процессов устанавливается
не в результате их прямого взаимодействия (такая логика была бы
естественной уже только для биологии второй половины ХХ в.), а
сверху (т.е. Творцом) с помощью специально задаваемого принципа
"пропорциональности".
Как и многих других мыслителей своего времени, Ламарка не
оставляет равнодушным проблема сущности жизни. Он очень четко
отделяет живое от неживого, подчеркивая, что жизнь не есть еще
вещество и что "живые существа ускользают от материи посредством
самой присущей им природы". Вместе с тем Ламарк подчеркивает, что
без материи жизнь существовать не может, и, как справедливо
подметил современный французский исследователь Гульвен Лоран,
он даже порой обращается к отнюдь не безвинной игре слов,
фактически приравнивая "жизненный принцип" ("principe vital") к
"жизненному движению" ("mouvement vital"), т.е. абстрактную идею
организации жизни к реальным причинно-следственным механизмам,
лежащим в основе жизнедеятельности организмов.
Хотя рассуждения Ламарка о взаимоотношениях вещества и
жизни кажутся в чем-то наивными, они на самом деле не менее
наивны, чем некоторые представления Вернадского, в частности, его
крайне
неудачный
термин
"живое
вещество",
столь
широко
тиражированный в учебной литературе. Для Ламарка как раз никакого
"живого вещества" нет, а есть отдельно "жизнь" и "вещество".
Вопрос о происхождении жизни, согласно Ламарку, находится вне
сферы науки. Здесь мы опять не можем не вспомнить Вернадского,
который тот же тезис выдвинул сто с лишним лет спустя, при этом,
правда, еще заявив, что "жизнь вечна". Для Ламарка жизнь все-таки
имела начало, но исследователи просто не располагают данными о
том, как это происходило.
О необходимости изучать природу
В
свете
столь
взаимоотношения
актуальных
человека
с
в
настоящее
остальной
время
биосферой
проблем
очень
современными представляются идеи Ламарка, касающиеся важности
изучения природы. Один из разделов его обобщающей работы
"Аналитическая система положительных знаний человека" имеет
характерный заголовок: "О необходимости изучать природу, т.е.
образующий ее порядок вещей, законы, управляющие ее действиями,
и в особенности те, которые имеют отношение к нашему физическому
существу".
Человек, согласно Ламарку, есть "часть Вселенной", а его тело
столь же материальное, как и другие тела, находится во власти
природы и подчиняется "законам, управляющим живыми телами, в
частности - законам, относящимся к животным". Будучи, однако,
одарен разумом, он, в сравнении с другими животными, должен, как
никто другой, "сознавать свои подлинные интересы", а понимая свою
полную зависимость от природы, уделять неизмеримо больше
внимания ее познанию. К сожалению, этого не происходит, и человек,
как замечает Ламарк, "вместо того, чтобы посвятить себя неустанному
изучению
природы
и
тех
ее
законов,
которые
при
любых
обстоятельствах имеют отношение к нему самому и к его интересам,
чтобы не противостоять им своими действиями... предпочитает
оставаться невежественным в этой области, сохраняет привитые ему
предрассудки, предается неразумным желаниям, подпадает под
власть склонностей и страстей, идущих вразрез с его более важными
интересами и даже с его самосохранением".
Результаты подобного неразумного поведения человека для
Ламарка тоже очевидны: "...почти все зло, которое преследует
человека в этом мире, является результатом его пренебрежения к
природе. Только путем познания природы и последовательного
изучения тех ее законов, которые имеют отношение к его физическому
существу, человек может извлечь из своих наблюдений единственно
реальные преимущества, столь полезные ему как для самосохранения
и благополучия, так и для взаимоотношений с себе подобными".
Эти
слова,
звучащие
как
классическая
максима,
были
произнесены Ламарком уже в глубокой старости. Дряхлеющий,
потерявший зрение, но сохранивший удивительную ясность мысли, он
продиктовал
их
пронзительными
своим
дочерям,
строчками
наряду
своей
со
многими
"Аналитической
другими
системы
положительных знаний...". И здесь, наверное, снова нельзя не
вспомнить Осипа Мандельштама:
Был старик, застенчивый как мальчик,
Неуклюжий, робкий патриарх.
Кто за честь природы фехтовальщик?
Ну конечно, пламенный Ламарк.
1. Альберт Великий
Альбе́рт Вели́кий (1193?, Лауинген, Швабия - 15 ноября 1280, Кёльн)
— (лат. – Albertus Magnus), Св. Альберт, Альберт Кельнский, Альберт фон
Больштедт
–
философ,
теолог,
ученый.
Видный
представитель
средневековой схоластики, доминиканец, признан Католической Церковью
Учителем Церкви.
Альберт Великий (фреска, 1352, Тревизо, Италия)
Родился в семье графа фон Больштедта в Лауингене. Точная дата
рождения неизвестна, предположительно родился между 1193 и 1206 годами.
Около 1212 г. поступил в Падуанский университет, где изучал труды
Аристотеля и Отцов церкви, а также проявил большие способности к
естественным наукам. В 1223 г. вступил в доминиканский орден, продолжая
занятия теологией и наукой. С 1228 по 1254 гг. Альберт преподаёт в
крупнейших
университетах
Баварии
и
Франции
и
обретает
славу
величайшего схоласта Европы. В 1245 г. в Париже происходит знакомство с
Фомой Аквинским, который затем станет одним из любимых учеников
Альберта и будет сопровождать его в поездках по университетам и
многочисленным
странствиям.
Доминиканского
ордена.
В
1254
Деятельность
г.
назначен
Альберта
провинциалом
на
этом
посту
способствовала развитию ордена во вверенной ему провинции Тевтония и
росту числа братьев. В 1260 Папа Александр IV назначил Альберта
епископом Регенсбурга, но по прошествии двух лет Альберт отказался от
епископского служения, которое мешало его научным и теологическим
занятиям. До 1270 г. Альберт жил в Регенсбурге, потом переехал в Кельн, где
и жил до смерти. Умер в 1280 в Кёльне, где и похоронен в доминиканской
церкви св. Андрея. Беатифицирован в 1622 г, в 1931 г. папа Пий XI
канонизировал Альберта. В 1941 г. был провозглашён покровителем учёных.
День памяти в Католической Церкви – 15 ноября.
Богословие и философия
Альберт Великий изложил и прокомментировал почти все работы
Аристотеля.
Именно
через
его
работы
философия
и
богословие
средневековой Европы восприняло идеи и методы аристотелизма. Кроме
того, на философию Альберта сильно повлияли идеи арабских философов, со
многими из которых он полемизировал в своих работах. Альберт оставил
гигантское письменное наследие – его собрание сочинений насчитывает 38
томов, большая часть которых посвящена философии и теологии. Среди
главных сочинений – Summa de creatoris (Сумма о творениях), De anima (О
душе), De causis et processu universitatis (О причинах и о возникновении
всего), Metaphysica (Метафизика), Summa theologiae (Сумма теологии).
Естественные науки
Энциклопедические знания Альберта позволили ему оставить богатое
наследие в таких областях науки, как логика, ботаника, география,
астрономия, минералогия, зоология, психология и френология. Он много
занимался химией и алхимией, кроме всего прочего, впервые выделил в
чистом виде мышьяк. Альберт Великий ввёл в обиход европейской науки
очень большой объём знаний, недоступный для неё ранее, почерпнутый в
сочинениях древнегреческих философов и арабских учёных. Он проводил и
собственные исследования природных явлений (затмения, кометы, вулканы,
горячие источники), а также флоры и фауны. Альбертом была проведена
гигантская систематизаторская работа. За свои разносторонние знания
Альберт получил имя Doctor universalis (Доктор универсальный). Среди
главных работ – De animalibus (О животных), De vegetalibus et plantis (О
растениях), De mineralibus (О минералах), De caelo et mundo (О небе и мире)
и др
2. Фон Больштедт Альберт (Альбертус Магнус) (1193-1280
гг.)
В средние века люди мало интересовались живой природой. Существование
растений воспринималось как факт, сам собою разумеющийся. Травы
собирали, чтобы узнать их свойства, и пользовались ими в медицинских
целях.
Верили,
что
отличительный
каждое растение, созданное божеством, имеет
признак,
подсказывающий,
какие
его
свойства могут быть полезны человеку. Люди наблюдали за домашними
животными, но почти ничего не знали о диких животных. Существовало
мнение,
что
они
служат
дьяволу.
В
средневековье наука опиралась преимущественно на авторитеты. Правда,
необычное произведение по зоологии "Физиологус, или Бестиарус" (с
латинского bestia - дикий зверь, чудовище) пользовалось огромной
популярностью. Однако наряду с настоящими животными в нем описывались
такие, которых никто никогда не видел: есть там драконы, сказочные птицы,
крылатые лошади, громадные муравьи с головой льва, ужасающие змеи с
петушиной головой и др. Выдающимся естествоиспытателем средневековья
следует считать Альберта Великого - образованного доминиканского монаха,
родившегося в Ленингене, в Швабии. Альберт пользовался репутацией
одного из наиболее всесторонних ученых своего времени. Обучался он в
Падуе и в Болонье. Его деятельность протекала главным образом в Кельне и
в Сорбонском университете в Париже. В 1223 г. Альберт фон Больштедт
(такова была фамилия Альберта Великого) вступил в монашеский
доминиканский орден, а в 1258-1269 гг. стал епископом в Регенсбурге и
получил звание представителя римской курии. Он усиленно занимался
теологией, философией и биологическими опытами. Его интересовали:
анатомия, эмбриология, ботаника, зоология, химия, геология, космогония
(наука о возникновении и развитии вселенной), оптика и сельское хозяйство.
Много времени посвятил Альберт Великий изданию и толкованию трудов
Аристотеля, он также поддерживал оживленные связи с арабскими учеными.
В своих многочисленных произведениях он обращался к научному наследию
великих греческих мыслителей, а Аристотеля считал первооткрывателем в
области умственного познания. Хотя он и признавал, что природоведение
независимо от веры, но одновременно считал, что и оно, и теология
исследуют один и тот же предмет, но только с разных точек зрения. Велики
заслуги Альберта в области биологических исследований: он занимался
сравнительным изучением растений от грибов до цветов. Альберт изучал
также вопросы размножения и возникновения новых биологических видов,
объясняя эти явления при помощи гипотезы об изменяемости. В трудах
Альберта большое место занимают исследования по эмбриологии, которые
стали вершиной достижений средневековой науки. Взгляды Альберта
Великого оказывали влияние на ученых в течение нескольких последующих
столетий. Его ученики (так называемые альбертинцы) организовали
самостоятельную философскую школу, влияние которой позднее сказалось
на Краковской академии. Альберт Великий умер 15 ноября 1280 г. в Кельне.
3. Альберт Великий. Малый алхимический свод.
Cамый просвещенным из алхимиков своего времени был немецкий епископ
Альберт фон Больштедт - Альберт Великий (1193-1280). Он написал Свод
правил, где говорилось, что алхимик "должен быть молчаливым и
скромным и никому не сообщать результатов своих операций; он должен
жить в отдельном от людей доме."
Альберт Великий, как и другие его современники-алхимики, считал, что все
металлы сотворены из ртути, что ртуть - "материя" металлов, а их окраску
определяют четыре "духа" - ртуть, сера, мышьяк и нашатырь (хлорид
аммония NH4Cl).
Изучал влияние природных условий (состава и формы лесов, гор и вод)
на характер жителей страны и их произведений.
http://www.astrologos.su/AstroLogos_Library/Albert_the_Great/Albert1_0.ht
m
МАЛЫЙ АЛХИМИЧЕСКИЙ СВОД
Преуведомление
«Вся мудрость исходит от Господа нашего и всегда с ним и присно и ныне, и
во веки веков». И да возлюбит каждый эту божественную мудрость, взыскует
ее и вымолит мудрость и разумение у Того, «кто дарует разумение и
мудрость, изобильно и без препон», — каждому, не укоряя, не попрекая. Он
есть высочайшая высота и глубочайшая глубина всякого знания. Он есть
сокровищница всякого знания, Он есть сокровищница всей мудрости. Вот
почему «все сущее — от Него, через Него и в Нем»; без Него ничто не может
быть сделано, без Него ничто не может быть совершено. Честь и слава Ему
во веки веков. Аминь.
Итак, приступая к сему рассуждению, я, уповая на помощь и благоволение
Того, Кто первопричина и Кто исток всякого блага и любви, прошу Его
сподобить скудные мои знания частице божественного Духа, дабы я оказался
в силах высвободить свет, открытый во мраке, и повести тех, кто погружен
во грех, по тропе истины. Да поможет мне в замысленном предприятии моем
Тот, Кто вечно пребывает в высочайшей высоте высот. Аминь.
Несмотря на все мои многотрудные странствия по многочисленным землям и
провинциям, городам и замкам, странствия, вдохновленные моим интересом
к науке, зовущейся алхимией, несмотря также и на то, что я вдумчиво
собеседовал с учеными людьми и мудрецами, хранителями алхимической
премудрости, употребляющими ее, чтобы исследовать свой предмет сполна;
несмотря даже на то, что поглощал их писания одно за другим, бессменно
склоняясь снова и снова над трудами мудрецов, я не нашел в них сути того,
что сии мудрецы провозглашали в своих сочинениях. Я изучал алхимические
книги двояко, стараясь уразуметь в них и то, что говорит в пользу мужей, их
написавших, и то, что говорит против них, но установил, что эти книги
никчемны, бессмысленны и бесполезны.
Вдобавок я обнаружил еще, что многие ученые: богачи, аббаты, епископы,
каноники, знатоки натуральной философии — будто вовсе были они
неграмотными, потерпели крах, затратив бездну бесплодных усилий и вконец
разорившись. И все только потому, что, увлеченные своим искусством, они
оказались неспособными вовремя остановиться или свернуть с начатого
пути.
Однако меня не оставляла надежда. Я продолжал безостановочно трудиться.
Я продолжал тратить имеющиеся у меня средства и, путешествуя по городам,
монастырям и замкам, продолжал наблюдать. Но наблюдал, размышляя, ибо,
как говорит Авиценна, «возможно ли это? Но если этого не может быть, то
каким образом этого не может быть?». Я настойчиво изучал алхимические
сочинения и размышления над ними, пока наконец не нашел того, чего искал,
но не посредством моих собственных скудных знаний, а посредством
божественного Духа. Но как только я стал отличать и понимать то, что лежит
за пределами природы, я начал более пристально и с большим тщанием
следить за процедурами вываривания и возгонки, растворения и перегонки,
размягчения, обжига и сгущения в алхимических и иных работах. Я делал это
до той поры, пока не убедился, что превращение в Солнце и Луну возможно,
причем алхимическое Солнце и алхимическая Луна в испытаниях и
обработке
оказываются
лучше
природного
<золота>
и
природного
<серебра>.
Вот почему я, ничтожнейший из философов, вознамерился ясно изложить
истинное искусство, свободное от ошибок, для моих единомышленников и
друзей; но таким, однако, образом, чтобы они увидели и услышали то, что
для
них
самих
сокрыто
и
остается
невидимым,
неслышимым
и
неумопостигаемым. Вот почему я прошу тебя и заклинаю тебя именем
Творца всего сущего утаить эту книгу от невежд и глупцов. Тебе я открою
тайну, но от прочих утаю эту тайну тайн, ибо наше благородное искусство
может стать предметом и источником зависти. Глупцы глядят заискивающе и
вместе с тем надменно на наше Великое Деяние, потому что им самим оно
недоступно. Поэтому они и полагают наше Великое Деяние отвратительным,
но верят, что оно возможно. Снедаемые завистью к делателям сего, они
считают тружеников нашего искусства фальшивомонетчиками. Никому не
открывай секретов твоей работы! Остерегайся посторонних! Дважды говорю
тебе: будь осмотрительным, будь упорным в трудах твоих и при неудачах не
расхолаживайся в рвении своем, помня о великой пользе, к коей ведет твой
труд.
1. О многоразличных ошибках
А сейчас в этом малом своде я поведаю тебе коротко и просто о том, как тебе
следовало бы поступить, зачиная столь великое искусство. Но прежде я
укажу тебе на всевозможные уклонения, ошибки и камни преткновения,
встающие на пути подвижников этого искусства. Об эти препятствия многие
— даже почти все — спотыкаются.
Я видел немало таких, кои с большим тщанием совершали процедуру
возгонки, проходящую обычно наверняка, но не доводили до конца,
спотыкаясь на непонимании изначальных принципов.
Я видел и иных. хорошо начинавших, но склонных к выпивке и прочим
глупостям. И они не доводили дело до конца. Я видел, например, и таких,
кои хорошо умели вываривать, перегонять и возгонять. Но путь был
длинным, и терпения им не хватало. Поэтому-то и они оставляли дело
незавершенным.
Мне попадались и такие люди. которые вполне владели истинным
искусством и которые умело и терпеливо совершали разные операции, но
теряли летучие начала при возгонке, потому что сосуды их были дырявыми.
Усомнившись, они не шли дальше.
Среди встреченных мною были и такие, что желали добраться до цели
нашего искусства, но в нетерпении дождаться окончания дела слишком
быстры были в совершении возгонок, перегонок и растворений. В результате
летучие начала оказывались разложившимися, оскверненными (rubiginatos), а
водные растворы и дистиллаты — взболтанными и взмученными. Так вот и
рушилась вера сих нетерпеливых в истинность нашего искусства.
Бывали и такие, которые терпеливо продвигались вперед, но по пути их
ждала неудача, потому что им не хватало приличествующей их занятию
выдержки и твердости. Ибо, как сказал поэт:
Коль смертные страхи мерещутся вам в благородном труде,
То и знания сущностей многих вещей не помогут, —
Вас ждет пустота в результате.
