Мелодия для танцующей красавицы

Васильев В.П.
Мелодия для танцующей
красавицы
драма в двух действиях
Действующие лица:
ГЛЕБ – 45-50 лет, владелец озера.
ЮЛИЯ – 45-50 лет, его жена.
АЛЕКСАНДРА – 40-42 года, двоюродная сестра Глеба.
НИКОЛАЙ – 45-50 лет, работник.
Гости на празднике дня открытия охоты.
Действие происходит в наши дни в Прибалтике.
Пролог.
На авансцене танцует красивая женщина.
Это танец – импровизация, то медленный, то быстрый – страстный и чарующий,
как сама жизнь...
I действие.
I картина.
Спальня богатого загородного дома. АЛЕКСАНДРА разбирает вещи в
платяном шкафу, часть их лежит на ковре, на гладильной доске. Входит, а
уместнее сказать, с трудом вползает ЮЛИЯ. Она передвигается при помощи двух
палок с подлокотниками и напоминает огромного и отвратительного голенастого
жука. С трудом усаживается. Александра выпрямляется, готовая придти на
помощь, но Юлия движением руки останавливает её порыв: "Сама." Сев, она на
несколько мгновений замирает, откинувшись на спинку, закрыв глаза, и как будто
слушает затихающую вдали мелодию, ведь именно теперь , когда она берёт себя в
руки, открывает глаза и выпрямляется в кресле, в ней можно узнать ту, которая
танцевала на авансцене.
ЮЛИЯ - Знаешь, он опять мне снился... этот сон...
АЛЕКСАНДРА - Танцевала?
ЮЛИЯ - Я проснулась вся в слезах... лежала... и долго не могла поверить, что то
был сон, а не это (она указывает на свои ноги). Это было так хорошо… (она не в
силах договорить). Саша, я всё думаю, ведь он же не зря мне всё время снится. Нет,
нет. Это не просто так... Это знак. Да. Да. Если чего-то страстно хочешь, так
страстно, что это заполняет тебя всю, то оно непременно, непременно сбудется. Я
так надеюсь на чудо!
Ей всё время хочется, чтобы Александра её поддержала, но та упорно молчит,
склонившись над вещами. Заметив, что Александра заинтересовалась какой-то
тряпкой, она говорит:
-
Примерь, примерь. Тебе идёт. И эту тоже... Возьми, что хочешь, если не
обидишься. Вряд ли я это ещё буду надевать... (и продолжает, глядя, как
Александра возится с примерками и при этом как бы оттаивает)
ЮЛИЯ – Ты бойся, бойся стать женщиной- невидимкой...
АЛЕКСАНДРА - …?! Как это?!
ЮЛИЯ - А так. Это та женщина, которая говорит: « Все равно на меня никто не
смотрит.» И не смотрят! И тебя как будто нет. Нет! Нет тебя, и нет твоей жизни…
Александра опускает голову, а Юлия, меняя тон, смягчает голос:
ЮЛИЯ - Красивые вещи так много значат для женщины. Господи, иногда из-за
какого-то платья или кофточки тебя охватывает как бы лёгкое безумие. Потому что
это не просто вещь, нет, это твой новый облик, это ты и не ты, в нём ты обманешь
2
судьбу, жизнь твоя изменится... И он скажет тебе: “Красавица, ведь ты же у меня
красавица!" Женщине так важно чтобы кто-то ей это сказал.
Да ты не спеши, не спеши... Научись разговаривать с зеркалом. Пойми: вас
сейчас двое: ты здесь и ты там, и это не одно и то же - та, другая, тебе же о тебе
может многое рассказать, ты только будь внимательна... Но слишком долго в
зеркало не смотрись. Нельзя... Со мной происходили иногда странные вещи: как
будто какая-то частица моего "я" отделилась от меня и висит вот здесь, в воздухе,
возле виска... (она показывает рукой )… и смотрит на меня, и так пронзительно...
что... ужас охватывает... как будто ты уже заглянул туда, куда заглядывать нельзя...
в какое-то другое пространство... в потусторонний мир...
АЛЕКСАНДРА – Сложные у тебя отношения с действительностью... Впрочем,
ты всё преувеличиваешь, не наряд делает женщину.
ЮЛИЯ – Конечно, не только... и не косметика. И даже не красота…Ведь я была
настоящая красавица. А ты знаешь, что это такое? Это не только это (она
пальцем обводит лицо), но и здесь – (показывает на грудь) - такой стержень! Да
все уловки кокетства просто дешёвка. Делать ничего не нужно, а ты просто
смотришь в глаза мужчине и слышишь, как сердце у него останавливается, и
потом начинает стучать, но уже в другом ритме! О, эти мужские взгляды,
восхищённые или тяжёлые, наглые и смущённые... Даже в тот день, в тот
ужасный день – я ехала от врача, сомнений больше не было, диагноз был
окончательный… Господи, все было как прежде, был яркий осенний день,
расцветали клёны, смеялись люди и равнодушно шли по своим делам. Да и
внутри меня ничего не переменилось, ноги немели, но не бельше чем всегда. Я
могла идти. Я могла идти САМА - КУДА ХОЧУ!!! Ещё даже на высоких
каблуках! Я хотела не верить, я искала в себе силы не верить, и не могла…
Мой ужас был со мной. Приговор был вынесен! И вдруг я заметила, что
сидевший напротив мужчина на меня смотрит, он делал это, как воровал,
смотрит, пока я не замечаю, и опустит глаза, посмотрит и опустит. Отведёт
взгляд, и опять... И мне захотелось крикнуть на весь троллейбус, нет, на весь
свет: " Да смотри же, смотри, ведь мне приятно!"
АЛЕКСАНДРА - Это всё не больше, чем твои выдумки... Может быть, он думал
совсем о другом и смотрел не на тебя... Да и вообще, все эти мужики такие
пресные, такие одинаковые...
ЮЛИЯ - Нет. Нет! Саша, никогда не говори так, а главное, не думай. Не закрывай
для себя дверь в этот увлекательный мир, который называется - МУЖЧИНА. Они
все такие разные...
АЛЕКСАНДРА - Для меня одинаковые. Все. Кроме одного. Единственного.
ЮЛИЯ (усмехается) - Хм... очко в твою пользу. Но он всегда единственный,
только для меня – в этот час, а для тебя – в эту жизнь.
Юлия задумывается.
ЮЛИЯ - Всю жизнь любить одного... и всю жизнь ждать... Это ты у нас
мечтательница и выдумщица. И такая скрытная. Почему ты никогда не расскажешь
мне свою историю, ведь жизнь женщины –это её любовная история.
АЛЕКСАНДРА упорно молчит. И Юлия продолжает выпытывать.
3
ЮЛИЯ - Вы знакомы с детства... Но он женат. Жена его больна…и он не может её
оставить? Порядочный человек. Но, может, скоро вы будете вместе... А давно вы
близки? До его женитьбы или после?
Александра явно колеблется, но потом всё-таки говорит твердо.
АЛЕКСАНДРА - Давно.
ЮЛИЯ - До его женитьбы или после? И как вы встречаетесь? Где спите, ведь у
тебя так долго болела мать? Она была женщина суровая. О, представляю, как тебе
было трудно. Или он все это брал на себя? И какой он в постели? А ты? Ну,
расскажи, я могла бы многому тебя научить.
АЛЕКСАНДРА- Ну, не выпытывай, не надо. Мне не хочется.
ЮЛИЯ - Хорошо, хорошо.
Молчат.
ЮЛИЯ – Нет, я бы не смогла так... Я всегда была человек действия. Мне есть что
вспомнить, не выдумывая... Впрочем... Знаешь, Саша, все последние дни мне
вспоминается одна история, она меня совсем растревожила...
АЛЕКСАНДРА - Очередной любовник из твоей коллекции?
ЮЛИЯ - Нет. Это так странно. История в твоём вкусе – как будто соткана из
воздуха... Ты знаешь, мой первый муж Юрик был военный лётчик. Мы жили в
военном городке. И я была ещё верная жена.
АЛЕКСАНДРА - Ну-у, военные ... ( презрительно кривит губы Саша.)
ЮЛИЯ - И опять ты напрасно, отличные мужики... Знаешь, есть даже особый шик
в их ухаживании – он как бы говорит тебе "смотри , на плечах у меня такие звёзды,
и мне беспрекословно подчиняется столько людей, но тебе... Тебе я подчиняюсь
добровольно. Командуй"… Впрочем, воинская часть – это всегда деревня, даже
хуже, будь она хоть в глуши хоть в столице. И вот к нам прибывает новый
командир, Мартынов, после академии. Красавец, глаз не отвести... Знаешь, что
такое командир в военном городке? Это как главный приз на скачках – за него
борются все!
АЛЕКСАНДРА - И ты, конечно, вступила в борьбу и выиграла.
