…Он был ребенком, рождённым в послевоенное время и с

…Он был ребенком, рождённым в послевоенное время и с момента зачатия,
непорочного, как и всё, что происходило в советской россии, был обречён на серую жизнь
в красной стране. Внешне он был ни в чём не хуже и, что важнее, не лучше других – с
алой тряпкой, повязанной на тощей шее, с белой застиранной рубашкой, может быть не
столь чистой, как его помыслы, но добротно сшитой и отечественной.
Родители заботились, чтобы он всё делал во благо родины – и учился, и работал, и
трудился на субботниках, и стихи читал про Первомай, и шнурки завязывал правильно.
Он что-то читал, о чём-то думал, может быть имел какие-то мечты. Он иногда играл во
дворе с такими же образцовыми советскими детьми, он никогда не курил, ни разу в жизни
не попробовал спиртного и выражался исключительно правильно, без всякого мата. Он,
наверное, был обычное дитя своего времени. Вот только по полжизни проводил, подпирая
серый кирпич стены старого дома в центре города…
1
1950-е
- Фё-ё-дор! – крик некрасивой вожатой прокатился по двору и стих, утонув в зарослях
сирени на другом его конце. Вожатая на пару секунд замолкла, прислушиваясь и, не
услышав ответа, набрала в лёгкие побольше воздуха и разразилась новым криком: - Где
ты, Фё-ё-дор?!
Ответа не было. Вожатая нахмурилась, стиснула зубы и про себя решила выпороть
мерзавца крапивой. Видимо кровожадные намерения отразились на её скуластом лице,
потому что стоящие рядом малыши в красных пилотках, до того мирно о чём-то
бормотавшие, разом смолкли и встали, как можно прямее.
- Кто его видел последним? – грозно спросила вожатая у своих подопечных.
Ответом ей было молчание. Брови вожатой опустились ещё ниже, зубы скрипнули.
- Всех выпорю, - хрипло пообещала она. – Всех до единого, если и дальше в молчанку
играть будете. Ну?!
- Он к Серому дому пошёл, - раздался тоненький голосок за спиной.
Вожатая рывком обернулась на звук. Позади стояла девочка лет двенадцати. Поймав на
себе разъярённый взгляд вожатой, она смертельно побледнела и замолкла на полуслове.
Та же, кинулась к ней, крепко впилась в плечи своими острыми пальцами и прошипела:
- Зачем?! Когда?! Сразу, почему не сказала, а?!
- Он мне по секрету сказал, - пролепетала девочка. Казалось, она вот-вот потеряет
сознание.
- У тебя от товарищей секретов быть не должно, - заученно рявкнула вожатая. – Будешь
наказана! А щас все быстро за мной!
Выводок послушно последовал за утицей, на ходу вздыхая от облегчения. Вожатая шагала
стремительно, далеко выбрасывая ноги и смотрелась бы со стороны комично, не будь в её
походке торжествующей злобы. Хотя сама она назвала бы это не иначе, как праведным
гневом.
Он действительно был там, у Серого дома. Маленький мальчик – пионэр пионэром – в
красной пилотке и галстуке, стоял, уронив голову и упёршись руками в стену. Вокруг него
собралась толпа зевак, все смотрели, переговаривались, кто-то выражал неодобрение, ктото крутил пальцем у виска. Никто не вмешивался, только бабушки на скамейке призывали
найти родителей.
- Ах, вот ты где, лодырь! – крикнула вожатая и, кинувшись к нему, наотмашь ударила
скрученной алой косынкой чуть ниже колена.
Мальчишка взвыл от боли и схватился за ногу, а та грозно надвигалась на него, не
прекращая орать:
- Отлыниваешь, значит?! Старшим помогать не хочешь?! Да как тебе не стыдно-то, а?!
Родители, небось, работают, как проклятые, а он лентяйничает…
- Я город держу! – выкрикнул ей в лицо мальчик. – Я город держать должен!
- Что-о? – воскликнула вожатая, и глаза её расширились в недоумении.
- Тише, Зин, - на плечо ей уверенно опустилась чья-то рука. – Оставь его. Я тебе сейчас
всё объясню.
Вожатая обернулась. Рядом стоял высокий голубоглазый паренёк, чем-то неуловимо
выделяющийся из прочих пионэров. Впрочем, на шее у него тоже был аккуратно
завязанный красный ошейник.