Наше искусство не для бедняков, ибо у каждого взявшегося за дело должно
быть достаточно денег по меньшей мере года на два. Так, если кому-то
случится ошибиться и потом начать все заново и продолжить начатое вновь,
этот
кто-то
не
должен
впасть
в
нищету.
Между
тем
как
раз
противоположному я бывал свидетелем не единожды.
Мне встречались мастера, коим удавалось осуществлять чисто, хорошо
многократные — до пяти раз — возгонки. Но на этом умение их кончалось.
Если они шли дальше, то все больше и больше впадали в заблуждение и
обман: они выбеливали медь, прибавляя к ней пять или шесть частей серебра,
равно дурача себя и других.
Я видел людей, которые возгоняли летучие, а потом, сгущая, осаждали их,
надеясь с их помощью окрасить медь или олово. Когда же ничего не
отпечатлевалось на меди или олове и не происходило проникновения
окрашенных сгущенных летучих <начал> в металлы, ими овладевало
сомнение в истинности <искусства>.
Я видел тех, кто осаждал и сгущал летучие, нанося проникающее масло, до
проникновения оного в субстанциальную массу. Затем они добавляли одну
часть серебра на одну часть меди. При этом медь выбеливалась, становясь
похожею на серебро по ковкости и прочим проверкам (examinationern), а по
белизне могла выдержать двух- или трехкратное испытание и все-таки не
была совершенной, потому что медь, прежде чем выбелить, не обожгли и не
очистили от примесей. Недаром Аристотель говорит: «Я не верю, что
металлы могут превращаться один в другой без того, чтобы прежде не быть
превращенными (transformari) в первоматерию, то есть приведенными к
состоянию золы обжиганием на огне. Вот тогда-то и возможно
<превращение>».
Я видел, наконец, и таких мудрецов, которые совершили возгонку и
осаждение порошков и летучих, приготовили растворы и дистиллаты из этих
порошков, сгустили, осадив их, и подвергли металлы обжигу, выбелив и
выкрасив их массы. После этого им было возвращено твердое состояние и
цвет, свидетельствующий то, что они стали Солнцем и Луной, по ковкости и
прочим проверкам лучше природного <золота> и природного <серебра>.
Видя, однако, такое несметное число ошибившихся и заблудших, я решил,
что должен написать истинную и многократно испытанную в деле книгу,
лучшую <из сходных>, написанных всеми прочими философами, среди
которых я работал и рукотворил. В этой моей книге не будет ничего такого,
чего я не зрил бы собственными глазами.
2. Как появились металлы
Алхимия есть искусство, придуманное алхимиками. Имя ее произведено от
греческого archimo, что по-латыни означает massa. С помощью алхимии
заключающиеся в минералах металлы, пораженные порчей, возрождаются,
причем несовершенные становятся совершенными.
Должно заметить, что металлы отличаются друг от друга только своими
акцидентальными (внешними) формами, но отнюдь не эссенциальными
(сущностными). Следовательно, лишить металлы их проявлений — дело
вполне возможное. Возможно, стало быть, также посредством алхимического
искусства осуществить новое вещество, подобно тому как все разновидности
металлов образуются в земле от смешения серы и живого серебра или
зловонной земли. В самом деле, дитя в материнском лоне немощно
сжимается из-за болезни неправильно расположенной матки, да вдобавок
еще пораженной заразой. И хотя сперма здоровая, дитя, однако, рождается
прокаженным только из-за того, что матка подверглась порче. Точно так и
металлы подвержены порче либо от нечистоты серы, либо от зловонной
земли. От этого и проистекают особенности, отличающие один металл от
другого.
Когда чистая красная сера входит в соприкосновение с живым серебром во
чреве
земли,
долго
продолжительности
споспешествует
ли,
коротко
ли
зачинается
золото,
либо
от
выварки,
и
белая
сера
<соприкосновений>,
природа.
Когда
чистая
либо
от
которой
входит
в
соприкосновение с живым серебром в чистой земле, зачинается серебро,
которое отличается от золота тем, что сера в золоте — красная, а в серебре —
белая. Когда же, однако, красная сера, порченая и пригорелая, входит в
соприкосновение с живым серебром в земле, зачинается медь, которая не
отличается от золота ничем, разве что в золоте Сера здоровая, а здесь <в
меди> — порченая. Когда белая сера, порченая и пригорелая, входит в
соприкосновение с живым серебром в земле же. зачинается олово. Оно (как
это установлено на опыте) хрустит на губах и легко разжижается. А
происходит это оттого, что живое серебро было плохо смешано с серой.
Когда белая сера, порченая и пригорелая, входит в соприкосновение с живым
серебром в зловонной земле, зачинается железо. Когда же, наконец, сера,
черная и порченая, входит в соприкосновение с живым серебром, зачинается
свинец. Свинец, как сказал Аристотель, прокаженное золото.
Кажется, уже достаточно поведано о происхождении металлов, а также и о
том, что отличаются они друг от друга только своими внешними
проявлениями, будучи сущностно тождественными. Остается теперь лишь
проверить
доказательства
философов
и
авторитетов
и
убедиться,
подтверждают ли они, что алхимическое искусство — истинное искусство.
Тогда-то у нас будет право оспорить тех, кто утверждает обратное.
3. Доказательство того, что алхимическое искусство — истинное
искусство
Есть люди, — а их предостаточно, — которые любят перечить нам. В
особенности те из них, кто не сведущ ни в нашем искусстве, ни в природе
металлов и кто профан также и в том, чтобы отличить существенные
свойства металлов от их внешних, несущественных свойств, мало что смысля
относительно их <металлов> протяженности и плотности (profunditates). Тем
же, кто, противясь нам, выдвигает в качестве аргумента слова Аристотеля —
«пусть искусники в алхимии знают, что виды вещей изменить невозможно»,
мы должны ответить, что сказано это про тех, кто верит и жаждет
осуществить превращение металлов, которые уже испорчены окончательно.
А
это,
без
сомнения,
действительно
невозможно.
Давайте
теперь
прислушаемся вот к таким словам Аристотеля: «Истинно то, что эксперимент
разрушает формы видов, в особенности же металлов». Может статься,
например, что некий металл, если его прокалить, обратится в золу и окалину.
Затем его мельчат, промывают, размягчают в кислых водах в той мере, в
какой это нужно, чтобы придать ему белизну и естественность. Таким-то вот
образом эти тела путем обжигания и прочих процедур (medicinas) могут
утратить бурые пары порчи и гнили (himiditatem corruptum et adustivarn),
обрести воздушность, преисполниться паром жизни, и белая окалина
затвердеет, ставши белой или красной. Да и Гермес говорит, что духи
(духовные субстанции) не могут войти в тело металлов, прежде чем эти
последние не будут очищены. После очищения духи войдут в тела при
посредстве веры. Аристотель говорит: «Я не верю, что металлы можно
превратить один в другой, минуя предварительно их возвращение к
первоматерии». А это достигается лишь очищением металлов от порчи —
только огнем.
Тем же, кто еще не уверовал или недостаточно тверд в вере, я желаю обрести
большую ясность, потому что мы-то точно знаем, о чем толкуем и на чем
настаиваем: нам ясно, что различные виды обретают различные формы в
разное время. Так, ясно, что вывариванием и тесным соприкосновением
красное в мышьяке можно сделать черным, а позже — и белым с помощью
возгонки.Так бывает всегда.
Если же некто скажет, что иные виды могут видоизменять первоначальный
свой цвет в другой, а с металлами такого не бывает, я возражу ему, ссылаясь
на авторитеты, выдвинув в качестве аргументов множество определений и не
меньше обоснований и до конца развею эти заблуждения.
Так, мы видим, что лапис-лазурь, именуемая transmarinum, происходит из
серебра. Но еще легче заметить, что если некая вещь совершенствует
собственную свою природу, избавляясь от порчи и гнили, внешние свойства
разрушаются в большей мере, чем свойства, связанные с сущностью.
Двинемся дальше, и мы увидим, что медь приобретает желтый цвет от
каламинового камня. Но и медь, и каламиновый камень, покуда они не
подверглись воздействию огня, далеки от совершенства.
Мы знаем, что свинцовый глет изготовляется из олова. Олово же в результате
многократных вывариваний приобретает золотистый цвет. Однако нет
ничего невероятного и в том, чтобы обратить олово в одну из разновидностей
серебра. Ведь олово той же, что и серебро, природы.
Нам ведомо, что железо превращается в живое серебро. Кое-кому это может
показаться невероятным. Прежде я уже показывал, что такое возможно. Ведь
все металлы происходят из живого серебра и серы. Значит, если живое
серебро есть прародитель всех металлов, ничего невозможного нет и в том,
чтобы и железо, например, вновь вернулось в свое прежнее состояние —
превратилось в живое серебро. Ничего не стоит вообразить, скажем, такое:
зимой вода затвердевает, обращаясь в лед, под воздействием избыточного
холода; летом же, напротив, припекаемый солнцем, лед плавится, становясь,
как прежде, водой. Точно так и живое серебро, в каком бы месте земли оно
ни помещалось, и сера, если и она есть в земле, сочетаются друг с другом
путем очень мягкой и крайне медленной варки, длящейся весьма долго. Эти
исходные начала, соединяясь, отвердевают, становясь минералами, из коих, в
свою очередь, можно извлечь тот или иной металл.
Впрочем, мы знаем также, что белый свинец изготовляется из свинца,
красный свинец — из белого, а свинец — из красного.
Вот и смотри! Более чем предостаточно доказано уже, как виды вещей,
изменяя (permutantur) цвет свой — один на другой, — трижды, а то и
четырежды переходят из формы в форму. Из этого с непреложностью
следует, что металлы, схваченные болезнью и порчей, могут стать чистыми,
если их подвергнуть нужным операциям.
Выявив исходные положения нашего искусства, посмотрим теперь, на чем же
они сами основаны. Так, если эти основания подобны сену, соломе или
дереву, то они обязательно сгорят под действием огня. Но если мы
установим, что основания эти подобны камню, а камень ни горению, ни
порче не подвержен, то лишь тогда мы будем вполне свободны от каких бы
то ни было опасений.
Озаботясь трудностями нашего искусства и ища его главный принцип,
главное основание, мы установили, что искусство наше — истинное
искусство. Теперь остается рассмотреть, как продвинуться еще дальше и
определить уместность и своевременность Великого Алхимического Деяния.
Но прежде всего остального установим определенные заповедные правила.
Наипервейшее правило состоит в том, что сподобленный этому искусству
должен хранить молчание и ни одной живой душе не выдавать его тайну.
Ведь нет иного способа сохранить тайну, как не увеличивать число людей, в
нее посвященных. Когда же тайна пойдет по рукам, она исказится, станет
неистинной. Если утратишь тайну искусства, совершенства тебе вовек не
достигнуть.
Второе правило — такое правило, согласно которому посвященный должен
выбрать для работы соответственное работе место в особом доме, сокрытом
от глаз людских. В доме этом должно быть две или три комнаты, в которых
следует осуществлять необходимые операции над веществом — возгонку,
растворение и перегонку. Подробности я поведаю тебе позже.
Третье правило. Необходимо строго блюсти время работы. Важно соблюдать,
например, часы совершения возгонки и растворения. Скажем, результаты
возгонки, совершенной в зимнее время, почти никакой ценности не имеют.
Растворение и обжиг, напротив, можно совершать в любое время. Обо всех
этих вещах я расскажу тебе, впрочем, в свое время (когда буду обсуждать все
эти операции).
Четвертое правило. Посвященному следует тщательно и упорно направлять
свои усилия, без устали приближаясь к концу. Коли начнешь усердно, а
потом ослабишь упорство, потеряешь все — все, что у тебя было, и все время
свое.
Пятое наставление состоит в строгом соблюдении всего того, что принято в
нашем искусстве.
Во-первых, следует собрать воедино <все то, с чем должно работать>; вовторых, нужно возгонять; в-третьих, сгустить вещество; в-четвертых,
обжечь; в-пятых, растворить; в-шестых, перегонять; в-седьмых, осадить; и
так далее, в строгом порядке.
Если пытаться произвести тинкториальное превращение — изменение цвета
вещества, — минуя возгонку, осаждение или перегонку, можно попусту
растратить все порошки, потому что, высыхая по мере улетучивания
жидкости, они быстро рассеятся. Или, скажем, возникнет желание окрасить
уплотненные в сплошную массу порошки, кои прежде не были обработаны
ни растворением, ни последующей перегонкой. В этом случае окажется
невозможным достичь ни проникновения, ни хорошего смешивания с
телами,
предназначенными
для
<тинкториальных
—
цветовых>
превращений.
Шестое предписание настоятельно требует, чтобы сосуды, предназначенные
для операций с водами или маслами, с участием огня или без такового, были
либо из стекла, либо с внутренней стороны покрыты глазурью. Иначе
приключатся многие беды. Так, если кислые воды поместить в медную
посудину, стенки ее позеленеют, если в сделанную из железа или свинца —
стенки этих сосудов почернеют, на них нападет порча (inficiuntur). Если же
кислые воды налить в глиняный горшок, они проникнут сквозь пористые
стенки глиняного горшка, и вся затея невозвратно пропадет.
Седьмое правило. Следует быть очень осторожным, особенно тогда, когда
работаешь на глазах у твоих хозяев, могущественных властителей —
монархов и князей. Две опасности, две беды стерегут тебя. Если тебе
поручено некое златоискательское дело, они не перестанут терзать тебя
время от времени расспросами: «Ну, мастер! Как идут твои дела? Когда
наконец мы получим приличный результат?» И, не дождавшись окончания
работы, они станут всячески глумиться над тобой. В результате тебя
постигнут великое разочарование, унижение и великие беды. Если же,
напротив, ты будешь иметь успех, они постараются задержать тебя в плену,
где ты будешь работать им на пользу, не имея возможности уйти. Считай,
что лишь из-за собственных слов и твоих собственных рассуждений ты
попался в ловушку.
Наконец, восьмое предписание требует того, чтобы никто не начинал
нужных операций без достаточных средств, не приобретя все необходимое,
что используется в сем искусстве. Если ты начнешь алхимическое свое
предприятие без достаточных на то средств, тебя ждет неудача. Ты
потеряешь также все то, что было у тебя прежде.
4. Разновидности печей, потребных в алхимии
А теперь следует рассмотреть, как складывать печи и какие существуют
разновидности печей.
Чтобы определить количество печей, которые нужно сложить, нужно
принять в соображение объем задуманной работы. Так, если ты вполне
обеспечен всем необходимым и хочешь затеять большие дела, тебе следует
замыслить и сложить довольно много печей. Если же. напротив, средства
твои недостаточны, ты должен ограничить себя совсем малым числом печей
в соответствии с количеством имеющегося у тебя порошка и прочих
составов.
Я намерен поведать тебе в дальнейшем, каково устройство печей, равно как и
требуемое их количество, которые подошли бы и для богатых, и для бедных
приверженцев нашего искусства.
Перво-наперво должен описать печь философов. Сложи печь вблизи стены,
да так, чтобы до нее не добирался ветер. Печь, следовательно, должна быть
сложена на расстоянии руки от стены. Вырой в земле яму глубиной в один
локоть, а в ширину — около двух или немного больше и выложи сверху и
вокруг гончарной глиной (argilla magisterii). Над <ямою> возведи круговую
стенку, тоже облицованную гончарной глиной.
5. О качестве и количестве печей
Возьми обыкновенной глины, к четырем частям ее добавь одну часть
гончарной глины и хорошо измельчи. Затем добавь немного песка, измельчи
еще раз (иные предусмотрительно добавляют навоз как таковой либо навоз,
разжиженный в подсоленной воде). Приготовив материал, возведи стену над
ямой так, как я советовал прежде. Размеры стены пусть будут такие: две пяди
(или немного меньше) в высоту и одна пядь в толщину. Выложив стену, дай
ей после этого хорошенько просохнуть. Затем из гончарной глины сделай
диск, который бы выдерживал сильный огонь. Пробей в диске, в зависимости
от его размеров, пятьдесят или шестьдесят отверстий толщиной в палец.
Верхняя часть каждого отверстия пусть будет узкой, а нижняя — пошире,
дабы зола легко ссыпалась. Пророй в земле проход к стенке, однако до того,
как установишь диск на место. Проход должен быть на дне ямы узким, а у
стены — снаружи — более широким, около пяди в ширину, чтобы мог
поддувать ветер. Проход этот следует обмазать глиной, после чего диск
поместить наверх, но таким образом, чтобы широкие основания отверстий
оказались на внутренней поверхности диска. Затем возводится еще одна
стенка над первой стенкой и диском на расстоянии в одну пядь. Стенка же
над диском располагается на расстоянии одной руки. Посередине, над
диском, печь должна иметь отверстие, куда насыпаются угли. Наверху
следует оставить отверстие, куда помещаются нагреваемые сосуды. Это
отверстие необходимо отделать мягким, яо плотным покрытием. Внизу печь
может быть снабжена четырьмя или пятью небольшими отверстиями,
шириной приблизительно пальца на три.
Таков общий план печи.
Заметь, между прочим, что над диском надо поместить глиняный треножник.
На треножник ставят сосуды, предназначенные для обжига в них
всевозможных веществ, а под треножник помещают угли.
6. Какие разновидности печей для возгонки и какая от них польза
Теперь надлежит рассмотреть печи для возгонки, которых требуется по
крайней мере две или четыре. У этого рода печи всегда должны быть диск,
проход и отверстия, как и у печи философов, только несколько меньших
«размеров. Добавим: их следует помещать всегда вместе, чтобы удобнее
было за ними <следить>.
