Аномалия

1
Юрий Суходольский
Аномалия.
Трагедия.
Действующие лица.
Дима
состоятельный человек, 42 года
Алена
его жена, 37 лет
Пол
его сын от первого брака, 17 лет
Марина
подруга Алены, 37 лет
Виктор
одноклассник Дмитрия, 42 года
Майор
представитель закона, 40 лет.
Большой дом в Подмосковье. Весь первый этаж – большое
пространство, гостиная, от которой уходит одна
лестница вверх, к спальням, другая вниз. Из этой
обширной гостиной выходят разные двери, на кухню,
террасу, к гостевым комнатам и другим помещениям
дома.
2
Пролог.
Виктор слоняется по гостиной, засунув руки в карманы.
Раздается отдаленный женский крик, звук от падения
какого-то предмета. Появляется Марина, быстро чтото ищет.
Виктор. Что там опять-то у нас?
Марина. Пол ей нахамил.
Виктор. А может, она ему?
Идет к бару и наливает себе в любовно приготовленный
стаканчик грамм 50 коньяку.
Марина. Не рановато?
Виктор. Французский образ жизни!
Марина. Дима приедет – удивится.
Виктор. Да, мерзость запустения тут налицо, конечно…
Ничего, хозяину
удивляться.
этого
дома
даже
полезно
иногда
Марина останавливается от возмущения.
Марина. Тебе не кажется, что ты тут подзадержался?
3
Виктор. А ты?
Марина. Я Диме столько не стою.
Виктор. Все чужие деньги считаешь? Нет, я
честно
отрабатываю свой стакан насущный. При этом я никого не
развожу на бабло в отличие от некоторых. Психоложеством
уже своим занимались сегодня?
Марина. Ты вот с Полом займись. Третий день ни хрена не
делаешь.
Виктор. Займусь, займусь.
Марина выходит, возвращается со стаканом
Марина. Не пойму, что они делят.
Виктор. Это ты-то не понимаешь? Да, ладно… Она все
сделала, чтобы его здесь не было.
нужный сын от первого брака здесь,
Потом, типа наследство… Тем более
знаешь, когда они
искусственно
собираются?
Однако, никому не
в родовом гнезде…
своего – нет. Ты не
оплодотворяться-то
Марина. Не знаю….
Подходит к бару.
Марина. Подвинься.
Виктор. Когда только это жара кончится… Спать
невозможно.
4
Марина открывает бутылку с минеральной водой,
наливает в стакан.
Виктор. У человека истерика – налила бы уж сразу из-под
крана.
Марина. Мы кроме перрье ничего не пьем, даже когда у
нас истерика… У нарзана, например, с некоторых пор
пузырьки очень крупные – в горле застревают…
Виктор. Да… А когда-то
в пионерлагерях все мы не
гнушались компотом из сухофруктов – не ссы в кампот, там
повар ноги моет!
Марина. Какой ты все-таки пошлый, Кротов!
Виктор. Я не пошлый. Я деморализованный.
Марина. Плохо кончишь, деморализованный.
Виктор. Я всегда хорошо кончаю, особенно в попку.
Хочешь?
Марина фыркает и уходит.
За окном лают псы. Виктор подходит к окну.
Виктор. Какие они чудовищные эти пит-були…
Идет к бару. Наливает, усаживается поудобнее на
кожаном диване. Берет приготовленную книгу,
погружается в чтение.
Входит Алена. Она что-то ищет.
5
Виктор. Чего-то ищешь?
Алена. Ключи от машины. Это просто наваждение – куда
они все время деваются?!
Виктор. Смешно. Ты в город?
Алена. Да, еда кончается. Господи, какое там, наверное,
пекло…
Алена находит ключи под зеркалом.
Алена. А вот они….
Виктор встает с дивана и подходит к ней.
Виктор. Алена, это, конечно, не мое дело… Ну, отстань ты
от парня…
Алена. В каком смысле?
Виктор. Да в прямом.
Алена. Да, это точно не твое дело, но я тебе скажу – я
очень хочу, чтобы он тут больше не появлялся.
Виктор. Имеешь право. Но, вот только, ты
например,
знаешь, как он рос?
Алена. А зачем мне это знать?
Виктор. Сложный вопрос. Хотя бы затем, что бы хоть
иногда находить в себе силы быть к нему справедливее.
Алена. Ну, с матерью и ее мужем, а что?
6
Виктор. Он рос с отчимом, вернее с несколькими сразу.
Алена. Так многие живут…
Виктор. Многие, скоро вообще все так будут жить. Но
счастливее и здоровее они от этого не становятся. Ты,
конечно, знаешь, что его мать после развода с Димой тут
же выскочила замуж и от этого нового мужа родила?
Алена. Ну и что?
Виктор. Давай присядем. Это очень важно, вот у тебя не
было братьев и сестер, тем более младших… Раньше мама
каждый вечер приходила тебя по головке погладить, а
теперь не приходит – она у другой кроватки. Ты сам хочешь
приласкаться – оп, а маме некогда, маленькому надо
кушать, маленький плачет, братику надо то, братику надо
се… Потом братик вырастает, и ты всегда виноват – ведь ты
же старший! При этом, ты же еще и живое, но тяжелое
напоминание о неудачном студенческом браке. А тебя
заставляют называть отчима папой, причем настоящего
отца ты годами не видишь. А этот папа, который отчим, еще
тебя и наказывает телесно… А потом этот папа исчезает и
появляется другой…
Алена. Я как-то об этом не думала…
Виктор. Я, кстати, с ужасом думаю о его первой женщине. В
смысле не женщины, а любви.
Алена. Почему?
7
Виктор. Он тут все хорохорится - телки - то да се, но рано
или поздно все, что он накопил за свое детство, выльется,
причем не на ту… Да и вообще – первая наша большая
юношеская любовь всегда заканчивается предательством с
вашей женской стороны.
Алена. Да ну, ерунда… Почему?
Виктор. Да нет, это даже не предательство - мужчина в
двадцать лет – это еще личинка… А многие, кстати, так и не
становятся бабочками…
Просто влюбляемся мы
в
сверстниц, а женщина, как известно, рождается взрослой.
Банальнейшая история.
Алена. Вроде нашей с тобой?
Виктор. Нет, ты же знаешь, у нас с тобой были
исключительно платонические отношения…
Алена. Если бы ты тогда в Питере… Посмелее был бы…
Тогда помнишь – у Натальи Павловны, на Пушкарской…
Виктор. Спасибо, конечно… Диме это не вздумай
рассказать… Вот тогда бы и получилась банальнейшая
история… Так что, в общем, Алена, надо дотерпеть. Я
понимаю, что он может тебе быть очень неприятен…
Алена. Постараюсь дотерпеть.
Виктор. Извини еще раз, что я в это дело полез.
Алена. Ничего.
8
Виктор. Чего-то мне жалко парня… Дурной он какой-то, как
последний щенок в помете…
Алена выходит, заводится и в сопровождении собачьего
лая уезжает машина. Предварительно выглянув из-за
угла, со стороны террасы появляется Пол.
Пол. Свалила она?
Виктор. О… Здравствуй племя, младое, не знакомое…Что,
не клеится с мачехой?
Пол. Да она меня уже достала!
Виктор. Но-но!
Пол. Да зае…
Виктор. Хорош изрыгать матерщину. Пойдем-ка ко мне займемся выполнением наказа твоего родителя. Давайдавай, не стесняйся.
Идут к лестнице.
Пол. Чего она на меня орет? Она считает, что я дебил! Да
не нужны мне никакие деньги! Как будто я чего-то тут
выпрашиваю…
Виктор. Нужны – не нужны, а ты законный наследник. А
наследовать-то есть что…
9
Пол. Да какой я, в жопу, наследник! Бред! Захочет даст, не
захочет ничего не даст. Да и чего толку – ему сорок лет чего теперь, полстолетия его смерти дожидаться? Сейчас он
приедет, я уеду вот и все.
Виктор. К матери?
Пол. Нет, в Ниццу! К матери, куда еще!
Виктор. И что будешь делать?
Пол. Не знаю я, что вы ко мне все привязались?
Виктор. Да, вот куда бы я не хотел вернуться за все
коврижки, так это в мой десятый класс. Тоска, экзамены,
тополиный пух… Надо поступать, а то в армию заберут…
Поступать-то куда думаешь?
Пол. Мне ЕГЭ не сдать.
Виктор. За год подтянешь.
Пол. Да друган в пищевой зовет – у него там старший
брательник учится…
Виктор. И кем же он собирается стать?
Пол. Да технологом, что ли, каких-то пищевых процессов,
или там как….
Виктор. По-моему не очень интересная работа.
Пол. А он говорит – мне по барабану. У них там на день
открытых дверей все на таких точилах приезжают – из этого
10
рос потреб или как там его – чего, говорит, - любая справка
минимум 500 ре стоит, а сертификация, а то се – жратвы-то
сколько в страну ввозится…
Виктор. Вот так профориентация… Ну, а ты сам?
Пол. Честно?
Виктор. Естественно.
Пол. Мне чего-то это тухло – за справки по 500 ре
сшибать…Мне звезды нравятся. Космос. Мне мать с
отчимом скажут – иди отсюда, а я пойду, у окна сяду и
смотрю на небо. Вот бы улететь, думаю, к Андромеде… Я
все, какие мог, книжки по астрономии прочел.
Входят в комнату Виктора. Она маленькая и неудобная,
в подвале.
Пол. Прямо в подвале живете…
Виктор. Сырые подвалы – кузница талантов.
