Я никогда не знал, с чего начинать. Никогда, чего бы... для выпускного после девятого класса, слов для разговора с человеком,... Старая история

Старая история
Я никогда не знал, с чего начинать. Никогда, чего бы это ни касалось: речи
для выпускного после девятого класса, слов для разговора с человеком, который
нравится, решения сложной задачи по математике, да чего угодно. Мне всегда
нужен был какой-то толчок со стороны, помощь. Но этот рассказ я начну сам,
хоть и по-прежнему не знаю, как. Сам, потому что человек, который мог бы дать
мне толчок, уже никогда не сможет мне помочь.
Наверное, нужно начать с того, что люди не ценят ничего. Главным
образом, время. Время для радостей, для побед, для любви, для исправления
ошибок. И для дружбы. Конечно, если задумываться о каждой прожитой
секунде, то появится огромный риск «просекундить» всю жизнь. Парадокс,
правда? Но человек сам по себе один большой парадокс, хотя бы потому, что
всю жизнь твердит «я стремлюсь к цели» и после плачет оттого, что цель эту он
не достиг, потому что сам же как следует этого не захотел. Так и со временем.
Поначалу кажется, что жизнь длинная, что в ней будет место всему. Но никто ни
разу не задумывался, что «всему свое время» - совершенно абсурдное суждение.
Время одно, человек вправе распоряжаться им, как угодно. Правда, часто
ошибается, а время ошибок не прощает, только учит на них. Я начал этот
рассказ, потому что моим Учителем тоже является время, запросившее за урок
слишком большую цену.
Я жил тогда в городишке, не входившем в число больших городов страны
и из года в год не добиравшем в населении каких-то двухсот тысяч человек, от
которых зависело гордое звание «миллионер». Но он был достаточно большим,
чтобы иметь кучу гимназий и «крутых» школ с углубленным изучением
предметов. В такие заведения обычно ходят дети из крутых семей с папаминефтяниками и мамами-светскими-львицами. Шанс попасть туда у обычного
ребенка с родителями, заработок которых чуть превышал прожиточный
минимум, был ровно такой же, как у дворника стать президентом. Но, похоже, у
какого-то президента было интересное прошлое, потому что я в такую школу
попал. Дело в том, что гимназии брали вне всяких конкурсов детей с
выдающимися способностями и обучали их бесплатно. Мне хорошо давалась
математика и физика, но мою настоящую любовь заслужила информатика.
Наверное, главным образом потому, что до конца девятого класса компьютера у
меня не было, а в школе он был, и даже не один, и это подкармливало мой
интерес к ИКТу1.
Мои родители работали простыми клерками в офисе рекламной компании.
Мать была жестоким консерватором, и мою «компьютерную» болезнь (а
здоровым мой интерес назвать нельзя было никак) мало сказать не одобряла, а
1
ИКТ – Информационно-Компьютерные Технологии
пыталась присечь любыми способами. К ее глубокой печали и моей огромной
радости, урок информатики отменить было нельзя и мало-помалу ей пришлось
смириться. Что касалось отца, он был полной противоположностью мамы. Его
всегда привлекало все новое и неизведанное. Из трех комнат в нашей квартире
одну можно было с полной уверенностью назвать мастерской безумного
изобретателя. Папа проводил там все время, свободное от работы, что-то паял,
варил, взрывал, в общем, Эйнштейн двадцать первого века. Я души не чаял в
отце, а мать… Ее я тоже любил, но понял это немного позже, а до того времени
всегда делал все ей назло.
- Тимон, ты что, не слышишь? Мама зовет завтракать, - послышался
звонкий голос отца.
Вообще-то мое настоящее имя Тимофей, но дабы позлить маму, нарочно
превратился в Тимона.