ЮЛИЯ - Нет, нет. Не так. Не торопись... Я даже не знаю, как рассказать… Потом,
когда его отозвали, он пробыл у нас недолго, и я пришла в его кабинет и словно
впервые увидела этот стол, карту на стене, тумбочку, и на ней стаканы и заварной
чайник... всю эту жалкую обшарпанную обстановку, я спросила у себя: "Как, и
ничего не было?! Ничего?! Но ведь в этом убогом казённом кабинете жизнь, жизнь
моя дрожала на кончиках его ресниц!"
Помню одно зимнее утро… Не холодно. Падает редкий снег… Только что
закончилось построение, я иду через опустевший плац с другими служащими
женщинами к себе в библиотеку, а он стоит в группе офицеров, и они
разговаривают... И вдруг "поплыл, поплыл"! А я оглядываюсь вокруг себя и
гадаю, кому же, кому он так улыбается?! Кто сделал его таким счастливым?... И
вдруг понимаю - он улыбается мне! ...Он меня увидел. И это не просто улыбка, это
такое счастье...
И она какое-то время молчит, перенесясь в то далёкое зимнее утро. И потом ,
очнувшись...
ЮЛИЯ - Я сказала, красавец? Да. Высокий, чернобровый… Но не в этом дело. У
него был огонь внутри. Знаешь, ведь это настоящая роскошь – мужчина ñ огнём в
4
глазах! Были такие фонари – стеклянный ящичек, а внутри свеча или керосиновая
лампа. И в непогоду, в дождь, в бурю от порывов ветра огонёк трепещет и мечется,
но не гаснет. Живое пламя!
АЛЕКСАНДРА - Врешь. На сильном ветру погаснет.
ЮЛИЯ - Погаснет. Зажги снова. Это твоя задача. На самом сильном ветру зажжёшь
– ты женщина.
Обе некоторое время молчат, в этот раз первой не выдерживает Александра.
АЛЕКСАНДРА- Тогда почему Глеб?
ЮЛИЯ- Что почему?
АЛЕКСАНДРА- Ну, почему ты за него вышла?
ЮЛИЯ - А ты не знаешь? Ты не знаешь своего брата?
АЛЕКСАНДРА- Потому что у него широкая спина и за неё хорошо спрятаться?
ЮЛИЯ - Да-а...
АЛЕКСАНДРА - Потому что сказал, ни о чём не беспокойся, я всё возьму на себя?
ЮЛИЯ - Это тебе сказал, а мне ещё сказал: "Не бойся, ты ничего не бойся. Я с
тобой." Но не это главное. Рассказать?
АЛЕКСАНДРА - Не надо!!!
ЮЛИЯ- Почему? Конечно, чужому человеку этого знать не дано, пусть даже и
сестре, это вещь очень интимная...
АЛЕКСАНДРА - Не надо!
ЮЛИЯ - Не бойся, не бойся. И тебе это знать необходимо! Мужчины разные, и
нежность у них разная… Уступки обстоятельствам, скупая или щедрая плата, или
приоткрывание души... А бывает нежность, редкая, как талант... Вот и Глеб – ведь
он "Золотое дерево".
АЛЕКСАНДРА- ?..
ЮЛИЯ - Не понимаешь? Осенью, когда клёны пожелтеют, и землю под ними
засыплет листва, входишь под этот свод и тебя всю охватывает золотое сияние,
как небесная аура! Так и с мужчинами. Правда, это очень редкий дар. Вот он
подходит к тебе, и ещё ничего не сказал, и не сделал и, может быть, даже сам
ничего ещё не понял, а нежность, нежность, которая исходит от него, окутывает
тебя, как облако... Золотое дерево!...
Александра вдруг отбрасывает особенно понравившуюся кофточку, которую до
того вертела в руках и говорит:
АЛЕКСАНДРА - Нет , ничего не возьму.
ЮЛИЯ - Почему?
АЛЕКСАНДРА - Это не мой стиль.
ЮЛИЯ - А какой твой?
АЛЕКСАНДРА - Ну, строже, скромнее… Не такой вызывающий...
ЮЛИЯ – Ну да, ну да, это чтобы войти, и никто не заметил... Впрочем, всё равно
всё скоро станет твоим - тогда решишь. Тогда тебе решать будет свободнее... не из
моих рук?
АЛЕКСАНДРА -…
ЮЛИЯ - Понимаю... А кстати , чем она больна ?
АЛЕКСАНДРА - Кто?
ЮЛИЯ - Она.
5
АЛЕКСАНДРА -…
ЮЛИЯ - Жена твоего единственного. Чем она больна? Ну, какой у неё диагноз?...
Как у меня?
Александра в замешательстве, но в этот момент в комнату входит работник
НИКОЛАЙ. Он в рабочей одежде.
ЮЛИЯ и АЛЕКСАНДРА - Ты что? (Юлия и Саша одновременно обращаются к
Николаю, Александра с явным облегчением, а Юлия с досадой.)
Выждав паузу, Николай начальственным тоном отдаёт распоряжение Саше.
НИКОЛАЙ - Глебу снеси чего-нибудь поесть. Он обедать не придёт. Работы много.
АЛЕКСАНДРА - Я быстро (она убегает).
ЮЛИЯ - Да ты-то что припёрся?!
НИКОЛАЙ - Вот! (он с гордостью демонстрирует палец, перевязанный грязной
тряпкой) У меня производственная травма!
ЮЛИЯ - Паразит ты! Тебе бы только никогда ничего не делать! Давно Глебу
говорила, выгнал бы он тебя к чертовой матери? Все равно толку никакого.
НИКОЛАЙ - В добрые старые времена мне бы полагался больничный... Это вы,
эксплуататоры, попираете нынче все законы… (он усаживается, достаёт сигареты и
с явным удовольствием продолжает разглагольствовать.) Пусть поработает. Он
хозяин – его и работа. Наше дело – наёмных рабочих – бороться за свои права. И
насчёт выгнать – это ему моральный долг не позволит. Моральный долг такой у
вас, у богатых перед плебсом. Закон капитализма такой, поняла? Вы должны
заботиться, чтобы у самого последнего пролетария был кусок хлеба. Это чтобы мы
новой революции не сделали и на вилы вас не подняли. Бояться должны...
ЮЛИЯ - "Поехал"! Не начинай, слушай? Не развивай свои эти теории – у тебя
всегда как-то так получается, что между героем и предателем разницы нет, даже
наоборот, предатель достоин жалости и сострадания... А герой, что? На то он и
герой, чтобы всё-всё вынести… и потом – это же наша национальная традиция:
героя, если и не расстреляют свои же, то как минимум – высекут на конюшне, а
предатель получит хлебную должность – как компенсацию за страдания...
НИКОЛАЙ - Правильно, жизнь не должна человека подвергать испытаниям
большим, чем он может вынести, это антигуманно.
ЮЛИЯ - Да у тебя возможности какие-то уж всегда слишком куцые! (Юлия
смеётся.)
НИКОЛАЙ - А ты не суди. Не суди, женщина, это выше твоего разумения. Вот
Страна вернётся!
Юлия смеётся ещё презрительнее.
ЮЛИЯ - Не дождёшься!
НИКОЛАЙ - Страна вернётся!
ЮЛИЯ - Никогда!
НИКОЛАЙ - И ей ещё понадобятся люди с руководящим опытом! Для управления
западными провинциями.
ЮЛИЯ - Нет, Коленька, нет. Как это Глеб говорит, кончилось время бесплатных
туалетов. Что, Николай, жутко на морозе-то с голой жопой?!
НИКОЛАЙ - Ты, да ты... Дура!
6
Он поперхнулся дымом и закашлялся. А Юлия засмотрелась в окно и вдруг
говорит, но уже совсем иначе – грустно и завистливо.
ЮЛИЯ - Побежала... к нему... на лёгких ногах...
НИКОЛАЙ - Ведьма... У-у, ведьма, и тут за верёвочки дёргаешь?...
Юлия смотрит на него с ненавистью и молчит.
НИКОЛАЙ- Какое счастье, что я в своё время с тобой не связался!
ЮЛИЯ – Ну, это кто с кем! Забыл?! Да-а, неравенство тогда было в твою пользу...
НИКОЛАЙ - Ну-у… (самолюбиво)
ЮЛИЯ - Ты большой начальник, я вдова с ребёнком – ни денег, ни квартиры, ни
специальности...
НИКОЛАЙ - Зачем тебе специальность? Она у тебя очень даже широкая –мужики.
ЮЛИЯ - Ещё и огонёк не зажёгся, а ты уже всё рассчитал, во всём меня ограничил
- жена, карьера...
НИКОЛАЙ -Тебя не ограничь, всё сожрёшь?
ЮЛИЯ - Так и так всё рухнуло, жена бросила, страна бросила...
НИКОЛАЙ- Конечно, ты ведьма дальновидная, Глеб тебе тогда подвернулся...
ЮЛИЯ - Да не подвернулся, что ты в этом понимаешь?