Пол. А вы, правда, книгу пишете?
Виктор.
Правда. А мы будем писать диктант. Оценим
размер бедствия.
Пол. А, правда, что вы были монахом?
Виктор. Не совсем.
Пол. То есть?
Виктор. То есть я был послушником в лавре.
11
Пол. Ну, а почему это, там ну ушли?
Виктор. Не пережил разрыва идеала с действительностью.
Пол. То есть?
Виктор. То есть, то есть… Когда шимпанзе выучили языку
жестов, у них словарный запас был больше чем у тебя…
Видишь ли, когда отец эконом прямо из окна своей кельи
расстреливает ворон из пневматики, а послушники из окна
другой спускают на веревке за окно телевизор, чтобы его
не нашли…
Пол. Круто!
Виктор. В общем, не нашел я там божьей правды, хотя,
может быть, и сам в этом первый виноват… Так, ладно,
приступаем.
Виктор берет со стола книгу, что ищет в ней,
открывает нужную страницу.
Виктор.
Пиши
давай.
(диктует).
Можем ли мы знать, почему женское лицо действует на нас
так же сильно, как яд? Кажется, будто мы выпили его
глазами, и оно стало нашей мыслью и нашей плотью! Мы
пьяны им, мы сходим от него с ума, мы живем этим
поглощенным нами образом, и мы умерли бы за него!
И как порой заставляет страдать сердце мужчины эта
жестокая и непостижимая власть чьего-то лица!
Виктор. Написал? Давай сюда.
12
Пол фыркает.
Виктор. Чего ты фыркаешь?
Пол. Да все намного проще.
Виктор. Нравится мне ваше поколение - для вас теперь
женщина что-то вроде дрочильного аппарата. Да… Сидишь
сейчас поди, и думаешь - вот ностальгирующий дядя с
седыми яйцами.
Пол. Ну…
Виктор. Яйца, пока еще, кстати, не седые, да… Но было это,
действительно, очень давно… Вот такой же белой ночью,
шла она по Марсову полю, а я смотрел и видел – ведь как
Христос по водам… Земли не касается. Всякий раз, когда я
ее видел, мне хотелось перед ней на колени встать. Не
возникало у тебя никогда такого желания – встать перед
женщиной на колени?
Пол. У меня – нет. А вот у некоторых телок…
Виктор. Дурак ты… Смотри, есть такая русская поговорка чему посмеешься, тому и поработаешь.
Пол. Ну а чем это все кончилось?
Виктор. Кончается это все обычно плохо, но это не важно…
Она превращается для тебя в богородицу, но позднее
выясняется, что это не совсем так…
Пол. Мне кажется, надо ко всему как-то проще относиться.
13
Виктор. У нас тут в доме есть собственные специалисты по
простоте… А что, Пол, - любви нет?
Пол. Ну, не знаю…
Виктор. Мой юный друг, послушай старшего товарища, не
глупого и чуткого. Потерять способность к любви или не
иметь ее – это страшнее, чем сесть в инвалидную коляску.
Ладно, проверяем. Так… пАглАСЧеНым. В одном слове
четыре ошибки… Браво. Тебя ждет продолжительное
свидание со стариной Розенталем.
Пол. А кто это?
Виктор. Это не кто, а что. Это учебник, пропитанный
слезами многих поколений.
Откровение.
Алена стоит рядом с грудой коробок и пакетов, лежащих
у двери.
Алена. Пол, помоги мне!
Входит Пол, настороженно приближается.
Алена кладет ему в руки коробку.
Пол. Ого!
14
Алена. Давай-давай, мужик ты или нет! В кладовку ее. А
вот эти сумки на кухню.
Пол уходит, возвращается, уносит сумки. Пока он ходит,
Алена что ищет, наконец, находит и
достает
фирменный пакет.
Пол опять возвращается с кухни. Алена протягивает
ему пакет.
Алена. Поди сюда. На, держи.
Пол заглядывает внутрь.
Пол. Это чего - мне?
Алена. Тебе.
Пол. Спасибо…
Алена. Померяй.
Пол достает из сумки джинсовую куртку без рукавов.
Кладет ее на диван. Заминается.
Алена. Не стесняйся.
Пол снимает майку, одевает куртку, нелепо стоит в ней.
Куртка одета по-мальчишески, косо. Алена подводит
Пола к зеркалу, становится за ним, поправляет куртку.
Ее руки на мгновенье остаются на голых плечах Пола. Он
вздрагивает.
Алена. Ну, вот.
15
Пол. Круто! Ну, я пойду? Или еще чего отнести?
Алена. Иди. Тут все легкое осталось.
Пол уходит. Алена остается у зеркала, внимательно
рассматривает лицо, проводит пальцами по векам.
За ее спиной появляется Виктор.
Виктор. Старина Ларошфуко говаривал – ад для женщины –
это старость.
Алена. Кротов, ну почему ты все время что-нибудь
говоришь? Ты не человек, ты какой-то
раковой опухоли. Из болтовни.
придаток
к
Виктор. Бинго!
Алена. Радости полные штаны.
Появляется Марина.
Алена. Возьми там – я тебе крем купила.
Марина. Ок, спасибо!
Марина находит в одном из пакетов крем..
Марина. Алена, ты с ума сошла! Это же каких-то безумных
денег стоит!
Уходят вдвоем с Аленой.
Входят в спальню, Алена устало ложится на кровать,
берет глянцевый журнал, рассеяно почитывает его.
Марина пробует крем у туалетного столика.
16
Марина. Дима из своей итальянской командировки когда
возвращается?
Алена. Он же никогда ничего не говорит…
Марина. По телевизору узнаем.
Алена. Убраться все равно надо, а то он морщится начнет.
Марина. Что вы при таких деньгах служанку не наймете?
Алена. Он считает, что я сама должна… Сказал – если
ребенок будет – возьмем филиппинку.
Алена
откладывает журнал. Марина подходит к
кровати, берет его в руки, читает:
Марина. «Менять ли жену в сорок лет…» У Димы новая
баба что ли? Что ты на людей бросаешься?
Алена. Что? Да нет…
Марина. Ой, да, я забыла! Мы же теперь им только
дружбу предлагаем. Но подолгу с ними разговариваем.
Тихим голосом… Тогда чего?
Алена молчит.
Марина. Я не знаю, чего ты там молчишь! Это все плохо
кончится. Еще это вегетарианство. Так можно получить
диагноз в один прекрасный день.
Алена. Ну, ты же психолог…
17
Марина. Во-первых, если ты нуждаешься во мне как в
психологе, надо не на исповедь бегать, а поставить меня в
курс дела. А, во-вторых, тут совсем другой человек нужен.
Алена. Другого нет. Никого нет…
Марина. Ну, ходи тогда, грызи сама себя. А что, исповедь –
не принесла облегчения?
Алена. Помнишь, как у Толстого в Анне Карениной Левин
исповедовался?
Марина. Смутно.
Алена. Он поделился на исповеди своими сомнениями по
поводу существования Бога. И вот священник смотрит на
него как на идиота и спрашивает: «А кто же тогда создал
землю, и повесил звезды на небо?» А человек закончил
биофак…
Марина. Забавно.
Алена. Как говорит Кротов – они ничего не забыли и
ничему не научились… Он мне говорит: «Воздержитесь!»
Марина. Вы с Кротовым на вы перешли?
Алена. Да нет, на исповеди…
Марина.
О, тайные желания… Начинаю думать,
действительно не прав ли наш алкоголический Витя…
Алена. А что? Он знает?
18
Марина. Что знает? Алена, что происходит? Потом и Пол,
конечно…
Алена. Пол? Что Пол?
Марина. Ого! Так вот оно что…
Алена. Марин, это наваждение… Я не могу на его плечи
смотреть…
Марина. Ну, ты даешь, Кузьмина! Да ты у нас шалунья…
Он же тебя вдвое младше!
Алена. Марина, и что?
Марина. Да, в общем-то, ничего. Вот оно что… Ну и
трахни его. Не знаешь, как это делается что ли? Он только
счастлив будет.
Алена. Марина, что ты несешь! Это кровосмешение!
Марина. Ничего там не смешается…
Презерватив
оденешь на него и все. Потом это еще неизвестно – чей он
сын. Проблемы у Димы не вчера появились.
Алена. Марина, как у тебя всегда все просто!
Марина. Да потому что это национальный спорт такой –
все усложнять. А надо просто радоваться жизни!
Алена.
Ты вообще
переживаешь?
когда-нибудь
о
чем-нибудь
19
Марина. А зачем мне нужны отрицательные эмоции? Надо
любить себя, а не разрушать. Кстати, если темка появилась,
она уже никуда не уйдет – это я тебе как психолог говорю.
Тут два направления – реализация или невроз.
Алена. Ты это называешь «темкой»? Как я потом буду
смотреть мужу в глаза? И потом – причем тут это… Я люблю
его, понимаешь?
Марина.
О, господи! Чего там любить… Ой,
прости,
конечно…
Алена. Понимаешь, Марина, он не истасканный…
Марина. Да ты, Кузьмина, начинаешь ценить молодость
саму по себе. А это - дыхание старости… А если это сукалюбовь, то тем более!
Алена.
Марина, ты меня просто удивляешь!! Так все
просто!
Марина. И это ты мне говоришь? Алена, проснись! У тебя
над кроватью в десятом классе висела написанная вот
такими буквами цитата из Франсуазы Саган – ты эту вывеску
неделю гуашью рисовала: « Жизнь слишком коротка, чтобы
быть грустной!» Или может в сквоте на Таганке, из которого
тебя Дима изъял, где у вас марихуана под ногами хрустела,
и грибы по подоконникам сушились, ты очень стеснялась?