- Я… Да, сейчас, - нехотя отозвался я. Очередной семейный завтрак с
мамиными «как дела в школе» и «заправь рубашку в штаны». Мне везло на
обеды и ужины, потому что обедал я в школе, а ужинал в гордом одиночестве,
потому что родители приходили поздно. Во время завтрака отец прятался в свой
«Шаг в будущее»2, и спасения от маминых допросов мне ждать было неоткуда.
Проверив, нет ли в моей внешности чего-нибудь, компрометирующего
мою безалаберность, я вошел в кухню. Папа по традиции углубился в чтение,
потихоньку потягивая чай, а вот мама была похожа на бомбу замедленного
действия.
Чувствуя, что грозы не миновать, я, с видом, будто все в порядке, уселся за
стол.
- Тимофей, мне нужно с тобой серьезно поговорить.
Фраза была настолько резкой, что даже папа оторвал глаза от газеты.
- Э… Что случилось? – с искренним непониманием ответил я.
- Мне тут звонила Людмила Леонидовна…
Можно было не продолжать. «Большая Л» была моей учительницей по
литературе. Она не была большой в физическом смысле, нет, она была Большой
в смысле моральном. Она могла «удавить» любого ученика своим мнением, будь
оно о литературном произведении, человеке или фикусах в кабинете русского.
Любого, кроме меня.
- …так вот она сказала, что ты безобразно себя ведешь на уроке. Грубишь,
переговариваешься. Как вы можете это объяснить, молодой человек?
- Хм… наверное, нужно набрать в школу учителей со способностью
понимать других людей.
- Я не спрашивала, что нужно делать, я спросила, почему ты себя так
ведешь? – казалось, мама вот-вот взорвется.
Шаг в будущее – несуществующий в реальности научный журнал о последних
открытиях десятилетия.
2
- Мам, она никого не слушает. Я лично не согласен с тем, что Пушкин
идиот, а по ее словам это именно так. Я не понимаю, как в гимназии могут
преподавать учителя, у которых отсутствуют не только педагогические
способности, но еще и элементарная квалификация???
- Хорошо, допустим, она плохой учитель, в чем я сильно сомневаюсь. Но
нельзя было промолчать? Вечно ты лезешь со своим мнением. Хочешь, чтобы
докладную на тебя написали?
- Мне плевать на докладные. Я говорю, что думаю. Точка. Спасибо за
завтрак, приятного дня вам, - с этими словами, я быстро встал и побежал к
двери, схватив на лету рюкзак.
До школы было пятнадцать минут ходьбы. Долго идти в одиночестве не
пришлось – через пять минут компанию мне составил дождь. Вымокший до
нитки, я ввалился в вестибюль и прямиком направился к дверям, ведущим на
лестницу.
-Эээ, нет, не так быстро, парень! Сменка где?
Снизу вверх на меня смотрела маленькая злобная вахтерша. Еще один
паззл, составлявший полную картинку моей «волшебной» школы. Я бы с
удовольствием ушел из нее, не посмотрел бы на маму, на четыре часа
информатики в неделю, тут же бросил бы эту школу, если бы не…
- Тимон! – послышался знакомый голос.
- Мишка!
Ко мне стремительно приближался запыхавшийся парень, стремительно
размахивавший портфелем. Если бы вы спросили, каким должен быть лучший
друг, я бы тут же сказал – как Мишка.
- Ты что, под дождь попал? Не повезло… Ну ладно, пошли в школу.
- Не, друг, не получится.
- Это почему? Ты сдвоенную информатику прогулять решил? Маманя всетаки подмешала тебе что-то??? – не без иронии спросил друг.
- Да нет, не все так просто. У меня сменки нет.
-Да, друг, дела… Ну ладно, сейчас все будет, - хитро улыбнулся Мишка.
- Это как? Ты что, с собой две пары обуви носишь? Как в походе – для
себя и для друга? – грустно ухмыльнулся я.
- Ну почти. Выходи на улицу и жди меня под окном спортивного зала, - с
этими словами Мишка быстро прошел мимо вахтерши наверх.
