Бросок крысы

ilgiz zeyni
Бросок крысы
Пьеса
Ильгиз Зайниев [ilgiz zeyni] – родился 23 мая 1987 года в деревне Караса Аксубаевского
района Республики Татарстан РФ. Актер, драматург.
Контактная информация: сот. 8-927-406-35-92
e-mail: iz-87@mail.ru
ЭДУАРД, тридцати пяти лет.
ХАМИТ, тридцати лет, крупного телосложения, полный, голос мягкий.
Темно. Со скрипом открывается дверь. В дверном проеме мужской силуэт.
Чей-то голос. Включи свет…
За силуэтом в дверном проеме появляется второй силуэт. Он сразу бьет
первого чем-то по голове. Первый с грохотом валится на пол. Дверь
закрывается. Включается свет. Подвал. По трубам пробегает крыса. На полу
лежит Хамит. Эдуард запирает дверь. Это он включил свет. Эдуард ставит
посредине комнаты стул. Сажает Хамита на этот стул. Завязывает ему
сзади руки. Берет из сумки Хамита видеокамеру. Вместо штатива ставит
валяющуюся рядом коробку. Хамит приходит в себя.
Хамит. Эдик… Эдик… Что ты делаешь?.. С ума сошел? Отпусти меня…
Эдуард. Закрой рот…
Засовывает ему в рот кляп. Устанавливает камеру. Хамит испуган, он не
знает что делать, пытается что-то говорить, но слов не разобрать.
Эдуард. Как она включается?.. Чего ты бормочешь? Она работает? (Хамит
положительно кивает головой.) Куда надо нажимать? (Хамит тянет шею,
по-своему указывает кнопку.) Только попробуй пискнуть… (Вынимает кляп.)
Хамит. Эдик, что ты собираешься со мной сделать?
Эдуард. Тебя спрашивают, как она работает…
Хамит. Нажми вон на ту красненькую кнопку.
Эдуард. На эту?
Хамит. Да! Эдик, ну отпусти меня, не дури…
Эдуард. Включилась… Она уже снимает?
Хамит. Нет. Надо «REC» нажать… Отпусти меня, я сам все настрою…
Эдуард. Сиди тихо…
Хамит. А ты бы смог тихо сидеть?
Эдуард. Ага, «REC» загорелась!
Хамит. Снимает!
Эдуард. Она и звук записывает?
Хамит. Записывает. Только здесь акустика плохая.
Эдуард. Но там будет слышно?
Хамит. Не знаю. И картинка может слишком темной получиться. Света мало…
Эдик…
Эдуард бьет его по лицу. Хамит чуть вместе со стулом не падает назад,
Эдуард успевает его ухватить.
Эдуард. Можно перемотать и посмотреть?
Хамит. Что ты делаешь?..
Эдуард так же бьет его.
Хамит. Что ты со мной делаешь? (Плачет.)
Эдуард (пытается разобраться с камерой). Можно перемотать?
Хамит. Да можно-о-о… Как во всех магнитофонах. Зачем ты меня мучаешь?
Эдуард (находит нужную кнопку). Смотри, нормально вышло! Слышишь, даже
твое нытье записала! Хочешь посмотреть?
Хамит. Не-е-ет… Отпусти меня, развяжи…
Эдуард. Закрой пасть, закрой пасть, сука…
Хамит. Что тебе нужно?
Эдуард. Я тебя спрашивал?
Хамит. Не спрашивал. Позвал помочь, привязал к стулу и избиваешь…
Эдуард. Я тебя еще не избивал…
Хамит. Не избивал?
Эдуард. Не избивал, только ударил…
Хамит. Кажется, у меня голова разбита. По спине что-то теплое течет…
Эдуард (посмотрев). Нет ничего …
Хамит. Я же чувствую. У меня голова разбита, кровь течет…
Эдуард. Я тебе говорю, никакой крови нет…
Хамит. Я же чувствую, что-то стекает…
Эдуард. Ты вспотел, пот стекает, мудак. Не чувствуешь, тут все провоняло.
Глаза режет, невозможно открыть… Все твое говно наружу лезет…
Хамит. Это от страха…
Эдуард. Не от страха. От того, что ты толстый, как свинья…
Хамит. Таким уж уродился…
Эдуард. Уродился… Жрешь все подряд, не переставая…
Хамит. Мне нужно принять душ…
Эдуард. Заткнись!
Хамит. Эдик…
Эдуард дает ему пощечину.
Хамит. Эди-и-и-ик…
Эдуард бьет еще раз.
Эдуард (достает из внутреннего кармана исписанные листы А4 и тычет ими
Хамиту в лицо). Вот это что такое? Что это, я тебя спрашиваю?!
Хамит. Откуда мне знать… какие-то листы…
Эдуард. Какие-то листы? А ты глазенки свои пошире открой… Вот здесь чье
имя написано, а? Не Хамит, случайно? А как ты думаешь, среди моих знакомых
есть еще один недоумок, которого зовут Хамит?
Хамит. Ты рылся в моих рукописях?
Эдуард. Нечем было подтереться, вот и взял пару листочков. Ну и решил заодно
прочитать, чтоб без дела не сидеть…
Хамит. Развяжи меня!.. Я сейчас буду кричать…
Эдуард. Кричи. Ты думаешь, кто-нибудь услышит?.. Ты знаешь, что поставил
меня в неудобное положение?
Хамит. Как?
Эдуард. Как? Оказалось что на твоих этих листочках про меня написано. А я не
прихватил с собой другой бумаги…
Хамит. Я тебе их не давал…
Эдуард. Если бы мне их дал ты, я бы тебя на месте прибил…
Хамит. Что ты собираешься со мной делать?
Эдуард. Я сейчас буду тебя учить писать…
Хамит. Как?!
Эдуард. А, интересно?! Ты готов родную мать продать, чтобы стать писателем!
Ведь так, а?
Хамит. Моя мама давно умерла…
Эдуард. Умерла от стыда, что родила такого придурка?! (Смеется.)
Хамит. Ты не наигрался? Развяжи меня…
Эдуард. Посмотрите на него! Ты еще и злиться умеешь?!
Хамит. Я тебе говорю, развяжи меня…
Эдуард (хватает его за щеки). Сиди смирно, Винни Пух…
Засовывает ему в рот кляп. Достает из сумки старые классические брюки,
которые носит только по праздникам, белую рубашку. Переодевается.
Достает галстук, но понимает, что не умеет его завязывать.
Эдуард. Умеешь завязывать?.. Что ты там бормочешь? Да или нет?.. Блядь…
(Вынимает кляп.) Ну что?
Хамит. Нет. Мне обычно директор завязывал. Может, он еще здесь. Иди,
сходи… или давай, я схожу…
Эдуард. Да уж, если кому петлю на шею повязать, его только свистни…
Хамит. Нет, он хороший человек!
Эдуард. Говно он! Поэтому и умеет галстуки завязывать…
Хамит. По-твоему, получается, все, кто умеет завязывать галстук, плохие?
Эдуард. Знаем мы его галстуки! Его б воля, он и с футболкой галстук бы
таскал… А знаешь почему он научился завязывать галстук?
Хамит. Почему?
Эдуард. Потому что он – говно! И сам это хорошо знает. И научился
специально, чтобы скрыть, что он говно. Но я таких как он издалека чую… По
запаху! (Пытается завязать галстук на шее Хамита.)
Хамит. А зачем тебе галстук?
Эдуард не может завязать. Вспылив, срывает галстук с его шеи.
Хамит. В моей комнате есть завязанный… Тот, красный…
Эдуард. Сойдет и без галстука.
Засовывает ему в рот кляп. Садится перед камерой. Не может начать.
Эдуард. Блядь… (Вынимает из его рта кляп.) Как начать?