Алена. Очень многое мне теперь стыдно вспоминать.
20
Марина. Вспоминать тебе стыдно, а только тогда от тебя
сияние исходило! Забрисики Пойнт отдыхает! Незнакомые
люди на улице смотрели на тебя и начинали улыбаться! А
теперь ты годами ходишь с утра до вечера с опрокинутым
лицом.
Алена. Да, я тогда жила как кошка! Есть эмоция – и все
остальное не важно, а теперь я не могу так жить! Потому
что теперь я понимаю разницу между добром и злом!
Потому что похоть ничего не извиняет!
Марина. Господи, какой бред! Да нет добра и зла! Добро
и зло устанавливает уголовный кодекс, и то со многим там
можно поспорить! Потом, что это за слова такие – грех,
похоть – какое-то средневековье!
Алена. Нельзя же в сорок лет жить как в двадцать!
Марина. Обалдеть! Ты уже года себе прибавляешь.
Почему?
Алена. Хотя бы потому, что я замужем!
Марина. Диму это никогда не останавливало. Даже когда
он начал все кропить и углублять, как он выражается, свое
православие!
Алена. Ну, причем тут это…
Марина. Притом, что вы все теперь сидите не то что
между двух стульев, а на шпагате между ними. И все это
под колокольный звон!
21
Алена. Марина, я вообще не думала, что такое может быть.
Я спать не могу…
Марина. Хочешь, я с ним поговорю?
Алена. Ты с ума сошла! Зачем…
Марина. Нет, Кузьмина, это ты сошла с ума, и я тебе даже
завидую.
Алена. Если бы вернуть…
Марина. Невыносимую легкость бытия?
Алена. Невыносимую легкость бытия.
Марина. Никогда она никуда и не уходила, потому что это
ты и есть ты.
Алена. Я очень изменилась, Марина.
Марина. Алена, никто никогда не меняется.
Алена. Но ведь это же ужас?
Марина. Может быть, поэтому это так мощно и… хорошо?
Алена. Страшно…
Марина. За то чувствуешь, что живешь.
Вспомни
молодость – съешь грибов. А лучше ему дай – он и не
вспомнит ничего…
Алена. Нет, Марина, я этого ничего делать не буду. Ничего
не будет. Я ему телескоп куплю.
22
Марина. Ну, это совсем по Фрейду!
Комната Пола, в ней установлен телескоп. Алена
смотрит в ночное небо.
Алена. Боже, какая красота! Но это же невероятно!!! Что
это?! Господи, офонареть!
Пол. Это всего-навсего Юпитер. Ну и слово – офонареть…
Алена. Какое?
Пол. Странное…
Алена. Скажи – старорежимное…
Пол. Почему? Просто странное…
Алена. Это же не может быть случайностью! Это же так
ясно!
Пол. Просто гравитация.
Алена. Что это вокруг?!
Пол. Спутники… Ио, Европа, Ганимед и Каллисто…
Алена. Возлюбленные Зевса, уничтоженные его женой
Герой, богиней семьи… Кто их так назвал?!
Пол. Эти – Галилей. Они и называются – галилеевы.
Алена. А все-таки она вертится! Назло инквизиторам!
Пол. Ага.
23
Алена. Зевс-Юпитер. Теперь там, – он навсегда с ними!
И никогда не сможет до них дотянуться! Как грустно…
Когда-то всемогущий Бог, а теперь изгнанный с земли…
Бедная Ио, превращенная Зевсом в корову и гонимая через
всю ойкумену оводом, насланным Герой! Каллисто –
ставшая медведицей и убитая стрелой… И Европа:
С
розовой
пеной
усталости
у
мягких
губ
Яростно
волны
зелёные
роет
бык,
Фыркает,
гребли
не
любит
—
женолюб,
Ноша
хребту
непривычна,
и
труд
велик.
Изредка
выскочит
дельфина
колесо,
Да
повстречается
морской
колючий
ёж,
Нежные
руки
Европы,
—
берите
всё!
Где ты для выи желанней ярмо найдешь?
Горько
внимает
Европа
могучий
Тучное
море
кругом
закипает
в
Видно,
страшит
её
вод
маслянистый
И соскользнуть бы хотелось с шершавых круч.
плеск,
ключ,
блеск
Пол. Красиво!
Алена. Это тебе красота за красоту!
Пол. Это вы еще спиральную галактику не видели… А
Ганимед?
24
Алена. Ганимед? Юноша, взятый Богами на небо за
красоту, виночерпий Зевса. Будешь – Ганимедом? Хочешь –
на небо?
Пол. Нет, я не знаю, что там делать, на этом небе! И я
барменом не хочу.
Алена. Господи, как будто их можно рукой взять…
Пол. Это же настоящий рефрактор! Да еще с такой
апертурой! Можно, я его заберу с собой?
Алена. Конечно, это же подарок! Господи, но ведь теперь
же все так ясно! Покажи мне эту галактику!
Пол. Да я сам пока не знаю, где она… Сейчас будем искать!
Это же здесь пять сантиметров влево, пять сантиметров
вправо, - а там сразу немеренно парсек. Ничего, сейчас
программку забьем…
Алена. Это все в голове не укладывается!
Пол. Очень просто укладывается. Я так себе
всегда
представлял: выберу самую далекую звезду и лечу к ней. А
там новое звездное небо и на нем - самая далекая звезда.
И можно лететь к ней! И так вечно!
Алена. Вечность – это еще страшнее твоих парсек!
Любовь.
25
Утро. Гостиная. Входит Алена.
Алена. Пол, ты где?
Из кухни выныривает Пол.
Пол. Вот он я!
Алена. Ты чего, ел опять?!
Пол. Ага…
Пол останавливается рядом с открытым окном. На
верхней площадке лестницы появляется Марина,
спускается вниз.
Алена. Марина, ты едешь?
Марина. Нет, вода холодная…
Пол. Да ладно, там вся рыба уже сварилась…
Алена. А Кротов где?
Марина. Он сказал, что не поедет.
Алена. Вроде так активно собирался… Ну, мы отчаливаем
тогда.
Марина. Вперед – и с песней! Не очень там резвитесь. Пол,
это тебя касается – ты меня чуть в прошлый раз не утопил!
Пол. Да, ладно…
26
Марина демонстративно широко открывает им дверь.
Пол неожиданно для всех едва опершись на подоконник,
одним движением выпрыгивает из окна.
Алена. Ой… Пол! Стой!
Пол. Не, я так – на прямую!
Вы на развилке меня
подождите! Я через лес!
Марина. Прямо как сайгак!
Алена быстро выходит.
заводится и уезжает.
Хлопают
двери,
машина
Выходит Виктор с полотенцем на шее. Он заметно подшофе.
Виктор. Оба-на! Ослика забыли!
Марина. Не забыли, а не взяли.
Виктор. У меня чего-то замок захлопнулся… Как бы
посеянные мной зерна гуманизма не дали неожиданные
всходы… Прямо, не разлей вода они теперь…
Марина. Очень много о себе думаешь.
Виктор. Ну, лучший способ не думать давным-давно вошел
в культурную копилку человечества.
Подходит к секретеру.
Марина. Ты не бойся пьяница носа своего – он ведь с
нашим знаменем цвета – одного!
27
Виктор. Как сказал великий драматург Евгений Шварц, в
своих мемуарах, о существовании которых, ты, конечно,
даже и не подозреваешь, все люди делятся на тех, кто
может пить, и кто не может. Если бы все могли – все бы и
пили.
Марина. Нет, ну я бы еще понимала – залить горе… Но у
тебя и горя-то никакого нет.
Виктор. Это у тебя никакого горя быть не может. Потому
что ты – однолюб, вернее – однолюбка. Любишь одну себя.
А мыслящего человека, в отличие от вас, насекомых,
одолевает мировая скорбь!
Марина. Ну, просвети меня, мыслящий человек с тремя
курсами образования, что же скорбного ты увидел в этот
раз?
Виктор. Вот, например. Понимаешь ли ты, отличница, что
мы живем в эпоху торжествующей лжи? Когда нет ни
одного бита информации, которому можно безусловно
поверить?
Марина. Кротов, ты о чем?
Виктор. О самом святом для тебя, например. О здоровье.
Когда ты приходишь к врачу и твердо уверен – он не
поставит тебе правильный диагноз – ибо его задача –
разорить страховую компанию, а не вылечить тебя. Никто
еще не понял – но науки больше нет. Искусства тоже
больше нет. При коммунистах, заметьте, было. Не было
28
только при фашистах и сейчас. Цивилизация слизистой
оболочки.
Да здравствует диктатура рецептора! Ура,
товарищи!!!
Марина. Пойди лучше проспись.
Звук проезжающей машины с расточенным глушителем и
сабвуфером, который терзает басами атмосферу.
Сотрясаются стены и позванивают бутылки в баре.
Виктор. О, гоблин тоже потянулся купаться! Сначала
выкупается, а потом за нами приедет – с арматурой в лапах.
Марина. Кротов, а ты не гоблин?
Виктор. Я – нет.
Марина. Ты хуже любого из них - потому что ты всех
держишь за дерьмо. Даже тех, кто тебя кормит.
Марина уходит. Виктор наливает и выпивает. Нетвердо
ступая, уходит к себе в комнату.
В дом входят Алена с Полом. У них мокрые волосы, они в
одежде, торопливо одетой на мокрые тела. Слышны
дальние удары грома.
