Беликов В.И. "
advertisement
![](http://s1.studylib.ru/store/data/000171266_1-66f420706aecff9f6477e91cae33766e-768x994.png "Беликов В.И. "")
Оглавление
Социолингвистика
1.3. Языковая ситуация в XVIII - начале XIX в.
2. Этническая и языковая политика Российской империи
2.1. Язык и религия. Языковая политика в области
образования
2.2. Русификация как основное направление языковой политики
русского государства во второй половине XIX в.
2.3. Языковая политика XIX — начала XX в. в издательском
деле
2.4. Знание языка и служебная карьера
2.5. Языковая ситуация после революции 1905 г.
3. Национальная и языковая политика советского государства
3.1. Этноязыковая ситуация после краха Российской
империи
3.2. Национальная политика в СССР
3.3. Языковое строительство до середины 1930-х годов
3.4. Имена ориентиров в языковой политике
4. Этноязыковой состав Российской Федерации по данным
переписи 1989 г. Языковая лояльность и ее динамика
ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
339
342
ВВЕДЕНИЕ
342
Что изучает социолингвистика?
347
Один пятилетний мальчик, сын продавщицы из магазина "Одежда", как-то сказал:
— Я всех люблю одинаково, а мамочку на один номер
больше.
А другой, у которого отец был писатель и постоянно
обсуждал в семье издательские дела, попросил:
— Папа, скажи редактору этой карусели — нельзя ли
мне наконец покататься!
Это примеры из бессмертной книги Корнея Чуковского "От двух до пяти". Они свидетельствуют: профессиональные занятия родителей и связанная с этими занятиями терминология влияют на речь детей. Речевые особенности других взрослых тоже могут влиять на речь ребенка. В одной
семье нянька, нанятая для воспитания сына, отличалась ярким диалектным выговором: она произносила идёшь, едуть,
чаво, колидор, ейный, в палыпе. После нескольких месяцев
общения с ней и воспитанник ее стал говорить так же (потом пришлось его переучивать).
Описанные ситуации — подтверждение некоей общей
закономерности: среда, в которой живет человек, влияет на
его речевые навыки. Наиболее податлив к такому влиянию
ребенок. Но и взрослые усваивают, часто неосознанно, языковые особенности окружающих — членов семьи, друзей,
сослуживцев.
Различные воздействия социальной среды на язык и
на речевое поведение людей и изучает социолингвистика.
"Чистая", или "просто" лингвистика, анализирует языковой
знак сам по себе: его звуковую и письменную форму, его
значение, сочетаемость с другими знаками, его изменения
во времени. Социолингвистика делает упор на то, как используют языковой знак люди, — все одинаково или по-разному, в зависимости от своего возраста, пола, социального
положения, уровня и характера образования, от уровня общей культуры и т. п.?
«
Чтобы различие в задачах, стоящих перед социо- и
просто" лингвистикой, стало наглядным, рассмотрим примеры. Возьмем хорошо известное каждому говорящему по-
359
362
364
368
368
371
376
390
405
415
БИБЛИОГРАФИЯ
Основная литература
Дополнительная литература
424
424
Социолингвистика
Введение
русски слово добыча. Описывая его с точки зрения "чистой"
лингвистики, надо указать следующее: существительное
женского рода, I склонения, неодушевленное, в форме множественного числа не употребляющееся, трехсложное, с
ударением на втором слоге во всех падежных формах, обозначает действие по глаголу добывать {добыча угля) или результат действия {Добыча составила тысячу тонн или, в другом значении: Охотники вернулись с богатой добычей).
Социолингвист отметит еще такие свойства этого существительного: в языке горняков оно имеет ударение на
первом слоге: добыча и употребляется как в единственном,
так и во множественном числе: несколько добыч.
Другой пример.
В языке моряков словом конец называют канат. Социолингвист, изучающий подобные факты, не пройдет мимо
такого комментария к слову конец, который приводит в воспоминаниях о Борисе Житкове К. Чуковский. Чуковский и
Житков (дело было во времена их молодости, в Одессе)
вдвоем оказались в бушующем море на утлой лодчонке, и
ветер погнал их лодку на волнорез. «Житков с изумительным присутствием духа прыгнул с лодки на мол, на его покатую, мокрую, скользкую стену и вскарабкался на самый
гребень. Оттуда он закричал мне:
— Конец!
"Конец" — по-морскому канат. Житков требовал, чтобы
я кинул ему веревку, что лежала свернутой в кольцо на носу,
но так как в морском лексиконе я был еще очень нетверд, я
понял слово "конец" в его общем значении и завопил от
предсмертной тоски..." (К. Чуковский. "Современники").
Подобные различия могут обусловливаться не только
профессией, но и, например, характером образования: одно
дело — "технарь", человек, окончивший технический институт, и другое — "гуманитарий", скажем, филолог или историк. У них разные языковые склонности, разные речевые
пристрастия и навыки. В современном русском обществе,
например, речь технической интеллигенции в большей степени, чем речь интеллигенции гуманитарной, подвержена
влиянию жаргона: в ней не редкость слова и выражения типа
клёво, доходяга, лопухнуться, лажа, стоять на ушах, наезжать на кого-либо, качать права и т. п.
Люди одной профессии или одного узкого круга общения нередко образуют довольно замкнутые группы, которые
10
вырабатывают свой язык. В старину был известен жаргон
офеней — бродячих торговцев, которые своей непонятной
непосвященным манерой речи как бы отгораживались от
остального мира, сохраняя втайне секреты своего промысла. В наше время язык программистов и всех тех, кто профессионально имеет дело с компьютером, также превратился в своеобразный жаргон: монитор у них именуется глазом,
диски — блинами, пользователь — юзером и т. п.
Элементы таких жаргонов - слова, обороты, синтаксические конструкции, особенности произношения и словоизменения — играют роль не только средств, передающих
информацию, но и своеобразных символов: по ним опознается свой для данной группы человек, а по их отсутствию —
"чужак". Изучение групповых языков, речевого поведения
человека как члена определенной группы — прямое дело социолингвистики.
В каждом языке есть различные формы обращения к
собеседнику. В русском языке две основные формы: на
"ты" и на "вы". К незнакомому или малознакомому
взрослому надо обращаться на "вы" (так же - к старшим
по возрасту, даже и знакомым), а обращение на "ты" —
знак более близких, сердечных отношений. Изучение социальных условий, влияющих на выбор форм личного обращения (и, кроме того, приветствий, извинений, просьб,
прощания и т. п.), - также область интересов социолингвистики. Русский речевой этикет - лишь один, причем
сравнительно простой, пример из этой области. В других
языках, например в японском и корейском, существуют
гораздо более сложные правила вежливого обращения к
собеседнику (о некоторых из них мы расскажем в основной части нашей книги).
Разные ситуации общения требуют использования разных языковых средств. Это хорошо понимали задолго до рождения социолингвистики. А. С. Пушкин писал: "В обществе вы локтем задели соседа вашего, вы извиняетесь, —
очень хорошо. Но, гуляя в толпе под качелями, толкнули
лавочника - вы не скажете ему: mille pardons! Вы зовете извозчика - и говорите ему: пошел в Коломну, а не - сделайте
одолжение, потрудитесь свезти в Коломну".
По наблюдениям одного учителя, до революции на
Дону дети в школе употребляли наречие здесь, дома же наД° было говорить тут: здесь воспринималось коренными
Введение
Социолингвистика
носителями донского говора как городское, чужое, в отличие от своего тут.
Это примеры речевых различий в зависимости от условий общения. Но в каждой ситуации человек может занимать разную позицию: быть собеседником "на равных" или
чувствовать свое превосходство над партнером по коммуникации (либо, напротив, свою подчиненность ему). Общаясь
друг с другом, люди как бы исполняют разные роли: отца,
мужа, сына (в семье), начальника, подчиненного, сослуживца
(в служебной обстановке), пассажира и кондуктора, покупателя и продавца, врача и пациента и т. п. Тип роли обусловливает характер речи и речевого поведения: с отцом говорят не так, как со сверстником, с преподавателем в вузе —
иначе, чем с продавцом, повелительные конструкции в устах врача естественны, когда он исполняет свою служебную
роль (Дышите! Задержите дыхание! Разденьтесь!), и неуместны, когда он, например, едет в автобусе, и т. д.
Представление о том, в каких ситуациях, при исполнении каких ролей каким языком надо говорить, формируется по мере того, как ребенок постепенно превращается во
взрослого. Этот процесс называется языковой социализацией (подробнее о нем см. в главе 3), т. е. языковым "вхождением" в данное общество. И его изучает социолингвистика.
Есть общества (государства, страны, области и территории), где используется не один язык, а два или несколько.
Часто один из них — государственный и в этом смысле общеобязательный: если ты хочешь нормально жить в этом обществе, общаясь с другими людьми, с властью, продвигаясь
по социальной лестнице, изволь знать государственный
язык. Другие существующие в данном обществе языки — это
обычно родные языки людей, объединенных в те или иные
этнические группы или составляющих целые народы (таково положение, например, во многих странах современной
Африки). Функционируя в тесном соседстве друг с другом,
разные языки, обслуживающие то или иное сообщество, могут смешиваться, приобретать разного рода промежуточные
формы: пиджины, креольские языки (см. о них в главе 2).
В процессе образования и функционирования подобных
языков социолингвистику интересуют социальные и ситуативные условия, в которых они используются и взаимодействуют друг с другом.
Социолингвисты ставят перед собой и такую задачу:
регулировать развитие и функционирование языка (языков), не полагаясь целиком на самопроизвольное течение
языковой жизни. Полезное и важное подспорье при выполнении этой задачи — изучение оценок, которые дают люди
своему или чужому языку, отдельным языковым элементам.
Говорящие оценивают одни и те же факты речи по-разному: одни люди, например, легко принимают новшества,
другие же, напротив, отстаивают традиционные способы
выражения; одним нравится строгость иностранных научных терминов, а их оппоненты ратуют за самобытность специальной терминологии. Изучение различий в оценках языковых фактов позволяет выделять социально более престижные и менее престижные формы речи, а это немаловажно с точки зрения перспектив развития языковой нормы, ее обновления.
Разработка лингвистических проблем, направленных
на то, чтобы управлять языковыми процессами, носит наз вани е яз ыковой полит ики; яз ык овая п оли тик а —
часть социолингвистики, выход этой науки в речевую практику.
Современная социолингвистика развивается бурно, в
разных направлениях. Ее развитие тесно связано с такими
научными дисциплинами, как психолингвистика (наука об
индивидуальных особенностях усвоения языка и владения
им), социология, социальная психология, демография, этнография и рядом других. Дальше мы расскажем об этих
связях и проиллюстрируем их на конкретных примерах.
То, что язык далеко не единообразен в социальном отношении, известно давно. Одно из первых письменно зафиксированных наблюдений, свидетельствующих об этом, относится еще к началу XVII в. Гонсало де Корреас, преподаватель Саламанкского университета в Испании, вполне четко разграничивал социальные разновидности языка: "Нужно отметить, что язык имеет кроме диалектов, бытующих в
провинциях, некоторые разновидности, связанные с возрастом, положением и имуществом жителей этих провинций:
существует язык сельских жителей, простолюдинов, горо-
12
13
Истоки социолингвистики
Социолингвистика
Введение
жан, знатных господ и придворных, ученого-историка,
старца, проповедника, женщин, мужчин и даже малых детей" [цит. по: Степанов 1976: 22]'.
Термин "социолингвистика" ввел в научный оборот в
1952 г. американский социолог Г. Карри [Currie 1952]. Означает ли это, что и наука о социальной обусловленности языка
зародилась в начале 1950-х годов? Нет. Корни социолингвистики глубже, и искать их нужно не в американской
научной почве, а в европейской и, в частности, в русской.
Лингвистические исследования, учитывающие обусловленность языковых явлений явлениями социальными, с
большей или меньшей интенсивностью стали вестись уже в
начале нынешнего века во Франции, России, Чехии. Иные,
чем в США, научные традиции обусловили то положение,
при котором изучение связей языка с общественными институтами, с эволюцией общества никогда принципиально
не отделялось в этих странах от "чистой" лингвистики. "Так
как язык возможен только в человеческом обществе, — писал И. А. Бодуэн де Куртенэ, - то, кроме психической стороны, мы должны отмечать в нем всегда сторону социальную. Основанием языковедения должна служить не только
индивидуальная психология, но и социология" [Бодуэн де
Куртенэ 1963: 15].
Таким выдающимся ученым первой половины XX в.,
как И. А. Бодуэн де Куртенэ, Е. Д. Поливанов, Л. П. Якубинский, В. М. Жирмунский, Б. А. Ларин, А. М. Селищев,
Г. О. Винокур в России, Ф. Брюно, А. Мейе, П. Лафарг,
М. Коэн во Франции, Ш. Балли и А. Сешеэ в Швейцарии,
Ж. Вандриес в Бельгии, Б. Гавранек, А. Матезиус в Чехословакии и другим2, принадлежит ряд идей, без которых современная социолингвистика не могла бы существовать.
Это, например, идея о том, что все средства языка распределены по сферам общения, а деление общения на сферы
Здесь и далее в квадратных скобках указывается автор цитируемой работы
или ее краткое название, год ее издания и, если это необходимо, после дво
еточия - номер цитируемой страницы. Полностью выходные данные рабо
ты приведены в списках основной и дополнительной литературы в конце
учебника. Большая и Малая советские энциклопедии цитируются с указа
нием издания, тома и столбца (страницы). В цитатах все вставки в квадрат
ных скобках принадлежат авторам учебника.
2 Обзор исследований, отражающих ранний этап развития социолингвисти
ки в разных странах, см. в работах [Гухман 1972, Краус 1976, Орлов 1969,
Слюсарева 1981, Krysin 1977].
1
14
имеет в значительной мере социальную обусловленность
(Ш. Балли); идея социальной дифференциации единого национального языка в зависимости от социального статуса
его носителей (работы русских и чешских языковедов); положение, согласно которому темпы языковой эволюции зависят от темпов развития общества, а в целом язык всегда
отстает в совершающихся в нем изменениях от изменений
социальных (Е. Д. Поливанов); распространение методов,
применявшихся при изучении сельских диалектов, на исследование языка города (Б. А. Ларин); обоснование необходимости социальной диалектологии, наряду с диалектологией территориальной (Е. Д. Поливанов); важность изучения жаргонов, арго и других некодифицированных сфер
языка для понимания внутреннего устройства системы национального языка (Б. А. Ларин, В. М. Жирмунский,
Д. С. Лихачев) и др.
Американские исследователи в области социолингвистики подчас заново открывают то, на что уже обращали
внимание их европейские предшественники 3. Однако, справедливости ради, надо сказать, что, в отличие от работ первой трети XX в., в значительной части умозрительных, не
опиравшихся на более или менее обширный конкретный
языковой материал (исключение составляют, пожалуй, работы А. М. Селищева — см., например [Селищев 1928], но
они и слабей других в теоретико-лингвистическом отношении), в современных социолингвистических исследованиях,
в том числе американских, явно выражено стремление к сочетанию тщательной теоретической разработки и конкретного анализа социально-языковых связей и зависимостей.
Характерная черта социолингвистики второй половины XX столетия — переход от работ общего плана к экспериментальной проверке выдвигаемых гипотез, математически выверенному описанию конкретных фактов. По мнению одного из представителей американской социолингвистики Дж. Фишмана, на современном этапе изучение языка
под социальным углом зрения характеризуется такими чертами, как системность, строгая направленность сбора дан-
———^_
3
При чтении американских работ по социолингвистике (да и по многим
другим отраслям языкознания) поражает почти полное отсутствие ссылок
на исследования "европейцев", и прежде всего русских ученых. По всей
видимости, это результат не умышленного пренебрежения к опыту других,
а элементарного незнания о нем.
15
Введение
Социолингвистика
ных, количественно-статистический анализ фактов, тесное
переплетение лингвистического и социологического аспектов исследования [Fishman 1971: 10].
При этом преобладает синхронический аспект,
анализ связей между элементами структуры языка и элементами структуры общества; в работах предшествующего периода чаще постулировалась сопряженность эволюции языка с развитием общества, т. е. для этих работ был характерен диахронический аспект (о различиях синхронической и диахронической социолингвистики см. в главе 4).
Объект социолингвистики
Статус социолингвистики как научной
дисциплины
Из самого названия научной дисциплины — социолингвистика — видно, что она возникла на стыке двух наук —
социологии и лингвистики. Междисциплинарный характер
социолингвистики признают многие ученые (см., например
[Hymes 1972, Краус 1974] и др.). Однако само по себе это
признание не отвечает на вопрос: чего больше в этой науке — социологии или лингвистики? Кто занимается ею —
профессиональные социологи или профессиональные языковеды (вспомним, что первым использовал термин "социолингвистика" социолог)?
Надо сразу же и совершенно определенно сказать: современная социолингвистика — это отрасль языкознания.
Пока эта отрасль только формировалась, становилась на ноги, можно было спорить о ее статусе. Но сейчас, в начале
XXI в., когда в социолингвистике не только определились
объект, цели и задачи исследований, но и получены ощутимые результаты, совершенно очевидна языковедческая природа этой науки. Иное дело, что социолингвисты заимствовали многие методы у социологов (вот оно — "социо-"), например методы массовых обследований, анкетирования,
устных опросов и интервью (см. о них в главе 5). Но заимствуя у социологов эти методы, социолингвисты используют их творчески, применительно к задачам изучения языка,
а кроме того, на их основе вырабатываются собственные
методические приемы работы с языковыми фактами и с носителями языка.
16
В начале нашего изложения мы попытались на нескольких элементарных примерах показать, что изучает социолингвистика. Сформулируем теперь в более строгой
форме представление об объекте этой науки.
Один из основателей современной социолингвистики
американский исследователь Уильям Лабов определяет со
циолингвистику как науку, которая изучает "язык в его со
циальном контексте" [Лабов 1975]. Если расшифровать это
лапидарное определение, то надо сказать, что внимание со
циолингвистов обращено не на собственно язык, не на его
внутреннее устройство, а на то, как пользуются языком лю
ди, составляющие то или иное общество. При этом учиты
ваются все факторы, могущие влиять на использование язы! ка, — от различных характеристик самих говорящих (их воз£f раста, пола, уровня образования и культуры, вида профес*" сии и т. п.) до особенностей конкретного речевого акта.
^
"Тщательное и точное научное описание определенноv го языка, ~ отмечал Р. Якобсон, — не может обойтись без
'^ грамматических и лексических правил, касающихся нали4
чия или отсутствия различий между собеседниками с точки
? зрения их социального положения, пола или возраста; определение места таких правил в общем описании языка
представляет собой сложную лингвистическую проблему"
[Якобсон 1985: 382].
В отличие от порождающей лингвистики, представленной, например, в работах Н. Хомского (см. [Хомский
1972: 9]), социолингвистика имеет дело не с идеальным носителем языка, порождающим только правильные высказывания на данном языке, а с реальными людьми, которые в
своей речи могут нарушать нормы, ошибаться, смешивать
разные языковые стили и т. п. Важно понять, чем объясняются все подобные особенности реального использования
языка.
Из этого следует, что при социолингвистическом подходе к языку объектом изучения является функционир о в а н и е языка; его внутренняя структура принимается
как некая данность и специальному исследованию не подвергается (за исключением случаев, когда социальное внедряется в ткань языка и является компонентом строения
языковых единиц; см. об этом в главе 2).
17
Введение _______________________________________________________
А каков объект социолингвистики в обществах, где
функционируют два, три языка, множество языков? В этом
случае социолингвист должен исследовать механизмы
функционирования нескольких языков в их взаимодействии: в каких сферах социальной жизни они используются?
Каковы взаимоотношения между ними по статусу и функциям? Какой язык "главенствует", т. е. является государственным или официально принятым в качестве основного
средства общения, а какие вынуждены довольствоваться ролью семейных и бытовых языков? Как, при каких условиях
и в каких формах возникают дву- и многоязычие? Ответы
на этого рода вопросы — компетенция социолингвистики.
Итак, объект социолингвистики — язык в его функционировании. А поскольку язык функционирует в обществе,
обладающем определенной социальной структурой, постольку и можно говорить о социолингвистике как о науке,
исследующей язык в социальном контексте (формула У. Лабова).
Глава 1
ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ
социолингвистики
Как и всякая наука, претендующая на самостоятельный статус, социолингвистика оперирует некоторым набором специфических для нее понятий (и соответствующих им
терминов): языковое сообщество, языковая ситуация, социально-коммуникативная система, языковая социализация,
коммуникативная компетенция, языковой код, переключение
кодов, билингвизм (двуязычие), диглоссия, языковая политика и
ряд других. Кроме того, некоторые понятия заимствованы из
других областей языкознания: языковая норма, речевое общение, речевое поведение, речевой акт, языковой контакт,
смешение языков, язык-посредник и др., а также из социологии, социальной психологии: социальная структура общества, социальный статус, социальная роль, социальный фактор
и некоторые другие.
Все эти понятия нуждаются в определениях. В этой
главе мы дадим определения большинству перечисленных
понятий, не погружаясь в подробное изучение явлений,
стоящих за каждым из понятий, и тех проблем, которые
возникают при изучении таких явлений. Понятия, относящиеся к ведению социологии, социальной психологии и демографии, будут рассмотрены в главе 3.
1.1. Языковое сообщество
На первый взгляд, понятие языкового сообщества не
нуждается в разъяснениях — это сообщество людей, говорящих на данном языке. Однако в действительности такого понимания недостаточно. Например, французы, живущие во
Франции, и говорящие по-французски канадцы не составляют одного сообщества. Нельзя объединить в одно языковое
сообщество англичан и американцев (хотя и те, и другие говорят по-английски), испанцев и пользующихся испанским
языком жителей Латинской Америки и т. д. Язык один и тот
же (или почти один и тот же 1), а сообщества разные.
В действительности французский язык в Канаде несколько отличается от
французского языка на территории его исконного распространения, английский язык США имеет даже специальное название: American English,
19
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
С другой стороны, составляют ли разные языковые сообщества люди, живущие в одном городе, работающие на
одних и тех же предприятиях, но имеющие в качестве родных разные национальные языки, - например, русские, татары, украинцы?
Именно при изучении второго рода явлений — дву- и
многоязычия при общности социальной жизни — возникла
необходимость в понятии "языковое сообщество": с помощью этого понятия исследователь определяет социальные
рамки, в которых функционирует один язык или несколько
языков, взаимодействующих друг с другом.
Языковое сообщество — это совокупность людей, объединенных общими социальными, экономическими, политическими и культурными связями и осуществляющих в повседневной жизни непосредственные и опосредствованные контакты
друг с другом и с различными социальными институтами при
помощи одного языка или разных языков, распространенных в
этой совокупности.
Границы распространения языков очень часто не совпадают с политическими границами. Самый очевидный
пример - современная Африка, где на одном и том же языке могут говорить жители разных государств (таков, например, суахили, распространенный в Танзании, Кении, Уганде,
частично в Заире и Мозамбике), а внутри одного государства
сосуществует несколько языков (в Нигерии, например, более
двухсот языков! — см. об этом [Виноградов и др. 1984]).
Поэтому при определении понятия "языковое сообщество"
важно сочетание лингвистических и социальных признаков:
если мы оставим только лингвистические, то речь будет
идти лишь о языке, безотносительно к той среде, в которой
он используется; если же опираться только на социальные
критерии
(включая
и
политико-экономические,
и
культурные факторы), то вне поля внимания останутся
языки, функционирующие в данной социальной общности.
В качестве языкового сообщества могут рассматриваться
совокупности людей, различные по численности входящих в
отграничивающее его от британского варианта (British English); сходная
картина и с испанским языком в Испании и, скажем, на Кубе (см. об этом
[Реферовская 1972, Швейцер 1963, Швейцер 1971, Степанов 1963]). Однако в данном случае, при определении понятия "языковое сообщество", мы
можем пренебречь незначительными различиями этих языков, зависящими
от территории их распространения.
20
/ 2 Родной язык и смежные понятия
них индивидов, — от целой страны до так называемых малых
социальных групп (например, семьи, спортивной команды):
критерием выделения в каждом случае должны быть общность
социальной жизни и наличие регулярных коммуникативных контактов. Одно языковое сообщество может быть объемлющим
по отношению к другим. Так, современная Россия — пример
языкового сообщества, которое объемлет, включает в себя
языковые сообщества меньшего масштаба — республики, области, города. В свою очередь, город как языковое сообщество включает в себя языковые сообщества еще меньшего масштаба - предприятия, учреждения, учебные заведения.
Чем меньше численность языкового сообщества, тем
выше его языковая однородность. В России существуют и
взаимодействуют друг с другом десятки национальных языков и их диалектов, а в крупных российских городах основные формы общественной жизни осуществляются с помощью уже значительно меньшего числа языков, часто на двух
(Казань — татарский и русский, Майкоп — адыгейский и
русский) или трех (Уфа - башкирский, татарский и русский), а при национальной однородности населения — преимущественно на одном языке (Москва, Санкт-Петербург,
Саратов, Красноярск).
В рамках таких языковых сообществ, как завод, научно-исследовательский институт, средняя школа, преобладает один язык общения. Однако в малых языковых сообществах - таких, как семья, где коммуникативные контакты осуществляются непосредственно, — может быть не один, а два
языка. (И даже больше: известны семьи русских эмигрантов,
использующие во внутрисемейном общении несколько языков, - см. [Земская 1998].) Подробнее мы поговорим об
этом в разделе "Микросоциолингвистика" (глава 4).
1.2. Родной язык и смежные понятия
В двуязычных языковых сообществах многие индивиды владеют более чем одним языком; в таком случае языки
различаются и по порядку усвоения, и по той роли, котоРУю они играют в жизни билингва.
В отечественной социолингвистике первый усвоенный
язык чаще всего называется родным языком, мы так же будем пользоваться этим термином. Но в повседневном
21
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
обиходе, публицистике, а иногда и в научных работах это
словосочетание часто употребляется в другом значении: Наши дети не понимают ни слова на родном языке; Горожане забывают родной язык и т. п. — здесь под родным языком имеется в виду язык, специфичный для данного этноса. В таком значении мы будем пользоваться термином этниче-;
ский язык 2 . Этническим языком эвенка всегда будет
эвенкийский; если он родился в Якутии, то его родным
языком, скорее всего, будет якутский. А основным языком
общения, в зависимости от рода занятий и места жительства,
может оказаться русский.
Встречаются ситуации, когда с раннего детства ребенок в одинаковой степени хорошо усваивает два языка; фактически он чаще заговаривает на каком-то одном из них,
но уже в дошкольном возрасте его компетенция в каждом
из языков неотличима от компетенции одноязычного ребенка. В этом случае родными естественно считать оба языка. (Впрочем, исследование некоторых частных проблем —
эмоциональной привязанности к двум языкам, их символической ценности для индивида — может потребовать различения двух таких языков3.) Наконец, не так уж редко, особенно при эмиграции, возникают ситуации, когда одноязычный в раннем детстве ребенок, пройдя недолгий период двуязычия, полностью переходит на новый язык и к подростковому возрасту старый (прежде единственный известный ему) утрачивает практически полностью. В этом случае
целесообразно родным считать именно второй язык. Итак,
родной язык — это язык, усвоенный в детстве, навыки использования которого в основном сохраняются и во взрослом возрасте; родных языков может быть более одного. Всякий
язык, которым индивид овладел после родного, называется
вторым языком. Конечно, при таком определении вто рых языков может оказаться несколько. Отличать второй по
В. М. Алпатов [1997] предложил называть родной язык (в оговоренном вы
ше смысле) материнским языком; это, однако, лишь добавляет новые про
блемы, поскольку первым (и даже единственным) языком ребенка может
оказаться родной язык не матери, а отца, или вообще язык, которым оба
родителя плохо владеют.
3 Один с детства двуязычный шведско-русский ребенок (вырос в Стокголь
ме, но родители с ним и при нем говорили исключительно по-русски), ха
рактеризуя свою языковую компетенцию, сказал, что он наполовину швед,
наполовину русский, но его шведская половина все же немного больше.
2
22
/ 2 Родной язык и смежные понятия
порядку овладения язык от третьего (иногда и последующих), как правило, нет нужды, поскольку функции неродных языков, степень владения ими мало зависят от порядка, в котором индивид начал их использовать.
Языки в двуязычном сообществе редко бывают равноправны. В общественной жизни, в профессиональной деятельности, в неформальном общении с друзьями и членами
семьи человек может использовать разные языки. При этом
использование одного языка часто преобладает; и в таком
сл учае говорят об о с н о в н о м (доминирующем
языке), тогда остальные языки, известные индивиду, приобретают стат ус дополн ительных языков 4 — к ним
коммуникант прибегает реже, чем к основному, и/или в социально менее значимых ситуациях. Часто основной язык —
тот, на котором осуществляется межэтническая коммуникация. Но даже и в этнически однородной коммуникативной
среде функции основного языка может выполнять не родной, а второй язык.
По тому, как индивид приобретает языковые навыки,
языки подразделяются на у с в о е н н ы е в живом общении
(родным языком человек овладевает именно так) и выученные, те, которые индивид специально изучал в школе
или самостоятельно. Русская терминология в этой области
совершенно не устоялась 5, но само противопоставление
чрезвычайно важно. Обучение практически всегда связано с
овладением письменной формой языка и литературной нормой. Преднамеренное выучивание чужого языка — часто дело
индивидуальное; напротив, живое усвоение второго языка (в
наши дни часто совмещающееся с формальным обучением,
но не обучение играет в этом случае главенствующую роль
при овладении языком) не только ведет к образованию и
расширению двуязычных языковых сообществ, но имеет
важные последствия для судеб самих усваиваемых языков.
Русские термины основной (доминирующий) язык и дополнительный язык
нельзя считать общепринятыми. В англоязычной социолингвистике терминология более устойчива: первый по порядку усвоения язык называется first
language, а любой усвоенный после него — second language; коммуникативно
наиболее важный язык - primary language, а более ограниченный в использовании - secondary language.
5 В англоязычной науке second language acquisition (в живом общении) противопоставляется language learning (через специальное изучение). Second
language acquisition (усвоение второго языка) - отдельная языковедческая
Дисциплина на стыке психо- и социолингвистики.
23
Спииально-коммуникативная
система
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
Это путь к возникновению региональных вариантов усваи-j
ваемого языка.
Специфика таких вариантов второго языка в первую
очередь обусловлена воздействием на него родного языка
(или языков) говорящих через интерференцию (см. разд. 1.7).
Такие региональные разновидности часто называют этноЛ
лектами, хотя основу коммуникативного сообщества могут
составлять различные этносы. Например, на дагестанском
этнолекте русского языка в Дагестане говорят представители
разных народов, включая и местных русских старожилов.
Именно этнолект часто становится родным языком одноязычных представителей языкового сообщества независимо
от их этнической принадлежности.
1.3. Языковой код
Щ
■И
ды (подсистемы) более низкого уровня и т. д. Например,
пусский литературный язык, сам являющийся субкодом по
отношению к национальному языку, членится на две разновидности — кодифицированный язык и разговорный язык,
каждая из которых обладает определенной самодостаточностью и различается по функциям: кодифицированный язык
используется в книжно-письменных формах речи, а разговорный — в устных, обиходно-бытовых формах. В свою очередь кодифицированный литературный язык дифференцирован на стили, а стили реализуются в разнообразных речевых жанрах; некое подобие такой дифференциации есть и в
разговорном языке.
В отечественной социолингвистике субкоды часто
именуются формами существования языка, на Западе их называют также регистрами данного языка.
1.4. Социально-коммуникативная система
Каждое языковое сообщество пользуется определенными средствами общения — языками, их диалектами, жаргонами, стилистическими разновидностями языка. Любое
такое средство можно назвать кодом.
В самом общем смысле код — это средство коммуникации: естественный язык (русский, английский, сомали
и т. п.), искусственный язык типа эсперанто или типа современных машинных языков, азбука Морзе, морская флажковая сигнализация и т. п.
В лингвистике кодом принято называть языковые образования: язык, территориальный или социальный диалект, городское койне, пиджин, лингва-франка и под. (ниже мы остановимся на этих понятиях подробнее).
Наряду с термином код употребляется и термин субкод.
Он обозначает разновидность, подсистему некоего общего
кода, коммуникативное средство меньшего объема, более
узкой сферы использования и меньшего набора функций,
чем код. Например, такие разновидности современного русского национального языка, как литературный язык, территориальный диалект, городское просторечие, социальный
жаргон — это субкоды, или подсистемы, единого кода (русского национального языка). В дальнейшем мы будем употреблять термины субкод и подсистема как синонимы.
Субкод, или подсистема, также может члениться на
разновидности и, тем самым, включать в свой состав субко-
Совокупность кодов и субкодов, используемых в данном
языковом сообществе и находящихся друг с другом в отношениях функциональной дополнительности, называется социально-коммуникативной системой этого сообщества.
В этом определении требует разъяснений словосочетание "функциональная дополнительность". Оно означает, что каждый из кодов и субкодов, образующих социально-коммуникативную систему, имеет свои функции, не
пересекающиеся с функциями других кодов и субкодов
(тем самым все они как бы дополняют друг друга по функциям).
Например, каждый стиль литературного языка — научный, официально-деловой, публицистический - имеет свои
специфические функции, не свойственные другим стилям,
а вместе они функционально дополняют друг друга, образуя
систему, способную "обслуживать" все коммуникативные
потребности данного общества (которое можно условно назвать обществом носителей литературного языка; кроме
чих, есть еще, например, носители диалектов, просторечия)
и все сферы общения.
В многоязычном обществе социально-коммуникативную систему образуют разные языки, и коммуникативные
Функции распределяются между ними (при этом каждый из
24
25
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
7 б Переключение и смешение кодов
языков может, естественно, подразделяться на субкоды ~j
диалекты, жаргоны, стили).
Понятие социально-коммуникативной системы ввел в]
научный оборот в середине 1970-х годов московский ученый
А. Д. Швейцер. Он особо подчеркивает функциональ-ij ный
аспект этого понятия: "Отношение функциональной
дополнительности означает социально детерминированное
распределение сосуществующих в пределах данного языкового коллектива систем и подсистем по сферам использования (книжно-письменная речь, бытовое общение и т. п.) и
общественным функциям (наука, культура, образование,
религия), с одной стороны, и по социальным ситуациям —
с другой" [Швейцер 1976а: 76].
ществу, языковая ситуация — это характеристика социальнокоммуникативной системы в определенный период ее
функционирования.
Например, на Украине, где социально-коммуникативная система включает в качестве главных компонентов украинский и русский языки (помимо них есть белорусский, болгарский, венгерский, чешский и некоторые другие), до распада СССР наблюдалось относительное динамическое равновесие между этими языками. Существовали школы и с украинским, и с русским языком обучения, в науке и высшем образовании были в обращении оба языка, в известной мере
деля сферы применения (естественные и технические науки - преимущественно на русском языке, гуманитарные —
преимущественно на украинском). В бытовом общении выбор языка определялся интенциями говорящего, типом адресата, характером ситуации общения и т. п. В 90-е годы
XX в. функции русского языка на Украине резко сужаются,
он вытесняется украинским языком из сфер среднего и высшего образования, науки, культуры; применение русского
языка в бытовом общении также сокращается.
Эти перемены — несомненное свидетельство изменения языковой ситуации, в то время как состав социальнокоммуникативной системы, обслуживающей украинское
языковое сообщество, остается прежним.
О том, как складывалась языковая ситуация в нашей
стране, рассказано в приложении к учебнику.
1.5. Языковая ситуация
Компоненты социально-коммуникативной системы,
обслуживающей то или иное языковое сообщество, находятся друг с другом в определенных отношениях. На каждом этапе существования языкового сообщества эти отношения более или менее стабильны. Вместе с тем изменение
политической обстановки в стране, смена государственного
строя, экономические преобразования, новые ориентиры в
социальной и национальной политике и другие факторы
могут так или иначе влиять на состояние социально-коммуникативной системы, на ее состав и на функции ее компонентов — кодов и субкодов.
Функциональные отношения между компонентами социально-коммуникативной системы на том или ином этапе
существования данного языкового сообщества формируют
языковую ситуацию, характерную для этого сообщества6.
Понятие языковая ситуация применяется обычно к
большим языковым сообществам — странам, регионам, республикам. Для этого понятия важен фактор времени: по су6
В книге Л. Б. Никольского "Синхронная социолингвистика" языковой ситуацией называется "совокупность языков, подъязыков и функциональных
стилей, обслуживающих общение в административно-территориальном
объединении и в этнической общности" [Никольский 1976: 79—80]. В этом
определении не принят во внимание аспект функционирования кодов и
субкодов, входящих в указанную совокупность, их соотношение по функциям на данном этапе существования административно-территориальных и
этнических общностей.
26
1.6. Переключение и смешение кодов
Как уже говорилось, коды (языки) и субкоды (диалекты, стили), составляющие социально-коммуникативную систему, функционально распределены. Это значит, что один
и тот же контингент говорящих, которые составляют данное
языковое сообщество, владея общим набором коммуникативных средств, использует их в зависимости от условий обЩения. Например, если вести речь о субкодах литературного языка, то в научной деятельности носители литературного языка используют средства научного стиля речи, в делопроизводстве, юриспруденции, административной переписке они же прибегают к средствам официально-делового стиля, в сфере религиозного культа — к словам и конструкци-
27
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
/ 6 Переключение и смешение кодов
ям стиля религиозно-проповеднического и т. д. Иначе говоря, в зависимости от сферы общения говорящий переключа- \
ется с одних языковых средств на другие.
Похожая картина наблюдается и в тех обществах, где 1
используется не один, а два языка (или несколько). БилинЛ
гвы, т. е. люди, владеющие двумя (или несколькими) языка- '
ми, обычно "распределяют" их использование в зависимо-]
сти от условий общения: в официальной обстановке, при]
общении с властью используется преимущественно один]
язык, а в обиходе, в семье, при контактах с соседями — другой (другие). И в этом случае можно говорить о переключе-;
нии с одного кода на другой, только в качестве кодов фигу- \
рируют не стили одного языка, как в первом примере, а разные языки.
Переключение кодов, или кодовое переключение — это
переход говорящего в процессе речевого общения с одного
языка (диалекта, стиля) на другой в зависимости от условий |
коммуникации7.
Что, какие изменения в условиях коммуникации за-!
ставляют говорящего менять код? Например, смена адресата,
т. е. того, к кому обращается говорящий. Если адресат ]
владеет только одним из двух языков, которые знает говорящий, то последний, естественно, должен использовать
именно данный, знакомый адресату, язык, хотя до этого
момента в общении с собеседниками-билингвами мог использоваться другой язык или оба. Переключение на известный собеседнику языковой код может происходить даже
в том случае, если меняется состав общающихся: когда к
разговору двоих билингвов присоединяется третий человек,
владеющий только одним из известных всем троим языков,
то общение должно происходить на этом языке. Отказ же
собеседников переключиться на код, знакомый третьему
участнику коммуникации, может расцениваться как неже-
лание посвящать его в тему разговора или как пренебрежение к его коммуникативным запросам.
Фактором, обусловливающим переключение кодов,
может быть изменение роли самого говорящего. Скажем, в
роли отца (при общении в семье) или в роли соседа по дому он может использовать родной для него диалект, а обращаясь в органы центральной власти, он вынужден переключаться на более или менее общепринятые формы речи. Если такого переключения не произойдет, представители власти его не поймут, и он не достигнет своей цели (удовлетворить просьбу, рассмотреть жалобу и т. п.), иначе говоря, потерпит коммуникативную неудачу.
Тема общения также влияет на выбор кода. По данным
исследователей, занимающихся проблемами общения в условиях языковой неоднородности, "производственные" темы члены языковых сообществ предпочитают обсуждать на
том языке, который имеет соответствующую специальную
терминологию для обозначения различных технических
процессов, устройств, приборов и т. п. Но как только тема
с производственной меняется на бытовую, "включается"
другой языковой код или субкод — родной язык или диалект
собеседников. В одноязычном обществе при подобной смене кода происходит переключение с профессионального
языка на общеупотребительные языковые средства.
В каких местах речевой цепи говорящие переключают
коды? Это зависит от характера влияния тех факторов, о
которых только что шла речь. Если влияние того или иного фактора говорящий может предвидеть и даже в каком-то
смысле планировать, то переключение происходит на естественных границах речевого потока: в конце фразы, синтаксического периода, при наиболее спокойном режиме общения — по завершении обсуждения какой-либо темы. Однако если фактор, обусловливающий кодовое переключение, вмешивается неожиданно для говорящего, он может
переключаться с кода на код посредине фразы, иногда даже не договорив слова. При высокой степени владения разными кодами или субкодами, когда использование их в
значительной мере автоматизировано, процесс кодового
переключения может не осознаваться говорящим, особенно в тех случаях, когда другой код (субкод) используется не
Целиком, а во фрагментах. Например, говоря на одном
языке, человек может вставлять в свою речь элементы дру-
7 Термин переключение кодов (кодовое переключение) является переводом анг- |
лийского термина code-switching. Первые работы, исследующие механизм
переключения ходов, появились в англоязычной лингвистической литературе в середине 70-х годов XX в. Однако на само это явление, еще без ис*|
пользования указанного термина, раньше обратил внимание Р. Якобсону
который писал: "Любой общий код многоформен и является иерархической совокупностью различных субкодов, свободно избираемых говорящими в зависимости от функции сообщения, адресата и отношений между собеседниками" [Jakobson 1970: 458].
28
29
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
Пкреключение и смешение кодов
гого языка — фразеологизмы, модальные слова, междоме- \
тия, частицы.
Способность к переключению кодов свидетельствует
достаточно высокой степени владения языком (или подсис-!
темами языка) и об определенной коммуникативной и общей культуре человека. Механизмы кодовых переключений
обеспечивают взаимопонимание между людьми и относительную комфортность процесса речевой коммуникации.
Напротив, неспособность индивида варьировать свою речь
в зависимости от условий общения, приверженность лишь
одному коду (или субкоду) воспринимаются как аномалия и
могут приводить к коммуникативным конфликтам.
Переключение кодов следует отличать от таких явлений, как заимствование языковых единиц и их вкрапление
речь.
Переключаясь на другой код (например, на \rnoi
язык), говорящий использует его элементы в полном соответствии с фонетическими, грамматическими и иными
свойствами этих элементов. При заимствовании слово или
какая-либо другая единица подчиняется (хотя бы частично)
фонетике и грамматике заимствующего языка. При вкраплении сохраняется иносистемный облик вкрапливаемого
элемента, но этот элемент употребляется в некоем "застывшем" виде, не изменяясь в соответствии со словоизменительными моделями или с моделями синтаксическими.
Поясним это на примерах.
Хрестоматийный пример переключения кодов — смена
русского языка на французский (и обратно) в речи дворян —
персонажей романа Л. Н. Толстого "Война и мир". Общение и на русском, и на французском происходит в соответствии с нормами каждого из этих языков:
"Анна Павловна, увидев Пьера, тронула его пальцем за
рукав.
—Attendez, j'ai des vues sur vous pour ce soir. — Она
взглянула на Элен и улыбнулась ей.
—Ma bonne Helene, il faut, que vous soyez charitable pour
ma pauvre tante, qui a une adoration pour vous. Allez lui tenir
compagnie pour 10 minutes. А чтоб вам не очень скучно бы
ло, вот вам милый граф, который не откажется за вами сле
довать" (Война и мир. Т. I. Ч. 3).
Когда те же герои, говоря по-русски, употребляют слова
граф, рескрипт, министр, политика, гвардия, то перед на-
заимствования, подчиняющиеся нормам русского
языка: в них согласные смягчаются перед [е], гласные
подвергаются редукции в безударном положении, существительные склоняются и имеют признаки определенного
грамматического рода, глаголы спрягаются и т. д.
Примерами вкраплений могут быть обороты типа се ля
ей (с 'est la vie), латинские выражения alter ego, terra incognita
и подобные им, а также отдельные иноязычные слова, которые употребляются в неизменном виде, хотя и могут связываться со словами окружающего контекста по моделям,
"подсказанным" синтаксисом либо языка-источника, либо
языка-реципиента, например:
"Фирма Rowenta <...> Великолепная вода от Rowental"
(телевизионная реклама); "К тому же слух уже перестал
удивляться и жадно реагировать на пышно-красочные пейзажи и музыкальную nature morte" (Б. В. Асафьев. "Книга о
Стравинском"; фр. nature - женского рода, ср. вошедшее в
русский язык слово натюрморт: оно мужского рода); "—
Высыпьте на стол ваш табак, — сказал офицер desole [огорченный]" (А. И. Герцен. "Былое и думы"; сохранен порядок слов, свойственный французскому языку, с постпозицией определения; по-русски было бы: сказал огорченный
офицер); "Совершив предварительно европейское shake
hands, он [Павел Петрович] три раза, по-русски, поцеловался с ним [племянником]..." (И. С. Тургенев. "Отцы и
дети"; согласование по среднему роду подсказано русским
аналогом английского словосочетания shake hands — рукопожатие).
Как мы видели, переключение кодов мотивировано;
наряду с этим в речи билингвов часто встречается с м е ш е н и е кодов, когда переход от одного языка к другому не
имеет мотивировки. Граница кодов может проходить даже
внутри тесно связанного словосочетания, так что определение принадлежит одному языку, определяемое — другому,
глагол одному языку (с соответствующей морфологией), а
зависимые от него слова — другому и т. п. Вот начало цыганского фольклорного рассказа о графе Чёрном [Елоева,
Русаков 1990: 54-55]:
30
31
МИ —
Сыс граф Чёрный. Сыс ёв барвало, но сыс ёв страшно <...> Ёв сыс
очень страшно. А сыс ёв барвало, ну, может, ёв сыс миллиардере
<• •■> И якэ приглашает лэс, значит, московско княгиня по бало.
Граф Чёрный полэл депешо. "Вы немедленно севодня должны тэ
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
авэл к шести часам по бало". Ну со ж, запрягает ёв тройка, вьи
жает по да бало <...> И выходит кокори княгиня Оболенско кэ ё]
чокаться. "Князь Чёрный, севодня мой день ангела. Я задаю
вопрос: со кучедыр по свето сы, капитал или красота?" Был граф
Чёрный. Был он богатый, но был он страшный <...> был очень
страшный. А был он богатый, ну, может, он был милли-Ц ардером
<...> И вот приглашает его, значит, московская княгиня щЦ бал.
Граф Чёрный берет депешу. "Вы немедленно, сегодня должнц
прийти к шести часам на бал". Ну что ж, запрягает он тройку, выезжает на этот бал <...> И выходит сама княгиня Оболенская к не*
му чокаться. "Князь Чёрный, сегодня мой день ангела. Я задаю тебе
вопрос: что дороже на свете, капитал или красота?"
Основа текста - цыганская, часть русских вкраплений - заимствования, оформленные в тексте в соответствии
с цыганской морфологией, однако в нескольких случаях
глагол и его актанты принадлежат разным языкам - например, при русском предикате запрягает субъект выражен цыганским местоимением, объект - русским заимствованием,
но с цыганской морфологией (-а в тройка в данном случае
правильный показатель аккузатива). В русском вводном выражении ну что ж местоимение что оказалось заменено
цыганским со. В двух случаях здесь представлено оправданное переключение кодов - при цитировании русского текста записки и слов княгини, однако оба раза во второй половине этих фраз рассказчик сбивается на смешение русского и цыганского языков.
1.7. Интерференция
В речи билингва происходит взаимовлияние языков,
которыми он пользуется. Это взаимовлияние касается как
речи, так и языка и может проявляться в любых языковых
подсистемах: в фонетике, в грамматике, в лексике. Всякое
воздействие одного языка билингва на другой, а также pe-i|
зультат этого воздействия называется интерференцией.
Обычно под интерференцией понимают только неконтро-|
лируемые процессы, а сознательные заимствования к не*
не относят.
Направление интерференции может быть различным.
Наиболее частой является интерференция родного языка
второй, однако если второй язык становится основным, и
он может воздействовать на родной. Это легко замет*
32
русской речи эмигрантов из России, проживших в иноязычной среде несколько лет.
п0
7. Интерференция
Проницаемость разных подсистем языка различна и
связана с направлением интерференции. В фонетической
области интонация основного языка легко воздействует на
интонацию родного дополнительного, а в системе фонем и
фонотактике, как правило, ведущим оказывается влияние
системы родного языка на вторые языки.
Фонологическая интерференция проявляется в трех
аспектах. 1. Недоразличение фонем (например, снятие противопоставления по мягкости в парах типа рад/ряд в белорусском этнолекте русского языка). 2. Сверхразличение фонем (француз, например, может различать открытое и закрытое [е/е] в русском). 3. Реинтерпретация фонологических различий (например, немцы склонны интерпретировать русское противопоставление глухих и звонких согласных как противопоставление сильных/слабых).
В последнем случае у русского монолингва создается
впечатление, что немец путает глухие и звонкие. Вот как,
например, Д. И. Фонвизин в "Недоросле" изображает речь
немца Адама Адамовича Вральмана: Расумнай шеловек никахта ефо [Митрофанушку] не сатерет, никахта з ним не
саспорит; а он с умными лютьми не сфясыфайся, так и пудет
плаготенствие Пожие. Парные звонкие в большинстве случаев представлены здесь глухими, но в отдельных случаях (з
ним) происходит озвончение глухих.
В области фонотактики наиболее сильно воздействует
на второй язык тип редукции родного языка. Русские и
немцы с трудом осваивают произношение конечных звонких согласных в английском. Лица с родным украинским
языком, наоборот, переносят на русский привычную модель, сохраняющую звонкость согласного в конце слова и в
середине перед глухим: по[д]писать, са[д] и т. п., в результате чего появляются минимальные пары типа дедка/детка,
оужка/душка. Сходным образом во втором языке проявляйся и свойственный родному языку тип редукции гласных,
веские часто склонны редуцировать безударные о-образные
гласные во вторых языках, а "кавказский" акцент характеризуется, в частности, произнесением гласного а полного образования на месте русских безударных о я а. Болгарский бизнесмен, отвечая в телеинтервью на вопрос, с чего
н
начал свое дело, сообщил, что для начала он накупил де16Ц
33
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
1 Интерференция
нее, имея в виду накопил. Говоря по-русски вполне свобод
но, он сохранял тип редукции безударных гласных, свой»
венный его родному языку: если в русском фонема <о>
дуцируется в сторону с-образных звуков, то в болгарском в
сторону у-образных.
В грамматической области интерференция часто свя«|
зана с невольной интерпретацией грамматических категорий второго языка через призму родного: приписывание]
русским существительным боль, мозоль, собака мужского да
в соответствии с нормой родного белорусского, употре(
лением глагольного вида во втором польском языке в соответствии с нормой родного русского, использованием определенного или неопределенного артикля во втором англий-;
ском языке в соответствии с нормой родного французско] и
т. п.
Если некоторая грамматическая категория родного'
языка в неродном выражается нерегулярно, она признается
как бы вообще отсутствующей. В тюркских языках каузатив;
обычно имеет стандартное суффиксальное выражение; нерегулярность образования русских каузативных глаголо)
может производить на тюркеко-русских билингвов впечат-*
ление необязательности выражения каузативности. Так,
школьные сочинения попадают фразы Герасим поел собачь
(вм. накормил); Волна утонула кораблик (вм. потопила) [Абдулфанова 1990: 171-172].
Интерференция может проявляться и в синтаксисе.
Несмотря на относительную свободу грузинского порядка
слов, позиция некоторых членов предложения жестко закреплена. В частности, в противоположность русскому, управляемое слово в норме предшествует управляющему и
глагол-сказуемое оказывается на последнем месте. Этот порядок слов сильно интерферирует в русскую речь грузин.
Предложения типа Был вечер, когда в Барихасо поднялись;
Мы вошли в первую же классную комнату, где третьеклассники оказались; Обрадовались, когда знакомых увидели; В горах расположенное трехэтажное здание школы-интерната
радовало сердца посетителей [Кевлишвили 1990], с точки
зрения нормативного русского языка выглядящие в разной
степени девиантными, вполне укладываются в локальный
стандарт русского языка Грузии и могут порождаться местными русскими монолингвами. То же касается и использования русского что в функции грузинской частицы ра, вы-
сажающей настойчивую просьбу в побудительных предложениях: Приходи, что ко мне! Дай, что книгу.
Воздействие второго доминирующего языка на родной
в грамматической сфере сильнее всего проявляется в моделях управления.
Чем больше различие между языками, тем теоретически больше потенциальных возможностей для интерференции, но в родственных языках она менее заметна самому говорящему. Поэтому у билингвов, свободно владеющих и постоянно пользующихся близкородственными языками, интерференция становится почти неизбежной. Прекрасным
подтверждением этому служит русский перевод классической монографии У. Вайнрайха по языковым контактам
[Вайнрайх 1979], в значительной части посвященной как
раз проблемам интерференции. Перевод издан в Киеве и
содержит немало фактов интерференции украинского языка в русский, ср.: мы можем показать <...> на следующей
таблице; приток заимствований с французского; <...> когда
они [дети] стают взрослыми; межзубной [звук] [Вайнрайх
1979: 136, 152, 181, 203]. Последний пример особенно интересен; по-русски прилагательные зубной и межзубный
оформляются по-разному, но первое из них несопоставимо
частотнее, по-украински в обоих случаях окончания одинаковые: (м1ж)зубний. Ориентация на более частотное русское
слово и отталкивание от украинского привели переводчика
к конструированию гиперкорректной формы межзубной.
Интерференция - это явление, свойственное индивиДУ, но при массовом двуязычии однотипные интерференци
онные процессы характеризуют речь многих лиц, и, закре
пившись в идиолектных языковых системах, они начинают
воздействовать также и на языковую компетенцию монолингвов, что приводит к языковым изменениям. Как толь
ко интерференция получает признание в языке (становится
частью стандарта определенного языкового кода), она не
ощущается в этом коде как нечто чужеродное, т. е. переста
ет
оыть
таковой для всех, кроме лингвистов,
чигтт явления, относимые исторической лингвистикой к
HORPH субстРатных и суперстратных, обязаны своим возникния
интерференции.
Даже те диахронические изменеычно
вь1х'пКОТОрЫе
°^
считаются
результатом внутриязыкоимолр"°ЦеССОВ' МОГУТ объясняться интерференционным взадеиствием различных кодов одного языка.
34
35
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
1.8. Языковая вариативность
Рассмотрение механизмов кодового переключения и
интерференции естественным образом подводит нас к очередному понятию, требующему разъяснений, — понятию
языковой вариативности.
Если мы можем в процессе общения переключаться с
одних языковых средств на другие, например при смене адресата, продолжая при этом обсуждать ту же тему, то это означает, что в нашем распоряжении имеется набор средств,
позволяющий об одном и том же говорить по-разному. Это
чрезвычайно важное свойство языка, обеспечивающее говорящему возможность не только свободно выражать свои
мысли на данном языке, но и делать это разными способами. Умение носителя языка по-разному выражать один и
тот же смысл называется его способностью к перифразированию. Эта способность, наряду со способностью извлекать
смысл из сказанного и умением отличать правильные фразы от неправильных, лежит в основе сложного психического навыка, называемого владение языком (см. разд. 2.5 главы
2).
Вариативность проявляется на всех уровнях речевой
коммуникации — от владения средствами разных языков (и,
следовательно, варьирования, попеременного использования единиц каждого из языков в зависимости от условий
общения) до осознания говорящим допустимости разных
фонетических или акцентных вариантов, принадлежащих
одному языку (в современном русском литературном языке
это варианты типа було[шн]ая / було[чн]ая, поднялся / поднялся и под.).
Между этими полюсами располагаются многообразные виды языкового варьирования: например, лексические
синонимы, которые можно рассматривать как варианты выражения одного и того же смысла (увеличиваться — усиливаться — возрастать; бросать — кидать; подлинник — оригинал; огромный — громадный; лишь — только и т. п.), однокоренные слова (замораживание — заморозка; стимулирование -~
стимуляция; эгоистический — эгоистичный и т. п.), синонимические синтаксические конструкции (Выполняя задание,
будьте осторожны. — Когда выполняете задание, будьте осторожны. — При выполнении задания будьте осторожны)
многое другое.
36
18 Языковая вариативность
Следует оговориться, однако, что синонимия слов и
синтаксических конструкций очень часто бывает сопряжена
с разницей (хотя подчас и весьма тонкой) в значениях единиц, образующих синонимический, ряд: ветер усиливается,
но не увеличивается и не возрастает; трудности возрастают, но не усиливаются; бросить, кинуть камень (взгляд), но
только бросить курить (не: * кинуть курить); только не уходи — лучше, чем лишь не уходи, и т. д.
Поэтому в современной лингвистике по отношению к
разным видам синонимии понятия варианта и вариативности не используются. Они применяются главным образом к
таким различиям языковых единиц, которые не связаны с
разницей в их значении. Иначе говоря, вариативность — это
прежде всего несоответствия во внешнем виде, в форме языковых знаков, которые имеют один и тот же смысл.
С социолингвистической точки зрения явление вариативности заслуживает внимания постольку, поскольку разные языковые варианты могут использоваться в зависимости а) от социальных различий между носителями языка и
б) от различий в условиях речевого общения.
Так, проведенное московскими лингвистами социо
лингвистическое исследование фонетических вариантов,
допускаемых нормой современного русского литературного
языка, установило определенную зависимость между таки
ми характеристиками носителей языка, как возраст, место
рождения, профессия, уровень образования и др., и теми
предпочтениями, которые они оказывают вариантам типа
[з в]ерь I [зв ]ерь, [шы]гм / [шл]г«, ё[Т]у / ё[ж]у и под. Ока
залось, что, например, мягкое произношение звукосочета
ний зж, жж как [ж'] в словах езжу, брызжет, жужжать,
вожжи, дрожжи представлено главным образом в речи стар
шего поколения, а молодежи больше свойственно произно
шение твердого долгого ж: [ж]. Москвичи старшего возрас
та еще сохраняют произношение [шы]ги, [жы]ра, а в речи
Других групп говорящих эта черта почти не встречается». Асимилятивное произношение согласного, т. е. смягчение его
^Р е Дсл
мягким согласным: [з'в']ерь, [с'т ]ена,
ажно сделать следующую оговорку. Фонетическая вариативность по-разному реализуется в разных словах, т. е. она лексически обусловлена. НаяоГИМе?' УЖе Мало кто ГОВ°РИТ [шы]г«, [жы]рв, но произношение ло[шы\дёй,
о[жы\леть встречается достаточно часто в речи не только старшего поколения, но и молодежи.
37
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
[з'я']йться — в среде рабочих встречается реже, чем в среде !i
гуманитарной интеллигенции, а произношение ко[н ф]ёта,
ла[ф ]ки (лавки) находится за пределами литературной нор-;]
мы и свойственно просторечию или диалектной речи.
<j
У. Лабов обнаружил похожие зависимости в современном американском варианте английского языка. Так, он yc-i
тановил, что начальный согласный в таких словах, как thin!
'тонкий', thick 'толстый' и под. реализуется по-разному в|
речи представителей высших социальных слоев американ-,|
ского общества (он назвал этот вариант престижным) и в]
речи других социальных групп. Негры — носители American]
English значительно чаще, чем другие группы говорящих,!
опускают согласный </*> в позиции перед согласным, т. е/
при произношении слов типа first 'первый'.
Это — один вид варьирования, собственно социальный]
(еще его называют стратификационным, поскольку он отражает стратификацию языкового сообщества на слои и группы).
У. Лабов называет такого рода варианты, зависящие от|
социальных характеристик говорящих, индикаторами: каждый
вариант как бы указывает на социальное положение]
носителя языка [Лабов 1975: 50].
Кроме этого, использование допускаемых нормой вариантов может зависеть от условий речи: от стиля, жанра,,]
степени внимания говорящего к собственной речи, официальности/неофициальности обстановки и т. п. Одни и те же
носители языка могут выбирать разные варианты в зависимости от указанных условий. Так, в официальной обстановке, когда говорящий старается контролировать свое произношение, он выбирает более отчетливые произносительные
формы: например, [тол!кл], [ч' иллв1 эк], [буд' ьт] {только, человек, будет), а в непринужденной обстановке скорее всего
предпочтет варианты редуцированные: [токъ], [чьллэк] и даже
[ч эк], [буит] и под. Это — стилистическое варьирование.
Варианты такого рода У. Лабов называет маркерами:
они маркируют различные стили речи, к которым принадлежат разные варианты одной языковой единицы.
Итак, вариативность языковых знаков зависит от параметров двоякого рода — от социальных характеристик носителей языка (и тогда говорят о социальной дифференциации языка) и от ситуации речевого общения (и тогда говорят о функциональной его дифференциации).
38
Возникает вопрос: на каком основании мы говорим о
вариантах, вариативности? Ведь вариант — это видоизменение, разновидность какой-то основы. Но что может рассматриваться в качестве такой основы, допускающей варьирование? Какова "точка отсчета" при установлении вариативных форм?
При ответе на эти вопросы мы сталкиваемся с одним
из фундаментальных лингвистических и социолингвистических понятий — понятием языковой нормы.
1.9. Языковая норма
В первом приближении языковая норма — это то, как
принято говорить и писать в данном обществе в данную
эпоху. Иначе: норма — это совокупность правил выбора и употребления языковых средств (в данном обществе в данную
эпоху). Понятие нормы неразрывно связано с понятием литературного языка. Литературный язык и называют часто
языком нормированным.
Норма стоит на страже целостности и общепонятности
литературного языка. Она определяет, что правильно и что
неправильно, она рекомендует одни языковые средства и
способы выражения как "законные" (например: документ,
авторы, в клубе, печёт) и отвергает другие как противоречащие языковому обычаю, традиции (запрещает говорить, например, документ, автора, в клубу, пекёт).
Нормы исторически изменчивы, но меняются они
медленно. В развитых литературных языках норма остается
стабильной на протяжении многих десятилетий. Но всё же,
если мы сравним русский язык XIX в. с русским языком века
ХХ-го, то обнаружим бросающиеся в глаза расхождения
между нормативными установками, которых придерживались литературно говорящие люди обеих эпох. В пушкинские времена говорили ддмы, корпусы, теперь — дома, корпуса. В рассказе Ф. М. Достоевского "Хозяйка" читаем:
*ут щекотливый Ярослав Ильич <...> вопросительным
взглядом устремился на Мурина". Определение щекотливый
употреблено здесь в смысле, близком к значению слов деликашый, щепетильный, и применено к человеку, т. е. так,
(об НИ °ДИН И3 С0ВРеменных писателей его не употребит ычно:
щекотливый вопрос, щекотливое дело).
39
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
Ячиковая
норма
Такая перемена языковых норм — явление естествен^
ное. Трудно представить себе общество, в котором менялись
бы социальный уклад, обычаи, отношения между людьми^
развивались наука и культура, а язык на протяжении столе-j
тий оставался бы неизменным. Но хотя норма меняется
вместе с развитием самого языка, в принципе она консервам
тивна: коль она стоит на страже целостности и общепонят^
ности литературного языка, то свойство консервативнс ей
совершенно необходимо. "Если бы литературное наг. чие,
— писал А. М. Пешковский, — изменялось быстро, каждое
поколение могло бы пользоваться литературой сво* ей да
предшествовавшего поколения, много двух. Но nps таких
условиях не было бы и самой литературы, так как литература
всякого поколения создается всей предшеств> щей
литературой. Если бы Чехов уже не понимал Пушкш то,
вероятно, не было бы и Чехова, слишком тонкий ело!
почвы давал бы слишком слабое питание литературным
сткам. Консерватизм литературного наречия, объединяя ка
и поколения, создает возможность единой мощной многовековой национальной литературы". Литературной но{
мой, по словам А. М. Пешковского, "признается то, что бы-1
ло, и отчасти то, что есть, но отнюдь не то, что будет'*!
[Пешковский 1959: 54-55].
Литературная норма выполняет важную социальную и]
культурную функцию. Все социально важные сферы человек
ческой деятельности обслуживаются нормированным языком: без него трудно представить себе функционирование!
науки, образования, культуры, развитие техники, законо-j
творчество, делопроизводство и т. п. Норма играет ролк]
фильтра: она пропускает в литературное употребление всё]
яркое, меткое, сочное, что есть в живой народной речи, Hi
задерживает, отсеивает всё случайное, блеклое, невырази-|
тельное.
При этом норма динамична: она не делит средства]
языка жестко на хорошие и плохие, не предписывает: первые надлежит употреблять всегда, а вторые — не употреблять никогда. Правильное и уместное в одних условиях речи
(например, в бытовом диалоге) может выглядеть нелепым
в других (например, в научной статье). Зависимость!
литературной нормы от условий, в которых осуществляет-1
ся речь, называют коммуникативной целесообразностью \
нормы.
Существует ли норма в других подсистемах национального языка - например, в диалектах, в просторечии, в жаргонах? Ведь люди, говорящие, скажем, на севернорусском
"окающем" диалекте, используют его также в соответствии
неким установившимся порядком, в согласии с многовековой традицией. Определенные традиции использования
языковых средств есть и в других разновидностях национального языка. Стало быть, и по отношению к этим подсистемам мы можем говорить о норме?