Хамит. Я не могу понять, что ты собираешься делать…
Эдуард. Кино снимаю…
Хамит. Кино?!
Эдуард. Я что, непонятно выразился?
Хамит. Нет… Просто мне стало интересно. Давай, вдвоем снимать. Я сам
напишу сценарий!
Эдуард. Ты умеешь писать киносценарии?
Хамит. Я автор семи киносценариев…
Эдуард. Тогда, может, ты мне подскажешь, что должно быть в начале?
Хамит. В кино очень жесткая схема…
Эдуард. Блядь, нельзя без лекций?
Хамит. Можно! Вначале надо закинуть крючок. Должна быть интрига. У
зрителя должно возникнуть желание досмотреть фильм.
Эдуард. Тогда, я все правильно задумал.
Хамит. Про что ты хочешь снимать? Давай, развяжи меня, я тебе помогу.
Эдуард. Ты мне и так помогаешь. (Поправляет камеру.)
Хамит. Очень важно, чтобы был хороший сценарий. Ты один не сможешь этого
сделать…
Эдуард. Посмотрим! (Включает камеру.) Улыбнись в камеру!
Хамит. Я буду актером?
Эдуард. Да, дебил, одним из героев. Улыбайся.
Хамит улыбается. Эдуард с размаху бьет его по лицу. Хамит вместе со
стулом падает назад. Эдуард говорит сначала в камеру, затем берет камеру в
руки, снимает Хамита. В дальнейшем, что бы Эдуард ни делал, он никогда не
забывает поправить камеру или взять ее в руки.
Эдуард. Меня зовут Эдуард. А вот это (Поднимает Хамита, закрывает ему
рот ладонью.), это
- Хамит. Если по-простому, он дебил! Вы только что
видели, как я его ударил. Хочу сказать сразу, что к концу фильма вы увидите
только его вонючий труп… Да, я его убью! Пока не знаю как. Но это будет
происходить медленно. А между делом я буду рассказывать вам про себя и про
этот вот мешок дерьма. Наверняка вы подумали: «Что этот бедняжка ему
сделал?», но я вам этого пока не скажу. Знайте лишь одно: я – не вы. Я не вы! Я
не люблю придурков, и даже не мечтайте, что я его пожалею. Я давно мечтал
прибить его. Вы видите, как он начал дрожать! Да, он знает, что я говорю
серьезно. Ты же знаешь? (Вынимает кляп.)
Хамит. Ты сумасшедший! Отпусти меня!..
Эдуард. Отлично! Вы видите, он хочет жить! Всегда жалко, когда умирает
человек, полный желания жить, не правда ли?!
Хамит. Ты же шутишь?
Эдуард. Ты думаешь?
Хамит. Вечно у тебя идиотские шутки…
Эдуард. Значит и зрители, которые смотрят этот фильм, могут подумать так же.
Так? Значит…
Хамит. Что?
Эдуард. Значит, я должен доказать, что не шучу…
Хамит. Каким образом?
Эдуард. Я думаю о том же. (Начинает что-то искать.)
Хамит. Что ты ищешь?
Эдуард. Что-нибудь тяжелое…
Хамит. Что ты собираешься делать?
Эдуард. Увидишь…
Хамит. Вон там, в углу, я кирпичи сложил…
Эдуард. О! Замечательно! (Берет кирпич.)
Хамит. Видишь, я помогаю тебе! Развяжи меня… Ты же видишь, я тебе
помогаю… Помогаю…
Эдуард. Спасибо!
С размаху бьет кирпичом по ноге Хамита. Хамит от болевого шока теряет
сознание. Эдуард отбрасывает кирпич в сторону. За волосы поднимает голову
Хамита. Проверяет пульс. Вынимает из сумки вино в бумажной коробке.
Зубами рвет угол. Подходит к камере, отматывает назад, сморит. Пьет вино.
Снятое ему нравится. Подходит к Хамиту, снова поднимает за волосы его
голову, набирает в рот вина и брызгает ему в лицо. Хамит приходит в себя.
Хамит. Моя нога…
Эдуард (садится перед камерой, начинает читать, написанное на А4 листах).
«Жил да был один мальчик. Он был одинок…»
Хамит. Ты сломал мне пальцы…
Эдуард. Сам виноват, что мне не верил… «Но у него было сильное
воображение, и он все время что-то придумывал, во всем пытался находить
интересное…»
Хамит. Отпусти меня… Вызови врача…
Эдуард. Закрой рот…
Хамит. У меня обувь грязная, может начаться заражение, сними с меня
ботинки…
Эдуард. Ноги надо мыть… «Когда он подрос, то стал убегать в лес. Там
мальчик жил в мире бабочек, цветочков…»
Хамит. Я на всю жизнь останусь хромым.
Эдуард. Не останешься…
Хамит. Давай тебе попробуем сломать все пальцы на ноге… Как я буду так
жить?..
Эдуард. Не боись, жить тебе недолго осталось… «Жил да был один мальчик.
Он был одинок…» И как я тебя сразу не прибил?
Хамит. За что? Вместо благодарности за то, что я про тебя написал?
Эдуард. Благодарность? Тебе еще хочешь «спасибо» услышать? Может, ты еще
считаешь, что я в долгу перед тобой?
Хамит. Нет… Я писал со всей любовью к тебе, с жалостью…
Эдуард. Нахуй мне твоя любовь, твоя жалость? Себя жалей… Знаешь, что
скажут люди, которые это прочтут?
Хамит. Не знаю…
Эдуард. Вот именно, не знаешь… Скажут, что один вонючий пидор написал
про другого вонючего пидора…
Хамит. Я писал, как ты рассказывал…
Эдуард. Я тебе так рассказывал? Ты хочешь сказать, что я похож на пидора?
Какие, блядь, бабочки, цветочки? Я курить начал с шести лет… Даже пидор так
не напишет…
Хамит. Почему ты их так не любишь, они тоже люди…
Эдуард. Все для тебя люди…
Хамит. Ты пьян. Отпусти меня…
Эдуард. Неееет… Если я тебя отпущу, ты же еще про кого-нибудь вот так
напишешь… Я должен очистить мир от тебя… (Смеется.)
Хамит. Ты сам мне это рассказывал…
Эдуард. Что я тебе рассказал?
Хамит. Что в детстве был одинок…
Эдуард. Блядь… Быть одиноким, разве это значит, играть в лесу в догонялки с
бабочками?..
Хамит. Это же художественное произведение!
Эдуард. Какое? Художественное? Может, ты еще мечтаешь, что эта фигня
станет классикой? Достоевский…
Хамит. Я же должен был передать твой внутренний мир...
Эдуард. А знаешь, каким был мой внутренний мир?
Хамит. Откуда я могу знать, этого ведь ты не рассказывал…
Эдуард. Сейчас расскажу. Эта хуйня еще работает? (Проверяет камеру.)
Работает, ладно. Значит, так. Жил да был один мальчик. Он ничем не отличался
от других мальчиков. Только один глаз у него чуть косил. И куда бы он ни
пришел, везде его дразнили косым… У него один глаз был косым, понимаешь?
Хамит. Понимаю…
Эдуард. Ни хуя ты не понимаешь… Он же не виноват, он таким родился…
Хамит. Почему же я не понимаю…. Ему было очень трудно… Он был в обиде
на все человечество…
Эдуард. Ему было похуй. По соседству жил хромой мальчик, так он его обзывал
«хромым»! А как хромого не обзывать «хромым»! А на фига этот хромой еще
сдался?
Хамит. Нет, не правильно. Он каждую ночь молил Господа, чтобы и он сам, и
хромой мальчик выздоровели…
Эдуард. Молил он… Он каждую ночь просыпался от стуков в стену. А знаешь,
что это были за стуки?