7. Как <складывают> печи для перегонки
Печи для перегонки следует складывать следующим образом: их делают
точно так же, что и печи, о которых сообщено мною прежде, — из глины.
Круговая стенка воздвигается на земле, стенка эта в четыре пальца толщиной
и три ладони в ширину (то есть в диаметре). Надо, чтобы печь была снабжена
отверстием сбоку в три пальца в ширину. Печь должна быть вверху шире,
нежели у основания.
Сложи сперва лишь две таких печки, коих на первых порах будет
предостаточно. <Изготовь> несколько сосудов, приспособленных к печкам:
для перегонки, для обжига и для осаждения.
8. О печах обливных
Обливную печь складывают точно так же, что и все иные, пригодные для
нанесения глазури.
9. Как облицовывают глиняные сосуды
Подбери хорошо обожженный глиняный сосуд, предназначенный для
облицовки. Обмажь его хорошенько красным свинцом, приготовленным
следующим образом. Разведи отвар от пивного или винного брожения водой
в отношении десять к одному. Затем прибавь красного свинца столько,
сколько хочешь, хорошо размешай и нанеси раствор на поверхность сосуда
кистью или рукой. Дай сосуду просохнуть. Далее помести сосуд в печь,
повернув вогнутой стороной вниз и закрепив неподвижно на двух жестких
железных подпорках, помещенных в середину печи. Если ты хочешь
обработать таким образом несколько сосудов, заложи устье печи камнем или
обмажь глиной. Спервоначалу на протяжении одного часа нагревай
медленно. Потом увеличь нагревание до тех пор, покуда не заметишь, что
красный свинец, размягчаясь, стал подобен воску. Засим дай сосуду
охладиться, отвори печь и достань оттуда хорошо облицованный сосуд.
Заметь к тому же, что красный свинец, полученный из белого свинца,
вдесятеро ценней белого свинца как такового или красного свинца,
выработанного из свинцовой окалины.
Этим и заканчивается наше обсуждение того, как устроены всевозможные
печи. Дальше мы обсудим изначальные духовные принципы и некоторые
панацеи.
10. Четыре тинкториальных духа
Заметь себе, что четыре духа металлов суть ртуть, сера, аурипигмент, или
мышьяк, и нашатырь. Эти четыре духа окрашивают металлы в красный и
белый, иначе — превращают их в Солнце и Луну. Сами по себе они, покуда
их специально не обработали особыми веществами, не летучи (non effugiant
ignern), а помещенные в пламя ярко горят. Эти духи выявляют Луну в железе
и олове или Солнце — в меди и свинце.
Итак, буду кратким. Все металлы могут превратиться в Золото и Серебро,
которые ничем не отличаются от природных. Хотя, впрочем, алхимическое
железо не притягивается алмазным камнем. Верно, и алхимическое золото
едва ли сможет вылечить человеческое сердце или, допустим, проказу. Более
того, язвы больных проказой разрастаются, чего никогда не бывает от золота
природного. Но что уж вполне достоверно, так это то, что все иные свойства
золота алхимического ничем не отличаются от свойств золота природного. Я
говорю о ковкости, цвете и прочем. Из этих четырех духовных начал
приготовляют тинктуру, которую арабы называют эликсиром, а латиняне
ферментом.
11. О том, что есть эликсир, а также о том, сколько металлов
могут быть превращены посредством четырех духовных
начал
Эликсир — имя арабское, а фермент — латинское. Подобно тому как хлебы
всходят на добрых дрожжах, так и материя всех металлов может быть
посредством наших четырех духовных начал стать белой и красной.
Особенно же посредством ртути, ибо именно ртуть — источник и родитель
всех металлов.
12. О разновидностях веществ и об их именах
А сейчас последует перечень имен и
иных начал медикаментов:
универсальная соль (sal commune), щелочная соль, соль нитрум, бура,
римские квасцы, квасцы из Йемена, винный камень, атраментум, зеленая
медь, каламиновый камень, купорос, тутия, киноварь, красный свинец, белый
свинец, куриные яйца, яичная скорлупа, уксус, моча, кадмия, марказит,
магнезия. Есть великое множество и всяких прочих вещей, кои в нашей книге
нет нужды упоминать. Все эти вещества не обладают тинкториальной
преобразующей силой, однако и они полезны, их можно легко приготовить,
растворить и в их растворах вымочить окалину разных металлов, что, <в
свою очередь, необходимо для> перегонки их в виде паров.
В главах, кои последуют дальше, я тебе покажу по порядку, где можно эти
вещества найти, как их приготовить, каким способом их прокаливать и в чем
растворять.
13. Что есть ртуть и каково ее происхождение
Ртуть — это плотная жидкость, которая находится в чреве земли и от
умеренного нагревания соединяется с белой тонкой землицей, в конечном
счете, в равном соотношении. Она легко и подвижно бегает по гладкой
поверхности и, вопреки жидкой своей природе, не просачивается в ту
поверхность, по которой скользит. Ртуть плотна, но и суха. Сухость ртути
умеряет ее сродство <с поверхностями>, с которыми ей приходится
соприкасаться.
Ртуть — материя металлов. Соединившись с серой, она образует то, что мы
зовем красным камнем, из коего можно извлечь живое серебро. Встречается
же ртуть в горах, особенно в старых ущельях и балках, притом в больших
количествах.
По своей природе ртуть холодна и влажна. Она источник всех металлов, как
уже отмечено мною раньше. Все металлы сотворены из нее. Она
смешивается с железом, и ни один металл не может быть озолочен без
помощи ртути.
Прибавлю еще. Живое серебро и сера, если их подвергнуть возгонке с
нашатырем, обратятся в сверкающий красный порошок. Когда же этот
порошок сгорает в пламени, он вновь возвращается к прежнему — жидкому
состоянию.
14. Что такое сера, каковы ее свойства и где ее можно отыскать
Сера — или, другими словами, жирная земля — сосредоточивается в
минералах земли благодаря умеренной естественной варке, становясь, таким
образом, твердой и плотной. А затвердев, и прозывается серой.
Сера обладает очень сильным действием и представлена повсеместно как
постоянная и однородная субстанция. Именно поэтому маслообразную серу
нельзя отделить от обыкновенной серы с помощью перегонки в отличие от
других веществ, тоже образующих масла. Предпочитают обычно делать это с
помощью крепких вод, подвергая серу кипячению в этих водах. Сера
встречается в земле, иногда в горах и на болотах. Существует много
разновидностей серы. Вот они, эти разновидности: белая, красная, зеленая и
черная. Помимо поименованных есть еще и мертвая форма серы. Эта форма
серы оживает, когда извлекается из плавких земель: она очень хороша при
чесотке. Разлитая в цилиндрические сосуды, сера вновь умирает, о чем
превосходно знают аптекари.
Еще прибавлю. Природа серы огненная, горючая. Сера размножается,
подобно камеди, и нацело сгорает, улетучиваясь в дым.
15. Что такое аурипигмент и какое у него происхождение
Аурипигмент — это минеральный камень. Образуется он так. Скопления
перегноя в земляных глинах путем медленной естественной выварки
постепенно переходят в аурипигментную субстанцию. Аурипигмент бывает
двух сортов по внешнему своему виду и по фактуре: ясный и чистый,
тусклый и грубый. Чистый аурипигмент получают промыванием и варкой его
в моче, грубый — путем возгонки. Но об этом поведаю тебе дальше.
Добавлю. Аурипигмент — активное горючее вещество, до тех пор покуда не
стал белым. Обработанный возгонкой аурипигмент может выбелить медь до
состояния и качества серебра. Этого можно добиться, если прибавить две
части нашатыря к четырем частям «каменной соли», поместив ее сверху.
Повтори возгонку трижды, и ты будешь весьма доволен <результатом твоей
работы>.
16. Что такое мышьяк
Мышьяк — нежная тонкая субстанция серного цвета и попадается в виде
красного камня. Природа его сходна с природой аурипигмента. Мышьяк
бывает двух цветов — белый и красный. Легко возгоняется и может быть
выбелен двумя способами — выветриванием и возгонкой.
17. Двойственная природа нашатыря
Нашатырь бывает двух сортов: естественный и искусственный. Естественная
его разновидность белого и красного цвета встречается в земле. И красный, и
белый нашатырь можно извлечь из твердого кристаллического минерального
камня, очень соленого на вкус, теплой и сухой природы. Нашатырем
промывают <металлы>, очищая их и рафинируя. Искусственный нашатырь в
нашем деле лучше натурального и обладает против прочих солей большим
благородством. Нашатырь размножает ртуть, если его прежде прокалить,
измельчить и смешать с оной. Если же <нашатырь> развести в жидкости, он
растворяет железо и свинец. Нашатырь дает масло, твердеющее от огня. По
своей природе нашатырь теплый и влажный и используется в качестве
мягкого начала при изготовлении эликсира, поскольку без нашатыря
вещества нельзя ни растворить, ни как следует перемешать.
Заметь себе. что нашатырное начало само по себе вовсе не обладает
тинкториальною силой. С его помощью нельзя обратить тела ни в красный,
ни в белый цвет. Но зато нашатырь споспешествует тому, чтобы другие
медикаменты лучше проникали в неблагородные вещества, очищали и
высветляли их, спасая от черноты. Таким образом, сам нашатырь как бы
незрим в отличие от иных начал, смешанных с неблагородными телами. Зато
он помогает их взаимодействиям, а сам же эти взаимодействия как бы
минует.
Прибавлю к этому. Раствор нашатыря, сублимированного или нет, но
процеженный несколько раз сквозь толстую ткань с упорядоченным
рисунком, помогает проникнуть телам, подвергнутым обжигу, в другие
плавкие тела. Здесь-то и случается долгожданное: обожженные тела легко
поглощаются на поверхностях плавких веществ. Так совершается сгущение и
окончательное смешение в нечто однородное. Если приготовить шафран
марсов (crocus ferri) таким же способом, можно получить тинктуру для
получения из серебра самого лучшего золота.
18. Для чего нужна универсальная соль и как ее приготовить
Универсальная соль есть ключ нашего искусства, потому что она отворяет и
затворяет все вещи. Ни одно алхимическое действо не может без нее
завершиться. Приготовлять ее нужно так. Возьми соли столько, сколько
пожелаешь, растолки ее в небольшой ступе, налей теплой воды и хорошенько
размешай, процеди сквозь плотную ткань в вертикальный сосуд. Прибавь
еще горячей воды и раствори оставшийся осадок.
Кипяти этот раствор в стеклянном, свинцовом или же медном сосуде, покуда
вся вода не испарится. Помести эту соль в новый сферический сосуд (olla) и
закрой его. Поставь сосуд в печь для обжига и доведи соль до совершенной
сухости.
Потом отставь сосуд <с солью> в сторону и не трогай его, покуда я тебя не
научу, как следует растворять и перегонять вещества.
Хочу еще прибавить к сему. Я установил, что для этого дела потребна вовсе
не металлическая, а обливная глиняная посуда, ибо, как говорит Гебер в
первой части своего трактата «О разузнавании совершенств»: «Раствори соль
в теплой воде, перегони, одновременно процеживая, сгусти в подходящем
для этого сосуде на слабом огне». Говоря иначе, помести соль в печь для
обжига или в печь для выпечки хлеба, хорошо высуши и отложи на время.
19. Соляная вода, или вода, в коей растворена любая <какая
тебе только придет на ум> соль
Расплавить соль можно так. Раздобудь пинктавианской соли, хорошенько
размельчи ее в медной ступе. Затем наполни ею четыре сосуда (mutonias).
<3акупорь горла сосудов>, тщательно обмотай пробки ветошью и перевяжи
веревкой, сделав <сосуды> непроницаемыми для воздуха. Наполни твой
большой алхимический котелок (cacabis) дождевой водой. Закрепи в нем
жесткий прут, подвесив на нем два сосуда с солью, погрузив сосуды в воду
по самое горлышко, но прежде заполнив их водой. Так и оставь все это на
время, равное естественному дню. Дай раствору отстояться, а после этого
процеди раствор. Поглядывай внутрь сосудов, наблюдая за осадком. Если
кое-какое количество соли останется, оставь котелок еще на день, а потом
повтори то же, что и прежде, покуда соль полностью не растворится в воде,
затем отфильтруй и остуди. Помести твердую составляющую в глиняный
горшок, предварительно равномерно обернув огнеупорной прокладкой, сам
же горшок подвесь над огнем, полученным от зажженных углей. Нагревай
горшок со всех сторон. Пусть греется над огнем, можно, впрочем, и в печи.
покуда жар не остынет. Охлади. Отвори сосуды с солью, которая станет
металлу подобна. Проделай все это не меньше семи раз.
20. Какая польза от щелочной соли и как ее приготовить
Щелочная соль очень важна в нашем искусстве. Если эту соль хорошо
приготовить, с ее помощью можно высвобождать твердые окалины
всевозможных тел. Природа ее тепла и влажна. Щелочную соль готовят так.
Возьми побольше гнилостной дубовой золы или же, еще лучше, массу,
оставшуюся в результате винного брожения, которой чистят одежду, мелкомелко измельчи, прибавь одну шестую часть негашеной извести, перемешай,
положи на плотную ткань, а ткань помести над сосудом из-под вина. Потом
примешай в эту массу окалины и залей сосуд доверху горячей водой. Затем
отцеди, покуда полностью не исчезнет всякая горечь. Слей жидкость и залей
вновь свежей водой. Еще раз повтори <все>, чему я тебя только что учил.
Помести все фильтраты в тот же сосуд и оставь до утра. Утром перегони
через фильтр. Потом нагревай в небольшом котелке (caldarium), покуда весь
раствор не выпарится, а остаток не отдымит. Дай тому, что осталось,
поостыть. То, что останется, и есть твердый камень, который называют
щелочью, или горькими отбросами. Засыпь этой солью глиняный кувшин до
половины и поставь незакрытым в печь. Сперва грей на медленном огне,
прогревай мягко, чтобы масса не вскипала и даже не булькала. Потом
начинай греть сильнее, покуда щелочь не покраснеет и не разжижится до
воскоподоб-ного вида. Затем при помощи щипцов перелей содержимое
сосуда в другой стеклянный сосуд. Но сделай это быстро-быстро, чтобы
жидкость не затвердела. Помести стеклянный сосуд с белой щелочной солью
в теплое и сухое место, несмотря даже на то, что щелочь со временем,
расплывшись, станет жидкой.
Прибавлю к этому. Ту же самую щелочную соль можно приготовить и подругому. Возьми золу, образовавшуюся от сгорания вполне определенных
растений, — золу, которую называют содой, хорошенько разотри <и>
прокипяти в горшке с водой. Потом пропусти раз или два сквозь сито,
сходное с тем, которым пользуются для процеживания красного вина, <и>
перегони через фильтр.
Затем помести <раствор> в новый глиняный горшок и сгущай сначала на
медленном огне. Увеличь жар, покуда соль не затвердеет. Помести соль в
чистое сухое место.
Это — растительные квасцы, их называют по-разному: щелочные квасцы,
щелочная соль и клавельная зола, <которая>, если сказать точнее, как раз и
делается из этих самых растительных квасцов.
Размельчи и раствори йеменские квасцы в трех фунтах перегнанной мочи.
Отгони через новый фильтр. Когда белый осадок затвердеет, размельчи его
на мраморной плите. Окропи перегнанным уксусом другую мраморную
плиту. Переложи измельченные квасцы с первой плиты на вторую.
Осторожно приподымай плиту одной стороной так, чтобы прозрачная
жидкость сливалась в стеклянный сосуд, а белый землистый осадок пусть
останется на плите. Все это должно проделать в холодном и влажном
помещении. Раствор же следует собрать в сосуды, хорошо их после этого
закупорив. Полученная жидкость может быть отвержена на медленном
влажном жару.
Этими квасцами можно фиксировать начальные принципы, а жидкостью
можно обмывать тела, подвергшиеся обжигу.
21. Как выбелить и как растворить в воде квасцы
Возьми столько квасцов, сколько тебе заблагорассудится. Засыпь их в
кувшин до половины (или чуть меньше). Помести в печь и медленно
нагревай. Потом нагревай сильнее, дав квасцам высушиться. Суши их таким
образом целый день, подавая как можно больше тепла. По охлаждении
перенеси квасцы снежной белизны на мраморную плиту, а плиту, в свою
очередь, помести в сырое, прохладное место. Квасцы применяются для
приготовления отбеливающей жидкости.
Прибавлю. Поступая так, как я тебе только что посоветовал, ты можешь
распустить квасцы в жидкое состояние либо втереть в них некоторое
количество нашатыря и употреблять эту смесь для чистки мраморных плит,
освежения навозных <ям>, устранения запаха зловонных дымов и паров и
для иных, подобным этим, дел.
22. Как же можно окрасить в красный цвет атраментум, а
также растворить его в воде
Атраментум — это черная земля, издающая при горении сероподобный
запах. Черный цвет его при обжиге переходит в устойчивый красный. Возьми
столько, сколько захочешь, толченого атраментума, помести его в кувшин до
половины или же по горло, накрой небольшой крышкой, замажь глиной,
пусть высохнет. А потом поставь в печь для обжига. Начни медленно в
течение трех часов нагревать. Затем прибавь жару и грей так еще три часа
или больше, покуда твой кувшин не накалится докрасна. Возобнови точно
такой же обогрев спустя день и ночь. Однако следи, чтобы твой атраментум
не разжижился. Охлади и достань обработанную таким образом субстанцию
из кувшина. Итак, ты обладатель красного атраментума, который именуют
атраментумом цветущим. Береги его, он тебе еще понадобится, когда
наступит пора духам и телам предстать в пурпурном одеянии. Раствор
атраментума поможет тебе придать устойчивый красный цвет любой вещи.