НИКОЛАЙ - Рассчитала, на всю жизнь вперёд… Ты всегда, всегда была порочна.
ЮЛИЯ- Дурак. Я звала тебя полетать, а ты... Сдохнешь , так и не узнав для чего на
свете "лунный свет"!
НИКОЛАЙ - Это кто скорей! Ненавижу- у !...
ЮЛИЯ - Давай! (Юлия делает энергичный жест сжатым кулаком) Давай! Знаешь.
как стимулирует. Значит, ещё жива!!!
Николай уходит, хлопнув дверью.
II картина.
Слева стена и терраса загородного дома. Крыльцо, ступеньки.
Недалеко от крыльца врытый в землю деревянный стол и скамейки. Вечер. Вдали
виднеется озеро. Солнце садится и окрашивает небо и воду в багряные, розовые и
сиреневые тона.
За столом в сапогах и рабочей одежде сидит ГЛЕБ. Курит. Из дома выходит
Саша. Глеб поднимает голову, смотрит на нее вопросительно.
АЛЕКСАНДРА - Уснула (говорит Саша, отвечая на его немой вопрос). Какой
ужасный приступ... Когда она так кричит... И эти таблетки, которые она глотает
горстями, ведь это уже не лекарство, а яд.
Она подходит к столу садится напротив Глеба.
АЛЕКСАНДРА - Может быть, все же надо было вызвать врача?
ГЛЕБ - Какой смысл? (он пожимает плечом)
АЛЕКСАНДРА – Все-таки... (ей ещё хочется быть деятельной и невозможно поверить в безнадёжность ситуации.) Ну, что ты обычно делаешь в таких случаях?
ГЛЕБ - Что делаю? Сижу и жду, когда всё кончится... Жду и боюсь, боюсь и жду.
Это сказано так, что Саша хочет что-то возразить и не решается. Повисает
тяжёлая пауза.
7
Саша смотрит на закат и, чтобы отвлечь Глеба и разрядить обстановку, говорит:
АЛЕКСАНДРА - Какая всё же красота!.. Живём и почти не замечаем... А что ты
чувствуешь, когда смотришь на это озеро, на эту сказку и знаешь, что всё это твоё?
ГЛЕБ - Заботу. Дорогу размыло, завтра придут два грузовика со щебёнкой – мало,
надо четыре, но не потяну сейчас, на той неделе за воду платить. В ту субботу
открытие охоты, народу будет, голова кругом...
АЛЕКСАНДРА - Устал? (в голосе её нежность.)
ГЛЕБ - Как всегда, а ты?.. Не делай больше ничего сегодня. Отдохни.
АЛЕКСАНДРА – Надо еще пол подмести.
ГЛЕБ- Завтра.
АЛЕКСАНДРА - Завтра нельзя. Помнишь, как наша бабушка говорила, подметёшь
пол на ночь - богу можешь не молиться.
ГЛЕБ- Забыл. Что-то про ангела...
АЛЕКСАНДРА- Ну, как же ангел-хранитель прилетит ночью к твоей постели,
станет босыми ножками на пол, а пол – то и не метён, значит; ты его не ждал –
обидится…
АЛЕКСАНДРА – (после паузы) А что ты помнишь первое из нашего общего
детства?
ГЛЕБ- Футбол?
АЛЕКСАНДРА - Футбол. Вы первый раз приехали к нам в гости с тётей. Было
лето. Воскресный день, и мы пошли гулять с моим отцом втроем...
ГЛЕБ- Ты, я и он... Он был такой большой и сильный и держал нас за руки...
АЛЕКСАНДРА – А ты читал вслух все вывески подряд и казался мне страшным
задавакой...
ГЛЕБ- Но мне же было восемь лет, я окончил первый класс и ужасно этим
гордился...
АЛЕКСАНДРА - Передо мной?
ГЛЕБ- И перед тобой тоже.
АЛЕКСАНДРА - И ты прочитал над воротами стадиона громадные буквы…
ГЛЕБ - "Добро пожаловать!" А ты спросила ...
АЛЕКСАНДРА - Я спросила : "Что это значит?" Отец сказал: "Они нас
приглашают, пошли, ребята?
ГЛЕБ - И мы пошли...
АЛЕКСАНДРА - Это был маленький стадион ВМФ. Сначала было весело, играла
музыка, взлетали шары, дети ели мороженое и выбегали на поле... Прозвучали
фанфары, матч начался и почти сразу же за кончился, потому…
ГЛЕБ - Потому что началась драка.
АЛЕКСАНДРА - А почему она началась? Ты помнишь?
ГЛЕБ - А это неважно. Просто армия дралась с флотом. А поскольку каждый
мужчина служил или там, или там, то приняли участие все. Это было настоящее
побоище. Милицию смели сразу. Подняли по тревоге морские части. Они
прибывали такими уверенными черно-синими колоннами – и сразу растворялись в
кипящей массе. Это было всё равно, что тушить пожар дровами.
АЛЕКСАНДРА - Моряки сразу оказались голыми по пояс. Они были такими
огромными и страшными...
8
ГЛЕБ - Да, форменки и тельники слетели сразу и в клочья, в воздухе засвистели
ремни... Потом приехали пожарные, толпу поливали из брансбойтов...
АЛЕКСАНДРА - Это был какой-то…сумасшедший праздник! Пряжки сверкали,
как молнии, фонтаны воды, и бешеная ярость кидает людей друг на друга.
Казалось, они убьют друг друга...
ГЛЕБ - Однако, не убили.
АЛЕКСАНДРА - Но почему мы, всё-таки не ушли. Ведь это было опасно. Я
помню, как только все началось, отец вывел нас на улицу...
ГЛЕБ - Из-за меня. Я очень испугался, и потянул его за руку, он посмотрел на
меня, увидел, что я дрожу, тогда он остановился, правда, на безопасном
расстоянии, крепко сжал мою руку и сказал: "Смотри!"
АЛЕКСАНДРА - Он всё время что-то говорил тебе. И драка уже перестала
занимать. Я понимала, что что-то между вами происходит, что-то важное. Меня
мучила ревность, ведь это был МОЙ ПАПА. Во мне боролись два желания, я
хотела немедленно зареветь в голос, и сразу забрать на себя всё его внимание, и
хотела сохранить достоинство маленькой женщины – ведь я была уже большая,
мне было пять лет, и достоинство хозяйки – ведь ты был гость и мальчишка. А что
он говорил тебе, ты помнишь?
ГЛЕБ - Всю жизнь. Он говорил: "Не бойся. Ты только ничего не бойся, иногда
надо шагнуть навстречу опасности, и тогда она уменьшается на тот шаг, который
ты делаешь ей навстречу."
Помолчали.
АЛЕКСАНДРА - Тётка была странная, вся какая-то необычная , она всё время
играла даму. Это было как-то театрально, и очень фальшиво: у неё был длинный
халат лилового щёлка с драконами, перманент и сеточка на голове, она заходила в
парикмахерскую поправить маникюр, и мы её смирно и терпеливо дожидались.
Она говорила – не прочитать газету, а просмотреть прессу, а не послать письмо, а
отправить корреспонденцию, и не гулять мы с ней ходили, а выполняли
культурную программу. А перед тем как уйти из дома, она делала моей матери
распоряжения насчёт обёда, тоном бесконечно любезным, но беспрекословным...
ГЛЕБ - Но ведь она же была судья (воспоминания его как-то размягчают, и он
говорит уже с улыбкой ).
АЛЕКСАНДРА - Да, и потом, вы же были почти иностранцы, вы же приезжали из
Прибалтики… А помнишь, в музее она записывала впечатления
в толстый блокнот в тёмном переплёте, и назидательно говорила: "Нельзя
доверяться одной памяти, она может подвести, лучше зафиксировать..." И писала
что-то вроде: "Пейзаж: вечер, закат – ожидание и печаль..." (Саша говорит это как
будто срисовывает с обстановки и при этом осторожно посматривает на Глеба, он
усмехается, но молчит).
АЛЕКСАНДРА - ... или "Абстракция ¹16. Несочетаемые сочетания цветов Подумать".
ГЛЕБ - ... несочетаемые сочетания...
АЛЕКСАНДРА - Но апофеозом всего был, конечно, “Уголовный кодекс”, она
вынула его из чемодана, и торжественно объявила: "А это моя настольная книга,
9
не могу уснуть, чтобы не проштудировать несколько статей на сон грядущий!" Да,
она была судья!
ГЛЕБ - ...И боялась ошибиться, ведь она была судьёй в чужой стране. И просто
боялась. Ведь мы были оккупанты. Тогда мы жили в маленькой комнатке в
коммуналке, на улице Медус. На Медовой улице. Окна выходили во двор, он был
такой зеленый и полон цветов. Первый этаж. Вечером она садилась вышивать, и я
садился рядом. Мы вышивали цветными нитками яркие цветы по канве и
старались не замечать, как вместе с сумерками в комнату вползает страх. Мы
"держали марку".