- Ты уж постарайся, Лёш, - ответила она, но тон её смягчился.
- Постараюсь, - улыбнулся паренёк. – Федька у нас теперь горнист, вот и забежал ко мне
за инструментом. А меня бабка за кефиром отправила, пришлось ему ждать, бедняге.
- А что ж ты без кефира-то? – спросила Зина дрожащим голосом.
- Да не было его, - не моргнув глазом, ответил Лёша. – А сетку я дома забыл по глупости.
- А горн, - недоумевала вожатая. – Горн где?
- Так в доме, где ж ему быть ещё, - усмехнулся Лёша. – Вынесу сейчас.
Он скрылся за скрипучей дверью подъезда и вскоре вернулся с отливающей медью дудкой
в руках.
- Держи, - протянул он горн сидящему с обиженным лицом Федьке. Тот без особого
энтузиазма принял инструмент.
- Зин, на танцы сегодня вечером пойдём? – предложил Лёша, параллельно делая
подопечному знак, чтоб тот убрался с глаз долой.
- Не знаю Лёш, - отозвалась Зина. – Нас старухе Абрамовой помогать отправили.
Управимся до вечера-то?
- Управимся, - пообещал Лёша и ободряюще улыбнулся. – Верно, Федька?
Мальчуган предпочёл промолчать.
Когда они пришли домой к старухе, ему выпало мыть полы в самой большой и пыльной
комнате.
- Ладом мой, - грозно заявила бабка. – Плохо вымоешь – перемывать заставлю!
Федька не спорил. Полы он вымыл на два или три раза, но вредная старуха всё равно
осталась недовольна. Не слушая её ворчание, Федька выбежал прочь и помчался назад, к
Серому дому. Уже вечерело, и на город опускались сумерки, когда он остановился у
стены и вновь почувствовал ладонями шершавый кирпич…
2
1970-е
- Дай мне напиться железнодоро-ожной воды! – не то пропел, не то проорал сидящий за
решёткой напротив лохматый субъект в унизанных феньками руках. Его такие же
волосатые друзья громко рассмеялись, кто-то одобрительно засвистел.
- А ну заткнулись, - гаркнул дежурный мент и для значимости ударил ребром ладони по
столу. – Позор на теле Советской Родины, мля!
- Совок, ты, поганый, - смеясь, ответил певец. – Жлоб. Серость.
Мент поднялся и, под испуганным взглядом младшего товарища, пару раз сунул кулаком
в зазор между прутьями решётки. Певец ловко уклонился и расхохотался менту в лицо.
- Дубинкой бы тебя по почкам, - с ненавистью процедил мент. – Да много больно,
разбежитесь ещё как тараканы, когда открывать начну.
- Слыхали, пиплы, какой у нас начальник грозный?! – крикнул певец и остальные
одобрительно загудели.
- Попадёшься ты мне ещё, выродок, - пообещал мент. – Вот тогда поговорим.
Фёдор только вздохнул. За этими бессмысленными перебранками он наблюдал уже
четвёртый час. Именно столько времени прошло с тех пор, как его поймали на улице два
человека в штатском и увели в участок за безделье. В свои двадцать восемь Фёдор всё ещё
нигде не учился и нигде не работал.
В участке было многолюдно, однако всё это обилие народу являлось отловленными на
местном Стрите хиппанами. Как понял Фёдор, они протестовали против войны во
Вьетнаме, но советская милиция не оценила их энтузиазма.
- Ну а ты, раздолбай, чё на работу не устроишься? – обратился мент к Фёдору, видимо
устав препираться с хиппами. – Или тоже, вон как этим, идеология не позволяет?
- Я работаю, - ответил Фёдор, глядя в холодные стального цвета глаза мента.
- Да? – удивился мент. – А я тогда чего делаю?
- Не знаю, - сказал Фёдор. – Но я работаю.
- И где же ты работаешь? – поинтересовался мент, не прекращая буравить Фёдора
взглядом.
- Я город держу, - гордо ответил тот.