Хамит. Да! Это к нему дедушка Тук-Тук приходил…
Эдуард. Ага! Дедушка Тук-Тук! Или дедушки Тук-Туки. И каждый раз, когда
они приходили, то трахали его маму. Мальчик просыпался от того, что старая
кровать билась об стену. Он лежал и считал… Тук – один! Тук – два! Тук..
Тук…тук.. тук… тук… А иногда: тук, тук, тук, тук… Представляешь?
Хамит. Это отвратительно, не рассказывай…
Эдуард. Ты хочешь сказать, что моя жизнь отвратительна?
Хамит. Я не хочу этого слышать, не рассказывай… Это неправда…
Эдуард. Нет уж, сказочник, слушай. Сказки бывают и такими… С утра мальчик
завтракал объедками вчерашних гостинцев... Одни соседи смотрели на него с
жалостью, другие с издевкой... А в один прекрасный день некий
дедушка
Тук-Тук остался ночевать и стал жить с ними!
Хамит. И с этого дня жизнь мальчика изменилась!
Эдуард. Ага! В морозные зимние ночи пьяный Дедушка Тук-Тук вышвыривал
его на улицу. Мальчика на улицу! Запирал дверь, а дома избивал его маму...
Мальчик в тридцатиградусный мороз мерз на ветру...
Хамит. Как маленький Тукай...
Эдуард.
Почти.
Но,
оказывается,
не
все
мальчики,
что
мерзли
в
тридцатиградусный мороз на улице, становятся великими поэтами... Потом у
него была пневмония и он еле выжил. А однажды...
Хамит. Что?
Эдуард. Ничего. У Мальчика был брат. Когда они были совсем маленькие, брат
все время защищал Мальчика. Избивал всех, кто дразнил Мальчика. Но
Мальчика он не любил. Всегда старался показать, что он лучше.
Хамит. Зачем?
Эдуард. Не перебивай меня... А, вот. В один из дней маму посадили в тюрьму и
мальчики из всеми забытого рабочего поселка попали в забытый всеми
интернат. Мальчик все время мечтал быть похожим на брата. Но брат и вправду
был способнее. Во всем. Он даже был красивее чем Мальчик. И умел
пользоваться своей красотой. Сначала он перепортил всех девчонок в
интернате. В особенности тех, кто нравился Мальчику. Затем, начал выходить в
город. В те времена ни у кого не было нормальной одежды. А брат Мальчика и
здесь выделялся. Он сам себе шил модные рубашки, брюки. Зимой приводил
каких-то собак, резал их, сдирал шкуру, обрабатывал и шил себе шапки.
Красивый молодой парень, со вкусом одетый, перетрахал половину девчонок
маленького городка! Городские парни, собравшись, избивали его, потому что
один на один никто не осмеливался. Это повторялось несколько раз. И как-то
раз брат уехал с гастролирующим цирком. Он присылал Мальчику свои
фотографии, снятые в разных городах. Однажды Мальчик собрался и уехал к
брату, разыскал его. После стольких лет они увиделись в цирке... Что, на слезы
пробивает?
Хамит. Нет... Нога болит...
Эдуард. Значит, тебе не интересен мой рассказ...
Хамит. Нет, мне интересно...
Эдуард. Ты бы о ноге и не вспомнил, если б было интересно. Я забыл о
зрителях. Хорошо, что ты мне напомнил... (В камеру.) Не подумайте, что я
забыл свое обещание.. Сейчас... (Смотрит на Хамита, пытаясь придумать,
что с ним сделать.)
Хамит. Нет, ты очень интересно рассказываешь. Я было про ногу и думать
забыл, просто она как-то резко разболелась... Продолжай...
Эдуард. Не смотри на меня так.. Не смотри, говорю... И не думай, что
пожалею... (Не решается что-либо сделать.) Сейчас... (Берет тексты
Хамита.)
Хамит. Я не смотрю. Если хочешь, я могу и глаза закрыть...
Эдуард (читает). «Жил да был один мальчик. Он был одинок…» Вот говно…
(Постепенно приходит в ярость.) «Но у него было сильное воображение, и он
все время что-то придумывал, во всем пытался находить интересное…»
Хамит. Зачем ты это перечитываешь? Если не нравится, развяжи меня, я сам их
сожгу.
Эдуард. «Когда он подрос, стал бегать в лес. Там он жил в мире бабочек,
цветочков…»
Хамит. Отпусти меня, Эдик…
Внезапно Эдуард выбрасывает рукописи, с разворота коленкой бьет ему по
ребрам.
Эдуард (продолжает бить). Я не Эдик – я Эдуард… Я не Эдик – я Эдуард…
Будешь педиков звать Эдиками, а я Эдуард… Эдуард…
Хамит падает вместе со стулом. Эдуард выдыхается, присаживается.
Глубоко дышит, пьет вино. Слышно как Хамит откашливается, плачет.
Эдуард поднимает его. У него изо рта пошло кровь.
Хамит. Я умираю… Я умираю... Псих…
Эдуард. Сейчас твоя очередь рассказывать…
Хамит. Развяжи меня. Кажется, у меня ребра вошли в легкие… Умираю…
Эдуард. Зрителям интересна твоя жизнь, бедняжка…
Хамит. Развяжи меня… Мои ребра…
Эдуард. На, выпей…
Заливает ему в рот вино. Хамит захлебывается, кашляет. Затем начинает
реветь, его голова свисает вперед… Эдуард пьет вино.
Эдуард (читает из тетрадки в кожаном переплете). «Мамочка! Самые
красивые моменты моей жизни – это время, проведенное на коленях мамочки…
Я часами сидел на ее коленях. Часто засыпал в ее объятиях… Мама меня
любила… Я очень любил свою мамочку… Мы с мамой…»
Хамит. Не тронь мой дневник…
Эдуард. У тебя что, отца не было?
Хамит. Не трогай мои вещи. Я же не трогаю твои… Что плохого я тебе
сделал?.. Что тебе от меня нужно?..
Эдуард. Это ты прикалывался, когда писал?
Хамит. Отпусти меня…
Эдуард. Отвечай на вопрос! (Хватает его за волосы, запрокидывает голову
назад.)
Хамит. Нет. Это же дневник. Эти записи предназначены только для меня
самого…
Эдуард. Почему ты ничего не пишешь про отца, про родственников? У тебя
есть родные братья, сестры?
Хамит. Я не хочу об этом разговаривать.
Эдуард. А я хочу услышать…
Хамит. Отпусти!..
Эдуард (наступает на его больную ногу). Расскажешь или нет?
Хамит. Ааааааааа… Зачем это тебе… Мой отец был больным человеком….
Эдуард. Чем же он болел?
Хамит. Болезнь души… Нервы…
Эдуард. Значит, ты наследный недоумок?! Где сейчас твой отец? Вы
общаетесь?
Хамит. Он лечится.
Эдуард. В психушке?
Хамит. Да, в больнице для душевнобольных. Я посылаю ему свои
произведения…
Эдуард. Чтобы он никогда не выздоровел?!
Хамит. Я пишу ему про красоту…
Эдуард. Ему хоть нравится?
Хамит. Не знаю… Он никогда не отвечал на мои письма…
Эдуард. А твоя мать?
Хамит. Я не хочу говорить на эту тему…
Эдуард (наступает ему на ногу). Рассказывай!
Хамит. Бооооооже…. Нет…
Эдуард. Ты же очень любишь мамочку… Рассказывай! (Наступает ему на ногу
и тычет в бок.)
Хамит. Божеееееееееееее…. (Ревет.) Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет…
(Приходит в невменяемое состояние.)
Эдуард. Что с тобой, придурок? Успокойся!..