АЛЕКСАНДРА - Ты вышивал?
ГЛЕБ - Да, и это была наша тайна. Я хотел всё делать вместе с ней, я
буквально держался за её юбку. Я же знал, что я не родной, но у меня больше
никого не было, и я очень боялся её потерять. Ведь я ещё помнил, как нас с отцом
бросила моя родная... Отец женился, но прожили они недолго, однажды вечером он
не вернулся домой, не дошёл, его убили на улице... Он был офицер и прошёл
фронт, как освободитель, но здесь он был оккупант. Маленький испуганный
мальчик – это было единственное наследство, которое он ей оставил после
недолгого замужества. Может быть, она и казалась смешной, но у неё были
принципы. Она говорила: "надо быть ответственным" и была... она говорила: "я
постараюсь быть тебе настоящей матерью", и она старалась... Она боялась меня
избаловать, и целовала только, когда думала, что я уже уснул, но я знал, и всегда
ждал этого - нужно было притвориться и лежать тихо, но иногда я и вправду
засыпал и потом утром не мог вспомнить, было или нет...
Это было для меня очень важно. Этот поцелуй – как... как гарантия её любви –
гарантия на день.
АЛЕКСАНДРА - А твоя настоящая... твоя первая мать, ты её помнишь?
ГЛЕБ - Не знаю. Иногда кажется, что да, иногда, что нет. Порой она мне снится,
но всегда без лица. Я ее просто чувствую, это такая… несмелая нежность, как
будто она хочет подойти ко мне и не может... А наяву?... Наяву, пожалуй, только
одно и такое странное... Тогда страна гордилась мощью атомной бомбы, –
демонстрировала новую силу – журнал " Огонёк" пришёл с фотографией
атомного взрыва на обложке и на развороте – такие цветные, яркие, большие – и
взрыв похож был одновременно на странный гриб и странный цветок... Я помню,
как мать, держа в руках этот журнал, говорила отцу, как она хотела бы это
увидеть, он возражал ей, говорил что-то разумное, отрезвляющее, но она не
слушала и говорила :" Нет, ты ничего не понимаешь, ведь это грандиозно,
фантастично, смерч и краски всех оттенков! Нет, это такое зрелище, после этого
можно и умереть!"
АЛЕКСАНДРА - Когда взрослые говорили о ней, они все называли ее
взбалмошной и эксцентричной!
ГЛЕБ - И эти слова, тоже странные и непонятные, тоже расцветали диковинными
цветами... А если я спрашивал про неё, мне всегда говорили:"Иди поиграй", или
"Иди займись лучше делом". И в моей детской голове всё это сложилось в
странную загадку, или даже тайну, которую я разгадать не мог, а только понял, что
она бросила нас с отцом, потому что мы обычные, неинтересные, а она ушла на
поиски чего-то, пусть опасного, но яркого и интересного, ради чего и стоит жить, и
10
даже можно умереть... А мы остались будням, остались навсегда, вернее, остался я
один, потому, что отец , казалось мне, не умер, а ушёл её искать. И сейчас, когда я
сам уже прожил жизнь, я все думаю, нашел ли он её ТАМ и что сказал при
встрече…
АЛЕКСАНДРА - И моя мать последние годы всё вспоминала и плакала, как будто
готовилась к встрече. Она говорила:"Ведь у меня же был МУЖ!" как будто поняла
и оценила его только после смерти. Боже мой, и это она говорила мне... Мне! Ты
же знаешь мою жизнь – жизнь сиделки и уборщицы при вечно больной матери.
Все говорили, что я хорошая дочь. Наверное, нет, потому, что я её всё-таки
попрекнула...
Саша всё больше волнуется, и как бы ожесточается против себя, и Глеб
даже хочет остановить её.
ГЛЕБ - Не надо...
АЛЕКСАНДРА - Да! Да! Я сказала ей, я сказала : "Åесли бы у меня была дочь, и я
сделала с ней то, что ты сделала со мной, то я бы руки на себя наложила. Почему
я должна ждать твоей смерти, чтобы начать жить?!" Жестоко, правда? Ведь я
злая? Злая?!
ГЛЕБ - Нет. Нет, успокойся
И она как будто успокаивается, продолжает более тихим тоном.
АЛЕКСАНДРА - И вот я осталась одна. Наконец-то. И думала, не переживу, и
пережила. И говорила себе: ну вот… вот я свободна, свободна, и могу приехать к
тебе, и приехала... Но вчера я увидела на дороге старушку, и что-то похожее в
походке, поворот головы, спина... И мне вдруг захотелось крикнуть: "Вернись!
Вернись, ведь я уже соскучилась по тебе! Понимаешь, соскучилась!" Но куда же
кричать?!.. На небо?!
Глеб берёт через стол её руки в свои и начинает их гладить, и успокоенная
его лаской Саша продолжает уже боле спокойным голосом.
АЛЕКСАНДРА - Как странно, наши родные, наши матери... конечно, это не
солнце, и не луна, но это ... это такие фигуры на горизонте, к ним нельзя
приблизиться, но они есть, они стоят, они не уходят... И этот мифический
Мартынов, которым она всё бредит... Мартынов... - а ведь это "смерть ей
улыбается" (вдруг догадывается Саша).
Глеб замирает и выпускает Сашины руки. Повисает пауза, и в этой тишине
вдруг раздаётся странный булькающий горловой звук.
Саша и Глеб поворачивают головы. На крыльце стоит Юлия.
ЮЛИЯ- Убирайся! (вдруг кричит она и вытягивает руку в сторону Саши.)
В голосе её столько ярости, и это так неожиданно, что Глеба и Сашу на
мгновение охватывает оторопь. Первым приходит в себя Глеб.
ГЛЕБ- Что с тобой ? Что ты? Успокойся... тебе что-то приснилось? (он делает
движения из-за стола в сторону Юлии)
ЮЛИЯ - Убирайся!!! (ещё яростнее кричит Юлия.) Пусть она убирается,
Немедленно! Сию же минуту! Прогони её, слышишь? Прогони её!
ГЛЕБ - Юля, успокойся и вернись в дом. Что ты?! Ничего не случилось, Ты не
так поняла....
ЮЛИЯ - Это ты не понял! Пусть она немедленно убирается из моего дома!
11
Немедленно! Слышишь? В-О-Н!!!
ГЛЕБ - Нет. (голос его твердеет. И он даже делает рукой движение,
как будто хочет загородить Сашу от гнева Юлии) - Нет. Если уйдёт она, то уйду и
я... И тоже немедленно.
Юлия перестаёт кричать. Она не ожидала.
ЮЛИЯ - Хорошо... (с трудом выговаривает она) Хорошо, тогда уйду я..
Она пытается сойти с крыльца, ей трудно, она путается со своими палками,
спотыкается на ступеньках. Наконец, ей это удаётся, и она, ковыляя, уходит,
уползает на своих костылях от дома, вернее пытается это сделать.
Глеб делает ещё одну попытку удержать её.
ГЛЕБ - Ну, перестань, перестань! Ведь не дойдёшь даже до шоссе...
ЮЛИЯ - Я поползу!!! Я буду кричать! Кто-нибудь подберёт калеку!
В ярости она слишком резко поворачивается, и одна из палок падает.
Саша бросается поднять и помочь, но Юлия замахивается на неё второй
палкой…
ЮЛИЯ - Не подходи ! Ты меня не похоронишь!
... пытается ударить второй палкой, падает сама, барахтается на земле, самой ей не
встать и от досады и унижения из груди её вырывается рыдание.
ГЛЕБ - Саша, не надо. Оставь её. Я сам. Он мягко отстраняет Сашу, подходит к
Юлии – поднимает её, поднимает палки. Она ещё пытается отталкивать и его, но
сил уже мало.
ГЛЕБ - Я тебя сам отвезу, пойдем.
И он уводит Юлию за сцену. Саша остаётся одна, она стоит неподвижно, как
будто не в силах понять, что же собственно произошло.
Бегом возвращается Глеб. Приобняв Сашу за плечо, целует её в щёку.
ГЛЕБ - Не бойся, ты только не бойся. Я быстро вернусь.
И он убегает.
Саша даже не успевает ничего сказать. Она опять одна. Но она уже другая. Как
будто начинает оживать...
III картина.
Спальня Глеба и Юлии. В проёме двери - Саша. Она стоит и, улыбаясь чуть
загадочно, оглядывает комнату. Медленно входит. Обходит вокруг кровати,
трогает вещи, как будто осваивается.
Задерживается у зеркала. Она любуется на себя, не спеша, как учила Юлия. но
сейчас она уже не ученица, повторяющая урок, нет - она пробует себя в роли
хозяйки.
Подходит к кровати, поднимает в вытянутой руке халат Юлии и медленно
опускает его, но уже не на кровать, а на пол, словно хочет сказать - твоё место уже
не здесь...