Волосатики за решёткой одобрительно загоготали. «Во даёшь, чувак!» - выкрикнул ктото. Мент, не обращая на них внимания, испытующе сверлил Фёдора взглядом, пытаясь
понять, издевается тот или говорит серьёзно. Наконец, придя к какому-то выводу, он
устало произнёс:
- В дурку тебе надо, а не к нам. Всем вам в дурку надо. Больная страна, больные люди.
Вылечить бы, да как… - и, сокрушённо опустившись на стул, принялся жадно пить воду
из стоящего на столе графина.
- Дай мне напиться железнодоро-о… - вновь заорал певец и мент, резко метнувшись с
места, в сердцах плеснул в него водой. Хиппы вновь заржали и в этот момент дверь
отворилась, и вошёл представительный мужчина лет тридцати на вид, в костюме и с
портфелем в руке.
- Здравствуйте, Алексей Львович, - поприветствовал его мент и собрался встать, но
мужчина остановил его движением руки.
- Сиди, Андрей, - произнёс он. – Не утруждайся.
Потом посмотрел на диковатых хиппанов за решёткой.
- Буянят? – спросил он почти сочувственно.
- Буянят, - подтвердил мент.
- Ничего, - сказал мужчина. – Это поправимо.
Тут он заметил Фёдора и всплеснул руками:
- Ну, надо же! Кого я вижу! Федька, ты то, как здесь очутился? Неужто с этими
наркоманами связался?
- Статья о тунеядстве, - сказал мент. – Безработный он.
- Я работаю, - вмешался Фёдор. – Я город держу.
- Ты лучше язык за зубами держи, - рявкнул мент.
- Спокойно, Андрей, - осадил его Алексей Львович. – Вот что. Выпускай этого товарища
немедля.
Мент вынужден был подчиниться. Не говоря ни слова, а, только неприязненно поглядывая
на Фёдора, он отпер дверь и выпустил его.
- А ты, друг мой ситный, иди-ка, садись ко мне в машину и дожидайся там. Вернусь –
будем думать, куда тебя определить.
Фёдор кивнул и пошёл куда велено. В дверях он столкнулся с крупногабаритным
молодцем в форме. Кое-как протиснувшись, он, наконец, вышел на улицу. Следом за
первым здоровяком спешили остальные.
Ни в какую машину он, конечно, не сел, а торопливо зашагал по тротуару в сторону
ставшего давно родным серого здания…
3
1990-е
В закрытое окошко ларька постучали, требовательно и властно. Фёдор, уже подсчитавший
наличку и собравшийся было уходить, насторожился. Интуиция и здравый смысл вовсю
вопили, что в такое время потенциальные покупатели по улицам ходить боятся.
Открывать Фёдор не торопился, но когда ударили снова, на этот раз с силой и явным
намерением выбить ставни, втянул голову в плечи и просипел:
- Кто?
- Конь в пальто, мля! – ответили снаружи мерзким голосом. – Крыша твоя, мля!
Открывай, твою мать!
- Какая крыша? – не понял Фёдор.
- Да ты, я смотрю, совсем фишку не рубишь, - раздалось снаружи. – Или чё, башню
сорвало от страха? Открыл, я те говорю!
Последовал ещё один удар и Фёдор, вынужден был открыть ставни. На него смотрела
бритая под совершеннейший нуль горилла в спортивном костюме «адидас». Об
умственных способностях гориллы весьма нелестно отзывались чёрные солнцезащитные
очки, которые она нацепила на себя в одиннадцать вечера.
- Дверь, говорю, открывай! – заорала горилла и сунула в окошко пудовый кулак. – Дверь,
а не ставни, мля!
Фёдор торопливо распахнул дверь, и в ларьке моментально стало тесно, потому что
внутрь тотчас проникли ещё две таких обезьяны. Обе шумно выдыхали воздух и
сквернословили, одна сгребла Фёдора за грудки.
- Бабки давай, - отчётливо выдохнула она пополам с перегаром.
- Какие бабки? – удивился Фёдор, разглядывая жёлтые, давно не чищенные зубы
обезьяны.
- Мля, чё ж ты такой не понятливый-то, - сокрушённо произнесла горилла. – Ну мани,
капусту, бабло, деревянные… - и заметив непонимание в глазах Фёдора добавила: Деньги.
Фёдор сунул руку в карман штанов и вытащил пачку купюр, перетянутых резинкой. Это
была дневная выручка. Горилла довольно осклабилась, спрятала пачку и поставила
Фёдора на пол.
