Монополия государственной идеологии
advertisement
Ленинская мифология государства Розин Э. Монополия государственной идеологии Труды Ленина, в том числе о государстве, не были теорией в собственном смысле слова и даже не носили частного теоретического характера, хотя бы уже по уровню их идейного содержания. Но не только это. Выставляя их читающей публике, Ленин самой своей грубостью и нетерпимостью исключал даже возможность их развития единственно теоретическим методом – методом научной дискуссии. Наоборот, по мере укрепления его личной власти, речь шла уже не о полемике, а о слепом следовании ленинским догматам под угрозой кровавой физической расправы с любым вольномыслием. Это к тому, что вне контекста огосударствления ленинской идеологии самим ее автором ее распространенность просто не может быть понята. Таким образом, как это и не покажется необычным для теоретического анализа, но в данном случае он окажется не полным без ссылки на систему подавления, при помощи которой насаждалась ленинская идеология. Мы уже писали о том, что в предоктябрьский период В.И. Ленин заложил основы своей борьбы с инакомыслящими и предпринял попытки представить идеологию большевизма в качестве единственной «истинной» доктрины. Уже тогда он создавал предпосылки для утверждения идеократии, монополии единой идеологии в государственном масштабе. Его мысли о монополии государства в политической, экономической и духовной жизни, о неограниченной монополии большевистской идеологии открывали возможности для создания духовного тоталитаризма, государственной идеологии, находящей свое отражение в государственном терроризме. Превращение большевистской партии после октябрьского переворота в партию правящую открывало возможность усилить борьбу с инакомыслием, возвести ее на государственный уровень. Это и было всемерно использовано Лениным, постепенно превращающим, по мере усиления Советского государства, большевистскую идеологию в государственную религию, за оппозицию к которой налагались всевозможные кары. 1 В предоктябрьский период, когда большевизм был лишь одним из направлений в социалистической теории и социалистическом движении, Ленин достаточно резко, порой возмутительно грубо, высказывался о Каутском и многих других, с кем он разошелся по идейным соображениям. Он проявил удивительную нетерпимость ко многим экономистам и философам из противоположного лагеря. При этом Ленин не стеснялся в выражениях. В какой-то мере можно понять почти патологическую неприязнь Ленина к Каутскому, которого Ленин считал своим личным врагом, и этим объяснить его резкие выпады против одного из ближайших последователей Маркса и Энгельса. Может быть, бранчливость Ленина в адрес его оппонентов объясняется, как это полагают некоторые исследователи, сложным ленинским характером, его нетерпимостью к своим противникам, любому, кто осмеливался ему возражать? Видимо, в этих суждениях есть какой-то резон. И все-таки ленинская характерологическими резкость чертами объясняется, Ленина, а его главным образом, не общим отношением к инакомыслию, к противоположным взглядам, а может, даже усердно подавляемым в себе комплексом неполноценности, осознанием собственной идейной ущербности. Известно общее отношение Ленина к Л.Н. Толстому, которого он считал зеркалом русской революции. Но Ленин ни в коем случае не приемлет идей ненасилия, которые развивал Толстой. Это была его, так сказать, официальная позиция. А вот, что пишет Ленин в письме орькому 3 января 1911г., высказываясь о Толстом и основателе социал-демократии в России Плеханове: «Насчет Толстого вполне разделяю Ваше мнение, что лицемеры и жулики из него святого будут делать. Плеханов тоже взбесился враньем и холопством перед Толстым» (48,11). И это написано о Плеханове, в известной мере учителе Ленина. И грубые слова о вранье и холопстве перед ушедшим только что из жизни великим русским писателем. 275 Конечно, превращение вождя большевистской партии в создателя и руководителя государства было благоприятным для трансформации ленинской идеологии в неограниченную монополию государственной идеологии, как одной из важнейших предпосылок, да и характерных черт тоталитаризма. И Ленин немедленно воспользовался открывшимися новыми благоприятными для него возможностями. Однако прежде чем перейти к вопросу об оценке ленинской нетерпимости к инакомыслящим после октябрьского переворота (и тому, что за этим последовало), следует еще раз посмотреть аналогичное отношение Ленина к соратникам по партии и к руководящим деятелям других партий социалистического толка в предоктябрьский период. Для этого вновь перелистаем несколько томов собрания сочинений Ленина. Всего несколько томов, чтобы не очень утомить читателя. В другом письме Горькому в феврале 1912 г. Ленин с восторгом пишет о том, что наконец-то удалось, вопреки соратникам по партии, которых он называет «ликвидаторской сволочью», возродить партию и Центральный Комитет. (48, 44) Ленин просто патологически нетерпим. О своем соратнике и товарище, будущем наркоме в советском правительстве Луначарском Ленин в письме Г. Л. Шкловскому 12 марта 1912 г. писал: «...Ну, не мерзавец ли сей Луначарский?» (48,49). В письме Л.Б. Каменеву 25 февраля 1913 г. Ленин писал: «Прочел «Темы дня». Ну и сволочь» (48,169). «Сволочь» – одно из любимых в лексиконе бранных слов Ленина. Как теперь ясно, недостаточно образованный философски, В.И. Ленин требовал «восстать против поганого эмпириомонизма и т. под. мерзостей, позорящих пролетарскую партию». (48, 190). Уже отмечалась явная неприязнь Ленина к интеллигенции, граничащая с ненавистью. В письме Л.Б. Каменеву 27 февраля 1914 г. Ленин писал: «Как говорят, уход Богданова вызвал недовольство (среди интеллигентской швали)» (48, 262). А вот, что было написано в письме А.Г. Шляпникову 27 октября 1915 г. об одном из основателей и лидере голландской социал-демократической партии Трульстре Питере Йеллесе. «...Жалею, что Вы метали бисер перед ним... Трульстры + сволочь оппортунистов в Vorstande (правлении, или ЦК.– Ред.) немецких социал-демократов ведут сейчас пакостную интрижку, чтобы все замазать» (49, 21). И еще о Плеханове в письме В.А. Карпинскому и С.Н. Равич 21 ноября 1914 г.: «Сейчас получили Ваше письмо. Кто свинья, Сиг или Плеханов? Или оба?» (49, 33). Пожалуй, похлеще о Каутском и Бернштейне в письме К.Б. Радеку, написанном позднее 19 июня 1915 г.: «Мое мнение, что «поворот» Каутского + Бернштейн + КО (+500+1000+??) есть поворот говна (= Dreck), которое почуяло, что массы дальше не потерпят, что «надо» повернуть налево, дабы продолжать «надувать массы». 276 Это ясно... Съедутся говняки, скажут, что они «против политики 4 августа», что они за «мир», «против аннексий» и... тем помогут буржуазии тушить зачатки революционного настроения» (49, 81–82). Характерна здесь ссылка на то, что Каутский, Бернштейн и КО почувствовали изменение настроения масс и повернули «налево». В дальнейшем такие ссылки на массы, массовые движения станут у Ленина непременными. А пока он ограничиваемся обвинениями в адрес Каутского и Бернштейна в том, что они помогают буржуазии тушить зачатки революционного настроения масс. В письме к И.Ф. Армайд 7 ноября 1916 г. Ленин о Роберте Гримме – одном из лидеров социал-демократической партии Швейцарии (давшей убежище Ленину), участнике Циммервальдской и Кинталь-ской конференций и председателе Интернациональной социалистической комиссии, писал: «Гримм нахал и сволочь: он подло нападает не на меня (как ошибочно думает Григорий, плохо осведомленный Зиной), а на Радека» (49, 322). И в другом письме к той же И.Ф. Арманд 8 января 1917 г. говорится: «Подлец Гримм во главе всех правых провел (против Нобса, Платтена, Мюнценберга и Нэпа решение отложить на неопределенное время партийный съезд... ...Председатель Циммервальда и пр. – и такой подлец в политике!» (49, 357). О своем будущем наркоме и председателе Реввоенсовета Республики в письме к И.Ф. Арманд 19 февраля 1917 г Ленин писал: «...Приехал Троцкий, и сей мерзавец сразу же снюхался с правым крылом «Нового Мира» против левых циммервальдовцев!!» (49,390). Подобные высказывания могут быть приумножены. Но и те, что приведены, свидетельствуют об удивительной нетерпимости Ленина к малейшим отклонениям от его взглядов. О нем можно сказать словами поэта: «Скажите, Вы, смеясь или в печали, ошибкою добро о ком-нибудь сказали?» Не случайно все сочинения, авторы которых выступают как апологеты Ленина, подчеркивают его «непримиримую борьбу», борьбу возглавляемой им большевистской партии против антипартийных групп и течений. На собрании партийных работников Москвы 27 ноября 1918 г., в заключительном слове по докладу об отношении пролетариата к мелкобуржуазной демократии, Ленин отметил в очередной раз, что учение Маркса и Энгельса не догма, которую заучивают, и подчеркнул, что об этом он говорил всегда. Но на самом деле для него не догмой была лично определенная интерпретация им соответствующих оложений Маркса и Энгельса, которые он считал вправе толковать, как ему вздумается. Однако все то, что изрекалось Лениным, превращалось в догму, освящаемую его положением как вождя большевистской партии и руководителя Советского государства. Сразу же после государственного переворота в октябре 1917 г., т.е. вскоре после написания «Государства и революции», Ленин столкнулся с проблемой «что делать?», конкретно осложнившейся вопросом «как делать?». Не имея ясного плагна государственного строительства, большевики и их вождь действовали по наитию, шли ощупью. Одно было ясно: надо было подчинить массы своему идеологическому и политическому влиянию любой ценеой. А такой ценой был тотальный идеологический государственный террор. Конечно же, в идейном арсенале Ленина и большевиков были лозунги, способные увлечь часть населения, особенно охлос. Это – призывы к свободе, равенству, власти «народа», «экспроприации экспроприаторов», «грабь награбленное», о всемирном счастье и т.п. Если прежде Ленин ограничивался в своей непримиримости руганью в адрес оппонентов, к тому же, как правило, в частной переписке, то после захвата большевиками государственной власти своим взглядам на все процессы жизни, в том числе и государственные, онпридал всеобщий, обязательный характер. Они стали как бы нормами, малейшее отклонение от которых рассматривалось как государственное преступление и каралось по всей строгости революционной «законности». По сути дела идеи Ленина превратились в государственную идеологию с ее тотальной непререкаемостью, в самую нетерпимую из всех, когда-либо существовавших идеологий архиагрессивных религиозных сект. С приходом Ленина к власти началось проведение в жизнь идей «социализма» и «коммунизма» путем насильственного внедрения большевистской теории в сознание масс. При этом спутником такого внедрения было уничтожение каких бы то ни было проявлений воли и собственной критической мысли. Ленинский тоталитаризм в идеологии вовсе не интересовался мнением масс и не считался с ним. Идеология была подчинена уже не просто непримиримости, а тотальному террору. Установленный «порядок» был куплен самой дорогой ценой – ценой свободы. Ленинское учение о классовой борьбе, классовой ненависти, диктатуре «пролетариата» и тому подобном стало государственной идеологией Советов. Ленин как вождь приучал видеть высшую добродетель в покорном следовании идеям большевизма. Это и была высшая ценность большевиков, отвергающих все иньле ценности и отменяющих их. При этом Ленин умело оперировал обвинениями своих противников: эсеров, меньшевиков и других, что было важным средством объединить людей в массы в годы его восхождения к власти. 278 Таким образом, превращение идей вождя в тотальные идеи государства было началом установления тоталитарного режима. Ни Муссолини, ни Гитлер не были основателями тоталитаризма, как это полагают многие западные исследователи. Основателем тоталитаризма был вождь большевистской партии и создатель Советского государства В.И. Ленин. В последующем изложении проблемы мы еще вернемся к этому вопросу. Пока же отметим, что своих идейных противников Ленин постоянно упрекает в социал-демократическом уклоне, в оппортунизме и т.п. При этом четких определений этих понятий не дается. Они, как правило, носят расплывчатый характер. Например, на собрании актива Московской организации РКП(б) 6 декабря 1920 г. «О концессиях» оппортунизм был определен следующим образом: «Оппортунизм состоит в том, чтобы жертвовать коренными интересами, выгадывая временные частичные выгоды» (42, 58). Подобное определение оппортунизма ни о чем не говорит: оно не характеризует его как определенное отклонение от той или иной идеологии. Исследователи, рассматривающие и анализирующие исторические взгляды Ленина, часто приводят его слова в письме к И.Ф. Арманд 30 ноября 1916 г. о том, что «весь дух марксизма, вся его система требует, чтобы каждое положение рассматривать лишь... исторически;... лишь в связи с другими;... лишь в связи с конкретным опытом истории» (49, 329). Конечно, эти принципы не выдуманы Лениным, они – плод развития всей исторической мысли. Но в устах автора приведенного письма они звучат как произвольное толкование любого теоретического положения, толкование, которое удобно и выгодно в конкретной ситуации. Ленин – принципиальный противник свободы мысли, свободы слова, свободомыслия вообще. Отсюда и изданный им декрет о трибуналах для печати, появившийся почти сразу же после октябрьского переворота. Согласно этому декрету был учрежден особый революционный трибунал по борьбе с преступлениями... против народа, совершаемыми посредством печати. Но покушение на один какой-либо вид свободы означает покушение на свободу вообще. Октябрьский переворот почти сразу привел к ликвидации в России свободы печати для всех оппозиционных партий. В письме Г. Мясникову б августа 1921 г. Ленин прямо утверждал, что лозунг «свободы печати» является непартийным, антипролетарским лозунгом. «Свобода печати, – писал он, – во всем мире, где есть капиталисты, есть свобода покупать газеты, покупать писателей, подкупать и покупать и фабриковать «общественное мнение» в пользу буржуазии... Буржуазия (во всем мире) еще сильнее нас и во много раз. Дать ей еще такое оружие, как свобода политической организации (= свободу печати, ибо печать есть центр и основа политической организации), значит облегчить дело врагу, помогать классовому врагу. 279 Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем. Мы ясно видим факт: «свобода печати» означает на деле немедленную покупку международной буржуазией сотни и тысячи кадетских, эсеровских и меньшевистских писателей и организацию их пропаганды, их борьбы против нас» (44, 79). Полагая, что свобода печати поможет мировой буржуазии, но не очистке коммунистической партии России от целого ряда ее слабостей, ошибок, болезней и бед, Ленин считал, что свобода печати станет оружием в руках мировой буржуазии. Так было положено начало главлитам, горлитам, официальной цензуре и уничтожению свободы печати, продолжавшемуся более семидесяти лет в бывшем Советском Союзе. Свобода печати, как один из видов свободы, которую требовали Маркс и Энгельс, оказалась задушенной их учеником. Так было положено начало не просто главлитам и цензуре, но выкорчевыванию свободомыслия, всякой оппозиции большевистским, ленинским взглядам. Борьба с инакомыслием на государственном уровне вела к созданию и утверждению государственной тоталитарной идеологии, к объявлению всех антиленинских, антикоммунистических идей антипролетарскими, антинародными, с которыми следовало не просто идейно бороться, но и расправляться физически с их носителями^ Путь к авторитарному господству прокладывается тогда, когда хотят послушания и когда отсутствует и не допускается личная ответственность. В тезисах ко II конгрессу Коммунистического Интернационала, написанных в июне – июле 1920 г., Ленин отмечал, что все партии, которые хотят принадлежать к Коммунистическому Интернационалу, должны признать «необходимость полного и абсолютного разрыва с реформизмом и с политикой «центра» и пропагандировать этот разрыв в самых широких кругах членов партии. Без этого невозможна последовательная коммунистическая политика» (41, 207). Более того, Ленин говорит, что Коммунистический Интернационал безусловно и ультимативно требует в кратчайший срок осуществить этот разрыв. Итак, по Ленину, ставшая государственной, большевистская идеология напрочь исключает реформистский путь и требует осуществить разрыв с реформизмом и с политикой «центра» ультимативно и в кратчайший срок. Эта мысль повторяется основателем III Интернационала неоднократно. Так, в речи по итальянскому вопросу 28 июня 1921 г. на III конгрессе Коминтерна, Ленин говорил: «В состав Коммунистического Интернационала не может входить партия, терпящая в своих рядах оппортунистов и реформистов вроде Турати» (44,17). Так борьба с инакомыслием все более и более распространялась на самые широкие партийные круги не только большевистской партии в России, но и на различные зарубежные партии. Идеологический тоталитаризм, идеологический террор становились нормой взаимоотношений различных коммунистических партий, верных диктатуре Москвы и лично Ленина. Ведь именно он диктовал основные принципы организации и функционирования международной коммунистической организации «меченосцев». Ленин не допускал никаких компромиссов с теми, кто проявлял себя как реформист или «центровик». В тех же тезисах ко II конгрессу Коминтерна Ленин указывал: «Всякая непоследовательность или слабость в разоблачении тех, кто проявляет себя как реформист или «центровик», означает прямое увеличение опасности свержения власти пролетариата буржуазией, которая использует завтра для контрреволюции то, что кажется близоруким людям лишь «теоретическим разногласием» сегодня» (41, 189). Отказ от всяких идейных компромиссов – это та же ленинская линия непримиримости классовой борьбы в идейной сфере, классовой ненависти. Возведенная в ранг не только государственной, но и международной большевистской идеологии, она и составила один из принципов тоталитарного режима, установленного в октябре 1917 г. Борьба с инакомыслием и инакомыслящими занимала не мало времени у руководителя большевистского государства. Об этом свидетельствуют следующие указания Ленина. Так, в письме в Наркомзем и в Госиздат 7 августа 1921 г. в связи с получением от Госиздата книги Г.Л. Маслова – правого эсера – «Крестьянское хозяйство» и просмотром ее Ленин писал: «Из просмотра видно, что – насквозь буржуазная пакостная книжонка, одурманивающая мужичка показной буржуазной «ученой» ложью. Почти 400 страниц и ничего о советском строе и его политике – о наших законах и мерах перехода к социализму и т.д. Либо дурак, либо злостный саботажник мог только пропустить эту книгу. Прошу расследовать и назвать мне всех ответственных за редактирование и выпуск этой книги лиц». Под письмом стоит не просто подпись читателя, частного лица, а подпись: «Пред. СНК В. Ульянов (Ленин)» (53, 104). Из этого вытекало предписание необходимости ужесточения цензуры только за то, что в книге ничего не было о советском строе и его политике, о советских законах, мерах перехода к социализму. И это при том, что в книге С.Л. Маслова ничего не было сказано против Советской власти и автор ее после октябрьского переворота работал в хозяйственных и научных учреждениях. И фактически за то, что автор не выступил апологетом советского строя, его книга была аттестована Лениным как «насквозь буржуазная пакостная книжонка». В записке «И.В. Сталину и всем членам Политбюро ЦК РКП(б)» 26 августа 1921 г. уже прямое указание арестовать по обвинению в инакомыслии против правительства. «Прокоповича, – писал Ленин,– сегодня же арестовать по обвинению в противоправительственной речи (на собрании, где был Рунов, и продержать месяца три, пока обследуем это собрание тщательно. Остальных членов «Кукиша» («кукиши» – члены Всероссийского комитета помощи голодающим. Название «кукиши» комитет получил по имени его участников – Е.Д. Кусковой и Н.М. Кишкина. – Э.Р. ) тотчас же, сегодня же, выслать из Москвы, разместив по одному в уездных городах и по возможности без железных дорог» (53,141). Между тем на самом деле ничего противоправительственного в речи С.Н. Прокоповича – экономиста и публициста – не было. Поражает вмешательство Ленина в такое дело и требование ареста С.Н. Прокоповича. Вот она истинная нетерпимость к оппозиции, которую Ленин видел повсюду. В 1922 г. С.Н. Прокопович был выслан за границу за так называемую «антисоветскую деятельность». Этого Ленину казалось недостаточным. Борьбу с инакомыслием он переносит в сферу ЧК. В связи с изданным в 1922 г. в Москве сборником статей Н.А. Бердяева, Я.М. Букшпана, Ф.А. Степуна, С.Л. Франка «Освальд Шпенглер и закат Европы» В.И. Ленин в записке Н.П. Горбунову 5 марта 1922 г., направляя книгу Н.С. Уншлихту – заместителю председателя ВЧК, писал: «О прилагаемой книге я хотел поговорить с Уншлихтом. По-моему, это похоже на «литературное прикрытие белогвардейской организации». Поговорите с Уншлихтом не по телефону, и пусть он мне напишет секретно, а книгу вернет» (54,198). Так из области идеологии Ленин переносит вопрос в область политики, давая ясное указание, что надо делать с «белогвардейской организацией». И к тому же не обходится без любимого слова Ленина «секретно» (часто также «архисекретно») и т.д. Борьба большевиков, с инакомыслием включая даже захватила борьбу с все стороны бывшими деятельности сподвижниками по марксистской партии – меньшевиками. Об остальных не приходится и говорить. Все они, не стоящие на «пролетарски-классовой позиции», все эти «попутчики», вольнодумцы были подвергнуты остракизму. Действовал жесткий принцип: кто не с нами, тот против нас. Оставался небольшой выбор: покориться этой антисвободе, этому тотальному идеологическому насилию или лоб в лоб столкнуться с органами ВЧК. В статье «О значении воинствующего материализма», опубликованной в марте 1922 г. и бывшей фактически программной работой в области идеологии, Ленин отмечал, что обязанностью коммунистов является систематическая наступательная борьба с буржуазной идеологией, с противоположными марксизму философскими школами, с идеализмом, «мистикой» и т.п. Ленин писал: «...Журнал, который хочет быть органом воинствующего материализма, должен быть боевым органом, во-первых, в смысле неуклонного разоблачения и преследования всех современных «дипломированных лакеев поповшины», все равно выступают ли они в качестве вольных стрелков, называющих себя «демократическими левыми или социалистическими» публицистами. Такой журнал должен быть, во-вторых, органом воинствующего атеизма» (45, 25). Вождь большевистской партии и Советского государства становится зачинателем авторитарной политики, доходящей до духовного террора. В результате многие носители «идеалистической11 культуры, линии Платона, предвидя возможность «случайных» репрессий вплоть до расстрела, вынуждены были эмигрировать. Среди них такие выдающиеся философы, как Мережковский и другие) композиторы, как Рахманинов. Других, как Бердяев, Сорокин, Ильин, заставили выехать за границу. Россия теряла замечательных мыслителей, писателей, философов, поэтов, являвшихся ее гордостью, надеждой и опорой. Ленинские приобретать оценки выдающихся угрожающий xapaictep русских мыслителей его неофициальном в начинают письме Дзержинскому 19 мая 1922 г. Это письмо Ленин написал в связи с подготавливаемой высылкой за границу «антисоветски» настроенной интеллигенции. Ввиду особой значимости этого письма, высказанных в нем положений приводим его почти полностью. «т. Дзержинский! К вопросу о высылке за границу писателей и профессоров, помогающих контрреволюции. Надо это подготовить тщательнее. Без подготовки мы наглупим. Прошу обсудить такие меры подготовки... Обязать членов Политбюро уделять 2–3 часа в неделю на просмотр ряда изданий и книг, проверяя исполнение, требуя письменных отзывов и добиваясь присылки в Москву без проволочки всех неком-'мунистических изданий... Вот другое дело питерский журнал «Экономист», изд. XI отдела Русского технического общества. В № 3 (только tperbeMl!! это nota benety напечатан на обложке список сотрудников. Это, я думаю, почти все – законнейшие кандидаты на высылку за границу. Все это явные контрреволюционеры, пособники Антанты, организация ее слуг и шпионов и растлителей учащейся молодежи. Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу. Прошу показать это секретно, не размножая, членам Политбюро с возвратом Вам и мне, и сообщить мне их отзывы и Ваше заключение» (54, 265– 266). В этом письме оценки Ленина становятся угрожающими. Он называет профессоров, писателей, интеллигентов явными контрреволюционерами, пособниками Антанты, организацией ее слуг, шпионами и растлителями учащейся молодежи. Сказано это, правда, в адрес журнала «Экономист», представленного как «центр белогвардейцев». Но это высказывание приобрело универсальный характер, каковой и был придан ему в последующие годы и десятилетия. Интеллигенцию высылают за границу, лишая Родины, арестовывают, расстреливают. Обращает внимание указание Ленина Дзержинскому, председателю ВЧК, «обязать членов Политбюро» к просмотру книг, в том числе даже некоммунистических изданий. Не есть ли это ясное указание на то, что Ленин как диктатор дает указание Дзержинскому, организацию которого ставит над Политбюро. При этом по указанию Ленина следовало получать соответствующие отзывы не только на антикоммунистические, но и просто некоммунистические издания. Так ленинское неприятие инакомыслия обернулось в России после октябрьского переворота идеологическим террором, столь характерным для тоталитарного режима, уничтожением свободы слова, печати, борьбой даже просто со свободомыслием. И, разумеется, в таких условиях удушения истинно научной мысли стало возможным как проповедование, так и «практическое применение» самых антигуманных и недемократических государствоведческих идей вождя Октября. Предыдущий | Оглавление | Следующий Книга является результатом радикального, трудного и болезненного переосмысления автором марксистского учения о государстве, особенно в его ленинской интерпретации, и служит предостережением будущим поколениям ученых об опасности возрождения ленинского тоталитаризма и государственного террора, а также возрождения ленинизма. Автор – Эльхон Розин (1923–1994) – долгое время заведовал кафедрой теории государства и права в Московском юридическом институте, был доктором юридических наук, профессором. Настоящий труд автор не успел завершить, однако объем проделанной работы позволил редакторам довести ее до настоящей публикации. Розин Э. Ленинская мифология государства. – М.: Юристъ, 1996. – 320 с. Содержание Вместо предисловия 5 Введение7 Часть I. ИСТОКИ ИДЕЙ ЛЕНИНА О ГОСУДАРСТВЕ "Государство и революция" - священное писание большевизма21 Критика Лениным самодержавия и буржуазного государства34 Ленин о классах и классовой борьбе47 Ленин - наследник социалистических утопических идей80 Марксистские корни ленинских идей о государстве101 О понятии государства и его происхождении121 Часть II. СИСТЕМА ТЕРРОРА, ЕГО ИДЕОЛОГИЯ О диктатуре пролетариата. Насилие135 Диктатура пролетариата. Элитарность, "новый класс"160 Что такое социализм и коммунизм по Ленину179 Отрицание демократии и отмирание государства188 Ленинские наброски относительно облика социалистического государства 202 Часть III. МЕТОД ТЕРРОРА, ЕГО ПРАКТИКА Слом старой государственной машины217 В.И. Ленин - организатор советского террора236 Организатор первых концлагерей - В.И. Ленин248 Борьба с мыслью и верой260 Монополия государственной идеологии274 Нравственность труса, или Коммунистический аморализм284 Диктатура пролетариата и утопия мировой революции. Ленинские начала международного терроризма296 Заключение315 Вместо предисловия Уважаемый читатель, держа в руках книгу Элъхона Разина, вы будете знать больше, чем я, при написании этих строк. Так стремительно меняется наша жизнь: не успела родиться новая книга, как, глядишь, ломается мировоззрение целого сообщества. Но не стоит этим обольщаться: марш коммунистов еще не остановлен и их надежды еще не иссякли. Однако беспринципность иных политиков, шаткие позиции интеллигенции с ее вечными сомнениями и поиском совершенства в исконно несовершенном... – все это привело к немыслимому: сегодня вы всерьез обеспокоены силой, претендующей на реванш. Об этом и говорит «Ленинская мифология государства». Книга автора, прошедшего со своей страной существенную часть ее исторического пути, пережившего годы Отечественной войны и лицемерие сталинского «обществознания», поиски марксизмаленинизма с «человеческим лицом» и, ...