Однако отличие нормы литературного языка от нормы
диалекта или жаргона состоит в том, что литературная норм а с о з н а т е л ь н о к ул ь т и в и р уе т с я : о н а ф и к с и р уе т с я
в словарях и грамматиках, ей обучают в школе, ее пропагандируют в книгах, по радио и телевидению, всякое культурное общение людей происходит обычно в соответствии с
нормами литературного языка. В диалектах, а тем более в
просторечии и жаргонах этого нет: имеется традиция использования языковых средств, но никто из носителей диалекта не оберегает его от каких-либо влияний, не культивирует сознательно и целенаправленно диалектные образцы
речи, речевого общения.
Имея в виду различие нормы культивируемой и нормы
как результата длительной традиции, уругвайский ученый
Э. Косериу предложил разграничивать два смысла понятия
норма: в широком смысле "норма соответствует не тому, что
"можно сказать", а тому, что уже "сказано" и что по традиции "говорится" в рассматриваемом обществе" [Косериу
1960: 175], а в узком смысле норма — это результат целенаправленной деятельности общества по отбору и фиксации
определенных языковых средств в качестве образцовых, рекомендуемых к употреблению.
Усилия общества по сохранению нормы, целенаправленная разработка правил и предписаний, призванных способствовать такому сохранению и научно обоснованному
обновлению норм, называется лингвистической кодификацией. ^Кодификации обычно подвергается не весь национальный язык, а только те его подсистемы (субкоды), которые
аиболее важны в социальном и коммуникативном отношеиях. Таким социально и коммуникативно важным средстом общения чаще всего оказывается литературный язык,
Торы
й в письменной своей форме называется кодифици-ванн ой
подсистемой национального языка, в отличие от
40
41
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
других подсистем, которые не подвергаются кодификации и]
поэтому называются некодифицированными (территориаль-'
ные диалекты, социальные и профессиональные арго и жар- '■
гоны, койне, пиджины).
Рассмотрим свойства каждой из этих подсистем.
o Литературный язык
(стандарт)
Определение литературный при слове язык может^
сбить с толку и породить неправильное понимание, в соот- \
ветствии с которым словосочетание "литературный язык"
приравнивается по смыслу к сочетанию "язык литературы".
Исторически именно так и было: литературным называли язык, на котором создавалась художественная литература, в отличие от языка быта, ремесел, промыслов и т. п.
Это характерно как для русского литературного языка, так
и для большинства литературных языков Европы: исторически их основу составил язык поэзии, художественной прозы, отчасти народного эпоса и религиозной литературы.
Чтобы не было путаницы между понятиями литературный язык и язык литературы, в первом случае иногда используют термин стандарт, или стандартный язык. Например, в английской лингвистической традиции употребителен именно этот термин — standard language, standard
English. В русской лингвистической терминологии это словоупотребление (которого еще придерживался Е. Д. Поливанов) не привилось, — возможно из-за негативного оценочного смысла, который присутствует в слове "стандартный".
Со временем содержание термина литературный язык
радикально изменилось: литературной стали называть ту
разновидность национального языка, которая наиболее пригодна для коммуникации в большинстве социальных сфер —
в науке, образовании, дипломатии и юриспруденции, в деловых отношениях между людьми и учреждениями, в повседневном общении культурных людей. Язык художественных
произведений — это нечто особое: основу его составляет;
язык литературный, кодифицированный, но широко используются элементы и любых других, некодифицированных подсистем национального языка — просторечия, диале- ]
ктов, жаргонов.
Понятие литературного языка может определяться как
основе лингвистических свойств, присущих этой подсистеме национального языка, так и путем отграничения совокупности носителей данной подсистемы, выделения ее из
общего состава людей, пользующихся данным национальным языком. Первый способ определения лингвистичен,
второй социологичен.
Примером лингвистического подхода к выяснению
сущности литературного языка может служить определение,
данное М. В. Пановым: "...если в одной из синхронных разновидностей языка данного народа преодолевается нефункциональное многообразие единиц (оно меньше, чем в других разновидностях), то эта разновидность служит литературным языком по отношению к другим" [Панов 1966а: 56].
В этом определении имплицированы такие важные
свойства литературного языка, как его последовательная
нормированность (не просто наличие единой нормы, но и
сознательное ее культивирование), общеобязательность его
норм для всех говорящих на данном литературном языке,
коммуникативно целесообразное использование средств
(это свойство вытекает из тенденции к их функциональному разграничению) и некоторые другие. Определение обладает большой дифференцирующей силой: оно четко отграничивает литературный язык от других подсистем национального языка.
С социолингвистической точки зрения собственно лингвистический подход к определению языковых подсистем, и
в частности литературного языка, недостаточен. Он не дает
ответа на вопрос, кого, какие слои населения надо считать
носителями данной подсистемы, и в этом смысле определения, основанные на чисто лингвистических критериях, неоперациональны. Исходя из этого, при решении задач социолингвистического изучения языка иногда используют иной,
внешний" критерий определения понятия литературный
язык - через совокупность носителей данного языка.
Рассмотрим применение "внешнего" критерия на примере
современного русского литературного языка. Обследуя
социолингвистическими целями совокупность носителей Ого
яз
ыка, ученые сформулировали следующие признаки,
язь°РЫМИ носители литературного варианта национального iKa
должны отличаться от лиц, пользующихся иными
дсистемами (диалектами, просторечием, жаргонами):
42
43
1.10. Литературный язык (стандарт)
На
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
j 11Диалект_
1) русский язык является для них родным; 2) они родились]
и длительное время (всю жизнь или большую ее часть) жи-1
вут в городе; 3) они имеют высшее или среднее образова-f
ние, полученное в учебных заведениях с преподаванием
всех предметов на русском языке.
Такое определение соответствует традиционному пред- ]
ставлению о литературном языке как языке образованной,!
культурной части народа.
Во-первых, наблюдения показывают, что лица, для ко-]
торых русский язык неродной, даже в том случае, когда го-]
ворящий владеет им свободно, обнаруживают в своей речи
черты, в той или иной степени обусловленные интерферен- ]
цией (см. разд. 1.7). Например, в речи украинцев, владею-!
щих русским языком, регулярно используется звук [у] фарингальный вместо [г] взрывного, "положенного" по русской литературной норме; в речевой практике тюркоязыч-'
ных говорящих, использующих русский язык, непоследовательно противопоставление твердых и мягких согласных]
(мягкий может произноситься на месте твердого: бил вместо 1
был, а твердый — на месте мягкого: хитрый вместо хитрый \
и т. п.). Это лишает исследователя возможности считать таких людей однородными в языковом отношении с лицами,
для которых русский язык родной.
Во-вторых, вполне очевидно, что город способствует
столкновению и взаимному влиянию разнодиалектных р
чевых стихий, смешению диалектов. Влияние языка прессы,
радио и телевидения, речи образованных слоев населения в ]
городе проявляется гораздо интенсивнее, чем в деревне.
Кроме того, в деревне литературному языку противостоит
организованная система одного диалекта (хотя в современных условиях и значительно расшатанная воздействием литературной речи), а в городе — так называемый интердиалект, составляющие которого находятся между собой в неустойчивых, меняющихся отношениях. Это приводит к нивелировке диалектных речевых черт или к их локализации
(например, только в семейном общении) либо к полному их j
вытеснению под давлением литературной речи. Поэтому]
люди, хотя и родившиеся в деревне, но всю свою сознательную жизнь живущие в городе, также должны быть включе-]
ны — наряду с коренными горожанами — в понятие "жите-|
ли городов" и, при прочих равных условиях, в понятие "но-]
сители литературного языка".
В-третьих, критерий "наличие высшего или среднего
образования" представляется необходимым потому, что годы учения в школе и высшем учебном заведении способствуют более полному, более совершенному овладению нормами литературного языка, устранению из речи человека
черт, которые противоречат этим нормам и отражают диалектный или просторечный узус, — по той простой причине, что обучение и в школе, и в вузе ведется исключительно'на литературном языке.
Литературный язык обладает рядом свойств, которые
отличают его от других подсистем национального языка:
1) это кодифицированная подсистема, о чем мы уже го
ворили выше; она характеризуется более или менее устой
чивой нормой, единой и общеобязательной для всех говоря
щих на литературном языке, и эта норма целенаправленно
культивируется;
2) это полифункциональная подсистема: она пригодна
для использования в разнообразных сферах человеческой
деятельности. В соответствии с многообразными сферами
использования и различными функциями, которые он вы
полняет, литературный язык делится на разновидности
(книжную и разговорную) и функциональные стили (науч
ный, официально-деловой, публицистический, религиознопроповеднический). Функциональные стили подразделяют
ся на речевые жанры (подробнее об этом см. в главе 2);
3) литературный язык социально престижен: будучи
компонентом культуры, он представляет собой такую ком
муникативную подсистему национального языка, на кото
рую ориентируются все говорящие, независимо от того,
владеют они этой подсистемой или какой-либо другой. Та
кая ориентация означает не столько стремление овладеть
литературным языком, сколько понимание его большей ав
торитетности по сравнению с территориальными диалектам
и, просторечием, социальными и профессиональными
жаргонами.
44
45
1-U- Диалект
<г
Термин диалект (греч. SiateKvog от глагола дкхЛеуоцси
ния°РИТЬ' изъясняться') используется обычно для обозначетерриториальных разновидностей языка и чаще приме-
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
, 12 Социолект
с этим перестройка
нЫх систем;
отношений между элементами диалект-
няется к разновидностям речи, которыми пользуются сельские жители, хотя в специальной литературе можно встретить словосочетания "социальные диалекты", "городские
диалекты", "профессиональные диалекты" и т. п. Например, Е. Д. Поливанов писал о социальных диалектах и социальной диалектологии — науке, которая должна стать в,
один ряд с традиционной диалектологией, изучающей крестьянские говоры. В американской социолингвистике имеется немало работ о городских диалектах; в частности, к диалектам относят речь негритянского городского населения
США, английский язык которого существенно отличается
от других разновидностей American English. Французские
лингвисты наряду с термином диалект (dialecte) используют
термин namyd {patois), который также обозначает локально
ограниченную речь определенных групп населения, главным образом сельского (в другом своем значении этот термин обозначает небрежную, неправильную речь с элементами арго и жаргонов).
Территориальный, или местный, диалект по своему названию свидетельствует скорее о географическом, нежели
социальном, делении языка. Однако территориальная локализованность — лишь одна из характерных черт этой подсистемы национального языка. Одновременно это и социальная языковая разновидность, поскольку местным диалектом
владеет круг лиц, достаточно определенных в социальном отношении: в современных условиях, во всяком случае в русском языковом сообществе, это крестьяне старшего поколения. В. М. Жирмунский подчеркивал, что "традиционное деление диалектов на территориальные и социальные является
мнимым, что всякая территориальная диалектология в соответствии с самой языковой действительностью должна быть
и диалектологией социальной" [Жирмунский 1969: 23].
Отметим основные свойства территориальных диалектов, отличающие эту разновидность национального языка
от всех других. К ним относятся:
1) социальная, возрастная и отчасти половая ограни
ченность круга носителей диалекта (это главным образом
сельские жительницы старшего поколения);
2) ограничение сферы использования диалекта семей
ными и бытовыми ситуациями;
3) образование полудиалектов как результат взаимо
действия и взаимовлияния различных говоров и связанная
Этот термин возник в лингвистике сравнительно недавно - во второй половине XX в. Он образован из двух частей—
части социо-, указывающей на отношение к обществу, и второго компонента слова "диалект"; это, по существу, стяжение в одно слово словосочетания "социальный диалект".
Социолектом называют совокупность языковых особенностей, присущих какой-либо социальной группе — профессиональной, сословной, возрастной и т. п. — в пределах той
или иной подсистемы национального языка. Примерами
социолектов могут служить особенности речи солдат (солдатский жаргон), школьников (школьный жаргон), уголовный жаргон, арго хиппи, студенческий сленг, профессиональный "язык" тех, кто работает на компьютерах, разнообразные торговые арго (например, "челноков", торговцев
наркотиками) и др.
Термин социолект удобен для обозначения разнообразных и несхожих друг с другом языковых образований,
обладающих, однако, общим объединяющим их признаком:
эти образования обслуживают коммуникативные потребности социально ограниченных групп людей.
Социолекты не представляют собой целостных систем
коммуникации. Это именно особенности речи — в виде
слов, словосочетаний, синтаксических конструкций. Основа
же социолектов — словарная и грамматическая — обычно
мало чем отличается от характерной для данного национального языка. Так, в современном уголовном арго имеется довольно большое число специфических обозначений, в
Том
числе метафорических: балда 'голова', кусок 'тысяча
Рублей', мент 'милиционер', хаза, малина 'воровской при°н , хрусты 'деньги', шмонать 'обыскивать', этапка 'перечная тюрьма' и т. п., но склонение и спряжение этих Ов,
их объединение в предложения осуществляются по
Неязыковым моделям и правилам; общеязыковой являет-
46
47
4) нивелирование своеобразия диалектной речи под
влиянием литературного языка (через средства массовой
информации, книги, систему образования и т. п.).
1.12. Социолект
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
ся и лексика, не обозначающая какие-либо специфичен
реалии "профессиональной" и бытовой жизни уголовнике
(Ударили меня по балде; Это он купил за два куска; На
нагрянули менты и обшмонали всех, кто там был, и т. п.).
1.13. Арго. Жаргон. Сленг
Термины арго и жаргон — французские по происхожу
дению (фр. argot, jargon), сленг — английский (англ. slangy Эти
термины часто употребляются как синонимы. Однако
целесообразно разграничивать понятия, скрывающиеся
этими названиями: арго — это, в отличие от жаргона, в то!
или иной степени тайный язык, создаваемый специальнс
для того, чтобы сделать речь данной социальной группы u
понятной для посторонних. Поэтому предпочтительнее елс
восочетания "воровское арго", "арго офеней" — брод*
торговцев в России XIX в., нежели "воровской жаргон'
"жаргон офеней". Как считают авторы современного слова-]
ря лингвистических терминов, "...в жаргоне преобладав
выражение принадлежности к [данной] группе, в арго
языковая маскировка содержания коммуникации" [Васши
ева и др. 1995: 38]. Но такое противопоставление касается
прежде всего истории формирования жаргонов и арго. Сю
хронно "секретность" уголовного арго весьма относительна!
те, кто борется с преступностью, как правило, владеют эти*
языком вполне хорошо, а идея тайно договориться на арг в
присутствии предполагаемой жертвы преступления выпиИ
дит вообще наивно. Для этой цели в рамках конкретн!
преступных сообществ создаются разовые коды того же ти-*
па, какими, судя по кинофильмам, пользуются в открыто*
переписке вражеские шпионы и советские разведчш
обычным словам придаются особые тайные значения, чем
так, чтобы для постороннего слушателя речь не каз лась
странной и имела бы свой обычный смысл, складыва-1
ющийся из нормативных лексических значений. "Скрытность" же языка уголовников чаще нарочитая, показная|
рассчитанная в первую очередь на сохранение групповоГ
идентичности, на противопоставление "своих" и "не своих". В арго существует множество слов, которые, в силу незначительного отличия от нормативных, не могут претендовать на секретность (ср. больничка 'больница, любое меди-j
48
. и Арго. Жаргон. Сленг
цинское учреждение', поджениться 'завести сожительницу'), в других случаях внешне неотличимые от нормативных
единицы имеют в арго лишь несущественные для рядового
носителя языка отличия в семантике. Неслучайно в арго
слово люди обозначает лишь тех, кто соблюдает воровской
закон; если, входя в камеру, вор (не любое 'лицо, совершившее кражу', как в нормативном языке, а тот, кто имеет признаваемый в уголовном мире ранг вора в законе) спрашивает: "Люди есть?", он имеет в виду принадлежащих к уголовному миру. Еще одна причина существования арго — потребность в удовлетворении экспрессии. В связи с этим
многие словарные единицы заменяются в арго относительно
часто, другие, эмоционально менее окрашенные, остаются
неизменными на протяжении столетий. Д. С. Лихачев
[1935] указывает на еще одну важную причину возникновения и существования арго: особенностью воровского мышления является наличие элементов магического отношения
к миру. Первобытно-магическое восприятие сказывается и
на отношении к языку: неудачно, не вовремя сказанное
слово может навлечь несчастье, провалить начатое дело. В
связи с этим в преступном мире обычные слова заменяются
арготическими, существует также ряд табуированных тем,
о которых не принято говорить даже на арго. В этом
отношении уголовное арго напоминает жаргонную и профессиональную речь охотников, военных и лиц других связанных с риском профессий.
Степень понятности текста на уголовном арго сильно
варьирует в зависимости от тематики. Вот два текста. Первый - отрывок из бытового описания жизни заключенного
[Балдаев и др. 1992: 325, 327].
После живодерни мантулю в дымогарке на угольке. Моего напарника, мужика-кирюху, трюманули за махаловку и оборотку совком
по бестолковке одному животному с блудой, он у него из шаронки царапнул антрацит.
После больницы работаю в кочегарке. Моего напарника, заключенного, не принадлежащего к воровскому миру, посадили за
Драку в карцер. Он двинул совковой лопатой по голове мошеннику (тот был с ножом), который украл из его куртки хлеб (пер.
Д- С. Балдаева).
К- описанию такой, вполне обычной для преступного
альн ситуации аРГ0 хорошо приспособлено, и без специ-ных
знаний точный смысл текста понять трудно.
м
49
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
Другой текст представляет собой пример использования арго в нехарактерном для него стиле. Это отрывок из
шуточной "Истории отпадения Нидерландов от Испании",
написанной профессиональным историком Л. Н. Гумилевым, который, дважды подвергшись сталинским репрессиям, имел возможность в тюрьме и лагере вполне овладеть
уголовным арго [Снегов 1991: 202—203]:
Работяга Вильгельм Оранский поднял в стране шухер. Его поддержали гезы. Мадридская малина послала своим наместником герцога Альбу. Альба был тот герцог! Когда он прихлял в Нидерланды,
голландцам пришла хана. Альба распатронил Лейден, главный голландский шалман. Остатки гезов кантовались в море, а Вильгельм
Оранский припух в своей зоне. Альба был правильный полководец. Солдаты его гужевались от пуза, в обозе шло тридцать тысяч
шалашовок. Но Альба вскоре даже своим переел плешь. Все знали, что герцог в законе и лапу не берет. Но кто-то стукнул в Мадрид, что он скурвился и закосил казенную монету. Альбу замели в
кортесы на общие работы, а вместо него нарисовались Александр
Фарнезе и Маргарита Пармская, рядовые придурки испанской короны.
Понимание этого текста не вызывает особых затруднений у рядового носителя русского языка, в частности потому, что большинство из попавших в него арготизмов глубоко внедрилось в современную разговорную речь.
До революции арго развивалось совершенно автономно от общеупотребительного языка; в художественной литературе арготическая и другая жаргонная лексика употреблялась почти исключительно для речевой характеристики отдельных персонажей. В СССР в 1920-е годы в связи с резд
ким повышением социальной мобильности населения язы!
ковая норма дестабилизируется, повседневный язык прони|
зывается словами уголовного происхождения, часть
прочно закрепляется в разговорном стиле, и скоро их щ
исхождение перестает осознаваться: барахло, по блату, липе
вый (в значении 'ненастоящий') и др.
С 1930-х годов в связи с усилением официальног
контроля за письменными текстами они становятся боле
нормативными, но устная речь, в первую очередь молодез
ный, армейский и другие жаргоны, благодаря постоянны!
массовым контактам представителей всех слоев общества^
пенитенциарной системой находится под заметным воздей^
ствием арго. Арготическая лексика широко используется В|
50
неподцензурной художественной литературе (ср. у И. Бродского: Челюсть с фиксой золотою блещет вечной мерзлотою;
Арго- Жаргон. Сленг
Р этих шкарах ты как янки; Это я верный закон накнокал)^.
В годы перестройки с отменой цензуры существенно арготизируется язык всех видов письменных текстов, средств
массовой информации и публичных выступлений. Один
политик характеризует своего вполне интеллигентного оппонента фразой Пахан никогда не будет бороться со своей
малиной, другой предлагает обществу жить по законам, а
не по понятиям. В повседневную языковую практику широких слоев населения арготизмы проникают уже не только "снизу", но и "сверху", из языка политиков и журналистов.
Заимствования из арго могут заметно менять значения.
Например, опустить (в арго — 'придать максимально низкий
социальный статус путем гомосексуального насилия') в речи современных журналистов и политиков означает 'поставить на место, унизить'; гопник (первоначальный, с XIX в.,
смысл в арго — 'оборванец', затем также 'грабитель') в современном молодежном жаргоне приобретает в качестве основного значение 'малокультурный агрессивный подросток;
"качок"; "любер"', а также 'любитель "попсы", низкопробной, с точки зрения говорящего, музыки'. При перенесении
уголовной фразеологии в разговорный или жаргонизированный вариант общего языка часто утрачивается внутренняя форма, ср. дать в/на лапу 'дать взятку' (из уголовн.
дать лапу, где само слово лапа имеет значение 'взятка'); без
балды 'всерьёз, без обмана' (из без булды, где булда, ранее
бульда, имеет значение 'педерастия'); голый Вася 'пусто, безнадежно' (из голый вассер, значение то же).
Термин сленг более характерен для западной лингвистической традиции. Содержательно он близок к тому, что
обозначается термином жаргон.
Арго, жаргон, сленг — это разновидности социолекта,
^пецифика каждого из этих языковых образований может
Ь1ть обусловлена профессиональной обособленностью тех
или иных групп либо их социальной отграниченностью от
стального общества. Компьютерный жаргон (сленг) — прие
Р профессионально специфичных языковых образований,
■ -----------------------------------------------------------------
Фикса — металлическая зубная коронка, шкары - брюки, накнокать — заметить, узнать, сообразить.
51
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
воровское арго, студенческий сленг — примеры социально
специфичных субкодов. Иногда группа может быть обособлена и профессионально, и социально; речь такой группы
обладает свойствами и профессионального, и социального
жаргона (арго, сленга). Пример — солдатский жаргон, поскольку военное дело представляет собой профессию, а люди, занимающиеся этой профессией, живут своей, достаточно обособленной от остального общества, жизнью.
1.14. Койне
Термин койнё (греч. KOIVTI 'общий язык') первоначально применялся лишь к общегреческому языку, который
сложился в IV—III вв. до н. э. и служил единым языком деловой, научной и художественной литературы Греции до
II—III вв. н. э.
В современной социолингвистике койне понимается
как такое средство повседневного общения, которое связывает людей, говорящих на разных региональных или социальных вариантах данного языка. В роли койне могут выступать наддиалектные формы языка — своеобразные интердиалекты, объединяющие в себе черты разных территориальных диалектов, - или один из языков, функционирующих в данном ареале.
Понятие койне особенно актуально при описании языковой жизни больших городов, в которых перемешиваются
массы людей с разными речевыми навыками. Межгрупповое общение в условиях города требует выработки такого
средства коммуникации, которое было бы понятно всем.
Так появляются городские койне, обслуживающие нужды повседневного, главным образом устного, общения разных
групп городского населения.
Помимо городских койне выделяют койне ареала, т. е.
определенной территории, на которой распространен данный язык (или языки). Так, в многоязычной республике
Мали (Африка) в качестве койне используется язык бамана,
имеющий наддиалектную форму [Виноградов 1990]. Понятие койне иногда применяется и к письменным формам
языка — например, к латыни, использовавшейся в качестве
языка науки в средневековой Европе.
\\5. Просторечие
/ 15. Просторечие
Просторечие — это речь необразованного и полуобразованного городского населения, не владеющего литературными
нормами. Просторечие можно рассматривать как разновидность койне. Сам термин просторечие употребителен главным образом в отечественной социолингвистике, поскольку
просторечие — "наиболее русская" языковая подсистема,
специфичная для русского национального языка. Если территориальные диалекты и тем более литературный язык
имеют прямые аналоги в других национальных языках, то у
просторечия таких аналогов нет. Ни французская подсистема langue populaire, ни то, что в англоязычной лингвистической литературе называется nonstandard или illiterate speech,
не являются подобиями русского просторечия, отличаясь от
последнего как в отношении социальной базы (т. е. состава
носителей), так и в отношении структурных и функциональных свойств.
Так, langue populaire только приблизительно соответствует русскому просторечию: хотя эта разновидность речи
стоит между арго и фамильярным стилем литературного
французского языка, она арготизована, т. е. насыщена элементами различных социальных арго — в гораздо более
сильной степени, чем русское просторечие (правда, конец
XX в. отмечен усилением влияния разнообразных арго и
жаргонов на эту подсистему русского языка). Кроме того, и
это главное, langue populaire — это не только социальная, но
и стилистическая разновидность французского языка: носители литературного языка в ситуациях непринужденного общения используют элементы langue populaire. В русской же
литературной речи просторечные единицы могут использоваться только с целью иронии, шутки, сознательного стилистического контраста и т. п.
То, что может быть сопоставлено с русским просторечием в английском языке, в частности в его американском
варианте, — это так называемый общий сленг, который, одако, не имеет своих носителей, а является функциональнотилистической разновидностью английского языка (элеНты
общего сленга широко используются в средствах Ст^
Ма
Сов
ой информации; в последнее время некоторые отече-я енные
лингвисты настаивают на том, что и в русском JKe
можно выделить так называемый общий жаргон, зани-
52
53
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
Диглоссия и
двуязычие
мающий промежуточное положение между просторечием и Щ
социальными жаргонами: см. [Ермакова и др. 1999]).
*
Еще более сложная картина в немецком языке, где
промежуточные (между литературным языком и территориальными диалектами) формы Halbmundart и Umgangssprache
содержат целый комплекс языковых, функциональных и социальных черт, не позволяющих однозначно квалифицировать эти языковые образования и, во всяком случае, приравнивать их к русскому просторечию по статусу и свойствам.
В родственных славянских языках просторечию также
нет точного соответствия. Например, obecnd cestina — функ
ционально-стилистическая разновидность современного
чешского языка, наиболее близкая к русскому просторе
чию, — отличается от него одной (по крайней мере) сущест
венной особенностью: ею могут пользоваться, главным об
разом в бытовых ситуациях, и люди вполне культурные (см.
об этом в [Нещименко 1985]), в то время как носителям со
временного русского литературного языка просторечие не
сомненно "противопоказано" (оно воспринимается как
признак низкой культуры или как сознательное "ёрнича
нье"). Польские городские диалекты в гораздо большей сте- •
пени, чем русское просторечие, опираются на крестьянские
говоры; болгарские, сербские и хорватские городские койне
близки к их диалектной основе, что также отличает их от ;
русского просторечия (см. [Толстой 1985]).
uj
Просторечие реализуется исключительно в устной]
форме. Наиболее типичные сферы и ситуации реализации
просторечия: семья (общение внутри семьи и с родственниками), очередь, "посиделки" во дворе коммунальных домов,
суд (свидетельские показания, прием у судьи), кабинет врача
(рассказ пациента о болезни) и немногие другие. В целом по
сферам функционирования просторечие сопоставимо о
территориальными диалектами: и в том, и в другом случае
преобладают узкобытовые и внутрисемейные ситуации общения.
Поскольку просторечие складывалось в результате
смешения разных диалектных и жаргонных потоков, их
преобразования в условиях городской языковой жизни, в
нем сосуществуют черты южных и северных диалектов (например, и [г] взрывное, и [у] фрикативное, чавд, ёдуть,
местдв, хотйшь, в пальтё и т. п.), и элементы жаргонной ре-
Описанные выше термины, обозначающие подсистемы национального языка, свидетельствуют о том, что естественные языки принципиально неоднородны: они существуют во многих разновидностях, формирование и функционирование которых определяются социальной дифференцированностью общества и разнообразием его коммуникативных потребностей.
У некоторых из этих разновидностей есть свои носители,
т. е. совокупности говорящих, владеющие только данной
подсистемой национального языка (территориальным
Диалектом, просторечием). Другие разновидности служат не
единственным, а дополнительным средством общения. Например, студент пользуется студенческим жаргоном главным образом в "своей" среде, в общении с себе подобныи, а в остальных ситуациях прибегает к средствам литераУРного языка. То же верно в отношении профессиональIX жаргонов: программисты и операторы ЭВМ использу-пп
^0МгтьютеРный жаргон в непринужденном общении на
рофессиональные темы, а выходя за пределы своей просиональной среды, они употребляют слова и конструк°бщелитературного языка.
54
55
чи (втихаря, по-быстрому, балдеть, приперлись по нахалке
т п., личные обращения типа друг, кореш, хозяин и др.)
и
подробнее об этом и других свойствах современного русского просторечия см. в книге [Крысин 1989]).
Иногда говорят об анормативности просторечия: в нем
может быть представлено всё, что допускается системой
данного языка, его словарными и грамматическими возможностями. Это не совсем так. Действительно, в просторечии нет нормы в узком понимании термина норма, поскольку данную подсистему языка никто не кодифицирует.
Но просторечию, как и другим некодифицированным подсистемам языка, присуща определенная традиция использования языковых средств. Иное дело, что здесь гораздо шире вариативность используемых единиц: носитель просторечия может сказать и хотйшь, и хочешь, и делдв, и дел (родительный падеж множественного числа), и ёздию, и ёздю, и
езжу и т. п.
1.16. Диглоссия и двуязычие
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
, jfi Диглоссия и двуязычие
Подобное владение разными подсистемами одного национального языка и использование их в зависимости от ситуации или сферы общения называется внутриязыковой диглоссией (диглоссия — от греч. 6i — дву(х)- и укаюоа — язык; буквально — 'двуязычие').
Помимо этого, диглоссия может обозначать и владение разными языками, тогда термин употребляется без
ределения "внутриязыковая".
Понятие и термин диглоссия в 1959 г. ввел в научный
оборот американский исследователь Ч. Фергюсон [Ferguson
1959]. До этого в лингвистике использовался (и продолжает
использоваться сейчас) термин двуязычие — как русский перевод интернационального термина билингвизм. А для ситуаций, в которых могут функционировать несколько языков,
принят термин многоязычие (ср. англ. multilingualism, фр.
plurilinguisme).
Прежде чем выяснять, для чего потребовалось новое
понятие диглоссия, рассмотрим более детально, что скрывается за термином двуязычие.
Двуязычие и многоязычие, как следует из буквального
значения терминов, — это наличие и функционирование в.|
пределах одного общества (обычно — государства) двух или
нескольких языков. Многие современные страны дву- или
многоязычны: Россия (ср. существование на ее территории,
наряду с русским, таких языков, как башкирский, татар-;
ский, якутский, бурятский, осетинский и мн. др.), страны;
Африки, Юго-Восточной Азии, Индия и др.
Функционирование двух и более языков в общее!
было бы невозможно без двуязычия отдельных членов язы- i
кового сообщества (даже если индивид владеет несколькими языками, его часто называют билингвом, а само явле- |
ние — билингвизмом, или двуязычием).
Различаются три основных типа индивидуального билингвизма. При субординативном билингвизме гово -]
рящие воспринимают второй язык через призму родного:
понятия соотносятся с лексическими единицами родного
языка, а последние — с единицами второго языка. В силу ее-;
тественного различия семантических структур двух языков j
при порождении и восприятии текста на втором языке не-|
избежны ошибки типа анекдотического перевода русского ди-]
алога: Который час? — Два часа. — Так много? — Кому как.
Which watch? - Two watch. - Such much? - Whom hov
При координат и вном (чистом) билингвизме два язы ка совершенно автономны, каждому соответствует свой набор понятий, грамматические категории двух языков также
независимы. Смешанный билингвизм в идеале подразумевает единый механизм анализа и синтеза речи, а сосуществующие языки различаются лишь на уровне поверхностных структур. Л. В. Щерба называл такую коммуникативную систему одним языком с двумя терминами. Разумеется,
реально полного изоморфизма грамматических систем двух
языков не наблюдается, происходит лишь их большее или
меньшее уподобление. Словарь же действительно может
быть единым в плане содержания, различаясь только планом выражения.
Один из авторов данного учебника в ходе полевой работы в дер. Лёждуг Коми АССР в 1968 г. получил запись
рассказа рыбака на его родном языке коми о том, как в сетях запуталась окольцованная утка-чирок. Последнее предложение выглядело так: СнимитШ колъцосэ и узнайтШ, что
чирокыс зимуйтэма Францияын 'Мы сняли кольцо и узнали,
что чирок зимовал [ранее, предпрошедшее время] во Франции'. Здесь носитель смешанного двуязычия при полном
сохранении морфологии языка коми совершенно свободно
и бессознательно (показательно, что текст был им записан!)
использует русскую лексику. В других контекстах в значениях 'снять', 'узнать', 'зимовать' он мог бы употребить соответствующие единицы из этнического языка: босьтны,
тбдны, тбвйыны.
Три выделенных типа билингвизма, конечно, представляют
собой идеальные упрощения; у реального билингва
преобладает один из них. Субординативный билингвизм по
своей природе означает вторичное, неполное владение вторым языком и характерен для начинающих билингвов, но
Уже на ранних стадиях овладения языком ему сопутствуют
^ е коо РД инативного и смешанного двуязычия. При ном
двуязычии реально сосуществуют координатное и
смешанное двуязычие (а часто и элементы суборнативного) с пРе°бладанием одного из них.
бе Обычно двуязычие продуктивно, т. е. билингв спосоязь активно использовать второй язык. Особый случай дву1Чия
представляет пассивный (рецептивный)
би
инл
~~ такое владение вторым языком, когда
его
вид
понимает, но сам текстов на нем практически
56
57
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
не порождает. Для "двустороннего" пассивного билингвизма, когда каждый из коммуникантов пользуется своим языком, но понимает язык другого, иногда используется термин дуалингвизм (англ. dual-lingualism; явление дуалингвизма описано, например, в [Lincoln 1979]). Такое явление чаще встречается на границах распространения различных
(как правило, родственных) языков.
В норме билингвы владеют хотя бы одним языком в
полном объеме. Однако возможны случаи, когда общение
индивида с носителями его родного языка ограничено, а
уровень коммуникативного взаимодействия с носителями
языка, доминирующего в языковом сообществе, невысок. В
подобной ситуации адекватное знание родного языка утрачивается, а второй язык осваивается в ограниченных пределах. Это явление получило название полуязычия (англ.
semilingualism). Лексический состав обоих языков оказывается ограниченным, а грамматическая структура упрощена
[Полинская 1987]. Особые формы полуязычия образуются в
условиях, когда контактирующие языки близкородственны.
Так, в результате смешения украинского и русского языков
возникает так называемый суржик (см. о нем [Труб 2000]),
а смесь белорусского и русского языков получила название
трасянка (см. [Типология... 1999: 9]).
Для полуязычия, как и для субординативного билингвизма, переключение кодов нехарактерно.
В отличие от двуязычия, диглоссия обозначает такую
форму владения двумя самостоятельными языками или подсистемами одного языка, при которой эти языки и подсистемы функционально распределены: например, в официальных ситуациях - законотворчестве, делопроизводстве, переписке между государственными учреждениями и т. п. — используется официальный (или государственный) язык, если
речь идет о многоязычном обществе, или литературная форма национального языка (в одноязычных обществах), а в
ситуациях бытовых, повседневных, в семейном общении другие языки, не имеющие статуса официальных или государственных, иные языковые подсистемы — диалект, просторечие, жаргон.
Важным условием при диглоссии является то обстоятельство, что говорящие делают сознательный выбор между
разными коммуникативными средствами и используют то
из них, которое наилучшим образом способно обеспечить.
58
, у7. Сферы использования языка
успех коммуникации. Из этого ясно, что двуязычие не обязательно сопровождается диглоссией — хотя и редко, но
языки билингва могут никак не распределяться в соответствии с коммуникативной ситуацией. Кодовый репертуар одноязычного индивида может быть чрезвычайно ограничен,
и в различных коммуникативных ситуациях он будет использовать одну и ту же языковую подсистему. В этом случае можно говорить о его моноглоссности.
1.17. Сферы использования языка
Из всего, о чем говорилось до сих пор, становится ясно, что язык может обслуживать очень широкий спектр
коммуникативных потребностей отдельного человека и общества в целом. В соответствии с разными областями человеческой деятельности — производством, образованием, наукой, культурой, торговлей, бытом и т. п. — выделяются разные сферы использования языка (или языков, если речь
идет о неодноязычном обществе).
Сфера использования языка - это область внеязыковой действительности, характеризующаяся относительной
однородностью коммуникативных потребностей, для удовлетворения которых говорящие осуществляют определенный
отбор языковых средств и правил их сочетания друг с другом.
В результате подобного отбора языковых средств и правил
их сочетания друг с другом формируется более или менее
устойчивая (для данного языкового сообщества) традиция,
соотносящая определенную сферу человеческой деятельности с определенным языковым кодом (субкодом) самостоятельным языком или подсистемой национального
кат а ' В с Р е Д невековой Европе латынь была коммуни-нии
НЫМ с едством
Р
' использовавшимся при богослуже-вал ' а также
в науке. Другие сферы деятельности обслужи-подс
соответств
Ующими национальными языками и их го сп
темами в
- России роль культового коммуникативно-CKOMV ТВа
долгое в емя
Р
принадлежала церковно-славян-языко Я1Ы^У- На
сов
Ременном Памире один из памирских имуще бесписьменный
шугнанский - используется пре-HaHiieR еТ° В сФере
семейного и бытового общения шуг-)В официальных же
ситуациях, а также при общении
59
Коммуникативная
ситуация
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
с "чужими" они прибегают к помощи таджикского и русского языков.
Языки и их подсистемы по сферам деятельности могут
распределяться нежестко: один из языков или одна из подсистем преобладают в данной сфере, но допускается использование элементов и других языков (подсистем). Так, в
семейном общении жителей современной русской деревни
преобладает местный диалект, он же используется ими и
при производстве сельскохозяйственных работ. Однако в
современных условиях чистый диалект, как мы уже выяснили выше, — редкость. Он сохраняется лишь у некоторых
представителей старшего поколения сельских жителей. В
речи же большинства он сильно "разбавлен" элементами
литературного языка и просторечия. Так, в Белоруссии в
сфере гуманитарного образования используется белорусский язык (это поощряется официально проводимой политикой государства), но здесь можно встретить и элементы
близкородственного русского языка. В сфере производства,
несмотря на государственную поддержку родного языка,
преобладает русский язык (в специальной терминологии, в
технической документации, в профессиональном общении
специалистов). Использование белорусского, естественно,
не возбраняется.
1.18. Речевая и неречевая коммуникация
Термин коммуникация многозначен: он употребляется,
например, в сочетании "средства массовой коммуникации"
(имеются в виду пресса, радио, телевидение), в технике его
используют для обозначения линий связи и т. п. В социолингвистике коммуникация — это синоним общения. Иноязычный термин в данном случае более удобен, так как легко
образует производные, а они необходимы для обозначения
разных сторон общения: коммуникативная ситуация,
коммуниканты (= участники коммуникативной ситуации) И
некоторых других.
Коммуникация может быть речевой и неречевой (или, в
иной терминологии, вербальной и невербальной — от лат.
verbum 'слово, выражение'). Скажем, общение людей в ряД е;
спортивных игр (баскетбол, футбол, волейбол) не обяза*
тельно включает вербальный компонент или включает АГ<
60
минимально — в виде возгласов: Пас! Беру! и пр. Не всякая
физическая работа требует словесного общения. Например,
в цехах с высоким уровнем шума — штамповочном, механосборочном, литейном — обходятся без слов, но люди, работающие в таких цехах, все же общаются (например, при помоши жестов).
Значительно большая часть видов человеческой коммуникации происходит с помощью речи (ведь и язык-то
предназначен главным образом для общения). Эти виды в
первую очередь и интересуют социолингвистов.
Речевая коммуникация происходит в рамках коммуникативной ситуации10.
1.19. Коммуникативная ситуация
Коммуникативная ситуация имеет определенную структуру. Она состоит из следующих компонентов: 1) говорящий (адресант); 2) слушающий (адресат); 3) отношения между говорящим и слушающим и связанная с этим 4) тональность общения (официальная — нейтральная — дружеская);
5) цель; 6) средство общения (язык или его подсистема —
диалект, стиль, а также параязыковые средства — жесты,
мимика); 7) способ общения (устный / письменный, контактный / дистантный); 8) место общения.
Эти компоненты суть ситуативные переменные. Изменение каждой из них ведет к изменению коммуникативной
ситуации и, следовательно, к варьированию средств, используемых участниками ситуации, и их коммуникативного
поведения в целом.
Так, общение судьи и свидетеля в зале судебных заседаний отличается большей официальностью используемых
обеими сторонами языковых средств, нежели общение этих
же лиц не во время судебного заседания: меняется место, но
се
Другие ситуативные переменные сохраняются неизменГоворя выше о невербальной коммуникации, мы не имели в виду жестовые языки глухих. Структурная специфика этих языков такова, что их план
выражения целиком ориентирован на жестикуляцию и мимику. В функциональном отношении они не уступают звуковым языкам, и, разумеется, жетовая коммуникация тех, кто ими пользуются, также происходит в рамках
коммуникативной ситуации.
61
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
Обращение судьи к свидетелю с целью выяснения биографических данных с необходимостью предполагает вопросно-ответную форму общения с соответствующими синтаксическими свойствами диалога (эллиптичность высказываний, повтор отвечающим некоторых элементов вопроса и
т. п.). Обращение судьи к свидетелю с целью воспроизвести
показания последнего на предварительном следствии предполагает преобладание монолога судьи и лишь подтверждающую или отрицающую реакцию свидетеля (меняется цель
общения, с сохранением всех других ситуативных переменных).
Выходя из служебной роли, судья перестает находиться со свидетелем в тех отношениях, которые предписывают
им обоим определенное речевое поведение. Скажем, в
"транспортной" ситуации, если и тот, и другой едут в автобусе — при социальных ролях "пассажир — пассажир" — их
речь, разумеется, менее официальна.
Если судья и свидетель знакомы друг с другом, то тем
не менее обстановка судебного заседания и их роли предписывают им обоим официальную тональность общения; вне
этой обстановки, при "возврате" к ролевым отношениям
"знакомый — знакомый" (или "приятель — приятель") тональность общения может меняться на неофициальную, даже фамильярную, с использованием средств разговорного
языка, просторечия, жаргонов.
Общение судьи и свидетеля на приеме у судьи (вне судебного заседания), когда общение контактно и устно, допускает эллиптированные формы речи; собственноручные
же письменные показания свидетеля (дистантность и письменная форма общения) требуют эксплицитных, синтакси-*
чески законченных форм выражения.
Заметим, что в чисто иллюстративных целях, чтобы
показать, как может изменяться каждая ситуативная переменная, мы в значительной степени упростили описанные
ситуации, схематизировали их. В реальном же общении си-11
туативные переменные взаимодействуют друг с другом и к*
ждая из них приобретает определенные значения вкупе
другими. Например, если меняется место общения, то э
часто означает одновременно и изменение его цели, а так
же отношений между коммуникантами и тональности о
щения. Контактность взаимодействия говорящего и слуша
ющего обычно связана с использованием устно-разгово п
62
ных форм речи, а дистантность — письменной речи (ср., однако, общение по телефону) и т. д.
Коммуникативная ситуация
Приведем пример записи речи одного и того же лица,
рассказывающего в разной обстановке об одном и том же —
о научной командировке. При сохранении темы речи изменению подвергается весь спектр ситуативных переменных:
цель, место, отношения между участниками коммуникации,
тональность, контактность / дистантность, устная / письменная формы речи. Соответственно меняется весь строй
речи: выбор лексики, синтаксических конструкций, интонационная структура высказываний, логическая последовательность изложения и т. п.
1. И вот эту протоплазму надо было... нет, не примеры даже или что...
найти, а всю картотеку облазить. Причем черт их знает, может,
их вообще нет там, этих терминов (беседа с друзьями).
2. Неважно съездила: у меня ведь не было списка слов, надо было как-то
исхитриться и разыскать в картотеке не отдельные термины, а всю
группу терминов. Причем никто — ни завкартотекой, ни я сама — не
знали, есть ли они там вообще (разговор с сослуживцами).
3. Очень трудно было отыскать в картотеке необходимые мне терми
ны: я не имела точного списка, пришлось в значительной степени
идти на ощупь (устный отчет о командировке на заседании отде
ла).
4. Во время командировки я собирала материал об исследуемой мною
группе терминов. Несмотря на трудности — отсутствие точного
списка слов и недостаточность информации о наличии терминов ин
тересующей меня тематики в картотеке, мне удалось найти ряд
лингвистически содержательных примеров (из официального пись
менного отчета о командировке).
Ситуативные переменные имеют разный "вес" с точки
зрения силы их влияния на характер коммуникативной ситуации. Большим весом обладают те переменные, которые
отражают некоторую лингвистическую или социальную заоанностъ структуры общения, меньшим - переменные, соответствующие многообразию реальных коммуникативных
итуаций. Число значений первых переменных конечно,
ачения вторых представляют собой незамкнутые множеи>ель 0
^Щения реализуется каким-либо конкрет-РеЧевЬШ
1 типы которых исчислимы, с использо-^^
определенных функций языка. Например, сообщая и исп
°' Г0В0Рящий прибегает к речевому акту сообщения пользует
при этом язык в его информационной функактом
63
/ 20. Речевое общение, речевое поведение, речевой акт
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
ции, возможно, в сочетании с эмотивной (это зависит от
намерений говорящего: хочет ли он просто информировать
слушающего о чем-либо или же еще и прокомментировать
сообщаемое, внося свои оценки). Просьба, угроза, клятва,
извинение, приказ, оправдание и тому подобные интенции
говорящего облекаются в форму соответствующих речевых
актов, которые отличаются друг от друга как по целям, так
и по характеру совмещения в них разных функций языка.
Несмотря на то что тональность на первый взгляд кажется такой ситуативной переменной, которая имеет недискретные значения, в действительности говорящие не только
отчетливо ощущают различия между официальным, нейтральным и дружеским (фамильярным) общением, но и знают заранее, какая тональность соответствует тем или иным
коммуникативным ситуациям.
В отличие от этих переменных, место общения не является наперед заданной переменной, и число значений
этой переменной едва ли можно признать конечным. В связи с этим заметим, что и вес этой переменной меньше, чем
вес таких факторов общения, как цель, отношения между
коммуникантами, тональность общения и др. Изменение
места коммуникации далеко не всегда ведет к изменению
характера речевого поведения общающихся: если отношения между ними остаются прежними, то изменение фактора "место" оказывается нерелевантным (ср., например, общение учителя и ученика в классе и вне класса). Изменение
места общения чаще всего значимо в сочетании с изменением каких-либо других условий общения. Так, если в результате изменения места усиливается зависимость одного
из коммуникантов от другого, то меняется характер речевого поведения первого. Например, нарушитель дорожного
движения, будучи задержан сотрудником ГИБДД, в условиях городской улицы может позволить себе вербальный протест и несогласие с применяемыми к нему санкциями в
большей степени, нежели в отделении милиции, куда в случае необходимости его доставляет милиционер (зависимость
нарушителя от милиционера, асимметрия их социальных
отношений налицо и в том, и в другом случае, однако во
втором — в отделении милиции — она, несомненно,
усиливается).
64
1.20. Речевое общение, речевое поведение,
речевой акт
Все три термина, вынесенные в заголовок этого раздеда, имеют непосредственное отношение к речевой коммуникации. Первый термин — синоним термина речевая коммуникация. Важно подчеркнуть, что оба синонима обозначают двусторонний процесс, взаимодействие людей в ходе общения. В отличие от этого в термине речевое поведение акцентирована односторонность процесса: им обозначают те
свойства и особенности, которыми отличаются речь и речевые реакции одного из участников коммуникативной ситуации — или говорящего (адресанта), или слушающего (адресата). Термин речевое поведение удобен при описании монологических форм речи, например коммуникативных ситуаций лекции, выступления на собрании, митинге и т. п. Однако он недостаточен при анализе диалога: в этом случае
важно вскрыть механизмы взаимных речевых действий, а не
только речевое поведение каждой из общающихся сторон.
Таким образом, понятие речевое общение включает в себя
понятие речевое поведение (о разграничении терминов речевое общение и речевое поведение см. также в книге: [Винокур
1993]).
Термин речевой акт обозначает конкретные речевые
действия говорящего в рамках той или иной коммуникативной ситуации. Например, в ситуации покупки товара на
рынке между покупателем и продавцом возможен диалог,
включающий разные речевые акты: запрос об информации
(~ Сколько стоит эта вещь? Кто производитель? Из какого
она материала?), сообщение (— Две тысячи; Южная Корея;
Натуральная кожа), просьбу (— Отложите, пожалуйста, я
сбегаю за деньгами), обвинение (— Вы мне сдачу неправильно
°али!), угрозу (— Сейчас милицию вызову!) и др.
В середине XX в. английский философ Дж. Остин, а
Д за ним американские ученые Дж. Серль и Г. Грайс
Разработали теорию речевых актов, в которой выявили ряд
н
М 5° °мерностей, характерных для процесса речевой ком Уникации, и сформулировали принципы и постулаты, сле во^ аНИе К0Т0 Р Ь1М обеспечивает успех тому или иному рече"вы а к т у и в Ц е л о м речевой ко ммуни кации: например,
Ь1
Ражайся ясно", "будь искренен", "будь краток", "избе Сле
3 1611
^
65
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
гай непонятных выражений" и др. (см. [Грайс 1985: 222223]).
Делаются попытки разработать правила речевого общения, которые не только учитывали бы закономерности
использования языковых средств, но и регламентировали их
совмещение друг с другом в зависимости от характера коммуникативной ситуации. Примером могут служить правила
речевого общения, предложенные американской исследовательницей С. Эрвин-Трипп [Ervin-Tripp 1971].
Термин правило С. Эрвин-Трипп употребляет для описания, а не для предписания, не для регламентации тех или
иных речевых действий, т. е. для констатации некоторых
нормальных, типичных актов коммуникации.
С. Эрвин-Трипп различает три типа подобных правил:
1. Правила выбора языковых средств: а) общие для
всех социальных слоев; б) специфичные для разных соци
альных слоев и групп. Пример: выбор формы обращения,
национальные и социальные различия в этом выборе.
2. Правила следования, т. е. последовательности рече
вых действий при коммуникации: приветствия, благодарно
сти, прощания и т. п. В рамках этих правил рассматривают
ся формулы прощания, приглашений, вызова по телефону,
установления коммуникативного контакта.
3. Правила совместной встречаемости; имеются в виду
правила соединения в одном контексте тех или иных лекси
ческих, фонетических, интонационных, синтаксических
и т. п. единиц и свойств. Типы этих правил: а) горизонталь
ные, определяющие отношения между единицами беседы во
времени (их временную последовательность), и б) верти
кальные, определяющие соотношение в данных коммуника
тивных условиях единиц разных уровней языковой структу
ры (например, в такой-то синтаксической конструкции
нормально может использоваться только определенная лек
сика, выбор нормативной лексики должен сочетаться с нормативным произношением и т. д.).
ц
Особо рассматриваются правила взаимодействия собеседников, когда говорящий стремится к тому, чтобы окрУ;
жающие или партнер по диалогу, принадлежащие к данной
социальной или профессиональной группе, признали его
"своим", одобрили его речевое поведение и правила переключения с одного кода на другой при смене ситуации и социальной роли говорящего.
66
Л Коммуникативная компетенция носителя языка
Следует обратить внимание на то, что перечисленные
правила достаточно абстрактны. Они легко применимы к
относительно простым коммуникативным ситуациям, какими являются этикетные речевые акты (типа приветствий,
поздравлений, прощания и т. п.), а при описании более
сложных и при этом более естественных, реальных коммуникативных ситуаций использование этих правил сопряжено с рядом неясностей и затруднений. Неясно также, насколько обязательны правила, предлагаемые С. ЭрвинТрипп. Если, например, говорящий, используя сленг, придерживается литературного произношения, означает ли это,
что он строит свою речь "не по правилам", отклоняется от
стандартов речевого поведения? Всегда ли говорящий должен выбирать те формы общения, которые приняты в данной социальной среде, т. е. социально или профессионально окрашены, или же и его собственная, свойственная ему
манера речевого поведения может обеспечить коммуникативный успех?
При всей условности рассмотренных правил идея
своеобразных социолингвистических грамматик, содержащих правила социально-языкового поведения людей в различных ситуациях, весьма привлекательна и заслуживает
изучения и разработки. Вместе с тем эта идея чрезвычайно
трудна для реализации. Для этого необходимы по крайней
мере два компонента: 1) разработанные грамматики конкретных языков, которые позволяли бы порождать не только грамматически правильные высказывания, но и разного
рода разговорные конструкции, отклоняющиеся от стандарта, принятого в кодифицированном языке; 2) более или менее исчерпывающие описания всех форм социального поведения членов языкового сообщества. На современном этапе
развития социолингвистики можно говорить лишь о фрагментах как того, так и другого.
*-21. Коммуникативная компетенция
носителя языка
среде процессе Речевой коммуникации люди пользуются
с
трое>ВаМИ языка ~ его словарем и грамматикой - для пония высказываний, которые были бы понятны адреса3*
67
Глава 1. Основные понятия социолингвистики
1.21. Коммуникативная компетенция носителя языка __________________
ту. Однако знания только словаря и грамматики недостаточно для того, чтобы общение на данном языке было успешным: надо знать еще условия употребления тех или иных
языковых единиц и их сочетаний. Иначе говоря, помимо
собственно грамматики носитель языка должен усвоить
"ситуативную грамматику", которая предписывает использовать язык не только в соответствии со смыслом лексических единиц и правилами их сочетания в предложении, но
и в зависимости от характера отношений между говорящим
и адресатом, от цели общения и от других факторов, которые в совокупности с собственно языковыми знаниями составляют коммуникативную компетенцию носителя языка11.
Характер навыков общения, входящих в коммуникативную компетенцию и отличающихся от знания собственно языка, можно проиллюстрировать на примере так называемых косвенных речевых актов. Косвенным называется такой речевой акт, форма которого не соответствует его значению и цели. Например, если сосед за обеденным столом
обращается к вам со следующими словами: — Не могли бы
вы передать мне соль?, то по форме это вопрос, а по сути
просьба, и ответом на нее должно быть ваше действие: вы
передаете соседу солонку. Если же вы поймете эту просьбу
как вопрос и ответите утвердительно: Да или Могу, не производя соответствующего действия и дожидаясь, когда же
собеседник действительно, прямо попросит вас передать
ему соль, — процесс коммуникации будет нарушен: вы поступите не так, как ожидал говорящий и как принято реагировать на подобные вопросы-просьбы в аналогичных ситуациях.
Р. Якобсон обратил внимание на то, что в роли слушающего человек обладает более высоким уровнем языковой
компетенции, чем в роли говорящего. "Интересной лингвистической задачей, — писал он, — является точное сравнение более высокой, как правило, языковой компетенции
индивида в роли слушающего с более низкой языковой
компетенцией того же индивида в роли говорящего" [Якобсон 1985: 382].
Это несоответствие отражает фундаментальное разлимежду двумя интеллектуальными категориями — знанием и владением. Знание — например, языка — может быть
пассивным, в то время как владение языком с необходимостью предполагает наличие определенных активных навыков в обращении с языковыми средствами (подробнее см.
об этом в разделе "Владение языком как социолингвистическая проблема" главы 2).
В сферу коммуникативной компетенции входят правила этикета (в русском языковом сообществе они касаются,
в частности, употребления местоимений ты и вы, в японском и корейском — многообразных глагольных форм вежливости), правила общения ребенка со взрослыми (и взрослых с детьми), правила общения со "своим" и с "чужим", с
"высшим", "низшим" и равным (по социальному статусу),
правила соблюдения "социальной дистанции" при значительной асимметрии социального положения участников
коммуникации, разнообразные поведенческие (но выражающиеся и в языке) стратегии, управляющие реализацией таких речевых актов, как просьба, требование, обвинение, угроза, обещание и многое другое.
Большая часть этих правил и стратегий — "неписаные": еще не созданы ситуативные грамматики (о чем мы
говорили в конце предыдущего раздела), которые регламентировали бы речевое поведение человека в соответствии с
условиями коммуникативной ситуации. Вместе с тем подавляющее большинство носителей языка владеет правилами
и стратегиями речевого общения в разнообразных жизненных обстоятельствах, что обеспечивает нормальное и эффективное взаимодействие их друг с другом.
Наряду с термином коммуникативная компетенция некоторые ученые используют термин социолингвистическая компетенция. Например, С. ЭрвинТрипп настаивает на предпочтении именно этого термина, поскольку "необходимо исключить многие формы владения неязыковой коммуникацией" [Ervin-Tripp 1973: 293].
1 ]
68
чие
**
*
Мы рассмотрели ряд ключевых социолингвистических
понятий. Разумеется, это не исчерпывающий их список, однако в целом он достаточен для дальнейшего обсуждения
проблем, методов и направлений современной социолингвистики. В ходе этого обсуждения мы будем по мере необходимости обращаться и к другим терминам и понятиям,
каждый раз указывая тот смысл, в котором они употребляются.
Глава 2
7 Соотношение языка и диалекта
ПРОБЛЕМЫ СОЦИОЛИНГВИСТИКИ
2 1. Соотношение языка и диалекта
Тридцать лет назад, формулируя задачи социальной
лингвистики, В. М. Жирмунский называл две главные:
1) изучение социальной дифференциации языка (в связи с
социальным расслоением общества) и 2) изучение социальной обусловленности развития языка [Жирмунский 1969:
14]. В дальнейшем это мнение одного из родоначальников
отечественной социолингвистики подверглось коррекции в
сторону расширения круга проблем, которыми должны заниматься социолингвисты. Так, В. А. Звегинцев, хотя и считал, что у социолингвистики отсутствуют четкие границы и
что некоторые исследователи (например, Д. Хаймз) непомерно расширяют компетенцию этой науки, относил к
ведению социолингвистики проблемы речевого общения,
эффективное изучение которых возможно только при всестороннем учете "человеческого фактора", и в частности
социальных характеристик человека [Звегинцев 1976; 1982].
И всё же проблемы, о которых писал В. М. Жирмунский, являются центральными для социолингвистики, поскольку их решение позволяет, во-первых, представить тот
или иной язык в реальных формах его существования, имеющих социальную обусловленность, и, во-вторых, выявить
движущие силы языковой эволюции, социальные стимулы
(или, напротив, препятствия) происходящих в языке изменений. Иначе говоря, решая две указанные проблемы, социолингвистика отвечает на два кардинальных вопроса: как
функционирует язык и как он развивается.
Поэтому знакомство читателя с кругом проблем, которыми занимается социолингвистика, начнем с рассмотрения именно этих двух проблем. В ходе рассмотрения мы будем привлекать внимание к разным точкам зрения на решение каждой из проблем, имеющим обращение в современной социолингвистике, а при необходимости и делать экскурсы в прошлое, чтобы показать истоки тех или иных научных взглядов. Однако, прежде чем приступать к анализу
социальной обусловленности функционирования и развития языка, необходимо выяснить один важный вопрос, ответ на который полезно учитывать при обращении к собственно социолингвистической проблематике. Это вопрос о
самом понятии язык и о различиях между языком и рядом
смежных понятий — диалектом, наречием, идиомом и др.
В "Лингвистическом энциклопедическом словаре"
термин язык имеет два взаимосвязанных значения: во-пер1Х язык! — "язык вообще, язык как определенный класс
знаковых систем", и во-вторых, язык2 — «конкретный, так
называемый этнический, или "идиоэтнический", язык —
некоторая реально существующая знаковая система, используемая в некотором социуме, в некоторое время и в некотором пространстве» [Кибрик 1990: 604]. Однако если не
понимать социум, время и пространство предельно узко, то
окажется, что язык2 является довольно сложно организованным комплексом близких знаковых систем, соотносящихся с членениями социума, времени и пространства. Для
этих разновидностей языка2 в лингвистике возникли многочисленные термины — диалект, наречие (например, северновеликорусское наречие), говор, социолект, литературный
язык, койне, разговорный язык и т. п., причем часть терминов, возникших в разных лингвистических традициях, с
трудом сводимы друг к другу, как это было показано на
примере русского термина просторечие.
Когда лингвист исследует структуру языка, статус той
разновидности языка2, которой он занимается, часто не важен, а выявление и обоснование этого статуса может оказаться самостоятельной и совсем непростой задачей. Для таких случаев в конце концов пришлось изобретать новый
термин идиом, обозначающий любую территориально-социальную разновидность языка1.
Говоря об "моноэтническом" языке, мы предполагаем,
что язык2 тесно связан с народом (при буквальном понимании термина должен находиться с ним во взаимно-одно-
70
71
По сути, этот термин синонимичен термину код в смысле, введенном в
Разд. 1.3. Два термина возникли независимо в разных отраслях лингвистики, и их соотношение близко к дополнительному распределению; термин
идиом никогда не используется при обсуждении проблемы переключения и
смешения кодов, и, напротив, в контексте обсуждения проблемы соотношения языка/диалекта не применяется термин код. Часто, впрочем, любую
разновидность языка2 лингвисты называют просто языком, не вкладывая в
то слово терминологического смысла, а пользуясь лексической единицей,
тражающей наивную картину мира, которая обычно содержит лишь одно
понятие (язык, language, Sprache и т. д.). Но если при этом не делать огоорки под п-ским языком ниже понимается.., то не исключена реакция типа
Какой же это язык? или Нет такого языка!
Глава 2. Проблемы социолингвистики
. (-пптношение языка и диалекта
значном соответствии), а социальные и территориальные
варианты языка привязаны к соответствующим подразделениям народа. И в самом деле, относительно недавно рус,
ское слово язык имело и еще одно значение: 'сообщество
тех, кто говорит на одном языке, народ', именно оно имеется
в виду в знакомых с детства строках "и назовет меня всяк
сущий в ней язык" — ведь дальше перечисляются представители разных народов (внук славян, тунгус, калмык).
Такая метонимия не случайна, поскольку каждый народ го- J
ворит на своем языке. При перечислении важнейших признаков разных типов этносов (общность культуры, психологии,
происхождения, территории, экономики, наличие са- \
моназвания и др.) язык часто упоминается на первом
месте. В то же время хорошо известны примеры, когда разные
народы пользуются одним языком (англичане и американцы,
аргентинцы и испанцы и др.). Один народ может пользоваться
разными языками. Скажем, в недавнем прошлом евреи России
и СССР в повседневной жизни говорили на идиш (ашкенази),
на грузинском (грузинские евреи), татском (горские евреи), на
варианте таджикского (бухарские евреи) или крымскотатарского (караимы и крымчаки), а в религиозных целях
использовали древнееврейский. Таким образом, каждая группа
евреев пользовалась двумя языками (неродственными),
причем один из них — общий для всех групп. Может быть,
под языком как признаком этноса в данном случае надо
понимать именно древнееврейский? Но женщины часто
владели им очень слабо, а их вряд ли стоит исключать из
этноса. Возникают довольно сложные отношения: немецким
языком пользуются и немцы, и часть швейцарцев,
французским — французы и другая часть швейцарцев;
французы и немцы — самостоятельные народы. А швейцарцы
— единый народ? И если да, то кто такие франко- и германошвейцарцы?
Вот что сами люди думают по поводу собственной национальности [Климчук 1990: 96-97]:
Гродненская область Белоруссии: "Да, я поляк. Меня
крестили поляком (т. е. по католическому обряду), вот я и
поляк. А разве я виноват?"
Юг Брестской области Белоруссии: "Теперь я белоруска.
Потому что живу в Белоруссии, сюда замуж вышла". — "А
раньше?" — "Раньше была украинкой. Село, где я родилась,
пятнадцать километров отсюда, это Ровенская область".
Закарпатье: "Вообще-то мы русские (т. е. восточные
ттявяне2), теперь мы украинцы (с 1945 г. Закарпатье в сотаве УССР), а до войны мы были чехами (область находилась в составе Чехословакии)".
Вообще говоря, "для себя" каждый из говоривших может пользоваться другим самоназванием, здесь же они употребили "общепринятые" этнонимы, что вовсе не означает
реальность их ощущения собственного единства с соответствующими народами.
Не так уж редко местные традиции вообще не знают
ничего похожего на идентификацию с какой бы то ни было
общностью, напоминающей этническую. На литовско-белорусско-польском пограничье издавна многие местные жители свободно говорят на нескольких языках (конечно, в первую очередь они владеют разговорными формами, которые
могут заметно отличаться от литературной нормы): с литовцем из Каунаса они говорят по-литовски, с поляком из Варшавы — по-польски, с белорусом из-под Могилева — по-белорусски, с русским из Москвы - по-русски. И считают себя кто литовцем, кто поляком, кто белорусом, кто русским;
но многие затрудняются соотнести себя с определенной национальностью. На вопрос "Так кто же вы?" отвечают: "Мы
тутэйши" (тутошние, здешние). На вопрос "А на каком языке между собой говорите?" пожимают плечами и не вполне
уверенно отвечают: "Мы по-прбсту говорим". На Земле таких мест, где люди считают себя всего-навсего "местными",
а свой язык — "обыкновенным", довольно много. Иными
словами, наличие четкого представления о собственной национальности и родном языке не универсально.
