zxc1 - Саратовский государственный университет
advertisement
На правах рукописи Фешкина Ирина Александровна ФАКТОР РИСКА В УСЛОВИЯХ МЕЖКУЛЬТУРНОЙ КОММУНИКАЦИИ 10.02.19 – Теория языка АВТОРЕФЕРАТ диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук Саратов – 2009 2 Работа выполнена на кафедре немецкого языка Педагогического института Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского Научный руководитель Официальные оппоненты: кандидат филологических наук, профессор Ступина Татьяна Николаевна доктор филологических наук, профессор Седов Константин Федорович кандидат филологических наук, доцент Шаповалова Ольга Николаевна Ведущая организация Ульяновский государственный университет Защита состоится «24» декабря 2009 г. в 14-00 час. на заседании диссертационного совета Д 212.243.02 при Саратовском государственном университете им. Н.Г. Чернышевского (410012, г. Саратов, ул. Астраханская, 83) в XI корпусе. С диссертацией можно ознакомиться в Зональной научной библиотеке Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского. Автореферат разослан «20» октября 2009 г. Ученый секретарь диссертационного совета Ю.Н. Борисов 3 ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ С открытием государственных границ СССР в середине 80-х годов XX столетия начался интенсивный процесс эмиграции в Западную Европу, Израиль и Америку, который продолжается до сих пор. В настоящее время только в Германии проживает около 5 миллионов переселенцев из бывших республик СССР, в основном это российские немцы, русские и евреи. Однако вне зависимости от этнического происхождения большинство переселенцев являются носителями русского языка и русской/советской культуры [Goldbach 2005: 11]. Они образуют самую большую языковую общность [Pabst 2007: 37], которая уже несколько десятилетий находится в тесном контакте с немецкой. Поэтому анализируемая в данном диссертационном исследовании проблема коммуникации русскоязычных переселенцев из числа российских немцев с коренным населением Германии рассматривается в рамках межкультурной коммуникации (далее МКК). Теоретически проблемы МКК успешно решаются в работах как отечественной, так и зарубежной филологии [Тер-Минасова 2000; Грушевицкая и др. 2002; Гришаева, Цурикова 2003; Персикова 2002; Сухих 2002; Леонтович 2004; Стернин 2004; Мануковский 2005; Садохин 2005; Hinnenkamp 1994; Maletzke 1996; Altmayer 1999; Apeltauer 2002; Asmuß 2002; Donec 2002; Adamczak-Krysztofowicz 2003; Heringer 2004; Dreißig 2005; Ertelt-Vieth 2005; Lüsebrink 2005; Kühn 2006; Göhring 2007 и др.]. Вместе с тем до сих пор малоизученным остается вопрос о лингвокогнитивных и культурологических причинах непонимания/ недопонимания на уровне МКК и интеркультурной лингвистики. Актуальность настоящего исследования обусловлена усилением интереса исследователей к проблеме взаимодействия представителей различных этнокультурных групп в рамках МКК, а также недостаточной изученностью процессов, лежащих в основе понимания/непонимания при реализации акта общения данного типа. Объектом исследования являются условия, влияющие на реализацию/нереализацию «фактора риска», а также в равной степени на эффективность/неэффективность акта МКК между переселенцами из бывших республик СССР в Германию и коренными немцами. Предметом исследования служат особенности реализации вербальных, невербальных, паралингвистических и экстралингвистических факторов в МКК между русскоязычными переселенцами и коренными немцами. Целью предлагаемого диссертационного исследования является выявление и описание основных моделей эффективной/неэффективной МКК на базе систематизации вербальных и невербальных средств общения представителей двух различных этнокультур – русскоязычной и немецкоязычной. Для достижения поставленной цели представляется необходимым решить следующие задачи: 1) определить сущность понятия МКК, используемого в данной работе в качестве исходного. 2) охарактеризовать условия формирования русскоязычной диаспоры в Германии, выявить основные характеристики этой социолингвистической группы по принципу степени интеграции в немецкоязычное социокультурное сообщество. 4 3) разработать модель анализа данных эксперимента на базе интервьюирования, тестирования и анкетирования, фиксирующих вербальное и невербальное поведение участников коммуникативного акта «русскоязычный переселенец – коренной немец». 4) систематизировать выявленные факторы, обусловливающие реализацию общего понятия «фактор риска». 5) на основе данных эксперимента описать в обобщенном виде модель эффективности/неэффективности акта МКК с выявлением факторов, оптимизирующих или затрудняющих процесс понимания. 6) систематизировать языковые средства по уровнему принципу организации языка и описать невербальные средства, которые способствуют эффективности/неэффективности МКК. Специфика объекта исследования, а также цель и задачи работы обусловили выбор методов. В работе использовались дескриптивные методы с элементами интерпретационного анализа при описании структур вербальных и невербальных моделей общения переселенцев в Германии и представителями коренного населения Германии, а также: методы лингвистического эксперимента – интервьюирования, анкетирования, тестирования; метод контекстуального анализа, позволяющий выявить специфику семантики и функционирования указанных в объекте исследования факторов в акте МКК; частные методы компонентного, деривационного, морфологического и синтаксического анализа при определении факторов, способствующих успешности МКК. Материалом исследования послужили интервью с русскоязычными переселенцами в Германии (октябрь-ноябрь 2004 года, июль-декабрь 2006 года и июль-сентябрь 2008 года; в основном интервьюирование осуществлялось в г. Эссен, Земля Северный Рейн-Вестфалия, г. Эшвеге (и в близлежащих деревнях), г. Кассель, Земля Гессен), отрывки из разговоров между русскоязычными переселенцами и коренными немцами (разговоры фиксировались на аудионосители), анкеты, заполняемые русскоязычными переселенцами, данные лингвистического эксперимента (задание-тест). Информантами явились 33 переселенца из бывших республик СССР в Германии. Научная новизна настоящего исследования определяется тем, что в ней впервые при комплексном лингвистическом и лингвокультурологическом подходе выявляются закономерности, присущие акту МКК между представителями различных социоэтнических групп; впервые систематизируются факторы, существенно влияющие на реализацию «фактора риска», а также на успешность акта МКК означенного типа, которые описываются в данной работе через вводимые понятия «коммуникативные катализаторы» и «коммуникативные ингибиторы»; впервые предпринята попытка моделирования структуры МКК на примере коммуникации между представителями русскоязычной диаспоры в Германии и коренными немцами на основе степени влияния и взаимовлияния выявленных в ходе исследования факторов. При этом в фокусе внимания находится понятие «коммуникативный инцидент», под которым понимается конфликтная ситуация контакта представителей разных культур, обусловливающая неэффективность МКК. Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что его результаты вносят определенный вклад в осмысление основополагающих представлений о структуре МКК, о роли соотношения понятий «язык», «культура», 5 «менталитет» в акте МКК. Данный подход к исследованию позволил разработать комплекс моделей, согласно которым осуществляется процесс межкультурного общения. Практическая значимость исследования заключается в возможности использования основных выводов, а также материала диссертации в теоретических курсах и на практических занятиях по теории языка, теории речевой и межкультурной коммуникации, психолингвистике, лингвокультурологии, когнитивной лингвистике, практике перевода и переводоведения в высших учебных заведениях. Апробация работы. Основные положения диссертации обсуждались на международной конференции «Вопросы структурной, функциональной и когнитивной лингвистики: теория и практика» (Саратов, 2007 г.), на заседаниях кафедры преподавания немецкого языка как второго родного под руководством проф. Р.