наконец, обретшего прозрение и понимание, что за всем этим была жажда Власти и прикрывающая ее великая Ложь. Эльхон Разин в какой-то момент поверил: раз Ложь однажды стала столь очевидной, то возврата к ней быть не может. Но собственный горький опыт, логика ученого предупреждали: вряд ли все будет так безоблачно. Профессор Разин, к сожалению, рано ушел от нас, однако вовремя предвидел и предупредил нас о том, что ленинизм, и коммунизм вообще, обременены идеологией и жаждой власти, причем, власти меньшинства, присваивающего себе право возвышаться над обществом и человеком, судить о их благе, но никогда не быть судимым. В своей теории коммунисты всегда от чего-то отказывались, отчего-то принципиального. Недаром спецхраны советских библиотек скрывали труды более ранних коммунистов с не меньшей ревностью, чем работы откровенных антикоммунистов. Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 5 ...Победа социализма в промышленно-развитых странах, мировая революция, рабочий контроль и рабочее самоуправление, рост производительности труда, мирное сосуществование, рост благосостояния трудящихся. В конце концов, хохма с «коммунизмом к 80-му году» –всего тихо и скромно похороненного даже не припомнишь. Теперь коммунисты качнулись в другую сторону – отказываются не только от «пролетарского», но и от «международно-нормального» интернационализма вообще. Так что же остается, раз и самого слова «коммунизм» ни в одном документе, кроме как в названии партии, уже не сыскать?.. Остается то, что было всегда – коммунистический авантюризм и жажда Власти. Многое из того преступного, кровавого и подлого, что творилось большевиками на земле Российской, зачастую оправдывалось и списывалось на историческую случайность. Дескать, намерения были хорошие, только не все получалось «как надо». Книга Разина говорит о том, что это не так. Ленин и ленинизм без жажды крови и жертв, бесконтрольной власти, без жестокого подавления личности, как показывает автор книги, лишены даже той малой разумности, которая в них есть и которая, увы, вылилась в «историческое безумие», еще недавно господствовавшее над нами. Преступность советского режима, помимо чисто уголовных деяний гражданина Ульянова, не случайность, а суть и следствие «ленинизма». Суть ли это и марксизма? Видимо, – да. Насколько виновен лично Маркс в том, что творилось от его имени? Не были ли последние записи Энгельса свидетельством запоздалого осознания опасности, к которой двигало человечество изначально идеалистическое, отвлеченное и безответственное мудрствование? Это все то, о чем думал выдающийся советский марксовед Эльхон Разин в последние годы своей жизни и научной деятельности. Он успел завершить труд, пожалуй, самый важный в его жизни. Труд, выстраданный годами заблуждений, служащий предостережением потомкам. 20 ноября 1995 года. Юрий Афанасьев, ректор Московской гуманитарной академии, профессор. Моей семье – с любовью и признательностью Оглавление | Следующий Введение В конце XIX – начале XX вв. марксистский социализм и коммунизм получил широкое распространение в странах Европы, да и за ее пределами. В марксистской концепции осчастливливания человечества, во многом заимствованной у утопистов-социалистов XVI– XIX вв., значительное, если не решающее место занимали идеи государства. Именно оно, согласно учению Маркса и Энгельса, должно было привести обездоленные массы к светлому райскому будущему. На государство возлагалась роль главного орудия созидания коммунистического общества, инструмента, используемого как для ликвидации режима эксплуатации и гнета, так и для строительства благой общественной и политической структуры. Отрицая мир нищеты, социальных и политических конфликтов, угнетение человека человеком, отвергая мир социального и политического неравенства, коммунистическая идеология набрасывала контуры строя социальной справедливости, политического и социального равенства, общества благоденствия и достойного существования коллективов, а вместе с ними и индивидов. Строю, основанному на эксплуатации одних социальных групп другими, строю, в котором подвергалось унижению человеческое достоинство, коммунизм противопоставлял общество народного благоденствия, в котором свободное развитие каждого должно было явиться условием свободного развития всех. Государство в таком обществе должно было быть не инструментом подавления народа, а органом, заботящимся о народном благе, действующим в интересах прежде угнетаемых масс. Надо ли говорить, что эти идеи коммунизма в условиях острых социальных и политических противоречий упали на благодатную почву и проросли мощным движением всех обездоленных с целью создания Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 7 строя, казавшегося им справедливым. Феномен коммунизма, отрицавшего частную собственность, отвергавшего угнетательский порядок существующего общества, на деле означал стремление к лучшему, гуманному строю. Он оптимистически отражал веру в силу человеческого разума, мобилизовывал такие мощные чувства, как любовь к человечеству, ненависть к социальному неравенству. Марксизму удалось увлечь яркие умы многих гуманных людей, но в конечном счете он привел к массовому угнетению и ужасным преступлениям, равных которым нет в истории человечества. Привлекательность марксизма была во многом следствием того, что в конце XIX – начале XX вв. многие, даже наиболее демократические страны не были достаточно восприимчивы к страданиям и несправедливости начальной фазы развития промышленности. Идеи революции, проповедуемые марксизмом, будоражили массы, но мы знаем, что наш коммунистический режим не пришел к человечеству благодаря свободно выраженной воле народа. Более того, слияние ленинизма как большевистской интерпретации марксизма с отсталыми автократическими традициями России превратило коммунистическую идеологию в инструмент политического и социального угнетения. Следует сразу же отметить, что это не совпадало с первоначальными моральными побуждениями коммунизма, в том числе и в его большевистском варианте. Признание факта, что в конечном счете коммунистические государства, в том числе и бывший СССР, добились многого в развитии экономики, особенно в тяжелой промышленности (прежде всего в начальной фазе своего функционирования), не исключает того, что относительный прогресс был куплен ценой огромного количества человеческих жертв. Эти жертвы из-за сверхсекретности коммунистических режимов не поддаются никакому точному учету, хотя различные авторы пытаются путем соответствующих известных и вычисленных статистических фактов определить миллионы и десятки миллионов загубленных человеческих жизней за десятилетия господства коммунистических государств. Крах СССР и коммунистического правления в ряде стран Центральной и Юго-Восточной Европы не означает в целом краха коммунистического мировоззрения вообще. Идеи коммунистического государства пережили крах СССР. Новоявленных сторонников коммунистической доктрины подкупает описание могущества и блеска государственного строя, выхваченное из страниц древней и средневековой истории или из социалистической утопии, хитросплетенной вождями коммунизма, и они полагают, что государство может стать кормильцем, заботящимся о каждом члене этой политической структуры. Они, эти новоявленные защитники коммунистического государства, полагают, что причиной распада и гибели СССР и других коммунистических государств явились происки каких-то враждебных сил и деятельРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 8 ность архитекторов перестройки. Но на самом деле причина коренилась в самой тоталитарной коммунистической системе. Смерть такого государства была неминуемой, ибо задушив в своих объятиях общество, поднявшись над ним и раздавив его, оно погибло как паразит, как жалящее само себя насекомое. В убыстрении увядания коммунизма как политического движения и действующего режима сыграли роль многие факторы, среди которых особое влияние оказали идеи прав человека, отвечавшие интересам огромных социально и политически сознательных масс. Коммунистические авторитарные режимы оказались бессильны противостоять идеям прав человека и достоинства человеческой личности, идей демократии и свободы выбора. Однако, не затрагивая всех других причин ускорения процесса увядания коммунизма (поскольку цель настоящей работы не в этом), отметим, что очевидно важными причинами провала коммунистических государств являются причины внутреннего, доктринального плана. Коммунистическая доктрина в целом, особенно в ее ленинской интерпретации, исходит из ошибочного понимания исторического развития и ложной концепции природы человека. Поэтому провал коммунистической идеологии и коммунистического учения о государстве – это прежде всего провал интеллектуальный, провал ошибочного, классового подхода к пониманию государственности. Марксо-энгельсовское учение о коммунизме было воспринято основателем большевистской партии Лениным, который, не разрабатывая этого учения, отошел от него по многим вопросам (о мирной или насильственной революции, об отношении к частной собственности, о возможности одновременной победы социализма и коммунизма во всех странах и т.д.). Воспринял Ленин частично и марксистские идеи о государстве – прежде всего классовую конструкцию государства и идею диктатуры пролетариата. Можно утверждать, что идеи государства были наименее разработанными Лениным, и потому говорить о Ленине как о теоретике государства, как это делалось в течение 70 лет господства коммунистического режима в СССР, не представляется возможным. Так, для ленинского общего отношения к государству характерно непонимание того, что государство – это прежде всего исторически сложившаяся организованная социальная сила, управляющая обществом. Для Ленина чуждо не только выработанное мировой прогрессивной политической мыслью понимание государства как определенной политической структуры в интересах всего общества, но даже и такая часть марксовой доктрины государства, как отнесение его вообще к управляющему устройству, о чем мы подробнее скажем ниже. Государство, по Ленину, это – прежде всего и только – машина для поРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 9 давления, угнетения господствующим классом его классовых противников. «Машина», «дубинка», «аппарат» насилия – вот все, что видел вождь большевизма в таком сложном социальном институте, как государство, в тайну которого человеческая мысль стремилась проникнуть десятки веков. В то время, когда Ленин сдавал экстерном экзамены на юридическом факультете Петербургского университета для получения звания «юрист», в России наблюдался взлет юридической, государ-ствоведческой мысли. Б.Н. Чичерин, С.А. Муромцев, Н.М. Коркунов, М.М. Ковалевский и многие другие создавали блестящие труды, в которых исследовались характерные черты, признаки, особенности государства, его природа и т.п. Это был ренессанс русской передовой политико-правовой мысли. Он продолжен в начале XX столетия работами Б.А. Кистяковского, С.А. Котляревского, Е. Трубецкого, А.С. Алексеева, П.И. Новгородцева, Н.И. Палиенко, В.И. Гессена, Б.М. Хвостова, А.И. Елистратова и другими, разрабатывавшими общую теорию государства и права, а также одну из самых прогрессивных доктрин XIX–XX вв. – доктрину правового государства. В трудах этих государствоведов рассматривались проблемы власти и властных отношений, акты властвования и акты подчинения, свойства государственной власти, ее публичность, всеобщность, политический характер, организация государственной власти, носители государственной власти, государственные функции и их распределение, признаки государства, суверенитет и независимость, пределы государственной власти, связанность государства правом, соотношение государства и личности, права личности и др. Все эти названные проблемы на протяжении всей публицистической деятельности Ленина – вне его поля зрения. Ленин недооценивал и даже просто игнорировал богатое теоретическое наследие прошлого, как зарубежное, так и отечественное, обращая внимание только на роль государства как «машины классового господства», «машины угнетения» и «подавления». Он и его последователи выпячивали также хозяйственно-организаторскую деятельность государства в условиях тоталитарного социализма. Многие стороны государства и его особенности рассматривались Лениным (в отличие от Маркса и Энгельса) походя, схематично и упрощенно или вообще не подвергались никакому анализу. Основной источник, на котором основано содержание настоящего исследования, – это пятое издание так называемого «полного» собрания сочинений В.И. Ленина, состоящее из 55 томов. Автор не оставил без внимания ни одной, даже небольшой по объему, статьи, работы Ленина, стремясь найти и в полной мере использовать абсолютно все в той или иной мере относящееся к вопросам государства. Были широко использованы и рассекреченные в 1992 г. архивные маРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 10 териалы (ранее никогда не публиковавшиеся работы Ленина, скрытые до той поры в бункерах партархива). Не прошел автор и мимо многочисленных жизнеописаний Ленина, созданных как в бывшем Союзе, так и за рубежом. Но свидетельства лиц, хорошо знавших Ленина и стремящихся объяснить его личность, черты характера, позволили лучше оценить государствоведческую позицию основателя советского государства, важнейшими рефренами которого были: «беспощадно», «расстрелять» и т.д. Во всем собрании сочинений Ленина мы практически не встречаемся со ссылками на работы теоретиков государства и права, несмотря на то, что в России в то время издавалась замечательная политико-юридическая литература. Ленин проходит мимо нее, не видит в ней демократического содержания. Идеи политических мыслителей древности, средневековья и нового времени – все они за пределами ленинских интересов. Поэтому так схематичны, убоги и бездоказательны его суждения о самодержавии и буржуазной государственности. Живший долгие годы в европейском зарубежье, Ленин прошел мимо развивающегося там демократического процесса, актуальных проблем политической свободы, механизма ее гарантий, проблем правового государства, разделения властей и т.п. Обойдены произведения даже таких мыслителей, как Монтескье, Руссо, представителей французского и английского Просвещения, документы великих революций XVII и XVIII вв., конституционные проекты декабристов и т.п. Даже по вопросу о происхождении государства у Ленина нет никакого анализа или даже ссылок на многочисленные теории происхождения государства. Для него (судя по ленинским работам) существует лишь классовая (марксистская) теория происхождения государства и теологическая теория, причем Ленин ничего не говорит о различных модификациях этой доктрины. Для него в этом вопросе не существуют теории политического дарвинизма, государства как проявления естественной солидарности и организации безопасности, органической теории государства в ее многочисленных разновидностях (от Платона до современности), патриархальной и патримониальной теории, теории насилия, договорной теории происхождения государства (в ее различных вариантах), психологической теории, социологической теории и др. Об этих теориях у Ленина, которого официальная советская и марксистская зарубежная мысль возвела в ранг величайшего теоретика государства и права, нет даже упоминания. Так как в данной работе речь пойдет о взглядах Ленина на государство, то мы скажем попутно, что у Ленина почти нет никаких высказываний о праве, кроме нескольких самых общих суждений. Объясняется это правовым нигилизмом Ленина, его резко отрицательным отношением к праву, законам, правосудию и т.п. Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 11 У Ленина, за исключением «Государства и революции» и нескольких его иных небольших работ, нет систематизированных высказываний о государстве вообще, его происхождении, природе, функционировании, особенностях и основных чертах. Самое большее, с чем мы встречаемся в ленинских сочинениях по этому вопросу, – это классовая идея о государстве, заимствованная у основоположников марксизма. Но главное – это обличение прошлой и существующей государственности, с ограниченным набором слов и фраз вроде «антидемократическое» государство, «машина подавления» и т.п. Ленинские произведения свидетельствуют о том, что другой теории происхождения государства и его сущности, кроме марксо-энгельсовской классовой теории, Ленин фактически не знал. Встречающиеся крайне редко его высказывания о теологических теориях в счет не идут, так как эти высказывания носят крайне общий обзорный характер. О теориях, владевших умами мыслителей XVII–XIX вв. и начала XX в., он ничего не писал и вообще не ясно, знал ли их Ленин, а если знал, то в каком объеме. Как отмечалось, труды государствоведов и юристов прошлого и современности, в том числе и русских, Лениным не обсуждаются в его работах. Главное место в ленинских публикациях, во всяком случае, одно из главных, занимают проблемы внутрипартийной и межпартийной борьбы. Этому посвящена большая часть ленинских работ. Полемика, полемика и полемика. Если что и есть, то лишь общая критика предшествующей и современной ему государственности. Но даже и в этом вопросе у Ленина нет никакой целостной критики государственности (самодержавной и буржуазной), а есть критика только отдельных сторон организации и функционирования политической машины. Ни в коем случае Ленин не теоретик государства. Он сугубый прагматик, а вся теория для него содержится в десятке подобранных им сочинений Маркса и Энгельса. Поэтому можно утверждать, что имевшая место апология Ленина как теоретика государства является совершенно неосновательной. Ленин никогда не был «теоретиком» государства, даже утопического. Его обуревали марксистские мифы о государстве и образы государства у представителей различных систем утопического социализма, если он знал их по первоисточникам (о чем судить невозможно, ибо нет достаточных к тому оснований), а не из произведений Маркса и Энгельса. В работах Ленина о государстве даже не рассматривался вопрос о пределах вмешательства государства в общественную и личную жизнь. Его единственное, как нам кажется, упоминание о правовом государстве содержится в работе «Аграрные прения в III Думе» (декабрь 1908 г.), да и то с чужих слов. При этом Ленин отождествил правовое государство с помещичьим (17, 309)1[1]. Таков уровень Ленина как «теоретика» государства. Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 12 О понимании («теоретическом») Лениным государства служит его следующее определение, высказанное в докладе о разрухе 9 июня (27 мая) 1917 г.: «...Государство есть машина, которую рабочий класс и капиталисты тащат в разные стороны...» (32, 206). Что теоретического в этом определении и есть ли это вообще определение? Или ленинское определение государства в его статье «Карл Маркс» (июль – ноябрь 1914 г.): «Государство, это организованное насилие, возникло неизбежно на известной ступени развития общества, когда общество раскололось на непримиримые классы, когда оно не могло бы существовать без «власти», стоящей якобы над обществом и до известной степени обособившейся от него» (26,75). И далее следует приводимая цитата из работы Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Дальше марксо-энгельсовских цитат, да и то используемых не полностью, Ленин в определении государства не пошел. Он предпочел пользоваться уже устоявшимися догмами марксизма, отбросив те из них, которые говорили о многоаспектности, многогранности такого сложного понятия, как государство. В то время, когда Ленин излагал свои взгляды на государство, в юридической литературе рассматривались различные ипостаси государства: государство как организация, как структура, государство как управляющее устройство, государство как арбитр и государство как легализованное принуждение. Ленин фактически отвергает первые три ипостаси государства и все сводит не просто даже к организованному, легализованному принуждению, а к организации классового насилия, классового принуждения. Не рассматривается Лениным и юридическая теория государства, которая видит основание государства в правах народов, связывает понятие государственной власти с категорией прав человека. Эти права первичны по отношению к власти, что признано и зафиксировано в принципах и нормах международного права (особенно после второй мировой войны). В советской литературе, исходящей из оценки государства как органа господства одного класса над другим (или другими), концепция государства-арбитра как противоречащая марксизму-ленинизму, естественно, отрицалась. Но зато всемерно разрабатывалась проблематика государства как машины насилия, проблематика, которая была в основе марксистско-ленинских суждений о государстве. Она и стала главной темой советских исследований. Проблемы правового государства, широко разрабатывавшиеся в зарубежной литературе, не получили в советской литературе признания. Считалось, что поскольку государство творит право, его органы издают законы, другие нормативные акты, то в любой момент оно может отменить или изменить их. Вопросов о связанности самого государства изданными им актами старались не касаться, как не касался этого и Ленин, для которого тотальность Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 13 государства была несомненной. К тому же идея общечеловеческих ценностей и формы ее осуществления в правовом пространстве, способные связывать государство определенным В дальнейшем все ссылки на работы Лепима будут даваться по полному собранию сочинений В.И. Ленина (5-с издание). Первая цифра – номер тома, вторая – страницы. 1[1] путем, находились под запретом или просто отменялись; они как бы отменялись понятием классовых ценностей. Но такая организация государственной власти, которая попирает права человека, не признает за личностью право на жизнь, личную неприкосновенность и свободу, организация государства, осуществляющая террор и насилие против народа, не может создать государство в его современном понятии. Да и в глубокой древности античные мыслители считали, что там, где нет верховенства права, отсутствует и какой-либо государственный строй, уступая место анархии. Все эти суждения, отвечающие современной общей теории государства, были чужды Ленину, который ни в теории, ни на практике не признавал вытекающее из этих положений право граждан на неповиновение, вплоть до насильственного сопротивления нелегитимному, террористическому режиму государственной власти. Ведь с точки зрения конституционализма XIX–XX вв., мимо которого прошел Ленин, конституции должны устанавливать пределы государственной власти так, чтобы она не могла вообще вторгаться в среду гражданского общества, вмешиваться в него. Возможно, что Ленин не просто прошел в стороне от этой идеи, а отверг, отмел ее начисто. Ведь она противоречила надзаконности пролетарской диктатуры, столь близкой его сердцу. Беспредельная государственная власть, к тому же имеющая надзаконный характер, всегда была источником подавления и угнетения народных масс. Маркс и Энгельс своей идеей (а далеко не учением) диктатуры пролетариата, которую они за время своей жизни высказали несколько раз (причем, скорее, как метафору), продолжили идею авторитарной власти, на этот раз со стороны всего класса «пролетариата», хотя никакой класс, взятый в целом, не может физически осуществить свое господство. Это возможно только от имени тех или иных социальных групп диктатором или небольшим кругом лиц, присвоивших себе право говорить от лица народа и т.п. (за исключением, разумеется, демократического режима, при котором правит большинство, да и то относительное). Взяв идею диктатуры «пролетариата» у Маркса и Энгельса, Ленин сделал ее основой своей политической идеологии, превратив ее в альфу и омегу большевизма. Обещая, что при помощи государства диктатуры «пролетариата» будет осуществлено вторжение в права частной собственности и создание предпосылок нового социалистического и коммунистического общественного строя, Ленин наделил коммунистическое государство мифической энергией и силой всемогущего Левиафана. Вместо того чтобы свести деятельность госуРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 14 дарства до роли инструмента в механизме защиты прав человека и достоинства человеческой личности, защиты человеческих потребностей, Ленин и большевики возложили на всемогущее коммунистическое государство роль главного орудия истории человеческого общества. Но это означало превращение государства в автократическое и тоталитарное, поднявшееся на недосягаемую высоту над обществом и подавившее его. Перекрыв все каналы ограничения власти коммунистического государства, большевики привели к тому, что все мечты человечества о благой свободной жизни, о расширении индивидуальной инициативы и политически независимой социальной солидарности обернулись в XX столетии катастрофой. Вторжение, вмешательство коммунистического государства в права личности, ее подавление или просто сведение на нет привели к гибели десятков миллионов людей, истреблению генофонда так называемых социалистических государств и показало отвратительные черты коммунистического тоталитаризма. Конечно, Ленин не был теоретиком государства. У него не было никакой четкой системы идей касательно государства вообще. Самое большее, что можно сказать о нем, – это то, что Ленин был архитектором государства диктатуры «пролетариата», тоталитарного государства, создавшим учение о безбрежном классовом насилии «пролетариата» над абсолютным большинством народа. Основу ленинских представлений о государстве, опиравшихся на марксистские исследования, составляет идея классового насилия, которая рассматривается в марксизмеленинизме как сущность политических и правовых явлений. Эта идея насилия, классового насилия, является одним из главных мифов марксизма-ленинизма. Но идеология насилия вовсе не плод марксо-энгельсовской доктрины. С глубокой древности политическая мысль различала (но в ином, нежели марксистское, понимании классов) две стороны деятельности государства – организованное насилие и общее благо. Идея классовой борьбы сформировалась в условиях, когда общественная структура характеризовалась острыми противоречиями различных социальных групп. Поэтому марксистская теория насилия понятна в историческом контексте ее формирования. Но XX век дал нам много иного. Классовый подход, в той или иной мере оправданный для периода, когда общество разделено на остропротиворечивые социальные группы, не применим к обществу, в котором существует сложная социальная структура. Сегодня, например, бессмысленно оперировать термином «пролетариат». К тому же, по мере формирования постиндустриального общества, организованное насилие государства все более отходит на задний план, а на передний выдвигается общесоциальная деятельность государства. О социальном мире и гражданском согласии, которые достигаются прежде всего за счет консенсуса Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 15 большинства членов общества по поводу основных принципов общественно-политического устройства, Ленин даже не помышлял. Ибо он не был теоретиком, способным проникнуть в глубь исторического развития; он не видел того, чего не могли видеть Маркс и Энгельс, и что он должен был увидеть в XX столетии, что уже бросалось в глаза, кричало о тенденциях развития государства. Коммунизм, и особенно его большевистское направление, был самым ярким политическим и интеллектуальным заблуждением нынешнего столетия. И в первую очередь это относится к большевистской мифологии государства, рассматривающей государственную власть лишь как орудие насилия в прошлом и насильственную политическую организацию для достижения построения идеального общественного строя, строя, отвечающего интересам «пролетариата» и всех тех, кто причислен большевизмом к «трудящимся массам». Совокупность всех высказанных Лениным по вопросу государства идей не позволяет ни в коей мере аттестовать его как теоретика государства. Ленин от начала и до конца – публицист прагматистского толка, изменяющий свои убеждения в пределах самого короткого времени, в зависимости от того, что ему выгодно. Ему на деле чужда всякая философия государства, и он, судя по всему, никогда не читал или не осилил гегелевскую «Философию права». Теоретическое мышление не только по вопросам государства, но и вообще, не его конек. Его удел – заимствование марксистских догм по вопросам государства, их интерпретация, причем зачастую далекая от правильного отражения рассматриваемых положений, от истины. Следует, однако, отметить, что на первых порах своей партийной и публицистической деятельности Ленин не был максималистом в полном смысле этого слова. Так, в рецензии на книгу К. Каутского «Берн-штейн и социал-демократическая программа», написанной в конце 1899 г., Ленин соглашается с Каутским, что если Бернштейн пришел искренне к убеждению ошибочности своих прежних воззрений, то долг его с полной определенностью высказать это убеждение (4, 199). Некоторое время спустя, в «Заявлении редакции «Искры»«, напечатанном в 1900 г., Ленин писал, что будет вести «Искру» в духе строго определенного направления, выраженного словом «марксизм». Ленин продолжает, что он стоит за последовательное развитие идей Маркса и Энгельса, отвергая расплывчатые и оппортунистические поправки, которые вошли в моду «с легкой руки Эд. Бернштейна, П. Струве и многих других» (4, 358). Ленин вряд ли и сам себя относил к теоретикам. Он, скорее, идеолог. В «Беседе с защитниками экономизма» (6 декабря 1901 г.) Ленин говорил, что идеолог лишь тогда заслуживает названия идеолога, когда он идет впереди «стихийного движения, указывая ему путь, когда он умеет раньше других разрешить все теоретические, политические, Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 16 тактические и организационные вопросы, на которые 'материальные элементы» движения стихийно наталкиваются» (5, 363). У Ленина «идеолог» – чуть ли не Бог, и таким идеологом он считал себя, хотя его деятельность постоянно свидетельствовала о неумении разрешать теоретические вопросы. Правда, Ленин утверждал – и это положение его стало крылатым, – что без революционной теории не может быть и революционного движения и что лишь партия, руководствующаяся передовой теорией, может выполнить роль передового борца. Это положение, сформулированное в работе «Что делать?» (осень 1901 – февраль 1902 г.) было как бы кредо Ленина. Он не раз говорил, что не смотрит на теорию Маркса как на нечто завершенное и неприкосновенное, что социалисты всех стран должны развивать ее во всех направлениях, применительно к каждой отдельной стране (4, 184). Здесь основатель большевистской партии пытается доказать, что теория Маркса дает лишь общие руководящие положения, которые применяют по-разному во Франции, Германии и России. Но теория, если она есть теория, претендующая на истину, не может зависеть от разнообразных условий, в которых она действует. Предполагается, что приведенное ленинское положение было направлено на обоснование любого изменения, любой в тактических или стратегических интересах интерпретации марксистской теории. Эта, зачастую искажающая, интерпретация марксистской теории о государстве была характерна для Ленина. Он преуспел лишь в развитии теории о партии, которая заменяет своим руководством целый класс. Однако и здесь Ленин допускал любую вольность. Так, в духе марксизма он в работе «Что делать?» писал, что «классовое политическое сознание может быть принесено рабочему только извне, то есть извне экономической борьбы, извне сферы отношений рабочих к хозяевам. Область, из которой только и можно почерпнуть это знание, есть область отношений всех классов» (6, 79). Иными словами, Ленин соглашается с марксовым положением, что самостоятельно рабочий класс не может выработать социалистическое сознание, что последнее привносится пролетариату извне интеллигенцией. Спустя три года в речи на III съезде РСДРП в апреле (мае) 1905 г. Ленин говорит прямо противоположное. «Здесь, – отмечал он, – говорили, что носителями с.