Хамит. Мама умерла… Моя мамочка умерла, мамочка… мама… мааамаааа…
Эдуард. Успокойся, говорю! (Брызжет ему в лицо вино, дает пощечину.)
Хамит. Мамочка умерла…
Эдуард (после паузы, когда оба успокоились). А наша мама в тюрьме умерла.
Когда мы стали жить вместе с братом, навели справки, только тогда и узнали…
Мой брат работал в цирке дрессировщиком… Ты когда-нибудь был в цирке?
Хамит. С мамой, когда был маленький…
Эдуард. А я до этого никогда не был. В тот день, когда мой брат сбежал, я
болел и не смог пойти на представление. Первое, что я увидел в цирке – это
номер моего брата. Он работал с медведями. Я был в восторге от его номера. На
манеже скамейка и дверь. Брат, обмотанный полотенцем, с тазиком, с вениками
входит в эту дверь. Под мышкой бочонок с надписью «Пиво». Типа, он в баню
пришел. Зараза, играет, прямо как настоящий артист. Потихоньку начинает
мыться, ну типа, понимаешь. Как будто парится. И тут на манеж выбегает
медведь, обмотанный полотенцем, в одной подмышке тазик с веником, в другой
– бочонок с надписью «Мед»…
Манеж. Слышны аплодисменты, смех. Медведь вбегает в баню. Мужчина, как
будто намылил голову, ничего не видит. Ищет ковш и не может найти.
Медведь дает ему в руки ковш, сам сидит, потеет. Мужчина смывает с себя
все. После того как вытер лицо, замечает Медведя. От страха вскакивает на
скамейку. Не знает, что делать. Смотрит то на бочонок «Пиво», то на
Медведя. Медведь, как ни в чем не бывало, начинает мыться. Намыливает
мочалку. Пытается дотянуться до спины, не достает. По-разному пытается
достать, не получается. Затем замечает Мужчину, который тихонько
подбирается в двери. Подходит к нему, дает в руки мочалку, сам подставляет
спину. Мужчина роняет мочалку. Медведь поднимает ее и снова дает ему в
руки. Это повторяется несколько раз. Затем Мужчина собирается с духом, и
начинает тереть ему спину. Медведю это очень нравится. Затем медведь
берет веник, показывает Мужчине, чтобы тот ложился. Мужчина боится.
Сначала отпивает из бочонка пива, Медведь в это время пьет мед. Мужчина
ложится. Медведь сначала парит его одним, затем двумя вениками. Эта
приятная процедура постепенно превращается в избиение. Мужчина, не
может вытерпеть, убегает. Медведь бежит за ним и парит. Довольные
возгласы зрителей.
Эдуард. Че ты лыбишься?
Хамит. Смешной номер был у твоего брата!..
Эдуард. Ты, по-моему, все еще думаешь, что я прикалываюсь?
Хамит. Нет…
Эдуард. Нет, я же вижу, ты не веришь мне…
Хамит. Ты пьян.
Эдуард. И че?
Хамит. Когда пьяный, ты всегда грубишь, бесишься, а как протрезвеешь –
извиняешься.
Эдуард. Ты тут сидишь и надеешься, что я буду извиняться?
Хамит. Нет, я…
Эдуард. А если к тому времени, как я протрезвею, не у кого будет просить
прощения? Если я тебя на пьяную голову урою?
Хамит. Нет же, ты ведь не такой…
Эдуард. Какой не такой?
Хамит. Ты не злой.
Эдуард. А по-твоему, люди делятся только на злых и не злых? И само собой,
злые творят зло, а не злые – нет? А я вот возьму и безо всякой злости,
хладнокровно тебя придушу…
Душит Хамита. Хамит даже сопротивляться не может. Он краснеет, затем
становится бледным. Его глаза становятся большими. На лице у Эдуарда
кроме безразличия ничего не выражается. Когда Хамит уже начинает терять
сознание, Эдуард его отпускает. Хамит откашливается, глубоко вдыхает.
Эдуард роется в его рукописях.
Эдуард. Зачем ты это пишешь?
Хамит (серьезно). Я хочу подарить человечеству свет…
Эдуард. Ты смотри, какие у тебя великие мысли! А почему электриком не стал?
Хамит (серьезно). У меня нет на это способностей…
Эдуард. А на писательство, думаешь, есть?
Хамит. Раз пишу, получается, что так…
Эдуард. А по-твоему, быть писателем – это всего лишь ставить одно слово за
другим, за ним третье и.д.?
Хамит. Нет, конечно.
Эдуард. А тогда что же? (Закуривает.)
Хамит. В словах должен быть определенный смысл…
Эдуард (смеется). Смысл?!
Хамит. Твое слово, мысль, которую хочешь высказать…
Эдуард. И что ты, дебил, хочешь мне сообщить? Ты же человек с диагнозом.
Хамит. С каким диагнозом?
Эдуард. У тебя же не хватает пары шариков…
Хамит. Может, я чуть странноват, но…
Эдуард. Не чуть. Со стороны – ты полный дурак! Поверь мне, я тебе это, как
другу говорю.
Хамит. Ты пьян.
Эдуард. Я пьян, а ты – дебил. Все так считают.
Хамит. Я не дебил.
Эдуард. Вот видишь!? Если бы ты сказал, что ты дурак, я бы еще засомневался.
Подумал бы, что все-таки у тебя голова чуть соображает. Не ссы. Быть дураком
– все равно, что быть уродом. Бывают же такие уроды, вот бля, смотреть на них
невозможно, страшные. Такие, бля, что как увидишь, по телу хуйня всякая
начинает бегать. А он же в этом не виноват. Он же таким родился. Он тоже
человек и у него такие же права, как у тебя – красавца. К тому же у многих
таких уродов бывает офигенный талант. И из-за этого таланта общество считает
их людьми. А вот ты вроде и не очень страшный, но дурак, конечно, полный…
Плюс к этому херню всякую пишешь, мечтаешь быть писателем…
Хамит. У каждого свое мнение…
Эдуард. Скажи, раз у тебя есть мнение. Что ты молчишь-то? Ты же должен
быть гордой личностью…
Хамит. Нельзя перечить взбешенному пьяному человеку.
Эдуард. А, ты собрался на меня психологией действовать? И не старайся. Я все
равно убью тебя. Скажи, если есть, что сказать, не сиди, как чмо…
Хамит. То, что хотел сказать, я уже давно написал в своих рассказах…
Эдуард. Даже так? Ну так давай, почитаем. Сейчас… (Роется в рукописях.)
«Капельки».
Хамит. Нет. Только не эту…
Эдуард. Почему?
Хамит. Пожалуйста, не прикасайся к этому рассказу. Не читай. Это не для тебя.
Это я написал только для себя.
Эдуард. Ты меня заинтриговал. «Капельки. Жила-была Мама-капелька…» О,
заебись, просто! «Мама-капелька… Как то раз она сорвалась с листочка
папоротника и упала вниз. Во время полета резкий ветер разделил ее на две
части и стало две капли. Одна из них осталась Мамой-капелькой, а другая –
стала Капелькой-сыном…» Ты что курил, когда это писал?! Или грибов
нажрался?! Мама-капелька, Капелька-сын. Ну ты жаришь…
Хамит. Не читай, пожалуйста, не читай… (Плачет.)
Эдуард. Не хнычь! Дай дочитать, интересно же…
Хамит. Эту вещь я написал только для себя. Тебе нельзя это читать…
Эдуард. Расслабься! И чего тут мне нельзя?.. Так… «Капелька-сынок…
Капелька-сынок очень любил маму, и мама любила своего сыночка. Каждое
утро они просыпались на заре, весь день проводили в тени под листочком.
