ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ
advertisement
ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ПРОФЕССИОНАЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ «ЮЖНЫЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ» На правах рукописи Слизкова Марианна Владимировна ТЕОРЕТИКО-МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВЫ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ МЕТРОЛОГИИ (на материале номинаций цвета и звука в русском, английском и французском языках) Специальность 10.02.19 – теория языка Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук Научный консультант – доктор филологических наук профессор Г.Г. Хазагеров Ростов-на-Дону – 2014 1 Оглавление Введение................................................................................................................... Глава 1. Экстралингвистические границы антропоцентрических моделей..................................................................................................................... 1.1. Логические и референциальные границы антропоцентрических моделей........................................................................................................... 1.1.1. Эволюция антропоцентрической парадигмы в философии............. 1.1.2. Антропологическая парадигма в языкознании................................. 1.1.3. Человеческий фактор в языке при наличии объективного аспекта исследования языковых единиц........................................... 1.1.4. Ограничения, накладываемые на антропоцентризм в языке со стороны логики.................................................................. 1.1.5. Референциальные границы языка....................................................... 1.2. Экстралингвистическое и лингвистическое в контексте языковых универсалий................................................................................................... 1.2.1. Универсалии и проблема их поиска................................................... 1.2.2. Лингвистическая метрология в свете теории лингвистической относительности Сепира–Уорфа........................................................ Выводы по главе 1................................................................................................ Глава 2. Научно-понятийный аппарат лингвистической метрологии....... 2.1. Математический аспект лингвистики.......................................................... 2.2. Предмет, задачи, основные понятия лингвистической метрологии......... 2.3. Лингвистическая метрология в системе наук............................................. 2.3.1. Категориальный аппарат метрологии................................................ 2.3.2. Колориметрия как область метрологии............................................. 2.3.3. Измерения звука: объективный и субъективный аспекты............... 2.4. Эталон и мера в аспекте лингвистической метрологии............................. 2.5. Объективные и субъективные шкалы. Способ их построения................. Выводы по главе 2................................................................................................ Глава 3. Лингво-метрологические шкалы цвета и звука (на материале цветообозначений и звукообозначений русского, английского и французского языков) как новый интегративный подход к исследованию лексических единиц...................... 3.1. Описание эксперимента «Определение вербальной реакции информантов разных национальностей на цвет»....................................... 3.2. Моделирование лексико-семантического поля «цвет».............................. 3.3. Описание эксперимента «Определение вербальной реакции информантов разных национальностей на громкость звука»................... 3.4. Параметризация лексико-семантического поля «звук» с помощью интегративного подхода лингвистической метрологии............................ Выводы по главе 3................................................................................................ Заключение............................................................................................................. Библиографический список................................................................................. Приложение............................................................................................................. 2 3 16 16 16 24 32 41 48 57 57 75 83 87 87 95 104 104 112 119 122 129 140 143 143 168 213 225 278 284 289 330 ВВЕДЕНИЕ Для теоретической лингвистики актуальна проблема корреляции ментальной и языковой информации с объективной действительностью. Это обусловлено сложностью и противоречивостью природы мышления и языка, также отсутствием интегративного подхода к решению актуальных проблем семантики, касающихся референциальных границ, определения точности субъективизма, значения накладывающего лексем, на язык определенные ограничения, и проблем лексикографической практики. Эта тематика привлекает внимание как отечественных, так и зарубежных ученых. С одной стороны, лингвистов объединяет интерес к образу человека в языке и специфике его языковых репрезентаций в национальных картинах мира. Их исследования отражают базовую установку лингвоантропологического подхода: «Язык создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка; в соответствии с ним язык и должен изучаться» [49, с. 31]. Область лингвоантропологии определяется несколькими устоявшимися фразами: «роль человеческого фактора в языке» (Б. А. Серебренников), «язык – человек – картина мира» (М. П. Одинцова), «человек и его язык» (Р. А. Будагов), «человек в языке» (Э. Бенвенист), «язык и мир человека» (Н. Д. Арутюнова), «мир человека в языке» (В. В. Колесов). Принцип антропоцентризма также находит отражение в работах Ю. Д. Апресяна, И. А. Бодуэна де Куртенэ, А. Вежбицкой, В. фон Гумбольдта, И. Г. Гердера, С. Д. Кацнельсона, А. А. Потебни, Э. Рош, Р. М. Фрумкиной, Й. Хейзинги, П. В. Чеснокова, Л. В. Щербы и др. В сферу интересов исследователей человеческого фактора в языке входит отображение в нем различных способов познания человеком окружающей действительности, процессов и механизмов (А. Н. Баранов, В. З. Демьянков, Е. С. Кубрякова, Е. В. Рахилина и др.). 3 Д. О. Добровольский, Лингвокультурология обращается к человеку как к создателю языка и культуры (Н. Д. Арутюнова, В. В. Воробьев, В. А. Маслова, Ю. С. Степанов, В. Н. Телия и др.); этнолингвистика изучает связь языка с народными обычаями, социальной жизнью нации (В. В. Иванов, Н. И. Толстой, В. Н. Торопов и др.); социолингвистика анализирует особенности языка разных социальных и возрастных групп (Л. П. Крысин, Н. Б. Мечковская и др.); лингвострановедение изучает и исследует национальные реалии, отображенные в языке (Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров и др.). В современной лингвистике приобретает актуальность изучение языка в рамках антропоцентрической парадигмы (в терминологии А. Вежбицкой), степени его адекватности особенностям человеческого мышления (работы А. Вежбицкой, Дж. Лакоффа). В. И. Карасик исследовал соответствия отдельных единиц в различных языках и подчеркивал, что в комбинаторике концептов заложен глубокий ментальный смысл [161, c. 36]. Э. Бенвенист, Э. Сепир, М. И. Сетров, Ю. С. Степанов, Б. Уорф, М. А. Шелякин, отводившие большую роль языку в процессе познания мира, изучали лексические различия, зависящие от менталитета народа. Таким образом, проблемы прототипической семантики, проблемы интегративного подхода к точному определению значения лексем выходят за рамки лексикографического описания на более глубокий, онтологический уровень исследования. С другой стороны, изучая проблему соотношения «лингвистическое – экстралингвистическое», ученые рассматривают её в рамках когнитивного подхода, в котором используются математические методы. Например, К. Хейзе анализировал шкалу звука и соответствующие характеристикам звука группы слов. Л. Заде исследовал лингвистические переменные, в качестве значений которых допускаются не только числа, но и слова и предложения. Э. Рош, используя семибалльную шкалу, предлагала испытуемым оценить «степень принадлежности», например, к категории цвета. М. А. Дубровский и Ф. А. Джелдард 4 посвящали свои работы количественному описанию звука. А. Л. Журавлев исследовал содержательность звуков речи с помощью автоматического анализа. Таким образом, актуальность данной диссертационной работы обусловлена, вербальной во-первых, информации недостаточным исследованием с действительностью, объективной соотношения также необходимостью решения проблемы, касающейся референциальных границ языка и поиска языковых универсалий. Во-вторых, потребностью в разработке нового инструментария лингвистической метрологии как новой методологии анализа лингвистических единиц в системе их семантикореференциальных характеристик, а именно лингво-метрологических шкал. В-третьих, отсутствием интегративного подхода к исследованиям номинаций цвета и звука с помощью приборов и с помощью лингвистического эксперимента. Наконец, в-четвертых, актуальность темы диссертационной работы определяется недостаточной освещенностью проблемы ограничения субъективизма в языке при изучении языковых феноменов. Объектом диссертационного исследования является лингвистическая метрология, в основе которой помимо традиционных методов находится интегративный подход к исследованию лексических единиц и к определению соотношения денотативной и ментальной информации с объективной действительностью. Предметом исследования служат лингво-метрологические шкалы, представляющие собой соотношения номинаций цвета и звука русского, английского и французского языков и объективных показаний приборов. Выбор лексико-семантических полей «цвет» и «звук» обусловлен рядом причин. С одной стороны, именно человеческая эмоциональная сфера звука и цвета заполнена «цветными» и «звуковыми» словами, а лингвокультурные стереотипы и феномены несут на себе человеческий фактор и печать антропоцентризма [199, с. 17]. С другой стороны, существуют объективные показания цвета и звука – длина волны и громкость звука. То есть цвет и звук можно не только охарактеризовать словами, но и 5 измерить прибором. Такой интегративный подход актуален и необходим для построения лингво-метрологических шкал звука и цвета с помощью схемы: «денотат (цвет, звук) – прибор – субъективная номинация, предложенная человеком». Материалом для исследования явились звуко- и цветообозначения в русском, английском и французском языках, полученные нами путем сплошной выборки единиц из лексикографических источников, а также в результате двух лингвистических экспериментов, которые сочетают новый метрологический подход к анализу лексических единиц с традиционным способом определения значения. В процессе моделирования лексико-семантических полей «звук» и «цвет» были использованы «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова, «Словарь современного русского литературного языка» Академии наук СССР в семнадцати томах, «Словарь русского языка» С. И. Ожегова, «Толковый словарь русского языка» С. И. Ожегова, Н. Ю. Шведовой, «Большой толковый словарь русского языка» под редакцией С. А. Кузнецова, «Новый словарь русского языка» Т. Ф. Ефремовой, «Толковый словарь русского языка начала XXI века» под редакцией Г. Н. Скляревской, «Русский ассоциативный словарь» Ю. Н. Караулова, синонимические, фразеологические словари, словари эпитетов, используемые для исследования специфики образов сознания носителей разных культур и для последующих межкультурных сопоставлений. С целью формирования французского лексико-семантического поля «le son» («звук») и лексико-семантического поля «la couleur» («цвет») были использованы такие толковые словари французского языка, как «Dictionnaire des expressions et locutions» (Le Robert), «Dictionnaire des locutions françaises» (Larousse), «Dictionnaire alphabétique et analogique de la langue française» (Le Robert), «Le Petit Larousse illustré», «Толковый словарь французского языка Le Grand Robert». 6 Английское лексико-семантическое поле «sound» («звук») и лексикосемантическое поле «colour» («цвет») были сформированы с использованием таких словарей, как «Новый большой англо-русский словарь» Ю. Д. Апресяна, «Cambridge International Dictionary», «Collins English Dictionary», «Webster’s Third New International Dictionary», «Ассоциативный тезаурус английского языка», «Англо-русский словарь» В. К. Мюллера, «Русско-английский словарь» В. К. Мюллера. Эмпирическую базу исследования также составили результаты лингвистических экспериментов, целью которых было определение реакции информантов разных национальностей на качество цвета и звука (результат – 174 цветообозначения на лингво-метрологической шкале цвета и 294 звукообозначения на лингво-метрологической шкале звука). Цель диссертации состоит в определении теоретических и методологических основ лингвистической метрологии, в описании нового интегративного подхода к исследованию значения лексических единиц разных языков, в презентации лингво-метрологических шкал цвета и звука. Поставленная цель обусловливает комплекс следующих задач: 1. Обосновать возможность выделения лингвистической метрологии как самостоятельной области научных исследований. Сформулировать её объект, предмет, цель и задачи. 2. Доказать необходимость сочетания двух подходов при определении точных соотношений номинаций звука и цвета разных языков и объективных показаний приборов. Провести и описать лингвистический эксперимент «Определение реакции информантов разных национальностей на качество звука и цвета». 3. Определить и исследовать соответствия «экстралингвистическое» (объективные показания) – «лингвистическое» (лексические характеристики громкости звука и качества цвета)» в английском, французском и русском языках. Построить лингво-метрологические шкалы звука и цвета с опорой на результаты лингвистического эксперимента. 7 4. Описать метод структурирования лексико-семантических полей «цвет» и «звук» посредством лингво-метрологических шкал. Исследовать универсальное и национальное, сходства и различия представленных лексических систем. 5. Разработать принцип составления словаря звукообозначений на основе новой научной методики. В соответствии с целью и намеченными задачами исследования на защиту выносятся следующие положения: 1. Лингвистическая метрология может быть выделена как новая область научных исследований, поскольку имеет собственный объект изучения, цель, процедуры анализа и методологию, модифицированный терминологический аппарат. Цель лингвистической метрологии – исследовать корреляцию ментальной и языковой информации с объективной действительностью с помощью как традиционного метода, так и интегративного подхода к изучению соотношения объективных показаний приборов, измеряющих физические свойства цветности и громкости, с содержательным наполнением лексических единиц разных языков, вербализующих различные аспекты данных свойств. Тем самым она расширяет методику определения точного значения лексем разных языков, реализуя такого рода исследование в специализированных словарях, в распознавании аналоговых устройств, в процессе построения лингво- метрологической шкалы – матрицы, отражающей как этнический менталитет, так и объективную картину мира. 2. Лингвистический эксперимент «Определение вербальной реакции информантов разных национальностей на громкость звука и качество цвета» основывается не только на использовании традиционных методов лингвистики, но и на интегративном подходе к исследованию лексических единиц разных языков. Синтез традиционного и метрологического подходов способствует более точному определению соотношения номинаций цвета и звука в русском, английском и французском языках и объективных 8 показаний приборов. Это обеспечивает решение проблемы лексикографической практики, синонимической избыточности, ограничивает субъективность при толковании лексем. Такой подход также актуален для распознавания аналоговых устройств, для перевода аналоговых систем в словесные описания, для составления специализированных многоязычных словарей. 3. Центральная категория лингвистической метрологии – лингвометрологические шкалы. Они построены и представлены нами как универсальный семантический метаязык и являются общей понятийной базой, соединяющей разные культуры. Лингво-метрологические шкалы определяют специфику сопоставимых свойств, проявляющихся при исследовании соотношения «лингвистическое – экстралингвистическое». Они также демонстрируют процесс целенаправленного уменьшения числа субъективных элементов, т. е. процесс продвижения к наибольшей степени объективности и универсальности при определении точного значения лексемы, и соотносят реальность внешнего и внутреннего мира с сознанием и мышлением людей разных национальностей. 4. При определении точного значения номинаций цвета следует учитывать не только толкования в традиционных двуязычных словарях. Исходным должно стать то, как большинство носителей языка оценивает данный цвет или звук. «Словарь лексических соответствий номинаций цвета в русском, английском и французском языках и объективных показаний веера Пантона», в основе которого находятся данные лингвистического эксперимента и лингво-метрологической шкалы цвета, демонстрирует точные толкования номинаций цвета русского, английского и французского языков. 5. Новый метод структурирования лексико-семантического поля «цвет» заключается в следующем. Классификацию номинаций цвета следует проводить по двум принципам: от слова к денотату и от денотата к слову. Первый принцип выделяет группы слов со сложной этимологией, которые не 9 допускают простой метонимические трансформации, лексемы. Второй группу принцип синестетических способствует слов, выявлению национальных особенностей номинаций цвета, их аналогов и сходств. Этноспецифика системных связей наиболее полно обнаруживается в периферийной части системы цвета, где она проявляется в организации синонимических рядов, окказионализмов-синонимов. При этом актуально проектирование номинаций цвета, взятых из толковых словарей, на результаты лингвистических экспериментов, расположенные на лингвометрологической шкале. 6. Характерной особенностью организации лексико-семантического поля «звук» является четко прослеживаемый в нем антропоцентрический принцип, принцип «ближайшей степени отождествления с человеком». С другой стороны, антропоцентрическое описание звукообозначений пополнено объективными показаниями приборов. Таким образом, для нового моделирования лексико-семантического поля «звук» актуально оценивание акустической величины громкости звучания вербально-речевыми средствами и объективирование языковых оценок громкости акустическими измерениями. 7. Принцип составления словаря звукообозначений состоит в том, что звучание в данном случае рассматривается как синтез вербальных и невербальных звуковых кодов, что позволяет значительно расширить границы познания, связанные с обозначением звука в разных культурах. Звукообозначения характеризуются с объективной точки зрения, также в аспекте наивной картины мира. В словаре отражена не только качественная, но и количественная сторона обозначений звука. Это значительно расширяет объект лингвистического осмысления. Гипотеза диссертационной работы может быть сформулирована следующим образом: лингвистическая метрология как новая область научных исследований представляет корреляцию ментальной и языковой информации с объективной действительностью в направлении «денотат – 10 прибор – субъективная номинация (предложенная человеком)» и тем самым обеспечивает ограничение субъективизма в интерпретации языковых факторов, расширяет представление о лексикографических принципах описания лексем. Методологическая основа исследования заключается в осуществлении комплексного междисциплинарного подхода к анализу языкового материала, что предполагает его рассмотрение в тесной связи с параметрами лингвокультурологии, социолингвистики, математики, психологии, метрологии, философии. Принят во внимание тот факт, что изучение языка актуально и эффективно в рамках антропоцентрической парадигмы, когда учитывается степень мышления. его адекватности Исследование экстралингвистическое» особенностям соотношения проводится с человеческого «лингвистическое использованием – комплексного подхода, при котором учитываются словообразовательные, семантические, стилистические и функциональные особенности лексики, частотность употребления, а также экстралингвистические факторы. Методологическая основа представлена единством: общефилософских принципов – работы В. И. Карасика, Дж. Лакоффа, В. А. Муравьева, Э. Сепира, Ю. А. Сорокина, Б. Уорфа; общенаучных А. Вежбицкой, принципов А. А. Залевской, – труды Ю. Н. Караулова, Ю. Д. Апресяна, Е. С. Кубряковой, А. А. Леонтьева, З. Д. Поповой; частнонаучных принципов – исследования Б. Берлина, А. П. Василевича, М. Дерибере, Л. Заде, М. А. Земельмана, Р. М. Ивенс, П. Kея, В. Г. Кульпиной, И. В. Макеенко, В. Е. Моисеенко, Э. Рош, Т. Ю. Светличной, И. Ф. Шишкина, Р. М. Фрумкиной, П. В. Яньшина. Поэтому задача объяснить поведение номинаций цвета и звука с опорой на общие антропоцентрические механизмы и на некоторые элементы математической лингвистики оказалась совершенно органичной, не противоречащей положению дел в лингвистике. Методы исследования. В нашей работе использованы как традиционные способы анализа языкового материала, так и новые методы 11 лингвистической метрологии: лексикографического метод описания, компонентного метод полевого анализа, метод исследования и идентификации, методы с элементами нечеткой логики и метрологии. Описательный анализ позволяет комплексно исследовать лексико- семантические поля «звук» и «цвет» в русском, английском и французском языках; сопоставительный – сравнить их и в итоге выявить национальную специфику каждого из них и найти универсальные черты. С помощью компонентного анализа исследуются сходства и различия цвето- и звукообозначений в плане содержания. Метрологические методы способствуют измерению громкости звука и качества цвета. Функция совместимости, взятая из теории нечетких множеств Л. Заде, делает возможной обработку и объективизацию данных лингвистических экспериментов, в которых задействован прибор. Новый интегративный подход к изучению лексических единиц направлен на устранение ограничений в исследовании языковых феноменов, лексических единиц. Научная новизна исследования. Новизна работы заключается, прежде всего, в разработке нового интегративного подхода к исследованию лексических единиц, который является основой теории новой области в языкознании – лингвистической метрологии. Создана и изучена новая идея соотнесения денотативной и объективной информации. Это дает возможность создать новую методологию анализа лексических единиц в системе их семантико-референциальных характеристик. Новая экспериментальная методика позволяет повысить точность измерения степени объективности значения лексем разных языков. Она способствует обогащению лексикографической практики тем, что добавляет в словарь внелингвистическую информацию, таким образом, решается проблема субъективности толкования, синонимической избыточности, смыслового наслоения. Помимо традиционного, предложен оригинальный метрологический подход к исследованию универсального и национального в языке. Этому способствует инструментарий лингвистической метрологии – 12 лингво-метрологические шкалы. Они построены и представлены нами как универсальный семантический метаязык и являются общей понятийной базой, соединяющей разные культуры. Лингво-метрологические шкалы определяют специфику сопоставимых свойств, проявляющихся при исследовании соотношения «лингвистическое – экстралингвистическое». Они также обеспечивают целенаправленное уменьшение числа субъективных элементов, т. е. процесс продвижения к наибольшей степени объективности при измерении точного значения лексем разных языков. Теоретическая значимость исследования заключается в разработке основ теории нового формирующегося направления – лингвистической метрологии как части общей теории языка. Положение о возможности ограничения субъективизма в языке с помощью лингвистического эксперимента и задействованных в нем приборов используется для определения соотношения лексических единиц разных языков и объективных характеристик, для построения лингво-метрологических шкал, которые являются подспорьем в лексикографической практике. Полученные результаты служат базой для сопоставительных исследований, для создания специализированных словарей, для перевода информации аналоговых систем в словесные описания. Методика сочетания традиционного и интегративного подходов к изучению и толкованию лексических единиц разных языков расширяет и уточняет представление о лексикографическом описании лексем, обеспечивая возможность учитывать при исследовании как языковую личность, так и экстралингвистические и объективные факторы. Результаты исследования получили практическое применение в преподавательской практике. Они использованы при разработке лекционных курсов по семантике, культурологии и лингвокультурологии. Перспективность использования новых идей в науке очевидна. Лингвометрологические шкалы – это матрица, на которой могут располагаться лексемы любого языка, объективные показания любого явления, которое можно измерить (температура, болевой 13 порог и т. д.). Результаты диссертационного исследования являются массивом специализированного словаря лексических единиц, характеризующих качество звука и цвета, соотнесенных с точными величинами. Словарь представляется как одноязычным, так и многоязычным, что является большим подспорьем в лексикографической практике. Лексемы, принадлежащие к лексико- семантическим полям «звук» и «цвет», могут войти в состав русского ассоциативного словаря, использование которого полезно в преподавании русского языка иностранным студентам. Материал ассоциативного характера представляет интерес для специалистов в области рекламы и дизайна. Достоверность и обоснованность полученных результатов обеспечиваются опорой на фундаментальные теоретические положения современного гуманитарного научного знания, соответствием методов исследования его цели и задачам, определением степени актуальности материала для исследования с помощью системы поиска на российских, французских и английских сайтах. Апробация работы. Основные положения диссертации и результаты исследования освещены в 49 публикациях, в том числе зарубежных. Материалы и результаты исследования докладывались и обсуждались на международных научных и научно-практических конференциях в Ростовена-Дону, Москве, Пятигорске, Луганске. Научные сообщения по теме диссертационного исследования были также сделаны на заседании секции русского языка Гранадского университета (Гранада, Испания, 17 сентября 2010 г.). Опубликовано две монографии. Эксперименты проводились в Англии (Oxford college) и Франции (университет г. Тулона). Материалы диссертации легли в основу созданного её автором русскоангло-французского словаря звукообозначений и русско-англо-французского словаря цветообозначений. Объекты интеллектуальной собственности По результатам диссертационной работы 24.06.2013 года подана заявка № 2013128433 «Способ построения словаря для перевода лексических 14 характеристик цвета на иностранные языки с помощью интегративного метода лингвистической метрологии на получение патента РФ на изобретение (автор М.В. Слизкова), по которой получено уведомление «Роспатента» о положительном результате формальной экспертизы. Структура работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и приложения. В первой главе рассматриваются понятия «человеческий фактор в языке», «антропоцентризм и субъективизм в языке». Определяются логические и референциальные границы антропоцентризма. Обосновывается необходимость нового интегративного подхода к решению проблемы референциальных границ, к исследованию соотношения «лингвистическое – экстралингвистическое». Во второй главе разрабатываются теоретические основы лингвистической метрологии. Описывается её понятийно- терминологический аппарат, цели, задачи, объект и предмет, основное методологическое положение, которое заключается в соотнесении объективных характеристик приборов, измеряющих физические свойства цветности и громкости, с содержательным наполнением лексических единиц, вербализующих различные аспекты данных свойств. В третьей главе обосновывается эффективность интегративного подхода к исследованию номинаций цвета и звука в русском, английском и французском языках. Описываются лингвистические эксперименты, определяющие вербальную реакцию информантов разных национальностей на качество цвета и звука. Проводится анализ лингво-метрологических шкал звука и цвета, основой которых служит схема «денотат – прибор – субъективная реакция (предложенная информантами разных национальностей)». Описывается новый метод структурирования лексико-семантических полей «цвет» и «звук». Представляется новый принцип составления словаря звукообозначений и цветообозначений. В приложении представлен словарьминимум звукообозначений (1071 лексема). 15 Глава 1. ЭКСТРАЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ГРАНИЦЫ АНТРОПОЦЕНТРИЧЕСКИХ МОДЕЛЕЙ 1.1. Логические и референциальные границы антропоцентрических моделей 1.1.1. Эволюция антропоцентрической парадигмы в философии Антропоцентризм в философии оказал большое влияние на формирование научной парадигмы современной лингвистики. Философская методология составляет основу осмысления бытия и мышления человека, с одной стороны, и языковых систем как их отражений – с другой. В свете исследуемой в данной работе проблемы особый интерес представляет антропологическая концепция человека, которая рассматривает его как символическое существо. Человек для своего ориентирования в мире пользуется созданными им особыми опосредствующими символическими структурами, такими как язык, мифология, искусство, с помощью которых он «формирует образ мира как основу своей жизнедеятельности» [363, с. 59]. Представление о мире формируется в течение всей жизни человека вследствие его разнообразных отношений и связей с обществом и природой, и в этом процессе задействованы все стороны его психической деятельности. «Человек ощущает мир, созерцает его, постигает, познает, понимает, осмысляет, интерпретирует, отражает и отображает, пребывает в нем, воображает, представляет себе все “возможные миры”» [277, с. 24]. Человек познается через раскрытие собственной природы, путем выявления соотношений с обществом, природой, космосом, Богом и т.д. Образ мира, который мы называем картиной мира, представляет собой создаваемый человеком субъективный образ объективной действительности, в котором находится вся доступная для человеческого восприятия информация о мире в целом и об отдельном его фрагменте. Для человека мир 16 существует в виде реальной действительности, чувственно воспринимаемой действительности, вербальной системы. Этим трем уровням представления и восприятия реального мира соответствуют: презентация общей картины мира, субъективное представление мира, объективированная с помощью языка картина мира [31, с. 71]. В философско-антропологических концепциях сущность человека обычно раскрывается путем противопоставления его другим существам – животным, в трансцендентальных концепциях также различным сверхчеловеческим существам (Богу, ангелам), с учетом технизированности современного мира – различным роботам, компьютерным системам, техническим приборам [100, с. 140]. Что касается нашего исследования, для изучения человека, особенностей его менталитета, речевых предпочтений, для проведения адекватного материалу анализа корреляции ментальной и языковой информации с объективной действительностью в наибольшей степени подходит схема «денотат (цвет, звук) – прибор – субъективная номинация (предложенная человеком)». Помимо субъективных данных, используется технический прибор и его метрологические измерения. Следствием сопоставления такого рода измерений с субъективными характеристиками человека является определение национальных особенностей языков и измерение точности значения слова, степени адекватности толкования лексем русского, английского и французского языков, исследование интерпретации мира индивидом. Таким образом, помимо человека и его субъективных реакций, мы рассматриваем объективистский взгляд на природу реальности. Интерес к человеку, к тщательному описанию культуры всегда оставался главной исследовательской проблемой гуманитарных наук. «Современный антропологический ренессанс, характерный также и для лингвистики, объясняется, по мнению философов, осознанием угрозы людям (экологической, военной, демографической, 17 потери этнокультурной специфики) и отличается попыткой поиска на новом этапе исторического развития ответов на вопросы, связанные с сущностью человека» [363, с. 35]. Глобализация общества обеспечивает дальнейшее решение проблем изучения, идентификации человека как представителя определенной культуры и выделения его особым образом проявляющихся свойств, которые воплощены в языковых единицах; их описание в тематическом пространстве «человек – культура» приобретает особую важность. Итак, в наше время общество характеризуется усиливающимся интересом к человеку, его природе, сущности, различным аспектам его существования. В ХХ в. он стал объектом междисциплинарного научного исследования. Получили импульс традиционные области знания о человеке – этнография, археология, медицина, анатомия, психология, педагогика, появились новые научные области о нем – генетика, молекулярная биология, генная инженерия. В итоге был накоплен огромный объем информации, который человек в противоречивой форме сочетает в себе (природные, социальные, культурные и иные характеристики). В ХХ столетии слово «антропология» стало одним из самых употребительных в современном научном языке, возникают и плодотворно развиваются такие ветви теоретического знания о человеке, как культурная антропология, зоологическая антропология, историческая антропология, антропогеография, экономическая антропология, юридическая антропология, медицинская антропология, прикладная антропология. «Перечень “частных” антропологий имеет тенденцию к расширению, отражая тем самым неуклонное развитие в сфере научного антропологического знания» [98, с. 230]. Феномен человека является объектом постижения («дискурса») также и во вненаучном познании – в мифах («антропологические» мифы), в религии («религиозная антропология»), в искусстве (например, «поэтическая антропология»), этике [76, с. 89]. В связи с этим интересно упомянуть художественную литературу. Она обращается к изображению психологии человека и анализу, интерпретации его бытия в мире, к осмыслению тесных 18 отношений между художественной реальностью и объективной действительностью, а также к раскрытию проблемы адекватной передачи разнообразных явлений внутреннего и внешнего мира с помощью художественного текста. Русский философ Н. А. Бердяев замечал в связи с этим: «Антропологии мы должны учиться у великих художников, у мистиков и у очень немногих одиноких и малопризнанных мыслителей. Шекспир, Достоевский, Л. Толстой, Стендаль, Пруст гораздо больше дают для понимания человеческой природы, чем академические философы и ученые – психологи и социологи» [51, с. 50]. Несомненно, человека можно рассматривать как объект универсального познания, научного и вненаучного. Полная истина о нем достижима лишь в месте пересечения различных форм знаний и представлений, в пространстве их диалога. Человек существует всегда как сложная, многомерная целостность, и поэтому истинное знание о нем может сформироваться только в рамках синтеза знаний. Таким образом, сложным является и сам человек, и сами знания о нем. Итак, рассматривая современную антропологию, отметим, что это система разных знаний о человеке, целое мощное направление в познании. В её рамках ни одна из областей не может претендовать на монопольную роль, на обладание «последней» истиной. В антропологии не допускается также противопоставление естественнонаучного, социально-экономического, культурологического и иных аспектов, срезов знания. По определению И. Канта, антропология есть «учение, касающееся человека и изложенное в систематическом виде» [159, с. 79]. Таким образом, создание единой теории человека, основанной на его комплексном познании, является важнейшим направлением современной науки. Познание человека берет свое начало в духовной культуре древнего мира (Сократ, Эпикур) и представляет собой очень длительную традицию. Так, дофилософские представления о человеке мы наблюдаем в мифах в форме фантастических представлений о действительности. Типичным 19 примером этого может быть сказание о Прометее, который похитил у Богов огонь и подарил его людям. С приручением огня наступила эпоха культурного существования человеческого рода. В Древнем Вавилоне появилось сказание о Гильгамеше – царе, который странствовал в пустыне в поисках некой «травы бессмертия». Значение древних антропологических мифов состоит в том, что в них обозначен смысложизненный вопрос: «Для чего человеку жить?» Для мифов характерным было также выделение героя – человека, который способен на неординарные поступки и может даже соперничать с богами [30, с. 304]. Антропология Средних веков осуществила значимый поворот в представлениях о человеке. «Вырвав» его из «объятий» Космоса, она обусловила возникновение предпосылок антропоцентризма в философии. Антропология Средних веков выделила в человеке такие его сложные духовные состояния, как вера, любовь, благоговение, страх, страдание, надежда [17, с. 22]. Если говорить о философии эпохи Возрождения, то в её рамках формируется принципиально иной тип учений о человеке – антропоцентризм, для которого характерно восприятие людей в качестве некоего центра мироздания, а человека – как выполняющего особую миссию, связанную с его деятельной природой. Важнейшие идеи обозначенной выше антропологической парадигмы можно представить следующим образом: во-первых, человек – рожденное существо естественных условий. Так как Бог растворен в природе, то божественное начало, следовательно, присутствует и в самом человеке как уникальном явлении бытия. Основное в человеке заключается в его способности работать и мыслить творчески. Во-вторых, творческая деятельность человека имеет универсальный характер: она практическая, познавательная, художественная. Способность к универсальной деятельности делает его свободным, не нуждающимся для своего спасения в божественной милости. Человек создает себя сам, опирается на свои силы и возможности, знания и мысли. Под деятельностью 20 в данном случае подразумевается сам способ существования человека, путь к его утверждению в этом мире. В-третьих, человек являет собой единство формы и содержания, воплощение гармонии и красоты. В-четвертых, человек индивидуален, не похож на другого и неповторим. В-пятых, философская антропология Возрождения одарила человека ценностью, т. е. высокой мерой значения в окружающем мире. Это гуманистическая антропология, в глубине которой формируется высокий уровень оценки человека как явления мироздания. Учение о человеке Нового времени (XVII–XIX вв.) придерживается рационалистической парадигмы. Её важнейшие идеи таковы: человек является разумным существом; люди призваны к активной познавательной деятельности. Благодаря своей деятельностной установке человек способен создавать совершенно иную, в природе не встречающуюся реальность – мир культуры (орудия труда, язык, знания, техника, социальные нормы). В Новое время в результате активных и плодотворных исканий и размышлений в философии и науке сформировались крупные антропологические учения, которые отражены в творчестве Б. Паскаля, И. Канта, Л. Фейербаха, С. Кьеркегора, Ч. Дарвина, Ф. Ницше. Вершиной Нового времени стало ХIХ столетие, часто называемое «антропологическим веком»: в этот период формируются философский и научный подходы к исследованию человека [368, с. 35]. Предшествующий опыт его познания, начиная с Античности, сформировал предпосылки для нового, интересного антропологического витка в философии. Со времен Платона и Аристотеля в классической европейской философии человек преимущественно рассматривается как определяемый разного рода внешними абсолютными началами – духом, природой и т.д. Так был представлен метафизический человек, бытие которого определялось извне. Сегодня же в философской антропологии на первый план выходит антиметафизический человек, бытие которого определяется его конкретными жизненными ситуациями, всегда 21 носящими индивидуальный характер. Это человек, пытающийся разорвать цепи несвободы, выкованные внешним миром [190, с. 200]. Кроме названных нами представлений, существует следующая типология антропологических исследований, в которой выделены четыре типа учений о человеке. Первый тип: человек – существо, природа которого задана извне объективными (метафизическими) обстоятельствами. Второй тип предполагает, что человек есть автономная личность, сама себя определяющая. Третий тип гласит, что человек – это воплощение и носитель иррационального начала, погруженный в поток жизни. Четвертый тип рассматривает человека как субъекта, входящего в объективный мир и существующего в нем в качестве деятеля [29, с. 35]. Мы считаем достаточно точным представление системного описания человека, предпринятое Ю. Д. Апресяном. Человек рассматривается им как деятельное и динамичное существо с присущими ему разными видами состояний и действий, связанными с деятельностью человеческого тела и духа. Что касается активности тела, ученый связывает с ней такие системы, как физическое восприятие, физиологическое состояние, физиологическая реакция на внешние и внутренние воздействия, физические действия и деятельность; с деятельностью человеческого духа – желания, мышление и интеллектуальную деятельность, эмоции и речь. «Определенные телесные системы сближаются с определенными духовными, так что каждая телесная система отражается, дублируется, копируется в парной к ней духовной системе» [23, с. 50]. Следует заметить, что каждая из них находится в определенном органе, который выполняет конкретное действие, начинает быть в определенном состоянии, формирует необходимую реакцию. Н. Д. Арутюнова анализирует человека в рамках семиотических концептов на основе исследования его номинаций. Множество образных номинаций, прилагаемых к человеку, объясняется, по мнению Н. Д. Арутюновой, множественностью миров, в которых живет человек, и в которых он играет разные роли [32, с. 325]. 22 Накопленный ранее большой и актуальный для современной эпохи запас знаний позволил рассмотреть человека в различных его аспектах – физиологическом, биологическом, историческом и др. Это сделало весьма важным и даже необходимым целостное, всеобъемлющее познание человека. Выражением именно этой потребности стало появление философской антропологии как важного течения в философии ХХ столетия, которая обращается прежде всего к субъективности человека как фундаменту социальной объективности всех явлений и событий, институтов общества. Прежде чем перейти к объяснению проявления нашего интереса к антропоцентрической научной парадигме, выделим те объективные обстоятельства, которыми обусловлен этот интерес в современном обществе: – прежде всего, это необходимость совершенствования социальных отношений; – потребность в преодолении несоответствий между научно- техническим и социальным прогрессом, рационализации социальных и антропологических последствий современной научно-технической революции; – необходимость того, чтобы отношения между человеком и природной средой как миром его существования становились более гармоничными; – необходимость понимания смысла жизни и призвания, определения ценностных ориентаций человека нашего времени, времени духовного кризиса; – необходимость целостного, системного познания человека, теоретического синтеза научных и вненаучных представлений о нем, осмысления новейших знаний о человеке; – необходимость поиска более совершенных форм взаимосвязи между человеком и обществом, смягчения и разрешения противоречий между ними; – необходимость новых подходов и ориентиров в современном гуманитарном познании, в гуманитарном образовании нашего времени. 23 Анализируя аксиому Протагора «Человек – мера всех вещей» [289, с. 30], мы пытаемся ответить на вопрос: что следует рассматривать как меру человека, если человек есть мера всех вещей? Вслед за Э. Косериу мы полагаем, что мерой человека могут являться вещи, им самим созданные, а также его деятельность и творение – язык. Человек специфически отличается тем, что имеет способность создавать символического посредника между собой и действительностью. Исследование того, как человек обращается с символами, осмысливает мир и себя в нем, привлекает не только лингвистику, но и другие науки, изучающие пути взаимодействия человека и общества [189, с. 144]. В проекции исследовательской концепции настоящего диссертационного исследования становление антропологии, история роста интереса к человеку имеют следующие преломления: речь идет об индивидууме, который является субъектом и носителем целостной картины мира и вместе с тем демонстрирует её фрагмент. Он изучает и отражает в концептуальной системе и языке действительность, исследует и видит в ней самого себя. Проведенный нами обзор некоторых философских концепций о человеке дал возможность понять необходимость системного подхода к определению особого, специфического, нахождению общего, присущего разным народам и отраженного в языке. Подобное изучение философских взглядов на человека и его сущность явилось важным для исследования разных выражений познания и его результатов в конкретных языках, для выявления особенностей образов мышления, сознания носителей разных культур и для последующих межкультурных сравнений. 1.1.2. Антропологическая парадигма в языкознании Для исследования звуко- и цветообозначений в русском, английском и французском языках мы используем и ставим в центр рассмотрения антропоцентрический подход. Это значит, что мы учитываем особенность 24 процессов отражения окружающей действительности в сознании индивида, исследуем схемы сохранения знаний о природе и обществе в целом, о человеке в частности, взаимодействия энциклопедических и языковых знаний и исследование их с учетом существующей в социуме системы норм, оценок, эмоционального опыта человека. Очевидно, что для этого требуется определение и проработка проблем, касающихся антропоцентризма в языке и человеческого фактора в языке. Обозначенные нами вопросы всегда были в центре внимания наук о человеке. Они выделяются своим многоаспектным характером, будучи предметом изучения разных научных подходов, поскольку человеческий язык – сложное социально-психическое явление. Так, эти проблемы исследуются в физиологии, нейрофизиологии, психологии, антропологии. В отечественных языковедческих работах проблема антропоцентризма излагалась с помощью таких терминов, как «субъективное и объективное в языке», «роль человеческого фактора» и т. д. Лингвистов, исследующих лингвоантропологию, объединяет то, что они проявляют большой интерес к образу человека в языке, а также к особенностям языковых репрезентаций в национальных языковых картинах мира. На данный момент это сложившееся мощное научное направление, о чем говорят многочисленные теоретические и практические исследования, каждое из которых по-своему отражает базовую установку лингвоантропологического подхода: «Язык создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка; в соответствии с ним язык и должен изучаться» [49, с 300]. Особенность лингвоантропологии заключается в том, что она становится большим направлением, включающим в себя все отрасли знаний языковедческого цикла. Человек является центральным субъектом и объектом языка и речи в таких дисциплинах, как лингвокультурология, когнитивистика, психолингвистика, социолингвистика, этнолингвистика и др. Каждая из отраслей исследования ориентирована на ту или другую грань 25 человека, имеющую отображение в языке. Например, в области изучения когнитивной лингвистики находится исследование в языке разных механизмов, процессов, методов познания мира человеком (А. Н. Баранов, В. З. Демьянков, Д. О. Добровольский, Е. С. Кубрякова, Е. В. Рахилина и др.); в лингвокультурологии человек рассматривается как создатель языка и культуры (Н. Д. Арутюнова, В. В. Воробьев, В. А. Маслова, Ю. С. Степанов, В. Н. Телия и др.); этнолингвистика уделяет особое внимание изучению связей языка с народными обычаями, социальной иерархией нации (В. В. Иванов, Н. И. Толстой, В. Н. Торопов и др.); социолингвистика исследует особенности языка людей, относящихся к разным социальным и возрастным группам (Л. П. Крысин, Н. Б. Мечковская и др.); лингвострановедение изучает национальные реалии, отображенные в языке (Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров и др.); этногерменевтический подход используется в рамках изучения их этноспецифики (Е. А. Пименов, М. В. Пименова). Наличие созданной когнитивно-дискурсивной парадигмы в лингвистике обусловило логичное введение в научный обиход принципа антропоцентризма, который в настоящее время определяет развитие новых направлений в изучении языка в целом. В рамках такого принципа исследователями решались проблемы, связанные с получением, передачей, кодировкой и хранением информации любыми способами, в частности лингвистическими. Интеграция разных научных областей, ведущая к гуманизации научных дисциплин, обеспечивала решение такого рода проблемы. Итак, в науке о языке использование антропоцентрического принципа, или принципа «человека в языке» [49, с. 31], занимает особое место. Согласно принципу антропоцентризма, говорящий человек способен присвоить себе язык в процессе его использования, поскольку «язык не имеет иной объективности, кроме той, которая устанавливается в самых глубинах субъективного» [194, с. 280]. Использование этого положения в работе 26 позволяет рассматривать язык как оригинальную семантическую систему, основные референционные точки которой соотносятся с говорящим индивидом, а используемые человеком языковые средства выступают как «аутореференционные» [Там же, c. 60]. Главным фактором формирования и утверждения представленной выше научной парадигмы можно назвать высокий уровень отечественных семасиологических исследований, а также предшествующие современному антропоцентрическому направлению развития идеи соотношении языка и мышления, М. М. Бахтина А. А. Потебни о о речевых жанрах, В. В. Виноградова о языковой личности и другие, нашедшие дальнейшее развитие в трудах Ю. Д. Апресяна, Н. Д. Арутюновой, Т. Г. Винокур, Ю. Н. Караулова, В. Н. Телия и др. Вовлечение теории речевых актов в контекст современной лингвистики побудило ученых снова и на новом уровне обратиться к работам Л. С. Выготского и А. А. Леонтьева (теория деятельности и теория речевой деятельности, развивающие мысль о мотиве и цели) [90; 216]. Таким образом, на проблемы ограничения антропоцентризма в языке в той или иной степени обращали внимание многие авторы актуальных многоаспектных лингвистических работ. Поэтому задача доказать возможность исследования лексических единиц разных языков с обращением к общим антропоцентрическим механизмам оказалась совершенно органичной. Принцип «человека в языке», или антропоцентризма, утверждался в отечественном языкознании на ранних этапах его развития. Еще в конце ХIХ в. И. А. Бодуэн де Куртенэ в работе «Фонология» (1899) выделял антропофонику как науку, которая занимается «только звуками по существу своему исключительно человеческими, то есть звуками человеческой речи» [57, т. 1, с. 80]. В последнее время указанный принцип нашел отражение в работах В. М. Алпатова, Ю. Д. Апресяна, Н. Д. Арутюновой, А. Вежбицкой и других представителей Московской семантической школы. 27 Акцент на принципе антропоцентризма приобрел особую важность и актуальность в гуманитарной семантике. Она, в отличие от формальной, или логико-математической, исследует семиотические системы (язык, явления культуры, обычаи и обряды, искусство и т. д.), передающие информацию и действующие в человеческом обществе. Однако принцип антропоцентризма в языке не трактуется однозначно. В лингвистической науке сложились разные подходы к реализации антропологического принципа гипотезы. Первый подход в зависимости (Ю. Н. Караулов) от основополагающей предполагает включение «языковой личности» в объект науки о языке (от содержания науки к её истории). Второй подход (T. Albrecht) отражен в современной лингвистической философии и связан с признанием языка как части человека, третий (Й. Хейзинга) признает предметом языкознания человека – пользователя языка, и наконец, четвертый основан на признании языка как той составляющей, которая делает человека человеком. Последний подход к реализации антропологического принципа был разработан В. фон Гумбольдтом, полагавшим, что изучение языка подчинено «цели познания человеком самого себя и своего отношения ко всему видимому и скрытому вокруг себя» [121, с. 180]. «Антропологический принцип» Гумбольдта приобрел начиная с конца 90-х гг. ХХ в. особую актуальность в сфере наук о человеке и его языке: лингвогносеологии, лингвосоциологии, лингвоэтнологии, лингвопалеонтологии и, наконец, лингвокультурологии и философии языка. Отметим, что именно под влиянием идей В. фон Гумбольдта язык стал изучаться как феномен человеческой психики, культуры народа и деятельности человека. Итак, формирование антропоцентрического принципа происходило в рамках лингвистической концепции гумбольдтианства, возникшего как реакция на антиисторическую и механистическую концепцию языка ХVII и ХVIII вв., а также на логические и универсалистские концепции (логическое 28 направление, универсальные грамматики); оно опирается на идеи И. Г. Гердера о природе и происхождении языка, о взаимосвязи языка, мышления и «духа народа» [100, с. 40], а также на типологическую (морфологическую) классификацию языков Ф. и А.-В. Шлегелей и идеи немецкой классической философии (Г. В. Ф. Гегель, И. В. Гете, И. Кант, Ф. В. Шеллинг, Ф. Г. Якобс и др.). Человек, пробуждая в себе свою языковую способность и развертывая её в ходе общения, всякий раз своими собственными усилиями создает сам в себе язык. Предназначение языка состоит в том, чтобы осуществлять «превращение мира в мысли», быть посредником в процессе взаимопонимания людей, выразителем их мыслей и чувств, служить средством развития внутренних сил человека, оказывая стимулирующее воздействие на силу мышления, чувства и мировоззрения говорящих [81, с. 90]. В трактовке В. фон Гумбольдта язык не представляет собой прямого отражения мира: в нем осуществляются акты интерпретации мира человеком. Различные языки поэтому являются различными мировидениями. Слово – отпечаток не предмета самого по себе, а его чувственного образа, созданного этим предметом в нашей душе в результате языкотворческого процесса. Оно эквивалентно не самому предмету, даже чувственно воспринимаемому, а его пониманию в акте языкового созидания [121, с. 65]. Вслед за В. фон Гумбольдтом французский лингвист середины ХХ в. Э. Бенвенист в своей концепции «человек в языке» воплощает определенную и глубокую традицию европейского языкознания, в особенности во французской и русской лингвистических школах [49, с. 70]. Подобный принцип на материале лексикологии утверждал в русской лингвистике еще в 1940 г. академик Л. В. Щерба. Он писал, что язык создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка [49, с.350]. В связи с этим им приводился такой пример: «Прямая (линия) определяется в геометрии как “кратчайшее расстояние между двумя точками”. Но в 29 литературном языке это, очевидно, не так. Я думаю, что прямой мы называем в быту “линию, которая не уклоняется ни вправо, ни влево” (а также ни вверх, ни вниз)» [380, с. 68]. Единодушно мнение лингвистов о том, что характерной чертой науки о языке конца ХХ в. является «ориентация на переход от позитивного знания к глубинному на путях целостного синтетического постижения языка как антропоцентрического феномена» [32, с. 70]. Поэтому универсальным концептом объявлен человек, и описание этого «важнейшего суперпонятия» является задачей антропоцентрической лингвистики [88, с. 60]. Итак, при антропологическом подходе к изучению языка на первое место ставится принцип постижения языка в тесной связи с бытием человека. Язык рассматривается как созидательное свойство человека, а человек определяется как человек именно через язык. В этом аспекте примечательной особенностью человеческого языка является то, что он представляет собой, на первый взгляд, неразрешимое противоречие, а именно совмещает в себе несовместимое: объективное и субъективное. «Всякий человеческий язык, – по точному определению Й. Хейзинги, – изъясняется антропоморфически, выражается образами, взятыми из человеческой деятельности, и окрашивает все абстрактное уподоблением чувственному» [350, с. 120]. Именно в силу этого современная лингвистика в качестве основного принципа изучения языка выдвигает принцип антропоцентрический, теоретико-методологической базой которого является антропологический подход. Согласно такому подходу язык правильно и эффективно исследовать в тесной связи с сознанием и мышлением, культурной и духовной жизнью. Основой такого подхода является убеждение, что все языковые формы (морфемы, синтаксические и морфологические структуры) составляют подкласс более общей категории – категории культурных взаимосвязанных и форм, частично представляющих произвольных собой ожиданий, «набор пониманий, верований и соглашений, разделяемых членами социальной группы, который 30 воздействует или воздействовал на поведение некоторых членов данной группы» [86, с. 40]. Другими словами, языковые формы – это по преимуществу культурные формы. Переходя к вопросу о проявлении антропоцентризма при восприятии цвета, отметим, что каждый носитель языка, когда видит цвет, опирается не только на абсолютное цветовое, но также и на экспрессивное ощущение. Человек отмечает часто на уровне подсознания «ассоциативные признаки», которые сопутствуют лексеме в языке. Было отмечено, что «человек получает впечатления от свойств, приписываемых нами предметам и собственному телу, а затем оценивает значение этих впечатлений для нашего индивидуального бытия, испытывая чувство удовольствия и неудовольствия» [328, с. 130]. Таким образом, мы можем сделать определенный вывод: невозможно говорить о цветонаименованиях, о цветовой картине мира в целом, не взяв во внимание воспринимающего её индивидуума. Так называемая «наивная картина мира», о которой говорят А. А. Брагина, Р. М. Фрумкина и другие исследователи, обращавшиеся к проблемам цветообозначения, постоянно соотносится как с языковой традицией, так и с личностным восприятием. Каждый человек воспринимает цветовую картину мира, связывая её с жизненным опытом, со своим психическим и физическим состоянием. Восприятие определяется большим количеством объективных и субъективных причин [329, c. 173]. Очевидным является проявление антропоцентризма при восприятии звука. Человек воспринимает его по-разному. Люди среднего возраста (40–60 лет) эмоциональнее реагируют на громкий звук, чем молодые: барабанная перепонка пожилых людей теряет эластичность. При исследовании субъективной характеристики звука важно также учитывать географические особенности проживания и профессиональную специфику. Итак, многие исследования в лингвистике проводятся со ссылкой на следующий факт: объяснить языковую систему можно через призму 31 проблемы «антропоцентризм в языке», обращаясь к методологии и достижениям науки о человеке и не теряя лингвистических ориентиров. В нашей работе проблема, касающаяся антропоцентризма, ограничивается следующими условиями. С одной стороны, «нельзя на естественном языке описать мир как он есть: язык изначально задает своим носителям определенную картину мира, причем каждый данный язык – свою» [74, с. 67]. С другой стороны, содержанием говоримого все же является то, что есть в «объективной действительности» [31, с. 78]. В связи с этим логично вспомнить два подхода к категоризации: «классический подход», связанный с Аристотелем, и «прототипический подход», связанный с Л. Витгенштейном и Э. Рош. На наш взгляд, противопоставление этих двух подходов не дает никаких результатов. Эффективен синтез двух традиций. Именно он поможет воссоздать объективную картину точного расположения цвето- и звуконаименований в лексико-семантических полях «звук» и «цвет» и на лингво-метрологических шкалах цвета и звука при межъязыковом сопоставлении и при сопоставлении лексических характеристик и объективных показаний. Такого рода интегративный подход к исследованию номинаций цвета и звука, а именно к точному определению значений лексем разных языков, в максимальной степени адекватному переводу и толкованию слов, обеспечивает осмысление новых аспектов лексикографической, переводческой и педагогической практики. 1.1.3. Человеческий фактор в языке при наличии объективного аспекта исследования языковых единиц В рамках антропологической парадигмы лингвистики, которая быстро развивается в последние десятилетия во главе с когнитологией, человек рассматривался при исследовании языковой картины мира; изучалось её отражение единицами всех уровней языка (Ю. Д. Апресян, В. Г. Гак), в аспекте метафоры (Н. Д. Арутюнова, О. И. Глазунова, Г. Н. Скляревская), 32 фразеологии (А. В. Артемова, В. П. Жуков, В. Н. Телия), аксиологии (Н. Д. Арутюнова, Е. М. Вольф, В. Н. Телия, Я. Пузынина), словообразования (Т. Н. Вендина, В. П. Руднев, Е. С. Кубрякова), Ю. С. Степанов), В. Г. Костомаров, (Ю. Е. Прохоров, лексикографии (Ю. Н. Караулов, лингвокультурологии (Е. М. Верещагин, И. Г. Ольшанский, Ю. А. Сорокин, Е. О. Опарина), Е. Ф. Тарасов) и этнологии в гендерных исследованиях в аспекте культурологии (Д. Малишевская, Н. Л. Пушкарева), а также в рамках культурных концептов (З. Х. Бижева, Ю. С. Степанов). Под человеческим фактором в языке принято понимать то человеческое содержание, которое касается внутренней жизни человека, его поведения, его эмоций. Актуализация человеческого фактора в исследованиях языка, на наш взгляд, подготовлена целым рядом причин, и среди них важное положение занимает процесс гуманизации научного знания. Множество современных зарубежных направлений ориентировано на говорящего человека: теория речевых актов (А. Вежбицкая, А. Кларк, Дж. Конрад, Дж. Остин, Дж. Серль и др.), теория семантических прототипов (Дж. Лакофф, Э. Рош), когнитивная лингвистика (Т. А. ван Дейк, Р. Джекендофф, В. Кинч, Дж. Лакофф, М. Минский, Э. Рош, Ч. Филлмор и др.). В русле рассмотренных выше дисциплин и направлений проводятся актуальные активные исследования и в современной русистике. Наше исследование также во многом опирается на перечисленные тенденции. Обращение к понятию «человеческий фактор в языке» в рамках нашего исследования вполне закономерно. Например, если рассмотреть физический спектр цветов, именно при восприятии людей он преобразуется в систему цветовых лингвистических знаков. Цветовой характер цветового спектра трансформируется в плоскость градуальной структуры. Обращаясь к исследованиям цветообозначений, отметим, что среди авторов, занимающихся их изучением, существует мнение, что цвет всегда антропоцентричен. Физический цвет, с их точки зрения, может рассматриваться отдельно от языка, только если его измеряют с помощью 33 физических параметров и величин. Если цвет выражается терминами естественного языка, он является категорией антропологической. Считаем, что вполне логично рассматривать и изучать номинации цвета в субъективном и объективном аспектах. Что касается структуры языка вообще, под субъективным фактором можно было бы подразумевать влияние на нее человека таким образом, что её можно рассматривать как порожденную только человеком. Такая структура была бы независима от объективного мира [289, с. 34]. Но язык как принадлежность субъекта активно взаимодействует с окружающей средой, порождая многосложные отношения с ней. Человек как субъект соотносится с окружающей природной и социальной действительностью, затем с каждым индивидуумом и с самим собой. Поэтому очевидна необходимость исследования языка как неотъемлемой части объективного мира. Таким образом, обозначая проблему человеческого фактора в языке, прежде всего, поставим её в плоскость «отражение мира» и признаем активность человека при создании и построении модели отражаемой действительности. Рассматривая языковую картину мира как среду, увиденную глазами людей и представленную языком, мы понимаем, что познание мира может осуществляться в присущих им формах. Активность человека при отражении реальной действительности и формировании её идеальной (концептуальной) и вербальной модели позволяет назвать его субъектом языковой картины мира [31, c. 72]. Во многих исследованиях подчеркивается важность человеческого фактора для мировосприятия. Язык не только «окрашивает через систему своих значений и их ассоциаций концептуальную модель мира в национально-культурные цвета», но придает ей и «человеческую интерпретацию... в которой существенную роль играет антропометричность, т. е. соизмеримость универсума с понятными для человеческого восприятия образами и символами...» [329, с. 178]. 34 Остановимся подробнее на антропоцентрическом подходе в современной русистике. Он наблюдается в лингвистических исследованиях таких языковых областей, как вводно-модальные слова и конструкции (Н. Д. Арутюнова, А. Вежбицкая, М. В. Всеволодова, Г. А. Золотова, И. В. Шмелева), модальные частицы, местоимения (Н. Д. Арутюнова, О.Н. Селиверстова и др.). Модальный план языковых выражений наиболее полно представляет человеческий фактор и позволяет говорить о человеческом содержании абсолютно всех языковых единиц, поскольку в них присутствует оценочный, следовательно, и индивидуально-личностный аспект. Со временем область проявлений человеческого фактора в языке расширялась. Н. Д. Арутюнова, Е. М. Вольф, В. Н. Телия, В. И. Шаховский рассматривали эмоцию и оценку как пересечение некоторых параметров антропоцентризма. Очевидно, что человеческий фактор проявляется во многих суждениях, оценках, воздействиях. Наивысшая ступень его проявления обнаруживается тогда, когда предметом высказывания является автор речи. Все оценочные моменты, следовательно, становятся вдвойне авторскими [377, с. 550]. Так, Г. В. Колшанский писал, что «ярким примером индивидуального человеческого подхода к явлениям мира и средствам их языкового выражения является синонимия как абсолютная, так и относительная, особенно в области оценочных категорий» [179, с. 95]. К человеческим факторам относится множество паралингвистических средств (жесты, мимика, тон), сопровождающих употребление языковых структур. Паралингвистические средства могут принадлежать как к общенациональной системе, так и к индивидуальной. Обращаясь к нашему исследованию, подчеркнем, что результатом лингвистического эксперимента явились не только вербальные характеристики и объективные показания приборов, но и паралингвистические средства. При этом информанты, носители русского, английского и французского языков, эмоционально поразному реагировали на предъявленные стимулы. Поэтому попытка 35 обратиться к понятию «человеческий фактор в языке» выглядит вполне органично. Продолжая анализировать понятие «человеческий фактор в языке», отметим, что обоюдное воздействие коммуникантов, вступающих в то или иное вербальное общение, тоже относится к нему [289, с. 80]. Любой обмен информацией предполагает не только передачу сведений и знаний, но и получение соответствующего результата этого общения в виде определенных действий и реакций. Диапазон этих реакций широк. Например, в него войдут такие воздействия, как понимание предмета, согласие и несогласие, сожаление, гнев и радость. Во всех этих случаях воздействие зависит от выбора языковых средств, но определяющей все равно является семантическая сторона языка, поскольку и стиль, и жанр общения в конкретных условиях связаны со значением тех или иных языковых элементов (нейтральный, экспрессивный, жаргонный) [352, с. 50]. Рассматривая «человекообразность как постоянное свойство человеческой мысли», А. А. Потебня отмечал: «Мыслить иначе, как почеловечески (субъективно), человек не может. Если под мышлением понимать ту долю умственной деятельности, которая сказывается в языке, то оно есть создание стройного, упрощенного целого из наплыва восприятий. Представить себе такое создание мысли иным, чем созданием “по образу и подобию» своему, чем внесением в познаваемое свойств познающего, мы не в силах; но свойства познающего изменяются в определенном направлении, благодаря чему возможна история мысли и человекообразности» [278, с. 150]. Одним из проявлений антропоцентризма в языке А. А. Потебня считал синтаксические категории субъекта и сказуемого: «Субъектом называем вещь как познающую и действующую, то есть, прежде всего, себя, наше я, потом всякую вещь, уподобляемую в этом отношении нашему я… судя по тому, что до сих пор действие субъекта мы можем выразить, то есть представить себе только человекообразно (“дождь идет”, как “человек идет”, “я иду”), можно думать, что и вообще понятия действия, причины возникли 36 так, что наблюдение над нашими действиями перенесено на действия объектов, так что как всякий субъект – подобие нашего я, так всякое действие – подобие нашего действия» [279, с. 170]. В связи с этим интересно отметить метафорические значения антропоморфического типа, которые часто встречаются в лексическом составе языка и словообразовательных морфем: устье реки, горлышко бутылки, поезд идет, время бежит, глазок в двери, ручка двери, ножка стола, игольное ушко. Есть все основания предполагать, что классификация неодушевленных существительных по родовым классам восходит в ряде языков к антропоморфическим метафорам. Например, в современном русском языке большинство русских названий болезненных состояний – женского рода (болезнь, простуда, хворь, боль, лихорадка); среди существительных женского рода много слов с отрицательной оценкой (резня, мазня, кислятина, безвкусица). Видимо, этот факт отражал отрицательную коннотацию женского начала. На отражение в семантической системе языка антропосубъектного уподобления реалий внутреннего мира реалиям внешнего мира обратили внимание А. А. Потебня и М. М. Покровский [273]. Так, А. А. Потебня заметил, что в славянских языках слова с общим значением «твердости (камня, кости)» переходят в слова со значением скупости: ср. серб. тврд – тврдац = скуп – скупец; русск. жмот – от жать («крепко выжимать до твердости»), жила – из значения «связанная крепко, твердо»; слова со значениями, связанными с представлением об огне, переходили в слова со значением печали, горя, гнева: ср. печаль – от печь, горе – от гореть, гнев – от гнить (= гореть) [278, с. 270]. Еще одним примером антропоцентризма в языке является адаптация – такое взаимодействие сложной системы со средой, при котором она координирует (приводит в соответствие) свое состояние и функции по принципу обратной связи. Тем самым адаптация определяет согласованную со средой целесообразность (оправданность) соответствующей организации и функций системы, её саморегуляцию и развитие. Адаптация обеспечивает 37 самосохранение и саморазвитие системы, а человеку – еще и улучшение его «качества жизни». В связи с этим представляется логичным вспомнить слова Ф. Энгельса: именно труд, общественная жизнь, сознание и речь выделили человека из животного мира. Говоря об адаптации, отметим, что первый её принцип – принцип членения языковых единиц на фонемы, их определенной количественной ограниченности и системной противопоставленности. Прямохождение человека привело к соответствующему изменению его анатомии и физиологии: к редукции челюстного аппарата, утолщению и округлению голосовых связок, а также к опущению самой гортани. Все это обеспечивало возможность произнесения достаточно громких звуков, основного тона и обертонов и привело к формированию ротовой полости, способной к образованию дифференцированных противопоставленных звуков. Само же развитие речевого аппарата уже шло под влиянием развития коммуникации по пути сосредоточения звукообразования в ротовой полости и образования системы фонем. Второй тип адаптации связан с линейным размером языкового знака и глубиной языковых единиц, их ограниченностью и связью с принципом оперативности передачи и пониманием коммуникативной информации. Первые два типа адаптации в основном касаются плана выражения языковой системы. Третий и четвертый типы (относящиеся к структурным параметрам (уровням) сознания и механизму мышления человека) определяют особенности семантического плана языковой системы [370]. Говоря об антропоцентризме сознания человека, выделим: 1) биосоциальный антропоцентризм, отражающий самосознание людей и противопоставляющий по отношению к себе все то, что не входит в «Мы» (иначе говоря, это противопоставление «человек – не человек» по всем биологическим и социальным признакам с точки зрения антропоцентризма; 2) антропоморфизм, заключающийся в перенесении присущих человеку свойств, отношений на окружающий мир; 3) антропосубъектное уподобление реалий внутреннего мира реалиям внешнего мира, т. е. интерпретацию 38 реалий внутреннего мира через реалии внешнего мира; 4) эгоцентризм, при котором человек выступает в конкретной ситуации как индивидуальный субъект сознания и речи («Я») в его текущем бытии (в его настоящем) и в его отношении с участником коммуникации и окружающим миром [350, с. 30]. Антропоцентризм сознания человека проявляется по-разному в зависимости от характера отражаемой реальности, аспектов её измерения и интерпретации. Очевидно, что в субъективной реальности все определяется по отношению к «Я», в том числе по отношению к его «Ты» во внутреннем диалоге или при осознании своего текущего бытия. Отражение, измерение и интерпретация реальности внешнего и внутреннего мира скоррелированы, соотнесены с сознанием человека и его мышлением, с его отношением к миру, что можно обобщенно назвать антропоцентризмом субъективной реальности (сознания). Структура субъективной реальности объединяется в интегральном образовании, которое воплощено в нашем отдельном «Я». Это «Я» является исходным и конечным её компонентом: оно организует субъективную реальность и управляет ею. Эта структура представляет собой единство противоположностей – «Я» и «не-Я», которое конкретно выступает как модальное отношение «Я» к внешней среде, к собственному телу, к своему внутреннему миру, к другому «Я», т. е. к «Ты», «Мы» и «Они» [350, с. 9]. Переходя к примерам проявления человеческого фактора при употреблении, толковании, переводе звукообозначений с одного языка на другой, отметим, что степень свободы употребления некоторых из них варьируется в зависимости от культуры, возраста, пола, психического состояния человека и многих других факторов. Такие звукообозначения проецируют как спонтанные, неконтролируемые, так и осознанные действия человека, сопровождающиеся звуком, и демонстрируют различные отношения к адресату: Рука/кулак + часть тела (голова, лоб, бедро, колено) = удар + звук: англ. smack, slap, clap; рус. стукать, шлепать; франц. frappement, (se)taper [278, с. 110]. 39 Логично отметить достаточно четкое проявление антропоцентрического признака в организации лексико-семантических полей. Человек организует свое языковое пространство, исходя прежде всего из необходимости осмыслить себя и свою деятельность, окружающий мир через язык и в языке. Говорящий человек осознает себя «как активное, действующее в мире и преобразующее мир существо» [320, с. 130]. Анализируя первичный аппарат номинации, Ю. С. Степанов указывает, что основной признак номинативной функции – это ближайшая степень отождествления с человеком. Такой принцип и проявляется в организации лексико-семантического поля. Например, ядерная и периферийная зоны обнаруживают разную степень субъективности лексем. В свете нашего исследования отметим, что в проводимых нами лингвистических экспериментах, несомненно, учитывается человеческий фактор. Но мы анализируем категории не только под углом «обжитого» мерками собственно человеческого восприятия мира, но и с помощью лингво-метрологических шкал звука и цвета, на которых отмечены точные величины: характеристики звука и цвета и вербальные характеристики – реакции информантов разных национальностей на цвет и звук. Некоторые цвета трудно выразить словами, трудно перевести на другой язык. Тем не менее мы можем говорить об адекватном переводе, о правильном толковании слов, потому что имеем универсальную, доступную человеку матрицу – лингво-метрологическую шкалу. Такой шкале отведена особая роль – исследовать корреляцию языковой, ментальной информации с объективной действительностью, а также определять точные соответствия между лексемами разных языков и объективными показаниями приборов. Итак, исследование различных направлений антропологической лингвистики позволяет полагать, что объяснять сущность языка необходимо исходя из мира человека, что познать мир человека нельзя без исследования и изучения языка. И наконец, что человек и теория языка едины. Вслед за этим утверждением мы считаем очевидным тот факт, что на формирование 40 языка, помимо человека и его внутреннего мира, влияют многие экстралингвистические факторы. Так, Г. В. Колшанский полагает, что существует два мира: первичный и вторичный, объективный и субъективный. Обратимся к такой характеристике картины мира, как космологическая ориентированность при одновременной антропоморфичности. Может человек видеть мир таким, каков он есть? [277, с. 50–55]. Вводя в обиход термин лингвистической метрологии «принцип ограничения субъективизма в языке», мы пытаемся ответить на этот вопрос. С помощью такого рода ограничения мы можем: 1. Представить внелингвистическую информацию в словаре (добавить соответствия лексем разных языков с показаниями приборов). 