-д. идей являлись преимущественно интеллигенты. Это неверно. В эпоху «экономизма» носителями революционных идей были рабочие, а не интеллигенты» (10, 162). Это ошибочное положение противоречило тому, что Ленин писал в работе «Что делать?». К тому же есть огромная разница между понятиями: «носители с.-д. идей» и «носители революционных идей». Если подобные противоречия и есть ленинская диалектика, то тогда объяснимы любые взаимоисключающие «теоретические» положения. С этими оговорками насчет «теоретичности» работ Ленина мы приступим теперь к рассмотрению того, что до недавнего времени в СССР официально считалось не только теорией государства и общества, но и ее высшим достижением. ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ИСТОКИ ИДЕЙ ЛЕНИНА О ГОСУДАРСТВЕ «Государство и революция» – священное писание большевизма В огромном публицистическом наследии В.И. Ленина вопросы государства не занимают сколько-нибудь видного места. Ленин предпочитал освещать те или иные экономические проблемы, проблемы партии и партийной работы, а также те, которые касались сиюминутных положений. В поле зрения Ленина – главным образом экономика, революция, культура, но не государство с его многочисленными гранями. Об этом он говорит мало, изредка и чаще всего попутно. И в то же время он находил время заниматься подготовкой словаря современного русского языка, составлением современного географического атласа и т.п. И это тоже о чем-то да говорит. Если собрать все работы Ленина, в которых он специально рассматривает вопросы государства (или преимущественно государства),то наберется, в лучшем случае, один том из пятидесяти пяти томов «полного» собрания сочинений основателя Советского государства. Но и наиболее важные, такие как: «Удержат ли большевики государственную власть?», «Очередные задачи Советской власти», «Пролетарская революция и ренегат Каутский» – представляют собой произведения малого объема. В ленинской переписке, занимающей десяток томов, нет никакой государственно-правовой концепции, за исключением идей насилия и государственного терроризма. Ленин прошел в стороне от актуальнейших вопросов прав личности, о законодательном закреплении прав человека, о государственной власти, классификации государственных форм, о разделении властей, о правовом государстве и т.п. Самая скромная и щадящая оценка ленинских работ и высказываний о государстве – это малокомпетентная, противоречивая и в значиРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 21 тельной мере назойливая, к тому же во многом искаженная, популяризация марксистских идей государственности. И там, где в действительности все очень противоречиво и сложно, Ленин изрекает истины на уровне банальностей вроде того, что всякая кухарка может управлять государством. В книге «Государство и революция» много повторений о классовой борьбе, о насилии, о диктатуре пролетариата, которые никак не вяжутся с образом величайшего «теоретика» в области государства, равно как и в области права, философии, этики и т.п. К главной работе Ленина в этой области – «Государство и революция» – примыкает его лекция «О государстве», прочитанная 11 июля 1919 г. в Свердловском университете. Чтобы в дальнейшем не обращаться к оценке этой лекции, скажем лишь, что ее уровень не превышает гимназического урока. Это – образец фразеологии вроде того, что государство есть машина, дубинка. В ней все многообразные и богатые по содержанию концепции происхождения государства сводятся к его теологическому обоснованию. Изничтожение большевизмом религиозной идеи и атеизм не означали ликвидации религии как таковой, а были, по сути, направлены на создание новой религии с отцами церкви, пророками, апостолами, иконами и священными писаниями, гробницами. Разновидностью такого писания и была брошюра «Государство и революция», в которой, как и в любом религиозном сочинении, были свои догмы и ереси, своя система инквизиции, доведенная большевиками до полнейшего изуверства. Хотя Ленин и призывал в этой работе к партийной борьбе против религиозного опиума, «оглупляющего народ» (33, 76), большевизм оказался сам разновидностью теократического мышления. Содержание «Государства и революции», сплошь напичканное фразами о насилии, свидетельствует о том, что ленинские идеи – это утопия, плохая и злая утопия. Такого государства, как государство диктатуры пролетариата, описанное в этом сочинении, не было, нет и не может быть. Было 75 лет государство, не имеющее аналогов в истории, государство, в основе которого лежали беззаконие и произвол. Как ни странно, в ленинских работах, как правило, мы не находим анализа трудов государствоведов. Ссылки на отдельных мыслителей приводятся им часто лишь в пересказах популярных изданий или в используемых Лениным цитатах Маркса и Энгельса. Юрист по образованию, Ленин полностью обходит молчанием всю предшествующую историю политико-правовой мысли. Знал ли он труды таких великанов политико-правовой теории, как Платон, Аристотель, Боден, Гро-ций, Монтескье, Руссо, Локк и др., знал ли он богатейшую и содержательную русскую юридическую и политическую литературу второй половины XIX – начала XX вв.? Трудно ответить на этот вопрос, но соответствующих прямых ссылок на них нет, нет привычной для Ленина полемики, не видно какого-либо влияния на его мировоззрение Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 22 выдающихся политических мыслителей прошлого. Создается обоснованное впечатление, что он прошел в стороне от передовых идей Канта и других мыслителей XVIII–XX столетий, в частности, о правовом государстве, о верховенстве правового закона, о правах и свободах человека, о законности. Не рассматривается и понятие власти, в результате чего большевизм часто предстает как анархизм. Добавим, что и в «Философских тетрадях», долженствующих отразить теоретическое сырье ленинских идей вообще, не рассматривается ни одна государст-воведческая работа, в том числе «Философия права» Гегеля. Все затмили идеи классовой борьбы и диктатуры пролетариата. Содержание главного ленинского труда о государстве – брошюры «Государство и революция» – тоже не есть целостная теория государства. Это лишь совокупность весьма отрывочных идей, покоящихся на марксо-энгельсовских цитатах и комментировании их. И никакого конкретного плана будущего государственного устройства. Метод работы Ленина таков. Он брал у Маркса и Энгельса «готовые истины» и подгонял к ним те или иные фразы, положения, чтобы они эти «истины» подтверждали. Он верил в «Ветхий завет» марксизма в виде «Манифеста Коммунистической партии» и нескольких иных марксо-энгельсовских сочинений и занимался главным образом его комментированием. Эти комментарии, в свою очередь, стали «Ветхим заветом» большевизма, ленинских идей о государстве в предоктябрьский период. Дальнейшее их развитие, интерпретации или переинтерпретации (составили «Новый завет» большевизма (послеоктябрьские работы В.И. Ленина), осуществленный кнутом, дубинкой, всеми теми средствами, которые Ленин приписывал буржуазному государству. Догма первая и главный исток идей Ленина о государстве в его сочинении «Государство и революция» – классы и классовая борьба, которая должна привести к диктатуре пролетариата. Идея классов и их борьбы была известна до Маркса и Ленина. Она восходит к глубокой древности и ясные очертания приобретает в трактатах Платона. Но к идее классовой борьбы, развитой Сен-Симоном и др., добавлялась центральная мысль, что борьба классов сопровождается одновременно и их сотрудничеством, их солидарностью. И этим обусловлена целостность государства, которое именно благодаря взаимодействию и солидарности классов сцепляет и скрепляет общество с различными классами, и потому оно живет и функционирует. По преданию, в одном из первых столкновений плебеев с патрициями (494 г. до н.э) в Древнем Риме представитель патрициев Менений Агриппа уподобил государство человеческому организму, в котором каждый член взаимосвязан с другим, что вызвано необходимостью сохранения общества и государства. По его мнению, господство гармонии социальных, классовых интересов превыше всего. Не будет преувеличением мысль, что любая организация, в том числе и государственная, есть сотрудничестРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 23 во всех его социальных сил, что разделение труда государственных органов – это взаимное осуществление различных государственных функций. Это ясно описал в своем труде «О конституционном праве» Леон Дюги в начале XX века, характеризовавший солидарность классов одновременно как факт и долг. Между тем Маркс, и особенно Ленин, абсолютизировали идею классовой борьбы. Именно из идеи о невозможности солидарности классов проистекала мысль Ленина, что государство есть не что иное, «как продукт и проявление непримиримости классовых противоречий» (33, 7). Отсюда следовал вывод, что государство есть орудие насилия, машина, дубина, аппарат подавления. И это распространяется Лениным и на пролетарское государство. Автор «Государства и революции» как бы застрял на «непримиримых» классовых противоречиях, классовой борьбе. Альфа и омега большевизма – идея непримиримой классовой борьбы, классовой ненависти, ведущая к оправданию насилия и террора. И будущему государству, по Ленину, была уготована роль орудия, дубины для подавления свергнутых классов и осчастлив-ливания крестьянства. Метафизический материализм в истолковании государственности неизбежно вел к фетишизму, к идеям насилия, к авторитаризму. Ленин полагал, что люди всецело подчиняются неотвратимым законам материальной жизни общества. Одним из них и является закон классового насилия, перерастающего в террор. Таков ход мыслей Ленина в «Государстве и революции». Мысль о классовой борьбе как движущей силе истории затеняла вопрос, почему же государство и общество сохраняются как целостность. Было ошибочным положение марксизма, возведенное в степень Лениным, что буржуазное государство на рубеже XIX–XX вв. исчерпало себя и обречено на гибель. Отсюда вытекала идея насилия по отношению к буржуазному государству и мысль о невозможности компромисса между классами. Маркс полагал, что пролетарская революция произойдет одновременно во всех или в большинстве развитых стран. Ленин этот вопрос в «Государстве и революции» даже не ставит, исходя из противоположной посылки о возможности победы государства пролетарской диктатуры первоначально в немногих странах или даже в одной отдельно взятой стране. Проблема эта всерьез даже не обсуждается, хотя положение это противоречит ортодоксальному марксизму и высказывается попутно, без всякой аргументации. Ленин исходит из предположения, что в России классовая борьба доведена до предела и потому Россия может проложить путь мировой революции. Ему начисто чужда мысль, что в рамках буржуазного государства возможно обеспечить права и свободы человека, что оно может обеспечить социальные гарантии жизни. Иными словами, Ленин не замечал в политической жизни своего времени того, что не ложилось в прокрустово ложе его Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 24 взглядов, что вся предшествовавшая история есть история не только борьбы, но и солидарности, компромиссов и гармонии классов. Он практически ушел от проблемы, что современное ему буржуазное государство совершало тогда поступательное движение в направлении развития демократии и парламентаризма, развития экономического, социального и политического законодательства в интересах народных масс. Так, Ленин как бы не видел антимонополистического законодательства в США 90-х годов XIX в. Идеи классовой борьбы, насилия, классовой ненависти, диктатуры пролетариата направлены против общечеловеческих ценностей. И вполне понятно, что диктатура пролетариата вместе с террором неизбежно выдвигает на политическую арену диктатора. Диктатура – это государство без стабильных законов, это полицейский политический режим, при котором закон есть каприз диктатора. И эта идея развита и по-своему «обоснована» Лениным уже в 1917 г. Не случайно, что как до октябрьского переворота, так и после него Ленин многократно восторженно ссылался на якобинскую диктатуру, как на непременную модель политической революции. В канун октябрьского переворота мы встречаемся с настоящей апологией якобинства, якобинского насилия и террора. Так, в статье «Переход контрреволюции в наступление», опубликованной в «Правде» 10 июня (28 мая) 1917 г., Ленин видит величие настоящих якобинцев в том, что они были с народом, что они не боялись объявлять «врагами народа именно представителей редакционного, эксплуататорского меньшинства народа своего времени... * представителей реакционных классов ...» (32, 217). В другой статье: «О врагах народа», опубликованной в «Правде» 20 (7) июня 1917 г., Ленин восторгается революционными мерами якобинцев, вплоть до гильотины, и считает, что если бы власть перешла к «якобинцам» XX в. – пролетариям, полупролетариям, они объявили бы капиталистов «врагами народа». В статье «Можно ли запугать рабочий класс «якобинством»?», опубликованной в «Правде» 7 июля (24 июня) 1917 г., Ленин утверждает, что якобинство в Европе или на границе Европы и Азии в XX в. означало бы господство «революционного класса, пролетариата», который, опираясь на беднейшее крестьянство, мог бы «привести, во всемирном масштабе, к прочной победе трудящихся» (32, 374). А в работе «Грозящая катастрофа и как с ней бороться», написанной в сентябре 1917 г., т.е. одновременно с «Государством и революцией», Ленин видит величие якобинцев именно в том, что они «сделали свою революцию великой посредством террора против всех угнетателей, и помещиков и капиталистов» (34, 190) и потому необходимо с «якобинской беспощадностью смести все старое» (34, 195). Он признавал классовую борьбу не на жизнь, а на смерть. Результаты оказались катастрофичными. Был уничтожен в значительной мере мозг нации – интеллигенция, дворянство, крестьянство, разрушено хозяйство, доведены Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 25 до предела национальные отношения, нанесен страшный удар морали, обществознанию, всем наукам, культуре, экологии. История изобилует преступлениями государственных деятелей. Достаточно перелистать для этого страницы «Жизнь двенадцати цезарей» Светония. Преступления совершались под прикрытием фраз о благе народа в условиях действительного обесценения личности. Насилие и террор рассматривались как средства достижения политических (зачастую личных) целей и средства переделки людей во имя будущего. Но террор, массовые расправы большевиков, леденящие душу, не поддаются спокойному описанию. И в значительной мере основаны они на постулатах «Государства и революции». Лозунг Ленина на III съезде РКСМ, что нравственно все, служащее интересам пролетарской классовой борьбы, революции и построению коммунизма, уничтожал, как химеру, добро и совесть, честь и право, свободу и законность, общечеловеческую мораль. И подобных высказываний против общечеловеческой нравственности, сведения нравственности к прагматическим соображениям у Ленина достаточно много. Почти на каждой странице работы «Государство и революция» встречаются слова: «классы», «классовая борьба», «классовое господство». Но нет даже попытки объяснить, что это за понятия. А более позднее ленинское определение классов в «Великом почине», данное как бы между прочим, ничего не проясняет. В самом начале «Государства и революции» Ленин ставит перед собой задачу привести все решающие места по вопросу о государстве из сочинений Маркса и Энгельса. При этом их следует привести «в возможно более полном виде, чтобы читатель мог составить себе самостоятельное представление о совокупности взглядов основоположников научного социализма и о развитии этих взглядов, а также чтобы искажение их господствующим ныне «каутскианством» было доказано документально...» (33, 6). Однако на самом деле многие важные положения Маркса и Энгельса о происхождении государства, связанном с развитием общины, о двух сторонах деятельности государства, о государстве как организации «общих дел» и управляющем устройстве и др. не рассматриваются. Многое приводится без соответствующих комментариев и оценок: о «правомерных функциях» государства и т.д. Так, все сведения о происхождении государства основаны у Ленина только на соответствующих положениях энгельсовского труда «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Он не обнаруживает знакомства с идеями по этому вопросу Аристотеля – одного из основателей патриархальной теории происхождения государства, Платона, с конкретными теологическими доктринами, учением Руссо и других, о договорном происхождении государства, о теории насилия и т.д. Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 26 Тенденциозность подбора Лениным марксо-энгельсовских цитат очевидна. Он выбирает именно те, где говорится о государстве как об орудии классового господства. Для него существует только одна теория происхождения и сущности государства – классовая теория государства. Других же теорий он не видит в упор, если не считать самых общих высказываний о теологической теории государства в лекции «О государстве» и попытки сказать в плане книги «Государство и революция» о государстве, о государственности в доклассовом обществе. О том, что Маркс и Энгельс писали о правомерных функциях всякого государства (особенно в конце жизни, на основе опыта Парижской коммуны), о двух сторонах деятельности государства, осуществляющего, помимо подавления, и «общие дела», о предпочтительности мирного перехода от капитализма к коммунизму – об этом в «Государстве и революции» фактически ни слова. Государство во всей работе сведено к орудию борьбы классов, подавления, насилия. И за словами об освобождении от угнетения государства – маскировка целей, насилия и утопия. И как во всякой религии, в ленинизме есть свои основатели, святые, апостолы, ангелы и дьяволы, отступники, ренегаты и т.д. Ленин свою задачу видит прежде всего в том, чтобы «при неслыханной распространенности искажений марксизма» «восстановить истинное учение Маркса и Энгельса о государстве» (33, 5–6). Но от кого получен мандат на «восстановление истинного учения о государстве», кто поручил эту миссию Ленину? Откуда это право на истину? И он приводит лишь те положения Маркса и Энгельса, которые соответствуют его установкам. Он на деле не «восстанавливает» учение марксизма о государстве, а следует в противоположном направлении. Хотя он и берет многие основные догмы у Маркса, ленинизм или большевизм как крайний вариант марксизма связан со многими искажениями идей Маркса и Энгельса, и все клятвы Марксу, что он, Ленин, – его вернейший ученик и последователь, ничего не значат. Он – ученик, но далеко не лучший. Так, Ленин приводит слова Энгельса из «Происхождения семьи, частной собственности и государства»: «Взгляните хотя бы на теперешнюю Европу, в которой классовая борьба и конкуренция завоеваний взвинтили общественную власть до такой высоты, что она грозит поглотить все общество и даже государство...» (33, 11). Но он фактически обосновал поглощение большевистской партией всего общества и государства. Точнее, не РКП(б), ВКП(б), КПСС, а ее узким руководством. И когда в дальнейшем речь будет идти о КПСС, то будет иметься в виду не массовая организация – партия бессловесных миллионов, а партийное руководство, его политбюро и фактический руководитель. При использовании цитат Лениным допускаются существенные неточности. Так, ссылаясь на «Происхождение семьи, частной собРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 27 ственности и государства», Ленин вынужден признать, что в определенных исторических условиях «стала необходимой сила, стоящая, по-видимому, над обществом, сила, которая бы умеряла столкновение, держала его в границах «порядка» (33, 6). Значит, задача государства держать общество в границах порядка, умерять столкновение классов, находить их консенсус. Но у Ленина далее идет отказ от сотрудничества классов и обвинение сторонников соглашения классов в реформизме (у Ленина это бранное слово), в социалшовинизме и оппортунизме. Ибо, считал Ленин, государство не могло бы ни возникнуть, ни держаться, если бы было возможно примирение классов. Выступая против эсеров, полагавших, что «порядок» состоит в примирении классов, а не в угнетении одного класса другим, Ленин писал: «Что государство есть орган господства определенного класса, который не может быть примирен со своим антиподом (с противоположным ему классом), этого мелкобуржуазная демократия никогда не в состоянии понять» (33, 8). На этом основании Ленин утверждал, что ни эсеры, ни меньшевики не могут считаться социалистами, поскольку они отстаивали идею примирения классов. Ленин начисто отказывался видеть в государстве прежде всего управляющее устройство. Да и вообще, сама идея государства как органа господства одного класса над другим ничем не доказана. Классовая концепция государства, несмотря на имеющиеся в ней отдельные рациональные моменты, в целом – это фраза, лишенная научного содержания, миф. Между тем параграфы первый и третий главы первой книги «Государство и революция» озаглавлены: «Государство – продукт непримиримости классовых противоречий» (33, 5), «Государство – орудие эксплуатации угнетенного класса» (33, 12). Ленин, живший долго за пределами России, на Западе, так и не увидел колоссальной социальной роли современных ему буржуазных государств. С несколько иных позиций автор «Государства и революции» выступает против каутскианства. Он утверждает, что по сравнению с эсерами и меньшевиками «каутскианское» извращение марксизма гораздо тоньше. Об этом мы скажем подробно ниже, а пока приведем следующую ленинскую цитату: «Теоретически» не отрицается ни то, что государство есть орган классового господства, ни то, что классовые противоречия непримиримы. Но упускается из виду или затушевывается следующее: если государство есть продукт непримиримости классовых противоречий, если оно есть сила, стоящая над обществом и « все более и более отчуждающая себя от общества», то ясно, что освобождение угнетенного класса невозможно не только без насильственной революции, но и без уничтожения того аппарата государственной власти, который господствующим классом создан и в котором это «отчуждение» воплощено» (33, Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 28 8). У Ленина здесь положения о непримиримости классовых противоречий сопряжены с идеями насильственной революции и уничтожением аппарата старой государственной власти. Оказывается, «тонкое» каутскианское извращение марксистского учения о государстве Ленин видел в том, что Каутский что-то «упускал из виду». Именно «классы», «непримиримая» классовая борьба и притом «кровавая», «насильственная революция», «диктатура пролетариата», «уничтожение» старой государственной машины – истоки ленинских, большевистских идей о государстве. «Насильственная революция», «диктатура пролетариата», «уничтожение», «истребление», «насилие», «смертельная борьба с инакомыслящими» и т.