С. Баура (университет Дуйсбург-Эссен, ФРГ, октябрь-ноябрь 2004 г., июльдекабрь 2006 г., июль-сентябрь 2008 г.), на он-лайн конференции «Иностранные языки в контексте межкультурной коммуникации» (Саратов, 2009 г.), на ежегодных научно-практических конференциях преподавателей и аспирантов Педагогического института СГУ им. Н.Г. Чернышевского (Саратов, 2005-2009 гг.). Основные положения диссертации отражены в 7 публикациях. На защиту выносятся следующие положения: 1. Фактор риска – это имплицитно присущая любому коммуникативному акту угроза срыва процесса понимания общающихся сторон. 2. Фактор риска присутствует в акте МКК от начала до конца процесса общения. Если при этом возникает непонимание/недопонимание между коммуникантами и коммуникация в целом признается неэффективной, то можно говорить о реализации фактора риска в данном акте МКК. 3. Акт коммуникации со столкновением двух локальных культур рассматривается как коммуникативный инцидент. Понятие коммуникативного инцидента отличается от понятия акта МКК тем, что инцидент всегда имеет конфликтный характер, когда происходит столкновение и противоборство языковых и культурных систем общающихся сторон. 4. Явления, прямо или опосредованно влияющие на реализацию/нереализацию фактора риска в процессе коммуникативного инцидента, разделяются на коммуникативные катализаторы и коммуникативные ингибиторы. Катализаторы способствуют успешности коммуникативного акта, облегчая взаимопонимание между коммуникантами. Ингибиторы препятствуют успешному протеканию коммуникации, приводят к коммуникативному инциденту, который заканчивается неэффективной МКК. Коммуникативные ингибиторы могут быть первой и второй степени, катализаторы – эксплицитными и имплицитными. 5. Коммуникативные катализаторы и ингибиторы могут быть простыми и сложными. Простые активные компоненты коммуникативного инцидента представлены одним фактором. Сложные компоненты представляют собой совокупность как минимум двух факторов, действующих с одинаковой силой, обладающие одинаковой направленностью и одинаковой полярностью (положительной или отрицательной). 6 Активные коммуникативные элементы (катализаторы и ингибиторы) могут проявляться на различных уровнях языка и в различных ситуациях общения. В целом условия реализации фактора риска можно разделить на языковые и культурологические. Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав («Факторы эффективности/неэффективности процесса межкультурной коммуникации», «Основные условия реализации/нереализации фактора риска при коммуникации русскоязычных переселенцев и коренных немцев в Германии»), заключения, списка использованной литературы, насчитывающего 315 источников, четырех приложений. ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ Во введении обосновывается актуальность темы диссертационного исследования, сформулированы цель и задачи работы, ее научная новизна и практическая значимость, характеризуется источниковая база и методы исследования, приводятся основные положения, выносимые на защиту. Первая глава «Факторы эффективности/неэффективности процесса межкультурной коммуникации» посвящена проблемам межкультурной коммуникации, ее основных составляющих, таких, как межкультурная компетенция, вербальная/невербальная коммуникация, культура, билингвизм, бикультурализм, культурные стереотипы, межкультурная интеграция и ассимиляция на базе этнической идентичности. Также в данной главе уделяется внимание проблемам понимания/непонимания в структуре акта межкультурной коммуникации. Таким образом, рассматриваются все те факторы, которые могут повлиять на эффективность/ неэффективность процесса межкультурной коммуникации. Важнейшим критерием МКК является то, что один из участников коммуникации должен общаться на чужом языке, не являющемся вариантом его собственного [Knapp, Knapp-Potthoff 1990: 66]. В данном исследовании мы ставим перед собой задачу рассмотреть МКК как контакт двух национальных культур на современном этапе развития. При этом наиболее значимым для нас будет являться непосредственный контакт (преимущественно в устной форме). Понятие МКК представляет собой сложное, объективно неоднородное образованием. При этом теория МКК, как правило, базируется на двух основных составляющих МКК – коммуникации и культуре. Под коммуникацией как непосредственной составляющей МКК понимается вид осознанной, интенциальной добычи и передачи информации в процессе интеракции между минимум двумя субъектами с помощью специально созданных для этого или исторически возникших семиотических средств (знаков). В такой трактовке коммуникации с позиций МКК мы следуем за П. Донцом [Donec 2002: 30]. Согласно А. Эртельт-Фит, коммуникация предполагает культуру как «цемент» человеческого коллектива; все мотивы, содержательные моменты и формы возникают, развиваются и передаются в русле культуры [Ertelt-Vieth 2005: 27]. Невербальная коммуникация, наряду с речевой, является неотъемлемой частью коммуникации в целом. Можно утверждать, что если человек при общении с представителями другой культуры ведет себя в соответствии с правилами, принятыми в его родной культуре и 6. 7 не учитывает существования невербальных культурных различий, то он может легко допустить неприятную оплошность или серьезную ошибку. Таким образом, при рассмотрении структуры коммуникации можно сделать вывод о том, что существенную роль в ее развитии играют специфические факторы этнокультуры, в немалой степени обусловленные невербальными характеристиками. Владение информацией такого рода может облегчить понимание в процессе общения представителей разных этнических групп. В то же время описанные факторы могут провести границу между коммуникантами из разных этнокультурных сообществ, поскольку нередко именно последние лежат в основе идентификации личности в социо- и этнокультурном пространстве. Подобная же проблема возникает и при использовании коммуникантами систем разных языков. Иными словами, приходится вести речь о проблемах билингвального общения. Для нашего исследования представляет интерес смешанное двуязычие – моделирование взаимного приспособления языков в процессе речевой коммуникации, затрудненной интерференцией, под которой понимается, прежде всего, нарушение билингвом правил соотнесения контактирующих языков, проявляющееся в его речи в отклонении от нормы [Розенцвейг 1972: 4]. Речь идет, прежде всего, о двуязычной компетенции и о развитом билингвизме, когда в речевом акте задействованы средства двух языков. В отношении понятия культуры в рамках данного исследования следует заметить, что мы рассматриваем культуру с позиций МКК как совокупность моделей, шаблонов поведения, представлений о том, что человеку полагается делать в типичных ситуациях в рамках существующих культурных различий [Мечковская 1996; Maletzke 1996]. Итак, МКК означает взаимодействие между представителями разных языковых/культурных сообществ при доминирующей роли системы «языккультура». Такое общение предполагает, что партнеры по коммуникации владеют, как минимум, двумя языками – родными для обеих коммуницирующих сторон, – и двумя этнокультурами. Таким образом, в их языковом и культурном сознании сочетаются две языковые системы, две картины мира, два лингвистических и лингвокультурных кода. В процессе МКК эти системы неизбежно накладываются друг на друга, что может привести, в частности, к межъязыковой (и межкультурной) интерференции, а в общем плане – к затруднению процесса понимания между участниками общения. Все вышесказанное в равной мере относится к межкультурной коммуникации между представителями двух рассматриваемых в данном исследовании социолингвистических групп – переселенцев из бывших республик СССР в Германии и коренным населением Германии. Во второй главе «Основные условия реализации/нереализации фактора риска при коммуникации русскоязычных переселенцев и коренных немцев в Германии» дается социолингвистическая характеристика информантов, на базе комплексного лингвистического и лингвокультурологического подхода выявляются закономерности, присущие акту МКК между представителями различных социоэтнических групп, систематизируются факторы, существенно влияющие на реализацию «фактора риска», а также на успешность акта МКК, которые описываются в данной работе через вводимые понятия «коммуникативные катализаторы» и «коммуникативные ингибиторы». 