2. Решить проблему субъективности в словаре (включая в список лексем данные лингвистического эксперимента «Определение реакции информантов разных национальностей на качество звука и цвета»). 3. Расширить связь исследовательско-методологическое (цвет, «денотат звук) – прибор – поле, субъективная фиксируя номинация (предложенная человеком)». 4. Наконец, осмыслить факт существования ограничений метаязыкового характера и возможности строить объективные шкалы. 1.1.4. Ограничения, накладываемые на антропоцентризм в языке со стороны логики Принцип ограничения субъективизма в языке, созданный и исследуемый в нашей работе, требует обращения к двум факторам. Это, с одной стороны, наличие реально существующих объектов материального мира (референциальные границы). С другой стороны, наличие столь же объективно существующих логических отношений между объектами (логические границы). В настоящем параграфе остановимся на последнем факторе. 41 Согласно объективистскому подходу, символы (т. е. слова и ментальные репрезентации) получают свое значение одним, и только одним способом: посредством соотнесения с сущностями и категориями в реальном мире или в возможных мирах [206, с. 450]. Поскольку данные сущности входят в объективные категории, наблюдаются логические отношения между этими категориями – отношения, которые являются чисто объективными и независимыми от разума, людей или кого-либо еще. Объективистская логика утверждает: «Логические отношения между категориями в мире существуют объективно» [Там же, с. 500]. Объективистская доктрина представляет нам мир точно и правильно устроенным. Она рисует его состоящим из дискретных сущностей, которые обладают дискретными логическими комбинациями атомарных признаков и находящихся в определенных отношениях друг к другу. При этом некоторые признаки существенны, другие – случайны. Категории определяются существенными признаками, которые соответствуют родам окружающих человека вещей. Существование классических категорий обусловливает существование логических отношений, которые объективно имеют место в мире [Там же, с. 250]. Объективизм предполагает, что ум функционирует как зеркало природы. Это значит, что символы, которые люди используют в языке и мышлении, могут соотноситься с сущностями и категориями в окружающей действительности. Согласно объективистской метафизике, мир имеет такую структуру, которая делает возможным соответствие между символом и миром. Символы становятся важными и значимыми через конвенциональное соответствие вещам в мире. О системе символов, связанных таким образом с миром, можно говорить как о репрезентации реальности – зеркале природы. Человеческое мышление является правильным, если оно точно отражает логические отношения в объективном мире [Там же, с. 502]. Объективисты считают: «Существование чего-либо не может ни в каком отношении зависеть от человеческого познания. Мир есть таков, каков он есть, независимо от того, что люди полагают или воспринимают, и 42 независимо от способа, которым человеческие существа понимают мир» [Там же, с. 252]. Обращение к метрологическому аспекту исследования в нашей работе делает необходимым упоминание того факта, что объективизм познания накладывает строгие ограничения на то, каковы могут быть категории ума. Такие категории должны соответствовать категориям действительности в случаях «подлинного знания», и это соответствие может быть установлено только через признаки, которые имеют объекты, и отношения, в которых объекты находятся. Это, в свою очередь, накладывает ограничения на то, что может и что не может конституировать концепт. Для обработки результатов проводимого нами эксперимента важно понять: должны ли быть устранены из сферы настоящих концептов продукты воображения, такие как метафора, метонимия и ментальная образность? Соотносятся ли они с сущностями в объективистском мире? Обращаясь к объективистской теории познания, подчеркнем, что концепты представляют собой ментальные репрезентации категорий и объектов в мире. Они по определению исключают необъективные аспекты. Если концепты существуют для того, чтобы представлять истинное знание об окружающей действительности, они не могут содержать в себе ничего, что выходило бы за границы соответствия между символами и вещами в реальном мире. Поэтому признаки концептов базового уровня, которые делают их таковыми, – зависимость от гештальтного восприятия, моторных движений, формирования образов и организации большей части знания на этом уровне – не могут быть истинными свойствами концептов в объективистской теории. Они должны быть исключены, потому что они необъективны, поскольку зависят от природы мыслящих существ [Там же, с. 255]. Итак, согласно объективистской парадигме, истинное знание окружающего мира может быть достигнуто только в том случае, если система символов, используемая в мышлении, способна точно представить внешний мир. Объективистская концепция разума должна, следовательно, 43 исключить все, что может препятствовать этому: восприятие, которое может нас обманывать, тело, которое имеет свои слабости и недостатки, общество, в котором есть свои проблемы и особые интересы, память, которая может ослабевать, ментальные образы, которые могут быть различными у разных людей, и воображение, особенно метафору и метонимию, которое не может соответствовать объективно данному внешнему миру. Объективистская теория познания не отрицает реальности памяти или других аспектов когнитивных процессов. Она требует, чтобы наша система понятий была определена независимо от них. Однако все логики-объективисты признают существование грубых фактов (brute facts), т. е. таких, которые истинны независимо от каких-либо человеческих установлений. Так, чей-нибудь вес – это грубый факт. Грубые факты во многих отношениях зависят от соглашений, касающихся измерительных инструментов, теории измерения, допустимого использования статистики и широких научных теорий. Эта проблема не нашла до сих пор адекватного решения в объективистской традиции и в целом представляется неразрешимой [Там же, с. 227–228]. Вышеперечисленные факты не означают, что физическая организация людей не играет никакой роли в объективистской концепции познания. Рассмотрим в качестве примера восприятие. Физические механизмы, согласно объективистскому взгляду, являются средствами сбора информации и её проверки. Предполагается, что в целом восприятие не обманывает нас – то, что мы видим, слышим, более или менее точно показывает нам то, что действительно есть. Восприятие рассматривается как то, посредством чего мы устанавливаем правильное соответствие между реальностью и символической системой, с помощью которой мы мыслим. Конечно, восприятие не совершенно и ограничено. Многие виды знания находятся за пределами возможностей непосредственного восприятия. Таким образом, наше телесное устройство способствует нам в получении концептуальной информации и может накладывать ограничения на нашу способность 44 концептуализации. Объективисты считают, что наша телесная организация не может добавить что-либо существенное к концептам, что бы не соответствовало чему-нибудь объективно присутствующему в структуре мира. Тело не играет существенной роли в наделении концептов значением. Ведь это ввело бы в значение необъективный аспект. Тело также не играет никакой роли в определении природы разума [Там же, с. 232]. В нашем исследовании мы ориентируемся и на субъективный, и на объективный аспекты. Наше понятие концепта отвечает следующему представлению: «…информация может включать как сведения об объективном положении дел в мире, так и сведения о воображаемых мирах и возможном положении дел в этих мирах. Это сведения о том, что индивид знает, предполагает, думает, воображает об объектах мира» [193, с. 90]. В связи с этим объем информации значительно расширяется благодаря тому, что мы включили в работу не только широкий спектр субъективных типов значения разных языков, но и объективные показания приборов. В последние тридцать лет были существенно пересмотрены принципы классификаций, восходящие к Аристотелевым представлениям о роде и виде. Со временем этим представлениям ученые придали современную математическую форму посредством теоретико-множественных моделей, которые состоят только из абстрактных сущностей и множеств. Такой пересмотр был инициирован работами Э. Рош. Поясним это примером, рассмотрев класс имен птицы. Толковый словарь С. И. Ожегова толкует слово птица так: 1. Покрытое пухом и перьями позвоночное животное с крыльями, двумя конечностями и клювом. Певчие птицы. 2. собир. Такие животные как предмет разведения, охоты, продукт питания. Домашняя п. Мороженая п. В объективной действительности голубь, воробей, пингвин, малиновка – это птицы в равной степени. Но лишь в объективной действительности, а не в ассоциативном человеческом мышлении. 45 Категория птицы имеет ясные границы, однако внутри этих границ имеются градуированные прототипические эффекты: одни члены категории являются лучшими примерами категории, чем другие. Э. Рош был предложен показатель «семейного сходства» (family resemblance) [298]. Такого рода показатель, измеряемый для всех составляющих (членов) определенной категории, представляет собой сумму измеренных («взвешенных») характеристик, которые данная составляющая имеет. При этом логично отметить следующее: вес каждой характеристики определяется тем, сколько всего членов категории его имеет. Рассмотрим категорию птицы. Признак летать имеет больший вес, так как им владеет большинство членов этой категории. Признак петь имеет меньший вес. Это объясняется тем, что не все птицы певчие, и т. д. Птицы, обладающие большим числом характерных признаков, оказываются ближе к центру (соловей), а меньшим числом – дальше от центра (пингвин). При таком подходе внутренняя структурированность категории объясняется через наличие у её членов тех или иных признаков [Там же, с. 10]. Однако вышеперечисленные классификации не отменяют логических критериев, потому что в объективной действительности работает именно Аристотелева логика, а не законы ассоциативного мышления. Помимо логической формы мышления, которая рождается благодаря процессу познания и поэтому является общечеловеческой по своей сущности, можно наблюдать структурную форму мыслей. Она зависит от особенностей определенных языков и, таким образом, национальна по своей природе. Структурные формы мысли могут совпадать в разных языках или быть разными при создании тождественного содержания в одном и том же языке. Это семантические формы мышления. В связи с этим, основываясь на своих результатах наблюдения, А. А. Потебня отмечал, что «языки различны между собой не одной звуковой формой, но всем строем мысли, выразившимся в них» [278, с. 55]. Таким образом, разные языки – различные системы приемов мышления. 46 Рассматривая два типа мышления, логическое и языковое, необходимо указать, что в конце ХХ в. их разделение и противопоставление происходит в концепции двух областей преломления окружающей действительности, отражающейся в сознании человека, – области мышления и области языка. Между тем «отдельное не существует иначе как в той связи, которая ведет к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть общее» [24, с. 371]. Объяснение данного утверждения мы представляем следующим образом: неразрывное единство – условие существования логических и семантических форм. «Логические формы как универсальные способы построения мысли, как общие структуры единиц мышления всегда реализуются в более частных, национальных по природе структурах мысли, связанных с особенностями грамматического строя конкретных языков, – в формах мышления» [359, с. 219]. Семантическая форма не является обязательной для создания мысли. Любая из них может быть заменена другой; при этом необходимо выразить отражение того же факта объективной действительности, употребляя единицу языка, имеющую другую грамматическую форму. Что касается логических форм, каждая из них сама по себе обязательна для мышления. Её нельзя устранить без ущерба для мыслительной деятельности, она не может произвольно быть заменена другой логической формой. При условии замены одной логической формы на другую изменяется роль мысли в мыслительном процессе, несмотря на отражение предыдущего факта действительности (например, утверждение звучные донские песни заменено на утверждение донские песни звучны). Для теории познания и логики изучение семантических форм не первично. Но их исследование необходимо для языкознания, так как построение мысли в конкретных формах языка без них нереально. Что касается материальных форм языка, выступающих как способ организации языковой материи, как определенные структуры плана выражения, они не могут быть определены как некоторая категория без акцента на выражаемых 47 ими семантических формах мышления. Такого рода формы представляют их собственное грамматическое значение, таким образом, определяют их функциональную роль в речи. Специфические особенности конкретных языков или языковых групп образуются в результате соединения национальных или имеющихся лишь в одной группе языков семантических форм с производящими их грамматическими формами. В связи с этим Л. Витгенштейн писал: «Тот факт, что мир есть мой мир, проявляется в том, что границы языка (единственного языка, который понимаю я) означают границы моего мира» [81, с. 15]. Итак, каким бы антропоцентричным ни был язык по своей природе, это не отменяет актуальности для человека и языка объективно существующих логических отношений. В самом языке это проявляется в сосуществовании логических и семантических форм мышления. 1.1.5. Референциальные границы языка Одним из основных постулатов, активно разрабатываемых в настоящее время в сфере лингвоантропоцентрической парадигмы на материале различных языков, является следующая мысль: в каждом языке, базирующемся на определенном типе культуры, существуют «ключевые слова», или «концепты», которые в силу множества факторов не всегда соответствуют друг другу как в количественном, так и в «качественном» отношении [207, с. 145]. К причинам несоответствия и различия культурных концептов в разных языках относят интралингвистические и экстралингвистические (когнитивные, психофизические, лингвокультурные, прагматические и др.) особенности. Один и тот же признак физического объекта может оцениваться определенным народом по-разному. Попадая в сферу жизненных интересов субъекта, физические свойства объекта начинают рассматриваться по-другому. Чтобы привести языки «к общему знаменателю», попытаемся увидеть мир не только через языковые образы, но 48 и посредством прибора. В этом и заключается попытка решить проблему референциальных границ. В нашем исследовании мы обращаемся к понятию «картина мира», так как она определена нами в виде лингво-метрологических шкал как «сетки координат», при помощи которых люди воспринимают действительность и строят образ мира, находящийся в их сознании. Помимо того, что лингвометрологические шкалы представляют собой соотнесение представленных в них физических свойств членов конкретной категории с семантикой языковых единиц, которые эту категорию объективируют в коммуникации, они также предстают перед нами как экран, воспроизводящий восприятие человеком цвета и звука. В проекции исследовательской концепции понятие «картина мира» имеет следующее преломление: модель мира, которая создается языком как субъективный образ объективной реальности и включает в себя особенности человеческого способа постижения мира, т. е. антропоцентризма. Антропоцентризм, в свою очередь, пронизывает весь словарный состав языка. Именно этноязыковая картина мира выделяет прототипы цвета и прототипы звука. В нашем случае сутью этноцентричного «цветного» и «звукового» взгляда на окружающую действительность являются прототипические референции. С точки зрения семиотики «образ мира, именуемый как картина мира, представляет собой создаваемый человеком субъективный образ объективной действительности, в котором собрана вся доступная для человеческого восприятия информация как о действительности в целом, так и об отдельном её фрагменте» [14, с. 170]. Лингвистическая картина мира находится с логической в отношении дополнительности. Согласно принципу дополнительности логическая модель не единственная, исчерпывающая наше познание об окружающем мире. Благодаря языковым факторам мы получаем дополнительную информацию, уточняющую логическую модель и даже иногда вступающую в противоречие 49 с этой моделью. Эта дополнительная информация зависит от природы и структуры языка, поэтому люди иногда могут по-разному воспринимать действительность, и лишь постольку, поскольку языковое восприятие может иметь воздействие на познание окружающего мира [52, с. 30]. Языковая картина мира у всех живущих на Земле национальна и индивидуальна. Так, А. Белый писал о том, что у Пушкина, Тютчева и Баратынского небо разное: пушкинский «небосвод» (синий, дальний), тютчевская «благосклонная твердь», у Баратынского небо «родное», «живое», «облачное» [46, с. 45]. Итак, языковая картина мира есть «вторичное» существование объективной картины мира. Референция идеальной картины мира, зафиксированной в языке в его отношении к реальному миру, представляет собой проблему. Центральным для теорий референции является вопрос о роли значения в установлении связи между именными выражениями и объектами действительности [29, с. 20]. Референцию мы рассматриваем как некоторую особенность языка, создаваемую билатеральностью связи «человек – мир», «мышление – мир». «Идеальный мир как человеческий атрибут референционален только по отношению к реальному миру, а проблема референции в конечном итоге есть референция “субъект – объект”» [179, c. 41]. Весь язык в целом представляет собой человеческую форму именования объективного мира, и независимо от того, в каких единицах это именование выражается, суть референции состоит в том, что в основе этой соотнесенности лежит предпосылка конечной адекватности двух миров – мира вещей и мира понятий – объективного мира и его отражения в мышлении человека [179, с. 43]. Проблема референциальных границ – в картировании действительности. Для того чтобы оценить свойство чего-либо, человек должен «пропустить» его через себя: природа оценки отвечает природе человека (в этом проявляется антропоцентризм языка). Идеализированная картина мира охватывает не все его компоненты и параметры. Этим определяются границы оцениваемой действительности. Приведем в качестве 50 примера эксперимент с тремя одинаковыми звуками, которые, тем не менее, по-разному воспринимаются чехом, поляком и французом: первый полагает, что сильнее звучит первый из серии звуковых сигналов, второй соответственно указывает на средний как наиболее акцентированный, а для француза ярче звучит последний сигнал. Такое восприятие объясняют фиксированностью ударения в чешском, польском и французском языках [26, с. 79]. Тезис о том, что звук воспринимается информантами разных национальностей по-разному, будет подтвержден в главе 3 диссертационного исследования. Вьетнамский ученый Буй Динь Ми под руководством А. А. Леонтьева провел экспериментальную проверку выводов из опытов Э. Леннеберга и Дж. Робертса относительно того, как цветообозначение взаимоотносится с процессами восприятия и запоминания цвета. Исследование строилось на сравнении материала русского и вьетнамского языков. Результаты эксперимента показали, что действительно цветовой континуум (вся область цвета) русскими и вьетнамскими испытуемыми расчленяется по-разному в зависимости от системы цветообозначения в соответствующем языке. Русские и вьетнамцы одинаково видят и запоминают цвета, но по-разному используют язык в процессе расчленения и запоминания цветовых оттенков. В ряде языков нет отдельных слов для голубого или синего цвета, синего и зеленого. В языке баса (страна Либерия в Африке) всего два слова, обозначающих цвета, – «фиолетовый, синий и зеленый» и «желтый, оранжевый и красный». Это объясняется тем, что преобладающими в данном регионе являются цвет морского побережья и цвет пустыни [64]. Приведем еще один пример онтологического прототипа (мы говорим об адекватности физическому спектру и межъязыковой эквивалентности идиоматики). Рассмотрим, например, сочетание синие глаза: в русском языке мы сравниваем их с небом, морем, васильком. В польском языке сравнение синих глаз с цветом морской волны не является подходящим, такой прототипический объект неприемлем, так как по-польски море может быть и 51 синим, и зеленым. В русском языке словосочетание зеленое море встречается не часто. Это говорит о том, что «существует всего лишь абстрактный механизм категории прототипа, но не его конкретная языковая реализация. Значительную роль в фиксации этого процесса играет лексикографическая практика» [199, с. 280]. Картина мира как глобальный субъективный образ объективного мира зарождается и существует в сознании человека и в более глубинных слоях его психики, скрытых от его самонаблюдения. К таким слоям относятся области подсознания (бессознательного) и сверхсознания. Каждая картина мира запечатлевает в себе определенный образ мира, который никогда не является её зеркальным отражением. Картина мира поэтому есть всегда определенное видение действительности, смысловое конструирование мира в соответствии с определенной логикой миропонимания и миропредставления [215, с. 30]. Логично упомянуть работу Элеоноры Рош, в которой автор пытается решить проблему референциальных границ следующим образом: она предложила своим испытуемым (113 студентам) слова, относящиеся к определенным категориям. Приложением была инструкция с заданием оценить «степень принадлежности» к представленной категории по 7-балльной шкале. Э. Рош понимала степень принадлежности как «типичность». Один балл ставился самым типичным для данной категории составляющим (членам), семь баллов выставлялось наименее типичным членам. Когда были получены все оценки, Э. Рош определила полученные результаты как подтверждение своей гипотезы. «Способность испытуемых к оценке степени принадлежности того или иного понятия к заданной категории интерпретируется как свидетельство в пользу наличия для каждой категории своей внутренней структуры. Это отражается в различной психологической значимости тех или иных членов категорий. Такая внутренняя структура рассматривается по аналогии с внутренней структурой ранее исследованных “природных” категорий цвета и формы: имеются некие 52 центры, вокруг которых “организованы” все остальные члены категории» [298, с. 45]. «Внутреннюю структуру» мы не рассматриваем как однозначное понятие, так как в каждом отдельном случае имеется в виду совокупность образующих её отношений. Все исследованные в экспериментах категории имеют сходное строение: «прототип – периферия». Каждый член категории чем-то схож с каким-либо другим, а центр категории характеризуется сильным сходством одновременно со многими её членами [Там же, с. 89]. Обратимся к экспериментам с цветом. Под «категорией» Э. Рош понимает «некоторую область модели цветового пространства, соответствующую определенному цветонаименованию, которое выступает как имя категории (конкретно речь идет о таблицах цветообразцов типа Манселловских). Эта область представляет собой совокупность очень близких, очень похожих по цвету цветообразцов. Каждый из них может быть обозначен общим для категории именем; при этом один из них, как это было показано в работе, соответствует данному имени в большей степени, другие – в меньшей» [Там же, с. 140]. В данном случае (в аспекте представленной экспериментальной парадигмы) категория – это совокупность реально существующих экземпляров, конкретных денотатов данного имени, множество тех объектов реального мира (здесь – цветообразцов), которые могут быть этим именем названы. Отдельным членом категории в данном случае является конкретный образец цвета. Имена красный, синий соотносятся с множествами соответственно красных и синих цветообразцов. Э. Рош называет цветообразцы, соответствующие «фокальным точкам», прототипами. Она представляет прототип вполне материальным, а именно иллюстрирует его цветообразцом из таблицы Манселла (А. Munsell). Что касается термина «прототип» в исследованиях Берлина и Кея, он принадлежит имени цвета, но не его денотату. Это объясняется общей теорией развития системы цветообозначений вышеупомянутых авторов. В связи с этим логично упомянуть утверждение Берлина и Кея о 53 существовании универсального для всех культур определенного набора цветообозначений. Авторы называют их basic color terms, их количество – одиннадцать. Язык, в котором выявляется одиннадцать цветообозначений, рассматривается как находящийся на самой высокой ступени развития. Если в экспериментах с цветоназыванием испытуемые определенной национальности и культуры выделили не одиннадцать, а восемь, пять или три цветонаименования, то можно сделать вывод, что такой язык существует на ранней ступени развития системы цветообозначений. Если мы рассуждаем о «развитии», то упоминаем число имен-универбов, которые применяются в данной культуре для обозначения цвета. Количество имен-универбов плотно связано с тем, какие это имена. Например, если таких слов три, то это черный, белый, красный; если пять, то черный, белый, красный плюс зеленый и желтый и т.д. Таким образом, если полагаться на рассуждения Берлина и Кея, можно утверждать, что цветообразцы возникают в языке не в случайном порядке, а с определенным промежутком времени. Берлин и Кей называют цветообразцы прототипами, если они, основные имена-универбы, появляются в языке в первую очередь. Имена-прототипы появляются раньше прочих. Заметим также, что Брент Берлин и Пол Кей в своем классическом труде «Базисные наименования цвета» подвергли сомнению традиционный взгляд, что «разные языки могут делить цветовой спектр произвольными способами. Некоторые языки, подобно английскому, используют 11 наименований цвета, в то время как некоторые другие языки используют всего два» [392, р. 78]. Переходя к классификационному эксперименту Р. М. Фрумкиной, отметим, что он также являлся своеобразной попыткой решения вопроса референциальных границ. Целью автора было создание блоков. Например, в блоке «Красный» выделен центр красный, кровавый и алый. Красный и кровавый заключены в отдельную рамку, чтобы показать, что в блоке имеется много слов, похожих на красный и кровавый одновременно, но менее похожих на алый. В то же время есть лексемы, которые более всего похожи 54 на все три перечисленных центра. Чтобы сделать изображение более наглядным, в рамку были введены центры цветообозначений «второго порядка». Это позволяет изобразить связи таких слов, как огненный или рубиновый одной стрелкой. Кроме того, в блоке «Красный» удалось выделить одну изолированную подгруппу. Автор включает в нее цветообозначения бордовый, малиновый, вишневый и свекольный. В плане уточнения толкований цветообозначений показателен эксперимент с группой переводчиков [342, с. 130]. Он не дал точных характеристик цветонаименований, но доказал, что толкования достаточно расплывчаты и дают лишь самое общее представление о цветообозначении. Группа переводчиков, в состав которой входило 9 человек, выполняла задание: перевод английских словосочетаний на русский язык, при этом пользоваться словарем запрещалось. На втором этапе тем же участникам эксперимента предлагалось править свои переводы, учитывая данные англорусского словаря. В качестве таких «данных» им предлагались разнообразные лексические эквиваленты, которые охватывали и настоящие варианты двуязычного словаря, и полученные результаты – варианты их собственного словаря. Например, для слова purple был предложен набор из пяти эквивалентов. В него входили лексемы пурпурный и багровый, невозможные по их данным, и темно-лиловый, не представленный в словаре Гальперина. Помимо исправлений в переводе, информанты-переводчики должны были указать, какие из представленных вариантов, с их точки зрения, являются более приемлемыми (разрешалось указывать несколько подходящих вариантов). На третьем этапе испытуемые снова оценивали свои переводы и те варианты, которые предлагались на втором этапе, с учетом информации английского толкового словаря Webster’s. Например: PURPLE: a colour of hue between the psychologically primary blue and red; one of the colours commonly called magenta, violet, lilac, mauve. 55 Из приведенного толкования видно, что однозначный выбор сделать невозможно: толкования неоднозначны и дают нечеткое, общее представление о значении цветонаименования [343, с. 319]. Приведенные выше примеры доказывают необходимость нового метода решения проблемы референциальных границ, который позволит четко и быстро определить правильное значение лексемы-цветообозначения. Такой метод – построение лингво-метрологической шкалы цвета, с помощью которой можно будет увидеть точные соответствия между лексическими характеристиками разных языков и объективными величинами. В нашем исследовании прибор играет одну из первостепенных ролей в процессе определения точного значения слова. Объективные показания прибора, характеризующие громкость звука и насыщенность цвета, выстраиваются в объективную шкалу. Затем носители разных языков характеризуют их лексическими средствами. Использование прибора в нашем исследовании объясняется одним из фундаментальных принципов современной науки: явление нельзя считать хорошо понятым до тех пор, пока оно не описано посредством количественных характеристик [337, с. 30]. Для определения точных соответствий между субъективными и объективными характеристиками мы строим лингвометрологическую шкалу, действуя по схеме «денотат (цвет, звук) – прибор – субъективная номинация (предложенная человеком)», делая так, «чтобы мир соответствовал словам» [290, с. 58]. Лингво- метрологическая шкала выступает при этом своего рода семантическим метаязыком, «универсальным мостом понимания». Она значительно расширяет границы лексикографической практики, обеспечивая правильное толкование лексики разных языков. 56 1.2. Экстралингвистическое и лингвистическое в контексте языковых универсалий 1.2.1. Универсалии и проблема их поиска Прежде чем перейти к решению проблемы исследования естественных семантических универсалий цвета, подчеркнем тот факт, что их поиск в нашей работе будет проходить посредством создания и анализа лингвометрологической шкалы, которую мы рассматриваем как своеобразный семантический метаязык. В связи с этим логично вспомнить и обозначить основные попытки создания единого метаязыка в разные времена. Отметим, что понятие о языковых универсалиях как производных от единой для всего человечества структуры мышления начинается с учения Платона о врожденных идеях (ок. 427–347 гг. до н. э.). Попытки выявления языковых универсалий сделаны в исследованиях разработки единого философского языка общения (св. Августин (383), Дж. Уилкинс (1668)), в концепциях языка мышления (А. Вежбицкая, Дж. Фодор, Н. Хомский), в теории категорий прототипов Р. Джакендофф, и универсальных Е. С. Кубрякова, Дж. Лакофф, Э. Рош (Дж. Гринберг, и др.), в теории семантических полей (Л. М. Васильев, Ю. Н. Караулов, Э. Косериу и др.) и теории семантических инвариантов (Э. Бендикс, М. Бирвиш, У. Гудинаф, Ф. Лаунсбери и др.) [365]. Первые поиски универсального языка были замечены еще в древности. Веря в «психическое единство человечества» (основанное на универсальном «алфавите человеческих мыслей»), Лейбниц рекомендовал «сопоставительное изучение различных языков в качестве средства обнаружения “внутренней сущности человека”, и в частности универсальной основы человеческого познания» [214, с. 20]. Потребность найти нечто общее в языках заставляла Лейбница всю его жизнь искать универсальный метод научного познания. Он утверждал, что, во-первых, мир может быть познан 57 Разумом Человека, а во-вторых, в разумном мире должна царить и править всеобщая «предустановленная гармония», следовательно, обязателен единый метод познания мира. Его прообраз Лейбниц видел в математическом методе. Поэтому он пытался создать lingua generalis – универсальный язык, который позволил бы заменить все логические рассуждения исчислением, проводимым, подобно алгебраическому, над словами и символами этого языка, однозначно отражающими понятия. Первая попытка создания lingua generalis, сделанная Лейбницем в юношеском сочинении «О комбинаторном искусстве» (1666), основывалась на методе религиозного подвижника, философа, писателя и поэта Раймунда Лулла [214, с. 48]. Еще в древности возникал вопрос: нельзя ли придумать такой язык, который повлиял бы на мысли человека в «правильную» сторону – например, упростил бы обучение сложным наукам или обуздал агрессию [421]? Мысль о том, что мир можно изменить с помощью языка, не новая. В 1629 г. философ Рене Декарт писал о том, что представляется желательным создать простой язык без исключений, азы которого можно было бы постичь после шести часов работы [126, с. 47]. В 1936 г. была обнаружена рукопись Исаака Ньютона «О всеобщем языке», в которой он разрабатывал язык с тонкой и сложной грамматикой [383, с. 54]. С того времени до начала ХХ в. было предложено около семидесяти проектов языка. В 1661 г. доктор Бехер предложил перенумеровать слова в словарях и общаться с помощью цифр. Семь лет спустя английский епископ Уилкинс создал язык на основе «словаря идей» и нескольких родов; к примеру, «стихия» – de, «первый род» – b, «огонь» – deb, «пламя» – deba. Очень популярен был в свое время «универсальный музыкальный язык сольресоль», созданный французом Жаном-Франсуа Сюдром. Слова в нем образовывались из названий семи нот: «доредо» – «время», «дореми» – «день». Перестановка слогов давала противоположное значение: «домисоль» – «Бог», «сольмидо» – «дьявол». На этом языке можно писать буквами, 58 нотами и цветами радуги, петь и играть на музыкальных инструментах [214 с. 100]. В 1852 г. Бахмайер опубликовал свой проект цифрового языка: в нем было 9 общих и 6 особых знаков, а множественное число выражалось чертой над цифрой. По-своему интересен был язык серба Петца, объединившего цифровой и буквенный способ изложения («3243 + 10» в этом языке значило «покупатель»). Одним из первых распространенных искусственных языков был воляпюк («речь мира», от слов «vol» – «мир» и «pük» – «речь», «язык»), придуманный немецким католическим священником Иоганном Шлейером после снизошедшего на него откровения [79, с. 67]. Этот язык был сложным: только вариантов глагольных окончаний было, по подсчетам одного воляпюкиста, несколько сотен тысяч, т. е. гораздо больше, чем последователей Шлейера. Всего в воляпюке было 1400 корней и 300 грамматических аффиксов. В 1887 г. была сделана еще одна попытка создать универсальный язык: варшавский окулист Лазарь Маркович Заменгоф выпустил свой первый учебник эсперанто. Джордж Оруэлл придумал новояз, «официальный идеологический язык “ангсоца” из романа “1984”, под впечатлением от детища Заменгофа» [146, с. 34]. В 1900 г. в Париже появилась «Делегация для принятия вспомогательного международного языка», и к 1907 г. был разработан «улучшенный» эсперанто – язык «идо» («потомок») [340, с. 65]. В современном обществе также наблюдаются попытки создать универсальный язык. Lingwa de Planeta (сокращенно LdP) – это язык международного общения нового типа. Он был призван катализировать процессы сближения языков, способствовать языковой и общей интеграции человечества [343, с. 319]. Lingwa de Planeta – простой натуралистичный язык на основе десяти самых распространенных языков мира, а именно шести европейских языков (английский, немецкий, французский, испанский, португальский, итальянский), китайского, русского, хинди и арабского [365, 59 с. 23]. Еще один пример создания универсального языка в современном мире – «ЭТАП-3»: это полифункциональная система обработки текста на естественном языке, которая разрабатывается с 1980-х гг. группой российских лингвистов, математиков и программистов в Институте проблем передачи информации РАН. Такой язык необходим в машинном переводе. В основу системы «ЭТАП-3» положена теория «Смысл ↔ Текст», разработанная И. А. Мельчуком (1985), и интегральная теория языка, разработанная Ю. Д. Апресяном (1980). Основной задачей системы является лингвистическое моделирование естественного языка и компьютерная реализация таких моделей. Итак, интерес к созданию универсального языка проявляется на протяжении многих сотен лет. Это доказывает актуальность проблемы поиска универсальной основы человеческого познания, а также языковых универсалий. Переходя к исследованию понятия «универсальный язык», необходимо остановиться на следующем его определении: это языковая система терминов, определенных строго и однозначно, потому допускающих над собой формальные операции [365, с. 45]. В картезианской парадигме универсалии определяются как общие признаки между вещами, по которым эти вещи категоризируются. Так, определение объекта «роза» означает указание того, что есть общего между розами, и различие роз и не-роз. В гегельянской парадигме универсалии образуют нечто большее, чем общие признаки объектов, представляющие собой лишь «фантомы», пустые и абстрактные обобщения. Идентифицируя объект с розой, говорящий не просто различает его благодаря таким признакам, как «красный цвет», «наличие шипов», «определенный запах», общим для всех видов роз, но и осознает эти признаки как универсалии, выражающие себя особым определенным образом в данном индивидуальном объекте. Хотя условно красный цвет есть общий признак, присущий многим розам, красный цвет данной конкретной розы отличается своей особенностью по сравнению с 60 цветом других роз [365, с. 9–10]. Особое есть антитеза общего: нет общего без особого и особого без общего. Когда общее и особое соединяются в неразрывное целое, они образуют индивидуальное. Гегелевская концепция не выходит за пределы утверждения, что определенные объекты имеют некоторые общие черты, в то время как другие объекты различаются между собой. Это утверждение сближает Гегеля с Аристотелем, который разграничивает субстанции «качество», «деятельность», «отношение». Однако универсалии Гегеля имеют диалектический характер, являясь развитием антитезы «универсальное : особое». Поэтому «особое» может стать «универсальным» [365, с. 10]. В применении к языку гегелевская диалектика подразумевает, что конкретные языки – особые формы проявления универсального. Вместе с тем антитеза общего и индивидуального в языках должна учитывать её общий источник, которым является не происхождение и общее развитие языков, а мышление, отражающее внешний мир. Языковые универсалии определяют границу действия антитезы «общее» : «индивидуальное» в языках. Под языковой универсалией мы также подразумеваем признак, обнаруживаемый во всех или в абсолютном большинстве языков мира. Часто универсалией называют также и высказывание (суждение) о закономерности, присущей человеческому языку [365, с. 67]. Итак, идея об универсальности определенных явлений в языках всегда была интересна ученым, обращавшимся к проблемам природы и сущности языка. Предшественниками исследований в этом направлении были античные грамматики. В более позднее время идея универсалий разрабатывалась Яном Амосом Коменским, Роджером Бэконом и др. В XIII в. появился термин grammatica universalis. С появлением в 1660 г. знаменитой «Грамматики Пор-Рояля (Пор-Руаяля)» Антуана Арно и Клода Лансло проблема универсалий становится одной из центральных в теоретической грамматике. 61 Языковые универсалии еще больше заинтересовали ученых в середине ХХ в., так как генеративная, структурная и функциональная лингвистика имела успех и интенсивно развивалась. В связи с публикацией «Меморандума о языковых универсалиях» Д. Гринберга, Ч. Осгуда и Д. Дженкинса проблема языковых универсалий привлекла к себе еще больший интерес. В меморандуме они определяются как обобщенные высказывания о тех свойствах и тенденциях, которые присущи любому языку и разделяются всеми говорящими на этом языке. Они понимаются как изоморфные корреляции всех или большинства языков. В «Меморандуме о языковых универсалиях» предлагается следующая их типология: 1) по уровням языка (фонологические, грамматические, семантические, символические), 2) синхронические, диахронические, 3) по универсальности (неограниченные универсалии, статистические универсалии, статистические корреляции, импликационные универсалии) [117]. По области референции различают универсалии языка-объекта, универсалии метаязыка [Рождественский], онтологические и эпистемологические универсалии [122], эмпирические и сущностные универсалии [Косериу]. Одни универсалии выводятся непосредственно из наблюдения над языковыми явлениями, а другие постулируются из знания о языке в целом и потому не нуждаются в проверке опытным путем. Различие по способу выделения универсалий принято обозначать терминами «индуктивные» и «дедуктивные универсалии». Различие между соответствующими типами выражается разными видами универсального суждения: «это явление имеет место во всех языках» (индуктивные универсалии) и «это явление должно иметь место во всех языках» (дедуктивные универсалии) [117]. Значимой оппозицией в типологии универсалий «Меморандум» считает разграничение синхронных распознаются и диахронных маркированные универсалий. и С помощью немаркированные явления диахронии языковой структуры, которые образуют асимметричные оппозиции. Это позволяет исследовать фундаментальные элементы 62 языка, универсально вербализованные во всех языках. Например, исторически долгие гласные произошли от кратких, поэтому нельзя утверждать, что наличие долгих гласных имплицирует наличие кратких [364, с. 62]. Справедливость обратного утверждения означает, что именно краткие гласные, будучи немаркированными членами оппозиции, образуют фундаментальные элементы фонетического строя языка. Подобные универсалии также можно устанавливать, сочетая типологический и сравнительно-исторический методы, в рамках революционной типологии [122, с. 30]. В понимании сущности семантических универсалий наблюдаются различия в подходах к их исследованию. Но общее мнение существует и заключается в следующем: большее количество универсалий в области исследования семантики относится к регулярным феноменам, проявляющимся в ограниченной группе языков. Они могут не иметь абсолютного характера [365, с. 100]. А. Вежбицкая представляет их как фундаментальных «систему генерировать все остальные человеческих концепты» [74, концептов, с. 38]. способных Определение семантических универсалий как универсального набора «концептуальных признаков» основано на допущении, что «фундаментальные человеческие концепты являются врожденными и что… нет никаких оснований полагать, что они будут различаться от одного человеческого сообщества к другому. Элементарные концепты могут быть обнаружены путем тщательного анализа любого естественного языка» [74, с. 65]. Очевидным является тот факт, что между языками существуют сходства и различия. Языки обнаруживают единство по своим фундаментальным свойствам, различаясь в то же время не только внешне, но и по внутренней форме. «Поверхностное межъязыковое различие, – пишет Р. Лангакер, – часто скрывает единообразие, которое лежит в глубине» [208, с. 50], отражая общее устройство всех естественных языков. Подобное единообразие, обнаруживаемое в конкретных языках, определяет суть языка как рода, и установление этого единообразия, в отличие от установления 63 межъязыковых различий, представляется более важным делом, поскольку позволяет выделить квинтэссенцию человеческого языка и параметры психологического единства человечества. В языкознании такая проблема называется проблемой языковых универсалий [208, с.51]. Задача исследователя состоит в том, чтобы в специфике разных языков увидеть проявление общих закономерностей, которые скрываются за внешними различиями. Эти общие структурные и семантические закономерности, которые наличествуют в языках даже при полном отсутствии языковых контактов, свидетельствуют об общем направлении в их развитии. Что касается проблемы языковых универсалий, первоначально она решалась главным образом с опорой на материальный аспект языка, на поиски универсальных явлений с точки зрения фонетики и грамматики. Лексика и лексическая семантика, материальная и социальная культура языкового коллектива, отражающая систему передаваемых из поколения в поколение представлений данного коллектива о мире, была затронута в меньшей степени. Именно структурный подход к значению определял поиски универсалий в лексической семантике. Значение было рассмотрено в качестве семантической абстракции без обращения к культуре и менталитету носителей языка. Сейчас подход к поиску семантических универсалий тесно связан с изменением ракурса лингвистических исследований, а именно с более широким толкованием термина «лексическое значение». При таком толковании учитываются признаки, связанные с различными сферами знаний [Апресян; Стернин]. Они рассматриваются как сущности, неотделимые от концептуальных универсалий, представляющих знания о мире (такой подход представлен, в частности, в работах А. Вежбицкой). Ценные наблюдения над семантическими универсалиями можно найти у А. Вежбицкой, У. Вейнрейха, В. В. Левицкого, М. М. Маковского, Б. А. Серебренникова, Э. Сепира, Ч. Филлмора, Р. Якобсона и др. Следует заметить, что семантические 64 универсалии разрабатываются главным образом в связи с типологическим изучением языков (Дж. Гринберг, Дж. Комри, Х. Я. Зайлер, С. Д. Кацнельсон, Ю. В. Рождественский и др.). Что касается нашего диссертационного исследования, мы пытаемся найти и исследовать универсалии цвета и звука в русском, английском и французском языках в направлении, отличном от того, которое представлено в анализе большого количества языкового материала. Мы рассматриваем проблему их поиска в аспекте когнитивной гипотезы, связанной с экспериментальными исследованиями по категоризации. Переходя от определения универсалий и их классификации к вопросу об универсальности понятия «цвет», отметим следующее: результаты многих экспериментов доказывают тот факт, что восприятие цвета разное и непроизвольное во всех культурах. Одни лингвисты-исследователи утверждают, что определенные языковые факты и результаты эксперимента говорят о существовании транскультурных цветовых универсалий и, следовательно, об их биологической обоснованности (А. Вежбицкая, П. Кей, Ч. Макдениэл). Другие рассуждают следующим образом: эти аргументы сомнительны (Дж. Брейкел, К. Хардин, Г. Чэмберлин, Д. Чэмберлин), цветовые категории нужно считать языковыми и культурными артефактами (С. Зеки, Б. Маунд, Э. Рош, Г. Эванс). Подчеркнем в связи с этим, что цветообозначения являются частым объектом изучения и исследования ученых-лингвистов. Среди них существуют аргументации как за, так и против универсальных законов в языке. Люди, которые говорят на разных языках, дробят окружающую действительность на фрагменты по-разному, делят на классы наблюдаемые объекты и предметы по-разному. Подтверждая сказанное, вспомним, например, ответы разноязычных информантов на вопрос, сколько цветов в радуге. В русском языке каждый из цветов имеет собственный словесный ярлык. В немецком и английском голубой и синий обозначаются одним словом. В языке одного из народов Либерии наши семь цветов радуги 65 обозначаются двумя словами: одно слово обозначает холодные тона (голубой, фиолетовый, синий), другое – теплые (красный, оранжевый, желтый, зеленый)» [292, с. 15]. Однако если говорить о существовании универсальных законов, по которым языки дробят, интерпретируют действительность, следует указать, что это вопрос остается спорным. Так, арбитрарность языка демонстрируется сторонниками гипотезы о релятивизме на примере цветообозначений. Например, Х. А. Глисон приводит яркий и убедительный пример с тремя языками. Английский язык различает шесть цветов радуги, шона (банту) различает три цвета, носители басса (нигер-конго) видят в радуге всего два цвета. Ознакомившись с примером Х. А. Глисона, противники гипотезы Сепира–Уорфа решились цветообозначений. Их цель на детальное была – изучение показать, что типологии неправильная интерпретация данных эксперимента явилась результатом недостаточно полного материала. По мнению Б. Берлина и П. Кея, материал цветообозначений хорошо поддается типологизации и позволяет установить некоторые универсалии. Для каждого рассматриваемого языка были установлены имена основных цветообозначений [392, р. 120]. С помощью цветовых пластин (Munsell chips) для каждого цветообозначения была выявлена пластинка, цвет которой для большинства носителей-информантов является эталоном данного цветообразца. Такая пластинка называлась фокусом. Также для каждого цветообразца была указана сфера употребления. После обработки большого лингвистического массива (использовано 80 языков разных семей) Берлин и Кей сделали следующие выводы: «Существуют универсальные законы устройства системы основных цветообозначений в языках мира. Универсальный инвентарь их системы состоит из одиннадцати основных названий цветов: белого, черного, красного, зеленого, желтого, синего, коричневого, фиолетового, розового, оранжевого, серого» [Ibid., p. 78]. 66 Система основных цветообозначений в конкретном языке тем полнее, чем выше стадия развития данного языка. Все языки имеют термины, обозначающие белый и черный цвета. Таким образом, минимальное количество цветообозначений в языке – два. Авторы приводят данные о современном языке, различающем лишь черный и белый цвета: это язык Jale, принадлежащий к трансновогвинейской филе, распространен в области Ириан-Джая (Индонезия). Б. Берлин и П. Кей разработали следующую схему развития основных цветообозначений: сначала появились названия белого и черного цветов, затем к ним добавилось название красного цвета, затем – зеленого и желтого, затем – синего, и затем – коричневого. После этого в любой последовательности и за короткий отрезок времени появляются названия фиолетового, розового, оранжевого и серого цветов [Ibid., p. 46]. Согласно гипотезе Б. Берлина и П. Кея, эта схема возникновения и развития цветообозначений является универсальной для всех языков мира. Универсальность восприятия цвета доказывается универсальностью цветовых фокусов. При этом восприятие цвета у представителей разных национальностей – это результат нейрофизиологических процессов, которые одинаково проходят у всех представителей человечества. Таким образом, Берлин и Кей утверждали, что «лексическая категоризация цвета в языках мира демонстрирует не лингвистический релятивизм, а существование семантических универсалий, имеющих под собой биологическую основу» [416, p. 610]. Утверждения Б. Берлина и П. Кея об универсальной схеме развития системы основных цветообозначений в языках мира до сих пор уточняются, дополняются и, несомненно, имеют большую актуальность (Берлин, Кей и др.). Поиск «цветовых универсалий» был плодотворным, создал большую базу знаний о цвете и внес весомый вклад во все последующие теории «универсалий зрительного восприятия». 67 При рассмотрении вопроса об универсальности языков очевидна важность исследования термина «значение». Мы, вслед за А. Вежбицкой, полагаем, что «значение антропоцентрично, то есть отражает общие свойства человеческой природы; оно также этноцентрично, то есть ориентировано на данный этнос» [72, с. 231]. По мнению А. Вежбицкой, языковое значение – это интерпретация мира человеком. По нашему замыслу измерение «сущностей мира» прибором, их вербальная характеристика людьми разных национальностей и, как следствие, сопоставление этих показаний, приблизят нас к пониманию того, как устроено это значение. Несмотря на то, что языковая категоризация предметов и явлений внешнего мира ориентирована на человека, содержанием речи в некоторой степени является Инструментом то, что сопоставления есть в объективной языковой, ментальной действительности. и объективной информации в нашем случае является лингво-метрологическая шкала – «сетка координат», при посредстве которой мы ясно понимаем восприятие действительности людьми разных национальностей, степень адекватности соответствий звуко- и цветообозначений в разных языках. Изучение работ А. Вежбицкой выявило интересный для нашего исследования факт: нельзя на единственном языке описать «мир как он есть». Язык изначально задает своим носителям определенную картину мира, причем каждый данный язык – свою. Между тем существует универсальный семантический метаязык. Гипотеза о его существовании состоит в том, что найдется множество слов данного языка (например, английского), которые могут переводиться на другие языки. Эти слова обладают внутренней семантической простотой (самопонятностью слова) [74, с. 130]. Гипотеза, которую выдвинула А. Вежбицкая, заключается в следующем: она попыталась выявить концептуальные универсалии и разработать язык, который может быть использован для сравнения культур без этноцентрической предвзятости, решающая роль при этом отводится лексическим универсалиям. Под универсальными понятиями А. Вежбицкая 68 понимает те, которые универсально лексикализированы, т. е. во всех языках воплощены в словах. В нашем исследовании для решения проблемы поиска универсального метаязыка проводится лингвистический эксперимент, в который вовлечен прибор, а также строятся лингво-метрологические шкалы, которые впоследствии буду являться «универсальным мостом понимания» лексики разноязычными специалистами. Лингво-метрологические шкалы цвета и звука демонстрируют процесс целенаправленного уменьшения субъективных элементов, т. е. процесс продвижения к числа наибольшей объективности и универсальности. Языковые и культурные системы отличаются друг от друга. Но существуют семантические и лексические универсалии, указывающие на общий понятийный базис, на котором основывается человеческий язык, мышление и культура [72, с. 40]. Вера в «психологическое единство человека» может выродиться в пустую риторическую фразу, если она не связывается с практическими поисками общей понятийной базы, соединяющей различные культуры и общества [73, с. 45]. Лингвометрологическая шкала и лексико-семантические поля «цвет» и «звук», на наш взгляд, являются такого рода базой. Приведем в качестве примера предложенную А. Вежбицкой универсалию, связанную с понятием окружения (фона) как базовой структурной составляющей референции при любом описании зрительного восприятия. В этом отношении интересны английские слова, такие как view (вид, облик), scenery (сцена, декорации) или landscape (пейзаж), потому что они связывают идею «видения» с идеей «места». То, что видят люди, – животных, предметы, друг друга – существует и движется на определенном фоне. В окружающей нас действительности фон является более постоянным и предсказуемым, чем фигура. Цвет неба – обычно синий, земля – обычно коричневая, трава – часто зеленая, солнце – обычно желтое и яркое, море – 69 темно-синее, снежные долины – белые. Понятно, что пейзаж в разных странах, в разных местах выглядит по-разному. Не каждый человек видел море, горы или снег. В некоторых местностях земля не коричневого цвета, трава, например, в Австралии, желтоватая и коричневатая. В некоторых местах зелень травы зависит от количества в ней влаги и от расположения на открытом солнце. Другая универсальная черта человеческого общения, связанная с видением, – это «роль сравнения или универсальное понятие подобия в передаче зрительных ощущений» [72, с. 50]. Английские прилагательные gold (золотой, сделанный из золота) и golden (золотой, который выглядит как золото) хорошо иллюстрируют этот способ описания. «Мы говорим о цветовом восприятии, потому что умеем связывать наши зрительные категории с определенными универсальными доступными человеку образцами (моделями). Цветообозначения могут оказаться лучшим примером влияния глубинных формирование перцептивно-концептуальных лингвистических категорий и их факторов на соотнесенность с действительностью» [419, p. 20]. Таким образом, автор считает, что в основе многих особенностей человеческого общения, связанного с видением, лежит следующий принцип: типичные черты пейзажа определенной местности являются референциальной рамкой при описании категорий зрительного восприятия вообще и цвета в частности. При этом такой принцип рассматривается как человеческая универсалия. Переходя к примерам звуковых универсалий, обратимся к звукоподражаниям разных языков. На первый взгляд они кажутся нам универсальными словами. Однако один и тот же звук объективной действительности изображается в разных языках совершенно различными звуками. Например, «датские утки произносят звук rap-rap, французские – couin-couin, а в других странах крик уток передается как gick-gack, hap-hap, кря-кря» [110, с. 73]. 70 Во французском языке голоса птиц представлены разнообразнее: «большинство глаголов специфично и закреплено лишь за определенными видами птиц, например: grisoller, tirelirer, turluter (пение полевого жаворонка); zinzibuler, zinzinuler (пение большой синицы); pupuler, puputer (крики удода); pleurer, railler (крики чайки)» [110, с. 74]. Английский и русский языки передают голоса одним, реже – двумя, тремя глаголами обобщенного характера, например: петь, щебетать можно сказать о любой мелкой птице отряда воробьинообразных, так же как chirp, chirrup, pipe, twitter, tweet в английском языке, или кричать, cry, scream, screech можно применить к любой птице, представляющей неворобьинообразных [110, с. 75]. Стоит отметить также, что глаголы-звукообозначения не уступают лексико-фонетическим звукоподражаниям по тождественности обозначения птичьих голосов. Переходя от примеров к выводам, отметим, что в нашей работе исследование корреляции ментальной, языковой информации с объективной действительностью, поиск и исследование универсалий видения или универсалий цвета, а также универсалий звука в английском, французском и русском языках совершаются двумя путями. Первый путь лежит через семантику, концепты, общие категории: понятия «цвет», «звук» есть в исследуемых языках. Второй путь решения проблемы поиска языковых универсалий проходит через перцепцию. Для её решения предложена работа с информантами – носителями русского, английского и французского языков. Им следует определить реакции на величины, характеризующие звук и цвет, которые, в свою очередь, измерены приборами. В результате объективирования данных эксперимента получена лингвометрологическая шкала звука и цвета, которая построена на оппозиции «убывание – норма – нарастание». На шкале наблюдается связь субъективного (отношение субъекта к объекту) и объективного (свойства объекта). Отметим, что на пути, который проходит через перцепцию, возникает препятствие: языки по-своему дробят мир на фрагменты. У каждого языка – 71 своя понятийная сетка. «Когда мы имеем дело с нашими эмоциями, то здесь, как и во многих других областях повседневной жизни, не существует ясных и однозначных стандартов внешней, объективной правильности» [306, с. 67]. Помимо человека с его языком и мышлением, помимо других экстралингвистических факторов, мы включаем в схему лингвистического эксперимента прибор. Затем с помощью функции совместимости, взятой из теории нечетких множеств, сопоставляем языковую, ментальную, объективную информацию. Обращаясь к лингво-метрологической шкале за правильным переводом, мы можем быть уверены в наибольшей степени его адекватности и правильности значения цветообозначений и звукообозначений русского, английского и французского языков. Что касается цветообозначений национальных наиболее ярко картин мира, выражается в исследованиях национально-культурная специфика, которая отражена в лексико-семантическом поле «цвет», построенном в результате лингвистического эксперимента. Оно содержит как специфические, так и универсальные черты. Так, Ю. Д. Апресян утверждает, что выраженный в системе языковых значений определенный способ концептуализации действительности «отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному, через призму своих языков» [22, с. 34]. Результаты моделирования лексико-семантических полей «цвет» и «звук», выводы, касающиеся этноспецифики их составляющих, представлены в главе 3. Таким образом, в нашей работе мы, с одной стороны, исследуем различия в культурном, языковом, национальном характере, с другой – выявляем универсальное в языках. Наш замысел, касающийся привлечения прибора к лексическому эксперименту, во многом способствует развитию такой науки, как сравнительная антропология. Мы охватываем толкования «различных культурных миров», а также приближаем эти толкования к объективности максимальной степени. 72 Говоря о лингвистическом эксперименте, в котором приняли участие информанты разных национальностей, отметим, что «наивную картину мира цветоощущений, которая существует в сознании рядового носителя языка и фиксируется посредством языка, может описать метаязык» [30, с. 305]. Специфическая трудность такой задачи в том, что, стремясь задавать простые вопросы, мы пытаемся получить достаточно содержательную информацию об организации смыслов в языковом сознании говорящих [74, с. 56]. Обычно в таких случаях результативность подхода зависит от выбора метода, который мог бы обеспечить получение максимального количества точной информации. Таким методом мы представляем лингво-метрологическую шкалу и построение лексико-семантических полей. Шкала служит для получения наибольшей степени адекватности перевода. Лексико-семантическое поле представляет лингвистическую репрезентацию цветовых и звуковых ощущений в различных языках, которая имеет свою специфику. Благодаря лексико-семантическому полю «цвет» и лексико-семантическому полю «звук» мы исследуем различную интерпретацию языковым сознанием чувственно воспринимаемого мира, о которой писал О. А. Корнилов: «нейрофизиологические основы цветового восприятия одинаковы для всех народов, поскольку они базируются на общности физиологии человеческого мозга. Однако принципиально важно разграничивать работу мозга и работу сознания: первое – универсально, второе – национально-специфично» [187, с. 170]. Итак, видимое нами по-разному вербализуется национальной логикой. Зрительные ощущения у людей разных национальностей представляются национально-специфическими концептами. Цветообозначения синий и голубой, например, в английском языке – blue, во французском – bleu, в испанском – azul. Отдельные лексемы, словосочетания, идиомы, обозначающие цвет, реализуют лингвоцветовую картину мира. «Каталог названий цвета в русском языке» содержит более 2000 слов и словосочетаний современного русского языка для выражения цвета, а также перечень цветонаименований XII–XX вв., вышедших из употребления [67]. По его 73 данным, в каждодневных ситуациях средний носитель русского языка использует около тридцати-сорока названий цвета. Если обратиться к Академическому словарю, таких слов можно найти не более ста. В английских словарях содержится до 900 цветонаименований, во французском языке – до 600 цветонаименований. «По данным Д. Джадда, существует около 10 млн цветовых различий, которые могут быть описаны словами, указывающими направление изменения их цвета. Однако же высокоразвитые языки не обозначают отдельными названиями и десятитысячной доли этого количества» [230, с. 20]. Как видим, цветовая лексика не покрывает всего цветового пространства. Лексикализации подвергаются лишь коммуникативно значимые участки цветового пространства. Наблюдая при переводе синонимическую избыточность в традиционных двуязычных словарях, а также «расплывчатый» перевод, мы пришли к выводу о необходимости деятельности по целенаправленному уменьшению влияния субъективных факторов на определение значения слова. Эта деятельность заключается в составлении лингво-метрологической шкалы, представляющей корреляцию языковой, вербальной и объективной информации. На шкале находятся понятия, характеристики звука и цвета, получившие «лексическое воплощение» (по А. Вежбицкой) в английском, французском и русском языках. При этом данные характеристики соотнесены и объективированы. Материал звукообозначений также поддается типологизации и позволяет установить некоторые универсалии. Например, построив лексикосемантическое поле «звук» в английском, французском и русском языках, мы сделали вывод, что существуют универсальные законы устройства системы звукообозначений в данных языках (см. главу 3). Таким образом, имеется набор семантических универсалий, и это множество лежит в основе человеческой коммуникации и мышления, а специфичные для языков конфигурации слов отображают разнообразие культур. 74 Обращаясь к философии универсалий, логично упомянуть слова А. Вежбицкой: третьего не дано (tartium non datum). Либо прав был Лейбниц, и за всеми разнообразными культурами стоит единый и постоянный набор базовых понятий, либо прав Нидхем, и не существует единого и постоянного понятийного основания различных языков и культурных систем. Лингвистические данные показывают, что истина на стороне Лейбница [74, с. 67]. В связи с этим представляется интересным вспомнить слова С. Радхакришнана: «Истина многогранна, и… различные воззрения представляют собой лишь различные стороны истины, которая не может быть выражена полностью» [287, т. 1, с. 22]. Можно предположить, что лингво-метрологические шкалы звука и цвета – это особый путь к истине, своеобразное представление универсальных характеристик звука и цвета. 1.3. Лингвистическая метрология в свете теории лингвистической относительности Сепира–Уорфа Теория лингвистической относительности Сепира–Уорфа отчасти стимулировала появление, на наш взгляд, интересного и перспективного направления в лингвистике – лингвистической метрологии. Неидентичность «членения» действительности носителями разных языков, их влияние на познавательную деятельность – эти вопросы теории Сепира–Уорфа также являются вопросами лингвистической метрологии. Согласно гипотезе Сепира–Уорфа, «структура языка определяет структуру мышления и способ познания внешнего мира, люди членят мир, организуя его в понятия, и распределяют значения так, а не иначе, поскольку являются участниками некоторого соглашения, имеющего силу лишь для этого языка» [306, с. 34]. Основоположником теории лингвистической относительности считают В. фон Гумбольдта, небезосновательно отводит эту роль Спинозе. 75 хотя Ю. С. Степанов В современной науке есть два направления теории лингвистической относительности. Одно из них представлено школой Л. Вайсгербера, которая рассматривает язык как промежуточный мир между действительностью и сознанием. В основе другого направления лежат идеи Э. Сепира и Б. Уорфа; они получили сейчас широкое распространение. Гипотеза лингвистической относительности сделала актуальным вопрос опосредованности восприятия и осознания мира человеком. Также она коснулась проблемы места, которое занимает язык в построении мира. Философы, лингвисты, психологи пытались решить эту проблему поразному. Идея о том, что «люди привыкли постигать вещи тем способом, каким эти вещи выражены на родном языке» (Э. Б. де Кондильяк), что человек «живет с предметами так, как их преподносит ему язык» (В. фон Гумбольдт), что «вещи, качества и события вообще воспринимаются так, как они называются» (Э. Сепир), связана с утверждением мысли о влиянии языка на восприятие внешнего мира [306, с. 78]. Опираясь на идеи В. фон Гумбольдта, мы понимаем, что действительность как объект познания не зависит от языка. В утверждениях Э. Сепира наблюдаем тезис, что «реальный мир в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы, вследствие чего миры, в которых живут различные общества, – это разные миры, а вовсе не один и тот же мир с различными навешанными на него ярлыками» [306, с. 39]. Ссылаясь на лингвистическую концепцию Гумбольдта, мы представляем не только идиоэтнизм, но и универсализм, а также существование в языке универсального и национального. Лео Вайсгербер впоследствии поддерживал и развивал гумбольдтовскую идею идиоэтничности языкового содержания. Опираясь на её основные тезисы, он строил свою теорию языковой картины мира. Он же ввел в науку термин «языковая картина мира». Б. Уорф положил в основу теории лингвистической относительности идею идиоэтнизма. Он пришел к мысли о 76 «полной обреченности человека перед властью родного языка: язык определяет мышление народа, который является его носителем» [336, с. 136]. Существующие в языке наименования предметов, явлений, событий, «звуковые паттерны», стереотипные формы восприятия сохраняют устойчивость в культуре, оказывают большое влияние на сам процесс формирования человеческих представлений об этих явлениях и событиях и их оценку. Интерес Уорфа к языкам американских индейцев сформировался в 1931 г. под воздействием прослушанного курса америндской лингвистики, который читал Эдвард Сепир в Йельском университете. В дальнейшем Уорф занимался языком хопи (юто-ацтекская ветвь тано-ацтекских языков), и именно на его материале формулировал основы теории лингвистической относительности («Язык, мышление и действительность» – Language, Thought, and Reality; Selected Writings of Benjamin Lee Whorf, 1956). Согласно этой теории, имеющаяся у человека картина мира в значительной степени определяется системой языка, на котором он говорит. По Уорфу, грамматические и семантические категории языка служат не только инструментами для передачи мыслей говорящего, они также формируют его идеи и управляют его мыслительной деятельностью [306, с. 29]. Люди, говорящие на разных языках, имеют разные представления о мире. В случае больших расхождений между структурами их языков при разговоре на некоторые темы у них могут возникать трудности с пониманием. Так как языки по-разному классифицируют окружающую действительность и разговаривающие на них различаются по способу отношения к ней, очевидно утверждение, что природа членится в направлении, которое подсказывает наш родной язык. Люди определяют для себя в мире явлений те или иные категории и типы не потому, что «они (эти категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном – языковой системой, хранящейся 77 в нашем сознании» [306, с. 29]. Эта гипотеза также утверждает, что человек, который владеет более чем одним языком, может в действительности практиковать разные структуры мышления, когда говорит на разных языках. Итак, основа теории лингвистической относительности заключается в том, что мир делится индивидами на части, на фрагменты, которые предопределены строением их родного языка. Приведем пример. Для того чтобы обозначить ряд близких предметов, объектов в одном языке, мы можем использовать несколько различных лексем. В другом языке эти объекты обозначаются одним словом. Носитель первого языка должен в своем сознании выделять признаки, которые различают эти объекты, тогда как носитель другого языка не должен делать этого. Таким образом, носители разных языков имеют неодинаковые ментальные образы одного и того же объекта. Проиллюстрируем сказанное примером. Англичане используют одну лексему для обозначения снега. В эскимосском языке таких слов несколько. Носитель эскимосского языка должен знать, о каком снеге идет речь: о падающем или о том, который лежит на земле. Что касается грамматических категорий, Уорф утверждает, что время, число также заставляют людей реагировать на мир по-особенному, определенным образом. В английском языке глагол в личной форме должен содержать показатель времени. Например, I sang ‘Я пел’ (прошедшее время), I sing ‘Я пою’ (настоящее время), I will sing ‘Я буду петь’ (будущее время). Носители английского языка обязаны выделять временные различия в каждом предложении; носители других языков, возможно, не должны отмечать эти различия, но им следует пояснять, например, видимы или невидимы объекты, упоминаемые в разговоре [2, с. 49]. Сторонники теории Сепира–Уорфа рассматривают цветовое пространство как основной источник аргументов. Как отмечает Э. Рош, этому способствует целый ряд обстоятельств. Во-первых, это область, допускающая «другое измерение» (оттенки цвета можно выразить через длину волны). Во-вторых, в экспериментах на запоминание, восприятие и 78 т. д. можно предъявлять стимулы в невербальной форме, что очень важно для сопоставительных исследований по разным языкам: ведь физическая природа цвета одна и та же для всех культур. В-третьих, этнолингвисты давно зафиксировали существенные межъязыковые различия в лексике цветонаименований [298, c. 87]. Исследование представленные теории факты и лингвистической примеры были относительности, важны при проведении лингвистического эксперимента, который определял реакцию людей разных национальностей на звук и цвет. С одной стороны, мы учитывали идею Уорфа и Сепира национальностей. о Мы разнообразии ментальных отмечали каждом в образов протоколе у разных испытуемых особенности реагирования на цвет и звук с точки зрения ментальности, какой-либо языковой необычности. С другой стороны, мы старались с помощью приборов в наибольшей степени объективировать лексические показания испытуемых, приводя к «общему знаменателю» определенные цветообозначения и звукообозначения разных языков. Создавая лингвометрологические шкалы звука и цвета, мы сравнивали их с системой координат. Перейти от одного языка к другому – это значило перейти от одной геометрической системы к другой. Окружающий мир, координаты которого дают языки, один и тот же. Различны его отображения в языке. При исследовании лексем лексико-семантических полей «звук» и «цвет» мы учитывали то, что картина мира у каждого народа, в каждой культуре состоит из взаимосвязанных универсальных понятий. Эти понятия в равной степени доступны для общего восприятия и исходят из общего посыла. Нами также учитывалось то, что в картине мира отражается нечто специфическое, присущее только носителю конкретной культуры, т е. мы отчасти опирались на понятие языковой картины мира (ЯКМ). О картине мира в общенаучном её понимании можно говорить как о необходимом условии жизнедеятельности человека и как о центре его духовной жизни. «Человек стремится каким-то адекватным способом создать в себе 79 простую и ясную картину мира для того, чтобы оторваться от мира ощущений, чтобы в известной степени попытаться заменить этот мир созданной таким образом картиной. На нее и её оформление человек переносит центр тяжести своей духовной жизни, чтобы в ней обрести покой и уверенность, которые он не может найти в слишком тесном головокружительном круговороте собственной жизни» [378, с. 166]. Мы рассматриваем языковую картину мира как запечатленные в языке процессы и результаты концептуализации действительности, как проявление творческой мыслительной и языковой/речевой активности человека, характеризующиеся количественной и качественной нетождественностью с процессами и результатами научной концептуализации мира в сознании человека. Введение понятия ЯКМ ведет к различию субъекта и объекта мысли, выявлению особого языкового содержания. Модели мира различаются в силу того, что отображают всю сумму представлений о мире внутри различных этносов. Разные языки по-разному концептуализируют мир. Это видно уже из того, что в любом языке есть лексемы, которые невозможно перевести на другие языки одним словом и которые вообще трудно переводятся. Анализ картины мира позволяет понять, чем отличаются этнические культуры и как они дополняют друг друга, образуя целое на уровне мировой культуры. В каждом «мире» или «микромире» имеются специфические речевые построения, создаваемые с помощью слов-концептов. Слова-концепты выступают в качестве имени семантического поля и несут ритмические, интонационные, синтаксические, фразеологические показатели. Человек понимает не то, что позволяет ему язык, а вербализует субъективно актуальное для него в данной речевой ситуации содержание концептуальной картины мира. Поэтому понятие языковой картины мира включает возможность вербализации любого содержания мышления. В этом смысле 80 язык постоянно совершенствуется, развивается, отражает новации времени, различных сфер общественной жизни. Б. Уорф отдавал предпочтение языковым картинам перед научными. Это привело его к игнорированию объективного фактора познания за счет преувеличения роли языка для развития науки. В каждом языке, с его точки зрения, отражена своя система категорий. В западной науке сложилась ситуация, при которой отдают предпочтение категориям, извлеченным лишь из индоевропейских языков. «Однако удивительнее всего то, – писал он в связи с этим, – что различные широкие обобщения западной культуры, как, например, время, скорость, материя, не являются существенными для построения всеобъемлющей картины вселенной», поскольку подобных категорий нет в неиндоевропейских языках (например, индейских)» [336, с. 136]. Но, во-первых, универсальные категории, о которых говорил Б. Уорф, не могут быть не отражены в любом языке – в том числе и в индейских. Вовторых, кроме вербального пути познания существует еще и невербальный, или объективный. В-третьих, любые категории тем больше приобретают научную ценность, чем больше они универсальны, т. е. независимы от языковых средств их выражения. В-четвертых, словесные обозначения научных категорий не могут служить в качестве основного источника для изучения их содержания. Между тем Б. Уорф полагал, что подлинная наука должна опираться исключительно на языковой опыт, который заключен во всех языках, а не только индоевропейских. Он писал: «Западная культура при помощи языка произвела предварительный анализ реального мира и считает этот анализ окончательным, решительно отказавшись от всяких корректив. Единственный путь к исправлению ошибок анализа лежит через все те другие языки, которые в течение целых эпох самостоятельного развития пришли к различным, но одинаково логичным, предварительным выводам» [336, с. 140]. Таким образом, Б. Уорф призывал всех ученых изучать и исследовать языки, стать языковедами, чтобы во всем множестве языков они 81 выявляли категории, уже осмысленные в каждодневном опыте их носителей, т. е. проверенные временем и мудростью народа. Что касается цветовой картины мира, то она является фрагментом концептуальной картины мира. По мысли К. Р. Мегрелидзе, «обозначение цвета – это точка, в которой отчетливо ощутимо различие в “видении мира” как в истории развития одного народа, так и между отдельными народами» [234, с. 56]. В решении концептуализации цвета выделяют два основных подхода. Первый из них – культурный релятивизм (теория Э. Сепира и Б. Уорфа) – был сформулирован Л. Блумфильдом: «Физики рассматривают цветовой спектр как непрерывную шкалу световых волн разной длины от 42 до 72 сотен тысяч миллиметров. Но языки выделяют различные части этой шкалы вполне произвольно и без четких границ в значениях таких цветовых названий, как фиолетовый, синий, зеленый, желтый, оранжевый, красный, и цветообозначения в различных языках не имеют таких же градаций» [53, с. 130]. Теория лингвистического универсализма (теория Берлина–Кея) противостоит релятивизму. Её исследование дает возможность признать очевидным тот факт, что цвет представляет собой семантическую универсалию. Американские исследователи-лингвисты выделили одиннадцать универсальных основных цветовых терминов на материале двадцати языков. А. П. Василевич расширил понятие «основные цветообозначения» и рассмотрел его как психологически важное для носителя языка. В результате ассоциативных экспериментов А. П. Василевич выделил цветообозначения, которые являются наиболее вероятными кандидатами на вхождение в число основных цветонаименований в будущем (салатовый, бежевый, бордовый, сиреневый, лимонный, малиновый, изумрудный, бирюзовый, вишневый, багряный, васильковый, кирпичный) [66, с. 60]. 