Как-то ночью Мама-Капелька соскользнула с листочка и сорвалась вниз…»
Ой-ой-ой! «С утра, обнаружив, что мамы рядом нет, Капелька-сынок очень
испугался… Он звал маму и вдруг откуда-то снизу услышал голос.
Сын-капелька, превозмогая страх, подкрался к самому краю листочка и
посмотрел вниз. Мама-Капелька висела на паутине, сотканной на самом нижнем
листке. Мама-капелька ему что-то кричала, но он не мог ее расслышать. Только
потом, по знакам матери, понял, что мама показывает на восходящее солнце.
Лучики солнца вот-вот доберутся до паутинки и превратят его маму в пар…»
Ага! «Капелька-сынок не знал, что делать. От отчаяния он зажмурил глаза и
бросился вниз…» Оп-па! «Он попал прямо на свою маму и они соединились.
Это был самый счастливый момент в жизни Капельки-сыночка. Лучики
незаметно подкрались и потихоньку испарили их, они исчезли, превратившись в
воздух...» Че-то финал… «Это был самый счастливый момент…» Ага… «
превратившись в воздух.» Знаешь… а мне понравилось… Серьезно… Я,
конечно, ни хрена не понял… Я немного пьян, может поэтому показалось
интересным… А что ты этим хотел сказать?
Хамит. Я тебе ничего не хотел сказать. Ты не должен был это прочесть.
Эдуард. Почему?
Хамит. Потому что эта вещь написана не для того, чтобы ее кто-то читал.
Эдуард. Че ты мне пиздишь? Ты же даже когда ручку расписываешь, думаешь,
что афоризм написал. Даже дневники не от чистого сердца пишешь. У тебя же
нет подлинного лица. Ты не писатель, ты дебил, который играет в писателя.
Наш комендант – дебил, который играет в директора, а ты – в писателя.
Хамит. Почему он играет? Он и есть директор…
Эдуард. Директор чего? Кого? Тебя? Ты когда видел в общежитии директора?
Он жалкий человечишка. Забыл, как он дал тебе комнату, а когда ты ее
отремонтировал, отобрал и сам в ней засел…
Хамит. Хозяин – барин…
Эдуард. Барин… Помнишь, как перетаскивали его вещи и там был целый шкаф
с папками?
Хамит. Помню…
Эдуард. Ты заглянул хотя бы в одну из этих папок?
Хамит. Зачем мне чужие документы. У меня нет такой привычки.
Эдуард. А у меня есть. Я заглянул. Мне просто было интересно, что может
храниться в архивах какого-то жалкого коменданта. Знаешь, что там было?
Хамит. Мне не интересно.
Эдуард. Нет уж, ты послушай! В красивых, аккуратно выстроенных по номерам
папках твоего директора лежали дешевые порно-журналы. «Клубнички» по
пятнадцать рублей. Там годами накопленный, большой архив. Там собраны все
тайные желания души одного озабоченного извращенца! Целый шкаф! Везде
так, снаружи цветочки, изнутри – говно… (Закуривает.) Директор. По тому и
директор, что есть такие как ты. Какой ты писатель? Ради жалкой комнатушки,
чтоб было где пристроить свою толстую задницу, выгребаешь все говно
общежития.
Хамит. А ты забыл, как сам его умолял? Когда тебя выкинули из цирка? На
коленях перед этим «говном» плакал. Ты же и остался только с условием, что
будешь убираться со мной на пару. И вначале, как миленький, и мусор выносил,
и другое делал, ничем не брезговал… Герой нашелся! Сейчас, что ни делай,
поздно уже, выкинули. И даже сейчас, когда тебя выкинули, все равно
прячешься в вонючем подвале этой общаги. Придет время и снова упадешь под
ноги этого «говна». Но как бы ты не умолял, он тебя уже обратно не возьмет…
Эдуард, который нервно курил, срывается с места, оттягивает ему нижнюю
губу и тушит об нее сигарету. Засовывает в рот кляп.
Эдуард. Блядь… Ты отлично знаешь, зачем я умолял его… (Хамит падает, он
его поднимает.). Я не ты, я не ты, я не ты… (Хамит падает на спину, он
встает над ним, кричит в лицо.) Ты бы ему задницу лизал, если бы оказался на
моем месте… Сука… Я не ты… Ты отлично знаешь, зачем мне нужно было
здесь остаться… Блядь… (Поправляет камеру. Говорит в камеру.) Мальчик
начал работать в цирке. Как-то раз… Нет… В один из прекрасных дней…
Нет… Блядь… (Давится слезами.) Как-то раз, в один из самых обычных дней,
он увидел чудо… Он замер от удивления… Как в сказке… Короче, он вышел на
манеж, случайно, а там одна богиня… Одна девушка… женщина… репетирует,
в общем… Что она только не вытворяла на гимнастическом станке. Казалось,
что у нее нет ни единой косточки… Мальчик влюбился… Сразу… После он
усовершенствовал ее станок. У всех гимнасток станок стоял неподвижно на
одном месте, а на ее станок Мальчик поставил моторчик и он вращался. Такой
станок был только у нее. Потому что она и сама была такой единственной…
Номер Гимнастки на вращающемся станке.
В кармане у Хамита звонит телефон. Эдуард поднимает его. Вынимает из
кармана телефон.
Эдуард. Звонит твой любимый директор! Что сказать?!
Хамит пытается показать, чтобы он не брал трубку, что-то бубнит.
Эдуард. Смотри, какой настырный! Кажись, зол! Сейчас я из тебя сделаю
мужчину! Я возьму трубку, а ты пошлешь его по матери! (Вынимает кляп.)
Хамит (его нижняя губа опухла.) Эдуард, не надо… Пожалуйста…
Эдуард. Пошли его в жопу! Или я у тебя что-нибудь сломаю! Я не шучу…
Хамит. Эдуард…
Эдуард. Видишь, он хочет тебя услышать…
Хамит. Пожалуйста…
Эдуард. Давай!
Берет трубку. Включает функцию «Громкая связь». Из трубки мужской голос:
«Ты где?» Эдуард тычет в бок Хамита.
Хамит. Рафис Закиевич…
Голос. Ты где ходишь, дебил?! Только покажись, я тебя…
Хамит. Рафс Закиевич… пошел в попу…
Голос. Что?
Хамит. Пошел в жопу, в жопу, в жопу, пидор вонючий… Сам убирай свое
дерьмо… (Отчаянный крик.) Иди на хуй, Рафис Закиевич… (Ревет.)
Эдуард (отключает телефон, удивленно смеется). Молодец!.. Смотри, сколько
накопил!.. Знаешь, как он сейчас тебя зауважает!
Хамит. Он меня выгонит….
Эдуард. Не беспокойся. Ты же все равно умрешь… (Хамит ревет сильнее.) Не
реви!.. (Достает из сумки бутылку водки.) Ну-ка…
Хамит. Мне водки нельзя…
Эдуард. Пей, пей, говорю… Так нужно…
Хамит. Ты что собираешься делать? Эдуард, не надо… Не делай мне больше
больно… Эдуард…
Эдуард. Так надо… (Льет ему в рот водки.)
Хамит. А-а-аааа…
Эдуард засовывает ему в рот кляп. Встает за ним, берет его палец. Хамит
ерзает, как человек, севший на муравейник… Эдуард ломает ему палец. Хамит
теряет сознание… Эдуард пытается набрать по его телефону номер, но,
видимо, вызов не идет. Он отвязывает Хамита. Хамит падает на пол. Эдуард
снимает его лицо с близкого расстояния. Дает пощечину, Хамит приходит в
себя.
Эдуард. Иди. Уходи, ты свободен.
Хамит ползет к двери. С трудом, держась за стену, встает на ноги.
Эдуард. Уходи…
Хамит. Зачем ты все это…?
Эдуард. Чтобы спустить тебя с небес на землю.
