этические основания юридической нормы

ЭТИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ЮРИДИЧЕСКОЙ НОРМЫ
О «ПРИОРИТЕТЕ ЧЕЛОВЕКА» В МЕДИЦИНСКОМ ПРАВЕ *
Силуянова И.В., д.ф.н., профессор, заведующая кафедрой биомедицинской этики
Российского государственного медицинского университета
В 2003 году в России отмечали 10-летие принятие новой Конституции РФ.
Революционное значение Конституции для медицинского сообщества заключается в частности
в том, что в статье 15, пункте 4 утверждается необходимость приведения принципов и норм
российского законодательства в соответствие принципами и нормами международного права.
Согласно Конституции Российской Федерации «общепризнанные принципы и нормы
международного права и международные договоры Российской Федерации являются
составной частью ее правовой системы» (ст. 15, пункт 4 Конституции Российской Федерации
1993г.) Это означает, во-первых, что если международным договором РФ установлены иные
правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора.
Во-вторых, при отсутствии в российском законодательстве соответствующих норм
международные нормы в РФ имеют прямое действие.
«Конвенция о защите прав и достоинства человека в связи с применением достижений
биологии и медицины (Конвенция о правах человека и биомедицине)», принятая Советом
Европы 19 ноября 1996 года, является документом международного права в области
здравоохранения. В качестве основополагающей нормы Конвенции провозглашается
«приоритет человека». Именно так называется Статья 2 Части I Конвенции. Над чем же
устанавливается приоритет человека? На этот вопрос отвечает само содержание данной статьи:
«Интересы и благо отдельного человека превалируют над интересами общества или науки». 1
Устанавливаемый международным правом приоритет вступает в явное противоречие с
основными принципами идеологии, господствующей в СССР десятки лет и
сформировывавшей моральное сознание не одного поколения граждан России. Этими
основными принципами являются «коллективизм» и «сциентизм». Нельзя хотя бы кратко не
восстановить их содержание, для того, чтобы убедиться в подлинной революционности
изменений, происшедших, в частности, в этических основаниях российского законодательства.
Принцип коллективизма заключал в себе приоритет общественных интересов над личными.
Признание данного приоритета трактовалось идеологами марксизма-ленинизма как ее
отличительная особенность: «Социалистический коллективизм в корне противоположен
буржуазному индивидуализму». 2 Названный приоритет базировался на так называемой
«социальной сущности человека», которая заключалась в том, что в самом человеке нет ничего
кроме черт его общественной природы; сущность человека заключалась в «совокупности всех
общественных отношений».3 Сциентизм господствующей идеологии заключался в принципе,
согласно которому наука представляет собой основную производительную силу,
непосредственно определяющую материальное благополучие всего общества. Идеология
марксизма-ленинизма, провозгласившая саму себя наукой, превращала науку в некий «культ»,
«высшую ценность». Неудивительно, что интересы науки безусловно доминировали не только
над индивидуальными, но даже и над интересами коллективов разного уровня
(производственный коллектив, село, город и т. д.).
Весьма показательно, что в преамбуле «Основ законодательства Российской Федерации
об охране здоровья граждан», принятых в июле 1993 года, законодатели Российской
Федерации, уже освобожденные от «господствующей идеологии» отмечают, что Верховный
Совет Российской Федерации принимает Основы законодательства Российской Федерации об
охране здоровья граждан «стремясь к совершенствованию правового регулирования и
закрепляя приоритет прав и свобод человека и гражданина в области охраны здоровья»
(«Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан» 1993г.) В
данной формулировке — «закрепляя приоритет прав и свобод человека» — явно отсутствовала
Биомедицинская этика. Сб. статей под ред. Президента РАМН В. Покровского. М. 1998.
Коллективизм. / Словарь по этике. МЛ 970. Изд-во политической литературы, с.117.
3
К. Маркс и Ф. Энгельс. ПСС, т.3. с. 3.