Добавление о квасцах к тому, что изложено раньше. Легчайшие квасцы
готовят так. Хорошенько размельчи квасцы и прокипяти в заранее
очищенной моче. <Моча> должна покрывать <квасцы> не более чем на два
пальца. Кипяти-кипяти, покуда все квасцы не растворятся в моче. Потом
пропусти через фильтр, сгусти и отверди между двумя глиняными подами
(patellae), подавая снизу медленный огонь.
Пусть ты пожелал высушить субстанции неодушевленные. Их можно сушить
по-разному, но ты поступи так. Помести то, что должно высушить, в сосуд,
со всех сторон непроницаемый. Оставь лишь сверху совсем небольшое
отверстие необходимого размера. Сосуд с веществом поставь в печь для
выпечки хлеба, но прежде вынув оттуда хлебы. Дай легкий жар, поддерживая
его таким всю ночь; к утру твое вещество, как утверждают, достигнет
совершенной сухости. Об этом ты можешь узнать в сочинении Аристотеля
«О совершенном магистерии» («De perfecto magisterio»).
23. Как приготовить винный камень, да так, чтобы масло,
извлеченное из него, могло растворять окалины
Винный камень весьма полезен в алхимическом искусстве. Его приготовляют
так. Наполни кувшин сырым винным камнем, взятым из мутного красного
или белого вина. и закрой кувшин. Помести его в печь. Сперва нагревай
медленно, а потом — сильней. Дли нагревание три дня и три ночи, покуда
кувшин не раскалится докрасна или добела. Вынь кувшин и сохраняй.
Немного погодя я покажу тебе, как сделать из содержимого твоего кувшина
масло, с помощью коего ты сможешь растворять в воде окалины любых тел и
любых духов, потому что наш винный камень упрочает узы <духа и плоти>,
способствует их единению.
Добавлю. Не очень-то хорошо наполнять кувшин, стоящий на сильном огне.
Сие проверено мною не единожды.
24. Как готовят зеленую медь, как ее окрашивают в красный
цвет и чем она полезна для алхимического искусства
Делай зеленую медь так. Спервоначалу обработай медные пластины
нашатырем и медом. Скрепи пластины и подвесь их в парах крепкого уксуса,
налитого в прочный, хорошо закрытый — чтобы пары не улетучивались —
сосуд. Все это помести в теплое место, где и будет испаряться уксус. Пусть
сосуд постоит три или четыре недели. Потом открой твой сосуд, и ты узришь
зеленую медь, налипшую на пластины. Соскобли медную зелень и сохрани
ее. А теперь сызнова подвесь пластины над уксусом, покуда медь и на этот
раз не обратится в зелень. Затем подвергни зеленую медь обжигу точно так
же, как я учил поступать тебя в этом случае с атраментумом. Вот тогда-то ты
и обретешь истинный и устойчивый красный цвет. Атраментум растворяется
в воде и окрашивает в устойчивый красный цвет тела и духи. И здесь
атраментум упрочает узы меж духами, выявляя множество скрытых свойств,
таящихся и в самой воде.
Прибавление к только что сказанному. А вот как приготовить зеленую медь
иначе. Возьми один фунт медной стружки, половинный вес купороса и
нашатыря и замеси это на крепком уксусе в виде пасты. Положи <пасту> в
лошадиный помет, находящийся в стеклянном сосуде. Пусть все это
перегниет. Тогда-то и получится преотличная зеленая медь.
<Медный> цвет. Возьми ясные медные пластины. Подвесь их <в сосуде> над
вяжущим уксусом и выставь на солнце. Пройдет четырнадцать дней. Открой
сосуд и достань оттуда пластину. Соскобли с пластины цвет, и ты будешь
обладать (действуя, как я тебя учу) наитончайшей <зеленой медью>. Заметь
себе хорошенько, что говорит Гебер в своей «Книге о печах», в главе о
серебре: медь должно очистить и растворить; только тогда из нее можно
извлечь наичистейшую серу, уже окрашенную, сгущенную и закрепленную.
25. Как и из чего делают киноварь
Киноварь — субстанция благородная. Она занимает подобающее ей место в
искусстве <алхимии>. Ее именуют «юзифур». Киноварь делают из живого
серебра и серы так. Возьми две части ртути, а третьей частью да будет сера.
Смесь размельчи так, как размельчают вермиллон. Помести <смесь> в
стеклянный сосуд с узким горлом. Обмажь верх сосуда слоем глины
толщиной в палец и, высушив, поставь сосуд на треножник. Еще раз проверь,
хорошо ли закупорен сосуд, и полдня нагревай на медленном огне. Потом
усиль огонь, прокаливая теперь уже целый день, покуда не углядишь красные
дымы, кои воскурятся над сосудом. Охлади, а потом и вскрой сосуд, вынув
из него содержимое. Добрая и ясная киноварь и будет этим содержимым.
Итак, работа завершена, а истина — в твоих руках.
Ты увидел киноварь. А теперь следи, как влага начнет улетучиваться из
сосуда. Когда же ты заметишь желтые дымы, подымающиеся из сосуда,
осторожно открой его совсем. Не пройдет и часу, как пары станут красными,
а красный <цвет> — знак киновари. Затем, опустив в ампулу стержень,
зацепи им немного содержимого, чтобы испытать его на все свойства
киновари.
Добавление. Ртуть, однако, прежде следует отмыть с золой и солью и
пропустить сквозь ткань неупорядоченной фактуры. Точно так же и серу
нужно прокипятить в моче и в уксусе, снимая всплывающую на поверхность
муть. Потом серу сушат. А после высушивания ее вновь вымачивают в
течение дня в уксусе, а на другой день — в моче. Мне попадался <рецепт>
получения киновари и в других сочинениях. Так, согласно Гермесу, следует
взять две части ртути, три части серы и четыре части нашатыря.
26. Как и из чего можно приготовить лазурит
Хотя лазурит не столь уже необходим в нашем искусстве, мне хотелось бы
все же рассказать тебе, как делать его. Возьми две части ртути и по одной
части серы и нашатыря и все это измельчи так, как я учил тебя, когда речь
шла о приготовлении киновари. Положи смесь в стеклянный сосуд. Затем
прокали, как и в случае с киноварью. Когда ты увидишь сквозь стекло
голубой дым, можешь считать, что <работа> подошла к концу. Вот уж и
охладился сосуд. Вскрой его, и твоему взору предстанет великолепный
лазурит. Раздроби его на камне всухую. Часть твоих затрат ты можешь
оправдать <если продашь немного лазурита>.
Добавлю. Иные утверждают, что стеклянный сосуд следует подержать на
огне, покуда вся влага не улетучится. Встретился мне один трактат, в
котором сообщалось, как была получена одна весовая часть лазурита из
двадцати двух весовых частей ртути, восьми весовых частей серы и четырех
— нашатыря.
Точно так же еще в одном трактате мне довелось прочесть о том, как брали
одну весовую часть нашатыря, удвоенное количество серы и утроенное —
ртути. Все это помещали в обмазанный глиной сосуд, а потом ставили в
навоз на три дня. Засим кипятили, как тому в свое время учил Гермес.
А вот еще способ. Возьми фунт ртути, четыре унции серы и две унции
нашатыря. Размельчи и возгони. На медленном огне ты получишь
ультрамариновый лазурит.
Или так. Возьми двенадцать драхм ртути, четыре драхмы серы и три —
нашатыря. Но можно и по-другому. Возьми две части ртути, третью часть
серы и одну восьмую — нашатыря. Растерев, положи в обмазанный глиной
<сосуд> с узким горлом. А положив, замажь отверстие. Умеренно
подогревай полдня. Потом можно и посильнее. Когда повалит голубой дым.
можно считать, что работе пришел конец. Иные, однако, предпочитают смесь
из двадцати двух весовых частей ртути, восьми весовых частей серы и
четырех — нашатыря. Со смесью этой поступают точно так же, как и со
смесью в случае юзифура.
27. Как и из чего делают белый свинец
Белый свинец делают так. Возьми свинцовые пластины и подвесь их в парах
крепкого уксуса, налитого в прочный кувшин. Закрой сосуд и поставь в
теплое место. Потом тебе надлежит поступить так, как ты бы поступил, если
бы <готовил> зеленую медь. Ты увидишь белый свинец, налипший на
пластины. Соскабливай и накапливай белый свинец, покуда порядочно не
накопишь. И только потом уже приготовь из него свинцовый сурик.
28. Как из белого свинца приготовить свинцовый сурик
Свинцовый сурик из белого свинца делают вот как. Хорошенько разомни на
камне с водою белого свинца и слепи из смеси несколько лепешек. Положи
эти лепешки в глиняную не круглую, но и не слишком продолговатую миску.
Возьми <в качестве подставки> камень или сделай две глиняные стенки,
каждую в одну пядь высотой. Поставь на этот упор большой глиняный
кувшин, да так, чтобы дно упиралось в одну стенку, а отверстие — в другую.
Потом помести чашку с белым свинцом вовнутрь кувшина, закрыв ее такой
же точно чашкой. Раздуй медленный огонь, а по прошествии полудня усиль
жар. Дай веществу остыть. Тогда-то ты и получишь свинец равномерно
красного цвета. Повтори все сызнова. Растирай в течение полудня. Вынь, и
ты станешь обладателем <нужного тебе> количества доброго свинцового
сурика.
29. Как изготовить свинцовый сурик из свинцовой окалины
Возьми кувшин и помести его над двумя стенками так, как я только что тебе
о том поведал. Положи туда свинца и сильно нагрей. Когда же свинец
расплавится, помешай расплав длинной железной ложкой. Мешай, и ты
заметишь, как свинец будет превращаться в окалину. <Дли перемешивание>,
покуда весь свинец не сгорит. По охлаждении провей, что останется, сквозь
ткань или тонкое сито. Вновь помести в кувшин. И опять перемешай, покуда
все твое вещество не превратится в блестящий порошок. Просей вслед за тем
на камне. Размельчи еще раз с водою и обработай так, как я тебя наставлял в
случае с белым свинцом. Измельчай и прокаливай, покуда не получишь
свинцовый сурик.
Прибавлю к этому. Свинцовый сурик можно приготовить и так. Положи пять
или шесть фунтов свинца в любой, какой тебе заблагорассудится, сосуд.
Расплавь на сильном жару, помешивая железным прутом, покуда весь свинец
не распылится внутри сосуда. Оставь так на два часа. Увлажни мочой и
нагревай свинец в кувшине, предварительно хорошо разогрев кувшин в
течение одной восьмой часа. Дождись, пока огонь не умрет собственною
смертью. Тогда-то и явится вещество красного цвета. Измельчи его на плите,
рассыпь в небольшие трубки (саппа) и поставь на умеренный огонь на день.
Вот тогда дело можно считать свершенным.
Иной путь. Возьми третью часть «каменной соли» (sal petrae), две части
красного мышьяка и побольше живого серебра. Перемешай все вместе. Так
ты тоже сможешь получить сурик.
30. Что такое возгонка и сколько существует способов возгонки
Возгонка есть улетучивание сухой субстанции под действием огня,
омывающего стенки сосуда. Возгонка может быть разнообразной в
зависимости от природы возгоняемых веществ. Один вид возгонки <требует>
воспламенения, как это бывает с марказитом, магнезией или тутией. Другой
совершается при умеренном прокаливании, как в случае со ртутью и
мышьяком.
Но бывает возгонка и при низком пламени, как, скажем, для серы. В самом
деле, при возгонке ртути от нее отделяется ее земля, и поэтому меняется ее
жидкообразность. Часто бывает и так, что избыточная земля смешивается с
веществами, с коими она не имеет сродства, значит, возгонку нужно
повторять. К таким веществам мы отнесем окалины яичной скорлупы, белого
мрамора и тонко измельченного стекла, а также ряд солей. От этих
последних <землю> можно очистить, от иных — нет, если, конечно, тела не
пребывают в совершенном <состоянии>. Однако такого рода тела уже
схвачены порчей, ибо их серность подымается в ходе возгонки с
возгоняемыми
телами.
А
серность
сих
веществ
сводит
на
нет,
обезображивает весь труд целиком. Вот тебе близкий пример. Если ты
возгоняешь олово или свинец, ты обязательно заметишь, что эта возгонка
оскверняется нездоровой чернью. Следовательно, лучше осуществить
возгонку тех веществ, с коими возгонка <по природе этих веществ>
разногласна. В то же время в общем виде возгонка должна была бы
проистекать куда легче у тех веществ, меж которыми есть согласие
<природного сущностного> свойства. В случае же серности такого
<природного> согласия нет. Чтобы удалить влажность, нужно смешать и
измельчить вещество с окалинами, подлежащими возгонке, покуда металл
сделается неразличимым. Далее медленно грей, и ты удалишь влажность. По
мере улетучивания <влажности смеси> будет также улетучиваться и
влажность ртути. Но об этом я поведаю тебе в свое время, когда настанет
очередь рассказать о возгонке духовных изначальных субстанций.
31. Что такое обжиг и сколько может быть способов обжига
Любой обжиг или прокаливание есть, в сущности, измельчение вещества
действием огня, имеющего целью удалить влажность, которая связует все
части тела. Обжигу подвергают тела, не вполне совершенные.
Существует несколько способов прокаливания. Тело прокаливают для того,
чтобы удалить оскверняющую и заражающую тело серность. В самом деле,
любую серность можно выжечь из вещества, с коим она объединена, но
удалить ее без прокаливания невозможно. Мягкие тела под действием
накаливания частично отвердевают и оказываются способными легко
произвести на нас впечатление вполне совершенных и чистых тел.
Изначальные духовные принципы легче фиксируются и легче растворяются.
Любое прокаленное тело фиксируется и возгоняется легче и лучше тела
непрокаленного. Итак, мягкие тела могут быть легко обожжены с помощью
огня. Телам твердым потребен для обжига очень сильный огонь. Но этому я
научу тебя в конце <данной книжицы>.
Прибавление к только что сказанному. Серебро прокаливают так. Возьми
унцию наичистейшего серебра (а можешь взять, коли пожелаешь, и больше).
Сделай из этого серебра тонкие пластины с ноготь <пальца> руки. Прибавь
третью часть универсальной соли, приготовленной и обожженной обычным
способом, и четвертую часть ртути. Измельчи соль, разотри с ртутью, и ты
получишь порошок.
Склей пластины с помощью порошка. Затем начни возгонку на медленном
огне, покуда влажность смеси не улетучится. Тщательно затвори отверстия и
прибавь жару. Нагревай весь день. Позаботься о том, чтобы не вдруг вынуть
сосуд из огня, а охлаждай не спеша, <в течение> трех часов. Покуда не
охладится, не открывай сосуд, иначе духовные принципы возлетят.
Когда сосуд охладится, извлеки из него ртуть, чистую, как кристалл, и
отложи в сторонку. Потом извлеки и серебро, что осталось в сосуде,
наполовину прокаленное с универсальной солью. По возможности сразу же
растолки на порфире соль и полупрокаленное серебро. В ином случае
положи это все в стеклянную кассолу и отдели всю соль полностью,
промывая в кипящих водах, покуда вовсе не пропадет соленый вкус; высуши
оставшуюся окалину на дне паропсиса и сразу же вновь прокали с новой
порцией соли и с новой ртутью, пятикратно или шестикратно возогнанной.
Чередуй прокаливание и отмывание серебряной окалины, покуда вкус соли
будет вовсе неощутим. Твое прокаленное серебро станет самым белым и
самым чистым серебром, какое только возможно. Оно будет подобно лучам
звезд. Так, если случится сплавить это серебро с бурой, либо с добрым
нитрумом, либо со щелочною солью, ты обнаружишь, что твое серебро
обернулось белым золотом.
32. Что такое сгущение и почему к этой операции прибегают
Сгущение — это возвращение жидких субстанций к их твердому состоянию.
Данная операция сопровождается утратою веществами своих паров.
Сгущение предназначено для того, чтобы отвердить ртуть и очистить
медикаменты от влажности, вкрапленной в их массу. Ртуть сгущается путем
приведения ее в твердое состояние силою сухости огня. Сухость огня удаляет
влажность. Эту процедуру осуществляют в длинном узком сосуде.
33. Что такое закрепление и сколько существует способов
закреплять тела
Закрепление есть соответствующая мера закаливания летучего вещества в
огне. Закрепление задумано также таким образом, чтобы любые изменения
цвета или вообще любая субстанциальная перемена увековечивалась,
оставалась бы постоянной. Так, тела, утратившие часть своего совершенства,
в результате прокаливания закрепляются, если их освободить от порчи и
летучей серности. Серу и мышьяк закрепляют двояким образом. Первый
способ состоит в том, что повторяют прокаливание их, переводя эти
вещества из одного состояния в другое, покуда они не достигнут абсолютной
устойчивости. Духовные принципы закрепляют иначе: либо с помощью
растворов металлов, либо с помощью масла из винного камня. Но об этом я
сообщу тебе не сейчас.
Добавление. Возьми возогнанной ртути и столько же нашатыря. Возгони все
это семикратно или же нагревай, покуда смесь не расплавится. А камень
пусть остается на дне твоей посудины. Растолки его и выставь на влажный
воздух. Ты вскоре увидишь, как твой камень разжижится. Замочи
металлический мышьяк в этой жидкости, раствори в перегнанном уксусе и
семикратно перегони. Или же сгусти, а потом раствори. На дне окажется
камень.
Металлический мышьяк приготовляют посредством сплавления одной части
мышьяка с двумя частями белого мыла. Иной <способ> дан у Гебера в его
«<Книге> о печах». Лишь пожелай, и ты сможешь там вычитать <это>.