... садится на кровать, на то место где лежал Юлин халат, потом ложится на её
подушку, и лежит на спине, раскинув руки и улыбаясь... поворачивается к соседней
12
подушке, проводит по ней рукой, гладит, и ласкает, как ласкала бы голову
лежащего не ней мужчины...
Перекатывается на глебову половину, обнимает его подушку, утыкается к неё
лицом и так замирает...
Вскакивает с кровати, включает музыку и начинает кружиться, танцевать по
комнате.
Танцуя и напевая, подходит к шкафу, распахивает, достаёт комплект чистого
белья, и кружась, начинает срывать с постели старое бельё… Вдруг она замирает,
потом оборачивается к двери и от неожиданности вздрагивает – в дверях стоит
Николай.
АЛЕКСАНДРА - Ты?! ...Ты что? ...Что ты ходишь тут? ...Без стука?! - она
напугалась и раздосадована от того, что он видел её испуг.
НИКОЛАЙ - Испугалась? Чего стучать-то - хозяева уехали... Слышал, как
прощались...
АЛЕКСАНДРА - Не твоё дело.
НИКОЛАЙ - Хм... так громко уж очень. Вот – тебя искал, думал – утешу...
поскучаем вместе... Все же ты мне жена!
АЛЕКСАНДРА – Фиктивная. И Глеб тебе очень хорошо заплатил. И ты деньги
взял. И вообще – мне не скучно.
Молчание.
НИКОЛАЙ - Вижу. Надеешься?.. Заплатил, заплатил… Только чтоб ты могла тут
жить, чтоб была с ним рядом…
Молчание.
Саша не отвечает, вообще всем своим видом и сухим, враждебным тоном она
даёт понять, что не хочет разговаривать с Николаем.
НИКОЛАЙ – Но все же ты могла бы ьыть со мной и поприветливей, хоть иногда…
для приличия…
АЛЕКСАНДРА – Так нас сейчас никто не видит!
Опять молчание. Но он стоит и не уходит, но и не переступает порог спальни и
говорит уже как бы сам с собой.
НИКОЛАЙ - Дуры вы, бабы, всё-таки... Выдумаете себе чего-нибудь, чего и в
жизни не бывает, и сходите с ума всю жизнь. Желание... желание бывает страшнее
джина из бутылки, всю жизнь может сожрать, без остатка...
АЛЕКСАНДРА - Замолчи!
НИКОЛАЙ - Нет, послушай...
АЛЕКСАНДРА - Не хочу, уходи.
НИКОЛАЙ - Боишься ?
АЛЕКСАНДРА - Мне бояться нечего.
НИКОЛАЙ - У одного английского писателя есть новелла. Начало обычное –
человек нашёл бутылку и выпустил джина – тот может выполнить три его
желания. И человек попросил денег - и тотчас в дверь постучали, сказали: "Сейчас
на фабрике погиб ваш единственный сын и администрация прислала денежную
компенсацию - вот эти деньги. И тогда человек закричал: "Не надо денег, пусть
вернётся сын!" И это желание исполнилось – поднялась страшная буря, и в окна
стал стучаться призрак сына. И человек закричал в ужасе: "Пусть он уйдёт". И буря
13
утихла, призрак исчез, все пропало и не осталось ничего - ни сына , ни денег. Все
желания исполнились.
АЛЕКСАНДРА - Зачем ты мне это рассказал?
НИКОЛАЙ - Больше желание – дороже плата. Знаешь?
АЛЕКСАНДРА - Я то знаю! А вот ты своих желаний не бойся, они не исполнятся!
Николай постоял немного и повернулся уходить. Но, уже повернувшись,
добавил:
НИКОЛАЙ - Зря... А со мной у тебя всё бы было реально...
А Саша остаётся одна и продолжает перестилать постель.
Затемнение. Свет на сцене гаснет.
IY картина.
Та же спальня через какое-то время. За окнами совсем темно. Саша, устав,
задремала, присев на кровать.
За окном звук подъехавшей машины. Саша вскакивает, подбегает к окну,
потом, нервничая, подскакивает к зеркалу, приводит в порядок волосы.
Выжидательно оборачивается к двери и... замирает.
В дверях стоит Юлия. И она без палок - костылей. ОНА НА СВОИХ НОГАХ.
ЮЛИЯ - Вот видишь - чудеса бывают. Мне лучше.
Она направляется к кровати. У нее не очень уверенная походка, в какой-то
момент она пошатывается, и Глеб, вошедший следом, поддерживает её. И всё же
она так уверена в себе, она счастлива, она торжествует – она идёт САМА.
ЮЛИЯ - Бельё поменяла? А я как раз хотела попросить... Спасибо. Позаботилась.
Саша, закрыв лицо руками, выбегает вон.
А Юлия садится на кровать. Она устала, и она счастлива, она улыбается. А
потом падает навзничь на кровать, раскинув руки и словно обнимая – это ЕЁ
КРОВАТЬ.
Занавес. На авансцене, сбоку стоит Саша. Стоит, как будто не знает , что же ей
делать дальше.
А из-за занавеса голос Глеба. Он зовет.
ГЛЕБ - Саша! Са-ша! Где ты? Саша, вернись !
Конец первого действия.
Второе действие.
Y картина.
На сцене декорация II картины. Слева дом и крыльцо. Вид на озеро. День.
Глеб и Николай в рабочей одежде демонтируют садовый столик и вместо него
собираются установить большой через все сцену стол для гостей. Из открытых
14
окон дома иногда раздаётся весёлый смех – это смеются Саша с Юлией.
НИКОЛАЙ - А что, в этот раз гостей-то пожалуй сотни две наберётся. Какой
доход!
ГЛЕБ - Не было б дождя (он вздыхает).
НИКОЛАЙ - Да погода вроде стоит. Не боись, хозяин! Охотники уже недели две на
наших уток слюни пускают... Ружья заряжены, руки чешутся. Начало охоты великий день. Разгуляемся!
ГЛЕБ - Ты-то, ты-то хоть не напивайся, как человека прошу! Знаешь ведь, что мне
за всем не уследить. У них руки чешутся, у меня голова болит, чтоб без
неприятностей обошлось, хотя бы без крупных – чтоб не убили друг друга, да без
большого мордобития...
НИКОЛАЙ - Ну, это ты, хозяин, много хочешь. (Слово "хозяин" Николай
произносит с насмешкой, почти издевательски). Какая же охота без крови, а
праздник без мордобоя, уж это бы было нарушение национальных традиций!
ГЛЕБ - Скажи уж лучше – национальная дикость, вот за это нас и не любят в
цивилизованной Европе...
НИКОЛАЙ – Да что б они понимали, где им оценить широту нашей души...
ГЛЕБ - Хватит, надоело… У вас национальные особенности, у меня неприятности
с полицией.
Какое-то время они работают молча.
Из окон раздаётся особенно громкий взрыв смеха, и Николай не выдерживает:
НИКОЛАЙ - Что помирились?
Глеб не хочет обсуждать эту тему и молчит, но Николай упорно
продолжает.
НИКОЛАЙ - Ну-у, бабы! Вчера убивали друг друга , сегодня лижутся! Надолго
ли?!
ГЛЕБ - Не каркай!
НИКОЛАЙ - А что, лестно тебе, когда они так из-за тебя дерутся? А? приятно?!
ГЛЕБ - Да не из-за меня...
НИКОЛАЙ - Ой, ли ? А из-за кого же?
ГЛЕБ - Им и самим так только кажется... Да ладно, всё равно не поймешь…
И вдруг из дома выбегает Саша. Она в слезах, её душат рыдания. Это так
неожиданно, что поначалу мужчины буквально остолбеневают.
ГЛЕБ - Что?! Что случилось? Саша! Опять?...
НИКОЛАЙ - Что! Очередной поворот - чтоб тебе жизнь мёдом не казалась, да и
самим не скучно было...
ГЛЕБ - Слушай, ты! Иди-ка ты... Там на берегу доски, третий день прошу
перетаскать к сараю! Сто раз тебе говорить!!!
Николай чувствует что спорить больше нельзя, но уходит медленно и очень
неохотно.
АЛЕКСАНДРА - Я больше не могу! Не могу! Ты понимаешь! Мне всё время
хочется её убить! Убить!!! Слышишь!
ГЛЕБ - Успокойся, родная, что ты... Ведь вы же помирились...
АЛЕКСАНДРА - Да?... Конечно.. ей же это ничего не стоит... она даже может
попросить прошения – у меня, понимаешь, прощения, чтобы только всё начать
15
сначала. О-о-о… (рыдает)
ГЛЕБ - Но не нужно же всерьёз воспринимать её слова, это же бред она больна,
понимаешь, она...
Саша отнимает руки от лица.