Делать нечего, пришлось вернуться под дождь. Не успел я выйти, как чтото больно ударило меня по голове.
- Пардон, промахнулся, - улыбнулся Мишка.
Взяв Мишкино орудие, представлявшее собой пакет с чистыми
ботинками, я зашел обратно в школу, переобулся и направился наверх, попав под
ледяной взгляд что-то подозревающей вахтерши.
Наверху меня уже поджидал Мишка. Первое что я увидел – это мокрые
ботинки на его ногах.
- Ты ботинки из-за меня мыл что ли? – удивился я.
- А то! Когда б еще такое случилось! Гляди, как блестят, - похвастался
друг.
Первым уроком была литература. Мишка, как и я, не любил Большую Л,
но в отличие от меня, никогда ей ничего не высказывал. И это не потому, что он
трусил и не хотел неприятностей, совсем не поэтому. Просто он всегда говорил:
«Надо давать людям второй, третий и четвертый шансы. Пятый будет лишним, а
не давать ни одного не в моих правилах». Он считал, что Большая Л не такая,
какой хочет казаться. В этом я был с ним в корне не согласен.
- Добрый день, класс, - весело начала литераторша. Похоже, настроение у
нее было хорошее, - так как мы быстро и плодотворно изучили с вами все
программные произведения (на слове «плодотворно» я фыркнул, но Большая Л,
похоже, не услышала), сегодня у нас урок на свободную тему. Предлагаю
поговорить о любимых жанрах и книгах. Кто хочет начать? Ветров?
- Ужасы, Людмила Леонидовна, - ответил Борька зычным басом.
- А у тебя, Плюшкина?
- Детективы. Конан-Дойл, Агата Кристи, - с важным видом ответила
Плюшкина. Закончив реплику, она обвела класс взглядом, считая, что
превосходит по интеллекту всех присутствующих вместе взятых.
- Великолепно. Сентябрёв?
- Фантастика. Жюль Верн, «Путешествие к центру Земли», Джоан
Роулинг, «Гарри Поттер», Кэтрин Патерсон, «Мост в Терабитию», - ответил
Мишка
- О, Терабития. Я не читала, но видела фильм. Хуже и быть не может, - с
чувством презрения бросила Большая Л.
- Что же плохого в Терабитии3?
- Детская сказка, пропитанная смертью. Глупо, - отрезала Людмила.
- Вы не правы. Это очень сложная история, - Мишка посерьезнел.
- Да? Что же сложного в смерти маленькой девочки?
- Дело не в самой смерти, а в отношениях. Такую крепкую и сильную
дружбу оборвала смерть, с одной стороны случайная, а с другой не случайная.
Если бы Джес позвал Лесли с собой, ничего бы не случилось. С другой стороны,
веревка могла оборваться и потом, но кто думает о том, что будет потом? Джес
не подумал, и судьба навсегда забрала у Лесли жизнь, а у Джеса друга, который
Мост в Терабитию – фантастическая история, основанная на реальных событиях.
Мальчик по имени Джес всегда был угрюм и нелюдим до тех пор, пока не подружился с
Лесли. Вместе они придумали волшебную страну Терабитию. Однажды учительница
пригласила Джеса на экскурсию в музей. Мальчик не позвал с собой Лесли, а когда вернулся
домой, узнал, что Лесли упала, ударилась головой и умерла. Причиной тому была
оборвавшаяся веревка, служившая входом в Терабитию. Джес долго борется со своими
чувствами, но в итоге добрая его сторона побеждает и он открывает Терабитию для своей
младшей сестры.
3
открыл ему мир. Открыл значение и силу дружбы и любви. С ее помощью Джес
стал другим, иначе он никогда бы не привел свою сестру в Терабитию. И дело в
том, что все происходит с двенадцатилетними детьми, понимаете? Что чувствует
двенадцатилетний человек, когда узнает, что его лучший и единственный друг
умер, причем косвенно по его вине? Что? Как вы можете утверждать что-либо,
если сами этого не пережили?