8 Группа информантов данного исследования охватывает 33 человека, которые, за исключением нескольких человек, переехали в Германию на постоянное место жительство в 90-х годах 20 века и в начале 21 века. Это немцы по национальности, т.е. российские немцы. Доминирующим родным языком всех информантов является русский. Поэтому в данной работе наряду с термином «российские немцы» используется термин «русскоязычные переселенцы». Все информанты были условно разделены на три возрастные группы (возраст информанта определяется на момент записи интервью). К первой группе мы отнесли информантов до 30 лет, ко второй - от 30 до 60 лет, к третьей - от 60 лет. Данное разделение обусловило выявление зависимости степени владения немецким языком от возраста информантов. Итак, к первой группе относятся информанты, которые приехали в Германию в возрасте от 5 до 15 лет. Немецкий язык им дается значительно легче, несмотря на то, что на родине они изучали его лишь в школе; они намного быстрее, чем их родители, интегрируются, а в дальнейшем и ассимилируются в немецкое общество и считают себя скорее немцами, чем русскими (в ходе исследования были зафиксированы обе формы аккультурации). Вторая группа самая многочисленная, к ней мы отнесли информантов, которые в детстве в семье говорили исключительно на немецком языке (имеется в виду диалектная форма немецкого языка, принятая в данной местности). Поэтому они обладают некоторой языковой компетенцией в области немецкого языка, однако часто этих знаний не достаточно для интеграции в немецкое общество. К третьей группе мы причислили информантов, которые свободно говорят на немецком языке, но в его диалектной устаревшей форме. Несмотря на это, они достаточно быстро перенимают современные нормы существования немецкого языка. Их языковая и культурная интеграция происходит без особых проблем. Таким образом, в зависимости от уровня владения немецким языком выявляется зависимость степени фактора риска в общении между представителями русскоязычной диаспоры и коренными немцами в Германии. Со всеми информантами проводились интервью в различные периоды пребывания диссертанта в Германии. Интервью проводились на немецком и русском языках и включали в себя вопросы относительно личности информанта, их общения с коренным населением в различных жизненных ситуациях. Кроме интервью, всем информантам были предложены для заполнения анкеты и небольшое задание-тест, которое заключалось в переводе часто употребляемых в немецком языке частиц и слов, похожих по звучанию и написанию на слова русского языка, но отличающихся по значению. При сборе материала исследования удалось зафиксировать разговор отдельных информантов с коренными немцами. На основе зафиксированного материала появилась возможность анализа успешности акта МКК при общении переселенцев и коренных немцев. Интересен тот факт, что при анализе этнической самоидентификации многими исследователями отмечается зависимость успешности интеграции от времени переезда в Германию, что подтверждается также нашими исследованиями. Российские немцы, переселившиеся раньше (примерно до 1990 г.), в большей степени интегрированы в немецкое общество по сравнению с поздними переселенцами [Kleinknecht-Strähle 1998]. Таким образом, можно выделить три типа этнической самоидентификации российских немцев в Германии [см. также 9 Савоскул 2004] – ранние переселенцы (переехавшие в Германию 20-30 лет назад), поздние переселенцы (переехавшие в Германию после 01.01.1993) и переселенцы, лишь сравнительно недавно получившие право жить в Германии. Российских немцев в научной литературе, прежде всего немецкой, причисляют к носителям русско-немецкого двуязычия [Pabst 2007: 53]. Речь идет о билингвизме естественном, или контактном, который возникает в результате непосредственного контакта носителей разных языков [Баранникова 1972: 88], т.к. российские немцы, переселившиеся в Германию, являются, прежде всего, носителями русского языка. Наряду с этим можно говорить о бикультурносмешанном билингвизме, т.к. переселенцы, в частности их дети, усваивают одновременно два языка и две культуры – язык и культуру своей семьи, а также язык и культуру чужого общества, т.е. они будут обладать наряду со смешанным билингвизмом и смешанной культурой тем, что Р. Белл называет интер-языком или интер-культурой, которая состоит из элементов обеих культур, слитых в единое целое [Белл 1980: 174-175]. Массовое переселение российских немцев и членов их семей в Германию привело к созданию особого подъязыка, который является яркой иллюстрацией таких лингвистических понятий, как языковая интерференция, упрощение языка. Так как данный подъязык содержит в себе как черты русского, так и немецкого языка, но не похож ни на один из них, в научной литературе он получил название «Aussiedlerisch» - «переселенческий». Этот подъязык, по мнению некоторых исследователей, характеризуется как самостоятельный «третий язык», наряду с русским и немецким языками [Meng, Protassova 2005: 239]. Причиной появления данного подъязыка является использование переселенцами русского языка в Германии, где основные жизненные сферы функционируют на немецком языке. Однако сфера использования русского языка переселенцами в Германии становится ограниченной, сокращается лексический состав, многие слова заменяются немецкими эквивалентами, т.е. действует принцип языкового упрощения. Основной особенностью развивающегося немецкорусского двуязычия является то, что оба языка сливаются в один, при этом либо соединяются немецкая и русская синтаксические структуры, либо в русскую синтаксическую структуру вводятся немецкие лексемы или морфемы [Meng, Protassova 2005: 243], например, «Ты был в «Saturn-е»? там сейчас такие ангеботы! пэ-цэ за 500 ойро и друкер дацу». Особенно примечательно то, что склонение и спряжение вновь образованных слов происходит в соответствии с правилами и нормами русской грамматики, например «замельдоваться» от нем. «sich anmelden» (например, «А когда можно замельдоваться на курсы?»), «ферюкнуться» от нем. «verrückt werden» (например, «Я на этой работе скоро ферюкнусь»). Интерференция немецкого языка проявляется не только на лексическом уровне, но и в области синтаксиса: изменяется порядок слов, их сочетаемость, например «получать термин у арцта в праксисе», «сделать практику», в грамматике смешиваются падежи, меняется управление глаголов. При этом русская речь становится бедной, с частым включением ненормативных, просторечных слов и форм (еённый, евонный, ихний, чё, обои); оценочная лексика, как правило, заимствуется из немецкого языка и внедряется в русскую речь (сыр супер, дрэковский видик, аттрактивный мальчик, 10 флексибельный человек); снижается общий уровень грамотности, разрушаются навыки устной монологической речи. Таким образом, русскоязычные переселенцы в Германии как социальная группа могут характеризоваться, прежде всего, через особенности их языка. Практически доказан факт существования особого подъязыка переселенцев, а его характеристики, в свою очередь, будут обусловливать во многом успешность/неуспешность коммуникации между переселенцами и коренными немцами, а также влиять на реализацию/нереализацию фактора риска. Фактор риска – это имплицитно присущая любому