82 Итак, цветовое пространство диффузно и лишено четких границ. У людей разных национальностей, а также у индивидов одного и того же лингвокультурного пространства цветонаименования имеют разные прототипические референты и особые ассоциации. Следует отметить, что национально-специфическое, которое типично для большего количества индивидуумов определенного этноса, усложняется индивидуальными речевыми и мыслительными особенностями человека как представителя данного этноса. Логично заметить, что для создания индивидуальных цветовых картин мира основой является национальная цветовая картина. Следует признать отличие цветовой картины мира, объективированной в языке (наивная цветовая картина мира), от цветовой картины мира, созданной в естественнонаучном знании. «Научное мышление дифференцирует цветовой спектр, принимая во внимание физические свойства световой волны. Наивное сознание при концептуализации цвета руководствуется практическими критериями» [373, с. 89]. Очевидно, что языки кардинально отличаются друг от друга. Эти языковые различия связаны с большим разнообразием обычаев и общепринятых манер поведения в тех культурах, где эти языки развиваются. Четко прослеживается связь культуры и лексики, прагматики языка. И несмотря на определенный скептицизм, который остается в отношении мощи и актуальности гипотезы Сепира–Уорфа, внимательное изучение кросскультурных научных исследований, посвященных её проверке и вопросам лингвистической метрологии, в некотором смысле дает ей подтверждение. Выводы по главе 1 В первой главе диссертации исследована антропологическая концепция человека, которая рассматривает его 83 как символическое существо. Информация о мире, которая доступна восприятию людей, представлена нами как субъективный образ объективной действительности, создаваемый человеком. Индивид является субъектом и носителем целостной картины мира, также он представляет её фрагмент, познает, отражает в концептуальной системе и языке мир, постигает в нем самого себя. Исследование проявления антропоцентризма в философии и лингвистике позволило, с одной стороны, выявить ранее не изученные специфические особенности антропоцентризма в языке, типы его ограничения, с другой – получить знания о человеке, эмоционально и оценочно интерпретирующем действительность. Иными словами, анализ понятий «человеческий фактор», «антропоцентризм в языке» и «антропоцентризм вообще» производился с целью поиска новых подходов, методов, гипотез, позволяющих развивать современную теорию нового научного направления, заявленного в нашем исследовании, – лингвистической метрологии. Отмечены и проанализированы основные антропоцентрические направления и подходы, в русле которых исследование лингво-метрологических шкал звука и цвета и – шире – лексической системы языка в целом представляется наиболее перспективным. Исследован вопрос, касающийся проявления антропоцентризма при восприятии цвета и звука. При этом мы рассмотрели наличие столь же объективно существующих логических отношений между объектами (логические границы), а также наличие реально существующих объектов материального мира (референциальные границы). Принцип ограничения антропоцентризма в языке, созданный и исследуемый в нашей работе, требует обращения к этим двум факторам. Ограничение субъективизма в языке представлено нами как метод лингвистической метрологии, при использовании которого результаты лингвистического эксперимента, а именно лексические характеристики какого-либо явления, соотносятся с точными метрологическими показаниями приборов, измеряющих это явление. Такой метод позволяет расширить 84 словарь внелингвистической информацией (например, добавить соответствия лексем разных языков с показаниями приборов), а также решить проблему субъективности в словаре (включая в список лексем данные лингвистического эксперимента «Определение реакции информантов разных национальностей на качество звука и цвета»). Способ ограничения субъективизма способствовал расширению исследовательско- методологического поля, так как нами использовалась фиксация связи «денотат (цвет, звук) – прибор – субъективная номинация (предложенная человеком)». Исследование лексических единиц, таким образом, проводилось в субъективном и объективном аспектах. При этом речь шла не об устранении антропоцентризма и субъективизма вообще, а о степени его проявления. Учитывая основные каноны антропоцентризма, но, в то же время, привлекая показания приборов, мы предлагаем метод решения проблемы референциальных границ. Он заключается в построении универсального языка понимания номинаций звука и цвета разноязычными специалистами, который демонстрирует процесс целенаправленного уменьшения числа субъективных элементов. Благодаря такому инструментарию определен новый способ толкования и исследования лексики – через понятие и перцепцию: это два пути продвижения к наибольшей степени объективности и универсальности. Исследование понятий универсалии, универсалии цвета, их классификации приблизило нас к пониманию важности для нашей работы изучения терминов «значение» и «универсальное понятие». Осознавая отличие языковых и культурных систем, считаем очевидным существование семантических и лексических универсалий – единой базы понимания, которая соединяет культуры и общества. Теория лингвистического универсализма и теория лингвистической относительности стимулировали проведение нашей работы в следующем направлении. Мы учитывали идею Сепира и Уорфа о разнообразии 85 ментальных образов, но в то же время не игнорировали объективные факторы, пытались привести к «общему знаменателю» звуко- и цветообозначения разных языков. Работая с номинациями звука и цвета, мы четко определили отчасти универсальность, отчасти национальную специфику этих лексических единиц. Нами охвачены толкования различных культурных миров, эти толкования приближены к объективности максимальной степени с помощью эксперимента, в котором задействованы информанты разных национальностей и приборы. 86 Глава 2. НАУЧНО-ПОНЯТИЙНЫЙ АППАРАТ ЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ МЕТРОЛОГИИ 2.1. Математический аспект лингвистики В представленном диссертационном исследовании мы рассматриваем языковой материал, а именно звуко- и цветообозначения, под углом, в некоторой степени отличным от вышеизложенных положений об антропоцентризме в языке. Свою задачу мы видим в пополнении антропоцентрического описания звуко- и цветообозначений точными, объективными показаниями приборов – характеристиками громкости звука и насыщенности цвета. В этом заключается новый интегративный подход к анализу лексических единиц. Известно, что в ряде наук основным методом описания свойств изучаемых объектов является установление соотношений между характеризующими эти объекты величинами. Например, в физике основные результаты – это открытые физические законы, описанные количественными формулами, а также теоретические модели, применяемые затем в создании технических средств в целом. Экспериментальная проверка физических утверждений сводится, как правило, к ряду измерений. Разумеется, количественные особенности утверждения физического физически мира. Однако отражают именно качественные количественные соотношения являются основной формой описания этих особенностей. Считалось, что иначе обстоит дело в лингвистике. Существенные характеристики языка не имеют количественной природы, т. е. не являются величинами; лингвистический эксперимент обычно не связан с измерением. Существует старый тезис: «Язык внеположен числу» [250, с. 200]. Основные достижения лингвистики, полученные за все время её существования, не формулировались в виде количественных 87 утверждений; вообще принципиальная «неколичественность» типична для подавляющего большинства лингвистических работ [337, с. 108]. Лингвистику несправедливо упрекали в отсутствии использования специфического или математического аппарата. Существовало мнение, что её основные понятия формулируются довольно туманно и расплывчато, что язык лежит вне меры и числа [271, с. 33]. Однако в 60-х гг. ХХ в. в связи с проникновением ЭВМ в лингвистику возникли новые её приложения, например машинный перевод с одного языка на другой и машинное хранение информации. Эта информация была задана первоначально в языковой форме, затем – в форме устного и письменного языка. Возникли новые разделы языкознания, которые в последнее время называют математической, структурно-прикладной, инженерной, кибернетической лингвистикой [320, с. 183]. Что касается измерений, в языкознании их можно наблюдать целое множество. Например, семиологическое измерение языковых единиц или измерение информативной емкости языков, измерение звуковой формы (содержательности). Примеры проникновения в лингвистику математики и метрологии многочисленны. Это экспериментальной приборов, и современные фонетики, главным образом связанные инструментальные с применением электроакустических методы различных (спектрографы, интонографы и т. п.), а также регистрирующих движения органов речи (артикуляцию) [266, c. 20]. Это и технические задачи, связанные с расширением эффективного использования каналов передачи речевой информации в устном общении с ЭВМ и роботами, представляющие собой наиболее важные области прикладного языкознания. Здесь проводится исследование речи и вычисление её статистических характеристик методами математической теории информации, разработанными академиком А. Н. Колмогоровым [178, с. 11] и американским математиком К. Шенноном [371, с. 70]. Связь языкознания с теорией информации вместе с тем приводит 88 к четкой формулировке существенных проблем, связанных с характером акта общения и с социальными функциями языка. В современной лингвистике наряду с традиционным аппаратом математики есть свои специальные средства. Они применяются для описания диалектов и изменения языка во времени, для грамматики и лексики. Но существует общая тенденция: поиски значения; поиски путей, позволяющих исследовать язык и мышление. В середине ХХ в. возникает математическая лингвистика, включающая математическую формальную (алгебраическую) теорию грамматики и статистическую теорию языка (использующую методы математической статистики, теории вероятности и теории информации) [290, с. 58]. Методы математической логики применяются для формального описания категорий естественных языков [343, с. 318]. Целью математической лингвистики является попытка ответить на вопрос: можно ли описывать значение на языке точных формул и чисел? В некоторых работах применяется традиционный аппарат теории вероятностей и теории множеств, математической статистики и теории информации. Естественно заметить, что языкознание оказалось гуманитарной наукой, которая не игнорировала связи с другими науками о человеке и его культуре. Языкознание начало применять не только инструментальные методы наблюдения (например, в фонетике) и экспериментальные приемы (в психолингвистике). Оно систематически использовало математические способы (в том числе и ЭВМ) для получения, хранения, записи своих результатов и выводов. Целью интенсивно развивающейся вычислительной лингвистики было создание комплексных систем обслуживания ЭВМ с помощью языка. Это способствовало возможности прямого разговора человека с компьютером, автоматической переработке, запоминанию, поиску и выводу информации в речевой форме. Вычислительную лингвистику также называют инженерной лингвистикой [148, c. 90]. 89 Итак, многие традиционные области языкознания существенно изменяют методику исследования благодаря возможности использовать в них ЭВМ. Например, становится возможным создание программ, реконструирующих разные альтернативные варианты фонологических и грамматических уровней праязыков, машинное определение времени разделения родственных языков методом лексикостатистики, составление машинных словарей для обширных корпусов древних письменных текстов и проведение на ЭВМ вспомогательных работ для дешифровки древних письменностей, запись в памяти машины полного грамматического словаря конкретного языка [179, с. 62]. Характер применения этих вычислительных методов сближает вычислительное языкознание с такими науками, как экспериментальная физика, где проверка определяющих математических моделей осуществляется путем обработки на ЭВМ экспериментального материала. Что касается цветообозначающей лексики, она исследовалась достаточно полно как лингвистами, так и физиками. Описывался её состав (А. П. Василевич, B. Berlin, и P. Kay др.), стилистические функции (Л. А. Качаева и др.), семантическая структура (А. А. Брагина Цветообозначающая (А. П. Василевич, (Л. В. Лаенко лексика изучалась Р. М. Фрумкина и др.) в и и др.). психолингвистическом социологическом плане и др.). Внимание ученых уделялось сопоставительному (В. Г. Гак, В. А. Москович и др.) и сравнительно-историческому анализу (Н. Б. Бахилина (1975), Л. Н. Грановская (1964) и др.). Э. Рош, А. В. Михеев, Н. А. Рюмина, Р. М. Фрумкина исследовали слова-цветообозначения при помощи эксперимента, использовали карточки, цветообразцы [38, с. 195]. К настоящему времени сформировался ряд естественнонаучных дисциплин, связанных с изучением цвета. Ведущее место среди них занимают психофизика, физиология восприятия и колориметрия. Ранее проводились эксперименты в попытке решить проблему восприятия цветонаименований, определить 90 точность значения определенной лексической единицы-цветонаименования. Например, обычным способом стандартизации служит создание пособия, цветового атласа. Работа Л. М. Грановской содержит обширный словник (в несколько сот слов) и много толкований, которые имеют определенный стандартизирующий эффект [113]. Но проблематика определения и изучения корреляции языковой информации и объективной действительности ограничивалась отсутствием применения в этих исследованиях математических и статистических методов. Необходимым и востребованным представляется выход на новый уровень изучения цветообозначений. Что касается создания системы названий цветов, здесь требуется точность на уровне взаимопонимания между экспериментатором и информантами, применение оборудования и специальных технологий, точных математических методов. Не ограничиваясь традиционным подходом анализа лексических единиц, в нашей работе для описания и моделирования лингвистических объектов мы используем новый интегративный подход лингвистической метрологии, в основе которого лежит соотношение лексических характеристик разных языков с метрологическими измерениями приборов. Ввиду трудностей в толковании тех или иных терминов мы делаем попытки заменить словесные описания качественно иными способами передачи информации. Например, цвет выражается условным индексом, связанным с достаточно подробным каталогом цветообразцов. Создаются шкалы, построение инструментальных которых измерений. предполагает Это использование способствует точных определению соотнесенности цветонаименований и звуконаименований с объективными показаниями. В проведенных нами экспериментах данные обрабатываются с учетом нескольких разнотипных признаков – количественных и качественных, в частности номинальных, когда значениями признаков являются не числа, полученные по стандартизированной приборной метрологии, а термы из 91 лингвистических списков возможных значений этих признаков. Что касается звука, его громкость измеряется шумомером. Вербальные характеристики информантов разных национальностей соотносятся с объективными показаниями с помощью функции совместимости. Таким образом, бурно развивающаяся теория нечетких множеств Лофти Заде, относимая к методам искусственного интеллекта, находит применение в нашей работе. Суть теории нечетких множеств Л. Заде заключается в том, что некоторые категории не имеют степени членства, тогда как другие её имеют [142, с. 40]. Рассмотрим подробнее некоторые её аспекты. В случае классического множества «любой элемент или входит в данное множество (имеет значение членства 1), или находится вне его (имеет значение членства 0). Это соответствует интуиции Заде: некоторые люди не являются ни определенно высокими, ни определенно низкими, но находятся где-то посередине – высокие в некоторой степени» [191, с. 152]. Л. Заде называл все характеристики «гуманистической системой, сокращая использование количественных методов и применяя лингвистический подход, в соответствии с которым в качестве значений переменных допускаются не только числа, но и предложения. Такие предложения составляют основу нечеткой логики и приближенных способов рассуждений, которые могут оказаться более созвучными сложности и нечетности гуманистических систем, чем численные методы анализа» [142, с. 27]. Таким образом, переменная, значениями которой являются слова и предложения естественного лингвистическая переменная. или искусственного Если обратиться языка, к анализу – это слов- звукообозначений, то на основе этого можно утверждать, что множество характеристик звука не поддается точному количественному описанию, например характеристики звучный, грозный, пронзительный, ярый, звонкий и т. д. Определим громкость звука как лингвистическую переменную, если она принимает лингвистические, а не числовые значения, например: ни звука, 92 тихо, звучно и т. д., а не 10 дБ, 30 дБ, 40 дБ и т. д. Более точно «лингвистическая переменная описывается набором (X, T (X), U, G, M), в котором Х – название переменной, T (X) – терм-множество Х, то есть совокупность её лингвистических значений: U – универсальное множество, G – синтаксическое правило, порождающее термы множества T (X), М – семантическое правило, которое каждому значению Х ставит в соответствие его смысл М (Х), причем М (Х) обозначает нечеткое подмножество множества “U”. Точность лексического значения “Х” характеризуется функцией совместимости с U – (0, 1), которая каждому элементу, принадлежащему “U”, ставит в соответствие значение совместимости этого элемента с “Х”» [Там же, с. 34]. Вслед за Л. Заде мы полагаем, что лингвистическая переменная связана с двумя правилами. Первое правило – синтаксическое. Оно определяет способ появления лингвистических значений, которые принадлежат терммножеству этой переменной. Второе семантическое правило создает способ вычисления смысла любой лингвистической переменной. Типичное значение лингвистической переменной, например: не очень тихий и не очень громкий, включает в себя то, что можно было бы назвать первичными термами, например: тихий и не очень громкий, смысл которых субъективен и зависит от контекста. И, или, ни, очень, более или менее, совсем, отчасти и т. п. – операторы, изменяющие смысл первичных термов особым, независимым от контекста способом. Значения числовых переменных принято изображать графически точками на плоскости как площадки с нечетко очерченными границами [191, с. 166]. В такой интерпретации лингвистические переменные могут служить средством поддаются приближенного точному описания описанию. явлений Вместе сложных, значения которые не лингвистической переменной составляют терм-множество этой переменной, которое может иметь бесконечное число элементов. 93 Рассмотрим громкость звука как T = тихий + слишком тихий + не очень тихий + … + громкий + не громкий + абсолютно не громкий + … Знак «+» обозначает объединение в том случае, когда лингвистическая переменная и числовая переменная громкости звука принимает значения 10, 20, 30, 40, 50 … 90 дБ и является базовой переменной громкости звука. При этом тихий можно интерпретировать как название некоторого нечеткого ограничения на значения базовой переменной. Именно это ограничение считается смыслом лексического значения тихий. Нечеткое ограничение на значение базовой переменной характеризуется функцией совместимости, которая каждому значению базовой переменной ставит в соответствие число из интервала (0, 1), символизирует совместимость этого значения с нечетким ограничением. Функция совместимости для значения «громкость»: – слишком тихо: для 25 дБ – 1, для 23 дБ – 0,8, для 20 дБ – 0,6; – хорошо слышный: для 65 дБ – 0,6, для 60 дБ – 0,8, для 55 дБ – 0,9, для 50 дБ – 1; – гудящий: для 65 дБ – 0,6, для 70 дБ – 0,8, для 75 дБ – 0,9, для 80 дБ – 1. Таким образом, функция совместимости определяется не на множестве математически точно определенных объектов, а на множестве обозначенных некими символами впечатлений (в данном случае впечатлений от звука). С помощью функции совместимости, взятой из теории нечетких множеств Л. Заде, а также используя статистические методы при обработке результатов эксперимента, мы выходим на новый уровень исследования лексики, решая важные вопросы референциальной отнесенности мира, измерения точности значения слова и степени адекватности его перевода. Подводя итог вышеизложенному, можно сделать следующий вывод: применение математических методов исследования в лингвистике возможно и разумно в определенных случаях и для определенных целей. Такого рода методы ярче выделяют специфику человеческих свойств языка, их социальную обусловленность, способствуют получению наибольшей степени 94 адекватности перевода лексем с одного языка на другой, точному измерению лексики в плане точности языкового значения. 2.2. Предмет, задачи, основные понятия лингвистической метрологии Заявленная нами в диссертационной работе новая формирующаяся область языкознания – лингвистическая метрология – возникла в результате необходимости в новых, более точных методах экспериментальных лингвистических исследований. Также это вызвано интересом к оригинальным способам определения соотношения «лингвистическое – экстралингвистическое» с помощью лингво-метрологических шкал, способствующих более тщательному исследованию лексико-семантических полей и решению актуальных проблем лексической семантики и лексикографии. Лингвистическая метрология может быть выделена как новая область научных исследований, поскольку имеет собственный объект изучения, цель, процедуры анализа и методологию, модифицированный терминологический аппарат. Цель лингвистической метрологии – исследовать корреляцию ментальной и языковой информации с объективной действительностью с помощью как традиционного метода, так и интегративного подхода к изучению соотношения объективных показаний приборов, измеряющих физические свойства цветности и громкости, с содержательным наполнением лексических единиц разных языков, вербализующих различные аспекты данных свойств. Тем самым она расширяет методику определения точного значения лексем разных языков, реализуя такого рода исследование в специализированных словарях, в распознавании посредством аналоговых устройств, в процессе построения лингво-метрологической шкалы – матрицы, отражающей как этнический менталитет, так и объективную картину мира. 95 Лингвистическая метрология определяет ряд следующих задач: – сформулировать принципы нового интегративного подхода к исследованию лексических единиц разных языков; – определить и теоретически обосновать принцип ограничения субъективизма в языке; – построить лингво-метрологические шкалы; – исследовать соответствия «лингвистическое – экстралингвистическое», выяснить степень адекватности толкования словзвукообозначений и слов-цветообозначений; – доказать эффективность метрологического метода в сочетании с традиционным способом исследования лексики для нового моделирования лексико-семантических полей «цвет» и «звук»; – создать новый принцип составления словаря, позволяющий повысить точность измерения степени объективности значения лексем разных языков; и, таким образом, расширить границы лексикографической практики добавлением в словарь внелингвистической информации и решить проблему субъективности толкования и синонимической избыточности. В нашей работе лингвистической метрологией четко обозначен объект её научных исследований. Это лексические единицы, содержащие в своем составе цветовые и звуковые семы, которые конкретизируют главный предмет изучения лингвистики – язык и мышление, язык и общество, язык и прибор, измеряющий качество звука и цвета. Но в дальнейшем лингво- метрологические шкалы могут быть использованы как матрица, на которой будут располагаться лексемы любого языка, объективные показания любого явления, которое можно измерить (температура, болевой порог и т. д.). Помимо традиционных методов исследования, в работе применяется количественный анализ, а именно теория нечетких множеств; использован также новый метод ограничения субъективизма в языке с помощью лингвометрологических шкал, метод компонентного анализа, лексикографического 96 описания, метод полевого исследования и идентификации, инструментальный метод. Лингвистическая метрология специализируется на решении как практических задач, связанных с изучением языка, переводом, лексикографической практикой, так и теоретических проблем, касающихся референциальных границ языка, ограничения субъективизма в языке, построения лексико-семантических полей, составления словаря. Таким образом, её диапазон определяется потребностями теории языка и практики лексикографии. Лингвистическая метрология включает в себя разработку следующих тем: 1. Язык и мышление. Их взаимодействие. 2. Денотат (цвет, звук) – прибор – номинация субъективная (предложенная человеком). Такой схемой представлен новый интегративный метод определения точного значения слов разных языков и новое положение об ограничении субъективизма в языке с помощью лингво-метрологических шкал. 3. Лингвистические проблемы лексикографии. Их решение с помощью лингво-метрологических шкал. 4. Решение задач, касающихся референциальных языковых ограничений. 5. Тезаурусное описание цветообозначающей и звукообозначающей лексики. Для лингвистической метрологии научный и лингводидактический интерес представляет классификация звуко- и цветообозначений с использованием двух принципов: от лексемы к денотату и от денотата к лексеме. Классификация от денотата к лексеме представлена в виде схем – лексико-семантических полей и по-новому смоделированного лексикосемантического поля «звук». Результатом классификации от лексемы к денотату являются лингво-метрологические шкалы звука и цвета. 97 Лингвокультурологическая и сопоставительная интерпретация звуко- и цветообозначений позволяет сделать выводы о том, что быстрое динамическое развитие культуры общества является причиной динамических процессов в синтаксической и морфологической системах номинаций цвета и звука, причиной формирования или дифференциации словообразовательных возможностей языка в ментальной области. Происходит актуализация и активизация некоторых словообразовательных способов, синестезии. Рассмотрение цвета и звука в аспекте лингвистической метрологии через понятие и перцепцию в их феноменологических преломлениях на фоне понятий «лингво-метрологическая шкала цвета», «лингво-метрологическая шкала звука», «лексико-семантическое поле цвета», «лексико-семантическое поле звука» позволяет проникнуться в полной мере всеми нюансами категорий цвета и звука не только как высокоантропоцентричных субстанций [192, с. 21], но и признавая за цветом и звуком объективное существование. Это позволяет определить точные соотношения между субъективным и объективным, между экстралингвистическим и лингвистическим и, таким образом, установить наиболее точные значения цветообозначений и звукообозначений разных языков. Представляется логичным выделить некоторые направления изучения цвето- и звукообозначений в русском, английском и французском языках: сопоставительное, лингвокультурологическое, Психолингвистическая освещается в психолингвистическое, когнитивное, метрологическое, онтологическое. составляющая аспекте цвето- феноменологии и звуконаименований цветоощущений (работы А. П. Василевича, В. Г. Кульпиной, Р. М. Фрумкиной). Цвет рассматривается как онтология и как духовное творчество человека. В связи с этим онтология цвета заменяется некоторой формой онтологии «цвет через предмет – прототип цвета»: цвет неба, цвет бубль-гума, цвет валенок, цвет меда, цвет вина, цвет лаванды (результаты нашего лингвистического эксперимента, описанного в третьей главе). 98 Основными категориями в когнитивном исследовании являются понятия языковой картины мира (Е. В. Рахилина, Ю. А. Сорокин). Этноязыковая картина мира – это этноцентричная реакция на цвет и слушание звуков, главными в которой являются прототипические референции. Устанавливается её близость к когнитивным категориям и процессу номинации цвета и звука. В цветовых и звуковых номинативных процессах строится их ассоциативная основа. Лингвокультурологический аспект затрагивает экстралингвистические исследования цвета и звука, подчеркивает их антропоцентризм. Изучение отражательной функции языка на примере цветообозначений и звукообозначений разных языков переходит в область наблюдения за феноменологической связью языка и сознания разных национальностей. В результате исследования звуко- и цветообозначений, предложенных информантами разных национальностей, выявляются интересные факты, касающиеся цветовых и звуковых ассоциаций в русском, английском и французском языках. В сопоставительных исследованиях цвето- и звуколексики основное внимание уделяется значимости цвета и звука для формирования языковой картины мира, концептуализации и месту цветовой и звуковой лексики в процессах познания. Метрологическое изучение лексем отмечается измерением цвета и звука приборами. После процесса сопоставления метрологических показаний с лексическими характеристиками, данными информантами разных национальностей, возможно точное определение значения цвето- или звукообозначения. При этом устанавливается наибольшая степень адекватности перевода лексем лексико-семантических полей «цвет» и «звук». Отметим, что применение математических методов исследования в лингвистической метрологии вовсе не затемняет человеческую природу языка. В действительности они лишь точнее обрисовывают контуры 99 языкознания как науки гуманитарной. В нашем случае техника подчиняется законам языка, которые остаются функциями человеческими и социальными. Развиваясь по объективным законам, не зависящим от воли людей, язык вместе с тем подвержен воздействию со стороны говорящих на нем, в особенности в таких сферах, как синтаксис, стилистика, лексика. Здесь нет противоречия. Независимость и одновременно зависимость от людей составляет специфику и самого существования языка, и особенностей его развития. При этом воздействие людей на те или иные уровни языка не препятствует объективному бытованию и столь же объективному движению языка [207, с. 150]. Отличительной чертой лингвистической метрологии является тот факт, что она не только решает одну из центральных проблем лингвистики – проблему языка и мышления, языка и действительности. Категория значения играет при этом основополагающую роль. Считаем логичным отметить, что лингвистическая метрология не ставит перед собой цель «борьбы с субъективизмом». Чувственные основы языка для нее так же существенны, как и логические (рациональные) основания. Таким образом, методы лингвистической метрологии не перемещают на задний план смысловые категории, они способствуют более четкому их выявлению и изучению. Понятийно-терминологический аппарат лингвистической метрологии создается на основе и из состава понятий лингвистической науки, в частности семантических и сопоставительных исследований, с привлечением концептуальных достижений феноменологического анализа, когнитивной науки, этнологии, антропологии, теории нечетких множеств, но также путем создания своих концептов типа лингвистической колориметрии. Содержательную сторону и понимание предметной области лингвистической метрологии определяют труды Ю. Д. Апресяна, Б. Берлина, А. П. Василевича, А. Вежбицкой, Л. Заде, П. Кея, Дж. Лакоффа, Э. Рош, Э. Сепира, Б. Уорфа, Р. М. Фрумкиной, И. Ф. Шишкина, П. В. Яньшина. 100 Представим список основных терминов (понятий) лингвистической метрологии. Антропоцентрический подход. Направление, парадигма, аспект изучения. Общей чертой лингвистических описаний в русле этого подхода будет признание того, что «в антропологической парадигме языка… центральной методологической задачей становится эксплицитное включение в онтологию языка универсума человека, позволяющее объяснить на единой методологической основе все важнейшие моменты существования языка, касающиеся его природы, функционального предназначения… общих принципов внутренней организации» [88, с. 60]. Интегративный подход к исследованию лексических единиц разных языков. Исследование и толкование лексических единиц разных языков, в силу имеющихся ограничений метаязыкового характера и возможности строить объективные шкалы, должно проводиться с помощью интегративного подхода лингвистической метрологии. Абсолютизация принципа субъективизма в языке, проявляющегося в наивной картине мира, невозможна при научном описании объектов и явлений. Лингвистическая метрология, исследования расширяя лексических исследовательско-методологическое единиц разных языков, фиксирует поле связь «языковая личность – знак – денотат», при этом в данную модель вводится объективирующий компонент – прибор. В этом суть предлагаемого интегративного подхода. Картина мира. Модель мира, создаваемая языком, как субъективный образ объективной реальности. Она несет в себе особенности человеческого способа постижения мира, т. е. черты антропоцентризма. Этот образ присутствует во всем словарном составе языка. Этноязыковая картина мира, в нашем исследовании этноцентричный «цветной» и «звуковой» взгляд на мир, сутью которого являются прототипические референции, определяет прототипы-цвета и прототипы-звуки. 101 Классификация цветообозначений. Новый подход к классификации цветообозначений: от слова к денотату и от денотата к слову. Колориметрия. Цветовые измерения, методы измерения и количественного выражения цвета вместе с различными способами математического описания цвета составляют предмет колориметрии [129, с. 180]. Концепт (от лат. мысль, содержание, понятие) – «оперативная содержательная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы языка мышления, всей картины мира, отраженной в человеческой психике» [193, с. 90]. Концепты – своеобразные посредники между словом и экстралингвистической действительностью, в которой находится человек. Лингвистическая колориметрия. Это способ анализа цветообозначений методом выделения лексико-семантических полей. Значения рассматриваются не сами по себе, а с точки зрения их отношения друг к другу. При этом помимо лексем из традиционных толковых словарей добавляются данные лингвистического эксперимента. Выделяется универсальное и национальное, осуществляется проецирование номинаций цвета на лингво-метрологической шкале на лексемы-цветообозначения лексико-семантического поля «цвет». Лексико-семантическое поле. Группа слов одного языка, тесно связанных друг с другом по смыслу (Ю. Н. Караулов). Иерархическая структура множества (инвариантным) лексических значением и единиц, отражающих объединенных в языке общим определенную понятийную сферу. Лексические универсалии – концепты, представленные отдельными словами в разных языках. Лингво-метрологические шкалы – шкалы, которые демонстрируют соотнесение представленных на них физических свойств членов конкретной категории с семантикой языковых единиц, которые эту категорию объективируют в коммуникации. 102 Лингвистический эксперимент. Эксперимент, который определяет реакцию информантов разных национальностей на качество звука и цвета. Помимо испытуемых, в нем задействованы приборы, дающие точные физические характеристики звука и цвета. При этом важно исследование соотношений лексических характеристик разных языков с объективными показаниями. Метрология. Наука об измерениях, методах и средствах обеспечения их единства и способах достижения требуемой точности. Референция. Свойство языка, создаваемое билатеральностью отношения «человек – мир, мышление – мир». Идеальный мир как человеческий атрибут референционален только по отношению к реальному миру, а проблема референции есть референция «субъект – объект». Соотношение «лингвистическое – экстралингвистическое». Соотнесение денотативной информации (того, что воспринимается органами чувств или регистрируется специальными приборами) и информации вербальной (того, какими словами выражается почувствованное или зафиксированное). Схема «денотат (цвет, звук) – прибор – субъективная номинация (предложенная человеком)». Метод определения точного значения слова через понятие, перцепцию и посредством прибора. Такого рода схема обеспечивает расширение границ лексикографической практики. Универсалии звука – результат типологизации материала звукообозначений разных языков. Универсалии цвета. Универсалии зрительного восприятия [А. Вежбицкая, с. 108]. Универсальные понятия – те, которые универсально лексикализованы, т. е. во всех языках воплощены в словах [Там же, с. 89]. Шкала. Объективированные результаты измерения, полученные в результате исследования. 103 Экстралингвистические исследования цвета и звука. Исследование сущности этих явлений с точки зрения физики, психологии, этнокультурологии, семантики. Отметим, что совокупность и фигурирование представленных базовых понятий в исследовательском процессе дают такую научную картину, конструкция которой позволяет нам сделать вывод о формировании самостоятельного направления – лингвистической метрологии. Вышеперечисленные положения повлекли за собой определенные ракурсы изучения цвето- и звукообозначений и наложили отпечаток на интерпретацию традиционно квалифицируемых в определенном русле терминов звука и цвета. Тем самым вносится вклад в развитие предшествующих теоретических взглядов на систему сопоставительного исследования цвето- и звуколексики. 2.3. Лингвистическая метрология в системе наук 2.3.1. Категориальный аппарат метрологии Лингвистическая метрология находится в теснейшей связи с метрологией, в частности с колориметрией и метрологией звука. Она предлагает соединить лингвистику и математику (теорию нечетких множеств), метрологию (измерение цвета и звука с помощью приборов), психологию и этнолингвистику (изучение экстралингвистических факторов в процессе эксперимента). Среди дисциплин, собравшихся под эгидой лингвистической метрологии, ведущей является лингвистика, в силу того что она уже накопила много знаний о связи языка с сознанием человека, о связи языка с действительностью. В лингвистической метрологии язык получает новое понимание, связанное с подчеркиванием в нем ментального, объективного, психологического аспекта: здесь язык передает информацию об объективном 104 мире, обрабатывает её, находит универсальные способы представления, но в то же время не теряет индивидуальные черты языковой картины мира. Новый взгляд на язык породил новую исследовательскую проблематику – изучение соотношения ментальной, языковой информации и объективной действительности, вопросы универсальности лексем в разных языках, вопросы восприятия мира, изучение языковой картины мира. Чтобы лучше понять происхождение лингвистической метрологии, обратимся к категориальному аппарату метрологии и уточним этапы её развития как научной дисциплины. Итак, метрология – это наука об измерениях, методах и средствах обеспечения их единства и способах достижения требуемой точности [375, с. 60]. Научно-технический прогресс, связанный с усложнением технических систем и технологических процессов, увеличением объема исследований, использованием глубинных явлений и процессов окружающего нас мира, вызывает необходимость разнообразных точных физических измерений величин. Так, многочисленных только в и прикладных исследованиях существующими методами и средствами можно измерить 450–500 разновидностей качеств и величин, в то время как требуется измерять около 2000 [257, с. 60]. Сначала метрология занималась описанием своих и зарубежных единиц измерений, затем её называли наукой об измерениях, приводимых к эталонам, позднее она стала разделом физики, овладела математическими методами и возглавила приборостроение, которое обеспечивает нас средствами измерений, средствами объективной оценки окружающего мира [148, с. 78]. В первом русском труде по метрологии – работе Ф. И. Петрушевского «Общая метрология» (1849) – последняя определяется как дескриптивная, описательная дисциплина: «Метрология есть описание всякого рода мер по их наименованиям, подразделениям и взаимному отношению» (цит. по: [134, 105 с. 19]). В дальнейшем, в зависимости от усложнения задач, стоящих перед метрологом, происходят изменения в определении понятия «метрология». Итак, метрология есть учение о единицах и эталонах. Это также учение об измерениях, приводимых к эталонам [375, с. 90]. Второе определение свидетельствует о том, что сделан переход от описательных задач непосредственно к измерениям и «привязке» их к эталонам. Измеряемыми величинами, с которыми имеет дело метрология в настоящее время, являются физические величины, т. е. величины, входящие в уравнения опытных наук (физики, химии и т. д.). Академик Б. М. Кедров предложил «треугольник наук», в «вершинах» которого находятся естественные, социальные и философские науки. По этой классификации метрология попадает на область, описываемую стороной треугольника «естественные – социальные науки». Это связано с тем, что социальная значимость результатов, получаемых метрологией, велика. Правомерно и помещение метрологии на стороне «естественные – философские науки» [171, с. 39]. Это обусловлено значением метрологии для теории познания. В настоящее время различают теоретическую метрологию, которая рассматривает общие теоретические проблемы измерений; историческую метрологию; законодательную метрологию, охватывающую комплексы взаимосвязанных общих правил, требований и норм, а также другие вопросы, нуждающиеся в регламентации и контроле со стороны государства; прикладную метрологию, занимающуюся вопросами практического применения методов и средств измерений [170, с. 62]. О лингвистической метрологии как новом научно-лингвистическом направлении нам позволяет говорить некоторое расширение исследовательско-методологического поля. Оно заключается в том, что наша работа нацелена на фиксацию связи «языковая личность – знак – денотат», при этом в данную триаду вводится и объективирующий компонент, который мы именуем измерительным прибором. Такой компонент необходим для достижения более высокой 106 степени эквивалентности в переводе (при этом без потери национального колорита), для более точного структурирования лексико-семантических полей, для решения проблем лексикографического характера, например синонимической избыточности, наслоения смыслов и т. д. Важность измерений в лингвистическом аспекте, на наш взгляд, естественна. В данном исследовании метрология «обслуживает» лингвистику, тесно переплетается с ней и способствует определению соответствий «лингвистическое – экстралингвистическое», построению лингво-метрологических шкал, более точному толкованию номинаций цвета и звука разных языков, определению точного места слова в лексикосемантическом поле. Многие великие ученые, высоко оценивая роль измерений, писали так: • «Считай то, что считаемо, измеряй то, что измеряемо, а то, что не измеряемо, делай измеряемым» (Г. Галилей). • «Наука начинается с тех пор, как начинают измерять, точная наука немыслима без меры». «Прежде чем разработать, нужно научить измерять» (Д. И. Менделеев). • «Каждая вещь известна лишь в той степени, в какой её можно измерить» (лорд Кельвин, 1900). Поскольку смысл нашей работы заключается в измерении точности значений слов разных языков и в соотнесении объективных показаний приборов и лексических характеристик, рассмотрим категориальный аппарат метрологии: физическая величина, единица физической величины, передача размера единицы физической величины, средства измерений физической величины, эталон, измерение физической величины, метод измерений, результат измерений. Остановимся на некоторых из них, так как именно этими понятиями мы будем оперировать во время экспериментов «Определение реакции информантов разных национальностей на звук» и «Определение реакции информантов разных национальностей на цвет». 107 Что касается измерения, оно предполагает наличие соответствующих механизмов, которые бы отделяли части от целого, сравнивали их между собой и с эталоном, устанавливали отношение однородности по каким-либо заданным критериям и правилам, останавливали процесс после того, как это отношение в действительности устанавливалось [322, с. 59]. Измерять в узком смысле – экспериментально сравнивать одну измеряемую величину с другой известной величиной того же рода (качества), установленной в качестве единицы. Измерение в широком смысле есть нахождение соответствий между числами и объектами, их состояниями или процессами по какому-то правилу [134, с. 19]. Для проведения измерения необходимо знать его цель – определение значения выбранной (измеряемой) физической величины с требуемой точностью в заданных условиях. Постановку задачи измерения осуществляет субъект измерения – человек. При постановке задачи конкретизируется объект измерения, в нем выделяется измеряемая физическая величина и определяется требуемая погрешность измерения. Метод измерения должен по возможности иметь минимальную погрешность и способствовать исключению систематических погрешностей или переводу их в разряд случайных [375, с. 300]. Итак, измерение – последовательность сложных и разнородных действий, состоящая из ряда этапов. Следует отметить, что представленные этапы были применены в процессе измерения громкости звука в лингвистическом эксперименте. Первый этап – определить цель измерительной задачи. Он включает в себя сбор данных об условиях измерения и исследуемой физической величине, т. е. накопление априорной информации об объекте измерения и её анализ; формирование модели объекта и определение измеряемой величины; формулировку задачи измерения на основе определенной модели объекта измерения; отбор конкретных величин, с помощью которых будет вычисляться измеряемая величина; формулировку уравнения измерения. 108 Второй этап – планирование измерения. Это выбор методов измерений непосредственно измеряемых величин, априорная оценка погрешности измерения; определение требований к метрологическим характеристикам условий измерений, предоставление необходимых условий измерения или создание возможности их контроля. Третий, главный этап измерения – измерительный эксперимент – включает в себя следующие требования: – средства и объекты измерений должны взаимодействовать; – сигнал измерительной информации должен быть преобразован; – сигнал заданного размера должен быть воспроизведен; – сигналы должны быть сравнены, результаты зарегистрированы. Последний этап измерения – обработка экспериментальных данных. В общем случае она осуществляется в последовательности, которая отражает логику решения измерительной задачи. Сначала необходим предварительный анализ информации, которая была получена на предыдущих этапах измерения. Затем проводится вычисление и указание возможных поправок на систематические погрешности. После этого формулируется и анализируется математическая задача обработки результатов. Следующий пункт – построение или уточнение возможных алгоритмов обработки данных, т. е. алгоритмов вычисления результата измерения и показателей его погрешности. Затем анализируются возможные алгоритмы обработки и выбирается один из них на основании известных свойств алгоритмов, априорных данных и предварительного анализа экспериментальных данных. В результате проведения вычислений с учетом принятого алгоритма получают значения измеряемой величины и погрешностей измерений. После проводится анализ и интерпретация полученных результатов. В последнюю очередь записываются результаты измерений и показателей погрешности в соответствии с установленной формой представления. Выделение этапов измерения имеет непосредственное практическое значение – способствует своевременному осознанному выполнению всех действий и оптимальной реализации измерений. Это, в свою очередь, 109 позволяет избежать серьезных методических ошибок, связанных с переносом проблем одного этапа на другой. При измерении необходимо соблюдение единообразия средств измерений путем их градуировки в узаконенных единицах физических величин. Также надо учитывать точность измерений. Она характеризуется близостью результатов к истинному значению измеряемой величины и достигается путем установления норм точности. Величина, обратная точности измерений, называется погрешностью измерений. Причиной погрешности измерений является несовершенство методов измерений, технических средств, применяемых при измерениях, и органов чувств оператора. Рассмотрев категории «свойство» и «величина», можно утверждать, что цвет и звук имеют качественные свойства. Аргументом является возможность выделить у них классификационные признаки, а именно дискретность, многомерность, непрерывность, неупорядоченность, упорядоченность по сходству. Таким образом, цвет мы рассматриваем как качественное свойство. Доказательством служит абсурдность утверждения следующего содержания: тот или иной цвет меньше или больше другого. Цвета или отличаются, или одинаковы. Примером того, что цвет является дискретным неупорядоченным свойством, служат классификации людей по цвету волос (блондины, брюнеты, шатены, рыжие) и животных, например лошадей, по масти (вороная, сивая, бурая, гнедая, каурая, чалая, буланая, серая, пегая). Объекты, дискретные по цвету, могут обладать некоторыми свойствами упорядоченности по близости. Например, голубой и фиолетовый цвета ближе к синему, чем к желтому. Радуга представляет нам непрерывное упорядоченное по сходству подмножество спектрально чистых цветов. «Совокупность всевозможных цветов различной цветности и яркости (для нормально видящего человека) моделируется непрерывным трехмерным множеством: цветовое пространство – модельное трехмерное неэвклидово 110 пространство, в котором отсутствует мера расстояния. Подмножества качественного свойства могут обладать и некоторыми количественными признаками, например, цвета одной цветности отличаются яркостью – количественным свойством» [257, с. 48]. Многообразие воспринимаемых человеком звуков, так же как и цветов, является многомерным качественным свойством: звуки отличаются по высоте, громкости, модуляции (вибрации, прерывистости), длительности, тембру (характерной «окраске» звука). Тембр звука описывается качественными признаками, а высота чистых тонов и громкость (уровень звука) имеют количественный характер. Однако аналогичная множеству цветов, общая многомерная модель для всего многообразия воспринимаемых звуков пока не создана [105, с. 89]. Важно заметить, что прикладная метрология не ограничивается измерениями только «физических» величин. Инструментально можно измерить даже качественные свойства. Ключевым методологическим положением метрологии для нас является соотнесение объективных показаний приборов, измеряющих физические свойства цветности и громкости, с содержательным наполнением лексических единиц, вербализующих различные аспекты данных свойств. Метрологический анализ предполагает определенную последовательность процедур измерения (экспериментального сравнения одной измеряемой величины с другой, которая принимается за эталон) и корреляции измерения с определенными параметрическими величинами, которые вычленяются в семантике соответствующих лексических единиц. Для семантического пространства языковых единиц не фиксированы границы, в связи с чем семантику лексических единиц можно определить в духе Л. Заде как набор нечетких множеств (fuzzy set), перетекающих друг в друга, элементы которых стохастически актуализируются говорящим и слушающим. 111 Определение границ лексического значения мы осуществляем, неизбежно выходя в референциальную сферу, в сферу либо физически существующего, либо воображаемого мира. Мы применяем теоретикометодологический аппарат метрологии и детально анализируем в этом ключе две концептуальные категории – цвет и звук. 2.3.2. Колориметрия как область метрологии Поскольку в основе нашего исследования лежит идея соотношения объективных и субъективных показаний, «лингвистического» и «экстралингвистического», и эта идея связана с восприятием цвета, остановимся подробнее на метрологии цвета, или колориметрии. Отметим, что «цвет – это качественная субъективная характеристика электромагнитного излучения оптического диапазона, определяемая на основании возникающего физиологического зрительного ощущения и зависящая от ряда физических, физиологических и психологических факторов. Восприятие цвета определяется индивидуальностью человека, а также спектральным составом, цветовым и яркостным контрастом с окружающими источниками света, а также несветящимися объектами» [389, с. 120]. Во все времена цвет трактовался учеными по-разному. Согласно И. Ньютону и его последователям, «цвета содержатся в свете и являются субъективными знаками различных частот спектра. Кроме этих невидимых частот, цвету в мире ничто не соответствует. Таким образом, Ньютон однозначно онтологизирует цвет как феномен субъективного мира. Другое определение цвета через операциональные понятия также не содержит суждений о том, чему соответствует цветовой образ в окружающем мире. Цвет – это есть то, что человек называет цветом и на что реагирует как на цвет» [421]. Ученые-позитивисты, придерживающиеся последней точки зрения, избегают высказываний о естественной причине цветовых образов и 112 считают научной истиной утверждения, проверяемые экспериментальными процедурами. Третья точка зрения рассматривает цвет как самостоятельную категорию, основываясь на фактах поведенческих, физиологических, психологических реакций человека на цвета, требует относить цвет к явлениям объективной действительности. Здесь также не дается ответ на вопрос, касающийся предмета соответствия цветового образа в окружающей действительности. Логично отметить, что в современных исследованиях наблюдается переход акцента с изучения спектрального состава цветового излучения, физического стимула цветового ощущения на анализ и рассмотрение так называемого «перцепта». Прежде всего, это результат осознания специалистами отсутствия прямых очевидных функциональных отношений между объективным стимулом и субъективной реакцией, а также это результат более затрудненного и сложного понимания и представления о механизмах восприятия цвета. Таким образом, очевиден постулат: «цвет – это то, что мы видим и можем описать с помощью свойств, которые мы в нем видим» [143, с. 56]. Это значит, что важен цвет, существующий в восприятии человека в виде предметного образа, т. е. цвет-перцепт, который отличается от сенсорного рядом качеств. Практика свидетельствует, что цветовые системы, основанные на феноменах восприятия цвета, более практичны, чем такие, которые основаны на представлении о частотах видимого цвета и распределении физической энергии. Так, «система естественного цвета» (NCS) была принята в 1979 г. в качестве Шведского стандарта [366, с. 39]. Рассмотрение цвета как семантического феномена связано с тем, что за цветом должно воспринимающего быть его признано субъекта. объективное Это приводит существование к попытке вне дать альтернативные определения цвета, атрибутирующие его внешней по отношению к наблюдателю реальности [151, с. 57]. Так, понимание односторонности механистического подхода привело к попытке «совместить 113 несовместимое» в определении, данном в 1922 г. Л. Т. Троландом и принятом Американским оптическим обществом: «Цвет – это общее имя для всех восприятий, возникающих при работе сетчатки глаза и относящихся к ней нервных механизмов, активности, существующей почти в каждом случае у нормального индивида, специфический ответ на излучаемую энергию определенной длины волны и интенсивности. Цвет – важнейший феномен окружающего мира, зримый вовне мира» [227, с. 123]. Это так, поскольку поведение субъекта измеряется в связи с объективным цветовым стимулом, а не в соответствии с каким-либо наведенным ощущением или переживанием. Можно ли найти противоречие в следующем утверждении: с одной стороны, цвет – субъективная категория, с другой – феномен окружающего мира? «Объективность» в классической физике – это «то, во что не вмешивается человеческая субъективность» [389, с. 156]. Объективность в психологическом восприятии – это нечто существующее независимо от воли субъекта. В этом смысле цвет объективен, поскольку не исчезает из мира, если кто-либо зажмурит глаза. Если рассматривать объективность цвета с точки зрения психологического восприятия, в её пользу может свидетельствовать не соотнесенность его с частотой электромагнитных колебаний, а наличие у цветов устойчивых, «архетипических», естественных значений. С другой стороны, цвет адресован не только глазу, но и всему субъекту. Сетчатка реагирует не на цвет, а на электромагнитные излучения. С переходом на субъектный уровень анализа целостных образов мы обязаны сопоставить восприятию предметные характеристики реальности, каковыми и являются цвета. Переходя к вопросу о цветовых измерениях, отметим, что предмет колориметрии составляют способы измерения и количественного описания цвета вместе с различными методами математического описания цвета. Колориметрия разделяется на две части – низшую и высшую метрики цвета. Низшая метрика цвета основывается на ограничении в измерениях установками полного визуального цветового равенства и представляет собой 114 наиболее разработанный в теоретическом отношении раздел колориметрии. Основные научные положения низшей метрики цвета сформулированы в работах классиков естествознания – Грассмана, Максвелла, Гельмгольца. При решении проблем высшей метрики цвета имеют дело с установками колориметрических полей зрения на наибольшее визуальное сходство (или наименьшие цветовые различия) [152, с. 50]. Измерить цвет означает выразить его через какие-либо величины, определяющие его место среди множества цветов, выраженных в некоторой системе. Колориметрия использует две основные системы измерения цвета. Первая – колориметрическая система – состоит в определении цветовых координат, т. е. численных характеристик, по которым можно не только описать цвет, но и воспроизвести его. Вторая – система спецификаций – представляет собой набор цветов (атлас), в котором выбирают цвет, тождественный воспроизводимому (измеряемому). Отметим, что первая стандартная колориметрическая система была принята в 1931 г. на Международной комиссии по освещению – МКО (в литературе используют обозначение CIE – от французского названия Commission Internationale de L’Eclairage). Для создания этой системы оказалась полезной трихроматическая теория, которая объясняет необходимость и достаточность триады основных цветов (красного, зеленого и синего) для получения цветов видимого спектра путем аддитивного смешения [286, с. 34]. Самый простой эксперимент, иллюстрирующий это смешение, можно проделать с помощью экрана и трех проекторов с синим, зеленым и красным фильтрами. «Накладывая» зеленый луч на красный, получали желтый; синий на красный – получали фиолетовый. Если смешивали все цвета, получали белый, если все выключали – черный. Так можно получить любой промежуточный оттенок. Резолюцией МКО в качестве трех линейно независимых цветов были выбраны следующие монохроматические излучения: красный (R), зеленый 115 (G), синий (B). Колориметрическая система, использующая эти цвета в качестве основных, получила название RGB. На сессии МКО в том же 1931 г. была принята еще одна система. «Ее составляющие цвета были более насыщенными. Поскольку таких цветов в природе нет, то они получили название XYZ (линейная 3-компонентная цветовая модель, основанная на результатах измерения характеристик человеческого глаза). Данная колориметрическая система была получена искусственно, путем перерасчета из цветовых координат RGB (красный, зеленый, синий)» [9, с. 57]. В нашем исследовании рабочим является веер Пантона с составляющими CMYK (голубой, пурпурный, желтый, черный, или Cyan, Magenta, Yellow, Key color). Он содержит более 3000 хроматически расположенных сочетаний CMYK-цветов с указанием цветовых процентных соотношений. Выбранные из веера Пантона цвета и их оттенки служат цветообразцами на объективной шкале цвета. На шкале цвета представлены цветообразцы, выбранные из Pantone 4-color Process Guide Set, которые должны характеризовать информанты разных национальностей. Отметим, что веер Пантона называют схемой субтрактивной модели синтеза, так как если из белого цвета вычесть три первичных цвета (RGB, т. е. красный, зеленый, синий), мы получим тройку дополнительных цветов CMY (голубой, пурпурный, желтый). «Субтрактивный» значит «вычитаемый» (из белого вычитаются первичные цвета). Каждое из чисел, определяющих цвет в веере, представляет собой процент краски данного цвета, составляющей цветовую комбинацию. Например, для получения темно-оранжевого цвета следует смешать 30% голубой краски, 45% пурпурной краски, 80% желтой краски и 5% черной. Это можно обозначить следующим образом: (30, 45, 80, 5). Иногда пользуются таким обозначением: C30M45Y80K5. Выбор цветов из веера Пантона объясняется нами следующим образом. Во-первых, в нем представлено 3000 оттенков – широчайший спектр цветов, 116 и каждый оттенок имеет точную характеристику – точное обозначение. Объективная шкала цвета в нанометрах представляет точные характеристики только для основных цветов. Подтвердим сказанное примером: в оптической области каждой длине волны соответствует ощущение какого-либо цвета; они таковы: 450–380 – фиолетовый, 480–450 – синий, 510–480 – голубой, 550–510 – зеленый, 575– 550 – желто-зеленый, 585–575 – желтый, 620–585 – оранжевый, 760–620 – красный. При этом цвета в спектре не имеют четких границ. Таким образом, точных величин для множества оттенков не существует. В веере Пантона мы наблюдаем индексы – точные обозначения для каждого оттенка цвета. Во-вторых, веер удобен в использовании, а также с удовольствием и интересом был воспринят испытуемыми. Помимо исследований природы цвета в области физики, экстралингвистическое изучение феноменов цветового контраста и многих других имеет множество прикладных измерений. Здесь применяются разнообразные знания о цвете в целом ряде областей, связанных с восприятием цвета человеком. Например, цветовое зрение людей в аспекте лучшего узнавания предметов исследуют физиологи и офтальмологи. Г. Агостон отмечает, что «взгляд на цвет уместен в разных областях повседневной жизни – коммерции, искусстве, науке, технике, дизайне и прочих» [4, с. 40]. С. М. Иванов, изучающий сущность цвета как психофизиологического явления, отмечал: «Физике известны волны, вызывающие ощущение цвета, обладающие определенной длиной, и нашему зрению доступна область с длиной от 400 до 800 нм… Свет попадает на сетчатку, пигменты, находящиеся в фоторецепторе, поглощая его, распадаются на части в разной пропорции, и мозг, анализируя их сигналы, решает, какой свет поглощается меньше, а какой больше. Так складывается мнение о цвете» [134, с. 89]. Лингвистические работы японских авторов Т. Ояма, Х. Ямада и Н. Ивасава дают возможность понять, что цвет, форма, движения тела, 117 мимика, звук, музыка и слова, т. е. чувственные стимулы разных областей, оказывают различные эмоциональные воздействия на людей, тем самым выявляя синестетические особенности цвета. Авторы считают, что «такого рода исследования представляют базу для чувственного символизма, художественного выражения в музыке, искусстве, кино, архитектуре, дизайне, а также для мультимедийного общения» [199, с. 23]. Проблемы цветовой гармонии являются предметом научного интереса людей, занимающихся искусством. Это естественно, потому что окружающий мир воспринимается людьми в цвете. Человек в своей практике активно использует весь хроматический спектр, созданный природой. При этом он дополняет его разными оттенками. В настоящее время возрос интерес к колориметрии в научнотехнических отраслях. Использование цвета в них носит узкоспециальный терминологический характер. Специалисты по промышленному и бытовому дизайну интересуются вопросом создания цветового комфорта, «полезных» для человека сочетаний цветов. Цвет также является объектом изучения и интереса создателей промышленной и ведомственной одежды, модельеров, создающих моду на определенные цвета и цветосочетания. Что касается лингвистической метрологии, она исследует цвет с помощью схемы «денотат (цвет, звук) – прибор – субъективная номинация, предложенная человеком». Это обеспечивает расширение границ лексикографической практики, способствуя более точному определению значения слов-цветообозначений разных языков, ограничению субъективизма при толковании номинаций цвета и звука. Исследование физической сущности цвета, базирующееся на сведениях о его волновой природе, направлено на социоестественное восприятие цвета. При этом «голый физикализм цвета одет в пышные формы антропоцентризма» [199, с. 58]. 118 2.3.3. Измерения звука: объективный и субъективный аспекты Что касается звука, он исследуется в нашей работе с точки зрения метрологии и в проекции к лингво-метрологической шкале звука и к лексикосемантическому полю «звук» в русском, английском и французском языках. Мы, с одной стороны, оцениваем акустические величины громкости звучания вербально-речевыми средствами, с другой – объективируем языковые оценки громкости акустическими измерениями. Это необходимо для того, чтобы определить довольно тонкие различия в значениях соотносимых лексем трех сопоставляемых языков с убедительной доказательностью и точностью. Переходя к исследованиям звука, отметим, что он привлекал внимание человека с древних времен. Очевиден тот факт, что звуки необходимы людям как средство общения, связи, познания и исследования окружающей среды. Таким образом, это богатый, постоянно меняющийся, особый мир. Обращаясь к истории, вспомним известные акустические опыты со звуками, которые проводил Пифагор. Гармонические соотношения звуков явились основой более позднего понимания о гармонии Вселенной. Согласно этим представлениям, «небесные тела и планеты расположены относительно друг друга в соответствии с музыкальными интервалами. Считалось, что Меркурий издает самые низкие звуки, Юпитер можно сравнить с басом, Меркурий – с фальцетом, Марс – с тенором, Землю – с контральто, Венеру – с сопрано» [348, с. 45]. С субъективной точки зрения звуки – это источник разной информации, которая нередко воспринимается человеком индивидуально. Таким образом, звуки действуют на человека по-разному: некоторые раздражают или вызывают боль, другие придают силы, лечат, ласкают слух. Людям доступны звуки, ограниченные следующими частотными пределами: не ниже 15–20 Гц и не выше 16000–20000 Гц. Ухо человека наиболее чувствительно к звукам частотой от 2000 до 5000 Гц. Наибольшая острота слуха наблюдается в возрасте 15–20 лет, затем он ухудшается. У человека до 119 40 лет наибольшая чувствительность в области 3000 Гц, от 40 до 60 лет – 2000 Гц, а старше 60 лет – 1000 Гц. Что касается громкости, она довольно тесно связана с интенсивностью. Именно в зависимости от интенсивности стимула представлена громкость – величина, которая характеризует слуховое ощущение звука. Бывают случаи, когда на звуки одинаковой интенсивности человек реагирует по-разному в зависимости от особенностей слуховых восприятий. Это происходит, например, когда звуки одинаковы по интенсивности, но разные по высоте. Интересен тот факт, что мы не реагируем как на очень слабые, так и на очень громкие звуки. Люди имеют разные пороги слышимости, которые определяются наименьшей интенсивностью звука, необходимой для того, чтобы он был услышан. Звуки очень большой интенсивности человек перестает слышать и воспринимает их как боль, ощущение давления. Такую силу называют порогом болевого ощущения. Количество звука, которое может выдержать человек, в определенной степени зависит от возраста: молодые, как правило, выдерживают больше шума, чем пожилые. Интенсивность акустических волн зависит от величины акустического давления, создаваемого источником звука в среде. Это давление определяется величиной смещения частиц среды, вызываемого источником. Интенсивность обычных, воспринимаемых человеческим ухом звуков очень мала. Громкому разговору, например, соответствует интенсивность звука, равная примерно одной миллиардной доле ватта на квадратный сантиметр [10, с. 46]. Если обратиться к научному определению звуков, это упругие волны, которые распространяются в газах, жидкостях и твердых телах и воспринимаются ухом человека и живых существ. Это поток энергии, текущий подобно речному потоку. Единицей измерения силы звука является децибел, названный в честь ученого Александра Грэхема Белла [150]. Для измерения громкости в слуховом восприятии принята международная шкала громкости, разделенная на 13 бел, или 130 децибел. 120 По этой шкале нулю соответствует порог слышимости, 10 дБ – шепот низкой громкости, 20 дБ – шепот средней громкости, 40 дБ – тихий разговор, 50 дБ – разговор средней громкости, 70 дБ – шум пишущей машинки, 80 дБ – шум работающего двигателя грузового автомобиля, 100 дБ – громкий автомобильный сигнал на расстоянии 5–7 метров, 120 дБ – шум работающего трактора на расстоянии 1 метр, и 130 дБ – порог болевого ощущения, т. е. порог выносливости уха [47, с. 58]. Следует отметить, что речь человека, имея многообразие языковых особенностей по своим физическим характеристикам – частоте, интенсивности, – качественно специфически не отличается от звуков, которые не имеют никакого отношения к речи. Известно, что для голосов мужчин характерны тоны частотой 80–210 Гц, для женских – 150–320 Гц, хотя во всем их проявлении речевые сигналы занимают более широкую область. Если рассматривать звук как колебательный процесс, логично отметить, что он характеризуется частотой, которая представляет собой описание изменений звукового давления во времени. Чистый тон присутствует в том случае, когда эти изменения имеют правильный синусоидальный вид. Как правило, в реальной жизни к такому чистому основному тону прибавляется неопределенное число разнообразных добавочных тонов. Они придают звуку неповторимый, индивидуальный характер. Звуки, сливающиеся во что-то беспорядочное, нестройное, образуют шум. Он начинает существовать, если в звуке невозможно выявить основной тон, если в нем колебания звукового давления описываются более сложной, чем синусоидальная, зависимостью. Очевидно, что в таком случае бессистемное большое количество разнообразных звуков плохо влияет на здоровье человека и способно вызвать множество заболеваний. Например, под воздействием шума возрастает потеря энергии, изменяется функциональное состояние центральной нервной системы, что ведет к 121 большей потери энергии. Это, в свою очередь, является причиной более быстрого утомления и падения работоспособности. Таким образом, после подробного рассмотрения звука с научной и субъективной точек зрения мы можем работать с генератором сигналов, интегрирующим шумомером (уровень громкости 20–90 дБ). Шумомер измеряет звук, в это время информанты разных национальностей характеризуют громкость звука лингвистическими и паралингвистическими средствами. Физические величины записываются на объективной шкале громкости, лексические характеристики на трех языках также записываются на объективной шкале (см. главу 3). 2.4. Эталон и мера в аспекте лингвистической метрологии Измеряя цвет и звук, мы обращаемся к эталону – стандарту, образцу, принимаемому за исходную модель для сопоставления с ним подобных ему вещей [327, с. 67]. Со стандартом-эталоном сопоставляют, сравнивают другие меры, промышленную продукцию, нормы, требования к чему-либо, правила и т. д. Обращаясь к определению слова «стандарт», отметим, что стандарт – установленная мера или образец [85, с. 391]. Это мерило, типовой образец, и именно ему должен соответствовать продукт или изделие по форме, размеру и качеству. Итак, стандарт – это норма, образец, мерило, типовой вид изделий, удовлетворяющий определенным условиям в отношении качества, химического состава, физических свойств, размера, веса [85, с. 392]. Стандарт в широком смысле слова – образец, эталон, модель, принимаемые за исходные для сопоставления с ними других подобных объектов. Стандарт как нормативно-технический документ устанавливает комплекс норм, правил, требований к объекту стандартизации и утверждается компетентным органом [251, с. 35]. Это типовой вид, образец, которому должно 122 удовлетворять что-нибудь по своим признакам, свойствам, качествам. Существует государственный, или первичный эталон. Его величина для практики велика, он самый точный и совершенный. Эталон-сравнение – это вторичный эталон, применяемый для сличения эталонов, которые по тем или иным причинам не могут быть непосредственно сравнены друг с другом. Говоря об эталоне и стандарте, представляется логичным обратиться к объектам, входящим в классифицированные группы и имеющим стандартные характеристики и признаки. Эти объекты представляют собой оценочные стереотипы. Чтобы определить отношение стандартных признаков к действительности, необходимо знать и исследовать эти признаки для соответствующих объектов. Для нашего исследования, а именно для построения лингвометрологической шкалы, очевидна важность теории верификации (проверки истинности результатов эксперимента по отношению к реальному миру). Мы не можем совершить такую проверку без определения стандартов для данного предмета по определенному признаку. Для этого необходимо знать, что некоторые объекты не имеют стандартов вообще, некоторые могут быть явными или более расплывчатыми. На оценочной шкале стандартные признаки стереотипов соотносятся с областью нормы. Что касается стереотипа, он сложен и представляет собой многоаспектную и многоплановую, достаточно размытую структуру. Информация из сферы восприятия, из функциональной области учитывается в стереотипных представлениях о явлениях или объектах. Стереотипы тесно связаны и соотнесены с ассоциативными отношениями, с оценочными шкалами. Это отражается в семантике оценочных обозначений частного характера. Так, например, «громкий» мы можем толковать как имеющий ряд следующих свойств: неприятный для слуха, звучный, сильно звучащий. Лексема громкий занимает позицию на отрицательной части оценочной шкалы, которую можно представить как «это плохо». Говоря другими 123 словами, оценочные стереотипы представляют явления, объекты, положение вещей с их признаками и их местом в ценностной картине мира. Очевидно, что общеоценочные характеристики «хороший/плохой» и некоторые другие с широкой областью применения не имеют стереотипов вне объектов. Эти признаки определяют собственные стереотипы для каждого рода объектов. Рассмотрим пример эстетической оценки: Я вчера слушал приятную мелодию. Для участников разговора представление об общих признаках для данной оценки (приятная музыка, ласкающая слух музыка и т. д.), которое составляет стереотипный образ приятной музыки, дает возможность понять друг друга. Говоря, например, о громкости и оценивая звук на объективной шкале, трудно точно указать «количество» признака. То есть как оценочная шкала, так и стереотип представляет собой «размытое множество». «Размытость» необходима для общения и являет собой необходимую характеристику естественных языков. Степень размытости может быть меньше или больше. Если признак более субъективен, то стереотип более размыт. Если признак объективен, стереотип, соответственно, более определенен. Так, фразеологизмы орать благим матом, яркий цвет имеют более определенные стереотипы, чем словосочетания красивый цвет или приятная музыка. Итак, логично сделать вывод, что без стереотипов оценочные выражения не могут являться средством коммуникации. Возможен коммуникативный провал, если люди представляют оценочный стереотип по-разному. Например, что имеют в виду, говоря о хорошей погоде? Вероятно, определенную температуру, отсутствие урагана, дождя и т. д. Но представления о хорошей погоде у африканцев и у россиян не совпадают. Иными словами, оценка связана с определенным набором дескриптивных характеристик, которые в конкретном обществе соотносятся с представлением о хорошей погоде. Диапазон характеристик общей оценки достаточно неопределенный и в количественном, и в качественном аспектах. 