1
2
логически и грамматически необходимая часть, а именно: формулировка того, над чем закрепляется этот приоритет? Конвенция Совета Европы, безусловно, возмещает этот пробел:
«Интересы и благо отдельного человека превалируют над интересами общества или науки».
Расставленные приоритеты, согласно действующему законодательству РФ, находятся в
настоящее время в состоянии «прямого действия».
Но далее неизбежно возникают вопросы: а какое идеологическое основание имеют эти
международные приоритеты? Каково их происхождение? На какой этике они базируются?
Совместима ли она с духовно-нравственными особенностями России? В какой культурной
традиции они формируются?
Предпринятые исследования4 обнаруживают, что этой культурной традицией является
христианская этика. Приоритет человека в христианской этической традиции обусловлен, как
минимум, тремя факторами. Во-первых, признанием того, что человек сотворен по «образу и
подобию Божию», т. е. теоцентризм христианской этики является защитой от различных форм
социоцентризма и сциентизма. Богочеловеческая природа Христа Спасителя является основанием прав на свободу, честь и достоинство человеческой жизни. Во-вторых, тем, что человек
призван к совершенствованию и к Богообщению, (к теозису - «обожению» - в терминах
христианской этики). В-третьих, приоритет человека в христианской этической традиции
обусловлен тем, что «совокупность совершенства» есть любовь к ближнему, «ибо весь закон в
одном слове заключается: «люби ближнего твоего как самого себя»» (Гал.5,14).
Чужда ли эта традиция России? Если чужда, тогда мы должны признать, что в такой же
мере чужд для России и Ф. М. Достоевский. Но для всего мира это имя неразрывно связано с
Россией, с особенностями ее культуры. Именно Достоевский начал великий спор о
приоритетах, спор о том, что важнее — социальная польза или христианская любовь к
человеку? Что дороже — слезы ребенка или весь мир познания? ««Скажи мне сам прямо, я зову
тебя — отвечай: представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой с целью в
финале осчастливить людей, дать им, наконец, мир и покой, но для этого необходимо и
неминуемо предстояло бы замучить всего лишь одно только крохотное созданьице...
ребеночка... и на неотомщенных слезках его основать это здание, согласился ли бы ты быть
архитектором на этих условиях, скажи и не лги». «Нет, не согласился бы», — тихо проговорил
Алеша»».5
Ф. М. Достоевский стоит у истоков русской религиозной нравственной философии, 6
каждый представитель которой вслед за Алешей Карамазовым говорит «нет, не согласен», и
каждый удивительно гармонично дополняет другого в разработке неопровержимой
аргументации и в обосновании того, что «светлое будущее» человечества не может быть
куплено ценою «слез ребенка», что любовь и сострадание к конкретному человеку «здесь
и сейчас» дороже радужных перспектив научно-технического прогресса.
Спор, начатый Достоевским в 19 веке до сих пор не окончен. Идеологический штамп о
недопустимости ограничений прогрессивного развития науки весьма влиятелен в нашем
постсоветском обществе. Тем не менее, в 2002 году был принят Федеральный закон «О
временном запрете на клонирование человека», само название которого стало первым
свидетельством допустимости в современной России «удовлетворения справедливых
требований морали» (ст. 29 Всеобщей декларации прав человека 1948 г.).
Большое положительное влияние в пользу справедливости требований моральных
ограничений биомедицинских исследований на человеке оказывает широкое информирование
российской общественности о Приговоре по делу медиков, принятым 1 Военным Трибуналом в
1947 году в Германии.
Нюрнбергский процесс (1946—1947 г. г.) вскрыл факты чудовищных по своей жестокости и
См. И.В. Силуянова. В фокусе внимания — современная медицина./ О социальной концепции
русского православия. М. «Республика».2002, с. 156-172.
5
Ф.М. Достоевский. Братья Карамазовы. Собр. соч. в 10-ти томах. Т.9, М.1958, с.308
6
Русская религиозная философия представлена творчеством Ф. М. Достоевского, B.C.