Алена. Мы на это место еще студентами приезжали.
Сдашь экзамен и лежишь целый день на песке. Никого,
только ветер в соснах… Полное счастье! Ты испытывал
когда-нибудь полное счастье?
29
Пол. Полное? Наверное, нет.
Алена. О, какой дождище будет!
Пол. Пойдемте ко мне!
Алена. Пол – не пойдемте, а пойдем. Как ты на отца
бываешь похож… Да, лучше к тебе…
Пол. А мне кажется, я вообще ни разу не похож!
Алена. Просто ты не видел его двадцать лет назад. Он
очень изменился… Пойдем…
Поднимаются по лестнице к комнате Пола, входят в нее.
Алена подходит к зеркалу, начинает расчесывать волосы.
Заметно темнеет. Удар грома, пока еще глухой.
Алена. Ура, дождь! Ты читал Бхагават Гиту?
Пол. Нет…
Алена. Есть такие богини – Апсары. Иногда они дарили
свою любовь смертным… Я бы хотела быть Апсарой –
женщиной с солнечной кровью!
Пол. Вы и так…
Алена. Еще раз скажешь «вы», я тебя задушу! Ты чего
улыбаешься?
Пол. Ну, я так подумал… Ну, что я думал, ты из-за денег
напрягаешься на меня. А вы – другая, не как все они! Вы…
30
Алена. Ну, все!
Накидывает полотенце Полу на шею, старается его
придушить,
после
короткой
схватки
они
останавливаются у окна, обнявшись.
Алена. Я такая старая!
Пол. Нет, ты не старая, ты …
Алена. Какая?
Пол. Ты - самая лучшая!
Удар грома за окном. Замирают. Еще удар, вспышка
молнии. Алена наклоняется и целует Пола.
Алена. Какие у тебя плечи… Чистые, как листва после
дождя…
Пол пробует поцеловать ее.
Алена. Не так…
Звук хлынувшего дождя. Алена целует
Начинает снимать с него рубашку.
Возвращение.
Дима у дверей с папкой в руках.
Пола сама.
31
Марина и Витя встречают его. Марина одета
подчеркнуто сексапильно, юбка в разрезах от бедра.
Дима протягивает руку Вите, потом поворачивается к
Марине.
Дима. О, Марина, привет!
Марина. Здравствуйте Дмитрий Александрович!
Витя. (Марине) Блуждая в дебрях подсознания
Я разорвала юбку в лоскуты…
Марина видит, что Дима ищет, куда бы положить папку,
и берет у него ее из рук.
Дима. Пожалуйста, положи в кабинете на стол.
Марина. Можно посмотреть?
Дима. Пожалуйста.
Марина открывает папку.
Марина. Ой, как красиво!
Дима. Да, церковь интересная будет. И не дешевая. Я
потом всем покажу.
Марина закрывает папку и уходит, покачивая бедрами.
Виктор передразнивает ее. На лестнице со второго
этажа появляется Алена, подходит к мужу. Они
целуются.
Алена. Есть будешь?
32
Дима. Да чего-нибудь легонького… А где Пол?
Виктор. Да где-то тут был.
Дима. (Алене) Причащалась?
Алена. Нет…
Дима. Не понимаю, почему это для тебя всегда такая
проблема?
Алена уходит на кухню. Дима разувается, проходит в
гостиную и с наслаждением садится на диван, Виктор
устраивается в кресле.
Дима. (Виктору) Сделай мне чего-нибудь попить.
Витя отправляется к бару.
Витя. Может по 50?
Дима. Не-не. Воды мне сделай простой.
Витя. А я дерну…
Дима. Дерни.
Появляется Пол.
Пол. Привет, пап…
Дима. О… Здорово!
Дима. Я твоей матери что-то не могу дозвониться. Она
куда собиралась – не знаешь?
33
Пол. Нет…
Дима. Ладно, я тебя все равно заберу с собой, а в городе
разберемся. Что вообще, какие новости?
Пол заминается. Молчит.
Дима. Ну ладно…
Пол уходит.
Виктор. Отсутствие новостей – уже хорошие новости.
Виктор возвращается от бара с коньяком и стаканом
воды.
Дима. Почему людям так трудно просто сказать спасибо…
Витя. Ты о чем?
Дима. Да я так, вообще. Почему у нас всегда так –
соберутся что-нибудь сделать, через месяц разосрутся,
причем ты же еще и виноват оказываешься в итоге. Ну,
хорошо. Ты полный мудак, но ведь без тебя ничего бы
этого не было. Вот этих денег на счету! Почему просто не
сказать спасибо-то?
Виктор. А ты примени христианский подход – пусть левая
рука не знает, что делает право.
Дима. Не тот случай… Этот тоже тут
ходит,
гостинице! На вопросы отвечать не утруждается…
как в
34
Виктор. Самый дорогой мех на земле – это мандатра. Один
раз пользуешься и потом всю жизнь платишь.
Дима. Да уж…
Виктор. Как дела-то вообще?
Дима. Да не особо… Исполнители, как всегда, тормозят…
Виктор. Это по твоему ай-ти проекту? Удавочка на
интернет?
Дима. Почему удавочка? Нормальный контроль.
Виктор. Решение же принято?
Дима. А что толку? Все же вязнет! Вызывают человека,
говорят ему при мне – сделать. Проходит месяц, два.
Вызывают второй раз его же - ты чего говорят, болен? В
чем дело-то? Он: « Да-да -да…» И опять ничего… А в третий
раз с тем же вопросом… Раз, и темка соскочила…
Виктор. Во, что вертикаль животворящая делает!
Дима. На площади ребята говорят – ну нет людей, хоть с
транспарантом выходи на поиски. Первый же транш
распиливают и в кусты.
Виктор. В Росси две напасти – внизу власть тьмы, а наверху
– тьма власти.
Дима. Интересные слова.
35
Виктор. Самое интересное в них, что они сказаны в
позапрошлом столетии.
Дима. Да, эта страна… Не хочу разговаривать даже об
этом! Я себя часто ловлю на мысли, что мне противно здесь
даже находиться… Я в Лондоне себя гораздо комфортнее
чувствую, даже не комфортнее – а правильнее… Вот завтра
запрусь в гараже, масло в квадриках поменяю, багажник
переделаю на лэнд ровере…
Виктор. Никогда не понимал этого счастья.
Дима. Потому что ты безрукий, Витя. Ты от перегоревшей
лампочки в обморок падаешь. И живешь во тьме.
Виктор встает и идет к бару за добавкой.
Дима. Ты там правильные напитки пьешь?
Виктор. Угу.
Дима. А то в прошлый раз ты мне засадил бутылку Глен
Глассо…
Виктор. Ты прочитал Драйзера, что я тебе давал?
Дима. Да нет времени совершенно. Понимаешь, я не могу
так просто читать, если я читаю, значит, я работаю с
документами.
Мне надо вникнуть досконально, с
карандашом…
Виктор. Понятно.
36
Дима. Пойду моих собачек посмотрю.
Виктор. Когда я мимо них прохожу - чувствую себя едой…
Дима. Они такое дерьмо не едят. Да, ладно, я пошутил.
Собачки – они красивые.
Уходит.
За окном феерверк, звуки дискотеки где-то по соседству.
Дима на пороге спальни, он в элегантной английской
пижаме. Говорит по телефону.
Дима. Да, Владимир Михалыч, именно так. Кому можно –
те со спецномерами, а это шантрапа какая-то мне спать не
дает. Поставьте своих прямо на кругу – сейчас они начнут
оттуда разъезжаться – наверняка половина пьяные. И
чтобы протоколы все были, чтобы никаких «на месте»! Да.
Ну, вы же знаете – мы не подкупные! Да… А людишки у
нас дерьмо, впрочем, как и везде. Да. Так что будьте так
любезны. До свидания.
Выключает мобильный, кладет в карман.
Дима. Ты что без пижамы? Мы же договорились…
Алена. Хорошо, сейчас одену.
Дима. Почему такие простые вещи сложными становятсято все время? Вот ты мне всю плешь переела – мне надо
что-то делать! Я же не могу это за тебя придумать! Возьми
37
метлу и поставь себе задачу каждый день вставать в восемь
утра и мести площадку перед домом. Хотя бы с этого начни!
Алена. Дима, это вообще не то!
Дима. Не понимаю, почему! Потом мне это совершенно не
нужно… Чтоб тебя целый день не было дома за две штуки
баксов? А в ванной, которая внизу, опять грязи по колено.
Алена. Это потому что полотенца по линейке не
выровнены?
Дима. Алена, со мной так разговаривать нельзя.
Алена. Хорошо.
Дима. Я в кабинете лягу.
Алена. Я уже постелила. Спокойной ночи.
Дима. Спокойной ночи.
Алена. Дим…
Дима. Да?
Алена. Мне деньги нужны…
Дима. Зачем?
Алена. Я хочу Марине немного помочь…
Дима. Она все в этой хрущобе обретается?
Алена. Да. У нее отец опять болеет, брат без работы…
38
Дима. Этот брат за центнер весит, видел я его… Ладно,
возьми там, в столе, слева. Только без фанатизма.
Спокойной ночи.
Алена. Спокойной ночи!
По лестнице за дверью неуверенно крадется Пол. Дима
выходит из спальни и натыкается на него.
Дима. Ты чего тут забыл?
Пол. Да я воды хотел…
Дима. Ну, и иди за ней… Ты где целый день-то был?