АЛЕКСАНДРА -... она умирает? Не-ет! НЕТ! Она живёт, она живёт до конца, она
живёт каждую минуту! Потому что она может говорить, мне всё равно, права я или
нет, Я ХОЧУ, КАК Я ХОЧУ! Слышишь: КАК ОНА хочет! Это я умираю, я
...потому что только терплю и жду… терплю и жду... О,о! я сама себе противна, я
как шакал - я жду одной смерти, чтобы стать свободной и другой – чтобы стать
счастливой... И ей не надо меня проклинать, потому что я сама себя проклинаю,
сама...
ГЛЕБ - Это всё не так, успокойся, перестань.
АЛЕКСАНДРА - Послушай, послушай, я никому этого не рассказывала... знаешь,
каждый год на Рождество я ездила в Александро-Невскую Лавру, я ездила
молиться и плакать, ведь я не могла сделать этого дома, знаешь... И ещё
послушать, что скажут мне
колокола... И я плакала, плакала о тебе, о себе, о своей жизни, которая проходит, и
которую я не проживаю... А колокола говорили мне: "Ус-по-кой-ся! Ус-по-койся!", а они говорили мне: "По-дож-ди! По-дож-ди!" Я не сумасшедшая, это правда,
понимаешь?
ГЛЕБ - Понимаю...
АЛЕКСАНДРА - И я ждала, всё ждала... Но ты знаешь, что значит ждать всю
жизнь: сначала ждёшь и надеешься, а потом ждёшь и жалеешь самого ожидания,
думаешь, ведь ждала так долго, нет, невозможно, чтобы это было напрасно... а
потом уже не надеешься, а просто ждёшь, потому что ничего другого не остаётся.
Ничего. И нельзя оглянуться назад, там ничего – пропасть, а впереди... тоже
ничего...
Глеб привлекает Сашу к себе, обнимает, старается утешить. И она затихает
в его объятиях.
ГЛЕБ - Не надо, родная моя, не надо, успокойся... всё будет хорошо, вот
увидишь... очень скоро… умница моя, ... красавица, красавица моя , ведь ты же
у меня красавица...
При этих словах Саша вздрагивает и вдруг отталкивает Глеба.
АЛЕКСАНДРА - Ты... ты сказал это!
ГЛЕБ - Что? (не понимает Глеб)
АЛЕКСАНДРА - Ты сказал это... Она говорила, что ты так скажешь, и ты сказал.
ГЛЕБ - Да что я сказал? Что случилось?
АЛЕКСАНДРА - А то, что она всегда будет стоять тут… между нами. Всегда! И
никогда мне её не победить... и всё, всё принадлежит ей, дом, ты, тряпки, эта земля
и вся эта жизнь ...
И если до этого она говорила почти спокойно, то теперь начинает кричать.
АЛЕКСАНДРА - А ведь она тебе изменяла! Изменяла!!! Со всеми подряд! Да!
Кровать шаталась!... А я!... А ты!.. Ведь ты у меня один… на всю жизнь… и никого,
больше никого... ты бы в нежности моей купался! Ты один! А она... даже с первым
встречным... просто так, из любопытства...
16
ГЛЕБ – Не надо...
АЛЕКСАНДРА - И ты не прогнал её! Ты её не убил?! У тебя совсем нет гордости...
ГЛЕБ – Понимаешь, когда долго плаваешь... болтаешься там в море… и ты не
просто в другом пространстве, нет... ты как бы в другом измерении и времени... и
хочется вернуться на причал не только в ту же точку, в ту же жизнь, как будто на
берегу время без тебя не шло, и люди не жили... А они жили, они живут, и ничего
тут не поделаешь...
АЛЕКСАНДРА - А я не жила, я никогда не жила без тебя… с самого детства.
Помнишь, тётя всё твердила – какая прелестная парочка, пусть они всегда будут
вместе... – она опять начинает плакать.
ГЛЕБ - Не надо...
АЛЕКСАНДРА - Ведь я тебе не сестра! У нас ни одной капли общей крови!
ГЛЕБ- А для меня всегда важнее было, что сестра...
АЛЕКСАНДРА - НЕТ!!!
ГЛЕБ - ... что сестра, что родная...
АЛЕКСАНДРА - У нас бы были дети...
ГЛЕБ - ... я же вас обеих люблю, обеих жалею...
АЛЕКСАНДРА - Двух жалеть нельзя! Больно, больно, больно... Как жалость-то
твоя жестока!..
ГЛЕБ - Жалость жестока... добродетель...
АЛЕКСАНДРА - БЕСПОЩАДНА!
ГЛЕБ - Добродетель - беспощадна, а бескомпромиссность... бескомпромиссность
убийственна... Как же жить?
Саша рыдает.
Появляется Николай.
НИКОЛАЙ - Хозяин! Там грузовики со щебёнкой пришли, тебя требуют. Иди
рассчитывайся.
И когда Глеб уходит, он добавляет, глядя ему вслед:
НИКОЛАЙ – Иди, иди… Тебе с ним рассчитываться проще. Ведь ты же один у нас
знаешь латышский … В СОВЕРШЕНСТВЕ!
И последнее слово он произносит с высокомерием и презрением
YI картина.
Праздник открытия сезона охоты. Вечер.
Обстановка предыдущей сцены, только огромный стол, который тогда
устанавливали Глеб с Николаем, теперь перегораживает всю сцену. Он уставлен
тарелками, бутылками, но уже разорён: основная трапеза закончена, и праздник
переместился на берег озера, там звучит музыка, слышится смех, говор, лают ,
перебрёхиваются собаки, стелется дым от костров и иногда взлетают цветные
ракеты...
А здесь... затишье, застолья уже нет, но отдельные группки по одному, два, три
человека, иногда сидят, или подходят к столу, налить себе, что-то взять из закусок,
или просто посидеть в углу стола вдали от шума... Такое пьяное броуновское
движение. Первая группа – две женщина и мужчина.
17
ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА - Нет, нет… Я этого никогда не пойму. Ведь это же
варварство, атавизм, убивать беззащитных животных! Да ещё и радоваться этому!
Средневековье!
МУЖЧИНА.- (вкусно похохатывая) - Средневековье, вот именно средневековье! И
как хорошо! Поэзия, баллада! Рассвет, туман... тишина. И вот она…она на мушке –
дыхание замирает, она ещё жива – выстрел, трепет крыльев, эта последняя
судорога... и кровь на траве! да! Средневековье, но как хорошо!..
ДРУГАЯ ЖЕНЩИНА – Да, мужчина по природе своей не вегетарианец, нет,
можно, конечно, льва кормить манной кашей, и, может быть, он её даже будет
жрать и будет вилять хвостом и притворяться цивилизованным, только инстинкты
никуда не деваются, а не покорми его вовремя мясом и загрызёт, хорошо если не
насмерть...
МУЖЧИНА (не слушая) -... да, да, эта кровавая судорога, этот трепет…
ощущение почти сексуальное... Да! Вам не понять!
ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА - Да врёте вы, всё...
МУЖЧИНА -... не понять, не понять...
ПЕРВАЯ. - враньё…
ВТОРАЯ. - Да, нет. Я думаю, они действительно другие, ведь даже формула крови
у них и то…все процессы, реакции…
ПЕРВАЯ. - Очередное преувеличение...
ВТОРАЯ. - Не скажите, не надо упрощать... им действительно нужно испытывать
себя скоростью, силой...
МУЖЧИНА. - Это точно...
Со стороны озера их зовёт другой мужчина.
МУЖЧИНА. -Пойдёмте скорей, сейчас фейерверк запускать будут!
ПЕРВАЯ. - Вы что же, хотите сказать, что никогда между мужчиной и женщиной
понимание не может быть полным?
ВТОРАЯ. - Я думаю, не во всем, и на это надо смотреть реально...
Эта группа уходит к озеру.
У стола двое мужчин, они собираются выпить и зовут проходящего в
глубине Глеба.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. – Глеб! Глеб! На минуточку!
Глеб подходит.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. – Выпей с нами.
Он разливает.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. – Ребята, когда мы здесь все свои. Все русские. Я хочу
сказать тост, который не мог сказать за общим столом. Выпьем, братцы, за
любимую Родину, которая снова нас предала!
Он выпивает, а Глеб в раздумье смотрит в стакан.
ГЛЕБ – А ты разве ждал чего-то другого? … Я – нет. Как говорится, все претензии
напрасны. Напрасны и бессмысленны…
Он все же выпивает, но, похоже, не до конца.
ГЛЕБ – Хуже, если здесь придется голову в три погибели гнуть. Они так рвались к
свободе, что я верил, они понимают…
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. – Что?
18
ГЛЕБ – Ее ценность. Что свобода только тогда СВОБОДА, когда это свобода для
всех!
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. – Они нас не любят…
ГЛЕБ – За что нас любить, мы не принесли счастья ни себе, ни другим
Он все же выпивает, но, похоже, не до конца.