124 Так, погода, которую можно назвать хорошей, весьма разнообразна и предполагает разные свойства в разных соотношениях. Оценочные стереотипы связаны с объективными и субъективными составляющими оценки. Это значит, что они обладают как собственными признаками предметов, образующими стандартные характеристики, так и стереотипными представлениями о положении объектов в ценностной картине мира. Субъективные, эмотивные оценки часто можно наблюдать на оценочной шкале. Они не соотносятся с признаками объектов и не поддаются классификации, поэтому не имеют стереотипов. Например, аффективные прилагательные и причастия поразительный, восхитительный, сногсшибательный. Но в конкретных ситуациях аффективные лексемы могут предполагать набор частных признаков, каузирующих оценку. Говоря об «идеализированном стереотипе», мы имеем в виду эталон, образец, относительно устойчивый во времени и задающий верхний предел неких характеристик объекта. Это мера, в соответствии с которой оцениваются те или иные феномены через замену определенной личностью, объектом, вещью. Она становится знаком доминирующего в ней свойства (с точки зрения обиходно-культурного опыта) [349, с. 65]. Если обратиться к музыке, то в ней примером эталона является нота – звук ля первой октавы, частота которой на всех инструментах должна быть равна 440 Гц. В начале ХХ в. частота 440 Гц стала эталонной (стандартной) [348, с. 48]. В области цветоведения примером эталона служат образцы цвета в цветовом атласе. Их основное назначение – обеспечивать точные цветовые измерения с помощью компараторов. Важное свойство атласов – наглядность цветовых оценок. Среди атласов метрологического назначения следует назвать атлас Манселла (США), атлас Рихтера (ФРГ), атлас Мюраками (Япония), атлас Харда (Швеция), атлас Мак-Адама (ГДР), Атлас стандартных образцов цвета (СССР). 125 Рассмотрим причины, вызывающие «эталонность»: 1) «аксиомы действительности», т. е. объективная картина мира; 2) социокультурные представления; 3) глубинно-психологические закономерности. Примером первого пункта являются все ориентированные сравнения, например: картина похожа на оригинал. Здесь устройство мира обусловливает асимметрию отношения сходства: репрезентация объекта вторична по отношению к объекту. Ко второму можно отнести случаи, когда выбор эталона обусловлен культурными фактами. Так, например, в экспериментах Э. Рош информанты признавали верным утверждение вида: 103 – это почти то же самое, что 100, но не утверждение 100 – почти то же самое, что 103. Это понятно, потому что в культуре, где доминирует десятичная система счисления, числа типа 10, 100 и т. д. культурно маркированы. Сюда же можно отнести ситуации, когда в качестве референтного объекта при сравнении стран выбирается большая страна: Швеция похожа на США [85, с. 392]. В последней ситуации «эталонность» объясняется психологическими закономерностями. В качестве примера также приведем эксперимент, в котором информантам надо было разложить набор слов-цветообозначений на группы исходя из своих представлений о сходстве этих слов по смыслу. Каждый мог действовать в соответствии со своим представлением о том, что значит «похожий по смыслу» применительно к данному материалу. Интерпретации сходства у разных информантов были весьма разными. Они образовывали классы, руководствуясь самыми разными основаниями и, что важно, в процессе работы один и тот же информант мог использовать разные основания классификации одновременно. Несмотря на это, при объединении результатов в единую групповую матрицу сходства была получена вполне содержательная картина [86, с. 78]. Рассмотрим подробнее случаи, когда выбор эталона обусловлен культурными факторами. В турецком языке широко используются оттенки бирюзового и фисташкового цветов, чего нет в русском языке, где, напротив, 126 цветообозначения бирюзовый и фисташковый сами являются обозначением оттенков голубого и зеленого цветов [200, с. 313]. Исследуя сравнение предметов-эталонов для ряда цветообозначений английского и испанского языков, мы наблюдаем следующее: англичане употребляют сравнение «красный, как омар», «красный, как свекла», испанцы говорят: «красный, как краб» или «красный, как помидор». Это доказывает, что ментальные и культурные ассоциации влияют на цветовые представления. Во всех языках намечена тенденция сравнивать цвета с продуктами или с привычными объектами. Данный тезис найдет свое подтверждение в третьей главе диссертации, в которой будет описан лингвистический эксперимент с информантами разных национальностей. В отличие от русского, в английском языке представление о белом цвете связано с цветом хлеба, медведя, волос (в русском – с цветом снега, молока, мела); представление о красном в английском связано не только с цветом крови, но и с цветом красного вина; смысл слова коричневый соотносится с цветом волос, кожи, сахара, в то время как в русском языке – с цветом кофе или желудя [45, с. 50]. Конкретный индивид пользуется перцептивными эталонами как системой «чувственных мерок», или эталонов, для анализа окружающей действительности. Чтобы выбрать предмет, служащий эталоном цветонаименования, людям, носителям разных языков, следует обратиться к окружающей действительности и понаблюдать за её явлениями. Природа, национальные блюда, обычаи, привычки и вкусы – все это влияет на процесс отбора. Например, жители леса при упоминании и характеристике цвета желудя используют коричневый цвет. Обитатели юга, живущие рядом с созревающими фисташками, отмечают и запоминают тонкие оттенки и переходы цвета созревающего плода. «Если в английском и испанском языках белый цвет соотносится с цветом медведя, значит, образ медведя участвовал в оттачивании данного цветового смысла предками англичан и 127 испанцев. В таджикском языке слово гулнор обозначает цвет цветка граната и передает в переводе на русский смыслы ярко-красный, огненно-красный, гранатового цвета. Цветок граната никак не может стать предметомэталоном цветонаименования для русского слова гранатовый, так как русские никогда этого цветка не видели. В узбекском языке смысл пунцовый соотносится с цветом тюльпана: пунцовый – лола ранг (лола – тюльпан, ранг – цвет) и цветом иволги (заргалдок ранг)» [200, с. 312]. Что касается случаев, когда птицы являлись предметом-эталоном цветообозначения в русском языке, по данным словарей, в истории цветообозначений это отмечено два раза: голубь для голубой и ворон для вороной. Таким образом, этническая индивидуальность цветовой картины мира неразрывно связана с промежуточными предметами-эталонами цветообозначения и цветовой символикой, которая всецело находится под влиянием культурной традиции. В свете вышесказанного интересно упомянуть словарь «моделей наивного языкового сознания» Р. М. Фрумкиной [342, с. 44]. При этом важно отметить, что цветовые этноэйдемы – это относительно устойчивые концепты, являющиеся своеобразными эталонами национально-культурной специфики. Знание этноэйдем сокращает дистанцию между коммуникантами, активно содействуя преодолению «культурологического дальтонизма» [Там же, с. 58]. Представляем фрагмент словаря наивного языкового сознания: • Белый – цвет снега или мела. • Голубой – светло-синий, цвет незабудки. • Желтый – цвет яичного желтка. • Зеленый – цвет травы, листвы. • Коричневый – цвет жареного кофе, спелого желудя. • Красный – цвет крови, спелых ягод земляники, мака. • Оранжевый – цвет апельсина. • Розовый – цвет недоспелой мякоти арбуза, цветков яблони. 128 • Серый – цвет пепла, дыма. • Синий – имеющий краску одного из основных цветов спектра – среднего между фиолетовым и зеленым. • Фиолетовый – то же, что лиловый. • Черный – цвет сажи, угля. Мы видим, что цветообозначений в данном создают случае цветовое семантемы семантическое двенадцати пространство. Денотативное (прямое) значение лексем – оно же цветовое – определяется через природный прототип, предмет, который имеет соответствующую окраску. В толковом словаре приводятся природные эталоны для семантизации цветообозначения. Они часто отличаются от тех эталонов, которые представляются в ассоциативных полях носителей языка. В связи с необходимостью представленных исследования в эталонов лингвистическом «наивной эксперименте, картины мы мира», анализируем цветообозначения и их сравнения, используя лексико-семантическое поле «цвет» в русском, английском и французском языках. Представленные лексико-семантические поля также используются для выявления национально-культурной специфики эталонов-репрезентов в ассоциативных полях, полученных от русских, английских, французских информантов. 2.5. Объективные и субъективные шкалы. Способы их построения Помимо традиционных методов изучения соотношения денотативной и вербальной информации мы будем использовать интегративный подход к исследованию лексических единиц. Его суть – в определении соответствия объективных и субъективных характеристик звука и цвета в разных языках с помощью лингво-метрологических шкал, а также в измерении точности значения номинаций звука и цвета. Очевидно, что исследование и толкование лексических единиц разных языков, в силу имеющихся ограничений 129 метаязыкового характера и возможности строить объективные шкалы, требуют такого рода подхода лингвистической метрологии. Абсолютизация принципа антропоцентризма, проявляющегося в наивной картине мира, невозможна при научном описании неживых объектов. Таким образом, в основе интегративного метода лежат метрологические измерения и лингвометрологические шкалы. Они представлены нами как «сетка» категорий, характеризующая язык, а также как матрица, которая отражает языковую картину мира цвета и звука, представленную в речевых механизмах носителей русского, английского и французского языков. В связи с этим представляется логичным рассмотреть шкалы оценок, их свойства, признаки, которые расположены на «шкале ценностей». Отметим, что в языковой картине мира допускают варьирование по шкале – нарастание/убывание количества признака. Если следовать психолингвистическим исследованиям, шкала оценок состоит из семи элементов, и это соответствует какой-либо психологической реальности: очень хорошо – довольно хорошо – хорошо – средне – довольно плохо – плохо – очень плохо. Связь субъективного (происходящего от чувств и знаний говорящего) и объективного (от свойств предмета речи, мысли) – это важная особенность, которая отражается на оценочной шкале. Такое соотношение реализуется в размышлении, зависящем от стереотипа мышления человека, его эмоций, связи характеристик объекта с его положением в системе ценностей говорящего. Во многих случаях такого рода соотношение отражает динамизм оценочной шкалы. Очевидно, что при построении оценочной шкалы необходимо отразить две главные стороны оценки – субъективную и объективную. Шкала показывает, с одной стороны, отношение субъекта к объекту (мне нравится, мне очень нравится, не очень нравится, терпеть не могу…), с другой – свойства объекта, к которому относится оценка: приятный звук, не очень приятный звук, противный звук, отвратительный звук. В первом случае о свойствах объекта ничего не говорится, во втором речь идет как о свойствах 130 объекта, так и о субъективном к ним отношении. Соотношение оценочного и описательного в оценке подразумевает сложную структуру оценочной шкалы. Что касается лингво-метрологической шкалы громкости, она состоит из объективной шкалы громкости звука и трех субъективных шкал номинаций звука русского, английского и французского языков. Лингво- метрологическая шкала цвета включает в себя объективную шкалу (индексы цвета из веера Пантона) и три субъективные шкалы лексических характеристик цвета на русском, английском и французском языках. Несомненно, шкалу следует рассматривать и исследовать как сложную структуру. Необходимо обращать внимание на находящиеся на ней признаки, которые могут изменяться интенсификации/деинтенсификации. по аффективности Следует также и по учитывать присутствие/отсутствие крайней точки для данного признака. Что касается основного свойства шкалы, мы признаем за ним динамичность, степень проявления признака – его конкретизацию по отношению к некоторой норме. Например, по интенсивности (силе проявления) звук превосходит норму (очень громкий) либо не достигает нормы (едва слышно, чуть слышно). На шкале-континууме мы всегда можем наблюдать возрастание или понижение признака. Такая особенность шкалы называется недискретностью. На лингво-метрологической шкале громкости увеличение интенсивности начитается с лексемы ни звука. Исследуя лингво-метрологическую шкалу звука, отметим присутствие на ней положительной, отрицательной и нейтральной зон. В истинную нейтральную зону в оценочных обозначениях входят слова, принадлежащие к сфере классификации и направленные на принадлежность объекта к классу (его элементы по качеству не различаются между собой) или же на соответствие норме: обычный, рядовой, типовой, нормальный. Нормативная зона меньше исследована. Её часто относят к функции квалификации, не оценки. Значение 131 образца, модели, стандарта, содержащееся в словах обычный, рядовой, типовой, нормальный, определяет группу как нейтральную, стоящую ближе всего к этическим, нормативным оценкам рационального типа. По Э. Сепиру, норма (the norm term) – это квазинаучная точка перехода от равновесия между «больше, чем» и «меньше, чем» или это конечная точка (the point of arrival) на шкале, где терм, который подлежит градуированию, постоянно больше или меньше. Общепринятым можно считать понимание количественной нормы как количества признака/степени/качества, наиболее обычного для определенного класса объектов в определенной ситуации. Норма не абсолютна, её количественное содержание размыто и подвижно [306, с. 70]. Кванторами модальной нормы (нормы относительно какой-либо определенной задачи) являются: 1. Соответствие признака модальной норме: вполне, в меру, достаточно. 2. Признак ниже модальной нормы: мало, недостаточно. 3. Признак выше модальной нормы: больше, чем нужно, слишком, чересчур. Очевидно то, что норма не рассматривается как отсутствие признака. Имеются в виду признаки стереотипа и их расположение на шкале оценок, когда мы говорим о норме. Для определения нормы необходимо знать стандартные характеристики соответствующих объектов. На лингвометрологической шкале звука, например, в зоне нормы находятся лексемы: хорошо слышный, нормально, благозвучно. Актуальный вопрос, который ставит перед собой лингвистическая метрология, – это проблема неопределенности шкалы оценок, т. е. невозможности определить относительное порядковое место наречий (например, очень, весьма, удивительно, крайне). Вопрос о неопределенности шкалы мы соотносим с понятиями «размытые множества» и «размытая переменная». Появление интенсификаторов на шкале преобразует объективные точные показания в размытые обозначения. Например: это 132 очень мелодичная музыка. Насколько она мелодичнее просто мелодичной? Традиционный взгляд на определение интервалов между признаками следующий: невозможно установить их точное относительное порядковое место. Используя интегративный подход к исследованию лексических единиц (а именно лингвистические эксперименты с информантами разных национальностей), построив лингво-метрологическую шкалу, мы совершаем попытку измерить точность значения лексем, строго обозначив их порядковое место на шкале. Описывая языковые объекты с антропоцентрической точки зрения, мы рассматриваем их также на основе математических и метрологических приемов, измерений, что достаточно заметно изменяет методологическое положение, например, в лексикографической практике. Продолжая исследовать оценочные шкалы, отметим, что их полюс может быть непредельным и предельным. Это зависит от того, есть ли предел на нарастание степени признака на полюсах. На лингво-метрологической шкале громкости такого предела не существует. Это семантическое проявление особенности сочетаемости данных прилагательных с наречиями степени трех классов. Например, наречия большой степени признака очень, весьма: с ними сочетаются прилагательные обоих полюсов. С наречиями полной степени совсем, абсолютно – в основном прилагательные со значением малого полюса. Е. М. Вольф отмечает, что «наличие предела у оценочных признаков отрицательной зоны связано с тем, что эти оценки подразумевают не столько присутствие некоторого признака, сколько отсутствие положительного. Количество языковых единиц, отражающих положительную и отрицательную части шкалы, не одинаково: примат положительного полюса шкалы. Существует так называемый закон “конца шкалы”: ближе к краю, особенно к краю части “+”, концентрируется максимальное количество единиц» [85, с. 392]. 133 Стоит отметить обширную номинативную/экстралингвистическую направленность градуальных признаков, расположенных на шкале. Они находятся как в физической, так и в психологической сфере словаря. Степень проявления общего признака явлений может быть разной, т. е. возможна дифференциация: mutter = speak low, in barely audible manner; hoot = make loud sounds, esp. of disapproval or derision; громкий звук – очень громкий звук. Семантическими характеристиками градации в данном случае выступают дейктичность, релятивность и динамичность градуирующих средств. Логично также отметить асимметрию языковой реализации градуальной шкалы (в плане соотношения кванторов положительного и отрицательного полюсов шкалы). Градуальные признаки, являющиеся результатом работы с информантами разных национальностей, находятся на шкале, которая является символом градуирования признака. Признаки, названные в одном и другом случаях, одни и те же, разница в интенсивности (степени) их проявления. Степень проявления признака может рассматриваться в двух планах: в плане увеличения интенсивности его проявления до «верхнего» предела и в плане уменьшения его проявления до «нижнего» предела, но обязательно без изменения существа признака [86, с. 59]. Итак, после получения эмпирических данных в результате экспериментов, определяющих вербальную реакцию испытуемых разных национальностей на качество звука и цвета, осуществляется их упорядочение, или шкалирование. Для правильного построения лингвометрологической шкалы целесообразно рассмотреть спецификацию объективных и субъективных шкал в гуманитарных и негуманитарных сферах. Измерительная шкала представляет собой форму фиксации признаков изучаемого объекта с упорядочиванием их в определенную числовую систему. Всем элементам совокупности признаков соответствует определенный балл, или шкальный индекс, который отражает положение этого признака на шкале. Шкалы строятся, например, по принципу убывания 134 или возрастания степени проявленности наблюдаемого признака [343, с. 320]. Выделяют несколько видов шкал. Номинативная шкала – это шкала, классифицирующая по названию, т. е. устанавливающая соответствие признака тому или иному классу. Название не измеряется количественно, оно лишь позволяет отличить один объект от другого. Классический пример номинативной шкалы представляет шкала оценки (классификации) цвета объектов по наименованиям: желтый, красный, оранжевый, зеленый и т. д. Основой такого рода шкалы служат стандартизированные атласы наборов цветов, систематизированных по сходству. Обычно в таких атласах, являющихся своего рода эталоном, цвета обозначены условными индексами. Чтобы измерить цвет на шкале, нужно сравнить при определенном освещении образцы цвета из атласа с цветом исследуемого объекта и установить их эквивалентность. Трехмерная шкала наименования – модель пространства цвета – описывает полное множество существующих цветов. В таком пространстве каждый цвет характеризуется тремя координатами. В шкалах наименований отсутствует нулевой элемент, поэтому ввести понятие единицы измерения невозможно. Но количественные некоторые компоненты шкалы наименований соответствующих могут качественных иметь свойств. Например, если рассмотреть общепринятую, обычную колориметрическую систему с тремя координатами, можно заметить, что две координаты носят качественный характер, третья координата соотносится с количественной характеристикой – яркостью. Шкала, главной особенностью которой является построение по принципу «больше – меньше», называется порядковой шкалой. Если в шкале наименований безразлично, в каком порядке мы расположим классификационные пространства, то в порядковой шкале они образуют последовательность от ячейки «самое малое значение» к ячейке «самое 135 большое значение». Единица измерения в шкале порядка – расстояние в один ранг, при этом расстояние между рангами может быть разное [271, с. 60]. Что касается лингво-метрологической шкалы звука, при её построении используется принцип «больше – меньше»; лексические единицы расположены в порядке нарастания признака. Рассматривая следующий вид – интервальную шкалу, следует учесть, что она классифицирует признаки по принципу «больше на определенное количество единиц – меньше на определенное количество единиц». Каждое из возможных значений признака находится на равном расстоянии от другого. Интервальные переменные упорядочивают объекты измерения и численно выражают и сравнивают различия между ними. Интервальные шкалы могут широко использоваться в лингвистическом исследовании, в частности, при работе с частотными словарями русской лексики, в психолингвистических исследованиях при определении ядерных, переходных и периферийных реакций респондентов. Особенно продуктивно применение интервальных шкал в сопоставительных исследованиях, где те или иные количественные характеристики языковых явлений получают смысл только в контексте сравнения. В работах, базирующихся на квантитативных методах, практически всегда используются интервальные шкалы и сравнительно-сопоставительный метод. Так, например, были получены разнообразные данные о размере текста, длине предложений, количестве тех или иных синтаксических конструкций в русской разговорной речи и произведениях классиков отечественной литературы [337, с. 50]. Переходя к шкале равных отношений, отметим, что это шкала, которая классифицирует объекты пропорционально степени выраженности измеряемого свойства. В шкалах отношений классы обозначаются числами, которые пропорциональны друг другу: 2 так относится к 4, как 4 к 8. Обычными примерами шкал отношений являются измерения пространства и времени. 136 Что касается абсолютных шкал, они обладают всеми признаками шкал отношений, но дополнительно в них существует естественное однозначное определение единицы измерений. Они используются для измерений безразмерных скалярных счетных и относительных величин. Учеными были построены не только объективные шкалы, но и субъективные шкалы громкости. Субъективные шкалы представляют собой попытку количественно охарактеризовать реакцию человека на звук. В то же время человек перестает быть центром происходящего. Например, в статье Ф. А. Джелдарда «Сенсорные шкалы» описывается следующий эксперимент. Испытуемому предъявляют эталон (стандарт) определенной интенсивности, чтобы сравнить его с рядом слабых стимулов и выбрать один, который, как кажется человеку, составляет простое отношение (дробь) с эталоном [47, с. 46]. Второй способ: строится шкала отношений на основе опыта: испытуемому предлагают два разных по интенсивности стимула, и он должен оценить кажущееся отношение между ними. Например, составляет ли слабый звук 1/2, 1/5, 4/5 сильного звука. Третий способ: предъявляется тон умеренной громкости (80 дБ). Наблюдателю сообщается громкостьэталон. Она должна быть оценена, например, десятью единицами. Испытуемый численно характеризует относительную громкость всех последних тонов, причем более слабым тонам должны быть приписаны числа меньше десяти, а более громким – больше десяти. Если первоначально тон в четыре раза громче эталона, ему приписывают 40 дБ [148, с. 89]. Еще один пример – логарифмическая шкала. Она используется для измерения субъективного восприятия звука. Когда мощность одного звука в 10 раз больше мощности другого, то говорят, что интенсивность одного составляет 10 дБ по отношению ко второму, в сто раз – 20 дБ, в тысячу раз – 30 дБ и т. д. При таком подходе получается не абсолютная, а относительная шкала. Для того чтобы произвести отсчет от уровня нулевой интенсивности, нужно выделить такой уровень. Он выбирается на основе субъективных показателей – это минимальный порог восприятия звука 137 человеческим ухом, который равен десяти в минус двенадцатой степени ватта на квадратный метр. Звук в десять раз мощнее имеет уровень интенсивности 10 дБ, в миллион раз – 60 дБ [47, с. 30]. Интересно заметить, что существует свидетельство о том, что человек давно способен был в какой-то мере производить количественную оценку громкости звука. Это выработанная многовековым музыкальным опытом шкала громкости исполнения (шкала порядка) в соответствии с замыслом автора музыки и его указаниями в нотах: – ppp – пиано-пианиссимо (самое тихое); – pp – пианиссимо (очень тихое); – p – пиано (тихое); – mp – меццо-пиано (умеренно тихое); – mf – меццо-форте (умеренно громкое); – f – форте (громкое); – ff – фортиссимо (очень громкое); – fff – форте-фортиссимо (самое громкое). Рассуждая о методе шкалирования, стоит отметить, что его можно рассматривать как промежуточный этап между ассоциативным экспериментом и методом семантического дифференциала. Этот метод представляет собой оценку (в баллах) реципиентом какого-либо явления (понятия, слова и т. д.) с точки зрения степени выражения в нем предложенного экспериментатором признака (признаков). В целом система шкалирования по тому или иному признаку выглядит так: – 1 балл – признак не проявляется; – 2 балла – слабое проявление признака; – 3 балла – среднее проявление признака; – 4 балла – высокое проявление признака; – 5 баллов – очень высокое проявление признака. Обращаясь к психолингвистическому методу, а именно к семантическому и субъективному шкалированию, отметим, что он, так или 138 иначе, использует способность человека высказывать суждения о степени сходства или различия, например, цветов с другими объектами: дать ответ, насколько «тепел» или «холоден» голубой цвет, или ответить, насколько он похож на любовь. В большинстве межкультурных исследований применяется такого рода метод. Он требует от испытуемого поместить оцениваемый объект в произвольное место на шкале, полюсы которой образованы антонимичными прилагательными. Рассмотрев и изучив виды шкал и методы шкалирования, мы можем сделать следующий вывод: многие ученые пытались количественно охарактеризовать реакции человека на звук. Но они не иллюстрировали его свойство вызывать физиологические и психологические раздражения, исследуя лексические характеристики, например, шума. В объективных показаниях не учитывались экстралингвистические факторы, такие как возраст, привычки, профессия, национальность, интересы информантов. Несмотря на то, что ранее проводились исследования и эксперименты, в которых электронный прибор измерял громкость, нет методики, на основании которой человек дает оценку звукам лингвистическими и паралингвистическими средствами. Не существует интегративного подхода к исследованию лексических единиц разных языков, целью которого являлось бы определение соотношений объективных показаний с лексическими характеристиками. объективные Попытка объединить, характеристики звука соотнести субъективные способствовала рождению и идеи построить лингвометрологическую шкалу. Суть такого рода идеи – ограничить абсолютизацию принципа субъективизма в языке, которая очевидна в наивной картине мира, но неприемлема при научном описании объектов и явлений. Изучая ограничения метаязыкового и экстралингвистического характера, мы получаем возможность уменьшить субъективизм, приблизиться к наибольшей степени объективности, например, при толковании лексем разных языков, при переводе и распознавании посредством аналоговых устройств. 139 Выводы по главе 2 Во второй главе обозначен выход на новый уровень изучения языкового материала, а именно номинаций цвета и звука разных языков. Обоснована возможность выделения лингвистической метрологии как самостоятельной области научных исследований. Сформулированы её цель, задачи, объект и предмет. Таким образом, лингвистическая метрология выделена как новый раздел языкознания, поскольку имеет собственный объект изучения, цель, процедуры анализа и методологию, модифицированный терминологический аппарат. Цель лингвистической метрологии – исследовать корреляцию ментальной и языковой информации с объективной действительностью с помощью как традиционного метода, так и интегративного подхода к изучению соотношения объективных показаний приборов, измеряющих физические свойства цветности и громкости, с содержательным наполнением лексических единиц разных языков, вербализующих различные аспекты данных свойств. Тем самым она расширяет методику определения точного значения лексем разных языков, реализуя такого рода исследование в специализированных словарях, в распознавании посредством аналоговых устройств, в построении лингво-метрологической шкалы – матрицы, отражающей как этнический менталитет, так и объективную картину мира. Доказана возможность сочетания традиционного и интегративного подходов к исследованию лексических единиц разных языков. Этим обеспечивается более точное определение соотношений номинаций цвета и звука в русском, английском и французском языках и объективных показаний приборов. Также с помощью такого рода синтеза решается проблема лексикографической практики, а именно проблема субъективности толкования лексем и синонимической избыточности. Такой подход актуален 140 и для распознавания посредством аналоговых устройств, для перевода аналоговых систем в словесные описания. В качестве основного методологического положения лингвистической метрологии рассматривается соотнесение объективных показаний приборов, измеряющих физические свойства цветности и громкости, с содержательным наполнением лексических единиц, вербализующих различные аспекты данных свойств. Метрологический анализ предполагает определенную последовательность процедур измерения (экспериментального сравнения одной измеряемой величины с другой, которая принимается за эталон) и корреляции измерения с определенными параметрическими величинами, которые выделяют в семантике соответствующие лексические единицы. Поэтому проведен анализ основных понятий метрологии: физическая величина, единица физической величины, средства измерений физической величины, эталон, измерение физической величины, метод измерений, результат измерений. Звук предлагается исследовать в аспекте метрологии и в проекции к лексико-семантическому полю «звук» в русском, английском и французском языках. С одной стороны, лингвистическими и паралингвистическими средствами характеризуются акустические величины громкости. С другой стороны, языковые оценки объективируются акустическими измерениями. Это позволяет увидеть тонкие различия в значениях соотносимых лексем трех сопоставляемых языков. Во второй главе также рассматривались цветовые измерения, количественные выражения цвета, различные способы его математического описания в аспекте колориметрии. При этом также исследовались устойчивые концепты, являющиеся своеобразными эталонами национальнокультурной специфики. Как результат такого исследования представлен фрагмент словаря наивного языкового сознания. Инструментарием лингвистической метрологии по нашему замыслу должна явиться шкала, структура которой отражает две основные стороны 141 оценки – субъективную и объективную. Основным свойством шкалы громкости признана динамичность, степень проявления признака – его конкретизация по отношению к некоторой норме. Объективной частью лингво-метрологической шкалы цвета явилась номинативная шкала классификации (оценки) цвета объектов по наименованиям (красный, оранжевый, желтый, зеленый и т. д.), опирающаяся на стандартизированные атласы наборов цветов, систематизированных по сходству. В таких атласах, выполняющих роль своеобразных эталонов, цвета обозначены условными номерами. Вышеперечисленные способы шкалирования, измерения направлены на точное определение границ лексического значения. Именно в русле выхода в референциальную действительности и сферу субъективного мира физически человека анализировали две концептуальные категории – цвет и звук. 142 существующей мы детально Глава 3. ЛИНГВО-МЕТРОЛОГИЧЕСКИЕ ШКАЛЫ ЦВЕТА И ЗВУКА (НА МАТЕРИАЛЕ ЦВЕТООБОЗНАЧЕНИЙ И ЗВУКООБОЗНАЧЕНИЙ РУССКОГО, АНГЛИЙСКОГО И ФРАНЦУЗСКОГО ЯЗЫКОВ) КАК НОВЫЙ ИНТЕГРАТИВНЫЙ ПОДХОД К ИССЛЕДОВАНИЮ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ 3.1. Описание эксперимента «Определение вербальной реакции информантов разных национальностей на цвет» Исходя из того, что целью нашего исследования является установление соотношений между объективной информацией, регистрируемой специальными приборами, и вербальной информацией, регистрируемой при описании ощущений, мы обратились к лингвистическому эксперименту. Эксперимент в нашем исследовании выступает как качественно иное, усложненное наблюдение. Однако мы следуем его общепринятой трактовке: «Эксперимент – это форма научного опыта, представляющая собой систематизированное и многократно воспроизводимое наблюдение объекта, его отдельных сторон и связей с другими объектами, которые выявляются в процессе преднамеренных, строго контролируемых пробных воздействий наблюдателя на изучаемый объект» [376, с. 67]. Мы рассматриваем эксперимент как условие повышенной точности, объективности науки (его отсутствие принято считать условием возможной субъективности). Без эксперимента невозможно дальнейшее изучение лингвистической метрологии. Его психологический элемент заключается в оценочном невозможности чувстве того правильности/неправильности, или иного высказывания [381, возможности/ с. 32]. Его метрологический элемент включает инструментальные измерения языкового явления. В лингвистическом эксперименте нашего исследования регистрируется вербальная реакция информантов – носителей разных языков – на 143 предъявление различных цветовых стимулов. Затем мы соотносим эту реакцию с объективными характеристиками цвета, данными приборами. В лингвистическом эксперименте принимали участие 300 студентов и аспирантов (100 русских, 100 англичан и 100 французов). Он проводится в Пятигорском государственном лингвистическом университете, в ЮжноРоссийском государственном техническом университете (НПИ), в Лондоне (Англия), в Тулоне (Франция), а также в режиме онлайн в Интернете. На первом этапе испытуемым предъявляется объективная шкала с целью определения вербальных реакций на цветообразцы. В предыдущей главе было выяснено, что объективные характеристики цвета могут выражаться через длину волны и с помощью так называемого веера Пантона. Эксперимент опирается на последние характеристики, так как веер дает более широкий спектр, чем объективная шкала в нанометрах (точные обозначения на такой шкале имеют только основные цвета). Составляющие веера CMYK: голубой, пурпурный, желтый, черный. Каждый цветообразец веера содержит указание процентных соотношений этих цветов. Испытуемым дается задание словесно охарактеризовать 53 цветообразца из веера Пантона. Для эксперимента выбираются следующие цветообразцы: 1. Основные (фокусные) цвета (экспериментальные исследования Р. М. Фрумкиной и О. В. Сафуановой): красный, оранжевый, желтый, зеленый, синий, голубой, розовый, пурпурный, фиолетовый, коричневый, белый, серый, черный. 2. Промежуточные слова – оттенки основных цветообозначений, которые соответствуют основным цветовым категориям языка. Мы учитываем тот факт, что оттенки с заметными различиями имеют специальные названия. Однако только важнейшие из них отмечаются достаточно четко, чтобы образовать такой критерий, который может быть назван «именованными» различиями между цветами. В качестве примера следует упомянуть цветовой словарь Мэрца и Пауэля, созданный на 144 основании исчерпывающих исследований. Он содержит примерно 4000 названий. Около 36 из них выражены отдельными словами, имеющими непосредственный цветовой смысл. Около 300 представляют собой сложные слова, состоящие из названий цветов и соответствующего прилагательного. Около 90 являются наименованиями обычных окрашенных объектов. Таким образом, общее количество цветов, которые можно считать явно различными, не велико. Естественно, что количество наименований цветовых оттенков несопоставимо мало по сравнению с возможностями цветоразличения. Считается, что человеческий глаз способен различить около двух миллионов оттенков. Причем в призматическом спектре цвета не отделены друг от друга какими-либо границами, а плавно переходят один в другой. Тем не менее мы выделяем некоторое количество наименований цветовых оттенков (а именно 53) как «самостоятельные сущности». После того как лексемы-цветообозначения были записаны информантами на объективной шкале, нами проводилась обработка данных – того множества лексических характеристик, которые были получены в результате эксперимента. В связи с этим возникла проблема, какие именно цветообозначения из этого множества следует указать на усредненной лингвометрологической шкале цвета. Для решения данной проблемы целесообразно опереться на понятие нечеткого множества и лингвистической переменной, значения которой – не числа, а слова и предложения естественного и искусственного языков [142]. Как было описано во второй главе, по определению Л. Заде, нечеткое ограничение на значение базовой переменной характеризуется функцией совместимости, которая каждому значению базовой переменной ставит в соответствие число из интервала, символизирует совместимость этого значения с нечетким ограничением [Там же, с. 34]. Функция совместимости определяется не на множестве математических, точно определенных 145 объектов, а на множестве обозначенных некими символами впечатлений (в нашем случае впечатлений от цвета). Например, цвет длиной волны 390–510 нанометров = голубой + небесный + темно-голубой + синий + васильковый + бирюзовый + насыщенный синий + лазурный + светло-синий + индиго + морской + лазоревый + сине-голубой + светло-голубой + ярко-синий + атмосферный + ярко-голубой + ультрамарин + насыщенный голубой + фиолетовый + сиреневый + светло-фиолетовый + фиолетово-синий + ирис + черничный + сливовый + сине-черный + чернильный + … (это данные из проведенного нами эксперимента). Знак «+» обозначает объединение в том случае, когда лингвистическая переменная и числовая переменная цвета с длиной волны 390–510 нанометров принимает значения – индексы из веера Пантона 100 0 0 0, 100 13 1 3, 100 68 0 2, 100 100 0 0, 92 98 0 0, 92 98 0 0, 66 76 0 0… – и является базовой переменной лингвистической переменной цвета с длиной волны 390–550 нанометров. При этом представленный спектр (от 390 до 550) можно интерпретировать как название некоторого нечеткого ограничения на значение базовой переменной. Нечеткое ограничение на значение базовой переменной характеризуется функцией совместимости, которая каждому значению базовой переменной ставит в соответствие число, символизирует совместимость этого значения с нечетким ограничением. Проиллюстрируем сказанное примером. Если цветообразец с индексом 100 0 0 0 восемьдесят человек из ста охарактеризовали как голубой, на лингво-метрологической усредненной шкале обозначаем его как голубой, но в выводах (протоколах), следующих после описания эксперимента, указываем, что совместимость этого цветообразца со значением васильковый – 3%, синий – 1%, светло-голубой – 1%, лазурный – 1% и т. д. 146 Если цветообразец с индексом 100 100 0 0 большинство информантов охарактеризовало как темно-синий, на лингво-метрологическую шкалу записываем характеристику темно-синий. Следуя функции совместимости, характеризуем цветообразец следующим образом: темно-синий – 40%, фиолетовый – 20%, неярко-фиолетовый – 1%, темно-фиолетовый – 6%, фиалковый – 2%, насыщенно-синий – 2%, синий – 7%, цвет синей ручки – 1%, муряновый – 1%, чернильный – 1%, черничный – 1%, сливовый – 2%, индиго – 1%, цвет пасты – 1%, цвет ночи – 1%, речной – 1%, медузовый – 1%, цвет синьки – 1%, глубинный – 1%, космический – 1%, синий туман – 1%, чулок – 1%, стержень – 1%, букварь – 1%, озеро – 1%, иней – 1%, холодный – 1%, глубинный – 1%. Следует отметить, что все образцы пронумерованы и в протоколе каждый номер снабжен характеристиками каждого испытуемого. Мы учитывали и частотные, и единичные реакции. Ниже изложены результаты, полученные в процессе эксперимента с русскими респондентами. Совместимость цвета 100 0 0 0 (цветообразец № 1) со значениями: голубой – 45%, небесный – 8%, темно-голубой – 8%, синий – 1%, васильковый – 3%, карминный – 1%, бирюзовый – 1%, насыщенный синий – 1%, лазурный – 1%, светло-синий – 1%, индиго – 1%, морской – 1%, лазоревый – 1%, сине-голубой – 1%, светло-голубой – 2%, ярко-синий – 1%, бледно-синий – 1%, бело-голубой – 1%, фиалковый – 1%, цвет весны – 1%, атмосферный – 1%, ультрамарин – 1%, кафель – 1%, шар – 1%, бантик – 1%, вагон – 1%, вальс – 1%, мотылек – 1%, горизонт – 1%, небоскреб – 1%, пришелец – 1%, туман – 1%, холодно – 1%, вечно – 1%, вдали – 1%, родник – 1%, платок – 1%, прозрачный – 1%, мягкий – 1%. Совместимость цвета 7 100 0 0 (цветообразец № 41) со значениями: фуксия – 50%, розовый – 35%, малиновый – 2%, бледно-красный – 2%, пурпурный – 3%, светло-малиновый – 2%, темно-розовый – 1%, гламурный – 1%, ярко-розовый – 1%, рубиновый – 1%, сиреневый – 1%, смелый – 1%. 147 Совместимость цвета 0 0 100 0 (цветообразец № 3) со значениями: желтый – 55%, лимонный – 15%, подсолнух – 10%, медовый – 1%, желток – 1%, песочный – 1%, солнечный – 10%, ярко-желтый – 4%, летний – 1%, горячий – 1%, легкий – 1%. Совместимость цвета 0 0 0 90 (цветообразец № 4) со значением черный – 70%, ночь – 1%, землистый – 1%, бледно-черный (графит) – 5%, квадрат Малевича – 1%, серо-черный – 1%, мокрый асфальт – 1%, угольный – 2%, темно-серый – 1%, агатовый – 1%, чернозем – 1%, илистый – 1%, цвет сажи – 1%, мгла – 1%, угольные таблетки – 1%, ворон – 1%, кофе – 1%, рояль – 1%, цилиндр – 1%, пояс – 1%, чертенок – 1%, юмор – 1%, гроб – 1%, крот – 1%, кот – 1%, грязный – 1%. Совместимость цвета 100 0 100 0 (цветообразец № 5) со значением зеленый – 40%, огуречный – 1%, цвет травы – 2%, ярко-зеленый, лист, еловый – 1%, малахитовый – 1%, густо-зеленый – 1%, изумрудный – 40%, бирюзовый – 1%, капустный – 1%, бутылочный – 1%, газон – 1%, цвет зеленки – 1%, как светофор – 1%, как хрен – 1%, как шум – 1%, как май – 1%, как попугай – 1%, как луг – 1%, как огурец – 1%, как крокодил – 2%. Совместимость цвета 100 100 0 0 (цветообразец № 6) со значениями: темно-синий – 40%, фиолетовый – 20%, неярко-фиолетовый – 1%, темнофиолетовый – 6%, фиалковый – 2%, насыщенно-синий – 2%, синий – 7%, цвет синей ручки – 1%, муряновый – 1%, чернильный – 1%, черничный – 1%, сливовый – 2%, индиго – 1%, цвет пасты – 1%, цвет ночи – 1%, речной – 1%, медузовый – 1%, цвет синьки – 1%, глубинный – 2%, космический – 1%, синий туман – 1%, чулок – 1%, стержень – 1%, букварь – 1%, озеро – 1%, иней – 1%, холодный – 1%. Совместимость цвета 0 100 100 0 (цветообразец № 7) со значениями: красный – 50%, кровавый – 25%, ярко-красный – 10%, томатный – 3%, темно-красный – 3%, рябиновый – 1%, брусничный – 1%, алый – 5%, розовый – 1%, кричащий – 1%. 148 Совместимость цвета 100 100 100 100 (цветообразец № 8) со значениями: насыщенный черный – 60%, черный – 25%, темно-черный – 5%, ночной – 3%, темно-коричневый – 2%, цвет мглы – 1%, цвет сажи – 1%, агатовый – 1%, могильный – 1%, матово-черный – 1%. Совместимость цвета 0 83 100 0 (цветообразец № 9) со значениями: оранжевый – 20%, апельсиновый – 40%, рыжий – 3%, темно-оранжевый – 2%, мутно-оранжевый – 1%, блекло-оранжевый – 1%, мандарин – 2%, морковный – 7%, огненный – 1%, терракотовый – 1%, ярко-оранжевый – 2%, коричневый светлый – 1%, темно-рыжий – 1%, старость – 2%, коралловый – 1%, улыбчивый – 2%, хурма – 1%, желто-оранжевый – 2%, абрикос – 1%, грейпфрут – 1%, манговый – 1%, солнечный – 1%, коричнево-розовый – 1%, ржавчина – 2%, яркий – 1%, осенний – 1%, луковой кожуры – 1%. Совместимость цвета 0 86 80 0 (цветообразец № 10) со значениями: темно-оранжевый – 35%, бледно-красный – 20%, оранжевый – 7%, морковный – 7%, помидорный – 3%, клубничный – 1%, багряный – 1%, маковый – 2%, светло-коричневый – 2%, алый – 2%, луковой кожуры – 2%, красно-оранжевый – 3%, красновато-бурый – 1%, тускло-красный – 1%, малиновый – 1%, черно-оранжевый – 1%, красное яблоко – 1%, фиолетовожелтый – 1%, грейпфрутовый – 4%, цвет краски пола – 1%, красный – 2%, персиковый – 1%, абрикос – 1%. Совместимость цвета 0 100 0 0 (цветообразец № 11) со значениями: малиновый – 40%, розовый – 10%, темно-розовый – 30%, фуксия – 4%, розоватый – 2%, мутно-розовый – 1%, насыщенно-малиновый – 3%, темносиреневый, сиреневый – 5%, бледно-малиновый – 2%, темно-малиновый – 2%, фиолетовый – 1%. Совместимость цвета 9 87 0 0 (цветообразец № 12) со значениями: светло-розовый – 55%, розовый – 25%, чесночный – 1%, каприз – 1%, яркорозовый – 2%, бело-розовый – 1%, матово-розовый – 1%, светло-малиновый – 4%, бледно-малиновый – 1%, сиреневый – 3%, пенковый – 2%, малиновый – 1%, радостный – 1%, живой – 1%, спокойный – 1%. 149 Совместимость цвета 43 90 0 0 (цветообразец № 13) со значениями: темно-сиреневый – 30%, фиолетовый – 25%, бледно-розово-фиолетовый – 2%, насыщенный фиолетовый – 10%, лиловый – 8%, насыщенный сиреневый – 2%, светло-фиолетовый – 1%, светло-сиреневый – 1%, ярко-сиреневый – 1%, фиолетово-розовый – 1%, темно-розовый – 2%, фиалковый – 4%, баклажан – 1%, синевато-розовый – 1%, страсть – 1%, ежевичный – 1%, виноградный – 1%, пурпурный – 1%, сливовый – 1%, фуксия – 1%, бледно-сливовый – 1%, малиново-фиолетовый – 1%, розово-сиреневый – 1%, вычурный – 1%, фиолетовый с серым – 1%. Совместимость цвета 33 0 100 40 (цветообразец № 14) со значениями: пурпурный – 60%, ярко-синий – 5%, фиолетовый – 3%, гранатовый – 5%, глубинный – 1%, светло-черный – 1%, синевато-сиреневый – 1%, черничный – 1%, синий – 3%, ночной – 2%, баклажановый – 2%, цвет гелевой ручки – 1%, светло-фиолетовый – 1%, сиреневый – 2%, грозного неба – 3%, фиалковый – 5%, сливовый – 2%, космический – 2%. Совместимость цвета 0 100 0 60 (цветообразец № 15) со значениями: насыщенный синий – 30%, сливовый – 30%, насыщенный темно-синий – 5%, темно-темно-синий – 15%, фиолетово-синий – 3%, баклажановый – 2%, светло-синий – 5%, синий с голубизной – 1%, светло-синевато-сиреневый – 1%, индиго – 1%, синька – 1%, ярко-голубой – 2%, сливовый – 1%, черничный – 1%, темно-фиолетовый – 2%. Совместимость цвета 100 50 0 0 (цветообразец № 16) со значениями: лазурный – 45%, морской – 15%, небесный – 19%, синий – 10%, атмосферный – 1%, васильковый – 4%, темно-голубой – 1%, ярко-голубой – 1%, светло-голубой – 1%, сероватый – 1%, голубой – 1%, ультрамарин – 1%. Совместимость цвета 8 5 12 15 (цветообразец № 17) со значениями: грязно-белый – 40%, серый – 30%, светло-серый – 10%, мышиный – 5%, жемчужный – 1%, земляная пыль – 1%, пергаментный – 1%, сливочный – 1%, известковый – 1%, каменный – 1%, бело-серый – 1%, стальной – 1%, 150 прозрачный – 1%, серебристый – 1%, сигаретный – 1%, цвет побелки – 1%, мраморный – 1%, слоновой кости – 1%, темно-белый – 1%. Совместимость цвета 18 23 27 55 (цветообразец № 18) со значениями: темно-серый – 30%, мышиный – 30%, мокрый асфальт – 5%, насыщенный серый – 5%, серый – 5%, шинельный – 5%, цвет военной техники – 2%, спокойствие – 1%, серо-коричневый – 2%, серо-зеленый – 3%, жемчужный – 2%, грязный – 2%, землистый – 2%, светло-серый – 1%, светло-коричневый – 1%, лесной орех – 1%, темно-палевый, снег – 1%, пепельный – 2%. Совместимость цвета 0 0 0 100 (цветообразец № 19) со значением: черный – 100%. Совместимость цвета 33 18 13 37 (цветообразец № 20) со значениями: асфальтовый – 30%, мышиный – 20%, серый насыщенный – 30%, темный металлик – 5%, бледно-серый – 5%, мраморный – 2%, синесерый – 2%, серебристый – 2%, редко-серый – 1%, никакой – 1%, мокрого дерева – 1%, валенковый – 1%. Совместимость цвета 87 74 63 95 (цветообразец № 21) со значениями: угольный черный – 50%, насыщенный черный – 20%, ночь – 10%, черный – 5%, мутно-черный – 2%, бледно-черный – 1%, черный металлик – 2%, мокрый черный – 1%, темный мышиный – 1%, выгоревший черный – 2%, ярко-черный – 3%, иссиня-черный – 2%, смоляной – 1%. Совместимость цвета 5 9 10 13 (цветообразец № 22) со значениями: серо-белый – 30%, белый – 20%, светло-серый – 20%, облачный – 2%, бледно-серый – 1%, костяной – 1%, слоновая кость – 1%, мрамор – 1%, бежевый – 1%, пыльный – 1%, стальной – 1%, туманный – 1%, грязнобелый – 1%, молочный – 1%, льняной – 1%, аметистовый – 1%, эмаль – 1%, пароход – 1%, парус – 1%, гриб – 1%, медведь – 1%, потолок – 1%, кафель – 1%, Бим – 1%, пудель – 1%, рояль – 1%, бело-розовый – 1%, сливки – 1%, бриллиант – 1%, цвет НПИ – 1%, какао – 1%, ряженка – 1%. Совместимость цвета 21 37 18 50 (цветообразец № 23) со значениями: дымчатый – 40%, серый – 15%, мокрый асфальт – 20%, серо151 бурый – 5%, мышиный – 5%, валенковый – 2%, фиолетово-серый – 1%, темно-серый – 2%, красно-серый – 1%, цвет чернозема – 2%, драповый – 2%, земляной – 2%, табачный – 2%, красно-коричневый – 1%. Совместимость цвета 14 20 88 50 (цветообразец № 24) со значениями: болотный – 50%, хаки – 25%, табачный – 5%, оливковый – 5%, темно-желтый – 2%, защитный – 2%, грязно-зеленый – 1%, фисташковый – 1%, цвет водорослей – 1%, военный – 1%, светло-болотный – 1%, серый – 1%, цвет камуфляжа – 1%, цвет военной техники – 1%, шинельный – 1%, драп – 1%, гнилой – 1%. Совместимость цвета 2 24 100 7 (цветообразец № 25) со значениями: песочный – 40%, темно-желтый – 20%, золотистый – 3%, золотой – 2%, горчичный – 5%, оранжево-желтый – 2%, грязно-желтый – 5%, желток – 2%, ярко-песочный – 2%, насыщенный желтый – 2%, ярко-желтый – 2%, охра – 1%, цвет растительного масла – 1%, оливковый – 1%, коричнево-желтый – 1%, цвет подсолнуха – 1%, цвет желтка – 1%, цыплячий – 1%, тошнота – 1%, приторный – 1%, жаркий – 1%, желчь – 1%, ракушковый – 1%, серный – 1%, кислотный – 1%, тыквенный – 1%. Совместимость цвета 0 8 94 1 (цветообразец № 26) со значениями: лимонный – 40%, светло-желтый – 30%, желтый – 15%, медовый – 10%, солнечный – 2%, темно-оранжевый – 2%, ромашковый – 1%. Совместимость цвета 0 83 100 0 (цветообразец № 27) со значениями: оранжевый – 40%, апельсиновый – 20%, светло-коричневый – 15%, светлооранжевый – 5%, грейпфрутовый – 5%, коричневый – 1%, охра – 2%, бурооранжевый – 1%, морковный – 2%, верблюжий – 5%, горчичный – 2%, кирпичный – 1%, гусеничный – 1%. Совместимость цвета 1 75 100 8 (цветообразец № 28) со значениями: красно-оранжевый – 50%, кирпичный – 15%, морковный – 18%, яркооранжевый – 5%, багряный – 2%, терракотовый – 2%, каштановый – 2%, красно-коричневый – 2%, ржавчина – 2%, манговый – 1%, абрикосовый – 1%. 152 Совместимость цвета 8 75 100 40 (цветообразец № 29) со значениями: коричневый – 80%, темно-коричневый – 1%, ореховый – 10%, фиолетово-коричневый – 1%, красно-коричневый – 1%, темно-багровый – 2%, картофельный – 1%, молочный шоколад – 1%, кофейный – 1%, бежеворозовый – 1%, шоколадный – 1%. Совместимость цвета 13 80 100 60 (цветообразец № 30) со значениями: темно-коричневый – 40%, шоколадный – 40%, чернокоричневый – 10%, коричневый – 2%, темно-черный – 2%, кофе с молоком – 2%, темно-бордовый – 4%. Совместимость цвета 0 27 34 0 (цветообразец № 31) со значениями: телесный – 60%, бледно-розовый – 5%, цвет ряженки – 5%, какао – 2%, нежно-розовый – 5%, кремовый – 5%, тональный крем – 5%, розовожелтый – 3%, грушевый – 1%, бежевый – 2%, молочный – 2%, ванильный – 1%, поросячий – 4%. Совместимость цвета 0 12 32 0 (цветообразец № 32) со значениями: бежевый – 30%, топленое молоко – 30%, молочный – 5%, бледно-желтый – 5%, светло-телесный – 5%, бледно-розовый – 5%, кремовый – 10%, бледнобежевый – 10%. Совместимость цвета 0 94 22 1 (цветообразец № 33) со значениями: бледно-розовый – 80%, поросячий – 10%, телесный – 5%, компотный – 5%. Совместимость цвета 0 58 38 0 (цветообразец № 34) со значениями: насыщенный розовый – 80%, розовый – 10%, бледно-розовый – 4%, грязнорозовый – 1%, пастельный – 1%, цвет пудры – 1%, чесночный – 1%, каприз – 1%, пенковый – 1%. Совместимость цвета 2 98 85 7 (цветообразец № 35) со значениями: кровавый – 60%, красный – 8%, пурпурный – 2%, пунцовый – 2%, рубиновый – 2%, бордовый – 2%, гранатовый – 2%, ярко-красный – 2%, алый – 1%, вишневый – 1%, йогуртовый – 1%, красный, как кирпич, – 1%, как арбуз – 1%, как перец – 1%, как вымпел – 1%, как рак – 1%, как фломастер – 1%, как закат – 1%, как трамвай – 1%, как светофор – 1%, как шарик – 1%, как 153 революция – 1%, как румянец – 1%, как яблоко – 1%, как лето – 1%, как губы – 1%, как вино – 1%, как клюква – 1%. Совместимость цвета 7 94 65 31 (цветообразец № 36) со значениями: красно-коричневый – 70%, вишневый – 10%, бордовый – 10%, темнокрасный – 5%, коричневый – 2%, темно-бурый – 3%. Совместимость цвета 0 20 20 0 (цветообразец № 37) со значениями: розовый – 60%, светло-розовый – 20%, бледно-розовый – 5%, бело-розовый – 5%, светло-сиреневый – 10%. Совместимость цвета 0 97 100 50 (цветообразец № 38) со значениями: бордовый – 80%, сливовый – 10%, темно-бордовый – 5%, темнокоричневый – 5%. Совместимость цвета 3 100 66 12 (цветообразец № 39) со значениями: алый – 70%, кровавый – 5%, красный – 10%, помидорный – 1%, гранатовый – 1%, красный, мясной – 1%, брусничный – 1%, малиновый – 1%, темно-красный – 10%. Совместимость цвета 33 100 1 2 (цветообразец № 40) со значениями: лиловый – 50%, фиолетовый – 20%, сиреневый – 10%, насыщенный малиновый – 2%, фуксия – 3%, темно-сиреневый – 5%, ярко-сиреневый – 2%, тутовник – 2%, темный гламур – 1%, рубин – 1%, лесные ягоды – 1%, цвет фингала – 1%, цвет ириса – 1%, светлая сирень (Краснодарский край) – 1%. Совместимость цвета 7 100 0 0 (цветообразец № 41) со значениями: фуксия – 80%, фиолетовый – 10%, темно-розовый – 5%, лиловый – 2%, темно-сиреневый – 1%, сиреневый – 1%, малиновый – 1%. Совместимость цвета 19 34 0 0 (цветообразец № 42) со значениями: светло-сиреневый – 80%, бледно-фиолетовый – 10%, бледно-розовый – 2%, фиолетово-голубой – 1%, виноградный – 1%, сливовый – 1%, грязнорозовый – 1%, тускло-фиолетовый – 1%, лиловый – 1%, пастельный – 1%, бело-фиолетовый – 1%. 154 Совместимость цвета 92 98 8 1 (цветообразец № 43) со значениями: фиолетовый – 80%, сиреневый – 10%, светло-фиолетовый – 5%, фиолетовосиний – 2%, ирис – 2%, синячный – 1%. Совместимость цвета 92 98 0 0 (цветообразец № 44) со значениями: сине-фиолетовый – 80%, синий – 5%, темно-синий – 5%, черничный – 2%, индиго – 2%, сливовый – 2%, сине-черный – 2%, чернильный – 2%. Совместимость цвета 92 10 0 0 (цветообразец № 45) со значениями: небесный – 70%, светло-голубой – 20%, васильковый – 6%, серо-голубой – 1%, цвет волны – 1%, лазоревый – 2%. Совместимость цвета 100 68 0 2 (цветообразец № 46) со значениями: синий – 60%, цвет волны – 10%, темно-синий – 10%, васильковый – 5%, цвет неба перед бурей – 5%, медузовый – 5%, сине-черный – 5%. Совместимость цвета 77 0 6 16 (цветообразец № 47) со значениями: бирюзовый – 80%, цвет морской волны – 10%, насыщенный зеленый – 2%, темно-зеленый – 2%, светло-зеленый – 2%, сине-зеленый – 3%, зеленка – 1%. Совместимость цвета 95 15 62 58 (цветообразец № 48) со значениями: темно-зеленый – 80%, травяной – 5%, насыщенный зеленый – 5%, болотный – 5%, черный – 1%, бутылочный – 1%, гнило-зеленый – 1%, малахит – 1%, амулет – 1%. Совместимость цвета 96 0 88 1 (цветообразец № 49) со значениями: зеленый мятный – 80%, ярко-зеленый – 10%, листва – 5%, трава – 2%, зеленый – 2%, огуречный – 1%. Совместимость цвета 10 0 54 0 (цветообразец № 50) со значениями: бледно-желтый – 40%, песочный – 5%, цыплячий – 40%, лимонный – 5%, солнечный – 2%, желтый – 2%, ракушковый – 6%. Совместимость цвета 17 26 100 66 (цветообразец № 51) со значениями: коричнево-зеленый – 60%, болотный – 10%, хаки – 10%, темнокоричневый – 5%, угольные таблетки – 2%, коричневый – 5%, землистый – 2%, черно-зеленый – 2%, темно-оливковый – 2%, лягушачий – 1%, бурый – 1%. 155 Совместимость цвета 0 0 0 0 (цветообразец № 52) со значениями: молочный – 25%, белый – 25%, прозрачный – 20%, бело-серый – 20%, грязно-белый – 2%, почти белый – 2%, светло-серый – 2%, жемчуг – 2%, бело-розовый – 1%, мыльный – 1%. Совместимость цвета 0 0 0 40 (цветообразец № 53) со значениями: серый – 50%, светло-серый – 10%, грифель простого карандаша – 1%, мышиный – 1%, стальной – 1%, цементный – 1%, серебристый – 1%, пыльный – 1%, серо-белый – 1%, мокрый асфальт – 1%, шифер – 1%, слоновой кости – 1%, пепельный – 1%, мраморный – 1%, стальной – 1%, сливочный – 1%, пасмурное небо – 1%, грязный снег – 1%, цвет побелки – 1%, металлик – 1%, земляная пыль – 1%, пергаментный – 1%, каменный – 1%, волк – 1%, бетон – 1%, заяц – 1%, пигмент – 1%, мозг – 1%, обычный – 2%, будни – 2%, дырявый – 1%, тротуар – 2%, штатский – 1%, шоссе – 1%, здание – 1%, пыль – 1%, лед – 1%, сарай – 1%, очерк – 1%. Далее приведем результаты эксперимента с респондентами- англичанами. Совместимость цвета 100 0 0 0 (цветообразец № 1) со значениями: cyan blue – 65%, blue sky – 2%, navy blue – 18%, cornflower blue – 2%, turquoise, azure, light blue, indigo – 4%, royal blue – 1%, medium blue – 1%, Sistine – 1%, baby blue – 1%, neutral – 1%, bruised – 1%, watery – 1%, petunia – 1%, high-coloured – 1%. Совместимость цвета 7 100 0 0 (цветообразец № 2) со значениями: fushia – 50%, electric pink – 10%, magenta – 35%, deep pink – 5%. Совместимость цвета 0 0 100 0 (цветообразец № 3) со значениями: lemon yellow – 55%, yellow – 24%, light yellow – 3%, light golden yellow – 1%, banana – 10%, gold – 7%. Совместимость цвета 0 0 0 100 (цветообразец № 4) со значениями: black – 80%, coal black – 6%, ivory black – 10%, jet blade – 4%. Совместимость цвета 100 0 100 0 (цветообразец № 5) со значениями: green – 70%, dark sea green – 10%, medium spring green – 2%, mint – 10%, lime 156 green – 1%, dark olive green – 1%, lawn green – 2%, emerald green – 2%, aquamarine – 1%, reseda – 1%. Совместимость цвета 100 0 100 0 (цветообразец № 6) со значениями: navy blue – 40%, dark blue – 20%, midnight blue – 7%, violet – 3%, cobalt – 2%, state blue – 21%, dark state blue – 4%, Oxford blue – 3%. Совместимость цвета 0 100 100 0 (цветообразец № 7) со значениями: cardinal red – 50%, blood red – 25%, red – 10%, tomato – 3%, orange red – 3%, Indian red – 2%, wine – 1%, crimson – 3%, pink – 1%, Rome purple – 1%, mulberry – 1%. Совместимость цвета 100 100 100 100 (цветообразец № 8) со значениями: black (midnight) – 60%, dark black – 30%, dark grey – 2%, maraschino – 6%, nigger – 1%, mulatto – 1%. Совместимость цвета 0 83 100 0 (цветообразец № 9) со значениями: оrange – 40%, sorrel – 20%, red – 3%, dark orange – 2%, sandy brown – 1%, autumn – 1%, melon – 3%, carrot – 8%, orange red – 3%, brass orange – 1%, African brown – 1%, tan – 1%, coral – 1%, cadmium orange – 2%, mandarin – 5%, grapefruit – 4%, mimosa – 4%. Совместимость цвета 0 86 80 0 (цветообразец № 10) со значениями: red – orange – 55%, dark orange – 20%, carrot – 10%, tomato – 5%, ginger – 10%. Совместимость цвета 0 100 0 0 (цветообразец № 11) со значениями: crimson – 40%, bright pink – 20%, dark electric pink – 20%, fushia – 4%, rosy – 2%, rosy brown – 1%, Indian red – 3%, pale violet red – 5%, lavender – 2%, medium orchid – 2%, violet – 1%. Совместимость цвета 9 87 0 0 (цветообразец № 12) со значениями: light pink – 55%, pink – 15%, bubble gum – 10%, granite rose – 2%, pearl – 2%, soft pink – 1%, hot pink – 1%, Persian pink – 4%, Dutch pink – 2%, bordeaux – 3%, mistry rose – 2%, coral – 3%. Совместимость цвета 43 90 0 0 (цветообразец № 13) со значениями: violet – 30%, lilac – 25%, orchid – 12%, magenta – 16%, purple – 2%, thistle – 5%, violet red – 3%, amaranth – 1%, lily – 3%, peony – 1%, plum – 1%, Sistine – 1%. 157 Совместимость цвета 33 0 100 40 (цветообразец № 14) со значениями: dark purple – 35%, blue violet – 25%, violet – 3%, Royal purple – 5%, Victoria violet – 7%, violet red – 8%, plum – 1%, pale violet red – 5%, magenta – 3%, space – 1%, cadaverous – 3%, plumbous – 4%. Совместимость цвета 0 100 0 60 (цветообразец № 15) со значениями: plum – 40%, navy blue – 20%, dark blue – 15%, violet blue – 5%, dark violet – 10%, medium purple – 5%, state blue – 5%. Совместимость цвета 100 50 0 0 (цветообразец № 16) со значениями: light blue (sea) – 45%, peacock – 15%, sky – 15%, blue – 5%, lavander – 5%, cornflake – 5%, dark orchid – 5%, purple – 5%. Совместимость цвета 8 5 12 15 (цветообразец № 17) со значениями: overcast sky – 60%, grey – 30%, mouse grey – 5%, iron grey – 5%. Совместимость цвета 18 23 27 55 (цветообразец № 18) со значениями: mouse grey – 50%, dark grey – 15%, lavander blush – 10%, deep grey – 10%, grey – 10%, cold grey – 5%. Совместимость цвета 0 0 0 100 (цветообразец № 19) со значениями: black – 90%, bistre – 10%. Совместимость цвета 33 18 13 37 (цветообразец № 20) со значениями: state grey – 45%, mouse grey – 25%, deep grey – 10%, steel blue – 5%, light steel blue – 5%, marble grey – 5%, misty rose – 5%. Совместимость цвета 87 74 63 95 (цветообразец № 21) со значениями: jet black – 50%, black currant – 20%, midnight black – 10%, coal – 10%, pale black – 5%, deep black – 5%. Совместимость цвета 5 9 10 13 (цветообразец № 22) со значениями: ash grey – 55%, white – 30%, pale lavander – 5%, light grey – 5%, cold grey – 5%. Совместимость цвета 21 37 18 50 (цветообразец № 23) со значениями: smoky – 70%, grey – 15%, mouse – 5%, light grey – 5%, pavement – 5%. Совместимость цвета 14 20 88 50 (цветообразец № 24) со значениями: army green – 50%, khaki – 25%, pea green – 5%, olive – 15%, dark yellow – 2%, ugly green – 3%. 158 Совместимость цвета 2 24 100 7 (цветообразец № 25) со значениями: ochre – 40%, mustard – 40%, gold – 5%, lemon chiffon – 5%, eggshell – 5%, sandy brown – 5%. Совместимость цвета 0 8 94 1 (цветообразец № 26) со значениями: canary – 50%, daffodil yellow – 30%, yellow – 10%, citron – 3%, jonquil yellow – 3%, marigold – 4%. Совместимость цвета 0 83 100 0 (цветообразец № 27) со значениями: orange – 40%, ginger – 40%, light brown – 10%, mandarin – 5%, ochre – 5%. Совместимость цвета 1 75 100 8 (цветообразец № 28) со значениями: red-orange – 60%, brick – 20%, pumpkin – 10%, orange – 5%, acorn – 3%, apricot – 1%, glowing – 1%. Совместимость цвета 8 75 100 40 (цветообразец № 29) со значениями: brown – 80%, dark brown – 10%, damson red – 3%, mulberry red – 3%, walnut – 2%, hepatic – 1%, biscuit – 1%. Совместимость цвета 13 80 100 60 (цветообразец № 30) со значениями: chocolate brown – 60%, brown – 30%, tan – 5%, saddle brown – 5%. Совместимость цвета 0 27 34 0 (цветообразец № 31) со значениями: peach – 50%, body-colour – 20%, hot pink – 5%, lavander – 5%, light pink – 5%, cream – 5%, mistry rose – 5%, bone – 5%. Совместимость цвета 0 12 32 0 (цветообразец № 32) со значениями: cream – 50%, beige – 30%, milky – 10%, jonquil yellow (pale) – 4%, coffee – 2%, Dutch pink – 1%, nude – 1%, Isabella – 1%, macaroni – 1%. Совместимость цвета 0 94 22 1 (цветообразец № 33) со значениями: light pink – 80%, powder pink – 10%, body-colour – 5%, peach – 5%. Совместимость цвета 0 58 38 0 (цветообразец № 34) со значениями: hot rose – 80%, light rose – 10%, rose – 5%, pink – 4%, Rome purple – 1%. Совместимость цвета 2 98 85 7 (цветообразец № 35) со значениями: bright red – 60%, red – 20%, claret – 5%, Indian red – 5%, garnet – 5%, cerise – 2%, pimento red – 2%, beetroot – 1%. 159 Совместимость цвета 7 94 65 31 (цветообразец № 36) со значениями: maroon, reddish – 70%, reddish brown – 20%, beetroot – 5%, amaranth – 5%. Совместимость цвета 0 20 20 0 (цветообразец № 37) со значениями: bubble gum pink – 50%, hot pink – 20%, pink – 10%, mallow pink – 10%, lavander – 10%. Совместимость цвета 0 97 100 50 (цветообразец № 38) со значениями: Burgundy – 80%, mahagony – 10%, claret – 5%, tomato red – 5%. Совместимость цвета 3 100 66 12 (цветообразец № 39) со значениями: scarlet – 70%, red – 10%, blood – 10%, tomato – 5%, amaranht – 5%. Совместимость цвета 33 100 1 2 (цветообразец № 40) со значениями: mauve – 60%, dark fuschia – 20%, lilac – 10%, cerise – 5%, raspberry red – 5%. Совместимость цвета 7 100 0 0 (цветообразец № 41) со значениями: fuschia – 80%, red violet – 10%, violet – 5%, lilac – 5%. Совместимость цвета 19 34 0 0 (цветообразец № 42) со значениями: lavander – 80%, light violet – 10%, lilac – 5%, light purple – 5%. Совместимость цвета 92 98 8 1 (цветообразец № 43) со значениями: violet – 80%, dark violet – 10%, fuchsia red purple – 5%, peony red – 5%. Совместимость цвета 92 98 0 0 (цветообразец № 44) со значениями: indigo – 80%, navy blue – 5%, Alice blue – 1%, Oxford blue – 1%, blue – 10%, plum – 2%, cobalt – 1%. Совместимость цвета 92 10 0 0 (цветообразец № 45) со значениями: sky blue – 70%, robins egg – 2%, lavander – 10%, light blue – 5%, light cyan – 3%, pale turquoise – 5%, azure – 5%. Совместимость цвета 100 68 0 2 (цветообразец № 46) со значениями: state blue – 70%, royal blue – 10%, medium purple – 10%, indigo – 5%, blue – 5%. Совместимость цвета 77 0 6 16 (цветообразец № 47) со значениями: sea form green – 80%, aquamarine – 10%, bottle green – 5%, golf green – 2%, polo green – 3%. 160 Совместимость цвета 95 15 62 58 (цветообразец № 48) со значениями: forest green – 80%, lawn green – 5%, dark green – 5%, Lincoln green – 2%, lime green – 8%. Совместимость цвета 96 0 88 1 (цветообразец № 49) со значениями: emerald green – 80%, green – 20%. Совместимость цвета 10 0 54 0 (цветообразец № 50) со значениями: deffodil yellow – 80%, carnation yellow – 10%, marigold – 5%, lemon – 5%. Совместимость цвета 17 26 100 66 (цветообразец № 51) со значениями: dark olive green – 60%, tobacco – 40%. Совместимость цвета 0 0 0 0 (цветообразец № 52) со значениями: chalky white – 50%, milky – 20%, silver – 20%, white – 10%. Совместимость цвета 0 0 0 40 (цветообразец № 53) со значениями: grey – 90%, light grey – 10%. Ниже приведены результаты, полученные в эксперименте с респондентами-французами. Совместимость цвета 100 0 0 0 (цветообразец № 1) со значениями: bleu claire – 65%, bleu de Chine – 5%, bleu oriental – 10%, turquoise – 10%, indigo – 10%. Совместимость цвета 7 100 0 0 (цветообразец № 2) со значениями: fuchsia – 50%, mauve – 20%, rose vif – 10%, violine – 10%, violet gai – 10%. Совместимость цвета 0 0 100 0 (цветообразец № 3) со значениями: jaune citron – 60%, jaune – 20%, jaune canari – 10%, jaune poussin – 10%. Совместимость цвета 0 0 0 100 (цветообразец № 4) со значениями: noire – 80%, noir corbeau – 10%, noir d’encre – 10%. Совместимость цвета 100 0 100 0 (цветообразец № 5) со значениями: emeraude – 70%, vert mousse – 10%, vert epinard – 10%, vert feuille – 10%. Совместимость цвета 100 100 0 0 (цветообразец № 6) со значениями: bleu marine – 40%, bleu spatial – 20%, bleu profond – 10%, bleu pervenche – 10%, bleu hawai – 10%, bleu roi – 10%. 161 Совместимость цвета 0 100 100 0 (цветообразец № 7) со значениями: rouge – 50%, rouge laque – 10%, rouge gai – 10%, framboise – 10%, vermillion – 10%, rouge sang – 8%, rouge azteque – 1%, Algerian – 1%. Совместимость цвета 100 100 100 100 (цветообразец № 8) со значениями: noir profond – 60%, noir anthracite – 20%, noir brillant – 10%, noir corbeau – 10%. Совместимость цвета 0 83 100 0 (цветообразец № 9) со значениями: mandarine – 40%, orange – 20%, orange cru – 20%, rouge orange – 10%, roux carrote – 10%. Совместимость цвета 0 86 80 0 (цветообразец № 10) со значениями: orange cru – 60%, orange fonce – 20%, carrote – 10%, tangerine – 10%. Совместимость цвета 0 100 0 0 (цветообразец № 11) со значениями: framboise – 50%, frase ecrase – 20%, tango – 20%, rose de siam – 5%, rose – 5%. Совместимость цвета 9 87 0 0 (цветообразец № 12) со значениями: rose delave – 70%, rose petale – 10%, rose – 10%, rose vif – 10%. Совместимость цвета 43 90 0 0 (цветообразец № 13) со значениями: mauve floral – 40%, lilac – 30%, violine – 10%, violet gai – 10%, violace – 10%. Совместимость цвета 33 0 100 40 (цветообразец № 14) со значениями: aubergine – 40%, bleu violet – 20%, violet – 10%, bleu adriatique – 10%, bleu d’encre – 10%, bleu profond – 10%. Совместимость цвета 0 100 0 60 (цветообразец № 15) со значениями: prune, bleu fonce – 60%, violace – 20%, violet fonce – 15%, indigo – 5%. Совместимость цвета 100 50 0 0 (цветообразец № 16) со значениями: bleu azure – 50%, bleu delft – 15%, bleu canard – 15%, bleu – 10%, d’aigue marine – 10%. Совместимость цвета 8 5 12 15 (цветообразец № 17) со значениями: blanc sale – 60%, gris – 30%, gris cendre – 5%, gris boueux – 5%. Совместимость цвета 18 23 27 55 (цветообразец № 18) со значениями: gris sombre – 50%, gris claire – 20%, gris sale – 10%, gris souris – 10%, gris – 10%. 162 Совместимость цвета 0 0 0 100 (цветообразец № 19) со значением: noir – 100%. Совместимость цвета 33 18 13 37 (цветообразец № 20) со значениями: gris fonce – 60%, gris souris – 30%, gris cendre – 10%. Совместимость цвета 87 74 63 95 (цветообразец № 21) со значениями: noir corbeau – 50%, noir profond – 20%, noir vif – 10%, noir brillant – 10%, anthracite – 10%. Совместимость цвета 5 9 10 13 (цветообразец № 22) со значениями: blanc comme un cygnet – 50%, gris cendre – 50%. Совместимость цвета 21 37 18 50 (цветообразец № 23) со значениями: ardoise – 50%, gris – 20%, gris cendre – 10%, gris fume – 10%, gris sombre – 10%. Совместимость цвета 14 20 88 50 (цветообразец № 24) со значениями: vert nil – 50%, khaki – 30%, vert pistache – 10%, vert-de-gris – 5%, fougere – 5%. Совместимость цвета 2 24 100 7 (цветообразец № 25) со значениями: ocre – 50%, jaune d’or – 20%, ananas – 15%, jaune d’oeuf – 5%, jaune bouton d’or – 5%, jaune fonce – 5%. Совместимость цвета 0 8 94 1 (цветообразец № 26) со значениями: jaune pale – 40%, ananas – 40%, jaune provencal – 10%, jaune pousse – 10%. Совместимость цвета 0 83 100 0 (цветообразец № 27) со значениями: orange – 50%, orange brule – 30%, ton de brick – 10%, terre cuite – 10%. Совместимость цвета 1 75 100 8 (цветообразец № 28) со значениями: roux carrote – 40%, orange fonce – 40%, roux ardent – 10%, orange – 10%. Совместимость цвета 8 75 100 40 (цветообразец № 29) со значениями: brun – 80%, marron – 10%, chataigne – 5%, terreux – 5%. Совместимость цвета 13 80 100 60 (цветообразец № 30) со значениями: brun fonce – 50%, brun – 30%, tete-de-negre – 10%, brun profond – 10%. Совместимость цвета 0 27 34 0 (цветообразец № 31) со значениями: peche – 50%, rose saumon – 40%, rose deplaisant – 5%, granit rose – 5%. Совместимость цвета 0 12 32 0 (цветообразец № 32) со значениями: beige – 50%, lateux – 30%, beige tourterelle – 10%, sable – 10%. 163 Совместимость цвета 0 94 22 1 (цветообразец № 33) со значениями: rose saumon – 80%, rose pastel – 10%, rose pale – 5%, rose tendre – 5%. Совместимость цвета 0 58 38 0 (цветообразец № 34) со значениями: rose vif – 50%, rose dur – 10%, rose – 30%, rose de siam – 10%. Совместимость цвета 2 98 85 7 (цветообразец № 35) со значениями: rouge sang – 60%, ponceau – 20%, pourpre – 10%, vermeil – 10%. Совместимость цвета 7 94 65 31 (цветообразец № 36) со значениями: ton de brick – 60%, marron – 10%, bai – 10%, acajou – 10%, niosette – 10%. Совместимость цвета 0 20 20 0 (цветообразец № 37) со значениями: rose – 50%, rose petal – 20%, rose heliotrope – 10%, rose saumon – 10%, rose claire – 10%. Совместимость цвета 0 97 100 50 (цветообразец № 38) со значениями: bordeaux – 80%, vineux – 10%, sang de boeuf – 5%, pourpre royal – 4%, rouge azteque – 1%. Совместимость цвета 3 100 66 12 (цветообразец № 39) со значениями: rouge coquelicot – 70%, vermeil – 10%, sang – 10%, carmine – 5%, rubis – 5%. Совместимость цвета 33 100 1 2 (цветообразец № 40) со значениями: lilas – 50%, violet fonce – 20%, violace – 20%, rose mauve – 10%. Совместимость цвета 7 100 0 0 (цветообразец № 41) со значениями: fuchsia – 70%, violet – 10%, violine – 10%, lilas – 10%. Совместимость цвета 19 34 0 0 (цветообразец № 42) со значениями: lavande – 70%, rose mauve – 10%, lilas – 10%, mauve – 10%. Совместимость цвета 92 98 8 1 (цветообразец № 43) со значениями: violet – 80%, violine – 20%. Совместимость цвета 92 98 0 0 (цветообразец № 44) со значениями: bleu mauve – 40%, indigo – 40%, bleu encre – 10%, bleu fonce – 10%. Совместимость цвета 92 10 0 0 (цветообразец № 45) со значениями: bleu ciel – 60%, bleu lavande – 20%, bleu clair – 10%, bleu piscine – 5%, bleu horizon – 5%. 164 Совместимость цвета 100 68 0 2 (цветообразец № 46) со значениями: bleu – 60%, bleu nocturne – 10%, bleu oriental – 5%, indigo – 5%, bleu hawai – 10%, bleu delft – 5%, bleu adriatique – 5%. Совместимость цвета 77 0 6 16 (цветообразец № 47) со значениями: turquoise – 70%, vert bouteille – 10%, vert jade – 10%, vert malachite – 5%, vert pop – 5%. Совместимость цвета 95 15 62 58 (цветообразец № 48) со значениями: vert fonce – 70%, vert nil – 10%, fougere – 10%, vert sale – 5%, vert amande – 5%. Совместимость цвета 96 0 88 1 (цветообразец № 49) со значениями: vert mousse – 70%, vert – 10%, vert feuille – 10%, vert empire – 10%. Совместимость цвета 10 0 54 0 (цветообразец № 50) со значениями: jaune poussin – 70%, jaune gai – 10%, jaune serin – 10%, jonquille – 10%. Совместимость цвета 17 26 100 66 (цветообразец № 51) со значениями: tabac – 40%, olive – 40%, marron fonce – 10%, brun – 10%. Совместимость цвета 0 0 0 0 (цветообразец № 52) со значениями: lateux – 50%, argent – 20%, blan de zinc – 10%, blanc – 10%, craie – 10%. Совместимость цвета 0 0 0 40 (цветообразец № 53) со значениями: gris – 80%, gris trianon – 5%, gris ambiance – 5%, gris d’acier – 5%, gris style – 5%. Соединив все полученные лексические характеристики английского, французского и русского языков, мы получили лингво-метрологическую шкалу цвета (таблица 1). Таблица 1 – Лингво-метрологическая шкала цвета № п/п Лексические характеристики на русском языке Лексические характеристики на английском языке Лексические характеристики на французском языке Объективная шкала цвета (цветообразцы из веера Пантона, индексы) 1 Красный Cardinal red Rouge 0 100 100 0 № 7 2 Темно-оранжевый Red orange Orange cru 0 86 80 0 № 10 3 Кровавый Bright red Rouge sang 2 98 85 7 № 35 4 Алый Scarlet Rouge coquelicot 5 Малиновый Crimson Framboise 0 100 0 0 № 11 6 Фуксия Fuchsia Fuchsia 7 100 0 0 № 2 165 3 100 66 12 № 39 7 Светло-розовый Light pink Rose delave 8 Оранжевый Orange, ginger Orange 0 83 100 0 № 27 9 Красно-коричневый Maroon, reddish Ton de brique 7 94 65 31 № 36 10 Красно-оранжевый Red-orange Roux carotte, orange fonce 1 75 100 8 № 28 11 Апельсиновый Orange Mandarine 0 83 100 0 № 9 12 Песочный Ochre Ocre 2 24 100 7 № 25 13 Желтый Lemon yellow Jaune citron 0 0 100 0 № 3 14 Лимонный Canary Jaune pale, ananas 0 8 94 1 № 26 15 Бледно-желтый Daffodil yellow Jaune poussin 10 0 54 0 № 50 16 Зеленый мятный Emerald green Vert mousse 96 0 88 1 № 49 17 Зеленый Green Emeraude 100 0 100 0 № 5 18 Бирюзовый Turquoise Turquoise 77 0 6 16 № 47 19 Небесный Sky blue Bleu ciel 92 10 0 0 № 45 20 Голубой Cyan blue Bleu clair 100 0 0 0 № 1 21 Лазурный Light blue (sea) Bleu azure 100 50 0 0 № 16 22 Синий State blue Bleu 100 68 0 2 № 46 23 Темно-синий Navy blue Bleu marine 100 100 0 0 № 6 24 Сине-фиолетовый Indigo Bleu mauve, indigo 92 98 0 0 № 44 25 Пурпурный Dark purple Aubergine 33 0 100 40 № 14 26 Насыщенный синий, сливовый Plum Prune, bleu fonce 0 100 0 60 № 15 27 Фиолетовый Violet Violet 92 98 8 1 № 43 28 Темно-сиреневый Violet Mauve floral 43 90 0 0 № 13 29 Лиловый Mauve Lilas 33 100 1 2 № 40 30 Фуксия Fuchsia Fuchsia 7 100 0 0 № 41 31 Светло-сиреневый Lavander Lavande 19 34 0 0 № 42 32 Розовый Bubble gum pink Rose 0 20 20 0 № 37 33 Насыщенный розовый Hot rose Rose vif 0 58 38 0 № 34 34 Бледно-розовый Light pink Rose saumon 0 94 22 1 № 33 35 Телесный Peach Peche 0 27 34 0 № 31 36 Бордовый Burgundy Bordeaux 0 97 100 50 № 38 37 Коричневый Brown Brun 8 75 100 40 № 29 38 Болотный Army green Vert nil 14 20 88 50 № 24 39 Коричнево-зеленый Dark olive green Tabac, olive 17 26 100 66 № 51 166 9 87 0 0 № 12 40 Темно-зеленый Forest green Vert fonce 95 15 62 58 № 48 41 Темно-коричневый, шоколадный Chocolate brown Brun fonce 13 80 100 60 № 30 42 Черный Black Noir 43 Угольный черный Jet black Noir corbeau 87 74 63 95 № 21 44 Насыщенный черный Black (midnight) Noir profond 100 100 100 100 № 8 45 Дымчатый Smoky Ardoise 21 37 18 50 № 23 46 Темно-серый, мышиный Mouse grey Gris sombre 18 23 27 55 № 18 47 Серый насыщенный, асфальтовый State grey Gris fonce 48 Серый Grey Gris 0 0 0 40 № 53 49 Грязно-белый Overcast sky Blanc sale 8 5 12 15 № 17 50 Серо-белый Ash grey Blanc comme un cygne, gris cendre 5 9 10 13 № 22 51 Молочный, белый Chalky white Laiteux 52 Бежевый, топленое молоко Cream Beige 0 12 32 0 № 32 53 Черный Black Noir 0 0 0 90 № 4 0 0 0 100 № 19 33 18 13 37 № 20 0 0 0 0 № 52 Итак, шкала представляет собой соотнесение представленных в ней физических свойств членов конкретной категории с семантикой языковых единиц, которые эту категорию объективируют в коммуникации. Именно этим мотивирован термин «лингво-метрологическая шкала цвета». Отметим, что шкала являет собой новый интегративный подход к исследованию номинаций цвета разных языков. Поскольку для семантического пространства языковых единиц не фиксированы границы, семантику лексических единиц мы рассмотрели в духе Л. Заде как набор нечетких множеств (fuzzy set). Определение границ лексического значения предполагает с неизбежностью выход в референциальную сферу, в сферу либо существующего, либо воображаемого мира [16, с. 48]. Таким образом, лингво-метрологическая шкала является инструментарием для решения проблемы референциальных границ, для выявления степени адекватности отображения характеристик денотата в 167 структуре значения слова. Это своего рода ценное практическое руководство для тех, кто интересуется проблемами референциальной семантики, лексикографии, проблемами соотношения экстралингвистической и лингвистической информации. Она также дает возможность исчислить варианты корреляции конкретных цветовых образцов со значениями соответствующих лексем. Этот результат ценен тем, что вносит большой вклад в дело моделирования содержательного наполнения и структуры ментального пространства представителей лингвокультурных сообществ, расширяя, таким образом, границы лексикографической и переводческой практики. Обращаясь к характеристике семантического метаязыка А. Вежбицкой, отметим, что он будет по-настоящему «объясняющим» только в том случае, если является настолько ясным и непосредственно понятным, чтобы, в свою очередь, не требовать толкования [Вежбицкая, с. 25]. В качестве такого языка, универсального моста понимания, мы рассматриваем лингвометрологическую шкалу. 