Предисловие к русскому изданию «Русофобия: антироссийское
advertisement
Предисловие к русскому изданию «Русофобия: антироссийское лобби в США» (Москва: ЭКСМО, 2015) С удовольствием представляю российскому читателю cвою книгу. Уже много лет я преподаю международные отношения в американском университете, общаюсь с коллегами-международниками и стремлюсь понять особенности восприятия России и ее внешней политики в США. Надеюсь, что книга поможет разобраться в этих вопросах интересующимся ими в России. Книга писалась в США в период обострения американских отношений с Россией во второй половине 2000-х и соответствующего такому обострению росту антироссийских настроений в средствах массовой информации. Именно в этот период в американском политическом классе впервые стали раздаваться активные призывы исключить Россию из клуба Восьмерки и рассматривать ее как слабеющую в экономическом, политическом и военном отношении державу с противоположными американским интересами и ценностями. Значительная часть американской элиты утвердилась в мысли, что Россия не может более считаться партнером, а является потенциальным противником и страной, руководство которой будет осложнять реализацию внешнеполитических планов США. К сожалению, сегодня не только видные представители элиты, но и сам президент Барак Обама объявляют, что воспринимают Россию в качестве угрозы. В сентябре 2014 года в своей речи в ООН Обама назвал российские действия по отношению к Украине и присоединение Крыма угрожающими мировому сообществу, наряду с вирусом Эболы и террористической деятельностью организации Исламское Государство. В чем причины происходящего? Каковы механизмы принятия решений в Вашингтоне? Почему российско-американским отношениям свойственно циклическое развитие – от стремления к партнерству к обострению и конфронтации? Не претендуя на исчерпывающее объяснение всех особенностей отношений США и России, я хочу обратить внимание на недостаточно проясненную роль в вашингтонской политике тех групп, которые активно лоббируют образ России как страны с ценностями и интересами, находящимися в антагонизме с американскими. Со времени окончания Холодной Войны такого рода группы никуда не исчезли и оживляются всякий раз, когда российское руководство ставит под сомнение легитимность американского глобального доминирования. Этим группировкам и сегодня отведена значительная роль в отстаивании такого глобально-гегемонистского понимания интересов США. Это понимание – не единственное, но по прежнему наиболее распространеннное. Цель данного предисловия – кратко описать деятельность анти-российских группировок в неохваченный книгой период со второй половины 2008 года, включая период российско-грузинского конфликта, так называемую «перезагрузку», начатую с возвращением Владимира Путина на пост президента новую «холодную войну» и ее кульминацию – украинский кризис. Кроме того, предисловие помещает описываемый в книге период обострения российско-американских отношений в общий контекст этих отношений со времени окончания Холодной войны, анализируя их характер и причины. Политика США в отношении России Политические отношения США и России развивались циклами уже с конца девятнадцатого столетия, включая период Холодной войны. Со времени окончания 1 Холодной войны эти отношения прошли в своем развитии несколько циклов, включая 1990-е, большую часть 2000-х и вступив в новый третий, начатый «перезагрузкой» 2009 года цикл, деградировавший затем в новую «холодную войну». Для каждого из циклов характерны фазы стремления к парнерству и последующего охлажения и обострения отношений сторон. Данный раздел описывает обозначенные циклы и анализирует причины их развития.1 Циклы отношений США и России Первый период развития отношений США и России охватил собой 1990-е годы. В американском истеблишменте укрепилось сознание победы над Советским Союзом. Ведущее политическое издание, журнал «Foreign Affairs» написал в начале 1991 года, что «советская система потерпела крах не из-за того, чем она являлась, а из-за того, чем она не являлась ... свободной, процветающей и успешной». Такая точка зрения нашла поддержку на самом высоком уровне, когда президент Джордж Буш в своем ежегодном послании Конгрессу о положении в стране объявил о «победе» Соединенных Штатов в «холодной войне». Исходя из таких представлений, предлагавшееся новому российскому руководству партнерство было партнерством с позиции интересов и ценностей победившей державы. Предполагалось, что Россия трансформирует свои экономические и политические институты в близкие американским, сделает западный бизнес приоритетным партнером, а во внешней политике будет способствовать укреплению глобальных позиций США. В свою очередь, американская сторона провозгласит Москву важнейшим партнером и постепенно откроет ей путь к интеграции в международные политико-экономические структуры. К счастью для американской стороны ни президент новой России Борис Ельцин, ни ее первый министр иностранных дел Андрей Козырев не возражали против партнерства на таких условиях. Они верили, что история в том смысле, какой придавал тому интеллектуальный гуру Запада Фрэнсис Фукуяма, закончилась, и альтернатив прозападному развитию не существует. Российские западники использовали эту мысль для дискредитации социалистического и, следовательно, «утопического» мировоззрения Горбачева и теперь собирались перенять западную капиталистическую модель развития. По их убеждению, Советский Союз был не просто «ненормальным» или «недоразвитым», но и «неправильно развитым» государством2. Теперь следовало наверстывать упущенное, т.е. ускоренно «реформировать» и распродавать экономику и вступать в западные международные организации, включая Евросоюз и НАТО. Однако в Вашингтоне не были готовы оказать российскому руководству значительную экономическую помощь, посчитав, что Россия с «правильного пути» уже не сойдет. Программы внешних займов МВФ были направлены не столько на создание новой экономической системы, сколько на разрушение прежней, способствуя укреплению отношений с коррупмированной верхушкой, а не широкими слоями российского общества. Кроме того, вопреки ожиданиям и последующим возражениям Москвы, было принято решение о расширении НАТО на восток. При этом Россию в число стран-членов евро-атлантического союза включить отказались. В итоге, российские граждане, утратив советское государство, «приобрели» разрушение экономики, резкое падение жизненного уровня, рост вооруженных конфликтов в регионе и перспективу расширения североатлантического союза к российским границам. Официальный западнический курс 2 встретил растущее сопротивление со стороны тех, кто настаивал на необходимости усиления роли государства в экономических реформах и и возрождении статуса великой державы для России. В Вашингтоне не учли, что значительная часть российского общества руководствовалась представлениями, отнюдь не совпадавшими с западническим мировоззрением руководства. Период партнерства сменился кризисом, символическим началом которого можно считать снятие в 1995 году Козырева со своего поста и замену его Евгением Примаковым, по праву считающимся отцом философии державного сопротивления глобальной гегемонии США. Вашингтону приходилось теперь иметь дело с российским руководством, все более представлявшим интересы не только прозападного крупного бизнеса или «олигархов», но и бывших советских промышленников, работников государственного аппарата, военных и представителей служб безопасности. Российская внешняя политика перестала в одностороннем порядке поддерживать действия западных стран. Приоритетом было провозглашены «реинтеграция» постсоветского пространства, установление связей с Китаем, Индией, исламским миром, а также развитие двусторонних отношений со странами Евросоюза. В администрации США такие приоритеты были восприняты как анти-американские. Наступил период охлаждения отношений, завершившийся серьезным кризисом, связанным с вооруженным вмешательством НАТО в дела Югославии. Российское руководство такое вмешательство резко осудило, не поддержав при этом и югославскую сторону. Избрание Путина президентом России в марте 2000 года и попытка Вашингтона существенно улучшить отношения с Москвой после террористических атак 11 сентября 2001 года начали второй цикл в развитии отношений двух стран. Путин одним из первых оказал американскому руководству поддержку в борьбе с мировым терроризмом. В его лице Россия предлагала США не только координацию действий на уровне спецслужб, но и новый тип отношений в области безопасности и экономического взаимодействия. В ответ президент Джордж Буш-мл. провозгласил новую эру в отношениях с Россией, заявив о своем уважении к курсу Путина на внутренние преобразования страны и позиции в международных делах. Однако и этот западный поворот российского руководства не был оценен в Вашингтоне по достоинству. Несмотря на риторику партнерства, от России, по существу, ождали активной или хотя бы пассивной поддержки американского внешнеполитического курса. Этот курс включал в себя выход США из Договора об ограничении стратегических ядерных вооружений, создание глобальной системы противоракетной обороны (ПРО), вооруженное вторжение в Ирак и продолжение расширения НАТО к российским границам. На этот раз предполагалось, что в северо-атлантический союз войдут не только входившие в СССР страны Прибалтики, но и Грузия с Украиной. Поддержка такого рода американской внешней политики в планы Путина не входила, что вскоре привело к обострению отношений с США. Вместе с Германией и Францией Россия вошла в коалицию критиков американской войны в Ираке, а в ответ на планы развертывания элементов ПРО в Европе заявила о моратории на действие Договора об обычных вооружениях в Европе. Последнее предоставляло России возможности свободного перемещения своих вооруженных сил по российской территории. Кроме того, существенно окрепшая в экономическом отношении Россия начала проводить активную энергетическую политику, диверсифицируя поставки и координируя свою деятельность с другими странами-энергопроизводителями. Наконец, в ответ на глобальную стратегию 3 Вашингтона по распространению демократии, приведшую в том числе к «цветным революциям» в Евразии, Россия объявила о ограничениях на деятельность западных неправительственных организаций, укреплении отношений с Китаем и планах формирования Евразийского экономического союза. Третий цикл отношений с Россией был начат попыткой вновь избранного в США президента Обамы «перезагрузить» отношения с Россией и ее новым президентом Дмитрием Медведевым. На смену исходящий из Вашингтона конфронтационной риторике периода российско-грузинского конфликта пришел деловой тон поиска сфер возможного взаимодействия. Постепенно стороны преодолели близкую к конфронтации атмосферу, возникшую после Кавказских событий и российского признания независимости Южной Осетии и Абхазии. Нормализация отношений с Россией происходила в русле возобновления диалога с европейскими союзниками и ключевыми странами мира. Этот диалог оказался изрядно ослабленными при Буше-мл., администрация которого, как никакая иная в истории США, исходила из права диктовать другим свою волю. На смену амбициям администрации Буша-мл. развернуть в Восточной Европе масштабный позиционный район пришли более умеренные планы по обеспечению безопасности, причем первые заявления позволяли предоположить, что это будет делаться на на основе взаимодействия с Россией. Президенты России и США также подписали новый рамочный договор об ограничении ядерных вооружений. Позиция США по расширению НАТО также смягчилась, поскольку и сам проект – частично благодаря жесткости России, проявленной в том числе в ходе Кавказского кризиса августа 2008 года – продемонстрировал свою нежизнеспособность. На смену жесткой критике "антидемократической" политики в России пришло создание Белым Домом и Кремлем совместной правительственной комиссии по решению конкретных вопросов, включая вопросы развития гражданского общества. Существенно и то, что повестка российскоамериканских отношений распространилась на темы экономического сотрудничества (вступление России в ВТО, развитие энергетического диалога, инвестиции и высокие технологии).3 Лиссабонский саммит НАТО в ноябре 2010 г. предемонстрировал возможность сближения позиций России и Запада и в вопросах безопасности. К сожалению, и этому период не было суждено обрести положительную динамику. Вопреки утверждениям критиков действий России в Украине, отношения двух стран начали обостряться задолго до украинского кризиса. Во-первых, остался нерешенным целый ряд вопросов российско-американских отношений. У России вызывали вопросы намерения США по ПРО в Европе. Вашингтон, в частности, осуществил поставки вооружений Румынии и Польше4, но не проявлял заинтересованности в развитии сотрудничества с российской стороной. Не воспринимались и попытки Дмитрия Медведева инициировать обсуждение альтернатив нато-центричной системы безопасности в Европе. Двери в НАТО для ближайших соседей России также оставались открыты. Таким образом, от России добивались уступок по Ирану, сокращению ядерных вооружений, а также помощи в связи с проведением военной операции в Афганистане и ряде иных вопросов, но не желали вести дело к формированию стратегического союза с Москвой. Во-вторых, на эту нерешенность беспокоящих Россию вопросов наложились новые, возникшие в период возвращения Путина на должность президента страны. К их числу следует отнести разногласия по Ближнему Востоку, включая перемены в Египте, 4 Ливии и гражданскую войну в Сирии. В последней Вашингтон вознамерился сменить режим, чему, помня о результатах войны в Ираке, активно воспротивилась Россия. Помимо Ближнего Востока со стороны США резко усилилась критика российского руководства в связи с централизацией власти, коррупцией и делом юриста Магницкого, отношением в протестам на Болотной, Pussi Riot, а также нежеланием Кремля выдать Вашингтону работавшего в системе национальной безопасности США перебежчика Эдварда Сноудена. Украинский кризис стал довершением набиравших силу негативных тенденций в российско-американских отношениях. Как и в период Оранжевой революции Россия и США оказались по разные стороны баррикад. Вашингтон поддержал революционную власть в Киеве, а Москва – свергнутого и сбежавшего президента Виктора Януковича. Последовавшие за этим события, включая российское присоединение Крыма и поддержку Новороссии, привели к новому витку кризиса в отношениях с западными странами. Изначальные попытки Обамы «перезагрузить» отношения с Россией завершились введением масштабных санций против российской экономики и ее переводом из разряда партнеров в одну из важнейших угроз для мирового сообщества. Причины циклического развития отношений США и России В прозападных политических и интеллектуальных кругах ответственность за кризисное состояние отношений США и России нередко принято возлагать на российское руководство. При этом наиболее часто встречаются два объяснения. Согласно первому, Россия представляет собой страну с имперской авторитарно-экспансионистской традицией и всегда будет стремиться расширить свои границы, саботируя при этом действия западных стран. Политическая культура страны также авторитарна, оказывая правящему режиму достаточную для проведения агрессивной внешней