Пол. Да так…
Дима. Понятно. Завтра воскресение - ты не забыл?
Пол. Нет…
Дима. Спокойной ночи.
Дима и Пол расходятся, площадка перед комнатой Алены
пустеет. Через некоторое время на ней снова появляется
Пол. Он молча стоит перед дверью. Неожиданно она
распахивается и на пороге появляется Алена.
Алена. Ну что ты, нельзя тут, иди, иди!
Пол опускается перед ней на колени, обнимает их, и,
прижавшись головой к бедрам Алены, начинает
всхлипывать.
Алена. Уходи, уходи же!
39
Воскресение.
Стол накрыт на террасе. Марина с Аленой кладут
последние штрихи сервировки.
Алена. А что твой Саша? Он же такой расписной вроде
был?
Марина. До определенного момента. А потом он мне и
говорит – можно я на тебя пописаю… Ну, я так
осторожненько – может в другой раз… А еще через неделю
он опять : «Хочу, говорит, тебя связать в виде ласточки и
оставить лежать тут на кровати дня два. Потом прийти и
посмотреть, как ты под себя сходишь…» Нет уж говорю,
Саша, это ту матч. И он обиделся! Звонит – говорит нам
надо расстаться, мы не можем быть вместе. Мне прям
просто интересно стало – давай, скажи, говорю – почему,
ну почему? А он знаешь что ответил в итоге – я, говорит, не
вижу в тебе мать моих будущих детей… Это пипец!
Мужиков нормальных больше вообще нет!
Алена. Ну, ты же сама утверждаешь, что норма – это
научная абстракция.
Входит Виктор, садится за стол.
Виктор. Прекрасная история!
придушили, потом
Сначала всю страну
натянули в клапан. И все решили
40
продолжить…
размахом!
И
развили
базовую
идею
с
русским
Марина. Ты что, за дверью подслушивал?
Виктор. Каюсь, притормозил, чтобы прослушать эту сагу на
просторе. Предлагаю украсить города нашей Родины
современным символом России - Мать сыра землябогородица со страпоном наперевес. Первый шаг к
искомой столетиями мужественной крепости…
Алена. Не богохульствуй!
Виктор. Да, это чего-то я тоже – ту матч… А чего, Мариш,
может все-таки слетаешь – сраной ласточкой?
Алена. Кротов!
Виктор. А что, может, надо было пойти и на жертвы, ради
будущего счастья и прекрасных малюток достойного отца?
Ладно, Марин, не парься – я могила. Я уже забыл. Ну, все,
прости!
Берет пульт от телевизора в руки, переключает каналы.
Виктор. Ох-ох-ох…
Алена. Что еще случилось?
Виктор. Да вот еще одно зловещее знамение времени.
Поп-шоумен - звезда сериалов. Не, - поп-тире -звезда! Вот
подождите – он лет так через пятнадцать в президенты
будет баллотироваться… Может даже и изберут…
41
Алена. Выключи ты вообще его!
Виктор. И то… Помнится, профессор Преображенский
наезжал на советские газеты… Его бы с нашим
антисоветским телевидением познакомить - тут бы не о
пищеварении пошла речь – это же чистый, могучий
канцероген. Про психические заболевания я вообще молчу.
Марина. Не хочешь – не смотри. Люди смотрят то, что им
нравится. У всех есть выбор.
Виктор. Это они так говорят. Выбор есть у того, кто дорос
до самостоятельного мышления. А это именно то, с чем они
борются и довольно успешно. Причем, что характерно –
ведь своим собственным детям сотрудники телевидения
телевизор смотреть не дают – они у них в чистеньких
рубашечках ходят в консерваторию и учат иностранные
языки, а смотрят советские сказки… Кстати, не замечали - у
ведущих новостей за полгода
косоглазие от вранья
образуется. Когда новенький появляется – вроде бы
нормальный человек, потом глядь – глаза в разные
стороны. Бесовщина прямо какая-то…
Марина. Почему ты, Кротов, все время на негативе?
Виктор. Потому что все время на позитиве – это только
коза бестолковая, которая целлофановые пакеты жует
целыми днями… Очень современный идеал.
Алена. Витя, ну правда, хватит уже.
42
Виктор. Ладно, тем более что мне сегодня приснился
фантастический сон! Такой сон, знаете, когда полная
уверенность в том, что все это с тобой происходит наяву!
Идет матч лиги чемпионов и подходит ко мне Гвардьиола –
давай говорит, переодевайся. А там во сне – я - это я, вот
как есть, Витя Кротов, а не игрок основы каталонского
клуба… Хосе Иванович, говорю, я максимум минут на
десять готов… А он мне – давай-давай, выходишь вместо
Иньесты. Ну думаю, буду тупо на ближнего играть, пока не
сдохну… Смотрю на табло – 20 минут до конца. Йо-мое! И
вот я стою на одном колене и шнурую бутсы, а счастье меня
просто так и заливает. Запах травы! Наверное, это и были
самые счастливые мгновения моей жизни. По крайней
мере, до сих пор.
Входит Дима.
Дима. Очень кушать хочется!
Марина. Вот Дмитрий Александрович у нас не дрыхнет,
столько, сколько как ты.
Дима. Да я привык рано вставать. Я же тренируюсь с утра.
Вчера, правда, неудачно по ребрам получил… Чего ты там
про футбол?
Виктор. Да вот приснился мне сон – как я за Барсу играю.
Дима. Понятно.
Марина. Смотри, как бы ты не оказался в одной палате с
Марадоной и Наполеоном. Из университета тебя выгнали,
43
из футбольной школы вышибли… Когда же ты нас
познакомишь со своим бессмертным произведением?
Виктор. Не выгнали, а ногу мне капитально сломали,
приговор звучал как потеря подвижности в голеностопе…
Марина. Кротов, неудачник всегда говорит, что сделал все,
что мог, а победитель возвращается и трахает королеву
школьного бала!
Марина выходит на кухню, Алена и Дима садятся за стол.
Остается два пустых места.
Дима. А где опять Пол лазает? Что-то не пойму я…
Появляется Пол.
Дима. Ты чего, прячешься от меня?
Алена. Дима, налей мне вина!
Марина вносит гребешки. Пол садится за стол.
Дима. О, гребешки! А где мой чудесный рислинг?
Марина. В морозилке остался.
Дима. Принеси, пожалуйста.
Витя. Конечно, постом-то хорошо бывает гребешков
покушать… А мне Просекко захвати, по-о-жалуйста…
Марина. Я не осьминог Пауль! Мне еще салат надо взять!
Марина уходит.
44
Дима. Что-то у меня с
проссеко не складывается.
Шампанское – сколько не выпей – прекрасно все, а от
этого голова болеть начинает. И вообще, итальянские вина
- они все какие-то деревенские.
Виктор. Просто ты не может пережить, что оно дешевое.
Марина входит с салатом и бутылками, Виктор и Дима
открывают их.
Виктор. Кому чего?
Алена. Мне вина.
Марина. И мне!
Дима. Пол, давай бокал.
Виктор. Я, как всегда, в одиночестве.
Дима разливает вино, крестится, поднимает бокал.
Дима. Ну, давайте, с праздником!
Чокаются, Начинают есть.
Дима. Ну, Марина, это ты опять это чудо сготовила?
Виктор. Она, она!
Дима. Ты богиня кулинарии. (Алене). Ты что ничего не ешь?
Алена. Что-то мутит целый день…
Марина. Она сомнительных баклажанов скушала.
45
Дима. Зачем?
Виктор. Она – королевская аналостанка.
Алена. Кто я?
Виктор. Есть такой рассказ у Сеттона-Томпсона про
дворовую кошку, которую взяли за красоту в богатый дом.
Но она регулярно прокрадывалась на помойку поесть
селедочных голов, хотя всего у нее отныне было вдоволь. И
еще – ее очень тянуло обратно на свободу…
Марина. Кротов, ты сегодня по морде получишь…
Виктор. И подвиг свой не совершу!
Дима. Витя, у тебя чего, припадок очередной начинается?
Марина. Дмитрий Александрович, покажите свое новое
ружье!
Дима. Да, есть повод выпить! Пол?
Пол. Да…
Дима. В верхнем ящике моего стола ключи от сейфа. Оно в
черном чехле.
Пол уходит из-за стола.
Дима. Кстати, насчет по морде… Был у меня кот. Ты его,
Алена, не застала. Вообще, кот хороший, красивый такой.
Но если что не по нему – раз, и нагадит где-нибудь. Я его
уже предупреждал, и мордой тыкал… Вдруг прихожу –
46
смотрю – опять! Ну, у меня планка упала, взял я веник и
отметелил его жестоко. И что-то совесть меня мучает…
Пришел на исповедь, говорю отцу Серафиму – так и так, вот
у меня кот, и этот кот, тогда кот… Отец Серафим это все
выслушал и спрашивает – а давно он у тебя? Кто
спрашиваю? Да этот копт, которого ты веником? Кто? Да
копт, египтянин твой?
Все вежливо смеются, Марина - громче всех.
Дима. Да… И тогда я понял, какой они там бред каждый
день выслушивают.
Витя. ( Марине) Чего ты заливаешься, только ты уже пять
раз эту рассказку слышала.
(Всем) Конечно, если
наши славные прихожане в
поминальных записках пишут - за здравие евромонаха
Алексия и за упокой аэродьякона Никодима…
Входит Пол с черным чехлом в руках. Подходит к Диме,
отдает ему и хочет сесть опять за стол.
Дима. (Полу). Подожди.