3.2. Моделирование лексико-семантического поля «цвет» Исследовав результаты лингвистического эксперимента, мы можем перейти к выводам. Отметим, что нами построен не только цветовой спектр в виде непрерывной цветовой гаммы и некоторого числа оттенков, обозначенных индексами из веера Пантона, но и лексический массив словцветообозначений русского, английского и французского языков. Эти цветообозначения основные и периферийные. Проанализировав номинации цвета разных языков, логично отметить, что лексическое пространство цвета постоянно развивается и самоорганизуется. Традиционно массив основных цветообозначений включает в себя ахроматические цвета (белый, черный, серый), семь цветов радуги (красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый), а также 168 коричневый цвет. Оставшиеся цветообозначения называют оттеночными. Они делятся, в свою очередь, на подгруппы, характеризующиеся единым дифференциальным признаком, определяющим семантику цветообозначения. Например, общая сема зеленого цвета присуща группе оттеночных прилагательных: изумрудный, салатный, цвета морской волны, сине-зеленый, бутылочный, хаки и т. д. Цветообозначения классифицируются следующим образом: 1. Названия, которые базируются на цвете предмета: кирпичный, бутылочный, гранитный, мраморный и т. д. 2. Названия, которые обозначают цвет явлений неживой природы, – угольный, дымчатый, небесный, огненный, яичной скорлупы, песочный, морской волны, смоляной, костяной и т. д. 3. Названия, обозначающие цвет растений, – фиалковый, травяной, мятный, цвет листвы, ромашковый, васильковый, сиреневый, мшистый, папоротниковый, еловый, табачный и т. д. 4. Цветообозначения, касающиеся фауны, – верблюжий, канареечный, поросячий и т. д. 5. Цветообозначения, которые основываются на цвете плодов, – манговый, лимонный, чесночный, морковный, оливковый, виноградный, цвет хурмы, каштановый, помидорный, персиковый, абрикосовый, свекольный, грушевый, картофельный, баклажановый, черничный, апельсиновый, сливовый, вишневый, гранатовый, брусничный, огуречный и т. д. 6. Цветообозначения, основанные на цвете пищевых продуктов, – кофейный, ванильный, кремовый, медовый, винный, молочный, компотный и т. д. 7. Названия, которые базируются на цвете драгоценных камней, – рубиновый, коралловый, бирюзовый, золотой, малахитовый, жемчужный, серебристый и т. д. 8. Цветообозначения, основанные на цвете красителей, – карминный, индиго и т. д. 169 Для теории языка представляется актуальной классификация цветообозначений, полученных в результате лингвистического эксперимента, по двум принципам: от слова к денотату и от денотата к слову. Это объясняется потребностью комплексно и полно исследовать цветообозначения на материале трех языков и с помощью интегративного подхода, основой которого является лингво-метрологическая шкала. При такого рода классификации мы учитываем разносторонние характеристики цветообозначений, а именно структурные, стилистические, экстралингвистические, объективные факторы. Также мы отвечаем на ряд актуальных вопросов: – универсальны ли ядерные лексемы для разных народов; – находятся ли результаты шкалы и результаты моделирования лексико-семантических полей в отношениях совпадения/несовпадения; – какой параметр наиболее значим для представителей той или иной национальности. С точки зрения лексикографии и лингводидактики важна классификация цветообозначений по принципу от слова к денотату: 1. Лексемы, имеющие сложную этимологию: Oxford blue, autumn, Sistine, Algerian, Rome purple, rouge azteque. Следует подчеркнуть, что в результате воздействия экстралингвистического фактора на основное цветообозначение последнее изменяется, пополняя при этом количество и разнообразие средств передачи цвета в английском языке. Так, исторически сложилась традиция в университетах Оксфорда и Кембриджа представлять участников спортивных соревнований в светло-голубой и темно-синей спортивной одежде. Отсюда названия дополнительных оттенков синего цвета Oxford blue. В викторианскую эпоху в моду вошла некоторая бледность лица, как результат – возникновение цветообозначения Victorian pale. Autumn переводим не как цвет осени, а как темно-медный. Антропоним Sistine переводим как синий (синий цвет основного фона росписи в Сикстинской капелле), топоним Algerian обозначает цвет кожи, выделываемой в Алжире. 170 Французская лексема rouge azteque означает красный цвет, сохранившийся на некоторых изделиях, найденных при раскопках цивилизации ацтеков; английский Rome purple – пурпурный цвет тоги римских императоров [86, с. 95]. При переводе такого рода цветообозначений следует учитывать, что они имеют более сложную производящую цепочку и не допускают обычной трансформации. 2. Синестетические лексемы: это оценочные слова радостный, живой, кричащий, спокойный, улыбчивый; модификаторы яркий, грязный, спокойный, прозрачный, глубинный (если они употребляются самостоятельно, то не выражают никаких определенных оттенков цвета); неожиданные цветообозначения кислотный, космический, старость, гламур, страсть, квадрат Малевича, угольные таблетки, цвет краски пола, цвет гелевой ручки, ржавчина, медузовый, каприз, атмосферный, пергаментный, чесночный, ракушковый, пенковый, мыльный, гусеничный, мясной, голова негра, синячный, зеленка, амулет, сердце ромашки, пепел розы, тореадор, камуфляжный. По одному разу встречались синестетические ассоциации, которые мы классифицировали следующим образом: температурные (горячий цвет, холодный цвет); весовые (легкий цвет); осязательные (мягкий цвет); сезонные (летний, осенний); этические (смелый цвет). Следует отметить, что такого рода слова передают эмоции и чувства, сопутствующие оттенку, который они называют, или описываемому предмету в целом. Но они не называют конкретный оттенок цвета. 3. Слова-метонимии: валенковый, цвет луковой кожуры, бубль-гум, лавандовый, винный, васильковый, подсолнуховый и т. д. Наблюдая за закономерностями в распределении лексем подобным образом, мы пополнили лексическое пространство «цвет» новыми цветообозначениями. Если говорить о неожиданных реакциях, они в большом количестве встречались у русских информантов. Это свидетельствует о значимости какого-либо явления или предмета для информантов той или иной национальности. К этой же группе можно отнести цветообозначения типа 171 Isabella, macaroni, reseda, nude, petunia, plumbeous, biscuit, hepatic, cadaverous, mulatto, nigger, mulberry и т. д., так как они обладают яркой метафорической окрашенностью. Они сочетаются определенным образом с лексемами цветовой семантики. Благодаря расшифровке контекста нецветовые слова способны передавать цветовое значение. Такой способ передачи цвета или оттенка предмета практически невозможно поместить в рамки той или иной категории в составе номинаций цвета. Это объясняется их способностью принадлежать и к группе простых цветовых лексем, и к группе сложных цветообозначений (neutral, bruised, glowing, Italian-coloured, high-coloured, the colour of Johnnie Walker nose, watery, lawny и т. д.). Несмотря на то, что цвет – объективное, общее для всех людей физическое ощущение, наименование окрасок составляет в каждом языке сложную систему, и системы разных языков обнаруживают показательные расхождения. Эти расхождения можно объяснить национальными особенностями в структуре и составе систем цветообозначений, которые проявляются обусловленной в самобытной семантическими, организации синонимических стилистическими и рядов, ассоциативными возможностями единиц системы [230, с. 23]. Национальное также можно наблюдать в разнообразных способах метафоризации цветообозначений, в отличиях принципов создания устойчивых сочетаний и в особенностях образования сложных цветообозначений. Исследуя и анализируя номинации цвета разных языков на лингвометрологической шкале, мы не только определяем точное название цвета, но и описываем языковую картину мира участвующих в эксперименте информантов. Такого рода процесс связан с семантическим прототипом. Например, русскую лексему розовый англичане ассоциируют с жевательной резинкой, называя её бубль-гум. Бордовый цвет французские информанты ассоциируют с вином, называя его винным, светло-сиреневый связывают с цветком лаванды. Темно-коричневый цвет русские информанты называют валенковым. Оттенок синего васильковый употребило 3% русских 172 испытуемых, 2% англичан; французы не употребили такое цветообозначение вообще. Названия полевых цветов у англичан и французов встречаются редко. Сиреневый назвали цветом орхидеи 12% англичан, русские его не упоминали. Цветообозначения цвет луковой кожуры, шинельный присутствуют только у русских испытуемых. Желтый ассоциируется с подсолнухом и медом только у русских. Очевиден тот факт, что русские информанты «выигрывают» по разнообразию ассоциаций и синестетических характеристик. В лингвистическом эксперименте встречались цветонаименования, образованные от специфических названий напитков, которые могут быть непонятны и не иметь смысла для носителей другого языка. Например, кисельный (рус.), claret (франц.). Если обратиться к прототипической функции цветообозначения, можно заметить, что цвет имеет возможность выступать через посредство растения – типичного носителя цвета – как идентифицирующий знак этноса и выражать национальные символы через свои цветовые составляющие. Так, василек является прототипом и выразителем любимого в России синего цвета, может ассоциироваться с именем родины. Оттенок, обозначаемый в одном языке, может не иметь лексического выражения в другом. В этом случае оттенки не отделяются от основного цвета и не различаются между собой. Например, русским цветообозначениям бурый, карий, коричневый в английских текстах может соответствовать brown [Там же, с. 24]. Несомненно, место проживания, растения, которые видит определенная нация, продукты, употребляемые ею, влияют на особенность результатов эксперимента и свидетельствуют об этнокультурной специфике концептуализации цвета. Исследование литературы, посвященной описанию цветообозначений, полевому анализу, показывает, что метод построения лексико-семантических полей, метод семного анализа представляется наиболее результативным и эффективным в выявлении системных связей. Природа и важность этих 173 исследований состоит в том, что значения рассматриваются не сами по себе, а с точки зрения отношения их друг к другу в рамках более широкого однородного круга понятий, относящихся к области цвета. Исходя из вышесказанного, мы предлагаем классификацию цветообозначений русского языка по второму принципу: от денотата к слову. В основе представленной организации лежит принцип центра и периферии. Представленная классификация дает возможность по-новому структурировать поле, создав проекцию лингво-метрологической шкалы цвета на поле цвета, а также выявить и сопоставить особенности номинаций цвета с точки зрения иерархии (ядро и периферия). Проанализировав усредненную лингво-метрологическую шкалу цвета, а также все цветообозначения, объединенные в лексико-семантические поля, мы определяем внутреннюю организацию лексических единиц. Обобщив слова-цветообозначения, относящиеся к определенному семантическому полю, логично сделать «правдоподобные выводы о том, как членится языком выбранный “кусочек действительности”» [22, с. 43], какие цвета и их оттенки трактуются разными языками как существенные, а какие ими игнорируются. Под лексико-семантическим полем (ЛСП) цвета мы понимаем в данном случае иерархическую организацию слов, объединенную одним родовым значением и представляющую в языке определенную семантическую сферу. Входящие в лексико-семантическое поле единицы объединены на уровне лексического значения общей интегральной семой (в нашем случае это семы «звук» и «цвет»). Семантическая структура поля состоит из следующих частей: 1. Ядро поля. Оно представлено родовой семой – гиперсемой, которая является семантическим компонентом высшего порядка, организующим вокруг себя семантическое развертывание поля. 2. Центр поля, который состоит из единиц, имеющих интегральное общее с ядром. 174 3. Периферия поля, включающая наиболее удаленные от ядра значения. Общее родовое понятие здесь оттеснено в разряд потенциальной или вероятностной семантики. Порядок распределения периферийных объектов вокруг центрального цветообозначения зависит от семантического значения (степень цветовой насыщенности), стилистических возможностей, степени употребительности. Границы периферии системы цветообозначений достаточно подвижны. Цвет – общая сема родового значения лексико-семантического поля. Это объединяющий элемент, входящий в семантический набор каждого из членов поля. За основные свойства лексико-семантического поля «цвет» мы принимали: 1. Множество значений, имеющих общий компонент – цвет. 2. Микрополя – семантические объединения, связанные интегральным признаком – значением какого-либо конкретного цвета, обычно выраженным доминантой поля. 3. Взаимоопределяемость и возможную взаимозаменяемость элементов. Каждая лексема языка входит в определенное лексикосемантическое поле и часто, в силу своей многозначности, не в одно. Из ряда хроматических цветов доминантами микрополей являются основные цветообозначения красный, синий, зеленый, желтый, оранжевый, голубой, фиолетовый, так как они обладают важнейшим признаком доминантных лексем – невозможностью определения их лексического значения через другие цветообозначения. Их словарная дефиниция имеет схему: «имеющий окраску одного из основных цветов спектра» + «похожий цветом на…» (ср.: «Красный – имеющий окраску одного из основных цветов спектра, цвета крови»; «Зеленый – имеющий окраску одного из основных цветов спектра, цвета травы»; «Синий – имеющий окраску одного из основных цветов спектра, 175 цвета синьки»; «Желтый – имеющий окраску одного из основных цветов спектра, цвета золота»). Среди лексем, обозначающих ахроматические цвета, семантическим критериям, предъявляемым к доминантным лексемам, удовлетворяют слова белый и чёрный («Белый – цвета снега, молока или мела»; «Чёрный – цвета сажи, угля»). Выделяется цветообозначение микрополе и не с доминантой удовлетворяет серый. Хотя основным данное требованиям, предъявляемым к доминантным лексемам («Серый – цвет, получающийся при смешении черного с белым, цвет пепла»), вокруг него группируется ряд синонимов, составляющих микрополе с доминантой серый (серый – мышиный, жемчужный, грязно-белый, пепельный, мраморный, бежевый, серебристый, слоновой кости, стальной). Нами также выделено микрополе коричневый. Эта колорема обладает всеми релевантными признаками доминантных лексем. Слова-ассоциаты, сравнения значительно пополняют словарь цветообозначений и занимают в нем место периферии. Помимо результатов лингвистического эксперимента, в представленные лексико-семантические поля входят слова-цветообозначения из 17-томного словаря современного русского литературного языка (в нем – 170 слов, обозначающих цвета и их оттенки). Лексико-семантическое поле с доминантой красный делится на четыре микрополя. Микрополе № 1 – ярко-красный оттенок: пурпурный, амарантовый, пунцовый, ярко-красный, брусничный, кумачовый, багряный, коралловый, томатный, насыщенный красный, маджента, рябиновый, помидорный, кровавый, алый, рдяный, маковый. Микрополе № 2 – темнокрасный: бордовый, вишневый, рубиновый, малиновый, свекольный, багровый, гранатовый, клюквенный, мясной. Микрополе № 3 – розовый: клубничный, поросячий, светло-розовый, розоватый, грязно-розовый, румяный, пенковый, бледно-малиновый. Микрополе № 4 – периферия: винный, страстный, 176 компотный, йогуртовый, пастельный, цвет пудры, чесночный, каприз, красный, как кирпич, как арбуз, как перец, как вымпел, как рак, как фломастер, как закат, как трамвай, как светофор, как шарик, как революция, как румянец, как яблоко, как лето, как губы, как вино, как клюква, как рожа. Исследование данных эксперимента выявило и иные ассоциации, которые дали информанты, характеризуя розовый цвет: радостный, живой, спокойный. Количество лексем в микрополе № 4 позволяет говорить о существовании обширного ассоциативного массива в лексико-семантическом поле «красный». При этом, анализируя ассоциации, мы можем сделать вывод, что они отражают национально-специфические отношения русских информантов к красному цвету и его оттенкам (например, революция, шар – эти ассоциации демонстрациях, объясняются лето – частое воспоминаниями употребление в о первомайских поэзии и сказках словосочетания лето красное и т. д.). Обращаясь к физике, отметим, что длина волны красного цвета – самая большая, поэтому его влияние и количество цветообозначений оттенков красного – максимальное. Лексико-семантическое поле с доминантой оранжевый включает в себя два микрополя. Микрополе № 1 – оттенки оранжевого цвета и названия общеизвестных оранжевый: реалий, охра, которые верблюжий, имеют цветовую морковный, характеристику грейпфрутовый, темно- оранжевый, цвет хурмы, абрикосовый, светло-оранжевый, персиковый, апельсиновый, рыжий, мандариновый, ярко-оранжевый, каштаново- оранжевый, шафрановый, огненный, манговый. Микрополе № 2 – периферия, слова-ассоциации: осенний, цвет луковой кожуры, черешневый, светлокоричневый, коричнево-розовый, улыбчивый, ржавчина. 177 старость, солнечный, Лексико-семантическое поле с доминантой желтый включает три микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие ярко-желтый цвет: золотистый, золотой, темно-желтый, медовый, цвет растительного масла, канареечный, лимонный, цвет подсолнуха, цвет желтка, цыплячий, янтарный, медовый, медный, ромашка. Микрополе № 2 – лексемы, обозначающие бледно-желтый цвет: светло-желтый, палевый (соломенножелтый), восковой, персиковый, соломенный, пшеничный, песочный, костяной, льняной, бежевый, кремовый. Микрополе № 3 – периферия, словаассоциации: солнечный, тошнота, пожолклый, приторный, жаркий, желчь, ракушковый, ржаной, русый, серный, кислотный. В представленном лексико-семантическом поле «желтый» стоит отметить оценочную семантику ассоциаций. Наличие ассоциаций с явной отрицательной оценкой тошнота, приторный, желчь и с очевидной положительной оценкой солнечный, ракушковый говорит об активном участии русскоязычных информантов в производстве эмотивных, оценочных высказываний. Лексико-семантическое поле с доминантой зеленый включает четыре микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие насыщенный зеленый цвет: ярко-зеленый, насыщенный зеленый, темно-зеленый, густо-зеленый, изумрудный, оливковый, мятный, травяной, малахитовый. Микрополе № 2 – лексемы, обозначающие светло-зеленый оттенок: светло-зеленый, гороховый, капустный, салатный, бирюзовый, бутылочный, нефритовый, аквамариновый. Микрополе № 3 – лексемы, обозначающие оттенки зеленого цвета, смешанные с другими цветами: купоросный, болотный, хаки, фисташковый, защитный, грязно-зеленый, зелено-желтый. Микрополе № 4 – периферия дальняя: цвет листвы, травы, газона, огуречный, мшистый, еловый, цвет зеленки, цвет табака, цвет водорослей, цвет камуфляжа, цвет военной техники, шинельный, военный, бурый, зеленый, как луг, как крокодил, как холм, как лук, как светофор, как попугай, как май, как шум, как хрен, амулет, драп, серо-коричневый, шифер, гнилой. 178 Лексико-семантическое поле «зеленый» в нашем эксперименте имеет наибольшее разнообразие ассоциаций и слов-цветообозначений. Это вызвано тем, что в данной области спектра глаз различает наибольшее количество оттенков, вместе с тем в природе богаче всего представлен именно этот цвет. С точки зрения физики таковы еще желтый и красный цвета. Лексико-семантическое поле с доминантой голубой включает два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие голубой цвет и его оттенки: бледно-синий, светло-голубой, темно-голубой, лазурный, фиалковый, лазоревый, бирюзовый, ярко-голубой, васильковый, лавандовый, аквамариновый. Микрополе № 2 – слова-ассоциации: небесный, цвет волны, цвет весны, атмосферный, ультрамарин, кафель, шар, бантик, вагон, вальс, мотылек, горизонт, небоскреб, морской, пришелец, туман, холодно, вечно, вдали, родник, платок, прозрачный. Лексико-семантическое поле с доминантой синий включает два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие синий цвет и его оттенки: насыщенный синий, ультрамариновый, чернильный, муряновый, фиалковый, черничный, индиго, сливовый, черничный. Микрополе № 2 – слова-ассоциации: цвет синей ручки, цвет пасты, цвет ночи, речной, медузовый, цвет синьки, глубинный, космический, синий туман, чулок, стержень, букварь, озеро, иней. Лексико-семантическое поле с доминантой фиолетовый имеет три микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие фиолетовый цвет и его оттенки: фуксия, темно-сиреневый, сиреневый, бледно-сливовый, виноградный, малиново-фиолетовый, баклажановый, фиалковый, лиловый, розово-сиреневый, черничный, ежевичный, светло-сиреневый, бледно- фиолетовый, фиолетовый с серым, бледно-малиновый. Микрополе № 2 – слова-ассоциации: цвет тутовника, лесные ягоды, цвет фингала, цвет ириса, светлая сирень (Краснодарский край), пастельный, цвет пудры. Микрополе № 3 – периферия, неожиданные характеристики: вычурный. 179 Лексико-семантическое поле с доминантой серый имеет два микрополя. Микрополе № 1 – слова, характеризующие серый цвет и его оттенки: мышиный, жемчужный, грязно-белый, свинцовый, прозрачный, пепельный, мраморный, бежевый, сизый, серебристый, слоновой кости, стальной. Микрополе № 2 – слова-ассоциации: сливочный, пасмурное небо, грязный снег, цвет побелки, асфальт, металлик, земляная пыль, валенковый, пергаментный, прозрачный, каменный, пыльный, волк, бетон, заяц, пигмент, мозг, обычный, будни, дырявый, тротуар, штатский, шоссе, стальной, здание, пыль, лед, сарай, очерк. Лексико-семантическое поле с доминантой белый имеет два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие белый цвет и его оттенки: белоснежный, жемчужный, опаловый (жемчужно-белый), перламутровый, молочный. Микрополе № 2 – лексемы-ассоциации: бледнорозовый, телесный, кремовый, пшеничный, бежево-желтый, цвет ряженки, какао, цвет НПИ, топленое молоко, бриллиант, сливки, мыльный, мел, пароход, парус, гриб, медведь, потолок, кафель, пудель, Бим, рояль, медузовый. Лексико-семантическое поле с доминантой коричневый имеет два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие темно-коричневый цвет: ореховый, терракотовый, каштановый, табачный, сургучный, картофельный, кофейный, шоколадный, земельный, карий, бурый, каурый, караковый. Микрополе № 2 – лексемы, обозначающие светло-коричневый цвет: телесный, цвет луковой кожуры, бронзовый. Примечательно, что микрополе «коричневый» – самое малочисленное среди других микрополей (16 лексем). В связи с этим отметим, что коричневый цвет – род визуального смешения желтого и черного или желтого и черного с примесью красного, т. е. в действительности смесь оранжевого и черного [Вежбицкая]. Нами замечена неоднородность спектра «коричневый». Но если говорить о выделении «естественного прототипа из окружающей среды» и обратиться к результатам эксперимента, можно 180 сделать вывод, что коричневый воспринимается информантами как цвет ореха, темно-коричневый – как цвет шоколада. Лексико-семантическое поле с доминантой черный имеет два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, близкие по значению к лексеме черный: антрацитовый, угольный, темно-серый, бледно-черный (графит), серо-черный, мокрый асфальт, аспидный, цвет вороньего крыла, агатовый. Микрополе № 2 – слова-ассоциации, а также окказиональные цветообозначения: ночь, землистый, угольный, чернозем, квадрат Малевича, илистый, цвет сажи, мглы, угольные таблетки, ворон, кофе, рояль, цилиндр, пояс, чертенок, юмор, гроб, крот, кот, зло. Переходя к более общим выводам, укажем, что лексико-семантическое поле «цвет» в русском языке включает 380 цветообозначений. Оно состоит из 28 микрополей и имеет свои яркие индивидуальные особенности. Это обусловлено участвующих неповторимостью в видения лингвистическом некоторых эксперименте. информантов, Анализируя лингвокультурную специфику, отметим, что лексико-семантическое поле «цвет» пополнено новыми словами-ассоциатами. В составе цветообозначений русского и английского языков национальное заключается в наличии в русском языке цветообозначений, не имеющих аналога в английском языке: картофельный, компотный, чесночный, ракушковый, еловый, шинельный, валенковый, мыльный, кислотный, космический, старость, гламур, страсть, квадрат Малевича, угольные таблетки, цвет краски пола, цвет гелевой ручки, тошнота, ржавчина, медузовый, каприз, атмосферный, пергаментный, пенковый, мыльный, гусеничный, мясной. Идея построения полей с помощью проецирования лексем лингвометрологической шкалы и данных лингвистического эксперимента на данные традиционных толковых словарей дала основание для нового структурирования поля «цвет». Область периферии значительно пополнена новой организацией синонимических 181 рядов, стилистическими и окказиональными синонимами. В этом проявляется этноспецифика системных связей. Подобного рода исследования лексико-семантического поля «цвет» дают возможность определить расхождения в ассоциативных рядах информантов и толкованиях денотативных значений в словарях. Приведем примеры денотативных значений по данным толковых словарей [Ожегов, Шведова]: • Белый – цвет снега или мела. • Черный – цвет сажи, угля. • Желтый – цвет яичного желтка. • Красный – цвет крови, спелых ягод земляники, ярко-красного мака. • Синий – имеющий окраску одного из основных цветов спектра, среднего между фиолетовым и зеленым. • Коричневый – буро-желтый, цвет жареного кофе, спелого желудя. • Зеленый – цвет травы, листвы. • Фиолетовый – цвет фиалки или темных соцветий сирени. • Оранжевый – густо-желтый с красноватым оттенком, цвет апельсина. • Розовый – белый с красноватым оттенком, цвет недозрелой мякоти арбуза, цветков яблони. • Голубой – светло-синий, цвет незабудки. • Серый – цвет дыма или пепла. Обработка данных лингвистического эксперимента, занесенных на лингво-метрологическую шкалу и отмеченных в протоколах, позволяет подругому представить зафиксированные эталоны цвета: • Белый – цвет молока. • Черный – цвет угля, ночи. • Желтый – цвет лимона, подсолнуха. • Красный – цвет крови, томата. • Синий – цвет моря, сливы. 182 • Голубой – цвет неба, василька. • Коричневый – цвет ореха. • Зеленый – цвет изумруда, травы. • Фиолетовый – темно-сиреневый. • Оранжевый – цвет апельсина. • Розовый темный – цвет малины. • Серый – цвет валенок, асфальта. Результаты количеством лингвистического информантов (100 эксперимента, человек), данные большим проанализированы и объективированы, поэтому имеют право рассматриваться как более точные. Лексемы-ассоциации и сравнения, полученные в результате эксперимента, расширяют лексико-семантическое поле «цвет», точнее представляют прототипические референты. При классификации по второму принципу – от денотата к лексеме – мы также исследовали большую часть лексического состава языка, не принадлежащую к группе «основных» цветонаименований (например, бурый, шинельный, пепельный, алый, малиновый и т. д.). На наш взгляд, степень адекватности языковой картины можно описать только с привлечением всей активной лексики цветообозначений. Что касается англичан, 100 человек представили 261 цветообозначение. Лексико-семантическое поле с доминантой blue (синий) имеет три микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие темные оттенки синего: Oxford blue (цвет синей одежды в Оксфорде), navy blue (темносиний), indigo (индиго), royal blue (яркий оттенок синего), medium blue (умеренный синий), blue (синий), cobalt (цвет кобальта), state blue (торжественный синий). Микрополе № 2 – лексемы, характеризующие светлые оттенки синего цвета: сyan blue (циан), blue sky (цвет синего неба), light blue (светло-синий), cornflower blue (васильковый), turquoise (бирюзовый), azure (лазурный), smoky-blue (дымчатый). Микрополе № 3 – лексемы-ассоциации: sea, bruised (цвет 183 синяка), aquamarine (цвет аквамарина), plum (сливовый), Sistine (синий), baby blue (детский голубой), neutral (нейтральный), watery (водянистый), petunia (петуния), peacock (павлин), lavander (цвет лаванды), robbins blue (цвет малиновки), dark orchid (цвет темной орхидеи). Лексико-семантическое поле с доминантой yellow (желтый) включает три микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие темно-желтый цвет: dark yellow (темно-желтый), daffodil yellow (цвет одуванчика желтого), bronze (бронзовый). Микрополе № 2 – лексемы, обозначающие светложелтый цвет: lemon yellow (лимонный), light yellow (светло-желтый), citron (лимонный), gold (золотой), golden (золотой, золотистый), jonquil yellow (бледно-желтый, палевый), sandy (песочный), light gold yellow (светлозолотой), carnation yellow (телесный), honey (медовый), amber (янтарный), wheat (пшеничный). Микрополе № 3 – лексемы-ассоциации: marigold (цвет цветка ноготка), eggshell (цвет яичной скорлупы), mimosa (цвет мимозы), like molted gold (бледно-желтое золото), banana (банановый), gold-leaf (цвет осеннего золотого листа), coru gold (сверкающий золотой), straw (цвет соломы), rye (ржаной), sunny (солнечный), canary (канареечный), maize yellow (цвет желтой кукурузы), mellow-gold (цвет золотого спелого фрукта), primrose (первоцвет), cream (кремовый), Isabella (желтый), wax (цвет воска). Лексико-семантическое поле с доминантой red (красный) включает четыре микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие оттенки розового цвета: rosy (розовый), light pink (светло-розовый), granite rose (гранитный розовый), pearl (жемчужный), soft pink (мягкий розовый), Persian pink (розовый персидский), mistry rose (мутно-розовый), electric pink (электрический розовый), peach (персиковый), deep pink (насыщенный розовый), hot rose (горячий розовый), cherry (черешневый), bubble gum pink (розовый цвет жевательной резинки). Микрополе № 2 – лексемы, обозначающие темные оттенки красного: bordeaux (бордовый), magenta (маджента), tomato (томатный), шелковицы, багровый, wine темно-красный), 184 (винный), claret mulberry (цвет red бордо), (цвет garnet (гранатовый), beetroot (свекольный), crimson (малиновый, темно-красный), crimson pink (малиновый), mahagony (цвет красного дерева), red violet (красно-фиолетовый), gules (красный в геральдике), purplish-red (фиолетовокрасный), raspberry red (малиновый). Микрополе № 3 – лексемы, обозначающие яркие оттенки красного: bright red (ярко-красный), cardinal red (ярко-красный), Indian red (индийский красный), coral (коралловый), cerise, cherry-coloured (вишневый), amaranth (пурпурный), scarlet (алый), blood (цвет крови), mauve (розовато-лиловый), peony red (цвет красного пиона), liver-coloured, ruby (рубиновый), rubicund (румяный), gules (красный), cardinal (ярко-красный), poppy (маковый), framboyant (ярко-красный). Микрополе № 4 – лексемы, представляющие собой сравнительные конструкции: pimento red (цвет красного стручкового перца), powder pink (цвет розовой пудры), reddish (цвет редиса), mallow pink (цвет мальвы), red as a lobster (красный, как рак), peach (персиковый), robins egg (цвет яиц малиновки). Лексико-семантическое поле с доминантой orange (оранжевый) имеет два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие оранжевый цвет и его оттенки, названия известных реалий, имеющих цветовую характеристику оранжевый: orange (оранжевый), red-orange (оранжевый с красным оттенком), ginger pumpking (тыквенный), apricot (абрикосовый), camel (верблюжий), orange-red (оранжево-красный), sunny (солнечный), brass orange (медный), carroty (морковный), ochre (цвет охры), ginger (рыжеватый). Микрополе № 2 – слова-ассоциаты, имеющие низкую частоту употребления: sorrel (гнедой), cadmium orange (оранжевый, цвет кадмия), mandarin (мандариновый), grapefruit (цвет грейпфрута), acorn (желудевый), fiery (пламенный), marmalade (мармеладный), saffron (шафрановый), autumn (медный), acorn (цвет желудя), melon (цвет дыни), color of rowan tree (цвет рябины), testaceous, brick (кирпичный). Лексико-семантическое поле с доминантой violet (фиолетовый) имеет два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие фиолетовый цвет 185 и его оттенки: violet (фиолетовый), eggplant, aubergine (цвет баклажана), pale lavender (бледно-лавандовый), fuchsia (фуксия), lilac (лиловый), light purple (светло-фиолетовый), murrey (багрово-фиолетовый), lavender (лавандовый), ink (чернильный), orchid (цвет орхидеи). Микрополе № 2 – слова, находящиеся на периферии в связи с редкими случаями употребления: purple (пурпурный, багровый), amethyst (цвет аметиста), sapphire (цвет сапфира), burgundy (цвет красного бургундского вина), claret (цвет бордо). Лексико-семантическое поле с доминантой green (зеленый) включает четыре микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие насыщенный зеленый цвет: lime green (цвет зеленого лайма), lawn green (цвет зеленого газона), emerald green (изумрудный), grass green (цвет травы), vivid green (яркий зеленый), the colour of avocado (цвет авокадо), riffle green (зеленый). Микрополе № 2 – лексемы, обозначающие светло-зеленый оттенок: light green (светло-зеленый), mint green (мятный зеленый), pale-green (бледнозеленый), serpentive, griseo viridis (зелено-салатовый), watery (водянистый). Микрополе № 3 – лексемы, обозначающие оттенки зеленого цвета, смешанные с другими цветами: mustard (горчичный), the colour of olive (оливковый), dark olive green (цвет темно-зеленой оливки), khaki (хаки), dark green (темно-зеленый). Микрополе № 4 – периферия дальняя: dark sea green (цвет темно-зеленого моря), medium sping green (умеренный зеленый, цвет весны), mint (мятный), the colour of pea green (цвет зеленого горошка), ugly green (безобразный зеленый), Lincoln green (зеленый). Лексико-семантическое поле с доминантой black (черный) включает два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие черный цвет и его оттенки: black (черный), coal black (угольный черный), black currаnt (смородиновый черный), jet blade (черный, как смоль), blackened (черный), damson (цвет черной сливы). Микрополе № 2 – лексемы-сравнения: as black as almond branches (черный, как ветки миндаля), as black as tinder (черный, как сухое гнилое дерево), as black as two prunes in a dish of cream (черный, как сливы на блюде с кремом), as black as mourning wreath (черный, как 186 кольцо дыма), blackout (затемненный), ebony (черный, как смоль), pitchyblack (черный, как смоль), soot-blackened (черный, как сажа). Лексико-семантическое поле с доминантой grey (серый) имеет два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие серый цвет и его оттенки: grey (серый), dark grey (темно-серый), deep grey (темно-серый), cold grey (холодный серый), grizzled (седой), marble grey (мраморный серый), cinereous ashen (пепельный), the colour of ash (пепельный), silver (серебристый), slate (серо-голубой). Микрополе № 2 – слова-сравнения: the colour of gunmetal (цвет оружия), the colour of overcast sky (цвет пасмурного неба), iron grey (цвет серого железа), pavement (цвет асфальта), steel grey (стальной), mouse grey (мышиный серый). Лексико-семантическое поле с доминантой white (белый) имеет два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие белый цвет и его оттенки: white (белый), body-colour (телесный), chalky (цвет мела), cream (кремовый), bone (цвет кости), pearl (жемчужный), beige (бежевый), ivory black (цвет слоновой кости), milky-white (молочный), snowy white (цвет белого снега), wedgwood (цвет фарфора). Микрополе № 2 – неожиданные реакции, слова-ассоциаты: ash-blond (пепельный блондин), neutral (нейтральный), hoary, grizzled (седой), albino (альбинос), cotton white (цвет белого хлопка), white as icebergs (белый, как айсберг). Лексико-семантическое поле с доминантой brown (коричневый) включает три микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, обозначающие темнокоричневый цвет: tan (цвет загара), brick (кирпичный), walnut (цвет грецкого ореха), chocolate brown (шоколадный коричневый), coffe (кофейный), maroon, chestnut (каштановый), auburn (каштановый, темно-рыжий), russet (краснокоричневый), terracotta коричневый), fallow (терракотовый), (коричневато-желтый), rufous, tobacco puce (красновато- (табачный), rust (ржавый), dun (серовато-коричневый), brown burnt (горелый), tawny (цвет дубленой кожи), sunburnt (цвет загара). Микрополе № 2 – лексемы, обозначающие светло-коричневый цвет: light brown (светло-коричневый), 187 sandy brown (песочный коричневый), сinnamom (светло-коричневый), pistache (фисташковый), fawn (желтовато-коричневый), the colour of cаcao (цвет какао), caramel (карамельный). Микрополе № 3 – неожиданные реакции: african brown (коричневый африканский), buff-coloured (буйволовый), medium brown (средний коричневый), ginger (цвет имбиря), bay (гнедой), seal-brown (цвет сургуча), spit brew (цвет пива), craggy brown (цвет скал), iodine-coloured (цвет йода). Переходя к выводам, отметим, что синонимический ряд цветообозначений и лексем, объединенных семой «цвет», в английском языке передает оттенки так же подробно, как и в русском. Эта черта является универсальной. Но в некоторых случаях, например в лексико-семантической группе «brown», добавлено микрополе «лексемы – неожиданные реакции». В русском языке такое микрополе отсутствует. Микрополя ассоциаций, входящих в лексико-семантические поля «белый» и «серый», богаче в русском языке, чем в английском. Лексико-семантическая группа «коричневый» в английском языке содержит большее количество лексем (35), чем в русском (16). При этом заметно обилие у англичан неожиданных ассоциаций в этой группе. Ряды оттенков английского языка представлены в значительной степени сложными (в них использованы слова, уточняющие интенсивность окраски: pale green, light brown) и двусоставными цветообозначениями, выражающими оттенки через основные цвета (оттеночное слово плюс цветообозначение: milky-white, purplish-red, pitchy-black). Особые черты английского языка по сравнению с русским следующие. В группе простых производных цветообозначений значение цвета нередко является первичным. В русском языке первичным является относительное, например: вишневый, морковный; cherry, carroty). В русском языке мы наблюдаем прилагательные-цветообозначения, образованные как от заимствованных, так и от исконно русских существительных (молочный, брусничный, малиновый). В английском 188 большинство прилагательных образовано от заимствованных существительных (cerise, olive, violet). Это также влияет на характер системных связей [230, с. 20]. Отметим, что в английском языке существуют простые цветообозначения, используемые лишь в сочетании с определенными предметами. Ряд цветообозначений, таких как grizzled (седой), chestnut (каштанового цвета, гнедой), ruddy (румяный), rubicund (румяный), bay (гнедой), gules (красный в геральдике) и т. д., употребляются в строго ограниченных контекстах, связанных с описанием кожи, цвета волос, глаз, масти лошади, геральдики. В русском языке можно наблюдать такие примеры, как русый, карий и т. д. Это также является универсальной чертой. Известен факт, что языки различаются тем, как в них осуществляется разграничение разных семантических сфер, а также по тому, сколькими и какими способами делят они это пространство на категории. Проиллюстрируем сказанное примером: один и тот же цветовой оттенок называется light green в общеупотребительном английском языке; mint green – в языке торговой рекламы; serpentive – в обиходе у портныхмодельеров; griseo viridis – в специальной биологической литературе. Оттенок, обозначаемый в английском языке, может не иметь лексического выражения в русском. Например, русским цветообозначениям бурый, карий, коричневый в английском контексте может соответствовать brown. Как видно из микрополя «оранжевый», цветообозначений, передающих однородный оранжевый тон, мало. Это позволяет сделать вывод, что денотативное пространство прилагательного orange является в большей степени переходным от красного к желтому тону, так как его собственный удельный вес оказывается недостаточным для статуса базового прилагательного, к которым его традиционно причисляют. Общее количество единиц, входящих в микрополе «violet» – 16 лексем. Из них 13 – однородные оттенки фиолетового цвета. 189 Микрополе «green» в основном представлено сложными единицами, вторым элементом которых является само слово green. Общий корпус единиц, представляющих это поле, – 24 лексемы. Стоит обратить внимание на группу цветовых слов, которые могут относиться как к простым, так и к сложным цветообозначениям (neutral, bruised, watery, lawny). Это объясняется тем, что поле цветонаименований пополняется благодаря словам, не имеющим прямого цветового значения. Сочетаясь определенным образом со словами цветовой семантики либо благодаря контекстуальной расшифровке, нецветовые слова могут передать цветовое значение. При исследовании цветообозначений в русском и английском языках становится очевидной универсальная черта – многообразие и однотипность способов передачи оттенков. Бледно-голубой, ярко-зеленый, pale blue, vivid green и др. представлены сложными цветообозначениями, которые более точно характеризуют интенсивность окраски. К ним также относятся двусоставные цветообозначения: желтовато-коричневый, красновато- бурый, greenish yellow, grayish blue и др. Сравнительные обороты – это тоже универсальная особенность цветообозначений английского и русского языков (красный, как рак, red as a lobster). К сложным оттеночным цветообозначениям также относятся словосочетания типа цвет морской волны в русском языке и используемая в английском языке конструкция the colour of smth. В эксперименте словосочетание the colour of smth служит моделью для авторских новообразований испытуемых. Сравнительные обороты также являются универсальной чертой передачи цвета: красный, как рак, черный, как смоль, red as a lobster и т. п. Национальные особенности в составе цветообозначений русского и английского языков можно объяснить и присутствием в английском языке нескольких типов цветообозначений, которые не имеют аналогов в русском. Например, благодаря воздействию экстралингвистических факторов в 190 английском языке возникли такие цветообозначения, как Oxford blue, Cambridge blue, Irish green и т. п. С точки зрения состава и продуктивности интересно сочетание существительного, обозначающего окрашенный предмет – эталон цвета, с одним из прилагательных ядра лексико-семантического поля: seal-brown, grass-green, snow-white и т. п. Цепочка сложных цветообозначений представлена в английском языке такими образованиями, как cherry-coloured, liver-coloured и т. д. Универсальным признаком системы цветообозначений в русском и английском языках является наличие однотипных связей внутри общей системы «цвет» и внутри каждой системы в отдельности [230, с. 20]. И в русском, и в английском языках наиболее сильные связи обнаружены в составе микросистем. Центральное слово, например: синий в русском языке и blue в английском языке, – выражающее общее нейтральное обозначение цвета, содержит в своем «подчинении» синонимический ряд цветообозначений: – синий – чернильный, муряновый, фиалковый, черничный, индиго, сливовый, цвет синей ручки, цвет пасты, цвет ночи, речной, медузовый, цвет синьки, глубинный, космический, синий туман, чулок, стержень, букварь, озеро, иней и т. п.; – blue – сyan blue (синий циан), Oxford blue (цвет синей одежды в Оксфорде), blue sky (цвет синего неба), navy blue (темно-синий), aquamarine (цвет аквамарина), indigo (индиго), royal blue (яркий оттенок синего), medium blue (умеренный синий), blue (синий), cobalt (цвет кобальта), state blue (торжественный синий), bruised (цвет синяка), plum (сливовый) и т. п. Между центральным словом и соподчиненными членами наблюдаются сильные и слабые связи – в зависимости от стилистической маркированности, узкой сочетаемости, первичности цветового значения и т. д. 191 Однако лексико-семантическая группа «blue» в английском языке охватывает и оттенки синего цвета, и оттенки голубого цвета. В русском языке мы наблюдаем лексико-семантическую группу «голубой» и лексикосемантическую группу «синий». Универсальным признаком мы считаем многообразие и однотипность способов передачи цветов и их оттенков. Оттеночные цветообозначения могут быть: вторичной номинации (сиреневый, молочный…; lilac, milky…); без ясно прослеживаемой этимологии (алый, бурый…; crimson, pink…); с ограниченными сочетательными связями (русый, карий…; chestnut, bay…); заимствованными (индиго…; burgundy), терминологическими единицами (кобальтовый, ультрамарин…; indigo…). Что касается ядерных лексем, в английском и русском языках они универсальны. Исключением являются ядерные лексемы синий и голубой. В английском языке им соответствует лексема blue. Логично отметить, что исследование результатов лингвистического эксперимента предпочтений способствовало определенных решению цветов, проблемы, которые диктуются касающейся культурно- историческими традициями. Восприятие цвета у каждого народа имеет специфические черты. Это относится как к самой системе восприятия, так и к системе цветообозначения. Подчеркнем, что представленная система английских цветообозначений строится с учетом данных лингвометрологической шкалы цвета. Это позволяет определить этноспецифику мышления, посмотреть сквозь «призму, через которую человек определенной национальности смотрит на мир» [339, с. 208]. Что касается французов, 100 человек употребили 245 цветообозначений. Они представлены следующими лексико-семантическими полями. Лексико-семантическое поле с доминантой blanc (белый) включает два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие белый цвет и его оттенки: blanc (белый), blanc neige (цвет белого снега), craie (цвет мела), 192 blanc vif (яркий белый), lateux (молочный), ecru (неокрашенный), creme amber (кремовый), beige (бежевый), blanc sale (грязно-белый). Микрополе № 2 – слова-ассоциаты: coquille d’oeuf (цвет скорлупы яйца), champagne (цвет шампанского), magnolia (цвет магнолии), laiteux (молочный), blanc comme un cygne (белый, как лунь), blanc lunaire (белый лунный), couleur de lis (цвет постели), blond (блондин), beige tourterelle (цвет бежевой горлицы), ivoire (цвет слоновой кости), nacre (перламутровый). Лексико-семантическое поле с доминантой gris (серый) включает два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие серый цвет и его оттенки: gris (серый), gris nuage (цвет серого неба), gris pale (бледно-серый), gris clair (ярко-серый), gris neuter (нейтральный), gris (серый), gris-de-perle (жемчужный), gris sale (грязно-серый), gris souris (мышиный), gris fonce (темно-серый), gris somber (темно-серый), gris fume (цвет дыма). Микрополе № 2 – слова-ассоциаты: gris ambiance (атмосферный), gris d’acier (стальной), gris decor (серый декор), gris style (серый стильный), gris cendre (цвет пепла), gris boueux (грязный), argent (серебристый), blanc de zinc (цвет цинка), gris de fer (цвет кованой стали), ardoise (аспидного цвета), gris noir (черно-серый). Лексико-семантическое поле с доминантой noir (черный) имеет два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие черный цвет и его оттенки: noir vif (яркий черный), noir profond (черный насыщенный), noir brilliant (черный блестящий), noir (черный). Микрополе № 2 – словасравнения: noir corbeau (цвет вороньего крыла), anthracite (цвет антрацита), noir d’encre (чернильный). Лексико-семантическое поле с доминантой brun (коричневый) имеет три микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие насыщенный коричневый цвет: tabac (табачный), marron fonce (ярко-каштановый), brun fonce (ярко-коричневый), marron (каштановый), chataigne (шатен), terreux (земляной), brun profond (коричневый насыщенный), bai (караковый, гнедой), acajou (цвет красного дерева), brun vif (ярко-коричневый), brun clair (яркокоричневый), marron clair (яркий каштановый), bistre (коричневый). 193 Микрополе № 2 – лексемы, характеризующие светло-коричневый цвет: cacao (цвет какао), noisette (ореховый). Микрополе № 3 – слова-ассоциаты: tete-denegre (цвет головы негра), bois des iles (древесный), rouille (цвет ржавчины), brun Norman (коричневый нормандский), Basane (цвет загара), isabelle (светло-коричневый). Лексико-семантическое поле с доминантой jaune (желтый) включает три микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие ярко-желтый цвет: dore (золотой), jaune d’or (золотой), jaune fonce (ярко-желтый), jaune citron (желтый лимонный), jaune vif (живой желтый). Микрополе № 2 – лексемы, характеризующие светло-желтый цвет: jonquille (светло-желтый), jaune paille (соломенный), ocre (песочный), jaune pale (бледно-желтый). Микрополе № 3 – слова-ассоциаты: jaune canari (желтый канареечный), bamboo (бамбуковый), jaune poussin (цыплячий), jaune serin (канареечный), jaune bouton d’or (цвет золотого бутона), jaune gai (желтый радостный), jaune d’oeuf (яичный), ananas (ананасовый), jaune provencal (цвет провансаль), mandarine (цвет мандарина), pample pousse (грейпфрутовый). Лексико-семантическое поле с доминантой rouge (красный) имеет четыре микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие яркокрасный оттенок: vermeil (ярко-красный, алый), rouge violace (алый), carmine (алый, карминный), vermillion (ярко-красный цвет), ecarlate (пунцовый, алый, ярко-красный), rouge coquelicot (маковый). Микрополе № 2 – лексемы, характеризующие темно-красный оттенок: bordeaux (бордовый), rouge sang (кровавый), vineux (цвет вина), grenat (гранатовый), rubis (рубиновый), incandenscent (пламенный), sang de boeuf (цвет кровяной говядины), pourpre (пурпурный). Микрополе № 3 – лексемы, характеризующие розовый цвет: framboise (малиновый), corail (коралловый), frase ecrase (клубничный), rouge pale (бледно-красный), rose (розовый), vieux rose (старый розовый), rose dur (розовый резкий), rose de siam (сиамский розовый), panthere rose (розовой пантеры), rose vif (розовый живой), rose pastel (пастельный), rose petale (цвет лепестка розы), rose heliotrope (гелиотроп), rose cru (розовый резкий), rose 194 pale (бледно-розовый), rose tender (нежно-розовый), rose clair (яркорозовый), rose delave (полинявший розовый), peche (персиковый). Микрополе № 4 – периферия, слова-ассоциаты, неожиданные сравнения: rouge mercure (ртутный), rose saumon (светло-розовый, лососевый), rouge de cochenille (кошениль), rouge cerise (вишневый), rouge flamant (пламенный), rouge laque (цвет лака), rouge toreador (тореадор), rose deplaisant (неприятный розовый), rose mauve (розово-сиреневый), granit rose (цвет розового гранита), tango (танго), Rose indien (розовый индийский). Лексико-семантическое поле с доминантой violet (фиолетовый) включает два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие фиолетовый цвет и его оттенки: violine (ярко-фиолетовый), aubergine (баклажановый), violace (фиолетовый), violet fonce (ярко-фиолетовый), lilas (сиреневый, лиловый), mauve (сиреневый, мальва), mauve floral (темносиреневый), violet clair (ярко-фиолетовый), fuchsia (фуксия), violet tender (нежный фиолетовый), mauve clair (ярко-фиолетовый). Микрополе № 2 – слова-ассоциаты: indien (индийский), violet gai (веселый фиолетовый), amethyste (цвет аметиста), prune (сливовый). Лексико-семантическое поле с доминантой orange (оранжевый) имеет два микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие оранжевый цвет и его оттенки: rouge brique (кирпичный), roux (рыжий), alezan (рыжий), ton de brique (кирпичный), rouge feu (огненный), mandarine (цвет мандарина), roux carrote (морковный), orange gai (веселый оранжевый), orange clair (ярко-оранжевый), ponceau (пунцовый), rouge orange (красно-оранжевый), orange fonce (ярко-оранжевый), orange cru (резкий оранжевый). Микрополе № 2 – слова-ассоциаты: terre cuite (опаленная земля), cuivre (цвет икры), caramel (карамельный), Clementine (сорт мандарина). Лексико-семантическое поле с доминантой bleu (синий) включает три микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие темные и яркие оттенки синего: saphir (цвет сапфира), bleu encre (чернильный), bleu noir (сине-черный), bleu fonce (ярко-синий), bleu vif (ярко-синий), indigo (синий), 195 bleu clair (ярко-синий). Микрополе № 2 – лексемы, характеризующие светлые оттенки синего: bleu heraldique (синий геральдический), bleu spatial (синий космический), bleu profond (синий насыщенный), bleu orientale (синий восточный), bleu delft, bleuet (голубоватый), bleu pervenche, bleu mauve (бледно-голубой с сиреневым оттенком), turquoise (бирюзовый), bleuatre (голубоватый), bleu pale (бледно-голубой), bleu tender (нежно-голубой), bleu delave (синий полинявший). Микрополе № 3 – слова-ассоциаты: bleu nuit (цвет синей ночи), bleu canard (цвет синего селезня), bleu nocturne (ноктюрн), bleu marine (морской), bleu Hawai (цвет синих Гаваев), bleu roi (синий королевский), bleu piscine (цвет бассейна), d’aigue marine (морская лазурь), bleu ciel (небесный), bleu horizon (цвет синего горизонта), bleu porcelain (цвет голубого фарфора), bleu azure (лазурный), bleu adriatique (синий адриатический), bleu lapis (лазурит), bleu vert (сине-зеленый), outremer (ультрамарин), gem-blue (самоцвет), September blue. Лексико-семантическое поле с доминантой vert (зеленый) имеет четыре микрополя. Микрополе № 1 – лексемы, характеризующие насыщенный зеленый цвет: vert fonce (ярко-зеленый), emeraude (изумрудный), vert malachite (малахитовый), vert mousse (мшистый), tabac, olive (оливковый), fougere (папоротниковый), vert sale (грязно-зеленый). Микрополе № 2 – лексемы, характеризующие светло-зеленый цвет: vert bouteille (зеленый бутылочный), vert jade (цвет нефрита), couleur salade (цвет салата). Микрополе № 3 – лексемы, характеризующие оттенки зеленого цвета, близкие к коричневому: khaki (хаки), vert pistache (фисташковый). Микрополе № 4 – слова-ассоциаты: vert raisin (цвет винограда), vert pomme (цвет зеленого яблока), vert pois (цвет горошка), vert jardin (цвет сада), vert epinard (цвет шпината), vert feuille (цвет листвы), vert de montagne (цвет гор), vert riant (радостный зеленый), vert gazon (цвет газона), vert pop (кислотный), vert vif (живой зеленый), vert amande (цвет миндаля), vert glauque (цвет морской волны), gris vert (серо-зеленый), vert Nil (цвет зеленого Нила), vert bronze (зелено-бронзовый), vert jaune (зелено-желтый). 196 Переходя к результатам наблюдения, касающегося лингвокультурологической специфики цветообозначений, отметим, что чем чище и ярче цвет, тем определеннее, интенсивнее реакции. Сложные, малонасыщенные средне-светлые цвета вызывают относительно слабые, неустойчивые реакции. Исследование и анализ представленных лексико-семантических полей цвета в русском, английском и французском языках позволяют ответить на вопрос, исходит ли психосемантика цвета из гипотезы существования цветовых значений, обладающих определенным постоянством в культурном и географическом аспектах. Результаты наблюдения говорят о ряде несовпадений, межкультурных различий между цветообозначениями разных языков. Так, коричневый цвет у англичан и французов вызвал намного больше вербальных реакций, чем у русских. У русских информантов в лексико-семантическом поле «коричневый» не наблюдается слов-ассоциатов, сравнений, в отличие от англичан и французов. Видимо это связано с тем, что «коричневый – это в основном темно-серовато-оранжевые, темносероватые, черновато-желтые цвета. Но есть также красные, коричневые и оливково-коричневые. Вокруг нас много коричневых. Почва, древесина, кожа, волосы человека содержат в разных пропорциях желтый и красный, так же как и черный и белый» [411, с. 9]. В русском языке обозначены лексико-семантические поля «синий» и «голубой», в английском им соответствует лексико-семантическое поле «blue», во французском – «bleu». В составе цветообозначений русского и французского языков национальные черты заключаются в наличии во французском нескольких типов цветообозначений, не имеющих аналога в русском языке. Влияние экстралингвистических факторов обусловило возникновение во французском языке таких цветообозначений, как bleu roi (синий королевский), bleu canard (цвет синего селезня), bleu heraldique (синий геральдический), Clementine (сорт мандарина), jaune provencal (цвет провансаль). 197 Таким образом, цветообозначения отражают универсальные свойства русского, английского и французского языков (состав слов, системная организация, функциональные качества) и национальную специфику, связанную с особенностями словообразования, сочетательными свойствами, частотностью разных групп цветообозначающей лексики, их стилистическими признаками. Этноспецифика парадигматических связей также проявляется в разном расположении объектов внутри лексико-семантического поля. Например, винный в русском языке занимает периферийное место в ряду цветообозначений красного цвета, wine и vineux находится в центральной части поля. Расхождения в ассоциативных рядах информантов разных национальностей объясняются особенностями условий жизни и культуры испытуемых, спецификой их языка (устойчивое выражение, полисемичное слово и т. д.). Итак, лингвистическая метрология позволила по-новому подойти к процессу классификации цветообозначений. С помощью словаря соответствий номинаций цвета разных языков с объективными показаниями, построенного с помощью лингво-метрологической шкалы, решена одна из важных задач, исследование объективной поставленных корреляции перед языковой действительностью и лингвистической и ментальной достижение метрологией: информации наибольшей с степени адекватности при толковании той или иной лексемы. Этому способствовал репрезентативный эмпирический многоязычный материал, полученный в результате лингвистических экспериментов, а также выборка цветообозначений из толковых словарей. Ниже представлен лексический массив точных вариантов толкования цветообозначений с русского языка на английский и французский. Он позволяет нам приблизиться к ответу на вопрос: какие именно цветообозначения человек – носитель определенного языка способен держать в памяти. Такого рода массив является 198 попыткой эксплицировать информацию, в какой-то степени изменить структуру лексико- семантического поля «цвет», например, добавив в него окказионализмы, синестетические лексемы, сместив слова, находившиеся ранее в зоне ядра, на периферию. • Абрикосовый – цвет абрикоса, желто-красный. Colour of apricot (англ.), d’abricot (франц.). • Агатовый – черный, блестящий. Agate (англ.), d’agate (франц.). • Аквамариновый – зеленовато-голубой. Aquamarine (англ.), d’aiguemarine (франц.). • Алмазный – прозрачный, переливающийся, блестящий. Diamond (англ.), de diamant (франц.). • Алый – ярко-красный. Scarlet (англ.), rouge coquelicot (франц.). • Алюминиевый – имеющий цвет алюминия; серебристо-белый. Aluminium (англ.), d’aluminium (франц.). • Амарантовый – пурпурный. Purple (англ.), d’amarante (франц.). • Аметистовый – темно-фиолетово-синий. Amethyst (англ.), d’amethyste (франц.) • Антрацитовый – черный с блеском. Anthracitic (англ.), d’anthracite (франц.). • Апельсиновый – оранжевый. Orange (англ.), mandarine (франц.) • Аспидный – черно-серый. Slate (англ.), d’ardoise (франц.). • Асфальтовый – цвет темной смолы. Colour of asphalt (англ.), coleur d’asphalte (франц.). • Багровый – густо-красный, пурпурный с фиолетовым оттенком. Murrey (англ.), orange cru (франц.). • Багряный – ярко-красный. Purple (англ.), purpurin (франц.). • Баклажановый – фиолетовый. Aubergine (англ.), d’aubergines (франц.). • Бежевый – цвет топленого молока. Cream (англ.), beige (франц.). • Беловатый – приближающийся цветом к белому. Whitish (англ.), blanchatre (франц.). 199 • Белый – цвет снега, мела. White (англ.), blanche (франц.). • Бесцветный – не имеющий цвета, неокрашенный. Colourless (англ.), incolore (франц.). • Бирюзовый – цвет бирюзы, драгоценного камня голубого или зеленого цвета. Turquoise (англ.), de turquoise (франц.). • Бледный – слабоокрашенный, недостаточно интенсивный. Pale (англ.), pale (франц.). • Блеклый – лишенный яркости окраски, бледный. Faded (англ.), fletri (франц.) • Болотный – напоминающий цвет болота, темно-зеленый с желтоватым отливом. Army green (англ.), vert Nil (франц.). • Бордовый – темно-красный, цвет красного вина. Burgundy (англ.), bordeaux (франц.) • Бронзовый – имеющий цвет бронзы; золотисто-коричневый, золотисто-желтый. Bronze (англ.), de bronze (франц.). • Брусничный – ярко-красный. Red bilberry (англ.), d’airelle rouge (франц.) • Бурый – серо-коричневый. Brown (англ.), brun (франц.). • Бурый (о масти) – темно-коричневый с красноватым отливом. Brown (англ.), brun (франц.). • Бутылочный – темно-зеленый. Colour of bottle (англ.), de bouteille (франц.). • Валенковый – серый. Smoky (англ.), ardoise (франц.). • Васильковый – голубой. Cornflower (англ.), couleur bleuet (франц.). • Верблюжий – серо-желтый. Camel (англ.), de chameau (франц.). • Винный – цвет вина, преимущественно темно-красный. Of wine (англ.), du vin (франц.). • Вишневый – темно-красный. Cerise (англ.), couleur cerise (франц.). • Воронова крыла – черный. Black (англ.), noir corbeau (франц.). • Восковой – желто-серый. Wax (англ.), cireux (франц.). 200 • Гелиотроп – по названию растения, темно-лиловый. Heliotrope (англ.), heliotrope (франц.). • Голубой – светло-синий, небесный. Cyan blue (англ.), bleu clair (франц.). • Горчичный – желтовато-коричневый. Mustard (англ.), de moutarde (франц.). • Гранатовый – пурпурный. Rich (англ.), red grenat (франц.). • Грушевый – зелено-желтый. Pear (англ.), de poirier (франц.). • Дымчатый – светло-серый. Smoky (англ.), ardoise (франц.). • Ежевичный – сине-черный. Colour of blackberry (англ.), d’airelle (франц.). • Желтый – один из основных цветов солнечного спектра, средний между оранжевым и зеленым. Цвет лимона, подсолнуха. Lemon yellow (англ.), jaune citron (франц.). • Желть – желтизна, желтый оттенок. Yellow (англ.), jaune (франц.). • Жемчужный – напоминающий жемчуг, перламутрово-белый. Pearl (англ.), de perles (франц.). • Защитный – цвет хаки. Camouflage green (англ.), khaki (франц.). • Зеленый – один из основных цветов солнечного спектра, находящийся между желтым и голубым. Цвет изумруда, травы. Green (англ.), vert (франц.). • Землистый – серовато-бледный. Earthy (англ.), terreax (франц.). • Золотистый, золотой – блестяще-желтого отлива. Golden (англ.), dore (франц.). • Изабелловый – булано-желтый. Isabella (англ.), isabella (франц.). • Изумрудный – ярко-зеленый. Emerald green (англ.), emeraude (франц.). • Индиговый – сине-фиолетовый. Indigo (англ.), indigo (франц.). • Канареечный – светло-желтый. Colour of canary (англ.), jaune canari (франц.). 201 • Капустный – светло-зеленый. Color of cabbage (англ.), de choux (франц.). • Караковый – темно-гнедой. Bay (англ.), bai brun (франц.). • Карий – темно-коричневый. Hazel (англ.), marоon (франц.). • Каурый – светло-каштановый. Light chestnut (англ.), alezan (франц.). • Каштановый – светло-коричневый. Chestnut (англ.), marоon (франц.). • Кипенно-белый – белоснежный. White as foam (англ.), blanc comme un cygnet, comme neige (франц.). • Кирпичный – желто-красный. Bricky (англ.), ton de brique (франц.). • Клубничный – розово-красный. Colour of strawberry (англ.), de fraise (франц.). • Коралловый – ярко-красный. Coral (англ.), de corail (франц.). • Коричневый – цвета ореха. Brown (англ.), brun (франц.). • Костяной – желто-белый. Colour of bone (англ.), coleur d’os (франц.). • Кофейный – темно-коричневый. Coffee (англ.), cafe (франц.). • Красный – цвет крови. Cardinal red (англ.), rouge (франц.). • Кремовый – светло-желтый. Cream (англ.), creme (франц.). • Кровавый – цвет крови. Bright red (англ.), rouge sang (франц.). • Кукурузный – желтый. Maize (англ.), de mais (франц.). • Кумачовый – ярко-красный. Bright red (англ.), rouge (франц.). • Купоросный – синий или зеленый. Vitriol (англ.), couperose bleu (франц.). • Лавандовый – светло-сиреневый. Lavender (англ.), lavande (франц.). • Лазоревый – светло-синий. Light blue (англ.), bleu azure (франц.). • Лазурный – светло-синий. Light blue (sea) (англ.), bleu azure (франц.). • Лиловый – розовато-голубой, светло-фиолетовый. Mauve (англ.), lilas (франц.). • Лимонный – цвет лимона, ярко-желтый. canary (англ.), jaune pale, ananas (франц.). 202 • Льняной – напоминающий по цвету лен. Flaxen (англ.), filasse (франц.). • Маджента – ярко-красный. Mаgenta (англ.), маgenta (франц.). • Маковый – алый. Poppy (англ.), tout rose (франц.). • Малахитовый – ярко-зеленый. Malachite (англ.), vert malachite (франц.). • Малиновый – темно-красный с фиолетовым оттенком. Crimson (англ.), framboise (франц.). • Медный – красно-желтый. Copper (англ.), de cuivre (франц.). • Медовый – желтый, янтарный. Honey (англ.), de miel (франц.). • Миндальный – розовый. Almond (англ.), d’amandes (франц.). • Морковный – оранжевый. Carrot (англ.), roux carrote (франц.). • Морской волны – лазоревый. Sea foam green, aqua (англ.), turquoise (франц.). • Мраморный – белый, гладкий, холодный. Marble (англ.), de marble (франц.). • Мятный – цвет мяты, зеленый. Emerald green (англ.), vert mousse (франц.). • Небесный – светло-голубой. Sky blue (англ.), blue ciel (франц.). • Нефритовый – зелено-желтый. Nephrite (англ.), nephrite (франц.). • Огненный – ярко-оранжевый. Fiery (англ.), de feu (франц.). • Оловянный – свойственный олову цвет, серебристо-серый. Tin (англ.), d’etain (франц.). • Оранжевый – один из основных цветов солнечного спектра, средний между красным и желтым. Цвет апельсина. Orange, ginger (англ.), orange (франц.). • Ореховый – свойственный ореху цвет, коричневый. Nut (англ.), couleur noisette (франц.). • Палевый – бледно-желтый с розоватым оттенком. Pale yellow (англ.), paille (франц.). 203 • Пегий – пестрый. Skewbald (англ.), pie (франц.). • Пепельный – седовато-серый, дымчатый. Ashy (англ.), cendre (франц.). • Персиковый – желтоватый с розовым оттенком. Peachy (англ.), de peche (франц.). • Песочный – цвет песка. Ochre, mustard (англ.), ocre (франц.). • Померанцевый – оранжево-красный. Wild orange (англ.), d’orange amere (франц.). • Пурпурный – темно-красный. Dark purple (англ.), aubergine (франц.). • Пшеничный – желто-бежевый. Wheat (англ.), de ble (франц.). • Ржавый – красно-бурый. Rusty (англ.), couleur de rouille (франц.). • Ржаной – соломенный, золотисто-желтый. Rye (англ.), de seigle (франц.). • Розовый – бледно-красный. Pink (англ.), rose (франц.). • Рубиновый – красный. Ruby (англ.), de rubis (франц.). • Русый – светло-коричневый с желтоватым оттенком. Chatain clair (франц.), light brown (англ.). • Рыжий – красно-желтый. Red (англ.), roux (франц.). • Рябиновый – оранжево-красный. Color of rowan tree (англ.), de sorbier (франц.). • Салатовый – светло-зеленый. Light green (англ.), salade (франц.). • Сапфировый – напоминающий сапфир. Sapphire (англ.), saphir (франц.). • Сахарный – желто-белый. Colour of sugar (англ.), coleur de sucre (франц.). • Свинцовый – темно-серый. Leaden (англ.), de plombe (франц.). • Серебристый – блестяще-белый. Silver (англ.), argente (франц.). • Серый – цвет, получающийся из смешения черного с белым, цвет валенок, асфальта. Grey (англ.), gris (франц.). • Сивый – серый, сизый. Grey (англ.), gris (франц.). 204 • Сизый – темно-серый с синеватым отливом. Dark bluish grey (англ.), bleuatre (франц.). • Синий – однин из основных цветов солнечного спектра, средний между фиолетовым и зеленым. State blue (англ.), bleu (франц.). • Сиреневый – светло-лиловый. Lavander (англ.), lavande (франц.). • Слоновой кости – бежевый. Colour of ivory (англ.), couleur d’ivoire (франц.). • Смолистый – очень черный. Resinous (англ.), noir comme du jais (франц.). • Смородинный – черный. Colour of currant (англ.), couleur de cassis (франц.). • Снежный – белый. Snowy (англ.), de neige (франц.). • Солнечный – ярко-желтый. Sunny (англ.), de soleil (франц.). • Соломенный – светло-желтый. Straw (англ.), de couleur paille (франц.) • Стальной – светло-серый с серебристым отливом. Steel (англ.), couleur gris d’acier (франц.). • Сургучный – коричневый. Sealing-wax (англ.), de cire a cacheter (франц.). • Табачный – зелено-коричневый. Tobacco (англ.), de tabac (франц.). • Терракотовый – красно-коричневый. Terracotta (англ.), de terre cuite (франц.). • Травяной – зеленый. Emerald green (англ.), vert mousse (франц.). • Тыквенный – желто-оранжевый. Colour of pumpkin (англ.), couleur de courge (франц.). • Угольный – черный. Jet blade (англ.), noir corbeau (франц.). • Ультрамариновый – ярко-синий. Ultramarine (англ.), d’outremer (франц.). • Фарфоровый – бело-розовый. Colour of Сhina (англ.), de porcelain (франц.). • Фиалковый – фиолетовый. Violaceous (англ.), de violette (франц.). 205 • Фисташковый – бледно-зеленый с грязноватым оттенком. Pistachio (англ.), couleur pistache (франц.). • Фиолетовый – синий с красным оттенком. Purple (англ.), violet (франц.). • Фуксия – фиолетово-сине-красный. Fuchsia (англ.), fuchsia (франц.). • Хаки – серовато-зеленый с коричневым оттенком. Khaki (англ.), khaki (франц.). • Чернильный – фиолетовый. Ink (англ.), d’encre (франц.). • Черничный – черно-синий. Colour of bilberry (англ.), couleur d’airelle (франц.). • Шафрановый – желто-оранжевый с коричневым оттенком. Saffron (англ.), au safran (франц.). • Шоколадный – коричневый. Chocolate (англ.), chocolat (франц.). • Электрик – цвет морской волны. Electrician (англ.), electricien (франц.). • Яичный – желтый. Egg (англ.), jaune d’oeuf (франц.). • Янтарный – прозрачно-желтый. Amber (англ.), amber jaune (франц.). Большой интерес с точки зрения особенности толкования, отличия от словарных выделенные объяснений особым представляют способом варианты наложения, номинаций проекции цвета, лингво- метрологической шкалы цвета на лексический массив цветообозначений в словарях. • Бежевый – светло-коричневый с желтым оттенком, цвет топленого молока. Cream (англ.), beige (франц.) • Белый – цвет молока. Chalky white, (англ.), laiteux (франц.). • Валенковый – серый. Smoky (англ.), ardoise (франц.). • Голубой – небесный, светло-синий. Цвет неба, василька. Cyan blue (англ.), blue clair (франц.). • Йогуртовый – светло-розовый. Аналогов в английском и французском нет. • Картофельный – светло-коричневый. Аналогов нет. 206 • Кисельный – светло-розовый. Аналогов нет. • Компотный – светло-розовый. Аналогов нет. • Красный – один из основных цветов радуги, цвета крови и его близких оттенков, цвет томата. Cardinal red (англ.), rouge (франц.). • Кровавый – красный, багровый. Bright red (англ.), rouge sang (франц.). • Лимонный – светло-желтый. Canary, daffodil (англ.), jaune pale, ananas (франц.). • Луковый – желто-коричневый. Аналогов нет. • Молочный – матово-белый. Chalky white (англ.), lateux (франц.). • Мшистый – темно-зеленый. Аналогов нет. • Мыльный – бело-серый. Аналогов нет. • Мышиный – серый. Mouse grey (англ.), gris sombre (франц.). • Мятный – зеленый. Emerald green (англ.), vert mousse (франц.). • Огуречный – зеленый. Аналогов нет. • Охровый – песочный коричневый. Ochre (англ.), ocre (франц.). • Пенковый – светлый розовый. Аналогов нет. • Песочный – темно-желтый. Оchre, mustard (англ.), jaune d’or, ocre (франц.). • Подсолнуховый – желтый. Аналогов нет. • Пожолклый – пожелтевший. Аналогов нет. • Поросячий – розовый. Аналогов нет. • Пунцовый – ярко-красный, маковый. Crimson (англ.), ponceau (франц.). • Пурпурный – ярко-красный с фиолетовым отливом. Dark purple (англ.), aubergine (франц.). • Ракушковый – белый. Аналогов нет. • Рдяный – красный, алый. Glow (англ.), rouge (франц.). • Розовый – светло-алый, бледно-красный, цвет малины (темнорозовый). Buble gum pink (англ.), rose (франц.). • Румяный – красный, ярко-розовый. Rosy (англ.), rose (франц.). 207 • Синий – имеющий окраску одного из основных цветов спектра, средний между голубым и фиолетовым. Цвет моря, сливы. State blue (англ.), blue (франц.). • Сиреневый – светло-фиолетовый. Lilac (англ.), lilas (франц.). • Сливовый – синий. Plum (англ.), prune, bleu fonce (франц.). • Телесный – желтоватый с розовым оттенком. Peach (англ.), peche (франц.). • Цыплячий – ярко-желтый. Light yellow (англ.), jaune poussin (франц.). • Чагравый – темно-пепельный. Аналогов нет. • Червонный – ярко-красный, алый. Red (англ.), rouge (франц.). • Черный – имеющий цвет сажи, угля, самый темный из цветов. Black (англ.), noir profond (франц.). • Чесночный – светлый розовый. Аналогов нет. • Шинельный – цвета хаки. Аналогов нет. Все представленные выше номинации цвета измерены в плане точности цветового обозначения. При этом не только был проведен процесс объективирования с целью уменьшения степени субъективности толкования, но и учтена национальная специфика лексической группы. Факт объективизации, усреднения и обработки всех данных лингвистического эксперимента позволяет утверждать, что трансляцию не следует выполнять исходя из внешнего сходства слов, и даже исходя из толкования в традиционных двуязычных словарях. Нужно основываться на том, как большинство носителей языка оценивает данный цвет. Исследовав лингвометрологическую шкалу цвета и традиционные двуязычные словари (англо-русский и русско-английский словарь В. К. Мюллера, франко-русский и русско-французский словарь К. А. Ганшиной), а также микрополя лексикосемантического поля «цвет», мы заметили ряд несоответствий: предложенные нами варианты эквивалентов на шкале отличаются от вариантов, имеющихся в традиционных двуязычных словарях. Результат построения лингво-метрологической шкалы цвета и лексико-семантического 208 поля «цвет» представлен в виде таблицы, которую мы назвали «Словарем лексических соответствий номинаций цвета в русском, английском и французском языках с объективными показаниями веера Пантона» (составлен с помощью данных лингво-метрологической шкалы цвета) (таблица 2). Таблица 2 – Словарь лексических соответствий номинаций цвета в русском, английском и французском языках с объективными показаниями веера Пантона Русский язык Английский язык Французский язык Красный Cardinal red Rouge Темно-оранжевый Red orange Orange cru Кровавый Bright red Rouge sang Красно-коричневый Marоon, reddish Ton de brique Красно-оранжевый Red orange Roux carrote, orange fonce Песочный Ochre Ocre Желтый Lemon yellow Jaune citron Лимонный Canary Jaune pale, ananas Зеленый (мятный) Emerald green Vert mousse Бирюзовый Turquoise Turquoise Голубой Cyan blue Bleu clair Лазурный Light bluе (sea) Bleu azure Синий State bluе Bleu Темно-синий Navy blue Bleu marine Сине-фиолетовый Indigo Bleu mauve, indigo Пурпурный Dark purple Aubergine Насыщенный синий, сливовый Plum Prune, bleu fonce Темно-сиреневый Violet Mauve floral Лиловый Mauve Lilas Светло-сиреневый Lavender Lavande Розовый Bubble gum pink Rose Насыщенный розовый Hot rose Rose vif Бледно-розовый Light pink Rose saumon Телесный Peach Peche 209 Бордовый Burgundy Bordeaux Болотный Army green Vert Nil Коричнево-зеленый Dark olive green Tabac, olive Темно-зеленый Forest green Vert fonce Угольный черный Jet blade Noir corbeau Дымчатый Smoky Ardoise Грязно-белый Overcast sky Blanc sale Серо-белый Ash grey Blanc comme un cygnet, gris cendre Молочный, белый Chalky white Lateux Бежевый, топленое молоко Cream Beige Проиллюстрируем вывод примером. Чтобы понять, каким цветом для русских людей является цвет lavander (лавандовый), обратимся к шкале и представленному выше словарю: lavender – светло-сиреневый. В толковом французском словаре beige (бежевый) трактуется как brun clair proche du jaune (светло-коричневый, близкий к желтому). Обратимся к шкале и словарю, составленному в результате нашего исследования: beige – бежевый, цвет топленого молока. Интересно наблюдение за лексемой bleu (синий или голубой). В толковом словаре французского языка эта лексема толкуется следующим образом: de la couleur du ciel sans nuages marquee laissee sur la peau par un coup, hematoma (цвета безоблачного неба, синяка на коже). Если обратиться к шкале и нашему словарю, станет понятно, что bleu – синий цвет, bleu clair – голубой. В словаре Вебстера лексема purple толкуется как a colour of a hue between the psychologically primary blue and red, one of the colours commonly called magenta, violet, lilac, mauve (цвет оттенка между синим и красным, называемый часто маджента, фиолетовый, сиреневый, лиловый). Из приведенного толкования видно, что однозначный выбор по данным словаря Вебстера сделать практически невозможно. Опираясь на данные лингвометрологической шкалы, переведем лексему dark purple – пурпурный. 