- Я… я… выйдите вон, Сентябрёв. Вон, я сказала!!! – казалось, ее
напичкали динамитом, которому уже невесть сколько лет, и при малейшей
встряске он взрывается.
Мишка спокойно встал и вышел. Большая Л, немного успокоившись,
стала рассказывать нам что-то о Пушкине, но тут прозвенел звонок и я вышел в
коридор.
У окна стоял Мишка и о чем-то мило беседовал с нашей однокашницей
Таней Ноткиной. Меня тут же охватила обида и злость. Мишка прекрасно знал,
что она мне нравится. Но это было явно не взаимно, потому что никаких знаков
внимания я от нее не получал, а в силу своей «бирючести» боялся к ней
подойти. Компьютера не было, поэтому переписка тоже была невозможна, а
номера телефона я ее не знал, да и все равно побоялся бы написать первым. В
этом мы с Мишкой координально отличались – у него было много друзей, у
меня был только он. Мишка был из богатой, но хорошей семьи, он не был
избалован и всегда помогал другим. Иногда мне было обидно из-за того, что у
него есть другие друзья, я боялся, что в один прекрасный день он уйдет от меня,
и я останусь один. Никто мне больше не поможет обмануть вахтершу, никто не
попытается отвлечь меня от чего-то плохого, никто не пригласит домой
покопаться в компьютере. Я до смерти боялся остаться один, но никогда не
подавал виду.
Но в тот момент мне было все равно на Мишку. Мой лучший друг мило
ворковал с девушкой, которая нравилась мне. Предатель!
Такого я выдержать не мог. Я демонстративно прошел мимо парочки, не
зная толком, куда направляюсь. Наткнувшись на расписание, я обнаружил, что
следующий урок информатика, и, глубоко вздохнув, поплелся на третий этаж.
Мишка опоздал на урок. Извинившись перед учителем, он подсел ко мне и
сказал:
- Ты чего?
- Ничего, отстань, - с каменным лицом ответил я, сделав вид, что слушаю
учителя, хотя на самом деле я впервые в жизни не был увлечен информатикой.
- Тимон, что случилось? Ты чего надулся, как индюк? Смотри не лопни,
как ж я потом один буду!
- Ничего, справишься. У тебя Танька есть, - процедил я.
- Танька? В каком смысле «у меня есть»? – не понял Мишка.
- В прямом. Я видел, как вы мило ворковали в коридоре. Удачи, - отрезал я
и тут же обратился к учителю, - Владимир Семеныч, можно мне домой, я себя
плохо чувствую.
Информатик, который был у нас классным руководителем, уставился на
меня, словно в первый раз увидел. Я понял, что он проглотил мою уловку. Если
я добровольно прошу отпустить меня с информатики, значит со мной
действительно что-то случилось.
- Да, Огоньков, к-конечно, - запинаясь, выдавил он, - а ты сам дойдешь?
Может Сентябрёва с тобой послать, чтоб довел, а то мало ли, - он все еще
удивленно глазел на меня.
- Нет, нет, я сам дойду, - сказал я, - До свидания! – с этими словами я
вышел из кабинета.
Родители были на работе, и никто не мог помешать моим мыслям. Я
бросил сумку в угол, брякнулся на кровать, закрыл глаза и стал думать. Может,
Мишка не со зла? Все-таки за два года дружбы не было такого случая, чтобы
Мишка меня подставил или не помог. Он всегда звал меня к себе, когда мне
нужно было сделать домашнее задание по информатике, одалживал деньги,
когда родителям задерживали зарплату. Всегда давал советы, как сделать лучше.