ГЛЕБ – Хуже, если здесь придется голову в три погибели гнуть. Они так рвались к
свободе, что я верил, они понимают…
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. – Не любят? Да они нас ненавидят! Ненавидят!!!
ГЛЕБ – Надо перетерпеть, это не навсегда.
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. – Да ты что?! Значит ты забыл, как погиб твой отец?
Забыл?! Забыл и простил?!
ГЛЕБ – Нет. Не забыл. Но войну давно пора закончить. Давно. И давно пришло
время прощать… А у наших отцов, я думаю, было то, чего мы сейчас даже не
понимаем – ВЕЛИКОДУШИЕ … И они знали, что войну, как и ненависть, нельзя
передавать по наследству.
Глеба зовут с берега.
ГЛЕБ – Вот так.
И он ставит стакан на стол, как ставит точку, и уходит.
ВТОРОЙ МУЖЧИНА (все еще не может успокоиться) – Да он… Я ему сейчас
морду набью! Все из-за них, из-за таких…
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. – Не надо, брось, не сейчас……
И они тоже уходят.
Пара – мужчина и женщина.
МУЖЧИНА. - Жениться? .. Жениться - это как прыгать с парашютом, первый раз
боишься – потому что не знаешь, второй раз – потому что знаешь, а третий –
просто летишь... Просто летишь…
Несколько раз через сцену с тарелками и посудой по хозяйственным делам
пробегает Саша.
У стола двое сильно пьяных мужчин. Выпивают и закусывают стоя.
ПЕРВЫЙ МУЖЧИНА. - Хорошая ветчина-то ... хороша...
ВТОРОЙ МУЖЧИНА. - ...слушай, я его вообще не понимаю... вообще.
ПЕРВЫЙ. – Ну? Чего-то не пошла водка-то (давится), не пошла…
ВТОРОЙ - У него жена, как баба, и баба, как жена... Коньяка налей!
ПЕРВЫЙ. - Ну?
ВТОРОЙ. - Я говорю жена как баба…
ПЕРВЫЙ. - Ну-у-у?!
ВТОРОЙ. - Дак, куда они одинаковые-то? В двойном экземпляре?!
ПЕРВЫЙ. - Ну-у-у?!!
ВТОРОЙ. - Я говорю...
ПЕРВЫЙ. - Я понял. Так поменять обеих!
ВТОРОЙ. - ?
ПЕРВЫЙ. – Как говорится, всех баб не перее...(-икает) не перетрахаешь, но
стремиться к этому надо!
19
К ним "подгребает" ещё один персонаж, какое-то время слушает, потом
встревает со своим, наболевшим:
ТРЕТИЙ МУЖЧИНА. - Нет, бить женщин нехорошо, но иногда до чего же
хочется! Нет, я все, все отдам! забери!!! Но ведь она же еще и разговаривает...
РАЗГОВАРИВАЕТ! День и ночь!.. Это невыносимо!..
И за этой троицей прибывает очередной посланец с берега.
ТРЕТИЙ МУЖЧИНА. - Мужики! Пошли скорей! Там Макс с Яном на ящик
коньяка поспорил, что озеро переплывёт!
ПЕРВЫЙ. - Он же пьян! Утонет придурок!
ВТОРОЙ. - Где ж он ящик-то возьмёт, у него ж не копья...
ПЕРВЫЙ. - Так если утонет, на хрена деньги...
ВТОРОЙ. - Логично...
Уходят.
Через сцену медленно в сопровождении двух женщин проходит Юлия, они
поддерживают её под руки, и идёт она очень медленно, но всё же идёт. Сама.
ЮЛИЯ - ...конечно, я сейчас ещё очень слаба, но надеюсь, дальше выздоровление
пойдёт быстрее. Мне обещали достать лекарство, такое дорогое, но зато результат,
говорят...
Вокруг стола двигаются две женщины, что-то выбирают из закусок.
ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА. - Знаешь, я поняла одну истину – мир жёстко поделён на
мужчин и женщин...
ВТОРАЯ ЖЕНЩИНА. - Давно поняла-то? Уж из банальностей банальность...
обычно это замечают уже в трёх-четырёхлетнем возрасте...
ПЕРВАЯ. - Ну не передёргивай, я говорю о чувствах...
ВТОРАЯ. - И потом – почему жёстко – есть ещё гомосексуалисты, лесбиянки,
трансвеститы, транссексуалы...
ПЕРВАЯ. - Перестань, я серьёзно...
ВТОРАЯ. - А если серьёзно, то благослови эту жёсткость, потому что иначе
пришлось бы самой кусок хлеба зарабатывать... В твоём случае!
ПЕРВАЯ. – Какая ты...
Уходят.
У края стола остались две женщины. Одна расстроена, другая её утешает.
ПЕРВАЯ. - ...а вчера он мне сказал: "Нам надо пожить отдельно". А я сказала:
"если ты уйдёшь, то больше не вернёшься." Он побледнел.
ВТОРАЯ. - А если и правда не вернётся? Кто слезами обольётся?
ПЕРВАЯ. – Ну, знаешь, я не могу всё время стоять на коленях...
ВТОРАЯ. - Конечно... Только сейчас, чтобы не стоять на коленях, надо очень
прочно стоять на ногах. На своих. А у тебя ни работы, ни денег... Знаешь, время
для гордости сейчас уж очень трудное.
ПЕРВАЯ. - Что же мне делать?
ВТОРАЯ. - Не знаю... попробуй найти работу... поговори с ним ... может,
помиритесь...
ПЕРВАЯ. - Не могу! Ты не представляешь, как мне с ним тяжело! Невыносимо!
Хорошо тебе – ты одна!
20
ВТОРАЯ. - Да уж куда лучше – ни защиты, ни заботы...
ПЕРВАЯ. - Прости, я не знаю, что говорю... просто голова кругом...
ВТОРАЯ. - Иногда, глядя на вас, думаешь, ну, вот был бы ОН, и заботился обо мне
хоть немножко, хоть чуть-чуть... и я бы ответила таким чувством, такой
благодарностью, всё бы прощала... а потом появляется .. ОН ... и вроде всё ничего,
но.. приближается, и... думаешь – нет. Нет! не надо! лучше я буду одна, лучше буду
есть сухую корку...
Излияния двух женщин прерывает шум за сценой. Там, на берегу что-то
случилось: крики, лай собак...
К дому бегут несколько мужиков, возня в доме, грохот, один выбегает с ружьём,
другой следом с патронташем.
Женщины в один голос: - Что там? Что случилось? Второй мужик на ходу: Собака... Ральф взбесился.
Мужики убегают, вслед за ними уходят и женщины. Сцена пустеет, и там, за
сценой вдруг наступает тишина, и в этой тишине крик:
- Стреляй!
Пауза. И снова крик.
- Да стреляй же!!!
Выстрел. Визг раненой собаки. Ещё насколько выстрелов.
И все затихает.
Появляется Глеб. Он прижимает к груди правую руку. Она в крови. Он быстро
проходит в дом. Следом за ним идут несколько мужчин.
- Глеб! Глеб! Я отвезу... Рука же... пропадёт...
- Да ты пьян...
- А кто не пьян? Ты, что ли?
- Рука же… пропадёт... К доктору надо...
Они входят в дом. Гости появляются пьяной толпой. Говорят все разом, громко
обсуждая происшествие.
- Как это случилось?
– Да Макс всё... Дурак пьяный...
- Всё ваша водка проклятая...
- Пёс молодой, сумасшедший, взбесился...
- Он же на Сашу кинулся...
- Да как же он без ошейника оказался?..
- А Глеб схватил голыми руками....
- Сломал он ему кость или нет?
– А если сухожилие перегрыз...
- А крови-то, крови...
Из дома в сопровождении мужиков выходит Глеб. Рука обёрнута белой
тряпкой.
К ним сразу же устремляются с вопросами:
- Что?!
- Как?!
- Глеб, что с рукой?
21
Но Глеб с мужчинами быстро и молча уходят со сцены. Слышен звук
заводимого мотора и отъезжающей машины.
А на сцене с разных сторон, но почти одновременно появляются Саша и Юлия.
Юлия идёт медленно, с трудом, её ведут под руки. Саша стоит молча, гордо
подняв голову, и спокойно ждёт приближения Юлии. Это вызов. Все затихают.
ЮЛИЯ - Это всё ты... Ты... (начинает Юлия, но вдруг , не договорив, как
подкошенная, садится, почти падает на скамью.) И уже совсем другим тоном :
ЮЛИЯ - Ноги... но-ги... (и проводит по ним руками, ещё не веря).
Всеобщее оцепенение. Тишина.
И в этой тишине ужасно, по-мёртвому за сценой начинает выть собака. А потом к
ней присоединяются и другие.
Занавес.
YII картина.
Опять, как в первой сцене, гостиная дома.
Саша ввозит Юлию в инвалидном кресле. Молча устраивает её у столика у
окна, потом отходит и начинает прибираться в комнате.