210 Приведем примеры противоречий (использованы материалы толковых словарей Ожегова, Ушакова, Даля, а также академические словари в 4 и 17 томах). Васильковый – светло-синий, ярко-синий, ярко-голубой. Кирпичный – желтовато-красный, коричневато-красный. Гранатовый – ярко-красный (по цвету плода), темно-красный с синеватым отливом (по цвету драгоценного камня). Бежевый – светло-коричневый, светло-коричневый с кремовым оттенком, светло-коричневый с розовато-желтым оттенком, светлокоричневый с желтоватым или сероватым оттенком. Кремовый – светложелтый, белый с желтоватым оттенком, белый с оранжевым оттенком. Число примеров можно было бы продолжить. Обратимся к лингво-метрологической шкале. Васильковый – голубой, кремовый – телесный, бежевый – цвет топленого молока, гранатовый – пурпурный, кирпичный – красно-оранжевый. Таким образом, даже если на шкале нет цветонаименования гранатовый или кремовый, мы можем обратиться к списку соответствий, представленному перед лингво-метрологической шкалой цвета. В нем расположено множество цветонаименований в процентном соотношении с характеристиками информантов. Итак, для того чтобы иметь возможность говорить с окружающими о наших субъективных ощущениях, мы должны уметь переводить их вначале в понятия, которые поддаются передаче другим людям. Словарные статьи часто оказываются неприемлемыми, традиционные словари неудобны в поиске, и лингвисты, поступаясь точностью перевода, передают значение лишь приблизительно. Лингво-метрологическая шкала цвета позволяет избежать неточности при толковании лексемы и способствует лучшему пониманию слов-цветообозначений между разноязычными специалистами. Наш вариант перевода и определения точного значения той или иной лексемы отражает коллективное мнение носителей языка и потому, как нам кажется, имеет больше шансов быть расцененым как точный. 211 Логично в связи с этим вспомнить слова В. Г. Белинского о сущности адекватного перевода, правильного толкования слов: «Близость к подлиннику состоит в передаче не буквы, а духа сознания. Каждый язык имеет свои, одному ему принадлежащие средства, особенности и свойства до такой степени, что для того, чтобы верно передать иной образ или фразу, в переводе их должно совершенно изменить. Соответствующий образ состоит не всегда в видимой соответственности слов: надо, чтобы внутренняя жизнь переводного слова или выражения соответствовала внутренней жизни оригинального» (цит. по: [349, с. 65]). Представленный лексический массив в перспективе – это не просто демонстративный трехъязычный словарь, цель которого – отражение многообразия цветообозначений в русском, английском и французском языках. Он значительно обогащает лексикографию во всех аспектах: антропологическом, лингвокультурологическом, математическом (учтены элементы колористики). Эти наиболее точные соотнесения лексем- цветообозначений, являющиеся результатом массового лингвистического эксперимента с 300 информантами, которые характеризовали цвета из веера Пантона, включающего в себя индексы соотношения оттенков, входящих в один цвет, – это объективные, точные показания. Таким образом, представлены приближенные к наиболее точным соотношения лексем трех языков, определено их место в цветовой парадигме, устранено «наслаивание» смыслов при определении значения слова-цветообозначения. Сопоставление объективных и субъективных шкал цвета, анализ лингво-метрологической шкалы цвета и лексико-семантического поля «цвет» привели нас к еще одному логическому выводу. Цветовое пространство лишено четких границ. Цветонаименования в разных культурах имеют разные специфические ассоциации. Наивная цветовая картина мира заметно отличается от научной цветовой картины мира. Научное мышление дифференцирует цветовой спектр, принимая во внимание его физические свойства [389, с. 134]. Наивное сознание при концептуализации цвета 212 руководствуется практическими критериями. Несовпадение культурных представлений разных народов особенно ярко проявляется в культурных ассоциациях, в цветовой символике. Материалы традиционного словаря не отражают реального семантического наполнения цветового концепта в сознании современного носителя языка. В связи с этим подчеркнем, что данные проведенного нами эксперимента – подспорье для составления ассоциативного словаря цветообозначений. Такой словарь даст картину сочетаемости слов в живой речи носителей русского языка, в нем можно будет наблюдать элементы наивной языковой картины мира русских, англичан и французов, особенности их менталитета и черты национального характера. Словарь поможет проникнуть в социально-историческую память и сознание носителей русского, английского и французского языков и получить ответ на вопрос: как видят и с чем связывают определенный цвет русские, англичане и французы в современном мире? 3.3. Описание эксперимента «Определение вербальной реакции информантов разных национальностей на громкость звука» Для исследования корреляции языковой и ментальной информации с объективной действительностью, а именно лексем-звукообозначений разных языков с точными величинами в децибелах, мы обратились к лингвистическому эксперименту. Цель такого эксперимента заключается в регистрации вербальной реакции испытуемых – носителей русского, английского и французского языков – на предъявление звуков различной громкости и соотнесении этой реакции с объективными характеристиками звука (децибелами). В основе эксперимента находится сочетание традиционного и нового метрологического подхода к анализу лексических единиц. Эффективность такого интегративного подхода очевидна. С его помощью мы получаем оценки акустических величин громкости звучания вербально-речевыми средствами. С другой стороны, это будут языковые 213 оценки громкости, объективированные акустическими измерениями. При этом русский лексикон представлен в соотношении с данными английского и французского языков. Полученная шкала обладает убедительной точностью и позволяет заметить тонкие различия в значениях соотносимых слов трех сопоставляемых языков. Иные методы семантического анализа оставляют эти качества незаметными. В эксперименте было задействовано 300 информантов (100 русских, 100 англичан и 100 французов). Среди информантов – студенты, аспиранты, лаборанты, инженеры, преподаватели. Их возраст – от 18 до 60 лет. Эксперимент проводился по традиционной методике тестирования в компьютерном кабинете Южно-Российского государственного технического университета (Новочеркасского политехнического института), а также в Пятигорском государственном лингвистическом университете, в колледже Лондона (Англия) и в университете Тулона (Франция). Обстановка, валидность и надежность являются главными факторами эксперимента. Что касается надежности, была дана объективная оценка тесту. Определена согласованность показателей, полученных у тех же самых испытуемых при повторном тестировании тем же самым тестом или эквивалентной его формой. Информантам были показаны номинации звука, которые предварительно анализировались экспериментатором и классифицировались по определенным параметрам. Это помогло яснее и правильнее охарактеризовать звук. Информантам (на их родном языке) были даны руководства по поводу: точных указаний относительно использования материала, временных ограничений. Был произведен предварительный показ. К процедурам предварительной подготовки к эксперименту можно отнести принятие специальных мер для предотвращения прерывания эксперимента. Экспериментатор пытался вызвать у испытуемых интерес к тестированию путем объяснения цели эксперимента, его научной необходимости, будущего использования результатов. Оценены 214 технические параметры таких характеристик, как норма, надежность, валидность. Очевидная валидность показывала, насколько по результатам эксперимента можно судить об интересующем нас аспекте. Информанты получили от экспериментатора объективные шкалы громкости звука. На них следовало занести лексические реакции на громкость. Объективная шкала звука в 300 экземплярах была составлена заранее. На ней в порядке возрастания располагались физические величины в децибелах. Каждую величину информант должен был охарактеризовать с помощью лингвистических и паралингвистических средств. В результате получилось 300 шкал: 100 – на русском языке, 100 – на английском языке, 100 – на французском языке. Прибором в эксперименте был представлен генератор сигналов, при помощи которого испытуемые слышали фиксируемый звук. Уровень громкости (от 20 до 90 дБ) контролировался интегрирующим прецизионным шумомером «Robotron 00 026» с микрофоном 1 дюйм. Логично отметить, в связи с чем мы использовали прибор в лингвистическом эксперименте. Известно, что общим для всех методов измерения является представление о человеке-эксперте как о некотором «нетехническом» средстве измерения [150, с. 67]. При этом полагают, что меру соответствующего свойства человек создает в своем воображении. Основываясь на таком методологическом подходе, экспертные оценки показателей качества свойства нередко называют результатом измерения, а саму процедуру оценивания – измерением. Но человек не сохраняет свои способности к оцениванию постоянными. Он учится, набирается опыта, приспосабливается, подвергается внешним влияниям, помнит и забывает. Возникает вопрос: возможно ли измерение «нетехническим» средством? С позиции определения понятия измерений, принятого в метрологии, ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Субъективные оценки – это только результат грубого оценивания, но не измерения. Поэтому в нашем 215 эксперименте помимо субъективных характеристик информантов мы использовали прибор. Далее была проведена обработка данных – того множества лексических характеристик, которые были получены в результате эксперимента. В связи с этим возникла проблема, какие именно звукообозначения из этого множества следует указать на усредненной лингвометрологической шкале звука. Для решения данной проблемы мы обратились к понятию «нечеткого множества» и лингвистической переменной, значения которой – не числа, а слова и предложения естественного и искусственного языков [142]. Опираясь на результаты анализа слов-звукообозначений, мы можем констатировать факт, что большинство характеристик звука не может быть точно описано количественно. Например, звонкий, звучный, пронзительный, очень громкий и т. д. Ссылаясь на теорию нечетких множеств Л. Заде, определим Т как громкость звука. Тогда T равно не слышный + тихий + не очень тихий + … + громкий + очень громкий + шумный… В данном случае лексему громкий мы понимаем как название некоторого нечеткого ограничения на значения базовой переменной. Именно это ограничение считается смыслом лексического значения громкий. Знак «+» объединяет лексемы, когда лингвистическая переменная и числовая переменная громкости звука имеет значения 10, 20, 30, 40, 50 … 90 дБ и является базовой переменной громкости звука. Функция совместимости характеризует нечеткое ограничение на значение базовой переменной. Такого рода функция каждому значению базовой переменной определяет в соответствие число из интервала (0, 1), символизируя совместимость этого значения с нечетким ограничением. Функция совместимости для значения «громкость»: – очень тихо для 25 дБ – 1, для 23 дБ – 0,8, для 20 дБ – 0,6. – хорошо слышно для 65 дБ – 0,6, для 60 дБ – 0,8, для 55 дБ – 0,9, для 50 дБ – 1. 216 – громко для 65 дБ – 0,6, для 70 дБ – 0,8, для 75 дБ – 0,9, для 80 дБ – 1. Функция совместимости определялась не на множестве математически точно определенных объектов, а на множестве обозначенных некими символами впечатлений (в данном случае впечатлений от звука). Исходя из анализа и обработки лексических характеристик разработана методика усреднения результатов. Рассмотрим три способа усреднения. Если более 50% испытуемых характеризовало звук одинаково, например как громко, на шкалу заносим лексическую характеристику громко. Если испытуемые охарактеризовали характеристики принадлежат звук одной по-разному, но лексические лексико-семантической группе (например, звук 80 дБ был охарактеризован как громкий, сильно звучащий, гулкий, звук 20 дБ – чрезвычайно тихий, слабый, тихий, приглушенный, неслышный), распределяем лексемы на шкале в соответствии с функцией совместимости. Например, звук 20 дБ 60% испытуемых охарактеризовало как чрезвычайно тихий, на шкалу заносим чрезвычайно тихий, но отмечаем соотношения: 19 дБ – 30% – тихо, как на экзамене, 21 дБ – 10% – тихо, как в раю, и т. д. Если громкость охарактеризована совершенно по-разному, например громко и тихо, выясняются причины (менталитет, болезнь, психофизическое состояние и т. д.). В нашем эксперименте такой ситуации не наблюдалось. В результате эксперимента получена лингво-метрологическая шкала громкости звука. На шкале наблюдается оппозиция «убывание – норма – нарастание», а также связь субъективного (отношение субъекта к объекту) и объективного (свойства объекта). Лингво-метрологическая шкала не имеет крайней точки, т. е. её положительный полюс беспредельный. На ней находятся положительная, отрицательная и нейтральная зоны (таблица 3). Таблица 3 – Лингво-метрологическая шкала звука Лингвистическая шкала на французском языке Лингвистическая шкала на английском языке Лингвистическая шкала на русском языке 217 Объективная шкала громкости в децибелах ne pas un mot noiseless ни звука silencieux silent безмолвно sourdement mute беззвучный bruissement fall падают листья sans bruit inaudible неслышно doucement very quiet, a quiet sea абсолютно тихий sans faire de bruit maximum quietly предельно тихо dans le calme too quite совсем тихий paix et quietude extremely quiet крайне тихий tranquillite graveyard как на кладбище calme free from passion как в пустыне une nuit silencieuse peaceable как кошка folie douce free from emotion невмоготу тихо une douce melancolie still давит une vie sans alarmes too quietly чересчур тихо un bois silencieux like at night как ночью murmur d’un ruisseau relax гладь paisiblement not in motion как в гробу pacifique in a state of rest ангел пролетел chat! hush как на экзамене tout doucement mild чрезвычайно тихий filer doux heaven как в раю tendre gentle мягкий faiblement quietly неимоверно тихо sans vigueur secrecy как в лесу quiet not sparkling исключительно тихий etat de repos soundless бесшумно insonore too deep to sound удивительно тихо voix blanche tranquil спокойно sourd too calm слишком тихо tres faible calm очень тихо legerement stilly тихо peu de force faintly audible едва слышно bas not windy чертовски слабый pas sonore murmur не звучно solitairement undisturbedly как в склепе demeurer not resonant sound не зычный on entend mal It can't be heard well не очень слышно 218 0 2 Порог слышимости 4 6 8 10 12 Шепот низкой громкости 14 16 18 20 22 23 24 25 26 28 В тихом учреждении en tapinois on the quiet тихомолком silence! silence! тишь! sourdement free from alarm глухой silence de mort not impulsive сдавливает moyennement average sound средний etouffe un bruit not clear приглушенный monotone boring монотонный un peu fort not too loudly не ахти как громко on entend bien it can be heard well хорошо слышный normalement standard нормально harmonieux pleasing to the ear, tuneful благозвучный sonore sonorous полнозвучный son eclatant tuneful отчетливый agreable a l’oreille deep sound мелодичный retentissant chime of bells звучно trop retentissant rich and full in sound весьма звучно timbre resonant les oreilles me tintent ringing of bell 30 35 Тихий разговор 40 норма 50 55 Разговор в доме средней громкости Разговор 60 Шум авто 65 зазвонисто телефон retentir orator’s delivery достаточно звучно les cloches a telephone call колокол etoffee very ringing очень звучно grondant boom, roar of waves гулкий bourdonnement sounds of distant guns гул fort loud громкий oh, hurler buzz of beetle гудящий oh, tumulte humming tone ветер, гудящий roulements du tonnerre stun оглушительный bruit sourd et confus violently aggressive ярый de stentor stentorian зычный bruit din шум vacarme noisy шумный bruit train du diable very noisy очень шумный tam-tam roaring громогласно fracas thunderstruck гром terrible thunder грозный chahut roar of a beast вопль 219 70 В шумном учреждении 75 Улица, шум работающего двигателя 80 82 84 Работа станка grand eclat full sound о! звучно fou anger безумный avec colere cry out крик haut vociferous громкоговоритель crier a tue-tete utter a groan во всю Ивановскую le canon tonne a loud echoing noise громовой 86 crier comme un sourd loud rumbling noise чертовски громкий au plus haut degre force мощный ouragan wild ураган bruyan savage так громко! violent fierce неистовый furieux furious взбешенный aigue as storm пронзительно grand briut to weep loudly одурь percant abrupt резко vigueur threat угроза robuste shout сильный feroce monstrous озверелый le bruit du diable yelp визг cruel bawl cry ор vociferer cry out sharply кричать rage rage бешенство impetueusement shrill cry бурный 88 90 Шум самолета 95 100 Удар грома 110 Болевой 120 порог Переходя от эксперимента к выводам, отметим, что в нашем исследовании звучание рассматривается как синтез вербальных и невербальных звуковых кодов, что позволяет значительно расширить границы познания, связанные с обозначением звука в разных культурах. Следует указать на тот факт, что паралингвистический потенциал звукообозначений больше во французском языке. Несомненно, анализируемые единицы несут определенную смысловую и функциональную нагрузку и постоянно пополняют словарь естественного языка. В результате анализа результатов эксперимента выявлены сознательно вызываемые звуковые эффекты, направленные на достижение какой-либо коммуникативной цели: зевота, вздохи, кашель, плач, смех. Они способны 220 обозначать спонтанные или намеренные проявления различных эмоций, служить сигналами-предупреждениями или для привлечения внимания. Также некоторые из них функционируют как заполнители пауз между репликами говорящего: различные междометия типа уф, брр, hm, tsk, ugh, han, heu, hem. Нами замечено, что некоторые звукообозначения, крепко связанные с языковыми представителями лингвозвукового пространства, обозначают особую манеру говора. На нее влияет как физическое, так и эмоциональное состояние говорящего. Например, английская лексема gasp (v) ‘говорить, издавать членораздельный звук + нечленораздельный звук (рот, горло + резкий вдох)’. Французская лексема soupirer означает ‘говорить, издавать членораздельный звук + звук дыхания’. Русская лексема говорить, шмыгая носом имеет значение ‘издавать членораздельный звук + сопутствующий нечленораздельный звук (нос + резкий вдох)’. Необходимо отметить присутствие на шкале языковых средств категории интенсивности. Самым типичным и наиболее частотным средством выражения общего усиления в эксперименте являются наречия очень и very соответственно в русском и английском языках. Помимо этих наречий испытуемые использовали прилагательные для выражения усиления чертовски, сильный, жестокий, чрезвычайный, безумный, адский и т. д.; extremely, terrible etc. Другим широко используемым способом эмоциональной выразительности являются фразеологизмы и сравнительные обороты: глаза на лоб лезут, тишь да гладь да Божья благодать, ни звука, ни гу-гу, падают листья, могильный, крайне тихо, как на кладбище, как в пустыне, как кошка, заштилело, давит, чересчур тихо, как ночью, как у заводи, как в гробу, ангел пролетел, как на экзамене, как в склепе, как в раю, как в лесу, не ахти как громко и т. д. Опираясь на тот факт, что реакция человека на громкость звука очень индивидуальна и все приводимые численные величины уровня шума являются среднестатистическими, мы учитываем то, что на реакции людей 221 влияют следующие факторы: возраст, пол, род деятельности. На каждом протоколе испытуемые записывали эти показания. Используя метод наблюдения за людьми разного возраста, мы выяснили, что люди 40–50 лет реагируют на громкий звук более болезненно, чем молодые информанты 17–30 лет. Это вызвано тем, что у молодых людей барабанная перепонка туго натянута, а с возрастом она ослабевает [114, с. 67]. Что касается профессии, нами было замечено, что преподаватели воспринимают громкий звук более эмоционально, чем представители остальных профессий (лаборанты, инженеры, студенты). Женщины сочли более неприятными для восприятия в два раза больше звуков, чем мужчины. Помимо обычных социальных характеристик мы также учитывали увлечения информантов, о которых они писали в протоколе. Например, для современного горожанина звук выстрела звучит как распространенное ба-бах. В то время как люди, для которых охота и оружие играют в жизни большую роль, характеризуют эти звуки в зависимости от погодных условий, рельефа местности, скорости стрельбы, вида оружия. Реципиенты, увлечением которых являются музыка и спорт, играющие на музыкальных инструментах, реагируют на шум более спокойно, чем те, у которых хобби – коллекционирование, рыбалка, чтение. Интересно отметить, что там, где представитель одной нации слышит один звукоакустический феномен (образ), другой представляет совершенно иной. Например, для представителя этноса, в языке которого наличествует богатый спектр «взрывных» согласных, «цыкающий» характер звучания фонем может быть малозаметным. И наоборот, представителя этноса с «мягким» интонационно-мелодическим строем языка резкий взрывной характер звучания фонем может раздражать. Что касается нашего эксперимента, в нем русские информанты характеризовали звуки слабой громкости большим количеством сравнений, чем громкие звуки. В результате исследования номинаций звука, данных русскими информантами, 222 выявлено больше сравнений и фразеологизмов, чем у англичан и французов. У французов (в отличие от русских и англичан) на лингво-метрологической шкале расположены междометия и звукоподражания. Когда громкость становилась больше 60 дБ, лексические оценки информантов приобретали более эмоциональный характер. При такой громкости испытуемые начинали использовать не только лингвистические, но и паралингвистические средства, а именно жесты и мимику. В процессе исследования номинаций звука, расположенных на лингвометрологической шкале громкости, а также в результате работы с русскоанглийским, англо-русским, франко-русским, русско-французским, англофранцузским и франко-английским словарями стал очевидным тот факт, что семантические варианты лексических единиц со значением «звук» в русском языке не всегда соответствуют вариантам английского и французского языков. Наблюдаются незначительные расхождения. Например, лексема в английском языке может иметь множество синонимов, поэтому появляются сложности с точным толкованием лексических единиц-звукообозначений. Проиллюстрируем сказанное примером. Quiet (тихий) имеет следующие синонимы: hush, muffle, noiseless, still, mute, soundless, taciturn, close-mouthed. Loud (громкий) – ringing, boom, piercing shriek, high-sounding, trumpet, blare, sonorous, crashing, deep-mouthed, full-mouthed, powerful, vehement, thundering, roaring, strident, clamorous, noisy, uproaring, blatant, vociferous, stentorian, clarion, boisterous, rambunctious, cacophonous. Fracas, tumulte, bruissement переводятся как шум, но данные французские лексемы имеют следующие смысловые оттенки: fracas (шум) – грохот, треск, гром; tumulte (шум) – суета, суматоха; bruissement (шум) – шум деревьев, ветра, волн, шелест, шорох. Для выявления точных соответствий обратимся к лингво- метрологической шкале громкости звука: fracas соответствует русской лексеме гром и громкости 84 дБ, oh, tumulte – ветер, гудящий – 80,2 дБ, bruissement русские информанты охарактеризовали как падают листья – 223 3 дБ. Французские слова d’une voix aigue, d’une voix percante, d’une voix stridente переводятся как пронзительно. Обратимся к шкале: на ней percant соответствует русскому резко (94 дБ), aigue – пронзительно (93 дБ). На лингво-метрологической шкале громкости звука тихо соответствует 26 дБ, французскому legerement и английскому stilly и расположено ближе к концу шкалы. Лексема тихий переводится на английский как quiet, still, calm, soft, gentle, slow. Обратившись к лингво-метрологической шкале громкости звука, мы видим следующие точные соотношения: quietly – неимоверно тихо – 22 дБ, calm – очень тихо – 25,5 дБ, stilly – тихо – 26 дБ, faintly audible – едва слышно – 26,5 дБ, too calm – слишком тихо – 25 дБ. В словаре calm переводится как тихий, спокойный. На шкале выясняется следующее соотношение: calm – очень тихо – 25,5 дБ. Слова громко и шумно переводятся на английский как noisy, loud, следовательно, если пользоваться только словарями, можно сделать вывод: в английском языке нет различий между лексемами громкий, шумный. В русском языке громкий характеризуется как сильно звучащий, хорошо слышный, шумный – как крики, громкий разговор, брань. То есть шумный имеет более отрицательную характеристику, чем громкий. При определении различия значений английских лексем noisy, loud с опорой на данные лингвометрологической шкалы громкости звука имеются основания для следующего наблюдения: лексема noisy расположена ближе к концу шкалы, следовательно, имеет более отрицательную характеристику. Итак, noisy соответствует русской лексеме шумно (82,2 дБ), loud – русскому слову громкий (79 дБ). Лингво-метрологическая шкала звука заметно изменяет методологическую ситуацию в лексикографической практике. Имея в наличии точные соотнесения физических величин (на объективной шкале) и лексических единиц разных языков (результаты эксперимента объективированы), лингво-метрологическая шкала громкости звука (на 224 материале номинаций звука в русском, английском и французском языках) актуальна в процессе перевода, при распознавании посредством аналоговых устройств. Такого специализированного рода шкала – подспорье многоязычного словаря для составления звукообозначений, особенностью которого является то, что толкование лексем – это также результаты лингвистического эксперимента, в котором учитывается не только языковая личность, но и объективные показания приборов. 3.4. Параметризация лексико-семантического поля «звук» с помощью интегративного подхода лингвистической метрологии Продолжением анализа и исследования лексических единиц с семой «звук» является построение лексико-семантического поля «звук». Под лексико-семантическим полем в данном случае мы понимаем лексическую парадигму, или совокупность лексем, объединенных общей лексической ценностью и противопоставленных друг другу благодаря минимальным различиям лексического содержания. Например: громкий, звучный; тихий, еле слышный. В поле выделены следующие признаки: 1. Набор средств разных уровней, которые, входя в состав поля, включаются в системные отношения поля, т. е. становятся его конституентами. 2. Наличие у конституентов поля общего значения. 3. Общее значение поля не едино. Оно может распадаться на несколько значений, выступающих иногда как противоположные, или полярные. 4. Поле обладает сложной структурой, которую можно представить в виде горизонтальных и вертикальных сечений. По горизонтали расположены семантические участки – микрополя. По вертикали – конституенты микрополей. Вокруг доминанты поля группируются конституенты, наиболее тесно с нею связанные и образующие ядро поля. Конституенты, отдаленные 225 от ядра, располагаются на периферии поля. Доминанта, расположенная в центральной части поля, выражает его значение [192, с. 35]. Мы выделяем лексико-семантические группы исходя из словарных дефиниций. Также мы используем традиционный метод выделения лексикосемантического поля. Это массовый ассоциативный эксперимент. Для определения, например, структуры лексико-семантической группы «громкий» информантам предъявлялось задание в виде брошюры, на каждой странице которой написана пара слов, например: шумный ………… неслышный Было дано задание: вместо точек вписать одну лексему-реакцию. За один сеанс предлагалось написать всего 50 пар лексем. Учитывались наиболее частотные ответы, которые дали информанты. В следующем цикле из двух первоначальных лексем и полученной третьей получались новые пары. Так, наиболее частотной реакцией на пару громкий – тихий оказалось слово звук. Для следующего цикла были составлены пары громкий – звук, тихий – звук, и наиболее частотными реакциями оказались слова звучный, громозвучный, тишина, гром, звонкий, колокольчик, звяканье и т. д. На пятом цикле эксперимента новые лексемы среди наиболее частотных реакций перестают появляться, и отбор единиц данной лексико-семантической группы завершается. К традиционным способам структурирования лексико-семантического поля мы добавляем интегративный метод лингвистической метрологии. Он заключается в том, что в состав лексико-семантических полей входят результаты лингвистического эксперимента, в котором определяются реакции информантов разных национальностей на звук и точные соответствия номинаций звука разных языков. Руководствуясь такого рода методом, мы получаем возможность более точно выделить на семантическом уровне эквивалентные, безэквивалентные слова, объяснить отсутствие 226 эквивалента в другом языке не только с позиции этносоциологии и культурологии, но и с точки зрения лингвистической метрологии, теории нечетких множеств. В результате проецирования данных, занесенных на лингво-метрологическую шкалу, на лексические характеристики звука наиболее ярко выделяется национальная специфика номинаций звука. Возвращаясь к структуре поля, отметим, что помимо основных, ядерных лексем в лексико-семантическом поле существует периферия с большим количеством звукообозначений. Периферия создает неустойчивость каждой лексико-семантической группы, но она служит основой для соединения групп в единую систему. Для ЛСГ глаголов говорения, например, периферийными будут лексемы прокряхтеть, прошипеть, просопеть, улыбнуться, скривиться, поморщиться и т. д., но через них ЛСГ говорения связывается с ЛСГ звучания и мимики [110, с. 78]. Используя интегративный метод, мы имеем возможность более четко определить границы зон «ядро» и «периферия». В качестве ядерной лексемы можно брать любую, которая интересует исследователя, но результаты могут быть бедными, если она выбрана неудачно. Ядерная лексема должна обладать следующими свойствами: притягивать к себе большое число других слов, обладать психологической важностью, не являться недавним заимствованием, она должна быть не уже любого слова в поле, кроме имени темы поля [192, с. 30]. В связи с этим выделены следующие ядерные лексемы лексико-семантических групп, имеющих значение «звук», «звучание», «звучащий». ЗВУК, а, м. 1. Быстрое колебательное движение частиц воздуха или другой среды, воспринимаемое органом слуха (физ.). // Все порождаемое движением, колебанием чего-н. и воспринимаемое слухом, все, вызывающее слуховые ощущения. Звуки голоса. Звуки песни. 2. Тон определенной высоты, в отличие от шума (муз.). Музыкальный звук. 3. Членораздельный элемент произносимой речи (лингв.). Чередование звуков [427]. 227 ЗВУЧАТЬ, -чу, -чишь, несов. 1. (сов. прозвучать). Производить, издавать звук, звуки. Колокол звучит. // Раздаваться, быть слышным. Песня звучит. 2. Обладать, быть насыщенным звучностью (муз., разг.). Голос звучит прекрасно. 3. Перен., чем или с нареч. Какое-нибудь представление своими звуками (книжн.). Человек! Это звучит гордо! (М. Горький) [431]. ЗВУЧАЩИЙ – производимый звуком [Там же]. Многомерность ситуации звукового общения дает множество оснований для номинации звучащей речи: они могут касаться собственно фонетических параметров высказывания или его содержательной стороны, выражаемой фонетическими средствами (произнес хрипло / произнес с упреком), относиться к объективным характеристикам речи или к её воспринимаемым качествам (низкий голос / еле слышный голос), они могут характеризовать постоянные свойства голоса или его окказиональные признаки (старческий голос / испуганный голос) и т. д. Таким образом, с учетом разнообразия подходов и критериев в создании классификации звукообозначений, а также пользуясь интегративным методом лингвистической метрологии, предлагаем новую параметризацию лексико-семантического поля «звук» в русском языке. Лексико-семантические группы с доминантой «звучать». Первая лексико-семантическая группа (ЛСГ-1) включает в себя глаголы, обозначающие звук, производимый человеком. В свою очередь, данная лексико-семантическая группа делится на подгруппы: 1. Лексемы, обозначающие звук, производимый человеком с участием речевого аппарата: аукать, ахать, басить, болтать, бормотать, браниться, брюзжать, бубнить, верещать, визжать, вопить, ворчать, воскликнуть, выть, гамкать, гаркнуть, гикать, говорить, гоготать, голосить, гомонить, горланить, звать, зевать, зудеть, зыкать, икать, калякать, кашлять, кликать, кричать, кряхтеть, лаять (перен.), лепетать, лопотать, мямлить, ныть, обмолвиться, орать, охать, петь, пикнуть, плакать, пыхтеть, реветь, реготать, ругать, рыгать, рыдать, рыкать, рычать, рявкать, 228 смеяться, стенать, стонать, тараторить, тпрукать, трезвонить (перен.), тюлюлюкать, убаюкивать, улюлюкать, харкать, хихикать, хныкать, хохотать, хрипеть, цапаться (перен.), цыкать, чихать, шептаться, шикать, шушукаться. 2. Лексемы, обозначающие действия, порождающие звук с помощью рук, ног, живота, губ и носа: аплодировать, бить, бренчать, бурчать, плескаться, тренькать, хлипать, хлопать, хлюпать, царапать, целовать, цокать, чавкать, шаркать, шевелиться, шлепать(ся), щелкать. Первая лексико-семантическая группа также классифицируется по следующим параметрам: 1. Лексемы, обозначающие действия, производящие громкий звук: аплодировать, аукать, бить, браниться, бренчать, верещать, визжать, вопить, воскликнуть, выть, гамкать, гаркать, гикать, гоготать, голосить, гомонить, зудеть, зыкнуть, кашлять, кликать, кричать, лаять (перен.), реветь, реготать, ругать, рыгать, рыдать, рыкать, рычать, рявкать, тараторить, топать, тпрукать, трезвонить, тренькать, трещать, тюлюлюкать, улюлюкать, урчать, ухнуть(ся), харкать, хлопать, хлюпать, хохотать, храпеть, хрипеть, хрюкать, цапаться (перен.), цокать, цыкать, чавкать, чихать, чмокать, шикать, шлепать(ся), шуметь, щелкать. 2. Лексемы, обозначающие действия, производящие тихий звук: бормотать, брюзжать, бубнить, бурчать, ворчать, кряхтеть, лепетать, молчать, мямлить, пыхтеть, сопеть, стенать, стонать, убаюкивать, хихикать, хлипать, хмыкать, хныкать, шаркать, шевелиться, шептаться, шушукаться. 3. Лексемы, обозначающие как тихие, так и громкие звуки: ахать, басить, бить, болтать, говорить, звать, зевать, икать, калякать, ныть, обмолвиться, смеяться, стучать. В особую группу выделим глаголы, обозначающие артикуляционные недостатки субъекта: гундосить, заикаться, картавить, шепелявить. Глагол положительной оценки качества артикуляции – отчеканить. 229 Вызывает интерес языковая стилистическая маркированность глаголов говорения. Например, балакать – разговорный стиль, благословить – высокий, верховодить – разговорный, ворчать – разговорный, городить – просторечный, кликать – просторечный, крякнуть – разговорный, молвить – устный, молить – высокий, орать – разговорный, проповедовать – устный, пытать – диалект. Первая лексико-семантическая группа – самая объемная. Лексический массив выходит за рамки словарных статей, так как включает в себя результаты шкалы и данные ассоциативного эксперимента. Вторая лексико-семантическая группа (ЛСГ-2) включает лексемы, обозначающие звуки, которые произносят живые существа: блеять, ворковать, выть, гавкать, гомонить, жужжать, каркать, квакать, квохтать, клекотать, крякать, кудахтать, кукарекать, куковать, лаять, мекать, мурлыкать, мычать, мяукать, пищать, реветь, ржать, рычать, свиристеть, стрекотать, скулить, трезвонить, трещать, тявкать, фыркать, хрюкать, чивикать, чирикать, шипеть, щебетать. Разделим данную лексико-семантическую группу на подгруппы: 1. Звуки, которые производят животные: блеять, выть, гавкать, квакать, лаять, мекать, мурлыкать, мычать, мяукать, пищать, реветь, ржать, рычать, скулить, тявкать, фыркать, хрюкать, шипеть. 2. Звуки, которые производят насекомые: жужжать, зудеть, стрекотать. 3. Звуки, которые производят птицы: гомонить, квохтать, клекотать, крякать, кудахтать, кукарекать, куковать, свиристеть, трещать, чивикать, чирикать, щебетать. Третья лексико-семантическая группа (ЛСГ-3) включает лексемы, обозначающие звуки, которые производятся с помощью предметов: бабахать, барабанить, бахать, брякать, бряцать, буксовать, бухать, взрывать, греметь, громыхать, дребезжать, дудеть, глушить, гудеть, журчать, звенеть, звонить, звучать, звякать, играть (на инструменте), 230 колотить, скрежетать, лязгать, палить, скрипеть, пиликать, стрелять, рокотать, стучать, сыпать, салютовать, тарабанить, тарарахать, тараторить, тарахтеть, тенькать, тикать, трахнуть, трещать, трубить, тукать, хлестать, хлобыстать, хрупать, хряпать, хряскать, цвенькать, чиркать, чокаться, шелестеть, шелохнуть, шуршать. Данные лексические единицы делятся на подгруппы: 1. Лексемы, обозначающие звуки-удары: бабахать, барабанить, бахать, брякать, бухать, греметь, колотить, стучать, тарабанить, тарарахать, тарахтеть, тикать, трахнуть, тукать, хлестать, хлобыстать, цвенькать, чокаться. Ударить: стукнуть, тукнуть (разг.), трахнуть (разг. усилит.), грохнуть (разг. усилит.), хватить (простор.) – с большой силой ударить с размаху, бахнуть (простор. усилит.), бухнуть (простор. усилит.), бацнуть (разг.), ахнуть (разг.). 2. Лексемы, обозначающие звуки инструмента: бренчать, дудеть, звенеть, играть, пиликать. 3. Лексемы с доминантой «звон»: бряцать, дзинькать (разг.), дребезжать, звенеть, звонить, звякать, лязгать, тренькать (разг.). 4. Лексемы с доминантой «треск»: хрупать, хрустеть, хряпать, хряскать. 5. Лексемы с доминантой «шелестеть»: шелестеть, шуршать. 6. Лексемы с доминантой «стрелять»: взрывать, глушить, палить, салютовать, стрелять. 7. Лексемы скрежетать, скрипеть. 8. Лексема сыпать. 9. Лексемы бушевать, журчать, кипеть, клокотать, урчать. Они имеют отношение к жидкости. Бурлить (с шумом волноваться или пениться при стремительном движении или кипении) – клокотать (усилит.): о холодных жидкостях, о реке, о потоке; также о массе людей, собравшихся где-либо, о толпе; о жизни, насыщенной событиями [431]. 231 10. Лексемы с доминантой шуметь: громыхать, гудеть, звучать, рокотать, шуметь. 11. Лексема чиркнуть – быстро, с резким звуком проводить чем-либо по чему-либо [Там же]. Лексико-семантические группы с доминантой «звук». Четвертая лексико-семантическая группа (ЛСГ-4) включает звуки, произносимые живыми существами: безмолвие, блеянье, взвизг, визг, вой, вопль, воркотня, вытье, гам, гиканье, глас, говор, гогот(анье), голос, грай, гул, гуд, жужжанье, кваканье, клекот, клик, крик, кудахтанье, лай, лепет(ание), молчание, мычание, мяуканье, оклик, окрик, ор, отклик, пение, песня, писк, плач, подсвист, рев, рыданье, свист, сип, смех, трель, хай, хныканье, хохот, храп, хрип, хрюканье, чих, чмоканье, шепот, шипение, шумиха, шумок, шушуканье, щебет. ЛСГ-4 делится на подгруппы: 1. Лексемы, которые обозначают звуки, производимые при помощи речевого аппарата человека: взвизг, визг, вой, вопль, воркотня (перен.), вытье, гиканье, глас, говор, гогот, голос, клик, крик, лепет, оклик, окрик, ор, отклик, пение, плач, подсвист, рев, свист, сип, смех, хай, хныканье, хохот, храп, хрип, хрюканье (перен.), чих, чмоканье, шепот, шумок, шушуканье, щебет (перен.). 2. Лексические единицы, обозначающие звуки, производимые животными: вой, вытье, кваканье, лай, мычанье, мяуканье, плач, рев, рыданье, хрюканье, чих, чмоканье, шипенье. 3. Лексемы, обозначающие звук, производимый птицами: воркотня, гам, грай, квохтанье, клекот, клик, кудахтанье, пение, свист, щебет. 4. Лексемы, обозначающие звуки, производимые насекомыми: жужжание, зудение, стрекотание. Пятая лексико-семантическая группа (ЛСГ-5) включает лексемы, обозначающие звук, производимый предметом: бряканье, бряцанье, грохотанье, гуд, гуденье, гул, дребезг, дребезжанье, жужжанье, журчанье, 232 затишье, звонок, звяканье, лязг(анье), отзвук, перезвон, плеск, рокот, ропот, скрежет, стук, тарарам, тарарамщина, тиканье, тихость, тишь, топот(ня), трезвон, трескотня, фанфара, хлест, хлопанье, хруп, хряск, цоканье, чиканье, шарканье, шлепанье, шорох, шум, щелканье, щелчок. ЛСГ-5 делится на следующие подгруппы: 1. Лексемы, которые обозначают звук-стук, удар: бряканье, грохотанье, тарарам, тиканье, топот(ня), хлест, хлопанье, цоканье, шлепанье, щелканье, щелчок. 2. Лексемы с доминантой «треск»: трескотня, хруп, хряск. 3. Лексемы с доминантой «шуршание»: шарканье, шелест, шорох, шуршание. 4. Лексемы с доминантой «звон»: звонок, трезвон. 5. Лексемы с доминантой «звяканье»: бряцанье, дребезг, дребезжанье, звяканье, лязг(анье). 6. Лексемы с доминантой «гул»: гуд, гуденье, гул, рокот, тарарамщина, шум. 7. Лексемы бульканье, журчанье, клокотанье, урчанье. Их объединяет то, что они обозначают звуки, производимые жидкостью. 8. Лексемы, которые характеризуют тишину: затишье, тихость, тишина, тишь. Лексемы безмолвие, затишье, тихость, тишь находятся на периферии. Они обозначают отсутствие звука, но расположены на отрицательном полюсе шкалы громкости звука, следовательно, должны присутствовать в лексикосемантическом поле «звук». Лексико-семантические группы прилагательных и причастий с доминантой «звучащий». Шестая лексико-семантическая группа (ЛСГ-6) включает лексемы, которые характеризуют интенсивность звука: адский, безжалостный, беззвучный, безмерный, безмолвный, бесноватый, бесовский, беспощадный, беспредельный, бесшумный, бешеный, громкий, громовой, громозвучный, 233 грохочущий, гулкий, демонический, звонкий, интенсивный, малосильный, неизмеримый, неслышный, опасный, неистовый, непомерный, нестерпимый, нормальный, приглушенный, нереальный, неслыханный, оглушительный, пронзительный, резкий, оголтелый, сильный, тихий, угрожающий, ужасающий, ураганный, чудовищный, шумный, экспрессивный, яростный, ярый. ЛСГ-6 делится на подгруппы по следующим параметрам: 1. Лексемы, которые характеризуют тишину: беззвучный, безмолвный, бесшумный, еле слышный, малосильный, неслышный, приглушенный, тихий. 2. Лексемы, обозначающие громкие звуки: громкий, громовой, громозвучный, грохочущий, гулкий, звонкий, интенсивный, шумный. 3. Лексемы обозначают звуки, невыносимые для слуха: адский, безжалостный, беспощадный, неистовый, безмерный, безудержный, беспредельный, непомерный, бешеный, нестерпимый, бесноватый, демонический, бесовский, неизмеримый, оглушительный, оголтелый, опасный, пронзительный, резкий, сильный, угрожающий, ужасающий, ураганный, чудовищный, яростный, ярый. 4. Лексемы нормальный, хорошо слышный относятся к четвертой группе. На периферии расположена ЛСГ-7 с прилагательными и причастиями, характеризующими голос: басистый, безголосый, благозвучный, богатырский, вибрирующий, визгливый, воющий, высокий, глухой, гнусавый, голосистый, дребезжащий, истерический, горластый, дрожащий, горловой, гортанный, звонкий, звонкоголосый, истошный, клокочущий, грудной, звучный, крикливый, гудящий, зычный, кристальный, мелодичный, монотонный, мягкий, низкий, отчетливый, певучий, писклявый, полнозвучный, поставленный, прозрачный, пропитый, протяжный, рокочущий, сдавленный, сипатый, сиплый, скрипучий, сладкозвучный, спокойный, тонкий, трубный, хриплый, хрипящий, хрустальный, чистый, 234 шепелявый, ясный. На периферии также расположены прилагательные беззвучный, неслышный. Переходя к любопытным фактам, выявленным в процессе работы с толковыми словарями, отметим обозначения функциональных номинаций голоса. Возрастные и половые характеристики: юношеский голос, детский голосок, женский голос и т. д. Профессиональные и социальные: актерский голос, начальственный голос. Психологические: жизнерадостный голос, безвольный голос и т. д. Физиологические: пропитый голос, прокуренный голос. Отметим наличие специальной лексемы, указывающей на гендерное несовпадение качества голоса и его носителя: бабий голос может быть сказано только о мужчине. За пределами нашего анализа оказываются неконтролируемые окказиональные характеристики: 1. Характеристики, обусловленные эмоциональным состоянием: – отрицательные эмоции: грустный голос, убитый голос; – положительные эмоции: веселый голос, растроганный голос; – возбуждение: взбудораженный голос; – спокойствие: невозмутимый голос, бесстрастный голос. 2. Характеристики, обусловленные физиологическим состоянием: усталый голос, простуженный голос, сонный голос / бодрый голос. 3. Характеристики, обусловленные состоянием ума: произнести озадаченно, сказать растерянно, сказать уверенно. ЛСГ-7 делится на следующие подгруппы: 1. Лексемы, характеризующие высоту голоса, т. е. тональные номинации: высокий (тонкий, звонкий), низкий (густой, грубый на слух), писклявый (очень тонкий, визгливый), визгливый, тонкий, фальцет, бас и т. д. 235 2. Лексемы, которые обозначают сильный голос: басистый – низкий по звуку, с характерным басовым тембром; голосистый – обладающий сильным, звучным, богатым голосом; горластый – обладающий не в меру сильным, крикливым голосом; трубный – очень громкий. 3. Лексемы, обозначающие чистоту звука: кристальный (прозрачный, чистый, ясный), сипатый (осиплый, сдавленный, шипящий), сиплый, скрипучий, хриплый, хрипящий (сипящий, глуховатый, нечистого тона), хрустальный (ясный, чистый), чистый (отчетливый, ясный), шепелявый (произносящий свистящие звуки (с, з) близко или одинаково с шипящими (ш, ж)), ясный (отчетливый), пропитый, отчетливый, прозрачный (поэт.), гнусавый. 4. Лексемы с доминантой «крик»: воющий (издающий протяжный громкий звук, протяжный крик), истерический, истошный (разг. дико стонущий, отчаянный), крикливый, вопящий. 5. Лексемы с доминантой «звонкость»: звонкоголосый (со звонким голосом), зычный (громкий, резкий, гулкий), звонкий (отчетливый, ясный, сильно звучащий, звучный), зазвонистый (разг.), звонистый (разг. издающий мягкий ясный звон), полнозвучный. 6. Лексемы, обозначающие звуки, благоприятные для слуха: сладкозвучный (устар. издающий приятные, нежные звуки), благозвучный (приятный слуху), мягкий (такой, что не содержит в себе ничего резкого, неприятного), мелодичный (благозвучный, приятный для слуха), певучий, поставленный. 7. Лексема безголосый – с плохим, слабым голосом. 8. Лексемы с доминантой «гул»: гудящий, гулкий, клокочущий, рокочущий, шумный. 9. Лексемы с доминантой «дребезжащий»: дребезжащий, дрожащий, звякающий. 236 Лексико-семантическая группа междометий лексемы, (ЛСГ-8): выражающие чувства и обозначающие звуки, производимые предметами и животными: ай, ах, ахти, бом, бряк, гоп, ой, скок, тук-тук, ух, чур(а), эй. ЛСГ-8 делится на подгруппы: 1. Лексемы, обозначающие звук, произносимый человеком: ай, ату, ах, ахти, брысь, гоп, кш, ой, пли, ура, ух, чур-чура, эй. 2. Лексемы, обозначающие звуки-удары: бом, бряк, скок, тук-тук. 3. Лексемы, обозначающие приказ: брысь, кш, пли; призыв: ура! Девятая лексико-семантическая группа (ЛСГ-9) включает звукоподражания: бе-е-е, бултых, бум, бух, бяша, гам-гам, дзинь, динь-динь, кис-кис, кукареку, ку-ку, паф, плюх, пшик, пых, тик-так, тик-тик, топ, тпру, тра-та-та, трах, трень-брень, трух-трух, трюх-трюх, тяв-тяв, уа, усь, ути-ути, хрю, чив, ш-ш. Так как звукоподражание – это выражение природного звучания в схожей с ним по звукам словесной форме, считаем целесообразным включить их в лексико-семантическое поле «звук». Десятая лексико-семантическая группа (ЛСГ-10) включает фразеологизмы: базарная баба, белугой выть, благим матом, буря в стакане воды, Вавилонское столпотворение, валяться со смеху, в голос, во все горло, во всю Ивановскую, геркулесовы столбы, до жути, драть горло, дурным голосом, медная глотка, метать икру, луженая глотка, с души воротит, Содом и Гоморра, стон стоит, тишь да гладь да Божья благодать. ЛСГ-10 делится на три подгруппы: 1. Выражения, характеризующие шумного человека и его действия: базарная баба, белугой выть, благим матом, валяться со смеху, в голос, во все горло, во всю Ивановскую, в трубы трубить, до жути, драть горло, дурным голосом, луженая глотка, медная глотка, стон стоит. 2. Обороты, характеризующие тишину: тишь да гладь да Божья благодать. 237 3. Обороты, характеризующие шум: буря в стакане воды, Вавилонское столпотворение, геркулесовы столбы, с души воротит. Интегративный подход к построению лексико-семантического поля «звук» в наибольшей степени способствовал выявлению интересных с точки зрения необычности окказионализмов, фразеологизмов, сравнений. Опора на экспериментальные данные была направлена на выявление вербальных и других ассоциаций, которые появились у человека в его раннем жизненном опыте. Во внимание принимались единичные и частотные реакции Лексико-семантическое поле «звук» во французском языке включает в себя 162 слова и делится на следующие лексико-семантические группы. Лексемы, характеризующие звуки, произносимые и производимые человеком: applauder (аплодировать), crier ohe (аукать), pousser des ho et des ha (ахать), tambouriner (барабанить пальцами), tapoter du piano (на рояле), tonner (бахнуть), cogner (ударить), bavarder (болтать), babiller (лепетать), ficher (брякнуть предмет), bougonner (бубнить), grommeler (бубнить), grommelage (бурчанье), borborygme (в животе), cogner (бросить, ударить), tempeter (бушевать, скандалить), faire du tapage (буянить), hausser la voix (повысить голос), exclamation (возглас), grognement, grognerie (ворчание), maugreer (ворчать под нос), tambourine (выстукивать), chanter a pleine voix (петь полным голосом), se lamenter (pleurer) (голосить), brailler, gueuler (горланить), crier a tue-tete, brailler a plein gosier, s’egosiller (кричать во все горло), tonner, contre (громить, бранить), tomber (грохнуться), chat! Motus! (ни гу-гу!), rumeur des vois, brouhaha (гул голосов), se mettre a chuchoter (зашушукать), avoir le hoquet (икать), cri (клик), appler (кликать), heler (звать извозчика), appel (зов), frapper (колотить), cri (крик), clameur (неодобрительный крик), appel (призыв), hululement (крик ночных птиц), vagissement (крик новорожденного), cri du coeur (крик от души), crier (крикнуть), heler (позвать), vociferer, clamer, brailler (громко крикнуть), crier a tue-tete, comme un enrage, crier de toute sa force, crier comme un perdu 238 (кричать не своим голосом), balbutiement (лепет), babiller (лопотать), rester muet (играть в молчанку), se taire, garder le silence (молчать), forcer la voix (надрывать голос), s’erailler la voix (надсадить голос), chanter (напеть), d’une voix chantant (нараспев), echo (отклик), repercussion (отголосок), expectorer (отхаркать), pousser des oh, gemir (охать), geindre (стонать), denigrer (охаять), piaulement (писк детей), pleurs, lamentation (плач), tomber (плюхаться), jacasser (стрекотать без умолку), jacasser, jaser, bavarder (тараторить), garder le silence un moment (приумолкнуть), sifflement (свист), pleurnicher (хныкать), souffler du nez, renifler (сопеть), se taire (стихнуть, замолчать), chut! Motus! Silence! (тише!), filer doux, se faire tout petit (тише воды, ниже травы), bavarder (стрекотать), romper les oreilles a qn (прокричать), pouffer de rire (фыркнуть), ricaner (хихикнуть), claque, frapper, taper sur (хлопать), pleurnichement (хныкать), rire (хохот), ronfler (храпеть), (хрипеть), raler eternuement (чиханье), les chut (шиканье), huee (освистывать), claque, talocher (шлепать), courir par-ci, par-la, renifler (шмыгать), tapageusement, chuchotement (шушуканье), poule! Poule! (цып! Цып!). Лексемы, характеризующие звуки, произносимые животными: ronchonnement, bourgonnement (ворчание собаки), miaulement (мяукать), geindre (скулить), trumpeter (трубить (о слоне)), japer, glapir (тявкать), reniflement, ebrouement (фыркнуть), s’ebrouer (храпеть (о лошади)), grognement (хрюканье), Лексемы, характеризующие звуки, произносимые птицами: criaillement (гогот гусей), cacarder (гоготать (о гусях)), piaulement (писк цыплят), jacasser (стрекотать (о сороке)), gazouillement, ramage, pepiement (щебет), chant (щелканье птиц). Лексемы, характеризующие звук, издаваемый растениями: la foret s’emplie de rumeurs (лес зашумел). Лексемы, характеризующие звуки, издаваемые насекомыми: vrombir (жужжать), piaillerie (писк), striduler (стрекотать (о кузнечиках)). 239 Лексемы, характеризующие звуки, производимые предметами: cliquetis (бряцанье), gargouillement (бурчание в котле), tonner (бухнуть (об орудии)), faire feu (выстрелить), a detonation (звук выстрела), grondement (шум грома, пушек), roulement, grondement (грохотание), tonner (грохотать (о громе, пушках)), eclater, retenir (грянуть (о громе, пушках)), bourdonner (гудеть (о колоколах)), vrombir (гудеть (о самолете)), hurler (гудеть (о сирене)), roulement (громыхание), gronder, rouler, avec fracas (громыхать), laisser tomber avec fracas (грохнуть), coner klaxonner (гудеть (об автомобиле)), sirene, sifflet d’usine, klaxon (гудок), bruit, bourdonnement (гудок), tintement, tremblement, son tremble (дребезжание), sonner, tinter, resonner (звенеть), faire entendre les eperons (звенеть шпорами), faire sonner ses chaner (звенеть цепями), son tintement, cliquetis (звон), sonnerie des cloches (звон колоколов), carillon (трезвон), sonner (звонить), sonner a toute volee (звонить во все колокола), coup de sonnette (звонок), tintement, cliquetis (звяканье), tirer (стрелять), tirailler (строчить из оружия), coups (удары), bruit de vaisselle (стук тарелок), frapper (стукнуть), faire du bruit (тарахтеть), tic-tac, craquer (скрипеть (о сапогах, снеге)), crier (телега, дверь), craquer, petiller (трещать), crepiter (о дровах при сгорании), sonner, barrir, bareter (трубить), on entendit le fracas d’une bombe (ухнуть), fouetter (хлестать), pan! (хлоп), patatras (при падении), craquement (хруст), trainer (шлепать туфлями). Лексемы, характеризующие звуки явлений природы: la pluie foette le toit (барабанит дождь), hurler (гудеть (о ветре)), murmure, gazouillement (журчать), le mer gronda (море зашумело), bouillonnement (клокотание), сlapoter (плескать), deferler (о волне). Лексемы, характеризующие звук с точки зрения громкости и интенсивности: sans bruit (беззвучно), sourdement (приглушенно), insonore (беззвучный), silincieux (беззвучный), sourd (приглушенный), vifiturbulent (шумный), garmonique (гармоничный), sourd (глухой звук), gros rire (громкий смех), rire aux eclats, rire a gorge deployee (громко смеяться), fort (громкий), 240 eclatant (пронзительный), bruyant (шумный), grands cris (громкие крики), fracas (грохот, шум), le bruit couvrit (шум заглушил), etouffer, amortir (приглушить звук), se calmer, s’apaiser (затихать), accalmie (затишье), les oreilles me tintent, j’entends sonner les closhes (у меня в ушах звенит), intense (интенсивный), violent (неистовый), sans bruit (неслышно), legerement (легко), se taire (смолкнуть), se tenir coi (притихнуть), j’ai des battements aux tempes (в висках стучит), doux, faible, silencieux, leger (тихий), tout doucement (тихонько), doucement, faiblement, legerement, tranquillement a mi-voix (тихо), silence, calme, tranquillite, paix (тишина), cesser (утихать (о шуме)), train du diable (адский шум), rumeur (неясный шум), bourdonnement dans l’oreille cornement (шум в ушах), bruyamment, avec bruit, tumultuesement (шумно). Лексемы – характеристики голоса человека: tenor un leger (альт), gosier pave (луженая глотка), a tue-tete (драть горло), voile (глуховатый голос), voix timbre (звонкий), voix sonore (звонкий), voix blanche (беззвучный), criard (крикливый), melodieux (напевный), voix raugue (enrouee) (хриплый), voix felee (cassee) (надтреснутый), voix basse (haute) (низкий, высокий), forcer la voix (надорвать голос), une voix forte (голосистый), braillard, brailleur, criard (горластый), voix de la gorge (горловой голос), son guttural (гортанный звук), haute voix (громкий голос), voix de tonnerre (громовой голос), voix de stenor, voix tonitruante (громовой голос), j’ai les oreilles (у меня в ушах звенит), retentissant, grondant (гулкий), basse profonde (густой бас), sonore (голос), voix timbre, sonore (звонкий голос), son pur (чистый звук), tirer un beau son (приятный звук), etoffee (звучный), voix douce (мягкий голос), hysterique, dechirant (надрывный), cacophonie (неблагозвучие), inharmonieux, malsonnant (неблагозвучный), bryant (неспокойный), bas, grave (низкий), grele (пискливый (о голосе)), sonore (полнозвучный), vif, percant, fort (резкий), faible (слабый), consonant, harmonieux (созвучный), son de la trompette (трубный звук), enroue (хриплый), chuintant (шипящий), tapageur, turbulent, chahuteur (шумливый). Лексемы, характеризующие звуки абстрактно: son (звук), bruit (звук), ton (звук музыкального инструмента), resonnement, son, retentissement 241 (звучание), musique (музыка), air, melodie (напев), bruit (шум), carillon (трезвон), bruissement, leger bruit, frolement (шорох), boucan, chachut, tapage, vacarme (шум), fracas (грохот), tumult (суета), bruissement (шум деревьев, ветра, волн), turbulence (шумливость). Лексемы, характеризующие звуки, которые могут принадлежать любому ЛСП: retenir (раздаваться), faire du bruit, faire du tapage, chuhuter, faire du boucan (шуметь), faire du chahut (шум (о школьниках)), bruire (шум (о деревьях, ветре)). Для лингвистической метрологии и для общей теории языка проиллюстрированная классификация звукообозначений представляется важной. Звукообозначения охарактеризованы с объективной точки зрения, а также в аспекте наивной картины мира. Несмотря на то, что задание эксперимента касалось количественной стороны звука, побочным результатом оказались наблюдения над качественной стороной обозначений звука. Благодаря построенным лексико-семантическим полям мы можем проследить общие черты в видении мира информантов разных национальностей. Отметим, что число глаголов в лексико-семантическом поле «звук» в русском языке больше, чем в лексико-семантических полях английского и французского языков. В отличие от английского языка, русский богат «активными» эмоциональными глаголами (в терминологии А. Вежбицкой). Некоторые из них не переводятся на английский язык. Например, глаголы гамкать, квохтать, реготать, свиристеть, тукать, тюлюлюкать, ухать, улюлюкать, хайлить, хлипать, хлобыстать, хмыкать, хряскать, чивикать, шмякать, шоркать. Количество глаголов-звукообозначений свидетельствует о большой значимости этих лексем для человека, его возрастающем интересе к акустическим явлениям. Это доказывает, что звук – один из важных каналов связи живых существ, в том числе и человека, с внешним миром. 242 Преобладание звукообозначений, связанных с жизнедеятельностью людей, над звуками животного происхождения еще раз проявляет антропоцентризм мировидения человека, направленность его интересов в первую очередь на антропосферу. В свете данного исследования показательным является тот факт, что слуховое восприятие человека имеет «национальные» особенности. Один и то же звук объективной действительности может проявляться в разных языках разными звуками: русское кря-кря звучит по-французски – couincouin, по-английски – quack-quack. Русские слышат кукареку, англичане – cock-a-doodle-do, французы – cocorico. Русское бац звучит по-французски как pan, vlan, по-английски – bang. Хохот зеленого дятла по-русски звучит как клю-клю, по-английски – plue-plue, по-французски – gleuhgleuh. Отметим, что особого внимания требует анализ способов выражения звуковых ощущений во французском и русском языках. Он свидетельствует о расхождении между научным и бытовым пониманием определенных явлений. Повседневная практика людей классифицирует и разграничивает явления объективной реальности не совсем так, как они представляются в результате научных исследований. При этом в каждом языковом коллективе эта классификация имеет свои специфические особенности. Как было замечено ранее, в акустике все звуковые явления по характеру создаваемых ими ощущений делятся на тоны и шумы. Различие между ними в том, что тон – это результат периодического колебательного движения, в то время как шум – это следствие беспорядочного, непериодического колебания звучащего тела. В практике языка лексема «тон» (франц. ton) для обозначения звуковых явлений используется очень редко. Лексема «звук» в русском языке употребляется для общего обозначения звукового явления и в более узком значении: для указания на тоны определенной высоты, противопоставляемые шумам. переводной словарь дает эквиваленты: шум – bruit, звук – son. 243 Любой Однако во французском языке нет такого разделения, как в русском. В толковых и синонимических словарях значение слова определяется обычно через родовой термин. В русском языке в качестве такого термина выступает лексема «звук», т. е. упругие волны, распространяющиеся в газах, жидкостях и твердых телах и воспринимаемые органами слуха человека и животных. Именно через этот термин («звук») определяются многие другие звуковые слова. С помощью таких слов выявляются более частные типы звука: – стук (брякнуть, тикать); – крик (рев и другие крики живых существ); – звон (бренчать, бряцать); – шум (бултыхать, гам, гром, грохот, гул, клокотать, плеск, ропот, хлопанье, хлюпанье, шарканье, шелест, шепот, шорох, шуршание). Все прочие звуки определяются прямо через лексему «звук». Лексема «шум» употребляется в русском языке чаще в значении фактора, мешающего восприятию звуковых и других ощущений, а не как акустический термин. Исследование семантики лексемы «son» во французском языке показывает, что в первом значении лексемы «son» толковый словарь дает такое определение: слуховое ощущение, вызываемое колебаниями жидкой или твердой материальной среды (sensation auditive causee par les perturations d’un milieu materiel). В качестве синонима приводится лексема bruit («шум»). Через лексему «son» («звук») во французском языке определяются следующие звуковые ощущения: – раскат – grondement; – звон – tintement, sonnerie; – крик – cri, clameur, gemir, hurler; – пение – chant; – речь – parole; – голос – voix; – шум – bruit. 244 Все прочие звуки определяются через лексему «bruit»: – то, что затрудняет восприятие других событий или делает его невозможным: vacarme, tumulte, tintamarre; – слухи, молва: rumeur; – любое явление, мешающее передаче и приему сигнала: neige, parasite, souffle. Однако лексема «son» имеет дополнительные значения, более приближенные к основному определению: – тон: sonorite, timbre, voix; – всякий элемент разговорной речи или сочетание этих элементов: phoneme; – вибрация материального тела, передаваемая упругой волной: frequence acoustique et les autres caracteristiques du son. Таким образом, хотя лексема «bruit» и определяется как разновидность понятия «son», огромное количество звуков определяется именно через лексему «bruit». К последним относятся все те звуковые явления, в которых наряду с шумом слышатся и высокие тона. Например, звуковые явления, определяемые по-русски словом «звук», по-французски определяются через лексему «bruit»: – бряцанье – cliquetis; – треск – craquement; – скрежет – grincement; – свист – sifflement; – скрип – crissement. За пределами «bruit» остаются «звоны»: sonner, tinter, carillonner, а также крики живых существ: cri, chant, hurlement. Во французском языке не «son», а «bruit» является самым отвлеченным обозначением звукового явления, тогда как в русском языке таким обозначением является слово «звук». Примером этому могут служить достаточно употребительные речевые конструкции: 245 – звук шагов – le bruit des pas (шум шагов); – звук упавшей посуды – le bruit de la vaisselle tombee (шум упавшей посуды). Очень часто звуковое явление, которое человек не может точно различить или назвать, по-русски обозначается лексемой «звук», а пофранцузски – лексемой «bruit» («шум»): – des bruits impeceptibles – неуловимые звуки; – le bruit d’un chapelet d’explosion – звуки взрывов. В результате анализа лексических характеристик звука мы выяснили, что абстрактная лексема «bruit» («шум») заменяет любую другую, даже если она имеется в языке. Например: • Un bruit de feuilles (шум листьев), хотя есть слово bruissement (шелест, шорох). • Le bruit du canon, хотя есть слово grondement (грохот, раскат). • Le bruit d’une porte, хотя есть слово grincement (скрип, скрежет). Таким образом, рассматривая общую классификацию звуковых впечатлений в русском и французском языках, мы видим, что они не идентичны: по-русски все, что не шум, – звук; по-французски все, что не «son» («звук») – «bruit» («шум»). Исходя из анализа лексики звукообозначений, мы также заключили, что французский язык придает источнику звука в целом большее значение для дифференциации звуковых восприятий, чем русский. Характерно, что в русских толковых словарях звук описывается путем указания на вид движения, среду, материал звучащего предмета. Например, «свист – звук, возникающий при прохождении струи воздуха или пара через узкое отверстие» [«Толковый словарь русского языка» С. И. Ожегова]. Во французском языке описание звука идет через указание на его источник. Например, «siffler – produire un son aigu soit avec la bouche, soit avec un instrument» [«Dictionnaire des locutions françaises» (Larousse)]. Не случайно во 246 французском языке имеется ряд обозначений звука, привязанных к определенным источникам. Примеры: – brondissement – жужжание юлы; – clappement – прищелкивание языком; – vrombissement – гул пропеллера или мотора; – tagada – цоканье копыт; – tapotement – бренчанье на рояле; – tchin-tchin – чоканье бокалов; – croustiller – хрустеть на зубах. Stridulation определяется прежде всего как звук, производимый насекомыми, в то время как стрекот – это резкие и короткие частые звуки, напоминающие треск, но привязка к источнику звука – упоминание насекомых – необязательна. Итак, общая классификация звуковых впечатлений в русском и французском языках не одинаковая: в русском языке преобладающим термином для обозначения звуковых впечатлений является слово «звук», а во французском – «bruit» («шум»). Во французском языке звуковые впечатления больше привязаны к определенному источнику звука. Следствием этого является большая дифференциация криков животных, в то время как акустическая структура звука (его высота, зависимость от характера движения и материала предмета, издающего звук) лексически представлена меньше, чем в русском языке. Важно отметить, что метафорический перенос, который мы наблюдали в эксперименте, – довольно распространенный способ образования дополнительных значений слов. Человеческая речь сравнивается со звуками неживой природы (голоса звенят, журчит беседа), различные манеры говорить обозначаются звуковыми лексемами, имеющими значение наименования криков и других звуков, издаваемых животными, – ворчать, брюзжать. Такие лексемы часто встречаются в современном французском языке. Например: grogner – хрюкать, брюзжать, ворчать, бормотать 247 сквозь зубы; jacasser – стрекотать (о сороке), болтать без умолку, трещать, тараторить. Что касается лексем, обозначающих звуки, издаваемые животными, их обширная полисемия обусловлена различием психологического восприятия действительности. Несмотря на один и тот же акустический аппарат, производящий одни и те же звуки, при прослушивании этих звуков у слушателей разных национальностей возникают различные ассоциации. Например, кряканье утки русскоговорящий слушатель передаст как «кря-кря», а француз – как «coin-coin». В эксперименте мы также наблюдали многозначность отдельных глаголов: • Criailler – гоготать (о гусях), кричать (о павлинах). • Glapir – тявкать (о щенке), визжать (о кролике), лаять (о лисе), кричать (о ястребе), курлыкать (о журавле), шуметь, свистеть (о ветре), шуметь, орать (о радио). Естественно отметить однотипность звукообозначений в русском языке, а во французском языке – их детализацию. Например, русский глагол реветь употребляется по отношению к ослу и корове, ко льву и тигру. Во французском языке лексико-семантическое поле «рев» выглядит следующим образом: • Braire – глагол, обозначающий рев осла. • Mugir – глагол, обозначающий рев коровы. • Feuler, rauquer – глаголы, обозначающие рев тигра. • Rugir – глагол, обозначающий рев льва. • Raire – глагол, обозначающий рев оленя. Лексико-семантическое поле «крик»: • Barrir, bareter – крик слона или носорога. • Bramer – крик лани. • Blatere – крик верблюда. 248 • Carcailler – крик перепела. • Huer – крик совы. • Lamenter – крик крокодила. • Butir – крик выпи. • Trisser – крик ласточки. • Huir – крик коршуна. Лексико-семантическое поле «писк»: • Couner, vagir – писк зайца. • Chicoter – писк мыши. • Clapir – писк кролика. Лексико-семантическое поле «стрекот»: • Striduler – стрекот насекомых. • Jaser, craquetement – стрекотанье цикад. • Cricri – стрекотанье сверчка. Отметим, что и французский, и русский языки особыми лексемами обозначают разнообразные звуки, издаваемые птицами: • Кряканье утки – cancaner, coin-coin; nasillement. • Карканье вороны – crailler, croasser, grailler. • Воркование голубей – roucouler. • Гоготание гусей – glousser, criailler. • Кулдыканье индюка – glouglouter. • Клекот орла – glatir, trompeter. • Кудахтанье курицы – glousser. • Щебет различных птиц – jaboter, jacasser, piaillement. • Щебет жаворонка – tirelirer, grisoller. • Курлыканье журавля или крик аиста – craquetement. Также отдельными лексемами обозначаются звуки, издаваемые различными домашними и дикими животными: • Мычание коровы – meugler. • Блеяние овцы – beler. 249 • Блеяние козы – begueter, chevroter. • Хрюканье кабана – ragoter. • Хрюканье свиней и поросят – grogner, grommeler. • Лай собаки – aboyer. • Тявканье шакала – japper. • Мурчанье, мурлыканье кошки – ronronner. • Мяуканье кошки – miauler. • Храпение и фырканье лошади – ebrouement. • Ржание лошади – hennir. • Фырканье разных животных – renacler. • Кваканье лягушки – coasser. В процессе исследования результатов эксперимента мы заметили, что французскому языку свойственно переносное употребление наименований криков животных для обозначения звуков, издаваемых предметами либо свойственных неодушевленным субстанциям, неживой природе. С ревом животного в обоих языках часто сравниваются любые протяжные, громкие звуки: mugir (рев коровы) используется также для обозначения рева воды. Глагол мурлыкать – ranronner обозначающий звук, производимый кошкой, может значить «напевать»: ranronner un air – мурлыкать, напевать комулибо мелодию; но ranronner, в отличие от мурлыкать, используется и для указания на глухой и протяжный звук, издаваемый мотором машины. Первое значение глагола gronder – «издавать глухой угрожающий звук (о животных)», т. е. рычать или ворчать. Но очень часто он указывает на всякий глухой грозный звук, который по-русски неметафорическими глаголами (гудеть, грохотать, рокотать): • Le canon gronde – пушка грохочет. • La mer gronde – море рокочет. • La tonnerre gronde – гром гремит. 250 определяется Таким образом, мы представили основные способы номинации звуковых слов, обозначающих крики животных и птиц, заслуживающие, на наш взгляд, особого внимания. Представляет интерес соотношение русского глагола журчать и французского глагола murmurer. У русской лексемы первое значение – «звук текущей воды», второе – «звучание тихого неторопливого разговора». У французов наоборот: основное значение – «шепот», «бормотание» (bruit sourd, continu et leger de voix humaines), т. е. приглушенный разговор, а переносное – «звук текущей воды, шумящей листвы и т. п.» (murmure des feuilles dans le vent). Звонкое журчание ручейка также обозначается метафорически словом le gazouillement, которое в буквальном смысле обозначает щебет птиц. Для наименования высоких резких звуков метафорически используются глаголы crier – кричать, gemir – стонать, что почти не встречается в русском языке. Итак, если какая-нибудь семантическая группа слов лексически мало употребляема, то, значит, и общий удельный вес её в языке сравнительно невелик и отражаемые ею понятия для говорящего на этом языке не являются первоплановыми. Звуковые впечатления не только более расплывчаты во французских описаниях, они фиксируются реже, особенно при обозначении движений. Если исходя из обстановки становится ясно, что действие или движение следует вместе со звуком, то по-французски этот звук специально не описывается, тогда как в русском он обязательно обозначается. Таким образом, часто возникает соответствие: французское незвуковое слово – русское звуковое слово. Например, оживление по-русски передается словами шуметь, шум. Французские соответствия не указывают специально на звук, они могут быть выражены глаголами движения, например: s’agiter, s’animer (двигаться, оживляться). Другие примеры: • Le coup (удар) – стук (удар + стук). • La dislocation (разлом) – треск (разлом + звук). 251 • Battre (ударять) – барабанить (ударять со стуком). • Vibrer (вибрировать) – жужжать (вибрировать, издавая звук). • Haleter (тяжело дышать) – пыхтеть (издавать звуки, выпуская воздух или пар). • Le galop, le trot (бег лошади) – топот, цокот (бег лошади + стук копыт). В этих случаях русская лексема покрывает значение французской, добавляя к нему еще и звуковое ощущение: во французском языке «движение» равно соотношению «движение + звук» в русском языке. В русском и французском языках фиксируются различные типы движений – звуков, которые не полностью перекрывают друг друга. Так, русская лексема треск обозначает «резкий сухой звук, издаваемый ломающимся, лопающимся, разрывающимся предметом» [«Толковый словарь русского языка» С. И. Ожегова]. Французская лексема fracas имеет то же определение: «bruit qui resulte d’une rupture violente de chocs» [«Dictionnaire des locutions françaises» (Larousse)]. Однако треск – более резкий звук, чем fracas, который может означать любой громкий и даже продолжительный звук. Поэтому выражение le fracas du tonnere может переводиться треск грома или грохот грома. Но выражение le fracas de la rue может переводиться только как грохот улицы, так же как выражение fracas des vaques – грохот волн. Вызывает интерес тот факт, что русская лексема треск, обозначающая сухие короткие звуки, такие как треск барабанов, пулеметов, кузнечиков, часто равна французскому craquer, или, если речь идет о повторяющихся дробных звуках, употребляются глаголы crepiter, gresiller. Глагол craquer указывает на любой звук, независимо от того, происходит ли он от разлома, разрыва, раздавливания или трения; в русском языке выбор слова зависит от характера движения: • Le craquement des vieux meubles – треск старой мебели. • Une allumette craquait – спичка трещала (при разломе). 252 • Les feuilles craquent sous les pieds – листья хрустят под ногами. • Des gateaux craquent sous la dent – печенье хрустит на зубах (при раздавливании). • Le craquement de la potence – скрип виселицы (при трении). Вокруг понятия треск группируются слова: • Le fracas – сильный шум с раскатом, грохот. • Le fracas – звук разлома, треск. • Le crepitement – звук разлома, треск. • Le crepitement – повторные сухие звуки, треск. • Le craquement – звук разлома, треск. • Le craquement – звук трения, треск. • Le craquement – звук раздавливания, хруст. Таким образом, в русском языке термины дифференцируются по характеру производимого движения (разлом, трение, раздавливание), во французском – по характеру звука (раскатистый или сухой, одиночный или повторный). Другой пример несовпадения «звуковых спектров» мы рассмотрим, отталкиваясь от французского глагола claquer. Этот глагол обозначает резкий звук при соприкосновении предметов («claquer – produire un bruit sec et sonore, par exemple: claquer des dents» – производить сухой и звонкий звук, например – клацать зубами). В русском языке ему опять-таки соответствует ряд глаголов, уточняющих характер движения (это может быть удар или разрыв), материал предметов: хлопать, щелкать, цокать, бить, топать: • Claquer des mains – хлопать, бить в ладоши. • Faire sa langue – щелкать, цокать языком. • Faire claquer de fouet – щелкать, хлопать бичом. • Faire claquer la porte – хлопнуть дверью. Обратим особое внимание на то, что тембр звука зависит от характера среды или материала, из которого сделан предмет, производящий звук. Эта 253 особенность в русском языке отражается последовательнее, чем во французском. В русском языке есть особые лексемы для обозначения высоких звуков, издаваемых при ударе стеклянными или металлическими предметами, – звон, звенеть, звонить, звякать. Во французском языке таких лексем нет, но поскольку bruit, как мы видели, соответствует не только русской лексеме шум, но и звук, то лексема son используется для обозначения звуковых впечатлений, передаваемых русским слово звон. С другой стороны, французский язык обладает особыми лексемами для обозначения звона, издаваемого несколькими предметами, для выражения длительно-прерывистого звона одного предмета: • La sonnerie de clairon – звон трубы, горна. • La sonnerie du telephone – телефонный звонок. • Le tintement de cloche – звон колокола. При описании звуков от движений предметов русский язык точнее учитывает, сделаны ли предметы из металла, стекла или другого материала. Так, le fracas des vitres cassees мы переведем звон разбитого стекла (а не треск или грохот). Обозначая звуки, образуемые при трении, русский язык различает: • Скрип – высокий резкий звук. • Скрежет – звук, который обозначает трение предметов из металла, камня, кости. • Лязг – звук, обозначающий соприкосновение металлических частей. • Шуршание – звук, который обозначает трение мягких веществ и мелких частиц. • Хруст – звук, обозначающий трение сыпучих тел и раздавливание. Во французском языке среди различаются: • Le crissement – хруст. • Le grincement – скрежет. 