Итак, возгони либо ртуть, либо серу, либо приготовленный как положено
мышьяк, либо и то, и другое, и третье вместе. Но и одновременно проделай
то же либо с винной солью, либо с «каменной солью», либо же с нашатырем.
Повторяй это многажды, покуда твои вещества не закрепятся. Засим
постарайся извлечь <их> с помощью теплой воды.
34. Что такое растворение и сколько существует способов
растворять вещества
Растворение есть слияние какого-либо прокаленного вещества с водою.
Процедура эта изобретена для того, чтобы скрытые качества веществ могли
бы стать явными твоему взору, а явленные качества, напротив, уйти вглубь.
Растворение надобно еще и для того, чтобы удобно было перегонять
вещества. А это очень помогает освобождать их от загрязнений. Растворения
можно достичь либо нагреванием или увлажнением, либо охлаждением и
увлажнением. Поэтому я научу тебя в свое время.
Прибавление к только что сказанному. Есть <вещества>, кои прежде
прокаливают с равным им по весу количеством серы и лишь потом
растворяют в закрытом тигле в воде или в лимонном соке.
35. Что такое перегонка и как ее осуществляют
Перегонка есть поднятие паров жидкости в особое вместилище. Имеются
многоразличные способы перегонки с огнем и без оного. Перегонка с огнем
тоже бывает двух видов. В одном случае перегонку осуществляют путем
поднятия паров с помощью алембика, в другом — путем схождения
сгущающихся паров и переноса их в соответствующие сосуды.
Общая цель перегонки состоит в очистке жидкости от примесей. Очевидно,
то, что получается в результате перегонки, чище <чем первоначальная
жидкость>. Удалив нежелательные примеси из наших медикаментов и
очистив наши духовные принципы, мы можем растворить полученные таким
образом чистые вещества в чистой воде. Перегонку придумали еще и для
того, чтобы извлекать и отводить по патрубкам чистые по своей природе
масла. Но по их чистоте еще нельзя судить об их горючести. Перегонка с
процеживанием служит лишь для того, чтобы получить ясную и чистую
жидкость.
Добавлю к этому. Чтобы возогнать ртуть, поступай так. Возьми одну унцию
сухого купороса и столько же универсальной соли, сперва прокаленной.
Размельчи, смешай, а потом добавь унцию ртути. Еще раз разотри и окропи
небольшим количеством перегнанного уксуса, чтобы несколько усилить
смесь. <А еще лучше> применить в этом случае немного крепкой воды,
которая обладает большею, нежели уксус, силою. Затем помести все это в
аппарат для возгонки. Если этот сосуд стеклянный, <поставь его> посреди
золы и обмажь его критской глиной, истолченной с мукой и яичный белком.
Если же твоя посуда гончарной выделки, обмажь ее гончарной глиной и
негашеной
известью,
увлажненной
смесью
лошадиного
помета
и
подсоленной воды, как это делали в старые добрые времена и <как о том
сообщают> наиболее авторитетные папирусы. Подбрось уголья и подожги.
36. Что такое умягчение и как это делается
Умягчение есть расслабление сухих и неплавких субстанций. Ясно, что эту
процедуру придумали для того, чтобы умягчить тело с надеждою
преобразовать его и таким образом позволить другим веществам проникнуть
в его материю. Ведь тело, лишенное жидкостности, неспособно допустить в
себя проникновение каких бы то ни было видимых субстанций. Иные
полагают, что умягчение следует осуществлять с помощью жидкостей и
жидких масел. Но эти люди пребывают в заблуждении. Вряд ли отыщется
такое твердое вещество, в коем влажности было бы больше, нежели в сере
или мышьяке. Серу и мышьяк с помощью возгонки можно умножить во
много раз, потому что, благодаря наличию в них умягчающей субстанции,
тождественной их влажности, они очень хорошо подвергаются плавлению. В
то же время совершенно обязательно очистить их от всякой порчи. Но еще
лучше закрепить их с помощью масла, добытого из винного камня. А уж
после этого очень удобно их умягчать. Пожалуй, этих сведений тебе хватит.
К этому прибавлю еще. Умягчать необходимо духовные принципы, камни и
тела при получении всевозможных эликсиров. Едва ли найдется хотя бы
один философ, который не согласился бы с этим. Умягчение делается
следующим образом. Тело <считается> умягченным, если оно ощущается
воскообразным и всплывает на поверхность воды. Раствори <эликсир> в
фиале, помещенной в навоз. Разок перегони и удали примеси, подернутые
чернью. Затем поставь на закалку в небольшую печь. Каковы же признаки
превращения? Если небольшое количество эликсира, помещенного в тигель
над огнем, расплавится, то, значит, все в порядке. Ежели нет — начинай
сызнова.
37. Как приготовить белоснежную ртуть
Возьми фунт ртути, разотри на камне с прокаленной яичной скорлупой,
белым мрамором или зеленой медью. Налей доверху достаточное количество
крепкого уксуса и замеси пасту. Прибавь немного ртути. Вотри ее, покуда не
смешается со всем остальным. Снова прибавь немного ртути и опять разотри
точно так же, как и прежде. Слепи из пасты небольшие таблетки, помести в
сосуд и держи их там, покуда <ртуть не> выступит на поверхности таблеток.
Переложи таблетки на <противень> и высуши их в печи на умеренном жару,
дабы от сверхнагрева не улетучилась ртуть. Возьми один фунт ртути и
столько же прокаленного нашатыря. Смешай и разотри, покуда ртуть не
потеряет собственную видимую индивидуальность. Хорошенько высуши <и
смешивай> с уксусом, опять-таки до тех пор, покуда ртуть не утратит
собственного своего вида. Проверь теперь, достигнуто ли тобой совершенное
смешение и растирание. Увлажни немного смесь слюною. Помажь смесью
серебряный динарий и <следи>, упадет <ли> ртуть. Если да, то это значит,
что ты плохо растер свою смесь. В ином случае все в порядке. Тогда еще раз
тщательно все разотри, помести в сосуд для возгонки и тщательно его
закрой.
Поверхность вещества, помещенного <в сосуд>, <выравнивать> не следует.
Замажь вместилище вещества гончарной глиной. С особенным тщанием
отнесись к обмазке соединительных швов в сосуде, дабы предупредить
утечку. Помести в печь для возгонки и затепли медленный огонь на полдня,
покуда влажность не улетучится. Проверь конец исхода влажности по
пластинке, не запотевает ли. Теперь, когда все вполне сухое, залепи
хорошенько твой сосуд гончарной глиной и прибавь жару. К концу же
раскали огонь максимально возможной силы. Ночью пусть <сосуд>
охлаждается. Поутру открой. В верхней части алудела ты <заметишь>
непрореагировавшее вещество. У подножия стенок сосуда, а кое-где и вверху
ты увидишь белоснежные вкрапления то там то сям. Собери и сбереги
снегоподобную субстанцию. Боже упаси тебя прибавить к полученному
веществу жидкости: ты вернешь твоей ртути былую оживленность, и весь
труд твой тогда окажется зряшным. Затем возьми одну часть соли,
приготовленной так. как я тебя когда-то учил, очисти ее и высуши. Прибавь к
ней полчасти возогнанной ртути, смешай рукою и положи в сосуд для
возгонки. Разровняй, закрой и возгони, как это мною уже описано. Поутру
вынь возогнанное, собери и испытай. Обрати внимание на остатки. Быстро
возьми щелочь остатков и положи поверх горящих угольев. Ежели задымит,
повтори уже знакомую тебе процедуру возгонки и <на> другой день. После
всего тщательно собери возогнанное вещество — все до крупицы. На третий
день возгони с новой порцией соли и продолжай, как и прежде. Вот тогда-то
будешь ослеплен веществом куда более белым, нежели снег. Глянь, а не
осталось ли чего еще на дне. <Коли да>, то продолжай возгонять, покуда все
остатки не превратятся во что надо. Еще и еще повторяй все сызнова. Бери
новые порции соли и поступай, как прежде. Четырехкратно (а может быть, и
более) возведи свою субстанцию к закреплению. На этом и успокойся.
Добавление. Можно прокаливать и тальк. Знаменитый мастер Жан де Мен
прибавляет зеленую медь. Этот факт засвидетельствован им в его великом
сочинении. Правда, он идет вперекор Геберу, который в главе о возгонке
ртути говорит, что ртуть должно возгонять с веществами, лишенными
серности.
Способ получше возгонять ртуть сообщает Разес в «Прорицаниях»
(«Divinationes»)
в
двадцать
третьей
<главе>
семнадцатой
<книги>.
Хорошенько измельчи одну часть горной соли <и> столько же египетского
атраментума. Поверх налей живого серебра в количестве, равном горной
соли и египетскому атраментуму, взятым вместе. Снова перемешай. Положи
<смесь> на дно пергамского алудела. Сверху насыпь прокаленной горной
соли. К ней прибавь немного медикамента, но прежде высушенного, а потом
совершенно лишенного жидкости. <Теперь> затепли малый огонь под
алуделом. Потом подкинь побольше углей, покуда живое серебро не
возгонится. Затем собери, измельчи как следует и возгони. Сосуд должен
быть в верхней части перегороженным и широким, в середине — много уже,
а книзу — шириною с ладонь. <Соединение ртути> будет скапливаться в
виде кристаллов под перегородкою алудела. <Субстанция>, скапливающаяся
над перегородкою, будет явленою вовсе не в виде камня, а в виде порошка.
Проделай это семь раз. Если <имеешь> то, что над огнем затвердевает, а
плита накалится (tabulam ignitam), значит, все в порядке. А если нет, повтори
возгонку с атраментумом и солью, да так, чтобы пары не выходили за
пределы сосуда. Плита вылудится, станет белой, и явится чистейшее серебро.
Если ты будешь возгонять ртуть еще, не забывай уменьшать остаток
примерно на одну пятую часть. Если же станешь возгонять ртуть с
купоросом и солью, чему я тебя уже научил, обязательно прокали купорос и
соль.
Замазка для заделывания щелей и трещин может быть <приготовлена> из
золы, гончарной глины и универсальной соли, растворенной в моче. Замечу:
встречал я и таких, кто <пользуется> для этого же яичным белком и
негашеной известью.
38. Как растворяют, выбеливают и закрепляют серу
Сперва прокипяти на протяжении целого дня серу в крепкой кислоте.
Хорошо разотри комки и сними выплывшую на поверхность пену. Извлеки
серу, высуши ее, прибавь к ней квасцов, приготовленных так, как я тебя
научил в свое время, и помести в сосуд, предназначенный для возгонки
ртути. Разведи под сосудом огонь, но слабее, однако, того огня, <который
потребен> для возгонки ртути. Потом убавь огонь и начни медленно
возгонять и возгоняй так целый день. Наутро достань <возогнанное
вещество, и ты увидишь, что оно почернело. Возгони еще разок, и оно
побелеет. Возгони в третий раз вместе с солью, и твоему взору предстанет
вещество белизны совершенной. Возгони еще два раза, закрепив таким
образом достигнутое совершенство белизны, и отложи в сторону.
Добавление. Серу возгоняют так же, как и мышьяк, но с тем лишь отличием,
что серу кипятят более энергично и значительно дольше.
39. Как выбеливают аурипигмент
Аурипигмент должно измельчить, а потом кипятить его целый день в уксусе
или же в моче. Затем прибавь черного железного порошка (fuligine ferri)
столько, сколько пожелаешь. Хорошенько размешай, а потом и возгони,
поступая точь-в-точь как я учил тебя поступать с серою. Тогда-то твой
аурипигмент и побелеет.
Прибавлю. Аурипигмент именуют желтым мышьяком. Нет лучшего способа
очистить аурипигмент, как лишь с помощью уксуса и соли. Да и Разес в
соответствующем месте говорит то же: нет ничего лучше соли для
совершения очистки аурипигмента.
40. Как выбеливают мышьяк
Мышьяк
есть
субстанция,
природа
которой
сходна
с
природою
аурипигмента; с той лишь, однако, разницей, что кипятить его вовсе не
обязательно. Итак, хорошо измельчи твой мышьяк, вымочи его в крепком
уксусе дважды, трижды или четырежды, каждый раз высушивая. Между
прочим, Роджер настаивает на вымачивании в перегнанном уксусе в том
месте своего сочинения, где он говорит о прокаливании тел. Обработал? А
теперь измельчи твой мышьяк в порошок и так вот и храни его. Вещество в
виде порошка очень удобно прокаливать. Но если тебе захочется возогнать
мышьяк, измельчи его еще тоньше и прибавь к нему равновесное количество
черного железного порошка. Повтори возгонку семь, а то и больше раз,
поступая <так, как> я учил тебя, когда речь у нас с тобою шла о ртути. По
завершении твоему взору предстанет мышьяк снежной белизны.
41. Как приготовить нашатырь
Если хочешь возогнать нашатырь, поступай так. Хорошо растолки его с
нужным количеством универсальной соли, тщательно размешанной в какойлибо жидкости. Возгони на низком пламени в течение трех часов, а затем и
на высоком пламени, но возгоняй уже весь день. Наутро вынь возогнанное
вещество <из пламени> и сбереги его. Делай все это точно так, как я учил
тебя поступать с ртутью. Возгони еще два-три раза, дабы вовсе очистить
вещество от отбросов. Поставь <в сторонку>.
Прибавлю
к
этому.
Размягчи
нашатырь
с
универсальной
солью,
соответствующим образом приготовленной. Высуши и повтори умягчение и
сушку несколько раз, покуда нашатырь не перестанет уменьшаться в весе.
Вот тогда-то твое вещество можешь считать вполне пригодным. Растворив
нашатырь в уксусе, процедив через фильтр и высушив на солнце, прибавь <к
нему> равновеликое количество обожженной соли, смешай и помести в
закрытый сосуд. Сам же сосуд поставь на горячую золу. Затем <нашатырь>
возгони с каким-нибудь веществом, пропитывающим нашатырь. А теперь
расплавь нашатырь на плите, нагретой докрасна. Если нашатырь расплавится
бездымно, значит, все исполнено как надо. Здесь я изложил <мнение>
Роджера Бэкона.
Знавал я и таких, кто возгоняет нашатырь и с «каменной солью». Но, замечу,
прежде чем возгонять на огне, соль эту следует очень хорошо высушить и
очень хорошо смешать с нашатырем.
Иные — встречались мне и такие — возгоняют нашатырь с универсальной
солью и особо приготовленным тальком, растолченным со слоем специально
обработанной универсальной соли. Все это помещается в сферическое
пространство сосуда и возгоняется четыре или пять раз.
Как
приготовить
нашатырь,
если
следовать
за
Разесом?
Возьми
кристаллизованного нашатыря, разотри с морскою пеной и солью нитрум.
Возгоняй, положив на дно пергамского алудела над слоем обожженной соли.
Собери возогнанное вещество и кипяти его с водою в трубках алембика,
<покуда не> растворится. Перегони или раствори в кошачьем пузыре,
помещенном над водою. Еще раз перегони. И все.
Закрепленный нашатырь растворять трудно. Поэтому пропитай его уксусом,
положи в алудел, а <алудел> поставь в помет, покуда не растворится, и затем
перегони. Будь, однако, аккуратным с водою, взятой для растворения. Пусть
ее будет столько, сколько нужно, чтобы растворить лишь необходимое
количество нашатырного духовного начала.
42. Об огнетворных веществах
Я уже поведал тебе принцип возгонки духовных начал. Остается теперь
исследовать вещество огня. Я утверждаю, что огонь должен быть добыт из
угля. И две причины укрепляют это утверждение. Первая. Подкладывать
уголь в очаг куда легче, нежели дрова. Вторая причина. Дерево очень чадит,
а дым мешает следить за тем, <как> идет дело. Сосуды лопаются на огне,
если они сработаны из скверной глины или плохо обожжены. Когда
лопаются гончарные сосуды, тотчас появляется белый дым, легко
различимый в угольном пламени. Лишь задымится сосуд, немедля сними его
с огня, и твой труд, связанный с возгонкой, еще не пропал. Следи за первым
белым дымком. Будет поздно, коли проглядишь.
Заметь себе, что верхний сосуд, а именно алудел, должен быть обливным,
что совсем не обязательно для нижнего. Ты можешь, и это очень даже
обычно, привести к твердому состоянию твое вещество на скутелле, если оно
не может быть возогнано. <Вещество это> измельчи и смешай с остатками
первой обработки. Не сомневайся, что возгонка твоя будет успешной.
43. Дополнительная глава, продолжающая рассказывать о
закреплении духовных начал
Закрепление серы. Измельчи ее, положи в ткань, а сверху перевяжи.
Прокипяти в воде с негашеной известью. Сперва насыпь в сосуд —
наполовину — окалины. Затем долей доверху обыкновенной воды. При этом
матерчатый мешок не должен касаться дна сосуда: расположи его
посередине. Закрепи мешок меж вершиной и дном сосуда. Привяжи к мешку
небольшой камень, да так, чтобы мешок ниспадал ко дну сосуда. Пусть
жидкость кипит двадцать четыре часа или около того. Добавляй по мере
выкипания новые порции горячей воды. Затем извлеки серу и прокипяти ее в
подслащенной очищенной от окалины. На том и воде, закончи.
Наисильнейшая вода (aqua fortissima) для закрепления любого духовного
начала. Сперва перегони раствор сокровенного белого камня, а именно
четырех фунтов его с одним фунтом обожженной яичной скорлупы,
хранимой до того в земле. Повтори так многократно. Об этой жидкости тебе
надлежит знать следующее. К полутора фунтам прибавь две унции
универсальной соли, приготовленной по второму способу, две унции лучшей
щелочной соли, одну унцию нашатыря, возогнанного четырехкратно, и одну
унцию птичьего белка, сгущенного сразу же по приготовлении. Все эти соли
следует растворить в данной жидкости. Закрепив, помести все эти
субстанции, представляющие изначальные духовные принципы, в двойную
реторту, хорошо замазанную и потому герметичную. Так говорит Арнольд.