Пол остается стоять рядом с его стулом. Дима достает
нарезной карабин из чехла. Дает в руки Полу.
Дима. Подержи. Чувствуешь? Первый в снайперских парах
ФСО – вот с таким. Привыкай к оружию.
Пол. Легкое…
47
Дима. Легкое… Интересное оружие! Красивое! (Забирает
его у Пола. ) Надо тебя на днях свозить из пистолета
пострелять. Посмотрим, что ты там настреляешь.
Пол уходит и садится на свое место.
Марина. Дайте мне подержать!
Дима. Пожалуйста.
Передает Марине ружье.
Марина. Да… К осенней охоте готовитесь?
Дима. Да кого с ним охотить, разве что слонов? Это скорее
если воевать будем, так со своим пойду агрегатом…
Марина отдает карабин Диме, он заботливо прячет его в
чехол, ставит рядом со столом.
Алена. С кем ты все воевать собираешься?
Дима. Да полно с кем. Ну, например, с америкосами – это
рано или поздно неизбежно. Ты мне когда солдатика
родишь?
Виктор. Христос, между прочим, сказал – не убий. Гулял,
гулял такой, да и скажи…
Дима. А Илия пророк 500 языческих жрецов лично в один
день обезглавил. И у нас тоже пора – кое-кому хвост
отрубить. По самую голову.
48
Виктор. Вот одно время все не мог понять – как это в вас
уживается!
А вот теперь
логика начинает во всю
просматриваться! Дима же у нас в десятом классе с
сережкой в виде свастики ходил и бурно праздновал день
рождения Гитлера!
Дима. И горжусь этим. Так проявлялся мой врожденный
антикоммунизм.
Виктор. Всегда хотел тебя спросить - как ты при своем
врожденном антикоммунизме оказался в 1988 году
инструктором ЦК ВЛКСМ по идеологии?
Дима. Тебе это не объяснить – ты же нигде не оказался.
Виктор. Бывают такие времена, когда неизвестность –
лучшая рекомендация.
Марина. Да-да-да-да….
Виктор. Нет, был такой поэт в советские времена!
В
общем, он и сейчас здравствует. Он говаривал: «Каждый
год 9 мая я получаю пизды…» Простите за мой
французский… А получал он ее потому, что каждый год 9
мая приходил в сквер к Большому театру и читал свои
стихи. Вот, например, такие:
Как хороши, как свежи были розы
Горит огнями снова русский лес,
В последний путь по виа Долороза,
49
Уходит в путь дивизия СС!
Но главный его - провидческий - хит – такой
Назад в СС, назад в СС, назад в СС, СССР. По-моему – емко и
актуально.
Дима. Да это все болтовня.
Пол быстро доедает и уходит.
Пол. Спасибо!
Дима. Не пойму я… Он что, натворил что-то? Ален?
Алена. Нет…
Дима. Марина, видела ты мою новую картинку?
Марина. Удивительная!
Дима. Да, интересная… Думаю, рядом с моим Бакстом
повесить. Мы тут хотим, кстати, общество создать –
наверное «русский пейзаж», как-то так будет называться чтобы
правильных
современных
художников
поддерживать…
Виктор. Еще одну картину посадили в тюрьму!
Алена. Витя!
Виктор. А что Витя? Я сорок лет Витя! Был такой скульптор
– Коненков, жил после революции себе в Америке, а потом
уехал-таки в Советский Союз. А знаете почему? А пригласил
его один магнат пивной, какие-то карнизы что ли вылепить,
50
пришел он к нему в дом, а у того в саду стоят бесценные
скульптуры эпохи Возрождения.
Марина. Раз стоят у человека в саду, значит не бесценные.
Виктор. И вот, говорит скульптор Коненков, тогда я понял,
что такое положение вещей, когда какой-то лавочник,
может взять, и такую красоту расставить у себя вокруг
сортира, просто не имеет право на существование.
Дима. Это типичный совковый бред.
Виктор. Да ты и при совке бы прекрасно устроился! С
дедушкой из СВР и папой - генералом из оборонки.
Марина. Завидно?
Виктор. Ведь придумали же, Слава Богу, для вас
современное искусство, так нет же!
Дима. Современное искусство – это еврейские штучки.
Виктор. Это что еще за новое слово в искусствоведении?
Дима. Не умничай. Им же человека нельзя изображать –
вот тебе и инсталляция…
Виктор. Ах, вот оно что… Да, забыл еще совсем… А как тебе
вот это: легче верблюду пройти в игольное ушко, чем
богатому в царствие Божие?
Дима. Пожалуйста. Ведь не сказано же – невозможно.
51
Виктор. Я так и думал! Самое смешное, что ты не один
такой… Думаете, для вас и там специальная иголка
приготовлена? Вип-иглище с останкинскую башню
размером
- и золоченая табличка над ушком –
приветствуем доброхотных даятелей!
Алена. Виктор, прекрати!
Марина. Заткнись уже, Кротов!
Дима. Да ничего, пусть… Все, что я имею, мне Бог дал.
Виктор. А не озябшие рабочие?
Дима. Кто?
Виктор. А не те люди, говорю, которые по пояс в грязи
одними лопатами эти заводы воздвигали, на которых вы до
сих пор кормитесь, при этом веря, что здесь будет городсад? А это они только, как оказывается, вам итальянские
особняки
строили!
С
верой
в
историческую
справедливость! Как полезут они в судный день из под этих
фундаментов… Дима, а вдруг они не станут ангельской
трубы дожидаться? Как тебе такой фильм ужасов?
Дима. Витя, я годами не спал, чтобы после этих людей с
лопатами хоть что-нибудь заработало… Это дешевая
демагогия. Разговаривать гораздо легче, чем людям
зарплату каждый месяц выплачивать. Ты еще в компартию
не собираешься вступать?
Виктор. Подумываю об этом.
52
Дима. Я тогда возьму свой «Стечкин» и
сразу
тебя
пристрелю, или вон Ирокезу скормлю.
Виктор. Стрелялка еще не отросла.
Алена. Витя…
Виктор. Ладно, все, пойду я тоже, нет сил у меня этот бред
выслушивать…
Дима. Пойди, и заодно проверь – жигули твои заводятся.
Виктор. В отличие от твоего ягуара они всегда заводятся!
Еще тебе скажу, что ничего более совкового, чем ваше
православие, и быть не может! Это чтобы опять в пустые
головы и души готовой мудрости налили, чтобы, боже
упаси, самому думать не пришлось!
Дима. Витя, что за истерика-то?
Виктор. А то, что меня желчью рвет, когда я подумаю – сто
лет исторического развития, революции, войны, реки
крови, десятки миллионов жизней чтобы оказаться опять в
19 веке! Господи, столько усилий – сначала в борьбе за
социальную справедливость, потом в войне на выживание
нации, - «не потерпит наш народ, чтобы русский хлеб
душистый назывался словом брод», ха-ха-ха - и все это для
чего?! Чтобы в итоге оказаться где?! Весь двадцатый век с
его жертвами что это – предвыборная компания Союза
Михаила Архангела была что ли?! Вот такой Дима Кузьмин
53
- государственный деятель нового типа – это что теперь выглядит соль земли русской?!
так
Алену тошнит на стол.
Витя. Оба-на!
Весть.
Алена лежит в спальне, в одежде, накинув на себе
покрывало. Входит Дима, присаживается к ней на
кровать.
Дима. Аленький, ты, что, действительно, из помойки-то
кушаешь…
Берет ее за руку.
Дима. Ничего, до свадьбы заживет! Может я не вовремя…
Алена. Дима, что ты хотел?
Дима. Нам надо поговорить, что-то у нас все так криво шло
последние годы… Как-то надо все наладить… Я, честно
говоря, с этими мыслями и приехал…
Алена. Дима, потом поговорим, обязательно….
Дима. Ну, лежи, лежи.
Входит Марина с таблетками и стаканом воды.
54
Дима. Ничего не надо, может послать кого в аптеку?
Марина. Да нет, все есть, Дмитрий Александрович.
Дима. Ладно, сейчас с этим Че Геварой разберусь и приду.
Дима уходит.
Марина. Говорила я тебе – не ешь ты эти баклажаны!
Алена. Марин, это не отравление.
Протягивает тест на беременность.
Марина. Первая фотография у всех выглядит одинаково как две полоски…
Алена. Марин!!!
Марина. Ну ты, даешь, Кузьмина!
Алена. А еще что-нибудь ты можешь сказать?!
Марина. Пожалуйста. Не большое гинекологическое
осложнение, к счастью – легко излечимое.
Алена. Я аборт делать не буду.
Марина. Ты что, дура что ли? Ты что, думаешь, это не
выплывет?
Алена. Что ты несешь, Марина! Меня заживо похоронили,
понимаешь, мне дышать уже десять лет нечем! Мне
ночами снится, как я просто дышу!!! Всплывет – не
всплывет, гинекологическое осложнение – мне иногда
55
кажется - у любой кошки стыда больше, чем у тебя… Меня
и так тошнит!
Марина. Это что за наезд? Что, лавры Кротова не дают
покоя? И от кого я это слышу – от примерной жены,
собирающейся родить своему собственному мужу внука? А
ты хочешь, чтобы тебя
сейчас по головке гладили,
поговорили с тобой о том, как все сложно…
Алена. Ну и дрянь ты все-таки…
Марина. А ты как была дурой, Кузьмина, так ей и осталась.
Дурой и неряхой! Адью ягуары, итальянские каникулы и
авторская кухня! Останешься с голой жопой на асфальте,
впрочем, там тебе и место – ты этого никогда не
заслуживала.