ЮЛИЯ - Саша, ну, Саша!
Саша молчит.
ЮЛИЯ - Ну, не молчи же! Не молчи, пожалуйста? Ведь ты молчишь уже
несколько дней! Ну, хватит...
Саша молчит.
ЮЛИЯ - Поговори со мной... поговори, пожалуйста... Ну, что же ты сердишься,
ведь чудо не продлилось долго...
И она руками показывает на своё, совсем уж плачевное положение.
ЮЛИЯ – Ну пожалей, или обругай! Ну, ударь, ударь меня, если хочешь! Только не
молчи!
Саша, совершенно выведенная из себя её домогательствами, потрясает в
воздухе сжатыми кулаками и кричит.
АЛЕКСАНДРА - Но ты же знаешь, что я этого не сделаю!!! Знаешь…
ЮЛИЯ - Ну, вот и хорошо... (Юлия принимает взрыв, как первый шаг к
примирению).
ЮЛИЯ - Дай мне ещё чаю. Пожалуйста.
И пока Саша готовит и подаёт ей чай, она говорит, говорит как ни в чём не
бывало, как будто примирение уже состоялось...
ЮЛИЯ - Какая странная штука болезнь… Отплываешь от жизни, как от берега –
всё дальше и дальше... И хотя потом возвращаешься, но уже знаешь, что ненадолго,
не навсегда, и тогда... тогда многое из того, что казалось таким важным,
необходимым, кажется маленьким, глупым и совсем не нужным...
Саша подаёт ей чай. Она отпивает, и говорит:
ЮЛИЯ - Сегодня у всего странный вкус... И у чая тоже. Дай варенья,
клубничного...
Саша подаёт.
22
ЮЛИЯ - И даже свет (Юлия смотрит в окно). Как будто другой... Что-то должно
случиться... Плохое или хорошее... Плохое?.. Или хорошее?.. Да брось ты эту
уборку! Посиди со мной. Мне сегодня что-то особенно тревожно... Как перед
дорогой... Что-то должно случиться.
Видимо, её тревога передаётся Саше. Долго и внимательно посмотрев на Юлию,
она смиряется, берёт себе чашку, подсаживается к столику. Юлия принимает её
примирение, и даже пытается выразить это действием, подвинуть ближе к Саше
сахарницу, положить ей в розетку варенья, но у неё дрожат руки, ложка падает, и
она прекращает эти попытки. Просто откидывается на спинку кресла и смотрит,
как Саша пьёт чай.
ЮЛИЯ - Скоро будешь пить чай без меня...
АЛЕКСАНДРА - Не надо...
ЮЛИЯ - Не бойся... Не бойся, если я не боюсь. Собственно, разве со мной
происходит что-то необычное, что-то, чего никогда не произойдёт с вами?.. С
вами? Со всеми?!.. Только со мной сегодня, а с вами завтра... Конечно, всё дело в
этом "завтра", в этом неопределённом "завтра". И ещё... хорошо умирать, когда
умерли все желания, и ничто-ничто не волнует... интересно, такое возможно?
Может быть, в глубокой старости, когда станешь совсем-совсем дряхлой, и не
будет сил ни на что... Но сейчас, когда желаний так много, когда они теснятся и
жгут вот здесь!
Юлия показывает на свою грудь.
АЛЕКСАНДРА - И чего же ты хочешь?
ЮЛИЯ - Всего. Понимаешь? ВСЕГО! Хочу просыпаться каждое утро и не бояться,
что оно последнее, хочу поехать в дальние страны, и побывать везде, где не была...
Жить хочу! Синее пальто хочу, наконец…
АЛЕКСАНДРА - Какое синее пальто?
ЮЛИЯ - Такое итальянское. Осеннее или весеннее... Лёгкий, невесомый драп,
такой мягкий, а манжеты и воротник из тонированного песца, тоже синего. Мне бы
так пошло! Я только не знаю, как лучше, там было несколько вариантов: с
воротником, с капюшоном и с пелериной. Жаль, что пелерина не съёмная, можно
было бы варьировать. Как они не подумали?..
АЛЕКСАНДРА - Будешь лежать в нём в кровати?
ЮЛИЯ - Ах... Ну, зачем ты так… Скажи уж, в гробу.
От досады она даже на какое-то время замолкает, но ненадолго.
ЮЛИЯ - Просто хочу... ХО-ЧУ! Как ты не понимаешь?
Повисает тяжёлое молчание, и опять первой не выдерживает Юлия.
ЮЛИЯ - Как это все-таки несправедливо...
АЛЕКСАНДРА - Что?
ЮЛИЯ - Живём в самый первый раз, а уходим... навсегда.
АЛЕКСАНДРА- Знаешь, эта теория - реинкарнации… Чем дальше, тем она кажется
мне все возможнее... реальнее даже! Ты поверь! Может быть, это только одно из
наших воплощений, только одна из многих жизней. Может быть, в других жизнях
мы станем японками на далёких островах, или миллиардерами в Америке. Мы
будем летать на самолётах или плыть на кораблях по далёким рекам, будем там, где
никогда не бывали в этой жизни, и увидим то, что никогда не видели... Или мы
23
будем дикарями в Африке: мы будем сильными , мускулистыми , темнокожими
молодыми мужчинами, мы будем бежать по африканской саванне и охотиться на
львов с копьём в руках...
ЮЛИЯ - И мы снова будем соперниками?
АЛЕКСАНДРА- Может быть...
ЮЛИЯ- Но неужели мы ничего не будем помнить?!
АЛЕКСАНДРА- Нет. Только вечером, сидя у костра, мы будем смотреть, как в
потоках горячего воздуха улетают в бездонное небо хлопья пепла, и вдруг озноб
морозом пробежит по коже. И мы не поймём, что это воспоминания о снеге.
Помолчали.
ЮЛИЯ - А Мартынов пристрелил бы любого, кто ко мне приблизился.
Правда, правда! Я как-то говорю ему: "Пристрелите, чтоб не мучалась!" я-то имела
в виду себя, а он не понял…Думал, меня кто-то обидел, говорит:"Кого нужно
пристрелить?" И так серьёзно...
АЛЕКСАНДРА - …
ЮЛИЯ -...как чувство меняет человека, и взрослого, серьезного мужчину
превращает вдруг в мальчишку... И он стоит перед тобой, опускает ресницы, и как
будто говорит: "Возьми меня, я твой..." "Я твой..."
Саша опять молчит.
ЮЛИЯ – Саша!
АЛЕКСАНДРА -?..
ЮЛИЯ - Саша! ...А ты больше не сходи с тропинки! Слышишь! никогда!
Помнишь? Было лето, мы с тобой шли по тропинке к озеру...
АЛЕКСАНДРА - Мы шли по тропинке к озеру...
ЮЛИЯ - Навстречу нам молодые парни, и ты...
АЛЕКСАНДРА -... и я сошла с дорожки и уступила им дорогу…
ЮЛИЯ - Ты уступила им, а когда я спросила:"Что ты сделала?", ты даже ничего не
поняла, и сказала...
АЛЕКСАНДРА- ... я не поняла и сказала:"Ничего!"
ЮЛИЯ -... И тогда я сказала – это ещё хуже, значит, это у тебя здесь (Юлия
показывает рукой на голову).
ЮЛИЯ - Так ты больше никогда не сходи с дорожки! Поняла?
Саша кивает.
ЮЛИЯ - Но по моим следам не ходи... не надо... живи сама... И ещё… Не входи
больше так, чтобы никто не заметил... Я всегда входила – СВЕТ НА МЕНЯ!
Понимаешь? А завтра - СВЕТ НА ТЕБЯ! ...
Пауза.
ЮЛИЯ - Дай мне воды. Просто воды.... как жажда-то мучит...
Саша отходит в другой конец комнаты, за водой. А Юлия вдруг с невыразимой
тоской и, обращаясь уже не к Саше, а куда-то в пространство перед собой говорит:
ЮЛИЯ - Я хочу синее пальто... И ещё хоть один раз увидеть Мартынова. Но только
не так, как сейчас, а как раньше, чтобы выбежать ему навстречу...
При этих словах она неожиданно встаёт. Саша следит за ней с тревогой, и даже
делает инстинктивное движение к ней, но потом остается на месте.
24
ЮЛИЯ - ... и сделать вид, что смущена, и смутиться на самом деле, и закрыть лицо
руками, а потом отнять руки и рассмеяться! Рассмеяться, но вместе… вместе с
ним!
И она даже делает этот шаг. Делает шаг вперёд и падает. Она падает и больше
не шевелится. А Саша делает несколько шагов, хочет подойти, но на полдороги
останавливается.
Замирает.
Занавес.
Эпилог.
И опять на сцене танцует красавица. Только в этот раз она танцует не одна. У
неё разные партнёры. Они выступают из мрака в чёрных фраках, и с каждым
она танцует по-разному.
Она танцует свою жизнь.
Конец.
25