- Порядок, патрон, - пробасила та, что всё ещё стояла у окошка.
- А чего так долго, Жорик? – послышался откуда-то снаружи знакомый голос.
- Да дебил какой-то попался, - ответила горилла.
- Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался патрон. – Покажи мне этого твоего дебила.
Фёдора выволокли и представили под светлы очи сидящего в салоне джипа
респектабельного мужчины в малиновом пиджаке. В правой руке у мужчины была зажата
сигара, левая же лежала на колене сидящей рядом мясистой крашеной блондинки. Патрон
подслеповато прищурился и брови его удивлённо поползли вверх.
- Федя? Ты что ли? Да, верно говорят, Земля круглая. Эх, Федя-Федя, что ж ты тогда меня
не дождался-то? Сейчас бы по ларькам не работал.
- Это я подрабатываю, - сказал Фёдор. – А настоящая работа у меня другая.
- И что это за работа? – заинтересовался Алексей Львович (а это был именно он).
- Я город держу, - так же гордо, как и десять, и двадцать лет назад, ответил Фёдор.
- Ну да, ну да, - усмехнулся патрон и обратился к своим гориллам: - Видали? Человек
город держит, а вы район удержать не можете.
Гориллы насторожились.
- Шутка юмора, - смилостивился Алексей Львович. – Не напрягайтесь так. Ладно,
поехали, что ли. Да и на будущее, Федя, если кто наезжать будет – говори что я тебя
крышую. Сразу отвалят. Усёк?
- Усёк, - ответил Фёдор.
- Ну и ладненько, - удовлетворённо кивнул патрон и джип рванул прочь.
Фёдор ещё немного посидел, осмысливая произошедшее, потом поднялся, закрыл ларёк и
пошёл по знакомому за два десятилетия маршруту. Серый дом уже ждал его…
4
2010-е
- Ну что, Саша, всё ли готово? – поинтересовался старик-мэр у своего первейшего
помощника и заместителя. Он заранее знал ответ, потому что в его городе просто не могло
быть что-то не готово, его город был всегда безупречен и в безупречности этой не было
места изъянам.
- Всё, Алексей Львович, - кивнул зам. – Всё как положено – дороги отремонтированы,
знаки установлены, фонари горят, разметка свежая, дворы убраны, дома благоустроены,
всё по высшему разряду.
- Замечательно, - улыбнулся мэр. – Я знал, что ты меня не подведёшь, Саша. Ну, раз к
приезду президента мы готовы, можно, я думаю, и отдохнуть немного. Поехали в
ресторан, что ли, жену с собой возьми, развеемся…
- Один момент, Алексей Львович, - остановил мэра зам. – Есть одно ма-аленькое
недоразумение, которое может испортить весь приём.
- Что такое? – спросил мэр недовольно.
- Да этот старый дурак, - со вздохом произнёс Саша. – Старый дурак, который каждый
день по шесть часов стоит, подперев стену дома. Попадётся на глаза – проблем не
оберёмся. Объясняй потом кто, что, зачем, да как.
- Да-а, - протянул мэр, потирая подбородок. – О Фёдоре Ивановиче я и не подумал. Ну,
молодец, Санёк, что заметил. Оперативно работаешь.
Он немного помолчал, разглядывая с балкона укрытую красным покрывалом статую,
посреди площади. Заместитель терпеливо ждал.
- Вот что, - произнёс, наконец, мэр. – Я к нему сам съезжу. Мы с ним старые, гм,
знакомые. Скажу, чтоб не высовывался, он меня послушается. Должен послушаться.
- Вам виднее, Алексей Львович, - пожал плечами зам. – Но я бы всё-таки ребят отправил.
- Не надо ребят. Саша, - мягко, но настойчиво отказался мэр. – Ценю твою заботу, но я уж
сам как-нибудь.
Он собрался уже покинуть балкон, но в дверях остановился и протянул, задумчиво:
- Хотя пару человек взять с собой не повредит…
***
- Федя, ну послушай ты меня, чёрт тебя дери, - объяснял Алексей Львович сидящему
перед ним Фёдору. Мэр был старше его, но выглядел намного моложе, чем тот согбенный,
морщинистый старик, что сидел напротив него. – Схоронись ты на денёк и не
высовывайся! Что, сложно тебе что ли?