Алена. А это надо заслуживать?
Марина. Да ты за все
всю свою жизнь пальцем не
пошевелила! На тебя все всегда с неба падало, а ты даже в
собственной семье ничего разрулить никогда не могла!
Алена. Иди вон отсюда!
Марина. Я пойду! Это меня тошнит от всех вас! И не надо
тут изображать из себя жертву неистовых страстей!
Конечно, удар по психике могучий – первая за долгие годы
и радостная встреча с членом, который нормально стоит!
Ты просто тупая, начинающая стареть баба, которая
сбрендила от ужаса перед надвигающимся климаксом!
56
Алена. Замолчи ты!
Марина. Что, правду не любим? Да он бы на тебе и не
женился, если бы не твоя бабушка-дворянка. В аристократы
же хочется… О, как я это все вижу… Этот сейчас к духовному
отцу поскачет, потом будете сидеть с серьезными лицами…
Пипец просто! Дышать тебе нечем… От жира?
Дима стоит у лестницы, ведущей в подвальный этаж.
Дима. Эй ты, папа Карло, вылезай из своей каморки! Будем
тебе мозг прочищать!
Внизу появляется Виктор с туго набитой старомодной
сумкой.
Дима. О, уход Толстого из Ясной поляны?
Виктор. Чувство юмора прорезалось?
Дима. Давай, давай, топай, чучело. Ты теперь куда –
обратно в свою пыльную редакцию?
Виктор. Я? Я - в школу пойду, детей учить.
Дима. Ты? В школу?! То же мне народоволец… Никуда ты
не пойдешь. Или обратно прибежишь, или в каком-нибудь
глянце осядешь.
Виктор поднимается по лестнице.
57
Виктор. Дай дорогу.
Дима. С голоду будешь помирать – кинь смсочку.
Виктор. Да вы бы хотели, чтобы все учителя с голоду
померли, вам же и церковно-приходских школ хватило бы,
модернизаторам! То же мне еще, инновационный центр
имени «Черной сотни»!
Дима. Витя, ты еще не успокоился?
Виктор. Пару слов на прощание! Ты влюблен в себя до
почтения. Ничего кроме тебя самого тебя не интересует…
Дима. Ты бы хоть спасибо сказал!
Виктор. Вот у ж тебе мне не за что спасибо-то говорить.
Дима. Витя, ведь я тебя годами содержал, оплатил твоей
маме операцию…
Виктор. Да если бы тебе было хоть чуть-чуть неудобно,
если бы ты тогда какой-нибудь очередной астон-мартин
заказал, ты бы и этих - для тебя мелких денег - мне бы не
дал!
Дима. Ну, это если бы. Причем в твоей голове.
Виктор. Да ты питался моим унижением, жрал его – вот так
вот, двумя руками! Ничего, я на тебя и таких как ты
насмотрелся… Если за что и надо молиться, так это за то,
чтобы ваши старшие товарищи подольше продержались! У
них еще совесть есть, они над партбилетом слезы хоть
58
проливали, а вы уже тогда все гнилые были, до самых
потрохов! Если вы до власти доберетесь окончательно…
Дима. Ну, тебе-то какая разница? Ты ноль. Тебя вообще
никто не спрашивает. Ты факинг лузер!
Виктор. Это мы еще посмотрим. Мы вас остановим!
Дима. Кто мы-то? Кто с тобой на баррикады-то, клоун? твой однокурсник Пиписькин, или как там его, - редактор
«журнала для взрослых», или
команда ресторанных
критиков? Кто у вас там еще – мыловары и группа
товарищей с каналов на три буквы? Вы же за сто долларов
удавитесь, вас даже покупать не надо, гуманитарии. Вы так
– за удовольствие… Маме кланяйся от меня, скажи Галине
Николаевне – что ты дурак… Впрочем, это для нее не
новость. Ну, давай, иди-иди.
Виктор замедляется у бара.
Дима. Все, Витя – теперь только пиво у палатки. Слушай,
скажи – ты, что серьезно про коммунизм?
Виктор. Серьезно.
Дима. Витя, ты образованный, но тупой. Коммунисты хотят,
чтобы все святыми сделались, а этого никогда не будет.
Виктор. Будет!
Дима. Будущее, Витя не бывает сзади… Ладно, поезжай,
проветрись.
59
Виктор. Коммунисты, конечно, дураки – они рай на земле
хотели построить, а вы-то ведь ад воздвигаете! Ад!
Врывается красная, возмущенная Марина с таблетками в
руках.
Дима. Что, все-таки другие таблетки нужны?
Марина. Ага. От головы. Да ничем она не отравилась!
Дима. Что?
Марина. Она беременна.
Виктор. У…
Дима. Что? Что же мне она ничего не сказала?
Марина. Спросите у нее! Может, не успела?
Дима убегает. Уходит и Виктор, махнув рукой.
Правда.
Алена сидит на кровати, подобрав колени и обхватив их
руками.
Дима. Это правда?!
Алена. Это - правда.
60
Дима. Ну, наконец-то!!! А чего ты молчишь? Это чума! Ну,
наконец-то! Ну, ты монстр, Аленький! Так, рожать будешь в
Германии…
Алена. Дима, я беременна не от тебя…
Дима. Что?
Алена. Дима, я беременна не от тебя!
Дима. А от кого?
Алена. Я не могу сказать…
Дима. Может, постараешься?
Алена. Дима!
Дима. Мать твоя была блядь, и ты такая же!
Выходит, хлопает дверью. Марина с чемоданом
прокрадывается к выходу. Дима ловит ее у самых дверей.
Дима. Ну-ка стой, кикимора!
Марина. Что, Дмитрий Александрович?
Дима. Говори – кто.
Марина. А разве…
Дима берет Марину за шкирку.
Дима. Ну!
61
Марина. Отпустите меня!
Дима выпускает.
Марина. Она беременна от вашего сына.
Дима. Да ты чего несешь!
Марина. Спросите у них сами! Пропустите меня!
Марина выскальзывает за дверь, на лестнице появляется
Алена.
Дима. Это правда?
Алена. И это – правда.
Алена уходит. Дима остается стоять.
Смерть.
Дима сидит на диване, Пол стоит перед ним.
Дима. Иди, собирай манатки. Я в твоей жизни больше не
участвую.
Пол. Папа, прости меня!
Дима. Простить за то, что ты трахнул мою жену?
Пол. Папа, я не трахнул!
62
Дима. А что ты сделал? В шахматы с ней играл?
Пол. Я люблю ее!
Дима. Чего? Вы все сошли с ума что ли… Никого не нашлось
больше? А чего ты молчишь? Напакостил – и в кусты?
«Прости меня, папа!»
Пол. Папа!
Дима. Нет, как ты дальше жить собираешься? Ты думаешь,
что у тебя вообще что-то может быть теперь? Ты же уже
труп!
Я бы теперь на твоем месте был бы очень
осторожен… теперь ходил бы только посередине улицы Самолеты теперь тоже не для тебя. Хотя можно ничего и
не дожидаться – придушить тебя прямо сейчас, говнюка
мелкого!
Врывается Алена.
Алена. Дима!
Дима. Что, прискакала спасать?
Дима хватает Пола и вышвыривает его через дверь на
улицу.
Дима. Сучонок!
Алена останавливается на полдороги. Дима подходит к
окну.
Дима. О, побежал, побежал! Иди, полюбуйся!
63
Лай собак. Дима распахивает окно.
Дима. Ирокез, фу, назад!
Дима выпрыгивает в окно, совершенно так же, как Пол,
но с поправкой на возраст. Алена бежит и натыкается на
подоконник.
Крик Пола и хрип. Алена хватается за раму, чтобы не
упасть.
Последний разговор.
Виктор и Дима сидят в гостиной.
Виктор. Как я ненавижу эту жару…
Дима. Спасибо, что вернулся…
Виктор. Я все равно уеду. Завтра.
Дима. Ну, уедешь, так уедешь…
Виктор. Марина еще не появлялась?
Дима. Нет.
Виктор. Появится, как поутихнет…
Дима. Ирокез одним движением трахею выдрал… Мне два
шага не хватило… Он еще жив был… Он хотел сказать мне
64
что-то… Столько крови – как из шланга… Прямо в лицо…
Рубашка новая была…
Виктор. Матери его надо позвонить…
Дима. Телефон выключен. Болтается, как всегда, где-то.
Если что, без нее похороним.
Виктор. Бедный парень…
Дима. Ладно, бедный…
Виктор. Алена-то где? Ее скорая забрала?
Дима. Нет, она отказалась… Лежит, как всегда. А, может,
сидит на подоконнике. Так, знаешь – обхватив колени…
Виктор. Знаю… Ты как вода, ты всегда принимаешь форму
того, с кем ты есть… С кем ты сейчас, кто верит сегодня
своему отражению в прозрачной воде твоих глаз!
Дима. Это что?
Виктор. Песня Гребенщикова.
Дима. Ты знал?
Виктор. Нет. Нет, ну я видел, что… Но чтобы так…
Дима. Витя, скажи, почему это со мной случилось? Именно
со мной?! За что? Я ведь живу правильно…
65
Виктор. Дима, я не господь Бог… Я на эти темы, честно
говоря, вообще больше не думаю. За что, почему… Я
вообще больше никакой логики не вижу.
Дима. Нет, а все-таки…Я не понимаю!