политики поддержку. Поэтому режим склонен переоценивать собственные возможности, ощущая себя достаточно сильным и готовым к экспансии. Второе объяснение напротив описывает российский режим как неустойчивый, озабоченный политическим выживанием и действующих в условиях внутренней и внешней нестабильности. Агрессивная внешняя политика описывается в данном случае как попытка режима отвлечь внимание общества от нарастающих социальных и экономических проблем и перевести это внимание в русло поиска внешних врагов и внешнеполитических достижений. Именно так, в парадигме «маленькой победоносной войны» ряд западных специалистов объяснял поведение России в российско-грузинском конфликте 2008 года и конфликте с Украиной 2014 года.5 Если так, то как в первом, так и во втором случае попытки договориться с Россией и удержать ее в существующих границах и рамках международного права ни к чему не приведут. Вместо этого действия российского руководства следует рассматривать как угрозу миру, проводя в его отношении политику сдерживания и демонстрации силы. Действительные причины периодически обостряющихся отношений США и России гораздо сложнее. В отношениях двух сторон никогда не бывает так, что все полноту ответственности несет лишь одна из них. В той или иной степени ответственность ложится на обе стороны, и задачей исследователя является выявление доли и характера такой ответственности. При ближайшем рассмотрении обнаруживается, что действия российского руководства чаще всего вторичны и являются реагированием на политику Вашингтона и Евросоюза. Динамика отношений американской и российской держав связана с глобальной идентичностью политического класса США и тем, какая 5 роль отводится России в утверждении этой идентичности. В этих отношениях взаимодействуют и обуславливают друг друга два фактора: (1) американская убежденность в собственной незаменимости для поддержания глобального мира и стабильности и (2) российская настойчивость на необходимости выстраивания отношений с США на равной основе. Последняя ставит под сомнение описанную глобальную американскую идентичность, тем самым утверждая Россию в качестве «значимого другого» или державы-угрозы интересам и ценностям США. В этих условиях увеличивается склонность к политическому противостоянию и усилению сторонников жесткой линии во внешней политике обеих стран. Распад биполярной системы Холодной войны обнажил влиятельность убежденности в американском политическом классе глобальной идентичности США и связанной с ней тенденции подстраивать под себя остальную часть мира. Эпоха противостояния с СССР маскировала эту тенденцию, выдвигая на первый план практические императивы выживания и контроля вооружений. Роспуск и последовавшее за этим финансовое банкротство советской сверхдержавы поставили Америку и ее интеллектуальное сообщество в новые условия. Подавляющее большинство ее представителей убеждены в прогрессивности американской гегемонии и «империи», а в академической науке заметно стремление обосновать важность глобализации с американским лицом, альтернативой которой видится глобальная неуправляемость. Реалисты, или теоретики баланса власти в мировой политике выдвинули теперь теорию стабильности однополярного мира. Либералы же привычно настаивают на необходимости глобального распространения американских идеалов демократии и рыночной экономики. А так называемые конструктивисты выдвигают концепции глобального изоморфизма культурных норм, возникших в глубинах западной цивилизации.6 Конечно, не все так однозначно, и позициям глобалистов оппонируют сторонники снижения роли США в мире, или изоляционисты. Уже со второй половины 1970-х-начала 1980-х в американском интеллектуально-политическом сообществе обнаружилась критики доминирования США. Среди них были как левые, формировавшие свои взгляды во многом под влиянием теории Иманнуила Валлерстайна о капиталистической «мирсистеме», так и сторонники снижения американского глобального участия в целях национальной безопасности. Последние, подобно йельскому историку Полу Кеннеди, осуждали «перенапряжение» (overstretch) великих держав, которое они связывали к нарастанием процессов международной дестабилизации и последующим ослаблением держав, находившихся в центре мировой системы. В 1990-е годы спор глобалистов и изоляционистов вылился в полярно-противоположные позиции Фрэнсиса Фукуямы и Сэмюэля Хантингтона. Если первый постулировал триумф либеральной демократии американского образца, то второй предупреждал Америку об иллюзиях универсальности ее ценностей и опасностях подъема альтернативных западным «цивилизаций». Во второй половине 2000-х позиции изоляционистов укрепились в результате нарастания мировой нестабильности и восприятия за пределами западного мира роли Америки как деструктивной, а не конструктивной силы в глобальном управлении. Глобальный финансовый кризис, начавшийся со скандалов на Уолл-Стрит, поражения внешней политики США в Афганистане и Ираке, а также заметный экономический подьем Китая и других незападных держав стимулировали развитие критической мысли. Тем не менее, в целом глобальная идентичность США выжила, укрепилась и пользуется доминирующим влиянием в элитах. Не только Буш-мл., но сегодня и 6 президент Обама занят поиском новых аргументов в обосновании такой идентичности. Хотя поначалу, со времени своего избрания на первый срок Обама склонялся к изоляционизму в гораздо большей степени, чем его предшественники, сегодня влияние глобалистов и ястребов в окружении президента существенно возросло, а сам он все чаще звучит как ярый поборник идей американской «исключительности» и глубокой глобальной вовлеченности. Исходя из укорененности в американском истеблишменте убежденности в глобальной идентичности страны, улучшение отношений с Россией всякий раз связывается с надеждой, что российское руководство осознает и примирится с такой идентичностью США, научившись извлекать из нее свои выгоды. В конце концов разве не так или в основном так ведует себя после окончания Холодной войны остальные крупные и средние игроки в международных отношениях? Все они – и Индия, и Китай, и Бразилия, и многие другие – признают статус единственной в мире американской сверхдержавы, отводя ей особую ответственность и права в поддержании международного мира и стабильности и стремясь укрепить с ней экономические и политические связи. Такого рода надежды на встраивание России в фарватер своей политики были положены в основания политики Билла Клинтона в начале 1990-х, Джорджа Буша-мл. в начале 2000-х и Барака Обамы в 2009-м году. Всякий раз американское руководство исходило из того, что лидеры Кремля примут сложившиеся международные отношения и глобальное лидерство США как данность. В России же как стране с исторически сложившейся системой ценностей и великодержавных интересов в принципе не могут согласиться с уготованной для нее ролью младшего партнера. Уже Примаков, оппонируя Козыреву, заявил о неизбежности формирования многополярного мира и необходимости для России ориентироваться на укрепление статуса великой евразийской державы. Сегодня эта позиция воспринята подавляющим большинством российского политического класса и отражена во всех официальных внешнеполитических документах страны. Исторически как русская самодержавная, так и советская коммунистическая идея содержали в себе, помимо великодержавности, важные ценностные компоненты, включая идею трансэтничности, сильного государства и экономической справедливости.7 На этой ценностной системе сегодня возводится здание «управляемой демократии», трансэтнического «государствацивилизации» и социального патернализма. В силу целого ряда культурных, исторических и геополитических обстоятельств Россия не может стать простым воспроизводством идей западной демократии на своей почве и должна интегрировать их в соответствии со своими приоритетами. Такого рода настойчивость на наличии своих собственных интересов и ценностей со стороны российского истеблишмента нередко вызывает раздражение со стороны США, получая свое развитие в попытках оказать на Россию давление и закладывая тем самым основы для будущих кризисов в отношениях двух стран. В свою очередь, российское руководство реагирует на усиление такого давление с нарастающей степенью болезненности, способствуя усилению американского восприятия России как главной угрозы своим интересам и ценностям. В ходе этого усиливающего взаимную враждебность взаимодействия происходит политизация интересов и ценностей двух сторон, представляемых теперь как противоположные по своему содержанию. В частности, внешнее давление со стороны США и нежелание признавать за Россией право развивать свою собственную, отличную от западной систему ценностей, 7 способствует укреплению в стране национализма и анти-американизма. Стоит вспомнить, что многие российские инновации в вопросе формирования собственной системы ценностей стали результатом западного давления. В первые периоды правления Путина Россия стремилась позиционировать себя как часть западного мира – страна демократии и рыночной экономики – с самостоятельными внешнеполитическими интересами. Даже после череды цветных революций в Евразии, Кремль сохранил такого рода позиционирование, хотя внутри страны были предприняты меры по ограничению деятельности прозападных негосударственных организаций и фондов. Во время правления Медведева упор на развитие отношений с Западом сохранился и даже усилился, чему способствовало благожелательное отношение к новому президенту со стороны администрации США, редко высказывавшегося в отношении России критически.8 Однако после нового избрания Путина президентом ценностные акценты руководства подверглись существенной корректировке, завершившись заявлениями российского президента о необходимости сохраненить «независимость и суверенитет в духовной, идеологической и внешнеполитической сферах» и утвердить Россию как «консервативной» державы и глобальной защитницы традиционных ценностей.9 В Америке как стране с глобальной идентичностью и системой интересов живут и культивируются образы не одной, а нескольких угроз. Помимо России политический класс и средства массовой информации активно позиционируют интересы и ценности США относительно угроз со стороны исламского радикализма и растущего Китая. У американских глобалистов имеются различные ответы на то, почему ни одна из этих угроз не сможет поколебать позиции Америки в мире. В зависимости от идейно-политических ориентаций, одни представителей глобалистски мыслящего политического класса подчеркивают значимость военно-технологического превосходства США, другие делают упор на преимуществах экономической и политической системы. При этом далеко не все представители истеблишмента видят в России угрозу номер один. Большинство глобалистов считают ее сложным партнером в силу традиционно-великодержавного менталитета и все еще слабой степени интеграции в западные политико-экономические структуры, не готовым пока примириться с глобальным доминированием США. Но нельзя сказать, что все глобалисты озабочены этим больше, чем растущей ролью Китая или исходящей с Ближнего Востока угрозой терроризма. Россия воспринимается как слабое, хотя и капризное (prickly) государство, которое со временем должно будет примириться со своим объективно скромным положением в мировой системе и принять глобальное лидерство Америки как должное. Укрепление экономического и военно-политического сближения России и Китая тревожит некоторых представителей лагеря глобалистов, но не до такой степени, чтобы изменить принципы защищаемой ими политики. Политика глобального лидерства США представляется им необходимой, в том числе и потому, что в мире все еще остаются государства, готовые бросить вызов американским интересам и ценностям. Вместе с тем, активность Кремля на международной арене, а также устойчивость в сознании американского политического класса оставшейся от Холодной войны памяти советской угрозы способны выдвигать Россию на позиции угрозы номер один.10 Это происходит тем вероятнее, чем активнее российское руководство ставит под сомнение легитимность американской глобальной идентичности и амбиций на главенствующую роль в организации мирового порядка. В этих условиях и происходит активизация антироссийских групп, как правило защищающих глобальное превосходство США от угрозы, 8 исходящей от «авторитарно-экспансионистской» России. Не обладая способностью самостоятельно формировать американскую повестку на российском направлении, русофобские группировки способны активно лоббировать анти-российскую политику, тем самым внося свой вклад в утверждение глобальной идентичности США. Во второй главе предлагаемой вниманию читателя книги я подробнее описываю условия, которые способны усиливать позиции анти-российского лобби. Следующий раздел данного предисловия кратко суммирует эти условия и объясняет активизацию анти-российских групп в отмеченные периоды кризисов в отношениях двух стран. Русофобия и ее политические условия Условия формирования и критерии успеха анти-российского лобби Анти-российские группы в американском истеблишменте объединены идеологией страха перед Россией. Эта идеология строится на восприятие враждебности российских интересов и политических ценностей и убежденности в том, что именно Россия представляет собой главную внешнюю угрозу США. Коалиция такого рода групп является подвижной и неоднородной по своим интересам. Прежде всего, к ним следует отнести ястребов Холодной войны, сформировавшихся в качестве защитников американского глобализма в эпоху борьбы с Советским Союзом и стремившихся не только к сдерживанию внешнеполитических амбиций СССР, но дискредитации и уничтожению самой советской системы. Например, многие из тех, кто занимал важные посты в администрации Буша-мл., начинали свою политическую деятельность и формировали свои убеждения в период обострения американо-советских отношений при Рональде Рейгане. Для них Россия – не столь важно, советская или пост-советская – представляла и представляет, прежде всего, военную угрозу. Иная часть анти-российской коалиции – либеральные ястребы, или же те, кто считают Россию главной угрозой реализации прав и свобод личности в мире. В частности, неправительственные организации типа Фридом Хаус (Freedom House), Национальный фонд демократии (National Endowment for Democracy) и Хьюман Райтс Уотч (Human Right Watch) в свое время были созданы для борьбы с нарушениями прав человека системами коммунистического типа, а сегодня борются с «путинским режимом», не проводя между двумя различными периодами российской истории никаких существенных различий. Особенно активен в этом отношении Фридом Хаус, не только консультирующий политических активистов, но создающий глобальные рейтинги демократии. При этом, согласно рейтингам организации, в России с 2005 года сформировалась диктатура, как и в таких странах, как Руанда, Камбоджа, Чад, Китай и Афганистан. В отличие от Фридом Хаус, большинство других рейтинговых агентств западных стран относят Россию к числу смешанных или «гибридных» систем правления, четко отделяя российскую систему от китайской и вышеназванных. Несмотря на различие своих специализаций, между военными и либеральными ястребами прослеживаются личные и различные политикоинституциональные связи. Например, в руководство Фридом Хаус в различные периоды