коммуникативному акту угроза срыва процесса понимания общающихся сторон. Фактор риска – не самостоятельная сила. Его реализация зависит от множества разнообразных условий коммуникации, нередко вступающих в противоборство. Эти условия имеют различный характер: языковой, социальный, культурный, лингвокультурный, психолингвистический. Таким образом, успешность (эффективность) коммуникации в целом (и МКК в частности) всецело зависит от того, явятся ли указанные условия коммуникации причиной реализации фактора риска (латентная угроза срыва коммуникации актуализируется). Отметим, что фактор риска потенциально возникает уже при встрече представителей разных культур или их интересов и присутствует в акте МКК от начала до конца общения. Он основывается, по нашему мнению, на следующих явлениях: подсознательное ожидание сходства между культурами; этноцентризм; ауто- и гетеростереотипы; интерпретация фактов другой культуры через модальную рамку «свой - чужой»; языковые различия; различия в интерпретации невербального поведения; беспокойство и волнение. В теории МКК данные явления часто описываются как барьер для коммуникации [см. Гришаева, Цурикова 2003]. Следует сказать, однако, что в имеющихся работах по теории МКК не выявляются условия, которые могут снизить или наоборот увеличить вероятность возникновения конфликтной ситуации, т.е. реализации фактора риска. Между тем, принимая во внимание сложную коммуникативно-гносеологическую природу возникающих затруднений общения, резонно предположить их наличие. В связи с этим в качестве рабочей гипотезы выдвигается тезис о наличии в структуре акта МКК так называемых коммуникативных катализаторов и коммуникативных ингибиторов. Под данными терминами в работе понимается наличие или отсутствие: общей для коммуникации пресуппозиции, контекста, подтекста, знаний, умений, навыков и т.д., то есть того, что позволило или помешало бы одному из коммуникантов «перейти на рельсы» иной культуры. Безусловно, коммуникативные катализаторы и коммуникативные ингибиторы имеют сложную природу. Они могут носить когнитивный или аксиологический, априорный или эмпирический, вербальный или невербальный характер. Необходимо отметить то, что эффективность/неэффективность общения зависит от функционирования описанных элементов в ситуации общения. Коммуникативные катализаторы способствуют эффективной коммуникации и не приводят к реализации фактора риска. Коммуникативные ингибиторы, напротив, реализуют фактор риска и приводят к возникновению того, что мы предлагаем называть коммуникативным инцидентом. Термин «коммуникативный инцидент» выдвинут нами как соответствующий характеру коммуникативного акта в условиях МКК. При этом мы опирались, 11 прежде всего, на понятие «критический инцидент», уже нашедший широкое распространение в ряде трудов зарубежных исследователей. Думается, однако, что указанный термин не раскрывает всей сущности интеркультурного акта. Так, по мнению П. Кюна, критический инцидент (critical incident) – это конфликтные и спорные ситуации, в условиях которых партнеры по коммуникации различного культурного происхождения общаются друг с другом [Kühn 2006: 29]. В данном случае термин «critical incident» в ситуации межкультурного общения не является самодостаточным, поскольку отражает лишь один из аспектов понятия, а именно – критический, форс-мажорный характер ситуации такого рода коммуникации. Д.С. Флэннаган под критическим инцидентом (также critical incident) понимает любую поддающуюся наблюдению деятельность человека, которая однозначно позволяет сделать вывод о причастности коммуниканта к иной этнокультуре или спрогнозировать его дальнейшее поведение [Flannagan 1954: 327]. Ученый концентрирует внимание исключительно на отдельной личности и на описываемой ситуации, во взаимодействии множества причинно-следственных связей. Таким образом, здесь критический инцидент представлен как своеобразное информационное поле для наблюдения и изучения эффективной/неэффективной МКК. Как видно, в каждом приведенном выше толковании термина имманентно присутствует фактор коммуникативности. Поэтому мы склонны придерживаться термина «коммуникативный инцидент» при рассмотрении ситуации контакта представителей разных этнических групп. Учитывая сказанное, предлагаем под коммуникативным инцидентом понимать коммуникативный акт между представителями разных этнических групп, когда противодействие двух различных систем восприятия и оценки объективной ситуации приводит к возникновению «конфликта языков» и «конфликта культур», что находит отражение, в частности, во втором компоненте предлагаемого термина. Согласно лексикографическим источникам, под инцидентом, как правило, понимается неприятный случай, недоразумение, столкновение [Ожегов, Шведова 2003; Советский энциклопедический словарь 1985; Duden, Deutsches Universalwörterbuch 1996]. Говоря о составляющих критического инцидента, П. Кюн вводит понятие «Hotspot» (горячая точка) [Kühn 2006: 41]. По его мнению, речь идет о конфликтных моментах в ситуации общения, возникающих в силу незнания или же неточного знания коммуникантами явлений иной культуры. Результатом коммуникативного инцидента как коммуникативного акта является неэффективная коммуникация. Надо отметить, что в теоретической литературе наряду с термином «неэффективная коммуникация» существует ряд терминов, отражающих негативный характер коммуникации: «коммуникативные неудачи» (Б. Ю. Городецкий, И. М. Кобозева, И. Г. Сабурова, Е. А. Земская, О. П. Ермакова), «коммуникативный сбой» (Е. В. Падучева), «коммуникативный провал» (Т. В. Шмелева), «коммуникативная помеха» (Т. А. Ладыженская), «языковой конфликт» (С. Г. Ильенко), «коммуникативный дискомфорт» (Е.М. Мартынова), «негативный коммуникативный результат» (Л.И. Гришаева) и др. Несмотря на существование такого разнообразия терминов, в теоретических исследованиях чаще всего используется термин «коммуникативная неудача», под которой понимается полное или частичное непонимание высказывания партнером 12 коммуникации, т.е. неосуществление или неполное осуществление коммуникативного намерения говорящего, в результате чего реакция слушающего оказывается неадекватной [Городецкий и др. 1985: 64; Кронгауз 2005: 290]. О.Н. Ермакова, Е.А. Земская относят к коммуникативным неудачам также нежелательный эмоциональный эффект, такой, как обида, раздражение, изумление [Ермакова, Земская 1993: 31]. Акт МКК в целом можно, на наш взгляд, представить в виде следующей схемы: Акт МКК Фактор риска коммуникативные катализаторы эффективная МКК коммуникативные ингибиторы коммуникативный инцидент «горячие точки» неэффективная МКК Как видим, функционирование в акте общения коммуникативного катализатора или ингибитора может в конечном итоге привести к эффективной или неэффективной МКК. Имеет смысл более подробно рассмотреть представленные в схеме составляющие фактора риска и сам механизм его реализации. Все составляющие фактора риска при МКК, на наш взгляд, уместно разделить на две большие группы, исходя из их отношения к языку/речи. Данные группы можно обозначить как языковые и культурологические составляющие. Их наличие/отсутствие в акте МКК, а также степень их выраженности могут служить как коммуникативными катализаторами, так и коммуникативными ингибиторами. Более подробно система языковых условий фактора риска может быть представлена следующим образом: Языковые условия фактора риска Условия при порождении речи - недостаточный уровень владения языком коммуникации - влияние интерференции Условия при восприятии речи - непонимание речи, связанное с низким уровнем владения языком коммуникации - непонимание речи, связанное с невладением диалектом Как известно, акт коммуникации составляют два основных фактора – порождение речи и восприятие порождаемой коммуницирующим визави речи. При порождении речи сбой может происходить, в первую очередь, в силу недостаточного владения