Вообще из всей школы Мишка был единственным богатым ребенком, который
не платил за обучение. Он попал в школу за хорошие знания литературы и
русского. За свои пятнадцать лет я никогда не встречал мальчишку, который был
бы так одержим литературой, как он. Его характер сделали книги. Он обожал
произведения о храбрых, бесстрашных героях, о рыцарях, о путешественниках.
Его мама была писательницей, и он всегда говорил, что мечтает пойти по ее
стопам. И мы представляли себе, как будет здорово, когда я совершу какоенибудь великое открытие в области физики, а он придумает к этому открытию
невероятную историю и будет научным фантастом, как Жюль Верн.
Хороший человек все-таки Мишка! Ему и книг не надо было читать о
бесстрашных рыцарях, он сам был бесстрашнее их всех. Но тут я снова
вспомнил о его друзьях, компаниях, в одной он играет в футбол, в другой на
гитаре, в третьей просто так, потому что имеет хорошее чувство юмора… А у
меня только он. Я никогда и не думал, что мне нужен кто-то еще. Мне вполне
хватало Мишки. А ему меня одного не хватало…
Заблудившись в своих мыслях, я задремал. Меня разбудил какой-то звон.
Спустя полминуты я понял, что это телефон, нехотя встал, взял трубку и еще
неразвернувшимся спросонья языком ответил:
-Картиа Огонькоых, сушаю.
- Чего? – раздался в трубке знакомый голос.
- А, это ты, - буркнул я, - что хотел?
- Прояснить все хотел, - голос приобрел серьезный оттенок, готов
поспорить, лицо у него было точь-в-точь такое же, как сегодня на литературе, - я
не понимаю, почему ты на меня злишься.
Все мои добрые воспоминания враз испарились. Вместо слов примирения
из меня полезла неконтролируемая грязь:
- Почему я злюсь? ПОЧЕМУ Я ЗЛЮСЬ?! – я невольно перешел на крик, потому что ты, Господин Душа Компании, предатель! Потому что ты
заигрываешь с девушкой, которая мне нравится, и ты прекрасно об этом знаешь,
и я уверен, ты сделал это назло! Потому что ты всегда всем нужен, а я всегда в
тени, - похоже, я решил высказать ему все, что накопилось за два года нашей
дружбы, - потому что у тебя куча друзей и я тебе не нужен, потому что я ною,
как девчонка и постоянно жалуюсь, а ты один у нас такой Великий и Мудрый!
Вот и давись своим жизненным опытом, червяк книжный, а мне не нужен друг,
который ставит себя выше всех и вся, по крайней мере, выше меня!
Я выпалил это все на одном дыхании и никак не мог отдышаться. Из
трубки послышались какие-то странные звуки, похожие на кряхтение.
- Ты чего? – спросил я.
-Ничего, - выдавил Мишка, но продолжил уже твердым голосом, - Ты себя
вообще слышишь? Ты хоть понимаешь, что ты несешь? Иди поспи, а?
Такое отношение окончательно вывело меня из себя.
- ДО СВИДАНЬЯ! – проорал я и бросил трубку.
Я думал о Мишке всю ночь. Вдруг вспомнил случай, когда отец попал в
аварию. Мать тогда разрывалась между работой, больницей и мной. Понаблюдав
пару дней за этой картиной, Мишка спросил меня: «Ты вообще родителей своих
любишь?» Я, ошарашенный таким вопросом, не задумываясь ответил:
«Конечно». Вдруг он накинулся на меня: «Тогда почему твоя мать мечется
между работой, тобой и твоим отцом, а ты и ухом не ведешь? Может, ради
приличия, хоть в квартире уберешься или ужин приготовишь?» Я, совершенно
не ожидая такого поворота событий, ответил: «Да ладно, ладно… Слушай, мне
тут информатику надо…», но не договорил: «Чего? Какая информатика? Пошли
к тебе, будем вашу квартиру к конкурсу «Чистый дом» готовить». Какой же
замечательный Мишка, а? Сам идею предложил, да еще помог реализовать!