п. – главный рефрен книги «Государство и революция». Но если, по Ленину, государство в тех условиях было орудием для подавления или эксплуатации пролетариата, то отсюда вытекает, по его мнению, вывод: задача пролетарской революции состоит в уничтожении отчужденного от общества государства, всего его аппарата. Задумывался ли Ленин над будущим «пролетарским» государственным аппаратом, разросшимся в бывшем СССР до 18 млн. человек, а, возможно, много больше? По Ленину, задача пролетарской революции чисто отрицательная – насильственное уничтожение буржуазного государства и буржуазного общества. И, как прямо пишет Ленин: «Полное уничтожение буржуазии», уничтожение огромного класса. Как ни странно, но |з книге о государстве в канун революционного переворота отсутствует план создания будущей государственности, ее структур. Правда, справедливости ради, следует отметить, что Ленин собирался продолжить труд «Государство и революция», но так и не сделал этого. В представлении Ленина, единственной творческой страстью является страсть к разрушению. Но и здесь дается общий ответ. На смену уничтоженной государственности должна прийти диктатура пролетариата. Предпринимая написание «Государства и революции», Ленин исходил из того, что накануне социалистического переворота и в условиях «искажения» марксистского учения о государстве вопрос об отношении пролетарской революции к государству приобрел самое злободневное, практически-политическое значение «как вопрос о разъяснении массам того, что они должны будут делать для своего освобождения от ига капитала в ближайшем будущем» (33, 4). Но этот вопрос явно прагматического толка так и остался без ответа, если не считать довольно абстрактной рекомендации сломать старую государственную машину. На самом деле Ленин хотел в своей работе о государстве «до сознания народных масс довести неизвращенный марксизм» (33, 55), который «искажали» его многочисленные враги. Среди них Ленин выделял Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 29 не столько буржуазию, сколько оппортунистов. В начале книги он писал: «На... «обработке» марксизма сходятся сейчас буржуазия и оппортунисты внутри рабочего движения. Забывают, оттирают, искажают революционную сторону учения, его революционную душу. Выдвигают на первый план, прославляют то, что приемлемо, или что кажется приемлемым для буржуазии» (33, 5). Ленин часто говорил, что учение Маркса всесильно, ибо оно верно. В статье «Три источника и три составных части марксизма» Ленин писал: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно. Оно полно и стройно, давая людям цельное миросозерцание, непримиримое ни с каким суеверием, ни с какой реакцией, ни с какой защитой буржуазного гнета» (23, 43). Но почему оно верно? Кто это доказал, каким способом? Это просто фраза, на базе которой ученики и последователи Ленина впоследствии писали толстые и тонкие книги, статьи, защищали кандидатские и докторские диссертации. Но из приведенного положения прямо вытекало, что все, что не согласно с этим «верным учением», должно быть подвергнуто беспощадной и разносной критике. Ленин беспощаден к малейшему несовпадению с ортодоксальным, как он его понимал, марксизмом. Известно, что стиль – это человек. Стиль Ленина в адрес оппонентов бранчлив, нетерпим и груб. При этом он не останавливается перед прямым искажением своих пророков. Так, он писал в «Государстве и революции»: «Критика проекта Эрфуртской программы, посланная Энгельсом Каутскому. 29 июня 1891 г. и опубликованная только десять лет спустя в «Neue Zeit», не может быть обойдена при разборе учения марксизма о государстве, потому что она посвящена, главным образом, именно критике оппортунистических воззрений социал-демократии в вопросах государственного устройства» (33,67). Это противоречит истине. У Энгельса нет ни слова об оппортунистических воззрениях составителей Эрфуртской программы. На самом деле Энгельс писал: «Политические требования проекта страдают большим недостатком. В нем нет того, что собственно следовало сказать» (МЭС2[1], 22, 236). «Касаться этой темы опасно», – добавляет Энгельс, прекрасно знающий, что легально выставлять в программе требование республики в Германии нельзя» (33, 69). Следовательно, сам Ленин знал, что касаться темы республики в то время в Германии в легальном документе нельзя. Но ему всюду мерещится оппортунизм и его призраки. Вся книжка «Государство и революция» наполнена бранью в адрес эсеров и меньшевиков, Плеханова и Бернштейна, Каутского и анархистов. При этом для Ленина достаточно простой уклончивости оппоРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 30 нентов. Он пишет в этой работе: «В общем и целом можно сказать, что из уклончивости по вопросу об отношении пролетарской революции к государству, уклончивости, выгодной для оппортунизма и питавшей его, проистекло извращение марксизма и полное опошление его» (33, 103). Глава VI «Государства и революции», озаглавленная «Опошление марксизма оппортунистами», заполнена банальными фразами, вроде тех, которые Ленин приписывал своим оппонентам: лошади кушают овес, Волга впадает в Каспийское море. Никакой фактической аргументированной критики немарксистских учений о государстве ни в VI главе, ни во всей работе «Государство и революция» нет. Это просто пустая, наполненная фразами, глава. В первых своих работах Ленин еще не выступает как гонитель инакомыслящих. Он еще дискутирует, доказывает, но не «клеймит», «не бичует», хотя отдельные наметки этого проскальзывают в его «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социалдемократов?», «Экономическое содержание народничества и критика его в книге господина Струве», «По поводу так называемого вопроса о рынках» и др. Как правило, критика ведется в умеренной тональности, спокойно, без грубых выпадов. Если в статье «От какого наследства мы отказываемся?» Ленин спокойно и доброжелательно пишет о буржуазном просвещении, то в последующем он нетерпим не только к любым проявлениям буржуазных взглядов, но и к инакомыслию в социал-демократической идеологии, отличной от его идей. Агрессивность начинает нарастать в эмиграции и принимает характер крайней резкости, доходящей до оскорблений, злости и абсолютной нетерпимости. Теперь он исходит из того, что партийная дисциплина требует беспощадной идейной борьбы против «оппортунистов», ибо, по его мнению, беспристрастной общественной науки не может быть в обществе, построенном на классовой борьбе. В «Государстве и революции» Ленин писал: «Мелкобуржуазные демократы, эти якобы социалисты, заменявшие классовую борьбу мечтаниями о соглашении классов, представляли себе и социалистическое преобразование мечтательным образом, не в виде свержения господства эксплуататорского класса, а в виде мирного подчинения меньшинства понявшему свои задачи большинству. Эта мелкобуржуазная утопия, неразрывно связанная с признанием надклассового государства, приводила на практике к предательству интересов трудящихся классов» (33, 25). Ленин, безусловно, противоречивая фигура, как и противоречивы его идеи. Но он всегда тверд, решителен и однозначен по отношению к инакомыслящим и обоснованию террора. При этом он не стесняется в выражениях. Так, в «Тетрадях по империализму», конспектируя книгу д-ра Г. фон Шульце-Гевернице «Британский империализм», Ленин написал об авторе: «Величайший мерзавец, пошляк, кантианец, за релиРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 31 гию, шовинист...» (28,424). В тех же «Тетрадях» по поводу работы д-ра Р. Лифмана «Общества участия и финансирования» Ленин писал: «Автор – махровый дурак» (28, 349). В «Философских тетрадях» в конспекте книги Гегеля «Наука логики» Ленин писал: «Материалист возвышает знание материи, природы, отсылая бога и защищающую его философскую сволочь в помойную яму» (29, 153). И уж совсем откровенно в связи с конспектом книги Гегеля «Лекции по истории философии» в тех же «Философских тетрадях» Ленин на полях написал: «Бога жалко!! Сволочь идеалистическая». Таков стиль Ленина, доведенный до предела в работе «Государство и революция». Вот образцы ленинской критики: «Пошляк Бернштейн все свел на «муниципии» и местное самоуправление. Идиот!!!» (33, 223). «Как же поступил Каутский в своем подробнейшем опровержении бернштейниады? Он уклонился от разбора всей глубины извращения марксизма оппортунизмом в этом пункте» (33, 106). «Каутский поступает совершенно мошеннически, обходя прекрасно известные рассуждения Маркса и Энгельса о Коммуне...» (33, 113). В письме А.Г. Шляпникову 27.Х.1914 г. Ленин писал: «Каутского ненавижу и презираю сейчас хуже всех: поганенькое, дрянненькое и самодовольное лицемерие» (49, 20). Или в письме A.M. Горькому: «И это очищение – вовсе не одна только «идейная задача», вовсе не одна только «литературщина», как думает болван (или жулик) Потресов» (47, 25). В «Заметках публициста» от 14.11.1920 г. об Отто Бауэре написано: «...Ясно, что этот лучший из социал-предателей – в лучшем случае ученый дурак, который совершенно безнадежен» (40, 137). Ленин все время пишет о непримиримой борьбе с реформизмом и оппортунизмом во II Интернационале, о бичевании ликвидаторов и отзовистов. Он грубо ругает своих идейных противников, обвиняя их в предательстве, отступничестве, ренегатстве, подлости и т.п. В отношении Каутского целый набор эпитетов: «буржуазный сикофант», «мещанин», «убогий тупица», «литературный мошенник», «негодяй», которому место в «помойной яме ренегатов». Не случайны его характеристики Каутского в подготовительной работе к «Государству и революции»: «подлый К. Каутский», «жулик и подлец», «перл идиотизма» (33, 293, 295, 301). Аналогичны обвинения в оппортунизме жоресистов и Вандервельде во Франции и Бельгии, Турати и других в Италии, немецких, английских и других социалистов (33, 118-119). Ленин рассуждал, исходя из постулата: кто не с нами, тот против нас. Еще в статье «Наши задачи и Совет рабочих депутатов», написанной 2–4 (15–17) ноября 1905 г., Ленин сказал: «Кто не за революцию, тот против революции. Кто не революционер, тот черносотенец» (12, 70). Его максимализм проявлялся во всем и постоянно. Инакомыслящие заслуживали, по Ленину, самой суровой кары. В статье «О тактиРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 32 ке оппортунизма», написанной 23 февраля (8 марта) 1904 г., Ленин писал: «Плеханов сравнил себя в шутку с римским полководцем, который казнил сына за преждевременный бой. Шутка остроумная. Ну, если бы я был «сыном» в момент решительного боя, когда «силы революции уже переросли силы правительства», я бы, ни секунды не колеблясь, застрелил (или, по-римски, заколол) «папашу», дающего лозунг сделки с реакцией, и спокойно предоставил бы будущим Моммзенам разбираться в том, был ли мой поступок убийством изменника, казнью его или преступлением против чинопочитания» (15, 60). Ленин требует физического уничтожения того, кто, по его мнению, дает «лозунг сделки с реакцией». И еще последний пример. В письме А.А. Богданову и С.И Гусеву от 11.11.1905 г. Ленин писал: «Нужны молодые силы. Я бы советовал прямо расстреливать на месте тех, кто позволяет себе говорить, что людей нет. В России людей тьма, надо только шире и смелее, смелее и шире, еще раз шире и еще раз смелее вербовать молодежь...» (9, 247). Расстрел только за инакомыслие, не за конкретные поступки, не за определенное поведение, а за образ мыслей, за мнение. Надо ли поэтому удивляться той нетерпимости, которая многократно проявляется в труде «Государство и революция» по отношению к инакомыслящим. В этой книге постоянно присутствует образ врага в лице всех инакомыслящих, оппонентов, начиная с эсеров и меньшевиков и кончая Плехановым, Бернштейном, Каутским и анархистами. Надо ли говорить о том, сколько вреда приносили создаваемые Лениным Конфликты и напряжения не только по отношению к его противникам, но и к соратникам. Н.В. Валентинов, хорошо знавший Ленина в эмиграции, приводит слова Троцкого о ленинизме: «Все здание ленинизма, – писал в 1913 г. Троцкий, – в настоящее время построено на лжи и фатьсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения. Каким-то бессмысленным наваждением кажется дрянная склока, которую разжигает сих дел мастер Ленин, этот профессиональный эксплуататор всякой отстатости в русском рабочем движении» (Валентинов Н.В. Троцкистская оппозиция и борьба с ней. // Наследники Ленина. М., 1991. С. 52-–53). Ленин заканчивает труд «Государство и революция» словами: «Извращение и замалчивание вопроса об отношении пролетарской революции к государству не могло не сыграть громадной роли тогда, когда государства с усиленным, вследствие империалистского соревнования, военным аппаратом превратились в военные чудовища, истребляющие миллионы людей ради того, чтобы решить спор, Англии или Германии, тому или другому финансовому капиталу господствовать над миром» (33, 119). Все оказалось иначе. Написано как будто о том, что военные чудовища Германии и СССР истребляли миллионы людей ради того, чтобы решить спор: национал-социализму или коммунизму господствовать над миром. Получилось так. что Ленин пророчески предвидел чудовищность СССР. В дальнейшем при ссылках на работы Маркса и Энгельса по 2-му изданию сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса в целях сокращения будет указываться аббревиатура МЭС и далее номер тома и номер страницы. 3[1] Критика Лениным самодержавия и буржуазного государства Анализа того, что представляет собой самодержавное государство с точки зрения его особенностей как государственной формы, в работах Ленина нет. Есть лишь общие суждения о неограниченном характере самодержавия, о том, что это плохое государство, подавляющее крестьян и организующее репрессии против народа и т.п. Характерного для Маркса теоретического анализа соотношений гражданского общества и самодержавного государства у Ленина нет и в помине. В этом отношении Ленин безнадежно отстал и от Джона Локка, специально исследовавшего эту проблему. Так, в труде «Два трактата о правлении» Локк исследует вопрос о несовместимости абсолютной монархии с гражданским обществом. Он утверждает, что «абсолютная монархия, которую некоторые считают единственной формой правления в мире, на самом деле несовместима с гражданским обществом. Ведь цель гражданского общества состоит в том, чтобы избегать и возмещать те неудобства естественного состояния, которые неизбежно возникают из того, что каждый человек является судьей в своем собственном деле» (Локк Джон. Соч.: В 3 т. Т. 3. М., 1988. С. 312). Приведенное положение свидетельствует о четком теоретическом подходе Локка к понятию абсолютной монархии (самодержавие лишь ее разновидность). И в другом месте той же работы, развивая идею о соотношении абсолютизма и гражданского общества, Локк писал, что у кого бы ни находилась абсолютная власть, она очень далека от того, чтобы быть видом гражданского общества, ибо настолько несовместима с ним, как рабство с собственностью (см. там же, с. 98, 99). Ленин в своих суждениях о самодержавии отказывается рассматривать его в соотношении с гражданским обществом, хотя последнее является ключевым в марксистском материалистическом учении о государстве. Вообще у Ленина нет ясного теоретического рассмотрения проблемы «общество и государство». Как видно из марксова определения «гражданского общества» в предисловии к «К критике политической экономии», стержневым элементом этого общества являются люди. Это, казалось бы, вполне соответствует общему, распространенному среди мыслителей различных направлений взгляду, что человек есть главное действующее лицо гражданского общества. Однако между марксистским пониманием роли людей в гражданском обществе и обычным пониманием огромная Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 34 разница. Она в том, что у Маркса люди, вступающие в производственные отношения, – это не личности, не индивиды, а просто человеческая масса, не наделенная какими-либо правами. Это, скорее, классы с их непримиримыми, по Марксу, противоречиями, и потому гражданское общество, с точки зрения марксизма, гиперболизированной Лениным, – это арена сплошного насилия, по принципу «стенка на стенку», и такого классового противостояния, которое может завершиться только гибелью одного из борющихся классов. Отсюда и марксистско-ленинская идея о государстве как орудии насилия в гражданском обществе, призванном оказывать на него активное влияние. Ленин ограничивается характеристикой самодержавия как последней стадии феодального государства и формы классовой помещичьей диктатуры. В то же время Ленин считал самодержавие столь гибкой политической формой, что она имеет возможность приспособляться к новым, буржуазным общественным отношениям, способствовать капиталистическому развитию и постепенно продвигаться по пути превращения в буржуазную монархию. Ленин полагал, что самодержавие удовлетворяет известные интересы господствующих классов, держась отчасти и неподвижностью массы крестьянства и мелких производителей вообще, отчасти балансированием между противоположными интересами, представляя собой, до известной степени, и самостоятельную организованную политическую силу (6, 363). В другом месте, в статье «Наша программа» (написано не ранее октября 18Q9 г.) Ленин дает более развернутое определение самодержавия. «Россия – монархия самодержавная, неограниченная, – писал он. – Царь один издает законы, назначает чиновников и надзирает за ними. От этого кажется, что в России царь и царское правительство не зависит ни от каких классов и заботится о всех одинаково. А на деле все чиновники берутся только из класса собственников и все подчинены влиянию крупных капиталистов, которые веревки вьют из министров и добиваются всего, чего хотят. На русском рабочем классе лежит двойной гнет: его обирают и грабят капиталисты и помещики, а чтобы он не мог бороться против них, его связывает по рукам и по ногам полиция, затыкая ему рот, преследуя всякую попытку отстоять права народа» (4, 185). Эта пространная выдержка мало что проясняет. Из нее следует утверждение, что российская монархия представляет собой неограниченное законами самодержавие, т.е., согласно общей концепции Ленина, является орудием в руках класса помещиков – это государство абсолютистское, феодальное. В то же время Ленин утверждает, что в этом государстве решающее влияние имеют не помещики, а капиталисты, которые веревки вьют из министров и добиваются всего, что им угодно. Эта неопределенность прослеживается во многих подобных суждениях Ленина. Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 35 В другой статье «Попятное направление в русской социал-демократии» (конец 1899 г.) Ленин писал: «...Необходимо ответить сначала на вопрос: что такое самодержавие? Самодержавие (абсолютизм, неограниченная монархия) есть такая форма правления, при которой верховная власть принадлежит всецело и нераздельно (неограниченно) царю. Царь издает законы, назначает чиновников, собирает и расходует народные деньги без всякого участия народа в законодательстве и в контроле за управлением. Самодержавие есть поэтому самовластие чиновников и полиции и бесправие народа» (4, 251–252). И здесь нет элементарной честности в определении понятий. Из содержания приведенной цитаты никак не следует сделанный в ее конце вывод: «Самодержавие есть поэтому самовластие чиновников и полиции и бесправие народа». Ни о каком теоретическом аспекте данного определения самодержавия не может быть и речи. Ленин полагает, что монархия – не единообразное и неизменное, а весьма гибкое, способное приспособляться к разнообразным классовым отношениям учреждение. И далее, в статье «Об избирательной кампании и избирательной платформе» (октябрь 1911 г.) Ленин приходит к мысли, что «из этих бесспорных абстрактных соображений делать выводы относительно конкретной русской монархии XX в. значит издеваться над требованиями исторической критики и изменять делу демократии. Наше положение и история нашей государственной власти – особенно за последнее десятилетие – показывают нам наглядно, что именно царская монархия есть средоточие той банды черносотенных помещиков (от них же первый – Романов), которая сделала из России страшилище не только для Европы, но теперь и для Азии, – банды, которая довела ныне произвол, грабежи и казнокрадства чиновников, систематические насилия над «простонародьем», истязания и пытки по отношению к политическим противникам и т.д., до размеров совершенно исключительных» (20, 359). Вопреки только что данному определению самодержавия, где говорилось, что при этой форме правления власть принадлежит нераздельно и неограниченно царю, Ленин в работе «К деревенской бедноте», написанной в первой половине марта 1903 г., утверждает, что «управляет Россией не царь, – это только говорить можно о самодержавии одного человека! – управляет Россией кучка самых богатых и знатных чиновников. Царь узнает только то, что угодно бывает этой кучке сообщить ему. Царь не имеет никакой возможности идти против воли этой кучки сановитых дворян: царь сам помещик и дворянин; ...Царское самодержавие есть самодержавие чиновников. Царское самодержавие есть крепостная зависимость народа от чиновников и больше всего от полиции. Царское самодержавие есть самодержавие полиции» (7, 135, 137). Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 36 Никакой четкости в определении самодержавия у Ленина в приведенных положениях нет. Одно положение противоречит другому. То самодержавие – надзаконная, неограниченная власть царя, то царем управляют, вьют из него веревки капиталисты, то даже говорить не следует о том, что управляет Россией царь, что он просто пешка в руках кучки богатых и знатных чиновников. И, в конечном счете, царское самодержавие сводится к самодержавию полиции. Ни какой теоретической определенности в определении самодержавия у Ленина нет. Да и не могло быть, ибо он не рассматривал проблему властных отношений при абсолютистской монархии. Самое большее, что занимает Ленина, – это функционирование самодержавия, его репрессивная деятельность. Говоря о движении крестьян весной 1902 г. в Полтавской, Харьковской и других губерниях, Ленин отмечал: «...Царское правительство послало против них войско, как против неприятелей, и крестьяне были разбиты, в крестьян стреляли, многих убили, крестьян пересекли зверски, засекли до смерти, истязали так, как никогда турки не истязают своих врагов – христиан. Царские посланцы, губернаторы, истязали больше всех, как настоящие палачи. Солдаты насиловали крестьянских жен и дочерей.» (7, 195). Конечно, подобные репрессии ужасны во все времена и кем бы они не осуществлялись. Однако справедливости ради следует заметить, что зверства при подавлении бунтов, крестьянских выступлений Красной Армией, ВЧК и частями ЧОН были столь жестоки, что не идут ни в какие сравнения с репрессиями царизма. Естественно;, что мысль Ленина работает в направлении не только осуждения царизма, но и его ниспровержения. Однако Ленин достаточно осторожен в выборе путей этого ниспровержения (на первых порах). Так, в конце 1899 г. в статье «Попятное направление в русской социал-демократии» на вопрос «Что означает ниспровержение абсолютизма?» Ленин отвечает: «Это значит отказ царя от неограниченной власти; предоставление народу права выбирать своих представителей для издания законов, для надзора за действием чиновников, для надзора за собиранием и расходованием государственных средств. Такая форма правления, когда народ участвует в законодательстве и управлении, называется конституционной формой правления (конституция = закон об участии народных представителей в законодательстве и управлении государством). Итак, ниспровержение самодержавия означает замену самодержавной формы правления – конституционной формой правления» (4, 252). Как видно, Ленин вновь возвращается к характеристике абсолютизма, самодержавия в России как неограниченной ничем государственной власти, хотя примерно в то же время оговорил, что не царь управляет Россией, а делает это кучка самых знатных и богатых чиновников. Но главное не в этом, и мы не будем больше возвращаться к противоречивым Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 37 оценкам самодержавия, абсолютизма, даваемым Лениным в зависимости от различных ситуаций. Основное здесь в том, что основатель зарождавшейся большевистской партии, говоря о ниспровержении царизма в 1899 г., ни словом не обмолвился о немирном, революционном пути этого процесса. Он еще достаточно осторожен, если не просто осмотрителен, чтобы призывать к насильственному перевороту, и ограничивается простой констатацией необходимости отказа, именно отказа, царя от неограниченной власти, предоставления права народу избирать своих представителей в законодательный орган и создания конституционной формы правления. Можно констатировать, что в приведенной работе (она впервые напечатана только в 1924 г.) Ленин выступает как демократ, а не революционер, размахивающий кровавым знаменем. Но постепенно настрой Ленина меняется. После революционных событий 1905 г. акцент в его работах делается на характеристике террористической деятельности царизма. Так, в работе «Политическое положение и задачи рабочего класса» (24 декабря 1906 г.) Ленин писал: «После разгона Думы правительство сдерживало возмущение страны только посредством военного террора. Усиленные и чрезвычайные органы, аресты без конца, военно-полевые суды, карательные экспедиции, все это, вместе взятое, нельзя назвать иначе, как военным террором» (14, 201). Ленин возмущен разгулом репрессий Николая II. «Местью за революцию, – писал он в марте 1912 г., – отмечена вся эпоха III Думы. Никогда еще не было в России такого разгула преследований со стороны царизма. Виселицы за эти пять лет побили рекорд трех столетий русской истории. Места ссылки, каторга и тюрьмы переполнились политиками, как никогда, и никогда не применялись к побежденным такие истязания и пытки, как при Николае II. Никогда на было такого разгула казнокрадства, такого бесчинства и произвола чиновников, – которым все сходит с рук за ретивость в борьбе с «крамолой», – такого издевательства над обывателем вообще и над мужиком в особенности со стороны любого представителя власти. Никогда еще не травили с таким запоем, с такой злобой, с такой бесшабашностью евреев, а вслед за ними и другие народности, не принадлежащие к господствующей нации» (21, 177). Это действительно ужасно. Одно описание николаевского террора после революционных событий 1905 г. заставляет сжиматься сердца. Но этот террор кажется мелочным и незначительным по сравнению с тем, который развязали большевики, захватив власть. Их террор, описанный во множестве сочинений свидетелями большевистских расправ, пыток и бессудных расстрелов в подвалах ЧК, масштабы его зверства не идут ни в какое сравнение с актами насилия, осуществленными не только в правление Николая II, но и во все предыдущие эпохи. Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 38 Наконец, чтобы закончить с ленинской критикой самодержавия, приведем еще одно суждение Ленина в его работе «На дорогу», напечатанной 28 января (10 февраля) 1909 г. «Самодержавие, – писал Ленин, – прикрывает себя якобы конституционными учреждениями, но в то же время на деле получается невиданное еще разоблачение его классовой сущности...» Ленин отмечает, что самодержавие стремится взять на себя решение объективно необходимых задач буржуазной революции – создание народного представительства, которое заведует делами буржуазного общества. Он отмечает, что самодержавие берет на себя чистку средневековых, запутанных и обветшалых аграрных отношений в деревне. Однако, утверждал Ленин, и утверждал бездоказательно, результат новых шагов самодержавия оказался равным нулю, что, по мнению вождя большевизма, еще нагляднее показывает необходимость иных сил и других средств для решения исторических задач. И Ленин заключает: «Самодержавие противопоставлялось до сих пор в сознании миллионных, не искушенных в политике, масс народному представительству вообще; теперь борьба суживает свою цель, определяет конкретнее свою задачу, как борьбу за власть в государстве, определяющую характер и значение самого представительства» (17, 359). Такова в целом ленинская критика российского самодержавия, критика, начисто лишенная теоретического содержания. Она носит лишь эмоциональный характер, не включая в себя анализа этой формы государственного строя. Вообще ленинские оценки тех или иных форм государства, а также различных направлений политической мысли носят крайне субъективный характер. Так, Ленин в работе «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» (весна и лето 1894 г.) величает народников как злейших реакционеров за их утверждения, что естественной задачей государства является охрана экономически слабых. Между тем, по Ленину, вся история России и ее внутренняя политика свидетельствуют, что задача российского государства – охранять лишь помещиков-крепостников и крупную буржуазию. Он утверждал, что самодержавное государство расправляется самым зверским образом со всякой попыткой экономически слабых защитить себя. Это, говорит Ленин, естественная задача государства, поскольку абсолютизм и бюрократия пропитаны насквозь крепостнически-буржуазным духом. Это было началом ленинского отрицания общесоциальной роли государства вообще, его роли как управляющего устройства (1, 266267). В той же работе Ленин обращает внимание на то, что российское государство выступает в роли европейского жандарма, вернейшего оплота всякой реакции. Это государство довело русский народ до позора служить орудием подавления народов на Западе. И это при тех условиях, что русский народ забит у себя дома (1, 269). Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 39 Таковы общие суждения Ленина о самодержавном государстве, носящие схематический, порой достаточно примитивный характер. Чуть более конкретны высказывания вождя большевиков о буржуазном государстве, но и здесь они носят весьма общий характер. Прежде всего Ленин констатирует, что буржуазное государство не может не быть классовым государством. При этом основным и главным он считает то, что Россия является буржуазным обществом, выросшим из крепостнического уклада, что политическая форма России есть классовое государство и путь к прекращению угнетения трудящихся заключается в пролетарской классовой борьбе (хотя пролетариат и составлял в России в то время относительно незначительное – по сравнению с крестьянством – меньшинство). Единственное замечание, которое можно отнести к теоретическому, содержится в работе «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве (отражение марксизма в буржуазной литературе)» (конец 1894 – начало 1895 гг.). Здесь Ленин писал об активной роли государства, действующего весьма энергично и никогда пассивно (1, 369). В той же работе подвергалась критике точка зрения «мелких производителей» (т.е. крестьян, подавляющего большинства общества), полагающих, будто государство должно становиться на точку зрения нравственности, милой мелким производителям. Опровергая этот взгляд, Ленин утверждает, что «данное государство должно становиться на точку зрения той нравственности, которая мила высшей буржуазии» (1, 404). Таким образом, у Ленина нет никакой ясности в вопросе о классовом характере российского государства. В одних его высказываниях оно фигурирует как самодержавное государство, в других (их большинство) – как государство буржуазное. Ленина больше, чем любое иное, интересует буржуазное общество. Говоря об особенностях взглядов Маркса на буржуазное общество, Ленин писал: «Гигантский шаг вперед, сделанный в этом отношении Марксом, в том и состоял, что он бросил все эти рассуждения об обществе и прогрессе вообще и зато дал научный анализ одного общества и одного прогресса – капиталистического»(1, 143). Ленин пытается в работе «О стачках» (конец 1899 г.) дать дефиницию капитализма как общественной системы. «Капитализмом, – писал он, – называется такое устройство общества, когда земля, фабрики, орудия и пр. принадлежат небольшому числу землевладельцев и капиталистов, а масса народа не имеет никакой или почти никакой собственности и должна поэтому наниматься в работники. Землевладельцы и фабриканты нанимают рабочих, заставляют их производить те или другие продукты, которые они и продают на рынке. При этом фабриканты платят рабочим только такую плату, чтобы рабочие едва-едва могли просуществовать на нее со своими семьями, а все, что производит рабочий сверх такого количества продуктов, фабрикант кладет в свой карман, что составляет Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 40 его прибыль. Таким образом, при капиталистическом хозяйстве масса народа работает по найму у других людей, работает не на себя, а на хозяев за плату» (4, 289). Ленин остается верным себе. Самые общие высказывания без попытки какого-либо теоретического анализа, самые обыденные описания без вскрытия самой сути описанных явлений, событий или понятий. Иным и не предстает только что приведенное определение капитализма. Круг вопросов, касающихся буржуазного государства, у Ленина весьма узок. Это – в основном критика буржуазной демократии как «фальшивой», «лицемерной», демократии для «меньшинства», критика буржуазной монархии, буржуазного парламента, который, по Ленину, является марионеткой, и т.п. Есть, правда, отдельные высказывания, в которых характеризуется буржуазнодемократический строй. Так, в работе «Революционная демократическая диктатура пролетариата и крестьянства», напечатанной 12 апреля (30 марта) 1905 г., Ленин писал, что социал-демократия освящает буржуазный строй по отношению к его прошлому. Она освящает буржуазный республиканско-демократический строй по сравнению с «самодержавно-крепостническим буржуазным строем». Но, писал Ленин, социал-демократия «освящает» буржуазную республику только как последнюю форму классового господства, освящает как самую удобную арену борьбы пролетариата с буржуазией, как арену для широкой и свободной борьбы с самим буржуазным строем и такими его учреждениями, как тюрьмы, полиция и т.д. (10, 27-28). Особенно резкой критике подвергал Ленин буржуазный парламентаризм, который он рассматривал как ловушку для рабочих, как псевдодемократическое учреждение. В статье «Партизанская война» (30 сентября 1906 г.) Ленин писал: «Парламент извращается в публичный дом, где шайка буржуазных политиканов торгует оптом и в розницу «народной свободой», «либерализмом», «демократией», республиканизмом, антиклерикализмом, социализмом и всеми прочими ходкими товарами» (14, 10). Столь уничижительная и несправедливая в целом критика буржуазного парламентаризма была призвана возбудить народные массы против буржуазной государственности, представив ее в самом неприглядном свете. О том, что буржуазный парламентаризм был великим теоретическим шагом по пути к демократизации политической жизни, что это прогрессивный институт – об этом у Ленина ни слова. В работе «Марксизм и ревизионизм» (март – апрель 1908 г.) он видит суть парламентаризма в том, что, не устраняя, а обнажая сущность самых демократических республик, этот институт раскрывает буржуазный республиканизм как орган классового угнетения. Зато Ленин пытается представить дело таким образом, что господствующие классы (имеются в виду классы помещиков и буржуазии) Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 41 Германии, создавшие условия наиболее прочной буржуазной законности, приходят якобы к необходимости сломать эту законность в целях сохранения господства буржуазии. И Ленин в статье «Два мира» (ноябрь 1910 г.) утверждает, что «эпоха использования созданной буржуазией законности сменяется эпохой величайших революционных битв, причем битвы эти по сути дела будут разрушением всей буржуазной законности, всего буржуазного строя, а по форме должны начаться (и начинаются) растерянными потугами буржуазии избавиться от ею же созданной и для нее ставшей невыносимою законности!» (20,16). И это Ленин писал тогда, когда прогрессивные слои общества в буржуазной и самодержавной странах выиграли дело Дрейфуса и дело Бейлиса. Ленин обращает особое внимание на возможность возникновения буржуазной монархии в России. Он убежден, хотя никакими доводами эту позицию не аргументирует, что буржуазная монархия «не может не только сложиться, но даже и начать складываться без контрреволюционной – (веховской) либеральной буржуазии» (21, 80). Ленин игнорирует тот бесспорный факт, что веховцы вообще не принадлежали к либеральной буржуазии, а принадлежали к либерально-демократической интеллигенции. Впрочем, при общем отношении Ленина к интеллигенции для него либеральная буржуазия и либеральнодемократическая интеллигенция едины суть. И все это при том, что Ленин соглашается, что в ряде буржуазных стран господствует политическая свобода. Так, в статье «В Англии (Печальные результаты оппортунизма)» (12 апреля 1913 г.) Ленин писал, что «В Англии политическая свобода полная, и социалистические партии существуют вполне открыто» (23, 63). Однако это не помешало ему заявить в статье «Английский пацифизм и английская нелюбовь к теории» (июнь 1915 г.): «...В Англии правительство есть чистейшего вида комитет по заведованию делами буржуазии...» (26, 266). Ленинские высказывания о буржуазном государстве более чем противоречивы. В статье «Организация масс немецкими католиками», написанной 20 мая (2 июня) 1913 г., Ленин отмечал, что в государствах, где обеспечены конституционные устои и участие народа в государственных делах, там к организации масс стремятся как социалисты (чья единственная сила заключается в организации и просвещении народа), так и различные реакционные партии. «Если, – писал Ленин, – демократизован строй государства, то капиталистам приходится искать опоры в массах, а для этого надо организовать их под лозунгами клерикализма (черносотенства и религии), национализма-шовинизма и т.д.» (23, 188). Ленин все время абсолютизирует негативные стороны буржуазной государственности, не замечая ее истинной роли или просто проходя мимо прогрессивных политико-правовых институтов, сложивРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 42 шихся во второй половине XIX – начале XX вв. В труде «Государство и революция» он соглашается с высказыванием Энгельса против всеобщего избирательного права, полагавшего, что это избирательное право есть лишь показатель зрелости рабочего класса и дать нечто большее оно не может и не даст никогда в теперешнем государстве (33, 14). Может быть, одним из самых существенных просчетов Ленина был отказ признать идею правового государства как одну из важнейших в политико-правовых учениях второй половины XIX – начала XX вв. (Разумеется, эта идея доминирует в прогрессивных политикоправовых учениях до настоящего времени.) Уже отмечалось, что Ленин отождествлял правовое государство с самодержавием. Он не видел в правовом государстве элемент именно гражданского общества. Он не понял, что неправовое государство означало замкнутую закрытую систему, оторванную от общества, тогда как правовое государство – это открытая политическая система, находящаяся в постоянном взаимодействии с гражданским обществом. Он не учитывал, что в правовом государстве, которое отстаивали либеральные государствоведы и юристы (которых Ленин считал прислужниками буржуазии), господствует правовой закон. Этому правовому закону подчинено государство, действующее в условиях господства права и механизма, обеспечивающего правовое господство в виде разделения властей. Для него оставались далеким, чем-то потусторонним и идеи прав, свобод и достоинства личности. Коллектив для Ленина, для большевизма – это основа человеческого общества, и во имя коллектива возможны любые нарушения прав человека, что и было важнейшим принципом большевистской политической системы. Юрист Ленин прошел мимо истоков идеи правового государства, содержащейся в учениях теоретиков естественного права, восходивших к античному миру, а если говорить более строго, – к древнекитайским философам, как Лао-цзы и др. И прошел Ленин мимо концепции правового государства прежде всего потому, что он не понимал, что самый существенный фактор правового государства – это гражданское общество, не зависящее от государства, что права гражданина обеспечиваются только гражданским обществом, равно как и права человека. Но, как отмечал еще молодой Маркс в период его безусловно демократического развития, важнейшим правом человека является его право на частную собственность. Иными словами, эта индивидуальная свобода образует основу гражданского общества. Но Ленин – непримиримый враг частной собственности, без которой нет ни гражданского общества, ни правового государства. Идеологи гражданского общества и правового демократического государства полагали, что именно частная собственность и рыночные отношения, создающие возможность Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 43 для развития частной предпринимательской инициативы, будут оздоровлять экономическую систему. Не потому ли Ленин, ненавидевший частную собственность, считавший ее причиной и основой всех социальных бед, и выступал как против гражданского общества, так и против правового государства. Ведь в современных условиях правовое государство и есть политическая ипостась гражданского общества, общества свободных предпринимателей. К тому же, чем больше развито гражданское общество, тем в большей мере оно способно не допустить монополии политической власти, монополии государства и его претензии на авторитаризм. Но для Ленина главным мифом была диктатура «пролетариата», полнейшая монополия государственной власти в руках диктатора или группы диктаторов. При такой концепции, концепции непримиримой классовой борьбы и диктатуры «пролетариата», идея правового государства представлялась совершенно излишней выдумкой буржуазных идеологов, либеральных юристов, идеей, отражавшей своекорыстные интересы. Эта идея правового государства с ее принципами верховенства правового закона, разделения властей и приоритета прав человека над правами государства не устраивала Ленина – сторонника жесткой политической системы и основателя тоталитарного государства. И Ленин, обойдя в своих работах идею правового государства, конструирует образ империалистического государства как ступень в развитии буржуазной государственности и подвергает его критике. Характеризуя империализм, Ленин дает следующее «короткое определение империализма»: «Империализм, – писал Ленин в работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» (январь – июнь 1916 г.), – есть монополистическая стадия капитализма» (27, 386). Это действительно предельно короткое определение империализма ничего не проясняет. Если добавить к этому утверждение Ленина в октябре 1916 г. в работе «Империализм и раскол социализма», что империалистическая эпоха капитализма начинается не раньше 1898–1900 гг., то станет ясной бездоказательность подобных утверждений Ленина. Он не очень утруждает себя обоснованием особенностей социальных, экономических и политических изменений капитализма, характеризующих империалистическую стадию его развития, и тем самым не раскрывает действительного содержания понятия «империализм». К этому следует добавить, что уже в 1890 г. в США был принят первый антимонополистический закон Шермана, положивший там начало антимонополистическому законодательству. В «Материалах по пересмотру партийной программы» (апрель – май 1917г.) Ленин отождествляет империализм с эпохой финансового капитала. Он писал, что империализм представляет такое высокоразвитое хозяйство, когда синдикаты, картели, тресты – монополистические союзы капиталистов – получили решающее значение, а Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 44 банковский капитал огромной концентрации слился с капиталом промышленным. Развился в больших размерах вывоз капитала в чужие страны, а весь мир оказался поделенным территориально между богатейшими странами, и начался экономический раздел мира между интернациональными трестами. И автор теории империалистического общества и государства заключает, что империализм есть капитализм отживающий, но еще не отживший, умирающий, но еще не умерший Эта последняя ленинская фраза стала сакраментальной, ее Ленин будет повторять многократно. Об этом Ленин писал и в «Империализме, как высшей стадии капитализма», полагая, что из экономического содержания империализма вытекает его переходный характер умирающего капитализма. В уже упоминавшейся работе «Империализм и раскол социализма» Ленин вновь повторяет, что империализм есть умирающий капитализм, капитализм переходный к социализму, поскольку монополия, вырастающая из капитализма, означает умирание капитализма и начало перехода его в социализм. Итак, империализм аттестуется Лениным как отживающий, умирающий капитализм. Со времени ленинского суждения капитализм как экономическая система живет уже три четверти века, живет и процветает во многих странах. Характерно, что Ленин рассматривает империализм как переходный к социализму капитализм, поскольку, по его мнению, монополия означает начало перехода капитализма в социализм. Во всяком случае, более монополистическое общество, чем так называемое социалистическое общество в большевистском варианте, трудно себе представить. Также трудно себе представить более монополистическое государство, нежели большевистское социалистическое государство с его миллионом щупалец, обвивающих все общество и подчиняющих его себе. Из такого государства – всемогущего монополиста и родился тоталитарный режим. Отметив, что империализм есть особая историческая стадия развития капитализма, Ленин говорит о трех его особенностях, которые фактически сводятся к одному и тому же. Он утверждает, что империализм, во-первых, есть монополистический капитализм; во-вторых, паразитический или загнивающий капитализм; а в-третьих, капитализм умирающий. Он видит, и это повторяется множество раз, суть империализма в том, что происходит смена свободной конкуренции монополией. К словам «отживающий», «умирающий», «загнивающий» прибавляется еще слово «паразитический», которое не очень понятно и неизвестно, что означает, хотя ругательский его смысл очевиден. Но вот перед нами работа Ленина «Ответ П. Киевскому (Ю. Пятакову)». Здесь звучат удивительные ноты. В работе, написанной примерно в то же время, что и «Империализм и раскол социализма» – в августе – сентябре 1916 г., Ленин утверждает (и это нельзя пересказать своими словами, а для доказательства надо цитировать), что «имРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 45 периализм есть высокоразвитый капитализм; империализм прогрессивен» (30, 70). Как обычно, Ленин не утруждает себя аргументами, и остается двусмысленностью, что умирающий, отживающий, загнивающий капитализм несет в себе прогрессивные черты. Возможно, это ленинская, большевистская диалектика, но тогда такая диалектика просто страшна. Ею можно объяснить все, что угодно, что черное – это белое и наоборот. И в той же, только что приведенной цитате, где говорится о прогрессивности империализма, Ленин писал, что империализм есть отрицание демократии, а это, глубокомысленно заявляет большевистский вождь, означает, что демократия неосуществима при капитализме. Пойми, кто может. Неужто прогрессивность империализма в том и состоит, что он отрицает демократию? Но если отрицает демократию империализм, то почему вдруг это распространяется на всю систему капитализма? Что это – наивность, очередной миф, очередная утопия, столь присущие основателю большевистской партии? И у Ленина в его капитальной работе об империализме звучит следующий вывод: политическими особенностями империалистической стадии развития капитализма является реакция по различным направлениям, а также усиление в связи с устранением свободной конкуренции гнета национального и гнета финансовой олигархии. Отсюда и нападки на демократическую буржуазную республику. В работе «О карикатуре на марксизм» (август – октябрь 1916 г.) Ленин утверждал, что демократическая республика логически противоречит капиталистической системе, поскольку «официально» приравнивает богатых к бедным. В этом Ленин видит противоречие между экономическим строем и политической надстройкой. И опять нет никаких теоретических обоснований. Вождь большевизма от таких обоснований далек, он просто уклоняется от них. И потому говорить о нем как о теоретике государства бессмысленно. Его противоречивость удивительна. Он говорит и пишет как публицист, который в различных условиях или для достижения противоположных задач высказывает взаимоисключающие точки зрения. Ленинское общее отношение к демократии связано с рассмотрением политической демократии как лишь одной из возможных форм надстройки над капитализмом. В работе «Итоги дискуссии о самоопределении», написанной в июле 1916 г., Ленин полагал, что как капитализм, так и империализм развиваются при любых политических формах, подчиняя себе всякие формы. В работе «О карикатуре на марксизм» Ленин говорит от имени всех социал-демократов, что самая демократическая республика при капитализме ведет к подкупу чиновников буржуазией, к союзу биржи с правительством. И уже совершенно бессмысленная фраза, что чем демократичнее государство, тем яснее рабочим, что корень зла – капитализм, а не бесправие. И подоРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 46 бных пассажей у Ленина много в работе «Государство и революция», заслуживающей самостоятельного и обстоятельного анализа, в труде «Пролетарская революция и ренегат Каутский» и в др. Какими иными могли быть суждения Ленина, если он в статье «Восемнадцатое июня», написанной 3 июля (20 июня) 1917 г. с непререкаемостью утверждал, что «буржуазия – это и есть контрреволюция» (32, 361). Именно этим пониманием буржуазии как однозначно контрреволюционной силы определялась вся политика большевиков, ленинского государства по отношению к капиталистам, к частным собственникам и вообще мало-мальски имущим слоям населения. По мнению Ленина, капитализм и в особенности империализм, превращая демократию в иллюзию, порождает в то же время демократические стремления в массах, создает демократические учреждения и воспитывает массы в борьбе за демократию. Только воспитание рабочего класса в демократическом духе, по мнению Ленина, даст пролетариату возможность совершить экономический переворот. Вывод Ленина в следующем: империализм является кануном социалистической революции. В предисловии к французскому и немецкому изданиям от б июля 1920 г. к работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» утверждалось: «Империализм есть канун социальной революции пролетариата». Что-что, а во время жизни Ленина и потом его утверждение не подтвердилось. Еще один из прогнозов Ленина не состоялся. Ленин не состоялся как теоретик ни в критике капитализма, ни в тех утверждениях, которые им были сделаны по вопросам природы капитализма и его будущего. Ленин о классах и классовой борьбе Хотя о классах и классовой борьбе Ленин писал достаточно много в своих работах дооктябрьского периода, однако после октябрьского переворота и начала гражданской войны в России миф о классах и классовой борьбе получил новый импульс в своем развитии. Большевистская партия нуждалась в оправдании своей классовой политики, анализе расстановки классовых сил, в том, чтобы представить себя защитницей и проводником интересов тех классов, которые составляли большинство населения. Надо было объяснить и гражданскую войну через призму столкновения классов и обострения и усиления классовой борьбы в сложившейся конкретно обстановке. И Ленин продолжает уделять вопросам классов и классовой борьбы повышенное внимание. Различные аспекты этой проблемы лежат в поле его зрения, и им посвящены в той или иной мере десятки ленинских работ. Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 47 Одной из важнейших догм марксизма была догма непримиримой классовой борьбы, воспринятая Лениным и превращенная им в один из главных мифов большевизма. Ленин исходил из положений «Манифеста Коммунистической партии» о том, что вся предшествующая история, за исключением истории первобытного общества, есть непримиримая борьба классов, что всякая классовая борьба есть борьба политическая, что политическая, государственная власть в собственном смысле слова представляет собой организованное насилие одного класса для подавления другого. Эти положения были основой идей Ленина о государстве. Ленин назойливо, сотни раз повторяет «классы», «классовая борьба», и это ведет к необходимости приводить многие его высказывания по этому вопросу, чтобы показать действительное отношение вождя большевизма к классам и классовой борьбе на различных этапах его деятельности. При этом следует отметить, что анализ рассуждений Ленина о классах и классовой борьбе не создает впечатления, что у основателя советского государства есть обоснованная теория классовой борьбы. Есть лишь слепое следование теории, уже созданной и предложенной до него. Есть многочисленные общие рассуждения, вымыслы об одном из главных мифов большевизма – идее классовой борьбы. Теория – не амплуа Ленина. Для марксизма-ленинизма классовая борьба – это та пружина, которая приводит в движение человеческую историю. В эту идею Ленин поверил на всю жизнь и использовал ее больше, чем кто-либо, в доктрине государства. Он не задумывался при этом над признанием Маркса, что ему не принадлежит заслуга открытия классов. В письме Вейдемейру 5 марта 1852 г. Маркс откровенно заявлял, что буржуазные историки до него не только изложили идею классов, но и историческое развитие их борьбы. К таким историкам относятся Гизо, Тьери, Минье и др. Один из них – Гизо – писал, что борьба классов – это не теория и не гипотеза, а простой факт, и нет никакой заслуги за теми, которые этот факт видят. Поэтому его смешно отрицать. Но если классы и классовая борьба есть простой факт, то он не требует доказательств. Именно так считал Ленин, так считали большевики. Он отказывался признать, что кроме борьбы классов существует их солидарность, без которой невозможно существование общества вообще. Диалектика существовала для Ленина лишь для доказательства его откровений. Он не задумывался над тем, что закон диалектики об единстве и борьбе противоположностей означал, применительно к пониманию классов, как их борьбу, так и единство, сотрудничество, гармонию. Ленин полагал, что борьба классов движет всю человеческую историю, определяет собой структуру и функционирование государства, гипертрофировал ее значение. Конечно, классы и классовая борьба имеют немалое значение в жизни общества. Это понимали уже древРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 48 ние мыслители. Но какое же место в действительности у классовой борьбы в истории? Определяет ли она все и вся? Взять хотя бы самые последние века. Франция воевала с Россией в XIX веке. Но это значит, что воевало одно государство, состоящее из свободных рабочих, крестьян, аристократии, буржуазии с другим государством, состоящим из помещиков, свободных рабочих, крепостных крестьян и др. Это была война не противоположных классов, а различных государств, состоящих из различных классов, за господство, за удовлетворение экономических потребностей, за независимость (объединившая в России все классы). Первая и вторая мировые войны велись государствами, в которых воевали не противоположные, а одинаковые (с точки зрения ленинизма) классы. Это были войны совершенно иного рода, не имеющие никакого отношения к классовой борьбе. В большевистском государстве Ленина уничтожали не только бывших помещиков и капиталистов, но и интеллигенцию, священников, крестьян и рабочих. И делало это так называемое рабоче-крестьянское государство. «Социалистическое общенародное» государство расстреливало рабочих в Новочеркасске, а в годы гражданской войны всюду, откуда исходила угроза советской власти, и просто в порядке мести. В истории было множество войн, в которых различные классы шли рядом, чтобы отразить общего внешнего врага. Значит, был общий внеклассовый интерес, скрепляющий различные классы для достижения общей цели. Эта истина, этот простой факт отвергался Лениным, а всех тех, кто полагал, что история есть не только борьба классов, но и их сотрудничество, считал оппортунистами, ревизионистами, врагами. Уже в работе «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» в 1894 г. Ленин утверждал, и не без основания, что учение о классах – центр тяжести всех марксовых воззрений. И это был центр всего миропонимания Ленина, «углубившего» идею классовой борьбы мифом о доведении ее до диктатуры «пролетариата». Главный признак, по которому Ленин оценивал различные социальные учения, – это признак классовости. Он считал, что люди всегда будут глупыми жертвами самообмана и обмана в политике до тех пор, «пока они не научатся за любыми нравственными, религиозными, политическими, социальными фразами, заявлениями, обещаниями разыскивать интересы тех или иных классов» (23, 47). В статье «Мелкобуржуазный и пролетарский социализм» (1905 г.) Ленин утверждал, что вне борьбы классов социализм есть наивное мечтание и пустая фраза. Даже неизбежность ревизионизма, писал он в статье «Марксизм и ревизионизм» (апрель 1908 г.), обусловлена его классовой природой. Неопределенность в понимании классов и классовой борьбы приводила Ленина к противоречивым высказываниям. В целом он считал Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 49 русское общество и государство конца XIX – начала XX вв. самодержавными. В то же время он в 1894 г. утверждал, что «социал-демократическое решение вопроса основывается ...