языком коммуникации. Иначе говоря, коммуникант А (в 13 нашем случае – переселенец в Германии) испытывает сложности при необходимости использовать чужую языковую систему, систему коммуниканта Б (коренного немца). Это могут быть проблемы, прежде всего, морфологического и синтаксического характера, а также неточности в произношении (фонетические и фонологические ошибки). Неадекватная оценка коннотативного значения лексики при порождении речи также может служить причиной реализации фактора риска. Правда, в известной мере коннотация может рассматриваться и как фактор культурологического характера (например, в случае с национально-специфической лексикой), однако лексическая доминанта коннотации, ее тесная связь с живой речью дают основание причислить данный фактор к группе языковых условий фактора риска. При этом коннотативность лексики относится как к первой, так и ко второй группе языковых условий. Значительную сложность для коммуниканта А представляет интерференция. Говоря кратко, это влияние языка А на язык Б при порождении речи на языке Б. Интерференция может происходить практически на всех языковых уровнях и существенно влиять на понимание порождаемой речи, т.е. повышать фактор риска. Практически на всех уровнях языка могут проявляться сложности при восприятии информации; сложности, связанные с низким общим уровнем владения коммуникантом А языком Б, на котором ведется общение. Степень непонимания/неадекватного понимания и трактовки может колебаться от непонимания значения/смысла отдельной лексемы до неадекватного восприятия смысла целого текста. Сказанное в полной мере относится и к ситуациям, когда коммуникант Б использует при общении диалект, принятый в его родной местности. В таком случае очень часто степень понимания информации коммуникантом А стремится к нулю. Неадекватная оценка прагматики воспринимаемых языковых единиц и единств может проявляться, например, при некорректной интерпретации иллокутивной, перлокутивной сторон высказываний, а также смысла отдельных элементов высказываний (отрицательных местоимений, частиц и т.п.) при определенных условиях коммуникации. Культурологические условия реализации фактора риска могут быть представлены в виде следующей схемы: Культурологические условия фактора риска Невербальное поведение - кинесика, тактильное поведение - проксемика - просодика Факторы стереотипии - факторы этноцентризма (ауто- и гетеростереотипы) Фактор риска довольно часто возникает в процессе невербальной коммуникации. В общем плане ее составляющими являются кинесика, особенности тактильного поведения, проксемика и просодика. Кинесика и тактильное поведение или физический контакт относятся к одной группе знаков языка телодвижений [Стернин 2004: 120], поэтому при анализе мы не будем придерживаться их четкого разграничения. Разумеется, приведенное членение 14 достаточно условно. На наш взгляд, именно эти стороны невербальной коммуникации существенно осложняют сам процесс МКК, приводя к реализации фактора риска. К кинесике традиционно относят совокупность жестов, поз, телодвижений. Существует целый ряд этнокультурно окрашенных кинесических особенностей поведения. Например, это могут быть жесты, присущие культуре коммуниканта А и отсутствующие в культуре Б. Нередко один и тот же жест имеет в разных культурах разное семантическое наполнение, и нивелирование роли национального характера жеста может послужить коммуникативным ингибитором. Как правило, такие кинемы выступают в стереотипной кодифицированной форме и соотносятся с определенным абстрактным содержанием сознания. Форма их выражения конвенциональна или лишь опосредованно связана с содержанием [Городникова, Добровольский 2001: 11]. Поэтому для их понимания необходимо знание традиций данной культуры, в то время как другие кинемы однозначно раскрываются в пределах коммуникативной ситуации. Таковыми будет, например, изобразительные или дейктические кинемы, выступающие в роли имплицитных или эксплицитных катализаторов. В данной работе мы будем обращать внимание, прежде всего, на этнокультурно окрашенные стереотипные жесты. Тактильное поведение связано с телесным контактом между коммуникантами. Ситуации, когда прикосновение возможно, степень и характер самих прикосновений в культурах А и Б могут обладать значительными отличиями. Теснейшим образом к тактильному поведению примыкает проксемика, когда происходит оценка пространства и времени вокруг себя и другой коммуницирующей стороны. Нарушение границы с обеих сторон, возникшей под влиянием национально-культурных стереотипов, нередко реализуется в роли коммуникативного ингибитора. Неточности в ритмико-интонационном оформлении речи (просодика) не являются столь существенной преградой на пути успешности акта МКК, как, например, явления кинесики, но и здесь можно выделить отдельные элементы, которые близки к тому, чтобы стать коммуникативными ингибиторами. Факторы стереотипии представлены в первую очередь двумя видами национально окрашенных стереотипов поведения и рефлексии – ауто- и гетеростереотипами. Сбой в коммуникации может произойти при неадекватной оценке своей роли и статуса в межкультурном общении (аутостереотипы) или при субъективном и предвзятом оценивании явлений иной этнокультуры с позиций собственной (гетеростереотипы). При этом речь идет об этноцентризме, когда явлениям иной этнокультуры необязательно приписывается негативный характер, но они так или иначе рассматриваются сквозь призму своей родной этнокультуры – призму, основу которой составляют национальные стереотипы. А без такого рода стереотипов национальная культура не мыслится как уникум. Необходимо еще раз подчеркнуть, что перечисленные выше условия приводят к эффективной/неэффективной МКК лишь при наличии коммуникативных катализаторов/ингибиторов. Коммуникативные катализаторы и ингибиторы, влияющие на успешность/неуспешность акта МКК при устном общении, могут быть различной природы, но при этом они конкретны, и есть возможность их систематизации. Выявляются, по меньшей мере, два коммуникативных катализатора: 15 - эксплицитные коммуникативные катализаторы, под которыми понимаются явления, обладающие однозначным характером и всегда приводящие к эффективности МКК вне зависимости от иных, внешних факторов (коммуникативных ингибиторов), т.е. их действие универсально и в рамках МКК однозначно положительно. Таковыми могут быть: однозначность коммуникативного контекста; должный уровень владения языком коммуникации; наличие межкультурной компетенции; знание совершаемой ошибки (и желание ее исправить) и ее природы; использование дейктических жестов; отсутствие в речи ошибок фонетического, морфологического и лексического характера; наличие зрительной опоры и т.д.; - имплицитные коммуникативные катализаторы, под которыми понимаются явления, оказывающие свое воздействие на акт МКК в строго определенных условиях, причем это действие может быть нивелировано за счет иных, внешних факторов. Таковыми могут быть: отсутствие омонимии или сходного по звучанию слова; уточняющие варианты (переспросы и т.п.); осознание наличия ошибки и ее природы (осознание природы, степени допущенного промаха может и не стать коммуникативным катализатором, например, информант намеренно, в силу тех или иных причин, не желает корректировать свою речь, либо он не может произвести необходимую замену); наличие/знание лексемы, сходной по значению с неизвестной/ отсутствующей и т.д. Коммуникативные ингибиторы можно разделить на два класса: - коммуникативные ингибиторы первой степени (КИ1), под которыми понимаются явления, напрямую приводящие к реализации фактора риска, например: отсутствие межкультурной компетенции; отсутствие осознания совершаемой ошибки; нежелание коммуниканта А корректировать свою речь; ошибки фонетического, морфологического и лексического характера при отсутствии коммуникативных катализаторов; отсутствие в языке коммуникации точного лексического эквивалента при незнании коммуниканта примерного эквивалента перевода и т.