Мать была в полном восторге!
Потом я вспомнил, как он спас мне жизнь. Ну, это не очень интересно,
просто если бы он меня не толкнул вовремя с дороги, меня бы Камаз пополам
переехал.
Постепенно я понимал, что зря злился на Мишку. Даже когда я орал на
него по телефону, уже тогда я в глубине души понимал, что не злюсь на него по
настоящему, но мне надо было выплеснуть на него все, что накопилось за это
время. Постоянная ругань с матерью, желание как-то утвердиться и изнуренная
учеба изрядно потрепали мои нервы. Я действительно был тряпкой, но ничего
не мог с собой поделать.
Немного поразмыслив, я решил назавтра помириться с Мишкой. С этой
приятной мыслью я уснул.
Но когда я наутро пришел в школу, Мишки там не оказалось. После
уроков я отправился к нему домой, чтобы узнать, в чем дело. Но не дойдя какихто десять метров до калитки, я остановился. Около Мишкиного дома стояла
машина «Скорой помощи». Преодолев оцепенение, я помчался к дому, из
которого выходила Мишкина мама. Ее буквально трясло от рыданий, с
которыми она тщетно пыталась справиться.
-Что…что случилось??? – Ошарашено спросил я.
- Он…приступ…больница… - из-за рыданий слова были несвязными.
- Он в машине? Я поеду с ним!
- Нет…приходи…в часы посещения…сейчас только родственники…в
семь вечера…
С этими словами Мишкина мама села в машину «Скорой» и уехала.
Вместе с Мишкой.
Я потерялся. Я не понял, что случилось, но понял, что что-то очень
серьезное. Мне было страшно. За Мишку. Мне не было страшно за себя, за мое
будущее без него. Я боялся только за Мишку.
Ровно в семь я уже был у больницы, куда увезли Мишку. Его папа
рассказал мне, как доехать и куда подниматься. С каждой лестничной
ступенькой становилось все тревожнее. С каждым шагом страх усиливался.
Наконец, я добрался до реанимации. Конечно, внутрь меня не пустили. Я
покорно ждал, пока кто-нибудь выйдет и скажет, что случилось и что будет
дальше.
И вот наконец, вышел Мишкин папа. На его лице не было ни кровинки. Я
молча ждал, пока он заговорит.
-Все кончено. Он умер.
Я почувствовал, как сердце ударили топором. Что-то внутри меня
оборвалось и навсегда покинуло меня. Навсегда. Какое страшное слово…
Я взглянул на папу Мишки. Он понял меня без слов.
- У него было заболевание сердца…Не знаю точно, как называется…чтото вроде акселерации. Его сердце росло быстрее, чем тело и другие органы. Его
работа увеличивалась с его размерами, оно очень быстро качало кровь. Мы
хотели сделать ему операцию в Германии, но он отказался. Сказал, что хочет
иметь большое сердце. Чтобы его хватило на всех.
Каждое слово било мне по мозгам, по сердцу, по желудку, который свело
так, что я не мог говорить вообще. Вот как…Его сердце стало слишком
большим для его тела… А мне и этого не хватило. Не хватило…
Я уже ничего не слышал. Не слышал, как кричали медсестры, как
приехали из морга за телом, как отец Мишки дал-таки волю слезам, не помнил,
как вышел из больницы, как приехал домой. Все было лишено смысла. Все
слова, мысли, воспоминания, весь мир был мне полностью безразличен. Потому
что в нем больше не было Мишки.
Мишка умер в субботу, в понедельник в школе был объявлен траур. Все
желающие могли придти, попрощаться ним. Я не пошел. На похоронах меня
тоже не было. Я не видел смысла в том, чтобы слушать то, какой Мишка был
замечательный. Я все это и так знал. Но дома оставаться я тоже не хотел, потому
что там меня ждали мамины причитания, а от этого было только хуже.