Хамит. Ты и вправду считаешь, что я плохой писатель или просто издеваешься?
Эдуард. Я вообще не считаю тебя писателем. Ты для меня просто мусорщик в
общаге…
Хамит. А другие обо мне не такого мнения.
Эдуард. Кто?
Хамит. Писатели. Я знаком с несколькими писателями старшего поколения,
они меня хвалят…
Эдуард. Конечно хвалят, если не хвалить, ты же не будешь им бегать за
водкой… Сам же рассказывал, как вы общаетесь.
Хамит. А по-твоему, где слабая сторона моего творчества?
Эдуард. Откуда мне знать? Просто меня не беспокоят проблемы, которые так
волнуют тебя. Ты не про людей пишешь. Описываешь свои мечты, а кто поймет
фантазии больного человека…
Хамит. Там, среди рукописей… найди «Монолог девушки».
Эдуард. Слушай, вали отсюда, пока я не передумал. Меня тошнит от тебя.
Хамит. Только эту прочти. Найди уж…
Эдуард. Бля… Как, говоришь, называется?
Хамит. «Монолог девушки»!
Эдуард. Ну и названия у тебя… (Находит.) «Монолог девушки». «Я ухожу от
него. Он никогда меня не найдет. Он мне надоел. Эдуард – он просто
неудачник…» Что это?
Хамит. Это я записывал Эльмиру на диктофон, а потом написал, как монолог.
Она долго собиралась расстаться с тобой. Каждый раз, когда ты ее бил,
заходила ко мне и жаловалась. А я предложил ей написать про это монопьесу.
Она согласилась. Она делилась со мной всеми переживаниями…
Эдуард. Ты знал, что она уйдет?
Хамит. Да…
Эдуард смотрит в рукопись.
Монолог девушки. Эдуард – он… Мне с ним никогда не было хорошо. И в
постели я всегда представляю его брата Роберта. Он понимает это, я знаю.
Поэтому и бьет меня. Но побоями он ничего не сможет изменить. Он –
неудачник. Он – конченый наркоман, только и всего. Если бы он знал, какие
адские мучения для меня его прикосновения, то, наверное, и сам бы меня
пожалел… Сначала был Роберт. Но он все время меня отвергал. А потом –
Эдик… Он немного напоминал Роберта. Я только поэтому и связалась с ним.
Поначалу мне нравилась эта схожесть, но затем, по той же причине я стала его
ненавидеть. Потому что он – не Роберт. А всего лишь жалкая пародия на него…
Мне было так хорошо, когда Эдик подгладывал, как мы с Робертом занимались
любовью!.. Я ухожу от него, потому что знаю, для него нет большей муки. Но
он достоин этих мучений.
Эдуард. Ты знал, что она собирается уйти? Знал, но не сказал мне…
Хамит. Я сам посоветовал ей уйти… Ты когда-нибудь забил бы ее насмерть…
Эдуард. А ты хоть знаешь, почему я ее избивал?
Хамит. Потому что она не любила тебя. Ты хотел заставить ее любить себя…
Эдуард. А вот и нет, Винни Пух, я хотел убить ее. А знаешь, почему?
Хамит. Потому что она не любила тебя.
Эдуард. Нет. Она меня не только не любила, она издевалась надо мной. Эта
сучка мстила мне. Эта блядь игралась со мной, как кошка с мышкой. И не съест
и не отпустит, все мучает. Я любил ее, и поэтому, стоило ей позвать, тут же
прибегал, виляя хвостом. Я знал, что она зовет только чтобы поиздеваться, но
все равно вот это (бьет по груди, подразумевая душу.) надеждой обманывало
вот это (бьет ладонью по лбу, говоря о разуме.). Она даже глаза не закрывала,
когда целовались. Сама начинает ласкаться, а как оказывается подо мной,
лежит, как бесчувственное бревно. Только улыбается уголком губ. В этой
улыбке было столько издевки! За эту улыбку я и начинал ее избивать, даже не
слезая с нее. Бил и плакал… Я только в одном случае смогу от нее избавиться,
когда сдохнет кто-нибудь из нас двоих…
Хамит. Ты больной, она любила тебя…
Эдуард. Кто больной?!
Хамит. Наркомания – это же болезнь… Тебе надо лечиться…
Эдуард. Ты, не боясь, называешь меня наркоманом? Я только что чуть не убил
тебя, а ты…
Хамит. Я знал, что ты меня отпустишь…
Эдуард. Откуда?
Хамит. Ты не можешь убить человека. Ты же плакал даже от жалости к
цирковым животным…
Эдуард. Человек – это не животное… Знаешь, как погиб мой брат?
Хамит. Слышал.
Эдуард. Нет, ты не знаешь… Это было за несколько дней до Нового года. Мы
отыграли последнее представление. После решили всем вместе отметить.
Короче, конкретно выпили. Все нажрались в говнище. В один момент у меня
сердце начало как-то странно биться. Какое-то знакомое чувство. Но я не мог
понять, откуда это. И я начал искать Эльмиру. Ее нигде не было. Я везде
обыскал. Когда я приблизился к тому месту, где стояли вольеры с животными,
послышались какие-то знакомые звуки. Уши заложило. Какой-то неприятный
ритм. Прошел чуть дальше и увидел: мой брат на декорациях трахал Эльмиру.
Голова Эльмиры билась в одном ритме о коробку с дурацкими ангельскими
крыльями и всяким хламом. Тук… Тук… Тук… Звуки из моего детства. Со
мной что-то случилось. В движениях брата чувствовалась агрессия, месть, не
было ни капли ласки. Он как робот выполнял физические движения. А Эльмира
заметила меня. Она была довольна, что я вижу их. Именно тогда она впервые
улыбнулась мне уголочком губ и вонзила свои ногти в спину брата. Она
показывала мне, как ей хорошо…
Хамит. А ты что сделал? Бросился на них?
Эдуард. Нет. Я, уходя, всего лишь открыл клетку с медведем. Медведь давно
наблюдал за ними. Он бросился к ним и разорвал брата… Она мстит мне…
Медведь бросается на спину Роберта, который занимается любовью с
Эльмирой. Эльмира убегает. Через несколько секунд Роберт неподвижно
лежит на полу.
Эдуард берет камеру идет на Хамита.
Хамит (в испуге). Эдуард… Ты что собираешься делать?.. Не подходи…
(Пытается открыть дверь.) Ты же отпустил меня… Помогите!.. Э-ду-ард…
Эдуард, бьет его коленкой по животу. Хамит скрючивается. Эдуард валит его
пинком сзади. Завязывает ему сзади руки. Завязывает ноги. Затем за шиворот
оттаскивает его к стене, прислоняет.
Хамит. Ты же отпустил меня. Ты же сказал, чтобы я уходил.
Эдуард. Нужно было уйти!
Хамит. Развяжи, я уйду!..
Эдуард. Нетушки!..
Хамит. Зачем я остался… Отпустиииии…
Эдуард. Не надо жалеть. Я б все равно тебя не отпустил…
Хамит. Ты же сказал, уходи.
Эдуард. Я знал, что ты не уйдешь. Тебе интересно узнать финал. Ты хочешь про
это написать. Ведь так? Так. Я тебя спрашиваю?!
Хамит. Так!..
Эдуард. Я же говорю! Я чувствую все, даже о чем ты думаешь! Ты хочешь быть
писателем. Ты даже осень любишь только поэтому. Потому что многие
писатели любили осень… Так?!
Хамит. Отпусти…
Эдуард. Ты даже когда чуть заболеешь, начнешь кашлять, радуешься. Дебил,
бля. Типа, многие писатели умерли от чахотки. И ты хочешь, тоже как они.
Так?!
Хамит не может ничего сказать, только утвердительно кивает.