Помимо сего, многократно перегони, выявив остатки, возгони соли столь же
хорошо, как если бы ты их растворял. Все это облегчит растворение солей в
воде. Потом отгони воду. Так воздействуй на духовные начала. Причем не
обязательно все это делать в двойных сосудах. Иногда духовные начала лишь
на седьмой возгонке достигают закрепления с раствором, находящимся на
днище реторты, благодаря доброй силе солей, равно как и пластине,
дарующей через огонь тепло. Иной раз, впрочем, четвертая часть раствора
может закрепиться и на четвертой возгонке. Вот тогда-то и прибавь все, что у
тебя осталось, дабы завершить закрепление субстанциальных духовных
начал.
Кое-кто говорит, что возогнанная ртуть, положенная на оловянную или
железную плиту, расположенную в защитном шкафу (cellarium), сразу же
переходит в жидкое состояние. Такая живая ртуть легко закрепляется путем
растворения и сгущения. Жидкость, отделенная от белковой части яйца и
затем очищенная с помощью прокаленной яичной скорлупы (albuminibus
ovorum), йеменские квасцы, нашатырь (если взять по фунту каждого) — все
это
вместе
является
лучшим
закрепляющим
<составом>
для
субстанциальных духовных начал, совершеннейшая изо всех жидкостей. Но
об этом я расскажу тебе в свое время.
Ртуть должно закреплять так. Размельчи возогнанную ртуть в ступке с
винным камнем и грубой универсальной солью. Возгони. Потом снова
размельчи и возгони еще раз. Продолжай так поступать раз десять, а то и
больше, давая всякий раз новые порции соли и винного камня. Именно тогда
твоя ртуть и будет в конце концов закреплена.
Ртуть можно закрепить также в двойной реторте в течение дня с маслом
винного камня, вылитым на поверхность ртути. Причем реторту следует
выставить на медленный огонь по крайней мере часа на два. Потом нужно
продолжить
обработку
нагреванием,
покуда
вовсе
не
прекратится
восхождение паров. Затем открой реторту или же. хотя бы одно отверстие в
ней. Возьми ореховый прут, достань им до дна, дабы убедиться, есть ли
жидкость на дне реторты. Если придонный остаток затвердел, значит,
вещество закреплено. А если нет, то затепли огонь часа на три. Потом
охлади. Вынь вещество, увлажни и повтори варку семикратно.
Жидкая ртуть. Возьми нашатыря и ровно столько же морской пены. Хорошо
измельчи и помести в одинарную реторту. Положи сверху живого серебра.
Излишки удали и перегони на медленном огне. Белая жидкость, что будет
отгоняться вначале, ни на что не годна. После этого на короткое время усиль
огонь. Живое серебро, наработанное или возогнанное вначале, станет
отгоняться. Все закрепленные соли вместе с закрепленной ртутью еще
больше
закрепятся
последующей
возгонкой,
покуда
вся
ртуть
не
расплавится.
Ртуть закрепляется с щелочной солью, окалинами тел или с тем и другим
сразу. <А делается> это на умеренном огне, в подходящем сосуде, ибо
умеренный огонь благоприятствует сохранению влажности. Ведь именно
влажность есть причина плавления. Чрезмерный или же слишком буйный
огонь, напротив, мешает плавлению, задерживает его.
Ртуть может быть закреплена с помощью возгонки между двумя прочно
скрепленными скутеллами с попеременным перемещением вверх и вниз раз
четырнадцать или пятнадцать — покуда не закрепится. Есть люди, которые
утверждают, что все это следует производить в железном сосуде и что этот
метод тоже сопряжен с огнем и мерой огня.
Если ты хочешь закрепить возогнанные изначальные духовные принципы,
раствори окалины тел в жидком нашатыре. Жидкий нашатырь способен эти
окалины поглотить. Таким образом изначальные духовные принципы и
закрепляются в форме окалин. Так считает <Роджер> Бэкон.
Закрепление нашатыря. Приготовь пасту негашеной извести с яичным
белком в двух тиглях. Положи в пасту нашатыря в виде комков. Замажь <эти
комки> упомянутой пастой и просуши. Затем обмажь все это глиною
мудрых, вновь высуши и зарой в теплую золу на два дня и две ночи. Когда
же истечет это время, знай, что нашатырь закрепится. Наконец, раствори
закрепленный нашатырь в теплой воде и, коли хочешь, процеди и сгусти. Так
<твой нашатырь> обретет чистоту.
44. Здесь начинается алхимическое откровение и научение
тайнам сего искусства
В этом месте моей книги я могу достоверно сказать, что вполне обучил тебя
собирать многоразличные цветы, источающие благоухание, приносящие
здравие и красоту, венчающие славу мира. Но среди прочих цветов есть один
— наикрасивейший, благоуханнейший из всех. Это цветок цветов, роза роз,
наибелейшая лилия долины. Возликуйте и возрадуйтесь, любезные чада мои,
в невинной богоданной юности вашей собирающие сии божественные цветы.
Я привел вас в сады Парадиза. Срывайте цветы, выращенные в райском саду.
Плетите из них венки. Венчайте ими чело ваше. Возликуйте и возрадуйтесь
ликованием и радостью Божьего мира.
Я открыл перед вами, о дети мои, сокрытые смыслы. Пришла пора помочь
вам сподобиться великих тайн нашего искусства, столь надолго сокрытых от
взоров ваших, — вывести вас к свету.
Допрежь я научил вас. как изгонять порчу и собирать истинные цветы,
доподлинные сущности тех субстанций, с коими вы имеете дело. Ныне же я
выучу вас взращивать их для изобильного плодоношения. Но один из тех
плодов вдруг окажется последним и венчальным из всех — плодом плодов —
навечно, навсегда. Я выучу вас также и тому, как закреплять возогнанные
порошки, способные выдержать все, какие есть, испытания огнем, способные
к смешению и единению с разными телами. Все это достоверно истинно и
достоверно возможно. Есть два пути к сей цели. <Их-то я вам укажу>.
45. Здесь я научу тебя, как закреплять порошки, дабы их можно
было бы смешивать с разными веществами
Возьми <порошка> столько, сколько тебе заблагорассудится, например фунт
или два, помести в сосуд для закрепления и выложи отверстие доброй
глиной, толщиною в палец, не прибегая к покрытию глазурью. Замажь все
трещины глиною же, не какой-нибудь обыкновенной, а глиной мудрецов. А
сделавши это, затепли печь, предназначенную для возгонки. И пускай весь
день живет огонь твоей печи. Ежели дело происходит летом — к середине
дня тепла столько, сколько потребно для возгонки ртути. В случае утренней
возгонки перемешай раза два твое вещество, поменяв местами нижний и
верхний слои. Затем вскрой сосуд и глянь, закрепился ли твой порошок.
Помести самую малость порошка на уголья. Ежели улетит над угольями
дымок, ежели порошок будет лежать на жару бездымным, закрепление
совершилось. Это знак выявления субстанциального духовного принципа. В
случае, ежели закрепление еще не достигнуто, возврати сосуд с порошком в
печь, закупорив его, как прежде. Затепли огонь на пять дней или же нагревай
до той поры, покуда не услышишь изнутри сосуда звуков, напоминающих
стук падающих камней, как это часто случается, когда вещество излишне
пересыхает. (Иные, правда, считают, что узнать о свершении закрепления
можно и так: нужно положить образчик порошка на раскаленную платину, и,
если порошок расплавится или рассечется бездымным образом, значит,
закрепление удалось.)
Есть еще один способ <закреплять порошки>. Он состоит в пропитке их
маслом винного камня. Ты можешь его осуществить, скажем, таким образом.
Возьми возогнанного мышьяка, возогнанной серы или возогнанного аурипигмента. Раскроши на каменной плите с маслом винного камня, покуда вся
масса не размягчится. Помести полученное в стеклянную чашу, а чашу
поставь в золу, но прежде просеянную сквозь тонкое сито. Поставь затем
чашу, взяв ее вместе с золою, в печь для перегонки. Дай совсем слабого огня,
особенно сначала, и перемешивай содержимое. Следи, чтобы сосуд не
лопнул. Как только стеклянная чаша прогреется, увеличь огонь. Высуши твое
вещество в открытом сосуде, если захочешь. Но лучше все же <сушить> в
сосуде закрытом. Установи сверху алембик, куда собирай отогнанную из
твоего вещества воду. Этот <дистиллат> может еще тебе пригодиться. Когда
вещество высохнет, сосуд следует разбить. Он может показаться тебе
пустым, но это впечатление обманчиво. Ты обнаружишь на дне сосуда
порошки, словно камень, отвердевшие. Хорошенько измельчи отвердевшую
субстанцию так же, как приходилось тебе делать это и прежде, размешав с
перегнанным маслом <винного камня>. Повторив ту же самую процедуру,
вновь разбей стеклянный сосуд. Извлеки вещество. Хорошенько разотри и
помести в другой сосуд, имеющий форму ампулы. Зарой это в теплый навоз
на семь дней, после чего содержимое должно размножиться. Затем помести
сосуд
в теплую
субстанциальные
золу и
духовные
грей на медленном огне. Вот тогда-то
начала
предстанут
закрепленными.
Цвет
закрепленной субстанции будет прочным и на этот раз окончательным.
Прибавь одну часть данного порошка к пятидесяти частям обожженного
железа или же обожженной меди, и ты увидишь, сколь хороши сделаются эти
металлы по всем свойствам своим, не говоря уже об их ковкости.
46. Как следует растворять в воде субстанциальные начала
Субстанциальные духовные начала можно растворить двумя способами.
Одному из этих способов я тебя уже обучил — это способ с применением
масла винного камня. После семикратного сгущения субстанциальные
духовные начала должно поместить на покатый мраморный камень, а сам
камень — в закрытое влажное помещение. Все это следует проделать таким
образом, чтобы дать возможность веществу, растворяющемуся во влаге,
равномерно стекать в стеклянный сосуд.
Субстанциальные духовные начала растворяются и в <водном> растворе
нашатыря. Делается это так. Возьми нашатыря или иной соли, какая тебе
перелается. Положи ее на камень или же в углубление, предназначенное для
растворения, или же в стеклянное хранилище. Положив, тут же и раствори.
Измельченный возогнанный порошок раствори в этой жидкости. Заметь себе,
что возогнанную ртуть ни в коем случае нельзя смешивать ни с какой иной
жидкостью, а только с растворенными в воде универсальной солью,
нашатырем или же маслом винного камня. Семикратно попеременно разотри
порошок в жидкости и ровно столько же раз высуши. Потом помести на
камень растертый порошок, который — не сомневайся! — быстро
разжижится.
Сохрани
вещество
для
перегонки.
Прокаленные
тела
растворяются точно таким же образом, что и субстанциальные духовные
начала. Так, медный цвет и цвет атраментума следует точно так же
обработать, что и субстанциальные духовные начала. Потом каждый из них
нужно перегнать.
Прибавления к только что сказанному. Запомни (здесь я отсылаю тебя к
началу сей главы) — соль совершенно необходима во всех случаях,
имеющих дело с растворением веществ.
Разес. Масло орла (oleum aguiale) приготовляют так. Возьми фунт нашатыря
и приготовь из него пасту, растирая его на камне и смачивая достаточным
количеством
мочи.
Затем,
во-первых,
положи
<на
камень>
слой
универсальной соли. во-вторых, <слой> нашатыря, в-третьих, слой окалины.
Поверх соли положи немного прокаленной яичной скорлупы. Эту <слоеную
смесь> нагревай на огне, покуда не расплавится. Когда же смесь твоя
расплавится, сними ее с огня. Положи на камень и разжижай в масле четыре
дня. По прошествии этого времени собери жидкость в стеклянный сосуд и до
поры сбереги. Есть мастера, которые делают пасту из нашатыря, яичного
белка и окалины, скатывают эту пасту в шарик, обмазывают глиной, сушат и
закрепляют на огне. Негашеная известь, однако, не растворяется ни в чем
ином, как в доброй водной соли, сперва высушенной и измельченной, или же
в водной щелочной соли. После этого ее точно так же семикратно
обрабатывают. Наконец, то, что получится, должно оживить в теплой воде, а
потом растворить в ней. Если ты не поступишь именно так, раствор твой
окажется не плодоносным.
Разес. Возьми раствору нашатыря, трижды или четырежды возогнанного.
Увлажни им возогнанную ртуть. Совсем немного пройдет времени, и
вещества пропитают друг друга. Высуши на солнце и поставь на
низкопламенный огонь. Хорошенько закрой отверстие сосуда и зарой сосуд в
навоз на семь дней. Если к исходу семидневья <твердое> не растворится,
обнови навоз и продолжи, покуда жидкость не сделается ясной.
Масло для умягчения. Возьми нашатыря, столько же универсальной соли и
две части негашеной извести с небольшим количеством свиного сала.
Положи все это в стеклянный сосуд и перегоняй на медленном огне. По
прекращении перегонки, трижды проделав все это, ты обнаружишь в сосуде
белое масло. Оно-то и есть искомый эликсир для умягчения и услащения, а
также для плавления окалин металлов. Но самое главное, эликсир этот
незаменим как лучшее средство выбеливания веществ. Но об этом здесь
говорить вряд ли стоит.
Жидкую ртуть приготовляют так. Берут унцию ртути и смешивают ее с
удвоенным количеством
крепкой
воды.
Крепкую
же
воду готовят
смешиванием двух частей йеменских квасцов и одной части каменной соли.
Но можно поступить и по-другому. Сгусти возогнанную ртуть, расплавляя ее
семь или восемь раз и добавляя к ней кипящее олово. Всякий раз, когда
будешь добавлять к ртути кипящее олово, закрывай тигель, дабы пары без
толку не улетучивались. Такая процедура обратит твою <субстанцию> в
черный, отливающий маслом цвет. Затем хорошо разотри на мраморе,
смешав с небольшим количеством нашатыря, и закопай в навоз. По
растворении вещество должно быть дистиллировано либо процеживанием
через фильтр, либо перегонкой. Эта вода с серебряной окалиной,
возогнанным
мышьяком
и
белым
маслом
философов
годится
для
приготовления эликсира.
Распускание серы. Возьми фунт очищенного <возогнанного> белого
амизадира, некое количество перегнанного уксуса (пусть его будет в пять раз
больше, нежели серы) <и> помести в баню, наполненную илом. Ил меняй раз
в три дня.
Разес. В книге «О совершенном магистерии», в главе, <повествующей> об
отделении серы, ты найдешь все, что касается нашего предмета. Измельчи,
просей и помести в реторту одну часть амизадира, три части морской пены,
две части соли и одну часть мочи, добавив достаточное количество живого
серебра. Свободно подвесь все это над сильным пламенем. Когда жидкость
высветлится, извлеки ее и сохрани, покуда не потребуется. Как я уже учил
тебя, раз в четыре дня следует менять ил в бане, если тебе не покажется
необходимым делать это чаще. Я думаю, Разес наставлял <тебя>, как
растворять тела, <потребные> для более серьезных дел. Заметь себе и это.
Ртуть, дистиллированная двух- или трехкратно с помощью йеменских или
горных квасцов, может быть растворена, если ее положить на мраморную
<плиту>, а плиту поместить в сырое место. А еще лучше положить ее рядом
с грубой, пористой, впитывающей влагу субстанцией.
47. Как субстанциальные начала можно обратить в жидкость
красного цвета
А сейчас ты увидишь, как субстанциальные духовные начала принимают
красный цвет. Возьми красную жидкость, отогнанную из атраментума, и с ее
помощью поглоти <закрепи> субстанциальные духовные начала, каковые ты
хотел бы окрасить. Разотри вещество семь раз, поглощая и прокаливая. И
затем положи на камень для растворения. Тогда и появится жидкость темнокрасного цвета.
Прибавлю к этому. Красную жидкость, которую ты соберешь, не перегоняй,
прежде чем не закрепишь цвет ее с помощью огня. Иначе в результате
перегонки жидкость побелеет.
48. Как перегнать воду. Два способа
Перегонку осуществляют так. Помести в перегонный сосуд воду, которую ты
хочешь перегнать. Сосуд же закопай в золу почти доверху. Жар и сухость
выступает в этом случае причиной перегонки. Ежели, однако, ты захочешь
перегнать воду влажною теплотой, налей воды <в сосуд>, но прежде насыпь
в него золы. Можешь, впрочем, налить воду и в котелок, помещенный над
перегонной печью. Брось в перегоняемую жидкость сена, накрыв его сверху
стеклом. Постарайся придать всему этому устойчивость, дабы не завалить
содержимое сосуда на одну сторону. Следи за тем, чтобы сено, покрытое
поверх стеклом, лежало ровно. Позаботься также о том, чтобы не опустить
холодное стекло в горячую воду или же наоборот. Ведь стекло может
треснуть, что помещает твоей работе, и придется вернуться к началу. Заметь
себе на всякий случай и такое. Если ты захочешь снять сосуд с печи, охлади
его прежде, но лишь тогда, когда перегонка уже завершится. Следи
внимательно и за тем, чтобы перегоняемая жидкость беспрерывно, покуда
длится перегонка, кипела. Перегнав, собери и сохрани полученную жидкость.
Запомни и сбереги в памяти сей рецепт таким, каким я его тебе преподал.
Добавление. Растворение тел. Возьми жженое золото или жженое серебро и
равное количество возогнанного нашатыря. Смешай и размельчи на камне.
Затем возгони нашатырь из твердой прожженной массы всей смеси.