Выявлять, как соотносятся между собою понятия народ
(этнос) и язык — это в первую очередь задача этнологии, но
есть в ней и лингвистический компонент: не случайно
классификация народов основывается на классификации
языков. При этом важно понять, как соотносятся родственные идиомы, когда следует говорить о разных языках, а когда о диалектах одного языка. Начнем рассмотрение фактов
наиболее простых случаев, когда в обществе нет письменной
традиции.
72
73
К-омментарий исследователя не совсем верен; часто в устах жителя Закаратья русский - одно из самоназваний, синонимичное другому - русин и
Ротивопоставленное названиям соседей - украинцев, словаков, венгров.
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.1.1. Соотношение бесписьменных идиомов
Традиционно все общества были бесписьменными и
как правило, имели соседей, с которыми поддерживали
контакты разной степени интенсивности и дружелюбияпрепятствием служили лишь серьезные физические преграды — горы, пустыни, большие водные пространства. Если
язык соседей не был понятен, то коммуникативные потребности решались через двуязычие. Групповая идентичность
поддерживалась за счет отделения мира "своих" от мира
"чужих", причем категория "своих" была значительно уже
того, что принято называть этносом. С возникновением
классов и государств, с широким распространением отдельных религий родоплеменная идентичность постепенно утрачивается (но ее отчетливые следы могут столетиями сохраняться в оседлом обществе, как это, например, имеет место
у современных черногорцев), локальная идентичность часто
перерастает в региональную, возникает сословная / классовая идентичность, постепенно формируется этатическая (государственная). Часто, но отнюдь не всегда, складывается
идентичность, объединяющая тех, кто говорит на взаимопонятных идиомах, но, даже явно сложившись, она может играть второстепенную роль по сравнению с остальными.
Противопоставление языков свойственно любому обществу и всегда так или иначе привязано к проблеме взаимопонимания, но само понятие взаимопонимания может
быть идеологизировано на самых ранних стадиях культурной эволюции. Представители одной группы могут не хотеть понимать своих соседей даже при минимальных языковых отличиях. М. Мид [Mead 1935] описала такой любопытный факт из недавней истории папуасов-мундугуморов (по
современной терминологии их принято называть биват).
Среди мундугуморов запрет на каннибализм в отношении
тех, кто говорит на том же языке, носит сакральный характер; ослушника должна постигнуть скорая и неизбежная
смерть. Когда одна группа мундугуморов отселилась с берегов реки Юат во внутренние районы, межгруппового каннибализма не наблюдалось до тех пор, пока одному смельчаку
не удалось попробовать представителя соседней группы без
катастрофических последствий. В результате было решено,
что язык новой группы изменился достаточно, чтобы считаться самостоятельным.
74
Лингвисты давно пытаются как-то объективировать
критерий взаимопонятности идиомов. По значению языкоГпптношение языка и диалекта
ых различий для исследователей СЕ. Яхонтов делит пары
идиомов на пять категорий, три из которых представляют
ппактическую значимость и при общении самих носителей
языков [Яхонтов 1980: 151-153]:
1 "Носители разных идиом3 свободно общаются друг с другом, но по
особенностям произношения и отчасти лексики могут приблизительно определить, откуда каждый из них родом"; "во всех этих
случаях возраст различий очень невелик". (Так соотносятся варианты английского и испанского, голландский и африкаанс, русские диалекты Сибири.)
2. "Носители разных идиом без большого труда общаются между со
бой, хотя возможны отдельные случаи непонимания"; "возраст та
ких различий - около 500 лет или немного больше". (Так соотно
сятся русский с украинским, татарский с башкирским, узбекский
с уйгурским.)
3. "Носители разных идиом не могут свободно общаться, но посто
янно слышат в речи друг друга знакомые слова и даже короткие
фразы. Говорящий на одном языке может научиться понимать дру
гой, "постепенно привыкая" к нему, без учебника или переводчи
ка"; "возраст таких различий - 1000-1500 лет". "Однако возмож
ность узнавать "свои" слова в родственном языке в большой сте
пени зависит от фонетических изменений, происходивших в этих
языках". "Практически это знание может быть скорее использова
но при чтении, чем при попытке понять устную речь". (Так соот
носятся русский с болгарским или польским, турецкий с татар
ским, тхайский (сиамский) и шанский.)
Другой исследователь еще сильнее огрубляет картину,
утверждая, что носители родственных идиомов в речи друг
Друга "либо понимают очень мало (может быть, 10%) - и
мы имеем дело с разными языками, либо почти всё (70%
или более) — и мы имеем дело с диалектами одного языка"
[Dixon 1997: 8].
На практике решать вопрос о статусе идиомов без опо-Ры
на традицию лингвистам приходится не так уж часто, рче
всего эта проблема проявляется там, где есть необходимость быстро дать хотя бы приближенную оценку картиi размещения языков на определенной территории. В хо-с
Предва
Рительной классификации многих сотен папуас-и*
языков был принят следующий формальный критерий
.
лхонтов пользуется термином идиома, в женском роде.
75
С(^тшшение
Глава 2. Проблемы социолингвистики
разграничения языка и диалекта. По модифицированному
С. Вурмом 200-словному списку Сводеша на глазок, без
компаративистских исследований, для пары идиомов выявляется общая лексика. Если ее доля превышает 81%, идиомы считаются диалектами одного языка, если же "родственных" слов менее 78% — разными языками. В пределах 3процентного "зазора" (а в исключительных случаях — и
вне его) исследователь при решении дилеммы язык / диалект основывается на том, какие именно лексические единицы оказываются "родственными" 4.
Классификация Яхонтова мало что дает для объективизации противопоставления язык / диалект: уже в первом
пункте в качестве примеров приводятся разные языки (голландский и африкаанс), а начало расхождению верхненемецких и нижненемецких диалектов, диалектов крайнего
юга и севера Италии было положено явно ранее 1500 лет назад. Дело, конечно, не в давности начала расхождений, поскольку взаимные контакты могут не только сдерживать
дивергенцию, но и приводить к конвергенции идиомов, между которыми сохраняется определенный уровень взаимопонятности. С. Вурм измеряет синхронную степень лексической близости независимо от дивергентно-конвергентной
истории идиомов. Несмотря на упоминание процентов и
дат, и С. Е. Яхонтов, и Р. Диксон подходят к проблеме импрессионистически. В качестве пытающихся понять друг
друга абстрактных носителей идиомов оба исследователя
предполагают лиц, не имеющих опыта взаимного общения.
Подход С. Вурма более формализован, здесь нет самих носителей языков, но его 80-процентный критерий отражает
предел возможного взаимопонимания в случае не подготовленных к взаимному контакту носителей языков, они явно
не смогут понять 70% текста, как того требует Диксон, и находятся ближе всего к третьей категории Яхонтова. На европейском материале подсчеты по Вурму дадут нетрадицион4
Аналогичным образом выявляется и иерархическое соотношение языковых
групп различного ранга и распределение по ним языков. Сам замысел методики принадлежит Сводешу [Swadesh 1954: 326], однако она не была им
реализована в полной мере, поскольку для языков североамериканских индейцев, известных несравнимо лучше папуасских, проблема наделения
идиомов статусом языка или диалекта не стояла так остро, а их классификация уже опиралась на достижения компаративистики. За перечнями языков многих районов Африки и Южной Америки стоят сходные критерии,
хотя они далеко не всегда формализованы.
76
языка и диалекта
ый результат, различные скандинавские или иберо-роман-н
С
В
е идиомы заведомо будут отнесены к единым языкам.
действительности способность к пониманию во многом
зависит от языковой практики индивидов, которая чрезвьяайно разнообразна. Проблема взаимопонятности идиомов сводится в первую очередь к общности лексики, но характер связывающих (и одновременно разделяющих) фонетических корреспонденции также важен. Иногда он обусловливает одностороннее понимание. Так, при невысоком темпе речи португальцы вполне понимают испанцев, датчане —
шведов, в обратную сторону понимание заметно снижается.
Более важна проблема языковой непрерывности, которая
впервые была отмечена на материале романских языков. В
цепи пунктов А— В—С—D—Е—...— V—W—X—Y—Z жители
каждых двух соседних не замечают разницы между идиомами друг друга, жители А и Е, V и Z испытывают при общении незначительные затруднения, жители Е и V понимают
друг друга с большим трудом, а для жителей крайних пунктов взаимопонимание полностью исключается. Как будто
бы ясно, что идиомы А и Z относятся к разным языкам, но
границу между ними провести невозможно. Явление языковой непрерывности известно в самых разных культурах: у
донеолитических охотников-собирателей Австралии, кочевников Евразийской степи, земледельцев северного Индостана, хотя, разумеется, оно не является универсальным.
Например, на Новой Гвинее, где применялась методика
С Вурма, непрерывности как раз не наблюдается.
Обычно такие диалектные цепи — результат дивергенции, но постоянные контакты соседей не дают развиться
языковому барьеру. Физические преграды также оказываются относительными. В культурах, ориентированных на моРе, оно может служить вполне удобным "путем сообщения".
Например, в Центральной Микронезии существует цепь
островов Сонсорол - Нгулу - Улити - Фаис - Сорол - Воеаи
Сатавал — Пулуват — Трук5. Об истинной языковой
ПРерЫВНОСТИ т т ГОВО ИТЬ не
см
^
Р
приходится, но идиомы ежных
островов всегда соотносятся как близкие диалек-> а
взаимопонимание между жителями Сонсорола и Трук
"^возможно.
--г
°т наиболее изолированного атолла Сорол до Улити и Фаиса на севере почти 200 км, до Нгулу на западе - 300, до Волеаи на востоке - 400 км.
77
Глава 2. Проблемы социолингвистики
. t Соотношение языка и диалекта
Языковая непрерывность может быть и вторичной, когда на стыке родственных, но явно различающихся языковых традиций интенсифицируются социальные контакты и
начинается языковая конвергенция. Такой процесс имел
место во второй половине XIX — начале XX в. в Восточных
Карпатах. С развитием капиталистических отношений язык
западных русин подвергся значительной словакизации, в
центре же русинской территории русинский идиом занимал
промежуточное положение между западно- и восточнославянской традициями.
Вот как описывал в 1904 г. 70-летний старик из Собранца (тогда комитат Унг Венгерского королевства, сейчас
восточная Словакия) языковую ситуацию в своем селе [Селищев 1941: 197]:
пОлучил
Ked ja buu chlapcisko... v
Когда я был мальчишкой... в
Sobranci hutorili po ruski, a teraz uz
Собрание говорили по-русски [поГ em po slovenski. Vtedi hutorili русински], а теперь уже только посерег, mi teraz hutorime: teraz; словацки. Тогда говорили серег
predtim s t o c h o C e t e a de ['теперь'], мы теперь говорим teraz,
poj de s, a diieska l'em: со dices' раньше - sto chocete ['что хотите'] и de
a dze pujdzes. Od moho chlap - pojdes ['куда пойдешь'], а сейчас
coustva sitko se рготейе1о... Preto только со chces и die pujdzes. С моего
zochabaju rusku besedu, bo se детства все поменялось... Потому
vidriziiaju, vidriziiaju z Rusnakoch, оставляю русский разговор, что все
po varosoch i po bl'iznich valaloch. дразнятся, дразнят русских и в
городах, и в ближних деревнях.
Селищев квалифицирует эту речь как "[восточно]словацкую, хотя и со многими элементами украинского гово- >
рения"; кроме того, заметим, что в фонетике текста есть явные полонизмы, а в словаре — венгерские заимствования
(varos 'город', valal 'деревня'). В составе Австро-Венгрии
проиллюстрированный говор был звеном диалектной цепи,
соединявшей словацкий и украинский языки. С передачей
восточного Закарпатья СССР (сейчас — Украина) этот континуум разделился. Русинский идиом на западе продолжал
словакизироваться, а на востоке началась его украинизация.
Значительная группа русинов еще во времена Австро-Вен- ,
грии переселилась в освобожденную от турок Воеводину |
(сейчас - Сербия), где "восточно-западно-славянский ?
идиом подвергся "югославянизации". Там русинский язык
78
\
официальное признание, стал использоваться в
школьном обучении. Попытки создания еще двух письменных русинских языков предпринимаются в Словакии и на
Украине (в Словакии — с большим успехом). В результате
для "полупризнанного" народа с единым самосознанием
развиваются три различные письменные традиции.
Выше речь шла лишь об идиомах повседневного общения. В действительности и на дописьменной стадии часто
возникают средства межгрупповой (может быть, лучше сказать надгрупповой) коммуникации. Это идиомы типа койне,
обслуживающие общий для нескольких групп эпический
фольклор, на более поздних этапах — торговлю, отправление
распространяющихся на разные социальные общности единых религиозных культов. Соответствующий идиом обладает
повышенным престижем, а общество, в котором он распространен, становится диглоссным. С возникновением
письменности именно такие идиомы получают все шансы на
литературное развитие. Государства, находившиеся на дописьменной стадии, были очень небольшими и объединяли
почти исключительно родственные этнические группы, поэтому проблема овладения престижным идиомом не была
серьезной. Социальная верхушка и не испытывала особой
нужды специально распространять престижный идиом.
Важным исключением является во многом загадочное
государство Тауантинсуйю, более известное как империя
инков. Это единственный пример, когда огромное государство, распространившееся с севера на юг на тысячи километров, функционировало без письменности. Основные территориальные приобретения инков пришлись на 1470—
1520-е годы. Значительная часть новых подданных переводилась в особую категорию зависимого населения — митмак
и
переселялась на отдаленные от исконных мест обитания
Целинные и слабообрабатывавшиеся земли. Из говоривших
На
одном языке переселенцев формировались пачаки (сотни
семей), объединявшиеся в этнически разнородные уаранги
(тысячи семей); в пределах уаранг, как и во всем ТауантинУию, языком общения становился кечуа, официальный
зык государства. Митмаки составляли не менее 10% насеения инкской империи, а во вновь осваиваемых районах —
£° четырех пятых [Березкин 1991: 109-112]. Так язык кечуа
ни Исконнои территории в центральном Перу распростра-ИЛся
до южной Колумбии и центрального Чили.
79
, Соотношение языка и диалекта
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.1.2. Устный идиом и письменная традиция
С возникновением письменной традиции в государстве
упрочивается диглоссия. По существу, все официальные
функции переходят к письменному языку. Грамотность в
пределах определенного государственного или культурного
ареала становится престижной, овладевают ею немногие, и
получение образования мало зависит от того, насколько
родной идиом человека близок к письменному языку. В
раннем Средневековье латынь была письменным языком в
равной степени для романских, германских и кельтских народов. У восточных христиан разнообразие несколько больше, в отдельных церквах в качестве литературных языков
используются греческий, армянский, грузинский, сирийский, коптский, геэз, церковно-славянский и ряд других, но
и здесь непосредственная связь между родным идиомом индивида и литературным языком, которым он пользовался, в
течение длительного времени могла отсутствовать (румыны,
например, до Нового времени в качестве литературного
языка использовали церковно-славянский). Положение в
остальном мире было (а кое в чем и остается) сходным: у
мусульман роль престижного литературного языка занимает
арабский, у индуистов (как индоарийцев, так и дравидов) санскрит, на Дальнем Востоке (не только в Китае, но и в
Корее, Японии, Вьетнаме) — вэньянь. Несколько больше
разнообразие в буддийской среде: на юге используется пали, на севере — вэньянь и тибетский. Значимые исключения
из этого правила имелись, но их было немного.
В Европе этническое сознание начинает формироваться лишь в позднем Средневековье и современную форму у
многих народов приобретает только в XIX в., а то и позднее.
До возникновения "новых" письменных языков на положении диалектов латыни были не только романские, но (в
функциональном отношении) и германские идиомы повседневного общения. Среднюю позицию в языковой функциональной парадигме занимали многочисленные койне,
складывавшиеся в основном в рамках феодальных владений.
Именно такие региональные койне становились придворными языками, в частности потому, что феодалы нередко не
знали грамоты (т. е. латинского языка). В позднем Средневековье и особенно в эпоху Возрождения многие идиомы,
восходящие к региональным койне, получают письменную
фиксацию. Некоторые из них распространились и за пределы своего региона, но шансы их развития оказались неравными. Провансальский, будучи "всего лишь" языком
народной поэзии, стал на какое-то время достаточно популярным в романоязычном мире и даже за его пределами, однако с возникновением единого французского королевства
он постепенно сдает свои позиции (северо)французскому.
Тосканский, который первым из итальянских идиомов получил литературную обработку, благодаря сочинениям Данхе, Петрарки, Боккаччо стал престижным по всей Италии.
Но в силу феодальной раздробленности его официальные
функции долго были ограничены, и в мелких итальянских
государствах с XV—XVI вв. начинает достаточно успешно
развиваться литература на региональных идиомах. С образованием единого государства за тосканским закрепляется статус литературного языка, а другие письменные традиции
именуются диалектными, но их право на законное существование никем не оспаривается. "Переводы с диалекта на
язык и с языка на диалект (в том числе и "автопереводы",
выполнявшиеся самими авторами, как, например, К. Гольдони и др.) издавна были узусом литературной жизни Италии <...> Вековые традиции имеет также итальянский диалектный театр <...> Самым сильным диалектальным театром
в конце XIX в. был венецианский (при этом два ведущих актера были не из Венеции, а из Пьемонта и Генуи!)" [Касаткин 1976: 176—177]. Даже в XX в. диалект в Италии медленно уступает свои позиции и проникает в новые жанры.
Фильм Л. Висконти "Земля дрожит" (1946) был поставлен
на сицилийском диалекте; при выходе на массовый экран
1781^ °Н ^Ыл дУблиРован на итальянский [Касаткин 1976: 1 'о\- В
Германии, отличавшейся гораздо большей раздробленностью,
предок современного немецкого гораздо сильнее потеснил
локальные письменные традиции, включая сильную
нижненемецкую,
долго
поддерживавшуюся
мощью
нзейского Союза. Здесь причина в религиозном авторите-к
"ерев°Да Библии, выполненного Мартином Лютером. На век
зап
аде нижненемецкой территории еще со Средне-ные°ВЬЯ
ФУнки-иониРУют голландская и фризская письмен-НаибгРаДиции.
Первая из них упрочилась в рамках одного из т°РИя^е развитых в
Новое время государств мира, а терри-°тл ФРИЗСКИХ
идиомов (в структурном отношении сильно н ых от
нижненемецких) оказалась поделенной между
80
81
Глава 2. Проблемы социолингвистики
j 1 Соотношение языка и диалекта
Нидерландами, Ганновером, Бременом, Шлезвигом. Литературный фризский язык по существу так и не возник, а
голландский в XVI—XIX вв. за пределами Нидерландов конкурировал в официальной сфере с немецким. Как язык
школы и церкви он продолжал использоваться даже в единой Германии и окончательно уступил свои позиции немецкому только в XX в. [Plank 1988].
Причины, по которым набор идиомов в Европе оказался структурированным в существующую иерархию языков и диалектов, часто не связаны с собственно лингвистическими явлениями. «Романские диалекты <...> первоначально имели равные шансы развития в полифункциональные, нормированные языки <...> Многочисленные письменные традиции (такие, как галисийская, астурийская,
арагонская в Испании, гасконская, провансальская и многие другие во Франции) значительно ослабли или совсем замерли в Новое время по причине отсутствия политико-экономической самостоятельности соответствующих регионов"
[Нарумов 1994: 310]. Понятия языка и диалекта в их иерархической противопоставленности, "унаследованные" от
сравнительно-исторического языкознания и структурной
диалектологии, легко подвергаются идеологизации, поскольку они используются не только для описания состояния внутренней структуры лингвем, но и для установления
определенных иерархий типа "галисийский есть диалект испанского или португальского языка" или "корсиканский
есть разновидность тосканского диалекта итальянского языка". Самостоятельных диалектов в традиционной, да чаще
всего и в современной, романистике не допускается, они
всегда приписываются к тому или иному литературному
языку, его [их] покрывающему (ср. термин немецких романистов Dachsprache "язык-крыша") <...> астурийский и
арагонский диалекты равноположены лежащему в основе
испанского литературного языка кастильскому диалекту,
так как все они являются результатом развития разговорной
латыни в соответствующих регионах, в то время как андалусский диалект генетически является производным от кастильского» [Нарумов 1994: 309].
Основное свойство, декларируемое для диалектов одного языка, — взаимопонятность достигается в Европе
только с введением всеобщего начального образования"Взаимопонятными" они становятся, с одной стороны, за
чеТ использования носителями локальных идиомов выученного нормативного языка или вариантов, близких к
нормативности, с другой стороны, за счет все ускорявшей-в
XX в. нивелировки различий между идиомами, попавшими
под одну "языковую крышу". Показателен такой
сравнительно недавний пример: король Италии Виктор Эммануил Ш во время поездки в 1906 г. по пострадавшей от
землетрясения Калабрии прибегал к услугам переводчика
[Касаткин 1976: 164].
Как говорилось выше, комплекс европейских наций в
основном сложился в XIX в. В ряде случаев обслуживавшие
их письменные языки оказывались по разным причинам не
вполне подходящими.
В Норвегии, в течение многих столетий находившейся
в унии с Данией, литературным языком был датский, но в
норвежской столице сложилось норвежско-датское койне с
норвежской фонетикой и в основном датской лексикой и
морфологией. "В силу лексической и морфологической
близости между датским языком и норвежскими диалектами датский текст мог читаться, так сказать, по-норвежски"
[Стеблин-Каменский 1968: 48]. Это койне и легло в основу
норвежского языка риксмол ('государственный язык', позднее он стал называться букмол 'книжный язык'). Параллельно в середине XIX в. возникло движение за создание нового языка на базе собственно норвежских диалектов, который сначала получил название лансмол 'язык страны', или
'сельский язык', а позднее — нюнорск 'новонорвежский'.
Несколько упрощая, можно сказать, что оба языка пережили конвергентную эволюцию, но их нормы до сих пор заметно отличаются; выходящая в Норвегии литература фактически образует континуум (правда, неравномерный) межДУ двумя полюсами.
Сходная ситуация сложилась и в Греции, где до достижения
в на
чале XIX в. независимости письменный стандарт ыл
близок к новозаветному греческому. Несколько модернизированная норма, получившая название кафаревуса, оссто аСЬ очень архаичной, и с конца XIX в. радикальные р
Р°нники ориентации на устно-разговорную речь стали Ци
Рабатывать новый стандарт - димотики. Демократиза-Во
яз
ыка приветствовали далеко не все; публикация пере-СТу в на
димотики трагедий Эсхила в начале XX в. вызвала нческие
волнения, приведшие к человеческим жертвам
82
83
Глава 2. Проблемы социолингвистики
j £оотношение языка и диалекта
[Елоева 1992: 13]. Литература на новом стандарте продолжала
публиковаться, но официальное признание в качестве
литературного языка димотики получила только в 1973 г
после чего наметилось некоторое сближение двух норм. '
Несколько по-иному складывалась ситуация в области
распространения чешского языка. Здесь к XIX в. все официальные позиции занял немецкий, а чешский, имевший в
Средние века довольно богатую литературу, стал бесписьменным. В процессе национального возрождения ориентация была сделана именно на средневековый язык эпохи Яна
Гуса, при том что пражское койне к тому времени достаточно сильно потеснило диалекты и на территории собственно
Чехии (не Моравии) превращалось в единый стандартный
язык повседневного общения. Новый литературный чешский язык за XIX—XX вв. несколько модернизировался, но
его устная форма используется лишь в строго официальной
ситуации. Разговорный стандарт, obecnd cestina, постепенно
все чаще получает письменную фиксацию и становится сейчас уместным даже в университетской аудитории; употребление литературного языка в сколь бы то ни было непринужденной обстановке исключено. Различие двух норм можно
проиллюстрировать шуточным стихотворением Эмануэля
Фринты "Профессор", где синонимичные первая и третья
строфы написаны на письменном и разговорном стандартах:
Pan profesor studuje1 hyly2
a rozliCne3 skodlive byli2,
a ffkava4 pry2:
I studovany1-2
se castokrat5 перёкпё6 zmylf2.
Ma pfedobre srdce i hlavu,
a proto ma v ulici slavu,
a nemine den
a nektera z zen
ho chvali, kdyz nakupuje kavu:
"Von7 profesor studuje1 hejly2
a ruzny3 to8 Skodlivy bejli2,
a ffkava4 prej2:
I studovanej1.2
se kolikrat5 vosklive zmejli2".
Пан профессор изучает снегирей и
различные вредные сорняки, и
часто4, кажется, говорит4, что даже
учёный нередко грубо ошибается.
У него добрейшие сердце и голова,
и поэтому он славится в (своей) улице,!
и дня не проходит,
чтобы кто-нибудь из женщин
не похвалил его, когда [он/она7] пок
"Профессор-то изучает снегирей
и всякие такие вредные сорняки,
и поговаривает4, мол,
даже учёный
часто здорово ошибается".
84
Примечания
1 Германизм studuje/studovany в разговорном языке употребляется с "бо
лее германским" начальным S: Studuje/ Studovany.
2 Долгому у письменного языка в разговорном во многих случаях соот
ветствует ej, что отражается и на морфологической системе (ср. окон
чание прилагательного в studovany/studovanej).
3 В письменном языке прилагательные rozlicny и гиту ('различный') синонимичны, но в разговорном используется только последнее, при
этом отличаются падежные флексии (в письменном языке могло бы
быть ruzne Skodlive byli, в разговорном - только ruzny Skodlivy bejli).
4 в оригинале употреблен очень продуктивный в чешском длительный
вид, равно употребимый и в письменном, и в устном языке (fikat' 'говорить', fikavat' 'часто говорить, любить говорить, говаривать'); частица pry /prej 'кажется; мол, дескать' указывает на неполную достоверность и используется, в частности, при пересказывании чужих слов. В
5 паре castokrat/kolikrat 'часто, много раз' второе слово письменному
языку не свойственно.
Наречия перёкпё и oSklive буквально означают 'некрасиво, дурно' и оба
используются в письменном языке; в разговорном стандарте перёкпё
неупотребимо (при том что без отрицания, рёкпё 'красиво', оно вполне обычно и в разговорном). OSklive в разговорном получает протетическое v-: vosklive (как и все слова с начальным о-: окно -» vokno 'окно'; ofech^» vofech 'орех').
7
Протеза v- в личном местоимении on/von 'он', как и дублирование субъекта {von profesor 'он, профессор'), — признаки разговорного
языка.
8
Указательное местоимение to в усилительной функции характерно
именно для разговорного стандарта.
Там, где школа и средства массовой информации обеспечили в рамках государств возможность взаимопонимания,
потребность в реализации региональной идентичности приводит к оживлению старых и созданию новых письменных
традиций. Признание прав меньшинств часто способствует
изданию на таких языках значительного количества литературы. Яркий пример — послефранкистская Испания, где,
скажем, международный журнал "Курьер ЮНЕСКО" издаетя, кроме испанского, на каталанском и галисийском (а также
неиндоевропейском баскском языке). Чисто информационной нужды в этом нет, поскольку все галисийцы и катаВДцы двуязычны, а их языки достаточно близки к испанскоУ- Проиллюстрируем их близость на примере одного и того
ур
р
ррманских язы
галк ^ сопоставления к трем названным добавлен портус
кий). Текст посвящен языкам межэтнического общения.
Т КСТа из этого
?
журнала на четырех иберо-романских язы- со
85
Глава 2. Проблемы социолингвистики F/iaeg 2. üpoó/ieMU cou,uojiuHzeucmuKU
2 ] Соотношение языка и диалекта
O Correio w
Португальский,
UNESCO,
Abril
1994:"
UNESCO, Febrero 1994:
Há muitas línguas desse tipo
Hay muchas lenguas de eso tipo
en el mundo. Han alcanzado esa no mundo. Alcançaram essa condição
condición por diversas razones, sea que por diversas razões - por expressarem
expresen una cierta proyección cultural o uma certa projeção cultural ou reflesimbolicen una supremacía política, cosa tirem supremacia política. Dessa
que les confiere considerable prestigio forma, adquiriram considerável
entre
las
demás
comunidades prestígio entre as demais comunidades linguísticas.
lingüísticas.
идет именно о попытке письменной реализации локальной
субэтнической идентичности.
Классическим примером обратной ситуации является
положение многих языков Китая, в первую очередь самого
китайского. Единство языка держится исключительно на
иероглифической письменности, даже единого стандарта
озвучивания иероглифической записи не существует. Русский китаист П. П. Шмидт в начале XX в. писал: "Если бы
китайцы приняли европейский алфавит, то образовалось бы
по крайней мере десять новых языков" (цит. по [Москалев
1992: 144]); надо добавить, что взаимопонятность диалектов
некоторых из таких языков все равно оставалась бы невысокой.
Сходную оценку давал и Сунь Ятсен, уроженец пров.
Гуандун, сообщавший, что китайские торговцы, происходившие из разных провинций Южного Китая, в конце XIX в.
обычно общались посредством английского пиджина. Он
так описывает соотношение "диалектов" юэ и южный минь:
"Хотя Шаньтоу отстоит от Гуанчжоу всего на 180 миль (к
северу), тем не менее разговорные языки их так же непохожи один на другой, как итальянский и английский" (цит. по
[Яхонтов 1980: 155]). Разумеется, эту непрофессиональную
оценку не следует понимать буквально, генетически китайские идиомы ближе, чем английский и итальянский. Это
импрессионистичное суждение примерно означает: "языки
сходного строя, но совершенно невзаимопонятные".
Не удивительно, что за пределами Китая единство "китайского языка" признается не везде. Например, в Австралии, где перепись регистрирует языки населения, каждая
ФУппа китайских диалектов фиксируется как отдельный
язык. Кто прав? И в Китае, и в Австралии большинство китайцев придерживаются принятых в этих странах точек зрения, что мало отражается на их этнической идентичности,
ни считают себя принадлежащими к единому народу, языски"КУЛЬТуры К0Т0Р°Г0 служит единый литературный китай-1ЯЗЫ
всел ЯЗЫК1 статУс разговорного идиома, используемого в поДневной практике общения, оказывается малозначащим.
Испанский, El Correo de la
Галисийский
Каталанский El Correu de la
,
O
Correo da
UNESCO, Mar9 1994:
UNESCO, Marzo 1994:
N'hi ha una gran varietat
Hai moitas linguas deste tipo no arreu del mon. Han adquirit aquest
mundo. Alcanzaron esa condicidn por status per diverses raons, be sigui
diversas razons, sexa que expre-sen perque expressen una certa projecci6
unha certa proxeccion cultural ou cultural o be perque simbolitzen una
simbolicen unha supremacia politica, o supremacia politica, fet que els d6na
que lies confire un considerable un prestigi considerable entre la resta
prestixio entre as demais comu- de comunicants lingiifstiques.
nidades lingufsticas.
Все эти тексты являются независимыми переводами с
английского оригинала (The UNESCO Courier, February
1994):
There are many of these lanТаких языков в мире много, и
guages in the world, and they achieve
они
приобретают
этот статус по
their status for a variety of reasons, one
целому
раду
причин,
одной из коof which may be that their speakers
торых
может
быть
то,
что
их носители
possess some appealing cultural feaобладают некими притягательными
tures or achieve cultural or political
культурными особенностями либо
supremacy, which makes their language
достигли
культурного
или
prestigious in the eyes of speakers of
политического
превосходства,
other languages.
придающего их языкам престиж в
глазах тех, кто говорит на других
языках.
Лексическая близость всех четырех языков (особенно
португальского — галисийского — испанского) вполне очевидна и не может серьезно препятствовать взаимопонима* ■
нию. Имея в виду попытки создания в современной Испа?
нии наряду с проиллюстрированными астурийской, арагон?
ской и андалусской литературных традиций, ясно, что речь
86
Происходит также и искусственное, навязываемое ',
консолидирование не ощущающих своего единства
торЫх°в и> как следствие, объединение их идиомов. В некослучаях это вполне удается, как произошло с рядом
87
Соотношение языка и
диалекта
Глава 2. Проблемы социолингвистики
"вновь образованных" народов СССР. Яркий пример — хакасы. Вот какую характеристику получал хакасский язык в
середине 1930-х годов:
"ХАКАССКИЙ ЯЗЫК, термин, принятый после советизации и в
связи с развитием национальной культуры Минусинского района
для создающегося государственного языка тех национальностей'
которые прежде суммарно назывались минусинскими татарами
или абаканскими турками <...> Хакасский язык как их [языков
"местных народностей": ак-кас, сарыг-кас, кара-кас и др.] синтетическое оформление встречается главным образом в письменной
форме <...> и включает в себя ряд черт фонетики и морфологии
свойственных отдельным из этих языков" [БСЭ. 1-е изд. Т 59 396].
Название новому народу и языку было дано по существовавшему много столетий назад племенному объединению в районе Саян. Хакасы стали ощущать себя единым этносом, но единый языковой стандарт не привился, как и в
большинстве сходных случаев.
Хорошо известны усилия по объединению сербов и
хорватов в единый народ с единым языком; лингвистические предпосылки для такого объединения вполне разумны.
Консолидация действительно шла, статистика Югославии в
I960—1980-х годах показывала постоянный рост "югославов" по национальности (тех, кому этническая принадлежность казалась несущественной). Но обострение межэтнических конфликтов привело к мгновенному росту этнической идентичности среди говорящих на сербско-хорватском
языке, причем не только на Балканах. Например, в Австралии среди сербских, хорватских и боснийских иммигрантов
по переписи 1986 г. более половины называли свой язык
югославским или сербско-хорватским, в 1991 г., с началом
конфликта в Югославии, таких оказалось только 18%, а к
1996 г. "определились" уже все: 65% называли свой язык
хорватским и 35% — сербским.
2.1.3. Гетерогенные языковые традиции
В западном мире принято, чтобы письменная культур"
ная традиция придерживалась одного языка. Переключение
и смешение кодов допускается лишь в речи персонажей хУ"
дожественных текстов или с юмористическими целями. &
88
России наиболее известным мастером таких текстов был
И Мятлев. Вот, например, отрывок из его "Сенсаций и замечаний госпожи Курдюковой за границею, дан л'этранже":
Патриот иной у нас Закричит: "Дю
квас, дю квас, Дю рассольчик
огуречный!" Пьет и морщится,
сердечный: Кисло, солоно, мове,
Me се рюс, э ву саве: Надобно
любить родное, Дескать, даже и
такое, Что не стоит ни гроша!
Же не ди па, ла каша
Манная, авек де пенки, Ла
морошка, лез опенки,
Поросенок су ле хрен, Ле
кисель э ле студень Очень
вкусны; но не в этом Ле
патриотизм! Заметим, Что
он должен быть в душе! В
кушанье с'ет ен пеше\
(Использованы
следующие
французские единицы: du — партитивный артикль: du квас '[хочу] квасу';
mauvais, Mais c'est russe, et vous savez 'гадко, Но это русское, и вы знаете';
Je ne dis pas 'я не говорю'; la, des, les, le - артикли; avec 'с'; sous 'под';
c'est un peche 'это грех'.)
В многоязычной Индии положение было и во многом
остается иным. "В классических пьесах Калидасы, Бхасы и
других языки распределяются по социальному принципу:
цари и знатные господа говорят на санскрите, знатные дамы - на шаурасени, простолюдины — на магадхи, женщины поют на махараштри" [Елизаренкова 1990: 391]; шаурасени, магадхи и махараштри — среднеиндийские языки начала нашей эры с различной территориальной привязкой
(северо-западная, восточная и центральная Индия). В дравидийских литературах Южной Индии широко практикуется смешение кодов. Существует особая форма тамильского
языка manippiravaalam, в которой тамильские предложения
или их части замещаются текстом на языке заимствования.
° средневековой литературе в качестве последнего выступал санскрит <...> В наше время (в особенности в устной
речи, а также и в художественной литературе) место санскРита занимает английский, и порой бывает трудно опредеит
ь, каким же языком пользуется говорящий — тамильским или английским" [Андронов 1983: 39]. зап Же ПР°ИЗОШЛО
и в
складывавшейся независимо от пЛеадных традиций
гавайской литературе. Вот первый ку-ет гавайской песни
Ku'u pua i Paoa-ka-lani ("Мой цветок в Паоа-калан")
89
""ЗГ
Глава 2. Проблемы социолингвистики
. j Соотношение языка и диалекта
Е ка gentle breeze e waft mai nei О легкий бриз, доносящийся сюда
Ho'ohali'ali'a mai ana ia'u 'O Навевающий мне воспоминания' О
ku'u sweet never fading flower I моем сладком никогда
не увядающем цветке, Который
bloom i ka uka о Paoa-ka-lani.
расцвел в глубине [парка]
Паоа-ка-лани.
Имея в виду особенности сверханалитичной гавайской
грамматики, можно сказать, что граница кодов проходит
здесь даже внутри того, что является аналогом нашей глагольной словоформы. Так, вербальная составляющая е waft
mai nei 'доносящийся' оформлена рамочным показателем
континуальности е ... nei, внутрь которого в постпозиции к
неизменяемому знаменательному слову (в данном случае английскому) включается показатель направления действия
(mai, к говорящему). Автор песни — королева Лилиу-о-калани, естественно, прекрасно владела гавайским культурным наследием, ее поэзия целиком лежит в рамках традиции6. До открытия островов европейцами гавайцы не имели
языковых контактов, и язык не мог рассматриваться как
элемент идентичности. Во второй половине XIX в. в условиях полного билингвизма значительной части населения
королевства (независимо от этнического происхождения)
переключение кодов стало неотъемлемой особенностью
языкового поведения. Пуризм не был свойствен и гавайской литературе этого периода, как раз переживавшей расцвет. В европейских культурах внешне сходный поэтический прием не случайно называется макаронизмом (от
ит. maccherone 'паяц, балагур'): переключение кодов в поэзии всегда воспринимается юмористически.
В наши дни в двуязычном социуме, противопоставляющем себя монолингвам, элементом идентичности^ который обладает для его членов высокой символической ценностью, может оказаться само двуязычие. Так, например, в
испано-американской среде на юго-западе США под названием Spanglish институализировалась смешанная речь с постоянным переключением и смешением кодов. ПисьмеН6
Процитированная песня относится к жанру меле иноа - песен, предназн
ченных для прославления определенного лица, в данном случае Дж. УИ?
сона, который вместе с цветами из королевского парка Паоа-ка-лани та»,
передавал газеты находившейся одно время под домашним арестом к ..-j
ком
ролеве.
90
tfpo фиксацию она получает редко, но широко представлена в средствах массовой информации. В японском документальном фильме о языках национальных меньшинств
(Kotoba-no Seikimatsu, NHK ETV) диск-жокей одной из техасских радиостанций говорит: "Я не задумываюсь о переключении кодов7 с английского на испанский, с испанского
на английский — это тот самый язык второго поколения
мексикано-американцев, на котором я говорю с детства". А
вот его типичная фраза в эфире: All right, all right, recordan-do
una vez mas: tomorrow night it's gonna happen en el parque
Rosdeo, Tejano Thunder! Be there! 'Ладно, ладно, напоминаю
еще раз: завтра вечером это случится в парке Росдео, Tejano
Thunder! Будьте там!' Показательно, что даже само название
рекламируемой местной группы, которое, вероятно, надо
переводить как Гром-no-черепице, двуязычно: tejano — от
исп. teja 'черепица', thunder — англ. 'гром'.
Итак, каково же соотношение языка и диалекта? Несмотря на то что это противопоставление родилось в рамках
"чистой" лингвистики, там оно не является необходимым.
«При синхронном лингвистическом описании некоторой
локальной лингвистической разновидности, при исследовании ее истории или определении ее генетической, типологической или даже ареальной отнесенности применение по
отношению к ней терминов "язык" или "диалект" (а также
в
ряде случаев "наречие" или "говор") практически безразлично: оно не является здесь квалификационным (хотя иногда употребление термина "диалект"» вместо "язык" может
и затемнить общую лингвистическую картину данного ареала в целом) [Эдельман 1980: 128-129].
Анализ социолингвистического материала показывает, нос
решающее
мнение в этом вопросе принадлежит самим гранЛЯМ
языка
ЧИСЛ
-К
У "объективных" показателей раз-и/илЧеНИЯ языка и
Диалекта относится взаимопонятность го и наличие
престижного
наддиалектного
идиома
(устно-Центп
письменного), а также политико-экономического Ра
интеграции носителей родственных идиомов.
й пользуется термином code switching, хотя с точки зрения лингвисДесь не переключение (switching), а явное смешение кодов.
91
Глава 2. Проблемы социолингвистики
„2 Социальная дифференциация языка
2.2. Социальная дифференциация языка
оЛучает отражение не только и, может быть, даже не столько
современное состояние общества, сколько предшествующие
его состояния, характерные особенности его структуры и
изменений этой структуры в прошлом, на разных этапах
развития данного общества. В связи с этим необходимо помнить неоднократно высказывавшийся языковедами прошлого, но не утративший своей актуальности тезис о том,
что темпы языкового развития значительно отстают от темпов развития общества, что язык в силу своего предназначения быть связующим звеном между несколькими сменяющими друг друга поколениями гораздо более консервативен, чем та или иная социальная структура.
"Социальная дифференциация языка данного общественного коллектива, — писал по этому поводу В. М. Жирмунский, — не может рассматриваться статически, в плоскости синхронного среза, без учета динамики социального
развития языка [и, добавим, общества]. Язык данной эпохи, рассматриваемый в его социальной дифференциации,
всегда представляет систему в движении, разные элементы
которой в разной мере продуктивны и движутся с разной
скоростью. Механическое сопоставление последовательного ряда синхронных срезов также не в состоянии воспроизвести динамику этого движения. Описывая структуру языка с точки зрения ее социальной дифференциации, мы
должны учитывать ее прошлое и будущее, т. е. всю потенциальную перспективу ее социального развития" [Жирмунский 1969: 14].
2. С отказом от прямолинейной трактовки проблемы
социальной дифференциации языка и признанием сложно
сти социально-языковых связей сопряжена другая особен
ность разработки указанной проблемы в современном язы
кознании: при общей тенденции к выявлению системных
связей между языком и обществом социолингвисты указы
вают на механистичность и априоризм такого подхода к
зучению данной проблемы, который декларирует полную
зоморфность (полную соотносительность свойств) струкУРЬ1 языка и структуры обслуживаемого им общества,
ни
Р еУвеличенное и потому неправильное представлеИЗОМО
опп °^
РФНОСТИ языковой и социальной структур в
^Ределенной мере объясняется отсутствием до сравнитель1еДа
в емени
Р
конкретных социолингвистических
аний — в трактовке социально-языковых связей
Проблема социальной дифференциация языка имеет
давнюю традицию в мировой лингвистике. Она берет свое
начало с известного тезиса И. А. Бодуэна де Куртенэ о "горизонтальном" (=территориальном) и "вертикальном" (собственно социальном) членении языка [Бодуэн де Куртенэ
1968]8. Этой проблеме в первой трети XX в. уделяли внимание такие известные представители французской социологической школы в языкознании, как А. Мейе, ученики знаменитого швейцарского лингвиста Ф. де Соссюра — А. Сэшеэ
и Ш. Балли, Ж. Вандриес (Бельгия), А. Матезиус и Б. Гавранек (Чехословакия), Э. Сепир (США), Дж. Фёрс (Англия)
и другие. Значителен вклад в изучение этой проблемы отечественных языковедов — Е. Д. Поливанова, А. М. Селищева, Р. О. Шор, Л. П. Якубинского, Б. А. Ларина, В. М. Жирмунского, М. Н. Петерсона, В. В. Виноградова, Г. О. Винокура, М. М. Бахтина и других.
Для современного этапа разработки этой проблемы характерны следующие особенности:
1. Отказ от широко распространенного в прошлом
прямолинейного взгляда на дифференциацию языка в связи с социальным расслоением общества. Согласно этому
взгляду расслоение общества на классы прямо ведет к формированию классовых диалектов и "языков". Особенно отчетливо такая точка зрения была выражена А. М. Ивановым
и Л. П. Якубинским в их книге "Очерки по языку" (1932),
а также Л. П. Якубинским в работах "Язык пролетариата",
"Язык крестьянства" и других, публиковавшихся в 1930-е
годы в журнале "Литературная учеба".
Более убедительной и в настоящее время разделяемой
большинством лингвистов является точка зрения, согласно
которой природа и характер отношений между структурой
общества и социальной структурой языка весьма сложны,
непрямолинейны. В социальной дифференциации языка
8
Любопытно, что такого же понимания и употребления терминов-метафоР
горизонтальное и вертикальное членение языка придерживается американский социолог Дж. Хертцлер [Hertzler 1965: 308 и след.]. Однако в его книге, появившейся полвека спустя после указанной работы И. А. Бодуэна Д
Куртенэ, имя последнего не упоминается. По-видимому, в данном СЛУ4
речь должна идти об обычном совпадении, а не о заимствовании, так как
едва ли Дж. Хертцлер знал о работах Бодуэна де Куртенэ.
92
93
Глава 2. Проблемы социолингвистики
преобладал умозрительный подход. С появлением работ
опирающихся на значительный по объему языковой и социальный материал, шаткость теории изоморфизма стала более очевидной.
Как показывают эти исследования, социальное достаточно сложно трансформировано в языке, вследствие чего
социальной структуре языка и структуре речевого поведения людей в обществе присущи специфические черты, которые хотя и обусловлены социальной природой языка, но
не находят себе прямых аналогий в структуре общества. Таковы, например, типы варьирования средств языка, зависящие от социальных характеристик говорящих и от условий
речи (социальная и ситуативно-стилистическая вариативность по Лабову; см. [Лабов 1975]).
"Нет простого и очевидного соответствия между характером социальных и экономических условий, с одной стороны, и языковыми особенностями — с другой, — пишет современный немецкий лингвист М. Бирвиш. — Иначе говоря, основные различия между экономически неоднородными социальными группами не имеют прямого отражения в
системе языковых разновидностей, существующих в данном
языковом сообществе" [Bierwisch 1976: 420].
Даже в тех случаях, когда социальные факторы выступают в качестве детерминантов речевого поведения, между
этими факторами и обусловливаемой ими языковой неоднородностью нет взаимно-однозначного соответствия. Например, от структуры отношений между участниками общения
в значительной мере зависит выбор говорящими функциональных стилей языка, однако между типами этих отношений (официальные — нейтральные — дружеские) и функциональными стилями нет полного соответствия: при официальных отношениях могут использоваться и официально-деловой, и научный, и публицистический стили, а один и тот
же стиль, например научный, может применяться и при
официальных, и при нейтральных, и даже при дружеских отношениях между участниками коммуникативной ситуации.
Кроме того, механизм изменения стилистического рисунка речи неадекватен механизму изменения тональности
речевого общения — ослабление социального контроля над
речевым поведением коммуникантов (например, при переходе от официальных отношений к неофициальным) не ведет к снятию контроля нормативно-языкового (обычно оо94
2 Гпшалъная дифференциация языка
юШиеся продолжают придерживаться принятых в данном
языке норм).
3. Для разработки проблемы социальной дифференциации языка в современной социолингвистике характерен
более широкий, чем прежде, взгляд на эту проблему. Она
начинает рассматриваться в контексте варьирования средств
языка (которое может обусловливаться как социальными,
так и внутриязыковыми причинами); в том числе и таких
средств, которые принадлежат к относительно однородным
языковым образованиям, каким является, например, литературный язык.
Некоторые исследователи говорят об уже сформировавшейся теории варьирования, которая описывает различные колебания в языке и в его использовании. Эта теория
опирается на постулат, согласно которому реальное речевое
поведение человека определяется не только его языковой
компетенцией, но и знанием социально обусловленных коннотаций, т. е. смыслов, сопутствующих основному значению слова. М. Бирвиш, например, считает, что, поскольку
разные люди усваивают язык в разных социальных условиях, они в результате овладевают "разными грамматиками
языка" и описывать эти различия надо с помощью особых
"расширительных правил" (extension rules), которые учитывают сведения как о самих языковых единицах, так и об их
коннотациях [Bierwisch 1976: 442 и след.]. В непосредственную связь с таким аспектом изучения социальной дифференциации языка можно поставить и все более настойчивые
попытки ученых отказаться от слишком "жесткого", опирающегося исключительно на социальные критерии подхода к
расслоению языка на различные подсистемы и привлечь для
Решения этой проблемы функционально-стилистическую
варьируемость языковых образований.
Такие социальные категории, как статус, престиж,
оциальная роль, некоторые исследователи рассматривают в
ван°ТВе Факт°Р°в> влияющих на^стилистическое варьирову п языка- Чешский лингвист Й. Краус положил в оснопгш редложеннои им классификации именно эти категории
РЫх Исследовании стилеобразующих факторов, среди кото°бще Различает: 1) связанные с характером языковых соРящег ИИ И ИХ ФУ^Чией' 2) связанные с ориентацией говоговопя На слушак)Щего и 3) связанные с оценкой личности
рящего [Краус 1971]. Внимание к фигуре говорящего
95
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2
как к одному из основных факторов, обусловливающие
варьирование речи, выделение различных типов говорящих
в зависимости от социальных и ситуативных признаков характерно для ряда современных исследований в области
стилистики. Таково, например, новаторское для своего времени исследование У. Лабова, в котором фонетическая вариативность современного американского варианта английского языка (American English) рассматривается в зависимости от социального расслоения говорящих и от стилистических условий речи.
Плодотворную попытку связать ролевую структуру поведения человека с функционально-стилистической дифференциацией языка предпринял петербургский лингвист
К. А. Долинин. По его мнению, функциональные стили "это не что иное, как обобщенные речевые жанры, т. е. речевые нормы построения определенных, достаточно широких классов текстов, в которых воплощаются обобщенные
социальные роли — такие, как ученый, администратор, поэт, политик, журналист и т. п. Эти нормы — как и всякие
нормы ролевого поведения — определяются ролевыми ожиданиями и ролевыми предписаниями, которые общество
предъявляет к говорящим (пишущим). Субъект речи (автор)
знает, что тексты такого рода, преследующие такую цель,
надо строить так, а не иначе, и знает, что другие (читатели,
слушатели) ждут от него именно такого речевого поведения" [Долинин 1978: 60]. Функциональные стили отражают
"традиционное представление о данного рода деятельности,
сложившееся в данной культуре, ее (деятельности) социальный статус, — т. е. как на нее смотрят в обществе, какие
требования предъявляют к тем, кто ею занимается, — опятьтаки ролевые предписания и ролевые ожидания, которые,
будучи приняты субъектом, определяют его отношение к себе как исполнителю роли, к адресату речи как ролевому
партнеру и к предмету речи как объекту ролевой деятельности" [Там же: 62].
Отмечая сравнительную новизну "социально-стилистического" аспекта изучения социальной дифференциации
языка, надо, однако, сказать, что предпосылки к социологи^
ческой интерпретации стилистических различий в языке были заложены в работах языковедов первой половины XXJ^
В этом отношении особенно показательны труды
академика В. В. Виноградова, для лингвистической
концепции
которого был весьма характерен социальностилистический анализ языка.
Исследуя историю русского литературного языка
XVII-XIX вв., В. В. Виноградов настаивал на конкретноисторическом характере описания различных его подсистем. Такие понятия, как просторечие, простонародный
язык, чиновничий язык, солдатский жаргон и другие, трактовались им по-разному в зависимости от того, к какому
этапу развития русского языка эти понятия прилагались.
Говоря, например, о различиях между просторечием и
простонародным языком в конце XVIII — начале XIX в.,
В. В. Виноградов писал:
«...Понятие просторечия охватывало широкую, ненормированную, разнородную область фамильярно-бытовых
стилей "не офранцузившегося" дворянства, духовенства, разночинной интеллигенции и даже мещанства. Просторечие
претендовало на роль национального выразителя коренных
русских бытовых начал — в отличие, с одной стороны, от
ученого, книжного, "славенского" языка, а с другой — от чужих, заимствованных, по преимуществу французских форм
речи русских европейцев <...>. Просторечие представляло
пеструю смесь "народных", т. е. не имевших узкообластного
значения, слов и идиом городского общеупотребительного
говора <.„> общеупотребительных профессионализмов и арготизмов <.„> и подвижного фонда выражений из различных
социальных стилей буржуазно-дворянской и мещанско-крестьянской устной речи» [Виноградов 1935: 387].
Простонародный язык, в отличие от просторечия, по
Виноградову - это «обиходный язык крестьянства (независимо от областного деления на диалекты), дворни, городских ремесленников, мещанства, мелкого чиновничества,
вообще мелкой буржуазии, не тронутой просвещением. Он
клинивался в просторечие, питался его формами и попол-сгпн^ < -> - Вообще граница между просторечием и про- <
и а
£ Р°Дным языком была очень подвижной, извилистой
TVDHn своих "низких", наиболее далеких от сферы литераповеств
слш>э
°вания формах дворянское просторечие
ивалось с простонародностью» [Там же: 392]. Рии В в п 3учении
ог а
РУсского литературного языка, его исто-литепатуп
Р Д°в
за
Н Г0 языка ст
стилистическими разновидностями ^ °
Ремился
увидеть их "социальную по- во взаимоотношениях
литературного языка с
4_
96
Гпушыьная дифференциация языка
1611
97
2.2 Социальная дифференциация языка
Глава 2. Проблемы социолингвистики
просторечием, диалектами, жаргонами — взаимные связи
коллективов носителей этих языковых подсистем.
Для понимания того, как В. В. Виноградов объяснял
социальное расслоение языка, важно неоднократно выдвигавшееся им положение о социально-экспрессивной окраске, присущей языковым средствам. Характерно, что он
рассматривал ее в связи с социально-коммуникативной закрепленностью различных функциональных разновидностей речи. В этом он предвосхитил некоторые идеи современной социолингвистики о зависимости речи от ситуации
и от социальных ролей коммуникантов. Вот что, например,
он писал о разновидностях диалога:
«В общественном сознании закреплены шаблоны диалогов, дифференцированных по типичным категориям быта. Так, говорится: "официальный разговор", "служебный",
"интимный", "семейная беседа" и т. п. Даже с представлениями о разных формах социального взаимодействия, каковы, например, "судебный процесс", "дискуссия", "прения"
и т. п., у нас соединяются определенные ассоциации о сопровождающих их формах речеведения. Как существуют
разные виды социально-экспрессивной окраски слов, так
есть и разные типы социально-экспрессивных разновидностей диалога» [Виноградов 1965: 161].
Указывая на гетерогенный характер языковых образований, которые традиционно рассматривались как нечто целое (имеются в виду социальный диалект, профессиональный жаргон, крестьянский говор), на их чрезвычайно сложное и в разные эпохи различное дробление в зависимости от
ряда факторов, В. В. Виноградов призывал учитывать социальную и стилистическую окраску, которую несут на себе
слова, попадающие в литературную речь из некодифицированных разновидностей русского национального языка. Его
собственные характеристики языковых средств с этой точки
зрения представляют собой блестящий образец социолингвистического анализа языковых фактов.
За каждым фактом языка В. В. Виноградов видел социальное лицо носителя языка, и его стилистические квалификации тех или иных слов и оборотов являются одновременно и социальными их характеристиками. Можно ска^
зать, что В. В. Виноградов стоял у истоков социостилисгпи^
ки — социолингвистической дисциплины, которая лишь ,
последнее время получает систематическое развитие.
98
При сравнении современных социостилистических исдований с работами В. В. Виноградова надо отметить
Увеличивающуюся детальность анализа, стремление обнаружить социальные различия на всё более мелких "участках"
языковых образований.
Так, социально обусловленная вариативность средств
обнаруживается даже в такой подсистеме национального
языка, как язык литературный, единство и нормативность
которого сознательно культивируются и охраняются общественными и научными институтами. Современные исследователи различают литературный язык как теоретический
конструкт и как данность, как реальную коммуникативную систему, функционирующую в тех или иных конкретных национальных условиях: "единый литературный язык
является скорее тенденцией или идеальным заданием, нежели реальностью" [Степанов 1969: 308]. В действительности
же "в синхронном срезе национального литературного языка может иметь место его функциональная дифференциация, объясняемая: а) существованием региональных вариантов или субстандартов литературного языка; б) социальной
стратификацией литературного языка" [Ярцева 1977: 12].
Современный русский литературный язык не является
в этом отношении исключением. Для всей его системы характерна вариативность средств, обусловленная не только
функционально-коммуникативными факторами, но и факторами социальными - различиями говорящих по возрасту,
роду занятий, уровню и характеру образования и некоторым
Другим признакам.
Социально маркированы также оценки фактов языка
его носителями. То, что воспринимается нейтрально предтавителями одних социальных групп, у представителей друих вызывает протест или раздражение, а третьи отстаивают
инь аК единственно возможный способ выражения. Те или
1е яз
ыковые единицы могут оцениваться как символы
п
ринадлежности говорящего к определенной социальной
но я!?6' апример> произношение [шы]гм, [жы]ра характертребл старшего поколения потомственных москвичей, упоб
УРЖцНИе Ф°рм [чт°]> конё[чн]о свойственно речи петерс
ловах произношение полумягких [ж], [ш] в иноязычных
Ь1
Р х ггп ТИпа ЖюРи> брошюра обнаруживается в речи некото°б Эт редставителей старой интеллигенции и т. п. (подробнее
м м
°жно узнать из работы [Крысин 2000]).
4»
99
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.3. Социальная обусловленность языковой эволюции ____________________
Характеризуя в целом современный этап в разработке
проблемы социальной дифференциации языка, надо подчеркнуть интерес исследователей к промежуточным образованиям — полудиалектам, интержаргонам, которые формируются во многих национальных языках и обусловлены интеграционными процессами, происходящими в современных обществах (сближением различных социальных слоев и
групп, миграционными процессами, урбанизацией населения и связанным с этим объединением в условиях города
разнодиалектных и разноязычных групп людей, увеличением социальной мобильности и т. п.).
мания современного состояния социолингвистики полезно
выяснить, что из лингвистического наследия выдающегося
ученого восприняли нынешние исследователи языка.
2.3.1. Социолингвистическая концепция
Е. Д. Поливанова
В тесной связи с проблемой социальной дифференциации языка находится проблема социальных условий, в которых существует и развивается каждый конкретный язык.
И теснота такой связи вполне понятна: социальная дифференциация языка на том или ином синхронном срезе является результатом его развития, в котором немаловажную
роль играют социальные факторы, и наоборот, характер
развития языка, специфика его функционирования могут в
той или иной степени обусловливаться его социальной
структурой.
Идея социальной обусловленности языковой эволюции отнюдь не нова. Она следует из аксиомы, согласно которой язык есть явление общественное, а коли это так, то,
естественно, развитие языка не может быть полностью автономным: оно так или иначе зависит от развития общества. Вопрос заключается в том, как именно изменения в общественной жизни влияют на изменения в языке, каков механизм такого влияния.
Ответ на этот вопрос мы находим в работах ряда отечественных и зарубежных ученых. Особое место в этом ряду
занимают труды Евгения Дмитриевича Поливанова (1891—
1938), которому принадлежат многие новаторские для его
времени мысли о социальной обусловленности развития
языка. Кое-что из высказывавшегося Е. Д. Поливановым в
1920-е годы получило отклик и дальнейшее развитие лишь
много лет спустя — в 60—70-е годы XX в. Для пони-
Рассматривая вопрос о социальной обусловленности
языка, Е. Д. Поливанов неоднократно указывал, что в прошлом языковеды уделяли недостаточное внимание социальным причинам языковых изменений. В лучшем случае это
делалось декларативно, а в конкретных лингвистических
исследованиях "социальная сторона языкового процесса на
деле оставалась почти без внимания" [Поливанов 1968: 52].
В действительности же наука о языке должна быть не только естественно-исторической, но и социологической.
Важнейшим компонентом социологической лингвистики Е. Д. Поливанов считал теорию языковой эволюции,
точнее — ту ее часть, которая должна иметь дело с выяснением социальных причин языковых изменений. Указывая
на задачу изучения процессов, происходивших в русском
языке после 1917 г., как на одну из актуальных задач отечественного языкознания, он подчеркивал, что для понимания этих процессов и для предвидения их развития в будущем необходимо "общее учение об эволюции языка <...>.
Иначе говоря, мы нуждаемся в лингвистической историологии", т. е., пояснял Е. Д. Поливанов, в учении "о механизме языковой эволюции" [Поливанов 1931: 25].
Придавая большое значение социальному контексту, в
котором развивается язык, Е. Д. Поливанов в то же время
предостерегал от фетишизации социальных факторов, от
попыток всё в языке объяснять воздействием экономических и политических сил (такой подход был характерен для
марризма). В языке действуют и его внутренние законы,
"устанавливаемые для языка вне времени и пространства",
социальными же факторами бывает "предопределена конечная цель языкового развития" [Поливанов 1928: 175].
«Признание зависимости языка от жизни и эволюции общества, — писал он в одной из своих статей, — вовсе не отменяет и не отрицает значения естественно-исторических
"теорий эволюции" языка» [Поливанов 1928: 40].
100
101
2.3. Социальная обусловленность
языковой эволюции
Глава 2. Проблемы социолингвистики
Какие же закономерности вскрывает лингвист, иссле- 1
дующий язык под социальным углом зрения? В развитии
языка, считал Е. Д. Поливанов, сложно взаимодействуют
собственно языковые, внутренние, и внешние, социальные
факторы. Характер этого взаимодействия и роль каждой
группы факторов он подробно анализирует в ряде своих работ.
Он приходит к выводу, что социальные факторы не могут
изменять природу языковых процессов, но от них "зависит
решение 1) быть или не быть данного рода языковой эволюции
вообще и 2) видоизменение отправных пунктов развития"
[Поливанов 1968: 211].
Ход языкового развития Е. Д. Поливанов сравнивал с
работой поршней паровоза. Подобно тому как какой-либо
общественный сдвиг не может заставить поршни двигаться
не параллельно, а перпендикулярно рельсам, какой-либо
фактор экономического или политического характера не
может изменить направление фонетических и других процессов, т. е. "чтобы, например, вместо ц или ч (из к смягченного) получился какой-нибудь другой звук — ф, х, э или
т. п." [Там же: 1968: 226].
Социальные факторы влияют на язык не непосредственно. Основной путь их воздействия, по мнению Е. Д. Поливанова, таков: "Экономико-политические сдвиги видоизменяют контингент носителей языка (или так называемый
социальный субстрат) данного языка или диалекта, а отсюда
вытекает и видоизменение отправных точек его эволюции"
[Там же: 86]. Яркий пример такого рода видоизменений дает
русский литературный (или, как называл его Е. Д. Поливанов, стандартный) язык послереволюционной эпохи. В
конце 1910-1920-х годах значительно изменился состав носителей русского литературного языка: кроме старой интеллигенции, которая традиционно составляла основной слой
литературно говорящих людей, литературными нормами овладевали демократические слои населения — рабочие, крестьяне, новая, "красная" интеллигенция. Изменение состава
носителей обусловило новую цель языковой эволюции — создание языка, единого для всех социальных слоев, объединяемых в новом коллективе носителей, "ибо потребность в перекрестном общении обязывает к выработке единого общего языка (т. е. языковой системы) взамен разных языковых
систем, каждая из которых не способна к обслуживанию нового коллектива полностью" [Там же: 87].
102
2.3. Социальная обусловленность языковой эволюции ____________________
В ходе этого процесса выясняется, язык какой из
объединяемых социальных групп «будет "играть первую
скрипку" в эволюции, направленной к установлению единообразной (для всех данных групп) системы речи» [Там же:
212].
Эта мысль Е. Д. Поливанова замечательна тем, что
предвосхищает более поздние по времени разработки в области теории социальных групп. В современных социологических и социолингвистических исследованиях ориентацию
говорящих на язык какой-либо одной общественной группы связывают с понятием социального престижа: чем более
престижен статус группы в глазах всех других членов данного социума, тем вероятнее, что именно ее язык способен
служить образцом для подражания. Такой социально престижной языковой подсистемой обычно является язык наиболее культурной части общества, однако при определенных условиях шкала оценок может сдвигаться в сторону
иных социальных групп. Так, в преступной среде высоким
престижем пользуются те, кто владеет воровским арго.
Выработка единого общего языка, о которой говорит
Е. Д. Поливанов, идет неравномерно на разных участках
языковой системы. Это объясняется тем, что уровни структуры языка — лексика, фонетика, морфология, синтаксис —
неодинаково восприимчивы к влиянию социальных факторов. В наибольшей степени подвержены такому влиянию
лексика и фразеология: изменения в жизни общества отражаются в этих сферах языка в виде новых наименований и
оборотов, в переосмыслении старых слов, в заимствованиях
и т. п. "Лексика (с фразеологией) — единственная область
языковых явлений, где само содержание культуры (данного
коллектива в данную эпоху) отражается более или менее непосредственно. Вот почему здесь быстрее всего (даже в пределах языка одного и того же поколения) может обнаруживаться результат социально-экономической мутации" [Там
же: 208].