на том взгляде, что русские экономические порядки представляются буржуазным обществом, из которого может быть только один выход, необходимо вытекающий из самой сущности буржуазного строя, – именно классовая борьба пролетариата против буржуазии» (1,159). Здесь же Ленин утверждал (это в 1894 г.!), что с точки зрения классового характера русское государство представляло собой не что иное, как орган господства буржуазии, что русское общество – это капиталистическое общество, и потому единственный выход – это классовая борьба пролетариата против буржуазии (см. там же, 199–200). Даже подход к оценке событий, по Ленину, должен быть классовым. Материализм, утверждал Ленин в работе «Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве (отражение марксизма в буржуазной литературе)», написанной в конце 1894 – начале 1895 гг., включает в себя партийность, обязывая при любой оценке событий открыто и прямо становиться на точку зрения определенного класса. Поэтому задачу Ленин видел в том, чтобы во всем вскрывать классовые противоречия. Да и вся деятельность партии, по Ленину, должна состоять в содействии классовой борьбе пролетариата, о чем он писал в июне-июле 1896 г. в работе «Проект и объяснение программы социал-демократической партии». Более того, задачу социал-демократов Ленин видел в том, чтобы руководить классовой борьбой пролетариата, организовывать эту классовую борьбу и указывать ее конечную цель. В статье «Наша программа» (написана не ранее октября 1899 г.) Ленин заявлял, что задача социал-демократии не в сочинении планов переустройства общества, не в проповеди капиталистам об улучшении положения рабочих, не в устройстве заговоров, а в организации классовой борьбы пролетариата и руководстве этой борьбой, конечной целью которой является завоевание пролетариатом политической власти и организация социалистического общества (4, 182–183). В другой статье – «Наша ближайшая задача» (написана не ранее октября 1899 г.) – Ленин отмечал: «Только тогда, когда отдельный рабочий сознает себя членом всего рабочего класса, когда в своей ежедневной... борьбе с отдельными хозяевами... он видит борьбу против всей буржуазии и против всего правительства, только тогда его борьба становится классовой борьбой» (4, 44–45, 188). Социал-демократия, говорил Ленин в работе «Аграрная программа русской социалдемократии» (февраль – первая половина марта 1902 г.), защищает интересы наемных рабочих, движение которых есть единственно революционное движение. Но «по отношению к крестьянству, – продолжал Ленин, – мы вовсе не берем на себя защиРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 50 ты его интересов, как класса мелких землевладельцев...» (6,310). Одной из догм «Манифеста Коммунистической партии» было утверждение, что крестьяне представляют собой реакционный класс. Эту догму использовал Ленин, считавший, что поскольку крестьянин, даже мелкий, является собственником, то он относится к «врагам» пролетариата. С самого начала публицистической деятельности Ленин проявлял явное недоверие к крестьянству. И это недоверие к крестьянству, к его различным социальным слоям, сказалось на политике большевиков, когда они пришли к власти в октябре 1917 г. В той же работе Ленин утверждал, что все классы современного общества, кроме пролетариата, стоят за сохранение основ существующего экономического строя (значит, социал-демократия защищает интересы вовсе не большинства) и что «класс мелких производителей, и мелких земледельцев (не землевладельцев. – Э.Р.) в том числе, в своей борьбе против буржуазии является реакционным классом...» (6, 310). В другом месте Ленин писал, что крестьянин в Европе, добившись свободы и частички земли, стал реакционером. Таковы противоречивые суждения Ленина о классе крестьян. При этом, в той же работе «Аграрная программа русской социал-демократии», Ленин считал главной ближайшей целью земельной политики социал-демократии – расчистить дорогу для свободного развития классовой борьбы в деревне, считая, что это будет способствовать конечной цели всемирной социал-демократии – завоеванию политической власти рабочим классом. По Ленину, крестьянство оказывалось классом, который только и используется для осуществления целей социал-демократии. Но Ленин так и не конкретизировал долгое время понимания им классов и классовой борьбы. В работе «Вульгарный социализм и народничество» он пытался определить различие между классами. «Основной признак, – писал Ленин, – различия между классами – их место в общественном производстве, а следовательно, их отношение к средствам производства. Присвоение той или другой части общественных средств производства и обращение их на частное хозяйство, на хозяйство для продажи продукта – вот основное отличие одного класса современного общества (буржуазии) от пролетариата, который лишен средств производства и продает свою рабочую силу» (7, 44 – 45). Но подобное различие и понимание «класса» оставляет за пределами классов огромные социальные группы людей: чиновников, врачей, инженеров, учителей, менеджеров, офицеров и др. И впоследствии Ленин не конкретизирует понятие «класс». Он не был теоретиком, и это мешало ему самому ясно представить понятие «класс». В работе «К деревенской бедноте» (первая половина марта 1903 г.) Ленин писал: «Что такое классовая борьба! Это – борьба одной части народа против другой, борьба массы бесправных, угнетенных и трудящихся Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 51 против привилегированных, угнетателей и тунеядцев, борьба наемных рабочих или пролетариев против собственников или буржуазии» (7, 193–194). И здесь речь идет только о двух общественных классах. Видимо, Ленин тут относит крестьянство к буржуазии, подчеркивая, что «пролетариат враждебен всякой буржуазии». Но это определяет еще и еще раз отношение Ленина к крестьянству – мысль о враждебности пролетариату всякой буржуазии, в том числе и крестьянской. Итак, никакой ясности в понимании Лениным классов и классовой борьбы нет, хотя это его главное идейное детище вообще и в идеологии государства в особенности. Он лишь повторяет зады марксизма, его догмы по этому вопросу, суждения о том, что теория Маркса связала в одно неразрывное целое теорию и практику классовой борьбы, что вопрос о классовой борьбе – один из основных вопросов марксизма. Вслед за Марксом и Энгельсом, в работе «О либеральном и марксистском понятии классовой борьбы» Ленин писал, что всякая классовая борьба есть борьба политическая и что «марксизм признает классовую борьбу вполне развитой, «общенациональной» лишь тогда, когда она не только охватывает политику, но и в политике берет самое существенное: устройство государственной власти» (23, 239). Он повторяет малозначащие слова о том, что теория Маркса – это лишь теория развития капитализма и классовой борьбы наемных рабочих с буржуазией (25, 327), что марксизм дал теорию классовой борьбы и что источником противоположных стремлений классов является различие в их положении и жизни (26, 58). Заслуживает внимания мысль Ленина, что «самым цельным, полным и оформленным выражением политической борьбы классов является борьба партий» (12, 137). Уже в 1905 г, когда была написана процитированная статья «Социалистическая партия и беспартийная революционность», Ленин считал большевистскую партию становым хребтом классовой борьбы пролетариата, предвидел, что именно партия будет руководящей силой в борьбе рабочего класса и в крайнем выражении этой борьбы – диктатуре «пролетариата». Даже мысли о неклассовой политике и неклассовом социализме Ленин считал опасными и в корне ошибочными. Того, кто поступает таким образом, писал он в работе «Исторические судьбы учения Карла Маркса» (1 марта 1913 г.), надо посадить в клетку и показывать рядом с австралийским кенгуру. Даже понятие «социализм» он отождествлял с классовой борьбой пролетариата. Именно классовую борьбу Ленин считал основой основ марксистского учения. Гениальность Маркса он видел в выводе последнего о классовой борьбе. В работе «Три источника и три составных части марксизма» (март 1913 г.) Ленин писал: «Сторонники реформы и улучшений всегда будут одурачиваемы защитниками старого, пока не поймут, что всякое старое учреждение, как бы дико и гнило оно ни казалось, держится силами тех или Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 52 иных господствующих классов» (23, 47). Поэтому Ленин протестует против идеи сотрудничества классов. В статье «Крах II Интернационала» (вторая половина мая – первая половина июня 1915 г.) Ленин убеждал, что «главное в оппортунизме есть идея сотрудничества классов. Война доводит до конца эту идею, присоединяя притом к обычным факторам и стимулам ее целый ряд экстраординарных, принуждая обывательскую и раздробленную массу к сотрудничеству с буржуазией...» (26, 247–248). По Ленину, выход из классового общества лежит через борьбу классов, и никакая политическая свобода не устраняет классовой борьбы. Незадолго до октября 1917 г. в статье «Из дневника публициста», опубликованной 11 сентября (29 августа) 1917 г., Ленин обращал внимание на то, что Маркс и его последователи не знают путь к социализму во всей его конкретности. Иное мнение он считал вздором. «Мы знаем, какие классовые силы ведут по нему, а конкретно, практически, это покажет лишь опыт миллионов, когда они возьмутся за дело» (34, 116). Такими классовыми силами Ленин считал, прежде всего, пролетариат и тех, кого он относил к союзникам рабочего класса (поразному, на различных этапах гражданской войны и в зависимости от того, к кому он обращался в своих документах: речах, выступлениях, статьях и т.п.). \^ Вождь большевизма считал, что, заменив частную собственность на средства производства и обращения собственностью общественной, введя планомерную организацию общественнопроизводительного процесса для обеспечения благосостояния и всестороннего развития всех членов общества, «социальная революция пролетариата уничтожит деление общества на классы и тем освободит все угнетенное человечество, так как положит конец всем видам эксплуатации одной части общества другою» (38, 86). Об этом Ленин писал в черновом наброске проекта программы РКП 23 февраля 1919 г. Ленин вновь повторяет мысль об уничтожении деления общества на классы, противоречащую марксовой идее постепенного отмирания классов на высшей фазе коммунизма. Это противоречие взглядам своих учителей Ленин затем допустит много раз. При этом Ленин упор делает на то, что пришедший к власти взамен старого класса новый класс может удержаться у кормила правления только в бешеной борьбе с другими классами. Мысль об обострении классовой борьбы в процессе строительства нового, социалистического общества принадлежит не Сталину, который придал ей четкую формулировку, а Ленину в его многочисленных работах и выступлениях. Так, в докладе Центрального Комитета 29 марта 1920 г. IX съезду РКП(б) вождь большевиков говорил, что новый класс, взявший в руки государственную власть, удержит ее и победит до конца, если сумеет привести к уничтожению классов вообще. «Мы, – говорил Ленин в речи на III Всероссийском съезде профессиональных Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 53 союзов 7 апреля 1920 г., – ведем классовую борьбу, и наша цель – уничтожить классы. Пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор социализм остается неосуществленным» (40, 304). В другой речи, на Всероссийском съезде транспортных рабочих 27 марта 1921 г., Ленин повторил эту мысль, сказав, что поскольку социализм означает уничтожение классов, до тех пор, пока остаются различные классы, не может быть полного социализма. Ленин в докладе о единстве партии и анархо-синдикалистском уклоне 16 марта 1921 г. говорил: «Мысли, речи и предположения об исчезновении классов до коммунизма Маркс и Энгельс высмеивали беспощадно и говорили, что только коммунизм есть уничтожение классов» (43, 99). Таким образом, об уничтожении классов говорится в одних случаях, когда имеется в виду социализм, и в других случаях, когда прямо говорится о его высшей фазе – о коммунизме. В выступлениях Ленина нет элементарной четкости, когда речь идет о двух ступенях одного общественного строя. И, наконец, Ленин, говоря о борьбе внутри итальянской социалистической партии, 11 декабря 1920 г. отмечал: «...Лозунгами нашей эпохи неизбежно являются и должны быть: уничтожение классов; диктатура пролетариата для осуществления этой цели; беспощадное разоблачение мелкобуржуазных демократических предрассудков насчет свободы и равенства, беспощадная борьба с этими предрассудками. Кто не понял этого, тот ничего не понял в вопросах о диктатуре пролетариата, о Советской власти, о коренных основах Коммунистического Интернационала. Пока не уничтожены классы, всякие разговоры о свободе и равенстве вообще являются самообманом или обманом рабочих, а также всех трудящихся и эксплуатируемых капиталом, являются, во всяком случае, защитой интересов буржуазии» (41, 425). Ленина волнует классовый подход. Он, по мнению Ленина, должен лежать в основе анализа всех исторических явлений. В статье «За деревьями не видят леса», опубликованной 1 сентября (19 августа) 1917 г., Ленин писал, что каждый, кто хотя бы чему-либо научился из истории или из учения марксизма, должен признать, что во главу угла политического анализа следует поставить вопрос о классах – о революции какого класса или классов идет речь? О контрреволюции какого класса? Но чтобы поставить вопрос о классах или подойти к политическому анализу с классовых позиций, надо, по крайней мере, иметь четкое представление о том, что такое классы, что означает это понятие. У Маркса и Энгельса ясного определения этого понятия нет. Нет его и у Ленина, если не считать схематического определения классов, данного попутно, а не в специальном анализе этого ключевого понятия в марксизме и, особенно, в ленинизме. Так, в статье «Великий почин» (о героизме рабочих в тылу. По поводу «коммунистических субботников») Ленин писал: «Классами наРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 54 зываются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы, это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой, благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства» (39,15). Это определение классов в качестве критерия имеет отношение различных больших групп людей к исторически определенной системе общественного производства. Это – критерий экономический. Но экономическим является и критерий разделения больших групп людей по профессиям. Какой же из них предпочтительней? Об этом Ленин не говорит. А если малые группы людей различаются по их месту в системе общественного производства? И это различие не берется в расчет автором приведенного определения классов. Не принимаются во внимание и различие больших групп людей по их религиозным воззрениям, по национальному признаку и т.п. В результате ленинское определение понятия «классы» крайне расплывчато, аморфно и не отвечает принципам научного анализа. Да и нет такового в определении понятия класса у Ленина, хотя он многократно пытается отделаться общими, малозначащими словами при определении понятия «класс». В речи на III Всероссийском съезде Российского коммунистического союза молодежи «Задачи союзов молодежи» Ленин говорил: «А что такое классы вообще? Это то, что позволяет одной части общества присваивать себе труд другого» (41, 310). Здесь речь даже не идет о группах людей (больших или малых), а о том, «что позволяет одной части общества присваивать себе труд другого». Это определение настолько туманно, что не выдерживает никакой критики. В другом месте, в заключительной речи при закрытии VII Всероссийского съезда Советов 9 декабря 1919 г. Ленин говорил: «...Классы – это такие группы, из которых одна может жить трудом другой; одна присваивает себе труд другой» (39, 433). Но главари шайки разбойников тоже присваивают себе «труд» рядовых членов этой шайки, капитан пиратского корабля забирает себе львиную долю награбленного его корсарами. По Ленину и получается, что главари шайки разбойников принадлежат к одному классу, а рядовые разбойники – к другому. Аналогично определение понятия «политика», когда одно неизвестное определяется через другое неизвестное. В речи на Всероссийском совещании политпросветов губернских и уездных отделов народного образования 3 ноября 1920 г. Ленин говорил: «Политика – это борьба между классами, политика – это отношения пролетариата, борющегося за освобождение против всемирной буржуазии» (41, 406). Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 55 Сразу бросается в глаза крайне узкое определение понятия «политика». Сначала – это борьба между классами, а потом отношения пролетариата к всемирной буржуазии. Несколько шире определяется понятие «политика» в докладе о замене разверстки натуральным налогом 15 марта 1921 г. на X съезде РКП(б). Здесь Ленин говорит о том, что политика есть вообще отношения между классами. В другом месте («Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об ошибках тт. Троцкого и Бухарина») Ленин определяет политику через экономику. «Политика, – говорится здесь, – есть концентрированное выражение экономики... вопрос стоит (и, по-марксистски, может стоять) лишь так: без правильного политического подхода к делу данный класс не удержит своего господства, а следовательно, не сможет решить и своей производственной задачи» (42, 278, 279). Хотя здесь и говорится, что политика есть концентрированное выражение экономики, Ленин возвращается при определении понятия «политика» к термину «класс». Неопределенное понятие у Ленина «класс» служит ему для обоснования неизбежности классового противоборства, борьбы между классами. Борьба классов – один из важнейших мифов большевизма. В нем – оправдание политики тоталитарного государства, оправдание беспредельного насилия и террора. Насилие признавалось, как и террор, нормой революционного процесса. Это было мировоззренческой установкой Ленина. Социалистическая революция оказалась зверски кровожадной, готовой проглотить любого, оказавшегося на ее пути. И Ленин утверждает в проекте тезисов о роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики (написано 30 декабря 1921 г. – 4 января 1922 г.): «Пока существуют классы, неизбежна классовая борьба» (44, 343). Иными словами, классовая борьба – это закономерность, по Ленину, исторического процесса. На нее поэтому, согласно большевистской доктрине, можно списать все: моря крови, безбрежное насилие, террор против различных социальных слоев, всевозможные зверства, расправы с безвинными заложниками и т.д. Эта классовая борьба охватывает все сферы общественной жизни: образование, медицину, культуру, идеологию, экономику, нравственность, политику и т.д. Она вторгается всюду, политизируя все виды общественных отношений. В письме А. Г. Шляпникову 31 октября 1914 г. Ленин писал: «А мы и на военной почве – должны остаться революционерами. И в войске проповедовать классовую борьбу». Вместо «гуманности», к которой на словах порой призывали большевики, с самого начала октябрьского переворота действовала ориентация на дальнейшее усиление и обострение классовой борьбы, включая все ее формы. Отмечая, что социализм есть уничтожение классов, Ленин в работе «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата», написанной 30 октября 1919г., продолжает: «Диктатура пролетариата сделала Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 56 для этого уничтожения все, что могла. Но сразу уничтожить классы нельзя. И классы остались и останутся в течение эпохи диктатуры пролетариата. Диктатура будет ненужна, когда исчезнут классы. Они не исчезнут без диктатуры пролетариата» (39, 279). Мы уже встречались с ленинскими суждениями о том, что диктатура «пролетариата» является средством для уничтожения «эксплуататорских» классов. Здесь же, как и в ряде иных работ, Ленин отходит от своих прежних высказываний и утверждает, что диктатура пролетариата сохраняется до полного уничтожения классов, т.е. до полной победы коммунизма, когда, с точки зрения марксизма-ленинизма, отомрут неантагонистические классы – пролетариат и крестьянство. Вот почему, говорит Ленин, нельзя ни на минуту забывать о классовой борьбе. В заключительном слове по докладу Всероссийского Центрального исполнительного комитета и Совета народных комиссаров о внешней и внутренней политике 23 декабря 1920 г. Ленин говорил: «Забыть классовую борьбу, которая кипит во всем мире, – значит невольно помочь империалистам всего мира против борющегося пролетариата. Лозунгом наших врагов является вооружение народа, а мы стоим на базе классового вооружения, на ней мы побеждали и на ней будем побеждать всегда» (42, 174). Даже вооружение должно носить классовый характер. И в этом также проявлялся милитаристский и агрессивный характер диктатуры «пролетариата». \ В соответствии с этим в письме к рабочим и крестьянам по поводу победы над Колчаком 24 августа 1919 г. Ленин писал, что диктатура «пролетариата» означает: рабочее государство подавит без колебания помещиков и капиталистов, всех тех, кого оно считает изменниками и предателями, помогающими угнетателям. «Рабочее государство – беспощадный враг помещика и капиталиста, спекулянта и мошенника, враг частной собственности на землю и на капитал, враг власти денег. Рабочее государство – единственный верный друг и помощник трудящихся и крестьянства. Никаких колебаний в сторону капитала, союз трудящихся в борьбе с ним, рабочекрестьянская власть, Советская власть – вот что значит на деле «диктатура рабочего класса»« (39, 158). Но примерно в то же время Ленин писал о крестьянах как о спекулянтах, стремящихся к частной собственности на землю. И получалось, что если крестьяне – спекулянты (или полуспекулянты, как выражался Ленин), то, следовательно, рабочее государство – враг крестьянства, враг частных собственников и, в конечном счете, враг абсолютного большинства населения. Если к тому же учесть, что «рабочее» государство – это авангард «пролетариата», то к его врагам, по Ленину, следовало бы отнести и большую часть рабочих, которые колебались в вопросе признания частной собственности. Таким образом получалось в соотношении классов, что «рабочее» государство выступаРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 57 ло против всех классов, за исключением авангарда пролетариата, его «передовой» .части. По Ленину, диктатура «пролетариата», как говорилось, не прекращает классовой борьбы. Наоборот, после взятия власти «пролетариатом» классовая борьба не только сохраняется. Она усиливается и доходит до своего апогея. Однако изменяются формы классовой борьбы пролетариата. В работе «О диктатуре пролетариата», написанной в сентябре – октябре 1919 года, Ленин отмечал, что в условиях диктатуры «пролетариата» формы классовой борьбы пролетариата не могут быть прежними. Они претерпевают изменения. Он пишет о пяти новых (главнейших) задачах и соответственно новых формах классовой борьбы пролетариата. 1. Подавление сопротивления эксплуататоров... Отсюда: Особая (высшая) ожесточенность классовой борьбы... 2. Гражданская война... 3. «Нейтрализация» мелкой буржуазии, особенно крестьянства... 4. «Использование» буржуазии. «Спецы»... 5. Воспитание новой дисциплины (39, 262–263, 264). Необходимо учесть, что подавление сопротивления эксплуататоров (с точки зрения Ленина надо было бы сказать «бывших») Ленин рассматривает как особую и высшую ожесточенность классовой борьбы. Приведенное положение подтверждает нашу мысль о том, что именно Ленин был автором концепции об обострении и усилении классовой борьбы в период диктатуры «пролетариата» (строительства социализма), а Сталин лишь придал этому положению жесткую формулировку. Во-вторых, из приведенного положения следовало, что гражданская война имманентна диктатуре «пролетариата». В связи с этим отпадают ленинские высказывания о том, что гражданскую войну развязали остатки свергнутых классов. В-третьих, Ленин четко относит все крестьянство к мелкой буржуазии и, следовательно, объявляет его фактическим врагом рабочего государства. В-четвертых, использование буржуазии и «спецов» на деле означало взятие в качестве заложников семей буржуазии, семей офицеров, генералов, технической и иной интеллигенции и угрозу расправы с ними и террора против сотен тысяч ни в чем не повинных людей, в первую очередь женщин и детей. Наконец, в-пятых, воспитание новой дисциплины означало, по Ленину (в дальнейшем будут приведены его соответствующие высказывания), не что иное, как воспитание палочной дисциплины по отношению к абсолютному большинству, в том числе и к рабоРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 58 чему классу, воспитание новой дисциплины под угрозой массового террора и репрессий. Что же это за дисциплина, которую надо устанавливать с помощью драконовских мер по отношению к рабочим и крестьянам? А именно об этом говорится в резолюции о войне и мире, принятой седьмым экстренным съездом РКП(б) 8 марта 1918 г. В ней Ленин писал: «...Съезд заявляет, что первейшей и основной задачей и нашей партии, и всего авангарда сознательного пролетариата, и Советской власти съезд признает принятие самых энергичных, беспощадно решительных и драконовских мер для повышения самодисциплины и дисциплины рабочих и крестьян России...» (36, 35). Ленин в статье «Очередные задачи Советской власти» требует создания жесткой дисциплины, контроля за мерой труда, его интенсивности, введения специальных промышленных судов для определения меры труда, для привлечения к ответственности любого злостного нарушителя этой меры. Он требует беспощадной кары для нарушителей трудовой дисциплины, которых рассматривает как виновных в голоде и безработице (см. 36, 197). Нарушение трудовой дисциплины он называет уголовным преступлением (36. 213). Но драконовских, беспощадных мер Ленину казалось мало. И он в тезисах по текущему моменту, написанных 26 мая 1918 г., настаивает на том, чтобы «ввести расстрел за недисциплину» (36, 374). Такого не знало никакое самое репрессивное законодательство. Расстрел только за недисциплину! Ясно, что относится это, прежде всего, к рабочим и служащим, особенно рабочим, которые якобы осуществляют государственную власть. Даже здесь Ленин не удержался от произнесения такого дорогого и любимого им слова: «расстрел». Вот каковы новые формы классовой борьбы при диктатуре «пролетариата». И здесь хочется привести одно любопытное высказывание Ленина в его «Заметках публициста». Ленин писал, что человек «искренне» объявивший себя коммунистом, который фактически, на деле вместо неуклонно решительной, беззаветно смелой и геройской политики (а только такая политика соответствует признанию диктатуры пролетариата) малодушничает и колеблется, такой человек своей нерешительностью, бесхарактерностью, своими колебаниями совершает такую же измену, как и непосредственный предатель. Вот до чего договаривается вождь большевизма. Колеблющийся, слабохарактерный человек, по его словам, совершает «такую же измену, как и непосредственный предатель». Эти слова Ленин завершает глубокомысленной фразой: «В личном смысле разница между предателем по слабости и предателем по умыслу и расчету очень велика; в политическом отношении этой разницы нет, ибо политика – это фактическая судьба миллионов людей, а эта судьба не меняется от того, преданы ли миллионы рабочих и бедных крестьян предателями по слабости или предателями из корысти» (40, 131–132). Не вдаваясь в существо ленинского умозаключеРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 59 ния, которое не представляется нам логичным и обоснованным, заметим только, что приведенное положение Ленина должно быть отнесено к нему самому. В политическом плане не имело значения уничтожение миллионов, геноцид народа, террор, репрессии по убеждению или по черте характера Ленина. Но приходится признать, что государственный терроризм, организованный верхушкой партии большевиков и лично Лениным, был обоснован в общем виде еще до октября 1917 года, а теоретически и практически оправдан после октября и приводился в движение по ленинской схеме классовой борьбы. Ленин хорошо понимал, что пропагандируемая им борьба классов имеет множество аспектов, в том числе внутренний и внешний. И в то время, когда на полях Европы развертывалась первая мировая война, он считал, что классовая борьба даже в период войны более важное дело, нежели борьба с внешним врагом. Ленин писал («Благодарность князю Г.Е. Львову» в августе 1917 г.): «Внутренняя классовая борьба даже во время войны гораздо важнее, чем борьба с внешним врагом – какой только дикой брани ни изрыгали на большевиков представители крупной и мелкой буржуазии за признание этой истины!» (34, 19). Классовая борьба внутри общества и государства, пожирающая, словно раковая болезнь, клетки собственного организма, для Ленина превыше всего. С этой точки зрения он и оценивал Учредительное собрание. В статье «О конституционных иллюзиях», написанной 26 июля (8 августа) 1917 г., он подчеркивал: «У большевиков центр тяжести переносился на классовую борьбу: если Советы победят, Учредительное собрание будет обеспечено, если нет, оно не обеспечено... ...Вопрос об Учредительном собрании подчинен вопросу о ходе и исходе классовой борьбы между буржуазией и пролетариатом» (34,36, 37). Фактически даже при победе Советов Учредительное собрание не было обеспечено именно потому, что вопрос о нем ленинцы подчинили ходу и исходу борьбы большевиков с другими партиями. В тезисах об Учредительном собрании, написанных в декабре 1917 г., Ленин продолжает эту мысль: «...