Эдуард. Ты свят даже в своем желании быть писателем. Ты хочешь изменить,
украсить мир. Мечтаешь направлять людей к свету. Так?!
Хамит кивает. Эдуард смеется.
Эдуард. Я не пойму только одного. Писатели, которые жили до тебя,
тысячелетиями писали умные книжки, мечтали изменить мир, сделать его
красивым, только, почему-то, люди все еще продолжают убивать друг друга,
войны не прекращаются, мир полон говна. Неужели вот ты – дебил, думаешь,
что сможешь сделать то, что до тебя не смогли сделать столько великих людей?
Это же бесполезно. Твоя литература никому нахуй не нужна. Или же все
писатели, которые жили до тебя, были такими же дебилами?! Но они, хотя бы
писали по-человечески…
Я тебя насквозь вижу. Тебе даже вот сейчас, под угрозой смерти, хочется
узнать, за что мою маму посадили в тюрьму и за что мне мстил брат. Хочется
знать?! Ты просто не решаешься спросить. Так?
Хамит. Да…
Эдуард. Помнишь, я тебе рассказывал про Дедушку Тук-Тук?
Хамит. Да…
Эдуард. Мама работала сутки через двое. В тот день, когда мама была на
дежурстве, Дедушка Тук-Тук прилично выпил. Настроение хорошее – а мамы
дома нет. У соседки дома муж, неудобно. Он зашел к нам, посидел, не зная, что
делать, а потом прогнал меня в другую комнату, а брат остался. Я вышел и стал
смотреть в щель в двери. Дедушка Тук-Тук налил брату стакан водки. Брат
выпил. И тут Дедушка Тук-Тук поставил его перед собой, снял с него рубашку,
спустил брюки.
Хамит. Ой…
Эдуард. Брат хотел убежать, но Дедушка Тук-Тук был сильнее, он повалил его
на кровать. Оказывается, нашего Дедушку Тук-Тук в тюрьме научили тукать
того, кто под рукой. Я все это видел… Потом Дедушка Тук-Тук заснул. Брат
очень долго сидел на кровати и не двигался. Вдруг он посмотрел на щель, в
которую я подглядывал. Я тут же убежал, словно обожженный его взглядом, и
стал ждать, когда он выйдет. Брат вышел за час до прихода мамы. Не обращая
на меня внимания, он сразу пошел на улицу. Когда он вернулся, я только успел
заметить, как у него руке что-то блеснуло. Не говоря ни слова, он направился в
комнату, где спал Дедушка Тук-Тук. Когда я вошел вслед за ним из головы
Дедушки Тук-Тук торчал тупой топор, которым мы кололи дрова для бани. Там
везде была кровь, понимаешь?! На белой подушке бурые пятна крови, на полу –
лужа. Тут вернулась мама. Она все взяла на себя. Ее посадили. После этого она
уже больше не видела воли… Я никому про это не рассказывал. А брат всю
жизнь мне доказывал, что он мужчина… А мне ничего не нужно было
доказывать, понимаешь? Я и так верил, я знал… Я любил Эльмиру. Брат ее…
только, чтобы отомстить мне за свой позор… Я любил ее. Любил. Любил.
(Плачет.) Сколько я умолял этого коменданта. Сколько унижался перед этой
сукой. Только чтобы быть рядом, чтобы жить с ней… Я ее везде искал… Ее
нигде нет… Я для них ничтожная грязная заноза… Этот пидор выкинул из
комнаты все мои вещи. Я жру один раз в три дня… Я здесь в подвале гнию, как
труп… Я… Я здесь, как крыса…
Хамит. Давай, я сам с ним поговорю? Он любит, когда его умоляют. Отпусти
меня…
Эдуард (улыбается нездоровой улыбкой). Знаешь, где я сегодня был?
Хамит. Где?
Эдуард. В ресторане! (Смеется.) Помнишь, ты мне помог написать объявление:
«Избавлю от надоевших насекомых, мышей и т.д.»? Вчера вечером позвонили
из одного ресторана. У них завелась крыса. Эта крыса повадилась из кухни
бегать в зал, чтобы напиться из фонтана. Когда ее загоняют в угол, начинает
бросаться. Я сначала не поверил. Ты бы видел тамошнюю еду! Официанты
ходят не переставая. Я целый день поджидал ее на кухне. А эти суки мне даже
черствого хлеба не дали. А знаешь, почему? Потому что я для них все равно,
что та крыса. Только дай им возможность, они бы отравили меня вместе с этой
крысой. Я долго сидел, а крыса не выходила. Эти уроды все время косо
поглядывали на меня. Затем начали что-то себе под ус бормотать. Я для них
был ходячей инфекцией. И одежда моя не нравилась, и рожа. А в чем я виноват?
Я делаю свою работу, только и всего… Ты бы знал, как у меня внутри все
клокотало. Хотелось разнести их кухню, сломать им там все. Потом пришла
мысль бросить крысиный яд им в кастрюли. Я зауважал крысу. Мне уже начало
казаться, что я из щели в плинтусе вижу ее гордый взгляд. Затем она вышла. Я
уже собирался уходить. Я не стал ее убивать. Когда я прижал ее в угол, она
пыталась броситься на меня, но я все же поймал ее! Вот она! (Показывает
коробочку.) Моя сестричка! Послушай, она говорит, что хочет на свободу!
Хамит. Ты что с ума сошел? Ненормальный! Наркоман!... Эдуард, ну хватит
уже, отпусти меня…
Эдуард. Это будет фильм-сенсация!
Хамит. Ты дурак. У тебя размягчение мозга! Кто будет смотреть кино, которое
ты снял в подвале, на плохую камеру? Отпусти меня…
Эдуард (садится рядом с ним, спокойно). Ошибаешься! С удовольствием будут
смотреть. Знаешь, почему? Потому что каждый из них мечтает об этом. Люди
копят агрессию внутри себя. Не все же могут позволить себе подраться с
кем-нибудь на улице. А всем нужны драки, кровь, смерть! Поэтому они смотрят
фильмы. Поэтому все любят героя-ублюдка, который мочит всех подряд, и
называют его героем. Все и даже дети. Все представляют себя этим героем. У
тебя никогда не возникало желание на улице ударить по роже человека, просто
идущего навстречу?
Хамит. Ты ненормальный…
Эдуард. А у меня возникало. Причем часто. А ты думаешь, зачем люди хранят в
телефонах видео с избиениями, изнасилованиями, убийствами? Людям это
нужно! Кто-то выпускает агрессию, делая мелкие пакости. А я так не могу. Я
хочу бросаться на всех, как крыса загнанная в угол…
Хамит. Тебя посадят.
Эдуард. Ты за меня не беспокойся. Я уже позаботился о себе! Им нужен именно
наш фильм. Они с удовольствием будут пялиться в экран и поглощать поп-корн.
Девушки в некоторых местах будут закрывать глаза, делать вид, что боятся, но
досмотрят. Мы даем то, что им нужно! Ты будешь звездой. Скажи спасибо,
урод! Людям твои бабочки, цветочки на хрен не нужны. Они хотят и
заслуживают именно наш фильм. Ты умрешь ради искусства!
Хамит. Эдуард!..
Эдуард. Им понравится. Никто, конечно, в этом не признается. Но в душе им
станет страшно от того, что этот фильм им понравился! Они будут себя
чувствовать атакованными крысой!
Хамит. Эдуард! Не пугай меня. Я же столько тебе помогал. Помнишь, я всегда
занимал тебе денег. Ты и не возвращал никогда. Я и не просил. Когда ты
пропадал, я за тебя выносил мусор, хотя ты и не велел мне. Давай, зайдем к
Рафису Закиевичу. Он любит, когда его умоляют. Он простит нас… Эдуард…
Падает, целует ему ноги.