Соловьева, С. П. Франка, С.Н. Булгакова, Н.А. Бердяева, И.О. Лосского, В.Н. Лосского, П.А.
Флоренского, В. И. Несмелова и др.
4
по своему размаху медицинских экспериментов на человеке, когда огромное число узников
концентрационных лагерей, в основном не германского происхождения, использовались для
научно-исследовательских целей и медицинских опытов. Именно эти «исследования» и «опыты»
вошли неотъемлемой частью в понятие «преступление против человечности». В ходе судебного
разбирательства было собрано множество документов, в том числе протоколы о проведении
экспериментов над людьми с целью исследования влияния на человеческий организм
переохлаждения, действия ядов. Миллионы людей специально заражались интересующими
«экспериментаторов»-медиков болезнями и «при минимальных затратах времени и усилий»
исследовались методы лечения и достижения иммунитета к малярии, инфекционной желтухе,
сыпному тифу. Стали известны всему миру эксперименты по стерилизации, регенерации костей,
мышц, нервной ткани и по пересадке костей и т. д. и т. п. В конце августа 1947 года 1-ый
Военный Трибунал США, действующий по договоренности с союзниками и по приказу
американской администрации в Германии, вынес Приговор по делу «медиков». Нюрнбергский
Кодекс — это первый в истории международный «Свод правил о проведении экспериментов на
людях», который возник в результате осознания вопиющего несоответствия некоторых видов
медицинских экспериментов на человеке этическим принципам медицинской профессии и
человеческой морали. Нюрнбергский процесс вскрыл чудовищную реальность зверств «нацистской науки». «Во славу науки» — как известно, — это один из аргументов, выдвигавшихся
на Нюрнбергском процессе в защиту нацистских «врачей», отрицавших ее моральнонравственное основание.
Позиция, отрицающая моральные ориентиры и принципы науки, известна. В
христианской традиции мы находим специальный термин, обозначающий ученых,
пренебрегающих моралью в своей деятельности. Василий Великий в «Беседах на Шестоднев»
называл их «полу-учеными».7 Безнравственную науку Ф. М. Достоевский называл «полунаукой»: «.... Полу-наука, самый страшный бич человечества, хуже мора, голода и войны, не
известный до нынешнего столетия. Полу-наука — это деспот, каких еще не приходило до сих
пор никогда. Деспот, имеющий своих жрецов и рабов, деспот, перед которым все преклонилось
с любовью и с суеверием, до сих пор немыслимым, перед которым трепещет даже сама наука и
постыдно потакает ему».8 Именно в условиях распространения «полу-науки» или феномена
безнравственной науки, легализованной в СССР «господствующей идеологией», таким
значимым становится формирование регулирующего ее законодательства, выверенного
нормами христианской морали.
Тем не менее, спор о приоритетах не утихает. То и дело можно слышать справедливые
упреки в сторону сторонников этической экспертизы разрабатываемых законопроектов: «Нельзя
загонять в рай дубиной». Но в тоже время нельзя мириться с тем, когда «загоняют дубиной в
ад». О чем идет речь?
Речь идет о феномене, который был назван немецким психиатром и философом К.
Ясперсом «преступной государственностью». К. Ясперс имел в виду реальную возможность
принятия государством законов, противостоящих морали. Он имел в виду конкретный закон,
принятый в Германии в 1937 году, который назывался «Программа по эвтаназии» и
предписывал умерщвление психических больных. Ясперс обращал внимание на опасное
явление, а именно на то, что юридическое «убий» попрало моральное «не убий» и что,
следовательно, юридический закон может противостоять закону нравственному.
«Преступная государственность» как феномен XX века, к сожалению, становится и
проблемой XXI века, по крайней мере, для России.