Всякая попытка, прямая или косвенная, рассматривать вопрос об Учредительном собрании с формально-юридической стороны, в рамках обычной буржуазной демократии, вне учета классовой борьбы и гражданской войны, является изменой делу пролетариата и переходом на точку зрения буржуазии» (35, 166). И вновь Ленин обращается к мысли об обострении и усилении классовой борьбы. В тезисах ко II конгрессу Коммунистического Интернационала Ленин подчеркивал: «6. Завоевание политической власти пролетариатом не прекращает классовой борьбы его против буржуазии, а, напротив, делает эту борьбу особенно широкой, острой, беспощадной» (41, 189). Яснее сказать невозможно. После завоевания власти пролетариатом классовая борьба становится более острой, широкой, беспощадной. Этими словами Ленин как бы дополнял ранее сформулированРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 60 ные положения о классовой борьбе, положения, которые изложены в труде «Государство и революция» и в ряде иных работ, статей, писем. Так, еще 17 октября 1914 г., в письме А.Г. Шляпникову Ленин писал: «Лозунг мира, по-моему, неправилен в данный момент. Это – обывательский, поповский лозунг. Пролетарский лозунг должен быть: гражданская война» (49, 15). Здесь, во-первых, имеет место ясное свидетельство того, что для Ленина мир не был требованием во имя общечеловеческих интересов – он также подчинен классовой борьбе. Во-вторых, Ленин до предела обнажает отношение большевиков к гражданской войне. Не мир, а классовая борьба, доведенная до наибольшего напряжения, до гражданской войны,– вот лозунг «пролетариата». Значит, гражданская война вытекает из самого мировоззрения Ленина, большевиков, которые и несут ответственность за ее развязывание. Кстати, попутно отметим, что Ленин не раз называл октябрьские события 1917 г. не революцией, а переворотом. Так, в докладе на заседании ВЦИК 24 февраля 1918 г. Ленин говорил: «Конечно, приятно и легко бывает говорить рабочим, крестьянам и солдатам, приятно и легко бывало наблюдать, как после октябрьского переворота революция шла вперед...» (35, 377). Если бы это было сказано раз – речь могла бы идти об оговорке, но это, как отмечалось, повторялось Лениным несколько раз. Не означает ли это, что сам Ленин считал октябрьские события 1917 г. переворотом. Ведь переворот есть, по Ленину, тоже одна из форм классовой борьбы. Важной марксистской догмой, связанной с мифом о диктатуре «пролетариата», была догма «Манифеста Коммунистической партии» о постоянно происходящей внутри существующего общества более или менее прикрытой гражданской войны до того момента, когда она превращается в открытую революцию. Тогда пролетариат и основывает свое политическое господство посредством насильственного ниспровержения класса буржуазии. Идея классового насилия, замешанного на гражданской войне, оказалась очень близкой Ленину. Не случайно он множество раз заявлял, что гражданская война – неизбежный спутник социалистической революции, что это особая форма классовой борьбы. Он так и не понял, что гражданская война есть подлинная трагедия народа, не нашедшего менее кровопролитных способов преодоления своих внутренних конфликтов, заплатившего страшную цену за свой кровавый выбор, за мясорубку классовой бойни – классовой гражданской войны. Ленину был дорог лозунг «Манифеста» о ближайшей цели коммунистов, заключающейся в ниспровержении господства буржуазии и завоевании политической власти пролетариатом, который не имеет отечества и лишь с завоеванием политического господства поднимается до положения национального класса. А сама по себе гражданская война и цена за эту форму классовой борьбы для него значения не имели. Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 61 Ленин уделял вопросу соотношения классовой борьбы и гражданской войны особое внимание. В статье «Партизанская война» (30 сентября 1906 г.) Ленин подчеркивал, что марксисты стоят на почве классовой борьбы, а не социального мира. В известные периоды классовая борьба, считал он, превращается в гражданскую войну, и тогда марксизм отстаивает ее необходимость. Ленин считал, что всякое моральное осуждение гражданской войны недопустимо с марксистской точки зрения. Поэтому ничего не стоят утверждения, что большевики не развязывали гражданскую войну в России. Эту войну развязали именно они, захватив государственную власть. Именно Ленин и большевики задолго до октября 1917г. всячески подготовляли ее. В статье «Уроки Коммуны» (23 марта 1908 г.) Ленин писал, что «социал-демократия упорной и планомерной работой воспитала массы до высших форм борьбы – массовых выступлений и гражданской вооруженной войны» (16,453). В этой же статье он отмечал, что бывают такие моменты, когда пролетарские интересы требуют беспощадного истребления врагов в открытых боевых схватках, в гражданской войне. При всех условиях Ленин считал необходимым выдвигать для пролетариата лозунг «гражданской войны». У него наряду с апологией классовой борьбы развертывается и апология гражданской войны. И в статье «Положение и задачи Социалистического Интернационала» Ленин провозгласил: «Долой поповски-сентиментальные и глупенькие воздыхания о «мире во что бы то ни стало»! Поднимем знамя гражданской войны!» (26, 41). В статье «Социализм и война» (июль – август 1915 г.) Ленин не просто проводит связь между борьбой классов и гражданской войной, но и говорит о признании ее законности, прогрессивности и необходимости. Он подчеркивал, что гражданская война есть война класса угнетенного против класса угнетающего, рабов против рабовладельцев, крепостных крестьян против помещиков и пролетариата против буржуазии (26, 311). В ходе социалистической революции, утверждал Ленин в работе «О лозунге Соединенных Штатов Европы» (23 августа 1915 г.), неизбежны политические революции. Социалистическую революцию, писал Ленин, «нельзя рассматривать, как один акт, а следует рассматривать, как эпоху бурных политических и экономических потрясений, самой обостренной классовой борьбы, гражданской войны, революций и контрреволюций» (26, 352). Мысль о необходимости гражданской войны повторяется Лениным неоднократно. В работе «О брошюре Юниуса» (июль 1916 г.) он подчеркивал, что гражданская война против буржуазии есть также один из видов классовой борьбы. Только этот вид классовой борьбы избавил бы, по его словам, всю Европу, а не отдельные страны от опасности нашествия. Поэтому, с точки зрения Ленина, гражданская война предпочтительнее всякой иной войны, причем глобальной, в масштабе всей Европы. Ленин писал в статье Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 62 «Военная программа пролетарской революции» (сентябрь 1916 г.), что социалисты, оставаясь социалистами, не могут быть против всякой войны. Они, утверждал Ленин, никогда не были, и не будут противниками войн революционных. Признание необходимости гражданской войны должно отличать, писал он в другом месте той же статьи, марксиста от либерала. Тот кто признает классовую борьбу, тот не может не признать гражданскую войну, которая во всяком классовом обществе представляет собой, как утверждал Ленин, неизбежно продолжение, развитие и обострение классовой борьбы (30, 133). Поэтому, писал Ленин в работе «О лозунге «разоружения» (октябрь 1916 г.), в борьбе пролетариата против буржуазии за социализм гражданские войны рабочего класса неизбежны. Ленин даже специально выделял буржуазные и реакционные страны, против которых возможны войны победившего «пролетариата» в одной стране. Ленин, таким образом, оправдывает агрессивные войны победившего «пролетариата» против других стран. Как видно, речь идет не об отдельных высказываниях, а о системе взглядов на оправданность, фактически при всех условиях, которые покажутся большевикам достаточными для достижения их целей, гражданских, «революционных» войн. И все это говорилось задолго до октябрьского переворота, когда и речи не было о сопротивлении буржуазии. Ленин уже тогда подготавливал идеологически массы к восприятию необходимости гражданской войны. Из классового общества, по Ленину, нет иного выхода, кроме классовой борьбы, а это означает, уже в частности, возможность и неизбежность гражданской войны. Но вот поворот, поворот на сто восемьдесят градусов, столь характерный для Ленина, когда этого от него требовала «тактика», а на деле беспринципность. В резолюции Центрального Комитета РСДРП(б), принятой 21 апреля (4 мая) 1917 г., он писал: «...Партийные агитаторы и ораторы должны опровергать гнусную ложь газет капиталистов и газет, поддерживающих капиталистов, относительно того, будто мы грозим гражданскою войной. Это – гнусная ложь, ибо. только в данный момент, пока капиталисты и их правительство не могут и не смеют применять насилие над массами, пока масса солдат и рабочих свободно выражает свою волю, свободно выбирает и смещает все власти, – в такой момент наивна, бессмысленна, дика всякая мысль о гражданской войне...» (31, 309). А в докладе о текущем моменте 24 апреля (7 мая) 1917 г. на седьмой (апрельской) Всероссийской конференции РСДРП(б) Ленин предупреждал, что большевики не отрекаются от пропаганды лозунга превращения войны империалистической в войну гражданскую. При определенных условиях, пока Временное правительство не применило насилия, гражданская война превращается для большевистской партии в длительную, мирную и терпеливую классовую программу. Все дело, говорил Ленин, заключается в тактике большевиков, котоРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 63 рые выбирают сами момент, когда им начинать и вести гражданскую войну. «Если, – говорил Ленин, – мы говорим о гражданской войне прежде, чем люди поняли ее необходимость, тогда мы, несомненно, впадаем в бланкизм. Мы за гражданскую войну, но только тогда, когда она ведется сознательным классом» (31, 351). И Ленин откровенно здесь же говорил, что большевики должны практически показать, а не только теоретически говорить, что они тогда начнут и поведут революционную войну, когда государственная власть будет в руках пролетариата. Мысль Ленина работала в одном направлении – пролетариат никогда не откажется от революционных войн, которые могут быть необходимыми в «интересах социализма». Идеи классовой борьбы, доведенные до требования развязывания гражданской и революционной войны, вели практически к вмешательству во внутренние дела других государств, вели к обоснованию и оправданию неудержимой агрессии под лозунгами оказания интернациональной помощи. Выше было приведено высказывание Ленина о гражданской войне как одной из новых форм классовой борьбы в период диктатуры «пролетариата». Эта мысль варьируется большевистским руководителем неоднократно. Еще в работе «Удержат ли большевики государственную власть?» Ленин писал: «Революция есть самая острая, бешеная, отчаянная классовая борьба и гражданская война. Ни одна великая революция в истории не обходилась без гражданской войны» (34, 321). В «Очередных задачах Советской власти» Ленин вновь, теперь уже спустя почти полгода после октябрьских дней 1917 г., подчеркивал, что «всякая великая революция, а социалистическая в особенности, даже если бы не было войны внешней, немыслима без войны внутренней, т.е. гражданской войны, означающей еще большую разруху, чем война внешняя...» (36, 195). Понимая, что гражданская война, влекущая за собой не просто разорение, но и опустошение населения, экономики, одичание людей, забвение норм нравственности, ясно отдавая себе отчет в этом, Ленин сам, охваченный эйфорией от развертывания классовой борьбы, говорит о необходимости гражданской войны, призывая московский пролетариат к организованной борьбе с контрреволюцией (см. речь Ленина на митинге в Симоновском подрайоне 28 июня 1918 г.36, 470). На первых порах отношение Ленина к гражданской войне было, как к легкой прогулке. В докладе о ратификации мирного договора 14 марта 1918 г. на IV Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов Ленин отмечал, что после начала гражданской войны силы врагов трудящихся и эксплуатируемых масс, силы противников Советской власти оказались буквально ничтожными. «...Гражданская война, – говорил Ленин, – была сплошным триумфом Советской власти, потому что у противников ее, у эксплуататоров, у помещиков и буржуазии не было никакой, ни политической, ни экономической опоры, и их нападение Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 64 разбилось» (36,95). А 23 апреля 1918 г. в речи в Московском Совете рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов Ленин говорил: «Можно с уверенностью сказать, что гражданская война в основном закончена» (36, 233–234). Трудно даже объяснить такую эйфорию. Теперь мы хорошо знаем, что гражданская война, развязанная большевиками, вовсе не была триумфом советской власти, как это пытается изобразить Ленин. Это была война, принесшая с собой неисчислимые беды народам России, разруху, одичание, дошедшее до озверения, гибель миллионов людей, уничтожение человеческого генофонда. Чтобы говорить так, как это делал Ленин, надо было действительно не видеть человеческие личности, их судьбы в каждом погибшем с одной и другой стороны. В работе «Пролетарская революция и ренегат Каутский» Ленин недоволен тем, что Каутский обвиняет большевиков в том, что они диктатуру крестьянства выдают за диктатуру «пролетариата». В то же время, продолжает Ленин, Каутский «обвиняет нас в том, что мы вносим гражданскую войну в деревню (мы это считаем своей заслугой), что мы посылаем в деревни отряды вооруженных рабочих, которые открыто провозглашают, что осуществляют ''диктатуру пролетариата и беднейшего крестьянства...» (37, 310). Как видно, развязывание гражданской войны в деревне Ленин вменяет в заслугу большевикам. Чего же стоят его рассуждения о том, что инициаторами гражданской войны были остатки разгромленных эксплуататорских классов. Ленин в письме к американским рабочим 20 августа 1918 г. оправдывает все меры насилия, в том числе и массовый террор, именно гражданской войной. Он писал, что классовая борьба в эпоху революций всегда неминуемо и неизбежно принимала во всех странах форму гражданской войны. А гражданская война не может обойтись без самых тяжелых разрушений, без террора, без различных ограничений формальной демократии в интересах войны. Более того, Ленин утверждает, что как в настоящем, так и в будущем «гражданские войны, необходимого условия и спутника социалистической революции, без разрухи быть не может... Мыслима ли многолетняя война без одичания как войск, так и народных масс? Конечно, нет. На несколько лет, если не на целое поколение, такое последствие... безусловно неизбежно» (36, 475). Теперь Ленин уже прямо, недвусмысленно утверждает, что гражданская война – это неизбежный спутник и условие именно социалистической революции. Он прекрасно понимает все негативные последствия гражданской войны для целого поколения, если не для нескольких поколений. И при этом он считает заслугой большевиков развязывание гражданской войны в деревне. Надо ли удивляться, что большевики на целые десятилетия обескровили сельское хозяйство России, обрекли ее население на голод. Уже в приведенных положениях Ленина прослеживается обоснование и оправдание им тоталитарРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 65 ного режима, контроль над мыслями, превращение идеологии большевизма в государственную религию, вожди которой обожествлялись или, по крайней мере, превращались в пророков. Как бы то ни было, что бы впоследствии не говорил Ленин, не писали его последователи, ясно, что развязывание гражданской войны со всеми ее бедствиями было делом вождя большевизма, давшего этой войне идеологическое обоснование как самой острой форме классовой борьбы, как закономерности социалистической революции. В тезисах доклада о тактике РКП(б) на III конгрессе Коминтерна в июне 1921 г., оправдывая гражданскую войну как самую острую форму классовой борьбы, Ленин писал, что, чем «острее эта борьба, тем скорее сгорают в ее огне все мелкобуржуазные иллюзии и предрассудки, тем очевиднее показывает сама практика даже наиболее отсталым слоям крестьянства, что спасти его может только диктатура пролетариата, что эсеры и меньшевики являются лишь прислужниками помещиков и капиталистов» (44, 7). Чего здесь больше: наивности, лицемерия или лжи? Как могла гражданская война, развязанная против различных слоев населения России, в том числе и крестьянства, показать крестьянину, что спасти его может только «пролетарская» диктатура? Ведь эта диктатура была направлена против крестьянских масс, интеллигенции, остатков буржуазии и помещиков, как об этом неоднократно говорил сам Ленин. И уж совсем бездоказательным выглядит ленинское обвинение эсеров и меньшевиков в том, что они якобы являются прислужниками помещиков и капиталистов. Что могла, кроме негативного, показать гражданская война, которая вместе с голодом начала 20-х годов унесла 15 миллионов человеческих жизней. Кроме того, она вынесла из России два миллиона эмигрантов – ценнейшего генофонда страны. Заложенное еще до октября 1917 г. отношение большевизма к гражданской войне (как неизбежной и закономерной) обернулось против народов России расправами, репрессиями и террором. В статье «Запуганные крахом старого и борющиеся за новое», написанной 24– 27 декабря 1917 г. (6–9 января 1918 г.), Ленин откровенно писал, что он и его сторонники знали всегда, говорили и повторяли, что социализм нельзя «ввести», что он вырастает в процессе острой классовой борьбы и гражданской войны. Ленин подчеркивал, что «насилие всегда бывает повивальной бабкой старого общества, – что переходному периоду от буржуазного к социалистическому обществу соответствует особое государство (т.е. особая система организованного насилия над известным классом), именно: диктатура пролетариата. А диктатура предполагает и означает состояние придавленной войны, состояние военных мер борьбы против противников пролетарской власти» (35, 192). При этом Ленин ссылается на то, что Маркс и Энгельс ставили в упрек Парижской коммуне то, что она, будучи диктатурой «пролетаРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 66 риата», недостаточно энергично пользовалась своей вооруженной силой для подавления эксплуататоров, что якобы, по их мнению, было одной из причин ее гибели. После февральской революции 1917 г. Ленин говорил, что «в России первая гражданская война кончилась» (31, 351). Таким образом, февраль 1917 г. Ленин оценивал как первую гражданскую войну. Потом Ленин называл началом «гражданской войны со стороны контрреволюционной буржуазии» выступление генерала Корнилова. В апреле 1918г. Ленин утверждал, что «гражданская война в основном закончена» (36, 233–234). Позднее Ленин период Советской власти до конца 1920 г. называл периодом «ожесточеннейшей гражданской войны» (43, 280). Приведенные высказывания свидетельствуют о том, что ленинская оценка развертывания в России классовой борьбы в форме гражданской войны неоднократно резко изменялась. Но ясно одно, что взятие власти большевиками было актом гражданской войны, которая с конца 1917 г. дополняется такой формой борьбы, как массовый террор, достигший своего апогея к концу 1918 г. Большевики, исходя из ленинских идей пролетарской революции, полагая, что гражданская война не только закономерность революции, но скорее всего благо для революционного класса, не испытывали страха перед угрозой гражданской войны и, рассчитывая на поддержку большинства, ринулись в кровавый омут. И это для большевиков было тем необходимее, что возникла потребность набросить узду на массы, недовольные такими непопулярными мерами, как радикальная национализация не только крупной, но и средней и даже мелкой промышленности, запрещение рынка, торговли, продразверстка, военноприказная система, строжайшая регламентация и централизация всех жизненных сфер, репрессии против церкви, трудовая повинность и другие, задевавшие экономические, политические, социальные, религиозные и иные интересы населения. Это вызывало не только недовольство, но и сопротивление, в том числе и в вооруженных формах. Да и как могло быть иначе, если проведение большевистской политики сопровождалось грубым насилием со стороны Советов, комбедов, ревкомов, комиссаров, продотрядов и т.п. История гражданской войны, развязанной большевиками, должна была бы многому научить тех потомков, которые и сегодня готовы принять гражданскую войну, как нечто обыденное. Нельзя не учитывать, что один из важнейших уроков гражданской войны заключается в отказе от нетерпимости, от насилия и террора, произвола и репрессий как средств государственного строительства и способа «осчастливить» народ. На какие же социальные силы хотел опереться Ленин в борьбе с врагами рабочего класса. Вновь скажем о том, что такими врагами он считал как внутреннюю буржуазию, так и буржуазию всех стран. В раРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 67 боте «К пересмотру партийной программы» (6–8 (19–21) октября 1917г.) Ленин писал, что в отличие от буржуазных демократов большевики выдвигают лозунг не братства народов, а братства рабочих всех народностей, поскольку буржуазии всех стран они не доверяют и считают своим врагом. Образ врага в лице капиталистов всего мира все время перед Лениным. В речи на проводах первых эшелонов социалистической армии 17 января 1918 г. Ленин говорил: «Эти враги – капиталисты всего мира, организующие в настоящее время поход против русской революции, которая несет избавление всем трудящимся» (35, 216). Итак, Ленин не устает все время рисовать образ врага, изображать такими врагами человечества буржуев всего мира. У него даже слова «буржуазия», «капиталисты» – может быть, самые бранные из всех. И к тому же Ленин говорит, что русская революция несет избавление всем трудящимся. Избавление от чего? Кому это «всем»? И разве капиталисты, все те, кого Ленин причисляет к классу буржуазии, ничего не делают, только тем и занимаются, что едят, пьют, гуляют, катаются на яхтах и т.д. Ведь правда состоит совсем в другом. Она в том, что Ленин еще в «Государстве и революции» поставил задачу уничтожить весь класс буржуазии. И это было сигналом для всяческих расправ с собственниками, как бы они ни назывались. 1 ноября 1918 г. заместитель Дзержинского Лацис в газете «Красный террор» прямо писал об истреблении буржуазии как класса. «Мы, – говорилось в публикации Лациса, – не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс... Не ищите на следствии материала и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против советской власти. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом смысл и «сущность красного террора». Требуется не наказание, а уничтожение их». Циничность Лациса была основана целиком и полностью на указаниях Ленина. Истребление, уничтожение целого класса. Никто в истории не ставил ничего подобного, такой злодейской задачи. Как остроумно заметил В. Солоухин: «Курьез, что под эти вопросы (происхождение, воспитание, образование, профессия) лучше всех подходил для расстрела без суда и следствия сам Владимир Ильич» (Солоухин В. При свете дня. М., 1992. С. 146). Сентенция Лациса была основана целиком и полностью на указаниях Ленина. Ленин говорил о задаче большевиков подавить все формы сопротивления капиталистов, включая политическое и военное. Он обращает внимание на необходимость побороть такое глубокое и мощное сопротивление, как идейное. В написанном Лениным документе 7 октября 1921 г.: «Аральское море, Бугунский Совет ловцов и рабочих северного побережья. К товарищам рабочим, ловцам Аральского моря» подчеркивалось, что капиталисты – это кровопийцы рабочих, пользоРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 68 вались голодом трудовых людей, чтобы закабалить их, уничтожить завоеванную кровью свободу, вырвать власть из рук рабочих и крестьян (словно она у них была) и восстановить старые царские порядки. Но при этом Ленин не исключает использование людей, пропитанных буржуазными взглядами. При всех условиях вывод у Ленина один – буржуазия – злейший враг рабочего класса, и потому против нее, главным образом, должны быть обращены все силы государственной власти пролетариата. В лексиконе большевиков слово буржуй – грязное погромное слово. При этом Ленин на деле не принимает во внимание, что вся европейская культура: прогрессивная идеология, наука, Возрождение, искусство и даже современные социалистические доктрины так или иначе связаны с буржуазией. Отвергая напрочь класс буржуазии, Ленин тем самым отказывался и от преемственности политической и правовой культуры. Крайне негативно отношение Ленина к интеллигенции, которую Ленин считал, если не прямым, то косвенным врагом рабочего класса. Интеллигенты, по мнению Ленина, – это пособники буржуазии, ее прихвостни, лакеи и т.д. Вот его оценка интеллигенции в письме А.М. Горькому 15 сентября 1919 г.: «Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а г...» (51, 48). Не поддается никакому объяснению отношение Ленина к интеллигенции, к которой он принадлежал по своему социальному происхождению, воспитанию, социальному положению. Может быть, этот негативизм связан с тем, что именно интеллигенция поставляла инакомыслящих, была в целом не согласна с доктриной большевиков. Патологическую неприязнь Ленина к интеллигенции понять невозможно, хотя попытки объяснить его отношение к этому мощному интеллектуальному слою имели и имеют место. Можно даже утверждать, что Ленин просто натравливал рабочих на интеллигенцию. В докладе о текущем моменте 27 июня 1918 г. на IV конференции профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов Москвы Ленин, обращаясь к питерским и московским рабочим, представителям самых различных профессий, фабрик и заводов, говорил: «...Вы должны только твердо усвоить себе и уяснить, что к вам на помощь никто не придет, что из другого класса к вам идут не помощники, а враги, что у Советской власти нет на службе преданной интеллигенции. Интеллигенция свой опыт и знания – высшее человеческое достоинство – несет на службу эксплуататорам и пользуется всем, чтобы затруднить нам победу над эксплуататорами...» (36, 452). Значит, и интеллигенция относится в общем, раз она не предана Советской власти, если свои знания она несет на службу эксплуататорам, к разряду врагов рабочих, пролетарской власти. В этом отношении показательно выступление Ленина, его речь на I Всероссийском съезде Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 69 учителей-интернационалистов 5 июня 1918 г. В этой речи защитник интересов «всех трудящихся» заявил:» Надо сказать, что главная масса интеллигенции старой России оказывается прямым противником Советской власти, и нет сомнения, что нелегко будет преодолеть создаваемые этим трудности» (36, 420). На кого же опираются большевики в борьбе с главным врагом – буржуазией? Из слов Ленина ясно, что не на интеллигенцию, большая часть которой является противником Советской власти, или, иными словами, ее врагом. Может быть, только на сознательных рабочих, т.е. на абсолютное меньшинство рабочих. Кто же за большевиков, если многие рабочие (несознательные), мелкие собственники, значительная часть, если не большинство, крестьянства, интеллигенты, даже массы учителей, против? Кто же за них? Ответ горек, но прост: у большевиков почти не было идущей за ними социальной базы и потому ставка была на беспощадный террор, массовые репрессии, всевозможные кары. А что касается российской интеллигенции, то она в результате различных репрессивных мер Советского государства, действовавшего по указанию Ленина, либо сгорела в пожаре гражданской войны, погибла от бессудных расстрелов, в лагерях ГУЛАГа или растворилась в огромном количестве в эмиграции. А пришедшая ей на смену, как правило, безликая интеллигенция оказалась способной лишь на полную поддержку любых мероприятий Советского государства. Она разорвала преемственную связь с высокоморальной, со старой российской интеллигенцией и принимала деятельное участие в травле своих гениев – поэтов и ученых, медиков и биологов, философов и артистов и т.