Хамит. Эдуард…
Эдуард (как будто сам себе). Этот фильм увидит и Эльмира. Она раскается…
Хамит. Дурак ты! Она не любит тебя… Она спала с твоим братом, а ты все
бегаешь за ней…
Эдуард. Ты просто никогда не любил. Ты не умеешь любить. Поэтому и не
можешь меня понять…
Хамит. Я любил…
Эдуард. Кого? Мамочку?! (Смеется смотря в коробочку и, видимо,
представляя, что крыса тоже смеется.)
Хамит. Да, маму…
Эдуард. Расскажи нам про эту любовь. Мы хотим услышать красивую историю
о любви…
Хамит. Эдуард, отпусти меня. Не пугай… Ты же все равно отпустишь меня?!.
Эдуард. Не бойся ты. Успокойся. Почему дрожишь?
Хамит. Если расскажу, отпустишь?
Эдуард. Не думай об этом…
Хамит (после паузы). Мне трудно об этом рассказывать….
Эдуард. Почему? Ты говорил, что безумно ее любил…
Хамит. Я любил ее…
Эдуард. Если б любил, рассказал бы…
Хамит. Я об этом уже писал.
Эдуард. Писал? Тогда, давай, прочтем. Как называется рассказ?
Хамит. Ты его читал…
Эдуард. Читал?.. Когда? Я про твою маму только дневник читал.
Хамит. Читал рассказ, читал.
Эдуард. Я не помню…
Хамит. Читал… Ты же читал про капельки…
Эдуард. Подожди… Капельки… (Находит рукопись.) Мама-Капелька…
Капелька-сын… Я че-то не въезжаю… Капелька-сын прыгает… Ты что, пришил
свою маму?
Хамит. Нет, нет, нет… Я не виноват…
Эдуард. Здесь Капелька-сын прыгает на Маму-капельку и они соединяются…
Как это понять? Получается, мальчик убил свою маму…
Хамит (рассказывает очень быстро). Нет, нет, нет… Я любил маму. Я мог
часами сидеть на ее коленках. Мама смотрит телевизор, а я на нее. Я помню
каждую морщинку на ее лице. Я так ее любил…
Эдуард. Какая-то нездоровая хуйня… Подожди, ты что, ее как женщину любил
что ли?
Хамит. Нет, ты не понимаешь… Я любил ее как свою маму. Когда она смотрела
телевизор, я любовался ее грудью, которая была видна в дырочку между
пуговицами халата.
Эдуард. Ни хрена…
Хамит. Наш папа болел. Он был ненормальным. Он мне не родной отец.
Родного отца у меня никогда не было… У этого неродного отца была большая
коллекция порнофильмов… Они вдвоем целыми ночами смотрели эти фильмы.
Иногда выпивали много водки и начинали смотреть… А я наблюдал за ними из
за печки. Я всегда восхищался маминой красотой…
Эдуард. Ну ты…
Хамит. Ты просто не понимаешь меня…
Эдуард. Ну, наблюдал, затем?
Хамит. Как-то раз мама перебрала и была уже в таком состоянии, что ничего не
соображала. А папа заметил, что я подглядываю. Он позвал меня к ним…
Эдуард. И ты пошел?
Хамит. Пошел… Я не хотел идти. Но что-то само меня туда повело… Я хотел
стать с мамой одним целым. Раствориться в ней. Меня притянуло к ней именно
это желание… Я хотел раствориться в ней. Она же моя мамочка. Я ее так
любил…
Эдуард. Ты переспал со своей матерью?
Хамит. Не переспал. Я хотел соединиться с ней. Это желание меня притянуло к
ней…
Эдуард. А что мама?
Хамит. Она, видимо, была очень сильно пьяна… А с утра мы проснулись
только вдвоем с папой… Маму нашли повесившейся…
Эдуард (после длинной паузы). Блядь… Ну ты извращенец…
Хамит. Я всего лишь…
Эдуард. Я, конечно, думал, что ты говно, но чтоб такое…
Хамит. Говорю же, ты не понимаешь меня…
Эдуард. Чего тут понимать. Ты переспал с собственной мамой. Вы, блядь,
семейка дебилов. Сейчас я просто обязан тебя убить… Как ты мог, свою маму…
(Плачет.)
Хамит. Ты не понимаешь меня, я любил ее…
Эдуард дает ему пощечину, начинает избивать. Хамит кричит.
Эдуард. Вот теперь, наконец, я понял, почему так противно читать твои вещи.
Ты просто дебил, извращенец. И во всем, что ты написал, прячется твое гнилое
нутро. И ты, сука, хочешь призвать меня творить добро? Пряча за этим свое
уродство? Ты же радуешься чужим несчастьям. Для тебя несчастие человека –
всего лишь сюжет для небольшого рассказа. Тебе насрать на чужое горе. Ты
пишешь не потому, что тебя волнует судьба другого, ты просто рад новой теме.
Ты… Вот урод, бля… Придумал, бля, капельки. Сейчас я тебе эти капельки…
(Запихивает рукопись ему в рот.) Жри, сука… Я-то думаю, он беспокоится за
весь мир, печется обо всех. Ты, оказывается, любишь только то, что написал.
Ешь, сука!.. Вы - писатели и раньше таким говном были. Писали про трудную
долю крестьянина, классиками стали, а, бля, сами имели этих крестьян, как
могли… ты умрешь самой страшной смертью… Знаешь как?.. О, наконец,
придумал финал. Сейчас я тебе покажу… Ну-ка, сестричка! Ты же мне
поможешь, ведь так!? (Подставляет коробочку к его уху.) Слышишь? В этой
коробочке твоя смерть! (Поднимает его, сажает на стул.) Я хочу видеть твои
глаза. Не закрывай глаза. На, послушай! Слышишь, скребется?! Шуршит! Не
закрывай глаза – веки вырежу, сука! Я хочу видеть, как ты потихоньку
окончательно сходишь с ума. Вот. Такой же страх будет в глазах у тех, кто
будет смотреть этот фильм. Потому что и большинство из них заслуживают
того же. Слышишь, как она грызет коробочку! Скоро она прогрызет и вылезет!
Ты прав. Я бы не смог тебя прикончить. Но моя сестричка тебя не пожалеет. И
не мечтай. И не думай, что я спасу тебя от нее. Я знаю, что буду мешать ей.
Поэтому, я ухожу. Насовсем. Вы остаетесь один на один! (Достает шприц.) Вот
это видишь? Если бы жидкости было бы вот столько, (показывает пальцем
разделения на шприце.) мне бы было только кайфово. А ее вот сколько. Я засну,
как младенец! Скоро нас здесь отыщут. Это видео рано или поздно появится в
Интернете. И все поймут, что это такое, когда на тебя бросается крыса!..
Колет шприц в ногу. Затем медленно подходит к коробочке, берет ее в руки.
Его движения все замедляются.
Эдуард. Сестричка, помоги. Он этого заслуживает! Сестричка, сделай так,
чтобы меня запомнили! Я не хочу уходить тихо…
Эдуард засовывает коробочку в брюки Хамита.
Видим как видеозапись: Хамит катается по полу. Если бы мы слышали его
голос, то стоял бы дикий вопль. Эдуард засыпает стоя на месте. Очухивается,
делает шаг и снова засыпает. Так несколько раз. Затем, он садится,
прислонившись к стене, и засыпает.
Появляется надпись:
«Конец».
Камера показывает сидящих в зале.
Занавес.
27.IX. – 14.XI. 2009год,
Казань.
Зайниев Ильгиз Газинурович – член Союза писателей РТ.
Контактная информация:
8-927-406-35-92 (Казань)
e-mail: iz-87@mail.ru
Авторские права зарегистрированы: ОАО ТАИС