входили крупные представители американского военно-разведывательного истеблишмента, а в числе его президентов был Джеймс Вулси, занимавший ранее должность директора ЦРУ.11 Наконец, третья группа объединяет восточно-европейских националистов, уверенных в опасности сильной России для свободы и независимости их народов. Хочу особо подчеркнуть, что в данном случае имею ввиду не всех иммигрировавших в США 9 представителей восточно-европейских народов, а лишь тех, кто разделяет убежденность, что Россия была и остается главной угрозой развитию свободы и демократии в мире. Представители восточно-европейского лобби нередко представлены в группировках военных и либеральных ястребов, не проводя при этом существенных различий между национальными интересами США и стран Восточной Европы. В частности, известный своими анти-российскими взглядами министр иностранных дел Польши Радек Сикорский в прошлом работал сотрудником ведущего неоконсервативного фонда Американский институт предпринимательства (American Enterprise Institute). В качестве польского политика Сикорский неоднократно шел на обострение с Россией, а также подвергал резкой критике недостаточно, по его мнению, жесткую в отношении России политику США и Евросоюза.12 Эти кажущиеся разнородными группы при определенных условиях способны объединяться, добиваться доступа к влиятельным СМИ и получать значительную поддержку в Конгрессе и Белом Доме. Помимо доминирования глобальной идентичности и миссионерски-цивилизационных убеждений в политической элите США, успехам антироссийских группировок в Вашингтоне способствуют следующие факторы: критика Россией американской внешней политики, нередкая ангажированность американского экспертного сообщества и разделяемая им подозрительность в отношении намерений российского руководства; неспособность и нежелание президента США противостоять истэблишменту в развитии отношений с Россией, недостаточная осведомленность общественного мнения о положении и интересах России в мире, корпоративный характер американских СМИ, слабость пророссийского лобби. В тех случаях, когда мы имеем дело с совпадением нескольких условий, способность анти-российских групп влиять на внешнюю политику США существенно возрастает. Если, например, американский президент не проявляет значительной активности в развитии отношений с внешним миром и, в частности, Россией, то эти отношения с гораздо большей вероятностью превращаются в объект политической борьбы внутри страны, чем если бы президент был готов брать на себя ответственность и инициативу в международных делах. Учитывая изначальную подозрительность американской элиты к отличающимся от западных политическим системам (а также другие перечисленные выше условия), отношения США и России могут развиваться только при наличии в Белом Доме сильной, настроенной на российско-американское партнерство главы исполнительной власти. Критериями успеха анти-российских групп следует считать способность этих групп влиять на осуществление политики США в отношении России, формируя ее повестку и добиваясь проведения линии на ужесточение, а не сотрудничество с российским руководством. Как увидит читатель, анти-российскому лобби не раз удавалось добиваться успеха в период правления Буша-мл. не только в популяризации образа России-угрозы, но и оказании влияния на практическую политику. Деятельность различных лоббистских группировок, несомненно, способствовала принятию администрацией Буша ряда анти-российских решений, включая намерение открыть Грузии и Украине дорогу в НАТО, ужесточить отношение к российской энергетической политике и сделать вопросы демократии и прав человека в России центральными в 10 развитии отношений с США. При этом, в своем стремлении дискредитировать российское руководство в глазах западных политиков и общественного мнения различные антироссийские группы проявляют способность координировать свои действия, подписывая коллективные письма и организуя разного рода совместные акции. Таким образом, мой подход к русофобии и оказанию ею влияния на формирование внешней политики США предполагает четкое понимание условий, способствующих усилению и ослаблению анти-российских групп в американском истеблишменте. Важно отличать такой подход от распространенных в обеих странах упрощенных представлений о западной русофобии. С одной стороны, имеет место активно поддерживаемая российскими националистическими кругами убежденность, что наименования русофобской заслуживает любая политика США что называется «по определению». Это неубедительно, во-первых, в силу крайней сомнительности самой логики конфронтации, подразумевающей, что поскольку интересы Америки и России не совпадают, то их следует считать противоположными. Во-вторых, несложно продемонстрировать, что приоритеты и предпочтения правящей группы и анти-российских группировок различны, в том числе, в отношении России. Американский политический класс – слишком сложное и пестрое образование, чтобы его позиции можно было бы свести к позициям русофобского лобби. Например, заявления представителей лобби о том, что грузинская или украинская война с Россией – это и «наша война» не возымели и не возымеют желаемого эффекта. Старания довести кризисное состояние российско-американских отношений до военного столкновения двух держав не могут увенчаться успехом, поскольку в намерения руководства США не входит война с Россией. С другой стороны, как в американских, так и либеральных российских кругах бытует мнение, что влияние русофобских групп на процесс принятия внешнеполитических решений США сильно преувеличено. В частности, некоторые европейские и американские критики моей книги усомнились в правомерности объединения мною в анти-российскую коалицию столь различных групп, как сторонники военно-политической гегемонии США и правозащитники.13 Крайним выражением этой позиции можно считать мнение, что никакой американской русофобии нет вообще, а есть только выдумки Кремля и проплаченных Кремлем псевдоэкспертов. В отношении последней крайности могу лишь выразить надежду, что не все представители либерального сообщества живут в плену идеологических стереотипов и что некоторые из них не разучились воспринимать и анализировать факты (включая приводимые мной в книге и далее в данном предисловии). В отношении преувеличения мною влияния антироссийских групп замечу, что признаю различия их первоочередных целей, но настаиваю как на их способности координировать свои действия – достаточно вспомнить феномен коллективных писем - так и общем значительном кумулятивном эффекте деятельности анти-российских групп. Русофобия в обороне и наступлении В зависимости от настроя политического руководства США на налаживание или обострение отношений с Россией, анти-российские группы могут занимать оборонительную или наступательную позицию. Во всех обозначенных выше фазах, ориентированных на партнерство – 1990-1995, 2001-2004 и 2009-2011 гг. – русофобия вела арьергардные бои, стремясь изменить восприятие России американским истэблишментом 11 к худшему и подвергая руководство США все более жесткой критике за «иллюзии» и «наивность» в отношении намерений Москвы. В первый период после окончания Холодной войны положение анти-российских группировок оказалось наиболее сложным. Советская угроза прекратила свое существование. Как и предвещал ведущий российский американист Георгий Арбатов, Кремль вывел американский политический класс из состояния равновесия, лишив его образа врага. При этом для всех мало-мальски объективных наблюдателей мировой политики было очевидно, что руководитель СССР Михаил Горбачев внес решающий вклад в распад биполярной системы международных отношений, а унаследовавший страну Борис Ельцин собирался сделать все от него зависящее, чтобы стать полноправной частью западного мира. Однако уже к концу 1992 года прозападный курс Ельцина внутри страны натолкнулся на серьезные трудности, связанные с распадом экономики и резким снижением жизненного уровня людей. По мере того, как активизировалсь оппозиция официальному российскому курсу в Думе и за ее пределами, закончился и «медовый месяц» в отношениях Ельцина с руководством США. Для России становилось все более очевидно, что американское руководство не планировало скорую интеграцию страны в западные структуры, а напротив рассматривало ее как не готовую к такой интеграции. В этот период происходит оживление русофобской мысли, предупреждающей Америку об опасности возрождения «авторитарно-экспансионистских» инстинктов Кремля. Одной из первых ласточек стал бывший помощник президента Джимми Картера Збигнев Бжезинский, высказывшийся на страницах влиятельного Foreign Affairs против партнерства с Россией как «преждевременного».14 Бжезинский также высказался за необходимость выведения Украины из сферы российского «имперского» влияния, а в последующем сыграл ключевую роль в убеждении американского руководства в расширении НАТО. Подобные же трудности русофобские группировки испытали в период наметившегося укрепления отношений Буша-мл. и Путина, начиная со второй половины 2001 и вплоть до 2004 года. Во второй половине 1990-х эти группировки активно и небезуспешно убеждали общественность, что Россия – варварское, недемократическое государство, целенаправленно уничтожающее гражданское население Чечни, стремящееся к имперскому контролю в Евразии и подрыву позиций Запада на Балканах и в других частях мира. Но с приходом к власти Буша анти-российские группы стали свидетелями признания руководством США, что своими действиями в Чечне Россия участвует в борьбе с международным терроризмом и заслуживает в этом западной поддержки. Казалось, что работа лобби пошла насмарку, однако вскоре появился новый простор для деятельности. Помимо изобличения политики кремлевского «геноцида» в Чечне, анти-российские группировки воспользовались тем, что Кремль не поддержал вторжение Буша в Ирак весной 2003 года. Россию обвиняли теперь не только в ненадежности как партнера по анти-террористической коалиции, но и в поддержке Саддама Хуссейна в целях дестабилизации глобальной политики США.15 Наконец, трудности возникли у анти-российских группировок и в период инициированной Обамой «перезагрузки» отношений с Россией. Даже симпатизировавшие их взглядам члены администрации США, такие как Майкл Макфол и Хилари Клинтон, должны были стать игроками команды. По крайней мере, они должны были сделать вид, что улучшение отношений возможно, поскольку к этому стремился сам президент. Как и 12 ранее, русофобские группы сосредоточилось на изобличении анти-западных намерений Кремля, лобировании политики жесткости и неуступчивости по отношению к России и критике Обамы за непонимание внутрироссийских реалий и «авторитарных инстинктов» Путина. Белый Дом был подвергнут критике за отсутствие твердого ответа на кремлевскую «экспансию» в Грузии, «сдачу» молодых восточно-европейских демократий и односторонние уступки в связи с подписанием российско-американского договора об ограничении стратегических ядерных вооружений. В остальные из обозначенных периодов – 1995-2001, 2004-2008 и после 2011-го г. – русофобия находилась в наступлении, празднуя близость своего восприятия России восприятию политического руководства США и стремясь подтолкнуть Белый Дом к проведению еще более жесткой политики на российском направлении. Так было во второй половине 1990-х, когда российско-американские отношения существенно ухудшились, достигнув пика обострения в период бомбардировок Югословии НАТО. В этот период произошла мобилизация сторонников прямых переговоров России с руководством и командованием Чечни в целях освобождения последней от российского «колониального господства». В этот же период активно развивалась теория об ответственности российских спецслужб и лично Путина за взрывы жилых домов в Москве в сентябре 1999 года, вторжение террористов в Дагестан в августе, а также убийство Александра Литвиненко. Утверждалось, что разговор с российском руководством должен быть сведен к минимуму, а его членство в Восьмерке и других организациях аннулировано. Так было и во второй половине 2000-х, когда Москву обвиняли в прямых связях с Осамой Бин Ладеном и другими лидерами Аль Кайды, когда в политике чеченизации видели установление тотального контроля Кремля на Кавказе, когда стремились организовать цветную революцию в Москве и дискредитировать российское руководство в преддверие крупных международных встреч с его участием. Наконец так или примерно так обстояло дело и после 2011-го, когда антироссийские группировки стремились представить (и подтолкнуть) массовые выступления за честные выборы как начало революционных процессов в России, когда отказывали стране в праве проводить Олимпиаду и крупные международные форумы, когда обвиняли российское руководство в сознательном потворстве коррупции, саботаже международной политики западных стран и подготовке вооруженной окуппации Украины. В этот период задачи анти-российского лобби существенно облегчались тем, что официальное американское руководство разочаровалось в попытках сформировать партнерство с Россией и стремилась донести свое разочарование до Кремля. Во все эти периоды поведение самой России и ее руководства было отнюдь не безупречным, а реакция на внешней давление – не всегда адекватной. Немало представителей российского политического класса и спецслужб уверились в том, что деятельность и заявления русофобских группировок всецело поддерживаются и напрямую финансируются правительством США. Анти-американская риторика достигала весьма высокого градуса, особенно во времена выборов и конфронтации с новой украинской властью, которой Белый Дом оказывал всяческую моральную и политическую поддержку. Такая реакция оказалась на руку анти-российским группам, поскольку теперь ее можно было представить не как реагирование Кремля на давление извне, а как выражение целенаправленной и заранее продуманной политики по подрыву западных интересов и ценностей. Например, после присоединения Крыма и поддержки Новороссии можно было вернуться к старому тезису о подготовке Россией агрессии в Евразии и настаивать, что без 13 твердого военного отпора российскому руководству Запад вскоре столкнется с военной окуппацией Молдовы, Прибалтики и других территорий бывшего СССР, а не исключено, что и Финляндии со Швецией.16 Русофобия при Буше-мл. Скажем теперь чуть подробнее об основном содержании данной книги, описывающей прежде всего деятельность русофобских группировок в период правления Буша-мл. Главный тезис книги заключается в том, что в этот период анти-российское лобби добилось впечатляющих успехов. Во многом благодаря его деятельности, значительная часть американского политического класса уверилось в том, что в тех вызовах, с которыми сталкивается внешняя политика США, с Россией придется иметь дело не столько как с партнером, сколько как с недоброжелателем или даже противником. В числе традиционных фобий глобально мыслящей американской элиты позиции Китая и исламского терроризма оказались поколеблены позицией, которая была отведена России. Ведь последняя не только продемонстрировала неуступчивость в вопросах энергетики в Европе и Евразии, но и отстояла свои интересы безопасности на Кавказе. Последнее стало возможным в результате военного ответа на грузинское вторжение в Южную Осетию, последующего признания независимости Южной Осетии и Абхазии