д.; - коммуникативные ингибиторы второй степени (КИ2) – такие ингибиторы необязательно приводят к реализации фактора риска и могут перекрываться эксплицитным коммуникативным катализатором. Иначе говоря, ингибитор второй степени угрожает реализацией фактора риска, но эта реализация необязательна. Это, например: отсутствие однозначности коммуникативного контекста; оговорки, неправильное использование грамматических правил; ошибки фонетического, морфологического и лексического характера при дальнейшем участии в акте МКК коммуникативных катализаторов; незнание точного лексического эквивалента при наличии коммуникативного катализатора (эксплицитного или имплицитного) и т.д. Так как основной задачей данной работы является выявление условий, приводящих к реализации фактора риска, при которых акт МКК превращается в коммуникативный инцидент и коммуникация в целом становится неэффективной, то основной проблемой исследования в данном случае становится выявление коммуникативных ингибиторов в их оппозиции к коммуникативным катализаторам. Таким образом, действие может разворачиваться по следующим схемам: 1. Фактор риска → КИ1 → реализация фактора риска → коммуникативный инцидент → неэффективная МКК 16 В следующем примере наблюдается ошибка при выборе грамматического рода существительного (омонимы). Пример: 1) Ольга Н.: О.Н. – Ich sagte / dass ich brauche die Leiter // Und er zeigte mir eine Leiter // Aber ich brauchte ja sein Leiter // Информант описывает ситуацию в больнице, когда требовался руководитель какого-то отделения («der Leiter»). Но в речи информанта прозвучала лексема «die Leiter», означающая, в частности, приставную лестницу. Кажущаяся однозначность коммуникативного контекста (в холле и вправду стояла стремянка) сыграла здесь, однако, негативную роль, став ингибитором первой степени. 2. Фактор риска → КИ2 → нет коммуникативных катализаторов → реализация фактора риска → коммуникативный инцидент → неэффективная МКК Сложности возникают, например, при восприятии отдельных фонем. Это может быть связано с созвучием фонем. Пример: 2) Надежда Б.: - Вот один раз / помню / Пришла в магазин / рассматриваю какую-то вещь / что-то из посуды // А феркойферин подходит и говорит «Das ist Glas» // А мне показалось «Klass» // И я думаю / «Ну, класс, сама вижу, зачем говорить-то…» // Продавщица сообщает информанту, что выбранная вещь сделана из стекла (Glas). Информант воспринимает фонему [g] как [k], и, соответственно, приписываемый лексеме смысл коренным образом меняется (Glas – Klass – Klasse). Примечательно то, что в данном случае на помощь не приходит однозначность коммуникативного контекста (коммуникативный катализатор). Осознание ошибки происходит позже: 3) Надежда Б.: И.Ф. – А Вы поняли / что совершили ошибку? Н.Б. – Поняла / но потом // Думаю / она / наверно / Glas имела в виду // И.Ф. – А когда Вы это поняли? Н.Б. – Да дома уже // 3. Фактор риска → КИ2 → имплицитный коммуникативный катализатор → реализация фактора риска → коммуникативный инцидент → неэффективная МКК Недостаточный уровень владения вокабуляром общения во многих случаях становится коммуникативным ингибитором второй степени (при наличии катализатора) и приводит к реализации фактора риска. Пример: 4) Василий Б.: - Мы хотели одну квартиру митовать // Ну /приходим // Так / ничего квартирка / чистенькая // Но нет вашмашины // Я у хозяйки спрашиваю / а… / это… / вашмашине есть? Она что-то отвечает / и я слышу / Waschküche // Я у жены спрашиваю / что это такое // Она плечами пожимает // Я опять / где / мол / вашмашине? Та мне опять / Waschküche // Короче / я так понял / что она что-то про прачечную / а где стирать так мы и не поняли // Немецкая лексема «Waschküche» означает помещение для стирки, в котором стоят стиральные машины. Это помещение, общее для всех жильцов дома, жильцы имеют ключ от этого помещения, и стирка осуществляется в основном здесь. Как 17 правило, Waschküche располагается в подвальном этаже. В самом жилом помещении стиральные машинки немцы устанавливают крайне редко. Но в русскоязычной культуре стиральные машины, как правило, находятся именно в жилом помещении – отсюда непонимание смысла лексемы. Таким образом, незнание лексемы становится ингибитором второй степени и, даже несмотря на наличие коммуникативного катализатора – однозначного коммуникативного контекста (имплицитный катализатор), – приводит к реализации фактора риска. 4. Фактор риска → КИ2 → нет коммуникативных катализаторов → нет реализации фактора риска → эффективная МКК Невербальное поведение. Пример: 5) Сидеть на столе и пить кофе Наталья А.: И.Ф. – Was mögen Sie in der deutschen Wirklichkeit nicht und warum? Н.А. – Ja / zum Beispiel / in die Schule // Unsere Lehrerin kann auch auf dem Tisch sitzen oder dabei eine Tasse Kaffee haben // Ich glaub / das ist nicht höflich// И.Ф. – Ja / das heißt / es passt zum Lehrer nicht // Der Lehrer soll sich irgendwie anders benehmen? Н.А. – Ja // Информант находит невежливым такое свободное поведение учителя, как манера сидеть на столе и пить кофе во время занятия. Это вполне объяснимо, т.к. Наталья росла и училась в постсоветской школе, где учитель является авторитетом, и подобное поведение не соответствует его статусу. Заметим, однако, что для современной немецкой этнокультуры такое поведение учителя является скорее нормой, а не исключением. Занятия в немецких учебных учреждениях ведутся зачастую в виде непринужденной дружеской беседы. Во втором случае можно также наблюдать элементы этноцентризма, т.е. неприятие поведения учителя, не соответствующее его статусу с точки зрения Натальи А. Данный пример демонстрирует действие коммуникативного ингибитора второй степени – незнание информанта особенностей системы кинесики в культуре Б. Более конкретно, речь идет об ингибиторе второй степени, поскольку его действие не приводит к реализации фактора риска: общение проходит успешно, хотя информант испытывает напряжение и дискомфорт. 5. Фактор риска → КИ2 → имплицитный коммуникативный катализатор → нет реализации фактора риска → эффективная МКК Иногда грамматически неверная форма глагола приводит к непониманию и в целом к неэффективности коммуникации. Пример: 6) Антон П.: А.П. – Du erschreckst… Комм. Б – Was? // Ich erschreck dich ja nicht // А.П. – Nein / du erschreckst selbst // Комм. Б – Meinst du / ob ich da Angst habe? А.П. – Ja / ja / genau // Немецкий сильный глагол «erschrecken» означает «пугаться», слабый глагол «erschrecken» - «пугать». Ингибитором второй степени стали два фактора: выбор неправильной формы глагола и омонимия двух глаголов. Имея в виду данную 18 омонимию, коммуникант Б использует в переспросе синонимичное сильному глаголу «erschrecken» выражение «Angst haben», которое выступает в данном контексте в виде имплицитного коммуникативного катализатора. 6. Фактор риска → КИ2 → эксплицитный коммуникативный катализатор → нет реализации фактора риска → эффективная МКК. Словообразование. Показательным в плане демонстрации степени влияния такого эксплицитного коммуникативного катализатора, как однозначность коммуникативного контекста на успешность акта МКК служит пример, когда информант использует придуманный им самим композит, например: 7) Геннадий А.: И.Ф. - Если Вы ему говорите / он понимает? Г.