- Сложно-то не сложно, - прошамкал Фёдор беззубым ртом. – Да токмо как-же город-то?
Ить не выстоит поди, рухнет всё.
- Выстоит, Федя, выстоит, - убеждал его мэр, понимая, что объяснять Фёдору всю
безумность его идей бессмысленно. – Ничего за денёк не случится. Ты только не выходи
из дому, а?
- Да, пожалуй за день-то ничего и не сделается, - поразмыслив, заключил старик. – Да ведь
не могу я, Алексей Львович, никак не могу. Тянет меня к серому дому, тянет неведома
сила.
- А давай мы тебя в подвал запрём, Федя, а? Давай в подвал? – спросил мэр, озарённый
идеей. – Замкнём на день, а потом выпустим. Как тебе?
- В подвал? - с сомнением переспросил старик. – Ну, а что ж? Можно и в подвал. Ладно,
запирайте. Токмо на денёк не боле. А то как-же он, город-то, без меня.
- На денёк, Федя, на денёк, - пообещал Алексей Львович, радуясь, как легко всё
разрешилось. – На денёк и выпустим. Поехали…
***
- Что-то не нравится мне всё это, - пробормотал заместитель, указывая на тёмное небо. –
Гляньте, Алексей Львович, какая буря на нас идёт.
- Буря, Саша, - ответил мэр, смеясь. – Нас уже миновала. Уехал президент и доволен
остался. А это разве буря по сравнению с ним? Тьфу.
- И земля как-то странно подрагивает, - произнёс зам, поразмыслив. – Чувствуете? Словно
толчки подземные.
- Да ничего я не чувствую, - отмахнулся мэр. – Мерещится тебе, Саша. Ты ещё скажи, что
город наш вот-вот рухнет.
И обмер.
- Что с вами, Алексей Львович? – встревожено спросил зам, увидев смертельную
бледность на лице мэра.
- Федю, - пролепетал тот. – Федю отпереть забыли… Я ему пообещал день, а уже целая
неделя прошла…
Зам, благо был человек опытный и много чего видавший, всё понял без слов. Тотчас
подали машину.
Когда чёрный джип остановился у особняка мэра, земля под ногами и правда начала уже
заметно подрагивать. Зам начал говорить что-то о непредвиденном землетрясении, а мэр
уже пулей бежал ко входу в подвал. Спустившись вниз, на несколько метров, он как
вкопанный остановился у массивной стальной двери увешанной замками и цепями.
- Идиоты! - взвыл он, проклиная тех, кто запирал старика. – Да куда бы он делся-то, зачем
замков столько?!
Подошёл зам и, не говоря не слова, принялся отмыкать замки. Минут пять, пока он делал
это нехитрое дело, мэр места себе не находил, а когда упал последний замок, рывком
отворил дверь и с поразительной для своего возраста скоростью, ворвался в подвал.
Фёдор, уже холодный и начинающий пахнуть, лежал в дальнем углу, свернувшись
калачиком. Глаза его были прикрыты, рот приоткрыт, а ноги он крепко обнял руками. Мэр
застыл, в немом ужасе глядя на труп.
- Мда, нехорошо получилось, - заметил зам. – Мне распорядиться, чтоб ребята за трупом
приехали?
- Саша, твою мать! – взорвался вдруг мэр. – Ты что не понимаешь, что случилось?! Мы
человека убили, слышишь?! Человека!
- Полоумного, - хладнокровно заметил зам. – И, между прочим…
- Человека! – оборвал его мэр. – Да я ведь его с детства знал! Я ж его выручал всегда!
Опекал его! А на старости лет не уберёг…
Зам открыл было рот, чтобы что-то сказать, но тут сильно тряхнуло и их ушей достиг
грохот зарождающегося где-то под городом землятресения.
- Уходить нужно, Алексей Львович, - заявил зам. Сейчас он уже не выглядел таким
спокойным. – Немедленно.
- Поздно, Саша, - упавшим голосом произнёс мэр. – Поздно. Не сберегли мы его, а значит
теперь и он нас не убережёт…
А потом потолок рухнул и погрёб под собой Алексея Львовича, его заместителя Сашу и
труп Фёдора, человека который держал город…