254 звуков, обозначающих трение, Le crissement связывается прежде всего с сыпучими телами и переводится хруст, хрустение: • Le crissement de la neige – хруст снега. • Le crissement du sable – хруст песка. Обозначая трение мягких предметов, французское crisser соответствует русскому глаголу шуршать: • Le crissement de la soie – шуршание шелка. • Le crissement du papier – шуршание бумаги. • Le crissement des feuilles – шуршание листвы. В процессе эксперимента было замечено, что при описании звука французы больше использовали жесты, чем англичане и русские. Вообще французский язык отдает предпочтение зрительным восприятиям (движение, жесты) перед звуками. В реакциях французов также встречалась синестезия – использование лексем, связанных с каким-либо органом чувств, для обозначения понятий, относящихся к сфере другого чувства. Таким образом, происходят переносы: от зрения к слуху – яркий звук; от вкуса к слуху – кислая нота; от осязания к слуху – мягкие звуки; от слуха к зрению – кричащие краски. Отметим и поясним употребление на лингво-метрологической шкале звука лексем haut и doux, т. е. высокий и нежный. Во французском языке звуковые лексемы сравнительно мало применяются в области иных чувственных восприятий. Наоборот, для характеристики звуковых впечатлений привлекаются слова из других лексико-грамматических групп. В нем нет даже специальных слов для обозначения силы звука вроде русских громкий и тихий и используются слова из области зрительных впечатлений: haut и bas – высокий и низкий. Сила звука нередко по-русски передается специальным звуковым словом, а по-французски – общим определителем интенсивности: • Русское приглушить и французское baisser. • Русское тихий и французское doux. 255 Но если тихий относится прежде всего к звуковым впечатлениям и лишь переносно употребляется в значении «слабый» (тихий удар) или «медленный» (тихая езда), то французское слово doux означает нерезкую, приятную степень чувственного восприятия: • Тихий голос – une voix douce. • Мягкая шерсть – une laine douce. На шкале также встречается слово sourd (глухой). Оно широко используется в переносном смысле. Но все же оно не выходит за пределы звуковых представлений, обозначая лишь кого-то, кто не слышит, или что-то, что не слышится. Например, • Faire la sourde oreille – не прислушиваться, не обращать внимания. • La querre sourde – тайная война. Русское прилагательное глухой имеет более широкий диапазон переносных употреблений, связанных с иными чувствами и восприятиями: глухая тропа, глухая деревня. На основе сопоставительного анализа конкретного материала (звукообозначений русского и французского языков) можно сделать вывод, что повторный и совокупный характер звука во французском языке лексически выражается более дифференцированно, чем в русском. Менее дифференцируемому отражению в лексике французского языка звуковых впечатлений соответствует меньшее использование им звуковых слов в речи. В русском языке более широко, чем во французском, используются глаголы движения, положения в пространстве и слова, обозначающие звуковые впечатления. Абстрактность языкового знака французского слова относительна. Существуют целые лексические группы, например наименований частей тела, где французский язык систематически прибегает к словам более узкого значения, чем русский. Далее, абстрактность, недифференцированность знака относится скорее не к языку как таковому, а к речи. В случае необходимости обозначить конкретный элемент объективной реальности французский язык 256 находит достаточно точные и конкретизирующие средства. Если ситуация или контекст не достаточно ясно определяет этот элемент, то используются уже более отвлеченные, широкие по значению средства выражения. Русский язык использует и в этом случае конкретные, точные слова. Таким образом, абстрактность французского языка предстает не как особенность его лексики, а как закономерность построения высказывания на этом языке. Отвлеченность при описании звуковых впечатлений проявляется и в том, что вместо глаголов – конкретных звуков во французской фразе употребляются только глаголы, обозначающие лишь факт звучания либо восприятия звука (донеслось, разнеслось, прозвучало). Переходя к английскому языку, отметим, что лексико-семантическое поле «звук» в английском языке включает в себя 175 лексем и делится на следующие лексико-семантические группы. Лексемы, характеризующие звуки, произносимые и производимые человеком: bubble (болтать, лепетать), bawl (кричать, орать), bell (кричать), blubber (громко плакать), boo (шикать), breathe (тихо говорить), broil (шум, ссора), chatter (болтать, стучать зубами), chaw (чавкать), clap (хлопать), clatter (гул голосов), click (щелкающий звук), clip-clop (стук каблуков), crackle (хруст), crisp (хрустеть), croak (урчанье в животе, хрип), cry (плакать), drum (стучать, топать), gabble (бормотать), giggle (хихикать), grunt (ворчать, мычать (о человеке)), ha-ha (хохот), halloo (кричать, натравливать собак), hoot (кричать, улюлюкать, гикать), hum (напевать с закрытым ртом), murmur (шум голосов, ворчанье, ропот), outvoice (перекричать), rebellow (громко откликаться эхом), roar (кричать, орать, рев, громкий смех), romp (возня, шумная игра), rustle (суматоха), scream (пронзительно кричать, вопить, крик, хохот), screech (пронзительно или зловеще кричать), shout (кричать, громко говорить, крик, возглас), to shout with laughter (хохотать), shriek (кричать, вопить), to shriek with laughter (громко, истерично смеяться), sing out (кричать), sing (петь, свистеть), slam (хлопать, стучать), slap (шлепать, хлопать), snore 257 (храпеть), scream (пронзительно кричать), snigger (хихикать), sob (рыдать, всхлипывать), speak (говорить), squall (вопить пронзительно, кричать (о детях), горланить песню), squawk (пронзительно кричать, громко жаловаться), squeal (визжать, пронзительно кричать), stamp (топанье), tang (говорить громким голосом), tattle (болтать, судачить), tattoo (барабанить), thrum (бренчать, барабанить пальцами, мурлыкать), to give tongue (кричать), toot (трубить в рожок), tootle (трубить, звук трубы), troll (петь), vociferate (кричать, горланить, орать), to voice (произносить звук), whisper (говорить шепотом), whistle (свист), utter a groan (издавать стон), yelp (визжать, ныть, вскрикнуть от боли), chitchat (болтовня). Лексемы, характеризующие звуки, произносимые животными: bark (лаять), bay (лаять), bell (рев оленя), bellow (мычать), clip-clop (цоканье копыт), croak (кваканье), fizzle (слегка шипеть), growl (рычать), grunt (хрюкать), mew (мяукать), rave (выть, реветь), roar (кричать), snort (фыркать, храпеть (о лошади)), whirr (мурлыкать), jap (тявканье, лай), yelp (лай). Лексемы, характеризующие звуки, произносимые птицами: bird call (звук, издаваемый птицей), bump (крик выпи), caw (каркать), chirrup (щебетание), chackle (кудахтать, крякать, гоготать о гусях), clang (крик птиц), clink (пронзительный крик птицы), croak (карканье), drum (хлопать крыльями), flute (свистать (о птице)), gabble (гоготать (о гусях), кудахтанье кур), squawk (клекотать, гоготать, кудахтать). Лексемы, характеризующие звуки, произносимые насекомыми: chirr (стрекотать, трещать (о кузнечиках, сверчках)), hum (жужжать), murmur (жужжанье пчел), squeak (пищать), whirr (жужжать). Лексемы, характеризующие звуки, издаваемые растениями: chirr (шуршать (о сухом тростнике)), murmur (шорох листьев), whisper (шелестеть). Лексемы, характеризующие звуки, производимые предметами: bark (звук выстрела), bell (бить в колокол), blare (громко трубить), blast (звук 258 духового инструмента), blow (звучать (о трубе)), clang (лязг, звон, бряцанье), clank (греметь цепью), clash (лязг оружия, гул колоколов), clatter (стук, звон посуды, грохот машин, топот), clink (звон стекла, ключей, монет), clink-clank (дзинь-дзинь, звон), crackle (треск), decrepitate (потрескивать на огне), ding-dong (звон колокола), gride (врезаться с резким звуком, скрести, скрипеть), creak (скрип), hoot (свистеть (о сирене), гудеть), jingle (звон, перезвон, звяканье), knell (звучать зловеще, созывать колокольным звоном), lumber (громыхать), roll (бой барабана), sing (свист пули, гудеть), squeak (скрипеть), thud (глухой звук от падения тяжелого предмета), tinkle (звонить, звенеть), toll (звон часов, благовестить), bang (удар, стук, звук выстрела), plop (звук от падения в воду), flip-flap (хлопающие звуки). Лексемы, характеризующие звуки явлений природы: bubble (журчать (о ручье)), chatter (журчать), growl (греметь (о громе)), murmur (журчанье), roll (раскат грома), rustle (шелест, шорох), sing (свист ветра), whisper (журчать). Характеристика звука в аспекте громкости и интенсивности: audibly (громко, внятно), canorous (звучный, мелодичный), caress the ear (ласкать слух), chime (звучать гармонично), clamant (шумливый), clarion (громкий, чистый), crash (с грохотом, с треском), deafening (оглушительный), din (слабый, приглушенный), flatter (ласкать слух), hue and cry (шумные крики), noiseless (бесшумный, беззвучный, безмолвный), noisy (шумный), quiet (тихий, бесшумный), racket (шум, гам), roaring (шумный), robustion (шумный), slapbang (с шумом), still (тихий, спокойный, бесшумный), thunderous (громовой, оглушающий), tumult (шум и крики), tumultuary (шумный, буйный), tuneful (гармоничный), tuneless (немелодичный, незвучащий). Лексемы, характеризующие голос человека: blatant (крикливый), clamorous (шумный, крикливый), concordant (созвучный), cracked (резкий (о голосе)), deeply (низким голосом), deep-mouthed (зычный), discord (звучать диссонансом), gentle (нежный (о голосе)), gin-and-voice (хриплый голос), 259 guttural (гортанный звук), hollow (глухой (о звуке)), liquid (плавный), loud (громкий, звучный, шумный, крикливый), roll (раскат голоса), silent (безмолвный, тихий), throaty (гортанный, хриплый), vocal (звучащий, полный звуков), vociferous (шумный, горластый). Лексемы, характеризующие звуки абстрактно: assonance (созвучие), calm (тишина, покой), canto (напев), clamour (шум, крики), clangour (резкий металлический лязг), concord (гармония), din (шум, грохот), earshot (предел слышимости), music (музыка), repercussion (отзвук, эхо), reverberation (эхо, отзвук), silence (тишина, безмолвие), sound (звук, шум), strength (интенсивность звука), tang (звон, звонить), volume of sound (громкость, сила звука), wallop (шум, грохот падения), whirr (шум крыльев, машин). Лексемы, характеризующие звуки, которые могут принадлежать любой ЛСГ: bellow (греметь), clank (звучать), rattle (трещать, греметь, грохотать, дребезжать, сильно стучать), resonant (звучать), reberberating (звучащий, грохочущий), ring (звенеть, звучать), to sound (звучать, издавать звук, звенеть), surge (нарастать (о звуке)), thunder (греметь), tingle (испытывать звон в ушах), utter (издавать звук), wobble (дрожать (о голосе, звуке)). Привлекают внимание английские звукоподражательные лексемы благодаря их большей эксплицитности, чем в русском и французском языках, из-за сравнительно небольшого числа флексий и аффиксальных образований. Сравните: грох-ну-ть-ся, за-скрип-е-ть и английские bang, plop (состоят из одного корня) или screamed, creaked, squeaker (присоединяют очень ограниченное число флексий). Отметим, что в английском языке много звукоподражательных единиц, содержащих редупликацию и чередование звуков: blash-blash, chitter-chatter, snip-snap, flip-flap. Анализ построенных лексико-семантических полей в русском, английском и французском языках подтверждает валидность и практическую ценность концепции лингвистической метрологии, одной из задач которой является исследование корреляции языковой и ментальной информации. 260 Итак, метод полевого исследования позволил более тщательно рассмотреть картины мира цвета и звука в разных языках, отметить универсальные черты и различные несоответствия. Особый интерес представила зона периферии, отразившая этноцентричный «цветной» и «звуковой» взгляд на мир. Звуко- и цветообозначения были рассмотрены в экстралингвистическом аспекте, т. е. в реальной действительности, в условиях которой развивается и функционирует язык. Представленные выводы сделаны с учетом психологической, этнокультурологической, семантической сущности цвета и звука. Мы попытались понять концепты «звук» и «цвет» с точки зрения носителя языка, постарались открыть понятийный мир других людей. Важно отметить, что построенные лексико-семантические поля в английском, русском и французском языках способствуют созданию многоязычного специализированного словаря звукообозначений, который полезен при переводах с русского языка на английский и французский. Пользуясь такого рода словарем, учащиеся могут ясно представить положение слова в лексико-семантическом поле, ознакомиться с фразеологическими оборотами, сравнениями. Как было написано ранее, при построении лексико-семантического поля «звук» мы также опирались на данные массового ассоциативного эксперимента, который устанавливает ассоциативную связь между двумя объектами. «Ассоциации – это связь между некоторыми объектами и явлениями, основанная на личном, субъективном опыте» [345, с. 350]. Данный опыт может также лежать в плоскости общественного опыта, культуры и принятых обществом традиций. В процессах ассоциирования происходит, с одной стороны, усвоение социального опыта, а с другой – его преломление в индивидуальном сознании. Способом изучения ассоциаций и видов ассоциативных связей служит методика ассоциативного эксперимента, которая является достаточно разработанной техникой семантического 261 анализа. Нами был проведен такого рода эксперимент. Остановимся подробнее на его описании. В эксперименте участвовало 50 информантов. Им были даны инструкции. Испытуемые поставили в правом углу страницы числа от одного до ста; они обозначают порядковый номер ответов. Вверху пишется номер списка. Экспериментатор читал слова. Информанты должны были ответить на каждое слово, не раздумывая, той ассоциацией, которая первой пришла в голову. Время записи – 5–6 секунд. После 15 слов давался перерыв для отдыха и для того, чтобы проследить, не сбились ли информанты с нумерации. Далее мы собрали материал, приготовили сводные данные по реакции испытуемых. Ответы-реакции на каждую лексему были выписаны нами на одну общую страницу. Вверху отмечалась лексема-стимул и число, обозначающее количество испытуемых. После этого записывались «в столбик» все полученные в эксперименте ответы. Мы указывали, сколько информантов ответило похожим образом. Ответы-реакции были записаны в порядке убывания: от большего к меньшему числу информантов. Если реакции фиксировались по одному разу, они располагались в алфавитном порядке. Некоторые испытуемые отказались дать ответ, это также указывалось в конце списка. Из всех полученных списков мы получили одну словарную статью. Результаты ассоциативного эксперимента представлены таким образом: заглавная лексема-стимул, после нее – лексемы-ассоциаты, лексемы – реакции на стимул, расположенные по мере уменьшения их частоты. Например: БЕЗЗВУЧНЫЙ тишина 20 неслышный 10 тишь 10 ночь 6 муха 2 класс 1 немой 1 50+6+0+2. БЕЛУГОЙ ВЫТЬ орать 40 кричать 6 выть 2 во всю Ивановскую 2 50+4+0+1. Первая цифра обозначает общее число реакций на лексему-стимул, вторая – число различных реакций, третья указывает на число отказов и четвертая – на число ответов с частотой «1». Отметим, что 262 лексемы-стимулы – это лексемы, относящиеся к лексико-семантическим группам «звук», «звучать», «звучащий». Ниже представлены результаты массового ассоциативного эксперимента: АДСКИЙ ад 31 страшный 7 пламя 6 злой 4 крик 2 50+5+0+0 АПЛОДИРОВАТЬ хлопать 10 ладоши 10 руки 10 спектакль 10 шум 2 театр 2 концерт 2 хлопок 2 футбол 1 браво 1 50+9+0+2 АУКАТЬСЯ в лесу 22 заблудиться 20 кричать 5 чаща 3 50+4+0+0 БАБАХАТЬ шарахнуть 10 хлопок 10 залп 10 бомба 5 гром 5 снаряд 3 грохот 3 война 2 ливень 1 пушка 1 50+10+0+2 БАЛАКАТЬ разговаривать 19 по-украински 17 звонко 7 тетки 3 женщины 3 язык 1 50+6+0+1 БАЛОВАТЬСЯ дети 23 тихо 6 шум 6 стук 5 драка 3 говор 3 громко 3 чересчур 1 50+8+0+1 БАРАБАНИТЬ барабан 20 громко 6 строй 3 палочки 3 марш 3 стук 3 барабанщик 3 уши заложило 3 шумно 3 пионер 2 звучно 1 50+11+0+1 БАРАХЛИТЬ помехи 15 телевизор 10 настройка 8 радио 7 машина 7 мотор 1 шум 1 инструменты 1 50+8+0+3 БАСИСТЫЙ голос 27 бас 10 грозный 6 хриплый 2 мужчина 2 певец 2 медведь 1 50+7+0+1 БАСИТЬ громко говорить 16 бас 15 третий голос 6 грозно 5 труба 5 в бутылку 2 хор 1 50+7+0+1 БАХАТЬ бах 23 удар 7 хлопушка 6 ба-бах 5 залп 5 салют 1 пушка 1 оружие 1 война 1 50+9+0+4 БЕЗГОЛОСЫЙ нет голоса 20 нет слуха 15 ни в тын ни в ворота 15 50+3+0+2. БЕЗЗВУЧНЫЙ тишина 20 неслышный 10 тишь 10 ночь 6 муха 2 класс 1 немой 1 50+6+0+2 БЕЗМЕРНЫЙ нет меры 25 длинный 7 горе 3 шнурок 3 счастье 3 пустыня 3 вселенная 2 океан 2 чувство 1 траур 1 50+10+0+2 263 БЕЗМОЛВСТВОВАТЬ не говорить 27 молчать 15 нет слов 3 как рыба 3 могила 3 тихо 3 тишь 3 лес 2 ангел 1 50+9+0+1 БЕЗУДЕРЖНЫЙ хохот 32 смех 10 радость 5 счастье 2 человек 1 50+5+0+1 БЕЗУМОЛЧНЫЙ несмолкаемый 27 шумный 20 несмолкающий 3 50+3+0+0 БЕЛУГОЙ ВЫТЬ орать 40 кричать 6 выть 2 во всю Ивановскую 2 50+4+0+1 БЕСНОВАТЫЙ бес 30 шальной 4 черный 4 сумасшедший 4 больной 4 плохой 3 черт 1 50+7+0+1 БЕСПОЩАДНЫЙ сильный 20 нет пощады 15 вредный человек 5 война 3 враг 2 50+6+0+0 БЕСПРЕДЕЛЬНО нет границ 27 непослушный 10 все можно 5 сильный 5 слишком 2 очень 1 50+6+0+1 БЕСШУМНЫЙ лес 10 церковь 8 как в гробу 8 на кладбище 8 как на экзамене 7 как в раю 5 как ночью 4 50+7+0+0 БИТЬ головой о стенку 32 в истерике 8 на смерть 6 сильно 3 головой 1 50+5+0+1 БЛАГОЗВУЧНЫЙ приятный 20 ласкает слух 15 нежный 9 мелодия 6 50+4+0+0 БЛЕЯТЬ овца 40 шум 3 звуки 2 ме-е 2 баран 2 громко 1 50+6+0+1 БОЛТАТЬ много говорить 27 громко 10 щебет 10 плохо 2 нельзя рассказать 1 50+5+0+0 БОМБИТЬ город 14 бомба 13 самолет 6 война 5 население 4 Чечня 3 немцы 2 зверство 1 Югославия 1 жаль 1 50+10+0+2 БОРМОТАТЬ говорить на ухо 17 говорить тихо 15 невнятно 10 говорить непонятно 3 несвязно 3 неслышно 2 50+6+0+0 БРАНИТЬСЯ брань 27 ругань 4 ругаться 4 очередь 4 мат 4 плохо 4 громко 2 сильно 1 50+8+0+1 БРЕНЧАТЬ инструмент 40 играть 7 балалайка 2 брень 1 50+4+1+0 264 БРЮЗЖАТЬ жаловаться 25 ныть 10 брюзга 9 жаловаться на судьбу 4 на жизнь 2 50+5+0+0 БРЯКАТЬ звук 10 бряк 10 хлоп 5 металл 5 железо 5 лязг 5 упасть 5 шум 3 посуда 1 с печки 1 50+10+0+2 БРЯЦАТЬ лязг 27 шум 5 ремень 5 бубен 5 колокольчик 2 звонко 2 звон 1 бряк 1 металл 1 бляшка 1 50+10+0+4 БУБНИТЬ говорить непонятно 49 неразборчиво 1 50+2+1+0 БУЙСТВОВАТЬ сумасшедший 22 больной 12 шум 6 буря 5 сильно 2 ветер 2 гром 1 50+7+0+1 БУЛТЫХАТЬ в воде 43 плескаться 4 камни 2 брызги 1 50+4+1+0 БУЛЬКАТЬ вода 35 бульбы 4 горячо 3 кипеть 3 шум 2 звук 2 сосулька 1 50+7+0+1 БУРЛИТЬ водопад 30 кипит 6 кипяток 3 скважина 2 булькать 2 вода 2 горячо 2 молоко 2 вариться 1 50+8+0+1 БУРЧАТЬ ворчать 46 жидкость 2 чайник 1 живот 1 50+4+2+0 БУХАТЬ упасть 27 шум 8 бух 8 тяжесть 5 падать 2 50+4+0+0 ВЕРЕЩАТЬ кричать 35 визг 5 пищать 5 трещать 4 звук 1 50+5+1+0 ВЗРЫВАТЬ гранатой 20 взрыв 20 динамит 6 дом 2 громко 1 оглушительно 1 50+6+2+0 ВИЗЖАТЬ кричать 47 визг 3 50+2+0+0 ВО ВСЕ ГОРЛО громко кричать 30 громко орать 10 кричать 10 50+3+0+0 ВОПИТЬ кричать 40 орать 7 ребенок 1 громкий 1 50+4+2+0 ВОРКОВАТЬ голубки 42 голубь 4 нежно 2 клюв 1 о любви 1 50+5+0+2 ВОРЧАТЬ недовольство 41 говорить 4 сердито 2 бормотать 2 тихо 1 50+5+1+0 ВОСКЛИКНУТЬ клик 29 оклик 8 кричать 8 удивление 3 ай 1 страх 1 50+6+0+2 ВСХЛИПЫВАТЬ хлюп 23 слезы 11 сопли 8 мокро 5 обида 2 плач 1 50+6+0+1 265 ГАВКАТЬ собака 40 рявкнуть 3 лаять 3 громко 2 ругаться 2 50+5+0+0 ГАМ птицы 32 щебет 8 птиц 5 шум 5 50+4+0+0 ГАМКАТЬ лаять 28 бранить 15 отрывисто 7 50+3+0+0 ГАРКНУТЬ крикнуть 19 резко 15 в гневе 6 громко 6 сильно 2 неприятно 1 не любовь 1 50+7+0+2 ГИКАТЬ смеяться 34 резко 7 отрывисто 5 звук 2 громко 2 50+5+0+0 ГОВОРИТЬ разговаривать 26 беседа 7 гутарить 5 речь 5 быстро 3 speak 3 по-английски 1 50+7+0+1 ГОГОТАТЬ сильно смеяться 35 ржать 10 звонко 7 громко 2 гусь 1 50+5+0+1 ГОЛОСИТЬ орать 31 выть белугой 8 на всю Ивановскую 6 плакать 3 выть 1 беда 1 50+6+0+2. ГОМОНИТЬ птичий 32 шум 5 гам 5 громко 3 птицы 2 много 2 зычно 1 50+7+0+1 ГОРЛАНИТЬ громко орать 40 кричать 6 орать 3 петь 1 50+4+0+1 ГОРЛАСТЫЙ зычный 27 горло 11 кричать 7 человек 5 50+4+0+0 ГОРЛОДЕР орать 30 выть белугой 9 драть горло 8 дико кричать 2 озверело 1 50+5+0+1 ГРЕМЕТЬ посудой 22 ложкой 8 шумно 7 гром 7 тазы 3 на заводе 2 упал 1 50+7+0+1 ГРОМКИЙ голос 41 звук 4 разговор 3 звучащий 2 50+4+0+0 ГРОМОВОЙ гром 21 молния 12 страшно 7 пронзительно 3 очень 3 яро 9 гроза 1 50+7+0+1 ГРОМОЗВУЧНЫЙ громко 20 громко звучать 19 громкая песня 7 петь 5 колокол 4 кричать 4 микрофон 1 50+7+0+1 ГРОМЫХАТЬ посудой 25 общежитие 6 многоэтажный дом 3 коммуналка 3 шум 3 гром 3 предметом 3 стекло 3 жестяной 1 50+9+0+1 ГРОХНУТЬСЯ упасть 28 удариться 20 синяк 1 больно 1 50+4+0+2 ГРОХОТАТЬ грохот 17 шум 15 посуда 8 машина 7 гам 2 колеса поезда 1 50+6+0+1 266 ГУДЕТЬ гудок 43 сирена 4 шмель 2 у-у 2 50+4+0+0 ГУЛКИЙ гул 38 шумный 9 гудок 3 50+3+0+0 ДРАТЬ ГОРЛО орать 43 сильно кричать 5 белугой выть 1 крик 1 50+4+0+2 ДРЕБЕЗЖАНИЕ посуды 23 землетрясение 5 подстаканник 5 дребезг 5 стекло 5 разбить 5 струн 2 50+7+0+0 ДУДЕТЬ дудка 30 труба 9 флейта 7 шум 2 тростник 2 50+5+0+0 ДУРНЫМ ГОЛОСОМ орать 42 кричать 4 крик 2 сильно 1 голосить 1 50+5+0+2 ЖУЖЖАТЬ пчела 23 оса 15 пила 10 муха 1 50+5+0+2 ЖУРЧАНИЕ ручей 27 песнь 15 ручеек 6 воды 2 50+4+0+0 ЗАТИШЬЕ тишина 47 у реки 2 лес 1 50+3+1+0 ЗВАТЬ по имени 28 кличка 13 крикнуть 9 50+3+0+0 ЗВЕНЕТЬ колокольчик 37 звон 10 колокол 1 монета 1 золото 1 50+5+0+3 ЗВОНИТЬ колоколов 23 металла 17 звучно 5 стаканов 5 50+4+0+0 ЗВОНКИЙ колокольчик 28 колокол 7 капель 7 дождь 5 песня 2 бубен 1 50+6+0+1 ЗВОНКОГОЛОСЫЙ звонкий голос 28 песня 11 зычно 6 соловей 2 трель 2 певица 1 50+6+0+1 ЗВУК слышу 10 голос 9 рояля 9 пустой 3 дождя 3 кашля 3 крик 3 говор 3 му 3 пианино 3 инструмент 1 50+11+0+1 ЗВУКОВОЙ звук 15 производить звук 15 звучание 8 сигнал 7 кино 3 аппарат 3 шум 1 50+7+0+1 ЗВУЧАТЬ издавать звук 25 голос 9 инструмент 9 песня 5 гитара 1 звучит гордо 1 50+6+0+2 ЗВУЧНЫЙ громкий 19 зычный 15 оркестр 6 мелодия 5 песня 3 согласный 1 чистый 1 50+7+0+2 ЗВЯКАТЬ ключами 26 звяк 13 колокольчик 5 металл 3 железяка 2 бляшка 1 50+6+0+1 267 ЗУДЕТЬ ныть 28 чесаться 12 свербеть 3 зуд 3 звук 2 металл 1 язык 1 50+7+0+2 ЗЫКАТЬ крикнуть 29 громко 13 цыц 4 шум 2 ухо 1 отрывисто 1 50+6+0+2 ЗЫЧНЫЙ громкий 22 шумный 11 резкий 6 голос 6 звучно 3 интенсивно 1 петь 1 50+7+0+2 ИГРАТЬ на инструменте 20 в футбол 21 в теннис 5 на пианино 1 в игру 1 50+5+0+1 ИКАТЬ икота 41 вода 1 50+3+1+0 ИНТЕНСИВНЫЙ громкий 16 звук 9 действие 9 зычно 4 работать 4 делать 2 активно 2 бурно 2 учеба 1 труд 1 50+10+0+2 ИСТЕРИЧНЫЙ крик 43 громкий 4 истерика 3 50+3+0+0 КАКОФОНИЯ звуки громкие 21 режет слух 2 50+2+0+27 КАРКАТЬ ворона 42 птица 4 крик 2 кар 2 50+4+0+0 КАТАВАСИЯ суматоха 31 беспорядок 10 гам 7 шум 1 возня 1 50+5+0+2 КАШЛЯТЬ болеть 43 бухикать 4 больница 1 лекарство 1 кашель 1 50+5+3+0 КВАКАНЬЕ лягушка 41 ква 5 болото 2 река 2 50+4+0+0 КЛЕКОТАТЬ звуки 42 орел 5 птицы 1 стая 1 кликать 1 50+5+0+3 КРИКЛИВЫЙ ребенок 40 жена 3 крикун 2 крик 2 громко 2 дитя 1 50+6+0+1 КРИЧАТЬ крик 37 орать 7 громко 3 50+4+0+0 КРЯКАТЬ утка 46 кря 2 озеро 2 река 1 50+4+0+1 КРЯХТЕТЬ старый 42 кашлять 4 палка 2 больной 2 50+4+0+0 КУДАХТАТЬ куры 43 курятник 5 надоедать 1 крик 1 50+4+0+2 КУКАРЕКАТЬ петух 50+1+0+0 КУКОВАТЬ кукушка 50 50+1+0+0 ЛАЯТЬ собака 30 ругаться 9 браниться 9 кричать 1 громко 1 50+5+0+2 268 ЛЕПЕТАТЬ младенец 32 малыш 6 ребенок 5 невнятно 4 звуки 2 ваву 1 50+6+0+1 ЛЯЗГАТЬ лязг 41 звон 3 кандалы 2 цепи 2 зубами 2 50+5+0+0 МЕКАТЬ ме-е 47 баран 3 50+2+0+0 МЕЛОДИЧНЫЙ песня 22 мелодия 7 приятный 7 напев 4 50+4+0+0 МОЛЧАЛИВЫЙ тихий 31 молчание 7 задумчивый 6 без слов 4 тишина 1 безмолвно 1 50+6+0+2 МОЛЧАТЬ не говорить 38 безмолвствовать 8 тихо 4 50+3+0+0 МУРЛЫКАТЬ кот 49 тихо 1 50+2+0+1 МЫЧАТЬ корова 42 му 8 50+2+0+0 МЯМЛИТЬ непонятно 47 говорить 2 невнятно 1 50+3+0+1 МЯУКАТЬ кот 45 мяу 4 кошка 1 50+3+0+1 НЕИСТОВЫЙ бурный 12 буйный 10 сильный 10 кричать 7 орать белугой 3 безудержный 3 дождь 2 выходка 2 исступленный 1 50+9+0+1 НЕПОМЕРНЫЙ нет меры 32 огромный 15 большой 3 50+3+0+0 НЕСЛЫШНЫЙ тихий 15 очень тихий 10 шорох 5 листья 3 разговор 3 чуть слышно 3 безмолвно 3 тишина 3 тишь 3 шепот 2 50+10+0+0 НЕСТЕРПИМЫЙ нет терпения 26 невыносимый 20 мороз 2 крик 1 сильный 1 нет границ 1 50+6+0+3 НИ ЗВУКА громко 6 хлестать 3 крик 3 плеть 3 правитель 3 враг 1 50+9+0+1 НОРМАЛЬНЫЙ норма 50 50+1+0+0 НЫТЬ надоедать 26 плакать 14 слезы 10 50+3+0+0 ОГЛУШИТЕЛЬНЫЙ выстрел 23 громкий 10 взрыв 7 пронзительный 7 шумный 3 50+5+0+0 ОГОЛТЕЛЫЙ буйный 14 нет меры 12 несдержанный 10 человек 6 ненормальный 6 террор 1 бешеный 1 50+7+0+2 ОКЛИКАТЬ крик 21 звать 20 крикнуть 5 назвать имя 4 50+4+0+0 ОРАТЬ кричать 37 громко 12 белугой 1 50+3+0+1 ОХАТЬ ох 26 беда 7 печаль 7 горе 5 плохо 5 охи 5 стон 5 50+7+0+0 269 ПАЛИТЬ из пушки 27 громко 7 солнце палит 6 50+3+0+0 ПЕТЬ птицы 23 песня 20 звонко 2 соловья 2 певица 1 музыка 1 звуки 1 50+7+0+3 ПИЩАТЬ комар 20 писк 15 противно 3 надоедать 2 тихо 3 еле-еле 2 мышь 5 50+7+0+0 ПЛАКАТЬ плач 25 слезы 6 лить слезы 6 горе 4 беда 4 от счастья 4 жалко 1 50+7+0+1 ПЛЕСКАТЬ вода 30 брызги 7 бассейн 5 река 4 море 3 дитя 1 50+6+0+1 ПЛЮХНУТЬСЯ упасть 40 шлепнуться 3 удар 3 плюх 3 неловко сесть 1 50+5+0+1 ПРИГЛУШЕННЫЙ тихий 50 50+1+0+0. ПЫХТЕТЬ устать 48 тяжело дышать 2 50+2+0+0. РЖАТЬ лошадь 35 конь 10 пугает 3 громко 2 50+4+0+0 РОКОТАТЬ шум 23 гром 6 гул 5 грохот 4 моря 3 звуки 3 отдаленный 1 канонады 1 соловья 1 слабый 1 50+11+0+4 РОПТАТЬ обижаться 18 на судьбу 16 на жизнь 7 бубнить 6 нудить 3 50+5+0+0 РУГАТЬ шуметь 12 бранить 9 обзывать 7 порицать 7 высказывать 4 детей 4 грубо 3 поносить 2 ссора 1 мат 1 50+9+0+2 РЫГАТЬ звуки 20 громко 15 рвать 9 отрыжка 5 блевота 1 50+5+0+1 РЫДАТЬ плакать 30 слезы 7 навзрыд 6 выть 3 в три ручья 2 всхлипывать 2 50+6+0+0 РЫЧАТЬ громко 11 звук 10 зверь 8 угрожать 8 собака 7 кричать 5 лев 1 50+7+0+1 РЯВКАТЬ кричать 43 ругаться 3 сердиться 2 громко 1 50+4+1+0 СВИРИСТЕТЬ звук 20 шипенье 13 свиристель 12 скрип 2 50+4+0+0 СВИСТЕТЬ свист 20 свисток 11 милиционер 4 ветер 3 плясать 4 паровоз 3 свистопляска 3 в кармане 2 50+9+0+1 СИГНАЛИТЬ звук 12 громко 7 машины 7 тревога 6 слышать 6 шумный 3 реакция 3 предупреждение 2 сирена 2 знак 2 50+10+0+0 270 СИПЕТЬ сип 20 шипеть 11 звуки 8 больное горло 3 злиться 3 хрипеть 2 больной 1 сухость в горле 1 в горле 1 50+9+0+3 СКРЕЖЕТАТЬ зубов 15 металлический 12 звуки 7 хищник 3 скрипящий звук 2 скрипя зубами 1 50+8+0+1 СКРИПЕТЬ звук 10 дверь 10 снег 9 телега 8 скрипучий голос 6 шум 5 сапоги 2 50+7+0+0 СКУЛИТЬ собака 40 плакать 8 скулеж 2 50+3+0+0 СЛАБЫЙ еле-еле 18 голос 11 звук 6 хилый 5 парниша 4 человек 3 50+7+0+0 СЛАДКОЗВУЧНЫЙ мелодия 20 песня 10 ласкает слух 7 приятный 6 нежный 4 арфа 2 фонтаны 1 50+7+0+1 СМЕЯТЬСЯ звонко 11 шутить 7 хохотать 6 шутка 6 над кем-то 4 дети 4 анекдот 4 до слез 3 ржать 3 дико 2 50+10+0+0 СОКРУШИТЕЛЬНЫЙ разрушительный 30 уничтожающий 15 вероломный 3 сокрушать 2 50+4+0+0 СОПЕТЬ дышать 20 болеть 10 нос забит 10 насморк 5 нос 5 шум 5 сап 3 звук 2 50+8+0+0 СПОКОЙНЫЙ голос 11 человек 10 ребенок 8 море 5 штиль 5 тихо 5 прибой 3 жизнь 2 50+8+0+0 СТЕНАТЬ стенание 30 метаться 16 ныть 4 50+3+0+0 СТОНАТЬ стон 20 вздохи 10 жаловаться 10 охать 4 ахи 3 больно 3 50+6+0+0 СТРЕКОТАТЬ кузнечик 25 говорить 7 колеса 6 сорока 6 трещать 2 без умолку 2 по-английски 1 часто говорить 1 50+8+0+1 СТРЕЛЯТЬ пистолет 11 выстрел 8 из ружья 7 из лука 6 из пушки 5 винтовка 4 глазами 3 мишень 2 палить 2 пах 2 50+10+0+0 СТУЧАТЬ ударять 19 шум 12 в дверь 9 докладывать 4 доносить 2 часы 1 колотушка 1 стукач 1 стук 1 50+9+0+4 СЫПАТЬ зерно 10 тихий шум 9 деньгами 6 сыпучий 4 муку 3 звуки 3 труха 3 горох 3 сыпь 3 дробью 3 хмель 2 50+11+0+0 271 ТАРАБАНИТЬ бах 11 стук 10 шуметь 15 в дверь 8 в барабан 3 шум 3 50+6+0+0 ТАРАРАХАТЬ сильно ударить 23 грохнуть 8 пушка 9 в дверь 7 громко 3 50+5+0+0 ТАРАТОРИТЬ быстро говорить 36 трандычиха 1 без умолку 4 болтать 9 50+4+0+1 ТАРАХТЕТЬ посудой 16 гром 6 шум 15 телега 7 обоз 1 создавать шум 5 50+6+0+1 ТИКАТЬ часы 38 тик-так 4 ход часов 3 сверчки 1 тихо 1 звуки 1 50+6+0+2 ТИХИЙ голос 22 спокойный 10 небольшой силы 5 петь 4 звуки 4 ночь 2 человек 3 50+6+0+0 ТИХНУТЬ умолкать 41 становиться тише 9 50+2+0+0 ТИШИНА ночь 12 тихо 13 спокойно 6 соблюдать тишину 2 в классе 4 безмятежно 3 тишь 6 гробовая 4 50+8+0+0 ТИШЬ тишина 26 тихо 10 ночь 5 река 4 гладь 6 50+5+0+0 ТОПОТАТЬ топотать 32 плясать 12 ногами 6 50+3+0+0 ТПРУКАТЬ тпру 21 лошади 20 останавливать 4 кричать 3 хлестать 2 50+5+0+0 ТРАХНУТЬ ударить 33 сильно ударить 6 по голове 7 с шумом 4 50+4+0+0 ТРЕЗВОНИТЬ в колокол 27 в звонок 6 разносить слух 10 сплетничать 4 во все колокола 2 звучно 1 50+5+0+0 ТРЕЛЬ дрожащий звук 17 соловья 15 звук 7 свирель 4 иволги 2 раскатистая 2 музыка 2 соловья 1 50+8+0+1 ТРЕНЬКАТЬ бренчать 31 на балалайке 11 струны 4 инструмент 2 звонко 1 играть 1 50+6+0+2 ТРЕЩАТЬ костер 13 веток 9 звук 8 стук 8 сучьев 6 резко 5 лучина 2 кузнечиков 1 шум 1 50+9+0+2 272 ТРЕЩАТЬ издавать треск 32 дрова 7 морозы 4 говорить много 3 мебель 3 распад 1 50+6+0+1 ТРУБНЫЙ звук 23 сигнал 15 очень громко 6 глас 4 звучно 4 50+5+0+0 ТЯВКАТЬ гавкать 20 собака 20 лай 7 тяв 3 50+4+0+0 УЛЮЛЮКАТЬ улюлю 23 кричать 8 шум 10 голоса 4 глумиться 4 шуметь 1 50+6+0+1 УРЧАТЬ вода из крана 17 в желудке 25 урчанье 7 соловей 1 50+4+0+0 УХАТЬ громко 15 ух 10 загреметь 10 звук 3 снаряд 2 бухнуть 2 упасть 1 кулаком 1 50+10+0+3 ФЫРКАТЬ не нравится 30 фу 10 животное 4 фырк 4 морда 2 50+4+0+0 ХАРКАТЬ мокрота 25 кашлять 14 больной 7 громко 3 шумно 1 50+5+0+1 ХИХИКАТЬ смеяться 37 смешно 9 хи-хи 3 смех 1 50+4+1+0 ХЛЕБАТЬ суп 28 есть 14 черпать 7 похлебку 2 50+4+0+0 ХЛЕСТАТЬ по лицу 25 кнутом 20 больно 3 ладонь 2 50+4+0+0 ХЛИПАТЬ плакать 24 всхлипывать 7 шумно 5 слезы 4 плач 4 всхлип 4 сопли 2 50+7+0+0 ХЛОБЫСТАТЬ бить 32 колотить 9 по лицу 3 по спине 3 по роже 2 ставни 1 50+6+0+1 ХЛОПАТЬ в ладоши 43 аплодировать 4 ударять 2 хлопушка 1 50+4+1+0 ХЛЮПАТЬ плакать 36 по лужам 7 калоши 3 хлюпик 2 вода 1 50+5+0+1 ХМЫКАТЬ хмы 21 досада 4 50+2+0+25 ХНЫКАТЬ плакать 21 громко 7 реветь 4 жаловаться 4 всхлипывать 3 жалоба 3 мычать 1 50+8+0+1 ХОХОТАТЬ смех 23 раскатистый 10 звонкий 5 истерический 4 громкий 4 дикий 2 колокольчик 2 50+7+0+0 ХРАПЕТЬ старик 12 шумно 7 сопеть 7 громко 5 кони 4 спать 4 хрипло 4 сон 3 сильно 3 крепко спать 150+10+0+0 273 ХРИПЕТЬ болеть 21 сипеть 7 болезнь 5 насморк 4 больной 4 легкие 4 сильно 2 глухо 2 алкаш 1 50+9+0+1 ХРУСТЕТЬ суставы 7 треск 7 спина 6 шум 6 дрова 5 в камине 4 хворост 4 громкий 2 скелет 2 печенье 1 50+10+0+1 ХРЮКАТЬ свинья 27 хрю 12 поросенок 7 свинарник 3 храпеть 1 50+5+0+0 ЦАРАПАТЬ когти 17 кот 12 больно 11 ногтями 5 руки 2 ссориться 1 скрести 1 сильно 1 50+8+0+3 ЦЕЛОВАТЬ чмок 9 в губы 7 в щеку 7 поцелуй 5 страстно 4 любовь 3 знамя 3 пылко 3 взасос 3 смачно 2 любимую 2 в уста 1 крест 1 50+13+0+2 ЦОКАТЬ металлический звук 21 цок 17 ногтями 6 говор 3 когтями 2 о камень 1 50+6+0+1 ЦЫКАТЬ цыц 17 крикнуть 15 угроза 7 прикрикнуть 5 напугать 4 родитель 2 50+6+0+1 ЧАВКАТЬ есть 42 чмокать 5 губами 3 50+3+ 0+0 ЧИРИКАТЬ птицы 39 чирик 8 воробей 3 50+3+0+0 ЧИРКАТЬ спичкой 46 чирк 3 камень 1 50+3+0+1 ЧИХАТЬ болезнь 16 раздражение в носу 12 мне чихать 7 болезнь 7 громко 7 щекотно 3 50+6+0+0 ЧМОКАТЬ губами 47 чмок 2 звук 1 50+3+0+1 ЧОКАТЬСЯ рюмкой 39 бокалами 7 праздник 4 50+3+0+0 ШАМКАТЬ губами 10 невнятно 5 50+2+0+3 ШАРКАТЬ обувью 20 тереть 8 шорох 7 ногами 5 волочить ноги 5 чешки 3 шуршать 2 50+7+0+0 ШЕВЕЛИТЬСЯ двигаться 36 звук 5 животное 3 шуршать 2 тихо 2 шелест 2 50+6+0+0 ШЕЛЕСТЕТЬ бумага 27 листва 15 шорох 4 тихий 3 страниц 1 50+5+0+0 ШИПЕТЬ змея 43 злиться 4 ш-ш 3 50+3+0+0 ШЛЕПАТЬСЯ упасть 42 на землю 5 в лужу 2 шлеп 1 50+4+0+1 274 ШУМЕТЬ громко разговаривать 11 гам 8 много людей 7 на базаре 5 толпа 3 в кабаке 3 урок 2 ветра 2 море 1 прибоя 1 в классе 1 насекомого 1 50+12+0+4 ШУМНЫЙ очень громкий 33 шум 6 вечеринка 5 оркестр 3 бал 2 перемена 1 50+6+0+1 ШУРШАТЬ листьями 40 осень 4 бумагой 5 шуршунчик 1 50+4+0+1 ШУШУКАТЬ тихо шептаться 27 подруги 7 сплетничать 5 шепот 3 женщины 3 тайком 2 на лавочке 1 бабки 1 50+8+0+2 ЩЕЛКАТЬ орехи 23 пальцами 8 звук 5 по носу 4 зубами 4 звучно 3 языком 2 семечки 1 50+8+0+1 Переходя к анализу слов-звукообозначений, можно сделать следующий вывод. Кроме лексем-звукообозначений и лексических единиц, относящихся к лексико-семантическим полям «звучать», «звучащий», полученных в первом лингвистическом эксперименте, в лексико-семантическое поле «звук» включены следующие сравнения: бабахнуть, как пушка, как снаряд, как залп; урчит, как вода из крана, как в желудке, как соловей; ухнул, как снаряд; хрустеть, как суставы, как дрова в камине, как хворост; хрюкать, как поросенок, как свинья; шум, как на базаре, как в кабаке, как ветер, как море; шумный, как оркестр, как на вечеринке, как на балу, как на перемене; шушукаются, как бабки, подруги, женщины; шипеть, как змея; скрипеть, как снег, телега, дверь; спокойный, как море, штиль, прибой; стрекотать, как кузнечик, сорока, зверь; брякать, как металл, как железо, как посуда; бряцать, как бубен, ремень, колокольчик, бляшка, металл; буйствовать, как сумасшедший, больной, как буря, ветер, гром; бушевать, как море, листва, пьяный; вопить, как ребенок; гоготать, как гусь; грохотать, как посуда, как машина, как колеса поезда; жужжать, как пчела, оса, муха; журчать, как ручей, песня; звенеть, как колокол, колокольчик, монеты, золото; звонкий, как колокольчик, капель, дождь, песня, трель; звучно, как оркестр, мелодия, песня; лепетать, как комар, мышь; плескаться как в реке, в море, в бассейнe и т. д. 275 Очевиден тот факт, что познание окружающего мира происходит в постоянном процессе сравнения с известными реалиями. Для того чтобы свершился акт познания, необходимо сопоставление актуального (действительного) отражения реальности с отсроченным её отражением в тезаурусе [163, с. 175], т. е. сравнение его с теми знаниями о мире, которые существуют в сознании человека. Есть сравнения, выработанные в результате многовекового опыта народа и представляющие поэтому запас таких образов, которые известны и привычны каждому члену данного языкового коллектива: ворковать, как голубки, выть, как волк, бешенный, как собака и т. д. В устойчивых сравнениях суперлативного типа, например белый, как снег, указываются непревзойденный эталон качества или что-то, что считается таким эталоном [А. Вежбицкая, с. 141]. В результате анализа данных ассоциативного эксперимента можно выявить такие эталоны: жужжать, как пчела, звенеть, как колокольчик, звучный, как оркестр, тихий, как ночь и др. Следует помнить, что сравнения возникают на основе образного представления о действительности и отражают «по преимуществу обиходно-эмпирический, исторический и духовный опыт языкового коллектива, связанного с его традициями» [328, с. 142]. Важен тот факт, что в эксперименте выявлены слова-реакции, которые можно разделить по характеру способа ассоциирования: парадигматические и синтагматические. Первые выступают в виде лексем-реакций той же грамматической группы, что и лексемы-стимулы, например: шлепаться – упасть, шумный – громкий и т. д. Парадигматические ассоциации следуют правилу наименьшего контраста. Оно заключается в следующем: чем меньше отличие лексемстимулов от лексем-реакций по структуре семантических составляющих, тем более вероятна актуализация лексемы-реакции в ассоциативном ходе действия. Что касается синтагматических ассоциаций, их грамматическая 276 группа отличается от грамматической группы лексемы-стимула, например: яростный – атака, каркать – ворона. Использование данных ассоциативного эксперимента актуально для составления русского ассоциативного словаря звукообозначений. Его преимущество в том, что он является принципиально новым источником изучения феномена звука. Такой словарь может служить основой в процессе преподавания русского языка как родного или иностранного. Он также обеспечивает возможностью оптимизировать процессы речевого общения с человеком и ЭВМ (формирование сознания с помощью вербальных текстов в средствах массовой информации, речевое воздействие при интеркультурном общении). Это специализированный словарь, который предназначен для узкого круга профессионалов: для преподавателей русского языка (особенно русского как иностранного), журналистов, литераторов, переводчиков и всех тех, чья профессия связана с составлением текстов; для медиков (проблема шума стоит не на последнем месте в медицине); социологов, психологов, культурологов, анализирующих языковое сознание; лингвистов, изучающих законы владения языком и законы его функционирования; для русистов, анализирующих субъективные формы существования языка, а также для всех тех, кто желает усовершенствовать свои знания живого русского языка. Следует иметь в виду, что ассоциативный словарь – это самобытная модель сознания человека. Теоретическая основа его – обоснованное в психологии представление о том, что явления реальной действительности, воспринимаемые человеком в структуре деятельности и общения, отражаются в его сознании таким образом, что это отображение фиксирует причинные, временные, пространственные связи явлений и эмоций, вызываемых восприятием этих явлений [162, с. 350]. Результаты ассоциативного эксперимента – способ репрезентации языка. В них даются все значения многозначной лексемы, её синонимические и антонимические ряды, синтаксическая сочетаемость, словоизменительная и 277 словообразовательная варьируемость. Экспериментатор рассматривает их как модель речевых знаний носителей русского языка, представленных в виде ассоциативно-вербальной сети, позволяющей объяснить феномен владения языком и служащей полноправным способом представления русского языка. Практическая значимость ассоциативного эксперимента подтверждена в процессе преподавания русского языка иностранным студентам, которые обучаются русскому языку в Южно-Российском государственном техническом университете (1996–2002 гг.). Полученные результаты дали возможность учащимся и преподавателям с помощью наиболее частотных реакций, зафиксированных в словаре, ясно представить положение лексемы в лексико-семантическом поле, степень её близости к другим словам и характер отношения между ними. В данных-ассоциатах отражаются стандартные сравнения, устойчивые словосочетания. Очевидно, что реакции испытуемых на слова-стимулы имеют субъективный характер. Тем не менее при нестандартности индивидуальной ассоциации некоторая их часть оказывается общей для всех носителей языка и может быть выделена в качестве статистически обоснованной нормы. Выводы по главе 3 В результате двух лингвистических экспериментов, целью которых являлось определение реакции информантов разных национальностей на звук и цвет, построены лингво-метрологические шкалы звука и цвета. Они рассмотрены нами как соотнесение физических свойств членов конкретной категории с семантикой языковых единиц, которые эту категорию объективируют в коммуникации. С опорой на теорию нечетких множеств Л. Заде зафиксированы границы для языковых единиц семантического пространства. Лингво-метрологическая шкала представлена как инструментарий лингвистической метрологии. Это своеобразная матрица, 278 «сетка», которая характеризует язык и является отражением языковой картины мира цвета и звука. Использование такого рода шкалы обеспечило решение проблемы референциальных границ, выявление степени адекватности отображения характеристик денотата в структуре значения слова, а также расширило границы лексикографической практики. Подробное исследование номинаций цвета и звука на шкалах выявило и показало соотношение объективных величин (в настоящем исследовании это индексы, процентные соотношения цветов, взятые из веера Пантона, и децибелы) и лексических характеристик звука и цвета, данных испытуемыми разных национальностей. 300 информантов (100 русских, 100 англичан и 100 французов) приняли участи в лингвистических экспериментах. Вербальные характеристики обработаны, объективированы с помощью методики усреднения результатов, занесены на шкалу. Для более точной их объективизации актуальна теория нечетких множеств Л. Заде и лингвистическая переменная, значениями которой явились не числа, а слова и предложения естественного и искусственного языков. Так как соотношения между численными описаниями (на объективной шкале) и лексическими единицами (на лексической шкале) являются точными (результаты эксперимента объективированы), лингво-метрологическую шкалу громкости звука (на материале русского, английского и французского языков) можно считать новым подходом к определению точного значения разноязычных лексем, действующим в направлении «через понятие и перцепцию». Таким образом, помимо традиционного метода исследования лексем разных языков, использован метрологический подход. Представленные шкалы – это не только спектр цветов, большое количество оттенков, обозначенных индексами из веера Пантона, и объективная шкала громкости звуков, но и лексические множества словцветообозначений и слов-звукообозначений (русскими даны 380 лексических характеристик цветам и их оттенкам, англичанами – 261, французами – 245; что касается характеристик звука, их на шкале – 291). При этом 279 зафиксированы характеристики цвета и звука, которые не занесены на шкалу, но написаны в протоколах; они представляют интерес с точки зрения лексической необычности и также входят в трехъязычный словарь цветообозначений и звукообозначений. Факт объективизации, усреднения и обработки всех данных лингвистического эксперимента позволил утверждать, что трансляцию не следует выполнять исходя из внешнего сходства слов, и даже исходя из толкования в традиционных двуязычных словарях. Нужно основываться на том, как большинство носителей языка оценивает данный цвет. В связи с этим для точного определения границ лексического значения составлен «Словарь лексических соответствий номинаций цвета в русском, английском и французском языках и объективных показаний веера Пантона». После проведения эксперимента цветообозначения были классифицированы нами по двум направлениям: от слова к денотату и от денотата к слову. Классификация от слова к денотату представлена нами как выделенная группа лексем со сложной этимологией, группа синестетических лексем, метонимические лексемы в русском, английском и французском языках. Детально рассмотрены следующие зоны цветообозначений: наименования, основанные на цвете предмета, неживой природы, флоры, фауны, плодов, пищевых продуктов, цветов, драгоценных камней. Колористика этно- и социосреды позволила разработать ряд проблем лексикографии и установить связь цвето- и звукообозначений с оценочностью, с социокультурно-историческими моментами, с точными величинами. Классификация от денотата к слову подразумевала построение лексико-семантических полей «зеленый», «синий», «голубой», «красный», «оранжевый», «фиолетовый», «черный», «желтый», «белый», «серый», «коричневый» в русском, английском и французском языках. Посредством схем перечисленных лексико-семантических полей словарь цветообозначений пополнен новыми словами-ассоциатами, сравнениями, 280 характеризующими оттенки (например, чесночный, мыльный, шинельный, медузовый). Моделирование лексико-семантического поля «цвет» способствовало выделению 28 микрополей, это 380 цветообозначений. Среди них лексемы-цветообозначения, которые употребляли только русские информанты: картофельный, компотный, чесночный, ракушковый и т. д. Этноспецифика системных связей наиболее насыщена в периферийной части системы цвета. Лексико-семантическое поле «цвет» в английском языке составляет 261 цветообозначение, во французском языке – 245 лексем. Сопоставительный английском и анализ лексико-семантических французском языках полей в способствовал русском, выявлению универсального и национального. Этноспецифика парадигматических связей проявилась в разном распределении объектов внутри лексико- семантического поля, а также в расхождении в ассоциативных рядах информантов разных национальностей. Определены параметры, которые позволили описать национальную специфику лексических групп: количество лексем в лексико-семантическом поле, количество микрополей, степень сходства структурной организации поля, наличие окказионализмов в зоне периферии. Результатом проведенных экспериментов, а также результатом исследования цветообозначений на лингво-метрологической шкале явился лексический массив точных вариантов толкования номинаций цвета с русского языка на английский и французский, который послужил подспорьем для составления трехъязычного словаря цветообозначений. Будучи измеренными в плане точности цветового обозначения, представленные лексемы не вышли за пределы цветовой корреляции. Очевидна национальная специфика, собственно русская лексика. Результатом второго лингвистического эксперимента, в котором регистрировались реакции информантов на качество звука, а именно на его громкость, были вербальные реакции испытуемых – носителей трех языков: русского, английского и французского. Они характеризовали звуки на 281 объективной шкале громкости; источником звука служил генератор сигналов. Далее следовала обработка данных. Соединив объективные шкалы громкости и субъективные шкалы с лексическими характеристиками, мы получили лингво-метрологическую шкалу звука, которая включила в себя, с одной стороны, оценки акустических величин громкости звучания вербально-речевыми средствами, с другой – языковые оценки громкости, объективированные лексикон акустическими представлен в измерениями. соотношении с При данными этом русский английского и французского языков. Лингво-метрологическая шкала громкости звука построена на оппозиции «убывание – норма – нарастание». На шкале наблюдается связь субъективного (отношение субъекта к объекту) и объективного (свойства объекта). На ней нет крайней точки, т. е. её положительный полюс беспредельный. На шкале находятся положительная, отрицательная и нейтральная зоны. Проблема «размытости» значений номинаций звука (множество характеристик звука не поддается точному количественному описанию, например характеристики звучный, грозный, звонкий) решена с помощью функции совместимости, взятой из теории нечетких множеств Л. Заде. Каждому значению базовой переменной ставится в соответствие число из интервала (0, 1), символизирующее совместимость этого значения с нечетким ограничением. Фрагменты использования функции совместимости для значения «громкость»: очень тихо для 25 дБ – 1, для 23 дБ – 0,8, для 20 дБ – 0,6; хорошо слышно для 65 дБ – 0,6, для 60 дБ – 0,8, для 55 дБ – 0,9, для 50 дБ – 1. С учетом звукообозначений разнообразия подходов предложена к новая созданию классификации параметризация лексико- семантического поля «звук» в трех языках. В её основе лежит проецирование лексем традиционных толковых словарей на данные лексического эксперимента и лингво-метрологических шкал. В русском языке лексикосемантическое поле включает 200 звукообозначений, в английском – 175, во 282 французском языке – 162. Массовый ассоциативный эксперимент также позволил точно представить положение лексемы в семантическом поле, степень её близости к другим лексемам и характер отношения между ними. Несмотря на то, что реакции испытуемых на лексемы-стимулы имеют субъективный характер, некоторая их часть оказалась общей для всех носителей языка и может быть выделена в качестве статистически обоснованной нормы. Исследования ассоциативных полей цветообозначений, которые выявили семантическую наполненность цвета в современном наивном сознании носителей языка, сопоставление цветовых ассоциаций русских, английских и французских информантов позволили выявить межъязыковые ассоциативные лакуны и универсалии. 283 ЗАКЛЮЧЕНИЕ Развитие положений, резюмированных в выводах по трем главам, позволяет дать в заключении основные обобщения. 1. Результатом диссертационной работы является определение и исследование теоретических и методологических аспектов лингвистической метрологии – новой области научных исследований, имеющей собственный объект изучения, цель, процедуры анализа и методологию, модифицированный терминологический аппарат. Цель лингвистической метрологии определена следующим образом: исследовать корреляцию ментальной и языковой информации с объективной действительностью с помощью как традиционного метода, так и интегративного подхода к изучению соотношения объективных показаний приборов, измеряющих физические свойства цветности и громкости, с содержательным наполнением лексических единиц разных языков, вербализующих различные аспекты данных свойств. Это обеспечивает расширение методики определения точного значения лексем разных языков, реализуя такого рода исследование в специализированных словарях, в распознавании посредством аналоговых устройств, в построении лингво-метрологической шкалы – матрицы, отражающей как этнический менталитет, так и объективную картину мира. Таким образом, диапазон лингвистической метрологии определяется потребностями решить не только практические задачи, связанные с изучением и исследованием прикладной лингвистики, но и теоретические проблемы, касающиеся референциальных границ языка, ограничения в нем субъективизма, построения лексико-семантических полей, составления словаря. Помимо антропоцентрического принципа исследования номинаций цвета и звука, проведено их метрологическое изучение, отмеченное измерением цвета и звука приборами. После процесса сопоставления метрологических показаний с лексическими характеристиками, данными информантами разных национальностей, 284 стало возможным точное определение значения цвето- или звукообозначения. При этом установлена наибольшая степень адекватности перевода лексем лексико-семантических полей «цвет» и «звук». 2. Толкование лексических единиц разных языков в силу имеющихся ограничений метаязыкового характера требует интегративного подхода лингвистической метрологии. Синтез традиционного и метрологического подходов позволяет по-новому изучать соотношение денотативной и объективной информации с помощью лингво-метрологических шкал, поновому смотреть на принципы лексикографической практики, решать проблемы субъективности толкования лексем и синонимической избыточности. Таким образом, центральной категорией лингвистической метрологии являются лингво-метрологические шкалы. Они построены и представлены нами как универсальный семантический метаязык и являются общей понятийной базой, соединяющей разные культуры. Лингво- метрологические шкалы определяют специфику сопоставимых свойств, проявляющихся при исследовании экстралингвистическое». Они соотношения также «лингвистическое демонстрируют – процесс целенаправленного уменьшения числа субъективных элементов, т. е. процесс продвижения к наибольшей степени объективности и универсальности при определении точного значения лексемы, и соотносят реальность внешнего и внутреннего мира с сознанием и мышлением людей разных национальностей. 3. Устранение расхождений при толковании лексем, характеризующих звук и цвет, получено в результате исследования и интерпретации данных, расположенных на лингво-метрологических шкалах. Составленный нами «Словарь лексических соответствий номинаций цвета в русском, английском и французском языках с объективными показаниями веера Пантона» представлен трехъязычным мини-словарем тех цветообозначений, значения которых в некоторых случаях расплывчато даны в традиционных двуязычных словарях 285 в связи с синонимической избыточностью. Факт объективизации, усреднения и обработки всех данных лингвистического эксперимента позволил утверждать, что трансляцию не следует выполнять исходя только из внешнего сходства слов и толкования в традиционных двуязычных словарях. Исходным должно стать то, как большинство носителей языка оценивает данный цвет. Метод определения значения лексемы через понятие и перцепцию, представленный в нашей работе, отражает коллективное мнение носителей языка (300 человек) и поэтому имеет больше шансов быть расцененным как точный. 4. Исследование двух факторов антропоцентризма в языке (логические границы и референциальные границы) и данных лингвистического эксперимента позволяет создать новую классификацию цветообозначений от слова к денотату и от денотата к слову. Лексико-семантическое поле «цвет» в русском языке составило 380 цветообозначений и 28 микрополей, имеющих яркие индивидуальные особенности. Лексико-семантические поля «цвет» также построены в английском и французском языках. Исследование и сопоставление цветообозначений позволило определить точное название цвета и описать языковую картину мира участвующих в эксперименте информантов. Такую работу мы связали с семантическим прототипом. Особый интерес представили цветонаименования русского языка, не имеющие аналогов в английском и французском. Исследование и анализ лексико-семантических полей цвета в русском, английском и французском языках позволяют ответить на вопрос, исходит ли психосемантика цвета из гипотезы существования цветовых значений, обладающих определенной константностью в географическом и культурном контекстах. Результаты наблюдения говорят о ряде несовпадений, межкультурных различий между цветообозначениями разных языков. Характерной особенностью организации лексико-семантических полей, в нашем случае звуко- и цветообозначений, явился четко прослеживаемый в них антропоцентрический принцип, принцип «ближайшей степени отождествления с человеком». С другой стороны, антропоцентрическое 286 описание звуко- и цветообозначений пополнено объективными показаниями приборов. Объективизация и исследование полученных в результате эксперимента цвето- и звукообозначений способствовали выделению и классификации цветовых и звуковых универсалий. «Универсальным мостом понимания» цвето- и звукообозначений явились лингво-метрологические шкалы. Лингвистическая метрология позволила по-новому подойти к решению проблемы структурирования лексико-семантического поля, к поиску национального и универсального. 5. В результате эксперимента «Определение вербальной реакции информантов разных национальностей на громкость звука», а также в результате выборки из толковых словарей построено лексико-семантическое поле «звук». Оно содержит 360 лексем. С одной стороны, это оценки акустических величин громкости звучания вербально-речевыми средствами. С другой стороны, это языковые оценки громкости, объективированные акустическими измерениями. При этом русский лексикон представлен в соотношении с данными английского и французского языков. Лексикосемантическое поле «звук» обладает убедительной точностью и позволяет заметить тонкие различия в значениях лексем. Иные методы семантического анализа оставляют эти качества незаметными. Тщательно был исследован и учтен факт, что слуховое восприятие человека имеет «национальные» особенности. Лексические единицы с семой «звук» послужили подспорьем для составления трехъязычного словаря звукообозначений (см. Приложение). Принцип его составления состоит в следующем: звучание в данном случае рассматривается как синтез вербальных и невербальных звуковых кодов, что позволяет значительно расширить границы познания, связанные с обозначением звука в разных культурах. Звукообозначения характеризуются с объективной точки зрения, а также в аспекте наивной картины мира. В словаре отражена не только качественная, но и количественная сторона 287 обозначений звука. Это значительно расширяет объект лингвистического осмысления. 6. В результате массового ассоциативного эксперимента построен русский ассоциативный словарь звукообозначений – особый способ репрезентации языка. Он представлен нами как модель речевых знаний носителей русского языка в виде ассоциативно-вербальной сети. В словаре отражены частотные реакции на звукообозначения, положение слова в семантическом поле, стандартные повторы, клише и идиомы. 288 Библиографический список 1. Абрамов, В. П. Семантические поля русского языка [Текст] / В. П. Абрамов. – М. : Академия соц. и пед. наук РФ; Краснодар : КубГУ, 2003. – 338 с. 2. Авакян, В. А. Гносеологический анализ гипотезы Сепира–Уорфа [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / В. А. Авакян. – Ереван : Лик, 1972. – 50 с. 3. Августин, Аврелий. Исповедь [Текст] / Аврелий Августин. – М. : Прогресс, 1999. – 500 с. 4. Агостон, Г. Теория цвета и её применение в искусстве и дизайне [Текст] / Г. Агостон. – М. : Наука, 1982. – 240 с. 5. Адмони, В. Г. Основы теории грамматики [Текст] / В. Г. Адмони. – М. : УРСС, 2004. – 104 с. 6. Адорно, В. Т. Эстетическая теория [Текст] / В. Т. Адорно; пер. с нем. А. В. Дранова. – М. : Республика, 2001. – 527 с. 7. Азаренко, Н. А. Концептуальное поле «цвет» как репрезентант индивидуально-авторского понимания концептуализации СВЕТА и ТЬМЫ в романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание» [Текст] / Н. А. Назаренко // Концепт и культура : материалы III международной науч. конф. – Кемерово : Кузбассвузиздат, 2008. – С. 376–380. 8. Аксенов, А. Т. К проблеме экстралингвистической мотивации грамматической категории рода [Текст] / А. Т. Аксенов // Вопросы языкознания. – 2003. – № 1. – С. 14–25. 9. Аксенов, Ю. Г. Цвет и линия : практическое руководство по рисунку и живописи [Текст] / Ю. Г. Аксенов. – М. : Прогресс, 1986. – 340 с. 10. Актуальные проблемы метрологии в радиоэлектронике [Текст] / под ред. В. К. Коробова. – М. : Изд-во стандартов, 1985. – 300 с. 289 11. Александрова, О. В. Концептуальное пространство языка и социокультурная картина мира [Текст] / О. В. Александрова // Язык. Культура. Общение : сб. науч. трудов. – М. : Гнозис, 2008. – С. 107–116. 12. Алефиренко, Н. Ф. Спорные проблемы семантики [Текст] / Н. Ф. Алефиренко. – М. : Гнозис, 2005. – 326 с. 13. Алимпиева, Р. В. Реализация компонентов семантической структуры слова «красный» в системе образно-поэтической речи [Текст] / Р. В. Алимпиева // Вопросы семантики. – Л., 1974. – № 1. – С. 107–128. 14. Алимпиева, Р. В. Семантическая значимость слова и структура лексикосемантической группы : На материале прилагательных цветообозначений русского языка [Текст] / Р. В. Алимпиева. – Л. : Изд-во ЛГУ, 1986. – 177 с. 15. Алимпиева, Р. В. Структура синонимического ряда и семантическое развитие русского голубой и украинского голубий [Текст] / Р. В. Алимпиева // Вопросы семантики. – Калининград : КГУ, 1983. – С. 52–62. 16. Алимурадов, О. А. Смысл. Концепт. Интенциональность [Текст] / О. А. Алимурадов. – Пятигорск : ПГЛУ, 2003. – 312 с. 17. Алпатов, В. М. Об антропоцентричном и системоцентричном подходах к языку [Текст] / В. М. Алпатов // Вопросы языкознания. 1993. – № 3. – С. 15–26. 18. Анастази, А. Психологическое тестирование [Текст] / А. Анастази. – М. : Педагогика, 1982. – 295 с. 19. Андреев, Н. Д. Раннеиндоевропейский праязык [Текст] / Н. Д. Андреев. – Л. : Наука, 1986. – 327 с. 20. Аникст, А. А. Творческий путь Гете [Текст] / А. А. Аникст. – М. : Художественная литература, 1986. – 544 с. 21. Антоненко, П. П. Сравнение семантики прилагательных в русском и английском языках (на примере прилагательных, обозначающих цвет) 290 [Текст] / П. П. Антоненко // Бог. Человек. Мир : материалы ежегодной науч. конф. – М.: Русский Христианский гум. ин-т, 2000. – С. 22–23. 22. Апресян, Ю. Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка [Текст] / Ю. Д. Апресян. – М. : Наука, 1989. – 367 с. 23. Апресян, Ю. Д. Образ человека по данным языка: попытка системного описания [Текст] / Ю. Д. Апресян // Вопросы языкознания. – 1995. – № 1. – С. 37–67. 24. Аристотель. О душе [Текст] // Соч. : в 4 т. – М. : Мысль, 1976. – Т. 1. – С. 371–448. 25. Арнольд, И. В. Лексикология современного английского языка [Текст] // И. В. Арнольд. – М. : Изд-во лит-ры на иностр. языках, 1998. – 351 с. 26. Артемов, А. В. Об интонации [Текст] / А.В. Артемов. – М. : Знание, 1966. – 79 с. 27. Артемьева, Е. Ю. Основы психологии субъективной семантики [Текст] / Е. Ю. Артемьева. – М. : Смысл, 1999. – 350 с. 28. Арутюнова, Н. Д. Аномалии и язык (К проблеме «языковой картины мира») [Текст] // Вопросы языкознания. – 1987. – № 3. – С. 3–19. 29. Арутюнова, Н. Д. Лингвистические проблемы референции [Текст] / Н. Д. Арутюнова // Новое в зарубежной лингвистике. – М. : Радуга, 1982. – Вып. 13. – С. 5–40. 30. Арутюнова, Н. Д. Номинация и текст [Текст] / Н. Д. Арутюнова // Языковая номинация (виды наименований). – М. : Наука, 1977. – С. 304– 357. 31. Арутюнова, Н. Д. Образ, метафора, символ в контексте жизни и культуры [Текст] / Н. Д. Арутюнова // Res Philologica : Филологические исследования. – М.; Л. : Наука, 1990. – С. 71–88. 32. Арутюнова, Н. Д. Язык и мир человека [Текст] / Н. Д. Арутюнова. – М. : Языки русской культуры, 1999. – 896 с. 33. Афанасьев, С. Э. Цветовые нити поиска личностной типологии в древнеиндийской философии и современной психологии [Текст] / 291 С. Э. Афанасьев // Античный хроматизм / Н. В. Серов. – СПб. : Лисс, 1995. – С. 437–444. 34. Бабенко, Л. Г. Лингвистический анализ художественного текста [Текст] / Л. Г. Бабенко, И. Е. Васильев, Ю. В. Казарин. – Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2000. – 534 с. 35. Багдасарова, Н. А. Эмоции, цвет и температура / Н. А. Багдасарова // Проблемы цвета в этнолингвистике, истории и психологии : материалы круглого стола / отв. ред. А. П. Василевич. – М. : Ин-т языкознания РАН, 2004. – С. 1–4. 36. Базыма, Б. А. Цвет и психика [Текст] / Б. А. Базыма. – Харьков : ХГУ, 2001. – 172 с. 37. Базыма, Б. А. Цветовая символика и психодиагностика [Текст] / Б. А. Базыма // Вестник Харьковского национального университета. – Сер. Психология. – 2002. – № 576. – С. 21–25. 38. Байрамова, Л. Социально-языковая номинация с цветолексемами [Текст] / Л. Байрамова // Słowo, tekst, czas VII : Nowe środki nominacji językowej w nowej Europie : Materiały VII Międzynarodowej Konferencji Naukowej (Szczecin, 21–23 listopada 2003 r.). – Szczecin: Uniw. Szczeciński, 2004. – S. 195–198. 39. Балли, Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка [Текст] / Ш. Балли; ред., вступ. ст. и примеч. Р. А. Будагова [Текст]. – М. : Изд-во иностр. лит-ры, 1955. – 413 с. 40. Баранов, А. Г. Прагматика как методологическая перспектива языка [Текст] / А. Г. Баранов. – Краснодар : Просвещение-Юг, 2008. – 188 с. 41. Баранов, А. Г. Функционально-прагматическая концепция текста [Текст] / А. Г. Баранов. – Ростов н/Д : Изд-во Рост. ун-та, 1993. – 182 с. 42. Бахилина, Н. Б. История цветообозначений в русском языке [Текст] / Н. Б. Бахилина. – М. : Наука, 1975. – 288 с. 43. Бахтин, М. М. Эстетика словесного творчества [Текст] / М. М. Бахтин. – 2-е изд. – М. : Искусство, 1986. – 445 с. 292 44. Башарова, А. К. Семантика цветообозначений в фольклорных текстах (опыт сопоставительного анализа на материале якутских олонхо и русских былин) [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / А. К. Башарова. – М., 2000. – 21 с. 45. Белов, А. И. Цветовые этноэйдемы как объект этнопсихолингвистики [Текст] / А. И. Белов. – М. : Наука, 1988. – С. 49–58. 46. Белый, А. Пушкин, Тютчев и Баратынский в зрительном восприятии природы [Текст] / А. Белый. – М. : Ин-т рус. языка РАН, 1987. – 150 с. 47. Белькович, В. М. Сенсорные основы ориентации китообразных [Текст] / В. М. Белькович, Н. А. Дубровский. – Л.: Наука, 1976. – 90 с. 48. Белянин, В. П. Психологическое литературоведение. Текст как отражение внутренних миров автора и читателя [Текст] / В. П. Белянин. – М. : Генезис, 2006. – 320 с. 49. Бенвенист, Э. Общая лингвистика [Текст] / Э. Бенвенист. – М. : Прогресс, 1974. – 400 с. 50. Бенц, Э. Цвет в христианских видениях [Текст] / Э. Бенц // Психология цвета : сб. – М. : Рефл-бук, Ваклер, 1996. – С. 79–130. 51. Бердяев, Н. Учение о свободе духа и конце истории [Текст] / Н. Бердяев. – М., 1911. – 460 с. 52. Бижева, З. Х. Язык и культура. [Текст] / З. Х. Бижева. – Нальчик : КБГУ, 2000. – 46 с. 53. Блумфильд, Л. Язык [Текст] / Л. Блумфильд. – М. : Прогресс, 1968. – 250 с. 54. Бобыль, С. В. Семантико-стилистические свойства русских цветообозначений (на материале советской поэзии) [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / С. В. Бобыль. – Днепропетровск, 1984. – 21 с. 55. Богин, Г. И. Модель языковой личности в её отношении к разновидностям текста [Текст] : автореф. дис. … д-ра филол. наук / Г. И. Богин. – Л., 1984. – 43 с. 293 56. Богин, Г. И. Субстанциональная сторона понимания текста / Г. И. Богин. – Тверь : Изд-во ТГУ, 1993. – 138 с. 57. Бодуэн де Куртенэ, И. А. Избранные труды по общему языкознанию [Текст] : в 2 т. / И. А. Бодуэн де Куртенэ. – М. : Изд-во АН СССР, 1963а. – Т. 1. – 384 с.; Т. 2. – 391 с. 58. Болотнова, Н. С. О трех направлениях коммуникативной стилистики художественного текста и изучении текстового слова [Текст] / Н. С. Болотнова // Коммуникативно-прагматические аспекты слова в художественном тексте : науч. труды кафедры современного русского языка ТГПУ. – Томск : ЦНТИ, 2000. – С. 4–8. 59. Болотнова, Н. С. Филологический анализ текста [Текст] : учеб. пособие / Н. С. Болотнова. – 3-е изд., испр. и доп. – М. : Наука, 2007. – 520 с. 60. Бондарцев, А. С. Шкала цветов : пособие для биологов при научных и научно-прикладных исследованиях [Текст] : учеб. пособие / А. С. Бондарцев. – Л., 1954. – 230 с. 61. Бородина, М. А. К типологии и методике историко-семантических исследований [Текст] / М. А. Бородина, В. Г. Гак. – Л. : Наука, 1979. – 232 с. 62. Босова, Л. М. Соотношение семантических и смысловых полей качественных прилагательных : психолингвистический аспект [Текст] : автореф. дис. … д-ра филол. наук / Л. М. Босова. – Барнаул, 1998. – 46 с. 63. Будагов, Р. А. Закон о многозначности слова [Текст] / Р. А. Будагов // Русская речь. – 1972. – № 3. – С. 132–140. 64. Буй Динь Ми. Взаимоотношение языковой, культурной и национальной специфики в познавательной деятельности [Текст] : автореф. дис. … д-ра филол. наук / Буй Динь Ми. – М., 1973. – 46 с. 65. Бюлер, К. Теория языка [Текст] / К. Бюлер. – М. : Наука, 1993. – 400 с. 66. Василевич, А. П. Исследование лексики в психолингвистическом эксперименте : на материале цветообозначения в языках разных систем [Текст] / А. П. Василевич. – М. : Наука, 1987. – 139 с. 294 67. Василевич, А. П. Каталог названий цвета в русском языке [Текст] / А. П. Василевич, С. Н. Кузнецова, С. С. Мищенко. – М. : Прогресс, 2003а. – 128 с. 68. Василевич, А. П. Русско-англо-немецко-французские термины цветообозначения : тетради новых терминов [Текст] / А. П. Василевич. – М. : Прогресс, 1986. – 98 с. 69. Василевич, А. П. Языковая картина мира цвета. Методы исследования и прикладные аспекты [Текст] : автореф. дис. … д-ра филол. наук / А. П. Василевич. – М., 2003б. – 60 с. 70. Васильев, С. А. Философский анализ гипотезы лингвистической относительности [Текст] / C. А. Васильев. – Киев, 1974. – 150 с. 71. Введение в литературоведение [Текст] / под ред. Л. В. Чернец. – М. : Высшая школа, 2004. – 680 с. 72. Вежбицкая, А. Обозначения цвета и универсалии зрительного восприятия [Текст] / А. Вежбицкая // Язык. Познание. Культура / пер. с англ.; отв. ред. М. А. Кронгауз. – М. : Русские словари, 1996. – С. 231– 290. 73. Вежбицкая, А. Понимание культур через посредство ключевых слов [Текст] / А. Вежбицкая. – М. : Языки славянской культуры, 2001. – 150 с. 74. Вежбицкая, А. Семантические универсалии и описание языков [Текст] / А. Вежбицкая; пер. с англ. А. Д. Шмелева; под ред. Т. В. Булыгиной. – М. : Языки славянской культуры, 1999. – 780 с. 75. Величковская, Б. М. Психология восприятия [Текст] / Б. М. Величковская, В. П. Зинченко, А. Р. Лурия. – М. : Педагогика, 1973. – 245 с. 76. Вендина, Т. И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка [Текст] / Т. И. Вендина. – М. : Индрик, 2002. – 336 с. 77. Вердиева, З. Н. Семантические поля в современном английском языке [Текст] / З. Н. Вердиева. – М. : Высшая школа, 1986. – 106 с. 295 78. Верещагин, Е. М. Язык и культура [Текст] / Е. М. Верещагин, В. Г. Костомаров. – М. : Наука, 1983. – 300 с. 79. Виноградов, В. В. Слово и значение как предмет историко- лексикологического исследования [Текст] / В. В. Виноградов // Вопросы языкознания. – 1995. – № 1. – С. 5–36. 80. Виноградов, В. С. Введение в переводоведение (общие и лексические вопросы) [Текст] / В. С. Виноградов. – М. : Наука, 2001. – 300 с. 81. Витгенштейн, Л. Логико-философский трактат [Текст] / Л. Витгенштейн. – М. : Наука, 1958. – 154 с. 82. Влахов, С. Непереводимое в переводе [Текст] / С. Влахов. – М. : Высшая школа, 1986. – 416 с. 83. Возможные миры и виртуальная реальность [Текст] / сост. В. Я. Друк, В. П. Руднев. – М., 2001. – 130 с. 84. Володина, М. Н. Язык как социальная и культурно-историческая среда [Текст] / М. Н. Володина // Язык. Культура. Общение : сб. науч. трудов. – М. : Гнозис, 2008. – С. 292–298. 85. Вольф, Е. М. О соотношении квалификативной и дескриптивной структур в семантике слова и высказывания [Текст] / Е. М. Вольф // Известия АН СССР. – Сер. языка и литературы. – 1981. – Т. 40, № 4. – С. 391–397. 86. Вольф, Е. М. Функциональная семантика оценки [Текст] / Е. М. Вольф. – М. : Наука, 1985. – 277 с. 87. Воробьев, В. В. Русский язык в диалоге культур [Текст] / В. В. Воробьев. – М. : Ладомир, 2006. – 286 с. 88. Ворожбитова, А. А. Теория текста : Антропоцентрическое направление [Текст] / А. А. Ворожбитова. – М. : Высшая школа, 2005. – 357 с. 89. Воронин, С. В. Фоносемантические идеи в зарубежном языкознании [Текст] / С. В. Воронин. – Л. : Изд-во Ленинград. ун-та, 1990. – 200 с. 296 90. Выготский, Л. С. Психика, сознание, бессознательное [Текст] // Собр. соч. : в 6 т. / Л. С. Выготский. – М. : Педагогика, 1982. – Т. 1 – С. 132– 149. 91. Выродова, А. С. цветосветовой Лексико-фразеологические палитры поэтической средства картины выражения мира [Текст] / А. С. Выродова // Фразеология и когнитивистика : материалы 1-й международной науч. конф. : в 2 т. – Белгород : Изд-во БелГУ, 2008. – Т. 2. – С. 60–65. 92. Гаврилина, И. С. Цветообозначение и стратегии дискурса [Текст] / И. С. Гаврилина // Текст и дискурс : традиционный и когнитивнофункциональный аспекты исследования : сб. науч. трудов. – Рязань : Рязанск. гос. пед. ун-т, 2002. – С. 154–156. 93. Гак, В. Г. О диалектике семантических отношений в языке [Текст] / В. Г. Гак // Принципы и методы семантических исследований. – М. : Наука, 1976. – С. 73–92. 94. Галкина, Г. С. Некоторые особенности системы цветообозначений в романе Л. Н. Толстого «Война и мир» / Г. С. Галкина, В. М. Цапникова // Проблемы языка и стиля Л. Н. Толстого. – Тула, 1974. – 140 с. 95. Галлеев, Б. М. Синестезия в эстетике и поэтике символизма [Текст] / Б. М. Галлеев // Синтез в русской и мировой художественной культуре : материалы IV науч.-практ. конф., посвящ. памяти А. Ф. Лосева. – М. : УРСС, 2004. – С. 50–55. 96. Гальперин, И. Р. Текст как объект лингвистического анализа [Текст] / И. Р. Гальперин. – 2-е изд. – М. : УРСС, 2004. – 144 с. 97. Гаспаров, Б. М. Язык, память, образ : Лингвистика языкового существования [Текст] / Б. М. Гаспаров. – М. : Новое лит. обозрение, 1996. – 352 с. 98. Гачев, Г. Национальные образы мира [Текст] / Г. Гачев. – М. : Прогресс, 1995. – 480 с. 297 99. Гегель, Г. Курс эстетики, или Наука изящного [Текст] / Г. Гегель; пер. В. Модестова. – М. : Наука, 1985. – 175 с. 100. Гердер, И. Г. Идеи философской истории человечества [Текст] / И. Г. Гердер. – М. : Наука, 1977. – 480 с. 101. Гете, И. В. Избранные сочинения по естествознанию [Текст] / И. В. Гете; пер. и коммент. И. И. Канаева. – Л. : Наука, 1957. – 462 с. 102. Гете, И. В. Избранные философские произведения [Текст] / И. В. Гете. – М. : Наука, 1964. – 520 с. 103. Гете, И. В. Изучения о цвете. Хроматика [Текст] / И. В. Гете. – М. : Наука, 1957. – 340 с. 104. Гинзбург, Л. Я. О психологической прозе [Текст] / Л. Я. Гинзбург. – М. : INTRADA, 1999. – 415 с. 105. Глисон, Х. А. Гипотеза и эксперимент у Ньютона [Текст] / Х. А. Глисон. – М. : Прогресс, 2000. – 200 с. 106. Головин, Б. Н. Язык и статистика [Текст] / Б. Н. Головин. – М. : Прогресс, 1971. – 240 с. 107. Головко, В. М. Концепция человека/личности как обусловливающий фактор литературного жанра [Текст] / В. М. Головко // Герменевтика литературных жанров. – Ставрополь : Изд-во СГУ: Ставр. книжн. изд-во, 2007. – С. 100–114. 108. Голубец, Н. В. Развитие семантических структур исконно английских корневых прилагательных цветообозначения [Текст] / Н. В. Голубец // Словообразование и его место в курсе обучения иностранному языку. – Владивосток, 1985. – С. 64–72. 109. Гончарова, Е. А. Пути лингвостилистического выражения категорий автор – персонаж в художественном тексте [Текст] / Е. А. Гончарова. – Томск : Изд-во Томск. ун-та, 1984. – 150 с. 110. Горбаневская, Г. В. Слова-звукообозначения в художественной прозе [Текст] / Г. В. Горбаневская // Русская речь. – 1981. – № 1. – С. 73–78. 298 111. Грайс, Г. П. Логика и речевое общение. Лингвистическая прагматика [Текст] / Г. П. Грайс // Новое в зарубежной лингвистике. – М. : Прогресс, 1985. – Вып. 16. – С. 217—237. 112. Грамматика. Семантика. Концептология: сб. науч. статей / отв. ред. Е. А. Пименов, М. В. Пименова. – Кемерово: Графика, 2005. – 243 с. 113. Грановская, Л. М. Прилагательные, обозначающие цвет, в русском языке XVII–XX вв. [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / Л. М. Грановская. – М., 1964. – 19 с. 114. Грановский, В. А. Динамические измерения. Основы метрологического обеспечения [Текст] / В. А. Грановский. – Л. : Энергоатомиздат, 1984. – 150 с. 115. Григорук, С. Концепт цвета в русской и украинской народной паремиологии (аксиологический аспект) [Текст] / C. Григорук // Слово. Фраза. Текст. – М.: Азбуковник, 2002. – С. 137–144. 116. Григорьева, О. Н. Цвет и запах власти. Лексика чувственно восприятия в публицистическом и художественном текстах [Текст] / О. Н. Григорьева. – М. : Флинта, Наука, 2004. – 248 с. 117. Гринберг, Д. Меморандум о языковых универсалиях [Текст] / Д. Гринберг, Ч. Осгуд, Д. Дженкинс // Новое в лингвистике. – М.: Прогресс, 1970. – Вып. 5. – С. 31–44. 118. Гришаева, Л. И. Введение в теорию межкультурной коммуникации [Текст] / Л. И. Гришаева, Л. В. Цурикова. – 2-е изд., доп. – Воронеж : Воронежск. гос. ун-т, 2004. – 424 с. 119. Гришаева, Л. И. Текст как рефлекс культурно специфической концептуализации сведений о мире [Текст] / Л. И. Гришаева // Германистика : состояние и перспективы развития. – М. : МГЛУ, 2005. – С. 68–77. 120. Губенко, Е. В. Лексико-семантические поля цвета и света в лирике Б. Л. Пастернака [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / Е. В. Губенко. – М., 1999. – 22 с. 299 121. Гумбольдт, В. фон. Избранные труды по языкознанию [Текст] / В. фон Гумбольдт. – М. : Прогресс, 1984. – 397 с. 122. Гухман, М. М. Лингвистические универсалии и типологические исследования [Текст] / М. М. Гухман // Универсалии и их место в типологических исследованиях: тезисы докладов. – М. : Наука, 1974. – С. 29–53. 123. Данилова, Н. Н. Влияние функционального состояния на перцептивное и семантическое цветовое пространство у человека [Текст] / Н. Н. Данилова // Психологический журнал. – 1996. – № 4 – С. 70–81. 124. Даунене, З. П. Торговая лексика в белорусской деловой письменности XV – начала XVII века [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / З. П. Даунене. – Вильнюс, 1966. – 20 с. 125. Дегтярь, И. Г. Словообразовательный аспект наименований цвета в современном английском языке [Текст] / И. Г. Дегтярь // Некоторые проблемы германской филологии. – Пятигорск : ПГЛУ, 2000. – С. 5–10. 126. Декарт, Р. Рассуждения о методе [Текст] / Р. Декарт. – М. : Просвещение, 1975. – 340 с. 127. Демидов, В. Как мы видим то, что мы видим [Текст] / В. Демидов. – М. : Знание, 1987. – 138 с. 128. Демьянков, В. З. «Теория речевых актов» в контексте современной лингвистической литературы [Текст] / В. З. Демьянков // Новое в зарубежной лингвистике. – М. : Прогресс, 1986. – Вып. 17. – С. 223–235. 129. Дерибере, М. Цвет в деятельности человека [Текст] / М. Дерибере. – М. : Стройиздат, 1964. – 183 с. 130. Джандигова, Х. М. Прилагательные, обозначающие цвет (на материале идиолекта Л. Н. Толстого) [Текст] / Х. М. Джандигова // LiguaUniversum. – 2006. – № 2. – С. 75–76. 131. Джумаев, Д. Семантика прилагательных цвета в современном русском языке (в сопоставлении с туркменским) [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / Д. Джумаев. – М., 1979. – 21 с. 300 132. Дивина, Е. А. Синтагматика поля цвета в русском языке [Текст] / Е. А. Дивина // Теоретическая и прикладная семантика языковых единиц. – Краснодар : КубГУ, 1997. – С. 51–56. 133. Дмитриев, А. С. Романтическая эстетика А. В. Шлегеля [Текст] / А. С. Дмитриев. – М. : Наука, 1974. – 240 с. 134. Довбета, Л. И. О соотнесении понятий «измерение» и «измерение физической величины» [Текст] / Л. И. Довбета, В. В. Лянчев // Измерительная техника. – 1990. – № 11. – С. 19–20. 135. Дорджиева, Е. В. Прагматические функции эмоционально окрашенных прилагательных (на материале английского художественного текста) [Текст] / Е. В. Дорджиева // Этнокультурная концептосфера : общее, специфичное, уникальное : материалы международной науч. конф. – Элиста : Изд-во Калм. ун-та, 2006. – С. 129–131. 136. Дыбо, А. В. Названия происхождение мастей [Текст] / в русском А. В. Дыбо // языке : Проблемы система и цвета в этнолингвистике, истории и психологии : материалы круглого стола. – Москва : Ин-т языкознания РАН, 2004. – С. 14–16. 137. Дымарский, М. Я. Проблемы текстообразования и художественный текст (на материале русской прозы XIX–XX вв.) [Текст] / М. Я. Дымарский. – 2-е изд., испр. и доп. – М. : УРСС, 2001. – 328 с. 138. Егорова, Л. П. Гамбургский счет антропоцентрического литературоведения [Текст] / Л. П. Егорова // Антропоцентрическая парадигма в филологии : материалы международной науч. конф. – Ставрополь : Изд-во СГУ, 2003. – Ч. 1. – С. 3–15. 139. Жирмунская, М. Л. Словообразовательные потенции прилагательных цветообозначения в современных германских языках [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / М. Л. Жирмунская. – М., 1982. – 24 с. 140. Жуков, В. П. Русская фразеология [Текст] / В. П. Жуков. – М. : Просвещение, 1987. – 408 с. 301 141. Журавлев, А. П. Звук и смысл [Текст] / А. П. Журавлев. – М. : Просвещение, 1981. – 160 с. 142. Заде, Л. Понятие лингвистической переменной и его применение к принятию приближенных решений [Текст] / Л. Заде. – М. : Мир, 1974. – 230 с. 143. Зайцев, А. Наука о цвете и живопись [Текст] / А. Зайцев. – М. : Прогресс, 1986. – 230 с. 144. Закиров, Р. Р. Фразеологические единицы с компонентом цветообозначения в английском, русском и татарском языках [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / Р. Р. Закиров. – Казань, 2003. – 24 с. 145. Залевская, А. А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст : Избранные труды [Текст] / А. А. Залевская. – М. : Гнозис, 2005. – 543 с. 146. Заменгоф, Л. Международный язык. Предисловие и полный учебник [Текст] / Л. Заменгоф. – Варшава, 1973. – 350 с. 147. Звегенцев, В. А. Семасиология [Текст] / В. А. Звегенцев. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 1957. – 338 с. 148. Земельман, М. А. Метрологические основы технических измерений [Текст] / М. А. Земельман. – М. : Изд-во стандартов, 1991. – 570 с. 149. Злобин, А. Н. Переводческие трансформации как креативные действия переводчика [Текст] / А. Н. Злобин // Филология и культура : материалы IV международной науч. конф. – Тамбов : Изд-во ТГУ, 2003. – С. 91–93. 150. Иванова-Лукьянова, Г. Н. О восприятии звуков [Текст] / Г. Н. ИвановаЛукьянова. – М. : Наука, 1966. – 230 с. 151. Ивенс, Р. М. Введение в теорию цвета [Текст] / Р. М. Ивенс. – М. : Наука, 1964. – 342 с. 152. Измайлов, Ч. А. Психофизиология цветового зрения [Текст] / Ч. А. Измайлов, Е. Н. Соколов, А. М. Черноризов. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 1989. – 550 с. 153. Иссерлин, Е. М. История слова «красный» [Текст] / Е. М. Иссерлин // Русский язык в школе. – 1951. – № 3. – С. 10–12. 302 154. Исследования по семантике : лексическая и фразеологическая семантика [Текст] : межвуз. науч. сб. / под ред. Л. М. Васильева. – Уфа : Башк. гос. ун-т им. 40-летия Октября, 1982. – 154 с. 155. Кайбияйнен, А. А. Устойчивые атрибутивно-субстантивные сочетания с прилагательными цвета в современном русском языке [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / А. А. Кайбияйнен. – Казань, 1996. – 21 с. 156. Каленкова, О. Н. Цветовая гамма в «Преступлении и наказании» Ф. М. Достоевского [Текст] / О. Н. Каленкова // Русская речь. – 1982. – № 1. – С. 9–12. 157. Калжанова, А. К. Психолингвистические аспекты соотнесенности эмотивной и колористической лексики (на материале русского и казахского языков) [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / А. К. Калжанова. – М., 2004. – 24 с. 158. Канаев, И. И. Очерки из истории проблемы физиологии цветового зрения от античности до ХХ века [Текст] / И. И. Канаев. – М. : Наука, 1971. – 160 с. 159. Кант, И. Собрание сочинений : Юбил. изд., 1794 – 1994 [Текст] : в 8 т. / И. Кант; под общ. ред. А. В. Гулыги. – М. : ЧОРО, 1994. – Т. 5. – 414 с. 160. Карасик, В. И. Концепт как единица лингвокультурного кода [Текст] / В. И. Карасик // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. – Сер. Филологические науки. – 2009. – № 10 (44). – С. 4–11. 161. Карасик, В. И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс [Текст] / В. И. Карасик. – Волгоград: Перемена, 2002. – 477 с. 162. Караулов, Ю. H. Общая и русская идеография [Текст] / Ю. Н. Караулов. – М. : Наука, 1976. – 356 с. 163. Караулов, Ю. Н. Русский язык и языковая личность [Текст] / Ю. Н. Караулов. – 2-е изд., стереотип. – М. : УРСС, 2002. – 264 с. 164. Карсанова, Е. И. Структурно-семантический анализ лексем «белый»/«черный» (на материале английского, немецкого, осетинского, 303 русского и французского языков) [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / Е. И. Карсанова. – Нальчик, 2003. – 21 с. 165. Карцевский, С. О. Об асимметричном дуализме лингвистического знака [Текст] / С. О. Карцевский // Введение в языковедение. – М. : Аспект Пресс, 2000. – С. 76–81. 166. Катермина, В. В. Номинации человека : национально-культурный аспект (на материале русского и английского языков) [Текст] / В. В. Катермина. – Краснодар : КубГУ, 2004. – 250 с. 167. Катермина, В. В. Цветовой компонент в номинациях человека [Текст] / В.В. Катермина // Филология как средоточие знаний о мире : сб. науч. трудов. – М.; Краснодар : Просвещение-Юг, 2008. – С. 136–140. 168. Кацнельсон, С. Д. Категории языка и мышления : Из научного наследия [Текст] / С. Д. Кацнельсон. – М. : Языки славянской культуры, 2001. – 864 с. 169. Качаева, Л. А. Зеленому лекарству – зеленую улицу [Текст] / Л. А. Качаева // Русская речь. – 1987. – № 1. – С. 60–66. 170. Квинн, Т. Д. Точные измерения: кто в них нуждается и почему? [Текст] / Т. Д. Квинн // Измерительная техника. – 1995. – № 11. – С. 61–65. 171. Кедров, Б. М. Классификация наук [Текст] : в 3 кн. / Б. М. Кедров. – М. : Мысль, 1965. – Кн. 2. – 544 с. 172. Кезина, С. В. Семантическое поле как система [Текст] / С. В. Кезина // Филологические науки. – 2004. – № 4. – С. 79–86. 173. Кибрик, А. Е. Очерки по общим и прикладным вопросам теории языкознания: универсальное, типовое и специфическое в языке [Текст] / А. Е. Кибрик. – М. : Прогресс, 1992. – 192 с. 174. Кириллова, И. В. Язык цвета в прозе М. Булгакова (в аспекте проблемы соотношения эмоционального и рационального в художественных текстах) [Текст] / И. В. Кириллова, Е. А. Юшкина // Язык. Дискурс. Текст : труды и материалы Международной науч. конф. – Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 2004. – Ч. 2. – С. 62–66. 304 175. Кобозева, И. М. Лингвистическая семантика [Текст] / И. М. Кобозева. – М. : УРСС, 2000. – 352 с. 176. Ковенникова, Е. В. Эстетическая значимость цвета [Текст] : автореф. дис. … канд. филос. наук / Е. В. Ковенникова. – М., 1982. – 24 с. 177. Колесов, В. В. Мир человека в слове Древней Руси [Текст] / В. В. Колесов. – Л., 1986. – 100 с. 178. Колмогоров, А. Н. Введение в теорию вероятностей [Текст] / А. Н. Колмогоров, И. Г. Журбенко, А. В. Прохоров. – М. : Наука, 1982. – 160 с. 179. Колшанский, Г. В. Объективная картина мира в познании и языке [Текст] / Г. В. Колшанский. – 2-е изд., доп. – М. : Едиториал УРСС, 2005. – 128 с. 180. Комина, Е. В. Модели цветообозначений в современном английском языке [Текст] / Е. В. Комина. – Калинин, 1977. – 79 с. 181. Комлев, Н. Г. Слово, денотация и картина мира [Текст] / В. Г. Комлев // Вопросы философии. – 1981. – № 11. – С. 25–37. 182. Комова, Т. А. Цветообозначения как объект категоризации (на материале русского и английского языков) [Текст] / Т. А. Комова // Когнитивные аспекты языковой категоризации : сб. науч. трудов. – Рязань: Рязанск. гос. пед. ун-т, 2001. – С. 76–83. 183. Комри, Дж. Четырехзначные математические таблицы [Текст] / Дж. Комри. – М. : Наука, 1970. – 250 с. 184. Конецкая, В. П. Аксиомы, закономерности и гипотезы в лексикологии [Текст] / В. П. Конецкая // Вопросы языкознания. – 1998. – № 2. – С. 22–37. 185. Коптева, Н. В. Предметная и вербальная символика в русской этнической культуре [Текст] / Н. В. Коптева // Язык как система и деятельность. – Ростов н/Д : Сигма, 2005. – С. 28–29. 186. Корж, Н. Н. Трудно ли запомнить цвет? [Текст] / Н. Н. Корж, Е. А. Лупенко, О. В. Сафуанова // Проблема цвета в психологии. – М. : Наука, 1993. – С. 137–143. 305 187. Корнилов, О. А. Языковые картины мира как производные национальных менталитетов [Текст] / О. А. Корнилов. – 2-е изд., испр. и доп. – М. : ЧеРо, 2003. – 349 с. 188. Корсунская, Т. Г. О системе цветообозначений в русском, английском и немецком языках [Текст] Т. Г. Корсунская, / Х. Х. Фридман, М. П. Черемисина // Ученые записки Горьковского педагогического института иностранных языков. – 1963. – Вып. 25. – С. 95–103. 189. Косериу, Э. Синхрония, диахрония и история (проблема языковых изменений) [Текст] / Э. Косериу // Новое в лингвистике. – М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1963. – Вып. 3. – С. 143–343. 190. Коул, М. Культура и мышление. Психологический очерк [Текст] / М. Коул, С. Скрибнет. – М. : Прогресс, 1977. – 262 с. 191. Кофман, А. Введение в теорию нечетких множеств [Текст] / А. Кофман. – М. : Радио и связь, 1982. – 200 с. 192. Кравцов, С. М. Картина мира в русском и французском языках (на примере концепта «поведение человека») [Текст] : автореф. дис. … д-ра филол. наук / С. М. Кравцов. – Ростов н/Д, 2008. – 37 с. 193. Краткий словарь когнитивных терминов [Текст] / Е. С. Кубрякова [и др.]. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 1996. – 245 с. 194. Кронгауз, М. А. Семантика [Текст] / М. А. Кронгауз. – 2-е изд., испр. и доп. – М. : Академия, 2005. – 352 с. 195. Кругликова, Л. Е. Фразеологические сочетания с «цветовыми» прилагательными [Текст] / Л. Е. Кругликова // Русский язык в школе. – 1976. – № 3. – С. 71–73. 196. Крысин, Л. П. Социолингвистика [Текст] / Л. П. Крысин. – М. : РГГУ, 2001. – 439 с. 197. Кубрякова, Е. С. Слово в дискурсе (новые подходы к его анализу) [Текст] / Е. С. Кубрякова // Текст и дискурс: традиционный и когнитивно-функциональный аспекты исследования : сб. науч. трудов. – Рязань : Изд-во Рязанск. гос. пед. ун-та, 2002. – С. 7–11. 306 198. Кулинская, С. В. особенности Цветообозначения: функционирования национально-культурные [Текст] / С. В. Кулинская // Концептуализация как процесс и его результаты: национальнокультурные и индивидуально-авторские особенности. – Краснодар : КубГУ, 2008. – С. 33–43. 199. Кульпина, В. Г. Лингвистика цвета: термины цвета в польском и русском языках [Текст] / В. Г. Кульпина. – М. : Московский лицей, 2001. – 470 с. 200. Кульпина, В. Г. Презентация в лингводидактике цветовых стереотипов как социоментальных категорий [Текст] / В. Г. Кульпина // Язык. Культура. Общение : сб. науч. трудов. – М. : Гнозис, 2008. – С. 312–327. 201. Кульпина, В. Г. Система цветообозначений русского языка в историческом освещении [Текст] / В. Г. Кульпина // Наименования цвета в индоевропейских языках: Системный и исторический анализ / отв. ред. А. П. Василевич. – М. : КомКнига, 2007. – С. 126–184. 202. Кульпина, В. Г. Теоретические аспекты лингвистики цвета как научного направления сопоставительного языкознания [Текст] : автореф. дис. … д-ра филол. наук / В. Г. Кульпина. – М., 2002. – 46 с. 203. Лаенко, Л. В. От семантики цвета к социальной семантике языка (на материале русских и английских прилагательных, обозначающих цвет) [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / Л. В. Лаенко. – Саратов, 1998. – 21 с. 204. Лайонз, Дж. Лингвистическая семантика : Введение [Текст] / Дж. Лайонз. – М. : Языки славянской культуры, 2003. – 400 с. 205. Лайонз, Дж. Язык и лингвистика. Вводный курс [Текст] / Дж. Лайонз. – М. : УРСС, 2004. – 320 с. 206. Лакофф, Дж. Женщины, огонь и опасные вещи: Что категории языка говорят нам о мышлении [Текст] / Дж. Лакофф; пер. с англ. И. Б. Шатуновского. – М. : Языки славянской культуры, 2004. – 792 с. 307 207. Лакофф, Дж. Когнитивное моделирование [Текст] / Дж. Лакофф // Язык и интеллект. – М. : Языки славянской культуры, 1996. – С. 143–184. 208. Лангакер, Р. Когнитивная грамматика [Текст] / Р. Лангакер. – М. : Наука, 1992. – 56 с. 209. Ларичев, О. И. Объективные модели и субъективные решения [Текст] / О. И. Ларичев. – М. : Прогресс, 1987. – 200 с. 210. Ларькова, С. М. Символика цветообозначений в английской поэзии [Текст] / C. М. Ларькова // Англистика : сб. науч. трудов. – Тверь: Тверск. гос. ун-т, 1999. – С. 66–75. 211. Лебедева, Л. А. Устойчивые сравнения русского языка во фразеологии и фразеографии [Текст] / Л. А. Лебедева. – Краснодар : КубГУ, 1999. – 196 с. 212. Леви-Строс, К. Структурная антропология [Текст] / К. Леви-Строс. – М. : Главная редакция восточной литературы, 1983. – 536 с. 213. Левицкий, Ю. А. Референция, предикация, предикативность [Текст] / Ю. А. Левицкий // Вестник Пермского университета. – Сер. Лингвистика. – 2000. – Вып. 1. – С. 8–14. 214. Лейбниц, Г. В. Сочинения [Текст] : в 4 т. / Г. В. Лейбниц; ред., авт. вступ. статьи и прим. И. С. Нарский. – М. : Мысль, 1983. – Т. 2. – 686 с. 215. Леонтович, О. А. Введение в межкультурную коммуникацию [Текст] / О. А. Леонтович. – М. : Гнозис, 2007. – 368 с. 216. Леонтьев, А. А. Язык, речь, речевая деятельность [Текст] / А. А. Леонтьев. – М. : Просвещение, 1969. – 214 с. 217. Лингвистический энциклопедический словарь [Текст] / гл. ред. В. Н. Ярцева. – М. : Сов. энциклопедия, 1990. – 685 с. 218. Лопатина, Н. Р. Анализ английских и русских единиц-цветообозначений (на материале романа С. Моэма «Луна и грош» и его перевода на русский язык) [Текст] / Н. Р. Лопатина // Сфера языка и прагматика речевого общения : международный сб. науч. трудов. – Краснодар : КбГУ, 2003а. – С. 264–274. 308 219. Лопатина, Н. Р. О некоторых социокультурных и психологических аспектах прилагательных цвета [Текст] / Н. Р. Лопатина // Сфера языка и прагматика речевого общения : международный сб. науч. трудов. – Краснодар : КубГУ, 2003б. – С. 218–226. 220. Лопатина, Н. Р. Структурно-семантический анализ объектных цветонаименований (на материале английского и русского языков) [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / Н. Р. Лопатина. – Краснодар, 2005. – 25 с. 221. Лотман, Ю. М. Внутри мыслящих миров. Человек – текст – семиосфера – история [Текст] / Ю. М. Лотман. – М. : Языки русской культуры, 1996. – 464 с. 222. Лукьяненко, И. Н. Семантика и специфика функционирования цветообозначений красного тона в произведениях В. Набокова [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / И. Н. Лукьяненко. – Калининград, 2004. – 22 с. 223. Лулл, Р. Теория уровней и другие модели [Текст] / Р. Лулл. – М. : Прогресс, 1970. – 240 с. 224. Лурия, А. Р. Основные проблемы нейролингвистики [Текст] / [Текст] / А. Р. Лурия. – М. : Либроком, 2009. – 256 с. 225. Лурье, С. Антропологи ищут национальный характер C. Лурье. – М. : Знание, 1994. – 136 с. 226. Лысоиваненко, Е. Г. Система и семантика цветообозначений в прозе М. А. Булгакова [Текст] : автореф. дис. ... канд. филол. наук / Е. Г. Лысоиваненко. – М., 2001. – 22 с. 227. Люшер, М. Цвет вашего характера [Текст] / М. Люшер. – М. : Вече, Персей, АСТ, 1996. – 245 с. 228. Ляпон, М. В. Языковая личность : поиск доминанты [Текст] / М. В. Ляпон // Язык – система. Язык – текст. Язык – способность. – М. : Наука, 1995. – С. 259–266. 309 229. Маевская, Л. Д. Семантика цветообозначений в рекламных текстах ФРГ [Текст] / Л. Д. Маевская // Функционально-семантические исследования языковых единиц и вопросы методики преподавания иностранных языков в вузе : тезисы докладов республиканской конф. – Гродно : Гродненск. гос. ун-т, 1990. – С. 50–51. 230. Макеенко, И. В. Семантика цвета в разноструктурных языках [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / И. В. Макеенко. – Саратов, 1999. – 23 с. 231. Маковский, М. М. «Картина мира» и мир образов (Лингвокультуроведческие этюды) [Текст] / М. М. Маковский // Вопросы языкознания. – 1992. – № 6. – С. 36–53. 232. Мартьянова, М. А. Полевое описание элокутивных колоративов (на материале произведений А. И. Куприна) [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / М. А. Мартьянова. – Барнаул, 2007. – 23 с. 233. Маслова, В. А. Когнитивная лингвистика [Текст] / В. А. Маслова. – М. : ТетраСистемс, 2004. – 256 с. 234. Мегрелидзе, К. Р. Основные проблемы социологического мышления [Текст] / К. Р. Мегрелидзе. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 2007. – 300 с. 235. Меньчева, С. И. Цветообозначение в произведениях Е. И. Замятина: семантика, грамматика, функция [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / С. И. Меньчева. – Тамбов, 2004. – 24 с. 236. Мечковская, Н. Б. Социальная лингвистика [Текст] / Н. Б. Мечковская. – М. : Наука, 2000. – 208 с. 237. Мещерякова, О. А. Авторская концептосфера и её репрезентация средствами свето- и цветообозначения в цикле рассказов И. А. Бунина «Темные аллеи» [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / О. А. Мещерякова. – Орел, 2002. – 22 с. 238. Милишевская, Д. А. Язык и культура [Текст] / Д. А. Милишевская. – М. : Наука, 1989. – 140 с. 310 239. Миронова, Л. Н. Семантика цвета в эволюции психики человека [Текст] / Л. Н. Миронова // Проблема цвета в психологии. – М. : Наука, 1993. – С. 172–188. 240. Митькин, А. А. Динамика формы и цвета в творчестве Василия Кандинского и Казимира Малевича [Текст] / А. А. Митькин, Т. М. Перцева // Проблема цвета в психологии. – М. : Наука, 1993. – С. 189–196. 241. Михайлова, Т. А. К проблеме реконструкции галло-бриттской системы цветообозначений [Текст] / Т. А. Михайлова, В. П. Калыгин // Проблемы цвета в этнолингвистике, истории и психологии : материалы круглого стола / отв. ред. А. П. Василевич. – М. : Ин-т языкознания РАН, 2004. – С. 16–20. 242. Михалев, А. Б. Слои языковой картины мира [Текст] / А. Б. Михалев // Язык и культура: материалы международной науч. конф. – М., 2001. – С. 108. 243. Михеев, А. В. Психолингвистическое исследование семантических отношений (на материале слов-цветообозначений) [Текст] : автореф. дис. ... канд. филол. наук / А. В. Михеев. – М., 1982. – 21 с. 244. Михеев, А. В. Структура концептуальных классов и работы Э. Рош [Текст] / А. В. Михеев. – М. : Наука, 1987. – 140 с. 245. Мичугина, С. В. Денотативное пространство прилагательных цвета в английском языке [Текст] : автореф. дис. ... канд. филол. наук / С. В. Мичугина. – М., 2005. – 21 с. 246. Монраев, М. У. Концепт «цаган» («белый») лингвокультуре [Текст] / М. У. Монраев концептосфера : общее, специфичное, // в калмыцкой Этнокультурная уникальное : материалы международной науч. конф. – Элиста : Изд-во Калм. ун-та, 2006. – С. 76– 81. 247. Моррис, Ч. У. Основания теории знаков [Текст] / Ч. У. Моррис. – М. : Радуга, 1983. – 300 с. 311 248. Морскова, В. Ф. синонимической В. Ф. Морскова Семантико-стилистические парадигме // Язык. с доминантой Дискурс. отношения в «красный» [Текст] труды материалы Текст : и / Международной науч. конф. – Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 2004. – Ч. 1. – С. 144–146. 249. Москович, В. А. Система цветообозначений в современном английском языке [Текст] / В. А. Москович // Вопросы языкознания. – 1960. – № 6. – С. 83–87. 250. Москович, В. А. Статистика и семантика. Опыт статистического анализа семантического поля [Текст] / В. А. Москович. – М. : Наука, 1969. – 304 с. 251. Мостовая, А. Д. Опыт сравнения научных и «наивных» толкований (на материале слов «конкретной» лексики) [Текст] / А. Д. Мостовая // Лингвистические и психолингвистические структуры речи. – М. : Прогресс, 1985. – С. 35–54. 252. Мурзин, Л. Н. Антропологическая ниша в языковой науке. Лексика, грамматика, текст в свете антропологической лингвистики [Текст] / Л. Н. Мурзин. – Екатеринбург : Лик, 1990. – 230 с. 253. Наименования цвета в индоевропейских языках: Системный и исторический анализ [Текст] / отв. ред. А. П. Василевич. – М. : КомКнига, 2007. – 320 с. 254. Налбалдян, А. Т. Некоторые особенности фразеологических единиц с компонентами цвета [Текст] / А. Т. Налбалдян // Семантические аспекты синтаксиса. – М. : Наука, 1989. – С. 143–151. 255. Никитин, М. В. Курс лингвистической семантики [Текст] / М. В. Никитин. – СПб. : Научный центр диалога, 1996. – 760 с. 256. Никитина, С. Е. Тезаурус по теоретической и прикладной лингвистике [Текст] / С. Е. Никитина. – М. : Прогресс, 1987. – 300 с. 257. Новицкий, П. В. Оценка погрешностей результатов измерений [Текст] / П. В. Новицкий, И. А. Зограф. – М. : Энергоатомиздат, 1985. – 280 с. 312 258. Норманская, Ю. Генезис и развитие систем цветообозначений в древних индоевропейских языках [Текст] / Ю. Норманская. – М.: МГЛУ, 2005. – 379 с. 259. Носовец, С. Г. Цветовая картина мира В. Набокова в когнитивнопрагматическом аспекте (цикл рассказов «Весна в Фиальте») [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / С. Г. Носовец. – Омск, 2002. – 19 с. 260. Нюбина, Л. М. К вопросу об обозначении цвета в моде (на материале немецкого языка) [Текст] / Л. М. Нюбина // Вопросы когнитивной лингвистики. – 2008. – № 4. – С. 117–125. 261. Одинцова, М. П. Внутренний человек в русской языковой картине мира [Текст] / М. П. Одинцова. – Омск : Колорит, 1996. – 110 с. 262. Ольшанский, И. Г. Категориальная лексикология [Текст] / И. Г. Ольшанский. – М. : МГПУ, 1999. – 100 с. 263. Опарина, Е. О. Язык и культура [Текст] / Е. О. Опарина. – М. : ИНИОН, 1999. – 109 с. 264. Остин, Дж. Л. Слово как действие [Текст] / Дж. Л. Остин // Новое в зарубежной лингвистике. – М. : Прогресс, 1986. – Вып. 17. – С. 22–130. 265. Падучева, Е. В. Семантические исследования (семантика времени и вида в русском языке; семантика нарратива) [Текст] / Е. В. Падучева. – М. : Языки русской культуры, 1996. – 464 с. 266. Паршин, П. Б. Теоретические перевороты и методологический мятеж в лингвистике ХХ века [Текст] / П. Б. Паршин // Вопросы языкознания. – 1996. – № 2. – С. 19–42. 267. Перелыгин, П. В. Цветообозначения в поэзии Н. Рубцова (общая характеристика) [Текст] / П. В. Перелыгин // Концептуальные проблемы литературы: художественная когнитивность : материалы II международной науч. конф. – Ростов н/Д : ИПО ПИ ЮФУ, 2008. – С. 221–225. 268. Петренко, В. Ф. Лекции по психосемантике [Текст] / В. Ф. Петренко. – Самара : СамГУ, 1997. – 239 с. 313 269. Петренко, В. Ф. Психосемантика сознания [Текст] / В. Ф. Петренко. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 1987. – 207 с. 270. Пименова, М. В. О некоторых способах концептуализации внутреннего мира человека (на примере когнитивной модели ‘сердце – контейнер’) [Текст] / М. В. Пименова // Язык. Миф. Этнокультура / отв. ред. Л. А. Шарикова. – Кемерово: Графика, 2003. – С. 160–164. 271. Пиотровский, Р. Г. Математическая лингвистика [Текст] / Р. Г. Пиотровский, К. Б. Бектаев, А. А. Пиотровская. – М. : Наука, 1977. – 350 с. 272. Пискунова, С. В. Цвето-звуковая организация актуального членения в поэтическом тексте [Текст] / С. В. Пискунова // Композиционная семантика и проблемы концептуальной интеграции / отв. ред. Н. Н. Болдырев. – Тамбов : ТГУ, 2002. – С. 170–172. 273. Покровский, М. М. Избранные работы по языкознанию [Текст] / М. М. Покровский. – М. : Наука, 1959. – 590 с. 274. Попова, З. Д. Когнитивная лингвистика [Текст] / З. Д. Попова, И. А. Стернин. – М. : АСТ : Восток – Запад, 2007. – 314 с. 275. Попова, З. Д. Полевые структуры в системе языка [Текст] / З. Д. Попова. – Воронеж : ВГУ, 1989. – 120 с. 276. Порталь, Ф. Символика цвета от Античности до Нового времени [Текст] / Ф. Порталь // Античный хроматизм / Н. В. Серов. – СПб. : Лисс, 1995. – С. 365–436. 277. Постовалова, В. И. Картина мира в жизнедеятельности человека [Текст] / В. И. Постовалова // Роль человеческого фактора в языке. – М. : Наука, 1988. – С. 8–69. 278. Потебня, А. А. Грамматический род [Текст] / А. А. Потебня. – М. : Просвещение, 1978. – 656 с. 279. Потебня, А. А. Из записок по русской грамматике А. А. Потебня. – М. : Просвещение, 1977. – 406 с. 314 [Текст] / 280. Праченко, О. В. Семантика фразеологизмов и пословиц с компонентом «цвет» (на материале русского и английского языков) [Текст] / О. В. Праченко // Взгляд молодых: сб. науч. трудов. – Казань : Казанский гос. ун-т, 2003. – С. 23–27. 281. Привалова, И. В. Образ мира, языковая картина мира и этнолингвокультурное сознание [Текст] / И. В. Привалова // Языки и транснациональные проблемы : материалы I международной науч. конф. – М.; Тамбов : Изд-во ТГУ, 2004. – Т. 1. – С. 86–92. 282. Приходько, В. К. Выразительные средства языка [Текст] / В. К. Приходько. – М. : Академия, 2008. – 256 с. 283. Прокофьева, Л. П. Национальная система цвето-звуковых соответствий русского языка [Текст] / Л. П. Прокофьева // Единицы языка и их функционирование. – Саратов : СГАП, 1997. – С. 57–63. 284. Пузынина, Я. Реализация идей культуры высокой и низкой в литературе, языке, образовании [Текст] / Я. Пузынина. – Люблин, 2004. – 200 с. 285. Пушкарева, Н. Л. Гендерная теория и историческое знание [Текст] / Н. Л. Пушкарева. – М. : Прогресс, 2004. – 300 с. 286. Пэдхем, Ч., Сондерс, Ж. Восприятие света и цвета [Текст] / Ч. Пэдхем, Ж. Сондерс. – М. : Мир, 1978. – 256 с. 287. Радхакришнан, С. Индийская философия [Текст] : в 2 т. / С. Радхакришнан. – М. : Миф, 1993. – 1354 с. 288. Рапопорт, А. Математические аспекты абстрактного анализа систем [Текст] / А. Рапопорт // Исследования по общей теории систем: сб. переводов. – М. : Прогресс, 2003. – С. 23–27. 289. Рассел, Б. Человеческое познание: его сфера и границы [Текст] : статьи / Б. Рассел. – М., 1999. – 230 с. 290. Рахилина, Е. В. Семантика размера [Текст] / Е. В. Рахилина // Семиотика и информатика. – М., 1995. – Вып. 34. – С. 58–81. 291. Резчикова, И. В. Движение и метафоризация цвета в текстовой тематической группе (анализ стихотворения А. Блока «Город в красные 315 приделы…») [Текст] / И. В. Резчикова // Структура и семантика художественного текста : доклады VII международной конф. – М. : СпортАкадемПресс, 1999. – С. 316–323. 292. Репникова, Н. Н. Семантика прилагательных цвета и её отражение во фразеологии новоанглийского периода (на материале прилагательных black, white, red) [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / Н. Н. Репникова. – М., 1999. – 20 с. 293. Решетникова, Е. А. Национально-культурный компонент семантики цветообозначений в русском и английском языках (в диахронии) [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / Е. А. Решетникова. – Саратов, 2001. – 24 с. 294. Рождественский, Ю. В. Общая филология [Текст] / Ю. В. Рождественский. – М. : Флинта, 2003. – 300 с. 295. Рожнов, И. Реклама и цвет [Текст] / И. Рожнов // Психология и психоанализ рекламы. Личностно ориентированный подход. – Самара : БАХРАХ-М, 2001. – С. 368–373. 296. Роль человеческого фактора в языке: Язык и картина мира [Текст] / Б. А. Серебренников [и др.]. – М. : Наука, 1988. – 216 с. 297. Роу, К. Концепция цвета и цветовой символизм в древнем мире [Текст] / К. Роу // Психология цвета : сб. – М. : Рефл-бук: Ваклер, 1996. – С. 7–46. 298. Рош, Э. Когнитивное представление семантических категорий [Текст] / Э. Рош. – М. : Наука, 1978. – 157 с. 299. Русский ассоциативный словарь [Текст] : в 2 т. – М. : Астрель : АСТ, 2002. – Т. 1. – 784 с. 300. Рюмина, Н. А. Семантика и категоризация [Текст] / Н. А. Рюмина. – М. : Наука, 1999. – 270 с. 301. Самарина, Л. В. Неабстрактная цветотерминология как маркер культурных границ (на примере цветового словаря народов Северного Кавказа) [Текст] / Л. В. Самарина // Проблемы цвета в этнолингвистике, 316 истории и психологии : материалы круглого стола / отв. ред. А. П. Василевич. – М. : Ин-т языкознания РАН, 2004. – С. 47–51. 302. Сафуанова, О. В. Формы репрезентации цвета в субъективном опыте [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / О.В. Сафуанова. – М., 2006. – 21 с. 303. Светличная, Т. Ю. Сравнительные лингвокультурные характеристики цветообозначения и цветовосприятия в английском и русском языках [Текст] : автореф. дис. ... канд. филол. наук / Т. Ю. Светличная. – Пятигорск, 2003. – 20 с. 304. Седов, К. Ф. Нейропсихолингвистика [Текст] / К. Ф. Седов. – М. : Лабиринт, 1997. – 224 с. 305. Седова, О. В. Поэтика цвета в прозе Е. И. Замятина [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / О. В. Седова. – Елец, 2006. – 23 с. 306. Сепир, Э. Язык. Введение в изучение речи [Текст] / Э. Сепир // Избранные труды по языкознанию и культурологии. – М., 1993. – С. 26– 203. 307. Сердюкова, Н. М. Сравнительный семантический анализ идиоматических выражений с компонентом «цвет» в испанском и русском языках [Текст] / Н. М. Сердюкова // Язык и национальное сознание: проблемы сопоставительной лингвоконцептологии: материалы Межрегиональной школы-семинара молодых ученых. – Армавир : РИЦ АГПУ, 2006. – С. 100–105. 308. Сердюкова, Н. М. стилистический национальное Цветопись анализ) поэзии [Текст] сознание: / Ф. Г. Лорки Н. М. Сердюкова проблемы (семантико// Язык и сопоставительной лингвоконцептологии : материалы II Межрегиональной школы-семинара молодых ученых. – Армавир : РИЦ АГПУ, 2007. – С. 110–115. 309. Серебренников, Б. А. Номинация и проблема выбора [Текст] / Б. А. Серебренников // Языковая номинация: Общие вопросы. – М. : Наука, 1977. – С. 145–194. 317 310. Серебрякова, Н. А. Семантико-синтаксические средства выражения психологизма в языке романов Томаса Гарди [Текст] : дис. … канд. филол. наук / Н. А. Серебрякова. – Ставрополь, 2003. – 207 с. 311. Серебрякова, С. В. Дистрибутивные аспекты семантических инноваций слова [Текст] / С. В. Серебрякова // Вестник Ставропольского государственного университета. – 2002. – № 3 – С. 77–84. 312. Серов, Н. В. Античный хроматизм [Текст] / Н. В. Серов. – СПб. : Лисс, 1995. – 475 с. 313. Сивик, Л. Цветовое значение и измерения восприятия цвета: исследования цветовых образов [Текст] / Л. Сивик. – М. : Наука, 1993. – 120 с. 314. Сидорова, Н. П. Системная организация лексико-семантических групп глаголов звучания и их взаимосвязи с другими глагольными группами [Текст] / Н. П. Сидорова. – М. : Прогресс, 1996. – 101 с. 315. Скляревская, Г. Н. Метафора в системе языка [Текст] / Г. Н. Скляревская. – СПб. : Наука, 1993. – 152 с. 316. Собчик, Л. Н. Модифицированный восьмицветовой тест Люшера [Текст] / Л. Н. Собчик. – М. : Наука, 1983. – 200 с. 317. Соколов, Е. Н. Цветовое зрение [Текст] / Е. Н. Соколов, Ч. А. Измайлов. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 1984. – 175 с. 318. Солнцев, В. М. Связь генеалогии и типологии и универсальные закономерности языка [Текст] / В. М. Солнцев. – М. : Прогресс, 1966. – 76 с. 319. Сорокин, Ю. А. Переводоведение: Статус переводчика и психогерменевтические процедуры [Текст] / Ю. А. Сорокин. – М. : Гнозис, 2003. – 158 с. 320. Степанов, Ю. С. В трехмерном пространстве языка [Текст] / личность [Текст] / Ю. С. Степанов. – М. : Наука, 1985. – 331 с. 321. Стернин, И. А. Русский язык и языковая И. А. Стернин. – М. : Наука, 1987. – 260 с. 318 322. Студенцов, Н. В. Теория и практика средств измерения [Текст] / Н. В. Студенцов. – Л., 1972. – 272 с. 323. Сукаленко, Н. И. Отражение обыденного сознания в образе языковой картины мира [Текст] / Н. И. Сукаленко. – Киев : Наукова думка, 1992. – 130 с. 324. Суровцева, М. А. К истории цветовых значений в древнерусском языке XI–XVI вв. [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / М. А. Суровцева. – М., 1967. – 18 с. 325. Таранова, Е. В. Категоризация цветообозначений в современном английском языке (на материале сложных слов и словосочетаний) [Текст] / Е. В. Таранова // Когнитивные аспекты языковой категоризации : сб. статей. – Рязань : РГУ, 2000. – С. 106–110. 326. Тарасов, Е. Ф. Язык как средство трансляции культуры [Текст] / Е. Ф. Тарасов // Фразеология в контексте культуры. – М.: Языки русской культуры, 1999. – С. 34–40. 327. Тарбеев, Ю. В. Эталоны России [Текст] / Ю. В. Тарбеев // Измерительная техника. – 1995. – № 6. – С. 67–69. 328. Телия, В. Н. Коннотативный аспект семантики номинативных единиц [Текст] / В. Н. Телия. – М. : Наука, 1986. – 142 с. 329. Телия, В. Н. Метафоризация и её роль в создании языковой картины мира [Текст] / В. Н. Телия // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. – М.: Наука, 1988. – С. 173–203. 330. Тер-Минасова, С. Г. Язык и межкультурная коммуникация [Текст] / С. Г. Терминасова. – М. : Слово, 2000. – 264 с. 331. Тимофеева, А. М. Сопоставительное исследование лингвоцветных картин мира (на материале идиолектов И. Заболоцкого и Р. Фроста) [Текст] : дис. … канд. филол. наук / А. М. Тимофеева. – Екатеринбург, 2003. – 18 с. 332. Тихонов, А. Н. Междометия и звукоподражания – слова? [Текст] / А. Н. Тихонов // Русская речь. – 1981. – № 5. – С. 72–76. 319 333. Томашева, И. В. Когнитивно-прагматический аспект семантики цвета в драме Ф. Гарсиа Лорки «Кровавая свадьба» [Текст] / И. В. Томашева // Язык и национальное сознание: проблемы сопоставительной лингвоконцептологии : материалы III межрегионального науч. семинара молодых ученых. – Армавир : РИЦ АГПУ, 2008. – Вып. 3. – С. 135–139. 334. Трубецкой, Н. С. Избранные труды по филологии [Текст] / Н. С. Трубецкой. – М. : Наука, 1987. – 300 с. 335. Тугушева, Ф. А. К проблеме изучения цвета в разных культурных традициях [Текст] / Ф. А. Тугушева // Когнитивная парадигма. – Пятигорск : ПГЛУ, 2000. – С. 171–173. 336. Уорф, Б. Отношение норм поведения и мышления к языку [Текст] / Б. Уорф // Новое в лингвистике – М. : Изд-во иностр. лит-ры, 1960. – Вып. 1. – С. 135–168. 337. Успенский, Б. А. Труды по нематематике. С приложением семиотических посланий А. Н. Колмогорова к автору и его друзьям [Текст] / Б. А. Успенский. – М. : Наука, 2002. – 300 с. 338. Устинов, А. Г. К вопросу о семантике цвета в эргономике и дизайне [Текст] / А. Г. Устинов // Труды ВНИИТЭ. Дизайн знаковых систем: психолого-семиотические проблемы. – М., 1984. – Вып. 27. – С. 32–46. 339. Уфимцева, А. А. Лексическое значение : Принцип семиологического описания лексики [Текст] / А. А. Уфимцева; под. ред. Ю. С. Степанова. – 2-е изд., испр. – М. : УРСС, 2002. – 240 с. 340. Уфимцева, А. А. Слово в лексической системе языка [Текст] / А. А. Уфимцева. – М. : Наука, 1968. – 272 с. 341. Фененко, Н. А. Язык реалий и реалии языка [Текст] / Н. А. Фененко. – Воронеж : ВГУ, 2001. – 140 с. 342. Фрумкина, Р. М. Психолингвистика [Текст] / Р. М. Фрумкина. – М. : Академия, 2003. – 320 с. 343. Фрумкина, Р. М. Соотношение точных методов и гуманитарного подхода: лингвистика, психология, 320 психолингвистика [Текст] / Р. М. Фрумкина // Известия АН СССР. – Сер. литературы и языка. – 1978. – Т. 37, № 4. – С. 6. – С. 318–332. 344. Фрумкина, Р. М. Цвет, смысл, сходство. Аспекты психолингвистического анализа [Текст] / Р. М. Фрумкина. – М. : Наука, 1984. – 175 с. 345. Фрумкина, Р. М. Экспериментальное изучение семантических отношений в группе слов-цветообозначений [Текст] / Р. М. Фрумкина, А. В. Михеев, А. Ю. Терехина. – М. : ИРЯ АН СССР, 1982. – 89 с. 346. Функционально-семантические и словообразовательные поля в лингвистике [Текст]. – Ростов н/Д : Изд-во РГПУ, 1998. – 360 с. 347. Хазагеров, Т. Г. К вопросу о классификации экспрессивных средств (изобразительные схемы) [Текст] / Т. Г. Хазагеров // Проблемы экспрессивной стилистики. – Ростов н/Д : Изд-во Рост. ун-та, 1987. – С. 65–67. 348. Хазрат, И. Х. Мистицизм звука [Текст] / И. Х. Хазрат. – М. : Сфера, 1998. – 329 с. 349. Халеева, И. И. Подготовка переводчика как «вторичной языковой личности» [Текст] / И. И. Халеева // Тетради переводчика. – М. : МГЛУ, 1999. – Вып. 24. – С. 63–72. 350. Хейзинга, Й. Человек играющий [Текст] / Й. Хейзинга. – М. : Лабиринт, 1998. – 200 с. 351. Хованова, С. Ю. Когнитивно-дискурсивный анализ конверсионных производных, образованных от прилагательных, обозначающих цвета, в современном английском языке [Текст] / С. Ю. Хованова // Композиционная семантика и проблемы концептуальной интеграции / отв. ред. Н. Н. Болдырев. – Тамбов : ТГУ, 2002. – С. 137–139. 352. Хомский, Н. Язык и мышление [Текст] / Н. Хомский. – М. : Наука, 1972. – 250 с. 353. Хьюбел, Д. Глаз, мозг, зрение [Текст] / Д. Хьюбел. – М. : Мир, 1990. – 239 с. 321 354. Цегельник, М. Е. Цветовая картина мира Иосифа Бродского: когнитивно-функциональный подход [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / М. Е. Цегельник. – Ростов н/Д, 2007. – 22 с. 355. Цоллингер, Г. Биологические аспекты цветовой лексики [Текст] / Г. Цоллингер // Красота и мозг. Биологические аспекты эстетики. – М. : Мир, 1995. – С. 156–172. 356. Чекалина, Е. М. Историко-семасиологическое исследование прилагательных цвета во французском языке [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / Е. М. Чекалина. – Л., 1972. – 19 с. 357. Черноризов, А. М. Цветовое зрение рыбы как модель цветового зрения человека [Текст] / А. М. Черноризов // Вестник Московского университета. – Сер. 14. Психология. – 1995. – № 4. – С. 35–45. 358. Чесноков, П. В. Статическая и динамическая языковые картины мира [Текст] / П. В. Чесноков // Язык. Дискурс. Текст : труды и материалы Международной науч. конф. – Ростов н/Д: Изд-во РГПУ, 2004. – Ч. 1. – С. 226–230. 359. Чесноков, П. В. Типы функционально-семантического поля [Текст] / П. В. Чесноков // Язык. Текст. Дискурс : Научный альманах Ставропольского отделения РАЛК. – Ставрополь : Изд-во ПГЛУ, 2007. – Вып. 5. – С. 219–223. 360. Чеснокова, Г. Д. Цветовое восприятие мальчика «индиго» и цветная грамматология писателя-синэстета В. В. Набокова [Текст] / Г. Д. Чеснокова // Актуальные проблемы теории и методологии науки о языке : материалы Международной науч.-практ. конф. – СПб. : ЛГУ им. А. С. Пушкина, 2008. – С. 50–56. 361. Чумак-Жунь, И. И. Лексико-семантическое поле цвета в языке поэзии И. А. Бунина: состав и структура, функционирование [Текст] : дис. … канд. филол. наук / И. И. Чумак-Жунь. – Киев, 1996. – 187 с. 362. Шайхисламова, Н. Э. Семантические особенности русских и английских цветовых метафор с прилагательными «красный» и «белый» [Текст] / 322 Н. Э. Шайхисламова // Лингвистические основы межкультурной коммуникации : сб. материалов международной науч. конф. – Нижний Новгород : НГЛУ, 2010. – Ч. 2. – С. 196–200. 363. Шаумян, С. К. Философские вопросы теоретической лингвистики [Текст] / С. К. Шаумян. – М. : Прогресс, 1971. – 240 с. 364. Шафиков, С. Г. Лексическая типология языков [Текст] / С. Г. Шафиков. – Уфа : БашГу, 2005. – 230 с. 365. Шафиков, С. Г. Типология лексических систем и лексико-семантических универсалий [Текст] / С. Г. Шафиков. – Уфа : БашГу, 2004. – 234 с. 366. Шашлов, Б. А. Цвет и цветовоспроизведение [Текст] / Б. А. Шашлов. – М. : Стройиздат, 1986. – 280 с. 367. Шелепова, Н. В. фразеологического Контекстуальная поля «цвет» эмотивность (на материале лексикоанглоязычной художественной прозы ХХ века) [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / Н. В. Шелепова. – Волгоград, 2007. – 20 с. 368. Шелер, М. Положение человека в космосе [Текст] / М. Шелер // Проблемы человека в западной философии. – М.: Прогресс, 1988. – С. 31–95. 369. Шеллинг, Ф. Сочинения [Текст]: в 2 т. / Ф. Шеллинг. – М. : Мысль, 1987. Т. 1. – 638 с.; Т. 2. – 636 с. 370. Шелякин, М. А. Язык и человек (К проблеме мотивированности языковой системы) [Текст] / М. А. Шелякин. – М. : Лабиринт, 2005. – 230 с. 371. Шеннон, К. Работы по теории информации и кибернетике [Текст] / К. Шеннон. – М. : Изд-во иностр. лит-ры, 1963. – 830 с. 372. Шестеркина, Н. В. Дихотомия день – ночь как репрезентанты темпорального признака концепта «свет – тьма» (на материале русского и немецкого языков) [Текст] / Н. В. Шестеркина // Новое в когнитивной лингвистике : материалы международной конф. «Изменяющаяся Россия: 323 новые парадигмы и новые решения в лингвистике» / отв. ред. М. В. Пименова. – Кемерово : КемГУ, 2006. – С. 590–596. 373. Шехтер, М. С. Зрительное опознание. Закономерности и механизмы [Текст] / М. С. Шехтер. – М. : Педагогика, 1981. – 264 с. 374. Шибкова, О. С. Семантические модели прилагательных зрительного восприятия в английском и русском языках [Текст] / О. С. Шибкова // Актуальные проблемы социогуманитарного знания : сб. науч. трудов. – М. : Век книги – 3, 2006. – Вып. 15. – С. 211–215. 375. Шишкин, И. Ф. Метрология, стандартизация и управление качеством [Текст] : учебник для вузов / И. Ф. Шишкин. – М. : Просвещение, 1990. – 342 с. 376. Шмелев, А. Г. Введение в экспериментальную психосемантику [Текст] / А. Г. Шмелев. – М. : Изд-во Моск. ун-та, 1983. – 157 с. 377. Шмелев, Д. Н. Об анализе семантической структуры слова [Текст] / Д. Н. Шмелев // Zeichen und System der Sprache. – Berlin, 1966. – Bd. 3. 378. Шпильная, Н. Н. К проблеме описания индивидуальной языковой картины мира (опыт типологии антропотекстов) [Текст] / Н. Н. Шпильная // Концепт и культура : материалы III международной науч. конф. – Кемерово : Кузбассвузиздат, 2008. – С. 166–172. 379. Шубина, Л. В. Цветовая гамма в культуре разных народов [Текст] / Л. В. Шубина // Культура и литература в контексте ХХ века. – Пятигорск : ПГПИИЯ, 1994. – С. 75–79. 380. Щерба, Л. В. Избранные работы по языкознанию и фонетике [Текст] / Л. В. Щерба. – Л. : Изд-во Ленинград. ун-та, 1958. – Т. 1. – 184 с. 381. Щерба, Л. В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании [Текст] / Л. В. Щерба // Языковая система и речевая деятельность. – Л. : Наука, 1974. – С. 24–39. 382. Щур, Г. С. Теория поля в лингвистике [Текст] / Г. С. Щур. – М. : Наука, 1974. – 256 с. 324 383. Эко, У. Поиски совершенного языка в европейской культуре [Текст] / У. Эко; пер. с итал. А. Н. Коваля. – СПб. : Alexandria, 2007. – 423 с. 384. Эко, У. Сказать почти то же самое. Опыты о переводе [Текст] / У. Эко; пер. с итал. А. Н. Коваля. – СПб. : Симпозиум, 2006. – 574 с. 385. Юсифов, Н. М. Лексико-семантические особенности английских звукоподражательных слов [Текст] : автореф. дис. … канд. филол. наук / Н. М. Юсифов. – Баку, 1985. – 16 с. 386. Язык и антропологические сущности [Текст] / отв. ред. Г. П. Немец. – Краснодар : Изд-во КубГУ, 1997. – 300 с. 387. Якобсон, Р. О. Избранные работы [Текст] / Р. О. Якобсон. – М. : Прогресс, 1985. – 460 с. 388. Якобсон, Р. О. Шифтеры, глагольные категории и русский глагол [Текст] / Р. О. Якобсон // Принципы типологического анализа языков различного строя. – М. : Наука, 1972. – С. 95–113. 389. Яньшин, П. В. Психосемантика цвета [Текст] / П. В. Яньшин. – СПб. : Речь, 2006. – 368 с. 390. Adams, F. M. A cross-cultural study of the meanings of color [Text] / F. M. Adams, Ch. E. Osgood // Journal of cross-cultural psychology. – 1973. – Vol. 4 (2). – P. 135–156. 391. Albrecht, T. E. Philosophische Probleme in der Sprachwissenschaft [Text] / T. E. Albrecht // Deutsch als Fremdsprache. – 1970. – Heft 3. – S. 145–170. 392. Berlin, B. Basic Color Terms: Their Universality and Evolution [Text] / B. Berlin, P. Kay. – Berkeley : Center for Study of Language and Inf., 1969. – 178 p. 393. Bierwisch, M. Some Semantic Universals of German Adjectives [Text] / M. Bierwisch // Foundation of language. – 1967. – Vol. 3. – Р. 1–36. 394. Birren, F. Color psychology and color therapy: A factual study of the influence of color on human life [Text] / F. Birren. – N.Y., 1961. – 302 p. 395. Carrington, N. T. Approaches to the Fiction of Thomas Hardy [Text] / N. T. Carrington. – L., 1977. – 218 p. 325 396. Church, R. The Growth of the English Novel [Text] / R. Church. – L. : Methuen Publishing Ltd, 1951. – 212 p. 397. Daw, N. W. The psychology and phisiology of color vision [Text] / N. W. Daw // Trends in Neuroscience. – 1984. – Vol. 7. – P. 330–335. 398. Duffin, H. C. Thomas Hardy: A Study of the Wessex Novels, Poetry and Dynasts [Text] / H. C. Duffin. – Manchester, 1987. – 356 p. 399. Edel, L. The modern Psychological Novel [Text] / L. Edel. – N.Y. : Grosset and Dunlap, 1984. – 292 p. 400. Enstice, A. Thomas Hardy: Landscape of the Mind [Text] / A. Enstice. – L. : Macmillan, 1979. – 205 p. 401. Fillmore, Ch. An alternative to checklist of meaning [Text] / Ch. Fillmore // BLS. – 1975. – Vol. 1. – Р. 123–131. 402. Fodor, J. A. The language of Thought [Text] / J. A. Fodor. – Cambridge, Mass. : Harvard Univ. Press, 1975. – 130 p. 403. From Dickens to Hardy [Text] / Ed. by B. Ford. – L. : Cassels, 1963. – 516 p. 404. Goodenough, W. Cultural anthropology and linguistics [Text] / W. Goodenough // Language in Culture and Society: A Reader in Language and Anthropology / Ed. by D. Hymes. – N.Y. : Harper and Row, 1964. – P. 36–39. 405. Gross, K. Die Gestalt des Intellektuellen im spätviktorianischen Roman [Text] / K. Gross. – Muenchen, 1970. – 397 S. 406. Hartmann, R. R. K. Dictionary of Language and Linguistics [Text] / R. R. K. Hartmann, F. C. Stork. – L. : Applied Science Publishers, 1972. – 231 P. 407. Herne, G. Die slawischen Farbenbenennungen [Text] : diss. / G. Herne. – Uhpsala, 1954. – 148 p. 408. Heyse, K. System der Sprach Wissenschaft [Text] / K. Heyse. – Berlin, 1856. – 260 p. 409. Hill, P. M. Die Farbwoerter der russischen und bulgarischen Schriftsprache der Gegenwart [Text] / P. M. Hill. – Amsterdam : Hakkert, 1972. – 132 p. 326 410. Hubel, D. H. Brain mechanisms of vision [Text] / D. H. Hubel, T. N. Wiesel // Scientific American. – 1979. – Vol. 241. – P. 130–144. 411. Hurvich, L. Color Vision [Text] / L. Hurvich. – Sunderland : Sinauer, 1981. – 146 P. 412. Itten, J. The Elements of Color [Text] / J. Itten. – N.Y., 1970. – 95 р. 413. Jackendoff, R. Semantics and Cognition / R. Jackendoff. – Cambridge, Mass.: MIT Press, 1983. – 283 р. 414. James, W. Psychology : Briefer Course [Text] / W. James. – N.Y., 1982. – 476 p. 415. Johnson, L. The Art of Thomas Hardy [Text] / L. Johnson. – N.Y., 1965. – 397 p. 416. Kay, P. The Linguistic Significance of the Meanings of Basic Color Terms [Text] / P. Kay, Ch. McDaniel // Language. – 1978. – № 54. – P. 610–646. 417. Lurija, A. R. Romantische Wissenschaft. Forschungen im Grenzbezirk von Seele und Gehirn [Text] / A. R. Lurija. – Hamburg : Rowohlt, 1993. – 442 S. 418. MacLaury, R. E. From brigthness to hue: An explanatory model of colorcategory evolution [Text] / R. E. MacLaury // Current Anthropology. – 1992. – Vol. 33 (2). – P. 137–186. 419. Rosch Heider, E. Universals in color naming and memory [Text] / E. Rosch Heider // Journal of Experimental Psychology. – 1972. – Vol. 93. – Р. 10–20. 420. Seiler, H. Language Universals and Typology in the UNITYP Framework [Text] / H. Seiler. – Köln : Universität zu Köln, 1990. – 106 S. 421. Sir Isaac Newton [Electronic resource] // The MacTutor History of Mathematics archive. – Mode of access: http://turnbull.mcs.st- and.ac.uk/~history/Mathematicians/Newton.html. 422. Stewart, J. I. M. Thomas Hardy: A Critical Biography [Text] / J. I. M. Stewart. – L., 1971. – 249 p. 423. Thurley, G. The Psychology of Hardy’s Novels [Text] / G. Thurley. – St. Lucia, 1975. – 302 p. 424. Vogt, S. Farbwoerter im Gehirn [Text] / S. Vogt. – Duisburg, 2004. – 271 S. 327 425. Whorf, B. The Phonetic Value of Certain Characters in Maya Writing [Text] / B. Whorf. – Millwood, NY : Krauss Reprint, 1975. – 241 p. 426. Wilkins, J. An Essay towards a Real Character and a Philosophical Language [Text] / J. Wilkins. – L., 1668. – 300 p. Словари 427. Англо-русский фразеологический словарь [Текст]. – М. : Русский язык, 1986. – 900 с. 428. Великобритания [Текст] : лингвострановедческий словарь / под. ред. Е. Ф. Рогова. – М. : Русский язык, 1978. – 500 с. 429. Мюллер, В. К. Англо-русский словарь [Текст] / В. К. Мюллер. – М. : Русский язык, 1990. – 844 с. 430. Новый большой англо-русский словарь [Текст] : в 3 т. / под общ. рук. Ю. Д. Апресяна. – 5-е изд., стереотип. – М. : Русский язык, 2000. – 1080 с. 431. Ожегов, С. И. Словарь русского языка [Текст] / С. И. Ожегов. – М. : Русский язык, 1988. – 750 с. 432. Русско-английский словарь [Текст] / под ред. А. Н. Смирницкого, О. С. Ахмановой. – М., 2000. – 1010 с. 433. Словарь современного русского литературного языка [Текст] : в 20 т. / АН СССР, Ин-т русского языка. – 2-е изд., перераб. и доп. – М. : Русский язык, 1991. 434. Французско-русский словарь [Текст] / сост. К. А. Ганшина. М., 1962. – 1010 с. 435. Щерба, Л. В. Русско-французский словарь [Текст] / Л. В. Щерба. – М. : Русский язык, 1993. – 900 с. 436. Cambridge International Dictionary [Text]. – Cambridge University Press, 1995. – 1773 p. 437. Collins English Dictionary [Text]. – L.; Glasgow : Collins, 1976. – 1263 p. 328 438. Webster’s Third New International Dictionary [Text]. – Springfield, Mass., 1981. – 3000 p. 329 Приложение СЛОВАРЬ ЗВУКООБОЗНАЧЕНИЙ Словарь содержит 1071 лексему русского, английского и французского языков. Все заглавные слова расположены в алфавитном порядке. При составлении использовались данные толковых словарей В. И. Даля, А. П. Евгеньевой, Д. Н. Ушакова, семнадцатитомного словаря современного русского языка, результаты лингвистических экспериментов, лексемы, расположенные на лингво-метрологической шкале громкости звука. В словарь помещены прилагательные, которые характеризуют качество звука (интенсивность, громкость, тембр), глаголы, обозначающие действие, производящее звук. Как построена словарная статья После заглавного слова дается его толкование, указываются стилистические пометы. Затем следует перевод на английский и французский языки. Адский (о сильном шуме) – сильный, невыносимый (разг.). A hell of a noise (англ.). Infernal (франц.). Аукать – кричать «ау!». Сущ. – аукание. Halloo! (англ.). Oho! (франц.). Бабахать – производить шум, грохот. Give a resounding slap (англ.). Tonner, conger (ударять) (франц.). Барабанить – бить в барабан. Невыразительно говорить (перен.). Drum (бить в барабан, стучать) (англ.). Tambouriner (пальцами), tapoter du piano (на рояле) (франц.). Барахлить – производить ненужный шум. Pink (англ.). Etre detraque (о моторе, о больном сердце) (франц.). 330 Басистый – низкий по звуку, с характерным басовым тембром. Обладающий густым басом. Bass, deep-voiced (англ.). De basse (франц.). Басить – говорить басом. Speak in a deep voice (англ.). Parler d’une voix de basse (франц.). Бахать – издавать отрывистый звук, низкий и сильный. С шумом ударять, стучать (простор.). Do a bad fall (англ.). Tonner, conger (ударять) (франц.). Блеять – о блеянье овец. Bleat (англ.). Beler (франц.). Беззвучный – лишенный звонкости, приглушенный. Mute (немой, безмолвный), soundless, noiseless (бесшумный), silent (тихий) (англ.). Sourdement (немой), silencieux, sourd (приглушенный) (франц.). Безмолвный – молчаливый, без слов. Спокойный, мирный, исполненный тишины и безмолвия (перен.). Silent (тихий), speechless, mute (без слов) (англ.). Silencieux (франц.). Безмолвствовать – хранить полное молчание, не говорить ни слова. Сущ. – безмолвие. Keep silent (англ.). Garder le silence, se taire (франц.). Бесшумный – тихий, не производящий шума. Noiseless (англ.). Sans bruit, silencieux (франц.). Бить – давать сигналы ударами. Beat; sound (давать сигнал), strike (о часах), break (о посуде) (англ.). Frapper (ударять), batter le tambour (бить в барабан), flageller (бить по чему-либо), casser, briser (разбивать), bombarder (обстреливать), sonner la closhe (бить в колокол) (франц.). Благозвучный – приятный слуху. Pleasing to the ear, tuneful (англ.). Harmonieux (франц.). Болтать – говорить без умолку, пустословить; бегло говорить на иностранном языке (простореч.). Сущ. – болтовня. Chatter (англ.). Bavarder, babiler, jaser (франц.). Бормотать – говорить негромко и неясно, про себя. Mutter (англ.). Marmotter, marmonner, bredouiller (франц.). Бренчать – звякать, слегка позванивать; неискусно играть на музыкальном инструменте. Chink, jingle; chink (монетами), strum (неискусно 331 играть) (англ.). Cliqueter (о ключах), sonner (о монетах), pianoter (на пианино), racler la guitar (на гитаре) (франц.). Брюзжать – надоедливо ворчать, беспрестанно выражать недовольство; назойливо жужжать (обл.). Сущ. – брюзжание. Grumble (англ.). Bougonner, grogner, ronchonner (франц.). Брякать – производить шум, звяканье ударами твердых предметов. С грохотом свалить или кинуть что-либо тяжеловесное. Сущ. – бряканье. Bang down, plump (бросать) (англ.). Ficher (ронять, бросать), flanquer, tinter (о посуде, деньгах) (франц.). Бубнить – ворчать, бормотать, несмело выражать протесты. Mutter (англ.). Grommeler (франц.). Бултыхать – с шумом бросать что-либо в жидкость. Сущ. – бултыхание. Shake, plop (англ.). Plouf! (плюх!) (франц.). Булькать – о шуме жидкости, производимом прорывающимися на ее поверхность пузырьками воздуха. Gurgle (англ.). Glouglouter (франц.). Бурлить – бить ключом, бурно клокотать. Сущ. – бурление. Seethe (англ.). Bouillonner (франц.). Буркать – бормотать, говорить отрывисто, ворчливо и невнятно. Growl out, bark out (англ.). Marmonner, grommeler (франц.). Бурный – неистовый, резкий. Strong (англ.). Impetueux (франц.). Бурчать – о неясных звуках в кишечнике, как бы от переливающейся жидкости. Сущ. – бурчание. Mumble, rumble (англ.). Grommeler, gargouoller (в животе) (франц.). Бухать – ударять, производя глухой стук. Грузно сваливать, шумно ронять. Thump, bang, blurt out (англ.). Cogner (ударять, бросать), frapper, tonner (об орудии) (франц.). Бушевать – неистовствовать, проявляться с разрушительной силой. Буйствовать, шумно проявлять крайнее раздражение. Storm, rage (англ.). Tempeter (франц.). 332 Верещать – визгливо и надоедливо кричать, пищать, трещать без умолку, верезжать. Сущ. – верещание. Chirp, squeal (англ.). Glapir, striduler (о насекомых) (франц.). Взрывать – произвести взрыв, разрушить взрывом. Сущ. – взрыв. Blow up (англ.). Faire exploser (взрывчатое вещество), faire sauter (сооружение) (франц.). Визжать – кричать визгливо, производить визг. Сущ. – визг. Прил. – визгливый. Squeal, yelp (о собаке) (англ.). Glapir, pousser des cris percants (о человеке) (франц.). Вопить – кричать громко и протяжно, выть, плакать с завыванием (разг.). Сущ. – вопль. Howl, yell (англ.). Hurler, jeter les hauts cris (франц.). Ворковать – издавать свойственные голубям звуки. Сущ. – воркотня. Сoo (англ.). Roucouler (франц.). Ворчать – издавать негромкий, хриплый голос, выражающий раздражение. Сущ. – ворчание. Grumble (англ.). Gronder (франц.). Воскликнуть – при передаче прямой речи – сказать громко, с чувством. Сущ. – восклицание. Exclaim (англ.). S’ecrier, s’exclamer (франц.). Высокий – тонкий, звонкий (о звуках, производимых воздушными колебаниями большой частоты, и о голосе соответствующего диапазона и тембра). Acute (англ.). Haut (франц.). Выть – издавать, испускать вой. Сущ. – вой. Howl (англ.). Hurler (франц.). Гавкать – лаять, отрывисто и зло говорить (перен.). Bark (англ.). Aboyer (франц.). Гамкать – производить нестройный гул голосов. Отрывисто лаять, браниться (перен.). Din, hubbub (англ.). Brouhaha vacarme, tintamarre, chachut (франц.). Гаркать – громко и отрывисто кричать. Shout (англ.). Hurler, vociferer contre (франц.). 333 Гикать – издавать резкие отрывистые крики, восклицания при преследовании, нападении, натравливании (разг.). Whoop (англ.). Hululer (франц.). Говорить – выражать устной речью какую-либо мысль. Выступать публично. Сущ. – говор. Speak, talk, say, tell (англ.). Parler, causer (франц.) Гоготать – шумно, резко хохотать. Сущ. – гогот. Cackle, roar with laughter (англ.). Cacarder rire aux eclats (о гусях), rire a gorge deployee (смех) (франц.). Голосить – громко и нараспев плакать, кричать с причитаниями. Вообще громко кричать, причитать навзрыд (разг. фам.). Сущ. – голос. Wail (англ.). Se lamenter (франц.). Голосистый – обладающий богатым, звучным и сильным голосом. Loud-voiced, vociferous (англ.). Criard (франц.). Гомонить – производить звонкий шум. Сущ. – гомон. Vociferate, shout (англ.). Эквивалента нет (франц.). Горланить – громко говорить, кричать, петь диким голосом. Bawl (англ.). Brailler, gueuler (франц.). Горластый – обладающий не в меру сильным, крикливым голосом. Noisy, vociferous, loud-mouthed (англ.). Braillard, criard (франц.). Горловой – резкий, сдавленный, звенящий (о голосе). Throaty (англ.). Voix de la gorge (франц.). Греметь – производить громкий звук, звучать, грохотать громко, резко. О грохотании грома. Сущ. – гром. Rattle, thunder (о громе) (англ.). Gronder, retentir (о музыке), cliqueter (звякать), sonner (звенеть) (франц.). Громкий – сильно звучащий, хорошо слышный. Loud (англ.). Fort (франц.). Громовой – очень громкий (перен.). Thunderous (англ.). Voix de tonnerre, de stentor, voix tonitruante (франц.). Громогласный – с громким голосом. Loud, open (англ.). Eclatant (франц.). 334 Громозвучный – очень громкий, торжественный, напыщенный. Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Громыхать – греметь, издавать громкий треск, шум. Rumble (англ.). Gronder, rouler avec fracas (франц.). Грохотать – бросать, ронять с шумом. Сущ. – грохот. Drop with a bang, crash; roar (от смеха) (англ.). Laisser tomber avec fracas; gronder, tonner (о пушках, о громе) (франц.). Грохаться – падать с шумом, валиться с некоторой высоты, разбиться. Fall down with a crash, crash down (англ.). Tomber s’ecrouler (франц.). Грудной – полнозвучный, глубокий голос. Breast (англ.). Voix de poitrine (франц.). Гудеть – издавать долгий монотонный звук. Сущ. – гудок. Buzz (англ.). Bourdonner (франц.). Гулкий – с сильным резонансом. Звук, слышный на большом расстоянии, громкий. Booming, loud (громкий), resonant (с сильным резонансом) (англ.). Retentissant, grondant (франц.). Дребезжать – издавать дрожащий звон, звяканье. Сущ. – дребезг, дребезжание. Jingle, tinkle (англ.). Tinter (звенеть), trembler (о посуде) (франц.). Дудеть – играть на дудке. Издавать звуки, складывая губы трубкой (разг.). Play the pipe (англ.). Souffler dans un chalumeau (франц.). Жужжать – летая, производить крыльями характерный монотоннодрожащий звук (о насекомых). Сущ. – жужжание. Bum, buzz (англ.). Bourdonner, vrombir (франц.). Журчать – о воде: быстрым течением производить монотонный шум, булькающие звуки. Сущ. – журчание. Murmur, babble, ripple (англ.). Murmurer, gazouiller (франц.). Затихать – временно прекращать шум. Сущ. – затишье. Calm (англ.). Accalmie (франц.). 335 Звенеть – издавать, производить чем-либо звуки металлического тембра. Ring, jingle (о ключах) (англ.). Sonner, tinter, resonner (франц.). Звонить – производить звон, ударяя в колокол или тряся колокольчиком. Приводить в действие звонок. Вызывать к телефону звонком телефонного аппарата, соединяться по телефону для беседы (разг.). Сущ. – звон. Ring, chime, peal; to toll (о колоколе) (англ.). Sonner; telephoner (по телефону) (франц.). Звонкий – звучный, громкий, с ясным, металлического тембра звучанием. Производимый с участием голоса, противоположный глухому (о звуке речи, лингв.). Ringing, clear (англ.). Sonore (франц.). Звонкоголосый – со звонким голосом. With a resounding voice (англ.). Voix sonore (франц.). Звуковой – прилагательное к сущ. звук. Производящий звуки, записывающий и воспроизводящий звуки. Состоящий из звуков, производимый звучанием. Sound, sonic (англ.). Sonore (франц.). Звучать – производить, издавать звук, звуки. Раздаваться, быть слышным. Обладать, быть насыщенным звучностью (муз., разг.). Выражать, воплощать что-либо в звуковой форме, внушать какое-либо представление своими звуками (книжн.). Сущ. – звук. Sound, ring, clang, be heard (англ.). Render un son; retentir, sonner, resonner (раздаваться, звучать) (франц.). Звучный – такой, которому свойственны чистые, громкие, ясные звуки. Rich and full in sound (англ.). Grand eclat (франц.). Звякать – издавать бренчащий, побрякивающий звук. Сущ. – звяканье. Tinkle (англ.). Tinter, cliqueter (франц.). Зудеть – издавать однообразный, как бы металлический звенящий звук. Надоедливо говорить (разг.). Zoom (англ.). Эквивалента нет (франц.). Зыкать – громко, отрывисто крикнуть, издать резкий, гулкий звук, шум. Speak brusquely, bark at (англ.). Эквивалента нет (франц.). Зычный – громкий, резкий, гулкий. Stentorian, loud, ringing (англ.). Fort, retentissant; voix de stentor (зычный голос) (франц.). 336 Играть – исполнять какое-либо музыкальное произведение на музыкальном инструменте. Сущ. – игра. Play (англ.). Jouer (франц.). Икать – издавать непроизвольно горлом короткие отрывистые звуки, вызванные закрытием голосовой щели от судорожного сокращения брюшной мышцы. Сущ. – икание. Hiccup (англ.). Hoqueter (франц.). Истошный – дико стонущий, отчаянный (о голосе) (разг.). Heartrending, blood-curdling (англ.). Crier comme un eperdu (франц.). Калякать – разговаривать, болтать (простор.). Chat, chatter (англ.). Tailler une bavette (франц.). Каркать – кричать, издавая гортанные звуки (о крике вороны, ворона и некоторых других птиц). Сущ. – карканье. Croak (англ.). Croasser, faire le prophete de malheur (разг., перен.) (франц.), Кашлять – в припадке кашля издавать соответствующие звуки. Give a cough (англ.). Toussoter (франц.). Квакать – кричать, издавая отрывистые звуки. Сущ. – кваканье. Croak (англ.). Coasser (франц.). Квохтать – о курах и других самках: издавать кроткие звуки. О человеке: жаловаться, охать (перен., фам.). Сущ. – квохтанье. Эквивалента нет (англ.). Glousser, caqueter (франц.). Кликать – громко кричать (о гусях, лебедях), громко звать, кричать, призывая, кричать в припадке истерики (о кликушах, обл.). Сущ. – клик. Call (англ.). Appeler, heler (извозчика) (франц.). Клокотать – шумно кипеть, бить ключом при кипении, бурно волноваться, бурлить (о воде). О звуках в груди, в горле при болезненном состоянии: шуметь, бурлить. Сущ. – клокот. Bubble (о жидкости) (англ.). Bouillonneer (франц.). Колобродить – возиться, производить беспокойство, шум, суету. Gad about, roam, wander (англ.). Faire du boucan (франц.). Колотить – ударять, стучать, разбивая стеклянные и т.п. предметы. Beat, thrash (англ.). Frapper, battre (франц.). 337 Кричать – издавать громкие крики, вопли. Слишком громко говорить, спорить (разг.). Сущ. – крик. Cry out sharply (англ.). Vociferer (франц.). Крякать – издавать кряканье (об утке). Издавать отрывистые горловые звуки (в знак выражения какого-либо чувства). Сущ. – кряканье. Quacking (англ.). Nasille, cancaner (об утке), glousser, pousser un cri (о человеке) (франц.). Кряхтеть – издавать негромкие отрывистые стонущие звуки (при боли, усилии, неудобном положении). Groan (англ.). Geindre (франц.). Кудахтать – издавать кудахтанье (о курице). Сущ. – кудахтанье. Cackle, cluck (англ.). Glousser, caqueter (франц.). Кукарекать – издавать крик «кукареку» (о петухе). Сущ. – кукареканье. Crow (англ.). Chanter, pousser des cocoricos (франц.). Куковать – издавать крик «куку» (о кукушке). Cuckoo (англ.). Faire coucou (франц.). Лаять – издавать лай (о собаке). Кричать, болтать, выкрикивать (перен.). Сущ. – лай. Bark (англ.). Aboyer (франц.). Лепетать – несвязно, неразборчиво говорить. Тихо, смутно звучать, выражать в звуках (о явлениях природы). Сущ. – лепет. Babble (англ.). Balbutier, murmurer (франц.). Лопотать – говорить много, несвязно. Mutter mumble (англ.). Babiller (франц.). Лязгать – производить лязг посредством чего-либо. Производить лязг, ударяясь обо что-либо или друг о друга. Сущ. – лязг. Clank (англ.). Cliqueter; claquer (зубами) (франц.). Малосильный – слабый, обладающий небольшой, незначительной силой, невыносливый. Weak, feeble (англ.). Faible, peu solide (франц.). Мелодичный – благозвучный, приятный для слуха. Deep sound (англ.). Agreeable a l’oreille (франц.). Мекать – издавать крик «ме-е» (блеять, мычать). Сущ. – меканье. Low (англ.). Mugir (франц.). 338 Молвить – издавать голосом музыкальные звуки. Say (англ.). Dire, proferer, prononcer (франц.). Молчать – ничего не говорить, не произносить никаких звуков голосом, безмолвствовать. Сохранять тишину, не производить никаких звуков (перен.). Сущ. – молчание. Be silent, be quiet (англ.). Se taire, garder le silence (франц.). Мурлыкать – о кошках: тихо урчать. Тихо, еле слышно напевать (перен.). Сущ. – мурлыканье. Purr; hum (напевать) (англ.). Ronronner; chantonner (напевать) (франц.). Мычать – издавать звуки (о корове, быке). Сущ. – мычанье. Low, moo (о корове), bellow (о быке), mumble (перен.) (англ.). Mugir, beugler, meugler (франц.). Мяукать – издавать мяуканье. Сущ. – мяуканье. Mew, miaul (англ.). Miauler (франц.). Мямлить – медленно, невнятно, протяжно говорить (разг.). Mumble (англ.). Machonner (франц.). Неистовый – необычно сильный, исступленный. Furious, violent (англ.). Violent, frenetique, effrene (франц.). Неслышный – тихий, не производящий шума, такой, которого не слышно. Inaudible, noiseless (англ.). Leger (франц.). Нестерпимый – воздействующий с такой силой, что невозможно терпеть. Unbearable (англ.). Insupportable (франц.). Низкий – густой, грубый на слух (о звуках, порождаемых воздушными колебаниями малой частоты, и о голосе соответствующего диапазона). Low (англ.). Bas, grave (франц.). Нормальный – соответствующий норме, обычный. Normalement (англ.). Standard (франц.). Оглушительный – очень громкий, шумный, такой, что способен оглушить. Deafening (англ.). Assourdissant (франц.). 339 Оглушить – сильным звуком, шумом лишить ясности слуха. Deafen, stun (ударом) (англ.). Assourdir (франц.). Орать – громко кричать. Орать во все горло. Кричать на кого-либо, бранясь, раздраженно выговаривать кому-либо. Сущ. – ор. Yell (англ.). Brailler, gueuler; crier (кричать); hurler (вопить) (франц.). Охать – восклицать «ох», выражая печаль, сетуя, досадуя или от боли. Сущ. – оханье. Moan, sigh (англ.). Pousser des oh, gemir; geindre (стонать) (франц.). Палить – стрелять из пушек, огнестрельного оружия залпами или часто. Fire, burn, scorch (англ.). Tirer, faire feu! (франц.). Петь – издавать голосом музыкальные звуки, исполнять голосом музыкальное произведение, мелодично звучать (поэт.). Воспевать, восхвалять пением, стихами. Sing (англ.). Chanter (франц.). Пищать – издавать писк. Squeak; cheep (о цыплятах) (англ.). Faire entendre un piaulement (франц.). Плакать – проливать слезы от боли или душевного потрясения. Плакать навзрыд. Сущ. – плач. Weep, cry (англ.). Pleurer; sangloter (навзрыд) (франц.). Плескать – волнуясь, находясь в движении, ударяясь о что-либо твердое, производить плеск. Сущ. – плеск. Splash, lap (англ.). Сlapoter; deferler (о волне), jeter (на кого-либо) (франц.). Плескаться – развеваясь, колеблясь в воздухе, производить хлопанье, находиться в таком состоянии. Lap, swash (англ.). Сlapoter, s’ebrouer (в воде), s’eclabousser (брызгаться) (франц.). Пляхаться – грузно, неловко сесть. Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Пронзительный – режущий слух, звучащий резко. Выстраданный стих, пронзительно-унылый (книжн.), действующий на органы чувств неприятно. Piercing, as storm (англ.). Aigu (франц.). 340 Пыхтеть – отдуваться, тяжело дышать, кряхтеть, напрягаясь над чемлибо. Подавать короткие, отрывистые ритмичные звуки, выпуская пар, газ (о машине). Pant, puff (англ.). Souffler; haleter (о машинах) (франц.). Реветь – кричать, издавая протяжные, громкие и напряженные звуки. Петь или говорить громким, диким голосом (перен.). Шуметь, производить громкие, шумные звуки (перен.). Roar; bellow (о быке), howl (выть), cry (плакать) (англ.). Hurler, vociferer, chialer; mugir (о быке), vrombir (о моторе), (франц.). Реготать – громко смеяться, хохотать, орать. Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Ржать – о лошадях: издавать ржание. Громко, несдержанно смеяться (простор. фам. неодобрит.). Сущ. – ржание. Neigh; laugh loudly (громко смеяться) (англ.). Hennir (о лошади) (франц.). Рыгать – издавать громкий звук при отрыжке. Belch (англ.). Eructer, roter (франц.). Рыдать – плакать, громко, судорожно всхлипывая от сильного горя, страданий. Кричать, говорить с раздражением громким, низким, густым голосом. Сущ. – рыдание. Sob (англ.). Sangloter, pousser des sanglots (франц.). Рыкать – о зверях: издавать рык, дикий крик. Roar (англ.). Rugir, pousser des rugissements (франц.). Рычать – о зверях, животных: издавать громкие, злобные, низкого тона, угрожающие звуки. Кричать, говорить с раздражением громким, низким голосом. Сущ. – рычание. Growl (англ.). Rugir, pousser des rugissement, gronder (о собаке) (франц.). Рявкать – кричать во весь голос или сердито. Bellow, roar (англ.). Rugir, hurler, vociferer (франц.). Свиристеть – издавать резкие шипящие звуки с присвистом, скрипом, трещанием, наподобие свиристеля. Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Свистеть – издавать свист. Whistle (англ.). Siffler (франц.). 341 Сдавленный – приглушенный, ослабленный от болезненного состояния (о голосе). Squeezing (англ.). Etranglee (франц.). Сигналить – производить звуковой знак для передачи на расстояние каких-либо сведений. Signal, alarm (англ.). Signaler (франц.). Сильный – значительный по степени. Shout (англ.). Robuste (франц.). Сиплый – приглушенно-хриплый, несколько шипящий. Hoarse, husky (англ.). Sifflant (франц.). Скрежетать – издавать резкий скрипящий звук трением. Сущ. – скрежет. Grit (англ.). Grincer (франц.). Скрипеть – издавать резкие, неприятные звуки (разг. пренебр.). Сущ. – скрип. Сreak (англ.). Craquer (о сапогах, снеге), crier (о телеге, двери), grincer (о пере, зубах) (франц.). Скулить – жалобно повизгивать, выть (о собаке), издавать резкие, неприятные звуки. Сущ. – скулеж. Whimper, whine (англ.). Geindre, pleurnicher (хныкать) (франц.). Сладкозвучный – издающий приятные, нежные звуки. Sweet, mellifluent, mellifluous (англ.). Melodieux, harmonieux (франц.). Смеяться – издавать смех. Laugh (англ.). Rire, rire aux eclats (франц.). Сопеть – тяжело дыша, издавать носом несколько свистящие, шипящие звуки. Сущ. – сопение. Wheeze (англ.). Souffler, renifler (франц.). Спокойный – находящийся в состоянии покоя, тихий, без шума и движения. Calm, tranquil, quiet (англ.). Calm, tranquille (франц.). Стенать – жалобно стонать, издавая стоны. Сущ. – стенание. Groan, moan (англ.). Gemir (франц.). Стонать – издавать жалобные звуки. Сущ. – стон. Groan, moan (англ.). Gemir, geindre (франц.). Стрекотать – издавать резкие короткие частые звуки, напоминающие треск. Быстрая, громкая речь (перен.). Сущ. – стрекот. Chirp, chirrup; chirr (о кузнечике, сверчке); to chatter (о сороке) (англ.). Striduler (о насекомых), jacasser (о сороке) (франц.). 342 Стучать – производить шум, стук ударами. Об ощущении ритмических колебаний кровеносной системы, напоминающих стук. Сущ. – стук. Knock, bang (англ.). Frapper, cogner; claque (о зубах, о моторе) (франц.). Тарабанить – делать что-либо, идти или ехать, производя стук, шум. Clatter (англ.). Эквивалента нет (франц.). Тарарахать – сильно ударить, грохнуть. Эквивалента нет (англ.). Faire du boucan (франц.). Тараторить – быстро, без умолку говорить. Chatter (англ.). Jacasser, jaser, bavarder (франц.). Тарахтеть – производить шум с глухим скрипом. Rattle, rumble (англ.). Faire du bruit (франц.). Тикать – постукивать (о звуке хода часов). Сущ. – тиканье. Tick (англ.). Faire tic tac (франц.). Тихий – обладающий небольшой силой звучности; не сильно действующий на слух, не производящий шума; окруженный, проникнутый молчанием, бесшумный, спокойный. Still, quiet; low (о голосе); faint (слабый) (англ.). Doux; faible (слабый) (франц.). Тихоструйный – с тихими струями, тихо струящийся. Шепот речки тихоструйной. Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Тонкий – высокий (о звуках). Thin voice (англ.). Grele (франц.). Топать – стучать, ударять, бить по твердой поверхности ногами. Сущ. – топот. Stamp (англ.). Taper (франц.). Тпрукать – останавливать лошадь возгласом «тпру». Whoa! (англ.). Hue (франц.). Трезвонить – звонить во все колокола. Звонить изо всех сил, устраивать трезвон. Сущ. – трезвон. Peal, ring (англ.). Carillonner, sonner a toute volee (франц.). Тренькать – наигрывать, бренчать на щипковом струнном инструменте. Strum (англ.). Pincer (франц.). 343 Трещать – издавать треск, расщепляться, раскалываясь, образуя трещины. Издавать беспрерывный треск. Говорить много, громко и быстро, без умолку. Crack (англ.). Craquer, petiller; crepiter (о дровах при сгорании); striduler (о кузнечиках) (франц.). Трубить – дуя в трубу, заставлять ее звучать, извлекать из нее звуки. Звуком трубы давать сигнал, подавать весть о чем-либо. В трубы трубить – громко, открыто говорить, обсуждать (перен.). Blow, trumpet (англ.). Sonner, barrir (о слоне), trumpeter (перен.) (франц.). Трубный – очень громкий (о звуке). Trumpet (англ.). De trumpette (франц.). Тукать – стучать, ударять. Эквивалента нет (англ.). Faire toc-toc (франц.). Тюлюлюкать – о птице: петь, свистеть. Напевать, мурлыкать «тю-люлю», подражая пению птиц. Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Тявкать – отрывисто лаять. Ворчать (перен.), браниться (разг.). Сущ. – тявканье. Yap, yelp (англ.). Japer, glapir (франц.). Убаюкивать – укачивая и напевая, заставлять уснуть, успокоиться, утихнуть. Сущ. – убаюкивание. Lull (англ.). Endormir, bercer (франц.). Улюлюкать – кричать «улюлю». Сущ. – улюлюканье. Эквивалента нет (англ.). Crier velaut, ululer (перен.) (франц.). Урчать – издавать негромкое звучание низкого тона, бурление. Сущ. – урчание. Rumble (англ.). Gargouiller, grouiller (франц.). Ухать – издавать резкий, громкий звук, сильно греметь. Громко, отрывисто кричать для дружной работы, для взаимного поощрения, для ритмического напряжения, усилий. Кричать «ух». Сущ. – уханье. Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Фыркать – выпускать с шумом воздух из ноздрей. Вообще выпускать с шумом воздух, пар. Смеяться, усмехаться, производя звук носом, губами (разг.). Сущ. – фырканье. Snort (англ.). Renifler (франц.). 344 Хайлить – кричать, орать, драть глотку, громко и бранно говорить (разг.). Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Харкать – выделять мокроту, плевать, с шумом прочищая глотку (разг.). Spit, expectorate (англ.). Graillonner (франц.). Хихикать – подсмеиваться тихо или исподтишка и со злорадством. Сущ. – хихиканье. Giggle (англ.). Ricaner (франц.). Хлипать – сдерживая плач, издавать прерывистые, всхлипывающие звуки. Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Хлопать – производить резкие звуки, ударяя чем-нибудь. Сущ. – хлопанье. Bang; slam (о двери), pop (о пробке), crack (о биче) (англ.). Claquer; frapper, taper (ударять) (франц.). Хлюпать – издавать чавкающие звуки. Идти по чему-либо жидкому, вязкому, вызывая своими шагами такие звуки. Сущ. – хлюпанье. Squelch (англ.). Faire un bruit de ventouse (о воде), patauger (по грязи) (франц.). Хмыкать – произносить «хм», «гм», проявляя удивление, иронию, досаду или, иногда, не выражая определенного отношения к чему-либо. Сущ. – хмыканье. Hem (англ.). Faire des “hum” de reticence (франц.). Хныкать – начиная плакать, издавать неопределенные, мычащие звуки. Сущ. – хныканье. Whimper (англ.). Pleurnicher, larmoyer (франц.). Храпеть – издавать хриплые, сипящие звуки во время сна. Сущ. – храп. Snore (англ.). Ronfler; s’ebrouer (о лошади) (франц.). Хрипеть – издавать горлом хрипящие, сипящие, глуховатые, нечистого тона звуки. Говорить, произносить таким голосом (разг.). Сущ. – хрип. Be hoarse (англ.). Raler; etre enroue (от простуды) (франц.). Хрустеть – издавать хруст, треск чего-либо хрупкого, ломающегося. Сущ. – хруст. Crunch; crackle (потрескивать) (англ.). Craquer; croustiller (на зубах) (франц.). Цокать – издавать звук, получаемый при ударе чем-либо, преимущественно металлическим, о камень. Сущ. – цоканье. Click (англ.). Resonner (копыта по мостовой), claque (языком) (франц.). 345 Цыкать – кричать, прикрикивать на кого-либо с угрозой. Click (англ.). Faire taire, elever la voix (франц.). Чавкать – во время еды производить губами и языком причмокивающие звуки. Сущ. – чавканье. Champ (англ.). Manger bruyamment (франц.). Чивикать – издавать звук щебетанья птицы. Сущ. – чивиканье. Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Чирикать – издавать высокие звуки, щебет. Сущ. – чириканье. Chirp, twitter (англ.). Gazouiller, peppier (франц.). Чиркать – резко проводить чем-нибудь по чему-либо сухому, твердому, извлекая характерный шум. Give a chirp (англ.). Frotter (франц.). Чихать – непроизвольно, с напряжением, судорожно, вследствие внезапного раздражения нервов в носу выдыхать резкими толчками воздух носом и ртом, извергая слизь и производя характерный шум. Сущ.– чих. Sneeze (англ.). Eternuer (франц.). Чебурахаться – бросать с шумом, ударять, грохать, шлепаться, падать с шумом. Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Чмокать – всасывающим движением губ, отрываемых, отделяемых одна от другой, производить характерный звук. Издавать сходный звук, отделяясь, отрываясь от чего-либо. Smack one’s lips, kiss (англ.). Clapper des levres, donner un bruyant (франц.). Чокаться – стукать своим сосудом о сосуд другого в знак приветствия, поздравления при совместном питье вина. Сущ. – чоканье. Clink glasses (англ.). Trinquer, choquer les verres (франц.). Шамкать – говорить невнятно, пришептывая (разг.). Mumble (англ.). Marmotter (франц.). Шаркать – производить шорох, тереть, шуршать. Продвигая одну ногу к другой, ударять слегка каблуками. Ходить, двигаться, волоча ноги, производя шорох. Shaffle (англ.). Trainer ses pantoufles, ses pieds (франц.). 346 Шелестеть – издавать шелест. Rustle (англ.). Bruire, murmurer, soupirer (ветром), froufrouter, faire frou-frou (платьем) (франц.). Шептать – говорить тихо, шепотом. Whisper (англ.). Chuchoter, murmurer (франц.). Шикать – производить звук «шш», призывая к молчанию. Шуметь, кричать «шш», выказывая презрение, осмеивать. Сущ. – шиканье. Hiss (англ.). Faire chut, chuter; huer (освистать) (франц.). Шипеть произношение – издавать звука «ш». глухие звуки, Говорить напоминающие шепотом или протяжное сдавленным от раздражения, злости голосом (разг.). Ворчать, выражать исподтишка неудовольствие, злобствовать. Сущ. – шипение. Hiss (англ.). Siffler (о змее), gresiller (о масле на сковороде), petiller (о вине), racler (о граммофоне), bougonner (злобствовать, перен. разг.) (франц.). Шлепать – с шумом ударять, бить плашмя чем-либо мягким, эластичным. Бросать или ронять плашмя. Хлопать, ударять, стучать чем-либо плоским. Сущ. – шлепанье. Slap, smack (англ.). Claquer (кого-либо), talocher, trainer (туфлями), patauger (по воде) (франц.). Шлепаться – падать с шумом. Fall, splash (англ.). Tomber, s’etaler (франц.). Шмякаться – падать с глухим, шлепающим звуком. Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Шоркать – производить шуршащие звуки трением чего-либо обо чтолибо. Эквивалента нет (англ.). Эквивалента нет (франц.). Шуметь – производить, издавать шум – звук от какого-либо движения, от голосов и т. п.; глухие звуки, слившиеся в однообразное звучание. Крики, громкий разговор, брань. Звуки с неясно выраженной тональностью. Шумит в ушах – о слуховом раздражении, создающем впечатление звучания. Make a noise (англ.). Faire du bruit, faire du tapage, chahuter, faire du boucan, faire du chahut (о школьниках), bruire (о деревьях, ветре, волнах), chanter, ronronner (о чайнике, самоваре) (франц.). 347 Шумный – происходящий с шумом, производящий шум, громкий. Наполненный шумом, такой, где шум чересчур оживленный, суетливый. Noisy (англ.). Bruyant, tumultueux; tapageur (о человеке) (франц.). Шуршать – производить легкий шум, шелест, шорох. Сущ. – шуршание. Rustle (англ.). Bruire, froufrouter (франц.). Щебетать – петь тихо, чирикать. О детях и женщинах. Болтать, говорить без умолку, тарантить (разг.). Сущ. – щебет, щебетание. Twitter, chirp; chatter, prattle (быстро говорить) (англ.). Gazouiller (франц.). Щелкать – ударять разгибаемым пальцем или предметом, давать комулибо щелчки. Производить короткий, отрывистый звук. Разгрызать, раздроблять с треском, хрустом. Сущ. – щелчок. Click (языком, замком); crack, smack (кнутом); pop (пробкой); flick, fillip (давать щелчок); trill (о птицах), jug (о соловье) (англ.). Faire claque (языком, кнутом), chanter (о птицах), donner une chiquenaude (дать щелчок), casser (колоть орехи) (франц.). Ясный (о звуке) – отчетливый, хорошо слышный. Clear, distinct (отчетливый) (англ.). Clair, net (франц.). 348