А. - Ну конечно // Потому что я формулирую свою речь примитивно / но так / чтобы он понял // Например / не знал / как сказать про перья / сказал Hähnchenhaare // Такие случаи повсеместны // Они разговаривают между собой оборотами / которые я не понимаю совершенно // Я беру пару самых известных слов / складываю их как-то / он понимает // Речь идет о том, что во двор к фермеру, у которого работает информант, ночью забралась лиса; во дворе было много куриных перьев. Не зная, как сказать по-немецки «перья», информант, используя интуитивно прием метонимии, сам образует композит «Hähnchenhaare» (примерно можно перевести как «куриные волосы), а однозначность коммуникативного контекста дает возможность коммуниканту Б понять коммуниканта А. Необходимо отметить, что коммуникативные ингибиторы и катализаторы могут быть как простыми, так и сложными. Простые активные элементы акта МКК состоят из одного компонента, например, однозначность коммуникативного контекста – простой эксплицитный катализатор, незнание лексики – простой ингибитор первой или второй степени, т.е. приведенные выше схемы демонстрируют действие простых коммуникативных катализаторов и ингибиторов. В состав сложных коммуникативных активных элементов входят несколько (два и более) компонентов, например, однозначный коммуникативный контекст + использование переспроса = сложный коммуникативный катализатор, невладение лексикой + неоднозначный коммуникативный контекст = сложный коммуникативный ингибитор. В этом случае действие может разворачиваться по следующим схемам: 1. Фактор риска → КИ1+КИ2 → нет коммуникативных катализаторов → реализация фактора риска → коммуникативный инцидент→ неэффективная МКК Немецкие композиты. Сложности с немецкими композитами возникают по большей части при их восприятии коммуникантами А. Материал исследования обнаруживает лишь один пример того, как ошибка с использованием коммуникантом А немецкого композита приводит к реализации фактора риска: 8) Лиза К.: Л.К. – Und solche schöne Blumengarten ich liebe // Комм. Б – Oh // Haben Sie dann einen Blumengarten? Л.К. – Ja / ich liebe sie wachsen // Комм. Б – Bitte? Was lieben Sie? 19 Л.К. – Wachsen Blumen... // Происходит ошибка при компоновке композита: компоненты сложного существительного меняются местами. Значение лексемы меняется: «Gartenblumen» можно перевести как «садовые цветы», «Blumengarten» означает «сад, цветник». Роль ингибитора первой степени сыграла неоднозначность коммуникативного контекста: информант завел разговор о цветах неожиданно, отсюда непонимание со стороны коммуниканта Б. Ингибитором второй степени явилась ошибка в выборе слов: вместо «wachsen» (расти) следовало употребить «züchten» (выращивать растения). Очевидно, именно совокупность ингибиторов (сложный коммуникативный ингибитор) привела к реализации фактора риска. 2. Фактор риска → КИ2+КИ2 → нет коммуникативных катализаторов → реализация фактора риска → коммуникативный инцидент→ неэффективная МКК Пример интерференции на уровне синтаксиса. Речь может идти, в частности, об отсутствии спрягаемой части сказуемого в предложении с отрицанием, причем само высказывание имеет посессивную семантику. В таких высказываниях в русском языке частица-релятив «нет» выполняет функцию сказуемого, и многие коммуниканты А переносят эту особенность русского синтаксиса на немецкий: 9) Лидия А.: - Ich habe viele Bekannte da / ihre Muttersprache ist Russisch / und sie machen viele Fehler // Z.B. eine Bekannte / sie spricht schlecht Deutsch // Aber sie versucht / auch mit mir Deutsch zu sprechen // Einmal sagte sie mir / bei mir nein Strom (вместо «ist kein Strom») // Ich habe zuerst überhaupt nicht verstanden / was sie sagt // Und ich verstand erst / als sie das auf Russisch sagte // Aber auch dann verstand ich nicht sofort / warum sie zuerst so gesagt hatte // Лидия А. владеет немецким языком на достаточно хорошем уровне. По ее словам, ее родным языком является русский, но в детстве в семье много говорили по-немецки, поэтому немецкий она считает своим вторым родным языком. В Германии Лидия А. осознает себя немкой, часто общается с коренными немцами. Резонно предположить, что если она не поняла смысл высказывания собеседницы, то такая же проблема возникла бы и у коренного немца. Это тем более вероятно при отсутствии однозначности коммуникативного контекста (эксплицитный катализатор) и при наличии множества значений немецкой лексемы «Strom» (поток, течение, ток, струя, сток) (коммуникативный ингибитор второй степени): 10) Лидия А.: И.Ф. – Was meinen Sie / warum haben Sie diese Frau nicht verstanden? Л.А. – Na / der Satz war so komisch // Und das Wort Strom // Strom hat ja mehrere Bedeutungen // Ich wusste nicht / was sie damit meinte // Сложным коммуникативным ингибитором второй степени послужила полисемия ключевого слова высказывания + выбор неверной грамматической конструкции. 3. Фактор риска → КИ1+КИ2 → эксплицитный катализатор → нет реализации фактора риска → эффективная МКК Недостаточное владение немецким языком проявляется у информантов, в частности, при образовании степеней сравнения. Пример: 11) Надежда Б. (ситуация в магазине): 20 Н.Б. – Und das / das güter // Комм. Б – Güter? Wie meinen Sie das? Н.Б. – Na ja / das ist güter // (показывает на товары) Комм. Б – Ah / klar // besser ist das // Сравнительная степень прилагательного «gut» (хороший) образуется супплетивным способом: gut – besser. Информант же образует форму компаратива от «gut» синтетическим способом, по аналогии с большинством прилагательных в немецком языке (ср. klug – klüger, groß – größer). Возможно, фактора риска удалось бы избежать, если бы в речи информанта не возникла непроизвольно омонимия: немецкое«Güter» является формой множественного числа существительного «Gut» и переводится как «товары, добро, пожитки», что исказило сложившийся коммуникативный контекст. В данном случае сложным ингибитором стала совокупность сразу двух факторов: ошибка при образовании компаратив прилагательного «gut» + омонимия выбранной лексемы. Однако информант использует дейктический жест (эксплицитный катализатор), указывая на характеризуемый предмет, т.е. данный коммуникативный катализатор в этом случае стал эксплицитным. 4. Фактор риска → КИ2 → эксплиц. комм. катализатор+эксплиц. комм. катализатор → нет реализации фактора риска → эффективная МКК Фонология. Зачастую осознание ошибки, ее природы и роли в речи может послужить фактором, ослабевающим или устраняющим ингибитор, т.е. явиться коммуникативным катализатором, например: 12) Александр В.: - Da kamen gerade Wahlen // Und ich sprach damals ja nicht so gut Deutsch // Ich kam zu Arbeit / da fragte ich 'nen Kollegen // ist heute Wall? // Er / der schien mich nicht zu verstehen // Und ich dachte / aga / Vielleicht so / Wahl // Und der hat mich verstanden und sagte ja // Уровень владения немецким языком информанта в описываемый период уже достаточно высок для того, чтобы информант осознал, какую именно ошибку он совершил. Первоначальное «Wall» (вал) он меняет на «Wahl» (выбор), и это служит коммуникативным катализатором, т.е. приводит к неэффективности коммуникации, даже несмотря на то, что правильный вариант в данном случае была бы лексема во множественном числе «Wahlen» (выборы). Очевидно, что здесь свою роль сыграла однозначность коммуникативной ситуации (лексема «Wahl» легко соотносима с проходящим значительным общественнополитическим событием – выборами), т.е. в данном случае речь идет о сложном коммуникативном катализаторе: осознание ошибки + однозначность коммуникативного контекста. 5. Фактор риска → КИ2 → имплиц. комм. катализатор+имплиц. комм. катализатор → нет реализации фактора риска → эффективная МКК Недостаточный уровень владения вокабуляром общения во многих случаях становится коммуникативным ингибитором. Однако опрос информантов выявляет определенные факторы, которые в описываемых коммуникативных инцидентах нередко становятся катализаторами успешности общения. Пример: 13) Лидия Ш.: 21 - Viele Wörter habe ich zuerst nicht verstanden // Deswegen gab es Problemen // Ich habe nicht verstanden / was die Leute sagen // Ja / zuerst sehr oft // Nicht immer / aber doch // И.Ф. – Und haben Sie eine Lösung des Problems gefunden? Л.