и размещения на их территории российских военных баз. Кроме того, Россия продолжила линию на активное сближение с Китаем и проведение самостоятельной политики на Ближнем Востоке. Если ранее подобные действия российского руководства могли рассматриваться как неуступчивые, но не обязательно бросающие вызов Западу и даже в целом отвечающие национальным интересам России, то теперь все виделось в ином свете – в том, который во многом подавался благодаря усилиям анти-российского лобби. Интересы и ценности Россия виделись теперь как представляющие угрозу американским интересам и ценностям. Во многом такому результату способствовала возросшая возможность антироссийских группировок влиять на внешнюю политику США в условиях втягивания страны в войну в Ираке и в результате российской оппозиции этой войне. Неспособность Буша-мл. сохранить курс на сотрудничество с Россией стало важнейшим толчком для активности анти-российского лобби. Самой влиятельной фигурой в окружении президента оказался вице-президент Дик Чейни, являвшийся сторонником ужесточения курса в отношении российского руководства. Концентрировавшиеся вокруг Чейни сторонники изоляции России были убеждены в том, что действия российского руководства противоречат миссии и интересам США в мире. При этом война в Ираке и ряд других вопросов, связанных с глобальной повесткой США, не позволили Бушу со надлежащим вниманием отнестись к российскому направлению, в результате чего политический вакуум стал заполняться анти-российскими группировками. Эти группировки выступили с критикой попыток выстраивания партнерских отношений с Россией, настаивая, что такие отношения лишь укрепят националистический режим в Москве и подорвут позиции США в евразийском регионе и мире в целом. Среди этих группировок были особенно активны сторонники укрепления американского военного превосходства в мире и выходцы из восточно-европейского региона, связывающие с ослаблением России развитие государственности в странах бывшего СССР и Варшавского Договора. Во время, когда Россия начала возвращаться в мировую политику и требовать пересмотра американоцентричных принципов мирового порядка, 14 анти-российская политика превратилась в удобный способ демонстрации американского патриотизма. Устами политиков и общественных деятелей вроде Джона Маккейна, Збигнева Бжезинского, Ричарда Перла и других были озвучены позиции целого ряда активных в Вашингтоне структур, таких как Проект за новый американский век (Project for a New American Century), Комитет за мир на Кавказе (Committee for Peace in the Caucasus), Фон Наследия (Heritage Foundation), Фридом Наус и Центр политики безопасности (Center for Security Policy). В ходе многочисленных совместных конференций и медийных кампаний Россия неизменно представлялась ими как важнейшая из угроз на пути сохранения за США позиций глобального лидерства. И поскольку такое лидерство жестко увязывалось с контролем энергетических потоков Евразии и приближением военной инфраструктуры США к границам России, то российские претензии на самостоятельность было и впрямь несложно представить как антиамериканские в своей основе. Переход Кремля на позиции наступательности и жесткая критика курса США, ставшие ответом на цветные революции и новую волну расширения НАТО, также были представлены как целенаправленная стратегия по ослаблению американских позиций в мире. Во времена Буша анти-российским группировкам удалось воспользоваться описанным выше вакуумом принятия решений и навязать СМИ образ России как страны с крепнущим диктаторским и антизападным по своим устремлениям режимом. Свидетельство тому – тысячи статей в ведущих американских изданиях, намекающих или прямо уличающих Кремль и лично Путина в убийстве оппозиционных журналистов или оказавшихся за границей бывших работников спецслужб, по сравнению с горсткой статей в малоизвестных изданиях, ставящих такого рода выводы под сомнение. Немало влиятельных американских политиков также оказались подвержены анти-российской риторике.17 Хотя политика США так и не стала политикой сдерживания России по всему азимуту отношений, вклад организованных групп в дискредитацию России как партнера США не подлежит сомнению. Российско-грузинский конфликт Конфликт и позиции России и США Российско-грузинский конфликт стал отражением неспособности международного порядка обеспечить мир и стабильность на Кавказе. Все прямые и косвенные участники конфликта – Грузия, Россия и Запад – несут ответственность за конфликт, хотя и в различной мере. Существенной оказалась и роль неправительственных организаций, в частности влиятельных групп в американском истеблшменте, представлявших Россию в качестве главной угрозы США. Пятидневный кавказский конфликт стал испытанием их способностей оказать влияние на правительственный курс Вашингтона. Это влияние проявилось уже в первых заявлениях Белого Дома в ответ на начало конфликта, в которых государственный секретарь Кондолиза Райс сравнивала роль России с вторжением Советского Союза в Чехословакию 1968 года, а вице-президент Дик Чейни призывал наказать российское руководство за «агрессию». Именно эта риторика традиционно использовалась русофобскими группировками для описания мотивации и целей России. В действительности, российские и американские интересы на Кавказе не являются принципиально противоречащими друг другу. Хотя по грузинской территории проходит нефтепровод стратегического значения для США, а для России важно сохранение военного, культурного и экономического влияния в регионе, обе страны заинтересованы в 15 стабильности Кавказа. В перспективе и при наличии соответствующей воли сторон, регион мог бы быть стабилизирован совместно на началах борьбы с терроризмом, постепенной демилитаризации и энергетической безопасности. Анти-российские группы и дискредитация кавказской политики России Отказываясь признать возможность такого рода взаимодействия, анти-российские группы стремились к утверждению отностороннего контроля США без учета интересов России в регионе. Такого рода стремление включало в себя борьбу за независимость Чечни от российского «имперского» контроля, лоббирование включения Грузии в НАТО и избражение действий России в ходе кавказского конфликта как несовместимых с правовыми и любыми гуманитарными и моральными нормами. Первое и второе подробно рассматриваются в книге. Во времена чеченской дестабилизации антироссийское лобби в Вашингтоне, по существу, оправдывало действия террористов, объявляя Кремль и российскую армию ответственными за насилие и дестабилизацию в регионе. В период очевидной слабости России шла игра на ослабление руководства страны, побуждая его к важным уступкам в вопросах контроля за ресурсами, границами и геостратегическим положением. В отношении расширения НАТО аргументы лобби во многом совпали с аргументами представителей администрации Буша-мл. и видными политиками, связанными с лобби различными, в том числе финансовыми узами. Члены правительства настаивали, например, на предоставлении Грузии плана присоединения к НАТО в целях сдерживания агрессивной, вооруженной ядерным оружием России.18 Политики же вроде сенатора Джона Маккейна не только способствовали приходу Михаила Саакашвили к власти, но и всячески поддерживали его в целях обуздания «имперской» России. При этом советники Маккейна получили более 2 миллионов долларов от правительств Грузии, Латвии, Румынии и Македонии за лоббировании включения этих стран в трансатлантический военный союз, причем грузинское правительство заплатило более 830 тысяч данной суммы.19 Саакашвили расчитывал получить карт бланш на использование силы против сепаратистских территорий в Абхазии и Южной Осетии. Именно так, а не через заключение договора о добрососедстве с республиками и Россией, собирался грузинский президент «урегулировать» конфликт для подготовки страны к членству в НАТО. Стараниями лобби в Вашингтоне была во многом подготовлена почва для осуждения любых действий России против Грузии. Не удивительно, что подавляющее большинство американского истеблишмента с осуждением встретило ответ Москвы на вооруженное нападение Тбилиси против российских миротворцев и мирных жителей Цхинвала. Негативная роль России в кризисе преувеличивалась, а ответственность Грузии преуменьшалась. Несмотря на то, что военные действия начала грузинская сторона, первой реакцией главных американских газет и каналов связи оказалось осуждение «ревизионистских» действий России. Выступления грузинских политиков и экспертов, а также анти-российски настроенных журналистов, политиков и аналитиков вроде Энн Эпплбаум, Ричарда Холбрука, Роберта Кэйгана и Уильяма Кристола подчеркивали необходимость жесткого ответа Кремлю. В числе первых был опять-таки баллотировавшийся на пост президента Маккейн, регулярно перезванивавшийся с Саакашвили и заявивший без тени сомнений: «я знаю, что говорю от имени каждого 16 американца, что сегодня мы все – грузины.»20 Первая более сбалансированная реакция на конфликт появилась в прессе не ранее, чем два месяца спустя. Далекой от сдержанности была и официальная реакция Белого Дома. Наряду с риторикой «агрессии», несколько военных кораблей НАТО вошли в акваторию Черного моря – якобы для распределения гуманитарной помощи, а в действительности для запугивания российского руководства. Евразийский регион быстро превращался в санитарный кордон, отделявший Россию от западных держав. Даже весьма умеренный в своих взглядах кандидат в президенты Обама не решился оспаривать позицию Маккейна во внешнеполитических вопросах, сосредоточившись на экономике. Поэтому внешнеполитическое заявление Обамы относительно кавказского конфликта не слишком отличалось от характерных для Маккейна осуждений в адрес «ревизионистской» России и также призывало поддержать членство Грузии в НАТО. Если бы не глобальный экономический кризис, сразу же сказавшийся на ходе президентской кампании, Маккейн вполне мог бы одержать победу и попытаться практически реализовать свою угрозы в адрес России. Результаты деятельности анти-российского лобби Анти-российским группам не удалось убедить Белый Дом оказать Грузии полномасштабную военную помощь для «сдерживания» России или добиться ее изоляции от западного мира. К России продолжали прислушиваться не меньше, а, возможно, даже больше, чем до конфликта. Через несколько месяцев замороженных отношений НАТО возобновило связи с Москвой. Подобно тому, как британский военный секретарь лорд Пальмерстон не сумел убедить свое правительство продолжать войну с Россией в ходе крымской кампании в 1855 году, американские русофобы не смогли настоять на курсе конфронтации с российским правительством. Наоборот, Вашингтон вскоре попытался восстановить диалог с Россией. Тем не менее, русофобские группировки смогли нанести немалый ущерб российско-американским отошениям. Они внесли свой вклад не только в ухудшение образа России в США, но и в ужесточение официального курса. «Нюансы» вроде интересов российской безопасности и необходимости для Кремля реагировать на военные приготовления западных держав не принимались в расчет. В центре внимания оказывались опять-таки глобальные интересы Америки и недоверие к российскому руководству, воспринимавшемуся как стремящемуся к подрыву этих интересов. С другой стороны, Россия более, чем когда-либо была теперь убеждена в необходимости жесткого отстаивания своих интересов на Кавказе без оглядки на позицию американского руководства. Многие российские комментаторы были убеждены, что важнейшей целью США является вытесение России из региона и что последняя должна защищаться, в том числе и посредством признания сепаратистских образований и создания замороженных конфликтов. «Перезагрузка» и ее поражение Смысл и направленность «перезагрузки» Со сменой президентов в России и США перед двумя странами открылась возможность вернуться к попыткам выстраивания взаимовыгодного партнерства. Российское руководство продолжило исходить из важности укрепления связей с Америкой, и намерения президента Обамы изменить характер отношений с Россией стали 17 частью усилий американского руководства сформировать новую внешнеполитическую повестку. Не отказываясь от сохранения за Америкой положения глобального лидерства, Обама стремился изменить сами представления о таком лидерстве. Свидетельства такого стремления – возобновление диалога с европейскими союзниками и ключевыми странами мира, а в отношениях с Россией – отказ от одностороннего навязывания наиболее раздражающих Кремль действий (развертывание ПРО в Польше и Чехии, расширение НАТО, миссионерская риторика продвижения демократии в Евразии). Несмотря на недавний российско-грузинский конфликт, Белый Дом выразил намерение «перезагрузить» отношения с Москвой. Для преодоления близкой к конфронтации атмосферы, возникшей после Кавказских событий и российского признания независимости Южной Осетии и Абхазии, Обама высказался за ограничение масштабных планов Буша-мл. по укреплению ядерной безопасности в Восточной Европе, подписание нового договора об ограничении ядерных вооружений, формирование совместной правительственной комиссии по решению конкретных политических и экономических вопросов. Президентская инициатива и сосредоточенность на улучшении отношений с Россией ослабили позиции анти-российского лобби. Симптоматично, что некоторые из еще недавно громких критиков Кремля либо не подавали голоса, либо не получали необходимого доступа к хозяину Овального кабинета. Некоторые из таких критиков – такие как Майкл Макфол и Джо Байден – ранее известные своей непримиримой позицией в отношении Кремля,21 теперь вошли в администрацию Обамы и вынуждены были действовать в духе политики "перезагрузки" отношений с Россией. Макфол в качестве помощника президента по России трансформировался в сторонника диалога с Кремлем. Вице-президент Джо Байден продолжил критиковать российское руководство в ходе визитов в Восточную Европу и на Кавказ, защищая их от "имперских" притязаний Москвы. Повидимому, цель этой критики заключалась в заверении европейских союзников, что новая российская политика не означает отказа от их поддержки со стороны США. У «перезагрузки» выявились сторонники в американском обществе. В вашингтонских кругах ее поддержали умеренно-либеральные структуры типа Brookings Institution и Center for American Progress. Последний не раз выступал как с формулированием основных принципов «перезагрузки» в отношении евразийского региона22, так и открытой критикой противников курса Обамы.23 К поддержке нового курса в отношении России склонялись и республиканцы реалистской ориентации, опирающиеся на мозговые центры вроде Центра Никсона в Вашингтоне. Ранее данный центр выступил инициатором создания двусторонней комиссии по политике США в отношении России, которую возглавили влиятельные сенаторы республиканец Чак Хегель и демократ Гари Харт.24 Реалисты исходят из необходимости защищать американские интересы в мире на основе диалога и поиска общих интересов с Россией, связанных борьбой с терроризмом, ядерным распространением и взаимодействие по вопросам энергетики. Для них Россия, вне зависимости от характера ее политической системы, слишком значима геостратегически, чтобы пытаться ее игнорировать, и слишком своенравна, чтобы поддаться «воспитанию» в духе американских ценностей. За пределами мира политиков и экспертов сторонниками «перезагрузки» стали