Измельчая, возгоняй. И так семикратно. Что же дальше? Помести смесь на
поверхность камня, чтобы чуть позднее растворить ее. Есть, однако, и такие,
кои, прежде чем возогнать вещество, погружают его в водный раствор буры
и лишь потом измельчают. И такую вот процедуру делают семь раз.
Претворение тел в растворенное состояние. Измельчи заранее прокаленные
тела с равным количеством нашатыря и обожженной яичной скорлупы.
Положи это все в стеклянную чашу, а чашу поставь на умеренный огонь и
грей, покуда смесь твоя не запечется в цельный крупный кусок. Охлади.
Разбей чашу. Мелко истолки содержимое и положи в сосуд близ места, где
тебе предстоит растворить этот порошок. Возогнанные субстанциальные
духовные начала могут быть претворены в раствор на мраморной плите или
же в навозной <бане>. Заметь себе, что навоз следует часто подновлять. Но
если ты пожелаешь вернуть твою субстанцию к прежнему состоянию,
загусти все это на медленном огне, а потом сплавь с аттинкаром. Золото,
возогнанное с солью, можно растворить в виде красной жидкости с помощью
уксуса повышенной терпкости.
49. О перегонке масла
Перегонка, которая <состоит в> стоке жидкости по трубкам, осуществляется
так. Возьми глиняный сосуд, имеющий <трубчатую> форму, и помести в
него либо золы, либо кореньев, либо дров и даже, если угодно, камень; одним
словом, все то, из чего тебе хотелось бы отогнать масло. А теперь пророй в
земле углубление. Поставь туда сосуд с выбитым днищем. В него же помести
трубчатый сосуд. Обмажь его, дабы не протекал. А потом дай ему
просохнуть, загороди нижний сосуд землею. Что же нужно делать дальше? А
дальше затепли медленный огонь на часок. Каждый час мало-помалу
увеличивай пламя, покуда не минет половина дня. Охлади. Собери и сохрани
перегнанную жидкость и перегнанное масло.
50. О сгущении всех растворов
Сгущение всех растворов достигает совершеннейшего своего состояния
лишь с помощью тепла и сухости. Налей в стеклянный сосуд с узкой шейкой
жидкость, которую тебе захочется сгустить. Помести сосуд в золу. Затепли
медленный огонь. Не пройдет и шести часов, как твоя жидкость сгустится,
обозначив в себе самой белые или красные слои.
51. Как может быть прокалено золото и серебро
А сейчас следует рассмотреть обжиг всех металлов. Но прежде об обжиге
золота и серебра. Погрузи стружки золота или же серебра — что тебе
окажется более по душе — в уксус на девять дней. Затем вынь. А когда
высохнут, изотри в сухой порошок. Потом прибавляй воды <и> нашатыря,
растирая и высушивая. И так шесть раз. Положи все это на камень. Помнишь,
я уже учил тебя этому, когда говорил о растворении? Ну так вот. Раствори,
перегони <через фильтр> и отставь до поры в сторонку; возьми из этой
жидкости порошок для раствора.
Заметь, однако, что содержащие золото жидкости следует использовать для
претворения растворов в красные, содержащие серебро — в белые.
52. Про реторту
Реторта есть сосуд, который можно помещать в котелок так, как будто бы в
гнездо: помещенная в котелок реторта крепко-накрепко и устойчиво
располагается в нем. Горлышко, куда подымается вода, отведено в сторону и
хорошо закрыто. Реторту следует брать за отвод, а не за дно, иначе она может
треснуть. Но вот уже в реторте твоей совсем немного воды, и ее нужно
охладить. Помести реторту в воду, еще достаточно теплую, но ни в коем
случае не в холодную, иначе твоя реторта может расколоться на части.
53. Как должно обжигать прочие металлы
Возьми пластины и нагрей их. Потом промой их, протирая соляной водою:
ведь соль разъедает любые нечистые влажные вкрапления, пребывающие в
телах. Выбери глиняный сосуд, особо приготовленный для данной цели.
Заложи пластины в сосуд. Помести сосуд на треножник и — в печь для
обжига. Засыпь под треножник уголья. Дай сильный огонь, а печь закрой.
Когда пластины раскалятся, утишь огонь, дабы не расплавились. Но все же
не сбивай всего пламени — пусть <пластины> обогреваются огнем, хотя и
слегка успокоенным. Утром вынь пластины, поскобли их и сохрани. Ведь
они уже обожжены. Если кое-какие еще не вполне обожжены, вновь увлажни
их соляною водой и повтори всю процедуру, покуда <и эти пластины> не
окажутся обожженными.
Добавления. Обжиг золота и серебра ведут через амальгамирование одного
из них равными частями ртути и универсальной соли на медленном огне и
при продолжительном перемешивании, покуда не улетучится ртуть. Промой
осадок чуть теплой водою и процеди через фильтр. Тогда-то ты и
обнаружишь твое вещество, обращенное в окалину. Иной <метод> обжига
золота и серебра, как, впрочем, и других веществ, можно найти у Аристотеля
в его трактате «О совершенном магистерии».
Более того. Двойной обжиг золота и серебра описан в книге, названной
«Метод составления медикаментов путем уравнивания элементов», в главе
«Об обжиге тел». Там-то и рассматривается обжиг многоразличных тел. Это
сочинение принадлежит брату Роджеру Бэкону.
Обжиг золота. Разжижи золото, расплавив его. Сделай из расплава тонкие
пластины. Положи пластины в железный тигель. Закрой, прежде положив
туда универсальной соли. Пусть плавится. А можно взять вместо
универсальной соли составной медикамент, равно содержащий нашатырь и
гранатовую кислоту (mali granati). Этот состав поможет размолоть твою
субстанцию в порошок с помощью заостренностей, коими обладают и соль, и
кислота. Затем помести все это в печь для выпечки хлеба на день и на ночь.
Потом вынь. Вот тогда ты и узришь желто-красную окалину, коей нету и не
было равных.
Обжиг серебра. Расплавь его и сделай из расплава пластины. Положи их в
железный тигель. Затем добавь в тигель универсальной соли. Слегка
растолки ее. Закрой тигель. Начинай плавить. Вскорости благодаря соли
пластины расплавятся. Все распадется, и это тоже благодаря соли. Положи
подопытную субстанцию в печь для выпечки хлеба на день и на ночь. Потом
вынь. Вот тогда взору твоему предстанет серебряная окалина, равной
которой не бывало доселе.
Обжиг свинца. Расплавь свинец. Залей раствором универсальной соли и
наикрепчайшим уксусом, дабы соль на какую-то часть растворилась. Затем
погрузи расплавленный свинец в эту воду. Измельчи и помести в другой,
грубо облицованный глиной кувшин. Высуши <его> в хлебной печи, причем
суши один день и одну ночь. Наутро можешь вынимать. Ты увидишь снегоподобную, но тяжелую, как соль, окалину.
Обжиг олова. Растопи. Погружай десять раз в раствор универсальной соли,
приготовленный растворением соли в наикрепчайшем белом уксусе,
смешанном с двумя унциями пчелиного меда. Затем раскроши и помести в
кувшин, а кувшин поставь в печь для выпечки хлеба на день и на ночь. Затем
извлеки окалину олова.
Обжиг железа. Измельчи и пропитай раствором универсальной соли,
рябиново-яблочным уксусом (aceto-sorbarum) и гранатовой кислотой. В
уксусе
и
гранатовой
кислоте
растворится
соль.
Высуши
на
золе
десятикратно. Потом восстанови, растерев в порошок с крепкой водой до
толщины в пять пальцев. Затем закопай в навоз на десять дней. Между тем
масса будет растворяться. Сгущай жидкость в течение дня. Сгустившееся
вещество окрасится. Измельчи и помести в печь для выпечки хлеба на один
день и на одну ночь. Тогда-то перед тобою предстанет окалина столь же
красная, сколь красна кровь. Это и есть окалина Солнца <золота>, именуемая
<шафраном железным>.
Обжиг меди. Изготовь медные пластины. Кувшин же закопай в навоз на
десять дней. Вынь пластины и соскобли высажденный на них слой. Повторяй
эту операцию, покуда не очистишь пластины. Промой <разъеденные
пластины> уксусом, мягко протри, промокни фильтрующей тканью.
Соскобленный и отмытый «шлам» выбрось. Очищенные пластины весьма
заметно истончатся. Пусть <уксусная вода> постоит, отстоится. Тогда-то ты
сподобишься узреть всю тонкость, всю нежность, всю изысканность зеленой
меди.
Обжиг живого серебра. <Этот метод> должно отыскать в главе о возгонке.
54. Как обжечь медные пластины
Нарежь медных пластин, каждая толщиной с динарий, смочи их соляной
водой и положи в рядок на дно тигля.
Дважды натри пластины с каждой стороны мышьяком, настоянным на
уксусе. Расположи обработанные пластины одну над другой, насколько
позволит пространство твоего сосуда. Замажь сосуд горшечной глиной, дабы
не протекал. Пусть просушится. Просушивши, помести в печь для обжига. И
да стоит сосуд твой в печи полных четыре часа, покуда весь не раскалится.
Однако будь внимателен и следи за тем, чтобы, упаси Боже, твоя медь не
растеклась, расплавившись, как это часто случается. Потом охлади. Охладив
и глянув, ты обнаружишь всеобщий распад и повсеместную гниль. Измельчи
<все это> в ступке или же на камне. Разотри в порошок. Отставь его в
сторонку. Хорошенько смешай еще не вполне обожженный остаток с
порошком и продолжай обжигать.
Добавление. Красную медь очищают так. Как только ты прокалишь красную
медь с аурипигментом, смешанным с нею глубинным образом, начни
отмывать ее и отмывай до совершенной чистоты, <3атем> перегоняй,
собирая <отгон> через отвод, покуда <медь> не выбелится, став подобной
серебру. Измельчи да и пользуйся ею на славу. Если ты еще не достиг
совершеннейшего из совершенств, не огорчайся: растирай, промывай и
отмывай, перегоняй и очищай, покуда не достигнешь того, чего желаешь.
55. Как же укрепить и отвердить окалины различных тел. Про
это ты можешь узнать также и у Гебера
Чтобы привести окалины различных тел к твердой, чистой и крупной массе,
поступай <следующим образом>. Возьми окалину того металла, какой тебе
больше по душе, и хорошенько разотри на камне. Потом два-три раза промой
теплой водой, слив помутневшие воды. Отмывши дочиста, остановись.
Сухой остаток как следует измельчи. Прибавь к раствору йеменских квасцов,
смешанных с водою, подсоленной универсальной солью. Энергично разотри
все это. А растирая, многократно насыщай <как прежде> этой водою. Потом
высуши <смесь>, покуда окалина не побелеет и не оживет. Таким образом ты
сможешь удалить из твоей субстанции все проявления серы, которая и
споспешествовала рыхлению твоей материи, обращая ее в землеподобное
состояние. Затем растолки со щелочной водой. Пусть высохнет. Высушив,
положи в небольшой сосуд — наподобие тигля — и хорошо замажь его
горшечной глиной. Высверли совсем небольшое отверстие в твоем сосуде,
чтобы, расплавившись, вещество смогло вытечь. Потом замажь его. Поставь
<сосуд> в печь. Энергично раздувая жар, прибавь огня, дабы скорее
растопить твое вещество. Когда же вещество расплавится, открой отверстие
и вылей вещество в железный цилиндр, чтобы видеть твой материал. Очам
твоим предстанет белая цельная и единая субстанция. Очи твои возгорятся, а
душа возликует. Эта субстанция может быть белого или красного цвета, ибо
она свободна от всяческих примесей, от всяческой порчи. Если тебе пожелается сделать твою субстанцию красной, залей окалины металлов красною
водой от цветов, взращенных на меди, либо из атраментума, либо же из
свинцового сурика. А потом поступай точь-в-точь так, как ты только что
поступал. И наконец, <обмой> щелочной водой и слей мутные помылки.
Одним словом, действуй так, как я тебя учил действовать в подобных
случаях. Тогда и предстанет пред тобою субстанция красного цвета, и ты
возрадуешься.
Добавлю к этому. Есть и такие, кои растворяют сольнитрум и квасцы в
уксусе и этой смесью очищают окалину от порчи и прочих чернот.
Другие же учат очищать медь так. Возьми щелочной соли и соли нитрум.
Раствори эти соли в моче мальчиков. Смачивая этой мочой, в коей
растворены твои соля, медную окалину, приготовь пасту на медленном огне,
покуда она слегка не подсохнет. Потом усиль огонь и грей до тех пор, пока
твоя паста не съежится. И лишь тогда прокали, а прокалив, охлади в
универсальном масле. Проделай это ровно четыре раза, и ты узришь медь,
подобную закрепленной соли или же чистому серебру. Медную окалину
готовят посредством крепления ее универсальной солью. Причем крепят ее
до тех пор, покуда ее еще можно измельчить и промыть.
56. Здесь начинается наипервейшая из операций
Возьми, во имя Господа нашего Иисуса Христа, по одной части белой ртути,
серы и мышьяка. Все это смешай <и> прибавь полчасти жидкого серебра.
Положи смесь в стеклянный сосуд и нагревай над добела раскаленным
железом, покуда стекло не расплавится, а смесь не сгустится. А потом
поместив золу над огнем. Пусть сгущается. Когда же сгущение завершится,
загустевшая смесь примет прочный, ровно распространенный, глубокий
коричневый цвет. Возьми далее одну часть твоей тинктуры на сто частей
железной руды или же очищенной меди. Руда твоя или медь тотчас же
обратится — нисколько не сомневайся! — в превосходный металл с
прекрасной ковкостью и с иными металлическими качествами, явленными в
высшей степени. Причем эти качества будут приданы твоей руде или же
твоей меди навечно.
Прибавлю. Заметь, что тинкториальная субстанция прежде должна быть
растворенной, а стало быть, обращенной, и лишь после смешанной с телами,
предназначенными для обжига. Если жидкость смешать с водою, <их>
невозможно будет отделить друг от друга, так же невозможно, <как> каплю
красного вина <отделить> от огромного количества примешанной к ней
воды. Но заметь, что эти ничтожные капельки обращают огромное
количество бесцветной воды в столь же огромное количество воды красной.
Мне попадалось немало трактатов, в коих эта глава опускалась. Но здесь она
нужна, <ибо ее смысл очень даже пригодится нам в главе> следующей.
57.
Как
же
все-таки
получить
золото
и
серебро,
если
поступать в согласии со всем тем, что я предписал тебе в
этой книге
Возьми по одной части возогнанной и закрепленной ртути, закрепленного
мышьяка
и
серебряной
окалины.
Тщательно
разотри
в
порошок
составленную смесь на камне и насыть раствором нашатыря. Трижды, а то и
четырежды повтори все это: измельчай и насыщай. Прокали. Потом
попробуй растворить, а раствор сохрани. Если же смесь не растворится, еще
раз хорошо измельчи и добавь немного нашатыря. Тогда-то уж обязательно
растворится. Дождавшись растворения, помести в теплую воду для того,
чтобы потом перегнать. А потом <весь этот раствор> перегони, как я тебя
когда-то учил. Не вздумай поставить раствор для перегонки в золу! Почти
все у тебя тогда затвердеет, и тебе опять придется отвердевшую смесь
растворять, как уже только что приходилось. Когда же перегонка окажется
вполне завершенной, помести твой материал в стеклянную реторту, сгусти, и
ты увидишь белую субстанцию, твердую и ясную, близкую по форме к
кристаллу, разжижающуюся на огне, словно воск, всепроникающую и
устойчивую. Возьми же только одну часть этой субстанции на сто частей
любого очищенного и обожженного металла. Только попробуй, и ты на
вечные времена улучшишь его — этого металла — природу. Боже упаси, не
вздумай привести твою субстанцию в соприкосновение с неочищенным
металлом! Металл твой немедля — после двух или трех проб — навсегда
утратит свой цвет.
Прибавлю к этому. Аристотель в своей книге «О совершенном магистерии»
сообщает о возогнанной и прокаленной ртути, под коей я понимаю ртуть
закрепленную, ибо, если ртуть прежде не закрепить, едва ли возможно ее
прокалить. А не прокаливши, и не растворишь ее ни за что. Обсуждая
завершающий момент опыта, <кое-кто> говорит, что следует добавить белое
— определенного сорта — масло философов для умягчения нашего
медикамента.
Если
закрепленные
субстанциальные
духовные
начала
непригодны в качестве проникающей материи, прибавь к ним равновеликое
количество незакрепленных тех же начал, раствори, а потом сгусти. Не
сомневайся, что вот тогда ты достигнешь того, что субстанциальные
духовные начала обретут всепроникающую способность и прочее. Точно так
же, если какое-нибудь обожженное тело не поддается сжатию в твердое
однородное состояние, прибавь к нему немного этого же вещества в
расплавленном состоянии, и к тебе тоже придет удача. Раздели яйцо
философов на такие четыре части, чтобы каждая обладала самостоятельной
природой. Возьми каждой природы равномерно и в равных пропорциях,
смешай, но так, однако, чтобы не нарушить их природной несовместимости.
Именно тогда ты достигнешь того, что вознамерился достичь, с Божьей
помощью.
Это и есть универсальный метод. Однако я объясняю тебе его в форме
особенных отдельных операций, коих число есть четыре. Две из них можно
выполнить очень даже хорошо, без каких бы то ни было помех и
осложнений. Когда же тебе удастся обладать водою из воздуха и воздухом из
огня, ты сможешь получить и огонь из земли. Соотнеси воздушную и
земляную субстанции с теплотою и влажностью, а потом приведи их в такое
единство, которое будет слитным и неделимым и в котором бывшие
составляющие этого единства явлены неразличимыми. Затем ты можешь
прибавить к ним два действенных добродетельных начала, а именно воду и
огонь. Это и есть тот предел, в коем алхимическое деяние свершится
окончательно. Слушай и вникай! Ежели ты примешаешь к единству воздуха
и земли только одну воду, тебе откроется серебро. А ежели огонь — твоя
материя примет красный цвет...