Ш. – Ja / natürlich // Ich fragte dann / was der Mensch meint // Oder ich versuchte bestimmen / in welche Situation sagt der Mensch // Und versuchte dann erinnern / was bedeutet dieses Wort // В данном примере имплицитным катализатором является активизация фоновых знаний лексического характера («Und versuchte dann erinnern / was bedeutet dieses Wort»). То есть информант не просто пассивно следит за потоком речи собеседника, а пытается вычленить из нее образы знакомых лексем, сами лексемы или словосочетания и связать их с определенным коммуникативным контекстом. Таким образом, одним из элементов структуры фактора риска является сложный коммуникативный катализатор: имплиц. комм. катализатор+имплиц. комм. катализатор. 6. Фактор риска → КИ2 → эксплиц. комм. катализатор+имплиц. комм. катализатор → нет реализации фактора риска → эффективная МКК. Фразеологизмы часто представляют собой проблему для переселенцев, например: 14) Марина Ш.: М.Ш. - Natürlich höre ich nicht so oft diese Idiome / ja / Sprichwörter oder so was // Aber manchmal höre ich sie doch // Und ich verstehe dann nicht alles // И.Ф. – Kannst du ein Beispiel anführen? М.Ш. – Na ja // Ich hab' mal versucht / mir eine Zigarette zu drehen / und es gelang mir nicht // Und da sagte mir ein Freund von mir / ja /du sollst das erst mal in den Griff kriegen // Ja / ich hab nicht gleich kapiert / was das bedeutet // Aber / ja / ich habe geahnt / oder so / dass ich das lernen sollte // И.Ф. – Hast du gefragt / was diese Wendung bedeutet? М.Ш. – Ja // Er sagte / das muss man lernen / oder so // Ich hab es auch geahnt// Коммуникативным ингибитором второй степени является незнание употребленной коммуникантом Б фразеологической единицы «in den Griff bekommen/kriegen» (овладеть чем-либо, приобрести навык, сноровку, набить руку). Незнание фразеологического словосочетания не приводит здесь к реализации фактора риска вследствие действия сложного коммуникативного катализатора – однозначного коммуникативного контекста + использование переспроса. Следует заметить, что Марина Ш. владеет немецким языком на очень высоком уровне, но и у нее возникают проблемы в общении с коренными немцами. Отсюда допустимо, что у информантов, чей уровень владения языком Б средний или ниже среднего, также возникают сложности с восприятием немецких фразеологических выражений, причем последние могут оказаться в коммуникативном инциденте ингибиторами первой степени. В структуре акта МКК, как правило, присутствует только один активный компонент: простой/сложный катализатор или ингибитор. Эффективность/неэффективность коммуникации будет зависеть, прежде всего, от того, какой из данных элементов будет являться активным. При наличии двух активных компонентов с различной полярностью возникает противоборство 22 данных сил. От того, за каким из компонентов остается преимущество, зависит реализация/нереализация фактора риска. В этом случае модель фактора риска будет выглядеть следующим образом: 1. Фактор риска → (КИ1 (КИ2) →← эксплицитный (имплицитный) катализатор) → реализация фактора риска → коммуникативный инцидент → неэффективная МКК 15) Марина Ш.: М.Ш. – Ich hab einmal gehört / von einem Bekannten / er sprach mit einem Deutschen / und wollte sagen / dass / äh / dass seinen Beine so müde waren / oder so was // Und er sagte / „Die Biene nicht gut“ //Und der Deutsche / der hat zuerst gar nicht verstanden // Und der Aussiedler hat dann auf das Bein gewiesen // Und der Deutsche / der verstand, dass ihn 'ne Biene gestochen hatte. И.Ф. – Ist es Ihrem Bekannten überhaupt nicht gelungen / sein Problem zu klären? М.Ш. – Nee / gar nicht // Der Deutsche schlug vor / ja / Hilfsmittel und so / Salbe / Creme // Sie haben einander nicht verstanden. Речь идет о том, что у знакомого – переселенца болели ноги, и он пытался объяснить это немцу. Но вместо лексемы «Beine» (ноги) коммуникант А использовал лексему «Biene» (пчела). Это произошло, очевидно, из-за схожести написания и произношения лексем: были перепутаны две фонемы - [i:] и [ai]. Незнание этого факта послужило коммуникативным ингибитором первой степени. Коммуникант А пытался прибегнуть к помощи коммуникативного катализатора – дейктического жеста, но и здесь он был понят неправильно, фактор риска был реализован, что привело в конечном итоге к неэффективной коммуникации. 2. Фактор риска → (КИ1 (КИ2) →← эксплицитный (имплицитный) катализатор) → нет реализации фактора риска → эффективная МКК. Интерференция. Принцип лексической номинации может не совпадать в случае противопоставления в языках А и Б критериев «дисемия» - «моносемия», когда какие-то два понятия в языке А манифестируются при помощи одной лексемы, а в языке Б для каждого из этих понятий существует своя лексическая единица: 16) Наталья А.: Н.А. - Es war einmal komisch // Ich habe meine Bekannte Bonbons gegeben / und habe gesagt / „Willst du saugen?“ // Und Bekannte hat sehr gelacht // И.Ф. – Haben Sie verstanden / warum Ihre Bekannte gelacht hat? Н.А. – Ja // Ich musste sagen „lutschen“ // Aber ich habe das nicht gewusst // И.Ф. – Aber hat Ihre Bekannte doch verstanden / was Sie gemeint haben? Н.А. – Ja // Und ich hatte Bonbons in die Hand // Опасность возникновения коммуникативного инцидента возникает в силу несовпадения лексических единиц языков А и Б по принципу «дисемия – моносемия»: «сосать» по-немецки – «saugen», но о леденцах говорят «lutschen». Таким образом, незнание информантом данного явления можно рассматривать как коммуникативный ингибитор второй степени. Но в коммуникативном акте также принимает участие эксплицитный коммуникативный катализатор – наличие в ситуации общения темы сообщения, т.е. объекта, о котором идет речь. Здесь наблюдается противостояние ингибитора второй степени и эксплицитного катализатора. Преобладание последнего приводит к отсутствию реализации фактора риска. 23 В качестве общего вывода можно подчеркнуть, таким образом, что фактор риска чаще всего реализуется, если коммуникативный ингибитор относится к лексическому или фонетическому уровням языка; реже – на синтаксическом и морфологическом уровнях. В заключении подводятся основные теоретические и практические итоги исследования. Содержание диссертации отражено в следующих публикациях: 1. Фешкина, И А. Сущность и роль стереотипов в процессе межкультурной коммуникации [Текст] / И. А. Фешкина // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Научный журнал. – Волгоград, 2009. – № 5 (39). – С. 53-57. 2. Фешкина, И. А. Коммуникативный инцидент в русле межкультурной коммуникации [Текст] / И. А. Фешкина // Вестник Челябинского государственного университета. Научный журнал. – Челябинск, 2009. – № 10 (148). – С. 143-147. 3. Фешкина, И. А. Начальный этап языковой интеграции переселенцев из России в Германию [Текст] / И. А. Фешкина // Иностранные языки в контексте межкультурной коммуникации : сб. ст. / отв. ред. Т. И. Сосновцева. – Саратов : Научная книга, 2005. – С. 86-89. 4. Фешкина, И. А. Культурные стереотипы в речевой межкультурной коммуникации [Текст] / И. А. Фешкина // Вопросы структурной, функциональной и когнитивной лингвистики: теория и практика : Материалы докладов Международной научно-методической конференции, Саратов, 26-27 марта 2007 г. – Саратов : ИЦ «Наука», 2007. – С. 378-381. 5. Фешкина, И. А. Национально-специфические жесты как причина коммуникативных неудач [Текст] / И. А. Фешкина // Языковые и культурные контакты : сб. науч. тр. / отв. ред. А. Я. Минор. – Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2007. – Вып. 1. – С. 117-121. 6. Фешкина, И. А. Анализ культурологических лакун в дискурсе переселенцев из бывшего СССР в Германию [Текст] / И .А. Фешкина // Языковые и культурные контакты : сб. науч. тр. / отв. ред. А. Я. Минор. – Саратов : Изд-во Сарат. ун-та, 2008. – Вып. 2. – С. 51-56. 7. Фешкина, И. А. Особенности языка российских немцев в Германии [Текст] / И. А. Фешкина // Иностранные языки в контексте межкультурной коммуникации : Материалы докладов Межвузовской он-лайн конференции, Саратов, 25-27 февраля 2009 г. – Саратов : ИЦ «Наука», 2009. – С. 167-173.