компании, стремившиеся инвестировать в российскую экономику и желавшие скорейшей отмены поправки Джексона-Вэника и вступления России во Всемирную Торговую Организацию. В 18 академических и культурных кругах новую политику США поддержали те, кто ценит российский вклад в мировую культуру и желал бы развития связей с Россией. Саботаж «перезагрузки» анти-российским лобби В силу активности нового курса на сближение с Россией анти-российские группы сосредоточились на саботировании такого сближения. Критики Обамы настаивали на неспособности Кремля выступить партнером Белого Дома, пропагандируя возвращение к наступательному стилю в отношениях с Россией. Одним из аргументов стал разделявшийся многими представителями истелишмента тезис об ослабленности России в результате глобального финансового кризиса, позволявшей добиваться от нее новых уступок со стороны США. После московского саммита летом 2009 года эту позицию озвучил и вице-президент Байден.25 Тот факт, что Обама инициировал политику диалога с Москвой, многие в Вашингтоне восприняли как потворство "авторитарным" инстинктам Кремля.26 Требования жесткости к России зазвучали в США уже вскоре после официального объявления курса "перезагрузки". Так, первый саммит Обамы и Медведева в июне 2009 года был отмечен пропагандой российской угрозы в крупных газетах США. Газета «Вашингтон пост» опубликовала письмо четырех российских «либералов», призвавших Белый Дом не верить заверениям Кремля о желании сотрудничать с Америкой и не потворствовать «недемократическим намерениям» российского режима.27 Другая, известная своей неконсервативной ориентацией газета «Уикли Стандарт» опубликовала коллективное заявление сходного содержания, предостерегая Обаму не уклоняться от критики Кремля и поддержки «молодых демократий» Грузии и Украины.28 В 2010 году, к то время, как президент США рассматривал Россию в качестве «важнейшего партнера в области глобальной безопасности»29, Фридом Хаус обрушился с критикой на Белый Дом и Кремль за потворство нарушениям прав человека. Организация выступила с требованиями поддержать закон Сергея Магницкого и заморозить счета видных представителей российской элиты, якобы ответственных за гибель адвоката. «До тех пор, пока администрация Обамы представляет «перезагрузку» в качестве важнейшего внешнеполитического успеха, - писала в этом же духе влиятельная «Вашингтон Пост», говорить правду о России будет вряд ли возможно. ... [Однако] растущий разрыв ценностей будет и далее уменьшать сферы возможного сотрудничества между двуми государствами.»30 Аппеляции к недемократичности России –многократно испытанный прием. Однако в данном случае критиками России выступали не столько либеральные правозащитники, сколько сторонники сохранения американского военно-политического господства в мире. Ранее, например, давление на Россию в вопросах Чечни оказывалось не только активистами Human Rights Watch, но и «демократами» вроде Збигнева Бжезинского, Ричарда Пайпса и Макса Кеппельмана, связанных с пресловутым (и ныне переименованным) Комитетом за мир в Чечне. Среди недавних подписантов обращения к Обаме в «Уолл Стрит Джорнел» было также немало «силовиков», таких как бывший директор ЦРУ Джеймс Вулси и бывший военный разведчик и вице-президент оборонного концерна «Локхид Мартин» Брюс Джексон. С аргументом об "авторитарности" Кремля было логически связано и обвинение российского руководства в стремлении восстановить империю в Евразии и Восточной Европе. Примером может служить серия очерков влиятельной консалтинговой компании 19 Стратфор об укреплении российского влияния в пост-советском мире.31 Пока американские войска расквартированы в Афганистане и Ираке, предупреждала компания, Россия консолидировала свои позиции в странах, ключевых для геополитического выживания и готовится к усилению за их пределами.32 Подобные опасения высказывали и представители восточно-европейских элит и выступающие в их защиту американские эксперты.33 «Политика администрации Обамы в отношении России неизбежно приведет к массивной утрате американского влияния в Евразии и подорвет безопасность друзей и союзников США в востоку от Одера,» - бил тревогу консервативный фонд «Наследие».34 Согласно этим экспертам, "перезагрузка" отношений с Россией оборачивается предательством Грузии, Украины и государств европейского региона, лишь недавно избавившихся от колониального владычества Кремля. Реальность отличалась от представленной богатым воображением критиков России. В амбиции Кремля отнюдь не входило создание единоличной гегемонии в регионе. Россия стремилась к созданию пояса добрососедских или нейтральных в военнополитическом отношении государств, а не геополитическому подобию советской системы международного влияния. Кроме того, Кремлю был явно не под силу единоличный контроль за ситуацией ни на Кавказе, ни на Украине, ни даже в Казахстане с Беларусью. Скорее наоборот: России все сложнее было конкурировать за влияние с Евросоюзом, Китаем и другими региональными державами. Одним из свидетельств тому стал отказ России оказать военную помощь новому руководству Киргизстана в ходе дестабилизации центрально-азиатского государства весной-летом 2010 года. Наконец, в политических кругах США оказался влиятелен и аргумент о сдаче Обамой американских интересов ядерной безопасности и создания надежной системы ПРО. Ядерное крыло анти-российского лобби уверено, что отказ от размещения радаров и перехватчиков в Чехии и Польше, как это планировалось администрацией Буша, означает умиротворение России и уступка ее давлению. Например, аналитики консервативного фонда "Наследие" выступили с критикой нового ядерного договора с Россией как существенно ограничивающего возможности США ответить на угрозы атаки со стороны Ирана и Северной Кореи, а также как позволяющего России сохранять слишком значительное количество ядерных арсеналов.35 Бывший губернатор штата Массачуссетс и кандидат в президенты Митт Ромни назвал договор об ограничении стратегических вооружений "худшей из внешнеполитических ошибок Обамы."36 Критиков России также чрезвычайно беспокоила возможность продажи ей западных вооружений подобных готовящейся закупке Кремлем французского корабля "Мистраль". По убеждению "Вашингтон пост", такая сделка лишь укрепила бы боеспособность и без того агрессивной России в черноморском бассейне, наделив ее воозможностью нанести еще больший ущерб Грузии.37 В действительности, пересмотр Обамой планировавшейся Бушем-мл. ПРО был предпринят в одностороннем порядке, а не в ответ на критику Кремля, и не слишком ограничивал США в своем ответе на возможные ядерные угрозы. Во-первых, ядерный договор с Россией предусматривал право одностороннего выхода из него, и в недавнем прошлом администрация Буша уже воспользовалась таким же правом, выйдя в 2002 году из договора о поддержании стратегической стабильности.38 Несмотря на предложения создавать систему ядерной безопасности совместно с Россией,39 администрация Обамы была не слишком активна на этом направлении. Во-вторых, и по ряду вооружений и в целом США сохранили преимущество по сравнению с Россией приблизительно в 100-200 20 доставленных ядерных зарядов и бомбардировщиков.40 В-третьих, планирующаяся Обамой система ядерной безопасности хотя и не была столь амбициозной в части размещения ПРО в Европе, как система Буша, являлась тем но не менее громоздкой и дорогостоящей. По сравнению с прежней системой, собиравшейся отражать ядерное нападение со стороны не обладающего бомбой Ирана, план Обамы состоит из нескольких этапов подготовки к ответу на иранскую угрозу по мере ее возникновения и эскалации. Попытки администрации Обамы "перезагрузить" отношения с Россией вызывали противодействие, поскольку затрагивали коренные интересы нуждающейся во внешней угрозе части американского истеблишмента. Военные ястребы и восточно-европейские русофобы оказались наиболее активны в критике администрации, ведь они могли потерять более всего в результате улучшения российско-американских отношений. Как первые, так и вторые нуждаются в государственном финансировании угрозы. Например, на создание ПРО были выделены огромные средства - 9,3 млрд. долл. из общего бюджета Пентагона в размере 680 млрд. долл. на год, которые должны были осваивать такие корпорации как Lockheed Martin, Boeing, Raytheon и General Dynamics Corporation.41 Дальнейшие государственные контракты напрямую зависят от уровня внешних угроз, реальных или воображаемых. При этом для сторонников военного превосходства США в мире внешняя угроза более размыта и включает в себя, наряду с Россией, Китай, Иран, Северную Корею и ряд других стран. Что касается восточно-европейского лобби, то его воображаемая угроза более конкретна и чаще всего материализуется как российская. Поражение «перезагрузки» В связи со сказанным выше, можно выделить три основные причины поражения «перезагрузки»: (1) глобальные амбиции американского политического класса, включая представителей администрации Обамы, (2) неготовность России быть встроенной в фарватер американской внешней политики и (3) дятельность анти-российских групп, способствовавшая усилению развивавшихся противоречий между руководством США и России. Каждый из данный факторов взаимоусиливал друг друга. Вскоре стало очевидным, что Вашингтон не был готов к развитию того, что в Москве именовали партнерством равных, поскольку Россию не допускали ни к формированию ПРО в Европе, ни к строительству новой системы безопасности на континенте. Ко второй половине 2010 года в заявлениях российских официальных лиц прослеживалось разочарование недостаточным прогрессом в отношениях, а в 2011 году появились жесткие заявления о готовности России реагировать на нежелание учитывать российские интересы безопасности со стороны стран Запада. В этом отношении существенно отличалось по своему тону выступление обращение Медведева к Федеральному Собранию в декабре 2011 года, в котором президент обратил внимание на новую «геополитическую ситуацию» в международных отношениях. В вопросам ПРО добавились разногласия с западными странами по Ближнему Востоку и Сирии, в частности. Воздержавшись от вето по Ливии в Совете Безопасности ООН в марте, Россия вскоре перешла к политике блокирования прозападных резолюций, настаивая, что путь к миру – не ультиматумы, а диалог с правительством Башира Ассада. Очевидно, что для укрепления взаимного доверия требовалось время и демонстрация приверженности новым отношениям с обеих сторон. В Вашингтоне, однако, не доверяли Кремлю и, в особенности, Путину, стремясь выстраивать отношения 21 с Медведевым. Весной 2010 года, в ходе своего визита в Россию вице-президент Байден открытым текстом выразил позицию администрации США, высказавшись против выставления Путиным своей кандидатуры на пост президента в 2012 году. Столь бесцеремонное вмешательство в российские дела не способствовало развитию доверия к администрации Обамы и со стороны Кремля. К тому времени, когда в сентябре 2011 года в Москву прибыл новый посол администрации Макфол, отношения были таковы, что его деятельность воспринималась не иначе, как организация революционной смены власти в России. К сожалению, и сам Макфол подал для такого восприятия немало поводов своей прежней деятельностью в качестве активиста Национального фонда демократии и борца с «путинизмом».42 В этой обстановке анти-российские группы воспользовались нарастающим кризисом доверия, настаивая, что жесткость в отношении российского руководства всегда являлась единственно правильной линией поведения. Новая «холодная война» «Возвращение» Путина и наступательного стиля российской политики Уже «перезагрузка», а затем и избрание Владимира Путина президентом в марте 2012 года выявили всю глубину разногласий в отношениях России и США. Последовавшее в ноябре того же года переизбрание Обамы на второй срок привело к новому кризису. Несмотря на продолжение сотрудничества по Афганистану, в области борьбы с терроризмом и ряде экономических проектов, Россия и США заняли противоположные позиции по всем важнейшим вопросам – размещение ПРО, стабилизация Ближнего Востока, внутренние изменения в России и революция в Украине. Москва не просто выражала свое несогласие с позицией Вашингтона, но и действовала вразрез с его интересами. Несмотря на приглашение Обамы, Путин отказался ехать на саммит НАТО в Чикаго после своего избрания, демонстрируя неудовольствие позицией США по ПРО. Кремль проявил независимость в вопросах стабилизации Сирии, отказываясь поддерживать спонсируемые западными странами резолюции в Совете Безопасности ООН. Кроме того, Россия отказалась продлить свое участие в американской программе Нанна-Лугара по снижению ядерных угроз, а затем предоставила политическое убежище Эварду Сноудену, несмотря на требования Обамы выдать его США. К нерешенности проблем безопасности добавилось раздражение Россией усилением давления США по линии ценностей. Формально в целях указания Кремлю на масштабы коррупции среди российского бюрократического аппарата, в Америке был принят Закон Магницкого, который запретил выдачу виз ряду российских чиновников и заблокировал их зарубежные финансовые счета. В ответ российская Дума приняла серию законов, ограничивающих приезд американских чиновников в Россию, а также Закон Димы Яковлева, запрещавший усыновление российских детей американскими. Госдепартамент США не смог скрыть своего раздражения и в связи с арестом и судебным наказанием участниц Pussy Riot, оскорбивших чувства православных своим «панк молебном» в главном соборе страны. В июне 2013 года российская Дума приняла также закон против «пропаганды нетрадиционных сексуальных отношений», поддержанный 88% граждан.43 Многие вмериканские правозащитники посчитали эти законы направленными против всех лиц гомосексуальной принадлежности, предложив в знак протеста бойкотировать российскую водку и проведение Олимпиады в Сочи. Обама также высказался против принятого Думой закона, объявив о своей «нетерпимости к тем 22 странам, в которых отношение к ЛГБТ ведет к их запугиванию или причинению им вреда».44 Отчасти под влиянием такого рода давления, ценностные акценты Путина после его избрания подверглись существенной корректировке. В первые периоды правления Путина Россия стремилась позиционировать себя как часть западного мира – страна демократии и рыночной экономики – с самостоятельными внешнеполитическими интересами. Такого рода позиционирование сохранилось даже после череды цветных революций в Евразии, хотя внутри страны были предприняты меры по ограничению деятельности прозападных негосударственных организаций и фондов. Во время правления Медведева упор на развитие отношений с Западом сохранился и даже усилился, чему способствовало благожелательное отношение к новому президенту со стороны администрации США. Теперь же упор был сделан на формулирование новой идеи, способной Россию внутренне, укрепить конструкцию сильного государства и традиционные ценностей. В начале 2012 года в одной из своих предвыборных статей Путин выдвинул понятие государства-цивилизации, выступил за жесткий отпор коррупции и обратил особое внимение на «дефицит духовных ценностей», рекомендую укреплять институты, ответственные за их развитие, в частности, школу и семью. Он подверг критике то, что воспринимал как отклонения Европы от традиционных религиозных и семейных ценностей и декларировал стремление к сохранению «независимости и суверенитета в духовной, идеологической и внешнеполитической сферах» как «неотъемлемую часть нашего национального характера». 