При обосновании тезиса о прямом и непосредственном воздействии социальных факторов на лексику и фразеологию Е. Д. Поливанов обращал внимание преимущественно на количественные изменения в словаре, на перемены в его составе (главным образом на уход одних слов и появление других, новых). Накапливаясь, эти количественные
изменения в дальнейшем привели и к качественным сдви103
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.3. Социальная обусловленность языковой эволюции ___________________
гам в лексико-семантической системе русского языка: к изменению в смысловых (парадигматических и синтагматических) связях между словами различных классов и групп, в
их стилистической прикрепленности и эмоциональной окраске, к новым видам взаимодействия общеупотребительной и терминологической лексики и т. п. (эти процессы
подробно описаны в четырехтомном труде "Русский язык и
советское общество" [РЯиСО 1968]).
Естественно, что на том незначительном временном
отрезке, который рассматривал Е. Д. Поливанов, анализируя изменения в русском языке, таких качественных сдвигов произойти еще не могло. И Е. Д. Поливанов ничего о
них не говорит, даже по отношению к будущему русского
языка.
Обращаясь к изменениям на других уровнях языковой
структуры — в фонетике и морфологии, Е. Д. Поливанов
выдвигает два тезиса: 1) явления этих уровней в гораздо
меньшей степени, чем лексика, проницаемы для влияния
социальных факторов; 2) количественные накопления фонетических черт в индивидуальных "языках" говорящих
лишь очень медленно, постепенно приводят к качественным изменениям в общей фонетической системе языка.
Обусловленные социальными сдвигами языковые новшества накапливаются неравномерно не только на разных
уровнях языковой структуры, но и в различной языковой
среде. Одни группы говорящих консервативны, последовательно придерживаются старой нормы (как, например,
большая часть интеллигенции), в речи же других наблюдается смешение разнородных черт — литературных, диалектных, просторечных, профессиональных. Это ставит перед
учеными вопрос о необходимости изучать "социально-групповые диалекты". Е. Д. Поливанов не только отчетливо показал, для чего нужно такое изучение, но и дал интересные
примеры описания характерных признаков некоторых социально-языковых подсистем в своих работах "Фонетика
интеллигентского языка", "О фонетических признаках социально-групповых диалектов и, в частности, русского
стандартного языка" и др.
Социолингвистическая концепция языковой эволюции, которую Е. Д. Поливанов последовательно отстаивал
во многих своих работах, была несвободна от некоторых
ошибок. Одни из них можно объяснить влиянием "духа
времени" (таково, например, его мнение о классовом характере литературного языка, о том, что им владеет господствующий класс общества), другие — преувеличением роли
социальных факторов в развитии языка в эпохи коренных
преобразований в обществе. Так, Е. Д. Поливанов считал,
что в эпоху революционных катаклизмов темп языковой
жизни убыстряется. Как показали дальнейшие исследования русского и других языков, темп языковой эволюции во
многом зависит от уровня развития литературного языка —
чем более он развит, тем медленнее темп происходящих в
нем изменений. В связи с этим гораздо более справедливым
представляется знаменитый поливановский парадокс: развитие литературного языка заключается, в частности, в том,
что он все меньше изменяется.
Влияние Е. Д. Поливанова на развитие теории языковой эволюции и на становление социолингвистики оказалось столь глубоким, что без ссылок на его идеи и труды до
сих пор не обходится ни одно серьезное социолингвистическое исследование, касающееся проблем эволюции языка.
104
2.3.2. Некоторые современные социолингвистические
концепции языкового развития
Современная социолингвистика отличается чрезвычайно богатым разнообразием взглядов на социальные механизмы языковых изменений. Мы ограничимся характеристикой двух наиболее известных концепций, принадлежащих, соответственно, русскому языковеду Михаилу Викторовичу Панову и американскому социолингвисту Уильяму
Лаббву.
2.3.2.1. Теория антиномий
Согласно концепции, изложенной в уже упоминавшемся труде "Русский язык и советское общество" [РЯиСО
1968], в развитии языка ключевую роль играют так называемые антиномии — постоянно действующие противоположные друг другу тенденции, борьба которых и является
Движущим стимулом языкового развития. Важнейшие из
антиномий следующие: антиномия говорящего и слушающего,
системы и нормы, кода и текста, регулярности и экспрессив-
105
Глава 2. Проблемы социолингвистики
I
2.3. Социальная обусловленность языковой эволюции ____________ _ _ _ _ _
ности. На каждом конкретном этапе развития языка антиномии разрешаются в пользу то одного, то другого из противоборствующих начал, что ведет к возникновению новых
противоречий, и т. д. Окончательное разрешение антиномий невозможно: это означало бы, что язык остановился в
своем развитии.
Так, антиномия говорящего и слушающего разрешается
то в пользу первого, то в пользу второго: то в языке получают развитие "редуцированные" способы выражения —
процесс, отражающий интересы говорящего, который стремится к экономии речевых усилий; то, при других социальных условиях, начинают преобладать расчлененные формы
и конструкции, что отвечает интересам слушающего (в полной, расчлененной форме, будь это отчетливо произносимое слово или законченная синтаксическая конструкция,
легче распознать смысл передаваемого сообщения, чем в
форме свернутой, редуцированной).
Например, в русском языке 20-х годов XX столетия
была сильна тенденция к сокращению наименований, к
стяжению их в аббревиатуру: начпрод, комбед, реввоенсовет,
ЦК, нэп и т. п. Этот процесс затронул и чисто бытовые формы речи и нашел отражение в литературе того времени. Популярный в прошлом "Дневник Кости Рябцева" Николая
Огнева содержит такой диалог:
« — Ну, довам, — сказал я на прощанье.
,,;
—Это как же понимать?
■■«
— Доволен вами, это вместо "спасибо". Спасибо — это
ведь спаси бог и, значит, — религиозное».
В современном языке наряду с аббревиатурами распространены расчлененные наименования типа заместитель
директора по науке, инженер по технике безопасности, не сокращаемые до слоговых или инициальных аббревиатур.
Антиномия системы и нормы заключается в том, что система "позволяет" всё, что не противоречит законам данного
языка, а норма отбирает, фильтрует то, что разрешается
системой, и допускает к употреблению далеко не всё из того, что "позволено" системными возможностями языка. Характерная для современной русской морфологии экспансия
флексии -а (-я) в именительном падеже множественного
числа на все более широкий круг существительных мужского
рода {цеха, слесаря, сектора, прожектора, инспектора и т. п.)
- пример разрешения конфликта между системой и
нормой в пользу системы. Однако в разных субкодах русского национального языка этот процесс реализуется с неодинаковой степенью полноты: для профессиональной речи
формы с названной флексией естественны и органичны (ср.
взвода — в языке военных, пеленга — у моряков, супа и
торта - у поваров и кондитеров и т. п.), не менее частотны
они в просторечии, где возможны даже очередя, матеря —
вместо очереди, матери (иначе говоря, экспансии флексии а (-я) подвержены и существительные женского рода), а
литературный язык, во-первых, тщательно фильтрует подобные формы, пропуская в употребление одни и отсеивая
другие, и, во-вторых, значительную часть уже допущенных
форм снабжает разного рода ограничительными пометами
типа словарных помет "проф.", "прост.", "разг.", отдавая,
таким образом, предпочтение традиционным формам на -ы (и) для стилистически нейтральных контекстов.
Антиномией кода и текста М. В. Панов обозначил противоречие между набором языковых единиц (фонем, морфем, слов) и текстом, который строится из этих единиц.
Чем меньше набор единиц, тем длиннее должен быть текст,
передающий то или иное содержание, поскольку каждый
"квант" содержания может быть передан в большинстве
случаев не отдельной единицей (их мало), а комбинацией
единиц. И наоборот, чем больше набор единиц, тем короче
текст: каждому "кванту" содержания соответствует отдельная единица кода. В развитии языка действуют две противоборствующие тенденции: к сокращению и, значит, упрощению кода (набора единиц) и к сокращению, т. е. упрощению, текста. Разрешается это противоречие то в пользу кода, то в пользу текста.
Известный пример сокращения кода в современной
русской лексике - постепенное вытеснение из речевого
оборота некоторых терминов родства: шурин, деверь, золовка - и появление на их месте описательных наименований:
брат жены, брат мужа, сестра мужа. Сейчас такому вытеснению стали подвергаться и некоторые другие термины
родства: вместо тесть все чаще говорят отец жены, вместо
свекровь - мать мужа; заметим, однако, что подобная замена, по-видимому, не грозит слову теща, которое в русской
культурно-речевой традиции осложнено множеством коннотативных (сопутствующих основному значению слова)
связей.
106
107
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.3. Социальная обусловленность языковой эволюции ____________________
Пример увеличения кода: заимствование иноязычных
слов для обозначения понятий, которые по-русски могут
быть названы только описательно — с помощью двух-, трехсловных сочетаний: снайпер — меткий стрелок, мотель —
гостиница для автотуристов, стайер — бегун на длинные дистанции и т. п. Можно было бы в подобных случаях обойтись и без заимствований, не увеличивая число знаков словарного кода. Но в таком случае пришлось бы удлинять
текст — из-за употребления описательных оборотов, обозначающих указанные понятия. Характерно, что в русском
языке 1920-х годов преобладали описательные, "разъясняющие" наименования, что было вполне понятно и оправданно
в условиях демократизации литературного языка, приобщения к нему широких масс людей, которые раньше не владели литературной нормой (увеличение словаря путем новых иноязычных заимствований означало бы для них еще
одну трудность в освоении литературного языка). Русский
язык конца XX в. идет по пути заимствования иноязычной
лексики, тем самым на этом участке языковой системы антиномия кода и текста разрешается преимущественно в
пользу кода.
Действие антиномии кода и текста также небезразлично к тому, в какой языковой подсистеме, в какой речевой
среде она проявляется. Как правило, эта антиномия разрешается в пользу кода (он увеличивается) в социально замкнутых коллективах говорящих. Так, в социальных и профессиональных жаргонах, которые и характерны для подобных замкнутых коллективов, имеется, как правило, богатый, детализированный словарь для обозначения определенных реалий и видов деятельности (в воровском арго, например, чрезвычайно детально различаются по названиям
виды краж, "специалисты" по каждому из этих видов: домушник, ширмач, скокарь, медвежатник, разновидности орудий преступления и т. п.). В специальных технических и научных терминологиях активно действует тенденция к установлению одно-однозначных отношений между термином и
его содержанием (многозначные термины нежелательны).
Напротив, в социально не замкнутых, "текучих" коллективах, где языковые привычки говорящих постоянно испытывают воздействие речевых особенностей других групп,
вливающихся в состав носителей данной языковой подсистемы, код сокращается, зато текст испытывает тенденцию к
удлинению. Это естественно: в речи людей, составляющих
подобные текучие коллективы, сохраняются лишь знаки,
общие для всех членов коллектива. С помощью этого набора знаков (слов, аффиксов и т. п.) передается любое содержательное сообщение, причем объединение различных знаков, необходимое для выражения тех или иных смыслов
(которым нет "однознакового" соответствия в коде), ведет к
увеличению текста.
Антиномия регулярности и экспрессивности питается соответственно информационной и эмотивной функциями
языка. Информационная функция наиболее последовательно выражается с помощью однотипных, стандартных, регулярно образуемых языковых средств (передача информации
эффективна без наличия информационного "шума", а в качестве такового может выступать неоднозначность или метафоричность языковой единицы, нестандартность ее структуры и т. п.). Эмотивная функция, напротив, в своем выражении опирается на экспрессивную окрашенность языковых
единиц, их нестандартность, идиоматичность, т. е. на такие
свойства, которые противопоказаны чистой информации.
«В каждом ярусе языка есть единицы, подчиняющиеся
какому-то общему правилу, и единицы, которые регулируются другим, менее сильным правилом, — пишет М. В. Панов. — Постоянно действует тенденция уподобить слабую
часть системы более сильной, подчиняющейся более общему правилу. Это — тенденция, стимулированная языком в
его чисто информационной функции. Если в языке есть агглютинативные и фузионные единицы, то неизбежно возникает стремление обобщить их или в сторону последовательной, полной агглютинативности, или в сторону полной
фузионности.
Но такие устремления сталкиваются с противоположными — с постоянной тенденцией сохранить для экспрессивных целей выделенность, "отчужденность" некоторых
единиц. Каждая единица языка имеет и чисто информационное, и (в той или иной степени) экспрессивное назначение; следовательно, эта антиномия определяет жизнь каждой единицы языка» [Панов 1968: 27-28].
Пример противоборствующих тенденций к регулярности и к экспрессивности — создание, с одной стороны, упорядоченных систем специальных терминологий в соответствующих сферах науки и техники, со строго "прозрачными"
108
109
Глава 2. Проблемы социолингвистики
отношениями между терминами и стандартными дефинициями, а с другой — метафоризация общеупотребительных
слов с целью создать экспрессивные профессионально-жаргонные аналоги к официальным терминам {кастрюля вместо
синхрофазотрон, болтанка — вместо люфт, баранка в
значении 'ноль очков' и т. п.).
И эта антиномия, как легко видеть, не асоциальна:
при одних условиях развития языка, в одних коллективах
говорящих легче побеждает тенденция к регулярности, при
иных социальных условиях и в иных социальных группах —
тенденция к экспрессивности. Так, в развитых литературных языках, особенно в книжной их разновидности, рельефно проявляется тенденция к регулярности (это способствует стабильности литературной нормы), а в групповых
(профессиональных и социальных) жаргонах сильна тенденция к экспрессивности.
Антиномии — наиболее общие закономерности языкового развития. Разумеется, они не отменяют действие конкретных социальных факторов, формирующих своеобразный контекст эволюции каждого языка. Однако они не являются и чем-то отдельным от социальных факторов: тесное
взаимодействие тех и других, "наложение" определенных
социальных условий на действие каждой из антиномий и
составляет специфику развития языка на разных этапах его
истории.
В отличие от антиномий, охватывающих своим действием языковую систему в целом, социальные факторы неодинаковы по своему влиянию на язык. Они имеют разную
лингвистическую значимость: одни из них, глобальные, действуют на все уровни языковой структуры, другие, частные,
в той или иной мере обусловливают развитие лишь некоторых уровней.
Что же считается социальным фактором, влияющим
на языковую эволюцию? Это, например, изменение круга
носителей языка; распространение просвещения; территориальные перемещения людей (миграция); создание новой
государственности, по-новому влияющей на некоторые
сферы языка; развитие науки; крупные технические новшества и изобретения (никто не станет спорить, например, с
тем, что изобретение книгопечатания, радио, внедрение в
быт каждого человека телевидения явились социальными
факторами, повлиявшими на сферы использования языка,
ПО
2.3. Социальная обусловленность языковой эволюции
массовая компьютеризация многих видов деятельности в
тех или иных формах отражается и в языке, а также в речевом поведении носителей языка, и т. п.).
Примером глобального социального фактора является
изменение состава носителей языка. Оно ведет к изменениям в фонетике, в лексико-семантической системе, в синтаксисе и, в меньшей степени, в морфологии языка 9. Так, изменение состава носителей русского литературного языка в
20—ЗО-е годы XX в. повлияло на произношение (в сторону
его буквализации: вместо старомосковского нормативного
було[шн]ая, смеял[са] и тй[хы]й стали говорить було[чн]ая,
шелл [с'a], mu[x\i]u), на лексико-семантическую систему: заимствование слов из диалектов и просторечия повлекло за
собой перестройку парадигматических и синтагматических
отношений внутри словаря; в литературный оборот были
вовлечены синтаксические конструкции, до тех пор распространенные в просторечии, диалектах, в профессиональном
речевом обиходе (таковы, например, по происхождению
обороты типа плохо с дровами, проверка воды на зараженность химическими отходами и под.); под влиянием некодифицированных подсистем языка увеличилась частотность
форм на -а (-я) в именительном падеже множественного
числа существительных мужского рода и т. п.
Пример частного социального фактора — изменение
традиций усвоения литературного языка. В XIX — начале
XX в. в дворянско-интеллигентской среде преобладала устная традиция — во внутрисемейном общении, путем передачи произносительных и иных образцов речи от старшего поколения к младшим. В связи с демократизацией состава носителей литературного языка стала распространяться и даже
преобладать форма приобщения к литературному языку через книгу. Этот фактор повлиял главным образом на нормы
произношения: наряду с традиционными произносительными образцами стали распространяться новые, более близкие
к орфографическому облику слова (примеры см. выше).
Итак, в социолингвистической концепции М. В. Панова и его школы основной упор делается на тесное взаи' Общепризнанно, что морфологическая система наиболее устойчива к
внешним влияниям. Поэтому даже те социальные факторы, действие которых проявляется на всех уровнях языковой структуры, в морфологии имеют минимальные рефлексы.
111
Глава 2, Проблемы социолингвистики
2.3. Социальная обусловленность языковой эволюции ____________________
модействие собственно языковых закономерностей (антиномий) и социальных факторов; последние понимаются как
условия, способствующие (или, напротив, препятствующие)
проявлению той или иной внутренней закономерности развития языка.
2) последующие поколения говорящих внутри той же
подгруппы воспринимают данное изменение как признак
речи старшего поколения;
3) в той мере, в какой ценности данной подгруппы
воспринимаются другими подгруппами, это языковое изме
нение распространяется в остальные подгруппы;
4) постепенно сфера распространения новшества сов
падает с границами языкового сообщества;
5) под влиянием новшества перестраивается фоноло
гическая система языка, обслуживающего данное сообщест
во;
6) структурные перегруппировки влекут за собой но
вые изменения, связанные с первыми, и цикл повторяется.
Однако этим эволюционный процесс не ограничивается. Важен социальный статус той подгруппы, внутри
которой зародилось данное новшество. Если эта подгруппа
не занимает господствующего положения в сообществе, то
члены привилегированных подгрупп подвергают новшество
осуждению. С этого начинается исправление измененных
форм "в сторону образцов, которых придерживается подгруппа с наивысшим социальным статусом, т. е. образцов,
пользующихся престижем" [Лабов 1975а: 225]. Отсюда путь
к стилистическому разграничению: престижный образец используется в полных, официальных стилях речи, а новшество, одобряемое лишь частью говорящих (определенной их
подгруппой), распространено в непринужденной речи. Если
изменение возникает в подгруппе, имеющей высший социальный статус, то оно становится господствующим образцом для всех членов данного языкового сообщества.
Давая эту схему языкового изменения, У. Лабов подчеркивает, что "внутренние (структурные) и социолингвистические факторы в процессе языкового изменения вступают в систематическое взаимодействие друг с другом" [Там
же: 228]. Эта мысль объединяет теорию У. Лабова с теорией антиномий, о которой речь шла выше. Однако предложенная У. Лабовом схема вряд ли может претендовать на
роль универсального представления всякого языкового изменения: новшества в фонетической системе (или на какомлибо другом уровне языковой структуры) могут проходить и
через другие этапы, становясь в конце концов достоянием
коллектива говорящих. Но, конечно, — и У. Лабов здесь,
бесспорно, прав, — языковое изменение происходит в
2.3.2.2. Теория языковой эволюции У. Лабова
Отталкиваясь от "ахронического", вневременного подхода к языку, представленного в порождающей грамматике
Н. Хомского, и критикуя Хомского и его последователей за
их пренебрежение к языковой реальности, У. Лабов предложил концепцию языкового развития, основанную на тщательно проанализированных данных о действительной, живой речи современных американцев. Хотя У. Лабов рассматривает в основном фонетические изменения, их интерпретация представляет интерес и в более широком плане, с
точки зрения эволюции языка вообще.
У. Лабов исходит из того, что изменения в структуре
языка не могут быть правильно поняты без учета сведений
о языковом сообществе, которое пользуется этим языком.
Так, изменения в фонологической системе можно проследить, лишь наблюдая за речью изучаемого коллектива носителей в течение более или менее длительного времени, сравнивая произносительные характеристики этой речи на разных временных срезах. Исследуя полученный таким путем
материал, социолингвист сталкивается с необходимостью
решить три проблемы: 1) проблему перехода: как, каким путем один этап языкового изменения сменяется другим?
2) проблему контекста: надо найти "непрерывную матрицу
социального и языкового поведения, в которую заключено
языковое изменение" и 3) проблему оценки: как говорящие
оценивают те языковые факты, которые наблюдает исследователь [Лабов 1975а: 201-202].
Решая эти проблемы на примере анализа речи небольшого коллектива говорящих на американском варианте английского языка, У. Лабов выделяет такие этапы, характеризующие механизм языкового изменения:
1) начало изменения — в ограниченной подгруппе языкового сообщества; данная языковая форма усваивается
всеми членами подгруппы;
112
113
Глава 2. Проблемы социолингвистики
социальном контексте, и "нельзя вначале произвести анализ структурных соотношений внутри языковой системы, а потом обратиться к внешним факторам" [Там
же] ю.
С точки зрения функционирования языка в разных
группах говорящих и сосуществования в одном языковом
сообществе различных норм и систем ценностей интересно
исследование У. Лабовом вопроса о влиянии социальной мобильности на речь носителей современного
американского варианта английского языка [Labov 1966a].
Согласно результатам этого исследования, та часть населения, которая социально движется "снизу вверх" (из
низших слоев в высшие), "воспринимает нормы внешней
референтной группы — как правило, нормы группы, более
высокой по социальному уровню". Те говорящие, которые
"социально стабильны" (т. е. не покидают пределов слоя, к
которому принадлежат), обнаруживают тенденцию к тому,
чтобы придерживаться своих собственных языковых норм,
"более точно — к достижению некоего баланса собственных
и внешних норм, который находит себе отражение в речевой практике, лишенной значительных стилистических колебаний". Наконец, носители языка, для которых характерно перемещение "сверху вниз" (в более низкие социальные
слои), не воспринимают большую часть нормативных моделей, которые присущи этой, более низкой социальной
среде.
Из своих наблюдений У. Лабов делает вывод, что в современном городе "языковая стратификация является отражением скорее систем социальных ценностей, чем систем
социального существования". Иначе говоря, в языковых
различиях, обусловленных социальными различиями носителей языка, получает отражение не прямо и непосредственно разница в экономическом и социальном статусе
групп говорящих, а различия в ценностной ориентации,
присущей каждой такой группе.
10С
этим утверждением американского исследователя перекликается давнее
высказывание академика В. В. Виноградова: "Не следует думать, что законы развития языка, вытекающие из его общественной сущности, из его общественных функций, и законы, вытекающие из структуры языка, — это
разные, взаимно не связанные закономерности как бы разных планов
функционирования языка. На самом деле они взаимообусловлены и неразрывны" [Виноградов 1952: 33].
114
2.4. Смешение языков. Пиджины и
креольские
языки
Сравнение
двух кратко
охарактеризованных концепций языковой эволюции вьывляет некоторые их сходства и
различия. Основное сходство заключается в том, что и та и
другая школы социолингвистики исходят из представления
о сложном характере взаимоотношений языка и общества,
об отсутствии прямых аналогий и жестких зависимостей между социальными и языковыми процессами и структурами,
о многоступенчатости влияния изменений, происходящих в
обществе, на изменения в языке.
При этом для отечественной школы социолингвистики вплоть до конца XX в. было характерно преимущественное внимание к м а к р о п р о ц е с с а м , происходящим в
языке и в обществе, а многие представители американской
социолингвистики (и в их числе У. Лабов) более склонны к
анализу микропроцессов, которые характеризуют социальную и языковую жизнь сравнительно небольших человеческих групп (более подробно о различии макро- и микропроцессов в языке и языковой жизни социальных объединений см. в разделах "Макросоциолингвистика" и "Микросоциолингвистика" главы 4-й).
2.4. Смешение языков. Пиджины
и креольские языки
I
Когда у потенциальных собеседников нет взаимопонятных средств общения, а коммуникативная задача относительно сложна и не может быть решена при помощи элементарных жестов, коммуниканты создают новое средство
общения — вспомогательный смешанный язык с крайне ограниченным словарем и минимальной, неустоявшейся
грамматикой. Языки такого типа, а также их возможные
эволюционные продолжения — пиджины и креольские языки (креолы) — называют контактными языками, а исследующий их раздел лингвистики — контактологией, или — чаще — креолистикой.
Основы креолистики заложены еще в XIX в. X. Шухардтом, однако как самостоятельное направление в лингвистике она стала развиваться лишь с 1950-х годов. Поскольку специфика контактных языков целиком обусловлена
социальной ситуацией их возникновения и становления,
115
Ф
#
Глава 2. Проблемы социолингвистики
креолистика вошла составной частью в более широкую дисциплину — социолингвистику.
Наиболее элементарный контактный язык в специальной литературе обычно именуется жаргоном. В контексте
общего курса социолингвистики термин жаргон в этом значении не очень удачен, поскольку в социальной диалектологии за ним закрепилось иное значение (как указывалось
выше, также не всегда однозначное). Этот термин используют не все креолисты; иногда первая фаза развития контактного языка называется препиджином (т. е. "до-пиджином"), в других случаях любой вспомогательный язык называется пиджином, а начальная стадия его формирования,
соответствующая жаргону в только что указанном смысле,
именуется ранним, или нестабильным, пиджином. Во избежание двусмысленности мы будем называть начальный этап
формирования контактного языка препиджином. Поскольку
контактный язык в ходе своего становления выполняет
однотипные функции элементарной коммуникации, а процесс его стабилизации континуален, в подходящих контекстах термин пиджин вполне естественно использовать в широком значении и говорить о функциях пиджина (подразумевая и стадию препиджина) и о стабилизации пиджина,
(т. е. о переходе препиджина в пиджин).
Этимология термина пиджин не до конца ясна, хотя 1
обычно считается, что он восходит к китайскому восприятию английского слова business; впервые он зафиксирован
в 1807 г. в применении к англо-китайскому пиджину (орфографически — pigeon); другой термин, использовавшийся в_
сходном значении, — лингва-франка11.
2АЛ. Зарождение контактного языка
Контактный язык никогда не создается намеренно, он 1
является результатом неудавшейся попытки выучить язык
партнера по коммуникации. Препиджин возникает как компромисс между плохо усвоенным вторым языком начинаю11В
современной социолингвистической литературе этим термином обозна- |
чается любой неродной для коммуникантов язык-посредник, например английский, санскрит или хинди, используемый для достижения взаимопонимания ассамцами и бенгальцами. Сам термин лингва-франка ("язык
франков", т. е. европейцев) первоначально обозначал средневековый пиджин
Средиземноморья, иначе называвшийся сабир.
116
2.4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки ___________________
щих билингвов и "регистром для иностранца", который создается теми, для кого этот язык является родным. Выбор
языка, на базе которого формируется препиджин, определяется сугубо прагматическими причинами: основой его становится тот язык, редуцированная форма которого по тем
или иным причинам оказывается более эффективной для
коммуникации. В результате большая часть лексики пиджина обычно восходит к одному из контактирующих языков;
такой язык в креолистике называется лексификатором.
Препиджин имеет узкую коммуникативную направленность, поэтому словарь его ограничивается несколькими
сотнями единиц, а грамматическая структура крайне примитивна; грамматическая семантика при необходимости
может передаваться лексическими средствами. И лексический состав, и грамматика препиджина отличаются нестабильностью; его фонетика максимально приближена к нормам родных языков говорящих.
Чем более регулярный характер имеют контакты, чем
более постоянен круг тех, кто прибегает к услугам препиджина, тем выше вероятность стабилизации его словарного
состава и грамматической структуры, превращения в стабильный пиджин.
Часто говорится, что пиджин (в широком смысле)
"может возникнуть по случаю, даже за несколько часов —
если критическая ситуация требует общения с минимальным уровнем понимания" [Hall 1962: 152]; например, в ситуации, когда "ньюйоркцы покупают солнечные очки в
Лиссабоне" [Holm 1988: 5]. Это не вполне верно: о препиджине можно говорить лишь тогда, когда ситуация общения
повторяется в каких-то своих существенных чертах хотя бы
для одной из коммуницирующих сторон — например, если
португальцы, продавая очки разным иностранцам, общаются с ними на смеси португальского и английского языков
(при этом степень владения английским языком покупателями может быть различной). Не следует думать, что в структуре препиджина все случайно и непостоянно: препиджин— это скорее некоторая макросистема, в которой
заданы предельные границы колебаний тех или иных языковых подсистем — фонетики, порядка слов, семантических
возможностей служебных и знаменательных единиц и т. п.
Носителям препиджина интуитивно знакомы эти пределы,
и в ситуации общения они взаимно сближают собственные
117
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.4, Смешение языков. Пиджины и креольские языки ___________________
препиджинные идиолекты, отличающиеся меньшим диапазоном вариативности, чем препиджин в целом.
Для языков с непрерывной историей, которыми традиционно занималась лингвистика, основными формообразующими факторами являются территориальные и социальные. На начальных стадиях формирования контактного
языка значение их отступает на второй план. Ведущая роль
здесь принадлежит этническому фактору, точнее, родному
языку билингва, использующему (пре)пиджин в качестве
вспомогательного языка. Каждый идиолект контактного
языка обладает некоторой стабильностью уже на стадии
препиджина; гарантом этой относительной стабильности
служат неосознаваемые представления индивида о
структуре человеческого языка, наличие и сущность
которых обусловливаются его языковыми навыками. У
лиц с одним и тем же родным языком эти навыки довольно близки, поэтому (пре)пиджинные идиолекты группируются в этнолекты в соответствии с родными языками индивидов: к одному этнолекту относятся контактные языки
тех индивидов, которые имеют общий родной язык. Унифицирующим фактором в пределах этнолекта служит однотипная интерференция родного языка, проявляющаяся
на всех уровнях.
Поскольку функциональное назначение пиджина —
поддержание коммуникации между носителями его различных этнолектов, его история представляет собой решение
извечного языкового конфликта между говорящим и слушающим. Говорящий консервативен и не заинтересован в каком бы то ни было изменении собственных языковых навыков (а они определяются в первую очередь родным языком),
однако он вынужден идти на компромисс со слушающим,
чтобы быть понятым адекватно. В каждом акте коммуникации говорящий и слушающий постоянно меняются ролями
и достигают некоторого ситуативного "языкового консенсуса". Вступая в новые коммуникативные акты, каждый индивид корректирует свой идиолект в соответствии с языковыми требованиями нового коммуниканта. При постоянстве
контингента лиц, пользующихся контактным языком,
начинается его унификация. С расширением функций контактного языка и детализацией передаваемой при его помощи информации по необходимости усиливается взаимная
конвергенция идиолектов коммуникантов.
Итак, процесс стабилизации и перехода препиджина в
пиджин представляет собой взаимное сближение этнолектов, в ходе которого в пределах каждого из них унифицируются идиолекты. Направление этого сближения определяется
численностью и, что важнее, социальным положением
носителей отдельных этнолектов. Результатом взаимного
сближения этнолектов является достаточно стабильный узуальный стандарт, впрочем, этнолектные различия в пределах этого стандарта обычно сохраняются и во вполне развитых пиджинах.
Если контингент говорящих на препиджине непостоянен, а потребность в его использовании возникает лишь от
случая к случаю, он не достигает стабилизации и редко может существовать длительное время. На протяжении человеческой истории такие препиджины должны были возникать
тысячи раз, но, поскольку от них не сохранилось никаких
следов, они остались неизвестными науке.
118
119
2.4.2. Типы пиджинов и их эволюция
На ранних ступенях эволюции пиджины обслуживают
минимальные потребности в тематически ограниченной
коммуникации. В традиционном обществе чаще всего они
возникают из потребностей торговли, но иногда используются и с более широкими коммуникативными задачами.
Следует подчеркнуть, что при многогранных межэтнических
взаимоотношениях пиджины не возникают: в этом случае
развивается двуязычие. Существование торговых пиджинов
отмечалось во всех частях света (некоторые подробности о
русско-норвежском торговом пиджине см. ниже).
Менее специализированные пиджины встречаются реже. К их числу относится самый старый из известных пиджинов на европейской (южнороманской) лексической базе — уже упоминавшийся средиземноморский сабир, использовавшийся, по крайней мере с XII в., в контактах европейцев с арабами, позднее и турками.
Из неевропейских пиджинов многоцелевого назначения наибольшего внимания заслуживает так называемый
чинукский жаргон — европейцам он стал известен с 1830-х
годов, но возник заведомо раньше. Первоначальный район
его распространения — низовья р. Колумбии, но позднее он
Широко использовался на пестрой в языковом отношении
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки ___________________
территории от Калифорнии до Аляски. Им пользовались
носители не всегда родственных, но структурно близких индейских языков, поэтому типологически он достаточно маркирован; в фонологической системе, например, присутствуют поствелярные согласные и глоттализованные смычные.
В XIX — первой половине XX в. он был хорошо известен
лицам европейского происхождения; канадские рыбаки, например, использовали иногда чинукский жаргон при радиопереговорах с целью сохранить важную информацию в секрете от рыбаков-японцев.
Большинство пиджинов характеризуются почти полным отсутствием морфологии, но если они функционируют
в среде типологически и материально близких между собой
языков, то морфология может быть достаточно выраженной. Так, некоторые пиджины на основе языков банту сохранили довольно значительные элементы системы классного согласования; наиболее известный из этих языков —
шаба-суахили, распространенный на юго-востоке Заира.
(Разумеется, среди носителей родственных языков нужда в
пиджине и возможность создания именно пиджина, а не
койне возникает только при отсутствии взаимопонимания.)
В условиях банту-европейских контактов в Натале возник
пиджин фанагало (вероятно, в 1840-х годах). Его словарь на
70% восходит к языкам банту: в первую очередь к зулу, в
меньшей степени — к коса. Около четверти лексики имеет
английское происхождение, остальное — из языка африкаанс. Здесь классное согласование не сохранилось, но аффиксация для пиджина довольно богатая: например, множественное число образуется с помощью префикса та-: skatul
'ботинок' — maskatul 'ботинки', имеются глагольные суффиксы каузатива, пассива, прошедшего времени.
В литературе по контактологии в числе пиджинов нередко
упоминаются такие вспомогательные средства межэтнической
коммуникации, как жестовые языки слышащих. При
отсутствии взаимопонятной коммуникативной системы
собеседники всегда начинают с использования иконич-ных
жестов, но обычно они предпочитают как можно быстрее
построить звуковой способ общения (жестикуляция на- I долго
остается важным вспомогательным средством, допол- '; няя
складывающийся препиджин). Однако, по крайней мере в
двух регионах, для межэтнического общения широко
применялись развитые жестовые языки: среди индейцев се-
вероамериканских прерий и у австралийских аборигенов. В
первом случае использовался единый жестовый язык на
всем Среднем Западе США; в конце XIX в. им владели около
100 тыс. представителей различных племен. На территории
Австралии функционировало несколько жестовых языков,
каждый из которых объединял этнические группы, говорившие на взаимонепонятных языках. Австралийские жестовые языки в функциональном отношении не уступали
звуковым, поскольку широко использовались и при внутриэтнической коммуникации (в частности, во время длительных инициационных обрядов и периода траура для вдов,
длившегося до года и более).
Полное отсутствие каких-либо сведений по истории
этих языков, а также специфический характер незвуковой
коммуникации вообще, не позволяют подробно останавливаться на них.
Развитие техники мореплавания в начале Нового времени и последующая европейская колониальная экспансия
привели к закреплению за пиджинами новых функций. Так
называемые морские пиджины распространились в пунктах
стоянки судов, совершавших трансокеанские плавания.
Вскоре во многих таких пунктах возникли укрепленные поселения европейцев. На Атлантическом побережье Африки
главная цель таких поселений была в захвате или покупке
рабов, в Южной и Юго-Восточной Азии они преследовали
в основном торговые цели. Первыми заокеанскую экспансию начали португальцы и испанцы, затем — англичане,
французы, голландцы, иногда сменяя предшественников в
одних и тех же пунктах. В ходе контактов с местным населением в XVI—XVII вв. возникали пиджины на основе соответствующих европейских языков. Эти или сходные пиджины использовались при работорговле, а затем на плантациях в Новом Свете. Самостоятельная группа пиджинов на
основе французского языка возникла на ранее не обитаемых островах Индийского океана, где с XVIII в. было организовано плантационное хозяйство.
Непосредственных данных о пиджинах этого периода
нет, и то немногое, что о них удается установить, реконструируется по материалам продолжающих их традицию более
поздних стадий развития контактных языков.
С начала XIX в. морской пиджин бичламар (на английской основе) распространяется на островах Океании. Пер-
120
121
Глава 2. Проблемы социолингвистики
воначально он использовался в местах стоянок китобоев,
затем — при заготовке сандалового дерева, ловле трепангов
и т. п. К середине XIX в. команды в значительной мере
комплектовались из матросов-океанийцев, так что пиджин
использовался и на самих судах. С 1860-х годов начинается
развитие плантационного хозяйства в Квинсленде (Австралия) и на некоторых островах Океании. В качестве рабочей
силы использовались законтрактованные меланезийцы, достаточно хорошо знакомые с бичламаром, поэтому он становится рабочим языком плантаций. После окончания контракта бывшие рабочие стали широко применять его в межэтнических контактах на родине. Таким образом, с конца
XIX в. в юго-западной Океании начинают независимо развиваться четыре потомка бичламара: ток-писин (на Новой
Гвинее), бислама (на Новых Гебридах, сейчас Республика
Вануату), пиджин Соломоновых Островов и брокен (на овах Торресова пролива12).
В условиях колониального управления бывали и другие пути возникновения пиджинов. В британской колонии
Папуа многоязычные полицейские силы использовали пиджин на основе австронезийского языка моту. Вскоре "полицейский моту" (сейчас он называется хири-моту) превратился здесь в основной язык межэтнического общения, а в
ходе получения независимости Папуа — Новой Гвинеей
этот пиджин стал даже символом борьбы сепаратистов за
отделение Папуа.
Итак, стабилизировавшиеся пиджины представляют
собой вспомогательные языки, располагающие устоявшимся, однако ограниченным словарем. Эти языки не имеют
собственной этнической или социальной базы: для какоголибо ребенка пиджин может оказаться первым по времени
усвоения, но он не остается единственно известным или основным языком общения, поскольку не располагает возможностями выполнять все те функции, которые предъявляются к языку обществом, в котором пиджин используется13. В отношении словаря пиджин часто основывается на
каком-то одном языке, однако его грамматическая структу12Жители
о-вов Торресова пролива не работали на плантациях; бичламар
широко распространился здесь благодаря ловцам жемчуга.
13 Функциональная ограниченность, вообще говоря, не свидетельствует о
принципиальной неспособности языка выполнять все общественно необ
ходимые
коммуникативные
функции.
К
2.4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки ___________________
ра отличается от языка-лексификатора; степень взаимопонимания между пиджином и лексификатором может быть
невелика. Со стороны тех, для кого язык-лексификатор является родным, пиджин требует специального изучения.
Однако последние, даже если они придерживаются стандарта пиджина в фонетике и грамматике, склонны при необходимости включать в текст на пиджине любую лексику из
своего родного языка, оформляя ее "под пиджин", ср. подчеркнутые слова в записи текста на русско-китайском пиджине (говорит русский, расхваливающий продаваемую китайцу шубу): Его coma рубли купеза давай; его хаохаоды ю, дадады ю; полтора года таскай, ломай не могу; его замерзни
мею. 'За нее [шубу] торговцы 100 рублей давали; она очень
хороша, большая; полтора года проносишь — не порвется; в
ней не замерзнешь'.
Структурные черты, свойственные всем пиджинам,
имеют самый общий характер: простота состава фонем и
правил их реализации в речи, слабо выраженная морфология, неглубокий синтаксис.
По-видимому, существуют универсалии расширения
семантики при пиджинизации. Например, утрачивается
противопоставление глаголов типа 'смотреть' — 'видеть' или
'сказать' — 'говорить'. Подобная лексическая "бедность"
может сохраняться и на поздних стадиях развития контактного языка (разумеется, компенсируясь какими-то другими
языковыми средствами); так, английским глаголам saytell-speak-talk в ток-писине соответствуют только tok и spik.
Еще одна универсальная особенность лексики пиджинов,
проявляющаяся и в происходящих из них креольских
языках, - образование антонимичных прилагательных при
помощи отрицания, ср. 'плохой': ток-писин nogut, сранан по
bun (букв, не-хороший), 'тупой': ток-писин nosap, гаит. paflle
(букв, не-острый).
Значение многих лексических единиц с точки зрения
языка-лексификатора может строиться с неожиданной метафорикой, а в пиджинах, возникавших в условиях социального неравенства, часты явно пейоративные семантические
переходы (в самом пиджине в данном случае пейоративность не ощущается). Ср. в ток-писине: banis (< fence) 'забор; ребра', klok (< clock) 'часы; сердце', masta (< master) 'европеец', misis (< missis) 'европейка', men (< Mary) 'меланезийка', manki (< monkey) 'мальчик-меланезиец' (европей123
122
Глава 2. Проблемы социолингвистики
т:
ский мальчик будет обозначаться liklik masta 'маленький маета').
Возможность стабилизации пиджина в значительной
степени зависит от социальной и демографической ситуации
среди его носителей. Как уже говорилось, лексически пиджин обычно строится на базе одного языка, причем в большинстве случаев он является целевым 14 для тех, кто им не
владеет. При достаточно большом числе носителей языкалексификатора и отсутствии социальных барьеров между ними и остальными носителями складывающегося пиджина
шансы на стабилизацию контактного языка невелики.
Формирующийся и даже стабилизовавшийся пиджин
обычно считают испорченной разновидностью лексификатора: ломаным английским, испорченным французским
и т. п., особенно те, кто хорошо владеет языком-лексификатором. Последняя категория говорящих на пиджине не только
не видит нужды в его стабилизации, но и плохо подготовлена к такому исходу психологически. Эти лица и являются
основным "дестабилизирующим фактором" не только
складывающегося пиджина, но и более поздних этапов эволюции контактного языка. Они не образуют особой очерчиваемой группы в составе своего этноса; пиджин можно считать в какой-то степени пассивно известным даже тем носителям языка-лексификатора, которые и не подозревают о самом существовании пиджина. Те же, кто вынужден затрачивать специальные усилия для усвоения этого контактного
языка, заинтересованы в его быстрейшей стабилизации.
Как только препиджин начинают использовать для общения между собой представители двух и более языковых
групп, каждая из которых не владеет языком-лексификатором, он получает хорошие шансы на стабилизацию и превращение в пиджин. Иногда даже утверждается, что это
единственный путь стабилизации пиджина, но факты говорят об обратном.
Русско-китайский пиджин, зародившийся во второй
четверти XVIII в., первоначально использовался китайскими и русскими купцами в пограничных городах — русской
Кяхте и китайском Маймачине 15 , поэтому и именовался
14Целевой
язык (англ. target language) - язык, которым индивид стремится
овладеть. 15 Современный Алтанбулак на монгольско-российской
границе.
Смешение языков. Пиджины и креольские
языки
кяхтинским, или маймачинским, языком. Со второй половины XIX в. на Дальнем Востоке получил распространение
другой вариант этого пиджина, использовавшийся русскими при общении с китайскими сезонными рабочими, а в
Маньчжурии — с местным населением. В меньшей степени
этот пиджин обслуживал контакты русских с монголами, а
позднее с нанайцами, удэгейцами, корейцами, но никогда
не применялся в контактах различных нерусских групп между собой. В большинстве русских идиолектов этот пиджин не отличался единообразием, но китайский этнолект
был относительно стабилен уже в середине XIX в. Совершенно аналогично дело обстояло с китайским пиджин-инглиш, который использовался в прибрежной торговле на
юге Китая.
Причина такой необычной стабилизации в обоих случаях заключается в том, что китайские этнолекты обоих
пиджинов были в известном смысле нормированы: в Китае
издавались учебные словари и разговорники этих пиджинов. Авторы соответствующих пособий выдавали изучаемые
языки за нормативный русский и английский (трудно сказать, всегда ли при этом они были искренни). Китайские
купцы, отправлявшиеся на границу торговать с русскими,
были даже обязаны сдать экзамен на знание "русского"
языка.
"Полицейский моту" стабилизировался также по довольно специфическим причинам: патрульная полицейская
служба формировалась из представителей различных этнических групп, однако Порт-Морсби, административный
центр Папуа, был на этнической территории моту, и складывавшийся пиджин должен был находиться под их дестабилизационным влиянием. Однако моту, традиционно
предпринимавшие торговые экспедиции за сотни миль,
привыкли пользоваться двумя торговыми пиджинами, кроме того, при общении с соседями они традиционно пользовались упрощенным кодом, который и послужил основой
полицейского моту. Изучения своего подлинного языка чужаками они не поощряли еще в 1920-е годы16.
1(>
Миссионер У. Лоуэс, прожив среди моту несколько лет и сделав первые переводы из Священного Писания, позднее узнал от своего сына, что выученный им язык оказался лишь упрощенной формой моту, которую те
употребляли в общении с иноплеменниками, но никогда не использовали
во внутриэтнической коммуникации.
124
125
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2,4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки ____________________
Возможна и такая ситуация, что при контакте двух этнических групп каждая пользуется собственным пиджином.
Так обстоит дело на о-вах Фиджи, куда с конца XIX в. в качестве плантационных рабочих завозили индийцев. Там
возникло два пиджина: один на фиджийской основе, другой — на основе сложившегося здесь местного варианта
хиндустани. При межэтнических контактах индийцы обычно пользовались первым из них, а фиджийцы — вторым. Вероятно, ведущим обстоятельством, способствовавшим стабилизации обоих пиджинов, было то, что они использовались параллельно. Для индийского пиджина важным оказалось и то, что индийская община была многоязычной и
хиндустани для многих был вторым языком (впрочем, внутри индийской общины пиджин-хиндустани практически
не использовался). На стабилизации пиджин-фиджи не
могло не сказаться то обстоятельство, что в традиционном
фиджийском обществе существовала традиция общения с
иностранцами на особом упрощенном коде.
В редких случаях при двустороннем контакте может
возникнуть пиджин, лексически достаточно удаленный от
родных языков обеих групп. Это также способствует стабилизации пиджина. Образец такого пиджина — русско-норвежский пиджин, наиболее известный под именем руссенорск, на истории формирования и функционировании которого остановимся чуть подробнее.
Этот пиджин использовался при межэтническом общении торговцев, рыбаков и моряков в бассейне Баренцева
моря, в первую очередь в ходе меновой торговли между русскими поморами и норвежцами Варангер-фьорда. Он назывался также моя-по-твоя (что может быть переведено как 'я
[говорю] по-твоему') и как-спрэк (букв.: 'что говоришь?'
или 'что сказал?').
Торговые контакты между русскими и норвежцами
восходят еще к новгородской эпохе; с конца XVIII в. они
заметно расширяются и становятся все более интенсивными вплоть до закрытия границы после революции 1917 г.
Первое упоминание о существовании здесь особого пиджина относится к 1812—1814 гг., хотя косвенные свидетельства можно найти и в предшествующие десятилетия. Общее
число известных текстов на руссенорске невелико, в основном это записи диалогов, отдельных фраз и слов, сделанные
непрофессионалами. Подавляющее большинство текстов
записано норвежцами; тем самым русский этнолект диалогических реплик, приписываемых русским, предстает через
призму его норвежского восприятия.
О фонетике руссенорска сказать можно немногое, однако есть основания считать, что существовала заметная межэтнолектная унификация: норвежские передние огубленные
гласные заменялись задними, гортанное [h] давало, в соответствии с русской традицией, [g] (ср. ниже в тексте, норвежский этнолект: gaf при норв. hav 'море'). Очень вероятно, что в русском этнолекте в словах русского происхождения [х] заменялось на [к].
В лексическом отношении руссенорск отличается от
многих других пиджинов тремя взаимосвязанными особенностями. Во-первых, это наличие двух почти равноправных
языков-лексификаторов: из примерно 400 известных единиц его словаря около половины восходит к норвежскому и
около трети — к русскому. Есть сведения, что русские считали этот язык норвежским, а норвежцы — русским. Во-вторых, наличие десятков синонимических дублетов разного
происхождения; по существу, можно говорить об одной
сложной лексической единице, имеющей два плана выражения: skasi/sprxkam 'говорить, сказать', balduska/kvejta
'палтус', musik/man 'мужчина', ras l7 /dag 'день', eta/den
'этот', njet/ikke 'не', tvoja/ju 'ты' и т. д. При этом имеется
тенденция использовать русские по происхождению единицы в норвежском этнолекте, а норвежские — в русском. Втретьих, многие словарные единицы руссенорска имеют
двойную этимологию, т. е. либо в равной степени возводимы к русскому и норвежскому этимону, либо, определенно
восходя к одному из языков, имеют серьезную этимологическую поддержку в другом. При этом речь идет не только
о широко распространенных интернационализмах типа
kaansul 'консул', kajuta 'каюта', vin 'вино'. Двойную этимологию имеет наиболее частотное служебное слово руссенорска — предлог ро (ср. рус. по и норв. ра 'в, на, к'), столь же
невозможно выбрать однозначный источник происхождения слова kruski 'кружка' (ср. норв. krus). В некоторых случаях слова руссенорска являются контаминацией русского и
норвежского: mangoli 'много' (ср. норв. mange 'много' и рус.
126
127
I
17Восходит
к русскому раз (ср. stara ras 'вчера').
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки _____________________
много ли)1*, ljugom 'врать' (ср. норв. lyve и рус. лгать). В ряде
случаев происхождение каждого из дублетов очевидно, но
в другом языке имеется вполне очевидная этимологическая
поддержка: dobra/bra 'хороший', tovara/vara 'товар' (ср. норв.
bra, vare, значения те же).
Можно думать, что лексическая дублетность руссенорска не случайна. Точно такая же картина наблюдается в русско-китайском пиджине, где дублируются местоимения,
числительные, ю/еси 'есть', мию/нету 'нет', ряд частотных
знаменательных слов; имеется стойкая тенденция к распределению дублетов по этнолектам, китайцы почти не пользуются лексикой, восходящей к китайским этимонам, а те
русские, которые достаточно хорошо владеют пиджином,
предпочитают, по возможности, слова китайского происхождения. Ср. такой обмен репликами на базаре: (Русский):
Тунтун игэян? '[Цена за] всё одинаковая?' — (Китаец): Адинака! 'Одинаковая!'. Вероятно, в этих случаях действовал
своеобразный принцип вежливости "моя-по-твоя", признание социального партнерства.
Несколько десятков лексических единиц руссенорска
восходит или к английскому и нижненемецким диалектам,
или же к другим местным языкам — шведскому, финскому,
саамскому. Наличие лексики первой группы вполне естественно: это "морские" интернационализмы, хорошо известные всем, кто связан с морем; вероятно, и попали они в
руссенорск через посредство морских жаргонов.
Появление же заимствований из "сухопутных" (по
крайней мере, в условиях контактов на Баренцевом море)
языков — пусть и косвенный, но веский аргумент в пользу
существования в этом районе отличных от руссенорска его
"сухопутных" предшественников, известных норвежцам
и/или русским.
Порядок членов предложения в руссенорске допускает
колебания, но наиболее обычным является постпозиция
предиката. При переходном глаголе имеется сильная тенденция располагать члены предложения следующим образом: глагол занимает конечную позицию, слева к нему при-
мыкает немаркированный прямой объект, следующую влево позицию занимает дативный объект с предлогом ро, еще
левее располагаются темпоральные и локативные сирконстанты, также вводимые предлогом ро; подлежащее находится в максимально левой позиции, в начале предложения:
Moja paa dumosna grot djengi plati 'Я заплатил много денег на
таможне'; Davajpaa moja skib kjai drikkom 'Выпей чаю на моем корабле'.
Наиболее загадочной особенностью грамматики руссенорска является синтаксис отрицания. Показатель отрицания njet/ikke располагается перед тем словом, к которому
оно относится, в целом повторяя порядок русского и норвежского; имеется, однако, одно серьезное исключение. В
руссенорске различные актанты глагола (прямое дополнение, датив, подлежащее) могут помещаться между отрицанием и самим глаголом, что выглядит крайне необычно с
точки зрения обоих языков-лексификаторов1?: Kor ju ikke paa
moja mokka kladi? 'Почему ты не принес мне муку?'; Раа den
dag ikke Russefolk arbej. 'В этот день русские не работают'.
Происхождение этой особенности, возможно, следует искать
в финском языке, где аналогичный синтаксис при
отрицании вполне обычен.
Соотношение руссенорска с языками-лексификаторами
наглядно иллюстрируется следующим диалогом [Broch 1930]:
18
В этом и в ряде других слов руссенорска конечное -ли, явно восходя к русскому показателю общего вопроса, не выделяется в качестве самостоятельной морфемы, ср.: Mangoli ar moja njet smotrom tvoja! 'Много лет тебя не видел!'; Как мага ju prodatli? 'Какой товар продаешь?'; Etta dorgli! 'Это дорого!'.
Русский
— Здравствуй, мой
старый хороший друг!
— Сколько дней ты
шёл сюда из Архан
гельска?
— Три недели, был
сильный шторм.
~ Сильный шторм на
море.
~ Где ты останавливался?
~ Я три дня пробыл у
мадам Клерк [в Элвенесе].
Руссенорск
Норвежский
— Drasvi, gammel go
—
ven pa moja!
gode
ven!
- Nogoli dag tvoja
reisa pa Arkangel otsuda?
- Tri vegel, grot storm.
- Grot stoka pa gaf.
—Koda tvoja stan-op?
—Ja pa madam Klerk
tri daga ligge ne.
d
a
ge
har du brukt pa reisen fra
Arkangel hertil?
— Tre uker, meget
storm.
— Sterk storm pa
sjoen.
— Hvor har du stoppet
op?
— Jeg har ligget po
Elvenes i Sydvaranger
(fru Klerks eiendom) i tre
dage.
128
19
В норвежском языке отрицание при глагольном сказуемом помещается непосредственно после личной формы глагола.
16И
129
Глава 2. Проблемы социолингвистики
— Ты купишь рыбу?
-Да.
— Какая твоя цена?
— Один вес муки за
два веса трески.
— Это мало.
— Ладно, полтора ве
са трески за вес муки.
— Это очень дорого.
— Ну, давай посидим
в каюте и маленько
чайку попьем, не по
вредит.
— Tvoja fisk kopom?
-Da.
— Как pris?
—En voga mokka, sa
to voga treska.
—Eta mala.
—Slik slag, en a en hal
voga treska, sa en voga
mokka.
—Eta grot djur.
— No davaj pa kajut
sitte ne, sa nokka lite tjai
drinkom, ikke skade.
— Kjeper du fisk?
— Ja.
— Hvilken pris?
— En vog mel, sa to
vog torsk.
— Det er litet.
— Slik slag (det er det
samme), en og en halv
vog torsk, so en vog mel.
— Det er meget dyrt.
— K o m o g s i t n ed i
kahytten og drik litt te,
det skader ikke.
2.4.3. Становление развитых контактных языков
В определенной ситуации пиджин может стать единственным языком социума, члены которого достаточно тесно
связаны между собой, и начать обслуживать все коммуникативные потребности этого социума, в частности использоваться как язык семейного общения. При этом пиджин
становится родным, а часто и единственным языком нового поколения. Этот процесс называется нативизацией (от
англ. native 'родной'), или креолизацией, пиджина, а новая
ступень развития контактного языка — креолом, или креольским языком. Термин креол восходит к возникшему в Бразилии португальскому crioulo, первоначально обозначавшему
африканского раба, родившегося в Америке.
Пиджины могли креолизоваться в разных социальных
условиях: в метисных (смешанных) семьях, возникавших в
береговых европейских укреплениях, на плантациях, а также среди беглых рабов (марунов), возрождавших традиционную африканскую культуру в условиях Нового Света.
Многие креолисты полагают, что нативизация могла происходить еще до того, как пиджин стабилизировался, т. е. на
стадии препиджина.
С расширением функций контактного языка увеличивается его словарный состав, усложняются фонетическая и
грамматическая структуры. В разных типах креолов этот
процесс имел свою специфику. Креолы, возникавшие в
фортах, подвергались большему влиянию языка-лексификатора. В языках марунов при расширении словарного соста130
.4. Смешение языков. Пиджины и
креольские языки
ва и усложнении грамматических средств, наоборот, сильнее всего проявлялся африканский субстрат. В условиях
плантационного рабовладения контактный язык быстро
становился языком семьи. Параллельно с существованием
балансировавшего на грани стандартизации пиджина и все
новых препиджинных идиолектов в каждом районе плантационного хозяйства возникали собственные креольские разновидности контактного языка. Это привело к тому, что современные англо-креольские языки Карибии, восходя в конечном счете к общему пиджину, часто имеют различный
африканский субстрат (на Ямайке, например, это в первую
очередь йоруба и тви, в Суринаме — киконго). Рассмотрим
чуть более детально историю формирования креольских
языков Суринама.
С конца XVI в. побережье современного Суринама,
как и всей Гвианы, было ареной соперничества голландцев, англичан и французов. В 1651 г. здесь закрепляются
англичане (плантаторы вместе со своими рабами перебираются в основном с Барбадоса), но в 1667 г. Суринам переходит к Нидерландам, колонией которых он и оставался до
1975 г.
Для языкового будущего страны важнейшим периодом
оказалась вторая половина XVII в. С переходом Суринама к
Нидерландам британские колонисты вместе со своими рабами постепенно выезжали на острова Вест-Индии, в первую очередь на Ямайку; одновременно увеличивался приток
голландских поселенцев и новых рабов, но к 1671 г. "старые" рабы, ввезенные еще в британский Суринам, численно преобладали (1300 против 1200 новых). О контактных
языках этого периода ничего не известно, но вполне логично считать, что в начале 1660-х годов здесь уже сложился
достаточно устойчивый пиджин на английской основе, к
которому в конечном счете восходит основной креольский
язык Суринама — сранан20. Окончательно этот и другие контактные языки Суринама складываются лишь в XVIII в. Ранее их стабилизации и креолизации препятствовал приток
новых африканцев, пиджины которых, как привезенные с
невольничьих рынков, так и недостаточно усвоенные местные разновидности, размывали складывавшийся стандарт.
20
Сранан — родной языка для 1/3 населения Суринама и основной язык межэтнической коммуникации в стране.
131
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки
Важным дестабилизирующим фактором был также контактный язык на португальской основе, привезенный рабами
200 плантаторов-евреев, изгнанных из Бразилии21. По некоторым данным, португальский креол джу-тонго ('еврейский
язык') просуществовал в Суринаме до середины XIX в.
Под влиянием работорговли и английский, и португальский креолы Суринама формировались во взаимодействии. Наиболее интересным результатом этого процесса стал
сарамакка, язык так называемых лесных негров (голланд.
bosnegers), живущих сейчас в среднем течении р. Суринам
(около 20 тыс. говорящих).
Происхождение племени сарамакка известно достаточно хорошо. Первые массовые побеги с побережья в джунгли происходили в 1690-х годах; именно тогда образовались
кланы "лесных негров", названия которых (мачау, кадосу,
бииту) восходят к фамилиям плантаторов еврейско-бразильского происхождения (Machado, Cardoso, Britto). К
1710 г. формирование нового этноса в принципе завершилось: начался 50-летний период вооруженных столкновений
"лесных негров" с войсками голландской колониальной администрации, когда освободившиеся невольники с большой
настороженностью относились к вновь прибывавшим, подозревая их в шпионаже в пользу властей. После заключения мира с голландцами (1762) сарамакканы обязались выдавать им всех будущих беглецов.
Наиболее правдоподобным представляется следующий сценарий становления языка сарамакка. Рабы, доставлявшиеся в Суринам в конце XVII в., пользовались английским пиджином с сильным влиянием африканского
субстрата (голландцы вывозом рабов из Африки не занимались). Те из них, кто попадал на плантации с рабочим язы-
ком джу-тонго, вынуждены были осваивать и его. В новой
коммуникативной ситуации складывался новый пиджин,
лексификаторами которого стали португальский креол и
английский пиджин. Поскольку тенденция к побегу была
особенно характерна для недавних невольников, именно
этот язык и стал главным средством общения первых "лесных негров".
В результате основной словарный фонд языка сарамакка отличается сильной гетерогенностью: к португальскому восходит 37% его базового словаря, к английскому —
54%, вклад голландского и африканских языков — по 4%.
Сарамакка содержит самый большой африканский языковой компонент из всех креолов Нового Света. В обиходной
лексике насчитывается около 140 единиц, восходящих к киконго и чуть меньше — к эве (заметим, языки эти не родственны, и говорят на них в разных частях Африки, разделенных тысячами километров). Именно из районов распространения этих языков происходят 2/3 невольников, попавших в Суринам к началу XVIII в. Еще больше слов африканского происхождения в ритуальных языках, использующихся в местной культовой практике. Любопытно, что в
сранане есть небольшой пласт слов древнееврейского происхождения — например, trefu 'пищевое табу', kaseri 'ритуально чистый' (ср. рус. трефный, кошерный); в сарамакканском соответствующие понятия выражаются единицами африканского происхождения. Это дополнительное свидетельство в пользу того, что во время побега общим языком рабов был пиджин, его лексическое обогащение и креолизация происходили уже в джунглях.
Сценарий возникновения языка сарамакка показывает, что становление креольских языков было сложным процессом, в котором от демографических и языковых характеристик тех, кто оказывался вовлечен в сферу их использования, зависело будущее самих языков: креолизовавшийся
язык с уже стабильной грамматической структурой и богатым словарем часто подвергался декреолизации под воздействием пытавшегося усваивать его нового контингента говорящих, численно превосходившего сложившееся ранее креольское языковое сообщество. "Новые" начинающие билингвы могли и до этого владеть пиджином (или разными
пиджинами), независимо возникшим на той же лексической основе, что и креольский язык, который они пытались
1 Еврейские плантаторы происходили из так называемой Новой Голландии,
территории на северо-востоке Бразилии с центром в Морицстадте (совр.
Ресифи), которую Нидерланды удерживали за собой в 1630—1654 гг. Евреимарраны (внешне принявшие христианство) селились в Бразилии с 1580 г.;
здесь они искали убежища, опасаясь религиозных преследований на Пиренейском полуострове. При голландской власти они открыто вернулись к
иудаизму; тогда же сюда перебрались многие евреи-сефарды, изгнанные из
Испании и Португалии и нашедшие временный приют в итальянском
г. Ливорно и в Нидерландах. С возвратом этих земель Португалии новые
колонисты были вынуждены в трехмесячный срок покинуть страну. Они
эмигрировали сначала в Кайену, а затем в Суринам (еще при британской
власти, в 1664 г.).
132
А
133
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки____________________
освоить. В результате складывался новый пиджин, который
в дальнейшем креолизовался; такой процесс мог повторяться несколько раз.
Собственно лингвистической информацией по истории современных креолов мы практически никогда не располагаем, известны лишь некоторые этапы формирования
креольского этноса и конечный продукт языковой эволюции — современный креол. Одну из самых сложных историй пережил крио (язык межэтнического общения в СьерраЛеоне, родной для 500 тыс. человек). Район современного
Фритауна с конца XVI в. часто посещали португальцы, в
1663 г. тут был основан английский форт; есть сведения, что
в это время здесь использовались и португальский, и
английский пиджины. К концу XVIII в. численность афроевропейских мулатов достигала 12 тыс. человек. В 1787—
1792 гг. тремя партиями сюда было переселено около 2 тыс.
бывших рабов, получивших свободу за участие на британской стороне в североамериканской войне за независимость. В 1800 г. к поселенцам добавились 550 марунов с
Ямайки. После отмены работорговли в Великобритании
(1807) сюда доставлялись все освобожденные английским
флотом негры, незаконно переправлявшиеся через Атлантику. По переписи 1848 г., в Сьерра-Леоне среди 11 тыс. таких освобожденных африканцев было более 7 тыс. йоруба.
Естественно, столь сложная этнодемографическая ситуация
не могла не отражаться на языке Фритауна. С распространением к концу XIX в. крио в глубь материка (естественно,
в форме пиджина) он подвергся влиянию местных языков
менде, темне и ваи.
В сравнительно редких случаях в процесс выработки
стандарта креольского языка включались и носители языкалексификатора. Это происходило, когда определенная группа европейцев, "бедные белые", оказывалась в территориальной изоляции от основной массы своих сородичей в метрополии и в социальной изоляции от колониальной рабовладельческой верхушки в колонии, находясь в то же время
в постоянном бытовом контакте с носителями креола. Если
такая европейская группа оказывалась численно сопоставима с креольской группой, результатом их коммуникативного взаимодействия является промежуточное койне, которое
со временем становится родным для обоих языковых коллективов, даже если между ними не происходит значительной
метисации. Такой "полукреол" может быть относительно
единообразным (как на Каймановых о-вах в Вест-Индии), в
других случаях диалекты белых и креолов могут сохранять
некоторое своеобразие (франко-креольский язык о. Реюньон в Индийском океане).
Промежуточная ситуация складывалась там, где
большая часть европейцев была двуязычна и хорошо владела креолом, но социальный и культурный барьеры, отделявшие их от рабов и их потомков, были достаточно сильны.
Общаясь лишь с домашними рабами, эти европейцы не
могли влиять на общекреольский стандарт, при этом их
собственный родной язык испытывал воздействие со стороны креола. Проводником такого влияния становились подрастающие поколения белых — подчас дети больше общались с няньками, слугами, сверстниками-рабами, чем с собственными родителями. Такое общение вело к диффузии
между языковыми системами разных социальных слоев.