д. Самым значительным по количеству классом в России было крестьянство, состоящее из различных слоев. От позиции крестьянских масс по отношению к советской власти зависела судьба России. Но эта позиция не была однозначной. Мы полагаем, что большая часть крестьянства не поддерживала Советов, хотя так называемого беднейшего крестьянства было больше всего. В статье «Товарищи – рабочие! Идем в последний, решительный бой!», написанной в августе 1918 г., Ленин так оценивал дифференциацию крестьянских семей. Из 15 миллионов крестьянских семей в России, полагал он, около 10 миллионов бедноты, которая живет продажей своей рабочей силы или идет в кабалу к кулакам, так как не имеет излишков хлеба и разорена тяготами войны. Около 3 миллионов относится к средним крестьянам и вряд ли больше 2 миллионов кулаков, богатеев, спекулянтов хлебом. Но получалось, что «кулаков» и середняков, вместе взятых, была одна треть крестьянства. К крупнейшим крестьянам Ленин относил капиталистических предпринимателей в земледелии, хозяйничающих по общему правилу с несколькими наемными рабочими. Эти капиталистические предприРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 70 ниматели в деревне связаны с другими слоями крестьянства обиходом жизни, невысоким культурным уровнем и личной физической работой в своем хозяйстве. Это, писал Ленин в тезисах ко II конгрессу Коммунистического Интернационала, самый многочисленный из буржуазных слоев, являющихся прямыми и решительными врагами революционного пролетариата. По Ленину, кулаками, деревенскими капиталистическими предпринимателями являются лица, лично физически работающие в своем хозяйстве и использующие труд нескольких наемных рабочих. Какая же это буржуазия? Ленин ее считает буржуазией потому, что этот слой имеет мелкую частную собственность. Все дело заключалось в том, что Ленин, усвоивший хорошо догмы «Манифеста Коммунистической партии» считал крестьян реакционными элементами, противниками социализма, как обладателей мелкой частной собственности. И в этом случае лишалось смысла деление крестьян на крестьянскую буржуазию, середняков и крестьянскую бедноту. А ведь по отношению к каждому из этих слоев у Ленина была своя программа и свои лозунги. Крестьянскую бедноту Ленин называл пролетариатом деревни. Но как относился он к этому пролетариату? В докладе об экономическом положении рабочих Петрограда и задачах рабочего класса на заседании рабочей секции Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов 4 (17) декабря 1917 г. Ленин отмечал: «Нельзя надеяться, что пролетариат деревни ясно и твердо сознает свои интересы. Это может сделать только рабочий класс, и каждый пролетарий, в сознании великой перспективы, должен почувствовать себя руководителем и повести за собой массы» (35,147). У Ленина получалось, что сельский пролетариат, как пролетариат неполноценен, ибо он не ясно, не твердо осознает свои интересы. Что же это за пролетариат? О том, как мыслил себе пролетариат деревни Ленин, дают представление его рассуждения о хлебной государственной монополии, о спекулянтах в деревне и мелких деревенских собственниках. В результате этих рассуждений стирались ясные грани, различающие разные прослойки крестьянства. В докладе о текущем моменте 27 июня 1918 г. на IV конференции профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов Москвы Ленин заявил, что государственная хлебная монополия означает, что все излишки хлеба принадлежат государству. Хлебная монополия, продолжал Ленин, означает, что даже один пуд хлеба, который не надобен хозяйству крестьянина, не нужен для поддержки его семьи и скота, не надобен ему для посева, должен отбираться в руки государства. Но кто определит, что такое излишки хлеба, сколько потребно хлеба в хозяйстве крестьянина? На всякий случай Ленин называет крестьян, имеющих излишки хлеба, спекулянтами, мародерами торговли, срывателями хлебной монополии. И эти крестьяне, писал Ленин в статье «О «левом» ребячестве и о мелкобурРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 71 жуазности», напечатанной 9–11 мая 1918 г. в газете «Правда», «вот наш главный «внутренний» враг, враг экономических мероприятий Советской власти... Мы знаем, что миллионы щупальцев этой мелкобуржуазной гидры охватывает то здесь, то там отдельные прослойки рабочих, что спекуляция вместо государственной монополии врывается во все поры нашей общественно-экономической жизни» (36, 297). Ленин в основных положениях Декрета о продовольственной диктатуре, написанном 8 мая 1918 г., указывал, что необходимо владельцев хлеба, имеющих излишки и не вывозящих их на станции и в места сбора и ссыпки, объявлять врагами народа. Эти лица подвергаются заключению в тюрьме на срок не ниже 10 лет, конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из общины (36,316). Но размер излишков хлеба никем не был определен – это оставалось на усмотрение продотрядов и т.п. К тому же ясно, что так называемые излишки хлеба, выращенного личным трудом, имело абсолютное большинство крестьян. Таким образом их всех Ленин объявляет врагами народа. И кара страшная – не ниже 10 лет заключения в тюрьме и конфискация всего имущества, что означало обречь на голодную смерть семью крестьянина, не сдавшего «излишки» хлеба. Это положение Ленин подтверждает день спустя в документе «Дополнение к декрету о продовольственной диктатуре» (9 мая 1918 г.). Он писал: «Объявить всех владельцев хлеба, имеющих излишки и не вывозящих их на ссыпные пункты. а также всех расточающих хлебные запасы на самогонку, врагами народа, предавать Революционному суду и подвергать впредь заключению в тюрьме не ниже 10 лет, конфискации всего имущества и изгнанию навсегда из общины, а самогонщиков сверх того к принудительным общественным работам» (36, 318). Эти репрессии должны обрушиться не только на кулаков, богачей, но и на несторонников хлебной монополии. Кто эти «несторонники» хлебной монополии, Ленин не говорит. Но ясно, что речь идет о массе крестьян, не являющихся кулаками и богачами. Ленин в связи с этим призывает в докладе о внешней политике на объединенном заседании ВЦИК и Московского Совета 14 мая 1918 г. к пролетарской дисциплине, настоящей «пролетарской» диктатуре, при которой ни один кулак, богач и несторонник хлебной монополии не останется безнаказанным, и его найдет и покарает железная рука пролетарских диктаторов. Ленин объявляет величайшим преступлением удержание излишков хлеба и других продовольственных продуктов, преступлением, заслуживающим самой беспощадной кары (36, 342, 390). Ленин призывает к объединению рабочих, к организации рабочих отрядов, организации голодных из неземледельческих голодных уездов в целях крестового похода за хлебом, крестового похода против спекулянтов. В докладе Совета Народных Комиссаров 5 июля 1918 г. на V Всероссийском съезде Советов рабочих, крестьянских, солдатРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 72 ских и красноармейских депутатов Ленин говорил: «Мы должны все организовать, все взять в свои руки, проверять кулаков и спекулянтов на каждом шагу, объявить им беспощадную борьбу и не давать им дышать, проверяя каждый шаг» (36, 502). Кто же в конце концов эти спекулянты, какое отношение к ним имеют середняки и крестьянская беднота? Доклад Ленина о текущем моменте 27 июня 1918 г. на IV конференции профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов Москвы выше уже приводился. Теперь необходимо прояснить взгляд Ленина на трудового крестьянина, который, по словам вождя мирового пролетариата, превращается в эксплуататора, который хуже разбойника. «Теперь, – говорил Ленин, – положение такое, что всякий крестьянин, называющий себя, может быть, трудовым крестьянином – это слово некоторые очень любят, – но если вы будете называть трудовым крестьянином того, кто сотни пудов хлеба собрал своим трудом и даже без всякого наемного труда, а теперь видит, что, может быть, если он будет держать эти сотни пудов, то он может продать их не по 6 рублей, а продаст спекулянтам или продаст измученному, истерзанному голодом городскому рабочему, который пришел с голодной семьей, который даст 200 рублей за пуд, – такой крестьянин, который прячет сотни пудов, который выдерживает их, чтобы повысить цену и получить даже по 100 рублей за пуд, превращается в эксплуататора – хуже разбойника» (36, 447). Так Ленин превращает трудового крестьянина, не применяющего наемной рабочей силы, в эксплуататора, в разбойника. Но это относится по смыслу и к бедному крестьянству, не говоря о середняках. Практически все крестьянство, не желающее отдавать бесплатно государству выращенный тяжким трудом хлеб, объявляется эксплуататорским, врагом Советской власти. Кто же тогда составляет социальную базу, опору «пролетарской» диктатуры, если крупная буржуазия, интеллигенция, середняки и даже не использующие наемных работников крестьяне являются врагами Советского государства? Чего стоят лозунги большевиков о теснейшем союзе пролетариата с беднейшим крестьянством? Ведь вся обстановка товарного хозяйства делает любого крестьянина торгашем. А с крестьянином-собственником, мелким хозяйчиком большевики призывали вести борьбу. Ведь Ленин многократно писал, что пока остается возможность торговать хлебом и спекулировать на голоде, крестьянин (Ленин вообще говорит обо всем крестьянстве) остается полутружеником, полуспекулянтом (39, 28). Это положение, высказанное в статье «Великий почин», Ленин повторяет в речи на I Всероссийском совещании по партийной работе в деревне 18 ноября 1919г. Правда, он говорит применительно к среднему крестьянину. Только потому, что средний крестьянин производит продовольствия больше, чем ему нужно, и имеет хлебные излишки, он, по словам Ленина, становится эксплуататором Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 73 голодного рабочего. Снимается ли при этом вопрос о неизбежных расходах крестьянина на сельскохозяйственный инвентарь и т. п.? Но Ленин там же заключает, что крестьяне, не понимающие, что свободная торговля хлебом есть государственное преступление, – враги Советского государства. При этом Ленин утверждал, что «каждый крестьянин, который видел со стороны власти до сих пор только угнетение и грабежи, видит теперь у власти правительство бедняков, правительство, которое выбирается им самим» (36, 86). Что это? Неприкрытая демагогия? Или это особый стиль лжи? Где это у большевиков было правительство бедняков, правительство, избираемое крестьянами? Были обманутые, те, кто был увлечен большевистским лозунгом «Грабь награбленное». Без тени смущения Ленин говорил в речи перед агитаторами, посылаемыми в провинцию 23 января (5 февраля) 1918 г.: «Прав был старик- большевик, объяснивший казаку, в чем большевизм. На вопрос казака: а правда ли, что вы, большевики, грабите? – старик ответил: да, мы грабим награбленное» (35, 327). Грабь награбленное – в этом и была суть большевизма. И это не оговорка, а все направление большевизма. В заключительном слове по докладу об очередных задачах Советской власти на заседании ВЦИК 29 апреля 1918 г. Ленин говорил: «Попало здесь особенно лозунгу «грабь награбленное», – лозунгу, в котором, как я к нему не присматриваюсь, я не могу найти что-нибудь неправильное, если выступает на сцену история» (36, 269). Оправдание грабежей, осуществляемых охлосом, люмпенами, на которых опиралась Советская власть, вызывало к ней ненависть со стороны крестьянства и интеллигенции. Сам Ленин писал в письме Н. Осинскому 1 марта 1921 г., что во время беседы с крестьянином Чекуновым Иваном Афанасьевичем (из Владимирской области) тот прямо заявил ему, что крестьяне потеряли доверие к Советской власти. О каком доверии могла идти речь, если даже по словам Ленина «отряды красноармейцев уходят из центра с самыми лучшими стремлениями, но иногда, прибыв на места, они поддаются соблазну грабежа и пьянства» (36,428), т.е. осуществляют террор по отношению к крестьянам. Ленин продолжает в речи на митинге в Сокольническом клубе 21 июня 1918 г., что причиной этого является четырехлетняя война, которая, на долгое время посадив в окопы людей, заставила их, озверевших, избивать друг друга. Ленин «утешает» тем, что это озверение наблюдается во всех странах, «успокаивает» словами, что должны пройти годы, прежде чем люди перестанут быть зверями и примут вновь человеческий облик. Конечно, во многом была виновата мировая бойня. Но еще большее значение имела гражданская война, поставившая по разные стороны баррикады брата против брата, сына против отца, отца против сына и т.д. Именно непримиримая классовая борьба и классовая ненависть приводили к озверению и кровавым беРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 74 зумствам не только во время гражданской войны, но и в течение многих лет после нее в лагерях ГУЛАГа, застенках НКВД, КГБ и т.д. Именно гражданская война, развязанная со всей беспощадностью в 1918 г. против крестьянства, гражданская война против большинства населения, едва-едва прикрытая лозунгом «непримиримой классовой борьбы», была одной из причин восстания левых эсеров и повсеместных крестьянских восстаний после окончания гражданской войны в конце 1920 г. Тоталитарный режим Советов привел к тому, что вся страна оказалась охваченной крестьянскими бунтами, направленными против тоталитарного строя. Встал вопрос о самом существовании большевистской диктатуры. В этих условиях на крестьянские массы, да и на пролетариат, с новой силой обрушились массовый террор и репрессии, хорошо описанные С.П. Мельгуновым в книге «Красный террор в России» и во многих других работах. Не наша задача приводить эти страшные факты, характеризующие большевистский тоталитарный режим. Наша задача в том, чтобы показать на основе документальных данных роль организатора этого террора – Владимира Ильича Ленина. Итак, после октября 1917г. массовый террор обрушился на буржуазию, духовенство, офицерство, интеллигенцию и большую часть крестьянства. Кто же цементировал партийную диктатуру, которая выступала от имени пролетариата, от имени «пролетарской диктатуры»? Может быть рабочие? Проследим высказывания Ленина по этому вопросу. Конечно, по программе большевиков октябрьский переворот и совершался во имя интересов широких пролетарских масс, авангарда всех «эксплуатируемых». Было уже написано о том, что класс, неспособный выработать самостоятельную собственную идеологию, не может быть руководителем других социальных сил. Но был ли это вообще весь класс или какая-то его незначительная часть? Ответ на этот вопрос мы находим в работах Ленина. Поскольку рабочий класс есть, по словам Ленина, главная движущая сила переворота, большевики выделили его из остальной массы «трудящихся» и наделили рабочих многими формальными привилегиями. На IX съезде РКП(б) в докладе Центрального Комитета 29 марта 1920 г. Ленин откровенно заявил: «...Рабочий класс по Конституции имеет больше прав, чем крестьянство, а эксплуататоры не имеют никаких прав, – этим было записано то, что мы господство своего класса осуществили, чем мы связали с собою трудящихся всех слоев и мелких групп» (40, 251). И тут же Ленин отмечал, что Конституция зафиксировала на бумаге ликвидацию капиталистической и помещичьей собственности. Но если это так, то, согласно теории большевизма, эксплуататоров больше нет и незачем лишать бывших частных собственников каких-либо, и тем более всех, прав. Ведь это вело к разРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 75 жиганию социальной гражданской войны. К чему было наделять рабочих большими правами, чем крестьян? Естественно, что это никак не могло связать с собою трудящихся всех слоев и мелких групп, о чем говорил Ленин, а, наоборот, разжигало между ними различные конфликты. На VIII съезде РКП(б) в докладе о партийной программе 19 марта 1919г. Ленин также подчеркивал, что Конституция России признала преимущество пролетариата над крестьянством и лишала избирательных прав «эксплуататоров». В проекте программы, напечатанном как черновой набросок проекта программы РКП 23 февраля 1919г. в газете «Петроградская правда», Ленин также отмечал, что советская организация государства предоставляет некоторые фактические преимущества городскому промышленному пролетариату. В статье «Успехи и трудности Советской власти», написанной 17 апреля 1919 г., Ленин отмечал, что «социалистическую революцию нельзя осуществить без рабочего класса; ее нельзя совершить, если в рабочем классе не накоплено столько сил, чтобы руководить десятками миллионов забитых капитализмом, измученных, неграмотных и распыленных деревенских людей. А руководить ими могут только передовые рабочие» (38, 67). Значит, руководить крестьянством может не весь рабочий класс, а только его передовая часть, передовые рабочие. Обратим внимание на это важное признание Ленина. Не весь рабочий класс, а его явное меньшинство призвано руководить десятками миллионов крестьян и других социальных слоев. При этом, как писал Ленин в статье «Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата» (написанной 16 декабря 1919 г.), пролетариат сначала должен низвергнуть буржуазию, завоевать государственную власть и использовать ее, т.е. «пролетарскую» диктатуру, как орудие своего класса в целях приобретения сочувствия большинства трудящихся. Что же такое этот пролетариат, которому, согласно марксизму-ленинизму, надлежит совершить социалистическую революцию и возглавить общественный процесс, присоединяя к себе всех остальных трудящихся и руководя ими. В докладе «Новая экономическая политика и задачи политпросветов» на II Всероссийском съезде политпросветов 17 октября 1921 г. Ленин дает следующее определение: «Пролетариатом называется класс, занятый производством материальных ценностей в предприятиях крупной капиталистической промышленности. Поскольку разрушена крупная капиталистическая промышленность, поскольку фабрики и заводы стали, пролетариат исчез. Он иногда формально числился, но он не был связан экономическими корнями» (44, 161). Других определений понятия «пролетариат» у Ленина мы не встречаем. Но то, которое только что было приведено, ничего не проясняет, ни о чем не говорит. Если пролетариат исчез, как утверждает Ленин, в связи с разрушением крупной промышленности, поскольку он числился только формально и не имел никаких эконоРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 76 мических корней, то к чему же говорить о диктатуре «пролетариата», того социального слоя, который прекратил свое существование? Трудно представить что-либо более непонятное и алогичное в обществоведении. Не потому ли Ленин все время говорит о руководящей роли рабочего класса, что он на деле сводит эту «руководящую» роль к власти большевиков? В работе «Удержат ли большевики государственную власть?», написанной в канун октябрьского переворота, Ленин говорил достаточно откровенно: «Бояться, что власть большевиков, то есть власть пролетариата, которому обеспечена беззаветная поддержка беднейшего крестьянства, «сметут» господа капиталисты!» (34, 330). Фактически здесь Ленин отождествляет власть большевиков с властью пролетариата, т.е. власть небольшой части «пролетариата» со всем «пролетариатом». Пройдет немного времени, и Ленин в «Очередных задачах Советской власти» отождествит диктатуру «пролетариата» с единоличной властью, а в «Детской болезни «левизны» в коммунизме» и в других работах (о чем еще впереди) с диктатурой партии и вождей. О классовых целях пролетариата Ленин писал в статье «Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата». «А каковые классовые цели пролетариата? – писал Ленин, – Подавление сопротивления буржуазии. Нейтрализация крестьянства, а по возможности привлечение его – во всяком случае большинства его трудящихся, неэксплуатирующей части – на свою сторону. Организация крупного машинного производства на экспроприированных у буржуазии фабриках и средствах производства вообще. Организация социализма на развалинах капитализма» (40, 11). В проекте тезисов о роли и задачах профсоюзов в условиях новой экономической политики (написанном 30 декабря 1921 г.) Ленин отмечал, что пролетариат является классовой основой такого государства, которое совершает переход от капитализма к социализму. Таким образом, у Ленина мы находим много высказываний о привилегированном положении пролетариата по сравнению с иными трудящимися слоями, связанном якобы с его авангардной ролью; о сведении власти пролетариата к власти большевистской партии; более чем двусмысленное определение понятия «пролетариат»; о классовых целях пролетариата; о пролетарской основе государства переходного периода от капитализма к социализму и другие, относящиеся к той же проблематике. Наконец, в той же работе «Выборы в Учредительное собрание и диктатура пролетариата» Ленин писал, что «диктатура пролетариата есть классовая борьба пролетариата при помощи такого орудия, как государственная власть, классовая борьба, одной из задач коРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 77 торой является... демонстрирование непролетарским трудящимся слоям, что им выгоднее быть за диктатуру пролетариата, чем за диктатуру буржуазии, и что ничего третьего быть не может» (40, 18). Теперь уже речь идет о том, что непролетарские трудящиеся слои сами заинтересованы в поддержке «пролетарской» диктатуры. Это положение дополняется утверждением Ленина в тезисах доклада о тактике РКП на III конгрессе Коммунистического Интернационала 13 июня 1921 г. о наличии в Советской России только двух классов: пролетариата и мелкого крестьянства. Б связи с особой важностью приводим это утверждение полностью. «Внутреннее политическое положение Советской России, – писал Ленин, – определяется тем, что здесь мы видим в первый раз во всемирной истории существование, в течение целого ряда лет, только двух классов: пролетариата, который воспитан десятилетиями очень молодой, но все же современной крупной машинной промышленностью, и мелкого крестьянства, составляющего огромное большинство населения» (44, 5). Приведенная ленинская цитата противоречит всем его предыдущим высказываниям. В самом деле, если соотношение классовых сил в Советской России таково, что в ней есть только два класса: пролетариат и мелкое крестьянство, то к чему же тогда диктатура «пролетариата»?! Нет буржуазии – нет и ее сопротивления и не надо ее подавлять. Нет середняка, и отпадает задача его нейтрализации. Все в вышеприведенном высказывании Ленина смещено. Но остается одна подспудная мысль. Дело вовсе не в соотношении классовых сил в Советской России, а в том, что власть осуществляет не пролетариат, а верхушка большевистской партии, не устающая говорить от его имени. Есть и еще одна важная ленинская мысль. Руководить крестьянством может не весь рабочий класс, а только его передовая часть, сознательные рабочие. Об этом Ленин говорит много и настойчиво. Говорит так потому, что фактически не доверяет рабочему классу, не видит на деле в нем социальной опоры, хотя об этом у него и у его последователей предостаточно высказываний. Помимо уже приведенного высказывания Ленина из статьи «Успехи и трудности Советской России» о том, что руководить десятками миллионов деревенских людей могут только передовые рабочие, можно сослаться на множество положений того же ряда. В тезисах по текущему моменту (26 мая 1918 г.) Ленин писал: «...В отряды действующей (против кулаков и пр.) армии включить от '/•; ДО '/2 (в каждый отряд) рабочих голодающих губерний и беднейших крестьян оттуда же... ...Ввести круговую поруку всего отряда, например, угрозу расстрела десятого, – за каждый случай грабежа» (36, 374–375). Оказывается по отношению к рабочим возможно применение самых крутых мер, в том числе и расстрела. 20 июня 1918 г. в речи на рабочих собраниях Москвы «О продовольственных отрядах» Ленин признавал, что имели Розин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 78 место случаи, когда в продовольственные отряды проникали слабые духом, нестойкие рабочие, которых кулаки подкупали самогонкой. И Ленин предлагает следующую меру, чтобы избежать подобного зла. «О каждом рабочем, едущем с отрядом, необходимо иметь точные сведения о его прошлом. Необходимо справляться в заводском комитете, в профессиональном союзе, а также и в партийных ячейках – что представляет из себя человек, которому рабочий класс доверяет такое важное дело» (36, 425). Иными словами, на каждого рабочего следует заводить специальную анкету, возможно ставшую по почину Ленина образцом тех анкет, которые заполнялись гражданами бывшего СССР при приеме в вузы, на работу и т.д. для отделов кадров. Ясно одно: требование точных сведений о рабочих, направляемых с продотрядами в деревню, вплоть до характеристик в партийных ячейках, свидетельство того, что Ленин не доверял рабочим в целом. О какой же их руководящей роли по отношению к крестьянству могла идти речь? Ничего, кроме демагогии, здесь не было. Ленин четко отличал передовых, сознательных рабочих от широких рабочих масс. Перед ним маячил призрак того, что не сразу широкая рабочая масса поймет, что Россия стоит перед катастрофой. Он откровенно говорил об этом в речи на II Всероссийском съезде комиссаров труда 22 мая 1918 г. Он здесь призывал рабочих к крестовому походу против дезорганизации и против укрывания хлеба, к крестовому походу, чтобы трудовая дисциплина распространилась по всей стране. Речь шла о трудовой дисциплине широких рабочих масс, которые дезорганизовывали производство. И с нотами отчаяния Ленин говорил: «Мы можем рассчитывать только на сознательных рабочих; остальная масса, буржуазия и мелкие хозяйчики, против нас, они не верят в новый порядок, они ловят всякий случай обострения народной нужды» (36, 369). Значит, рассчитывать можно только на небольшой слой сознательных рабочих, ибо основная масса рабочих вместе с буржуазией и мелкими хозяйчиками против Советской власти, не доверяют ей. И с горечью Ленин добавляет: «...Мы знаем, как невелики в России слои передовых и сознательных рабочих» (там же). На кого же опиралась Советская власть, какие слои населения России были ее социальной опорой, если эту власть не поддерживало большинство интеллигенции, крестьянства и рабочего класса? Такой социальной опорой был охлос. Оказывалось, что у рабочего класса, по Ленину, были представители в лице только сознательных рабочих (36, 370). Более того, в отличие от того, что писалось в труде «Государство и революция», да и в других работах, о поголовном управлении государством, Ленин приходит после октября 1917 г. к противоположному мнению. В докладе о роли и задачах профессиональных союзов на заседании коммунистической фракции II Всероссийского съезда горнорабочих 23 января 1921 г. Ленин говорил: «Разве знает каждый рабоРозин Э. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. С. 79 чий, как управлять государством? Практические люди знают, что это сказки...» (42, 253). За три года государственной практики были разрушены многие ленинские мифы, в том числе и о поголовном управлении государством. Ленин начинает понимать: чтобы научиться управлению, нужны годы, особенно, когда даже неграмотность не ликвидирована. Рабочие, признает Ленин, связанные с крестьянами (а таких было абсолютное большинство), поддаются на непролетарские лозунги. И большевистский фюрер заключал: «Кто управлял из рабочих? Несколько тысяч на всю Россию, и только» (там же). Вот она, социальная база многомиллионной страны. С полным правом можно сказать, что фактически социальной базы строительства «социализма» в России не было – была партийная элита, был охлос. О том, что многие рабочие не поддерживали Советскую власть, свидетельствовали вспыхивающие то в одном, то в другом регионе страны всеобщие стачки и прямые выступления (Кронштадт, Питер, Астрахань), и Ленин был вынужден в связи с вспыхнувшей всеобщей забастовкой рабочих ряда предприятий Тверской губернии направить около 18 июня 1919 г. письмо в Оргбюро ЦК РКП(б). «В Оргбюро Цека: всеобщая стачка в Твери, затем в Клине, все это создаст архигрозное положение» (54, 416). Достаточно сказать, что социальная ориентация в гражданской войне определялась не только, а может быть, и не столько принадлежностью к рабочим и крестьянам или имущим социальным слоям. Было в значительной мере общее неприятие большевизма, в том числе и в рабочей среде. Иначе невозможно объяснить восстание ижевско-воткинских рабочих против Советского государства, сформировавших одну из самых боеспособных дивизий Колчака. Из всего, что было предметом обсуждения, следует, что, по крайней мере, после октября 1917 г. в России не было социальной базы для строительства нового общественного строя. Но Ленин и его соратники упрямо искали выход из сложившегося архигрозного положения. И такой выход был найден. Он заключался в создании и упрочении тоталитарного строя, в опоре только на массовый террор, социальную демагогию и усиление диктатуры большевиков, выдаваемой за диктатуру «пролетариата». Это побудило Ленина продолжить свои изыскания по вопросу о «пролетарской» диктатуре.