45 В обращении в Федеральному Собранию 2013 года Путин сформулировал свое понимание России как «консервативной» державы и глобальной защитницы традиционных ценностей.46 Ряд аналитиков охарактеризовал разногласия двух стран как новую холодную войну.47 У этой аналогии имеются свои границы, ведь идеологические разногласия России и США не являются ни антагонистическими, ни глобальными, подобно противоборству систем «капитализма» и «социализма» во второй половине ХХ столетия. Тем не менее, очевидна глубина возникших между двумя странами разногласий, а также то, что разрешение этих разногласий потребует длительного времени. Наряду с разногласиями ценностного характера, Россию не устраивало стремление США к глобальному доминированию, ведшее к игнорированию российских интересов безопасности. Внешнеполитические документы России провоглашали формирование многополярного мира, в котором сотрудничество с Америкой представлялось в качестве партнерства равных, объединенных общим видением глоабальных угроз. Расширение НАТО, размещение элементов ПРО в непосредственной близости к российским границам при нежелании всерьез рассматривать возможность стратегического партнерства по безопасности со стороны западных стран не могло не способствовать усилению в Кремле позиций сторонников жесткой линии и укрепления страной военно-силовых ресурсов. Чем дальше, тем больше в Кремле были убеждены, что США делают ставку на протестные группы в России, стремясь опрокинуть российскую систему правления Путина. Активизация анти-российского лобби В этих условиях задачи анти-российского лобби существенно облегчились, поскольку политический класс США больше не воспринимал «путинскую» Россию в качестве партнера в реализации внешнеполитических планов страны. Оставалось работать 23 над тем, чтобы укрепить такое восприятие в официальных и политических кругах. Белому Дому нужно было внушить, что ведомая Путиным Россия представляет собой главную угрозу интересам и ценностям США, а следовательно необходимо готовиться к ее максимальной изоляции от стран Запада и жесткому отпору ее международным амбициям. Принятие Закона Магницкого и кризис, связанный со Сноуденэм, продемонстрировали возможности анти-российских групп. В случае с Законом Магницкого активизировались анти-российские группы и настроения в Конгрессе США. Значительную роль сыграл в этом глава фонда Эрмитаж капитал Уильям Браудер, выдворенный из России, а затем объявленный в розыск в связи с неуплатой налогов и другими и нарушениями российского законодательства. Работавший в его фонде Сергей Магницкий был арестован и умер в предварительном заключении. По заявлениям Браудера, Магницкий выявил коррупционные схемы, которыми пользовался ряд российских чиновников, стоявших за его арестом. Инициированное государством расследование дела Магницкого не было завершено, но Конгресс США уже сформулировал свое заключение, вознамерившись наказать коррумпированных государственных чиновников. Помимо лоббирования Браудера, важнейшую роль в продвижении закона сыграли влиятельный сенатор-демократ Бенжамин Кардин, выступивший спонсором закона и уже упоминавшийся сенатор-республиканец Джон Маккейн. И тот, и другой были убеждены в политической необходимости закона, способного заменить отмененную поправку Джексона-Вэника, которая была принята еще в годы Холодной войны и ограничивала торговые отношения с Россией в связи с ущемлением прав евреев. Кардин и Маккейн принадлежали к старшему поколению политиков, сформировавших свои убеждения в период противостояния СССР. И тот, и другой не проводили различий между советской и современной российской системой – Кардин по причинам своих связей с сообществом правозащитников, а Маккейн в силу убежденности в том, что Россия угрожает американским военно-политическим интересам. Принятый в декабре 2012 года новый закон позволял оказывать давление на руководство России, запрещая ее высокопоставленным, повинным в нарушении «прав человека» чиновникам въезд в США и хранение здесь каких-либо финансовых активов. Благодаря успешному лоббированию закона в описанной выше атмосфере обострения российско-американских отношений, он был принят подавляющим большинством голосов. Практически все основные американские СМИ выступили в поддержку закона, осудив при этом российскую политическую систему. Обама, первоначально высказывавшийся в отношении закона критически, теперь поставил под ним свою подпись. Победа анти-российского лобби состояла не только в том, что в результате политического давления президент изменил свое решение, подписав закон. Главное, что в результате Россия оказалась представлена наихудшим в мире нарушителем прав человека – хуже Китая и других стран, против которых никаких специальных законов не принималось. Другой победой анти-российских групп стала кампания по дискредитации руководства России в связи с его решением предоставить политическое убежище перебежчику Эдварду Сноудену. В данном случае произошла мобилизация внешнеполитических ястребов и военно-силовой части лобби, требовавших немедленной выдачи «предателя» Сноудена властям США и угрожавших в противном случае настоять на дезавуировании ядерного договора с Россией. В частности, прозвучало требование 24 пересмотреть умеренные приоритеты Обамы относительно размещения ПРО в Европе и вернуться к более амбициозным планам Буша-мл. Обама, утративший президентскую инициативу в ситуации с законом Магницкого, вновь пошел на уступки давлению американского политического истеблишмента и анти-российского лобби. Со стороны Белого Дома по адресу Кремля посыпались различного рода угрозы, включавшие в себя расширение списка Магницкого и ужесточение экономических и военных связей с Москвой. Несмотря на усиливающееся давление, Путин не только не выдал перебежчика, но и согласился с предоставлением ему политического убежища. Таким образом, он использовал ситуацию со Сноуденом для изобличения гегемонистских устремлений США и укрепления своих позиций как внутри страны, так и среди лидеров не-западных стран. Большинство собравшихся на саммит Двадцатки незападных участников в Петербурге в сентябре 2013 года с пониманием отнеслись к российской позиции. Однако немаловажно, что перед принятием таких решений Кремль предоставил Обаме пространство для маневра, заявив о своем предпочтении того, чтобы Сноуден покинул территорию России и смог вылететь в Латинскую Америку. Последнее требовало от американского президента проявить характер в отношениях со своим политическим классом. Вместо этого Обама полностью солидаризировался с требованиями анти-российски настроенного истеблишмента. Не получив удовлетворения своих требований, он пошел на не имевший прецедента шаг, отменив готовящийся в Москве саммит с Путиным. Как и в случае с законом Магницкого, «заслуга» анти-российских групп в эскалации напряженности в связи со Сноуденом и отмене московского саммита оказалась значительной. В всех описанных ситуация анти-российские группы стремились представить действия России как целенаправленный подрыв позиций США. Однако Кремль стремился в пределах возможного способствовать укреплению позиций Обамы внутри страны. Еще в период президентских выборов 2012 года Путин и Медведев недвусмысленно высказались в поддержку Обамы и против Митта Ромни, назвавшего Россию «главным геополитическим соперником» Америки. В начале же сентября 2013 года, реагируя на усиливающееся на Белый Дом давление со стороны внешнеполитических ястребов начать бомбардировки против правительство Сирии, Путин отозвался на предложение госсекретаря Джона Керри совместно способствовать уничтожению химического оружия в Сирии. Путин подробно разъяснил свою позицию на страницах Нью-Йорк Таймс, охарактеризовав отношения с Обамой как «растущее доверие».48 Запасы сирийского химического оружия являлись важнейшим раздражителем для политического класса США, убежденного, что правительство Ассада использует его в войне против вооруженной оппозиции. Вскоре последовали практические шаги, и уже в сентябре Лавров и Керри заключили соглашение о пофазовом уничтожении химического оружия в Сирии. Но даже в этом случае анти-российски настроенные американские политики попытались представить предложение России как направленное на ослабление позиций их страны в мире. Путин, настаивали они, и не собирается выполнять обещанное, а лишь втягивает США в длительный и безрезультатный конфликт на Ближнем Востоке. Критики вроде сенаторов Маккейна и Линдси Грэма сразу же осудили российско-американское соглашение как «беззубое» и неспособное решить поставленную задачу. Украинский кризис Развитие украинского кризиса 25 Кульминацией разногласий России и США стала ситуация на Украине, где в феврале 2014 произошла революционная смена власти. Америка и Евросоюз признали новое правительство в Киеве, в то время как российское руководство охарактеризовало случившееся как «анти-конституционный переворот». Вплоть до выборов нового президента Украины в мае 2014 Россия отказывалась иметь дело с новым правительством Киева. При этом Москва предоставила убежище бывшему президенту страны Виктору Януковичу, включила в состав России Крым, сосредоточила на украинской границе значительные силы армии и способствовала развитию протестных настроений на востоке Украины. На одной из пресс-конференций Путин назвал происшедшее в Украине «разгулом нацистских, националистических и анти-семитских сил».49 Украинский кризис подорвал позиции России в Евразии. Евразийский союз должен был теперь развиваться без Украины, а в самом Киеве к власти пришли анти-российские силы, видящие в восточном соседе своего главного врага. Ситуация укрепила решимость Путина защитить российские ценности и интересы безопасности. К последним относятся Черноморский флот к Крыму, который Москва защитила путем присоединения Крыма. По убеждению Кремля, смена власти в Украине означала возвращение страны к риторике и политике предшественника Януковича Виктора Ющенко, тащившего страну в НАТО, вопреки возражениям России и значительной части самих украинцев. Риторика членства в Евросоюзе без НАТО также не убеждала многих в Кремле, считавших такое членство лишь новым путем в евро-атлантический альянс. Существенным оказался и подрыв российских ценностей в Украине. Смена власти в Киеве укрепила позиции тех, кто во времена Ющенко и при его поддержке стремился подорвать позиции русского языка и чувство исторической сопричастности, связанной с участием в войне с фашизмом. Новое правительство отменило закон с гарантиями русского языка и продолжило линию подрыва общей российско-украинской исторической памяти. Среди членов нового правительства оказалось немало тех, кто был политически связан с националистической партией «Свобода», идеологические предшественники которой боролись против СССР на стороне нацистской Германии и участвовали в массовом уничтожении русских, евреев и поляков. После происшедшей ломки власти и низвержения Януковича вооруженный конфликт на Украине продолжал расширяться. Ни ополченцы, ни украинские радикалы не собирались соблюдать требования разоружения, зафиксированные в договоренностях, достигнутых в Женеве в апреле 2014 года. 2 мая сорок человек были заживо сожжены в Одессе. Весной и летом вооруженный конфликт на востоке страны принял наиболее ожесточенные формы с использованием тяжелого вооружения с обеих сторон, с быстро растущим количеством беженцев и жертв среди мирного населения восточных регионов Украины. Несмотря на кажущийся перевес сил украинской армии, во второй половине августа ополченцы при поддержке России перешли в наступление, взяв в окружение значительные части противника и восстановив контроль над территориями южнее Донецка. Эти победа стали основой заключенного в Минске соглашения о прекращении огня. В ответ на действия российского руководства, ведомые США западные правительства наложили санкции против ряда чиновников России и пригрозили продолжить экономическую изоляцию страны путем введения банковских и секторных санкций. Всю полноту ответственности за кризис на Украине Запад возлагал на Россию, освобождая при этом от ответственности себя и киевские власти. Киеву была оказана 26 полная моральная и политическая поддержка, в то время как с Москвой разговаривали лишь на языке ультиматумов и санкций. В июле 2014 года был сбит пролетавший над украинской территории малазийский самолет, в результате чего погибло 289 находившихся на борту человек. Без проведения расследования случившегося и предъявления каких-либо доказательств ответственность вновь была возложена на пророссийски настроенных ополченцев на востоке Украины и саму Россию. Против российской экономики ввели дополнительные санкции, активное участие в которых принял на этот раз и Евросоюз. В частности, был запрещен экспорт технологий двойного назначения, энергетического оборрудования и ограничен доступ российского капитала на европейские рынки.50 В ответ Россия наложила свои собственные санкции, ограничив доступ на свой рынок товаров европейской сельхозпродукции. В целом российский отношения с США и Евросоюзом опустились на чрезвычайно низкий уровень. Ситуация больше не подпадала под определение кризиса двусторонних отношений, но скорее напоминала объявленную России экономическую войну с целью наказать ее руководство за строптивость и установить полный контроль над развитием ситуации в Украине. Сближение позиций Белого Дома и анти-российского лобби Такого рода обстановка благоприпятствовала анти-российским группировкам, чьи позиции теперь разделялись многими представителями американского истеблишмента. Истеблишмент больше не нужно было убеждать в том, что Россия представляет собой важнейшую угрозу. Многие разделяли теперь тезис Ромни о России как «главном геополитическом противнике» США. Об этом теперь говорил и восприимчивый к настроениям политического класса президент Обама. Что бы ни происходило в российскоукраинских отношениях, Киев представлялся жертвой, а Москва – агрессором. В основных западных СМИ замалчивались вопросы ответственности украинских властей за трагедию в Одессе, массовые бомбардировки мирного населения донецкой и луганской областей, использование фосфорного оружия, трагедию малайзийского самолета, прославление или попустительство нацизму и многое другое. Россия превращалась в «негативного другого», через контраст с которым американский политический класс стремился утвердить превосходство собственных идеалов и ценностей. В сознании американцев, как во времена Холодной войны, Россия начинала трансформироваться в противоположность ведомому США «свободному миру» - новую «империю зла», систематически подавляющую права и свободы граждан и опирающуюся на грубую силу в расширении сферы своего контроля. С точки зрения формирования негативного образа России, работа анти-российского лобби была во многом завершена. Поэтому упор был сделан теперь на вопросах практического характера, т.