Этот процесс оказал влияние на формирование некоторых
региональных вариантов европейских языков (диалект белых в южных штатах США, луизианский французский, некоторые разновидности португальского языка Бразилии).
Считается, что специфика языка африкаанс вырабатывалась
в сходных условиях.
Анализ синхронного состояния подобных языковых
образований часто не позволяет объективно оценить, с результатом какого из процессов мы имеем дело: со сближением креола с языком-лексификатором или же с размыванием нормы стандартного языка под воздействием креола.
Недаром в истории креолистики большинство англо-креольских языков Карибии квалифицировалось как диалекты
английского. К подобным языковым системам, о которых
нельзя с уверенностью утверждать, что они прошли стандартный для креола путь развития, часто применяется термин креолоид.
Все контактные языки на базе английского, возникшие в бассейне Атлантического океана, взаимосвязаны,
причем история их возникновения и непростой эволюции
насчитывает всего несколько веков. Между тем отличия их
Друг от друга достаточно велики, что затрудняет или вовсе
исключает взаимопонимание. Наглядное представление об
этом дает перевод английской фразы The dog of the man who
lives in that house, is named King 'Собаку человека, который
134
135
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки
живет в этом доме, зовут Кинг' на ряд атлантических контактных языков [Hancock 1987: 315]22:
функционирует в более чем 100 поселениях. Он стал использоваться в школьном обучении и в радиовещании.
Совершенно по-иному складывалась судьба пиджинов
в Меланезии. На плантациях они расширяли свои функциональные возможности, однако смешанные браки были
здесь скорее исключением; по возвращении на родину меланезийцы оказывались в традиционной этнической среде,
и пиджин оставался для них вспомогательным языком. Но
в этом качестве он получил неожиданно быстрое распространение. В решающий для ток-писина период Новая Гвинея находилась под германским управлением (1885—1914).
Немецкая администрация и миссионеры активно пользовались этим языком.
В административных центрах пиджин постепенно становится основным языком общения, почти ни для кого не
являясь родным. В результате такой эволюции эта разновидность контактного языка — расширенный пиджин — в
функциональном отношении ничем принципиально не уступает языкам, прошедшим иной путь формирования. Такой процесс возможен только в многоязычном обществе
при отсутствии традиционного языка-посредника. В форме
ограниченного пиджина этот язык быстро распространялся
и в не контролируемые колонизаторами районы: неоднократно отмечалось, что европейцы, проникая впервые во
внутренние районы Новой Гвинеи, часто сталкивались с
тем, что пиджин был там уже известен.
В последние годы нативизация ток-писина происходит
и в сельской местности, причем это возможно даже в этнически однородной среде: у представителей народности мурик, издавна занимавшейся торговлей в низовьях р. Сепик,
он вытеснил этнический язык, так как оказался очень удобным средством коммуникации с любыми торговыми партнерами23.
Сарамакка:
Сранан:
Гайянский:
Нигерийский
пиджин:
Крио:
Блэк-инглиш:
Галла:
Ямайский:
Барбадосский:
di dagu fu di womi dati di libi n' a wosu de a nc kin
a dagu f a man di libi n' ini a oso dati nen kir)
a man wa liv a da hous dag neem kin
di dog we na di man we liv fo da haus get am, i nem kin
di man we tap na da os dog nem kin
da mee hav in dae? haeas docog nel kian
di dag fa di man WA hp ппэ da hocos neem kin
di maan wa lib iina da hocos daag nyem kin
di dog da? bilon to di man da? liv in da? hocos, i neem kin
Совершенно иная возможность для креолизации пиджинов возникла в связи с системой резерваций, получившей развитие в Северной Америке и Австралии. Когда в
1856 г. в Орегоне была образована резервация Гранд-Ронд,
чинукский жаргон стал ведущим языком общения представителей 15 племен.
Сходным путем шла креолизация пиджина в северной
территории Австралии. Он получил распространение в конце XIX в., оказавшись наиболее подходящим средством для
решения новых коммуникативных задач: коренным австралийцам необходимо было поддерживать отношения не только с иммигрантами, но и с ранее мало или вообще незнакомыми аборигенными группами, поскольку под европейским
натиском многие племена были вынуждены перемещаться
на новые территории. В 1909 г. в англиканской миссии Ропер-Ривер нашли убежище около 200 аборигенов - остатки
восьми племен, сильно пострадавших от междоусобиц и
преследований в предыдущие годы. Функциональное развитие этого пиджина наиболее интенсивно шло среди учащихся открывшейся здесь школы-интерната. После Второй мировой войны он начал креолизоваться. Сейчас этот новый
язык, получивший название криол (Kriol), является основным средством общения примерно для 10 тыс. человек и
22
Сарамакка и сранан, как говорилось, распространены в Суринаме, гайянский — непосредственно к западу от них, в Гайяне (бывш. Британская Гвиана), ямайский и барбадосский — на соответствующих островах Вест-Индии; галла (англ. Gullah) — наиболее архаичный вариант блэк-инглиш, распространенный в первую очередь на прибрежных островах Северной и
Южной Каролины; нигерийский пиджин и крио — на африканском берегу
Атлантики.
136
23
Отсутствие символической ценности у родного языка вполне естественно
для папуасского торгового народа. В папуасском понимании предметом
торговли могут быть такие элементы культуры, как орнамент, мелодия, танец, определенный тип прически, одежды и украшения. При этом во многих случаях продаются и покупаются не сами предметы, а право их изготовления. После того как "авторское право" на некоторый нематериальный объект приобретено, он расценивается как элемент собственной культуры. При таком подходе к культурным феноменам утрата этнического
языка и смена его на другой, более удобный в коммуникативном отношении, не только не влечет ностальгии, но может рассматриваться как выгодная коммерческая сделка.
137
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки ___________________
Эволюция контактного языка, характеризующаяся его
постоянной стабилизацией, с одной стороны, лексическим
и грамматическим расширением — с другой, идет непрерывно. Креолизация — дискретное явление: язык либо стал для
кого-то родным, либо нет. Тем не менее основное разграничение между видами контактных языков приходится проводить в непрерывной, а не в дискретной области: препиджин
и ранний пиджин и в социолингвистическом, и в структурном отношениях качественно отличаются от расширенных
пиджинов и креолов; первые — это вспомогательные языки
ограниченного употребления, вторые не имеют принципиальных отличий от любых других естественных языков.
образный местный стандарт, выделить же какие-либо локальные стандарты на социальном пространстве контактного континуума затруднительно.
Посткреольский континуум развивается в большинстве тех ситуаций, когда в повседневном употреблении с креольским языком начинает конкурировать язык-лексификатор. Например, взаимопонимание между наиболее "ортодоксальным" вариантом гайянского креола и нормативным
английским исключено. Но в реальной городской речи
встречаются многочисленные промежуточные варианты,
подчас мало напоминающие и нормативный английский, и
"ортодоксальный" креол. Так, фраза / gave him 'Я ему дал'
может иметь следующие варианты [O'Donnell, Todd 1980:
52]:
2.4.4. Контактный континуум
I
a
a
a
a
a
a
a
a
gave
geev
geev
geev
giv
giv
giv
giv
giv
him
him
im
ii
him
im
ii
hii
ii
a
a
a
mi
mi
mi
mi
mi
mi
did
did
di
di
di
bin
bin
bin
gi
gi
gii
gi
gii
gi
gii
gii
gii
ii
ii
ii
hii
ii
ii
ii
am
am
В ходе исторической эволюции контактные языки
развивались как за счет внутренних ресурсов, так и под
воздействием внешних влияний. Общности, пользовавшиеся
контактными языками, редко оказывались в полной
изоляции, но в течение длительного времени они
испытывали влияние "верхнего социального барьера".
Поэтому владение европейскими языками, а стало быть и
возможности воздействия последних через двуязычие самой
контактной общности на новые языки были очень
ограничены. Если это положение менялось, контактный
язык начинал подвергаться влиянию занимавшего
главенствующее положение европейского языка.
Когда европейский язык оказывался отличным от языка-лексификатора (голландский в Суринаме, английский на
Тринидаде или Сейшельских о-вах), его влияние ограничивалось лексикой и отчасти синтаксисом. Но взаимодействие
лексификатора и креола имело принципиально иные результаты: возникал так называемый посткреольский
к о н т и н у ум .
Понятие языкового континуума, разработанное и широко использовавшееся в диалектологии, к креольским языкам впервые было применено Р. ДеКампом [DeCamp 1961:
82] при анализе соотношения англо-креольских языков Карибии и английского. Природа диалектного и контактного
континуумов в корне различна: первый имеет пространственную (территориальную) мотивацию, второй — социальную. В каждой точке диалектного континуума имеется свое-
Простейшая модель описания посткреольского континуума была разработана У. Стюартом, предложившим различать наиболее удаленную от лексификатора разновидность креола (базилект) и наиболее близкую к нему (акролект) с серией промежуточных разновидностей (мезолектов) [Stewart 1965].
В ряде случаев вариативные черты континуума могут
быть описаны через так называемые импликационные
ш к а л ы. К креольским языкам эта методика впервые применена ДеКампом [DeCamp 1971b].
Исследуя наличие отдельных акролектных и базилектных черт (в их противопоставлении) в различных идиолектах ямайцев, он выяснил, что подвергающиеся варьированию черты могут быть размещены на направленных от базилекта к акролекту осях таким образом, что идентификация одной черты в некотором идиолекте неминуемо влечет
присутствие в нем всех других, расположенных ближе к на-
138
139
did
did
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки ___________________
чалу оси, "более базилектных" черт. Таким импликационным соотношением связаны, например, следующие базилектно-акролектные лексические пары: 1) пуат — eat 'есть',
2) папа -granny 'бабушка', 3) pikni - child 'ребенок'. Грамматические и фонетические особенности включаются в те
же импликационные шкалы, что и лексика. Так, использование базилектного приглагольного отрицания по ben вместо акролектного didn 't располагается на приведенном фрагменте шкалы между чертами 2 и 3, а замена акролектных
межзубных смычных базилектными взрывными tn d — правее 3-й черты.
В отношении указанных черт идиолекты ямайцев могут
быть распределены по семи типам от наиболее акролектных,
т. е. близких к языку-лексификатору (1), до базилектных,
т. е. наиболее удаленных от языка-лексификатора (7).
ных одномерных континуумов, скажем, континуумов индивидуальных базилектов и акролектов.
Возможность возникновения и результаты развития
таких континуумов не зависят от эволюционной стадии
контактного языка: в подходящих социолингвистических
условиях контактный континуум может развиваться из препиджина, различных вариантов пиджина и из креола. Примером постпрепиджинного континуума может служить так
называемый гастарбайтер-дойч, немецкий язык рабочих —
иммигрантов в ФРГ. Современный фиджийский этнолект
индийцев на Фиджи представляет собой постпиджинный
континуум. На Гавайях до недавнего времени сосуществовали во взаимодействии постпиджинный и посткреольский
континуумы.
Для возникновения континуума необходимо, во-первых, чтобы носители контактного языка имели социальную
мотивацию для освоения более престижного нормативного
языка, идентичного или близкого к языку-лексификатору, а
во-вторых, чтобы образцы такого целевого языка были им
доступны. Результаты развития континуума зависят от степени мотивации овладения новой коммуникативной системой, от близости целевого языка к лексификатору, от доступности образцов, их фактической близости к целевому
языку24 и массы сопутствующих обстоятельств.
Креол и целевой язык первоначально представляют
собой не варианты одной системы, а две очень различные
системы, хотя в силу их лексической близости между ними
существует некоторая степень взаимопонимания. На продвинутой стадии процесс декреолизации эквивалентен языковому изменению в диалекте или городском просторечии
под влиянием заимствований из нормативного языка.
В начальной фазе развития континуума отдельные
идиолекты начинают испытывать интерференционное воздействие престижного языка. Постепенно контактный язык
поляризуется на базилектную и акролектную разновидности, каждая из которых продолжает сдвигаться в направлении целевого языка. Базилектные и акролектные разновидности декреолизуются неравномерно: спектр мезолектов
может и сужаться, и расширяться:
Тип И с п о л ь з у е м ы е
идиолекта
1
2
3
4
5
6
7
eat
eat
eat
eat
eat
eat
nyam
granny
granny
granny
granny
granny
nana
nana
языковые
didn't
didn't
didn't
didn't
no ben
no ben
no ben
child
child
child
pikni
pikni
pikni
pikni
средства
e-t
e-t
t
t
t
t
t
a-
d-d
dd
d
d
d
d
Идиолектов, нарушающих рассмотренную импликационную закономерность, например таких, где одновременно
используются лексемы пуат, granny и child, не существует.
Реально посткреольские социумы обычно диглоссны.
Языковая компетенция индивида складывается из владения
оцениваемым более высоко "индивидуальным акролектом"
и менее престижным "индивидуальным базилектом", причем за ними закреплены социально разграниченные функции. Сами говорящие при этом могут не осознавать всей
сложности языковой ситуации. Между тем посткреольские
языковые ситуации представляют, вероятно, самый сложный объект социолингвистики. Одномерная континуальная
модель их описания упрощает реальность, но как'раз простота одномерной модели делает ее эффективным инструментом анализа, а всякая многомерная модель может рассматриваться как комбинация нескольких разнонаправлен-
140
24
Целевым обычно бывает нормативный язык, в то время как доступными
могут оказаться лишь сниженные разновидности (типа просторечия).
141
2.4. Смешение языков. Пиджины и креольские языки
Глава 2. Проблемы социолингвистики
временная ось
- язык-лексификатор -
Схема изменений контактного языка во
времени
Декреолизация может зайти достаточно далеко, и посткреольское состояние оказывается столь близким к языкулексификатору, что его уже не вполне корректно рассматривать как самостоятельный, отличный от лексификатора,
язык. По каким-либо социальным причинам декреолизация
может приостановиться, вырабатывается своеобразный
стандарт, обладающий для его носителей этнокультурной
ценностью (например, блэк-инглиш, "диалект" афроамериканцев США). В этих случаях можно утверждать, что мотивация овладения суперстратным языком прекращается, он
более не является целевым языком; имеется даже тенденция
формировать стандарт на основе базилекта, чтобы отличия
двух языковых образований были более рельефны.
Целевой язык при развитии контактного континуума и
лексификатор, на базе которого некогда формировался пиджин, почти никогда не бывают идентичны. В процессе пиджинизации моделью обычно служат просторечные социолекты, жаргон моряков25 и т. п. Акролект же в своем развитии
ориентируется на более престижные нормированные коды.
2.4.5. Функционирование развитых пиджинов и
креольских языков
Языковые ситуации в странах распространения креольских языков сильно различаются. В некоторых случаях
25
Бесспорные следы "морского" происхождения имеются в самых разных
креолах. Например, в индопортугальском словосочетании disembarc du
cavall 'слезать с лошади' глагол восходит к португальскому глаголу со значением 'сходить на берег'.
142
эти языки являются родными для подавляющего большинства населения страны (Гаити, Ямайка и ряд других островных государств Вест-Индии, Республика Кабо-Верде), в
других — там, где креольский этнос представляет собой одну из нескольких крупных этнических групп населения, —
это основные языки межэтнического общения (Суринам,
Сьерра-Леоне, Маврикий). Наконец, могут существовать и
небольшие креолоязычные группы, язык которых используется лишь для внутриэтнического общения (такие группы
есть в ряде государств Америки, Южной и Юго-Восточной
Азии, в Австралии; из упоминавшихся языков к ним относятся сарамакка, брокен).
Расширенные пиджины в первую очередь используются как языки межэтнического общения (при этом, как указывалось, постепенно происходит их креолизация). В своих
коммуникативных возможностях развитые расширенные
пиджины, как и креолы, принципиально ничем не уступают языкам, которые формировались иными путями. Спектр
выполняемых ими функций определяется не их происхождением, а их официальным статусом и отношением к ним
самих говорящих.
Вот несколько примеров.
Бислама провозглашен национальным языком Республики Вануату, но традиция его использования в государственных структурах пока еще только складывается и в официальном употреблении он уступает английскому и французскому — языкам бывших метрополий. Пиджин Соломоновых о-вов официального статуса не имеет, хотя широко
используется в средствах массовой информации. Среди тихоокеанских контактных языков функционально наиболее
развит ток-писин. Хотя официальными в Папуа — Новой
Гвинее объявлены три языка (ток-писин, хири-моту, английский), именно ток-писин служит основным рабочим
языком центрального правительства и большинства провинциальных администраций. На всех этих языках создается
художественная литература. Роль ток-писина в новогвинейском обществе хорошо характеризует следующее сообщение
газеты "Пост-Курир" о встрече премьер-министров Папуа Новой Гвинеи и Японии (1977): "В ходе переговоров
м-р Сомаре, великолепно говорящий по-английски, пользовался пиджином. Секретарь по иностранным делам, м-р Тони
Сиагуру, переводил пиджин на английский, а японский пе-
143
Глава 2. Проблемы социолингвистики
реводчик, в свою очередь, переводил для м-ра Фукуды. Как
сообщил позднее официальный представи тель ПНГ,
м-р Сомаре решил пользоваться пиджином, поскольку может лучше выразить на нем свои мысли".
Большинство европейцев (лингвисты не исключение)
традиционно считали креольские языки и пиджины лишь
исковерканными формами английского, французского и
других языков. Этот предрассудок довольно долго мешал успешному функциональному развитию креолов и расширенных пиджинов, изданию на них литературы, использованию
в образовании и официальных сферах. В 1953 г. ООН даже
обязала Австралию, управлявшую в то время подопечной
территорией Новая Гвинея, отменить использование пиджина в административных целях и прекратить субсидировать те школы, где на нем велось обучение.
Важным функциональным отличием расширенных
пиджинов и креолов является то, что первые не на всей территории своего распространения функционируют в полном
объеме. Для многих носителей в удаленных центральных
районах Новой Гвинеи ток-писин продолжает оставаться
вспомогательным средством элементарного межэтнического
общения, т. е. стабильным, но не расширенным пиджином.
Тем не менее в качестве языка-посредника он постепенно
вытесняет региональные лингва-франка.
Примеры быстрого структурного и функционального
развития пиджинов, роста их престижа наблюдаются и в
других регионах мира. Например, фанагало, возникший на
юге Африки как пиджин для поддержания элементарной
межэтнической коммуникации и еще несколько десятилетий назад ассоциировавшийся исключительно с отношением "хозяин—слуга", стал ведущим языком общения в многонациональных трудовых коллективах, он широко используется и в быту; часто к нему прибегают и южноафриканские индийцы [Mesrtrie 1989]. Любопытно, что фанагало, ни
для кого не будучи родным языком, становится символом
идентичности даже для белых южноафриканцев. В литературе описан такой показательный эпизод: белого южноафриканца, эмигрировавшего в Новую Зеландию, приятель
снимает на видеопленку, чтобы отослать ее знакомым в
ЮАР как рождественский подарок. Тот, сначала смутившись, говорит в объектив: Hey wena? Ini wena buka? 'Эй, ты?
Куда смотришь?' — и после паузы добавляет: Kanjani lapa
144
I
2.5. Владение языком как социолингвистическая проблема _______________
kaya? 'Как дела на родине?'. Использование фанагало в данном случае иллюстрирует его важную символическую ценность для говорящего.
2.5. Владение языком как
социолингвистическая проблема
В каждой науке наряду с терминами, имеющими более
или менее строгие дефиниции, существуют интуитивно понимаемые, неопределяемые термины. При этом, как это ни
парадоксально, подобные термины нередко обозначают базовые понятия. Таково, например, понятие числа в математике, понятие слова в лингвистике (до сих пор не существует единого и при этом непротиворечивого определения
термина слово).
К таким интуитивно понимаемым, формально не определяемым относится и понятие владение языком. Более того, до сравнительно недавнего времени это словосочетание
и не осознавалось лингвистами как терминологическое. Само собой разумелось, что можно говорить о владении языком, если человек умеет понимать высказывания на данном
языке и строить на нем — по определенным правилам, общим для всех говорящих на данном языке, — тексты (устные и письменные).
Современный этап развития лингвистики знаменателен, в частности, тем, что понятия, ранее осмысливавшиеся чисто интуитивно или не имевшие строгих толкований,
начинают получать эксплицитные определения. Такова, например, судьба некоторых традиционных грамматических
понятий: "управление", "согласование", "грамматическое
значение" (в отличие от лексического) и некоторых других,
которые во второй половине XX в. подверглись пересмотру
и существенным уточнениям (главным образом с позиций
формального описания языка для целей, связанных с созданием действующих моделей языка).
Так случилось и с понятием владение языком.
Поскольку в качестве основной задачи лингвистики в
последние десятилетия выдвигается задача моделирования
речевой деятельности человека или, иначе, того, как человек владеет языком, постольку естественно и необходимо
145
Глава 2. Проблемы социолингвистики
выяснить, что имеется в виду, когда говорят о владении
языком.
Ю. Д. Апресян, одним из первых в отечественной лингвистике четко сформулировавший указанную задачу, предпринял попытку расчленить понятие владение языком на составляющие. По его мнению, владеть я зыком значит:
1) уметь выражать заданный смысл разными (в идеале — всеми возможными в данном языке) способами; 2) уметь извлекать из сказанного на данном языке смысл, в частности —
различать внешне сходные, но разные по смыслу высказывания и находить общий смысл у внешне различных высказываний; 3) уметь отличать правильные в языковом отношении
высказывания от неправильных [Апресян 1980: 2].
В такой интерпретации владение языком — это собственно языковые умения говорящего: способность к перифразированию, умение различать многозначность и омонимию, владение синонимией и интуитивное представление о
норме. Эта интерпретация является, по существу, более детальной разработкой того, что американский лингвист
Н. Хомский назвал языковой компетенцией {competence) говорящего. Помимо компетенции Хомский выделяет языковое употребление (performance) — то, как используют язык говорящие.
Развивая (и одновременно критикуя) эти идеи Хомского, другой американский исследователь — Делл Хаймс
показал, что знание языка предполагает не только владение
его грамматикой и словарем, но и ясное представление о
том, в каких речевых условиях могут или должны употребляться те или иные слова и грамматические конструкции.
Хаймс ввел понятие коммуникативной компетенции и теоретически обосновал необходимость различать грамматичность высказывания и его приемлемость в данных условиях
общения, в данной социальной среде [Hymes 1972: 278—
281]. Грамматичность примерно соответствует тому, что
Хомский называет competence, а приемлемость — тому, что у
Хомского обозначено термином performance. Оба этих свойства составляют навык, именуемый коммуникативная компетенция, и таким образом оказывается, что владение языком представляет собой не чисто лингвистический, а социолингвистический феномен.
Вслед за Д. Хаймсом на необходимость изучения языковой способности человека в тесной связи с социализаци146
2.5. Владение языком как социолингвистическая проблема _______________
ей и с широким социальным контекстом, в котором протекает речевая деятельность людей, указывали У. Лабов,
С. Эрвин-Трипп, Ч. Филлмор и другие исследователи.
Ч. Филлмор, например, в одной из своих работ сделал
попытку разграничить собственно языковые знания человека и владение им информацией о различных компонентах
акта коммуникации. "Основные факторы коммуникативного события, — пишет он, — таковы: личность отправителя сообщения, личность предполагаемого получателя или адресата
сообщения, осведомленность отправителя о посреднике или
очевидце коммуникативного события, код, используемый
собеседниками, тема и специфическое содержание сообщения, форма его, свойства канала, посредством которого передается сообщение, обстановка или социальная ситуация, в рамках которой имеет место сообщение, и функция,
в которой выступает сообщение в данной ситуации"
[Fillmore 1973: 277]. Указывая на недостаточность собственно лингвистического компонента для того, чтобы говорить о
подлинном владении языком, Филлмор пишет: "Есть ясные
случаи грамматичных предложений (типа / love you) и ясные
случаи неграмматичных наборов слов (типа the of of); но кажется, что решение вопроса о том, как квалифицировать неясные случаи, должно основываться на понимании ситуации, а не просто на грамматике, которая порождает все явно
грамматичные предложения и терпит неудачу при порождении явно неграмматичных фраз..." [Там же: 283].
Это указание на ограниченные возможности чисто
грамматического подхода при анализе живой речи перекликается с мыслью, которую настойчиво повторяет У. Лабов:
грамматика описывает многие реально встречающиеся высказывания как ошибки, между тем как этими ошибками
насыщена разговорная речь и они не ведут к непониманию.
Следовательно, лингвистическая теория должна быть построена таким образом, чтобы она была способна описывать и объяснять не только "чистые" случаи, но и якобы
ошибочные — а на самом деле объясняемые ситуацией и
иными факторами — высказывания [Labov 1966; 1970].
Развивая эти взгляды на задачи лингвистического описания, Джон Гамперц ввел понятие контекстуализации
(англ. contextualisation). Оно основано на том, что говорящий озабочен не только тем, чтобы доводить до слушателя
правильно сформулированные утверждения, но и тем, что747
Глава 2. Проблемы социолингвистики
бы эти утверждения были вписаны в соответствующий контекст, в котором они получили бы надлежащую интерпретацию [Gumperz 1984: 17]. Дж. Гамперц указывает такие виды
контекстуализации: переключение кода, повышение или
понижение тона, изменение скорости речи, изменение позы говорящего и др. Все они могут служить сигналами, указывающими на то, что одна тема разговора кончилась и начинается другая. Поскольку говорящий в своем поведении
постоянно использует подобные сигналы, они должны учитываться при описании языка и правил его употребления в
различных коммуникативных ситуациях.
Можно сказать, что к настоящему времени мнение,
согласно которому лингвистическое описание должно ориентироваться не только на словарь и грамматику, но и на
социальный контекст использования языка, стало общепринятым. Однако такого признания недостаточно для того,
чтобы ясно представить себе структуру того, что может быть
названо термином владение языком. Можно выделить несколько уровней владения языком в зависимости от того,
какого рода информация о языке и его использовании имеется в виду.
2.5.1. Собственно лингвистический уровень
Собственно лингвистический уровень включает три
упомянутых выше умения, или способности, говорящего:
способность к перифразированию, способность понимать
сказанное на данном языке и умение отличать правильные
высказывания от неправильных. Этот уровень отражает свободное "манипулирование" языком безотносительно к характеру его использования в тех или иных сферах человеческой деятельности. Хотя сущность этого уровня владения
языком вполне ясна, проиллюстрируем каждое из умений
несколькими примерами.
Способность к перифразированию проявляется в том,
что одну и ту же мысль говорящий может выразить по-разному. И чем больше перифраз он может использовать, тем
выше (в этом отношении) степень его владения языком.
Например: Переходя улицу, будьте особенно внимательны. —
При переходе улицы будьте особенно внимательны. = Когда вы
переходите улицу, (то) будьте особенно внимательны. =
Переход улицы требует {от пешехода) особой внимательно-
2.5. Владение языком как социолингвистическая проблема _______________
сти. = Особая внимательность — вот что требуется при переходе улицы и т. д.
Понимание текстов на данном языке не нуждается в
каких-либо иллюстрациях ввиду полной очевидности этого
навыка. Распознавание же многозначности и омонимии заключается в способности носителя языка осознавать неоднозначность таких словосочетаний и предложений, как, например: люблю Чехова = 1) 'люблю произведения А. П. Чехова'; 2) 'люблю человека по фамилии Чехов'; посещение писателя = 1) 'кто-то посетил писателя'; 2) 'писатель посетил
кого-то'; Школьники из Костромы поехали в Ярославль =
1) 'костромские школьники поехали в Ярославль'; 2) 'Школьники (не сказано, какие) поехали из Костромы в Ярославль'
и т. п.
Речь, в особенности устная, насыщена подобными неоднозначными высказываниями, однако коммуниканты не
испытывают от этого особых неудобств, так как многозначность (или омонимичность) снимается контекстом и ситуацией общения. Владение синонимией заключается, с одной
стороны, в навыке перифразирования (когда один и тот же
смысл выражается разными синонимичными конструкциями — примеры см. выше), а с другой — в умении находить
общий смысл во внешне различных словосочетаниях и
предложениях. Например, человек, владеющий русским
языком, должен опознавать как тождественные по смыслу
пары словосочетаний типа деревянные ложки — ложки из дерева; оконное стекло — стекло для окон; продуктовый магазин
— магазин, где продаются продукты или варианты высказываний и вопросов типа: Подвиньтесь, пожалуйста. — Можно попросить вас подвинуться ? — Вы не могли бы подвинуться?
и т. п.
Наконец, человек, владеющий каким-либо языком,
должен уметь определить, как можно, а как нельзя говорить
на этом языке (но он не обязан знать причины этого: разбираться в причинах "правильностей" и "неправильностей" - дело лингвиста). Например, владеющий русским
языком, не колеблясь, отнесет к неправильным фразы типа:
*Он сделал мне помощь (вместо: оказал помощь); *С минуту
воцарилось молчание (вместо: На минуту воцарилось молчание
или С минуту длилось молчание); *Я имею шестьдесят килограмм веса (вместо: Я вешу шестьдесят килограмм(ов) или Во
мне шестьдесят килограмм(ов) и т. п.
148
149
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.5. Владение языком как социолингвистическая проблема
Эти знания и умения составляют основу навыка, называемого "владение языком". Очевидно, однако, что для свободного общения на том или ином языке трех указанных
умений недостаточно. Можно хорошо знать правила произношения, правила грамматики, нормы словоупотребления,
уметь использовать разные языковые средства для выражения одной и той же мысли, обладать отменным чутьем на
разного рода языковые неправильности, но при этом не
иметь необходимых навыков нормального для данного языкового сообщества коммуникативного поведения, недостаточно умело применять лингвистические знания и способности в реальной речевой обстановке. Природный, "подлинный" носитель языка обычно способен варьировать речь в
зависимости от своих отношений с адресатом, от цели речи
и многого другого (о чем мы уже достаточно говорили выше). Поэтому помимо собственно лингвистического уровня
владения языком целесообразно выделять еще и другие.
Национально обусловлены многие речевые стереотипы, т. е. обороты и высказывания, "жестко" прикрепленные
к той или иной ситуации и варьируемые в строго определенных пределах. Так, у русских приняты следующие стереотипные начала разговоров по телефону: — Алло! — Да! —
Слушаю! или: — Я слушаю, Слушаю вас и немногие другие
(при снятии трубки в ответ на телефонный звонок). Немец,
даже достаточно хорошо владеющий русским языком, может в этом случае произнести: — Пожалуйста! (как бы предлагая звонящему начать говорить). Представляясь собеседнику по телефону, русский говорит: — Это Петров (это
Дмитрий Иванович, это Коля). Немец или француз, следуя
принятым в их национальных традициях стереотипам, могут сказать: - Здесь Гофман; - Здесь Поль (кальки немецкого Hier ist Hoffman и французского Id Paul).
Существенным компонентом национально-культурного уровня владения языком является знание коннотаций
слова — тех стандартных, общепринятых в данном обществе ассоциаций, которые возникают у говорящих при произнесении того или иного слова. Такие стандартные ассоциации очень часто бывают обусловлены национально.
«Французское еаи, — писал Л. В. Щерба, — как будто
вполне равно русской воде; однако образное употребление
слова вода в смысле "нечто лишенное содержания" совершенно чуждо французскому слову, а зато последнее имеет
значение, которое более или менее точно можно передать
русским отвар (еаи de riz, eau d'orge - рисовый отвар, ячменный отвар). Из этого и других мелких фактов вытекает,
что русское понятие воды подчеркивает ее пищевую бесполезность, тогда как французскому еаи этот признак совершенно чужд» [Щерба 1958: 86].
Слово сокол в русском языковом сознании связано с
такими свойствами, как бесстрашие, гордость. На этой основе родилось переносное употребление этого слова применительно к летчикам. Во французском языке у соответствующего слова (faucon) таких ассоциаций нет, поэтому употребить слово faucon по отношению к авиатору для француза
такая же нелепость, как для русского сказать о летчиках
наши славные воробьи.
Слово корова ассоциируется с такими свойствами, как
толщина (телесная) и неповоротливость; поэтому возможны
бранные выражения с применением этого слова по отноше-
2.5.2. Национально-культурный уровень
Этот уровень предполагает владение национально обусловленной спецификой использования языковых средств.
Носители того или иного языка, с детства овладевая словарем, грамматикой, системой произносительных и интонационных средств данного языка, незаметно для себя, чаще
всего неосознанно, впитывают и национальные формы
культуры, материальной и духовной. Нередко эти культурные обычаи бывают связаны со специфическим использованием языка, его выразительных средств.
Так, в Венгрии чай варят, а в России заваривают (поэтому для русского человека выражение варить чай необычно, странно, хотя сказать так по-русски можно, — тем самым это выражение нельзя признать языковой неправильностью). В Финляндии яйца продают на вес, а не на десятки, как это принято в России; отсюда возможные высказывания в речи финнов, овладевающих русским языком, типа:
Взвесьте мне, пожалуйста, килограмм яиц, которые природному носителю русского языка, конечно же, кажутся странными (хотя в чисто языковом отношении они вполне правильны)26.
26
Примеры заимствованы из книги [Верещагин, Костомаров 1976: 91—92].
150
151
Глава 2. Проблемы социолингвистики
нию к человеку, преимущественно к женщине, что совершенно непонятно и невозможно для индусов, в национальных традициях которых — поклонение корове как священному животному.
Черный цвет в русском обществе (так же, как в большинстве других европейских социумов) — символ траура.
Само прилагательное черный в прямом своем значении имеет соответствующую коннотацию, обусловленную указанным семиотическим фактом. Благодаря связи "черный траур" в языковом сознании говорящих по-русски ироническое выражение траур под ногтями легко понимается и может быть столь же легко переведено на языки, обслуживающие те общества, в национально-культурных традициях которых цветом траура является также черный цвет. Однако
для перевода этого выражения на языки тех наций, которые
имеют иные традиции символического обозначения траура
(например, в некоторых культурах Востока для этого служит
белый цвет), необходимы комментарии.
Коннотации могут быть обусловлены не только национальными, но и социальными различиями между говорящими. В этом случае по-разному коннотируются одни и те
же факты данного национального языка. Так, за словом материал портному и юристу, ученому и скульптору видится
разная реальность; глагол сидеть вызывает разные ассоциации у подсудимого и у молодых родителей (чей ребенок уже
ползает, но еще не сидит) и т. д.
Факты такого рода давно и хорошо известны. Однако
не всегда обращают внимание на то, что подобные различия имеют непосредственное отражение в сочетаемости соответствующих языковых единиц. В речи представителей
каждой социально-профессиональной группы активизируются те лексические, семантические и синтаксические связи
слова, которые актуальны для соотнесения слова с реалией
или ситуацией, лучше других знакомой говорящему: сшить
брюки из дорогого материала; На вас поступил компрометирующий материал; Ему удалось получить интересный
экспериментальный материал; Из какого материала этот
памятник? Ее сын сидит в тюрьме; Сынишка у них уже сидит и т. п.
Таким образом, в речевой практике людей, принадлежащих к разным социально-профессиональным группам,
активны различные фрагменты корпуса языковых средств:
152
2.5. Владение языком как социолингвистическая проблема ______________
наиболее свободно и легко они владеют теми фрагментами,
которые отражают их социальный статус и профессиональную деятельность.
2.5.3. Энциклопедический уровень
Владение языком на этом уровне предполагает знание
не только слова, но и "мира слова", т. е. того реального мира, который стоит за словом.
Например, владение русским словом часы предполагает знание не только собственного значения этого слова, его
лексической и грамматической сочетаемости (часы идут,
стоят, спешат, отстают, остановились, тикают, бьют,
точные часы, на часах — половина второго и т. п.), фразеологических сочетаний, содержащих это слово {точен, как часы; Счастливые часов не наблюдают), и другой чисто языковой информации, но и многочисленных разновидностей
прибора для измерения времени: часы механические, электрические, электронные, водяные, солнечные, атомные; наручные, карманные, стенные (или настенные), будильник,
ходики, часы с кукушкой, куранты и др.
Знание "мира слова" проявляется, в частности, в правильном представлении о родо-видовых отношениях между
вещами и понятиями. Так, носитель русского языка знает,
что мебель — это общее название для дивана, шкафа, стола,
стульев, кресел и других видов мебели, что перебегать, переплывать, переползать, перелетать и другие подобные глаголы могут быть обобщены глаголом перемещаться. Такое
знание имеет важные логические следствия как для речевого
общения в целом, так и для построения логически правильных высказываний. Например, для образования цепочек однородных членов в предложении необходимо соблюдать условие, благодаря которому такие члены и называются однородными: они должны обозначаться словами, которые называют вещи или понятия одного логического уровня. Можно сказать: В комнате стояли стол, стулья и еще коекакая мебель, но нельзя: *В комнате стояли стол, стулья и
мебель. Можно сказать: Спасаясь от лесного пожара, всё
живое в лесу перебегало, переплывало, переползало, перелетало
подальше от огня, но нельзя: * Спасаясь от пожара, всё
живое перебегало, переползало и перемещалось подальше от
огня.
153
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.6. Социальный аспект речевого общения
Помимо родо-видовых, между вещами и понятиями, а
также между действиями и событиями существуют и другие
отношения — причинно-следственные, временные, пространственные и т. п. Знание этих отношений позволяет человеку отличить логически нормальное высказывание от
аномального, неправильного: На улице сыро, потому что идет
дождь (но не: *На улице сыро, поэтому идет дождь); Он встал,
оделся и вышел на улицу (но не: *Он оделся, встал и вышел на
улицу или * Он вышел на улицу, оделся и встал — во всяком случае, такие предложения описывают необычные ситуации).
Пример из речи ребенка: * Завтра я был в детском саду, а вчера не пойду свидетельствует не только о том, что говорящий
не овладел значениями слов завтра и вчера, но и о том, что
он не имеет ясного представления о взаимном расположении
смыслов 'вчера', 'сегодня', 'завтра' на оси времени.
Приведенные здесь неправильные высказывания являются логическими аномалиями в отличие от приводившихся
выше языковых неправильностей. В самом общем виде различие между языковой неправильностью и логической аномалией может быть сформулировано так: языковая неправильность — это высказывание, противоречащее возможностям данного языка (так не говорят по-русски, по-английски, по-арабски и т. д.), логическая аномалия — это высказывание, противоречащее нормальной логике вещей (так не
бывает, хотя по-русски (по-английски, по-арабски) так сказать можно): ср. сочетания типа круглый квадрат, жидкий
лед и т. п. (подробный анализ различий между языковыми
неправильностями и логическими аномалиями содержится
в работе [Апресян 1978]).
Кроме рассмотренных трех уровней владения языком,
выделяют еще ситуативный уровень. Умение применять языковые знания и способности — как собственно лингвистические, так и относящиеся к национально-культурному и
энциклопедическому уровням, — сообразно с ситуацией составляет этот уровень владения языком.
В главе 1 (раздел "Коммуникативная ситуация") мы до
статочно подробно рассмотрели компоненты ситуации обще
ния и проиллюстрировали важность ситуативных условий для
правильного использования языковых средств. Поэтому здесь
ограничимся констатацией положения о том, что знание си
туативных условий речи органически входит в навык, называ
емый "владение языком".
•»•
2.6. Социальный аспект речевого общения
154
Речевое общение представляет собой сложный процесс, в изучении которого можно выделить разные аспекты:
собственно лингвистический (анализ тех языковых средств —
фонетических, интонационных, лексических, грамматических, которые используются в коммуникации), психологический (установка общающихся друг относительно друга, их
коммуникативные интенции, индивидуальные особенности
поведения и т. п.), социальный. Последний аспект включает
в себя статусные и ролевые различия между людьми (о понятиях социального статуса и социальной роли см. в главе 3),
проявляющиеся в актах коммуникации, общественные
стандарты и требования, предъявляемые к тем или иным
формам речевого поведения, социальные различия между
говорящими в их отношении к собственным и чужим моделям речевого поведения и т. п.
Рассмотрим некоторые проблемы, относящиеся к социальному аспекту речевого общения.
2.6.1. Речевое общение в социально
неоднородной среде
,
При исследовании речевого общения часто неявно
предполагается, что человеческая среда, в которой происходит общение, однородна в социальном отношении. Между
тем весьма обычны ситуации, когда коммуникация осуществляется представителями разных социальных слоев и
групп. Таково, например, общение судьи, подсудимого, обвинителя, адвоката и свидетелей в зале суда, посетителей на
приеме у представителей власти, в ролевых парах типа "покупатель - продавец", "врач - пациент", "хозяин квартиры— сантехник", "водитель такси — пассажир" и т. п.
Для успеха коммуникации необходимо своеобразное
взаимное приспособление участников коммуникативной
ситуации. Такое приспособление может касаться: 1) набора
языковых средств; 2) правил их использования в данной ситуации; 3) тактик речевого общения; 4) при контактном общении — ее невербальных компонентов (жестов, мимики,
телодвижений и т. п.). Для всех четырех типов коммуникативного приспособления имеет значение различие комму755
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.6. Социальный аспект речевого общения
никантов по признакам "свой / чужой" и "выше / ниже" (в
некоторой социальной или возрастной иерархии). Дадим
краткую характеристику разных сторон речевого общения.
1. При общении со "своим", т. е. человеком из той же
социальной среды и при этом знакомым говорящему, пос
ледний более или менее свободен в выборе языковых
средств; при общении с "чужим" происходит селекция язы
ковых средств — путем переключения на стилистически бо
лее официальный регистр, самоограничений языкового ре
пертуара (например, рабочий, общаясь с врачом или с судь
ей, избегает ненормативной лексики, которая обычна для
его речевого поведения в общении со "своими"), а также в
виде редукции сугубо индивидуальных речевых черт (слова
и выражения, которые человек любит употреблять в обще
нии с "домашними", едва ли уместны в разговорах с офи
циальными лицами).
Подобная селекция наблюдается и при общении
взрослого и ребенка, начальника и подчиненного, командира и солдата и т. п.
2. Правила использования языковых средств различа
ются в зависимости от того, происходит ли общение в при
вычной для говорящего социальной среде или в непривыч
ной. В первом случае довольно часты отступления от нор
мативных форм речи (ср. семейные словечки, обороты,
присловья, а также речевую специфику других малых соци
альных групп; см. об этом более подробно в разделе "Мик
росоциолингвистика" главы 4). При общении в непривыч
ной социальной среде говорящий вынужден с большей ак
куратностью следовать правилам употребления языковых
средств, в противном случае его ждет коммуникативная не
удача (недоумение, непонимание, отказ от общения) или
своеобразные санкции со стороны тех, с кем он вступает в
контакт (насмешки, осуждение, возмущение и т. п.).
Общение в непривычной среде часто характеризуется
тем, что участники общения владеют разными подсистемами одного национального языка: одни — исключительно
или преимущественно литературным языком, другие — диалектом, третьи — просторечием или каким-либо социальным жаргоном и т. д. Речевое общение может происходить
с использованием средств каждой из этих подсистем: носитель диалекта использует местный говор, носитель просторечия — просторечные слова и обороты, носитель литера-
турного языка — средства языка литературного. Однако при
общем относительном взаимопонимании — поскольку все
употребляемые при коммуникации средства принадлежат
одному национальному языку — возможны коммуникативные провалы, обусловленные тем, что внешне сходные
или тождественные языковые знаки имеют в разных подсистемах неодинаковое содержание: различаются по смыслу,
коннотациям, экспрессивно-стилистической окраске,
функционально-стилистической принадлежности и т. п.
В рассказе А. П. Чехова "Новая дача" инженер Кучеров спрашивает деревенских мужиков, зачем они пускают
скотину в его огород и сад, рубят деревья в лесу, перекопали дорогу. Он говорит им:
" — Вы же за добро платите нам злом. Вы несправедливы, братцы. Подумайте об этом. Убедительно прошу вас,
подумайте. Мы относимся к вам по-человечески, платите и
вы нам тою же монетою".
Из всей его речи мужики уразумели только то, что надо платить (этот глагол понят ими в конкретном, вещественном смысле):
" — Платить надо. Платите, говорит, братцы, монетой..."
В другой раз, встретив крестьян, Кучеров говорит раздраженно, возмущенный бессмысленностью их поступков
по отношению к нему и его семье:
«Инженер остановил свой негодующий взгляд на Родионе [старом кузнеце] и продолжал:
- Я и жена относились к вам, как к людям, как к рав
ным, а вы? Э, да что говорить! Кончится, вероятно, тем, что
мы будем презирать вас. Больше ничего не остается!..
Придя домой, Родион помолился, разулся и сел на
лавку рядом с женой.
- Да... - начал он, отдохнув. - Идем сейчас, а барин
Кучеров навстречу... Да... глядит на меня и говорит: я, гово
рит, с женой тебя призирать буду... Хотел я ему в ноги по
клониться, да оробел... Дай Бог здоровья... Пошли им Гос
поди...
Степанида перекрестилась и вздохнула.
- Господа добрые, простоватые... — продолжал Роди
он. - "Призирать будем..." - при всех обещал. На старости
лет и... оно бы ничего... Вечно бы за них Бога молил... Пош
ли, Царица небесная...».
156
I
157
Глава 2. Проблемы социолингвистики
#
2.6. Социальный аспект речевого общения
3. В понятие тактика речевого общения входят такие
компоненты, как инициатива коммуникативного контакта,
установка на общение, "иллокутивное вынуждение" (термин А. Н. Баранова и Г. Е. Крейдлина [Баранов, Крейдлин
1992]). Здесь имеется в виду согласование участниками общения коммуникативных намерений, которые они облекают в форму тех или иных речевых актов — просьбы, требования, сообщения, приглашения, обещания и т. п., — соотношение диалогических и монологических форм речи, паузация (в частности, допустимость / недопустимость, обязательность / необязательность, краткость / протяженность
пауз) и др.
Рассмотрим с этой точки зрения общение врача и пациента.
В типичном случае это представители разных социальных слоев. Хотя инициатива обращения к врачу может исходить от пациента, "ведущим" в их диалоге является, несомненно, врач. Он задает вопросы, и пациент обязан на
них отвечать; он приказывает: — Дышите! — Задержите дыхание/ — Разденьтесь! — Лягте на кушетку! — и пациент обязан подчиняться. Врач рекомендует, запрещает, стращает
возможными последствиями нарушения врачебных предписаний, и это не вызывает протеста, поскольку входит в систему ролевых ожиданий, характерных для с оциальной роли врача.
Само взаимодействие "врач — пациент" с необходимостью предполагает установку на общение (с этим можно
сравнить взаимодействие в паре "следователь — подследственный", где установка на общение может присутствовать
только у следователя). Врач и пациент периодически меняются ролями говорящего и слушающего, и хотя в целом их
общение можно характеризовать как диалог, в этом диалоге допустимы более или менее значительные по объему
фрагменты монологической речи — например, когда врач
составляет анамнез и выслушивает рассказ пациента обо
всех его прошлых и настоящих недугах. В процессе общения врача и пациента допустимы и нормальны паузы, причем регулирует паузацию, как правило, врач — например,
при выслушивании ритмов сердца, при измерении артериального давления и т. п. (ср. общение в ситуации "своей"
социальной среды, когда возникновение пауз скорее спонтанно, чем вынуждаемо одной из сторон общения).
Различия в тактиках речевого общения могут касаться
также способов реализации одних и тех же языковых и параязыковых средств. Например, манера говорить, принятая
среди представителей современного русского просторечия, в
интеллигентской среде иногда оценивается как агрессивная
(повышенная громкость обычной "информационной" беседы, резкость интонаций, оберучная размашистая жестикуляция, телодвижения, имитирующие те или иные физические
процессы, и т. п.), тогда как с точки зрения говорящего —
носителя просторечия такая манера общения агрессивной не
считается. В интеллигентской среде при передаче чужого
мнения или чужих высказываний не принято подражать манере говорения, которая характерна для цитируемого лица; в
просторечной среде имитация чужой речи с элементами передразнивания (при отрицательной оценке того, кто имеется в виду, его действий и т. п.) — явление вполне обычное.
4. Невербальные компоненты коммуникативной ситуации — жесты, мимика, телодвижения — более разнообразны и свободны при общении людей среди "своих". В чужой
среде, и особенно при общении "снизу вверх", эти компоненты находятся под социальным контролем, который суживает рамки жестовых и мимических реакций, и под самоконтролем участников коммуникации.
Из этой краткой характеристики разных сторон речевого общения видно, что в общем случае взрослый человек
владеет некоей совок упностью социализированных,
принятых в данном социальном коллективе норм общения,
включающих как собственно языковые нормы, так и правила социального взаимодействия. Эти нормы обязательны
для людей, живущих в данном языковом сообществе, при их
речевом поведении как в социально однородной, так и в социально неоднородной среде.
158
159
2.6.2. Социальная регуляция речевого общения
В языке существуют "зоны", в большей или меньшей
мере чувствительные к влиянию социальных факторов. Например, формы обращения к собеседнику, стереотипы приветствий, прощаний, поздравлений, извинений и т. п. —
словом, вся система речевого этикета в наибольшей
степени обусловлена социальными характеристиками коммуникантов и ситуацией общения. При этом в разных язы-
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.6. Социальный аспект речевого общения
ках и языковых сообществах действуют разные рекомендации и запреты, касающиеся употребления тех или иных
этикетных формул. Эти формулы достаточно условны: на их
месте могли бы быть другие языковые выражения с тою же
функцией, однако традиция — культурная и языковая — закрепила в употреблении именно данные речевые формы, а
не какие-либо иные, и пренебрежение условностями этикета, попытки "вольничать" с этикетными шаблонами могут
вести к непониманию и конфликтам.
Если вы начинаете общение с вашим знакомым без
обычного здравствуй(те) или добрый день, то он может либо
оскорбиться, либо предположить, что у вас случилось нечто,
выбившее вас из обычной колеи и заставившее пренебречь
формами этикета.
Уход из гостей без прощания оценивается в русском
обществе как невежливое поведение; англичане же относятся
к этому иначе, и в русском языке даже существует оборот
"уйти по-английски" — незаметно и потому не прощаясь
(любопытно, что в английском языке то же действие
обозначается словосочетанием to take French leave, т. е.
'уйти по-французски').
Обращение по имени в соответствии с русскими обычаями возможно лишь к близкому или хорошо знакомому
человеку. При этом обычно используется не полное, так называемое паспортное, имя, а уменьшительное: не Вячеслав,
а Слава, не Екатерина, а Катя (правда, в последнее время,
особенно в молодежной среде, наблюдается тенденция использовать в этой функции полную форму имени: Александр, Леонид, Святослав, однако это еще не стало общерусской нормой). У американцев принято более свободное
употребление личного (и часто также уменьшительного)
имени: например, коллеги по научной работе — не обязательно друзья или близкие знакомые! — могут называть друг
друга Билл, Боб, Съюзи.
На юге США в прошлом существовали очень строгие
различия между обращениями белых к черным, с одной стороны, и черных к белым — с другой. От рабов всегда требовалось обращаться к каждому из правящей социальной
группы, добавляя вежливое сэр, или мистер, или мадам. К
ним же обращались: бой или только по имени.
Среди некоторых национальностей современной Индии о лице, занимающем высокое социальное положение,
принято говорить, употребляя местоимение и глагольные
формы множественного числа. В буквальном переводе это
звучит так: Судья начали заседание; Доктор заняли место
председателя. Такое лицо и о себе говорит в столь же почтительной форме: мы пошли, нас предупредили, а не я пошел,
меня предупредили. С этим можно сравнить обороты, существовавшие в старом русском просторечии: Барыня кушают,
Барин гневаются, а также клише, начинавшее царские постановления: Мы, милостию Божией государь и император
всея Руси Николай Второй...
Местоимение 2-го лица единственного числа, соответствующее русскому ты, используется в языке раджастхани
(Индия) при дружеском обращении вышестоящего к нижестоящему или старшего по возрасту к младшему. Такое обращение возможно также в случае, когда говорящий ощущает большое интеллектуальное превосходство над адресатом (или это превосходство признается всеми членами данного социума): например, деревенский мудрец, к которому
односельчане обращаются за советом и помощью, всем без
исключения говорит ты, в том числе и сильным мира — богатому торговцу, землевладельцу.
В Венгрии, по наблюдениям венгерского лингвиста
академика Ф. Паппа, обращение на ты (te) широко распространено в среде интеллигенции и мало встречается у крестьян: крестьяне обращаются друг к другу на вы, даже жена
мужа называет на вы (а он ее — на ты). Среди интеллигентных людей одной профессии принято обращение на ты, даже
если между собеседниками большая разница в возрасте и
они мало знакомы друг с другом: на ты может происходить,
например, общение специалистов, впервые встретившихся
на профессиональной конференции. Если жёны на ты, то и
их мужья, несмотря на возможную значительную разницу в
возрасте и не очень близкое знакомство друг с другом, тоже
должны придерживаться этой формы личного обращения.
У некоторых народов речевой этикет очень своеобразен и сложен. Например, в сельских районах Мексики в обращениях к собеседникам используются два местоимения
2-го лица: литературное испанское usted и менее вежливое
Ш (сравните русские Вы и ты или немецкие Sie и du). Но
любопытно, что уважительное usted используется не только
в официальных ситуациях и при обращении младших к
160
- 16 U
161
Глава 2. Проблемы социолингвистики
старшим, но и при обращении... к собакам и кошкам, тогда как других животных называют на tu. Это связано со спецификой культурно-бытовых традиций, в которых собакам
и кошкам отводится особое место: в отличие от других животных, собака и кошка постоянно находятся в доме (или
при доме), они как бы члены семьи. Местоименное обращение usted и служит своеобразным отличительным признаком
такого особого положения этих домашних животных.
Чрезвычайно разработанная система речевого этикета
сохраняется по традиции в Японии и некоторых других
странах Востока. У японцев существуют иерархически упорядоченные совокупности форм приветствий, рекомендаций, просьб, благодарности и т. п., использование которых
зависит от социального статуса собеседника, его возраста,
пола, уровня культуры и других признаков (подробнее об
этом можно прочитать в книге [Алпатов 1973]).
Еще более сложны и дифференцированы формы вежливости в таких языках, как корейский, тибетский, яванский. Корейцы, например, различают шесть рядов морфологических форм, каждая из которых связана с определенными отношениями между собеседниками: если социальное
положение говорящего ниже, чем социальное положение
адресата, употребляются одни формы, если выше — другие,
при равенстве — третьи. Различаются по использованию
этих форм виды речевого общения младшего по возрасту со
старшим, женщины с мужчиной, мужчины с мужчиной
и т. д. Кроме того, еще два ряда форм служат для обозначения разных отношений между говорящим и тем, о ком (или
о чем) идет речь в данной ситуации.
В тибетском языке одно и то же значение выражается
по-разному, имеет ли говорящий в виду себя или кого-либо другого, к кому он относится с почтением. Например,
слова и и go значат 'голова', но и — почтительная форма, а
go — обыкновенная (о своей голове говорящий не скажет и,
а только go). Так же различаются слова gongpa и sampa
'мысль', chhab и chpu 'вода' и некоторые другие.
"В яванском языке, — пишет исследователь этого языка К. Гирц, — почти невозможно что-либо сказать, не указав на различия в социальном положении говорящего и слушающего. Эти различия сильнее, чем те, которые символизируются местоимениями du и Sie в немецком (или ты и Вы
в русском). Приветствуя человека, занимающего более низ-
2.7. Социальные ограничения в семантике...
кое социальное положение, чем говорящий, последний использует выражение Ара padda slamet? 'Как дела?'; встречаясь же с лицом, которое выше его на социальной лестнице,
он говорит нечто совсем иное, более вежливое, но имеющее
тот же смысл: Menapa sami sugeng? Точно так же различаются
и другие формы обращений и приветствий. Более того,
многие слова и аффиксы, помимо их собственных значений, несут еще дополнительную нагрузку в условиях живой
речи: они указывают на социальный статус собеседников и
на степень близости их отношений. Так, слова omah, grija,
dalem значат 'дом', но употребляются они различно: omah
можно сказать при разговоре с человеком более низкого социального статуса, чем говорящий, grija — при разговоре с
равным, третье же слово - dalem - самое "уважительное":
оно используется в общении с лицом более высокого социального положения" [Geertz 1970: 282-283].
На этих примерах мы убеждаемся, что формы речевого
этикета отличаются не только национальным, но и социальным своеобразием. Способ обращения к собеседнику, виды
приветствий, благодарности, приглашения, прощания и т. п.
зависят от социального положения обоих коммуникантов,
их пола и возраста, от характера их взаимоотношений.
Речевой этикет - лишь одна из "зон", испытывающих
на себе влияние социальных факторов, регулирующих использование языковых средств. На других участках языковой системы это влияние имеет более скрытые и сложные
формы. Например, оказывается, что социальные факторы
не только формируют условия, в которых развивается и
функционирует язык, но и входят в качестве компонентов в
структуру языковых единиц. На первый взгляд это кажется
маловероятным. Но факты свидетельствуют: социальное
проникает в ткань языка, а не только служит "антуражем"
его употребления.
2.7. Социальные ограничения в семантике и
в сочетаемости языковых единиц
В лингвистических описаниях издавна отмечаются факты социальной маркированности формы языковых единиц: шахтеры говорят добыча угля, моряки — компас, мили6
162
'
163
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.7. Социальные ограничения в семантике...
В каждом языке имеется лексика, обозначающая различные отношения между людьми — межличностные и институциональные (т. е. реализующиеся в некоей иерархической социальной структуре — семье, производственной
группе, спортивной команде, воинском подразделении
и т. п.), а также отношения между личностью и обществом.
Лексические значения таких слов содержат в себе указания
на характер подобных отношений, которые в самом грубом
виде можно разделить на отношения подчинения (или зависимости) и отношения равенства.
Рассмотрим это явление на двух группах примеров предикатах, обозначающих асимметричные отноше ния, или отношения подчинения (зависимости):
(1) арестовать, аудиенция, благоволить, велеть, верховодить, взыскание, властвовать, власть, вменить, возглавить, воспретить, выговор, выселить, выслать, гневаться, головомойка, даровать, диктат, диктатура, жучить, закатать (под арест), зыкнуть, изгнать, инспектировать, кара,
карать, кассация, кассировать, командировать, командовать,
коноводить, консультировать, контролировать, конфисковать, мирволить, надзирать, надлежать, назначить, нахлобучка, нотация, обязать, окрик, опека, опекать, отозвать
(посла), отстранить (от работы), подчинить, позволить, покровительство, покровительствовать, помилование, помиловать, разрешить, распекать, ревизовать, руководить, сместить, сослать, тиранить, экзаменовать и др. Эти слова
обозначают ситуации, в которых социальная роль первого
участника (семантического субъекта, или агенса) "выше"
социальной роли второго участника (адресата или контрагента). Если мы обозначим социальную роль символом Р,
то отношения, описываемые этими предикатами, можно
схематически обозначить как Р(Х) > P(Y);
(2) апеллировать, апелляция, вымолить, выплакать (себе
прощение), выхлопотать, гневить, грубить, дерзить, докладывать (в контекстах типа: доложить по начальству), испросить, исхлопотать, консультироваться, молить, непочтение,
ослушаться, отпроситься, повиновение, повиноваться, подпевала,
подчиняться, прекословить, пререкаться, рапорт, рапортовать,
резать (правду в глаза), слушаться, экзаменоваться и др.
Социальная роль первого участника ситуации "ниже" социальной роли второго; схематически: Р(Х) < P(Y).
Значения слов, называющих асимметричные ролевые
отношения, назовем социально ориентированны ми в отличие от социально не ориентированных значений,
присущих словам типа дружить, напарник, однокурсник, сослуживец, сосед, сотрудничать и под. Социально не ориентированные значения не содержат в себе никаких указаний на
равенство социальных ролей, которые исполняют участники
ситуаций, обозначаемых словами с такими значениями; поэтому дальше они не рассматриваются.
Семантическая структура слов, обозначающих социально ориентированные отношения, содержит не менее двух
актантов — субъекта и адресата: кто командует кем, кто высылает кого, кто апеллирует к кому, кто выслуживается перед
кем и т. д. Помимо актантов субъекта и адресата в значениях
этих слов могут быть и другие смысловые компоненты например, актанты содержания (Командир приказал нам
наступать), мотивировки (Петю наказали за неуспеваемость), начальной точки (Их выселили из квартиры), конечной точки (Декабрист Лунин был выслан на каторгу ) и др.
Некоторые из слов, обозначающих социально ориентированные отношения, указывают на определенные социальные функции лиц, между которыми эти отношения устанавливаются. Так, командир должен командовать, солдат должен подчиняться, невзрослый сын обязан слушаться родителей и н е должен их ослушиваться и т. д.
Компонент лексических значений глаголов командовать,
подчиняться, слушаться, ослушиваться, указывающий на неравенство статусов участников соответствующей ситуации,
164
165
ционеры и следователи — осужденный за кражу и возбужденное дело и т. п. Сравнительно недавно социолингвисты обратили внимание на то, что социальные различия между
людьми проявляются не только "поверхностно" — например, в том, как они произносят одни и те же слова, но и более глубоко. Например, эти различия могут быть "встроены" в значение языковой единицы или в правила ее сочетаемости с другими единицами. Тем самым речь может идти
не только о том, что социальные факторы обусловливают
функционирование и развитие языка, но и о том, ч т о
о н и я в л я ю т с я к о м п о н е н т а м и с о д е р ж а т е л ь ной
структур ы языко во го знака.
2.7.1. Социальные компоненты в семантике слова
Глава 2. Проблемы социолингвистики
2.7. Социальные ограничения в семантике...
здесь вполне очевиден. Он как бы лежит на поверхности. В
других случаях такой компонент может быть выявлен только путем семантического анализа.
Так, глагол благоволить означает не просто 'проявлять
расположение к кому-н.' или 'испытывать, проявлять к кому-либо доброжелательство, расположение', как истолковано это слово в словаре под ред. Д. Н. Ушакова и в малом
академическом словаре. В этих толкованиях упущено существенное условие: статус того, кто выказывает благоволение,
выше статуса того, кому благоволение адресовано. Если
этим условием пренебречь, то, следуя приведенным толкованиям, мы должны допустить к употреблению, в частности, фразы типа: *Учитель математики благоволит к своим
коллегам (ситуация равных статусов субъекта и адресата)
или *Ученик благоволит к директору школы (ситуация, "обратная" нормальной: статус объекта благоволения ниже статуса адресата).
В ситуации, описываемой глаголом гневаться, субъект
мыслится как лицо почитаемое, авторитетное, обладающее
в данной социальной иерархии большой властью. Сравните:
пришла с работы или *Подчиненные распекали начальника за
грубость.
Глагол принимать — принять в одном из своих значений описывает ситуацию, в которой принимающее лицо
обладает более высоким статусом, чем принимаемое: Вчера
президент Франции принял посла США и имел с ним продолжительную беседу; Сегодня мэр не принимает посетителей.
Некорректно употребление этого глагола, если условие
об асимметрии социальных статусов нарушено: *Посол
Франции принял президента США; *Директор завода не принял министра.
Глаголы грубить и дерзить, близкие друг другу по
смыслу, обозначают отношения, в которых субъект находится в более низком статусе, чем адресат. Правда, глагол
грубить может предусматривать два типа статусных (или ролевых) отношений между участниками называемой им ситуации: чаще всего статус (роль) субъекта ниже статуса (роли)
адресата, но возможно его употребление и в ситуации, когда их статусы (роли) равны. Сравните такие примеры:
-
И увидев то, царь Иван Васильевич
Прогневался гневом, топнул о землю
И нахмурил брови черные...
,
М. Ю. Лермонтов
Не груби отцу! (обращение к подростку); Мальчик
плохо учится, грубит учителям; Мы с тобой друзья, а
ты не хочешь говорить со мной
нормально:
всё время злишься, грубишь.
Невозможно употребление глагола гневаться в ситуациях с равным и в особенности с "обратным" статусом
субъекта и адресата: * Товарищи на меня гневаются; * Лакей
разгневался на барина за выговор, который тот ему устроил.
Рассмотрение этих двух явно устаревших глаголов —
благоволить и гневаться — может навести на мысль, что социальный компонент лексического значения, указывающий
на неравенство статусов субъекта и адресата действия (или
отношения), характерен лишь для книжных и устаревших
слов. Но это не так.
Например, вполне современный и даже разговорный
по своей стилистической окраске глагол распекать ~ распечь нормально употребляется при обозначении отношений,
в которых субъект обладает более высоким статусом, чем
адресат. Можно сказать: Мать распекала сына за двойки, но
нельзя: * Сын-школьник распекал мать за то, что она поздно
Если отношения между участниками ситуации таковы,
что статус (роль) субъекта выше статуса (роли) адресата, то
употребить этот глагол нельзя: *Отец грубит сыну; * Учитель
грубит ученикам.
Заметим, что оборот быть грубым, который кажется
полным синонимом глагола грубить, может употребляться
при любых статусных (или ролевых) отношениях между
субъектом и адресатом этого действия: Мальчик груб с родителями и с товарищами; Учитель груб с учениками (со своими
коллегами, с директором).