Виктор. Ну что, за что? А разве не за что? Ты же не ребенок,
за слезинку которого… Дим, у тебя старушки от голода
мерли в очереди, когда ты ваучеры скупал, и ты прекрасно
знаешь, что это не единственные трупы… Пола ты этого
тогда вышвырнул из своей жизни, как щенка… Все же
возвращается. Но, только, мне кажется, это вообще не так
все… Может, живым тебя хотят сохранить, хотя бы и такой
ценой.
Дима. А я не живой?
Виктор. В большом городе человек может умереть, сгнить
и даже этого не заметить…
Где-то начинает звучать песня. Слушают в молчании
первый куплет:
Покроется небо пылинками звезд
И выгнутся ветви упруго
Тебя я услышу за тысячу верст
Мы эхо мы эхо
Мы долгое эхо друг друга.
Начинают говорить на втором куплете, который чутьчуть стихает, идет параллельно тексту с проигрышем.
66
И мне до тебя, где бы я ни была
Дотронуться сердцем не трудно
Опять нас любовь за собой позвала
Мы нежность, мы нежность
Мы вечная нежность друг друга.
Виктор. Какая насмешка…
Дима. Что это?
Виктор. Песня. Анны Герман.
Дима. Скажи, чтобы выключили.
Виктор. Дима, опомнись – я даже не знаю где это! Дима,
мне иногда кажется, ты бы и солнце попросил выключить,
если бы оно тебе помешало…
Дима. Не умничай ты хоть сейчас.
Виктор. Вот такие песни писали небожители, которыми мы
все когда-то были. Или хотя бы пытались быть.
Дима. Небожители - в ботинках «прощай молодость»…
Виктор. И с ожерельем из туалетной бумаги на шее, и
часто с одной колбасой «собачья радость» в желудке… И
при всем том Дима, при всем том…
Песня становится громче. Слушают.
И даже в краю наползающей тьмы
67
За гранью смертельного круга
Я знаю - с тобой не расстанемся мы
Мы память, мы память
Мы звездная память друг друга.
Песня стихает.
Виктор. Вот он, плеск реки, в которую нельзя войти
дважды… Если таких песен больше нет, то пусть лучше и
ничего не будет, даже людей… Уж лучше конец света.
Дима. Ну как же она… Это вообще в голову не ложится…
Виктор. Значит, это оказалось сильнее нее…
Дима. Да это бред! Дается искушение – даются и силы!
Виктор. Может быть, может быть…По православному это
так, а по-христиански может и иначе… А по-человечески
вообще ничего не разберешь. Ты помнишь, какой у нее
алтарь был в комнате на Таганке устроен? Там тебе и
Богородица, и Николай угодник, и Бхагават Гита, а с краю
сидел Будда. И все это еще раскрашено…
Дима. А православие и христианство это не одно и тоже?
Виктор. Прости, но мне думается, что это очень давно
совсем разное, лет уже как четыреста, а теперь особенно.
Все это такой же повод не столько любить добро, сколько
ненавидеть зло. Причем добро это мы, а зло – все
остальные.
Дима. Но ведь ты же сам… И в лавре тогда, и всегда…
68
Виктор. Я каждый день плачу об этом Дима, но я так
сейчас чувствую, что порядочный человек в эту церковь
войти не может! Когда мы под песню «Серебро Господа
моего» восстанавливали приходы, это было совсем, совсем
другое. А теперь у меня такое чувство, Дима, что вы и веру у
нас украли и по своему вкусу изуродовали. Да ладно, чего
сейчас об этом…
Дима. А что ты думаешь, вот такая любовь может быть,
чтобы сделать, как она?
Виктор. Может, только я бы это любовью не называл…Это
что-то из первобытного ила, когда акт совокупления равен
смерти. А может, это и есть любовь в своем чистом,
математическом виде.
Дима. Ладно, допустим это затмение, ил – но она же
беременна от него!
Виктор. Дима, Дима – что же ты думаешь, что можно от
судьбы в гондоне спрятаться? Ты, прямо, как Марина. А
может это просто аномалия… Мы же все – аномалия. В-В-В
тупик зла точка ру. И маленький триколор сбоку. Впрочем,
можно и маленький земной шарик.
Дима. Моя жена беременна от моего сына, которого
придется хоронить в закрытом гробу!
Виктор. И если зло игрушка знатных, разве она в толпе не
станет божеством?
69
Дима. Что?
Виктор. Это так, из Федры… Поработай как-нибудь с этим
документом…
Входит майор милиции.
Майор. Дмитрий Александрович, хотелось бы с вами
поговорить…
Виктор встает и уходит.
Дима. Я слушаю…
Майор. Что будем делать, Дмитрий Александрович?
Дима. А что надо делать?
Майор. Уголовное дело надо возбуждать по статье 109.
Дима. Что за статья?
Майор. Убийство по неосторожности. Это в лучшем случае.
Дима. Я собаку уже застрелил.
Майор. Дело не в собаке, а в том, кто ее выпустил… Это
ведь, может быть, были и вы сами…
Дима. Нет.
Майор. Ну, следствие покажет. Есть правда вариант…
Дима. Какой?
70
Майор. Таджикский. Мы их сейчас прямо заберем, и часа
через два они все подпишут.
Дима. Сколько?
Майор показывает на пальцах.
Дима. Не плохо вам живется… Это я так, ради интереса
спросил. Я своих таджиков не буду подставлять.
Майор. Ну, как хотите, просто в итоге это будет гораздо
дороже.
Дима. Я знаю. Скажи мне, майор, у тебя совесть есть? Или
там, где была совесть, там хуй вырос?
Майор. Значит, он на месте всей страны вырос.
Дима. Ну ты-то сам!
Майор. Я-то? А вот так: там где надо кровь проливать –
проливай, а там где надо воровать – там воруй. У меня два
ранения.
Дима. А вообще не воровать нельзя?
Мент. Да вы себе этот вопрос задайте! Вообще, интересное
кино! Сначала крали, а теперь сели сверху и порядок вам
подавай за косарь в месяц, коррупция вам не нравится… А
в «лихие» девяностые, когда вы страну пилили, нравилась?
Дима. Я смотрю, ты образованный.
71
Майор. А вы мне не тыкайте! Только еще я что скажу – у
меня у шурина – автосервис. Так вот знаете, какой у него
основной ремонт сейчас? – на дорогих тачках царапину
закрашивать от крыла до крыла. Ту, которую гвоздиком
делают.
Дима. Ладно, пишите свои бумажки.
Майор. Обязательно.
Дима уходит, поднимается наверх, останавливается у
двери спальни Алены. Задумывается, потом стучит в
дверь.
Алена. Да…
Дима. Можно войти?
Алена. Да.
Алена лежит в кровати. Дима делает несколько шагов к
окну, потом возвращается.
Дима. Ты хочешь сохранить ребенка?
Алена. Это близнецы.
Дима. Давай поговорим с отцом Серафимом…
Алена. Мне плевать, что он скажет!
Дима. Алена, как я буду с этим жить!
Алена. А! Вот это и есть самое главное! Ты сходишь с ума
не от того, что я тебе изменила, пусть даже и так! Нет, ты не
72
можешь пережить, что в твоей новой благообразной
жизни с тобой это случилось. Это бессилие твое тебя
душит, и ты будешь с этим с этим жить, будешь! Вот теперь
ты, Дима, не откупишься!
Дима. Алена, за что?
Алена. За то, что я задыхалась все эти годы! Да за одни
твои пижамы!
Дима. Какие пижамы, причем тут пижамы?
Алена. В которых непременно в твоем доме все должны
ложиться спать! На паскудный английский манер! За твою
слежку за мной, за то, что ты со мной не спал годами, за
пустоту! А теперь – да - я рожу от единственного человека,
которого я любила!
Дима. Алена, ты бредишь.
Алена. Только ты никогда не бредишь! Ты всегда жил в
свое удовольствие, чем бы это не прикрывалось! А эти
бесконечные бабы, которые крали мои волосы, оставляли
свои тюбики в моей ванной, звонили мне и сопели в трубку!
Дима. Это все в прошлом, Алена!
Алена. А ты думаешь, что это может быть в прошлом?
Дима, это как трупы – они всегда в настоящем! Ты же все
выжег и вытоптал во мне! А потом, это все ерунда – ты меня
все равно бы слил, не сейчас, так попозже. Когда я уже
никому вообще не буду нужна!
73
Дима. В свое удовольствие?! Я? Ты не знаешь… Это когда
стоишь утром под душем – трешься, трешься и никак не
отмоешься… Этот ужас. Приходить и прятать глаза или, того
хуже – делать вид, что все так же. И в это самое время
понимать, что это случится с тобой снова. И любить тебя в
это время еще сильнее…
Алена. Ты вообще не знаешь, что это значит – любить!
Потому что ты – лгун и убийца, и всегда им был. Ты же весь
в крови, ведь я же знаю… Это ты убил его!
Дима. Алена, окстись!
Алена. И я тебя никогда не любила Дима, никогда!
Дима. Алена, успокойся… Давай это как-то…
Алена.
И как ты себе все это представляешь? Одна
большая дружная семья? Неужели ты не понимаешь, что я
тебя ненавижу!!! Дима, не-на-ви-жу! Уходи. Я буду
собирать вещи. Уходи!!!! Я все уже решила, сама!
Дима. Аленький, у меня весь мир на глазах разваливается…
Алена. Уходи!
Дима встает и медленно уходит. Спускается в низ, в
гостиную, в которой передвинута мебель и вся она
имеет пустынный неряшливый вид, хлопает от сквозняка
одна из дверей.
Дима останавливается. Стоит
неподвижно, тягостно.
74