е. оказании давления на Белый Дом в целях максимальной изоляции и жесткости в отношении России. Предстояло убедить Белый Дом в необходимости идеологической конфронтации с Москвой и замораживанию всех ее связей с Западом, а также укреплении Украины в ее противостоянии с ополченцами (а в будущем и России). Предстояло убедить Белый Дом и в необходимости вооружения армии Украины подготовки ее к вступлению в НАТО.51 Россия однозначно воспринималась как агрессор, и лишь немногие теперь видели ее в политике по отношению к Украине и Евразии стремление не к территориальной экспансии, а защите своих позиций. Спор в политическом классе США переместился в область обсуждения 27 лишь двух возможных, не исключающих друг друга вариантов – сдерживать ли внешнеполитические амбиции Кремля, опираясь на потенциал НАТО, или изолировать Россию по всему кругу вопросов, включая объявление ей экономической и идеологической войны и ведя дело к отставке Путина и последующему демонтажу «путинской системы». За первый вариант выступили политики вроде президента Брукинского института и в прошлом советника президента Клинтона Строба Талботта, который провозгласил возвращение к политике сдерживания в качестве оптимальной «стратегии Запада и миссии НАТО».52 Политику же конфронтации с Россией по широкому кругу вопросов сформулировал недавно вернувшийся из Москвы Макфол, разочаровавшийся теперь в недостаточно жесткой политике Обамы и готовый использовать прежние формулировки непримиримого борца с «диктатурой» Путина. Не добившись на должности посла США в России консолидации анти-путинской оппозиции и растеряв остатки авторитета в российском истеблишменте, Макфол сосредоточился на обосновании идейнополитической конфронтации с Кремлем. В программной статье в Нью-Йорк Таймс в марте 2014 года он заявил, что зигзаги в отношениях Запада и России закончились, как закончились и ожидания что ее руководство желает «постепенного подключения к существующему международному порядку». Новый российский режим есть стремящаяся к внешней экспансии и подавляющая внутренних противников диктатура, и следовательно противостоять ему по широкому кругу вопросов – необходимость американской внешней политики.53 Выступая от имени либеральных ястребов, Макфол не поддержал вооружение украинской армии и предложил сосредоточиться на информационно-идеологическом наступлении. Анти-российские силы в Киеве уже и так получали немалую поддержку со стороны вашингтонского истеблишмента, которую заместитель Госсекретаря по Европейским и Евразийским делам Виктория Нуланд именовала финансовыми ассигнованиями на поддержку демократии на Украине. Глава Национального фонда в поддержку демократии Карл Гершман высказался в пользу увеличения такой поддержки, которую он считал необходимой для свержения Путина. В сентябре 2013 года он заявил об именно таком понимании демократии и европейского выбора Украины.54 В этом контексте следует понимать предложения Макфола выделять, как во времена Холодной войны, более значительные ресурсы на традиционные и особенно новые СМИ в интернете.55 Сходная линия аргументации развивала параллели между действиями российского руководства в Крыму и на Востоке Украины и политикой Адольфа Гитлера, быстро перешедшего от аншлюса Австрии к окуппации Чехословакии и мировой войне. Эта аргументация использовалась теперь не только Бжезинским, Маккейном и проживающим теперь в США Саакашвили, но и будущим кандидатом в президенты Хилари Клинтон.56 Все они были убеждены в том, что Путин, как минимум, стремится к воссозданию Советского Союза, а, как максимум, новому расколу Европы. Но у логики представления российского лидера в качестве нового Гитлера, была и иная подоплека, связанная с требованиями военных ястребов и значительной части антироссийского лобби оказать «ревизионистской» России военное, а не только политическое и информационное, сопротивление. К такому сопротивлению теперь склонялись и многие в истеблишменте, считавшие военное сдерживание единственным способом умерить военные амбиции Кремля. Особенно воинственно были настроены республиканцы, 28 которые в ноябре 2014 года одержали победу над демократами и представляли теперь явное большинство в Конгрессе. Как и в предыдущие информационные компании против России, анти-российское лобби использовало для самомобилизации подготовку и размещение в публичном пространстве коллективных писем. Такая практика позволяла уточнить идеологические ориентиры и способствовать объединению разношерстных групп внутри лобби. Ранее подготовка коллективных писем предпринималось для оказания давления на Кремль, как это было, например, непосредственно после Бесланской трагедии в сентябре 2004 года (подробнее об этом в – книге) и в целях саботирования «перезагрузки» в 2009 году. В данном случае поводом для подготовки нового письма послужило заявление в августе 2014 года так называемой группы Бойсто о перспективах урегулирования кризиса на Украине. Собравшись на финском острове Бойсто российские, американские и европейские аналитики выработали рекомендации по разрешению кризиса, включая отвод регулярных формирований российской и украинской армий, достижение Украиной статуса нейтральной в военно-политическом отношении страны, меры по децентрализации и разрешению вопросов гуманитарного, социального и культурного характера.57 Ответ на рекомендации группы Бойсто был подготовлен при руководстве и координации участника прежних анти-российских акций директора Фридом Хаус Дэвида Крэмера.58 Авторы письма немедленно заявили, что «мы нижеподписавшиеся решительно отвергаем» описанный план экспертов как односторонний, исключающий Украину из рассмотрения и не принимающий во внимание агрессивного характера действий и намерений России. Авторы отвергли все самые значительные из предлагавшихся мер, потребовав возвращения Крыма, настояв на возможности включения Украины в НАТО и предоставлении ей всей необходимой военной помощи для восстановления «суверенитета» на востоке и борьбы с российским «агрессором». В том, что предмет письма являлся больше поводом, чем причиной озабоченности «нижеподписавшихся» (всего 88 имен), убеждает их список, в котором, помимо политиков и экспертов, находятся представители групп, учавствовавших в ряде прежних акций по дискредитации российского руководства. Среди них стоит упомянуть президента и других сотрудников Фридом Хаус, президента и других сотрудников (бывших и нынешних) Национального фонда в поддержку демократии, нескольких бывших послов США в странах Восточной Европы, бывшего посла США в России Макфола (никто из других бывших послов в России участия в акции не принял), украинских лоббистов и представителей украинского национализма, представителей радикального российского западничества, включая экономиста Андрея Илларионова, журналиста Евгения Киселева и политологов Лилию Шевцову, Георгия Сатарова и Игоря Клямкина, а также сотрудника сенатора Маккейна и грузинского лоббиста Рэнди Шенеманна. Вклад анти-российских групп в ухудшение российско-американских отношений Как и в случае с грузинским конфликтом, успехи анти-российского лобби стали возможны в силу неспособности президента защитить политику развития отношений с Россией и пассивности общественного мнения. Примерами первого стало поведение Обамы во всех критически важных для развития отношений с Москвой ситуациях. Президент не воспользовался правом наложить вето на закон Магницкого, отменил саммит в Москве, а в ситуации с Украиной предпочел поиску диалога публичные угрозы в 29 адрес российского руководства, санкции и редкие телефонные разговоры с Путиным. Что касается общественного мнения, то демократия в США отнюдь не является «рациональным выбором хорошо информированных граждан», как определял данную политическую систему австрийский социолог Йозеф Шумпетер. Вместо это для американской системы характерна способность элит формировать общественное мнение. Политики типа Маккейна, Макфола и им подобные легко получают доступ к средствам массовой информации, редко получая достойную отповедь со стороны представителей политического класса или экспертов. Если же призывающие к диалогу с Россией находятся, то они рискуют, что за ними закрепится ярлык путинистов и апологетов Кремля. Тем не менее, вопреки всем усилиям, анти-российским группам не удалось убедить Белый Дом в необходимости военной конфронтации с Москвой. Несмотря на просьбы президента Украины Петра Порошенко в ходе его визита в США в сентябре 2014 года, идея вооружения украинской армии на официальном уровне не была поддержана администрацией Обамы.59 Не был дан и сигнал поддержки украинского руководства во вступлении в НАТО. Вместо этого, во время визита на Украину в ноябре 2014 года вицепрезидент Байден сосредоточился на необходимости проведения в стране экономических реформ и борьбы с коррупцией. Кроме того, со стороны американского руководства была подчеркнута необходимость возобновления минского переговорного процесса, против чего возражал Киев и анти-российское лобби в Вашингтоне. Их возражения были связаны с нежеланием легитимизировать «пророссийских» ополченцев, договариваясь с ними. Главным оставался настрой на военное подавление противника. Будущая политика США: что делать России? Американский консенсус относительно России На сегодняшний день в американском политическом классе сложился консенсус, согласно которому «путинская» Россия является противником США, диалог с которым не может быть успешным. Большинство представителей истеблишмента – и в том немалая «заслуга» анти-российского лобби – убеждены, что Путина надо остановить на Украине, иначе он пойдет дальше. Разногласия касаются лишь методов сдерживания России, причем число сторонников вооружения Украины, Прибалтики и других стран Восточной Европы продолжает расти. За диалог с Россией выступают немногие. Подавляющее большинство убеждено в необходимости санкций против российской экономики и их дальнейшего ужесточения. По существу, санкции превратились в замену реального стратегического диалога с Россией и способ обоснования его отсутствия перед собственными гражданами. Санкции сделались внутриполитической необходимостью и не могут быть отменены до тех пор, пока к власти не придет руководство, способное предложить новое видение отношений с Россией. В этих условиях военная конфронтация менее вероятна (хотя не исключена), т.к. в основном уже переведена в экономическое русло. Анти-российская политика в США остается натурой устойчивой, связанной с исторически сформировавшимися амбициями продвигать образ самой свободной и демократической страны в мире, контролировать энергетические потоки в Евразии и получать мощные ассигнования правительства на военные разработки. В основном сохраняют свое значение сформулированные выше условия российско-американского отчуждения и влиятельности анти-российского лобби. В контексте миссионерской 30 политической культуры США ослабление ее позиций в результате глобального кризиса может быть представлено для обоснования односторонних действий как в отношении Ирана и Китая, так и России с ее "имперскими" амбициями в Евразии. Американские СМИ по прежнему ориентированы не столько на объективное освещение позиции России, сколько на некритичное следование официальному курсу или раскручивание сенсаций. Российское лобби в США слишком слабо, чтобы повлиять на деятельность центральных СМИ. Наконец многие эксперты по России в американских мозговых центрах относятся к намерениям ее руководства с подозрением и исходят из презумпции его виновности в кризисных ситуациях в международных отношениях. На изменение этих реалий США уйдет не одно десятилетие. Годы, прошедшие со времени окончания холодной войны, показывают, что при попустительстве президента кампании по дискредитации России могут быть весьма эффективны. Речь идет не только о новых попытках идеологического обоснования международной изоляции России, но и о целом ряде иных средств в арсенале анти-российской политики – пропаганде во влиятельных СМИ, проведении экспертно-политических конференций с заранее известными выводами, организации коллективных писем общественности, подключении Голливуда и других. Возможности прагматического поворота в Вашингтоне Следует сказать и о факторах, которые будут ограничивать деятельность антироссийских группировок. Главный из них связан с растущей озабоченностью американского политического класса новыми угрозами позициям лидерства США в мире. Несмотря на глубину и возможную долговременность нынешнего кризиса в российскоамериканских отношениях, без диалога (через посредников или напрямую) обойтись не удастся. Хотя влиятельные круги американского военно-промышленного комплекса все еще рассматривают российскую угрозу как серьезную, на роль новых угроз все более настойчиво выдвигаются Китай и мусульманский мир, объединенные в свое время Сэмюэлем Хантингтоном в «исламо-конфуцианский блок».60 В частности, как ближайшая и требующая безотлагательного реагирования проблема специалистами все определеннее рассматривается Иран. По мере роста такого рода угроз, анти-российское лобби будет тесниться лоббистскими группами анти-китайской, анти-иранской и иной направленности. Не исключено, что в условиях роста нестабильности и асимметричных угроз в США возобладает наконец стремление видеть в России не потенциальную угрозу, а партнера в поиске совместных решений. Впрочем, до достижения этого результата обеим сторонам придется пройти немалый путь. Будущей гарантией курса на нормализацию российско-американских отношений может стать новый прагматизм Белого Дома и способность руководства страны последовательно проводить в жизнь курс на поддержание диалога и сотрудничества, не делегируя важнейшие вопросы на нижестоящие уровни политического процесса. Для получения таким курсом достаточной поддержки в американском истеблишменте потребуется немалое время и усилия. Ведь всякое улучшение российско-американских отношений непременно будет сопровождаться усилиями по саботажу конструктивной политики руководства двух стран. Стратегия России 31 Как быть России? Можно ли подорвать позиции анти-российских групп в США и изменить российский имидж, не жертвуя при этом жизненноважными интересами и ценностями страны? Думается, что стремиться к диалогу с американским интеллектуальным сообществом необходимо, как необходимо помогать выживанию и развитию в Америке тех, кого не надо переубеждать в значимости и незлонамеренности России – русской диаспоре, славистам и всем настроенным на сотрудничество двух стран. Укрепление сторонников такого сотрудничества в США отвечает долгосрочным интересам России. Следует воздерживаться от непродуманных заявлений, не говоря уже о сознательном провоцировании образа американской угрозы в российском общественном сознании. Необходимы и новые усилия по развитию связей с Америкой на дипломатическом и неправительственном уровнях. Без активного присутствия в глобальном медийном пространстве Россия будет восприниматься как страна, погрязшая в коррупции и надорванная внешнеполитическими амбициями, а не как растущая и готовая к сотрудничеству держава. В век новых средств массовой коммуникации и «мягкой власти» глобальная пропаганда образа российского государства как ответственного за процветание своих граждан и мирное разрешение международных конфликтов является непременным условием сохранения ею влияния в мире. Вместе с тем, работая в этом направлении, важно понимать не только возможности, но и пределы усилий пирщиков и имиджмейкеров. Россия – огромная трансконтинентальная держава со сложным комплексом интересов и ценностей, существенно отличающихся от западных и нуждающихся в четком формулировании и защите. Российский путь – свой собственный. Сближаясь как с Западом, так и Востоком, Россия обязана оставаться Россией – страной с особой геополитической идентичностью и цивилизационной миссией поддержания культурного и политического баланса в Евразии. Иходя из этого, главным направлением деятельности должно стать укрепление внутренних ценностей, материально-экономических и интеллектуальных основ развития страны в усложняющемся мире. Во-первых, необходимо понимание и развитие российских ценностей, провоглашенных руководством страны как связанных с поддержанием этнического многообразия, укреплением системы государственного управления и поддержанием ценностей образования и семьи. Используя предложенные Кремлем идеи «государствацивилизации» и «консервативной» державы, нужно создать такой образ страны, который вберет в себя лучшие компоненты российских ценностей без излишнего их противопоставления Западу. Кстати, за исключением советского периода Россия никогда не формулировала свои ценности как антизападные. Речь всегда шла о формировании и защите ценностей, традиционно уважавшихся в западных странах, – о христианском гуманизме, межэтническом диалоге, сильном государстве и социальной справедливости. Сегодня задача состоит в том, чтобы выработать новый, приемлемый для России синтез этих ценностей. В этих ценностях немало универсального, и это должно облегчить задачу их будущей защиты и продвижения в мире. У России имеется немалый исторический потенциал для проведения внешней политики ценностей. Однако, эти ценности должны быть прежде всего четко сформулированы и разделяться широкими слоями населения. Господство же групповых интересов и коррупции в высших эшелонах власти не способно вести к чему то большему, нежели договоренности относительно «прагматичной» внешней политики. Слабое, неффективное государство не способно на постановку и решение долгосрочных задач. 