Важным компонентом значения глагола грубить является то, что это — речевое действие: грубость выражается
в словах, в интонации, в сопровождающих речь жестах и т. п.
В отличие от этого содержанием действия, обозначаемого глаголом дерзить, является не столько словесная грубость, сколько непочтительное отношение, которое может
166
167
Социальные ограничения в семантике.,
Глава 2. Проблемы социолингвистики
Существуют социальные по своей природе ограничения в сочетаемости слов в пределах высказывания, которые отражают определенные особенности ситуации, описываемой таким высказыванием.
Продемонстрируем это на следующих примерах. А. В
русском языке имеется класс предикатов — глаголов и
отглагольных существительных, сочетаний связки быть с
прилагательным или существительным, которые обозначают
взаимное действие или взаимное отношение участников
выражаться и невербально. Сравните такой пример: Хотя
молодой офицер говорил тихо и вежливо, все понимали, что он
дерзит генералу.
Глагол дерзить в большей степени, чем грубить, ориентирован на выражение асимметричных отношений между
участниками обозначаемой им ситуации: дерзят обычно
младшие по возрасту старшим (часто на это различие накладывается и разница в социальном статусе или в социальных
ролях). Фразы типа: Коля, почему ты дерзишь учительнице?
Мальчик надерзил отцу и даже не извинился, — нормальны,
правильны, а фразы типа: ""Учительница постоянно дерзила
своим ученикам (статус субъекта выше статуса адресата) или
* Мальчик дерзит своим товарищам (статусы субъекта и адресата равны) — воспринимаются как аномальные, неправильные. Словосочетание быть дерзким ведет себя точно так же,
ср.: * Учитель дерзок с учениками, * Мальчик дерзок с товарищами.
На этих примерах мы убеждаемся, что в описание семантики (в толкование) слов, обозначающих асимметричные отношения между людьми, необходимо включать социальный компонент, который указывает неравенство статусов (или асимметрию социальных ролей) участников называемой словом ситуации. Этот социальный компонент составляет пресуппозицию лексического значения предикатов, обозначающих асимметричные отношения между
людьми: при употреблении таких предикатов с отрицанием
не социальный компонент сохраняется (не подвергается отрицанию) в отличие от ассерции (утвердительной части лексического значения), с которой и взаимодействует отрицание. Например, в предложении: Начальник вовсе и не благоволит к этой сотруднице — не отрицается тот факт, что статус начальника выше статуса сотрудницы, мы отрицаем
лишь наличие особого отношения первого ко второй.
ситуации:
дружить,
ссориться,
обниматься,
ответствовать, быть равным, быть другом и т. п.
Обозначив участников ситуации, называемых этими
предикатами, с помощью переменных X и Y, а сам предикат — с помощью переменной Р (= предикат), мы можем
констатировать вполне очевидную закономерность: если X
Р (= дружит, ссорится, борется, обнимается, ...) с Y, из
этого обязательно следует, что и Y Р (= дружит, ссорится,
борется, обнимается, ...) с X, или — что то же самое по
смыслу — X и Y Р (= дружат, ссорятся, борются, обнимаются, ...).
Иначе говоря, из утверждения Коля дружит с Петей
следует, что и Петя дружит с Колей и что Коля и Петя дру-
жат, и все три высказывания синонимичны друг другу.
Такие предикаты называются симметричными.
Классический симметричный предикат — выражение
быть равным. Если при обозначении равенства геометрических фигур говорится: Треугольник ABC равен треугольнику DEF, то следствия из этого утверждения в виде фраз
Треугольник DEF равен треугольнику ABC и Треугольники
ABC и DEF равны обязательны, они не имеют и не могут
иметь исключений (это противоречило бы элементарной
логике).
Кроме классических симметричных предикатов есть
так называемые квазисимметричные предикаты, у
которых указанное условие синонимии всех трех конструкций (X Р Y= Y Р X = Хи Y Р) выполняется не всегда.
Таков, например, предикат быть похожим. В общем
случае он является симметричным: предложение Хи Yпохожи (друг на друга) трансформируется как в предложение X
похож на Y, так и в предложение Y похож на X. Но в реальном употреблении этого предиката действуют факторы, делающие предикат несимметричным. Так, можно сказать:
2.7.2. Социальные ограничения в сочетаемости слов
Ограничения в сочетаемости языковых единиц весьма
разнообразны. Они обусловливаются характером лексиче
ского значения единицы, ее синтаксическими свойствами,
поведением в высказывании, закрепившейся в языковой
традиции избирательностью при соединении с другими еди
ницами и многими другими факторами.
.»
168
со-
1
169
Глава 2. Проблемы социолингвистики
Сын похож на отца, но не говорят * Отец похож на сына, хотя вполне правильно Отец и сын (сын и отец) похожи друг
на друга.
Дело в том, что при употреблении предиката быть похожим применительно к родственникам действует следующее правило: первое актантное место предиката должно заполняться существительным, обозначающим лицо более
молодое, нежели то, которое обозначается существительным, заполняющим второе актантное место. Если же имеются в виду два человека, не связанные друг с другом родственными узами, указанное условие необязательно; вполне
можно сказать: На этой фотографии мой дед похож на нынешнего президента Франции.
Однако в этом случае действуют другие факторы: устанавливая сходство двух людей, обычно сравнивают данное
лицо с человеком, известным в данном обществе, со своего
рода эталоном, например: Этот старик похож на Жана Габена (но не наоборот: *Жан Габен похож на этого старика).
Если лицо, с которым сравнивают (Y), не обладает
свойством "эталонное™", оно должно быть известно и говорящему, и слушающему, в то время как лицо, которое
сравнивают (X), может быть известно только говорящему.
Например:
—Ты знаешь Сидорова (X)?
:•
—Нет. А кто это?
—Ну как же! Такой круглолицый, приземистый, в очках,
похож на нашего декана (Y).
"Обратный" порядок переменных при предикате быть
похожим в данном случае неестествен: Декан похож на Сидорова (но при этом Сидоров не известен второму участнику диалога).
Соотношение актантных смыслов X и Y предиката
быть похожим напоминает соотношение темы и ремы при
актуальном членении предложения: Y — тот, на кого похож
какой-либо человек, — это данное, известное участникам
коммуникативного акта, а X — новое лицо, вводимое в поле внимания слушающего.
Интересный случай представляет собой предикат быть
другом (друзьями). Казалось бы, он синонимичен глаголу дружить, который является одним из примеров классических
симметричных предикатов. Но как только мы начинаем осуществлять синтаксическую трансформацию в соответствии
170
щ
2.7. Социальные ограничения в семантике...
со сформулированным выше условием симметричности, обнаруживается разница в употреблении этих двух предикатов.
Эта разница не абсолютна: она проявляется лишь в том случае, если в качестве X и Y выступают названия лиц, неравных по социальному статусу, авторитету, известности в обществе, таланту и тому подобным характеристикам.
В употреблении предиката быть другом (друзьями) действует условие: У (тот, кому X приходится другом) — лицо с
большим "социальным весом", чем X (тот, кто является
другом Y). Сравните:
Асеев и Маяковский дружили. — Асеев дружил с Маяковским. = Маяковский дружил с Асеевым.
Асеев и Маяковский были друзьями. — Асеев был другом
Маяковского. Фраза Маяковский был другом Асеева воспринимается как не вполне корректная, в ней нарушено сформулированное выше условие разного "социального веса"
лиц — участников ситуации, обозначаемой предикатом быть
другом.
Б. Вторая группа примеров связана с особой ролью говорящего в структуре речевого акта и в структуре высказывания. Об этом свидетельствует, в частности, специфика сочетаемости притяжательного местоимения мой с некоторыми разрядами существительных.
Так, в сочетании с существительным семья употребление этого местоимения отличается следующей особенностью: сочетание моя семья естественно в устах отца или матери и менее естественно в устах "рядового" члена семьи —
сына или дочери, в особенности невзрослого (вместо этого
они должны сказать наша семья).
Сочетания мой отдел, мой цех естественны в устах начальника отдела (цеха) в ситуации, когда он общается с
представителями вышестоящих органов (например, отчитывается перед директором), и неестественны, когда начальник отдела (цеха) выступает перед сотрудниками или рабочими, составляющими этот отдел или цех. В этом случае
лучше сказать наш отдел (цех). С другой стороны, сочетание
мой отдел (цех) неестественно в устах рядового сотрудника
отдела (или рабочего цеха) — более нормально: наш отдел, в
нашем цехе.
Эта особенность в понимании и употреблении местоимения мой наблюдается в том случае, когда местоимение
171
Глава 2. Проблемы социолингвистики
сочетается с существительным, обозначающим иерархизованный коллектив, т. е. такую организованную группу
людей, отношения между которыми иерархизованы по
принципу "глава — подчиненные". Это слова семья, отдел,
цех, завод, бригада, взвод, рота, полк, дивизия и под.
При сочетании с названиями неиерархизованных коллективов местоимение мой не обнаруживает указанной особенности; ср. выражения типа моя деревня:
Провожать меня вышла чуть ли не вся моя деревня.
Спецификой обладает употребление местоимения мой
и при соединении с существительными, обозначающими
места постоянного обитания человека: дом, квартира, изба,
комната и др. Выражения мой дом, моя квартира, моя изба
должны пониматься в том смысле, что говорящий является
владельцем, хозяином этого жилого помещения. Эти выражения естественны в устах главы семьи и сомнительны в устах невзрослого члена семьи.
Рассмотренные примеры убеждают нас, что социальные факторы глубоко проникают в ткань языка, обусловливая правильное понимание и употребление языковых единиц, закономерности их сочетания друг с другом в речи.
f
Глава 3
НЕЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ
СОЦИОЛИНГВИСТИКИ:
СОЦИОЛОГИЯ, СОЦИАЛЬНАЯ
ПСИХОЛОГИЯ, ДЕМОГРАФИЯ
Социолингвистика — языковедческая дисциплина, но
для ее освоения недостаточно багажа лингвистических знаний. Поскольку она рассматривает носителя языка как члена
общества, необходимо отчетливо понимать, как устроено
общество, какое место занимает носитель языка в социальной структуре, какие его свойства как элемента социальной
структуры могут отразиться на его языковом репертуаре.
Социология накопила богатый опыт интерпретации фактов
межличностного взаимодействия, и многое в этом опыте
полезно для социолингвиста.
Как уже говорилось, социолингвистика занимается не
только исследованием языковых особенностей индивида
как представителя всевозможных общественных структур,
но также и функционированием языков в обществе. Фактическую информацию социолингвист черпает из имеющейся статистики, в частности из переписей населения. Но
переписи обычно не принимают в расчет специфических
запросов социолингвистов, поэтому социолингвисты проводят собственные выборочные опросы населения по интересующим их проблемам. Однако демографическая статистика, в первую очередь материалы переписей, остаются
незаменимым источником информации для социолингвиста, изучающего современное состояние и динамику языковых ситуаций.
Социолингвист должен понимать язык социолога и
язык демографа. Но если социология для социолингвистики по-настоящему смежная дисциплина и сама может
немало почерпнуть из ее достижений, то демография — это
дисциплина вспомогательная; собственно говоря, демография должна входить в область эрудиции социолингвиста лишь постольку, поскольку ему необходимо свободно
оперировать фактическими данными, собранными демографами-практиками, и верно их интерпретировать.
173
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...______________
3.1. Носитель языка в социальной структуре
3.1. Носитель языка в социальной структуре
щими словами: "Социология, попросту говоря, это один из
способов изучения людей. Социологи стремятся выяснить
<...> всё, что происходит с людьми, когда они взаимодействуют друг с другом" [Смелзер 1994: 14].
Взаимодействие индивидов протекает в рамках определенных социальных общностей, которые социология подразделяет на общности массовые и общности
групповые. Массовые общности складываются стихийно и представляют собой более или менее аморфные образования, механически объединяющие своих членов; их состав разнороден, а вхождение того или иного человека в такую общность во многом случайно, не связано с его важнейшими социальными характеристиками. Примерами таких
общностей могут служить сторонники широких массовых
движений (антивоенных, в защиту окружающей среды
и т. п.), аудитория определенного средства массовой информации, поклонники фигурного катания или хоккея с мячом,
любители цыганского романса или группы "Аквариум" и т. п.
Им противопоставлены групповые общности
(или социальные группы), которые имеют собственную историю формирования, во многом обусловливающую
их свойства. Таким общностям присуща сравнительная однородность (в том смысле, что все входящие в них индивиды обладают рядом общих характеристик) и стабильность в
пространстве и времени. Главная особенность социальных
групп — наличие внутренней структуры, благодаря которой
целое представляет собой нечто большее, чем сумма его частей. Разные школы философов и социологов по-разному
называют такое свойство социальных систем: органично-
Социальная структура и обусловленные ею принципы
взаимоотношений вступающих в коммуникацию индивидов
знакомы всем из практики повседневного общения. Для того чтобы не нарушать их, носителю языка нет нужды знакомиться с основами социологии. Но социолингвисту при анализе языковых фактов полезно воспользоваться готовыми
достижениями социологов, много сделавшими для понимания организации и функционирования социальных систем.
Вместе с тем социолог, изучающий закономерности
взаимодействия индивидов, не может не прибегать к результатам, полученным социолингвистами, так как взаимодействие (или, как часто говорят социологи, интеракция) в первую очередь происходит путем общения, осуществляющегося
обычно посредством естественных языков. Иначе говоря,
результаты конкретных социолингвистических исследований предназначены, в частности, и для социологов, поэтому их следует излагать с учетом специфики научной парадигмы социологии.
Вот почему в учебнике социолингвистики и необходим
данный раздел, сообщающий сведения о "внелингвистическом фундаменте" любого социолингвистического исследования.
3.1.1. Структура общества
Социология стремится дать научное объяснение структуре общества и тем процессам, которые в нем происходят.
"Ни одно определение социологии не является исчерпывающим вследствие характерного для современного состояния
данной дисциплины разнообразия концепций и направлений" [Аберкромби и др. 1994: 304-305]. Тем не менее известное единство во взгляде на предмет социологии существует. Эта наука изучает законы эволюции и функционирования общества в целом, а также отдельных его составляющих — социальных общностей разного уровня, социальных
институтов, организаций. При этом центральной фигурой
социологического исследования является человек; все социальные феномены исследуются этой наукой под углом зрения межличностного взаимодействия. Неслучайно известный американский учебник социологии начинается следую174
стью, холизмом, синергией или просто системностью. Раз-
личные социальные группы взаимосвязаны между собой и
иерархически организованы в общество.
Групповой или массовый характер общности никак не
связан с количеством ее членов: и те и другие могут быть
разного размера — от нескольких человек (семья, пассажиры купе)1 до многих миллионов (нация, телеаудитория).
Массовая общность обычно не соотнесена со структурой общества в целом, другими массовыми и групповыми
общностями. Если массовая общность обладает собственной структурой, то последняя либо определяется внешниГруппу из двух человек иногда называют диадой, из трех - триадой.
175
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... _____________
3.1- Носитель языка в социальной структуре
ми, случайными по отношению к ней самой обстоятельствами, либо соотнесенность индивида с той или иной структурной единицей массовой общности носит для него случайный, вероятностный характер. Например, общность,
объединяющая тех, кто проживает в гостинице (а в норме
она является массовой), имеет два типа структурных единиц. С одной стороны, это члены различных семей (заведомо групповых общностей) или же участники какой-либо
конференции (общность чаще групповая, чем массовая),
члены одной тургруппы (скорее всего, массовая общность)
и т. п. Очевидно, что эти общности по своему происхождению никак не связаны с объединяющей их массовой общностью. При этом их можно рассматривать как структурные
единицы последней, поскольку они могут обладать специфическими интересами именно в связи со своим вхождением в состав данной массовой общности: семья хочет поселиться в одном номере или в смежных номерах, все члены
тургруппы заинтересованы в одновременном ресторанном
обслуживании и т. д. С другой стороны, постояльцы, живущие на одном этаже, могут рассматриваться как структурное подразделение данной массовой общности (их коллективные интересы подразумевают, в частности, исправность
оборудования на этом этаже и добросовестную работу горничной), но для каждого индивида соотнесенность его
именно с этим подразделением оказывается случайной.
Между массовыми и групповыми общностями нет непереходимой грани. При заселении коммунальной квартиры соседская общность из массовой может быстро перерасти в групповую; то же происходит и со многими студенческими группами. Такой процесс возможен и для общностей
большого размера: движение "зеленых" во многих странах
оформляется в сплоченные политические партии, общность
болельщиков спортивной команды также может приобрести
некоторые свойства социальной группы. Впрочем, при такой эволюции (неважно, идет ли речь о студентах или о болельщиках) в групповую общность перерастает лишь некоторое ядро массовой общности. Обратный процесс невозможен: социальная группа может распасться, но трансформация ее в массовую общность выглядит невероятно.
Социология изучает любые общности. Некоторые ее
направления имеют дело преимущественно с массовыми
общностями; но для социолингвиста специальный интерес
представляют в первую очередь общности группового типа.
Именно к ним часто применяют еще один термин — социум. В чем же специфика социума? Наиболее отчетливо и
полно она проявляется у достаточно крупных социальных
образований такого рода.
Характеристика этноса (а этнос для социолога — групповая общность) не обходится без понятия культура. Понятие культура входит в предметную область ряда гуманитарных дисциплин, и естественно, что точка зрения различных
наук на этот предмет несколько разнится в зависимости от
того, под каким углом зрения он рассматривается, в каком
контексте возникает необходимость обсуждать названное
понятие. Тем не менее многообразие существующих определений культуры может удивить: американские исследователи
К. Клакхон и А. Крёбер, например, в книге, названной ими
просто "Культура", дали обзор почти 300 различных определений культуры [Kluckhohn, Kroeber 1952]. Математик может
счесть такую ситуацию просто абсурдной, поскольку 300 определений окружности представить себе довольно трудно;
физик может решить, что книга посвящена истории науки,
и одни определения приходят на смену другим, последовательно уточняя сущность понятия. Для лингвиста эта ситуация более привычна и хорошо знакома: например, такие
центральные для языкознания понятия, как слово или предложение, имеют не один десяток определений.
В ситуации параллельного существования множества
дефиниций, иногда взаимно противоречивых, иногда дополняющих (но не уточняющих) друг друга, определять
предмет следует по возможности наиболее широко. Вот, например, один из вариантов, давно предложенный классиком этнографии Э. Б. Тайлором: "Culture <...> is that complex
whole which includes knowledge, belief, art, morals, law, custom,
and any other capabilities and habits acquired by man as a
member of society". В последнем русском переводе это звучит
так: "Культура <...> слагается в своем целом из знания, верований, искусства, нравственности, законов, обычаев и некоторых других способностей и привычек, усвоенных человеком как членом общества" [Тайлор 1989: 18] 2.
776
2
Belief, употребленное в оригинале, заключает в себе не только верования, но
и любые убеждения. Кроме того, Тайлор относит к культуре any (т. е. любые) other capabilities and habits, а переводчик - лишь некоторые другие способности и привычки.
777
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики..._________
Возможно, лингвисту такое определение покажется
несколько обидным, поскольку язык здесь впрямую не назван, он всего лишь одна из многих "способностей и привычек". Посмотрим, как такое понятие культуры соотносится с другими, более мелкими типами социальных общностей — например, такими, как поселенческая общность
(множество постоянных жителей какого-либо города или
деревни), сообщество хиппи, конфессия, слаженный производственный или учебный коллектив, семья. Представители
этих общностей располагают массой специфических способностей и привычек, которые они обрели именно как
члены соответствующих сообществ. Вряд ли можно говорить об искусстве отдельной студенческой группы, нравственности отдельного города или законах, свойственных одной конкретной семье. Но своя специфика у таких групп
может возникнуть и в этих культурных сферах, причем с
возрастанием солидарности, сплоченности соответствующей общности она повышается. Иными словами, чем ближе общность к идеальному виду группы, чем дальше она
ушла от общности массовой, с тем большим основанием мы
можем говорить о наличии у нее собственного комплекса
представлений об устройстве мира и общества и связанных
с ним норм и моделей поведения (в том числе и языкового). В известном смысле каждый социум располагает своей
собственной культурой.
Вернемся к классификации социальных групп. Одни
социологи предпочитают подразделять их на малые и
большие, другие — на первичны еивторичные; каждый автор склонен пользоваться либо одной из этих дихотомий, либо другой. В первом из этих противопоставлений
различие строится на наличии / отсутствии регулярных непосредственных контактов между членами группы, во втором — на присутствии устойчивых неформальных межличностных отношений в первичной группе и отсутствии их во
вторичной. Сам термин первичная группа первоначально был
введен для обозначения семьи как первого коллектива, членом которого становится человек; позднее его стали использовать для любых групп, в которых важным группообразующим признаком являются эмоциональные связи.
По способу организации группы делятся на н е ф о р мальныеиформальные; первые возникают "сами собой", вторые образуются волевым решением "сверху". Фор178
3.1. Носитель языка в социальной структуре
мальные группы в большинстве случаев создаются для выполнения определенной совместной деятельности, специфической именно для данной группы; в таком случае группа называется целевой, или инструментальной.
Целевая группа может быть и неформальной: дворовая футбольная команда, в отличие от официального спортивного
клуба, обычно складывается сама собой. С другой стороны,
формальная группа может не иметь целевого характера, а
создаваться по причине чисто административных удобств;
впрочем, в этом случае она всегда является структурным
подразделением целевой группы более высокого уровня.
Примерами могут служить студенческие группы в рамках
отделения или факультета, готовящего по одной специальности, подразделения однотипного назначения в составе
воинской части, дневная и ночная смены на производстве и
т. п. Разумеется, каждый факультет, воинская часть, завод
или универмаг являются целевыми формальными группами.
Признание общности малой группой зависит всего
лишь от наличия у ее членов непосредственных контактов,
поэтому среди малых групп есть целевые и нецелевые, формальные и неформальные. Но эволюция даже высоко формальной (в смысле происхождения) целевой малой группы
может привести к тому, что взаимоотношения всех ее членов фактически начинают основываться на неформальных
эмоциональных связях; в этом случае она по всем своим характеристикам рискует оказаться неотличимой от группы,
возникшей как первичная.
Эволюция формальной группы может привести к появлению ее "двойника", возникающего на том же "человеческом субстрате", но живущего по иным законам. Яркий
пример такого раздвоения являют классы в начальной школе, когда в возрасте 9—11 лет коллектив постепенно освобождается от авторитарного воздействия учителя. Формальная
группа с его административным участием продолжает существовать, но параллельно с ней на основе неформальных
межличностных отношений возникает другая группа со своими жесткими стереотипами, которые часто не соответствуют ожиданиям педагогов и родителей. Учитель не является
членом этой группы-двойника, но считать ее неформальной
нет оснований, поскольку рядовые члены группы — школьники — вынуждены состоять в ней независимо от своего желания.
179
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... _____________
Как видим, социологи достаточно детально классифицируют группы, но пока речь шла о каждой группе как об
отдельном элементе социальной структуры. В действительности в обществе почти неисчислимые малые и большие
группы комбинируются в сложным образом переплетенные
иерархические структуры. Если некто является дипломатом
или военнослужащим, мы понимаем, что он состоит членом
каких-то формальных целевых групп, среди которых высшими иерархическими единицами являются Министерство
иностранных дел и Министерство обороны, объединяющие
всех дипломатов и всех военных. (С точки зрения социолога это формальные вторичные большие группы.)
Объединенные общими чертами группы могут соотноситься не только иерархически. Когда мы квалифицируем
кого-либо как студента, охотника-любителя, столяра или
панка, мы подразумеваем, что соответствующее качество
человек приобретает своим вхождением в какую-то малую
группу студентов, охотников-любителей и т. п., но при этом
не имеется в виду, что все студенты или охотники-любители
образуют особые социальные общности, групповые или
массовые. Такие социальные сообщества иногда называют
ассоциациями.
Выше мы говорили о том, что отличительной чертой
любой группы являются специфические, присущие только
ей особенности поведенческих норм, связанные со свойственными этой группе представлениями об устройстве общества. Но между взаимосвязанными группами поддерживается
вертикальная и горизонтальная межгрупповая коммуникация, от степени интенсивности которой зависит культурное единообразие соответствующих групп. В большинстве
случаев культурные особенности малых групп являются
лишь разновидностями культурных комплексов иерархически вышестоящих больших вторичных групп. В этом случае
говорят о субкультуре как разновидности культуры
большинства. Субкультура обычно не находится в конфликте с господствующей культурой, "однако во многих случаях
большинство общества относится к субкультуре с неодобрением или недоверием. Эта проблема может возникнуть
даже по отношению к уважаемым субкультурам врачей или
военных" [Смелзер 1994: 62]. Группа или ассоциация групп
может противопоставлять себя обществу в целом, отталкиваясь от его культурных норм и ценностей и создавая
180
3.1. Носитель языка в социальной структуре
контркультуру. Черты контркультуры присущи радикальным молодежным группам, преступному сообществу,
некоторым религиозным объединениям.
3.1.2. Индивид в обществе
Мы видели, что количественно и качественно группы
весьма различны. "Группы могут отличаться по размеру: от
двух любовников, страстно сжимающих друг друга в объятиях, до миллионов мужчин и женщин, мобилизованных на
войну. <...> Они могут состоять в тесном и постоянном
контакте <...> или могут быть рассеяны по свету, как представители министерства иностранных дел. По составу группы различаются по нескольким линиям. <...> Сходство по
возрасту, полу, этнической принадлежности или любой общий интерес участников составляют основу для объединения" [Шибутани 1969: 48—49]. В любом случае люди объединяются в группы для осуществления каких-то совместных
задач (пусть и сугубо неформальных, типа проведения досуга), при решении которых происходит — в широком смысле
— разделение труда и гибкая координация действий членов
группы. Сами они осознают свою сопричастность к
группе, идентифицируют себя с ней. Принадлежность
к группе очевидна не только "изнутри", но и "снаружи", с
точки зрения посторонних.
Входя в различные группы, каждый индивид имеет несколько социальных позиций в обществе. Например, студент (что само по себе есть некоторая социальная позиция)
может быть активистом молодежной партии, чемпионом
института по шахматам, гитаристом в группе; дома он является сыном и братом, а в свободное время подрабатывает
репетитором и т. д. Каждая из этих позиций связана с определенными правами и обязанностями и называется статусом.
Большинства присущих ему статусов человек добивается сам; такие статусы называются приобретенными.
Статус студента приобретается путем успешной сдачи экзаменов, статус чемпиона — путем победы в соревновании,
статус мужа — путем вступления в брак. Другие статусы, такие, как пол, этническая или расовая принадлежность, мы
получаем при рождении; они называются приписанными статусами. Некоторые приписанные статусы мы
181
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...____________
получаем и позже (статус старшего брата — при рождении в
семье еще одного ребенка, статус совершеннолетнего — по
достижении определенного возраста). Суть приписанных
статусов заключается в том, что они достаются человеку автоматически, помимо его воли и желания и, будучи полученными, как правило, сопровождают его на протяжении всей
жизни. Если возможна утрата приписанного статуса, то это
происходит по определенным правилам и также помимо воли индивида (таков, например, статус военнообязанного).
Некоторые статусы совмещают в себе свойства приобретенных и приписанных: человек вкладывает значительные
усилия в подготовку и защиту диссертации, но полученная
в результате ученая степень остается на всю жизнь. Другой
пример — статус преступника, который приписывается по
решению суда, но приобретается противоправным поведением. Юридически в нашей стране этот статус утрачивается
со снятием судимости, но в глазах общества человек все
равно может остаться преступником.
Некоторые статусы ситуативны, имеют кратковременный характер: пассажир трамвая, покупатель в булочной, человек, выступающий на профсоюзном собрании или
научной конференции. Значимость большинства таких статусов подкрепляется их периодической возобновляемостью.
(Подчеркнем, что статус обезличенного покупателя принципиально отличается от статуса постоянного покупателя',
последний возникает в совершенно иной системе социальных взаимоотношений.)
Ясно, что все приобретенные статусы индивид получает в рамках какой-либо социальной группы. Может показаться, что часть приписанных статусов (например, половые, возрастные, расовые) никак не зависит от общества, но
это не так. Социальный смысл этих биологически предопределенных статусов различен в разных обществах, расовые статусы зависят от наличия скрытой или явной расовой
дискриминации, а в однородных в расовом отношении обществах просто не существуют. Ситуативные статусы обычно
характеризуют позицию индивидов в массовых общностях.
Напомним, что массовый характер общности не связан с ее
размером и пара "продавец—покупатель" является примером
массовой общности; при этом статус покупателя существует
только в рамках таких небольших массовых общностей (они
могут содержать и более двух членов — при
182
3.1. Носитель языка в социальной структуре
наличии очереди), а статус продавца присущ его обладателю и как члену формальной целевой группы, какою является магазин.
Социальные статусы определяют взаимоотношения
индивида с другими членами общества, его относительно
постоянное или временное положение в социальных иерархиях разного типа.
Всякий статус подразумевает права, обязанности и соответствующее ему нормативное поведение. Статус студента
подразумевает посещение занятий, сдачу экзаменов, прохождение практики, право пользования библиотекой своего
вуза и многое другое. Статус преподавателя — компетенцию
в соответствующей дисциплине, определенные педагогические навыки, исследовательскую деятельность, посещение
заседаний кафедры и т. п. Такой комплекс стандартных общепринятых ожиданий называется социаль ной ролью. Одному статусу может соответствовать несколько ролей; в самом деле, ожидания в отношении вузовского преподавателя со стороны студентов, коллег, заведующего кафедрой, администрации и технических работников вуза заметно различаются. Комплекс ролей, привязанных к одному статусу, называется ролевым набором.
Многие роли, характерные для данного общества,
имеют специальные обозначения в языке: отец, жена, сын,
одноклассник, сосед, учитель, покупатель, пациент, пассажир, клиент, председатель собрания и т. п. Все взрослые члены общества более или менее хорошо знают, чего ожидать
от поведения человека при исполнении им каждой из подобных ролей, так что даже простое произнесение имени
роли обычно вызывает в сознании говорящего и слушающего представление о комплексе свойственных этой роли прав
и обязанностей.
Статусы можно подразделить на формальные и неформальные, но ролевой набор, связанный с формальным статусом, наряду с формальным компонентом (который часто
имеет официальное описание в должностных инструкциях и
законах) может содержать и компонент неформальный: начальник среднего звена может "покрывать" своих подчиненных перед вышестоящей администрацией, учитель на
"городской" контрольной может подсказать ученику — такое поведение если и не ожидается впрямую, то, по крайней мере, и не удивляет.
183
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ______
3.1. Носитель языка в социальной структуре
В общем случае ролевые ожидания не зависят от
конкретного человека, а формируются вместе с тем типом
социальной системы, в рамках которой эта роль существует;
однако это верно лишь при наиболее абстрактном рассмотрении статусов и связанных с ними ролей. Реальный индивид, получив определенный статус, начинает осваивать соответствующие роли. Социологи называют этот процесс
интернализацией роли (от лат. internus 'внутренний').
Несмотря на то что совокупность ожиданий, присущая
той или иной роли, состоит из набора констант, предписывающих индивиду определенное поведение, интернализация ролей каждым человеком происходит через призму его
личного опыта и под влиянием той микро- и макросреды,
к которой он принадлежит. Поэтому и исполнение ролей,
как обусловленных постоянными и долговременными социальными характеристиками индивида, так и проигрываемыми в той или иной стандартной ситуации, варьирует от личности к личности, от одной социальной группы к другой.
Важно, однако, что эта вариативность находится в определенных пределах — пока она не противоречит ожиданиям,
присущим данной роли, пока не нарушает некоторых социальных норм.
Представления о типичном исполнении той или иной
социальной роли складываются в стереотипы; они составляют неотъемлемую часть ролевого поведения. Стереотипы
формируются на основе опыта, частой повторяемости ролевых признаков, характеризующих поведение, манеру говорить, двигаться, одеваться и т. п.
Обучение ролевому поведению проходит в рамках некоей социальной системы, через налагаемые этой системой
формальные и неформальные санкции; эти санкции могут
быть положительными (поощрения) и отрицательными (наказания). Тем самым социальная система навязывает носителю нового статуса принятые в ней нормативные понимания его нового ролевого набора. Однако человек обладает
известной свободой переработки стандартных ролей "под
себя", в соответствии с собственным толкованием типового
поведения, соответствующего вновь приобретенному им
статусу. Конформисты принимают роль в готовом виде.
Другие, напротив, принимая роль, настойчиво навязывают
свое собственное ее видение партнерам по социальному
взаимодействию и нередко преуспевают в модификации ро-
ли. Если при этом переработка роли становится чересчур
кардинальной, ее носитель подвергается в обществе непониманию и осуждению. Вот как, например, описывает
М. П. Арцыбашев в романе "Санин" положение своего героя в глазах окружающих, в том числе его собственной матери: "[интеллигентные люди] распадались на группы соответственно получаемому образованию. Убеждения их всегда
отвечали не их личным качествам, а их положению: всякий
студент был революционер, всякий чиновник буржуазен,
всякий артист свободомыслящ, всякий офицер с преувеличенным понятием о внешнем благородстве, и когда вдруг
студент оказывался консерватором, или офицер анархистом, то это уже казалось странным, а иногда и неприятным. Санин по своему происхождению и образованию должен был быть совсем не тем, чем был, и как <...> и все, кто
с ним сталкивался, так и Марья Ивановна смотрела на него
с неприятным ощущением обманутого ожидания" 3.
Рассматриваемый комплекс ожиданий не случайно получил наименование роли. Мы играем социальные роли с
той же степенью свободы, как это допустимо в театре. Автор пьесы наделяет своих персонажей определенными характерами, режиссер пытается вложить в сценическую реализацию каждой роли собственные ожидания, актер исполняет режиссерские указания не без оглядки на собственное
понимание персонажа, при этом ролевые ожидания зрителя
не всегда оказываются удовлетворенными. Таким образом,
в социальной роли можно выделить типизированный, нормативный компонент (как в тексте пьесы) и индивидуальный, идиосинкратический, присущий данной роли только в
связке с ее конкретным носителем.
Как мы уже говорили, каждый индивид располагает
Достаточно большим набором постоянных статусов, которые он приобретает в силу своей соотнесенности с различными социальными группами. Сами эти группы часто являются элементами иерархически организованных социальных систем, и место группы в таких иерархиях определяет
ее статус. Показателем положения статуса в конкретной
иерархии служит его престиж. Престижность статуса кон-
184
185
3
Показательно, что хотя все четыре типичных статуса, упомянутых Арцыбашевым, и сейчас вполне ярко выражены, за неполные 100 лет (роман завершен в 1902 г.) стандартные ролевые ожидания по отношению к ним заметно изменились.
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
3.1. Носитель языка в социальной структуре
кретного человека складывается из его статуса в группе и
статуса самой группы: студенты и профессора разных вузов,
занимающие одинаковые должности, или военнослужащие
разных частей различаются по престижу. Статус — понятие
гораздо более объективное, чем сопровождающий его престиж. Оценка престижности одного и того же статуса представителями разных социальных групп может значительно
различаться.
Следует иметь в виду, что при конкретном взаимодействии индивидов среди их многочисленных статусов существенными оказываются далеко не все. Ясно, что при общении внутри малой группы ведущими оказываются статусы,
присущие индивидам в ее пределах, при этом обязательно
принимаются во внимание и неформальные статусы (типа
душа общества, неформальный лидер, козел отпущения). При
интеракции членов различных малых групп, организованных в большую, значимым становится статус соответствующих малых групп. Участники взаимодействия в рамках массовой общности ориентируются на внешние проявления
статуса друг друга. Некоторые из них очевидны (например,
пол и возраст), другие могут лишь казаться таковыми (как
выясняется, обмануть может даже наличие милицейской
формы). При взаимодействии с незнакомым или малознакомым человеком индивид невольно (а иногда осознанно)
выбирает из своего статусного набора какой-то основной и
в соответствии с ним автоматически модифицирует свое ролевое поведение. Это наглядно видно при сравнении исполнения одних и тех же ситуативных ролей (пациента, покупателя и др.) людьми, имеющими разный социальный статус, — скажем, столяром, преподавателем математики, студентом, домохозяйкой: хотя та или иная ситуация (например, купля-продажа) предъявляет к ее участникам определенные требования, ролевое поведение каждого из участников бывает обусловлено их постоянными или долговременными характеристиками, их профессиональным и служебным статусом, уровнем общей культуры и т. п.
В таком взаимодействии ведущую роль начинает игр а т ь о с н о в н о й с о ц и а л ь н ы й с т а т ус — т о п о л о ж е ние, которое человек занимает в обществе в целом. Основной статус складывается из комплекса групповых статусов
индивида, преломленного через призму восприятия его другими членами общества.
Значение основных статусов взаимодействующих индивидов ярко проявляется, когда они исполняют ситуативные роли — например, случайных собеседников. В этом случае каждый строит свое ролевое поведение, подбирая актуализируемый статус не только для себя, но и для своего коммуниканта (при этом часто оказывается не на что опереться,
кроме внешних проявлений статусов своего собеседника);
но даже объективно правильное определение статуса другого
лица может приводить к так называемому ролевому конфликту*, поскольку престиж статуса — понятие относительное. Приведем диалог Злеца (хиппи) и Незнакомца («в пиджаке, в белой рубашке, в галстуке и с "Известиями" в руках») из пьесы Б. Б. Гребенщикова "В объятиях джинсни":
186
Незнакомец.
Злец.
Незнакомец.
Злец.
Незнакомец.
Злец.
Вы разрешите здесь присесть?
А у тебя капуста есть?
Что-что? не понимаю вас.
Там турмалайский прибыл бас.
Не понимаю вас никак.
Не знать фирмы, какой чудак!
Откуда взялся ты такой?
С работы я иду домой.
Незнакомец.
С работы? Что? Вот это срам!
Злец.
Скажи мне, что ты делал там?
Незнакомец. Я там работал.
Ты там что?!
Злец.
Здесь представители разных культур, обладая ситуативными статусами случайных собеседников, демонстрируют различное ролевое поведение (один обращается на "ты",
другой на "вы"). Судя по внешнему виду идущего с работы
Незнакомца (пиджак, белая рубашка с галстуком), его основной статус рядовым членом общества должен оцениваться
высоко, но Злец, в полном соответствии с ценностями
хиппи (работать не следует), выказывает презрение по отношению к статусу Незнакомца (ходить на работу — срам), а
также симулирует непонимание сути его ролевого поведения как служащего ("что ты делал там?") и искреннее уди4
О ролевом конфликте говорят в трех случаях: 1. Индивид понимает свою
роль одним способом, а носитель связанной с ним роли — по-другому;
2. Носители ролей А и Б имеют разные ожидания относительно роли В;
3. В конфликт вступают две плохо совместимые роли одного индивида (на
пример, начальник не любит исполнять роль просителя).
187
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ___________
вление по поводу того, что Незнакомец соответствовал
стандартным ролевым ожиданиям и на работе работал.
Жизнь человека как члена общества начинается с освоения ролевого поведения в первичной группе, семье, в
которой он родился и воспитывается; отсюда начинается
его социализация— процесс последовательного вхождения индивида во всё новые для него группы и усвоения,
интернализации всё новых ролей. В теоретическом осмыслении этого процесса важным является понятие референтности — зависимости оценок субъекта от собственного понимания поведенческих норм других лиц и социумов. Референтная группа (референтная личность) —
это такой реальный или воображаемый социум (личность), на
нормы и ценности которого ориентируется субъект. Если возможна социальная мобильность и индивид не принадлежит к
своей референтной группе, то он стремится стать ее членом;
в пределах своей группы человек часто выбирает референтную
личность, поведение которой он принимает за образец. (Иногда говорят об отрицательной референтности — когда человек
строит собственное поведение, отталкиваясь от стандартного
поведения отрицательно оцениваемого объекта.)
Степень причастности индивида к отдельным социумам сильно варьирует: в одном он может иметь высокий
статус и быть референтной личностью для остальных членов
этого социума, в другом — занимать маргинальное положение, в третьем социуме достаточно высокий статус человека
нередко совмещается с его же отрицательной референтностью в силу того, что в глазах членов этой группы его ролевое поведение не соответствует статусу.
Ввиду различия в ценностных установках социумов, к
которым принадлежит индивид, его положительная и отрицательная референтность в этих социумах может быть следствием даже одних и тех же поведенческих актов: ср., например,
отношение к ученому, делавшему партийную карьеру, со стороны товарищей по партии и со стороны коллег по науке.
Степень владения индивидом социально одобренными
(в пределах соответствующих социумов) культурными нормами5 тех социумов, членом которых он является, иногда
5
Под понятием норма скрываются две различные сущности: прескриптивная
(предписывающая) норма как эталон (ср.: литературная норма) и дескриптивная (описывающая некое состояние) норма как средняя величина (ср.:
норма осадков).
188
J.I.
iiUVMIHW.v -----------------
существенно варьирует. В социальной группе человек может
занимать различное положение: быть в ядерной ее части,
активно участвовать в ее деятельности или же, наоборот,
находиться на периферии социума. Последнее часто является
результатом прямо противоположных интенций личности, в
зависимости от ее референтных установок: индивид может
лишь включаться в жизнь данного социума и только
овладевать его нормами и стереотипами, а может, наоборот,
стремиться порвать с данной социальной группой и намеренно избавляться от свойственной ее членам специфики
(интенсивность таких процессов зависит от степени открытости группы). Кроме того, любая из культур, присущих человеку в связи с его членством в разных группах, испытывает
влияние других составляющих того идиокультурного
комплекса, которым он обладает. Такое взаимодействие
культур в пределах личности происходит помимо воли индивида и обычно им не осознается.
Точно так же неосознанно может осуществляться и н культурация в новые социумы, интернализация новых
ролей и уход от старых. Вообще говоря, участники внутригрупповых взаимодействий часто не отдают себе отчета в их
социальной сути, так же, как не осознают наличия поведенческих норм и стереотипов. Осознание приходит при нарушении нормы или непонимании ее посторонним. Чем более
стабильны внутригрупповые нормы, тем меньше они
осознаются членами группы. То, что всегда осознается
очень отчетливо, — это членство, принадлежность к группе.
Психологическое соотнесение себя с социальной группой, с
членами которой индивид разделяет определенные нормы,
ценности, групповые установки, социологи называют идентичностью (англ. identity).
Человек одновременно идентифицирует себя с различного рода общностями: биологическими (от расовых до
кровнородственных), территориальными (с присущими им
иерархиями), конфессиональными, языковыми, социальными (классовыми, сословными, кастовыми и т. п.), культурными. Возникает иерархия идентификаций. Идентификация
индивида с определенным социумом может быть как
положительной, так и отрицательной ("я не отношу себя к
6 Ряд исследователей считает, что термин identity подразумевает некую статичность, и предпочитают ему термин identification, точнее раскрывающий
динамичность самого явления.
189
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ____________
3.1. Носитель языка в социальной структуре
таким-то"). Каждый индивид, сознательно или бессознательно, при соотнесении себя с определенными общностями выделяет наиболее важные для него актуальные идентификации, причем актуализированность может сильно меняться. В рамках общности одного типа индивид делит мир
на "наших" и "ненаших"; во многих случаях только "наши"
признаются "настоящими". Неслучайно многие этнонимы
этимологизируются как 'настоящий человек', а российские
хиппи зовут себя пипл.
О первостепенной важности языка в идентификации
индивида с различными социальными группами хорошо
сказал Э. Сепир: «Чрезвычайная важность мельчайших язы
ковых различий для символизации таких психологически
реальных групп, противопоставленных политически и со
циологически официальным группам, инстинктивно чувст
вуется большинством людей. "Он говорит как мы" равно
значно утверждению "Он один из наших"» [Сепир 1993:
232].
ствам производства; основными классами современного им
общества классики марксизма считали буржуазию и пролетариат. После социалистической революции предполагалось
стирание классовых различий и стойкое последовательное
движение к социальной однородности общества.
Классы в марксистском понимании этого термина в
известном смысле действительно исчезли, но то явление,
ради объяснения которого было выдвинуто само понятие
класса, — социальное неравенство — продолжает существовать. Показательно, что классик социологии М. Вебер, отталкиваясь не от общефилософских построений, а от анализа
реального состояния неравенства в современном ему западноевропейском обществе, еще в начале XX в. выявил существование среднего класса. Так же, как Маркс (и предшественники Маркса), важнейшим показателем классовой
принадлежности Вебер считал имущественное неравенство.
Но наряду с этим он придавал большое значение неравен ству социальных статусов; при этом в группы с высоким
статусом могут входить не самые богатые люди, а обладатель богатства может иметь в глазах общества низкий престиж (как, вероятно, в современном российском обществе
обстоит дело с преступными авторитетами). Третий тип неравенства, отражающийся, по Веберу, на классовой структуре, — это неравенство во властных полномочиях. Реальные возможности для проведения определенной политики
индивидом или социальной группой связаны с уровнем их
богатства и престижа, но далеко не всегда ими определяются. Сейчас широко распространены представления о номенклатуре как о правящем классе позднего советского общества: главным фактором классообразования служили не
собственность и не престиж, а именно доступ к власти.
Многие социологи XX в. не пользуются термином
"классовое расслоение", а более осторожно говорят о социальной стратификации. Число выделяемых социальных
страт различно, различаются и основания их выделения,
но они всегда противопоставлены по уровню доступа к общественным благам, властным возможностям и престижу.
Некоторые по традиции называют такие страты классами,
но вполне очевидно, что с антагонистическими классами
марксизма они имеют мало общего.
У. Л. Уорнер в 1930—1940-х годах, изучая социальную
стратификацию в небольших американских городах, в каче-
I
3.1.3. Социальное неравенство
Несмотря на очевидную значимость проблемы социального неравенства, ее общепризнанного теоретического
осмысления пока не существует.
У нас в стране она долго решалась в рамках марксистского подхода, с его центральным понятием класса. Общепризнанным было ленинское определение классов:
"...Большие группы7 людей, различающиеся по их месту в
исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному
и оформленному в законах) к средствам производства, по их
роли в общественной организации труда, а следовательно,
по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы — это такие
группы людей, из которых одна может себе присваивать
труд другой благодаря различию их места в определенном
укладе общественного хозяйства" (Ленин, ПСС. Т. 39: 15).
В марксистской концепции главным фактором в определении классовой принадлежности является отношение к сред7
Большие группы здесь следует понимать не в рассмотренном выше терминологическом, а в обиходном смысле.
190
191
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ____________
3.1. Носитель языка в социальной структуре
стве основного критерия отнесения индивидов к определенным классам выдвинул их репутацию в обществе, то, насколько высоко или низко оценивается статус данного человека другими членами общества. В результате Уорнер выделил три класса: высший, средний и низший, каждый из
которых подразделяется на высший и низший слои. Оказалось, что служащие по признаку их общественной репутации распределены по всем шести слоям, а наемные рабочие
попали в оба слоя среднего и низшего класса. При этом основу высшего слоя среднего класса составляли высокообразованные лица, занятые интеллектуальным трудом, и бизнесмены с высоким доходом (врачи, юристы); типичными
представителями низшего слоя среднего класса оказались
секретари, банковские кассиры, канцелярские служащие,
мелкие собственники. Интересно, что современные российские социологи считают, что исследование Уорнера "не утратило своего значения для социологического знания и по
сей день, особенно для анализа социальных реалий современной России" [Социология 1996: 210].
Теоретические представления современных социологов
о социальной стратификации и природе ее возникновения
могут довольно сильно различаться, но на практике критериями отнесения к конкретной социальной страте в различных комбинациях выступают уровень доходов, уровень образования, стандарты потребления, профессиональная квалификация, объем властных полномочий. При различных подходах в современных индустриальных государствах около 2/3
населения относят к среднему классу. У нас в стране проблема существования среднего класса стала очень популярной, но с научной точки зрения она мало исследована.
рельефно. "Громадное большинство слов-понятий любого
языка несоизмеримо со словами-понятиями всякого другого
языка. Безусловное исключение составляют только термины" [Щерба 1974: 299]. Степень лексического расхождения языков определяется степенью расхождения культур соответствующих социумов. "Поскольку большинство литературных языков Европы возникли под влиянием латинского, а
в дальнейшем все время влияли друг на друга; постольку в
основе большинства европейских литературных языков
лежит более или менее одна и та же система понятий. Потому-то перевод с одного европейского языка на другой гораздо легче, чем, например, с китайского или с санскритского на любой европейский" [Там же: 298-299]. Взаимовлияние языков, о котором говорит Щерба, есть лишь следствие взаимовлияния культур. Роль латыни в формировании
новых литературных языков Западной Европы — следствие
доминирования этого языка в западном христианском мире.
Существуют хрестоматийные примеры, отражающие
языковую относительность: у народов Севера многочисленны
названия разновидностей снега, у таежных охотников есть
особые названия для одного и того же животного в зависимости от его возраста и пола, от времени охоты на него
и т. п. Словарная детализация в данном случае не связана
непосредственно с природной средой: эта детализация
существует лишь постольку, поскольку соответствующие
факты действительности имеют значимость для социальной
жизни соответствующей группы людей.
Отдельная лексическая единица появляется в языке
(или в какой-то его социальной разновидности) лишь тогда,
когда в соответствующем социуме рождается необходимость
именования нового для культуры понятия. Речь идет не
только о заимствовании некоей реалии: сами по себе
предмет, явление и тому подобное могут иметь место, но не
иметь социальной значимости, и тогда в обществе отс ут с т в уе т п о т р е б н о с т ь в и х н о м и н а ц и и . Е с л и
для народа основным родом занятий является охота, то лексикон его неизбежно детализирован в этой области. Для
русских в целом это неверно, но есть социальная общность,
в которой соответствующая терминология разработана не
менее детально, чем у любого сибирского народа. У охотников волк до года называется прибылым, годовалый — переярком, старше он становится матерым. В лексике отражаются
3.1.4. Языковая специфика социологических понятий
и
3.1.4.1. Языковой компонент культуры социума
Выше мы не случайно указывали на культурную специфику отдельных социумов. Культурные особенности социума манифестируются в языке независимо от того, о социуме какого ранга идет речь.
Лексикон языка инвентаризует материальную и духовную культуру соответствующего общества, именно в словарном составе культурное различие проявляется наиболее
й
192
~ 1611
193
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
1
не только особенности анатомического строения объектов
охоты и охотничьих собак в целом, но даже и отдельных пород, ср.: гачи 'задние части ляжек борзой собаки', вощёк
'оконечность носа борзой или гончей'; гон, правило, прут,
перо — это хвосты собак разных пород, труба 'хвост лисицы', полено 'хвост волка', пых 'хвост зайца' и т. д.
Большинством говорящих из всей этой лексики
используется разве что слово матерый, и дело не в том, что
мы не сталкиваемся регулярно с лисами, волками и зайцами. Сотрудник зоопарка видит их регулярно, по-своему детализирует понятия из предметной области животного мира,
но, поскольку псовой охотой он не занимается, ему не
приходится следить за трубой или поленом убегающего животного.
Рядовому русскому часто приходится видеть работу
строителей, но вне профессиональной среды термины типа
опалубка или обрешетка не используются. Всякий взрослый
носитель языка неоднократно видел соответствующие явления действительности (или, не замечая, скользил по ним
взглядом), но многие даже не слышали этих слов. И дело
тут не в степени внимания к явлению действительности: у
тех, кто непосредственно не изготовляет опалубку и обрешетку, нет номинативной потребности форми ровать в собственном сознании соответствующие понятия и
средства их выражения.
Всякий телезритель регулярно видит перемежающиеся
заставки в начале выпусков новостей, которые ведущий
предваряет фразой "В заголовках новостей". Большинство
смотрят (или хотя бы слушают) эту часть программы достаточно внимательно, но лишь у самих телевизионщиков она
имеет особое название — Шпигель, поскольку только им
приходится обсуждать удачную или неудачную склейку шпигеля.
Индивид одновременно входит в огромное число социальных групп и владеет соответствующим количеством
языковых разновидностей. "Между признанным диалектом или
целым языком и индивидуализированной речью отдельного
человека обнаруживается некоторый тип языковой общности,
которая редко является предметом рассмотрения лингвистов, но
чрезвычайно важна для социальной психологии. Это
разновидность языка, бытующая среди группы : людей,
связанных общими интересами. Такими группами |
J
194
3.1. Носитель языка в социальной структуре
могут быть семья, ученики школы, профессиональный союз, преступный мир больших городов, члены клуба, дружеской компании из четырех-пяти человек, прошедших совместно через всю жизнь, несмотря на различие профессиональных интересов, и тысяча иных групп самого разнообразного порядка" [Сепир 1993: 232].
Таким образом, идиолект индивида не монолитен, это
комплекс известных человеку и используемых им в подходящих коммуникативных контекстах социальных разновидностей языка.
В связи с обсуждением лингвистической специфики
социологических понятий и терминов надо кратко остановиться на еще одной проблеме, оживленно дискутировавшейся в отечественном языкознании в рамках проблемы
"язык и общество".
Марксистский подход к истории постулировал последовательную смену социально-экономических формаций
как результат классовой борьбы угнетателей и угнетенных,
с этим процессом была связана концепция эволюции этноса
от племени к народности, а затем к капиталистической
нации, позднее преобразовывавшейся в нацию социалистическую.
Соответственно и советские лингвисты потратили
много усилий на выявление формационных и классовых
противопоставлений в языке, поиски различий между племенными языками, языками народностей и наций, пролетарской и буржуазной языковой специфики. Следует признать, что в целом эти искания оказались малопродуктивными.
Выдающийся русский, а позднее американский социолог Питирим Сорокин еще в 1920 г. отмечал, что "класс либо
ускользал и ускользает из пальцев своих теоретиков, либо,
будучи пойман, превращается в нечто столь неопределенное
и неясное, что становится невозможным отличить его от
ряда других кумулятивных групп, либо, наконец, сливается с
одной из элементарных группировок^" [Сорокин 1992:
283]. Перефразируя это высказывание, можно отме8
В концепции П. А. Сорокина элементарная группировка — это объединение
людей по какому-либо одному признаку (полу, возрасту, языку, вероисповеданию, уровню дохода, профессии и т. п.); кумулятивная группа объединяет людей сразу по нескольким существенным признакам (таковы, например, понятия нация, сословие, элита).
195
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
3.1. Носитель языка в социальной структуре
тить, что классовая специфика языка тоже "ускользнула из
пальцев". Социальные разновидности языка многообразны,
но классовых диалектов (пролетарского, буржуазного
и т. п.) не бывает. "Существование социальных диалектов
порождается в конечном счете классовой дифференциацией
общества, но конкретные формы социальной дифференциации не прикреплены прямолинейными и однозначными
признаками к определенным классовым носителям" [Жирмунский 1968: 32].
видов образования является язык литературный. Кроме того, важен характер образования: "гуманитарии" (филологи,
историки и др.), как правило, более консервативны в своих
языковых привычках и предпочтениях, чем те, кто получил
техническое образование: в речи последних больше новшеств, не всегда одобряемых традиционной нормой (ср.,
например, процесс жаргонизации устной интеллигентской
речи, наблюдаемый в современной России, — у "технарей"
он выражен более отчетливо, чем у "гуманитариев").
Разному возрасту соответствуют разные модели речевого поведения. Ребенку прощают ошибки, которые в речи
взрослого считаются недопустимыми. Некоторая бессвязность в синтаксических построениях, нечеткость произношения у старика воспринимаются как неизбежная, хотя и
печальная, данность, а те же черты у молодого и здорового
носителя языка оцениваются как вызывающая удивление
аномалия. Человек преклонного возраста может обратиться
на ты к незнакомому подростку, но обратное — обращение
подростка к пожилым людям на ты — воспринимается в
культурном русском обществе как несомненная грубость.
Такие речевые акты, как нравоучение, запрет, окрик, более
естественны в устах старших по отношению к младшим (например, в семье и других малых социальных группах), чем
при общении людей, равных по возрасту, или тем более при
адресации младшего к старшему9.
Различия можно обнаружить в речи людей и в зависимости от их пола. Например, женщины чаще, чем мужчины, используют эмоционально-оценочную лексику и уменьшительные образования, в их речи больший спектр цветообозначений, чем у мужчин, речь которых, в свою очередь,
имеет и другие отличия от "женской" (например, большая
приверженность жаргонным словам и выражениям, ненормативной лексике, более свободному использованию технической терминологии и др.).
В некоторых обществах различия в речи между мужчинами и женщинами столь заметны, что можно говорить о'
двух "языках" — мужском и женском. Например, в чукотском языке, по свидетельству В. Г. Богораза, существует
3.1.4.2. Проявление статуса и роли в языке
Всякая социальная характеристика индивида проявляется в использовании им языка. Речевые особенности служат одним из важнейших признаков, по которым мы определяем статус собеседника. Бывает достаточно одной-двух
языковых черточек, чтобы понять, о каком человеке идет
речь. Ср. начало песни В. Высоцкого, через акцентную характеристику создающее романтический образ борца с морской стихией:
Мы говорим не "штормы", а "шторма" Слова выходят коротки и смачны: "Ветра"
- не "ветры" сводят нас с ума, Из палуб
выкорчевывая мачты.
Род занятий, несомненно, влияет на характер использования языка. Например, люди интеллектуального труда —
представители науки, инженеры, врачи, учителя и др. - как
правило, используют литературную форму национального
языка, крестьяне пользуются диалектом, а те, кто занят физическим трудом, наряду с литературным языком могут
прибегать к средствам просторечия, профессиональных
жаргонов. Лица, по своей профессии связанные со словом, — писатели, журналисты, учителя-словесники, радиои теледикторы, священники — в большей мере следуют традиционной норме, чем те, чья деятельность не сопряжена с
профессиональным использованием языка.
Подобные зависимости прослеживаются и в группах
людей, различающихся уровнем и характером образования:
очевидно, например, что с повышением уровня образования возрастает приверженность литературной форме языка,
поскольку в подавляющем большинстве стран языком всех
196
9
Об интересных закономерностях, связанных с различными представлениями о том, какому возрасту что соответствует, пишет Г. Е. Крейдлин в статье "Стереотипы возраста" [Крейдлин 1996].
197
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ____________
особое женское произношение. Женщины, в отличие от
мужчин, произносят вместо ч и р только ц, в особенности
после мягких согласных [Богораз 1934-1939]. В языке одной
из народностей, живущих на Малых Антильских островах, —
два словаря: один используется мужчинами (и женщинами,
когда они говорят с мужчинами), а второй — женщинами]
когда они говорят между собой. В языке индейцев, живущих
в Северной Калифорнии (США), одни и те же предметы и
явления называются по-разному в зависимости от того, кто
о них говорит — мужчина или женщина. Например:
I
3.1. Носитель языка в социальной структуре
В так называемых культурных обществах различия между мужчинами и женщинами в языке значительно меньшие, они касаются главным образом не набора языковых
единиц, а частоты их использования, а также речевого по-1
ведения, отношения к языку, языковых вкусов и предпочтений и т. п. Например, английские конструкции типа John is
here, isn 't he?более характерны для речи американок, мужчины-американцы предпочитают прямой вопрос: Is John
here? To же касается конструкций с усилительным so: I feel so
unhappy! That sunset is so beautiful! — они более естественны в
устах женщины [Lakoff 1975]. Негритянские женщины,
живущие в США, более чувствительны к языковым неправильностям, особенно в ситуациях, требующих повышенного
внимания к собственной речи. В этих случаях они употребляют меньше непринятых, ненормативных форм, чем
мужчины, и более восприимчивы к социально престижным
языковым моделям, распространенным в культурной среде.
Отмечая подобные различия в использовании языка,
исследователи справедливо считают, что в большинстве случаев они характерны для обществ, в которых издавна существует социальное разделение людей по полу. Положение
мужчин и женщин в таких обществах различно (и в правовом, и в бытовом отношении), и расхождения в языке — естественное следствие этого социального неравенства. Однако даже и при этом условии значительные различия в язы-
ке между полами редки: речевое общение мужчин и женщин столь регулярно и интенсивно, что яркое своеобразие
не может долго удерживаться.
Вместе с тем элементы языковых различий в зависимости от пола говорящих имеются и в цивилизованных обществах, в частности даже в тех, где формально нет социального неравенства мужчины и женщины. Например, в современном русском обществе мужчины и женщины по-разному приветствуют друг друга: мужчины, в особенности молодые и хорошо знакомые друг с другом, могут употреблять
наряду с формами здравствуй(те), привет, добрый день и др.
и форму здорово, которая женщинам менее свойственна.
Обращения также более разнообразны у мужчин:
—Садитесь, мамаша! (обращение к пожилой незнако
мой женщине);
—Друг, дай закурить!
—Спокойно, папаша! (говорит в фильме "Берегись ав
томобиля!" Деточкин-Смоктуновский).
В речи женщин подобные обращения редки. Напротив, апеллятивы типа детка (по отношению к ребенку), милочка и некоторые другие чаще употребляют женщины.
Иногда различия в использовании тех или иных слов
более глубоки и, по-видимому, отражают традиционную
разницу в общественном положении мужчины и женщины.
Например, слова вдова и вдовец имеют разные возможности
употребления в так называемой посессивной конструкции:
можно сказать Это вдова Петра Николаевича, но нельзя
*Это вдовец Ольги Ивановны. Если по-английски сказать
Не 's a professional и She's a professional, то первая фраза понимается в том смысле, что некто хорошо владеет какойлибо профессией (например, он хороший врач или судья), а
вторая фраза большинством говорящих по-английски будет
понята в смысле 'Она — проститутка' [Lakoff 1975]. Весьма
интересны также наблюдения Р. Лакофф над тем, какие названия животных метафорически применимы к мужчине, а
какие — к женщине: dog (собака) и bitch (сука), fox (лис) и
vixen (лисица, а в переносном смысле — сварливая женщина, ведьма) и т. п.
Однако в большинстве случаев различия между "мужской" и "женской" речью носят скорее количественный,
чем качественный характер: таких-то элементов в речи
мужчин больше, чем в речи женщин, и наоборот. Тем не
198
199
Смысл
'огонь'
'мой огонь'
'олень'
'медведь'
Как выражается
в языке мужчин
'аипа
'aunija
bana
t'en'na
Как выражается
в языке женщин
'auh
'аи 'nich'
ba'
t'et'
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ___________
менее постулат о зависимости речевых особенностей от
разделения носителей языка по полу не подлежит сомнению: такая зависимость существует и проявляется многообразно10.
Социальные роли, связанные с постоянными или долговременными характеристиками, накладывают отпечаток
на поведение и даже на образ жизни данного человека,
"оказывают заметное влияние на его личностные качества
(его ценностные ориентации, мотивы его деятельности, его
отношение к другим людям" [Кон 1967: 24]. Сказываются
они и в речи: достаточно вспомнить такие расхожие "квалифицирующие" определения, как начальственный окрик;
хорошо поставленным актерским голосом; говорит, как учитель; кричит, как базарная торговка; оставь свой прокурорский тон и т. п.
Среди стереотипов ролевого поведения манера говорить занимает важное место. В рассказе А. И. Куприна "С
улицы" опустившийся полуинтеллигент-попрошайка использует атрибуты различных профессий для успешного и
притом вполне респектабельного попрошайничества. Вот
как он сам об этом рассказывает:
«Рассчитываешь всегда на психологию. Являюсь я, например, к инженеру — сейчас бью на технику по строительной части: высокие сапоги, из кармана торчит деревянный
складной аршин; с купцом я — бывший приказчик; с покровителем искусства — актер; с издателем — литератор; среди
офицеров мне, как бывшему офицеру, устраивают складчину. Энциклопедия!..
Надо стрелять быстро, чтобы не надоесть, не задержать, да и фараоновых мышей [полицейских] опасаешься,
потому и стараешься совместить всё сразу: и кротость, и
убедительность, и цветы красноречия. Бьешь на актера, например: "Милостивый государь, минуту внимания! Драматический актер - в роли нищего! Контраст поистине ужасный! Злая ирония судьбы! Не одолжите ли несколько сан10
Работы, изучающие половые различия в языке, в современной социолингвистике весьма многочисленны: см., например [Земская и др. 1993 — здесь
же дан обзор литературы по этому вопросу; Lakoff 1975; Thorne, Henley
1975; Sherer, Giles 1979, Mills 1999] и мн. др., а также обзор [Потапов 1997].
Сложилась даже особая социолингвистическая дисциплина — тендерная
лингвистика (от англ. gender 'род, пол'), изучающая языковые явления,
связанные с различиями носителей языка по полу.
200
3.1. Носитель языка в социальной структуре
тимов на обед?" Студенту говорю: "Коллега! Помогите бывшему рабочему, административно лишенному столицы. Три
дня во рту маковой росинки не было!" Если идет веселая
компания в подпитии, вали на оригинальность: "Господа,
вы срываете розы жизни, мне же достаются тернии. Вы сыты, я - голоден. Вы пьете лафит и сотерн, а моя душа жаждет казенной водки. Помогите на сооружение полдиковинки бывшему профессору белой и черной магии, а ныне
кавалеру зеленого змия!"».