Я тихо брел по улочкам, ни о чем не думая, не обращая ни на что
внимания. Когда я очнулся, то понял, что стою прямо перед школой. Время было
позднее, но дверь была не заперта, и я вошел.
В школе было тихо. Я поднялся по лестнице на второй этаж и увидел, что
кабинет литературы открыт. В нем сидела Большая Л.
- А, это ты, Огоньков, - сказала она, в общем, без удивления, - заходи.
Я покорно вошел. Она посмотрела на меня:
- Жалко Мишу. Хороший был паренек. И литератор из него был
выдающийся.
Я почувствовал, как на сердце высыпали тонну льда, но молчал.
- Ах, Огоньков, - вздохнула Большая Л, - смерть друзей учит жизни.
Думаешь, я со зла вам внушаю все, чего придерживаюсь сама? Нет. Наоборот, я
желаю вам добра. Давным-давно у меня была подруга. Хорошая девчонка, но
непутевая. Говорила я ей, не гуляй по ночам, но не слушала. Ну, я и перестала ее
убеждать. А однажды ночью ее сбила машиной, у которой водитель не включил
фары. Ох, и плакала я тогда, - учительница смахнула слезу со щеки, - и с тех
пор я никому не даю делать ошибки. Я знаю правильный ход и я ставлю туда
фишки всех игроков, не зависимо от их желания.
Впервые за три дня у меня прорезался голос.
- Вы не правы, - сказал я. Литераторша так привыкла от меня это слышать,
что молчала, ожидая продолжения. И оно не заставило себя ждать, - у человека
всегда должно быть право на ошибку. Только на ошибках куется личность. У
каждого есть четыре шанса.
- Какие четыре шанса? – не поняла учительница.
- На исправление ошибки. Он так всегда говорил. Пять – слишком много и
бесполезно, а не давать шанса… не в моих правилах. Вот только мне судьба
шанса исправить ошибку не дала, - я почувствовал, как к горлу вновь
подкатывает ком, - а я даже извиниться…не успел.
С этими словами я встал, развернулся, и навсегда покинул стены этого
кабинета.
Буквально на следующий день после похорон Мишки мы уехали в другой
город – папа наконец-то доделал свое изобретение, и ему предложили работу в
каком-то исследовательском центре. Приступать нужно было немедленно,
поэтому мы уехали так быстро.
Я больше никогда не возвращался в этот городок. Никогда не был на
могиле Мишки. Я не считал, что он умер. Он всегда говорил мне, что наши
близкие живут в наших сердцах. И он всегда жил во мне и будет жить до конца,
потому что за те два года он изменил меня на всю жизнь.
После окончания школы я поступил на физический факультет, на
четвертом курсе которого сделал очень важное в науке открытие. Еще я создал
новую абсолютную антивирусную программу. И вот я, уже обеспеченный
старик, никогда бы и не подумал написать этот рассказ, если бы не нашел в
старых вещах потрепанную книжку Жюля Верна, из которой выпала старая
фотография двух улыбающихся пятнадцатилетних мальчишек.
И хоть мне уже пятьдесят с лишним лет, и у меня есть все, что можно
заработать собственным трудом, я все же решил написать этот рассказ. Не для
того, чтобы стать прославленным писателем, как мечтал Мишка, я так не смогу,
да и никогда не задумывался об этом. Я пишу этот рассказ для того, чтобы
каждый читатель осознал всю важность и необходимость дружбы и всю
безжалостность времени. Напрасное сомнение может привести к самым
ужасным последствиям, за которые нужно платить самым дорогим.
Как заканчивают рассказы, я не знаю ровно так же, как не знаю, как их
начинать. Но помочь мне больше некому, поэтому и закончу я сам. Я написал
это, главным образом, в память о Мишке, запоздавший прощальный подарок в
памяти об ушедшем друге. Поэтому и закончу свой рассказ Мишкиной любимой
фразой. Цените секунды.