32 Переформулировать сообразно времени традиционные русские ценности и национальную идею – задача сложная, которая под силу философам и международникам-теоретикам, но не пиарщикам, экспертам и журналистам. После внутреннего осознания и развития ценностей можно будет ставить задачу их продвижения во внешней политике, действуя наступательно и конкурируя на ценностном поле с Китаем, Евросоюзом, США, Турцией и другими странами. Эти страны действуют наступательно, активно продвигая и насаждая свои ценностные принципы в Евразии и других регионах мира. В ряде аспектов нет оснований противопоставлять одну систему ценностных ориентаций другой: для такой страны, как Россия западничество может сочетаться и даже органически соединяться с плодотворным сотрудничеством с другими частями мировой системы, сближаясь с Западом и Востоком, но при этом оставясь Россией. Без активной политики сохранения, защиты и продвижения своих ценностей в мире сфера российского культурного влияния будет продолжать сужаться, а кризисы в Евразии, подобные грузинскому и украинскому, станут постоянным явлением. Во-вторых, важно помнить о важности развития материально-силовых и экономических ресурсов страны, использование которых может обуславливаться слабостью иных, в том числе ценностных ресурсов. Существенно и осознание границ использования материально-силового ресурса во внешней политике страны и продвижении ее ценностной системы. Надорванность продвижением коммунистических проектов по всему миру, вопреки имеющимся возможностям, должна была многому научить российских политиков. Новая внешняя политика не должна стать вторым изданием советской политики или же уподобиться панславизму, подтолкнувшему Россию к разрушительной войне с Германией и Австрией в в 1914 году. Должен стать уроком и захлебывающийся сегодня американский проект продвижения либеральной демократии в мире. Сегодняшний – и сравнительно длительный – этап не восстановления «своей империи», а собирания, сбережения и осторожного продвижения своих ценностей там, где для этого уже имеется подготовленная почва. Нужно готовиться к длительному и упорному самоутверждению в мире, причем расчеты на кризис или упадок западной цивилизации могут, во-первых, не оправдаться, а во-вторых, являются сомнительно плодотворными в принципе. Наконец, необходим поиск новых теоретических основ формирования российской внешней политики. Предстоит заново осмыслить природу современной системы международных отношений, характер внешних вызовов и оптимальные варианты ответа на эти вызовы. Формирование действительно полицентричного или многополярного мира потребует значительного времени. Период же неопределенности или «несбалансированности» мира скорее всего продлится не одно десятилетие и окажется наиболее опасным со времени окончания второй мировой войны. На это время российской внешней политике нужны новые ориентиры, выводящие ее за пределы чрезмерно абстрактной и дезориентирующей теории многополярного мира. Успехи российской политики должны быть связаны сегодня с гибким отстаиванием национальных интересов, а не фронтальным столкновением с агрессивными и сильными державами, главной из которых выступает сегодня США. Конфликты, подобные грузинскому и украинскому, не должны стать правилом. Необходимо новое понимание превентивной дипломатии в Евразии, новое понимание российских интересов в Азии и новый поиск сфер взаимодействия с западными странами. 33 Ссылки О циклах отношений США и России, см. также: Stent A. The Limits of Partnership: U.S.Russian Relations in the Twenty-First Century. Princeton, 2014. 2 См. об этом подробнее в моей книге Внешняя политика России от Горбачева до Путина. Москва, 2008. 3 См. Подробнее об этом периоде: Соловьев Э. Г. Россия во внешнеполитической стратегии Обамы: преемственность и обновление.// Мировая экономика и международные отношения, № 8, 2010; Deyermond R. Assessing the Reset: successes and failures in the Obama administration’s Russia policy, 2009-2012. // European Security, December 2013. 4 Russian military expert Dvorkin baffled by Polish Patriot move, urges joint plan. // InterfaxAVN, May 28, 2010. 5 См., например: Daniel Treisman, “The Two Putins,” CNN Opinion, March 4, 2004 http://www.cnn.com/2014/03/03/opinion/treisman-two-putins/ Подробная критика этих теорий содержится в моей статье Assessing Cultural and Regime-Based Explanations of Russia’s Foreign Policy: 'Authoritarian at Heart and Expansionist by Habit'? // Europe-Asia Studies, Vol. 64, No. 4, June 2012. 6 Цыганков А. Отложенный полицентризм: американские споры о мировом порядке. // Россия в глобальной политике, No. 5, 2014. 7 Tsygankov A. Russia and the West from Alexander to Putin. Cambridge, 2012. 8 В США стремились укрепить отношения с Медведевым, надеясь усилить его позиции и ослабить Путина (Saunders P. Another Setback for the Reset. // The National Interest, March 6, 2012, http://nationalinterest.org) 9 Путин В. Встреча с экспертами международного дискуссионного клуба Валдай, 19 сентября, 2013; Путин В. Послание президента Федеральному Собранию Российской Федерации, 13 декаря 2013, http://president.kremlin.ru 10 Об образах России в работах современных американских аналитиков, см.: Э. Я. Баталов, В. Ю. Журавлева, К. В. Хозинская. «Рычащий медведь» на «диком Востоке». Образы современной России в работах американских авторов: 1992-2007. Москва, 2009. 11 Подробнее о влиянии внешнеполитической элиты США на формирование рейтинга политической системы России см: Tsygankov A., Parker D. The Securitization of Democracy: the Freedom House Ratings of Russia. // European Security, Vo. 24, No. 1, 2015. 12 Polish foreign minister says country's alliance with US worthless.// The Guardian, Sunday 22 June 2014. Кроме того, по мнению ряда специалистов, Сикорский сыграл важную роль в предотвращении сближения России и Украины в 2013 году (Антоль Ливен, «Ненависть к России» застила глаза американскому истеблишменту, Русская идея, 13 сентября 2014 http://politconservatism.ru/experiences/nenavist-k-rossii-zastila-glaza-amerikanskomuisteblishmentu/ 13 Cм. рецензии А. Умланда и П. Ратланда в журналах Europe-Asia Studies (62, 5, 2010) и Choice (47, January 2010). 14 Brzezinski Z. The Premature Partnership. // Foreign Affairs, March 1994. 15 Февральская конференция в 2003 American Enterprise Institute была организована под характерным названием «Опасные связи: Россия и оси зла». 16 См. например: Timothy Snyder, “Ukrainian Extremists Will Only Triumph if Russia Invades,” The New Republic, April 17, 2014; Putin’s Valdai Speech Echoes Not Churchill’s at Fulton but Hitler’s at Berchtesgaden, Illarionov Says.// Johnson Russia List, November 10, 2014. 1 34 См., например, доклад Совета по Внешней Политике (Council of Foreign Relations) организации, представляющей интересы как либералов, так и консерваторов – «Неверное направление России» (Russia’s Wrong Direction, New York, 2006). 18 Donald Rumsfield, “NATO Expansion Should Continue,” Wall Street Journal, March 28, 2008. 19 Mark Benjamin, “McCain: To Russia, without love,” Salon, June 9, 2008 < www.salon.com> 20 Dan Eggen and Robert Barnes, “McCain Giving Utmost Attention To Georgia,” Washington Post, August 15, 2008. 21 Например, все трое подписали бесланское письмо к главам правительств Евросоюза и НАТО, организованное неконсервативной группой Project for New American Century и опубликованное уже через две недели после атаки террористов в Беслане (An Open Letter to the Heads of State and Government Of the European Union and NATO, September 28, 2004). Авторы письма – 115 видных политиков, общественных деятелей и интеллектуалов Запада – в основном возлагали ответственность за происшедшее на Кремль, используя случай не столько для выражения солидарности России в борьбе с мировым терроризмом, сколько для оказания давления на "авторитарный режим" Путина вступить в переговоры с "законно избранным президентом Чечни" Асланом Масхадовым. 22 Cм., например: S. Charap and A. Petersen, “Reimagining Eurasia: A New "Great Game" Will Not Increase U.S. Influence in Russia's Backyard,” Foreign Affairs, August 20, 2010 23 Hachigian N., Charap S. Heritage Makes a Weak Case Against Engagement. Washington, DC: Center for American Progress, September 9, 2010 24 Первый доклад комиссии был опубликован в марте 2009 года (The Right Direction for U.S. Policy toward Russia) 25 “Vice President Joe Biden’s Interview to Peter Spiegel,” The Wall Street Journal, July 23, 2009 Ряд американских аналитиков выступил со сходных позиций (Cм., например: L. Aron, " Darkness on the Edge of Monotown," New York Times, October 17, 2009; J. Mankoff, "Internal and External Impact of Russia’s Economic Crisis," Proliferation Papers, No. 48, March 2010). 26 Подобная аргументация представлена, например, в: D. J. Kramer, "Resetting U.S.-Russian Relations: It Takes Two," The Washington Quarterly, # 4, 2009; I. Krastev, " Strong enough for a 'reset' with Russia?" Washington Post, December 1, 2009. 27 L. Gudkov, I. Klyamkin, G. Satarov and L. Shevtsova, " False Choices For Russia," Washington Post, June 9, 2009. 28 Foreign Policy Initiative Letter Asks Obama to Make Human Rights Central to Talks in Russia, Weekly Standard, July 1, 2009. 29 Barak Obama and Dmitry Medvedev, Remarks by President Obama and President Medvedev of Russia at New START Treaty Signing Ceremony and Press Conference. Prague, Czech Republic: White House Press Release, April 8, 2010. 30 D. J. Kramer. “America's silence makes us complicit in Russia's crimes,” Washington Post, September 20, 2010. 31 Russia's Expanding Influence, Stratfor, 4 parts, March 12, 2010. 32 По мнению Стратфора, Кремль уже добился контроля над Казахстаном, Украиной, Беларусью и Грузией и готовит усиление в Прибалтике, Азербайджане, Турменистане и Узбекистане. 33 Open letter: Europe must stand up for Georgia, The Guardian, September 22, 2009; W. Courtney, D. Corboy and K. Yalowitz, "Beware Russia’s three tinderboxes," 17 35 opendemocracy.net, September 1, 2009; R. Kagan, "The Russia "Reset" Fraud," Washington Post, May 25, 2010; M. Gongadze and N. Diuk, "Yanukovych's 100-Day Drift to Moscow," Wall Street Journal, June 9, 2010; D. J. Kramer, " Russia's 'new' stance remains anti-West," Washington Post, June 22, 2010. 34 A. Cohen, “Time to Revise Obama's Russian "Reset" Policy,” The Heritage Foundation, October 26, 2010. 35 P. Brookes and O. Graham, New START: Beyond the Rhetoric, The Heritage Foundation, WebMemo #2957, July 13, 2010. 36 M. Romney, "Obama's worst foreign mistake," Washington Post, July 6, 2010. 37 "France's valentine to Russia," Editorial, Washington Post, February 15, 2010 38 S. Pifer and S. Talbott, "New START is no mistake," Washington Post, July 7, 2010. 39 S. Nunn, I. Ivanov, and W. Ishchinger, "All Together Now: Missile Defense," International Herald Tribune, July 22, 2010. 40 Ibid. 41 Фененко, "Реален ли противоракетный компромисс?" Независимая газета, 2010. 42 Уже работая в Белом Доме в качестве советника президента по России, Макфол продолжал встречаться с представителями радикальной российской оппозиции, высказываясь за необходимость «депутинизации» страны, http://www.wikileaks.org/plusd/cables/10MOSCOW305_a.html 43 “Moscow Dismisses Western Criticism of Gay Propaganda Law,” RIA Novosti, August 7, 2013. 44 Christi Parsons, “Obama criticizes Russia's new anti-gay law in Leno interview,” Los Angeles Times, August 7, 2013. 45 Путин В. Встреча с экспертами международного дискуссионного клуба Валдай, 19 сентября, 2013 http://president.kremlin.ru 46 Путин В. Послание президента Федеральному Собранию Российской Федерации, 13 декаря 2013 http://president.kremlin.ru 47 Stephen F. Cohen, “America's New Cold War With Russia,” The Nation, February 4, 2013. 48 Vladimir Putin, “A Plea for Caution From Russia,” The New York Times, September 11, 2013. 49 Путин В. Пресс-конференция, Kremlin.ru, 4 марта, 2014 http://eng.kremlin.ru/news/6763 50 Alexey Eremenko, “Who Is Benefiting From West-Russia Sanctions War?,” Moscow Times, August 6, 2014. 51 Karatnycky A. “Putin's Project Sparta: As the US Congress Reconvenes, It and Europe Must Respond to the Kremlin's Coming Offensive in Ukraine,” Atlantic Council, November 12, 2014. 52 Peter Baker, “Obama Team Debates How to Punish Russia,” New York Times, March 12, 2014. 53 Michael McFaul, “Confronting Putin’s Russia,” The New York Times, March 23, 2014. 54 Цит. по ответу Джона Миршаймера критикам: Faulty Powers: Who Started the Ukraine Crisis? Foreign Affairs, November-December 2014. 55 Michael McFaul, “To Beat Putin, Support Ukraine,” New York Times, August 11, 2014. 56 Stephen F. Cohen, “The Silence of American Hawks About Kiev's Atrocities,” www.thenation.com, June 30, 2014 57 В российской печати предложения были опубликованы в газете «Коммерсант» (Предложения экспертов «группы Бойсто». // Коммерсант, 26 августа 2014. 36 58 Uri Friedman, 'A Ukraine Peace Plan That Excludes Ukrainians Is Unacceptable': A response to the Boistö Group's 24-step agenda for resolving the crisis, The Atlantic, September 1, 2014 www.theatlantic.com 59 Декабрьский саммит НАТО однако приблизился к принятию решения о начале осуществления поставок летальных вооружения украинской армии. 60 S. Huntington, The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. New York, 1996. 37