Герой рассказа гибко владеет не только формами социального поведения, но и различными манерами речи
(правда, в несколько утрированном виде): сравните лексику
и строй предложений в его обращениях к актеру (повышенная эмоциональность, мелодраматизм интонаций), студенту
(дружески-почтительный и одновременно несколько фамильярный тон), к веселой компании (нотки обличения в
сочетании с цветистостью).
Как видно из приведенных примеров, пары социальных ролей - наиболее типичная форма ролевого взаимодействия людей. Соотношение ролей в таких парах может быть
трояким:
1) роль первого участника ситуации (X) выше роли
второго участника (Y): Р(Х) > P(Y);
2) роль первого участника ситуации ниже роли второ
го участника: Р(Х) < P(Y);
3) роли обоих участников ситуации равны: Р(Х) =
P(Y).
Социальная роль X выше социальной роли Y тогда,
когда в некоторой группе или ситуации общения Y з а в и сим от X; и наоборот: социальная роль X ниже социальной
роли Y, если в некоторой группе или ситуации общения X
зависим от Y11 . При отсутствии зависимости говорят о
равенстве социальных ролей членов группы или участников
ситуации.
В соответствии с типами ролевых отношений все ситуации общения можно подразделить на симметричные и
асимметричные. Симметричными являются ситуации с соотношением ролей по типу Р(Х) = P(Y) - ср. общение одМы придерживаемся следующего истолкования понятия зависимости: "X
зависит от Y = 'Y может каузировать изменения в свойствах, состояниях и
поведении Х-а'" [Апресян 1974: 108].
201
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ____________
3.1. Носитель языка в социальной структуре
ноклассников, соседей по дому, сослуживцев и т. п., асимметричными — ситуации с соотношением ролей по типам
Р(Х) > P(Y) и Р(Х) < P(Y).
Такое разбиение ситуаций общения на два указанных
класса не только отражает разную структуру ролевых отношений при наличии / отсутствии зависимости между коммуникантами — оно важно и с чисто лингвистической точки зрения.
Во-первых, для асимметричных ситуаций характерна
тенденция, выражающаяся в том, что речь лица, находящегося в зависимом положении, более эксплицитна, нежели
речь его ролевого партнера (под эксплицитностью понимается формальная выраженность элементов языка и связей
между ними). Например, просьбы, жалобы, самооправдания
(тип ролевого отношения Р(Х) < P(Y)) должны быть изложены максимально понятно для того, кому они адресованы, —
это в интересах самого говорящего; для достижения этой
цели говорящий избегает редукции языковых средств, которая может привести к потере сообщаемой им собеседнику
информации.
При ролевых отношениях типа Р(Х) > P(Y) требование
эксплицитности речи также может быть настоятельным.
Например, в речевых актах приказа, выговора, наставления
речь говорящего максимально эксплицитна, хотя адресат в
этом далеко не всегда заинтересован; в речевых актах рекомендации, совета, инструкции в эксплицитности заинтересованы обе стороны.
В симметричных ситуациях степень эксплицитности
речи зависит от отношений между участниками речевой ситуации: чем более официальны они, тем выше степень эксплицитности, и, напротив, чем интимнее отношения, тем
менее эксплицитна речь каждого из участников, тем ярче
проявляется тенденция к свертыванию высказываний и замене языковых единиц элементами ситуации, а также жестами, мимикой, телодвижениями и т. п.
Во-вторых, большая часть асимметричных ситуаций
обслуживается кодифицированными подсистемами языка,
преимущественно разными стилями книжно-литературного
языка, в то время как симметричные ситуации в этом отношении не маркированы: они могут обслуживаться как кодифицированными подсистемами языка, так и некодифицированными (диалектами, просторечием, жаргонами).
Понятие социальной роли оказывается чрезвычайно
важным для выяснения механизмов использования языка,
для изучения речевой коммуникации.
202
203
3.1.4.3. Языковая социализация
Вхождение человека в общество во многом происходит
через освоение языка; по выражению Э. Сепира, "язык —
мощный фактор социализации" [Сепир 1993: 231].
Ребенок при рождении еще не вполне человек в социальном смысле этого слова. Он представитель рода человеческого только биологически. Социальные свойства и функции
личности он приобретает в процессе воспитания и в общении с другими людьми. По выражению известного психолога А. Н. Леонтьева, "каждый отдельный человек учится быть
человеком. Чтобы жить в обществе, ему недостаточно того,
что дает ему природа при его рождении. Он должен еще овладеть тем, что было достигнуто в процессе исторического
развития человеческого общества" [Леонтьев 1972: 408].
Произносить звуки и слова и понимать речь окружающих ребенок учится в человеческом обществе. Если же в самом раннем возрасте изолировать его от людей, то речь у
него не развивается. Более того, по своему поведению и
формам движений этот ребенок ничем не будет напоминать
человека. В том, что это так, ученые убедились на примерах
детей, которые совсем маленькими попадали к животным и
росли в их обществе.
В 1920 г. индийский миссионер нашел в джунглях, в
волчьем логове, двух девочек разного возраста — восьми и
полутора лет (так определили после тщательного обследования детей). Каждая из девочек была похищена волчицей, повидимому, почти сразу после их рождения. Хотя оба ребенка
обладали физическими свойствами человеческих существ,
во многом они вели себя подобно волкам: передвигались на
четырех конечностях, могли есть только молоко и сырое
мясо, прежде чем взять пищу в рот, тщательно обнюхивали
ее. Дети хорошо видели в темноте, боялись огня, были
способны чуять запах свежего мяса на расстоянии до 70
метров. Единственный звук, который девочки могли издавать, был волчий вой, во всем многообразии его модуляций. Они не умели смеяться, у них не были развиты жесты
и мимика, обычные для детей их возраста.
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
Младшая, которую назвали Амала, вскоре умерла, так
и не приспособившись к новым условиям существования.
Старшая, Камала, прожила до 1929 г., находясь постоянно
под наблюдением врачей и психологов. За все это время она
выучила немногим более 30 слов, научилась понимать простые команды и отвечать да и нет. Совокупность этих навыков настолько элементарна, что ни о каком усвоении
норм речевого поведения (как и всех других видов общественного поведения) здесь говорить не приходится.
Этот случай свидетельствует о том, что приобщение
человека к себе подобным начинается с очень раннего возраста. Если время упущено и ребенок первые годы жизни
находится в изоляции, то у него трудно — а в полной мере
и невозможно — развить свойства, присущие человеку как
члену общества, как социальной единице.
При этом оказывается, что уровень культуры и цивилизации той среды, в которой первоначально воспитывается ребенок, мало существен, — важно лишь, чтобы это были люди, а не животные. Примером, доказывающим это положение, может быть история индейской девочки, которую
нашел французский этнограф Велляр в Парагвае на стоянке, покинутой племенем гуаяки. Он взял ее с собой и поручил воспитывать своей матери. По прошествии 20 лет девочка по своему развитию ничем не отличалась от интеллигентных европейских женщин. Она занялась этнографией,
свободно говорила на французском, испанском и португальском языках.
Маугли, герой всем известной истории, которую рассказал английский писатель Р. Киплинг, оказался в джунглях не в самом раннем возрасте. Хотя автор прямо не говорит, какое время прожил Маугли среди людей, одно то, что
мальчик сам ушел из дома и попал к зверям, свидетельствует, что по крайней мере до года Маугли воспитывался
людьми. Это обстоятельство должно объяснить нам, почему
ребенок по своему поведению в значительной мере оставался человеком, хотя долгое время находился среди животных
и общался исключительно с ними.
Таким образом, первые шаги в человеческом обществе
ребенок делает еще до того, как он в состоянии стать на ноги и научиться ходить. Социализация начинается буквально
с момента рождения.
Ш
204
Л. С. Выготский отмечал, что психическое развитие
3.1- Носитель языка в социальной структуре
человека протекает путем усвоения им общечеловеческого
опыта, передаваемого через предметную деятельность и
прежде всего через язык. В течение всей жизни человека —
а особенно интенсивно в первые годы — его адаптация к окружающим людям идет непрерывно. Ребенок усваивает нормы поведения, с возрастом расширяется круг социальных
ролей, которые он умеет исполнять, и типов ситуаций, в которых он чувствует себя естественно и непринужденно, при
этом путем многократных повторений он отбирает то, что
принято в данной социальной среде, и отвергает чуждое, не
характерное для того сообщества, членом которого он себя
считает.
Психологи выделяют три основных этапа процесса социализации: 1) первичная социализация, или социализация
ребенка; 2) промежуточная, или псевдоустойчивая, — социализация подростка; 3) устойчивая, целостная социализация,
которая знаменует собой переход от юношества к зрелости.
По мере дифференциации и усложнения отношений
растущего человека с окружающим миром умножается число социальных общностей, к которым одновременно принадлежит один и тот же индивид. В самом деле: до года-двух
ребенок просто дитя своих родителей, и это одна из его немногочисленных (пока) социальных ролей. Затем его отдают
в детский сад, и он становится членом еще одного сообщества. Дальше — группы сверстников во дворе, школьный
класс, спортивные секции, кружки коллекционеров и т. п.
После окончания школы человек становится членом таких
социальных коллективов, как институт, завод, армия. Он не
только участвует в совместной деятельности людей, составляющих ту или иную конкретную группу, но и наблюдает,
как исполняют они различные роли. Поэтому, становясь
взрослым, он формирует представление о разнообразных
социальных ролях, включая и такие, которые сам ни разу не
исполнял.
Все это имеет прямое отношение к усвоению языка.
Социализация невозможна без овладения речью, и не речью
вообще, а речью данной социальной среды, нормами речевого поведения, свойственными этой среде. Язык является
и компонентом социализации, и ее инструментом.
Механизм того, как ребенок усваивает язык и как начинает его использовать, очень сложен и не вполне досту205
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ___________ ^гг
пен прямому наблюдению. Ведь мы только слышим речь
(или видим текст), а то, как она возникает, как мысль воплощается в слово, мы даже с помощью средств современной науки увидеть пока не можем. И сам говорящий не способен проанализировать, как рождаются в нем слова и звуки, — он делает это неосознанно, подчиняясь выработанному в раннем детстве механизму порождения речи.
В том, что процесс порождения речи обычно неосознан (конечно, он подвластен сознанию в том смысле, что
можно говорить, тщательно взвешивая каждое слово, внимательно вслушиваясь в него, но, во-первых, это совсем не
одно и то же, что сознательный контроль над порождением
речи, а во-вторых, для нормального говорения такая ситуация необычна), — легко убедиться на примерах бреда: человек потерял сознание, но может говорить, и в некоторых
случаях достаточно связно. Сравните также говорение во
сне, под гипнозом и т. п.
Возникает как будто противоречие: язык, как мы знаем,
неразрывно связан с мышлением, он воплощает в словах, в
высказываниях то, что рождается в мозгу, — и он же,
оказывается, независим от сознания. От сознания, но не от
мышления: и во сне, и в бреду, и под гипнозом человек не
утрачивает способности мыслить (пусть в слабой, "угасающей" степени). Он теряет только способность сознательно
контролировать свою деятельность (в том числе и речевую).
Лишенные возможности проникнуть внутрь мозга и
инструментально исследовать лингвистическое знание и
процесс порождения речи, языковеды научились моделировать структуру языка и речевое поведение на основе тех
многочисленных фактов, которые можно получить при наблюдении за речевой деятельностью людей. Такие факты
начинают появляться с первых криков ребенка, на самой
начальной стадии его социализации.
Уже в раннем возрасте ребенок познает действительность с помощью языка. Хотя он сам еще не умеет говорить, но понимает, когда взрослые указывают ему: Вот кукла. Это кошка. Слово, и даже не отдельное слово, а высказывание в целом на этой стадии очень тесно связано с действительностью. "На начальных этапах, — писал А. Р. Лурия, — связная речь понимается ребенком только в пределах определенной действенной ситуации, и пусковое значение обращенной к нему речи определяется не столько свя206
3.1- Носитель языка в социальной структуре
зью между собой слов, сколько упомянутого во фразе с определенной наглядно-действенной ситуацией, возникающей
при восприятии того или иного предмета" [Лурия 1959:
540].
О тесной связи высказывания с конкретной ситуацией
(в сознании маленького ребенка) свидетельствуют и специальные эксперименты. Ребенок понимает фразу в целом, а
не пословно. Например, когда вместо часто повторяемой
фразы Положи мячик на стол малышу говорят Положи мячик под кровать, он все равно кладет мяч на стол, как и
раньше.
Лишь в два-три года этот ситуационный характер понимания связной речи начинает отступать на задний план.
Формируется собственная речь ребенка, обладающая определенной структурой. Теперь он не только слушает, но и говорит, т. е. от пассивного восприятия речи переходит к активному ее освоению. Этот переход протекает в полном согласии с психическим развитием маленького человека: как
указывал Л. С. Выготский, в раннем возрасте (до двух лет)
преобладает восприятие, а все другие психические процессы — память, внимание, мышление, эмоции — осуществляются через восприятие. У детей-дошкольников преобладает
память, и активное овладение языком невозможно без ее
развития. В школьном возрасте на первое место выдвигается мышление [Выготский 1956: 431 и след.].
Л. С. Выготский теоретически обосновал и подтвердил
экспериментально, что значения слов не одни и те же у детей разного возраста, что они меняются с развитием ребенка. Скажем, в раннем возрасте младенец воспринимает слово завод просто как сочетание звуков, оно не вызывает у него никаких ассоциаций; у мальчика трех-четырех лет, отец
которого работает на заводе, оно может связываться с образами труб, станков и т. п.; учащийся начальной школы
имеет уже более четкое представление о содержании этого
слова.
В овладении языком проявляются не только возрастные различия детей, но и особенности той социальной среды, в которой воспитываются, например, сын военнослужащего и сын рабочего, крестьянская девочка и дочь горожанина. Уже на самой ранней стадии развития, когда ребенок
делает открытие о том, что каждая вещь имеет свое имя,
есть условия к социально различному усвоению языка.
207
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ___________ '
3.1. Носитель языка в социальной структуре
В разных по своей профессиональной ориентации и культурному уровню семьях неодинакова употребительность некоторых (одних и тех же) слов, понимание их смысла, их
эмоциональная оценка. Одна и та же вещь имеет подчас
разное наименование в семье токаря — и геолога, музыкант а — и строителя. И даже одно и то же слово в разной социальной среде может пониматься по-разному. Когда у пятилетней дочери слесаря, заявившей, что она не любит слушать игру на скрипке, спросили, какой инструмент нравится ей больше всего, она, чуть подумав, ответила: — Пассатижи. В языковом сознании ребенка, растущего в семье музыканта, "техническое" значение слова инструмент едва ли
будет на первом месте: скорее всего, инструмент для него —
это рояль, скрипка и т. п.
У детей, пришедших в школу из разных в социальном
и культурном отношении семей, часто обнаруживается неодинаковое владение языком, неравная способность к речевому общению. Различия касаются и активного запаса слов,
умения связно говорить, и речевого приспособления к условиям общения. Эти различия сохраняются и в школьные годы, хотя совместное обучение детей разного социального
происхождения в известной мере выравнивает их речь,
уменьшает разницу во владении языком.
Английский психолог Б. Бернстайн сравнил речь двух
групп подростков. В первой группе были дети из низших
социальных слоев, не получившие систематического образования и работавшие рассыльными; во второй — учащиеся
и выпускники так называемых высших частных школ (high
public schools). В обеих группах — равное число подростков
одного возраста. Их интеллектуальный уровень тоже был
примерно одинаков (это устанавливалось специальными тестами). Каждый из членов этих двух групп дал короткое интервью на одну и ту же тему — о том, как он относится к
возможной отмене пенальти в футболе. Интервью записывали на магнитофон и затем подвергали лингвистическому
анализу. Этот анализ подтвердил заранее выдвинутую
Б. Бернстайном гипотезу, согласно которой представители
первой группы (низший социальный слой) используют менее богатый и менее разнообразный словарь, чем представители второй группы [Bernstein 1966]. Делались эксперименты по изучению и различий в синтаксических способностях подростков из разных социальных групп: оказалось,
что у ребят из бедных семей синтаксис более ограничен и
однообразен, чем у учащихся и выпускников частных школ.
Эти эксперименты послужили материалом для обоснования
так называемой теории языкового дефицита, автором которой считается Б. Бернстайн.
Дальнейшие исследования внесли существенные поправки в эту теорию. Оказалось, что в использовании более
или менее богатого словаря, тех или иных синтаксических
конструкций решающую роль играют условия, в которых
происходит общение. Изучая группы подростков-негров,
У. Лабов обнаружил, что их речь при пересказывании различных историй приятелям, в словесных шутках и перепалках — словом, в естественных для них условиях — весьма
гибка и разнообразна. Если они кажутся необщительными в
официальных интервью с незнакомым исследователем, то
это должно свидетельствовать скорее о непривычности для
них обстановки интервью, чем об их языковой неразвитости. С другой стороны, подростки из обеспеченных и культурных американских семей не всегда прибегают к разнообразным языковым средствам: в семейных ситуациях, в разговорах с родителями они пользуются небогатым словарем
и ограниченным набором синтаксических конструкций.
Между подростками той и другой групп различие заключается в том, что дети из культурных семей более успешно осваивают различные социальные роли, овладевают
теми знаниями, которые необходимы для правильного приспособления своей речи к обстановке. При смене ситуации,
изменении условий речи они лучше умеют переключаться с
одних языковых средств на другие, подгоняя свою речь по
стилю, окраске, тональности к условиям общения.
Превращаясь из ребенка во взрослого, человек учится
приспосабливать свою речь к целям общения, к со циальным и психологическим условиям речи, к тем ролям,
которые он исполняет по отношению к окружающим его
людям. С достаточно раннего возраста язык усваивается не
в "чистом" виде, а в разнообразных коммуникативных формах, включающих ситуативные и ролевые моменты. Недаром даже маленькие дети хорошо понимают, с кем как говорить — ласково, небрежно, капризно, грубо, повелительно и т. д.
Наблюдения показывают, что уже в возрасте трех-четырех лет ребенок владеет элементами ролевого поведения:
208
209
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
3.2. Носитель языка в демографической структуре
он начинает использовать языковые средства дифференцированно — в зависимости от того, с кем он говорит (например, с отцом, бабушкой или со сверстниками) и в каких условиях. Так, выбор лексики и весь строй речи в разговоре
наедине с кем-либо из членов семьи отличаются от словоупотребления и синтаксических построений в беседах с тем
же лицом, но в присутствии постороннего. Однако в целом
правила ситуативно-ролевого поведения, выражающегося в
речи, осваиваются труднее и в более длительные сроки, чем
правила собственно языковые.
Первоначально речь ребенка не всегда ориентирована
вовне, она может не быть направленной на реального собеседника. Это как бы речь для себя. Швейцарский психолог
Ж. Пиаже показал, что многие трудности в общении между
детьми младшего возраста возникают как раз по этой причине: говорящий не заботится о том, чтобы сообщить другим
нечто, он просто говорит сам с собой (любопытно, что это
явление повторяется в глубокой старости). Такую речь Пиаже
назвал эгоцентрической, в отличие от речи социализированной,
произносимой для других, ориентированной на собеседника.
Под влиянием социального окружения у человека
развивается именно этот, второй тип речи, и в дальнейшем
он-то и составляет костяк его речевой деятельности.
Эгоцентрическая же речь постепенно перестает выражаться
вовне, перестает звучать; но это не значит, что она исчезает.
Она "перерастает" в речь внутреннюю, непроизносимую.
Толчком и необходимым условием к овладению социализированной речью служит игра. Участвуя в игре, дети
могут переходить из одной роли в другую, не учитывая каноны и логику взрослых. Однако именно в игре ребенок начинает усваивать элементы тех ролей, которые играют на
его глазах взрослые, прежде всего отец и мать. Поэтому с
точки зрения социального и психологического развития игра — такой же важный вид деятельности для ребенка, как
работа и другие виды общественного поведения — для
взрослых.
Взаимодействуя в игре, дети воспринимают и усваивают то, что психологи называют шаблонами поведе ния, т. е. наиболее типичные и часто повторяющиеся формы человеческого общения. "Игры важны в социализации,
поскольку роли участников специфичны; ясно установлено,
что каждый играющий может или не может делать, опреде-
лены цели взаимодействия и ограничена область личного
выбора. Следует отметить, что дети научаются дисциплине
и ответственности в группах равных <...> значительно больше, чем дома" — это мнение американского социопсихолога Т. Шибутани [Шибутани 1969: 421-422] разделяют и
многие другие исследователи.
Процесс социализации, интенсивный в детстве и отрочестве, продолжается и у взрослого человека. Разумеется, он
становится менее интенсивным, поскольку основные модели поведения (в том числе и речевого) уже усвоены. Однако подобно тому, как нельзя сказать о ком бы то ни было,
что он в совершенстве владеет языком, никто не может
быть уверен, что он полностью овладел всей "ситуативной
грамматикой", действующей в данном языковом сообществе: попадая в новые для себя условия общения, носитель
языка не всегда находит в собственной коммуникативной
компетенции те модели поведения, которые наилучшим образом соответствуют данной ситуации (это может быть незнакомая социальная роль, которую вынужден проигрывать
человек, неясные для него цели других коммуникантов,
психологический дискомфорт и т. п.).
Можно сказать, что социализация каждого человека
начинается с его рождения и заканчивается с последним его
вздохом.
210
211
3.2. Носитель языка в демографической
структуре
3.2.1. Демография как дисциплина,
вспомогательная для социолингвистики
"Чистому" лингвисту в большинстве случаев неважно,
каково происхождение исследуемых им текстов, социолингвисту же существенны многие характеристики говорящих.
Из предыдущего раздела мы знаем, какого рода информация о носителях языка может понадобиться для успешного
социолингвистического исследования. Но где ее взять? Работая в малой группе, все необходимые экстралингвистические сведения о ее членах собрать нетрудно. А исследуя
языковые особенности достаточно крупного сообщества
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
или какой-либо его социально маркированной части,
социолингвист уже будет вынужден отбирать тех
индивидов, которые станут объектом его наблюдения.
Они должны быть достаточно типичны для всего
сообщества. Процесс отбора нужных информантов не прост
(об этом подробно говорится в главе 5), но прежде, чем
отбирать, надо определить, какого типа информанты будут
достаточно адекватно представлять всё выбранное для
анализа сообщество.
Допустим, создатели рекламы хотят выяснить ее эффективность. Считается, что реклама действенна, даже если
раздражает. Но всему есть пределы: раздражение может перерасти в отвращение к рекламируемому продукту, а чисто
языковая реакция составляет немаловажный компонент
спонтанного восприятия рекламного текста.
Вот три текста, составленные на языке, который пока
еще не стал литературным: "Cool" - ну просто клёвый журнал! Когда переходишь на жвачки "Wrigley 's ", другие просто не
катят; "RC-Кола ": кто не знает — тот отдыхает!
Можно думать, что все они рассчитаны на молодежь,
и авторы полагали, что такая форма подачи привлечет покупателей из молодежной среды. В двух первых случаях аудитория выбрана верно: молодежный журнал — молодежи и
читать, жуя "Wrigley's". А как быть с безалкогольным напитком? Можно делать единую рекламу на все возрасты, а
можно на каждую возрастную группу дать по отдельной рекламе. Но тут следует помнить, что текст не должен превращаться в антирекламу для потенциального покупателя из
той группы, на которую данная реклама не рассчитана. А
потенциальный потребитель средних лет, проинтерпретировав третью рекламу более привычными ему языковыми
средствами как "не знаешь замечательного напитка RC-Кола — заткнись/отвали", делает вывод: "Я, конечно, отдохну
от замечательного напитка RC-Кола, но компания, продвигающая его на российском рынке, отдохнет от моих денежек" [Баранов 1999]12.
12
Использование отдыхать в таком значении прочно прижилось в современ*
ном рекламном узусе; вот уличная реклама зимы 2000/2001 г.: Новейший
утеплитель Тинсулепт. Зима отдыхает! Сам глагол — отнюдь не новость
для субстандартных кодов русского языка, ср. в тексте, хорошо
передающем словоупотребление 1970-х годов: «"Нарезик копченый
желаете?" ~ спросил официант. — "Отдохнешь!" — реагировал Кузин» (С.
Довлатов, "Заповедник").
212
3.2. Носитель языка в демографической структуре ____________________
Допустим, имеется задача проверить реакцию на не
вполне нормативные единицы катить, отдыхать (в задействованных в рекламе значениях) и клёвый именно
среди молодежи, но среди всякой молодежи. Придется
выяснять реакцию молодежи разного пола и возраста
(вдруг у юношей 14—18 лет она окажется иной, чем у девушек 20—24?), живущих в столицах, областных городах и
районных центрах, школьников и студентов, мелких торговцев, банковских служащих и "братков", православных,
мусульман, иудаистов, кришнаитов и тех, кто к религии
равнодушен.
Какова доля каждой из этих категорий среди молодежи России? Можно предположить, что по полу и годам рождения молодежь делится на равные части (относительно
пола это не совсем верно, относительно возраста, как мы
увидим ниже, может оказаться совсем неверным), а долю
остальных категорий мало кто возьмется угадывать, не зная
реальной статистики.
Вот задача совсем иного рода: в многоязычном государстве одно национальное меньшинство насчитывает
100 тыс. человек, другое — 5 тыс.; какой язык имеет больше шансов на выживание? Вообще говоря, от числа носителей судьба языка чаще всего не зависит: если среди
100 тыс. половина не владеет этническим языком, а остальные двуязычны, причем среди них дети школьного
возраста составляют 5%, а дошкольников практически нет
(такая ситуация совсем не редкость), то язык обречен
на вымирание.
Судьбы языка могут определяться самыми разными
обстоятельствами; при подготовке социолингвистических
прогнозов может оказаться полезной даже статистика по
уровню занятости. Если выясняется, что в местах традиционного проживания какого-либо малого народа безработица на порядок выше, чем на соседних территориях, можно
прогнозировать значительную эмиграцию носителей языка
в иноязычную среду — значит, и снижение шансов на повседневное использование ими родного языка и передачу
его детям.
Количественный состав населения изучает демография. Но для демографии это лишь исходный материал, являющийся основой всестороннего анализа процесса воспро-
213
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ___________
3.2. Носитель языка в демографической структуре ______________________
изводства населения13. Эту науку интересуют как общие закономерности протекания демографических процессов,
"так и особенности проявления этих закономерностей в
конкретных населениях в определенных условиях места и
времени" [ДЭС 1985: 118]. Последнее уточнение показывает, что демография в принципе может поставлять социолингвистике неоценимую информацию: ведь "конкретными населениями" могут быть и носители конкретных языков или
каких-либо социально значимых разновидностей языка.
(Заметим, что иллюстрируемое последней цитатой использование существительного население во множественном числе — яркий маркер профессионального словоупотребления
демографов, которые, как и представители любого профессионального сообщества, вполне заслуживают специального
внимания социолингвистов.)
Демография подходит к человечеству с совершенно
иных позиций, чем социология. Если для социолога индивиды прежде всего члены общества, то для демографа они
являются элементарными единицами народонаселения. Большинство группировок народонаселения суть сугубо номинальные, статистические общности (городское население; занятое население; нетрудоспособное население;
женщины, родившие пять и более детей; мужчины, никогда
не состоявшие в браке; лица, выехавшие из данной местности в течение последнего календарного года; лица, умершие
от несчастных случаев, отравлений и травм; домохозяйки с
одним ребенком в возрасте до 16 лет и т. п.)14.
На первый взгляд, все это не имеет никакого отношения к социолингвистике, для нее нужны лишь данные о
языковом составе общества. Но существует обширная ста-
тистика, привязывающая разнообразную демографическую
информацию к территориям, этнический и языковой состав
которых известен. Реже можно найти подобные сведения,
привязанные к этническим группам (к языковому составу, к
сожалению, почти никогда), а это уже сильно помогает в
работе социолингвиста. Кроме того, для любых прогноз о в в отношении языковой ситуации и других
социолингвистических процессов на определенной территории необходимо знать все демографические характеристики
как самой территории, так и регионов, связанных с ней миграционными процессами. Чтобы правильно воспользоваться
информацией такого рода, надо помнить, что собиралась она
для целей, не связанных с социолингвистикой, и поэтому
обращаться с ней следует осторожно. Между тем социолингвисты довольно часто неверно интерпретируют даже
данные переписей о владении языками, о чем подробнее будет сказано ниже.
Работая с демографическими данными, необходимо в
точнос ти знать, как и для к а ких це лей они бы ли
получены, нужно понимать, что разнообразные демографические показатели представляют собой сложный
взаимосвязанный комплекс. В последующих разделах мы и
расскажем об основных особенностях демографических
данных.
Точнее, демография изучает "закономерности и социальную обусловлен
ность рождаемости, смертности, брачности и прекращения брака, вос
производства супружеских пар и семей, воспроизводства населения в це
лом как единства этих процессов; она исследует изменения возрастно-половой, брачной и семейной структур населения, взаимосвязь демографи
ческих процессов и структур, а также закономерности изменения общей
численности населения и семей как результата взаимодействия этих яв
лений. Демография разрабатывает методы описания анализа и прогноза
демографических процессов и демографических структур" ГДЭС 1985:
118].
14 В демографической литературе группировки такого рода могут называться
группами; социологического смысла в этот термин, конечно, не вкладыва
ется.
13
214
3.2.2. Источники демографической информации
Наиболее точную демографическую информацию дают
переписи населения. Они проходят по разным программам. Обычно фиксируются гражданство, пол, возраст,
время проживания в данной местности, уровень образования, состояние в браке, наличие детей. Во многих странах
выясняются также этническая, языковая, религиозная принадлежность, жилищные условия, род занятий, уровень дохода и под. Иногда собираются данные о предыдущих местах жительства, стране рождения и стране эмиграции, характере имеющегося имущества, расе, сословной или классовой принадлежности, грамотности на разных языках, наличии физических недостатков, участии в войнах и др. Переписные листы заполняются либо переписчиками (как у нас
в стране), либо самими опрашиваемыми; иногда практикуется перепись по почте.
215
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... _____________
3.2. Носитель языка в демографической структуре _____________________
Современные переписи проводятся по состоянию на
конкретную дату; в большинстве стран фиксируется не
только определенный день, но даже час, к которому приурочиваются собранные данные (в СССР - полночь накануне дня переписи). Имея в виду последующую разработку
полученных материалов, казалось бы, следовало проводить
перепись по состоянию либо на 1 июля (и получить среднегодовые результаты), либо на 1 января (и получить результаты на начало года). Однако лето — время повышения
миграций населения, а проведение переписи в новогодние
праздники сопряжено с организационными сложностями.
Первая всеобщая перепись в России проводилась по состоянию на "раннее утро" 28 января (9 февраля нового стиля)
1897 г., перепись СССР 1926 г. — по состоянию на 17 декабря; последующие переписи происходили в будний день
после окончания школьных каникул и до начала студенческих: в 1939, 1979, 1989 гг. - 17 января, в 1959 и 1970 гг. 15 января15. Таким образом, число лиц определенного возраста, выявленных переписью, близко, но не идентично
числу лиц соответствующего года рождения: те, кто попали
в категорию 30-летних по переписи 1989 г., родились с
17 января 1958 г. по 16 января 1959 г.; предыдущей переписью все они были зафиксированы как 20-летние, а в 1959 г.
подавляющее большинство из них попали в категорию лиц
до одного года, но те, кто родились 15 и 16 января 1959 г.,
вообще не были учтены. Ниже, оперируя данными по возрасту, мы для простоты будем пренебрегать небольшим отклонением даты переписи от начала года и условно принимать 30-летних по переписи 1989 г. за родившихся в
1958 календарном году.
Перепись проходит в течение нескольких дней, не
только в местах постоянного проживания населения, но в
гостиницах, больницах, поездах дальнего следования, на вокзалах, в аэропортах и других местах временного проживания. По месту жительства переписываются те, кто живет
там постоянно (включая отсутствующих в данный момент,
оказавшихся на работе, в гостях, в дороге или же в командировке, в отпуске и т. п.) или временно.
Все временно отсутствующие (в СССР на срок до
6 мес.) относят ся к постоянном у н аселению. Др у -
гую категорию образует наличное население (те, кто
на момент переписи реально находились на территории соответствующего населенного пункта, включая и временно
там проживающих). Теоретически при аккуратном полном
учете всего населения обе эти категории должны совпасть,
но только в том случае, если перепись одновременно
идет во в с е х местах, где могут находиться люди. Согласно
переписям, наличное население, как правило, превышает
постоянное; обратное положение часто характерно для
сельской местности. В 1989 г. это превышение по СССР составило 988 тыс. человек^.
Вся последующая обработка результатов ведется либо
в отношении наличного населения (в СССР так обрабатывались переписи 1959 и 1970 гг.), либо в отношении постоянного (так обрабатывались переписи 1979 и 1989 гг.).
Во всех предыдущих переписях число иностранцев (а
большинство из них нельзя отнести к постоянному населению) было невелико; теперь же в России присутствует большое количество строительных рабочих с Украины, из Белоруссии, Молдавии, азербайджанцев, занимающихся оптовой
и розничной торговлей, и т. п. Если разработка предстоящей
переписи России будет вестись с ориентацией на постоянное
население, то, например, в Москве численность некоторых
этнических групп окажется заниженной в несколько раз.
Поскольку сведения о временно отсутствующих записываются с чужих слов, то все данные (в частности, важные
для социолингвистического исследования сведения о родном языке и другом языке, которым человек свободно владеет) могут не отражать личного мнения переписываемого.
Искажения будут тем сильнее, чем больше лиц окажется переписанными заочно. Характер традиционной занятости у
некоторых народов сопряжен с регулярным временным отсутствием в местах постоянного проживания; таковы народы Севера, занимающиеся выпасом оленей или охотой.
Именно для этих быстро ассимилирующихся в языковом
отношении народов особенно важно иметь по возможности
точные данные о родном языке, но вероятность их искажения оказывается велика.
15
В труднодоступных районах перепись проводится ранее намеченной даты.
216
16
Поскольку мужчины более склонны к миграциям, превышение наличного
мужского населения над постоянным составляло 0,50% (среди женщин0,21%).
217
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ______________
В последнее время возник еще один регион, где временно отсутствует значительная часть мужского населения, — Северный Кавказ; тут высокий уровень безработицы
ведет к трудовым миграциям. Впрочем, язык здесь сохраняется хорошо, и сведения, полученные с чужих слов, обычно
сравнительно достоверны.
Ответы на некоторые вопросы переписи унифицируются по предварительно подготовленной программе. Так, в
СССР заранее готовились словари национальностей и языков, по которым в дальнейшем велась разработка национального состава (переписью зафиксированы: в 1926 г. —
194 народности, в 1939 г. - 97, в 1959 г. - 126, в 1970 г. 122, в 1979 г. - 123, в 1989 г. - 128). Это не всегда означает,
что неучитываемые народы и языки попадают в категорию
"прочие"; часто проводится "укрупнение" одних народов за
счет других. Так, в большинстве переписей СССР многие
народы аваро-андо-цезской подгруппы включались в состав
аварцев, памирские народы — в состав таджиков, энцы — в
состав ненцев, хиналугцы — в состав азербайджанцев и т. п.17
Указанные различия в перечне вопросов и методике
проведения и обработки результатов переписей делают
очевидной неполную сопоставимость их данных и в разных
государствах, и в одной стране в разные годы.
Наряду с переписями населения во многих европейских странах с середины XX столетия проходили так называемые микропереписи — выборочные демографические обследования небольшой (1—10%), но представительной для всей страны части населения. В России в ходе микропереписи 1994 г. перед опрашиваемыми ставились и социолингвистические по своей сути вопросы, призванные
выявить степень двуязычия (каким языком пользуются при
общении в семье, в школе, на работе). Подробнее о полу17
Частично унификация происходила и на стадии публикации, иногда в
ущерб здравому смыслу. Для большинства евреев СССР этническим языком служил идиш, но кроме них существуют бухарские (среднеазиатские)
евреи (с этническим таджикским языком), горские евреи (с этническим
татским) и грузинские евреи (с этническим грузинским). Сохранность этнического языка в качестве родного у всех этих групп разная, по переписи
1989 г. она составляла, соответственно, 11,1, 65,1, 75,8 и 90,9%. В публикациях (кроме 1926 и 1989 гг.) все эти группы объединялись, и указывалась искусственная цифра, указывающая число тех из них, кто "считает
родным языком язык своей национальности"; на 1989 г. она составила бы
14,2%.
4
стика
в
Росси
3.2. Носитель языка в демографической структуре _____________________ и
распр
ченных результатах будет сказано в главе 6 в связи с описа- еделяе
нием методики выборочных обследований.
т
Кроме переписей важным источником демографиче- занято
ской информации служит текущий учет так называемых де- е
мографических событий: рождений, смерт ей, реги - населе
страции и расторжения браков. У нас в стране эта статисти- ние по
ка ведется органами, регистрирующими соответствующие предсобытия (в городах — органами ЗАГС, в сельской местно- прият
сти — органами исполнительной власти). Существует также иям и
текущая статистика миграций, но в отношении внутренних орган
миграций (в пределах страны) она малодостоверна.
изаци
В советский период данные отраслевой статистики ям
позволяли достаточно хорошо учитывать структуру работа- разли
ющего населения по роду занятий. Через соответствующие чных
органы велся учет пенсионеров, школьников, студентов и форм
других категорий населения. Современная текущая стати-
218
собственности
(государственные и муниципальные;
частный сектор; общественные организации и фонды;
совместные предприятия; предприятия смешанной формы
собственности), но она часто отстает от быстро
меняющейся социальной реальности и заведомо неполна.
Регистрация
некоторых
социальных
категорий
(безработных, беженцев, вынужденных переселенцев и т.
п.) сопряжена с предоставлением им каких-то льгот и
материальных благ, поэтому тормозится искусственно.
Материалы переписей и текущей статистики по стране
в целом и по регионам публикуются в центральных изданиях. Более подробные данные можно получить в региональных изданиях, разнообразные неопубликованные сведения
доступны в республиканских и областных статистических
управлениях. Надо сказать, что социолингвисты недостаточно оперативно пользуются такого рода информацией,
предпочитая во многих случаях собственные каналы получения аналогичных сведений, а это ведет к потере времени
и сил.
i
219
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
3.2. Носитель языка в демографической структуре ____________________
3.2.3. Основные демографические показатели 3.2.3.1.
ны Латинской Америки сильно различаются (в Мексике и
Венесуэле больше мужчин, в Бразилии и Аргентине — женщин), в странах Азии и Северной Африки, за некоторыми
исключениями (например, Индонезия, Япония), преобладают мужчины.
Согласно переписям СССР, в России на 100 женщин
всех возрастов в 1979 г. приходилось в среднем 85,2 мужчины, а в 1989 г. — 87,7, но преобладание женщин начиналось лишь с середины четвертого десятилетия жизни.
Смертность среди мужчин во всех возрастах, кроме 15—
19 лет, превышает смертность женщин. В возрастных когортах21 1939-1943, а также 1924-1928 и 1919-1923 годов
рождения падение доли мужчин отмечается гораздо сильнее, чем в когортах, объединяющих более молодое население; в обоих случаях это последствия Великой Отечественной войны.
Порядок вымирания различен у разных народов; рассмотрим несколько типичных случаев соотношения полов в
разных возрастных когортах у некоторых народов России по
переписи 1989 г. (табл. 1):
Половозрастная структура
Как уже говорилось в предыдущих главах, возраст и
пол являются лингвистически значимыми биосоциальными
факторами: представители разных поколений характеризуются неодинаковым использованием средств языка, разными предпочтениями в оценках языковых фактов и т. п., а
различия людей по биологическому полу сказываются в их
речевых склонностях и неприятиях. Поэтому понятно, что
статистика соотношения разных в возрастном и половом
отношении групп говорящих имеет существенное значение
в конкретных социолингвистических исследованиях.
Данные о возрастной структуре населения обычно
привязываются к информации о распределении его по полу: в разных возрастных группах соотношение мужчин и
женщин различается. Соотношение родившихся мальчиков
и девочек составляет в различных популяциях от 104 до 107;
этот показатель принято называть вторичным соотношением
численности половп. Достоверные сведения об этнических
различиях в этой области отсутствуют, но имеются данные,
что при повторных родах вероятность рождения мальчика
снижается. Кроме того, начиная с Первой мировой войны,
стало известно, что в первые послевоенные годы происходит подскок в рождении мальчиков^. Биологически обусловленная смертность у мужчин выше во всех возрастах, но
так называемый порядок вымирания (распределение
по возрасту смерти) зависит от многочисленных разнонаправленных факторов, поэтому повсеместное (за редкими
исключениями) преобладание женщин достигается лишь в
возрастах старше 60 лет. Для стран Европы, Северной Америки, Австралии в целом характерно преобладание женщин
(но в Ирландии и Исландии больше мужчин) 2», женщины
преобладают и в "черной" Африке (кроме Эфиопии), стра18
19
20
Первичным называется соотношение численности мужских и женских за
родышей при оплодотворении; оно колеблется в пределах 125 -130 к 100.
В 1918 г. во Франции соотношение полов составило 107,6, а в Германии
107,7; довоенные показатели составляли 105—106.
В Австралии до 1980-х годов преобладали мужчины, поскольку их всегда
было больше среди иммигрантов, составляющих и до сих пор заметный
процент населения страны.
220
Таблица 1
Национальность
0-6
Татары
Русские
Чуваши
Марийцы
Буряты
Чукчи
2'
104,4
103,5
103,1
102,3
103,4
105,7
Возраст,
16-19
103,6
103,3
102,3
101,8
101,2
97,6
полных лет
20-29
30-39
101,0
100,3
101,3
98,9
100,5
98,6
98,1
97,3
98,4
94,9
96,1
85,2
40-49
93,6
91,6
90,1
92,4
89,0
75,3
Когортой демографы называют статистическую общность, объединяющую людей, у которых в один и тот же период времени произошло какоето демографическое событие: те, кто в течение одного года (пяти, десяти и
т. д. лет) родились, или вступили в брак, или родили первого (или пятого)
ребенка, или овдовели и т. п. Иногда так же именуется любое возрастное
объединение. Так, говорят, что по двум последним переписям наблюдается
превышение женской смертности над мужской в когорте 15—19 лет; это не
совсем точно: те, кто попал в эту группировку в 1979 г., родились в 19591963 гг., а те, кто попал в нее в 1989 г. - в 1969-1973 гг. Мы будем
придерживаться этого неточного словоупотребления, поскольку существующая в демографии альтернатива именования таких объединений возрастными группами представляется не очень удачной в силу занятости термина группа в социологии.
221
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
3.2. Носитель языка в демографической структуре
Окончание табл.
Азербайджана23 (в 1989 г. там жило 36,8% всех советских
лезгин), это может объясняться лишь в незначительной
степени и только для рабочих возрастов.
Казалось бы, какое отношение приведенные данные
имеют к социолингвистике? Они могут пролить свет на механизмы владения родным и вторым языками в разных по
полу и возрасту группах населения. Это наглядно видно, например, при анализе данных, свидетельствующих о порядке
вымирания у мордвы: этот народ явно выпадает из общей
картины малыми различиями в порядке вымирания полов.
Между тем мордва ни социально-культурными особенностями, ни географическим положением не выделяется среди своих соседей24. Однако она подвержена сильной ассимиляции (в первую очередь русскими). В Приложении мы
увидим, что у заметной части мордвы на протяжении жизни происходит смена этнической идентификации (и, как
это ни покажется парадоксальным, смена языка, называемого в ходе переписи родным): часть тех, кто в раннем возрасте считал себя мордвой, позже относит себя к русским.
Некоторые данные свидетельствуют, что мужчины в этом
отношении консервативнее, т. е. они чаще хранят "верность" этносу и этническому языку. Слово "верность" взято в кавычки не случайно: фактически женщины в большей
мере являются хранителями национальных обычаев и этнического языка, но мужчины чаще провозглашают соответствующую приверженность.
Национальность
Адыгейцы
Чеченцы
Кабардинцы
Лезгины
Мордва
Возраст, полных лет
0-6
16-19
20-29
30-39
40-49
105,8
103,1
104,2
104,2
106,1
104,5
101,6
100,5
106,6
105,8
101,0
99,3
100,8
110,3
103,1
103,8
99,8
101,7
109,7
102,2
97,7
97,2
92,6
107,3
94,0
У большинства народов России во взрослом состоянии
относительная численность мужчин постепенно снижается.
Правда, этот процесс идет с разной скоростью, и когорта,
начиная с которой преобладают женщины, у разных народов различна. Сопоставление численности татар и чукчей
дает наиболее контрастную картину. У чукчей (и у других
народов Севера, а также тувинцев и коми) численное преобладание женщин над мужчинами начинается с подросткового периода. Не представленные в таблице удмурты занимают по этому показателю промежуточное положение
между чувашами и марийцами, хакасы и якуты — между марийцами и бурятами, алтайцы приближаются к народам Севера и т. д.
Для всех народов Северного Кавказа (не только т
что представлены в табл. 1) характерен иной порядок вы
мирания: здесь отмечается высокая смертность женщин в
молодых и средних возрастах, вызванная тяжелыми условиями труда и быта в горной сельской местности (городское
население среди представленных в таблице народов составляет от 27 до 44%). Период превышения женской смертности над мужской может быть более коротким (как у чеченцев) или более длинным (как у кабардинцев), повышенная смертность женщин может отмечаться в двух когортах
(как у адыгейцев)22. Уникально положение лезгин: это
единственный народ России, у которого мужчины преобладают во всех возрастных когортах до 60 лет и в целом по
этносу; тем, что часть лезгин России — иммигранты из
22
У ингушей, даргинцев, балкарцев ситуация близка к чеченской, у аварцев
— к адыгейской, у осетин — к кабардинской, но с более высокой женской
смертностью и т. д.
222
3.2.3.2. Естественное движение населения
Половозрастные данные, получаемые в ходе переписей, показывают структуру существующего населения,
но демографов интересует, как эта структура складывалась,
поскольку на основании динамики населения в прошлом
Миграционное сальдо России с республиками Средней Азии, Казахстана,
Закавказья в позднесоветский период было положительным; естественно,
мужчины, сильнее подверженные миграциям, среди представителей соответствующих народов в РСФСР преобладали.
Мордва довольно равномерно расселена в Среднем Поволжье и соседних
регионах. В Мордовской Республике живет лишь 29% мордвы; в Пензенской, Самарской, Ульяновской и Оренбургской областях от 6 до 11% ее общей численности, в Башкирии — 4%, в Нижегородской и Челябинской областях и Татарии - по 3%, в Чувашии - 2% и т. д.
223
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
3.2. Носитель языка в демографической структуре_____________________
можно делать прогнозы на будущее. Прогнозы эти постоянно совершенствуются, но в целом их достоверность невелика. Наиболее достоверными признаются прогнозы ООН,
предлагаемые в трех вариантах (низшем, среднем и высшем).
Так, по среднему прогнозу 1968 г. население СССР должно
было составить на середину 1980 г. 270,6 млн человек, на середину 1990 г. - 302,0 млн, а к 2000 г . - 329,5 млн человек
(по низшему варианту — 316,5 млн). Первая из этих цифр, по
данным текущей статистики, была достигнута на два с лишним года позже прогноза; на начало 1989 г. население СССР
составило 285,7 млн человек, к моменту распада СССР превысило 290 млн, но 300-миллионного рубежа суммарное население бывших республик СССР так и не достигло, начав с
1992 г. убывать. Более современные и достаточно краткосрочные прогнозы также оправдываются далеко не всегда.
Для демографа важнейшими элементами прогноза
представляются будущая общая численность и возрастной
состав населения (возрастной состав — точнее, доля лиц
трудоспособных возрастов — важен для прогнозирования
экономического положения). Прогнозирование этнического, а тем более языкового состава дается очень редко, да оно
и невозможно для большинства стран, поскольку соответствующая статистика не собирается. Тем сложнее оказывается задача социолингвиста, для которого этноязыковая структура населения — всего лишь исходный фундамент, на котором надстраивается прогноз о функционировании языков в обществе. А подобная прогностическая
деятельность совершенно необходима, поскольку без нее
государство не может правильно формировать языковую и —
шире — национальную политику. Серьезные упущения в
этой области в прошлом нашей страны очевидны. Поскольку изменения в этническом, а за ним и в языковом составе
населения отдельных территорий неизбежны, социолингвисту приходится ориентироваться на пока далекие от идеала
демографические прогнозы. Не вдаваясь в методику их проведения, остановимся кратко на тех параметрах, которые
лежат в их основе. Заметим, что некоторые такие параметры через публицистику проникли в массовое сознание и интерпретируются совершенно ошибочно25.
Существует два компонента, за счет которых меняется
численность и состав населения: естественное движение населения (соотношение рождений и смертей) и
механическое движение (миграции и изменения
границ). В норме рождаемость превышает смертность, и тогда говорят о естественном приросте. Эти показатели можно исчислять не только в абсолютных цифрах, но и в виде
коэффициентов. Самые распространенные коэффициенты
25 в средствах массовой информации нередко можно встретить высказывания
типа "Смертность в России в два раза выше, чем в Туркмении"; "Населе-
224
такого рода — это общие коэффициенты рождаемости,
смертности и естественного прироста (или убыли) населе-
ния; они вычисляются на тысячу всех жителей. Довольно
очевидно, что такие показатели в значительной степени зависят от возрастной структуры населения. Рождаемость во
многом определяется тем, сколь велика доля женщин детородного возраста в общей численности населения. Чем
больше доля представителей старших возрастов, тем ниже
рождаемость и выше смертность. При высокой рождаемости
коэффициент смертности неминуемо должен снижаться,
поскольку доля более подверженных смертности старших
возрастов будет уменьшаться. То есть сам по себе общий
коэффициент смертности лишь косвенно зависит от степени развития медицинской помощи; в этом смысле гораздо
более показателен коэффициент младенческой смертности
(число умерших в течение первого года жизни из 1000 родившихся). Коэффициент рождаемости рассчитывается с
учетом всего населения и недостаточно явно характеризует
репродуктивное поведение общества.
Для уточнения уровня смертности населения также
применяются возрастные коэффициенты смертности (число
умерших за год на 1000 представителей соответствующей
возрастной когорты); особенно важен коэффициент смертности в течение первого года жизни, поскольку смертность
в младенчестве сильно превышает смертность во всех остальных возрастах, исключая самые старшие. На основании
этих коэффициентов вычисляется средняя продолжительность жизни — число лет, которое предстоит
прожить родившемуся в данном году, если уровни смертноние России уменьшилось, потому что упала продолжительность жизни";
"Средняя продолжительность жизни воинов-афганцев составляет 36 лет".
Первое утверждение близко к истине, но не позволяет соотносить степень
демографического благополучия двух стран, во втором перепутаны причина и следствие, третье с точки зрения демографии не имеет никакого смысла.
8-1611
225
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ____________
3.2. Носитель языка в демографической структуре ____________________
сти во всех возрастах будут соответствовать текущим возрастным уровням смертности. Сам способ подсчета этого показателя свидетельствует, что это всего лишь удобная форма представления текущего уровня смертности в разных
возрастах, никакой предсказательной силой он не обладает.
Представление о том, как соотносятся между собой только
что рассмотренные показатели, можно получить из табл. 2,
где приведены данные по СССР и отдельным республикам
на 1989 г. Для общего представления о возрастной структуре
населения указаны доли лиц моложе и старше
трудоспособного возраста во всем населении. Республики
упорядочены по естественному приросту, курсивом даны
показатели ниже российского.
долей населения старших возрастов. Низкая смертность
(6,0—7,7) отмечается в республиках со значительной долей
населения (34% и более) моложе трудоспособного возраста,
а там, где доля этих лиц мала (22—25%), общие коэффициенты смертности самые высокие (10,1—12,1), хотя именно
здесь уровень младенческой смертности для СССР невысок.
Связи между средней продолжительностью жизни и общим
коэффициентом смертности нет, продолжительность жизни
коррелирует с младенческой смертностью, хотя напрямую с
ней не связана: Грузия с довольно высоким уровнем младенческой смертности (7-е место) по продолжительности
жизни у мужчин на 2-м месте, а у женщин — на 3-м. Различия в средней продолжительности жизни мужчин и женщин
(а это — результат различий в уровне их смертности во всех
возрастах на 1989 г.) по республикам довольно значительны:
от 4,9 в Туркмении до 10,4 года в России.
Для предсказания уровня рождаемости демографы
обычно располагают массой показателей, достоверно характеризующих традиционные психологические установки разных групп населения в сфере заключения брака26 и репродуктивных намерений; смена таких традиций идет постепенно и тенденции выявляются без особого труда. Другое
дело смертность. Наряду с объективными показателями типа состояния окружающей среды, уровня развития медицины, традиций питания и т. п. на уровне смертности отражаются труднопредсказуемые социальные явления, которые, с
одной стороны, могут вести к увеличению насильственных
Таблица 2
Некоторые демографические показатели по республикам СССР, 1989 г.
СССР
Украина
Латвия
Эстония
РСФСР
Литва
Белоруссия
Грузия
Молдавия
Казахстан
Армения
Азербайджан
Киргизия
Узбекистан
Туркмения
Таджикистан
1
2
3
17,6
13,3
14,5
15,4
14,6
15,1
15,0
16,7
18,9
23,0
21,6
26,4
30,4
33,3
35,0
38,7
10,0
11,6
12,1
11,7
10,7
10,3
10,1
22,7
13,0
11,1
14,7
17,8
10,7
11,8
19,6
20,4
25,9
20,4
26,2
32,2
37,7
54,7
43,2
8,6
9,2
7,6
6,0
6,4
7,2
6,3
7,7
6,5
4
7,6
1,7
2,4
3,7
3,9
4,8
4,9
8,1
9,7
15,4
15,6
20,0
23,2
27,0
27,3
32,2
5
6
7
8
74,0
75,2
75,2
75,0
74,6
76,3
76,4
75,7
72,3
73,1
74,7
74,2
72,4
72,1
68,4
71,7
64,6
66,1
65,3
65,8
64,2
66,9
66,8
68,1
65,5
63,9
69,0
66,6
64,3
66,0
61,8
27
23
22
23
23
25
25
28
29
35
34
38
40
44
44
46
15
19
20
19
16
17
17
15
14
66,8
10
9
9
10
9
8
8
Обозначения: 1 — общий коэффициент рождаемости (число рождений
в год на 1000 жителей); 2 — общий коэффициент смертности (число смертей в год
на 1000 жителей); 3 — коэффициент младенческой смертности (число умерших в
течение первого года жизни на 1000 родившихся живыми); 4 — естественный прирост; 5 — средняя продолжительность жизни женщин; 6 — средняя продолжительность жизни мужчин; 7 - доля лиц моложе трудоспособного возраста (%); 8 - доля
лиц старше трудоспособного возраста (%)
Таблица отчетливо подтверждает ряд закономерностей. Низкий прирост населения тесным образом связан с
226
26
Мы не будем специально останавливаться на демографии брачности, но
для характеристики информации, получаемой со слов опрашиваемых, полезно обратить внимание на тот факт, что данные переписей о состоящих
в браке всегда и по всем регионам дают некоторое превышение женщин
над мужчинами: в 1989 г. на 100 замужних женщин по СССР в целом приходилось 99,56 женатых мужчин (в России — 99,92). Если бы эта статистика действительно отражала численность состоящих в браке, она бы недвусмысленно указывала на наличие определенного процента полигамных
браков. В районах распространения ислама небольшая часть браков действительно была полигамна, но переписная статистика отражает не их. Наиболее низким это соотношение было в закавказских республиках, достигая
минимума (95,36) в христианской Армении (в Азербайджане - 97,68, в
Грузии - 98,41). Эти данные характеризуют не реальный, а психологический уровень брачности и в ситуации Закавказья являются косвенным подтверждением значительного количества долговременных миграций мужчин
за пределы традиционного расселения (характерно, что Армения - единственная из союзных республик, где и в 1979, и в 1989 г. постоянное население превышало наличное).
227
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
смертей (в первую очередь речь идет о войнах), с другой
стороны — к развитию неподконтрольных самим
индивидам психологических процессов, действие
которых пока еще плохо известно. В результате
смертность оказывается гораздо менее предсказуемой, чем
рождаемость.
В конце 1992 г., когда население России составляло
148,7 млн человек, Госкомстатом был составлен десятилетний прогноз, предполагавший к 2002 г. как минимум — стабилизацию населения, как максимум — рост до 151 млн человек. Между тем население продолжает ежегодно сокращаться. При этом у детей и подростков тенденция к снижению смертности наметилась уже в 1992 г.; среди молодежи
20—24 лет незначительный рост смертности наблюдался до
1995—1996 гг. Наибольший вклад в увеличение смертности
вносили лица 45—59 лет. В чем причина общего роста
смертности? Почему смертность в одних возрастах снижается медленнее, чем в других? Почему демографам не удалось
спрогнозировать это явление, даже когда оно уже начиналось?
На последний вопрос ответить проще всего: регистрируемых статистикой объективных причин к повышению
смертности не было, а при формулировании прогнозов
иные данные привлечь не удается. Общая социально-экономическая ситуация не выглядела катастрофической. Если
бы повышение смертности объяснялось экономическими
причинами, то его наиболее вероятными жертвами стали
самые молодые и самые старые возраста, чего не было. Если бы дело было в резком падении уровня здравоохранения,
тогда среди причин смертности поднялась бы доля инфекционных заболеваний, но рост смертности на 4/5 шел за
счет болезней кровообращения и так называемых внешних
причин (несчастные случаи, отравления, травмы, насильственная смерть) с преобладанием внешних причин у мужчин.
Состояние окружающей среды в силу спада промышленного производства в целом даже улучшалось. Остаются причины психологического свойства. Этнографам известен эффект необъяснимого вымирания аборигенного населения
при вступлении в тесный контакт с европейской цивилизацией, происходивший во многих районах земного шара;
причины и детали этого процесса до конца не изучены, однако считается, что немалую роль сыграл долговременный
стресс от "культурного шока". Очень вероятно, что главная
228
3.2. Носитель языка в демографической структуре _____________________
причина высокой российской смертности в 1990-х годах лежит в той же плоскости.
Детальной привязки сведений о естественном движении населения к этническому составу не существует, но для
грубого социолингвистического прогнозирования определенную ценность могут иметь региональные данные. В современной России национально неоднородные регионы выделяются или низкой убылью населения, или даже приростом (в сравнении с национально однородными регионами,
где смертность выше). Например, за 1994 г. естественная
убыль по Центральному району составила 10,4%с, по Центрально-Черноземному — 8,1%с, Северо-Западному — 11,2%с
(при смертности 17,1-18,5%о), в то же время в Удмуртии,
Татарии, Башкирии, Чувашии, Марийской Республике она
колебалась от 4,4 до 1,7%с. В северокавказских республиках
почти повсеместно наблюдался прирост населения, при
этом уровень смертности здесь хорошо коррелировал с долей коренного населения: в Адыгее, где аборигенов не более четверти, смертность составляла 14,5%О, в КарачаевоЧеркесии, Кабардино-Балкарии и Северной Осетии, где
они составляют незначительное большинство, — от 10,2 до
12,7%с, в Дагестане, где некоренного населения сейчас порядка 10%, смертность - 7,6%о. То же и в Забайкалье: в Бурятии (где бурят 13%) смертность составила 13,0%о, а в
Агинском автономном округе (55% бурят) - 10,9%о.
Анализ такого рода данных в корреляции с уровнем
владения языками, распространенными в том или ином регионе, может привести к социолингвистически важным выводам, которые необходимо учитывать при языковом планировании и языковой политике.
3.2.3.3. Городское и сельское население
Издавна принятое в социологии и демографии разграни че ни е го ро дс кого и с ел ьс ко го нас ел ен ия в
лингвистике коррелирует с разграничением разных подсистем национального языка: разновидностей преимущественно
"городских" кодов (литературного языка, городского просторечия, профессиональных и социальных жаргонов) и территориальных диалектов, которые локализованы на селе.
Между тем за интуитивно понятным противопоставлением городского и сельского населения в разных странах
229
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
могут скрываться совершенно разные сущности. Дело в том,
что городским считается население тех населенных пунктов'
которые имеют статус города (или приравненный к нему), а
в разных странах критерии получения этого статуса различны. Довольно обычным является отнесение населенного
пункта к числу городов при достижении определенной людности (численности населения), но в Исландии для этого
достаточно иметь 200 человек, а в Нидерландах необходимо
20 тыс. жителей, и в обоих государствах род занятий жителей не имеет значения.
В дореволюционной России не было общего положения, по которому населенный пункт получал статус города;
таковой давался индивидуально. Неопределенность понятия
город долго сохранялась и при советской власти. Начиная с
1950-х годов в большинстве республик СССР шло законодательное уточнение понятий город и поселок городского типа; минимальная людность городов колебалась от 5 тыс. в
Грузии и Азербайджане до 12 тыс. в РСФСР, а для поселков городского типа в большинстве республик не была установлена27. При этом число городов, не удовлетворяющих
официальным требованиям людности, в России достаточно
велико28.
К сожалению, наиболее интересные для социолингвиста данные о национальном и языковом составе городов
широко публиковались лишь в отношении Москвы, Ленинграда и столиц союзных республик. В других странах аналогичные сведения обычно еще менее доступны (в частности
потому, что этнический и/или языковой состав часто вообще не выявляется в ходе переписей). В ряде государств итоги переписи в отношении населения крупных городов
(включая и этноязыковую принадлежность) подводятся не
только по городу в целом, но и по отдельным муниципальным районам (а этническая и языковая структура разных
частей города может сильно различаться).
Следует иметь в виду, что урбанизация у разных народов России шла и идет неравномерно; в целом по России в
27
28
Кроме поселков городского типа, к числу городских поселений отнесены
также населенные пункты со статусом курортных и дачных поселков, ко
торые могут быть очень малы. Например, постоянное население дачного
поселка Абрамцево Московской области составляет 200 человек.
На 1989 г. 24 города и 1119 поселков городского типа имели менее 5 тыс.
жителей, сельских поселений большей людности насчитывалось 4762.
230
3.2. Носитель языка в демографической структуре
1970 г. городские жители составляли 62,3%, в 1989 г. —
73,4%. Почти везде в качестве основного языка общения в
городской среде выступает русский. Следствия урбанизации
для нерусских народов России многообразны: у новых мигрантов в города структура по полу и возрасту заметно отличается от таковой в местах их предыдущего жительства.
Города, в которые мигрируют разные народы (скажем, лезгины, марийцы и манси), существенно отличаются этноязыковой ситуацией. Как следствие, шансы на использование родного языка (у тех, кто в качестве родного языка сохранял язык своего этноса) существенно различаются, различна и вероятность передачи своего языка детям, родившимся в городе. Не вдаваясь в детали этих процессов, подчеркнем, что в городской и сельской местности они в с е гда идут различными путями, и при этом специфика социолингвистических результатов урбанизации для каждого
народа оказывается своей.
Разграничение городского и сельского населения важно и для изучения функциональных особенностей собственно русского языка. Так, если относительно крупных городских центров более или менее ясно, какого рода разновидности национального языка там используются, то такой ясности меньше при исследовании речи жителей средних и
малых городов29: их речь в значительной степени подвержена
влиянию окружающих эти города местных диалектов.
Имея в виду такой промежуточный характер этой русской
речи, петербургский исследователь А. С. Герд предложил
называть этого рода городскую речь региолектом [Герд
1998]. Основные носители региолекта - местная городская
интеллигенция, служащие административных учреждений.
От местного, территориального диалекта региолект отличается тем, что он распространен на сравнительно большой
территории и характерен для населения своего рода "пучка"
территориально близких друг другу городов, а от литературной формы языка — тем, что в нем явно проступают следы
диалектных влияний, смешанные с городским просторечием и жаргонами.
29
В малых городских поселениях (до 100 тыс. жителей) проживают около
горожан, в средних (от 100 до 500 тыс.) - 27%.
231
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
3.2. Носитель языка в демографической структуре
3.2.3.4. Социальный состав населения
3.2.3.5. Миграции
Достоверные сведения о социальном составе населения
были бы чрезвычайно полезны при изучении функционирования различных языковых регистров и решении многих других социолингвистических задач. Однако социологи
не имеют единого взгляда на социальную стратификацию
общества, с чем связано и отсутствие единообразного подхода к этой проблеме в демографии. Текущая статистика такого рода, распределяющая население по уровню дохода и
роду занятий, собираемая и изучаемая экономистами, с
функционированием языков связана очень опосредованно.
Основная задача демографов в этой сфере — исследование
экономического потенциала населения, определяющегося
долей экономически активного населения, в частности
трудоспособного населения в рабочем возрасте. Эти данные
в сопоставлении с уровнем занятости представляют
определенный интерес для социолингвиста, поскольку наличие избыточного с экономической точки зрения
населения — один из важнейших стимулов эмиграции.