Ряд действующих законов, регулирующих медицинскую деятельность в России, явно не
удовлетворяют «справедливым требованиям морали» (ст. 29 Всеобщей декларации прав
человека 1948 г.). Речь идет, например, о провозглашенном в статье 36 праве каждой женщины
на искусственное прерывание беременности. Современные научные исследования эмбриологов
Василий Великий писал о слепнущих при свете дня «полу-ученых», имеющих «глаза сов, ибо
зрение совы, проникающее сквозь мрак ночи, поражается великолепием Света» ( Цит. по.: Мосс
В. Православный подход к науке. — «Православная жизнь», 1995,№ 8, с. 25).
8
Ф.М. Достоевский. Бесы. Собр. соч. в 10-ти томах. Т.7, М.1957. С. 266
7
и генетиков свидетельствуют о начале человеческой жизни до 12 недель — сроке, когда любая
гражданка РФ по своему желанию «имеет право»(!) се уничтожить. (Что и происходит в
количестве от 4 до 7 миллионов младенцев в год!). Действия по уничтожению человеческой
жизни не могут не быть признанными аморальными, т. е. преступными с этической точки
зрения.
В то же время современная международная судебная практика полна примерами, когда
эмбрион становится объектом правовой защиты, например, когда права наследства признаются
за искусственно (in vitro) зачатым эмбрионом, и значительно меньшего возраста, чем 12 недель.
Широкую огласку получил инцидент с супругами Марио и Эльзой Риос в 1983 году. Они
прибыли в Мельбурн, где несколько яйцеклеток Эльзы были оплодотворены спермой донора.
Из трех эмбрионов один был пересажен в матку, два других заморожены на случай неудачи с
имплантацией первого. Через 10 дней произошел спонтанный выкидыш пересаженного
эмбриона. Весной 1983 года, прежде чем была сделана попытка пересадить два запасных
эмбриона, Марио и Эльза стали жертвами авиакатастрофы. В связи с делом о наследстве
(супруги принадлежали к очень богатой семье) возник вопрос и судьбе замороженных
эмбрионов. Юристы столкнулись с опасениями, что отказ от мер по вынашиванию эмбрионов
суррогатной матерью может быть рассмотрен как нарушение прав детей-наследников.9
Ныне действующий Федеральный закон «О трансплантации органов и/или тканей
человека» 1992 г. так же, как и статья 36 «Основ законодательства» далек от этического
совершенства. Ибо принцип презумпции согласия, который лежит в основании закона о
трансплантации, фактически допускает действия с умершим человеком, на которые он при
жизни не давал согласия. Действие же, совершаемое без согласия, квалифицируется в этике как
насилие, со всеми вытекающими из этого последствиями. Одним из последствий является
мощное социальное недоверие к отечественной трансплантации, что находит свое очевидное
выражение в российской прессе. 10
Ныне действующие законы, регулирующие медицинскую деятельность, а также ряд
законопроектов, например, «О репродуктивных правах», «О легализации эвтаназии» и др.,
обнаруживают реальную и опасную тенденцию, а именно: этические и правовые нормы могут
не только не совпадать, но даже и противостоять друг другу. В данной ситуации значительно
возрастает роль этической экспертизы законопроектов. Уровень и качество этической
экспертизы в значительной степени зависит от того, насколько она выверена «духом и буквой»
этики, насколько учитывает культурно-национальную самобытность России, и в частности
основополагающие принципы христианской этики. Это в значительной степени и определит
соответствие или несоответствие российского законодательства нормам и принципам
международного права, приведению в соответствии с которым обязывает нас Конституция РФ.
*Печатается по: Актуальные проблемы правового регулирования медицинской
деятельности//Материалы 2-й Всероссийской научно-практической конференции. М.:РНОУ, 26
марта 2004 г., с.12-14.
См. Breck, John. The Sacred Gift of Life. Orthodox Christiany and Bioethics.New York, 2000
В качестве примера этически корректного законодательства может быть рассмотрено
законодательство США, регулирующее трансплантацию на основе принципа презумпции
несогласия.
9
10