АЛХИМИЧЕСКИЙ КОСМОС АЛЬБЕРТА ВЕЛИКОГО
В. Л. Рабинович
Дословный перевод названия трактата Альберта Великого «Libellus de
Alchimia» — «Маленькая книжка об алхимии», или «Книжица об алхимии».
Однако из-за своего энциклопедического характера это фундаментальное,
хотя и небольшое по объему сочинение может быть названо «малой
алхимической суммой» или «малым алхимическим сводом» европейского
средневековья. Не потому ли трактат представляет значительный интерес для
современного читателя, что это не только экзотический памятник минувших
времен, но и важнейший источник, позволяющий понять алхимию как
существенный элемент средневекового природознания, непосредственно
предшествовавшего становлению науки нового времени? Включенный в
проблематику современного мышления стародавний текст приобретает
несомненную актуальность.
Это сочинение (как, впрочем, и многие другие) связывают с именем
Альберта Великого (Альберта фон Больштедта, ок. 1193-1280), который
представил Аристотеля-натурфилософа таким, каким его затем восприняла
философская мысль высокого средневековья. Оставим без обсуждения меру
доказанности авторства Альберта Великого, здесь важно знать другое: время
создания текста — бесспорно XIII в.
Основополагающим текстом алхимии Альберта Великого является «Semita
recta» (букв. «Прямой путь», но точнее — «Путь истины»). Существует около
тридцати рукописных версий этого сочинения, хранящихся в крупнейших
библиотеках Европы и относящихся к XIV-XVI вв. В XIV-XVII вв.
появляются переводы трактата с латинского на итальянский, греческий,
немецкий и английский языки; в конце XIX в. А. Пуассон публикует
французский перевод.
Первая латинская публикация «Libellus» относится к 1561 г. (Базель). В 1602
г. в четырехтомном «Theatrum chemicum»(Урсел) выходит несколько
измененное издание текста под названием «De Alchimia»; оно повторено в
Страсбурге в новом — шеститомном — «Theatrum...». «De Alchimia» — это
лишь часть «Semita recta». С «Libellus de Alchimia» много общего имеют и
другие приписываемые Альберту трактаты: «De Mineralibus» и «Liber
Minerali».
Первой критической публикацией «Libellus de Alchimia» можно считать
текст, включенный в XXI т. первого издания сочинений Альберта Великого,
осуществленного доминиканским монахом Петром Джемми в Лионе (1651).
Крупнейшим достижением в альбертоведении явилось 38-томное издание его
трудов «Alberti Magni, Ratisbonenis Episcopi, Ordinis Praedicatorum. Opera
Omnia ... » (Полное собрание сочинений Альберта Великого, епископа
Ратисбонского, члена ордена проповедников), осуществленное Эмилем
Борнье (Париж, 1890-1899). «Libellus de Alchimia» помещена в XXXVII т.
(1898, р. 545-743). Именно это издание взято за основу настоящего перевода.
Некоторые главы трактата завершаются «добавлениями», в которых
упоминаются сочинения ряда авторов, живших после Альберта. Этого
достаточно, чтобы считать «добавления» позднейшими приписками. Тем не
менее они дают читателю некоторое представление об образе мысли ПсевдоАльберта — собирательного приверженца алхимии XIV-XV вв.
В конце 60-х гг. XX столетия Институтом Альберта Великого в Кельне
предпринято новое 40-томное издание его сочинений — «Opera Omnia Alberti
Magni», куда вошли также ранее не опубликованные работы этого
мыслителя. Трактат «Libellus de Alchimia» подготовлен известным историком
науки П.Кибре для последнего — 40 т., но некоторые комментарии Кибре
уже опубликованы и частично использованы в настоящем издании. Для
русского перевода «Libellus de Alchimia» и комментирования текста полезной
оказалась и критическая публикация этого сочинения, подготовленная В.
Хайнс (Беркли; Лос-Анджелес, 1958).
Альберт
Больштедтский
—
великий
энциклопедист
европейского
средневековья. Энциклопедизм, стремящийся охватить весь универсум, —
характерная
особенность
мышления
этого
времени.
Всеобъемлющие
теологические конструкции стремятся навести безукоризненный порядок на
всех этажах мироздания. Сочинения Фомы Аквинского -впечатляющее
свидетельство суммирующего ума.
Алхимические суммы — периферия средневекового универсализма. Они
жестче — почти вне разночтений. Чуть ли не каждый алхимический текст
является сводом теоретических и процедурных доктрин. Эти суммы тем
представительнее и авторитетнее, чем авторитетнее и представительнее их
авторы в истории естественных знаний.
«Libellus de Alchimia» Альберта Великого как раз и есть та сумма, на
которую вполне можно положиться. Это наиболее авторитетный образ
алхимической теории и ее операциональных технохимических воплощений,
обобщивший
опыт
охристианен-ной
алхимии
XIII
столетия,
эпохи
христианских докторов, ассимилировавших греко-египетский опыт и его
арабский вариант.
Широк разброс предметов внимания автора трактата. Да и пестрота
тематического перечня, если судить по охватываемой им проблематике и
заголовкам разделов, тоже очевидна. Она беспорядочна, но лишь на первый
взгляд. Чтобы исследовать, необходимо хотя бы уменьшить пестроту и
беспорядочность. А для этого следует укрупнить оглавление Альбертовой
суммы. Она включает следующие тематические блоки: I. Хвала Богу; II.
Алхимическое наставление; III. Обоснование статуса металлов — фундамент
алхимического теоретизирования; IV. Обоснование алхимической истины; V.
Печи (где греть); VI. Сосуды (в чем греть); VII. Алхимические начала:
кирпичи алхимического мироздания; цвет; VIII. Эликсир, или философский
камень; IX. Вещества; принципы и реальность; X. Операциональные
процедуры;
XI.
Совершенствование
веществ
и
принципов;
XII.
Вспомогательные «энергетические» вещества; XIII. «Заземление» духовных
принципов; XIV. Магический ритуал; XV. Смешивание; XVI. «Физикохимическая» обработка основных веществ; XVII. Реторта; XVIII. Обработка
веществ огнем; XIX. Главная операция; XX. Как же все-таки получить
золото.
Последовательность указанных блоков по-прежнему кажется случайной. И
все
же...
Первые
два
блока
намечают
полюса,
между
которыми
разыгрывается алхимическое действие. Полюса эти, будь они менее жестко
противопоставлены
друг
другу,
совпадают
с
полюсами
собственно
средневекового мифа: на вершине — «высочайшая высота высот»; внизу —
человек, стесненный данной Богом моралью. Такое предварение чисто
алхимического трактата — результат мимикрии алхимического искусства,
пришедшего в христианский мир. Затем идет алхимическая практика, сквозь
которую просвечивает умозрительное деяние, а умозрительное деяние
затемнено осязаемой вещью, утяжеляющей эфемерную алхимическую
мысль: вещь эфемерна, — теория практична.
Именно таково чередование тематических узлов. Высокое алхимическое
теоретизирование по поводу металлов неожиданно переходит в рассуждение
о печах — глиняных, жарких, дымных. А это последнее — в умозрение по
поводу алхимических принципов, в соответствии с которыми можно
получить искомый эликсир. Но дальше только-только коснувшаяся горних
высот алхимическая духовность оборачивается веществом — множеством
веществ: цветных, пахучих, ядовитых, целительных, крупнозернистых и
тонкодисперсных, так и просящихся в жадные до дела руки, притворяющиеся
умелыми.
Альберт уже сообщил о печах (где надо греть), рассказал и о сосудах (в чем
греть), поведал и о веществах (что греть). Остается сообщить самое, может
быть, главное — как греть. И тут же следует подробное, шаг за шагом,
описание операций с веществами, ведущих к окончательному совершенству
— золоту.
Между тем каждый шаг — в некотором смысле сам по себе: каждое вещество
может быть усовершенствовано и в своем индивидуальном качестве, как
таковое. Но как? Лишь огнем, который не только изначальный принцип, но и
тот огонь, которым греют, обжигают, закаливают. Отсюда описание горючих
вспомогательных
веществ,
способствующих
превращению.
Сами
же
вещества в нем не участвуют.
Как будто все выполнимо, воспроизводимо. Но здесь-то и начинается
таинственное описание магического ритуала, доступного лишь праведным. К
делу
примешивается
деяние,
к
действию
—
священнодействие.
Примешивается. Смешивается.
Принцип смешивания несмешиваемого — образ действия алхимика, пародия
на действие правоверного христианина. Смешивается все: селитра и злость,
купорос и гнев, и все это вместе друг с другом. Именно после описания
ритуальных действий следует ряд разделов, описывающих смешивание. Но
лишь совершенные вещи смешиваются лучше всего. Вот почему «физикохимическая» обработка (очистка) главных веществ занимает достойное место
в этой сумме.
Всеядный алхимик, смешивающий как будто в одну кучу все, даже при
подходе к сокровенному, не прочь рассказать вдруг о простой реторте, об
обжиге второстепенных тел, но закончить самым главным: как же получить
золото, если следовать всему, что здесь предписано?
В итоге: золото так и не получено, хотя, кажется, и могло быть получено.
Бытие оборачивается небытием. Опыт и удача каждый раз уникальны, а
потому невоспроизводимы. Всегда есть на что-в случае неудачи — сослаться.
Сам принцип смешения вещи и имени — залог неуспеха, ибо имя
вещественно, а вещь — бутафорская.
Вот почему полюса — Бог и человек — остаются только вешками, а
собственно алхимический миф проигрывается в полном небрежении этими
крайними состояниями средневекового мышления.
Ни теологизирование, ни технохимическое ремесло из алхимии невыводимы.
Напротив, они утопают в ней, обретая легкомыслие как бы теории и как бы
дела. Зато обретают значимость кривозеркального образа канонической
культуры европейских средних веков.
Безрезультативное всеумение алхимика и есть результат, лишь снившийся и
Фоме Аквинскому, и Б. Палисси. Осуществляется псевдоцелостность
алхимического всеумения, когда, согласно Томасу Манну, «духовное и
физическое начала соединялись и возвышали друг друга...». Такова
структура данного трактата. Так устроены все алхимические трактаты. Из
того же теста сделан и сам алхимик, этот гомункулус позднеэллинистической
паракультуры, привитой к культурному древу европейского средневековья.
Обращусь к теоретическим основоположениям, как они представлены у
Альберта. Несовершенные металлы больны, охвачены порчей. Алхимическое
искусство способно их возродить. Своим многообразием металлы обязаны
только различию собственных внешних форм, но не сущностям. Сущность
для всех металлов едина. Стало быть, лишить металлы их проявлений
возможно. А это значит создать другое вещество. Разные вещества создает
природа: металл образуется в земле от смешения серы и «живого серебра»
(ртути). Однако начала эти уже могут быть испорченными (больное семя).
Это обстоятельство и приводит к рождению несовершенных металлов. Далее
Альберт приводит нисходящую классификацию металлов: золото, серебро,
медь,
олово,
железо,
свинец.
Различие
их
обусловлено
степенью
порчи^исход-ных начал и в меньшей степени особенностями среды (в чистой
или нечистой земле происходит рождение металла). Итак, различие металлов
внешне, а их тождество — сущностно.
Лечение металлов — рукотворный, но и боговдохновенный процесс. Однако
лечить прежде всего следует начала — серу и ртуть. Иначе говоря, нужно
возвратить металл к первичной материи (очищением огнем), ибо внешние
свойства переменчивы. Опять же превращение металлов возможно.
Совершенный металл имеет рукотворную модель, составленную из двух
(сера и ртуть) и четырех (еще мышьяк или аурипигмент и нашатырь) начал.
Это
и
есть
эликсир,
или
философский
камень,
посредник
меж
несовершенными и совершенными металлами. Только эти начала-веществапринципы следует особо очистить.
Вся практическая часть этому и посвящена. Технохимические приемы
описываются
точно
и
как
будто
достоверно.
Почти
до
полной
воспроизводимости, в решающий момент оказывающейся иллюзорной.
Обаяние вот уже почти пойманной за хвост иллюзии нисколько не смущает
алхимика. хотя и раздражает твердо стоящего на земле технохимикаремесленника. Но если однозначно воспроизводимый технохимический
рецепт — весь в себе и в качестве материализованного опыта передается без
изменений, то практическое наставление — система открытая и исполнена
соблазна к дальнейшему усовершенствованию, как и больной металл.
Присутствие недостижимости — важный момент алхимической практики.
Алхимик, пользуясь уже готовыми результатами технохимического опыта и
преобразуя
ремесленную
осуществленность
в
алхимическую
неосуществленность, существенно изменяет присущие практической химии
приемы. Именно такими изменениями преисполнена практика алхимиков:
кладка печей, литье посуды, очистка веществ, описание их свойств,
химические операции. Именно из алхимии все это и вошло в новую химию в
качестве действенных приемов. Алхимия вдохнула жизнь разночтения в
застывшие нормативные акты химического ремесла.
Обратимся теперь к описаниям-образцам Альбертовой суммы, комментируя
только один момент: слитность вещи и имени, их чередование, возвышение
вещи и заземление имени. Это собственно алхимический феномен,
переводящий теологическое теоретизирование и материальную демиургию в
состояние
парадоксального
смешения
этих
сфер
деятельности
средневекового человека. Ртуть — «плотная жидкость, которая находится во
чреве земли...». Природа ее жидкая. Она плотна, но и суха. Она же —
материя металлов. Ее природа холодна и влажна (оппозиция к ее сухости).
Она — «источник всех металлов», «все металлы сотворены из нее». «Ртуть
смешивается с железом, и ни один металл не может быть озолочен
(позолочен) без помощи ртути». Ртуть -«живое серебро». Если ее смешать с
серой, а потом возо-гнать, то получится «сверкающий красный порошок», то
есть философский камень, по сожжении вновь обращающийся в жидкость —
исходную ртуть. Физика ртути неотделима от ее метафизики. Граница зыбка.
Начало и принцип, состояние и свойство, вещество и вновь принцип. Все это
вместе, поочередно, порознь и вновь вместе. Киноварь — «субстанция
благородная». Ее «делают из живого серебра и серы». С духовными
началами здесь действуют, как с вещами: мельчат, помещают, нагревают,
охлаждают, вынимают. Но прежде идеальные принципы — ртуть и сера —
отмывают, кипятят и прочее. Сера и ртуть, как вещества, дают
метафизическую киноварь, а сера и ртуть, как принципы, дают сверкающий
красный порошок минеральной краски. Растворение есть «слияние какоголибо прокаленного вещества с водою». Раствор можно перегонять.
Нагревание способствует растворению. Иногда растворению помогает
охлаждение. Некоторые вещества прежде прокаливают с серой и лишь потом
растворяют.
Техника
растворов,
не
больше.
Но
цель
опять-таки
метафизическая: «процедура эта изобретена для того, чтобы скрытые
качества вещества могли бы стать явленными твоему взору, а явленные
качества, напротив, уйти вглубь». Но также и... для тривиальной перегонки.
Вновь единство алхимической двоичности. «Теперь надлежит рассмотреть
печи для возгонки, — пишет Альберт Великий, — которых должно быть по
крайней мере две или четыре. У этого рода печи всегда должны быть диск,
проход и отверстия, как и у печи философов, только несколько меньших
размеров. (Добавление: их следует помещать всегда вместе, чтобы удобнее
было ими пользоваться)». Описание к чертежу. Но... печь философов —
умозрительная печь, печь в принципе, идея печи, однако с отверстиями,
диском и проходом, с настоящими, а не принципиальными, отверстиями,
диском
и
проходом.
«Эксперимент»
и
«теория»
—
«теория»
и
«эксперимент». И то и другое — в кавычках. Земное и небесное даны
вперемешку: серое небо — голубая земля. Если алхимический опыт и
алхимическая теория — квазиопыт и квазитеория, то смешение имени и вещи
— подлинное смешение.
Где же, однако, то скрепляющее вещество, которое удерживает эту смесь в ее
индивидуальном, не просеиваемом на отдельные фракции, качестве? Это
эмоциональная энергия алхимика, прячущая языческое свое прошлое в
потемках александрийского подтекста. Вот алхимическое откровение
Альберта Великого: «В этом месте моей книги я могу достоверно сказать, что
вполне
обучил
тебя
собирать
многоразличные
цветы,
источающие
благоухание, приносящие здравие и красоту, венчающие славу мира. Но
среди прочих цветов есть один — наикрасивейший, благоуханнейший из
всех. Это цветок цветов, роза роз. наибелейшая лилия долины. Возликуйте и
возрадуйтесь, любезные чада мои, в невинной богоданной юности вашей
собирающие сии божественные цветы. Я привел вас в сады Парадиза.
Срывайте цветы, выращенные в райском саду. Плетите из них венки.
Венчайте ими чело ваше. Возликуйте и возрадуйтесь ликованием и радостью
Божьего мира.
Я открыл перед вами, о дети мои, сокрытые смыслы. Пришла пора помочь
вам сподобиться великих тайн нашего искусства, столь надолго сокрытых от
взоров ваших, — вывести вас к свету.
Допрежь я научил вас, как изгонять порчу и собирать истинные цветы,
доподлинные сущности тех субстанций, с коими вы имеете дело. Ныне же я
выучу вас взращивать их для изобильного плодоношения. Но один из тех
плодов вдруг окажется последним и венчальным из всех — плодом плодов —
навечно, навсегда...».