Почему среди выходцев с Кавказа в городах Средней
России много дагестанцев, а осетин практически нет? Обе
северокавказские республики отличаются достаточно большими семьями, но в Дагестане они все-таки значительно
крупнее; Дагестан — один из немногих российских регионов, где большая часть населения живет на селе, причем
значительная территория этой сельской местности — малопродуктивные горные районы. Если в Осетии в течение
1990-х годов естественное движение населения практически
отсутствовало (рождаемость и смертность были примерно
равны), то в Дагестане отмечался высокий, по современным
российским меркам, прирост. Уровень безработицы в Осетии очень невелик (в отдельные годы она занимала по этому
показателю последнее место в России), а в Дагестане один
из самых высоких в стране. Среднедушевой доход здесь
часто оказывается ниже официального прожиточного
минимума, что для подавляющего большинства субъектов
Российской Федерации нехарактерно. Более половины безработных дагестанцев — молодежь 16—29 лет; естественно,
что она отправляется на заработки в другие регионы.
232
1
I
Демографы различают маятниковую, сезонную и постоянную миграцию.
Маятниковая миграция — это регул ярное пе редвижение жителей различных населенных пунктов на работу и учебу и возврат к месту жительства. В большинстве
развитых государств маятниковой миграции подвержена
значительная часть населения, и ее важным лингвистическим следствием является стирание региональных языковых
различий и нивелирование территориальных диалектов.
Сезонная (временная) миграция предполагает
временное перемещение населения, вызванное экономическими и рекреационными причинами. В последние десятилетия большое значение приобретает межгосударственная
сезонная миграция. Идет обмен трудовыми мигрантами между странами Европы, однонаправленный поток сезонных
мигрантов из Мексики в США, из ряда североафриканских
стран и Турции в европейские государства; в ряде случаев
сезонные мигранты превращаются в постоянных. Еще один
вид международной сезонной миграции — многочисленные
и разнонаправленные туристические потоки. Сезонные миграции ведут к расширению языкового репертуара как мигрантов, так и граждан принимающего государства. В ряде
случаев последствием таких контактов является возникновение специфических смешанных языковых образований
типа пиджинов.
СССР в сезонных миграциях был принимающей стороной, но ни трудовые мигранты (вьетнамцы на промышленных предприятиях, болгары, северные корейцы, кубинцы на лесоразработках), ни зарубежные туристы не оказывали влияния на языковую ситуацию в стране: коммуникация с иностранцами была сильно ограничена. За последние
годы положение в России изменилось. Сезонные рабочие
(китайские огородники на Дальнем Востоке, турецкие строители и т. п.) слабо включаются во внутрироссийские коммуникативные процессы, но китайские и вьетнамские торговцы, а также гостиничные работники и обслуживающие
российских "челноков" коммерсанты в Турции, Египте,
ОАЭ, на Кипре и в других странах дают начало новым, пока совершенно неисследованным разновидностям упрощенного русского языка.
233
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
П о с то я н н ы е
ми гр а ц и и
бывают
в н е шн и ми
(межгосударственными)
и
внутренними; и те и другие могут приводить к
серьезным изменениям этнической и языковой ситуации. В
СССР внешние миграции с конца 1940-х до конца 1980-х
годов были незначительны; заметным исключением был
лишь выезд евреев. Внутренние миграции, как
межреспубликанские, так и в пределах одной республики,
всегда имели важное значение и во многих регионах привели
к принципиальным изменениям в масштабах использования
местных языков и русского. На протяжении большей части
советской истории шел отток русских и ряда других народов
России в другие республики. Положение принципиально
изменилось с середины 1970-х годов, когда миграционное
сальдо (соотношение въезда и выезда) стало приносить
РСФСР механический прирост населения в 100—200
тыс. человек ежегодно. Этот процесс усилился с распадом
СССР, причем внутренняя миграция превратилась во
внешнюю. В 1990—1996 гг. за счет миграции население
России выросло на 3,3 млн человек, позднее количество
въехавших из бывших республик Союза стало снижаться.
В год распада СССР положительное сальдо в межреспубликанских миграциях титульных народов Россия имела
только в отношении русских и армян, затем усилился приток и ряда других народов. В результате число армян и таджиков в России удвоилось, заметно возросло число грузин
и азербайджанцев. Официальные данные об иммиграции
приуменьшены, кроме того, они не учитывают тех трудовых
мигрантов из ряда республик, которые из сезонных превращаются в постоянных.
Специфическую категорию мигрантов составляют беженцы и вынужденные переселенцы. Если среди добровольных мигрантов преобладают лица трудоспособных возрастов, то среди беженцев много детей и стариков. На начало
1997 г. в России официально числились 999 тыс. беженцев
из ближнего зарубежья. Около 70% из них русские, 7% — та- ;
тары, 4,8% — армяне, 3,9% — украинцы, 3,8% — осетины.
Расселены они крайне неравномерно, но почти нигде не
повлияли на языковую ситуацию; важным исключением является Северная Осетия, а с 1999 г. и Ингушетия, где нагрузка беженцев — самая высокая в России. В Северной
Осетии на 1 тыс.. местного населения приходится 74 бежен-
3.3. Сведения о языках в советских переписях населения ________________
ца, почти все они — осетины из Грузии, намного хуже владеющие русским языком, чем российские осетины30.
Гораздо существеннее оказались социолингвистические последствия в странах эмиграции. Произошли принципиальные изменения в этническом и языковом составе
многих республик: русское население Таджикистана, Азербайджана, Армении, Грузии уменьшилось вдвое, на четверть сократилось русское население Узбекистана и Киргизии, на 10—12% снизилась численность русских в Казахстане и республиках Прибалтики. Из Грузии выехали около
40 тыс. осетин, значительная часть греков (как правило, в
Грецию), численность грузин на основной территории республики возросла и за счет мигрантов из Абхазии; азербайджанцы покинули Армению, а армяне — Азербайджан. В результате повсеместно укрепились титульные этносы, а Армения стала фактически однонациональным государством,
где национальные меньшинства составляют менее 3% всего
населения республики.
3.3. Сведения о языках в советских
переписях населения
Пока мы специально не касались этнической и языковой статистики переписей. Ее важность для социолингвистики совершенно очевидна, но orfa существует далеко не
для всех стран. Советские переписи давали достаточно много информации, интересной для социолингвистов. К сожалению, в центральном вопросе — о владении языками —
имелись три существенных недочета.
Проиллюстрируем каждый из них на конкретных примерах.
В программах переписей кроме родного языка можно
указать лишь один, которым человек свободно владеет. Между тем некоторые народы отличаются массовым трехъязычием. Наиболее многочисленный из них — башкиры: значительная их часть свободно владеет помимо своего родного,
башкирского, еще русским и татарским.
30 Среди осетин Северной Осетии русский назвали родным языком 1,8%,
указали на свободное владение им 86,9%; у осетин Южной Осетии эти показатели были 0,3 и 59,7%.
234
235
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики... ______________
В Башкирии самую большую этническую группу составляют русские (39,3%), на втором месте — татары
(28,4%), на третьем — башкиры (24,5%). Башкиры и вне
своей республики традиционно живут вперемешку с татарами
и повсеместно составляют меньшинство: в Челябинской
области татар 6,2%, а башкир 4,5%, в Оренбургской — 7,3 и
2,5%, в Свердловской — 3,9 и 0,9%, в Курганской — 2,0 и
1,6%. Башкиры издавна наряду со своим языком знали татарский; до революции татарский был письменным языком
немногих грамотных башкир, шел интенсивный процесс их
языковой ассимиляции татарами, приостановившийся в последние десятилетия (подробнее об этом см. в Приложении). Но большая часть башкир по-прежнему хорошо говорит по-татарски. 97% городских башкир Башкирии читали
русскую периодику, и только 27% — башкирскую (при этом
66% читали периодику только по-русски); 7% городских
башкир читали периодику, а 18% — художественную литературу на трех языках [Насырова 1992: 124]. Данные о предпочтении языка периодики и беллетристики нельзя воспринимать как показатели владения языками — те, кто читает
книги и газеты, выбирают их не по языку, а по содержанию.
Но эти цифры бесспорно указывают на массовое трехъязычие башкир, которое совершенно невозможно выявить по
данным переписей.
Другое важное упущение переписей также касается вопроса о владении вторым языком: этот вопрос относился
только к "языкам народов СССР". Тем самым немец, поляк, болгарин мог отметить свой этнический язык как родной, но если родным языком он называл русский, то свободное владение немецким, польским, болгарским уже не
отмечалось, поскольку эти языки не считались языками народов СССР. Перечень "советских" языков менялся, эскимосский и алеутский в 1970 г. в него не входили, а в последующих переписях вошли.
Третий недостаток отечественных переписей заключается в том, что в инструкции переписчику давалось несколько туманное разъяснение понятия родной язык: это
язык, который опрашиваемый считает своим родным. Основания для ответа на такой вопрос у разных лиц были различны.
Очевидно, что сохранность языка должна быть выше
там, где доля соответствующего народа в населении наибо236
3.3. Сведения о языках в советских переписях населения ________________
лее высока, а именно в сельской местности традиционной
территории расселения народа. Одновременно по мере удаления должно расти владение языком межэтнической коммуникации; в России в этом качестве почти повсеместно
выступает русский язык.
Между тем у сильно ассимилированных в языковом
отношении этносов данные переписи 1989 г. выявляют
странную картину: чем дальше от традиционной территории, тем выше доля тех, кто назвал свой этнический язык
родным, а знание русского языка снижается. Так, среди
орочей Хабаровского края, живущих в "районах преимущественного проживания народов Севера", этнический язык объявили родным 10,4%, в других районах Хабаровского края —
14,3%, среди орочей РСФСР вне Хабаровского края — 25,8%,
в других республиках СССР — 46,9%. Показатель невладения русским языком (в качестве родного или второго) соответственно повышается с 0,9 до 21,9%. Еще рельефнее
это явление выглядит на примере чуванцев — народа, генетически близкого к юкагирам, который был частично истреблен, частично ассимилирован в языковом отношении
чукчами уже к началу нашего века. Они фиксировались переписью 1926 г. и вновь появились лишь в материалах переписи 1989 г. Некоторая часть из них назвала родным
"язык своей национальности"31. В Анадырском районе, где
сосредоточено 60% чуванцев, таковых оказалось лишь
3,7%, в других районах Чукотки — 17,8%, а за пределами
РСФСР-53,5%.
Сходная аномалия наблюдается и при сопоставлении
городского и сельского населения. По материалам переписи 1989 г. у в с е х тех народов Севера, у которых в сельской
местности менее 30% признали свой этнический язык родным, в городе отмечен более высокий показатель (табл. 3).
По существу здесь за признанием этнического языка
родным не стоит ничего, кроме символической идентификации себя со своим этносом; вне окружения своих единоплеменников это происходит чаще. В результате языковые
данные переписей по таким народам становятся совершенСпециалисты единодушно отмечают, что чуванский язык давно мертв; вот
что говорится о нем в "Лингвистическом энциклопедическом словаре":
"был распространен в басе. р. Анадырь. Сохранились переводы 22 фраз, записанные в 1781 И. Бенцигом, и 210 слов, записанных Ф. Ф. Матюшкиным [опубликованы в 1841 г.]" [Крейнович 1990: 585].
237
Глава 3. Нелингвистические основания социолингвистики...
Таблица 3
Национальность
Нивхи
Ительмены
Удэгейцы
Чуванцы
Доля считающих
этнический язык
родным, %
городское сельское
население население
23,5
23,1
20,8
17,5
33,9
18,5
19,0
17,9
Националь-
Доля считающих
ность
этнический язык
родным, %
городское сельское
население население
Орочи
19Д
16,6
Алеуты
33,8
20,5
Негидальцы
27,1
26,2
Ороки
49,3
18,5
но недостоверными. У народов с относительно хорошей сохранностью языка картина более естественная: ненецкий
язык назвали родным 82,0% сельских ненцев и 56,5% городских, чукотский — 74,2% сельских чукчей и 47,1% городских.
Указанные недостатки требуют внимательного и критического отношения к статистическим данным при их использовании в социолингвистических исследованиях.
"Не надо, однако, считать, что переписи в других странах дают лучший материал. Советские переписи хотя бы давали немало информации по национально-языковым вопросам, пусть не без неточностей, а, например, в Бельгии после 1947 г. во избежание языковых конфликтов любые вопросы о языках исключили из переписей, и надежной статистики о количестве носителей французского или фламандского [нидерландского] языков, о двуязычии и пр. нет вообще; в Японии после уравнения айнов в правах с японцами этот народ перестали учитывать в переписях, и в 80-е гг.
в печати можно было встретить весьма разноречивые данные о количестве айнов от 15 до 50 тысяч" [Алпатов 1997:
101].
Глава 4
НАПРАВЛЕНИЯ
СОЦИОЛИНГВИСТИЧЕСКИХ
ИССЛЕДОВАНИЙ
Со времен Ф. де Соссюра в лингвистике принято разграничивать синхронический и диахронический аспекты
исследования языка. Соответственно выделяют синхроническую лингвистику и лингвистику диахроническую. Ученые справедливо указывают на определенную условность
такого разделения, поскольку при изучении тех или иных
состояний языка (чем занимается синхроническая лингвистика) важен учет исторического фактора (предмет изучения
диахронической лингвистики). И наоборот, эффективное
изучение истории языка часто осуществляется путем сравнения синхронных срезов, характеризующих состояние языка
в тот или иной момент его развития.
Такое разделение синхронического и диахронического
аспектов в изучении языка существует и в социолингвистике:
различают синхроническую социолингвистику и социолингвистику диахроническую.
4.1. Синхроническая социолингвистика
Если следовать буквальному смыслу определения
"синхроническая", то это направление должно изучать
лишь отношения, существующие между языком и обществом, не обращаясь кпроцессам, характеризующим со циально обусловленное функционирование языка (поскольку всякий процесс протекает во времени и, стало быть, несинхронен).
В действительности же синхроническая социолингвистика изучает и отношения, и процессы, касающиеся связей
языка и общества. Отношения характеризуют статику этих
связей, а процессы — их динамику.
Проиллюстрируем сказанное на примерах.
Каждый носитель того или иного языка имеет набор
социальных характеристик: определенный уровень образования, профессию, систему ценностных ориентации и т. п. Соотношение статусов "носитель языка" и "носитель социальных характеристик" не связано с какими-либо процессами,
239
Глава 4. Направления социолингвистических исследований _______________
протекающими во времени, — это некая данность. Но исследовать особенности использования языка людьми, которые
обладают разными социальными характеристиками, можно,
только выйдя за пределы этой данности и наблюдая проц е с с речевого общения. Статика сменяется динамикой.
В многоязычном обществе языки распределены между
носителями — соответственно их этнической принадлежности: ср., например, современную Россию, где помимо русских живут татары, якуты, осетины и другие народы, каждый из которых является носителем своего родного языка.
При этом надо учитывать, что соотношение языков и этносов — не взаимно-однозначное: с одной стороны, помимо
своего родного языка представители многих национальностей пользуются еще и другими языками, распространенными в данном социуме; с другой стороны, есть языки, например суахили, которые "не имеют коррелята на этническом
уровне, поскольку в Африке не существует автохтонного этноса, родным языком которого был бы суахили" [Рябова
1985: 107].
Констатация этого положения — вещь достаточно тривиальная. Но каково взаимоотношение и взаимодействие
родных и вторых языков? В каких сферах и ситуациях общения они используются? Для ответа на подобные вопросы
социолингвистика обращается к функционированию языков, т. е. к процессам речевого общения и к факторам, обусловливающим характер этих процессов.
Еще один пример. Описывая какой-либо национальный язык с точки зрения его социальной дифференциации,
обычно констатируют наличие в нем (на том или ином синхронном срезе) определенных подсистем — литературной
формы, территориальных диалектов, профессиональных и
социальных жаргонов, городских койне и т. п. Эти подсистемы существуют не изолированно друг от друга — они находятся в некоторых взаимоотношениях (в каких — вопрос,
на который можно ответить лишь в результате исследования). Как пользуются этими подсистемами говорящие? Каково их функциональное соотношение (хотя бы на том же
самом синхронном срезе, который имеется в виду при разграничении подсистем)? Давая ответы на эти вопросы, мы
переходим от статики, характеризующей социальную дифференциацию языка, к динамике функционирования составляющих этот язык подсистем.
240
4.1. Синхроническая социолингвистика
В компетенцию синхронической социолингвистики
входит и изучение языковой социализации, освоения языка
в связи с освоением системы социальных ролей, овладения
основами "ситуативной грамматики" и ряда других процессов, относящихся к общей проблеме социальной обусловленности языковой компетенции.
Примерами синхронических социолингвистических
исследований могут служить работы У. Лабова и его последователей, посвященные изучению фонетического варьирования современного американского варианта английского
языка в зависимости от социальной характеристики говорящего и от стилистических условий речи, а также труд "Русский язык по данным массового обследования" (1974), в котором представлен результат изучения определенного синхронного среза, характеризующего вариативность литературной нормы; исследования отечественных африканистов по
типологии языковых ситуаций в полиэтнических государствах современной Африки (см., например [Виноградов и др.
1984]); социолингвистическое "портретирование" языков
России, с подробным анализом национального и социального состава их носителей, функций каждого языка, взаимодействия его с другими языками данного ареала (см. об этом:
[Михальченко 1995], а также [Письменные языки... 2000]).
Характерно, что ни в одной из названных работ авторы не стремятся сохранить "чистоту" синхронического подхода — почти всегда для объяснения современного состояния языка или каких-либо его подсистем привлекаются исторические данные, позволяющие видеть движение языковой системы от одной стадии к другой. Однако явное преобладание целей, задач и методики исследования, присущих
синхроническому подходу, позволяет относить эти работы
именно к синхроническому направлению социолингвистических исследований1.
1
Поскольку большая часть нашего учебника посвящена проблемам синхронической социолингвистики, здесь мы ограничимся кратким изложением
статуса, целей и задач этого направления науки. Обзор проблематики, которой занимается или должна заниматься синхроническая социолингвистика, дается в книге Л. Б. Никольского [Никольский 1976]. См. также двухтомник "Advances in the sociology of language" под редакцией Дж. Фишмана [Fishman 1971—1972], содержащий работы, которые дают представление
главным образом о синхроническом аспекте социолингвистических исследований. Вышедший в 1972 г. под редакцией Дж. Гамперца и Д. Хаймса
сборник "Directions in sociolinguistics" [Gumperz, Hymes 1972], судя по его
241
Глава 4. Направления социолингвистических исследований
4.2. Диахроническая социолингвистика
4.2. Диахроническая социолингвистика
М. В. Панова [Панов 1990], цикл работ по истории литературных языков, выполненный в Институте языкознания
РАН [Норма... 1969, Социальная... 1977, Функциональная...
1985, Литературный... 1994, Языковая... 1996] и другие, а
также исследования зарубежных лингвистов по истории
формирования национальных языков в связи с историей
народов: элементы диахронно-социолингвистического подхода характерны, например, дл я классических работ
А. Мейе по исторической лингвистике, Ф. Брюно — по истории французского языка, X. Эггерса — по истории немецкого языка, Менендеса Пидаля — по истории испанского
языка и др.
Регулярные связи между развитием языка и развитием
общества могут быть прослежены на сравнительно коротких
отрезках языковой эволюции. Например, П. Лафарг исследовал новшества, появившиеся во французском языке во
времена Великой французской революции [Лафарг 1930].
А. М. Селищев в знаменитой книге "Язык революционной
эпохи" [Селищев 1928] проанализировал изменения, произошедшие в русском языке в течение 10 послереволюционных лет, и связал эти изменения с теми преобразованиями,
которые были совершены в России в результате октябрьского
переворота 1917 г. Более близким к нашим дням примером
может служить книга немецкого исследователя Л. Цыбатова [Zybatow 1995], в которой изменения, характерные
для русского языка конца 80 — начала 90-х годов XX в., изучены в связи с политическими, экономическими и культурными процессами постперестроечного периода.
Целью социолингвистического изучения языка в диахроническом аспекте является установление связей между
историей языка, изменениями, происходящими в нем в ходе исторического развития, — и историей общества, которое
"обслуживается" данным языком, теми социальными, экономическими и культурными изменениями, которые характеризуют эволюцию данного общества и его институтов. На
пути к достижению этой цели исследователь решает ряд задач, среди которых наиболее существенно изучение характера связей между языковыми и социальными явлениями,
что предполагает ответы на такие, например, вопросы:
вызывает ли социальное изменение непосредственное
изменение в языке или же такое влияние осуществляется
более сложно, опосредованно?
В самом общем виде диахроническая социолингвисты-,
ка может быть определена как направление социолингви-,
стических исследований, которое изучает историю языка в
связи с историей народа. Такое определение, однако, нуждается в уточнении. Ведь традиционно многие работы, посвященные эволюции конкретных языков, описывали исторический контекст, в котором происходят языковые изменения. Можно ли квалифицировать такие работы как социолингвистические ?
Существенной особенностью социолингвистического
исследования является систематическое, последовательное
соотнесение языковых фактов и социальных процессов. Если, изучая историю какого-либо языка, ученый лишь от
случая к случаю упоминает события, относящиеся к истории народа, то такую работу трудно квалифицировать как
социолингвистическую. Если же исследование основывается
на четком разграничении внутренних, присущих самому
языку законов его развития и внешних, социальных факторов, обусловливающих это развитие, и анализирует языковые изменения, показывая действие как тех, так и других,
то такое исследование скорее всего должно быть отнесено к
диахронической социолингвистике.
Примерами подобных работ могут служить многие историко-лингвистические исследования отечественных и зарубежных авторов, в особенности те, в которых изучается
становление национальных языков, формирование их литературной нормы, развитие у литературных языков социальных функций и т. п. Таковы, например, работы В. В. Виноградова по истории русского литературного языка [Виноградов 1938; 1956], В. М. Жирмунского — по истории немецкого
языка и по немецкой диалектологии [Жирмунский 1956;
1965], Б. А. Успенского — о церковнославянско-русской
диглоссии в Московской Руси [Успенский 1987; 1994],
названию, должен был бы представлять весь спектр направлений, характерных для социолингвистики середины XX в. Тем не менее и в нем помещены в основном работы, ориентированные на синхронный анализ языковых
явлений в их связи с явлениями социальными. См. также обзор [Гулида
1999], дающий представление главным образом о синхронном аспекте новейших англоязычных социолингвистических исследований.
242
т\
243
Глава 4. Направления социолингвистических исследований _______________
4.2. Диахроническая социолингвистика
какие из факторов социальной эволюции наиболее существенны для развития языка?
какие "участки" языковой системы наиболее податливы к социальному воздействию; иначе говоря, что в первую
очередь меняется в языке под влиянием социальных, преобразований, а что остается относительно стабильным на протяжении длительного времени?
В задачи диахронической социолингвистики входит
также изучение изменений в языковой ситуации под воздействием изменений в обществе, анализ изменений в наборе и характере функций языка (языков), в социальном и
коммуникативном статусе литературной формы национального языка и социолектов, фиксация и исследование изменений в отношении общества в целом или отдельных социальных групп к своему языку или каким-либо его подсистемам, к языковым новшествам и т. п.
Приведем примеры решения этих задач на конкретном
языковом материале.
Языковая ситуация в Португалии начала XVI в. характеризовалась многоязычием, в основе которого лежали португальский и испанский языки, а также латынь (на латыни
составлялись географические описания, ставились пьесы в
университетских театрах). К концу века усилилась тенденция к большей самостоятельности и функциональной самодостаточности португальского языка, вовлечению в литературный обиход разговорных, просторечных и диалектных
элементов, что отражало процессы, происходившие в Португалии того периода: разрушение феодальных институтов, укрепление абсолютизма, рост городов, миграция сельских жителей в города, культурную интеграцию высших слоев общества вокруг королевского двора и др. (см. [Вольф 1985]).
Изучение истории многих европейских языков вскрывает движение литературной формы этих языков от более
или менее аморфного состояния к нормированной языковой
системе с единой диалектной основой. Так, во французском
языке XV в. "совокупность старофранцузских наддиалектных литературных образований <...> стала заменяться единым литературным языком, в основе которого лежал диалект
столицы — Парижа <...> изменялся и статус диалектов — от
территориального диалекта феодального общества к территориально-социальному диалекту периода формирования и
развития национальных языков" [Челышева 1985: 216]. Ли-
тературный французский язык начал функционально преобладать над латынью, которая постепенно вытеснялась из социально наиболее важных сфер общения [Там же: 217].
Характеризуя языковую ситуацию в Японии XIX—
XX вв., исследователи особо выделяют период после 1945 г.,
когда усилилась роль английского языка и, следовательно,
произошло некоторое распределение функций между японским и английским языками: "...в Японии существуют влиятельные газеты на английском языке, англоязычные телепередачи и пр. Возможны и случаи общения на английском
языке между японцами: в рекламе для придания ей большей
элитности и иногда в научной литературе" [Алпатов 1993:
107].
Иллюстрацией изменения в отношении к собственной
речи могут служить наблюдения русских диалектологов. Согласно этим наблюдениям, проводившаяся в годы советской
власти политика вытеснения местных диалектов из коммуникативных сфер, такое направление школьного обучения и
воспитания, которое внедряло в сознание учащихся пренебрежительное отношение к собственному говору как к неправильной, искаженной речи, сформировали устойчивую
негативную оценку диалектных способов говорения самими
носителями диалекта (см. об этом [Булатова и др. 1975; Касаткин 1999]).
С этим можно сравнить совсем иное отношение к диалектам в современной Японии, где «люди среднего и младшего поколений относятся к собственному использованию
диалекта как к чему-то само собой разумеющемуся. По-видимому, низкая престижность диалектов была свойственна
периоду массового овладения литературным языком, когда
речь на диалекте ассоциировалась с низким уровнем образования и культуры. Теперь же, когда владение диалектом
вовсе не означает неумения переключаться с него на литературный язык, диалект считается вполне законным средством неофициального общения со "своими" <...> В этой обстановке изменилось и официальное отношение к диалектам. Перед школой и средствами массовой информации
ставится уже не задача искоренения диалектов, а задача их
правильного употребления. Сейчас в школах введен курс
местного диалекта, особый для разных районов Японии, в
котором учат пользованию диалектом и осознанию его отличий от литературного языка» [Алпатов 1996: 242—243].
244
245
Глава 4. Направления социолингвистических исследований
4.3. Макросоциолингвистика
Для диахронической социолингвистики характерен явно декларируемый и последовательно проводимый в конкретных исследованиях принцип: история языка должна
изучаться в тесной связи с историей его носителей, с их повседневной жизнью. "Слово путешествует из диалекта в диалект, из языка в язык вместе с людьми, идущими на базар
или ярмарку, в храм или к святым местам, на олимпийские
игры, в театр или цирк, на корриду или футбол. Слово путешествует вместе с товарной этикеткой, с любым товаром
материального или духовного производства" [Журавлев
1993: 7].
Разграничение макро- и микросоциолингвистики в известной мере является аналогией соответствующего деления
социологии на макро- и микросоциологию. Макросоциология занимается глобальными процессами, характеризующими развитие и функционирование общества в целом, а микросоциология проявляет интерес к человеку как члену тех
или иных социальных групп.
Некоторые авторы называют макро- и микроподход к
социальному изучению языковых явлений не направлениями, а уровнями социолингвистического анализа: см., например [Berruto 1974, гл. 4]. Однако по мере развития социолингвистики эти уровни анализа становятся самостоятельными и образуют два мало пересекающихся направления
социолингвистических исследований.
Макросоциолингвистика изучает крупномасштабные
процессы и отношения, которые имеют место в языке и которые в той или иной степени обусловлены социальными
факторами. Эти процессы и отношения могут характеризовать общество в целом или достаточно большие совокупности людей: социальный слой, этнос, этническую группу
и т. д. Например, изучение социальной дифференциации
языка включает в себя макроуровень, на котором выясняется, как распределены данный национальный язык и его подсистемы в разных социальных слоях носителей этого языка.
Макроподход преобладает во многих работах, посвященных двуязычию: такие вопросы, как соотношение численностей говорящих на разных языках, обращающихся в
данном сообществе, разграничение функций этих языков,
языковая интерференция и ее типы и другие, часто рассматриваются в общем виде, без обращения к индивидуальным
или групповым речевым особенностям (см., например [Дешериев 1966; 1976; Джунусов 1969; Дьячков 1996], обзоры
[Алпатов 2000; Социальная лингвистика 1997]).
Проблемы нормализации и кодификации языка, а также языковой политики и языкового планирования изучаются прежде всего в рамках макросоциолингвистического подхода, поскольку обычно они затрагивают интересы всего
населения, пользующегося данным языком (или языками),
или значительной его части. Например, говоря о политике
государства в отношении малочисленных народов, населяющих это государство, исследователь неизбежно касается вопроса о сохранении языка того или иного малого этноса, и,
как правило, обсуждение этого вопроса ориентировано на
интересы всего этноса, а не каких-либо отдельных его представителей. Исследование статуса тех или иных языков в
полиэтническом обществе, функциональных свойств и возможностей подсистем, входящих в качестве компонентов в
какой-либо национальный язык, также требует макроподхода, поскольку речь идет о коммуникативном "обслуживании" больших совокупностей людей или даже всего населения страны в целом.
К макросоциолингвистике относятся очень важные в
социальном плане проблемы, связанные с анализом языковых ситуаций, которые характеризуют общество в тот
или иной период его существования. Подобный анализ
может касаться компонентов, составляющих данную социально-коммуникативную систему (кодов и субкодов), их
распределения по сферам общения, коммуникативного
"веса" каждого из компонентов с точки зрения его функций в различных сферах социальной деятельности, потенциальных и реальных изменений в соотношении компонентов социально-коммуникативной системы, научно
обоснованных прогнозов, касающихся характера языковой
ситуации, и т. п.
В последние десятилетия социолингвисты обратили
свое внимание к еще одной области взаимоотношений языков, которая, как это ни печально, стала весьма актуальной
в современном мире, — к языковым конфликтам.
Возникла и формируется новая область социолингвистиче-
246
247
4.3. Макросоциолингвистика
Глава 4. Направления социолингвистических исследований ____________
ских исследований — лингвистическая конфликтология (конфликтами, возникающими в человеческом
обществе, занимаются также политологи, психологи, социологи, этнографы, поэтому определение "лингвистическая"
необходимо).
В основе языковых конфликтов лежат социальные и
экономические причины, поэтому свойства того или иного
конфликта естественно рассматривать на макроуровне, а не
на уровне индивидуальном или частно-групповом, хотя зарождаться языковые конфликты могут и в территориально
или этнически ограниченных группах.
Нередко в условиях полиэтнического государства
язык становится символом национальной солидарности,
объединяющим ту или иную этническую группу в ее борьбе за собственные интересы, в противостоянии другим
группам или центральной власти. Особенно характерна эта
тенденция для малочисленных народностей в составе какого-либо государства. "Каждый экономический класс,
принадлежащий к языковым меньшинствам, использует
язык как объединяющий символ в борьбе с центральным
правительством, даже несмотря на то что интересы некоторых из этих классов (например, крестьян и дворянского
сословия) бывают противоположны друг другу", — пишут
исследователи языковых конфликтов Р. Ингельхарт и
М. Вудворд [Inglehart, Woodward 1977: 370], приводя многочисленные примеры языковых конфликтов и из истории
стран Западной Европы и Канады, и из современных их
отношений.
Существуют и другие проблемы языковой жизни общества, при изучении которых применяется преимущественно макроподход. Некоторое представление о разнообразии и характере этих проблем можно составить, обратившись к весьма объемистому сборнику "Социолингвистические проблемы в разных регионах мира" [Социолингвистические... 1996]: большая часть помещенных здесь работ отражает именно макросоциолингвистический взгляд на социально-языковые отношения и процессы.
248
4.4. Микросоциолингвистика
4.4. Микросоциолингвистика
Микросоциолингвистика — направление социолингвистических исследований, занимающееся изучением того,
как язык используется в малых социальных общностях2.
Большие и малые социальные общности различаются не
только количественно, но и качественно: закономерности,
наблюдаемые при использовании языка в малом социальном коллективе (например, в семье, игровой, производственной группе), часто "не действуют" или действуют не так
в больших человеческих совокупностях, и наоборот.
Долгое время в социолингвистике преобладали работы, объектом которых были процессы и отношения крупного масштаба, присущие либо обществу в целом, либо значительным социальным и этническим совокупностям людей.
Языковые процессы и отношения, характеризующие взаимодействие людей в малых общностях, привлекали к себе
меньшее внимание. Правда, мнение относительно важности
изучения малых групп с позиций социолингвистики высказывалось неоднократно. Например, Р. Белл писал, что поскольку «членство в группе почти наверняка имеет языковые индикаторы — внутригрупповые признаки фонологического и лексического характера, которые сразу определяют
данную группу и исключают "чужаков", - постольку лингвистика должна расширить свою сферу, включив в себя
описание употребления языка в малых группах», и при этом
она не может "игнорировать тот факт, что уже существует
экспериментальная методика, принесшая результаты, которые можно переосмыслить в социолингвистических терминах" [Белл 1980: 145-146].
Однако конкретные работы, исследующие особенности общения людей в тех или иных группах, весьма немногочисленны как в отечественном языкознании, так и за ру2
В специальной литературе встречается и несколько иное понимание областей применения и задач макро- и микросоциолингвистики: макросоциолингвистика ориентирована на изучение того, что в системе Ф. де Соссюра называется langage (т. е. язык в его коммуникативной функции), а микросоциолингвистика - на изучение parole (т. е. речи, того, как реализуется
язык в различных ситуациях общения). На долю же собственно лингвистики остается langue - язык как определенным образом организованная система отношений между составляющими его единицами, обусловленных
внутренними закономерностями (см. [Виноградов и др. 1984: 4]).
249
Глава 4. Направления социолингвистических исследований _____________
(нации, страны, этноса и т. д.), то члены группы должны
использовать во внутригрупповом общении те же
бежом. Между тем несомненно, что исследование поведения людей как членов малых групп дает многое для характеристики вообще социального поведения человека. Без такого исследования невозможно правильно судить о многих
сторонах речевого поведения человека как существа социального; кроме того, свойства индивида как говорящего,
как "производителя" определенных высказываний обнаруживаются прежде всего в пределах подобных групп (а не в
обществе в целом).
Таким образом, микросоциолингвистика ставит в
центр внимания исследователей человека и его непосредственное окружение, в то время как макросоциолингвистика
обращена к проблемам, характеризующим целое общество
или крупные социальные объединения людей. Те же группы, о которых нередко идет речь и в макросоциолингвистических работах, — например, лица определенного возраста,
пола, уровня образования (см. раздел "Массовые обследования" главы 5), — это группы условные: члены таких
групп не находятся в контакте друг с другом, не общаются.
Микросоциолингвистика - дисциплина, безусловно,
языковедческая (как и вообще социолингвистика), поскольку объектом ее является язык, хотя и в специфическом внутригрупповом использовании. Однако она тесно связана с
другими науками о человеке, прежде всего с психологией и
социальной психологией, у которых она заимствует некоторые ключевые понятия. Таковы, например, понятия социальной роли, малой группы и всех разновидностей малых
групп: формальной / неформальной, референтной (эталонной),
первичной / вторичной и другие, понятия лидера и аутсайдера, конформного — неконформного поведения и некоторые другие. Часть этих понятий была рассмотрена нами выше (см.
также [Крысин 1989а]), другие будут проиллюстрированы в
данном разделе на конкретных примерах.
Проблемы, которыми занимается микросоциолингвистика, можно сгруппировать в два концентра, как бы отвечая на вопросы: 1) каков язык, используемый (или каковы
языки, используемые) в данной малой социальной общности? 2) как используется этот язык (эти языки) в данной малой общности ее членами?
Ответы на эти вопросы лишь на первый взгляд кажутся тривиальными и заранее известными: если данная группа существует в пределах некоего объемлющего ее социума
языковые образования, которые функционируют во всем
социуме.
Однако наблюдения показывают, что социально-групповое обособление людей с необходимостью включает и момент лингвистический: язык, которым пользуются члены
группы, оказывается не совсем тем же, что общенациональный язык (или какие-либо его подсистемы). Одно из свидетельств этого — существование так называемых семейных
языков: общеупотребительные языковые средства претерпевают здесь иногда значительные трансформации. С этим
можно сравнить также выработку особых "языков" в группах, члены которых объединяются по производственным,
игровым, спортивным или каким-либо еще интересам (подчеркнем, что имеются в виду не социальные и профессиональные жаргоны вообще, а вырабатываемые в пределах достаточно узких групп специфические средства общения).
В связи с этим можно вспомнить наблюдение Л. Н. Толстого, описанное им в повести "Юность" и касающееся особенностей поведения, в частности речевого, членов узкого
кружка или одной семьи. Характеризуя способность к взаимному пониманию между такими людьми, он писал:
"Сущность этой способности состоит в условленном чувстве меры и в условленном одностороннем взгляде на предметы. Два человека одного кружка или одного семейства, имеющие эту способность, всегда до одной и той же точки допускают выражение чувства, далее которой они оба вместе
уже видят фразу; в одну и ту же минуту они видят, где кончается похвала и начинается ирония, где кончается увлечение и начинается притворство, — что для людей с другим
пониманием может казаться совершенно иначе. Для людей
с одним пониманием каждый предмет одинаково для обоих
бросается в глаза преимущественно своей смешной, или
красивой, или грязной стороной. Для облегчения этого одинакового понимания между людьми одного кружка или семейства устанавливается свой язык, свои обороты речи, даже слова, определяющие те оттенки понятий, которые для
других не существуют <...>. Ни с кем, как с Володей, с которым мы развивались в одинаковых условиях, не довели
мы эту способность до такой тонкости. Например, у нас с
Володей установились, Бог знает как, следующие слова с
соответствующими понятиями: изюм означало тщеславное
250
251
4.4. Микросоциолингвистика
Глава 4. Направления социолингвистических исследований
4.4. Микросоциолингвистика
желание показать, что у меня есть деньги, шишка (причем
надо было соединить пальцы и сделать особое ударение на
оба ш) обозначало что-то свежее, здоровое, изящное, но не
щегольское; существительное, употребленное во множественном числе, означало несправедливое пристрастие к этому предмету и т. д., и т. д. Но, впрочем, значение зависело
больше от выражения лица, от общего смысла разговора,
так что, какое бы новое выражение для нового оттенка ни
придумал один из нас, другой по одному намеку уже понимал его точно так же".
Использование подобных специфических средств общения может отличаться рядом особенностей. Иначе говоря, на один вид специфичности — в наборе средств — как
бы накладывается второй ее вид — в комбинировании этих
средств и в их функциях. Например, для внутригруппового
общения характерна символьная функция языкового
знака (наряду с номинативной и оценочной): определенные
слова, обороты, типы произношения приобретают свойство
символа принадлежности говорящего к данной группе. Это
связано с одним из мотивов, которыми руководствуется говорящий в своем внутригрупповом поведении: показывать
своей речью, что он принадлежит к данной группе, что он
"свой".
Не овладев такого рода символами принадлежности к
группе и, шире, принятой в данной группе манерой общения, человек не может с полным правом претендовать на
место в этой группе и нередко оказывается на ее периферии. У. Лабов пишет, что положение аутсайдера, в терминологии У. Лабова — изгоя (lame), имеет языковое следствие:
аутсайдер плохо усваивает культурные и языковые нормы
группы [Labov 1972]. Однако часто причина и следствие меняются местами: именно манера речи, если она отличается
от принятых в группе речевых стереотипов, мешает человеку влиться в группу, чувствовать себя в ней "своим".
Другим примером специфики использования языковых средств во внутригрупповом общении может служить
ф о р м и ро в а н и е г р уп п о в ых ш а б л он о в р е ч и . П о д о б но тому как в процессе совместной деятельности у людей
вырабатываются определенные стереотипы поведения, регулярность коммуникативных контактов между членами группы ведет к выработке речевых шаблонов. В качестве последних могут выступать отдельные языковые единицы, различ-
ные фрагменты высказываний и диалогов, имевших место в
прошлом группы (или кого-либо из ее членов), своеобразные формы начал и концовок тех или иных речевых актов,
также отражающие общий коммуникативный опыт данной
группы, цитаты — как из литературных произведений, так и
из устных высказываний какого-либо члена группы, в частности лидера, и т. п. При этом шаблон (вопреки своему названию!), как правило, используется в эмоциональном контексте, специально — шутливо, ёрнически, с пародийными
целями и т. д. — обыгрывается, и тем самым к нему привлекается внимание окружающих.
В качестве иллюстрации приведем небольшой отрывок
из повести Д. Гранина "Зубр":
« — На меня давила его [Н. В. Тимофеева-Ресовского]
речь, интонация, словечки. Мы все повторяли за ним:
"трёп", "душеспасительно", "душеласкательно", "это вам
не жук накакал", "досихпорешние опыты" — прелесть, как
он умел играть голосом, словами. "Кончай пря!" — в смысле пререкания. "Что касаемо в рассуждении..."
— Сплошной бонжур! — добавил я.
— Заметили? И это тоже... Сила влияния или обаяния
его личности были таковы, что люди, сами того не замечая,
перенимали его выражения, его манеры».
Если характеризовать внутригрупповое устное речевое
общение в целом, то необходимо отметить две тенденции: к
свертыванию, элиминации таких средств, которые называют объект речи, и, напротив, к детализации таких средств,
которые характеризуют, оценивают его. Это происходит
вследствие того, что общий опыт членов группы, приобретенный в процессе совместной деятельности и взаимного
общения, служит надежной опорой для полного взаимопонимания и без эксплицитного называния предмета речи.
Однако обмен характеристиками этого предмета речи, его
оценками со стороны разных членов группы часто составляет самую суть внутригрупповой коммуникации.
Иначе говоря, для речи человека как члена определенной малой группы характерны предикативность и оценочность при слабой выраженности чисто номинативного аспекта. В этом отношении устное общение членов малой группы в большей степени, чем какой-либо другой жанр разговорной речи, обнаруживает сходство с внутренней речью:
постоянство состава общающихся и их опора на общий со-
252
253
Глава 4. Направления социолингвистических исследований ___________
вместный опыт делают малую группу как бы единой "коллективной личностью", для которой многое в предмете речи является само собой разумеющимся и поэтому не нуждается в назывании.
Весьма популярными в микросоциолингвистике являются исследования речевого общения в человеческих диадах и триадах — например, общения врача и пациента, мужа и жены, учителя и ученика, судьи, подсудимого и адвоката и т. п. Детальное исследование особенностей речевого
поведения членов таких "микрогрупп" вскрывает механизмы, управляющие подобным поведением при различном соотношении статусов и ролей коммуникантов. Примером такого скрупулезного микроанализа речевого взаимодействия
является книга У. Лабова и Д. Фэншела "Терапевтический
дискурс. Психотерапия как общение" [Labov, Fanshel 1977],
в которой на основании изучения конкретного материала
бесед психотерапевта с пациентами формулируются общие
правила, характеризующие речевую тактику коммуникантов
и различные ее проявления как в вербальном, так и невербальном поведении (жестах, мимике, смене поз и т. п.).
4.5. Теоретическая и экспериментальная
социолингвистика
.„'"
Для начального этапа изучения языка под социальным
углом зрения во многом был характерен умозрительный
подход к анализу социально-языковых связей — еще не был
накоплен значительный фактический материал, относящийся к этой области исследования. Кроме того, многие
вопросы, касавшиеся корреляции "язык—общество", только
ставились, и обсуждение их велось в самом общем виде, с
опорой на немногие иллюстративные примеры. Таким было, например, обсуждение Е. Д. Поливановым тезиса о необходимости социологической лингвистики, его идеи, касающиеся опосредованного воздействия социальных изменений на языковую эволюцию, о лексике и фразеологии как
сферах языка, которые наиболее чутко реагируют на внешнее влияние, и т. п.
Столь же общим было рассмотрение Антуаном Мейе и
другими представителями французской социологической
школы начала века проблем социальной обусловленности
254
I
4.5. Теоретическая и экспериментальная социолингвистика _____________
развития языка, его дифференциации под влиянием расслоения общества (см. об этом [Слюсарева 1981: 63 и след.],
внимание чешских и словацких лингвистов к функциональной стороне языка, к проблемам нормы и кодификации литературного языка (см. [Краус 1976]).
Следует подчеркнуть, что умозрительный характер
многих ранних социолингвистических штудий — отнюдь не
порок развития этой науки, а естественный и необходимый
этап. Как известно, успех любого дела, а научного исследования в особенности, во многом зависит от правильной постановки вопросов, и ключевой задачей социолингвистики
на первых порах было выяснение круга проблем, относящихся к ее компетенции, их правильное формулирование.
Первые социолингвистические работы образовали необходимый фундамент, на котором начало строиться здание
те о р е ти че с ко й с о ц и о л и н гв и с ти ки . Это н а п р а в ление социолингвистических исследований занимается изучением наиболее общих, основополагающих проблем, характеризующих отношение "язык и общество". Какого рода
эти проблемы?
Многих из них мы уже касались в разных частях нашей книги, поэтому здесь их можно просто перечислить, не
претендуя на то, что этот перечень будет полным:
формулирование системы аксиом, группирующихся
вокруг общего тезиса о том, что язык есть явление социальное;
выявление наиболее существенных закономерностей
языкового развития и доказательство их социальной природы (наряду с такими закономерностями, которые обусловлены саморазвитием языка);
исследование социальной обусловленности функционирования языка, зависимости его использования в разных
сферах общения от социальных и ситуативных переменных;
анализ процессов речевого общения, в которых определяющее значение имеют такие факторы, как система социальных ролей, исполняемых участниками коммуникации,
социально-психологические условия реализации тех или
иных речевых актов, их иллокутивная сила, умение говорящего переключаться с одного кода на другие и т. п.;
изучение взаимодействия и взаимовлияния языков в
условиях их существования в одном социуме; проблемы интерференции и заимствования элементов контактного язы255
Глава 4. Направления социолингвистических исследований
4.5. Теоретическая и экспериментальная социолингвистика
ка; теоретическое обоснование процессов формирования
промежуточных языковых образований — интердиалектов,
койне, пиджинов, — а также другие проблемы.
Теоретики социолингвистики достаточно рано осознали
необходимость подкрепить общие положения о зависимости
языка от социальных факторов массовым эмпирическим материалом (то, что этот материал должен был быть массовым,
вполне естественно, поскольку требовалось доказать социальные, групповые, а не индивидуальные связ и носителей языка с характером использования ими языковых
средств). М. В. Панов в России и У. Лабов в США были, повидимому, первыми социолингвистами, которые в начале 60х годов XX в. независимо друг от друга обратились к
эксперименту как необходимому этапу в социолингвистических исследованиях и способу доказательства определенных
теоретических построений. Так был дан толчок развитию
экспериментальной социолингвистики.
Современный социолингвистический эксперимент —
дело весьма трудоемкое, требующее больших организационных усилий и немалых финансовых затрат. Ведь обычно
экспериментатор ставит перед собой задачу получить достаточно представительные и по возможности объективные
данные о речевом поведении людей или об иных сторонах
жизни языкового сообщества, и такими данными должны
характеризоваться разные социальные группы, образующие
языковое сообщество. Следовательно, нужны надежные инструменты экспериментального исследования, опробованная
методика его проведения, обученные интервьюеры,
способные неукоснительно следовать намеченной программе эксперимента, и, наконец, правильно выбранная совокупность обследуемых информантов, от которых и надо получить искомые сведения.
Правда, история науки знает случаи и не столь громоздкой организации социолингвистических экспериментов. Как полушутя-полусерьезно рассказывает в своей книге
Р. Белл [Белл 1980: 299], одним из первых социолингвистовэкспериментаторов можно считать древнего военачальника
Иефтая, принадлежавшего к племени галаадитян. Для того
чтобы предотвратить проникновение в его вооруженные
силы вражеской "пятой колонны" — представителей
племени ефремлян, Иефтай приказывал каждому воину,
приходившему к переправе через реку Иордан:
— Скажи "шибболет".
Шибболет на иврите означает 'поток'. Такой приказ на
берегу реки был вполне уместным и даже естественным: галаадитяне легко произносили звук Ц] в начале слова шибболет, а ефремляне не умели этого делать. Результат эксперимента был кровавым: «каждого, кто не умел произнести
"шибболет" на галаадитский манер, "они взяли и заклали
< .> и пало в то время ефремлян сорок две тысячи" (Книга
Судей, 12.6.» [Белл 1980: 300].
В конце 50-х годов XX в. ленинградский исследователь
Н. Д. Андреев провел несложный, но весьма эффективный
эксперимент. Он спрашивал людей на улицах Москвы и Ленинграда, как называется тот или иной городской объект —
вокзал, мост, проспект, — с целью выяснить, как люди произносят финали прилагательных типа Казанский, Ленинградский, Ярославский (вокзалы), Ботанический (сад), Невский
(проспект), Кировский (мост) и т. п. (возможны два варианта:
[-кьц] и [-к'щ]). Правда, на эксперимент ушло два года (его
проводил один человек), зато исследователь получил
массовые данные: он опросил 2280 информантов, в том числе
1378 москвичей и 902 ленинградца, которые были разделены
на группы в зависимости от возраста, пола и — весьма
ориентировочно — от социального положения, и их ответы
нашли отражение в суммирующих таблицах (подробнее об
этом эксперименте см. [Андреев 1963]).
С началом широкомасштабных социолингвистических
исследований потребовались более сложно организованные
эксперименты, результаты которых характеризовали бы не
тот или иной случайно выбранный языковой факт, а определенные структурные особенности языка — например, его
произносительной системы, системы словоизменения тех
или иных классов существительных и глаголов и т. п.
Для проведения подобных экспериментов разрабатываются методики массовых обследований. Некоторые из таких методик успешно применяли У. Лабов и его последователи при изучении современного американского варианта
английского языка, а также коллектив московских лингвистов под руководством М. В. Панова.
В зависимости от задач, которые ставит перед собой
социолингвист-экспериментатор, применяются и такие методики, которые не связаны с обследованием больших
групп говорящих. Таковы, например, некоторые экспери-
256
9-1611
257
Глава 4. Направления социолингвистических исследований
4,6. Социолингвистика и социология языка
менты по изучению кодового переключения. Американский
ученый Дж. Гамперц записал на магнитофон разговор между
американцами мексиканского происхождения. Английский
язык в этом разговоре чередовался с испанским. Затем запись
была расчленена на тематически однородные эпизоды, а эпизоды разделены на реплики. «После этого исследователь совместно с автором каждой реплики, содержащей переключение кода, пытался выяснить место данной реплики в структуре текста и определить "социальное значение" переключения кода. В частности, использовался метод субституции:
фраза с переключением кода заменялась фразой на другом
языке с тем, чтобы выявить функциональную и смысловую
роль переключения» (цит. по [Швейцер 1976: 165]).
В пилотажных исследованиях, когда основной целью является опробование тех или иных инструментов сбора материала (анкет, вопросников, тестов и т. п.), а также
различных методик получения социолингвистических данных, экспериментатор вправе дать полную свободу своей
изобретательности в проведении экспериментов, чтобы
найти наиболее эффективные и надежные способы их осуществления, отбросить методы, не дающие искомого результата, или существенно скорректировать их.
Например, на ранних этапах социофонетических исследований, когда ставилась задача изучить зависимость
произношения людей от их социальных характеристик, наиболее простым путем получения материала было предложение информантам прочитать перед микрофоном заготовленный исследователем список слов (включающий слова с
нужными фонетическими явлениями). Однако вскоре выяснилось, что чтение разрозненных, синтаксически не связанных друг с другом слов не отражает тех произносительных
особенностей, которые проявляются в связной речи. Кроме
того, на произношение информанта влиял орфографический облик слова (что могло сказываться, например, в том,
что информант читал було[чп]ая, ти[х'и]й, бою[с], тогда как
в спонтанной речи того же человека эти словоформы звучали иначе: було[шп]ая, тй[хы]й, бою[с]). Поэтому чтение
списков слов было дополнено чтением более или менее значительных отрывков из специально сконструированного
"фонетического" текста (см. о нем в главе 5), пересказом
определенных текстов, а также записями свободной беседы
с интервьюируемым на избранную интервьюером тему (ог-
раничение темы бесед необходимо, так как это увеличивает
вероятность появления в речевой цепи слов и словоформ,
содержащих изучаемые звуки и звукосочетания).
258
4.6. Социолингвистика и социология языка
Наряду с термином "социолингвистика" многие исследователи употребляют термин "социология языка". Одни
считают их синонимами, другие настаивают на необходимости разграничивать стоящие за ними понятия, считая социолингвистику одним из направлений социологии языка. При
этом иногда тот или иной автор пытается теоретически разграничить эти направления исследований, но, используя их
названия в конкретных описаниях языка под социальным
углом зрения, взаимозаменяет термины "социолингвистика" и "социология языка" как полные синонимы. Например, американский ученый Дж. Фишман считает, что социолингвистика исследует прежде всего "социально обусловленную вариативность языкового употребления" [Fishman
1971: 8], социология языка рассматривает социально обусловленные языковые варианты (то, что уже установлено
социолингвистикой) "как цели, как препятствия и как стимуляторы" социального взаимодействия, а самих "использователей языка и способы употребления ими языковых вариантов — как аспекты более общих социальных систем и
процессов" [Там же: 9]. Однако в большой работе, помещенной в том же томе, что и процитированное предисловие
[Fishman 1971a], Дж. Фишман не различает терминов социолингвистика и социология языка, используя их как синонимы.
Согласно мнению, которое разделяется многими современными исследователями, основное различие между обсуждаемыми понятиями заключается в том, что социолингвистика — это область языкознания, и она изучает языковые
явления с привлечением социальных факторов (обусловливающих развитие и функционирование этих явлений), а социология языка — междисциплинарная, промежуточная область исследования, сочетающая социологические цели и
методы исследования с лингвистическим материалом (см.
[Kjolseth 1972; Белл 1980]. Развивая этот взгляд, можно сказать, что социолингвистика изучает языковые отноше *
259
Глава 4. Направления социолингвистических исследований
щ
4.6. Социолингвистика и социология языка
ния и процессы, привлекая для их интерпретации социальные факторы, а социология языка изучает социальные
отношения и процессы, обращая внимание на языковые явления, которые находят отражение в этих отношениях и
процессах.
В отличие от социолингвистики, которая изучает вариативность языка, зависящую от социальных условий его существования, социология языка интересуется тем, как распределен язык, в частности языковые варианты в различных
социальных группах, и как эти группы с помощью языка
достигают своих целей. Например, социолингвиста интересует, как манипулирует языком власть (см. об этом в работах [Блакар 1987; Купина 1995]), как она использует его в
качестве средства социальной демагогии [Николаева 1988]
или средства скрыть истину [Вайнрих 1987], как можно
найти путь к согласию с политическим оппонентом без
ущерба для собственного реноме [Фишер, Юри 1987] и т. п.
Социолингвист идет "от языка", от языкового факта,
социолог языка — "от общества", от общественных отношений и институтов.
Поясним сказанное на примере.
Изучая вариативность языка, социолингвист устанавливает, что использование языковых вариантов V(l) и V(2)
зависит от возраста, пола, социального статуса информантов, от уровня их образования и общей культуры и от других характеристик. Основываясь на том, что вариант V(l)
больше распространен в культурной среде и в группах более
молодых носителей языка, исследователь может интерпретировать этот вариант как социально более престижный и
более перспективный — с точки зрения нормы, — чем V(2),
который представлен в менее культурной среде и главным
образом в речи старшего поколения.
Те же самые варианты V(l) и V(2) могут быть и объектом внимания социолога языка. В этом случае они фигурируют как одни из признаков того или иного социального
слоя, той или иной социальной группы — в ряду прочих
признаков — например, психологических, поведенческих
и т. п. (которые изучаются представителями других гуманитарных наук).
Однако социология языка не ограничивается использованием результатов, полученных социолингвистами, для
лингвистической характеристики тех или иных групп. Зада-
чи ее значительно шире. Идя "от общества", т. е. от лингвистической характеристики общества и составляющих его
социальных групп, социолог языка определяет, какими языками и языковыми подсистемами пользуется та или иная
группа, в каких сферах общения и с какой регулярностью,
каковы численные соотношения лиц, владеющих разными
коммуникативными кодами и субкодами, устанавливает количественные показатели, характеризующие использование
языка (языков, языковых подсистем) в средствах массовой
информации, в науке, в сфере образования, художественного творчества и т. п. Особенно актуальны такие исследования в многоязычных обществах, где важными параметрами
языковых ситуаций являются распределение языков в разных общественных и этнических группах, характеристика
групп с точки зрения использования ими этих языков в тех
или иных коммуникативных целях, общественные оценки
"своего" и "чужого" языков и т. п.
Социология языка может ставить перед собой и задачу изучения определенных социальных групп в качестве таких совокупностей людей, которые используют специфические языковые средства в роли символов принадлежности
индивида к данной группе.
Таким образом, социолингвистика и социология языка, имея много общего в целях и задачах исследования, достигают этих целей и решают эти задачи, идя разными путями: первая — от языка к обществу, вторая — от общества
к его языковым характеристикам.
В некоторых работах помимо социолингвистики и социологии языка выделяется еще лингвистическая
социология, или лингвосоциология. Как следует
из определений, которые дает Л. Б. Никольский этому понятию, оно весьма близко к тому содержанию, которое
вкладывается в термин "социология языка": это "направление или область исследования, в которой изучаются социальные явления и процессы через их языковые отражения,
а язык рассматривается в ряду факторов, оказывающих воздействие на функционирование и эволюцию общества"
[Никольский 1976: 131]. В сходном понимании термин лингвистическая социология употребляют и некоторые зарубежные лингвисты (см., например [Ellis 1965]).
260
261
Глава 4. Направления социолингвистических исследований __________
4.7. Прикладная социолингвистика
Многие науки, помимо теоретической разработки стоящих перед ними задач, решают задачи, связанные с практикой; обычно направления, занимающиеся этим, называются прикладными. Существует, например, прикладная
лингвистика, которая разрабатывает широкий круг практических проблем — от создания письменностей и алфавитов
для бесписьменных и младописьменных народностей (эта
задача была чрезвычайно актуальна в нашей стране в 1920—
1930-е годы) до разработки систем машинного перевода,
информационного поиска и других систем автоматической
переработки текста. Обширно поле применения прикладной
математики, прикладной психологии и других прикладных
наук.
Какие же проблемы составляют объект прикладной
социолингвистики?
Это, например, проблемы обучения родному и иностранным языкам. Традиционная методика преподавания
языков базируется на словарях и грамматиках, которые фиксируют главным образом внутриструктурные свойства языка и обусловленные самой его системой правила использования слов и синтаксических конструкций. Между тем реальное употребление языка, как мы выяснили в предыдущих главах, регулируется еще, по крайней мере, двумя классами переменных — социальными характеристиками говорящих и обстоятельствами, в которых происходит речевое
общение. Следовательно, обучение языку наиболее эффективно тогда, когда в методике его преподавания, в учебной
литературе учитываются не только собственно лингвистические правила и рекомендации, но и различные "внешние"
факторы.
Наиболее очевидна роль этих факторов при обучении
второму языку. Те знания и навыки, которые ребенок приобретает в процессе освоения родного языка, взрослый человек, постигая неродной для себя язык, должен усваивать
"с нуля", в значительно более короткие сроки и в известной
мере искусственно — в учебной ситуации, а не в ходе постепенной социализации. Ошибки в чужом языке, и особенно
в речевом поведении, чаще всего происходят от незнания
ситуативных и социальных условий уместности тех или
иных языковых единиц и конструкций, от невладения меха-
262
4.7. Прикладная социолингвистика
низмами кодового переключения при изменении параметров речевого общения (смене темы, адресата, цели и т. п.).
В отечественной системе образования еще нет должного осознания целесообразности применения социолингвистики для целей обучения языкам, хотя социолингвисты
пытаются внедрить в сознание педагогов важность этой
проблемы (см. работы [Дзекиревская, Тарасов 1970; Дьячков 1992; 1993; Фирсова 1992]). В лучшем случае используются страноведческие знания (ср., например, серию учебников русского языка для иностранцев, созданную в Институте русского языка им. А. С. Пушкина), но они составляют лишь часть социолингвистической информации. В США
и некоторых других странах важность подобной информации при обучении языку осознана достаточно давно. К этому выводу можно прийти на основании как общих заявлений типа "...социолингвистическая информация может способствовать разработке новых основ подготовки учителей,
созданию учебных материалов, методов обучения и различного рода учебных программ" [Shuy 1974: 157], так и конкретных программ, созданных с участием социолингвистов
и применяемых в школьном обучении языкам. Уже к середине 70-х годов было разработано несколько таких программ, и интенсивная работа в этом направлении продолжается как в США, так и в странах Западной Европы 3.
Социолингвистическая информация важна при разработке проблем и практических мер, составляющих языковую политику государства. Языковая политика требует
особой гибкости и учета множества факторов в условиях полиэтнических и многоязычных стран, где соотношение языков по их коммуникативным функциям, по использованию
в различных сферах социальной жизни тесно связано с механизмами политического управления, национального согласия и социальной стабильности. Одним из инструментов
языковой политики являются законы о языках. Их разработка в целом — компетенция юристов: именно они должны
четко и непротиворечиво формулировать положения, касающиеся, например, статуса государственного языка, его
3 Некоторое представление о характере и масштабах этой работы дают обзорная статья [Els, Extra 1987] и специальный том международного ежегодника "Социолингвистика", посвященный многоязычию в школах Европы
[Sociolinguistica 1993].
263
Глава 4. Направления социолингвистических исследований ___________
функций, защиты монопольного использования государственного языка в наиболее важных социальных сферах, регламентации применения "местных" языков и т. п. Но совершенно очевидно, что создать лингвистически грамотные
законы о языке можно лишь на основе всестороннего знания функциональных свойств языка, степени разработанности в нем тех или иных систем (например, системы специальных терминологий, научного языка, языка дипломатических документов, официально-делового общения и т. п.),
более или менее детального представления о том, что может и чего не может данный язык в разнообразных
социальных и ситуативных условиях его применения (широкий круг вопросов, связанных с разработкой законов о
языке, обсуждается в статьях сборника [Языковые... 1994]).
Сферы приложения социолингвистической теории и
результатов социолингвистических исследований к решению задач общественной практики нередко зависят от характера языковой ситуации в той или иной стране. В многоязычных странах возникают одни проблемы, в моноязычных — совсем иные. В условиях многоязычия остро стоят
вопросы выбора одного языка-макропосредника, который
служил бы средством общения всем нациям, населяющим
страну, и, возможно, обладал бы статусом государственного
языка. В условиях языковой однородности актуальны проблемы нормирования и кодификации литературного языка,
его отношений с другими подсистемами национального
языка. Отсюда — разные акценты в разработке социолингвистических проблем, в ориентации прикладных направлений социолингвистики.
Например, в некоторых полиэтнических странах особое политическое значение приобретает сохранение языков
малочисленных народностей (так называемых миноритарных языков — от фр. minoritaire 'относящийся к меньшинству, представляющий собой меньшинство'), в связи с
чем возрождается литература на этих языках, они вовлекаются в сферу общественной коммуникации. Нередко эти
процессы приходят в противоречие с функциональными
возможностями миноритарных языков, с неразвитостью в
них стилей, неразработанностью специальных терминологий, общественно-политической лексики и т. п. Многие из
этих проблем — объект интереса прикладной социолингвистики.
264
4,7. Прикладная социолингвистика
В ряде стран современной Европы остра ситуация с
иностранными рабочими и иммигрантами из азиатских и
африканских государств, с их социальной, культурной и
языковой адаптацией. Поэтому вполне объяснимо внимание немецких и французских исследователей к речевому поведению иммигрантов, смешанным формам речи (в частности, к полуязычию — например, турецко-немецкому, арабофранцузскому и т. п.), к обучению детей иммигрантов в европейских школах и др. (освещение этой проблематики
можно найти в сборнике [Living... 1982], сжатое ее изложение — в статье [Liidi 1990]).
Для американской социолингвистики некоторое время
тому назад был характерен всплеск интереса к блэк-инглиш — языку американских негров, который по ряду черт
отличается от стандартного американского варианта английского языка. В связи с этим весьма актуальной оказалась
проблема обучения негритянских детей в школе, поскольку
речевые навыки, полученные ими в семье, приходят в противоречие с правилами того английского языка, которому
их обучают в школьном классе (см. [Dillard 1973; Labov
1972; Швейцер 1981]).
В условиях современной России актуально изучение и
многоязычия, характерного для полиэтнических стран (в
частности, сохранения "витальности", т. е. жизнеспособности, миноритарных языков), и вопросов, связанных с нормализацией и кодификацией отдельных национальных языков, например русского литературного, взаимоотношений и
взаимовлияния разных подсистем национального языка,
что получает отражение в языковой практике и вызывает
определенную общественную реакцию. Такова, например,
реакция на жаргонизацию литературной речи, весьма интенсивную в конце XX в., на неумеренное заимствование
иноязычной лексики, на другие процессы, характерные для
развития и функционирования современного русского литературного языка, которые, по мнению многих представителей интеллигенции, требуют регулирующего вмешательства
со стороны лингвистов.
Подробный очерк истории языковой политики в нашей стране представлен в приложении к учебнику.